DjVu

      Утро наступило румяное, морозное. Солнце осветило заснеженные горы Саян и пронизало своими лучами, как стрелами, бескрайнюю тайгу с (вечнозелёными елями, вековыми кедрами, пихтами и лиственницами. Оно заглянуло и в дом с высокими окнами в селе Шушенском. Смотрит, а там уж гость появился. Хлопнув входной дверью, он весело, с задором воскликнул:
      — А вот и я?
      Гость махонький, нахохленный и похож на весеннего воробья-забияку. Это Минька, сынишка политического ссыльного в Шушенском,
      На маленькой худенькой фигурке мальчика стеженая кофта матери, барашковая отцовская шапка и огромного размера пимы. Тонкая, вытянутая, словно у гусёнка, шея мальчика замотана шарфом.
      Минька стоит посредине комнаты, устланной чистыми домоткаными дорожками. Первой встретила мальчика охотничья собака. Она выскочила из соседней комнаты и, радостно взвизгивая, виляя хвостом, запрыгала вокруг своего приятеля, пытаясь лизнуть его шершавым языком в щёку. Минька ухмылялся во всё лицо и взмахом длинного рукава кофты, шутя, отпугивал собаку.
      — Доброе утро, Миня! — приветствовала юного гостя Надежда Константиновна, занятая у пылающей печи приготовлением завтрака.
      Минька кивнул головой, так что у него едва не слетела отцовская шапка, и выжидающе уставился на боковую дверь. Он ждал, когда появится из комнагы Владимир Ильич и, как обычно, скажет:
      — А кто там пришёл такой важный? Из-за кого поднялся невероятный шум?
      У Минькн изо дня в день «серьёзные дела» к Ленину.
      После завтрака Ленин и Минька уходили в соседнюю комнату.
      Владимир Ильич садился на стул у конторки, заменяющей ему письменный стол, а Минька взбирался ему на колени. Собака, облизнувшись, ложилась на свою подстилку в углу и ревниво переводила глаза то на своего хозяина, то на мальчика.
      Разговор по обыкновению начинал Владимир Ильич.
      — Як вашим услугам, сударь...— серьёзным тоном говорил он.
      Минька таинственно наклонялся к уху Ленина. Владимир Ильич тоже делал таинственное выражение лица и, в свою очередь, наклонялся к мальчику. Минька вкрадчиво, чтобы не слышала в соседней комнате Надежда Константиновна, затаив дыхание, произносил:
      — Пойдём гулять.
      — У тебя, оказывается, сегодня не только серьёзный, но и секретный разговор? — смейлся Ильич.
      Но это не смущало Миньку, он упрямо повторял:
      — Пойдём гулять.
      — Не могу, дружок, у меня сегодня много работы.
      — Хочешь, помогу, а потом пойдём?..
      — Спасибо, только моя работа трудная.
      — Я и трудную умею делать. Спроси маму...
      А мать легка на помине. Стояла уже в дверях и с укором смотрела на сына. Она не хотела, чтобы Минька мешал Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне работать, и пускала его к ним редко. Но разве за Минькой уследишь? Стоит ей отвернуться,— а он за шапку—и был таков. На все упрёки матери Минька упорно твердил своё: он Владимиру Ильичу не мешает, он ему нужен!..
      А называл Ленина Минька не иначе, как «Владимир Ильич». Так его звали все дети села Шушенского, с которыми Ильич дружил, ходил на прогулки или устраивал на речке жаток, катался на коньках.
      Вот и на этот раз, увидав сына на коленях у Ленина, мать всплеснула руками:
      — Опять ты уже здесь? Владимир Ильич, не приваживайте вы, пожалуйста, его, он же, небось, своей болтовнёй не даёт работать...
      — Что вы!—улыбнулся Ленин.— У нас с ним только деловые отношения...
      Когда за матерью закрылась дверь, Минька заглянул Ленину в глаза и повторил:
      — Пойдём гулять. Хоть вот столечко...— Минька показал кончик своего крохотного мизинца.
      — Ну, если такую малость — отказаться не могу,— сказал Ленин и, спустив мальчика на пол, поднялся со стула.
      Самая срочная работа откладывается в сторону.
      — Пошлн! Пошли! — говорит решительно Ильич, одеваясь.
      Собака вскочила с места и понимающе направилась к выходу.
      Владимир Ильич, Минька и собака вышли на улицу. Сугробы под
      ярким утренним солнцем искрились и слепили глаза. Тишина. Слышен только скрип снега под ногами.
      Они прошли по запорошённой снегом тропинке и оказались на берегу замёрзшей реки.
      —- Мы куда пойдём, на Журавлиную горку? — спросил Минька.
      — Нет, сегодня не пойдём...
      — Почему горка так называется? Там живут журавли?
      — Журавли там не живут, а во время перелёта в жаркие страны останавливаются на горке ночевать... Об этом тебе лучше расскажет Иван Осипович. Видишь, он идёт к нам.
      Минька вытянул шею, привстал на цыпочки и закричал:
      — Сосипаты-ы-ыч!..
      Иван Осипович, которого в Шушенском звали почему-то Сосипаты-чем, ходил в старых подшитых валенках, облезлом заячьем треухе и овчинной шубе с многочисленными заплатами. Подпоясывался верёвкой, за которую затыкал меховые рукавицы.
      Он крепко привязался к Ленину, любил ходить с ним на охоту и однажды подарил Владимиру Ильичу молодого журавля. Журавль был слаб и плохо держался на длинных ногах, но вскоре окреп, привык к новому месту, бродил по двору и даже ходил с Лениным на прогулки. Когда же наступили осенние холода, журка, услыхав трубный призыв летящей клином стаи, выбежал на улицу и, рассекая воздух крыльями, поднялся 'вдогонку за своими собратьями.
      Сосипатыч поздоровался с Лениным и Минькой за руку и угостил их кедровыми орешками.
      — Иван Осипович, расскажите нашему юному другу, как ночуют журавли,— попросил Владимир Ильич.
      — Журавль — птица осторожная,— сказал Сосипатыч.— Стая садится на ночлег не иначе, как на открытой местности, чтобы заранее увидеть опасность и иметь возможность разогнаться для взлёта. Сразу журавли не могут подняться в воздух. Они спят, спрятав голову под крыло. А одного журавля обязательно оставляют часовым, чтобы зорко смотрел да предупредил вовремя, если хитрая лиса станет подкрадываться. Возьмёт журавль в клюв камень и стоит то на одной, то на другой ноге.
      Минька засмеялся:
      — Зачем, чтобы в лису запустить?
      — Чтобы не заснуть,— серьёзно сказал Сосипатыч.— Смотрит часовой, как его товарищи сладко спят, и самого в сон клонит. «Засну хоть одним глазочком»,— думает он. Только зажмурит один глаз, а другой » уже сам собою закрывается. Часовой задремлет — камень из клюва и выпадывает. Хлопнется на землю — дежурный проснётся. Остальные журавли пробудятся и поднимут крик: Курлы! Курлы! Ты что, мол, зеваешь! Часовой снова берёт камень в клюв и ещё зорче смотрит по сторонам.
      — А где журавль камень найдёт, если его близко нету? — спросил недоверчиво Минька.
      — С собой несёт. Каждая птица по-своему живёт. Иная строит себе дом из прутьев на деревьях, ласточки лепят гнездо из глины, пичуги разные роют ямку в земле и выкладывают её сухой травой и волосом, а журавль гнездится что ни на есть в чистом поле. И даже под кустом не прячется. Отложит на голой земле пару яиц с бурыми пятнами, а вокруг них колечком разложит речную гальку. Вот и всё. Камушки для гнёзда иной раз за десяток километров приносит.
      Ленин любил рассказы Сосипатыча. А на этот раз решил, что он шутит, и, прищурив недоверчиво один глаз, спросил:
      — Иван Осипович, это вы начали уже из области охотничьих рассказов?
      — Точно говорю, сам видел.
      Минька доволен журавлиной хитростью. Он шагает по берегу, держась за руку Владимира Ильича. Шли и не заметили, как оказались на льду реки. Ленин оглянулся на своих друзей и сказал:
      — Какую я вам сейчас штуку покажу!..
      — Какую штуку? — остановился Минька, поправляя сползавшую на глаза шапку.
      — Посмотри вниз.
      Минька опустил голову. Под их ногами прозрачный, как стекло, лёд. Сквозь него видно дно с 'белыми, жёлтыми, розовыми камнями. Видно берёзовую ветку с темно-зелёными и слегка пожелтевшими листьями. Зацепившись за корягу, она затонула да так и лежит подо льдом, словно выросла на дне реки. Вокруг ветки вьётся стайка рыбок с красными плавниками.
      — Река зимой тоже течёт? — спросил поражённый Минька.
      — Конечно,— ответил Ленин.— Слышишь её голос: «Шу-шу-шу!..» Оттого она и называется Шуша...
      Минька прислушался и разочарованно ответил:
      — Нет, не слышу.
      Увлёкшись разговорами о журавлях, подводном царстве, Владимир Ильич, Сосипатыч и Минька забыли про собаку, которая металась из стороны в сторону, обнюхивала каждый кустик: не притаился ли там зайчишка? И она действительно подняла матёрого беляка. Косой вскинулся со своей лёжки и дал стрекагаа через речку в заросли кустарника... Собака, пытавшаяся преследовать зайца, вернулась на окрик хозяина и долго не могла успокоиться.
      Утренние прогулки перед работой стали необходимостью для Владимира Ильича, вошли в его распорядок дня. Минька был непременным его попутчиком.
      Но однажды этот распорядок был неожиданно нарушен. Утром, как и всегда, Минька появился чуть свет и по своему обыкновению, хлопнув дверью, выкрикнул на весь дом: — А вот и я!
      Но из комнаты ему никто не ответил.
      Миньке объяснили, что Владимир Ильич уехал по делам в Красноярск и вернётся не скоро. Но у мальчика свой счёт времени. Через час он пришёл снова и, произнеся на всякий случай неизменное: «А вот и я!», спросил:
      — Владимир Ильич приехал?
      И снова Миньке пришлось, закусив губы, чтобы не расплакаться, идти домой.
      Вернулся Владимир Ильич ночью. Минька в это время крепко спал. Но только рассвело, а Минька тут как тут, всё в той же отцовской шапке и мамкиной кофте. Не вошёл, а влетел в дом!
      — А вот и я!
      Навстречу из соседней комнаты вышел Ленин. В руках он держал игрушечную лошадь. И хотя Минька давно мечтал о такой игрушке — он не бросился к ней. В его глазах светилась радость оттого, что он снова видел перед собой Владимира Ильича, своего любимого друга.
      — Здравствуй, Миня! Я привёз тебе лошадь. Теперь на прогулки будем ездить, а не ходить пешком...— пошутил Ленин.
      Весь день Минька не отходил от Владимира Ильича ни на шаг, а на другой день вынес дорогой подарок на улицу — похвалиться перед соседскими ребятишками. Но оказалось, что Владимир Ильич привёз и им подарки...

      Прошёл год.
      Минька подрос и ещё больше подружился с Владимиром Ильичей. Поэтому-то больно кольнуло сердце мальчика, когда в доме Ленина вместо обычного строгого уюта он застал в один из дней суету и беспорядок. На полу валялись бумаги, вещи были сдвинуты со своих привычных мест, сложена в кучу одежда.
      Надежда Константиновна укладывала в сундук вещи. Владимир Ильич снимал с полок книги и связывал их пачками. В доме были в это утро многие шушенские ссыльные — знакомые Ленина.
      Увидел Минька эту картину и застыл на пороге. Недоумение мальчика разделяла и собака. Только они вдвоём не понимали, что происходит. Собака то уныло бродила из утла в угол, то, тихонько скуля, растягивалась у дверей, словно загораживала кому-то дорогу.
      Постояв несколько минут на пороге, Минька понял, — всем в доме сейчас не до него, и стал молча подбирать с пола разбросанные бумажки. Надежда Константиновна подарила ему цветные карандаши, картинки и перья.
      А когда ссыльные стали выносить из дома вещи и укладывать их в сани, Минька подошёл к Владимиру Ильичу.
      — Прощай, друг мой, уезжаю из Шуши навсегда,— сказал Ленин. — Вырастешь — увидимся когда-нибудь. Я буду всегда помнить тебя,—Он наклонился и крепко поцеловал мальчика в щёку.
      Минька смотрел на сани, в которые сели Владимир Ильич и Надежда Константиновна, и всё ждал, что они посадят и его с собой, что они все трое поедут кататься.
      Он не знал, что Владимир Ильич отбыл свой срок ссылки и. возвращался домой, чтобы снова продолжать борьбу за свободу и счастье трудящихся людей.
      Сани скрылись за углом. Ссыльные разошлись по домам. Минька тоже пошёл к себе.
      А на следующий день он встал, как всегда, рано. Торопливо оделся и побежал в соседний дом, чтобы сказать: «А вот и я!»
      Но в полупустом доме его никто не встретил. Минька всё вспомнил и печальный вернулся домой.