Голубой винтик

PDF

      ГОЛУБОЙ ВИНТИК

      1. О ЧЁМ СПОРИЛИ ДЕТИ

      Это Софийка рассказала про голубой винтик, смуглая девочка в новых скрипучих ботинках. Надо лбом у неё поднимался чубик, перевязанный красной ленточкой. Этот чубик всегда торчал кверху и при каждом шаге кланялся: «Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!» А ботинки важно отвечали: «Драссте. Драссте».
      — Знаете что? — сказала Софийка. — Мою маму зовут Екатерина Ивановна, и она делает тракторы. Вот!
      Толстый Топа посмотрел на девочку и сказал:
      — Ну так что? Мой папа тоже делает тракторы.
      В детском саду только что окончился обед, и у Топы кончик носа был немножко измазан вишнёвым киселём.
      — Моя мама ввинчивает в трактор винтик! — похвасталась Софийка. — Такой малюсенький-малюсенький винтик! Он совсем голубой, и на нём серебряная шапочка.
      Софийка подпрыгнула на одной ножке, и её чубик весело закивал: «Здравствуйте, здравствуйте!»
      А на самом деле она никогда и не видела этого винтика. Просто мама рассказывала ей про свою работу. Но Софийке почему-то казалось, что винтик обязательно голубой и звенит, как серебряный колокольчик.
      — Ха-ха, винтик! — засмеялся Топа. — А мой папа колёса делает. Ну да, он делает колёса для трактора! Только они называются катки и на них надевают гусеницы. Тр-р-р! А без катков трактор не поедет.
      Топа хотел рукавом утереть нос, но взглянул на Зою Петровну и вынул платок.
      — Вот ещё! Катки! — крикнул Василько, тот мальчик, который лучше всех умел делать бумажные кораблики. — Нашёл чем хвастаться! А мой папа плавит в печи сталь! Если бы не мой папа, так и катков бы не было! Ну, скажи, из чего бы делали катки?
      Топа смущённо заморгал глазами. Он видел трактор — катки и гусеницы у него в самом деле были стальные. Не делать же их из дерева! Надо, чтобы они были крепкие...
      — А печь большая-большая! — рассказывал Василько. — И сталь клокочет, клокочет — такая яркая, что на неё глядеть нельзя! Ну да, мне папа говорил. На неё только сквозь синие очки можно смотреть!
      Топа взглянул на Софийку, Софийка — на Топу. Взглянула и, сконфуженная, отошла в уголок. Ну зачем она хвасталась этим винтиком!
      Топин папа делает большие катки. Васильков плавит сталь, горячую-горячую, как солнце. И девочке стало жалко свою маму, которая только ввинчивает в трактор маленький голубой винтик. И винтик этот казался уже Софийке не голубым, а серым, как зола, и таким незаметным и ненужным...
      Перевязанный ленточкой чубик уже не говорил «здравствуйте», а смущённо свисал Софийке на лоб.
      А тут неожиданно вмешалась ещё и Тося — белоголовая, с короткими волосёнками, похожая на мальчика.
      — А вы не хвастайтесь, — сказала она, деловито убирая со стола ложки. — Моя мама тоже на заводе, и она сильнее всех. Если она захочет, так и трактор поднимет...
      Тося не договорила, потому что Топа вдруг громко захохотал:
      — Вот ещё! Разве может человек поднять трактор? Тоже выдумала!
      Софийка знала Тосину маму — маленькую ростом, худенькую, и было правда смешно думать, что такая маленькая мама может поднять огромный трактор.
      Но Тося так и вспыхнула:
      — Ну и смейтесь! А это всё равно правда. Мне мама говорила. Мама — самая сильная на заводе!
      — Зоя Петровна! — крикнул Топа. — Зачем Тося говорит неправду? Скажите ей!..
      Зоя Петровна положила руку мальчику на голову:
      — Топа, не надо так кричать.
      — А если она... Вы же слышали?
      Слышала. Тося сказала правду.
      И, заметив, как недоверчиво смотрит Топа, как удивлённо кивнул Софийкин чубик, Зоя Петровна улыбнулась и спросила:
      — Л вам хочется посмотреть, как работают ваши папы и мамы? Хотите? Я позвоню директору, Петру Игнатьевичу. Может быть, он позволит нам прийти завтра на завод.
     
      2. ЧТО БЫЛО НА ЗАВОДЕ
     
      Вот и наступило это «завтра», и директор позволил пропустить детей на завод. Детский сад был недалеко от тракторного завода, и Петр Игнатьевич часто заходил к детям, расспрашивал, как они живут.
      Мальчики и девочки очутились на заводском дворе, украшенном клумбами с яркими цветами. Из-за угла выехал новенький зеленый трактор. Его недавно сделали и теперь обкатывали, перед тем как отправить в колхоз.
      Вот это машина так машина! Тракторист только двинет рычаг — и трактор уже поворачивает, куда ему велят. Нажмёт тракторист какую-то педаль — трактор «чмых!» и изо всех сил рванёт вперёд. Гусеницы стелются под катки, и катки бегут по этой стальной дорожке...
      Вдруг трактор остановился и, скрежеща гусеницами, не сходя с места, повернулся вокруг себя. Дети так и ахнули. Как в цирке!
      Все они очень завидовали трактористу, но молчали. Только Василько неуверенно сказал:
      — А я, когда вырасту, может быть, и на паровозе поеду.
      — А я трактористом буду! — вдруг решительно заявил Топа.
      — Молодец! — сказала Зоя Петровна. — Это ты хорошо придумал. Тракторист на тракторе землю пашет, и хлеб молотит, и тяжести возит.
      — Я тоже всё делать буду, — сказал Топа и, глядя на трактор, с гордостью подумал: «Это мой папа сделал для него катки!»
      А Василько подумал: «Это мой папа расплавил для него сталь».
      И только Софийка вздохнула, когда вспомнила про маленький винтик.
      А трактор уже исчез из виду, и только издали было слышно, как он тараторит, как будто приговаривает: «Трактор, трактор, трактор, трак, трак, трак!..»
      Зоя Петровна повела детей в цех. Взявшись за руки, они пара за парой перешли двор.
      Ещё на пороге гул и шипенье оглушили мальчиков и девочек. Они осторожно переступили порог и остановились у цеховых ворот. Дальше в цех Зоя Петровна никого не пустила, разрешила смотреть только издали. Топе очень хотелось подойти хоть немного ближе, но ничего не поделаешь — нельзя.
      Несколько больших башен шипели, гудели, полыхали огнём. Возле них хлопотали рабочие в тёмных очках, с длинными пиками.
      — Электрические печи! — крикнула Зоя Петровна, указывая на огнедышащие башни. — В них плавят сталь!
      Если бы она не крикнула, а сказала обычным голосом, никто бы её не услышал в этом грохоте и шуме.
      С мерным гуденьем проплыл громадный ковш. Топа глянул и пригнулся, Софийка схватилась за шапочку, которая теперь прикрывала её весёлый чубик.
      А ковш опустился перед печью. Рабочий железной пикой пробил отверстие, и все зажмурились от ослепительного блеска. Из печи хлынул жгучий белый поток, золотым дождём посыпались вокруг искры.
      И вдруг Софийка замерла: она увидела, как печь начала наклоняться набок. Она медленно наклонялась, как огромный чайник, из которого хотят вылить всю воду. Девочка испугалась, потому что подумала, что печь падает. Потом она увидела сталевара, который покрутил колесо, похожее на руль в «Москвиче», и печь стала наклоняться всё ниже и ниже, а раскалённая сталь с громким гуденьем всё лилась и лилась.
      Сыпались искры — золотые, красные, белые, похожие на звёзды.
      Софийка глядела как зачарованная, забыв, где она и что с ней.
      Сталевар отошёл в сторону. Он снял большие рукавицы, очки и потёр рукой лоб. И в ту же минуту Василько узнал отца:
      — Папа!
      Софийка не слышала, как крикнул мальчик. Она только увидела, как подошёл сталевар и улыбнулся ему, а Василько нежно погладил широкую руку отца.
      Девочке очень захотелось увидеть и свою маму. Но мамы нигде не было.
      Ковш с гуденьем поплыл от печи, чуть-чуть покачиваясь на стальном крюке. У Софийки замерло сердце: что, если он сорвётся? И кто этот великан, который так легко несёт огромный ковш, полный расплавленной стали?
      Зоя Петровна показала рукой наверх. Дети посмотрели туда и увидели небольшую кабинку, будто прицепленную к балке. Кабинка двигалась вместе с ковшом. Из окна кабинки выглядывала женщина в платочке. Дети догадались, что это она управляет краном, который несёт ковш.
      Вдруг женщина высунулась из кабинки и махнула кому-то рукой, и все узнали её: это была Тосина мама.
      — Ну, вот видите, что я сказала правду? — крикнула Тося. Вскоре ковш остановился, к нему подбежали рабочие. Они наливали ослепительную сталь в какие-то ящики, наполненные землёй. Ящики не стояли на месте, а медленно и плавно один за другим проплывали мимо детей.
      Топе очень захотелось вскочить на какой-нибудь ящик и поехать на нём, но он никогда бы этого не сделал — кто его знает, куда так заплывёшь!
      Только мальчик подумал об этом, как к нему кто-то наклонился, и он услышал у себя над ухом:
      — Топка! Топтыгин Иванович!
      Так его называл только папа. И правда, это был он. Топин папа оглядел детей, поздоровался с Зоей Петровной и громко сказал:
      — Ого, сколько сегодня ко мне помощников пришло! А кто тут у вас бригадир?
      — Нет, у нас нету бригадира! — закричал Топа. — Мы пришли посмотреть, как делают тракторы!
      Да неужели? — засмеялся папа. — А я думал — на работу! Ну-ну, сейчас я покажу вам моё хозяйство. Вот оно! И он показал на ящики с землёй, которые проплывали мимо. В каждом ящике, как жёлтый глаз, светилась посередине дырка, наполненная горячей сталью.
      — Разве это твоё хозяйство? Это — завода, — сказал Топа.
      — А завод чей? Он стоит на нашей советской земле. Значит, наш завод и мы на нём хозяева. Вон оно как, Топтыгин Иванович! — ответил Топин папа и весело засмеялся.
      — Папа, а где же катки? — вдруг вспомнил Топа.
      — Катки катаются, — пошутил папа и рассказал, что ящики с землёй — это формы, которые наполняются сталью. Потом, когда сталь остынет, из формы вынут готовый, отлитый каток.
      Софийка с завистью глядела на Топу; вот какой у него папа! Он умеет делать катки, а Васильков папа сталь плавит и даже вот какую огненную печь может наклонить.
      «А где же моя мама?» — думала девочка.
      Ей и хотелось увидеть мать, и она боялась, что дети будут смеяться: ввинчивает какой-то маленький винтик!
      А больше всех, наверно, будет смеяться Топа — он такой! И Софийка тайком, сбоку взглянула на мальчика. Но он, должно быть, заметил этот взгляд, потому что надул губы и сделал так:
      «Пхе!»
      «Ну, погоди! — подумала девочка. — Вот я попрошу маму, чтобы она научилась плавить сталь или делать катки. А может быть, она и рычаги сделает или мотор!»
     
      3. ПРО СОФИЙКИНУ МАМУ И ГОЛУБОЙ ВИНТИК
     
      — Идёмте, идёмте! — сказала в это время Зоя Петровна. — Нам надо ещё посмотреть большой конвейер. Становитесь в пары. Топа, иди сюда.
      Софийка стала в пару с Тосей.
      — Ты видела когда-нибудь большой кон... конвейер? — спросила Тося.
      — Никогда.
      — И я никогда... — призналась Тося. — Наверно, он очень гудит, как печь. Правда?
      Нет, конвейер нисколько не был похож на печь. Он походил на длинную-длинную дорогу с железными рельсами. Сколько дети ни глядели вперёд, а конца этой дороги не было видно.
      Вокруг гремел, шумел, гудел огромный цех.
      Здесь ничто не стояло на месте: быстро работали люди, гудели моторы, всё будто спешило куда-то вперёд. И сам конвейер вдруг сдвинулся с места и тихо пошёл вперёд. Ещё никогда Софийка не видала, чтобы дорога сама ходила.
      — Дети, здесь собирают тракторы! — крикнула, наклоняясь, Зоя Петровна.
      Сначала на конвейере двигалась только стальная рама, но Софийка видела, как эту раму рабочие будто одевали в стальную одежду. На ней укрепляли какие-то рычаги, колёсики, надевали катки.
      С каждой минутой машина становилась всё больше похожа на трактор.
      И каждый трактор, перед тем как сойти с конвейера, проплывал мимо работницы в синей спецовке. Но Софийка не замечала её. Тогда Зоя Петровна взяла девочку за руку и подвела её к этой работнице.
      — Мама! — крикнула удивлённая Софийка. — Мама, а я тебя всюду искала!
      — Ой, доченька! — обрадовалась работница. — А я и не знала, что ты придёшь... О, да тут весь детский сад!
      — Нет, только старшая группа, — важно сказал Топа. — Малышей мы не взяли.
      Серая дорожка конвейера медленно двигалась вперёд, и на ней один за другим проплывали тракторы.
      Мать Софийки брала в руки маленький винтик и осторожно и умело его ввинчивала.
      — Это... это тот винтик? — спросил Топа.
      — Да. это тот винтик, о котором рассказывала Софийка, — сказала Зоя Петровна. — Смотрите, всё на тракторе есть — и мотор, и катки, и гусеницы. А без этого маленького винтика ни один трактор не может двинуться с места!
      — Никогда не двинется! — подтвердила Софийкина мама. — Это такой винтик... Маленький с виду, а без него не обойдёшься...
      Она на миг оторвалась от работы, сняла с дочки шапочку и провела рукой по её волосам. А непослушный чубик только того и ждал. Обрадовавшись, что вырвался на волю, он весело закивал: «Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!»
      Софийка нагнулась и взяла один винтик. Он был совсем не серый, а голубой, серебристый, похожий в своей шапочке на грибок. Девочка высоко подняла его вверх, чтобы все дети видели, какой чудесный винтик ввинчивает в трактор её мама!
     
     
      ПЕТРУСЬ И ЗОЛОТОЕ ЯИЧКО
     
      Ну и ловко же играет Петрусь на свистульке!
      Вы никогда не слышали, как он играет?
      Свистулька у него как живая. Захочет Петрусь — и она запоёт у него тоненько-тоненько, как комар. Захочет — и она заговорит толстым голосом, загудит, как шмель. А то закукарекает, как молодой петушок, — и голосисто и немножно хрипло.
      И подумать только: простая свистулька из стручка жёлтой акации!
      Только стручок ведь не запищит дуйте в него хоть целый лень! Надо уметь сделать из него свистульку.
      Петрусь делает так. Сорвёт стручок, который потолще, раскроет его — только раскрывает осторожно, чтобы одна половинка как-нибудь не оторвалась от другой, — а потом выскребет ногтем из стручка зёрнышки и опять сожмёт обе половинки. Вот вам и готова свистулька! Теперь можно взять её кончик в рот и дуть.
      Всех своих товарищей в детском саду Петрусь научил делать свистульки. Хорошо, что во дворе акации много!
      В детском саду весело: дети пропалывают клумбы с цветами, играют в мяч, рисуют; воспитательница Мария Семёновна читает им интересные сказки.
      А вот когда Петрусь приходит домой, так он уж не знает, что ему делать. Что ж, если ему не дают в колхозе никакой работы! Мал ещё. Трактор водить не умеет, комбайном управлять тоже ещё не выучился. Правда, комбайнер дядя Опанас обещал научить его, да это так, лишь бы сказать. Ну вот, мальчику и остаётся только свистеть на свистульке да делать брызгалки из дудок болиголова.
      Правда, другие дети ещё выуживают из норок пауков-тарантулов. Прицепят на нитке кусочек воска — и в норку. Дразнят паука, пока он не вцепится в воск. Тогда только — дёрг! — и вытянет паучище.
      Но Петрусь пауков не ловит: они страшные, серые, у них восемь мохнатых ног, да к тому же всем известно, что они ядовитые.
      Петрусь боится их ловить. (Только вы, пожалуйста, об этом никому не говорите, а то Петрусь рассердится. Он считает себя очень храбрым.)
      Вот как-то раз возвратился мальчик из детского сада. Солнце ещё не зашло. Отца и матери не было дома — задержались на работе. Старшие ребята побежали купаться. Дед Лука плетёт сети. У всех есть работа, одному Петрусю делать нечего.
      Ну вот, сунул он в рот свистульку и вышел на улицу. А напротив, в кузнице, стучит молот. Заглянул мальчик в кузницу. Молот — бум-бум-бум! — бьёт по куску раскалённого железа, который держит длинными клещами Микола, старший брат Петруся.
      — Дай я подержу! — кричит Петрусь.
      Микола оглянулся:
      — А ну-ка, уходи отсюда! А то ещё обожжёшься.
      Ну конечно, взрослым всё можно — и в кузнице ковать, и трактор водить, — а если ты маленький, так тебе уж ничего нельзя! А разве Петрусь не сумел бы подержать клещами кусочек железа на наковальне? Очень просто! И совсем не обжёгся бы.
      Да что поделаешь!
      А может быть, пойти на конеферму? Это совсем недалеко, сразу же за колхозным садом.
      Петрусь вспомнил, что на конеферме работает дядя Петро. А он же сосед, и лучшего дяди, пожалуй, не найти. Это ведь он когда-то подарил Петрусю живую перепёлку. Что, если попросить его: «Посадите, мол, меня, дядя, верхом на жеребёночка!»
      На широком дворе у коновязи стояли лошади. Всякие: и вороные, и рыжие, и совсем белые.
      Петрусь сразу же увидел дядю Петра. В одной руке у него была железная скребница с зубчиками, в другой — щётка. А щётка особенная — круглая, с ремешком сверху.
      Дядя Петро чистил этой щёткой высокую лошадь. Она была вся рыжая, словно золотая, только задние ноги в белых чулках. Конечно, это не настоящие чулки, это только так издали кажется, что чулки, а на самом деле у лошади просто белая шерсть возле копыт.
      — Здравствуйте, дядя! — поздоровался Петрусь. — Это я.
      — Здравствуй, здравствуй, — ответил дядя Петро. — Вижу, что ты. А что скажешь? Посмотреть пришёл? Только, голубчик мой, ты лучше иди отсюда, да поскорее, а то ещё под копыта попадёшь.
      Ну вот, всегда так! А ведь Петрусь, наверно, сумел бы так же почистить щёткой лошадь. Ну, а если не лошадь — она высокая, — так уж дали бы ему жеребёнка... Да где там!
      Поплёлся Петрусь дальше.
      «Куда же пойти? — думает мальчик и вдруг решает: — Пойду на птицеферму». Ух, там очень интересно! Какие там куры! Все белые, как снег, кричат, кудахчут, а петухи кукарекают. Такие голосистые! Птицефермой заведует бабушка Олёна Григорьевна.
      Мальчик слышал — люди говорили, что у неё на ферме куры несут золотые яички.
      Пришёл Петрусь на птицеферму. Открыл калитку — и прямо во двор.
      И сразу попал в куриную страну. Ой, сколько же тут было кур! Куда ни глянь — куры! И в этой стороне куры и в той куры. И вон там, далеко, где верба растёт, тоже куры. Все белые, с красными гребешками. У одних гребешок торчит вверх, у других свисает вниз, как серёжка. Эта курица что-то клюёт, другая щиплет какую-то былинку. А одна всё гоняется за своей подружкой, старается отнять у неё червячка. Но подружка ловкая — не выпускает добычу.
      Откуда ни возьмись, петух, тоже белый, только очень хвостатый. Как вскочит на корыто да как кукарекнет!
      «Это он поздоровался со мной». — подумал Петрусь, сунул в рот свистульку да как засвистит!
      Что тут поднялось! Все куры так и кинулись врассыпную.
      Вот еще, какие пугливые! Свистульки не слыхали, что ли?
      В это время кто-то закашлял — кхе-кхе! — и на пороге дома появилась бабушка Олёна Григорьевна.
      — Кто там нарушает порядок? — спросила она и приставила к глазам руку, чтобы лучше разглядеть. А в другой руке она держала мисочку.
      Петрусь подошёл ближе и вежливо поздоровался:
      — Здравствуйте, бабуся! Я ничего не нарушаю, это свистулька. Такая вредная, голосистая, как этот ваш петух!
      Тут Олёна Григорьевна узнала мальчика:
      — Здравствуй, Петрусь! Давно я тебя не видела. Что ты поделываешь? Может быть, тебя уже бригадиром в колхозе поставили, а я и не знаю?
      — Нет, я на комбайнера скоро буду учиться, — сказал Петрусь, — а сейчас у меня пока никакой работы нет.
      — Совсем никакой?
      — Нет, я в детский сад хожу и на свистульке играю. Вот послушайте.
      Мальчик хотел уже взять свистульку в рот, да бабушка замахала руками:
      — Будет, будет, не надо! Я уже слышала. Ты мне всех кур распугаешь. А вот если хочешь, я тебе дам настоящую работу.
      — Работу? — так и встрепенулся Петрусь. — А какую?
      — Какую? Кхе-кхе... Помоги кур накормить. — И бабушка протянула Петрусю миску, а в ней был ячмень.
      Мальчик набирал полные горсти зерна, рассыпал его и кричал:
      — Цып-цып-цып!
      Всполошился, засуетился весь куриный народ. Со всех ног бросились куры на зов. Окружили Петруся, хватают ячмень у самых его ног, а один петушок подлетел и хотел клюнуть зёрнышко прямо из горсти.
      Опорожнил мальчик всю миску, а Олёна Григорьевна говорит:
      — Молодец, Петрусь! Я и не знала, что ты такой хваткий на работу. Кто же тебя научил?
      — А и сам. .. — засмеялся Петрусь. — Просто видел, как .мать кормила. Только у нас петуха надо отгонять, а то он такой обжора — сразу веб зерно расхватает.
      — Ну, если так, — сказала Олёна Григорьевна, — тогда я дам тебе ещё одну работу. Моя помощница сегодня заболела, так ты мне помоги. Вот возьми корзинку, и пойдём со мной в сарай, соберём яички. Только смотри, ни одного не разбей!
      В таком большом сарае Петрусь ещё никогда не был. Он с любопытством оглядывался во все стороны. Вдоль стен в два ряда стояли клетки. Их было много, а сколько — неизвестно, потому что Петрусь умеет считать только до двадцати.
      — Ой, бабушка, сколько тут клеток! — закричал мальчик. — Зачем они?
      — Тихонько, Петрусь, — говорит бабушка. — Не кричи, руками не махай! А зачем клетки, ты сейчас сам увидишь. Посмотри вот на эту курочку.
      Смотрит мальчик: подошла курочка к клетке, заглядывает в открытые дверцы то левым глазом, то правым, вытянула шею в одну сторону, глянула в другую, будто раздумывает, зайти ли внутрь. А потом осторожно шагнула вперёд, ещё раз, ещё раз шагнула... И только она очутилась в клетке, дверцы тихонько — хлоп! — и сами собой закрылись за ней — без шума, без стука, даже не скрипнули!
      Петрусь ещё больше удивился. А бабушка Олёна Григорьевна улыбается:
      — У нас куры в клетках несутся, милый. Как курица войдёт в клетку, так уже не выскочит до тех пор, пока яичко не снесёт. Тогда мы выпустим её и запишем, какая курица снеслась.
      Насбирал Петрусь с бабушкой много яиц и ни одного не разбил. А какие они? Всякие-всякие! И круглые и длинненькие. У одних скорлупка тёмная, у других — совсем белая.
      Правда, золотых яичек мальчик не нашёл. Ведь это только в сказке рассказывают, что курочка-ряба снесла золотое яичко.
      Гордый и счастливый ходил Петрусь. А что, теперь и для него нашлась работа!
      — Погоди, — сказала Олёна Григорьевна, — я тебе ещё что-то покажу.
      И она повела его в небольшой домик с такими широкими. светлыми окнами, что казалось, будто и весь он сделан из стекла.
      — А что мы тут делать будем? — спросил Петрусь. Музыку слушать, — серьёзно ответила бабушка.
      На минутку они остановились перед закрытой дверью.
      Петрусь прислушался, и ему показалось, что там. за дверью, и правда какие-то весёлые маленькие музыканты настраивают свои скрипочки.
      Олёна Григорьевна пропустила мальчика вперёд, и он вдруг понял, что это пищит множество цыплят. Пушистыми шариками перекатывались они в ящиках за проволочной сеткой и так дружно пищали на все лады, что Петрусь невольно заткнул уши.
      — Ну что, нравится тебе такая музыка? — спросила Олёна Григорьевна. — И подумать только, что эти цыплята все от одной наседки! Нет, я не шучу: наседка-то ведь особенная — электрическая. Ты что, разве не слыхал про инкубатор?
      И бабушка рассказала Петрусю, как закладывают в большие шкафы — инкубаторы — сразу по нескольку тысяч яиц, как их там согревают электричеством и как потом из этих яиц вылупляются цыплята.
      — Здесь вот и живёт у нас вся птичья детвора, пока не окрепнет. А вырастут крылышки — пожалуйте во двор, на травку. Для чего я тебе всё это объясняю? Да вот думаю: вдруг мы выберем тебя, когда вырастешь, председателем колхоза, так ты ведь должен всё знать — что и как. Согласен?..
      Когда Петрусь уходил домой, бабушка подарила ему самое большое яичко. Бережно принёс его мальчик домой и рассказал отцу и матери, как кормил на птицеферме кур, как собирал яйца.
      — Без меня бабушка ни за что не управилась бы!
      Отец взял яичко, положил на ладонь и говорит:
      — А ведь оно не простое! Ты не заметил, сынок? Не простое, а золотое!
      И мать тоже:
      — И правда — золотое! Так и сияет!
      — Не обманывайте, — махнул рукой Петрусь. — Я же вижу, что оно белое.
      — Э, ничего ты не видишь! — улыбается отец. — А ну, подойди-ка сюда. — Он поднёс яичко к электрической лампочке. — Гляди!
      Глянул Петрусь и даже рот разинул от удивления. Просвечивает яичко насквозь золотыми лучами, сияет нежным розовым светом.
      И показалось мальчику, что и на самом деле яичко не простое, а золотое.
      Удивлённо смотрит на него мальчик, а оно всё так и светится, так и горит!
      — Ну, теперь видишь? — смеётся отец. — Аты не верил! Это яичко золотое потому, что ты заработал его честным трудом, как настоящий колхозник.
      Всю ночь снилось Петрусю золотое яичко. Оно сияло яркими лучами, и от него было так светло в доме, как от электричества.
      Теперь Петрусь часто ходит на птицеферму помогать бабушке. А в детском саду он хвастает перед такими же, как он сам, малышами:
      — Прямо не знаю, что делала бы без меня бабушка Олёна Григорьевна!
      Ну, а свистулек сейчас Петрусь не делает. Потому что стручки на акации уже засохли, и из них с треском вылетают мелкие зёрнышки. Вместо свистулек он нашёл себе другую игрушку: прижмёт двумя пальцами листочек ко рту и кукарекает, как молодой петушок. И ему весело отвечают петухи со всех дворов.
      И теперь, если кто-нибудь скажет в разговоре про Петруся, то люди спрашивают:
      — Какой это Петрусь? Не тот ли, что принёс с птицефермы золотое яичко?