ВИКТОР ЧИЖИКОВ
художник, иллюстратор, хороший человек...
Биография
Виктор Чижиков родился 26 сентября 1935 года в Москве.
Закончив московскую среднюю школу № 103 в 1953 году, поступил в Московский полиграфический институт, художественное отделение которого закончил в 1958 году.
В 1952 году, ещё учась в школе, начал работать в газете «Жилищный работник», где и опубликовал свои первые карикатуры.
С 1955 года работает в журнале «Крокодил», с 1956 — в «Весёлых картинках», с 1958 — в «Мурзилке», с 1959 — в «Вокруг света».
Работал также в «Вечерней Москве», «Пионерской правде», «Юном натуралисте», «Молодой гвардии», «Огоньке», «Пионере», «Неделе» и других периодических изданиях.
С 1960 года иллюстрирует книги в издательствах «Малыш», «Детская литература», «Художественная литература» и др.
Член Союза журналистов РФ с 1960 года.
Член Союза художников РФ с 1968 года.
Член редколлегии журнала «Мурзилка» с 1965 года.
Обладатель Почётного диплома имени Х.К.Андерсена (1980 г.), ордена «Знак Почёта», почётного Знака Олимпийского комитета и диплома Академии художеств СССР за создание образа талисмана Московских олимпийских игр — медвежонка Миши (1980 г.) и Почётного диплома Совета по детской книге России (1997 г.).
Лауреат Всероссийского конкурса «Искусство книги» (1989, 1990, 1993, 1996, 1997 гг.), конкурса читательских симпатий «Золотой ключик» (1996 г.), ежегодной профессиональной премии за наивысшие достижения в жанре сатиры и юмора — «Золотой Остап» (1997 г.).
Председатель жюри конкурса детского рисунка «Тик-так», проводимого телекомпанией «Мир» (канал телевидения РФ) с 1994 года.
Народный художник России.
_____________________________
Микроавтобиография
«С тех пор как я родился у меня спрашивают: «Чижик-пыжик, где ты был?» Отвечаю: — В детском саду был, в школе был, в Полиграфическом институте был, в «Крокодиле» был, в «Мурзилке» был, в «Вокруг света» был, в «Весёлых картинках» был, в «Детгизе» был, в «Малыше» был. Да! Чуть не забыл. На Фонтанке тоже был. Раза два.» В. Чижиков
_____________________________
...Я познакомился с Виктором Чижиковым в 1976 году на праздновании 75-летия народного художника СССР Ивана Максимовича Семёнова. Не помню, то ли я сам к нему подошёл с просьбой подписать книжку из серии «Мастера советской карикатуры», то ли он остановил меня, когда я возвращался на своё место после «поздравления от молодых красногорских художников Ивану Семёнову», знакомство состоялось. Для меня тогда Чижиков был не только виртуозный рисовальщик, работы которого я с удовольствием рассматривал и в «Крокодиле», и в «Вокруг света», но и автором замечательной идеи, как познакомиться с любимым художником и не выглядеть при этом глупым прилипчивым поклонником.
В своё время пионер Чижиков притащил к Кукрыниксам целый чемодан своих рисунков и задал вопрос: «Выйдет ли из меня карикатурист?»... Одним словом я притащил с собою... нет, не чемодан, папку своих рисунков и, как бы передавая эстафету, показал содержимое Виктору Александровичу. Не знаю, что было в чемодане Чижикова, но могу представить, что было в моей папке. Тапками он меня не побил, а расцеловал и дал несколько практических советов. Я их помню до сих пор.
Для начала он запретил мне рисовать на школьных листах в клеточку. Самым категорическим образом. «Ты должен научиться уважать себя!» — сказал Чижиков. — «Себя и свой труд». И с тех пор я никогда и никому не показывал рисунков, сделанных на клетчатой бумаге. Обнаружив в папке рисунки алкоголиков, Чижиков заметил: «Обрати внимание, когда будешь рисовать пьяниц, что никто и никогда не лежит пузом кверху. Обычно из канавы торчат либо голова, либо ноги...»
Позже, когда я побывал у него в мастерской в доме художников на Нижней Масловке, он поделился со мной своим творческим методом. «Я никогда не сижу где-нибудь в вагоне метро с блокнотиком, я сажусь, выбираю жертву и стараюсь как можно точнее запомнить все детали его внешности. Потом прихожу домой и сразу же зарисовываю увиденное. Это великолепная тренировка памяти, которая очень важна для художника! Я никогда никого не рисую с натуры. Вот сегодня меня попросили нарисовать шарж на Гурова, я побывал на худколлегии, внимательно присмотрелся к Евгению Александровичу, а потом пришёл домой и нарисовал его таким, каким запомнил...»
Не так давно Виктору Александровичу «стукнуло» 70 лет. Мне до сих пор не верится в это! Какие семьдесят! Это великолепный молодой мастер пера, каким я его всегда знал! Его иллюстрации к детским книгам — одни из самых лучших, карикатуры бесподобны, одна серия «Великие за партами» стоит нескольких томов скучных исторических трудов, а олимпийский мишка, автором которого спустя 4 года после нашего знакомства стал Виктор Александрович, до сих пор считается лучшим олимпийским талисманом за всё время существования Олимпийских игр в новейшей истории. А, впрочем, о чём я? Лучше смотрите сами!
Сергей Репьёв
____________________________
Из окна мастерской художника Виктора Александровича Чижикова видно пол-Москвы. В этом доме — Малая Грузинская, 28 — жил Владимир Высоцкий. Здесь Чижиков придумал и нарисовал олимпийского Мишку.
Резиновый олимпийский медведь стоял у меня на полке рядом с книжкой «Айболит» и номерами «Мурзилки». В этому году к 80-летию журнала Российская государственная детская библиотека сделала выставку художников «Мурзилки»: звери Чарушина, «Муха-Цокотуха» Конашевича, машинки к стихам Барто Молоканова. Мы не помним их имён — только знаменитые рисунки, расходившиеся по всей стране шестимиллионным тиражом. (Сегодняшний тираж «Мурзилки» — 120 тысяч экземпляров — уже самоокупаемость.) Чижиков работает в журнале 46 лет — и все истории у них с «Мурзилкой» общие.
«Журнал определяли мужчины. Мы вдесятером садились за большой стол и начинали нести всякую чушь про следующий номер. Вдруг тема «Малые реки России» — каждый вспоминает речку своего детства. Вышел необыкновенно тёплый номер, это придумал Юрий Молоканов — он был главным художником в журнале. Он же ввёл такую традицию — каждый, кто возвращался из поездки, показывал свои зарисовки и делился историями.
Чрезвычайно интересной оказалась поездка самого Молоканова на Филиппины в составе первой тургруппы из Союза. Молоканов писал этюд, сидя под пальмой, а мимо проходила очень красивая женщина с пёстро одетой свитой. Ей понравился этюд. Молоканов тут же его подарил. Она попросила нарисовать её портрет. Он здорово улавливал сходство — ну подарил ей и портрет. На следующий день президент Фердинанд Маркос пригласил советскую делегацию на прогулочную баржу — намечались танцы и выпивка. Там Молоканов понял, что вчерашняя красавица — супруга президента. И очень ему симпатизирует. Но ужас был в том, что все перепились. И кто был за штурвалом — тоже. А Молоканов перед Полиграфом семь лет отслужил на Северном флоте. Он взял штурвал в свои руки и привёл баржу к берегу. Правда, сшиб причал. Я упускаю подробности. Молоканов всё это отразил в дневниковых рисунках.
Мы очень дружили. Дни рождения отмечались. Надвигается, например, 50-летие Виктора Драгунского. И один из нас — Иван Бруни — придумал вылепить хохочущую голову Драгунского. Более смешного зрелища, чем хохочущий Драгунский, не придумаешь: свои зубы он называл «небрежно брошенным жемчугом». (То, что мы видим сейчас на эстраде — сатириков в смысле, — так мы об это ноги вытирали, потому что среди нас был Драгунский.) И вот мы вылепили шарж из папье-маше, раскрасили — бешено похожая голова. Однажды домработница Драгунских, когда хозяева уехали на дачу, открыла стенной шкаф — оттуда выпала эта голова. С воплем: «Витю убили!» — она выскочила на лестничную клетку и орала до тех пор, пока не прибежали соседи и не объяснили ей, что это скульптура.
С Ковалём тоже многое связано. Я обычно летом живу под Переславлем Залесским, в селе Троицкое. Как-то Коваль приехал, мы с ним шли по деревне, и я говорил, кто в каком доме живёт. А день осенний, холодный, но солнечный. И около какой-то избы, видно, выколачивали перины. Уже никого нет, а пух летает. И каждое пёрышко пронизано солнцем. Коваль говорит: «Чиж, а кто в этом доме живёт, я знаю — Феллини». И я вспомнил кадры из «Амаркорда» — осенний день в Италии, и начинается снегопад. Солнце пронизывает хлопья снега, а на заборе сидит павлин. А у нас на заборе сидел петух. Какая ассоциативная мощь, думаю. С тех пор у нас в деревне Феллини живёт».
Записала Анна Эпштейн
______________________
Олимпийский мишка похож на Виктора Чижикова. Это понятно: Чижиков его нарисовал. Портрет мишки занимает своё место на стене мастерской Виктора Александровича среди дружеских шаржей, фотографий друзей и рисунков котов. Мишка принадлежит народу, а коты — настоящая страсть Чижикова. Ему дай волю — он одних котов и рисует.
В журнале «Мурзилка», где Чижиков работает 51 год, к этому относятся с энтузиазмом: от обложки Чижикова с котом трудно отказаться. Как чарушинского медвежонка, кота Чижикова хочется и погладить, и потормошить.
«Детский художник должен отличаться абсолютной добротой, — говорит Чижиков. — Злюка может затесаться в детские художники. Может, он шерсть хорошо рисует. Пушистые у него все. А душу не обманешь».
Любимый писатель Чижикова Юрий Коваль говорил, что лучшие люди на земле — художники: «Я думаю, что лучшими людьми, которых я встречал, были, конечно, художники. Мне кажется, художники — это, в сущности, соль земли. Иисус говорил: праведники — соль земли. Я, конечно, не смею поправлять Матфея, великого автора великого произведения. Я бы так от себя добавил: художники и праведники — это соль земли». Виктор Александрович, не задумываясь, отыскивает на тесно заставленных полках книжку с этой цитатой — может, перечитывает «для равновесия»?
Как делался журнал «Мурзилка», когда Чижиков и его друзья-художники были молодыми? Члены редколлегии собирались на летучку и предлагали, что в голову придёт. Получались изумительные номера. Так появился один из любимых Чижиковым номер «Мурзилки» «Большие и малые реки». Художник Юрий Молоканов предложил всем написать про реки своего детства. «Жизнь в области детского рисования, когда вокруг тебя прекрасные друзья, — это упоение. Не благодать даже, этого мало, а именно упоительная жизнь.
Как и все художники «Мурзилки», Чижиков рисовал Мурзилку. И всегда он получался разным даже у самого Чижикова, потому что так должно быть — Мурзилка живёт своей жизнью, а художники её прорисовывают. Виктор Александрович улыбается на вопрос, отчего на одной странице у Мурзилки шарф цвета российского флага, а на другой уже просто синий. У Мурзилки — своё настроение. Он один, пожалуй, может позволить себе такие частые переодевания на страницах детского журнала.
«Если ты одел героя в синие ботинки — соблюдай синие ботинки до конца книги! После одного случая я всегда за этим следил. Однажды мне поручили нарисовать картинку к стихотворению Агнии Барто «Было у бабушки 40 внучат». Я нарисовал 15 человек из упомянутых 40, остальных уведя за обрез страницы. Пошли письма: «Почему художник Чижиков изобразил только 15 внучат? Где остальные 25?». Тираж «Мурзилки» тогда был 6,5 миллиона экземпляров. Главред сказал: «Витя, ты понял, как надо? Сказано сорок — рисуй сорок. Как хочешь». Потом вышла книжка, и я нарисовал 40 внучат и собачку ещё посадил».
«Раньше все стремились тепло работать. Не знаю, чем это объясняется. Я жил в коммунальной квартире, в которой было 27 соседей. Утром попасть в туалет было делом невозможным, я об этом даже никогда не мечтал. Мой уход в школу совпадал с уходом всех на работу, и я шёл в общественную уборную на Арбатской площади. Там встречалась половина нашего класса, все жили примерно в таких условиях. Мы умывались, а потом переписывали уроки — я переписывал математику, у меня — немецкий. Заведующая уборной нас всех любила, протирала подоконник, чтобы нам было удобно работать. У неё оставались наше мыло и полотенца. Человеческая доброта была распределена в изобилии, и я не понимаю, куда могла подеваться.
Я расскажу вам про наш заповедник взаимопонимания. У меня есть друг, замечательный художник Николай Устинов. Мы живём с ним в одной деревне под Переславлем-Залесским. Как-то я уехал по делам в Париж и всё там думал, как бы хорошо оказаться в деревне на свой день рождения и увидеть Колю. И вот я приехал, накупил водки, селёдки, картошки, еду в автобусе от Переславля в деревню и смотрю в окно: с определённого места просматривается Колино окно. Вечереет, и окно светится. Он дома! Прибегаю к нему: «Приходи, посидим!». Коля говорит: «Вот хорошо, ты приехал, а я тебе стихи сочинил».
Я печку затопил, картошки наварил, дрова трещат, звёзды высыпали. Хорошо! И Коля читает стихи:
В автобусе просёлочном трясясь,
Я вспоминал Вандомскую колонну.
В дорожную проваливаясь грязь —
Лувр, Тюильри и разную Сорбонну.
Но лишь вдали увижу изоб ряд,
Плотину пруда, старые колодцы,
А чей-то рот, произносивший мат,
Мне и светло, и мудро улыбнётся.
Но лишь сойду на тёплую траву,
Пейзаж увижу с церковью кривою,
И лес, и дол, и дом, где я живу,
Я сердце вдруг попридержу рукою.
Привет тебе, о, дом, о, сеновал!
Привет тебе, о, мебель, о, посуда!
Ведь всё, что 20 лет я рисовал,
Оно выходит вот отсюда.
Сейчас я каши гречневой сварю
И закурю, и валенки надену,
На чистый лист бумаги посмотрю,
Подброшу в печь еловое полено.
Потрогаю я тёплую трубу,
А ваш Париж видали мы в гробу!
— Ну, будь здоров! — сказал Коля и выпил.
Вот и объясни, что такое «Мурзилка». Наверное, состояние души нашего поколения».
Что думают про «Мурзилку» молодые художники, можно узнать на выставке, открывшейся вчера, 14 мая, в Ленинской библиотеке. 16 мая журналу «Мурзилка» исполняется 85 лет.
Екатерина Васенина
______________________
Заслуженный художник России Виктор Чижиков посвятил детским книгам всю жизнь. Можно без преувеличения сказать, что его перо и кисть проиллюстрировали всю нашу литературу для детей: Маршак и Барто, Чуковский и Волков, Заходер и Коваль, Михалков и Носов... А ещё — Родари с его «Чиполлино»! А ещё — Успенский со ставшими уже классическими персонажами Дядей Фёдором и Котом Матроскиным! А ещё — олимпийский Мишка, улетевший давным-давно в лужниковское небо, вызывая слёзы и комок в горле... А ещё — серия из двух десятков книг издательства «Самовар» с приглашающим названием «В гостях у Виктора Чижикова».
Наша беседа — с замечательным российским художником книги Виктором Чижиковым.
— Я люблю белорусских художников, — рассказывает Виктор Чижиков. — У меня есть в Минске замечательный друг Георгий Поплавский, народный художник, академик. Он является главой семьи художников: жена Наташа — замечательный иллюстратор детской книги, дочка Катя — тоже очень хорошая художница. Мы познакомились в Доме творчества в Паланге в 1967 году. Когда он бывает в Москве, то всегда заходит ко мне. Он очень известный мастер, иллюстрировал Якуба Коласа, других белорусских писателей. За цикл индийских работ получил премию Джавахарлала Неру.
— Вы чувствуете дыхание нового поколения в книжной графике? Кому лиру будете передавать, Виктор Александрович?
— К новому поколению я отношу Вику Фомину, завоевавшую на биеннале в Братиславе почётный приз «Золотое яблоко». Есть достойные художники и среди совсем молодых. Одно время на страницах журнала «Детская литература» писалось о каком-то кризисе «иллюстраторского жанра». Я этого никогда не чувствовал. Всегда работало много талантливых художников. Конечно, надо их поддерживать, особенно стариков. Например, очень много сделал для российской книжной графики Геннадий Калиновский. Ему сейчас около 75 лет, он болен, о нём мало вспоминают. Мы-то, его друзья и коллеги, о нём помним, но не можем обеспечить закупки его работ. А у него есть очень интересные работы к «Мастеру и Маргарите» и «Путешествию Гулливера». Особенно он прославился иллюстрациями к «Алисе в Стране чудес». Лучших иллюстраций к этой книге я не видел! Ещё один мой замечательный друг — недавно ушедший из жизни Евгений Григорьевич Монин. Художник очень высокого уровня, предмет гордости нашей графики. А о нём не было ни одной телевизионной передачи. Когда всё время на телеэкране посвящено попсе, а иллюстраторам не уделяется внимания, это обедняет общую культуру. Ведь на иллюстраторах, особенно детской книги, держится огромный пласт культуры: первые шаги ребёнка связаны не столько с текстом, сколько с картинками. Юмор в детских иллюстрациях очень нужен. Правда, когда речь идёт о серьёзных или трагических вещах, иллюстрация должна быть трагической. Но не для самых маленьких! Помнится, однажды, когда создавался Детский фонд, мы разговаривали с Сергеем Владимировичем Образцовым о том, с какого возраста можно пугать детей, делать для них разные модные сейчас страшилки. Образцов говорил мне, что не хочет допускать в своих театральных постановках для самых маленьких ничего страшного. Пусть дети как можно дольше сохраняются «непугаными». А потом, когда подрастут, можно постепенно вводить в сказки и Бабу Ягу, и Волка, который встречается с Красной Шапочкой... Он объяснял это тем, что у детей в будущем будет много поводов для испуга. Детская психика сначала должна возмужать, укрепиться, а потом уж её можно загружать разными страшилками.
— Лесники говорят, что приручённые медвежата или оленята, когда их взрослыми выпускают на волю, чувствуют себя беспомощными. А у нас сейчас выросшие дети вступают в тот же хищный лес...
— Да, сегодня всё происходит не так, как говорил Образцов. Но я стараюсь делать своих страшных героев смешными. Того же Волка, например, который собирается скушать Красную Шапочку.
— С улыбкой будет её кушать?
— Бармалей у меня в «Докторе Айболите» спит в кровати, а из-под подушки высовывается журнал «Мурзилка» — любимое чтиво Бармалея! Вот мой метод.
— А не боитесь, что встретятся потом выросшие дети с каким-нибудь Чикатилой и будут искать, где у него высовывается журнал «Мурзилка»?
— И всё-таки я даже страшный текст стараюсь рисунками смягчить. Хотя жизнь всё равно поставит всё на свои места. Я часто встречаю людей, которые мне говорят: мы выросли на ваших книжках, спасибо, что вы нас веселили! Это для меня звучит как награда. Я хотел и хочу, чтобы у детей было меньше страхов. Детство должно быть беззаботным. Вообще, мне кажется, это присуще русскому народу. Вы обратили внимание, что в деревнях на праздники ходят ряженые: мужики выпьют и рядятся в женские платья...
— Для этого не надо ехать в деревню: включите телевизор с какой-нибудь сатирической программой — сплошные мужики в женских платьях!
— Меня пугает изобилие таких мужиков на ТВ. Это уже не смешно. А в народе ряженые — обычное дело, они органично вписываются своей беззаботностью и ухарством в праздник. Меня это всегда веселило в детстве. Потом вырастаешь — и на тебя постепенно накладываются пласты культуры. Ты начинаешь немножко больше понимать. Немножко! Но главная закваска закладывается в детстве. Если ребёнка воспитывать в страхе, всё время предупреждать: мол, туда не ходи, и туда тоже, там страшно! — ребёнок будет сидеть онемевший посреди комнаты и всего бояться. А в жизни нужны люди, которые и постоять за себя могут, и посмеяться от души. Мы должны воспитывать таких людей.
— Ну, вашему весёлому Бармалею никто не удивится — в конце концов Виктор Чижиков заставил олимпийского Мишку улететь в свой сказочный лес. До сих пор Мишка всё летит и летит над нашими головами, а люди всё плачут и плачут, прощаясь с ним...
— И плачут по вполне естественной причине: Мишку успели полюбить. Сцена была вокзальная: один уезжает, другие его провожают. Мы всегда видим, как плачут на вокзалах. А почему плачут? Потому что уезжает кто-то родной.
Наш Мишка, став олимпийским талисманом, впервые взглянул в глаза зрителям: «Вот я такой! Гостеприимный, крепкий, независтливый и независимый, смотрю вам в глаза...» Медвежонок полюбился именно своим взглядом. До него никакой олимпийский талисман — никто на это никогда не обращал внимания! — в глаза не смотрел: ни мюнхенская такса, ни канадский бобр... Я у них вообще глаз не помню. А вот после олимпийского Мишки появились сеульский тигрёнок Ходори и сараевский волчонок Вучко — они уже смотрели в глаза зрителям.
— Помнится, вы болели идеей нарисовать серию «Коты великих людей». В каком она состоянии?
— Я её то нарисую, то расформирую. У меня уже есть «Кот Саврасова», «Кот Шаляпина», «Кот Герострата». Есть даже «Кот Лужкова» — сам он не в кепке, но кепка участвует в этом процессе.
— А «Кот Пушкина» есть?
— Нет. Но есть «Кот Малевича», есть «Кот Есенина»: представляете — тонет кот. Рядом на берегу сидит собака. Кот протягивает лапу: «Дай, Джим, на счастье лапу мне»... Есть «Кот Гоголя»...
— «Кот Гоголя», наверное, с длинным носом?
— Нет, он стоит в лодке в камышах, за поясом заткнута дичь. Он целится из рогатки и говорит: «Редкая птица долетит до середины Днепра».
— А «Кот Ленина», представляете, сидит в Шушенском, рядом — Надежда Константиновна... И ещё — «Кота Путина» не нарисовали? Рядом с президентским лабрадором, которого показывают по телевизору?
— Нет, таких котов у меня пока нет. Для этого надо сесть и подумать — серьёзно отнестись к этой теме. Может, ещё появятся. Тут не знаешь, что возникнет. Пока беру то, что лежит на поверхности. Хорошо сказал философ Лихтенштейн: «Плохо быть правым в тех вопросах, в которых не правы сильные мира сего». К этой теме надо подходить осторожно.
— Наверное, умный был философ, раз в честь него княжество назвали...
— Определённо, дока. А котов у меня пока набралось 25. Этого мало для книги.
Вообще-то коты у меня жили всю жизнь. С нами в деревне кот Чунька прожил 14 лет. Он послужил толчком для создания целой серии рисунков о кошках. А потом ушёл и не пришёл. Говорят, кошки уходят умирать. Наш Чунька — как Толстой. Кстати, уход Толстого в моей серии о котах тоже будет. Образ у меня уже найден.
— Интересно, вы сперва изучаете натуру, входите в образ кота? Усов, правда, у вас нет, чтобы ими шевелить, хвостика тоже...
— Совершенно верно, вхожу в образ.
— Что вы пожелаете читателям своих книжек?
— Хороших перспектив. Художники в институте всегда изучают такой предмет — «Перспектива». Видеть чёткую перспективу в своей жизни я и пожелаю читателям России и Беларуси.
— А что вы пожелаете художнику Виктору Чижикову на его семидесятилетие?
— Тех же перспектив! Конечно, больших перспектив у меня уже нету. Но чёткую перспективу лет на пять я бы себе пожелал!
— Ну а мы от имени читателей умножим эту цифру на пять и ещё на пять...
Александр Щуплов
|
