Прислала Я. В. Кузнецова.
_______________
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ
Когда сто двадцать пять лет тому назад увидали такой рисунок люди, они стали говорить:
— Вот здорово! Вот где бы пожить! А главное — лечу, куда хочу. И нечего бояться: сядешь на землю — не провалишься, а в море опустишься — тоже не беда: внизу корабль, на нём и поплывёшь по морю. Есть парашют, чтобы тихонько спустить на землю пассажира. Есть и маленький шарик, — он как спасательная лодка при корабле.
Разглядывали и каждому окошечку радовались.
А другие говорили:
— Хи-хи, вот так чудаки! Их надувают, а они облизываются. Это враки, выдумки, и никогда этого не может быть.
Эти люди кулаком стукали по рисунку. Плевали в сторону и уходили вон.
А прошло время, вывелись у этих детей внуки. Стоят внуки на площади, заломили головы, слёзы из глаз идут, глядят вверх на блестящую «сигару. Под сигарой домик приделан. А там и окошечки, и моторчики и кухня, и уборная, умывальничек, зеркальца и креслица, а на столе, говорят, там и цветочки поставлены.
Вот где бы пожить!
Глядят внуки и дедушке показывают:
— Гляди-ка: вон они, чудаки-то!
А сигара рычит в небе и ходит над городом кругами. А в сигаре люди сидят и говорят:
— Летим, куда хотим.
Ещё был один чудак. Когда он в книжке поместил вот этот чертёж, люди говорили:
— Чем летать на таком чучеле, уже проще сесть на живого гуся верхом да подгонять мётелкой во всю ивановскую. А прилетел домой, — гуся в суп, а сам на печку.
Так говорили всего полтораста лет назад.
Теперь как рванут эти гуси с аэродрома, да не в одиночку, а стадом, — ёжатся люди на земле: не капнул бы гусь с неба капельку, от которой полгорода в пыль развеет, и где дом стоял, только яма останется.
А то, гляди, как начнёт поливать с неба ядом смрадом смертельным — три года на том месте и трава расти не будет.
Вот этой картинкой тыкали когда-то в самый нос и приговаривали:
— Погляди, рожа-то, рожа, один лоб-то какой: кошек бить можно. Вообразил, чудак, что если сесть на самовар и сзади пар выпускать, так его унесёт за тридевять земель. Не дождаться ему такого счастья.
Во всех газетах, в последних журналишках, кто во что горазд, ругали горемычного инженера.
И действительно: неужто такая вот спринцовка может подскочить, как блоха, и ракетой унестись в небо?
Чудак, что её выдумал, решил так: дай только силу, которая толкнёт аппарат, всё равно как порох толкает ракету, — и оторвётся тогда от земли человек. Ведь если привязать таракана к ракете, унесёт таракана туда, откуда он и дороги домой не найдёт. Он думал и не знал, что осмеянным чудаком летит он на журнальной картинке.
А вчера ещё дыхание у людей в зобу спирало, глядели в небеса и целились в звёзды. Вот туда, в чёрное небо, прямо в светлую звезду, нацелить бы великанской ракетой.
Рванёт ракета ввысь, взлетит,оторвётся от земли и пойдёт теми полями, куда ни орёл, ни пуля не залетали. Куда не дострелить и дальнобойной немецкой пушке, где и воздуха нет, а в чёрном небе горит, как раскалённый камень, солнце.
И мелкой пылью посыпано звёздами небо. Мороз стоит, какого на земле не видано.
Вот из этих мест и дует стужа в полюс, леденит океан и крушит северный гранит — новоземельские камни.
И в первый раз бородатый человек замечтал, как маленький: «Эх, слетать бы мне на луну!»
А в учёных журналах печатают теперь формулы, чертежи, цифры, счёты, расчёты.
Инженеры скребут седые затылки.
Считают, сколько веса, сколько стали, железа и какого пороха, какого заряда надо на эту небесную ракету.
Заморился на работе немецкий мужик. Пашет и дышит, как паровоз. Вытер пот и подумал:
«Пар от меня будто от паровоза. А запрячь бы и в самом деле паровоз в нашу мужицкую работу, — сидел бы я с трубочкой на передке, знай, только табачок покуривай. И пахал бы у меня паровоз, и косил, и молотил, и веял».
Так полсотни лет тому назад размечтался немецкий мужик.
Ну и прописали же ему порцию: срисовали портрет, трубочку в рот сунули, посадили на машину и выставили на посмешище во всех газетах. Задразнили, затюкали, из дому не выходи.
Немец этот давно спит в земле сырой. Так с обидой и помер.
А по советской степи урчит мотором, рвёт лапчатыми колёсами землю путиловский трактор.
Не плуг, а двадцать плугов бегут за сильным трактором.
Почернела сзади, взъерошилась земля; пни, коренья выворотит трактор, всё поле переворотит.
А пахарь сидит на креслице, во рту трубочка, набоку кепочка, рулём покручивает, в сторону сплёвывает — хватило б керосина до вечера.
Запряги трактор к косилке — выкосит.
А можно заставить трактор и молотилку вертеть. Зарычит машина, станет хлеб обмолачивать.
Осенняя ночь на дворе, холодная грязь липнет на улице, а в сарае урчит трактор, вертит динамо и гонит белый свет по мазаным хатёнкам.
Светло и весело. А всего два провода, две жилки по деревне протянуты.
Тридцать лет только прошло, а было вот что.
В каждом университете по всей земле стоял на кафедре седой профессор и, как утюгом по доске, долбил резким голосом:
— Из железа всегда получается только железо. Меди из него не сделаешь. Из свинца — всегда свинец, а золота из свинца не выплавишь. Правда, в старину жили обманщики, которые хвалились, будто могут обратить свинец в золото. Имя этим обманщикам — алхимики.
Студенты-химики слушали и смеялись: чудаки-то какие были алхимики!
Английский химик Рамзай уже тридцать раз начинал так свой доклад.
И вдруг на ухо признался немецкому химику Оствальду:
— Недавно, неделю тому назад, я убедился ясно, как вижу вас перед собою: у меня в трубке один металл превратился в другой. Поклянитесь мне, что вы будете молчать, пока я ещё раз не проверю.
Прошёл год, и зашумела наука. В каждом университете, по всей земле, на кафедре стоял седой профессор и, поглаживая бороду, говорил мягким голосом:
— Химику Рамзаю удалось превратить один металл в другой... Может быть и в самом деле... кто знает... не поддельное, а настоящее золото делали некоторые алхимики. Наверно, знаете ли, сказать нельзя...
Смотрели люди и на этого чудака и смеялись.
Действительно, придумал игрушку: люди на колёсах ездят, а ему заладилось навыворот: самому в колесо залезть. Уж коли всё наизнанку, так надел бы сапоги на голову и ходил бы вверх ногами.
И всякий отец показывал сыну своему смешную картинку и приговаривал:
— Вырастешь, никогда такой ерунды не выдумывай — круглая лента и выше головы ходит. Сумасшедший какой-то.
А вырос сын и сидел в окопах на войне. Перед самыми окопами туча колючей проволоки, прочно на кольях растянута. А ещё дальше лесок, там, далеко за лесом, неприятель. Люди сидели, прислонив винтовочки, трубочки покуривали: «Доберись-ка до нас».
И вдруг затрещало всё вокруг, и из лесу выполз «чорт». У этого чорта на колёсах накинуты были рельсы. Они лентой шли по ободьям — замкнутая цепь. Как медведь сквозь паутину, пролез стальной чорт сквозь проволоку. А люди в окопах обомлели, и винтовка в руках не держится.
Самый храбрый офицер германской железной дивизии выскочил из окопа и стоял как столб. А чорт подъехал, отворилась в нём дверца, и самая простая человечья рука поймала офицера за шиворот, втащила чорту в брюхо, и захлопнулась дверца.
Их грянули пулемёты и орудия. Пошли поливать и вкось и в лоб. А храбрый офицер забыл вспомнить, как папа его тыкал пальцем в картинку и приговаривал: «Вырастешь, никогда вот такой ерунды не выдумывай... — чтоб лента вокруг ходила».
|
