DjVu

      Рассказ о русском учёном Степане Петровиче Крашенинникове, открывателе Камчатки.


      Однажды в Ленинграде ковш экскаватора наткнулся на старую могильную плиту. Здесь, как видно, находилось давно забытое кладбище. На плите с трудом разобрали надпись:
      Академии наук профессор КРАШЕНИННИКОВ
      Рабочие тут же позвонили учёным. Учёные приехали, рассмотрели плиту и заволновались. Один из них горестно вздохнул:
      — Так вот ты где был, Степан Петрович!
      — Давно ли жил ваш знакомый? - спросили рабочие и услышали в ответ:
      — Да лет двести пятьдесят назад будет.
     
      СОЛДАТСКИЙ СЫН
     
      Жил в начале восемнадцатого века в Москве солдат, по имени Пётр и по фамилии Крашенинников. У солдата был сын Степан, мальчик очень способный. Грамоте выучился легко, но ему было этого мало. Хотелось дальше учиться. Учение, однако, стоило дорого, а соседи и родственники пугали: пока выучишься, с голоду помрёшь.
      Всё же Степан Крашенинников не оробел, выдержал восемь школьных лет. Случалось, за день съедал только кусочек хлеба, запивал водой, но в конце концов одолел многие науки и хорошо выучил три иностранных языка: немецкий, латинский и греческий. Знал, они ему ещё пригодятся.
      Школа окончена.
      Степан стал студентом. Ученье ему совсем не наскучило. Наоборот, всё ищет дела потруднее!
      И дело нашлось. Предложили студенту отправиться в экспедицию, да такую далёкую, что никто и не мог точно сказать, сколько времени ехать.
      Экспедиция на Камчатку.
      Камчатка... В ту пору никто почти и не слыхал про такую землю: это ведь дальний восточный край нашей страны. Когда в Москве полдень, то на Камчатке уже девять часов вечера, и сегодня самым быстрым самолётом лететь туда больше восьми часов. Если же ехать поездом или пароходом, то дорога займёт не менее десяти дней.
      Во времена же Степана Крашенинникова ездили только на лошадях, по морю — на парусных кораблях. Сколько же добираться до места? Долго, очень долго...
      Не колеблясь, однако, согласился Степан ехать и подумал: «Надо знать своё отечество во всех его пределах». Простился с родными местами и пустился в дальнюю дорогу.
     
     
      ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА
     
      Ехал месяц, другой, третий... Летом дорога пыльная, а если дождь пойдёт — грязная, топкая. Лошади скоро устают. Зимой сани бегут быстрее, но зато встают на пути страшные метели, морозы — градусов до пятидесяти. Много месяцев ехал студент. Спутники его скучали — всё дорога да дорога, горы, степи, леса... Иногда несколько дней на лодках — по реке. Случалось, за неделю не встретишь ни одного селения...
      Степан Крашенинников, однако, никогда не скучает. Выдаётся минута — достанет записную книжечку и всё запишет: как называется река, через которую переправлялись, и сколько дней пути до тех гор, что синеют вдали, и почему у одних татарских девочек десять или двадцать косичек, а у других только четыре (оказалось, что меньше
      кос начинает заплетать девушка-невеста, у которой скоро свадьба).
      Перевалили Уральские горы. Началась Сибирь.
      Более трёх с половиной лет длился путь Крашенинникова по сибирским землям. Повидал он разные города: Тобольск, Томск, Красноярск, Иркутск. А в Якутске объявили студенту, что на Камчатку прежде надлежит поехать ему одному, остальные же члены экспедиции прибудут туда потом.
      Много толстых тетрадей исписал студент, пока однажды, одолев горный перевал, не увидел вдали море.
      Тихий океан!
      Погрузились на судёнышко под названием «Фортуна», то есть, если перевести с латинского языка на русский, — «Судьба», и гадали,выйдет счастливая фортуна или несчастная: ведь до Камчатки плыть десять дней, а море неспокойное, и чёрные тучи обещают бурю.
      Поплыли, но через несколько суток выяснилось, что судно протекает и уж в трюмах ходят по колено в воде. Капитан велел всем воду выкачивать, а дело это трудное; и каждый, качнув раз сто, валился без сил... Но вода не убывала. Капитан решил повернуть обратно, ветер же гнал судно в открытое море. Как быть?
      Возвращаться нельзя, но и вперёд плыть страшно. И тогда раздался приказ: сбросить в море лишний груз.
      «Несчастливы были, — записал потом студент, — те, у которых кладь наверху лежала». А больше ничего не записал — не стал жаловаться, и только много позже признался, что в море полетела его собственная сумка с чистой бумагой для записей и ещё одиннадцать сумок с едой да корзина с бельём. Так что осталась у бедного студента только одна рубашка да несколько записных книжек, с которыми не расставался...
      Но в те минуты уж никто не волновался о вещах. Люди не думали, что спасутся, так как судно начало трещать.
      Показались тёмные скалы.
      Камчатка!
      Огромная волна выбросила «Фортуну» на берег.
      Земля заходила, завертелась у пассажиров под ногами. Крашенинников решил, что это от слабости и морской качки, — но оказалось, что он ошибся: земля на самом деле тряслась. Камчатка встречала путешественников сильным землетрясением. Для здешних мест — дело обыкновенное.
      Так впервые ступил Академии студент Степан Крашенинников на Камчатку.
      Так он оказался на краю света.
     
     
      ЧТО УВИДЕЛ СТЕПАН ПЕТРОВИЧ НА КАМЧАТКЕ
     
      Земля тряслась, а вдали дымилась, будто покуривала, высокая гора. «Горелая сопка», — сказал кто-то уже здесь бывавший. «Вулкан», — записал в книжечку студент.
      — Сколько здесь таких горелых сопок? — спросил он.
      — Кто знает? Много, — отвечали спутники.
      Они торопились: надо уйти от берега подальше. Случается, во время землетрясения вдруг поднимется на море огромная, как гора, волна, набежит на берег и того, кто попадётся, слизнёт в море...
      Пока же море начало отступать. Открылось дно, и казалось, будто стонут и ухают какие-то невидимые чудовища... Но Крашенинников знал: это отлив, а через несколько часов начнётся прилив, и тогда держись...
      Заспешили путники подальше от моря, и тут только Крашенинников спокойно огляделся и удивился: земля перестала трястись, солнце пригрело, поднималась трава выше человеческого роста, а издалека слышался весёлый свист. Это суслики с любопытством наблюдали за людьми и провожали их, пересвистываясь, как будто переговариваясь.
      И
      Вдруг из-за горки показался медведь и, не торопясь, пошёл по склону.
      — Он добрый, — сказали местные жители. — Только иногда пошутить любит: увидит бабу с корзиной ягод
      и ягоды отнимет.
      Море уже скрылось из виду, скоро и жильё.
      — Зачем так далеко ехал? — спросил Крашенинникова один встречный.
      Степан отвечал, что ему надо записать про всё, что есть на Камчатке: про людей, про цветы, про зверей, про рыбу, про камни...
      — Ну и много же у тебя дел! — удивился встречный. — Никто таких дел у нас до сих пор не делал.
     
     
      КАМЧАДАЛЫ
     
      Первое дело — научиться говорить с местными жителями. Русских на Камчатке немного. Один из них хорошо умеет объясняться с местным народом и берётся помогать студенту. Крашенинников, однако, торопится сам выучиться языку камчадалов (или, как они сами себя называют, — ительменов), каждый день записывает незнакомые слова и вскоре пускается в разговоры.
      Камчадалы — люди весёлые, поговорить не прочь. Сейчас лето, мужчины охотятся на тюленей, ловят и сушат рыбу. Женщины собирают травы, чтобы приготовить из них разные лакомства или сплести покрывало, ковёр. Ловко камчадалы работают: режут траву, потрошат рыбу,выделывают шкуры.
      Топоры и ножи почти все сделаны из камня или кости: о железе камчадалы только недавно узнали от русских и ещё не совсем привыкли к нему.
      Студент смешной, обо всём расспрашивает, улыбается — видно, хороший человек.
      Вот приходит один камчадал к другому в гости. Позвали и Крашенинникова. Разжигают огонь. Русский протягивает свой кремень, чтобы, ударив по камню, выбить искру (спичек в то время ещё никто не знал). Смеются хозяева: зачем камнем о камень бить? Берут палочку, вставляют в специальную дощечку и быстро, быстро вертят: дерево нагревается, затем начинает тлеть, огню дают «поесть» особого мха — и вот уже костёр горит прямо в юрте. Становится жарко, дым крепко ест глаза. А камчадал начинает угощать соседа рыбой, мясом, травяным отваром.
      Гость поел, ему ещё предлагают, потом ещё... Пока не взмолится пришедший: «Не могу больше съесть ни кусочка!».
      Хозяин смеётся: «Ладно, но плати за то, что больше не ешь». И гость отдаёт всё, что хозяин ни попросит.
      И рукавицы, и нож, и украшения, и почти всю одежду... Но пройдет немного дней, и сегодняшний хозяин станет гостем, придёт в юрту того, кого сегодня угощал. И опять будет пир, пока гость не устанет есть и не отдаст хозяину всё, что тот ни попросит.
      Так и меняются камчадалы друг с другом вещами. А за деньги ничего у них не получишь, только хохочут, когда студент вынимает монету. Что в ней толку? Разве деньги можно съесть или надеть на себя? «Давай лучше меняться, или просто так бери что хочешь, не жалко!»
      Кончается короткое камчатское лето, и жители после трудов спешат повеселиться: запевают песни, непривычные и странные для приезжего, или пускаются в пляс. Иногда целый день не перестают веселиться ни на минуту, да ещё ночь прихватывают — и так им жарко, что бегут к морю охладиться...
      Но вдруг один сорвался с берега и тонет. Никто не бросился помочь.
      — Что же вы? — закричал Степан Петрович и приготовился кинуться вниз.
      Но его хватают, удерживают: стой, ни с места!
      К счастью, утопающий сам, хоть и с трудом, выкарабкался на камни.
      — Нельзя спасать, объясняют старики. — Если спасёшь, значит, сам когда-нибудь непременно утонешь.
      — Да что за чепуха! — горячится русский.
      Но никто с ним не согласен. И как переубедить этих людей? Лучше поговорить о чём-нибудь другом.
      — А где же ваши собаки? — спрашивает Крашенинников.
      Хозяин машет рукой: там где-нибудь, в лесу, в поле. Сами добывают себе еду'. А вот как зима настанет, есть будет нечего, придут. Толстые, ленивые, наелись за лето. Их привяжут и заставят крепко поголодать — иначе плохо повезут по снегу. «Да скоро зима сам увидишь!»
     
     
      ЗИМА
     
      В августе уже появляется иней, и вскоре сильные ветры приносят снег. Прошёлся над сугробом лютый мороз, и затвердела, как корка, снежная гладь.
      Теперь можно поехать туда, где летом увязнешь в болоте. Собаки запряжены — и вперёд... Только не зевай, особенно когда с горы спускаешься: мигом перевернутся сани и унесутся с собаками вниз, а ты догоняй по пояс в снегу.
      Бежит упряжка по ущелью, а с обеих сторон поднимаются красивые, очень крутые горы.
      — Можно ли на них взобраться?
      — Взобраться легче, чем спуститься, — отвечает проводник. — Только на длинных ремнях, цепляясь за камни, можно спуститься вниз.
      А далеко-далеко курится гора — не та, которую видел Крашенинников в первый день, другая, — и время от времени над её вершиной прыгают языки огня. Крашенинников хорошо знает, что это прорывается наружу подземное пламя, но всё-таки спрашивает камчадала:
      — Отчего гора горит?
      — Оттого, что горные духи в эту пору топят свои юрты.
      — Чем же топят?
      — Китовым жиром.
      — Так ведь киты в море плавают, а духи, ты говоришь, на горе живут.
      — Ничего ты не знаешь, — усмехается проводник. — Духи всё могут: иногда спускаются в море и выходят оттуда с растопыренными руками, а на каждом пальце насажено по киту. Десять пальцев — десять китов...
      «Какая красивая сказка!» — думает русский.
      «Вот чудак, — думает о нём камчадал, — не знает, отчего гора горит...»
      Тут оба замечают, что собаки не хотят бежать по снежному полю, скулят, зарываются в снег.
      — Буран идёт, — объясняет проводник.
      Путешественники сейчас же укладываются рядом с собаками, чтобы греться их теплом, накрываются чем только можно, укрепляют сани, груз — и вовремя! Налетел буран, да такой, что не видно ничего в двух шагах. Ни двигаться, ни вставать невозможно: только лежать, может, день, а может, и три, да знай отряхивайся, чтоб не засыпало совсем. И всё же наверху наметает огромный сугроб: и поэтому, как только ветер стихнет, — скорее откапывайся.
      Наконец непогода кончилась. Солнце, отражаясь от снега, слепит глаза. Всем: и людям, и собакам — мучительно хочется есть, пить. К счастью, на пути селение. Хозяин выходит из юрты, рад гостям. Опять набегает пурга, и как славно слушать её вой у огня. И самое время попросить хозяина юрты или проводника рассказать сказку (и конечно же, записать её в книжку).
     
     
      СКАЗКИ
     
      — Вот ты, русский, наверное, и не знаешь, отчего ветер рождается? Так слушай.
      Живёт высоко в горах дух ветра, а зовут его Балакит. У него длинные и кудрявые волосы. И вот захочется ему, чтобы ветер где-нибудь начался. Летит он в тот край и качает над ним головой: кудри разлетаются во все стороны, и чем сильнее их раскачивать, тем сильнее ветер... Видишь, наверное, над нами Балакит сейчас кружит, недаром такой ветер. Вон смотри, прядь волос закручивается метелью!
      — Как же прекращается ветер? — спрашивает Крашенинников.
      — Очень просто. Устанет Балакит головой трясти и летит обратно. Когда он возвращается, жена его радуется и, чтобы показаться Балакиту красивее, румянит своё лицо. От этого утром и вечером в тихую, безветренную погоду румяная заря на небе.
      — А если Балакит задержится в дороге?
      — Тогда жена его печалится, плачет, что напрасно разрумянилась, и не показывает своего лица — от этого бывают пасмурные дни.
      Между тем, пока сказка сказывалась, ветер утих: видно, Балакит полетел к своей милой...
      И снова собаки бегут по снегу. Вдруг впереди облако поднимается.
      Собаки облака не боятся, но проводник оробел. Остановился, не хочет дальше идти: всё твердит о злом духе. И со страхом глядит, как уверенно идёт его пассажир к паровому облаку. Опасливо, издали смотрит камчадал, как раздевается студент и спокойно ложится в воду: это тёплый источник. Потом нехотя вылезает, одевается. Измеряет температуру воды и записывает, что, конечно, тёплые источники не случайны в этом краю, что их подогревает то же подземное пламя, которое раскаляет огромные горы-вулканы.
      «Как много тепла в этом холодном краю, — думает Крашенинников. — Кто знает, может быть, наши правнуки сумеют его использовать, построят города, обогреют дома, будут зимой выращивать такие овощи и цветы, которые и вообразить теперь невозможно?»
      И снова бежит упряжка. Присмирел проводник, зауважал, даже испугался своего отчаянного спутника: ведь ни один местный житель не справился бы так легко с духом горного ручья!
      А Степан Петрович опять достаёт книжечку и останавливается у старинного почернелого креста. Из надписи, едва сохранившейся на кресте, Крашенинников узнаёт, что поставили его сорок лет назад «Владимир Атласов со товарищами» .
      Имя это студент слышал в Москве и в Петербурге. Смелый, отчаянный казачий предводитель Атласов ещё до рождения Крашенинникова привёл русский отряд на Кам-
      чатку — прежде эту землю даже на карте нельзя было найти. В одном из походов давно сложил голову атаман Атласов. Никого не осталось в живых из его товарищей. И крест, похоже, скоро упадёт под ударами снеговых бурь. Но недаром Крашенинников открыл свою книжечку: то, что он запишет, будет вскоре известно в России, и память о славных делах не забудется...
      Бежит дорога по морскому берегу. День, два можно ехать — никого не встретишь. Лишь огромные волны то наступают с приливом, то с отливом убегают. Какая ширь! Всем хватает земли и воды, не из-за чего, кажется, здесь ссориться.
      — Да нет, — говорит проводник, — всё время у нас войны идут...
     
     
      ЗАЧЕМ КАМЧАДАЛЫ ВОЮЮТ?
     
      У камчатских племён нет царей, и все дела мужчины решают сообща, на племенном совете. Но всё же на тех советах главное слово принадлежит старикам, а ещё главнее — слово вождя.
      Конечно, вождь не имеет такой власти, как русский царь в Петербурге, но он всех богаче. 11а севере Камчатки, у коряков, Крашенинников знакомится с вождём, у которого так много оленей, что он и не знает, как их сосчитать.
      — Сколько их? — спрашивает русский.
      — Столько, — отвечают ему, — сколько пальцев на руках и ногах у одного человека, потом у двух человек, у трёх, у десяти, потом у двадцати...
      Не умеют жители Камчатки считать без пальцев. С трудом удаётся понять, что у вождя сто тысяч оленей!
      Стоит ли воевать при таком богатстве? Оказывается, как раз. самые зажиточные люди стремятся приобрести ещё больше добра и заставляют идти войной целые племена. Воюют храбро, отчаянно. «А когда увидят, — записывает Крашенинников, — что неприятель берёт верх, то всякий камчадал, заколов жену и детей своих, или разбивается насмерть, бросившись с берега, со скалы, или с оружием устремляется на неприятеля, один на всех — и гибнет в бою».
      «Но разве только на Камчатке не утихают битвы? — думает учёный. — Разве по всей земле короли, императоры, султаны не дерутся до последнего солдата? А ведь мы значительно культурнее бедных жителей Камчатки; у нас корабли, пушки, железо — а у них каменные топоры, стрелы с костяными наконечниками...»
      Грустно Степану Крашенинникову. Совсем не так весело на Камчатке, как показалось ему в первые дни. Легко погибнуть в этом краю и камчадалу, и русскому: от бури, вулкана, шторма, от пули, стрелы, топора.
     
     
      ВОЗВРАЩЕНИЕ
     
      Быстро бегут собаки — знают, что дом уж близко. Вот и знакомые избы, камчатские юрты. Все высыпают нарушу — радуются студенту, старому знакомому. Выходят и купцы, но глядят на приехавшего без всякого интереса: что толку в нём — ни лисиц, ни бобров не привёз, разве что по одной штуке для коллекции; одни бумажки, да камни, да сухие растения. А ведь за каждого соболя или лису, если их довезти до Москвы или Петербурга, важные господа большие деньги дадут! Нет, совсем не интересуются купцы Степаном Петровичем.
      А тот не унывает, радуется, что привёз много вещей, за которые ничего платить не будут. Не только привёз, но каждому листику, шкурке, камню знает название — на камчатском языке, на русском, да ещё по латыни и по-гречески: так положено записывать любому учёному, чтобы в другой стране его понять смогли (вот где пригодилось студенту знание языков!).
      Купцы давно ушли в свои избы. Зато камчадалы не просто рады весёлому и доброму гостю, но даже поют сложенную о нём песню. По-камчатски она так начиналась: «Студенталь теемрик битель читель киллизик»; и сам герой быстро перевёл её на русский язык:
      Если бы я был студент, то написал бы о всех девушках;
      Если бы я был студент, то описал бы быка-рыбу;
      Если бы я был студент, то описал бы всех морских чаек...
      Если бы я был студент, то описал бы горячие ключи, все горы, всех птиц и всех морских рыб...
     
     
      ДОМОЙ
     
      Четыре долгих года пробыл Степан Крашенинников на Камчатке. Огромную землю эту объездил он вдоль и поперёк несколько раз — и всё ему мало. Всё беспокоится, что учёные в Петербурге, Москве почти совсем ничего не знают о таком дальнем крае, как Камчатка. Крашенинников повторяет: «Надо знать своё отечество во всех его пределах» .
      — Зачем торопиться домой? Е^азве тебе у нас плохо? Оставайся! — так говорит ему один приятель.
      — Езжай домой, там расскажешь о нас, — так говорят другие.
      — Что же дадут тебе за твои труды? — спрашивает третий.
      — Профессором, академиком будешь, — говорит кто-то грамотный из русских.
      — А всё равно богатым не будешь, — предсказывает старый проводник.
      И вот однажды Степан Петрович говорит камчатским друзьям:
      — Прощайте! Сказал бы «до свидания», да вряд ли свидание будет, вряд ли ещё свидимся.
      Прощайте, друзья в юртах и избах!
      Прощайте, вулканы, добрые медведи!
      Прощайте, камчатские бураны и камчатские сказочники! Я уезжаю далеко — слыхали вы про такие места: Москва, Петербург?
      — Прощай, студент!
      И снова — на корабль. На этот раз, если случится крушение, погибнут многолетние труды: множество записных книжек, гербариев, чучел и шкурок. Степан Петрович так сложил, укрыл, упаковал свои драгоценности, что если он сам пропадёт, его груз всё же сохранится для науки.
      Вот и скрылись за кормою камчатские горы. На этот раз море, однако, было спокойным, добродушным, и плавание прошло без приключений.
      А затем медленно карабкается лошадка студента по горным перевалам, позади остаются сотни, потом тысячи вёрст тяжкого летнего пути.
      Но вот и осень, за нею зима; по льду застывших рек, по санным тропам — дорога пошла быстрее...
      А потом снова весна, разлились воды, и нет никакой дороги, и приходится ждать недели и месяцы. Снова лето. Уже целый год держит путь на запад Степан Крашенинников. Наконец пошли знакомые места, переехали Урал, Волгу — меж тем вторая зима наступает, и опять санная дорога веселее для сердца...
      Вот и Санкт-Петербург. Столица России на реке Неве. Академия наук: отсюда много лет назад отправился в путь юный студент. Теперь сюда вернулся настоящий учёный. Довёз он свои коллекции и записные книжки. Довёз и сдал в
      Академию: не пропадёт его дело! Устал Крашенинников. Молодое лицо покрыли морщины, появились седые волосы. Устал — но некогда отдыхать, нельзя останавливаться. Пока есть силы и свежа память — надо написать книгу о своих странствиях и открытиях.
      Книга пишется не скоро, пожалуй, даже медленнее, чем совершалось путешествие на край света. Студент Крашенинников, правда, за свои открытия уже получил звание профессора, но богатым не стал. Наверное, не умел копить деньги, да и платили учёным в Академии не много. В ту пору начало и здоровье пошаливать: сказались тяжёлые годы странствий, многолетняя усталость. Но всё равно счастлив Степан Петрович: доволен, что дело довёл до конца.
      И вот выходит замечательная книга — «Описание Земли Камчатки». Книгу читают учёные в России, во всём
      мире. Только автор не успел взглянуть на изданное сочинение. Он прожил всего 42 года, несколько месяцев не дотянув до того, чтобы хоть полистать собственное, совсем готовое сочинение. Степан Петрович умер в 1755 году.
      Схоронили Степана Крашенинникова и положили камень с надписью:
      Академии наук профессор КРАШЕНИННИКОВ
      250 лет миновало с тех пор, как ветхое судёнышко высадило Крашенинникова на Камчатский берег.
      Сегодня Камчатка уже совершенно не та, что во времена Степана Петровича. Здесь построены заводы, фабрики, современные порты, автомобильные дороги...
      Портрет Степана Крашенинникова на почётном месте в Академии наук СССР. Его именем названа высокая сопка, а также остров и мыс в Тихом океане. А на Камчатке сегодня книги Крашенинникова, конечно, есть в сотнях библиотек, и десятки тысяч людей хорошо знают и вспоминают одного из первых русских учёных, Степана Петровича Крашенинникова.