DjVu

      ОБЫКНОВЕННЫЙ ДОМ

      В городе Ульяновске на тихой улице есть большой деревянный дом. С виду он ничем особенным не отличается от других домов этой улицы. Такой же дом с шестью окошками на улицу, с парадным входом и железным крылечком.
      Через калитку в высоком заборе можно пройти в просторный двор и дальше в тенистый сад.
      Очень похожие заборы и калитки, дворы и сады есть и у соседних домов, но никто, кроме жильцов этих домов да их знакомых, туда не входит. А калитка этого дома то и дело открывается, и во двор входят люди. Да не по одному или по два, а по пять, по десять, а иной раз и по
      двадцать или тридцать человек сразу. Идут мужчины и женщины, старые и молодые, студенты, солдаты, школьники.
      Они осматривают двор и сад, входят в дом, с интересом разглядывают всё, что стоит в комнатах: простые старинные столы и стулья, жёлезные кровати, накрытые белыми тканьёвыми одеялами, висящие на стенах полочки со стопками книг, портреты.
      Зачем же идут все они в этот дом? Что хотят узнать, рассматривая так внимательно каждую вещь?
      Прочтите надпись на табличке, которая прибита возле калитки, и вы всё поймёте: «Дом-музей В. И. Ленина».
      В этом доме когда-то жил Ленин.
      Это было очень давно, когда Ленин был ещё мальчиком и звали его Володей Ульяновым, а город Ульяновск назывался Симбирском.
      По узенькой лестнице можно подняться наверх в комнату, где Володя спал и где он готовил уроки. Там и теперь ещё стоит его кровать, а на столе и полке лежат книги, которые он читал. Есть там и самодельные картонные солдатики, и другие игрушки, в которые Володя играл с младшим братом Митей.
      Детей в семье Ульяновых было шестеро — три мальчика и три девочки.
      Старший брат Володи, Саша, был умный, серьёзный и очень добрый мальчик. Он отлично учился, много читал и подолгу разговаривал о прочитанных книгах со старшей сестрой Аней.
      Володя был на четыре года моложе Саши. Он, как и Саша, рано выучился читать и читал охотно и много. Учился также хорошо, и ученье давалось ему, пожалуй, даже легче, чем Саше. Но характер у Володи был совсем другой. Саши не слышно было в доме. А Володю никак нельзя было назвать тихим. Он любил весёлые, шумные игры и часто поднимал такую возню со своей младшей сестрой Олей и маленькими Митей и Маняшей, что матери
      приходилось унимать его, чтобы он не мешал старшим детям делать уроки, а отцу работать.
      Но обычно дети Ульяновых играли не в комнате, а во дворе или в саду. Там можно было сколько угодно бегать и кричать. Сюда приходили к ним соседские ребята, и они играли все вместе в пятнашки, казаки-разбойники, жмурки или прятки.
      Володя бегал очень быстро, и, когда играли в прятки, он старался поскорее схватить палочку-выручалочку и выручить всех своих друзей.
      Зимой ребята играли в снежки, катались с горки на санках и на коньках.
      А по вечерам вся семья Ульяновых собиралась вместе за большим столом под висячей лампой.
      Отец читал, мать шила, старшие дети готовили уроки, а младшие рисовали, читали или рассматривали картинки.
      Когда уроки бывали окончены, мать часто садилась за
      рояль и что-нибудь играла, а дети слушали и пели. Это Володя очень любил. А ещё больше ему нравилось, когда читали вслух.
      Читать в семье Ульяновых любили все, и по вечерам часто устраивались общие чтения. Отец читал рассказы или стихи, а мать и дети слушали.
      В доме Ульяновых по-прежнему стоит и стол, за которым собиралась их семья, и старенький рояль, на котором играла Мария Александровна. На стенах развешаны фотографии отца, матери и детей. Мерно тикают большие часы. Старинная висячая лампа освещает комнату спокойным, неярким светом.
      Так и кажется, что хозяева квартиры куда-то отлучились и вот-вот вернутся и примутся за свои обычные занятия.
      Вот какой дом есть в городе Ульяновске.


      РАССКАЗЫ ОТЦА

      Володин папа — Илья Николаевич — был директором народных училищ. Он ездил по деревням и проверял, работают ли там школы и хорошо ли в них учат детей.
      Школ для деревенских детей тогда было мало, и учили в них плохо. Илью Николаевича это очень огорчало.
      Однажды он вернулся из такой поездки совсем расстроенный.
      Вечером, за ужином, он рассказывал:
      — Приезжаю в одну деревню. Спрашиваю прохожих: где здесь у вас школа?
      — Не знаем.
      — А ребята у вас учатся?
      — Учатся некоторые.
      — Где же?
      — А вон изба возле колодца.
     
      Прихожу. Изба маленькая, бедная. Темно и дымно. У печки хозяйка хлопочет, в углу телёнок от мороза спасается. А за столом у окошка примостились несколько мальчиков, и хозяин учит их читать по азбуке.
      — Вы учитель? — спрашиваю.
      — Да какой я учитель,— отвечает,— сам маленько грамоте выучился. Могу, значит, ребятам буквы показать, научить, как слова складывать. А больше ничего не могу, сам не обучен.
      А в другой деревне и того хуже.
      Когда я спросил, где школа, мне указали заброшенный нетопленный домишко, где раньше жил церковный сторож. Там я застал трёх мальчиков. Они были одни. В рваных тулупах и армяках ребята приткнулись у окна и усердно разучивали буквы.
      — А где ж ваш учитель? — спрашиваю.
      Оказывается, он священник и уехал в соседнее село на
      похороны.
      — Что же вы домой не пойдёте, сидите здесь в таком холоде?
      — Да он обещался палкой избить, если убежим и буквы не выучим.
      И это называется школа!
      — Да как же они могут учиться в таких школах, папа? — спросил Володя.
      — В том-то и дело, что никак не могут,— ответил отец.— А ну-ка, подумай и скажи, много ли грамотных среди твоих деревенских друзей?
      Володя стал вспоминать своих деревенских товарищей. Всех вспомнил — и тех, с которыми ходил за грибами, и тех, с которыми ночью коней сторожил, вспомнил и озорного Серёжку, который учил его делать ловушки для птиц, и Васю, у которого лучше всех клевала рыба, и пастушка Бахавия с его грустными татарскими песнями. Все они не умели ни читать, ни писать.


      ЭКЗАМЕНЫ

      Володя рано научился хорошо читать, писать и считать, но учился он не в школе, а дома.
      А когда Володя подрос и ему исполнилось девять с половиной лет, его решили отдать в гимназию.
      Гимназия — это была настоящая школа, с виду похожая на наши теперешние городские школы. Она помещалась в большом каменном доме. Классы были просторные и светлые. И учили в этой школе настоящие учителя.
      Только теперь в школы принимают всех ребят, а в гимназию принимали только тех, чьи родители могли платить за ученье ребёнка. Да ещё надо было купить ему форменный костюм, и парадный мундир, обшитый серебряной тесьмой, и форменную зимнюю шинель, и летнюю шинель, и фуражку, и пояс, и ранец.
      Это стоило очень дорого. У бедных людей не хватало денег, и их детям редко удавалось попасть в гимназию.
      И ещё, для того чтобы поступить в гимназию, надо было сдать экзамен. Учителя проверяли, умеют ли дети хорошо читать, писать, решать задачи, говорить стихи. А кто не умел, тех не принимали.
      Вот и Володе пришлось идти на такой экзамен.
      В этот день мама разбудила его пораньше, велела ему надеть красивую новую рубашку, хорошенько причесаться, и они пошли.
      В гимназию на экзамен пришло много мальчиков. Их тоже привели матери или отцы.
      Всех пригласили в большой светлый коридор, где были расставлены стулья. Там надо было ждать экзамена.
      Многие ребята робко жались к своим родителям и наскоро повторяли правила или вспоминали, как пишутся трудные слова.
      Володя не очень боялся.
      Пока его мама разговаривала с матерью какого-то не-
      знакомого мальчика, он с любопытством разглядывал своих будущих товарищей.
      Некоторые мальчики были одеты в дорогие нарядные костюмчики, а на одном был даже бархатный костюм с большим белым воротником из кружев. А волосы у него были длинные, как у девочки, и завитые.
      Такой костюм Володя видел у принца на картинке к сказке «Золушка».
      Только сам этот мальчик не походил на принца. Он был очень толстый, и лицо у него было капризное и недовольное.
      А какой-то мальчик пришёл на экзамен совсем один.
      Одет он был, как взрослый, в длинные брюки и синюю рубашку, подпоясанную ремешком.
      Он сидел в сторонке, у самой двери, и всё старался спрятать под стул ноги в старых, заплатанных ботинках. Наверно, он боялся, что эти нарядные мальчики засмеют его.
      Володя хотел подойти к нему и спросить, почему с ним никто не пришёл, но в это время раздался звонок и все ребята пошли в класс на экзамен.
      Когда мальчики расселись по местам, в класс вошёл учитель в синем мундире с серебряными пуговицами, очень строгий на вид.
      Учитель роздал мальчикам по листу бумаги и велел писать диктант.
      Он диктовал громко и медленно, но как будто нарочно выбирал такие слова, которые трудно было написать правильно.
      Володя хорошо знал правила, а диктанты, которые он писал дома, когда готовился к экзаменам, были ничуть не легче этого, потому что Саша и Аня, когда диктовали ему, всегда старались придумать что-нибудь потруднее.
      Поэтому Володя всё написал без ошибок и быстро подал учителю свой листок.
      Так же хорошо он решил на другой день задачу по арифметике.
      Третий экзамен устроили не в классе, а в большом светлом зале.
      Для мальчиков там были поставлены три ряда стульев, а напротив них стоял длинный стол, покрытый зелёной суконной скатертью с золотой бахромой. И за этим столом, под большим портретом царя в золочёной раме, сидело много учителей. Все они были в мундирах, очень важные и серьёзные.
      В зале на блестящем полу, от стульев к столу, была постлана нарядная ковровая дорожка. По этой дорожке надо было пройти через весь зал, встать перед столом и говорить правила или читать стихи и отвечать на вопросы учителей.
      Володю вызвали почти самым последним. И он, сидя на своём месте, долго смотрел, как выходили отвечать другие мальчики.
      И опять он невольно обратил внимание на тех же двух мальчиков, что и в первый день,— «синюю рубашку» и «принца», как он их для себя назвал.
      Когда вызвали мальчика в синей рубашке, он испуганно вскочил и быстро пошёл к столу.
      Он шёл как-то удивительно неловко, ссутулившись и втянув голову в плечи. И Володя вдруг понял, как трудно ему идти по этой яркой дорожке в своих латаных ботинках, которые здесь уж никуда не спрячешь.
      Вот он дошёл наконец до стола и остановился, опустив руки и пристально глядя на учителей, в ожидании вопросов.
      Стихотворение, которое ему предложили прочесть, он выпалил одним духом, глотая слова, а правила говорил медленно и неуверенно.
      А учитель всё время торопил его:
      — Ну-с! А дальше? Приведи примеры. Поживей!
      Мальчик от этого ещё больше смущался и путался.
      А когда он кончил отвечать, учитель с раздражением
      сказал:
      — Ну, наконец-то! Иди садись.
      И было непонятно — выдержал мальчик экзамен или нет.
      «Принц» шёл отвечать, ничуть не смущаясь, медленной, ленивой походочкой. Сразу было видно, что ему не в диковинку ни ковры, ни светлые блестящие залы, что он привык ко всему этому.
      Подойдя к столу, он поклонился, шаркнув ножкой, и посмотрел на учителей, будто ожидал, что его сейчас похвалят и погладят по головке.
      Когда «принцу» предложили прочесть стихотворение, он немножко отошёл от стола, повернулся вполоборота к залу и начал бойко и уверенно:
      — «Зима», стихотворение Александра Сергеевича Пушкина.
      Зима!.. Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь; Его лошадка, снег почуя, Плетётся рысью как-нибудь; Бразды пушистые взрывая...
      Он читал громко, с выражением и сопровождал чтение плавными жестами своих пухлых ручек, как будто выступал на детском празднике. Но, дойдя до середины, неожиданно замолчал. Видно, забыл конец.
      Володя думал, что учитель сейчас начнёт сердито торопить «принца». Но учитель подождал минутку и, видя, что тот не может вспомнить, вдруг улыбнулся и сказал спокойно и ласково:
      — Ну ничего, ничего. Не волнуйтесь. Мы видим, что вы знаете это стихотворение. И, наверно, ещё много других. Не так ли?
      Учителя, сидевшие за столом, согласно закивали. Правила у «принца» совсем не стали спрашивать. И он вернулся на своё место, гордо, как победитель, поглядывая на товарищей.
      Когда вызвали Володю, он хорошо прочёл большое стихотворение Николая Алексеевича Некрасова «Мужичок с ноготок» и правильно ответил на все вопросы по грамматике.
      Володя отлично сдал все экзамены, и его приняли в первый класс гимназии.

      * * *

      Весёлый и радостный, пошёл Володя с мамой покупать форменную гимназическую фуражку и ремень.
      Потом он примерял мундир и шинель Саши, которые мама решила перешить для него. Саше эти вещи стали малы. А для Володи пришлось их лишь немного укоротить да
      подрезать рукава. А в ширину они были почти совсем хороши, потому что Володя был крепкий, широкоплечий мальчик.
      Всё это было очень интересно и приятно.
      Приятно было выбежать в новой фуражке во двор и на улицу, показаться друзьям и знакомым.
      Одно только огорчало Володю: его друзья Коля и Вася не могли поступить в гимназию.
      Колина мать — портниха, зарабатывала очень мало, и у неё не было денег, чтобы платить за его обучение в гимназии и купить ему форменную одежду, и Коля учился в так называемой приходской школе, бесплатной, но плохой.
      А Вася не мог даже в бесплатной школе учиться. Отец у него умер, а мать-прачка была такая бедная, что им не хватало денег даже на еду. И хотя Васе было только десять лет, мать отдала его в ученики к сапожнику.
      Васе приходилось там и ребёнка нянчить, и воду носить, и печи топить, а за это сапожник кормил его и обещал научить его шить и чинить ботинки, чтобы он тоже стал сапожником и мог сам зарабатывать хоть немного денег.
      Коля и Вася с интересом расспрашивали Володю про экзамены и рассматривали его ремень с блестящей пряжкой и новенькую фуражку с серебряным гербом и буквами СКГ (Симбирская классическая гимназия).
      Вася даже примерил эту фуражку и посмотрелся в осколок зеркала.
      — Хороша! — сказал он и со вздохом вернул фуражку Володе.
      Вздохнул и Коля.
      И Володе вдруг стало грустно.


      КАК ЖИЛА НЯНЯ

      У Ульяновых была няня. Она приехала к ним, когда Володя только родился, и с тех пор жила у них.
      Под вечер, управившись с работой, няня садилась с шитьём или вязаньем в своей комнате у окошка. Володя и Оля часто приходили к няне и, примостившись у её ног на маленькой скамеечке, просили её рассказать что-нибудь.
      Когда они были маленькие, няня рассказывала сказки, а теперь, как говорил Володя, «про жизнь».
      Один раз Володя попросил:
      — Няня, расскажи, как ты жила в деревне до того, как приехала к нам?
      Няня вздохнула:
      — Да что тут рассказывать, Володенька! Плохо мы жили, даже вспоминать не хочется.
      — А почему плохо? — спросил Володя.— Как плохо?
      — Да как вам объяснишь? — раздумчиво сказала няня,— Вы детки городские, деревенской жизни не знаете, не понять вам, пожалуй.— И, подумав, продолжала: — Вам вот всё в лавке да на базаре покупают: и хлеб, и мясо, и молоко, и овощи всякие. А в деревне мужика-крестьянина земля кормит. Что он посеет на земле, что вырастит да соберёт, то и ест с семьёй. Без земли мужику не житьё. Есть земля — сыт мужик и дети его сыты. Нет земли — хоть с голоду пропадай.
      Ну вот. А нашу землю барин-помещик почти что всю себе забрал: и поля, и луга, и лес — всё! А крестьянам оставил только по маленькому клочку земли, да и то плохой. Ничего почти на ней не вырастишь, и скотину пасти негде.
      Вот и стал народ голодать.
      Пошли мужики к барину, просят:
      — Смилуйся. Уступи нам немножко земли.
      А он говорит:
      — Ладно, берите, пашите, сейте. Только условие — половину от всего, что на этой земле вырастет, мне отдавайте.
      Согласились мужики. Что ж с ним сделаешь?
      Стали они на этой земле работать. Трудятся мужики с жёнами, ребятами с утра до ночи: пашут, сеют, жнут. Соберут урожай и скорей барину половину всего везут: и пшеницы, и ржи, и овса.
      У барина амбары полным-полны, а мужикам опять голодать приходится. Особенно если у кого семья большая, ребятишек много.
      А один раз и вовсе худо вышло.
      Выдался год засушливый. Всё лето дождя не было. Земля высохла. Твёрдая стала, как камень, и погиб хлеб на полях, засох. Собирать почти что нечего.
      Горюют мужики — этим хлебом никак до весны не прокормишься, даже если весь себе оставить.
      А барин требует — подавай ему половину. Хоть у самого ещё прошлогодней пшеницы полные амбары.
      Рассердились мужики.
      — Ничего,— говорят,— тебе не дадим, а то нам самим с голоду помирать придётся.
      И не дали.
      Барин поехал в город жаловаться. И вот, смотрим, пригнали в нашу деревню солдат да казаков с ружьями, с нагайками. Мужиков плетьми били, застрелить грозились.
      Хлеб у нас забрали и барину отдали. Такой, говорят, закон.
      Как мы ту зиму прожили, и сама не знаю. Голод страшный был. Много народу тогда у нас в деревне вымерло. Другие ушли в город работу искать. Вот и я тоже в тот год с родной деревней простилась.
      Так-то, Володенька, а ты спрашиваешь, почему плохо.
      ...В этот вечер Володя с Олей долго рассуждали обо всём, что услышали от няни. Им хотелось понять, как могла получиться такая несправедливость. Почему у голодных крестьян отняли последний хлеб и отдали богатому, жадному барину? Кто прислал на подмогу барину солдат и казаков? И почему крестьяне часто голодают?
      — А вот царь,— вдруг сказала Оля,— почему царь позволяет? Ведь если б он захотел, то мог бы всё устроить по-другому. Правда?
      — Царь? Ну, этого я не знаю,— ответил Володя.— Об этом надо Сашу спросить.
      Если Володя чего-нибудь не знал или не понимал, он всегда спрашивал старшего брата Сашу. И Саша подолгу разговаривал с ним, старался как можно яснее и подробнее ответить на все его вопросы.
      Но на этот раз такого разговора не получилось.
      Когда Володя и Оля прибежали к Саше и спросили, может ли царь запретить помещикам обижать крестьян, Саша
      только плечами пожал и сказал, как-то странно усмехаясь:
      — А зачем ему делать это? Ведь царь и сам помещик, да ещё какой богатый.
      И больше не стал об этом разговаривать.


      БАРИНОК

      Осенью Володя начал ходить в гимназию.
      В первое время ему всё там нравилось.
      Нравилось сидеть в классе и слушать то, что рассказывали и объясняли учителя. Нравилось выходить к доске и хорошо, точно отвечать на вопросы. Нравилось во время перемены выбегать в большой гимназический двор, кувыркаться на турнике, карабкаться вверх по шесту или просто бегать и играть с другими мальчиками.
      Но вскоре некоторые из этих мальчиков совсем перестали ему нравиться.
      Один раз, когда Володя шёл в гимназию, его обогнал блестящий экипаж, запряжённый парой лошадей. Экипаж остановился у дверей гимназии, и Володя увидел, что оттуда вылез мальчик из его класса — толстый Петька.
      Старый слуга с седыми усами помог Пете выйти из экипажа и открыл перед ним дверь.
      Володя вошёл вслед за ними, быстро снял шинель и галоши и оглянулся на Петю.
      Петя сидел, развалившись на стуле, а старый слуга, присев на корточки, стаскивал с него тёплые сапожки.
      Петя дёргал ногой и говорил капризным голосом:
      — Ну поскорей же! Чего ты так копаешься?
      Володе стало противно: большой мальчишка заставляет старого человека гнуться и раздевать его, как малыша!
      Володя подошёл ближе, внимательно посмотрел на Петю и вдруг насмешливо сказал:
      — Хочешь, я попрошу мою маленькую сестрёнку Маня-шу, чтобы она научила тебя раздеваться?
      — Что, что? Кого попросишь? — не понял Петя.
      — Да мою сестрёнку,— смеясь, пояснил Володя,— ей как раз сровнялось два года, но ботинки снимать она сама умеет.
      В раздевалке было много ребят, и все они смотрели на Петю и смеялись. А Петя надул губы и не знал, что сказать.
      Володя давно недолюбливал Петьку, но только теперь понял, почему ребята дали ему прозвище «Баринок».
      Вскоре Володя убедился, что Баринок в их классе не один. Там было ещё несколько таких же сынков богачей. Все они хвастались своими отцами, спорили, чей богаче и важнее, у кого лучше лошади, у кого больше слуг.
      — Я сам ничего не делаю,— расхвастался однажды Петька перед своими друзьями,— всё слуге приказываю. Я могу приказать ему, что мне вздумается, могу послать, куда захочу, он всё обязан исполнять, а то папа его выгонит.
      — Подумаешь! — ответил его приятель, надутый и важный Виктор.— А у нас десять слуг, и я кому из них захочу, тому и приказываю.
      — Эй, Ульянов,— окликнули они проходившего мимо Володю,— у тебя есть слуги?
      Но Володя не растерялся.
      — Ого! — неожиданно ответил он.— Да у меня их целых два! Они делают всё, что я захочу. Не только сапоги чистят, даже нос мне вытирают и защищают от всяких оболтусов. У вас таких слуг нет. Вот они!
      И он показал им свои крепкие, сильные руки.
      ДРУГ
      В этот день Володя пришёл в гимназию раньше обычного. В классе было шумно, ребята громко разговаривали, бегали, смеялись. Только один мальчик сидел тихонько в сторонке на своей парте.
      Володя раньше никогда не видел этого мальчика, но сразу обратил внимание на его грустное, измученное лицо и догадался, что это Митя Андреев, о котором вчера рассказывал папа.
      Отец привёз Митю в Симбирск с Кавказа, чтобы отдать в гимназию, и вдруг неожиданно умер. Митя остался
      один у дальних родственников. Вчера были похороны, а сегодня Митя в первый раз пришёл в гимназию.
      Володе стало до боли жалко Митю.
      Он подошёл и сел рядом с ним.
      — У тебя большое горе, я знаю,— участливо сказал он и хотел ещё что-то добавить, как-то утешить, но Митя горько расплакался.
      Что мог сказать Володя? Ведь в такой беде словами не поможешь. Но ему очень захотелось хоть что-нибудь сделать для Мити, и он вдруг предложил:
      — Хочешь, я тебе все твои карандаши очиню?
      Он молча сидел рядом с Митей, заслоняя его от глаз любопытных ребят, и старательно чинил его цветные карандаши до тех пор, пока не очинил все. А Митя за это время немножко успокоился и уже не чувствовал себя таким одиноким в шумном классе среди незнакомых весёлых ребят.
      Ведь рядом с ним был товарищ.


      ЗАДАЧНИК

      Дети бедняков редко попадали в гимназию, но всё же некоторые попадали.
      В классе, где учился Володя Ульянов, был один такой мальчик — Миша Кузнецов.
      Отец Миши работал в ресторане — прислуживал за столом богатым господам.
      Он зарабатывал совсем мало. Для того чтобы заплатить за Мишино ученье в гимназии, ему приходилось работать дни и ночи.
      Форменную одежду для Миши купили на рынке, старую, поношенную, а купить сразу все учебники денег не хватило.
      Один раз на уроке арифметики учитель строго сказал, обращаясь к Мише:
      — Кузнецов, подите сюда и скажите нам, почему вы не решили задач, которые должны были сделать дома?
      Миша вышел к доске и стал там на виду у всего класса.
      Худенький, бледный, в широком не по росту костюме, он стоял понурив голову и ничего не отвечал на вопрос учителя.
      — Что же вы молчите? Извольте отвечать, когда вас спрашивают,— сказал учитель.
      Миша покраснел, на глазах у него выступили слёзы.
      — У меня нет задачника,— ответил он еле слышно.
      — Ах, задачника нет? Вы слышите, господа? Но почему же у вас его нет? Гимназист обязан иметь все учебники!
      — Папа купит,— со слезами в голосе пробормотал Миша,— он сказал... Непременно купит, как только получит деньги...
      — Мне нет дела ни до вашего папаши, ни до того, есть ли у него деньги! — крикнул учитель.— Чтобы сегодня же был задачник! И к завтрашнему дню все задачи должны быть решены, иначе вы будете наказаны.
      Миша поплёлся на своё место, грустно размышляя о том, как достать деньги , на задачник.
      Во время перемены к Мише подошёл Володя.
      — Вот,— сказал он, протягивая Мише свой задачник,— возьми, и пусть он будет у тебя, пока ты не заведёшь своего.
      Миша очень обрадовался, схватил книжку, но вдруг смутился:
      — А ты? Ты-то как же без задачника?
      — Обо мне не беспокойся,— ответил Володя,— я уже записал задачи и дома решу. Бери, бери, не бойся.— И, помолчав немного, добавил: — Чудак человек, почему ты мне раньше не сказал?
      Мимо проходили Петька с Виктором. Они остановились неподалёку.
      — И чего это Ульянов вечно нянчится с этим мужичьём? — сказал Петька нарочно громко, так, чтобы Володя и Миша слышали.
      — Денег ни гроша. Даже учебника купить не могут, а туда же, в гимназисты лезут,— поддержал его Виктор.— Только гимназию позорят.
      — Мой папа говорит,— важно продолжал Петька,— что таким в гимназии не место.
      — А мой отец говорит,— вдруг быстро повернувшись к ним, громко сказал Володя,— что в гимназии учиться должны все дети! Пойдём, Миша,— обратился он к смущённому, растерянному Кузнецову, который молча стоял в стороне,— не обращай на них внимания.


      БУРЛАКИ

      Был у Володи товарищ, Боря Фармаковский.
      Он жил в небольшом одноэтажном доме, почти на самом берегу Волги. Вокруг Бориного дома был большой и густой сад.
      В этом саду Володя с Борей играли в индейцев, строили в кустах шалаши, ставили на деревьях таинственные знаки, понятные только им одним. В дупле старой липы они оставляли друг другу записки, написанные не буквами, а картинками, как писали в старину индейцы.
      Иногда, наигравшись и набегавшись, Володя с Борей убегали на берег Волги, удили там рыбу, а то и просто сидели в тени на берегу, тихо разговаривая и глядя, как блестит на солнце река, как плывут по ней плоты, баржи, пароходы.
      Однажды в жаркий летний день, когда они сидели, весело болтая, на высоком зелёном берегу, до них вдруг донеслась протяжная, заунывная песня, похожая на плач.
      Лицо Володи помрачнело.
      — Бурлаки,— тихо сказал он.
      — Верно! Вот они,— ответил Боря.
      Из-за поворота реки на противоположном берегу появилась группа крестьян.
      Их было человек пятнадцать.
      Они, как лошади в телегу, были впряжены в тяжело нагруженную баржу и, выбиваясь из сил, тащили её против течения.
      Видно было, что им нестерпимо тяжело. Ноги их вязли в глубоком песке, лямки сдавливали грудь, руки были судорожно сжаты. Они шли медленно, пригнувшись почти до земли, и то ли пели, то ли стонали, с трудом продвигаясь в гору.
      Володя отвернулся.
      — Не могу я на это смотреть!
      — И зачем только они нанимаются на такую работу? — спросил Боря.
      — Как — зачем? — удивился Володя.— Неужели не понимаешь? Мне Саша рассказывал: в деревне голод, совсем есть нечего. У крестьян денег нет, и заработать негде. Вот они и идут в город работу искать, грузчиками работают, каменщиками, плотниками. А кто такой работы не найдёт, готов за что угодно взяться, лишь бы хоть несколько копеек заработать. А богачи и пользуются: нанимают их за гроши свои баржи тянуть.
      Володя замолчал и о чём-то глубоко задумался.
      Бурлаки прошли. Только издали доносилась их заунывная песня, напоминая о нужде и горе, о боли и страданиях.


      ПЕРВАЯ ПОБЕДА

      При гимназии, где учился Володя, был пансион. Там жили приезжие гимназисты, у которых в Симбирске не было ни родных, ни близких.
      Они получали в пансионе завтрак, обед и ужин, но почему-то всегда ходили голодные.
      Однажды Митя Андреев, который с третьего класса тоже жил в пансионе, рассказал Володе, что им там часто подают такое тухлое мясо, что противно в рот взять, а приходится — ничего другого всё равно не получишь.
      — Прямо хоть плачь,— жаловался он.
      — Плачем не поможешь,— сказал Володя.— Надо бороться!
      — А как бороться? — возразил Митя.— Я пробовал отказаться есть, а надзиратель только смеётся. «Ничего, говорит, голод не тётка — прибежишь!»
      — А другие не отказывались? — спросил Володя.
      — Как — не отказывались! Как-то трое сразу отказались, да всё равно никакого толку.
      — А вы бы попробовали все вместе отказаться,— посоветовал Володя.
      Митя задумался.
      — Не знаю, согласятся ли наши. Многие, наверно, побоятся. Ведь за это по головке не погладят. Могут здорово наказать.
      — Ну, волков бояться — в лес не ходить,— усмехнулся Володя.— А если молчать да терпеть, так и будут вас кормить тухлятиной.
      Володин совет не пропал даром.
      Когда Митя рассказал о нём своим товарищам, к его удивлению, все старшеклассники сразу согласились. Очень уж надоело им тухлое мясо и хотелось выразить своё возмущение.
      Сомнение вызывал только один вопрос: кто начнёт? Кто первый заявит, что не будет есть?
      — Я начну,— сказал Митя.— Только вы уж смотрите поддержите дружно, и, чур, не отступать.
      — Не отступим! — заверили товарищи.
      Когда на следующий день в пансионе подали к обеду котлеты из совершенно гнилого мяса, Митя встал, отодвинул свою тарелку и громко сказал:
      — Мясо несвежее! Этих котлет никто из нас есть не будет!
      — Верно! Не будем! — раздались голоса, и старшеклассники отодвинули тарелки.
      Глядя на них, и младшие замерли на своих местах, не принимаясь за еду.
      — Это ещё что такое? — закричал надзиратель.— Сейчас же извольте есть!
      — Сами кушайте! — закричали гимназисты, и один из них поднёс надзирателю блюдо с котлетами.
      От котлет шёл такой отвратительный запах, что надзиратель невольно поморщился и отвернулся.
      — А! Не нравится! — крикнул кто-то.— Мы тоже не собаки! Долой тухлятину! — кричали другие.
      Некоторые мальчики стали топать ногами, барабанить по столу ножами и вилками.
      Надзиратель послал за директором гимназии. Когда вошёл директор, шум прекратился.
      Мальчики встали и в полной тишине ожидали, что он скажет.
      Директор заявил, что котлеты вполне хорошие и всё это выдумки. Он грозил оставить всех без каникул, посадить в карцер и требовал выдать зачинщиков.
      Но зачинщиков никто не выдавал.
      Мальчики молча стояли у столов. И только когда директор ещё раз повторил, что котлеты очень хорошие и таких не едят даже его дети, откуда-то сзади раздался голос:
      — Конечно, ваши дети таких котлет не едят.
      Директор окончательно рассвирепел.
      — Будете ли вы, наконец, есть? — завопил он.
      — Нет! — дружно ответили гимназисты.
      И, ничего не добившись, он ушёл, громко хлопнув дверью. Митя и ещё несколько «зачинщиков» целые сутки просидели в тёмном карцере.
      Но заведующего хозяйством, который кормил гимназистов тухлым мясом, директор всё же уволил. И, конечно, это была победа.


      СТРАШНОЕ ПИСЬМО

      Был ясный весенний день. Солнце светило так ярко и птицы так весело чирикали на деревьях за окнами класса, что гимназисты дождаться не могли конца занятий.
      Те, у кого были часы, то и дело показывали товарищам на пальцах, сколько минут осталось до звонка. Напрасно учителя стыдили их:
      — Восьмиклассники, ведь взрослые юноши, а ведёте себя, как дети!
      Но вот наконец звонок.
      Обгоняя друг друга, гимназисты помчались вниз по лестнице.
      У выходных дверей Володю окликнул швейцар — гимназический сторож — и протянул ему какую-то записку:
      — Вот. Велели передать, как только вы выйдете.
      Володя прочёл записку.
      Записка была от знакомой учительницы Веры Васильевны Кашкадамовой.
      Она просила, чтобы Володя как можно скорее зашёл к ней по важному делу.
      Вера Васильевна жила недалеко от гимназии, и Володя, не заходя домой, отправился прямо к ней.
      Он шёл и думал о том, что вот уже и весна, последняя весна в гимназии.
      До конца занятий осталось немногим больше двух месяцев, а потом экзамены, и прощай, навсегда прощай, гимназия.
      Пройдут каникулы, и он поедет учиться в университет, может быть, в Казань, а может быть, и в Петербург, как Саша.
      Конечно, в Петербург лучше. Там он мог бы поселиться с Сашей в одной комнате. Вместе с ним ходить на занятия.
      Весёлый и радостный, вбежал он к Вере Васильевне. Но, увидев её, сразу понял, что она чем-то сильно встревожена и расстроена.
      — Что случилось, Вера Васильевна? Вы меня звали? — спросил Володя, сразу став серьёзным.
      — Да, звала, случилась беда... большая беда... у вас.
      — Дома? С мамой? — И Володя бросился к двери.
      — Да нет, постой, не с мамой,— остановила его Вера Васильевна. И, помолчав немного, тихо, с трудом выговорила: — С Сашей... в Петербурге. Он арестован. Я письмо получила.
      — Письмо? Где оно? — заволновался Володя.— Дайте, пожалуйста. Я сам прочту.
      Вера Васильевна молча протянула ему письмо.
      В письме говорилось, что Сашу арестовали, посадили в тюрьму и обвиняют в том, что он хотел убить царя.
      Володя прочёл письмо и всё понял.
      Он вспомнил, с каким волнением Саша всегда говорил о том, как царские солдаты и полиция расправляются с безоружными крестьянами и рабочими, об их голоде, нужде, непосильном труде.
      А как Саша возмущался тем, что царские жандармы сажают в тюрьмы самых лучших, самых смелых и благородных людей, которые пытаются бороться за лучшую жизнь для народа!
      Значит, Саша встретился в Петербурге с этими людьми и решил бороться вместе с ними против царя, хотел убить его. Но это не удалось. Царь жив, а Саша в тюрьме.
      Что же будет теперь с Сашей? Царь может всю жизнь продержать его в страшной, тёмной, как могила, тюрьме Шлиссельбурге... Может даже приказать казнить его.
      А мама? Бедная мама! Как сказать ей об этом? Ведь только год прошёл после неожиданной смерти отца. Она едва начала оправляться. Как перенесёт она это новое горе?
      Так думал Володя, шагая по знакомой улице домой, чтобы сообщить матери страшную весть.


      РЕШЕНИЕ

      Керосиновая лампа под зелёным абажуром неярко освещала маленькую комнату, железную кровать, покрытую белым покрывалом, полочки с книгами, стопки книг на столе.
      Глубоко задумавшись, сидел Володя за столом. Перед ним лежал раскрытый учебник, но читать он не мог.
      Мать уехала в Петербург хлопотать за Сашу. Она надеялась, что, может быть, удастся спасти его.
      Володя остался дома за старшего. Весь вечер он как мог вместе с Олей старался развлечь и развеселить
      присмиревших малышей, Маняшу и Митю. Теперь они наконец уснули.
      Володя сел за стол, взял книгу. Но мысль его всё время возвращалась к Саше.
      Как трудно представить себе, что Саша сидит сейчас в тюрьме и, может, никогда больше не вернётся сюда.
      В дверь тихонько постучали. Вошла Оля.
      — Я не помешала?
      Володя отрицательно качнул головой.
      — Я не могла больше сидеть одна. Так пусто, так тоскливо...
      Оля помолчала немного и вдруг, в упор глядя на Володю, спросила:
      — Они могут казнить его? Да?
      Володя нахмурился.
      — Да, могут,— твёрдо ответил он.
      — И так больно, так больно, что всё это зря! --- снова заговорила Оля.— Царь жив и невредим, а Саша
      может погибнуть, погибнуть напрасно. Вот если бы заговор удался... тогда...
      — Ну что — тогда? Что было бы тогда? — резко и взволнованно заговорил Володя.— Ну, этого царя убили бы, и царём стал бы его сын. Что изменилось бы? Ничего. Ровным счётом ничего.
      Оля удивлённо взглянула на него.
      — Так ты считаешь, что бороться против царя невозможно? И не надо было даже пытаться? — с укором спросила она.
      — Нет, бороться нужно,— решительно сказал Володя.— Непременно нужно. Но только иначе.— И, подумав, повторил: — Да, совершенно иначе!

      * * *

      Сашу казнили.
      Это было страшное горе.
      Потерять близкого, любимого человека — всегда большое горе. Но заранее знать, что этого человека хотят убить, а ты ничем не можешь ему помочь, знать, что каждый день, каждый час это убийство может совершиться, с ужасом ждать этого и вдруг прочитать в газете, что всё кончено...
      Что может быть страшнее этого?