Часть третья
ПОЧТИ РОК-Н-РОЛЛ
Глава первая
ЦАРЬ РУССКОГО РОКА
Окна небольшой мансарды на улице Софьи Перовской разрисовали морозные узоры. Вылезшее из-за домов солнце вдруг их разом осветило, и лучи засверкали по православным образам, китайскими божками, красочным иллюстрациям из «Бхагавадгиты» и шитой серебряным арабским узором иудейской кипе на голове хозяина.
Царь русского рока открыл глаза.
Пятеро наложниц, жён его солдат-музыкантов, тут же стали молиться и плакать от счастья и окуривать своего господина благовониями. От курений над головою его высветилось загадочное облачко в форме бублика.
Царь опустил ноги в тазик с подогретой водой, в которой плавали лепестки роз. Наложницы принялись омывать ему ноги, затем обтёрли насухо мягкими полотенцами, затем, отталкивая друг дружку и припав к тазику, выпили всю воду до последней капли.
БГ ступил в туфли с загнутыми носами и поднялся. По обычаю древних шумеров он не носил нижнего белья, и при виде его мужских достоинств наложницы издали вздох восхищения. На плечи его набросили подбитую горностаем алую атласную мантию, и он вышел из спальни в приёмную, служившую также по необходимости коммунальной кухней.
А здесь уже выстроились в ряд его верные солдаты-музыканты, бойцы рок-н-ролльного фронта. Маленький шут-арапчонок по прозвищу Африка закувыркался под ногами, и легонько дёрнул, ущипнул господина за крайнюю плоть, дабы вызвать улыбку на его лице. БГ потрепал Африку по жёстким кудряшкам, наклонился и с улыбкой что-то шепнул ему на ухо. Арапчонок засмеялся, захлопал в ладоши и закувыркался по ковру пуще прежнего.
Лейтенант Сева Гаккель, повернулся на каблуках и, шагнув строевым шагом, поднёс царю блюдо с поросёнком, обложенным кашей, пареной репой и черносливом. А на столе уже полно всего — и розетки с икрой, и гренки, и яйца всмятку в серебряных рюмочках. БГ кивнул, сел за стол и принялся неторопливо есть, пробуя понемногу то, и другое, и бросая кусочки под стол. Там, под столом, резвился неугомонный арапчонок. То он рычал и хватал царя зубами за перстни, то подставлял ему кучеряшки, чтоб царь жирные пальцы об них вытер.
В эти дни БГ жил по религии туземцев острова Туканака, позволявшей разговляться после длительного зимнего поста, во время которого несчастные аборигены питались исключительно сухими колючками. По счастью, в тот тяжёлый период поедания колючек царь молился идолам острова Накатука, находившемся в противоположном полушарии. А эти идолы предписывали до наступления весны есть мясо, даже, по возможности, человеческое. Но БГ не стал есть человеческого мяса, хотя имел на это полное право. Великодушие и аскетизм царя вызывали потоки слёз умиления у его паствы.
Отведав понемногу того, другого, третьего и утерев рот вышитой салфеткой, царь поднялся из-за стола. Поблагодарил солдат за верную службу, вернулся в спальню, принял из рук индийского друга туго забитую травами раскуренную папиросу. Густо запахло ароматами неспешного Востока, приглушённо заиграл ситар. Солдаты и наложницы прикрыли дверь и тоже сели завтракать. А там ещё много было. Смели в полторы минуты, посуду вымыли, прибрались. Тоже прилегли подремать где придётся. На какое-то время сделалось тихо.
В расположенной под самой крышей дома коммунальной квартире были прописаны ещё несколько семей. Но они нарочно жили в других коммунальных квартирах, снимая там комнаты. А двери их собственных комнат были заколочены досками, потому что они, осознав в полной мере величие своего случайного соседа, совершенно добровольно съехали, чтобы, однажды попавшись ему на глаза, не смутить его своим дурацким видом.
Часа в два БГ снова вышел, выпил кофию, прогнал всех на улицу, прилёг на кровать с гитарой, в задумчивости тихонько пощипал струны. В это время он писал новую гениальную песню. Эти песни сами собой рождались в его воображении, не требуя темы или вообще какого-либо напряжения мысли. Килограммы переводной самиздатовской белиберды, прочитанной в юности, на всю жизнь одарили его неповторимым поэтическим лексиконом. И музыка была прекрасна; не без цитат, конечно, но всё-таки больше оригинальная. Музыка цеплялась за слова, слова за музыку — и рождалась новая песня. И он видел, чувствовал, что она тоже хороша.
Втайне он никак не мог понять: откуда это берётся? По идее, вдохновение посылается свыше… Но ведь ещё выше, выше него уже совсем никого не может быть… Уж наверное, не деревянные идолы с какого-нибудь людоедского острова сочиняли за него эти прекрасные песни. Он читал Тору, Библию, Дзен, Коран, Конфуция, Боба Дилана и Владимира Шинкарёва, но не находил ответа на мучивший вопрос. Может быть, он сам сочинял их для себя? Но этого не может быть. Почему же тогда он сам не понимает их грёбанного смысла!
До четырёх — неспешная прогулка по Невскому в окружении рок-н-ролльного войска и в сопровождении толпы зевак. Обед в американском консульстве, непринуждённая беседа на английском о творчестве Кизи, Вульфа, Керуака. Свечи. Официант во фраке и белых перчатках. «Гарсон No 2» — незаметно помечает БГ на салфетке. Коллекционное виски, сигара, акустическое джазовое трио на маленькой эстраде.
На улице его терпеливо ждут. Стемнело, мороз. Кости ломит от холода. Исподтишка в который раз пускают по кругу нагретую под одеждой бутылку «Каберне» — собрали только один рубль шестьдесят пять копеек на вино и двадцать две копейки на папиросы.
Но вот он вышел — весёлый, разгорячённый. И солдаты тоже повеселели. Сели в трамвай, поехали обратно домой.
А дома уже гости сидят: митьки с портвейном. На столе плавленые сырки, хлеб толстыми ломтями и шпротный паштет. Теперь правила совсем другие. Всем предписывается орать, хохмить, петь, перебивать, травить анекдоты. Митьки хлещут портвейн стаканами, хохочут басом так, что стёкла звенят, разворачивают рулоны, дарят «Борисушке» свои нехитрые картины с ужасно смешными комментариями.
Хозяин улыбается, тоже выпивает со всеми: едва руку под стол опускает, сидящий в ногах арапчонок — хлоп — портвейн за него залпом заглатывает, а в стакан льёт лёгкий абрикосовый крюшон на коньяке. Царь не запойный, разборчивый, во всём знает меру. Другие-то потом, со временем, совсем завязали, чтобы в живых остаться, а он так и пьёт понемногу, когда захочет, в меру, для здоровья и удовольствия.
Ровно в восемь пьяных митьков прогнали; пора на концерт ехать. Возле парадной уже автобус стоит, в автобусе солдаты рок-н-ролла репетируют. А ему репетировать не надо: что репетировать, если он сам всё придумал. Даже если петуха или поперёк сыграть — может оно так и надо.
Большой зал ДК имени тов. Крупского. «Кино», молодая группа, публику разогревает. БГ уже знает, что Цой талантливый, что за ним будущее, но публика ещё не врубается. Скучают, посвистывают, ходят табунами в буфет и обратно.
Но вот ему пора. Всё настроили, бойцы-музыканты на сцене, толпа ревёт. Вышел во всём блестящем, прожектора ударили по тёмным очкам, гитара зазвенела, бёдра завихляли, голос полился.
Слух не безупречный, так себе, как у всех. Но голос особенный, с лёгкой вибрацией, козлинкой; не то, чтобы совсем Марк Болан, а скорее чувственный баритон. И публика это понимает, отзывается на талант артиста. «Я констатирую факт… — поёт БГ, — козлы!!»
Публика орёт в счастливом исступлении, тянет пальцы к кумиру. А колонки всё равно не перекричать.
Забойных хитов не так много, всё больше лирика, многословная, многозначительная. При большом таланте её сочинять легко, струны сами поют, слова сплетаются… Но после трёх-четырёх лирических одна непременно должна быть забойная, иначе заскучают. На концерт приходят ради тусни, поорать. А послушать можно и дома. А он приходит, чтобы напитаться ими. А иначе, без подпитки, какое творчество?
Больше часа прошло. Вот он уже и насытился. Вполне. Устал даже. Два выхода на бис. Они тоже выдохлись. Надо расстаться. Пока! Спасибо! Двумя руками — воздушный поцелуй.
Толпа бежит за автобусом, тянет тысячу рук. Дешёвенькое белое сухое понемногу, прямо из горлышка, сигарета. Демократично.
О, как он устал. Блестящий костюм совсем промок. На последний этаж двое несут его на руках.
Все вон. И ты тоже, нигер.
Наложницы раздевают, ведут в ванную, под душ. Омывают тело ладошками, намыленными душистым, набрасывают халат, ведут в спальню. Лёгкий эротический массаж, немного секса, чтобы снять напряжение. Да, пальцем хорошо. Глубже. Ещё, ещё. Так!.. О-о!!!
Всё. Теперь хорошо. Всё, всё, пошли, брысь. Теперь можно спать… Хррр…
|
