Глава пятая
ЗАСТОЯВШЕЕСЯ ВИНО И НОВЫЕ МЕХА
В первых числах марта Гусева вызвонили на халтуру с «Аквариумом».
Студия запрятана в вырытом солдатами рока погребе под Дворцом пионеров. Днём специальный агент рок-н-ролла Андрей Тропилло ведёт там кружок звукозаписи, а вечером все скидываются на бутылку сторожу и перетаскивают аппаратуру в подполье. Начинается запись звука на огромные студийные бобины.
Записывают едва проклюнувшийся «День Серебра». Слова, музыка дописываются на ходу. Но Гусеву не надо ничего объяснять, у него клавишные партии отскакивают от зубов. Он играет, как ему кажется самому, не хуже Курёхина. Разве что, местами, тремоло не так быстро.
— Хорошо стал играть, — повернувшись к нему, заметил Тропилло.
Но комплимент Гусева не обрадовал; странно как-то сказал, удивлённо, что ли. Наверное, он всё-таки хотел сказать «по-другому стал играть». И музыканты поглядывают неодобрительно. Хорошо играть можно по разному. То, что годится для «Виртуозов Москвы», для «Аквариума» не катит. Звук должен рождаться на лету, упоительно, круто, завораживающе, иначе слушателя не вставляет.
— Что сыграем? — БГ смотрит на музыкантов.
— Это… «Иван-чай» хорошая песня, — влезает Гусев на свою голову.
Блин, она ещё не написана.
— То есть, эта… — (Вспоминай 84-й, идиот!) — «Два — двенадцать — восемьдесят пять — ноль шесть»! Тоже хорошая песня, бодрая…
Пауза.
Ё-моё, прямо в названии дата — восемьдесят пятый, декабрь! Сын, что-ли, родился… Его ещё и в проекте нет. Да, точно, альбом называется «Дети Декабря», опять прокололся. БГ смотрит нехорошо, пристально.
— «Сны о чём-то большем»! — опять не угадал?..
В голове мелькнуло. Не успел понять, что именно. Подумаешь, царь русского рока… Что же это было?..
— «Пока не начался джаз», — командует БГ, и Гусев едва успевает догнать свою партию.
Под утро расходятся недовольные. Командир сказал, что придётся писать всё заново. Легко догадаться, что Гусева не позовут. Будут дожидаться Курёхина. Пару остановок в метро по пути с басистом.
— Слушай, Фан, почему такая лажа, почему он недоволен?
— Не знаю… — Фан выкручивается, — ну ты как-то странно играешь. Так, чересчур…
— Чересчур хорошо или плохо?
— Хорошо, хорошо.
Фан мучительно ждёт своей остановки.
— Лучше Курёхина, что ли?
Фан припёрт к стенке, надо отвечать.
— Как «лучше-хуже»? По другому. Ну вот в прошлый раз ты играл как, допустим, Петя Подгородецкий.
— Это же круто.
— Это круто… А сегодня — вроде как ещё лучше. Как…
— Ну я понял примерно. Как Ливон Аганезов.
— Как старый еврей-виртуоз на свадьбе, — решился сказать правду Фан, потому что подъехали к его станции.
— Спасибо за откровенность…
— Не переживай, старик!
Осторожно, двери закрываются. Старик…
Нет, он не старик, он это докажет. Особенно этому… зазнавшемуся царю русского рока. Даже разговаривать не захотел, как будто не человек, а музыкальный автомат. С Курёхиным он так себя не поведёт. Тот вроде как кардинал, БГ его ещё и боится. А Гусева, или как там его, можно надкусить и выбросить. А плод — да-да! — может оказаться весьма ядовитым!
В голове опять мелькнуло что-то яркое, приятно удивившее, но всё ещё неопознанное. Гусев замер и напрягся. Но тут электричка подъехала к его станции.
| 
