«Приключения барона Мюнхгаузена»

PDF

Перед вами классическое немецкое издание «Приключений барона Мюнхгаузена». Из предисловия на русском языке вы узнаете, почему мы считаем автором этой книги Рудольфа Распе, а немцы — Готфрида Бюргера, а также много других интересных фактов. В конце книги имеются комментарии на русском языке с разъяснением сложных терминов и реалий. — С. С.

      Вступительная статья Н. Т. Беляевой

      ЧТО МЫ ЗНАЕМ
      И ЧЕГО НЕ ЗНАЕМ
      О «МЮНХГАУЗЕНЕ»

      Выдуманные вопросы и невыдуманные ответы
      Все его знают, но толком про него не может сказать никто. А, Мюнхгаузен! Ну как же — знаменитый капитан, за волосы себя из болота таскал, на Луну лазил, на пушечном ядре летал. «А кто он таков?» — «Да барон какой-то». — «А был ли он вообще?» — «Да кто его знает! Вот Козьма Прутков — был он или не был?» — «Ну, Козьма Прутков...» — «Мюнхгаузен?.. Это герой детской книжки». — «А кто ее написал?» «Кажется, один писатель итальянский: Джанни Родари...»
      Вот такой разговор.
      «Кто написал «Мюнхгаузена»?» — «Ну, этого никто не знает!»
      Все знают: «Тиль Уленшпигель» — это Шарль де Костер, «Дон-Кихот» — Сервантес, «Гаргантюа и Пантагрюэль» — это Рабле, «Гулливер» — Джонатан Свифт. А Мюнхгаузен? Был он или не был? Кто его сочинил?
     
      А ведь был Мюнхгаузен!
      А между тем он был на самом деле, барон Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен из Боденвердера в Ганновере (1720 — 1797).
      Но был и автор его приключений, причем не один, а два, а может быть и три. Первый, автор английского текста, — немец Рудольф Эрих Распе (1737 — 1794), в силу ряда обстоятельств оказавшийся в Британском королевстве. Второй, автор немецкого текста, — известнейший немецкий поэт, современник Шиллера и Гёте, — Готфрид Август Бюргер (1747 — 1794). Третий — имя третьего, к сожалению, неизвестно и, может быть, навсегда останется нераскрытой загадкой Клио, поэтому назовем его для удобства просто Аноним, хотя нельзя не заметить, что поначалу все три автора были анонимами.
      Текст Распе впервые вышел в свет в последние дни 1785 года, датированный уже 1786; первый «перевод» Бюргера — летом 1786; коротенький текст Анонима — в 1781 и 1783 (так что его вернее было бы назвать первым).
      Что же известно о наших действующих лицах?
      История запечатлела барона Иеронима Карла Фридриха фон Мюнхгаузена как весьма достойную личность. Он действительно более десяти лет прослужил в России, последовав туда за наследным принцем Антоном Брауншвейгским, и действительно принимал участие в Русско-турецкой войне 1735 — 1739 гг., и был при взятии Очакова. Его начальство в официальных бумагах отзывалось о нем с похвалой, как о бравом и находчивом офицере. В чине ротмистра барон Мюнхгаузен в 1750 году вышел в отставку и, навсегда покинув Россию, поселился в своем имении Боденвердер. Он был образцовый семьянин, любил гостей и застолье, был заядлый охотник, знал толк в собаках и лошадях — словом, был «ein rechter Stall, Jagd und Hundejunker». Его остроумие и веселые истории были широко известны по всей Германии, особенно же в Ганновере.
     
      «Друг и соотечественник» барона М.
      Второй герой нашей драмы — Рудольф Эрих Распе — родился в 1737 году в Ганновере, изучал естественные науки и филологию в Геттингене и Лейпциге. Известность принесли ему обнаружение и публикация в 1765 году философских трудов Лейбница. Он много переводил с европейских и на европейские языки (английский, французский), писал об античном и средневековом искусстве, о проблемах геологии, геофизики, химии. В 60-е годы Распе работал в библиотеке в Ганновере, в 1767 году переехал в Кассель, где позднее стал библиотекарем и доверенным лицом ландграфа Гессенского. В 1775 году он отправился в Италию для продажи и приобретения антцкварных вещей (монет и медалей), но по-своему распорядился доверенными ему ландграфом ценностями, что, естественно, повлекло выдачу ордера на его арест. Вот тогда-то он и переселился в Англию. Однако в Англии неудача по-прежнему преследовала его; есть свидетельство, что он даже сидел там в долговой тюрьме. Распе использовал самые различные способы, чтобы как-то продержаться на поверхности.. Одно время он был управляющим «рудными копями», но вскоре и тут обнаружилось мошенничество, и Распе спешно переселился в Ирландию, где и жил до самой смерти.
      Можно себе представить, что фигура барона Мюнхгаузена в чем-то была близка человеку авантюристического склада ума и образа действий, каким был Распе. Слышал ли он истории барона Мюнхгаузена от него самого, или от людей его круга, или они пришли к нему окольными путями — сказать трудно, но ядро историй бесспорно восходит к самому герою. Некоторые исследователи склоняются к мысли, что Распе мог быть знаком с бароном Мюнхгаузеном. Например, американская энциклопедия «Columbia» (издание 1956 г.) без малейшего сомнения указывает: «Распе — друг и соотечественник барона Мюнхгаузена».
     
      Лондон 1785
      Так или иначе, но, как уже говорилось, в конце 1785 года в Лондоне безымянно вышла тоненькая книжечка в 49 страниц, стоимостью в один шиллинг. Называлась книжка «Baron Münchhausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia». («Рассказ барона Мюнхгаузена о его чудесных путешествиях и походах в России»), и до наших дней ни одного ее экземпляра как будто бы не дошло; но уже в начале следующего, 1786 года в Оксфорде вышло второе, по-видимому, идентичное первому, издание. Правда, продавалась книжка не слишком бойко и тогда в игру вступили книгоиздательские силы: О старинных первый издатель, по фамилии Смит, продал «Мюнхгаузена» другому, по фамилии Киерсли, и тот в том же 1786 году издал его в расширенном варианте, с иллюстрациями и под новым названием: «Gulliver Reviv’d: the Singular Travels, Campaigns, Voyages and Sporting Adventures of Baron Munnikhouson, commonly pronounced Munchausen» («Возрожденный Гулливер: удивительные путешествия, походы, странствия и приключения на охоте барона Мунникхаусона, имя которого обычно произносится как Мюнхаузен»)1.
      1 Подобным примечанием не помешало бы снабдить и наше традиционное написание «Мюнхгаузен».
      Вслед за этим вышло еще четыре издания. Можно представить себе интерес читателей к этой книге, если в том же (и в следующем) году этот «новый Гулливер» вышел по-французски: «Gulliver ressuscite, ou Les voyages, campagnes et aventures extraordinaires du baron de Munikhouson» и по-немецки: «Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, Feldzüge und lustige Abentheuer des Freyherm von Münchhausen, wie er bey der Flasche im Cirkel seiner Freunde selbst zu erzählen pflegt» («Удивительные путешествия на воде и на суше, походы и веселые приключения барона Мюнхгаузена, как он их сам за бутылкой вина имеет обыкновение рассказывать в кругу своих друзей»). Седьмое английское издание 1793 года стало стабильным — с ним сверяют новые издания «Мюнхгаузена» до сих пор.
     
      Анонимный «Мюнхгаузен» в России XVIII века
      Нужно сказать, что и «страна пребывания» барона, Россия, тоже не отставала: в 1796 году И. П. Осипов в Санкт-
      Петербурге перевел «Мюнхгаузена» с немецкого издания и выпустил этот перевод под названием «Не любо не слушай, а лгать не мешай». В русской книжке аккуратно убраны все реалии оригинала, вплоть до имени героя, но зато
      содержание передано во всей полноте. Про это издание исследователи обычно не упоминают, датируя начало русских переводов «Мюнхгаузена»... 1860 годом.
      А между тем в 1818 году в России вышло уже пятое издание, и с прелюбопытной надписью на титульном листе: «Напечатано сызнова, с прибавками и в лицах».
      Приведем образчик русского перевода (оригинал вы найдете на стр. 35 нашей книги):
      «Правду говорят, что кого укусит бешеная собака, тот взбесится сам непременно; сие испытал я собственным своим примером. В одно время бросилась на меня бешеная собака; я не зная чем от нее оборониться сбросил с себя свою епанчу, и сим способом от нее ушел; после того приказал своему служителю ту епанчу поднять и вычистя положить с другим . платьем. Через несколько дней камердинер мой пришедши ко мне рассказывал с великим удивлением, что епанча моя взбесилась. Я не веря его словам, пошел в гардероб посмотреть сие чудо; и увидел, что она в самом деле перепортила, перервала и перегрызла все лежащие с нею платья без всякой пощады» (стр. 21—22).
      Сравнив сей перевод с немецким текстом, вы заметите, что в нем нет ни Санкт-Петербурга, ни слуги Иоганна, но содержание передано довольно точно.
     
      Немецкий «перевод»...
      Но вернемся к упомянутому выше немецкому изданию. Оно тоже было . безымянным. На титульном листе не стояло ни имени автора, ни переводчика. Более того — там стояло вводящее в заблуждение место издания: Лондон, на что впоследствии поймался не один исследователь, в то время как напечатана была книга у Дитериха в Геттингене, а «переводчиком» был Готфрид Август Бюргер. Так путешественник барон вернулся вторично к себе на родину. При этом история его претерпела ряд таинственных превращений: изменился порядок эпизодов, появились эпизоды новые, ныне принадлежащие к числу самых известных: охота на уток с веревочкой и кусочком сала, полет на ядре, вытягивание себя из болота за волосы... Через два года вышло новое, еще более расширенное издание: в нем был уже и генерал, выпускающий из черепа винные пары, снимая головной убор, и ночная охота, и забавы задней половины Мюнх-гаузенова коня.
      8
      Но почему Бюргер вдруг решился переводить и дополнять эти завиральные истории? Баллады, любовная лирика, эпиграммы, курс лекций по стилистике и по философии Канта, перевод «Макбета» — и вдруг рассказики барона Мюнхгаузена. Как вписывается эта история в общий контекст бюргеровской биографии?
     
      ...и его автор
      Про Бюргера написано много. Биографы основательно вскопали поле его жизни и творчества; некоторые его стихотворения имеют такие точные даты, что кажется, еще немного — и на них будет поставлен час и минуты. Но тайна перевода Бюргером «Мюнхгаузена» охранялась столь бдительно, что точное документальное свидетельство авторства было получено лишь в 1872 году, когда дотошные исследователи нашли его письмо к издателю, написанное в 1792 году, из которого явствует, что Бюргер даже гонорара за свой труд не получил. Бедственное положение вынудило его обратиться к издателю с упреком.
      Раскрыть свою причастность к книге о Мюнхгаузене в 1786 году было бы для Бюргера смерти подобно: он только что начал читать лекции в Геттингенском университете, приязнь студентов сопровождалась неприязнью со стороны коллег, «мужицкий юмор» «Мюнхгаузена» вызвал злобные отклики и в прессе, и в профессорской среде. Кто рискнул бы в этих условиях признаться в авторстве? На лекции Бюргера по стилистике ходило человек десять, на лекции по философии — 50. (Это тоже вызывало негодование его коллег, у которых слушателей было два-три).
      Мы все знаем Бюргера как автора знаменитой баллады «Ленора», знаем ее вольные переводы Жуковского, Катенина. Но примерно в то же время (1773) Бюргер начал писать стихи, которые будут закончены и опубликованы в 1776 году. Они назывались: «Крестьянин — своему сиятельному тирану». Прочтите их — и вам не потребуется пространных объяснений на тему, почему десять лет спустя их автор возьмется за истории Мюнхгаузена.
     
      Der Bauer. An seinen durchlauchtigen Tyrannen
     
      Wer bist du, Fürst, daß ohne Scheu
      Zerrollen mich dein Wagenrad,
      Zerschlagen darf dein Roß?
     
      Wer bist du, Fürst, daß in mein Fleisch
      Dein Freund, dein Jagdhund, ungebleut
      Darf Klau’ und Rachen hau’n?
     
      Wer bist du, daß, durch Saat und Forst,
      Das Hurra deiner Jagd mich treibt,
      Entatmet, wie das Wild? —
     
      Die Saat, so deine Jagd zertritt,
      Was Roß, und Hund, und Du verschlingst,
      Das Brot, du Fürst, ist mein.
     
      Du Fürst hast nicht, bei Egg’ und Pflug,
      Hast nicht den Emtetag durchschnitzt.
      Mein, mein ist Fleiß und Brot! —
     
      Ha! du wärst Obrigkeit von Gott?
      Gott spendet Segen aus; du raubst!
      Du nicht von Gott, Tyrann!
     
      Если здесь осуждение феодальных порядков высказано в высокой патетической форме, то в следующем четверостишии Бюргер выступает как мастер грубоватой, чисто народной шутки:
     
      Der Edelmann und der Bauer
     
      «Das schwör’ ich dir, bei meinem hohen Namen,
      Mein guter Claus, ich bin aus altem Samen!»
      «Das ist nicht gut», — erwidert Claus,
      «Oft artet alter Samen aus.»
      August 1782; 1783
     
      Бюргер открыто высказывал свои взгляды, так что не только зависть к его популярности была причиной отчуждения его коллег. Лекции по философии (как и масонская ложа) были трибуной для проповеди идей, готовивших революцию в умах.
      Ибо прежде чем что-нибудь уничтожить на самом деле, надо тысячу раз уничтожить это в уме — развенчать, вывернуть наизнанку, насмеяться, растоптать смехом — чтобы как на ладони была вся абсурдность происходящего. Это как ярлык на вещи: «Достойно гибели!»
      История сложилась так, что Германия, — страна, в XVI веке первой давшая открытый бой феодализму и потерпевшая в нем поражение, — в конце XVIII столетия, когда Франция, приняв эстафету от Англии, довела дело до логического и закономерного конца, — Германия еще долго была вынуждена довольствоваться революцией духа, революцией ума, революцией «в уме». «Великая французская революция была третьим восстанием буржуазии, — писал Фридрих Энгельс сто лет спустя. — Она была... первым восстанием, в котором борьба была действительно доведена до конца, до полного уничтожения одной из борющихся сторон, именно аристократии1». Но в победу этой третьей битвы внес свою лепту и бюргеровский «Мюнхгаузен», вышедший в свет за три года до начала французской революции. И не случайно книга эта стала в Германии подлинно народной книгой — чем злее ругали ее без лести преданные критики, тем охотнее читал ее народ.
     
      Время
      Итак, это был канун «венчающей конец века французской революции». «Великие люди, — писал Фридрих Энгельс в работе «Развитие социализма от утопии к науке», — которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов... они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике, все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего. Это было время, когда, по выражению Гегеля, мир был поставлен на голову».
      «Французская монархия стала в 1789 году так недействительна, то есть до такой степени лишена всякой необходимости, до такой степени неразумна, что ее должна была уничтожить великая революция, о которой Гегель всегда говорит с величайшим воодушевлением»3.
      «Это был величественный восход солнца. Все мыслящие существа радостно приветствовали наступление новой эпохи. Возвышенный восторг властвовал над этим временем, и весь мир проникся энтузиазмом духа, как будто совершилось впервые примирение божественного начала с миром» — писал Гегель в «Философии истории» о днях революции.
      Как была воспринята французская революция в Геттингене?
      Известно, что в июле 1790 года произошли волнения среди студентов. В первую годовщину взятия Бастилии был устроен праздник. Многие студенты выразили свои убеждения символически, прикрепив к одежде новый французский трехцветный знак. На улицах звучала Марсельеза и новая песня «Qa ira» с припевом «Les aristocrats а la lanterne» — «Аристократов на фонарь!». Даже в церквях народ пел эти песни — на мотивы духовных гимнов!4 И этому не стоит удивляться: опыт облечения бунтарских идей в религиозные формы немцы имели еще со времен реформации, Великой крестьянской войны 1525 года! С церковными гимнами ходили в бой на врага в XV веке еще чехи-гуситы.
      С установлением якобинской диктатуры многие отвернулись от Франции, а тех, кто не отвернулся, обстоятельства заставляли соблюдать осторожность. В 1792 году специальным декретом в Германии было запрещено ношение французских кокард. Уже будучи тяжело болен, Бюргер писал своему старому другу Гёкингку в апреле 1793 года:
      «Я чувствую себя во многих отношениях таким же юным, как тридцать лет назад,., как будто вся жизнь моя лежит передо мной... Я склонен приписывать это мое умонастроение политическому ходу событий (Zeitlaufe), неудержимо несущему меня в своем водовороте. Поистине, ни одно любовное приключение не захватывало так все мое существо, как нынешняя великая мировая авантюра, из которой я не вижу никакого выхода, и даже представить себе не в состоянии. Ну, Вы должны сами учуять, где я зарыл свою собаку. Не буду ее для Вас больше раскапывать, ибо мы живем в такие времена, когда все, имеющее нос, принюхивается, и ересь весьма часто обнаруживают таким же основательным способом, как дети решают, кому водить: «Мальчик трубочку курил, огонечек уронил и т. д.»1.
      1 См. цит. соч., с. 77 — 78. В оригинале начало считалочки: «Allhier auf dieser Bank, ist ein großer Gestank etc.»
      Готфрид Август Бюргер скончался через год, в жестокой нищете и одиночестве, не дожив до 47 лет.
      В тот же год умер и английский автор «Мюнхгаузена», Распе.
     
      «Мюнхгаузен» и Мюнхгаузен
      А что же виновник торжества, сам барон Иероним Карл Фридрих? С тех пор как вышла книга, жизнь его пошла куда как невесело!
      Молва о нем как о врале и краснобае распространилась по всей Европе, он уже не рассказывал свои веселые истории, жена его, с которой он в любви и согласии прожил 46 лет, умерла, он женился снова и будто бы весьма неудачно, разорился и доживал свой век в Боденвердере угрюмым раздражительным стариком, горько сожалея о тех днях, когда он в кругу собутыльников делился воспоминаниями о своих невероятных приключениях.
      Может быть, это он сам и был Анонимом? — автором 16 историй в 1781 году и еще двух — в 83-ем? Дело в том, что в 1781 году издателю юмористических сборников, выходивших под названием «Карманная книга для весельчаков» («Vade Месит für lustige Leute»), Августу Милиусу кто-то, пожелавший остаться неизвестным, прислал шестнадцать историй, которые он и опубликовал в 8-м выпуске. Называлось это довольно прозрачно: «M-h-s-nsche Geschichten» («М-х-з-новы истории»), В 1783 году появились еще две «М-историц». А в 1785 году вышло уже лондонское издание «Мюнхгаузена». Против авторства барона Мюнхгаузена исследователи дружно возражают, истории присланы кем-то, кто был большим «интеллектуалом», ибо в тексте упоминается Хогарт — знаменитейший английский сатирический художник той эпохи. Был ли это Распе или Бюргер? Кстати, именно биографы Бюргера раскопали Распе, а от того следы повели к Анониму, который вот уже почти 200 лет так и остается неразгаданным.
     
      «Капустник»
      Когда впоследствии исследователи немецких «Lügengeschichten» анализировали сюжеты мюнхгаузиады, они обнаружили здесь множество разнородных вкраплений. Например, эпизод с оленем, на голове которого выросло вишневое дерево, содержится в книге анекдотов 1729 года, история с собакой и зайчихой, разрешившимися на бегу пятью щенятами и зайчатами, имеется в старинном французском сборнике «Nouvelle fabrique», вытаскивание себя из болота за волосы сопоставляют с рассказом о короле Людовике Венгерском, тонувшем в болоте в 1526 году, а эпизод с лошадью, привязанной на маковке церкви, — с немецкой «Lügengeschichte» XIV века, написанной по-латыни («im schönsten Mittellatein»); только заголовок был немецкий: «Lügin» («Враки»)1.
      Но книга о Мюнхгаузене содержала вкрапления и другого рода — это были современные добавления, по-видимому, принадлежащие перу английского издателя. Тут отразились и Мемуары барона Тотта, перевод которых на английский был сделан в 1785 году2, — личности весьма примечательной (венгр по происхождению, родившийся во Франции, долгое время был на дипломатической службе в Крыму и Средиземноморье), и полет братьев Монгольфье и Франсуа Бланшара, и африканские путешествия Брюса (Bruce). Словом, это был сплав материалов всех эпох, от «Vera Historia» греческого сатирика Лукиана (II в. н.э.) и ренессансных фацеций Генриха Бебеля (по-русски — в переводах XVII в. — они называются «издевки смехотворны», или «смехотворные повести») до злободневных событий тех дней.
      1 См.: Carl Müller-Fraureuth. Die deutschen Lügendichtungen bis auf Münchhausen. Halle, 1881.
      2 «Memoirs sur les Tures et les Tartares» (1784).
      Заслуга Распе, как считают специалисты, состоит в том, что из разрозненных и разнородных историй он создал сплав, объединяемый фигурой рассказчика, органично и выпукло рисующий героя и его время. Но даже зная об авторстве Распе, зная о первоначальном издании книги в Англии и на английском языке, мы все равно можем считать Г. А. Бюргера автором немецкого «Мюнхгаузена», как считают Шекспира автором «Гамлета» (1602), хотя подобная пьеса существовала и ранее и пользовалась шумным успехом у публики в конце 80-х годов XVI века. В послесловии к берлинскому изданию 1964 года Бригитта Штульмахер пишет: «Единство формы и языка, содержания и тенденции восходит прежде всего к Бюргеру, которого мы с полным правом можем назвать автором этого сборника». Вот этот бюргеровский текст и принято считать «хрестоматийным». Существуют его разные адаптации и пересказы для детей среднего и младшего возраста, причем не только на немецком языке. Кто в детстве не читал русские переводы под редакцией или пересказы Корнея Чуковского!
      Что касается нашего издания, то мы предлагаем читателю классический текст Г. А. Бюргера в наиболее полном его варианте.
      На многие языки мира переведен «Мюнхгаузен». Его иллюстрировали знаменитые художники разных стран, времен и народов, среди них такие, как Гюстав Доре, Иозеф Хегенбарт.
      И все-таки мы решаемся вынести на суд читатбля новую изобразительную интерпретацию старой истории, по-новому поворачивающую знакомые сюжеты. Исторически достоверные детали сплетаются здесь в фантастическом хороводе причудливых ритмов линий и цвета, создавая символически обобщенную картину. Как величественный дирижер невидимого оркестра, невозмутимый барон Мюнхгаузен творит зримую музыку своих завиральных историй — ив этой музыке бесшумно вырастает вишневое деревце меж ветвистых рогов оленя, кони гарцуют на столах с посудой, повисают на маковках церквей, извергают водопады, будучи перерубленными пополам, грациозно выпрыгивают из болота, поднятые легкой рукой всадника; этой музыке внимают белые медведи во льдах и задумчивые сфинксы пустыни, под нее пушечное ядро возвращает барона в стены родной крепости и белым парусом разворачиваются птицы, увлекая его в бессмертие.
      Если переводчик-поэт — всегда соперник автора, то художнику по праву принадлежит соавторство. Фамилия художника — В. И. Суриков.
      И, завидуя вам, кто сейчас окунется с головой в этот причудливый мир, где все так узнаваемо реально и так чудовищно неправдоподобно, позволю себе привести цитату из предисловия Теофиля Готье-сына к французскому переводу, выполненному в 60-е годы прошлого столетия: «Французская веселость не имеет ничего общего с юмором британца; немецкий Witz рознится от итальянской буффонады; характер каждой нации свободно изливается в ее юморе... Французская шуточка (blague, да простят мне это слово) взрывается, выстреливает, искрясь и пенясь, подобно шампанскому, но тотчас же гаснет, оседает, оставляя на дне бокала две-три жемчужинки напитка. Это, право же, маловато для немецких глоток, привычных к сильному пиву и терпким винам Рейна: им нужно что-то посущественней, поплотней, покапитальней...»
      Через полвека после французской революции, в которой сыграл свою роль и немецкий «Барон М.», книга о нем стала для Франции просто кружкой крепкого пива, стаканом доброго рейнского вина.
      Ну что же, выпейте и вы из этого нескудеющего источника.