На главную Тексты книг БК Аудиокниги БК Полит-инфо Советские учебники За страницами учебника Фото-Питер Техническая книга Радиоспектакли Детская библиотека


От нас: 500 радиоспектаклей (и учебники)
на SD‑карте 64(128)GB —
 ГДЕ?..

Baшa помощь проекту:
занести копеечку —
 КУДА?..



      Борис Карлов

      Приключения Мурзилки

 

      Дело № 1. Белый котёнок по прозвищу Черныш


      Глава первая
      УСПЕТЬ ДО ПОЛУНОЧИ...
     
      В центре Москвы, в совсем не приметной снизу башенке одной из «сталинских» высоток, обосновалась редакция газеты «Книжная правда». Когда-то здесь находилась маленькая домовая библиотека с открытой террасой, на которой в летнее время можно было посидеть в кресле с книгой или журналом, а то и просто постоять у каменной балюстрады, обозревая красоту столицы с высоты птичьего полёта.
      Но вот однажды библиотеку закрыли на ремонт, а потом случилась война, а потом, после войны, было столько забот и хлопот, что дверь осталась заколоченной ещё на многие годы. К тому же старые хозяйственные книги во время войны затерялись, а в новых библиотека вообще не числилась.
      В семидесятые годы очередной управдом ушёл на пенсию, а к новому от жильцов посыпались заявки — по поводу замены протекающих труб, ремонта лестниц и квартир. И его совсем не радовала перспектива делать ремонт в старой заброшенной библиотеке.
      Однажды он всё-таки позвал рабочих и вскрыл ведущую в башенку дверь. Поморщился, смахнул с лица паутину, чихнул и... чтобы не усложнять себе жизнь, велел рабочим заложить проём кирпичом. После того как лестницу заново отштукатурили и покрасили, вообще никаких следов существования двери не осталось.
      А последний жилец, который ещё помнил о библиотеке и особенно о приятных часах, проведённых им на уютной террасе, поел однажды ядовитых грибов, да и помер.
      Теперь уже совсем никто не знал о существовании замурованного помещения с полками книг. И только какой-нибудь очень внимательный гражданин, вооружившись биноклем, смог бы разглядеть облупившуюся башенку и полукруглую террасу с каменной балюстрадой.
     
      Однажды над крышей этого дома пролетали два ангела. Они были бесплотные и почти прозрачные. А если кто-нибудь и заметил бы их над своей улицей, то скорее принял бы за облачко пара или неясный блик в оконном стекле.
      По должности эти двое были ангелами-хранителями. Но сегодня они выполняли совершенно особенное, из рядя вон выходящее поручение. И об этом чуть ниже.
      С высоты своего полёта ангелы наслаждались красотой заката, прозрачностью небесных сфер и свободой манёвра. При этом они не переставали вести свой бестолковый, на первый взгляд, разговор.
      — Благолепный был сегодня денёк, — говорил первый. — Уж так ласково пригрело солнышко, что захотелось бросить всё и понежиться часок-другой на пушистом облачке.
      — Врать ты горазд, — проворчал второй. — Даром что сегодня первое апреля. С какого боку, интересно, тебя пригрело?
      — Нет-нет, мой друг. Разумеется, я выразился не в том смысле, что мог бы почувствовать тепло или холод, но, выражаясь фигурально...
      — Лучше бы ты, выражаясь прямо, не болтал чепуху, а смотрел внимательнее по сторонам. Если до полуночи не найдём подходящего места, нас обоих взгреют не фигурально, а очень даже по-настоящему.
      Следует пояснить, что у ангелов тоже бывает своё начальство, а этим двум болтунам было поручено найти в центре Москвы подходящее помещение для редакции будущей газеты «Книжная правда». Целый день они прохлаждались, пугали птиц, наводили помехи на телевизионные антенны и, разумеется, не нашли ничего похожего на то, что столь терпеливо и дотошно описывал им накануне дежурный по Департаменту. День подходил к концу, и становилось ясно, что никаких шансов выполнить задание до наступления Второго апреля* у них не осталось.
      * Второго апреля отмечается Всемирный День детской книги.
      — Посидим немного, во время заката отсюда красивый вид, — предложил первый и, стремительно спикировав в крутом вираже, плавно уселся на каменные перила полукруглой террасы.
      Второй повторил его манёвр, и оба ангела, блаженно щурясь и легонько шелестя крыльями, стали смотреть, как пылающий солнечный диск опускается за городские постройки, ярко рассвечивая пелену стелющихся по небу облаков.
      Скоро совсем стемнело, и город засиял уютным электрическим светом. Сидя на балюстраде и болтая ногами, ангелы продолжали разговаривать. Возвращаться ни с чем им не хотелось.
      — Однажды я устроил своему такую зубную боль, что щека раздулась и оттопырилась дальше носа, — говорил первый. — Малыш разглядывал её на своей физиономии без зеркала.
      Второй ангел хихикнул.
      — А всё из-за того, что если бы он отправился в гости к ещё одному оболтусу, ему бы там выбили глаз из пневматического ружья.
      — Неплохо придумано. Впрочем, на мой взгляд, с зубом ты переборщил. Лет-то ему сколько?
      — Шесть с половиной.
      — В шесть с половиной уже потерпит. Знаешь, иной раз и самому приходится делать такое, что впору разрыдаться. Вообрази: на прошлой неделе моя девчонка надевает новенькое белое платьице и, совершенно счастливая, идёт гулять. Прохожие оборачиваются на неё с улыбкой. Вдруг — бам-тарарам! — мимо по луже громыхает самосвал. Фонтан грязи, мазута, перепачканная с ног до головы девочка бежит домой, обливаясь слезами
      Тут ангелы тоже прослезились и утёрли глаза подолами белых рубашек.
      — А дело в том, — сдавленным голосом продолжал второй, — что, не устрой я ей такую пакость, через несколько шагов на перекрёстке на неё бы наехал проскочивший на красный свет пьяный водитель
      Сдерживая подступившие к горлу рыдания, оба надолго замолчали.
      — Вот что приходится — дрожащим голосом закончил второй. Потом первый, путаясь и сбиваясь, долго рассказывал историю о том, как его малыш разбил цветочный горшок и его не пустили гулять. А иначе его бы во дворе поколотил хулиган из соседнего подъезда. Да ещё в присутствии знакомых девочек.
      — Ну и поколотил бы, что с того, — пренебрежительно заметил второй. — Это даже бывает полезно.
      — Не всё так просто, — многозначительно произнёс первый. — Чтобы смыть позор, мальчишка научился бы драться, воспитал в себе жестокость, стал бы грозой района и закончил свои дни на каторге.
      — Каторги уже нет, — напомнил второй. — Теперь это называется «отбывать срок наказания». Но сюжет ничего, крепкий: и цветочный горшок может явиться критической точкой в судьбе.
      А сколько приходится отслеживать таких горшков, то есть, точек, кто бы знал... Что ни говори, а тяжёлая у нас работёнка. Слушай теперь мою душераздирающую историю.
      Первый ангел приготовился слушать и основательно разлёгся на перилах.
      — Один мальчишка, — начал второй, — пригласил мою крошку в кино, и они договорились встретиться. А парень этот был очень беспокойный: то гвоздь в замочную скважину засунет, то ворох газет в водосточной трубе подожжёт, то консервную банку кошке к хвосту привяжет.
      — А что же, твоя девчонка не знала?
      — Знала, конечно, но рискнула, потому что её первый раз в жизни пригласили на свидание. А пока она собиралась, парень этот от нечего делать натянул в своей парадной верёвку — там, где лампочка не горела, — чтобы все спотыкались. Да только сам второпях зацепился за эту верёвку и кувыркнулся вниз по лестнице. Ничего особенного, только нос расквасил. Нос распух, а с таким лучше дома сидеть. А моя девчонка замёрзла, устала его ждать, заплакала и вернулась домой.
      — Погоди-погоди, а мальчишку, что же, никто не охранял?
      — Да случилась какая-то заминка с кадрами. Вроде бы один от него отказался, а другой ещё не успел принять.
      — Ну, допустим, бывает.
      — Так вот, слушай главное. Без этого носа, который я ему устроил, вырисовывалась такая картина на будущее. Идут годы, эта парочка счастливых идиотов заканчивает школу и сочетается законным браком. Парень поступает в военное училище и делает карьеру. Моя дурёха становится генеральшей. А потом он становится главнокомандующим всех войск, и его супруга ездит в пуленепробиваемом лимузине. Но поскольку её муженёк в глубине души остаётся дворовым хулиганом, то он в один прекрасный день развязывает Третью мировую войну. После этого, как ты сам понимаешь, мы все длинной белой вереницей выстраиваемся на бирже труда ещё какой-нибудь звёздной системы, потому что на Земле охранять уже некого.
      Последние слова второй ангел-хранитель договаривал как-то не очень уверенно, и первый, посмотрев на него пристально, сказал:
      — Соврал?
      — Соврал, — признался второй. — Это тебя с Первым апреля.
      — А я и не купился, — презрительно заявил первый. — Ситуации такого уровня решают наверху, да ещё у Самого визируют.
      — А может, мне доверили? За особые заслуги?
      — Ладно, ладно, оба сегодня получим по особым заслугам. Уже без трёх минут полночь. Смотри, как город сияет, в каждом окне люстра
      — Только здесь, за нами, почему-то темно. И окна какие-то мутные. Чердак там, что ли?..
      — Нет, это не чердак. Здесь раньше была домовая библиотека. В башенке располагался книжный фонд, а здесь, на террасе, читальный зал. Только дверь снаружи когда-то давно замуровали.
      — Замуровали... — машинально повторил второй ангел-хранитель.
      — Давно...
      — И никто не знает...
      — И никто не знает... — повторили они в один голос, ошалело глянув друг на друга, и пулей сорвались с места. — Шесть секунд до полуночи! Успеем!..


      Глава вторая
      РОЖДЕНИЕ ВОЛШЕБНОЙ РЕДАКЦИИ
     
      Той же ночью в заброшенной и забытой людьми библиотеке закипела работа. Большие учёные жабы в клеёнчатых фартуках штукатурили и белили потолки. Крысы в оранжевых комбинезонах циклевали и покрывали лаком паркет. Бобры плотничали на книжных стеллажах. Сверчки отчищали специальными щёточками книги и журналы от пыли, а где требовалось, подшивали переплёт и подклеивали страницы. Улитки вычистили и вымыли до блеска оконные стёкла. Стаи летучих мышей притащили откуда-то на сотнях ниточек кожаный диван, столы и несколько кресел.
      Необъятный письменный стол с бронзовыми чернильницами и мраморным пресс-папье бобры основательно подновили, а четыре важные цапли заново перетянули столешницу зелёным сукном. После этого над высокой спинкой кресла на стене возникла солидная медная табличка:
      ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ГАЗЕТЫ «КНИЖНАЯ ПРАВДА»
      Закончив обустройство, работники разбежались. Стало темно, пусто и тихо.
      Прошёл час, другой... И вдруг по всей библиотеке сам собою стал разливаться необыкновенный свет. Будто неисчислимое множество крошечных разноцветных светлячков заполнили пространство — все уголки и щели. Грянула музыка, книги и журналы задвигались, зашелестели страницами, ожили, и оттуда, будто из ларцов, стали выскакивать волшебные книжные человечки. Буратино, Чипполино, Незнайка, Мурзилка, Карандаш, Самоделкин, Дюймовочка, Мальвина — все принялись на радостях обниматься, прыгать и кричать, а кое-кто даже заплакал. Уж больно долго пришлось им томиться в пыльных книгах и журналах, в которые никто не заглядывал, кажется, целую вечность. До самого утра в библиотеке царил такой шум и гвалт, что живущий ниже этажом гражданин проснулся среди ночи. Подумав, он решил, что на чердаке завелись совершенно сумасшедшие мыши и что надо бы запустить туда парочку хороших котов.
      К утру, когда все наконец угомонились, в кресле за редакторским столом появилось нечто бесформенное, напоминающее не до конца сдутый резиновый матрас. Человечки потыкали в «редактора» пальцами, похихикали и полезли на свои страницы.
      Каждый последующий день в библиотеку привозили компьютеры, факсы, ксероксы, телефоны и прочую технику, без которой не обходится ни одна настоящая редакция. Да и сам редактор окреп и уже был похож на резинового пупса. Он ещё не мог держаться прямо, но с каждым днём подрастал, выравнивался и приобретал очертания солидного взрослого мужчины.
      Библиотека окончательно превратилась в редакцию. В своём кабинете за большим дубовым столом сидел усатый дядя с сединой в волосах, в строгом двубортном костюме, из кармана пиджака которого торчала золотая ручка. Костюм был не ношенный, но такой, как будто он пролежал на складе или в каком-нибудь гробу лет пятьдесят. Звали редактора хотя и немного страшновато, но солидно: Мастодонт Сидорович Буквоедов. Поначалу он ещё не очень хорошо владел своим новым телом, говорил неуверенно и сильно заикался.
      В то время, когда редактор крепнул и формировался, волшебные человечки обсуждали, о чём они будут писать в своей газете. Мурзилка помалкивал и скромно держался в стороне. Он был репортёром высшего класса и, вместо того, чтобы болтать, спокойно дожидался, когда редактор вступит в должность и поручит ему серьёзную, ответственную работу.
      Прошла неделя, но была готова только одна заметка. Вернее, не заметка, а огромная статья — по астрономии, которую Знайка написал в соавторстве со Стекляшкиным. Впоследствии Мастодонт Сидорович вернул её авторам для переделки, поскольку в ней не было почти ни одного нормального слова, за исключением союзов и предлогов. А кому нравится читать, обложившись словарями, справочниками и энциклопедиями.
      Но вот, когда сроки выхода первого номера стали поджимать, главный редактор вызвал к себе Мурзилку и поговорил с ним наедине. А после этого разговора в редакции появились ещё два волшебных человечка — стажёры Шустрик и Мямлик. Буквоедов назначил их помощниками Мурзилки.
      Шустрик был сделан из жести, пружинок и шарниров. В груди у него открывалось окошечко, за которым хранились инструменты и запасные детали. На месте носа у него была ввёрнута лампочка, которая загоралась различными цветами в зависимости от его внутренних переживаний. Так что все его внутренние переживания ни для кого не являлись тайной.
      Мямлик был сделан из загадочного полимера, похожего на мягкую резину, и отличался невероятной физической приспособляемостью. Его можно было измять так и сяк, истыкать гвоздями, вытянуть и скрутить жгутом, продержать год под прессом в виде тонкой лепёшки, но, стоило его отпустить, не проходило и минуты, как Мямлик, ничуть не смутившись, принимал свою прежнюю форму. По бокам у него были естественные карманы — вроде той сумки, которая имеется на животе у кенгуру, только, конечно, не такие большие.
      Шустрик был наивен и впечатлителен. Всё происходящее вокруг он принимал очень близко к сердцу. Мямлик был его полной противоположностью: он обладал холодным, но нерасчётливым умом философа в сочетании с полнейшей непредсказуемостью поступков. Больше всего он любил читать и жевать резинку. Он читал всё, что попадалось на глаза, — от античной поэзии до рекламных объявлений и телефонных справочников.
      Шли дни и недели, работа в редакции постепенно набирала обороты. А материалом для первой большой статьи послужили нижеследующие события.
     
     
      Глава третья
      КОТЁНОК ПОЯВЛЯЕТСЯ И ИСЧЕЗАЕТ
     
      Был конец марта, на улицах гремела капель, солнышко начинало понемногу припекать. Сегодня Танюшка, ученица первого класса, особенно торопилась домой из школы. Не болтала с подругами, не глазела на витрины и даже утерпела, чтобы не наподдать подкатившийся прямо к её ногам мяч.
      Конечно! До глупостей ли было ей сегодня, когда случилось то, чего все так долго ожидали: у кошки Мурки под утро родилось трое замечательных котят! Сама Танюшка видела их только мельком: беленькие слепые комочки шевелились на дне корзины, а обалдевшая от такого счастья Мурка, которую теперь хотелось называть как-нибудь поуважительнее, облизывала их огромным шершавым языком.
      Прибежав домой, Танюшка наконец рассмотрела котят хорошенько. Два были совершенно белые, а один тоже белый, но с чёрными тапочками на лапках, чёрненькими ушками и чёрненьким концом хвостика.
      — Это мой! Это мой! — закричала Танюшка и прижала его к груди.
      Мурка заволновалась, котёнок тоненько пискнул, а бабушка сказала:
     
      — Этих котят пока ещё нельзя отрывать от матери, потому что она выкармливает их своим молоком. А когда ты лезешь и хватаешь их своими немытыми руками, мамаша волнуется.
      — Хорошо, я не буду, — согласилась Таня и аккуратно положила котёнка на место.
      Мурка успокоилась и стала его облизывать.
     
      На другой день был выходной, и к Тане приходили подруги смотреть котят. И каждая хотела забрать к себе домой одного, двух или даже трёх, чтобы одному не было скучно. Услышав это, бабушка сказала:
      — Нет, дети, так нельзя. По крайней мере ещё месяц они должны быть рядом с матерью. А во-вторых, дорогие мои, пока я сама не поговорю на этот счёт с вашими родителями, о котятах можете даже и не мечтать. Животное в доме не игрушка, это, можно сказать, член семьи. Его нужно воспитывать, его нужно правильно кормить, за ним нужно убирать. А вы не то что за кого-то другого, вы сами за себя ещё не можете отвечать.
      — Знаете что, — серьёзно заявила Валечка, — я вам, если что, котёнка верну.
      — Вот ещё! — возмутилась бабушка. — У меня здесь не бюро проката.
      — А у Нельки большая собака в доме живёт, — сообщила Марина, опасаясь, что ей не достанется котёнок. — Такая собака, что кого хочешь сожрёт и не поморщится
      — Моя собака мухи не обидит! — встрепенулась Неля. — Зато у тебя самой брат сумасшедший: он в парадной патрон взорвал, и с одним дяденькой, который спускался по лестнице, плохо сделалось.
      Девочки стали ябедничать друг на дружку и чуть не поссорились окончательно. Но бабушка сказала:
      — Вот что, сороки. Бездомных котят во дворах полным-полно, на всех хватит. А своих я только вашим родителям отдам, и весь разговор.
      Девочки притихли и вскоре разошлись.
     
      Минул месяц, другой, и к концу мая с котятами уже не было никакого сладу: они разбегались по квартире, портили вещи, то там, то здесь пускали маленькие лужицы. Мурка и вся танюшкина семья с папой и мамой во главе едва успевали бегать за ними и затаскивать обратно в корзину. Было понятно, что настало время отдать котят в хорошие руки.
      Тем временем приближались летние каникулы. Многие дети собирались разъезжаться кто куда из города. По этой причине или по каким-то ещё другим родители девочек забрали только двух котят, а третий, тот самый, у которого лапки, ушки и хвостик были черненькими, остался. Имя ему уже давно придумали, не очень подходящее, — Черныш. И хотя мама нашла и для него «хорошие руки», Танюшка ни за что не хотела его отдавать. Ни в хорошие, ни в самые что ни на есть распрекрасные руки.
      Дело дошло до слёз и истерик, и родители согласились оставить котёнка у себя.
      Родители рассудили, что если Мурка когда-нибудь умрёт от старости, то Черныш проживёт у них ещё долгую и счастливую жизнь.
      Нужно ли говорить, что после такого решения слёзы у девочки на глазах моментально высохли. Через неделю они с бабушкой, Муркой и Чернышом должны были отправиться на дачу. И Танюшка стала готовиться к отъезду.
     
      Однажды, несколько дней спустя, погода испортилась, небо заволокло тёмными тучами, и зарядил дождь. Танюшка закрылась у себя в комнате и принялась клеить из коробок, картона и цветной бумаги большой кукольный дом. Тут были отдельные комнаты для любимых игрушек, лесенки, балкончики, оконца, гараж с пожарной машиной и мягкая спальня для Черныша. Мурка на жилплощадь не претендовала, её вполне устраивала старая корзина. К тому же для кукольного дома она была великовата.
      Ближе к сумеркам все игрушки заняли свои квартиры и сели у окошек. Один только Черныш почему-то не хотел оставаться в домике. Он охотно забирался внутрь, но, покрутившись и что-то пискнув, выбегал наружу. Наверное, ему не нравился свежий запах клея, которым Танюшка скрепляла потолки и перекрытия.
      — Это ничего, — решила она. — Клей скоро высохнет, домик проветрится, и тогда уже Черныш не станет больше морщить нос.
      Тут бабушка окликнула Танюшку и попросила её вынести мусор. Подхватив мешок и раскрыв зонтик, девочка выскочила во двор.
      Вернувшись домой, она занялась убранством комнат внутри домика. Делать мебель оказалось интереснее, чем просто полы и стены, поэтому время пробежало незаметно и настала пора ложиться спать. Только тут девочка хватилась котёнка, и оказалось, что его в квартире нет.
      Черныша долго искали всей семьёй, а потом Танюшка вспомнила, что, когда выбегала выносить мусор, дверь в квартиру оставалась открытой и котёнок наверняка припустил за ней следом.
      С дрожащими губами, готовая вот-вот разрыдаться, Таня схватила зонтик и выбежала во двор искать котёнка.
      — Черныш! Черныш! — кричала она, залезая в мокрые кусты и заглядывая в окна подвалов.
      Дождь усиливался, внезапный порыв ветра вырвал у Тани из рук зонтик и понёс куда-то в темноту.
      Промокшую до нитки и плачущую навзрыд девочку разыскали родители, привели домой, искупали в горячей ванне и уложили спать.
      А на другой день у Танюшки поднялась температура, она стала метаться в постели и бредить. Она все время звала котёнка, а Мурка ходила по квартире и протяжно ей вторила. В такой атмосфере завыть были готовы все члены семьи.
      Пришёл доктор и прописал лекарства. «Но самое главное, — сказал он родителям, — чтобы ваша дочка скорее повеселела, потому что её болезнь больше от огорчения, чем от простуды».
      И действительно, простуда отступила, но девочка не вставала с кровати, ничего не ела и часто плакала. А ночью, во сне, она продолжала искать котёнка, жалобно повторяя его имя.
      Каждый день бабушка ходила по дворам, а когда возвращалась ни с чем, Танюшка принималась плакать пуще прежнего.
     
     
      Глава четвёртая
      ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ
     
      Наконец, после долгих дней ожидания, Мастодонт Сидорович Буквоедов вызвал к себе Мурзилку и его помощников.
      — Товарищи репортёры, — сказал он с необычайной серьёзностью, — приготовьтесь к выполнению первого ответственного задания.
      После этого заявления он выдержал некоторую паузу.
      Репортёры стояли на ковровой дорожке в кабинете главного редактора. А поскольку они были очень маленькие, дорожка казалась им широкой, словно Красная площадь; громада письменного стола была как стена, а голова Буквоедова за ней — словно башня... Мурзилка деловито вынул блокнот и карандаш. Шустрик, который восторженно смотрел вверх. начал от волнения слегка мигать и потрескивать. Мямлик безразлично хлопнул пузырь.
      Наконец, редактор снова заговорил.
      — На улице Загородной, — сообщил он, — у девочки пропал котёнок. Сам беленький, а лапки, ушки и хвостик — чёрненькие.
      Девочка уже неделю плачет, не встаёт с постели и совсем ничего не ест.
      — Как зовут? — спросил Мурзилка, энергично поскрипывая карандашом.
      — Девочку зовут Танюшкой. Только что закончила первый класс, без троек, между прочим. Котёнку два с половиной месяца, кличут его Черныш.
      — Странно, — сказал Мурзилка. — Сам беленький, а назвали
      — Черныш. Его там никто не обижал?
      — Нет, тут дело другого рода. Нелепая случайность. Девочка выходила во двор, а дверь не закрыла. Котёнок и побежал куда глаза глядят.
      — Так что же мы стоим! — Шустрик засуетился и замигал. — Надо бежать! Надо спешить!! Надо ловить!!!
      — Медлить с этим делом нельзя, — согласился редактор и помолчал секунду. — Прыгать с парашютом умеете? — спросил он внезапно.
      Стажёры стыдливо переглянулись.
      — Было дело, — скромно ответил за себя Мурзилка.
      — Тогда — вперёд. На террасе вас уже ждут. Завтра материал должен быть в номере.
      — Есть! — вытянулись по-военному человечки.
     
      На террасе стоял новенький, сверкающий краской самолётик. Места для пассажиров были открытые, словно в коляске мотоцикла. Мотор уже негромко шумел, на местах пилотов сидели Винтик и Шпунтик. Пассажиры надели рюкзаки с парашютами, забрались в кресла и застегнули ремни.
      — Готовы? — крикнул им Винтик, обернувшись.
      — Готовы! — разом ответили Мурзилка и Шустрик. Мямлик не был готов и потому промолчал.
      — Когда дёргать за кольцо парашюта, знаете?
      — Знаем!
      — Ну, тогда — вперёд!
      Мотор набрал обороты, весело зажужжал, и самолёт, сорвавшись с места, легко перемахнул через балюстраду. Через несколько
     
      мгновений он скрылся из виду.
      — Что дёргать?.. — недовольно проворчал Мямлик, но его никто не услышал.
     
      Крыши домов сияли в первых лучах восходящего солнца. Словно солидный шмель, самолётик жужжал и плавно покачивал крыльями над улицами, домами и зелёными кронами деревьев. Вскоре он приблизился к месту назначения — новому семиэтажному дому на Загородной улице. Прозвучала команда:
      — Внимание! Приготовиться к прыжку!.. Пошли!
      Самолёт сбавил скорость, снизился и начал кружить над детской площадкой двора, пустынного в это раннее воскресное утро. Парашютистов увидела только одна старушка, которая рано вставала и уже попивала чаёк, сидя возле окна. Необычное зрелище настолько приковало её внимание, что она ложечку за ложечкой сыпала сахар в чашку до тех пор, пока не пролилось через край.
      Мурзилка и Шустрик благополучно приземлились в песочницу. Но Мямлика с ними не было; пока они спускались, рядом с ними камнем пролетел вниз пока ещё не опознанный предмет. Долго искать не пришлось, предмет обнаружился неподалёку. На асфальте лежал почти совершенно плоский резиновый блин. И этот блин напоминал очертаниями их друга Мямлика.
      — Всё ясно, — сказал Мурзилка. — Он даже парашют не надел... Друга свернули в рулон, оттащили в сторонку и стали ждать. Не прошло и минуты, как «блин» сам собой развернулся, напоминая уже не блин, а пышный оладышек с ручками и ножками. Оладышек округлился, поднялся на ноги и повторил как ни в чём не бывало:
      — Что дёргать?..
     
     
      Глава пятая
      ПО СЛЕДУ
     
      Как только нелепое недоразумение с Мямликом благополучно разрешилось, волшебные человечки сложили и спрятали два доставивших их на землю парашюта (каждый был величиной с обыкновенный носовой платок).
      — Вон её окно, на первом этаже, — показал Мурзилка, сверившись со своей записной книжкой. — Прежде всего нам нужно поговорить с этой девочкой. Но взрослые не должны нас видеть. Надо залезть к ней в комнату через форточку.
      Мямлик вразвалочку подошёл к стене дома, приплюснулся животом, руками, ногами и неторопливо полез вверх, словно улитка.
      — Он к любой поверхности присасывается, — сказал Шустрик. — Ещё и не отдерёшь.
      Мямлик выбрался на жестяной подоконник, прополз вверх по стеклу и исчез в комнате. Вскоре из форточки спустился тросик от игрушечного подъёмного крана. Нахваливая Мямлика за сообразительность, Мурзилка и Шустрик уцепились за крюк и поехали вверх.
      Танюшка давно уже не спала, незаметно из-под одеяла наблюдая за происходящим. Она хотя и удивилась, но ничуть не испугалась такого необыкновенного визита. Потому что Мурзилка — это не серый волк и бояться его совершенно нечего. Наоборот, теперь она опасалась, что волшебные человечки, увидев её, сами испугаются и убегут. Поэтому она старалась не шевелиться и даже совсем не дышать.
      Однако гости, нисколько не смущаясь, залезли в кукольный дом и появились в окнах, расположенных прямо напротив Танюшкиного носа. Притворяться спящей не имело смысла.
      — Вы только никуда не исчезайте, — осмелилась попросить девочка шёпотом. — Вы ведь настоящие?..
     
      Этим утром Танюшка, на радость всем, с аппетитом позавтракала, а потом сказала, что пойдёт погулять. Бабушка вызвалась её проводить, но девочка столь резко запротестовала, что мама и папа согласились отпустить её одну, только бы она опять не уткнулась в подушку и не заплакала.
      Едва Танюшка захлопнула за собой дверь квартиры и выпустила из карманов человечков, как Мурзилка сделал всем знак молчать и не шевелиться. Вздёрнув нос и внимательно принюхиваясь, он обошёл лестничную площадку.
      Тут следует сказать, что Мурзилка обладал редким и даже феноменальным нюхом. Улавливая самые тончайшие оттенки запахов, он шёл по следу лучше розыскной собаки. И хотя с момента пропажи котёнка прошла неделя, он сразу взял след. Нос его возбуждённо задвигался, ноги сорвались с места и понесли вперёд так, что туловище едва поспевало за ними следом. Шустрик побежал за ним; Таня, подхватив Мямлика, — за ними.
      Компания долго кружила по улицам, дворам и подвалам, пока Мурзилка не остановился перед низенькой бетонной будкой. Кругом был заросший редкими кустами и крапивой пустырь. Мурзилка просунул голову в темноту, понюхал, фыркнул с отвращением и отскочил.
      — Ну! Что? — воскликнула Танюшка в нетерпении. — Он там?..
      — Думаю, что он был там. Но залезать ему туда категорически не следовало.
      — Черныш! Черныш! — закричала Таня, приблизившись к решётке, и в нос ей ударил затхлый подвальный запах. — Ах!..
      — Крысы, — сказал Мурзилка. — Огромные и злые. Не надо было ему туда соваться.
      Танюшка зажала рот и сделала огромные глаза.
     
      Мямлик распластал по решётке ухо, сделавшееся огромным, словно почтовая марка. Но работавший вдалеке экскаватор столь мощно рычал и сотрясал землю, что даже такое уникальное ухо не смогло разобрать ничего, кроме невнятного шороха, доносившегося из самой глубины колодца. Внизу было забытое всеми и заброшенное бомбоубежище.
     
     
      Глава шестая
      ЧЕРНЫШ
     
      Феноменальный нюх не подвёл Мурзилку. В тот день, когда девочка вышла во двор, чтобы вынести мусор, Черныш, любопытный, как все двухмесячные котята, выскочил за ней следом. На улице его моментально окатил дождь, и он, напуганный столь необъяснимым явлением, кинулся было обратно. Но вдруг из парадной донеслось гулкое рычание и в темноте, словно привидение, высветилась бульдожья морда величиной никак не меньше экрана телевизора. Старого доброго пса, который в жизни мухи не обидел, знали и любили все жильцы дома. Не знал его только Черныш. И если бы шёрстка у котёнка не была мокрой, она бы поднялась дыбом от страха. Пулей он промчался вдоль фасада и нырнул в ближайший подвал.
      Дождь кончился, и засветило солнце. Но Черныш, вместо того чтобы вернуться домой, погнался за бабочкой и постепенно очутился в совсем уже незнакомых местах. Опомнился он на пустыре, когда солнце почти совсем закатилось за горизонт.
      Оглядевшись, Черныш с удивлением увидел вокруг себя множество собак. День разношёрстная компания провела возле одной очень хорошей фабрики-кухни, и теперь собаки валялись на травке, намереваясь выспаться здесь до утра. Они были настолько сытые, что на крошку котёнка поленились даже взглянуть.
     
      Но Черныш этого не знал. Он запаниковал, заметался и в конце концов протиснулся через прутья какой-то ржавой решётки. Он думал, что снова лезет в подвал, но лапы его тотчас потеряли опору, и он полетел в темноту, издавая такой пронзительный писк, что некоторые из собак поднялись на передние лапы и заводили мордами по сторонам.
      «Это конец», — успел подумать котёнок и шлёпнулся в грязь. Побарахтавшись, Черныш нащупал край и вылез на твёрдую поверхность. В обе стороны уходил довольно просторный туннель, а в полу был жёлоб для стока, в котором копилась давно уже никуда не утекавшая грязь. Из темноты к нему стали приближаться звери с острыми вытянутыми мордами и злыми, блестящими, как бусинки, глазами.
      — Это ещё что за одуванчик... — послышался грубый голос.
      — Похоже на кота, шеф, — ответил другой.
      Крысы обступали Черныша всё более плотным кольцом, и он сжался в комочек.
      — Я ещё не видал здесь живых котов, — проворчал «шеф», у которого было прозвище Пила.
      — Загнали собаки?.. — предположила крыса по прозвищу Спиноза.
      — Даже искать не надо, — зашептал вожаку подхалим по прозвищу Вонючка. — Вот он, ужин, сам вам и свалился.
      — Наверное, у него нежные косточки, — прошептал Пила, обнюхивая котёнка. — Эта крошка в моём вкусе.
      И он раскрыл свою огромную пасть с острыми зубами. Другие крысы притихли.
      Черныш покорно зажмурился и подумал: «Теперь уж точно всё. Недолго мне пришлось погулять...» В одно мгновение жизнь промелькнула перед его глазами. Корзина, тёплая большая мама, две беленькие сестрёнки, девочка, кукольный дом, открытая дверь, льющаяся с неба вода, подвал, бабочка, пустырь, собаки, тёмная дыра и падение... Не густо. А жизнь могла быть такой прекрасной...
      Почему так долго? Черныш открыл глаза. Вокруг никого.
      Но вот по стенам туннеля пробежал свет. Черныш обернулся и увидел высокую фигуру с фонарём. Радостно попискивая, котёнок бросился навстречу. Ура, ура! Его нашли! Его заберут домой, и всё в его жизни будет замечательно...
      Но едва он приблизился к человеку, шею ему затянула петля, он взлетел вверх, а затем погрузился в темноту.
     
     
      Глава седьмая
      ПЕРЕГОВОРЫ
     
      Первым в дыру полез Шустрик. Его лампочка осветила темноту, и он крикнул:
      — Спуск возможен! На внутренней поверхности есть лестница!
      Мурзилка полез за ним и убедился, что лестница действительно есть. Но не такая, какая бывает в жилых домах. Из бетона торчали железные скобы, расстояние между которыми было никак не меньше двух мурзилкиных росточков. Во время спуска по такой лестнице приходилось исполнять номера не хуже цирковых. Шустрик цеплялся ногами за перекладину, а Мурзилка, ухватившись за его руки, спускался на следующую, и так до самого дна.
      В то время, пока они выполняли эти упражнения, мимо прямо по стене прополз Мямлик. Глядя ему в лицо, Мурзилка подумал, что за этой благодушной физиономией простака, кроется весьма загадочная натура.
      Оказавшись на дне тоннеля, прислушались и осмотрелись.
      — Вижу крыс, — доложил Шустрик. — Крысы приближаются к нам.
      Теперь и Мурзилка их увидел. Такие крысы-мутанты, выросшие в подземелье, запросто нападали на больших собак.
      Неспешно перепрыгивая через жёлоб со стоячей грязью, демонстрируя горы мышц под толстыми шкурами, крысы обступили человечков тесным полукругом. Мурзилка прижался спиной к стенке колодца и мелко задрожал. Шустрик и Мямлик сделали шаг вперёд и сомкнулись плечом к плечу, геройски заслонив патрона своими несъедобными телами.
      Самый наглый, по прозвищу Грязнуля, подошёл к Шустрику и, не успел тот моргнуть глазом, откусил у него лампочку.
      Оставшись без носа, Шустрик на секунду растерялся, но тут же достал из своего внутреннего ящичка запасную, вкрутил, и она засветилась ярче прежней.
      Грязнуля тем временем, похрустев стеклом, принялся недовольно отплёвываться.
      Быстро смекнув, что к чему, голос подал главарь по прозвищу Пила.
      — Сожрите этих двоих, а пушистого оставьте мне, — властно прохрипел он. — Плакса, Обрубок!
      Разинув пасти, крысы прыгнули на человечков.
      Но в следующее мгновение Плакса взвыл от боли и отскочил: попытавшись раскусить стального Шустрика, он сломал два своих главных передних зуба.
      Не лучшим образом дело обстояло и у крысы по прозвищу Обрубок. Этот настолько увяз в коварной массе толстенького Мямлика, что не мог ни сжать, ни разжать челюсти, ни издать ни звука. В ужасе выкатив глаза, он дёргался и вертел обрубком хвоста.
      А Мямлик крепко стоял на своих ногах-присосках.
      — Должен признаться, мон шер, я давно подумывал о меховой вещице в таком роде, — заговорил он вдруг голосом бездельника, примеряющего шубу в дорогом магазине. — Не всем же дано от природы быть мягкими и пушистыми... За внешней привлекательностью иной раз кроется нечто убийственное... Пожалуй, я тоже перекрашу этот воротник в жёлтый, — добавил он, взглянув на своего «патрона».
      Ничего из этого не поняв, но испугавшись, «Воротник» задёргался всем своим жирным телом, однако Мямлик снова устоял на ногах без видимых усилий.
      Увидев такой поворот событий, Пила на всякий случай отказался от своего намерения съесть Мурзилку. Другие крысы тоже порядком струсили, а струсив, зауважали этих, оказавшихся им не по зубам, странных существ.
      Стало тихо и слышно, как отбивают дробь маленькие мурзилкины зубки.
      — Поговорим, — предложил Пила, нарушив всеобщее молчание.
      — Поговорим! — согласился Шустрик, и новая лампочка замигала зелёным светом.
      Две крысы подставили вожаку подобие кресла — женскую туфлю на каблуке, а подхалим Вонючка вдобавок сунул ему в зубы зажжённый окурок.
      Пила развалился в туфле, пыхнул окурком, шумно и глубоко затянулся, выдохнул и сдавленным голосом произнёс:
      — Некоторые недомерки думают, что здесь можно запросто шляться и портить настроение другим...
      Тем временем, пока Пила дымил окурком и разглагольствовал о каких-то местных законах и понятиях, челюсти Обрубка наконец-то высвободились из тела Мямлика, и он с жалобным писком метнулся за спины других крыс. Ещё две недели после этого он ходил с распухшей мордой и питался жижицей из лужиц.
      Наконец Пила докурил, договорил и, помолчав, обратился к чужакам по существу:
      — Слушайте, ребята, а вам чего вообще-то здесь надо?..
      Человечки рассказали о котёнке и с величайшей радостью узнали, что крысы не успели его съесть. Но известие о том, что Черныша унёс к себе домой известный всей округе медик-живодёр, снова вселило в них тревогу.
     
     
      Глава восьмая
      ЯРКАЯ ЛИЧНОСТЬ
     
      Модест Аполлинариевич Скипидаров был когда-то подающим надежды учёным. Он работал в научно-исследовательской лаборатории, изобретая разные полезные лекарства. У него было будущее светилы медицины, а может быть даже нобелевского лауреата. Однако, при всём этом, Скипидаров был человеком заносчивым и злопамятным. Где бы ему ни приходилось работать, он не ладил ни с начальством, ни с коллективом. После очередной ссоры Модест Аполлинариевич, вместо того чтобы сделать разумные выводы на будущее, начинал строить обидчикам мелкие пакости. То молоденькой лаборантке в сумочку подбросит лабораторную мышь, то начальнику на кресло кнопок насыплет.
      Поскольку Скипидаров, что ни говори, обладал незаурядным талантом, его выходки долго терпели. К тому же он стоял на пороге важного, сенсационного открытия — универсальной вакцины от всех болезней. И все с трепетом ждали этого открытия.
      Такое попустительство и безнаказанность самому Скипидарову только вредили. Он затеял несколько безобразных ссор в кабинете начальника, во время одной из которых пригрозил повеситься, чтобы его, начальника, посадили за это в тюрьму.
     
      А потом произошло худшее. Плавно и незаметно для всех Модест Аполлинариевич пристрастился к медицинскому спирту. Работа по созданию чудо-вакцины заглохла, а Скипидаров только и делал, что шатался по лаборатории с папироской в зубах в состоянии подпития, пугая подопытных зверей и сослуживцев. От него начали прятаться, и если ему не к кому было прицепиться, он находил палочку или прутик и дразнил через решётку животных — крыс, кроликов, собак или обезьян.
      Однажды он доигрался, и больная собака цапнула его за руку. Ему было необходимо провести курс уколов от бешенства, но обязательным условием такого лечения был временный отказ от употребления медицинского спирта, к которому он уже сильно привык. И Скипидаров решил, что совсем не будет лечиться.
      После укуса он стал пить больше прежнего и вроде как замкнулся в себе, вынашивая, как опасались коллеги, планы какой-то особенно изощрённой мести.
      И вот однажды начальник лаборатории увидел на рабочем столе Скипидарова записку такого содержания:
      Главному прокурору г. Москвы
      ПОСМЕРТНАЯ ЗАПИСКА
      В моей трагической, нелепой и преждевременной смерти прошу винить весь коллектив, включая подопытных животных. А также непосредственно заведующего лабораторией, который меня постоянно третировал, подавляя мою творческую личность.
      М. Скипидаров
      Конечно, Скипидаров никогда бы добровольно не причинил себе вреда, потому что он был не только алкоголиком и мерзавцем, но ещё и самовлюблённым, трусливым эгоистом. А люди такого сорта скорее утопят десятерых товарищей, чем пожертвуют кончиком собственного ногтя. Скипидаров хотел в своей манере припугнуть начальника, а заодно и всех остальных. Но эта последняя затея вышла ему боком: в тот же день начальник выгнал его с работы.
      Назло всем Скипидаров решил продолжать исследования у себя дома и завершить открытие чудодейственной вакцины. Кое-что просочилось в западные журналы, и ему из-за границы начали поступать заманчивые предложения. Долгое время Скипидаров не отвечал, набивая себе цену. В своей однокомнатной квартире на последнем этаже девятиэтажки он оборудовал зверинец с подопытными животными, лабораторию и собственное жильё. Чтобы иметь средства к существованию, он подрабатывал, купируя на дому владельцев хвосты у породистых собак. Он печатал в рекламных газетах объявления, ему звонили, и Модест Аполлинариевич, если не был слишком пьян, торопился по вызову. Его внешность, в особенности грязный медицинский халат с бурыми пятнами на животе, с первого взгляда не внушали хозяевам доверия. Но предъявляемый незамедлительно солидный диплом медика разрешал сомнения.
      На заработанные деньги Скипидаров покупал необходимые для работы ингредиенты (в том числе спирт), клетки и корм для подопытных животных. Этим кормом он, кстати говоря, питался и сам, постепенно забыв о нормальной человеческой еде. По этой причине или по какой-то ещё другой у него начался усиленный рост волосяного покрова на спине, груди и отчасти на ушах. Но Модест Аполлинариевич уже не обращал внимания на подобные мелочи.
      Каждый вечер, когда начинало темнеть, Скипидаров брал палку с верёвочной петлёй, холщовый мешок и отправлялся на отлов животных для опытов. Чтобы выглядеть незаметнее, он надевал сапоги, серый бесформенный плащ и засаленную шляпу с обвисшими, как у поганки, полями. На ближайшей помойке он набирал в пакет объедков и отправлялся на пустырь. Там он подманивал одну из бездомных собак, набрасывал ей на шею петлю, придушивал и сажал в мешок.
      Когда собаки начали узнавать его за километр и разбегаться, Скипидаров принялся таким же манером отлавливать по подвалам бездомных кошек. Но тут он встретил неожиданный отпор со стороны жильцов, которые знали и подкармливали своих несчастных любимцев.
      Потерпев неудачу с кошками, Скипидаров разыскал в одном из подвалов вход в заброшенное бомбоубежище и отправился туда ловить крыс. Но те крысы, которые водились в бомбоубежище, сами могли съесть Скипидарова. И если бы он появился в туннеле ещё хоть раз, то уж наверняка оттуда бы не вышел.
      Не поймав ни одной крысы и удовольствовавшись двухмесячным котёнком, Модест Аполлинариевич вернулся домой. Для опытов Черныш был ещё слишком мал, и поэтому в течение следующей недели, когда его повсюду искали, он просто сидел в клетке и подрастал.
     
      В тот день, когда волшебные человечки вместе с Танюшкой отправились разыскивать котёнка, Скипидаров вернулся домой не только с пустым мешком, но и с разорванными штанами и синяком под глазом. Отчаявшись поймать бездомного пса, кошку или, на худой конец, крысу, он решил покуситься на породистую собаку — одну из тех, которых обеспеченные хозяева выгуливали на окраине пустыря. Здесь были протоптаны дорожки, росли деревья и кустарники. Собачники хорошо знали друг друга, при встрече они беседовали о жизни и перспективах своих ухоженных питомцев.
      Засев в кустах и дождавшись, когда к нему приблизится какой-нибудь не слишком крупный экземпляр, Скипидаров привычно накинул собаке на шею петлю, придушил и сунул в мешок.
      Но едва он успел перевязать мешок тесёмкой, небо скакнуло к его ногам, искры посыпались из глаз, а он сам оказался лежащим на траве, оглушённый профессиональным боксёрским ударом.
      Очнувшись, Скипидаров увидел хозяина таксы — одетого в красную футболку атлетически сложенного молодого человека. Неподалёку толпились другие владельцы собак. «В милицию сдать... Сами морду набьём...» — доносились обрывки фраз. Не дожидаясь расправы, Скипидаров вскочил на ноги и помчался к своему дому со скоростью страуса. Однако некоторые из особо резвых и натасканных псов пустились за ним вдогонку и несколько раз хорошенько его цапнули.
      Вернувшись домой, Скипидаров выпил залпом стакан медицинского спирта и прижёг тем же спиртом укушенные места (для чего ему пришлось воспользоваться зеркалом). Два последних оставшихся у него кота смотрели на него, как ему показалось, со злорадством.
      — Всё, — сказал Скипидаров, кивнув на Черныша, — ты будешь следующим.
     
      Модест Аполлинариевич был в отчаянии не только из-за того, что его покусали собаки. Ровно месяц тому назад он подписал договор на своё будущее изобретение с представителями одной из непрерывно с кем-то воюющих южных стран. Согласно этому договору, в случае успеха ему обещали выплатить миллион долларов, и обрадованный Скипидаров подмахнул документ почти не глядя. Только после он разглядел внизу пункт, набранный очень мелким шрифтом:
      «В случае несоблюдения условий Настоящего договора, в соответствии с традициями нашей страны, Исполнитель будет наказан позорным отсечением шарам-баран».
      Что такое «шарам-баран», Скипидаров не знал, но справедливо опасался, что это может быть очень больно.
      Три суровых восточных визитёра оставили приличный аванс — тысячу долларов — и эти деньги совсем затуманили нетрезвую голову Модеста Аполлинариевича. Значение приписки осталось где-то за границами его понимания.
      Указанный в договоре срок, истекал, аванс был растрачен, а чудо-вакцина существовала только в теории. Для решающего прорыва были необходимы какие-нибудь дни или даже часы экспериментов, а самое главное — подопытные животные. Угроза отсечения «шарам-баран» впервые представилась Скипидарову реальной.
      Между тем, у него оставались только два кота — Черныш, который был ещё слишком мал для проведения опытов, и Кувалда — гроза всей округи, настоящее чудовище, к которому Скипидаров вообще боялся подходить. Трудность заключалась в том, что оба кота сидели в одной клетке.
      На первых порах учёному живодёру удалось отловить столько бездомных кошек и собак, что заготовленных заранее клеток не хватило. Тогда он отправился на местный блошиный рынок и скупил там все имевшиеся клетки — для птиц, хомяков, ежей, ужей и один аквариум. Теперь эти опустевшие грязные клетки громоздились в комнате и на кухне, занимая большую часть полезной площади.
      Кот по прозвищу Кувалда был во всех отношениях редкий экземпляр, олицетворявший собою ночные кошмары всех бездомных котов района. Являясь грозой для котов, он в то же время был лихим донжуаном, избранником не только бездомных кошек, но и, к ужасу хозяев, некоторых домашних красавиц. Если разобраться, то добрая половина подвальных котят всех мастей могла бы назвать его своим отцом. Однако Кувалда не терпел родственных отношений, предпочитая гордое и загадочное одиночество. Это был короткошёрстный мускулистый зверь с тяжёлыми лапами и бульдожьей хваткой. Непобедимый в драке, он играючи справлялся с двумя десятками отчаянных забияк. Ночью Кувалда выходил на пустырь охотиться на крыс, которые, в свою очередь, выходили туда охотиться на бездомных собак.
      Если же он отправлялся днём на прогулку, все находившиеся во дворе кошки и собаки сразу вспоминали о каких-то важных делах и незаметно исчезали. Лишь пара-тройка подхалимов и сплетников услужливо вились возле него, мурлыча о последних новостях и восхищаясь грациозной игрой его мускулов.
      Следует заметить, что Кувалда никогда не задирался первым, тем более без причины. Это был спокойный и рассудительный кот, способный в одно мгновение преобразиться в дьявольское отродье.
      Скипидарову удалось взять Кувалду на пустыре в тот момент, когда тот душил пойманную крысу. Человек, подкравшийся сзади, набросил коту на шею петлю, и тот очнулся уже в клетке. И не просто в клетке, а в такой, которая пахла канарейкой и в которой уже сидел дрожащий от страха двухмесячный котёнок. Вполне возможно, что его родной отпрыск...
      Первые дни Кувалда не обращал на соседа ни малейшего внимания, но со временем начал относиться к Чернышу по-отечески покровительственно, называя его ласково «малыш».
      — Не дрейфь, малыш, — сказал он, услышав последнюю угрозу Скипидарова. — До нас ему не добраться. По крайней мере, пока я жив.
     
      Скипидаров действительно не мог добраться до Черныша, потому что боялся открыть клетку. Попытки просунуть через прутья шприц со снотворным тоже ни к чему не привели: в мгновение ока Кувалда успевал извернуться винтом и перекусить шприц пополам.
      Теперь же, когда время загнало Модеста Аполлинариевича в тупик, ему оставалось только одно: убить большого кота и забрать маленького. И тогда, может быть, последний эксперимент даст ему недостающее звено формулы вакцины...
      Скипидаров нашёл на стройке подходящий стальной прут, взял напильник и принялся затачивать конец прута на манер шпаги.
     
     
      Глава девятая
      ТРИ СОБЫТИЯ
     
      Скипидаров торопился не зря. В то время, пока по дому разносился неприятный визг напильника, в разных частях города произошло три события, которые могли резко переменить планы изобретателя.
      Первое событие заключалось в том, что из здания аэропорта Шереметьево неторопливо и важно вышли трое. Они были во всем чёрном, на головах у них громоздились невиданных размеров папахи, а физиономии скрывали густые чёрные бороды. На чёрных расшитых поясах висели длинные, до самых колен, кинжалы в богатых ножнах.
      Выйдя на солнце, чёрные незнакомцы гордо сверкнули глубоко посаженными глазами, медленно повертели смуглыми носами и зашагали в сторону стоянки такси. Один из них был огромный, другой поменьше, а третий совсем маленький.
      Выбрав самую большую и ярко окрашенную машину, залезли внутрь, расположились на заднем сиденье, и маленький сказал:
      — Собачниковский переулок. Бистро поезжай.
      — Какой-какой? — не понял водитель, — Очаковский, может быть?
      — Очаковский, да. Давай бистро поезжай. Денег получишь.
     
      Второе событие было шумным, многолюдным и происходило в Очаковском районном отделении милиции. Здесь собрались владельцы породистых собак, которые от дворников и местных мальчишек узнали домашний адрес Скипидарова. Каждый из них желал выступить свидетелем попытки похищения несчастной таксы и имел на руках заявление с требованием привлечь похитителя к ответственности.
      В милиции Скипидарова знали как ловца бездомных кошек и собак, но законов, карающих за такого рода деяния, в Уголовном кодексе не существовало. Теперь же у любителей животных появились наконец реальные основания привлечь экспериментатора к ответственности.
      Не выдержав организованной собачниками осады, начальник отделения велел выслать по адресу подозреваемого наряд милиции и всё хорошенько проверить. Машина с нарядом поехала в сторону квартала новых девятиэтажек, а за ней следом потянулась вереница личных автомобилей с разгневанными мстителями.
     
      Третье событие, которому надлежало изменить планы Скипидарова, могло привидеться ему разве что в белой горячке. В то время, пока он был занят своим делом, и стальной прут вместе с последними повизгиваниями напильника уже превратился в смертоносное оружие, входная дверь слегка приоткрылась и в его квартиру вошли человечки не больше оловянных солдатиков. Этих человечков Скипидаров, на его счастье, не увидел.
      Мурзилка, Шустрик и Мямлик легко справились с дверным замком, а попав в квартиру, сразу подбежали к клетке. Коты смотрели на них с интересом, но без удивления.
      — А это кто — цыплёнок? — поинтересовался Черныш, который видел цыплёнка на картинке в книжке.
      — Сам ты цыплёнок, — прохрипел растерявшийся Кувалда. — Это... это… Да кто бы вы ни были, тысяча чертей, открывайте скорее клетку, он уже идёт!..
      И действительно: пол содрогался от шагов двухметрового медика-убийцы.
      Человечки метнулись за клетку, Кувалда загородил их своим телом.
      — Так-так-так... — взволнованно бормотал Скипидаров, трогая большим пальцем острие прута. Лицо его было влажным от пота, стёкла очков замутились. — Так-так-так... Надо накинуть халат, иначе кровь... Брюки совсем новые. Проклятые собаки, порвали зелёные, самые лучшие...
      Перескакивая с одной мысли на другую, Скипидаров отвернулся, надел медицинский халат серого цвета с бурыми пятнами на животе, налил в стакан спирта, разбавил его водой из-под крана и медленно выпил. Затем обернулся, и, сверкнув треснутыми очками, крепко стиснул в дрожащей руке заострённый прут...
      И тут ему показалось, что картина каким-то образом переменилась. Модест Аполлинариевич снял очки и протёр стёкла полой халата...
      Однако надеть их снова он уже не успел. То, что изменилось в окружающем его мире, было распахнутой дверцей пустой клетки — той самой, в которой ещё минуту назад находились его коты... В то же мгновение Кувалда прыгнул на него со шкафа, повалил на пол и впился когтями в небритые щеки. Скипидаров выронил прут и заорал. Он пытался отнять от лица шипящее, словно змея, чудовище, но от этого делалось только хуже: чем сильнее тянул он от себя зверя, тем глубже впивались ему в уши, щёки и лоб стальные крючки.
      В дверь решительно зазвонили и застучали. Кувалда выпустил свою жертву и запрыгнул на шкаф, готовый сразиться с сотней-другой чертей, если они пришли к Скипидарову на подмогу.
      Но это были не черти. Когда Модест Аполлинариевич открыл дверь, рассчитывая на помощь соседей или дворника, к своему разочарованию, а затем и страху, он увидел трёх разновеликих чёрных людей в папахах — огромного, поменьше и совсем маленького.
      Восточные заказчики оттеснили хозяина внутрь квартиры и брезгливо оглядели обстановку. Коротко перемолвились на своём языке. Затем средний протянул руку и отчётливо выговорил:
      — Вакцина.
      Утирая с лица кровь засаленным кухонным полотенцем, Скипидаров что-то залепетал о близящейся окончательной стадии эксперимента. Но его не дослушали.
      — Аванс, — пробасил крупный и тоже протянул руку, похожую на лопату.
      Скипидаров снова залепетал о неизбежных накладных расходах, и его снова не дослушали.
      — Шарам-баран! — пропищал маленький, и все трое вдруг выхватили кинжалы, которые огнём вспыхнули в отблесках кровавого заката.
      Скипидаров ахнул, закатил глаза и с грохотом повалился на штабеля клеток, рухляди и пустых бутылок.
     
      Воспользовавшись замешательством, Кувалда, Черныш и волшебные человечки выскользнули из квартиры. Обливаясь радостными слезами, девочка подхватила котёнка и покрыла мордочку поцелуями.
      — Ну, бывай, малыш, — сказал ему Кувалда. — Пойду прошвырнусь по чердакам. А ты выходи во двор, никого не бойся. Поболтаем...
      И Кувалда исчез за чердачной дверью. Он не любил парадных лестниц.
     
      А к парадной уже приближалась шумная кавалькада. Впереди — милицейская машина с включённой сиреной и мигалкой; за ней — длинная вереница частных автомобилей, принадлежащих владельцам собак. Все они направлялись к Скипидарову.
      Танюшка рассовала волшебных человечков по карманам, крепче прижала котёнка к груди и побежала к своему дому.
     
     
      Глава десятая
      ПРОЩАНИЕ И ПЕРВЫЙ РАЗБОР ПОЛЁТОВ
     
      Эту ночь Мурзилка, Шустрик и Мямлик провели в кукольном доме. Оба стажёра вообще-то никогда не спали, но, чтобы сделать Тане приятное, улеглись в маленькие кроватки и укрылись маленькими одеялами. Всю ночь они смотрели через свои маленькие окошки в большое окно комнаты и терпеливо дожидались рассвета.
      Мурзилка, который наоборот очень любил поспать, в эту ночь писал свою первую статью в «Книжную правду». Статья называлась «Белый котёнок по прозвищу Черныш». С этим названием Мурзилка мучился битый час, ему казалось, что в названии есть некая подтасовка, сделанная для красного словца: котёнок всё-таки был не совсем белый — «тапочки» на ногах, кончики ушей и кончик хвоста были чёрные. Однако нос у Черныша был розовый, а значит, и вся масть белая... Розовый нос разрешил все сомнения, и название было сохранено.
      Своим мелким аккуратным почерком Мурзилка исписал блокнот от корки до корки. Кроме того, имелось много фотоснимков — начиная от полёта с Винтиком и Шпунтиком и заканчивая жуткой сценой нападения Кувалды на Скипидарова.
      Совершенно счастливой Танюшке родители разрешили взять вымытого котёнка в кровать, и она во сне улыбалась. А Черныш то и дело тревожно вздрагивал, потому что ему снились то крысы, то собаки, то клетка в квартире спятившего медика-живодёра.
      Едва солнце осветило двор, Шустрик и Мямлик разыскали и упаковали спрятанные во дворе парашюты. Потом они разбудили Мурзилку и Танюшку, а затем все вместе отправились на крышу. Сюда, на крышу семиэтажки, за ними с рассветом должен был прилететь самолёт. Именно так было предусмотрено планом с самого начала.
      — Летит! Летит! — воскликнула девочка, указывая на приближающийся самолётик.
      Пилоты Винтик и Шпунтик покружили вокруг Танюшки и посадили машину прямо у её ног.
      До того, как пассажиры заняли свои места, девочка каждого из них поцеловала прямо в макушку. На глазах у неё были слезы, она вздрагивала от утренней прохлады. Мало кому удаётся встретиться наяву с волшебными человечками, и она знала, что больше их никогда не увидит.
      Мурзилка, Шустрик и Мямлик заняли свои места, моторчик зажужжал, шасси оторвались от покрытой толем поверхности. Сделав над головой девочки широкий круг и взмахнув крылом, самолётик взмыл вверх и скрылся за кронами деревьев. Таня утёрла слёзы и медленно пошла к своей лестнице, чтобы на цыпочках вернуться и снова незаметно юркнуть под одеяло.
     
      — Товарищ редактор! — доложил Мурзилка по телефону. — Задание выполнено, возвращаемся на базу!
      — Молодцы! — похвалил разбуженный в своей постели редактор. — Оставляю для вашего материала передовицу и две полосы в центральном развороте!
      — Четыре! — прокричал Мурзилка. — Дело оказалось сложнее, чем можно было предположить!
      — Хорошо! Жду!
     
      Вечером в коридоре редакции уже висел свежий оттиск первого выпуска «Книжной правды». Таланты проявили многие знаменитости.
      Тюбик и Карандаш сделали художественное оформление. Поэты Цветик и Пегасик опубликовали стихи о лете.
      Мальвина и Дюймовочка — выкройку нарядного кукольного платья.
      Винтик, Шпунтик и Самоделкин — схему парового самоката из пустых катушек, свечки и выеденного яйца.
      Знайка и Стекляшкин — статью об астрономии, которую редактор перед сдачей в набор сократил в восемнадцать раз.
      Карлсон, который живёт на крыше, сам ничего не написал, но дал газете пространное интервью, в котором местоимения «я», «мне», «меня» и тому подобные употребил сто двадцать шесть раз, в то время как весь текст интервью состоял всего из двухсот одиннадцати слов.
      Буратино нарисовал карикатуру на редактора, а Пьеро приписал снизу язвительные стишки. (Редактор пропустил рисунок без претензий, завоевав тем самым симпатии коллектива.)
      Чипполино обнародовал свои любимые рецепты итальянской кухни.
      Лиса Алиса и кот Базилио дали объявление о сборе средств на благотворительность.
      Самый ударный материал принадлежал, конечно, нашим героям. Написанный Мурзилкой репортаж, иллюстрировало множество им же сделанных фотоснимков. К героям то и дело подходили с поздравлениями. Наконец и сам Мастодонт Сидорович Буквоедов пригласил их к себе в кабинет.
      — Ну что ж... — проговорил редактор, удовлетворённо потирая руки. — Наш дебют, наши начинания одобрены там. — Он указал на потолок. — Наверху.
      Герои задрали головы, а затем скромно потупились.
      — Конечно, кое-где пришлось пройтись редакторским карандашом... Все эти крысы, подвалы, людоеды...
      — Людоедов не было, — возразил Мурзилка, — был только один живодёр.
      — Хорошо, хорошо, хватит и одного. Наконец... Редактор сделал паузу и подёрнул щекой.
      — Неумеренное выпячивание своей собственной роли в этом деле. Это касается и вас, товарищи стажёры. На будущее имейте в виду: личность репортёра должна находиться, так сказать, за кадром. Строго говоря, вы трое — это всего лишь три меленькие подписи в конце материала.
      Все трое, каждый на свой лад, вздохнули.
      — И, наконец, я строго-настрого запретил употреблять в газете непонятные иностранные слова! — редактор стукнул по столу кулаком.
      — Иностранные слова?.. — удивлённо переспросил Мурзилка.
      — Где вы нашли?
      — Вот! Хотя бы это, — Буквоедов прочёл по слогам выражение, жирно подчёркнутое красным и вдобавок отмеченное на полях несколькими вопросительными и восклицательными знаками. — Вот это самое: «ША-РАМ — БА-РАН». Что это такое? Кто такой?..
      — По правде говоря, мы сами не знаем, — признался Мурзилка. — Просто они так говорили.
      — Они так говорили, а мы не будем. Мы напишем по-другому. Например: «Мероприятие по экстренному разрешению конфликта».
      Мурзилка только пожал плечами: спорить с редактором — пустое дело.
      — А вообще — молодцы! — снова заулыбался Мастодонт Сидорович. — Что вернули девочке котёнка — это хорошо, замечательно! Там, наверху, — он снова благоговейно поднял глаза к потолку, — нас одобрили! И ждут второго выпуска! Такого же непримиримого, острого, принципиального! Так что работайте, товарищи. Жму руки.
      Редактор поднялся, вышел из-за стола, склонился в три погибели и протянул каждому из посетителей указательный палец.
      — Будем стараться! — сказал Шустрик, обхватив палец.
      — Не сомневайтесь, — пообещал Мямлик.
      А Мурзилка только кивнул и промолчал. Давать обещания наперёд было не в его правилах.
     
     
     
     
      Дело № 2. За ёлкой
     
     
      Глава первая
      НУЖНА БОЛЬШАЯ И НАСТОЯЩАЯ
     
      Приближался Новый год. Это было понятно по радостному оживлению на улицах, по запаху мандаринов и устроенным повсюду ёлочным базарам. В квартире, где жили Даша и Андрейка, ёлка уже стояла — хорошая, хотя и искусственная: с трёх шагов совсем не отличить от настоящей. Вот уже минут десять Даша смотрела на неё, прикидывая, что ещё можно повесить, чтобы было красиво. В картонном ящике оставалось довольно много игрушек — старых и новых. Попадались даже совсем старинные, которые ещё их пра-пра-пра-бабушки вешали на свои ёлки. И уж, конечно, те ёлки были не синтетические, а настоящие, из леса...
      Даша стала разворачивать игрушки и вешать их на свободные ветки. А когда свободных веток уже не осталось и пара новых шаров была расколочена, оказалось, что игрушек в коробке осталось ещё никак не меньше половины.
      И она сказала:
      — Нет, это совсем не то.
      Она сняла всё, что повесила, и ещё минут пять сосредоточенно думала.
      — У тебя деньги есть? — обратилась она к Андрейке.
      Всё предыдущее время тот лежал на диване, закинув ноги на спинку и скептически наблюдая за действиями младшей сестры. В ответ он всё так же молча покачал головой.
      — Тапки сними, — сказала Даша маминым голосом. — Обленился вконец...
      — У папы в столе есть деньги, — сообщил Андрейка.
      — Что у папы есть, а чего нет, — я и без тебя знаю.
      — А я в твои годы зарабатывал, — повторил Андрейка слышанную где-то фразу.
      — И много ты зарабатывал?
      — Прилично.
      — И где же твои заработки?
      — Там... где надо. В банке.
      — Из-под килек?
      — Сама ты килька. Скажу папе, что ты у него в столе рылась.
      — Это кто рылся?! — от возмущения глаза у Даши сделались круглыми. — Ты сам... наводчик!
      — Ладно, не плачь, я пошутил. Зачем тебе деньги?
      — Хочу купить ёлку. Настоящую, большую, до потолка. Чтобы она пахла лесом и чтобы повесить все игрушки. А эта — пускай тоже стоит в другой комнате. Мама с папой придут — а в доме настоящая ёлка — то-то они обрадуются!
      Андрейка слез с дивана и подошёл к окну. В дальнем конце двора светился гирляндами разноцветных лампочек ёлочный базар.
      — Смотри! — Даша ткнула пальцем в стекло. — Вон ту, самую большую...
      Андрейка сразу понял, про какую ёлку она говорит, идея стала казаться ему всё более заманчивой.
      — Кто за деньгами полезет? — спросил он, отводя глаза в сторону.
     
      — Оба вместе полезем, — прошептала Даша, отводя глаза в другую сторону.
      И дети стали приближаться к папиному столу, как будто это был не письменный стол, а задремавший тигр.
     
     
      Глава вторая
      НАЧИНАЮТСЯ НЕПРИЯТНОСТИ
     
      Вскоре дети очутились на улице, и в потайном кармашке шерстяных рейтузов у Даши лежала сложенная три раза новенькая бумажка с цифрой «50» и знаком €. Погода стояла для праздника самая подходящая: лёгкий морозец пощипывал носы и щёки, редкие снежинки летали мотыльками в прозрачном воздухе и покрывали асфальт пушистым ковром. Прохожие несли в руках свёртки, в их лицах угадывалось праздничное волнение. Из витрин магазинов, в калейдоскопе разноцветных лампочек, на детей приветливо смотрели кукольные Деды Морозы и Снегурочки.
      Обойдя свой дом, Даша и Андрейка повернули во двор и устремились к ёлочному базару.
      Очередь была небольшая, но двигалась медленно, потому что покупатели выбирали долго и придирчиво. В общей зелёной массе все ёлки казались красивыми, но едва какую-нибудь из них вытаскивали и слегка ударяли стволом о землю, чтобы она расправилась, как тут же выяснялось, что не такая она густая и не такая красивая, а то и вовсе лысая наполовину.
      Даше сделалось жалко этих ёлочек, которым не дали вырасти, а теперь ещё и брать не хотят.
      — Папа правильно говорит, что ёлки нельзя рубить, — прошептала она. — Не хочу больше здесь ничего...
      Но как раз в этот момент подошла их очередь, и детей подтолкнули сзади. Они шагнули вперёд и попали в зелёный загончик.
     
      Андрейка сразу вытащил ту самую ёлку, которую приметил ещё из окна, и продавец стал измерять её огромной деревянной линейкой. Тем временем Даша полезла в карман за деньгами. Но чем дольше она вертела рукой в своём кармане, задрав край куртки, тем заметнее менялось её лицо.
      — По-погодите, — пролепетала она, — не надо... Я, кажется, деньги потеряла.
     
      Четыре раза дети прошли до квартиры и обратно, обследуя каждый метр своего пути, подбирая и рассматривая каждую бумажку, каждый втоптанный фантик... Увы! Постепенно им пришлось смириться с мыслью о том, что деньги утеряны безвозвратно.
      Даша, которая хлюпала носом и подвывала, выговорила сквозь слёзы:
      — Андрей, ты можешь денег достать?
      — Погоди, не плачь, — отвечал Андрейка. — Может быть, он ещё и не заметит. Там много было.
      — Нет, не много. Таких только четыре штуки было, он придёт и сразу увидит. Будет нам после этого Новый год...
      — Знаешь, нам, наверное, легче ёлку достать, чем деньги, — подумав, сказал Андрейка. — Ёлку можно в лесу спилить забесплатно. А это ещё и лучше: выберем самую хорошую, не то что здесь — не ёлки, а палки продают.
      Даша перестала плакать и, подняв глаза, заморгала ресницами.
      — До вокзала добежим за пять минут, — продолжал Андрейка развивать свою идею, — полчаса на электричке, десять минут там, ещё полчаса обратно. Стемнеть не успеет, а мы уже будем дома, с ёлкой.
      Даша вытерла глаза и деловито спросила:
      — На электричке зайцами поедем?
     
     
      Глава третья
      ЗАБЛУДИЛИСЬ
     
      Пассажиров в вагоне было немного. Дети смотрели на проплывающие мимо кусты и сараи, терпеливо дожидаясь, когда за окном появится настоящий лес. Билеты в этот раз никто не проверял.
      Наконец за окном сплошной стеной пошёл хвойный лес. Даша и Андрейка побежали в тамбур и, дождавшись остановки, вышли на перрон.
      Остановка называлась «36-й километр». Ни одной даже самой захудалой постройки, даже билетной кассы поблизости не наблюдалось. Совершенно было непонятно, для чего существует эта станция.
      Дети приблизились к концу платформы, спустились по железной лесенке, перешли рельсы и оказались на небольшой утоптанной площадке. От этой площадки в лес уходила глубокая, хорошо накатанная лыжня. Теперь всякий бы догадался, что остановка существует специально для тех, кто катается на лыжах.
      Не долго думая, оба встали ботинками на лыжню и, расставляя ноги несколько шире, чем хотелось, бодро зашагали в лес.
     
      Время летело, начинало смеркаться.
      — Вот эту! — сказала Даша. Дети сошли с лыжни и, увязая в снегу, побежали к ёлке.
      Однако сблизи стало видно, что с другой стороны она не очень густая.
      Следующая оказалась больше, а ещё одна меньше, чем хотелось.
      Постепенно, перебегая от одной ёлки к другой, они удалились от лыжни на довольно порядочное расстояние.
      Наконец, когда к Даше изнутри стала подкрадываться смутная тревога, они увидели именно такую ёлку, о которой мечтали.
      Андрейка вынул из кармана обломок ножовки для металла и стал пилить. Не прошло и четверти часа, как спиленная и обвязанная ёлка была готова к транспортировке.
      Но не тут-то было.
      Увлечённые работой, дети не заметили, как совсем стемнело, снег повалил густыми хлопьями и засыпал следы.
      — Ой, — сказала Даша, — куда же теперь идти?
      — Спокойно, — сказал Андрейка, — идти надо туда, где железная дорога.
      — А где железная дорога? — спросила Даша.
      — Электричка пойдёт — и мы услышим.
      Дети стали ждать, когда пойдёт электричка. При этом Даша подозрительно посапывала и хлюпала носом, а её нижняя губа подрагивала и оттопыривалась.
      Наконец лес наполнился гудением и перестуком колёс, дети протянули руки в противоположные стороны и радостно воскликнули в два голоса:
      — Там!!
      Андрейка спорить не стал. К тому же на голове у него была шапка-ушанка, которая не позволяла слышать хорошенько.
      И дети поволокли ёлку в сторону, совершенно противоположную железнодорожной станции.
     
      Постепенно лес становился гуще, а снег глубже. Даша и Андрейка устали и проголодались. Увязнув в каком-то буреломе, они бросили ёлку и полезли напролом, желая только одного: выбраться наконец из этого проклятого леса.
      Потом они оказались на довольно обширном пространстве, усеянном корягами, кустами, сугробами и редкими, но огромными деревьями. Даша вдруг поскользнулась, Андрейка подхватил её, и разгрёб ногой снег. Тут как раз ветер совершенно стих, на небе появилась луна, осветив всё волшебным светом. Под ногами был лёд, а подо льдом трава и поднимающиеся со дна пузырьки воздуха.
      — Даша, — сказал Андрейка, — мы, кажется, в болото забрели. Мы, кажется, заблудились.
      — Мама... — пискнула Даша, и на глазах у неё навернулись слёзы.
      — Папа.... — вторил ей Андрейка сдавленным голосом. Дети обняли друг друга и заплакали.
     
      * * *
     
      А мама и папа в это время были в гостях у маминой мамы. Звали эту женщину Клотильда Марковна. Она не любила своих внуков. А папу она называла размазнёй и манной кашей — из-за того, что он честно трудился, не наживая капиталов. В глубине души она хотела, чтобы мама всегда оставалась маленькой и никогда не имела своей собственной семьи. Чтобы она сама себе казалась моложе, чем есть на самом деле.
      Мама и папа зашли только на минутку, чтобы поздравить Клотильду Марковну с Новым годом и преподнести ей торт. Но она уговорила их немножко посидеть и выпить чаю. А когда они захотели позвонить своим детям, хозяйка заявила, что телефон ей отключили за неуплату. Этим враньём, она к тому же хотела намекнуть, что ей совсем не помогают материально.
      Главная же цель Клотильды Марковны заключалась сегодня в том, чтобы задержать у себя родителей Даши и Андрейки как можно дольше и тем самым испортить детям праздник. Для этого она выключила телефон и телевизор, а также перевела висевшие на стене часы на два часа назад. Как только папа намекал, что пора идти, она затевала новый разговор и тянула время.
      Когда наконец даже настенные часы начали показывать девять вечера, а на самом деле было уже одиннадцать, мама с папой решительно поднялись из-за стола.
      Но Клотильда Марковна притворилась, что ей сделалось плохо. Она упала на диван, облокотилась о подушки и прикрыла рукой глаза. Мама и папа стали хлопотать вокруг неё, а вредной женщине только это и было нужно.
     
     
      Глава четвёртая
      СПОСОБ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ
     
      Редактору газеты Буквоедову мешали сосредоточиться. Не раз он уже выходил за дверь, делая строгое лицо, и становилось тихо. Но едва только он возвращался в кабинет, галдёж, смех, крики и топот книжных человечков за стеной исправно возобновлялись.
      А между тем Мастодонт Сидорович получил чрезвычайно встревожившее его сообщение, которое по волшебному телеграфу настучал ему из леса знакомый дятел.
      Точки и тире на бумажной ленте в переводе с азбуки Морзе на обыкновенный язык означали буквально следующее:
      ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ СИТУАЦИЯ!
      ЧУДОВИЩНАЯ ПРОВОКАЦИЯ!
      В ЛЕСУ, НА СТАНЦИИ «36-й КИЛОМЕТР»,
      ЗАБЛУДИЛИСЬ МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА!
      ВОЛКИ! МЕДВЕДИ! НЕЧИСТАЯ СИЛА НА БОЛОТЕ!..
      ПОМОГИТЕ ИМ! СПАСИТЕ ИХ!! SOS!!!
      После недолгих мучительных раздумий Мастодонт Сидорович принял решение.
      — Репортёр Мурзилка! — сказал он в селектор громкой связи.
      — Шустрик и Мямлик! Ко мне в кабинет! Все трое!
      На ковре перед столом появились наши герои.
      — В деле о пропаже котёнка вы проявили похвальную находчивость и отвагу, — заговорил редактор.
      Герои скромно потупились.
      — Поэтому я хочу обратиться с просьбой именно к вам.
      Мурзилка удивился: он впервые слышал от редактора такое странное слово.
      — Да, да, это именно просьба, а не редакционное задание, — подтвердил Буквоедов. — Вы меня понимаете?
      — Да, мы уже слышали, — подтвердил Мурзилка. — Можем поехать на собаке.
      — Не сомневался в вашем положительном ответе, — с чувством произнёс редактор.
     
      Тут следует кое-что разъяснить. По вполне понятным причинам волшебные человечки не могут запросто разгуливать по улицам на глазах у прохожих. На вокзалах и станциях метро у них существуют пункты проката механических собак. Поэтому, если вы видите где-нибудь сосредоточенно спешащую куда-то собаку с ошейником, но без хозяина, будьте уверены, что внутри у неё, скорее всего, сидят, словно в салоне автобуса, крошечные человечки.
      Протянутые по всему городу железные трубы пневматической почты позволяют человечкам быстро перемещаться в тот или иной пункт проката механических собак.
     
      Не теряя времени понапрасну, Мурзилка, Шустрик и Мямлик залезли в четырёхместный вагончик, задвинули за собой дверь, расселись в расположенные одно за другим кресла и пристегнулись ремнями. В трубу ударил поток сжатого воздуха, человечков вдавило в кресла, и вагончик-снаряд помчался по трубе. Он то взлетал вверх, то падал, то круто поворачивал, а бывало, что и совершал фигуры высшего пилотажа вроде «мёртвой петли». Соответственно и пассажиры находились то в состоянии невесомости, то в состоянии перегрузки и ещё неизвестно в каких состояниях во время прохождения беспорядочных виражей и спиралей.
      Наконец точка на экране приблизилась к месту назначения. Вагончик замедлил ход и остановился — прямо на прилавке пункта проката механических собак. Хозяином его был некто Аристарх Никифорович Выдворянинов, щуплый пожилой мужчина бухгалтерского вида в пенсне и с бородкой клинышком.
      Мурзилка отстегнул ремни и сказал, что можно выходить. Тут открылось непредвиденное обстоятельство, которое Мурзилка и Шустрик всё-таки должны были предвидеть. Мямлик, естественно, не пристегнулся. Всю дорогу его шарахало и шатало от стенки к стенке и в конце пути совершенно смяло в ком, напоминавший по форме и величине картофелину. Друзья выкатили Мямлика на прилавок и оставили принимать прежнюю форму самостоятельно, а сами направились к возвышавшемуся за стойкой Аристарху Никифоровичу.
      — Собаки есть? — поинтересовался Мурзилка.
      — Для хорошего клиента можно поискать, — уклончиво ответил Выдворянинов. — Для какой цели желаете-с? Кататься или же для деловой поездки?
      — Чтобы могла быстро бегать по снегу.
      — Для скорости дал бы вам гончую борзую, — почесал бородку хозяин. — Однако для снега ничего лучше сибирской лайки не найдёте. Обещаю вам как родному. Платить как будете?..
      С этими словами он натянул на руки толстые резиновые перчатки по самые локти и выставил на прилавок чучело собаки с густой белой шерстью и вытянутой лисьей мордой.
      — Ну не красавец ли? Взгляните! — начал хозяин проката расхваливать свой товар. — До восьмидесяти километров в час, четыре скорости, боковой, задний ход, прыжок до десяти метров...
      Аристарх Никифорович открыл дверцу, просунул в брюхо руку и включил мотор. Собака ожила и начала быстро-быстро перебирать в воздухе лапами.
      — Система самозащиты.
      Собака щёлкнула зубами, рявкнула так, что заложило уши, подняла шерсть дыбом и затрещала электрическими разрядами. Если бы не резиновые перчатки, Аристарха Никифоровича, наверное, ударило бы током огромного напряжения.
      — А также приборы ночного видения, спутниковая связь, мягкий салон, отопление, кондиционер...
      — Хорошо, мы берём, — поторопил его Мурзилка. — Давайте ключи.
      Выдворянинов хитро прищурился и блеснул стёклышками пенсне:
      — Стало быть, договорчик на лаечку составляем... Пургой зовут, между прочим. Письмецо гарантийное при вас?
      Мурзилка поморщился от досады. Неужели придётся тратить время на бумажную волокиту? Тут за спиной у него послышался ворчливый голос Мямлика:
      — Просто поразительно, как некоторые умудряются бюрократизировать самые примитивные товарно-денежные операции...
      Мурзилка и Шустрик обернулись. Мямлик уже принял свою естественную форму и приближался к Аристарху Никифоровичу, волоча за собой измятый листок бумаги. Очевидно, редактор успел просунуть документ в вагончик перед самым стартом.
      — Ведь некоторые, с позволения сказать, — продолжал Мямлик, — рыцари пера и круглой печати окостенели на своей работе до такой степени, что делают вид, будто им никто не звонил и никто не договаривался о передаче пневматической почтой этого документа, имеющего название «денежный чек», на сумму, оговорённую в устной беседе. Некоторым, как видно, доставляет удовольствие...
      — Да, да, конечно! — перебил его Аристарх Никифорович, снова сделавшись угодливым. — Конечно-конечно! Мастодонт Сидорович звонил и предупреждал. Мы всё, буквально всё оговорили. Я даже успел смазать и почистить собачку, дабы у клиентов не возникло никаких нареканий в адрес нашей старейшей и надёжнейшей фирмы!
      Выдворянинов аккуратно разгладил на прилавке чек, сложил его и спрятал в бумажник.
      — Ключики извольте-с принять...
      Мурзилка, начинавший уже было сопеть в обе дырочки, нетерпеливо схватил ключи и скомандовал: «По местам!» Все трое залезли в собаку и заперли изнутри дверцу.
      Усевшись в головном отсеке, Мурзилка и Шустрик тщательно пристегнулись, схватились было за рычаги управления, но, разом что-то вспомнив, замерли и переглянулись. Затем они отстегнули ремни, спустились в салон и хорошенько пристегнули Мямлика, который, само собой, никак не мог разобраться с защёлкивающимися замками. После этого они снова заняли свои места и уверенно рванули рычаги вперёд.
      Механическая собака вильнула хвостом у самого носа Аристарха Никифоровича Выдворянинова, едва не смахнув с него пенсне, мягко спрыгнула с прилавка на пол, передними лапами отворила дверь и побежала трусцой мимо билетных касс вокзала, ловко лавируя между ногами пассажиров.
     
     
      Глава пятая
      ЛЕСНАЯ НЕЧИСТЬ
     
      А в это время на краю замёрзшего болота, неподалёку от того места, где заблудились Даша и Андрейка, из дупла вылезла лесная кикимора.
      С виду это была довольно несимпатичная старушенция с длинным остреньким носом, которым она водила из стороны в сторону, будто принюхиваясь, и с маленькими колючими глазками. Одета была кикимора в похожие на рыболовные сети кружева, которые она плела из сухих водорослей, скрепляла в семь слоёв и утепляла ватой. На ногах были накручены лапти, на голове красовался лист лопуха, заменявший шляпку.
      Кикимора выскочила из дупла и запрыгала-заохала, согреваясь. Быстро, словно кошка, залезла на сосну, на самую верхушку, и огляделась. Спустилась вниз, призадумалась.
      Тут у неё под ногами снег зашевелился, лёд хрустнул, и в сторону отвалился большой трухлявый пень с торчащими во все стороны корнями. Из заброшенной медвежьей берлоги вместе с облаком пара выбрался на снег леший — дядька, весь поросший зеленоватым волосом. Леший кутался в облезлую самодельную шубу, на нём были самодельные меховые сапоги и шапка. Чем-то он напоминал Робинзона Крузо, как если бы тот приснился своему другу Пятнице в кошмарном сне.
      Кряхтя и ругаясь, леший прикрыл дыру пнём, чтобы тепло не выходило, и, взявшись лохматой рукой за поясницу, остался стоять в скрюченном положении.
      — Чего, старый, совсем из ума выжил? — проскрипела кикимора. — Ты чего, дурень, зимовать улёгся в такой сырости?
      — Это ничего, — прохрипел леший, — ничего, что сыро. Зато тепло. Там из самой глубины, из болота, тепло идёт. Сама-то небось тоже на болоте зимуешь.
      — Я-то зимую, старый ты пень, да только у меня в дупле сухо. Я туда ещё до снега сухих листьев навалила. Листья преют, тепло дают. Мягко опять же.
      — Ты вообще-то слова выбирай, поганка, — пригрозил леший. — Какой я тебе пень. Хребет о колено переломаю.
      — Думай сам, что говоришь, — подбоченилась кикимора. — За поганку отвечать придётся.
      — Всё, вывела ты меня из себя, — решил леший. — Сейчас узнаешь, где раки зимуют.
      Но прежде, чем он успел пошевелиться, кикимора крутанулась волчком и плюнула в него. Тут же леший провалился по пояс в болото, да так и примёрз.
      Глухо зарычав, он выдернул из своей морды волосину, нашептал что-то и разорвал волосину пополам. В тот же миг на кикимору со всех сторон повалились сухие деревья, придавили к земле, завалили так, что пальцем не пошевелить.
      Так в полной тишине прошло минут десять.
      После этого, всё обдумав и взвесив, кикимора решила идти на мировую.
      — Эй, леший! — пропищала она из бурелома. — Давай обратно расколдовываться! Тебе вредно с твоим радикулитом в болоте сидеть!
      — Ладно, начинай, — согласился леший.
      — Я не могу! Ты меня сначала освободи!
      Леший вырвал другой волосок, нашептал отговор и разорвал волосок пополам. Деревья захрустели, раздвинули ветки в стороны, встали на свои места. Кикимора поднялась, отряхнулась, лопух на голове поправила. Потом сложила руки на груди, крутанулась в обратную сторону и плюнула через плечо. Леший вылетел из болота на твёрдую землю — сухой, как и прежде.
     
     
      Глава шестая
      ЗАМАНИТЬ И СПРЯТАТЬ
     
      Помирившись, леший и кикимора стали разговаривать как ни в чём не бывало.
      — А ты чего из своего дупла вылезла? — поинтересовался леший.
      — Ой, старый, не поверишь, соскучилась! Отчего-то проснулась и маюсь всё, маюсь... А ты чего вылез из своей берлоги?
      — Тоже, знаешь ли, тоска взяла... праздника вдруг захотелось, порычать, попугать кого-нибудь до смерти... А чего на сосну-то взбиралась? Увидела кого?
      Кикимора пристально посмотрела на лешего.
      — Ладно, вижу, от тебя не утаишь. Ходят тут двое по нашему болоту, заблудились. Я их ещё оттуда, из дупла, унюхала, оттого и вылезла.
      — Видать, я тоже что-то почуял.
      — Только вот что, леший. — Кикимора огляделась по сторонам и понизила голос: — Поспешать нам надо с этим делом. Тут, в нашем лесу, Серый бродит со своей стаей. Вконец озверел волчина, кожа да кости. Зубы — что клинки булатные. Его, говорят, там, на севере, охотники потрепали, вот он к нам и подался.
      — Это верно, — сказал леший, — торопиться нам надо. Слушай, кикимора, а ты одна за ними, за детишками то есть, сбегать не можешь? Я ведь ходить совсем не могу, радикулит замучил. Пока на весеннем солнышке не отогреюсь, плохой из меня ходок, никакой, можно сказать... Ты меня знаешь, я в долгу не останусь.
      — Ладно, не ворчи, разжалобил уже. Здесь будем стоять, они к нам сами придут.
      — Это как понимать?
      — Сейчас поймёшь. Только уговор: ты мне — шишек из берлоги, я тебе — рябины из дупла.
      — Шишка-то небось покрупнее, — заметил леший. — Куда тебе с двумя зубами шишку слопать? Да и эти-то два: нижний слева торчит, а верхний справа!
      — Всё, достал ты меня, урод волосатый, ничего не получишь!
      — А за урода счас ответишь. — Леший потянулся к кикиморе.
      — Я тебе и эти два враз расшатаю.
      В эту самую минуту по лесу жуткими раскатами пронёсся голодный вой; а ему ответил другой, затем ещё и ещё... Это вожаку вторила волчья стая. Забыв про обиды, леший с кикиморой переглянулись.
      — Вот, — прошептала кикимора, — дождались. Ему поди расшатай...
      Из-за деревьев вышли десять волков. Все они были как на подбор крупные, но здорово отощавшие.
      — Где?! — рявкнул самый сильный волк, вожак стаи по кличке Серый. — Где... мальчишка?! Где... девчонка?!
      — Да что ты, Серенький, мы и знать-то ничего не знаем! — ласково закудахтала кикимора, а лешему в сторону тихонько зашептала: — Надо их к южному оврагу отправить, пускай идут отсюда подальше, с ними одна морока...
      — Врёшь! Загрызу! — лязгнул зубами Серый.
      После этого кикимора вскинула голову и тон переменила:
      — Не забывай, пёс, с кем говоришь. В лягуху превращу и вмиг слопаю.
      — Глаза сучьями выколю, — добавил от себя леший. — Зубы переломаю.
      Глаза у волков погасли, они опустили морды. Стая попятилась назад и задрожала. Даже звери в лесу боятся нечистой силы.
      — Ладно, Серенький, беги дальше, — снова переменила тон кикимора. — Только не забывай, у кого в нашем лесу сила и власть.
      Волки стояли, притихнув, но с места не двигались.
      — Ветер... стих, — гавкнул Серый. — След... потеряли!
      — А ты на сосёнку-то заберись, красавец, — посоветовала кикимора. — На са-амую верхотуру слазай. Оттедова хорошо всё видно. Ладно, не серчай, знаю, что не можешь. Бегите, друзья мои, к южному оврагу — авось там найдёте свою добычу.
      Серый ей, конечно, не слишком поверил, но делать нечего. Волка ноги кормят, стоять ему нет резона. Стая развернулась и помчалась к южному оврагу.
      — Ловко ты это, — проворчал одобрительно леший. — Теперь мешать не будут.
      — Они туда и обратно за час обернутся, — сказала кикимора.
      — А нам за это время детишек подманить надо. Затащим к тебе в берлогу и начнём потеху. Пока их кто-нибудь искать не начал.
     
     
      Глава седьмая
      НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
     
      А искать уже начали.
      Механическая собака «Пурга» пробежала по перрону и запрыгнула в электричку одновременно с предупреждением «двери закрываются». Состав тронулся с места.
      В последнем вагоне было почти совсем пусто, только трое хулиганистых молодых людей, над которыми вился табачный дымок, громко болтали и ругались.
      — Хоть бы контролёр прошёл, что ли, — сказал один из них, протяжно зевнув.
      В правой руке у него была стальная дубинка, он постукивал ею о ладонь левой и сплёвывал прямо на пол.
      — Не, — сказал другой, который курил, — лучше девчонка...
      С парнем, — добавил он, немного подумав. — Не наши, городские,
      — добавил он, ещё немного подумав.
      — Лучше всего — мент! — хвастливо заявил третий. Этот то и дело напоказ щёлкал выкидным ножичком.
      «Пурга» запрыгнула на одно из сидений, и находившиеся внутри человечки стали ждать, когда объявят их остановку.
      Поначалу всё было спокойно. Обращать внимание на собаку хулиганы считали ниже своего достоинства. Но от станции к станции в вагон никто не заходил, прицепиться было не к кому, и это обстоятельство понемногу начинало хулиганов беспокоить.
      — А что здесь собака делает? — сказал наконец тот, который курил.
      — Обнаглели, бояться перестали, — откликнулся тот, который с ножичком.
      — Ошейник хороший, новый совсем, кожаный, — заметил обладатель дубинки и сплюнул на пол.
      Они помолчали, издалека разглядывая ошейник. От скуки и от дури всех троих в итоге посетила одна и та же мысль — ограбить собаку. То есть отнять у неё то единственное, что имело хоть какую-нибудь цену.
      — Эй, Жучка, иди сюда! — начали они подманивать они собаку. — Шарик, Шарик, ко мне! Держи колбаску... Вот собака наглая, хоть бы ухом повела.
      Человечки, сидевшие внутри, насторожились: поезд приближался к станции «36-й километр».
      Выполняя программу своего маршрута, механическая собака встала на ноги.
      Заметив это, хулиганы тоже поднялись со своих мест.
      «Пурга» спрыгнула на пол.
      Преградив ей дорогу, хулиганы оттеснили собаку в угол и тот, который курил, наклонился и пустил ей дым прямо в морду. Мурзилка, не успевший поставить фильтры-заслонки, закашлялся.
      — Что-то верещит, — заметил обладатель дубинки. — По башке ей треснуть?..
      — Ошейник-то клёпаный, несъёмный, — сказал тот, что с ножичком. — Придётся срезать.
      Пока Мурзилка кашлял и протирал глаза, Шустрик принял решение самостоятельно: нажал на пульте кнопку «САМОЗАЩИТА». В то же мгновение ««Пурга» начала действовать.
      Сначала она ударила лапой по губам того, который курил, и горящий окурок оказался у него во рту. Замахав руками, хулиган принялся скакать в проходе и отплёвываться.
      Потом механическая собака оглушительно гавкнула и цапнула за руку другого, и тот выронил на пол дубинку.
      После этого «Пурга» ощетинилась, затрещала, и вооружённый выкидным ножиком хулиган, державший её за ошейник, тоже затрещал, заискрился, волосы у него поднялись дыбом, а глаза вылезли на лоб.
      И тут в вагон вошли милиционер с контролёром.
      — Ваши билеты, — потребовал контролёр.
      Но хулиганы ничего не слышали, потому что оглохли. Они только смотрели на контролёра и милиционера дикими глазами.
      — А это что такое? — сказал милиционер, подобрав с пола дубинку. — И кровь тут... Оружие вам принадлежит?
      — Нет, нет, не моё, не видел! — затрясся от страха хулиган, которому собака прокусила руку. — Собаку пристрелите, она бешеная!
      — А что это вы сейчас под лавку бросили? — обратился милиционер к третьему хулигану, у которого волосы стояли дыбом и дымились. — Ага, ножичек выкидной...
      — Н-н-не мой! — после электрического удара владелец ножичка стал заикаться.
      — Пройдёмте в отделение, — козырнул милиционер, и все трое уныло поплелись к выходу.
      Поезд подходил к станции «Областной центр». Платформа «36й километр» осталась позади.
     
     
      Глава восьмая
      В ЗАПАДНЕ
     
      Вот уже час или два Даша и Андрейка брели в сторону, совершенно противоположную станции. Они выбились из сил, выплакали все слёзы и высказали по адресу друг друга все упрёки — справедливые и не очень. Ни есть, ни пить им больше не хотелось, а хотелось только одного: выбраться куда-нибудь из этого проклятого леса.
      — Всё, — сказал Андрейка и остановился. — Пошли обратно.
      — Куда?.. — испугалась Даша.
      — Нет там никакой станции, идём не в ту сторону. Зря я тебя послушал.
      Никаких сил, чтобы начинать опять плакать, у Даши уже не было.
      — Я слышала, — сказала она тихо, — что люди в лесу всегда по кругу ходят. Одна нога короче другой... или что-то такое.
      — Извилины у тебя в голове одна короче другой... Настоящие путешественники по звёздам ориентируются, а не кругами ходят.
      Ни по каким звёздам Андрейка ориентироваться не умел, а сказал так, для авторитета. Но шёл он действительно прямо, потому что следил за тем, чтобы луна светила всегда с одного бока. Не станет же луна над лесом круги описывать...
      Даша засопела и сделала слабую попытку воспротивиться:
      — Теперь обратно столько же, а потом — неизвестно куда?
      — Не здесь же нам ночевать.
      Разговор зашёл в тупик, дети совсем скисли. Идти обратно было далеко, вперёд — и вовсе бессмысленно. Хотелось лечь где-нибудь и заснуть, а проснуться дома, в своей постели. Так ведь бывает, что всё сном оказывается.
      Обдумав этот заманчивый вариант, Даша ущипнула себя изо всех сил, а потом всё-таки решила заплакать, как бы со второго дыхания. Лицо у неё скривилось, губы задрожали... и вдруг она увидела за деревьями огоньки. И шум такой, как будто поезд стучит по рельсам и гудит.
      — Видишь? — схватился Андрейка за Дашу.
      — Слышишь? — схватилась Даша за Андрейку.
      — Бежим!! — радостно воскликнули оба и побежали по льду и по кочкам к огонькам.
     
      * * *
     
      — Бегут?
      — Кажись, бегут.
      — Крути, крути шибче, чтобы не передумали.
      — А ты пыхти, пыхти громче.
      Кикимора закрутила, завертела гнилушками на сухих стебельках болотной травы. А леший запыхтел, застучал, загудел, затопал ногами, будто поезд идёт по рельсам.
      — Кикимора!
      — Ну, чего?
      — А если нашу засаду заметят? Вон, гляди, там снег осыпался, уже дырка.
      — Ногами меньше топай, вот и не будет сыпаться.
      — Как же... Ты сама велела.
      — Велела-велела... Отойти надо подальше, ничего сыпаться не будет.
      — Может, лопухом твоим прикроем?
      — Ишь умник какой... Работай, работай, пыхти, они близко уже.
      И леший с кикиморой, медленно отступая от западни, стали опять вертеть гнилушками и шуметь паровозом. Берлогу, в которой леший зимовал, они оставили открытой, а сверху только прикрыли камышами и присыпали снегом.
     
      Дети прибежали к краю болота и остановились.
      — Ну, где? — выговорила Даша, запыхавшись.
      — Где-то здесь было.
      — А чего так темно?
      — Луна за облако спряталась. Осторожно, здесь пень откорчёван... Вон, смотри, смотри!
      За деревьями снова мелькнули огоньки, совсем близко, и запыхтел паровоз: чух-чух-чух-чух... Даша обежала отвороченный от земли кряжистый пень, шагнула к огонькам, сказала «ой!» и пропала.
      — Даша! — прошептал Андрейка. — Ты где?
      Наугад в темноте он шагнул вперёд, тоже сказал «ой» и полетел в яму.
      Луна вышла из-за туч, осветив лес, болото и яму, но было поздно: дети находились в плену у лесной нечисти.
     
     
      Глава девятая
      ОСТАВИТЬ И ВОСПИТЫВАТЬ
     
      Возня, шум и топот разбудили медведя. Его берлога находилась в стороне от болота, у подножья песчаной горки. Леший и кикимора только хвастались, что они в лесу хозяева, а на самом деле хозяином был медведь, которого звали Топтыгин Михал Михалыч. На него колдовство лесной нечисти не действовало.
      Медведь высунул голову из берлоги и огляделся. Неподалёку от него, за деревьями, хохотали, рычали, верещали и приплясывали леший с кикиморой.
      — Эй! — рыкнул на них медведь так, что оба разом присели. — А ну кончай шуметь!
      Разглядев медведя и немного оправившись от испуга, оба залебезили наперебой:
      — Ах, это вы, Михал Михалыч! С наступающим вас, Михал Михалыч! Праздничку радуемся, вот и шумим. А не хотите, мы и не будем. Вот всё, раз-два-три, молчок, тишина.
      Топтыгина в этом лесу все боялись, а он боялся только охотников с ружьями. Но охота была здесь запрещена, да и лес был настолько болотистый, что люди сюда редко забредали.
      Больше всего Михал Михалыч не любил, когда его будили, особенно зимой. Если зимой его беспокоили, он не мог снова заснуть, пока чего-нибудь не поест. А найти пищу в зимнем лесу не так-то просто. И тогда он бродил, словно привидение, и на всех кидался.
      На этот раз Топтыгин, по счастью, не успел хорошенько проснуться. С полузакрытыми глазами он погрозил нечисти лапой, затворил лаз в берлогу, лёг на ворох еловых веток, засунул в пасть лапу, почмокал и снова захрапел.
      — Тс-сс! — сказали друг другу леший и кикимора и на цыпочках зашагали к западне.
      Склонившись над ямой, они стали разглядывать сжавшихся в комочек мальчика и девочку.
      — Хороши, — заметила кикимора.
      — Хороши... — подтвердил леший.
      — Девчонку я к себе насовсем заберу. Буду из неё кикимору воспитывать.
      — Моя берлога, мне и выбирать, — возразил леший.
      — Гостям надо уступать, такие правила.
      — Вот и ступай со своими правилами ещё к кому-нибудь в гости, пока ноги целы.
      — Думай, что говоришь! — разозлилась кикимора. — В болоте давно не сидел?
      Но леший был на этот раз начеку. Чтобы кикимора не могла крутануться волчком, он схватил её за горло. Та, не растерявшись, вцепилась ногтями ему в лохматую морду. И оба, заголосив от боли, начали кататься по снегу, оставляя вокруг клочья волос и шерсти.
      Пока они мутузили и царапали друг друга, медведь опять проснулся и на этот раз целиком вылез из своей берлоги.
      Протирая лапами глаза, неторопливо подошёл он к дерущимся и влепил кикиморе такую затрещину, что она отлетела метров на двадцать и повисла на берёзе. Другой лапой Топтыгин наподдал лешему, и тот отлетел в другую сторону ещё дальше и повис на сосне.
      — Третий раз вылезу — пеняйте на себя, — предупредил медведь и отправился спать.
      И ему снова удалось заснуть и даже увидеть приятный сон — что-то такое про малиновые заросли и красотку медведицу с розовым венком на голове...
      А леший и кикимора висели-висели, да начали замерзать.
      — Эй, леший, — тихонько проверещала кикимора, — давай мириться. У меня, гляди, сук ненадёжный. Трещит, прогибается, того и гляди подломится. Спусти меня на землю, а я тебя тоже потом спущу.
      Леший не хотел мириться, но кикимора его своими речами понемногу умаслила. Вырвал он из своей бороды волосину, нашептал заговор и разорвал волосину пополам.
      Тут же кикимора оказалась на земле, целая и невредимая. Хотела она обмануть лешего, но тот уже другой волосок приготовил на всякий случай... Делать нечего: крутанулась кикимора волчком, шепнула что положено, плюнула — вот и леший на земле стоит, спину потирает.
      Снова подошли они к яме, снова начали спорить. Но драться на этот раз не стали — решили жребий тянуть. Леший вытянул девочку, кикимора — мальчика.
      — Мама... — прошептал Андрейка, побелев от страха.
      — Папа... — беззвучно прошептала Даша, дрожа как осиновый лист.
     
      А в это время ходики, висевшие на стене у Клотильды Марковны, показывали начало десятого. А в действительности шёл уже двенадцатый час. Мама и папа который раз вставали и собирались уходить, но хозяйка всякий раз придумывала что-то такое, чтобы их ещё немного задержать.
      Наконец, за полчаса до Нового года, папа вышел из-за стола в туалет и там, между прочим, взглянул на свои собственные наручные часы. А увидев, ахнул, вернулся в комнату и решительно заявил:
      — Клотильда Марковна, вы нас подло обманули! Вы нарочно ввели нас в заблуждение своими неисправными часами, потому что хотите испортить праздник нашим детям! Но теперь мы от вас уходим, и ноги моей больше не будет в вашем доме!
      После этого папа и мама действительно оделись и ушли.
      Оторопевшая Клотильда Марковна выскочила на лестницу и крикнула им вслед какую-то гадость. А потом изо всех сил хлопнула дверью, да так неосторожно, что прищемила палец. Но теперь её крикам уже никто не верил.
      Мама и папа выбежали на улицу и стали ловить такси, чтобы поскорее доехать. Но такси праздничной ночью всегда заняты, а другой транспорт ходит редко или совсем не ходит. Но даже если бы несчастные родители моментально оказались у себя дома, то всё равно не застали бы там своих ещё более несчастных детей. Спасти Дашу и Андрейку могли теперь только волшебные человечки, которые мчались на подмогу во весь опор, сидя внутри механической собаки.
     
     
      Глава десятая
      СИТУАЦИЯ ОСЛОЖНЯЕТСЯ
     
      Проехав свою станцию и сойдя с поезда на следующей, Мурзилка и его помощники не стали отчаиваться. Механическая собака спрыгнула с платформы на рельсы и побежала по шпалам на предельной скорости. Её мордочка и хвост вытянулись в одну стремительную линию, и со стороны казалось, будто не собака, а маленькая пушистая ракета мчится по железнодорожным путям, рассекая снежную пыль.
      Вот впереди показалась станция. «Пурга» сбавила обороты и свернула в лес. Согласно сведениям, продолжавшим поступать от лесного дятла, Даша и Андрейка двигались по замёрзшему болоту в направлении юго-запада, уходя от населённых пунктов вглубь леса.
      На связь вышел редактор Буквоедов:
      — Почему проехали «36-й километр»? — взволнованно закричал он в трубку.
      — Непредвиденные обстоятельства, — ответил Мурзилка.
      — Где вы?
      — Приближаемся к болоту. Родители знают?
      — Вы имеете в виду родителей Даши и Андрейки? Нет, не знают. Я посчитал нецелесообразным волновать родителей раньше времени. Полагаю, они появятся у себя дома не раньше двенадцати. У них тоже своего рода... непредвиденные обстоятельства.
      — Мы сможем вернуться до двенадцати, — честно предупредил Мурзилка.
      — Не зарекайтесь. В новогоднюю ночь всякое бывает, — загадочно сказал редактор и дал отбой.
      — На что это он сейчас намекнул? — поинтересовался Мямлик. Мурзилка сам не знал. Поэтому промолчал и прибавил ходу.
      «Пурга» помчалась вперёд огромными скачками, словно призрак. В несколько минут она доскакала до края болота...
      И тут случилось непредвиденное. Собака и пассажиры слишком поздно заметили яму, замаскированную тростником и присыпанную снегом. «Пурга» выставила вперёд все четыре лапы с железными когтями, затем дала полный задний ход, но, продолжая двигаться по инерции, въехала в западню. Тростник подломился под её передними лапами, и собака вместе с экипажем полетела в яму, где уже сидели Даша и Андрейка.
     
     
      Глава одиннадцатая
      ВСЕ В СБОРЕ
     
      Леший и кикимора с удивлением смотрели, как прямо на них огромными прыжками несётся существо, похожее на собаку. Оба на всякий случай спрятались за деревья и стали ждать, что будет дальше.
      А дальше странное существо просто-напросто свалилось в их яму и затаилось.
      — Это ещё что за чудо, — осторожно проговорила кикимора, выходя из укрытия. — Не то собака, не то кенгуру из зоопарка.
      — Собака тоже сгодится, — отметил леший, подходя к яме и принюхиваясь. — Я собак люблю. И кенгуру.
      — Ладно, не сочиняй, будто ты кенгуру пробовал.
      — Только это не кенгуру, это собака, я теперь точно вижу.
      — Сдаётся мне, леший, это не простая собака.
      — А что так?
      — А ты видел, как она бежала?
      — Собачонка шустрая, будто призрак мелькнула.
      — Вот я и думаю, леший, может, это и не собака вовсе? Может это знак нам оттуда?..
      — Брось, — леший испуганно замахал руками, — брось, ты чего говоришь, не может быть...
      — А чего ж не может?
      — Оттуда чёрную бы прислали. Белых там вообще не держат, зря только панику наводишь.
      — Не скажи, не скажи. Сейчас всё так быстро меняется... За три-то месяца, пока мы с тобой спали, и цвет, и фасон запросто могли перемениться. Надо проверить, что это за собака. Если оттуда, тени от неё быть не должно.
      — Ладно, кикимора, давай проверим. Засмолим сейчас факел, подожжём да посмотрим.
      И леший с кикиморой пошли делать факел, чтобы проверить, кто у них в западне — обыкновенная собака или посланник из преисподней.
      Увидев, что к ним в яму бухнулась ещё какая-то собака, дети даже не испугались. Их после случившегося напугать было трудно.
      — Может, они сначала собаку съедят, а нас ещё на потом оставят? — всхлипнула Даша. — Тогда нас ещё спасти могут.
      — Конечно, оставят, — подтвердил Андрейка, который был мальчиком и не имел права раскисать окончательно.
      — А чего она не шевелится? Умерла уже?
      Андрейка подобрал прутик и потыкал собаку в живот.
      Вдруг в маленьких иллюминаторах, расположенных у собаки под шерстью, вспыхнули огоньки, и яма осветилась. В боку у собаки открылась дверца люка.
      — Слушай, Даша, — зашептал Андрейка, схватив сестру за руку, — это, кажется, вообще не собака. Это что-то, мне кажется, инопланетное...
      — Нас теперь в космос заберут, да?
      — Держи платок, высморкайся, — пристыдил её Андрейка. Едва Даша успела высморкать нос, как из люка показался Мурзилка.
      Дети сразу узнали его и от удивления лишились дара речи.
      — Привет, ребята, — прошептал Мурзилка. — Вы Даша и Андрейка?
      Дети дружно закивали головами.
      — Понятно, мы за вами.
      — Кто последний?.. — сострил Мямлик из глубины собаки.
     
      А в это время леший и кикимора разожгли факел и направились к яме.
      — Стой! — замерла вдруг кикимора. — Слышишь?
      — Чего, — проворчал леший.
      — Бегут... Обратно бегут, вот чего.
      — Кто?..
      — Волки, волки, дубина ты стоеросовая! Закрывай яму свою!..
      Леший понял и, покряхтев, захлопнул берлогу пнём, похожим на огромного высохшего осьминога.
      — Снегом, снегом присыпь!..
     
      Когда Серый и его голодная банда выбежали на опушку леса к краю болота, леший и кикимора стояли с невинным видом, ковыряя ногой льдинки.
      — А, Серенький! — обрадовано воскликнула кикимора, будто только что заметив стаю. — Покушали? Поймали этих... ну, детишек? Мальчика и девочку?
      Чёрной тучей на белом снегу сгрудились волки, их жёлтые глаза горели недобрым огнём.
     
     
      Глава двенадцатая
      СДЕЛКА
     
      Отверстие захлопнулось, и в берлоге лешего стало тихо. Было только слышно, как Даша хлюпает носом в платочек, да ещё Шустрик начал тихонечко гудеть от напряжения. Мямлик ударил его кулаком по спине, и гудение прекратилось. Только сейчас опомнившись, Мурзилка бросился к пульту управления и попытался выйти на связь с редактором, но вместо связи в эфире стоял шум и треск. Здесь, во владениях нечистой силы, с законами физики не всегда и не всё было как полагается.
      — Надо идти, — вздохнул Мямлик.
      — Куда идти?! — испугался Шустрик.
      — Туда, наверх. А ну-ка, дети, подсадите жертву опытных полимерных разработок...
      Даша удивлённо посмотрела на Андрейку, вместе они посмотрели на Мурзилку, а тот кивнул. С некоторых пор Мурзилка уяснил для себя полную физическую неуязвимость своего непростого помощника, только с виду казавшегося бестолковым.
      Андрейка наклонился, и Даша, взявшая Мямлика за руку, вскарабкалась брату на плечи. Тот, хватаясь за рыхлые стены, осторожно выпрямился, и девочка смогла просунуть Мямлика в щёлку между корнями пня.
     
      На полянке у края болота назревал нешуточный скандал. Серый обвинял кикимору и лешего в том, что они якобы нарочно отослали стаю к оврагу, а сами в это время изловили детишек и слопали на двоих, в две хари. Ему поддакивал Отморозок, рыжий подхалим, трусливый с сильными и жестокий со слабыми, который сам втайне мечтал сделаться вожаком. Отморозком его прозвали после того, как хвост его однажды примёрз к земле и его пришлось укоротить, словно какой-нибудь породистой собаке.
      Услышав несправедливое обвинение, леший схватил себя за грудь и сел на свой пень, будто ему плохо и он уже ничего вокруг себя не видит. Кикимора же представила публике такой спектакль, что ей позавидовала бы любая заслуженная артистка.
      — Слопали, говоришь... — прошептала она, гордо вскинув голову. — А вот это ты видел? А это, это ты видел?!
      И она стала срывать с себя подбитые ватой сети и кружева, обнажая обтянутый серовато-зеленоватой кожей скелет.
      — Что, Серый, похожа я на разъевшуюся городскую дамочку? Нет? Ну так что ж, ты видел мою нищету и мой позор. Ты видел голодный обморок этого старого лесного урода, — она кивнула в сторону лешего, который приоткрыл на неё удивлённый глаз.
      — А теперь, — кикимора подняла руку, — убирайся!
      Закончив пронзительный монолог, она отвернулась.
      Серый опустил морду и поплёлся прочь, а за ним потянулась вся стая.
      — Слышь... Серый, — пристроился к вожаку старый одноглазый волк по прозвищу Кривой, к мнению которого всегда прислушивались. — Сожрать-то... они... не сожрали... Это... факт!.. Мясо они точно... не жрут... Но... только... спрятать могли...
      Серый остановился, посмотрел на него, подумал и повернул назад.
      А кикимора с лешим уже играли в ладушки, смеясь и приговаривая: «Обманули дурака! Обманули дурака!»
      Увидев наконец, что волки вернулись и молча наблюдают за ними, оба как-то заметно расстроились, руки у них опустились, а физиономии вытянулись.
      — Всё!.. врёшь! — рявкнул Серый. — Где?.. спрятали?!
      Тут кикимора сообразила, что врать во второй раз не стоит. Волки стояли слишком близко и могли вмиг перекусить и её, и лешего пополам, не позволив ни крутануться, ни волосину вырвать.
      — Хорошо-хорошо, Серенький, сейчас договоримся, — засуетилась кикимора. — Детки-то здесь, у нас! В надёжном месте спрятаны! Сами ни за что не найдёте. Детки хорошие, нежные, воспитанные.
      Волки зарычали, пуская слюни.
      — Только давай по-честному, по справедливости, а, Серенький? Давай услуга за услугу. Ты ведь по соседству, в северном лесу обитаешь? У вас там свои дела, свои порядки...
      — Короче!.. — рявкнул волк.
      — Короче, есть тут у нас один косолапый... ленивый такой, слабый. Надоел всем своими жалобами, сил нет — и то ему не нравится, и это... За лето набрал жирку, а теперь дрыхнет в своей берлоге. А мне, вот поверишь, Серенький, зимовать совсем негде! Продрогла вся насквозь! Согреться хочется, поспать вволю!..
      — Короче!
      — Так вот, Серый, мне бы только его из берлоги выгнать да подремать там до весны в тепле и сухости. Мне и кушать не надо, когда сплю, я так лягу...
      — Ещё!.. короче!
      — Прогоните Топтыгина, сожрите, а нам с лешим только шкуру оставьте. Мы себе меховые сапожки пошьём, да ещё на рукавички останется. Главное, Серенький, чтобы ноги были в тепле, а, верно? Это ведь только вас, красавцев, ноги кормят; у вас ноги сильные, здоровые, а нам свои в тепло надо кутать. Шкуру отдадите — сразу тут же детишек получите. Такой уговор.
      Волки посовещались. Серый подошёл к кикиморе:
      — Где?!
      Леший и кикимора так рассудили: если волки Топтыгина завалят — хорошо, в лесу одним начальником меньше, и ещё шкура. Если медведь волков побьёт — ещё лучше, бандитам туда и дорога: с ними, беспредельщиками, одни проблемы. Только вряд ли, рассуждали они, Топтыгин отбиться сумеет — заспался, форму спортивную, как говорится, потерял...
      И поплелись леший с кикиморой от этого места подальше — медвежью шкуру делить. Кому из них больший кусок причитается, а кому поменьше.
     
     
      Глава тринадцатая
      КОНЕЦ ВОЖАКА СТАИ
     
      Мямлик постепенно замерзал. Сперва у него одеревенели ноги, и он перестал переминаться с одной ноги на другую. Потом руки перестали слушаться, а затем и всё его туловище сделалось твёрдым, как булыжник. Только челюсти непрестанно, двигались по привычке, оттого и не замерзали. Решив, что пора действовать, он крикнул:
      — Эй! Ты, чучело! Да-да, ты, с глупой мордой, как тебя там... Серый!
      Впервые к вожаку обращались подобным образом. Серый медленно обернулся. Не ослышался ли он, не принял ли шум ветвей или бульканье болотных газов подо льдом за дерзкие, оскорбительные и невозможные слова, исходившие от этого странного маленького существа, похожего на раздувшегося лягушонка... Но и остальные волки смотрели на существо с изумлением — стало быть, и они слышали.
      Чтобы не преувеличивать значение случившегося и не опускаться до разговора с какой-то неопознанной болотной мелочью, вожак просто подошёл к Мямлику и цапнул его зубами.
      Существо показалось ему костлявым. Приподняв морду, волк слегка подбросил его и тренированным движением сомкнул пасть всей силой своих железных челюстей.
      Раздался хруст. Все передние зубы Серого разлетелись в разные стороны, словно фарфоровые. Волк подумал, что в пасти у него взорвалась граната, сохранившаяся здесь, на болоте, со времён войны.
      Затем, поняв, что это не граната и он остался жив, Серый поднял беззубую пасть на луну и завыл долго и протяжно — так, как не выл ещё на земле ни один волк.
      Мямлик лежал в снегу целый и невредимый.
      — Иные самоуверенно полагают, — заговорил он, — что им по зубам даже те субстанции, о сущности которых они не могут иметь ни малейшего понятия. И если бы они со столь же похвальным усердием попытался грызть, выражаясь фигурально, гранит науки...
      Он не договорил. Потому что раздался рёв такой силы, что лёд на болоте треснул, а у волков подогнулись лапы. Это из берлоги показался медведь, которого Серый своим отчаянным воем разбудил в третий раз.
      — Вот... он! — тявкнул Отморозок, решивший сразу сделаться вожаком. — Взять!.. Взять!.. косолапого!.. Рразорвать!..
     
      А Серый поплёлся прочь, куда глаза глядят. Прибившись на другой день к деревушке, он стал попрошайничать. Пару раз его драли собаки, пару раз мужики колотили жердями. Но потом люди заметили, что он беззубый, и начали его подкармливать.
      Характер Серого со временем разительно переменился. Он раскаялся в своём прошлом, полюбил кашу и размоченные в воде сухарики. Летом, стоило ему увидеть где-нибудь лягушку, как его тут же передёргивало, он тряс мордой, скулил и убегал, поджав хвост. Самое удивительное, что люди тоже прозвали его Серым.
     
      Сон Топтыгина опять был прерван. И прерван на самом приятном, интригующем моменте его переглядываний и перемигиваний с медведицей в малиновых зарослях. Проснувшись от противного волчьего воя над самым ухом, увидев вместо малиновых зарослей унылую берлогу и ощутив голод и злость вперемежку с головной болью, Михал Михалыч понял, что уже никогда больше не заснёт. По крайней мере, пока не зашибёт кого-нибудь насмерть.
      Миша вылез на снег, поднялся во весь рост на задние лапы, заслонив своей огромной головой диск полной луны, зарычал. Волки прижались брюхами к земле и стали отползать.
      — Нас... много! — затявкал Отморозок, прятавшийся сзади.
      — Он... один!.. Окружай!..
      Волки приподнялись и стали медленно обходить Топтыгина, смыкая кольцо.
     
     
      Глава четырнадцатая
      ТЕМ ВРЕМЕНЕМ...
     
      Мама и папа выбежали из дома Клотильды Марковны и опрометью бросились к проезжей части. Но машины такси были заняты, а другой транспорт вообще не появлялся. И несчастные родители отправились пешком через весь город. По пути они звонили домой из всех автоматов, но то ли со связью в эту праздничную ночь было что-то не в порядке, то ли дома никто не снимал трубку. Такая неопределённость бодрости родителям не прибавляла. Во всех окнах светились огоньки ёлочных гирлянд, доносились музыка, смех и радостные голоса. Только мама и папа были одни на пустынных улицах.
      — Ноги моей больше не будет у Клотильды Марковны, — продолжал папа кипятиться. — Я уверен: она нарочно перевела часы и специально нас задерживала!
      — Бабушка у нас, конечно, с некоторыми странностями, — отвечала мама.
      — Хороши странности! Людей с такими странностями лучше всего от общества изолировать. Нет, теперь я это дело не оставлю. Пусть только попробует нам позвонить, я ей такое скажу... Я ей решительно выскажу всё, что о ней ду...
      И в этот момент папа поскользнулся на присыпанной снегом накатанной ледяной дорожке. Мама не сумела его удержать, и папа как-то очень неудачно загремел на тротуар. Так плохо, что подвернул разом стопу и коленку. Схватившись за ногу и не в силах подняться, он застонал.
      Мама выбежала прямо на середину проезжей части, растопырила руки в стороны и твёрдо решила не пропустить мимо себя ни одного транспортного средства, даже если это будет троллейбус или пожарная машина.
      По случайности, какие бывают только в новогоднюю ночь, первым же транспортным средством на дороге оказалось машиной «скорой помощи». Папу уложили на носилки и задвинули в салон. А мама тоже залезла внутрь и села с ним рядом.
      — В больницу номер один! — приказал водителю главный врач.
      — Нет-нет! Ни в коем случае! — запротестовал папа. — Срочно везите нас домой к нашим детям, иначе у меня будет ещё какой-нибудь сердечный инфаркт!
      И мама тоже стала просить, чтобы их везли уж сразу домой, будь что будет.
      Послушав родителей, главный врач согласился отвезти их домой и уже там, на месте, оказать папе скорую медицинскую помощь.
     
     
      Глава пятнадцатая
      РАЗГОВОР, КОТОРЫЙ ВСЁ МЕНЯЕТ
     
      На телеграфную ленту редакции поступали сообщения одно тревожнее другого. Мастодонт Сидорович ходил по кабинету сам не свой. Он ерошил волосы, бормотал чепуху и разыскивал повсюду очки, которые были у него на носу. Книжные человечки ничего не знали о происходящем и уже веселились за стенкой в празднично убранном помещении библиотеки. Там был накрыт стол, который специально вырезали и склеили из картона. Мастодонт Сидорович, конечно же, не мог сесть или даже лечь к этому столу (последнее было бы просто неприлично), поэтому для него стояло в стороне нормальное большое кресло. В кабинет то и дело заглядывали, но Буквоедов махал руками и кричал: «Потом! Потом!»
      Без четверти двенадцать он сел за письменный стол, обхватил голову руками и тихо произнёс:
      — По-видимому, другого выхода у меня не осталось. Наверное, я оказался плохим руководителем.
      Мастодонт Сидорович поднялся, причесал волосы, одёрнул на себе пиджак, поправил галстук, прокашлялся и снял телефонную трубку.
      Куда и кому позвонил Мастодонт Сидорович, мы не знаем.
      Насколько важным и значительным было это его волшебное начальство, мы вправе судить лишь по его трепетной позе во время разговора и по дрожанию его голоса. Мы только знаем, что, закончив разговор (а «наверху» были уже в курсе событий), Мастодонт Сидорович буквально упал в кресло и вытер платком взмокшее от волнения лицо. Затем он снял очки, откинул голову и прикрыл глаза. На его губах проступила чуть заметная улыбка.
      Ему обещали уладить всё в ближайшие минуты.
     
     
      Глава шестнадцатая
      СХВАТКА
     
      Поскуливая от страха, волки начали медленно обходить Топтыгина, зажимая его в кольцо. Михал Михалыч заревел от восторга: именно драки ему сейчас недоставало.
      Волки присели и в нерешительности переглянулись.
      — Он... один! Нас... много! — затявкал Отморозок. — Тонна... мяса!.. Тонна... жира!.. Дети... на сладкое!
      Пока волки стояли в нерешительности, Топтыгин занял удобную для драки позицию — спиной к отвесной песчаной горке. Теперь никто не мог напасть на него сзади. Увидев, что волки струсили, медведь решил схитрить и сделал вид, что ему плохо. Он качнулся, закатил глаза и беспомощно заводил перед собой лапами.
      — Всё!.. — радостно взвизгнул Отморозок. — Он... дохлый уже!.. Без понтов... завалим!..
      И, решив завоевать себе авторитет одним махом, рыжий волчара бросился в атаку. Красиво и стремительно прыгнул он вверх... но внезапно и странно застыл в полёте. Это случилось потому, что медведь сделал чуть заметное движение лапами — такое, как хлопают в ладоши. Голова рыжего оказалась посередине. Топтыгин развёл лапы. На снег, будто пальто с вешалки, упало то, что осталось от Отморозка.
      Ещё несколько игривых движений — и трое волков легли замертво, а другие разлетелись по снегу в разные стороны.
      Шестеро оставшихся в живых были только слегка покалечены, но они уже почувствовали запах крови и потеряли страх.
      Топтыгин начал разогреваться. Пока что он отделался потерей двух клочков шерсти и лёгкой царапиной на шее.
      И тут случилось непредвиденное.
      Едва оставшиеся волки бросились в свою, наверное, последнюю атаку, как вдруг на поле битвы невесть откуда выскочила пушистая собачонка. От удивления медведь легонько поддел её лапой... В тот же миг электрический разряд ударил его тысячей пылающих рогатин. Раздался треск, великан повалился грудью вперёд, придавив собою ещё троих.
      «Пурга», а это была она, отлетела в сторону, ударилась о ствол дерева, упала и замерла. Из открывшегося люка высунулись перепуганные человечки.
      Трое уцелевших волков бросились на беззащитного Топтыгина. Рыча и пуская слюни, они пытались разорвать на нём толстую шкуру.
     
     
      Глава семнадцатая
      ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
     
      Внезапно всё изменилось, будто природа поменяла цвет. Снег и деревья стали розовыми и заискрились. В центре поляны закружилось облако снежной пыли, а когда оно опустилось, на поляне оказались Дед Мороз и его дочка Снегурочка.
      И тут как будто старая-старая сказка началась.
      — А ну, кто здесь детей малых обижает? — грозно вопросил Мороз. — Где Даша и Андрейка?!
      Все замерли и будто онемели. Леший с кикиморой высунулись было из-за деревьев — побитые, ощипанные... Они всё медвежью шкуру делили. Посмотрели — да и на цыпочках снова в лес удалились.
      А Мороз опять спрашивает, ещё громче:
      — Где Даша и Андрейка?!!
      — Да ведь они в яме сидят, — Снегурочка говорит. — Вон под той корягой. Их там леший с кикиморой от волков прячут. Хотят их навсегда в лесу оставить, для забавы.
      Ударил Мороз своим сверкающим посохом по земле — и отвалился от ямы пень корявый. А Даша и Андрейка — тут как тут — стоят, на волков с опаской поглядывают. Снегурочка подошла к детишкам, обняла обоих за плечи, ласковым словом ободрила.
      Дед Мороз на волков притопнул:
      — А ну, пошли отсюда, псы шелудивые! И чтоб дорогу в эти места забыли!
      И даже те волки, которых Топтыгин насмерть забил, вдруг ожили, поднялись и вместе с уцелевшими побежали прочь из чужого леса.
      Медведь тем временем в себя пришёл, поднялся, почёсывается.
      — Как здоровьице, Михал Михалыч? — улыбнулся Мороз, на него глядя.
      — На здоровье пока не жалуюсь, Мороз Иваныч, — отвечал Топтыгин с достоинством. — Только праздник выдался мне не в радость.
      — А что так?
      — То шумят... то дерутся... Спать не дают. А у меня в это время сон самый сладкий, самый бодрящий. Как посплю, так потом и весь год проживу.
      — Ничего, Михал Михалыч, мы эту беду поправим, — пообещал Мороз. — Ступай, косолапый, к себе в берлогу.
      Полез медведь к себе в берлогу, а там — малины полнымполно. Крупной, сладкой — такой, что и летом в лесу не бывает. Начал он малину горстями есть да понемногу вперёд продвигаться. Только урчит себе от удовольствия да хвостиком снаружи виляет. Наконец и хвостик внутрь берлоги ушёл. Слизнул Топтыгин все ягоды до последней и спать на еловые ветки завалился. Захрапел от всего пуза, и снова сон у него пошёл тот самый, приятный, про медведицу... Снегири налетели, лаз в берлогу прикрыли еловыми веточками. Метелица крутанулась — снежком присыпала. Совсем тепло стало в берлоге.
      Мурзилка с Шустриком затащили Мямлика в собаку, чтоб быстрее оттаивал.
      — Что за чудо техники? — удивился Мороз.
      — Это наша, — ответил Мурзилка. — Из проката. Мы на ней сюда приехали.
      — Что же она валяется у вас будто неживая?
      — Мы медведю помочь хотели, а вышло так, что его самого током дёрнуло.
      — Поразительное недоразумение! Опаснейшее заблуждение! — подтвердил Шустрик.
      — Ничего, сейчас недоразумения все, какие есть, разрешим, — пообещал Дед Мороз. — Собаку — в прокат!
      И стукнул посохом по земле.
      «Пурга» в тот же миг очутилась на прилавке у Аристарха Никифоровича Выдворянинова, исправная и даже вычищенная. Каждая деталька смазана, подрегулирована, затянута, а шёрстка будто ещё гуще сделалась, белее и шелковистее.
      Аристарх Никифорович от её внезапного появления шампанским поперхнулся (у него как раз знакомый милиционер сидел, который на вокзале дежурил). Открыл дверцу — а в собаке два конверта. Ему — купон на скидку в мебельном салоне, а милиционеру — путёвка в дом отдыха, на три лица — с супругой и тёщей.
      — Вам, — сказал Мороз, обращаясь к волшебным человечкам, — благодарность в приказе за решительные действия. Прямо сейчас редактор к стене кнопкой прикалывает. Не верите?..
      И стукнул посохом второй раз.
      Тут все трое очутились в празднично убранной библиотеке, а на стене — так и есть — приказ с благодарностью. Книжные человечки собрались, смотрят, читают. Героев увидели, зашумели, к столу повели угощать. Мямлика под руки взяли, потому что ноги у него ещё сильно заплетались.
      — Ну а вы, — обратился Мороз Иваныч к Даше и Андрейке. — Домой хотите?
      — Хотим, — пролепетали дети еле слышно. Снегурочка подошла к Деду Морозу и что-то шепнула на ухо.
      — Так... — проговорил Дед Мороз, — нога, значит... Ничего, и это сейчас уладим. — А у детей спросил: — Какие хотите подарки?
      Даша и Андрейка молчат.
      — Ну! — говорит Мороз. — А то передумаю.
      — Куклу с платьями, чтобы говорить умела, — прошептала Даша. — И к маме...
      — Игру с погонями, — попросил Андрейка. — И чтобы тоже... домой.
     
      Поцеловала Снегурочка обоих в щеки, ударил Дед Мороз посохом — и вот уже дети стоят возле дома, у самой парадной.
     
     
      Глава восемнадцатая
      СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ И НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
     
      А за минуту до этого мама и папа примчались к дому на машине «скорой помощи». Главный врач сдержал своё обещание и не стал отвозить папу в больницу. Но теперь следовало доставить больного в его квартиру, чтобы оказать ему там скорую медицинскую помощь.
      — Ой... — прошептала мама и схватилась за грудь. — У нас свет в окнах не горит!..
      — Как не горит! — испугался папа и спрыгнул с носилок. — Нет, нет, ты, верно, не в те окна смотрела. Наши-то как раз все горят, полная иллюминация.
      Мама посмотрела на папу, затем снова на окна и сказала удивлённо:
      — Да, правда, теперь я вижу, что горят. А что, нога у тебя не болит больше?
      Тут и врач, и санитар, и водитель, и сам папа поняли, что нога-то не болит уже.
      — Позвольте, — сказал врач и засучил папе штанину. — Что же это?.. Только что вот здесь и ещё вот здесь имели место очень даже заметные опухоли. И я собирался вправить вам вывихи, а затем наложить на больные места тугие повязки. Но теперь я не вижу никакого смысла вас лечить. Тем более что к нам сию минуту поступил срочный вызов о том, что на соседней улице гражданка в результате чьей-то шутки выпила уксус и ей сделалось плохо.
      Сказав это, врач сел в кабину, санитар задвинул на место носилки, и машина укатила.
      А у парадной закружил снежный вихрь. Снег ссыпался, и на ступеньках подъезда остались Даша и Андрейка. Родители бросились к своим детям, обняли их, расцеловали и все вместе поспешили домой.
      — Что же вы на улице стояли?..
      — А мы вас специально встречать вышли, — сказал Андрейка и покраснел.
      Когда вошли в квартиру, так и ахнули: в большой комнате стол накрыт. Ёлка — та самая, которую в лесу бросили, огнями сверкает. А под ёлкой — подарки. Кукла, совсем как живая, говорит что-то. На экране новенького компьютера — самая навороченная игра с погонями.
      — Господи боже мой, дети! — всплеснула мама руками. — Ёлка-то откуда? И подарки?..
      — Из леса, от Деда Мороза, — сказала Даша и тоже почему-то покраснела.
      Деньги, из-за которых всё началось, она в носке нашла, когда ботинок стала снимать. Бумажка, оказывается, провалилась через дырку в кармане. Даша быстренько её обратно в ящик положила.
      Едва сели за стол — часы начали бить двенадцать. Тут все друг друга расцеловали и ещё «ура!» успели крикнуть.
     
      Мастодонт Сидорович Буквоедов вышел на работу после праздника только четырнадцатого числа. Очки свои он где-то, по всей видимости, потерял или разбил, потому что на нём теперь были другие, с дымчатыми стёклами. Для второго выпуска «Книжной правды» у него на редакторском столе накопилось множество всевозможных материалов. Был и так называемый «гвоздь» номера — мурзилкина передовица о новогодних приключениях. Редактор сел за стол, вооружился синим карандашом и погрузился в чтение. Он то улыбался, то хмурился, то хмыкал, то делал настороженное лицо. И всё время что-то подчёркивал и ставил на полях понятные только ему и наборщице закорючки.
      Закончив чтение, нажал на кнопку и распорядился:
      — Пригласите ко мне репортёра Мурзилку, а также стажёров Шустрика и Мямлика.
      — Сию минуту, Мастодонт Сидорович, — пропела лисичка-секретарша.
      Редактор приоткрыл дверь и сел на своё место за столом. На ковре появились наши герои.
      — На этот раз вы были ещё более неосмотрительны, — произнёс редактор с непроницаемым видом. — Вы проехали свою станцию...
      — Они сами... привязались! — вспыхнул Шустрик.
      — Вам следовало спрятаться в тамбуре или перейти в другой вагон.
      — Учтём на будущее, — согласился Мурзилка, отметив замечание редактора в своём блокноте.
      — Затем вы довольно быстро и успешно продвигались по следу... До тех пор, пока глупейшим образом не угодили в ту же самую западню, из которой вам следовало вытащить девочку и мальчика.
      Мурзилка от стыда вжал голову в плечи, а Шустрик развернул свою на сто восемьдесят градусов, затылком к редактору, полагая, что таким образом спрятался от его сурового взгляда.
      — Товарищ Шустрик, прекратите паясничать, — сказал Буквоедов.
      Шустрик повернул голову на место.
      — Кстати, мне рекомендовали вас как способного механика и электронщика.
      Шустрик насторожился, не понимая, к чему клонит редактор.
      — Однако вы не справились с управлением и выбрались из ямы значительно позже, чем могли это сделать. Затем, вместо того чтобы обратить в бегство волков, вы приблизились на недопустимо близкое расстояние к медведю, нашему союзнику.
      — Был потрясён, изумлён, растерян, — виновато покаялся Шустрик.
      — Товарищ Мямлик, — редактор вышел из-за стола, наклонился и протянул герою указательный палец, — вы были неподражаемы. Именно ваш изобретательный поступок стал в этом деле решающим.
      Мямлик пожал палец и проговорил:
      — Не все могут быть столь же физически совершенны, сколь и сообразительны...
      Даже не пытаясь разбираться в том, что говорит Мямлик, редактор вернулся на своё место.
      — И последнее. Учитывая вашу удивительную взаимодополняемость, невероятную везучесть и редкую способность доводить до конца самое гиблое дело, я официально открываю в нашей газете Отдел репортёрских расследований. Не скрою: работа предстоит опасная, и вы вправе отказаться.
      Герои гордо промолчали.
      — Отлично, — сказал Буквоедов. — Я вижу, что вы настроены по-боевому. Начальником отдела назначаю репортёра Мурзилку. Его заместителями — стажёров Шустрика и Мямлика. Приказ уже согласован.
      — Служу родному сказочному отечеству! — восторженно отрапортовал Шустрик, отдав честь по-военному.
      Мурзилка и Мямлик тоже неуверенно повертели руками возле ушей, потом все трое вышли.
      Редактор закрыл за ними дверь и сел писать приказ.
     
     
     
     
      Дело № 3. Аттракцион «Удав и Кролики»
     
     
      Часть первая: ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ СИТУАЦИЯ
     
      Глава первая
      КТО-ТО РАСТРЕВОЖИЛ ДОБРОПОРЯДОЧНЫЙ УЛЕЙ
     
      Многоэтажный дом, в котором находится редакция газеты «Книжная правда», строили давно и на совесть. В его высоких и просторных квартирах жили уважаемые люди, их дети и внуки, а также новые богачи, которые поселились здесь совсем недавно. Внизу сидела консьержка, которая знала всех в лицо. А гостей и посторонних, имевших здесь какое-нибудь дело, записывала в специальный журнал.
      И вот однажды в этом замечательном доме обворовали квартиру, а потом, вскоре, ещё одну.
      Потерпевшими были молодой, но очень успешный предприниматель и опереточная певица. И они сразу обратились куда следует, то есть, в милицию. Их выслушали, велели написать заявления и задали пару вопросов: кто приходил в день кражи и на кого вообще думаете. Потерпевшие честно признались, что никто не приходил, следовательно и думать не на кого.
     
      В милиции не шерлокхолмсы работают, да и дела у них есть поважнее, и оба этих заявления положили, как говорится, под сукно.
      Но не прошло и недели, как обворовали третьего жильца. И на этот раз не простого жильца, а генерала, хотя и в отставке. И, что особенно важно, не военного генерала, а милицейского, у которого связи. В это время его жена отдыхала в Испании, а дома у неё осталось много разнообразных ценностей, разложенных по шкатулочкам — и бусы, и колечки, и камешки...
      У самого генерала, которого, кстати сказать, звали Тарас Андриевич Бульба, в квартире из ценных вещей был только альбом с марками. Так вот как раз этого альбома вор не тронул. Этот вор в марках, совершенно очевидно, не разбирался.
      И генерал понял, что если до возвращения супруги вора не поймают, то у него в жизни наступит очень нехорошая полоса. И тогда он надел свой парадный мундир, сел за телефон и обзвонил всех своих милицейских друзей-командиров и поговорил с каждым, чтобы это дело непременно довели до конца.
      На другой же день дом загудел словно потревоженный улей. Одну следственную бригаду сменяла другая, по этажам бегали розыскные собаки, всех жильцов опрашивали и незаметно снимали у них отпечатки пальцев. Консьержку Варвару Степановну, которая сидела у входа за специальной стойкой, довели до такого состояния, что она подала заявление об уходе.
      Но всё было впустую — вор не оставил следов ни на замках, ни на предметах, ни в памяти возможных свидетелей. Ни в одной из трёх квартир, в которых он совершил кражи, не сработала сигнализация.
      После нескольких суток работы, которая не принесла милиционерам ничего кроме отчаяния, в доме начал работать экстрасенс. Этот сверхъестественный человек вошёл в квартиру Тараса Андриевича и, сверкнув глазами, указал пальцем сначала на гардероб, а потом на ванную комнату. В кармане генеральского мундира нашли конверт с деньгами, который не имел никакого отношения к делу. А для того, чтобы забраться под ванную, пришлось разломать кирпичную кладку, и там нашли оставленный рабочими лет сорок назад свёрток с остатками обеда.
      Экстрасенс сообщил, что вором, скорее всего, была женщина или это был мужчина. Что роста она или он были среднего, но возможно, ниже или выше среднего. Что вор проник в квартиру, не взломав ни окон, ни дверей.
      Надо заметить, что эти факты сыщикам были уже доподлинно известны.
      Напоследок экстрасенс прошёл по всем этажам с рамкой, останавливаясь у дверей каждой квартиры. Возле тех дверей, за которыми кто-нибудь был дома, рамка поворачивалась. А за теми, где дома никого не было, — стояла на месте. Дойдя до верхнего этажа, и оказавшись у замурованного входа в бывшую домовую библиотеку, экстрасенс обратил внимание на то, что рамка здесь оживлённо завертелась.
      — А что у вас там, за этой стеной? — поинтересовался он у сопровождавшего его усталого участкового милиционера.
      — Чердак, должно быть, — предположил тот.
      — А где вход?
      — Вот тут, рядом.
      — Осматривали?
      — Не то слово. Собаки всю пыль вынюхали.
      — А вот за этой стеночкой что-то ещё есть...
      Участковый пожал плечами и тоскливо посмотрел на часы.
      — Странно, — сказал экстрасенс. — Дом такой большой, а чердак маленький. За этой стеночкой определённо что-нибудь ещё было. Я бы на вашем месте разобрался.
      Участковый закивал и даже, для приличия, в книжечке у себя что-то чиркнул. А вдруг в самом деле там вор прячется?..
     
     
      Глава вторая
      САМИМ НАЙТИ ВОРА
     
      Никто ещё не видел редактора газеты «Книжная правда» Буквоедова в таком взволнованном состоянии. Мастодонт Сидорович говорил сбивчиво, ерошил волосы, снимал очки и рассеянно протирал их стёкла платком. На ковре его кабинета стояли Мурзилка, Шустрик и Мямлик.
      — В доме под нами совершены кражи, — говорил Буквоедов.
      — Милиция бессильна. Если в ближайшие дни преступник не будет найден, они разломают стену в нашу редакцию. Тогда всему конец...
      Нервно всхлипнув, он смахнул слезу и надел очки. Человечки не произнесли ни звука.
      — Однако, — редактор заговорил громче и с надрывом, — если мы сами найдём вора и предадим его в руки милиции, дальнейшие следственные мероприятия потеряют всякий смысл.
      — Найти... — задумавшись, почесал макушку Мурзилка.
      — Поймать! — воодушевлённо махнул рукой Шустрик.
      — И покарать, — мрачно добавил от себя Мямлик.
      — Никакого самосуда! — помахал пальцем редактор.
      Он подсадил всех троих на свой письменный стол, положил перед собой лист бумаги и начал подробно объяснять сложившуюся чрезвычайную ситуацию.
      — Что мы имеем, товарищи, — Буквоедов провёл карандашом вертикальную черту, разделив лежавшую перед ним чистую страницу бумаги на две половины. — Прежде всего, мы имеем троих потерпевших.
      Над левой частью он крупно вписал слово «ПОТЕРПЕВШИЕ».
      — Первым обворовали господина Штокбанта Владилена Коммуниевича из сто четырнадцатой квартиры. Молодой предприниматель, новый, как говорится, русский. Живёт один.
      Редактор отложил карандаш, взял перьевую ручку с фиолетовыми чернилами и аккуратно вписал фамилию, имя и отчество первого потерпевшего.
      — Следующей жертвой вора стала гражданка Соловьёва Розалия Львовна из триста двадцатой. Артистка оперетты. Проживает с мужем. Муж, чемпион города по поднятию штанги, находится на соревнованиях. Записываем её под номером «два»...
      Перо заскрипело по бумаге.
      — И, наконец, третьим потерпел моральный и материальный ущерб товарищ Бульба, Тарас Андриевич, из сорок второй. Генерал милиции в отставке, между прочим. Из-за него-то и закрутилось. В квартире тоже временно находится один, поскольку супруга отдыхает на курорте.
      Буквоедов записал под номером «три» генерала.
      — Любопытный факт: каждый из потерпевших находился в день кражи у себя дома и пропажу обнаружил только на следующее утро.
      — Кто-нибудь приходил? — спросил Мурзилка.
      — А вот тут мы как раз подходим к разделу, который можно озаглавить «ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ»...
      Буквоедов соответствующим образом озаглавил правую часть страницы. Туда же, в правую часть, переместились человечки.
      — В день кражи к господину Штокбанту приходил электрик. Фамилия его Фаза. Зовут Электрон Электронович, — заскрипел пером редактор. — Этот электрик по роду своей деятельности бывает во всех квартирах — чинит розетки, снимает показания счётчиков и тому подобное.
      — Это он! — мгновенно встрепенулся Шустрик. — Проследить! Обыскать! Проверить!..
      — Вот вы этим и займитесь, товарищ Шустрик, — сказал редактор. — Если начальник Отдела не возражает.
     
      — Не возражаю, — откликнулся Мурзилка. Буквоедов кивнул и вывел за скобочкой цифру «два».
      — Далее по списку. У гражданки Соловьёвой был сантехник. Чинил сливной бачок. Сантехника зовут Хохрюшкин Борис Петрович. Говорят, что после работы сильно злоупотребляет алкоголем...
      — Это он! — снова встрепенулся Шустрик, но тут же виновато опустил глаза.
      — Товарищ Мямлик, -сказал Буквоедов, — этим специалистом вы займётесь. Если начальник Отдела не возражает.
      — Не возражаю, — откликнулся Мурзилка.
      -— И последнее. К третьему потерпевшему, генералу Бульбе, заходила почтальонша. Постникова Любовь Андреевна. Принесла телеграмму от супруги с видом на море. Содержание телеграммы:
      «КОТИК НЕ ЗАБЫВАЙ КОРМИТЬ КИСКУ ТВОЯ МАМОЧКА».
      — Это подозрительно! — воскликнул Шустрик.
      — Понятно, — кивнул Мурзилка. — Это я сам.
      — Не возражаю, — сказал Мямлик.
      Едва только эти трое вышли из кабинета, волшебные человечки окружили их и засыпали вопросами. Когда более или менее стало понятно, в чём дело, все огорчились.
      — Если у нас отберут библиотеку, я умру от горя, — всхлипнула Дюймовочка.
      — Позвольте, а как же редакция, как же очередной выпуск газеты? — встревожился Стекяшкин. — Целую неделю я трудился над составлением большого астрономического кроссворда, и что же — теперь читатели будут лишены удовольствия от его разгадывания?!.
      — Завтра полетаю над городом и найду другой чердак, — пообещал Карлсон. — Чепуха, дело житейское!
      — Не, всё равно, этот лучше! — возразила Дюймовочка. — Не спорьте, другого такого нигде нет. Это ведь не простой чердак, а библиотека. Вы ещё чердаков не видели!
      — Это я-то не видел?! — возмутился Карлсон.
      Постепенно споры притихли, и все приуныли. Была, конечно, надежда на Мурзилку и его помощников, что они как-нибудь найдут вора, но ведь могут и не найти... Ведь не нашли же ни сыщики из милиции, ни розыскные собаки, ни сверхъестественный человек с рамкой.
      — Такое дело, братцы, что без волшебства не обойтись, — подал голос Незнайка. — Тут непременно надо какое-нибудь волшебство.
      — Где же ты возьмёшь волшебства? — насмешливо сказал Чиполлино. — Оно только в книжках бывает. Если ты вылез из книжки, тут уж никакого волшебства.
      — Да ведь мы, надо полагать, из одной вылезли, а в другую тут же и попали... — сказал Незнайка и сам удивился сказанному.
      Все смолкли и начали обдумывать эту внезапную мысль.
      — Погоди, ты нас не путай, — сердито сказал Знайка. — Если имеешь предложение, говори толком.
      — Я ведь знал одного волшебника, — сказал Незнайка. — Для того, чтобы волшебник появился и выполнил твоё заветное желание, нужно совершить три хороших поступка.
      — Только-то? — недоверчиво прищурился Чиполлино.
      — Три хороших поступка подряд и не думая о своей выгоде,
      — уточнил Незнайка.
      — Ура! — обрадовался Буратино. — Сейчас устроим...
      — Нереально, — охладил его Карлсон. — Для начала попробуй минуту не думать о слоне.
      — А при чём тут слон? — не понял Стекляшкин, но его оттеснили. Идея о вмешательстве в это дело волшебника уже крепко овладела умами. «Где же его найти? Как разыскать? — стали перешёптываться на все лады человечки, глядя друг на друга. — Да, где разыскать?..»
      Но ответа никто не знал, и постепенно сделалось тихо.
      — А я и так уже здесь, — послышался вдруг совсем рядом негромкий голос.
     
     
      Глава третья
      ВОЛШЕБНЫЕ ПРИЧИНДАЛЫ
     
      Человечки обернулись и увидели волшебника. На нём был усеянный звёздами халат, борода, остроконечная шляпа и туфли с загнутыми кверху носами. Опасаясь, что волшебник пропадёт так же внезапно, все разом наперебой заговорили.
      — Тихо! — сказал волшебник и пристукнул посохом. — Всё знаю. Помогу.
      Он чинно уселся в кресло и вытряхнул из своего широкого рукава кучу не новых неказистых с виду предметов.
      — Что такое?! — заволновался Шустрик.
      — Гуманитарная помощь, — объяснил Мямлик. — Секонд-хенд.
      — А ну-ка вы трое, — обратился волшебник к сотрудникам Отдела расследований, — выбирайте. Остальные — в сторону и не мешать.
      Расступившись, человечки попятились. Возле кучи остались трое.
      — Волшебная палочка имеется? — деловито поинтересовался Мямлик.
      — Волшебной палочки вам не положено. Не в той сказке, чтобы волшебными палочками размахивать.
      — Тогда огласите... что положено. А вы сами, между прочим, знаете, кто вор?
      — Я сам, между прочим, вообще много чего знаю.
      — Не скажете...
      — Конечно не скажу. Вы бы лучше не отвлекались. Волшебник поднял с кучи первую попавшуюся вещь:
      — Скатерть-самобранка. Сама накрывает, сама поит-угощает, сама убирает. Кому надо?
      Мурзилка, Шустрик и Мямлик переглянулись, пожали плечами.
      Волшебник засунул сжавшийся рулончик в рукав и пальцами коснулся сложенного вчетверо платка. А тот вдруг развернулся ковром с кистями, хлопнув словно парус на ветру, и завис под потолком.
      — Ковёр-самолёт...
      Снова никто не вызвался взять.
      Ковёр ужался обратно до размеров носового платка, сложился вчетверо и юркнул в рукав.
      — А вот меч-голова с плеч... нет, это вам не надо... Крутанувшись в воздухе так, что все шарахнулись, а кое-кто и взвизгнул, меч сделался крошечным и утонул в рукаве волшебника.
      — Шапка-невидимка...
      — Погодите... — сообразил Мурзилка. — Давайте, это мне подходит.
      Увидев, какая полезная вещь уплывает в чужие руки, Мямлик крякнул от досады.
      Мурзилка нахлобучил шапку на голову и его в тот же миг не стало видно. Шустрик ткнул пальцем в пустоту и едва не выколол Мурзилке глаз. С волшебными причиндалами шутки плохи.
      — Сапоги-скороходы, — продолжал волшебник. — Тоже в определённом смысле невидимки.
      — Беру! — выкрикнул Шустрик.
      — Получите. Вот вам и пульт с кнопочкой.
      Не долго думая, Шустрик прыгнул в сапоги, нажал кнопочку на пульте и исчез. Только ветерок прошелестел по страницам газетных и журнальных подшивок. Вдруг возник в другом конце библиотеки, что-то крикнул, надавил кнопочку — и вот опять рядом стоит.
      — Быстрее звука, — пояснил волшебник. — Время экономит.
      Мямлик опять крякнул от досады. Некоторое ускорение ему бы явно не помешало.
      А на полу остался только один предмет, похожий на яйцерезку.
      — ...Гусли-самогуды. Вовремя и в нужном месте могут хорошую службу сослужить.
      — Трое из ларца есть? — спросил Мямлик безнадёжно.
      — Сами вы, — сказал волшебник, — «трое из ларца». Бери, а то и этого не будет.
      Мямлик взял «яйцерезку», бряцнул наугад по струнам, и гусли сами собой заиграли. Да так бойко, так задорно и забористо, что все в библиотеке, и даже сам волшебник, пустились в пляс. В кабинете редактора за перегородкой начался такой топот, что пол затрясся.
      — Кнопочку! — застонал волшебник. — Кнопочку! Сбоку, красненькая!..
      Мямлик нажал кнопочку, и музыка стихла.
      Из своего кабинета выглянул Мастодонт Сидорович Буквоедов. Он был красный, тяжело дышал и рукой держался за сердце. Молча, но энергично, он погрозил пальцем.
      Когда повернулись, волшебника в библиотеке уже не было.
     
     
      Часть вторая: ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ
     
     
      Глава первая
      МИЛЛИОН ИЛИ ЧТО-ТО ВРОДЕ ТОГО...
     
      Через мышиный лаз Шустрик выбрался на площадку верхнего этажа, приблизился к проёму и осторожно заглянул вниз.
      В доме царило не праздничное оживление: сыщики сновали из квартиры в квартиру, в который раз опрашивая жильцов, гавкали розыскные собаки, звенели звонки, хлопали двери, гудели лифты.
      Шустрик нажал кнопку на пульте сапогов-скороходов, и всё разом стихло. Теперь, когда он двигался быстрее звука, время
     
      в окружающем мире как будто остановилось. Встречавшиеся у него на пути люди и животные были похожи на застывшие удивительным образом восковые фигуры. В дверях одной из квартир стоял наклонившийся толстый мужчина, одетый в полосатую пижаму. Он выронил очки, и они должны были неминуемо разбиться, потому что находились в сантиметре от лестничной площадки.
      Сообразив, что нужно сделать, Шустрик подтащил под них край мягкого коврика.
      Спустившись к выходу, он залез на стойку консьержки и спрятался за горшком герани. Теперь он смог выключить ускоритель, потому что иначе ждать бы пришлось без малого вечность, а для неугомонной натуры этого наэлектризованного существа бездействие было невыносимо.
      Не прошло и пяти минут, как Электрон Электронович Фаза вышел из лифта, сбежал по ступенькам и остановился перед стойкой.
      Расписываясь в журнале, он проговорил с недовольством:
      — Бабушка-одуванчик... Совсем из ума выжили. Пальцем сами не хотят пошевелить.
      — А что такое, Электрон Электронович? — живо поинтересовалась консьержка.
      — А то, что занятого человека отвлекают по пустякам. Шнур у неё на утюге перетёрся. Вот пробка и вылетела.
      — Это вы говорите про Чумичкину из сорок пятой? Вредная, я вам доложу, старушенция! Говорят, она училкой в школе работала
      — врут, наверное. Всегда ворчит, будто у меня на площадке грязно. А я разве дворник?..
      — Так ведь что делается, Варвара Степановна, — продолжал гнуть своё электрик, — если у вас вылетела автоматическая пробка, заметьте, для этого нужно электрика вызывать? Для этого нужно отрывать занятого человека от его важных дел?
      — Но она, — доверительно понизило голос консьержка, — хотя бы возместила?..
      — Да разве у таких людей есть совесть, Варвара Степановна? Прибедняется! Жалуется, будто бы пенсии не хватает, а у самой на стене висит Крамской в подлиннике.
      Консьержка выронила ручку, которую вертела в пальцах.
      — Да что вы говорите! Какие же всё-таки бывают бессовестные люди! А почему вы знаете, что в подлиннике?
      — Знаю, немного разбираюсь. Сам когда-то учился. Мог бы и сам не хуже, если бы из училища не выпер... если бы сам не бросил.
      — А вы, Электрон Электронович, как я заметила, вообще личность чрезвычайно талантливая и разносторонне одарённая. — Варвара Степановна умильно заулыбалась. — Вы всё можете.
      — Да... так я говорю: откуда, гражданочка, такое богатство?
      — Да, да, ну, а она что? — подхватила консьержка в нетерпении.
      — Отвечает, будто бы это её семейная реликвия от какого-то там колена. Будто бы её после революции выдавали за копию, чтобы не отняли, а совсем недавно иностранцы хотели купить за миллион, да она не продаёт.
      — За миллион!..
      — Или что-то вроде того. Так ведь денег-то она брать не хочет!
      — Неужели мало?
      — Нет, не мало, куда ей столько. Она ведь собирается просто так отдать — в дар музею.
      — Музею! — негодующе притопнула Варвара Степановна. — Да будто бы в музее картин мало!!
      — Говорит, что у себя в квартире хранить опасается, а на похороны у неё уже все деньги скоплены.
      — Вот так! — снова притопнула ногой Варвара Степановна.
      — Денег ей не надо! И вот все прослезились от умиления. А вам, Электрон Электронович, трудящемуся как пчёлка человеку, между прочим, пожалела заплатить за вызов, за беспокойство. Распишитесь вот здесь, в журнальчике.
      Электрик взял ручку и склонился над журналом.
      — Ну-ка дайте я вам воротник поправлю... Мужчина вы у нас видный, красивый...
      — Спасибо, Варвара Степановна. Ну, бывайте, до понедельника. Если только опять какая-нибудь подпольная миллионерша пробки не пережжёт.
      — Будьте здоровы, Электрон Электронович, — залебезила вслед ему консьержка, сладенько улыбаясь. — Приятного вам воскресеньеца...
     
     
      Глава вторая
      ЗАМЫШЛЯЕТСЯ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
     
      Шустрик включил скороходы и чинно прошагал в растворенную дверь под занесённой ногой электрика. Выйдя на асфальт, он отмахнулся от поднятых ветерком и висевших теперь в воздухе неподвижно песчинок, встал за фонарным столбом и снова нажал на кнопку. Перемещаясь от одного укрытия к другому и оставаясь невидимым для окружающих, он проследил подозреваемого до самого его дома.
      В квартире Электрона Электроновича было не бедно, но как-то неряшливо. В соседней комнате орал маленький ребёнок, на кухне гремела посуда. Хозяин сел за стол и начал хлебать поставленный женой борщ, откусывать хлеб и снова рассказывать про пенсионерку Чумичкину, её короткое замыкание и её картину.
      Спрятавшийся под диваном Шустрик изнывал от безделья. Сначала он ходил туда-сюда и считал шаги. Потом он подтянул все внутренние крепления дивана — болты и шурупы, и даже выправил сорванную резьбу на одной из гаек. Потом он решил разобрать пульт от скороходов и посмотреть, что внутри. Однако пульт, имевший самую простую форму дверного звонка, оказался монолитным и неразборным. Зато Шустрик заметил, что под кнопкой имеется маленький продольный паз. Последующие эксперименты показали, что при нажатии кнопка с лёгким щелчком сдвигается в сторону, и тогда не он сам, а окружающая его действительность начинает «воспроизводиться» в двадцати кратно ускоренном темпе. Если правильнее — он сам в этом положении кнопки двадцатикратно замедлялся.
      Сообразив, какое важное и полезное для себя открытие он сделал, Шустрик, тем не менее, понимал, что в таком режиме он сам становится неподвижной металлической игрушкой, с которой можно сделать всё что угодно. Для того, чтобы включить собственное замедление, следовало прежде всего надёжно спрятаться. Так он и сделал.
      ...В мгновение ока Фаза выхлебал борщ, проглотил второе и бутылку пива. Прошелестел газетой, тоненько поверещал о чём-то с женой, оказался у пискнувшего телефона...
      Тут Шустрик опомнился и вернул кнопку в положение «норма».
      Голос Электрона Электроновича, начавшего что-то щебетать в трубку, съехал на низы и сделался нормальным. Вернее, он только поначалу казался нормальным — вскоре Шустрик заметил, что Фаза говорит со своим собеседником тоном заговорщика.
      — Нет, нет, сегодня нельзя, стало опасно, — говорил он то возбуждённо громко, то шёпотом. — Сегодня не пойду, засыплемся... Какой же третий? Третий раз в прошлый раз был, а теперь будет четвёртый. Поймают, не выгорит дело, чувствую: не надо туда сегодня лезть!
      Услышав такое, любой бы понял, что замышляется преступление. Шустрик распахнул дверцу на своей груди, выхватил телефонную трубку и зашептал: «Алло, алло!..»
      — Да? — солидно откликнулся Буквоедов.
      — Товарищ редактор, это я, Шустрик!
      — Да, я вас слушаю.
      — Это он! Электрик! Он прямо сейчас, при мне, договаривался с сообщником! Они уже воровали три раза — понимаете? Три раза, всё сходится!
      — А вы не можете говорить нормальным голосом? Я вас плохо разбираю.
      — Не могу! Он услышит! Он рядом! Вызывайте милицию!..
      — Погодите, погодите, не надо милицию. Продолжайте наблюдение, товарищ Шустрик.
      — А... как же...
      — Выполняйте.
      — Слушаюсь...
      Шустрик недоумённо скривил рожицу и засунул трубку обратно в свой «бардачок».
      А Фаза тем временем уже перестал сопротивляться и договаривался со своим соучастником о встрече.
      — Хорошо, я понял, ровно в полночь на старом месте, — сказал он и повесил трубку.
     
     
      Глава третья
      МУРЗИЛКА ИДЁТ ПО СЛЕДУ
     
      В отличии от Шустрика, Мурзилка не имел возможности передвигаться в пространстве со сверхзвуковой скоростью. К тому же он был не игрушкой, а живым зверьком, и потому ему были не чужды ни усталость, ни голод. Нахлобучив на голову шапку-невидимку, он спустился на первый этаж и остановился у стены, на которой располагались ячейки почтовых ящиков. Здесь его феноменальный нос учуял запах почтальонской сумки. А едва только нос взял след, как ноги понесли, да так резво, что голова едва за ними поспевала.
     
      Маршрут изобиловал подъёмами и спусками по ступенькам, петлями и загогулинами проходных дворов и переулков. Вот когда Мурзилка по-настоящему пожалел, что не взял у волшебника сапоги-скороходы.
      Только когда закончился рабочий день, он настиг Любовь Андреевну Постникову. А она уже выходила из своего почтового отделения и направлялась домой.
      После посещения нескольких продуктовых магазинов её след обогатился запахами копчёной селёдки, хлеба, шоколадного торта, мяса, овощей, апельсинов и стирального порошка. Изголодавшийся Мурзилка не отказался бы сейчас ни от апельсинов, ни от селёдки...
      Но вот, наконец, почтальонша отперла дверь своей квартиры, и невидимый человечек прошмыгнул вперёд неё внутрь.
      Любовь Андреевна, привыкшая, как видно, к своей работе, усталой не выглядела. Она живенько приготовила себе хороший обед из четырёх блюд и с аппетитом поела. Потом она прилегла на диван, включила телевизор и долго пила чай, закусывая шоколадным тортом. А Мурзилка отправился на кухню и тоже хорошенько подкрепился.
      Скушав половину торта, хозяйка зевнула, потянулась... и Мурзилка решил, что сейчас она ляжет спать. Но Любовь Андреевна потянулась не просто так, а к телефону; набрала номер и затянула неторопливую беседу с какой-то своей знакомой.
      Разговор затянулся на два с половиной часа и поразил Мурзилку полной бессодержательностью. Он состоял из какого-то бессмысленного набора слов, звуков и междометий. Под все эти «да... да... не говори... угу... а он?.. а она?.. вот так... ага...» Мурзилка незаметно для себя уснул прямо на письменном столе.
     
      Внезапно прямо над ним вспыхнула настольная лампа, осветившая лицо почтальонши. Мурзилка подскочил, метнулся туда-сюда, едва не свалился на пол, схватился за шапку... И только тут сообразил, что он невидимка. Перепрыгнув на подоконник и, оказавшись позади лампы, он стал следить за действиями подозреваемой.
      Между тем, Любовь Андреевна поставила на столе возле себя электрический чайник и вынула из сумки несколько конвертов, облепленных иностранными марками. Взяла верхний, привычным движением ощупала, посмотрела на просвет, понюхала и, удовлетворённо кивнув, положила перед собой.
      — Конвертик из Австралии, — пробормотала она себе под нос. — А что у нас в Австралии? Фунты стерлингов. Нет, кажется, доллары. Сейчас узнаем...
      Подержав конверт на пару, она пинцетом разъединила место склейки. Вынула письмо, развернула — и на стол выпорхнула иностранная купюра.
      — Правильно, доллар австралийский, — похвалила сама себя почтальонша. — Двадцатка. А сколько это по-нашему?..
      Шевеля губами, она стала считать на калькуляторе свою прибыль, затем вложила письмо обратно в конверт, заклеила и придавила словарём. Взяла следующий, ощупала, посмотрела на просвет и забросила обратно в сумку.
      — Жмоты, — вслух прокомментировала она свои действия. В четвёртом и пятом снова оказались денежные купюры. Настроение у почтальонши улучшилось, она даже забубнила какую-то песенку про «Вологду-гду»...
      А Мурзилка, который уже обыскал всю квартиру и сделал достаточно снимков, обличающих почтовую воровку, спрыгнул с подоконника первого этажа на газон и отправился в редакцию.
     
     
      Глава четвёртая
      ВОДКА И ПОЛИТИЧЕСКИЕ УБЕЖДЕНИЯ
     
      Агент Мямлик даже не подумал заниматься хлопотной слежкой за порученным ему объектом, а для начала узнал его домашний адрес через базу данных. Убедившись, что сантехник Хохрюшкин проживает непосредственно в соседнем доме, Мямлик обратился за помощью к Винтику и Шпунтику. А те в два счёта смастерили ему из листа бумаги, нитки и нескольких тонких реек отличный управляемый дельтаплан.
      Конечно, любого другого они бы не пустили в полёт без тренировок, но все уже знали, что этому сделанному непонятно из какого материала толстенькому человечку не опасны ни падения с любой высоты, ни удары любой силы. Вкратце объяснив что к чему, героя усадили на жёрдочку и без лишних слов спихнули с перил балюстрады.
      Оказавшись в свободном полёте, Мямлик ощутил огромное удовлетворение. Он потянул за ниточку слева — и дельтаплан послушно повернул влево; он потянул у, что справа, — и совершил головокружительный вираж вправо и вниз. Восходящие потоки подхватили его и плавно вознесли над крышами домов. Мямлик стал описывать над домами широкие круги, плавно снижаясь. На уровне восьмого этажа, где находилась комната подозреваемого, он уже так хорошо наловчился управлять дельтапланом, что влетел аккурат в форточку нужного окна.
      Спланировав на стол, он угодил в забитую окурками и объедками тарелку, по всей видимости, одновременно служившую хозяину и пепельницей, и помойным ведром.
      Мямлик отряхнулся, спрятал дельтаплан под диван и забрался на шкаф. Здесь, под потолком, он обнаружил кучу старых, пожелтевших, покрытых пылью газет и с удовольствием углубился в чтение.
     
      Вскоре появился хозяин.
      Хохрюшкин поработал всего часа полтора, но и эти полтора, как видно, здорово его измотали. Он с грохотом выставил на стол две бутылки пива, бутылку водки, кильки в томате, плавленый сырок, хлеб, начал доставать из мешочка куриные яйца. Несколько яиц разбились по дороге, Хохрюшкин влез в них руками, нецензурно выругался и вышел из комнаты. В кухне зашумела вода, начала ворчать какая-то старуха, Борис Петрович нехотя с ней переругивался.
      С соседями он не ладил, поэтому предпочитал готовить у себя в комнате на электрической плитке. Он поставил на плитку сковороду и, пока жарилась яичница, успел открыть консервы, развернуть сырок, нарезать хлеб и откупорить пиво. Налив себе полный стакан, он выпил пиво, как показалось, двумя глотками. Налил ещё, выпил. Несколько минут смотрел на бутылку с водкой, будто гипнотизируя, потянулся к ней и стал неторопливо открывать.
     
      Прошло часов шесть или восемь, начало темнеть. Сантехник выходил на улицу за второй бутылкой, долго пропадал и вернулся не только с бутылкой, но и с синяком под глазом. Включил радио (телевизора в комнате не было) и, выпив водки, он начал словоохотливо комментировать транслировавшуюся в эфире передачу о международной политике.
      На бельевом шкафу, в котором Хохрюшкин хранил продукты питания (холодильника у него не было) давно уже скучал Мямлик. Он прочитал все имевшиеся здесь старые газеты и решил, что поток сознания Хохрюшкина пора направить в нужное русло. Он съехал по дверце на линолеум и по ножке стола залез прямо на усеянную сухими хлебными крошками липкую клеёнку.
      Хохрюшкин появлению Мямлика не удивился.
      — Ну что, зелёный, — тоскливо произнёс хозяин. — Опять будешь душу из меня тянуть?
      Мямлик тоже не удивился, он вообще не был способен чему-либо удивляться.
      — Что же ты так распух... Выпить хочешь?
      — Давай, — легко согласился Мямлик. Хохрюшкин лукаво сощурился:
      — А ведь опять обманешь, не выпьешь...
      — Не обману, — пообещал Мямлик.
      — Ладно, пей, — недоверчиво и даже как-то злорадно произнёс Хохрюшкин и налил зелёному чёртику полный стакан.
      Мямлик обхватил стакан пухлыми ручками и, одновременно наклоняя его и вытягиваясь на цыпочки, стал шумно пить.
      С каждым глотком его туловище раздувалось, но голова, ручки и ножки оставались при этом маленькими.
      Выпив всю водку до последней капли и увеличившись в объёме ровно втрое, Мямлик залихватски оттолкнул от себя стакан, и тот закачался, закрутился быстрее и быстрее, завибрировал и замер.
      Некоторое время Хохрюшкин молча смотрел на стакан и на своего удивительного собутыльника, затем поднялся, протянул Мямлику руку и, тряхнув головой, выдохнул:
      — Уважаю...
      Мямлик дал ему потрясти свою руку, которая вытянулась и стала доставать до поверхности стола.
      — Политические убеждения? — осведомился Хохрюшкин, закуривая папиросу.
      — Национал-патриот крайне экстремальной ориентации, — сообщил Мямлик. — Партия свободных радикалов.
      Хохрюшкин не понял, но снова сказал «уважаю» и протянул руку.
      Мямлик протянул чайную ложку, и Хохрюшкин её пожал. Мямлик вытянулся и отдал честь по-военному. Опрокинув стул, Хохрюшкин тоже поднялся и отдал честь.
      — Наливай, — приказал Мямлик.
     
      К полуночи свободный радикал стал похожим на раздувшуюся резиновую грелку, а его собутыльник — на огромную тряпочную куклу. Никакие уловки, почерпнутые Мямликом из детективной литературы, применительно к сантехнику Хохрюшкину не работали. Если Мямлик плавно переводил разговор на жильцов из высотки, Хохрюшкин начинал ругать правительство Аргентины. Если Мямлик намекал на нетрудовые доходы некоторых из этих жильцов, понаставивших себе якобы золотых унитазов, Хохрюшкин принимался честить султана Бахрейна. Когда Мямлик напрямую заговорил о кражах, сантехник Хохрюшкин обвинил во всех бывших и будущих кражах председателя жилищного хозяйства Маслобойникова.
      Ничего не добившись, Мямлик из мстительности заиграл на гуслях-самогудах.
      Засыпавший за столом Хохрюшкин вскочил и ударился в пляс. Танец его был страшен — любое последующее движение никак не следовало из предыдущего, его конвульсии напоминали пляску шамана, объевшегося дурными грибами.
      Потом случилось удивительное: под треньканье самогудов, и не имея возможности остановиться, Хохрюшкин заснул непосредственно в танце. Всё ещё дёргаясь по инерции, но уже похрапывая, он удачно повалился на диван и ещё некоторое время там извивался и подёргивался. Только когда музыка стихла, он замер и захрапел так, что за стеной запричитала и заохала старушка.
      Переваливаясь словно жирный пингвин, Мямлик подошёл к краю стола, открыл рот и мощным фонтанчиком выпустил из своего резинового туловища в распахнутое окно всю выпитую водку. После этого он стал похожим на высушенную грушу, маленькую и сморщенную. Но, как обычно, не прошло и минуты, а он снова сделался кругленьким и гладеньким. Он затащил дельтаплан на подоконник, устроился на жёрдочке, оттолкнулся и полетел.
      Поймав на знакомом участке потоки восходящего воздуха, Мямлик легко воспарил над крышами и, сориентировавшись в пространстве по светящимся окнам, вскоре влетел на террасу редакции газеты «Книжная правда».
     
     
      Глава пятая
      С ПОЛИЧНЫМ
     
      А в это время электрик Фаза вышел из дому для встречи со своим сообщником. Агент Шустрик шёл за ним по пятам, используя метод мгновенных перебежек и ускоренных ожиданий. Встреча произошла ровно в полночь за углом склада, отгороженного высоким деревянным забором. Сообщником оказался электрик с соседнего участка Контакт Контактович Проводков.
      Фаза и Проводков пошептались и подошли к стоявшей неподалёку трансформаторной будке. Повертели что-то внутри — и на территории склада разом погас весь свет. Открыли дверь проходной, прошли на цыпочках мимо спящего сторожа и оказались в складском дворе. Свет фонарика заплясал по сваленным в кучу ржавым электромоторам и катушкам с кабелем.
      — Вот она! — зашептал Проводков. — Иди сюда, хватай. Шестьдесят кило чистой меди!
      Воры насадили катушку на трубу и, взявшись с двух сторон, с кряхтением подняли и понесли.
      И в этот момент случилось нечто ужасное.
      В глаза злоумышленникам ударил яркий свет, заклацали оружейные затворы, и металлический голос, усиленный шипящим мегафоном, скомандовал:
      — Стоять! Ни с места! Руки за голову!
      Несколько вооружённых человек в масках и камуфляже появились в свете фар затаившихся неподалёку милицейских автомобилей.
      Катушка упала, одним своим колесом глухо ударившись о землю, а другим придавив пальцы ног Электрона Электроновича. Но он даже не почувствовал боли. А стоявший рядом сторож, который до этого только притворялся спящим, погрозил ему пальцем:
      — Ух ты... ворюга!
      Пойманных обыскали, и в нагрудном кармане пиджака Фазы нашли золотое колечко с камешком. А поскольку опись украденного у генеральши имущества помнил наизусть каждый московский милиционер, колечко моментально признали.
      Руки Электрона Электроновича защёлкнули наручниками, и его самого затолкали в кузов машины. Проводков, промахнувшись несколько раз ногой, забрался сам.
      — Руки можете опустить, — сказал ему сержант.
      Проводков, глядя на своего приятеля с изумлением, опустил руки.
      — Не я это!.. — сказал ему Фаза удивлённо. — Не моё... Машина тронулась.
      — Не я это!! — заорал Фаза, бросаясь к решётке. — Не моё!!!...
     
     
      Глава шестая
      ВСЁ С НАЧАЛА
     
      В то время, когда Шустрик наблюдал внезапную развязку, Мурзилка и Мямлик уже стояли на редакторском письменном столе и докладывали о результатах своей работы.
      — Почтальонша, скорее всего, непричастна, — докладывал Мурзилка. — Она ворует деньги из писем. Тот, кто уже похитил денег и ценностей на двести тысяч, не станет мелочиться.
      — Не факт, — отметил Мямлик.
      — Все обличающие её снимки я отправил на сайт Министерства связи.
      — Правильно, — одобрил редактор. — Ну а вы, товарищ Мямлик? Сантехник тоже непричастен?
      — С уверенностью не могу утверждать. Разговорить не сумел.
      — Вы что же, с ним разговаривали?! — изумился редактор.
      — Думаю, он принимал меня за кого-то другого.
      — Он был пьян?
      — Так точно, в стельку.
      — А что он пьёт, заметили?
      — Заметил. Водку «Чертогон».
      — Нет, это не он. Тот, кто при деньгах, такую водку пить не станет... — Буквоедов приподнялся и потянул носом. — Послушайте! А вы-то сами, случайно, водку не пили?!
      Мямлик хотел ответить, но не успел, потому что в кабинет со свистом влетел агент Шустрик. Он материализовался на столе, выключив свой сумасшедший ускоритель.
      — Есть! Нашёл! Арестован с поличным!
      — Кто?! — от неожиданности отпрянули разом все трое.
      — Он! Ворюга!
      И Шустрик, сбиваясь на второстепенные детали, рассказал обо всём, что видел.
     
      Ответом ему было недоверчивое молчание.
      — Странно, — сказал наконец Мурзилка. — Зачем таскать в кармане краденное.
      — Могли подбросить, — сказал Мямлик.
      — Кто? — спросил Буквоедов.
      — Кто угодно. Когда он ходил по квартирам.
      — Это интересно, — сказал Буквоедов. — У кого он был?
      — У пенсионерки Чумичкиной, — сообщил Шустрик. — Только она не могла. Она миллионную картину отдаёт в дар музею.
      — Картина у неё дома висит? — поинтересовался Мурзилка.
      — Да, висит... пока.
      — Это интересно, — сказал редактор. — Я проконсультируюсь. А теперь — всё с начала. Будем проверять потерпевших. Может случиться так, что потерпевшие выведут нас на след преступника.
     
     
      Часть третья: ПОТЕРПЕВШИЕ
     
     
      Глава первая
      СЧАСТЬЕ МАНДАРИНОВЫХ ПРИНЦЕВ
     
      Владилен Коммуниевич Штокбант в свои двадцать с небольшим лет сделался богатым через торговлю фруктами. В нужный момент он направлял нужный товар в нужное место. Из того места, где сегодня дешевле, — в то место, где завтра будет дороже. Поскольку этот предприимчивый молодой человек вертел большими деньгами, на него со всех сторон скалили зубы разного рода хищники — от конкурентов до налоговой полиции и бандитов. То есть, он жил в постоянном страхе за своё здоровье и за свои капиталы, совершенно не имея возможности расслабиться. И уже ничто не доставляло ему удовольствия — ни обеды в самых дорогих ресторанах, ни отдых на Канарах, ни угар элитных ночных клубов. Он не мог познакомиться с приличной девушкой, почти разучился улыбаться и понимать шутки. А если улыбался для дела, то фальшиво и заученно, как в рекламе. Когда он оставался один, любая мелочь, вроде спутавшегося телефонного шнура, могла вызвать в нём внезапную вспышку ярости. Бывало, что такое заканчивалось погромом мебели, хрусталя и дорогостоящей техники. На другой день разбитое убирали, а из магазина привозили всё новое.
      Деньги Владилена Коммуниевича постоянно находились в обороте. Наличными он имел при себе — тысяч десять-пятнадцать евро. И вот эти деньги пропали у него из бумажника совершенно непостижимым образом. Вечером были, а утром, когда выходил из дома, — хвать... нету. И он бы, конечно, из-за такой пропажи не расстроился, если бы не окружавшие его бронированные двери и пуленепробиваемые стёкла, наружная охрана и внутренняя сигнализация. Выходило, что всё это обыкновенному вору не помеха?.. Теперь, после этого случая, он опасался за свою жизнь и уже неделю пребывал в состоянии, близком к нервному срыву.
      В этот день, а вернее, уже ночь, когда агент Шустрик поджидал его на лестничной площадке у входа в квартиру, Владилен Коммуниевич возвращался с самой, может быть, важной за всю его деловую жизнь встречи. Сегодня он подписал договор на поставку огромной, астрономической партии мандаринов из Финляндии, которые вскоре должны были заполнить склады московских магазинов. Договор был фиктивный: по бумагам проходили и облагались налогом всего двести килограммов фруктов. На самом деле мандаринов был двести тонн. Они уже были оплачены и двигались в автофургонах по направлению к Петербургу. Чем больше партия, тем дешевле обходится каждый отдельно взятый мандарин, тем больше прибыль от продажи всей партии. Владилен Коммуниевич находился в полосе невезения и в последние месяцы терпел сплошные убытки. В эту операцию с мандаринами он вложил все имевшиеся у него денежные средства. Если дело выгорит, он увеличит свой капитал вдвое. Но если фрукты по какой-то причине не прибудут в Москву к завтрашнему дню, он потеряет всё.
      Ничего этого агент Шустрик знать не мог.
      Зашумел лифт, и господин Штокбант, усталый и напряжённый, появился на своей лестничной клетке. Он был похож на человек, которого долго пытали, но который так и не раскрыл рта.
      Проверив квартиру, охранники рассредоточились по этажам. А хозяин захлопнул тяжёлую дверь и повернул изнутри железное колесо, какие бывают только на больших банковских сейфах или на подводных лодках. Нажал кнопку — и на окна опустились плотные шторы.
      Мысль о том, что в его квартире побывал вор, не давала Штокбанту покоя. Вот и сейчас, только что, ему показалось, будто в воздухе тоненько просвистел невидимый прутик, и штора у самого пола немного шевельнулась.
      Владилен Коммуниевич сделал глотательное движение кадыком, ослабил галстук и достал из бара матово-зелёную пузатую бутылку. Налил себе на два пальца в хрустальный стакан и выпил одним глотком. Выкурил сигарету, разделся и ушёл в ванную.
      Зазвонил телефон. Не долго думая, Шустрик забрался на стол, нажал кнопку громкой связи и произнёс голосом хозяина:
      — Слушаю.
      — Владик! — заорал кто-то издалека. — Это я! Мартышкин! Звонил человек, который вёз из Финляндии мандарины.
      — Еду в головной машине колонны, мы уже под Выборгом!
      — Как дела? — сказал Шустрик.
      — Двадцать фур по десять тонн в каждой. Границу прошли без вопросов, через два часа будем в Питере. Как у вас обстановка?
      — А у нас тут милиции полный дом, — сообщил Шустрик, не зная о чём говорить с Мартышкиным.
      В телефоне возникла напряжённая пауза.
      — Поворачивать обратно?
      — Зачем? — удивился Шустрик.
      — Да... Везти обратно нет смысла. Слушай, Коммуниевич, ведь нас посадят!
      — Погоди, — испугался Шустрик, — что значит посадят? Сейчас что-нибудь придумаем. Как тебя там, Мартышкин, ты тоже думай.
      И они стали думать.
      — Если переоформить мандарины как гуманитарную помощь, нас не посадят, — придумал Мартышкин. — Благотворительность не облагается налогами.
      — Ура! — обрадовался Шустрик.
      — Но вы потеряете всё до копейки.
      — Ну и фиг с ним.
      Мартышкин привык, что у шефа бывают заскоки на нервной почве и потому не удивился. А фраза о том, что в доме полно милиции, могла означать только одно: в Москве их поджидает налоговая проверка. Единственный выход в сложившейся ситуации — раздать фрукты как благотворительность. И сделать это необходимо как можно скорее, здесь, в Питере.
      — Придётся до утра развозить по детским садам и школам,
      — сказал Мартышкин.
      В ванной перестала шуметь вода, послышались шаги.
      — Действуй! — крикнул Шустрик, сдерживая распиравшее его ликование.
      Запахнувшись в белый пушистый халат, Штокбант вышел из ванной. Он был мокрый, и от него шёл пар. Он сел в кресло, налил себе на один палец из пузатой бутылки и выпил. Сунул в рот сигарету, чиркнул зажигалкой. Водные процедуры расслабляли его на какое-то время.
      Засигналила рация, служившая для связи с охранниками.
      — Ну, что там...
      — Шеф, тревога! — зашептал охранник. — Маски-шоу, налоговая полиция... Ох!.. Ах!.. У-у!..
      Последние его восклицания сопровождали звуки ударов, скорее всего, резиновой дубинкой, возможно, по голове.
      Хозяин выронил стакан и бросился к компьютеру. Лихорадочно стуча по клавишам, он стёр все документы и расчёты, имевшие отношение к последней партии мандаринов.
      А в дверь уже звонили и стучали. Штокбант набрал телефонный номер Мартышкина, но тот уже обзванивал директоров школ и детских садов, поэтому было занято.
      Понимая, что с налоговой полицией шутки плохи, Владилен Коммуниевич со всех ног бросился открывать.
     
      Выемка и проверка уцелевших в компьютере документов закончилась только засветло.
      — Господин Штокбант, мы ничего такого у вас не нашли, — вынужден был признать старший налоговый инспектор. Но мы в точности знаем, что ваш сообщник Мартышкин везёт в Москву двести тонн не учтённых мандаринов. И этих мандаринов мы дождёмся, а потом вас арестуем.
      Услышав это, Владилен Коммуниевич задрожал и налил себе на пять пальцев из пузатой бутылки. А выпив, стал ждать, когда его повезут в тюрьму.
      Налоговые инспекторы тоже стали ждать — когда позвонит Мартышкин и сообщит, что груз прибыл в Москву. Вооружённые люди в масках и камуфляже стояли и сидели вдоль стен, поигрывая дубинками. На поясах у них зловеще позвякивали наручники.
      Время шло, тикали часы. Когда от напряжения и страха хозяин буквально остекленел, раздался телефонный звонок.
      — Говорите, — приказал Штокбанту старший инспектор и нажал кнопку громкой связи.
      — Да, — слабо откликнулся Владилен Коммуниевич. — Слушаю...
      — Всё сделано, — доложил Мартышкин без энтузиазма.
      — Что?
      — Все мандарины безвозмездно переданы ленинградским детям.
      — Что?!
      — В смысле, Петроградским... Питерским. Заведующих пришлось будить... Теперь всё по закону — печати, подписи... Старший инспектор, у которого лицо постепенно вытягивалось, посмотрел на младшего инспектора, они вместе захлопнули рты и придвинулись к компьютеру. На экране замелькали документы. Придраться было совершенно не к чему.
      — Такие дела, — сказал Мартышкин. — Теперь по нулям.
      — Что? — сказал Владилен Коммуниевич.
      — Я говорю, теперь вам придётся начинать всё с начала.
      — Да, с начала... — задумчиво проговорил хозяин, странно меняясь в лице. — С начала. Но всё по-другому...
      Обескураженные неудачей, налоговые инспекторы и бойцы в масках удалились.
      А Владилен Коммуниевич вдруг почувствовал, что он свободен и счастлив. Теперь, когда у него не осталось ничего, кроме собственной жизни, разом исчезли его страхи и уже ставшее привычным состояние подавленности. Ему было нечего терять и некого бояться. Впервые за много лет он выключил кондиционеры и распахнул настежь пуленепробиваемые окна.
      Утреннее солнце ослепило его на мгновение, а свежий ветерок пахнул в лицо.
      — А-аааа!! — срывая связки, радостно заорал Владик и засмеялся. — Аа-а-ааа!!!
      Дворничиха внизу перестала мести и задрала голову.
      — Лови! — крикнул ей жилец и швырнул в окно пачку бумажек — все деньги, какие нашлись в бумажнике и карманах.
      Дворничиха сначала погрозила ему метлой, решив, что он разбросал мусор, но потом, когда разглядела, бросилась ловить и собирать деньги. И несколько ранних прохожих тоже бросились ловить и собрать, а Владик показывал на них пальцем и трясся от смеха...
     
      Через неделю Владилен Коммуниевич продал свой «Мерседес» и устроился работать в продовольственный магазин. По знакомству его сразу взяли на должность заместителя директора. С его приходом в магазине всё стало быстро меняться к лучшему, через полгода прибыль возросла вдвое. Поняв, что на такого человека можно с уверенностью положиться, старый директор передал ему дела и с лёгким сердцем ушёл на пенсию. А теперь Владилена Коммуниевича не узнать — он сделался весёлым и общительным. После работы он встречается с одной симпатичной девушкой, на которой хочет жениться. И она как будто не против.
     
     
      Глава вторая
      В ПОЛКОВОМ ОРКЕСТРЕ СКРИПКА НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА
     
      Генерал в отставке Тарас Андриевич Бульба поднялся по-военному рано. Распахнул настежь окно и принялся неторопливо, с чувством, делать гимнастику. Он наклонялся и приседал, делал махи руками, а потом пару раз поднял над головой пудовую гирю.
      Мурзилка, который провёл ночь в генеральской квартире, тоже проснулся и наблюдал за действиями хозяина.
      Внезапно где-то наверху раздался ликующий звериный вопль, и по воздуху запорхали бумажки, в которых без труда угадывались денежные купюры. Одна бумажка влетела через распахнутое окно прямо в комнату, и Тарас Андриевич, сделав несколько неловких хватательных движений, полез за нею под диван. Когда он вылез, лицо у него было красное, но довольное. Он аккуратно разгладил дензнак на подоконнике и высунулся на улицу.
      — А набежали-то, набежали... — беззлобно проворчал он по адресу ранних прохожих. — Будто денег не видели.
      Тарас Андриевич вынул из секретера жестяную коробку изпод конфет и положил в неё купюру. В коробке были другие деньги, и Мурзилке показалось это странным: если вор побывал в квартире, почему он взял женские украшения, но не тронул денег...
      Зазвонил телефон.
      — Слушаю! — бодро воскликнул Тарас Андриевич, но тут же состроил кислое лицо. — Эх ты, мямлик, хоть бы мать свою пожалел... Услышав имя своего товарища, Мурзилка ахнул и поднёс лапку ко рту.
      — Пороть тебя некому, а не в консерваторию... Говорил, готов был сквозь землю провалиться, дал бог племянничка... Деньги-то мать нашла? Что-что?.. Нет, я не дам. Лучше в окно разбросаю, а на это не дам. Пора из тебя мужчину делать. Поговорить — да, обещал. А чтобы из своего кармана платить за такое паскудство — это увольте. Что?.. Ничего, не потеряешь. Будешь после отбоя пилить, в умывальнике. Там, знаешь ли, акустика не хуже твоей филармонии. А утром на зарядку. Десять километров в противогазах с полной выкладкой. Вот так, чтобы родину свою сильней любил!
      Племяннику, наверное, сделалось плохо, потому что трубку взяла женщина, сестра генерала Бульбы, и стала плакать.
      — Ну ладно, хватит, — болезненно поморщился Тарас Андриевич. — Не надо на жалость давить. Обещал — сделаю... Сейчас перезвоню, жди.
      Он дал отбой, подержал палец на кнопке, собираясь с мыслями, и набрал номер военкомата.
      — Полковник Солдатенков! — откликнулись в трубке.
      — Петро? — вкрадчиво заговорил Бульба. — Это я, Тарас Андриевич. Насчёт люськиного охламона, скрипача этого недоделанного... Зайдёшь? В девятнадцать ноль? Жду.
      Генерал дал отбой и набрал номер сестры.
      — Люсенда? Короче, полтора часа на сборы — ложка, кружка, смена белья, стрижка под ноль... Ты чего? Погоди, я пошутил. Да, договорился. Он ко мне в гости придёт. Считай, что дело в шляпе. Человека из твоего мямлика не выйдет, потеряли человека, пускай уже пиликает...
      Днём генерал Бульба сходил в милицию на опознание найденного в кармане у электрика Фазы колечка. Это колечко он уверенно опознал и похвалил милиционеров за успешную работу.
      — Раскручивайте дальше! — сказал он, пожимая руки. — За горло его, мёртвой хваткой, пока не признается...
      Мурзилка сидел у Тараса Андриевича в портфеле.
     
      Ровно в семь к генералу пришёл в гости начальник военкомата Солдатенков. Они сидели за накрытым столом, пили, ели и даже что-то такое спели. Потом Тарас Андриевич, отводя глаза, положил на стол конверт, а Солдатенков, будто невзначай, сунул его в карман. Тарас Андриевич провожал гостя до такси и так мощно поцеловал его на прощание — что губы у начальника военкомата вытянулись в трубочку.
      Ничего ровным счётом не поняв, Мурзилка отправился в редакцию.
     
      Редактор не заметил в мурзилкином рассказе ничего особенного.
      — Генерал к кражам отношения не имеет, это для меня совершенно очевидно. — сказал он. — Мямлик ни при чём. Это просто так говорят, не забивайте себе голову. Кстати, уже сутки от него нет никаких известий. Ума не приложу, куда запропастился ваш агент вместе с этой подозрительной певицей.
     
     
      Глава третья
      НЕУДАВШАЯСЯ РЕПЕТИЦИЯ
     
      А Мямлик в это время находился вдали от родины и служил мылом. Однако, по порядку.
      Для того, чтобы попасть в квартиру опереточной певицы Соловьёвой, Мямлик решил снова воспользоваться дельтапланом. Хотя квартира находилась в том же доме, что и редакция, пилот слегка не рассчитал в темноте, взял чуть выше — и с треском угодил в каменную стену над кухонной форточкой, в которую надеялся влететь без проблем.
      Летательный аппарат сломался и рухнул вниз, а Мямлик влип в щербатую стену дома. Немного повисев и осмотревшись, он спокойно развернулся и пополз вниз. Свесившись, словно летучая мышь, головой вниз, заглянул в форточку.
      На кухне возле плиты возилась хозяйка, и Мямлик подумал, что всё к лучшему. Влетев сюда на дельтаплане он сорвал бы наблюдение и вообще неизвестно, чем бы это кончилось.
      И он пополз к следующему окну.
      Розалия Львовна резала салат и жарила в духовке курицу. Муж её был в командировке. Он был спортсмен-штангист и часто уезжал выступать на соревнованиях. И курица, и салат, и накрытый в гостиной стол с бутылкой вина и горящей свечёй предназначались не для него. Всё это было приготовлено для гостя, а если выразится точнее, коллеги по работе.
      Этого коллегу звали Орфей Игнатьевич Белугин. Они договорились встретиться, чтобы спеть дуэтом несколько партий, которые ещё не успели отшлифовать как следует в театре.
      Вот раздался звонок, и в прихожей появился мужчина. Он говорил бархатным баритоном, в руках у него были цветы и бутылка шампанского.
      Гость и хозяйка уселись за стол и начали ужинать. Орфей Игнатьевич, голодный после спектакля, постепенно съел один всю курицу, Розалия Львовна только несколько раз отщипнула виноград. Она полагала, что даме в присутствии мужчины есть неприлично и поужинала заранее. Говорили о пустяках.
      Тем временем Мямлик методично обследовал все комнаты и обшарил все ящики. Краденых вещей в квартире не оказалось, и он уже собрался уходить, как вдруг висевшие у него за спиной гусли-самогуды заиграли. Мелодия была джазовая, танцевальная, с хорошо акцентированным ритмом.
      — Потанцуем? — послышался голос гостя и сразу за тем стук двух пар каблуков по паркету.
      Поведение волшебного инструмента Мямлику не понравилось.
      — Что за фокусы! — удивился он, стаскивая с себя самогуды.
      — Неужели старикан подсунул некондиционную вещь?
      Осмотрев гусли, он заметил свежую трещину в почерневшем от старости деревянном корпусе. Очевидно, инструмент повредился во время удара.
      — Ну хватит, — проговорил запыхавшийся гость. — Я сегодня немного утомился на спектакле. Давайте начнём, пора уже распеваться.
      Мямлик торопливо защёлкал туда-сюда выключателем, струны перестали звенеть.
      — А это не у меня, это где-то у соседей, — заметила Розалия Львовна, усаживаясь за фортепьяно. — Вы готовы?
      Орфей Игнатьевич прокашлялся и важно кивнул. Розалия Львовна полистала ноты и подняла пальцы над клавишами. Певец раскрыл рот, набрал воздух в лёгкие и вскинул брови. На мгновение сделалось тихо...
      И вдруг гусли снова самопроизвольно заиграли. Мямлик схватился за голову. В комнате снова бойко застучали две пары каблуков.
      С трудом, кое-как, Мямлик выключил звук и бросился в дальний конец квартиры, в ванную.
      Следом туда же вошёл красный как рак Белугин. Он подставил голову под струю холодной воды, вытерся полотенцем, причесался на пробор и, дёрнув щекой, сказал своему отражению в зеркале:
      — Нервы. Нервы.
      Как только он вышел, Мямлик разыскал пустую походную мыльницу, сунул в неё предательский инструмент и захлопнул крышку.
      В комнате снова начали репетировать. Но теперь Орфей Игнатьевич никак не попадал в тональность. Несколько раз Розалия Львовна играла вступление, пытаясь подстроиться, но баритон певца снова не попадал и срывался.
      Тогда они перестали репетировать и решили выпить ещё вина.
      — Не переживайте, мой друг, — утешала гостя хозяйка. — Не отчаивайтесь, такое случается даже с заслуженными мастерами культуры. Вы много работаете, из-за того ведёте нерегулярный образ жизни. Не хочу вас обидеть, но, случается, что и злоупотребляете... Вы артист и вы должны целиком отдавать себя публике.
      — Нет, не то, — угрюмо отвечал Белугин. — Он здесь. Он где-то рядом... Он подглядывает за нами и мешает мне петь.
      — Господи, да кто же?..
      — Ваш муж.
      — Что вы такое говорите, Орфей Игнатьевич! Его здесь нет, он в командировке, его не будет целую неделю!
      — Всё равно, он здесь, его фантомы, его животная энергетика, я её чувствую...
      — О да! Я вас понимаю! Теперь понимаю... Вы талант и вы тонко чувствуете. Вы видите то, чего не могут видеть другие, обыкновенные люди... Но мы можем отсюда уехать! Уехать далеко-далеко — туда, где никто не помешает развернуться вашему таланту!..
      — Куда?.. — не понял Белугин.
      — Способны ли вы совершить маленькое безрассудство? Как это было в юности, как в романтических сериалах?
      — Что вы имеете ввиду?
      — Мы сядем на самолёт и улетим. Прямо сейчас, далеко-далеко. Мы снимем номер в гостинице и будем репетировать а капелла, одни, под аккомпанемент тёплого южного моря...
      — К сожалению, у меня... — Белугин похлопал по тому месту на груди, где у него, должно быть, лежал бумажник. — Вы знаете, сколь безобразно работает наша бухгалтерия...
      — Расходы я беру на себя. Вам просто необходимо отдохнуть до понедельника, от этих сумасшедших перегрузок!
      — Хм... Но у меня даже нет смены белья... одежды...
      — Ах, возьмите мужнины тряпки. Решайтесь же, я умоляю, вам это сейчас так необходимо!..
      — Ну, если вы настаиваете... пожалуй...
      Через пару часов Орфей Игнатьевич и Розалия Львовна сидели в салоне комфортабельного авиалайнера и рассекали небесные просторы по направлению к юго-западу. В спортивной сумке, которая составляла весь их багаж, среди прочего, находился сотрудник Отдела репортёрских расследований газеты «Книжная правда» агент Мямлик. В спешке его захлопнули в мыльнице, приняв за кусок мыла, когда он полез туда за самогудами.
      С рассветом авиалайнер приземлился на Кипре, и путешественники заняли не самый лучший номер в не самом лучшем отеле на побережье. Розалия Львовна, обладая безграничной душевной щедростью, была сильно прижимиста по мелочам.
      На Кипре стояла невыносимая жара, градусов сорок. Кондиционер в номере не работал, и Орфей Игнатьевич сразу полез под душ. С водой, как оказалось, здесь тоже обстояло не лучшим образом: из всех своих дырочек душ одарил его только двумя тоненькими струйками.
      Жадно подставив лицо под эти струйки, Орфей Игнатьевич нащупал мыльницу и достал из неё Мямлика. За время пути, в жаре и тряске, Мямлик принял в точности ту самую форму, в которой его стиснули — то есть, форму правильного, округлого куска мыла. Самогуды он успел обхватить ручками и ножками; вжавшись внутрь, они стали совершенно незаметны и защищены от доступа влаги.
      Орфей Игнатьевич интенсивно водил по своему телу Мямликом и фыркал от удовольствия. Время от времени самогуды включались «под сурдинку», и тогда Белугин начинал притоптывать ногой и приятным голосом напевать знакомую мелодию без слов. Здесь, на Кипре, гусли упорно наигрывали одну и ту же музыкальную тему — «Сиртаки». В Москве их репертуар был абсолютно непредсказуем.
      — А что это у вас за мыло, Розалия Львовна? — поинтересовался Орфей Игнатьевич, выходя из душа. — Почти совершенно не мылится, но при этом замечательно моет тело. Главное, что расходы при этом сводятся буквально к минимуму.
      — Это, наверное, Федечки моего мыло, — отвечала Розалия Львовна. — Им всегда из Института здоровья присылают что-то особенное. Чтобы результаты показывали.
      — Знаете, коллега, я теперь так замечательно себя чувствую, что тоже, кажется, покажу очень хорошие результаты.
      Всю первую половину дня коллеги успешно репетировали дуэты, а после отправились на пляж. Однако не вынесли жары и вернулись. Белугин до вечера спал, похрапывая разинутым ртом, а если просыпался, освежался под душем, нахваливая экономичное мыло. Розалия Львовна, откинувшись в кресле, дремала или обмахивала себя дамским журналом.
      Ночью в воздухе повисла такая тяжёлая и липкая духота, что спать стало совершенно невозможно. Дождавшись первых лучей солнца, путешественники поменяли себе обратные билеты и поехали в аэропорт.
      В два часа дня они приземлились в Шереметьево, а в три подкатили к дому.
      — Здравствуйте, Варвара Степановна, — поздоровалась с консьержкой Соловьёва.
      — Здравствуйте! — расплылась та в сладенькой улыбке. — Здравствуйте-здравствуйте, — повторила она уже совсем по-другому, злобно глядя вслед поднимавшейся к лифту парочке. — Что б он прибил вас сейчас обоих, развратники...
      И Варвара Степановна потянулась к телефону.
     
      — Какое интересное лицо у этой дамы внизу, — сказал Белугин в кабине лифта. — Глаза такие особенные, как у ведьмы. Наверное, в молодости сводила с ума мужчин.
      — Это вы про нашу консьержку? Да, действительно, сводила в каком-то смысле. И не только мужчин. Она работала гипнотизёршей в цирке. Может быть, вы даже помните — по всему городу были такие афиши: АТТРАКЦИОН «УДАВ И КРОЛИКИ». Она смотрела, а все делали, что она хотела — кто лаял по-собачьи, а кто вдруг по-французски начинал лопотать или на фортепьяно...
      В этот момент в сумке началась отчаянная возня, а самогуды многозначительно сыграли бетховенское «та-да-да-да-а-а». Но из-за громкого гудения лифта никто ничего не расслышал.
      — Вот как? — удивился Белугин. — Хотел бы и я обладать такими способностями. Тоже, знаете ли, в некотором роде... гипнотизировать.
      — Но ведь вы, дорогуша, и без того ими почти обладаете... — голос у Розалии Львовны сделался грудным, она обняла своего кумира и неожиданно впилась в него губами.
      — Не надо... — зашептал тот испуганно. — Могут увидеть, сейчас откроются двери...
      И двери открылись.
      А на площадке стоял муж Розалии Львовны, чемпион города по поднятию штанги.
      — Федя? — беззвучно пискнула певица. От испуга она разом потеряла свой голос.
      — А это кто? — вопросил Федя пароходной трубой. — И почему он в моих шортах?!
      Орфей Игнатьевич всхрипнул и потерял сознание.
     
     
      Часть четвёртая: ГДЕ БЫЛА СОБАКА ЗАРЫТА
     
     
      Глава первая
      ЗАМЕДЛЕННОЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ
     
      Известий от Мямлика не поступило, и редактор начал оперативное совещание без него.
      — Товарищи, — заговорил он с печалью в голосе, — мы провели большую работу и ничего не добились. Единственную реальную улику в этом деле раздобыли не мы, а сотрудники милиции. Я имею ввиду изъятое у электрика Фазы колечко и опознанное генералом Бульбой как принадлежащее его супруге. Однако я полагаю, что Фаза к квартирным кражам непричастен. Каким же образом колечко попало к нему в карман? Товарищ Шустрик, давайте внимательно посмотрим видеозапись вашего наблюдения за объектом с самого начала...
      Шустрик обрадовано кивнул, воткнул себе в живот штекер, и на экране редакторского компьютера появилось изображение.
      Вот Фаза вышел из лифта, сбежал по ступенькам, облокотился о стойку консьержки и затянул разговор. «...Прибедняется! Пенсия будто бы маленькая, а у самой Крамской на стене висит в подлиннике. — Музею! Да будто бы у нас в музеях картин мало! — Говорит, что в квартире такую ценную вещь хранить опасается. — Давайте я вам воротник поправлю...»
      — Стоп!! — крикнули разом Мурзилка и Буквоедов. — Назад! Медленно — последнюю — фразу. На её руку смотрите!..
      Шустрик послушно вернул изображение и пустил его снова, в замедленном воспроизведении. Теперь и он тоже отчётливо увидел, как из пальцев Варвары Степановны — в тот момент, когда она умильно смотрела в глаза электрика и поправляла ему воротник — выскользнуло колечко с камешком.
      Буквоедов победоносно откинулся в кресле и снял очки.
      — А это ещё не всё... — послышался снизу знакомый голос. На полу, в дверях кабинета, стоял Мямлик. Он ещё не окончательно принял свою естественную форму и в общих чертах смахивал на бывший в употреблении кусок мыла.
     
     
      Глава вторая
      ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ УДАВА
     
      Наступил вечер, консьержка Варвара Степановна зажгла на своём посту лампу с зелёным абажуром. Она делала вид, что листает газету, а на самом деле косила глазами в сторону улицы, будто паук, поджидающий добычу в своей засаде.
      И вот на пороге появилась пенсионерка Чумичкина из сорок пятой квартиры. Консьержка встала и подалась вперёд.
      — Прогулялись, Прасковья Ниловна? — залебезила она с улыбочкой. — Булочки, хлебушка купили?..
      — Купила, купила, Варвара Степановна, — отвечала пенсионерка. — Спокойной ночи вам отдежурить.
      — Одну минуточку, Прасковья Ниловна, а вот посмотрите, что это мне в глаз вот сюда попало...
      Чумичкина перегнулась через барьер, заглянула консьержке в глаза... и вдруг застыла в этой неловкой позе, будто брошенный как попало пластмассовый манекен.
      У Варвары Степановны лицо сделалось злое и нехорошее.
      — Слышишь меня? — прошептала она.
      — Слышу... — слабо и безжизненно отозвалась пенсионерка.
      — Иди к себе, сними со стены картину и принеси. Да так, чтобы никто не видел.
      — Хорошо...
      Чумичкина, вытянув перед собой руки, зашагала к лифту. Консьержка встала, прошлась туда-сюда и задымила папиросой.
      Прошло несколько минут. Вот лифт снова загудел, Прасковья Ниловна вышла и приблизилась к консьержке. Протянула ей картину. Та посмотрела на подпись через лупу, спрятала картину под стойку и, пристально глядя в глаза своей жертве, зашептала:
      — Теперь иди домой и ложись спать. О том, что было, не вспомнишь.
      — Не вспомню...
      — Иди.
      Чумичкина повернулась, зашагала к лифту... но в этот момент на площадке вдруг вспыхнул яркий свет и со всех сторон, откуда ни возьмись, повыскакивали милиционеры. В парадную вошёл возглавлявший следствие милицейский полковник Тугоухов и объявил:
      — Гражданка Кио Варвара Степановна, вы арестованы по обвинению в кражах, отягощённых опасными гипнотическими манипуляциями с человеческой психикой. Вы полностью изобличены и будете наказаны по всей строгости закона.
      Консьержка стала бледной как привидение и опустилась на стул. На руках у неё защёлкнулись наручники.
      Милицейский полковник повернулся к пенсионерке Чумичкиной:
      — Прасковья Ниловна, теперь вы можете снять защитные антигипнотические очки которые мы попросили вас надеть специально для проведения этого следственного эксперимента. От имени всего Главного управления милиции благодарю вас за помощь, оказанную в этом необычном деле.
      Прасковья Ниловна вернула защитные очки, надела свои собственные и улыбнулась.
      — А вас, господин Буквоедов, мы просим оказать нам ещё одну услугу и быть понятым во время обыска в квартире этой полностью изобличённой женщины.
      Выплывший откуда-то из темноты Буквоедов солидно кивнул.
     
     
      Глава третья
      ДЕЛО ЗАКРЫТО
     
      Мастодонт Сидорович вернулся в редакцию поздней ночью. Мурзилка, Шустрик и Мямлик его ждали. Заварив себе кофейку, Буквоедов подсадил человечков на письменный стол и подвёл итог следствию, выстроив события последнего времени в единую логическую цепочку.
      — Во время обыска у консьержки были найдены все похищенные деньги и ценности. Их приносили сами потерпевшие, будучи загипнотизированными её взглядом. Именно поэтому на неё ни разу не пало подозрение — ведь она безотлучно находилась на своём посту, у всех на виду. У неё дома и сейчас висит цирковая афиша того самого аттракциона, во время которого она гипнотизировала выходивших на арену зрителей. По всей видимости, на какое-то время ей удалось загипнотизировать даже одного известного фокусника, фамилию которого она оставила себе после скорого развода и которая послужила ей отличной торговой маркой. После того, как министерство здравоохранения запретило подобные аттракционы, гражданка Кио осталась не у дел, без средств к существованию. Она стала злобной и мстительной. Своих будущих жертв она выбирала не по признакам материальной обеспеченности, а почти всегда из-за личной неприязни. Так, например, «новый русский» коммерсант господин Штокбант имел привычку при входе в парадную выбрасывать горящий окурок прямо на пол. Певица Соловьёва слишком поздно возвращалась домой после спектаклей, когда консьержка уже спала, закрывшись изнутри. Генерал Бульба, у которого как у всех людей с погонами мозги немножко набекрень, относился к ней как к солдату первогодке. Требовал, например, чтобы она вытирала пыль за батареями. Кстати говоря, в случае с генералом, Варвара Степановна проявила чисто женское коварство, заставив его принести не свои деньги и ценности, а только те, которые принадлежали его супруге.
      Вы понимаете?..
      Мурзилка кивнул, Шустрик помотал головой, Мямлик хлопнул пузырь.
      — На протяжении многих лет, — продолжал Буквоедов, — гражданка Кио регулярно меняла место работы, всякий раз подавая заявление об уходе сразу после или незадолго до случившейся в доме кражи. Вот и сейчас она уже успела подать заявление об уходе по собственному желанию. Я присутствовал во время обыска в её квартире: все похищенные деньги и ценности найдены. Всё кончено, товарищи, — улыбнулся редактор, — преступник пойман, вина его доказана. Теперь никому уже не придёт в голову ломать стену нашей редакции в поисках вора.
      — Ура, — сказали человечки.
      — Должен отметить, что первым и решающим ключом к разгадке этого преступления послужила видеозапись агента Шустрика.
      От радостного волнения Шустрик задёргался и завертелся.
      — Хорошо проявил себя также и агент Мямлик, который сделал правильные умозаключения из подслушанного в лифте разговора.
      Мямлик переступил с ноги на ногу.
      — А от вас, товарищ Мурзилка, мы ждём как всегда блестящего и содержательного репортажа об этом деле, — закончил Буквоедов.
      Мурзилка послушно кивнул.
     
      Через неделю свежий оттиск газеты был вывешен в коридоре. Столпившись, перед ним стояли книжные человечки. Редактор попросил Мурзилку зайти к нему в кабинет.
      — Мне только что звонили оттуда, — Буквоедов многозначительно поднял глаза к потолку, — и высказали однозначное одобрение нашим действиям. Ваша статья произвела впечатление. Возможно... мне обещали... Тираж газеты будет утроен.
      — Я рад, — сказал Мурзилка.
      — Неплохо, неплохо... Лично у меня к вам только одно замечание по тексту. Четвёртая часть вашего, с позволения сказать, детективного труда носит название «Где была собака зарыта». Это показалось мне странным. Что за собака? Откуда собака? Разве была там какая-нибудь собака?..
      — Это только так говорят, — пояснил Мурзилка. — В чём разгадка фокуса.
      — Фокуса!.. Да уж, фокус был на уровне, будьте-нате, — согласился редактор. — Но вы этот заголовочек всё-таки поменяйте...
      А ещё раньше появился волшебник и забрал волшебные причиндалы: сапоги-скороходы, шапку-невидимку и гусли-самогуды. Засовывая в рукав самогуды, волшебник погрозил Мямлику. Не то, чтобы очень сердито, но и не то, чтобы в шутку. Мямлик смотрел на него невинными скучающими глазами.
     
     
     
     
      Дело № 4. Операция «МЖ»
     
     
      Глава первая
      НОЧНОЙ БЕГЛЕЦ
     
      Ненастным осенним вечером, когда небо было затянуто серой пеленой и моросил дождь, а порывы ветра срывали с деревьев пожелтевшую листву, над Москвой летела птица. Своими очертаниями она напоминала сверхзвуковой самолёт «Конкорд». Но перья её уже отяжелели, взмахи крыльев становились реже, ей было всё труднее удерживаться на прежней высоте. Наконец, окончательно потеряв силы, птица тяжело спланировала на вершину одной из высоток и, словно мокрое пальто, шлёпнулась на террасу. Её затуманившиеся глаза закрылись.
      Книжные человечки высыпали из библиотеки и окружили пернатое чудовище. На когтистой лапе блеснуло кольцо с гравировкой: «Петербургский зоопарк. Сокол-сапсан обыкновенный, кличка Ураган». Буквоедов осторожно поднял птицу и внёс в помещение редакции.
      Только на другой день ночной гость, выспавшийся и накормленный, рассказал человечкам свою историю. Птичий язык невероятно труден для понимания, поэтому здесь читатель найдёт лишь только эпизоды этой истории, имеющие значение для последующих событий.
     
      Сокол по кличке Ураган появился на свет в неволе. В зоопарке у него была своя небольшая скала под высоким решётчатым куполом, приличное гнездо, кормёжка и толпы зевак, без устали восхищавшихся его красотой и горделивыми повадками.
      Конечно, запертый в клетке он не мог показать всего, на что способен, а потому прозвище Ураган по-настоящему имело место лишь на табличке и в отчётных документах. Однако в перспективе у него была невеста, которую не так давно выписали из Америки, а может быть даже и птенцы. Такое будущее примеряло его с жизнью и смертью под металлическим шатром. Он родился в неволе и о существовании другой жизни мог судить только по хвастливым рассказам птиц и зверей, которые начинались в зоопарке после закрытия.
      Но вот внезапно, без видимых причин, доброго и заботливого директора зоопарка уволили, а его место занял совершенно другой мужчина. И после этого жизнь питомцев сделалась невыносимой. Вся их еда — крупа, мясо, овощи, фрукты — казались теперь несъедобными. Воду в бассейнах не меняли, за чистотой в клетках не следили, а посетителям на каждом шагу предлагали идиотские развлечения и спиртные напитки в многочисленных буфетах.
      Прежний директор, а его звали Иван Андреевич Корнеев, очень любил своих животных, многие из которых родились у него буквально на руках. И он был ещё не такой старый, чтобы уходить на пенсию. Однако у нового директора имелись связи, и он прогнал Ивана Андреевича, не разрешив ему работать в зоопарке даже сторожем или уборщиком. А своей охране и дворнику он велел вообще не пускать прежнего директора за ворота.
      Этого нового директора, хотя он был очень молодой, все звали «дядя Петя». Фамилия у него была Толстомясов.
      Но Иван Андреевич всё равно приходил в зоопарк, переодевшись и наклеив на лицо бороду. Звери его тут же узнавали и бросались к решёткам, скулили и жаловались на свою новую невыносимую жизнь. А Иван Андреевич их понимал и кормил булкой, которую покупал на деньги из своего безработного пособия.
      Травоядные пока ещё как-то держались, но хищники, которым необходимо есть мясо, настолько исхудали и рычали так жалобно, что бывший директор сам был готов завыть от отчаяния. Он не мог, конечно, покупать хищникам мясо, потому что уже сам из-за нищеты питался чёрт знает чем.
      И вот первым взбунтовался сокол Ураган, который готовился к прибытию американской невесты и которому гордость не позволяла предстать перед ней в таком жалком, общипанном виде. Однажды ночью он перебил клювом ржавое звено решётки и взлетел в тёмное небо. Всю ночь и весь день он летел по направлению к югу, пока окончательно не выбился из сил и не упал на террасу одной из московских высоток.
     
     
      Глава вторая
      ПРОВОДНИК НА ГРАНИ НЕРВНОГО СРЫВА
     
      В тот же день Буквоедов стоял в тамбуре поезда «Красная стрела» и уговаривал хмурого проводника взять посылку. В заколоченном фанерном ящике находилось якобы чучело лисы.
      — Поймите же вы, — настойчиво врал Буквоедов, — выставка в Зоологическом музее откроется завтра ровно в полдень, и посетители огорчатся, не обнаружив на выставке этот редчайший экспонат.
      Произнося такое, Мастодонт Сидорович прикрывался шарфом, чтобы скрыть краску стыда на своём лице. А проводник, которого, как всех проводников, звали Петрович, ломался, набивая себе цену.
      — Чего ж необыкновенного... лиса, — говорил он, встряхивая ящик, тянувший килограммов на пять. — Её на воротник надо, а не в музее выставлять.
      — Животное чрезвычайно редкой породы, — гнул свою ошибочную линию Буквоедов. — Не трясите, что вы делаете. Она там соломой обложена. Я сам не могу поехать, безотлагательные государственные дела удерживают в столице...
      — Правила очень строгие, — вяло отпирался проводник. — Мало ли что у вас там внутри — а вдруг бомба?
      — Вот держите, возьмите за труды... — Буквоедов, наконец, сделал то, с чего следовало начинать.
      — Если такая редкая порода и для выставки — сделаем, о чём речь, — моментально вошёл в положение Петрович и отнёс посылку в служебное купе. — Кто встречать-то будет? — высунулся он из окна.
      — А вы её на перрон только поставьте! Её сразу и заберут!
      — Только потом я уже не отвечаю! — предупредил проводник.
      — Разумеется, не беспокойтесь, обязательно заберут!.. — крикнул Буквоедов уже вдогонку поезду и зашагал в чрево вокзала.
     
      Весело постукивая колёсами, поезд мчался вперёд, в ночную мглу. Ящик с чучелом стоял на верхней полке за стопками чистого белья и никому не мешал. Но вскоре Петровичу послышалась, какая-то возня и попискивание. А поскольку он не употреблял перед рейсом ничего кроме пива, этот странный факт привёл его в некоторое замешательство. «Уж не всучил ли мне этот гражданин живую лисицу?» — подумал он, снял ящик с полки, поставил на колени и прижался ухом к фанерной крышке.
      Теперь ему стало казаться, что внутри верещат тоненькими человеческими голосами. И от этого ему спокойней не стало.
      Послушав и подумав хорошенько, Петрович решил, что в посылке маленький приёмник на батарейке, который нарочно не выключили, чтобы лиса в ящике чувствовала себя как дома. Однако, стук колёс мешал ему расслышать звук хорошенько, поэтому он с нетерпением ждал ближайшей остановки поезда.
      Наконец, на станции Бологое, сделалось тихо. Петрович приник к ящику и, к своему ужасу, вполне отчётливо разобрал следующие слова:
      — Лучше всего самим раздобыть доказательства. Отправим материалы в Москву, а уж там знают, что делать. Фактов о его служебных злоупотреблениях, которыми мы уже сейчас располагаем, хватит на двоих.
      — В тюрьму! Несомненно! В тот же час! — лютовал другой.
      — Есть основания подумать о высшей мере, — сказал третий. Петрович резко отпрянул от ящика, словно это был не ящик, а раскалённая электрическая плита. Говорили о нём. Он давно ждал этого и боялся. Боялся, что когда-нибудь за ним начнут следить. Были, были у него на совести служебные злоупотребления. И провозы за взятки безбилетных пассажиров, и мухлевание с комплектами чистого белья, и посылки — вплоть до живой дойной козы и контейнера с мотороллером. Всё это и ещё многое другое, чего сразу и не упомнишь, должно, должно было когда-нибудь ему аукнуться.
      И вот это началось. В посылке несомненно приборчик, который его подслушивает. Оперативники держат между собой связь по рации, это их голоса слышатся изнутри.
      Чему быть, того не миновать. А сейчас — пусть прослушивают. Всё, как есть!
      Петрович тихонько отставил ящик, шумно раздвинул дверь и сказал с притворным южным акцентом, будто с перрона:
      — Командыр, возми дэнги, надо ехать!
      — Нет! — воскликнул он же сам негодующе, отскочив к окну и приняв театральную позу. — Как вы смеете предлагать мне такое! Уберите, уберите свои деньги и отправляйтесь в кассу!
      В эту минуту в дверях появилась проводница Тамара из соседнего вагона. Внимательно оглядев полки, затем самого Петровича, она деловито поинтересовалась:
      — Сколько принял? Работать можешь?
      — Трезвый я, трезвый, — зашептал Петрович выталкивая коллегу за дверь. — Иди отсюда, не мешай...
      Но Тамара подставила ногу под дверь и осталась на месте.
      — Погоди, я по делу. Двоих возьмёшь до Питера?
      Петрович сделал круглые глаза, отчаянно зажестикулировал и силой вытолкал проводницу за дверь.
      — Что вы такое говорите, Тамара Алексеевна! — воскликнул он в сторону ящика. — Да в своём ли вы уме?! Разве такое было когда-нибудь, чтобы я брал деньги с безбилетных пассажиров?! Извольте пройти к себе в вагон и заняться своими непосредственными обязанностями!
      За дверью послышалось ворчание по поводу того, что «допился до чёртиков», и удаляющиеся шаги. А Петрович снова припал ухом к фанерной крышке.
      — ...А если доказательств не хватит? — тоненькими голосами рассуждали оперативники. — Если выкрутится?..
      — Тигров к нему приведём. Пускай тиграм объясняет про доказательства. Фамилия у него подходящая...
      Петровича передёрнуло. Фамилия его была Могилевский, а «тиграми» проводники называли банду вымогателей, наводивших ужас на всю железную дорогу.
      Обмякнув и сделавшись бледным как наволочка, Петрович лёг. Полежав и подумав, он решил выйти на ближайшей станции, добраться электричками до посёлка Кузьмолово и отсидеться там на даче у знакомых, отправив по почте заявление с просьбой уволиться с работы. Но от полученных переживаний как-то незаметно заснул и проспал до самого Петербурга.
     
      В восемь часов утра поезд подошёл к Московскому вокзалу. Петрович выставил ящик на перрон и стал смиренно ждать, когда его арестуют. Но случилось другое: в ящике щёлкнуло, передняя стенка отлетела, изнутри выскочила маленькая рыжая дворняга и почесала в сторону вокзала.
      Дрожащими руками Петрович поднял ящик. Внутри не было ничего, кроме плотно примятого, по форме собаки, сена.
      — Если это была лиса... — произнёс он вслух, — то я — тигр!
      Выходящий из вагона последний пассажир с опаской на него покосился.
      — Чего стоишь! — прикрикнул бригадир. — Постели сдавать.
      Качая головой и бормоча себе под нос несвязное, Петрович принялся собирать в вагоне постельное бельё.
     
     
      Глава третья
      ПРОСЛУШКА УСТАНОВЛЕНА
     
      Буквоедов лишь отчасти обманул проводника, сказав ему, что в посылке находится чучело лисы. Механическая собака, в которой человечки отправились на задание, действительно называлась «Лиса». И поскольку это была не живая собака, а обтянутый синтетической шкурой механизм, назвать его чучелом было с его стороны почти корректно.
      Благополучно прибыв в Петербург, человечки отправились прямо в зоопарк. Погода стояла солнечная, хотя и прохладная. Ловко лавируя между ног и чемоданов, рыжая дворняга выбежала из вокзала на Знаменскую площадь и устремилась по заданному маршруту. Знаменская улица — Воскресенский проспект — набережная Невы — Троицкий мост — Александровский парк... и вот сидевшие внутри механической собаки человечки увидели перед собой высокую металлическую ограду.
      У парадного входа не было ни души. Обращала на себя внимание табличка с предупреждением: «Вход с собаками строго запрещён».
      — В нашем конкретном случае, — заметил Мямлик, — следует ещё разобраться, кто с кем — мы с собакой, или собака с нами...
      До открытия оставалось два часа. «Лиса» прилегла под козырьком билетной кассы будто подремать. Из-под прикрытых век её зрачки-объективы внимательно следили за окружающей обстановкой. На экране бортового компьютера появилась доска с прейскурантом цен:
      САФАРИ ПО-ЛЕНИНГРАДСКИ (ДУХОВОЕ РУЖЬЁ, ПРОБКА) ЧЕЛОВЕК ПРОТИВ КЕНГУРУ (КУЛАЧНЫЕ БОИ) КОММУНИКАТИВНАЯ ПАЛКА (С ЭЛЕКТРОШОКЕРОМ ИЛИ БЕЗ) КОНКУРСЫ: «ПЕРЕПЛЮНЬ ВЕРБЛЮДА», «ПЕРЕОБЕЗЬЯННИЧАЙ ОБЕЗЬЯНУ» ПИВО И ДРУГИЕ НАПИТКИ.
      — Что-то мне не очень нравятся эти «электрошокеры» и «другие напитки», — сказал Мурзилка. — Однако, не будем делать преждевременных выводов.
      В половине одиннадцатого ко входу подкатил здоровенный сверкающий автомобиль, из которого вышли трое: толстомордый детина в малиновом пиджаке и двое охранников в чёрных кожаных куртках.
      — Предположим, что это новый директор, — сказал Мурзилка.
      — Но почему же до сих пор нет ни одного посетителя?
      — А там ещё одна табличка висит, — Шустрик навёл глазаобъективы «Лисы» на объявление в окошечке кассы:
      САНИТАРНЫЙ ЧАС ДО 19.00 (ЕЖЕДНЕВНО)
      — Час... — повторил Мямлик. — Впрочем, где-то написано, что время — понятие относительное.
      Тут директор заметил бесхозную собачонку и сделал знак одному из охранников. Подбежав к «Лисе», тот махнул ногой, словно собирался забить мяч в ворота... Но ещё быстрее сработала система самозащиты: дворняга увернулась от удара и цапнула обидчика за ногу. Под дружный хохот он схватился за прокушенный ботинок и взвыл от боли.
      А маленькой рыжей дворняги уже и след простыл.
      — Порядок, шеф, — доложил Шустрик, сидевший за пультом управления в головном отсеке. — Мы приклеили жучка к его штанине. Можем прослушивать и записывать их разговоры.
      — Один-ноль в нашу пользу, — отметил Мурзилка.
      — Игра без правил... — сокрушённо вздохнул Мямлик.
      В одиннадцать пришёл кассир, наверное, студент, потому что сразу разложил в будке конспекты и учебники. Пока ещё никто не торопился покупать билеты. Случайно проходивший мимо ребёнок с мамой заголосил было, что он хочет смотреть зверей, но мама дёрнула его за руку и прибавила шагу.
      — Вот ещё новости, — сказала она сердито. — Здесь только для взрослых... идиотов.
      — Почему?! — изумился ребёнок.
      — Потому что безобразничают... И они скрылись из виду.
      — Каков расклад, — заметил на это Мямлик. — Детей не пускают вообще, взрослые безобразничают. Чем занимаются звери — вот вопрос.
      Ограда вокруг зоопарка была высокая, без единой лазейки.
      «Лиса» попыталась пробежать следом за директорским автомобилем, но дорогу преградил закрывавший ворота дворник. Он с размаху попытался треснуть дворнягу метлой по морде, но удара не получилось: метла отлетела в сторону, а в руках у дворника остался один черенок, будто разрезанный пилой.
      — Не понял... — промычал дворник, осматривая новую дубовую палку, которой ещё вчера успешно гонял не только собак, но и некоторых людей. — Ой, найду шутника, который подпилил!..
     
      А собака тем временем побежала вдоль внешней стороны ограды, шевеля ушами: автомобиль директора был всё ещё неподалёку. Внезапно у неё под самым носом выскочила из норы тощая крыса. Хвост у неё был длинный, словно шнур от паяльника. «Лиса» вовремя ударила по тормозам.
      — Эй! — тявкнул на неё Шустрик через синтезатор звука голосом собаки. — Шушара! Куда прёшь под колёса!
      Заметив, что в голосе дворняги нет враждебности, крыса подняла морду.
      — Сама ты шушара, — ответила она приветливо. — Меня Шнуром кличут.
      — Конгениально, — оценил Мямлик крысиное прозвище. Шнур отпрыгнул в сторону.
      — Ты чего это... — сказал он подозрительно. — На разные голоса?
      — А мы, то есть я, в цирке работаем, — объяснил Мямлик. — У нас в цирке ещё не такое услышишь.
      — В цирке? — успокоился Шнур. — Я раз был в цирке. Там хорошо — тепло, сытно. Только чужих не жалуют.
      — Прогнали? -сочувственно поинтересовался Мямлик.
      — Прогнали. У них там своя мафия. Зажирели так, что в норы не пролезают. Я сюда, в зоопарк подался. Четыре месяца обитал, а теперь и отсюда бегу.
      — А что так? Тоже мафия?
      — Нет здесь никого. Все давно разбежались, я последний...
      — Из могикан. Кто же вас распугал?
      — Никто не распугал. С кормёжкой тут стало плохо. Вчера самого едва не слопали в террариуме. Да и вообще... теперь всё по-другому.
      — Куда двинешь?
      — Тут через дорогу Сытный рынок. Люкс, парадиз, ассортимент! Во сне не привидится! Портовые склады рядом не стояли... — горло шнура спёр голодный спазм. — Паровое отопление, подвалы...
      — Мафия? — сочувственно сказал Мямлик.
      — Она... — опустил голову Шнур. — Везде, буквально везде всё схвачено, в любой приличной дыре. Если ты не кум и не сват — нечего ловить. А в канализацию я не пойду, там одни психи. Лучше сдохну.
      Шустрик попытался ободрить несчастного:
      — Ты вот что, приятель: не переживай. И никуда отсюда не уходи. Скоро здесь всё будет как раньше, и даже лучше. Верно тебе говорю, информация из надёжного источника. Тут уже о-го-го! какие силы работают. Волшебство! Такая, веришь ли, начинается проверка, что никого не пощадят. А где, между прочим, обитает здешняя администрация?
      — Вон, зелёный домик у забора...
      — А, ну пока!
      Шнур удивлённо смотрел вслед дворняге, которая искала администрацию зоопарка.
     
      Зелёный домик оказался неподалёку, и в динамиках салона прорезались голоса дяди Пети Толстомясова и двух его подручных. Этих двоих, кстати говоря, звали Балда и Крокодил Гена. Говорили о доходах. Балда предлагал повысить цены на входные билеты, дядя Петя против этого решительно возражал.
      — Входную плату поднимать не будем, — говорил он. — Надо будет, мы её ещё и понизим. Даром будем пускать, если надо. Не отпугивать нам надо посетителя, а наоборот заманивать. Пусть он только придёт, а уж мы из него всё, что только есть в карманах, вытряхнем.
      — Как бы звери не передохли раньше времени, — проворчал Крокодил Гена.
      — Будут звери, будут... Совсем без зверей пока нельзя. Операцию «МЖ» начнём через пару дней. Завтра сюда придёт человек, с которым будем договариваться, прицениваться. Всё, хорош дымить, поехали на рынок.
     
     
      Глава четвёртая
      У МИЛИЦИИ ДЕЛА ПОВАЖНЕЕ
     
      Как только грузовичок скрылся из виду, к ограде зоопарка, крадучись и озираясь, приблизился мужчина. Лицо его было скрыто густой бородой, на глаза надвинута шляпа. В руке он держал битком набитый полиэтиленовый пакет.
      Здесь, в стороне от парадного входа, красивая чугунная ограда заканчивалась и до самой Невы тянулся крашенный дощатый забор.
      Подозрительный тип перебросил пакет через забор, подпрыгнул, уцепился за край и начал подтягиваться. Шаркая ногами по гладкой поверхности, он уже почти дотянулся до края локтями, но сорвался и едва не сел в лужу.
      Вторая и третья попытки тоже оказались неудачными.
      Тип огляделся по сторонам и, заметив валявшуюся в стороне гнилую доску, приставил её к забору. С помощью доски он сумел вскарабкаться на самую кромку. Оттуда он спрыгнул внутрь, тяжело грохнувшись на землю и крякнув. Подобрал свой пакет и, слегка прихрамывая, направился в сторону клеток.
      Завидев или почуяв его издалека, звери радостно зарычали, заржали, запищали и затрубили. А бородатый лазутчик начал подходить то к медведю, то к уткам, то к слону, то к верблюдам или зебрам и давал каждому по куску булки. Звери жадно глотали и ласкались к его руке словно огромные котята.
      Но вдруг что-то случилось: хищники зарычали, птицы залопотали, слон затрубил тревогу. В тот же миг на спину доброго дяденьки обрушились грабли. Шляпа слетела с его головы, окладистая борода, державшаяся на резиночке, съехала набок. Теперь всякий узнал бы в нём прежнего директора зоопарка Ивана Андреевича Корнеева.
      — Ах ты шпиён! — орал дворник, колошматя несчастного по спине и по голове. — Ах ты вредитель! Куда, куда побежал? А ну, стой! А вот тебе! Вот тебе! Не велено тебе сюда приходить, понял? Понял? Понял? Понял?..
      Закрывая голову руками, прежний директор опрометью выбежал из зоопарка.
      Потирая ушибы и пряча в карман фальшивую бороду, поплёлся прочь. А сзади, вслед ему, ещё долго неслись ругань и угрозы дворника.
     
      А ещё раньше, нынешним утром, Корнеев заявился в районное отделение милиции. Он хотел решительно потребовать, чтобы там приняли какие-нибудь меры. Он не мог больше наблюдать, до какого ужасного состояния довели его питомцев и какие безобразия устраивают по вечерам в зоопарке. Иван Андреевич приходил в милицию не первый раз, его здесь уже знали и дальше окна дежурного не пропускали. А некоторые вообще принимали его за сумасшедшего.
      Но в этот день Иван Андреевич специально пришёл рано утром и стал ждать на улице.
      Начальником Петроградского отделения, через дорогу от которого находился зоопарк, был полковник Мудрый. Люди его уважали, и он не имел такой привычки отфутболивать граждан, какими бы странными не казались их заявления. Если даже к нему приходили не по делу, он внимательно выслушивал посетителя и подробно объяснял ему, что в действительности надо делать и к кому обращаться, а то и помогал правильно составить заявление.
      Полковник Мудрый пригласил бросившегося к нему на улице Ивана Андреевича в кабинет, усадил в кресло и выслушал. После этого он закурил папиросу, в задумчивости подошёл к окну и сказал:
      — К величайшему сожалению, гражданин Корнеев, состояние правопорядка в нашем городе ещё таково, что милиция обязана защитить от негодяев в первую очередь людей... Каждый день наши сотрудники самоотверженно идут под бандитские пули, стоя на страже покоя мирных граждан. Мы не можем сегодня помочь зоопарку. У нас нет для этого свободных сотрудников. Тем более, что у господина Толстомясова большие связи и нам так или иначе помешают довести это дело до конца.
      Иван Андреевич опустил голову.
      — Но если бы ко мне на стол, — продолжил полковник Мудрый,
      — легла папка с надёжными доказательствами его злоупотреблений, я в тот же час дал бы ход этому делу. Не взирая ни на какие связи.
      В глазах Ивана Андреевича появился проблеск надежды.
      — А сейчас, — полковник Мудрый затушил папиросу, — мне уже пора ехать на задержание бандита Живоглотова. Где, как я опасаюсь, не обойдётся без человеческих жертв.
      Корнеев смутился, поблагодарил за оказанное ему внимание и торопливо вышел.
      Это, конечно, не дело, — рассуждал он про себя, — отвлекать милицию от её опасной и самоотверженной работы. Но он сам может и обязан найти доказательства вины Толстомясова и положить эти доказательства на стол начальника милиции.
      И несчастный Иван Андреевич отправился к своим ещё более несчастным зверям, чтобы покормить их булкой, купленной на свои собственные последние деньги. Чем закончилась эта его затея, мы уже знаем.
     
      Но визит к начальнику отделения не прошёл даром. Едва дверь за посетителем закрылась, полковник Мудрый снял трубку и сказал дежурному офицеру:
      — Я видел, там у нас болтается лейтенант Стрельцов. Он ведь на беллютене? Пусть сейчас заглянет ко мне.
      В кабинет вошёл молодой человек в гражданской одежде с подвязанной на груди правой рукой. Он открыл рот, чтобы доложить по всей форме, но командир строго прервал его:
      — Почему не соблюдаете предписанный вам постельный режим, товарищ лейтенант?
      — Належался, товарищ полковник. Устал отдыхать.
      — Я почему-то так и подумал, когда вас увидел. К работе я, естественно, вас не допускаю, но моё личное поручение, если хотите...
      — Хочу, товарищ полковник!
      — Погуляйте вечером по нашему зоопарку. Есть сигналы о серьёзных нарушениях.
      — Вас понял, товарищ полковник! Есть погулять по зоопарку! Полковник Мудрый отпустил Стрельцова. А сам, ловко передёрнув затвор табельного пистолета и поставив его на предохранитель, отправился на задержание банды Живоглотова.
     
     
      Глава пятая
      СТРАННОСТИ КОРМЁЖКИ
     
      Грузовичок въехал на территорию Сытного рынка и зарулил в один из подсобных двориков. Закрылись железные, на механическом ходу, ворота. Никто не заметил, как во двор юркнула и притаилась за помойными баками рыжая собачонка.
      Вышел директор рынка — Михаил Амбросиевич Деляга — небольшого роста, упитанный, с бородкой клинышком и в пенсне. Поверх костюма на нём был надет совершенно новый ватник, в руке он держал калькулятор.
      Деляга поздоровался с Толстомясовым, заглянул в кузов и приказал своим рабочим разгружать. На склады и в холодильники поплыли замороженные мясные туши, ящики и мешки, набитые бакалеей, фрукты и овощи.
      — Всё! — торжествующе воскликнул Шустрик. — Попались! Продукты продают, зверей не кормят! Доказательство — видеозапись! Задание выполнено, товарищ редак...
      В этот момент Шустрик осёкся на полуслове. Рабочие, закончив разгружать машину, тут же начали загружать в кузов точно такие же продукты. Даже ещё более свежие и крупные с виду чем те, которые привезли.
      — Так, — сказал Мурзилка, почесав затылок. — Ничего не понимаю.
      — Задание выполнено, товарищ редактор, — сказал Мямлик.
      — Разрешите уйти по собственному желанию, без скандала.
      Деляга и Толстомясов распрощались, машина тронулась.
      «Лиса» побежала следом через открывшиеся ворота.
     
      Грузовичок опять въехал в зоопарк, подрулил к складу, и Балда с Крокодилом Геной выгрузили продукты под навес.
      — Немая! — крикнул Толстомясов. — Кормить!
      Появилась сухонькая невзрачная женщина в спецовке. Поджав губы, она деловито нарубила мясо, свалила его на тележку и покатила к хищникам. Однако те, при виде мяса и самой женщины, радости не выразили. Не смотря на то, что рёбра у них торчали под шкурами уже во все стороны. Немая стала бросать куски за решётку, а ослабевшие тигры нехотя подходили и поедали эти куски с таким отвращением, будто это было не мясо, а куски войлока. Временами кто-нибудь из них переставал есть, отходил в сторону и издавал рык отчаяния.
      — Что-то не то... — бормотал Мурзилка, открыв вентиляционную заслонку и принюхиваясь, — что-то здесь не то...
      — Подсыпают! Отраву! — гневно воскликнул Шустрик.
      Мурзилка в который раз почесал затылок и неуверенно пробормотал:
      — Дорогая земля в центре города?..
      Потом немая кормила других животных. И в каждой клетке разворачивалась та же неприглядная сцена.
      Короткий северный день клонился к вечеру. Специальные агенты отдела расследований ничего не расследовали и ничего не поняли. С каждым часом они имели всё больше несуразностей и загадок.
     
     
      Глава шестая
      ПАРЕНЬ НЕ ПРОМАХ
     
      Лейтенант Стрельцов, невзирая на подвязанную на груди правую руку, был полон решимости выполнить поручение командира. А именно, «погулять вечером по зоопарку». К этому делу он отнёсся со всей серьёзностью оперативника. Он надел спортивный костюм и кожаную куртку, нарисовал себе татуировку, означавшую, будто он сидел в тюрьме, и придумал подходящую легенду о полученной ране. В довершение он посетил парикмахерскую и постригся так коротко, что пальцам было не за что ухватиться. Теперь всякий с первого взгляда понимал, какого поля ягода этот парень.
      Лейтенант Стрельцов очень любил животных. Он буквально не мог пройти мимо какой-нибудь бездомной собаки или кошки. И теперь, пользуясь случаем, он решил разобраться с безобразиями в зоопарке самым решительным образом. А навыки «разбираться» у него были: за плечами служба в десантных войсках, случаи задержания вооружённых преступников, завидные смекалка и отвага.
      Начинало темнеть, над зоопарком зажглись гирлянды разноцветных лампочек, музыка заухала так, что всё завибрировало. К главному входу потекла шумная, пёстро разодетая толпа. Купив в кассе билеты, молодёжь с воинственными криками устремлялась за ворота.
      Прогуливаясь по знакомым с детства дорожкам, Стрельцов поначалу испытал недоумение, а затем возмущение от увиденного. На каждом шагу стояли игровые автоматы и лотки с горячительными напитками. Гремела музыка и мигали прожектора, словно на дискотеке. Зазывалы приглашали публику поучаствовать в жестоких аттракционах. А звери, ещё недавно совсем ручные, жались по углам и смотрели на человека со страхом и злобой.
      Стоявший возле загона с зебрами размалёванный клоун приглашал публику поучаствовать в «Сафари по-ленинградски». Заплатившему три игровых жетона выдавали заряженное пробкой духовое ружьё, дуло у которого было толщиной с водопроводную трубу. «Охотник» прицеливался в животное, находившееся к нему ближе прочих, и палил из ружья в упор. С оглушительным хлопком пробка летела в цель, а чаще мимо, и перепуганные зебры начинали в панике метаться по загону под хохот нетрезвой публики.
      Недалеко от «сафари», в клетке с кенгуру, проводились боксёрские поединки. Желающий мог совершенно бесплатно получить боксёрские перчатки и сразиться в кулачном бою с австралийским сумчатым. Стоя на задних лапах и опершись о свой мощный хвост, кенгуру молотил противника передними лапами столь энергично, что редко кто выходил из клетки без посторонней помощи. В окошке тотализатора принимали ставки на победителя. И поскольку уставший кенгуру иногда проигрывал, страсти здесь бушевали не меньшие, чем на матче профессиональных тяжеловесов.
      Возле клеток с тиграми и львами можно было взять за жетон «коммуникативную палку простую» или, за два жетона, «коммуникативную палку модернизированную». Эти палки любители просовывали через прутья решётки и пытались расшевелить ими измученных хищников. «Модернизированная» была снабжена электрошокером, при соприкосновении с которым било током. Попасть этой палкой в чувствительный нос тигра считалось верхом живодёрского пилотажа.
      Повсюду была грязь. В бассейне белого медведя, который уже давно перестал быть белым, плавали пустые бутылки и окурки.
      «Что же это делается... — говорил про себя Стрельцов, изо всех сил сжимая кулак здоровой левой руки. — Откуда они только берутся...»
      И, прежде чем обдумать хорошенько свои действия, он вырвал из чьих-то рук «коммуникативную палку». Пьяный, который тыкал этой палкой в морду усталого льва, качнувшись, поднялся с корточек. Стрельцов треснул палкой о каменный поребрик, и та разлетелась в щепки.
      — Ну ты, больной, — промычал пьяный. — Жить надоело?..
      На аллее показались дядя Петя и двое его подручных. Они неспешно гуляли, осматривая свои владения. Понаблюдав со стороны и убедившись, что коммерцию портит какой-то одиночка с подвязанной бинтом правой рукой, дядя Петя негромко распорядился:
      — Наведите порядок.
      Крокодил Гена и Балда только этого и ждали. Они велели зевакам разойтись, приблизились к незнакомцу вплотную и прижали его своими животами к прутьям решётки.
      — Слушай, ты, инвалид, — прохрипел в Гена в самое ухо Стрельцову, — надо бы заплатить за порчу имущества.
      — И за нарушение порядка, — прохрипел Балда в другое ухо.
      — Сколько всего? — поинтересовался Стрельцов.
      — Всё, что есть, отдашь, — сказал Гена, сжал его воротник и ударил кулаком в подбородок.
      — Карманы выворачивай, — приказал Балда, взялся за воротник с другой стороны и тоже ударил.
      Стрельцов опустил глаза... и вдруг внезапно протаранил Гену головой в нос, отбил левой рукой кулак Балды и отскочил.
      Гена вытер нос рукавом, увидел кровь, покачал головой и сказал:
      — Ну всё, конец тебе, инвалид...
      Не дожидаясь конца, «инвалид» атаковал первым. С быстротой молнии он ударил Гену ногой в живот, схватил здоровой рукой «коммуникативную палку модернизированную» и принялся лупить ею Балду по голове. Электрические разряды сверкали и трещали, Балда едва успевал закрываться руками. Через пару секунд он рухнул посередине аллеи, раскинув руки и ноги на подобие морской звезды.
      Стрельцов не спеша приблизился к Гене, который всё ещё стоял согнувшись и выпучив глаза, и, крутанувшись, нанёс ему удар в грудь такой силы, что тот перелетел через поребрик и — о ужас! — шлёпнулся в бассейн с крокодилом.
      Холодная вода быстро привела Гену в чувства. Побарахтавшись, он понял, что в бассейне не глубоко и он может встать на ноги. Стоя по грудь в мутной воде он протёр глаза... и увидел перед собой зубастую пасть настоящего крокодила. Тут бедняга заорал таким голосом, что крокодил от неожиданности захлопнул пасть и замер.
      Стрельцов сам испугался того, что сделал. Он схватил с пожарного щита багор, подцепил Гену за воротник куртки и выволок его на сушу. Но в последний момент крокодил всё-таки опомнился, изловчился, выпрыгнул из воды и цапнул своего тёзку за брюки. В этот момент Гена, непрерывно вопивший, сорвал голос.
      Как только всё кончилось, на месте происшествия снова появился дядя Петя. Шумно отдавая распоряжения направо и налево, он велел отнести пострадавшего в медпункт.
      По причине слабости крокодила, укус оказался несерьёзным. Растерявшийся доктор, до того как смазать царапины йодом, сделал пострадавшему два обезболивающих укола. От этого стало только хуже: не чувствуя больше своих ног, Гена вообразил, что ноги откушены напрочь, и лишился чувств.
     
      Постепенно зеваки разошлись, аттракционы снова заработали. Дядя Петя приблизился к Стрельцову, который не думал убегать.
      — Здорово дерёшься, — похвалил он. — Сам-то откуда будешь? Стрельцов промолчал: люди такого круга болтливых не уважают.
      — Хочешь у меня поработать? Вместо этого... — Толстомясов кивнул в сторону медпункта.
      Стрельцов криво усмехнулся:
      — Естественный отбор?..
      — А хоть бы и так. Плачу хорошо, не пожалеешь.
      — Это не помешает? — Стрельцов кивнул на подвязанную руку.
      — Не помешает, — хохотнул дядя Петя. — Видели. Не помешает. Как звать-то тебя?
      — Лёхой зовут.
      — Документы не спрашиваю. Пойдём, Лёха, поговорим. И Толстомясов повёл Стрельцова к себе в контору.
      Очухавшийся от ударов электрической палкой Балда, пошатываясь, поплёлся за ними следом.
     
      К утру вакханалия начала понемногу утихать. В половине пятого дворник вывел последнего пьяного. На ажурных воротах появился амбарный замок, а на кассе табличка: «Санитарный час до 19.00». До вечера издёрганные звери могли отдохнуть и поспать.
      Заснул в кресле головного отсека и Мурзилка. За ночь он так переволновался, что незаметно для себя сгрыз целую сушку с маком, в дырку которой он мог бы пройти, почти не пригнув голову.
      Пропылесосив кабину от крошек, Шустрик спустился в салон и затянул неспешный разговор с Мямликом. Они были одушевлёнными игрушками, а потому никогда не ели, не пили и не спали.
      Транспортное средство механическая собака «Лиса» лежало на газоне в ворохе сухих листьев и было совершенно незаметно даже с расстояния одного шага.
     
     
      Глава седьмая
      ПАТОЛОГОАНАТОМЫ, ЧАСОВЩИКИ, ЭЛЕКТРОНЩИКИ
     
      Ровно в полдень на расположенной совсем близко Петропавловской крепости выстрелила пушка. Звери, привыкшие к ежедневной полуденной стрельбе, не повели ухом. На центральной аллее появились директор Толстомясов, его старый подручный Балда, новый подручный Лёха и ещё какой-то плюгавый старикашка в пальто с меховым воротником. Заработала прослушка, в салоне стали слышны голоса.
      — Что же это они у вас так пооблазили, — ворчал старикашка.
      — Каков исходный материал, таков результат. Подкормите их, молодой человек, подкормите хотя бы за недельку до...
      — Я понял! — перебил его Толстомясов. — Я вас понял, господин Формалинов. Подкормим, не сомневайтесь. Сами не доедим, а зверей накормим. Накормим так, что морды будут лосниться.
      — Да, вы уж позаботьтесь. Как только шёрстка заблестит, замеры произведём. В таком состоянии с ними работать нельзя, ни в коем случае. А как только замеры произведём, приступим к...
      Тут дядя Петя, который не хотел, чтобы новенький услышал лишнее, снова перебил старичка:
      — Один секунд. Лёха, ты вот что... Сходи, прошвырнись по территории. Осмотрись, покури, воздухом подыши...
      Лёха кивнул и отправился в обход территории.
      — Этому, с рукой, не доверяет, — отметил Шустрик.
      — Стало быть есть, что не доверять, — сказал Мямлик. — Этому не доверяет, а с нами поделится. Всем самым сокровенным. Он как бы нам доверяет в полной мере, как самому себе.
      — Пальтом за колючки зацепился.
      — Надо взять ворсинки на анализ. Из анализа какой-нибудь микроскопической ерунды опытный сыщик может узнать для себя многое. Правильно, шеф?
      Мурзилка пожал плечами. В отличие от Мямлика, он не читал запоем детективные романы. Тем не менее, он направил «Лису» к кустам шиповника и взял ворсинку от пальто незнакомца на химический анализ.
      А из динамиков, между тем, слышался такой разговор:
      — Заказ необычный, работа сложная. Плавная ротация на протяжении одного года вас устроит? — говорил старикашка.
      — Что? Года? Это вы, типа, так шутите, Лев Псоевич? — обиделся Толстомясов. — Никакой плавной ротации! Моментально! Всех разом! Мы можем закрыться на карантин только на две недели.
      — Хм... Даже не знаю. Придётся работать по ночам. Мастера дорогие... А ещё придётся нанимать патологоанатомов, часовщиков, электронщиков. Плюс эта ваша секретность... тоже стоит немалых денег.
      — Я понял. Типа, доплатить надо, Лев Псоевич. Договоримся. С каждым лично поговорим. Они поймут.
      — И последнее на сегодня, — старикашка поднял глаза на дядю Петю. — Мой личный гонорар?
      — Так это... Десять процентов от общей суммы.
      — Не смешите, я буду работать из половины.
      — Батя, ты что, в натуре, сбрендил? Откуда такие бабки? Двадцать пять — и по рукам!
      — Господин Толстомясов, таким смехотворным предложением вы оскорбляете не только меня...
      Дядя Петя и старикашка начали долго и изнурительно торговаться.
     
      А в это время, в дальнем конце зоопарка, через ограду перелетел битком набитый рюкзак, и следом показалась голова Ивана Андреевича Корнеева. Убедившись, что поблизости нет дворника, бывший директор неловко перевалился через ограду, сорвался и с треском повис на разорванном воротнике. Ему сдавило шею, он начал задыхаться, и попытался позвать на помощь. Но вместо крика у него получался слабый писк и шипение проколотой велосипедной шины.
      Но вот сильная рука взяла его за шиворот и поставила на твёрдую землю.
      — Гражданин Корнеев! — строго сказал Стрельцов, едва сдерживая улыбку. — Вы всё никак не угомонитесь!
      — Ах... Товарищ лейтенант... Пардон... Не ожидал увидеть вас здесь... — залепетал Иван Андреевич, ещё не понимая, пугаться ему или радоваться. В конце концов он решил, что надо радоваться. — Вы здесь! Это очень, очень хорошо, что вы здесь! Вы представить себе не можете, какие безобразия... Но, что с вами? Почему вы так странно одеты и вообще...
      — Не беспокойтесь, я всё ещё милиционер, хотя и не на службе. Я выполняю личное поручение командира.
      — Ага! — догадался Иван Андреевич. — Так значит, товарищ Мудрый всё-таки внял голосу, так сказать, вопиющего... А что у вас с рукой? Надеюсь, мои питомцы не имеют к этому отношения?
      — Не имеют, не имеют, — Стрельцов огляделся по сторонам.
      — Это другого рода хищники. Вы бы сюда не ходили, Иван Андреевич. Вашим делом, как видите, серьёзно занимаются.
      — А я никому не скажу, что вы из милиции! — пообещал Корнеев.
      Стрельцов снова тревожно огляделся. В пределах видимости, по счастью, никого не было.
      — Чем это у вас рюкзак набит?
      — А... листья капустные, картошечка некондиционная обрезанная, яблочки, ягодки подавленные... Они там знаете — чуть примялось и уже в отходы. А я всё соберу, переберу, обрежу, перемою — так и набирается...
      — В смысле — где?
      — Ну там, на рынке. Я ведь ночным сторожем устроился. Нарочно, чтоб поближе к продуктам питания. То есть, не для себя, конечно, вы понимаете...
      — Я понимаю... — Стрельцов смотрел на прежнего директора с уважением.
      — Я вот что вам скажу, товарищ лейтенант, — Корнеев заговорил таинственным шёпотом. — Там, на этом рынке, очень странные дела происходят, очень странные! Тёмные делишки! Это вам нужно обязательно самому всё проверить!
      — Хорошо-хорошо, это после. Сейчас другая задача. Так вы пока не ходите сюда, Иван Андреевич. Тут, кажется, всё серьёзнее, чем даже вы думаете.
      — Ага! Вы заметили! Замечательно, просто замечательно! Хорошо, я не буду. Только разрешите, я бегемота покормлю. Он совсем уже ослаб, просто разрывается сердце...
      — Ладно, кормите, пока дворника нет. Но имейте в виду: в случае чего вступаться за вас не буду. Вы меня не знаете, я вас не знаю.
      — Слушаюсь, товарищ лейтенант!.. — Корнеев зажал себе рот ладонью и сделал испуганные глаза: — То есть, я вас не знаю, гражданин! И вообще никогда не видел!..
     
      Стрельцов вернулся к своему шефу. Подозрительного старикашки в меховом воротнике уже не было; дядя Петя и Балда сидели в конторе.
      — Через пару дней начнём усиленную кормёжку, — говорил Толстомясов. — Мясорубку выключаем, цех закрываем. А, Лёха! — заметил он Стрельцова. — Одной рукой сможешь грузить? Поехали за продуктами. Вопросов не задавай; придёт время, всё узнаешь.
      И снова, как вчера, грузовичок въехал в один из двориков Сытного рынка. И снова из него выгрузили одни продукты, а загрузили другие, точно такие же. И Стрельцову казалось, что эти другие продукты выглядят и пахнут довольно странно.
     
     
      Глава восьмая
      ВЫЙТИ ИЗ ИГРЫ, ПОКА НЕ ПОЗДНО
     
      После обеда дядя Петя прилёг поспать прямо в конторе, на кожаном диване. Балда тоже похрапывал, развалившись в кресле. Стрельцов тихонечко вышел и отправился в своё отделение милиции, находившееся неподалёку.
      Голова полковника Мудрого была перевязана бинтом. Выглядел он вообще неважно и посмотрел на Стрельцова, можно сказать, с неприязнью. Из разговоров в дежурке Стрельцов знал, что вчерашняя операция по захвату банды Живоглотова закончилась неудачно. Большую часть бандитов удалось взять, но сам главарь и несколько его дружков скрылись в неизвестном направлении. Травму же полковник получил у себя дома. Жена треснула его по голове пустым кофейником — из-за того, что он должен сидеть в кабинете, а не лезть под пули вместе с группой захвата. Вот именно в этом она была права.
      — Разрешите обратиться, товарищ полковник, — заговорил Стрельцов без энтузиазма, уже понимая, что хорошего разговора не будет.
      Мудрый не произнёс ни звука.
      — Я хочу сказать, товарищ полковник, что это дело в зоопарке надо раскручивать.
      Мудрый молчал.
      — Там действительно уже какой-то притон. Шпана собирается со всего города. Напиваются, шумят до утра, животных мучают. С кормёжкой много непонятного...
      Мудрый холодно и с расстановкой проговорил:
      — Вам чего от меня надо?
      После этого обращения на «вы» Стрельцов окончательно потерял почву под ногами.
      — Так это... товарищ полковник... два человека надо. Но это не обязательно! Главное — аппаратуру какую-нибудь для прослушивания. Я там устроился охранником, но мне ещё не доверяют. Приходят подозрительные личности, ведут переговоры о крупных денежных суммах... Послушать бы, о чём говорят.
      — Аппаратуры захотел, — произнёс Мудрый еле слышно, и Стрельцов попятился к дверям. — А вот вся наша аппаратура!..
      И командир внезапно грохнул о стол табельный пистолет системы Макарова.
      Во всём отделении милиции сделалось тихо.
      — Вот наша аппаратура! Только вам, Стрельцов, — Мудрый взял себя в руки, сбавил тон и убрал пистолет, — сейчас и такой аппаратуры не положено. Потому что ты болен и не имеете права находиться при исполнении служебных обязанностей. Лежать в постели, пока не выпишут, и я не увижу об этом справку! А когда выпишут, вы будешь работать не в зоопарке, а дежурить по отделению — месяц, год... до посинения! И если вы сию же минуту не скроешься с моих глаз...
      Этого повторять не требовалось.
     
      Вернувшись в контору, Стрельцов услышал за дверью голоса:
      — Когда провернём план «МЖ», всю эту шпану разгоним, — говорил дядя Петя, чавкая и позвякивая приборами (после дневного сна ему приносили из ресторана подкрепиться). — Будем пускать только солидных людей. Казино, стриптиз, аукцион мехов, туда-сюда... Будут «МЖ» — будет всё. Отгрохаем здесь настоящий Лас-Вегас. Что, Балда, был ты когда-нибудь в Лас-Вегасе? А-а, то-то. А я был. Некоторые все деньги ещё у входа просаживают — через автоматы. Так им, виш-ли, бесплатный билет домой просто так дают. Чтобы нищие не болтались, не попрошайничали. Эх, большое дело можно замутить. Земля — Клондайк! Казино — это для начала, для раскрутки. Только бы денег нарыть. Из-за денег стоим.
      «Что ещё за «эмже»? — удивился Стрельцов. — Туалеты?.. Монеты-жетоны?..» За неимением специальной аппаратуры он подслушивал из-за двери при помощи собственного живого уха.
      — Вам надо кредит взять, дядя Петя, — предложил Балда. — Или с кем-нибудь войти в долю.
      — Думал. Всё думал-передумал. Горчичку передай... Про кредит можно забыть. А вот надёжного человечка я бы взял в долю. Только где такого найти — надёжного и с деньгами?
      — Дядя Петя, — подумав, сказал Балда. — А ведь я знаю такого... человечка. Матёрый, доложу я вам, человечище. Про Живоглотова слыхали?
      — Так ты с Михасём знаком? — перестал чавкать дядя Петя.
      — Так, немного. Жили на одной улице. Земляки мы с ним.
      — Да ведь, говорят, нынче их взяли?
      — Взяли, да не всех. Тех, которые поумнее, тех не взяли. А Михась теперь на дно ляжет — ему самое время денежки вложить, чтобы они работали.
      — Ага. — Дядя Петя чего-то шумно выпил, снова зачавкал и зазвенел приборами. — Так-так. Вложить. А нас с тобой, типа, не уложат? Шучу. Мысль неплохая, молодец, Балда. Человечек он надёжный. И сам болтать не будет, и язык в случае чего быстро подрежет кому надо. Крыша опять же... Ты вот что, устрой-ка нам встречу в верхах. Сумеешь?
      — Да хоть сегодня устрою.
      — Ты что же, знаешь где он сейчас прячется?
      — Знать-то я этого, конечно, не знаю. Только есть один способ передать.
      — Ну так ты и не болтай.
      — Не болтаю...
      Стрельцов, обалдевший от свалившейся на него оперативной информации, на цыпочках вышел из конторы и отдышался. Затем снова вошёл, хлопнув дверью и стуча по полу ботинками. Покусывая спичку, чтобы скрыть своё волнение, молча уселся в кресло.
      — Так ты чо там мне, типа, про ограду говорил? — подмигнув Балде заговорил Толстомясов.
      — Так э-э... Подкрасить кое-где, подмазать...
      А Стрельцов, глядя отсутствующим взглядом куда-то в сторону, грыз спичку и лихорадочно думал. Доложить обо всём Мудрому и выйти из игры? Или самому... Вчера он намекнул дяде Пете, будто имел дела с Живоглотовым. Он был уверен, что ещё до утра банду схватят. Теперь же — кто знает, как оно всё обернётся...
     
     
      Глава девятая
      ОДИНОЧКИ ПОБЕЖДАЮТ ТОЛЬКО В КИНО?
     
      В заброшенной деревне Нехрюкино, в стоящем на отшибе сером покосившемся домишке, нашли себе убежище остатки банды Живоглотова. Весь день и всю ночь они уходили от погони, путая следы, по лесам и болотам. И вот теперь, обсохнув и поспав немного, они ели печёную в золе картошку, обжигаясь и хрипя от жадности.
      Их было шестеро: Очкарик, Клоп, Пузо, Скелет, Кривой и сам главарь — Михась Живоглотов, жестокий и хитрый.
      Если Михась с кем-то советовался, то разве что с Очкариком, потому что Очкарик был умный, а попал в банду из-за того, что погорел на компьютерном взломе и ударился после этого в бега.
      Поев картошки, Михась обтёр руки о рубаху, посмотрел на часы и приказал:
      — Эй, Скелет, а ну, включи радио.
      Тут же в избе зашептал динамик маленького карманного приёмника. В это время бандит слушал по радио городские объявления. Если звучало объявление об утере паспорта за номером таким-то, он уже знал, что это телефонный номер, по которому его просят позвонить.
      Михась вынул из кармана трубку и набрал указанный номер.
      — Здорово, зяма! — послышалось в трубке. — Это Вася, землячок твой. Помнишь Васю Болдина?
      — А, это ты, фраерок, — вспомнил Живоглотов мальчишку со своей улицы. — Ну, чего тебе? У меня менты на хвосте.
      — Знаю. Дело на миллион, Михась, поговорить надо.
      — Это у тебя-то, сявка, на миллион? Иди, за бегемотом прибери, он у тебя уже обделался.
      Дружки захохотали.
      — Не у меня, дело, — пояснил Балда, — у моего босса, у дяди Пети... в дело вложиться.
      — А дело верное?
      — Плохого не посоветую.
      — Ладно, приеду. Скажи своему дяде, чтоб ждал сегодня.
      Михась дал отбой и спрятал трубку обратно в карман. Обведя тяжёлым взглядом своих приспешников, указал на Клопа, неприметного с виду замухрышку:
      — Ты поедешь.
     
      С наступлением темноты в зоопарке снова вспыхнули разноцветные огни, загремела музыка. Нетрезвые посетители перекрикивали друг друга возле буфетных стоек. А по центральной аллее неторопливо прогуливался директор Толстомясов и два его охранника
      — Балда и Стрельцов. К этому времени Стрельцов твёрдо решил, что не будет докладывать Мудрому о подслушанном разговоре. Он воображал, как втолкнёт закованного в наручники бандита в кабинет и негромко скажет: «Кажется, этого гражданина разыскивает милиция...»
      Рисуя в своём воображении подобные картинки, Стрельцов не заметил, как возле них появился маленький плюгавый субъект. Сначала он завёл разговор с Балдой, а потом и с дядей Петей.
      — Пошли в контору, — сказал Толстомясов.
      Все четверо зашли в директорский кабинет. Клоп сел в кресло, прикурил папиросу, взглянул на Стрельцова и неожиданно произнёс:
      — Ну, здравствуй, мусорок.
      Стрельцов получил сзади удар по голове и потерял сознание.
     
      Спустя полчаса директорский джип покинул территорию зоопарка, пересёк город и помчался по Московскому шоссе в сторону заброшенной деревни Нехрюкино. За рулём сидел Балда, рядом с ним — дядя Петя. Позади на полу лежал связанный по рукам и ногам лейтенант милиции Стрельцов. Клоп поставил на него ноги и стряхивал пепел нарочно ему на голову.
      «Надо было доложить командиру, — приходя в себя, подумал Стрельцов. — Герои-одиночки побеждают, наверное, только в кино...»
     
     
      Глава десятая
      ПРОБЛЕМЫ, КОТОРЫЕ ТРЕБУЮТ РЕШЕНИЯ
     
      Книжные человечки внимательно следили за развитием событий. Они не бросились вдогонку за директорским джипом; закреплённый на штанине у Балды электронный жучок-маячок указывал точное местонахождение автомобиля. Мурзилка объявил экстренное совещание.
      — Мы убедились в том, что в зоопарке творятся возмутительные безобразия, — сказал он.
      — Это наша проблема номер два, — сказал Мямлик.
      — Мы узнали, что на рынке для чего-то обменивают продукты, которыми затем кормят зверей.
      — Проблема номер четыре, — сказал Мямлик.
      — Только что, на наших глазах, бандиты захватили милиционера.
      — Проблема номер один, — сказал Мямлик.
      — Какая же «три»?! — Шустрик изумлённо воззрился на своего друга.
      — «МЖ», — ответил Мямлик. Мурзилка раскрутился в кресле.
      — «МЖ»... Что бы это значило? Они говорят, что после операции «МЖ» зоопарк превратится в один сплошной Лас-Вегас... Хорошо, пусть «МЖ» будет нашей проблемой номер три.
      — Она же и есть два, — окончательно запутал всех Мямлик.
     
      В этот вечер полковник Мудрый лёг спать пораньше. Он очень устал и у него болела голова. Но едва только он расслабился и задремал, как у самого его уха противно засигналил телефон.
      — Алло, — проговорил он слабым голосом.
      Лежавшая рядом супруга, волосы у которой были закручены на бигуди, заворочалась и заворчала.
      — Товарищ полковник, примите экстренное сообщение! — послышался в трубке незнакомый и довольно странный голос.
      — Кто говорит?
      — Из отдела расследований газеты «Книжная правда»!
      — Какой газеты?..
      — Неважно какой газеты, — ответил другой не менее странный голос. — Если хотите накрыть Живоглотова и его сообщников, записывайте координаты.
      Роняя и опрокидывая в темноте всё подряд, Мудрый разыскал карандаш, бумагу и затем включил лампу.
      — Кстати, имейте в виду, — заговорил третий, — у них заложник...
      — Что? Кто!..
      — Непосредственно ваш подчинённый, лейтенант Стрельцов. И я думаю, что это ваша проблема номер один.
     
     
      Глава одиннадцатая
      МЯСОРУБКА
     
      Предоставив милиции действовать, человечки отправились на Сытный рынок. Там, под покровом ночи, они надеялись как-нибудь прояснить, по определению Мямлика, проблему номер четыре.
      В огромном торговом зале пахло землёй, картошкой и апельсинами. Прибор ночного видения показывал на экране контуры ящиков, мешков и прилавков. Мурзилка включил микрофон, «Лиса» поводила ушами. В динамиках послышалась мерная производственная возня: гул электромотора и мощное чавканье. Источник находился поблизости от того самого дворика, в котором происходил таинственный обмен продуктами. Разгадка была близка...
      Внезапно в прибор ночного видения ударил свет фонарика, и «Лиса» на мгновение ослепла. Шустрик переключил режим светопередачи, и человечки увидели того, кто светил. Это был Иван Андреевич Корнеев, который работал теперь на рынке ночным сторожем. Он ходил по торговому залу и при свете фонарика подбирал съедобные остатки для своих питомцев.
      — Собачка... — проговорил он рассеянно. — Как же ты попала сюда?
      Он наклонился и погладил рыжую дворнягу.
      — Странная собачка... — Иван Андреевич поднялся с корточек. — Как будто не живая. М-да... Ладно, я пойду. Мне тут нужно один замочек открыть...
      Уже вторую ночь Корнеев пытался проникнуть в секретное помещение, которое директор рынка Михаил Амбросиевич Деляга отгородил стальной дверью и в котором, по убеждению Ивана Андреевича, творились те самые «тёмные делишки», о которых он говорил сегодня днём лейтенанту Стрельцову. На этот счёт у него была своя собственная теория. Он предполагал, что в продукты здесь добавляют некое вредное вещество, из-за которого звери болеют и теряют в весе. Он думал, что новый директор хочет уморить животных, а затем распорядиться землёй в своих интересах. И он был не очень далёк от истины.
      Корнеев остановился перед железной дверью и начал ковырять замочную скважину собранными у себя в квартире старыми ключами. Провозившись минут десять, он с радостью ощутил, как один из них поворачивается в замке. Ещё немного усилий, и тяжёлая дверь поддалась под его ладонями и медленно растворилась внутрь. «Лиса» мгновенно проскочила в помещение и спряталась под лавку.
      Иван Андреевич сделал шаг вперёд и осмотрелся. Два мужика в клеёнчатых фартуках работали на огромной мясорубке, возвышавшейся на специальном дощатом помосте. Они что-то сыпали, пихали и пропихивали толкушкой в жерло. Несколько женщин раскрашивали висевшие на крюках мясные туши, разложенные на столах фрукты и овощи...
      Мясники увидели сторожа, сорвались с места, схватили его, скрутили и стали бить. Потом один из них подошёл к телефону и заорал в трубку:
      — Алло, Амбросиевич? Лазутчика поймали! А?.. Новый ночной сторож. Тихоней прикидывался, листики капустные собирал. А?.. Отмычками, ключами, то есть. Целую связку притащил, специально готовился. В чулан? Вас дожидаться? Хорошо, понял!
      Связанного по рукам и ногам Корнеева запихали в чулан и оставили лежать в темноте на каменном полу.
      Работа в цеху возобновилась. Суть процесса сводилась к следующему. В мясорубку пихали размоченные в воде рулоны туалетной бумаги и сыпали соевую муку. Из дырочек лезла похожая на глину серая масса. Эту массу выкладывали в форму и обжигали в шкафу, затем вешали на крюк и толкали к женщинам, которые стояли наготове с кисточками и красками.
      — Всё ясно, — сказал Мурзилка. — Проблему номер четыре можно закрыть и передать в милицию. Надеюсь, что в это время гражданин Толстомясов уже арестован и даст все необходимые показания.
     
     
      Глава двенадцатая
      РВАТЬ КОГТИ
     
      Но гражданин Толстомясов арестован не был. Не был арестован и гражданин Живоглотов вместе с остатками своей банды. Прибывшая в Нехрюкино под руководством полковника Мудрого группа захвата обнаружила в указанном месте только избитого и связанного Балду, который сам толком не понимал, что произошло.
      А произошло вот что.
      Поздним вечером вернулся Клоп — вместе с директором зоопарка, Васей Болдиным и связанным по рукам и ногам милиционером. Последнее обстоятельство было Живоглотову на руку: заложник мог пригодиться на крайний случай. Он велел Очкарику проверить людей и автомобиль — нет ли какого-то подвоха. Вооружившись специальным приборчиком, тот обшарил автомобиль изнутри и снаружи. Забрался под днище, в самую грязь, и сказал оттуда, что «всё чисто». Потом проверил связанного Стрельцова, потом Клопа, потом дядю Петю и, наконец, Балду. Поводив приборчиком по его штанине, Очкарик на мгновение замер, затем повернулся к шефу и сказал:
      — Михась, это подстава. Надо рвать когти.
      Первым на эти слова неожиданно отреагировал дядя Петя. С проворством, которого от него трудно было ожидать, Толстомясов бросился к своему автомобилю. Сшибая всех на своём пути, он в два счёта оказался за рулём и, пробуксовав всеми четырьмя колёсами, сорвался с места.
      Когда бандиты утёрли грязь с физиономий и протёрли глаза, машины не было ни видно, ни слышно.
      Михась подошёл к Балде вплотную и некоторое время молча дышал на него.
      — Ты... меня... мусорам сдал? — произнёс он наконец. Потерявший от страха способность говорить, Балда энергично замотал головой.
      — А может, и не ты... Всё равно, бейте его, ребята. Били второпях, но от души.
     
      Вцепившись в руль, Толстомясов долго носился впотьмах по бездорожью, пугая мощными фарами ежей и лягушек. Наконец, совершенно случайно, он вылетел на шоссе. Загудев, рискованно вильнул в сторону бензовоз.
      Проехав несколько километров по ровному, освещённому асфальту, дядя Петя постепенно обрёл способность соображать. Он остановился у обочины и вытащил из кабины Стрельцова. Разрезал верёвки, хлопнул дверцей и умчался по направлению к городу.
      А Стрельцов поднялся, размял ноги и тоже пошёл по направлению к городу, голосуя на ходу попутные машины. Но никто и не думал останавливаться.
     
      Банду Живоглотова удалось обнаружить только засветло, когда над местностью начали кружить вертолёты. После непродолжительной перестрелки всех шестерых уложили носами в мокрые листья и защёлкнули за их спинами наручники. Полковник Мудрый, находившийся в самом центре событий с пистолетом в одной руке и с мегафоном в другой, улыбнулся впервые за последние двое суток. Даже касательная рана на виске, которую он получил, едва не напоровшись на сук, ничуть его не раздосадовала.
     
      Приблизительно в это же время происходило задержание на Сытном рынке.
      Едва Михаил Амбросиевич Деляга, заявившись в свой подпольный цех, начал допрашивать ночного сторожа, двери слетели с петель, и в помещение ворвались вооружённые люди в масках и камуфляже. Это был специальный отряд по освобождению заложников, который явился выручать Ивана Андреевича.
      Всех работников цеха арестовали и увезли.
      Потом приехала «Скорая», потому что у директора рынка сделалось плохо с сердцем.
      А потом приехали санитарные и налоговые инспекторы, которые долго и дотошно разбирались с этим хозяйством.
      Пару дней спустя в прокуратуру пришло письмо. А в конверте был только миниатюрный диск с записью всего, что происходило в цехе с того момента, как туда вошёл ночной сторож. Съёмка была сделана качественно, профессионально, со звуком, с крупными и общими планами. Ракурс же был довольно странный — такой, как будто оператор был маленький и сидел под лавкой.
     
     
      Глава тринадцатая
      СЛЕДУЮЩАЯ ОСТАНОВКА — УЛИЦА СЧАСТЛИВАЯ!
     
      Предоставив компетентным органам разбираться во всём до конца, человечки вернулись в зоопарк. «Лиса» улеглась в ворох опавших листьев, Мурзилка прилёг поспать, Шустрик и Мямлик болтали о том о сём.
      — А как же немая? — сказал Шустрик. — Ей совсем ничего не будет? Ведь это она кормила зверей туалетной бумагой.
      — Напугай её, — посоветовал Мямлик, — чтобы дула отсюда и не возвращалась.
      Шустрик так и сделал. Подвёл собаку к сердитой тётке с вечно поджатыми губами и надавил на кнопку с надписью «Звуковой шок». «Лиса» тявкнула за спиной у женщины столь громко и внезапно, что где-то стукнулись автомобили, переливами зазвенели трамваи, а звери в клетках проснулись и жалобно заворчали.
      Примерно с минуту немая стояла в столбняке, затем медленно повернулась и взялась обеими руками за сердце.
      — Господи, неужто собачка так тявкнула?.. — бойко заговорила она с лёгким украинским акцентом. — Маленькая, а голос будто... Ой, Господи, да как же это... Никак я заговорила... Ой, да что же это... Раз-два... Раз-два-три... четыре-пять... вышел зайчик погулять... Как же это чудо свершилось, граждане хорошие?.. Ой, граждане, я ведь теперь говорить могу! Двадцать лет молчала, муки адовы... Господи, радость-то какая! Могу хоть щас эту поганую работу бросить! Вот ведь оно мне, за страданья-то... Я ведь всю жизнь мечтала кондуктором, остановки объявлять. Товарищи! Не забывайте оплачивать!.. Ой, как хорошо выходит!.. Ни минуты здесь больше не останусь, в этом поганом месте, ещё сообщу куда следует, какие безобразия... Завели моду кормить не поймёшь чем. Раньше хотя бы кусочек домой унесёшь, а теперь только плюнешь да перекрестишься... Ничего, кому положено, те разберутся! Товарищи! Дорогие мои пассажиры! Следующая остановка — улица Счастливая! Граждане дорогие! Сегодня всех — бесплатно! Получите по конфетке! Граждане-товарищи! Усаживайтесь поудобнее, да посмотрите вокруг себя — красота-то какая!..
      Выкрикивая от переполнявшего её счастья тому подобную радостную чепуху, бывшая немая скрылась за поворотом аллеи.
      — Шустрик... — произнёс Мямлик, помолчав. — А ты уверен, что, как бы это... наказал её?..
      Шустрик так и не нашёл, что ответить.
     
      — Здорово, рыжая! — послышался снаружи знакомый голос. Перед самой мордой «Лисы» стоял Шнур.
      — Ну, где же твои перемены? Не видно никаких перемен, рыжая твоя морда. Вчера старый директор принёс рюкзак нормальной жратвы, так мне всё равно не досталось. Надо, надо мотать отсюда, рыжая, пока ещё снег не повалил. Говорят, на мясокомбинате на днях многих потравили — так я думаю, может, пожить там вволю, напоследок, до следующей травли...
      Шустрик включил синтезатор голоса.
      — Завтра! — поспешил он заверить несчастного. — Завтра же будет прежний директор. Этот сбежал.
      — Да ну! — обрадовался Шнур. — Уличили, значит, ворюгу! Жалко, что сбежал: тюрьма по нему плачет. А наворовал много — деньги пачками лежат в сейфе.
      — Что?! — выкрикнул Мурзилка своим голосом. — Деньги в конторе?!
      Шнур в испуге отпрыгнул метра на два.
      — Деньги до сих пор ещё в сейфе? — Мурзилка заговорил через синтезатор.
      — Тьфу ты! — успокоился Шнур и снова подошёл к «Лисе». — Ты эти свои цирковые замашки брось, до инфаркта доведёшь. Денежки его там, в сейфе, сам видел. В контору лезть риск, конечно, большой, зато тепло и объедки — деликатесы, прямо из ресторана. Только об этом никому, цыц! Ну, про объедки...
      А рыжая его уже не слушала. Сорвавшись с места, во весь опор она мчалась к домику «Администрация». Толстомясов должен был прийти за деньгами, он мог появиться здесь в любую минуту.
     
     
      Глава четырнадцатая
      КОШМАР НА КРОНВЕРКСКОМ
     
      Минуло не более получаса. К появлению Толстомясова всё было готово.
      — Вот он, — сказал Шустрик.
      Беглый директор крался к своей конторе, перебегая от дерева к дереву на цыпочках и пугливо озираясь. Взбежав на порог, юркнул за дверь конторы.
      Включил свет, внимательно огляделся. Всё на своих местах. Значит, его ещё не хватились по-настоящему... Дрожащими руками Толстомясов выбрал из связки необходимый ключ и двинулся к сейфу. Но что это? Из замочной скважины бронированной дверцы торчит свёрнутая в трубочку бумажка. Это записка; микроскопический текст будто бы отпечатан на крошечном принтере.
      Гражданин Толстомясов, вы полностью и окончательно изобличены. Только чистосердечное признание может в какой-то степени облегчить вашу участь. Ваш незамедлительный, буквально не сходя с места, телефонный звонок в милицию будет означать согласие. Попытка бегства с преступно нажитыми деньгами будет означать ваш отказ, который будет иметь ужасающие последствия. Возможно, вас съедят.
      Общественность зоопарка.
      Последняя фраза ультиматума и нелепая подпись дядю Петю не напугали, а лишь заставили на секунду замешкаться и недоумённо пожать плечами. Он смял и бросил записку, тут же о ней позабыв. Открыл сейф и набил карманы своего пиджака пачками денег. Вышел из конторы, стрельнул глазами по сторонам и быстро-быстро зашаркал по сухим листьям в сторону выхода, где стояла его машина.
      И тогда это началось.
      Повсюду позади себя Толстомясов вдруг услышал множественный металлический скрип и лязг. И эти звуки, значение которых он понял со всей пронзительностью и внезапностью, заставил его разом взмокнуть. Он замер на месте и медленно обернулся.
      Из открывшихся по чьей-то злой воле клеток, вольер и загонов выходили звери. Хищники с оскалившимися зубами и травоядные с острыми рогами, когтистые птицы и огромные пресмыкающиеся — все они шли, ползли, летели и скакали прямо на своего мучителя. Африканский слон бежал на Толстомясова, ломая сучья деревьев и сотрясая землю.
      Заголосив не своим голосом, дядя Петя рванулся к выходу.
      — Дворник! Закрывай! Закрывай!..
      Но вместо этого дворник отбросил метлу, заскочил в будку для инвентаря и замер по стойке «смирно».
      А слон уже сорвал хоботом створку ворот, и наступил передними ногами на крышу автомобиля. Кабина смялась под его весом словно консервная банка, дядя Петя едва успел выскочить наружу.
      Между тем, отброшенная слоном створка ворот угодила в будку для инвентаря, и будка рассыпалась. А там, посреди досок, мётел и грабель, остался стоять дворник, и его с интересом обнюхивали голодные тигры.
      А дядя Петя снова нёсся вперёд со скоростью пушечного ядра. За ним, позади него, по сторонам, впереди и над ним — топали, рычали, щёлкали зубами и хлопали крыльями питомцы зоопарка.
      — Милиция! — завопил он, увидев через дорогу отделение. — Милиция!!
      Взбежав на порог, он забарабанил в дверь руками и ногами.
      — Откройте! Я сдаюсь! Чистосердечное признание! Пустите!! Пощадите!!!... — на последнем слове голос Толстомясова сорвался на рыдания.
      Тяжёлое рычание послышалось сзади. Беглец обернулся и увидел льва. Разинув пасть, зверь изготовился на него прыгнуть.
      У дяди Пети спёрло дыхание, он закатил глаза и стал падать.
      В это мгновение дверь приоткрылась, его схватили за шиворот и втащили внутрь.
     
      Движение на Кронверкском проспекте было остановлено, на прилегающих улицах образовались заторы, пешеходы попрятались по парадным. Из-за оконных стёкол на зверей смотрели совершенно обалдевшие работники милиции.
      Наконец сообразили найти прежнего директора зоопарка. Иван Андреевич, который в это время отсыпался, тут же прибежал и развёл зверей по клеткам. Потом отбил замок склада и накормил питомцев настоящими, доброкачественными продуктами.
      На место происшествия приехали съёмочные бригады, репортёры столпились у ворот и разбрелись вдоль ограды. Чтобы разрядить обстановку, полковник Мудрый согласился дать пресс-конференцию. Говорили за него лейтенант Стрельцов и Иван Андреевич Корнеев.
      Неожиданно приехал губернатор. На носу были выборы, и ему хотелось выступить перед общественностью в роли защитника животных. Поговорив вообще, о достижениях, он торжественно восстановил Ивана Андреевича в прежней должности и распорядился незамедлительно перечислить на счёт зоопарка крупную сумму из городского бюджета.
      Репортажи с этого стихийного мероприятия вечером крутили по всем каналам. Даже скромно державшаяся в стороне рыжая собачонка случайно попала в кадр крупным планом.
     
     
      Глава пятнадцатая
      ТАЙНА ОПЕРАЦИИ «МЖ»
     
      Тем же вечером, распрощавшись с заметно повеселевшим Шнуром, «Лиса» отбыла в Москву.
      Для того, чтобы попасть в поезд, человечки разыскали тот самый вагон, в котором приехали. Петрович узнал собаку и трясущейся рукой вынул у неё из-под ошейника бумажку. Он долго не мог ничего разобрать, и лишь использовав очки как увеличительное стекло, смог прочесть микроскопические буквы:
      Уважаемый товарищ проводник.
      Хозяин этой тихой и послушной собаки встретит вас на перроне Ленинградского вокзала. Его благодарность за вашу услугу выразится 200 (двумястами) условными евроединицами.
      М, Ш и М.
      Петрович наклонился, вглядываясь в ошейник. Ему вдруг показалось, что в некоторых заклёпках поблёскивают стёклышки крошечных объективов (на самом деле это были капельки моросившего дождя). «Несомненно, — подумал Петрович, — что если в одних заклёпках спрятаны объективчики, то в других спрятаны микрофончики...»
      — Перевозка мелких домашних животных, в случае должного присмотра со стороны хозяина либо же взявшего на себя эту ответственность проводника, не возбраняется, — проговорил он голосом диктора.
      За истекшие два дня Петрович вызубрил наизусть должностную инструкцию, которую другие проводники в глаза не видели. Форма на нём была чистая и выглаженная.
      «Лиса» махнула хвостом, шмыгнула в служебное купе и запрыгнула на верхнюю полку. Там она просидела всю ночь без движения. А Петрович тоже сидел внизу, выпрямив спину, приподняв подбородок и даже брови. На остановках он выходил с флажком и, двигаясь по-военному чётко, делал всё, что положено. Во время длинных перегонов он мыл туалеты, подметал в проходе и кипятил воду в «Титане». Возвращаясь в служебное купе, он снова садился на краешек нижней полки и говорил, будто про себя, что-нибудь такое:
      — Рулончик-то в туалете я свой, импортный повесил. Ничего, не обеднею — главное, чтобы пассажир был доволен. Такие уж у меня порядки заведены...
      Тем временем, пока Мурзилка трудился над текстом репортажа, а Шустрик считал столбы, мимо которых проносился поезд, Мямлик листал электронные справочники и ломал голову над не дававшей ему покоя загадкой аббревиатуры «МЖ».
      — «Мелкое жульничество», «монитор жидкокристаллический», «мистическое жертвоприношение»... — гадал он вслух на все лады.
      На ум приходила только одна чепуха, местами граничащая с бредом сумасшедшего. Но вот в голове Мямлика что-то щёлкнуло.
      — Есть. Готово, — произнёс он после затянувшейся паузы, во время которой Шустрик перестал считать столбы, а Мурзилка потерял мысль.
      — Шеф, помните этого типа, который приходил вчера к Толстомясову? Того, с которым работают патологоанатомы, часовщики и электронщики?.. Мы взяли ворсинку от его пальто с меховым воротником.
      — Помню.
      — Что там на ней было?
      — Мышьяковистокислый натр.
      — Как его применяют?
      — Это какой-то яд... Не думаешь ли ты, что зверей собирались отравить?
      — Операция «Мёртвые животные»? Грубовато, шеф. Но, очень близко от истины. Горячо, совсем радом. Сделайте ещё один маленький шажок. Ну?..
      Мурзилка энергично потёр виски. Шустрик даже не пытался.
      — Ну?..
      — Говори!
      — Этим ядом пользуются для своей работы таксидермисты.
      — Кто?!
      — Мастера по изготовлению чучел животных.
      — Чучел?!!
      — Вот именно. Старичок Формалинов и есть такой мастер. В этом весь фокус. Звери создают кучу проблем. Даже маленькая собачка в доме — обуза, непосильная для большинства горожан. Что уж тут говорить о целом зоопарке с крокодилами, павлинами, зебрами, питонами, слонами... Часовщики, электронщики и патологоанатомы понадобились ему для изготовления механических животных.
      — «МЖ», — сказал Мурзилка.
      — Они хотели сделать из живых зверей механические чучела. Чтобы с виду в зоопарке был полный порядок. И никаких расходов на содержание. Они собирались сделать чучела из живых зверей... Впечатлительный Шустрик ахнул и, чтобы не перегорели предохранители, отключился. Мямлик вынул изо рта жевательную резинку и прилепил ему на нос-лампочку.
     
      Точно по расписанию поезд прибыл на Ленинградский вокзал. Буквоедов уже стоял на перроне. В одной руке он держал объёмистую спортивную сумку, в другой — прозрачную пластиковую папку с бумагами.
      «Лиса» выбежала из вагона и запрыгнула в сумку. Мастодонт Сидорович застегнул молнию, шагнул к вытянувшемуся по струнке проводнику.
      — Это вам, — протянул он обещанное вознаграждение.
      — Благодарствую, — шепнул Петрович, мгновенно спрятав деньги и стрельнув глазами по сторонам.
      — И это тоже вам, почитаете на досуге, — Буквоедов отдал проводнику папку с бумагами. — Надеюсь, это избавит вас от излишней нервозности и подозрительности.
      Это была свежая распечатка мурзилкиного репортажа, который назывался «Тайна операции «МЖ». Там и про Петровича было написано.
     
     
      ЭПИЛОГ
     
      На другой день после описанных событий полковник Мудрый принял раннего посетителя. Это был плюгавый старичок в пальто с меховым воротником, распространявший вокруг себя странный и неприятный запах.
      — Вы ко мне? — поинтересовался Мудрый, брезгливо поводив носом. — По какому делу?
      — Моя фамилия Формалинов, — вкрадчиво и взволнованно заговорил старичок. — Я таксидермист, специалист по изготовлению чучел животных. Домашних животных... Кошечек, собачек, попугайчиков, морских свинок и прочих, я прошу прощения, тварей, изволивших почить своей собственной естественной смертью.
      — Чего же вам от милиции надо?
      — Я пришёл, чтобы дать показания. Свидетельские показания. Добровольно. Убедительно прошу отметить это обстоятельство в протоколе...
      О событиях в зоопарке и о том, что дядя Петя арестован, Формалинов узнал из вечерних новостей. Всю ночь после этого он ходил взад-вперёд по комнате, гадая, выдаст или не выдаст его Толстомясов. К утру он решил рассказать в милиции всё как было, чтобы не брать на себя лишнего.
      Кстати говоря, дяде Пете и в голову не приходило рассказывать о механических животных, которые существовали пока ещё только в его воображении.
      Дворник остался работать в зоопарке и по вечерам гоняет от ворот пьяных, которые ещё тянутся сюда по привычке. Бывшая немая работает кондуктором в трамвае шестого маршрута и всякий раз, проезжая мимо главных ворот, машет ему рукой.
      Проявив выдержку в голодное время и оставшись в зоопарке последним, Шнур стал здесь первым для новичков. Он пользуется заслуженным авторитетом и за зиму основательно разжирел.
      Дядю Петю приговорили к трём годам принудительных общественно-полезных работ. Он трудится подсобным рабочим на производстве прессованных удобрений в фирме «Вольный дух». И он пропах этим духом до такой степени, что не проветрится уже, наверное, за всю жизнь.
      Охранников Балду и Крокодила Гену, очень сильно подпортивших себе репутацию, никто не хотел брать на работу. В конце концов они устроились санитарами в Боткинских бараках. Благодаря доступности казённого спирта, оба они постоянно навеселе и скоро вообще перестанут что-либо соображать.
      Директор Сытного рынка Михаил Амбросиевич Деляга получил год с конфискацией. Всё время, пока шло следствие, ему давали в камеру еду исключительно его собственного производства, запасы которой скопились в холодильниках подпольного цеха.
      Старичка Формалинова отпустили, учтя его добровольное признание.
      Лейтенант Стрельцов за проявленную инициативу и смекалку получил денежную премию, а полковник Мудрый помирился с женой и заметно повеселел.
      Сокол Ураган обзавёлся семейством. Перелёт из Петербурга в Москву через дождь и снег произвёл на него столь тягостное впечатление, что навсегда отбил охоту к вольной жизни.
      На полученные от губернатора деньги Иван Андреевич Корнеев обустраивает зоопарк. Он безумно любит своих зверей и те, как могут, отвечают ему взаимностью. Когда он подходит к клетке, самый свирепый хищник начинает мурлыкать и тереться мордой о его руку. В такие минуты глаза Ивана Андреевича становятся мокрыми от слёз.
     
      По поводу этого материала у Мастодонта Сидоровича к Мурзилке не было совсем никаких претензий. А если даже и были, то он на этот счёт промолчал. И даже наоборот, похвалил сотрудников от всей души. Потому что его самого за эту работу крепко похвалили «там, наверху».
      Совершенно неожиданно претензию Мурзилке высказали два его помощника.
      — Чудовищная ошибка!.. — волновался Шустрик.
      — Действительно, шеф, — проворчал Мямлик. — Вы тут немного того... приврали.
      — В каком месте? — строго поинтересовался Мурзилка, только делая вид, что не понимает.
      — Когда мы будто бы открыли все клетки и будто бы все звери гнались за Толстомясовым до самого отделения милиции.
      — Ну так что же вам не понравилось? Автор имеет право на некоторую долю вымысла. У нас газета «Книжная правда». А в книгах — своя правда. Особенная. Может быть, ещё правдивее, чем в жизни. Да, в одном месте немножко приукрасил. Для пользы дела. Зато всё остальное — правда!
      С этим последним замечанием Шустрик и Мямлик охотно согласились.
     
     
      Дело № 5. Мурзилка против технопупсов
     
     
      Глава первая
      БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК В ЯПОНИИ
     
      Кабинет господина Хиромото Мисимы находился на сто сорок четвёртом этаже самого высокого здания на побережье. Здесь было просторно и пустовато, но изыскано. Единственным украшением служило цветущее возле рабочего стола деревцо сакуры, которое никогда не теряло розовых лепестков и не увядало, потому что было искусственным. На одной из веток сидел большой говорящий попугай, тоже искусственный, знавший наизусть Конфуция и древнюю японскую поэзию. А если господин Мисима, которого иногда уважительно называли Техно сан, о чём-то спрашивал попугая, тот неизменно откликался столь длинной и многозначительной цитатой, что хозяин ещё долго после этого сидел в глубоком раздумье.
      Три огромных — от пола до потолка — окна выходили на три стороны света.
      С востока открывался вид на Тихий океан. Когда солнце начинало клониться к западу, господин Мисима любил, развернувшись в своём кресле, смотреть на его простор и подкрашенные закатом перекатывающиеся барашки пенистых волн.
      Западное окно давало обзор береговой линии. Здесь находились пассажирский порт, яхт-клуб, золотистые пляжи и комфортабельные отели. Раз в неделю к пристани причаливал большой белоснежный лайнер; тогда Техно сан поворачивался к стоящей на треноге подзорной трубе и разглядывал сходивших на берег пассажиров.
      Через окно, выходившее на север, весь, как на ладони, был виден его родной город Кусимото. Подобно гигантскому термитнику, город находился в беспрестанном движении. Автомобили и скоростные электропоезда носились по серпантинам многоярусных магистралей, ныряя в тоннели и взлетая на высотные эстакады. Мисима редко поднимал штору над этим окном, потому что был уже в возрасте и не любил городскую суету.
      Но ещё больше он не любил живую природу. Стараниями кибер-дизайнеров в центре кабинета был выстроен и возникал по сигналу видимый, но неосязаемый сад камней, в котором журчал ручеёк, лежали мхи и неторопливо прыгали огромные коричневые жабы. Если хозяину приходила фантазия слегка размяться, он поднимался из кресла и прогуливался вокруг, вдыхая искусственные запахи и прислушиваясь к синтезированным звукам.
     
      В этот день к пристани причалил лайнер, прибывший из Америки. Мисима ждал его и наблюдал за сходившими на берег пассажирами с особенным вниманием. Едва заметив среди цветистых рубах и белых панам клетчатый пиджак, он сразу выделил физиономию его обладателя крупным планом. Худощавое лицо, длинный нос, тёмные очки, глубоко посаженная шляпа.
      — А вот и вы, мистер Додж, — удовлетворённо прошептал Техно сан. — Совсем не изменились и точны как всегда... когда речь идёт о миллионах.
      Мисима поднялся и, заложив руки за спину, неторопливо обошёл свой благоухающий оазис, собираясь с мыслями. Затем сел за стол и цокнул языком — сад исчез вместе с ветерком, запахами и звуками. На его месте из пола выдвинулся оснащённый всем необходимым совещательный стол с двумя десятками кресел. Кабинет мгновенно преобразился, даже воздух в нём сделался более сухим и прохладным. В этом кабинете господин Мисима подписал не один десяток многомиллионных контрактов и уволил не один десяток своих подчинённых. Он легко, словно играючи, перемещал из одного конца планеты в другой целые предприятия, покупал и продавал городские кварталы, одним росчерком пера решал судьбы тысяч людей, как будто это были камешки для игры в го. Он давно уже ощущал себя чем-то большим, нежели просто человек.
      А ведь ещё совсем недавно, каких-нибудь сорок или пятьдесят лет назад, он был слабым, болезненным мальчиком из бедной рыбацкой семьи, обитавшей тут же, рядом, на пустынном тогда ещё океанском побережье...
     
      Маленький Хиромото не любил свою семью простолюдинов. Наблюдая за жизнью местных богачей и проезжавших мимо бездельников-туристов, он втихомолку перенимал у них высокомерное поведение, запоминал их манеры, принюхивался к запахам их духов и сигар. В лачуге его отца, окружённой рыболовными сетками, где жили ещё пятеро его младших братьев и сестёр, пахло только рыбой и дешёвым табаком.
      До самого поступления в школу Хиромото держался особняком от других детей. Их примитивные игры его не увлекали, а болтовня только раздражала.
      Как-то раз он нашёл на берегу дохлую крысу. Мальчик выпотрошил её, словно рыбу, и высушил н солнце. Затем набил сухими водорослями и зашил ниткой. С этого времени мёртвая крыса сделалась любимой игрушкой маленького Хиромото. Уже тогда он начинал испытывать неприязнь ко всему живому.
      Мальчик подрос и начал ходить в школу. К радости учителей и родителей он оказался способным и дисциплинированным. Настораживала его замкнутость. Когда все другие дети устраивали на переменке шумные игры во дворе школы, Хиромото можно было увидеть в классе, где он сидел за партой в полном одиночестве и с сосредоточенным интересом отрывал крылышки у пойманной мухи.
      После окончания школы Хиромото Мисима уехал в Англию, где с отличием закончил лондонский университет Точных Наук. К тому времени в жизни людей стала появляться электронная бытовая техника — калькуляторы, часы, магнитофоны, а вскоре и первые компьютеры. В 1985 году, в возрасте тридцати девяти лет, он стал ведущим инженером и членом совета директоров знаменитой фирмы «Санни». Его банковский счёт удваивался с каждым годом, благодаря расчётливой и хладнокровной игре с ценными бумагами.
      Однажды он заглянул в отдел механических игрушек Центрального универмага Токио. Там были шагающие роботы, мешки с заводным смехом, куклы, умевшие говорить плакать... Позабыв про всё, Мисима простоял перед ними несколько часов, словно заворожённый. Накупив игрушек на все деньги, имевшиеся в карманах, он заперся в своём доме. Он не выходил на работу, не ел и не спал целые сутки. Ползая по полу, плача и смеясь от счастья, он играл в умные, самодвижущиеся игрушки, которых, как только теперь он понял, так не хватало ему в детстве. И тогда он дал себе клятву, что вернётся в родной город и построит там лучшую в мире фабрику по производству «умных», суперсовременных игрушек.
      С этого дня минуло четверть века. Фирма «Технопупс», которую основал Хиромото Мисима, взяла мощный старт и продолжала стремительно набирать обороты. А её хозяин, которого теперь уважительно называли Техно сан, был одним из самых богатейших людей на планете.
      Реальность превзошла его ожидания. На смену примитивным механическим роботам явились трёхмерные игры, агрессивно-яркая анимация и даже искусственные домашние животные. Многие семьи предпочитали иметь стерильного нетребовательного зверька вместо настоящей собаки или кошки. Потому что игрушку можно перепрограммировать или выбросить, а расстаться с живым существом, даже если оно требует ухода, просит есть и случается, что болеет, бывает не очень просто.
      Заветной мечтой и тайным замыслом Хиромото был план построения на земле нового, гораздо более совершенного порядка. Для его осуществления следовало сделать так, чтобы дети разучились фантазировать, чувствовать, думать и переживать. Чтобы они сами стали роботами, которыми легко управлять, посылая им закодированные сигналы через окружающие их в жизни экраны и динамики. А когда эти дети подрастут, весь мир превратится в одну послушную только ему систему, игру, которая закончится когда-нибудь вместе с ним...
     
     
      Глава вторая
      ИСТОРИЯ ОДНОГО МЕРЗАВЦА
     
      Человека, сошедшего с парохода, звали Сеймур Додж. Это был частный сыщик международного класса, известный тем, что за хорошие деньги брался за любое, самое сомнительное дело и для достижения цели не брезговал никакими средствами. Он устраивал разводы для высокопоставленных супругов, посредничал при подкупе или шантаже, организовывал диверсии на производстве по заказу одной из конкурирующих фирм.
      Истекший год, с учётом крупных операций и мелких провокаций, принёс мистеру Доджу миллион долларов чистой прибыли.
      Он уже собирался поваляться недельку-другую на солнышке в каком-нибудь райском уголке планеты, как вдруг все его планы спутали несколько слов, появившихся в окошке почтового клиента:
      «Приезжайте срочно, есть дело. Хиромото Мисима».
      Пренебречь приглашением мультимиллиардера было бы неразумно. Отложив до лучших времён цветистую гавайскую рубаху, Додж отправился в Японию. Чтобы хоть отчасти компенсировать потерянный отпуск, он отказался от авиаперелёта и купил дорогой билет на комфортабельный океанский лайнер. Полулёжа в шезлонге на верхней палубе, потягивая коктейли под плеск волн и крики чаек, он старался думать о приятном и гнал от себя мрачные воспоминания. Но мысли не слушались, и время от времени по его лицу пробегала тень, а изрытая оспинами бледная впалая щека подёргивалась тиком.
      С детских лет Сеймур Додж верил в безграничную силу двух вещей: огнестрельного оружия и денег. Вместе взятые, или даже поодиночке, они могли решить любую проблему в окружающем его мире. На улицах бандитского района Детройта, где он вырос, мир был довольно неприглядным и жестоким. Ни один мальчишка не выходил из дома, не имея в кармане выкидной нож или свинчатку. Сеймур мечтал стать взломщиком или полицейским. Первая специальность могла принести в одночасье кучу денег, но требовала огромного нервного напряжения. Работа полицейского была спокойнее. В конце концов, полицейские гонялись за преступниками, а не наоборот. Желая подстраховать себя в жизни, он всё-таки научился вскрывать сейфы.
      Окончив школу, Сеймур поступил на работу в полицию. Там ему выдали настоящий шестизарядный револьвер, тяжёлый и блестящий. За этим револьвером он любовно ухаживал, как за ребёнком. Кусок жизни, когда он работал в детройтской полиции, был самым счастливым. По-настоящему он понял это только гораздо позже...
      Додж проявил себя как образцовый полицейский. За три года он застрелил семерых преступников при задержании. Его направили на специальные курсы, и вскоре он попал на работу в ФБР. За десять лет он сделал неплохую карьеру и многому на учился. Следующей ступенькой могло стать Центральное Разведовательное Управление, и он уже был готов к этой работе. Но тут, едва он успел оценить тайную власть, которая сильней револьвера, всё рухнуло. Доджа обвинили в вымогательстве денег у находившегося под следствием сенатора. Началось позорное, изнурительное внутреннее расследование. Но в решающий момент из сейфа пропала главная улика — видеозапись. Как и для чего злоумышленник сумел проникнуть в здание ФБР, было уму непостижимо. Дело закрыли,
      Сеймуру позволили уволиться без скандала.
      Не теряя времени, Додж перебрался в другой город и открыл частную сыскную контору. Он больше не носил без надобности оружия, не брал в руки денег при передаче, не подписывал бумаг. На прежней работе ему удалось кое-чему научиться. А также, что гораздо важней, скопировать секретный архив своего отдела. Сотни гигабайт компромата на очень богатых и очень влиятельных людей. И он безжалостно пустил эти материалы в дело.
      Первый его «клиент» застрелился, второй — добровольно покинул пост губернатора штата, третий — заплатил требуемую сумму.
      Поняв, как это делается, Додж начал разорять своих «клиентов» одного за другим. В какой-то момент он забыл про осторожность, потерял бдительность и зарвался. Его отрезвило появление в конторе некого дона Карлоса — сухонького старичка в белой ковбойской шляпе, опиравшегося на трость с костяным набалдашником. За его спиной высились четверо громил, которые жевали и смотрели на мистера Доджа маленькими скучающими глазами.
      — Как идут ваши дела, мистер Додж? — благодушно поинтересовался дон Карлос, усевшись в кресло и прикурив от заботливо подсунутой зажигалки огромную сигару. — По моим подсчётам, за истекшие три с половиной года вы заработали на моей территории около тридцати миллионов. Не заплатив при этом ни одного цента в федеральную налоговую службу.
      Додж понял, что к нему пришли за деньгами. Однако, вместо того, чтобы поделиться с мафией преступно нажитым и продолжать дело, он начал глупейшим образом отпираться и выкручиваться. Его расчётливый ум ослепила жадность.
      Дон Карлос не стал горячиться и спорить.
      — Прекрасно, мистер Додж, — проговорил он, поднимаясь из кресла. — Я не буду тратить на вас время, вы мне не интересны. Первейшее правило моего бизнеса — никогда не иметь дела с дураками. Эй, мальчики! — повернулся он к громилам. — Возьмите его и вытряхните всё до последнего цента. А потом поставьте его на дорогу, наклоните головой вперёд и дайте такого пинка, чтобы летел до самой границы штата.
      Последующие трое суток Додж висел на крюке в контрабандном табачном складе и подвергался издевательствам. В первый день он назвал номера своих денежных счетов; во второй рассказал, где находятся тайники; на третий он стал врать и заговариваться. Его сняли с крюка, и он подписал документы на передачу своего недвижимого имущества какому-то мистеру Брауну.
      Потом его, нищего оборванца, вывезли на пустую дорогу и дали таки хорошего пинка.
      Подлечившись в муниципальной больнице, Додж уехал на западное побережье и начал с нуля. У него больше не было компромата на богатых и высокопоставленных людей, работать приходилось по мелочам — лежать в засаде с фотоаппаратом под ледяным дождём или палящим солнцем; доносить и лжесвидетельствовать; находить угнанные им самим автомобили.
      Только по прошествии десяти долгих лет Додж опять крепко встал на ноги. Услугами его сыскного агентства начали пользоваться министры и миллионеры. Его репутация, хотя и дурно попахивала, при этом славилась поразительной результативностью.
      Получив по электронной почте приглашение от одного из богатейших людей на планете, он отложил долгожданный отпуск и отправился в Японию по маршруту Сан-Франциско — Кусимото.
      Сойдя на берег, Додж, не теряя времени, отправился в главный офис фирмы «Технопупс» — самое высокое здание на побережье. Назвавшись и беспрепятственно пройдя охрану, он поднялся в лифте на сто сорок четвёртый этаж, где его встретили и проводили.
      Оказавшись в кабинете, мистер Додж увидел уходящий вдаль совещательный стол, дерево и попугая.
      — Присаживайтесь, мистер Додж, — донёсся до него негромкий голос с другой оконечности стола.
      Хозяин даже не подумал встать, а слепящий посетителя свет из окна делал его совершенно незаметным в тени высокой спинки кресла.
      Додж медленно снял чёрные очки и уселся там, где стоял — в торце стола. Он давно привык к тому, что заказчики не подают ему руки ни при встрече, ни при прощании.
      — Кажется, вы владеете русским?..
      — Я владею многими языками.
      — Прекрасно. Это совпадает с имеющимися у меня данными. Теперь мы можем перейти к делу. Кофе?..
      Додж кивнул.
      Тотчас появился лакей, расставил угощения и бесшумно испарился.
      Додж выпил кофе одним глотком, достал из кармана мятую пачку сигарет и, не спрашивая разрешения, чиркнул зажигалкой.
     
      — Как вы, должно быть, знаете, мистер Додж, — заговорил Хиромото Мисима, — в основном я занимаюсь разработкой, изготовлением и продажей детских игрушек.
      Додж сидел с каменным лицом, проклиная японскую манеру заговаривать издалека. Он ждал, когда заказчик перейдёт к делу.
      — Весь мир покупает моих технопупсов, томагочи, роботовимитаторов домашних животных, игровые программы, мультики и тому подобную чепуху. Чепуху — так это может показаться на первый взгляд. Благодаря некоторым разработкам нашей компании детишки быстро становятся зависимыми от всей этой чертовщины. Простите меня, мистер Додж: я сказал, что мою продукцию покупает весь мир, — и тем самым преувеличил собственные заслуги. «Весь мир» — это не точно. Страна, которая ещё совсем недавно занимала шестую часть суши — эта огромная территория вместе с её богатствами принадлежит русским. И она будет принадлежать им, мистер Додж, — Мисима наклонил вперёд голову и понизил голос, — до тех пор, пока я не заграбастаю себе их детей!..
      Додж затянулся так сильно, что уголёк обжёг ему пальцы.
      — Да-да, пока я не подчиню их слабые развивающиеся головки моим прихотям. Я наводню эту страну закодированными играми и мультиками, которые постепенно вытянут из них всё человеческое. Я вытяну из них души, мистер Додж! Сначала они разучатся читать книги, потом — фантазировать, а потом перестанут отличать электронную чушь от действительности. Пройдёт время, они повзрослеют, и в один прекрасный день я прикажу им всем встать на колени. И они встанут, даже не поняв, что происходит. И тогда я прикажу им восславить моё имя и признать меня своим единственным повелителем. И они признают меня божеством, мистер Додж. Все, все на этой планете будут молиться на меня и верить только в меня одного. Поколение людей сменяется каждые двадцать пять лет; поверьте мне, это не такой большой срок, время летит ох как быстро. И вы тоже будете не последним человеком в этом новом, послушном, а значит, совершенном мире...
      Что касается мистера Доджа, то он не признавал никаких умозрительных теорий, тем более касающихся какого-то весьма отдалённого будущего. Он сплюнул в пустую кофейную чашку и проговорил:
      — Нельзя ли поближе к делу, Мисима сан. Мисима сан вернулся к действительности.
      — Хорошо, хорошо. Вы, американцы, слишком торопливы. В двух словах. Можете вообще не принимать в расчёт моих чудачеств. Итак, к делу. Вы получите образцы продукции, деньги, оружие и фальшивые документы. Вас забросят на территорию России. В течение сорока восьми часов, за это время вас не раскроют, вы должны заключить три договора на поставку моей продукции. Первый — с телевидением, на поставку моих мультсериалов. Второй — с торговлей, на поставку моих игрушек. Третий — с Виртуальным Министром, на торговлю и массированную рекламную кампанию в Рунете. Сделайте всё возможное, используйте все те грязные ухищрения, благодаря которым вы сделали себе имя и репутацию — подкуп, шантаж, угрозы...
      — Мой гонорар?
      — Два миллиона долларов сразу, только за кивок вашей головы. И ещё восемь — после вашего возвращения. Наличными. Здесь, в этом кабинете. Два дня интенсивной работы, и вы летите в Америку с чемоданом денег. Берётесь?
      Додж глубоко затянулся, затушил последнюю сигарету из пачки в кофейной чашке и неторопливо, но отчётливо кивнул.
     
      Тёмной августовской ночью невидимый для радаров самолёт-разведчик пересёк границу и хищной птицей пронёсся над территорией России.
      — Пора, — обернувшись, сказал помощник пилота.
      Додж растёр окурок по полу подошвой ботинка и решительно поднялся. За открытым люком свистел ветер и хлестал дождь. Опустив на глаза прибор ночного видения, диверсант оттолкнулся от края и бросился вперёд, в темноту.
      Встречный поток ударил и завертел его как пушинку. Сверкнувшая молния на мгновение осветила удалявшийся по направлению к границе самолёт. Додж дёрнул за кольцо — где-то вверху хлопнул, раскрывшись, парашют. Тёмный массив леса под ногами время от времени освещали яркие грозовые вспышки.
      Вырулив при помощи тросиков управления на поляну, шпион коснулся ногами мокрой травы и покатился кубарем по земле. Быстро поднялся, подтянул к себе парашют, свернул его в плотный рулон. Снял с себя рюкзак, вынул сапёрную лопатку, вырыл яму, спрятал рулон, закопал, прикрыл слоем дёрна и утромбовал..
      Выбрав место повыше, он прилёг на мох под густым деревом, подложил под голову рюкзак и прикрыл глаза. В специальном непромокаемом обмундировании было тепло и сухо.
      Утро на чужой земле встретило его лучистым восходом солнца, голубым небом и весёлой разноголосицей птиц. После ночной грозы каждая травинка, каждый листок благоухали свежестью, воздух был особенно чист и прозрачен. Где-то вдалеке слышалась перекличка выходивших на промысел грибников.
      Додж поднялся на колени, внимательно огляделся по сторонам и распаковал рюкзак. Вынул карту, сверился по компасу. Переоделся и зарыл в землю комбинезон.
      Четверть час спустя из леса на обочину шоссе вышел высокий худощавый человек с бледным лицом и длинным носом. Он был одет в застёгнутый до подбородка плащ с перетягивающим талию кушаком, шляпу с обвислыми полями, полуботинки и клетчатые брюки. В одной руке он держал прикрытую листьями папоротника корзину, другой опирался о свежевыструганную палку.
      Проголосовав легковушку, он, широко улыбаясь, обратился к водителю на слегка ломаном русском:
      — До коррода, по-жалуйста.
      — Двадцатку заплатишь?
      — Та, годится.
      Додж отбросил палку, забрался на заднее сидение и нацепил на глаза чёрные очки.
      — Эстонец? — поинтересовался водитель, трогаясь с места.
      — Та. Из — Прибалтики.
      В кармане у Доджа лежали документы на имя Феопента Акакиевича Собакина, директора одного из московских пунктов вторсырья. В корзине были сложены: кейс, набитый иностранными деньгами и бланками договоров, проспекты и образцы продукции «Технопупса», мобильный квантовый суперкомпьютер, набор для изменения внешности, кредитные карточки и пистолет с отравленными пулями.
      Секретная миссия шпиона Собакина в России началась согласно разработанному плану, без помех, в чётко обозначенное время.
     
     
      Глава третья
      АГЕНТУРНАЯ СЕТЬ ВОЛШЕБНОГО ДЕПАРТАМЕНТА
     
      Приближалось Первое сентября, в редакции царило предпраздничное оживление. Книжные человечки стряхнули с себя летнюю одурь, приободрились и готовили к выпуску свежий номер. Главный редактор, Мастодонт Сидорович Буквоедов, вычитывал у себя в кабинете звонкую передовицу, как вдруг зазвонил один из телефонов — чёрный, эбонитовый, устаревшей конструкции. Вздрогнув, редактор схватил тяжёлую трубку, а услышав голос, резко поднялся и вытянулся по стойке «смирно».
      — Так точно! — отчеканил он как на параде. — Так... — произнёс он, нахмурившись. — Та-ак... — голова его чуть склонилась на бок, а брови поползли вверх. — Та-ак!.. Несомненно. Несомненно. Будет сделано. Так точно. Незамедлительно. Все меры. Лучших агентов. Выполняю.
      Буквоедов аккуратно положил трубку на аппарат, наклонился к пульту связи и озабоченно проговорил:
      — Из Отдела расследований. Ко мне. Всех. Срочно. Знаменитая троица не заставила себя ждать. Мурзилка,
      Шустрик и Мямлик вошли в кабинет и остановились посередине ведущей к редакторскому столу ковровой дорожки. Буквоедов вышел им навстречу, нагнулся, подхватил всех троих огромной ладонью и усадил на стол. «Брр», — сказал от неожиданности Мурзилка и потряс головой.
      — Известно ли вам, — с места в карьер начал редактор, — что во время показа мультсериала «Технопупс» в Японии сотни мальчиков и девочек оказались в больницах с приступами ужасных судорог?
      Человечки испуганно переглянулись.
      — Известно ли вам, — продолжал Буквоедов, — что дети пытаются выпрыгивать из окон, чтобы летать, подражая героям мультфильмов?
      Шустрик от напряжения заискрился, а Мямлик перестал жевать резинку.
      — Есть подозрение, что фильмы закодированы! — прошептал Буквоедов. — И не только фильмы, но и вся продукция японской фирмы «Технопупс»!
      — Зачем?! — прошептал Мурзилка, икнув от волнения.
      — Зомбировать и подчинить! — прошептал Буквоедов.
      — Кого?!.
      — Детей. Они же когда-нибудь потом вырастут...
      Мурзилка и Мямлик ахнули, Шустрик вынул из груди предохранитель и упал на бок.
      — Масса сопутствующих товаров, — редактор снова повысил голос и заходил по кабинету. — Игрушки, карты, наклейки, электронные игры, комиксы и прочая вредная дребедень. Всё это может накрыть нас со дня на день словно волной цунами... А теперь самое главное. — Редактор уселся за стол. — Нам стало известно, что японская фирма «Технопупс» направила в Москву своего шпиона. Сегодня утром этот человек, — Буквоедов нажал клавишу, и на дисплее появилась физиономия Доджа, — был заброшен к нам на парашюте. Он вооружён, имеет фальшивую регистрацию и паспорт на имя гражданина Собакина.
      Человечки неприязненно всматривались в лицо шпиона. Шустрик, у которого включилось резервное питание, медленно поднялся на ноги.
      — Мы не в праве запретить кому-нибудь сотрудничать с фирмой «Технопупс», но мы должны оградить любого, к кому обратится Собакин, от подкупа, шантажа и угроз, — сказал редактор. — Вопросы есть?
      — Мы не можем оградить от подкупа, — заметил Мямлик. — Дело добровольное.
      Редактор некоторое время молчал, соображая, что сказал Мямлик. Потом высморкался в огромный клетчатый платок и закончил:
      — Ваша задача: проследить, опередить, воспрепятствовать. Идите. И немедленно задействуйте нашу агентуру!
     
      Прежде всего Мурзилка отослал в агентурный центр так называемую ориентировку на Собакина, то есть словесное описание. Эта информация, запущенная из центра, стала повторяться на глухих частотах по всем каналам телевидения и радио.
      Тут самое время разъяснить, что такое на самом деле представляет из себя агентурная сеть волшебного Департамента, кто может вступить в её ряды и почему.
      Агентами секретного Центра служат обыкновенные птицы, рыбы, кошки, мышки, собаки и прочие животные, которые летают, плавают и бегают вокруг нас буквально повсюду. Не все, конечно, а только самые сообразительные и посвящённые в тайны волшебного мира. Животные могут слышать такие особенные звуки — очень высокие или очень низкие — какие совершенно не воспринимает человеческое ухо. Достаточно агенту оказаться в пределах слышимости радио или телевизора во время передачи специального сигнала, как он тут же получит предназначенную ему информацию, не подвергая себя ни малейшему подозрению со стороны людей. Обратная связь с агентами осуществляется при помощи самых обыкновенных телефонов, компьютеров и прочих средств связи, имеющихся в каждом доме. Главное, чтобы хозяева ничего не заметили.
      Запустив ориентировку на Собакина, Мурзилка, Шустрик и Мямлик стали ждать сообщения от кого-нибудь из агентов, который первым опознает шпиона. Время шло, минуты тянулись невыносимо. Но вот, не прошло и получаса, как на экране высветилось первое агентурное сообщение.
     
     
      Глава четвёртая
      АГЕНТ ВОЛШЕБНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
     
      Агентом, приславшим первое сообщение, была маленькая беленькая мохнатая собачка по прозвищу Клеопатра. Она жила в богатой квартире и ни в чём не нуждалась. Её хозяйка целыми днями занималась исключительно своей внешностью, а когда ей это надоедало, принималась за собачку — мыла её дорогим шампунем, сушила феном, причёсывала так и сяк и подвязывала бантики. От всего этого Клёпа невыразимо страдала.
      Хозяин, которого звали Акоп Акопович Телепузиков, напротив, почти никогда не сидел дома. Он работал на телевидении, директором Главного канала. Дела у канала шли на зависть всем замечательно, и Акоп Акопович тоже чувствовал себя замечательно.
      В этот день было воскресенье, и хозяин остался дома. Он не вставал с кровати до тех пор, пока Клёпа, отчаявшись скрестись у входной двери и подвывать, не решилась на радикальные действия. Она подошла к кровати и зубами стащила на пол одеяло. После этого хозяин и хозяйка начали лениво спорить, кому из них вставать и выгуливать животное. Акоп Акопович сдался, надел спортивный костюм, взял сигареты и вышел следом за пулей слетевшей с лестницы Клеопатрой.
      Набегавшись в садике, Клёпа заметила, что хозяин разговаривает с каким-то человеком. Незнакомец был в надвинутой на глаза шляпе, в тёмных очках и в длинном, застёгнутом на все пуговицы плаще с поднятым воротником. У Клёпы немедленно возникло желание броситься незнакомцу в ноги и напугать его громким лаем... Но вдруг она вспомнила. Она ударила передними лапами по тормозам и замерла. Час назад, на секретных звуковых частотах радио, передавали сообщение для всех агентов волшебного Департамента. И там давали точное описание этого человека.
     
      Вот уже прошёл час, как из-под кухонной двери тянуло густым табачным дымом и запахом кофе. Через стекло было видно, как незнакомец даёт Акопу Акоповичу какие-то бумаги, а тот читает. Клёпа в отчаянии металась по квартире: телефонный аппарат, который стоял в гостиной, занимала своей болтовнёй хозяйка, а двери во все другие комнаты были захлопнуты.
      Договорившись обо всём, прошли в кабинет, и господин Телепузиков заверил своей подписью каждую страницу договора, поставил печать — и тут же разослал электронные копии своим заместителям. С этого мгновения отменить что-либо стало невозможно.
      Незнакомец торопливо распрощался, а хозяин прилёг перед телевизором и, очень довольный собой, стал рассказывать жене, какую выгодную сделку с глупыми японцами он только что провернул.
      Тем временем Клёпа, то и дело забегавшая то в туалет, то в ванную комнату, уловила наконец едва заметное гудение в стене. По сохранившемся в стенах домов старым газопроводным трубам мчалась крошечная пневматическая вагонетка. Гудение приблизилось, спустилось на низы и стихло.
      Одна из кафельных плиток под ванной растворилась, и в образовавшемся проёме появились Мурзилка, Шустрик и Мямлик.
      — Он здесь? — проговорили разом все трое. Виновато опустив глаза, Клёпа завиляла хвостом.
      Шустрик бросился в кабину снаряда и защёлкал кнопками бортового компьютера. Минуту спустя оттуда донёсся его голос:
      — Он разослал договор на трансляцию тысячи серий «Технопупса». С правом на неограниченное число повторных показов. Опоздали!
      Клёпа опустила морду ещё ниже и виновато вздохнула.
      — Шеф! — закричал Шустрик. — Поступил ещё один сигнал! Агент Барсик позвонил по телефону. Подозреваемый вошёл в квартиру Петра Ивановича Праздникова, генерального директора сети универмагов «Детский остров». Садовая аллея, дом пятнадцать!
      — По местам, — скомандовал Мурзилка.
      Кафельная плитка с щелчком захлопнулась, в глубине стены послышалось удаляющееся гудение. А Клёпа ушла на балкон, положила морду на коврик и задумалась. Впечатления сегодняшнего дня переполняли её и временами заставляли вздрагивать всем телом.
     
     
      Глава пятая
      КОТ РАЗГОВАРИВАЕТ,
      МАЛЬЧИК ТЕРЯЕТ ДАР РЕЧИ
     
      Владелец сети магазинов «Детский мир» Пётр Иванович Праздников очень любил детей. Он старался, чтобы те игрушки, которые продаются в его магазинах, были самыми лучшими. Он сам проверял каждый предлагаемый для продажи образец, и только в том случае, когда ему хотелось всё бросить и поиграть, — только тогда он подписывал договор с поставщиком на всю партию. Пётр Иванович давно понял главное: в игрушку когда-нибудь вселяется частичка души её владельца, после чего она уже перестаёт быть просто вещью...
      У Петра Ивановича был сын — Игорёк, который учился в третьем классе и которого Пётр Иванович хотя и очень любил, но всё-таки старался не баловать. Игорёк имел в своём распоряжении игрушек даже меньше, чем другие дети, у которых папы были инженерами, парикмахерами или, допустим, лётчиками. И его игрушки были осязаемыми, их можно было брать в руки, а не только смотреть на их изображение на экране. Когда Игорёк был совсем маленький, он любил играть в кубики, а когда подрос — во всякие конструкторы. Прошлым летом он собрал из специального набора радиоприёмник, который работал. А ещё он любил читать, и потому рос добрым и смышлёным мальчиком, самым лучшим учеником в своём классе.
      В этот день, когда шпион Собакин появился в Москве, Игорёк проснулся в чрезвычайном волнении и с мокрыми глазами. Ему приснилось, будто бы раскрашенный злой клоун хочет забрать у него старого плюшевого медведя. «Посмотри, мальчик, какой он у тебя старый и облезлый, — говорил клоун и под нарисованной от уха до уха улыбкой Игорёк видел злое, нехорошее лицо. — Отдай его мне. Такому большому мальчику стыдно иметь игрушки для малышей. Вот я возьму и расскажу всем девочкам, какой ты маленький и глупый. Давай, давай его сюда. Я разрежу его ножницами и выброшу, а тебе подарю настоящий японский мотороллер. Смотри, какой красивый...» И рядом с клоуном появился замечательный мотороллер, скутер с маленькими толстенькими колёсами, сверкающими хромированными ободами и ярко-жёлтыми пластмассовыми щитками. Работает бесшумно, а скорость развивает почти такую же, как настоящий мотоцикл. На руле болтается оранжевый шлем с затемнённым стеклом — хоть сейчас садись и поезжай. По правде говоря, для Игоря нет на свете ничего прекраснее и желанней, чем этот замечательный мотороллер. Не в силах удержаться, мальчик залез на мягкое сидение и с наслаждением покрутил рукоятку газа.
      Клоун тем временем вытащил из-за пазухи длиннющие острые ножницы и, звонко ими заклацал. Игорёк увидел, что из печальных глаз плюшевого медведя выкатываются слёзы.
      — Стой! — закричал он, соскочил с мотороллера и пихнул его ногой.
      Завалившись на бок, мотороллер вдруг рассыпался и разбежался несметным количеством тараканов.
      — Стой! Не смей трогать! Он живой!.. А ты... ты просто сон! Ты — пустое место!..
      Клоун удивлённо повернулся к мальчику, его лицо под раскрашенной маской исказилось паническим страхом. В следующую секунду он повис в воздухе в виде полупрозрачного изображения. Игорёк схватил пульт от телевизора, щёлкнул в сторону изображения, и оно, издав короткий неживой крик, исчезло.
      Мальчик прижал к себе медведя. Его плюшевая морда была мокрой от слёз...
      Игорёк всхлипнул и открыл глаза. Медведь криво сидел в кресле и печально смотрел в окно. «А ведь он и вправду живой, — подумал Игорёк. — Просто удивительно, как я этого раньше не замечал...».
     
      После завтрака Игорёк вышел во двор поиграть с ребятами, а когда вернулся домой, увидел на вешалке в прихожей чей-то длинный плащ и мятую шляпу. Из кабинета папы доносились два голоса, один из которых, с иностранным акцентом, принадлежал, очевидно, гостю.
      Пётр Иванович говорил, что называется, на повышенных тонах, и это было настолько необычно, что Игорёк подошёл к двери и прислушался.
      — Вы не только упускаете собственную выгоду, — убеждал иностранец, — вы лишаете русских детей эффектных и затейливых игрушек!
      — От ваших затей мухи дохнут! — аргументировал папа свои возражения. — Никогда, слышите, никогда этой пакости не будет в моих магазинах!
      — Обратите внимание на исключительную дешевизну нашего товара, — настаивал гость. — Своим бессмысленным упрямством вы, может быть, лишаете единственной доступной радости детей из малоимущих, необеспеченных семей!
      — А я сам из необеспеченной! — крыл папа. — Недоедал и недопивал! А все игрушки — догонялки да прятки во дворе...
      Тут Игорёк понял, что папа перегибает. Игрушки у него были, это точно. И электрическая железная дорога была, и оловянные солдатики, которых сохранилась целая коробка, и даже педальный автомобиль когда-то был. Прибеднялся он для красного словца, и понятно, откуда это взялось: слово в слово он повторял фразы своего собственного папы, у которого детство пришлось на послевоенные годы и который действительно чего-то там недоедал по карточкам.
      Наконец Игорёк спохватился, что стоять под дверью и подслушивать чужие разговоры стыдно. Он на цыпочках прошёл в гостиную... но не успел войти в комнату, как увидел нечто такое, отчего остолбенел и потерял дар речи.
      Кот Барсик, ленивый и жирный, полосатый как шмель, сидел на столе и разговаривал по телефону.
      Взрослые замечали, что маленьких детей трудно чем-то удивить или напугать. Каждый день ребёнок видит что-нибудь впервые и удивляться на всё просто не хватит никаких сил. Но Игорёк был не такой уж маленький, повидал всякого, а потому совершенно обалдел от увиденного. Застыв на месте, он смотрел, не веря своим глазам.
      Нажав кнопку громкой связи, Барсик что-то торопливо мурлыкал в микрофон, уткнувшись мордой в самые дырочки. А из динамика ему в ответ попискивал мультяшный голос: «Так-так... Ага... Так... Труба есть? Дом старой постройки?.. Отлично, скоро будем. Во что бы то ни стало, попытайтесь задержать его до нашего прибытия. Конец связи».
      Последовали короткие гудки. Барсик нажал лапой кнопку, и стало тихо.
      Игорёк на цыпочках отступил назад, в коридор, и прислонился спиной к стене. Постояв так с минуту, он снова заглянул в комнату.
     
      Барсик, как ни в чём не бывало, лежал на диване и притворялся спящим.
      — Барсик, — сказал Игорь упавшим голосом.
      Кот никак не отреагировал, и это была его ошибка. На своё имя Барсик всегда отзывался, даже если спал по-настоящему. Он обязательно шевелил ухом или, хотя бы слегка приоткрывал глаза, будто снисходительно спрашивая: «Ну, что ещё за глупости?..» На этот раз секретный агент Центра, что называется, прокололся.
      — Барсик!! — крикнул Игорёк, ещё не придумав, что скажет. Кот вздрогнул и удивлённо уставился на мальчика.
      — Ты это... пульта не видел? — смалодушничал Игорь. — А, вот он, здесь...
      Кот беспокойно шевельнул хвостом, на всякий случай приготавливаясь к новой провокации.
      Оба они родились в один год, но Барсик, по кошачьим меркам, был уже взрослый. С тех пор, когда Барсик писал в стоящие под вешалкой ботинки, а Игорь угукал и тряс погремушку в своей кроватке, прошло лет десять. С тех пор оба поумнели и здорово выросли.
      Игорёк плюхнулся на диван, взял пульт и включил телевизор. Увиденное и услышанное минуту назад висело у него в голове огромным вопросительным знаком, и он совершенно не представлял, что теперь с этим делать. В конце концов он снял трубку и надавил кнопку «повтор».
      Номер, по которому звонили в последний раз, набирался необычайно долго. Он состоял по меньшей мере из десяти цифр. Наконец, послышались длинные гудки. Кто-то снял трубку и отрывисто произнёс:
      — Центр!
      Игорёк испуганно бросил трубку на место и обернулся к Барсику.
      Кот стоял, выгнувшись колесом, напряжённый как струна, и горящими глазами смотрел на мальчика.
      — Чего-то... не туда попал... — залепетал Игорь, окончательно струсив.
      В эту минуту он совершенно не был готов к выяснению отношений с Барсиком.
      Ситуация сложилась дикая и неправдоподобная. Игорёк тупо смотрел в телевизор, а кот, снова развалившийся на диване и притворившийся спящим, время от времени приоткрывал щёлочки глаз и поглядывал на мальчика испытующе.
      Прошло несколько минут, и Барсик вдруг, подняв голову, пошевелил ушами. Затем нарочито медленно поднялся, потянулся, спрыгнул с дивана и неторопливо, подняв хвост, выплыл из комнаты.
      Выждав немного, Игорёк на цыпочках проследовал за ним. Приблизившись к двери туалета, он осторожно просунул голову внутрь.
      Справедливости ради следует сказать, что Барсик отличался сообразительностью ещё до того, как научился разговаривать по телефону. По крайней мере, он успешно пользовался унитазом; для него не приходилось насыпать песочек в какие-нибудь коробочки. Но сейчас его нигде не было видно — ни на унитазе, ни под унитазом. Скорее всего, он забрался во встроенный шкаф, через который проходило множество труб различного диаметра и неизвестного назначения. В этом же шкафу, на полочках, складировали разный хлам, который ещё жалели выбросить.
      Зажигать свет было бы неразумно, и когда глаза Игоря привыкли к полумраку, он разглядел, что на одной из полок сидит Барсик. Из-за приоткрытой дверцы торчал только его хвост, и было слышно, что он с кем-то разговаривает.
      Игорёк вытянул шею и напряг слух так, что наморщился лоб.
      — Пришёл час назад, всё время о чём-то спорят, — торопливо докладывал кому-то Барсик. — Плащ и шляпа висят в прихожей, пахнут лесом. При себе носит дипломат чёрного цвета, по виду иностранного производства, говорит с акцентом...
      — Жучка прицепишь? — деловито спросил мультяшный голос. Однако, не будем морочить голову проницательному читателю: мультяшный голос, конечно же принадлежал Мурзилке. Вот в точности весь их диалог.
      Б а р с и к . Сейчас не могу, дверь закрыта. Попробую после, когда будет надевать плащ.
      М я м л и к . Не факт.
      Ш у с т р и к . Что не факт?
      М я м л и к . Не факт, что будет надевать.
      Ш у с т р и к . А как?..
      М я м л и к . Так, имеются некоторые соображения. Наводил справки. Полное, я бы даже сказал, разительное несовпадение интересов.
      М у р з и л к а . Выражайся, пожалуйста, яснее. Несовпадение каких интересов?
      М я м л и к . Вернее сказать — методов и убеждений. Методов гражданина Собакина и убеждений господина Праздникова. Возможен непредсказуемый, нецивилизованный исход дела.
      Ш у с т р и к . Что!? Убийство?..
      М я м л и к . Убийство не убийство, а вылететь может без плаща и без шляпы.
      Последовала пауза, по истечении которой тайный агент Барсик решил кое в чём признаться.
      — Мальчишка заметил, как я звонил, — промурлыкал он виновато.
      — Что?!
      — Он увидел, а потом нажал повтор и услышал голос куратора.
      Последовала тягостное молчание.
      — Хорошо, — сказал, наконец, Мурзилка. — Поступайте как обычно. Этот эпизод не будет фигурировать в нашем отчёте.
      — Благодарю вассс... — мурлыкнул Барсик.
      — Возьмите универсальный маячок и подсуньте его под дверь. Попытайтесь прицепить к штанине объекта, когда он будет выходить из квартиры. Вот, это чешуйка из липучей прозрачной ткани. Возьмите её на язык и прикоснитесь...
      Тут говоривший внезапно осёкся, потому что Игорёк, потеряв бдительность, подался вперёд и скрипнул дверью. А скрипнув, от испуга и растерянности чихнул два раза.
      Сделалось тихо. Потом Барсик громко и отчётливо, чтобы слышал Игорь, промурлыкал:
      — Подслушивал. Какой мерррзавец...
      — Молодой человек, если хотите узнать больше, зайдите весь целиком и заприте за собой дверь! — крикнул Мурзилка.
      Любопытство обжигало сильнее страха. Игорёк включил свет, зашёл в туалет и запер за собой дверь.
     
     
      Глава шестая
      БАРСИК ЗАЧИЩАЕТ УЛИКИ
     
      Спустя несколько минут мальчик подошёл к двери папиного кабинета и решительно постучал.
      — Я занят! — откликнулся папа.
      — Что-то сказать, — настаивал Игорёк. Папа выглянул:
      — Ну, говори.
      Барсик, который только этого и ждал, быстренько прошмыгнул внутрь.
      — Папа, — сказал Игорь. — Папа, ты... м-м... Барсика не видел?
      — Что?! — переспросил папа возмущённо.
      — Ну да, вот же он. Ты его здесь, у себя закрыл.
      Барсик, сделавший своё дело, грузно выбежал в коридор. Он благополучно потёрся в ногах у Собакина (от чего тот брезгливо попятился), оставив на его штанине невидимую и несмываемую чешуйку — универсальный жучок-маячок.
      — Игорь! Я сейчас очень занят! — сказал папа и захлопнул дверь.
      Выполнив задание и следуя далее полученным инструкциям, мальчик и кот удалились в комнату. Они сели на диван и стали ждать.
      А человечки теперь слышали всё, что говорилось в кабинете.
      — Послушайте, милейший Пётр Иванович, — говорил шпион на ломаном русском языке, — если цена контракта кажется вам завышенной, я сам уполномочен фирмой значительно, очень значительно снизить сумму. Допустим, мы сократим её вдвое. Это годиться?
      — Неужели ваша фирма начнёт работать себе в убыток? — насмешливо отвечал Праздников.
      — Считайте это чем-то вроде рекламной акции.
      — Если вроде акции, можно и совсем бесплатно.
      — Та, это можно. Мой патрон любит детей и склонен делать благотворительность. Если таковы ваши условия.
      — А знаете, господин представитель фирмы, какого рода товар обычно предлагают для первого раза совершенно бесплатно?
      — Нет, я не знаю. Это бывает гуманная помощь нуждающимся.
      — У нас в стране нет нуждающихся. Так вот, господин посредник: совершенно бесплатно дилеры предлагают детям первую дозу наркотика!
      — Нет, нет, вы не правы, Петр Иванович; результаты исследований, проводившихся фирмой «Технопупс», показали несомненную пользу...
      — Чушь! Чушь все эти ваши липовые результаты! Двадцать лет я продаю игрушки, и у меня свои собственные результаты. В конце концов, господин распространитель, если вы сами не понимаете бесперспективность этого разговора, я буду вынужден, без соблюдения каких бы то ни было формальностей, указать вам на дверь!..
     
      Волшебные человечки внимательно прислушивались к разговору. Самые последние слова заставили их удовлетворённо улыбнуться.
      — Начинаю думать, что наше вмешательство не потребуется, — сказал Мурзилка.
      — Как бы не потребовалось вмешательство милиции, — сказал Мямлик.
      — Хороший дядька, — вывел своё умозаключение Шустрик.
      — Собакин — сволочь!
      Попрощавшись с мальчиком и котом, человечки залезли в трубу и с гудением умчались прочь.
     
      Тут необходимо примечание. Помимо основной большой трубы пневмопочты с комфортабельным пассажирским вагончиком, в городе существует ещё одна — так называемая «старая». Эту трубу сделали, соединив проходящие в стенах домов и под землёй пришедшие когда-то в негодность, а потому забытые водопроводные трубы. Изнутри поверхность трубы разровняли и отшлифовали специальной самодвижущейся машинкой, сделали более плавными повороты, а затем нанесли скользящее покрытие. Гибкий пассажирский снаряд внутри этой трубы скользит на магнитной подушке. Закреплённые снаружи магнитные кольца заставляют его совершать поступательное движение, попеременными включениями и выключениями притягивая снаряд спереди и подталкивая его сзади.
      Скорость движения на прямых участках достигает ста километров в час. Главное неудобство «старой» электромагнитной трубы — небольшой диаметр. То есть, находившимся внутри снаряда человечкам приходится лежать там на манер спортсменов, мчащихся на санях по скоростной трассе. Преимущество — огромная протяжённость. Ведь старые трубы имеются в стенах почти каждого дома.
     
      Игорёк и Барсик вернулись в комнату и сели на диван. Некоторое время они молчали, глядя в телевизор. Наконец, кот не вытерпел и промурлыкал:
      — Ну, спрашивай.
      — Что! — Игорёк дёрнулся всем телом.
      — Спрашивай, почему и как...
      — Почему? — спросил Игорёк.
      — Что почему? Почему коты скрывают от людей, что они тоже умные?
      — Да, вот это интересно...
      — Ну, во-первых, не все умные, а только некоторые, — с минуту Барсик важно и неторопливо умывался, затем продолжил:
      — Те, которые посвящённые.
      — Посвящённые?
      — Ну, это тебе знать не надо. А во-вторых потому, что с умных — по-умному и спрашивают. Вот ты, к примеру. Сначала должен учиться в школе, потом работать, потом обзаводиться семьёй, воспитывать детей... да мало ли чего ещё. Короче — не жизнь. А теперь смотри на меня и завидуй. Живу сытно, в тепле; нигде не учусь, нигде не работаю. Ответственности — никакой, на вопросы не отвечаю. Когда дома нет никого — по телефону болтаю, телевизор смотрю, книжки читаю. Время для котов течёт медленнее, день как неделя; спать, лениться — сколько душе угодно.
      — Да, хорошо ты устроился, — признался Игорёк. — Только теперь, с этого дня, всё изменится. Будем с тебя по-умному спрашивать.
      — Сдать хочешь? — презрительно сощурился Барсик. — А кто тебе поверит?
      — Вон, видишь там, на шкафу, камеру?
      Кот вскочил и впился глазами в любительскую видеокамеру. При помощи неё Игорёк, не далее, как вчера, играя в шпионов, осуществлял срытую съёмку приходивших к родителям гостей.
      — Видишь в ней красненький огонёк? Это значит, что она работает, снимает. Теперь все будут знать...
      Барсик зашипел и выпустил когти.
      — Я её сразу включил. У меня, понимаешь, самая первая мысль была — что мне не поверят. Она и сейчас работает. Фиксирует. Наверное, на телевидении кучу денег отвалят, а? толстый?..
      Но Барсик неожиданно успокоился. Он снова развалился в удобной позе и насмешливо промурлыкал:
      — И что теперь? В цирке выступать? А можно с лекциями. С моими-то данными — о-го-го! Представь себе афишу: «Кот учёный. Параллельные миры и тайные доктрины».
      — Точно! Сделаем из тебя потрясное телешоу. Съёмки, гастроли, фан-клубы, успех, аплодисменты... Объездим весь мир, кучу денег заработаем. А я буду твоим этим... импресарио, ладно?..
      Игорёк привычным ловким движением перевернул Барсика на спину и потрепал по лохматому животу.
      — А прибыль? — покладисто мурлыкнул Барсик. — Кучу денег, которую я заработаю, — как будем делить?
      — Ну вот ещё — делить. Зачем тебе деньги? Ну хорошо, если хочешь, пусть половина будет твоя.
      — Половина? — хитро прищурился кот. — Сволочеем на глазах. В прошлый раз между прочим, остановились на семидесяти пяти процентах.
      Игорёк отдёрнул руку.
      — Не понял, — сказал он строго. — В какой ещё прошлый раз?
      — Мы ведь с тобой не первый раз мечтаем.
      — Что за ерунда.
      — Ус даю. После ты всё равно ничего не помнишь.
      — Не помню?..
      — Это, видишь ли, происходит потому... — кот в этом месте как-то странно замедлил свою речь.
      — Почему, почему? — Игорёк внимательно всмотрелся ему в глаза.
      — А вот почему!
      Глаза Барсика вдруг расширились, засветились фиолетовым, а затем сверкнули так, что мальчик на мгновение ослеп и зажмурился. А зажмурившись, упал на диванную подушку и моментально заснул.
      Барсик запрыгнул на шкаф, обнюхал камеру и надавил лапой на кнопку стирания видеозаписи. Затем прыгнул на стол, к телефону, и наугад набрал несколько цифр — теперь кнопка повтора уже больше не могла вызывать Центр.
      Зачистка улик, выражаясь на языке секретных агентов, была закончена.
     
      Тем временем, в кабинете г-на Праздникова разгоралась настоящая ссора.
      — Продавать вашу продукцию в детских магазинах — всё равно как продавать пиво и водку в школьных буфетах! — возмущался Пётр Иванович.
      — Я прошу вас не повышать голос! — испуганно шипел иностранец. — Необходимо соблюдать полную конфиденциальность нашего разговора!
      — А мне от вас вообще ничего не надо, убирайтесь!
      — Тише, тише! Так ли совсем ничего не надо, Пётр Ифанович? А если пятьдесят тысяч долларов в конверте специально для вас?..
      После этого сделалось совсем тихо, а потом дверь кабинета распахнулась и в коридоре появились оба собеседника. Причём один держал другого за шиворот и волоком тащил к выходу.
      Открыв дверь на лестницу, Пётр Иванович поставил Собакина на порог и дал ему хорошего пинка. Затем снял с вешалки его шляпу и плащ, выбросил на лестницу и захлопнул дверь.
      В течении этой недолгой процедуры ни один, ни другой её участник не произнесли не звука.
      Услышав, что хлопнула входная дверь, Игорёк открыл глаза. Как же это он задремал? Прямо так, среди бела дня, на диване...
      Барсик сидел рядом и сосредоточенно умывался.
      Из коридора послышался громкий и бодрый голос папы:
      — Мамочка, а скоро мы будем обедать?
      «Есть как хочется!..» — подумал Игорёк.
      — Через пять минут! — откликнулась мама, приоткрыв кухонную дверь. — Барсик, Барсик, Барсик!..
      Котяра издал озабоченный возглас, сорвался с места и затопотал на кухню к своему блюдечку.
     
     
      Глава седьмая
      ДАЙ-КА ЗАКУРИТЬ, ДЯДЯ
     
      Скатившись с лестницы, Собакин невозмутимо подобрал брошенные ему плащ и шляпу, оделся, застегнулся на все пуговицы, нацепил чёрные очки и проверил содержимое карманов. Только после этого он позволил себе топнуть ногой и грязно выругаться на иностранном языке. Напоследок он погрозил длинным пальцем в сторону негостеприимной квартиры и предупредил:
      — Как бы чего-нибудь не случилось с фашим мальчиком!..
      Следовало признать, что эту часть задания он провалил. Легкомысленно расслабившись после первой удачи, шпион повёл себя слишком самоуверенно и наделал массу тактических ошибок. Праздникова не надо было уговаривать и, тем более, предлагать ему взятку. Применительно к людям такого сорта нужно действовать решительно и безжалостно. И план таких действий у него уже был.
      Однако сейчас следовало поторопиться с выполнением третьей части задания — получить лицензию на торговлю и проведение рекламной кампании в Сети. А для этого необходимо попасть на приём к Главному контролёру, которого все называли Виртуальным Министром и фамилия которого была Мышкин.
      Этот Мышкин прославился тем, что был почти совершенно неуловим. Многие даже утверждали, что такого человека в природе вообще не существует, тем более, что никто не видел его живьём. Да, да, вполне возможно, что никакого Мышкина никогда не существовало, и всё это — сплошное компьютерное надувательство.
      Для того, чтобы получить лицензию согласно правилам, было необходимо записаться в очередь и в объёме не более 255 символов изложить суть своей проблемы. После этого просителю назначали день и точное время выхода на связь. Диалог между чиновником и просителем происходил в форме письменного обмена репликами. Текст могли читать все желающие, поэтому у многих стоящих в очереди вопросы отпадали ещё до начала их собственной аудиенции.
      Для того, чтобы получить лицензию в течении дня, часа или нескольких минут — нужно было попасть на приём к самому Виртуальному Министру. А этот министр был неуловим как солнечный зайчик.
      Однако и Собакин обладал феноменальной настойчивостью и терпением. Он расположился на лавочке в пустынном сквере и раскрыл замаскированный под портсигар сверхмощный квантовый компьютер. После четырёх часов активного поиска, когда перед глазами у него уже начали проплывать какие-то рыбы или медузы, он вдруг напал на след Мышкина. А напав на след, помчался за ним так, как тысяча гончих помчались бы по следу лисицы. Только что, минуту назад, Мышкин закончил давать интервью Коммерческой газете и направился с инспекцией в один из крупнейших сетевых универмагов. В какой именно — неизвестно, на то и проверка. Собакин помчался по всему списку, снова и снова. Есть! Удача!.. Но нет, Мышкин только махнул хвостиком и вновь пропал. Судя по разговорам в чатах, он должен был появиться в Австралии, на открытии виртуальной выставки Новейших технологий с последующим банкетом. Это был верный шанс, нужно было действовать.
      Ходили слухи, что неуловимый министр на самом деле душка, и все те, кто проявлял настойчивость и кому в конце концов удавалось схватить за рукав его виртуального двойника, моментально решали все свои проблемы без очередей, расспросов и проволочек.
      Войдя на сайт выставочного павильона, Собакин нацепил кибер-очки и пустил своего двойника неторопливым шагом вдоль стендов. Свернув наугад, он увидел в нескольких шагах от себя — о, чудо! — серую пиджачную спину Виртуального Министра. Ошибки быть не могло, потому что окружающие, среди которых было много знаменитостей, обращались к серому пиджаку не иначе как «господин министр».
      — Господин Мышкин! — окликнул его Собакин.
      Услышав русскую речь, Виртуальный Министр обернулся... и тут произошло нечто ужасное.
      Собакин так и не увидел лица таинственного и вожделенного министра, потому что в этот момент его сильно тряхнуло. Кто-то ударил его тяжёлой ладонью по плечу и сказал басом:
      — Дай-ка закурить, дядя.
      Кибер-очки съехали с носа, упали на землю и кто-то медленно, будто специально, наступил на них. От звука хруста тончайшего дорогостоящего прибора Собакин болезненно поморщился. Возле скамейки и позади неё стояли несколько подростков — юношей и девушек — с развязными манерами, нахальными физиономиями и отчётливым запахом спиртного. Тот, который хлопнул Собакина по плечу, был самый старший и самый крупный. Рука его была разукрашена татуировками в виде злобных дракончиков технопупсов. Собакин быстро захлопнул «портсигар» и спрятал его в карман.
      — Я есть иностранный подданный! — закричал он, специально ломая язык больше обычного. — Ничего не понимай по-русски!
      — А тут и понимать нечего, — пробасил парень и, оглядевшись по сторонам, внезапно треснул Собакина кулаком по уху. Да так сильно, что из уха вылетел имплантированный туда много лет назад крошечный наушничек.
      Пока в ухе звенело, а из глаз сыпались искры, множество ловких рук обшарили карманы плаща, пиджака и даже брюк. Кто-то взялся за поля шляпы и рванул вниз так сильно, что темечко прижало тканью, а уши вывернулись наизнанку. Напоследок одна из девушек сделала ему саечку, от которой лязгнули зубы и вылетел вмонтированный в золотую коронку крошечный микрофончик.
      Некоторое время Собакин сидел, тупо глядя перед собой. В родной Америке его уже давно, лет пять, уже никто не бил и не грабил, потому что он стал респектабельным человеком и имел свою собственную охрану, состоящую из отпетых бандитов. Но дело было не в этом. Побои и даже изощрённые издевательства были для него не в новинку. У него отобрали суперкомпьютер, без которого новые попытки выйти на Виртуального Министра сделались невозможны.
      На Москву опускались сумерки. В карманах было пусто, но в ячейке камеры хранения Белорусского вокзала лежал свёрток, в котором имелось всё необходимое для решительного удара.
      — Как бы чего-то не случилось с фашим мальчиком, Пётр Иванович, — прошептал Собакин. — Вы сами не захотели решить проблему по-хорошему...
      Собакин вышел на ближайшую улицу, остановил такси и поехал на вокзал. Он попросил водителя подождать и забрал свёрток. Потом они заехали в безлюдный переулок и Собакин, вместо того чтобы расплатиться, пшикнул из баллончика в лицо шофёру снотворным газом. Забрав его документы и форменную фуражку, он вытолкнул несчастного из машины прямо на тротуар, а сам занял его место. Моментально переклеил фотографии на документах и переоделся. Теперь он выглядел как самый заправский столичный таксист.
      Подъехав к дому, в котором жил Пётр Иванович Праздников, он заглушил мотор и стал ждать. Вскоре к парадной направился один из игравших во дворе мальчиков.
      — Молодой человек! — ласково окликнул его Собакин, приоткрыв дверцу.
      Мальчик обернулся и нерешительно приблизился к машине.
      — Будьте любезны, молодой человек, скажите пожалуйста, знаком ли вам Игорь Петрович Праздников, проживающий в сто шестьдесят второй квартире? Такой же красивый, симпатичный юноша вашего возраста...
      — Праздников? Мы с ним в одном классе учимся.
      — Это просто замечательно, что два таких умных мальчика учатся в одном классе. Вот, возьми. Это дорогие американские сигареты — целая запечатанная упаковка, блок. Возьми и... подари их своему папе.
      При этих словах Собакин хитро подмигнул, а мальчишка, стрельнув глазами на свои окна, моментально спрятал коробку под рубаху.
      — Простите, как вас зовут, юноша?
      — Э-э... Александр.
      — О, это наверняка в честь великого русского поэта Александра Гоголя!..
      — Э-э... Ну, типа того.
      — Так вот, Александр, у меня к вам есть небольшое конфиденциальное дело, то есть, малейшая просьба.
      — Чего надо, дядя?
      — Одна девочка, а она очень просила не называть своего имени, очень хочет встретиться с твоим товарищем, Игорем Праздниковым. Нужно передать Игорю, чтобы он вышел и сел в машину. Эта девочка ждёт его в одном секретном месте, вы меня понимаете?..
      — Собакин снова хитро подмигнул и ещё подёргал бровями.
      — Я понимаю, — сказал мальчишка и тоже подмигнул. — Девочка симпатичная?
      — Та. Очень. У нас в Эстонии совсем нет. Совсем. Ни одной красивой девочки. Хоть плачь. Главное, чтобы ничего не знали родители Игоря, вы понимаете?..
      — Это и ежу понятно. Ладно, сейчас прибежит, ждите. И мальчишка скрылся за дверью.
      Собакин нервно и жадно закурил.
      Едва он выщелкнул в окно заискрившийся окурок, из парадной вышел Игорь Праздников. Мальчик был старательно причёсан — скорее всего, не без помощи воды и мыла. И, судя по выражению лица, насмерть перепуган предстоящим романтическим свиданием.
      Увидев такси, Игорёк встал неподалёку. Его лицо пылало. Собакин высунул голову через окошко и приветливо сказал:
      — Здравствуйте, юноша. Это ваша фамилия Праздников?
      — Да...
      — Почему так невесело? Садитесь!
      Несколько мгновений поколебавшись, Игорёк залез на заднее сидение.
      — Куда поедем? — спросил он сдавленным голосом. — Кто эта...
      — Эта девочка? Сейчас, сейчас вы её увидите.
      Шофёр повернулся к Игорю и пшикнул ему в лицо снотворным газом. Мальчик повалился на бок и потерял сознание. Машина тронулась, резко набрала скорость, завизжала резиной на повороте и скрылась из виду.
     
     
      Глава восьмая
      ШАНТАЖ
     
      Открыв глаза, Игорь увидел высокий бетонный потолок и лампы дневного света, одна из которых была неисправна и от того тревожно мигала и потрескивала. Дышать было трудно, ноги и руки онемели. Всё вокруг, как будто в магазине «Детский мир», было заставлено игрушками и ярко разрисованными коробками. Некоторые коробки имели размеры автофургона, другие — совсем крошечные.
      Игорь напряг свой ум и сообразил, что находится, скорее всего, на складе. А именно, на складе магазинов «Детский мир», директором которых работал его отец. Он и сам приходил сюда пару раз, чтобы посмотреть и потрогать вожделенный мотороллер.
      Рот мальчика был заклеен липкой лентой, руки и ноги связаны. Мычание и дёрганья привели только к тому, что он начал задыхаться, а после этого перепугался окончательно.
      Однако разум возобладал над эмоциями; Игорёк заставил себя успокоиться и сосчитать до пятидесяти. После этого дышать стало легче, и он начал рассуждать, что же такое произошло. И эти рассуждения привели его к почти правильному выводу: его похитили, чтобы потребовать выкуп. Голос таксиста сразу показался ему знакомым, а теперь он вспомнил: иностранный акцент принадлежал тому самому типу, на которого папа орал и которого выгнал сегодня из дома...
      — Итак, господин любовник, свидание отменяется?
      Водитель такси стоял рядом, но теперь он снова был одет в длинный, застёгнутый на все пуговицы плащ, очки и шляпу с обвислыми полями. Взявшись за уголок, он рывком сорвал липучку. Как будто крапивой по губам хлестнули.
      — Можете кричать, никто не услышит. Однако лично мне это будет неприятно. С некоторых пор я, знаете ли, люблю работать в спокойной обстановке. Хотите поговорить с папочкой? Отвечайте всё как есть, если он спросит.
      Собакин вынул из кармана трубку и набрал номер.
      — Алло, господин Праздников? Да, это опять я, мой голос узнать нетрудно. Нет, не бросайте трубку, это неразумно, сейчас речь идёт о вашем мальчике. Тише-тише. Да, он у меня. Услышать? Да, пожалуйста, это можно устроить, — Собакин поднёс трубку к лицу Игоря.
      — Папа! Папа! Мы на складе! — торопливо закричал Игорёк.
      — На твоём! На том, где мотороллер, понимаешь?.. Окружайте, арестуйте его!!
      — Тебя не обижают? — сказал папа как-то особенно сдержанно.
      — Нет, пока ещё не обижают. От тебя денег требуют, да?
      — Похоже, от меня требуют, чтобы я взял деньги. Не волнуйся, я всё улажу.
      — Папа, ты тоже не волнуйся, он наверняка сумасшедший!.. Собакин поднёс трубку к своему уху.
      — Нет, я не сумасшедший, господин Праздников. И поверьте, у меня имеется достаточный опыт в делах подобного рода. Сейчас, наверное, вас интересует, почему я нахожусь на этом складе, почему сторож без сознания, а сигнализация не работает... Всё это детский лепет, уважаемый Пётр Иванович. Итак, я хочу, чтобы вы пришли сюда один и подписали наконец этот чёртовый договор. Однако теперь я вынужден наказать вас за строптивость: теперь не я буду платить вам, а вы мне. Вы также подпишите обращение к Главному контролёру Сети, где убедительно попросите его выдать
      «Технопупсу» лицензию на торговлю и рекламу. Вы поручитесь своей репутацией и капиталом акционеров. Видеосъёмка подтвердит добровольность вашей инициативы, и вы впоследствии не сможете утверждать, что подписывали документы под давлением. Имейте ввиду, на кону стоит жизнь вашего мальчика!
      — Хорошо, что мне делать, — сказал папа.
      Собакин начал оговаривать детали и подробности встречи, а Игорёк от пережитого страха вдруг разгипнотизировался и вспомнил всё, что было сегодня: и про Барсика, и про Центр, и про волшебных человечков... Всё поплыло у него перед глазами. Да, волшебства сейчас бы точно не помешало. Но ведь именно тогда, когда надо, его и не дождёшься.
      — Эй! — прошептал Игорёк, оглядываясь по сторонам. — Ну, где же вы все? Помогайте...
     
      А ему уже помогали. Весь день волшебные человечки двигались по следу шпиона Собакина. Если точнее, двигался Шустрик, а остальные — все, кто работал в газете, — побросав свои дела, стояли перед экраном. Некоторые, которым не хватило места на столе, расположились на шкафах и книжных полках. То и дело появлялся редактор, озабоченно протирал очки, покашливал и возвращался к себе в кабинет. Учитывая то, что злодей имел в своём распоряжении замаскированный под портсигар сверхмощный квантовый компьютер, задача Шустрика казалась почти невыполнимой. Вряд ли он мог опередить Собакина, первым настигнуть и предупредить об опасности Главного контролёра.
     
      После нескольких часов бестолковой погони, в редакцию позвонил агент по имени Тузик и сообщил, что гражданин, вполне подходящий под описание, сидит на лавочке в сквере по такому-то адресу. Мурзилка вскочил на ноги, но в ту же секунду Собакин появился на экране. Его графический двойник находился в павильоне выставки Новейших технологий. А вот впереди показался и сам Виртуальный Министр. Шпион окликнул его... и пропал с экрана.
      На месте в сквере, указанном агентом Тузиком нашли только раздавленные кибер-очки и окурки. Механическая собака не смогла взять след, и тогда за дело взялся сам Мурзилка. Сохранившийся в воздухе молекулярный шлейф привёл сначала на вокзал, а потом снова к дому господина Праздникова. Покрутившись на месте, Мурзилка сделал вывод, что в машину сел Игорёк. Потом они оказались возле склада игрушек сети универмагов «Детский мир».
     
     
      Глава девятая
      СХВАТКА С ТЕХНОПУПСАМИ
     
      Для того, чтобы проникнуть на склад, человечкам пришлось залезть в вентиляционную трубу. Эта жестяная труба головоломным лабиринтом проходила через весь складской комплекс, в котором хранились самые разнообразные товары. Миновав склады с мебелью, телевизорами и строительными товарами, они увидели внизу ярко раскрашенные коробки, свёртки, соски и погремушки. Шустрик отвинтил решётку, и все трое спустились на пол.
      — «Памперсы», — прочитал Шустрик надпись на одной из упаковок. — Ура! Мы у цели.
      — «Клизма резиновая», — прочитал Мурзилка другую надпись.
      — Не знал, что клизмы продаются в игрушечных магазинах.
      — «Скелет человеческий», — прочитал Мямлик. — Мы действительно там, где надо. Какой же карапуз откажется поиграть с человеческим скелетом. Бабушка ложится спать, а вместо дедушки под одеялом...
      — Нет, кажется, это не тот склад, — догадался Мурзилка. — Грелки, склянки, градусники... Это не игрушки! Это аптекарские товары!
      Человечки залезли обратно в трубу и возобновили поиски. Только через час они нашли тот склад, который искали. Гадать на этот раз не пришлось: такого количества игрушек — больших и маленьких, простых и навороченных — не встретишь даже в самом большом универмаге. И не успели они спуститься и осмотреться хорошенько, как за штабелями коробок послышались голоса.
      — Это даже удивительно, господин Праздников, насколько вы стали сговорчивы, — говорил иностранец с ехидной улыбочкой.
      — Где мой сын? — негодующе воскликнул Пётр Иванович.
      — Прежде всего заприте дверь и отдайте мне ключ. А теперь — взгляните сюда...
      Пётр Иванович обернулся и увидел Игоря. Привязанный к стулу, мальчик сидел на пирамиде, составленной из ящиков с ракетами, петардами и бенгальскими огнями. Его рот был снова заклеен липучкой.
      — Стоять!.. Стой где стоишь, папашка. А не то я щёлкну этой простой на вид шариковой ручкой. Кое-где, в одном из этих ящиков, спрятан маленький детонатор и совсем немножко взрывчатки. Один щелчок — и здесь начнётся такое, что чертям станет жарко.
      — Хорошо. Я всё подпишу. Уберите.
      — Ни минуты в этом не сомневался, господин Праздников. Если бы я сейчас попросил вас отрезать себе ухо или палец, вы бы отрезали. Напомню: сделку зафиксирует видеокамера и, если вы попытаетесь впоследствии оспорить подписанные вами документы, адвокаты «Технопупса» предъявят запись, на которой вы... как это по-русски... непринуждённо улыбаетесь и жмёте мне руку. Вы умеете непринуждённо улыбаться, господин Праздников?
      — Покончим с этим быстрее.
      — Умеете или нет?
      — Да.
      — Конечно. В противном случае сделка бы не состоялась.
      Человечки наблюдали за этой сценой, расположившись у ног связанного мальчика. А тот мычал на них и дёргался всем туловищем.
      — Улыбайся или не улыбайся, а склад он всё равно запалит, — сказал Мямлик.
      — Зачем?! — воскликнул Шустрик.
      — Чтобы замести следы.
      — Найти! Детонатор!
      — Не успеем, — сказал Мурзилка. — Они поняли. Сейчас что-то начнётся.
      Собакин достал из кармана замаскированную под спичечный коробок видеокамеру, установил её и настроил.
      — Как это говорится — улыбочка, господин Праздников. Сейчас из объектива вылетит птичка...
      Но птичка не вылетела. В тот момент, когда Собакин начал раскладывать на коробках приготовленные для подписания бумаги, стоявший поблизости большой игрушечный робот вдруг засветился огоньками и загудел. В следующее мгновение он схватил шпиона за руку и начал медленно сжимать её в своей стальной клешне.
      Собакин заорал, выронил ручку-передатчик, выхватил другой рукой пистолет и несколько раз выстрелил. Одна из пуль достигла цели. Огоньки погасли, мотор затих, клешня ослабла.
      — Стоять, — Собакин перевёл дуло пистолета на Петра Ивановича. — Спасибо, что подобрали мою ручку. Давайте, давайте её сюда... Не надо раздумывать, ещё секунда, и я прострелю вам коленную чашечку. Вот так... Теперь начнём всё сначала. Улыбайтесь, улыбайтесь, господин партнёр, вы в кадре.
      И тут опять произошло непредвиденное. Игрушечный самосвал величиной с садовую тележку внезапно сорвался с места и с разгона ударил Собакина сзади под коленки. Тот плюхнулся в кузов и, дрыгая ногами, помчался прямо к небольшому пластмассовому бассейну, предназначенному для запускания корабликов.
      Удар — полёт — и шпион, взметнув водопад брызг, плюхнулся в воду.
      На секунду сделалось тихо, а затем со всех сторон раздался дружный механический смех. Все распакованные игрушки задвигались, заплясали, загалдели, завизжали, захрюкали, заблеяли и запищали на все лады.
      Собакин поднялся и ошалело смотрел по сторонам, гадая, в своём ли он уме. Ручку-передатчик он потерял окончательно, но в правой руке всё ещё крепко сжимал пистолет. Он медленно поднял пистолет и выстрелил в потолок. Посыпались осколки бетона, сделалось тихо.
      — Я не знаю, господин Праздников, — заговорил он, утирая воду с лица, — как вы программируете свои с виду нехитрые игрушки, но если они выкинут ещё что-нибудь в таком роде, я открою стрельбу по ящикам с петардами.
      Собакин вылез из бассейна и, оставляя за собой водяной шлейф, вернулся к разложенным бумагам.
      Но теперь, кажется всё было против него. Сам Пётр Иванович выбил у него пистолет и повалил на пол.
      Сначала они боролись с переменным успехом, но Праздников был всё-таки физически сильнее. Он уложил Собакина на лопатки и принялся душить. Шпион захрипел, выпучил глаза... вытащил из кармана снотворный баллончик — и пустил струю газа прямо в лицо Петра Ивановича. Тот моментально ослаб и лишился чувств.
      Отпихнув от себя тело и поднявшись на ноги, Собакин обратился к мальчику.
      — Что же такое... — проговорил он, тяжело дыша. — Папашка не понимает интеллигентного разговора. Придётся теперь действовать более убедительно. Для начала отрежу у мальчишки кусочек уха. Папашка очнётся, увидит и станет сговорчивей.
      Услышав такое, Игорёк от ужаса одеревенел. Только его расширенные глаза смотрели в одну точку. И на этой точке, находившейся примерно посередине между мальчиком и шпионом, возникли трое.
      Собакин сделал шаг назад и забормотал:
      — Что это... опять... Я предупредил, никаких игрушек...
      — Мы не игрушки, — строго сказал Мурзилка.
      Теперь крошечные фигурки показались Собакину живыми.
      — Что такое... кто это?.. зачем?..
      — Сдавайтесь, вы окружены! — объявил Шустрик.
      — Бред... — выдохнул шпион, достал баллончик и, наклонившись, направил струю газа в человечков.
      Мурзилка в тот же миг брякнулся навзничь. Неподалёку от него высились подошвы ботинок Петра Ивановича Праздникова.
      — У нас теперь сонное царство, — заметил Мямлик. — Остаётся дождаться принца, который начнёт побудку спящих красавиц поцелуями.
      Шустрик шагнул на встречу Собакину.
      — Негодяй! Только попробуй подойти к мальчику! — предупредил он и пустил по мокрому полу электрический разряд.
      Стоявший в луже Собакин задёргался.
      — А , дьявол!! — закричал он. — Кто бы вы ни были — получайте...
      Он вынул из кармана и швырнул об пол шар-технопупс. Шар запрыгал словно теннисный мячик, развернулся и превратился в резинового дракона с гусиной шеей. Голова его была тяжёлым чугунным молотом.
      Человечки растерялись, но только на одно мгновение.
      — А ну, давай со мной! — Мямлик выплюнул жевательную резинку, вышел вперёд и, сгруппировавшись, принял боксёрскую стойку вполоборота.
      Дракон презрительно зашипел, размахнулся и шарахнул по нему молотом.
      Если бы на месте Мямлика находилась, допустим, стальная гайка, молот сплющил бы её, словно кусок пластилина. Однако с Мямликом ровным счётом ничего не случилось — как будто по резиновому мячику ударили деревянной колотушкой.
      Отброшенный назад, дракон сел на хвост и ошалело уставился на противника. Переминаясь с ноги на ногу, Мямлик поменял левостороннюю боксёрскую стойку на правостороннюю. Он был готов ко второму раунду.
      Дракон вскочил на ноги, издал яростный рёв и попытался припечатать противника очередью отбойного молотка.
      На этот раз Мямлик оказался податливым и сильно сплющился — не то чтобы в блин, но во что-то по форме напоминающее хоккейную шайбу.
      Дракон-молот собрал все свои силы и, размахнувшись взахлёст, ударил так, что земля вздрогнула.
      Но Мямлик его обманул. Притворившись до этого мягким, он в момент удара сделался таким твёрдым, что чугунная голова молота раскололась пополам. Технопупс издал свой последний в жизни пронзительный механический вопль — и свернулся обратно в шар. Но этот шар был гораздо меньше прежнего и по форме напоминал высохший лимон.
      На этом не кончилось.
      Из-за того, что Мямлик усилием воли понизил свою температуру до чёрт знает какого минусового градуса, мокрый пол в одно мгновение обледенел, и Собакин вмёрз ботинками в лужу.
      Выкрикнув проклятие, он вынул из кармана и швырнул об лёд своего второго технопупса.
      Шар запрыгал, развернулся и превратился в стального дракона, глаза которого были двумя лазерными пушками.
      — Теперь я! — вызвался Шустрик и загородил собою приятеля.
      Приготовляясь к чему-то задуманному, Шустрик вынул из своего ящичка «бардачка» бархатку, зажал её между стальных ладоней и в две секунды отшлифовал обе поверхности.
      Грозно поводив головой-башней по сторонам, дракон навёл прицел и ударил в человечка разом из обеих пушек. Шустрик заслонился ладонями. Два огненных луча, отразившись от зеркальных поверхностей, вернулись обратно.
      Раздался взрыв.
      Железный дракон с лазерными пушками разлетелся на тысячу кусков.
      Когда дым рассеялся, Собакина на складе уже не было. Только в оттаявшей луже стояли его пустые ботинки. Позднее неподалёку нашли отверстие канализационного люка с неплотно задвинутой крышкой. Скорее всего, шпион заранее продумал способ бегства.
      Проснувшийся Пётр Иванович бросился развязывать своего мальчика. Игорёк, который видел всё от начала и до конца, ещё долго не мог ничего произнести. А когда наконец разомкнул губы, сказал:
      — Му... Му-у...
      — Что же ты опять мычишь? — встревожился папа.
      — Му-урзилка. Ты видел?..
      — Какой ещё Мурзилка? Это у тебя шок, наверное. Этот негодяй, этот шпион, прямо здесь гранату взорвал. Хорошо ещё, что никого не задело осколками.
      Игорёк только рукой махнул — взрослые всё равно не поверят. А волшебных человечков давно и след простыл.
     
     
      Глава десятая
      БОЧКА ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ
     
      Шпион Собакин скрылся через канализацию. Он долго брёл по колено в стоке, то и дело проваливаясь в выбоины, падая и отплёвываясь. Выбравшись наружу где-то на окраине, он вышел на обочину шоссе и попытался остановить машину. Времени не было: через сорок минут от станции «Погрузочная» отходил состав с радиоактивными отходами, направляющийся за границу. В одном из вагонов для него была зарезервирована специально подготовленная пустая бочка.
      Время шло, но никто не хотел останавливаться перед подозрительным гражданином, с которого ручьями стекала грязь. Попытка втиснуться в автобус привела к тому, что стоявшая на подножке дама ткнула его зонтиком, два не выколов глаз, а дядя, которому он испачкал новые брюки, лягнул его ногою в живот. После этого двери захлопнулись, и скрючившийся от боли Собакин остался на обочине.
      Рассвирепев окончательно, он вышел на проезжую часть, выхватил пистолет и заставил тормознуть совершенно новенький, словно игрушечный, «Фольксваген» с иностранными номерами. В машине была немолодая пара добропорядочных немецких туристов. Собакин этого не заметил и продолжал говорить на ломанном русском. Угрожая пистолетом, он заорал:
      — Железнодорожная станция «Погрузочная»! Живо!! Сидевшая за рулём дама не поняла и посмотрела на мужа, который держал в руках развёрнутую карту. Собакин выхватил карту и ткнул пальцем в точку назначения. Теперь можно было ориентироваться по грязному отпечатку. Машина рывками тронулась с места. Ехали не очень быстро и не очень прямо. Купание в канализации не прошло даром. Запах, который распространял вокруг себя террорист, был столь крепок, что дама то и дело закатывала глаза и теряла сознание. В такие минуты машина теряла управление.
      Наконец они подъехали к станции.
      Собакин выскочил из машины и бросился вдогонку тронувшемуся с места составу. В прыжке он уцепился за буфер последнего вагона, повис, подтянулся и вскарабкался на крышу.
      Когда поезд скрылся из виду, сидевшая за рулём дама сказала по-немецки:
      — Ганс, дорогой, я тебя умоляю, поедем в Швейцарию к фройлен Кюрхен. И сними поскорее чехол с этого сидения.
      — Ох уж эти русские... — покачал головой Ганс.
     
      Собакин пробрался в нужный вагон и залез в одну из стальных бочек с надписями: «ОСТОРОЖНО! РАДИОАКТИВНЫЕ ОТХОДЫ!». В стенках было насверлено множество мелких дырочек для дыхания, а крышка надёжно запиралась изнутри. На дне Собакин обнаружил флягу с водой, питательные таблетки и большую упаковку памперсов. Четверо суток пути ему предстояло провести безвылазно в этой бочке...
     
      * * *
     
      Поскольку ни господин Праздников, ни его сын Игорёк, не смогли дать милиции вразумительных показаний, дело о похищении ребёнка заводить не стали. Пётр Иванович сам не видел схватки волшебных человечков с технопупсами, а рассказу сына доверял не так чтобы очень...
      Игорёк не только всё видел. Тогда, на складе, от испуга он вспомнил про Барсика... Но разбирательство по этому вопросу долго откладывал: он боялся, что кот его снова загипнотизирует. Глядя на мальчика, проницательный Барсик сам всё понял.
      — Знаешь?.. — мурлыкнул он как-то раз, после долгой молчаливой паузы.
      — Угу, — признался Игорёк.
      — Хочешь, сейчас забудешь?
      — Не хочу.
      — А, может, всё-таки хочешь? — нахально настаивал котяра.
      — Не надо, я никому не скажу.
      — А ты скажи, попробуй.
      — Меня за сумасшедшего примут.
      — Соображаешь.
      — Значит, договорились? — Игорёк осторожно скосил глаза на Барсика.
      — Ещё посмотрим.
      На этом разговор закончился.
      Что там у них дальше было, нам не известно. А известно другое. Заметив, что после похищения отец сделался ласковее и покладистее, Игорёк подъехал к нему с просьбой купить мотороллер.
      Тот самый, который ему даже снился.
      Но Пётр Иванович был человеком до конца принципиальным. Он сказал:
      — Мотороллера мне не жалко. Мне вообще ничего не жалко, тем более, для родного сына. Но те вещи, которые легко достаются, портят и развращают. Ты должен сам заработать себе эти деньги. Приходи после школы и по выходным помогать в магазине — работа всегда найдётся. Зарплату тебе будут начислять как положено и выдадут на руки по первому требованию. На эти честно заработанные деньги ты купишь то, что захочешь.
      В этот момент Игорю показалось, что Барсик, который слышал весь этот разговор, презрительно хмыкнул — ему-то всё по определению даром доставалось. Но, как бы там ни было, в начале апреля Игорёк выехал во двор на новеньком мотороллере. Поняв, как нелегко зарабатывать, он и учиться стал гораздо лучше. Про Барсика и волшебных человечков он всё помнит. Только рассказать некому: всё равно не поверят.
      Силами волшебного Департамента на все источники телесигналов поставили особые фильтры. Чтобы никакие вредоносные волны не могли попасть в квартиры через телевизоры. Только если смотреть всё, что попало, можно повредиться умом и без сигналов. А кому что смотреть, что читать и во что играть — мы здесь не указ. Это пусть каждый выбирает для себя сам. Если читаешь эту книжку, наверное, уже и сам не маленький.
      Очередной номер «Книжной правды» вышел без привычного мурзилкиного расследования. Потому что итоги последнего дела подводить было ещё рано. Дело-то, как выяснилось, было ещё не закрыто.
     
     
     
     
      Дело № 6. Конец шпиона Собакина
     
     
      Глава первая
      ОСУЩЕСТВИТЬ ДИВЕРСИЮ
     
      — Вы обманули моё доверие, мистер Додж.
      Опустив глаза, Собакин молчал. Он опять сидел в дальнем конце совещательного стола владельца фирмы «Технопупс» Хиромото Мисимы. Только спустя неделю после возвращения из России шпион осмелился показаться на глаза своему могущественному заказчику.
      — Вы, ничтожный червь, поставили под угрозу мой грандиозный план!
      — Не совсем так, Хиромото сан, — осмелился заметить Додж.
      — Ваши мультсериалы крутят каждый день, в лучшее время.
      — Чушь! Кто-то убрал из картинок секретный код. Смотреть без кода — всё равно как жевать попкорн. Разве я обещал кормить попкорном малолетних идиотов? Разве в этом моя величайшая миссия, вы, мистер ослиная задница?!
      Собакин молчал, ковыряя под ногтями серебряным выкидным ножичком.
      — Я хочу, чтобы вы уничтожили этот город, — произнёс Мисима.
      Додж подумал, что теперь самое время исчезнуть. Изменить имя, внешность и поселиться на каком-нибудь атолле, вдали от цивилизации. По крайней мере, у него будет шанс дотянуть до старости...
      — Наверное, вы сейчас подумали, что самое время закрыть бизнес и смотаться? Не так ли, мистер Додж? На всякий случай предупреждаю: скрыться от меня невозможно. Мои ребята найдут вас даже в аду. И, я клянусь вам, тогда и чертям станет жарко!
      — Зачем вы нанимаете меня, если ваши ребята могут всё?
      — Да, они хороши в деле. В лесу или в горах они уложат дивизию морских пехотинцев. Они могли бы захватить форт Нокс, но ни один из них не сумеет подкупить консьержку, чтобы порыться в карманах чужих брюк. Однако, может быть, я выразился слишком резко и не совсем правильно. Я не собираюсь уничтожать город; я только хочу наказать за непокорность его жителей. Капли этого препарата, — Мисима вынул из кармана аптечный пузырёк, — достаточно, чтобы заразить дизентерией миллион жителей. Я хочу, чтобы вы пустили эту заразу в водопровод мистер Додж. Двадцать миллионов долларов в случае успеха... И мучительная смерть в случае провала.
      Мисима толкнул пузырёк, который, проехав через весь стол, замер у самых кончиков пальцев шпиона.
      — С этой минуты вы снова у меня на службе. Желаете вы того или нет.
      Собакин сунул склянку в карман, поднялся и, не попрощавшись, вышел.
      Техно сан повернулся к северному окну, открывавшему панораму города.
      — И вот ещё что, мистер Додж. Теперь я не доверяю вам даже за двадцать миллионов...
      Он обернулся и отрывисто выкрикнул:
      — Такеши! Куроудо!
      В центре помещения материализовались два воина, одетые во всё чёрное. Ещё год назад их было трое, но один из братьев погиб, выполняя задание в Китае. Эти двое стоили целой армии.
      — Хотите отомстить за брата? — Мисима ударил по самой больной точке. — Я назову имя убийцы. Дам всё что нужно: деньги, документы, прикрытие. Но прежде — проследите за человеком, который отсюда вышел. Не таитесь от него. Он должен знать, что бежать бесполезно, что вы всегда будете рядом.
      Ниндзи поклонились и, отступив, исчезли.
     
     
      Глава вторая
      ПРИБЫТИЕ И СБОР ИНФОРМАЦИИ
     
      На этот раз Собакин прибыл в Россию как респектабельный американский турист. В его загранпаспорте значилась фамилия Додж, однако шпионскую работу в Москве он собирался вести по всё ещё не засвеченным, как он надеялся, документам на имя Феопента Акакиевича Собакина.
      К выполнению этого нового задания Додж не испытывал ни малейшего энтузиазма. Его даже не прельщали двадцать миллионов долларов, обещанные в случае успеха. Если такое вообще можно назвать успехом. По правде говоря, его натура была мелковата для столь масштабного злодеяния. С лёгкостью он мог бы отравить одного или даже нескольких человек, но десять миллионов...
      Ещё в Шереметьеве Додж заметил, что Мисима приставил к нему двух своих соглядатаев. Парочка закутанных во всё чёрное суперниндзь следила за ним через зеркальное отражение стенки буфета. Буфетчик требовал от них сделать какой-нибудь заказ, и многие оборачивались. Опустив глаза, суперниндзи упрямо молчали. Во-первых, потому что им вообще было запрещено с кем бы то ни было разговаривать; во-вторых, они ни слова не понимали по-русски.
      Едва чемодан появился на вращающемся круге. Собакин схватил его, отошёл в сторону и проверил сохранность содержимого.
     
      Пузырёк с отравой, спрятанный в пустом корпусе электробритвы, оказался нетронутым.
      Потом он сел в такси и попросил отвезти его в гостиницу. Не самую лучшую. Чтобы не привлекать внимания. И номер тоже выбрал без особых излишеств. Ниндзи, не отстававшие от него ни на шаг, заняли номер через стенку. Этот номер тоже оказался одноместный, ещё более дешёвый, тесный и совсем без удобств. Заперев за собой дверь, ниндзи тут же провертели дырку в стене, чтобы непрерывно, денно и нощно, подглядывать за объектом.
      Но Собакин был тёртый калач — в таких делах, как подглядывание и подслушивание, ниндзи ему в подмётки не годились. В проверченную ими дырку он вставил карандаш и дал по нему хорошего щелчка. За перегородкой раздался вопль и проклятия на японском языке. С этого момента за Собакиным следили уже не четыре, а три внимательных глаза, а на физиономии одного из ниндзь появилась чёрная пиратская повязка.
      Однако, пора было браться за работу. Для того, чтобы осуществить диверсию, шпиону была необходима схема Центральной очистительной станции. Именно туда, в главный отстойник, Собакин намеревался выпустить отраву.
      Расположившись у телефонного аппарата и вкладывая в свой голос весь запас обаяния, Собакин принялся наводить мосты с нужными людьми. Он знал, что к финнам и прибалтам русские относятся хорошо, по-доброму, и даже рассказывают про них анекдоты. Поэтому шпион решил представляться финским предпринимателем, производящим у себя в Финляндии водоочистные фильтры. Свою некомпетентность в данной области он рассчитывал при необходимости скрыть плохим знанием русского языка.
      Нужными людьми Собакин называл прежде всего сотрудников предприятия «Московский водопровод». Узнав номера телефонов через справочное и разговорив девушку из бухгалтерии, шпион выведал координаты главного инженера. Теперь нужно было найти к нему правильный подход, узнать его интересы и его слабости, не повторяя предыдущих ошибок. Он набрал номер и растянул губы в дежурной улыбке.
      — Алло! — сказал он, после того как откликнулись на другом конце провода. — Буть-те любезны Ивана Ильича Водопьянова к труп-почке, пожа-луйста...
      — Его нет, — ответил кто-то довольно хмуро.
      — А буть-те любезны, с кем я говорю?
      — Вечером звоните.
      — Передайте, что звонил господин Хокконен из Финляндии.
      — Угу.
      В трубке засигналили короткие гудки.
      — Сынок подросток, — отметил для себя Собакин. — Переломный возраст. Легко податливый материал, если найти правильный подход...
     
     
      Глава третья
      ВРОДЕ КУРЬЕРА...
     
      Как сразу догадался шпион Собакин, ученик девятого класса Гога Водопьянов был ещё тот фрукт. Успеваемость он едва тянул на троечку, планов на будущее у него не было. Иван Ильич всё время что-нибудь изобретал и уделял совсем мало внимания воспитанию своего сына. Стены одной из комнат, которую он оборудовал под слесарную мастерскую, были увешаны свидетельствами на изобретения всевозможных водяных клапанов, счётчиков и механизмов сливного бачка. У мамы давно была другая семья, поэтому Гога и его отец жили так, как хотели. Иван Ильич успокаивал себя мыслью, что сын уже почти взрослый.
      А сын тем временем рос лентяем и оболтусом. Главной проблемой для Гоги, особенно с тех пор, как он начал прогуливать уроки, была проблема как убить время. Преступление, которое, по недостатку знаний и воображения, иные считают ненаказуемым. Утром Гога ходил в кино, днём спал, вечером тусовался в клубе, ночью часами просиживал у компьютера. Главной его проблемой была катастрофическая нехватка денег на карманные расходы.
      В этот день, вернее, уже вечер, к Гоге забежал Боря Кроликов. Если Гога был мальчиком высоким, худым и слегка заторможенным, то его приятель был толстеньким, коренастым и подвижным.
      — Прячемся от реальности? — сказал Кролик.
      — Ещё не известно, где реальность... — отозвался Гога, не переставая резаться в стрелялку с компьютерными врагами.
      — Иногда бывает полезно оглядеться по сторонам.
      — Чего я там не видел.
      — Денег хочешь?
      — Допустим.
      — Есть работа, одно удовольствие. Сядешь на велосипед и отвезёшь пакет куда скажут.
      — Наркотики, что ли?
      — Не знаю. И тебе знать не советую. С того, который не знает, и спросу нет.
      — Нет, не хочу.
      — Сидеть у отца на шее не надоело? Я кому попало не предлагаю. Появилась вакансия, срочно человек нужен.
      — Ладно, ладно, я подумаю, не мешай...
      — Подумай, я ещё завтра к тебе зайду.
     
     
      Глава четвёртая
      ВСТРЕЧА С СОСТОЯТЕЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ
     
      Вечером Гога поинтересовался у своего отца:
      — Папа, ты во сколько лет начал зарабатывать?
      — В седьмом.. или в восьмом классе. Разносил телеграммы по квартирам. Десять копеек за адрес, до сих пор помню.
      — Тяжело было?
      — Нет, не очень тяжело, я на велосипеде гонял.
      — Неужели так мало — десять копеек?
      — Десять копеек буханка хлеба стоила, или кило картошки, или пирожок с мясом, или литр кваса...
      — Сколько же литров кваса ты мог за вечер заработать?
      — Двадцать, тридцать, а то и пятьдесят. А вот рекорд был — девяносто.
      — Я тоже хочу пойти работать.
      — Ничего кроме пользы. Кем работать?
      — Может быть, курьером.
      — Хорошо, если получится. Я тут, знаешь ли, один станочек присмотрел — маленький но дорогой, точный. Если будешь сам себе что-то зарабатывать, смогу купить.
      — Покупай, папа, не сомневайся. Завтра же пойду работать.
     
      Утром следующего дня Гога отправился в школу. Не так, чтобы очень рано, — ко второму уроку. Выходя из парадной он столкнулся со специально поджидавшим там его Собакиным.
      — О! Простите! Извините! — расшаркался иностранец, ломая язык на финский манер. — Но... какая обида! У фас совершенно разорвалась руба-шечка!..
      Собакин нарочно порвал мальчику рубашку: ноготь его мизинца был остро отточен и покрыт сверхпрочным веществом. В случае необходимости он мог не только рвать одежду: изнутри, под плёнкой лака, находилась щепотка яда. Стоило только повредить эту плёнку, и малейшая царапина, сделанная этим ногтём, могла быть для человека или для животного смертельной.
      Гога хмуро оглядел разорванную рубашку.
      — Вот, возьми-те, — иностранец зашуршал купюрами в толстом бумажнике и протянул мальчику двадцать долларов. — Это есть маленькое компенсирование вашего ущерба. Прошу вас, не отказывайте, я очень, очень состоятельный человек.
      — Я не отказываюсь, — пробормотал Гога, запихивая деньги в карман.
      Он повернул обратно в парадную, чтобы зайти домой и переодеться.
      Иностранец зашёл за ним следом и оказался с мальчиком в одном лифте.
      — Девятый, — сказал Гога.
      — Та! Тевятый. Я тоже.
      — Так это вы вчера звонили?
      — Та! Это я! Хокконен, «Голубая вода»!
      — Папа на работе.
      — Тогда... Вы не позволите мне сейчас воспользоваться вашим домашним телефоном? В моём, как особенно, села батарейка...
      — Пользуйтесь.
      Они зашли в квартиру.
      Через окно парадной дома напротив за ними пристально следили двое в чёрном — бесшумные и безжалостные суперниндзи.
     
     
      Глава пятая
      ОЧАРОВАТЬ, СОБЛАЗНИТЬ, ЗАПУДРИТЬ
     
      Собакин позвонил в свой собственный гостиничный номер и, никого там, естественно, не застав, быстро и внимательно осмотрел квартиру инженера. По обстановке, в особенности той комнаты, которую Иван Ильич оборудовал себе под мастерскую, он понял, что хозяин по своей натуре, скорее всего, чудаковатый изобретатель, и его вряд ли можно подкупить деньгами. Другое дело — его великовозрастный оболтус. Красотка в купальнике на полстены... За пачку зелёных долларов или за лживые девчоночьи глазки... Стоп. — Собакин замер и щёлкнул пальцами. — Сюда необходимо выписать красотку Сью. Русская девчонка, живёт в Америке лет восемь. Похоже, парень не избалован вниманием такого рода. Эта Сью, или как там её, Люся, по прозвищу Ехидна вила верёвки из очень, очень крепких ребят своего неблагополучного квартала...
      — Вы тут ещё? Господин...
      — Хокконен. Всегда к вашим услугам, молодой человек.
      — Может, хотите что-нибудь купить? Сувенир?
      — Нет... То есть, да, конечно, продайте мне что-нибудь.
      — Один секунд.
      Гога вошёл в комнату и начал хлопать дверцами шкафа, а Собакин заговорил с ним из прихожей:
      — Знаете, на днях сюда приедет одна моя племянница — из Амэр-рики. Она русская, из Петерс-Бурга, в Амэр-рике она учится. Здесь, на родине у неё совсем никого нет. Могли бы вы с ней погулять, показать Москву?
      — Симпатичная?
      — О, та, та, очень симпатичная. Совсем чуть-чуть, годов на десять, старше вас. Все расходы я, разумеется, беру на себя.
      Не стесняйтесь в расходах, пусть девочка отдохнёт от напряжённой учёбы в этом... юнивёситэт. Вы согласен?
      — Можно. А что вы сказали насчёт расходов?..
      — О! Не сомневайтесь. Для полноценного отдыха моей двоюродной племянницы из Соединенных Штатов Амэр-рики мне ничего не жалко!
      — Окей, замётано. Только вы теперь уже больше ни с кем не договаривайтесь.
      И, продав иностранцу за двадцать долларов пустую треснутую матрёшку, Гога выпроводил его за дверь.
      «Вот лопух, — сказал он, оставшись один и пересчитывая свалившуюся ни за что кучу денег. — Ещё и девчонку предлагает... лет на десять старше».
     
      Выйдя на улицу, Собакин бросил матрёшку в помойный бак, сел на лавочку и, не откладывая на потом, позвонил в Сан-Франциско.
      Не успел он сказать «алло» и представиться, как с другой стороны земного шара на него обрушился поток нецензурной брани из смеси русского, английского и испанского языков.
      — Офицер Лоу, налоговая инспекция штата, — сказал Додж, воспользовавшись паузой, во время которой Сью набирала воздух в лёгкие.
      — Что?.. — пролепетала она. — Что вы сказали?.. Простите, я приняла вас за Диего, одного, знаете ли, придурка из нашего квартала. А что вы, собственно имеете против моих правильных налогов, офицер? Если не возражаете, мы могли бы встретиться и спокойно обсудить...
      — Стоп! — перебил её Додж. — Помолчи, Сью, хотя бы секунду. Я просто пошутил.
      — А, это вы, мистер Додж. Не скажу, что я очень рада вас слышать. С таким омерзительным скрягой как вы, в жизни не приходилось иметь дела.
      — Погоди, не бросай трубку. Заплачу всё, что обещал в прошлый раз, и дам вперёд ещё пятьдесят тысяч.
      Люся-Сью мгновенно сбавила обороты.
      — Пожалуйста, мистер Додж, повторите самые последние четыре слова.
      — Авансом. Пятьдесят. Тысяч.
      — Ага, теперь определённо расслышала. А что надо сделать? Убить президента?
      — Ерунда, честное слово, просто отдохнёшь и получишь удовольствие. Знаешь, я ведь сейчас в России, в Москве. Хочу, чтобы ты завтра сюда приехала.
      На этот раз в трубке промолчали.
      — Эй! Алло! Такое дело, Сью, или как тебя там... Люся! Всегото и дел, что запудрить мозги одному мальчишке.
      — Очаруй его своим обаянием, Сеймур.
      — Ладно-ладно, не набивай цену, красотка. Мальчишка лопух, секс видел только в своём долбанном компьютере. Или ты вылетаешь, или пятьдесят тысяч раз проклянёшь свою глупость и нерасторопность.
      — Хорошо.
      — Запомни, ты моя двоюродная племянница, студентка университета.
     
      — А сам-то ты кто?
      — Ах, да. Я — Хокконен, предприниматель из Финляндии. Фирма «Голубая вода».
      — Как всё запутано. Ладно, папочка, как только к моему счёту, который в данную минуту составляет четырнадцать долларов и пятьдесят центов, прибавится пятьдесят тысяч, я в то же мгновение помчусь к тебе на крыльях дочерней любви.
      — Племянница, Сью, чёрт бы тебя побрал, племянница!
      — О’кей, племянница.
      — И никакого дурацкого багажа.
      Сью-Люся чмокнула в трубку и дала отбой.
     
      * * *
     
      После школы к Гоге забежал Боря Кроликов.
      — Подумал? Согласен? — сказал он с порога.
      — Ты только за этим поднимался? Я уже и так заработал.
      — Ну ты живо-отное... — негодующе замычал Кролик. — Я ведь сказал, что горит. Человек нужен сегодня вечером.
      — Мог бы позвонить.
      — Нельзя по телефону.
      Гога на минуту задумался. Деньги уплывут так же легко, как приплыли, по большому счёту они ничего не меняют. Работа ему нужна до зарезу.
      — А сколько, ты говорил, платить будут?..
      — Первый месяц двадцать, потом — тридцать уе за одну смену.
     
      — За одну смену? А это со скольки до скольки?
      — С одиннадцати... и как получится. Как обернёшься. У тебя велосипед на ходу?
      — Да... Сегодня смажу и накачаю. А деньги как платят — каждый день? Сразу?
      — Сразу, сразу. Быстрее соображай.
      — Уговорил, рискну. Сколько литров кваса можно купить за двадцать уе?
      — Чего?..
      — Так, ничего, это я про своё... Рассказывай.
     
     
      Глава шестая
      МЁРТВЫЕ ДЕТИ НЕ РАБОТАЮТ
     
      Вечером Гога по условному звонку выбежал из дома. Кролик ждал его у парадной, сидя в машине такси. Молча они доехали до нужного места.
      Постояли, подождали несколько минут, когда пробьёт ровно одиннадцать.
      Поднялись, встали у двери.
      Дверь сама защёлкала и отворилась. Очевидно, их ждали и наблюдали за ними через окно. Они скользнули в тёмную прихожую, и Гога, по подсказке, бесшумно закрыл дверь, придерживая собачку замка. Завтра он должен будет делать всё сам.
      Зажёгся свет. Перед ними стояла очень немолодая женщина в цветистом халате. Гога уже знал, что эту женщину зовут «товарищ Крупская», и что произносить это странное прозвище в её присутствии не следует. В зубах у товарища Крупской торчала дымящаяся папироса.
      — Здрасьте... — прошептал Гога.
      — Этот? — сказала женщина, разглядывая Гогу, словно это был не мальчик, а меховой воротник в комиссионном магазине. Голос у неё был низкий и надтреснутый.
      — Этот, этот, — подтвердил Кролик. — Гога зовут, Георгий.
      — Нинель, — представилась женщина. — Работать ума хватит? Имей в виду, мёртвые дети у нас не работают. Мёртвые — они в гробах лежат. Понял?
      Гога снова сказал «понял», но от того, что он не понял и от волнения у него задрожали коленки.
      — Ладно, не дрейфь, — пихнул его локтём Кролик. — Скоро привыкнешь.
      Прикурив потухшую папиросу, товарищ Крупская сказала:
      — Вон, видишь телефон на той стороне улицы? Набери номер и жди, когда в окне мигнёт свет. После этого заходи. Повтори.
      Гога повторил, затвердил номер телефона, рассовал пакеты по специально нашитым карманам, и они с Кроликом вышли на улицу.
      — Что это она... про мёртвых говорила? — спросил Гога. — Умер кто-нибудь?
      — Тот, который до тебя здесь работал. Его мёртвым в лесу нашли.
      — Уб-били?..
      — Нет, не убили. Так, грибами отравился.
      — Он что же, сырые грибы кушал?..
      — А кто его знает. В последнее время совсем соображать перестал. Так что ты тоже — с этим делом поосторожней.
      — Что значит — тоже?..
      — Головой соображай, вот что значит. Сам всё поймёшь со временем.
     
      Потом они ходили вдвоём по клубам и дискотекам, и Кролик знакомил Гогу с продавцами. Те принимали товар и отдавали вчерашнюю выручку. Потом они вернулись товарищу Крупской, сдали выручку и получили за работу двадцать евро. Десятку Кролик оставил себе, другую торжественно вручил Гоге:
      — Вот твоя первая честно заработанная десятка. Завтра пойдёшь один, получишь, соответственно, все двадцать. И это богатство — за пару часов прогулки по красивому ночному городу. На велосипеде ещё быстрей управишься.
      Кролик подвёз Гогу на такси, и тот через дворы поплёлся к себе. В кулаке он сжимал первую в жизни заработанную десятку, но радости не чувствовал. Из головы не выходил другой мальчик, который работал курьером до него и которого нашли мёртвым в лесу.
     
      Чтобы унять страх и угрызения совести, Гога дал себе слово хорошо учиться. Но одного слова оказалось мало: на уроках он больше клевал носом, чем слушал объяснения учителя. Вернувшись домой, прилёг на диван и сразу заснул.
      Вечером он достал с антресолей велосипед, и отец в два счёта привёл его в порядок.
      — Самолёт! — сказал он, хлопнув ладонью по сидению. — А что за работа? Почему так поздно?
      — Забрать выручку в торговых палатках и отвезти хозяину. Так говорить его Кролик научил. Наверное, все так говорили.
      — Солидно, — одобрил отец, — не телеграммы разносить. Самый настоящий инкассатор. Смотри, будь осторожен на проезжей части. И с деньгами повнимательнее.
      — Хорошо...
     
     
      Глава седьмая
      ЧТО ОСТА ЛОСЬ ЗА КАДРОМ
     
      Такеши и Куроудо, суперниндзи, посланные Мисимой для слежки за Собакиным, чувствовали себя в Москве, выражаясь помягче, не очень комфортно. Их экзотическая внешность привлекала внимание прохожих, собак и милиционеров. В транспорте к ним под одежду тянулись руки карманных воришек, контролёры требовали штраф за безбилетный проезд. Ночью к ним в номер ломились подвыпившие кавказцы, которые приняли их за одиноких женщин востока.
      Не взирая на все эти досадные трудности, ниндзи занимались своим делом. Они видели, что Собакин завёл знакомство с сыном главного инженера предприятия «Московский водопровод», и принялись следить за мальчиком. Вскоре они узнали следующее.
      После школы Гога приходил домой и до вечера спал. Потом делал уроки, а около одиннадцати садился на велосипед и катался по городу, заходя в разные увеселительные заведения. До этого он заходил к пожилой даме, которую, как следовало из базы данных, звали Нинель Ильинична Крупенина. В прежнее время она работала в горкоме комсомола, заместителем первого секретаря по идеологии, и ещё тогда получила прозвище «товарищ Крупская». Гога объезжал десяток-другой тусовочных мест — дискотек и клубов — и снова заходил к пожилой даме. Часа в три он возвращался домой и ложился спать. А утром уходил в школу... и всё сначала.
      Что очень важно, помимо Гоги к товарищу Крупской частенько заходили крепкие молодые люди китайской внешности.
      Из этой информации, полученной в результате подглядывания и подслушивания, бега по крышам и проводам над ночной Москвой, взлётами и фантастическими прыжками через улицы на сверхпрочных нитях, ниндзи пришли к тому выводу, что Гога работает на китайскую разведку.
      Ещё один эпизод утвердил их в этом: однажды Гога залез в дорогую машину с затемнёнными стёклами и нигде не зафиксированными номерными знаками и провёл там с неизвестными около часа.
     
      Машина с затемнёнными стёклами принадлежала секретному отделу СМЕРШ Российской контрразведки.
      От анонимного источника в отдел поступила информация о прибытии в Москву диверсанта-отравителя. Майор Алмазов, которому было поручено это дело, побеседовал с инженером Водопьяновым, и тот рассказал про назойливого иностранца из несуществующей фирмы «Голубая вода». Установить тот факт, что иностранец является ни кем иным как шпионом Собакиным, было несложно.
      Гога возвращался из школы, когда с ним поравнялась эта машина. Двое мужчин подхватили его под руки и, не успел он пикнуть, затолкали на заднее сидение. Его стиснули его с двух сторон, дверца захлопнулась, и стало тихо.
      — Простите, Георгий Иванович, что мы вынуждены вас побеспокоить столь бесцеремонно, — заговорил, не оборачиваясь, мужчина, сидевший спереди. — Однако существуют дела, связанные с государственной безопасностью, которые вынуждают нас поступиться некоторыми условностями. В конечном счёте вы убедитесь, что всё делается для вашего и общественного блага.
      Гога сильно перетрусил: он подумал, что его уже арестовали за наркотики.
      — А при чём тут... г-государственная безопасность? — пролепетал он, заикаясь.
      — При том, что здоровье нации и есть одна из главных составляющая безопасности государства. С этим вы не будете спорить?
      Кто же будет спорить с таким утверждением. Гога с перепугу всё ещё не знал, что делать: как можно быстрее сознаваться или наоборот, от всего отказываться.
      — И что... теперь будет?.. — выговорил он, с трудом ворочая ставшим вдруг сухим, как еловая шишка, языком.
      — Успокойтесь, выпейте воды.
      У того, который сидел справа, в руке оказался гранёный графин с водой, а у того, который слева — стакан. Двумя солидными бульками стакан наполнился, Гога обхватил его двумя руками и, лязгая зубами о край, выпил до дна.
      — Я... я сам хотел во всём признаться, — заговорил он торопливо. — Сам, понимаете? Я только не знал, куда идти, к кому это самое, надо обращаться...
      — А идти никуда не надо, — сказал Алмазов. — Мы сами уже здесь.
     
      — Да! Помогите мне, помогите, я запутался... Я всё скажу, всё сделаю!..
      — Сколько вам заплатили? — голос Алмазова сделался суровым.
      — Мне? Десять... то есть, это на двоих, а сегодня уже двадцать обещали. Но я сдам, я не тратил, они дома...
      — Итого, тридцать тысяч долларов. Цена здоровья, а может быть и жизни миллионов москвичей...
      — Нет, не долларов, не тысяч, просто рублей, то есть, евро...
      — Кто ваш сообщник?
      — Кролик. То есть, Боря Кроликов. Ещё эта, товарищ Крупский... то есть... товарищ Ленин... то есть... Я лучше напишу... всё напишу, как было.
      Из спинки переднего сидения откинулся столик с приготовленной бумагой. У товарища с левой стороны в руках оказалась бронзовая чернильница, у товарища справа — гранёный карандаш с надетым на его конец металлическим пером.
      — Вот вам бумага и ручка. Пишите.
     
      Вечером Алмазов явился на доклад к генералу Орлову. Выслушав обстоятельства возникшей путаницы, генерал не удержался от улыбки и распорядился так:
      — В отдел по борьбе с наркотиками его не отдавайте. Поскольку эти два дела непосредственно пересекаются, закройте оба. Мальчишку губить не стоит — совершенно очевидно, его втянули. Будет искупать вину агентурной работой. Выдайте ему микрокамеру, пусть записывает все контакты — как по линии Доджа, так и по линии наркотиков.
      — Отличная мысль, товарищ генерал, — кивнул Алмазов.
      — Вопросы есть?
      — Мальчишка спрашивал, куда сдавать заработанные деньги.
      — Пусть оставит, — добродушно махнул рукой генерал. — Парень живёт без матери, деньги в семье пригодятся. Распорядитесь списать как накладные расходы.
      — Отличная мысль, товарищ генерал. Разрешите идти?
      — С Богом.
     
      Всем происходящим в его жизни за последние дни и часы Гога был в буквальном смысле ошарашен. Никогда ещё на него не обрушивались события такого масштаба — и наркомафия, и шпионаж, и агентурная работа — всё в одну кучу. А ещё завтра прилетала так называемая племянница. С перепугу Гога вдруг стал хорошо учиться. В дневнике у него появились первые за много лет пятёрки, гордые и красивые. А до этого последнюю пятёрку он, видел у себя в дневнике, кажется, в шестом или седьмом классе — не то по рисованию, не то по пению...
      Получив от Алмазова шпионскую микрокамеру, Гога ощутил собственную значимость. Не в какой-нибудь виртуальной игре, а в самой что ни на есть настоящей жизни.
      Камера оказалась не такая уж микроскопическая; в сигаретной пачке она занимала половину нагрудного кармана джинсовой рубашки. Объективчик скрывался в пуговице, пришитой к клапану кармана. Гога застёгивал карман, и камера включалась, начиная записывать звук и изображение.
     
      Но куда же подевались книжные человечки?! — возмущённо скажет проницательный читатель, добравшись уже почти до середины этой истории. — Неужели они ничего не знают о приезде Собакина и его замыслах?..
      И он будет прав. В этом деле мы уделили им гораздо меньше внимания, чем они того заслуживали. Вот вкратце как было дело.
      В сказочном Департаменте всё знали и об угрозе отравления московского водопровода сообщили в редакцию «Книжной правды». Редактор немедленно вызвал к себе троицу из отдела расследований и обрисовал ситуацию.
      — Надо подменить склянку, — предложил Мурзилка. — Приехать к самолёту, залезть в чемодан и подменить пузырёк с отравой на пузырёк с чистой водой.
      — Поменять содержимое пузырька, — дотошно уточнил Мямлик.
      — Отлично, — одобрил Буквоедов. — Только вы, товарищ Мурзилка, держитесь от этого подальше. Они и вдвоём справятся.
      Мурзилка не возражал.
      Операция по замене содержимого в итоге прошла удачно. Сначала человечки переместились по главной пневматической трубе в аэропорт Шереметьево, потом Шустрик сделал замыкание на линии транспортной ленты и открыл замки на чемодане Собакина.
      После этого за дело взялся агент Мямлик. Он забрался в чемодан и довольно долго там перемещался, словно червяк, пока не обнаружил искомый пузырёк в корпусе электробритвы. Мямлик открыл пузырёк, втянул в себя содержимое и прополоскал пузырёк хлоркой из пузырька, который лежал у него в кармане.. После этого он залил внутрь чистую воду из закреплённой за спиной фляги.
      — Готово? — крикнул ему Шустрик. — Транспортёр починили, сейчас поедешь!
      «Готово!» — хотел отозваться Мямлик, но вместо этого только булькнул. При этом немножко, совсем капелька, попала на уложенный в чемодан вечерний костюм мистера Доджа.
      Мямлик выпустил опасную жидкость во флягу, тщательно её закупорил, надел на спину и выбрался из чемодана наружу. Затем он несколько раз прополоскал себя самого изнутри хлоркой.
      — В чемодане не наследил? — спросил Шустрик.
      — Что?.. — сказал Мямлик.
      — Я говорю, в чемодане...
      — Тихо. Идёт кто-то. Пора нам сматываться.
      В комфортабельном вагончике главной трубы человечки приехали в редакцию. Шустрик отрапортовал редактору о выполнении, и тот похвалил обоих за чёткие действия. Дыхнув на шефа чрезвычайно едким запахом хлорки, Мямлик заставил Мурзилку прослезиться.
      — Пускай теперь травит, — говорил довольный Буквоедов, расхаживая по кабинету. — Он же сам в дураках останется. А товарищи откуда положено ещё поинтересуются, какой он есть интурист.
     
     
      Глава восьмая
      ПОПАХИВАЕТ ПРОФНЕПРИГОДНОСТЬЮ
     
      В одном из дорогих местечек Подмосковья, в доме, обнесённом каменной, с железными пиками оградой, собирались гости. И были они довольно странными — как с виду, так и именам, а может быть, прозвищам, по которым к ним обращался хозяин. Все они как будто сошли с запылившихся архивных снимков. Словно пахнуло нафталином от этих жутковатых призраков прошлого.
      Первым на роскошном правительственном, но очень старом и дребезжащем автомобиле «Чайка» прибыл некто Феликс Эдмундович.
      Второй приехала на такси уже известная нам товарищ Крупская. Она держала в руках истёртый портфель, была одета в коричневый плащ «болонья», боты и болотного цвета берет, натянутый на самые уши.
      После этого зарокотал мотоцикл, и китайцы охранники отворили ворота заросшему седыми волосами байкеру с надписью
      «СССР» на спине кожаной куртки. Его называли как двоих — Минин и Пожарский.
      Потом откуда-то возник лысенький старичок с зонтом и бегающими глазками, которого называли ни много ни мало — Ленин.
      Последней приехала на стареньких «Жигулях» некто Мухина, молодящаяся дама в больших тёмных очках, с головой и лицом, обвязанными косынкой по моде 1960-х.
      Хозяина дома называли Хирург. Он выглядел спортивно и носил чёрный шёлковый халат с красными драконами. Когда-то он действительно был хирургом, но потом его посадили в тюрьму за торговлю наркотическими препаратами. Он сел мелким жуликом, а вышел матёрым волком. Научившись кое-чему в местах заключения, он занялся этим бизнесом с размахом колумбийского наркобарона. В свободное время Хирург увлекался восточными единоборствами. Для своей охраны он специально нанял искусных китайских бойцов, с которыми упражнялся в специально оборудованном зале. Его любимым оружием были острейшие хирургические скальпели, которые он ловко метал в цель. Ни он сам, ни работавшие на него люди, никогда сами не употребляли наркотиков. А если кто-нибудь нарушал правило, его вскоре находили мёртвым в лесу с глубокими, будто от тонкого лезвия, ранами на теле.
      Тот участок Москвы, который контролировал Хирург и его люди, был поделён на пять районов. Соответственно, пятерых своих заместителей он звал не по именам, а по той достопримечательности, которая находилась или была раньше на их территории. Так, например, кварталы, прилегающие к Мавзолею и Красной площади, контролировал шустрый старичок с простым и понятным прозвищем Ленин. Молодящуюся даму, которая сбывала наркотики в районе памятника «Рабочий и колхозница» называли Мухиной. И так далее. Надо, однако заметить, что товарищ Крупская работала в районе новостроек, где совсем не было никаких достопримечательностей, поэтому ей оставили её собственную кличку, сохранившуюся ещё со времён комсомольской молодости.
      Собрав выручку и оговорив условия продаж на ближайшую неделю, Хирург отпустил всех своих заместителей, за исключением товарища Крупской.
      — Мадам, вы понимаете, что ошибки в нашем деле недопустимы? — начал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
      — В чём дело, — сказала мадам неприязненно, — что вы опять на меня катите. Мальчишка уже не опасен, вы это лучше меня знаете.
      — Один промах — это всего только промах. Но два промаха подряд попахивают профессиональной непригодностью.
      — Что там у вас попахивает...
      — У вас, коллега, у вас. Один из дилеров нижнего звена высказал предположение, что ваш новый курьер — стукачок. Есть у него, знаете ли, такое интуитивное ощущение. А я доверяю ощущению больше, нежели фактам, которые легко подделать.
      — Что за бред, какие ощущения. Он работает у меня только первую неделю.
      — Кто его рекомендовал?
      — Кролик... Курьер Феликса Эдмундовича.
      — Устройте новичку проверку. Если проколется — везите в лес; если нет — сюда. В любом случае я сам с ним поговорю...
     
     
      Глава девятая
      ВНЕЗАПНОЕ НЕДОМОГАНИЕ
     
      На третий день после прилёта в Москву Додж начал испытывать всё более отчётливые недомогания в области живота. Первый приступ случился с ним в ресторане, во время ежевечернего приятного времяпрепровождения с обилием дорогих кушаний и напитков. Внезапно замерев и выпучив глаза, он так резво метнулся в сторону туалета, что официант, заподозрив неладное, перегородил ему дорогу. За то время,
     
      пока шпион был вынужден объяснять, что в его намерения не входит попытка сбежать из ресторана, не уплатив по счёту, произошло страшное.
      Потрясённый случившимся и чувствуя себя совершенно разбитым, Собакин больше не выходил из своего номера. У него болел живот, поднялась температура. Когда настало время поехать в аэропорт, чтобы встретить прибывающую из Америки красотку Сью, он подумал, что всё летит к чёрту. Собравшись силами, он снял трубку телефона и, растянув губы в улыбке, приготовился говорить. После бесконечно затянувшихся гудков на другом конце откликнулся Гога:
      — Кого...
      — Весьма, весьма рад вас услышать! Хокконен, «Голубая вода»! Вы меня отчётливо помните?
      — Хокконен... послушайте, я только что уснул.
      — О! Икскьюз ми! Не сомневайтесь, этот моральный ущерб будет оценён должным образом, вы меня понимаете?..
      — Понимаю. Ладно, говорите.
      — Тудей, то есть, в шестнадцать пятьдесят, прилетает моя племянница — та самая симпатичная студентка из Америки, о которой у нас с вами имеется договорённость, вы понимаете...
      — Да, я понял.
      — Дорогой друг, вам надо её встретить.
      — Мне? А что же вы сами?..
      — Я болен, дорогой друг, поверьте, я ужасно страдаю. Меня буквально выворачивает наизнанку.
      — Чего-нибудь съели или выпили?
      — Та! Не знаю, что-то в этом роде... дело не в этом. Пожалуйста, встречайте и привозите красотку... то есть, студентку, мою племянницу, сюда, в отель, в мой номер. И по дороге обсудите ваши планы на вечер, ваше свидание, вы ведь помните нашу договорённость...
      — Да, я помню.
      — Не стесняйтесь в расходах, я уже говорил?.. Да, да, сразу, как только вы её сюда привезёте, я очень незаметно суну вам пару сотен долларов на первый вечер. О’кей?
      — Окей, окей, сейчас встаю.
      — Не забудьте, её зовут Люся Лисицина. Сью — это там, в Америке. Пишите рейс...
      — Ладно, уже еду. Как вас там...
      — Хокконен! «Голубая вода»!.. Извините...
      Собакин швырнул трубку и, схватившись за живот, бросился к туалету, дверь в который была открыта.
     
     
      Глава десятая
      КРАСОТКА СЬЮ
     
      Назвался груздем, полезай в кузов. Секретному агенту СМЕРШа не всегда удаётся поспать вволю. Гога оделся, проверил заряд батарейки в потайной камере и поехал в Шереметьево.
      Цифры на табло показывало, что самолёт из Сан-Франциско уже прибыл. Как некоторые другие встречающие, не знавшие в лицо своего гостя или делового партнёра, Гога поднял над головой бумажку с именем. На его тетрадном листке, специально заготовленном перед выходом из дома, жирным фломастером было аккуратно выведено: «Люся Лисицина».
      Наконец стали выходить прилетевшие из Америки пассажиры. Основной их поток проходил мимо, часть рассеивалась среди встречавших. Таблички с именами падали как флажки в тире. Вдруг Гога увидел худенькую рыжеволосую девушку с рюкзачком за спиной, которая, улыбаясь, шла прямо на него.
      — Ладно, опускай уже, другой не будет, — сказала она и протянула руку. — В этой Америке забудешь, как тебя зовут на самом деле.
      Гога смял тетрадный листок и осторожно пожал руку. Внешность девушки произвела на Гогу чрезвычайно благоприятное впечатление. Симпатичная, не раскрашенная, миниатюрная, совсем тоненькая. Когда иностранец говорил «лет на десять старше», Гога представлял нечто совершенно в другом стиле. Но такая Люся Лисицина со стороны вполне могла сойти за его одноклассницу.
      — Слушай, ты говорить умеешь?
      — Э-э... — растерялся Гога.
      — Ясно, поэма «Герасим и Муму». Ну, а вообще, как там поживает мой этот, как там его... дядя?
      — Господин Хокконен?
      — Точно, он. Всегда забываю эту его дурацкую фамилию.
      — Он ждёт вас в гостинице, ему вдруг стало плохо.
      — Неужели плохо? Очень плохо?
      Гоге показалось, что Люся произнесла это с некоторым удовлетворением. «Похоже, она не очень любит этого своего так называемого дядю», — подумал он про себя, а вслух произнёс:
      — Давно вы в Америке?
      — Уже начинаю думать, что я её открыла. Тринадцать лет, если точно.
      — А сейчас... — Гога хотел спросить, сколько ей лет сейчас, но вспомнил, что женщинам такие вопросы задавать не принято.
      — А сейчас — двадцать четыре, — ответила Люся, ничуть не смутившись.
      «И не на десять, — подумал Гога. — Всего только на девять».
     
      В номер господина Хокконена пришлось некоторое время стучать, пока оттуда не послышались приглушённые крики: «Сейчас! Минуту!..». Наконец дверь отворилась, и посетителей встретил бледный, натянуто улыбающийся хозяин. Пропустив Люсю в номер, он вышел и прикрыл за собою дверь.
      — Вы договорились? — поинтересовался он шёпотом.
      — В семь около Большого театра, — доложил Гога.
      — Вот, возьмите обещанное, — Собакин сунул мальчику деньги. — Извините, мне нужно с ней поговорить. Не опоздайте на свидание!
      И он закрылся в своём номере с красоткой Сью, которая уже по-хозяйски развалилась на диване перед вентилятором и закурила.
      — Теперь к делу, — заговорил по-английски мистер Додж. — Мальчишка должен выкрасть у папочки кое-какие документы. Ты ещё не разучилась сводить с ума молоденьких жеребцов, а?
      — Вчера двое дрались из-за меня в мусорном тупичке — один с ножом, другой с бейсбольной битой. Того, который размахивал ножичком, увезла «скорая».
      — Отлично, я и сам вижу, что ты в хорошей форме. Сколько времени тебе понадобится?
      — Сегодня я узнаю его слабости, завтра он предложит мне своё сердце, послезавтра он пойдёт грабить банк, чтобы я согласилась бежать с ним на край света.
      — А что бывает на четвёртый?
      — Зависит от темперамента и фантазии.
      — Удивляюсь, Сью, как тебя до сих пор ещё не пришили.
      — То же самое я всегда думаю о вас, мистер Додж.
     
      Место свидания «у Большого театра» не означало того, что молодые люди отправятся в Большой театр смотреть балет или слушать оперу. Люся-Сью предложила просто подышать свежим воздухом и «прошвырнуться по Бродвею». Но «прошвырнуться» Гога струсил. Язык у него не был подвешен так же хорошо, как у его спутницы. Во время прогулки, когда, кроме как говорить, делать больше нечего, он опасался выглядеть идиотом. Вместо «Бродвея» Гога повёл Сью на знакомую ему по курьерской работе кислотную дискотеку, где гремело, ухало и стучало так, что за три часа они оба едва не оглохли. Потом Гога посадил свою спутницу на такси, а сам помчался домой за велосипедом. Шёл уже одиннадцатый час.
      — Разговорила мальчишку? — спросил Собакин, когда Сью появилась у него в номере. — Узнала слабости?
      — Что?! — крикнула в ответ обольстительница, ничего не расслышав.
     
     
      Глава одиннадцатая
      ЗАСВЕТИЛСЯ
     
      В положенное время Гога зашёл в квартиру товарища Крупской.
      — Мальчик. — произнесла дама, не вынимая изо рта папироску. — Вот конверт. Его нужно отвези по указанному адресу и бросить в почтовый ящик.
      — Фамилия не указана, — заметил Гога, повертев конверт в руках.
      — Не надо фамилию.
      — Хорошо. Это недалеко, я брошу.
      — Иди, мальчик.
      Выходя из парадной, Гога нос к носу столкнулся с Кроликом.
      — Э, стой, спокойно, — сказал Кролик. — Зачем я Крупской понадобился, не знаешь? Ты здесь, как это называется, моя креатура. Денег не зажиливал? С дилерами проблем не было?
      — Нет...
      — Дай закурить.
      — Не курю, ты же знаешь.
      — А пачку в кармане носишь, — Кролик хлопнул Гогу по карману.
      — Тише ты! Конверт помнёшь... — Гога вынул из-за пазухи конверт.
      — А что за конвертик?.. А, понимаю. Всё ясно. Ну, пока. И Кролик развернулся на сто восемьдесят градусов.
      — Куда же ты? — удивился Гога.
      — Вспомнил про одно срочное дело. Теперь вижу, что она тебе опять доверяет. Такое письмо не дадут кому попало. С сигаретами поосторожней — капля никотина убивает лошадь.
      — Лошади и не курят...
      С конвертом надо было что-то решать. Запечатан он был кое-как, стоит слегка поддеть... Гога заехал в пустынный переулок, вскрыл письмо и вынул сложенную пополам бумагу.
      Небрежно и размашисто было написано: «Наркотики прибудут завтра в 19.55, поездом Самарканд — Москва, вагон 5, место 13. Встречайте.»
      Гога испуганно огляделся по сторонам, затем вынул из кармана мобильную трубку и набрал номер.
      — Да! — откликнулся майор Алмазов.
      — Товарищ майор! — зашептал Гога возбуждённо. — Наркотики прибудут завтра, в девятнадцать...
      — Кто говорит?
      — Это я, Гога, то есть, Георгий, Водопьянов, который...
      — Да, я понял, я вас слушаю.
      Гога торопливо рассказал про письмо.
      — Глупости, — сказал Алмазов, выслушав его и задав несколько вопросов. — Глупости, преступник такого текста никогда не напишет. Вас проверяют.
      — Проверяют?.. — беззвучно произнёс Гога, потому что во рту у него сразу пересохло: он вспомнил про другого мальчика, которого тоже, наверное, проверяли, а потом нашли в лесу убитым.
      — Вы не должны были ничего трогать. Осмотрите внимательно конверт и бумагу.
      — Да, бумага какая-то странная, очень плотная и с обратной стороны как будто немного липкая.
      — Всё понятно, — сказал майор Алмазов. — Это фотобумага, и вы её засветили. Её и себя. Никуда не уходите, сейчас мы приедем.
      В трубке послышались гудки. Гога приставил велосипед к стене, присел на раму и стал ждать. Вскоре в переулок заехал автомобиль с затемнёнными стёклами. Он остановился и потушил огни. Одно из стёкол опустилось, и майор Алмазов жестом приказал Гоге приблизиться.
      — Давайте.
      Гога протянул конверт.
      — Через час будьте на этом месте.
      Гога хотел что-нибудь сказать или спросить, но так и остался стоять с открытым ртом. Ему показалось, что рядом с Алмазовым, в глубине салона автомобиля, сидит Кролик.
     
      Точно в назначенное время машина остановилась на прежнем месте, стекло опустилось, и майор Алмазов протянул конверт.
      — Отдайте обратно. Указанного адреса не существует, содержание записки — липа. Мы восстановили активный слой фотобумаги, теперь вас ни в чём не заподозрят.
      — Скажите... — Гога замялся, — скажите, а что будет Кролику, то есть, Боре Кроликову, за то, что он тоже... ну, участвует.
      — Ему ничего не будет. Он пришёл к нам сам.
      — Когда?!
      — Сегодня.
      — Так это он сидел в вашей машине?
      — Да. Он пришёл после того, как догадался, что вы работаете с нами. Будьте осмотрительны; кто-то другой может прийти с этой догадкой не к нам, а к главарю. Желаю удачи.
      Тёмное стекло поднялось, автомобиль тронулся.
     
      Сдавая выручку, Гога вернул конверт, сказав, что вышла ошибка и такого адреса не существует. Товарищ Крупская молча взяла конверт и, не включив свет, зашла в ванную. Через минуту она вернулась и сказала:
      — Хорошо, мальчик. Всё в порядке, ступай.
      Гога ушёл, а дама затушила папироску, сняла трубку и набрала номер Хирурга.
      — Он принёс конверт, — сказала она. — Нет, не засвечен. Хотите сами поговорить?.. Когда вам удобно? Хорошо, послезавтра. До работы или после? Тогда пришлите машину к двум часам ночи. Физкульт-привет.
     
      Вечером следующего дня Гога опять встретился с Люсей Лисициной. На этот раз красотка не позволила затащить себя на дискотеку, где можно оглохнуть. Они просто гуляли по набережной и разговаривали.
      — Мне нравятся парни такие как ты, — трещала без умолку Люся-Сью. — Таки, не болтливые. А болтливых я не люблю: иной так заговорит, что ахнуть не успеешь, как уже оказываешься у него в по... Ну, то есть, иной раз впору задуматься: правильно ли ты живёшь и вообще, ради чего... Так я говорю?
      — А вы ради чего живёте? — поинтересовался Гога.
      — Я? Конечно я живу не только ради денег. Ты думаешь, если я живу в Америке, у меня на уме нет ничего кроме долларов? Конечно, деньги нужно иметь, потому что пока их нет, ты действительно только о них и думаешь. Хозяин теребит с квартплатой, штрафов за парковку целый ящик... Но если ты вдруг разбогател или, допустим, устроился работать в хорошую фирму, — вот тогда ты можешь позволить себе говорить, что деньги тебя не интересуют. Выступить, к примеру, в защиту прав животных или даже пихнуть двадцатку в церковную кружку.
      — А кем вы будете работать после университета?
      — Какого ещё к лешему университета?.. Ах! В том смысле, что после университета, в котором я учусь?.. Слушай, парень, а что это ты ко мне на «вы»? Как будто я твоя школьная учительница. Я что, похожа на учительницу?.. — красотка Сью вдруг припечатала Гогу к стене, обхватила за шею и поцеловала. — Похожа?..
      — Нет... совсем не похожи.
      — Кто?!
      — То есть, ты... ох...
      А кто сказал, что у секретных агентов простая работа?
     
     
      Глава двенадцатая
      ВЗЯТЬ С ПОЛИЧНЫМ
     
      В особом отделении контрразведки, которое называлось «Смерть шпионам» или СМЕРШ, тоже не дремали. В то время, когда красотка Сью охмурял Гогу Водопьянова, майор Алмазов отчитывался перед генералом Орловым.
      Во время обыска, произведённого в гостиничном номере Собакина, в корпусе электробритвы был обнаружен пузырёк, наполненный бесцветной жидкостью. Каплю этой жидкости величайшими предосторожностями взяли на анализ. Но там оказалась обыкновенная вода с незначительной примесью хлорки. То есть, состав не только совершенно безвредный, но и в какой-то мере дизинфецирующий.
      «Этот пузырёк для отвода глаз, — решил Алмазов. — Пузырёк с отравой спрятан где-нибудь в другом месте...» Но повторный обыск осуществить не удалось, потому что с Собакиным случился невероятной силы затяжной понос, и он ни на минуту не выходил из своего номера.
      — Он обращался к врачу? — поинтересовался Орлов.
      — Никак нет, товарищ генерал. По всей вероятности, не желает привлекать внимания к своей персоне.
      — Или к своей болезни... Мы сможем предъявить ему обвинение только в том случае, если арестуем его с поличным на месте преступления. Пора уже дать ему схему главной водопроводной станции.
      — Это не вызовет затруднений, товарищ генерал. Мнимая племянница второй вечер подряд обрабатывает нашего юного помощника. Если завтра он согласится отдать ей схему, Сеймур Додж не заподозрит никакого подвоха.
      — Я бы тоже не заподозрил, — вздохнул генерал Орлов. — Эта Люся Лисицина та ещё штучка. Отдайте схему и выводите мальчишку из игры. Как только Додж явится на очистительную станцию с отравой в руках — берите.
      — Сделаем, товарищ генерал. После этого никакой адвокат ему не поможет. Жалко, что к заказчику ни с какой стороны не подобраться. Выйдет сухим из воды.
      — Ну, совсем сухим-то он не выйдет. Репутацию мы ему крепко подмочим. Чем сейчас заняты эти суперниндзи, его соглядатаи?
      — Один постоянно в номере — подслушивает и подглядывает... не понятно что. Другой, что довольно странно, следит за теми, кто идёт по линии торговли наркотиками.
      — А вы, разве, ещё не закрыли эту тему?
      — Прошу сутки для сбора более полного объёма информации, товарищ генерал. Один мальчишка, курьер, явился с чистосердечным признанием. Заметил у Водопьянова микрокамеру.
      — То, что заметил, это плохо. А то, что сам явился — это замечательно, товарищ майор. Если бы все явились, в тот же день ушёл бы на пенсию, честное слово.
      — Завтра мы произведём аресты и отправим спецгруппу для захвата их главаря. У него в доме крепкая охрана из китайских наёмников.
      — Хорошо, главное, чтобы это вас не отвлекало. Предельно сосредоточьтесь на операции. Доджа нужно взять непременно с поличным. Завтра он должен получить схему водопроводной станции.
     
     
      Глава тринадцатая
      КАК ВСЕ ПОЛУЧИЛИ ТО, ЧТО ХОТЕЛИ
     
      На третье, решающее свидание, красотка Сью надела под кожаную байкерскую куртку коротенькую маечку, а подмышки надушила особенными духами, купленными у цыганки ещё в Сан-Франциско. Цыганка утверждала, что несколько мужчин, понюхав этих духов, от любви сошли с ума, а ещё один застрелил полицейского.
      Гога встретил её у гостиницы, и они пошли рядом.
      — Куда сегодня? — поинтересовалась Люся.
      — Можно зайти ко мне, поиграть на компьютере, — проговорил Гога заготовленную фразу.
      — Ого! Какой смельчак. А что папашка? Он не умрёт от зависти?
      — У него на работе неполадка, вернётся поздно.
      — Так мы будем вдвоём-вдвоём? Это же настоящий интим!
      — Я не настаиваю, можно ещё куда-нибудь, — залепетал Гога, у которого при слове «интим» от страха душа ушла в пятки.
      — Не дрейфь, мачо. Ты же обещал меня развлекать — этому, ну как его... — дяде? Вот и развлекай. Я хочу в гости! Чай, баранки, спутник, перестройка. Шучу, баранки не обязательно. Слушай, в Америке все такие придурки! А что это у тебя сегодня с голосом?
      — Простыл немного.
      — Ангина? Ты заразный!
      — Просто насморк.
      — То есть, как насморк?! — Люся сразу подумала про свои приворотные духи.
      — Так, нос заложило. Ночью катался на велосипеде, простыл.
      — Ах как это некстати... Ладно, ничего, пошли быстрее, хочу к тебе в гости. Мечтаю сбросить куртень и залезть в тапки.
     
      Ровно в одиннадцать вечера красотка Сью, сияющая и распираемая гордостью, вошла в гостиничный номер мистера Доджа.
      — Что?! Есть? — крикнул шпион из туалета.
      — Оставайтесь там, — предупредила Сью. — Не хватало ещё мне, обладательнице сорока тысяч долларов, подхватить какую-нибудь дерьмовую инфекцию.
      — Чёрт тебя побери, скажешь ты или нет?
      — Вы всё ещё сомневаетесь? Я же говорила, что действую на парней как бутылка тёплого виски. Они становятся тупыми и податливыми.
      Красотка Сью закурила и вытащила из-за пазухи пачку бумаг.
      — План здания... Схемы коммуникаций... Посты охраны... Где у вас пепельница? Ладно, я пошла, разберётесь.
      Собакин вышел из туалета и просмотрел документы.
      — Да, — проговорил он, листая бумаги, — это то, что нужно. Необходимо быстрее с этим покончить. Как можно быстрее... Этой ночью.
     
     
      Глава четырнадцатая
      ПОД НАРКОЗОМ
     
      Всучив красотке Сью документы и выпроводив её из квартиры, Гога позвонил майору Алмазову.
      — Всё сделано, — доложил он без лишних слов.
      — Она поверила?
      — Я сам чуть не поверил.
      — Отлично, теперь он должен действовать.
      — Мне ехать на работу?
      — Да, пожалуйста, в последний раз. На рассвете их всех арестуют.
     
      Во дворе дома товарища Крупской Гога увидел джип с сидевшими внутри китайцами. Он уже раньше замечал их возле тех мест, куда он возил наркотики. Кролик называл их «проверяющими» и советовал не обращать на них внимания. Гога так и сделал. Он закатил велосипед в парадную, взбежал по ступенькам на второй этаж — и дверь сама перед ним растворилась. На пороге стояла товарищ Крупская. Но не в домашнем халате, как обычно, а одетая, в плаще и берете.
      — Иди за мной, мальчик, — пробасила она, захлопнула дверь и начала спускаться.
      Гогу охватило какое-то неприятное предчувствие, но он ничего не мог поделать. Броситься бежать и тем самым выдать себя бесповоротно? К тому же эти парни в машине наверняка умеют бегать не хуже него. И с чего он вообще взял, что ему кто-нибудь или что-нибудь угрожает?
      — Садись в машину, — приказала товарищ Крупская.
      — В машину?.. Зачем?
      — Подвезём, нам по пути. Ну, что же ты?!
      Гога забрался в машину, тут же его взяли за руки и прижали к лицу платок. В нос ударил резкий запах эфира, в голове затуманилось, и всё пропало.
     
     
      Глава пятнадцатая
      НЕ ТАК...
     
      Ровно в полночь шпион Собакин, надев длинный плащ, чёрные очки и шляпу, вышел из гостиницы. Он принял лошадиную дозу таблеток от поноса и теперь у него в распоряжении было некоторое время, достаточное для осуществления преступного замысла.
      На схеме водопроводной станции было видно, что оба входа, главный и служебный, охраняются милиционерами. Существовал ещё один проход — через расположенную в подвале кочегарку, и этот проход никем не охранялся. А сами кочегары, как известно, ночью почти все спят.
      Так было в документах, которые нарочно отдали в распоряжение Собакина. И именно там, на пути из кочегарки к главному очистительному резервуару, майор Алмазов расставил на каждом шагу своих людей.
      В полночь Алмазову сообщили, что Собакин покинул гостиницу.
      Но время шло, а в кочегарке, дверь которой закрывалась изнутри на ржавый крюк, никто не появлялся. Через вахту служебного входа прошла ночная уборщица Клавдия Васильевна. Стайка подгулявшей молодёжи хлопнула петарду, пошумела, и опять сделалось тихо.
     
      В это время Иван Ильич Водопьянов, главный инженер станции, находился возле большого очистного резервуара. Сидя на табуретке, он возился с разобранными приборами. Оперативники СМЕРШа уже много раз велели ему уходить домой, но он только повторял: «Сейчас, минуточку, одну секунду, уже почти готово...» А крошечная пружинка, которую он направлял кончиком отвёртки, всё никак не хотела попадать в предназначенное для неё крошечное гнездо.
      В обычное время появилась уборщица. Одетая в синий форменный халат, согнувшись в три погибели и надвинув на глаза нелепую яркую панаму, она деловито возила мокрой тряпкой, намотанной на швабру, по блестящему кафелю.
      — Клавдия Васильевна! — позвал её Иван Ильич. — Подержите пожалуйста этот прибор… вот так, горизонтально, чтобы я мог попасть...
      Уборщица отложила швабру, подошла и взяла прибор.
      — Перчаточки резиновые у вас, парфюм... Окультуриваетесь, Клавдия Васильевна?..
      Пружинка наконец щёлкнула, встав на своё место. Иван Ильич поднял глаза.
      — Что это у вас с лицом... А где Клавдия Васильевна?..
      Через прорези резиновой маски на инженера смотрели злые глаза шпиона Собакина. В следующее мгновение злодей ударил Ивана Ильича ребром ладони по шее, и тот свалился с табуретки.
      Но удар не достиг цели: шпион давно не упражнялся и потерял навыки секретных приёмов. Иван Ильич поднялся и, потирая ушибленное место, пробормотал:
      — Что происходит?..
      В это время Собакин уже приблизился к краю главного резервуара и вынул из кармана пузырёк с прозрачной жидкостью.
      «Отрава!» — догадался Иван Ильич. Схватив табуретку, он шагнул вперёд и со всего размаха треснул негодяя по затылку. Тот пошатнулся, замахал руками, но сумел удержаться. Сорвав с себя покосившуюся резиновую маску, он набросился на инженера. Они повалились на пол, завязалась борьба.
      Ослабленный поносом, негодяй вскоре оказался на лопатках.
      — Сюда! — крикнул Иван Ильич. — Ко мне! Он здесь, здесь!..
      И в это мгновение шпион чиркнул его по лицу отравленным ногтём.
      — Это цианид, — прошептал Собакин. — Ты уже труп.
      — Тогда и ты труп, — сказал Иван Ильич, вырвал из его пальцев пузырёк, сорвал зубами резиновую пробку и влил содержимое Собакину прямо в горло.
      Тот поперхнулся и закашлялся. Глаза его от ужаса едва не вылезли из орбит.
      — Что вы сделали! — прохрипел он сквозь кашель. — Вы сошли с ума! Врача мне, скорее врача!..
      — Никому не приближаться! — прогремел откуда-то голос майора Алмазова. — Всем оставаться на местах! Вступает в действие план «Б»!
      Вышли люди в скафандрах и серебристых комбинезонах. Они включили пульверизаторы и опылили всё помещение дезинфицирующим составом. Собакина запаковали в полиэтилен и вынесли на улицу, где стояла специальная инфекционная «скорая». Приехавшие на ней врачи были одеты в резиновые костюмы и противогазы. Затолкав Собакина внутрь, они умчались.
      Пошатываясь, вышел на улицу Иван Ильич Водопьянов. Он сделал несколько шагов по газону и упал лицом вниз. Он был совершенно здоров, только сильно устал и переволновался. Рядом сел на траву и закурил папиросу майор Алмазов. Он был сильно обескуражен: всё произошло совсем не так, как он предполагал.
     
     
      Глава шестнадцатая
      В ЛОГОВЕ ЗВЕРЯ
     
      Ровно в полночь, в тот момент, когда шпион Собакин вышел из гостиницы, Гога открыл глаза. Он находился в помещении, похожем на школьный физкультурный зал. Множество лампочек создавали яркий, режущий глаза свет, будто на операционном столе. Окон совсем не было, где-то в вентиляционной трубе гудел кондиционер.
      Послышались шаги, дверь отворилась. Вошёл высокий мужчина, одетый в белое кимоно, подпоясанное чёрным поясом. Следом за ним, скромно держась вдоль стенок, проследовали пятеро одетых по-спортивному китайцев.
      — Простите, что так бесцеремонно, — заговорил высокий. — Мне нужно задать вам несколько вопросов. А поскольку я человек крайне занятой, мы будем общаться, не отвлекаясь от моих занятий.
      — Кто вы? — спросил Гога.
      — Можете называть меня Хирург. Почти то же самое, что доктор. А с доктором нужно быть предельно, предельно откровенным.
      Началась тренировка: китайцы всевозможными способами нападали на Хирурга, тот ловко отбивался.
      — Подключайтесь, юноша! У вас бледный вид; двигайтесь, разогревайтесь!
      Не успел Гога ничего сообразить, как его взяли с двух сторон за руки и бросили прямо на Хирурга.
      Тот встретил мальчика ударом ноги в живот. Гога отлетел шагов на десять и потерял сознание. Придя в себя, он услышал оглушительный звон. Разминка врукопашную закончилась; теперь все бились на мечах.
      — Вы совсем не держите удар, — сказал Хирург. — Не мышцы, а какой-то кисель пополам с манной кашей. Возьмите меч и нападайте.
      Гога взял меч двумя руками и, размахнувшись, с криком побежал на своего врага. Обрушивая на него удар, он был уверен, что по меньшей мере разрубит его пополам.
      Но его противник, не сдвинувшись с места, отвёл удар кончиком клинка, и Гога позорно завалился.
      — Осторожнее, вы можете себя поранить или даже убить. А мне необходимо успеть задать вам несколько вопросов. Попробуйте ещё.
      Гога поднялся и, тяжело дыша, принялся неумело нападать, нанося удары с разных сторон — и так и этак. Его разворачивало и бросало из стороны в сторону. Противник улыбался и почти не двигался с места.
      — Отвечайте, не задумываясь: кто дал вам камеру? Кому вы передавали отснятый материал?
      — Не знаю...
      — Отвечайте, или нападать буду я. Но не надейтесь на лёгкую смерть. Я буду резать вас медленно, скальпелем, как на операции.
      Хирург выбил у Гоги из рук меч, и отложил в сторону свой. Вынул из железной докторской коробки скальпели, целую горсть, штук двадцать.
      Гога попятился, прижался спиной к стене и замер. Просвистев в воздухе, один за другим скальпели вонзились в стену, пригвоздив к доскам одежду и почти не задев кожу. Дёрнувшись туда, сюда, Гога понял, что ему не вырваться.
      — Вы боитесь боли? Но у меня больше нет никакого наркоза. Говорите, говорите, юноша; тогда вы, быть может, легче перенесёте этот кошмар...
      — Прекратите, вы не понимаете, дом окружили! — крикнул Гога в отчаянии.
      — Чепуха, блеф, никто не знает, что вы здесь.
      — Правильно, они не знают, что я здесь, но они сказали, что арестуют всех сегодня ночью!
      Гога действительно немного блефовал: от майора Алмазова он слышал, что всех арестуют на рассвете. А до рассвета было ещё далеко.
      Секунду поколебавшись, Хирург взял рацию:
      — Что ж, это легко проверить. Первый! Никто не отвечал.
      — Второй!
      Нет ответа.
      — Третий... Четвёртый... Пятый...
      Никто из десяти человек выставленной вокруг дома охраны ему не ответил.
      Бросив рацию, Хирург стрельнул глазами по сторонам.
      — Кранты, — прошептал он, забыв про мальчика. — Надо линять... Бросившись в угол зала, оттащил маты и, дёрнув за кольцо, откинул дверцу потайного хода. Словно под воздействием левитации, оттуда выплыл закутанный в чёрные одеяния суперниндзя.
      Хирург бросился назад, схватил из коробки горсть скальпелей и с пулемётной скоростью один за другим метнул их в «привидение». Но ещё быстрее суперниндзя выхватил из-за спины свой меч — и все скальпели, ударившись о клинок, со звоном разлетелись в стороны. Рядом с первым из воздуха материализовался второй суперниндзя, шагнул к метателю и плашмя треснул его мечом по голове.
      Китайцы, поняв с кем они имеют дело, сами треснули себя мечами по головам и попадали на пол.
      Гога освободился от пригвоздивших его одежду к стене скальпелей, нашёл в доме телефон и позвонил майору Алмазову. Затем тщательно связал Хирурга и всех его охранников.
      Прибывшая прямо с водопроводной станции группа захвата снова осталась без работы. Алмазов ходил по дому, глядел на связанных и приговаривал:
      — Ну Водопьяновы... Ну Водопьяновы!..
     
     
      ЭПИЛОГ
     
      Владелец частного сыскного бюро из Сан-Франциско Сеймур Додж, он же директор одного из московских пунктов вторсырья Феопент Акакиевич Собакин, он же Хокконен, представитель фирмы «Голубая вода» из Финляндии — этот многоликий и по-своему талантливый злодей навсегда вышел из игры. Проглотив, как он сам полагал, дозу отравы, достаточную для заражения многомиллионного города, он испытал столь сильное потрясение, что после этого уже не оправился. Он сидит в сумасшедшем доме и думает, что уже умер. Умер, но по недоразумению попал в рай, потому что врачи в белых халатах видятся ему ангелами. Собакин доволен, что в небесной канцелярии случилась такая путаница — по его физиономии блуждает хитрая и очень довольная улыбка.
      Не выполнившие возложенного на них задания суперниндзи не посмели вернуться в Японию. Такеши и Куроудо работают в Москве, в отделе СМЕРШ российской контрразведки — инструкторами по тайным боевым искусствам. Изредка, на особо опасные операции, они выезжают сами. В некоторых случаях они могут сделать больше, чем целая армия.
      Красотка Сью тоже решила остаться в Москве. Применение своей энергии она нашла в туристическом бизнесе. Люся Лисицина работает гидом-переводчиком, и не проходит дня, чтобы кто-нибудь из туристов не делал ей предложения руки и сердца.
      Специальная международная комиссия доказала вред продукции, выпускаемой фирмой «Технопупс». Окончательно и бесповоротно потеряв лицо, Хиромото Мисима сделал себе харакири.
      Иван Ильич Водопьянов получил медаль за храбрость и денежную премию. Когда он видит уборщицу Клавдию Васильевну, то всегда вздрагивает.
     
      В газете «Книжная правда» вышел огромный материал, основанный сразу на двух последних расследованиях. Ознакомившись со второй частью, называвшейся «Конец шпиона Собакина», Буквоедов пригласил автора к себе в кабинет.
      — Мне кажется, вы допустили здесь неточность, — заговорил он, водя по написанному карандашом. — Вот смотрите: тут у вас сказано, что под остро отточенным ногтём у шпиона Собакина находилась смертоносная доза мгновенно действующего яда. А вот тут, в другом месте, смотрите: шпион Собакин поцарапал этим ногтём лицо инженера Водопьянова. Однако тот нисколько не пострадал, и даже наоборот, как я специально справлялся, рана его зажила невероятно быстро. Не сходится тут у вас, неувязочка.
      — Да, товарищ редактор, — виновато опустил голову Мурзилка. — Это потому, что под ногтём у шпиона Собакина был не яд, а порошок стрептоцида.
      — Что?!
      — Стрептоцид используют для быстрого заживления ран.
      — Это я и без вас знаю. Как туда он попал?
      — В номере, пока спал... поменяли...
      — Поменяли! Как просто! Кто?
      — Ну, в общем, я.
      — Почему же этого нет в тексте?
      Мурзилка опустил голову. В последний момент он вымарал весь эпизод, чтобы угодить редактору и не выпячивать, по его выражению, свою собственную роль в деле.
      — Вот, возьмите и допишите всё как было. Нечего тут скромничать.
      Мурзилка взял крошечную дискетку, спрыгнул со стола на стул, со стула на пол — и вышел из кабинета.
     
     
     
     
      Дело № 7. Звездолёт «Колесо Фортуны»
     
     
      Глава первая
      ИСПЫТАТЕЛИ
     
      Звездолёт «Колесо Фортуны» со стороны действительно напоминал колесо. Скорее всего, колесо от телеги — с прямоугольным в сечении ободом, округлыми спицами, втулкой и неподвижной осью посередине. Он имел десять метров в диаметре и толщину «обода» сорок сантиметров. Столь небольшие, по нашим понятиям, размеры звездолёта объяснялись тем, что находившиеся в нём космонавты тоже были маленькие. Самый высокий из них, капитан корабля, был всего восьми сантиметров роста. Выражаясь яснее, это были сказочные человечки из другой галактики.
      Внутри «обода», который назывался периферийным кольцом, находились жилые помещения, называвшиеся, как и на морском судне, каютами. Кольцо вращалось, и космонавты, находившиеся в своих каютах, испытывали привычную силу тяжести. Неподвижная ось колеса-звездолёта называлась центром управления. Там находились главный компьютер, пульт управления, устройство для мгновенной телетранспортации, а также реактивные двигатели для взлёта, посадки и маневрирования на орбитах.
      Для того, чтобы оказаться в Солнечной системе, кораблю не пришлось годы или десятилетия бороздить просторы Вселенной.
      В одно мгновение он переместился с орбиты их родной планеты Колдобина на орбиту Юпитера.
      Но космонавтов интересовал не Юпитер, а сам корабль. Это был экипаж, специально предназначенный для проверки и обкатки новых, только что построенных звездолётов. Оценивалась работа механизмов и, самое главное, собственное самочувствие космонавтов во время телетранспортации и движения в пространстве. В их планы не входило посещение Земли или контакт с какой-либо другой разумной цивилизацией.
      Выполнив ряд тренировочных задач, корабль совершил посадку на поверхность Юпитера и снова поднялся на орбиту. На утро следующих космических суток было назначено возвращение.
      Космонавтов было четверо.
      Командир корабля капитан Зоркий — герой космоса, отважный и решительный, более всего ценивший точность, честность и обязательность.
      Бортинженер и штурман лейтенант Кротик — работяга, ходячая энциклопедия, мастер на все руки.
      Доктор Скарабей, делающий чудеса на хирургическом столе, опытный и осторожный.
      Психоаналитик Мимоза — дамочка умная и приятная, хорошо знающая себе цену.
      Эти индивидуальности, каждый из которых был по-своему интересен, до некоторых пор дружно и плодотворно работали в замкнутом пространстве звездолёта. До тех пор, пока не случилось досадное происшествие, поставившее экипаж на грань жизни и смерти.
      За несколько минут до старта выяснилось ужасное и непредвиденное. Ключ запуска, находившийся в щёлке считывающего устройства главного компьютера, бесследно исчез. Звездолёт, рассчитанный на перемещения из галактики в галактику способом мгновенной телетранспортации, своим ходом не мог преодолеть расстояния даже от Юпитера до Земли.
      Несколько дней «Колесо Фортуны» крутилось на орбите, а экипаж общими усилиями пытался найти ключ. И только тогда, когда подошли к концу запасы воды и продовольствия, капитан сделал первую попытку выйти на связь с земными волшебными человечками.
      Вскоре он получил ответ из сказочного Департамента Земли:
      «Крепитесь, мужайтесь, летим на помощь!..»
     
     
      Глава вторая
      ГЕРОИ СОГЛАСНЫ
     
      Несколько раз повторив «так точно» и «будет сделано», редактор повесил трубку, опустился в кресло и платком вытер пот со лба. Мастодонт Сидорович Буквоедов всегда так волновался, когда разговаривал со своим таинственным начальством. Для прямой связи в кабинете стоял отдельный телефонный аппарат — большой и чёрный, с литым эбонитовым корпусом. Этот аппарат звенел при помощи молоточка, бившего по металлической чашечке — так громко и тревожно, что Мастодонт Сидорович, услышав его, всякий раз вздрагивал всем телом. А разговаривая, непременно стоял по стойке «смирно». Кто знает, может быть, начальство именно сейчас как-нибудь на него смотрит...
      Повесив трубку, Буквоедов некоторое время сосредоточенно думал. Потом надавил кнопку связи и сказал лисичке-секретарше:
      — Пригласите ко мне Винтика и Шпунтика. Подумав ещё немного, сказал:
      — А так же Шустрика и Мямлика.
      — А Мурзилку? — напомнила секретарша.
      — Нет, Мурзилку пока не надо.
      А подумав ещё чуть-чуть, добавил:
      — Впрочем, да, пригласите и его тоже, пусть присутствует.
      Через минуту все пятеро стояли на ковре в кабинете главного редактора.
      — У вас есть опыт строительства космической ракеты, — обратился Буквоедов, по всей видимости, к Винтику и Шпунтику.
      — Имеется, — подтвердил Винтик.
      — Сколько нужно времени, чтобы построить ракету? Винтик почесал затылок и посмотрел на друга.
      — Смотря из чего делать, — сказал Шпунтик. — Если собирать из готовых блоков, это одно...
      — Я всё достану, — поспешно заверил его редактор.
      — Подготовка космонавтов, — заметил Винтик, — тоже займёт время.
      — А какие требования?
      — Нужно, чтобы могли переносить невесомость...
      — Эти перенесут, — заверил Буквоедов.
      — Чтобы кто-нибудь разбирался в технике.
      — Есть такой.
      — Чтобы научились пить, есть и спать в невесомости...
      — А это им вообще не требуется.
      После такого заявления все повернулись и стали смотреть на Шустрика и Мямлика. А Мурзилка от них поспешно отстранился.
      Шустрик как всегда радостно улыбался; Мямлик как всегда со скучающим видом жевал резинку.
      — А для этих, — Винтик дружелюбно смерил обоих с головы до ног, — вообще не нужно ракеты. Они могут как есть лететь, с реактивными рюкзаками. По прибору невесомости в зубы — и полетели.
      — Простите, не понял?.. — обратился Мямлик к редактору.
      — Нет, так не годится, — возразил Буквоедов. — Космическая пыль и всё такое... Задача заключается в том, чтобы доставить на орбиту Юпитера воду и продовольствие. Там, на борту звездолёта, какие-то недотёпы потеряли ключ запуска. Теперь, пока не найдут, будут крутиться...
      — На Землю не хотят? — поинтересовался Винтик.
      — Не могут.
      — Со своими связаться?..
      — Нет такой связи. Они теле-пере... тьфу! Короче, из другой галактики. Через пару дней за ними прибудут спасатели, но они уже так изголодались, что просят от нас помощи.
      — Надо помочь братьям по разуму.
      — Итак, сколько вам нужно времени, чтобы собрать ракету из готовых блоков?
      — Из готовых блоков... — Винтик посмотрел на Шпунтика.
      — Без герметичности... — Шпунтик посмотрел на Винтика.
      — За час управимся! — дружно заявили оба.
      — Молодцы, — похвалил Буквоедов. — Прямо сейчас и приступайте.
      И мастера отправились чертить и писать список необходимых им узлов, блоков и деталей.
      — Теперь с вами, — обратился редактор к Шустрику и Мямлику. — С нашими, так сказать, героями космоса...
      — Кстати, — проворчал Мямлик, — не мешало бы спросить у самих героев...
      — А разве вы не согласны? — растерялся Буквоедов. Шустрик и Мямлик переглянулись и дружно ответили:
      — Герои согласны!
      — Я так и думал. С вами, товарищ Мурзилка, я поговорю несколько позднее.
     
     
      Глава третья
      ПРИГОДИТСЯ ДЕДУКТИВНЫЙ МЕТОД
     
      Спустя несколько часов Винтик и Шпунтик отдали Буквоедову дискетку, а тот переслал данные в инженерный отдел Департамента.
      Вечером того же дня, едва стемнело, огромные чёрные вороны стали приносить и складывать на крыше части ракеты. К утру ракета была собрана и сверкала в лучах восходящего солнца. Она походила на стальную бочку с нахлобученным сверху колпаком и тремя крылышками у основания. Нижнюю половину «бочки» заполняло реактивное топливо, верхнюю — контейнеры с водой и упаковки с разнообразными продуктами питания.
      Под «колпаком», который был местами прозрачный и давал отличный обзор во все стороны, находился пульт управления. Внизу — сопла реактивного двигателя. Всё было готово к полёту.
      Редактор в последний раз пригласил к себе космонавтов Шустрика и Мямлика.
      Мастодонт Сидорович долго волнении протирал стёкла очков, собираясь с мыслями. А когда надел очки, некоторое время, застыв, внимательно смотрел на Мямлика.
      — Что это? — сказал он наконец.
      Мямлик держал в руке курительную трубку.
      — Где? — удивился Мямлик и обернулся.
      — У вас, у вас!..
      — Ах это?.. — Мямлик вынул изо рта трубку и посмотрел на неё с гордостью. — Это трубка. Решил, знаете ли, курить.
      — Курить?..
      На лице редактора отражалось всё большее недоумение.
      — Ну да, курить. Чего ж в этом удивительного? Все сыщики курят.
      Следует пояснить, что с некоторых пор Мямлик увлекался чтением детективных романов. Вернее сказать, он их даже не читал, а глотал один за другим вместе с содержанием титульного листа и выходными данными, расположенными на последней странице.
      — Да разве вы сыщик? — продолжал недоумевать редактор.
      — А разве не вы сами назначили меня сотрудником Отдела расследований?
      — Отдела репортёрских расследований!
      — Не улавливаю принципиальной разницы.
      — А вы всё-таки попытайтесь уловить!
      — Послушайте, не надо кипятиться, — заговорил Мямлик примирительно. — Всем известно, что на звездолёте пропал ключ, из-за которого весь сыр-бор. Вот вам и повод для расследования. Будьте уверены, я расщёлкаю это дело, не успев выкурить и двух трубок. Вам известен дедуктивный метод Шерлока Холмса?
      Редактор дёрнул щекой, помолчал, а затем устало пробормотал:
      — Делайте что хотите...
      Мямлик победно засвистел пустой трубкой.
      — У него табака нет, — сказал Шустрик, пожалев Буквоедова.
      — И спичек...
      — Так, не будем отвлекаться, — редактор поднялся с места.
      — Вы готовы к полёту?
      — Всегда готовы! — отдал честь по-военному Мямлик, не удосужившись вытащить трубку изо рта.
      — Повторите задачу.
      — Доставить груз на звездолёт пришельцев! — отрапортовал Шустрик.
      — Вернуться назад свежими и отдохнувшими, — добавил от себя Мямлик. — Полными романтических воспоминаний.
      — Товарищ Шустрик, у вас есть вопросы по техническому устройству и системе управления ракетой?
      — Вопросов нет, всё просто, как тетрис.
      — Что?..
      — Вопросов нет, товарищ редактор!
      — Хорошо, тогда идите. А вы, товарищ Мямлик, постарайтесь поменьше действовать на нервы хотя бы этим... братьям по разуму.
      Через несколько минут все сотрудники газеты, за исключением редактора, который был издалека слишком заметен, высыпали на крышу. Пока Шустрик каждому по отдельности пожимал руку, Мямлик стоял на верхней ступеньке трапа, посасывал трубку и важно помахивал из стороны в сторону ладошкой.
      — Пора, — сказал Винтик, и герои полезли в ракету. Люк захлопнулся, все расступились.
      В соплах зашипело пламя, включился прибор невесомости, и ракета, внезапно сорвавшись с места, в мгновение ока превратилась в точку и исчезла.
     
     
      Глава четвёртая
      ШКОЛА ДЛЯ БОГАТЫХ
     
      Мастодонт Сидорович тоже наблюдал полёт ракеты, стоя на террасе. А потом, когда все вернулись с крыши, пригласил к себе в кабинет Мурзилку. Подсадив заведующего Отделом репортёрских расследований к себе на стол, он заговорил.
      — Есть одно нехорошее дело, которое я хотел бы поручить именно вам. Дело, как бы это сказать, щепетильное. Поэтому будет лучше, если этим займётся опытный сотрудник нашей газеты, обладающий чувством такта, осторожный и не склонный к авантюрам. Дело такого рода. У нас в квартале есть школа, которая числится как самая обыкновенная, бесплатная. Но попасть в неё можно только за деньги или по знакомству.
     
      — Почему? — удивился Мурзилка.
      — Классы оборудованы дорогой техникой. Имеется бассейн и теннисный корт. В программе — углублённое изучение иностранных языков, информатики, экономики и финансов... Короче говоря, не школа, а мечта для состоятельных родителей.
      — Это хорошо, — заметил Мурзилка.
      — Это хорошо... Плохо другое. Плохо то, что завуч и директор школы берут с родителей взятки за поступление.
      — Как!..
      — Директор, фамилия которого Пузырёв, сам взяток не берёт. Но завуч, фамилия которого Ладушкин, проводит подготовительные занятия — чтобы ребёнок справился с тестом и его зачислили.
      — Это допустимо.
      — Он получает от родителей взятку и даёт ребёнку готовые ответы. Потом половиной суммы делится с Пузырёвым, который подписывает документы о зачислении.
      — Безобразие. Куда смотрит милиция?
      — Да ведь там, в этой школе, учатся дети самого начальника милиции.
      — Теперь понятно. А что мы можем сделать?
      — Конечно, мы не можем сделать все другие школы такими же хорошими. Но мы попробуем отучить директора и завуча от взяток. Ударим, так сказать, по рукам.
      — Понятно. Это вы фигурально.
      — Вы один справитесь?
      — Попробую.
      — Так и знал, что вы согласитесь. Вот, возьмите, — Буквоедов достал из письменного стола цилиндрический прибор с раструбом, похожий на фонарик. — Называется метаморфатор. Взял на прокат в Департаменте под свою личную ответственность. Вещь волшебная, будьте осторожны.
      Мурзилка взял «фонарик», и тот сразу сделался маленьким — точно в лапку. Сверху находились две кнопки — красная и зелёная.
     
      Мурзилка нажал на красную — и тоненький, как нитка, малиновый луч ударил в лицо редактора.
      — Что вы делаете!! — закрылся руками Мастодонт Сидорович, но поздно. Он исчез, испарился, как будто его и не было.
      — Хм... — Мурзилка повертел в руках прибор. — Наверное, прежде следовало ознакомиться с инструкцией.
      Осмотрев хорошенько волшебный прибор, Мурзилка разобрал, что на кнопках имеются надписи. На красной было слово «действие», на зелёной — «отмена».
      Мурзилка направил раструб на то место, где прежде сидел редактор, и нажал на зелёную кнопку. Тоненький зелёный луч ударил в пустоту, и Мастодонт Сидорович снова материализовался.
      — Товарищ Мурзилка!.. — грозно приподнялся он из кресла и ударил кулаком по столу. — От вас я этого никак не ожидал.
      — Извините, товарищ редактор, — сказал Мурзилка. — Виноват. Разрешите ознакомиться с инструкцией.
      — Возьмите, — Буквоедов бросил на стол сложенный листок плохой бумаги. — Ознакомьтесь и работайте.
      — Слушаюсь!
      Мурзилка взял листок, спрыгнул со стола на стул, со стула на пол и вышел из кабинета.
     
     
      Глава пятая
      ПРЕВРАЩЕНИЕ
     
      Ознакомившись с инструкцией, Мурзилка стал думать.
      При помощи метаморфатора можно было запросто превратить директора школы, для примера, в крысу, а завуча — в лягушку. Следовало только направить прибор на объект, вообразить в уме желаемое и надавить на красную кнопку.
     
      Но это было бы, что называется, чересчур и не решало главной проблемы. Нельзя было надеяться на то, что новые директор и завуч будут честными. Следовало отучить от взяток тех, которые есть.
      Мурзилка пожалел, что рядом нет его помощников, гораздых на советы. Он попытался представить, что бы мог предложить в таком случае Мямлик с его весьма оригинальным складом ума. Пожалуй, он бы превратил директора в муху, а завуча — в толстую энергичную тётю с мухобойкой, которая бы гонялась за несчастной мухой по школе до скончания веков.
      Так ничего и не придумав, Мурзилка решил действовать по обстоятельствам.
      Прежде всего следовало попасть в школу и незаметно понаблюдать за происходящим. Он мог сделать себя невидимкой; для этого не нужно было ничего воображать, а только направить на себя прибор и нажать кнопку. (Именно это он, по незнанию, проделал с редактором.) Можно превратить себя в животное или птицу. А ещё лучше — в насекомое, в комара. Как у Пушкина: «Тут он в точку уменьшился, комаром оборотился, полетел и запищал...» Комаром летать, наверное, легко. Совсем не то, что волочить лапы своим ходом.
      Порассуждав таким образом, Мурзилка направил раструб метаморфатора себе в грудь, как будто он хочет застрелиться, и вообразил себе в уме комара. Выходка была рискованная, но и Мурзилка был не из трусливых. Без колебаний надавил он на красную кнопку. Волшебный луч ударил ему в грудь, и маленький пушистый зверёк, называвший себя человечком, в тот же миг превратился в комара.
      Нащупав «фонарик», Мурзилка убедился, что прибор тоже уменьшился весте с ним и уверенно зажат в его комариной лапке. Сам он ничего не почувствовал и вокруг ничего не изменилось, хотя насекомые, как он читал где-то, видят окружающее совсем по-другому. Всё оставалось прежним потому, что он сам остался тем же, кем был, и только принял видимость насекомого.
      Комар вылетел через распахнутое окно и, временами сдуваемый в сторону порывами ветра, устремился к школе.
      Чтобы дух не очень захватывало, Мурзилка храбрился и раз за разом твердил сам по себе сочинившийся стишок:
      Я лечу, лечу, лечу
      И фонариком свечу.
      Уходи с дороги птица,
      А не то поколочу...
      Вот и школа. Она даже со стороны выглядит как на картинке — затейливая, с башенками, словно из парка аттракционов. У ворот, за высокой оградой, несколько дорогих автомобилей со скучающими водителями.
      Комарик залетел в школу и, полетав по сияющим чистотой коридорам, обнаружил наконец дверь с табличкой: «Ладушкин Владислав Эмильевич, заведующий учебной частью».
      Мурзилка выпорхнул наружу и влетел в кабинет через открытую форточку.
      Владислав Эмильевич как раз принимал посетителей. В кабинете находились мама и с ней ребёнок призывного школьного возраста. Ребёнок сидел за столом рядом с завучем и разглядывал разложенные пред ним картинки. Мама стояла рядом и, чтобы не подсказывать, для уверенности прикрывала рот ладошкой.
      — Как называется эта фигура? — ласково вопрошал Владислав Эмильевич.
      Ребёнок болтал ногами, кривил рожицу и фыркал.
      — Правильно, треугольник, — отвечал за него Ладушкин. — А эта?.. Правильно, кружок... Удивительно, какой умный и способный мальчик. Ну что ты делаешь, не надо дядю щипать за ногу. Давай лучше поиграем в ладушки. Вот так... Ла-адушки, ладушки! Где были? У бабушки!..
      — Скажите, Владислав Эмильевич, у нас есть надежда? — спросила мама с печалью в голосе и вынула из сумочки конверт.
      Мурзилка тотчас догадался, что это конверт с деньгами.
      — Разумеется, о чём речь, — покосился на конверт Владислав Эмильевич. — У вас способный и на редкость сообразительный ребёнок. Сейчас я вам напишу готовые ответики. А вы уж научите мальчика говорить, когда ему будут задавать вопросики...
      — Что ели? Кашку!.. — выкрикнул вдруг ребёнок, обидевшийся на то, что с ним перестали играть в ладушки, и зубами вцепился в ногу Владислава Эмильевича. Тот вскрикнул «ай!», мама за ухо оттащила своё чадо и стала извиняться.
      — Ничего, ничего, — поморщился Ладушкин, стараясь улыбаться. — Совсем не больно. Вот если бы он так уже на выпускных экзаменах...
      — Я вас уверяю, до выпускных он поумнеет! — пообещала мама.
      Потом она протянула конверт, и Ладушкин быстро сунул его в ящик стола. Встал и, потирая укушенную ногу, галантно проводил посетителей до двери. Затем высунулся в приёмную и пригласил следующих.
     
     
      Глава шестая
      ПРИБОР ПОТЕРЯН
     
      В кабинет вошла новая мама с новым ребёнком, на этот раз девочкой. Дама была строгая, в деловом костюме. Девочка тоже выглядела серьёзной; на макушке у неё красовался огромный розовый бант. Она сама, без подсказки, тоненьким голосом правильно ответила на все вопросы. Сверх этого, водя пальцем по строчкам, прочла вслух предложенный отрывок из книги.
      — Великолепно! — похвалил Ладушкин не то маму, не то ребёнка. — Я потрясён. С такой подготовкой теоретически можно идти прямо во второй. Поверьте, вашей девочке будет очень легко учиться. К сожалению, — Владислав Эмильевич опустил глаза и стыдливо покосился на стену, прямо на сидевшего там комара, — в этом году мы ожидаем очень большой конкурс. Буквально, может быть, десять, а то и пятнадцать детей на одно место...
      — Вот, возьмите... — покраснев, мама достала из сумочки конверт.
      Тут Мурзилка решил, что настала пора действовать. Он обернулся и направил волшебный фонарик на завуча, одновременно лихорадочно соображая, во что бы такое его превратить, чтобы навсегда отбить охоту брать взятки с родителей будущих учеников. Как назло, в голову ничего умного не приходило. От напряжения он издал комариный писк, Ладушкин сказал «извините...» — и внезапно шлёпнул конвертом с деньгами по стене.
      Только чудом, за сотую долю секунды до того, как тяжёлый конверт размазал бы его по стенке, Мурзилка метнулся в сторону. С пронзительным писком взлетел он на потолок и только тут обнаружил, что с перепугу выронил из лапки волшебный фонарик.
      Испугавшись ещё больше, он спикировал вниз и увидел прибор. Тот угодил прямо в открытую сумку деловой мамы — на мягкий носовой платок, поэтому остался цел и невредим.
      Хлоп, щёлк — сумка закрылась.
      Сопровождаемые льстивыми комплиментами Ладушкина, мама и дочка покинули кабинет.
      Словно крошечный сверхзвуковой самолёт, выставив вперёд длинное жало, Мурзилка пулей вылетел через форточку на улицу. Спланировав вниз, он стал в волнении кружить у входа, то и дело облетая здание, чтобы держать под контролем весь периметр. Если сумка исчезнет, он даже не сможет никому объяснить, что с ним произошло...
      Наконец мама с дочкой вышли и направились к одному из стоявших перед воротами автомобилей. Встречавший их шофёр услужливо открыл дверцу. Девочка забралась первой и запрыгала на заднем сидении. Мама села рядом, а Мурзилка не успел залететь следом, потому что шофёр хлопнул дверцей перед самым его носом.
      Пока он приходил в себя, зарекаясь впредь быть более осторожным, шофёр сел за руль. Машина тронулась с места и быстро набрала скорость. Уже почти ни на что не надеясь, Мурзилка помчался следом.
     
     
      Глава седьмая
      СТЫКОВКА НА ОРБИТЕ
     
      К этому времени Шустрик и Мямлик были далеко от Земли. В первые секунды, когда ракета стартовала с крыши, Мямлика здорово приплющило к полу. Но потом, когда ракета набрала скорость, стало легче, и он почти уже принял свою нормальную форму.
      Однако корпус ракеты, из-за трения о воздух, успел нагреться. До такой степени, что в кабине сделалось жарко, как в духовке. И теперь Мямлика не то что плющило, он буквально растёкся по дну и по стенкам кабины.
      Но как только ракета вышла из атмосферы, холод космической бездны пронизал кабину вместе с экипажем.
      По счастью, к этому времени Мямлик снова успел принять свою нормальную форму. Иначе его миссия на корабль пришельцев потеряла бы всякий смысл: его распластанное и окаменевшее туловище не смогли бы даже извлечь из кабины.
      Всё время полёта Мямлик просидел молча, поскольку не мог ни раскрыть рта, ни пошевелиться. Но, если бы он и мог что-нибудь сказать, его бы всё равно никто не услышал. Потому что в безвоздушном пространстве звуки не распространяются. Зато Шустрик, который нахлобучил на Мямлика наушники, болтал без умолку. Звуковоспроизводящее устройство находилось внутри его непроницаемого стального туловища, и он воткнул штекер в гнездо аудиовыхода. Наушники плотно сидели у Мямлика на голове, вибрация звука отлично передавалась, и Мямлик страдал невыносимо.
      Первые три часа он ругался.
      Следующие пять с выражением декламировал про себя разнообразные куски из когда-либо прочитанного в стихах и в прозе.
      Потом снова ругался.
      Потом часов примерно десять, настроившись на философский лад, думал о вечном.
      Потом он простил Шустрика и возлюбил его как брата.
      Потом снова рассвирепел и начал перебирать способы самой изощрённой мести...
      Но вот, по истечении суток, автоматика вывела ракету на орбиту Юпитера, и впереди по курсу показалось вращающееся колесо инопланетного космического корабля.
      Шустрик взялся за ручное управление и сбавил скорость. После этого он вышел на связь с капитаном.
      — Аллё! Эй, на колесе! Как слышно?
      — Слышу вас хорошо! — отвечал капитан Зоркий. — Приготовьтесь к стыковке с шлюзовой камерой!
      — Понятно. С какой ещё камерой?
      — В центре корабля, в его неподвижной части, есть люк...
      — Погоди, сейчас подойду поближе... Ага! Есть! Вижу! Вокруг него торчат какие-то штуки.
      — Это универсальные крепления. При помощи захватов и присосок крепления могут удерживать любую пристыкованную к шлюзу конструкцию.
      — Это правильно. Так мы начинаем?
      — Начинайте. Не опасайтесь удара: наши приспособления смягчат момент соприкосновения.
      — Это вы опасайтесь...
      — Как?.. — не понял капитан Зоркий.
      — Я говорю — нам не страшно. Мы всё равно разгерметизированы.
      — Что?!!
      — Вы только не волнуйтесь. Мы, как бы это выразиться, искусственного происхождения.
      — Вы — роботы? — насторожился капитан.
      — Нет! Мы живые. Короче говоря, мы искусственные волшебные человечки.
      — Хорошо, это не столь важно. Если вы искусственные, перегружайте всё, что привезли, в шлюзовую камеру. Потом закроем люк, запустим воздух, и вы сможете пройти на корабль.
      — Годится!
      Шустрик аккуратно «припарковался» к люку, расположенному в неподвижной оси корабля, и ракету тут же схватили и прижали гибкие крепления.
      Открылась заслонка шлюза.
      Шустрик отстегнулся от кресла и открыл дверцу ракеты. Затем отстегнул своего окаменевшего друга, просунул его головой вперёд и подтолкнул. Мямлик плавно влетел внутрь, следом полетели контейнеры с водой и продуктами питания.
      Потом заслонка опустилась, камеру со свистом заполнил тёплый воздух.
      Мямлик пошевелился, потоптался, погримасничал, разминая голову, — и сунул в рот мундштук своей трубки, которую умудрился не потерять, находясь то в твёрдом, то в жидком агрегатном состоянии.
      Шустрик раскрыл рот, чтобы радостно поздравить коллегу, но Мямлик внезапно сверкнул глазами и прошипел:
      — Ни звука...
      Потрясённый, Шустрик так и остался стоять с открытым ртом.
     
     
      Глава восьмая
      РАДУШНЫЙ ПРИЁМ
     
      Открылась заслонка, отделявшая шлюзовую камеру от жилых помещений, и человечки, цепляясь ногами за специальные петли, похожие на лыжные лямки, вошли в центр управления.
      Это был большой круглый зал с тумбой и стеклянной сферой посередине. Вдоль стен располагались иллюминаторы, под ними — выступ закольцованного рабочего стола и кресла, привинченные к полу. На рабочем столе лежали обычные бумажные книги, закреплённые на липучках, и настольные игры с намагниченными фигурами.
      Перед Шустриком и Мямликом, выстроившись полукругом и просунув ноги в лямки, стояли четверо членов экипажа. Они были в красивой белоснежной форме, похожей на парадную морскую — с блестящими серебряными пуговицами, погонами и нашивками.
      — Капитан Зоркий! — представился стоящий справа, отсалютовав и топнув ногой. — Командир трансгалактического корабля «Колесо Фортуны».
      — Очень приятно. Шустрик, Мямлик... — пролепетали друзья в один голос.
      — Штурман Кротик! — отсалютовал и топнул ногой следующий. Шустрик и Мямлик тоже взмахнули руками, вразнобой топнули, одновременно произнесли свои имена и сердито посмотрели друг на друга.
      — Доктор Скарабей!.. — представился третий по всей форме. Мямлик сердито и выжидательно покосился на Шустрика, уступая. Тот занервничал, замигал всеми цветами и промедлил.
      — Психоаналитик Мимоза, — сдержанно кивнул четвёртый, оказавшийся дамой.
      Экипаж корабля дружелюбно смотрел на гостей, вытянувшись по стойке «смирно».
      — Говори... — прошептал Мямлик уголком рта.
      — Специальный агент Шустрик! — доложил Шустрик, топнул и отсалютовал.
      — Мямлик, — сказал Мямлик, кивнул и, многозначительно посвистев трубкой, добавил: — Следователь по делам особой важности.
      После этого он махнул рукой и дёрнул ногой, позабыв вынуть её из лямки.
      Услышав, что сказал его товарищ, Шустрик повернулся к нему с изумлением. Но, встретившись с его взглядом, промолчал.
      — Мы рады гостям, — сказал капитан Зоркий. — Может быть, вы желаете пообедать с нами или отдохнуть с дороги?
      — Не думаю, — возразил Мямлик, — что это хорошая идея. Просто позвольте нам самим...
      «...осмотреть место преступления», — едва не сказал он.
      — ...неспешно прогуляться.
      — Разумеется! Сейчас мы даже не в состоянии выразить вам ту степень благодарности, какую заслуживает ваш щедрый дар и самоотверженный поступок.
      — Всё не так серьёзно... — поскромничал детектив Мямлик.
      — Надеюсь, у вас ещё будет достойный повод для того, чтобы нас поблагодарить.
      И два загадочных существа с планеты Земля, которые тоже называли себя волшебными человечками, вышли из центра управления. Сзади раздалась команда «вольно», за которой последовал шум, гвалт, звяканье и шорох лихорадочно распаковываемых коробок с провизией.
     
     
      Глава девятая
      ВПЕРЁД, ВНИЗ И ПО КРУГ У
     
      Оставив космических пришельцев с долгожданными продуктами, Шустрик и Мямлик направились вдоль одного из трубчатых коридоров к периферии звездолёта.
      Для того, чтобы выйти из неподвижного центра, им пришлось зайти в кабину окружавшей его «втулки». Втулка закрутилась, и кабина совпала с одним из выходов.
      Больше на корабле ничего не крутилось, то есть, пассажиры вращения не замечали. Иллюминаторы были настоящими только в неподвижном центре. Все остальные представляли из себя стереовизуальные экраны.
      В трубчатом коридоре эластичные лямки для ног заменяли металлические скобы. По мере того, как друзья неторопливо, скобка за скобкой, продвигались вперёд, у них шаг за шагом начинало создаваться впечатление того, что они не идут вперёд, а спускаются вниз. Вертикально вниз, как в колодец.
      — Погоди, — сказал Мямлик сделав ещё шаг и замахав руками, удерживая равновесие, — ты уверен, что мы идём, а не падаем?
      — Нет, — честно ответил Шустрик, которого тоже заметно клонило вперёд.
      — Тогда давай повернёмся ногами вниз.
      — Давай, — согласился Шустрик.
      Они осторожно сели на корточки, ухватились за скобы руками и начали спускаться вниз как по лестнице. Пол коридора превратился в стенку колодца, и Мямлик заметил на этой стенке надписи.
      — Тут какие-то знаки, — сказал он приятелю и достал из кармана большое увеличительное стекло с медным ободком и потёртой деревянной ручкой.
      Возле каждой скобки была обозначена буква «М», цифра и обозначение процентов.
      — А, понял! — сообразил Шустрик. — «М» — это масса, то есть, нормальная сила тяжести. Сколько ты весишь?
      — Почти восемьдесят граммов, — с гордостью ответил толстенький Мямлик.
      — А на этой ступеньке ты весишь ещё не восемьдесят, а сколько?..
      — Сорок процентов.
      — Сорок процентов от восьмидесяти — это тридцать два грамма. А на следующей?
      Мямлик начал спускаться ниже.
      — Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят...
      — Вот видишь! Ты уже весишь шестьдесят шесть...
      — Понятно, — сказал Мямлик. — Я уже чувствую себя на все сто.
      Шустрик посмотрел вниз и увидел, что Мямлик стоит на полу. Не долго думая, он тоже спрыгнул и встал рядом.
      — Теперь и я — на все сто. Только это, между прочим, не вес, то есть, не сила тяжести.
      — А что же?
      — Центробежная сила. Колесо крутится — и нас отбрасывает. А поскольку оно крутится равномерно, мы этого не замечаем.
      — Любопытная гипотеза, —Мямлик засвистел трубкой. По своей сути он был гуманитарий и не очень хорошо разбирался в точных науках. — А как ты объяснишь вот это?..
      Мямлик постучал трубкой по стеклу иллюминатора, за которым всё было неподвижно.
      — Экран, — объяснил Шустрик. — За стеклом экран, к нему идёт сигнал из неподвижного центра. Ты же сам видел снаружи, что оно вертится!
      Мямлик недоверчиво хмыкнул и сказал что-то невразумительное про галилеевские штучки.
      Человечки стояли в коридоре, вдоль которого по обе стороны, словно в гостинице, тянулись двери с пронумерованными табличками. Сзади и спереди коридор, который всё-таки был колесом, шёл на подъём, «в горку».
      — Если идти всё время прямо, мы вернёмся в эту же точку, — сказал Шустрик.
      — Как во время кругосветного путешествия, — догадался Мямлик.
      — Только наоборот. Вверх ногами.
      — Ценная мысль...
      Друзья зашагали вперёд, видя, что идут в горку, но совершенно этого не ощущая.
      Они вышли в просторное помещение кают-компании, которая была одновременно и столовой, и комнатой отдыха, и местом производственных совещаний. Рядом находилась кухня, на которой царил образцовый порядок. Мямлик даже предположил, что баночки из-под повидла вылизаны изнутри языками.
      — Почему языками? — возразил Шустрик. — Прополоскали и выпили.
      — Вылизали. Воды-то у них уже не было... Шустрик заглянул в раковину:
      — Неужели они брали в полёт сырую рыбу?
      Мямлик наклонился над раковиной и посмотрел в лупу. Действительно: на сточной решётке матово белели высохшие чешуйки.
      — Любопытно, — сказал Мямлик и достал и раковины чешуйки. — Любопытно...
      На стенах кают-компании красовались огромные и яркие экраны иллюминаторов. Слева была видна поверхность Юпитера, справа — бескрайние космические просторы. Шустрик уселся в кресло налево, Мямлик — в кресло направо.
      — Красота! — восхитился Шустрик.
      — Жалко, что шеф не видит, — сказал Мямлик, имея ввиду Мурзилку. — Подозреваю, что при всей показной сдержанности и строгости, в глубине души он питает слабость к внешним эффектам.
      Высказав такое мнение, Мямлик задрал ноги на стол и поёрзал.
      — А он, может быть, и видит.
      — Что видит?
      — Ну, это всё. Всё, что я.
      — А... Да.
      В редакции действительно всё видели через Шустрика. Информация не только записывалось в его электронную память, но и транслировалось на Землю, что называется, в прямом эфире. И не только видели, но и слышали.
      — А к чему шеф питает слабость?.. — переспросил Шустрик.
      — Не то, чтобы слабость... — Мямлик стащил ноги со стола. — Просто я думаю, что сейчас, в его отсутствие, нам не хватает его ума... опыта... и проницательности.
      — Ты думаешь, мы не справимся?
      — Мы... конечно, мы справимся. Скорее всего, ключ всё ещё здесь, внутри корабля. И мы внутри. Рано или поздно мы найдём его. — Мямлик задрал голову: — Верно, шеф?..
     
     
      Глава десятая
      НАВСЕГДА?..
     
      Но Мурзилка, увы, не видел и не слышал своих подчинённых. Сломя голову, в образе комара, он мчался за ехавшим на огромной скорости автомобилем. Его длинное жало смотрело вперёд и вниз, а прозрачные крылья сами собой совершали махи так быстро, словно это были не крылья, а лопасти винта... И всё равно он безнадёжно отставал. Когда машина свернула и вообще пропала из виду, Мурзилка стал прощаться с жизнью. Он подумал, что останется комаром навсегда. А комариный век — ох как недолог!..
      По счастью, за поворотом оказался оживлённый перекрёсток, и машина замерла на минуту перед светофором. Из последних комариных сил Мурзилка сделал финишный рывок и, изловчившись, залетел в щёлку приспущенного водительского стекла в тот момент, когда автомобиль уже снова тронулся с места. Усевшись на обшивку крыши, прямо над сумкой, которая стояла у мамы на коленях, он перевёл дух.
      Вскоре автомобиль выехал на загородное шоссе и рванул по прямой на такой скорости, что только ветер свистел. Конечно, никакой комар или даже птица не смогли бы теперь за ним угнаться.
      Мама и дочка смотрели в противоположные окна и молчали. Минут через двадцать машина заехала в посёлок с красивыми домами, окружёнными высокими заборами, за которыми виднелись только башенки, верхние этажи и просторные террасы. С первого взгляда было понятно, что здесь живут богачи. Открылись ворота, машина въехала в ухоженный двор и остановилась у крыльца, между двумя мраморными вазами. Девочка убежала в дом, а мама открыла наконец злосчастную сумку, достала сигареты и закурила.
      Очертя голову, Мурзилка спикировал вниз, подхватил лежавший в складке носового платка фонарик-метаморфатор и взлетел вверх прежде, чем сумка захлопнулась.
      — Уф! — сказал Мурзилка, усевшись на конёк крыльца.
      Главная опасность была позади. Теперь он в любую минуту мог превратиться в самого себя. Однако, в сложившейся ситуации это было бы неразумно. Здесь, за городом, не было ни пневматической трубы, ни пункта проката механических собак. Зато хватало собак обыкновенных, которые несомненно проявят здоровый интерес к жёлтенькому пушистому зверьку.
      Немного успокоившись, Мурзилка, то есть, комар, который его представлял, почувствовал зверский аппетит. А поскольку любому известно, что комары питаются кровью, одна только эта мысль привела его в содрогание. Тем более что он, как это ни странно, совсем не хотел крови. Наоборот, его тянуло к клумбе с гладиолусами. Ему до смерти хотелось выпить цветочного нектара. Вокруг летало множество других комаров, которые не обращали на него ни малейшего внимания. Мурзилка сел на цветок и, прикрыв глаза от восторга, запустил хоботок в душистую мякоть... Напившись и даже находясь в некотором экстазе от сытости и удовольствия, Мурзилка присел на подоконник.
      Из дома вышел папа — большой и важный, без пиджака, но в жилетке. В одной руке он держал галстук, на другой висела его дочка. Она требовала:
      — Пойдём, пойдём купаться, ты обещал!.. Папа спустился к маме и поцеловал её в щёку.
      — Надеюсь, ты не собираешься работать в выходные? — спросила мама.
      — Не собираюсь, дорогуша. Я только приму одного посетителя. Вот сейчас, сию минуту он должен подъехать. Держи, завяжи мне галстук...
      Мама бросила сигарету и стала завязывать папе галстук.
      «Ага! — подумал комар. — Посетитель приедет и уедет. А я уеду в город вместе с ним. Отлично, никаких проблем.
     
     
      Глава одиннадцатая
      НИЧЕГО, КРОМЕ ПРАВДЫ
     
      Вскоре прибыл тот, кого ждали. Мужчина с подёргивающимся лицом, одетый в неловко сидящий на нём дорогой костюм. От него так сильно несло дезодорантом, что несчастному комару, когда посетитель проходил мимо, едва не сделалось плохо. Мурзилка залетел в дом за ним следом. Он не собирался подслушивать чужих разговоров, а только хотел узнать, скоро ли этот тип поедет обратно в город.
      Папа дожидался в своём кабинете, приготавливая на столе бумаги.
      Гость растянул губы в улыбке и шагнул к хозяину:
      — Аркадий Семёнович!
      — Здравствуйте, господин Поганцев, — сухо поздоровался с ним папа. — Чем обязан?..
      Поганцев сел, положил на колени портфель, раскрыл его и вынул папку с бумагами.
      — Если коротко, — заговорил он, — мой сегодняшний визит к вам связан с избирательной кампанией кандидата в депутаты Василия Ивановича Томразова.
      — Что-что? — удивился Аркадий Семёнович. — Но ведь он бандит... У него прозвище — Васька-тормоз!..
      — Помилуйте, какой же он бандит, — возразил Поганцев. — Когда-то, может быть, что-то и было в таком роде, но теперь он бизнесмен, всеми уважаемый человек. А я — его доверенное лицо.
      — Абсолютно исключено. — Аркадий Семёнович резко поднялся с места, давая понять, что на этом разговор закончен. — Лицо вы его, или какая-либо другая часть тела, мой банк никогда не будет платить бандитам — ни бывшим, ни настоящим, ни будущим.
      — В таком случае, — остался сидеть Поганцев, — позвольте напомнить вам вот это...
      И он положил на стол папку с бумагами.
      Мурзилка, буквально задыхавшийся от едкого дезодоранта, направил метаморфатор на Поганцева. Затем зажмурился и представил, что от него пахнет свежим полевым сеном. Тоненький малиновый луч ударил в спину вонючего гражданина — тут же в окно дунул ветерок, колыхнулись занавески, и дезодорант мгновенно выветрился. В кабинете приятно запахло лугами, полями и цветами.
      Но хозяин и посетитель так горячо спорили, что даже не заметили перемены.
      — Какая ложь!.. — восклицал Аркадий Семёнович, словно в театре.
      — Пускай это ложь, — возражал гость, — но эта ложь может стереть вас в порошок в считанные минуты!..
      Тогда Мурзилка подумал, что если гость будет говорить неправду, спор никогда не закончится. Он направив фонарик на «доверенное лицо» и представил себе, что этот гражданин сегодня... и ещё целый месяц будет говорить одну только правду.
      После этого Поганцев, осёкшись вдруг на полуслове, помолчал несколько секунд, вытер лицо платком и заговорил совершенно другим тоном.
      — Вы правы, — сказал он, опустив голову. — Всё это ложь от первого до последнего слова. Суммы, номера счетов — всё это умело подделано и подтасовано. Вы позволите мне воспользоваться телефоном?..
      Онемевший от изумления Аркадий Семёнович кивнул. Поганцев достал трубку и заговорил:
      — Алло, это главный прокурор? Здравствуйте, товарищ Правдюк, это вас беспокоит Поганцев... Да-да, из Мэрии. Хочу дать показания. Против кандидата в депутаты Василия Ивановича Томразова. Да-да, показания, полностью изобличающие его в противозаконных деяниях. Письменно и при свидетелях. Есть доказательства. Ждёте? Спасибо...
      Попрощавшись с опешившим хозяином, который не смог произнести больше ни слова, гость сел в свою машину и уехал. А вместе с ним — Мурзилка, довольный тем, как всё хорошо он устроил.
     
     
      Глава двенадцатая
      КАПИТАН ЗОРКИЙ
     
      Вечером того же дня Шустрик и Мямлик приступили к расследованию по делу о пропаже стартового ключа на «Колесе Фортуны». Они прекрасно освоились на звездолёте и свободно разгуливали как по его центральной части, цепляясь ногами за ремни или скобы, так и по периферии, передвигаясь обычно, как на Земле, под действием собственного веса (или, если точнее, центробежной силы).
      Выбор был прост. Если ключ удастся найти до утра — космонавты успеют благополучно телетранспортироваться на свою планету до крайнего срока. Если нет — в полдень на орбиту Юпитера прибудет аварийная инспекция. В этом случае членов экипажа за разгильдяйство могут лишить лицензий на работу в космосе. Стоит ли говорить, что все они с готовностью согласились помогать следствию, которое взяли на себя два удивительных человечка, прилетевших с Земли.
      Здесь, на чужом звездолёте, детективы договорились для солидности называть друг друга на «вы». А поскольку ответственность за расследование Мямлик решительным образом взял на себя, Шустрик пообещал говорить ему «патрон» — на манер книжек про комиссара Мегре. «Патрон», в свою очередь, называл приятеля не иначе как «уважаемый коллега».
      Начиная расследование, Мямлик прежде всего решил поговорить с капитаном Зорким.
     
      Каюта капитана находилась прямо напротив выхода из пятнадцатого трубчатого коридора, каждый из которых вёл от центра к периферии. Её внутреннее устройство, казалось, говорило всё о характере хозяина: привинченная к полу больничная кушетка, рабочий стол, кресло и задёрнутый занавеской экран-иллюминатор.
      — Рассаживайтесь, — предложил Зоркий. — Нет... чуть-чуть не так... вот вы — немножко влево. А вы сюда. Отлично. Итак?..
      Приятели огляделись и поняли смысл перемещений. Теперь они сидели на кушетке на равном расстоянии от её оконечностей и друг от друга. Вместе с капитаном, усевшимся в кресле напротив, они представляли углы воображаемого равностороннего треугольника. Вообще, все предметы в каюте были расположены или строго симметрично, или под прямым углом один к другому. Даже лежавшее на середине блюдечка яблоко было надкусано с двух сторон совершенно одинаково.
      Пауза затянулась, и Мямлик решс чего-то начать.
      — Э-э... Хорошая погода нынче выдалась.
      Капитан Зоркий и коллега Шустрик задумались. На некоторое время снова возникла пауза.
      — Я имею виду, — пояснил Мямлик, — что когда мы улетали, на Земле, то есть, в Москве, была хорошая погода.
      Капитан понял и вежливо кивнул. Шустрик, углубившийся было в дебри магнитных полей, излучений и эфирных потоков, отражающих погоду в космосе, тоже понял и радостно закивал.
      После этого Мямлик наконец заговорил по существу.
      — Скажите, господин капитан, где хранился этот ваш ключ, до того, как его слямбз... то есть, до пропажи?
      — Ключ хранился в центре управления, у всех на виду, — ответил капитан сухо и отчётливо.
      — На что он похож?
      — Пластиковая карта величиной с ладонь.
      Всякий раз, выслушав ответ, Мямлик несколько секунд посвистывал пустой трубкой и произносил многозначительное «ага...».
      — Кто и когда видел его в последний раз?
      — Я, — капитан Зоркий опустил голову.
      — Вы?! — удивился Шустрик.
      — В ночь пропажи.
      — С этого места, пожалуйста, поподробнее!
      — Пожалуйста, мне нечего скрывать. В ночь пропажи я обнаружил в своей каюте записку...
      — Каюты не запираются? — снова заговорил Мямлик.
      — Запираются, но только изнутри. На листке бумаги от руки было написано всего несколько слов: «Берегите ключ запуска. Коекто намерен вас скомпрометировать».
      — Вы сохранили эту записку?
      — Дослушайте. Я немедленно отправился в центр управления, забрал ключ, вернулся в каюту и спрятал ключ вместе с запиской в ящике стола. После этого я лёг спать. Однако тревога меня не покидала. Я встал, оделся, прошёл в центр и запустил программу комплексной проверки всех систем. Я убедился, что звездолёт находился в полной исправности — от главного двигателя до мусоросборника. И только утром, открыв ящик стола, я обнаружил пропажу ключа и записки.
      — Их не могли украсть в то время, пока вы спали?
      — Это исключено. Я, как и все другие члены экипажа, имею привычку запираться изнутри.
      — Остаётся только время, когда вы отсутствовали. А именно...
      — Двадцать три минуты, включая дорогу туда и обратно.
      — Ага... — сказал Мямлик и посвистел трубкой. — Вы кого-нибудь подозреваете?
      Капитан Зоркий помолчал, опустив глаза.
      — Я бы не хотел бросать тень на своего товарища...
      — И всё-таки.
      — В тот момент, когда я возвращался из центра, мне показалось, что штурман Кротик торопливо удаляется по коридору.
      — Ага!
      — Коридор имеет форму кольца, по внутренней стороне которого мы ходим. Если кто-то удаляется, то сначала теряется из виду его голова, затем туловище и только в последнюю очередь — его ноги.
      — Вы хотите сказать, что узнали штурмана по ногам?
      — Вернее сказать, по носкам. Только по носкам и можно распознать члена экипажа в зоне периферии, если он на достаточном расстоянии. Ботинки, как видите, у нас у всех одинаковые, довольно грубые — чтобы было удобнее цепляться за скобы. А носки разные. У Кротика — жёлтые, в чёрную полоску.
      — Вы говорили другим о том, что видели?
      — Да, мы не раз собирались и обсуждали сложившуюся ситуацию. После пропажи все относятся друг к другу настороженно и не болтают лишнего. Я уверен, что у каждого, как и у меня, заготовлен подробный рапорт о случившемся.
      — Хорошо, господин капитан, — Мямлик поднялся с места. — Благодарю вас за предоставленную информацию. Надеюсь, что мы разберёмся в случившемся ещё до прибытия инспекции.
      Зоркий щёлкнул каблуками и кивнул. Шустрик и Мямлик шаркнули ножками и вышли.
     
     
      Глава тринадцатая ШТУРМАН КРОТИК
     
      В каюте, которую занимал штурман Кротик, до идеального порядка было далеко. Пол и стол были завалены чертежами, космическими картами, расчётами и таблицами. Сам хозяин, крикнув из-за двери «сейчас!..», поднявшись с колен, по рассеянности протянул вместо руки линейку, а потом заговорил, позабыв вынуть торчавшие изо рта чертёжные инструменты.
      — Гагуге ывы...
      — Что? — переспросил его Шустрик.
      — Здравствуйте, извините... ой!.. за беспорядок, — выговорил Кротик, успев кое-как сложить бумаги и уколоться циркулем. — Прошу вас...
      Друзья-детективы присели на край продавленной койки. Под наброшенным на неё сверху байковым одеялом угадывалась неприбранная постель.
      — Да-да, очень рад, слушаю... — прекратил, наконец, суетиться хозяин и замер, облокотившись о некое подобие подоконника под светящимся иллюминатором.
      — Скажите, господин Кротик, — обратился к нему Мямлик, — в ту ночь, когда пропал ключ запуска, вы покидали свою каюту?
      — Нет, нет! Сколько раз можно говорить — нет!..
      — Разве мы у вас уже спрашивали?..
      — Не спрашивали вы, так спрашивали другие.
      — Кто именно?
      — Все!
      — Вам не трудно повторить ещё раз, специально для нас?
      — Нет, не трудно... извините. В ту ночь, как и в большинство других ночей, я трудился над построением точной многомерной карты вашей Солнечной системы. А когда я работаю, то совершенно забываю об окружающем. Иногда я засыпаю прямо на полу, с инструментами в руках и в зубах. Теперь вы понимаете, почему меня так раздражают вопросы о дурацких хождениях по коридору! О каких прогулках может идти речь, когда в голове сложнейшая цепочка из цифр, знаков и геометрических фигур, гармонию которой может разрушить любой идиотский стук в дверь!..
      — Хм... Извините, если мы разрушили... гармонию вашей мысли, — выразил сожаление Мямлик.
      — Ничего, валяйте дальше. Я ведь знал, что вы придёте.
      — Тогда позвольте задать вам необычный вопрос. У вас не пропадали носки?
      — Что?..
      — Носки. Жёлтые, в чёрную полосочку.
      — Ах, вы об этом... Неужели вы думаете, что кто-то из наших способен на такие шутки? Чепуха, скорее всего, капитану померещилось.
      — Но вы не пытались их пересчитать?
      — Я могу сделать это прямо сейчас, при вас...
      Кротик раздвинул встроенный шкаф и начал считать носки.
      — Шестнадцать пар чистых, одни — на мне... И две пары в стирке.
      — Сколько же должно быть всего?
      — Двадцать пар, разумеется.
      — Получается девятнадцать! — строго заметил Шустрик.
      — Не может быть, что вы говорите!
      Кротик начал снова считать и шепелявить себе под нос цифры.
      — Действительно, одной пары не хватает, — признался он, закусив указательный палец.
      — Хм... — Мямлик засвистел трубкой.
      — Это подозрительно! — нахмурился Шустрик.
      — Действительно, какая-то чертовщина. А, понимаю! Это, наверное, кто-нибудь всё-таки пошутил.
      — Кто же по-вашему обладает таким замечательным чувством юмора?
      — Н-не знаю... Ума не приложу.
      — Хорошо, мы сами попробуем в этом разобраться. Может, вспомните ещё какую-нибудь шутку? Любая мелочь важна для следствия.
      — Мелочь?.. — Кротик почесал затылок карандашом, который вертел в пальцах. — Ну хорошо, вот такая мелочь, если вам интересно. Утром, когда я вышел к завтраку, табличка с номером моей каюты оказалась перевернутой. Я нашёл на полу винтик и снова закрепил её в прежнем положении.
      — Что-нибудь ещё?..
      — Не знаю, стоит ли говорить... Мне показалось, что после пропажи кто-то роется в моих вещах.
      — Это важно! — Шустрик поднял палец.
      — Как же вы заметили?.. — недоверчиво проворчал Мямлик.
      — Ну, во-первых, у меня профессиональная фотографическая память. А во-вторых... здесь беспорядок только для постороннего взгляда. На самом деле каждая мелочь находится в нужном месте.
      — Огрызок синего карандаша?..
      — Был на кровати, а сейчас вы прячете его за спиной.
      — Ловко, — Мямлик разжал ладошку. — Знаете, я поверил в вашу фотографическую память.
      — Благодарю, — улыбнулся Кротик.
      — И я надеюсь, что многое из сказанного вами будет полезно для следствия.
      Попрощавшись с хозяином, человечки вышли из каюты в коридор. Мямлик поднял руку и ощупал табличку. Она была закреплена двумя винтиками — сверху и снизу.
      — Номер девяносто шесть... А какой номер каюты у нашего капитана? Вы не помните, коллега?
      — Шестьдесят девять.
      — Интересно. Очень интересно...
     
     
      Глава четырнадцатая
      ПСИХОАНА ЛИТИК МИМОЗА
     
      Следующий свидетель, бортовой психоаналитик Мимоза, занимала каюту номер пятьдесят четыре. Она отворила на стук без промедления. По её подкрашенным губам и ресницам было заметно, что она готовилась к приёму посетителей.
      В каюте было уютно и прибрано. Здесь имелся прозрачный столик с искусственными цветами, диванчик и пара кресел. На стене — приятная для глаза картина с бабочками и зелёной травкой.
      — Прилягте, пожалуйста, — предложила Мимоза. — Расслабьтесь и говорите...
      Шустрик и Мямлик недоуменно переглянулись.
      — Ах! — хозяйка улыбнулась и укоризненно поднесла пальчики ко лбу. — Извините, это у меня профессиональное. Не ложитесь, а садитесь. Садитесь, садитесь, разумеется...
      Друзья уселись на диванчик, и Мямлик, собираясь с мыслями, засвистел трубкой.
      Но Мимоза заговорила первой.
      — Что же вам удалось узнать? — поинтересовалась она, удобно развалившись в кресле и надкусив шоколадную конфету. — Отдельное спасибо вам за конфеты, угощайтесь... Капитан, разумеется, вне подозрений: честь, дисциплина, образец нравственности и всё такое. Он сумел произвести на вас должное впечатление? Да, это он умеет. Я не против капитана, но поверьте специалисту: он — тёмная лошадка. Были истории, которые до сих пор можно толковать так или иначе. То ли он кого-то не удержал над кратером, то ли ему подсунули неисправное снаряжение... То ли он невероятно физически вынослив, то ли он перевёл на себя одного резервные запасы воздуха во время аварии... Много вопросов. В обоих случаях комиссия так и не смогла разобраться до конца.
      Воспользовавшись секундной паузой, Мямлик попытался заговорить:
      — А...
      — Вы хотите спросить, не питаю ли я личной неприязни к нашему капитану? — перебила его Мимоза. — Да, вы совершенно правы, я его недолюбливаю. Но я профессионал и умею разбираться в своих собственных тараканах.
      Этого не понял Шустрик и открыл, было, рот, чтобы переспросить про тараканов, но Мимоза и его опередила.
      — За что я его недолюбливаю? Да хотя бы за одно то, что он считает меня здесь совершенно лишней. Он вообще не признаёт психоанализа как науки и не находит в ней никакой пользы. Он, единственный в экипаже, ни разу не лёг на этот диван. Ни одного сеанса! Выходит, ему есть что скрывать... Не исключено, что он вообще душевнобольной. Я уже подготовила рапорт в министерство здоровья с требованием отстранить его от полётов до полного и всестороннего обследования его психики.
      Шустрик и Мямлик больше не раскрывали рта. Некоторое время, пока Мимоза, издав заинтересованный возглас, ела особенно понравившуюся конфету, все молчали.
      — Вы думаете, — заговорила она снова, — капитан что-нибудь смыслит в устройстве звездолёта, в телетранспортации и навигации?.. Всё, буквально всё за него делает Кротик. Он и штурман, и бортинженер, и картограф... А Зоркий только делает значительное лицо и блестит медными пуговицами. Вот эти очень вкусные, с клубничной помадкой... Вы, наверное, заметили, что из нас четверых двое — врачи. Это потому, что во время испытаний важнее всего состояние здоровья экипажа. Здоровья как психического, так и физического. Полагаю, что доктор Скарабей, отслеживающий физическое самочувствие каждого из нас, тоже мог бы рассказать много интересного. Если только это не будет касаться врачебной тайны...
      Мимоза посмотрела на часы и встала.
      — Теперь, господа, мне необходимо работать. Благодарю вас за интересную и содержательную беседу.
      Шустрик и Мямлик тоже встали и шагнули к дверям.
      — Да! Чуть не забыла. Хотела сказать вам с самого начала. Если это имеет значение... Ну, короче, в тот вечер, когда пропал ключ запуска... За ужином капитан вдруг закашлялся и вышел из кают-компании. А вернулся только минут через десять, к чаю. Делайте выводы, господа, делайте выводы...
      Мимоза многозначительно подмигнула и затворила дверь перед носом стоявших уже в коридоре детективов.
      — Хм... — пробормотал Мямлик и яростно засвистел трубкой.
     
     
      Глава пятнадцатая
      ДОКТОР СКАРАБЕЙ
     
      — Выводы, — повторил Шустрик. — У нас есть выводы?
      — Будут и выводы, — пообещал Мямлик. — Но пока обмозгуем то, что имеем.
      — А что мы имеем?
      — Мы имеем то, что в ночь пропажи ключа капитан Зоркий будто бы видел удалявшиеся по коридору жёлтые носки штурмана Кротика. Однако сам Кротик это отрицает и в нашем присутствии обнаруживает пропажу пары злополучных носков.
      — Это не убедительно!
      — Далее. Бортовой психоаналитик Мимоза имеет зуб на капитана и намекает на то, что он псих. Она утверждает, что он отсутствовал десять минут во время ужина — как раз в тот вечер, когда обнаружилась пропажа.
      — Значит, это он стянул ключ!
      — Не факт. Ещё мы имеем перевёрнутую табличку с номером «шестьдесят девять».
      — «Девяносто шесть», — поправил его Шустрик. — В шестьдесят девятой живёт капитан.
      — Девяносто шесть, шестьдесят девять... Вам не кажется, коллега, что в этих цифрах есть что-то общее?.. Но вот и каюта доктора Скарабея.
      Мямлик постучал в дверь.
      — Прошу вас, — хозяин сам открыл дверь и впустил детективов. — Очень, очень рад вашему посещению, будьте как дома, — доктор Скарабей начал сердечно пожимать руки своим гостям. — Вы буквально спасли нас от голодной смерти... Искренне, сердечно благодарю вас!..
      Довольные таким приёмом Шустрик и Мямлик расселись в имевшихся тут удобных креслах. Сам хозяин предпочёл стоять или прохаживаться по каюте из стороны в сторону.
      — Вы уже были у Мимозы? Забавная дамочка, не правда ли? Смертельно ненавидит нашего капитана.
      — Скажите, — обратился Мямлик к Скарабею, — в ночь пропажи вы не заметили чего-нибудь необычного или подозрительного?
      — Абсолютно. Вскоре после ужина я лёг спать и ни разу не просыпался до самого подъёма.
      — Нет ли у вас каких-либо своих соображений?.. Что называется, без протокола.
      — Без протокола...
      Некоторое время доктор Скарабей раздумывал, глядя на детективов поверх очков.
      — Не знаю, стоит ли говорить...
      — Говорите! — требовательно воскликнул Шустрик.
      — Хорошо, я скажу. Я подозреваю, что ключ стянула Мимоза.
      — Мимоза?.. — повторили детективы.
      — Она могла сделать это по двум причинам, любой из которых более чем достаточно. Во-первых, ради того, чтобы насолить капитану, которому она когда-то строила глазки и который не ответил ей взаимностью.
      — Это убедительно, — согласился Мямлик. — А что ещё?
      — Видите ли, господа... — Скарабей прошёлся из угла в угол.
      — Не является тайной то обстоятельство, что большинство врачей психиатров не могут справиться со своими собственными, с позволения сказать, тараканами в голове...
      Мямлик удивлённо поднял глаза.
      Услышав второй раз про тараканов, Шустрик в панике схватился за голову.
      — Тараканами?! В голове?!
      — Это специальный термин. Тараканы — значит странности, отклонения.
      Шустрик успокоился.
      — И много у неё этих... странностей? — поинтересовался Мямлик.
      — Вот, к примеру, самая безобидная странность, из-за которой Зоркий упорно избегает сеансов. Что делает психоаналитик, пригласив к себе в кабинет пациента? Предлагает ему лечь на диван и расслабиться. А затем, при помощи осторожных наводящих вопросов, даёт ему выговориться. А что делает госпожа Мимоза?
      — Что?! — испуганно воскликнул детектив Шустрик.
      — Она укладывает пациента на диван, просит его расслабиться и, не давая произнести ему ни слова, вываливает на него весь груз своих собственных проблем!
      — Оригинально... — проворчал Мямлик.
      — Скажу вам больше, — доктор Скарабей понизил голос, — психоаналитик Мимоза сама страдает сложнейшим психическим отклонением.
      — Каким?!
      — Клептоманией. Ещё до полёта её многократно ловили на мелкой, бесполезной краже. Скажу вам больше: она специально устроилась работать на звездолёт, чтобы находиться подальше от универмагов, раздевалок, квартир друзей и знакомых... То есть, таких мест, где у клептоманов буквально чешутся руки что-нибудь стянуть.
      — Но каким же образом дамочка с такими... причудами смогла устроиться работать на звездолёт? Разве те, кто хочет работать в космосе, не проходят медицинскую комиссию?
      — Дело в том, что у госпожи Мимозы огромные личные связи в министерстве здоровья. Она сама назначит и уволит кого только ей вздумается. Но, надеюсь, вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами?..
      — Разумеется, доктор, мы всё понимаем, — заверил его Мямлик. — Скажите, в тот злополучный вечер, во время ужина, кто-нибудь выходил из кают-компании?
      — Надо подумать... Да, совершенно верно: Мимоза сделала по адресу капитана грубое замечание... будто он всегда громко чавкает...
      — А он действительно чавкает? — насторожился Шустрик.
      — Нет, она всегда придумывает что-нибудь новое из вредности. А капитан принимает это слишком близко к сердцу. Он поперхнулся, закашлялся и вышел.
      — Сколько он отсутствовал? — поинтересовался Мямлик.
      — Думаю... минут пять или семь.
      — Благодарю вас, нам пора, — детективы поднялись с места. У самой двери Мямлик обернулся:
      — Да, кстати. Что вы думаете по поводу жёлтых носков в полоску, которые капитан Зоркий увидел в конце коридора?
     
      И тут с доктором Скарабеем начало происходить нечто странное. Он порозовел, покраснел, опустил голову, снял очки и начал смущённо протирать их платком.
      — Н-носки?.. Да, он видел. Несомненно.
      — Вам нечего добавить по этому поводу?..
      — Нет-нет, совершенно нечего. Никаких комментариев. До свидания.
      И Скарабей буквально вытолкал гостей в коридор.
      — У меня такое впечатление, — сказал Мямлик, — что кое-кто страдает непреодолимой склонностью к сокрытию истины.
      — Он просто невежа! — возмутился Шустрик.
     
     
      Глава шестнадцатая
      ЦЕЛЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА?
     
      По общему космическому времени наступало утро.
      — Как наши дела, патрон? — сказал Шустрик. — Мы уже имеем подозреваемого?
      — Подозреваемого — не то слово... — как всегда туманно изъяснился Мямлик. — мы его уже почти имеем.
      — Так я и думал! — подхватил коллега Шустрик. — Доктор сам себя выдал! С чего бы ему так пугаться, если у него совесть чиста?
      — Иной раз приходится врать именно для того, чтобы совесть была чиста... — ответил патрон ещё более туманно. — Коллега, вы не против прогуляться со мной в центр управления?
      — Почему бы и нет.
      — А чуть-чуть, самую малость нарушить следственную этику?
      — Ни за что!
      — Но если от этого зависит честь и репутация всего экипажа?
      — От чего зависит?
      — Нам необходимо просмотреть содержимое их личных компьютеров. Я полагаю, это можно сделать с главного, расположенного в центре управления.
      — Но добытая таким образом информация не может быть использована в качестве улики.
      — Она может быть использована в качестве повода к размышлению. По правде говоря, у меня ещё кое-где не сходятся концы с концами.
      — Это другое дело. Сводите, сводите их поскорее. Меня уже буквально всего трясёт от любопытства!..
      Проникновение в локальную сеть дало сыщикам нижеследующие результаты.
      Доктор Скарабей аккуратнейшим образом вёл записи ежедневных осмотров всех членов экипажа, включая самого себя. Доступ к личным медицинским книжкам был особо строго засекречен, но Шустрик расщёлкал пароль в считанные минуты. «Так я и думал! — взмахнул трубкой Мямлик, ознакомившись с записями Скарабея. — Так я и думал».
      Психоаналитик Мимоза, как показало содержимое её компьютера, всё свободное время проводила за виртуальными играми типа «Замочная скважина», «Скрытая камера», «Невидимка» и тому подобными, смысл которых сводился к подглядыванию и подслушиванию за чужой, хотя и выдуманной, но всё-таки частной жизнью.
      «Любопытной Варваре нос оторвали», — прокомментировал Мямлик.
      Компьютер лейтенанта Кротика был переполнен научнотехнической мыслью. Шустрик моментально увяз в чертежах, вычислениях и терминологии. Для того, чтобы вытащить его из сотни открытых приложений, Мямлику пришлось решительно протянуть руку и нажать клавишу «Перезагрузка».
      Зато жёсткий диск капитана Зоркого был девственно чист — начиная с того самого вечера, когда пропал ключ запуска. До этого он исправно вёл бортовой журнал и вдруг, в самый критический момент, записи прервались.
      — Чего и следовало ожидать... — удовлетворённо произнёс детектив Мямлик.
      — Кто-то уничтожил записи? — предположил Шустрик.
      — Нельзя уничтожить то, чего не было.
      — Не было?! Но капитан, если он не сумасшедший, не мог оставить без внимания чрезвычайное происшествие!
      — Он не сумасшедший. И тем не менее, ему не позавидуешь...
      — Признаюсь, патрон, я ничего не понимаю. Но вы-то сами свели, наконец, концы с концами?
      — Возможно, коллега, очень возможно... — сосредоточенно засвистел трубкой Мямлик. — Теперь, напоследок, заглянем в одно не самое приятное место. Там, я полагаю, мы найдём одну незначительную улику. Последний штрих, который дополнит уже вполне ясную для меня картину преступления. Если пороемся хорошенько.
      Мусорный контейнер находился рядом с камбузом и представлял из себя железный бак, переворачивающийся на шарнире. При нажатии кнопки внутренняя перегородка опускалась, внешняя поднималась, воздух выходил, бак переворачивался, и его содержимое под действием центробежной силы вращающегося внешнего кольца улетало в космическую бездну.
      — ...А вот и носочки, — двумя пальцами Мямлик вытащил из мусора жёлтые в чёрную полоску носки. — Обратите внимание, коллега: носки новые, ни разу не надёванные, скреплённые бумажной мулькой...
      В это мгновение произошло нечто вероломное и чудовищное.
      — Ой! — крикнул от неожиданности Мямлик.
      — Ай! — крикнул коллега Шустрик.
      И они оба, одновременно получив сильный толчок в спину, кувыркнулись в мусорный контейнер. Кто-то нажал кнопку, внутренняя перегородка опустилась, внешняя поднялась, бак перевернулся — и детективы вместе с мусором высыпались наружу...
     
     
      Глава семнадцатая
      ПАТРОН В ГНЕВЕ
     
      В безвоздушном пространстве даже газетный лист ведёт себя точно так же, как стальная пуля. Под действием центробежной силы мусор компактной кучкой в мгновение ока улетел и скрылся из виду, словно камень, выпущенный из рогатки.
      Но волшебные человечки, не раз уже бывавшие в переделках, не растерялись. Едва только бак перевернулся, Мямлик уверенно шлёпнул ладонью по стальному корпусу звездолёта, а Шустрик крепко обхватил патрона за ноги. Пользуясь ладонями как присосками, Мямлик перебрался из вращающейся периферии к неподвижному центру и прильнул к иллюминатору.
      У главного компьютера стояла психоаналитик Мимоза и раздражённо тыкала пальцем в клавиатуру. Подняв глаза, она увидела перед собой, за иллюминатором, чьё-то лицо. А так как это было невозможно, она тщательно протёрла глаза и приблизилась к стеклу.
      Лицо растянулось в широкой улыбке и подмигнуло. После этого дамочка, не издав ни звука, рухнула на пол.
      Но вот запоздало сработала автоматика, и по громкой связи загремели предупреждения о том, что на корпусе обнаружен посторонний предмет. Открылся входной люк, и чудом не улетевших в космическую бездну детективов через шлюзовую камеру впустили обратно на корабль.
      Мямлик с огромным трудом сохранял невозмутимость. Трубка свистела с такой яростью, что агент Шустрик косился на патрона с некоторой тревогой.
      — Кажется, кое-кто из вас решил, что меня можно вышвырнуть за борт вместе с мусором, — проговорил он, метая молнии на выстроившийся перед ним экипаж. — Теперь настало время выяснить, кто же в действительности является мусором на этом корабле. И не только мусором, но и опаснейшим преступником, почти убийцей. Прошу всех немедленно собраться в кают-компании.
     
      Капитан Зоркий, штурман Кротик, психоаналитик Мимоза и доктор Скарабей поспешили в кают-компанию и расселись в креслах. Было восемь часов утра, время завтрака, поэтому каждый из них взял чашку и заварил себе чаю, воспользовавшись водой из кипятильника.
      — А вы, коллега, — обратился Мямлик к своему приятелю, начиная некое театрализованное представление, — не желаете ли вы тоже выпить чаю?
      — Нет! — откликнулся Шустрик удивлённо.
      — Разумеется. Ведь вы сделаны из железа, и если способны чем-то питаться, то разве что электрическим током...
      Мямлик неспешно расхаживал на фоне огромного иллюминатора. Пока ещё было не ясно, куда он клонит. Стоит всё-таки отметить, что одной из последних книг, прочитанной Мямликом, была шекспировская трагедия «Гамлет».
      — Отказавшись от чая, вы естественным образом отвергли исполнение ни в коем случае не свойственных вам функций. Вы отказались совершить действие, способное нанести вред как вашему организму, так и, возможно, организмам окружающих. Ведь под воздействием влаги ваши процессоры могли бы выйти из повиновения разуму...
      Заподозрив, что патрона занесло не в ту сторону, Шустрик начал жестами успокаивать присутствующих.
      — Кстати, мадам, — Мямлик неожиданно обратился к Мимозе,
      — что вы делали возле главного компьютера в тот момент... когда увидели меня за стеклом иллюминатора?
      — Какое вам дело? — ответила дамочка заносчиво. — Допустим, у меня в каюте почему-то вдруг забарахлил компьютер.
      Шустрик виновато замигал красной лампочкой.
      — Я так и подумал, — кивнул Мямлик. — Не сомневаюсь, что это произошло на самом интересном месте...
      Мимоза покраснела.
      — Но я отвлёкся. Развивая свою мысль, замечу, что ни я, ни мой уважаемый коллега, ни, по крайней мере, двое из вас — не пытались уверить окружающих в своей способности выполнять несвойственные им функции.
      — Выражайтесь яснее, у нас мало времени, — сказал капитан раздражённо.
      — Хорошо, — согласился Мямлик. — Один момент...
      Достав из кармана бумагу и карандаш, он нацарапал несколько слов.
      — Я думаю, это объяснит многое.
      Мямлик шагнул к капитану и протянул записку.
      — Читайте. Читайте, прошу вас. Читайте вслух, если можете. Некоторое время Зоркий смотрел на Мямлика, будто желая испепелить его взглядом, затем взял бумажку и невольно приблизил её к глазам.
      — Даже не пытайтесь. Сейчас вы просто держите её вверх ногами. Прошу вас, господа, убедитесь, что здесь написано достаточно для того, чтобы сделать кое-какие выводы.
      Мимоза встала, подошла к капитану и выхватила из его рук записку.
      — «Капитан Зоркий слеп как крот в ясный день», — удивлённо прочитала она вслух.
      Все ахнули.
      — Увы, господа, это так, — Мямлик повысил голос. — Капитан Зоркий в действительности — не зоркий... Он не имеет права не только быть командиром звездолёта, но и вообще летать в космос. Это и есть та самая вопиюще не свойственная ему функция, которую я имел в виду в своей маленькой приамбуле.
      — Как! — вскочил с места штурман Кротик. — Этого не может быть! Капитан, почему вы молчите? Скажите ему, что это неправда!..
      Но капитан молча закрыл лицо руками и опустил голову.
      — Какое чудовищное надувательство... — злорадно и торжествующе прошептала Мимоза. — А вы! — повернулась она к Скарабею.
      — Вы, доктор! Вы не могли, вы не имели права этого не знать! Вы скрыли! Я вас... Вы пойдёте под суд!..
      — Мадам, не стоит так кипятиться, — примирительно заметил детектив Мямлик. — Доктор Скарабей не имел права предать гласности сведения о состоянии здоровья любого из членов экипажа. И он достаточно страдал по этому поводу, поверьте. Он знал, что капитан врёт, но не мог уличить его, не нарушив при этом врачебной тайны. И не его вина, что Зоркий каким-то образом научился водить за нос медицинскую комиссию, из года в год допускавшую его к полётам.
      — Простите, но какая же связь между плохим зрением нашего капитана и пропажей стартового ключа? — высказал недоумение Кротик.
      — Вы. Вы и есть невольное звено этой связи.
      — Я?! Каким образом?
      — Капитан видел в вас своего преемника. Своего соперника и конкурента. Он опасался, что после разбора последнего полёта, в течение которого вы работали как за себя, так и за него, вас назначат капитаном.
      Мимоза злорадно скривила губы:
      — Ни минуты в этом не сомневалась. Но какой пассаж! Наш честнейший и принципиальнейший стянул ключ и подложил его Кротику.
      — Благодарю вас, — кивнул Мямлик. — Вы сказали то, для чего я никак не мог подобрать нужную фразу.
      Некоторое время все ошеломлённо молчали.
      — Что же произошло в действительности? — воскликнул Скарабей. — Мы каждый день обсуждали ситуацию, но не смогли ни в чём разобраться.
      — Вы не смогли разобраться потому что приняли условия задачи, предложенные капитаном Зорким. В таком виде задача не имела никакого решения. Мы же с коллегой сумели найти истинные данные в условии, и после этого с лёгкостью её решили.
      Коллега Шустрик горделиво приосанился.
      — Не было в действительности никакой анонимной записки, не было удаляющихся по коридору жёлтых носков злоумышленника. А самое главное — всё произошло раньше того времени, которое навязал вам в условии задачи капитан. Всё случилось не в полночь, а около восьми часов вечера.
      — В это время у нас бывает ужин, — заметил Скарабей. — Мы все сидим здесь, на виду друг у друга.
      — Вы случайно не припомните, кто появился в кают-компании последним?
      — Капитан! — моментально вспомнила Мимоза.
      — Благодарю вас. В то время, когда капитан Зоркий сел за стол, ключ уже лежал у него в кармане.
      — Ах вот оно что... Да-да, это многое объясняет!
      — Но теперь ему было необходимо под каким-то предлогом выйти из кают-компании, чтобы подбросить ключ в каюту штурмана Кротика. И тогда он разыграл этот бездарный спектакль с приступом кашля. Бездарный потому, что в результате он поперхнулся понастоящему и потерял свои контактные линзы. Самым дурацким образом они оказались в его тарелке.
      Капитан на мгновение поднял на Мямлика удивлённые глаза.
      — Поразительно! — сказал доктор Скарабей. — Как я сам этого не понял?
      — Кашляя и протирая глаза, капитан не сразу заметил потерю. Он забежал в каюту Кротика и спрятал ключ. Но в темноте сослепу он, вероятно, стукнулся головой обо что-то или упал, потому что позднее, поняв, что линзы потеряны, он не раз возвращался в эту каюту и пытался разыскать их на ощупь. Вы, господин Кротик, совершенно верно заметили, что в ваше отсутствие кто-то нарушает строгий порядок разложенных у вас на полу чертежей и инструментов.
      — Если дело только в этом, я не в претензии... — заметил Кротик.
      — Ну, а дальше капитан придумал историю с запиской, которая всех сбила с толку. Да, ещё один штрих... Направляясь из центра в кают-компанию (с ключом в кармане) и проходя мимо каюты Кротика, он переворачивает вверх ногами табличку с номером «девяносто шесть». Теперь этот номер выглядит как «шестьдесят девять», то есть, как его собственный. Таким образом он рассчитывает в случае чего от всего отпираться, утверждая, что ошибся дверью и в темноте сунул ключ в ящик чужого стола.
      — Почему же он заодно не подбросил в каюту ключ? — спросил Скарабей.
      — Потому, что он ещё не был уверен, что там пусто. Прежде он должен был увидеть всех сидящими за столом. А пока он просто перевернул табличку.
      — Да, действительно, — согласился Кротик. — потом я привинтил её на место.
      — Теперь ещё несколько зарисовок, относящихся, возможно, к области моей фантазии.
      Мямлик походил взад-вперёд и посвистел трубкой.
      — Вероятно для того, чтобы запутать всё окончательно и безнадёжно (а на самом деле только ради того, чтобы насолить капитану), госпожа Мимоза крадёт у господина Кротика его пресловутые жёлтые носки и подсовывает их капитану. Зоркий плохо видит, но он всё ещё различает цвета. Он легко обнаруживает в своих вещах инородное тело и выбрасывает жёлтые носки в мусорный контейнер.
      — Ха-ха-ха! — весело рассмеялась Мимоза. — У вас действительно богатая фантазия. — Расскажите ещё что-нибудь смешное.
      — С удовольствием. Когда капитан Зоркий понял, что мы на верном пути, он попытался от нас избавиться. Не найдя ничего более подходящего, он столкнул нас в мусорный контейнер и вытряхнул в космос.
      — Ха-ха-ха, замечательно, благодарю вас! — Мимоза захлопала в ладоши.
      — Но это и была его главная ошибка, — продолжал Мямлик, ничуть не смутившись. — До этого наигнуснейшего преступления, покушения на убийство, мы собирались вернуть капитану линзы и предложить ему добровольную отставку. Теперь его будут судить как уголовного преступника.
      Капитан глухо застонал в прижатые к лицу ладони. Все молчали, глядя на него, — кто со злорадством, кто с удивлением, кто с сочувствием.
      — Уже десять, — заметил Кротик. — Нам необходимо стартовать до половины двенадцатого, пока спасатели не включили программу запуска. Не хватало ещё, после всего этого, нам с ними разминуться... Пойду поищу ключ у себя в каюте. Капитан, куда вы его спрятали?
      — Приклеен скотчем... к днищу верхнего ящика стола... — выдавил из себя капитан Зоркий.
      Все поднялись со своих мест и направились в девяносто шестую каюту. Кротик вынул и перевернул ящик вверх дном.
      Ключа не было.
     
     
      Глава восемнадцатая
      ПОДРОБНОСТИ — ПИСЬМОМ
     
      Только вечером предыдущего дня Мурзилка-комар сумел добраться, наконец, до своей редакции. Он залетел в окно Отдела репортёрских расследований, направил себе на грудь зелёный луч метаморфатора — и принял свой обыкновенный облик жёлтенького пушистого существа в беретике и с шарфиком на шее. После этого он, совершенно обессиленный, упал в кресло. Ужасно хотелось пить и есть. Единственное, что ему удалось перехватить в этот сумасшедший день, была капелька цветочного нектара — достаточная для комара, но не достаточная для довольно-таки прожорливого волшебного существа, называющего себя человечком.
      Мурзилка выставил перед собой волшебный фонарик, с лёгкостью напряг воображение — и на его рабочем столе появились:
      — упаковка хрустящей соломки;
      — корзинка с фруктами;
      — вазочка с засахаренными орешками;
      — четыре стакана горячего чая в серебряных подстаканниках.
      Всё это было, разумеется, тоже маленьким — соразмерным величине едока.
      Насытившись, Мурзилка лёг в уголок дивана и заснул. Утром его разбудила лисичка-секретарша.
      — Мастодонт Сидорович просит вас зайти, — пропела она, с удивлением разглядывая остатки роскоши на письменном столе.
      — А что случилось?
      — Не знаю, — лисичка высыпала остатки засахаренных орешков в кармашек рабочего передника. — Ему только что звонили из Департамента.
      Мурзилка поморщился. Задание он так и не выполнил. Вместо того, чтобы проучить взяточников в элитной школе, проболтался весь день за городом. «Пожалуй, — подумал он, — будет взбучка...»
      Буквоедов встретил начальника Отдела расследований с непроницаемым видом и поставил его к себе на стол.
      — Сдайте прибор.
      Мурзилка, опустив глаза, протянул волшебный фонарик, — и тот, едва коснувшись пальцев редактора, сделался большим.
      — Вы что-нибудь успели вчера? — поинтересовался Буквоедов, убирая метаморфатор в сейф.
      — Так... — уклончиво ответил Мурзилка. — Разведка, сбор информации...
      — Это хорошо, что вы не успели предпринять радикальных шагов, — одобрительно кивнул Буквоедов. — Там всё разрешилось без нашего вмешательства. Начальника милиции, у которого в этой школе учились дети, вчера сняли с работы. А новый начальник уже дал ход всем жалобам. Теперь на завуча и директора школы заведены уголовные дела, и нашего вмешательства не потребуется.
      — Что ни делается, всё к лучшему, — отметил Мурзилка с облегчением.
      — Наверное, вы ещё не в курсе... Ваши подчинённые развили у братьев по разуму бурную деятельность. И, как мне кажется, отнюдь не бесполезную.
      — Пойду, посмотрю?
      — Идите, вы свободны. Я и сам смотрю с удовольствием; прямо настоящее кино, детектив какой-то...
      Мурзилка вернулся к себе в отдел и включил компьютер. Изображение и звук происходящего на звездолёте транслировалось через спутник-невидимку, прямо из головы Шустрика.
      «Пойду поищу ключ у себя каюте, — говорил в этот момент один из астронавтов. — Капитан, куда вы его спрятали?» Потом все проследовали в каюту №96, перевернули ящик и ничего не нашли. Не было на нём и следов от липкой ленты. Либо капитан врал, либо... Мурзилка вернул запись на начало и стал просматривать только самые важные, с его точки зрения, фрагменты. Одновременно он, по старой привычке, делал карандашные пометки в блокноте.
      Вскоре картина стала ему в общем ясна. Непонятно было только то, куда на самом деле подевался ключ. Снова и снова просматривая пометки, он обратил внимание на мелькавшие там и здесь цифры «96» и «69».
      Мурзилка перевернул блокнот, вернул на место. Снова перевернул...
      И тут его осенило. Застыв, он просидел несколько минут, напряжённо думая. А потом застучал лапками по клавиатуре, выходя на волшебную волну.
      — Эй! — крикнул он, когда на экране появился значок сеанса связи в реальном времени. — Агент Шустрик, коллега!..
      Судя по скакнувшему на экране изображению, коллега подпрыгнул на месте:
      — Да!..
      — Слышите меня?
      — Отлично слышу! И другие тоже слышат!
      — Слушайте внимательно! Цифры «96» и 69» не изменяются, как крути! Перевернув табличку, капитан этого не заметил. А потом, сослепу, пришёл в свою собственную каюту!
      — Где же ключ? У нас совсем не осталось времени! — Заговорили все наперебой, не успев обмозговать сказанное Мурзилкой.
      — В каюте капитана!
      — Понятно, шеф, — послышался в динамике голос Мямлика.
      — Подробности письмом.
     
     
      Глава девятнадцатая
      ПОРА НАЗАД
     
      Теперь все уже не шагом, а бегом помчались в каюту капитана. Был двенадцатый час, а это означало, что спасательный звездолёт с инспекцией на борту готовится к мгновенной телетранспортации в Солнечную систему.
      — Господин Кротик! — выкрикнул на бегу доктор Скарабей. — Довожу до вашего сведения, что, согласно пункту четыре Устава, я отстраняю капитана Зоркого от должности командира экипажа. Согласно субординации, с этой минуты вы наш командир!
      Ощутив возложенную на него ответственность, Кротик припустил ещё быстрей и первым влетел в каюту номер шестьдесят девять. Он вынул верхний ящик стола, перевернул его — и все увидели ключ запуска, приклеенный к днищу прозрачной лентой.
      — Успеваем... — взглянув на часы, прошептал Кротик, зажал в кулаке ключ запуска и рванул к пульту управления.
      Когда все остальные собрались в центре, программа была уже запущена. Последним, стыдясь поднять глаза на товарищей, приплёлся капитан Зоркий. Кольцо периферии, постепенно убыстряясь, стало раскручиваться.
      — Вам нужно поторопиться, — обратился новый капитан к детективам. — Через шесть минут вокруг корабля начнёт образовываться пространственная аномалия.
      — Всегда готовы, — сказал Мямлик. — Кстати, у вас не найдётся лишнего космического комбинезона с гермошлемом?
      — Конечно, найдётся. Экипаж! Построиться!
      Доктор Скарабей, психоаналитик Мимоза и капитан Зоркий выстроились рядом с командиром по стойке «смирно».
      — От имени экипажа и от имени правительства нашей планеты выражаю вам безмерную признательность за совокупную гуманитарную и организационную помощь в деле выживания и своевременного возвращения экипажа в родную галактику!
      — Ура! — отсалютовали и топнули разом все четверо.
      — Ура!.. — невпопад сказали, взмахнули и топнули детективы. Взметнулась перегородка шлюзовой камеры, и через несколько минут человечки уже сидели в своей ракете. На сей раз Мямлик предусмотрительно надел скафандр, позволявший ему по своему желанию общаться или не общаться с коллегой Шустриком. Беззвучно вспыхнул голубоватый огонёк в соплах, освободившаяся от гуманитарного груза ракета сорвалась с места и в мгновение ока скрылась из виду.
      — Послушайте, патрон, — заговорил Шустрик, когда ускорение перестало плющить его приятеля по дну кабины, — а когда вы поняли, что капитан Зоркий ничего не видит дальше собственного носа? Ведь верно — это и было той ниточкой за которую вы потянули?..
      — Почти сразу после того, как мы попали на корабль. Вспомни: мы заглянули в кухонную раковину, и ты удивился, откуда на звездолёте может взяться неочищенная сырая рыба...
      — Точно, патрон, было такое дело. Мы увидели несколько засохших чешуек на решётке стока.
      — Я сразу понял, что всё это ерунда. Никакой чешуи на звездолёте быть не может. Я взял чешуйки и рассмотрел их через лупу.
      — Контактные линзы капитана! — от избытка чувств Шустрик треснул кулаком по подлокотнику.
      — Зоркий искал их в каюте Кротика, а они были в раковине. Он выронил их в тарелку ещё когда кашлял и тёр глаза за столом. А потом посуду вымыли в раковине. Несколько дней, пока ещё в кране была вода, на линзах сохранялась влага, они были прозрачными, и их никто не видел. Потом, когда вода кончилась, раковина высохла. И вы, уважаемый коллега, смогли рассмотреть на решётке эти, так называемые, рыбьи чешуйки...
      — Поразительно! Патрон, мы расщёлкали это дело, не выкурив трубки!
      — Да, вот ещё что... Не называй меня больше патроном. Два патрона в одном отделе... как-то неловко.
      После этого Мямлик включил в наушниках гермошлема классическую музыку и прикрыл глаза. До самой Земли его не беспокоили никакие другие звуки.
     
     
      Глава двадцатая
      СВОБОДА СЛОВА В ОПАСНОСТИ
     
      Глубокой ночью ракета, успешно завершив программу полёта, приземлилась на родную крышу. Героев космоса встречали Мурзилка, Винтик и Шпунтик, а также стоящий на террасе Буквоедов.
      Едва Шустрик и Мямлик спустились в объятия друзей, дожидавшиеся на проводах вороны подхватили ракету десятками ниточек и унесли в ночную темень. Освободившаяся от груза, топлива и пассажиров, она была необременительной ношей даже находясь в собранном виде.
      Буквоедов пригласил всех пятерых к себе в кабинет и, наклонившись в три погибели, осторожно, двумя пальцами, пожал руки всем участникам проекта. Первыми были мастера Винтик и Шпунтик.
      — Благодарю! — с чувством сказал, обращаясь к ним, редактор. — Ракета сработана на совесть. Так держать!
      Винтик и Шпунтик раскраснелись от удовольствия. Далее Буквоедов пожал руки Шустрику и Мямлику:
      — Оправдали. В отношении доставки груза я ни минуты не сомневался, но история с этим ключом... Не ожидал. Признаюсь, не ожидал.
      — Почему?! — удивился Шустрик.
      — Сами-то они не смогли разобраться. Хотя, как говорится, варились в одной банке. А вы — раз, два и готово. Наскоком. Не ожидал. «Капитан Зоркий — совсем не зоркий!» Эффектно. Кино прямо...
      — Иной раз только один свежий взгляд со стороны даёт информации к размышлению больше, чем целая жизнь рука об руку... — заметил Мямлик.
      — Да-да, возможно, интересное наблюдение... — рассеянно согласился Буквоедов и обратился к Мурзилке:
      — Товарищ Мурзилка, а вы почему в стороне?
      — Да я ведь ни при чём.
      — Это вы ни при чём?! Как раз вы — очень даже при чём. Ваша догадка о перевёрнутых цифрах и перепутанных каютах оказалась в этом деле решающей.
      — Ну, это я случайно...
      — Ничего случайного не бывает!
      Мямлик оценил фразу и одобрительно кивнул.
      — Все свободны. Мурзилку попрошу задержаться, — Буквоедов распрямился, сделал всем приветственный жест и сел за стол.
      Мурзилка остался на ковре один.
      — Вы уже работаете над этим материалом? — обратился к нему редактор.
      — Работаю.
      — Есть одна небольшая проблема. Дурной пример. Только не подумайте, что это какая-то цензура или давление на свободу слова... Короче говоря, не могли бы вы полностью вымарать из текста эту дурацкую трубку?
      — Трубку?..
      — Да, курительную трубку, которой постоянно бравирует один из наших героев. Вы понимаете, о чём я говорю?..
      — Я понимаю... — Мурзилка почесал затылок. — Но только, товарищ редактор, это не дурной пример, это художественный образ. В представлении Мямлика настоящий детектив непременно должен иметь трубку и увеличительное стекло. В литературе есть такие герои, что если у них вымарать все вредные привычки, то и писать будет не о чем...
      — Вы преувеличиваете.
      — Шерлок Холмс, Джеймс Бонд, Ниро Вульф... Можно многих припомнить.
      — Не надо.
      Мастодонт Сидорович помолчал.
      — И всё-таки, — сказал он, подумав, — постарайтесь как-нибудь смягчить, обыграть, что ли, это дело. Чтобы он выглядел с этой трубкой... несерьёзно. Тогда и подражать ему никто не захочет.
      — А для этого не надо ничего выдумывать. Вот так и напишите.
      Мурзилка поднёс лапку к беретику, развернулся и вышел.
     
      На запрос Мурзилки о судьбе экипажа звездолёта «Колесо Фортуны» из волшебного Департамента поступили следующие скупые сведения.
      Капитан Зоркий был разжалован и приговорён к году исправительных работ на крапивных плантациях. Психоаналитик Мимоза прекратила практику и поступила на службу чиновником в министерство здоровья. Доктор Скарабей остался в новом экипаже под командованием обер-лейтенанта Кротика.
      Испытания были признаны успешными, и звездолёт «Колесо Фортуны», выполняя задания правительства, продолжает покорять самые отдалённые уголки Вселенной.
     
     
     
     
      Дело № 8. «Дебоширы» и «Мордоворот»
     
     
      Глава первая
      ОПИСАНИЯ И МЕТАФОРЫ
     
      Лето 2010 года выдалось в Москве особенно знойным и нескончаемым. «Книжная правда» по причине школьных каникул не выходила; в редакции было пыльно, пусто и тихо. Главный редактор Мастодонт Сидорович Буквоедов отдыхал на море. Время от времени от него приходили яркие, манящие открытки с видами и его звуковыми комментариями. В голосе у него появилась хрипотца и чуть заметный горделивый южный акцент. От этих открыток, присланных по электронной почте, несомненно, пахло молодым вином и шашлыком из баранины.
      Открытки были адресованы дежурному по редакции Мурзилке. Но и он не мог оценить прелестей курортного отдыха своего начальника, потому что спал. Он спал весь июль и ещё половину августа, просыпаясь лишь для того, чтобы осмотреться, пробормотать «всё в порядке?..», похрустеть сушками, попить холодного лимонада — и снова прикрыть глаза. Своё гнездо он обустроил в нижнем ящике письменного стола, под окном. Ящик был приоткрыт, окно распахнуто настежь.
      Начальник Отдела репортёрских расследований столь легкомысленно впадал в летнюю спячку по той причине, что двое его помощников вообще никогда не спали. Шустрик, как мы знаем, был сделан из железа, а Мямлик — из загадочного, похожего на пластилин или мягкую резину, полимера. В такое время Шустрик, чтобы не скучать, усовершенствовал свои наручные часы, которые уже превратились в некий прибор будущего, которому ещё не дали названия. Мямлик, развалившись на середине кожаного дивана, читал книги. На этой неделе он прочёл от корки до корки полные собрания сочинений Н. В. Гоголя и Л. Н. Толстого, а также, подвернувшееся совершенно случайно, «Подробное руководство по греческой борьбе и аглицкому боксу для господ и джентльменов с иллюстрациями» — 1913 года издания. Книги были, конечно, не настоящие, а только отображались на экране монитора.
      Когда приятелям надоедали свои занятия, они начинали разговаривать.
      — Что читал? — спрашивал Шустрик, усевшись на краю стола и свесив ножки.
      — Слова, слова, слова, — отвечал Мямлик, хлопнув пузырём жевательной резинки.
      — Понравилось?
      — Не всё. Далеко не всё.
      — А что не понравилось?
      Мямлик ещё находился в материале предыдущего вопроса.
      — Понравились описания.
      — И всё?
      — Нет. Ещё понравились статьи, письма, примечания...
      — А что за описания?
      — Описания природы бывают очень хороши. «Чуден Днепр при тихой погоде... Не всякая птица долетит до середины Днепра...»
      — Неправда! — нахмурился Шустрик.
      — Ну, это смотря какая птица, — начал оправдываться Мямлик за классика, смутно догадываясь, что выруливает куда-то не туда. — Если, допустим, автор имеет в виду некую домашнюю птицу, кур или гусей...
      — Ты ещё скажи, что автор имеет в виду пингвинов. Ему так и следовало написать: «Не всякая домашняя птица долетит до середины Днепра». Надо исправить. Где это? Давай исправим в оригинале, в исходном файле.
      — Глупости, не надо ничего исправлять. И так понятно, что не всякая домашняя птица летает над Днепром. Я бы даже сказал, что не всякая домашняя птица способна перелететь через изгородь.
      — А я хочу, чтобы всё было правильно. Чётко и ясно.
      — Тогда это будет не литература, а какая-нибудь инструкция для пылесоса.
      — Всё равно, неточность необходимо исправить.
      — Исправь там... — отмахнулся Мямлик, — на полке с книгами, если очень хочешь. Только легонечко, карандашиком.
      — Там никто не увидит... — расстроился Шустрик. Помолчали, слушая, как посапывает в своём ящике Мурзилка.
      — Подобные «неточности» вообще-то называют метафорами,
      — сказал Мямлик, решив всё-таки докопаться до сути. — Так иногда можно в художественной литературе.
      — Если я напишу, что придумал телефон, радио или шариковую ручку — это будет метафора? — обрадовался Шустрик.
      — Нет... Это, скорее всего, будет враньё.
      — А про пингвинов, летающих через Днепр — не враньё?! Мямлик подумал, что пора переменить тему разговора.
      — Ты вот что... Давай о чём-нибудь другом поговорим.
      — Давай, — легко согласился Шустрик. — Что не понравилось?
     
     
      Глава вторая
      ЧТО НЕ ПОНРАВИЛОСЬ
     
      Мямлик помолчал несколько минут.
      — Не понравилось содержание, — произнёс он наконец. — Вообрази, к примеру, такую ситуацию... Дамочка выходит замуж за пожилого из-за денег. Естественно, начинает вертеть хвостом у него за спиной с другим — молодым и красивым. И в конце концов, окончательно завравшись и потеряв голову, бросается под поезд.
      — Как?! — испугался Шустрик. — Прямо в метро?..
      — Нет, не в метро. Это давно было, она под паровоз бросилась. То есть, этого не было, конечно, это всё писатель придумал.
      — Ты знаешь, — сказал Шустрик, — мне такое содержание тоже не нравится. Уж лучше эти самые... пингвины до середины Днепра.
      — Или вот такой сюжет, — Мямлик вошёл во вкус. — Женщину обвиняют в убийстве, а она ни в чём не виновата. А среди тех, которые судят, — барин, который, можно сказать, довёл её до такой жизни...
      — До какой жизни? — не понял Шустрик.
      — Ну... в общем, до нехорошей жизни. И он знает, что она ни в чём не виновата и, мало того, он опять хочет на ней жениться.
      — Вот этот сюжет мне нравится, — заметил Шустрик. — Давай, давай, рассказывай.
      — А чем, ты думаешь, всё закончилось?..
      — Оправдана... кидается на шею... в зале аплодируют, некоторые смахивают слезу... Свадьба, цветы и поцелуй в диафрагму!
      — В какую ещё диафрагму...
      — Это когда в конце фильма герои целуются крупным планом перед камерой.
      Мямлик выдержал томительную паузу, хлопнул пузырь и произнёс безучастно:
      — Оклеветана, осуждена, отправлена на каторгу.
      От ужаса и возмущения Шустрик застыл, словно в параличе. Прошло минут десять, когда он снова обрёл способность говорить.
      — Ты сам-то что-нибудь читал? — спросил его Мямлик.
      — Чи-читал, ка-ажется... Да! Я читал сказки.
      — Ну, вспомни хотя бы одну.
      — Я много помню: «Колобок», «Три поросёнка»...
      — Достаточно. Расскажи мне в двух словах «Колобок».
      — В двух словах?..
      — Ну, не в двух... это так выражаются, чтобы поскорее.
      — Ага, понял.
      Шустрик открыл на экране иллюстрации к сказке «Колобок».
      — Слушай в двух словах. Колобок убежал от бабушки и от дедушки. Потом от зайца, от волка, от медведя. А потом лиса его перехитрила и съела.
      — То есть, — подвёл итог Мямлик, — герой рождается полный сил для благородных свершений и, по сути ничего не успев увидеть, погибает в самом начале своего яркого жизненного пути.
      — Да, — согласился Шустрик. — Это как-то... Давай исправим?
      — Ну, опять ты за своё. Запомни: то, что написано пером, не вырубить топором.
      — То, что пером, — нельзя. А то, что электронным кодом — можно.
      — Каким кодом?
      — Электронные книжки с картинками пишутся при помощи специального кода, которого не видно. Я напишу наши кибер-проекции и запущу в электронную библиотеку. Мы сами предупредим героев об опасности.
      — Ты хочешь сказать, что мы, то есть, наши проекции, смогут органично влиться в ткань художественного произведения?
      — Как получится.
      От жары Мямлик сделался мягким и ещё более, чем обычно, непредсказуемым.
      Любопытно... — пробормотал он. — Невероятно... Заманчиво!
     
      К вечеру всё было готово для эксперимента. Два искателя литературной правды сидели, окутанные проводами, перед компьютером. В редакции было тихо и пусто, только заблудившаяся муха настойчиво билась в оконное стекло, да ещё Мурзилка посапывал в своём ящике.
      — Поехали? — спросил Шустрик.
      — Поехали... — откликнулся Мямлик неуверенно.
      Оба зажмурились, и Шустрик надавил клавишу «Enter».
     
     
      Глава третья
      КТО НАЖМЁТ «ВЫВОД»?
     
      Друзья открыли глаза и увидели, что находятся в нарисованном лесу. Художник не пожалел красок: цветы, трава, бабочки и подножья деревьев выглядели как в рекламном ролике. Сами кибер-путешественники тоже были нарисованные. Они оглядели друг друга, и Мямлик сказал:
      — Как вы неожиданно преобразились, коллега. Сияете, словно пряжка у демобилизованного сержанта. Скромнее надо быть, товарищ, скромнее.
      — Вы тоже немного того... как новенький, — отметил Шустрик.
      — Будто вас только что распаковали и вымыли до скрипа в тёплой воде с шампунем.
      — Хорошо здесь.
      — Мне тоже нравится. Здорово получилось.
      — Погоди, — Мямлик почесал затылок. — Что-то меня настораживает. Тревожит. Не могу понять... Мы кто?
      — В каком смысле? Вообще-то мы — набор символов, единиц и нулей.
      — А набор символов может мыслить самостоятельно?
      — Это вряд ли. Такое бы в сети началось...
      — То-то и оно. Шустрик, ты ведь нажал какую-то кнопочку — ну, до того как мы?..
      — Эта кнопочка по-русски называется «Ввод».
      — Вот именно это я и хотел уточнить: кто теперь, выражаясь по-русски, нажмёт кнопочку «Вывод»?..
      Некоторое время Шустрик, опустив глаза, сосредоточенно думал.
      — По идее, должен нажать я, — сказал он наконец.
      — Прекрасно. Так я и подумал. Но штука в том, что наши соображалки — в этом самом, — Мямлик похлопал себя по бокам, — наборе символов.
      — Почему?
      — Потому что мы не можем быть в двух местах сразу. Если мы с тобой здесь, то их там — нет!
      — Кто же там остался?.. — начал пугаться Шустрик.
      — Кто? Скорей уже что. Просто два игрушечных человечка. Один железный с лампочкой вместо носа. А другой — красивый, кругленький, мягенький... Можно повесить на ключи или болтаться у лобового стекла. Железным ещё можно открывать пробки. А мягким запустить в стену. Сначала он сплющится, потом плавненько спуститься на пол и снова станет кругленьким и красивым.
      Шустрик мелко завибрировал.
      — А мы что такое?
      — Заблудшие души, фантомы, привидения, вирус...
      — Погоди, погоди! Не может быть! Должен быть вывод... то есть, выход... Найдём компьютер и я всё переделаю обратно.
      — Где же мы тут найдём? Разве что, в разделе фантастики?..
      — Почему обязательно фантастики? Я видел в каталоге раздел технической литературы. Описания, руководства пользователей... Всё будет хорошо!
      — В целом на тебя полагаюсь. — Мямлик огляделся по сторонам и прислушался. — Мы, между прочим, в каком произведении?..
      — В том самом, о каком говорили. То, что открывали в последний раз. Сказка «Колобок».
      — Так это, значит, он расшумелся. Что ж, пойдём на него посмотрим.
      Друзья раздвинули густую траву и вышли на тропинку.
     
     
      Глава четвёртая
      КОЛОБОК
     
      По лесной тропинке, перепрыгивая узловатые корни деревьев, бежал Колобок и распевал во весь голос:
      Я весёлый Колобок, Колобок! Я от бабушки ушёл, я ушёл! Я от дедушки ушёл, я ушёл!..
      Увидев на своём пути две фигуры, не предусмотренные сюжетом, он сбавил ход, замолк и остановился. Продолжая натянуто улыбаться, стрельнул глазами по сторонам и проговорил сквозь зубы:
      — Нас читают?..
      — Нет, сейчас не читают, — уверенно сказал Шустрик. — Это мы активизировали страницу своим появлением.
      Улыбка сползла с физиономии Колобка. Он посмотрел на незнакомцев сверху вниз, презрительно сплюнул и облокотился не то головой, не то задом о пенёк.
      — Из какой книги? — сказал он, не глядя.
      — Книги? — повторил Шустрик. — Мы пока ещё не из книги. То есть, может быть, потом, после...
      — Хватит трепаться. Кто такие, откуда взялись?
      Шустрик начал сбивчиво и непонятно объяснять, а Мямлик хорошенько присмотрелся к этому выпечному изделию.
      С невидимой читателю стороны, которая была обращена к заднику декораций и кулисам, Колобок выглядел, как бы это выразиться, не традиционно. У него была одутловатая, поросшая щетиной морда, половина комбинезона, снабжённая множеством карманов, и половинка тёмных очков. За ухом у него торчал окурок папиросы.
      — Понятно, — сказал Колобок и достал окурок. Деловито оторвал зубами и выплюнул половину бумажного мундштука, несколько раз чиркнул непослушной зажигалкой, затянулся и выпустил густое облако дыма.
      Мямлик втянул облако в себя и выпустил его кольцами, каждое из которых прошло вокруг Колобка словно обруч.
      Колобок поперхнулся своей второй затяжкой и закашлялся.
      — Короче, — прохрипел он. — Считаю до одного. И чтобы духу вашего здесь не было.
      — Полегче на поворотах, приятель, — сказал Мямлик и неторопливо шагнул навстречу сказочному грубияну.
      — А мы-то хотели предупредить, что лиса вас перехитрит и съест! — обиженно сказал Шустрик.
      — Зачем?
      — Чтобы вы не ходили, вернулись домой, к бабушке и дедушке. Колобок смотрел на Шустрика уничижительно.
      — Что же ты думаешь, открывашка, что и в кино артист погибает на самом деле?.. А ты, мыльный пузырь, — обратился он к Мямлику, — ты куда напираешь?..
      И Колобок своей маленькой ножкой пнул Мямлика в живот. Тот кивнул, сказал «очко» и, в свою очередь, нанёс противнику прямой удар правой.
      Полетели искры от папиросы, Колобок кувыркнулся через пенёк, упал в мох и затаился.
      Мямлик победно поднял руки, Шустрик зааплодировал стальными ладошками.
      Колобок перекатился на бок и выплюнул изо рта окурок, который едва не проглотил.
      — Что, тьфу, думаете, вы здесь самые крутые? Тьфу... — и он полез в карман комбинезона. — Сейчас... Тьфу... Сейчас, сейчас...
      Шустрик вообразил, что Колобок сейчас достанет из кармана оружие и откроет пальбу.
      — Ложись! — крикнул он и упал на землю.
      Но Мямлик не испугался. Наоборот, он, презрительно хмыкнув, шагнул навстречу.
      — Лежачего не бить!! — взвизгнул Колобок, перевернулся на спину и задрыгал ножками.
      — А что в кармане?
      Колобок достал из кармана мобильный телефон.
      — Я хотел позвонить домой. Тьфу... Бабушке и дедушке. А что такое?
      В это мгновение трубка зазвонила, и Колобок приложил её к своему маленькому ушку с продетым в него золотым колечком. На его руке стала видна цветная татуировка с изображением пылающего черепа.
      — Пижон, — пробормотал Мямлик. — Двуликий Янус...
      — Да! — кричал Колобок в трубку, одновременно отплевываясь от табака. — Нет не я! Откуда я знаю, двое посторонних. Это вы меня спрашиваете, куда охрана смотрит? Да, они активизировали. Не знаю откуда, вообще не из нашего произведения. Высылайте бригаду. Что?! Прямо сейчас?! Бегу.
      Колобок вскочил на ноги и зашипел:
      — Быстро вон отсюда! Кто-то уже читает... Меня уже по этим... по сусекам скребут.
      И он в мгновение ока скрылся.
      — Да, кстати, — высунулся он вдруг из-за дерева.
      Шустрик и Мямлик» обернулись. С двух сторон артиста припудривали белки.
      — Как вы думаете, для какой цели меня испекли бабушка с дедушкой? Почему я от них дал дёру? И стоит ли мне к ним возвращаться? Тьфу... Ладно, бегите отсюда.
      Всё потускнело, сделалось неотчётливым. Пророкотал голос из невидимого динамика:
      — Посторонним выйти за пределы иллюстрации! Через десять секунд картинка будет активизирована! Девять, восемь, семь, шесть...
      Друзья метнулись в сторону и оказались у разрисованной лесом театральной декорации. Шустрик протянул руку, и она увязла в пейзаже словно в густом тумане.
      В это время, на счёт «...один, пуск!» вспыхнули яркие прожектора. Защебетали птицы, и на тропинке появился своим фальшивым боком к читателю румяный колобок со своей весёлой песенкой.
      — Сюда... — прошептал Шустрик, схватил за руку приятеля, и оба проскользнули через вязкое перекрытие в другую книгу.
     
     
      Глава пятая
      ДЕЖУРНЫЕ ПО КАРТИНКАМ
     
      В техническом отделе электронных книжек с картинками дежурили двое — Неделькин и Караулов. Один был высокий, блондинистый, в очках; другой — невысокий, спортивный, с короткими жёсткими волосами «ёжиком».
      — Слушай, Караулов, — сказал Неделькин, сидевший перед экраном компьютера, — у нас в каталоге завелись какие-то нехорошие...
      Ого! Ты посмотри, что делается! Напали на Колобка и нанесли ему тяжкие телесные повреждения.
      Караулов тоже склонился перед экраном.
      — Избили нашего Колобка?.. Какая мерзость. Это моя любимая сказка. Работать может?
      — Работает. Решительно отказался от дублёра.
      — Хороший парень. Теперь, пока не изничтожу эту гадину, не успокоюсь.
      — Их двое, — уточнил Неделькин. — Один не то из пластилина, не то из резины. А второй железный, с лампочкой вместо носа.
      — Двое на одного! — прошептал Караулов.
      — Они уже дальше полезли... Смотри, видишь, здесь они на Колобка напали. Вон, окурок бросили... сейчас увеличу.
      — Разжёванный какой-то.
      — Да, явно психи. Надо как-нибудь назвать этот вирус и зарегистрировать.
      — Назовём его «Дебоширы», — предложил Караулов.
      — Пусть будет «Дебоширы», — согласился Неделькин. — Только что с ним теперь делать? Для него обычный антивирус как слону моська.
      — Значит, надо сделать такую моську, чтобы могла слопать слона.
      И коллеги, не теряя времени, принялись за работу.
      К обеду новый сверхмощный антивирус был построен. С виду это была узловатая, мускулистая собака с длинными стальными когтями и двумя бульдожьими мордами на гофрированных шеях, способных внезапно вытягиваться. Пасти с рядами мелких острых зубов могли раскрываться сколь угодно широко и заглатывать жертву «чулком», на манер змеи. После выполнения поставленной задачи антивирус должен был самоуничтожиться.
      — А что если оно не самоуничтожится? — сказал Неделькин, глядя на произведённое чудовище. — Надо протестировать, оформить заключение...
      — Сделаем другого, ещё больше, и он слопает этого, — отмахнулся Караулов.
      — А если...
      — Слушай, Неделькин, некогда нам тут проверять и тестировать. Запустим этого в каталог и посмотрим. Если мимо — в конце дня пойдём к начальству и во всём признаемся. Зачем нам сейчас лишние неприятности?
      Неделькин вздохнул и махнул рукой:
      — Запускай.
      Караулов положил палец на кнопку и спросил:
      — Слушай, а как этот зверь будет называться?
      — «Моська»... нет, «Морда»...
      — «Мордоворот», — придумал Караулов.
      — Подходяще, — согласился Неделькин. И Караулов надавил на кнопку.
      «Мордоворот», застывший на той самой тропинке из сказки
      «Колобок» потянул носами обеих морд, ударил тяжёлыми когтистыми лапами по земле, издал утробный рык и в два прыжка скрылся из виду.
      — Пошёл по следу, — отметил Неделькин.
      — И мы пошли... пообедаем. Авось, когда вернёмся, на картинках всё уже будет чистенько.
     
     
      Глава шестая
      НЕМНОЖКО ПОДРЕДАКТИРОВАТЬ
     
      Лес в следующей картинке был темнее и глуше. Ветви деревьев, сплетаясь густыми кронами, почти совсем не пропускали дневного света. Шустрик и Мямлик стояли на дороге, вымощенной жёлтым кирпичом, и разглядывали прибитую к столбу доску с вырезанной ножом застарелой надписью:
      ПУТНИК, ТОРОПИСЬ!
      ЗА ПОВОРОТОМ ДОРОГИ
      ИСПОЛНЯТСЯ ВСЕ ТВОИ ЖЕЛАНИЯ!
      — Мне это что-то напоминает... — сказал Шустрик.
      Мямлик в своём тотальном и беспорядочном чтении ещё не добрался до соответствующего раздела детской литературы. Поэтому ни дорога, вымощенная жёлтым кирпичом, ни надпись ему ровным счётом ничего не говорили.
      — А что, друг мой, — обратился он к Шустрику, — имеются ли у тебя заветные желания?
      Тот помотал головой.
      — Понятно. Стыдно признаться.
      — Вот ещё! Просто у меня нет заветных желаний. Мне и так всё нравится.
      — Но неужели ты не хочешь получить вечную молодость или, допустим, разом навсегда осчастливить человечество?
      — Ты ещё скажи, что на мой телефонный номер выпал приз и надо только заплатить курьеру за доставку чемодана с деньгами.
      — Хитрый какой, тебя не проведёшь! А как насчёт обладания волшебной палочкой? Взмахнул — и вот тебе исполнение любого желания. Захотел...
      — Погоди, Мямлик, я вспомнил. Я читал эту сказку, она называется «Волшебник Изумрудного города».
      — Изумрудного? Любопытно... Где же он?
      — Город... он ещё далеко, — Шустрик махнул рукой. — Дело тут совершенно в другом. Эта надпись сделана Людоедом, специально для того, чтобы заманивать доверчивых путников. По этой дороге пойдёт одна девочка — с собакой, чучелом и Железным Дровосеком...
      — С ними по тексту всё в порядке?
      — С ними потом всё в порядке... Но ведь по этой дороге ходят и другие... Как их там... мигуны, жевуны...
      — Кто?
      — Ну, короче, местные гномы. В книжке об этом определённо ничего не написано, но...
      — Но ты думаешь, что сказочку не помешает немножечко подредактировать.
      Шустрик неуверенно кивнул.
      — А чего тянуть? — сказал Мямлик. — Пора уже немного потренироваться. Мы для того и здесь, чтобы сеять разумное, доброе и вечное. Рыцари, что называется, без страха и упрёка! Пошли, пошли, подкрадёмся, посмотрим на это исчадие ада.
     
     
      Глава седьмая
      ЛЮДОЕД
     
      Мрачный замок был окружён высокой стеной и рвом, заросшем трясиной. Перекидной мост был поднят, чугунные ворота заперты на два засова. Наверху, в одном из окон виднелся отблеск огня.
      «Клинк... клинк...» — звенел нож. — «Ба-га-ра! — слышался хриплый голос. — Знатная попалась добыча!..»
      — Это, наверное, тоже актёр, — сказал Мямлик. — Интересно, что он там делает?
      — Можно посмотреть.
      Порывшись своём «бардачке», Шустрик достал стеклянный шарик. Размахнулся и перебросил его через стену — в распахнутое окно башни, узкое как бойница. Шарик угодил в соседнее окно, плотно завешенное шторами. Он ударился о мягкую ткань, упал на пол и выкатился на середину комнаты.
      На экране наручных часов Шустрика появилось изображение внутреннего убранства комнаты: розовая драпировка, стол с букетиком ландышей, фарфоровые слоники на этажерке, канарейка. Сам Людоед, одетый в домашний халат и мягкие тапочки сидел в кресле перед телевизором и вышивал на пяльцах. Слёзы текли по его щекам и тонули в взлохмаченной рыжей бороде.
      — Любопытно... — выговорил наконец Мямлик. — Какие у тебя часики... А звук можно?
      Появился звук, доносившийся из телевизора:
      — Не уходи, Луис Альберто, я ещё не сказала тебе самое главное!..
      — Нет, Хуанита, я ухожу, потому что моя семья не вынесет позора...
      — Постой!..
      — Не удерживай меня, я не держу зла, я всё равно буду помнить тебя всю жизнь — помнить, любить и проклинать!..
      — Луис А льберто! Этот молодой человек, с которым видели меня на фазенде...
      — Не надо, Хуанита, я не хочу этого слышать!..
      — Но это совсем не то, что подумала твоя приёмная мать Кончита. Этот молодой человек, этот красавец...
      — Кто же он?
      — Он твой сын!!!
      Людоед внезапно разразился рыданиями и заглушил диалог, разрывавший сердца миллионам телезрителей.
      — Кажется, это не совсем то... — пробормотал Мямлик обескуражено.
      Шустрик нашёл ещё один шарик и, рассчитав траекторию, забросил его точно в окно, из которого доносился голос и зловещее «клинк... клинк...»
      На экране появилась комната, посередине которой стоял дощатый кухонный стол с цепями, мясницкая колода, нож и точильный круг. В огромном очаге с вертелом пылало пламя. Звон ножа и голос Людоеда были отчётливо слышны, но в комнате никого не было.
      — Я так и думал, что жульничество, — сказал Мямлик. — Всё записано на магнитофон. Но, раз уж мы здесь, возьмём хотя бы интервью у этой старой слезливой обезьяны. Как бы там ни было, мы всегда при исполнении служебных обязанностей. А материальчик может получиться эксклюзивный, неожиданный.
      Шустрик задрал голову. Белки скакали по ветвям у самых окон замка.
      — Полезли... — вздохнул Мямлик, угадав ход мыслей приятеля.
      Друзья вскарабкались на по стволу огромного раскидистого дуба, прошли по толстому суку над болотистым рвом и стеной, а затем, цепляясь руками за самые тонкие веточки, подобрались к стене замка и спрыгнули на карниз. Зашли в окно, плотно завешенное шторами и спустились на пол.
      Людоед уже перестал вышивать и теперь попивал чаёк, макая в него овсяное печенье. По телевизору транслировали передачу из мира животных.
      Шустрик и Мямлик залезли на стол и приблизились.
      — Здравствуйте! — крикнул Шустрик. Людоед выронил чашку.
      — Мы из газеты, — поспешил успокоить его Шустрик. — Хотим...
      Людоед вскочил и метнулся к окну:
      — Что! Уже читают?.. Я не готов! Я не одет, не гримировался! Мне не позвонили!..
      — Не волнуйтесь, это мы активизировали картинку, — сказал Мямлик. — Мы из газеты «Книжная правда». Хотим опубликовать интервью. Просто расскажете о своей работе...
      Некоторое время Людоед молча смотрел на человечков.
      — Разрешение...
      — Что?
      — Разрешение из Департамента.
      — А нужно специальное разрешение?
      — Специальное разрешение нужно НА ВСЁ!
      С этими словами Людоед, сообразивший наконец, что имеет дело с репортёрами из ведомственной многотиражки, сгрёб человечков огромными волосатыми руками, вынес за ворота и перебросил через ров в густую траву.
      — Дурак! — крикнул ему Шустрик. — Бюрократ!
      — Кончита-хуанита, — проворчал Мямлик. — Все тираны сентиментальны как влюблённые домохозяйки. Мыльный пузырь!
      Людоед погрозил им кулаком и скрылся за скрипучими воротами.
     
     
      Глава восьмая
      НА ПРОСТОРАХ АДРИАТИКИ
     
      На солнечном берегу, неподалёку от синих пенистых волн и песчаного пляжа, на горячих ветрах раскинул пёстрый шатёр кукольный театр. На балконе расположились разодетые клоунами музыканты. Они дули в трубы и флейты, били в барабаны и литавры. А их, стоя внизу, перекрикивал зазывала, приглашавший почтеннейшую публику на представление. Десятка два зевак, задрав головы, столпились около кассы, в нерешительности ощупывая в карманах медные деньги.
      Шустрик и Мямлик стояли на пустынном пляже, у самой воды, и щурили глаза на яркое полуденное солнце. Внезапный переход из тёмного промозглого леса на ослепительный берег их на пару мгновений ошарашил.
      — Пойду искупаюсь, — решил наконец Мямлик. — Чёрт его знает что у него на столе, свинство какое-то, варенье что ли... Теперь вот песок липнет... Поразительно, до чего неряшливы эти игрушечные серийные маньяки; настоящий людоед гораздо симпатичнее, честное слово.
      — Будто ты видел настоящего, — сказал Шустрик.
      — В одном фильме был людоед, довольно приличный. Интеллектуал...
      — В кино актёры, а не людоеды.
      — А здесь по-твоему кто?..
      Мямлик залез в воду и стал купаться в лазурном, с белой пеной, морском прибое. Он кувыркался, нырял, фыркал и что-то радостно, в превосходных степенях, выкрикивал.
      Когда ему надоело купаться, он позволил волне вынести себя на мокрый песок, поднялся и сказал:
      — Подобно богине красоты и любви рождаюсь из морской пены. Прекрасный и бесстыдный в своей ослепительной наготе.
      Шустрик, в отличие от своего, условно говоря, резинового друга, был сделан из сверхпрочной стали. Он хотя и не боялся воды, но обычно ухаживал за собой другим манером. Сначала он протирал внешние поверхности спиртом или одеколоном, затем полировкой, а после — бархаткой.
      — Ну что, грязнуля, — сказал Мямлик, несколько раз присев и махнув руками, разминаясь и поскрипывая от чистоты. — Похоже, что мы в «Золотом ключике».
      — Это где? — спросил Шустрик.
      — Это, надо полагать, в Италии. Тому назад лет двести или триста.
      — Что будем делать?
      — Делать нам тут по большому счёту нечего. Тут уже работает товарищ из нашей редакции...
      — Буратино и Мальвина, — подсказал Шустрик.
      — Даже двое.
      — Полезем дальше?
      — Полезем. Только знаешь что... Пойду дёрну напоследок за бороду этого... который с плёткой.
      — Карабаса Барабаса? — подсказал Шустрик.
      — Его.
      — А вообще-то за что?
      — Так, фальшиво играет. Не понравился.
      И Мямлик решительно направился к театру.
      — Погоди, — поспешил за ним Шустрик. — Я тоже посмотрю.
     
      Карабас Барабас сидел в кладовой за дощатым столом и хлебал борщ из огромной миски. Мясо он доставал руками, мазал горчицей и ел, громко чавкая. Затем он откусывал батон, вытирал руки о завязанную на шее салфетку и снова брался за деревянную ложку. Большая часть его бороды была упрятана под салфетку, а на той части, которая была выше, висела капуста.
      Шустрик и Мямлик залезли на стол и подошли к миске. Директор театра продолжал есть как ни в чём не бывало, поглядывая на человечков без признаков испуга, тревоги или даже любопытства. Друзья переглянулись: по опыту они ожидали совершенно другой реакции на своё появление.
      Карабас закончил свою нехитрую трапезу, отодвинул миску, утёр пасть, отбросил салфетку и рявкнул:
      — Пьеро!
      Вошла бледная кукла с подрисованными слезами и волочащимися по полу рукавами.
      — Откуда... эти?
      Пьеро запрыгнул на табурет и оттуда стал разглядывать незнакомцев.
      — Увы, не знаю!
      Карабас раскатисто икнул и цыкнул зубом.
      — Если кто-то принёс на продажу, то они мне не подходят. Какой идиот сделал их такими маленькими? Публика не разглядит их даже с первого ряда. Если только... этот пьяница Джузеппе не принёс их в счёт долга. Тогда придётся забрать маленьких уродцев в труппу; денег он всё равно никогда не заплатит.
      Карабас растопырил руки и сгрёб человечков себе под нос.
      — Да... — покачал он головой, — это до каких чёртиков нужно допиться, чтобы придумать такое... Один железный, а этот... из глины?.. Сизый Нос не дал ему даже просохнуть. Голос есть?
      Шустрик попытался разъяснить возникшее недоразумение:
      — Голос есть, но дело в этом, произошла ошибка, мы не... — он не договорил, потому что Карабас зажал его в одном огромном кулаке, а Мямлика в другом.
      — Если голос есть, будут работать, — сказал он и встал из-за стола. — Будут изображать карликов. Ведь у моих артистов, у моих карликов, — могут же у них быть свои собственные карлики!..
      Карабас оглушительно расхохотался и повесил Шустрика на гвоздь — прямо разинутым ртом. Размякшего на жаре Мямлика он попросту с размаху насадил спиной на другой гвоздь, торчавший из стены.
      — Этого, из глины, надо будет подровнять и хорошенько обжечь в печке... — сказал напоследок директор кукольного театра и убрался прочь.
     
     
      Глава девятая
      ОДИН РАЗ И ПО-НАСТОЯЩЕМУ
     
      Как только дверь хлопнула, Шустрик перекусил гвоздь и повис, держась одной рукой за обломок.
      — Эй, Мямлик, — сказал он. — Может, пойдём отсюда? Как-то здесь уже не очень интересно.
      — Пойдём...
      — Ну тогда слезай. Мямлик заворочался.
      — Кажется, я не могу слезть. Он меня, видишь ли, насквозь... Шляпка гвоздя держит.
      — Ерунда, сейчас откушу.
      — Погоди, погоди, он идёт обратно...
      И действительно, вернулся Карабас Барабас. В правой руке он держал плётку, в левой — куклу Пьеро.
      — Ещё раз сорвёшь мне репетицию — брошу в огонь! — прорычал Карабас и повесил Пьеро за воротник на гвоздь, расположенный между Шустриком и Мямликом. — Мне нужны артисты, а не бездельники, возомнившие из себя благородных синьоров!
      Хлопнув дверью, Карабас вышел. Кукла висела молча и смирно.
      — Эй! — сказал Шустрик. — За что тебя?
      — Странно... — проговорил Пьеро, повернувшись направо. — Какой вы маленький. Как вас зовут?
      — Шустрик!
      — Но разве бывает кукла с таким именем?
      — Сам ты кукла, — рядом послышалось неторопливое чавканье, и Пьеро повернул голову направо.
      Мямлик надул и хлопнул пузырь. Пьеро раскрыл рот от удивления, и диалог на некоторое время прервался.
      — Да, измельчал нынче артист, — послышалось из угла, где была подвешена ещё одна кукла. — Если такие маленькие уродцы придут нам на смену — погиб театр. А ты, Пьеро, опять весь в слезах? Дай ты когда-нибудь сдачи этому Арлекину.
      — Дело вовсе не в Арлекине. Хозяин за что-то невзлюбил меня. А ведь мой номер с тридцатью тремя пощёчинами, двадцатью подзатыльниками, десятью палочными ударами и одним пинком в зад делает театру добрую половину сборов.
      — Номер у тебя — первый класс, — подтвердил висевший в углу.
      — Если он и дальше будет так обращаться с артистами, я не вынесу! — всхлипнул Пьеро. — Он опять издевался надо мной, оскорблял меня в присутствии Мальвины!.. Полишинель, Полишинель, скажи, что мне делать; многие доверяют тебе свои самые сокровенные тайны!
      — Ну хорошо, так и быть, слушай, — согласился тот, которого называли Полишинелем. — Твоя красотка собирается дать дёру, сбежать из театра куда глаза глядят.
      — С Арлекином?!!
      — Нет, с Артемоном.
      — С собакой... — Пьеро перестал что-либо соображать и надолго замолк.
      Воспользовавшись паузой, Шустрик решил всё-таки расставить точки над «i».
      — Послушайте, как вас там, Полишинель! — обратился он к более вменяемой, как ему показалось, кукле. — Что вы тут перед нами изображаете? Мы уже знаем, что всё не по-настоящему. Вы же артисты?
      — Да, мы — артисты, — ответил Полишинель с заносчивой гордостью.
      — Вы работаете в «Электронной книге», раздел иллюстраций?
      — Не понял ни единого слова, — сухо произнёс Полишинель, которому было не под стать разговаривать с мелюзгой.
      Тут к разговору присоединился ещё один персонаж, которого называли Говорящий Сверчок.
      — Эй вы, репортёры! — послышался его скрипучий голосок из холодного очага. — Что вы несёте, маленькие безумцы? Вы попали в передрягу, из которой вряд ли выберетесь живыми!
      — Кто это? — сказал Мямлик.
      — Говорящий Сверчок, — догадался Шустрик. — Он будто бы откуда-то всё знает. Его там, кажется, ещё треснули молотком по голове...
      — Если ты самый умный, — сказал Мямлик сверчку, — объясни то, чего мы не понимаем.
      Из очага послышалось продолжительное стрекотание:
      — Крри-кри, крри-кри, крри-кри...
      — Извините, давно так не смеялся, — сказал Сверчок, угомонившись. — Итак, ваша самая первая ошибка. Вы вообразили, что если Колобок и Людоед актёры, то и всё остальное, в других книгах, тоже не по-настоящему. Что все притворяются, разыгрывая каждый раз одно и то же.
      — Скажи ещё, что это не так, — заметил Мямлик.
      — Я как раз об этом и говорю, — подтвердил Сверчок. — Те два случая, с которыми вы столкнулись, были исключениями из правил. В подавляющем большинстве книжек никто не играет; всё происходит только один раз и по-настоящему.
      — Почему же тогда не во всех? Говорящий Сверчок вздохнул.
      — Чем заканчивается «Колобок»?
      — Лиса его съела.
      — Вот видишь! А сказочка несерьёзная, имеет множество интерпретаций. «Канонического» текста вообще не существует. А на каждую интерпретацию колобков не напасёшься...
      Сверчок потёр затянутые в белые перчатки ладошки.
      — Что же касается Людоеда... Случаи особой жестокости, а также фривольные сцены рассматриваются специальной комиссией.
      — Где?
      — В литературном Отделе Департамента. Они там решают, что допустимо по-настоящему, а для чего нужен подставной эпизод с актёрами.
      — Какое же они имеют право? Это автор должен решать. Он ведь не просто так пишет, что захочет, а через вдохновение.
      — Ну, это, допустим, ещё далеко не всякий пишет через вдохновение... Я бы даже сказал, что большинство авторов пишет не по вдохновению, а... по другим мотивам. Но потом, со временем, по прошествии веков и десятилетий — да, остаются те, у которых материализовалось.
      — Что?..
      — Ну... весь мир, который они придумали. То есть, не то, чтобы придумали... о котором получили информацию.
      — Откуда?
      — Откуда-откуда... Оттуда. По вдохновению. Вдумайтесь в само слово.
      На протяжении нескольких минут человечки и куклы вдумывались в сказанное Сверчком.
      — Где же находятся эти придуманные... ну, то есть, вы понимаете, описанные в литературе миры? — сказал Мямлик.
      — Ну, где-нибудь... Вы даже не представляете, сколько свободного места. На всех хватит.
      — Понятно, — сказал Шустрик, который ничего не понял. — Вернёмся к главному. Вы сказали, что здесь, на этой картинке, всё по-настоящему.
      — Да, всё по-настоящему. Только копия.
      — А! Вы хотите сказать, что содержимое — на сервере, а на экранах — только многочисленные отражения.
      — Какие ещё экраны, какие северы! Говорите нормально, на итальянском.
      — Чего-чего?.. На каком ещё итальянском!
      — Ладно, хватит, — заворочался Мямлик на своём гвозде. — Нам пора. Где Буратино? Хочу дать ему пару советов на будущее.
      — О! Это бесполезно, — вздохнул Сверчок. — К тому же, он появится здесь значительно позднее. Его ещё вообще не выстругали.
      — То есть, как...
      — Вы залезли в картинку, расположенную до начала первой главы. Просто нарисованная экспозиция. Городок, море, побережье, театр, лес, пруд... В книге нет текста к этой картинке.
      — Когда же начнётся основное действие?
      — Кажется, дня через два или три...
      — Чего-чего?..
      — Да, да, точно, не раньше, чем через три. Пьяница Сизый Нос... ну, тот, который подарил Карле полено... как раз сегодня утром получил новый заказ.
      — Ну и что?
      — А то, что вместе с заказом он получил приличный аванс. Мямлик перестал жевать и задумался.
      А Шустрик раскачался, прыгнул, повис на своём друге, обхватив его руками, откусил шляпку торчащего из его живота гвоздя — и они вместе свалились на пол.
      — Ну, что ж, — сказал Мямлик, разминаясь, — если всё понастоящему... успеем подредактировать по-настоящему. Времени-то, оказывается, — вагон!
      И они с Шустриком ударили рука об руку.
      — Безумцы! — проверещал из трубы Говорящий Сверчок, куда-то поспешно удаляясь. — Безумцы!..
     
     
      Глава десятая
      ЗА ПАРУ КАПУСТНЫХ ЛИСТЬЕВ
     
      Шустрик и Мямлик вышли из кукольного театра и взобрались на ближайшую каменистую горку, поросшую колючками и лишайником. Отсюда был виден городок, береговая линия и дороги, уходящие вглубь лесистых низин и возвышенностей. В одной из клубящихся паром низин, под мостом, просматривался болотистый пруд, в котором возился гражданин в старом зелёном пальто, обвислой шляпе, с сачком в руках. Пока Мямлик вспоминал имя этого типа, ловца пиявок, Шустрик указал на расположенную неподалёку террасу.
      Под парусиновым тентом находилась маленькая харчевня — четыре стола и дымящийся мангал, возле которого суетился хозяин. Три стола были пусты, а за четвёртым расположились профессиональные нищие мошенники лиса Алиса и кот Базилио. Костыли валялись у лисы под ногами, прицепленные шнурком очки «слепого» кота болтались у него на жирной шее.
      — Ага! — сказал Мямлик. — А вот и главные интриганы. Как это кстати. Пойдём, послушаем, о чём они говорят.
      — Эй, хозяин, — распоряжался кот, уписывая вторую порцию рыбы в ожидании третьей, — посуше, посуше жарь, чтобы кости хрустели.
      — Полегче, полегче, — говорила лиса, предпочитавшая курятинку, — чтобы мясцо было внутри сырое, с кровью...
      — Будет сделано, как прикажут синьоры, — говорил хозяин и перекладывал кур на край решётки, а рыбу — на самую середину.
      Шустрик и Мямлик расположились рядом, на каменном парапете, укрывшись за листьями акации.
      Покончив со второй порцией, кот и лиса, не сбиваясь с ритма, сожрали по третьей.
      — Эй хозяин! — потребовал кот. — Молочка, студёного, подай кувшинчик.
      — Два! Два кушинчика студёного молока! — уточнила лиса. Хозяин мигом спустился в погреб, выставил на стол и заботливо обтёр полотенцем два кувшина. Посетители жадно, проливая на себя, выпили молоко. Отставили кувшины, откинулись на стульях и стали добродушно взирать сверху вниз на городок и побережье.
      — Кукольный театр, — сонно прикрыв глаза, мурлыкнул кот.
      — Четыре сольдо за входной билет... За четыре медяка я бы не пошевелил хвостом, чтобы отогнать муху.
      — Этот Карабас только с виду такой грозный, — проговорила лиса, ковыряя щепкой в зубах. — Трудоголик, работяга, помешан на своих куклах. Ставлю своё свидетельство о неоконченном высшем образовании, что в детстве полоумная мамаша обряжала его в девчоночьи платья.
      — Думаю, что вы как всегда перемудрили, уважаемая коллега. Несовпадение амбиций великана и карикатурной действительности поставили его на грань нервного срыва. Ставлю свой утерянный диплом о законченном высшем медицинском, что у него больная печень, неврозы и хроническая бессонница. Культ бороды — чрезвычайно интересный пунктик. Но это слишком плодотворная тема... заявка для многотомной диссертации.
      — Хотите разорим подчистую старого идиота?
      — Мне его жалко. Да и чего ради?
      — А не всё ли равно, коллега? Ну, хотя бы просто потому что жара и скука...
      — Как хотите. А в чём ваша интрига?
      — Видите, вон там, маленький заросший пруд в низинке... Дуремар постоянно ловит там пиявок.
      Базилио прищурил глаза.
      — Что-то такое...
      — Однажды Карабас выронил в пруд ключик, некий мистический культ... который будто бы отпирает некую волшебную дверцу...
      — ...В его воображении. Понимаю, это интересно, — отметил кот, зевая во всю пасть.
      — В пруду живёт черепаха Тортила. Огромная, как чемодан, старая и страшная. Карабасу она не отдаёт ключик, поскольку он то ли сожрал с супом её племянников, то ли наделал из них пепельниц на продажу...
      — В определённой последовательности не исключено и то и другое.
      — Ну так я берусь разговорить эту старую дуру. За пару гнилых капустных листьев она отдаст мне ключик.
      — Ну? — сказал кот, помолчав или подремав. — И что? Что мы будем делать с ключиком?
      — Ну, во-первых, не забывайте, что предмет золотой.
      — Не факт.
      — Хорошо, допустим, что он даже не золотой. Однако. Для одержимого идеей фикс этот ключ, этот фетиш дороже золота. Ещё неизвестно, что ему там представляется, за этой волшебной дверцей. Самое примитивное — мешки с золотом. А если копнуть поглубже...
      — О, в такие дебри лучше и не лазить. Возможно. Очень возможно. Если диагноз поставлен правильно, за ключик он отдаст всё.
      — Что у него есть?..
      — Всё его дело, шатёр и куклы, потянет на двадцать-двадцать пять золотых... — прикинул Базилио.
      — Ещё десяток-другой он зашил в пояс, — отметила лиса.
      — В городской квартире обстановка и столовое серебро... Это ещё пять.
      — И того... — лиса зашевелила губами.
      — И того... — кот принялся загибать пальцы.
      — На такие деньжищи можем не работать хоть целый год, — приободрилась Алиса. — Обдерём бородатого клоуна и пустим побираться. Пусть знает, как оно достаётся... на хлебушек, политый слезами.
      Кот тоже закончил свои подсчёты, нацепил очки и выпрямил спину:
      — Отлично, я согласен.
      Расплатившись, подобрав костыли и захватив свёрток с капустными листьями, мошенники покинули этот приятный уголок. Неторопливо унося свои округлившиеся животики, они направились в сторону, противоположную от города — по тропинке в лес.
      Шустрик и Мямлик незаметно последовали за ними.
     
     
      Глава одиннадцатая
      ПРЕРВАННЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ
     
      Пруд находился под дряхлым покосившимся мостом в сумраке леса. До самой зелёной ряски склонились ветви деревьев. Каменный берег сделался от времени абсолютно гладким.
      Алиса и Базилио обошли его кругом и остановились на крошечном песчаном спуске. Шустрик и Мямлик затаились в листве у самой воды.
      — Эй, Тортила! — позвала лиса сахарным голоском.
      — Вылезай, прародительница динозавров, — добродушно прохрипел кот и ударил костылём по стволу ивы.
      С дерева посыпались сухие листья и букашки.
      Шустрик и Мямлик от неожиданности поскользнулись на мокрых камнях, схватились друг за друга... за воздух мимо листьев и веток... — и булькнули в воду.
      — Ты что, рехнулся! — шикнула на кота Алиса. — Тише ты! Стой смирно и молчи, когда я буду с ней говорить. Черепаха не простая; говорят, из всех её бабушек и дедушек люди понаделали черепаховых гребёнок.
      — Мы не люди, — проворчал Базилио.
     
      Прошла минута, другая, третья... Но вот на самой середине пруда плавно разошлись круги, и показался огромный панцирь. Из-под панциря высунулась и поднялась над водой, словно перископ, змеиная голова на длинной шее. Поводив головой по сторонам, черепаха стала щурить свои подслеповатые глаза на посетителей.
      — Здравствуй, милая тётушка! — пропела Алиса. — Давно не виделись! Вот, принесла тебе гостинцев...
      Лиса положила у самой воды и развернула пакет.
      — Врррут! Обманут! — каркнула сидевшая неподалёку пожилая ворона.
      Кот сверкнул на неё глазами, и она с криком упорхнула за куст орешника.
      Черепаха подплыла к берегу, положила передние лапы на корни дерева, вытянула шею и понюхала капустные листья. После этого она подняла голову и посмотрела мутными, скучающими глазами.
      — Я ещё не настолько спятила, чтобы признавать роднёй ваши наглые лохматые морды. Выкладывайте, мошенники, чего вам от меня нужно.
      — Угощайтесь, уважаемая, дело не срочное.
      Черепаха стала неторопливо жевать листья, время от времени приговаривая «у-у...» причмокивая и одобрительно покачивая головой.
      Деликатно выждав минуту-другую, Алиса заговорила:
      — Жаркая сегодня погода, тётенька Тортила. Хорошо вам здесь в тени и прохладе...
      Помолчав ещё минуту, лиса заговорила о деле:
      — Тут один нехороший тип с бородой до самой земли... будто бы доктор кукольных наук, а я думаю, шарлатан... ну, в общем, потерял ключик. И он теперь лежит на дне пруда. А этот бородатый хочет достать ключик во что бы то ни стало.
      Лиса огляделась по сторонам и понизила голос:
      — В городе ходят слухи, что он собирается вычерпать из пруда всю воду.
      Черепаха перестала жевать и подняла глаза на Алису.
      — Чепуха, — уверенно сказала она, подумав, и снова принялась за капустные листья.
      Кот и лиса переглянулись. План «А», состоявший в том, чтобы взять черепаху на испуг, не сработал. Идея вычерпывания пруда показалась абсурдной даже для неё. На очереди был план «Б» казавшийся логически безупречным.
      — Слушай, Тортилушка, отдай мне ключик, — запела лиса сахарным голоском. — А когда он снова придёт ругаться, этот псих, так ты скажи ему, что ключик, мол, у Алисы. Иди, мол, с ней разбирайся, а сюда больше не ходи. Он от тебя навсегда отстанет.
      — А мне, может, этого и надо, — сказала Тортила, — чтобы он приходил сюда и унижался. Чтобы сначала угрожал, а потом падал на колени и трясся в рыданиях.
      Морды у лисы и кота вытянулись и сделались кислыми. Дело оказалось безнадёжным. Мошенникам стало жалко затраченных усилий и даже капустных листьев, которые хозяин харчевни выудил для них из корзины с отбросами.
      Вдалеке послышались шаги и фальшивый свист. Это Дуремар спускался к пруду ловить пиявок. Вдруг он перестал свистеть и заорал так, что птицы поднялись над лесом, а лягушки попрыгали в воду. В следующее мгновение он отбросил сачок, выронил банку и «рыбкой» нырнул в густой колючий кустарник.
      На тропинке стояла жилистая собака с двумя змеиными шеями и горящими глазами.
      Птицы, сверчки, лягушки — все разом замолкли. В лесу сделалось тихо. Только листья деревьев шуршали на знойном ветру.
      Шустрик и Мямлик, уцепившиеся за край лилии, медленно погрузились в воду.
      — Кар-р-р!.. — тяжело выпорхнула из кустов пожилая зазевавшаяся ворона.
      — Хм!.. — в молниеносном змеином броске правая голова «Мордоворота» догнала птицу в полёте и проглотила. После этого шея снова сжалась в гармошку, а все четыре глаза уставились на присутствовавших.
      Кот притворился дохлым.
      Черепаха медленно сползла, утаскивая за собой под воду последний капустный лист.
      Лиса прикинулась несъедобной: заплакала и стала чесать себя когтями:
      — Ой не могу! Ой, дайте помереть! Чесоткой исчесалась, лишаи, глисты изъели, проказа замучила!..
      Она упала на песок и задёргалась.
      Но «Мордоворот» уже не смотрел на неё. Водя по сторонам своими широкими носами, он подбежал к тому месту, где незадолго до этого прятались Шустрик и Мямлик. Здесь он потерял след, издал пронзительный металлический вой и ускакал в лес.
     
     
      Глава двенадцатая
      ЧТО ЗА ДВЕРЦЕЙ?
     
      Шустрик и Мямлик, опознанные чудовищем как электронный вирус «Дебоширы», высунулись из воды.
      — Это за нами, — сказал Шустрик.
      — Какие будут предложения? — сказал Мямлик.
      — Какие могут быть предложения... Тень не может создать другую тень.
      — Сам придумал?
      — Перед лицом смерти в голову приходят какие-то особенные мысли...
      Мямлик посмотрел на приятеля с уважением.
      — Знаешь, — сказал он, — перед лицом смерти мне в голову тоже пришла одна особенная мысль.
      — Какая же?
      — Припомните, коллега, вокруг чего вертится интрига в «Золотом ключике»?
      — Вокруг него. То есть, ключика.
      — Но в чём же его ценность? Наверняка ведь не в ценности самого металла. Даже не факт, что он вообще золотой. Как пишут в милицейских протоколах, «предмет жёлтого металла».
      — Позолоченный?
      — Дело совершенно не в этом. Ты совсем не понимаешь, к чему я клоню? Дело в том, что именно отпирает этот ключик.
      — Это я помню. Он отпирает потайную дверцу, спрятанную за нарисованным очагом в каморке у папы Карло.
      — Ну? А что там — за этой дверцей?.. Шустрик стал думать.
      — Карабас думает, что там сокровища...
      — Не факт.
      — Вспомнил: там был новый кукольный театр. Все куклы сбежали в этот театр, Карабас разорился и остался сидеть в луже.
      — Верно.
      — А было ещё кино по этой книге. Старое такое, глухонемое. Там песня хорошая...
      — Какая же песня в глухонемом фильме?
      — Нет, значит, уже со звуком.
      — Погоди, дело совершенно не в этом. Что было за дверцей?
      — Ах, да, вспомнил! Летучий корабль. Они, все счастливые, куда-то улетают.
      — Так... Подбираемся к главному. А как ты думаешь, что оказалось бы за дверцей, если бы дверцу открыла... ну вот хотя бы эта лягуха?
      Сидевшая на берегу лягушка, из любопытства прислушивавшаяся к разговору, проквакала:
      — Комары! Болото! Комариное царррство!.. — и, щёлкнув языком, лягуха слопала комара; взмахнула лапками — и ласточкой нырнула в воду.
      Шустрик проводил её взглядом и спросил:
      — Это и есть главное?..
      — Нет, но мы уже совсем близко. Скажите, коллега, а где бы вы пожелали очутиться, открыв дверцу?
      Шустрик мигнул лампочкой:
      — То есть как? Разумеется, в редакции!
      — Вот именно, там бы вы и очутились, — произнёс Мямлик с расстановкой. — Теперь понимаете?
      — Вы знаете, коллега... Что-то такое вертится...
      — Дело в том, что за дверцей исполняются любые заветные желания.
      — Верно! — обрадовался Шустрик. — Надо отправиться в каморку папы Карло, отпереть дверцу — и мы дома!
      — Для начала надо раздобыть ключик. И договориться, чтобы после кто-нибудь вернул его обратно в болото.
      — Почему? — удивился Шустрик.
      — Потому что здесь всё по-настоящему. Буратино пока ещё не существует, Карло его не успел выстругать. К началу действия мы должны смыться и оставить здесь всё без изменений.
      Коллеги задумались.
      По гладкой поверхности прошла волна и лилию качнуло.
      — Кто это ещё мутит воду и называет болотом моё озеро? — послышался голос совсем рядом.
      Это Тортила поднялась со дна, чтобы поговорить с человечками. Из воды торчала её похожая на змеиную голова в чепчике.
      — Так и быть, я дам вам золотой ключик и провожатого, — сказала черепаха, — Но только лишь за тем, чтобы вы поскорее убрались туда, откуда пришли. Эй, крошка! — задрала она голову кверху.
      — Да, тётушка Тортила! — откликнулась сидевшая на ветке сорока.
      — Я называю её крошкой, — пояснила Тортила добродушно, — потому что вытащила из воды ещё яйцом, когда мамаша выронила её из гнезда. Она до сих пор помнит мою доброту.
      — Яйцом... — пробормотал Шустрик. — Как же она запомнила?
      — Послушай, крошка, — продолжала Тортила, — я дам тебе золотой ключик. Проводи этих недотёп к шарманщику Карло. Пусть откроют волшебную дверцу и убираются. А ты принеси мне ключик обратно. Справишься с таким делом?
      — Никаких проблем, тётушка. Не такая уже я крошка, скоро буду иметь свои собственные яйца! — весело прокричала сорока.
      — Тогда будь неподалёку.
      — Почему неподалёку? — заволновался Шустрик, который в мыслях был уже дома. — Давайте, давайте ключик!..
      Черепаха грозно посмотрела из-под чепца.
      — Сначала уберите отсюда это двухголовое чудовище, которое гоняется за вами. До тех пор, пока оно здесь, не будет вам никакого ключика.
      И Тортила погрузилась в воду.
      А Шустрик и Мямлик, внезапно подхваченные сачком Дуремара, взлетели вверх.
     
     
      Глава тринадцатая
      СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ
     
      Тем временем дежурные по картинкам Неделькин и Караулов возвращались с обеда. В кафе Департамента они встретили знакомых девушек и проболтали с ними лишних сорок минут. Только теперь, поднявшись на свой этаж, они вспомнили о создавшейся в книжном электронном каталоге чрезвычайной ситуации.
      — Послушай, Неделькин, — сказал Караулов, выходя из лифта, — что-то мы заболтались.
      — Ты знаешь, у меня тоже какое-то нехорошее предчувствие, — признался Неделькин.
      И оба, ускорив шаг, наперегонки устремились по коридору к своей лаборатории — так, что расстёгнутые белые халаты шлейфами развивались за их спинами.
      Они уселись на свои рабочие места, Неделькин нахлобучил на голову кибершлем и начал шарить имитатором подзорной трубы по вводной картинке «Золотого ключика».
      — Кого видишь? — осторожно спросил Караулов.
      — Ты знаешь, я вообще мало кого тут вижу, — осторожно ответил Неделькин. — Куда-то все попрятались, ни одной живой души не видно.
      — Интересно, от кого они попрятались...
      Оба уже поняли, от кого все попрятались, и одновременно вывели на экран лог, содержащий сведения о последних действиях «Мордоворота».
      Выяснилось, что за истёкшие полтора часа программа успела:
      а) сожрать пожилую ворону;
      б) разворотить виноградник;
      в) проглотить жаровню трактирщика вместе с наполовину обжаренным барашком и пылающими углями;
      д) ворваться в городок и с рёвом промчаться по его улицам, исторгая дым, искры и пламя.
      — Теперь понятно, почему никто не высовывает носу на улицу, — сказал Караулов.
      — Надо посмотреть, где он потерял след «Дебоширов», — сказал Неделькин и отмотал запись на полчаса назад.
      Вскоре приятели увидели пруд, кота, лису, черепаху и плавающих в пруду, уцепившись за лилии кувшинки, Шустрика и Мямлика.
      — Вот они, — сказал Караулов, — наши «Дебоширы».
      — Кого-то они мне напоминают, — сказал Неделькин.
      — А, теперь вспомнил! — воскликнул Караулов. — Они из редакции газеты «Книжная правда».
      — Верно, теперь и я вспомнил. Они репортёры из отдела расследований. Хорошо, что «Мордоворот» не успел их слопать.
      — Да, неудобно бы получилось.
      — А где их начальник, Буквоедов?
      — Где-то на курорте. А вот дежурный обязан быть в редакции.
      — А дежурный у них... — Неделькин снял шлем и набрал телефон редакции.
      — Мурзилка слушает, — послышался заспанный голос после нескольких минут длинных гудков.
      — А вы не подскажете, где сейчас можно найти ваших сотрудников Шустрика и Мямлика? — поинтересовался Неделькин, представившись.
      — Не знаю, — честно признался дежурный по редакции.
      — Зато мы знаем, — вмешался в разговор Караулов. — Приезжайте к нам. Сорок второй этаж Департамента, комната четыреста восьмая, лаборатория.
      — Сейчас буду, — сказал Мурзилка, просыпаясь окончательно. Он дал «отбой», выбрался из ящика и увидел сидящих перед монитором Шустрика и Мямлика. Оба были окутаны проводами и обвешаны датчиками, поэтому, возможно, не слышали ничего вокруг.
      — Вот же они... — пробормотал Мурзилка с облегчением. — Эй, как дела!
      Он приблизился и толкнул Мямлика в плечо. Тот качнулся на Шустрика, и оба повалились на бок.
      Шёрстка встала на Мурзилке дыбом от ужаса. Он сорвал с безжизненных фигурок провода, попытался делать им что-то вроде искусственного дыхания, опомнился и бросился к дверце пневмопочты.
     
      Пока Мурзилка мчался в вагончике пневматической трубы, Неделькин и Караулов в панике решали, что делать.
      Караулов полагал, что «Мордоворот», вероятнее всего, заглючил, спятил, слетел с катушек и надо срочно создать программу, способную догнать его и уничтожить — этакий «Супер-Мордоворот»...
      Однако Неделькин опасался, что созданный второпях новый монстр тоже выйдет из под контроля и уж тогда от городка точно не останется камня на камне.
      Караулов сказал, что прежде всего необходимо надёжно заблокировать вводную картинку, чтобы из неё никто не мог перебраться в следующую.
      — Но тогда в ловушке окажутся эти двое, из редакции... — выразил опасение Неделькин.
      — Если у них хватит ума отсидеться в болоте, с ними ничего не случится.
      — А если не хватит?..
      Пока они молча раздумывали, пытаясь найти ответ на этот вопрос, в стене послышался гул. Потом звук съехал на низкие частоты и затих. Дверца пневматической трубы отворилась, и на стол спустился жёлтенький пушистый зверёк, называвший себя человечком.
      — Картинку заблокировали? — спросил Мурзилка.
     
     
      Глава четырнадцатая
      УЖАС ГДЕ-ТО РЯДОМ
     
      Но Шустрик и Мямлик уже не отсиживались в болоте. Они находились в плотно закрытой стеклянной банке, которую нёс, поднимаясь по тропинке, Дуремар. Выловив из пруда столь замысловатые фигурки он решил не возиться сегодня с пиявками. Банка была оплетена ремешками и доверху залита мутной водой.
      Шустрик, который был значительно тяжелее воды, сидел на дне. Поскольку динамики у него были встроены внутри водонепроницаемого корпуса, ему ничего не мешало говорить, тем более, что вода — прекрасный проводник звука. Но сейчас ему в голову не приходило ничего, кроме междометий, и он помалкивал. Мямлик весил ровно столько, сколько сама вода, и поэтому он парил в банке, как в невесомости. Говорить он без воздуха не мог. Зато Дуремар, выпивший за обедом бутылку паршивого вина, без умолку бормотал себе под нос какую-то чепуху...
      — Карабас Барабас. Подумаешь, персона... Карабас Барабас. Прошлым летом со мной чуть не поздоровался за руку сам полицмейстер. Подумаешь, Карабас Барабас... А что он может сделать? Так и скажу: вот, мол, если хотите, выкладывайте пятьдесят... нет, семьдесят... ой, нет, лучше тридцать сольдо. А что, товар у меня хороший. Они хотя и маленькие, но сработаны будьте нате. Таких кукол у нас не делают. Это, наверное, из Японии. Мне говорили, что в Японии всё маленькое. Несомненно, внутри этих кукол есть пружинки... механизмы... А если учесть, что медные подержанные часы вместе с цепочкой стоят не меньше сотни...
      Из всей этой белиберды можно было догадаться, что Дуремар собирается продать найденные фигурки Карабасу Барабасу. А поскольку новая встреча с профессором кукольных наук не входила в планы волшебных человечков, Шустрик и Мямлик начали совещаться.
      — Вообще-то у нас были другие планы, — сказал Шустрик. — Как бы это... отсюда выбраться?
      Мямлик попытался что-то объяснить, энергично жестикулируя и беззвучно раскрывая рот, словно рыба. Шустрик напряг воображение и стал думать.
      Дуремар, остановился, вытер рукавом пот со лба и взял банку в другую руку. Но не за ремешок, а снизу, подхватив её ладонью и прижав к груди. Приятная прохлада передалась ему через стекло.
      — Становится жарковато, — заметил он. — Надо будет заказать вина похолоднее, из погреба.
      Какая-то ещё не оформившаяся идея замаячила в голове у Шустрика. Мямлик энергично постучал кулаком по своему лбу.
      Тут Дуремар, наконец, вышел на террасу и окликнул трактирщика.
      К его удивлению, ответа не последовало. Не было ни привычно дымившейся жаровни, ни посетителей. Кухня, всегда распахнутая настежь, была заперта изнутри.
      — Эй! — забарабанил кулаком в дверь Дуремар. — Трактирщик! Что тут, чёрт побери, происходит?
      — Проходите, проходите, господин Дуремар, — послышался из-за двери подрагивающий голос трактирщика. — У нас сегодня закрыто...
      — Какого дьявола! Не прошло и часа, как я у вас обедал... А ну, сию же минуту подай мне вина из погреба!
      — Господин Дуремар, — зашептал в щёлочку трактирщик. — Вы разве ничего не знаете?
      — Что за ерунда?.. Что тут у вас стряслось?
      — Какое-то сатанинское отродье, какое-то чудовище с двумя головами носится по городу и жрёт всех, кто не успел спрятаться!
      — Да?.. Что вы говорите! И оно всё ещё здесь? Так пустите же меня внутрь. Я заплачу за вино вдвое больше!
      — А вы уверены, что его нет поблизости?
      — Уверен, уверен, чёрт побери! Я тут один, совсем один! Трактирщик загремел засовом и начал осторожно приоткрывать дверь. В руке он держал остро наточенный тесак для рубки мяса.
      В это мгновение Дуремар почувствовал, как банка в его руках внезапно и сильно нагрелось. Послышалось интенсивное бульканье, в лицо ударил пар... Дуремар закричал и отбросил от себя банку. Дверь тут же захлопнулась, из-за неё послышались причитания напуганного трактирщика.
      — Трактирщик! — завопил Дуремар, теперь тоже напугавшийся до смерти. — Открой, трактирщик!
      Но трактирщик уже боялся и самого Дуремара.
      — Убирайся, иначе, ей-богу, сейчас отворю дверь и раскрою тебе череп, — глухо пообещал трактирщик.
      Послышался страшный механический рёв, отголосками разносившийся по всей округе. И этот рёв быстро приближался.
     
     
      Глава пятнадцатая
      ВСЁ ПРОПАЛО
     
      Услышав рёв чудовища, Дуремар метнулся влево, вправо, увидел перед собой высоченный вяз и вскарабкался на него с ловкостью обезьяны. Обхватив верхушку руками и ногами, он дрожал так, что на дереве дрожали все ветки и все листочки. С такой высоты он не мог разглядеть, как из опрокинутой банки, в облаке пара, выбрался железный человечек.
      Человечек тянул за собой нечто вязкое и длинное, вроде теста. Вязким и длинным был Мямлик, который размягчился до столь нелепого состояния. Незадолго до этого Шустрик догадался, как избавиться от Дуремара и выбраться из банки: он просто-напросто вскипятил воду.
     
      Вытянув Мямлика наружу, Шустрик начал ждать, когда его приятель остынет. И действительно: задул ветерок, Мямлик мобилизовал свои внутренние силы, собрался и принял естественную форму.
      Между тем, «Мордоворот» уже появился на дороге. Вытянув вперёд обе шеи и разинув пасти, он скакал на человечков с быстротой и грациозностью гепарда.
      Шустрик и Мямлик помчались куда глаза глядят со скоростью полевых мышей.
      Пробежав напролом, через траву, метров десять, они вдруг почувствовали, что какая-то невидимая преграда с каждым шагом выталкивает их обратно... Поднажав, они сделали рывок изо всех сил — и тут их плавно, но уверенно и безоговорочно отпружинило обратно. Да так сильно, что они, описав в воздухе дугу, влетели в колючий кустарник.
      Мимо проскакал и углубился в лес «Мордоворот», не обратив на них ни малейшего внимания.
      — Шустрик... — пробормотал Мямлик минуту спустя. — Тебе не показалось это странным?
      — Отчасти. А что именно?
      — Я имею в виду и то, и другое...
      — Картинку заблокировали.
      — А почему этот... проскакал мимо?
      — Я думаю.
      — Правильно, подумай. Ты в этом лучше разбираешься. Мне бы и в голову не пришло вскипятить воду. Я хотел, чтобы ты как-нибудь разбил стекло...
      — Программу кто-то писал второпях и не проверил, — сказал Шустрик. — Теперь кидается на всех, кого видит.
      — Нас не заметил.
      — Возможно, переклинило на белковую составляющую.
      — Ага... Тогда всё может получиться. Тортила обещала в провожатые какую-то ворону. Если псих не погонится за нами, то он погонится за птицей. Этой птицей мы и заманим его в волшебную дверцу. Осталось только убедить черепаху отдать нам ключик.
      — Эй! — послышалось сверху... — Эй, вы, недотёпы! Я не ворона!
      Шустрик и Мямлик задрали головы. На толстом суку сидела та самая птица, действительно сорока, которую Тортила называла крошкой.
      — Привет, — сказал Шустрик, немного удивившись. — А мы как раз хотели...
      — Тётушка уже в курсе, — перебила его сорока. — Подумав хорошенько, она решила согласиться с вашим планом.
      — А откуда она...
      — Откуда она знает? Вы даже не представляете, как много вокруг ушей и глаз. Тётушке передали все ваши разговоры.
      — Видать, не все. Обстановка изменилась, собака нас больше не преследует.
      — Вот как? За кем же она носится по всей картинке?
      — За кем попало. Она спятила.
      — Час от часу не легче... И как вы собираетесь заманить её в каморку шарманщика?
      Мямлик решил, что ему пора включиться в разговор и переходить к главному:
      — Думаю, что крупная птица, если она достаточно сообразительна, смогла бы привлечь его внимание...
      Сорока так пошатнулась, что ей, чтобы не свалиться, пришлось взмахнуть крыльями.
      — Нет, нет, я не могу!.. Об этом не договаривались... Пойду, ещё раз поговорю с Тортилой.
      — Поговори.
      Поколебавшись, сорока передумала.
      — Нет, она скажет, что презирает меня за трусость... Хорошо, я сделаю всё, что в моих силах.
      — Тогда давай ключик. Мы будем бежать за вами следом.
      — Нет, она не велела давать вам ключик. Я сама отопру дверцу и сама закрою.
      Сорока подняла лапу, на которой, словно на брелоке, висел золотой ключик.
      — Перестраховщицы, — проворчал Мямлик.
      — Тише! — прошептала сорока. — Кажется, он здесь... Подкравшийся «Мордоворот» внезапно выскочил из-за
      камней и в умопомрачительном прыжке, молниеносно выбросив правую голову вперёд, попытался проглотить сороку вместе с золотым ключиком...
      Но — промахнулся.
      — В город! Согласно плану!.. — крикнул Мямлик.
      Взгромоздившись на сук, «Мордоворот» издал пронзительный механический рёв, спрыгнул на землю и поскакал за сорокой в сторону города.
      — За ним!! — разом опомнившись, крикнули человечки и бросились вниз по дороге.
      Едва они скрылись, послышался треск, и с верхушки дерева, ломая сучья, рухнул Дуремар.
      Исцарапанный, но живой и почти невредимый, он упал на мох и остался лежать, раскинув руки.
     
     
      Глава шестнадцатая
      ТУДА И ОБРАТНО
     
      Шустрик, в принципе, мог бежать с какой угодно скоростью, при этом не теряя собаку из виду. Его медлительный друг, пару раз споткнувшись и прокатившись кубарем, принял единственно верное решение. Поскольку большая часть дороги к городу шла под уклон, и местами довольно круто, Мямлик сгруппировался, слился в абсолютно круглый резиновый шарик — и покатился. Он перегнал Шустрика и, высоко подпрыгивая на камнях и рытвинах, пошёл на обгон «Мордоворота». Находясь в непрерывном вращении и лишь изредка поглядывая по сторонам, чтобы не слететь в море с отвесной скалы, Мямлик ничего не видел перед собой.
      Сорока тоже повела себя отважно и находчиво. Подлетая совсем близко, она дразнила пса и, ловко уворачиваясь от его прыжков, приближалась к цели.
      Через минуту вся эта странная компания влетела, вбежала и вкатилась на центральную улицу городка.
      Наступило жаркое послеобеденное время, и вокруг не было ни души. Шустрик легко учетверил скорость, обошёл «Мордоворота», подхватил прыгающий по мостовой резиновый шар. Отворил незапертую дверь под лестницей и, следом за сорокой, влетел в каморку шарманщика Карло. По счастью, хозяина в эту минуту не было дома: он отправился к своему приятелю Джузеппе, чтобы поболтать о событии, неожиданно встряхнувшем сонный городок — появлении в окрестностях взбесившегося двухглавого чудовища.
      Выпустив из рук Мямлика, Шустрик закрылся изнутри. В ту же секунду в дверь стал биться страшный преследователь.
      Очаг, нарисованный на куске старого холста, был здесь, прямо перед ними. Отодрав уголок, все трое пролезли внутрь и оказались перед затянутой паутиной дверцей.
      — Готовы? — сказала сорока.
     
      — Готовы! — взволнованно ответил Шустрик за двоих. — Открывай.
      Сорока просунула ключ в замочную скважину.
      — Безумцы, безумцы, что они делают!.. — раздался голос Говорящего Сверчка.
      Сорока удивлённо обернулась.
      — Погоди... — на лице Мямлика отразилось сомнение. — Ты уверен, что у тебя сейчас нет другого, ещё более заветного желания? Ну, чем оказаться у нас в редакции?
      — Нет-нет... — ответил Шустрик нетерпеливо. — Что ты его слушаешь? Конечно нет, открывай, крошка!
      Сорока провернула ключ на сорок пять градусов. Откуда-то начала играть приятная мелодия. Одновременно послышался треск входной двери, засов которой уже держался на последнем гвозде.
      — Глупые, самоуверенные репортёришки! — не унимался Сверчок.
      — Погоди! — снова сказал Мямлик. — А что если он тоже... ну, живая проекция, а не программа?
      — Программа, программа, я же разбираюсь!..
      Сорока повернула ключ ещё на сорок пять градусов. Послышалось поскрипывание, и волшебная дверца стала медленно приоткрываться. В щёлке показалась полоса света.
      — Ну, вот и всё, прощайтесь со своими никчёмными жизнями, упрямые недоумки, — проскрипел Сверчок.
      — Глупости, глупости, — заторопил Шустрик. — Скажи ещё, что он лучше меня разбирается в электронике.
      В ту же секунду входная дверь слетела с запора. Двухголовое чудовище, потерявшее нюх, с хрипом закрутилось по тесной каморке. Одной головой оно проглотило метнувшуюся в панике крысу Шушару, другой — появившегося в дверях Джузеппе по прозвищу Сизый Нос. С Карло они разминулись из-за того, что Джузеппе на минутку спустился в винный погребок.
      Шустрик потянул волшебную дверцу на себя.
      — Стой!! — крикнул вдруг Мямлик, уловив, наконец, мысль, которая вертелась у него перед носом. — Назад!!!
      И он сам захлопнул дверцу и повернул ключ обратно на девяносто градусов.
      — У него тоже заветное!.. Сильнее нашего во сто крат! Он только на это желание и запрограммирован!.. Сожрать нас и самоуничтожиться! Почему ты думаешь, что наше желание исполнится, а его — нет?!
      — Об этом я не подумал, — удивился Шустрик.
      — Тьфу на вас, — сказала сорока и, приподняв край холста, вылетела на улицу.
      Взревев как пароходная сирена, «Мордоворот» бросился за ней. Теперь, когда собаки не было рядом, можно было снова открыть дверцу и покончить раз и навсегда с этим затянувшимся недоразумением.
      — Где ключик? — сказали Шустрик и Мямлик, глядя друг на друга, в один голос.
      Поняв, что сорока снова уносит ключик, коллеги выбежали из каморки и помчались по главной улице в обратном направлении.
     
     
      Глава семнадцатая
      ЗАПАДНЯ
     
      Оказавшись на мостовой центральной улицы, Мямлик снова сгруппировался в шарик и покатился, поскакал, ничего не видя перед собой. Зато Шустрик всё очень хорошо видел и вскоре заметил впереди, прямо на пути у «Мордоворота», скопление полицейских. Шустрик удивился, сбавил ход и настроил зрение на двадцатикратное увеличение... Сетка! От стенки до стенки улицу перегораживала тонкая рыболовная сеть.
      Сорока набрала высоту и скрылась домами. А «Мордоворот» влетел в сеть, попал всеми четырьмя лапами в ячейки, забарахтался и издал такой рёв, что посыпались стёкла из окон.
      Мямлик влетел в сеть за ним следом.
      Полицейские моментально спеленали, скрутили обоих, перетянули верёвками и ремнями. Затем прицепили к шесту и, в сопровождении шумной толпы зевак, понесли в городскую тюрьму.
      Из окна гостиницы выглянула лиса Алиса.
      — Смотрите, этот тоже был с ними! — крикнула она, указывая на Шустрика, в растерянности остановившегося посередине улицы.
      — Был с ними! — эхом подтвердил показавшийся рядом с лисой кот Базилио, притворявшийся слепым.
      И, не успел Шустрик ахнуть, как со всех сторон, с крыш и из подвалов, на него набросились полицейские. Их собрали здесь со всего города, и они ещё не успели вылезти из всех засад. На железного человечка набросили рыболовную сетку и поволокли его прямо по мостовой.
     
     
      Глава восемнадцатая
      В ТЮРЬМЕ
     
      В городской тюрьме имелась только одна камера. В ней держали преступников до суда, а потом отправляли на виселицу или на каторгу. Камера пустовала уже месяц, потому что страшных преступлений в городке никто не совершал, а мелкое дело удавалось уладить без суда, заплатив кому надо сколько следует.
      Привели кузнеца, и он приковал «Мордоворота» к цепи толстыми железными кольцами за обе шеи. На губах пса белела пена — верный признак бешенства. Кузнец загнал в обе пасти стальные распорки и крепко-накрепко обмотал челюсти собаки стальной проволокой.
     
      — А с этими что делать? — спросил начальник тюрьмы у полицеймейстера, указывая на Шустрика и принявшего свою нормальную форму Мямлика.
      — С этими?.. Они, надо полагать, из кукольного театра синьора Карабаса Барабаса. Стало быть, ему тоже следует предъявить обвинение в пособничестве. Если куклы подтвердят его вину на очной ставке, синьору Карабасу придётся раскошелиться. Мы все будем иметь хороший кусок — и вы, и я, и судья, и синьор градоначальник... Тяжёлая дверь захлопнулась, загремел засов. В камере сделалось почти совершенно темно. Крошечное зарешётчатое окошко под потолком совсем не пропускало света.
      — Куклы подтвердят вину синьора Карабаса? — сказал Мямлик.
      — Подтвердят! — откликнулся Шустрик.
     
      Наступил вечер, а потом ночь, и два сотрудника Отдела репортёрских расследований приуныли. Дорога домой снова была для них отрезана, будущее представлялось неопределённым.
      Посреди ночи, когда молчание затянулось, наверху послышалась возня. В маленьком окошке, на фоне бледной луны, возник силуэт птицы.
      — Эй, вы! — послышался голос «крохи». — Скажите спасибо черепахе, она снова меня прислала к вам.
      — Где ключик? — оживились Шустрик и Мямлик.
      — На месте, — сорока повертела ключиком на лапе. — А это пилка для железа. Я стащила её в мастерской ювелира. Кто-нибудь из вас может сюда забраться?
      — Может, — ответил Мямлик. — Мы бы давно ушли, только не знаем, что делать с этим... — он кивнул на «Мордоворота».
      Монстр в темноте задёргался, гремя цепями, и захрипел.
      — Тупик! — развёл руками и замигал лампочкой Шустрик.
      Все трое задумались или сделали вид, что задумались, потому что всё, что можно, уже, кажется, было передумано.
      — Я знаю что делать, — послышался тоненький писк за решёткой.
      Шустрик и Мямлик подняли головы.
      — Я... Хм-хм... Я, я... — говоривший ушёл в такие оперные низы, что напуганная сорока, хлопнув крыльями, отпрянула в сторону. — Я-я-я... — настроил голос неизвестный.
      От странности происходящего притих даже «Мордоворот».
      — Я знаю, что делать, — произнёс, наконец, нормальным голосом находившийся за решёткой. — Эй! Шустрик, Мямлик, как слышно?
      — Мурзилка... — удивлённо прошептали человечки.
      — Не совсем. Я за пределами картинки. Я в Департаменте, у компьютера.
      — Всё равно хорошо, — сказал Шустрик. — Что нам делать?
      — Прежде всего вылезайте. А после всё расскажу и покажу.
     
     
      Глава девятнадцатая
      «МОРДОВОРОТ» ДОЛЖЕН ВЫПОЛНИТЬ ПРОГРАММУ
     
      Несколькими часами раньше в лаборатории «дежурных по картинкам» происходило взволнованное обсуждение. Все трое — и прибывший по пневматической трубе Мурзилка, и Неделькин с Карауловым — чувствовали себя виноватыми. Первый — из-за того, что понадеялся на своих помощников и всё проспал; двое других — что запустили в книгу непроверенную антивирусную программу.
      Узнав, что «Дебоширы» не вирус, и что речь идёт, не много ни мало, о жизнях волшебных человечков, Неделькин и Караулов разволновались по-настоящему.
      — Нам не остаётся ничего другого, как пойти и доложить обо всём случившемся, — сказал Караулов.
      — А что дальше? — возразил ему Неделькин. — Нам же самим и прикажут наводить порядок. Это как бы наша с тобой работа, если помнишь.
      — Да... — почесал затылок Караулов. — Мы сами должны решить эту проблему. На создание «СуперМордоворота» понадобится часа четыре или восемь...
      — Это много, — заметил Неделькин. — К тому же мы не сможем запустить такого зверя без проверки. А проверка по всем параметрам займёт...
      — Не меньше суток.
      — Погодите, — вмешался Мурзилка. — О сутках не может быть и речи. Вы, кажется, не совсем понимаете, что на самом деле происходит. Два моих сотрудника находятся в состоянии, как бы это выразиться... у простых людей это называется состоянием клинической смерти.
      — Об этом мы не подумали... — пробормотали Неделькин и Караулов. — Но что мы можем сделать?
      — Вы можете сделать мою проекцию и запустить её в картинку?
      — Запросто, это не сложно. Но что это даст?
      — Пока не знаю. Два ума хорошо, а три лучше.
      — «Мордоворот» слопает вашу проекцию, и все дела, — предположил Караулов. — У нас уже есть два трупа в редакции, будет ещё один здесь, в лаборатории.
      От таких слов Неделькин побледнел и схватился за сердце.
      — Но её, наверное, можно вооружить? — сказал Мурзилка.
      — Это верно, — согласился Караулов. — Давайте запустим её туда на танке.
      — Глупости, ей нечего бояться, — возразил Неделькин. —
      «Мордоворот» теперь охотится только за людьми и животными.
      — А его можно исправить? — спросил Мурзилка. — Чтобы она могла выполнить изначально поставленную задачу?
      Неделькин и Караулов удивились:
      — Вы хотите, чтобы она слопала ваших друзей?
      — Нет, не их, — Мурзилка многозначительно понизил голос.
      — Их фальшивые проекции.
      Неделькин и Караулов всё поняли.
      — Верно! — хлопнул себя по лбу Караулов.
      — И как же мы сами не догадались? — заволновался Неделькин. Это же просто, нужно только исправить «Мордоворота», ввести в него лекарство, чтобы его перестало глючить.
      — Я, — прояснил свой план Мурзилка, — то есть, моя проекция, найдёт собаку, то есть, программу и выстрелит в неё ампулой с лекарством. Потом я выпущу на экран ложные проекции Шустрика и Мямлика, собака их съест и...
      ...Выполнив задачу, самоуничтожится!! — радостно подхватили Неделькин и Караулов. — А уж потом мы как-нибудь вытащим этих двоих из картинки.
     
      К полуночи управляемая проекция Мурзилки и две ложные проекции Шустрика и Мямлика были готовы к запуску. Наспех нарисованную проекцию Мурзилки оснастили защитным комбинезоном, лазерной пилой и пистолетом с обоймой специальных ампул-дротиков. Самого его облепили проводами и датчиками, нахлобучили на голову кибершлем и сказали «можно».
      Щёлкнув мышью, отважный репортёр повёл своё изображение по тёмной мостовой городка в сторону городской тюрьмы.
     
     
      Глава двадцатая
      МУРЗИЛКА ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ
     
      Вскоре Шустрик и Мямлик оказались на улице. В тусклом свете луны Мурзилка выглядел довольно странно. Он был в серебристом комбинезоне, из овального выреза капюшона торчала одна только мордочка, нарисованная криво и небрежно.
      — Ой... — сказал Шустрик и поднёс руку к груди.
      — Да, шеф, как-то вы неважно... Чего-нибудь скушали?
      — Повторяю ещё раз: меня здесь нет. Я просто управляю этой фигуркой. Не всем же быть красивым, как вы.
      — Мы — трёхмерные копии, — отметил Шустрик не без гордости.
      Мурзилка огляделся и окликнул ещё кого-то:
      — «Первый», «Второй»!
      Из-за угла вышли «Шустрик» и «Мямлик». Они были совсем как настоящие; только их лица ничего не выражали, а глаза были словно пуговицы.
      — Отличный план, шеф, — сказал Шустрик. — Проблема в том, что собака уже не гоняется за нами. Она, как бы это сказать, уже спятила.
      — В ампуле мгновенное лекарство от бешенства, — сказал Мурзилка и шагнул к решётке. — Прячьтесь, сейчас я его выпущу,
      Шустрик и Мямлик перебежали дорогу и спрятались за каменный парапет. Дубли остались стоять, нелепо озираясь и размахивая руками.
      — Ты знаешь, — сказал Мямлик, — мне их немного жалко.
      — Я тебе наделаю таких хоть тысячу, — пообещал Шустрик.
      — Интересно, — задумчиво проговорил Мямлик, вглядываясь в своего, — кого из нас он назвал «Первым»?..
     
      Между тем Мурзилка действовал быстро и решительно. В две секунды он прожёг прутья крошечной лазерной пилой и спрыгнул вниз. Послышался хлопок пневматического пистолета, затем звон цепей и хрипение собаки.
      «Мордоворот» выпрыгнул из окошка на мостовую. Увидев «Шустрика» и «Мямлика», он издал оглушительный победный рёв. В мощном прыжке, одновременно выбросив вперёд обе головы на гофрированных шеях, «Мордоворот» схватил проекции острыми зубами. Притормозив, ловко подбросил вверх и разинул обе пасти. «Дебоширы» с писком провалились в утробу и тут же были перемолоты стальными жерновами. Вспышка тепловой энергии сожгла остатки «вируса» без следа.
      Шеи сжались, словно гармошки, головы расплылись в довольной улыбке. Левая голова раскатисто, словно труба
      «Титаника», рыгнула чёрным дымом «фа», правая рыгнула «до», и «Мордоворот», скребясь лапами от экстаза, рассыпался миллионом погасших в воздухе огоньков.
     
     
      Глава двадцать первая
      ЧТО ЗА ДВЕРЦЕЙ
     
      Снаружи, за экраном, раздались одобрительные возгласы и аплодисменты.
      — Теперь нужно что-то делать с вами, — сказал Мурзилка приблизившимся Шустрику и Мямлику. — У самих вас есть какиенибудь идеи?
      — Всё в порядке шеф, — заговорил Мямлик. — Как скажете. Через минуту-другую будем в редакции. А вы-то сами?.. Ах, да, вспомнил, вы и так у себя, то есть, там, где положено... То-то я смотрю у вас лицо...
      Лицо «Мурзилки», и без того криво нарисованное, стало принимать нехорошее выражение. Затем фигурка сделалась тёмно-синей и пропала. Это настоящий Мурзилка, сидевший за компьютером, удалил из картинки своё изображение.
      — Честное слово! — прокричал Шустрик, подняв голову к небу. — Позвоните в редакцию через пять минут — и мы там будем!
      Вместе со спорхнувшей с крыши сорокой, человечки опять помчались к дому, в котором находилась каморка с нарисованным очагом.
      И вот они уже перед дверцей. Сорока ловко вставила ключик в замочную скважину. Тихо-тихо, чтобы не разбудить спящего хозяина, пропиликала музыка, и дверца распахнулась.
      В полумраке ночи, в сиянии экрана включённого компьютера, вырисовывались очертания родной редакции.
      — Ну ладно, я полетела, — сказала «кроха». Шустрик и Мямлик решительно шагнули вперёд.
      — Спасибо за помощь! — помахали они руками, обернувшись.
      А позади уже не было никакой дверцы: только поклеенная знакомыми обоями стена редакции.
      Они посмотрели друг на друга — и никого не увидели. Потом, на мгновение, всё пропало.
     
     
      Глава двадцать вторая
      ИСТОРИЯ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
     
      На столе беспрестанно звонил телефон. Мямлик поднял голову и огляделся.
      Шустрик зашевелился, открыл глаза, вскочил на ноги и дёрнулся к телефону. Провода его удержали, он упал и тоже всё вспомнил. Сорвал провода, подбежал к телефону и надавил кнопку.
      — Вы в порядке? — послышался голос Мурзилки.
      — В порядке! — откликнулся Шустрик.
      — Один вопрос, шеф... — приблизился Мямлик к телефону, волоча за собой мешанину проводов, датчиков и приборов. — Один вопрос... Нельзя ли, как бы это сказать... Ну, не афишировать этот наш маленький эксперимент? Буквоедов может трактовать случай не в нашу пользу. Очень, знаете ли, не в нашу пользу...
      — Не могу обещать наверняка. Я узнаю здесь, что можно сделать.
      — Ага, узнайте, шеф. А мы тут пока приберёмся, пропылесосим, знаете ли. Чтобы было чисто, приятно работать. Окна, полы намоем... Мурзилка дал «отбой» и повернулся к «дежурным по картинкам». Неделькин с Карауловым всё слышали. Им тоже не очень хотелось, как выразился Мямлик, афишировать этот случай.
      — В принципе, никто не знает... — сказал Неделькин неуверенно. — Мы не докладывали.
      — Правильно, кому это надо! — поддержал Караулов.
      — Жаль, что для газеты пропадёт такой любопытный материал, — заметил Мурзилка.
      — А вы напишите не как репортаж, а как выдумку, — посоветовал Неделькин. — Дарю название: «История с золотым ключиком, которой не было».
      — Только измените как-нибудь наши фамилии, — поосторожничал Караулов.
      Мурзилка так и сделал. Фантастическая история про то, как за Шустриком и Мямликом по картинкам сказок гонялся «Мордоворот», была опубликована уже в следующем номере «Книжной правды». Неделькин в этой фантастической повести назывался Карауловым, а Караулов — Неделькиным.
     
     
     
     
      Дело № 9. Граф Мурзилка
     
     
      Глава первая
      ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК
     
      В самом центре Москвы, в глубине одного из старинных кварталов, сохранился обветшалый особнячок с колоннами и щербатой парадной лестницей. После революции здесь устроили приют для беспризорников, которые отломали, отодрали и отвинтили всё, что можно было отломать, отодрать или отвинтить. Потом особняк, вместе с оградой и фонтаном, признали представляющим художественную ценность, и беспризорников переселили в другое здание. В доме с колоннами расположились органы госбезопасности. Во время войны там был госпиталь, и в печках сожгли всё, что горело — барскую мебель и те книги из огромной библиотеки, которые ещё не успели разорвать на самокрутки. Потом «органы» переехали в новое здание, а в старом размесилась школа. На первом этаже сломали перегородки и оборудовали огромный спортзал. По краям парадной лестницы стояли чугунные львы, но в 90-х львов увезли себе на дачу тёмные мафимозные личности. Опустившиеся бродяги пытались унести звено ограды с копьями и драконами, чтобы сдать его на вес в приёмный пункт металла, но их задержали местные жители. За домом был разбит садик с фонтаном, в центре которого стояла чугунная фигура женщины с ангелочком, парящем возле её головы. Но однажды античную женщину увезли на реставрацию и не вернули.
      С тех пор, как в особняке открыли школу, пространство заполнилось многоголосым шумом, учебным оборудованием, оглушительной трелью звонков и крепким запахом столовой. В стенах обнаружились трещины, и сменявшиеся из поколения в поколение завхозы писали заявки на капитальный ремонт. Но поскольку дом стоял внутри квартала и не особенно бросался в глаза, ремонт всякий раз откладывали.
     
      В этот день, двадцать девятого мая, в школе должен был прозвучать последний звонок, после которого для многих начинались летние каникулы. Трое семиклассников — два в меру упитанных мальчика и одна худенькая девочка — сидели в полупустом, после окончания уроков, буфете. Мальчики были близнецами, настолько похожими, что если бы не шутейные значки с именами, приколотые к воротникам, различить их было бы совершенно невозможно. На одном значке было написано «Миня», на другом — «Боба». Так их называли в детстве. А по-настоящему их звали Миша и Борис. Девочку звали Катей. У неё были живые глаза, колечко в носу и покрашенные в оранжевый цвет волосы.
      Дети потягивали сок и разговаривали. Миня и Боба рассказывали о прочитанной книге.
      — Под Москвой прорыты потайные ходы, там целый город, несколько городов на разных уровнях... — говорил Миня. — Один город времён Ивана Грозного, другой — времён Сталина, третий, самый глубокий, — самый современный; там можно жить сколько угодно со всеми удобствами...
      — Если бы под нами было столько пустого места, — Катя озабоченно поёрзала на скрипнувшем стуле, — дома бы провалились.
      — Всему своё время, — сказал Боба.
      Катя на минуту задумалась — пока весь сок не вытянулся серез трубочку и не раздался протяжный хрип опустевшего стакана.
      — Нельзя ли посмотреть на эту вашу книгу? — сказала она. — Там есть карта?
      — Наивная! Кто же станет печатать такие карты. Это секретные материалы, — сказал Миня.
      — А как же...
      — Да ты не бойся, — сказал Боба. — Наш дом не провалится. Кое-какие данные удалось вытащить из интернета.
      — А школа?
      — Под самой школой тоже твёрдо. Там, в стороне, неподалёку протекает подземная река, — сказал Миня.
      — Неподалёку... это не совсем то. Надо, чтобы провалилась именно школа.
      В столовую заглянула учительница:
      — Крапивина, мальчики, не расходитесь! Всем, кого увидите, скажите, чтобы собрались на классный час.
      — Хорошо, скажем! — откликнулась Катя, а близнецы синхронно кивнули.
     
      На классном часе говорили о приятном. А именно, обсуждали назначенную на сегодня школьную вечеринку — для седьмых и восьмых классов. Предполагалось, что в спортзале накроют столы, и дети покажут свои таланты родителям и учителям. А когда взрослые уйдут, погаснет свет и начнётся дискотека.
      С этой, второй частью, всё было хорошо и понятно. Однако талантов для выступления явно недоставало. Пока их набиралось всего трое — от двух седьмых и двух восьмых классов. Тогда учительница заговорила об оценках за полугодие. Миня с Бобой вспомнили, что умеют делать фокусы. По крайней мере, теоретически. Ну, они так думали. Потому что читали книгу о Гуддини, книгу о Коперфильде и ещё одно любительское руководство для домашних праздников
      «Удиви себя и своих гостей». Их записали под номером четвёртым. Учительница туманно намекнула, что к ребятам с разносторонними интересами формируется особое положительное отношение... После этого выступить захотел мальчик, учившийся играть на гитаре, а также Катя Крапивина, умевшая без боли продевать через свою щёку иголку с ниткой. Учительница записала гитариста и, после некоторых колебаний, Крапивину.
     
     
      Глава вторая
      ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
     
      Под звяканье посуды и гудение голосов один из последних выступавших доковырял на гитаре «Полонез Огинского». Ущипнул финальный аккорд не на том ладу, быстро исправился и сорвал вежливые аплодисменты.
      На сцену вышли близнецы Миня и Боба.
      С плеч и до самого пола у них свисали фиолетовые накидки — куски подкладочной ткани, позаимствованные пять минут назад в классе рукоделия и скреплённые при помощи булавок. Мальчики в отчаянии оглянулись в сторону выхода, но вот уже заиграла восточная мелодия, им захлопали. В «кулисе» появилась выступавшая за ними, самой последней, Крапивина. Отступать было некуда.
      Боба вынул колоду новеньких карт, развернул её веером перед притихшим залом — и тут же рассыпал.
      Миня шёпотом сказал брату что-то нехорошее, они опустились на четвереньки и принялись собирать карты, снова их роняя, сталкиваясь то головам, то боками. В зале поднялся смех, и близнецы, так и не собрав колоду, отворачивая лица, удалились со сцены. Им оживлённо аплодировали, даже больше, чем всем другим, выступавшим раньше.
      В проходе от них шарахнулась Катя Крапивина. К воротнику у неё была приколота большая «цыганская» игла с огненно-красной ниткой. Не сговариваясь, Боба и Миня развернулись и вытолкнули девочку на сцену.
      — И последний, эк-зо-тический номер нашей программы! — объявил восьмиклассник конферансье. — Сейчас эта сумасшедшая девочка по прозвищу Рыжий Скорпион проткнёт своё лицо огромной ржавой иглой, остриё которой вымочено в яде африканской гадюки. Нервных и родителей просим удалиться из зала.
      Из динамиков послышалась барабанная дробь. К сцене приблизилась докторша из медпункта с чемоданчиком в руке.
      — Почему ржавая?.. — Крапивина ухватила вдогонку за рукав конферансье. — Каким ещё ядом?.. Я её духами продизе... продизефисы... Но все уже на неё смотрели, перестав есть, пить и разговаривать. Нарастал стук дроби, надо было решаться. Катя вынула иглу из воротника, вытянула нитку, разинула рот, подняла глаза на слепящий прожектор, зажмурилась... и больно уколола себя в щёку.
      — Ой!.. — сказала она от неожиданности и чихнула.
      Стух дроби прекратился, сделалось тихо. В зале заёрзали на стульях.
      Уже понимая, что где-то не сошлось, но не желая с этим смириться, Крапивина решила действовать силой. Сделав театральный жест рукой, будто размахнувшись, уколола себя снова.
      — А!!
      На этот раз она вскрикнула не от удивления, а от боли. В зале послышались смешки и возмущённый ропот родителей. Проворчав что-то вроде «ну, хватит...» на сцену вышла врачиха, взяла Крапивину за руку и вывела в коридор.
      Ранка была совсем маленькая, похожая на укус комара. Тем не менее, докторша, щедро смочив низ крышечки от пузырька с йодом, приложила её к точке и покрутила. На щеке остался отчётливый, заметный издалека, кружок.
      Настроение было испорчено. Катя спустилась под лестницу, где были свалены поломанные стулья и где обычно курили старшеклассники. Тут она увидела близнецов.
      — Курите? — сказала она безразлично.
      — Нет, — не поднимая глаз, промычали Боба и Миня.
      — Просто переживаете... Я тоже переживаю. Я тоже свой номер провалила. Разволновалась, как дура...
      Она достала из рукава пожарного шланга пачку сигарет. Вынула из пачки «чиркалку» и спичку, зажала в пальцах.
      — Дома-то всё получалось, — сказал Миня.
      — Это из-за колоды, — сказал Боба. — Надо было взять ту же самую, старую. А мы новую купили. Все карты скользкие — пластиковые.
      Встретив людей столь же несчастных, Катя испытала некоторое облегчение. Она приготовилась чиркнуть спичкой, но тут всегда закрытая на висячий замок дверь подвала со скрипом приотворилась. Изнутри потянуло табачным дымом. И этот дым имел странный запах, вроде того, который делают ароматические палочки.
      — Так, так, — Крапивина покрутила носом, осторожно приблизилась и заглянула внутрь. — Интересненько...
     
     
      Глава третья
      ПОЯВЛЯЮТСЯ ЗЛОУМЫШЛЕННИКИ
     
      Дом стоял на песчаной возвышенности, поэтому в подвале всегда было сухо. Вдоль стен тянулись трубы, в конце коридора был вход в заброшенную угольную котельную, сохранившуюся ещё с графских времён. Там горел свет и оттуда доносились голоса.
      Катя поднесла палец к губам, дети подошли ближе и стали слушать.
      — Хватит дымить этой дрянью, как тебя там... Козлан, — говорил прилично одетый мужчина. — Надо повесить замок, а потом осмотреться. Если будет надо, простучим пол и стены сантиметр за сантиметром.
      — Слушай, начальник, меня Аслан зовут. Лев это, а не козёл,
      — обиженно сказал другой, с южным акцентом.
      — А я тебе — какой «начальник»? Зону не топтал?!
      — Зону не топтал.
      — Думай, что говоришь. Называй уж лучше — «хозяин».
      — Не, не буду. Хозяин — та, другая, который над вами.
      — Надо мной только бог, Аллах и Магомет, пророк его... Хозяин у собаки бывает.
      — Зачем так говоришь — собака. Не ты хозяин, Раис Фридриховна тебя нанимала.
      — Не нанимала, а пригласила для выполнения некоторых... деликатных...
      В этот момент Катя высунулась, чтобы посмотреть, а близнецы втянули её обратно.
      — Что там? Вошёл кто-то?.. — насторожился «главный».
      Аслан прошагал по коридору мимо вжавшихся в темноте в стенку детей и выглянул за дверь.
      — Нет никого. Это кошки, твари, здесь бегают. Ненавижу тварей...
      — Давай, давай, работай.
      Послышался визг пилы по железу, скрежет и хруст раскрошившегося кирпича.
      — Готово, начальник! — доложил Аслан. — Можно в окно залезть.
      — Иди, запри снаружи дверь на замок. Потом через окно залезешь обратно. Если ещё раз назовёшь меня начальником, будешь другую работу искать, понял?
      — Да, конечно.
      — А ну повтори: «понял, Аркадий Викторович».
      — Слушай, я понял, Аркадий Викторович!
      — Теперь иди.
      — А, иду...
      Послышались шаги, дети снова прижались к кирпичной стенке. Аслан вышел из подвала, хлопнула дверь, снаружи защёлкал навесной замок.
     
      — Попали, — прошептала Катя.
      Наверху, в физкультурном зале, расположенном прямо над подвалом, началась дискотека. Заухали басы, стенка завибрировала.
      — Ой... За шиворот что-то сыпется.
      В соседнем помещении снова заговорили — Аслан снаружи влез через окошко.
      — Домишко-то дряхлый, и так рассыплется, — заметил Аркадий Викторович, постукивая по стенам. — По всему фасаду трещина... кое-как замазали.
      — Когда он рассыплется, мы ещё раньше рассыплемся, — сказал Аслан. — Надо сейчас делать.
      — Делать, делать... А что мы будем делать, если он весь рухнет?
      — Не волнуйся, Аркадий Викторович. Блокпост взрываль, железный дорога взрываль, конвой машина взрываль. Десять лет биль лучшим взрывником в отряде.
      — Так ты посмотри, прикинь, рассчитай. Чтобы в яблочко. Для нашего заказчика важно, чтобы дом признали негодным к восстановлению. Тогда она заявит, что наследница и всё такое.
      — Зачем ей?!
      — Стало быть, на родину потянуло. Чтобы тут уже спокойно копыта отбросить.
      — А кого она наследница?
      — Ну да, этого самого, графа... Как его... Таврического. Или хочет, чтобы так думали. Со своими капиталами она по любому в авторитете. Только дом этот охраняется государством. Но если привести в полную негодность, можно захапать вместе с участком, а потом хоромы отстроить. Так она, типа, объясняет. А может, чего другое...
      — Хитрая.
      — Ставь решётку, на сегодня хватит, слишком людно. Как специально набежали. Последний звонок... Хорошо, что последний. Придём завтра, когда стемнеет.
      — Слушай, начальник... Аркадий Викторович, то есть, а может, мы её домкратом? Вот эту стенку, самую трухлявую. Без шума и пыли.
      — Интересная мысль, надо подумать...
      Злоумышленники вылезли наружу, вставили на место решётку, сделалось тихо.
      Катя, Миня и Боба вышли из своего укрытия.
      — Бандиты... из школы хотят нас выселить, — сказала Катя, повернулась к свету и прикурила.
      С минуту она раз за разом отважно затягивалась. Из физкультурного зала доносился топот ног и грохот музыки.
      — Короче, мальчики, — сказала Катя, подумав. — Не надо объяснять, что после сегодняшнего представления, нас будут здесь держать за клоунов до самого выпуска. А теперь есть шанс. Он вот сейчас, только что появился этот шанс. То есть, два. Надо выбрать. Первое. Мы ничего не видели и ничего не слышали. Тогда домику хана, и нас всех с сентября разводят по разным школам. Второе. Это вроде как заделаться героями. Типа того, что мы выследили и обезвредили преступников.
      — Лучше в разные школы, — прошептал Миня.
      — А мне второй вариант больше нравится, — сказал Боба. — Кино прямо, книжка с картинками. Дети знают преступников, но не заявляют в милицию. А потому вскоре оказываются в плену, запертыми... запертыми... ну, хотя бы вон в том железном резервуаре. И бандиты пускают туда воду, которая топит их капля за каплей...
      Но отважный майор Пронин, — подхватил Миня, — сам идёт через подземный ход по следу преступников. Он успевает ворваться в подвал и продырявить стенку котла восемью выстрелами из табельного оружия.
      — Ничего? Не поранил? — сказала Катя.
      — Кого?..
      — Ну, вас, детишек. Вы же внутри котла сидите.
      — Мы?..
      — Короче, такое дело, — Катя повысила голос. — Я понимаю, что вы ребята начитанные. Но жизнь это не кино. И даже не книжка с картинками. Если вы не хотите быть в этой или другой школе придурками, так и сделаете. Как в этой вашей дурацкой книжке. Будет подземный ход, резервуар с водой и выстрелы... если понадобится.
      — Ладно, ладно, нет такой книжки... — растерялся Боба и отступил.
      — Это мы сейчас сами придумали... — растерялся Миня и тоже отступил.
      — Нет?! Так значит, будет! Пошли отсюда.
     
      * * *
     
      На улице качнулся фонарь и на секунду осветил тёмный уголок подвала. Там, на одной из проходивших вдоль стен старых труб, сидели три крошечные фигурки.
      — Не хватало нам любителей приключений в стиле Кале Блюмквиста, — сказал Мямлик.
      — В каком стиле? — не понял его Шустрик.
      — Поехали в редакцию, — сказал Мурзилка.
      Человечки залезли в пневматический вагончик, захлопнулась дверца, и через секунду в трубе послышалось стремительно удаляющееся гудение.
     
     
      Глава четвёртая
      ЧТО МЫ ИМЕЕМ
     
      В редакции газеты было тихо. Рабочий день давно закончился, все разбежались по своим книжкам. Только главный редактор и сотрудники Отдела расследований продолжали работать.
      Сначала Мастодонт Сидорович смотрел видеозапись, потом слушал своих сотрудников, глядя на них через очки. А сотрудникам казалось, что глаза по ту сторону стёкол не человеческие, а какой-то гигантской рыбы.
      Сегодня утром Буквоедову позвонили из Департамента и рекомендовали поручить кому-то подежурить в школе, расположенной в бывшим «Таврическим» особняке. Как следовало из агентурных донесений, в подвале заброшенной угольной котельной мог находиться тайник, которым живо интересуется прибывшая из-за границы пожилая дама. Эта дама, называющая себя последней наследницей по прямой в роду Таврических, имеет претензии на весь особняк и участок с садом. В здании давно обосновалась школа, поэтому во всём следовало хорошенько разобраться.
      — Так я и думал, — выслушав отчёт, Мастодонт Сидорович откинулся в кресле и снял очки. — Едва только прозвучало слово «школа», я сразу понял, что в деле возникнут какие-нибудь непредусмотренные дети.
      — Дети вообще не так часто бывают предусмотренными заранее, — заметил Мямлик.
      — Почему?! — удивился Шустрик.
      — Потому, что о них вспоминают в последнюю очередь.
      — Безобразие!
      — Не отвлекайтесь, товарищи! — постучал пальцем по столу Буквоедов, не пытаясь понять того, что иногда говорит Мямлик. — Товарищ Мурзилка, что вы думаете по этому поводу?
      Мурзилка, в отличие от своих болтливых помощников, был товарищем серьёзным, исполнительным и немногословным.
      — Каникулы, — сказал он. — Большинство разъедется.
      — Однако они настроены решительно, — покачал головой Буквоедов. — В особенности эта девчонка... Крапивина. Не девочка, а какой-то профессиональный провокатор.
      — Курит! Возмутительно! — прибавил Шустрик.
      — Итак, — редактор открыл чернильную ручку с золотым пером и придвинул к себе лист бумаги, — что мы имеем.
      И он вывел на самом верху страницы имя: «Раиса Фридриховна Книксен».
      — Пожилая дама, месяц назад вернувшаяся из-за границы. Остановилась в люксе гостиницы «Хилтон-Славянская». Дала несколько оплаченных ею интервью, в которых утверждает, что является наследницей графа Таврического.
      — Врёт! — воскликнул Шустрик.
      — Позвольте, я, — вызвался Мямлик. — Я порылся в архивах и изучил вопрос досканально.
      — Говорите.
      Мямлик вынул изо рта резинку, сделал значительное лицо, и заговрил:
      — В документах и мемуарах эмиграции первой волны прослеживается иная ветвь генеологического древа Раисы Фридриховны. Вернее всего, что старушенция не столбовая дворянка, а потомственная прислуга. Её пра-пра-бабушка, Маруся Книксен, служила старшей горничной у графа Таврического. Во время революции, прихватив из графского дома деньги и ценности, сбежала и поступила на работу в ЧК. По всей видимости, она была не только воровкой, но и обладала садистскими наклонностями. У неё там даже было прозвище — «Маруся-ножнички». Уж не знаю, как она допрашивала, но только арестованные просили, чтобы их лучше сразу расстреляли.
      — Вы какие-то ужасы рассказываете! — воскликнул редактор. — Как же она сделалась наследницей?
      — Могу предположить, что во время допроса своего бывшего хозяина, графа Таврического, она принудила его написать фиктивное завещание. Будто она его незаконная дочка, которой он завещает все свои заграничные сбережения. Замечу кстати: до сих пор не ясно, существует ли в действительности фамильная коллекция бриллиантов. И где находится тайник с сокровищами...
      — И зачем ей этот полуразвалившийся дом в России... — продолжил за Мямлика Буквоедов. Он встал и, поскрипывая паркетом, в задумчивости прошёлся по кабинету. — Вероятнее всего, что она самозванка и опаснейшая авантюристка. Где сейчас настоящие наследники?
      — Графиня Ольга Романовна Таврическая, проживает в Лондоне. Очень богата, находится в приятельских отношениях с королевой. Её домашний любимец кот Бертрам является нашим агентом.
      — Отлично, активируйте его, пусть поработает.
      — Согласен, — кивнул Мямлик.
      — Для того, чтобы купить графский участок, ей нужно привести здание в негодность. И тут в нашем деле появляется ещё один персонаж. Редактор вписал имя: «Аркадий Викторович Белотелов». — Что нам известно об этом гражданине?
      Мурзилка и Шустрик посмотрели на своего красноречивого друга. Мямлик охотно пожирал гигабайты документов в электронных архивах и обладал неограниченной памятью. А если какая-то база данных была засекречена, он звал своего механического друга, и тот в два счёта ломал защиту.
      — В молодости Белотелов учился на актёра, — продолжил Мямлик с видимым удовольствием. — Затем пытался обирать сограждан при помощи финансовых пирамид. Был арестован, посидел в предвориловке, откупился и вышел на волю. Работал актёром, официантом, страховым агентом, торговал таблетками для похудения. Легко мимикрирует в любой социальной среде — от уголовников до аристократов. Последние два года нанимался личным секретарём к богатым женщинам преклонного возраста. После дамы, как правило, обнаруживали пропажу кругленькой суммы, однако ещё ни одна не заявила в милицию.
      — Почему!? — изумился Шустрик.
      — Он умеет очаровывать.
      — Как это?!
      — Личным обаянием... — сказал Мямлик низким голосом и вытянул губы в сторону своего непонятливого приятеля.
      — Хватит! — редактор, с трудом уже сдерживающий зевоту, стукнул кулаком по столу. — Давайте заканчивать, утро скоро. Кто у нас следующий по списку?
      — Шайтанов, — подсказал Мурзилка.
      — Так и пишем: «Аслан Шайтанов». Мямлик продолжал без запинки:
      — Мелкий уголовник из Закавказья, нанятый Аркадием Викторовичем для грязной работы. Имеет опыт взломщика, взрывника и наркокурьера. С трудом умеет читать и писать. Ошибочно думает, что Белотелов — уголовный авторитет, хотя тот...
      — Всё ясно, — редактор подвёл под списком черту. — Будем работать по этим фамилиям. —Следите за этими двумя и за госпожой Книксен, она как-нибудь себя проявит.
      — Ещё те трое, — напомнил Мурзилка, — школьники, которые подслушивали.
      Редактор поморщился.
      — Будем надеяться, что они останутся за пределами нашей схемы. Можете идти.
      Мелодично прозвенел сигнал получения почты.
      — Товарищ Мурзилка! — сказал Буквоедов, бегло ознакомившись с содержанием сообщения. — Останьтесь. Вы будете работать по другой линии этого дела.
     
     
      Глава пятая
      РЕПОРТЁР МУРЗ
     
      Затворив дверь за Шустриком и Мямликом, Буквоедов решительно приблизил лицо к Мурзилке. Очки его, попав в свет настольной лампы, пронзительно сверкнули. Он хрипло проговорил:
      — Вы уже имели дело с метаморфатором.
      Мурзилка вздрогнул. Он действительно уже имел дело с метаморфатором. При помощи этого прибора он превратился в комара и только чудом остался жив и вернул свой привычный облик. Неужели опять?..
      Редактор откинулся в кресле, его лицо исчезло в полумраке.
      — Отвечайте...
      — Да, товарищ редактор. Я имел.
      — Мне нужно, чтобы вы отправились на Эо.
      — Простите?..
      — Острова Новой Каледонии в Тихом океане. Южнее Австралии. Там, недалеко...
      Последовала пауза, и в тишине послышался свист приближающегося снаряда пневматической почты. Удар, щелчок, и Буквоедов вынул из трубы цилиндрический контейнер. Открыл его и вынул хорошо знакомый Мурзилке «волшебный фонарик».
      — Вашу поездку утвердили, — продолжал редактор, — однако на этот раз вам не рекомендовали принимать образ насекомого... или какого-либо другого животного. А также предмета. Вам рекомендуют принять образ...
      Мурзилка зажмурился.
      — ...Человека.
      — Что?!!
      — Тише. Дело достаточно секретное. Никто не должен знать цели вашего путешествия. Завещание графа Таврического должно быть найдено до того, как самозванка завладеет сокровищами его семьи. В 1918 году нотариус Коровкин, у которого хранилось завещание, бежал из России, захватив архив важнейших бумаг. Скрываясь от ЧК и запутывая следы, он исколесил половину мира. Недалеко от острова Эо шхуна «Королева Виктория» потерпела кораблекрушение и пошла ко дну. По счастью, на относительно небольшой глубине. Есть основания предполагать, что архив всё ещё там, на дне...
      — Но... бумаги...
      — Господин Коровкин перевозил архив в специальном несгораемом и водонепроницаемом сундуке. Нужно только нанять одного или двух местных ныряльщиков...
      — Ага...
      — Обговорим подробности.
     
      Спустя полтора часа всё было готово. Оставалось главное. То, чего Мурзилка больше всего боялся. Он волновался так, что его била дрожь. Скосив глаза, он поглядывал на метаморфатор. Превратится в человека... Это невозможно, это вопреки всем волшебным правилам!
      — Вам рекомендовали принять образ, имеющий определённые сходства с вашей естественной внешностью.
      — То есть?..
      — Взгляните...
      Мурзилка подошёл к экрану компьютера. На дисплее медленно вращалось трёхмерное изображение человека. В его вполне обыкновенной внешности действительно было некое поразительно схваченное сходство с оригиналом.
      — Смотрите, не торопитесь, — вкрадчиво проговорил редактор, давая Мурзилке привыкнуть постепенно. — Что вы думаете? Этот вариант вам подходит?
      — Да... пожалуй... этот мне нравится. Лучше чем комар. Мне нужно его зрительно запомнить?
      — Нет. Прибор уже запрограммирован. Позвольте я помогу вам спуститься...
      Пока Мурзилка ловил и собирал в кучку разбегающиеся мысли, Буквоедов поставил его на пол, направил на него «фонарик» и нажал кнопку.
      Красный луч ударил в глаза. Словно в лифте, получившем внезапное ускорение, Мурзилка взлетел, как ему показалось, чуть ли не к потолку. Голова у него закружилась, всё тело налилось свинцовой тяжестью. Он оперся руками о край стола и медленно осел на стул.
      — Отлично, прекрасно! — затряс ему руку Буквоедов. — Немножко тяжеловато с непривычки? Это предусмотрено. — Он сунул в руку Мурзилки-человека баллончик. — Сделайте вдох.
      Мурзилка поднёс ко рту баллончик, нажал на шляпку и вдохнул зашипевшую мятную свежесть.
      — Чувствуете?.. Это укрепляющий состав. Один пшик действует на протяжении шести часов. Баллончика хватит надолго, но не злоупотребляйте... Как вы себя чувствуете?
      А Мурзилка чувствовал. Он чувствовал необычайную лёгкость и силу в мышцах. Голова соображала спокойно и ясно. Он поднялся и приблизился к зеркалу.
      Перед ним стоял невысокий молодой человек, блондин, вполне симпатичный. Нелепо торчащие в разные стороны жиденькие рыжеватые усишки немного портили. На нём был беретик, лёгкий пижонский шарфик, жёлтая футболка, джинсовый костюмчик и новенькие кроссовки. На груди — многофункциональная камера, за плечами — кожаный коробчатый ранец, кофр.
      Буквоедов остановился позади и всмотрелся в отражение. Даже теперь, когда Мурзилка вырос, редактор оказался на две головы выше и вообще крупнее.
      — Замечательно. Просто нет слов. Великолепно.
      — Не мелковат?..
      — Да что вы говорите. Метр шестьдесят четыре. Вот, держите, ваши документы. Теперь вы — Михаил Борисович Мурз. Представляете дорогой глянцевый журнал «Комфортный отдых». Вы в командировке: ездите по курортам и собираете сведения о соотношении цены и качества предоставляемых услуг. Вот документы, деньги, кредитки. В ранце уложены вещи, необходимые в дороге, инструменты и приборы, которые могут вам пригодиться, а также несколько номеров «вашего» журнала.
      — Хорошая работа. Мне нравится.
      — Метаморфатор останется здесь, в моём сейфе. Он запрограммирован на обратное превращение вторым нажатием.
      — Это очень правильно, Мастодонт Сидорович. Знаете, я бы чего-нибудь перекусил.
      — Перекусите в самолёте. Вылет через сорок мину т, пойдёмте, я вас отвезу.
      Вход в библиотеку, как мы знаем, был давным-давно замурован. Мурзилка и другие волшебные человечки для своих поездок пользовались пневматической трубой. И никто особенно не задумывался над тем, как попадает в редакцию Мастодонт Сидорович Буквоедов, который в трубу вряд ли смог бы просунуть даже руку. Теперь эта загадка должна была наконец разрешиться.
      Они вышли на пустую крышу. Буквоедов вынул из кармана брелок и пискнул дистанционкой. И тут же, прямо перед ним, материализовался огромный сверкающий автомобиль — совершенно новенькая, словно с конвеера, правительственная «Чайка», модель 1958 года.
      — Прошу вас, — распахнул дверь Буквоедов.
      Репортёр Мурз с опаской забрался внутрь. Внутри было просторно, пахло удобными кожаными сидениями и свежей смазкой из внутренностей. Металлические детали отделки и управления были искусстно выполнены и сверкали хромом.
      Буквоедов сел за руль, повернул ключ зажигания и рванул с места. Автомобиль съехал с крыши и помчался над городом — над домами, проводами, набережными и кронами деревьев. За окраиной он начал постепенно снижаться, вписываясь в пространство над пригородным шоссе. Колёса плавно коснулись асфальта, и волшебная «Чайка», влившись в поток других автомобилей, помчались по автостраде. Водители и пассажиры с любопытством поглядывали на ретро-экспонат, замечательно сохранивший свои как внешние, так и ходовые качества. Никто не заметил момента их появления на трассе. В полёте, как догадался Мурзилка, они были невидимы.
      А через полчаса он уже сидел в салоне самолёта и снова летел — в другую, далёкую и незнакомую половину земного шара.
     
     
      Глава шестая
      АУДИЕНЦИЯ
     
      Поздним вечером того же дня в люкс австрийской гражданки Раисы Фридриховны Книксен вежливо постучали.
      — Та! Войдите! — откликнулась дама.
      Осторожно приоткрыв и сразу затворив за собой дверь, в номер просочился Белотелов. На нём был изящный белоснежный костюм. На загарелой шее поблёскивала золотая цепь. Над верхней губой темнели усики «карточного игрока».
      Белотелов снял солнцезащитные очки и посмотрел на Раису.
      — О, как вам к лицу этот жемчуг! — произнёс он мягким баритоном. — Красавица, розанчик вы мой...
      — Розанчик? Что такое есть розанчик?
      — Это цветок розы. Прекрасный, ещё не распустившийся в свете утренней зори, благоухающий и сверкающий капельками росы...
      — Вы хотите сказать, что у меня красный лицо? Что я вспотель? — не поняла дама. — Ботало(1) придержи. Я тебе не бикса(2) привокзальная. К телу, к телу, мужчинка!
      Белотелов про себя выругался. Он уже свыкся со странной манерой фрау Книксен говорить на причудливой смеси ломанного русского и блатной фени(3). Очевидно, так изъяснялись во времена её детства домашние, имевшие за спиной тёмные и путаные биографии.
      — К делу, так к делу... Позвольте промочить горло.
      Аркадий Викторович налил себе коньяку, медленно выпил. Почмокал языком, снова потянулся к горлышку бутылки.
      — Хватит! — Раиса шлёпнула его по руке. — Потом будешь гужеваться(4), после тела.
      Белотелов развалился в кресле и закурил сигарету.
      — Дело, Раиса Фридриховна, чрезвычайно сложное. Так, как вы хотите, чтобы только слегка скрипнуло, перекосилось, это почти невозможно. Дело тонкое, можно сказать, ювелирное...
      — А ты цену не набивай, фрайерок(5). Надо, чтобы дом признали непригодным для жилья. А твоё тело всё обставить. Взрываль будет твой сявка Аслан, я о нём наводиль справки, он умеет.
      Лицо Белотелова сделалось кислым.
      — Не знаю, Раиса... даже обидно. Следите... Особнячок конфетка, в самом центре. Со временем может приносить большую прибыль. Если, конечно, за дело возьмётся человек умный и надёжный во всех отношениях.
      — Та! Умный и надёжный. А ты — дурак и враль. Потому тебя и держу. Весь разговор такой: если тело выгорит — прибавлю пятьдесят тысяч; если провалишь — гланды выгрызу.
      — Не понял...
      — Ауфвидерзеен.
      Белотелов пробормотал «выжила из ума, старая дура...» и вышел.
     
      1 Язык.
      2 Нехорошая женщина.
      3 Уголовного жаргона.
      4 Получать удовольствие.
      5 Простак.
      (Толковый словарь лагерно-воровского языка.)
     
     
      Глава седьмая
      ДОКУМЕНТ, КОТОРЫЙ МНОГОЕ ОБЪЯСНЯЕТ
     
      Как только дверь закрылась, фрау Книксен злобно выругалась и проговорила:
      — Швайн, думмкопф... Мёртвым вообще не платят никаких денег.
      Она допила коньяк, докурила длинную чёрную сигарету, приняла снотворное и, переодевшись в пижаму, легла в кровать. Сказала сама себе «гут нахт» и погасила свет. Через минуту послышался её храп.
      Дверь из ванной приоткрылась, в гостиную вышли Шустрик и Мямлик.
      — Спит, — прошептал Мямлик. — Можно начинать.
      Следуя заранее оговорённому плану, волшебные человечки рассредоточились. Шустрик начал рыться в ящиках и в гардеробе, Мямлик приступил к личному досмотру подозреваемой. Со стороны кровати можно было услышать такое:
      — Фрау-мадам... Позвольте... Я доктор, меня не надо стесняться... То есть, я не совсем доктор, но я обязательно им когда-нибудь стану... Ага, так я и думал! Самое интимное, самое сокровенное вы всегда держите при себе...
      И будущий доктор стал вытягивать из-под подушки, на которой лежала голова дамы, плоскую инкрустированную шкатулку.
      — Сюда! — прошептал он, обернувшись. — Я, кажется, нашёл...
      В этот момент дама проснулась.
      Мямлик задвинул шкатулку обратно, отполз и затаился. Дама резко голову и прошептала:
      — Вас ист дас! Кто здесь шуршаль!.. Она ощупала шкатулку под подушкой.
      — Думаль, что это мыши, — она снова опустила голову и расслабилась. — Я люблю мыши. Ненавижу кошек. Пусть мыши съедят всех кошек.
      На этой мысли она окончательно успокоилась и заснула. Человечки приблизились и, соблюдая величайшую осторожность, вытянули шкатулку из-под подушки. Шустрик без труда справился с замком, и крышка отворилась.
      Внутри были пожелтевшие бумаги — полученные от многочисленных заграничных мужей завещания, акции, сертификаты и прочие ценные бумаги.
      Наконец, в свете носа-лампочки, появилось то, что они искали.
      Это были ветхие, истлевшие бумаги с материалами показаний «... гр-на Таврического, бывш. графа, обвиняемого в антисов. деятельности».
      Несколько строк из стенографических записей допроса объясняли многое.
      — Маруся, убери ножницы, не бери грех на душу!!!
      — Какая я тебе Маруся, гнида. Хватит уже, попили нашей пролетарской крови. Я теперь красный комиссар товарищ Книксен. Отвечай теперь на мои вопросы.
      — Что... что ты хочешь делать?.. Убери!.. Что с тобой?! Ты же ничего, ничего кроме добра, в нашем доме не видела! За что же со мной так...
      — Вы меня в воровстве подозревали. Будто я вот этот вот медальончик у вашей дочери стибрила. А я не крала. Она его сама, в бане обранила. Или мне теперь вам вернуть? У вас ещё серебряные ложечки, помнится, пропадали...
      — Да что ты говоришь, оставь! Колечки, ложечки... Одни разговоры. Всю обстановку в печах пожгли, какие уж там ложечки... Прекрати, Маруся, отпусти меня.
      — Отпустить? Может и отпущу. Если признаешься, где клад зарыл.
      — К-клад?.. Какой клад?
      — А камешки, бриллианты. Какие ваша буржуйская семейка тыщу лет собирала. Об этом все знают.
      — Нет! Не знаю! Не было!..
      — Ну, тогда держись, сволочь...
      Две последующие страницы были написаны слишком сбивчиво и через строчку пестрели репризами «обвиняемый кричит» или «обвиняемый теряет сознание». В некоторых места каракули красноармейца, спешно обученного стенографии, совсем не поддавались расшифровке.
      — Вот что, барин. Жить тебе осталось ровно одну минуту. Если не скажешь, поеду в Париж и найду жену твою Анастасию Петровну... Дальше соображаешь? Не будет, не будет тебе покоя на том свете.
      — Не надо... Там... В подвале... Лаз под угольной кучей...
      Дальше одной страницы не хватало; запись прерывалась на полуслове. Следующая, последняя страница, представляла финал чудовищного и трагического допроса.
      — Вовремя дух испустил. Самое главное написал трясущимися перстами: «...Завещаю Марусе Книксен, моей незаконной дочери.» Сложу, спрячу на груди, в медальоне. Всё моё. Теперь никакой буржуйский суд не подкопается.
      Ещё несколько строчек стенографист написал бездумно, что называется, «на автомате».
      — Пишешь, товарищ Зябликов? Ну пиши... Я после почитаю. А в рапорте изложу, как всё это случилось на самом деле. Как он, гнида, вырвался, выхватил из моей кобуры маузер, да и открыл пальльбу. Тебя, товарищ Зябликов, — наповал, а меня только задел... (Выстрел.) Опаньки! Вот так, навылет, почти не больно. Зябликов! Слышь?.. Тебе-то он прямо в лобешник закатал. Прощай, друг-коммунар...
      На этом записи окончательно обрывались.
     
     
      Глава восьмая
      АНГЛИЙСКИЙ СВЯЗНОЙ
     
      В Лондоне, столице Великобритании, утро наступает на три часа раньше, чем в Москве. В то время, когда человечки вернулись в редакцию, графиня Ольга Романовна Таврическая уже завтракала. Она ловко отбила серебряным ножом верхушку яйца, обмакнула в желток один из подрумяненных брусочков хлеба, не спеша поднесла ко рту и с хрустом откусила.
      Стоящий рядом разодетый слуга привычно сглотнул слюну. Не потому, что он был голодный, а потому, что его пожилая хозяйка абсолютно всё умела делать с завидным удовольствием, неторопливо и основательно. Она и сама изредка думала, что одним из достижений её жизни стала способность избегать неудобств или неприятностей, от которых сплошная мука и работа над ошибками. Теперь, на старости лет кое-чему научившись, она жила в полное своё удовольствие.
      Бертрам! — сказала Ольга Романовна, покончив с яйцом. Слуга подал другое, стоявшее у него на подносе. Графиня так же ловко отбила у яйца верхушку и обернулась. Имя Бертрам принадлежало не слуге; в столовую медленно и важно входил кот.
      Он был огромен, толст и пушист. Его ухоженная серая шерсть доставала до паркета, а морда выражала брезгливое высокомерие. Трогать себя и разговаривать с собой он позволял только хозяйке.
      — Берти, дорогой, сегодня ты прекрасно выглядишь, — сказала Ольга Романовна, обмакнула брусочек хлеба в яйцо и протянула коту. Тот стал облизывать желток. Княгиня тем временем говорила о погоде, о том о сём и, непременно, о своей близости к королевскому двору.
      — ... Помнится, королева говорила мне, что кота невозможно воспитать аристократом, если таковыми не были по крайней мере четыре поколения его предков. Что совершенно бесспорно. И вот однажды, разглядывая твою родословную, Её Величество обнаружила в ответвлении правого четвёртого колена знаменитого Хьюго — любимца покойной королевы-матери. Я клянусь, мне показалось, что в в этот момент, когда она произносила эти слова, в её глазах блеснули слёзы...
      Берти вдруг замер и навострил уши. В негромкой классической музыке, доносившейся из радиоприёмника что-то внезапно привлекло его внимание. На несколько мгновений глаза его сделались внимательными и абсолютно осмысленными.
      — Боже мой... — прошептала графиня, — опять... Снова этот поразительный взгляд. Я клянусь, ни одно животное не может так смотреть...
      Но Берти уже опомнился и, басовито мурлыкнув, облизал порцию. В его глазах уже не было ничего, кроме скуки и глупого самодовольства.
      После завтрака и некоторых обычных церемоний, убедившись, что графиня Анна Романовна вышла на прогулку, кот стремглав бросился в её рабочий кабинет. С неожиданной лёгкостью вспорхнув на стремянку, он пробежал вдоль книг по карнизу и протиснулся в щель между пыльными томами Британской энциклопедии. Там, в потайном уголке, у него хранился мобильный телефон с оплаченной на несколько лет вперёд спутниковой связью.
      Придавив лапой титановый корпус, Берти набрал код России...
      — Говорит Бертрам, агент сто двадцать восемь. Я получил сигнал, — произнёс он солидно.
      — Соединяю вас с Отделом расследований, — живо откликнулась снявшая трубку лисичка-секретарша.
      — Слушаю, — сказал Мямлик. Берти повторил то же.
      — Очень хорошо, что вы позвонили, сто двадцать восьмой, слушайте внимательно. В Москве появилась самозванка, выдающая себя за графиню Таврическую.
      — О!
      — Вы должны найти способ поставить вашу хозяйку в известность о происходящем.
      — Йес, ррайт. Я сделаю это немедленно.
      Самоуверенный тон агента не ввёл Мямлика в заблуждение.
      — Отлично, сто двадцать восьмой. Как именно вы это сделаете?
      — Никаких проблем, сэр.
      — И всё-таки.
      — Хм.
      Последовала пауза.
      — Итак?
      — Я что-нибудь придумаю, сэр. Непременно. Сегодня же.
      — Позвольте дать вам совет, сто двадцать восьмой.
      — Сочту за честь, сэр.
      — Сделайте так, чтобы на глаза графини случайно попался вечерний выпуск «Сити». Там, на последней странице, есть любопытная публикация под заголовком «Маруся-ножнички или Что ищет лже-графиня в Санкт-Петербурге». Она читает «Сити»?
      — Нет, но я всё устрою.
      — Телефонируйте нам сегодня так или иначе.
      — Я это сделаю, сэр. Спасибо.
      — Желаю вам успеха, сто двадцать восьмой. Будьте осторожны.
      — Непременно, сэр.
     
     
      Глава девятая
      ОПАСНЫЕ ИГРЫ
     
      Едва начало темнеть, в садике за школой появились Аркадий Викторович Белотелов и Аслан Шайтанов. Они сели на лавочку возле высохшего полуразвалившегося фонтана и стали ждать, когда все окна в школе погаснут, чтобы спокойно, без мороки, расположиться в подвале.
      Немого погодя в пролом стены, протянувшейся вдоль дальней границы сада, заглянули трое.
      — Они уже здесь, — прошептал Миня. — Вон, у фонтана сидят.
      — Послушать бы, о чём болтают, — сказала Катя.
      — Бывают такие направленные микрофоны дальнего действия... — начал Боба, но Катя его прервала:
      — Если мы их слушать не можем, то пусть они нас послушают. Сядем на другую скамейку, которая спиной к ним. Какая вообще у нас задача?
      — Ну это... Чтобы школу не взорвали?
      — Плевать на школу. Наша главная задача — разоблачить шайку. И создать побольше пиара вокруг этого дела. Ну, чтобы радио, телевидение... Теперь надо прежде всего узнать, кто главарь. Существует некая Раиса Фридриховна, которая наняла двух этих типов. Мы их напугаем, а потом проследим, что они будут делать. Скажем, что в подвале засада и милиция. А после будем следить, куда они побегут.
      — А... — начал Боба.
      — А ты, между прочим, оставайся здесь. Пусть они не знают, что вас двое.
      — А... — начал Миня.
      — А ты иди со мной.
      Злоумышленники смирно сидели на скамейке. Аслан недовольно ворчал себе под нос. Белотелов, прикрыв глаза, терпеливо ждал. Пролом в стене хорошо знали местные жители, и время от времени кто-нибудь проходил мимо. В такую минуту Белотелов доставал платок и, прикрывая лицо, делал вид, что сморкается. Его спутник, заросший до самых глаз чёрной щетиной, не опасался, что его лицо заметят и запомнят. А документы были в порядке.
      Но вот двое, мальчик и девочка, сели на скамейку прямо за их спинами. Девочка лихо задымила сигаретой и сказала:
      — Интересно, зачем милиция приехала?
      — Это, наверное, в школьном буфете, проворовались, — предположил мальчик. — Я давно замечаю, что они обвешивают...
      — Какой ещё буфет! — нетерпеливо перебила девочка. — Они искали в подвале, в кочегарке! Может, там кого-нибудь убили... Белотелов вздрогнул, Аслан шумно поскрёб ногтями подбородок.
      — Теперь там, наверное, устроили засаду, — предположил мальчик.
      — Засаду?..
      — Бывает, что преступник возвращается на место преступления. Он всегда теряет какую-нибудь улику. Паспорт, квитанцию из стирки или ключи от собственного дома. А иногда их притягивает собственный страх: им кажется, что все уже знают и только что не показывают пальцами...
      На этом месте у Шайтанова сдали нервы, и он поднялся, чтобы уйти. Белотелов схватил его за штаны и рывком усадил обратно.
      — Интересно, кого убили? — продолжала гнуть своё девочка.
      — Может, кого-то из учителей? Учителя физкультуры, завуча или даже директора... С особой жестокостью.
      Тем временем мошенники начали шептаться. Белотелов обернулся и, фальшиво улыбаясь всеми своими зубами, заговорил:
      — Как дела, ребята?
      Дети испуганно обернулись.
      — Как учёба? Хотите заработать?
      — Дэнэг дадим, — прохрипел Аслан; Белотелов пихнул его локтём в бок.
      — Подробнее, пожалуйста, — Катя деловито сплюнула.
      — Мы из газеты «Секретные расследования», — доверительно сказал Белотелов. — Надо разузнать, какое дело расследует здесь милиция. Я нанимаю вас секретными агентами. А, ребята?..
      — Сколько?
      — Вот, держите, это аванс. Получите столько же.
      — Ага... Порядок, дядя. Сейчас сделаем, добудем для вас информацию. Мы сторожа хорошо знаем, он нас обязательно пустит. Только вы сами здесь не сидите. Идите в переулок.
      — А не сбежите? — показал золотые зубы Аслан. — А? Вот ты, малчик?
      — Вот ещё, — сказал Миня. — Какой дурак откажется от денег.
      — Приятно слышать такие зрелые мысли от молодого человека, — похлопал его по плечу Аркадий Викторович. — Будем ждать в переулке, за газетным киоском. Адьё!
      И мошенники скрылись под аркой проходного двора.
      — Следи за ними, — приказала Крапивина. — Давай, давай, бегом. Уже темно, они не заметят. А ты — иди сюда! — позвала она Бобу, появившегося из укрытия. Теперь ты будешь моим кавалером.
     
      Вскоре в номере Раисы Фридриховны раздался телефонный звонок.
      — Это я, Белотелов! — послышался в трубке взволнованный голос.
      — Говорите, какие у вас новости.
      — Там!.. В подвале!.. Кто-то проболтался!..
      — Что?!
      — Там засада, милиция!..
      — Что?!!
      — Козлан, падла, он наследил... Убью, на куски разрежу... Нахмурившись, старуха молчала. В трубке слышалось дыхание Белотелова.
      — Оставайтесь там. Оба. Мусора(1) могли прийти по другому телу. Моего тела не кто не знает. И ты, сявка, тоже не знаешь. Служи, пока плачу. Затаись пока со своим штымпом(2) и давите ливер(3). Через полчаса встречайте меня в переулке.
      Старуха бросила трубку и стала торопливо собираться. В карман пиджака она сунула тяжёлый свинцовый кастет и заткнула за пояс шестизарядный револьвер «бульдог».
     
      1. Сотрудники милиции.
      2. То же, что и фрайер.
      3. Наблюдайте.
     
     
      Глава десятая
      ПОЛОЖЕНИЕ НЕ ИЗ ПРИЯТНЫХ
     
      Скоро в переулке остановилось такси, Раиса вышла из машины и подошла к мужчинам. Грозно сверкая глазами, она произнесла:
      — Откуда мусора, на чём прокололись?
      — Погоди, Раиса, не кипятись, — Белотелов попытался поиграть на своём обаянии. — Какая ты сейчас красивая... в гневе.
      — К телу, к телу, красавчик! Убери руки!
      — Я уверен, этот эпизод не имеет никакого отношения к нашему делу.
      — К какому ещё нашему! — Раиса отдёрнула руку, которую Белотелов упрямо держал в своей. — Всё моё. Получите сколько договорились. И больше не тяни ко мне свои грабли, альфонс(1). Ещё раз услышу фамильярность, всю морду разобью в кровь.
      И она отбарабанила длинную немецкую фразу, переводить которую неприлично.
      — Слущай, Аркадий Викторович, это гестапо какой-то, а не женщин, — прошептал Аслан.
      Белотелов только тяжело вздохнул.
      Через дорогу под аркой показались Катя и Боба. Катя приветливо помахала рукой, Боба неестественно улыбнулся.
      — Кто такие? — сказала воинственная дама.
      — Дети учатся как раз в этой школе, — зашептал Аркадий Викторович. — За умеренное вознаграждение согласились с нами сотрудничать. Мы им представились репортёрами из газеты...
      Дети подошли вплотную, и Катя, глядя с любопытством на иностранку, сообщила:
      — Порядок, дяди. Менты уехали. Туда, — махнула она рукой, — через проходные.
      — Что, что они искали?!
      — Мы, конечно, поговорили со сторожем. Старичок такой разговорчивый, мы с ним дружим. Только это как бы отдельная информация.
      Белотелов торопливо достал из кармана деньги и протянул несколько бумажек. Катя аккуратно их разгладила, сложила четыре раза и запихала в потайной карманчик.
      — А ничего особенного. Вчера видели в подвале свет, вот сторож и подумал, что там завелись бомжи или беспризорники. Участковый походил, посмотрел...
      Дама отвела Белотелова в сторонку.
      — Сейчас их нельзя отпускать, — зашептала она. — Дети слишком болтливы. Пока не закончим тело, за ними надо подглядывать. Пообещай денег — сколько надо, чтобы пошли с нами.
      Белотелов вернулся и ласково заговорил:
      — Ребята, тут дело на миллион. Эта пожилая дама — иностранка. Её предки будто бы жили когда-то в этом доме, в вашей школе. И вот она на старости лет забила себе в голову, что её прабабушка спрятала в кочегарке коробку с бумагами. Переписка с поэтом Тургеневым, шуры-муры... Старуха сентиментальная, хочет непременно разыскать и опубликовать. Вроде бы даже знает, где спрятано...
      — Дядя, вам чего от нас надо?
      — Ну... это, чтобы вы тоже с нами... показать. Сторожа отвлечь, заболтать, если понадобится, и всё такое. Старуха богатая, она вам о-го-го какое спасибо скажет...
      — Пятьсот рублей. Каждому.
      — Просите по тысяче, — подмигнул Белотелов. — Она и по тысяче даст, торговаться не будет.
      Пожали руки.
      Все пятеро направились через дорогу в подворотню. Миня должен был находиться где-то поблизости. «Отстань и поменяйся, — шепнула Катя. — Будь готов, чтобы вызвать милицию».
      У входа под арку Боба поставил ногу на каменный столбик и принялся перевязывать шнурок. Через минуту он догнал компанию.
      — Ты кто? — прошептала Катя.
      — Я, я, опять я. Ума не приложу, куда Минька подевался!
      — Эй, дэти, что вы так вэртитесь? Кого потеряли? — сказал Аслан.
      — Тебя потеряли, — отозвалась Крапивина. — Смотри по сторо нам, когда на дело идёшь.
      — Какое дело, слущай. Так просто иду, дышу воздухом, гуляю!
      — Вот и гуляй, чучело...
      Обернувшись, подмигнул и улыбнулся Белотелов:
      — Охранник её. Абрек! Сердитый.
      — Чего он сказал?.. — спросила Катя у Бобы.
      — Чебурек... Кличка, наверное.
      «Чебурек» вынул решётку и все, перепачкавшись, залезли в кочегарку. Вставили в окно кусок фанеры, чтобы снаружи не было видно света, и ввинтили сильную лампочку на место перегоревшей. Сразу стало видно, как здесь пыльно и грязно. Раиса достала из висевшего на груди медальона ветхий листок бумаги — тот самый, которого не хватало в протоколе допроса графа Таврического. Развернулась лицом на север, указала на окаменевшую в дальнем углу кучу угля и проговорила:
      — Там. Должен быть люк. Уберите.
      Несколькими ударами лома Шайтанов расчистил место. В полу показался люк — квадратная чугунная плита с кольцом.
      — Поднимай.
      Аслан схватился за лом, хрипя от натуги, оторвал плиту, приподнял и сдвинул.
      — Четыреста пятьдесят метров на юго-запад... — пробормотала старуха, вглядываясь в рисунок.
     
      — Так, всё, нам пора, — заволновалась Катя. — Гоните деньги и — приятного путешествия.
      — Нам пора... — подтвердил Боба, пятясь к окошку.
      — Хальт! А ну, стой! — крикнула старуха и крепкими руками уцепилась в запястья девочки. — Держи его!
      Белотелов шагнул к окошку, перегородив Бобе путь к бегству.
      — Я сейчас кричать буду, — предупредила Крапивина, от страха напрочь потерявшая голос. — Боба, зови на помощь... милицию...
      — Только пикни, — прохрипел «Чебурек» и щёлкнул ножиком. Положенице складывалось не из приятных.
      Оставался Миня, который, если не дурак, позвонил милицию. Но вдруг в тишине кто-то чихнул.
      — Кто это! — дёрнулась по сторонам Раиса Фридриховна.
      — Кошки бегают, — предположил Аслан. — Нэнавижу тварей.
      — Нет, не кошки. Я корошо слышаль. Так кошки никогда не чихать.
      Тут кто-то чихнул ещё два раза подряд, и теперь всем стало ясно, откуда исходит звук. Белотелов запрыгнул на кирпичную кладку и заглянул внутрь старинного котла, одним из первых в России снабжавшего здание паровым отоплением.
      — Ага... — сказал он и потянул за ухо лазутчика.
      Появилась физиономия Мини, перекошенная от боли. Увидев это лицо, Белотелов разинул рот. Все повернулись к Бобе, потом к Мине... Катя рывком высвободила руки и сказала:
      — Ну и дурак же ты, Миня.
      — Их двое! — догадался Белотелов.
      — Та, слущай, как похожи! — удивился Аслан.
      — А что если они пряталь здесь ещё третий! — предположила Раиса Фридриховна.
      — Да, конечно, третий. Седьмой и десятый, — Катя повысила голос, чтобы кто-нибудь услышал. — Нас много! Все знают, что мы здесь!
      — Корошо, — сказала Книксен, немного подумав. — Если все знают, что вы здесь, вас непременно найдут. А ну, полезайте все в котёл! — она выхватила из-за пояса револьвер. — Я буду стрелять!..
      Не зная, чего можно ожидать от сумасшедшей старухи, дети торопливо полезли в котёл. Белотелов закрыл крышку прижимным механизмом и завинтил «барашек». По счастью, резиновая прокладка давно истлела, и под крышкой оставалась приличная щель, достаточная для вентиляции.
      — Ну, Миня, я тебе этого никогда не прощу, — прошептала Крапивина и изо всех сил дёрнула мальчика за волосы.
      — Ай! — закричал Боба, пострадавший в темноте по ошибке.
      — Тише там! Будете шуметь, пущу воду! — невсерьёз пригрозил Белотелов.
      «Пущу воду... — задумчиво повторила Раиса про себя. — Натюрлих, зачем лишние свидетели? Пущу воду...»
      Белотелов и Аслан стояли перед открытым люком, ведущим в неизвестность. У обоих крутилась одна и та же мысль: бросить всё как есть к чёрту и удрать.
      — Ну, что рты разинули? Полезайте! — прикрикнула на них дама с револьвером. — Ты, черномазый, возьми лом. Авось пригодится. Тавай, тавай, шнель! Радуйся! Такой фармазон(2) ни одному фраеру не снился.
      И, до того как залезть в отверстие подземного хода следом за мужчинами, она повернула краник. Тонкая струйка полилась по заржавленной трубе в котёл.
     
      1. Мужчина, живущий на средства женщины.
      2. Крупное мошенничество.
     
     
      Глава одиннадцатая
      ОПОЗДАВШИЕ
     
      Едва люк захлопнулся и стало тихо, в стене послышался приближающийся свист, который плавно съехал на низы и стих. В старой заржавленной трубе под потолком отворилась дверца, из неё вышли Шустрик и Мямлик и осмотрелись.
      — Высоковато, — заметил Шустрик. — Вон крышка, в том углу, они уголь расчистили.
      Мямлик без рассуждений спрыгнул. Его слегка распластало по каменной плитке, и Шустрик, кое-чему наученный в жизни, в ту же секунду прыгнул за ним следом. Мягко приземлившись, он звучно оторвал от своего загадочного друга стальные ботинки, сошёл на пол. Сплющенный и растоптанный, Мямлик глухо проговорил:
      — Не хочу, чтобы мои обвинения выглядели голословно, однако я подозреваю, что ты сейчас нарочно прыгнул мне на голову.
      Шустрик изучал следы на полу.
      — Иной готов буквально растоптать ближнего ради того, чтобы выслужиться.
      — Одна женщина, двое мужчин и дети.
      — Бывает, не успеешь моргнуть глазом, а нахальный выскочка уже строит из себя командира. В том время как усердный и компетентный труженик один, как старая и надёжная рабочая лошадка, тянет весь коллектив.
      — Крышка чугунная, весит килограмм семьдесят. Теперь их, пожалуй, и не догонишь.
      — И зачем я только связался с дилетантом, пригодным лишь для того, чтобы им открывали пивные пробки.
      — Если бы кое-кто не нажимал кнопок, которых не понимает, мы бы не просидели в трубе полтора часа.
      — Ага! Враг найден!
      — Мямлик, ты становишься занудой.
      — Не забудьте указать это в своём отчёте. Ведь вы наверняка пишете тайные отчёты? Доносите на своих товарищей. Давно вы этим занимаетесь?
      — ... И к тому же ещё старым брюзгой.
      — Не старше вас, господин доносчик. Мне, так же, как и вам, ровно полтора года.
      Шустрик в отчаянии отошёл в сторону, подумал секунду, вернулся и протянул Мямлику руку.
      — Хорошо, извини, я поступил невежливо.
      — И только?
      — Чего ты хочешь?
      — Надо подумать. Ну, для начала, убери из записи эти дурацкие полтора часа, которые мы проторчали в трубе.
      — Для начала?..
      — Ну хорошо, ладно, это всё.
      Шустрик выбрал требуемый фрагмент и нажал .
      — Готово.
      Они пожали руки и помирились.
      — Значит, говоришь, чугунная плита с кольцом? — Мямлик снова заговорил бодро и доброжелательно.
      — Кажется, я уже придумал. Надо перекинуть трос через вон ту перекладину и закрепиться.
      Так и сделали. Шустрик вытянул из руки конец тончайшего стального троса и привязал к нему увесистую гайку. Затем перебросил её через железную балку под потолком и прицепил к кольцу. Закрепился за торчавшую из пола скобу и стал наматывать трос на встроенный внутри туловища крошечный блок.
      — Прячьтесь по своим тёмным углам, силы зла! — проговорил Мямлик. — Не пройдёт и года, как Бетмен-Улитка зависнет над вами словно гордый призрак возмездия.
      Постепенно, миллиметр за миллиметром, чугунная плита стала отходить от пола. Когда щель увеличилась до трёх сантиметров, Шустрик привязал конец троса к скобе и отцепился. Больше не медля, человечки начали спускаться вниз по замшелым каменным ступеням.
     
      Дети, сидевшие в котле, слышали какую-то возню снаружи. Но они подумали, что это кошки или мыши. С того мгновения, как тоненькая струйка воды застучала по дну, их буквально парализовало ужасом. Но вот зазвенел лопнувший стальной тросик толщиной не более волоса, и чугунная плита шумно опустилась. Котёл содрогнулся. Катя, Боба и Миня, только теперь опомнившись, закричали что было мочи в три голоса. Но поблизости уже никого не было.
     
     
      Глава двенадцатая
      СКЕЛЕТЫ
     
      Тем временем злоумышленники прошли уже половину пути, обозначенного на карте. Тоннель был достаточно высокий, но узкий. Впереди шёл Аслан, передвигая тяжёлый лом, словно посох, за ним Раиса Книксен, замыкал Белотелов. Все трое светили фонариками. Аслан часто и тревожно оборачивался.
      — Раис Фридриховна, слущай, куда идём? Говориль, будем делать трещин, а теперь ходиль куда-то...
      — Топай, топай вперёд, хайло небритое, — нехотя отозвалась старуха. — А то как тресну свинчаткой по хоботу, костей не соберёшь.
      — Раиса, на самом деле, объясни, — заволновался Белотелов.
      — Где-то здесь должен быть майне грозфатер, мой дедушка. Потом найдём то, что он искаль. Вот здесь развилка. А нам... — старуха сверилась с картой, — направо!
      — Какой ещё дедушка... — пробормотал Белотелов и остановился. — Она сошла с ума... Эй, я не пойду дальше! Я возвращаюсь!
      — Стоять.
      Раиса становилась и посветила в открывшуюся в стене каменную нишу.
      — Вот он, мой бедный, бедный грозфатер...
      Аслан и Белотелов приблизились и тоже посветили фонариками. В нише, схватив друг другу костяшками пальцев за шейные позвонки, мёртвой хваткой сцепились два скелета. На них была истлевшая фашистская форма и пятнистые маскхалаты. У одного в боку торчал кинжал, у второго бедро было прошито автоматной очередью.
      — Предатель, — Раиса пнула ногой скелет с ножом в рёбрах, и тот рассыпался. — О, как давно это было, но я как будто видель всё своими глазами! Тогда, в сорок четвёртом, они вдвоём прыгнуль с парашют. Они уже почти пришли к тайник, но этот свинья, его друг, напаль и сталь душить. Но жадность сгубила фрайер. Быль яростный схватка и оба погибли. Бедный, бедный грозфатер!.. Он быль оберлейтнант, доблестный зольдат рейха. Он хотель найти сокровища и сдавать в касса националь-социалистической партии. Но его паратайгеноссе, этот грязный швайн, оказался предатель.
      Раиса осторожно сняла каску со скелета и нахлобучила на себя. Подобрала штык-нож, автомат «шмайсер», перекинула ремень через голову.
      Тем временем Белотелов погасил фонарик и стал тихонько, на цыпочках, уходить в левый тоннель.
      — Хальт! — хрипло выкрикнула Раиса и передёрнула затвор автомата.
      Белотелов замер и обмяк, выронив из рук фонарик.
      — Назад!
      Белотелов послушно вернулся.
      — Лечь!
      Белотелов лёг лицом в глину. Раиса прошла по нему и встала позади.
      — Теперь вперёд. Оба.
      Некоторое время шли молча. Инстинкт самосохранения заставил Аркадия Викторовича усиленно думать.
      — Аслан, — зашептал он чуть слышно, специально подшаркивая ногами.
      Тот, не оборачиваясь, подёрнул головой, давая понять, что услышал.
      — Она ищет какие-то сокровища. Если найдёт, точно пристрелит. Если не найдёт — тоже. Давай так: я падаю на пол, а ты её ножичком...
      — Пусть найдёт сначала. Одной-то ей, видно, не донести. А там посмотрим...
      — Разговоры! — рявкнула старуха. — Молчать! Перестреляю как крыс! Руки за голову! Оба! Хенде хох!!
      Аслан послушно поднял руки, и лом, который он нёс, упал Белотелову на ноги.
      — Отставить! Ты — нести лом. И светить. А ты, альфонс, — руки за голову! Вперёд шагом марш!!
      Белотелов сложил руки на затылке, шагнул вперёд и, в ту же секунду оступившись, полетел лицом в грязь.
      — Проклятый идиот! — Раиса рывком потянула его за воротник. — Ну, вставай, неуклюжий дурак. Ауфштейн!
      — Не надо, я сам... вы меня душите... — прохрипел Белотелов. Всё его лицо было в ссадинах, из носа капала кровь.
      Где-то рядом послышался шум воды.
      — Ах вы глупые трусливые хомяки. Теперь скоро, мы уже пришли. Тоннель сделал резкий поворот, и перед путниками открылся просторный каменистый грот, по дну которого протекала бурная подземная река.
      — Встаньте там. Отвернитесь.
      Белотелов и Аслан встали над водой, у края.
      Раиса присела на камень и стала изучать схему. Огляделась, удовлетворённо сложила и спрятала листок в медальон. Поднялась, подошла сзади к мужчинам, вынула из кармана свинцовый кастет, надела на руку... И, размахнувшись, изо всех сил треснула Белотелова по голове. Тот в изумлении повернулся, протянул руки, цепляясь за её одежду... Раиса ударила второй раз. Белотелов сорвал с её груди медальон, обмяк и повалился в воду. Грязный речной поток подхватил его, завертел и унёс в неизвестность.
      — Стоять! — крикнула Раиса изготовившемуся дать дёру Аслану. Короткая автоматная очередь ударила в каменные своды, сверху посыпались осколки. Несчастный замер с поднятой ногой. — Стоять. Будешь слушать меня, уйдёшь живой и вознаграждённый. Русский корошо понимать?
      — Хорошо знаю, всё сделаю!..
      — Вон у стены большой камень. Двигай его в сторону.
      — Как скажешь, начальник, слова не услышишь!
      Налегая на лом изо всех сил, сантиметр за сантиметром, Шайтанов выкатил камень из углубления в подножии скалы. За ним показалось небольшое окошко, заложенное кирпичом. На одном из заросших плесенью кирпичей можно было разобрать клеймо «1913 ГОДЪ».
      — Шнель! Долбать!
      — Слова не услышишь...
     
      Грязный поток вынес Белотелова через сточную трубу в Москву-реку. По-собачьи побарахтавшись в пене, он выбрался на ближайший каменный спуск. А там его встретил случайно проезжавший мимо наряд милиции, который ещё издали наблюдал за плывущим к берегу одетым в пиджак человеком.
      — Всё... всё расскажу... — прохрипел Аркадий Викторович.
      После пережитого он плохо понимал происходящее. Но, что важнее, медальон утонул, и липового завещания больше не существовало.
     
     
      Глава тринадцатая
      НЕ ТУДА
     
      В это время Шустрик и Мямлик начали свой путь по тоннелю.
      — Интересно, — рассуждал Мямлик, — с чего это старуха полезла? У неё был план завладеть всем зданием, а потом уже спокойно запустить руки в сокровища.
      — Ей было невтерпёж, — сказал Шустрик.
      — Не судите всякий раз по себе, коллега.
      Мямлик наморщил лоб и стал говорить «вы». Это означало, что он весь целиком в работе.
      — А как?
      — Возможно, что она перестала доверять сообщникам.
      — Почему?
      — Они могли что-то заподозрить насчёт клада.
      — Тогда бы она с ними не полезла.
      — Она их не боится, — возразил Мямлик. — Дамочка — сущий дьявол. Она боится, что они полезут раньше, начнут искать и всё испортят,
      — Ты думаешь... она решилась на... — Шустрик остановился.
      — Ладно, ладно, — ободрил его коллега. — Не в кружке мягкой игрушки работаете. Всякое бывает. Скорее всего, эти двое ничего не знают. Её вспугнули, засталили торопиться.
      — Кто?
      — Вопрос.
      — Если бы не просидели полтора часа в трубе, тогда бы знали.
      — Это замяли... Что там впереди виднеется?
      — Похоже, тоннель расходится в разные стороны.
      — Ага. А таблички нет?
      — Какой таблички?
      — Ну, типа, «налево пойдёшь — счастье найдёшь; прямо пойдёшь — смерть найдёшь; направо пойдёшь — коня потеряешь...»
      — А что такое счастье? — спросил Шустрик.
      — «Прямо» нам не грозит... только «направо» или «налево». Спроси лучше, что такое конь, — уклонился Мямлик от прямого ответа.
      — Я сам знаю, что такое счастье.
      — А ну...
      — Диваны от фирмы «Люкс» — счастье и уют в вашем доме.
      — Знаете, коллега, в этом вопросе я с вами полностью согласен.
      Дойдя до развилки, они остановились. Шустрик посветил налево и увидел разбитый фонарик.
      — Сюда! — обрадовался он.
      — Может и не сюда, — засомневался Мямлик. — Слишком очевидно... Надо подумать.
      — Некогда раздумывать! — Шустрик ухватил коллегу за руку и потянул за собой. — Пока будем раздумывать, они найдут сокровища и где-нибудь вылезут.
      — Они... Или только она... — пробормотал Мямлик.
      И коллеги поспешили совсем не туда, куда было нужно.
     
     
      Глава четырнадцатая
      СОКРОВИЩА
     
      В это время Шайтанов продолбил дыру и разобрал руками отсыревшую кирпичную кладку.
      — Полезай! — скомандовала Раиса.
      Шайтанов начал медленно проползать внутрь, ощупывая перед собой поверхность и светя фонариком во все стороны. Это был крошечный грот естественного происхождения с высоким уходящим в трещину потолком и ровным дном. Вдруг он почувствовал, как сухая глина под его ладонью слегка прогнулась.
      — Что! Есть? — крикнула Раиса и нетерпеливо пнула его в торчащие ботинки.
      — Слущай, ничего нет, Раис Фридриховна! Пусто, совсем пусто здесь!..
      — Врёшь!
      — Сама проверяй!
      Он кое-как задом выбрался наружу.
      — Ты дурак. Кому придёт ф голова прятать пустое место. Сиди здесь.
     
      Раиса вытянула из брюк Шайтанова ремень и крепко стянула руки у него за спиной.
      — Двинешься с места — отстрелю обе ноги.
      И она, просунув вперёд автомат и фонарик, полезла в дырку. Шайтанов злорадно осклабился:
      — Давай, давай, катись к своим прадедушкам... Забравшись внутрь, Раиса встала на ноги и задрала голову.
      Почему-то ей казалось, что сундук с сокровищами должен висеть на золотых цепях где-то наверху, под сводами. Как яйцо кощея бессмертного. И в ту же секунду тонкий слой глины и шпона под её ногами подломился, и она с воплем полетела вниз.
      Яма оказалась не очень глубокой, но отвесной, с гладкими каменными стенами.
      Раиса попыталась подняться на ноги, но с криком повалилась обратно: при падении она сильно подвернула ногу.
      Но самое главное, что сундук был здесь. Большой ящик, обтянутый брезентом и щедро обмазанный строительной смолой. Из-за него она столь неудачно приземлилась. Если бы не каска, могла бы убиться насмерть.
      Но она не была в обиде на этот ящик.
      Раиса погладила брезент, отколупнула кусок смолы, пожевала. Резкий характерный запах ударил ей в нос, и этот запах показался ей восхитительнейшим из ароматов. Раздувая ноздри, она сняла с пояса штык-нож, высвободила лезвие, сверкнувшее в свете фонарика, и распорола брезент.
      Под ним был войлок, под войлоком ещё один ящик, в ящике плотно утрамбованная вата. Под ватой, на дне, — золотые монеты царской чеканки. Каждый столбик упакован в промасленную казначейскую бумагу, весит не меньше килограмма, а таких столбиков штук двадцать... Но это — мелочь.
      Ватой обложен запаянный, мутный от времени, стеклянный сосуд.
      Раиса ударила по нему прикладом.
      Обложенный атласными подушечками, показалось наконец, сокровище — шкатулка из слоновой кости, украшенная бриллиантами и позолотой. Раиса повернула торчавший из замочной скважины золотой ключик — и в затхлой яме заиграли чистые, мелодичные звуки царского гимна. Крышка плавно растворилась, и на малиновом бархате засверкали бриллианты — крупные, как грецкие орехи, и мелкие, гипнотизирующие сознание непостижимой внутренней силой...
      — Эй, Раис Фридриховн! Ты жив?..
      — Что... — Раиса провела по глазам, зажмурилась, тряхнула головой.
      — Ай-ай-ай, какой нехороший человек это сделал! Западня! Скажите спасибо за каску своему дедУшке!
      Раиса захлопнула крышку шкатулки.
      — Ты... как... почему развязался?
      — Неумный вопрос задаёшь, слущай. Лучше подумай, как выберешься отсюда.
      Раиса быстро оценила обстановку. Три или четыре метра вертикальной каменной стены. Даже со здоровой ногой ей это было бы ей не под силу.
      — Эй, напарник! — заставила она себя улыбнуться искусственными зубами. — Полофина тфой! Тафай, тафай руку! Ремень тафай!..
      Шайтанов снял с себя рубаху, разорвал на полосы и связал узлами. Спустил в яму, и Раиса радостно ухватилась за конец.
      — Не ты, — покачал он головой. — Сначала дэнги, брюлики, оружие. Заварачивай в биризент.
      В ответ из ямы ударила автоматная очередь. Пули в темноте прошли мимо, но острые осколки камней сильно поранили лицо Шайтанова. Левый глаз пришлось перевязать на пиратский манер платком.
      — А-а! Тварр!! — завопил Шайтанов. — Ну, теперь всё! Хотель, хотель по-хорошему! Биль, биль у тебя шанс. А тепер — нэт! Ты тепэр скелет. Ты поняла меня, женщин? У тебя теперь — ни жизни, ни сокровищ! Один скелет!.. Ничего, ничего, я подожду.
      И Аслан расположился поудобнее дожидаться, когда от Раисы Фридриховны останется скелет.
     
     
      Глава пятнадцатая
      КТО-ТО ЗОВЁТ НА ПОМОЩЬ
     
      Шустрик и Мямлик уходили всё дальше от места событий. За своей болтовнёй они не заметили, как окружающее изменилось: стены сузились, потолок пригнулся, а подземный ход стал плавно изменять угол наклона.
      — Мямлик! Ты ничего не замечаешь?
      — Да стало, как-то немного тесновато. Всё ровненькое, как после ремонта. Интересно, кто строил Кремль — турки или молдаване? Слушай, Шустрик, а вдруг мы найдём библиотеку Ивана Грозного? Сможешь оцифровать?..
      — Ты не замечаешь, что мы идём вверх?
      — Ну так что с того. А до этого?
      — Вниз!
      — Ничего не значит.
      — А если мы вылезем из канализационного люка?
      — Глупости, это не канализация.
      — Смотри, смотри... — Шустрик остановился и стал разглядывать едва заметный выступ на каменном полу. Затем он поднял голову и осветил стены.
      — Ну, что ещё... — проворчал Мямлик, совсем не разбиравшийся в механике.
      Шустрик взял приятеля за руку и отвёл его вперёд на безопасное расстояние. Затем вернулся на прежнее место и объяснил всё как нельзя более наглядно.
      — А вот что! — крикнул он, подпрыгнул, ударил ногами по выступу и в тот же миг оказался возле Мямлика.
      Каменный блок весом не меньше тонны отделился от свода и упал на то самое место, где стояли человечки до этого.
      Всё содрогнулось, посыпался песок и мелкие камни. За мелкими посыпались большие, а затем стены рухнули, образовав непроходимый завал. Дорога назад была отрезана.
      — Знаете коллега, — произнёс Мямлик после продолжительной паузы, — я всё более склоняюсь к мысли, что мы идём не в ту сторону.
      — Хорошо, идём обратно, — как всегда легко согласился Шустрик. — Вернёмся к развилке и повернём как ты хотел — направо. Счастья нам не видать, значит пойдём туда, где коня потеряем.
      — Коня не жалко, — с печалью произнёс Мямлик. — Жалко, что кое-кому не хватает мозгов, чтобы отличить «вперёд» и «назад». Я бы отдал всю королевскую конницу и всю королевскую рать за то, чтобы вы это поняли. Вам не приходило в голову, что если уж вы решили перебежать дорогу, то в случае опасности следует вернуться обратно на тротуар, а не мчаться напролом, на полосу встречного движения?
      — Сигнал не проходит... — сказал Шустрик, попытавшийся связаться с редакцией.
      В наступившей тишине, обоим показалось, что впереди кто-то не то зовёт, не то стонет. Друзья переглянулись и прибавили шагу.
     
     
      Глава шестнадцатая
      АГЕНТ ВЫСШЕГО ЗВЕНА
     
      Вскоре они увидели взывавшего к помощи несчастного. Это было совершенно измождённое животное, имевшее когда-то, скорее всего, белоснежный окрас шерсти и называвшееся котом. На шее у животного, на серебряной цепочке, болтался маленький серебряный колокольчик, приглядевшись к которому, можно было разобрать гравировку государственного Герба и фразу «Василию за десятилетие беспорочной службы».
      Василий угодил в одну из смертоносных ловушек. Спереди и сзади от него упали решётки, достаточно плотные для того, чтобы он смог протиснуть в звено свою крупную породистую голову.
      — О! Наконец-то! — воскликнул кот, увидев человечков, и разрыдался. — Стойте! — крикнул он вдруг, указывая перед собой лапой. — Этот камень...
      Шустрик посветил на стены и спокойно встал на прямоугольный камень, слегка просевший под его весом. В тот же миг из стен, на уровне человеческого туловища, с визгом несмазанных механизмов выскочили стальные пики.
      — Вот тебе ещё один урок: не высовывайся, — отметил Мямлик.
      Тем временем Шустрик отпилил звено у решётки, и кот выбрался наружу.
      — Вы, я вижу, неплохо разбираетесь в механике, — заговорил он доверительно. — Не смогли бы вы, буквально на пару минут, освободить меня от этого...
      И он смущённо опустил глаза на колокольчик.
      Шустрик мигом справился с замком. Пока они с Мямликом разглядывали искусно сработанное украшение, Василий, пробормотал «извините» и куда-то испарился. Через минуту он появился, довольно облизывающийся. Он снова сказал «извините», позволил надеть на себя цепочку с колокольчиком и украдкой избавился от застрявшего в зубах мышиного хвостика.
      — Да, теперь я вас внимательно слушаю, — произнёс он, в одно мгновение сделавшись спокойным и важным.
      Шустрик и Мямлик представились.
      — Мрр... Отдел репортёрских расследований... — закатил кот глаза, припоминая. — Да! Господин Мурзилка, я его знаю. У вас было несколько поистине впечатляющих работ.
      — Сейчас босс выполняет особое поручение Департамента, — пояснил Мямлик. — А вы... простите...
      — Василий Четвёртый, агент ноль-ноль-три.
      — Два нуля! Вы агент сверхсекретного уровня! — восхищённо прошептал Шустрик.
      Агент скромно потупился:
      — Супруга Президента называет меня просто Базиль.
      — Президента!..
      — Воображаю, какой переполох она устроила в Кремле. Бедняжка расстраивается, если не видит меня рядом в момент пробуждения.
      — Вы... спите с ней в одной кровати?! Кот стыдливо отвёл глаза.
      — Только изредка. Господин Президент меня отчего-то недолюбливает. Бывает, что он наносит мне оскорбление действием... Буквально на прошлой неделе он запустил в меня домашней туфлёй! Воображаю, как он злорадствует теперь, когда меня разыскивают уже более двух суток.
      — Как же вы сюда попали?
      — Виной тому моя любознательность. Я задался целью во что бы то ни стало разыскать библиотеку Ивана Грозного.
      — Разве она не выдумка? — сказал Мямлик.
      — Библиотека существует! — зашептал кот и глаза у него зажглись фанатичными огнями. — Я уже приблизился к ней настолько... Вы думаете, здесь ради смеха понаставили этих убийственных штучек?..
      — Искренне желаю вам успеха в ваших самоотверженных научных изысканиях, — Мямлик поспешил уйти от этой темы. — Дело в следующем, ноль-ноль-третий. Мы на задании. Обратный путь отрезан. Вы можете вывести нас наружу?
      Кот на мгновение задумался.
      — Разумеется, вас никто не должен видеть... Что ж, есть одна лазейка через воздуховод. Задача, скажу откровенно, не из лёгких. Десять метров вертикально вверх по стальной трубе.
      — Мы справимся! — заверили его Шустрик и Мямлик.
     
     
      Глава семнадцатая
      ДИПЛОМАТИЯ
     
      Раиса Фридриховна оказалась старушенцией крепкой и энергичной. Вместо того, чтобы сидеть и превращаться в скелет, как на то рассчитывал Шайтанов, она развила в яме бурную деятельность.
      Прежде всего она наложила на ногу тугую повязку. Затем выбрала хороший булыжник и, пользуясь штык-ножом как пробойником, начала выдалбливать в стене углубления — лесенку, по которой можно выбраться наружу.
      Отменная закалённая сталь крошила камень, и, спустя десять минут, первое углубление, в которое можно было просунуть ногу, было готово.
      Шайтанов внимательно прислушивался к подозрительному тюканью, которое временами перекрывал шум водного потока. Он начал догадываться, что дела его не так хороши, как могло показаться. И он решил покончить с этим как можно скорее.
      Он взял кирпич с клеймом «1913 ГОДЪ», просунулся в дыру и бросил кирпич на голову Раисы Фридриховны.
      Камень только скользнул по стальной каске, имевшей с внутренней стороны мягкий подшлемник. В ответ он получил длинную очередь из автомата, сопровождаемую ещё более длинным немецким ругательством.
      Выбравшись из отверстия и торопливо себя ощупав, Шайтанов убедился, что он цел и почти невредим. В опасные для жизни мгновения у него срабатывала отменная реакция. Только одна пуля отстрелила ему кусочек правого уха. Вместе с пораненным ещё раньше глазом, ему пришлось перевязать разорванной на полосы рубахой почти всю голову. Теперь он видел и слышал довольно плохо.
      После этого, всё обдумав и взвесив, Шайтанов решил вступить в переговоры.
      — Раис Фридриховна! Слущай, а! Поговорить надо!.. Тюканье продолжалось с размеренностью метронома.
      — Не буду кирпич бросать, мамой клянусь!..
      Тюканье на несколько секунд прекратилось: второе углубление было готово. Шайтанов понял, что совсем скоро в дыре, словно в амбразуре, появится дуло автомата.
      По логике вещей следовало дать дёру и забыть это словно кошмарный сон. Напоследок, без особой надежды, он крикнул:
      — Слущай, ты, эс-эс-гестапо, последний раз предлагаю похорошему. Уйду — позвоню в милицию. Это мой месть! Договоримся, если хочешь. Давай сколько не жалко — и разбежались.
      На этот раз тюканье прекратилось на минуту: старуха думала. Золото ей было не унести, а оставлять глупо.
      Шайтанов, сгорая от нетерпения и жадности, приблизил здоровое ухо к «амбразуре».
      Наконец она подала голос:
      — Получишь половину золота.
      — Согласен!
      — Рыжьё понесёшь на себе. Вылезем, подгонишь к окну мотор. Возьмём всё с собой, доедем до гостиницы.
      — Ружьё?..
      — Золото!! В номере рассчитаемся. Потом летишь ласточкой на бан (1) и покупаешь себе билет до самой...
      — Всё понял! Далеко уеду!
      — Ксива?
      — Документы в порядке, Раис Фридриховна.
      — Вантаж(2) для тебя, сявки, приличный. По дороге в бой(3) не просади.
      — Мудрейшее замечание, Раис Фридриховна!
      — Прыгай сюда.
      Золото затуманило Шайтанову мозги, и он решил во всём беспрекословно подчиняться старухе. Он спрыгнул на дно и наклонился. Раиса залезла ему на плечи и, гремя своим гестаповским снаряжением, выбралась наружу.
      — Давай сундук. Сначала тот, маленький...
      Аслан подвинул большой ящик, встал на него и отдал Раисе шкатулку с бриллиантами. Та убедилась, что камни на месте, и рассовала их по карманам.
      — Теперь золото.
      Шайтанов пересыпал монеты в брезент и перевязал горловину. Мешок получился увесистый — килограмм на двадцать. Жадность стала душить его, и он решил забрать всё. Но не здесь, а там, в номере гостиницы, когда они останутся вдвоём, наедине с золотом. И там наверняка можно будет выбрать момент, когда...
      — Эй, юноша! — крикнула старуха. — Вы уже не мочь поднять этот мешок? Тогда я буду стрелять и приду позже. Через год, через тфа или через десять лет... Моё золото всё ещё будет сторожиль скелет!
      И она захохотала, словно стая простуженных ворон.
      Аслан напрягся, звякнул мешок на край ямы и сам выбрался наружу. Под дулом автомата он взвалил мешок на спину и зашагал по тесной галерее в обратный путь — к потайному лазу, ведущему из заброшенной кочегарки.
     
      1. Вокзал.
      2. Прибыль.
      3. Карты.
     
     
      Глава восемнадцатая
      В КРЕМЛЕ
     
      Тем временем Шустрик, Мямлик и президентский кот поспешно двигались в сторону Кремля. Заросшие паутиной лазейки сменяли просторные аркады, раскалённые трубы теплопроводов — покрытые инеем пещеры. Однажды им пришлось пересечь гудящий электричками тоннель метро.
      Наконец, попетляв по пустотам забытых коммуникаций, они оказались в новеньком просторном помещении с огромными установками для кондиционирования воздуха.
      — Во дворце, — начал объяснять Василий (а он называл место своего обитания дворцом) ещё достаточно прохладно, и кондиционеры не работают. Воздухопроводы имеют квадратное сечение, лесенки для подъёмов и спусков. Они рассчитаны для того, чтобы механик мог лазать внутри без всякого стеснения.
      — Значит и мы, — сказал Мямлик, — не будем стесняться. Ноль-ноль-третий, указывайте дорогу!
      — Кстати, если не секрет, — поинтересовался Шустрик, — где работают агенты «ноль-ноль-один» и «ноль-ноль-два»?
      Базиль улыбнулся снисходительно.
      — Эти двое, эти выдающиеся суперагенты, с которыми я имею честь состоять в приятельских отношениях, работают...
      — Васька-Васька-Васька!.. — многоголосым эхом разносилось через трубу.
      — «Васька!» — недовольно поморщился Базиль. — Что за фамильярность?.. Пора уже поставить кое-кого на место. Полезайте за мной.
      Сиятельный кот, а за ним волшебные человечки, стали подниматься по стальной лесенке внутри вертикального воздухопровода. Все трое имели навык в подобных упражнениях.
      — Позвольте вам напомнить, — сказал Мямлик, ползущий прямо по железу, под скобами, на манер улитки, — эти двое самых секретных... вы не договорили...
      — А! Действительно. Старые идиоты давно на пенсии. Сочиняют методички для начинающих. Теперь я... номер один.
      Кот обернулся, чтобы посмотреть на реакцию своих спутников, соскользнул и едва не кувыркнулся вниз. Шустрик вовремя ухватил его за кончик хвоста.
      — Благодарю вас. Извините. Я ваш должник, — сказал кот, потрепыхавшись, извернувшись и снова опершись задними лапами о стальные скобы.
      Что-то негромко пискнуло.
      — Есть связь с редакцией! — обрадовано воскликнул Шустрик.
      — Спроси, нет ли здесь где-нибудь поблизости нашей трубы, — попросил Мямлик.
      — Есть! — крикнул Шустрик, выслушав Буквоедова. — Вас понял... На кухне... Нет, подрбно не могу...
      Успешно преодолев вертикальный подъём, лазутчики уверенно ступили на гладкую жестяную поверхность горизонтального воздухопровода. Дойдя до ближайшей отдушины, они увидели далеко внизу, у себя под ногами, накрытый стол.
      С четырёх сторон стола сидели: президент, президентша, германский канцлер и германская канцлерша.
      Из любопытства трое лазутчиков разлеглись на решётке.
      — Что это там, посередине стола? — поинтересовался кот, как показалось Мямлику, довольно шкодно.
      — Блюдо с икрой, — доложил Шустрик, наведя на стол десятикратное увеличение. — С одной стороны чёрная, с другой — красная. Между ними варёная осетрина, обложенная цветами из варёного яйца, овощей и лимона.
      — Икры много?
      — Килограмм шесть.
      — А высота... метров десять?
      — Семь пятьдесят четыре, — уточнил Шустрик.
      — Отлично.
      Внизу говорили по-немецки, поэтому слушать было не интересно. Президентша время от времени грустнела и в её речи появлялось знакомое слово «Базиль». И все начинали её утешать.
      — Ну, пока, — попрощался президентский кот. — Кухня — первый поворот направо. Сойдите пожалуйста с решётки. А вы, — обратился он к Шустрику, — отстегните, пожалуйста, вот эту вот задвижечку...
      — Услуга за услугу, — сказал Мямлик. — Вам очень нравится охотится на мышей?
      — Ох, дорогуша, — горестно вздохнул Базиль, — это было лучшее. Это было почти смыслом моей жизни.
      — Хозяйка заставляет вас носить колокольчик, чтобы охота стала невозможной.
      — Не бередите рану. Она воображает, что котам нравится запах духов, шоколадные конфеты и салат из спаржи. Всё чаще я впадаю в депрессию. Мыши откровенно надо мной смеются. Знали бы вы, какое удовлетворение... какой заряд... пароксизм... катарсис!.. я получил сегодня, когда... Ну, вы понимаете.
      — Держите, — Мямлик вынул изо рта жевательную резинку и протянул Базилю. — Перед началом охоты залепите колокольчик изнутри. Думаю, у вас не будет проблемы с этим материалом. Нужно только немного пожевать — и готово.
      Некоторое время Базиль смотрел то на Мямлика, то на резинку расширенными глазами.
      — Как же это... как же я раньше... Я доложу... я буду ходатайствовать... клянусь, я выхлопотаю вам награду...
      — Эй, вы готовы? — поинтересовался Шустрик. — Сейчас отпускаю!
      Мямлик подмигнул и отодвинулся.
      Разом преобразившийся кот, с горящими дьявольским огнём глазами, азартно зашипел и выпростал из лап четырёхсантиметровые когти. Решётка провалилась и повисла на петлях. Базиль, с криком ночной птицы, полетел вниз — прямо на гигантское блюдо с икрой...
      На другой день информационные агентства вскользь упомянули, что за ужином в Кремле канцлеру Германии и его супруге сделалось плохо. Подробности этого странного происшествия не уточнялись.
     
     
      Глава девятнадцатая
      РАЗВЯЗКА
     
      В то время, пока Базиль показывал чудеса воздушной акробатики, Раиса Книксен и Шайтанов выносили из подземелья сокровища, а Белотелов давал подробные показания в милиции, ещё трое участников событий находились в положении, которому не позавидуешь.
      После того как в дно ударила тоненькая струйка воды, дети некоторое время просто сидели молча, парализованные страхом. Потом они хорошенько прокричались и даже охрипли. Паровой котёл имел толстые стенки, был отлит давно и на совесть. Даже в самом подвале их можно было расслышать только вблизи, а уж на улице... Потом они плакали, потом искали виноватого, а потом, когда воды натекло по пояс, а сверху оставалось всего столько же, они задумались о своём будущем и прошлом. Когда вода достигла уровня плеч, а головы упёрлись в крышку, у них началась тихая истерика, потому что на громкую сил уже не хватало.
      В эту минуту снаружи что-то грохнуло и котёл содрогнулся.
      Дети замерли и перестали дышать, сердца их забились так, что на поверхности воды поднялось лёгкое волнение.
      А это Аслан Шайтанов, добравшийся наконец, в сопровождении своего «эсэс-гестапо», до подвала, поднатужился и откинул чугунную плиту.
      Сначала он вытащил на поверхность мешок с золотом, потом вылез сам, а потом, протянув руку, вытащил из подземелья Раису Фридриховну. Фашистскую каску и автомат дама оставила внизу и теперь держала в руке только небольшой револьвер «бульдог».
      — Иди покупаль сумка для золота и подгоняль сюда мотор, — приказала она.
      Шайтанова разрывали противоречивых желания: а) плюнуть на всё и не вернуться; б) рискнуть ради золота.
      Пока он в мучительном раздумье переводил взгляд с лица Раисы на дуло револьвера, были слышны охрипшие голоса детей, плеск воды и стук ослабших кулаков о крышку котла. В этом шуме довольно отчётливо вдруг прозвучало слово «тонем!», которое Катя, Миня и Боба, сговорившись, прокричали разом в три голоса.
      — Слущай, почему в котле вода? — поинтересовался Шайтанов. — Надо посмотреть, протечка...
      — Не надо, — угрожающе сказала Раиса. — Не надо смотреть. Не видел и не слышал. Ты теперь богач. Зачем свидетели.
      Тут до Шайтанова начал доходить смысл происходящего, и его разом всего прошибло потом.
      — Так ты чего их... заживо?.. — прошептал он, отступив назад. Теперь ему хотелось одного: поскорее вызвать сюда милицию — и будь что будет.
      Раиса всё поняла, выругалась по-немецки и сплюнула.
      — Да пропади оно пропадом, это рыжьё. Мне не унести, так пусть оно здесь останется. А ты, чернозадый, быль нищий, нищий и подохнешь, как собака. Ауфвидерзеен...
     
      Она взвела курок, прицелилась...
      И вдруг, откуда ни возьмись, уличная дворняжка с треском выбила из окошка лист фанеры.
      «Зря я помянуль собака», — подумала Раиса.
      Отпружинив сильными лапами и совершив полёт в непостижимом прыжке, дворняга вцепилась железными зубами в руку злодейки. Выстрел бабахнул мимо, револьвер вывалился. Шайтанов рыбкой вылетел на улицу, перекувырнулся и дал дёру в глубину сада — туда, где пролом в стене.
      Завыли милицейские сирены, и в подвал ворвались спецназовцы. На Раису тотчас надели наручники.
      — Где!!? — закричал старший, срывая с головы камуфляжную маску.
      — Там... в котле... — указал трясущейся рукой Белотелов. Боец запрыгнул на кладку и повернул закрученный на винт «барашек». Проржавевшая резьба была сорвана.
      — Живы??!
      — Гыгы... — пробулькало в ответ подтверждение.
      — Подобрали ноги!..
      И он, отступив на шаг, выпустил в дно котла обойму из «Стечкина». Восемь струек ударили из восьми аккуратно положенных в рядок дырочек. По звукам внутри котла стало понятно, что дети отплевались и отдышались. Ржавый винт отбили прикладами, и троих мокрых, трясущихся не то от страха, не то от холода детей за руки вытащили наружу.
      Подоспела «скорая». Катю, Миню и Бобу, растерев сухими простынями и осмотрев, развезли по домам. Доктор решил, что теперь для них это самое лучшее. А родителям велел напоить их чаем, усадить в горячую ванну и уложить спать.
      Так что, всё обошлось. Только Катя на почве пережитого совсем перестала курить, а Миня и Боба простудились и целую неделю говорили в нос, как два слоника.
     
      Про таинственную дворняжку вспомнили только тогда, когда в тюремной больнице стали лечить руку Раисы Фридриховны. Оказалось, что рука едва ли не перекушена пополам. Понятно, что обыкновенная, пускай даже взбесившаяся собака не могла укусить с такой силой. Да и рана оказалась совершенно стерильной. Оставалось предположить, что руку защёлкнул какой-нибудь стальной капкан. А собаку никто не видел, кроме Шайтанова, который скрылся в неизвестном направлении. А он, кстати говоря, ещё в яме припрятал в карман упакованный в казначейскую бумагу столбик золотых монет.
     
      Некоторое время спустя героев пригласили в милицию, чтобы уточнить некоторые подробности. Самое удивительное было то, что Миня и Боба, за день до происшествия, предсказали всё почти в деталях. Был и резервуар с постепенно наполняющейся водой, и восемь спасительных выстрелов, и майор... Оставалось узнать фамилию отважного майора милиции.
      В кабинет заходили по одному.
      Первой вышла и появилась в коридоре Катя Крапивина.
      — Ну! Как фамилия? — налетели на неё Миня и Боба.
      — Этот, как же... Бронин!
      — Бронин!.. А не Пронин? Ты хорошо расслышала?
      — Да-да, там у него написано, на папочке... Но вы не расстраивайтесь, всё равно похоже.
      Миня и Боба вздохнули.
      — Ничего, — сказал Миня, — так даже лучше. А то бы уже точно никто не поверил.
      И Боба согласился, что так натуральнее.
     
      После всего случившегося перед государственным казначейством возник вопрос, что делать с сокровищами. Для передачи их единственной законной наследнице было необходимо завещание.
     
      Проживавшая в Лондоне графиня Ольга Романовна выразила предположение, что завещание, скорее всего, утеряно безвозвратно. Впрочем, — прибавила она, выступая перед журналистами, — даже если таковой документ где-нибудь существует и будет найден, средства пойдут исключительно на благие и богоугодные цели. В том числе на ремонт дома, в котором находится теперь школа и окружающий её участок с фантаном и чугунной изгородью. А тот, кто найдёт завещание, получит двадцать пять процентов от суммы в собственное распоряжение.
      Миллионы людей по всему миру бросились искать завещание графа Таврического. Прошёл день, другой, но никто не смог хотя бы отдалённо напасть на след документа, гарантировавшего предъявителю целое состояние.
      Где могла находится эта бумага, если она вообще сохранилась, знали только в сказочном Департаменте. Знал также заведующий Отделом расследований газеты «Книжная правда» репортёр Мурзилка, которому это дело поручили. И этим делом он уже серьёзно занимался.
     
     
      Глава двадцатая
      ИСПЫТАНИЕ
     
      Кто-то может предположить, что в дальнем путешествии Мурзилку поджидали кораблекрушения, дикари, зубастые акулы, предательство проводника, нападение пещерного чудовища и подводная баталия с подосланными злодейкой наёмниками. Ничего этого не случилось. Он больше не был сказочным человечком, а потому беднягу поджидало испытание, какого он раньше не мог себе представить. Испытание, которое любому юноше или девушке приходится пройти хотя бы один раз в жизни.
      Прибыв самолётом в Мельбурн, крупнейший портовый город Австралии, репортёр Мурз, не теряя времени пересел на теплоход, курсирующий до островов Новой Каледонии. Судно было огромое и комфортабельное, каюты занимали в основном богатые туристы. За первым же завтраком в ресторане юноша познакомился с соседями — мамой и дочкой. Мама, жена нефтяного магната, затеяла путешествие от скуки; дочка присоединилась к ней, коротая студенческие каникулы. Обе говорили по-английски, и молодой человек, приподнявшись, вежливо представился:
      — Май нейм из Михаил Мурз. Ай вери глэд ту си ю...
      И он улыбнулся так мило, что дамы тоже заулыбались и сразу прониклись к нему симпатией. Отныне и до возвращения в Москву ему приходилось говорить в основном по-английски. А у него, как у репортёра с более чем... страшно сказать с каким огромным стажем работы, это не вызывало ни малейших затруднений.
      На борту пришлось провести более суток, и за это время Майкл, как называли его дамы, невольно успел сдружиться с Долли
      — как миссис Бойлервотер именовала свою семнадцатилетнюю дочурку. Долли была воспитана в строгости. Она носила очки, много читала и ещё больше мечтала. Она была миниатюрная, хорошо сложённая и слегка рассеянная. С ней было легко и приятно разговаривать о прочитанном, фантазировать о судьбах литературных героев или просто молча, взявшись за руки, смотреть на океанскую даль и красное заходящее солнце.
      После того как солнце, пуская пар и булькая пузырями, окончательно погрузилось в воду, а миссис Бойлервотер три раза безуспешно выходила на палубу, чтобы сопроводить дочурку в каюту, Майкл понял, что случилось ужасное. Что теперь он нормальный человек, юноша и что он влюбился. Разумеется, такое развитие событий не входило в планы ни самого агента, ни его непосредственного начальства. Закрывшись в каюте и ощущая на губах вкус прощального поцелуя, юноша разомлел до такой степени, что ноги его подкашивались, а мысли разлетались словно пушинки от одуванчика. Ухватившись рукой за стенку каюты, он вдохнул тройную порцию укрепляющего состава из баллончика. Разделся и встал под холодный душ, усилив напор воды до максимума. «С этим нужно кончать, пока это ещё можно исправить, — рассуждал Майкл. — Завтра утром я сойду с корабля и забуду о существовании этой девушки. Забуду, забуду. Забуду о существовании этой девушки...» Эти слова он повторял лёжа в койке, глядя в потолок и не будучи в состоянии сомкнуть веки.
      Под утро, едва мерцающий свет начал раскрашивать горизонт, он вышел на палубу. «Забыть, забыть, не думать...»
      — Майкл!.. — услышал он вдруг за спиной у себя негромкий голос.
      Он обернулся и увидел Долли.
      Несколько минут они стояли, запахнувшись в белоснежные халаты и смотрели. Потом они шагнули навстречу и слились в объятиях.
      — Кажется я... теряю сознание, — прошептала девушка. — Ещё ни разу, никто не обнимал меня так... Помогите...
      И действительно, глаза её замутнились, она стала медленно падать... Майкл подхватил её на руки и, дрожа всем телом, понёс в свою каюту.
     
      * * *
     
      Утром теплоход прибыл в Новую Каледонию. Следуя плану, разработанному в Департаменте, Майкл Мурз зафрахтовал новенький устойчивый гидроплан и вылетел в сторону острова Эо в коралловом море. В местном клубе аквалангистов он нанял двух профессиональных ныряльщиков и вскоре, определив точные координаты, сел на место гибели шхуны.
     
      К вечеру водонепроницаемый сундук был найден и поднят на борт. Он весь оброс раковинами и коралловыми отложениями. Мурз аккуратно обстучал его молотком и, расчистив стальную поверхность, разрезал дно при помощи портативной лазерной пилы. Завещание графа Таврического, обветшалое, пожелтевшее, лежало среди прочих бумаг целое и невредимое. Выкрикнув «есть!!», Майкл Мурз тут же выдал ныряльщикам премию в тройном размере. А те, немного разочарованные содержимым сундука (они, конечно, думали, что ищут сокровища), были рады нежданной прибавке за никчёмные бумажки.
      На другой день он вылетел в Лондон и, сразу по прибытии, в пристутствии юристов, экспертов и репортёров, вручил документ графине Ольге Романовне. Потом была большая пресс-конференция, во время которой Майкл Мурз (следуя указаниям Департамента) отказался от своего двадцатипятипроцентного вознаграждения. Он мотивировал это решение тем, что поскольку графиня намерена потратить всю сумму на благотворительность, он не хочет отнимать у нуждающихся ни единого пенса.
      Потом был торжественный приём, который почтила своим присутствием королева и позволила «сэру Майклу» коснуться своей руки. Все зашептались, что королева неспроста назвала сэром этого юношу, приравняв его к рыцарю.
      В конце вечера графиня пригласила его к себе в кабинет. Под пристальным взглядом развалившегося на диване агента Бертрама, успевшего заговорщически подмигнуть, сэр Майкл приготовился слушать.
      — Мне только что звонила миссис Бойлервотер, моя старая американская подруга, — заговорила по-русски Ольга Романовна... Что с вами?.. Впрочем, кажется, я понимаю. Итак, у вас завязались отношения с её дочерью. Не отрицайте, вас видно насквозь со всеми нехитрыми страстишками. Поверьте мне, любой проходил нечто подобное в своей юности. Судя по всему, девочка тоже к вам не равнодушна. Более того, миссис Бойлервотер беспокоит сотояние её здоровья и психики. Полагаю, что разумнее всего, вам будет повидаться.
      Майкл схватился за сердце и покачнулся.
      — Боюсь... что это невозможно. И поверьте... это никак не зависит от моего желания.
      — Михаил, скажите... Может быть, вас смущает её богатство и положение в обществе?
      — Думаю, что дело совсем не в этом.
      — Хорошо, я не буду вас допрашивать. Позвольте только взглянуть на ваши документы.
      Мурз отдал паспорт, и графиня аккуратно сняла копию с каждой его страницы.
      — Благодарю вас, возьмите. Но вы, по крайней мере, не откажетесь повидаться с этой несчастной девочкой? Я знаю Долли, мозги у неё слегка набекрень, и если она забила что-то себе в голову.... Знаете, случается и так, что первая безответная любовь заканчивается трагедией...
      Майкл закрыл лицо руками.
      — О, извините, — сказала графиня, — я вас оставлю. Не раскисайте! Всё ещё может повернуться в лучшую сторону. Приведите себя в порядок и возвращайтесь к гостям.
      У дверей она обернулась:
      — Позвоните ей. Её номер вы найдёте возле аппарата. Ольга Романовна вышла и притворила за собой дверь. Юноша стял, не шелохнувшись; кот, потрясённый услышанным, молчал.
      В кармане смокинга засигналил портативный компьютер.
      — Да.
      — В Департаменте обсудили сложившуюся ситуацию, — сказал Буквоедов казённым голосом. — Вам разрешили иногда пользоваться метоморфатором для своих личных надобностей.
      Юношу окатило радостным предчувствием.
      — Во время положенных выходных и отпуска вы сможете принимать образ человека. Решение принято на самом высоком уровне. Видимо учитывали стаж работы, безупречный послужной список, заслуги и всё прочее...
      — Да-да! Я понял! Спасибо! Извините! Теперь, именно сейчас, мне нужно срочно, очень срочно позвонить!..
      Опрокинув кресло, он бросился к телефонному аппарату. После нескольких гудков в трубке послышался её голос.
      — Это ты?.. Но если это не ты, не надо ничего говорить. Извините меня и просто повесьте трубку...
      — Долли!.. Дорогая!.. Ты не поверишь... Мы можем встречаться... Мы будем вместе!..
      — Майкл, какой ты милый... Я подумала, что ты меня бросил, и... я чуть не умерла. Если бы ты не позвонил...
      Полагая, что выслушивать дальнейшее не совсем прилично, Бертрам потянулся, спрыгнул с дивана и, выставив хвост трубой, важно удалился из кабинета.
     
     
      Глава двадцать первая
      ПОСЛЕДНЯЯ
     
      Прошёл месяц.
      — Шеф опять вернулся совсем как новенький, — заметил Мямлик, когда Мурзилка приступил к работе после очередного отпуска. — Что-то он зачастил с поездками.
      Шустрик наклонился и понизил голос:
      — А ты знаешь, какие слухи бродят под Департаменту?
      — Интересно, чего ты можешь знать такого, чего не знаю я сам. Откуда информация?
      — На верхних этажах Депа есть секретные чаты, в которых треплются в рабочее время.
      — Ну и?
      Щустрик огляделся и заговорил совсем шёпотом:
      — Говорят, что графиня Ольга Романовна Таврическая переписала завещание.
      — Ну и?
      — Она последняя в роду Таврических, понимаешь? Ни наследников, ни родственников, ни приживалок. Не станет же она завещать коту родовые гербы и графский титул?..
      — Почему бы и нет... Погоди, уж не хочешь ли ты сказать...
      — Она завещала графский титул нашему шефу!
      — Ты полагаешь?.. — с сомнением пробормотал Мямлик, сопостовляя события.
      — Конечно, а что ещё! Почему он вдруг зачастил в поездки? Отпуска, отгулы, выходные... Такого раньше с ним не было. День и ночь дрыхнул в в своём ящике в редакции.
      — Обхаживает старуху, чтобы не передумала?
      — А то!
      — Граф Мурзилка... — подмигнул Мямлик и хмыкнул.
      — Граф Мурзилка... — подмигнул и хмыкнул в ладошку Шустрик.
      — Ой, кто это!..
      А это был сам Мурзилка, который, подойдя сзади, схватил Мямлика за ухо и потянул.
      — Ещё раз услышу...
      — Понял, понял, шеф. Я всё понял. Это он, Шустрик, первый сказал.
      Мурзилка отпустил ухо и забрался на своё рабочее место. А Мямлик ещё ждал, когда ухо подберётся и примет свои нормальные очертания.
      Начинался очередной рабочий день в Отделе репортёрских расследований газеты «Книжная правда».

 

 

 

 

На главную Тексты книг БК Аудиокниги БК Полит-инфо Советские учебники За страницами учебника Фото-Питер Техническая книга Радиоспектакли Детская библиотека

 


Борис Карлов 2001—3001 гг. karlov@bk.ru