Бабушка и внук

DjVu

      Камень
     
      — Ах, ты драться?
      Вовка нагнулся и набрал полную пригоршню мелких камешков.
      — Вот тебе! Вот тебе!
      — Серёжку бьют! Спасай Серёжку! — закричал Петя и бросил в Вовку старой рукавицей, подобранной около забора. Рукавица была мокрая и очень грязная.
      Серёжа захохотал, вскочил на мусорный ящик и показал Вовке язык:
      — Так тебе и надо, жирафа длинная!
      „Жирафой“ дразнили Вовку девчонки в школе. Но чтобы Сергей, его лучший друг… у Вовки потемнело в глазах.
      Он поднял с земли большой камень, обломок кирпича, и изо всей силы бросил в кривляющегося на ящике Серёжку. Тот ловко присел, камень просвистел над его головой и упал на соседнем дворе. За забором раздалось коротенькое „ай!“, потом послышался детский плач и крик: „Мама!“
      Сергей заглянул через забор и спрыгнул с ящика.
      — Голову девчонке прошиб. К матери побежала. Тикай, ребята!
      Сергей и Петя убежали.
      Первым движением Вовки было удирать. Он даже сделал несколько шагов к дому, но остановился.
      „Прошиб голову девчонке…“ Да, камень был тяжёлый и острый.
      Вовка прислушался. За забором стало очень тихо. Он влез на ящик и посмотрел на соседний двор.
      Кучка жёлтого песка с натыканными в неё веточками, брошенный совок и ведёрко… В стороне, на скамейке около двухэтажного дома, сидела маленькая девочка, обхватив руками голову.
      На белой шапочке — большое тёмное пятно.
      Одним прыжком Вовка перемахнул через забор.
      — А ну покажи, что у тебя с головой!
      Она посмотрела на него снизу вверх заплаканными глазами, отняла руки от головы и испуганно всхлипнула, увидав кровь на своих ладонях.
      Вовка осторожно приподнял шапку. На затылке была большая шишка, светлые волосёнки слиплись от крови.
      У Вовки задрожали руки.
      — Вот что, малыш, — начал он, стараясь овладеть собой, — как тебя зовут?
      — Наташа, — пропищала девочка.
      — Вот что, Наташа: я тебя к твоей маме отведу. Она тебе головку обмоет и завяжет.
      — Мама вернётся только в пять часов, и папа тоже, — жалобно проговорила Наташа, — а бабушка ушла в магазин. Я побежала домой, а потом вспомнила, что у нас никого дома нету… и уже больше не побежала…
      Вовка огляделся кругом. Во дворе никого не было видно.
      — Знаешь что? — сказал он. — Моей мамы тоже нет дома. Пойдём с тобой прямо в поликлинику. Это очень близко. Там тебе и промоют и завяжут… Платок у тебя есть?
      Он вынул было свой, но сейчас же сунул его обратно.
      Наташа протянула ему платок. Вовка вытер ей лицо и руки.
      — Ну, пошли…
      Наташа доверчиво вложила свою ручонку в его руку.
      — Может быть, тебе трудно идти? Понести тебя? Тебя не тошнит? Голова не кружится?
      Вовка вспомнил, что так спрашивала мама, когда он упал с сарая и ушиб себе голову.
      — Не тошнит. Я пойду сама.
      В поликлинике длинная очередь стояла перед окошком. Наташа оробела и сжала Вовкину руку.
      — Здесь записываются на приём к хирургу? — спросил Вовка.
      — Здесь. Стань, мальчик, в очередь.
      — Я попрошу записать ребёнка вне очереди. Несчастный случай. У девочки пробита голова.
      Стоявшие в очереди посмотрели на них, посторонились; сестра сунула Вовке талон.
      Они прошли по белому коридору и остановились около хирургического кабинета.
      — Товарищи, эту девочку вне очереди на перевязку, — сказал Вовка сидевшим около двери.
      — Следующий! — сказала сестра.
      Вовка подтолкнул Наташу, они вошли.
      У раковины стояла высокая тётя в белом халате и мыла руки.
      — Что у тебя, мальчик? — спросила она.
      — Хирургический случай, — сказал Вовка. — Девочке камень попал в голову. Очень много крови. Дома у неё никого нет, я привёл прямо к вам.
      Сестра посадила Наташу на стул, ловко подстригла волосы.
      Высокая тётя вытерла руки и стала трогать пальцами около ушибленного места:
      — Здесь больно? А здесь больно? А так?
      Наташа молчала.
      — И здесь, девочка, не больно?
      То же молчание. Вовка увидел, что углы губ у Наташи дрожат и опускаются всё ниже и ниже.
      — Ей больно, — сказал он, — только она терпит. Ведь тебе больно, Наташа?
      — Оч-чень больно, — прошептала девочка сквозь стиснутые зубы.
      — Ах ты, героиня какая! — улыбнулась докторша. — Ты говори, если больно, я же мучить тебя не хочу.
      Сестра забинтовала легко и плотно, получилось как белая шапочка или шлем.
      — Рвоты не было? Голова не кружилась? — спрашивала докторша.
      — Нет, — ответил Вовка солидно, — её не тошнило, сотрясения мозга нет.
      Докторша опять улыбнулась и стала что-то быстро писать у себя в большой разлинованной тетради.
      — Сестрёнка твоя? — спросила она.
      — Соседка. У неё дома никого не было, я и привёл.
      — Мама придёт в пять часов, — прошептала Наташа чуть слышно, — а бабушка ушла в магазин.
      — Так ты, соседушка, — сказала докторша, — отведи её домой и скажи её маме, чтобы дня два её в кровати подержали. После выходного пусть приведут на перевязку. Если будет тошнота или голова сильно будет болеть, обязательно пусть покажут невропатологу. Да ты знаешь, кто такой невропатолог?
      — Конечно, знаю, — обиженно ответил Вовка. — Который нервы лечит.
      — Ну, прощайте, ребятки!.. Молодец, девочка! Герой! И сосед у тебя хороший.
      Вовка опять взял Наташу за руку:
      — До свидания!
      Они вышли.
      Когда они подходили к воротам Наташиного дома, из калитки выбежала женщина с испуганным лицом.
      — Мама! — крикнула девочка, бросаясь к ней.
      — Что это у тебя? Что у тебя с головой? Где ты была?
      — В меня из-за забора камень попал, а этот мальчик водил меня к доктору.
      Мама схватила Наташу на руки. Наташа уткнулась ей в плечо и расплакалась навзрыд, как будто она никогда не была героем.
      С другого конца двора к ним бежал Наташин папа, а из окна смотрела бабушка.
      — Нашлась! Нашлась!
      — Заходи, мальчик! Как тебя зовут? Спасибо тебе, голубчик!.. Заходи, расскажешь, что сказал доктор.
      Наташу уложили на диван, Вовку усадили в кресло и расспрашивали наперебой.
      — После выходного прийти на перевязку. Если будет тошнить или голова очень болеть, показать невро… нерво… нервопатологу. Но это так, на всякий случай. А в общем — неопасно. Шишка большая и ссадина.
      Папа похлопал Вовку по плечу:
      — Спасибо, спасибо, товарищ Вова!
      — Но как же это вышло? — спросила бабушка. — У нас такой тихий двор, всегда спокойно её оставляю.
      — Из-за забора бросили камень, а этот мальчик меня увидел.
      — Поблагодари мальчика, детка, — сказала мама. — Смотри, какой добрый мальчик!
      — Спасибо, Вова, — сказала Наташа.
      У Вовки защекотало в носу.
      — Вот ты, мама, всё время на ребят нападаешь, — повернулся к бабушке папа, — ты говоришь, что ребята растут грубыми, хулиганят, дерутся. Вот перед тобой мальчик, школьник, пионер, который недаром носит красный галстук. Увидел девочку в беде, догадался, что нужно сделать, помог ей.
      Бабушка покачала головой.
      — Тот хулиган, который бросил в неё камень, тоже небось был с пионерским галстуком, — сказала она. — Удрал себе преспокойно и оставил бедную девочку всю в крови.
      — Да будет вам! — вступилась мама. — Вечно спорят.
      Вовка поднялся с кресла и стал прощаться, ни на кого не глядя. Лицо его пылало.
      Его благодарили. Наташин папа приглашал его заходить, обещал показать интересные книжки.
      Глаза девочки ласково блеснули из-под белых бинтов:
      — Приходи, Вова!
      Вовка вышел на улицу. Он шёл медленно, засунув руки в карманы и опустив голову. Подойдя к своим воротам, остановился. Постоял, наматывая на палец кончик красного галстука. Потом аккуратно разгладил его.
      Нет, уйти, так невозможно!
      Вовка круто повернулся и снова зашагал к Наташиному дому. Целую минуту, а может быть и больше, простоял он около двери.
      Наконец позвонил. Ему открыл папа.
      — Вова! Забыл что-нибудь?
      Вовка вошёл в переднюю.
      В раскрытую дверь Наташиной комнаты он увидел, как бабушка поливает цветы у окна. Один горшочек взяла в руки и разглядывает, надев очки… Круглый зелёный кактус похож на маленького сердитого ежа.
      Вовка откашлялся и заговорил не своим каким-то, тонким и хриплым голосом:
      — Скажите ей, — он показал в сторону окна, — скажите ей, что камень через забор бросил я… нечаянно попал в вашу Наташу, но не удрал никуда…
      Голос его сорвался.
      Вовка метнулся к двери, чувствуя, что слёзы близко. Папа остановил его за плечи, повернул к себе лицом и крепко, по-мужски, сжал ему руку.
      А бабушка улыбнулась своему кактусу, и даже из передней было видно, что лицо у неё стало совсем доброе.
     
      Саша-дразнилка
     
      Саша очень любил дразнить свою сестрёнку. Ляля обижалась и плакала.
      — О чём ты плачешь, Лялечка? — спрашивал папа.
      — Меня Саша дразнит!
      — Ну и пусть дразнит. А ты не дразнись.
      Было очень трудно не дразниться, но один раз Ляля попробовала, и вот что из этого вышло.
      Ребята сидели за столом и завтракали.
      — Вот я сейчас поем, — начал Саша, — и твою куклу за ноги к люстре подвешу.
      — Ну что ж, — засмеялась Ляля, — это будет очень весело!
      Саша даже поперхнулся от удивления.
      — У тебя насморк, — сказал он, подумав. — Тебя завтра в кино не возьмут.
      — А мне завтра не хочется. Я пойду послезавтра.
      — Все вы, девчонки, — дрожащим голосом проговорил Саша, — все вы ужасные трусихи и плаксы!
      — Мне самой мальчики больше нравятся, — спокойно ответила Ляля.
      Саша посмотрел кругом и крикнул:
      — У меня апельсин больше, чем у тебя!
      — Ешь на здоровье, — сказала Ляля, — поправляйся.
      Тут Саша не выдержал и заплакал.
      — О чём ты плачешь, Сашенька? — спросила мама, входя в комнату.
      — Меня Лялька обижает! — ответил Саша, всхлипывая. — Я её дразню, а она не дразнится!
     
      Бабушка и внук
     
      — Я ещё хочу погулять! — сказал Володя.
      Но бабушка уже снимала своё пальто.
      — Нет, дорогой, нагулялись, и хватит. Папа и мама скоро с работы придут, а у меня не готов обед.
      — Ну ещё хоть немножко! Я не нагулялся! Бабушка!
      — Некогда мне. Не могу. Раздевайся, поиграй дома.
      Но Володя раздеваться не хотел, рвался к двери. Бабушка взяла у него лопатку и потянула шапку за белый помпон. Володя обеими руками схватился за голову, хотел удержать шапку. Не удержал. Хотел, чтобы пальто не расстёгивалось, а оно будто само расстегнулось — и вот уже качается на вешалке, рядом с бабушкиным.
      — Не хочу играть дома! Гулять хочу!
      — Вот что, дорогой, — сказала бабушка. — Если ты меня не будешь слушаться, я к себе домой от вас уеду, вот и всё.
      Тогда Володя крикнул злым голосом:
      — Ну и уезжай! У меня мама есть!
      Бабушка ничего не ответила и ушла на кухню.
      За широким окном — широкая улица. Молодые деревья заботливо подвязаны к колышкам. Обрадовались солнцу и зазеленели как-то все вдруг. За ними — автобусы и троллейбусы, под ними — яркая весенняя трава.
      И в бабушкин сад, под окна маленького загородного деревянного дома тоже, наверное, пришла весна. Проклюнулись нарциссы и тюльпаны на клумбах… Или, может быть, ещё нет? В город весна всегда немножко раньше приходит. Бабушка приехала осенью, помочь Володиной маме — мама стала работать в этом году. Володю покормить, с Володей погулять, Володю спать уложить… Да ещё завтрак, да обед, да ужин…
      Бабушке было грустно. И не потому грустно, что вспомнила о своём саде с тюльпанами и нарциссами, где могла бы греться на солнышке и ничего не делать — просто отдыхать… Для себя самой, для себя одной много ли найдётся дел? Грустно стало бабушке потому, что Володя сказал: „Уезжай!“
      А Володя сидел на полу, посередине комнаты. Кругом — машины разных марок: заводная маленькая „Победа“, большой деревянный самосвал, грузовик с кирпичиками, поверх кирпичиков — рыжий Мишка и белый заяц с длинными ушами. Покатать Мишку и зайца? Дом построить? Завести голубую „Победу“?
      Завёл ключиком. Ну и что? Протрещала „Победа“ через всю комнату, уткнулась в дверь. Ещё раз завёл. Теперь кругами пошла. Остановилась. Пусть стоит.
      Начал Володя мост из кирпичиков строить. Не достроил. Приоткрыл дверь, вышел в коридор. Осторожно заглянул в кухню. Бабушка сидела у стола и быстро-быстро чистила картошку. Тонкие завитки кожуры падали на поднос. Володя сделал шаг… два шага… Бабушка не обернулась. Володя подошёл к ней тихонько и стал рядом. Картошины неровные, большие и маленькие. Некоторые совсем гладкие, а на одной…
      — Бабушка, это что? Будто птички в гнёздышке сидят?
      — Какие птички?
      А ведь правда, немножко похоже на птенчиков с длинными, белыми, чуть желтоватыми шейками. Сидят в картофельной ямке, как в гнезде.
      — Это у картошки глазки, — сказала бабушка.
      Володя просунул голову под бабушкин правый локоть:
      — Зачем ей глазки?
      Не очень удобно было бабушке чистить картошку с Володиной головой под правым локтем, но бабушка на неудобство не жаловалась.
      — Сейчас весна, картошка начинает прорастать. Это росток. Если картошку посадить в землю, вырастет новая картошка.
      — Бабушка, а как?
      Володя вскарабкался к бабушке на колени, чтобы лучше разглядеть странные ростки с белыми шейками. Теперь чистить картошку стало ещё неудобнее. Бабушка отложила нож.
      — А вот так. Смотри сюда. Видишь, совсем крошечный росточек, а этот уже побольше. Если картошку посадить в землю, ростки потянутся к свету, к солнцу, позеленеют, листики на них вырастут!
      — Бабушка, а это у них что? Ножки?
      — Нет, это не ножки, это начали расти корешки. Корешки тянутся вниз, в землю, из земли будут воду пить.
      — А ростки к солнцу тянутся?
      — К солнцу.
      — А корешки тянутся в землю?
      — Корешки — в землю.
      — Бабушка, а куда люди тянутся?
      — Люди?
      Бабушка положила на стол недочищенную картофелину и прижалась щекой к Володиному затылку.
      — А люди тянутся друг к другу.