Юрий Ермолаев, «Можете нас поздравить!»
«Стрелы пущены в цель»
Иллюстрации - Герман Мазурин. - 1973 г.

DjVu

От нас: 500 радиоспектаклей (и учебники)
на SD‑карте 64(128)GB — ГДЕ?..

Baшa помощь проекту:
занести копеечку — КУДА?..

Сделал и прислал Кайдалов Анатолий. _____________________         СОДЕРЖАНИЕ       Можете нас поздравить! .... 5       Стрелы пущены в цель .... 141                   Дорогие ребята, юные читатели!       Вы откроете книгу, и с первых страниц писатель Юрий Ермолаев введёт вас в знакомую вам жизнь школы и пионерского отряда. Знакомую и незнакомую, потому что так много разных любопытных и забавных случаев известно писателю, о каких вы и не слышали. Множество ребят знает он, и вам их узнать будет интересно и радостно.       Вы и посмеётесь, читая книгу Юрия Ермолаева, расхохочетесь даже на иных страницах, не раз и задумаетесь. И наверное, захотите после прочтения книги внимательно приглядеться к своей собственной школе, своему отряду, своим товарищам.       Юрий Ермолаев весёлый и добрый человек, оттого и его книги весёлые и добрые.       Редко бывает, что человек становится писателем прямо со школьной скамьи. Писателю необходим жизненный опыт, много знаний, чтобы было о чём рассказывать. Вот Юрий Ермолаев сначала стал актёром, очень хорошим актёром, а в то же время хотелось писать, и именно для детей. Какой талант пересилит? Пересилила тяга к писательству. Как интересно встречаться с ребятами в школе и Дворце пионеров, пионерском лагере и просто где-нибудь в летнем парке или на зимнем стадионе! Сколько друзей-школьников у Юрия Ивановича Ермолаева! Придёт он в библиотеку — окружат тесной толпой, не отпускают.       О них, своих хороших юных друзьях, Юрий Иванович написал первые рассказы. Передали по радио. Посыпались письма, душевные, благодарные отклики радиослушателей, не только юных — писали и мамы, и папы, и бабушки. Это окрылило, решило судьбу — Юрий Иванович Ермолаев становится детским писателем. Увлечённым, влюблённым в своё дело. Влюблённым в своих лукавых и озорных, отзывчивых и умных, деятельных и изобретательных героев.       Вот и в повести «Можете нас поздравить!» друзья-товарищи четвероклассники Петя и Павлик и учатся, и дружат, и изобретают интересную игру, полную тайн и надежд. Игра имеет серьёзный смысл, приносит пользу. Но я не хочу вам заранее открывать тайну Пети и Павлика — интереснее самим прочесть и узнать.       В другой повести Юрия Ермолаева «Стрелы пущены в цель» меня тоже увлекает бурная пионерская жизнь, ребячьи выдумки, шум школы, беготня, разговоры, и всё время, всё время что-то изобретается, открывается, ищется. Мне нравится девочка Света Мохова. Она очень застенчива и от застенчивости кажется робкой. Но когда потребуется, она сумеет стать твёрдой. Наверное, вы тоже полюбите Свету Мохову и её товарищей и подружек.       Итак, дорогие юные читатели, перед вами книга интересная, весёлая, увлекательная и, наверное начав читать её, вы не оторвётесь до конца и скажете автору: — Спасибо!       Мария Прилежаева                         Ребята!       Я, четвероклассник Петя Мошкин, и мой друг Павлик Хохолков ужасно переживали, что наше звено не дружное. Павлик даже сказал однажды: «У нас не звено, а настоящий винегрет!»       А каково это было слышать мне, звеньевому? Вот я и решил: так больше продолжаться не может!       Мы постарались сдружить звено и исправить самого большого лентяя — второгодника Федьку.       Про наши дела и написана эта повесть. Автор назвал её «Можете нас поздравить!». Наверное, он подумал, что мы уже всё сделали. А я считаю, поздравлять нас рано. Только сейчас у нас что-то начинает получаться. А до этого — одни неприятности и переживания.       С пионерским приветом звеньевой Петя Мошкин                         НЕ ДАЛИ ОТДОХНУТЬ!             Четырнадцать дней! Сто шестьдесят восемь часов! Десять тысяч восемьдесят минут! Подумать только! И всё это свободное время было уже позади. Зимние каникулы кончились. Учебник лежал на парте, авторучку я держал в руке и все четыре урока должен был слушать Ираиду Кондратьевну. Должен... а я хоть и сознаю это, а всё равно думаю о другом...       Скоро в наш город приедет столичный цирк. Я прочитал об этом в городской газете. Вот бы взять шефство над хищниками! Блестящая идея! Мне нравится возиться с животными. Соседский       щенок меня больше, чем своих хозяев, любит. В каникулы ни на шаг от нас с Павликом не отходил.       Павлик — это мой друг. Мы с ним всегда вместе. С первого класса за одной партой сидим. Я решил сказать ему про свою идею.       — Над хищниками нам шефствовать не разрешат,— замотал головой Павлик,— мы — несовершеннолетние.       — Тогда давай шефствовать над верблюдами.       — Нет уж, спасибо,— наотрез отказался Павлик,— мне такого счастья не нужно. Верблюды плюются. Я, когда ездил в Москву, видел, как в Зоопарке ни с того ни с сего верблюд плюнул на гражданина в шляпе. Всю шляпу испортил. А у меня форма новая.       Павлик такой чистюля, просто ужас? За свою аккуратность он у нас третий год бессменный санитар. Как во втором классе выбрали, так до сих пор никем не заменили.       — А что мы тогда после уроков будем делать? — спросил я.       — Пойдём в кино? — предложил Павлик.       — Нет уж, хватит,— замахал я руками.       В Доме культуры шёл всё тот же фильм, который мы с Павликом видели в каникулы шесть раз. Почти наизусть выучили. Я посмотрел на Женьку Рогова и стал писать ему записку: ведь его отец директор Дома культуры, и Женька всегда раньше всех знает, когда будет новый кинофильм. Но тут за моей спиной загудел, точно шмель, своим басом Федька Батов.       — Сегодня в Доме культуры новую кинокомедию покажут,— сообщил он сидящим позади него дружкам — Антону Здобнову и Гришке Гвоздико-       ву,— «Полосатый рейс» называется. От смеха под стульями валяться будете.       — Я не буду валяться,— огорчился Гришка Гвоздиков,— у меня денег нет.       — И не надо,— утешил его Федька,— пройдём бесплатно.       — Ты что, директором ДК стал? — усмехнулся Антон.       — Может, шапку-невидимку заимел? — добавил Гришка.       — Соседка наша в ДК стала контролёром работать. Она мне сказала: «Приходи с дружками, пущу вас на балкон».— И уже совсем тихо Федька добавил : — А вы ещё кого-нибудь позовите. Возьмём с них за кино по гривеннику, и порядок. Потом в буфете фруктовой воды напьёмся.       — А всех-то пустит? — с сомнением спросил Антон.       — Будьте покойны,— кивнул головой Федька.— Она хочет из нас актив юных зрителей сделать. Чтоб мы перед детскими сеансами помогали.       — Тогда пропустит,— решил Антон.       — Я двоих приведу,— угодливо пискнул Гришка Гвоздиков и вкусно причмокнул, будто уже пил фруктовую воду.       — А я профессорского сынка Кирку Краснова заманю,— раскинув умом, сказал Антон,— у него всегда денежки звенят.       — Профессорского хорошо,— оживился Ба-тов,— с него можно подороже взять.       — В том-то и дело,— понимающе подмигнул Антон.       Я толкнул Павлика в бок.       — Слышишь, что затевают?       — Только бы Генька Шубин ничего не узнал,       а то опять на тебя раскричится,— встревожился Павлик.       Генька Шубин — наш председатель совета отряда, а я — звеньевой. Федька, Антон и Гришка в моём звене. Потому-то за каждое безобразие, которое они устраивают, мне и достаётся от Геньки. Вот нажалуется Кирка Краснов своему отцу, что Батов с дружками все деньги у него выманил, позвонит тот в школу, и завтра Генька весь день будет меня допекать: «Куда ты только смотришь, Мошкин? Опять твоё звено отряд позорит?» Как будто я сложа руки сижу, а не всё время начеку. Только что я могу сделать, если Федька даже директора школы не слушается? Уж сколько раз директор его вызывал. А толку чуть! Даст Батов слово исправиться, а на другой день опять что-нибудь выкинет.       Вот хоть перед зимними каникулами. Рассказывала нам Ираида Кондратьевна на уроке природоведения про домашних птиц, а Федька залез под парту да как закукарекает оттуда для наглядной иллюстрации. Большая неприятность была. Батов после этого случая самое последнее обещание дал вести себя хорошо. А через день на уроке математики нацепил моднице Светке Конторович хвост из мочалы с запиской: «Посмотрите, какая я красавица». А Светку к доске вызвали. Она так и проплыла по классу с хвостом. Вот что Принц вытворяет?       Федька — второгодник. Он достался нам по наследству. За это и ещё за то, что он ничего не хочет делать: ни заниматься, ни пионерские поручения выполнять, мы прозвали Федьку Наследным Принцем. А его дружков, Антона и Гришку, зовём Федь-киной свитой. Это потому, что они ни на шаг от       Федьки не отходят. Так и смотрят ему в глаза, и ждут приказаний.       В прошлом году без Принца Антон с Гришкой вели себя гораздо лучше. Даже на сборы звена оставались. А теперь, если и остаются, мы сами не рады. Обязательно что-нибудь натворят.       Вот какие ребята у меня в звене. А моя мама, она редактор городской газеты «Авангард», говорит: если бы Принца и его дружков как следует отредактировать, они могли бы стать неплохими ребятами. Мне почему-то тоже кажется, что исправить Принца можно. Правда, я не знаю как. Но мой папа с нами не согласен. Он считает, что перевоспитывать таких людей — только зря время терять. А время папа очень ценит. Особенно в конце каждой четверти, или, как говорят взрослые, квартала.       Мой папа директор мебельной фабрики, которая за полчаса может выпустить книжный шкаф, а за рабочую смену целую жилую комнату. Но иногда фабрика не укладывается в эти сроки, как мы на контрольной. Тогда папа ужасно сердится и о Принце-Федьке ничего не хочет слушать. Потому и приходится поступать, как советует мама,— «редактировать» Федьку на пионерских сборах. Только на него это совсем не действует. Вот хоть сегодня— даже отдохнуть после каникул не дал: новое безобразие придумал. Другой на его месте был бы благодарен соседке за приглашение в кино, а он вместо этого обмануть её хочет.       Я кивнул головой в сторону Федьки и сказал Павлику:       — Ну и вредина этот Принц! Давай пойдём в Дом культуры и не дадим ему пить фруктовую воду за чужой счёт.       — А как мы это сделаем? — спросил Павлик.— Сами, что ль, эту воду выпьем?       — Зачем же сами,— сказал я и придвинулся к Павлику, чтобы объяснить ему свой план.       Но тут я услышал голос Ираиды Кондрать-евны:       — Мошкин, кажется, хочет поговорить. Вот и иди к доске, повтори мои объяснения.       Я медленно поднялся из-за парты и ещё медленней пошёл к доске.       «Звеньевой, а самый первый в новой четверти двойку схвачу»,— пронеслось у меня в голове.       У доски я медленно-медленно взял мел, и вдруг... в коридоре зазвенел звонок.       — Садись,— сказала мне Ираида Кондратьев-на и улыбнулась. Всё-таки хорошая у нас учительница: всё понимает...                   ВИНЕГРЕТ             Я часто задумывался над тем, почему наши слова и замечания совсем не действуют на Прин-ца-Федьку. И додумался: это потому, что звено у нас не дружное. Вот идёт сбор. Отчитываю я Принца, а Борька Тарасов в это время в окне галок считает. Павлик свой санитарный журнал заполняет. Девчонки шушукаются. И вместе мы давным-давно никуда не ходили: ни в кино, ни просто так погулять. Павлик только со мной дружит, девчонки друг с другом, Принц со своей свитой, а Юрик Беляков, Борька Тарасов и Витя Севрюгин совсем ни с кем.       Юрик, кроме школьного драмкружка, вообще       ничего не признаёт. Ни сборов, ни общественных нагрузок. Ему некогда. Он хочет стать артистом, вроде Чарли Чаплина, и очень часто изображает его с тросточкой в руках. А ещё Юрик умеет шевелить ушами. Особенно хорошо он шевелит ими на уроках. В перемену у него так не получается. Засмотришься на его уши и получишь от Ираиды Кондратьевны замечание. После этого как ни выговаривай Федьке, толку чуть. Ты его разносишь, а он смотрит на тебя и ехидно улыбается. А эта улыбка означает: «Сперва сам замечания не получай, а потом уж других учи».       Верно, конечно! Чтобы влиять, надо большой авторитет иметь. А в моём звене все мальчишки неавторитетные.       Взять хоть Борьку Тарасова. Он самый добродушный и покладистый человек, каких только я видел. Это, наверное, потому, что он большой и толстый. Недавно Борька рассказал нам, почему он стал такой громадиной. Ещё маленьким, украдкой от мамы, Борька съел за один присест целую коробку витамина «А». Этот витамин помогает организму расти. После этого он такой и вымахал.       А ещё Борька любит острить по любому поводу и пересаживаться в классе с места на место. Как кого нет — обязательно за его парту сядет. Сначала Ираида Кондратьевна запрещала Борьке скакать с места на место. Но он хитрый. На своём месте стал вести себя хуже. Всё время болтал или смотрел в окно и считал на деревьях галок. Вот Ираида Кондратьевна и не стала возражать. Теперь Борька пересаживается официально. За это мы прозвали его Кочевником.       Витьку Севрюгина мы зовём в шутку Команди-       ровочыым. Потому что в те дни, когда его отец бывает в командировке, Витька учится гораздо хуже. А как только отец возвращается — быстро исправляет все свои двойки и старается вовсю. Так что мы всегда знаем, дома его отец или нет. Ираида Кондратьевна, когда ставит Витьке двойку, всегда спрашивает:       — Надолго отец уехал?       И если Витька кивает головой, она тяжело вздыхает. А когда он получает пятёрку, мы все радуемся и просим Витьку передать отцу привет. Вот так он и учится — то хорошо, то плохо. И, конечно, помощи от него ждать всё равно как от плохого спортсмена рекорда.       Ещё в моём звене Димка Астахов. Он пришёл к нам из другой школы в конце первой четверти. Его родители получили в нашем районе новую квартиру. Димка ужасный выдумщик. Он, как только познакомился с нами, рассказал, что учится в музыкальной школе по классу трубы и переписывается с композитором Шостаковичем. А ещё сказал, что дома у него есть шкура белого медведя, которую ему прислал с Северного полюса отец-полярник Нас заинтересовала шкура белого медведя, и мы, то есть Павлик, Борька-Кочевник и я, зашли к Димке посмотреть её. Пришли и узнали, что Димка нигде, кроме нашей школы, не учится. А отец у него бухгалтер овощной базы и на Северном полюсе никогда не был. Шкуры дома, конечно, не оказалось. После этого Димка стал нас сторониться. Ещё Димка очень хитрый, но совсем не так, как Борька-Кочевник. Это я вот из чего заключил: на любой вопрос Ираиды Кондратьевны Димка поднимает руку, а если его вызовут, говорит:       — Я не отвечать хотел, а из класса выйти.       На сборы Димка тоже приходит не всегда. Даёт честное слово, клянётся и не приходит. А потом придумывает такую удивительную историю, которая будто бы его задержала, что всем сразу ясно: человек врёт.       Павлик не любит Димку. Он терпеть не может лгунов, так же как грязнуль и нерях. Всем в пример Павлик ставит Светку Конторович. У неё всегда всё выглажено и отутюжено, как с иголочки, а в голове ветер и всякие наряды. Но Павлик этого не замечает. Он как посмотрит на Светку, так весь сияет от удовольствия. Мне кажется, что Светка нравится Павлику. Вот он и превозносит её.       А я девчонок не люблю. Очень хорошо, что в нашем звене всего четыре девчонки. Неразлучные подруги Нина Фролова и Марина Козарезова, модница Светка и малютка Аня Полозова.       Правда, в этом году Аня перестала быть малюткой. За лето так выросла, что чуть-чуть до каланчи не дотянула. И походку изменила. Теперь Аня ходит гордо и независимо: голову назад откидывает, а руки прячет в кармашки формы и стук-стук каблучками. Я стук её туфель всегда определю. Он чёткий и какой-то весёлый. И глаза у Ани весёлые, даже немного лукавые. Только она совсем не хитрая, а честная и прямая: что думает, то и скажет. Не юлит, как некоторые. С Аней я иногда советуюсь насчёт Федьки и по другим делам. Голова у неё соображает. Хотя что это я её расписываю? Ещё могут подумать, что Аня мне нравится. Как бы не так! Я с ней иногда даже ссорюсь. Вот перед новогодним утренником сделал я хлопушку с секретом и решил отдать её Ане. Подошёл к ней и сказал:       — Дёрни за нитку — вылетит конфетка.       Она дёрнула, а вместо конфеты из хлопушки вылетел целый сноп разноцветных бумажек. Бумажки обсыпали Аню с ног до головы. Она стала ужасно красивая. Всё равно как артистка на сцене. Ей бы так и ходить весь утренник, а Аня обиделась, стала отряхиваться и сердито сказала мне:       — Вот противная Мошка!       Я, конечно, на неё тоже обиделся. Хоть фамилия моя и Мошкин, но на мошку я совсем не похож. Мошки все маленькие, чёрненькие. А я для своих лет самого нормального роста. На уроке физкультуры я стою пятым с левого фланга. Это не так уж плохо, если учесть, что я моложе многих моих одноклассников, так как пошёл в школу, когда мне ещё семи не было. Волосы у меня опять же светлые, а лицо круглое, и на нём никогда не бывает веснушек. А у Ани, чуть зима начнёт таять,— весь нос в крапинках. Кстати, нос у меня тоже не какая-то еле заметная кнопка, а прямой и ровный, так что, прежде чем называть меня Мошкой, надо думать!       Вот и всё наше звено.       — Не звено, а настоящий винегрет! — сказал как-то Павлик.       А всё потому, что отряд разбит у нас на звенья по рядам, а не по интересам. Если бы были звенья по интересам, тогда Принц-Федька не был бы в моём звене. Впрочем, тогда бы Принц ни в каком звене не был. Ведь он ничем не интересуется.       В перемену я ещё раз обдумал, как нам поступить, а потом сказал Павлику:       — Давай позовём в Дом культуры всё наше звено и будем действовать сообща.       Павлик взвесил моё предложение и предупредил:       — Зови всех, кроме девчонок. Всё-таки разговор у нас будет мужской.       Я согласился. Мало ли что может случиться. Вдруг мы подерёмся? А что будут делать тогда девчонки? Визжать! Кому это нужно?                   СПАСЕНИЕ ПРИНЦА ПОД УГРОЗОЙ             Наконец прозвенел звонок с последнего урока. Мы взяли портфели и направились к дверям. Но не тут-то было. В класс вошла отрядная вожатая Лида Паевская. Она тряхнула пышной причёской и торжественно объявила:       — Ребята, у меня новость. Из совета отряда по состоянию здоровья выбыла одна девочка и вместо неё выбрали меня.— Лида прищурила свои зелёные глаза, задрала к самому потолку утиный нос и важно добавила: — Очень может быть, что теперь из-за большой нагрузки я не смогу работать с вами.       Мы с Павликом переглянулись и чуть было не засмеялись от радости. Очень хорошо, что Лида больше не будет у нас вожатой. Потому что она всё равно с нами не работала. Прибежит в класс перед самым праздником, когда мы уже подготовились к нему с Ираидой Кондратьевной, посмотрит, что у нас получилось, и начнёт старшему вожатому хвастать :       — Приходите к нам в гости. У нас чудесный сбор будет.       Меня это ужасно сердило. А после того как я посоветовался с Лидой насчёт Принца-Федьки, я в       ней окончательно разочаровался. Было это как раз в тот день, когда Принц кукарекал на уроке. Я подошёл к Лиде и спросил:       — Как нам повлиять на Батова, чтоб он взял я за ум?       Знаете, что она мне ответила?       — Я,— говорит,— о таком скверном мальчишке даже слушать ничего не хочу. Пусть сначала исправится, потом и поговорим.       Ловко отделалась! Мне как раз и нужно было узнать, как его исправить. А когда он исправится, я об этом и спрашивать не буду.       Ни в чём нам Лида не помогала. Очень хорошо, если она уйдёт от нас. Только бы не передумала. Я не выдержал и спросил:       — Это ещё только «может быть» или ты уйдёшь от нас наверняка?       Лида почувствовала, что я радуюсь, и вспылила:       — Не дерзи, Мошкин! Даже Ираида Кондрать-евна жалуется, что ты грубишь.       Я так и раскрыл рот от удивления. Уж кому-кому, а Ираиде Кондратьевне я никогда не грубил. За все четыре года ни разу. Но я не стал спорить с Лидой. Ей лучше не возражать. Возразишь, а потом сам же пожалеешь. Она даже на моё молчание рассердилась и сказала девчонкам:       — Мне просто жаль нового вожатого. М шкин ему все нервы испортит.       Девчонки тотчас повскакали с мест, окружили Лиду и наперебой затрещали:       — Как же мы будем без тебя сборы проводить?       — Может быть, ты всё-таки останешься?       — Ах-ах!       — Ох-ох!       Особенно надрывались Нина Фролова и Марина Козарезова. Они прямо из кожи лезли. Мне стало смешно смотреть на них. Я толкнул Павлика в бок, и мы оба засмеялись.       — Чего вы? — спросила нас Аня Полозова.       А мне будто смешинка в рот попала. Я подмигнул Павлику и засмеялся ещё громче. Лида решила, что мы смеёмся над ней, и тут же навредила нам:       — Мошкин и Хохолков,— строго сказала она,— поручаю вам от имени совета дружины съездить в Краеведческий музей и привезти стенд, который нам дают для дружинной стенгазеты.       В другой раз я не стал бы спорить. Съездил бы с Павликом за стендом, и всё. Но сегодня нам во что бы то ни стало нужно было помешать Федьке осуществить его план. Я вскочил из-за парты и сказал:       — Мы не можем. Сегодня у нас есть одно важное дело.       — Мы не редколлегия, чего мы за стендом поедем! — добавил Павлик с места.       Лида прищурилась. Она всегда так делала, когда начинала сердиться.       — Какое же у вас дело? — повысила голос вожатая.       Не могли же мы при Батове сказать, что задумали. Пришлось ответить уклончиво, но со значением:       — Это тайна.       Лида ужасно разозлилась.       — Если вы не привезёте стенд, я буду вынуждена обсудить ваше поведение на совете дружины. Так и знайте! — грозно произнесла она и, окружённая девчонками, вышла из класса.       — Ребята, не уходите. Надо поговорить,— сказал я мальчишкам своего звена. А когда мы остались в классе одни, спросил: — Как же быть? Идти нам с Павликом в Дом культуры или ехать в музей за стендом?       — Пусть сама за стендом едет,— решительно высказался Павлик.       — Небось это ей поручили,— поддержал его Юрик Беляков.       — Нашла дураков! Своё на нас взваливает!— закричали Командировочный Витька и Борька-Кочевник.       А Димка Астахов сморщился, как трухлявый гриб, и ядовито сказал:       — Мошкин совета дружины испугался.       — Ничего Петька не испугался. Просто он не всегда правильно шевелит мозгами,— заступился за меня Павлик и крикнул мне: — Неужели ты не понимаешь: стенд мы можем привезти и завтра, а Батова застанем в кино только сегодня. Соображать надо!       Это я, конечно, понимал. И чтобы доказать Димке и Павлику, что я никого не испугался и разбираюсь во всём не хуже их, я сказал:       — Правильно! Если мы не остановим Федьку сегодня, в другой раз он ещё хуже что-нибудь выкинет.       — Может, даже кого-нибудь на улице оберёт,— ввернул Димка.       Я вышел из-за парты и сказал твёрдым голосом :       — Операцию «Спасение Принца» назначаю на шестнадцать ноль-ноль. Встречаемся у крайней правой колонны Дома культуры.                   ДУРАК Я ИЛИ НЕТ?             В назначенное время к Дому культуры не пришли только двое: Юрик Беляков и Димка Астахов.       — У Юрика репетиция. Драмкружок ко Дню Советской Армии пьесу готовит,— сказал Командировочный Витька и похвастался: — Я им буду помогать декорацию делать.       — А Димка небось мороза испугался. Сидит дома в тепле и придумывает, как бы ему завтра выкрутиться,— потирая варежкой красную щёку, засмеялся Борька-Кочевник.       Мороз в самом деле был крепкий. Мы не стали ждать Димку и вошли в коридор между входными дверьми и фойе.       У дверей фойе стояла молоденькая контролёрша. Принц и его свита, должно быть, ещё не пришли. В фойе их не было видно.       — Ребята, вы в кино? — спросила нас контролёрша.— Тогда проходите.       — Не знаем ещё, идти или нет,— неопределённо протянул Павлик,— картина, говорят, плохая.       — Картина очень весёлая,— сказала контролёрша,— советую посмотреть.       Я хотел спросить у неё, не проходил ли Федька. Вдруг он уже сидит в буфете и пьёт фруктовую воду за чужой счёт? Но тут открылась входная дверь, и в морозном облаке появилась Федькина свита. За ней вошёл Принц-Федька, а за ним ещё три незнакомых мальчика. Самый последний, круглощёкий, в лыжном берете, наверное, и был профессорский сынок. Федька добродушно подмигнул нам и подошёл к контролёрше.       — Вот, наш взвод в полном составе,— отрапортовал он.       — Проходите, директор разрешил,— сказала контролёрша.— Только марш на балкон. Там сво-б дные места будут.       Ребята мгновенно прошмыгнули в фойе. Всё произошло так быстро, что мы опомнились только тогда, когда Принц, его свита и незнакомые мальчишки скрылись из виду. Должно быть, побежали в буфет пить фруктовую воду.       — Упустили момент! — зашипел Павлик.— Надо было пристыдить Федьку при контролёрше. Пусть бы она узнала, что у него за «взвод».       — Чего ж ты не пристыдил? — спросил я.       — Небось они уже в буфете шипучку пьют,— облизнулся Борька-Кочевник.       Все посмотрели на меня, и Павлик сказал:       — Принимай решение, командир!       Легко сказать—«принимай решение». А какое?       Можно пристыдить ребят в буфете, но у нас не было денег на билеты. Неожиданно контролёрша вызвала из фойе Батова и сказала:       — Ну-ка, привыкай к обязанностям юного дежурного. Постой немного в дверях.— С этими словами она повязала на руку Федьки красную повязку и ушла.       Федька сразу надулся и заважничал, как синь-ср Помидор из сказки про Чиполлино. К нему подошли зрители. Федька пропустил их не сразу. Сначала посмотрел на число и время сеанса на обратной стороне билетов и только после этого оторвал контроль. Зрители прошли в фойе, а Принц перевёл свой взгляд на люстру и заважничал ещё больше. Я подошёл к нему и спросил:       — Вкусная вода-то?       — Какая вода? — не понял меня Федька.       — Фруктовая, которую ты на чужие денежки пил,— подскочил к нам Павлик.       — А тебе что? Завидно? — зло зашипел на него Федька.       Тут наш разговор прервался, потому что к Принцу подошли новые зрители. Он аккуратно оторвал у всех билетов корешки и бросил их в урну. Пожилой гражданин в шляпе даже похлопал Принца по плечу.       — Посмотрите, какой сегодня дежурит контролёр,— сказал он своим знакомым.— Молодец, мальчик!       Когда взрослые прошли, Федька посмотрел на нас и, хотя мы стояли в стороне, грубо сказал:       — А ну, не толпитесь в дверях. Чего зря проход заслоняете? — И вдруг закричал, точно его резали : — Вера Ивановна, помогите, ребята без билетов проскочить норовят. Целая шайка!       Услышав это, Павлик, Витька и Борька опрометью бросились на улицу. Я не знал, что делать, и потому остался стоять на месте. К Федьке подошла контролёрша.       — Где хулиганы? — строго спросила она.       — Убежали. Вас испугались,— не моргнув глазом, выпалил Федька.       — А этот мальчик чей? — посмотрев на меня, спросила контролёрша.       — Наш звеньевой, самый активный в школе,— сказал Федька и попросил: — Вера Ивановна, прэ-пустите и его. Он пригодится. Мы, в случае чего, на ступеньках посидим.       Контролёрша кивнула головой и ушла.       — Проходи,— предложил мне Принц-Федька и       широким жестом указал на дверь,— мировая картина! Обхохочешься!       — Спасибо, я уже насмотрелся,— ответил я и пошёл не в фойе, а к выходу.       — Дурак! — зло крикнул мне вслед Федька.       — А ты феодал! Дань собираешь,— сказал я и выскочил на улицу под хохот Федькиной свиты, которая подошла к нему.       «Как всё нескладно получилось...» — подумал я и остановился на ступеньках большой каменной лестницы Дома культуры. Ребят нигде не было видно. Но только я хотел пойти к трамвайной остановке, из-за колонны показался Павлик.       — Чего вы убежали? — накинулся я на него.       — А тебе что, в милицию охота? — спросил он, оглядываясь.       — За что? — удивился я.       Павлик только рукой махнул. Наверное, опять решил, что я чего-то недопонимаю.       — А где Кочевник с Командировочным? — спросил я.       Павлик усмехнулся:       — Они так припустили, что, наверное, уже дома чай пьют.       — Поедем за стендом для стенгазеты,— помолчав, предложил я.       Павлик аккуратно застегнул шубу на все пуговицы, поправил шапку-ушанку и неторопливой походкой зашагал к трамвайной остановке. В трамвае Павлик спросил меня:       — Что ты так долго не выходил?       — Пришла контролёрша, и Федька попросил, чтобы она пропустила меня смотреть кино,— ответил я.       — А она что?       — Разрешила.       — Чего ж ты не пошёл! — удивлённо воскликнул Павлик.       Мне показалось, что Павлик хоть и старше меня на год, а сказал чепуху. Как же я мог смотреть кино? После этого вся наша затея провалилась бы. А сейчас я всё-таки досадил Принцу. Не зря же он разозлился и обозвал меня дураком. Павлик, должно быть, тоже считает меня дураком. Ведь я отказался от бесплатного кино. Только если я и дурак, то всё-таки не настоящий. Останься я смотреть кино, был бы настоящим дураком, а так нет. Вот о чём я думал, пока трамвай вёз нас к музею.                   НОВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ             В музей мы ехали зря. Он был уже закрыт. За обледеневшей по краям стекла дверью, точно кит в аквариуме, дремал в тулупе сторож. Мы долго стучали в дверь, но он даже не пошевелился.       — Может, это не сторож, а мумия,— предположил я,— вроде манекена в магазине. Посадили для видимости.       — Сейчас проверим,— сказал Павлик и застучал в дверь ногой.       Манекен открыл заспанные глаза и посмотрел на Павлика таким взглядом, каким Принц-Федька смотрит на доску, когда решает задачку. Я снова постучал по стеклу, прямо над его ухом. Сторож, не поворачивая головы, скосил глаза в мою сторону. А потом открыл рот и что-то сказал. Мы ничего не услышали и засмеялись. Сторож рассердился и ткнул рукавицей в табличку, которая висела на двери. Там было написано: «Музей открыт еже-       дневно с 10 до 17 часов, кроме понедельника». Сегодня был четверг, но часы на трамвайной остановке показывали уже 35 минут шестого. Нам ничего не оставалось, как ехать домой.       На следующее утро, только мы с Павликом вошли в школу, к нам подскочил Димка Астахов и, моргая ресницами, затараторил:       — Не мог я вчера прийти. Соседка задержала. Я бумажного голубя сделал и в кухне пускал А он соседке в суп попал. Я спрятался от неё в платяной шкаф, вот и не мог вовремя вылезти...       — У вас соседки-то нет,— перебил я Димку,— вы же в отдельную квартиру переехали.       — То есть не соседка, а наша родственница тётя Клава,— поправился Димка,— она компот варила и...       — Так она ж ещё с Северного полюса не вернулась,— сострил Павлик.       Мы засмеялись и, не дослушав Димку, побежали в раздевалку. А после уроков нам самим пришлось оправдываться. Около пионерской комнаты я увидел Лиду и сказал ей:       — Мы вчера ездили в музей, но он был уже закрыт. Такая неприятность!       Я думал, Лида скажет: «Ну, тогда поезжайте сегодня», а она как зашумит:       — Мало того, что вы не выполнили пионерского поручения, вы ещё смеётесь надо мной. Этого я не допущу!       Мы с Павликом так и отскочили от неё.       — Почему смеёмся? Ты что? — сказал ей Павлик с другой стороны коридора.— Разве так не может случиться?       — Не может! — сердито сверкнула своими зелёными глазами Лида и неожиданно отчекани-       ла: — Я ещё вашим родителям сообщу, как вы в Дом культуры без билетов прорываетесь.       Слышать такое было совсем обидно. Мы с Павликом растерялись и ничего не ответили Лиде. Будто в самом деле прорывались в ДК без билетов.       — Неужели ей Принц на нас наговорил? — предположил Павлик, когда Лида ушла.       — Что ты, Федька с ней ни о чём не говорит,— решительно возразил я,— это его свита нафискалила. Они вчера в фойе гоготали.       Тут по коридору прошёл Батов, посмотрел на нас и усмехнулся.       — Ты что? — спросил его Павлик подозрительно.       — Попались, голубчики,— засмеялся ок.       — Трепач ты! — крикнул я. Мне стало обидно, что я зря защищал Федьку.       — Почему трепач? — спокойно спросил Федька.       — Зачем Лидке сказал, будто мы в ДК без билетов прошли? — подскочил к нему Павлик.       — Я? — Федька удивлённо ткнул себя пальцем в грудь и затряс головой.— И не думал.       — Откуда ж она знает? — спросил Павлик.       Принц пожал плечами.       — Это покрыто мраком неизвестности,— высказался он и добавил: — А я думал, Лидка вас на удочку поймала: лозунг писать заставила.       — Какой лозунг? — спросил я.       — Цитату какую-то,— сказал Федька.— Она меня уговаривала, но я не поддался. Мне своих дел хватает.       — Гривенники собирать,— поддел его Павлик.       Федька уставился на него немигающим взгля-       дом, как удав на кролика. Но, вместо того чтобы стукнуть Павлика, вдруг захохотал:       — А крепкого вы вчера стрекача дали.       Я вспомнил, как Павлик, Борька-Кочевник и Командировочный Витька бросились из клуба, и мне тоже стало смешно. Но я сдержал себя: всё-таки неудобно смеяться над друзьями.       — Сматывайтесь скорее, а то будете лозунг писать. Сегодня ведь у вас важных дел нет,— сказал Принц-Федька и зашагал по коридору, насвистывая песенку: «Ни мороз мне не страшен, ни жара».       Я посмотрел ему вслед и подумал: «Совсем неплохой парень, даже предупредил нас о грозящей опасности».       — Пойдём домой, пока Лидка нас не застукала,— дёрнул меня за рукав Павлик.       — Может, напишем лозунг, всё равно делать нечего,— предложил я Павлику.       Он недовольно запыхтел, точно паровоз с большим числом вагонов, а потом сказал:       — Ладно, пиши, я тебе помогу.       Я не ожидал, что Павлик останется со мной. Ведь когда он сердится, ему всё не так. И пока Павлик не передумал, я потянул его в пионерскую комнату. Лиды там не было. На столе лежала красная материя, а на ней бумажка с цитатой из «Мойдо-дыра»—«Надо, надо умываться по утрам и вечерам».       — Здорово! — сказал Павлик.— Этот лозунг для октябрят, а ведь наш класс шефствует над ними.       — Разве мы шефствуем над октябрятами? — удивился я.       — Здрасте! — развёл руками Павлик.— Мы же в начале года у них в классе были и обещали       во всём помогать. Звеньевой, а не помнишь. Не забудь сказать Геньке, что мы лозунг писали.       — Зачем?       — Пусть на совете дружины об этом доложит.       — Зачем же докладывать? — возразил я.— Ведь мы шефы, мы всё равно должны что-то делать для октябрят.       — Всё равно, да не одно,— сказал Павлик и покачал головой. Наверное, решил, что я опять чего-то недопонял.       — Сделаем Лидке сюрприз напоследок, ведь она нас покидает,— предложил я Павлику.       — Какой сюрприз? — спросил он.       — Напишем лозунг тайно!       Павлик замотал головой, но вдруг согласился:       — Давай. Лидка может подумать, что лозунг писал Принц, и станет благодарить его. Вот потеха будет!       Мы взяли материю, записку с текстом и побежали в наш класс. В классе никого не было, потому что уроки уже кончились.       — Писать будем на учительском столе,— распорядился Павлик.       Мы расстелили материю.       — А краски где возьмём? — спросил я.       — Пошли к завхозу.       На лестничной площадке с нами столкнулась Лида. Она была встревожена.       — Просто ни на кого положиться нельзя! — сердито сказала она и окликнула нас: — Мальчики, помогите мне найти материю. Её только что кто-то унёс из пионерской комнаты! Безобразие! Совсем шутить не умеют.— И хоть Лида была очень расстроена, но всё равно прищурила свои зелёные глаза и тряхнула головой, чтоб распушить воло-       сы, А то как же: ведь она направлялась к старшеклассникам. Решила, что это они подшутили над ней.       Мне стало смешно, и я сказал:       — Пойдём к нам. Это мы взяли материю.       — Вы? — опешила Лида.— Зачем?       — Хотели тебе сюрприз сделать, лозунг написать,— объяснил Павлик,— только у нас красок нет.       — Мы идём за ними к завхозу,— добавил я.       — Краски я вам дам,— смягчилась Лида и вдруг испугалась: —А где же материя? Куда вы её дели?       Мне стало жалко Лиду. Чего она всё так переживает?       — Не волнуйся,— успокоил я,— материя у нас в классе.       Лида дала нам краски, кнопки и пошла с нами в класс, чтобы объяснить, как надо писать плакат. Но пошла она, конечно, не из-за этого. Как писать плакат, мы и сами знали. Лида всё ещё не верила, что материя у нас. Она думала, что мы её разыгрываем, как старшеклассники. Вот чудная! Сейчас сама убедится, что была неправа. И в другой раз не будет такой подозрительной. Хотя нам теперь всё равно. Сегодня Ираида Кондратьевна сказала, что скоро к нам придёт новьш вожатый. Парень из 8-го «А». При этом Ираида Кондратьевна улыбнулась. Наверное, она была рада, что Лида ушла от нас. Я тоже был рад. И сейчас, на прощание, вше захотелось сделать Лиде что-нибудь приятное. Перед нашим классом я нарочно немножко помедлил, а потом широко распахнул дверь: пожалуйста, любуйся своей материей и зря не переживай'       Открыл дверь да так и замер от изумления. На учительском столе ничего не лежало.       — Где же материя? — дрогнувшим голосом спросила Лида.       Мы с Павликом молча хлопали глазами. Сами не знали, куда она вдруг исчезла. Лида возмутилась невероятно. В своём гневе она даже не заметила, что мы тоже ужасно удивлены.       — Я вам не первоклассница! — закричала Лида.— Я не позволю смеяться над собой! Я член совета дружины и старше вас! Вы ещё ответите за это! — И она выскочила из класса, так сильно хлопнув дверью, что висевший над ней портрет Пушкина даже вздрогнул.       — Это Принц взял материю,— помолчав, сказал Павлик,— больше некому. Ещё хорошо, если Федька только спрятал материю, а не унёс. Где мы тогда её возьмём?       Я совсем приуныл. Сел за парту и уставился на чернильное пятно, которое посадил ещё во второй четверти. Ничего не хотелось делать. Ну и коварный этот Принц!       В класс вошла нянечка тётя Дуся.       — Что вы дверь-то не жалеете? — заворчала она.— Хлопаете, чисто неучёные.       Тётя Дуся принялась оглядывать стену: не отлетела ли от неё штукатурка. Теперь тётя Дуся не убирала наш класс, как раньше, а только осматривала, хорошо ли прибрали его дежурные, и потом в тетради дежурств ставила за уборку отметку. Такой журнал мы завели в начале учебного года, когда стали соревноваться на лучший пионерский отряд.       — Тётя Дуся, вы у нас в классе не были ещё?— с надеждой спросил я.       — Как — не была,— ответила нянечка,— а кто ж тогда материю прибрал? Оставили и убежали. Непорядок это!       — Где она?       — Куда вы её убрали? — обрадовались мы с Павликом.       Тётя Дуся достала материю из шкафа с наглядными пособиями. Я взял её и, вздохнув, сказал Павлику:       — Мне что-то расхотелось писать лозунг.       — И мне расхотелось,— поддержал меня Павлик.       В пионерской комнате Лиды не было. Мы не стали её ждать. Положили материю на старое место, откуда взяли, и пошли домой.       Дорогой Павлик сказал:       — Всё-таки хорошо, что Принц не взял материю, а то бы мы её так быстро не нашли.— И совсем неожиданно он принялся насвистывать: «Ни мороз мне не страшен, ни жара».       «Странно всё-таки Павлик рассуждает,— решил я.— Хорошо не то, что мы быстро нашли материю, а то, что Федька даже не собирался её брать. Это в самом деле замечательно! Кто знает, может, с новым вожатым мы сумеем отредактировать его,— размечтался я и подумал: — Интересно, какой он, наш новый вожатый?»                   ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО             За ночь потеплело и выпало столько снегу, что мы с Павликом по дороге в школу чуть в сугробах не увязли. Из одного большого сугроба Павлик еле выкарабкался. Уж он отряхивался, отряхивался —       мы едва на урок успели. В школе у нас отменили два последних урока. Все вышли в сад наводить порядок. Нашему четвёртому «А» велели утеплить снегом молодые яблоньки. Засыпать их стволы до самых веток. Ожидались большие морозы. Председатель Генька, я и Борька-Кочевник побежали за лопатами. Завхоз куда-то уехал, и вместо него выдавал лопаты девятиклассник Олег Новиков. Мы приуныли: Новиков ужасный жадина.       — Завхоз знал, кого вместо себя поставить,— ловко подметил Борька-Кочевник.       Ну и лопаты выдал нам Олег! Точно им двести лет было. Ручки еле держались, а прибитые к ним куски фанеры все обломались и торчали, точно зубья у вил. Корзин Новиков нам тоже не дал. Вместо них выкинул большой лист фанеры. Но фанере мы обрадовались. Ею очень весело сгребать снег. А вот лопаты попросили обменять. В ответ Олег только прорычал:       — Отойди, мелюзга! Всё равно ничего не наработаете!       Пришлось взять эти. Командировочный Витька выбрал из всех лопат самую лучшую и сразу убежал в конец школьного сада к деревцам, которые наш класс сажал осенью. Витьке нравилось трудиться. Он и на уроках труда забирал всегда свой материал и пристраивался где-нибудь в уголке мастерской один. Не любит, когда ему мешают. Листом фанеры завладел Принц-Федька с дружками. Сначала Антон с Гришкой катали на фанере своего повелителя, а потом бросили фанеру и стали о чём-то шептаться. Я насторожился. Неужели опять что-нибудь затевают? И что за человек этот Батов? Дня спокойно прожить не может. Жаль, я не Геркулес. Треснул бы его как следует, сразу бы одумался. Но переживал я зря. Никакого безобразия на этот раз Федька не устроил. Он просто удрал. Пошёл вдоль забора до калитки с таким видом, точно что-то искал на снегу, а потом как метнётся в сторону — и был таков. За ним сбежали и его дружки       А работы было ещё непочатый край. Я хотел побежать за Федькой и вернуть его, но тут меня остановил высокий, худой старшеклассник в шапке-ушанке с торчащими вверх наушниками и в очках. Оц спросил:       — Ты из четвёртого «А»? Кто у вас председатель?       Я указал на Геньку Шубина. Генька вышел вперёд и сразу стал важным.       — Будем знакомы,— сказал старшеклассник,— я ваш новый вожатый. Зовут меня Игорь Цаплин.       Борька-Кочевник не выдержал и прыснул. А Юрик Беляков, который копался в снегу за спиной Игоря, встал на одну ногу и замахал руками в варежках, точно крыльями, изображая цаплю       в болоте. Я показал ему кулак и еле-еле сдержал улыбку. Игорю е самом деле очень подходила фамилия. У него и нос был, точно клюв у цапли: длинный и острый. Ребята услышали, что пришёл новый Еожатый, побросали лопаты и подбежали к нам.       — Здравствуйте,— сказал Игорь,— у кого найдётся лишняя лопата?       Аня Полозова подала Игорю свою лопату. Игорь взйл лопату и стал молча подкидывать снег к самой большой яблоне. Ребята нехотя разошлись по своим местам.       — Вот так познакомились,— проворчал себе под нос председатель Генька,— даже мою фамилию не спросил.       Борька-Кочевник на что человек безразличный и тот нахмурил свои рыжие брови. Огорчился и я. Конечно, Лида была плохой вожатой, никакой работы с нами не вела. Но первую встречу с ней мы хорошо помним. Лида пришла к нам в класс со старшим вожатым Андреем и, пока Андрей представлял её, весело щурила свои зелёные глаза и улыбалась нам, как давно знакомым ребятам. Мы тоже ей улыбались. А как только Андрей ушёл, Лида села за учительский стол и неожиданно спросила:       — Кто знает, как называется самая главная часть вращающего механизма из трёх букв?       — Ось! — сказал Павлик.       — Вал! — поспешно выкрикнул Генька. Наверное, побоялся, что его могут опередить.       — Правильно, молодец! — похвалила его Лида.       Генька засиял, как медный таз на солнце. Лида       тем временем достала из своей красивой папки журнал «Вожатый» и сказала нам:       — Подсаживайтесь ближе, будем кроссворд разгадывать.       Кроссворд оказался трудным, но Лида разгадывала его, что орехи щёлкала. Мы только успевали удивляться.       — Вот это да!       — Как соображает!       Один Принц-Федька фыркнул:       — Небось всё заранее разгадала... — и ушёл домой.       Но на его слова тогда никто не обратил внимания. Всем было весело и интересно. А потом с Лидой стало скучно. Она совсем не занималась с нами. Даже перестала кроссворды разгадывать. А только упрекала нас, что мы малоактивные. После этого я убедился, что первое впечатление может быть обманчиво. Я посмотрел на нового вожатого и очень захотел, чтоб так оно и было. Игорь почувствовал, что я смотрю на него, и обернулся.       — Устали? — спросил он меня и Павлика.— Или ещё поработаем?       — Такими лопатами разве что сделаешь,— опередив нас, с укором сказал председатель Генька и швырнул свою лопату в снег.       Игорь поднял её, осмотрел и усмехнулся:       — Верно. Таким ухватом работать — только зря уставать.       — У меня лопата ещё хуже. Не лопата, а палка с решетом,— тотчас высказался Борька-Кочевник и потряс своим дырявым обломком.       — Зачем же вы взяли такие? — удивился Игорь.       — А что делать? — зашумели мы.— Новиков хорошие не дал.       — Жадный он, как купец,— заявила Светка       Конторович только для того, чтобы Игорь обратил внимание на её новую беличью шубку. Ну как не пофасонить перед старшеклассником!       — Завхоз знал, кого вместо себя оставлять,— сказал Павлик, вспомнив, как сострил Борька-Кочевник.       Игорь вонзил лопату в снежную кучу и быстро пошёл к сараю. Я заволновался: «Разве Новикова убедишь? Вернётся Игорь с пустыми руками, совсем авторитет потеряет. Как хорошо, что Принц ушёл!»       — Пошли вместе с Игорем,— предложил я ребятам,— загалдим все, Новиков и уступит. Вот увидите!       Но только мы побежали галдеть, из сарая вышел Игорь вместе с Новиковым. Они зашагали к нам. Мы остановились. Игорь подошёл к тоненькой яблоньке и сказал:       — Ребята, Олег Новиков покажет нам, как надо делать вокруг яблони снеговую подушку. Смотрите внимательно. Председатель, дай-ка Олегу свою лопату.       Геня хотел сказать, что его лопата никуда не годится, но вовремя смекнул, что затевает Игорь, и подал лопату Новикову.       — Смотри, молодёжь, учись! — самодовольно улыбнулся Олег и, поплевав на ладони, с силой взмахнул Генькиной лопатой.       Лопата чуть ли не вся ушла в сугроб. Олег хотел поднять большой ком снега, а вырвал из сугроба одну рукоятку да чуть себе в лоб ею не ударил. Фанера так и осталась в снегу.       Мы засмеялись.       — У нас пятнадцать лопат, и все такие,— сказал Игорь,— бери половину в обмен.       — Ты что! — взревел Новиков.— Буду я хороший инвентарь мелюзге давать!       Но Игорь, а за ним Генька, Борька-Кочевник и я уже собрали восемь лопат и понесли их к сараю. Новиков побежал за нами.       — Нет у меня хороших лопат, понял, не-ту! — доказывал он Игорю на бегу.       — А где же новые? — спокойно спросил Игорь.— Завхоз вчера новые привёз.       — Ты в уме! — схватился за шапку-ушанку Олег.— Он мне за новые голову снесёт.       — А мы за старые,— сказал Игорь,— выбирай, что лучше.       Тут мы подошли к сараю. Новиков понял, что мы не сдадимся, и нарочно громко засмеялся:       — Ладно, дам я твоим клопам новые лопаты. Пусть ломают, тебе же достанется,— и скрылся в сарае.       Мы радостно переглянулись, но тут же отскочили в сторону. Из сарая одна за другой вылетели шесть новых лопат. Лёгкие, гладенькие, широкие.       — Ты сколько принял? — напомнил Игорь Новикову.       В ответ на его слова из сарая одна за другой Еылетели ещё две лопаты.       Мы подобрали их и что есть силы побежали к своим.       — Ура-а-а! Победа! — встретили нас ребята дружным воплем.       Все вместе мы порадовались новым лопатам и принялись за работу. Я стал утеплять снегом яб-лоньку рядом с Игорем. Брошу лопату снега и украдкой посмотрю на нового вожатого. Странное дело! Теперь Игорь казался мне совсем другим. Сильным (вон какие комья снега он бросает к яб-       лоне!) и ловким (как легко и красиво он кидает эти снежные глыбы! Они так и ложатся у яблони, точно огромные белые кирпичи). И совсем неважно, что он молчит, решил я: когда работают, говорить не положено. А как смело он Новикова осадил: «Завхоз,— говорит,— за новые лопаты голову снесёт, а мы за старые». Я тихонько засмеялся. В это время Игорь подошёл к Павлику и показал ему, как удобнее держать лопату с длинной, не по росту, ручкой. Павлик взял лопату, как советовал Игорь, и сразу смог подбросить к яблоне большой ком. Потом Игорь обратился ко мне:       — Ты слышал, что сказал Новиков, когда дал нам эти лопаты?       — А как же,— ответил я,— сказал, что мы их поломаем.       Ребята недовольно зашумели.       — Ишь какой?!       — Как будто сам ничего не ломал!       — Мы такие лопаты даже сделать можем, не то что сломать,— заявил Командировочный Витька.       — А хотите доказать Новикову, что вы в самом деле хорошие мастера? — спросил Игорь.       — Хотим! — закричали мы во весь голос.       — А как? — спросил председатель Генька.       — Собирайте старые лопаты,— приказал вожатый,— отнесём их в школьную мастерскую и починим!       — Починим! Починим! — ликовал я, очень довольный тем, что мы ещё раз досадим Новикову.       А Юрик-Артист принялся от радости жонглировать лопатой. Но у него ничего не получилось. Чуть шишку себе не набил.       — Сделаем так,— распорядился Игорь,— де-       бочки останутся утеплять яблоньки, а мы заберём старые лопаты и подновим их. Возражений нет?       — Нет! — дружно подтвердили все.       Мы собрали семь старых лопат и понесли их в школу ремонтировать. На дырки в лопатах мы наложили ровные фанерные заплатки и прибили их к рукояткам так крепко, что нарочно не оторвёшь. А обломанные концы аккуратно подровняли ножовкой.       Полюбовавшись своей работой, мы вышли в школьный сад. У сарая Новиков уже принимал выданный ребятам инвентарь.       Мы нарочно подняли лопаты высоко над головами и с песней «Всегда найдётся дело для умелых рук» понесли их к сараю так, как несут на демонстрации транспаранты. К нам подошёл старший вожатый Андрей.       — Ну как, познакомились? — спросил он не то нас, не то Игоря.       — Познакомились! — ответили вместе Игорь и Генька, и от этого оба рассмеялись.       Потом Игорь сказал старшему вожатому, что мы, оказывается, настоящие мастера, и Генька стал хвалиться отремонтированной им лопатой. Я свою лопату старшему вожатому не показал, хотя сделал её не хуже Геньки. Мне было не до этого. Я сердился на себя за то, что не вернул Принца-Федьку, и он не видел, как ловко Игорь разыграл Новикова.                   САМИ ПОПАЛИСЬ             На другой день у нас в классе только и говорили о том, как мы проучили жадину Новикова и как он обалдел, когда увидел отремонтированные нами лопаты.       — Так уставился на меня, точно я не лопату починил, а в космос летал,— смеялся председатель Генька.       — В другой раз он нам без очереди лопаты выдаст, вот увидите,— уверял всех Командировочный.       — Без очереди у Новикова только по шее получить можно,— сострил Борька-Кочевник и сам громче всех захохотал.       Я посмотрел на Федьку и его свиту. Небось жалеют, что убежали вчера из сада и ничего не видели. Нет! Они ни о чём не жалели. Даже не прислушивались к нашим разговорам. Точно ребята не про наш класс говорили, а про какой-нибудь посторонний. Вот люди! Я подошёл к Геньке и сказал:       — Ты, председатель, должен отчитать Принца. Вчера он не работал в саду. Убежал!       — Как — убежал? — воскликнул Генька и сделал удивлённое лицо. Будто не знал, что Федьки вчера в саду не было. Это он нарочно, чтоб на меня сильнее накинуться. Так и есть! — Это безобразие, Мошкин! — начал он.— Вечно твоё звено отличается. Ты должен был принять меры вчера, а не махать кулаками после драки.       — После какой драки? — спросил я.       — После драки кулаками не машут,— ввязался в разговор Димка Астахов.       — А я и не машу,— сказал я Димке и замахал       руками перед его носом.— Не знаешь, о чём говорим, а учишь. У нас, к твоему сведению, никакой драки не было.       — Не было, а у самого ухо поцарапано,— сказал мне Димка.       — Где? Какое ухо? — удивился я.       — Третье слева,— засмеялся он.       Я понял, что попался, и тоже улыбнулся. Вместе с Генькой мы подошли к Принцу.       — Удрал вчера из школьного сада? — наступая на него, спросил Генька.       — Ну и что? — равнодушно протянул Федька.       — Теперь пеняй на себя. Выпустим сегодня критическую «молнию»: «Позор дезертиру!»       Принц даже бровью не повёл, только усмехнулся. Как будто дезертиром Генька назвал меня или Димку.       На следующей перемене я напомнил Геньке:       — Когда Рогов «молнию» выпустит?       — Какую? — спросил Генька так, точно мы ни о чём не говорили.       — Критическую, в которой Принца заклеймит.       — А-а-а! — протянул Генька.— Что выпускай, что нет — ему всё равно.       — Нет, не всё равно,— рассердился я и подозвал Женьку Рогова.— Надо срочно выпустить «молнию»,— сказал я ему,— «Батов—дезертир, в саду не работал, а баклуши бил».       — Здорово! — одобрил Женька.— Ты, Мошкин, оказывается, поэт. Выпускай, посмеёмся.       — Тебе как раз смеяться не придётся,— сказал Генька,— «молнию» должен выпустить ты.       Женька сразу помрачнел и запротестовал:       — Мне некогда. Дел по горло. Кроме того, по-       еле уроков у нас совет редакторов. Будет важный разговор. Надо присутствовать. Если хотите, выпущу «молнию» завтра.       — Какая же это будет молния,— засмеялся Борька-Кочевник,— это уже отдалённый гром.       — Тогда выпускайте сами, доверяю,— сказал Женька и, сделав вид, будто ему нужно сказать Геньке что-то по секрету, увёл его в конец коридора.       «Вот хитрюга! Придётся самому попробовать!» — решил я и пошёл разыскивать Павлика.       Павлик согласился помочь мне. Но всё-таки проворчал:       — Зря только время потеряем, вот увидишь!       На уроке природоведения я вырвал из альбома       рисования лист бумаги и написал на нём красным карандашом крест-накрест сверху вниз: «Позор трём дизертирам!» — а снизу вверх: «Кто они—известно всем».       Павлик потянул лист к себе и провёл по нему синими чернилами из конца в конец острую, ломаную линию. Я сразу догадался, что это молния. Хорошо Павлик придумал. Теперь и писать не нужно, что мы выпускаем. Каждый, кто посмотрит, без слов поймёт: висит «молния».       Как только прозвенел звонок с урока, мы отдали этот листок дежурным Ане Полозовой и Светке Конторович.       — Вывесите, когда все выйдут из класса,— попросил я.       Всю перемену мы с Павликом переживали: как отнесётся Принц-Федька к нашей «молнии»? Если разозлится — хорошо. Значит, подействовала. Плохо, если усмехнётся и ничего не скажет. Павлик       был уверен, что Принц ничего не скажет, даже не усмехнётся.       Что ж, посмотрим. Вот и звонок. Мы решили войти в класс самыми последними, когда все уже прочитают нашу «молнию». Войти и сразу посмотреть на Федьку. Будет ли он хоть чуть-чуть переживать. Так мы и сделали. Но наше появление в классе почему-то вызвало бурю смеха. Смеялись все. Даже Принц со своей свитой. В чём дело? Я посмотрел на «молнию» и оцепенел. От того, что я прочитал там, у меня даже похолодело в животе. В нашей «молнии», в слове «дизертир» была перечёркнута первая буква «И» и сверху крупно написано «Е», а ниже шла приписка. «Молния» читалась теперь так: «Позор трём дезертирам и двум безграмотным! Кто они — известно всем!»       Мы с Павликом пол-урока в себя не могли прийти. А когда наконец пришли, то так сильно рассердились на Аньку Полозову и Светку Конторович, что я даже им кулаком погрозил, а Павлик кинул в них стиралку. Дождавшись перемены, я тотчас вскочил с парты, подбежал к «молнии» и сорвал её.       — Зачем? — остановил меня Женька Рогов.— Пусть висит.       — Мы её написали, мы её и сорвём! — самым решительным тоном заявил Павлик.       А я сказал окружившим нас ребятам:       — «Молния», к вашему сведению, долго не висит. Сверкнула и исчезла! — и порвал листок на мелкие клочки.       — Да, сверкнули вы здорово! — затрясся от смеха жирный Борька-Кочевник.       Я боднул его головой в плечо и побежал в коридор. В дверях я столкнулся с вожатым Игорем.       «Как хорошо, что мы успели разорвать «молнию»!» — пронеслось у меня в голове.       Несколько ребят снова вошли в класс за Игорем, но он сказал, что нарушать правила не положено, и выпроводил всех, кроме дежурных.       Минуты через две Игорь вышел из класса и объявил нам загадочно:       — Зачем я приходил, вы узнаете, как только войдёте в класс после перемены. А пока — до свидания.       Только Игорь ушёл, мы стали ломиться в класс, но Аня и Светка заперли двери стулом. Наша попытка прорваться к ним ни к чему не привела. И, как нарочно, была большая перемена. Тогда Генька сказал шёпотом:       — Сейчас я пройду в класс как председатель отряда. Узнаю, в чём дело, и вернусь.       Он требовательно застучал в дверь и строгим голосом сказал:       — Девчонки, откройте. Это я — Геня Шубин, председатель совета отряда.       — Спасибо, что доложил, кто ты такой. А то мы не знали и всё спросить хотели,— захихикали зэ. дверью Аня со Светкой.       — Откройте, вредные! — крикнул в замочную скважину Генька.       — Сейчас, сейчас, только перемена кончится,— подала голос Аня.       — Эй вы, сторожа-жадины,— забарабанил в дверь Павлик,— хватит вам насмешничать.       — Аня не насмешница,— неожиданно для себя сказал я.— Она просто соблюдает порядок. Ведь она дежурная.       — А ты — жених! — вдруг выпалил разъярённый Генька.       Павлик, наверное, тоже хотел обозвать меня «женихом», но передумал и сказал немного вежливее :       — Чего ты её защищаешь, что она, твоя невеста?       Все кругом засмеялись и стали кричать:       — Мошкин — жених! У Мошкина невеста!       А Принц-Федька как загогочет:       — Малограмотный жених, двоечки — приданое.       Все так и покатились со смеху.       Я не выдержал и сказал Федьке:       — Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.       — Ты сам не мычи,— заступились за него Антон с Гришкой.       — А вы чего замычали? — встал на мою защиту Павлик.— Без вас разберёмся.— Он скорчил противную рожу и замычал: — Му-у!       Антон с Гришкой решили его передразнить и тоже замычали. А за ними принялись мычать уже все ребята. Просто так, из интереса. У кого громче получится. Шум поднялся ужасный. Даже Ираида Кондратьевна пришла из учительской раньше времени и спросила нас:       — Что это у вас за странная игра?       Мы смутились и перестали мычать. Начали чинно ходить по коридору и дожидаться, когда же кончится перемена. Всем не терпелось узнать, зачем к нам приходил Игорь. Наконец зазвенел звонок, и мы ворвались в класс. На доске большими буквами было написано:       Ребята, жду вас сегодня ровно в три часа дня в пионерской комнате. Будем знакомиться с...       — Что это за точки?       — С кем мы будем знакомиться? — зашумели ребята.— Эй, дежурные, вы ничего не стёрли?       — Вот ещё! — фыркнула Светка Конторович.— Это Игорь так написал.       — Ребята, к нам засекреченный космонавт приедет, который ещё только к полёту готовится... — предположил Генька.       — А может, знаменитый киноартист,— перебила его Светка Конторович и мечтательно закатила свои чёрные глазищи.       — А вдруг участковый! — прыснул Борька-Кочевник.— Он и три точки велел написать, чтоб мы не разбежались.       — С участковым я знаком,— похвастался Принц,— могу не оставаться.       — В этих точках что-то кроется,— прищурился звеньевой второго звена Саша Авилов.       Капкан! — крикнул Юрик Беляков и сделал такой уморительный вид, точно сам попал в него.       — А вот и нет, вот и нет! — быстро заговорила Аня.— Игорь собирает нас по очень важному делу.       Я был уверен, что Аня Полозова не знает, зачем нас собирает Игорь, а говорит так для того, чтобы мы все пришли и не подвели вожатого.       Нет, всё-таки она не плохая. И в «молнии», если сказать по совести критиковала меня правильно. Русский письменный для меня самый трудный предмет. Все диктанты на троечки пишу. Не мешало бы подтянуться. Я решил в один из ближайших вечеров подучить правила по грамматике. А ещё решил перестать сердиться на Аню. Но это уже с завтрашнего утра. А сегодня ещё немного покажу, что обижен. Всё-таки они со Светкой здорово подорвали мой авторитет звеньевого.       ТРИ точки       Вот что значит таинственное приглашение! Напиши Игорь просто: приходите в школу знакомиться с тем-то, тем-то — полкласса не явилось бы. А сейчас все в сборе. Даже мои «ненадёжные» Принц-Федька и Антон с Гришкой.       Витька-Командировочный пришёл на сбор с отцовским чемоданчиком.       — Что в нём? — тотчас поинтересовался Борька-Кочевник.       — НЗ,— сообщил Витька.— Может, мы сегодня до ночи в школе засидимся, так не беспокойтесь, голодными не уйдём. Мать пирожки с вареньем пекла, я и набрал.       — Может, угостишь, чего тянуть,— попросил Борька. Он любит поесть, жуёт даже на уроках.       Мы съели по пирожку.       — Повторим,— предложил Борька.       — Ты жуй, а не глотай,— посмотрев, как он ест, посоветовал Витька,— а то подавишься.       — Не подавлюсь,— заверил Борька и потянулся за третьим пирогом,— не бойся, до ночи мы не засидимся.       Витька захлопнул пустой чемодан. Всё-таки ужасный обжора Кочевник!       Тут в пионерскую комнату вошёл Игорь.       — Хорошо, что вы все собрались,— сказал он.— Мне хочется познакомить вас с бывшей ученицей нашей школы, героем Отечественной войны Надей Матвеевой.       — А где же она? — спросил председатель Генька.       — Балда ты! — не грубо, а с укором сказал       Принц-Федька.— Надя Матвеева погибла перед самой победой. Она снайпером была, я знаю.       — Верно,— кивнул ему головой Игорь,— вот и давайте устроим в пионерской комнате уголок её памяти. У меня есть адреса трёх человек, которые хорошо знали Надю. Нужно будет побывать у них.       — А кто они? — снова выкрикнул нетерпеливый Генька.       — Это бывший командир Нади, её учительница и соседка по квартире.       — Чур, мы идём к её командиру! — выпалил звеньевой второго звена Саша Авилов.       — Никаких «чур»! — запротестовал Генька.— Все хотят идти к командиру.       — Как же тогда быть? — спросила Марина Ко-зарезова.       — Чтоб не спорить, мы вот что сделаем.—Генька вырвал из чистой тетради лист бумаги, разорвал его на три части и на каждой написал: «Командир», «Учительница», «Соседка». Потом вытряс из своего портфеля всё содержимое и положил в него надписанные бумажки.— Тяните,— приказал он звеньевым.— И никаких споров. Судьба!       — Кто первый тянет? — спросил Принц, толкая меня вперёд.       — Может, уступим первое место Вере Озоли-ной, как девочке,— предложил Игорь.       — Нет! Нет! — запротестовал председатель Генька.— В таких случаях все равны. Пусть тянут по номерам звеньев: первое, второе и третье.       — Так я же всё равно первое звено,— сказала Вера Озолина.       — Всё равно, да не одно! — гаркнул Принц-Федька.       — Правильно,— поддержал его председатель.— Это дело серьёзное, не место в трамвае уступить.       — А мне что тянуть? — спросил я Геньку.— После Веры с Сашкой в твоём портфеле всего одна записка останется.       — Её и вытянешь,— ответил мне Генька и приказал : — Раскрывать записки всем вместе по моей команде.— Он поднёс портфель Вере:—Тяни!       Вера вынула одну из трёх бумажных трубочек и сразу зажала её в кулаке. Сашка Авилов спрятал свою записку в карман, а мне Генька вручил портфель с оставшейся бумажкой.       — Приготовиться! — скомандовал он.— Как скажу «три» — читайте. Раз... — махнул си рукой.— Два!.. Два с половиной!.. Три!!!       Мы развернули бумажки.       — Ура! — закричало звено Веры Озолиной.       — Эх ты, «везучка»! Тянуть не умеешь! — накинулись на Сашку мальчишки из его звена.       — Учительница обязательно что-нибудь интересное расскажет, вот увидишь,— утешила меня Аня Полозова.       — Вы попросите у неё письма от Нади с фронта. Мне сообщили, что они переписывались,— сказал Игорь.       Учительница Нади была уже на пенсии и жила не в городе, а в тридцати километрах от нас, в посёлке Подрезки. К ней надо было ехать на электричке.       То, что учительница переписывалась с Надей-снайпером, обрадовало нас. Все вместе мы договорились отправиться в свои первые разведки в предстоящее воскресенье. Но сбор наш на этом не кончился. Игорь достал из своего портфеля старую,       уже пожелтевшую газету и прочитал статью, под названием «Наши земляки—герои фронта». Из этой статьи мы узнали, что снайпер Надя Матвеева уничтожила 166 фашистов и погибла за три дня до нашей победы, подорвав себя и окруживших её врагов гранатой. Закончив чтение, Игорь вдруг хлопнул себя по лбу:       — Ой, ребята, я же не сказал вам о самом главном. Знаете, почему мы со старшим вожатым решили, чтобы уголок Нади Матвеевой оформлял ваш отряд?       — Потому что у нас двоек меньше, чем у других?       — Мы тайны хранить умеем!       — Нечего галдеть,— перебил ребят Генька,— не знаем мы.       Игорь оглядел нас и лукаво прищурился:       — Ни за что не догадаетесь. Надя Матвеева ушла на фронт из десятого класса нашей школы. А в том году десятиклассники занимались как раз в вашем четвёртом «А».       Этого мы не ожидали. Оказывается, наш класс особенный.       — У меня идея' — вдруг вскочил со своего места Генька.— У нас нет имени. То есть не у нас, а у нашего отряда. Добьёмся, чтобы ему дали имя Нади Матвеевой.       — Верно, добьёмся! Давайте стараться! Можно, Игорь? — подхватили мы Генькино предложение.       — Конечно, можно,— успокоил нас Игорь.— По правде говоря, я сам хотел подсказать вам это.       — Выходит, у нас с тобой одни взгляды,— важно заметил редактор Женя Рогов.       Я посмотрел на Принца. Нет, не у всех одни       взгляды с Игорем. Федька сидел серьёзный, даже нахмуренный. Было ясно, что предложение Геньки ему не понравилось. А вот другое мне было совсем неясно: почему на этом сборе Федька вёл себя так хорошо? Что это с ним случилось?                   ЗНАКОМСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ             На другой день после уроков я разыскал Игоря и сказал ему:       — С Батовым вчера что-то стряслось. Он ещё никогда так тихо не сидел на сборе. Или ты гипнотизёр, или ему просто нездоровилось.       — Ни то, ни другое,— засмеялся Игорь.— Хочешь знать, в чём тут дело?       — Ещё бы! — кивнул я головой, предчувствуя, что узнаю что-то невероятное.       Игорь привёл меня в нашу школьную библиотеку.       «При чём тут библиотека?» — недоумевал я.       — Покажите нам формуляр Феди Батова,— попросил Игорь дежурных по библиотеке ребят.       Для меня это было новостью. Я не знал, что Принц записан в библиотеку. Игорь показал, что Батов уже прочитал, и мне всё стало понятно. Принц брал книги только о военных подвигах и храбрых людях. Вот почему он так внимательно слушал Игоря на сборе, не шумел и даже знал, что Надя Матвеева была снайпером. А я-то голову ломал, что с ним приключилось. Ему просто было интересно. И тут меня точно молнией осветило. Вот, оказывается, почему Игорь хочет, чтобы мы собирали материалы о Наде Матвеевой. Он решил исправить Федьку. Я не вытерпел и спросил:       — Мы из-за Батова стали юными следопытами?       — Почему из-за него? — возразил Игорь.— Разве тебе самому неинтересно узнать о Наде то, что о ней ещё неизвестно даже в части, где она служила?       — Конечно, интересно,— согласился я.       — И мне интересно, и другим тоже,— сказал Игорь и улыбнулся.— Я люблю всякие походы. Этим летом я знаешь сколько исходил — всю нашу область.       — Вместе с туристами?       — Нет, с лесотехниками,— ответил Игорь,— меня взял себе в помощники наш сосед.       О профессии лесотехника я услышал впервые и потому спросил:       — А что лесотехники делают?       — Отмечают на карте, где какие деревья растут, хорошая ли для них почва. Какие деревья надо подсадить, а какие вырубить.       — А ты что делал?       — Помогал измерять толщину деревьев, записывал, в каком они состоянии. Почвенные ямы рыл. Один раз сам анализ почвы делал. Узнавал, какую зем^ю сосна любит, а какую берёза. Интересная работа. На следующее лето я опять с соседом путешествовать уйду.       — Хочешь стать лесотехником?       — Нет, я выбрал другую профессию,— возразил Игорь,— только не знаю, смогу ли стать кем задумал.       Игорь открыл свой портфель и достал несколько номеров нашей городской газеты.       — Тут мои корреспонденции напечатаны.— Игорь показал мне три совсем крошечные заметки.       Под каждой была подпись: «Юнкор Игорь Цап-лин».— Мечтаю стать журналистом,— признался мне Игорь, убирая газеты в портфель.— Знаешь, какая это необыкновенная профессия! Всю жизнь в разъездах. Сколько всего увидишь!       Меня так и подмывало сказать, что в нашей городской газете работает моя мама. Но я сдержался: Игорь может подумать, что я хвастаюсь.       — А мне много профессий нравится: пожарник, например, космонавт, сталевар,— объявил я,— даже не знаю, кем буду. А вот Юрик Беляков хочет стать артистом. Он говорит, что быть артистом очень интересно. Ведь артист может превратиться в кого угодно. Даже в Серого Волка, если в театре идёт «Красная Шапочка».       — Серый Волк что! — улыбнулся Игорь.— Мы в шестом классе одну сказку ставили, так я был учебником математики. Самым умным из всех книг. А на деле, я половину задачек из этого учебника решить не мог,— сознался Игорь.— Вот так самый умный!       Мы засмеялись. Игорь высунулся в коридор, посмотрел на школьные часы и заторопился:       — Ну, пока, мне надо за братишкой в детский сад топать.— И он побежал вниз по лестнице.       Я посмотрел Игорю вслед и подумал: «А не взять ли нам шефство над его братом? Станем по очереди приводить его из садика. Тогда Игорь сможет больше бывать у нас и мы скорее исправим Батова. Вот будет здорово!»                   ОН ОТ НАС НЕ УЙДЁТ!             Я почему-то всегда радуюсь раньше времени. Во-первых, Игорь не захотел, чтобы мы шефствовали над его младшим братом. Сказал, что у нас и без этого дел много. А ещё в тот день произошла такая ужасная неприятность, что я даже подумал: «Не сдружить нам наше звено никогда!»       После уроков пошли мы с Павликом в раздевалку. Идём и видим: стоит на лестничной площадке второго этажа Димка Астахов, всхлипывает и бубнит себе под нос:       — Ну, чего вы придираетесь? Я ж не нарочно! Чего грозитесь? Я ж нечаянно! — Тут Димка увидел нас и попросил дрожащим голосом: — Мош-кин, не уходи, меня хотят излупить.       — Кто? — удивился я.       Димка вздохнул и показал рукой в лестничный пролёт.       Мы с Павликом посмотрели вниз и увидели Принца в окружении его свиты. Они стояли на нижних ступеньках лестницы и переговаривались.       — За что хотят излупить? — спросил Павлик.       — За пустяк,— шмыгнул носом Димка.— Я, когда на истории из класса попросился и к двери пошёл, случайно Батова толкнул и какой-то рисунок ему испортил.       — Не какой-то, а очень важный! — закричал один из приближённых Принца — Гришка Гвоздиков.— Федька знаешь кого рисовал? На... — Гришка не договорил. Вместо слов раздался звонкий щелчок.— Ты чего, Федька? — загундосил он.— Так вся таблица умножения выскочит.       — Рот зря не разевай, вот что! — отрезал Принц.       Я ещё раз посмотрел вниз и нарочно громко сказал:       — Пионер не должен драться! Иди, не бойся, не отлупят они тебя.       — Пусть только спустится! — в ответ на мои слова прорычал Федька.       Димка, вконец расстроенный, присел на лестничную ступеньку. А внизу Антон с Гришкой стали ходить около лестницы, сжимая и разжимая на руках мускулы. Точно боксёры перед схваткой.       — Он от нас не уйдёт!       — Будет знать, где раки зимуют,— говорили они друг другу.       В это время мимо нас прошла учительница старших классов. Димка воспользовался этим и вместе с ней прошёл в раздевалку. Принц со свитой неторопливо двинулись за ним. Я решил во что бы то ни стало не допустить этой драки и крикнул Федьке:       — Остановись!       Принц продолжал идти.       Тогда я забежал вперёд и встал перед ним. Федька молча оттолкнул меня. После этого мне ничего не оставалось, как стукнуть Принца по спине. Я стукнул. Он повернулся и уставился на меня таким взглядом, каким, наверное, смотрит баран на новые ворота. Минута была напряжённая, но я чуть не рассмеялся. Уж очень у Принца был ошарашенный вид.       — Ты же говорил, что пионер не должен драться, а сам дерёшься? — удивился он.       — Разве он дерётся? — возразил Павлик.— Он, наоборот, хочет, чтоб драки не было.       — Кулаками по спине стучит, а не дерётся,— захохотал Принц.       — Смотрите, Димка-то как удирает,— пискнул Гришка Гвоздиков,— снег из-под валенок лепёшками летит!       Димка в самом деле удирал изо всех сил. Мы тоже рассмеялись. Я решил, что разговор наш окончен, и пошёл в раздевалку. Но только я повернулся к Федьке спиной, как почувствовал, что он повис у меня на шее. В ту же минуту мы покатились по полу. Прыжок Принца послужил сигналом его свите. Антон с Гришкой набросились на Павлика. Как раз тут на лестничной площадке показалась Ираида Кондратьевна. Принц её не заметил, а на мой шёпот «Ираида идёт» только усмехнулся злорадно. Наверное, подумал, что я хочу обманным путём высвободиться, и, не обращая внимания на моё предупреждение, продолжал наминать мне бока.       Ираида Кондратьевна подошла к Принцу и спокойно сказала:       — После того как борец положит противника на лопатки, борьба считается оконченной. Разве ты не знаешь этого правила?       Федька промычал что-то невнятное и слез с меня. Его свита очень обрадовалась, что Ираида Кондратьевна приняла нашу драку за борьбу. Антон с Гришкой вскочили с пола и стали помогать Павлику отряхиваться.       — Тебя мы ещё не положили на лопатки! — сказал Павлику Гришка.       — Ты ещё сопротивлялся,— добавил Антон.       — А вы совсем недостойным приёмом пользовались,— обратилась к ним Ираида Кондратьевна,— вдвоём на одного напали. Ну и силачи! — Она покачала головой и ушла.       Принц-Федька посмотрел ей вслед и сказал нам:       — После того как борец положит противника на лопатки, борьба считается оконченной.       — Димку мы всё равно отлупим. И без всяких правил.       И они все трое убежали.       — Вот видишь, а ты хочешь таких сдружить,— укоризненно сказал мне Павлик, потирая ушибленное колено.— В следующий раз я заступаться за тебя не буду. Так и знай! Из-за этого вруна всю форму испачкал.—И он придирчиво начал разглядывать свою курточку.       Но я был уверен, что, если нужно, Павлик обязательно заступится за меня. А ворчал он, как всегда, по привычке. Уж такой у него, чистюли, характер.                   У НАС ВСЁ НЕ КАК У ЛЮДЕЙ!             Ехать к учительнице Нади Матвеевой нужно было на электричке. Мы сговорились всем звеном встретиться в воскресенье на вокзале ровно в десять утра. Но на вокзал к десяти часам, кроме нас с Павликом, пришли только Командировочный Витька, Борька-Кочевник и Принц-Федька. Мы начали мёрзнуть и хотели ехать впятером, но тут явился Генька. Он уже отправил два звена и прибежал проводить нас.       — Где остальные? — спросил Генька и, не получив ответа, зашипел гусаком: — Мошкин, ты почему явку не обеспечил? Опять твоё звено отличается!       — Что я им, нянька? — огрызнулся я.— Сто раз предупреждал. Не за ручку же приводить.       Димка и Федькины дружки меня не волновали. Я и не рассчитывал, что они придут. Думал, что и Батов к учительнице не поедет. Юрик Беляков не мог срывать репетицию. Нина Фролова и Светка       Конторович болели. Поэтому не явилась и их подружка Марина Козарезова. А вот почему не пришла Аня Полозова — непонятно. Я хотел идти брать билеты, но Генька запротестовал:       — Так разведчики не поступают. Сначала узнайте, почему не все пришли, а потом поезжайте.       Конечно, я мог не послушаться Геньку. Но в самом деле, почему не пришла Аня? Она ведь аккуратная. Я не стал спорить, и мы пошли к ней домой.       — Завтра перед уроками линейка. Расскажешь, как пройдёт разведка! — крикнул мне Генька, исчезая.       Аня жила от вокзала ближе всех. Она оказалась дома. Даже сама нам открыла дверь и печально сказала:       — Поезжайте без меня. Меня мама не пускает.       — Как это — не пускает? — удивился Витька-Командировочный.— Мы же выполняем задание отряда. Мой отец даже обрадовался, что я еду. Сказал: «Это твоя первая в жизни командировка».       — Позови-ка маму,— попросил я,— мы ей объясним, какое у нас ответственное поручение.       — Маму вы не уговорите,— покачала головой Аня,— у неё твёрдый характер.       Анина мама, наверное, слышала наш разговор, потому что тотчас вышла к нам. Я увидел её в первый раз. На родительские собрания всегда приходил Анин отец Григорий Михайлович. Мать Ани была высокая, пышноволосая и полная женщина. В передней сразу стало тесно.       — Моя дочь никуда не поедет,— отчеканила она низким, грубым голосом и, уже ни к кому не обращаясь, продолжала: — Неужели к этой учи-       тельнице не могут съездить ребята постарше? Не понимаю, о чём только думают педагоги! — Тут послышалось какое-то шипение. Анина мама всплеснула руками и убежала на кухню.       Я очень удивился её словам. Как можно так рассуждать? Жаль, что нет дома Аниного отца. Он бы обязательно за нас вступился. В конце первой четверти Анин отец выступал на родительском собрании и говорил, что четвероклассники, то есть мы, уже не маленькие. И нас надо не водить за ручку, а приучать к самостоятельности.       К счастью, Григорий Михайлович оказался дома. Он вышел к нам, как только Анина мама убежала на кухню. Смущённо улыбаясь (наверное, ему было неудобно за Анину маму), Григорий Михайлович сказал:       — Когда вы, молодые люди, сами станете родителями, то обязательно будете волноваться за своих детей и, может быть, тоже не отпустите их одних за город.       Мы ухмыльнулись. Ну и скажут иногда взрослые — просто смех один. Да я, например, совсем не собираюсь быть родителем. Я даже жениться никогда не буду. Очень нужно! Я всего полчетверти просидел за одной партой с Ниной Фроловой и то еле вытерпел. Только и слышал от неё: в окно не гляди, в тетрадях (по природоведению, математике, русскому, истории) не рисуй! На уроках (даже на физкультуре!) не вертись. Уф! Вспомнишь — жарко станет!       Аниного отца я, конечно, не стал посвящать в свои планы, а сказал так, чтобы помочь Ане отпроситься :       — Если бы я был Анин родитель, то обязательно отпустил бы её.       — И мы бы отпустили, если бы были родители,— сказали Командировочный Витька и Борька-Кочевник.       — Это стало бы вашим правом,— ответил нам Григорий Михайлович и прикинул что-то в уме: — Да вы не унывайте. Из любого положения можно найти выход.       — Какой же? — спросил я.       — Дело в том, что я, к несчастью, имею собственную «Волгу»,— сказал Григорий Михайлович,— и для вашей разведки, раз уж она так важна, могу пожертвовать выходным, то есть поехать вместе с вами за город на «Волге».       Если бы мы были маленькими, то, наверное, заплясали бы на одной ножке. Но четвероклассникам так вести себя уже неудобно, и на предложение Григория Михайловича мы только молча заулыбались.       — Отлично,— воскликнул Григорий Михайлович,— нас шесть человек, и мы вполне поместимся!       — Я тоже поеду с вами,— послышался голос Аниной мамы из кухни,— сочетаю приятное с полезным. Подышу свежим воздухом и присмотрю на лето дачу. Всё равно уже скоро нужно будет снимать.       «Куда же она такая толстая сядет, да притом в шубе?»— мысленно ужаснулся я и вспомнил, что мы не были у Федькиной свиты и Димки Астахова.       — С нами должны ехать ещё трое,— сказал я громко, чтобы слышала Анина мать,— так что в машине мы всё равно не поместимся.       Но мне очень хотелось, чтобы поехала Аня, и я попросил Григория Михайловича:       — Может быть, вы поедете с нами на поезде? А то сегодня в нашем звене и так многих недостаёт.       — Хорошо,— сказал Анин папа,— бегите за товарищами, а мы с Аней'будем собираться.       — Ура! — закричали мы и побежали к Антону и Гришке.       Они жили в большом новом корпусе через два дома от Ани. Федькиной свиты на месте не оказалось. Квартира Здобновых на наши звонки не отозвалась, а Гришкина мать, худая, маленькая женщина, похожая на бабушку, тяжело вздохнув, сказала нам:       — Бог знает, где они. Целый день слоняются.       — Нечего их разыскивать,— сердито сказал Федька,— должны были сами на вокзал прийти. Завтра я им выдам! Пошли за Димкой.       Димка Астахов сидел дома с завязанной бинтом шеей.       — Согревающий компресс держу,— прохрипел он,— вчера десять порций мороженого на морозе съел.       — Десять?! — ахнул Павлик.       — Ну три,— быстро согласился Димка,— всё равно ведь охрип...       — Что ты за человек! — огорчился Витька.— Первую в жизни командировку на мороженое променял.       — Разве я знал, что от одной порции заболеть можно, честное слово, не знал,— начал клясться Димка.       Я махнул рукой и первый пошёл к выходу.       — Ну и враль! — покачал головой Павлик.— Мюнхаузена победил бы.       Мы вернулись за Аней в том же составе.       1— Может, всё-таки рискнём на «Волге»? — сказал Григорий Михайлович и задержал свой взгляд на Борьке.— В тесноте, да не в обиде, как говорится!       — Едем! — закричали мы и побежали к машине.       Но, оказывается, с этой минуты сборы ещё только начались. Аню, Павлика и меня Анина мама отправила в магазин за продуктами на дорогу. Принц стал помогать Григорию Михайловичу заливать в машину бензин и разогревать мотор, а Витька и Борька-Кочевник побежали к соседям просить от имени Аниной мамы Варвары Андреевны трёхлитровый термос. Сама Варвара Андреевна принялась готовить в дорогу какао. Мы уже выполнили все поручения и вместе с Григорием Михайловичем зарядили плёнкой его фотоаппарат «Зоркий», а Варвара Андреевна всё ещё собиралась в дорогу.       Примерно через час мы начали грузиться. Продуктов Варвара Андреевна набрала столько, точно мы отправлялись не за город на несколько часов, а в длительную поездку на необитаемый остров, где нет ничего съедобного и растут одни верблюжьи колючки. Продовольствием был забит весь багажник.       Мы решили разыграть, кому сидеть впереди, рядом с Григорием Михайловичем. Нарвали по методу председателя Геньки шесть бумажек, на одной нарисовали руль и все бросили в карман моей шубы. Борька-Кочевник вытащил руль.       Но не успел он даже порадоваться, как рядом с Григорием Михайловичем села Анина мама.       — Дети, назад! — скомандовала она.— Сзади, при всех обстоятельствах, безопаснее.       Наконец-то мы поехали.                   ПЕРВАЯ РАЗВЕДКА             До станции Подрезки мы ехали очень весело. Нас веселила Анина мама. Правда, своё веселье мы старались не показывать. Над взрослыми смеяться не полагается. К тому же Варвара Андреевна хоть и сидела к нам спиной, но очень часто заглядывала в зеркальце над передним сиденьем и всякий раз делала нам замечания.       — Не верти пепельницу! (Принцу-Федьке.) Не опускай стекло, сейчас не лето! (Мне.) Не жмите ногами на спинку! (Кочевнику и Командировочному.)       Но гораздо больше, чем нам, доставалось Ани-кому отцу. Со стороны можно было подумать, что с Григорием Михайловичем сидит не его жена, а автоинструктор, который в первый раз доверил руль новичку-водителю. Она то и дело говорила:       — Сбавь скорость! Тормози! Шоссе обледенело!       Григорий Михайлович только и делал, что отшучивался. Потому, наверное, и не заметил выбоину, которая была на дороге. Мы здорово подпрыгнули вверх. Я даже стукнулся о крышу машины, а Принц-Федька плюхнулся носом в пучок Варвары Андреевны, который вылезал из-под её шляпки.       — Ты что, Григорий, кирпичи везёшь? — накинулась она на мужа и приказала: — Скорость тридцать километров в час!       Так мы и плелись до самой станции. Хорошо, что ехать осталось немного.       Красиво зимой за городом. Может, даже красивее, чем летом. Деревья, дома, даже тоненькие планки от заборов — всё в белых шапках.       Остановились мы на углу Первомайской улицы. Варвара Андреевна тотчас пошла пригляды-       вать дачу на лето. Снег под её кожаными сапожками звонко захрустел. Точно она шла и ломала хворост.       Мы позвали Григория Михайловича с собой, но он отказался. Взял книгу «Учебник шофёра-любителя» и принялся листать. Я догадался, что книгу он взял просто так. Ведь Григорий Михайлович инженер и устройство машины знает хорошо. Он не хотел нам мешать и остался в машине. Замечательный человек Анин отец! Мы сказали, что скоро Еернёмся, и отправились к Надиной учительнице. Точного адреса у нас не было. Игорь узнал только, что она живёт на Первомайской улице. Мы догнали пожилую женщину, которая несла в руках потёртый, старенький портфель, и спросили её:       — Вы случайно не знаете, в каком доме живёт Елизавета Павловна Рогозина? Она была учительницей в городе, а сейчас на пенсии.       — Ваши сведения устарели,— улыбнулась старушка.— Елизавета Павловна уже не пенсионерка. Она снова преподаёт в школе, только теперь занимается со взрослыми. А вы к ней по какому делу?       — Мы из школы, в которой Елизавета Павловна преподавала раньше.       — Мы хотим узнать у неё про героя Отечественной войны Надю Матвееву. Она её учила.       — Мы организуем в школе уголок Нади.       — Добиваемся, чтоб нашему отряду присвоили её имя,— наперебой заговорили мы.       — Это очень хорошо,— выслушав нас, сказала старушка.— Я сама собиралась к вам в школу, чтобы рассказать о Наде. А вы меня опередили.       — Значит, это вы, Елизавета Павловна? — спросила Аня и поправила перекинутый через плечо ремешок от фотоаппарата.       — Я самая,— подтвердила старушка,— а живу я вон в том домике.       Домик был совсем близко. Елизавета Павловна отворила калитку и пропустила нас вперёд. На крыльце мы по очереди обмахнули веником ноги и пошаркали валенками.       Комната Елизаветы Павловны была маленькой, но мы всё-таки поместились в ней все. Аню, Борьку-Кочевни-ка и Командировочного Елизавета Павловна усадила на диван. А Павлик, Федя и я присели к столу. Знакомиться стали так: Елизавета Павловна потребовала, чтобы каждый из нас сказал что-нибудь о себе. Первый похвастался Павлик:       — Я третий год бессменный санитар.       — А я второй год звеньевой и больше им быть не хочу, — пожаловался я, — потому что наше звено самое недружное. Даже к вам не все поехали.       — Ничего,— сказала мне Елизавета Павловна,— небось слышал: Москва не сразу строилась. Подружитесь и вы.       — Москва до сих пор строится,— заметил Борька-Кочевник и по привычке засмеялся.       — Вот так и хорошая дружба не вдруг получается,— подхватила Елизавета Павловна.       Дома она показалась мне не такой старенькой, как на улице. Волосы у неё, правда, были совсем седые, а морщинок на лице не так много, и сама быстрая. Рассадила нас в одну минуту.       — Продолжаем знакомиться,— сказала Елизавета Павловна и посмотрела на Аню.       — Я хочу быть геологом или учительницей географии... ещё не решила точно,— призналась Аня       и смущённо добавила: —Елизавета Павловна, мы ведь учимся в том же классе, где последний год занималась Надя.       — Хороший у вас класс, солнечный,— закивала головой Елизавета Павловна,— я очень любила в нём заниматься.       — В том-то и беда, что солнечный,— вдруг заявил Командировочный Витька,— никак в нём не сосредоточишься. Даже зимой по стенам зайчики скачут. А весной жара, в сон клонит. Занимались бы мы в другом, я бы давно отличником был.       — А ты, я вижу, весельчак,— засмеялась Елизавета Павловна,— ишь что придумал. Небось любишь ребят смешить?       — Нет, у нас в классе будущий Чарли Чаплин есть. Он ушами шевелить умеет,— сказал Борька-Кочевник, вспомнив про Юрика.       — А чем ты знаменит? — спросила его Елизавета Павловна.       Борька смешно пожал плечами и сказал:       — Отец говорит, комплекцией,— и захохотал. А про свои перебежки с парты на парту ни звука.       Теперь с Елизаветой Павловной познакомились все, кроме Принца-Федьки. Интересно, что он ска-жет о себе? Мы насторожились. А Федька ничего о себе не сказал. Вместо этого он сам спросил Ели- ^ завету Павловну:       — Скажите, пожалуйста, за какой партой сидела Надя Матвеева?       Вот это вопрос! У меня даже мурашки по спине пробежали. Вдруг за моей?! Но Елизавета Павловна никак не могла вспомнить.       — Я переписываюсь с одноклассником Нади,—       сказала она,— напишу ему письмо, а потом сообщу вам.       Так разговор сам по себе и перешёл к Иаде. Елизавета Павловна достала из шкафа журнал десятого класса «Б», старый, уже пожелтевший. Положила его на стол перед нами и сказала:       — Школа тогда закрылась. Десятый класс ребята не закончили. К нашему городу подступал враг. Вот я все важные документы и взяла себе. Посмотрите, какие у Нади были отметки.       Аня стала перелистывать журнал.       — «Хорошо», «отлично», «хорошо», «отлично», опять «отлично»!       — «Посредственно»! — обрадовался Командировочный Витька и спросил:—По-теперешнему это троечка?       — Тройка,— кивнула головой Елизавета Павловна,— но она единственная. Больше «посредственно» не найдёте.       Я, на всякий случай, списал отметки Нади, а потом стал вместе со всеми рассматривать фотографии её класса, которые сохранились у Елизаветы Павловны.       — Вот это да! — ахнул я, взглянув на Надю.— И на героиню-то совсем не похожа. Лицо даже смешливое, и сама худенькая! — Я вспомнил статью из старой газеты, которую Игорь читал нам на сборе, и сказал: — Один раз Надя выслеживала вражеского стрелка и просидела на дереве в большой мороз весь день.       Елизавета Павловна о чём-то задумалась, а потом ответила мне:       — Упорная она была, это верно. Уж что задумает, добьётся. Надя часто занималась с отстающими. Однажды ей попался такой лентяй, который       ничего не хотел делать.— Елизавета Павловна взяла одну из фотографий и показала нам этого лентяя.       — С виду очень приличный парень, даже не подумаешь,— сказал Борька-Кочевник и усмехнулся.       А мне показалось, что этот лентяй чем-то смахивает на нашего Наследного Принца.       — Важный какой, точно первый ученик в классе,— сказал я и покосился на Федьку.       Но он не обратил на меня никакого внимания, ждал, что расскажет Елизавета Павловна дальше.       — Так вот,— продолжала она,— вызываю я как-то этого мальчика, спрашиваю — ничего не знает. Даю решить задачу — не может. Ставлю ему двойку. После этого поднимается из-за парты Надя и говорит: «И мне двойку ставьте. Я тоже её заслужила, раз не могла выполнить ваше задание — заставить своего подшефного заниматься».       — Поставили вы ей двойку? — встрепенулась Аня.       Елизавета Павловна улыбнулась:       — Нет, не поставила. Наш лентяй слово дал подтянуться. V       — Сдержал он слово? — спросил Павлик.       — Почти,— ответила Елизавета Павловна,— стал с грехом пополам на троечках плестись. Ужасный лодырь был.       Весь этот разговор Принцу-Федьке не нравился. Он всё время ёрзал на стуле, а потом вдруг встал и протиснулся к двери.       — Куда ты? — спросила его Аня.       — Жарко тут,— буркнул Федька,— приду сейчас...— и вышел.       Я сразу заволновался. Хорошо, если он отды-       шаться вышел или ещё зачем. А вдруг обозлился и задумал что-нибудь натворить? Наложит, к примеру, в портфель Елизаветы Павловны снега (она портфель в сенях оставила). Или верёвку у белья перережет, которое на крыльце сушится. Да мало ли что от него ожидать можно! О чём Елизавета Павловна ещё рассказывала, я уже не слушал, сидел точно на иголках. Очнулся только, когда Аня громко сказала:       — А теперь мы сфотографируемся!       — Надо позвать Батова,— спохватился я и выбежал на крыльцо.       Федьки нигде не было.       — Батов! — крикнул я.       В ответ мне только собака из будки прорычала, дворняжка мохнатая.       «Наверное, он ушёл к машине»,— подумал я и вернулся.       Ребята уже расселись вокруг Елизаветы Павловны.       — Становись рядом с Павликом,— приказала мне Аня и стала наводить на нас аппарат.— Внимание!       — Жевать можно? — спросил Борька-Кочевник как раз в тот момент, когда Аня щёлкнула затвором.— Ну вот, теперь я с открытым ртом получусь,— расстроился он.       Аня сделала второй снимок. На нём Борька выйдет уже застывший, как статуя. Потом Аня встала на моё место, и я щёлкнул затвором. После этого мы начали прощаться. Аня поблагодарила Елизавету Павловну за её рассказ и извинилась, что мы оторвали её от дел. Елизавета Павловна хотела напоить нас чаем, но мы отказались. На улице уже темнело.       — Когда у нас будет открытие музея Нади Матвеевой, мы обязательно вам напишем,— сказал я.       — Приезжайте к нам тогда,— загалдели ребята,— а если вы что ещё о Наде вспомните, напишите.       На этом мы и расстались.                   МЫ — СНАЙПЕРЫ             Напротив дома Елизаветы Павловны через дорогу был небольшой лесок. С одной из ёлок вдруг раздалось:       — Снайпер Матвеев, огонь!       И в нас полетели снежки. На ёлке сидел Принц-Федька и смеялся, глядя, как мы вытряхиваем снег из-за воротников.       — Я тоже снайпер! — крикнул Командировочный Витька и полез на другую ёлку.       Мы стали кричать им:       — Слезайте! Чего вы? Ехать пора.       Но Принц-Федька ничего не хотел слушать. Он залез чуть ли не на самую макушку и стал стрелять оттуда в нас из воображаемого автомата.       — Трах-тах-тах-тах! — неслось с ёлки.— Трах-тах-тах!       — Что кс ты в своих стреляешь? — закричал ему Борька Кочевник и бросил в Принца снежком.       Мы тоже стали кидать в него снежки. Даже Витька со своей ёлки кидал снежки в Принца.       — Ах так! Все на одного! — закричал Федька.— Ну, держитесь! — Он дождался, когда я подбегу поближе, и стряхнул мне за шиворот с ветки, на которой стоял, большую шапку снега. Ветка сильно       наклонилась, Федька не удержался и скатился в снег. Мы дружно захохотали.       — Так тебе и надо, не стреляй в своих,— сказал Павлик.       Витька слез с соседней ёлки и вместе с нами вышел на дорогу. А Принц всё сидел в сугробе и не собирался подниматься.       — Вставай! — замахала ему рукавичкой Аня.— Чего ты расселся, уже поздно.       Мы пошли дальше, а Принц-Федька и не думал вылезать из своей снежной ванны.       — Вот упрямый! — возмутился Павлик.       — Стойте, он нам рукой машет,— сказала Аня.       — Подманивает,— усмехнулся Павлик,— подойдём, а он как даст снежную очередь.       — А ну тебя! — отмахнулась Аня и направилась к Федьке.       Витька-Командировочный и я поспешили за ней. В случае чего, мы примем огонь на себя.       — Я не могу встать,— сказал нам Федька.       — Будет разыгрывать,— засмеялся Борька-Кочевник,— подойдём, а ты в снег пихнёшь. Знаем мы твои штучки-дрючки.       — Не пихну,— испуганным голосом проговорил Принц,— я в самом деле не могу встать. Наверное, ногу сломал.       Мы сразу притихли. Неужели Федька по-на-стоящему сломал ногу? Надо же! Опять в моём звене неприятность! Витька-Командировочный и я подошли к Батову. Он обнял нас за плечи и с трудом поднялся. Так мы и вышли на просеку. Тут Павлик, как санитар, потребовал, чтобы Принц показал ему ногу. Но лучше бы он не требовал. Только начал снимать валенок, Федька как закричит, точно его режут.       — У тебя сильный вывих,— поставил после этого диагноз Павлик,— если бы был перелом, торчала бы кость в сторону.       Бледный Принц чуть заметно улыбнулся.       — Постарайся сесть в автомобиль сам, а то Ане от матери достанется,— сказал ему Павлик, когда мы подходили к машине.       — Она нас всю дорогу пилить будет,— поддержал его Борька-Кочевник.       Чтобы подвести Принца к самой машине, мы сманеврировали и подошли к ней сзади. Оставили его у самого багажника. В автомобиль Принц-Федька влез сам. Анина мама сейчас же замахала руками, как наседка крыльями, и закричала:       — Кушать, кушать скорее!       — Кушать, давайте кушать! — согласно зашумели мы, очень довольные тем, что взрослые ничего не заметили.       Варвара Андреевна налила каждому из нас по чашке какао из трёхлитрового термоса и дала по кусочку хлеба с колбасой. Мы с удовольствием выпили какао и съели бутерброды. Во время еды Анин папа поинтересовался:       — Как успехи, разведчики?       — Здорово! — ответил Борыса-Кочевник с полным ртом.— Узнали, как Надя училась, как отстающим помогала.       — Какие слова себе придумала, чтоб врагов побеждать,— добавила Аня.       — Что за слова? — удивился я.       — Вот те раз! — засмеялся Борька-Кочевник.— О чём же ты мечтал, когда Елизавета Павловна нам письмо от Нади читала?       «О чём мечтал? — разозлился я на Кочевника.— За Принца переживал. Вышел бы к нему рань-       ше, может, он и ногу не сломал бы. Борьке только зубы скалить да бутерброды с колбасой уничтожать». Мне даже есть расхотелось после таких неуместных замечаний.       — Фотографировались мы с Елизаветой Павловной,— сказала Аня, отдавая фотоаппарат Григорию Михайловичу.       — И у меня удача,— оживилась Варвара Андреевна.— Пока вы узнавали про свою партизанку, я обошла несколько дач и облюбовала одну. Мне здесь понравилось. Я уже и задаток дала, чтоб другим не сдали. А то приедешь весной, а тебе от...       — Ой! — вскрикнул вдруг Принц-Федька и потянул больную ногу из-под переднего сиденья.       — Что случилось? — обернулась к нему Варвара Андреевна.       — Ничего,— поморщился Федька.— Моя нога была под сиденьем. Вы её прижали.       — Нечего совать ноги куда не положено. У меня же нет сзади глаз,— раздражённо сказала Варвара Андреевна.       — Мама,— укоризненно посмотрела на неё Аня и спросила Федьку сочувственно: — Больно?       — Не так уж,— сказал он и замолчал.       А мне почему-то стало жалко, что ногу сломал Принц, а не я. Тогда бы Аня тревожилась за меня и, несмотря на боль, мне было бы хорошо.       Немного погодя Федька наклонился ко мне и зашептал прямо в ухо:       — Я нарочно вскрикнул, чтобы вылезать было сподручнее. Будто я ногу в машине повредил.       Про себя я одобрил Федькин поступок, но вслух сказал сердито, и так, чтобы слышала Аня:       — Пройдёт твоя нога. Нечего из мухи слона делать.                   НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА             Доехали мы до Аниного дома, а Принц-Федька совсем на ногу ступить не может. Хорошо, Варвара Андреевна сразу же из машины ушла. Мы и признались во всём Григорию Михайловичу. А он без всяких разговоров подвёз Федьку, как самого настоящего принца, к подъезду его дома. Вылез Федька из машины, обнял меня с Павликом, точно лучших друзей, и повис на нас.       Мать Федьки увидела из окна эту картину и выбежала нам навстречу.       — Что ещё случилось? — испуганным голосов! спросила она.       — Радуйся, мамка,— невесело сказал Принц,— теперь я недели две никуда из дома не денусь.       — Допрыгался! — сердито крикнула ему мать и забарабанила своими худыми руками по Федь-киной спине.       — Где тут поблизости живёт врач? — спросил её Павлик.— Вашему сыну надо осмотреть ногу. У него может быть подкожный перелом.       — Будет людей-то пугать,— отмахнулась от Павлика мать Федьки. И сама внимательно, точно врач, принялась осматривать Федькину ногу.       Ступня у Федьки раздулась, наверное до 45-го размера, и посинела. Точно ему под кожу впрыснули чернила для авторучки.       — Надо доктора позвать,— снова повторил Павлик.       — У меня мать лучше любого профессора понимает,— сказал Принц.       — Вы медсестра? — спросил её Павлик.       — Я и сестра и брат сразу,— невесело пошутила она, всё ещё разглядывая Федькину ногу.       — Моя мать нянечка в городской больнице,— похвастался Принц.       Брат-сестра окончила свой осмотр и мрачно сказала:       — Вот погоди, вернётся с работы отец, он тебе выдаст.       — Это сейчас делать нельзя,— тотчас сказал Павлик,— вы медицинский работник и должны знать, что в таком положении нужен абсолютный покой.       Я дёрнул Павлика за рукав. Чего зря шуметь. Отец у Принца сильный, это верно. Он работает на вокзале носильщиком. Мускулы у него даже через рубашку заметны. Но Федьку он любит и никогда не бьёт. Мать, должно быть, его просто так припугнула, от волнения.       — Мы тебе завтра уроки принесём,— сказал я на прощание.       — Вы их с Антоном и Гришкой пришлите, чего самим время тратить! — крикнул нам вдогонку Федька.       — Ну и хитрец! — сказал Павлик, как только мы вышли из квартиры.— Станет он со своей свитой заниматься.       — Давай к Игорю зайдём,— предложил я,— расскажем, что у нас случилось.       — Надо рассказать,— согласился Павлик.       Игорь жил в старом одноэтажном домике, за       которым был маленький участок. Таких домов в нашем районе осталось совсем мало. Домик Игоря тоже должны были снести, а всем жильцам дать новые квартиры с ванной и газом. Я как узнал это, очень расстроился. Вдруг Игорь переедет в другой конец города, тогда он в нашу школу ходить не будет. Но Игорь сказал, что школу он всё равно кон-       чит нашу. Потому что привык к учителям и с нами не хочет расставаться. Значит, мы тоже ему понравились.       Мы вошли в калитку, рядом со старыми, деревянными воротами. Отряхнули друг друга варежками от снега и постучались в дверь. Она выходила сразу на улицу. Открыла нам пожилая женщина. Я узнал в ней мать Игоря. Иа нас посмотрели такие же добрые, как у Игоря, глаза, и нос у неё был Игорев.       — Входите, входите, Игорь дома,— приветливо сказала она,— только придержите, пожалуйста, дверь, чтоб не хлопнула. Отец у нас спит. Ему в ночную идти.       Я сразу догадался, что отец Игоря работает на экскаваторном заводе. Только один этот завод шумит у нас в городе круглые сутки и после каждой смены долго гудит.       Мы прикрыли дверь так тихо, точно совсем не прикасались к ней. Потом, ещё тише, разделись и пошли вслед за мамой Игоря в комнату. Здесь за большим обеденным столом сидели Игорь и его младший братишка Владик. Тот самый, над которым мы хотели взять шефство. Игорь читал ему сказку про ковёр-самолёт.       — О! К нам гости,— сказал Игорь, откладывая книгу.       А Владик насупился и недовольным голосом проговорил:       — Не одно, так другое. Ни минуты не можешь уделить младшему брату.       Мы еле сдержались, чтобы не рассмеяться. Должно быть, Владик повторил слова мамы Игоря. А уже от себя он добавил:       — На самом интересном месте остановились.       — Сказку мы дочитаем после,— ответил Игорь, подвигая нам стулья,— а сейчас послушаем, как прошла разведка у юных следопытов.       — Вы в войну играли? — спросил нас Владик.       — Нет,— сказал я,— но у нас есть один раненый.       — Что же с ним случилось? — встревожился Игорь.       Мы с Павликом рассказали о нашей разведке всё: как она началась и чем кончилась.       — Он теперь умрёт? — спросил Владик про Федьку.       — Наоборот, воскреснет,— сказал Игорь и обратился к нам: — Говорят, нет худа без добра. Давайте и мы будем так считать.       — Давайте,— с готовностью согласился Павлик.       А я спросил:       — Что ж тут хорошего?       — Так ведь не голова у Феди заболела, а нога,— сказал Игорь,— вот вы и приходите к нему во время болезни каждый день уроки делать. Тогда он, как поправится, все свои двойки исправит.       — А что, может, и исправит,— оживился Павлик.— В домашних условиях подтягивать легче. Надо только, чтобы свита к нему нос не совала, пока он болеет.       Владик вдруг засмеялся:       — Какая свита? Он что, король, что ли?       — Не король, а Принц,— сказал Павлик.       Владик от удивления даже рот раскрыл. А потом неуверенно протянул:       — Не обманете. Принцев живых нет.       — И у нас скоро не будет,— ответил ему Игорь.       — А свиту надо тоже подтянуть,— сказал я.       — За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь,— возразил мне Павлик.       — Попробуйте сначала исправить вожака,— посоветовал Игорь,— а его адъютанты за ним сами подтянутся.       — Точно! — подхватил Павлик.— Они всё время с него пример берут. Он в лес смотрит, и они тоже.       — А теперь пусть все смотрят в учебники,— засмеялся я.       — У нас дядя Миша военный — тоже всё время учится,— сообщил Владик и показал на карту, которая висела над маленьким столиком с книгами.— Он вон там живёт, где синий флажок.       К карте были приколоты и другие флажки: зелёные и красный.       — Вот сколько я исходил с лесотехниками,— сказал Игорь, указывая на цепочку зелёных флажков,— больше пятисот километров.       — А это что за флажок? — спросил я, кивнув на приколотый к карте маленький красный треугольничек.       Неожиданно Игорь смутился и далее чуть-чуть покраснел. Но Владик тут же выдал его.       — Это город Победогорск,— сообщил он.— Его пока нет, но он будет.       — Кто же его построит? — спросил я Владика.       — Может быть, мы с вами,— ответил за него Игорь,— тогда вы будете первыми комсомольцами этого города. А я стану первым редактором «Побе-догорской правды».       — А Владик — первым пионером этого города,— сказал Павлик.       — И водителем автобуса,— добавил Владик.       — Нет,— сказал Игорь,— в Победогорске автобусы будут не только без кондукторов, но и без водителей, с автоматическим управлением. Ты, Вла-дик, будешь у нас директором городского парка. В этом парке даже в самый сильный мороз будут цвести яблони.       — Как же. так? Почему? — спросили мы с Павликом.       — Парк будет обнесён тепловой оградой,— объяснил Игорь.— Ветровые двигатели разгонят над ним облака и не дадут падать снегу. А под землёй мы проложим трубы, по которым пойдёт горячая вода. Она согреет землю. Кстати, угощайтесь плодами из нашего будущего парка,— пошутил Игорь, подвигая к нам тарелку с мандаринами.       Мы рассмеялись и стали прощаться. Но Игорь всё-таки сунул нам в карман по мандарину.       Ушли мы от него повеселевшие.       В самом деле, было бы замечательно — построить такой город и жить в нём вместе с Павликом, Борькой-Кочевником, Командировочным Витькой и всеми ребятами из нашего класса. Аня была бы в нём первой учительницей, а я... но тут я вспомнил, что завтра перед уроками состоится линейка, на которой мне надо будет не только слушать, как прошла разведка у других звеньев, но и самому рассказывать, и сразу приуныл.       Павлик угадал мои мысли и сказал:       — Лучше бы Батов не ездил с нами.       Я хоть и ничего не ответил ему, но мысленно согласился:       «Да, так было бы куда лучше».                   СРОЧНО... СЕКРЕТНО...             Всё-таки невезучий я звеньевой! Мало того, что звено Веры Озолиной узнало от командира части, в которой воевала Надя, всякие интересные сведения, они ещё получили от него простреленную Надей мишень. Очень метко стреляла Надя! Только одна пулька попала в восьмёрку. Все остальные прорвали самую середину мишени и сгрудились друг на друге дырочками.       Звено Сашки Авилова принесло для будущего уголка Надины любимые книги. Они каким-то чудом уцелели у её бывшей соседки. Две книжки мне были знакомы хорошо. Это «Как закалялась сталь» и «Овод». Веру и Сашку похвалили. А я только заикнулся, что Принц ногу повредил, Генька так и взвился:       — Не может третье звено без неприятностей! Вот недотёпы!       После такого приветствия мне сразу говорить расхотелось. Не стал я всё подробно рассказывать. Сообщил в двух словах про Надины отметки и ещё про то, как она хотела исправить лентяя, и замолчал. Надо было бы, чтоб вместо меня рапортовал Павлик. Он бы гораздо лучше всё рассказал. Павлик умеет докладывать. Даже когда нечего сказать, он всё равно что-то говорит. Но ведь отчитывались звеньевые. Как только я кончил говорить и встал в строй, в нашем звене поднялся шум.       — Чем вы недовольны? — спросил ребят Игорь.       — Мошкин о самом интересном не сказал! — выкрикнул Павлик.— Мы Надины волшебные слова узнали.       — Волшебные? — переспросил Генька.— Что ж это за слова?       — Эти слова ей врагов бить помогали,— сказала Аня.— Когда Надя шла на трудное задание, она говорила себе: «Раз, два, три, четыре, пять, эту крепость надо взять» — и всегда возвращалась с победой.       — Надина учительница нам сказала, что эти слова Надя ещё в школе придумала,— добавил Павлик.— Скажет их тихо, когда у неё уроки не получались, и старается после вовсю.       — Так и берёт крепость,— закончила Аня.       — У меня тоже крепость есть — математика,— вздохнула Марина Козарезова.— Учу-учу её, а всё двойки получаю.       — А моя крепость с бородой,— засмеялся Борька-Кочевник,— никак на физкультуре через козла не перескачу.       — У каждого из нас невзятая крепость есть,— сказал Игорь.— Вот и давайте стараться скорее овладеть ими.       «Наша главная крепость со сломанной ногой дома лежит,— подумал я о Принце-Федьке и сказал про себя: — Раз, два, три, четыре, пять, эту крепость надо взять».       — Полозова в разведку с фотоаппаратом ездила,— сказал Павлик.— Сняла нас вместе с Елизаветой Павловной. Аня, покажи снимки.       Аня достала из портфеля два снимка. На одном Борька-Кочевник вышел с несколькими ртами.       — Это потому что я дёрнулся,— объяснил он.       — Увидел небось пироги или конфеты, вот и дёрнулся,— поддел его Юрик Беляков.       Все засмеялись, а Борька больше всех. После того как фотография прошла по линейке и вернулась к Ане, я немного повеселел.       — Говорят, нет худа без добра,— вспомнил я       слова Игоря и продолжал: — Зто я к тому, что наше звено решило за время болезни Батова подтянуть его. Придёт в школу и все свои двойки исправит.       — Сразу после болезни? — ахнул первый приближённый Федьки Антон Здобнов.       — Так не бывает,— подхватил второй приближённый, Гришка.       — А у нас будет! — оборвал их Генька.— Мош-кин правильно решил. Ждать нечего. Третья четверть в разгаре.— И он обратился к Игорю: — Давайте выберем ребят, которые будут готовить материал для Надиного уголка. Предлагаю в эту бригаду Женю Рогова, Сашу Авилова, а вместо Мошкина — Полозову.       — Это почему же «вместо»? — запротестовал Павлик.       — Потому, что Мошкин и ты будете лечить Батова,— объяснил Генька.       Меня это устраивало. И я крикнул:       — Будем лечить до полного выздоровления!       — Согласен! — сказал Игорь и распустил нас.       Как раз тут зазвенел звонок, и мы вошли в       класс вместе с Ираидой Кондратьевной. В середине первого урока, когда я срисовывал с доски в тетрадь зимующих в нашей местности птиц, о мою парту стукнулся скомканный листок бумаги. Я развернул его и прочитал:       ПРИКАЗ № 1       СРОЧНО... СЕКРЕТНО... ЗВЕНЬЕВОМУ ПЕТРУ МОШКИНУ.       Приказываю в самый кратчайший срок разработать план наступления на Наследного Принца и его свиту. Необходимо разбить Принца (в его убеждениях) и заставить сдаться в плен (к ученыо). Для достижения этой цели располагайте всем наличным составом нашего отряда. Отказываться помочь никто не имеет права. Помните: «Эту крепость надо взять». Нач. штаба по взятию крепостей Геннадий Шубин.       Приказ мне понравился. Я прочитал его ещё раз и убрал в портфель.                   ЛОЖНЫЙ ДНЕВНИК             План оздоровления Наследного Принца мы составляли после уроков всем звеном. Распределили вперёд на две недели, кто когда будет носить Федьке уроки и заниматься с ним. Сегодня вызвались идти к Принцу девчонки. Но я не мог спокойно сидеть дома и потому предложил Павлику:       — Сбегаем к Ане, узнаем, как их встретил Батов.       Только мы вышли из квартиры, видим: Аня, Марина Козарезова и Нина Фролова ко мне поднимаются. Встревоженные, точно что потеряли.       — Как дела? — крикнул я им, свесившись с лестничных перил.       — Выгнал нас Федька,— сказала Аня,— и пригрозил, что отлупит, если ещё придём.       — Ему, видите ли, абсолютный покой нужен,— фыркнула Марина,— чтоб никто не тревожил. Спрыгнул на одной ноге с постели и захлопнул у нас перед носом дверь.       — Даже листок с уроками не взял,— возмутилась Нина Фролова,— в передней на тумбочке без внимания оставил!       — А мы ему ещё мандарины купили, чтоб ско-       рей поправлялся,— потрясла портфелем Аня и предложила: — Угощайтесь, мальчики.       Мы съели по мандарину и пошли к Наследному Принцу вдвоём с Павликом. Решили поговорить с ним по-мужски.       Дверь нам открыла соседка, та самая, которая работает в Доме культуры контролёром.       — К Феде можно? — спросил я.       Соседка кивнула головой и ушла к себе. Листок с уроками всё ещё лежал на тумбочке.       — Н-да... — покачал головой Павлик и открыл дверь к Батовым в комнату.       Принц сидел на кровати, поверх одеяла, к нам спиной. Больная нога у него до самой коленки была укутана большим платком. Наверное, Федьке сделали согревающий компресс. В руке у него был бумажный голубь. Федька целился им на верх       многозначительно переглянулись.       — Ногу надо как следует вылечить,— сказал Павлик,— а то выйдешь раньше времени и опять подвернёшь.       шкафа, где у голубей находилась посадочная площадка. Там их уже штук десять лежало.       — Гули-гули-гуленьки, поставь рекорд. Поставь, белокрылый,— смешно приговаривал Принц-Федька, расправляя голубю бумажные крылья.       Мы с Павликом не выдержали и прыснули. Федька обернулся и уставился на нас диким взглядом, как на марсиан.       — Не узнаёшь, что ли? — спросил я.— Пришли проведать, как ты себя чувствуешь.       — Доктор сказал, что недели две в школу не пойду, — весело сообщил он.       — Это хорошо,— подхватил я,— ты не торопись.       Федька не ожидал от меня услышать ничего подобного. Он даже на кровати подскочил.       — Почему хорошо?       — Раньше времени я не выйду,— уверенно заявил Принц.       — А уроки мы с тобой будем делать, ты не беспокойся,— сказал я.       — Больной я, не могу заниматься,— тотчас возразил Наследный Принц,— мне покой нужен.       — Так ведь не ногой ты задачки решаешь,— повысил голос Павлик,— а голова у тебя здоровая!       — Не будешь заниматься, можешь совсем отстать,— сказал я,— тогда всё лето зубрить придётся. Выбирай, что лучше.       Федька задумался. Может, он выбирал, когда ему лучше отдыхать, теперь или летом, а может, ещё о чём-то думал. Только, помолчав немного, сказал:       — Устал я, братцы!       У меня прямо глаза на лоб полезли.       — Это от чего же?       Принц оставил мой вопрос без внимания и со вздохом произнёс:       — Сколько хлопот с этим ученьем. Ужас! Выдумали б учёные какие-нибудь умные пилюли. Проглотил бы я сейчас арифмопирин и задачку в момент решил бы.       — Лет через десять, может, и придумают,— обнадёжил его Павлик,— теперь химия вон как развивается.       — Через десять лет нам такие таблетки ни к чему будут,— покачал головой Федька,— вырастем уже.       — Это верно,— согласился Павлик.       — А пока таких пилюль нет, надо самим заниматься,— сказал я,— давай объясним тебе, как задачку решить.       Я подошёл к этажерке, на которой лежали       Федькины тетради, и увидел его дневник. Я просто поразился, какой у Федьки был чистый и аккуратный дневник. В школе я такого не замечал. Обложку он заменил, что ли? Я раскрыл дневник и чуть не выронил его из рук. В нём были одни четвёрки.       Принц посмотрел, чем я занят, подтянулся к этажерке и вырвал у меня дневник.       — Твоим бы носом дырки в карманах затыкать!— разозлился он и стукнул меня по голове дневником.       Удар был совсем не сильный. Но чего он дерётся? Я хотел дать Федьке сдачи, да вспомнил, что он болен, и воздержался.       — Что это за дневник? — спросил я.       — Много будешь знать, скоро состаришься,— процедил сквозь зубы Федька и, отвернувшись к стене, прогудел: — Он прошлогодний.       — Прошлогодний? — удивился я.— Как же ты с такими отметками на второй год остался?       — А так и остался,— усмехнулся невесело Принц,— меня этот самый дневник подвёл. Как выяснил я, что в первой четверти буду иметь три двойки, так и купил себе второй дневник. Плохой стал в школе оставлять, а этот домой приносил.       — Сам себе отметки в него выставлял? — спросил Павлик.       — Зачем сам? Мой почерк сразу бы подозрение вызвал. Я старшеклассников об этом просил. Только один подвёл меня крепко.       — Матери наябедничал? — догадался я.       — Что ты! — возмутился Федька.— Это такие парни, хоть огнём жги — не признаются. Тут другое было: написала мне учительница в дневник о том, что я всю неделю хорошо себя вёл. Захотелось       мне, чтоб отец прочитал это. А как? Из-за одной надписи плохой дневник не покажешь. Вот я и упросил Ваську Быкова написать мне такую же фразу в другой дневник и за учительницу расписаться. Только грамотей он оказался хуже нас. В одной фразе три ошибки сделал. Отец у меня не профессор, но сообразил, что здесь что-то нечисто. Пошёл утром с дневником к учительнице и всё выяснил.       — Досталось тебе? — спросил Павлик.       — А тебе бы отец после этого на мороженое дал?! — съехидничал Федька и, умолчав о перенесённом наказании, добавил: — После отец велел мне этот дневник на виду держать. А выкинуть только тогда, когда у меня настоящий дневник таким будет. Вот он и лежит, глаза мозолит.— Принц-Федька сокрушённо вздохнул.— Я этим дневником почти три четверти пользовался. Если бы батька раньше меня подловил, я бы не остался. А тогда подтягиваться уже поздно было.       — Видишь, поздно, а у нас ещё есть время,— сказал я,— давай заниматься.       — Сейчас?! — опешил Принц-Федька.       — Нуда!       — Нет уж! Сейчас не буду. Я от этих грустных воспоминаний так расстроился, что ничего в голову не пойдёт.— Федька отвернулся к стене и накрыл голову одеялом.       Так мы и не уговорили его взяться за уроки. Только перед уходом предупредили, что придём завтра в это же время. Пусть не думает, что отделался от нас.                   ЧЁРНЫЕ ДНИ             На другой день мы пришли к Наследному Принцу точно в назначенное время. А его в комнате нет. И на столе записка :       «Дорогой звеньевой, уходи-ка ты домой. А не то как налечу, растопчу и проглочу. С приветом Ф. Б.».       — О нём заботишься, а он такие приветствия пишет,— рассердился Павлик.— Пошли, в самом деле, домой!       — Сначала поищем его у соседей,— сказал я,— далеко он упрыгать не мог.       Но только мы дошли до двери, как услышали голос Федьки:       — Эй вы, педагоги, стойте! Чего шум поднимать, тут я.       — Сейчас же вылезай заниматься,— потребовал Павлик, оглядывая комнату в поисках Принца,— у нас каждая минута рассчитана.       — Вот и не ходите ко мне,— простонал Принц-Федька и вылез из-под кровати.       — На завтра нам задали природоведение и упражнение по русскому письменному,— сказал я,— начнём с природоведения.       Мы сели к столу. Я раскрыл учебник и стал читать. Федька тут же заохал и демонстративно повернулся к нам спиной.       — «Мы идём, как следопыты, все пути и все дороги нам открыты...» — тихонько запел он.       — Ты в уме? — сказал Павлик и постучал себе по лбу, а потом по столу.       Федька замолчал. Я начал читать снова.       Природоведение мы учили часа два. Прочитаю я несколько строчек, закрою книгу и повто-       рю их наизусть. За мной повторял Павлик, а как очередь доходила до Принца, он молчал.       — Что ж ты? Повторить не можешь? — сердились мы.       — Почему не могу? — возражал Принц.       — Ну так повторяй!       — Что?       — То же, что мы.       — Л что вы повторяли?       — Ты что, глухой? — злился Павлик и читал уже выученный нами абзац ещё раз.       Но вместо того чтобы повторить услышанное, Принц-Федька кричал:       — Вам бы так ногу растянуть, наверное, волком бы выли. Не могу я с больной ногой про горы учить! Мне, может, больше всю жизнь по ним не лазить... — И он притворно всхлипывал.       Ну и артист, получше Юрика Белякова!       — Ладно, по горам тебе не лазить, а читать-писать придётся,— наглядевшись на Федьку, сказал я.— Переходим к русскому языку.       Пока мы с Павликом доставали тетради, Наследный Принц лежал на кровати не шевелясь, точно неживой. А как только мы приготовили всё для письма, Федька объявил:       — Писать в постели не буду, можно одеяло испачкать. Упражнение делаю в голове.       Я прочитал первую фразу и вставил в слова пропущенные буквы. Во вторую фразу пропущенные буквы вставлял Павлик, а в третью — Федька. Он называл буквы не думая, просто наугад, вдруг подойдут. Написана, например, фраза: «Почтовые голуби очень ценные». В слове «почтовые» пропущено первое «О».       — Какую букву вставишь? — спрашивал я Наследного Принца.       — Будто сам не знаешь,— отвечал он.       — Мы-то знаем, а вот какую ты вставишь? — начинал сердиться Павлик.       — «А»! — гаркнул Федька. Не то нарочно, не то в самом деле не знал.       — По-твоему, надо говорить «пачта», а не «почта»? — спрашивал Павлик, краснея от злости.       — По мне хоть «пучта»,— отвечал Принц и хохотал, дёргая от смеха здоровой ногой.       До чего же он был в этот момент противный! Одна оттопыренная нижняя губа чего стоила! Я бы на его месте вообще так не гоготал, чтобы губа не шлёпала, как лягушка.       После русского мы вернулись к природоведению. Федька понял, что от нас не отвертеться и, чтобы мы поскорее ушли, кое-как повторил за нами весь параграф.       — Наконец-то отмучился! — крикнул он нам, когда я и Павлик пошли к двери, и нарочно громко, с облегчением вздохнул.       В следующие дни было ещё хуже. Только мы принимались за уроки, у Федьки сразу начинала ныть нога, и он говорил, что боль мешает ему сосредоточиться. Мы делали перерыв, ждали, когда боль утихнет, и снова начинали учить. А Федька придумывал новую причину не заниматься. Говорил, будто у него так устроена голова, что в ней всё должно отлежаться. Только после этого он может повторить прочитанное и соображать.       От таких занятий у меня самого болела голова, а по ночам вместо нормальных, человеческих снов, про ссоры с девчонками или встречи с марсианами, мне снились цифры и знаки препинания. Они на-       брасывались на меня и требовали, чтобы я заставил Принца правильно решить задачу или расставить в предложении запятые. Этот противный сон снился мне несколько ночей подряд. Точно я смотрел один и тот же фильм в нашем Доме культуры. Павлику я, конечно, ничего не говорил. А то он ещё со своей «медицинской» точки зрения запретит мне заниматься с Федькой. А не послушаюсь, расскажет сон моей маме. Он знает, что моя мама очень мнительная. Павлик уже перестал верить в то, что мы сможем подтянуть Федьку дома. Всё время твердит вроде моего папы: «Ничего у нас не выйдет, зря только время тратим».       «Может, и в самом деле зря»,— подумал я как-то по дороге от Федьки.       У моего дома нам встретились Ираида Конд-ратьевна и Игорь. Они шли из школы.       — Почему такие унылые лица? — спросила Ираида Кондратьевна.       — Небось от Батова идёте? — угадал Игорь.       — Мальчики,— обратилась к нам Ираида Кондратьевна,— после занятий с Федей вы берите его тетради и приносите мне. Я буду ставить ему отметки за домашнее задание.       Мне это понравилось. Теперь Федька будет стараться больше. Всё-таки тетради не останутся лежать у него на этажерке.       — И ещё вам нужно порешать с ним задачки третьего класса,— продолжала учительница,— ведь в математике всё очень тесно связано между собой. Не помнишь одного, не поймёшь другого.       — Он заданные на дом задачки и те не решает. А за третий класс и подавно не будет,— возразил Павлик.       — Потому и не будет, что не умеет,— ответила ему Ираида Кондратьевна,— а когда разберётся, станет решать с удовольствием.       «Может, в этом вся загвоздка,— подумал я.— Надо проверить. Завтра нам как раз зададут задачки на повторение. Предложу ему самую лёгкую и посмотрю, справится ли».       — А я хочу сообщить вам приятную новость,— перебил мои мысли Игорь.       — Какую? — встрепенулся Павлик/       Игорь достал из папки газету и помахал ею перед нами.       — В этой газете напечатан Указ Президиума Верховного Совета о Наде Матвеевой. Ей посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.       — Ну?       — Вот это да! — ахнули мы.       — Смотрите! — сказал Игорь.       На морозном ветру трудно было развернуть газету. Но мы всё-таки нашли то место, где напечатан Указ.       — Ура-а-а! — закричали мы так громко, что двое прохожих даже обернулись, а пожилой дяденька в меховой шапке сердито покачал головой.       — Надо провести сбор, посвящённый этому событию,— предложил Игорь.       — Конечно, надо!       — Давайте проведём! — снова закричали мы с Павликом.       — Жалко, Батов болен,— задумчиво сказала Ираида Кондратьевна.       Игорь спросил меня:       — А что, если нам провести сбор у Феди дома? Всем отрядом не поместимся, так хоть твоим звеном.       4 Можете нас поздравить!       97       Я просто не знал, что ответить Игорю. Так мне понравилось его предложение. А Федька-то в каком восторге будет! Сначала, наверно, и не поверит. Ну и Игорь! Ну и молодец! Такая жалость, что он наш вожатый, а не одноклассник. Стукнул бы я его сейчас со всего размаха, а он дал бы мне сдачи. Как было бы замечательно! А так даже не знаешь, чем свою радость выразить. Вожатый всё-таки. Вместо Игоря я стукнул по плечу Павлика и тихо сказал:       — Головастый он у нас, верно?       — А я-то тут при чём? — рассмеялся Павлик и стукнул меня по спине.       — Эй, эй! Чего разбушевались! — притворно строго сказал Игорь и сгрёб нас с Павликом в охапку.       Я и не знал, что он такой сильный. Всё-таки во мне килограммов тридцать пять, и в Павлике не меньше. Он хоть и пониже меня, но плотней. А поднять и пронести несколько шагов семьдесят килограммов, которые при этом ещё дрыгают ногами, не так-то просто. Вот какой у нас вожатый!                   ВЫХОД НАЙДЕН!             Ираида Кондратьевна оказалась права. Федька не смог решить даже самой пустяковой задачки для третьего класса. Я отложил тетрадь и сказал ему:       — Придётся повторять математику с самого начала. Ты за прошлый год тоже ничего не знаешь.       Федька сразу озверел. Даже про больную ногу забыл. Вскочил со стула и накинулся на меня: .       — Может, ты прикажешь, чтоб я цифры в клеточках писал? Или ходил на дополнительные занятия к первоклассникам? — И вдруг очень противно, шлёпая своей оттопыренной губой, закричал: — А ну, мотайте отсюда, пока я вам носы не расквасил. Педагоги фиговы!       Конечно, Федька носы нам сейчас не расквасил бы. Он на одной ноге нетвёрдо стоит, а нас двое. Но он так разбушевался, что утихомирить его было просто невозможно. Только мы с Павликом открывали рот, чтобы сказать, что он неправ, Федька сейчас же затыкал уши пальцами и громко кричал:       — А-а-а-а-а! — Это чтобы нас не слышать.       Я стукнул по столу кулаком и сам закричал во всё горло:       — Прекрати выть! Мы хотим тебе сказать очень важную новость.       Я имел в виду сбор, который мы решили провести у Федьки. Но Принц ничего не хотел слушать.       — А-а-а-а-а-а! — завопил он мне в ответ с заткнутыми ушами. Да ещё здоровой ногой затопал.       Зачем нам такое представление? Мы взяли и ушли, сильно хлопнув дверью. Не хочет слушать, пусть потом сам расстраивается. Мы же для него старались, а не он для нас.       — Больше я к Батову не пойду! — категорически заявил Павлик на лестнице.— Сколько времени зря на него ухлопали! Ребята небось кучу дел без нас переделали.       Это верно! С Наследным Принцем мы совсем отбились от своего отряда. Макулатуру за нас собирали, стенд для уголка Нади Матвеевой мы не       делали, в разведку за новыми материалами о ней не ходили, и сбор, посвящённый Наде, ребята без нас готовят.       — Нужно что-то придумать с Принцем,— решительно сказал я Павлику.       — Странный ты человек, Мошкин! — накинулся он на меня.— Что тут можно придумать? Что?       — Давай посоветуемся с Игорем,— предложил я.       Пришли мы к Игорю и стали все вместе думать. Как ни ломали мы с Павликом головы, ничего не сообразили, а Игорь такое предложил, отчего мы в первую минуту даже обалдели. А потом принялись прыгать и скакать по его комнате, точно индейцы племени ням-ням на празднике «Изгнание Злого духа», про которых я читал в одной книжке.                   ПОГОВОРИЛИ             Дел у нас сразу стало хоть отбавляй! Ведь Игорь такое придумал, что нам нужно было не только всё уточнить с ребятами, а и кое с кем из взрослых договориться. К тому же мы всё ещё каждый день надрывались с Федькой из-за уроков. Но хоть мы с Павликом были и очень заняты, всё-таки решили немного развлечься и сходить в кино. В конце концов мы не можем вести первобытный образ жизни. Так легко совсем одичать. Чтобы этого не случилось, мы сговорились сегодня же после школы посмотреть весёлую кинокомедию «Полосатый рейс». Ту самую, на которую дней пятнадцать назад меня приглашал Принц-Федька. Но я, оказывается, тоже хорош гусь!       После уроков подошла ко мне Аня и сказала:       — Пойдём на каток.       И я сразу забыл, что договорился с Павликом. Прибежал как угорелый домой, съел кусок колбасы, взял коньки — и к Ане. А она уже шла с коньками мне навстречу. Раскрасневшаяся такая от мороза, красивая. И почему она отказалась быть на новогоднем представлении Снегурочкой? Всех бы очаровала. А то вышла какая-то гундосая пятиклассница. Снегурочка, а с насморком. Просто смешно!       Встретившись со мной, Аня сказала:       — Вы Батова подтягиваете, а мы за его свиту решили взяться. Будем перед уроками домашние задания у них проверять.       — Наступаем по всему фронту! — сказал я фразу из статьи про Надю Матвееву.       Аня улыбнулась и совсем неожиданно спросила:       — Почему ты не позвал на каток Павлика, ведь вы всегда вместе?       — Павлика? — удивлённо переспросил я и вспомнил, что он ждёт меня дома, чтобы идти в кино. С этими девчонками всегда голову теряешь.— А почему ты не позвала с собой Светку Конторович? — в отместку спросил я Аню.— Вы тоже никогда не разлучаетесь.       — Светка будет на катке,— как ни в чём не бывало ответила Аня и воскликнула: — Ой, Мошкин, какой у неё красивый тренировочный костюм! Светка в нём настоящая снежинка. Вот увидишь.       — Не видел и смотреть не буду,— сердито сказал я Ане. «Надо же! Позвала свою подружку и не предупредила. А я из-за неё даже про Павлика за-       был». И, не объяснив, в чём дело, я побежал к своему другу.       — Где ты пропадаешь? — накинулся на меня Павлик, когда я влетел к нему в квартиру, точно космическая ракета.— В кино нас уже не пустят, следующий сеанс для взрослых.       — Вот и хорошо,— здороваясь со мной, сказала мама Павлика,— сейчас я вас угощу тресковым филе.       Мать Павлика домашняя хозяйка. Она целый день варит-жарит. И кто бы к Павлику ни пришёл, обязательно заставит его что-нибудь съесть. Она считает, что все мальчишки, у которых матери работают, целые дни носятся по улицам голодные. И переживает за нас. Кроме того, ей кажется, что Павлик плохо ест один, и она пользуется нашим приходом, чтобы лишний раз подкормить его. Отказываться и говорить ей, что сыт, бесполезно. Но сегодня я и не стал отказываться. В один момент проглотил вкусный поджаристый кусок рыбы и, пока Павлик доедал свой, предложил ему:       — Сходим к Принцу, предупредим о сборе. Ведь в прошлый раз мы ему ничего не сказали.— И, чтобы Павлик не отказался, поспешно добавил: — А заниматься пе будем, пока не начнёт действовать наш план.       Идти вместо кино к Принцу-Федьке радость небольшая. Павлик сморщился от моего предложения так, точно выпил столовую ложку рыбьего жира. Но всё-таки он не оставил меня одного. Молча пошёл рядом.       Принц-Федька сидел за столом в окружении своей свиты. На клеёнке кучей лежали костяшки домино.       Принц только что выиграл и отвешивал покср-       ному Гришке Гвоздикову щелчки. Ровно столько, сколько у него было очков на костяшках, и ещё один добавочный, чтоб умел соображать. Расправившись с Гришкой, Принц-Федька с сожалением посмотрел на единственную фишку Антона, на которой с одной стороны было «мыло», а с другой всего один беленький глазок, и сказал:       — С тобой и мараться не стоит.       С Антоном Принц-Федька «марался» гораздо меньше. Антон был здоровый и мог дать сдачи.       — Новое пополнение пришло,— потирая отщёлканный лоб, запищал Гришка и охотно уступил нам своё место.       — Сразимся? — оживился Принц.       — Некогда,— отказался я и спросил свиту: — Вы Федьке ничего не говорили?       — Это о чём? — не догадался Антон.       Всё было ясно. Они даже забыли, что мы хотим провести сбор, посвящённый Наде.       — Запиши, что нам задали,— деловым тоном сказал я Федьке,— уроки будешь делать один. Вечером я забегу, чтобы взять тетрадь для Ираиды Кондратьевны.       — Это ещё зачем? Я больной и имею полное право ничего не делать.       — Не делай! Только завтра заработаешь за домашнее задание двойку,— пообещал Павлик.       — Ну и жизнь! — взвыл Федька.       — Что ты с ними разговариваешь! — сказал Антон и спокойно предложил Федьке: — Спустить их с лестницы?       — Мы сами сейчас уйдём,— торопливо проговорил Павлик,— дел по горло. К сбору готовимся.       — В газетах напечатали Указ о Каде Матвее-       бой,— сказал я,— ей присвоено звание Героя Советского Союза.       — Ну-у! — по-настоящему обрадовался Федька.— Она достойна! Она—мужественный герой!       — Послезавтра день её рождения,— продолжал я,— ей исполнилось бы пятьдесят лет. Мы проводим сбор, посвящённый её памяти.       — Ну и жизнь! — снова заохал Принц.— Они на сборе развлекаться будут, а я тут, больной, домашнее задание делай!       — Не горюй,— сказал я,— этот сбор мы решили провести у тебя.       — Помещения, что ль, больше нет? — хихикнул Гришка Гвоздиков.       — Болван! — осадил его Федька.— Кто решил?       — Все мы,— ответил я,— по предложению Игоря.       — А чего? Пожалуйста,— засиял улыбкой Принц,— у меня места хватит. Комната просторная, рассядемся.       — В тесноте, да не в обиде,— моментально перестроился Гришка.       — И Игорь придёт? — спросил Федька.       — Наверное,— сказал я и заторопился: — Ну, пока! Нужно к сбору готовиться. Вечером забежим за тетрадями.       Вечером, когда мы с Павликом снова пришли к Федьке, он, чем-то очень довольный, сказал нам:       — Уроки мне теперь делать некогда. Я тоже к сбору готовлюсь.       — Как же ты готовишься? — спросил Павлик.       — Пока это тайна. На сборе сами увидите,— ухмыльнулся Федька и выставил нас за дверь.       Но на этот раз мы не особенно огорчались. Че-       рез день сбор звена, а сразу после него должен вступить в действие разработанный нашей спасательной командой план Игоря. Всего сорок восемь часов отделяло нас от этого знаменательного события. Можно и подождать.                   НОВОЕ СЛОВО В НАУКЕ             Два дня промелькнули, как две минуты. Но мы с Павликом успели сделать всё, что от нас требовалось. Кроме этого, мы ещё были на работе у Федькиной матери и спрашивали разрешения провести у них на квартире сбор. А то соберёмся, а она придёт и, чего доброго, всех разгонит. Мать у Федьки нервная. Сгоряча может весь сбор сорвать.       Теперь полный порядок. Федькина мать поблагодарила нас за то, что мы не забываем её сына, и даже прослезилась. Наверное, замучилась она с Федькой не меньше нас. Я после этого чуть было не раскрыл ей наш план, чтоб не так расстраивалась. Хорошо, сдержался. Мать ведь она Федьке. Вдруг с радости всё ему выложит. Тогда полный крах будет. Вместо этого я её тоже поблагодарил за разрешение собраться у них.       Весь наш класс у Батовых в комнате поместиться, конечно, не мог. Поэтому мы решили так: у него соберётся только наше звено и часть актива — председатель Генька и редактор Рогов. А остальные ребята во главе со старостой и звеньевыми займутся в это время оформлением школьного уголка Нади Матвеевой. А когда мы вернёмся в школу, то все вместе пойдём собирать в память Нади металлолом.       На сбор мы с Павликом пришли раньше всех. Федька встретил нас в прихожей. Он сидел на стуле перед дверью в свою комнату.       — Придётся подождать,— сказал он и помахал у нас перед носом ключом от комнаты,— как все соберутся, так и войдём.       — Что ты выдумываешь!       — Открывай скорее! — потребовали мы.       В ответ Федька только загадочно присвистнул.       Мы поняли: он что-то затеял, и не стали ломиться. Ждать пришлось недолго. Все собрались, как условились, к четырём часам. Поздоровавшись с Игорем за руку, Федька тут же отпер дверь.       Мы вошли в комнату и сразу догадались, почему Федька не впускал нас. В ней был образцовый порядок. Постель Принц прибрал по-праздничному. На одеяло даже надел кружевной пододеяльник, а подушку взбил и положил не прямо, как всегда, а фасонно — углом вверх. Захламлённую этажерку тоже нельзя было узнать. На её нижней полке ровной стопкой лежали учебники, а наверху осталась только карандашница с карандашами и глиняный пёс бульдог. Вокруг стола стояло много стульев. Наверное, Принц попросил их у соседей. А пол-то как блестел! Точно зеркальный. Войди мы раньше, в момент затоптали бы. Но, посмотрев па пол, я расстроился. Ведь Федька не мог натереть его с больной ногой, значит, весь порядок навела его мать. Нечем тогда и хвалиться! Но тут всё прояснилось.       — Это мы всё прибрали,— похвастался своим писклявым голосом Гришка,— Федька нам с Гришкой наряд вне очереди дал.       — А сам тоже без дела не сидел,— заметил       Посмотрите,— как-то робко попросил нас Федька...       Антон и достал из-под подушки, которая лежала углом вверх, большой лист чертёжной бумаги.       — Посмотрите,— как-то робко попросил нас Федька и повернул лист, поданный ему Антоном.       Мы все так и ахнули. Даже Игорь.       — Это Ж6 Надя Матвеева,— сказал он.       — Вылитая!       — Как живая...       — Неужели сам рисовал? — спросил Игорь.       Вместо него ответили Антон с Гришкой:       — Мы Федьке краски покупали.       — На кровные, от завтраков.       — Свои люди—сочтётесь,— сказал Борька-Кочевник и засмеялся.       А председатель Генька вдруг как закричит:       — Ура юному дарованию! — И тут же распорядился : — Этот портрет мы повесим в нашем школьном уголке имени Нади Матвеевой. Представляете, как будет здорово: героиню войны рисовал пионер из отряда её имени.       — Об этом нужно сначала художника спросить,— напомнил Игорь,— может, Федя рисовал портрет для себя.       Генька обернулся к Принцу и, откровенно подмигнув, спросил:       — Для кого рисовал, для себя или для всех?       — Ясно, для школы,— тоже подмигнув Геньке, сказал Федька,— для себя я ещё нарисую.       Девочки тут же перенесли с подоконника на стол два цветка в горшках и прислонили к ним рисунок Феди. Получилось очень красиво. Надин портрет оказался в зелени.       — Прошу садиться,— вежливо сказал Принц-Федька.       Мы расселись (по двое на одном стуле, их всё       равно не хватило), и председатель Геныса серьёзно сказал:       — Ребята, давайте почтим память Нади Матвеевой.       Мы встали и постояли несколько секунд молча. После этого Генька толкнул в бок Женьку Рогова. Тот откашлялся и сказал:       — Я прочитаю стихи, которые посвятил Наде Матвеевой.— Он уставился в потолок и заговорил нараспев:       В Надин день рожденья Пришло к нам сообщенье: Героиней стала Девушка простая. Вся страна узнала, Кто она такая. Будем мы стараться С Надей не расстаться. Будет снайпер Надя Нашим огоньком, Нашим маяком. Всё нам делать надо Так, чтобы в награду Дали имя Нади Нашему отряду.       Здорово Женька сочинил! Когда-нибудь настоящим поэтом станет, если лениться не будет. Всё-таки лентяй он большой. До сих пор у нас в классе новогодний дед-мороз со стенгазеты улыбается. Правда, ко Дню Советской Армии Женька обещал выпустить такую стенгазету, что все мы ахнем. Это после того, как Игорь подкинул ему какие-то идеи. Не знаю, выпустит ли?       Игорь первый захлопал Женьке, а за ним все       мы, кроме Батова. Он почему-то нахмурился. Должно быть, исправляться не хотел.       — А теперь, девочки-мальчики, давайте хором! Дружно! — Игорь поднялся из-за стола и взмахнул руками.       Мы громко сказали:       — Раз, два, три, четыре, пять, эту крепость надо взять!       — Это ещё что за считалка? — засмеялся Принц-Федька.       — Сам ты считалка несознательная! — крикнул Генька и объяснил Батову, что это за слова.       Федя выслушал Геньку внимательно. Но какой крепостью хорошо бы овладеть ему, даже не подумал. Вместо этого он сказал:       — Волшебных слов нет. Это всё сказки. Надя была очень хороший стрелок, потому и побеждала.       — Она верила в победу и мечтала дожить до неё,— подхватил Игорь.— Ребята, а у кого из вас есть настоящая, большая мечта?       Все задумались.       — Я хочу первым полететь на Марс,— неожиданно прервал молчание Принц-Федька.       Кто-то из девочек хихикнул, а Борька-Кочевник шепнул мне:       — Он не на Марс полетит, а в трубу вылетит,— и заулыбался своей шутке.       Но я сильно дёрнул его за куртку, и глупая улыбка сползла с Борькиного лица.       — Хорошая мечта,— сказал Игорь,— только если она осуществится, ты не очень зазнавайся. Не забудь старых друзей.— И он указал на всех нас.       Принц-Федька хоть и сильно смутился, но чувствовал себя, как мой папа, когда его фабрика перевыполняет годовой план.       — Чего уж там... что говорить... полететь бы только... — забормотал он.       — Бот и у Нади Матвеевой была мечта,— продолжал Игорь,— правда, не такая большая, как у Феди, но всё же мечта. Она хорошо пела и думала поступить после войны учиться в Консерваторию. Надя очень любила песню «Взвейтесь кострами»,— сказал Игорь и тихо, почти шёпотом, запел.       Взвейтесь кострами, синие ночи... Мы пионеры, дети рабочих! —       подхватили мы и дружно пропели всю песню.       Мы ещё ни разу не пели песни всем звеном. Это, оказывается, очень здорово. Мне даже показалось, что мы стали чуть-чуть ближе друг другу. Я не выдержал и попросил ребят:       — Споём песню про юного барабанщика,— и хоть совсем не умел петь, расхрабрился и начал:       Мы шли под грохот канонады...       — Неверно,— засмеялась Аня и запела сна-1 чала.       К ней тотчас присоединились девочки, Беляков Юрик и Игорь.       Мы смерти смотрели в лицо. Вперёд продвигались отряды Спартаковцев, смелых бойцов.       А мы, безголосые мальчишки, подхватили: Средь нас был юный барабанщик, Он смело шагал впереди...       Особенно хорошо получалась зта песня у Игоря и Ани. Я последний куплет совсем не стал петь, послушал, как его поют Аня с Игорем. Это про       то, как юного барабанщика сразила пуля и он не успел допеть свою песню. У меня от жалости к нему даже сердце сжалось.       Юрик тоже пел неплохо. Только он во время пения зачем-то закатывал вверх глаза и ломал себе пальцы, точно оперный актёр.       Как только мы спели про юного барабанщика, я захлопал Ане и Игорю. Меня поддержал Федька. Он забил в ладоши так сильно, что у меня даже зазвенело в ушах. Федька был ужасно доволен сбором. Вначале он ещё немного побаивался, что его станут ругать за все проделки и за то, что он не хочет учиться. Но Игорь и все мы вели себя так, точно Батов был лучший ученик нашего класса и доставлял нам одни радости.       На наши аплодисменты Игорь шутливо раскланялся, а Аня разрумянилась так сильно, будто только что вбежала в комнату с мороза. Юрик решил, что мы хлопали и ему. Кивнул мне головой и снисходительно улыбнулся. Я хотел спросить Юрика, чего он фасонит, но тут Игорь обратился к девчонкам:       — А теперь вы покажите нам своё искусство.       — Сейчас! Сейчас! Покажем! — спохватились Марина Козарезова и Светка Конторович.       Светка пришла на сбор в новом платье, а волосы причесала под «лошадиный хвост». И села против зеркала, чтоб весь сбор любоваться своей причёской. Вот и сейчас она выбежала в переднюю последней. Хотела, чтобы все видели, как у неё на затылке хвост подпрыгивает. Через минуту девочки вернулись с большим тортом, который пекли дома у Ани по заданию отряда. На торте было написано кремом: «Н. М. 50 лет».       — Ура! — закричали мы и набросились на       торт. Хорошо, что он был предусмотрительно нарезан. Когда от торта осталось, как говорит моя мама, одно воспоминание, Генька сказал Командировочному Витьке:       — Севрюгин, распаковывай наш багаж.       Витька открыл отцовский чемоданчик и стал       выкладывать на стол пачки ваты, бинты, марлю и жёлтую вощёную бумагу для компрессов.       — Это тебе!       — Лечись как следует.       — В компресс больше ваты клади. Не жалей.       — Надо будет, ещё принесём.       — Вот возьми,— достав из кармана баночку с мазью, сказал Женька Рогов,— у бабушки выпросил. Будет нога ныть — натри!       Федька от неожиданности даже растерялся.       — Спасибо! Куда мне столько! Тут бинтов на сто ног хватит,— моргая ресницами, бормотал он.       Опустошив чемоданчик, Витька звонко захлопнул его, и все стали прощаться с Принцем.       — Ты ложись, отдыхай,— сказал ему председатель Генька,— а мы на боевое задание пойдём. Решили в память Нади собрать тысячу килограммов железного лома. Мошкин, Хохолков, не задерживайтесь!       Последние слова Геньки были условным сигналом. Настало время приводить в действие наш план. Я шагнул к Геньке и решительно сказал:       — Мы с Павликом не можем собирать сегодня металлолом.       — Как это — не можете? — не совсем естественно закричал на нас Генька.— В такой особенный день никакие отказы не действительны.       — Мы всё равно не пойдём,— поддержал меня Павлик,— у нас очень уважительная причина.       — Какая? — спросили вместе Игорь и Генька,       Я нарочно помедлил и переглянулся с Павликом. Дождавшись, когда он отрицательно затрясёт головой, я сказал:       — Хоть жгите нас на костре, сказать не можем. Но причина важная.       — Большого государственного значения,— добавил Павлик.       — Уж сказали бы — мирового,— очень кстати прыснул Борька-Кочевник, доедая второй кусок торта, который он прихватил вместе с первым.       — Вечно Мошкин с Хохолковым что-то выдумывают,— тряхнула своим хвостом Светка.       — Игорь,— обратился я к вожатому,— разреши нам не идти сегодня собирать металлолом.       — Никаких разрешений! — запротестовал Генька, хотя хорошо знал, что нас всё равно должны отпустить.       — Давайте условимся так,— остановил его Игорь,— мы вас отпустим, но завтра вы принесёте в школу пятьдесят килограммов лома.       — Согласны! — выпалил Павлик.       — Мы и больше принесём. Только не сегодня,— добавил я.       Попрощавшись с Федькой, ребята стали выходить на улицу, мы же с Павликом нарочно задержались в прихожей, а когда все ушли, вернулись к Федьке в комнату.       — Забыли что? — пробурчал он.       — Ничего не забыли,— сказал я,— разговор у нас к тебе есть.       — Что за разговор? — нахмурился Федька.       — Слушай, Петь, а может, не стоит с ним говорить об этом? — остановил меня Павлик,       — Вот те раз! — воскликнул я.— Ты же сам это предложил.       — А вдруг подведёт, нам же достанется? — Павлик сделал вид, что сомневается в Батове.       — А Марс? — напомнил я.— Разве этого мало?       — Марс хорошо. Только ещё не всё...       — Мы же обещали...       — Тогда говори,— подумав, согласился Павлик,— только пусть он сначала даст слово, что никому ничего не скажет. Даже своим дружкам.       — Даёшь слово? — спросил я Федьку, который слушал нас, точно иностранец, ничего не понимая.       — А что говорить-то? — спросил Федька.— Я пока ничего не знаю.       — Нет,— снова запротестовал Павлик,— для Федьки дать слово всё равно что лишний раз подножку подставить. Пусть произнесёт клятву. Самую страшную!       — Это ещё зачем? — опешил Федька.       — Чтоб государственную тайну не разболтал,— пояснил я.       Павлик вдруг снова потянул меня к двери:       — Пошли лучше. Не верю я ему.       — Стойте! — рассердился Принц-Федька, которого наш разговор уже заинтересовал.— Вы меня ещё не знаете. Если какая тайна, я могу камнем быть. Не беспокойтесь.       Я переглянулся с Павликом и, получив его молчаливое согласие, сказал Принцу:       — Надень пионерский галстук!       Он послушно надел.       — А теперь сделай салют и повторяй за мной,— приказал я и, оглядевшись по сторонам, таинственно заговорил: — «Если я, ученик четвёртого класса «А» Фёдор Батов, нарушу эту клят-       ву... — Я остановился, чтобы Федька повторил сказанные мной слова. Он повторил, и я продолжал : — ...и пророню хоть одно слово из того, что услышу сейчас от ЮНСОТов ГИНМа Павлика Хо-холкова и Пети Мошкина...»       — Что такое ГИНМ и ЮНСОТы? — остановил меня Федька.       — ГИНМ — зто Государственный институт научной мысли,— объяснил я,— а ЮНСОТы — его юные сотрудники.       — Вы его сотрудники?! — изумился Федька.— Почему?       — «Почему да отчего»! — сердито перебил его Павлик.— Сначала дай клятву, а потом расспрашивай.       Я ещё раз повторил для Федьки то, что уже сказал, и задумался. Нужно было придумать такую страшную клятву, какую Федька ни за что бы не нарушил. Я напряг все свои мысли и сказал:       — Если выдашь эту тайну, то обязуйся у всех на виду съесть дохлую лягушку и забраться по водосточной трубе на крышу нашего дома.       — Кому это нужно! — недовольным тоном оборвал меня Павлик и покачал головой.— Младенец ты, Мошкин! Лягушки у восточных народов считаются лучшим блюдом, а лазить по водосточной трубе дворник не позволит.— И, напустив на себя загадочно-строгий вид, он сказал Прйнцу-Федьке шёпотом: —Повторяй за мной: «Если с моих губ сорвётся хоть одно слово из того, что я узнаю... (Федька повторил), то первую же ночь, которая наступит после моей подлой измены, я проведу на городском кладбище... (Федька повторил.) А с наступлением весенних дней и до поздней осени я ни разу не сыграю в футбол и не искупаюсь».       Это, конечно, была очень сильная клятва. Всё лето не играть в футбол и не купаться — поневоле будешь держать язык за зубами. Я думал, Федька начнёт спорить, но он повторил эти два обязательства, даже глазом не моргнув, а в конце ещё добавил от себя громким шёпотом: «Клянусь, клянусь, клянусь!» После этого Федька немедленно потребовал, чтобы мы открыли ему нашу тайну.       Павлик наклонился к нему и заговорщически произнёс:       — Пришло время, о котором ты мечтал.       — Какое время? — вздрогнул Федька.       — Самое подходящее,— сказал я,— ты слышал про то, как люди во сне учат иностранные языки?       — Как же,— закивал головой Принц-Федька,— об этом по радио рассказывали. Вот бы нам так уроки делать!       — Один инженер за четырнадцать ночей во время сна весь английский язык выучил,— сообщил я Федьке и развил свою мысль: — Учёные, как известно, никогда не останавливаются на достигнутом. Во все века продолжают свои поиски...       — Скажи,— перебил меня Павлик, обращаясь к Федьке,— ты слышал что-нибудь про «скоростную умнетику»?       — Ничего,— честно признался Федька. Он и не мог что-нибудь слышать о такой науке. Ведь её придумал наш вожатый Игорь.       — Это система самого быстрого изучения всех наук,— сказал Павлик.— Занимаясь по ней всего один месяц, совсем неграмотный человек может сдать экзамены на аттестат зрелости.       — А за год он проходит курс всего университета,— подлил я масла в огонь.       Павлик перешёл на шёпот:       — Эту систему изобрела группа учёных под руководством Григория Михайловича Полозова.       — Аниного отца?! — ахнул Федька.       — Да,— подтвердил Павлик,— он крупный инженер, а в детстве, как я, увлекался медициной. Знание этих наук и позволило ему сделать такое замечательное открытие.       — Представляешь, как нам повезло! — воскликнул я.— Ведь сейчас Григорий Михайлович ищет человека для испытаний.       — Он хотел произвести сбои эксперименты на нас, да мы не выдержали экзамен,— огорчённо признался Павлик.       — Не ответили что-нибудь? — спросил Федька, с интересом.       — Наоборот,— с сожалением вздохнул Павлик,— очень много ответили правильно. Вот и не подошли.       — Нужен совсем незн кяций человек,— сказал я,— а то чему же его учить.       — Как Григорий Михайлович объяснил нам это, мы сразу про тебя вспомнили,— вставил Павлик,— есть, говорим, у нас такой человек!       — Ну, я тоже кое-что знаю,— запротестовал Федька и тут же с сожалением добавил: — Наверное, не сгожусь.       — А ты попытайся, поэкзаменуйся,— принялись мы уговаривать Федьку,— вдруг подойдёшь? Тогда через месяц первым учеником станешь. А через год — профессором. Науку вперёд двинешь и на весь мир прославишься.       — Как же я к нему на экзамен-то пойду? — заволновался Федька.— Мне ещё ходить не разрешили.       — Ты только согласись, он сам к тебе придёт.       — Сейчас ты ему нужнее, чем он тебе,— одновременно сказали мы с Павликом.       — Ладно,— решился Принц-Федька и махнул рукой,— зовите. Может, я и сдам экзамен.       Мы вихрем выскочили на улицу. Нас так и распирал смех. Но Федька мог следить за нами из окна. Поэтому мы с самым серьёзным видом прошли по его двору и только на улице, весело подмигнув друг другу, залились смехом. И не переставали смеяться до Аниного дома.       Григорий Михайлович ждал нас у себя в кабинете.       — Ну, как успехи? — спросил он.— Что сказал ваш подшефный?       — Согласен экзаменоваться,— выпалили мы.       — Тогда едем! — скомандовал Григорий Михайлович, надевая пальто.       Вот это человек! Другой бы мог и не согласиться помочь нам. Тогда что бы мы делали? А Григорий Михайлович даже в план Игоря внёс очень ценное замечание. Всё научно обосновал, чтоб никто не мог подкопаться. Настоящий друг ребят. Не то что Анина мама. Хорошо, что её дома не оказалось. А то ещё решила бы с нами ехать, всё бы испортила.       Мы сели в машину и через каких-нибудь пять минут были снова у Принца.                   ЭКЗАМЕН НАОБОРОТ             — Вот, Григорий Михайлович, самая подходящая для вас кандидатура,— кивнув головой в сторону Федьки, сказал Павлик.       — А! Старый знакомый! — приветствовал Принца Григорий Михайлович.       — Я всё-таки кое-что знаю,— робко предупредил Федька,— может, и не подойду...       — Это мы сейчас выясним,— сказал Григорий Михайлович,— будешь знать что-то из того, чему учит моя программа, не подойдёшь. Мне нужен полный неуч и невежда. Вроде Митрофанушки из «Недоросля», знаешь?       — Не-ет, — растерянно протянул Федыса.       — Уже хорошо! — заметил Григорий Михайлович и, сев против Федьки на стул, приказал ему: — Слушай меня внимательно. Сколько будет семью семь?       — Э... э... — засопел Федька и схватился за пальцы.       — Так,—махнул рукой Григорий Михайлович,— можешь не считать. А восемью семь?       — Н-н-н... сорок два! — бухнул Федька.       — Неплохо, — кивнул головой Григорий Михайлович.— Скажи мне теперь, сколько будет два плюс три? .       Федька испуганно заморгал глазами:       — Знаю! Честное слово, знаю!       — Это ничего,— успокоил его Григорий Михайлович,— курс первого класса в мою программу не входит. Так сколько же будет два плюс три?       — Шесть! — выпалил Федька и тут же поправился.— Это я от волнения. Пять будет. Пять!       — Верно,— сказал Григорий Михайлович,— по математике ты мне подходишь. Перейдём к русскому. Скажи, пожалуйста, что такое запятая?       Федька думал, наверное, с минуту. Потом неуверенно сказал:       — Точка с хвостиком.       — Очень своеобразный ответ,— отметил Григорий Михайлович и обратился к нам:—Вы замечаете, как остро воспринимает у него мозг мои       вопросы? Правильных ответов он не знает, а отвечает чисто зрительно. И, я бы сказал, оригинально. Перед нами запущенная форма одарённой личности.       Мы дружно закивали головами. А Принц-Федька зачем-то пощупал рукой свой лоб.       — Следующий вопрос такой,— сказал Григорий Михайлович,— назови мне какое-нибудь местоимение.       — Корова,— быстро «сообразил» Принц.       Мы с Павликом чуть не прыснули.       — Объясни, почему ты так считаешь? — попросил Григорий Михайлович, строго посмотрев на нас.       Федька ответил обстоятельно:       — Ведь я же не назвал эту корову по имени — Бурёнка там или Пеструха, а вместо имени сказал просто «корова», потому и получилось вместо-имение.       — Ну, брат, в твоих незнаниях я убедился полностью!— всплеснул руками Григорий Михайлович.— Теперь мне нужно выяснить, как ты соображаешь в обычной жизни. Для этого я попрошу тебя решить одну задачу. Задача эта будет не арифметическая, но тоже на одно крайне необходимое вам действие. Какое именно, ты и должен определить. Слушай условие: ученик решал примеры на сложение, умножение, вычитание и деление. Всё решил правильно. Но на первой страничке он поставил две кляксы, а на второй пятёрку написал так, что все путали её с тройкой. Вот и спрашивается : какого действия не хватало в работе этого ученика?       — Прилежания,— гаркнул сияющий Федька.       — Молодец! Экзамен ты выдержал блестя-       ще! — сказал Григорий Михайлович и пожал Федьке руку.— Ручаюсь, что дней через пятнадцать ты так же хорошо ответишь учительнице. А потом сможешь участвовать в математических и литературных олимпиадах своей школы и получать призы.       — Когда мы начнём заниматься? — загоревшись, спросил Федька.       — С завтрашнего дня,— ответил Григорий Михайлович и предупредил Принца: — Помни, Федя, о наших занятиях пока никто не должен знать. Проводить их с тобой будут мои ассистенты. Ты должен выполнять всё, что они скажут.       — Всё сделаю, как нужно, не сомневайтесь,— пообещал Федька и гордо посмотрел на нас.       Я сделал вид, что ужасно завидую Федьке (глубоко вздохнул и безнадёжно махнул рукой). После этого мы с Павликом бросились к Аниному отцу и наперебой стали просить его:       — Григорий Михайлович, возьмите нас в ассистенты! Очень вас просим! Возьмите, пожалуйста!       — Чудаки вы! — снисходительно, точно профессор, усмехнулся Принц-Федька.— Чего просите? Ассистенты Григория Михайловича — научные сотрудники.       — Да! — сказал Григорий Михайлович Федьке и, как бы обдумывая что-то, продолжал: — Но будет неплохо, если первые две недели, пока мои помощники в командировке, с тобой займутся Петя и Павлик. Тем более, что они в курсе моей системы. За эти дни ты узнаешь всё, что проходят в школе за первые четыре года обучения. А потом,— Григорий Михайлович обратился ко мне и Пагли-ку,— вы уж не обижайтесь, но придётся вас заменить.       Мы согласно закивали головами.       — Значит, сделаем так,— распорядился Григорий Михайлович.— пока Федя не может приходить ко мне, я буду давать вам ежедневно комплекс тех упражнений, в которых вы обязаны с ним разобраться. Уроки делать не надо. Занимайтесь только по системе «скоростной умнетики».       Принц-Федька сразу оживился. Последние две фразы особенно ему понравились.       — Слышите,— предупредил он нас,— заниматься буду только так, как велит Григорий Михайлович.       — Только так! — строго повторил Анин отец.— А если что-то будет неясно, сразу вызывай меня.       Григорий Михайлович ещё раз пожгуг Федьке руку и ушёл. Как только за ним хлопнула парадная дверь, Принц-Федька надулся, точно уже стал президентом Академии наук, и важно сказал нам:       — Что не говорите, а экзамен сдать не так просто. Вы-то вот засыпались.       — Да, мы провалились,— пряча улыбку, подтвердили мы с Павликом.                   «УМНЕТИКА» ДЕЙСТВУЕТ             Прошло всего три дня, а Принца-Федьку мы просто не узнавали. Так он изменился.       В первый день наших занятий «скоростной ум-нетикой» Федька сделал нам строгое предупреждение за то, что мы опоздали к нему на семь минут.       — Что ж тут такого? — возмутился Павлик.       — Как — что? — закричал Принц-Федька.— Семь минут теперь для нас те же семь дней. А где       вы видели, чтобы учителя не приходили на занятия целую неделю?!       Мы не стали спорить и сели заниматься.       На второй день Федька сказал, что, если мы будем во время занятий отвлекаться и смотреть в окно, он потребует у Григория МихахмоЕича немедленно заменить нас. А на третий день, после двух часов занятий, Федька признался, что не всё хорошо понял, и прозанимался ещё целый час. Перед нашим уходом он попросил:       — Вы уж не говорите Григорию Михайловичу, что я в делении трёхзначных чисел путался.       Мы дали слово молчать. И это было нетрудно. Ведь мы не виделись с Григорием Михайловичем со дня Федькиного экзамена. Задачи и всякие упражнения готовила длянегоИраидаКондратьевна.       Так прошли первые три дня. На четвёртый обычно довольный нашим приходом Принц-Федька встретил нас злой-презлой.       Мы насторожились. С чего бы это?       — Передайте Борьке-Кочевнику, что он дурак! — потребовал Федька.       — Он сегодня пятёрку получил,— возразил Павлик,— какой же он дурак?       — Круглый! — уточнил Федька и протянул нам исписанный листок бумаги. Это было письмо от бывшей учительницы Нади Матвеевой, Елизаветы Павловны, к которой мы недавно ездили. Мы очень удивились, почему Елизавета Павловна написала письмо Федьке, а не всем нам, и принялись скорее читать его.       «Дорогой Федя, через день после того, как ты с ребятами был у меня,— писала Елизавета Павловна,— я виделась с Николаем Ивановичем, тем самым моим учеником, который в десятом классе       дружил с Надей. Я выяснила, где они сидели, и хотела написать вам об этом на адрес школы, но получила письмо от тебя, в котором ты просишь, чтобы я не забыла твою просьбу. Вот я и отвечаю тебе: Надя сидела на четвёртой парте крайнего к окнам ряда. Но не у окон, а к проходу...»       — На Борькином месте сидела,— отбирая у нас письмо, сердито сказал Федька,— а он с этого места чуть ли не каждый день пересаживается. Болван!       — Глупец! Осёл! — принялись мы с Павликом ругать Борьку, хотя он был ни в чём не виноват. Ведь он ещё не знал об этом.       Но Принц не дал нам как следует обсудить это удивительное известие и призвал к порядку. Мы сели заниматься. И тут Павлик, посмотрев на Федьку, совсем неожиданно для меня сказал:       — Вчера Григорий Михайлович спрашивал нас, в каком виде ты занимаешься.       — Что значит «в каком виде»? — удивился Федька.       — А то, что «скоростную умнетику» очень трудно воспринимать неумытым и растрёпанным. Посмотри, какой у тебя вид! Ужас!       — Теперь понятно, почему ты в прошлый раз в делении путался,— подхватил я,— у тебя даже руки грязные.       — И уши,— заметил Павлик.— Григорий Михайлович велел, перед тем как садиться изучать его систему, приводить себя в полный порядок.       — Для чего это? — засомневался Федька.       Я не знал, что ответить, но Павлик ответил замечательно, по-научному. Бессменному санитару помогли его знания.       — Когда хорошо умоешься, на лице и руках       открываются невидимые для глаз поры. Организм начинает лучше поглощать кислород, а он, действуя на мозг, способствует лучшему усвоению знаний.— И, подумав, добавил: — Кроме того, необходимо делать массаж головы, то есть причёсываться. Прилив крови к головной коре очень важен.       — Да,— подтвердил я,— Григорий Михайлович сказал, что такие упражнения перед занятиями по его системе нужны так же, как производственная гимнастика рабочим.       — Григорий Михайлович очень извинялся, что забыл предупредить тебя сразу,— сказал Павлик,— он думал, что говорить об этом незачем. Ведь быть чистым и опрятным надо всегда.       «Молодец Павлик, здорово Принца пристыдил!— обрадовался я.— Насядем на него со всех сторон...»       Федька взял полотенце и заковылял в кухню. Мылся он долго. Мы даже подумали, уж не случилось ли с ним чего, и пошли за ним. Принц мыл голову. Он тёр её так ожесточённо, что хлопья мыла, точно белые птицы, разлетались по всей кухне.       — Вот это хорошо! — сказал довольный Павлик.— Сегодня мы позанимаемся по всем правилам.       С радости он даже помог Федьке вытереть голову.       На занятиях Принц сидел необыкновенно чистый и приглаженный. Видеть его таким было непривычно. Глядя на него, мы отвлекались то и дело. Но Федька соображал как никогда. То ли он в самом деле поверил Павлику, то ли был сегодня внимательнее, чем Есегда. Когда мы собрались уходить, Федька сказал:       — Жалко, я в те дни перед занятиями не умывался. Ну да ничего. Завтра я до пояса вымоюсь.       От этих слов Федьки бессменный санитар Павлик так и засиял улыбкой.       На другой день Федька встретил нас в полной учебной готовности. Волосы его блестели, словно в них отражалось солнце. А лицо было белее капустной кочерыжки. Но, как только мы передали Федьке записку от Григория Михайловича, в которой он писал, что теперь Федя может смело решить любую задачку третьего года обучения, Принц помрачнел.       — Попробуй реши,— предложил я Федьке.       — А вдруг не смогу? — заволновался он.— Нет, я лучше ещё немного позанимаюсь, а потом попробую.       — Зачем откладывать? Если не получится, Григорий Михайлович меры примет,— убеждали мы Федьку.       — Реши хоть эту,— сказал я и, небрежно открыв задачник третьего класса, продиктовал Федьке условие одной из задач.       — На нас не обращай внимания, считай, что ты один,— сказал Павлик.       Мы вышли из-за стола.       Федька решал задачку с переживаниями. Следить за ним было очень интересно. Брови у него нахмурились и сползли друг к другу так, точно собрались бодаться. Лицо вытянулось и стало похоже на огурец с пупырышками. С таким видом он читал условие задачи. Потом глаза его заблестели, как у дикаря, одолевшего в неравном поединке хищного зверя. Он схватил авторучку и стал торопливо писать. Но вдруг остановился и сказал нам, улыбаясь:       — Эту задачку и решать нечего. Я всё в уме знаю. Сначала надо сосчитать, сколько тракторов вышло в поле, а потом помножить тракторы на часы.       — Вот и помножь,— сказал я.— Григорий Михайлович велел нам принести решённую тобой задачу.       Федька не спорил.       — Пожалуйста! Решил! — сказал он минут через пять.       — А ответ сходится?       Мы все трое схватили задачник.       — Не тот ответ,— упавшим голосом произнёс Федька.       — Как — не тот? — накинулся на него Павлик.— Ты что, соображать разучился?!       Федька вытаращил на нас непонимающие глаза. Мне стало жалко его, и я подсказал:       — Сорок восемь часов — это то же самое, что двое суток.       — Верно! — воскликнул Федька и вдруг опять испугался: — Как я не сообразил? Почему не догадался?       — От волнения,— успокоил я Принца и потряс его тетрадью.— Знания у тебя есть. Даже в уме мог решить.       Федька согласно закивал головой:       — Волновался я здорово. Это верно.       Мы перешли к упражнениям по русскому языку. В этот вечер позанимались как следует.       А на другой день, едва мы снова пришли к Федьке, он нетерпеливо спросил:       — Ну, что Григорий Михайлович сказал, когда вы ему мою тетрадь показали?       — Сказал, что теперь тебе нужно решать и те задачки, которые задаёт на дом Ираида Кондратьевна,— нашёлся я с ответом.       — Как же так? — сразу помрачнел Федька.— Он говорил, что надо заниматься только его системой.       — Теперь эти задачки входят в твою программу,— объяснил Павлик,— порешаем их несколько дней и уйдём вперёд.       — Если несколько дней, тогда другое дело,— согласился Федька.       Мы решили три примера из курса «скоростной умнетики» и все вместе стали делать заданные на дом уроки.                   ПРИНЦ РАСКРЫВАЕТ НАШ СЕКРЕТ             Дела у Федьки шли на лад. В его тетрадях, которые мы стали приносить Ираиде Кондратьевке, уже стояли две четвёрки и одна пятёрочка. Ребята, особенно председатель Генька, были довольны нами. Генька уже несколько раз громко, на весь класс, хвалил меня с Павликом и даже поставил в пример девчонкам, которые никак не могли найти подход к Федькиной свите. А когда мы принесли Геньке сделанные Принцем подписи к фотографиям Нади Матвеевой, он так обрадовался, что приказал Женьке Рогову отметить нас в новом номере стенгазеты, которую тот готовил ко Дню Советской Армии. А Принцу-Федьке отправил вместе с нами срочную телеграмму: «Работа принята с оценкой отлично. Поздравляю. Желаю скорей поправиться. Директор музея-уголка Нади Матвеевой Геннадий Шубин».       Федька прочитал телеграмму, улыбнулся и       прислонил её к вазочке, которая стояла на верху этажерки так, что телеграмма бросалась в глаза каждому, кто войдёт в комнату. После этого Принц-Федька тоже принялся хвалить нас. Сначала как ассистентов Григория Михайловича, а после просто как своих одноклассников и хороших ребят. Вот до чего расчувствовался!       В школе на следующее утро нас похвалил Игорь Ираиде Кондратьевне.       — Упорные ребята! Своего добьются! — сказал он про нас.       — Что они все, сговорились, что ли? — как бы между прочим произнёс довольный Павлик и скромно добавил: — Ведь ничего особенного мы не делаем. Просто подтягиваем товарища.       — Конечно,— согласился я,— не будь нас, это сделали бы другие.       — Ну, знаешь, ещё не каждый стал бы возиться с Федькой,— заспорил Павлик.— Но всё равно никакого подвига мы, конечно, не совершили.       Ему, наверное, очень хотелось, чтобы я сказал: «Нет, подтягивать Принца — это тоже подвиг», но я промолчал, потому что думал о другом. Я думал о том, что, уж если всё идёт так чудесно, все нас хвалят, можно один раз и не позаниматься с Принцем. Я сказал об этом Павлику, и после уроков мы пошли не к Принцу, как ежедневно, а в Дом культуры на кинофильм «Полосатый рейс». Эта картина шла сегодня в последний раз, и не посмотреть её, как говорит в таких случаях моя мама, «было бы просто преступлением».       В кино мы так и покатывались с хохоту. От смеха у меня даже заныли скулы, а у Павлика не высыхали в глазах слёзы. Но если бы мы знали, что нам придётся пережить завтра, то момен-       тально бросили бы смотреть кино и сломя голову помчались заниматься с Федькой.       А назавтра произошло вот что.       Когда мы пришли к Принцу-Федьке, его не оказалось дома. Но в этом ещё не было ничего ужасного. Федька уже два дня ходил по комнате на костылях и сегодня мог выйти на улицу и подышать свежим воздухом. И я почти оказался прав. Потому что Федькина соседка, та самая, которая работает контролёром в Доме Культуры, вышла к нам и сказала:       — Вы подождите, Федя ушёл в больницу и почему-то задержался.       Мы прошли в его комнату и сразу увидели на Федькиной кровати задачник третьего класса. Откуда он появился у Принца? Ведь задачник, из которого он решал прошлый раз задачку, мы предусмотрительно унесли с собой. Его ни в коем случае нельзя было показывать Федьке. В нём одна за другой идут задачки, которые мы решали с ним по приказу Ираиды Кондратьевны, переписывая их в специальную тетрадь. На обложке этой тетради стояли четыре большие буквы СНСУ— что означало «Система научной скоростной умнети-ки». Перелистав задачник, всякий дурак сразу поймёт, что никакой системы нет, просто мы замаскировали под неё повторение прошлогоднего материала.       Только мы раскрыли задачник, как тут же убедились, что Федька не дурак и всё понял. Номера всех решённых нами задачек по системе «скоростной умнетики» были обведены кружками. А под самой последней задачкой рукой Федьки было написано вот такое ужасное для нас четверостишие:       Скоростная умнетика, ты простая арифметика. Никакой системы нет, всё обман и жуткий бред.       Мне показалось, что я провалился в ледяной колодец. А Павлик, который был самым честным человеком из всех ребят, которых я только знал, почувствовал себя не лучше оплёванного верблюдом мужчины в шляпе.       — Давай уйдём,— предложил он после нашего многозначительного молчания.       Мы пошли к двери. Но раньше нас её открыл с противоположной стороны Федька. Размахивая костылями, он тут же закричал:       — Вот вы какие! И зачем только я связывался с вами!       Мы так и обмерли! Ну и заварится сейчас каша...       Федька подошёл ко мне и, глядя в упор, строго спросил:       — Почему вчера не пришли заниматься?       Услышать это от Федьки мы не ожидали и потому растерялись ещё больше.       — Мы... э... плохо себя чувствовали,— соврал с перепугу Павлик.       — А я из-за вас страдать должен?! — оборвал его Федька.— Вы знаете, что пропущенный день в «системе умнетики» равен месячному прогулу. Я высчитал!       Тут Принц увидел раскрытый задачник и мгновенно побледнел.       — Читали, какие я после вашей «умнетики» стихи стал сочинять? Читали? — грубо спросил он и захохотал совсем не смешным, деланным сме-       хом. А потом стал противно кривляться и кричать, как на базаре: —Доверенные лица, не хотите ли вы удалиться?       Я понял, что сейчас всё погибнет, и сам закричал во всё горло:       — Ничего мы не читали, а ты не воображай! Стихи сочинять не все могут! Ну, покажи, покажи, что ты сочинил?       Федька ужасно обрадовался. Он тотчас перестал кричать и сказал своим обычным голосом:       — Не читали, ну и хорошо, что не читали!       Мы с Павликом так и уставились друг на друга. Выходит, Федька хоть и раскусил наш секрет, а всё равно хочет продолжать игру. Что ж, мы с удовольствием поддержим его.       — Видишь, какая сила в «скоростной умнети-ке»,— сказал я Федьке,— тебя даже стихи писать потянуло.       Обстановка разрядилась, и мы принялись выкладывать на стол учебники и тетради.       Федька тоже успокоился. Садясь заниматься, он сказал нам:       — Вчера у меня вместо вас Антон с Гришкой были. Пришли и спрашивают: «Хочешь задачки, которые на дом задали, списать?»—«Спасибо,— говорю я,— я их ещё третьего дня с Мошкиным и Хохолковым решил».— «Очень хорошо, что решил,— отвечают они,— тогда дай нам списать. А то мы в кино идём, и думать некогда».       Мы с Павликом снова переглянулись. Зря, выходит, девчонки нашего звена утром радовались. Они думали, что свита сама задачки решила. А Гришка с Антоном вон что выкинули. Ну и ловкачи!       Я сказал Принцу-Федьке:       — Если они опять придут, ты им так просто списывать не давай. Сначала объясни решение, чтоб поняли. А то что же получается. Все стараются свои недостатки побороть, а они уроки списывают.       — Для них списать уроки — тоже шаг вперёд,— заступился за своих дружков Федька,— раньше они совсем об уроках не думали.       Услышать такие слова от Федьки я не ожидал. Раньше он так умно не говорил.       — Ладно, кончайте базар,— потребовал от нас Павлик,— давайте заниматься.       — Что ты шумишь,— добродушно заметил Принц-Федька,— сейчас будем.       «Будем»! Слышите? «Будем заниматься!» — и это Федька сказал после того, как догадался, что «скоростной умнетики» нет, и мы просто занимались с ним повторением, чтобы лучше разобраться в математике! Понимаете, что это значит? В Федькиной голове произошла революция! Мне вдруг захотелось подбежать к окну, распахнуть его, несмотря на мороз, и крикнуть на всю улицу: «Ребята, мы начинаем заниматься!»       Но делать этого было нельзя. И потому я взял толстый задачник и с удовольствием хлопнул им Принца-Федьку. Но хлопнул уже совсем не так, как я хотел это сделать дней десять назад. Помните?                   МОЖЕТЕ НАС ПОЗДРАВИТЬ!             Прошла ещё неделя, и Принц-Федька явился в класс. Ираида Кондратьевна спросила его:       — Можешь урок ответить?       Принц поднялся из-за парты, взял дневник и       молча вышел к доске. Ираида Кондратьевна спросила его, какая дробь называется десятичной, и продиктовала два примера. Я ужасно переживал за Принца. Хуже, чем когда сам отвечаю. Наверное, и Ираида Кондратьевна вот так же за всех нас волнуется. А мы даже не думаем об этом. Наконец Принц осилил примеры, и Ираида Кондратьевна сказала:       — Поставлю тебе четвёрку. Но старайся и дальше. Пока эта четвёрка условная.       Принц даже вида не показал, что доволен. Как спокойно двойки получал, так и эту четвёрку. Ничего на лице не отразилось. Только когда Ираида Кондратьевна повернулась к нам, вдруг прошёлся перед классной доской на руках.       — Батов, у нас не манеж цирка, а класс,— укорила его Ираида Кондратьевна.       — У Феди ещё нога не совсем прошла, плясать-то не может, вот и радуется на руках,— выручил его Борька-Кочевник и засмеялся, но уже не по привычке, а потому что был очень доволен отметкой, которую получил Батов. Он даже сказал ему: — Хочешь, садись на моё место. Не жалко!       — Хочу,— признался Федька и предупредил : — Только ты с моего каждый день не скачи, как воробей.       — Какой же Я буду Кочевник, если приземлюсь? — засмеялся Борька.       — А ты перестань быть кочевником! — приказал Генька.       — Настоящие кочевники и те уже оседлыми стали,— сказала Борьке Ираида Кондратьевна и вышла из класса.       Председатель Генька понёс за ней в учительскую наши тетради с домашними работами. На хо-       ду он стал рассказывать Ираиде Кондратьевне, как упорно занимался Федька во время своей болезни дома. Как будто Геньке это было известно лучше нас.       А Принц-Федька всё ещё стоял у доски с дневником в руках. Он был дежурный, но ему, видно, очень не хотелось стирать с доски правильно решённые им примеры.       Вместе с Павликом я подошёл к Борьке-Кочев-нику и, кивнув на Батова, показал руками, будто подбрасываю его. Борька понял меня и подмигнул.       Втроём мы подскочили к Федьке и схватили его, стараясь приподнять.       — Качать четвёрочника!       — Качать! — закричали мы.       — Что вы! Какой я четвёрочник, отстаньте! — стал отбиваться Федька.— Первая ведь, чудаки! — И вдруг сам схватил меня за руку.— Мошкина надо качать. Это он меня донимал.       — Мошкина! — перестроились сразу мои сообщники.       Но я ловко юркнул под чью-то руку и побежал из класса. В дверях я столкнулся с Генькой.       — Почему на перемене из класса не выходите?— накинулся он на нас.— Мошкин, опять твоё звено отличается!       — Ещё как! — весело крикнул я и вместе с Федькой и Павликом выбежал в коридор.       Около нашего класса стоял окружённый ребятами Игорь.       — Петя,— позвал он меня,— в субботу торжественное открытие нашего школьного музея имени Нади Матвеевой. Надо будет послать приглашение Елизавете Павловне.       — Зачем посылать, мы сами к ней съездим,— сказал я.       А после уроков спросил ребят из своего звена:       — Кто поедет со мной к Надиной учительнице? Нужно пригласить её на наш вечер. •       И вдруг всё моё звено как закричит:       — Я поеду!       — Я!       — Мы!       Этого я не ожидал. Подсчитав для порядка охотников, я назначил место и время сбора.       И вот мы впервые за весь учебный год собрались всем звеном на трамвайной остановке, чтобы ехать на вокзал. С подошедшего трамвая сошёл Федин отец.       — Кузьма Иванович! — помахал я ему рукой.— Федя по математике четвёрку получил. Можете его поздравить!       — И нас тоже! — крикнул из-за моей спины Павлик.— У нас в звене полный порядок.       — А к нам цирк прибыл,— сообщил Федин отец,— мы клетки с тиграми выгружали,       — А верблюды есть? — спросил я и толкнул в бок Павлика.— Может, всё-таки возьмём шефство над верблюдами? Форма у тебя уже не такая но-вяя*       — При чём здесь форма?! — возмутился Павлик и, глядя на меня, укоризненно покачал головой.— У нас же ни минуты свободного времени нет. Ну, когда мы будем шефствовать над этими плевательницами? Когда?       — Верно, некогда,— согласился я и, войдя в трамвай, спросил у ребят: — Все вошли?       — Все! — ответили они.       В вагоне было только одно свободное место.       Мы, точно сговорились, оставили его девчонкам. Пусть решают, кому садиться. Но они в один голос закричали:       — Батов! Федя, иди сюда! Садись! У тебя же нога больная.       — В самом деле, Фёдор, сядь,— предложил Павлик.       И мы силой посадили Принца. Федька хотел встать, но я сказал:       — Лучше и не пытайся. Небось убедился, какая большая сила наше звено. Если захотим, любую крепость возьмём.— Тут я повернулся к Павлику и добавил: — Я это чувствовал ещё тогда, когда у нас не звено было, а настоящий винегрет.       Девчонки так и фыркнули. А Павлик, который понял мой намёк и любил высказываться последним, как бы между прочим заметил:       — Если винегрет умело приготовить, он может быть очень вкусным.       Разные бывают ребята. И характеры у всех разные. Конечно, хорошо, если характер смелый, решительный. А если робкий и «неактивный», тогда что делать? Ведь изменить характер не так-то просто. Особенно если никто не помогает.       Ученица четвёртого класса Света Мо-хова, возможно, так и осталась бы навсегда робкой и неактивной, не случись с ней одно удивительное происшествие.       О том, как Света изменилась, кто помог ей, что пережил её одноклассник Алик Футликов, а также кем и в какую именно цель были пущены остроконечные, с ярким оперением стрелы, и рассказывает немного таинственная повесть «Стрелы пущены в цель».                                                                         СТРЕЛЫ ПУЩЕНЫ В ЦЕЛЬ             Посвящаю дочери Алле                         МЫШКА-НОРУШКА             — Тише! Тише! Внимание! — стуча по столу карандашом, призывала к порядку своих октябрят вожатая звёздочки Ира Красикова.— Вова, перестань дёргать за косу Сонечку!.. Сашу ля, скорее складывай учебники!.. Алик, не шипи ужом!       Только худенькой девочке с редкой чёлкой волос, которая тихо сидела за своей партой, Ира не сделала замечания. Хотя нет, и ей досталось.       — Мохова, пересядь ближе! Я же просила всех пересесть.       Света взяла портфель и послушно перешла с предпоследней парты на третью, в ряд, который был ближе всех к выходу.       «Удрать бы с этого сбора,— подумала она,— и чего я провозилась? Как будто не могла дома дневник заполнить».       — Наконец-то угомонились,— сказала Ира и обратилась к сидящей у окна учительнице: — Нина Петровна, мы проведём сбор звёздочки на тему...— Тут Ира посмотрела на ребят и, как дирижёр, взмахнула руками.       — «Октябрята любят труд, любят петь и веселиться»,— хором сказала вся Ирина звёздочка.       Только Света промолчала. Спохватилась, когда уже всё сказали. Она в это время Нину Петровну рассматривала. Света всегда что-нибудь рассматривает, даже на уроках. Так скорее время идёт. Уставится на кактус, он на окне стоит, или на чей-то башмак и разглядывает его внимательно-внимательно. И при этом фантазирует. Где башмак был до школы, почему он ободранный или начищенный. Иной раз так увлечётся, даже замечания Нины Петровны не услышит:       «Мохова, будь внимательной! Смотри на доску!»       Учительница, конечно, сердится. Потому и отношения у неё со Светой не особенно хорошие.       И сейчас, вместо того чтобы принять участие в сборе, Света стала смотреть на Нину Петровну, будто раньше никогда не видела.       В тёмной кофте и длинной серой юбке Нина Петровна показалась Свете похожей на строгую бабушку. *И Свете вдруг захотелось, чтобы её учи-       ла другая учительница. Всё равно какая, только не       эта.       — Начинайте, начинайте скорее! — поторопила вожатую Нина Петровна.       «Наверно, ей тоже не хочется сидеть на сборе»,— подумала Света.       — Сбор звёздочки объявляю открытым! — торжественно произнесла Ира и вызвала на середину класса Веру и Сонечку.— Ну, о чём вы нам расскажете? — спросила она.       — Мы шефствуем над детским садом номер шестьдесят шесть дробь шестьдесят четыре, который находится рядом с нашей школой,— отчеканила толстая Сонечка.       — Мы ходим к малышам и читаем им книжки,— пропищала тоненькая Вера Бакина.       «Ничего себе, сообщили новость! — усмехнулась про себя Света.— Мы над этим садом уже полтора года шефствуем».       — Малыши нас любят и всегда ждут,— продолжала Сонечка.       — Мы гордимся их дружбой! — выкрикнула Вера Бакина.       «Как же, гордитесь,— покачала головой Света,— а сами пожалели для малышей салфетки, которые вышивали на уроках рукоделия!»       Вот была бы Света посмелее, обязательно сказала бы сейчас об этом. А с её характером лучше всего помолчать. А то начнёт говорить и стушуется. Да и Вера с Сонечкой уже за свою парту сели.       — А теперь,— сказала вожатая Ира таким голосом, точно собиралась угостить всех присутствующих шоколадом,— Сашуля Родин прочитает стихи.       Сашуля поднялся из-за парты, подошёл к учи-       тельскому столику и встал рядом. Сашуля маленький и толстый. Посмотрела на него Света и чуть не рассмеялась: туловища и плеч не видно. Одна голова из-за столика торчит. Точно на него глобус поставили. Шмыгнул «глобус» носом и загудел, как шмель:       Мы ходим в детский сад, Там чиним мы игрушки. Пускай Сергей, Марат Ломают санки, пушки. Мы будем их чинить И малышей любить.       — Молодец, Сашуля! — захлопала в ладоши вожатая и похвалилась Нине Петровне: — Это мои стихи. Ничего подходящего про детский сад в библиотеке не нашла, вот и пришлось придумать.       — Ты у нас на все руки мастерица,— безразличным голосом похвалила Иру учительница.       Ира зарумянилась, повернулась к октябрятам и снова высоко взмахнула руками.       — «Мы весёлые ребята, наше имя октябрята,— хором, обгоняя друг друга, заговорили все семь октябрят Ириной звёздочки.— Мы играем и поём, очень весело живём!»       И тут раздалась музыка. Это октябрёнок Геня Крылов заиграл на баяне. А три подружки Оля, Тоня и Сонечка пустились в пляс.       Засмотрелась на них Света. Даже забыла, что со сбора собиралась удрать. Танцы она больше всех игр и развлечений любит. Света и сама танцует, но только дома, когда остаётся одна. Целый вечер может кружиться и не устанет. Об этих её способностях в классе никто не знает. Да если бы и знали, Света всё равно ни за что не стала бы танцевать       перед ребятами. Перед мамой она и то стесняется, а тут... нет, и говорить нечего! Когда вожатая Ира распределяла задания, Света даже не сказала, что любит танцевать. Не хватило смелости вызваться. Вот всегда у неё так: хочется что-нибудь сделать, а она трусит — вдруг ничего не получится. Тогда над ней же смеяться станут: «Куда, мол, ты выскочила, Мышка-норушка!» Уж лучше промолчать, чем такой позор вытерпеть.       С завистью смотрела Света, как ловко подпрыгивала курносенькая Оля, как легко приседала её подружка Тоня. И Сонечка тоже хорошо кружилась, хоть и толстая. Потом стала кружиться Тоня, Оля приседать, а Сонечка подскакивать. И вдруг она шлёпнулась и потянула за собой подружек.       — Куча мала! — засмеялся Сашуля.       — Скорее, скорее поднимайтесь! — заторопила девочек вожатая и сама помогла им встать. А потом сказала, обращаясь к Нине Петровне: — Вот наш сбор и закончен. Мне кажется, он прошёл хорошо. Все дружно готовились к нему и дружно веселились. Только Света Мохова у нас что-то приуныла. Даже правило «Октябрята — весёлые ребята» сказала невесело.       «Вечно мы из-за Моховой замечания получаем»,— нахмурился командир звёздочки Алик и сказал вожатой:       — Она всегда такая. Сидит на сборе, всё равно как в гостях. Ничем не интересуется.       — Ей бы только поскорее из школы удрать,— добавила толстая Сонечка.       — Света даже на репетиции не оставалась,— съябедничал Сашуля. Он всегда про всех ябедничал.       «А зачем мне оставаться, если я на этом сборе       ничего не делаю. Зрителем быть, что ли?»—хотела сказать Света, но по привычке промолчала.       — Ты, Света, октябрёнок и скоро станешь пионеркой,— напомнила ей Нина Петровна.— Ты должна быть активной.       — Я буду,— чуть слышно пообещала Света.       — Посмотри, Мохова, на звёздочку, которая к твоей школьной форме приколота. Ведь носить её очень почётно,— сказала вожатая Ира и спросила Свету: — Ну-ка, ответь, кто ещё носит такие же звёздочки?       Света хорошо знала, кто носит красные звёздочки на своих фуражках или гимнастёрках. Но ей не захотелось отвечать вожатой. Чем спрашивать про звёздочку, лучше бы поручила ей что-нибудь сделать. А то как станет задания распределять, сама же её обходит. Обидно ведь ничего не делать. И вместо того чтобы ответить Ире, Света промолчала и отвернулась. Пусть думает, что Света не знает. Ей всё равно!       — Может, тогда Сашуля с Аликом подскажут Свете,— не дождавшись ответа, сказала вожатая,— у кого из взрослых есть красные звёздочки?       — У солдат Советской Армии! — выпалил командир Алик.       — У моряков и пограничников,— важно доложил Сашуля.       — Молодцы, Родин и Футликов! — похвалила их вожатая и объявила: — Наш сбор окончен, но дела продолжаются.       — Не забывайте детсадовцев,— напомнила октябрятам Нина Петровна и вместе с Ирой вышла из класса.       Света тоже пошла к дверям, но командир Алик остановил её и спросил строгим голосом:       — Ты до каких пор будешь нам звёздочку портить?       — Октябрята — весёлые ребята, а Мохова даже грустных стихов не знает,— запирая свой портфель, прогудел Сашуля. Он всегда поддакивал Алику.       — Она только одно знает, как со сборов удирать,— опять сказала толстая Сонечка.       — Я ж не удрала,— тихо возразила Света.       — Ещё бы! — присвистнул Алик и затеребил Свету.— Говори, будешь активной или нет?       Ничего Света не ответила Алику. Только наклонила низко голову, точно боднуть его собралась, и отвернулась. Эта привычка Светы отворачиваться и молчать ужасно злила ребят.       — С ней говорят, а она ещё не отвечает! — вскипел Алик.       — Мохова не октябрёнок, а дед Молчун,— сострил Сашуля и подёргал себя за воображаемую бороду.       — Ой, девочки, у нас в классе дедушка учится!       — Где же твоя борода седенькая, дед — сто лет? — захихикали толстушка Сонечка и Вера Ба-кина.       Хотела Света сказать им в отместку тоже что-нибудь обидное, а вместо этого села за парту и заплакала. Ребята сразу притихли, поскорее взяли свои портфели и вышли из класса...                   ХОРОШАЯ САМОДЕЛКА             Долго сидела Света в опустевшем классе. Ей захотелось вдруг убежать далеко-далеко, чтобы никогда не встречаться с такими несправедливыми ребятами. Ну почему они всё время придираются к Свете? Одна Тоня Тёмкииа не донимает её. Но дружить с Тоней Света всё равно не может. Ведь Тоня у Сонечки с Верой на побегушках, точно прислуга какая. А Света хоть и не умеет кричать и требовать, как Сонечка, но прислуживать никому не будет. Уж такой у неё характер — и гордый и ужасно робкий. В магазине игрушек, например, Света не могла даже попросить продавца поменять ей «докторский набор» на «парикмахерский». Продавец дал его Свете по ошибке. Цена-то одна. Покраснела Света, потопталась у прилавка и ушла домой с градусниками и шприцами, какие у неё уже были.       А чтобы поднять руку ка уроке и попросить Нину Петровну объяснить ещё раз непонятное правило или самой вызваться и ответить на её вопрос — такого от Светы никогда не дождаться. Она и на уроках-то отвечать боится, хотя учит их старательно. Но стоит Свете споткнуться, да если при этом ещё Нина Петровна посмотрит на неё строго или кто-то из ребят хихикнет—всему конец. Замолчит на веки вечные, до конца урока. Да что на уроке! На обыкновенном октябрятском сборе Света никогда не выступит.       Ещё в первом классе вылепила она к сбору замечательного зайчика из пластилина. Остались октябрята после уроков с вожатой, и начался у них смотр самоделок. Командир Алик стал вызывать октябрят с самоделками к учительскому столику.       Первой вызвал Сонечку.       — Я салфетку для куклы вышила, вроде коврика,— похвалилась Сонечка и показала салфетку.       На ней были вышиты две зелёненькие ёлочки, а под ними гриб мухомор. Мухомор оказался       очень большим, в половину ёлок. Но вожатая и ребята всё равно похвалили Сонечку.       Потом Сашуля показал полочку для цветов. Он её дома сам сколотил.       Свете полочка Сашули тоже понравилась. И ничего не значит, что с одного конца она была шире, а с другого поуже. Если на неё поставить два горшка с цветами, один большой, а другой поменьше, можно подумать, что полочка так специально подстругана.       «Как-то мой зайчонок понравится? » — заволновалась Света. От волнения она даже не смотрела, что показывала соседка. У Светы сильно билось сердце.       «Сейчас... сейчас... вот только Бакина сядет на место, и к столу выйду я... нет, сама не выйду... подожду, когда Алик вызовет,— шептала себе Света, стараясь не глядеть в сторону командира.— Вызвал же он Сонечку, Сашулю, пусть и меня вызовет».       А командир Алик посмотрел на неё и подумал:       «Не сделала, видно, Мохова самоделку, раз от меня отворачивается».       Вот Света и услышала:       — А что Тоня Тёмкина сделала?       «Почему же Тёмкина, а не я? — удивилась Света.— Теперь ведь моя очередь самоделку показывать. Тоня совсем с другой стороны сидит».       Свете бы крикнуть: «Ты что, Алик, забыл про меня, что ли?» или хотя бы тихо спросить: «Меня когда вызовешь? » А Света промолчала, как будто в самом деле не выполнила задания. Только нахмурилась да на скамейке заёрзала.       — Тебе что, Мохова, не интересно на сборе? —       огорчённо спросила её вожатая.— Ты что вертишься?       — У меня голова болит... — вдруг сказала Света. Она не любит врать, но с обиды может наговорить на себя что угодно.       — Тогда иди домой,— посоветовала вожатая,— вдруг у тебя грипп начинается.       — Апчхи! — нарочно чихнул Сашуля.       Встала Света, взяла портфель и вышла из класса. А зачем? Ведь совсем она не больна. В коридоре Свете пришла в голову замечательная мысль: приоткрыть классную дверь, сунуть в неё своего зайчика и спросить ребят смешным голосом: «Кто-кто в теремочке живёт? » Вот все сразу и рассмеются. И вожатая увидит, что выполнила Света задание и голова у неё не болит, раз шутит.       Но Света тут же засомневалась: «А вдруг им мой зайчик не понравится? Вдруг скажут, что он и на зайчика-то не похож, а на крота какого-нибудь? И смеяться начнут...»       Достала Света своего зайчика из портфеля, посмотрела на него и вздохнула: «В самом деле, не такой уж он хороший»,— и смяла в комочек. А сама поскорее побежала по лестнице в раздевалку. Потому что у неё вдруг задрожал подбородок и сами по себе запрыгали губы. Что хорошего, если она на весь школьный коридор заревёт.       Так и пропала у Светы охота выполнять октяб-рятские поручения. А после того как Алик ещё раз обидел Свету, она даже стала у бегать со сборов.       Шла как-то Света после уроков мимо учительской и увидела: стоят в дверях Нина Петровна с Аликом. И Алик просит её:       — Переведите, пожалуйста, Мохову в другую звёздочку. Она нам всё дело портит.       Но перевести Свету Нина Петровна не согласилась.       — Как мы с вожатой распределили октябрят, в тех звёздочках они и останутся,— ответила она Алику.       А Свете так хотелось услышать от Нины Петровны совсем другое. Сказала бы она Алику: «Погоди, командир, Света у нас ещё таким октябрёнком станет, что ты за неё всю свою звёздочку отдашь. Поручи-ка ей что-нибудь сделать!»       Света бы обязательно постаралась отличиться. Даже если задание было бы очень трудным. Но после таких слов всё равно постаралась бы. А теперь она только ещё больше расстроилась и Алик огорчился. Видно, никогда ему от тихони Светки не избавиться. Ведь Алик всю свою звёздочку после уроков в чапаевскую дивизию превращает. Она во дворе на белых фашистов в атаку ходит. А Свету Алик даже связным не делает. Боится, что такая тихоня сразу в плен сдастся.       «Ну и пожалуйста, не берите в игру!» Света и подходить к ним больше не стала. Очень нужно унижаться и отказы получать. Лучше она малышам крендельки из песка лепить будет. Уж они-то Свете всегда рады! Ни за что её не прогонят.       И в школе Алик совсем перестал обращать на Свету внимание. Как будто она и не октябрёнок его звёздочки. В этом Света сама очень скоро убедилась.       Однажды мама выстирала Светину форму. Надела её Света и побежала в школу. В школьном вестибюле посмотрела Света на себя в зеркало и ужаснулась. Не было у неё на платье октябрятской звёздочки. Забыла приколоть. А как без звёздочки в класс войти? Алик на Свету и так сердится, а       теперь, наверное, совсем разбушуется. Но Алик ничего не сказал, даже не удивился, что она без звёздочки. И на другой день тоже не удивился, когда Света уже ему в отместку без звёздочки пришла.       «Хоть бы замечание сделал»,— нарочно пройдя мимо него, подумала Света и окончательно расстроилась. Скоро их звёздочку должны принимать в пионеры. Вдруг её не примут?       Но переживала Света напрасно. В пионеры приняли Еесь класс целиком, потому что в нём не было ни одного отстающего.       Красный галстук на торжественной линейке Свете повязал старый рабочий экскаваторного завода, дедушка одного из её одноклассников. Дотронулась Света до красного галстука и почувствовала себя счастливой-счастливой. Только совсем ненадолго. Потому что испугалась: вдруг ей опять ничего поручать не будут. Ведь вожатая думает, что она ничем не интересуется. Какая же тогда из Светы пионерка получится?       Но учебный год подходил к концу и никакой пионерской работы в новом отряде не начали. Провели только сбор, на котором командиров звёздочек выбрали звеньевыми. Света опять оказалась в ЗЕене у Алика.                   ПЕРЕДЫШКА             Бывает иногда человеку так тяжело, точно несёт он непосильный груз. Но вот наконец груз сброшен. И человеку снова легко и весело.       Так же хорошо чувствует себя Света с приходом летних каникул. Подумать только: целых три месяца она не увидит ябеду Сашулю, задиру. Сонеч-       ку и хитрющую Веру Бакину. И дома отчим не сможет к ней придираться. Ведь с тех пор как у Светы умер родной папа, лето она проводит в деревне у бабушки — маминой мамы. Там хорошо! У бабушки есть пёс Казбек и кот Ерофей. Все вместе они ходят в лес за грибами и ягодами. А на Казбеке Света даже верхом катается. Ещё Света любит кормить бабушкиных кур. Они очень смешно спешат к ней со всех ног на звонкое «цып-цып-цып»! Даже второпях падают и кувыркаются. И играть с маленьким Павлушей — сыном соседки — тоже интересно. Света его игрушечных зверюшек лечит. Мед-Еедю оторванное ухо пришивала, а обезьянке согревающие компрессы ставила. Она ведь из жаркой Африки приехала, вот часто и простужается.       Но больше всего Павлуша любит слушать страшные сказки. Их Света сама придумывает. Сидя на лавочке перед бабушкиным домом, он поджимает ноги, придвигается вплотную к Свете и слушает её затаив дыхание. А Света говорит дребезжащим хриплым голосом бабы-яги:       — Кто моё помело из кадушки вынул? Найду этого смельчака и на сковороде зажарю.       И Павлуша вздрагивает: только бы не нашла!       В бабушкином огороде у Светы есть своя грядка. Она вскапывает её, засевает морковью, репой или огурцами и ухаживает за ней всё лето. А осенью увозит урожай с этой грядки домой, в город.       Свете бывает очень жалко уезжать от бабушки. Она бы с удовольствием оставалась у неё и на зиму. Отчим, наверное, не возражал бы. Но мама не хочет. Она считает, что в деревне учат детей хуже, чем в городе. Вот и приходится уезжать. А нынешним летом Света уехала из деревни ещё раньше. В первых числах августа от мамы пришло письмо.       В нём мама писала, что отцу дали от работы трёхкомнатную квартиру и просила бабушку приехать со Светой и помочь перебраться.       Света и обрадовалась письму и испугалась. Новая квартира совсем в другом районе. Значит, её переведут из этой школы, и она больше никогда не увидит ябеду Сашулю, задиру Сонечку и хитрющую Веру Бакину. Это хорошо! А вот как встретят её незнакомые ребята? Даже подумать страшно!       Через день после получения письма бабушка и Света уже ехали к маме. Ехать от бабушки до города недалеко, всего четыре часа. Но зато на самом настоящем скором поезде с удивительно красивым названием «Буревестник». Бабушка объяснила: поезд называется так потому, что идёт из города Горького — родины знаменитого писателя, который написал «Песню о Буревестнике».       Как только Света и бабушка вошли в вагон и сели на свои места в совершенно свободном купе, каждая занялась своим делом. Бабушка принялась запихивать под полку сумку с деревенскими гостинцами, а Света подошла к окну и стала тихонечко прощаться с убегающей от поезда платформой, с пристанционными постройками и с замелькавшими деревцами. Когда-то она опять увидится с ними? Сколько за это время всего случится! Может, всё-таки попробовать уговорить маму, чтобы она отпустила её на зиму к бабушке. Всё равно ведь надо менять школу. Вот будет здорово, если отпустит!       Тут бабушка кончила размещать сумки с чемоданами и тоже подошла к окну. Бабушка у Светы высокая. Встала — так только чуть-чуть до верхушки окна не дотянулась.       — Ну вот, ты почти и дома,— сказала бабушка.       Света промолчала. Домой совсем не хотелось. И ещё было жаль, что в купе, кроме них, никто не едет. Света хоть и молчунья, а слушать разговоры пассажиров страх как любит. Когда в начале летних каникул она ехала к бабушке, ей попалось такое разговорчивое купе, что Света даже расхрабрилась и сама рассказала пассажирам, как их класс принимали в пионеры. Ведь она ехала к бабушке в пионерском галстуке. А сейчас только и дел, что в окно смотреть. А что, если залезть на       верхнюю полку? Поезд идёт по высокой насыпи. Сверху, должно быть, жутко смотреть вниз, под откос. Но залезть на верхнюю полку бабушка не разрешила.       — Нечего там грязь собирать, посиди-ка лучше со мной,— сказала она и погладила Свету по голове шершавой, огрубевшей рукой.       Света хотела не послушаться бабушки и всё-таки залезть на верхнюю полку, но от её руки Свете передалось какое-то приятное тепло, и, вместо того чтобы рассердиться на бабушку, Света крепко-крепко прижалась к ней. И бабушка, точно подслушав Светины мысли, спросила:       — Всё ворчит на тебя Александр Константи-нович-то?       — Всё ворчит... — кивнула головой Света.       — Чем же их сиятельство недовольны? — поинтересовалась бабушка.       — Когда чем... — ответила Света.— Вот перед отъездом к тебе сказала мне мама, что я мало с папой говорю и он сердится. Подошла я, хотела рассказать, за что у нас на уроке Сашуля Родин двойку получил, а он посмотрел на меня и сказал сердито: «Я же просил мне не мешать. Неужели это тудно? Я не так часто работаю дома». И пошёл шуметь...       — Вот так поговорили,— поджала губы бабушка.       — Ушла я во двор, а когда вернулась, он опять рассердился: долго, сказал, гуляла,— вздохнула Света.       И бабушка тоже вздохнула. Ведь она очень любила первого Светиного папу, который был родом из их деревни. Сначала Светин папа работал в колхозе помощником агронома, а потом выучился на       лётчика. У мамы в подзеркальном столике лежит коробочка с орденом Красной Звезды. Им был награждён папа. Вот кто носил красную звёздочку — её родной отец. А вожатая думает, что Света не знает, кто красные звёздочки носит. Ну и пусть так думает. Она многого не знает, что Света умеет делать и что ей можно поручить. И отчим тоже плохо Свету знает, хотя и прожил с ними три года. Он одной мамой интересуется. Правда, когда мама просматривает Светин дневник и при этом сердится на неё, отчим встаёт на защиту Светы. Только защищает её он как-то странно:       — Ты не сердись, Люсенька, что у Светы одни тройки. Лучше радуйся тому, что у неё нет двоек,— успокаивает он маму.— Вот тогда бы надо было горевать. А сейчас тебя никто не может упрекнуть в том, что ты не следишь за дочерью. Ведь не всем же хватать звёзды с неба.       — Ты прав, Александр, только из-за моих усилий Света не двоечница,— соглашается с отчимом мама и перестаёт сердиться на Свету.       Хорошо, конечно, что мама перестаёт сердиться. Только несправедливо так говорить. Разве мама помогает Свете учиться? Даже подписать дневник Света напоминает ей. Зачем же говорить неправду?       Но вспоминать об этом Света не любит. Куда лучше рассказывать бабушке о тех весёлых играх, какие она придумывает дома с медвежонком Та-пом или как замечательно у них в звёздочке проходят сборы. Вот и сейчас Света припомнила, какого хорошего зайчика она вылепила из пластилина к их первому октябрятскому сбору (теперь зайчик ей снова нравился). Припомнила, но рассказала бабушке не то, что с ней случилось, а то,       что с ней могло бы случиться, будь она немножко посмелее.       Света снова прижалась к бабушке, взяла её руку и начала рассказывать:       — Был у нас один октябрятский сбор. Мы к нему самоделки готовили. Я зайчика из пластилина вылепила. Хороший у меня зайчик получился. Ушки длинные, хвостик ядрышком. Принесла я его в школу. А мальчишки у нас ужас какие любопытные! Так всем в руки и смотрят: кто чего притащил. Только я своего зайчика им раньше времени не показала. В портфель спрятала. А на сборе вытащила его незаметно и к парте прикрепила, так, чтобы из-за неё у зайчика одни ушки торчали. А как дошла до меня очередь самоделку показывать, огляделась по сторонам и сказала расстр ен-ным голосом:       «Ой, куда же мой зайчик делся? Неужели в лес убежал или тут в классе спрятался? »       Все, конечно, принялись искать зайчика и сразу увидели его.       «Вот он, твой зайчик! Из-за парты выглядывает! —-закричали ребята.— Хватай его скорее, а то убежит!»       Бросились они к зайчику, чуть не помяли его в суматохе. А наш командир Алик поставил моего зайчика на стол и сказал:       «Надо его капусткой покормить, чтобы привык к нам и больше не убегал». И достал из своего портфеля маленький кочан. Он, оказывается, из пластилина разные овощи сделал. Вот смешно получилось!       — Значит, понравился ребятам твой зайчик?— поинтересовалась бабушка.       — Им все самоделки понравились,— уклончи»       во ответила Света.— А ещё мы сборы-концерты устраиваем. Приглашаем на них малышей из детского сада и развлекаем их. Больше всего малышам пляски нравятся.— Света вспомнила про Сонечку, Тоню и Олю и подумала: «Пусть хоть это будет на самом деле».— Мои подружки знаешь как замечательно пляшут! Одна лучше всех подпрыгивает, другая приседает, а третья как настоящая балерина кружится.       — Я тоже пляски люблю,— призналась бабушка,— а наши октябрята больше всякие монтажи разучивают. Под Первое мая совсем нас, старых, зачитали. Вот кружки у нас при Доме культуры хорошие. У юннатов целое поле опытное, а кто механику любит, трактор имеют. Только в этом кружке ребята постарше вас будут.       — А у наших старших ребят кружок танцев есть,— похвалилась Света и вспомнила, что говорила мама одной женщине, которая пришла к ней посоветоваться насчёт своего сына. И Света сказала со знанием дела: — Школьникам обязательно нужно заниматься в различных кружках. Это поможет им в дальнейшем определить себя в жизни.       Мама у Светы юрист. Она занимается устройством подростков в технические училища и на предприятия.       Мама! Она всегда приходит встречать Свету на вокзал в голубом плаще и в серенькой шляпке с крошечными полями. Красивая и совсем молодая. Знакомые отчима даже не верят, что у мамы такая взрослая дочь. Как же эта «взрослая» дочь соскучилась по ней!       Света посмотрела в окно: деревьев вдоль откоса уже почти не было. Их сменили большие кирпичные здания, огороженные заборами железнодорожные склады и дымящие своими высокими трубами-шеями фабрики.       Поезд подпрыгивал на стыках рельсов, спешил, стуча колёсами. Город приближался...                   ПЕРЕЕЗД             Утро выдалось пасмурное. Тучи ползли по небу. Длинные и тёмные. Точно дым из бабушкиной избы, когда в печке сгорит картошка. Мама то и дело посматривала в окно и гадала: будет дождик или пройдёт стороной. Света тоже гадала, но по-своему : зажмурит глаза и тянет указательные пальцы друг к другу. И при этом шепчет:       — Сойдутся — дождя не будет, не сойдутся — хлынет.— Пальцы то сходились, то нет.       — Плохой твой барометр,— улыбнулась бабушка,— мой куда лучше. Не будет дождя, я уж знаю.       Бабушкин барометр — её ноги. К дождю их, по словам бабушки, так ломит — хоть караул кричи. Сейчас бабушка улыбалась. И тучи в самом деле начали расползаться.       — Вот мы и благополучно переедем,— обрадовалась мама.       Она вроде Светы ужасно не любит дожди, а главное, боится грозы. Бабушка, наоборот, грозу любит. Однажды, в деревне, встала она переждать грозу за воротами конного двора. А в ворота вдруг золотой арбуз вкатился. Обогнул вежливо бабушку и дальше по дороге побежал. А чуть дотронулся до столба, к которому лошадей привязывают, такой треск раздался, хоть уши затыкай. И столб тут же как подкошенный упал и загорелся. Золотой арбуз шаровой молнией оказался.       С тех пор бабушка шутит:       — Мы с молнией друзья. Она мне дорогу уступает.       А Света с мамой, даже слушая бабушку, каждый раз от страха зажмуриваются и ахают, как бы им в такую грозу не попасть да с золотым арбузом не встретиться.       Отчим молнии тоже не боится. Только ему что: сидит себе в кабинете и какой-нибудь проект чертит. А сейчас о переезде даже не думает. Вчера он сказал маме:       — Переезжайте без меня. Я вечером прямо на новую квартиру приеду.       Отчим не любит всякую домашнюю суматоху. Он зарабатывает деньги, обеспечивает семью (вон новую квартиру получил), так что, будьте добры, потрудитесь всё организовать сами, а ему создайте уют и покой. Это он так сам не раз говорил. А переезжать ужасно канительно. Сначала Света даже удивилась, зачем мама так рано её с бабушкой из деревни вызывает. Ведь переезжать на новую квартиру собираются только в конце августа. А потом оказалось, что и этих дней на сборы ещё мало.       Надо было продать мебель, которую отчим и мама решили не брать на новую квартиру. Потом найти грузчиков и заказать такси. Тут тоже было много хлопот. В конце августа грузовые такси нарасхват. Ведь почти полгорода возвращается с дач. У мамы приняли заказ только на третье сентября.       Но эти хлопоты не волновали Свету. С каждым днём её всё больше тревожило другое: скоро она пойдёт в новую школу. Вчера мама отвезла туда её документы. О том, чтобы Света училась в деревне у бабушки, мама и слушать не хочет. Уж как Све-       та уговаривала её! Даже пообещала стать отличницей. Ничего не помогло. Только рассердила маму ужасно. Вот Света и тревожится теперь, как её в новой школе встретят. Если бы прийти в класс первого сентября, вместе со всеми, ещё полбеды. Наверное, в классе будут и другие новички. А четвёртого сентября к этим новичкам уже привыкнут, и самой новенькой будет она.       Света просто не могла себе представить, как это она войдёт в совсем незнакомый класс, в котором никого-никого не знает, даже учительницу. Когда Света думала об этом, у неё сердце куда-то исчезало и почти не билось. Вот как сейчас...       Но тут мысли Светы прервал шум подъехавшего к дому грузовика.       — Наконец-то! — обрадовалась мама и бросилась к туго увязанным тюкам.— Света, мама, берите что полегче.       Света подхватила набитый учебниками портфель, взяла сидящего на окне своего любимца плюшевого мишку Тапа и побежала к машине.       Света начала было забираться в кузов, но шофёр велел сесть ей в кабину. Вот здорово! Уселась Света рядом с ним и принялась осматривать двор.       Удивительное дело! Ей совсем не жалко было уезжать. Пожалела Света лишь о том, что во дворе не было никого из её одноклассников. Вот бы они позавидовали ей!       СВЕТА МЕЧТАЕТ       Наверное, никто так не любит мечтать, как Света! Ведь другой возьмёт и поступит как ему хочется. А Света из-за своей робости очень часто посту-       пала не так, как хотела. Потому-то она й мечтать очень любит.       Зажмурилась Света и представила свои проводы не такими, какими они были, а такими, как ей хотелось.       ...Едва она вышла с портфелем и медвежонком Тапом из подъезда, как её оглушил лихой свист. В тот же миг со всех сторон подъезд облепили ребята из Алькиного звена. Оказывается, они уже давно устроили засаду под лестничными ступеньками.       — Стой, ни с места! — сказал Алик-Чапай и протянул Свете букет золотых шаров.— Держи на прощанье.       Света взяла букет и раздала каждому, кто прибежал проводить её, по цветку, приговаривая:       — Жёлтый цветок к разлуке.       — Мы не будем разлучаться,— сказала толстая Сонечка,— приезжай к нам каждый выходной.       — Пиши, как тебя встретят в новой школе,— потребовал Алик и грозно добавил: — Если что, дай знать!       — Обязательно напишу вам самое длинное письмо,— пообещала Света и вдруг заметила, что все почему-то прячут за своими спинами Сашулю. Но вот Сашуля вырвался вперёд и вытащил из-под пальто фанерную шкатулку. Ту самую, которую они с Аликом ещё весной делали целый месяц на уроках труда. Тогда шкатулка очень понравилась Свете. Оказывается, мальчики не забыли этого и вот теперь, в день Светиного отъезда, решили подарить ей свою шкатулку. Открыла её Света, а там на листочке бумаги стихи написаны:       Шкатулку нашу принимай И нас, смотри, не забывай!       — Не забуду! — сказала сияющая Света.       — Мы ведь друзья на всю жизнь,— подтвердил Алик-Чапай и так оглушительно свистнул, что у Светы даже в ушах зазвенело. Она зажмурилась и затрясла головой.       — Помни наших! — засмеялся Сашуля и протянул Свете руку.       Алик тоже протянул руку, а Сонечка, Оля и Тоня бросились к ней целоваться. В это время из подъезда вышла Светина мама и сказала:       — До свидания, ребята, приезжайте к нам в гости! Передавайте привет от меня и Светы Нине Петровне.       — Спасибо за приглашение! До свидания! — закричали ребята и вместе со Светой подбежали к грузовику.       Света села рядом с шофёром, и Алик подал ей в кабину шкатулку. А Сашуля, шмыгнув носом, сказал:       — Вот бы мне рядом с шофёром прокатиться!— и провёл рукой по блестящему зубру, который был привинчен к радиатору. Тут шофёр дал прощальный гудок, Света высунулась из окна кабины и замахала ребятам...       Света в самом деле замахала рукой пионерскому отряду, который повстречался им на пути. Очевидно, ребята шли на какую-нибудь экскурсию.       — Не высовывайся из кабины, девочка! — строго сказал шофёр.       Света посмотрела на его сосредоточенное лицо и перестала улыбаться. В зеркальце над шофёром было видно окошко, проделанное в задней стенке кабины. В зеркальце отражался весь кузов. На большом узле трясся плюшевый Тап. Он прижался к борту грузовика и смешно клевал носом.       «А что, если можно было бы его оживить? — неожиданно для себя подумала Света.— Ну и весело б у нас было! А вдруг он загрыз бы меня? — испугалась Света, но тут же сама себя успокоила : — Нет, друг не может так поступить. Как только бы он ожил, сразу бросился бы обнимать меня». И, точно подтверждая это, Тап подскочил на пригорке и плюхнулся носом в маленькое окошечко.                   НА НОВОМ МЕСТЕ             В новой квартире уже была расставлена новая мебель. Какая она оказалась красивая! В спальне мамы и отчима стоял большой, во всю стену, шкаф, деревянная кровать и низенький столик с высоким узким зеркалом. Вся мебель была тёмно-коричневого цвета, чуть светлее плюшевого Тапа. Сначала Света удивилась, почему шкаф такой большой, а без зеркала. Но потом решила, что оно совсем не нужно. Шкаф так блестел, что отражал в себе комнату гораздо красивее любого зеркала. В нём все вещи казались немного темнее, чем были на самом деле, и оттого ещё наряднее, а Света выглядела настоящим негритёнком.       Интересно, какой шкаф внутри? Жаль, что в замочной скважине нет ключа. Повернула бы его Света и посмотрела, что там делается. Впрочем, даже хорошо, что ключа нет, а то вдруг замок сломается или ещё что случится.       Один раз Света уже пострадала из-за своего любопытства. Было это два года назад. В день рождения мамы отчим купил ей в подарок красивое чёрное платье с серебряными лепесточками вокруг воротника. Мама была в нём лучше шамаханской       царицы из сказки Пушкина. После вечера платье повесили в шкаф и заперли. А ключ остался торчать в замочной скважине. Утром, когда мама с отцом ушли на работу, Света (она училась тогда во вторую смену) открыла тайком шкаф, достала платье и нарядилась в него. Платье было ужасно велико Свете. Но она завернула рукава, подобрала юбку и немножко походила в нём по комнате. А как стала снимать, тут-то серебристые лепесточки и запутались в её волосах. Еле-еле отцепила их Света. И — о ужас! — лепесточки уже не лежали больше так красиво и аккуратно вокруг воротника, а топорщились во все стороны, точно растрёпанные на ветру маленькие птичьи пёрышки. В первую минуту Света хотела бросить платье в шкаф, на пол, будто оно само упало с вешалки, но ведь это нечестно. И Света решительно заперла шкаф, а платье оставила до прихода мамы в комнате на стуле. Как только мама пришла с работы, Света рассказала ей всё. Мама некоторое время молча смотрела на платье, а потом вдруг заплакала, как маленькая. Мамины слёзы были для Светы тяжелее всяких упрёков. Поплакав вместе, Света и мама понесли платье в ателье, где мастер постарался исправить лепестки и придать им прежний нарядный вид. Так отчим ничего и не узнал. А если теперь что случится, мама, пожалуй, не станет скрывать это от отчима. Ведь она рассказывает ему всё-всё, а Свету даже забывает иногда спросить, вызывала ли её учительница.       Да, пожалуй, будет лучше, если она поскорее отойдёт от шкафа. И Света ушла в кабинет отчима. Там были новые, блестящие полки для книг, кресло и полированный письменный стол.       «Разве за таким столиком можно писать? — по-       качала головой Света.— В момент чернилами зальёшь». И она ушла в столовую, где мебель была старая.       Но жёлто-серый сервант, Светина кровать-тахта и столик с телевизором в новой просторной комнате выглядели тоже по-другому. Они даже показались Свете незнакомыми.       Света посадила на тахту плюшевого Тапа, и в комнате, как ей показалось, стало гораздо уютнее.       Из окна столовой был виден весь двор. На нём, кроме нескольких куч мусора, ничего не было. Ни деревца, ни клумбы. На асфальтированной дорожке, которая одиноко тянулась вдоль всех четырёх подъездов, сидели три тощие кошки и неотрывно смотрели на их дом.       — Безобразие! — сказала мама.— Привозят с собой кошек, а потом бросают.       — Зачем же тогда привозят? — удивилась Света.       — Примета такая есть: кто первый переступит порог нового дома, тот первый и умрёт,— объяснила бабушка.       — А кто у нас первый переступил?       — У нас — я,— сказала бабушка.       — Нет, не ты,— крикнула из кухни мама,— я тоже швырнула сюда чью-то кошку!       «Кошки, конечно, раньше нас всех умрут,— решила Света,— они же совсем тощие».       — С этим переездом мы ещё ничего не ели,— сказала мама.       И они все втроём пошли в конец их улицы, где в таком же новом, но уже полностью заселённом доме помещалась столовая.       Обед в столовой показался Свете удивительно       вкусным, а бабушке — нет. Бабушка любила щи из русской печки. Рассольник, приготовленный на газовой плите, ей не понравился. И бефстроганов тоже. Но бефстроганов уже после того, как Света воскликнула:       — Ой, смотрите, мне кусочек мела достался!       — Извёстка, должно быть,— сказала бабушка и отодвинула свою тарелку.       А Света покопалась в бабушкиной тарелке вилкой и объявила:       — Эти жилки я возьму бездомным кошкам.— И она потянулась к стаканчику с бумажными салфетками.       Но взять с собой оставшиеся на бабушкиной тарелке кусочки мяса мама не разрешила.       — Это неудобно,— заметила она.       «А голодных кошек бросать удобно?» — вздохнула Света.       Как хорошо, что, возвращаясь домой, они не увидели этих бедняжек! Наверное, их кто-нибудь спугнул.       Дома уже был отчим. По случаю переезда он ушёл с работы раньше обычного. В кухне на подоконнике стоял большой шоколадный торт.       «Зачем же я так наелась!» —^пожалела Света.       Мама с отчимом ещё немного повозили с места на место мебель, а бабушка тем временем поставила на электроплитку чайник. Газ обещали пустить со дня на день. Отчим включил телевизор, достал из портфеля бутылку вина с этикеткой на иностранном языке, разрезал торт, и они всей семьёй стали пировать.       — С новосельем,— сказал отчим, чокаясь с мамой и бабушкой.       — С новосельем,— привстав, повторила бабуш-       ка и положила Свете на блюдечко кусочек торта с миндалём на кремовой завитушке.       «А кошка, которую впустили первой к нам в квартиру, может, уже издохла»,— почему-то подумала Света и принялась есть торт и запивать его чаем. Отчим выпил ещё рюмку и стал рассказывать бабушке, как его ценят на работе и что скоро будут принимать его новый архитектурный ансамбль.       — Если примут,— заключил отчим,— эти сервант и тахта полетят вверх тормашками. А кухонный гарнитур,— обратился он к маме,— надо покупать только гедеэровский, с мойкой.       Мама кивнула ему и сказала Свете:       — Пей чай быстрее. Завтра тебе в школу.       — Ну вот, на новом месте приснись жених невесте,— засмеялся отчим.       Света тоже улыбнулась, только не словам отчима, а своим мыслям: «Скажет тоже, разве девочкам женихи снятся?» Легла и уже больше ничего не слышала. Ни разговоров за столом, ни голоса диктора из телевизора. И никакой жених Свете не приснился. А вместо жениха приснился бывший звеньевой Алик, который махал у Светы перед носом саблей и кричал:       «Пионер — всем пример! Ты должна это помнить, Мохова!»       Света вспомнила, что сказал ей перед сном отчим, посмотрела на Алика и тоже крикнула:       «И не думай, я ни за что за тебя не пойду, ни за что!»       Алик вдруг засмеялся противным смехом и сказал:       «Мне нужна боевая подруга, как Анка-пуле-мётчица, а не Мышка-норушка!» — и снова зама-       хал саблей под носом у Светы. Света даже зажмурилась.       «Учись быть смелой! — кричал Алик.— Открой глаза и не бойся. Открой, а то поздно будет!» Алик бросил саблю и стал трясти Свету за плечи. Испугалась Света, открыла глаза и увидела маму.       — Ну и разоспалась ты, дочка. Вставай скорее! Проспали мы. Я даже тебя в школу проводить не смогу.       — И не к чему, школу с балкона видно,— сказал отчим, допивая стакан молока.— Надо приучаться к самостоятельности.       Света вскочила с тахты, пожелала всем доброго утра и принялась убирать свою постель.                   ПОЛНАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ             Света так торопилась в школу, что даже забыла о предстоящей встрече со своими новыми одноклассниками. Опомнилась она и испугалась только на школьном дворе, когда увидела на часах, что до начала уроков ещё десять минут.       Остановилась Света возле большого клёна и ни назад, ни вперёд. Стоит и дрожит. А чего дрожать? Никто из ребят даже внимания на неё не обращает. Все бегут в школу, торопятся. Десять минут — не так уж много. А Света всё под клёном стоит. Оторвалась, только когда звонок услышала. Вокруг уже никого не было.       Вошла в школу, а дежурный по раздевалке старшеклассник перед самым её носом дверку закрыл. Вот вредный! Куда ж она теперь пальто денет? Тут последний звонок загремел. Все ребята в это время должны в классах быть. Села Света на скамейку у раздевалки и заплакала.       — Чегой-то ты, чего? — подошла к ней нянечка.— Давай мне пальто, а сама беги, обгонишь ещё учительшу-то.       — А куда бежать? — спросила Света.       — Как — куда? — удивилась нянечка.— В свой класс.       — А я не знаю, где он. Я новенькая,— объяснила Света,— меня в четвёртый «А» записали.       — Тогда беги прямо по коридору, в самый конец. Там твой класс.       Припустилась Света и вдруг услышала сзади себя чей-то голос:       — Дергачёва, ты опять опаздываешь?       Света обернулась. Перед ней—высокая молодая женщина в красивом коричневом платье. И в руках у неё классный журнал.       — Я не Дергачёва,— сказала Света.       — Вижу. И тебе опаздывать не надо,— сказала учительница.— Ты из какого класса?       — Из четвёртого «А». Я новенькая,— виновато потупилась Света.       — Мохова? — спросила учительница.       — Ага! — кивнула головой Света.       — Что ж ты сбой первый день в новой школе опозданием начинаешь? — сказала учительница и улыбнулась.— Чтобы запомнить его получше?       Света не знала, что ответить, и тоже улыбнулась.       — Ну идём, вот твой класс.— Учительница открыла дверь и пропустила Свету вперёд.       — Фу-ты ну-ты, растапуты! — раздался чей-то насмешливый голос, который в конце фразы вдруг оробел.— Ой, Маргарита Павловна, а я подумал, вы заболели и нам взамен учительницу-лилипута дали.       , Ребята засмеялись. Они привыкли к тому, что Витя Пухов развлекал их на уроках. А Света вспыхнула и залилась краской: «Вот уже начинают над ней смеяться».       От огорчения она даже не слышала, что сказала учительница тому мальчику, который первый подшутил над ней. Только заметила, что он сразу притих и сполз с сиденья так низко, что из-за парты стали торчать лишь его золотистые кудряшки.       — Садитесь,— сказала учительница ребятам.— А ты, Мохова, сядь пока с Витей Пуховым. Я вижу, ты ему понравилась... Зимина, подвинься немножко.       — Маргарита Павловна, как же мы втроём писать будем? — тотчас поднялась из-за парты соседка Вити.— Неудобно ведь втроём. Вы потом сами скажете, что я не старалась,— затянула она плаксивым голосом.       — Не будешь стараться — обязательно скажу,— ответила ей учительница.— А сейчас потеснись и дай место новенькой. Хозяева должны быть гостеприимными.       Зимина надулась точно пузырь, а кудрявый весельчак Пухов расшаркался, как кавалер на балу, и сказал Свете:       — Прошу к нашему шалашу,— и вместе со своими тетрадями подвинул и Зимину.       — Чего ты пихаешься! — насупилась она.       Маргарита Павловна посмотрела в их сторону,       и Пухов с Зиминой притихли.       — Начинаем урок,— сказала учительница.       Света присела на краешек скамьи, а портфел       поставила у края парты. Зимина опять забубнила, только совсем тихо, себе под нос:       — Это из-за тебя, Пух-Перо, новенькую к нам       посадили... из-за тебя... Вечно ты куда не надо суёшься.       — Заныла,— усмехнулся Витя Пухов и сообщил Свете: — Она ж долгоиграющая пластинка. Заведётся — так на весь урок.       — Заведёшься, если локоть от тесноты вниз свисает,— разозлилась Зимина.— Я теперь косо писать буду.       — Мозги у тебя, Римка, свисают, а не локоть,— хмыкнул Витя и поднял руку.       — Что тебе? — спросила Маргарита Павловна.       — Кого мне слушать: вас или Зимину?       — Ябеда! — отчеканила Римма и немигающим взглядом уставилась на доску.       — Ещё одно слово, и ты выйдешь из класса,— предупредила Римму Маргарита Павловна и стала объяснять правило правописания безударных гласных.       Только прозвенел звонок, Римма дёрнула Свету за платье и сказала:       — Завтра к другим садись. Не всё нам ёжиться.       — Можно и по-другому сделать,— предложил ей Пухов.       — Как—по-другому? — обрадовалась Зимина. В голосе Вити она не почувствовала никакого подвоха.       — Тебе от нас уйти,— посоветовал Витя и засмеялся. Уж очень потешным стало у Риммы лицо. Вытянулось и окаменело.       Кругом тоже засмеялись, и Римма ожила.       — Фиг тебе! — сузила она свои и без того маленькие глазки.— Я здесь на законном основании сижу. Меня Маргарита Павловна посадила.— И Римма сказала Свете с раздражением: —Из-за тебя ссоримся. Пришла тут!..       — Чего встали, выходите! — закричал на них серьёзный мальчик с повязкой дежурного на рукаве.— Надо класс проветрить. Перемена-то маленькая. Все выходите!       Стала Света выходить из класса, а дежурный как подтолкнёт на неё другую девочку. Света так и стукнулась с ней лбом.       — Вот это да! — поморщилась Света.— Даже в ушах звенит.       — Давай стукнемся ещё раз, а то поссоримся,— предложила ей девочка, потирая рукой ушибленное место.       — Давай! — сама не зная чему, обрадовалась Света.       Они вышли в коридор и принялись стукаться лбами. Не больно, конечно, а так, ради смеха.       — Вам помочь? — с охотой вызвался худощавый мальчуган с длинной цыплячьей шеей.       — Сами как-нибудь обойдёмся,— сказала ему новая Светина знакомая и, схватив Свету за руку, побежала по коридору.— Ну его, Гаврилку. Первый драчун.       — Он же совсем не сильный! — удивилась Света.— Худенький.       — Верно,— согласилась собеседница,— даже смешно, когда он хорохорится и грудь выпячивает. А как наскочит, тут уж не весело. Тебя как зовут?       — Света.       — А меня Наташа,— сказала девочка и принялась разглядывать Свету во все свои большущие синие глаза. А чего Свету разглядывать? Курносая, щупленькая, совсем дурнушка. А когда на неё так пристально смотрят, ещё и горбится. Это потому, что боится. Вдруг Наташа назовёт её как-нибудь обидно и смеяться над ней будет. Сама-то она вон какая красивая: точно её загримировали под сказочную принцессу Синеглазку, только не успели надеть драгоценное платье. Но школьная форма с белым фартуком ей тоже очень идёт. Залюбовалась Света новой одноклассницей и неожиданно для себя сказала:       — Какая ты... хорошая.       — Вот уж нет! — засмеялась Наташа Синеглазка.— У меня как раз много недостатков. И Маргарита Павловна на меня часто сердится. «Ты, говорит, Максимова, не в меру рассеянная». Это потому, что я нужные тетради часто дома забываю. И о       родительском собрании тоже маме никогда вовремя не скажу. А ещё я никак не могу удержаться, чтобы не подсказать. Как кто отвечает учительнице и замолчит, обязательно зашепчу. Жалко ведь человека. Вон Маша Рубина, чуть у неё задачка не получается, так она, вместо того чтобы подумать, плакать начинает. Целый урок реветь может. А я сижу и переживаю за неё. Ну и подсказываю, чтоб не плакала. А ещё я наряжаться люблю во всякие костюмы. Дома даже ателье мод устраиваю. Посажу на диван сестрёнок и показываю им новые моды. Во все скатерти и кофты с шарфами кутаюсь. Мне за это даже от мамы попадает. А у тебя есть недостатки?       — У меня?.. — переспросила Света и вдруг растерялась. Ей даже показалось, что Наташа уже всё про неё знает, потому и спросила об этом.— Я... робкая,— нерешительно проговорила Света.— Я даже к вам в школу идти боялась. Никого ведь не знаю. И учительнице отвечать всегда боюсь. Выучу урок, а сердце так и бьётся, так и бьётся...       — Это разве недостаток?— беззаботно сказала Наташа.— Если ты чего-нибудь боишься, возьми и подумай: «Чего я боюсь? Это ведь совсем не страшно». Сразу посмелеешь.       «Как же, посмелеешь!» — возразила про себя Света, а вслух сказала:       — Я попробую так сделать, вдруг и вправду посмелею.       Света обрадовалась, что Синеглазка не стала смеяться над ней, и даже хотела рассказать, что в той школе её прозвали за робость Мышкой-норушкой. Но тут к ним подбежал белобрысый мальчик с двумя красными нашивками на рукаве и быстро-быстро, точно куда-то торопился, спросил Наташу:       — Максимова, почему заметку в первый номер отрядной стенгазеты не сдаёшь? Редактор волнуется. У него в третьей колонке пустота.— И тут же сердито посмотрел на Свету. Как будто она была в этом виновата.       А Света неожиданно для себя улыбнулась: такого потешного председателя совета отряда она ещё ни разу не видела — кричит, руками машет, брови сурово сдвигает, а совсем не страшно, даже смешно.       — Ты чего ухмыляешься? — строго спросил её председатель.— Я дело говорю!       — Сама не знаю,— смутилась Света и постаралась стать серьёзной.       — Не придумала я ничего,— призналась председателю Наташа,— забыла про заметку.       — Забыла! — ахнул председатель.— Значит, ты свой главный недостаток не искоренила. Просто непонятно, что ты всё лето делала? — И, обернувшись к Свете, зачастил скороговоркой: — Тут, понимаешь, какое дело. Как мы пионерами стали, вожатый предложил нам свои недостатки исправлять. Ведь они у любого человека есть, верно? Ну, мы и решили: за лето каждый должен свой главный недостаток побороть. А Наташка по-прежнему всё забывает. Куда это годится? Витька Пухов и тот стал сдерживаться. Раньше он на уроках хрюкал, а теперь даже не мяукает. И Гаврилка Тюрин пока никого не стукнул. А в прошлом году он уже первого сентября у директора побывал. Разве это не прогресс?.. А Наташка всё забывает! Хоть бы с меня пример брала.       — С тебя? — удивилась Наташа.       — Да! — уверенно заявил председатель.— Скажешь, я не изменился?       — А вот и нет! Вот и нет! — захлопала в ладоши Наташа.— Как в прошлом году хвастался, так и теперь первый себя хвалишь.       — Я не хвалю, а говорю то, что на самом деле!— рассердился председатель.— Я, может, всё лето молчал. Плавать научился, а никому не сказал об этом. Одну гражданку от злой собаки спас и опять никому ни звука. А ты споришь! Лучше скажи, когда заметку напишешь?       — Ладно, после уроков напишу,— пообещала Наташа.       — Что? — снова взвился председатель.— После уроков совет отряда. На носу это себе заруби. Собираемся в пионерской комнате. Точка, и никаких гвоздей! — вдруг заявил он таким тоном, точно Наташа спорила с ним.— Новенькая, напомни перед уходом этой забываке о совете отряда.       — Да останусь я, не переживай,— пообещала Наташа.       — Ну и хорошо,— остыл председатель, но сейчас же снова распалился,—ты обязательно покажи новенькой стенд с нашими самоделками... Знаешь, Мохова, какие у нас мастера! Залюбуешься. А ещё... — Тут председатель увидел редактора Илюшу и, не договорив, бросился к нему.       — Просто ужас какой у нас Колька активный,— глядя ему вслед, сказала Наташа.— Все перемены вот так носится.       «Шумный он ужасно,— подумала Света,— это тоже недостаток». А вслух сказала:       — Говорит уж очень быстро. Как будто нет на свете запятых и точек.       Наташа согласно закивала головой.       — Маргарита Павловна сказала нам, что за минуту нормальный человек может произнести       сто — сто двадцать слов. А Колька за полминуты больше ста говорит. Мы проверяли. У вожатого Миши часы с секундной стрелкой, он и засек, когда Колька наш план работы зачитывал.       Но Света уже не слушала Наташу. Она очень расстроилась. Всё-таки глупая она! Ну зачем надо было признаваться Наташе, что она трусиха! Такая хорошая эта Наташа, а теперь наверняка дружить с ней не захочет. И другим про неё расскажет. Председателю Кольке, например. Они же сидят вместе. А ему только дай за что уцепиться, в момент разнесёт. Вот и начнётся то же самое, что в той школе.       Все уроки следила Света за Наташей. Нет, ничего она Кольке не сказала. И вообще с ним не разговаривала. На третьем уроке только ластик попросила и промокашку. А после уроков подошла к Свете вместе с Витей Пуховым, и тот сказал:       — Напряги, Мохова, свои мозги и соображай. У нас в трёх звеньях по девять человек. А в моём только восемь. Значит, в чьём звене ты должна быть?       — В твоём,— сказала Света и ужасно удивилась, что весельчак Пухов звеньевой. Он и сейчас вёл себя несерьёзно.       — Как сказал бы наш председатель Колька, тебе, Мохова, здорово повезло,— прищёлкнув языком, объявил Витя и торжественно пожал Свете руку.— Наше звено лучшее в отряде... если ещё не было, так будет. Поздравляю тебя, и всё такое. Не забудь сообщить Наташе все необходимые сведения о себе.— И, подмигнув Свете, Витя оставил девочек вдвоём.       — Ты когда родилась? — тотчас спросила Наташа.       Такой неожиданный вопрос удивил Свету.       — А что? — спросила она.       — Я в звене ответственная по праздникам,— объяснила Наташа.— Вот наступит твой день рождения, мы всем звеном напишем тебе открытку с поздравлением и в гости придём. Мы всегда так делаем. Даже когда ещё октябрятами были.       — Я летом родилась, когда все ребята на даче или в деревне,— ответила Света,— шестнадцатого июля.       — Ух ты, в самую жару! — засмеялась Синеглазка.— Тебе нужно во вторую смену в пионерлагере отдыхать. Там знаешь как весело дни рождения отмечают! Всем отрядом.       — Я не ездила ещё в пионерский лагерь,— призналась Света,— всё только к бабушке в деревню.       — А она где живёт? — спросила Наташа и записала адрес Светиной бабушки.— Мы тебе туда поздравление пришлём... Ну, по домам, что ли? — Наташа вскинула на плечо папку с учебниками.— Ты в новом корпусе живёшь, а я в белом, который напротив. Мы в прошлом году сюда приехали.       Оделись девочки, пошли к дверям, тут Света и вспомнила:       — А совет отряда? Тебя же Колька предупреждал.       — Ах ты голова моя дырявая! — всплеснула руками Синеглазка и побежала наверх прямо в пальто. На лестнице она обернулась и крикнула Свете: — Ты меня не жди. Колька быстро не отпустит.       Света помахала ей рукой и пошла к выходу.       — Ну, как дела? Уже и подружку себе нашла? — спросила её нянечка тётя Клава. Та самая, которая утром взяла у Светы пальто.       — Хорошие дела, спасибо вам,— сказала Света и, улыбнувшись тёте Клаве, выбежала на школьное крыльцо.       Первый день в новой школе в самом деле прошёл замечательно!       Если бы так и дальше всё было, Света стала бы считать себя самым счастливым человеком на земле.                   ПЛОХО ЕСЁ-ТАКИ БЫТЬ НОВЕНЬКОЙ             Свете даже не верилось, что так может быть. Бот уже несколько дней она ходит в новую школу, а её ещё никто не обидел и не дразнил. Мало этого. Со Светой уже подружилась Маша Рубина. Та самая девочка, которая плачет у доски, если не может-решить задачку. Теперь Маша часто просит Свету проверить, хорошо ли она выучила урок. И тогда они всю перемену ходят по школьному коридору вдвоём, взявшись за руки.       А любительнице опаздывать Зое Дергачёвой Света так красиво вплела в косу голубую ленту, что Наташа-Синеглазка даже воскликнула:       — Как жалко, что у меня нет кос! Обязательно отращу такие же.       И всё было бы хорошо, если бы не весельчак Витя Пухов. К концу недели он стал иногда посматривать на Свету как-то пристально и с подозрением. Точно она была не его одноклассница, а какое-нибудь доисторическое ископаемое.       «Уж не замышляет ли он чего?» — встревожилась Света и сказала про Витю Синеглазке. Та в ответ только рассмеялась:       — Это Витька своему отцу подражает. Отец у       него следователем в милиции работает, всякие нечестные поступки разоблачает. Вот Витька и старается такой же твёрдый взгляд в себе выработать. Чтобы любой преступник сразу ему во всём признался. Он на всех тренируется.       Света успокоилась. Но как раз в этот день с ней и произошла та самая история, которая стала началом всех новых волнений и испытаний Светы.       Только Света вышла после уроков из класса, к ней подскочил Гаврилка и сказал весёлым голосом:       — Новенькая, завтра можешь на моё место садиться.       Света всё ещё сидела с Витей и Риммой или с теми ребятами, у кого болели соседи по парте.       — А ты как же? — спросила Света.       — Я буду отсутствовать по уважительной причине,— объяснил Гаврилка.       — Что это у тебя за причина такая? — тотчас сунулась в их разговор Римма Зимина.       — Знать хочешь? — спросил Гаврилка и вдруг рассердился: — А в ухо не хочешь?       Римма тотчас отскочила от Гаврилки и побежала жаловаться на него председателю Кольке.       — Газету выпускаете, а за безобразием не следите! — накинулась она на председателя с редактором, найдя их в пионерской комнате.— Мне Тюрин пообещал в ухо дать.       — Пообещал, а не дал! — обрадовался Колька Колпаков и застрекотал редактору: — Это же прогресс! Ты только вникни: в прошлом году Гаврилка одними словами не отделывался. Тут же своё обещание в действие приводил. А сейчас не стукнул! Надо об этом в газете написать или дружеский шарж сделать. Где художник?       — Художник в баскетбол играет, его в момент позвать можно,— сказал редактор Илюша и поморщился.— А вот где я тебе место найду на этот самый шарж? Наташкину заметку и ту перенесли в следующий номер.       — Где хочешь ищи,— потребовал Колька,— мимо хорошего наша газета проходить не должна. А то зачем её выпускать?! — И он сам стал рисовать Гаврилку с поднятым вверх кулаком.       Колька рисовать не умел, но когда он был чем-нибудь вдохновлён, то брался за всё. А сейчас у него даже дух захватило от мысли, что Гаврилка после выхода газеты ни на кого больше не замахнётся. Ради этого он готов был не только весь вечер рисовать его, но даже не пойти на занятие кружка «Умелые руки». В кружке Колька выпиливал лобзиком всякие замысловатые фигурки. Это было его последнее и самое продолжительное увлечение. До этого Колька побывал в хоркружке и у юннатов.       А Илюша страх как не любил что-нибудь переделывать. Тем более, что газета была почти готова и одобрена вожатым. Но, видя решимость Кольки, Илюша промолчал. Только подумал: «Хочешь менять материалы, сам и старайся, а я для тебя за Славкой не пойду».       — Вот это молодец! Замахнулся, а не ударил. Надо же! — пыхтя над рисунком, восторгался Колька.— Все увидите, что после этого шаржа Гаврилка никого больше пальцем не тронет,— уверял он Илюшку с Риммой.— К моей передовой об искоренении недостатков этот рисунок хороший наглядный пример.       — Вот приду завтра с фонарём под глазом, и будет тебе самый наглядный пример,— не унима-       лась Римма.— Ты ещё не знаешь, что он новенькой сказал.       — Что сказал? — насторожился председатель.       — Садись, говорит, завтра на моё место. А я в школу не приду. Соображаешь? Опять вздумал уроки прогуливать, как в том году. А ты его в газете хвалишь.       — Завтра он по уважительной причине не придёт, я знаю,— сказал Колька, заканчивая рисунок,— поедет с матерью башмаки покупать.       — Ишь ты какой всезнайка! — фыркнула Римма, но, уходя из пионерской комнаты, всё же проворчала в дверях: — Тут второй год почерк исправляешь, и тебя никто не похвалит. А хулигану дружеский шарж посвящают. Ну и редколлегия!       Римма пошла в раздевалку, но, увидев в школьном вестибюле Гаврилку, на всякий случай задержалась на лестнице. Мало ли что ему в голову придёт. Газета-то ещё не вышла.       А Гаврилка даже не обратил на Римму внимания. Он дождался, когда выйдет из раздевалки Света, и, протянув ей свою папку с книгами, приказал:       — Отнеси ко мне домой.       — Как — отнеси? — не поняла Света.       — Отдай матери и скажи, что я остался баскетболистов судить.— Гаврилка нагнулся совсем близко к Свете и зашептал, точно заговорщик: —Ещё скажи, что мы завтра всем классом за город едем и нужен рубль. Понятно?       — Разве мы едем? — удивилась Света.       — Тьфу ты! — разозлился Гаврилка.— Никуда ты не едешь. Это я с дружками за город собрался. Осенью полюбоваться. Ну и рубль нужен. На дорогу. Соображаешь?       Света промолчала. Вот ведь до чего противная робость доводит! Человеку хочется сказать: «Ни за что я твой портфель не понесу и про рубль не скажу. Разве хорошо мать обманывать?»— а с языка совсем другое срывается:       — Ты... где живёшь?       — Самый крайний дом перед пустырём. Двухэтажный он, оштукатуренный. Позвонишь с крыльца два раза и спросишь Тюрину Марию Семёновну. Это моя мать.       «Тюрину?» — повторила про себя Света и почему-то вспомнила слова Синеглазки: «Гаврилка у нас первый драчун». И ещё её совет вспомнила: «Если ты чего-нибудь боишься, подумай — это совсем не страшно, вот сразу и посмелеешь». Подумала так Света, посмотрела на Гаврилкины кулаки в ссадинах и... ещё больше испугалась.       — Ты чего ждёшь? — прикрикнул на неё Гаврилка.— Иди! Да, погоди! — остановил он Свету.— От моего дома обратно той же дорогой не иди. Беги сразу на пустырь и спрячься где-нибудь. А то мой дед выскочит и ремнём отстегает. Страх не любит, когда я у матери деньги выпрашиваю. Поняла?       — Поняла,— кивнула головой Света и вышла из школы.       Настроение у неё сразу испортилось. Нет, видно, она всю жизнь будет такой робкой и никогда-никогда не перестанет делать то, что ей не хочется. Совсем приуныла Света, шагая к Гаврилкиному дому. Только позвонив два раза, немножко обрадовалась: Гаврилкиной матери не было дома. Не пришлось врать о завтрашней поездке за город. Отдала Света портфель соседке Гаврилки и поскорее убежала.                   ЗАПИСКА ОТ НЕИЗВЕСТНОГО             Может быть, Гаврилкиного дедушки тоже не было дома, Света этого не выяснила. Но той же дорогой обратно всё равно не пошла. Мало ли что может случиться? Вдруг дед наблюдал за ней из окна. Выскочит, вернёт обратно и начнёт расспрашивать. Вот и придётся врать. А на пустыре от кого хочешь за любой бетонной плитой спрятаться можно.       На пустыре Свете понравилось. Огромные цементные плиты с торчащими из них железными прутьями лежали на земле, точно расплюснутые жуки. А плоские бетонные блоки походили на большущие серые кирпичи, из которых строят себе жилища сказочные великаны.       Света осмотрела пустырь, забравшись на сложенные сваи, и тотчас придумала ему название:, «Королевство будущих стен», а старый, оставленный жильцами домик на самом краю пустыря окрестила «Избушкой медвежонка Тапа». Ведь этим домиком кончался их большой, шумный город. Дальше шёл овраг, а за ним лес.       «Буду играть здесь с Тапом после школы»,— подумала Света и заглянула в домик. Внутри него не было перегородок — одна большая комната с печкой и двумя высокими дверями. Света тут же выяснила, что вторая дверь ведёт на чердак. Но пойти туда побоялась.       — Очень нужно, что мне с Тапом здесь места не хватит, что ли? — сказала она самой себе и, поставив портфель у стены, принялась обставлять будущую гостиную своего плюшевого друга.       Первым делом она отыскала на пустыре два деревянных столбушка и широкую доску. Из них       мог получиться отличный стол. Потом нашла чурбаки поменьше и доску покороче. Это уже для скамейки.       Расставив в домике только что приобретённую мебель, Света сразу поняла, чего в нём не хватает для уюта.       — Цветов! — воскликнула она уверенно.— Букет создаст домашнюю обстановку.— И она побежала к оврагу, где росли высокие и стройные, как оловянные солдатики, золотые шары.       Для букета понадобилась ваза. Её Света нашла очень скоро. Рядом с домиком валялась чуть треснутая бутылка из-под молока. А около бетонных плит виднелась водопроводная колонка. Света покачала её ручку взад-вперёд, и бурный водопад чистой и необыкновенно холодной воды вырвался из колонкиного рта. Света попробовала воду и осталась довольна. В такой воде цветы не завянут, наверное, неделю.       С букетом жёлтых цветов и ярко-красных листьев, какие только можно раздобыть на пустыре в начале осени, и с вазой, наполненной чудесной свежей водой, Света вернулась в «Избушку Тапа». И тут ваза с букетом чуть не выпала у неё из рук, а сама Света испуганными глазами уставилась на только что сделанный ею стол. На нём, прикрытый глиняным черепком, лежал исписанный крупным почерком листок бумаги. Сверху, не трогая черепка, можно было прочитать: «Кто посмел войти... Того ждёт... спасти себя... может...»       В этот миг на чердаке домика что-то зашуршало. Света схватила портфель и, не оглядываясь, припустилась бежать так быстро, точно за ней гнались сто казаков-разбойников.                   БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ             Света вбежала в свой подъезд и перевела дыхание. Неизвестная опасность осталась далеко позади. Но, успокоившись немного, Света опять расстроилась: как же она убежала, не дочитав записки! Ведь в ней сказано, что её теперь ждёт, раз она вошла в домик без спроса. А она, недотёпа, самое главное и не прочитала. Наверное, тот, кто подбросил ей эту записку и шуршал на чердаке, уже выследил, где она живёт. Вот пойдёт Света на улицу, он и нападёт на неё.       «Надо сидеть дома и никуда не выходить,— приняла решение Света, но тут же подумала: — А как же я дочитаю записку, не выходя из дома?»       Ну и положение! Но Света всё-таки нашла выход : «Дождусь маму или отца и позову прогуляться на пустырь. Будто просто так, новую местность посмотреть. А сама заскочу в домик и дочитаю записку».       Света немного успокоилась и сразу почувствовала, что она ужасно голодна. В холодильнике нашёлся компот из слив, котлеты и кастрюля с супом. Компот был сладкий и очень вкусный. Света попила его прямо из стеклянной банки. Потом съела одну самую поджаристую котлету и заглянула в миску с супом. Сверху суп был покрыт корочкой жира. Света надломила корочку, проглотила ложку супа. Заморив таким образом червячка, Света принялась учить уроки. Их нужно было сделать до прихода родителей. Покажет решённые задачи, тогда можно и о прогулке заговорить. К тому же сейчас уже пятый час, а отчим всегда требует, чтобы Света садилась за уроки точно по режиму дня. Света старается всё выполнять в срок,       ...Света испуганными глазами уставилась на только что сделанный ею стол.       но никак не может приноровиться к этому. То начнёт уроки позднее, а кончит раньше, а то наоборот: и начнёт раньше, и кончит позднее. Просто руКами разведёшь! Правда, если Света занимается дольше, чем положено по режиму, отчим не сердится. Его раздражает только, когда Света бездельничает.       В прошлом году, в мамин день рождения, кто-то из гостей похвалил Свету за режим: он прочёл её расписание над тахтой. Но отчим сказал гостю:       — Режим у нашей Светланы особенный. Приглядитесь-ка к нему хорошенько. Вот, например, написано: 8 часов 30 минут утра — вставать, умываться, завтракать. 10 часов — учить уроки. (Тогда Света занималась во вторую смену.) А читать это надо так: 8.30 — не вставать, не умываться, не завтракать, а отбиваться от мамы и, закутавшись с головой, продолжать спать.       Гости засмеялись, а отчим продолжал:       — Тут только один пункт выполняется, причём с превышением.       — Гулянье! — догадался полный гость и раскатисто рассмеялся.       А Света стояла растерянная и красная как рак. Хорошо, что гости тут же забыли о ней.       Зато сегодня Света, кажется, прозанимается долго. По режиму дня уже пора кончать, а она ещё упражнение по русскому языку не сделала. И всё потому, что не может сосредоточиться на уроках. Перед глазами так и стоит недочитанная записка под глиняным черепком. И что её теперь ждёт?       В передней один за другим раздались три продолжительных звонка.       «Должно быть, он! — обрадовалась Света.— Три звонка».       Это был условный семейный звонок. Вчера за       вечерним чаем так звонить всем своим предложил отчим. Очень хорошо предложил. Теперь не надо больше волноваться и гадать, кто стоит за дверью, свой или чужой. Позвонили три раза подряд, значит, за дверью отчим или мама. Иди и спокойно открывай. Света так и сделала. И ей тут же досталось.       — Что же ты открываешь, не спрашивая? — рассердился отчим.       — Ты позвонил три раза,— напомнила ему Света.— А мы договорились...       — Тссс... — Отчим приложил палец к губам.— Зачем же говорить об этом при открытой двери. Тем более, что на площадке кто-то стоит.       — Кто стоит? — вздрогнула Света.       — Не знаю,— безразличным голосом ответил отчим.— Может, сосед. Вот и надо молчать. А то про наш уговор весь дом узнает. А это семейная тайна.— Отчим вошёл в прихожую и стал снимать пальто.       Света хотела загладить свою вину и подать ему домашние туфли, но Александр Константинович опередил её и, сменив обувь, прошёл прямо в кабинет. Света помолчала немножко и спросила:       — Тебе разогреть обед или будешь ждать маму?       — Я пообедал на работе,— не сразу ответил отчим.— А мама придёт поздно. У неё собрание, она мне звонила.       «Вот почему он сердитый,— подумала Света,— не любит, когда мама задерживается».       Отчим надел пижаму и сел за стол читать газету. У Светы сразу рухнули все планы. Звать гулять отчима теперь бесполезно. Не станет он опять одеваться. Как же быть? Может, не поздно сходить на пустырь завтра после школы? Нет! Разве столько времени пролежит в этом домике записка? Скатится со стола глиняный черепок, вот ветер и унесёт её неизвестно куда.       Постояла Света в передней, а петом надела пальто и тихо сказала:       — Папа, уроки я сделала, можно мне во дворе погулять?       Отчим ничего не ответил. Света вздохнула, приоткрыла дверь и, убедь вшись, что на площадке никого нет, вызвала лифт.       У дома на двух неумело сколоченных скамейках сидели друг против друга два старичка и старушка. Старички что-то оживлённо обсуждали. Лица у них были серьёзные, даже суровые. Старушка слушала их, вязала рукав для кофты и вздыхала.       «Может, позвать кого-нибудь из них на пустырь? Сказать: там воздух лучше. Вдруг пойдут?— мелькнуло у Светы в голове.— Только кого? Я ж ни с кем не знакома. Ещё скажут: «Ишь какая гулёна объявилась, сиди здесь». Тогда неудобно будет».       Тут к старичкам подсел ещё один пожилой дядя. И Света решила: «Как наберётся пять человек, выберу самого доброго и попрошу». Она подождала ещё. Стало уже смеркаться, а к старичкам никто больше не подсаживался. Вместо этого во двор кз второго корпуса, что напротив их дома, выбежал председатель Колька Колпаков. Он увидел Свету и крикнул, точно пулемётную очередь выпустил :       — Уроки сделала? Задачка трудная получилась? Какой ответ, а?       — Сорок шесть гектаров,— сказала Света.       — Правильно! — радостно закричал Колька и,;       подбежав к Свете, уставился на неё, как на заморское чудище. Даже спросил не сразу: — Ты чего... такая варёная? Случилось что?       — Самописку потеряла,— придумала Света и встрепенулась.— Была днём на пустыре и потеряла. Сбегаем поищем?       — Жалко, Пух-Перо куда-то исчез. Он бы твою самописку в момент отыскал,— сказал Колька и опять обрадовался, но уже тому, что есть возможность похвалить своего одноклассника.— Ты даже не представляешь, какое у Витьки чутьё. По наследству, должно быть, передалось. У пего отец следователем работает. Природный разведчик Витька! Вот прошлой весной посеял я линейку. Искал везде, так и не нашёл. А Витька, как узнал об этом, сразу сказал: «Ты её не в парте ищи, а на огороде».       — Почему? — удивилась Света.       — Вот и я тогда глаза на него вытаращил,— засмеялся Колька.— А Витька правильно определил. Перед математикой-то у нас природоведение было. Мы на школьном огороде копались. Соображаешь? Я портфель раз десять открывал. То тетрадку выну записать что-нибудь, то карандаш. Побежал я на огород и нашёл линейку между грядками. Может, и твою самописку найдём. Ты подожди меня, я только фонарик возьму. С ним искать легче.       Колька сбегал за фонариком, и они пошли на пустырь. Света за ним едва успевала. Председатель нёсся так же быстро, как и говорил. Он даже под ноги себе не смотрел. Ни канава его не смущала, ни лужа.       — Коль, а на пустыре не опасно? — спросила Света.       — Чего опасного? — обернулся председатель.       — Ну... это... ребят там никто не бьёт?       — А зачем? — удивился Колька и вдруг засмеялся так весело, что Света тоже не удержалась и стала улыбаться. Отсмеявшись, Колька затараторил : — Два пьяных третьего дня там друг друга лупили. Не поделили что-то. А ребят никто не трогает. Вот только техник-смотритель грозился Гаврилке Тюрину уши оторвать. Он все подъезды мелом исчертил.       Но Света уже не слушала Кольку. До домика, в котором лежала записка, оставалось всего несколько шагов.       — Вот здесь я начала махать портфелем, а там,— Света показала рукой за домик,— перестала. Ты всё здесь осмотри, а я на том конце.       — Ладно! — Колпаков щёлкнул своим фонариком и, хотя было ещё всё видно, принялся кружить вокруг бетонных плит и прочёсывать лучиком света землю, точно прожектором небо.       Света посмотрела на Кольку и очень обрадовалась, что он занялся поисками всерьёз и не смотрит за ней. Вообще чувствовалось, что председатель привык всё делать основательно. Ну и пусть старается. Скорее в домик! Добежала Света до двери и остановилась. А вдруг там кто-нибудь есть? Но ждать нельзя. Пока Колька не подбежал к ней, нужно войти в домик и прочитать записку. Света глотнула побольше воздуха, точно собиралась нырнуть под воду, и вошла.       На доске, которая была столом, не только записки, даже глиняного черепка не было. Под       «столом» и «скамейкой» тоже ничего не валялось. Света пошла из домика и вдруг у самого порога увидела записку. Она подняла её, но прочитать не успела. В дверях появился Колька.       — Ты чего застряла? — закричал он.— Надо искать скорее, уже темнеет.       — Пошли домой,— весело сказала Света.— Может, я ещё не потеряла самописку. Посмотрю как следует в портфеле.       — Так надо было сначала портфель осмотреть, а потом на пустырь идти? — накинулся на неё Колька.— Кто ж так всё шиворот-навыворот делает. Это тоже недостаток. Изживай его скорее.       — Постараюсь,— сказала Света и, размахивая рукой, в которой была зажата записка, стремглав побежала к шоссе. Ей уже нечего было опасаться. Стоило только развернуть записку — и она сразу узнает, что надо сделать, чтобы остаться невредимой и избежать всех неприятностей.       Теперь торопыга Колька едва успевал за ней.                   ПРИДУМАЛА!             Во дворе Света тотчас распрощалась с Колькой и пошла домой. На лестнице, у лифта, она столкнулась с «долгоиграющей пластинкой» — Риммой Зиминой. Сегодня Света опять сидела с ней и Витей Пуховым за одной партой. Римма все уроки ворчала: то у неё самописка текла, то бумага в тетради оказалась шершавой. А на последнем уроке Римма вдруг на дождик рассердилась: «Разошёлся, когда нам из школы уходить пора». Свету даже смех разобрал:       «Ворчит, всё равно как старушка столетняя».       «И зачем она пришла?» — подумала Света.       — Я уже была у тебя,— сказала ей Римма сладким голоском, совсем не похожим на тот, каким она разговаривала с ней в школе.— Ты все задачки сделала? Дай списать.       — Номера списать? — переспросила Света.       — Зачем номера? — фыркнула Римма и смешно повела плечами.— Решения. Я письменные задания всегда у кого-нибудь списываю, потому что мне времени не хватает. Только устные учу. Ты-то у родителей одна, а нас четверо. И я самая старшая. В кухне сейчас такой ворох белья лежит, всё перестирать надо.       — Может, помочь тебе? — несмело предложила Света.       — Дашь задачки списать — вот и поможешь. Или тебе жалко? — ехидно сощурилась Римма и потребовала: — Идём скорее!       «Ещё командует!» — подумала Света, и ей очень захотелось сказать Римме: «Сколько бы дел ни было, задачки надо самой решать. Не дам я тебе списывать!» Но тогда нужно будет постоять за себя и в школе, когда Римка начнёт наговаривать подружкам, какая она жадина. А постоять за себя Света не умеет. Лучше уж дать Римке тетрадку и отвязаться от неё. Подруги-то дают.       — Списывай, я уже всё решила,— сказала Света и позвонила домой один раз. Ведь сейчас звонить три раза не полагалось: она была не одна.       И точно! Увидя с ней незнакомую девочку, отчим удовлетворённо кивнул Свете головой. Света прошла в кухню за тетрадью, потом вернулась к Римме в переднюю.       — Больше не гуляй,— крикнула ей вдогонку мама,— а когда уходишь, надо говорить куда!       — Я во дворе была,— отозвалась Света.       — А вот обманывать нехорошо,— сказал отчим уже из своего кабинета.— Во дворе тебя не было. Твоя подруга искала тебя всюду.       Вот уж Римма и подвела её. Поскорее отдать тетрадь и распрощаться.       — Завтра верни перед уроками,— сказала ей Света.       — Сама знаю! — ответила Римка уже своим обычным ворчливым голосом и ушла. Даже «спасибо» или «до свидания» не сказала.       Вот какая! Её выручили, а она грубит. Бывают же такие!       Проводив Римму, Света тотчас шмыгнула в ванную комнату и, защёлкнув дверную задвижку, развернула записку. На одной её стороне был нарисован колчан стрел с отточенными наконечниками и лук с натянутой тетивой. На другой было написано :       Кто посмел войти без разрешения в секретный штаб орунзаков, того ждёт неминуемая гибель. Спасти себя нарушитель может только исполнением всех наших приказаний.                   ПРИКАЗАНИЕ ПЕРВОЕ             В течение 24 часов с момента получения это го послания неизвестная, осмелившаяся переступить порог резиденции секретного действия, должна совершить смелый поступок. Об исполнении доложить, оставив записку в том же месте, прикрыв её камнем. Но если ты, неизвестная, будешь бездействовать, то можешь погибнуть окончат тельно!       От имени орунзаков приказание подписал командир Мишар-младший.       «Разве я когда совершу смелый поступок? — растерялась Света и призвала на помощь всё своё воображение.— Что же сделать? Может, набраться храбрости и дёрнуть за хвост соседскую овчарку? А как я её дёрну, она же обернётся и за руку меня цапнет. Ещё палец откусит, злющая! Очень весело потом без пальца жить. Нет уж, лучше что-нибудь дома сделать. Может, до прихода мамы сварить обед? Я ещё никогда обед не варила. Всё боялась продукты испортить и в квартире начадить. За это мама с отцом спасибо не скажут. А чего бояться? Вдруг обед вкусным получится!»       Света вышла из ванны и на всякий случай спросила разрешения:       — Мама, можно, я завтра вместо тебя обед приготовлю?       — Твой обед никто есть не будет,— засмеялся отчим,— останемся все голодными.       — Не волнуйся,— сказала ему мама,— на завтра у нас есть обед.       — Остриги лучше ногти, повариха,— заметил отчим,— только из ванны вышла, а под ногтями чернозём.       Света посмотрела на свои руки: совсем не грязные. К таким рукам даже дежурный санитар не придерётся. Всего один мизинец в чернилах. И то потому, что сегодня на уроке русского языка у неё в самописке чернила кончились.       — Дай ножницы, я подстригу ногти,— попросила Света маму. Пусть отчим не думает, что она грязнуля.       — А где они? Разве с этим переездом что найдёшь,— сказала мама, порывшись в одном из ящиков серванта.       — Просто удивительно! У нас ни для чего нет       определённого места! — возмутился отчим и ушёл в свой кабинет.       — Готовься спать, Света,— приказала мама.       — Разве мы не будем пить чай?       — Выпей стакан кефира и ложись,— сухо ответила мама.       Конечно, Света подвела её, но откуда она знала, что ножниц нет на месте. Раньше они всегда лежали в верхнем ящике серванта вместе с иголками и нитками. А сейчас, должно быть, запрятаны в каком-нибудь неразвязанном узле.       «Ладно, ногти сейчас не главное,— махнула рукой Света и задумалась.— Раз нельзя приготовить обед, нужно придумать что-то другое. А то не успеешь оглянуться, как пройдут эти 24 часа. Но что сделать, что? Как нарочно, ничего не приходит на ум».       Выпила Света кефир и не придумала. Умылась, почистила зубы, а голова всё пустая. Легла в постель и зашептала:       — Только бы не уснуть. Пусть лучше школу просплю, но придумаю. Школу... про... ой! Кажется, придумала, что сделать.       Придумала!       И довольная, Света тут же заснула.                   ОТПУЩЕННЫЙ СРОК КОНЧАЕТСЯ             Первый номер отрядной стенгазеты «Горчичник», которую вывесил на другой день Илюша Ме-тельцев, наделал много шума.       Ребята и не знали, что выбранный ими редактор умеет сочинять такие острые сатирические стихи. Они сразу догадались, чей это портфель,       вернувшись из школы домой, остаётся неоткрытым до следующего утра, когда уже опять пора идти в школу. Ну конечно же, его хозяин — длинная ходуля Аким Рогов!       — А Тюрин даже ручки в брючки спрятал, чтоб свои исцарапанные кулаки не видеть,— смеялись ребята, глядя на дружеский шарж, посвященный Гаврилке.       Илюше всё-таки пришлось разыскивать художника Славку. Рисунок председателя Кольки его не удовлетворил.       Но больше всего разговоров вызвала передовая.       «До каких же пор мы будем мириться со своими недостатками?» — спрашивал в ней председатель совета отряда Колька Колпаков и предлагал объявить войну всем недостаткам, какие только есть у ребят их класса. Он даже написал, что обязуется изжить до конца свой главный недостаток— хвастовство— к зимним каникулам при условии, если ему помогут в этом одноклассники.       — Правильно написал! — похвалил Кольку вожатый Миша Ратников. Миша забежал к своим подшефным, чтобы послушать, что они говорят о первой отрядной стенгазете. Как-никак, а это его идея — выпустить стенгазету в самом начале учебного года. В это время ещё ни одна редколлегия не раскачалась.       Мише нравилось, когда его отряд делал что-то неожиданное, не то, что все. И сам Миша старался всегда чем-нибудь удивить своих одноклассников, учителей или знакомых. На уроках физкультуры, например, он нарочно прыгал и бегал хуже, чем мог. Зато на соревнованиях брал рекордную высоту или пробегал стометровку за такое время, что изумлял не только школьных чемпионов, но и преподавателя. Готовясь к контрольным, Миша читал кучу дополнительной литературы. А однажды написал сочинение о лирике Пушкина стихами. До этого стихов Миша не сочинял никогда. И получились они, конечно, плохие. За сочинение Мише поставили тройку. Но он был доволен. Получить пятёрку для Миши было обычным делом. Он никого бы не удивил. А сочинению в стихах поразился весь класс.       Мише очень хотелось совершить что-то выдающееся. И наконец он понял, где может развернуться как следует. Он решил стать вожатым у пионеров-новичков. Однако знавшие его учителя и старшая пионервожатая считали, что человеку, от которого не знаешь чего можно ожидать, доверить воспитание младших ребят рискованно. Но учительнице четвероклассников Маргарите Павловне чем-то понравился такой необычный вожатый, и она попросила совет дружины направить Мишу в её класс.       Как только Миша стал вожатым, идеи одна заманчивее другой набросились на него с ещё большей силой. Вот и сейчас, послушав ребят, Миша сказал:       — Если уж вы надумали серьёзно исправлять свои недостатки, то нечего тянуть. Давайте сегодня же приступим к их искоренению. У меня как раз появилась одна идея.       — Приступим! Соберёмся! — зашумели ребята. Им уже не терпелось узнать, что задумал вожатый.       — Значит, договорились,— уточнил Миша.— После уроков Колпаков объявит вам время сбора. А сейчас, Коля, пройди со мной, мы уточним кое-какие обстоятельства.       Вожатый ушёл совещаться с сияющим Колькой в глубь коридора, а ребята принялись наперебой высказывать свои предположения насчёт Мишиной идеи. Они перед каждым сбором строили такие догадки, но идей вожатого ни разу не разгадали. Уж очень они были неожиданные! Шум поднялся ужасный.       Одна Света Мохова не участвовала в этом разговоре. Не потому, что она была новенькая. Просто ей было не до того. С момента, как Света получила таинственную записку с приказанием, прошло 15 часов 30 минут, а она всё ещё не выполнила его. И неизвестно, когда выполнит.       Маргарита Павловна уже третий урок объясняет, а к ребятам совсем не обращается и ни о чём не спрашивает. Как же тут поднимешь руку и ответишь ей. А ведь именно это Света и придумала сделать. Так она ещё ни разу в жизни не поступала. Трусила, а вчера решилась. Только с каждым уроком Светина решимость пропадает. Она это уже начинает чувствовать.       «Хотя бы на русском что-нибудь спросила»,— заслышав звонок, подумала Света.       И только все вошли в класс и сели за парты, как Маргарита Павловна сказала:       — Кто хочет пойти к доске и написать предложение с глаголами прошедшего времени?       Сразу подняли руки Катя Пучкова, строгая отличница, и горластый председатель Колька. Ещё секунда — и будет поздно. Света зажмурилась и вскинула вверх руку.       — Ты левша?! — посмотрев на Свету, ахнула её соседка по парте Зоя Дергачёва, та самая, которая часто опаздывает в школу.       Сегодня Света сидела рядом с ней. Гаврилка       пришёл в школу как миленький. Ведь денег-то на поездку за город у него не было.       — Чего ты левую руку тянешь? — не унималась Зоя.       Но Света ничего не слышала. Лицо у неё горело, как красный глаз светофора, а стук сердца, наверное, слышался даже на последних партах. В таком состоянии разве сообразишь, какую руку положено поднимать? Вот вызовет её сейчас Маргарита Павловна, и она выполнит приказание орунзаков. Даже если не вызовет—выполнит. Ведь она не виновата, что Маргарита Павловна спросит другого. Руку-то она всё-таки подняла. И тут Света услышала:       — К доске пойдёт Мохова.       Дрожащей рукой взяла Света кусочек мела и написала: «Мне поручили выполнить одно дело, и я его выполнила». Потом взяла мел и подчеркнула два глагола прошедшего времени: «поручили» и «выполнила».       — А какое это дело? — полюбопытствовал Витя Пухов.       — Это как раз к делу не относится,— сказала Маргарита Павловна и поставила Свете в дневник пятёрку.       Минуту назад Света думала, что она упадёт у доски от разрыва сердца, даже не успеет подчеркнуть глаголы. А сейчас её сердце если и разорвётся, то только от радости.       «Значит, я могу! Стоит только заставить себя! Вот это да!» — ликовала Света и, взяв из рук Маргариты Павловны дневник, чуть не бегом помчалась на своё место.       ПОСЛАНИЕ МИШАРУ-МЛАДШЕМУ       Дома Света первым делом села писать письмо оруизакам. Решила описать в нём всё, что пережила за эти сутки. А в подтверждение того, что приказание выполнено, сослаться на дневник с пятёркой. Но самым трудным оказалось начать письмо.       Написала Света: «Дорогие неизвестные друзья!» — и порвала.       Какие же они дорогие, если Света их даже в глаза не видела.       Написала просто: «Здравствуйте, орунзаки, ваше приказание я выполнила». Но и это письмо отвергла. Свете вдруг захотелось поблагодарить орун-заков. Ведь только из-за них она получила пятёрку. А как поблагодарить? Написать ни с того ни с сего «спасибо», так они не поймут.       «Хорошо бы увидеться с ними»,— подумала Света и сочинила вот такую записку:       «Командир Мишар-младший и все орунзаки, ваше приказание я выполнила. Если не верите, сообщите, где вас можно увидеть, и я покажу вам одно доказательство». Света имела в виду дневник с пятёркой.       Такое письмо ей понравилось. Но Света опять засомневалась: ну, отнесёт она записку на пустырь, а как узнает, что орунзаки прочитали её? Может быть, они явятся в домик, когда ветер унесёт её послание за сто километров. Или возьмёт и бросит его рядом с домиком в канаву, как сбросил со стола послание Мишара-младшего к ней. Хорошо, что оно всё-таки нашлось!       Света подумала и приписала: «Когда вы прочитаете мою записку, сделайте на столике зарубку наконечником стрелы».       Света не сомневалась, что орунзаки носят с собой колчаны стрел с острыми наконечниками. А то зачем же рисовать их на записках?       Света хотела уже сложить записку и бежать на пустырь, но вдруг подумала:       «Правильно ли я написала слово «увидеть»? Может, вместо «е» нужно «и»? Что хорошего, если главный орунзак будет считать меня неграмотной!»       У отчима на книжной полке лежал орфографический словарь. Толстый коричневый томик виден даже через стекло. Но отчим запретил трогать его книги. А то бы Света в один момент выяснила сейчас и как пишется слово «узелок». С этим словом Свете пришлось помучиться несколько дней назад, на уроке родной речи. Маргарита Павловна велела каждому вспомнить какую-нибудь пословицу и объяснить её смысл в тетради. Света припомнила бабушкину поговорку: «Одной рукой узелок не завяжешь». Написала её в тетрадь, но тут же подумала: «Узелок» через «е» пишется или через «и»? И на Пухова посмотрела. А он сразу к ней в тетрадь нос сунул. Прочитал бабушкину поговорку и спросил:       — А она что означает?       — Означает, что одному человеку очень трудно обойтись без товарищей,— подумав, ответила Света.       — Вроде, как «Один в поле не воин»,— уточнил Витя и написал эту пословицу себе в тетрадь, а Светину — в свою записную книжку. Чудак всё-таки Пухов!       — «Узелок» через «и» пишется или через «е»? — тихо спросила его Света.       — Это смотря какой узелок,— серьёзно отве-       тил Витя.— Если маленький, узкИй, то через «и», а большой, толстЕнький — обязательно через «е»,— и засмеялся своей шутке.       Света только вздохнула: видно, сам не знает, как верно.       Конечно, в перемену можно было спросить, как пишется это слово, у Наташи-Синеглазки или у отличницы Кати Пучковой. Но Наташа, как только прозвенел звонок, умчалась в буфет за пирожком с повидлом (она ужасная сластёна), а подойти к Кате Света не решилась. Ходила около неё, а так и не заговорила. Робость помешала. Была бы отличницей Рубина, Света сразу бы спросила: Маша не знает и то советует. А Катя очень уж неприветливая. Нос у неё большой, строгий. Говорит грубо, точно каждый раз замечание делает. И по коридору с таким неприступным видом вышагивает, будто какая-нибудь знаменитость. А сейчас, дома, Свете вообще не с кем посоветоваться.       «Как же быть?» — подумала Света и зачеркнула всю фразу со словом «увидеть» так, чтобы её нельзя было даже разобрать. Конечно, жаль. Теперь она неизвестно когда с орунзаками увидится. Но ничего не поделаешь. Прослыть неграмотной хуже.       Света надела пальто, зажала в кулаке записку и помчалась на пустырь.                   «ДОЛГОИГРАЮЩАЯ ПЛАСТИНКА»             До чего ж Света невезучая! Бежала, торопилась и всё-таки её остановила та самая старушка, которая всё время сидит на скамейке против их дома и вяжет. А Света даже не знакома с ней. Но       ведь неудобно убежать, когда старушка интересуется, уехала ли в деревню Светина бабушка или ещё нет.       — Уехала,— ответила Света и побежала дальше.       А только повернула за котельную, с вожатым Мишей столкнулась. Он чуть не сшиб её своим чемоданчиком.       — Зачем так торопишься? — остановил её Миша.— Мы собираемся к четырём.       — А сейчас сколько? — выпалила Света, растерявшись.       — Без пяти четыре. Но мы ведь у школы.       Разве после этого побежишь на пустырь! Света       точно на привязи пошла за вожатым. Куда бы только спрятать записку? Мальчишкам хорошо, у них всюду карманы. А у Светы на платье ни одного. И зачем она сняла свою школьную форму! Придётся съесть записку, как съедали донесения попавшие в плен разведчики. Но Света почувствовала, что из этого ничего не выйдет. Проглотить сразу целый тетрадный лист она не сумеет, а жевать его на глазах у вожатого подозрительно. Света подумала и остановилась, будто у неё расстегнулась резинка. А сама — раз! — и запрятала записку в чулок. Только после этого, немного успокоившись, Света сообразила, зачем идёт в школу. Ведь сейчас будет сбор о борьбе с недостатками. У Миши ещё какая-то идея была.       «Всё-таки хорошо, что я его встретила,— рассудила Света,— а то не пришла бы на сбор, так от Кольки не только мне, а и звеньевому Вите за меня досталось бы».       Почти весь отряд ждал вожатого в пионерской комнате. Не было только любительницы опазды-       вать Зои Дергачёвой, отличницы Кати Пучковой и ворчуньи Римки.       — Достал? Вот здорово! — бросился навстречу вожатому нетерпеливый Колька Колпаков.       — Что? Что достал? — закричали со всех сторон ребята.       — Сейчас увидите,— ответил Миша, махнув чемоданчиком, и спросил Кольку: — Ты к какому часу позвал на сбор Зимину?       — Как ты сказал, к половине пятого,— отчеканил Колька.       Миша посмотрел на ребят хитрющими глазами:       — Догадываетесь, почему?       — Может, раньше ей незачем... — несмело проговорила Света.       — Вот именно! — подхватил Миша.— Раньше ей быть тут незачем.— С этими словами он раскрыл свой чемоданчик, и ребята увидели в нём портативный магнитофон.— Когда Римма придёт, надо нам так сесть, чтобы загородить от неё этот аппарат. А то ничего не получится.       — Вы записать её хотите? — вырвалось у Светы.       — Точно! — сказал довольный своей затеей вожатый.— Применим к Римме самый новейший метод воздействия. Пусть сама себя послушает. Клин, как говорится, вышибают клином.       — Вот это придумал! — ахнули сидящие в углу девочки.— Римка как услышит себя, у неё волосы на голове дыбом встанут.       — Узнает, какая она трещотка и ворчунья.       Новая затея Миши привела всех в восторг.       — План, значит, такой,— с явным удовольствием сказал Миша.—Как только Римма появится, девочки окружат её и постараются разговорить.       — Спросите, сделала ли она уроки,— предложил невероятно возбуждённый Колька Колпаков.— Римка сразу заведётся. Страх не любит, когда её проверяют.       — Великолепно! — воскликнул Миша.— А я тем временем включу магнитофон, который мы сейчас замаскируем.       — Погоди! Давай сначала сами запишемся,— попросил Витя Пухов.— Я ещё никогда свой голос не слышал.       — И мы не слышали.       — Давайте запишемся,— окружили Мишу ребята.       — Попробуем,— согласился Миша и включил магнитофон.       Но только он это сделал, как дверь распахнулась и в пионерскую комнату ворвалась не на шутку рассерженная Римма.       — Что ж ты не предупредил, что собираемся в пионерской?! — накинулась она на Кольку.— Хожу-хожу по школе как полоумная, в каждый класс толкаюсь и везде замечания получаю.       Ребята не выдержали и рассмеялись: магнитофон-то включён.       — А вы-то чего смеётесь? Вы-то чего? — переключилась на них Римма.— Расселись, как в театре, да хихикают! Ха-ха-ха! Ну, Колпак, я тебе этого ни за что не прощу. Меня старшеклассник-очкарик чуть к директору не отвёл. Еле вырвалась.       — За что же к директору? — поинтересовался Миша.       — Я в чужой класс рвалась. Думала, вы от меня дверь стулом закрыли, рвусь и кричу: «Откройте сейчас же, а не то я вам все ножки у стула переломаю! » Они открыли и давай меня пробирать. Оч«       карик говорит: «Посмотрите, какой Аника-воин объявился!» И на меня в своих линзах уставился. А я ему говорю: «Сам-то ты Аника!» И язык показала. Тоже мне завуч нашёлся!       — Как ты ему язык показала? — переспросил сияющий Колька, наверное, для записи.       — Не знаешь, что ли, как? М-э-э-э... — И Римма под новый взрыв смеха высунула язык до предела.       — Телевизионную камеру сюда бы! — всплеснул руками Гаврилка.       — Какую ещё камеру? — не поняла Римма и обернулась к вертящимся кассетам магнитофона.— Вы зачем сюда радиоузел притащили?       — Неграмотная! — фыркнул Гаврилка.— Это не радиоузел, а магнитофон.       — Ребята! — захлопал в ладоши Миша.— Садитесь и послушайте одну запись. Я её вам сейчас продемонстрирую.       — Тише вы! — закричала на ребят Римма, подсаживаясь к самому магнитофону. И вдруг так и застыла с открытым ртом. Из магнитофона раздался её голос:       «Что ж ты не предупредил, что собираемся в пионерской?! Хожу-хожу по школе как полоумная...»       Ребята засмеялись.       А магнитофон продолжал:       «А вы-то чего смеётесь? Вы-то чего?..»       — Ну и Римка! До чего ж хорошо записалась! Точно артистка первоклассная,— не выдержав, загоготал Гаврилка.       «Расселись, как в театре, да хихикают,— продолжал магнитофон.— Ха-ха-ха!»       — А что же нам делать? — еле сдерживая смех, спросил кто-то из мальчиков.       «Не знаешь, что ли?..» — ответила из магнитофона Римма.       Тут уж у ребят даже слёзы на глазах от смеха выступили. А когда услышали Римкико блеяние: «М-э-э-э...» — чуть со стульев не попадали. А Римма сидела красная и окаменевшая, точно статуя       — Может быть, нам прокрутить эту запись на праздничном утреннике? — предложил председатель Колька, когда Ркмкин монолог кончился.       — Ты что, очумел? — вспыхнула Римма.       — Погоди, погоди,— остановил её Миша и попросил : — Если можешь, повтори эту фразу. А то я не успел включить магнитофон.       — Как же, нашли дурочку! Буду я вам повторять,— уже смиренно сказала Римма и вдруг совсем тоненьким, ласковым голоском попросила Мишу: — Не надо меня в утренник... Я лучше какое-нибудь стихотворение расскажу или песню спою...       — Вот это да! — подпрыгнул в восторге председатель Колька.— Сразу перестала от поручений отказываться. Великая сила — техника!       И Колька тут же принял решение перейти из кружка выжигания по дереву в радиокружок.       — Ты не очень огорчайся,— попробовал успокоить Римму Миша.— Всё ведь от тебя зависит. Если к праздничному утреннику ты станешь вот так же вежливо разговаривать со всеми, мы эту плёнку размагнитим. Верно, ребята?       — Конечно, размагнитим!       — Зачем она тогда? — зашумели все.       — А пока я её себе на память возьму,— сказал Миша и захлопнул у магнитофона крышку.       — Ох! — только и ответила ему Римма.       На этом первый сбор по борьбе с недостатками закончился.                   НОВОЕ ПРИКАЗАНИЕ             В тайный штаб орунзаков Света вошла со всеми предосторожностями. Сначала осмотрелась, нет ли кого вблизи. Потом приоткрыла чуть-чуть дверь и кашлянула в неё. Раздайся в ответ чей-нибудь голос, она бы сразу припустилась домой. Но кругом было тихо, и Света расхрабрилась: открыла дверь настежь и потопала ногами, стоя на месте. Снова молчание. Тут уж Света решилась войти.       Устроенные ею столик и скамейка стояли на своих местах. Зато большой глиняный черепок, которого не было в прошлый раз, снова лежал на середине доски.       «Вот хорошо-то! — обрадовалась Света.— Его, наверно, положил главный орунзак. Под этот черепок я и суну записку. Такой глиняный кусище ветер не сдует».       Света подошла к «столу», подняла черепок и тут же отскочила к двери, точно змеи испугалась. Под черепком лежал конверт с крупной надписью: «СВЕТЕ МОХОВОЙ. ЛИЧНО!»       Неизвестно, сколько времени простояла Света, не решаясь дотронуться до конверта. Так она была поражена. Только шум проехавшего по шоссе грузовика заставил её схватить конверт и опрометью броситься из домика.       Пробежав пустырь, Света перевела дыхание, огляделась по сторонам и надорвала конверт. В нём лежал точно такой же листок бумаги, как и в первый раз. На одной его стороне нарисован колчан стрел с острыми наконечниками, а на другой пущенная из лука стрела торчала в самой середине мишени. Под мишенью было крупно написано: «ТЫ МОЛОДЕЦ! ПОЗДРАВЛЯЕМ ТЕБЯ.       ПЕРВАЯ СТРЕЛА ПОПАЛА В ЦЕЛЫ» Сердце Светы на мгновение остановилось...       — Откуда же они знают? — прошептала она растерянно и прочитала дальше, что было написано уже мелкими печатными буквами:       «Но это не всё, что тебе предстоит сделать. Только исполнение двенадцати повелений может освободить тебя от цепей, которыми ты сковала себя, войдя в наш тайный штаб. Завтра тебе предстоит новое испытание. Если твой одноклассник, который заставил тебя отнести домой свой портфель («И это им известно!» —ахнула Света), опять заставит тебя прислуживать, ты должна отказаться. Если же ты испугаешься и выполнишь его приказание, цепи, которые держат тебя теперь, сомкнутся ещё крепче».       Тут записка кончалась заковыристой подписью командира орунзаков Мшдара-младшего, ловко вписанной в лук с тетивой, из которого была пущена в мишень стрела.       Света внимательно рассмотрела рисунок с подписью и решительно сказала себе:       — Ни за что на свете не послушаюсь больше Гаврилку. Чего бы мне это ни стоило!                   МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ             Гаврилка Тюрин не поручил Свете ещё раз отнести домой свой портфель. Но на большой пере-; мене, только Света вышла из класса, он подошёл к ней вместе со своими дружками-подголосками^ второгодником Яшей и мрачным, длинным как жираф Роговым, и сказал начальственным го» лосом:       — После школы купишь мне в гастрономе пачку сигарет «Шипка».       — Ты куришь? — ахнула Света.       — Он и от вина не откажется, если угостишь,— загоготал второгодник Яшка, а Гаврилка сделал невинное лицо, заморгал и ударил себя в грудь:       — Что ты! Я курю? Это же я о своём дедушке-инвалиде забочусь,— и ушёл вместе с дружками развалистой хулиганской походкой.       «Купить ему пачку сигарет, а деньги где? — подумала Света.— Он же не дал. Значит, хочет, чтобы я на свои купила. Выходит, мне из-за него не завтракать? Очень нужно! И продадут ли мне ещё сигареты?» И вдруг Свету точно молнией поразило: ведь это похоже на новое требование, которое она не должна выполнять!       «А может, это не требование, а просьба,— засомневалась Света,— и я могу купить Гаврилке сигареты? — И она решила: — Куплю, но спрошу деньги. Наверно, ему велел купить сигареты дедушка. Ведь мальчишкам их не продают, вот он и просит меня. А деньги просто забыл дать».       Света пошла на лестничную площадку разыскивать Тюрина. Где же можно найти его во время перемены, как не верхом на перилах. Так и есть! Гаврилка сидел на лестничных перилах и дразнил жадиной дежурного по площадке старшеклассника за то, что тот не разрешал ему «проехаться».       — Думаешь, я просто так развлекаюсь? Да если хочешь знать, я ловкость для отрядных соревнований отрабатываю,— клялся Гаврилка.       «Ишь что придумал! — усмехнулась Света.— Ловкость иди в физкультурный зал отрабатывать».       Вот и дежурный старшеклассник то же самое сказал ему:       — Ловкость на уроках физкультуры показывай.       Гаврилка рассмеялся. Должно быть, еспомнил, как он занимается физкультурой. То спортивный костюм забудет, то кеды. Вот и сидит каждый урок без дела. Хорошо хоть присутствует. В прошлом году он вообще старался улизнуть с физкультуры. Один раз даже пострадал из-за своих побегов. Света узнала об этом от Наташи-Синеглазки.       ...В тот день в третьем «А» урок физкультуры был последним. Вот Гаврилка после большой перемены и стал прихрамывать, будто подвернул во дворе ногу. Он решил во что бы то ни стало удрать с последнего урока. На городском стадионе в это время должно было начаться первое футбольное соревнование. Как же можно пропустить его? Больная нога — самая уважительная причина, чтобы не заниматься. И как только в физкультурный зал вошёл учитель, Гаврилка заковылял к нему, прихрамывая.       — Иван Григорьевич, что хотите делайте—заниматься сегодня не могу,—плаксиво протянул он.— Поскользнулся и... вот... ноет, как больной зуб.       — Тогда иди домой и постарайся поменьше ходить,— посоветовал учитель и обратился к ребятам : — А нам, друзья, придётся сейчас как раз совершить небольшую прогулку на стадион: там состоится открытие весенне-летнего спортивного сезона. Мы с вами тоже примем в этом празднике участие.       — Ой! — вырвалось у Гаврилки.       — Что, так сильно нога болит? — посочувствовал учитель.       — Ещё как! — чуть не плача, простонал Гаврилка.       С тех пор он перестал убегать с уроков физкультуры, но лучше бы убегал. Потому что теперь Гаврилка больше озорничает на физкультуре, чем занимается. Развалится на матрасе и не даёт никому прыгать, пока учитель не прогонит. А председатель Колька ещё уверяет всех, что после дружеского шаржа в Гаврилкином поведении наметились большие сдвиги...       «Ничего-то он не видит,— вздохнула Света.— Безобразно ведёт себя Гаврилка. Не дал ему старшеклассник по перилам съехать, так он начал по ним ботинком стучать».       Надо бы Свете остановить ГаЕрилку, спросить денег на папиросы. А она всё не подходит. И, видно, не подойдёт. Стоит в дверях, с ноги на ногу переминается. Хочет спросить, а смелости не хватает. Видно, смелая она только наедине с собой. Тогда она всё может высказать. А сейчас у неё даже кончик носа побелел от волнения, стал на белую пуговицу походить. Потопталась, потопталась на месте, вот и упустила Гаврилку. Разве такой озорник на одном месте долго простоит? Свистнул над ухом у старшеклассника и побежал по коридору.       Расстроилась Света — такой удобный момент был! И дежурный старшеклассник рядом стоял. При нём Гаврилка драться бы не посмел. А теперь не придётся ей на следующей перемене в буфет идти.       И не пошла. Все завтракали, ели вкусные поджаристые пирожки с мясом и запивали их горячим какао. А Света ходила по коридору и вместо пирожков глотала слюнки. И слёзы тоже. От обиды. Даже самой противно стало, что она такая нерешительная. Теперь орунзаки хуже, чем в первый раз, рассердятся на неё.       «Подумаешь — и за голову схватишься,— расстроилась Света,— не знаешь, от кого больше беды ждать: Гаврилка ещё ничем не грозился, а командир орунзаков предупредил: если она сделает по-Гаврилкиному, то цепи, которые держат её во власти орунзаков, сомкнутся ещё крепче». И правильно! Почему это Света должна покупать Гаврилке сигареты? Да ещё на свои деньги!       «Вот не куплю, и всё!» — сказала себе Света и пошла в буфет. Но только она встала в очередь, зазвенел звонок, и перемена кончилась. Однако это не изменило Светиного решения: после уроков Света вышла из школы с самым воинственным видом. Но пока Света шла к гастроному (нет, она шла к дому, просто магазин был по дороге), решимость с каждым шагом оставляла её всё больше и больше. А когда Света поравнялась с магазином, её совсем не осталось. Да ещё поджидавший Свету на крыльце гастронома Гаврилка словно невидимой силой подтолкнул её к двери. Света даже шаги ускорила. А проходя мимо Гаврилки, спросила:       — Как называются папиросы-то?       — Ну и память у тебя куриная! — осуждающе прищёлкнул языком Гаврилка.— Не папиросы, а сигареты «Шипка». В Болгарии такая возвышенность есть. Знать надо! Всего-то четырнадцать копеек стоят.       «Цену сказал, а денег не дал,— отметила Света.— Ясно, на мои прокатиться хочет. Ну ладно — один раз, а вдруг завтра ещё что-нибудь купить заставит? »       Но и это не остановило Свету. Был бы Гаврилка один, может, она и передумала бы. А с ним опять его дружки-подголоски — второгодник Яшка в кепке набекрень и мрачная ходуля Аким Рогов.       Он тихий, от драк всегда морщится. Даже глаза закрывает, когда Гаврилка наподдаёт кому. А остановить его не подумает. Вот какой!       Вздохнула Света и пошла к кассе. А у прилавка опять неприятность. Пришлось ещё продавца уговаривать, сказать, что отец больной лежит. Получила Света папиросы, сунула их Гаврилке и бегом домой.       Очень неприятно у неё на сердце стало. Так неприятно, словно все Гаврилкины сигареты она сама выкурила. Бросилась Света на тахту и сразу об орунзаках вспомнила.       Ведь Гаврилка ничего другого от неё не потребовал. Значит, это всё-таки не просьба, а то самое приказание, которого она не должна была выполнять. Не должна, а выполнила. Что-то теперь будет?                   НЕКУДА СПРЯТАТЬСЯ             Света сидела на тахте и ругала себя самым безжалостным образом:       — Ну и дурацкая моя голова! И зачем я понесла этим орунзакам записку? Не понесла бы, так и знать бы не знала, что там оставлена для меня новая записка. А раз не знала, то и выполнять было бы нечего.       Скверно себя чувствовала Света, даже плакать хотелось. А ведь совсем недавно, когда она вызвалась отвечать Маргарите Павловне, у Светы было чудесное настроение. И кто знает, может, сейчас ей было бы так же хорошо, если б она не купила эти паршивые папиросы.       — Нет, не было бы мне хорошо! — возразила       себе Света и печально покачала головой.— Наподдал бы мне Гаврилка как следует. Для того с ним и дружки были. Противный какой этот Яшка в своей кепочке с опущенным козырьком! Прямо настоящий бандюга.       Света задумалась: а кто такие орунзаки? Вдруг тоже бандиты? Испытывают её нарочно всякими способами, чтобы в свою шайку заманить. И как Света раньше об этом не догадалась Ясно, устраивают ей экзамены, благородными прикидываются, спасителями, а потом...       — Будь что будет, но в их домик я больше не пойду и Гаврилке тоже ничего не сделаю!       Приняв такое решение, Света немного успокоилась и занялась домашними делами. Она подмела пол, протёрла в кухонном шкафу стёкла и хотела разогреть суп, чтобы поесть. С этими записками столько волнений, что она даже про еду забыла. А ведь с утра ничего не ела.       Света открыла холодильник, но супа там не оказалось. Вот почему сегодня мама дала ей на завтрак вместо всегдашних десяти копеек двадцать пять и сказала: «Трать всё!» Чтобы она получше поела. А Света совсем ничего в рот не брала. С самого утра. И всё из-за Гаврилки с его сигаретами. Что же делать? Есть так хочется, даже нет терпения маму дожидаться. И она не готовый обед принесёт. Ещё сколько времени варить его будет.       «Я сама обед приготовлю! — решилась Света. Когда она бывает чем-нибудь сильно расстроена, то становится ужасно упрямой.— Пусть сердятся, а суп сварю!»       Света заглянула в кухонный шкаф, в сумку, с которой мама ходит по магазинам. Всё в порядке. Полкочана капусты, картошка, масло, две луковицы. Можно сделать замечательные щи и поджарить в масле картофель кружочками. Света надела мамин передник и принялась за готовку. Передник свисал чуть ли не до туфель, но тем лучше. Она может не опасаться запачкать платье.       Света разложила все имеющиеся в её распоряжении продукты и осмотрела их. С чего же начать? Ну конечно, с кочерыжки! Вырезала Света кочерыжку из кочана и захрустела ею, точно зайчик. А когда съела, сразу стала серьёзной. Быть поварихой дело не шуточное. Вдруг Света испортит продукты? Тогда все голодными останутся. А её ещё и накажут.       «Может, не варить на всех? — подумала Света и решила: — Будь что будет! Сварю!»       Когда кипящая капуста перестала быть упругой, а картошка сделалась мягкой, как вата, Света положила в супные щи (так она назвала своё первое блюдо) немного поджаренной в масле с луком муки (она видела, как готовила суп мама).       «Хорошо бы морковки покрошить,— подумала она,— но где её взять? » Света постояла немного посреди кухни и наконец решилась: взяла ключи, захлопнула за собой дверь и позвонила соседке.       «Я на уроке руку поднять не испугалась, а тут*.. Не укусит же она меня...»       — Более, к нам идёт молодая модная хозяйка! — увидя Свету в мамином фартуке, воскликнула полная соседка, похожая на большой кочан капусты с завитушками сверху.— Что же тебе нужно, хозяюшка? Сахар? Соль? Хлеб?       — Мне бы морковку,— попросила Света, осмелев от такого радушного приёма.       — Ты что готовишь? — поинтересовалась соседка, приглашая Свету на кухню.       — Щи... с супом,— неопределённо сказала Света.       — Зачем же тебе два первых? — удивилась соседка.       — Я одно готовлю, только я капусты накрошила и картошки немножко.— И, чтобы оправдать свою кулинарию, Света добавила: — Мы так любим.       — Значит, ты варишь овощной суп,— со знанием дела сказала соседка,— тогда морковь тебе просто необходима. Вот возьми,— она протянула Свете три морковки,— только сначала обжарь их в масле. И лук тоже обжарь. А потом выложи в кастрюлю. Обжаренные овощи сохраняют свои витамины и придают первым блюдам приятный вкус и красивый вид.       — Лук я уже опустила,— призналась Света.       — Возьми ещё луковичку и обязательно пережарь,— распорядилась соседка.— Ещё я дам тебе немного фасоли. Её вари отдельно и подольше. А как сваришь, опусти в суповую кастрюлю вместе вот с этой помидориной, но не раньше чем за пять минут до конца варки. Будет очень вкусно.       — Спасибо,— поблагодарила Света и пошла к выходу.       — Постой,— вернула её соседка.— Возьми ещё немного укропа. Его не вари, а вымой, нарежь мелко и подай к столу вместе с супом. Укроп нужен для аромата. Хорошо бы ещё положить минут за пять до окончания варки лавровый лист, но, к сожалению, он у меня кончился. Заходи ещё,— уже в дверях сказала соседка.— Кулинария — моя страсть! Как-нибудь я научу тебя делать слоёный торт. Это объедение! Мой Иван Васильевич обожает его. Жаль, что сейчас у меня нет времени       Нужно торопиться на работу. Я ведь машинистка-стенографистка, так что не имею ни минуты покоя. Но для слоёного торта мы выкроим время, не сомневайся!       Нагруженная овощами Света вернулась к себе.       — Не забудь суп посолить! — приоткрыв дверь, крикнула ей вслед соседка.— Все молодые хозяйки забывают об этом.       — Не забуду, спасибо,— отозвалась довольная Света и принялась стряпать.             Вскоре суп был сварен по рецепту соседки, но тут Света нашла в холодильнике банку с томатным соусом. Соуса там почти не было. Он застрял только в стеклянных извилинах банки, но Света налила в банку тёплой воды и взболтнула её. Оставшийся соус сразу разошёлся.       Света заколебалась: выливать соус в кастрюлю или нет?       Понюхала и вылила. Сразу запахло очень вкусно. Вдруг в кастрюле что-то забурлило, запенилось. Света даже испугалась: неужели всё испортила?! Поскорее налила в тарелку несколько ложек супа, подула на него и попробовала.       — Вот это да! — только и произнесла она.       Супные щи получились замечательными. Прямо язык проглотить можно. Света тут же съела две полные тарелзш. Съела бы ещё, да больше некуда поместить. Света вымыла свою тарелку и принялась за уроки. Тут-то и раздались три продолжительных звонка. Так звонил отчим.       — Как успехи в школе? — снимая плащ, спросил он.       — Пятёрку получила,— похвасталась Света и показала отчиму дневник.       — Это хорошо,— похвалил отчим.— В новой школе очень важно показать себя с первых дней. В первые дни о человеке создаётся впечатление.       — Я сама отвечать вызвалась. Подняла руку, меня и спросили,— продолжала Света.       — Всегда так поступай,— сказал Александр Константинович и прошёл в ванну. Умываясь, он спросил: — Ты дашь мне что-нибудь поесть?       — Дам,— сказала Света с затаённым дыханием,— у нас суп есть...       — Налей мне тарелку,— попросил отчим,— се-       годня не удалось даже в буфете перекусить. Весь день по строительным объектам ездил.       «Это хорошо, что он голодный,— с замиранием сердца подумала Света,— не так разбираться будет». Но всё-таки она ужасно волновалась. Налила тарелку и вылила её обратно в кастрюлю: решила налить погуще. Выловила несколько помидоринок, кружочек хорошо обжаренной морковки и побольше фасоли. Потом нарезала укроп, забыв его сполоснуть, и принесла всё в комнату.       — Суп на столе, папа,— сказала Света отчиму, кот' рый что-то искал у себя в книжном шкафу. На кухню Света вышла, не закрыв за собой дверь. Надо же послушать, что он скажет, попробовав её стряпню. Хорошо, что он не знает, кто варил суп, а то, наверное, и пробовать отказался бы.       — О! — раздалось из комнаты, и у Светы потемнело в глазах.— Наша мама вняла наконец моей просьбе. Поняла, что нельзя каждый день убивать человека мясом. Тем более, что у меня не в порядке сердце.       Света вспомнила, что когда у отчима болит сердце, он пьёт какие-то тёмные капли и долго сидит потом в кресле с подушками в головах.       — Чудесный суп! — снова воскликнул Александр Константинович.— Вкусный, как никогда. И главное — полезный. В нём полно овощей. Света, когда ты вырастешь, обязательно научись готовить такой суп. Впрочем, ты, кажется, делаешь уроки, и я тебе мешаю.       — Нет, нет, не мешаешь,— улыбнулась во весь рот Света и схитрила: — Я только не всё слышала. Тебе что, суп не нравится?       — Наоборот,— с полным ртом сказал отчим,— великолепный суп. Непременно попрошу маму сва-       рить такой же в воскресенье. Подлей мне ещё немножко. А ты обедала? — поинтересовался отчим и, получив ответ, предложил: — Может, ещё со мной поешь? А то ты ужасно тощая. Соседи могут подумать, что мы с мамой тебя голодом морим. Съешь тарелку, чудесный суп!       Света была в восторге. Даже налила себе ещё полполовника. Не забыть только предупредить маму. А то отчим рассердится, что попался на удочку, и обязательно к чему-нибудь придерётся.       Кончив уроки, Света убрала посуду и попросила разрешения посмотреть детскую передачу. Отчим включил телевизор. Он был в хорошем настроении. Наверное, на объектах всё было в порядке.       Показывали постановку о революции в 1917 году. Всё время стреляли из винтовок, стрекотали тачанки, и Света не услышала, как пришла мама. А она прямо с порога спросила:       — Здравствуйте, брошенные и голодные. Небось клянёте меня ужасно?       — Конечно, без второго не так сытно,— сказал отчим,— но твой сегодняшний суп превзошёл все ожидания. Он восполнил даже третье.       — Какой суп? — удивилась мама и, пройдя на кухню, заглянула в кастрюлю.— Что вы тут состряпали?       — Ничего мы не стряпали,— недовольным тоном возразил отчим.— Кого ты разыгрываешь?       — Я не была дома с утра,— ответила мама, не замечая ужимок и гримас, которые делала ей Света.— Неужели сварила суп наша дочка?       Света виновато опустила голову. А отчим рассмеялся.       — Не придумывай глупости,— сказал он маме.— Разве у неё может получиться такой суп! Ни-       чего,— погладил он огорчённую Свету по голове,— со временем научимся кулинарничать не хуже, а пока мы умеем только продукты портить.— И он засмеялся до того громко, что в серванте задребезжали чашки. Отчим выключил телевизор и ушёл к себе в кабинет.       — Ну-ну, попробуем, что у тебя получилось. Чем ты так восхитила отца. А знаешь, это очень кстати. Я так устала,— сказала мама, доставая из кухонного шкафа тарелку и вдруг спохватилась: — Совсем забыла, в почтовом ящике что-то белеет.—       Мама взяла со шкафа маленький ключик и спустилась в подъезд к почтовым ящикам.       — Света, это тебе! — сказала она, вернувшись обратно.— Тут так и написано: «Свете Моховой от орунзаков».— Мама отдала письмо Свете и спросила : — Наверно, от Орунзакова? Кто-нибудь из старой школы?       — Да... из старой... — пробормотала Света и, чтобы мама не заметила, как она вспыхнула, поскорее вошла с письмом в ванную комнату.                   СОВЕТ ОРУНЗАКОВ             Под окнами квартиры Миши Ратникова раздался продолжительный свист. За ним два раза ухнул филин.       — И кто ж это так озорничает? — заохала Мишина бабушка.       — Я сейчас выясню,— сказал Миша и в одно мгновение выскочил во двор.       — ОрунПО-орунРЯ-орунДОК? — оглядываясь по сторонам, спросил он на языке орунзаков — своих верных помощников,       — Орун ДА! — ответили в один голос Витя с Гаврилкой.       — Опустили в их почтовый ящик, когда почтальон вечерние газеты разносил. Сейчас, наверное, уже вынула.       — Расстроилась небось...       — Сама виновата. Нечего было мне сигареты покупать. Вот он, трофей.— Гаврилка достал пачку «Шипки».— Я её деду отдам.       — Что теперь будем делать? — спросил Витя Пухов. И весь превратился в слух. Просто удивительно, как он умел меняться. То клоун клоуном, а то серьёзнее его найти трудно.       — Нужно ей новое задание дать,— высказался Гаврилка.       — А какое? — спросил Миша.       Все трое задумались.       — Что если мы испытаем Свету в домашней обстановке? — предложил Миша.       — Как это? — не понял Гаврилка.       — А вот как: в один прекрасный вечер... — начал Миша, но тут хлопнула дверь, и из подъезда вышел какой-то мужчина. Миша тотчас нагнулся к ребятам и заговорил так тихо, что, кроме Вити с Гаврилкой, его никто не мог услышать.       — Так и сделаем! — воскликнули они, как только Миша изложил им свой план.       — А под каким предлогом мы вызовем из дома её мать? — спросил Гаврилка.       — Следить надо,— прошептал Витя,— может, она сама куда по делам уйдёт. Тогда и вызывать не придётся.       — Верно,— согласился Миша,— как случай представится, так и будем действовать. К Свете пойдёт Наташа Максимова.       — А почему не мы? — ревниво спросил Витя.       — Доверия у Светы к женскому роду больше будет. Кроме того, вы и так будете заняты. Ты, Витя, выяснишь, когда Светиной матери дома не будет, а Гаврилка станет в этой операции тайным наблюдателем.       — Вот здорово, что тайным,— обрадовался Гаврилка,— а то Светка на меня сейчас как на самого вредного бандюгу смотрит! Даже неприятно.       — Ничего,— успокоил его Миша,— наших разведчиков, которые во время войны в тылу врага задание командования выполняли, тоже все предателями считали. А они терпели это ради победы.       — И мы ради победы вытерпим! — твёрдо сказал Гаврилка и важно посмотрел на ребят. Вот, оказывается, какой он герой!       — Это испытание будет для Моховой самым трудным,— решил Миша.— Выдержит она его — так наверняка храброй станет.       — А если не выдержит? — спросил Витя.       — Быть того не может! Первая-то наша стрела в самую пятёрку попала,— напомнил Миша.       — А папиросы она купила,— сказал Гаврилка.       — Ну и что? А ты хочешь, чтобы всё как по маслу шло, тогда её и исправлять было бы нечего,— засмеялся Миша и сгрёб своих подшефных в охапку.       — Ой! — вскрикнул от восторга Гаврилка.— Ну и силища у тебя!.. Мне бы такую.       — Теперь слушайте меня внимательно,— снова зашептал Миша.— Приказываю: во время наших сборов на пустыре метрах в ста от штаба выставлять караульных. Вдруг Света задумает пойти к орунзакам, тогда караульные нас предупредят, и мы разбежимся. Пока она ничего не должна знать.       — ОрунЕСТЬ! — почти одними губами произнесли таинственные орунзаки и распрощались с командиром.       Оседлав воображаемых коней, они во весь опор припустились к Наташе Максимовой. А Миша вернулся к бабушке и объявил ей:       — Всё в порядке. Озорники извинились.                   СНОВА МЕЧТЫ             Письмо от орунзаков, которое распечатала Света, войдя в ванную комнату, было очень коротким. Всего в одно слово. Но оно хлестнуло Свету, как удар плётки.       Крупно, во весь лист, на фоне натянутого со стрелой лука, было написано: «ПОЗОР». И никаких новых приказаний и требований. Никаких рисунков с мишенями. Всего одно слово. Даже без восклицательного знака. Очевидно, Мишару-млад-шему на этот раз было не до грамматики. А Свете после такого письма вообще стало ни до чего. Как будто ей мало неприятностей с Гаврилкой. Целых полдня переживала: покупать сигареты или не покупать? И ещё голодной осталась да всяких страхов натерпелась. А в довершение ко всему орунзаки рассердились.       Нет, конечно, они не разбойники, а очень хорошие люди. И за Свету им обидно. Вот взбунтовалась бы она хоть около гастронома, так и письмо было бы совсем другим.       Света просто презирала себя за такую покорность. Даже рабы в древние времена не могли молчать и поднимали восстания. Нет, такой робкой жить нельзя! Ведь смогла же она побороть себя на       уроке и поднять руку. И здесь могла бы не подчиниться Гаврилке. А если он даже наподдал бы ей после, всё равно Света осталась бы победительницей. А может, и не наподдал бы. Может, он из тех ребят, на которых стоит лишь прикрикнуть и они больше не пристанут.       Света легла на тахту, уставилась в потолок и подумала: как хорошо всё могло бы обернуться, если бы она не подчинилась Гаврилке.       Вот подходит к ней Гаврилка и приказывает:       «Купишь мне пачку сигарет на свои деньги!»       «Хорошо,— соглашается Света.— А ты мне купишь полкило сливочной помадки, и тоже на свои».       «Вот это загнула! — говорит ошарашенный Гаврилка.— Где я тебе столько денег возьму? »       «А я где?» — парирует Света. И Гаврилка уходит ни с чем.       А могло быть и так:       «После уроков купишь мне сигареты в гастрономе,— потребовал Гаврилка.— Понятно? »       «Совсем не понятно, ни одного слова не поняла,— бойко отвечает Света.— Скажи мне, пожалуйста, эту фразу по-немецки».       «Ты что? — таращит на неё глаза Гаврилка.— Я ж немецкий не знаю».       «Тогда по-испански или по-гречески»,— просит Света и лукаво смеётся.       «А ну тебя, лучше я сам куплю»,— машет рукой Гаврилка и оставляет её в покое.       А вечером мама вынимает из почтового ящика письмо от командира орунзаков. В нём тоже всего одно слово. Но разве можно сравнить его с этим! Поперёк всего листа крупными буквами написано: «Молодчина!» И стрела торчит в самой середи-       не мишени. Разве после этого не будешь веселиться, как заводная матрёшка! А ведь всё могло быть именно так, если бы она не побоялась Гаврилки и его дружков. Значит, опять во всём виновата её противная робость. И тут Свете пришла в голову мысль, которая и обрадовала её и огорчила: если орунзаки сами узнали о том, что она не выполнила их новое поручение, значит, они следят за ней. И ей нечего было бояться Гаврилку. Только он вздумал бы стукнуть её, как орунзаки тесным кольцом окружили бы вход в магазин и, натянув свои луки с остроконечными стрелами, наметились бы Гаврилке и его сообщникам прямо в сердце.       Света представила, какой жалкий вид был бы у Гаврилки, когда он поплёлся бы со связанными за спиной руками от гастронома к пустырю, где находится боевой штаб орунзаков, и рассмеялась: как рассвирепел бы его дед, увидев внука пленным!       Но орунзаков он всё равно не посмел бы поколотить. А в домике на пустыре, одетый в рыцарские доспехи и блестящее, как металлический чайник, забрало, которое скрывает лицо, командир Мишар-младший взял бы с Гаврилки честное пионерское слово никогда больше не заставлять Свету прислуживать ему и врать...       Кончились мечты, и Света снова приуныла. Разве это жизнь? Вдруг завтра Гаврилка опять что-нибудь от неё потребует. Уж лучше бы они никуда не переезжали. В старой школе гораздо спокойнее было. Никто её не замечал, ничего от неё не требовали.       — Света, чего ты там застряла? — подойдя к ванне, постучалась мама.— Мой руки и иди пить чай.       «До чая ли тут! — нахмурилась Света.— Прямо голова кругом идёт, даже посоветоваться не с кем».       И Света решила во что бы то ни стало разыскать командира орунзаков и поговорить с ним. Жаль только, что этого нельзя было сделать завтра же. Завтра в их школе «день здоровья» и все ученики с раннего утра уедут за город.                   РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО             Ох уж этот «день здоровья»! После него Света всегда болеет. Наиграется, набегается, разгорячённая, а потом остынет или ещё хуже — промочит ноги, вот и простудится. Лучше бы этого дня совсем не было. Но что поделаешь, если в школе в конце каждого месяца проводят такой день. Уж как Света оберегалась. И бегала мало, и по лужайке, на которой из-под травы вода выступала, не носилась, как Гаврилка Тюрин. И в поезде в окно не высовывалась. А приехала домой—расчихалась.       — Ну вот, поздравляю,— недовольным голосом сказал Свете отчим и добавил, обращаясь уже к маме: — Я же говорил, пускать её за город не нужно.       — Все едут, почему же её оставлять? — возразила мама.       — Потому, что из-за неё теперь можем заболеть мы! — рассердился отчим.       — Не волнуйся, у неё совсем холодная голова,— успокоила его мама.       Но Света всё-таки заболела. К утру у неё поднялась температура и стало больно глотать.       — Обязательно пригласи врача,— сказал отчим перед уходом на работу.— Может быть, это скарлатина.       Света испугалась: скарлатина — болезнь опасная. От неё даже умирают. Обидно умереть от болезни. Вот если бы как герой на войне или в мирное время, совершая подвиг,— тогда другое дело.       И Света вспомнила: дней пять назад сидела она с ребятами во дворе, а Витька Пухов рассказывал :       — Отец такое запутанное дело расследовал. Один мальчик, может, всего на год старше нас, шайку грабителей раскрыл. Они шерсть с фабрики похищали.       — А как он их обнаружил? — спросила Света.       — Проснулся в то утро рано и видит в окно — два парня несут какой-то мешок. А на улице никого— только ведь светать стало. Мальчик подсел к окну и проследил, куда они мешок потащили. Утром он вышел во двор, а там милиционер спрашивает: не видел ли кто рано утром чего-нибудь такого... Мальчик и показал, в какую сторону ушли грабители. Милиционер посадил его на мотоцикл и поехал в ту сторону. Только они на шоссе выехали, как увидели грузовик с мешками. А на мешках те самые парни. Милиционер с мальчиком и стали их преследовать. Мотоцикл быстро летит, в один миг грузовик настигли. Выхватил капитан револьвер и крикнул: «Остановитесь, а то стрелять буду!» А бандюги и не думают останавливаться. Шофёр нарочно самую большую скорость развил. Но мотоцикл разве отстанет. Видят грабители, что им несдобровать, взял шофёр и затормозил на полном ходу. Мотоцикл так и въехал под грузовик. Милиционера потом в тяжёлом состоянии в больницу отправили, а мальчик насмерть разбился.       Витька когда такие истории рассказывает, всегда очень серьёзным становится. Даже не верится, что он умеет строить рожицы и передразнивать ребят. Витька на грабителей и всяких хулиганов ужас как злится. Потому что, если бы их не было, жизнь у нас совсем хорошей стала бы. Так Вить-кин отец говорит.       А после Витька рассказал, как того мальчика хоронили. Народу на кладбище было — не сосчитать. Пожалуй, больше, чем на похоронах известного артиста. Вся пионерская дружина в почётном карауле выстроилась. А на могиле ему поставили памятник высокий, гораздо выше, чем он сам. И вверху на каменной глыбе его портрет высекли, с пионерским галстуком на груди. За подвиг, который он совершил.       «А умереть в постели от скарлатины просто обидно»,— вздохнула Света.       К счастью, у неё оказалась не скарлатина. Врач, старенький, с седой бородкой и совсем голой головой, осмотрел Свету и сказал:       — Сущий пустяк. Маленькое воспаление верхних дыхательных путей. Придётся денька три полежать, потом денька два походить по комнате, но не по улице.— Тут он погрозил Свете пальцем: — А уж после, если не будет температуры, явитесь ко мне в поликлинику, и я выпишу эту шалунью в школу.       Мама отгородила Свету ширмой, положила к ней на тахту Тапа и позвонила отцу на работу, чтобы он не волновался. Потом мама принялась готовить обед, а специально для Светы сделала тёплый клюквенный морс. Мама осталась дома. Доктор велел ей ухаживать за больной дочкой.       Света пила клюквенный морс и рассказывала       Тапу про свою таинственную переписку с неизвестными орунзаками. А потом подумала:       «Может, рассказать о них маме?»       Она как раз вошла в комнату и стала подметать пол.       «Нет, не скажу,— раздумала Света,— ведь тогда придётся и про Гаврилку всё рассказать». А разве можно было рассказать маме про Гаврилку? Она сейчас же побежит в школу или к его матери, чтобы та уняло, сыня* Уж тогда Гаврилка её в самом деле поколотит.       «Об орунзаках от меня не узнает ни один взрослый,— сказала сама себе Света так, точно клятву принесла.— Вот если я подружусь со своими новыми одноклассниками, то обязательно всё им расскажу. И самому первому — Вите Пухову. Витя замечательный человек! Наверно, он тоже совершит какой-нибудь подвиг. И совсем неважно, что он передразнивает на уроках ребят и гримасничает. Зато Витя всё понимает. Даже в первый день, когда я пришла к ним в класс (теперь Света хорошо это поняла), Витя вовсе не хотел обидеть меня. А наоборот, хотел рассмешить. Потому что чувствовал, как бывает не по себе новичку. Витя справедливый. Если виноват, выкручиваться не станет. И хвалиться зря не будет, как председатель Колька. За это Маргарита Павловна и прощает ему многое.       «Хорошо бы вместе с Витькой выследить этих орунзаков. Только когда это будет! — вздохнула Света.— И захочет ли ещё Витя дружить со мной? У него небось уже есть друзья. И дела свои есть».       Светины мысли прервал телефонный звонок. Звонила какая-то мамина знакомая.       — Знаешь, с кем я говорила? — спросила Свету мама, вешая трубку.— С мамой Алика Футли-кова. Они собираются с Аликом в наш универмаг и заодно хотят зайти посмотреть, как мы устроились.       — С Аликом? — переспросила Света и поморщилась. Но тут же тихонечко рассмеялась: «Если этому храбрецу предложить помочь выследить орунзаков, он от страха, наверно, целую неделю икать будет. Ну и Чапай! Жаль, нет с ней бабушкиного Казбека, он сразу бы Мишара обнаружил. Умная собака! Понюхал бы его записку и по запаху нашёл бы. А может, написать об орунзаках бабушке и посоветоваться с ней, как быть? Нет, она ещё, чего доброго, маме напишет. Тогда самая настоящая каша заварится. Уж лучше написать бабушке обыкновенное письмо.       И Света принялась писать бабушке. В письме она сообщила, что заболела и что в новой школе ей очень нравятся ребята и учительница.                   СТРАШНЫЕ НОВОСТИ             Проснётся Света утром во время болезни и каждый раз думает:       «Навестят меня одноклассники или нет?»       А к вечеру расстраивается:       «Никто не пришёл, как в той школе».       И вдруг на пятый день болезни, когда у Светы была уже нормальная температура и мама разрешила ей немножко походить по комнате, раздался звонок.       «Должно быть, Алик со своей любопытной мамочкой»,— решила Света и спряталась с головой       под одеяло. Но в комнату вошла встревоженная и не похожая на себя Синеглазка. Глаза у неё и так большие, а тут совсем огромными сделались.       — Что с тобой? — вырвалось у Светы.       — Ой, Светка! Если бы ты знала, что я сейчас пережила,— присаживаясь к ней на тахту, проговорила Наташа и зашептала ещё тише и таинственнее : — Только я в ваш подъезд вошла, а перед лифтом какой-то человек стоит. Весь в чёрном, точно привидение. Отнял он от лица плащ, а лицо в маске льва. Я даже к стене шарахнулась.       Света замерла.       — А под плащом у него знаешь что я заметила? Колчан со стрелами. Как у древних индейцев.       Света побледнела.       — Остановил он меня и сказал страшным голосом,— продолжала Наташа, копируя незнакомца: — «Свету Мохову знаешь?» Я так испугалась, что даже ответить ему не могла. Только головой кивнула. Улыбнулся он, как лев в Зоопарке перед вкусным обедом...       — Через маску? — удивилась Света.       — Через маску! — кивнула головой Наташа.— Она у него, наверное, резиновая. Улыбнулся, значит, и говорит мне на ухо: «Отдай этот конверт Свете, да смотри сама не раскрывай, а то...» Распахнул плащ, а под ним лук со стрелой: смотри, мол, в случае чего... Затряслась я как осиновый лист и говорю: «Отдам, отдам, только ты убери свою колючку». А он усмехнулся и говорит: «Это не колючка, а острая-преострая стрела-заступница». И вдруг... растаял.       — Растаял? — ахнула Света.       — Прямо у меня на глазах,— объяснила Наташа.— Был и не стало.       — Как мороженое? — уточнила Света.       — Нет,— возразила Наташа.— Он после себя никаких следов не оставил. Точно в стену ушёл. У меня от этого видения нос до сих пор как из холодильника. А на улице теплынь. На, держи конверт.       — Может, тебе показалось, что он растаял? Вышел из подъезда — и всё.       — Как же, вышел,— проворчала Наташа,— даже шагу не сделал, как исчез.       Света повертела конверт в руках.       — Не раскрывай при мне, не раскрывай! — схватила её за руку Наташа.— Я с этим чёрным никаких дел иметь не хочу. У него стрелы острые.       Света даже обрадовалась, что Наташа не хочет прочитать письмо вместе с ней. Мало ли что там написано. Может, опять какие-нибудь неприятные слова, вроде «позора». Света уже не сомневалась, что с Наташей разговаривал командир орунзаков Мишар-младший. И лук со стрелой, и маска на лице. Вот только как он мог, не уходя, исчезнуть? Ведь волшебники живут в одних сказках.       Должно быть, Наташе это показалось. Говорят же, что у страха глаза велики. А у Синеглазки они как раз такими и были. Сейчас просто большими стали, какие у неё всегда, а тогда... Быстро всё-таки она успокоилась. Света так не смогла бы. А Наташа уже перед зеркалом вертится, на платье оборки поправляет. И к Свете самым обычным голосом обратилась, КЯК будто ничего не произошло:       — Нас сегодня вожатый Миша после уроков задержал.       — Опять что-нибудь придумал? — оживилась Света.       — Нет, на этот раз из-за Гаврилки. Мы его       после «дня здоровья» физоргом выбрали. Из педагогических соображений. Миша сказал, если мы сделаем Гаврилку физоргом, он будет хорошо заниматься по физкультуре. А он знаешь что выкинул сегодня! Как только большая перемена началась, выстроил в классе всех ребят, кто на руках умеет ходить, и вместе с ними вышел на руках в коридор. Похвалиться перед другими классами вздумал. Вот, мол, какие у нас физкультурники! А в коридоре директор оказался. Ну, он и вызвал к себе Мишу с председателем Колькой. «Что это у вас творится? Ребята в самом буквальном смысле на голове ходят». Вот Колька и распекал нас после уроков... «Я наш отряд всюду хвалю, защищаю, а вы меня подводите!» — Наташа очень похоже представила председателя Кольку. Правда, сказала она за него не так громко, но застрекотала точно, как он.— «А ты зря не хвали, тогда мы и не подведём!» — выкрикнула Наташа уже голосом Вити Пухова.       Да если бы и своим, Света всё равно догадалась бы, кто так возразил Кольке. А ещё Наташа, чтобы развеселить Свету, представила, как Витя Пухов борется дома со своим недостатком. Наташа встала перед зеркалом, сделала смешное и вместе с тем очень серьёзное лицо и застыла, точно изваяние.       — Витька так каждое утро минут пять перед зеркалом стоит. Сам на сборе сказал. Неподвижность мышц отрабатывает. Чтобы разучиться рожицы корчить.       Ну и насмешил Витька Свету! Надо же, что придумал! И Наташа прямо-таки поразила её. Как здорово всех представляет! Артистка, да и только! Света и не знала этого. Наташа и за ворчунью Римку очень похоже пробурчала:       — «Теперь мы из-за Тюрина ни за что на первое место не выйдем!»       — Уж молчала бы,— сказала Света,— сама-то себя как ведёт. Только из-за плёнки с записью и сдерживается.       — Римке очень трудно исправиться,— вздохнула Синеглазка,— у них вся семья ворчливая. Станет её мать на родительском собрании говорить, так не поймёшь—выступает она или ругается. Римка на неё очень похожа. Такая же кругленькая и нос картошкой. Только ростом поменьше.       — Может, мать тут не виновата, а Римка совсем от другого ворчит,— возразила Света и, решившись, сказала Наташе: — Помочь ей надо!       — В чём помочь? — не поняла Синеглазка.       — Дома по хозяйству,— объяснила Света и упрекнула подругу: — Как же вы не знаете, что ей очень трудно?       — Ей? — удивилась Синеглазка.— Почему?       — А кто бельё трём младшим сестрёнкам стирает? — спросила Света.       — У неё нет сестрёнок,— замотала головой Синеглазка.— Ты что? Римка у родителей одна. Вот мать с отцом с ней и нянчатся. А три сестрёнки не у неё, а у меня.       — У тебя?.. — растерянно переспросила Света.       — Ну да,— засмеялась Синеглазка.— Только ты не думай, они хорошие, всегда помогают. И стираем мы вместе.       «Зачем же Римке нужно было наговаривать на себя? — не понимала Света.— Неужели только для того, чтобы меня разжалобить и тетрадь с задачками выманить? »       — А зачем вы тогда даёте ей домашние задачки списывать? — спросила Света.       — Кто даёт, не знаю,— смешно развела руками Наташа,— а я с задачками сама мучаюсь ужасно. Было бы у кого, с удовольствием списала бы. Решаю, решаю, а всё с ответом не сходятся.       — Как я поправлюсь, давай вместе уроки делать,— предложила Света и сразу испугалась:! вдруг Синеглазка не согласится?       — Давай! — сказала Наташа и засмеялась.— Только невнимательная я. Придётся тебе кричать на меня, вроде как Колька Колпаков на Гаврилку» Он его по русскому подтягивает... Ну, поправляйся,— Наташа протянула Свете руку,— а я пойду. Уроков много. Может, этот чёрный в маске уже ушёл.       Как только Синеглазка распрощалась, Света достала из-под подушки конверт и раскрыла его...                   ВСТРЕЧА С КОЩЕЕМ БЕССМЕРТНЫМ             Стрела от лука была снова нарисована в середине мишени. Значит, попала в цель. А вот сама записка написана совсем непонятно. Крючки какие-то вместо букв. Только в самом низу листа, очень мелко, еле заметно, Света разобрала слова: «Читай на свет». Вот, оказывается, в чём дело: записка засекречена, чтобы её не могла прочитать в тёмном коридоре Синеглазка.       На улице уже стало смеркаться. Света тихонечко встала с тахты и зажгла торшер. Потом забралась с ногами в кресло и, держа записку над абажуром, прочитала:       «Каждое невыполненное приказание всё больше отдаёт тебя во власть твоего злейшего врага. Запомни это! Если хочешь смыть свой прошлый позор, выполни такое задание: когда твоя мама уйдёт в поликлинику, жди её в темноте. Свет не зажигай».       — Мама! — тотчас закричала Света.       — Что? Что с тобой? — вбежала в комнату перепуганная мама.— Ты кричишь, точно на тебя потолок рушится.       — Когда ты пойдёшь в поликлинику? — не слушая упрёка, спросила Света.       — Скоро. Мне пора выписываться на работу. Ведь ты уже поправилась.       — Пойди, пожалуйста, сейчас,— попросила Света.       — Сейчас нельзя. Наш врач ходит к больным. В поликлинике он будет к вечеру.       — А папа когда придёт?       — Сегодня не скоро. Он предупредил, что задержится.       — Ой, мамочка, что же делать? — побледнела Света.       — Трусишка! — засмеялась мама, догадавшись, в чём дело.— Неужели ты боишься пробыть полчаса одна? Ну, хочешь, я зайду к Наташиной маме и попрошу, чтобы она отпустила Наташу к тебе? Днём я кахс раз видела их и говорила, что пойду в поликлинику.       — Нет, нет, не надо её звать, мне... — Света замолчала и закрыла лицо ладонями.       — Хорошо,— сжалилась мама,— я пойду завтра во время обеденного перерыва. Только не реви.       — Конечно, иди завтра,— обрадовалась Света, но тут же подумала: «Отговаривать маму — это обман. А разве можно обмануть того, кто всё обо мне знает? И потом, орунзаки надеются на меня, раз заранее нарисовали стрелу посередине мишени». И Света закричала: — Мамочка, иди лучше в поликлинику сегодня!       — Сегодня мне гораздо удобнее,— отозвалась мама,— а ты не будешь бояться?       — Иди, не буду,— с трудом проговорила Света и закрылась подушкой. «Вот так до маминого прихода и пролежу. Буду мечтать о самом весёлом. Будто я сижу в цирке и смотрю на клоунов».       Но разве можно мечтать о цирке без света! В цирке всё блестит, сверкает, а тут и при свете-то одной страшно. А вдруг у Светы остановится от страха сердце? Вот когда этот противный Мишар расстроится. Ну зачем он приказал Свете сидеть в темноте? Ещё, наверно, проверять будет, светятся ли в их квартире окна или нет. А что, если зашторить их как следует и зажечь хоть одну лампочку? Нет, если свет горит, его с улицы и через шторы видно, как ни маскируй.       И вдруг Света нашла великолепный выход. Всё-таки голова у неё соображает. Как только мама уйдёт, Света запрётся в ванной, зажжёт свет и просидит до её возвращения. Разве плохо придумано? Квартира будет тёмная, а в светлой ванной комнате сидеть совсем не страшно. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Порадовалась Света немного, а потом только ещё больше расстроилась. Ведь что может произойти: получит она завтра записку, а в ней похвала. А за что? Выходит, за обман! Разве это приятно? Нет, самое лучшее — ничего не придумывать, а вытерпеть всё, что может случиться в темноте. Тут мысли Светы прервал из передней голос мамы:       — Не волнуйся, дочка, я постараюсь прийти побыстрее. Встань и закройся на цепочку.       — Я закрою... ты иди,— отозвалась Света, продолжая неподвижно сидеть на тахте, упершись подбородком в согнутые колени.       Странное дело: захлопнулась за мамой дверь, и в квартире сразу стало темнее. Как будто выходя мама унесла с собой частичку света. И вдруг в кабинет отчима сама собой открылась дверь, точно туда вошёл кто-то невидимый. (Это, должно быть, от воздуха из передней). В кабинете было уже совсем темно. Даже стол с книгами по бокам и этажеркой сбоку походил на большого двугорбого верблюда. Вот бы сейчас включить свет! В доме напротив уже кое-где засветились окна. Да нельзя... Света хотела встать, чтобы размять ноги, но которым начали бегать мурашки. Но в этот миг в кабинете раздался треск.       — Ой! — вскрикнула Света и накрылась подушкой. Неужели там кто-то есть? А кто там может быть? Весь день в квартире были два челове-       ка: она и мама. Мама ушла, значит, осталась она одна. Одна!       «Ох! Опять что-то хрустнуло... Опять!» — сжалась на тахте Света. Как будто кто-то сидит за столом отчима, берёт из серебряного стаканчика карандаши и ломает их. Света ещё раз посмотрела на тёмный овал двери в кабинет и зажмурилась. В отцовском кресле в самом деле сидел кто-то тощий-тощий, с длинными костлявыми руками.       — Кощей! — неожиданно для себя вскрикнула Света и попятилась на другой край тахты. А её голос так и повис в тишине комнаты. Он даже в приоткрытом серванте отозвался таинственным перезвоном посуды: ...ей-ей-ей!..       От этого уж совсем страшно стало. И вдруг Кощей приподнялся. Не помня себя Света бросилась с тахты на балкон и захлопнула за собой дверь. На балконе уже не так страшно. Внизу, во дворе, горели фонари. На скамейках сидели немножко знакомые Свете жильцы. Вон того полного старичка она хотела позвать с собой на пустырь. А вон Гаврилка по двору носится. Просто удивительно, когда он учит уроки? Света как ни посмотрит во двор, всегда его видит.       — Ой! Что это?!       Кто-то стукнул в окно из комнаты. Нет, она больше не выдержит...       — Гаврилка! — закричала на весь двор Света.— Тюрин!       — Чего тебе? — солидно отозвался Тюрин.       — Ты... что делаешь? — глотая пересохшими от волнения губами воздух, спросила Света первое, что пришло ей в голову.       — Дыхание при беге регулирую,— ответил Гаврилка и, сложив руки рупором, раздельно закри-       чал: — Знаешь, почему мы бег четвёртому -«Б» в «день здоровья» проиграли? Дышали неправильно. Вот научимся правильно дышать — и старшеклассников обгоним. Ты когда в школу придёшь?       — Завтра! — тоже рупором ответила Света.       — От нас Катька Пучкова ушла. В другой город переехала. Теперь ты на её месте сидеть будешь,— сообщил Гаврилка и похвалился: — Пока ты болела, меня физоргом выбрали. А у вас почему темно, пробки перегорели?       — Нет, не перегорели,— расхрабрилась Света.— Я же на балкон вышла — чего в комнате свет жечь. У нас в подъезде плакат висит: «Берегите электроэнергию ».       — Сознательная! — фыркнул Гаврилка и закричал : — А зарядку по утрам небось не делаешь? Оттого и заболела. Организм укреплять нужно. Я теперь иногда даже два комплекса подряд делаю. Свой и с дедом за компанию. Смотри не болей больше! — приказал физорг и убежал за дом, смешно размахивая руками и приседая. То ли он показывал Свете новый комплекс упражнений, то ли отрабатывал дыхание.       Осталась Света одна, а обернуться боится. Вдруг за окном Кощей костлявым пальцем её к себе манит? Зажмурила глаза, постояла немножко, а когда открыла их... увидела идущую по двору маму.       — Наконец-то! — облегчённо вздохнула Света и, распахнув балконную дверь, помчалась отпирать.       Страхи исчезли.                   СТРАННАЯ ПРОМОКАШКА             На другой день Гаврилка раззвонил всему классу, какая Света бесстрашная и экономная.       — Темнота для неё всё равно что солнечный денёк. Ни капельки её не боится. А электроэнергией дорожит, как мой дед,— уверял он ребят.— На балкон выходит, так в комнате свет тушит. Храбрец, хоть и девчонка!       От его слов Свете так хорошо, так приятно стало. Она даже простила Гаврилке, что он заставлял её людей обманывать.       — Надо же,— покачал головой Илюша Метель-цев,— моя сестра в девятом, а в тёмную комнату войти не может.       — Напиши о Моховой заметку,— зашептал ему председатель Колька,— отметь её мужество как положительное явление. Можешь с сестрой сравнить, чтоб наш авторитет поднять. Понял? — И, не дав Илюше высказаться, Колька заключил: — Точка, и никаких гвоздей!       — Я бы в тёмной комнате даже за сто пирожных одна не осталась,— призналась Синеглазка.— Мне в темноте всякие чудища мерещатся, вроде дикобразов.       — И мне мерещились. А ты попробуй останься, потом сама увидишь, что ничего страшного нет,— со знанием дела убеждала её Света.       — Я маленькая гусей боялась,— вспомнила Римма Зимина.— А сейчас не боюсь. Если гуси на меня шипят, я расставлю руки пошире и бегу на них, точно самый большой гусь. Они и отступают.       — Ты не гусь, а гусыня,— засмеялся Витя Пухов,— и шипишь так же.       — Уж ты, Пух-Перо, скажешь! — обиделась Римма.       — Раз уж ты, Мохова, такая смелая,— сказал Еожатый Миша (он подошёл к ребятам как раз в тот момент, когда Света уговаривала Синеглазку не бояться темноты),— обязательно выступи на нашем сборе.       — Сбор через неделю будет,— тотчас объявил Свете председатель Колька.       — А о чём мне говорить? — растерялась от неожиданности Света.       — Ты новенькая, и нам будет интересно узнать твоё мнение о нашем отряде,— подсказал вожатый.       — Верно! Очень интересно! — закричал довольный Колька.— Тогда мы сможем сравнить, как выросли за лето.       — Если брать тебя,— обернулся к нему Миша,— так ты вырос сантиметра на три.       Все засмеялись, а Колька рассердился:       — Разве я о таком росте говорю? Неужели непонятно? Интересно знать, насколько мы дружнее стали и лучше.       — Конечно, интересно,— согласился вожатый.— Только ты, Мохова, не слушай его. Говори о нас всё, что думаешь.       — Я же болела, что я скажу? — попробовала отказаться Света.       — У тебя впереди целая неделя,— сказал вожатый,— успеешь приглядеться.       Света оробела. И опять на Гаврилку рассердилась. Зачем он назвал её храбрецом?! Ведь неверно это! В темноте она сидела не по своему желанию. И на балкон от страха выскочила. Ну как она на этом сборе выступит?! Только так подумала Света и вдруг сама же себе возразила:       «Ты что? Столько раз о поручении мечтала —и отказываешься? Даже смешно. Скорее соглашайся!»       Света и сказала:       — Ладно, выступлю я. А чему будет посвящен сбор? — И сама удивилась, как спокойно всё сказала. Ну и Светка! И что за чудесный упрямец появился в её характере?!       — После твоего выступления,—застрекотал над её ухом довольный Колька Колпаков,— мы сделаем нужные выводы и начнём задания к празднику распределять. Ноябрь-то не за горами.       — Ещё у нас во втором звене звеньевой нет. Катя-то уехала,— подсказал Коле вожатый.— Нужно будет звеньевую выбрать. Подумай, Мохова, кого бы ты предложила.       — Хорошо, подумаю,— пообещала Света и решила насчёт своего выступления посоветоваться с отцом. Он часто у себя в управлении доклады делает. Один раз его фамилия даже в пригласительном билете была напечатана «Докладчик А. К. Кракопольский». Может, что интересное подскажет.       Вечером Света долго ходила у двери отцовского кабинета, не решаясь войти. Но потом пересилила себя и постучалась.       Отчим был в хорошем настроении. Как раз сегодня утвердили их коллективный проект застройки нового жилого массива. Он отложил газету, снял большие роговые очки и шутливо спросил Свету:       — Чем обязан? Ты что нос повесила?       Света рассказала о задании вожатого.       — Тебе надо хорошенько подготовиться,— выслушав Свету, сказал Александр Константино-       бич.— Первое выступление всегда очень ответственно. По-моему, для такого выступления прежде всего тебе необходимо раздобыть факты.— Отчим подумал и неожиданно улыбнулся.— И один факт у нас уже есть! Начни-ка ты своё выступление с рассказа о своём первом дне в новой школе. Ведь ты, насколько мне известно, была им довольна.       Света даже руками развела: откуда отчим знает об этом? Ведь она ничего никому не говорила. На лице у неё прочитал, что ли?       — Припомни, как ты волновалась и не хотела идти в новую школу,— продолжал Александр Константинович,— а все твои волнения оказались напрасными. Ребята встретили тебя хорошо, даже в первый день в звено записали.       «И это ему известно!» — ещё больше удивилась Света. И ей стало вдруг очень весело. Значит, отчим говорит о ней с мамой, интересуется её делами. Вот уж чего она никак не ожидала!       — Будет неплохо, если ты расскажешь и о своём прежнем классе,— подумав, сказал Александр Константинович,— может быть, у вас были какие-то интересные дела и их хорошо начать здесь.       — Нет, таких дел у нас не было,— покачала головой Света,— а если и были, так не в нашем классе.       — Тогда сама что-нибудь предложи,— подсказал отчим,— ну, скажем, пригласи ребят на экскурсию к нам в мастерскую. Придёте и увидите, каким будет наш город к концу пятилетки. Наш дом почти в центре окажется.       Этого Света даже предположить не могла. Пойти на экскурсию в архитектурные мастерские! Да председатель Колька от радости до потолка подпрыгнет!       — А можно? — робко спросила Света.       — Согласую время — и приходите,— ответил отчим.       Тут их разговор прервал входной звонок. К Свете пришла заниматься Синеглазка. Сегодня в школе она сама вызвалась помочь Свете. Ведь она отстала от ребят на целую неделю. Света очень обрадовалась. Вот уж теперь они наверняка подружатся.       Девочки начали с математики. Этот предмет они обе недолюбливали. И хотели поскорее разделаться с ним. Но над задачкой пришлось попыхтеть. На что Наташа рассеянная, но сегодня Света перещеголяла её. Вместо задачки думала о своём выступлении, вот и делала не то, что надо.       — Ты что! — всплеснула руками Синеглазка, заглянув к ней в тетрадь.— Разве можно людей с запасными частями от тракторов складывать? Кто же у тебя получится? Роботы! — И они обе долго смеялись.       Как только Наташа кончила объяснять то, что пропустила из-за болезни Света, она заторопилась.       — Устные учи без меня,— сказала Наташа.— Проканителились мы с этой математикой. Мне уже пора сестрёнок из детского садика забирать. Я тебе дневник оставлю. Посмотришь, что учить нужно.       Проводила Света Наташу и опять за уроки села. Только полистала её дневник, чтобы узнать, какой параграф по русскому устному задали, а из дневника промокашка выпала. Подняла её Света, да так и застыла с промокашкой в руках. На ней был отпечатан тот самый рисунок с колчаном стрел, который прислали Свете орунзаки в последний раз.       Свету даже в жар бросило. Всё сразу стало понятно. Орунзаки — это же ребята из Витькиного зве-       на! Недаром Витька так подозрительно приглядывался к ней в первые дни. И Синеглазка никакая ей не подруга. Просто выполняет пионерское поручение. Потому и приходит к ней. Сказал ведь вожатый, что надо помогать друг другу искоренять недостатки. Вот они и помогают. Только не как Римке Зиминой — при всём честном народе, а втихомолку, чтоб не опозориться, если ничего не выйдет.       Расстроилась Света ужасно. Даже пожалела, что сейчас не утро. Но ничего! Пусть она робкая — завтра тоже всё-всё Еыскажет ребятам. Что она им, подопытная свинка из живого уголка, что ли? А почему завтра? Может, она сейчас застанет их всех в домике на пустыре. Наверняка застанет. Синеглазка туда и торопилась. Теперь Света ни одному её слову не верила.       Накинула она пальто — и на улицу. А на улице— дождик, мелкий, противный. Ох и трудно было бежать! Как только кончилась асфальтированная дорожка, тяжёлая, густая грязь стала липнуть к туфлям и скоро сделала их похожими на огромные чёрные галоши. Правда, это Свету совсем не смутило. До того ли ей было! Увидела Света домик орунзаков, и её охватило какое-то тревожное и вместе с тем радостное чувство. Света вспомнила, как, отдав Гаврилкин портфель его соседке, она пришла на пустырь и просто из любопытства заглянула в этот заброшенный домик. Сильно испугалась она тогда первой записки орунзаков. Ведь записка совсем неожиданно появилась на устроенном ею столике. А сколько переживаний было потом! Как скверно она чувствовала себя, когда купила Гаврилке сигареты и тем самым не выполнила приказ командира орунзаков! А ведь Гаврилка-то дейст-       вовал тоже по заданию. Значит, он совсем не такой противный, каким Света считала его. А как сильно он расстроил тогда Свету. Она не могла успокоиться до тех пор, пока не получила от Мишара-младше-го новое задание. Мишар-младший? Кто же он?       Света сбила грязь с туфель и вошла в домик. Ребят в нём не было. На столе ещё лежал глиняный черепок, а вот обои со стен ветер сорвал в нескольких местах. И у печки, что стоит в углу комнаты, вся побелка осыпалась. Света подошла к печке и открыла дверцу. Теперь она уже ничего не боялась. Орунзаки — её одноклассники. Значит, в этом домике Света такая же хозяйка, как и они. В топке были аккуратно сложены маленькие чурбачки, как будто кто-то собирался разводить огонь.       «Странно как-то лежат эти чурбачки, почти у самого края»,— подумала Света и снова посмотрела в печную топку. В деревне бабушка всегда старалась положить маленькие чурбачки подальше к дымоходу. Там они скорее разгорятся, и после будет удобнее класть дрова. Света подтолкнула чурбаки рукой, но они не тронулись с места.       «Во что же они упёрлись?» — удивилась Света и вынула несколько верхних поленьев. В глубине топки что-то блеснуло. Света моментально выкинула из печки все чурбаки. За ними оказался маленький ящичек. Свету бросило в дрожь. Хоть и выяснила она, кто такие орунзаки, а вдруг сейчас ещё такое выяснит, от чего волосы дыбом встанут!       Света пересилила себя и вытащила ящик наружу. Он был железный и разрисованный. На верхней крышке дрались два хвостатых петуха. Ящик был не заперт. Света зажмурилась и открыла крышку.       В шкатулке, свёрнутые в трубку и перевязанные чёрными нитками, лежали какие-то бумаги. Света       выдернула из трубки самый верхний лист и прочитала: «ТАЙНЫЙ УСТАВ ОРУНЗАКОВ».       На обороте листа был написан текст тайного устава.       Свои сборы орунзаки проводят два раза в месяц по первым и пятнадцатым числам. Начало сборов ровно в 16 часов 00 минут. Место — пустырь, штаб орунзаков. Опоздание на сбор и неявка исключаются. Уважительная причина — болезнь или смерть.       Под словом «смерть» стояли две подписи:       Командир орунзаков Мишар-младший Первый помощник командира орунзак Виктор Пухов по прозвищу Чуткое ухо.       Света выдернула из трубки второй лист. Это был список орунзаков. Так и есть, всё Витькино звено и ещё председатель Колька.       Вот и подтвердилась Светина догадка. Оставалось только выяснить, кто такой Мишар-младший. Но теперь сделать это было не трудно.       Пятнадцатого октября в четыре часа здесь можно будет увидеть всех орунзаков. Пятнадцатого? Это же завтра!       Света быстро положила тайный устав в ящичек, а ящичек поставила обратно в печку и так же аккуратно замаскировала его чурбачками.       Нет, она ничего никому не скажет, изменила своё решение Света. Пусть Синеглазка думает, что она не видела её промокашку. Теперь Света сама станет следить за орунзаками. Но тут Света вспомнила, что она ужасная трусиха и Еряд ли сможет сделать это. Просто непонятно, как она могла забыть такое!       В ту же минуту её невидимый упрямец опять вступил в спор со Светиной робостью. Да ещё как настойчиво: «Забыла, ну и хорошо, и вспоминать нечего. Думай лучше, что дальше делать. Действуй, действуй!» — потребовал он.       И как в тот раз, но уже гораздо решительнее, Света сказала себе:       «Ведь должна же я доказать ребятам, что они не зря стараются.— И, улыбнувшись своим мыслям, добавила: — Вот будет здорово, если я раскрою все их засекреченные планы!»                   ТРУСЛИВЫЙ ЧАПАЙ             Света пришла домой и увидела у них в гостях Алика Футлшсова и его разодетую маму.       «Вот любопытные, заявились квартиру смотреть»,— тотчас догадалась Света.       — Как же хорошо вы устроились! — ахала мама Альки, переходя из комнаты в комнату,— Все, решительно все удобства! А моему благоверному всё только обещают новую квартиру. А воз, как говорится, и ныне там. У Еас и обстановка новая.       Алик шагал следом за матерью и притрагивался к каждой новой вещи.       — Неужели тебе интересно рассматривать мебель? — спросила его Света, и вдруг в её глазах забегали хитринки. Она явно что-то затеяла. Света дёрнула Алика за рукав и сказала таинственным шёпотом: — Хочешь помочь мне выследить одну шайку?       Алик уставился на Свету немигающим взглядом. О чём говорит с ним эта трусиха? Смотрел, смотрел, а потом как расхохочется:       — Мышка-норушка ловит шпионов! Вот это да!       — Ладно смеяться! — оборвала его Света и потянула в кухню.— Я же видела, как ты командуешь во дворе ребятами и представляешь Чапаева.       — Теперь я разведчик Зорге,— важно сообщил Алик.       — Вот и покажи свою храбрость,— потребовала Света и рассказала Алику про железный ящичек с хранящимся в нём тайным уставом орунзаков, умолчав о том, кому это всё принадлежит.       Алик слушал её не перебивая. Сначала очень серьёзно и внимательно, а к концу замахал на Свету руками и даже не дал договорить.       — Чепуха! Никаких орунзаков нет. Ты всё выдумала.       — Тогда одевайся, идём! — вскочила со стула Света.       — Куда?       — На пустырь. Я покажу тебе шкатулку с их документами.       Алик опять уставился на Свету. С ней ли он разговаривает? Эта требовательная девчонка совсем не походит на ту Свету Мохову, которая была в его звёздочке.       — Одевайся, одевайся,— теребила его Света,— уже смеркается.— И, войдя к взрослым, объявила : — Мы во дворе погуляем.       — Только не заставляйте себя искать,— сказала им вдогонку Алькина мама.       В домик Света привела Алика дальней дорогой. Решила на всякий случай запутать его.       — Вот в этой печке хранится сейф. Он дровами заложен,— сказала Света.       Алик фыркнул и открыл печную дверцу. Вынимать дрова ему не очень хотелось. Он привык командовать и ждал, когда этим займётся Света.       — Ты что, трусишь? — спросила она.       — Вот ещё! — буркнул Алик и с опаской посмотрел на дверь.       На улице стало темнеть, и в домике всё выглядело таинственно и мрачно.       — Ты прав,— поймав его взгляд, сказала Света.— Уже поздно, и вынимать сейф ни к чему. Я же не обманываю тебя. Давай лучше найдём на чердаке место, откуда мы будем подглядывать за ними. Они придут сюда завтра к четырём часам.       — Откуда ты знаешь? — чуть насмешливо спросил Алик.       — В их уставе записано,— ответила Света,— не явиться могут только те, кто погиб в перестрелке или задержан милицией.       — Ясно,— кивнул головой Алик и оглядел помещение.— Надо залезть на чердак задолго до их прихода и там спрятаться.       — А услышим мы их оттуда? — засомневалась Света.       — Сейчас проверим,— сказал Алик и приказал Свете: —Полезай на чердак, а я буду тут стихи говорить! Вот и узнаем, слышно там или нет.       Света подошла к чердачной лестнице и посмотрела наверх: а вдруг там кто-нибудь прячется?       — Ишь какой хитрый,— обернулась она к Алику,— лезь сам!       — Чего ты боишься? — усмехнулся Алик.— Ну ладно, лезем вместе. В разведку всегда посылают двоих. Если с одним что-нибудь случится, другой успеет убежать и предупредить об опасности кого следует.       — А кого следует? — спросила Света.       — Уж конечно, не родителей,— фыркнул Алик.       — Кого же?       — Нам с тобой, в случае чего, нужно звонить прямо в комитет охраны общественного порядка.       — А как туда звонить?       — Завтра я скажу тебе телефон. Только ты не вздумай записать его. Телефон надо запомнить, а если запишешь, то при первой же опасности ешь.       — Съесть телефон? — удивилась Света.       — Не телефон, а бумажку с номером,— рассердился Алик,— понимать надо...       — Кончай говорить,— перебила его Света,— лезем.       — Слушай,— не двигаясь с места, сказал Алик,— тебе не кажется, что с чердака мы ничего не увидим?       — Конечно, не увидим,— согласилась Света,— но мы выясним, где можно просверлить в потолке дырку, чтобы смотреть через неё.       — Портить дом?! — возмутился вдруг Алик.       — Его скоро сломают, он же брошенный.       — Но всё равно государственный,— возразил Алик,— а в государственном доме без разрешения даже перегородку нельзя ставить.       — Говорю же тебе, этот дом скоро снесут. Тут большой жилой корпус будет,— рассердилась Света и крикнула: — Ты полезешь на чердак или нет?!       — Нет,— твёрдо сказал Алик,— я пришёл к тебе в гости в новом костюме совсем не для того, чтобы лазить по чердакам.       — Ты трус, а не Зорге! — с удовольствием произнесла Сьета и почувствовала, что отомстила наконец этому липовому смельчаку.       — А в ухо хочешь? — надулся от обиды Алик и заморгал своими длинными девчоночьими ресницами.       — Ну дай, дай! — ещё больше распалилась Света и тут же притихла — на чердаке будто застонал кто-то: «Аййй... айййй...»       — Пойдём отсюда,— шёпотом сказал Алик.— А то ещё застукают нас твои орунзаки.       — Пошли! — мрачно сказала Света.       Они вышли из домика недовольные друг другом.       «Ну и Чапай-Зорге, на чердак залезть испугался»,— косясь на Алика, думала Света.       А насупленный Алик оправдывался сам перед собой:       «Очень нужно на грязный чердак в хорошем костюме лезть. Зацепишься за что-нибудь, а потом мать весь вечер пилить будет».       Выйдя с пустыря на шоссе, он заговорил примирительно :       — Ты, Норушка, не горюй. Завтра я возьму с собой настоящий милицейский свисток. У брата выпрошу. Он дружинник. С таким свистком никакие орунзаки не страшны. Чуть свистну — в момент разбегутся.       — Только приходи пораньше, чтобы мы всё успели сделать,— сухо сказала Света и замолчала до самого дома.                   НОСОМ К НОСУ             На другой день в школе Света не выдала себя ничем. Наоборот, глядя на таинственных орунзаков, она просто не могла сдержать улыбку, представляя, какие у них будут растерянные лица, когда Света выложит им все их засекреченные тайны.       Из школы Света ушла сразу после уроков. До-       рога была каждая минута. Через три часа орунза-ки должны были явиться на свой сбор, а у неё ничего не готово. Дома Света даже не стала ждать прихода Алика с настоящим милицейским свистком. Еще неизвестно, придёт ли он. Схватила молоток с отвёрткой и бегом на пустырь. Необходимо всё сделать засветло.       «Сказать или не говорить Алику, кто такие орунзаки? » — думала Света дорогой и решила сказать. Чего зря пугать человека.       Влезла Света на чердак и руками всплеснула:       — Ну и пылища, ну и грязь!       «Апчхи!» — услышала она за своей спиной в ту же минуту. У Светы перехватило дыхание.       — Кто здесь? — еле выговорила она.       «Муррр...» — раздалось из-за печной трубы.       И на обмазанный глиной дымоход прыгнула кошка.       — Ух ты! Напугала как... брысь отсюда! — Света бросила в кошку попавшуюся под руку рваную тряпку.       Кошка подпрыгнула и убежала вниз.       — Противная! — крикнула ей вслед Света и, вооружившись молотком с отвёрткой, принялась обходить чердак.       Прежде всего нужно было найти подходящее место для наблюдений. Около большой печной трубы с дымоходом валялась куча тряпок, старый рваный башмак и три детских галоши. Света отшвырнула галоши ногой и в узкую, но довольно длинную щель увидела устроенный ею внизу столик и лежащий на нём глиняный черепок.       — Великолепная дыра! — обрадовалась Света и подумала: если захватить из дома маленькое зеркальце и приложить его к трубе со щелью, в нём       отразится вся середина комнаты. Можно будет, не нагибаясь к щели, смотреть в зеркальце, как в маленький телевизор.       Света поставила рядом со щелью молоток и спустилась вниз, чтобы выяснить, заметен ли молоток снизу или нет.       Если заметен, орунзаки могут увидеть и её. Нет, молотка не было видно совсем. А сама щель казалась чёрной полоской. Наверно, потому, что с одной стороны её возвышалась труба, а с другой лежала куча тряпок. Чердачное окно находилось в стороне.       — Вот это повезло, ничего пробивать не надо,— обрадовалась Света и побежала домой.       Часы показывали тридцать пять минут третьего. Значит, через полтора часа она уже выяснит, кто такой Мишар-младший и что ещё готовят ей орунзаки.       Света была так возбуждена, что даже забыла просьбу мамы сходить в магазин за кукурузным маслом. Отец сказал, что оно очень полезно, и велел всё жарить на нём.       Света только и делала, что поминутно смотрела на часы. Не позднее трёх они должны были идти в домик и залечь в засаде на чердаке. Но почему до сих пор нет Алика? Ведь он не знает, что Света нашла место, откуда всё хорошо видно. Почему же он опаздывает? Если Алик не придёт в три часа, Света не станет больше ждать и уйдёт.       — Ой, кто-то звонит! Может, он?       За дверью раздался короткий милицейский свисток.       — Алик!       Света отперла дверь и даже рот открыла от исумления.       — Вот это да!       Алик был одет потрясающе. Короткие вельветовые брюки с блестящими пуговицами ниже колеи, на голове пилотка из тёмного сатина, а курточка вся в «молниях». И на ней карманы. Да какие! Из них, всё равно как из черкески, торчали гильзы от расстрелянных патронов. Там, где стреляных гильз не хватило, Алик замаскировал под них футлярчики от маминой губной помады.       Света просто не могла наглядеться на эти удивительные карманы!       Поздоровавшись со Светой, Алик, как бы между прочим, полез в карман своих брюк, и в его руках засверкал маленький браунинг.       — Ой! — вздрогнула Света и с восхищением посмотрела на револьвер.       Алик взвёл курок и щёлкнул им. Прямо из дула вырвался огонь.       — Зажигалка,— разочаровалась Света.       — Насмерть напугать может,— убирая зажигалку в карман, заверил Алик и тоном командира сказал: — Пора по местам! Нам надо замаскироваться, чтобы противник не смог обнаружить нас, даже если вздумает рыскать по чердаку. В крайнем случае, мы спустимся из слухового окна. Возьми с собой верёвку, на которой сушите бельё.       Подавая Алику верёвку, Света хотела сказать, чтобы он не боялся орунзаков, ведь они её одноклассники, но передумала: «Вдруг после этого он рассердится и удерёт? Скажу лучше на чердаке, когда мы замаскируемся».       — Дырку пробивать не нужно,— запирая квартиру, сообщила ему Света.— Я уже бегала туда сегодня. На чердаке около печки есть большая щель. Её нам хватит.       — Посмотрим, устроит ли эта щель меня,— важно сказал Алик, сматывая бельевую верёвку себе на руку.       Щель Алика устроила. Он приказал забаррикадировать вход на чердак, а сам спустил из слухового окна верёвку и крепко привязал её к чердачной балке. Потом Алик объявил Свете, что он будет командиром и все его приказания должны выполняться беспрекословно. Став командиром, Алик прежде всего распределил посты наблюдений. Свету посадил с правой стороны печной трубы, у края щели, а сам расположился посередине. Светино зеркальце он взял себе.       Оглядев расположение разведки, Алик полез в карман и достал милицейский свисток.       — Держи,— сказал он Свете,— в случае чего я выхвачу револьвер и открою огонь, а ты изо всех сил свисти.       — Хорошо,— кивнула головой Света и решилась сказать Алику про орунзаков: — Ты не волнуйся так, орунзаки...       — До шестнадцати часов осталось три минуты,— перебил её Алик, посмотрев на часы и свирепо прошипел: — Отставить всякие разговоры и хождения!       — Да ты послушай,— попросила Света.— Я совсем тихо объясню тебе...       — Приказ командира — закон! — рявкнул Алик.— Молчи!       «Ну и замолчу, а ты ничего знать не будешь, тебе же хуже»,— обиделась Света и отвернулась.       Алик заметил это и шепнул примиряюще:       — В разведке нельзя ссориться. Надо сохранять конспирацию. Нас же могут услышать. В крайнем случае, объясняйся жестами.       Посидев немного молча, Света подвернула обшлаг у своего платья и, дотронувшись до Альки-ного плеча, указала ему пальцем на кисть левой руки.       Алик понял и подставил ей под нос руку с часами : без одной минуты четыре.       — Сейчас придут... — одними губами прошептала Света.— Им нельзя опаздывать.       Но в четыре часа и в пять минут пятого орун-заки не появились. Алик подозрительно посмотрел на Свету: уж не разыгрывает ли она его? Что-то на новом месте она стала не в меру бойкой.       — Вот тебе и шестнадцать ноль-ноль,— подождав ещё немного, презрительно фыркнул Алик и встал.— Пошли, никто сюда не придёт.— Но тут же мгновенно пригнулся.       Послышались чьи-то приближающиеся к домику шаги. Потом несколько пар ног прошлёпало по деревянному крыльцу. Скрипнула дверь, и шарканье ботинок раздалось уже в домике.       В слуховое окно ничего не было видно. Орунза-ки подходили с другой стороны. Света и Алик одновременно бросились к щели и звонко стукнулись лбами.       — Ой! — забыв всякую осторожность, вскрикнул Алик.       — Что случилось? — спросил кто-то в дверях домика громким мужским голосом.       — Тут в ступеньке гвоздь, я чуть не упал из-за него,— ответил из сеней другой, хриплый голос.       — Ну вот какой он, смотрите,— сказал первый вошедший,— оштукатуренный, с дранкой.       — Это мне раз плюнуть,— усмехнулся хриплый.— Хотите, сейчас подъеду и в момент развалю?       В крохотном кусочке щели Света увидела чей-то большущий чёрный башмак.       — С утра займёшься,— сказал первый голос.— Сейчас ты нам на объекте нужен.       Послышались удаляющиеся шаги, и голоса смолкли.       — Строители приходили, завтра этот домик снесут,— вздохнула Света.       — Строители! — рассердился Алик.—А где же твои бандиты?       Только он это произнёс, как по чердаку пробежала чья-то тень, а снизу у домика послышался шёпот.       — Слышали? Завтра наш штаб сломают.       — Надо искать другое место.       — Последнее совещание в тайном убежище! — Эти слова были произнесены уже в домике.       Света подтолкнула Алика, чтобы посмотреть на кого-нибудь из говорящих, но, кроме края стола, устроенного ею же из досок и двух столбуш-ков, ничего не увидела. Щель оказалась мала. Если бы в неё смотрела одна Света, было бы ещё ничего, а то больше половины занимал Алик. Ей достался совсем крохотный краешек. Под правым глазом Светы так и маячила Алькина пилотка.       И вдруг в этом крохотном кусочке щели Света увидела чей-то большущий чёрный башмак, залепленный грязью.       «Мишар»,— пронеслось у неё в голове.       — Наверно, этот башмак атамана шайки,— прошептал ей Алик,— кроме него, в домике одни малолетние преступники.       — Дай-ка мне посмотреть на него,— чуть слышно проговорила Света и подтолкнула Алика.       Но все равно, кроме ботинка, она увидела только синие брюки.       Света нагнулась низко-низко к щели, но тут       Мишар перешёл на другое место, и его совсем не стало видно. Света и Алик услышали приглушённый голос:       — Внимание! Секретный сбор орунзаков объявляю открытым. Никаких посторонних разговоров. Нас и так задержали строители. Сейчас 16 часов 17 минут. Кто хочет сказать о Свете Моховой? Я думаю, с ней пора кончать.       Алик посмотрел на Свету и побледнел. А Света даже в лице не изменилась.       «Не понимает, что это значит «кончать»,— решил Алик.— До чего ж девчонки легкомысленные!»       — Можно мне, Мишар-младший,— сказал кто-то из угла домика.       — Говори, орунзак Чуткое ухо,— разрешил командир, и в щели мелькнула его большая рука.       — По-моему, всё ясно,— начал орунзак Чуткое ухо голосом Вити Пухова.— Света показала себя хорошо. Мы должны принять её в орунзаки.       — Не рано ли? — возразил Мишар-младший.       — Ты что?! — удивился орунзак Чуткое ухо.— Сам же говорил: выполнит она главное приказание — всё в порядке будет.       — Насчёт задания «сидеть в темноте» мы переборщили,— сказал главный орунзак.— Мы могли так напугать Мохову, что всё дело испортили бы. Тем более, тогда она ещё не совсем поправилась.       И тут Света так и застыла над щелью с открытым ртом. Она узнала Мишара по голосу. Ну да, конечно, это он! Их вожатый. И как она раньше не догадалась. Мишар — это же Миша Ратников. Прибавил он к своему имени букву от фамилии. Вот и получился Мишар.       — Очень подозрительно ведут себя эти ребя-       та,— отрываясь от щели, прошептал Алик,— наверно, все опытные бандиты, раз задания в темноте выполняют.— И он предупредил Свету: — Если они на чердак полезут, я через окно удеру.       — Да не бойся ты их,— улыбнулась Света и сказала шёпотом: — Это не бандиты, а мои одноклассники. И вожатый наш.       От изумления у Алика глаза на лоб полезли. Он даже сразу ничего не сумел ответить Свете.       — А... не врёшь? — переварив услышанное, спросил он.       — Вот ещё! — махнула головой Света и попросила Алика: — Послушай, что дальше будет.       — Очень нужно! — вдруг разозлился он.— Я пришёл разоблачать бандитов, а не любоваться мелюзгой. Больше мне здесь делать нечего! — Алик погрозил Свете кулаком и рванулся к слуховому окну.       В тот же момент лежащая на самом верху баррикады треногая табуретка сорвалась и с грохотом покатилась вниз. За ней устремилась обломанная книжная полка и разбитая медная люстра. Очевидно, разгневанный Алик задел их.       — Тревога! — крикнул внизу главный орунзак Мишар-младший.— Оцепить дом, осмотреть помещение! — И он первый бросился на чердак.                   В ПЛЕНУ У ОРУНЗАКОВ             Пленных связали той самой верёвкой, которую принесла Света и по которой пытался спуститься через слуховое окно Алик.       Посадили их на устроенную Светой скамью. Вот уж чего она никак не ожидала!       — Учиним допрос! — сказал председатель Колька и тут же предложил: — Только сначала назначим общественного обвинителя.       — И двух заседателей,— добавила со знанием дела Зоя Дергачёва.— У меня маму народным заседателем выбрали.       Алик застучал ногой об пол, выражая этим своё натерпение.       Орунзаки не обратили на него никакого внимания. Они совещались.       — Пленные, встать! — гаркнул через несколько секунд председатель Колька и скорчил просто зверскую физиономию.       Алик и Света моментально вскочили. Гаврилка с Витей взяли освободившуюся скамейку и перетащили её к окну. На скамейку тотчас сел Колька Колпаков, дав этим понять, что его выбрали общественным обвинителем. Наташа-Синеглазка и Зоя сели рядом с ним по обе стороны. Их Колька назначил народными заседателями. А Гаврилка с Витей подошли к входной двери и на всякий случай выстроились там на страже.       — Развяжите руки,— потребовал Алик,— у меня палец онемел.       — Ничего, потерпишь,— сказал общественный обвинитель и многозначительно добавил: —Немного осталось.       — Считанные минуты,— уточнил с приятной улыбкой Витя Пухов.       Алик покосился в его сторону одним глазом и присмирел.       — Допрос начинается,— провозгласил Колька и для большей солидности стукнул три раза кулаком по столу так сильно, что с доски даже свалился глиняный черепок.       Синеглазка достала из-за пазухи листок бумаги, разгладила его ладонью и приготовилась записывать. Она была ещё и секретарём общественного обвинителя.       — Кто вы такой9 — спросил очень вежливо и как можно медленнее председатель Колька, обращаясь к Алику.       Алик замялся.       — Это мой товарищ, Алик Футликов. Он приехал к нам в гости со старой квартиры,— поспешила выручить его Света.       — Вам слова ещё не дали,— так же вежливо       прервал её Колька, после чего он снова обратился к Алику: — Как вы очутились на чердаке?       — Меня позвала Света.       — Вы подтверждаете это? — спросил Свету общественный обвинитель Колька Колпаков.       — Подтверждаю,— сказала она и попросила: — Дайте я всё расскажу. Он не в курсе. Это я всё устроила.       — Разговорчики! — гаркнул общественный обвинитель.— Пленники не имеют права голоса.       — Почему не имеют? — заступилась за Свету народный заседатель Наташа-Синеглазка.— Пусть расскажет, что хочет.       — Говори! — разрешил ей Колька Колпаков.— Чистосердечное признание облегчит вашу участь.       — Развяжите нам руки,— снова потребовал Алик,— у меня уже мурашки по ним бегают.       — Это не от верёвки мурашки, а от страха. Верёвка слабо завязана. ,— объяснил Витька Пухов и сказал с намёком: — «Что день грядущий мне готовит?»       — Развяжите их,— попросил главного обвинителя вожатый Миша,— к пленным надо проявлять чуткость.       — Клянитесь, что вы не предпримете попыток к бегству! — потребовал председатель Колька.       — Клянусь! — сказал Алик.       — А ты? — спросил Колька Свету.       — Не убегу, пока всё не выясню,— ответила Света.       Витя и Гаврилка освободили пленных.       — Рассказывай! — разрешил Свете Колька Колпаков.       — Значит, так,— собравшись с мыслями, начала Света.— Вчера вечером, после того как мы с Наташей выучили уроки, она ушла, а я стала думать об орунзаках. Мне очень хотелось поскорее увидеться с ними.— Тут Света вспомнила о промокашке, которую забыла Наташа в своём дневнике, но рассказывать о ней не стала. Зачем? Она скажет о промокашке Наташе, когда будет с ней наедине. А то ребята ещё накинутся на неё. И Света продолжала : — Я решила пойти в ваш домик. Я почему-то думала, что вы там совещаетесь. Пришла сюда, а вас нет. Вот я и начала осматривать помещение. Ну и нашла в печке маленький...       — Стой! — прервал Свету Витя Пухов.— Посторонние не должны знать подробностей. Нам известно, что ты нашла в печке, и всё! Продолжай дальше.       — Подумаешь, из-за ржавой шкатулки тайну делают,— вызывающим тоном сказал Алик.       — Разболтала?! — пытливо глядя на Свету, сказал Витя Пухов.       — Ага,— тихо призналась Света.— Только я не сказала Алику, что орунзаки — вы. Он думал, они настоящие бандиты.       — Я пришёл разоблачить вас,— смело заявил Алик.       — А я — выведать ваши тайны и узнать, что вы ещё мне готовите,— призналась Света.— Тогда я смогла бы помочь вам сама.       Орунзаки переглянулись. Им совсем не нравилось, что их, первых борцов с недостатками, приняли за бандитов. А вот Света обрадовала. Какая же она стала решительная и находчивая! Нет, они всё-таки не зря старались.       Пленники заметили, что орунзаки сочувствуют им, и осмелели.       — У нас тоже есть вопросы. Мы хотим выяснить! — закричали Света с Аликом.       — Спрашивайте,— великодушно разрешил главный обвинитель,— пусть вам всё будет ясно.       Света вышла вперёд.       — Когда вы мне первую записку подложили, где вы прятались?       — Вроде тебя — на чердаке,— сказал Гаврилка и засмеялся.— Видели мы, какого ты стрекача отсюда задала.       — Будто ты не испугался бы,— отпарировала Света.       — Как только ты сказала про себя Наташе, что ужасно робкая, мы тут же решили проверить это,— застрекотал председатель Колька.— Вот Гаврилка и велел тебе свой портфель домой отнести.       — А потом папиросы купить,— добавил Гаврилка.       — Не дала ты ему отпор, вот мы и стали твой характер перековывать,— продолжал Колька.— Потому и не раскрывали себя. Ведь если бы ты узнала, что орунзаки — мы, наверно, ни одно наше задание не выполнила бы.       Света обернулась к Гаврилке:       — Значит, когда я с балкона с тобой разговаривала, ты во дворе тоже специально бегал? Чтоб меня проверить?       — Без проверки оценки не ставят,— ответил довольный Гаврилка.       Света села на подоконник. Теперь, кажется, она выяснила всё. Но Алик ещё сидел с таким обалделым и непонимающим видом, что общественный обвинитель Колька даже спросил его:       — У тебя будут вопросы?       — Вы обыкновенные пионеры,— сказал Алик чуть насмешливым тоном,— зачем же вы назвались какими-то непонятными орунзаками?       — Это только тебе ничего не понятно,— сказал Витя ПухоЕ.— А нам быть орунзаками очень нра-       еится.       — У вашего отряда какое самое важное дело? — спросил Алика вожатый Миша.       — Сбор макулатуры,— важно ответит тот,—мы по ней первое место в дружине держим.       — А мы считаем самым важным помочь товарищам избавиться от своих недостатков в характере,— сказал вожатый Миша.       — Самому сделать это очень трудно,— тотчас ворвался в разговор председатель Колька.— Мы пробовали, и ни у кого не получилось. Даже у меня. Хотя у меня сила воли зверская... Верно я говорю, Миша?       — Ладно, продолжай,— улыбнулся вожатый.       — Вот Витькино звено и задумало взять шефство над слабохарактерными ребятами. Помочь им в первую очередь,— закончил председатель Колька.       — А орунзаков мы вместе с Моховой придумали,— совсем неожиданно объявил Витя Пухов.       Света так и уставилась на него.       — Ты что?       — Вместе, вместе! — замахали на неё руками все орунзаки.       А Витя с Гаврилкой объяснили:       — Все ребята хотели, чтобы у нашего звена был какой-нибудь особенный девиз.       — Ломали-ломали мы головы, а тут велела нам Маргарита Павловна подобрать пословицу и объяснить её значение. Света написала в тетради: «Одной рукой узелок не завяжешь». А я её спросил, что это означает. «То означает,— сказала Света,— что одному человеку очень трудно жить без посторонней помощи». Я как услышал это, чуть на весь класс не закричал: «Вот девиз нашего звена!» После со мной все согласились. Потому мы и назвались орунзаками.       — Почему потому-то? — опять не понял Алик.       — Орунзаки получились из этой самой пословицы,— сказал Гаврилка Тюрин.       — Из нашего девиза,— поправил его Витя и объяснил Алику: —Отними от каждого слова девиза по букве и сложи их. Вот и выйдет «орунза».       — А «ки» мы для звучности добавили,— по-       спешно вставил председатель Колька. Наверно, это он предложил добавить «ки».       Алик сложил первые буквы девиза и успокоился. Ему стало всё ясно: о-р-у-н-з-а-к-и.       — А Римму Зимину мы из «долгоиграющей пластинки» обыкновенной делаем,— похвастался Алику председатель Колька.— Заманили в пионерскую комнату и записали потихоньку на плёнку. А потом дали послушать. Она сначала даже не узнала себя. Думала, что это за ворчунья такая? А оказывается, это она сама была. Теперь Римка как вспомнит этот случай, так и сдерживается.       — А ты когда с неё пример возьмёшь? — спросил Кольку вожатый Миша.       — А что? Разве я не верно говорю? — пошёл в наступление Колпаков.— Разве Римка не меньше бубнить стала? Мохова, подтверди, что я прав!       — Меньше, меньше,— с охотой сказала Света и спросила вожатого: — А почему тебя, Миша, зовут Мишаром-младшим — ведь ты старше нас всех?       — Миша младший по отцу,— не дав сказать вожатому, объявил Колька.— Его отца тоже Михаилом зовут, и дедушку тоже. У них в семье все Михаилы. А он самый младший.       — О, сколько Мишек! — ахнула Света.— Всё равно как в дремучем лесу.       Все засмеялись, но главный обвинитель Колька Колпаков спохватился и сейчас же восстановил тишину.       — Мы помогли Свете и ещё поможем,— начал он свою заключительную речь.— Мохова станет у нас самой активной пионеркой. Она...       — Я её и так не узнал,— сказал Алик.— Приехал в гости и развёл руками: она или нет? В мо-       ём звене Свету за робость даже Мышкой-норушкой прозвали.       — Вот, оказывается, кто у неё звеньевой был! — обрадовался Витя Пухов.       — Тебя-то нам и нужно! — подскочил к Алику Гаврилка.       — Зачем это я вам понадобился? — с усмешкой спросил Алик.       — А затем, что ты звеньевой никудышный,— ответил Гаврилка.       — Это откуда ж ты знаешь?       — А вот и знаю!       — Ничего не знаешь!       — Нет, знаю, знаю!       И не успели ребята опомниться, как Гаврилка с Аликом, сцепившись, уже катались по полу, норовя одолеть друг друга.       Света бросилась разнимать их.       — Пленники, ни с места! — гаркнул главный обвинитель и сразу восстановил порядок.— Сейчас высший совет орунзаков вынесет вам приговор. Мы уходим совещаться.— И он позвал всех орунзаков на чердак.       Пленники остались без стражи.       — Как ты думаешь, к чему они нас приговорят? — спросила сияющая Света.       — Уж во всяком случае мне больше твоего достанется,— отряхиваясь, сказал Алик и покосился на дверь.       — Не вздумай удирать. В момент догоним,— предупредила Света и уже миролюбиво добавила : — Да ты не трусь, у нас ребята справедливые, зря не осудят.       Прошло несколько минут, и орунзаки спустились с чердака.       — Встать! — приказал общественный обвинитель.       Пленники подчинились, и он продолжал громовым голосом:       — Слушайте решение высшего совета орунзаков! Пункт первый: «Звену четвёртого класса, в котором состояла раньше пионерка Света Мохова, предлагаем выбрать девиз».— Тут Колька отвлёкся от решения орунзаков и добавил Алику: — С девизом гораздо интереснее. У нас знаешь как пионерская работа оживилась!       — Коля! — предостерегающе сказал вожатый.       — Пункт второй! — громогласно объявил председатель.— «После праздника Октября звено орунзаков вызывает ваше звено на соревнование. Если же пионерская работа у вас по-прежнему будет отставать, то мы, орунзаки, возьмём ваше звено на буксир».       — Не возьмёте! Не надейтесь! — запетушился Алик. Он уже понял, что драться с ним, кроме Гаврилки, никто не хочет, и снова стал важничать. В знак протеста он даже выстрелил из своей зажигалки.       — Отставить огонь' — приказал общественный обвинитель и, хотя ему ужасно захотелось поскорее рассмотреть Алькину зажигалку и бабахнуть из неё, сдержал себя и продолжал металлическим голосом: —Пункт третий: «Строю орунзаков прокричать пионерке Свете Моховой за проявленную отвагу и мужество при выполнении наших приказаний троекратное «ура!». Именем всех пионерских законов данное решение изменению не подлежит». Точка, и никаких гвоздей! — уже от себя заключил Колька.       После этого он отдал приговор секретарю Ната-       ше и потребовал, чтобы Света и Алик расписались под ним.       Как только они выполнили требование общественного обвинителя, на середину домика вышел вожатый Миша и скомандовал:       — Орунзаки, смирно! На пионерку Свету Мо-хову равняйсь!       Света, чуть не опрокинув скамью, вытянулась в струнку.       Но то ли от радости, то ли от всего пережитого за эти дни вдруг закрыла лицо руками и, заплакав, выбежала из домика.       Торжественный строй орунзаков пришёл в смятение.                   ВСЁ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ             Света забралась на подоконник в лестничном коридоре своего этажа и плакала от радости.       «Говорить буду на сборе до тех пор, пока не остановят. Обо всём скажу. Как я думала, что никто из ребят со мной дружить не будет, как расстроилась, что первое задание орунзаков не выполню, и как ребята помогли мне. А потом я позову их на экскурсию к папе и ещё... — Тут Света даже зажмурилась от волнения.— Ещё я предложу им провести такой сбор орунзаков, какого они никогда не проводили.— Так с зажмуренными глазами Света и продолжала мечтать: — Месяца через два в вестибюле школы появится большое, красивое объявление:       «Внимание! В актовом зале состоится необыкновенный концерт. Приглашаются все желающие       избавиться от своих недостатков. А участвуют в концерте те, кому это уже удалось сделать».       Соберутся ребята, и на сцену под звуки марша, чётким шагом выйдут все орунзаки. У каждого за спиной колчан стрел с блестящими наконечниками, в руках лук, а на груди, точно лента у чемпиона, большая золотая буква. У кого «О», у кого «Р» или «У», и так до конца.       «Орунзаки»,— прочитают зрители, а кто-нибудь не вытерпит и крикнет: «Это что за должность?!»       «Подумайте»,— предложит командир орунзаков Мишар-младший.       И тут любопытные начнут строить всякие догадки.       «Орунзаки — это Отряд Ребят Упрямых, Настойчивых, Знающих и Активных»,— предложит один.       «Это Орава Универсальных Заводил»,— выскажется другой.       «Ни за что вам не отгадать,— рассмеётся Миша и, точно дирижёр, махнёт нам.       «Одной рукой узелок не завяжешь!»—дружным хором скажем мы, указывая на свои буквы.       А вожатый Миша снова обратится к зрителям:       «Кто с этим не согласен, может попробовать».       Конечно, сразу найдутся охотники. Мы пригласим их на сцену и посмотрим, как они начнут пыхтеть над таким заданием. Вряд ли кому удастся выполнить его!       Когда же сконфуженные смельчаки снова займут свои места в зале, Миша торжественно объявит, что эта пословица стала девизом нашего отряда, и мы споём песенку орунзаков».       Света спрыгнула с подоконника и запела первое, что пришло ей в голову:       Мы пионеры-орунзаки, Мы начеку всегда: Озорникам и лодырям От нас беда.       Колчан и стрелы мы имеем, Чтоб ими в цель стрелять. Все недостатки мы одолеем И будем петь и танцевать. Ура! Ура!       Мы такими будем всегда!       Перед самым концом песни мы натянем луки со стрелами и прицелимся в наших противников.       «Стрелы пущены в цель!» — скомандует командир Витя. И мы все вместе поразим смешные рисунки, которые появятся в глубине сцены. Моя стрела поразит Трусость, Синеглазкина — Подсказку, Витина попадёт в Кривляку. Словом, каждый подстрелит свой недостаток. И они на глазах у зрителей провалятся в тартарары. На этом сборе мы и Римкину пластинку размагнитим. В торжественной обстановке. А после начнём наш концерт.       «Первым номером программы,— объявит Миша Ратников,— танец двух подружек: бывшей Буб-нилки и недавней Трусихи».       Это я с Риммой исполню его,— засмеялась Света и продолжала придумывать: — После нас на сцене появятся клоуны: бывший Кривляка и прошлогодний Драчун и Удирала с уроков — Витя Пухов с Гаврилкой. А за ними выступят новые подшефные орунзаков. Ну и весело же будет! Будет...» — поймала себя на слове Света.       А чтоб это было, надо завтра же рассказать ребятам о таком сборе. И Света ни капельки не побоится. Ведь теперь в её характере появился чудесный упрямец. Чуть что — и он вступает в спор с её робостью. Вот и сейчас упрямец подбодрил Свету: «Расскажешь и вместе с ребятами начнёшь готовить этот сбор. Вот будет здорово!»       Света посмотрела в окно и увидела идущего по двору отчима. Вихрем сбежала она вниз.       — Папа, как всё хорошо получилось!       — Разве ты уже выступила на сборе? — удивился Александр Константинович.       — Нет ещё,— ответила Света,— но увидишь, моё выступление понравится всем.       — Вполне возможно,— согласился отчим.— Кстати, ты можешь пригласить к нам ребят в любой вторник.       — Вот спасибо-то! — воскликнула Света и, подпрыгнув, вдруг чмокнула отчима в щёку.       Это было совсем неожиданно, и поэтому они оба смутились.       — Что ж мы стоим... Поехали к маме,— сказал после некоторого молчания Александр Константинович.— Мне кажется, наверху ждут лифт, а мы с тобой ни туда ни сюда.       — Ни туда ни сюда! — засмеялась Света и нажала одну из блестящих кнопок.       Лифт рванулся и помчал их наверх.       А в квартиру звонить было не нужно. Мама увидела их в окно и вышла встретить на лестничную площадку.       — Что-то вы, дорогие товарищи, долго поднимаетесь,— заметила она, беря у отчима портфель.       — У нас был деловой разговор,— переглянувшись со Светой, сказал Александр Константинович.       — А дома вас тоже ждут дела,— подхватила мама.— Нужно передвинуть сервант и шкаф.       — Опять?! Дайте хоть отдышаться,— притворно вздохнул отец и сел на диван.       Мама и Света тоже сели, да так, что Света оказалась между отчимом и мамой. Она ещё ни разу не сидела, крепко прижавшись к ним. Оказывается, это просто замечательно!       — Хотите, мы у себя дома тоже будем орунзаками? — неожиданно предложила им Света.       — Хотим! — не задумываясь, сказал отчим.— Только объясни, пожалуйста, кто они такие, с чем их едят?       — Никаких разговоров! Идите мыть руки и за стол! — И мама прогнала обоих в ванную комнату.       Через минуту Александр Константинович крикнул оттуда:       — Знаешь, Люся, быть орунзаками совсем не плохо.— И, подмигнув Свете, заговорщически добавил : — Мы расскажем об орунзаках маме, когда будем переставлять мебель. Это самое подходящее время.       — Точка, и никаких гвоздей! — ответила довольная Света Колькиной поговоркой.       — Орунзаки, за стол пора! Всё остынет! — позвала их мама.

 

 

От нас: 500 радиоспектаклей (и учебники)
на SD‑карте 64(128)GB — ГДЕ?..

Baшa помощь проекту:
занести копеечку — КУДА?..