Президент лишается дара речи.
Пятница, 2 сентября, 36 часов до конца света
Полуденный перезвон на башне Кремля согнал с подоконника любопытную ворону, которой Владилен Казимирович что-то говорил через стекло на протяжении последних десяти минут. На его рабочем столе стояла начатая бутылка коньяка, в руке он сжимал стакан. «Разлука ты, разлука, родная сторона...» — хрипло напевал он про себя тоскливую мелодию, которая сегодня крутилась у него в голове особенно назойливо.— «Никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля...»
Из потайной дверцы в кабинет просунулась голова Рубцова.
— Разрешите, Владилен Казимирович?..
— Лёха, Лёха, что же мне так плохо... Чего нарыл, кого топить будешь?
— Известие от Хромова, помощника Коршунова.
— Не рано ли ты под Коршунова копаешь, Лёха? Валяй, говори, только я всерьёз слушать не буду.
— Это как вам угодно. Этой ночью Хромову удалось проникнуть в сверхсекретное помещение, комнату, примыкающую непосредственно к кабинету Феликса Петровича.
— Ну и что там? Женщины? Голые мальчики? Растерзанные трупы? Я же говорю — глупости. Зелёный ты ещё, чтобы в запертые комнаты нос совать... Подойди, подойди сюда, дай-ка я тебя за нос...
— Двадцать шесть степеней защиты. Не многовато для растерзанных мальчиков? Человек Хромова расшифровывал их на протяжении полутора лет.
— Юноша, вы меня заинтриговали.
Рубцов понизил голос:
— Подземный город. Тоннель заканчивается недалеко от финской границы в залегающих на глубине нескольких километров скальных породах.
— Как же он дотуда докопался? Вот идиот!
— Гораздо важнее то, чем занимается Коршунов в этом бункере.
Змий схватился за сердце:
— Неужели онанизмом... В особо извращённой форме...
— Они занимаются проблемой бессмертия.
— Что?!!
— Бессмертия.
— Кто?..
— Миша Альтшуллер, тот самый гений, которого Феликс Петрович выкрал из ВПК...
Лишившись дара речи, Президент несколько раз ударил обоими кулаками по столу, разбил стакан и, обессиленный, откинулся в кресле.
Как Феликс Петрович воскликнул «Что?!!»
одновременно с Президентом
В полдень того же дня Коршунов вышел на связь с Городом.
— А, Феликс Петрович, доброе утро,— приветствовал его Альтшуллер.— Вы знаете, к вам кто-то залезал сегодня ночью.
— Да,— глухо ответил Коршунов,— я знаю.
Именно сейчас Хромов наблюдал, как выжигают глаза и рвут плоть у его жены и детей. Когда он терял сознание, врач делал ему укол, и пытка возобновлялась. Он давно сказал всё, что знал, и теперь нёс ахинею.
— Что будете делать?
— Твоё мнение?
— Пообещайте ему бессмертие в обмен на Бомбу.
— Что?!! — Коршунов вдруг понял, что в этой фразе, как в кощеевом яйце, заключены его жизнь и его бессмертие. И этот возглас по совпадению прозвучал в унисон с таким же возгласом Президента, находившегося в Кремле.
— Можете радоваться, кое-что получилось.
— Это сложно?.. Необходима операция?..— Коршунов вдруг начал задыхаться.
— Нет, просто внутримышечная инъекция. Один укол в вашу...
— Еду!..
Уже в следующую минуту, дрожа от нетерпения, он вскочил в вагонетку и выставил максимальную скорость. К чёрту кодирование, закодировать сумасшедшего не так просто, ошибка может быть роковой. Посулить бессмертие, закрыть проект «ОС», заманить старого борова в Город и прикончить.
После этого можно смыться за кордон или настроить «Маяк» на его, Коршунова, абсолютную власть. Да, пожалуй, лучше остаться. Постепенные послабления, частная собственность, благодарный и послушный народ... Власть и бессмертие, бессмертие и власть. Не это ли есть сущность вечного земного блаженства?..
Коршунов обретает бессмертие
— Где?..— выдохнул Коршунов с порога.
— Вы уже здесь? — удивился Альтшуллер.— Понимаете, есть небольшая заминка: препарат действует только на блондинов с голубыми глазами и...
Сопя как паровоз, Коршунов вынул пистолет, взвёл курок и приставил дуло к виску изобретателя.
— Где?..
— Вы с ума сошли, я пошутил!
— А я не шучу.
— Берите, берите, вон там, на столе! Раствор в пробирке!
Коршунов взял пробирку и шприц.
— Сколько?
— Четыре кубика.
Коршунов отмерил.
— Себе.
Перепуганный Альтшуллер засучил рукав и уколол себя в плечо. Только после этого Коршунов спрятал пистолет и позволил изобретателю уколоть себя.
— Миша, ну зачем, зачем вы так долго водили меня за нос? — почти нараспев заговорил Феликс Петрович, опьянённый свершившимся событием.
— Должен сообщить вам, что, сразу после вашего ухода, введу себе раствор, нейтрализующий этот препарат.
— А почему? Что такое?
— Я верующий человек и не хочу бессмертия плоти.
— Но ведь вы вкололи препарат своей собаке.
— Это мой грешок. Исправлю, едва замечу с собакой неладное.
— Вздор, метафизика. Кстати, проинструктируйте меня, как пользоваться этим препаратом в дальнейшем.
— Он вам больше не понадобится. Организм программируется на омоложение и бессмертие одной дозой.
— А вы, Миша, вы тоже начнёте молодеть, если оставите как есть?
— Нет, я ещё буду взрослеть. Я ещё не достиг оптимального биологического возраста.
— Когда я замечу действие препарата?
— Через пару часов можете начинать смотреться в зеркало.
— Вы шутите?
— Нет, я не шучу.
— Какой восторг! Миша, дайте я вас расцелую... Пойдёмте в ресторан, выпьем шампанского.
— Идите к чёрту.
— Ладно, ладно. Я на вас больше не обижаюсь. Выходите на связь с Президентом и предложите ему мои условия. И пригласите его в Город. Скажите, что я простроил бункер ему в подарок. Приготовим цианид и как-нибудь подменим шприц старому дуралею... — хитро подмигнул Коршунов.— Ха-ха-ха!
— Дайте мне Петрова.
— Петрова?.. Ах, этого, берите. Разве вы знакомы?
— Матмех, восемьдесят второй год. Я на первом, он — на четвёртом.
— Понимаю, понимаю, альма матерь. Он мне ещё понадобится. Потом, после.
В центре Асфоделового луга Феликс Петрович развёл руки и вдохнул полной грудью струившийся из зелёной галереи свежий воздух. Заметив стоявшего неподалёку интенданта, сказал:
— Эй, как тебя... Окунь. Распорядитесь приготовить мои апартаменты. Я задержусь здесь на сутки... или на двое. И распорядитесь насчёт обеда. Так, повеселей, поторжественней — ну, как будто у меня день рождения. Ву компроне?
— Феликс Петрович... Товарищ командующий городом... — зашёлся Окунь от трепетного восторга.— Не сомневайтесь...
| 
