СООБЩЕНИЕ В СМИ
      В Иркутске умер известный писатель Фёдор Боровский
      Иркутск, 14 января 2013 г. – АиФ-ВС. Как сообщили в пресс-службе министерства культуры и архивов региона, в Иркутске скончался известный писатель Федор Боровский, который являлся одним из первых иркутских авторов, номинированных на букеровскую премию.
      Федор Моисеевич Боровский родился в городе Ржеве Калининской области 30 октября 1933 года. Его отец был военнослужащим. Детство будущего писателя прошло в Тбилиси. В 1956 году Фёдор Боровский окончил Московский геологоразведочный институт и переехал в Иркутск, где работал в одной из геологоразведочных экспедиций. В 1974 году стал преподавателем Иркутского геологоразведочного техникума. Первый его рассказ был опубликован в альманахе «Сибирь» в 1971 году. В 1973 году в Восточно-Сибирском книжном издательстве вышла первая книга «Бунт в королевстве». Для детей им написаны рассказы «Рыжий», «Цицинатела». Произведения Федора Боровского во многом биографичны. С 1992 года являлся членом Союза писателей.
      Федор Боровский писал не только для детей. В 2003 году свет увидел его роман «Учитель немецкого», сделавший автора одним из первых иркутских писателей, номинированных на букеровскую премию.
      В 2009 году Фёдор Моисеевич награжден Благодарностью министерства культуры России за многолетний вклад в развитие культуры Иркутской области. Дважды – в 2003 и 2009 годах - награждался Почетной грамотой Губернатора Иркутской области. В последние годы работал над новой книгой военной прозы, которую он назвал «Ehre der Helden» (в переводе с немецкого языка - «Слава героям»).
      Прощание с Фёдором Моисеевичем Боровским состоялось 13 января 2013 г.

      ФРАГМЕНТ КНИГИ

      У нас был кот, звали его Рыжий. Брат нашёл его в лопухах, под стеной старого здания, что тянулось перед нашими окнами, загораживая небо. Здание это отделяло от общего двора маленький, поросший травой дворик, который мы считали споим. Мы - это я с братом и Митька Конопатый. Я и брат жили на первом этаже, а Митька в мезонине. Впрочем, тогда ни я, ни Витька этого не знали, и мезонин высокопарно именовался вторым пажом.
      По бог с, ним, с мезонином, не в нём дело, да н не в Витьке тоже. Дело в Рыжем, найденном в лопухах, под стеною...
      Здание было старое и угрюмое, какой-то древний пакгауз или казарма. Может быть, не столько старое, сколько запущенное, какое-то ужасно непривлекательное и унылое. Его пустые белёные стены нагоняли тоску, в труху прогнили скособоченные ворота, проржавевшая крыша лохматилась дырами, словно пробить ими кем-то изнутри, и за дырами угадывалась мрачноватая глубина чердака. Такими буднично-унылыми и запущенными бывают одинокие старики, молчаливые, ко всему безразличные, заживающие чужой вею В нём не было тайны, загадки — старая развалюха, и всё, ни пользы от неё, ни дела, даже мы не бывали там никогда, потому что неинтересно.
      Зато там жили полчища крыс, нахальных, весёлых и деятельных. Среди бела дня они разгуливали по дворам — по большому и по нашему, маленькому,— рылись в помойке, шмыгай под самым носом у бродячих собак и перехватывая у них лучшие куски. Собаки злобствовали и гонялись за ними, но ловили редко. Случалось и нам гонять их, когда тс, позабыв осторожность, нахально путались под ногами, отвлекая от футбола. Поэтому мы считали крыс существами зловредными и наглыми. Л что ещё, кроме зловредного характера н нахальства, может привести крысу и опасную близость с людьми, играющими в футбол! Добыча? Но какая может быть добыча посреди пыльного двора? После нас даже огрызши! не оставалось. Яблоки, груши, айва — всё съедалось целиком, имеете с сердцевиной, зёрнышками, венчиками. Лишь хвостики выбрасывались, но ведь хвостики и крысы есть не станут. Мы гнали их с гиканьем и свистом, старались окружить, поддеть ногой, ударить камнем. Иногда удавалось; тогда мы подвешивали убитую крысу за хвост к трухлявым пакгаузным воротам в назидание товаркам. Она так и висела, пока какая-нибудь ловкая собака не срывала со оттуда.
      По удавалось редко — крыса храбра, отважна. Случалось, загнанная, затурканная, она кидалась на кого-нибудь из нас и даже иногда кусала. Мы шарахались от неё, и в таком случае ей удавалось скрыться. Но чаще всего она и без нападений уходила. Ловко уворачиваясь от ног и камней, она упорно пробивалась домой, пока наконец не ныряла в густые заросли лопухов и крапивы под степами пакгауза. Ну а уж там-то пусть чёрт её ловит. Такой свирепой крапивы, как вокруг пакгауза, нигде в мире больше нет. Можно подумать, что крысы специально её на страх врагам выращивали. И лопухи заодно. Человек уходил в эти заросли с головой и не видел неба, а из лопушиного листа получался прекрасный зонтик — только перевернуть и па палку насадить. Даже воевать с этой крапивой было неинтересно — весь обстрекаешься. Через рубашку и брюки жалила — такая была злая.

      КОНЕЦ ФРАГМЕНТА