Дело No 2

За ёлкой

Глава первая
НУЖНА БОЛЬШАЯ И НАСТОЯЩАЯ

Приближался Новый год. Это было понятно по радостному оживлению на улицах, по запаху мандаринов и устроенным повсюду ёлочным базарам. В квартире, где жили Даша и Андрейка, ёлка уже стояла — хорошая, хотя и искусственная: с трёх шагов совсем не отличить от настоящей. Вот уже минут десять Даша смотрела на неё, прикидывая, что ещё можно ещё на неё повесить, чтобы было красиво. В картонном ящике оставалось довольно много игрушек — старых и новых. Попадались даже совсем старинные, которые ещё их пра-пра-пра-бабушки вешали на свои ёлки. И уж, конечно, те ёлки были не синтетические, а настоящие, из леса…

Даша стала разворачивать игрушки и вешать их на свободные ветки. А когда свободных веток уже не осталось и пара новых шаров была расколочена, оказалось, что игрушек в коробке осталось ещё никак не меньше половины.

И она сказала:

— Нет, это совсем не то.

Она сняла всё, что повесила, и ещё минут пять сосредоточенно думала.

— У тебя деньги есть? — обратилась она к Андрейке.

Всё предыдущее время тот лежал на диване, закинув ноги на спинку и скептически наблюдая за действиями младшей сестры. В ответ он всё так же молча покачал головой.

— Тапки сними, — сказала Даша маминым голосом. — Обленился вконец…

— У папы в столе есть деньги, — сообщил Андрейка.

— Что у папы есть, а чего нет, — я и без тебя знаю.

— А я в твои годы зарабатывал, — повторил Андрейка слышанную где-то фразу.

— И много ты зарабатывал?

— Прилично.

— И где же твои заработки?

— Там… где надо. В банке.

— Из-под килек?

— Сама ты килька. Скажу папе, что ты у него в столе рылась.

— Это кто рылся?! — от возмущения глаза у Даши сделались круглыми. — Ты сам… наводчик!

— Ладно, не плачь, я пошутил. Зачем тебе деньги?

— Хочу купить ёлку. Настоящую, большую, до потолка. Чтобы она пахла лесом и чтобы повесить все игрушки. А эта — пускай тоже стоит в другой комнате. Мама с папой придут — а в доме настоящая ёлка — то-то они обрадуются!

Андрейка слез с дивана и подошёл к окну. В дальнем конце двора светился гирляндами разноцветных лампочек ёлочный базар.

— Смотри! — Даша ткнула пальцем в стекло. — Вон ту, самую большую…

Андрейка сразу понял, про какую ёлку она говорит, идея стала казаться ему всё более заманчивой.

— Кто за деньгами полезет? — спросил он, отводя глаза в сторону.

— Оба вместе полезем, — прошептала Даша, отводя глаза в другую сторону.

И дети стали приближаться к папиному столу, как будто это был не письменный стол, а задремавший тигр.

Глава вторая
НАЧИНАЮТСЯ НЕПРИЯТНОСТИ

Вскоре дети очутились на улице, и в потайном кармашке шерстяных рейтузов у Даши лежала сложенная три раза новенькая бумажка с цифрой «50» и знаком €. Погода стояла для праздника самая подходящая: лёгкий морозец пощипывал носы и щёки, редкие снежинки летали мотыльками в прозрачном воздухе и покрывали асфальт пушистым ковром. Прохожие несли в руках свёртки, в их лицах угадывалось праздничное волнение. Из витрин магазинов, в калейдоскопе разноцветных лампочек, на детей приветливо смотрели кукольные Деды Морозы и Снегурочки.

Обойдя свой дом, Даша и Андрейка повернули во двор и устремились к ёлочному базару.

Очередь была небольшая, но двигалась медленно, потому что покупатели выбирали долго и придирчиво. В общей зелёной массе все ёлки казались красивыми, но едва какую-нибудь из них вытаскивали и слегка ударяли стволом о землю, чтобы она расправилась, как тут же выяснялось, что не такая она густая и не такая красивая, а то и вовсе лысая наполовину.

Даше сделалось жалко этих ёлочек, которым не дали вырасти, а теперь ещё и брать не хотят.

— Папа правильно говорит, что ёлки нельзя рубить, — прошептала она. — Не хочу больше здесь ничего…

Но как раз в этот момент подошла их очередь, и детей подтолкнули сзади. Они шагнули вперёд и попали в зелёный загончик.

Андрейка сразу вытащил ту самую ёлку, которую приметил ещё из окна, и продавец стал измерять её огромной деревянной линейкой. Тем временем Даша полезла в карман за деньгами. Но чем дольше она вертела рукой в своём кармане, задрав край куртки, тем заметнее менялось её лицо.

— По-погодите, — пролепетала она, — не надо… Я, кажется, деньги потеряла.

Четыре раза дети прошли до квартиры и обратно, обследуя каждый метр своего пути, подбирая и рассматривая каждую бумажку, каждый втоптанный фантик… Увы! Постепенно им пришлось смириться с мыслью о том, что деньги утеряны безвозвратно.

Даша, которая хлюпала носом и подвывала, выговорила сквозь слёзы:

— Андрей, ты можешь денег достать?

— Погоди, не плачь, — отвечал Андрейка. — Может быть, он ещё и не заметит. Там много было.

— Нет, не много. Таких только четыре штуки было, он придёт и сразу увидит. Будет нам после этого Новый год…

— Знаешь, нам, наверное, легче ёлку достать, чем деньги, — подумав, сказал Андрейка. — Ёлку можно в лесу спилить забесплатно. А это ещё и лучше: выберем самую хорошую, не то что здесь — не ёлки, а палки продают.

Даша перестала плакать и, подняв глаза, заморгала ресницами.

— До вокзала добежим за пять минут, — продолжал Андрейка развивать свою идею, — полчаса на электричке, десять минут там, ещё полчаса обратно. Стемнеть не успеет, а мы уже будем дома, с ёлкой.

Даша вытерла глаза и деловито спросила:

— На электричке зайцами поедем?

Глава третья
ЗАБЛУДИЛИСЬ

Пассажиров в вагоне было немного. Дети смотрели на проплывающие мимо кусты и сараи, терпеливо дожидаясь, когда за окном появится настоящий лес. Билеты в этот раз никто не проверял.

Наконец за окном сплошной стеной пошёл хвойный лес. Даша и Андрейка побежали в тамбур и, дождавшись остановки, вышли на перрон.

Остановка называлась «36-й километр». Ни одной даже самой захудалой постройки, даже билетной кассы поблизости не наблюдалось. Совершенно было непонятно, для чего существует эта станция.

Дети приблизились к концу платформы, спустились по железной лесенке, перешли рельсы и оказались на небольшой утоптанной площадке. От этой площадки в лес уходила глубокая, хорошо накатанная лыжня. Теперь всякий бы догадался, что остановка существует специально для тех, кто катается на лыжах.

Не долго думая, оба встали ботинками на лыжню и, расставляя ноги несколько шире, чем хотелось, бодро зашагали в лес.

Время летело, начинало смеркаться.

— Вот эту! — сказала Даша. Дети сошли с лыжни и, увязая в снегу, побежали к ёлке.

Однако сблизи стало видно, что с другой стороны она не очень густая.

Следующая оказалась больше, а ещё одна меньше, чем хотелось.

Постепенно, перебегая от одной ёлки к другой, они удалились от лыжни на довольно порядочное расстояние.

Наконец, когда к Даше изнутри стала подкрадываться смутная тревога, они увидели именно такую ёлку, о которой мечтали. Андрейка вынул из кармана обломок ножовки для металла и стал пилить. Не прошло и четверти часа, как спиленная и обвязанная ёлка была готова к транспортировке.

Но не тут-то было.

Увлечённые работой, дети не заметили, как совсем стемнело, снег повалил густыми хлопьями и засыпал следы.

— Ой, — сказала Даша, — куда же теперь идти?

— Спокойно, — сказал Андрейка, — идти надо туда, где железная дорога.

— А где железная дорога? — спросила Даша.

— Электричка пойдёт — и мы услышим.

Дети стали ждать, когда пойдёт электричка. При этом Даша подозрительно посапывала и хлюпала носом, а её нижняя губа подрагивала и оттопыривалась.

Наконец лес наполнился гудением и перестуком колёс, дети протянули руки в противоположные стороны и радостно воскликнули в два голоса:

— Там!!

Андрейка спорить не стал. К тому же на голове у него была шапка-ушанка, которая не позволяла слышать хорошенько.

И дети поволокли ёлку в сторону, совершенно противоположную железнодорожной станции.

Постепенно лес становился гуще, а снег глубже. Даша и Андрейка устали и проголодались. Увязнув в каком-то буреломе, они бросили ёлку и полезли напролом, желая только одного: выбраться наконец из этого проклятого леса.

Потом они оказались на довольно обширном пространстве, усеянном корягами, кустами, сугробами и редкими, но огромными деревьями. Даша вдруг поскользнулась, Андрейка подхватил её, и разгрёб ногой снег. Тут как раз ветер совершенно стих, на небе появилась луна, осветив всё волшебным светом. Под ногами был лёд, а подо льдом трава и поднимающиеся со дна пузырьки воздуха.

— Даша, — сказал Андрейка, — мы, кажется, в болото забрели. Мы, кажется, заблудились.

— Мама… — пискнула Даша, и на глазах у неё навернулись слёзы.

— Папа…. — вторил ей Андрейка сдавленным голосом.

Дети обняли друг друга и заплакали.

* * *

А мама и папа в это время были в гостях у маминой мамы. Звали эту женщину Клотильда Марковна. Она не любила своих внуков. А папу она называла размазнёй и манной кашей — из-за того, что он честно трудился, не наживая капиталов. В глубине души она хотела, чтобы мама всегда оставалась маленькой и никогда не имела своей собственной семьи. Чтобы она сама себе казалась моложе, чем есть на самом деле.

Мама и папа зашли только на минутку, чтобы поздравить Клотильду Марковну с Новым годом и преподнести ей торт. Но она уговорила их немножко посидеть и выпить чаю. А когда они захотели позвонить своим детям, хозяйка заявила, что телефон ей отключили за неуплату. Этим враньём, она к тому же хотела намекнуть, что ей совсем не помогают материально.

Главная же цель Клотильды Марковны заключалась сегодня в том, чтобы задержать у себя родителей Даши и Андрейки как можно дольше и тем самым испортить детям праздник. Для этого она выключила телефон и телевизор, а также перевела висевшие на стене часы на два часа назад. Как только папа намекал, что пора идти, она затевала новый разговор и тянула время.

Когда наконец даже настенные часы начали показывать девять вечера, а на самом деле было уже одиннадцать, мама с папой решительно поднялись из-за стола.

Но Клотильда Марковна притворилась, что ей сделалось плохо. Она упала на диван, облокотилась о подушки и прикрыла рукой глаза. Мама и папа стали хлопотать вокруг неё, а вредной женщине только это и было нужно.

Глава четвёртая
СПОСОБ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ

Редактору газеты Буквоедову мешали сосредоточиться. Не раз он уже выходил за дверь, делая строгое лицо, и становилось тихо. Но едва только он возвращался в кабинет, галдёж, смех, крики и топот книжных человечков за стеной исправно возобновлялись.

А между тем Мастодонт Сидорович получил чрезвычайно встревожившее его сообщение, которое по волшебному телеграфу настучал ему из леса знакомый дятел.

Точки и тире на бумажной ленте в переводе с азбуки Морзе на обыкновенный язык означали буквально следующее:

ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ СИТУАЦИЯ!
ЧУДОВИЩНАЯ ПРОВОКАЦИЯ!
В ЛЕСУ, НА СТАНЦИИ «36-й КИЛОМЕТР», ЗАБЛУДИЛИСЬ МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА!
ВОЛКИ! МЕДВЕДИ! НЕЧИСТАЯ СИЛА НА БОЛОТЕ!..
ПОМОГИТЕ ИМ!
СПАСИТЕ ИХ!!
SOS!!!

После недолгих мучительных раздумий Мастодонт Сидорович принял решение.

— Репортёр Мурзилка! — сказал он в селектор громкой связи. — Шустрик и Мямлик! Ко мне в кабинет! Все трое!

На ковре перед столом появились наши герои.

— В деле о пропаже котёнка вы проявили похвальную находчивость и отвагу, — заговорил редактор.

Герои скромно потупились.

— Поэтому я хочу обратиться с просьбой именно к вам.

Мурзилка удивился: он впервые слышал от редактора такое странное слово.

— Да, да, это именно просьба, а не редакционное задание, — подтвердил Буквоедов. — Вы меня понимаете?

— Да, мы уже слышали, — подтвердил Мурзилка. — Можем поехать на собаке.

— Не сомневался в вашем положительном ответе, — с чувством произнёс редактор.

Тут следует кое-что разъяснить. По вполне понятным причинам волшебные человечки не могут запросто разгуливать по улицам на глазах у прохожих. На вокзалах и станциях метро у них существуют пункты проката механических собак. Поэтому, если вы видите где-нибудь сосредоточенно спешащую куда-то собаку с ошейником, но без хозяина, будьте уверены, что внутри у неё, скорее всего, сидят, словно в салоне автобуса, крошечные человечки.

Протянутые по всему городу железные трубы пневматической почты позволяют человечкам быстро перемещаться в тот или иной пункт проката механических собак.

Не теряя времени понапрасну, Мурзилка, Шустрик и Мямлик залезли в четырёхместный вагончик, задвинули за собой дверь, расселись в расположенные одно за другим кресла и пристегнулись ремнями. В трубу ударил поток сжатого воздуха, человечков вдавило в кресла, и вагончик-снаряд помчался по трубе. Он то взлетал вверх, то падал, то круто поворачивал, а бывало, что и совершал фигуры высшего пилотажа вроде «мёртвой петли». Соответственно и пассажиры находились то в состоянии невесомости, то в состоянии перегрузки и ещё неизвестно в каких состояниях во время прохождения беспорядочных виражей и спиралей.

Наконец точка на экране приблизилась к месту назначения. Вагончик замедлил ход и остановился — прямо на прилавке пункта проката механических собак. Хозяином его был некто Аристарх Никифорович Выдворянинов, щуплый пожилой мужчина бухгалтерского вида в пенсне и с бородкой клинышком.

Мурзилка отстегнул ремни и сказал, что можно выходить. Тут открылось непредвиденное обстоятельство, которое Мурзилка и Шустрик всё-таки должны были предвидеть. Мямлик, естественно, не пристегнулся. Всю дорогу его шарахало и шатало от стенки к стенке и в конце пути совершенно смяло в ком, напоминавший по форме и величине картофелину. Друзья выкатили Мямлика на прилавок и оставили принимать прежнюю форму самостоятельно, а сами направились к возвышавшемуся за стойкой Аристарху Никифоровичу.

— Собаки есть? — поинтересовался Мурзилка.

— Для хорошего клиента можно поискать, — уклончиво ответил Выдворянинов. — Для какой цели желаете-с? Кататься или же для деловой поездки?

— Чтобы могла быстро бегать по снегу.

— Для скорости дал бы вам гончую борзую, — почесал бородку хозяин. — Однако для снега ничего лучше сибирской лайки не найдёте. Обещаю вам как родному. Платить как будете?..

С этими словами он натянул на руки толстые резиновые перчатки по самые локти и выставил на прилавок чучело собаки с густой белой шерстью и вытянутой лисьей мордой.

— Ну не красавец ли? Взгляните! — начал хозяин проката расхваливать свой товар. — До восьмидесяти километров в час, четыре скорости, боковой, задний ход, прыжок до десяти метров…

Аристарх Никифорович открыл дверцу, просунул в брюхо руку и включил мотор. Собака ожила и начала быстро-быстро перебирать в воздухе лапами.

— Система самозащиты.

Собака щёлкнула зубами, рявкнула так, что заложило уши, подняла шерсть дыбом и затрещала электрическими разрядами. Если бы не резиновые перчатки, Аристарха Никифоровича, наверное, ударило бы током огромного напряжения.

— А также приборы ночного видения, спутниковая связь, мягкий салон, отопление, кондиционер…

— Хорошо, мы берём, — поторопил его Мурзилка. — Давайте ключи.

Выдворянинов хитро прищурился и блеснул стёклышками пенсне:

— Стало быть, договорчик на лаечку составляем… Пургой зовут, между прочим. Письмецо гарантийное при вас?

Мурзилка поморщился от досады. Неужели придётся тратить время на бумажную волокиту? Тут за спиной у него послышался ворчливый голос Мямлика:

— Просто поразительно, как некоторые умудряются бюрократизировать самые примитивные товарно-денежные операции…

Мурзилка и Шустрик обернулись. Мямлик уже принял свою естественную форму и приближался к Аристарху Никифоровичу, волоча за собой измятый листок бумаги. Очевидно, редактор успел просунуть документ в вагончик перед самым стартом.

— Ведь некоторые, с позволения сказать, — продолжал Мямлик, — рыцари пера и круглой печати окостенели на своей работе до такой степени, что делают вид, будто им никто не звонил и никто не договаривался о передаче пневматической почтой этого документа, имеющего название «денежный чек», на сумму, оговорённую в устной беседе. Некоторым, как видно, доставляет удовольствие…

— Да, да, конечно! — перебил его Аристарх Никифорович, снова сделавшись угодливым. — Конечно-конечно! Мастодонт Сидорович звонил и предупреждал. Мы всё, буквально всё оговорили. Я даже успел смазать и почистить собачку, дабы у клиентов не возникло никаких нареканий в адрес нашей старейшей и надёжнейшей фирмы!

Выдворянинов аккуратно разгладил на прилавке чек, сложил его и спрятал в бумажник.

— Ключики извольте-с принять…

Мурзилка, начинавший уже было сопеть в обе дырочки, нетерпеливо схватил ключи и скомандовал: «По местам!» Все трое залезли в собаку и заперли изнутри дверцу.

Усевшись в головном отсеке, Мурзилка и Шустрик тщательно пристегнулись, схватились было за рычаги управления, но, разом что-то вспомнив, замерли и переглянулись. Затем они отстегнули ремни, спустились в салон и хорошенько пристегнули Мямлика, который, само собой, никак не мог разобраться с защёлкивающимися замками. После этого они снова заняли свои места и уверенно рванули рычаги вперёд.

Механическая собака вильнула хвостом у самого носа Аристарха Никифоровича Выдворянинова, едва не смахнув с него пенсне, мягко спрыгнула с прилавка на пол, передними лапами отворила дверь и побежала трусцой мимо билетных касс вокзала, ловко лавируя между ногами пассажиров.

Глава пятая
ЛЕСНАЯ НЕЧИСТЬ

А в это время на краю замёрзшего болота, неподалёку от того места, где заблудились Даша и Андрейка, из дупла вылезла лесная кикимора.

С виду это была довольно несимпатичная старушенция с длинным остреньким носом, которым она водила из стороны в сторону, будто принюхиваясь, и с маленькими колючими глазками. Одета была кикимора в похожие на рыболовные сети кружева, которые она плела из сухих водорослей, скрепляла в семь слоёв и утепляла ватой. На ногах были накручены лапти, на голове красовался лист лопуха, заменявший шляпку.

Кикимора выскочила из дупла и запрыгала-заохала, согреваясь. Быстро, словно кошка, залезла на сосну, на самую верхушку, и огляделась. Спустилась вниз, призадумалась.

Тут у неё под ногами снег зашевелился, лёд хрустнул, и в сторону отвалился большой трухлявый пень с торчащими во все стороны корнями. Из заброшенной медвежьей берлоги вместе с облаком пара выбрался на снег леший — дядька, весь поросший зеленоватым волосом. Леший кутался в облезлую самодельную шубу, на нём были самодельные меховые сапоги и шапка. Чем-то он напоминал Робинзона Крузо, как если бы тот приснился своему другу Пятнице в кошмарном сне.

Кряхтя и ругаясь, леший прикрыл дыру пнём, чтобы тепло не выходило, и, взявшись лохматой рукой за поясницу, остался стоять в скрюченном положении.

— Чего, старый, совсем из ума выжил? — проскрипела кикимора. — Ты чего, дурень, зимовать улёгся в такой сырости?

— Это ничего, — прохрипел леший, — ничего, что сыро. Зато тепло. Там из самой глубины, из болота, тепло идёт. Сама-то небось тоже на болоте зимуешь.

— Я-то зимую, старый ты пень, да только у меня в дупле сухо. Я туда ещё до снега сухих листьев навалила. Листья преют, тепло дают. Мягко опять же.

— Ты вообще-то слова выбирай, поганка, — пригрозил леший. — Какой я тебе пень. Хребет о колено переломаю.

— Думай сам, что говоришь, — подбоченилась кикимора. — За поганку отвечать придётся.

— Всё, вывела ты меня из себя, — решил леший. — Сейчас узнаешь, где раки зимуют.

Но прежде, чем он успел пошевелиться, кикимора крутанулась волчком и плюнула в него. Тут же леший провалился по пояс в болото, да так и примёрз.

Глухо зарычав, он выдернул из своей морды волосину, нашептал что-то и разорвал волосину пополам. В тот же миг на кикимору со всех сторон повалились сухие деревья, придавили к земле, завалили так, что пальцем не пошевелить.

Так в полной тишине прошло минут десять.

После этого, всё обдумав и взвесив, кикимора решила идти на мировую.

— Эй, леший! — пропищала она из бурелома. — Давай обратно расколдовываться! Тебе вредно с твоим радикулитом в болоте сидеть!

— Ладно, начинай, — согласился леший.

— Я не могу! Ты меня сначала освободи!

Леший вырвал другой волосок, нашептал отговор и разорвал волосок пополам. Деревья захрустели, раздвинули ветки в стороны, встали на свои места. Кикимора поднялась, отряхнулась, лопух на голове поправила. Потом сложила руки на груди, крутанулась в обратную сторону и плюнула через плечо. Леший вылетел из болота на твёрдую землю — сухой как и прежде.

Глава шестая
ЗАМАНИТЬ И СПРЯТАТЬ

Помирившись, леший и кикимора стали разговаривать как ни в чём не бывало.

— А ты чего из своего дупла вылезла? — поинтересовался леший.

— Ой, старый, не поверишь, соскучилась! Отчего-то проснулась и маюсь всё, маюсь… А ты чего вылез из своей берлоги?

— Тоже, знаешь ли, тоска взяла… праздника вдруг захотелось, порычать, попугать кого-нибудь до смерти… А чего на сосну-то взбиралась? Увидела кого?

Кикимора пристально посмотрела на лешего.

— Ладно, вижу, от тебя не утаишь. Ходят тут двое по нашему болоту, заблудились. Я их ещё оттуда, из дупла, унюхала, оттого и вылезла.

— Видать, я тоже что-то почуял.

— Только вот что, леший. — Кикимора огляделась по сторонам и понизила голос: — Поспешать нам надо с этим делом. Тут, в нашем лесу, Серый бродит со своей стаей. Вконец озверел волчина, кожа да кости. Зубы — что клинки булатные. Его, говорят, там, на севере, охотники потрепали, вот он к нам и подался.

— Это верно, — сказал леший, — торопиться нам надо. Слушай, кикимора, а ты одна за ними, за детишками то есть, сбегать не можешь? Я ведь ходить совсем не могу, радикулит замучил. Пока на весеннем солнышке не отогреюсь, плохой из меня ходок, никакой, можно сказать… Ты меня знаешь, я в долгу не останусь.

— Ладно, не ворчи, разжалобил уже. Здесь будем стоять, они к нам сами придут.

— Это как понимать?

— Сейчас поймёшь. Только уговор: ты мне — шишек из берлоги, я тебе — рябины из дупла.

— Шишка-то небось покрупнее, — заметил леший. — Куда тебе с двумя зубами шишку слопать? Да и эти-то два: нижний слева торчит, а верхний справа!

— Всё, достал ты меня, урод волосатый, ничего не получишь!

— А за урода счас ответишь. — Леший потянулся к кикиморе. — Я тебе и эти два враз расшатаю.

В эту самую минуту по лесу жуткими раскатами пронёсся голодный вой; а ему ответил другой, затем ещё и ещё… Это вожаку вторила волчья стая. Забыв про обиды, леший с кикиморой переглянулись.

— Вот, — прошептала кикимора, — дождались. Ему поди расшатай…

Из-за деревьев вышли десять волков. Все они были как на подбор крупные, но здорово отощавшие.

— Где?! — рявкнул самый сильный волк, вожак стаи по кличке Серый. — Где… мальчишка?! Где… девчонка?!

— Да что ты, Серенький, мы и знать-то ничего не знаем! — ласково закудахтала кикимора, а лешему в сторону тихонько зашептала: — Надо их к южному оврагу отправить, пускай идут отсюда подальше, с ними одна морока…

— Врёшь! Загрызу! — лязгнул зубами Серый.

После этого кикимора вскинула голову и тон переменила:

— Не забывай, пёс, с кем говоришь. В лягуху превращу и вмиг слопаю.

— Глаза сучьями выколю, — добавил от себя леший. — Зубы переломаю.

Глаза у волков погасли, они опустили морды. Стая попятилась назад и задрожала. Даже звери в лесу боятся нечистой силы.

— Ладно, Серенький, беги дальше, — снова переменила тон кикимора. — Только не забывай, у кого в нашем лесу сила и власть.

Волки стояли, притихнув, но с места не двигались.

— Ветер… стих, — гавкнул Серый. — След… потеряли!

— А ты на сосёнку-то заберись, красавец, — посоветовала кикимора. — На са-амую верхотуру слазай. Оттедова хорошо всё видно. Ладно, не серчай, знаю, что не можешь. Бегите, друзья мои, к южному оврагу — авось там найдёте свою добычу.

Серый ей, конечно, не слишком поверил, но делать нечего. Волка ноги кормят, стоять ему нет резона. Стая развернулась и помчалась к южному оврагу.

— Ловко ты это, — проворчал одобрительно леший. — Теперь мешать не будут.

— Они туда и обратно за час обернутся, — сказала кикимора. — А нам за это время детишек подманить надо. Затащим к тебе в берлогу и начнём потеху. Пока их кто-нибудь искать не начал.

Глава седьмая
НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

А искать уже начали.

Механическая собака «Пурга» пробежала по перрону и запрыгнула в электричку одновременно с предупреждением «двери закрываются». Состав тронулся с места.

В последнем вагоне было почти совсем пусто, только трое хулиганистых молодых людей, над которыми вился табачный дымок, громко болтали и ругались.

— Хоть бы контролёр прошёл, что ли, — сказал один из них, протяжно зевнув.

В правой руке у него была стальная дубинка, он постукивал ею о ладонь левой и сплёвывал прямо на пол.

— Не, — сказал другой, который курил, — лучше девушка… С парнем, — добавил он, немного подумав. — Не наши, городские, — добавил он, ещё немного подумав.

— Лучше всего — мент! — хвастливо заявил третий.

Этот то и дело хвастливо щёлкал выкидным ножичком.

«Пурга» запрыгнула на одно из сидений, и находившиеся внутри человечки стали ждать, когда объявят их остановку.

Поначалу всё было спокойно. Обращать внимание на собаку хулиганы считали ниже своего достоинства. Но от станции к станции в вагон никто не заходил, прицепиться было не к кому, и это обстоятельство понемногу начинало хулиганов беспокоить.

— А что здесь собака делает? — сказал наконец тот, который курил.

— Обнаглели, бояться перестали, — откликнулся тот, который с ножичком.

— Ошейник хороший, новый совсем, кожаный, — заметил обладатель дубинки и сплюнул на пол.

Они помолчали, издалека разглядывая ошейник. От скуки и от дури всех троих в итоге посетила одна и та же мысль — ограбить собаку. То есть отнять у неё то единственное, что имело хоть какую-нибудь цену.

— Эй, Жучка, иди сюда! — начали они подманивать они собаку. — Шарик, Шарик, ко мне! Держи колбаску… Вот собака наглая, хоть бы ухом повела.

Человечки, сидевшие внутри, насторожились: поезд приближался к станции «36-й километр».

Выполняя программу своего маршрута, механическая собака встала на ноги.

Заметив это, хулиганы тоже поднялись со своих мест.

«Пурга» спрыгнула на пол.

Преградив ей дорогу, хулиганы оттеснили собаку в угол и тот, который курил, наклонился и пустил ей дым прямо в морду. Мурзилка, не успевший поставить фильтры-заслонки, закашлялся.

— Что-то верещит, — заметил обладатель дубинки. — По башке ей треснуть?..

— Ошейник-то клёпаный, несъёмный, — сказал тот, что с ножичком. — Придётся срезать.

Пока Мурзилка кашлял и протирал глаза, Шустрик принял решение самостоятельно: нажал на пульте кнопку «САМОЗАЩИТА». В то же мгновение ««Пурга» начала действовать.

Сначала она ударила лапой по губам того, который курил, и горящий окурок оказался у него во рту. Замахав руками, хулиган принялся скакать в проходе и отплёвываться.

Потом механическая собака оглушительно гавкнула и цапнула за руку другого, и тот выронил на пол дубинку.

После этого «Пурга» ощетинилась, затрещала, и вооружённый выкидным ножиком хулиган, державший её за ошейник, тоже затрещал, заискрился, волосы у него поднялись дыбом, а глаза вылезли на лоб.

И тут в вагон вошли милиционер с контролёром.

— Ваши билеты, — потребовал контролёр.

Но хулиганы ничего не слышали, потому что оглохли. Они только смотрели на контролёра и милиционера дикими глазами.

— А это что такое? — сказал милиционер, подобрав с пола дубинку. — И кровь тут… Оружие вам принадлежит?

— Нет, нет, не моё, не видел! — затрясся от страха хулиган, которому собака прокусила руку. — Собаку пристрелите, она бешеная!

— А что это вы сейчас под лавку бросили? — обратился милиционер к третьему хулигану, у которого волосы стояли дыбом и дымились. — Ага, ножичек выкидной…

— Н-н-не мой! — после электрического удара владелец ножичка стал заикаться.

— Пройдёмте в отделение, — козырнул милиционер, и все трое уныло поплелись к выходу.

Поезд подходил к станции «Областной центр». Платформа «36-й километр» осталась позади.

Глава восьмая
В ЗАПАДНЕ

Вот уже час или два Даша и Андрейка брели в сторону, совершенно противоположную станции. Они выбились из сил, выплакали все слёзы и высказали по адресу друг друга все упрёки — справедливые и не очень. Ни есть, ни пить им больше не хотелось, а хотелось только одного: выбраться куда-нибудь из этого проклятого леса.

— Всё, — сказал Андрейка и остановился. — Пошли обратно.

— Куда?.. — испугалась Даша.

— Нет там никакой станции, идём не в ту сторону. Зря я тебя послушал.

Никаких сил, чтобы начинать опять плакать, у Даши уже не было.

— Я слышала, — сказала она тихо, — что люди в лесу всегда по кругу ходят. Одна нога короче другой… или что-то такое.

— Извилина у тебя в голове короче… Настоящие путешественники по звёздам ориентируются, а не кругами ходят.

Ни по каким звёздам Андрейка ориентироваться не умел, а сказал так, для авторитета. Но шёл он действительно прямо, потому что следил за тем, чтобы луна светила всегда с одного бока. Не станет же луна над лесом круги описывать…

Даша засопела и сделала слабую попытку воспротивиться:

— Теперь обратно столько же, а потом — неизвестно куда?

— Не здесь же нам ночевать.

Разговор зашёл в тупик, дети совсем скисли. Идти обратно было далеко, вперёд — и вовсе бессмысленно. Хотелось лечь где-нибудь и заснуть, а проснуться дома, в своей постели. Так ведь бывает, что всё сном оказывается.

Обдумав этот заманчивый вариант, Даша ущипнула себя изо всех сил, а потом всё-таки решила заплакать, как бы со второго дыхания. Лицо у неё скривилось, губы задрожали… и вдруг она увидела за деревьями огоньки. И шум такой, как будто поезд стучит по рельсам и гудит.

— Видишь? — схватился Андрейка за Дашу.

— Слышишь? — схватилась Даша за Андрейку.

— Бежим!! — радостно воскликнули оба и побежали по льду и по кочкам к огонькам.

* * *

— Бегут?

— Кажись, бегут.

— Крути, крути шибче, чтобы не передумали.

— А ты пыхти, пыхти громче.

Кикимора закрутила, завертела сухими гнилушками на сухих стебельках болотной травы. А леший запыхтел, застучал, загудел, затопал ногами, будто поезд идёт по рельсам.

— Кикимора!

— Ну, чего?

— А если нашу засаду заметят? Вон, гляди, там снег осыпался, уже дырка.

— Ногами меньше топай, вот и не будет сыпаться.

— Как же… Ты сама велела.

— Велела-велела… Отойти надо подальше, ничего сыпаться не будет.

— Может, лопухом твоим прикроем?

— Ишь умник какой… Работай, работай, пыхти, они близко уже.

И леший с кикиморой, медленно отступая от западни, стали опять вертеть гнилушками и шуметь паровозом. Берлогу, в которой леший зимовал, они оставили открытой, а сверху только прикрыли камышами и присыпали снегом.

Дети прибежали к краю болота и остановились.

— Ну, где? — выговорила Даша, запыхавшись.

— Где-то здесь было.

— А чего так темно?

— Луна за облако спряталась. Осторожно, здесь пень откорчёван… Вон, смотри, смотри!

За деревьями снова мелькнули огоньки, совсем близко, и запыхтел паровоз: чух-чух-чух-чух… Даша обежала отвороченный от земли кряжистый пень, шагнула к огонькам, сказала «ой!» и пропала.

— Даша! — прошептал Андрейка. — Ты где?

Наугад в темноте он шагнул вперёд, тоже сказал «ой» и полетел в яму.

Луна вышла из-за туч, осветив лес, болото и яму, но было поздно: дети находились в плену у лесной нечисти.

Глава девятая
ОСТАВИТЬ И ВОСПИТЫВАТЬ

Возня, шум и топот разбудили медведя. Его берлога находилась в стороне от болота, у подножья песчаной горки. Леший и кикимора только хвастались, что они в лесу хозяева, а на самом деле хозяином был медведь, которого звали Топтыгин Михал Михалыч. На него колдовство лесной нечисти не действовало.

Медведь высунул голову из берлоги и огляделся. Неподалёку от него, за деревьями, хохотали, рычали, верещали и приплясывали леший с кикиморой.

— Эй! — рыкнул на них медведь так, что оба разом присели. — А ну кончай шуметь!

Разглядев медведя и немного оправившись от испуга, оба залебезили наперебой:

— Ах, это вы, Михал Михалыч! С наступающим вас, Михал Михалыч! Праздничку радуемся, вот и шумим. А не хотите, мы и не будем. Вот всё, раз-два-три, молчок, тишина.

Топтыгина в этом лесу все боялись, а он боялся только охотников с ружьями. Но охота была здесь запрещена, да и лес был настолько болотистый, что люди сюда редко забредали.

Больше всего Михал Михалыч не любил, когда его будили, особенно зимой. Если зимой его беспокоили, он не мог снова заснуть, пока чего-нибудь не поест. А найти пищу в зимнем лесу не так-то просто. И тогда он бродил, словно привидение, и на всех кидался.

На этот раз Топтыгин, по счастью, не успел хорошенько проснуться. С полузакрытыми глазами он погрозил нечисти лапой, затворил лаз в берлогу, лёг на ворох еловых веток, засунул в пасть лапу, почмокал и снова захрапел.

— Тс-сс! — сказали друг другу леший и кикимора и на цыпочках зашагали к западне.

Склонившись над ямой, они стали разглядывать сжавшихся в комочек мальчика и девочку.

— Хороши, — заметила кикимора.

— Хороши… — подтвердил леший.

— Девчонку я к себе насовсем заберу. Буду из неё кикимору воспитывать.

— Моя берлога, мне и выбирать, — возразил леший.

— Гостям надо уступать, такие правила.

— Вот и ступай со своими правилами ещё к кому-нибудь в гости, пока ноги целы.

— Думай, что говоришь! — разозлилась кикимора. — В болоте давно не сидел?

Но леший был на этот раз начеку. Чтобы кикимора не могла крутануться волчком, он схватил её за горло. Та, не растерявшись, вцепилась ногтями ему в лохматую морду. И оба, заголосив от боли, сцепились и начали кататься по снегу, оставляя вокруг клочья волос и шерсти.

Пока они мутузили и царапали друг друга, медведь опять проснулся и на этот раз целиком вылез из своей берлоги.

Протирая лапами глаза, неторопливо подошёл он к дерущимся и влепил кикиморе такую затрещину, что она отлетела метров на двадцать и повисла на берёзе. Другой лапой Топтыгин наподдал лешему, и тот отлетел в другую сторону ещё дальше и повис на сосне.

— Третий раз вылезу — пеняйте на себя, — предупредил медведь и отправился спать.

И ему снова удалось заснуть и даже увидеть приятный сон — что-то такое про малиновые заросли и красотку медведицу с розовым венком на голове…

А леший и кикимора висели-висели, да начали замерзать.

— Эй, леший, — тихонько проверещала кикимора, — давай мириться. У меня, гляди, сук ненадёжный. Трещит, прогибается, того и гляди подломится. Спусти меня на землю, а я тебя тоже потом спущу.

Леший не хотел мириться, но кикимора его своими речами понемногу умаслила. Вырвал он из своей бороды волосину, нашептал заговор и разорвал волосину пополам.

Тут же кикимора оказалась на земле, целая и невредимая. Хотела она обмануть лешего, но тот уже другой волосок приготовил на всякий случай… Делать нечего: крутанулась кикимора волчком, шепнула что положено, плюнула — вот и леший на земле стоит, спину потирает.

Снова подошли они к яме, снова начали спорить. Но драться на этот раз не стали — решили жребий тянуть. Леший вытянул девочку, кикимора — мальчика.

— Мама… — прошептал Андрейка, побелев от страха.

— Папа… — беззвучно прошептала Даша, дрожа как осиновый лист.

А в это время ходики, висевшие на стене у Клотильды Марковны, показывали начало десятого. А в действительности шёл уже двенадцатый час. Мама и папа который раз вставали и собирались уходить, но хозяйка всякий раз придумывала что-то такое, чтобы их ещё немного задержать.

Наконец, за полчаса до Нового года, папа вышел из-за стола в туалет и там, между прочим, взглянул на свои собственные наручные часы. А увидев, ахнул, вернулся в комнату и решительно заявил:

— Клотильда Марковна, вы нас подло обманули! Вы нарочно ввели нас в заблуждение своими неисправными часами, потому что хотите испортить праздник нашим детям! Но теперь мы от вас уходим, и ноги моей больше не будет в вашем доме!

После этого папа и мама действительно оделись и ушли.

Оторопевшая Клотильда Марковна выскочила на лестницу и крикнула им вслед какую-то гадость. А потом изо всех сил хлопнула дверью, да так неосторожно, что прищемила палец. Но теперь её крикам уже никто не верил.

Мама и папа выбежали на улицу и стали ловить такси, чтобы поскорее доехать. Но такси праздничной ночью всегда заняты, а другой транспорт ходит редко или совсем не ходит. Но даже если бы несчастные родители моментально оказались у себя дома, то всё равно не застали бы там своих ещё более несчастных детей. Спасти Дашу и Андрейку могли теперь только волшебные человечки, которые мчались на подмогу во весь опор, сидя внутри механической собаки.

Глава десятая
СИТУАЦИЯ ОСЛОЖНЯЕТСЯ

Проехав свою станцию и сойдя с поезда на следующей, Мурзилка и его помощники не стали отчаиваться. Механическая собака спрыгнула с платформы на рельсы и побежала по шпалам на предельной скорости. Её мордочка и хвост вытянулись в одну стремительную линию, и со стороны казалось, будто не собака, а маленькая пушистая ракета мчится по железнодорожным путям, рассекая снежную пыль.

Вот впереди показалась станция. «Пурга» сбавила обороты и свернула в лес. Согласно сведениям, продолжавшим поступать от лесного дятла, Даша и Андрейка двигались по замёрзшему болоту в направлении юго-запада, уходя от населённых пунктов вглубь леса.

На связь вышел редактор Буквоедов:

— Почему проехали «36-й километр»? — взволнованно закричал он в трубку.

— Непредвиденные обстоятельства, — ответил Мурзилка.

— Где вы?

— Приближаемся к болоту. Родители знают?

— Вы имеете в виду родителей Даши и Андрейки? Нет, не знают. Я посчитал нецелесообразным волновать родителей раньше времени. Полагаю, они появятся у себя дома не раньше двенадцати. У них тоже своего рода… непредвиденные обстоятельства.

— Мы сможем вернуться до двенадцати, — честно предупредил Мурзилка.

— Не зарекайтесь. В новогоднюю ночь всякое бывает, — загадочно сказал редактор и дал отбой.

— На что это он сейчас намекнул? — поинтересовался Мямлик.

Мурзилка сам не знал. Поэтому промолчал и прибавил ходу. «Пурга» помчалась вперёд огромными скачками, словно призрак. В несколько минут она доскакала до края болота…

И тут случилось непредвиденное. Собака и пассажиры слишком поздно заметили яму, замаскированную тростником и присыпанную снегом. «Пурга» выставила вперёд все четыре лапы с железными когтями, затем дала полный задний ход, но, продолжая двигаться по инерции, въехала в западню. Тростник подломился под её передними лапами, и собака вместе с экипажем полетела в яму, где уже сидели Даша и Андрейка.

Глава одиннадцатая
ВСЕ В СБОРЕ

Леший и кикимора с удивлением смотрели, как прямо на них огромными прыжками несётся существо, похожее на собаку. Оба на всякий случай спрятались за деревья и стали ждать, что будет дальше.

А дальше странное существо просто-напросто свалилось в их яму и затаилось.

— Это ещё что за чудо, — осторожно проговорила кикимора, выходя из укрытия. — Не то собака, не то кенгуру из зоопарка.

— Собака тоже сгодится, — отметил леший, подходя к яме и принюхиваясь. — Я собак люблю. И кенгуру.

— Ладно, не сочиняй, будто ты кенгуру пробовал.

— Только это не кенгуру, это собака, я теперь точно вижу.

— Сдаётся мне, леший, это не простая собака.

— А что так?

— А ты видел, как она бежала?

— Собачонка шустрая, будто призрак мелькнула.

— Вот я и думаю, леший, может, это и не собака вовсе? Может это знак нам оттуда?..

— Брось, — леший испуганно замахал руками, — брось, ты чего говоришь, не может быть…

— А чего ж не может?

— Оттуда чёрную бы прислали. Белых там вообще не держат, зря только панику наводишь.

— Не скажи, не скажи. Сейчас всё так быстро меняется… За три-то месяца, пока мы с тобой спали, и цвет, и фасон запросто могли перемениться. Надо проверить, что это за собака. Если оттуда, тени от неё быть не должно.

— Ладно, кикимора, давай проверим. Засмолим сейчас факел, подожжём да посмотрим.

И леший с кикиморой пошли делать факел, чтобы проверить, кто у них в западне — обыкновенная собака или посланник из преисподней.

Увидев, что к ним в яму бухнулась ещё какая-то собака, дети даже не испугались. Их после случившегося напугать было трудно.

— Может, они сначала собаку съедят, а нас ещё на потом оставят? — всхлипнула Даша. — Тогда нас ещё спасти могут.

— Конечно, оставят, — подтвердил Андрейка, который был мальчиком и не имел права раскисать окончательно.

— А чего она не шевелится? Умерла уже?

Андрейка подобрал прутик и потыкал собаку в живот.

Вдруг в маленьких иллюминаторах, расположенных у собаки под шерстью, вспыхнули огоньки, и яма осветилась. В боку у собаки открылась дверца люка.

— Слушай, Даша, — зашептал Андрейка, схватив сестру за руку, — это, кажется, вообще не собака. Это что-то, мне кажется, инопланетное…

— Нас теперь в космос заберут, да?

— Держи платок, высморкайся, — пристыдил её Андрейка.

Едва Даша успела высморкать нос, как из люка показался Мурзилка.

Дети сразу узнали его и от удивления лишились дара речи.

— Привет, ребята, — прошептал Мурзилка. — Вы Даша и Андрейка?

Дети дружно закивали головами.

— Понятно, мы за вами.

— Кто последний?.. — сострил Мямлик из глубины собаки.

А в это время леший и кикимора разожгли факел и направились к яме.

— Стой! — замерла вдруг кикимора. — Слышишь?

— Чего, — проворчал леший.

— Бегут… Обратно бегут, вот чего.

— Кто?..

— Волки, волки, дубина ты стоеросовая! Закрывай яму свою!..

Леший понял и, покряхтев, захлопнул берлогу пнём, похожим на огромного высохшего осьминога.

— Снегом, снегом присыпь!..

Когда Серый и его голодная банда выбежали на опушку леса к краю болота, леший и кикимора стояли с невинным видом, ковыряя ногой льдинки.

— А, Серенький! — обрадовано воскликнула кикимора, будто только что заметив стаю. — Покушали? Поймали этих… ну, детишек? Мальчика и девочку?

Чёрной тучей на белом снегу сгрудились волки, их жёлтые глаза горели недобрым огнём.

Глава двенадцатая
СДЕЛКА

Отверстие захлопнулось, и в берлоге лешего стало тихо. Было только слышно, как Даша хлюпает носом в платочек, да ещё Шустрик начал тихонечко гудеть от напряжения. Мямлик ударил его кулаком по спине, и гудение прекратилось. Только сейчас опомнившись, Мурзилка бросился к пульту управления и попытался выйти на связь с редактором, но вместо связи в эфире стоял шум и треск. Здесь, во владениях нечистой силы, с законами физики не всегда и не всё было как полагается.

— Надо идти, — вздохнул Мямлик.

— Куда идти?! — испугался Шустрик.

— Туда, наверх. А ну-ка, дети, подсадите жертву опытных полимерных разработок…

Даша удивлённо посмотрела на Андрейку, вместе они посмотрели на Мурзилку, а тот кивнул. С некоторых пор Мурзилка уяснил для себя полную физическую неуязвимость своего непростого помощника, только с виду казавшегося бестолковым.

Андрейка наклонился, и Даша, взявшая Мямлика за руку, вскарабкалась брату на плечи. Тот, хватаясь за рыхлые стены, осторожно выпрямился, и девочка смогла просунуть Мямлика в щёлку между корнями пня.

На полянке у края болота назревал нешуточный скандал. Серый обвинял кикимору и лешего в том, что они якобы нарочно отослали стаю к оврагу, а сами в это время изловили детишек и слопали на двоих, в две хари. Ему поддакивал Отморозок, рыжий подхалим, трусливый с сильными и жестокий со слабыми, который сам втайне мечтал сделаться вожаком. Отморозком его прозвали после того, как хвост его однажды примёрз к земле и его пришлось укоротить, словно какой-нибудь породистой собаке.

Услышав несправедливое обвинение, леший схватил себя за грудь и сел на свой пень, будто ему плохо и он уже ничего вокруг себя не видит. Кикимора же представила публике такой спектакль, что ей позавидовала бы любая заслуженная артистка.

— Слопали, говоришь… — прошептала она, гордо вскинув голову. — А вот это ты видел? А это, это ты видел?!

И она стала срывать с себя подбитые ватой сети и кружева, обнажая обтянутый серовато-зеленоватой кожей скелет.

— Что, Серый, похожа я на разъевшуюся городскую дамочку? Нет? Ну так что ж, ты видел мою нищету и мой позор. Ты видел голодный обморок этого старого лесного урода, — она кивнула в сторону лешего, который приоткрыл на неё удивлённый глаз. — А теперь, — кикимора подняла руку, — убирайся!

Закончив пронзительный монолог, она отвернулась.

Серый опустил морду и поплёлся прочь, а за ним потянулась вся стая.

— Слышь… Серый, — пристроился к вожаку старый одноглазый волк по прозвищу Кривой, к мнению которого всегда прислушивались. — Сожрать-то… они… не сожрали… Это… факт!.. Мясо они точно… не жрут… Но… только… спрятать могли…

Серый остановился, посмотрел на него, подумал и повернул назад.

А кикимора с лешим уже играли в ладушки, смеясь и приговаривая: «Обманули дурака! Обманули дурака!»

Увидев наконец, что волки вернулись и молча наблюдают за ними, оба как-то заметно расстроились, руки у них опустились, а физиономии вытянулись.

— Всё!.. врёшь! — рявкнул Серый. — Где?.. спрятали?!

Тут кикимора сообразила, что врать во второй раз не стоит. Волки стояли слишком близко и могли вмиг перекусить и её, и лешего пополам, не позволив ни крутануться, ни волосину вырвать.

— Хорошо-хорошо, Серенький, сейчас договоримся, — засуетилась кикимора. — Детки-то здесь, у нас! В надёжном месте спрятаны! Сами ни за что не найдёте. Детки хорошие, нежные, воспитанные.

Волки зарычали, пуская слюни.

— Только давай по-честному, по справедливости, а, Серенький? Давай услуга за услугу. Ты ведь по соседству, в северном лесу обитаешь? У вас там свои дела, свои порядки…

— Короче!.. — рявкнул волк.

— Короче, есть тут у нас один косолапый… ленивый такой, слабый. Надоел всем своими жалобами, сил нет — и то ему не нравится, и это… За лето набрал жирку, а теперь дрыхнет в своей берлоге. А мне, вот поверишь, Серенький, зимовать совсем негде! Продрогла вся насквозь! Согреться хочется, поспать вволю!..

— Короче!

— Так вот, Серый, мне бы только его из берлоги выгнать да подремать там до весны в тепле и сухости. Мне и кушать не надо, когда сплю, я так лягу…

— Ещё!.. короче!

— Прогоните Топтыгина, сожрите, а нам с лешим только шкуру оставьте. Мы себе меховые сапожки пошьём, да ещё на рукавички останется. Главное, Серенький, чтобы ноги были в тепле, а, верно? Это ведь только вас, красавцев, ноги кормят; у вас ноги сильные, здоровые, а нам свои в тепло надо кутать. Шкуру отдадите — сразу тут же детишек получите. Такой уговор.

Волки посовещались. Серый подошёл к кикиморе:

— Где?!

Леший и кикимора так рассудили: если волки Топтыгина завалят — хорошо, в лесу одним начальником меньше, и ещё шкура. Если медведь волков побьёт — ещё лучше, бандитам туда и дорога: с ними, беспредельщиками, одни проблемы. Только вряд ли, рассуждали они, Топтыгин отбиться сумеет — заспался, форму спортивную, как говорится, потерял…

И поплелись леший с кикиморой от этого места подальше — медвежью шкуру делить. Кому из них больший кусок причитается, а кому поменьше.

Глава тринадцатая
КОНЕЦ ВОЖАКА СТАИ

Мямлик постепенно замерзал. Сперва у него одеревенели ноги и он перестал переминаться с одной ноги на другую. Потом руки перестали слушаться, а затем и всё его туловище сделалось твёрдым, как булыжник. Только челюсти непрестанно, двигались по привычке, оттого и не замерзали. Решив, что пора действовать, он крикнул:

— Эй! Ты, чучело! Да-да, ты, с глупой мордой, как тебя там… Серый!

Впервые к вожаку обращались подобным образом. Серый медленно обернулся. Не ослышался ли он, не принял ли шум ветвей или бульканье болотных газов подо льдом за дерзкие, оскорбительные и невозможные слова, исходившие от этого странного маленького существа, похожего на раздувшегося лягушонка… Но и остальные волки смотрели на существо с изумлением — стало быть, и они слышали.

Чтобы не преувеличивать значение случившегося и не опускаться до разговора с какой-то неопознанной болотной мелочью, вожак просто подошёл к Мямлику и цапнул его зубами.

Существо показалось ему костлявым. Приподняв морду, волк слегка подбросил его и тренированным движением сомкнул пасть всей силой своих железных челюстей.

Раздался хруст. Все передние зубы Серого разлетелись в разные стороны, словно фарфоровые. Волк подумал, что в пасти у него взорвалась граната, сохранившаяся здесь, на болоте, со времён войны.

Затем, поняв, что это не граната и он остался жив, Серый поднял беззубую пасть на луну и завыл долго и протяжно — так, как не выл ещё на земле ни один волк.

Мямлик лежал в снегу целый и невредимый.

— Иные самоуверенно полагают, — заговорил он, — что им по зубам даже те субстанции, о сущности которых они не могут иметь ни малейшего понятия. И если бы они со столь же похвальным усердием попытался грызть, выражаясь фигурально, гранит науки…

Он не договорил. Потому что раздался рёв такой силы, что лёд на болоте треснул, а у волков подогнулись лапы. Это из берлоги показался медведь, которого Серый своим отчаянным воем разбудил в третий раз.

— Вот… он! — тявкнул Отморозок, решивший сразу сделаться вожаком. — Взять!.. Взять!.. косолапого!.. Рразорвать!..

А Серый поплёлся прочь, куда глаза глядят. Прибившись на другой день к деревушке, он стал попрошайничать. Пару раз его драли собаки, пару раз мужики колотили жердями. Но потом люди заметили, что он беззубый, и начали его подкармливать.

Характер Серого со временем разительно переменился. Он раскаялся в своём прошлом, полюбил кашу и размоченные в воде сухарики. Летом, стоило ему увидеть где-нибудь лягушку, как его тут же передёргивало, он тряс мордой, скулил и убегал, поджав хвост. Самое удивительное, что люди тоже прозвали его Серым.

Сон Топтыгина опять был прерван. И прерван на самом приятном, интригующем моменте его переглядываний и перемигиваний с медведицей в малиновых зарослях. Проснувшись от противного волчьего воя над самым ухом, увидев вместо малиновых зарослей унылую берлогу и ощутив голод и злость вперемежку с головной болью, Михал Михалыч понял, что уже никогда больше не заснёт. По крайней мере, пока не зашибёт кого-нибудь насмерть.

Миша вылез на снег, поднялся во весь рост на задние лапы, заслонив своей огромной головой диск полной луны, зарычал. Волки прижались брюхами к земле и стали отползать.

— Нас… много! — затявкал Отморозок, прятавшийся сзади. — Он… один!.. Окружай!..

Волки приподнялись и стали медленно обходить Топтыгина, смыкая кольцо.

Глава четырнадцатая
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ…

Мама и папа выбежали из дома Клотильды Марковны и опрометью бросились к проезжей части. Но машины такси были заняты, а другой транспорт вообще не появлялся. И несчастные родители отправились пешком через весь город. По пути они звонили домой из всех автоматов, но то ли со связью в эту праздничную ночь было что-то не в порядке, то ли дома никто не снимал трубку. Такая неопределённость бодрости родителям не прибавляла. Во всех окнах светились огоньки ёлочных гирлянд, доносились музыка, смех и радостные голоса. Только мама и папа были одни на пустынных улицах.

— Ноги моей больше не будет у Клотильды Марковны, — продолжал папа кипятиться. — Я уверен: она нарочно перевела часы и специально нас задерживала!

— Бабушка у нас, конечно, с некоторыми странностями, — отвечала мама.

— Хороши странности! Людей с такими странностями лучше всего от общества изолировать. Нет, теперь я это дело не оставлю. Пусть только попробует нам позвонить, я ей такое скажу… Я ей решительно выскажу всё, что о ней ду…

И в этот момент папа поскользнулся на присыпанной снегом накатанной ледяной дорожке. Мама не сумела его удержать, и папа как-то очень неудачно загремел на тротуар. Так плохо, что подвернул разом и стопу и коленку. Схватившись за ногу и не в силах подняться, он застонал.

Мама выбежала прямо на середину проезжей части, растопырила руки в стороны и твёрдо решила не пропустить мимо себя ни одного транспортного средства, даже если это будет троллейбус или пожарная машина.

По случайности, какие бывают только в новогоднюю ночь, первым же транспортным средством на дороге оказалось машиной «скорой помощи». Папу уложили на носилки и задвинули в салон. А мама тоже залезла внутрь и села с ним рядом.

— В больницу номер один! — приказал водителю главный врач.

— Нет-нет! Ни в коем случае! — запротестовал папа. — Срочно везите нас домой к нашим детям, иначе у меня будет ещё какой-нибудь сердечный инфаркт!

И мама тоже стала просить, чтобы их везли уж сразу домой, будь что будет.

Послушав родителей, главный врач согласился отвезти их домой и уже там, на месте, оказать папе скорую медицинскую помощь.

Глава пятнадцатая
РАЗГОВОР, КОТОРЫЙ ВСЁ МЕНЯЕТ

На телеграфную ленту редакции поступали сообщения одно тревожнее другого. Мастодонт Сидорович ходил по кабинету сам не свой. Он ерошил волосы, бормотал чепуху и разыскивал повсюду очки, которые были у него на носу. Книжные человечки ничего не знали о происходящем и уже веселились за стенкой в празднично убранном помещении библиотеки. Там был накрыт стол, который специально вырезали и склеили из картона. Мастодонт Сидорович, конечно же, не мог сесть или даже лечь к этому столу (последнее было бы просто неприлично), поэтому для него стояло в стороне нормальное большое кресло. В кабинет то и дело заглядывали, но Буквоедов махал руками и кричал: «Потом! Потом!»

Без четверти двенадцать он сел за письменный стол, обхватил голову руками и тихо произнёс:

— По-видимому, другого выхода у меня не осталось. Наверное, я оказался плохим руководителем.

Мастодонт Сидорович поднялся, причесал волосы, одёрнул на себе пиджак, поправил галстук, прокашлялся и снял телефонную трубку.

Куда и кому позвонил Мастодонт Сидорович, мы не знаем.

Насколько важным и значительным было это его волшебное начальство, мы вправе судить лишь по его трепетной позе во время разговора и по дрожанию его голоса. Мы только знаем, что, закончив разговор (а «наверху» были уже в курсе событий), Мастодонт Сидорович буквально упал в кресло и вытер платком взмокшее от волнения лицо. Затем он снял очки, откинул голову и прикрыл глаза. На его губах проступила чуть заметная улыбка.

Ему обещали уладить всё в ближайшие минуты.

Глава шестнадцатая
СХВАТКА

Поскуливая от страха, волки начали медленно обходить Топтыгина, зажимая его в кольцо. Михал Михалыч заревел от восторга: именно драки ему сейчас недоставало.

Волки присели и в нерешительности переглянулись.

— Он… один! Нас… много! — затявкал Отморозок. — Тонна… мяса!.. Тонна… жира!.. Дети… на сладкое!

Пока волки стояли в нерешительности, Топтыгин занял удобную для драки позицию — спиной к отвесной песчаной горке. Теперь никто не мог напасть на него сзади. Увидев, что волки струсили, медведь решил схитрить и сделал вид, что ему плохо. Он качнулся, закатил глаза и беспомощно заводил перед собой лапами.

— Всё!.. — радостно взвизгнул Отморозок. — Он… дохлый уже!.. Без понтов… завалим!..

И, решив завоевать себе авторитет одним махом, рыжий волчара бросился в атаку. Красиво и стремительно прыгнул он вверх… но внезапно и странно застыл в полёте. Это случилось потому, что медведь сделал чуть заметное движение лапами — такое, как хлопают в ладоши. Голова рыжего оказалась посередине. Топтыгин развёл лапы. На снег, будто пальто с вешалки, упало то, что осталось от Отморозка.

Ещё несколько игривых движений — и трое волков легли замертво, а другие разлетелись по снегу в разные стороны.

Шестеро оставшихся в живых были только слегка покалечены, но они уже почувствовали запах крови и потеряли страх.

Топтыгин начал разогреваться. Пока что он отделался потерей двух клочков шерсти и лёгкой царапиной на шее.

И тут случилось непредвиденное.

Едва оставшиеся волки бросились в свою, наверное, последнюю атаку, как вдруг на поле битвы невесть откуда выскочила пушистая собачонка. От удивления медведь легонько поддел её лапой… В тот же миг электрический разряд ударил его тысячей пылающих рогатин. Раздался треск, великан повалился грудью вперёд, придавив собою ещё троих.

«Пурга», а это была она, отлетела в сторону, ударилась о ствол дерева, упала и замерла. Из открывшегося люка высунулись перепуганные человечки.

Трое уцелевших волков бросились на беззащитного Топтыгина. Рыча и пуская слюни, они пытались разорвать на нём толстую шкуру.

Глава семнадцатая
ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

Внезапно всё изменилось, будто природа поменяла цвет. Снег и деревья стали розовыми и заискрились. В центре поляны закружилось облако снежной пыли, а когда оно опустилось, на поляне оказались Дед Мороз и Снегурочка.

И тут как будто старая-старая сказка началась.

— А ну, кто здесь детей малых обижает? — грозно вопросил Мороз. — Где Даша и Андрейка?!

Все замерли и будто онемели. Леший с кикиморой высунулись было из-за деревьев — побитые, ощипанные… Они всё медвежью шкуру делили. Посмотрели — да и на цыпочках снова в лес удалились.

А Мороз опять спрашивает, ещё громче:

— Где Даша и Андрейка?!!

— Да ведь они в яме сидят, — Снегурочка говорит. — Вон под той корягой. Их там леший с кикиморой от волков прячут. Хотят их навсегда в лесу оставить, для забавы.

Ударил Мороз своим сверкающим посохом по земле — и отвалился от ямы пень корявый. А Даша и Андрейка — тут как тут — стоят, на волков с опаской поглядывают. Снегурочка подошла к детишкам, обняла обоих за плечи, ласковым словом ободрила.

Дед Мороз на волков притопнул:

— А ну, пошли отсюда, псы шелудивые! И чтоб дорогу в эти места забыли!

И даже те волки, которых Топтыгин насмерть забил, вдруг ожили, поднялись и вместе с уцелевшими побежали прочь из чужого леса.

Медведь тем временем в себя пришёл, поднялся, почёсывается.

— Как здоровьице, Михал Михалыч? — улыбнулся Мороз, на него глядя.

— На здоровье пока не жалуюсь, Мороз Иваныч, — отвечал Топтыгин с достоинством. — Только праздник выдался мне не в радость.

— А что так?

— То шумят… то дерутся… Спать не дают. А у меня в это время сон самый сладкий, самый бодрящий. Как посплю, так потом и весь год проживу.

— Ничего, Михал Михалыч, мы эту беду поправим, — пообещал Мороз. — Ступай, косолапый, к себе в берлогу.

Полез медведь к себе в берлогу, а там — малины полным-полно. Крупной, сладкой — такой, что и летом в лесу не бывает. Начал он малину горстями есть да понемногу вперёд продвигаться. Только урчит себе от удовольствия да хвостиком снаружи виляет. Наконец и хвостик внутрь берлоги ушёл. Слизнул Топтыгин все ягоды до последней и спать на еловые ветки завалился. Захрапел от всего пуза, и снова сон у него пошёл тот самый, приятный, про медведицу… Снегири налетели, лаз в берлогу прикрыли еловыми веточками. Метелица крутанулась — снежком присыпала. Совсем тепло стало в берлоге.

Мурзилка с Шустриком затащили Мямлика в собаку, чтоб быстрее оттаивал.

— Что за чудо техники? — удивился Мороз.

— Это наша, — ответил Мурзилка. — Из проката. Мы на ней сюда приехали.

— Что же она валяется у вас будто неживая?

— Мы медведю помочь хотели, а вышло так, что его самого током дёрнуло.

— Поразительное недоразумение! Опаснейшее заблуждение! — подтвердил Шустрик.

— Ничего, сейчас недоразумения все, какие есть, разрешим, — пообещал Дед Мороз. — Собаку — в прокат!

И стукнул посохом по земле.

«Пурга» в тот же миг очутилась на прилавке у Аристарха Никифоровича Выдворянинова, исправная и даже вычищенная. Каждая деталька смазана, подрегулирована, затянута, а шёрстка будто ещё гуще сделалась, белее и шелковистее.

Аристарх Никифорович от её внезапного появления шампанским поперхнулся (у него как раз знакомый милиционер сидел, который на вокзале дежурил). Открыл дверцу — а в собаке два конверта. Ему — купон на скидку в мебельном салоне, а милиционеру — путёвка в дом отдыха, на три лица — с супругой и тёщей.

— Вам, — сказал Мороз, обращаясь к волшебным человечкам, — благодарность в приказе за решительные действия. Прямо сейчас редактор к стене кнопкой прикалывает. Не верите?..

И стукнул посохом второй раз.

Тут все трое очутились в празднично убранной библиотеке, а на стене — так и есть — приказ с благодарностью. Книжные человечки собрались, смотрят, читают. Героев увидели, зашумели, к столу повели угощать. Мямлика под руки взяли, потому что ноги у него ещё сильно заплетались.

— Ну а вы, — обратился Мороз Иваныч к Даше и Андрейке. — Домой хотите?

— Хотим, — пролепетали дети еле слышно. Снегурочка подошла к Деду Морозу и что-то шепнула на ухо.

— Так… — проговорил Дед Мороз, — нога, значит… Ничего, и это сейчас уладим. — А у детей спросил: — Какие хотите подарки?

Даша и Андрейка молчат.

— Ну! — говорит Мороз. — А то передумаю.

— Куклу с платьями, чтобы говорить умела, — прошептала Даша. — И к маме…

— Игру с погонями, — попросил Андрейка. — И чтобы тоже… домой.

Поцеловала Снегурочка обоих в щеки, ударил Дед Мороз посохом — и вот уже дети стоят возле дома, у самой парадной.

Глава восемнадцатая
СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ И НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

А за минуту до этого мама и папа примчались к дому на машине «скорой помощи». Главный врач сдержал своё обещание и не стал отвозить папу в больницу. Но теперь следовало доставить больного в его квартиру, чтобы оказать ему там скорую медицинскую помощь.

— Ой… — прошептала мама и схватилась за грудь. — У нас свет в окнах не горит!..

— Как не горит! — испугался папа и спрыгнул с носилок. — Нет, нет, ты, верно, не в те окна смотрела. Наши-то как раз все горят, полная иллюминация.

Мама посмотрела на папу, затем снова на окна и сказала удивлённо:

— Да, правда, теперь я вижу, что горят. А что, нога у тебя не болит больше?

Тут и врач, и санитар, и водитель, и сам папа поняли, что нога-то не болит уже.

— Позвольте, — сказал врач и засучил папе штанину. — Что же это?.. Только что вот здесь и ещё вот здесь имели место очень даже заметные опухоли. И я собирался вправить вам вывихи, а затем наложить на больные места тугие повязки. Но теперь я не вижу никакого смысла вас лечить. Тем более что к нам сию минуту поступил срочный вызов о том, что на соседней улице гражданка в результате чьей-то шутки выпила уксус и ей сделалось плохо.

Сказав это, врач сел в кабину, санитар задвинул на место носилки, и машина укатила.

А у парадной закружил снежный вихрь. Снег ссыпался, и на ступеньках подъезда остались Даша и Андрейка. Родители бросились к своим детям, обняли их, расцеловали и все вместе поспешили домой.

— Что же вы на улице стояли?..

— А мы вас специально встречать вышли, — сказал Андрейка и покраснел.

Когда вошли в квартиру, так и ахнули: в большой комнате стол накрыт. Ёлка — та самая, которую в лесу бросили, огнями сверкает. А под ёлкой — подарки. Кукла, совсем как живая, говорит что-то. На экране новенького компьютера — самая навороченная игра с погонями.

— Господи боже мой, дети! — всплеснула мама руками. — Ёлка-то откуда? И подарки?..

— Из леса, от Деда Мороза, — сказала Даша и тоже почему-то покраснела.

Деньги, из-за которых всё началось, она в носке нашла, когда ботинок стала снимать. Бумажка, оказывается, провалилась через дырку в кармане. Даша быстренько её обратно в ящик положила.

Едва сели за стол — часы начали бить двенадцать. Тут все друг друга расцеловали и ещё «ура!» успели крикнуть.

Мастодонт Сидорович Буквоедов вышел на работу после праздников только четырнадцатого числа. Очки свои он где-то, по всей видимости, потерял или разбил, потому что на нём теперь были другие, с дымчатыми стёклами. Для второго выпуска «Книжной правды» у него на редакторском столе накопилось множество всевозможных материалов. Был и так называемый «гвоздь» номера — мурзилкина передовица о новогодних приключениях. Редактор сел за стол, вооружился синим карандашом и погрузился в чтение. Он то улыбался, то хмурился, то хмыкал, то делал настороженное лицо. И всё время что-то подчёркивал и ставил на полях понятные только ему и наборщице закорючки.

Закончив чтение, нажал на кнопку и распорядился:

— Пригласите ко мне репортёра Мурзилку, а также стажёров Шустрика и Мямлика.

— Сию минуту, Мастодонт Сидорович, — пропела лисичка-секретарша.

Редактор приоткрыл дверь и сел на своё место за столом. На ковре появились наши герои.

— На этот раз вы были ещё более неосмотрительны, — произнёс редактор с непроницаемым видом. — Вы проехали свою станцию…

— Они сами… привязались! — вспыхнул Шустрик.

— Вам следовало спрятаться в тамбуре или перейти в другой вагон.

— Учтём на будущее, — согласился Мурзилка, отметив замечание редактора в своём блокноте.

— Затем вы довольно быстро и успешно продвигались по следу… До тех пор, пока глупейшим образом не угодили в ту же самую западню, из которой вам следовало вытащить девочку и мальчика.

Мурзилка от стыда вжал голову в плечи, а Шустрик развернул свою на сто восемьдесят градусов, затылком к редактору, полагая, что таким образом спрятался от его сурового взгляда.

— Товарищ Шустрик, прекратите паясничать, — сказал Буквоедов.

Шустрик повернул голову на место.

— Кстати, мне рекомендовали вас как способного механика и электронщика.

Шустрик насторожился, не понимая, к чему клонит редактор.

— Однако вы не справились с управлением и выбрались из ямы значительно позже, чем могли это сделать. Затем, вместо того чтобы обратить в бегство волков, вы приблизились на недопустимо близкое расстояние к медведю, нашему союзнику.

— Был потрясён, изумлён, растерян, — виновато покаялся Шустрик.

— Товарищ Мямлик, — редактор вышел из-за стола, наклонился и протянул герою указательный палец, — вы были неподражаемы. Именно ваш изобретательный поступок стал в этом деле решающим.

Мямлик пожал палец и проговорил:

— Не все могут быть столь же физически совершенны, сколь и сообразительны…

Даже не пытаясь разбираться в том, что говорит Мямлик, редактор вернулся на своё место.

— И последнее. Учитывая вашу удивительную взаимодополняемость, невероятную везучесть и редкую способность доводить до конца самое гиблое дело, я официально открываю в нашей газете Отдел репортёрских расследований. Не скрою: работа предстоит опасная, и вы вправе отказаться.

Герои гордо промолчали.

— Отлично, — сказал Буквоедов. — Я вижу, что вы настроены по-боевому. Начальником отдела назначаю репортёра Мурзилку. Его заместителями — стажёров Шустрика и Мямлика. Приказ уже согласован.

— Служу родному сказочному отечеству! — восторженно отрапортовал Шустрик, отдав честь по-военному.

Мурзилка и Мямлик тоже неуверенно повертели руками возле ушей, потом все трое вышли.

Редактор закрыл за ними дверь и сел писать приказ.