Глава восьмая

Остаток дня Макс провёл на службе за составлением отчёта. Печатать на машинке он умел плохо, и дело продвигалось медленно. После бессонной ночи, проведённой за карточным столом, мысли у него путались. Вместо «довожу до вашего сведения» он напечатал «ставлю столько же и удваиваю», а в другой раз вместо «в аршине справа от комода» — «ошибка в сдаче колоды». Испортив десяток листов и не обращая внимания на подтрунивания сослуживцев, он закончил свой труд, вручил начальнику отделения и отправился наконец домой. На этот раз за рулём сидел бравый ординарец; Макс, развалившись на заднем сидении, дремал, прикрыв глаза.

— Максимилиан Петрович! — услышал он голос Кузьмы.

— Ну, чего тебе…

— Выходит, на заправочной станции опознали Красавцева?

— Опознали, опознали.

— Стало быть, он залез в дом через окно?

Макс зевнул и потянулся.

— Нет, Кузьма, в дом он не залезал. Красавцев только подошёл к окну убедиться, что хозяин поверил в разорение и покончил с собой. Но шторы были плотно завешены, и он ничего не смог увидеть. Раздался выстрел, и Красавцев, вообразив, что его план вполне удался, сбежал и уехал в город. Он даже намеревался отпраздновать это событие в кабаке; мы ему помешали. Мерзавца будут судить за попытку доведения до самоубийства.

— Максимилиан Петрович, а как вы догадались, что это вдовушка укокошила собственного мужа?

— Смотри на дорогу. То, что Амалия Викторовна беременна от любовника, а не от своего мужа, могло вскрыться в любую минуту, об этом уже поговаривали в доме. Не дожидаясь, когда муж вычеркнет её из завещания, циничная жужелица решилась на убийство. Очевидно, что план преступного звонка о мнимом банкротстве торгового дома также родился в её воображении; самодовольный щелкун не додумался бы до такого изощрённого коварства. Она подслушала с параллельного аппарата их разговор и затем, решив, что план не сработал, и водолюб не собирается стреляться (а в эти минуты он писал предсмертную записку), вошла в кабинет и хладнокровно выстрелила ему в голову. Затем дамочка вложила в лапку убитого револьвер и разыграла известный спектакль, рассчитывая подставить под удар Красавцева. Как мы уже знаем, Амалия Викторовна поторопилась: задержись она всего на несколько секунд, водолюб сам бы совершил над собой это ужасное преступление.

— Максимилиан Петрович.

— Ну, что.

— А ведь вы тоже на него подумали.

— На Красавцева? Ну так что ж.

— А почему вдруг указали на вдову?

Макс раскурил трубку.

— Да ведь это не я, это ты прежде указал.

— Шутите.

— Не шучу. Припомни сам: вдова твердила, что некто в штиблетах, которые она запомнила до мельчайших подробностей, якобы держал дверь изнутри, не позволяя открыть. Она будто бы толкала дверь, а он держал, подставив ботинок.

— Верно, она так говорила.

— А теперь вспомни, как ты расколол орех, зажав его в двери.

Кузьма на мгновение задумался, а затем хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Ой, а ведь верно, батюшки! Дверь-то из кабинета наружу, в коридор раскрывается! Стало быть, дамочка врала, что кто-то подставил свой штиблет изнутри!

— Следи за дорогой. Двери во всех других помещениях дома открывается внутрь, и у неё сработал стереотип. Потом она, скорее всего, поняла свою ошибку, но менять показания было уже поздно… Осторожно!

Кузьма таки припарковал автомобиль столь неаккуратно, что расколотил фару о чугунную тумбу.

Поднявшись в квартиру, Макс на ходу перекусил и залез под душ.

— Прикажете положить грелку в постель, Максимилиан Петрович? — окликнул его Кузьма.

— Нет, нет! — живо отозвался тот. — Подготовь мне фрак, я ухожу.

— Что?! — воскликнул Кузьма.

— И кофе, покрепче, две чашки с коньяком.

— Да куда же вы, одну ночь уже не спали!

— Надо, Кузьма, надо. Надо отыгрываться. Покер не любит слабаков. А выспаться будет время. Когда-нибудь… потом, в отставке…

Кузьма вздохнул, покачал головой, поставил на огонь кофейник и принялся чистить фрак.