Сделал и прислал Кайдалов Анатолий.
_____________________
СОДЕРЖАНИЕ
ХИТРАЯ ТОЧКА 3
ЭТО ВАМ НЕ ИГРУШКИ 33
ЗДЕСЬ ЖИВУТ СИЛАЧИ 57
Маленький скверик — зелёный по сторонам, немножко жёлтый под ногами, совсем-совсем синий над головой. На скамейке дедушка и внук. Дедушка обыкновенный — седой, жилистый, какой-то весь лёгкий, весёлый, и внук обыкновенный — краснощёкий, курносый непоседа. И разговор у них вроде бы тоже самый простой.
— Деда, а деда, расскажи сказку.
— Не умею, позабыл я все сказки, Митёк.
— А ты вспомни. Или, ещё лучше, придумай новую сказку.
— Да что ж я тебе, писатель? Это писатели при-
думывать умеют. Я человек мастеровой. Как пилу направить, как мотор починить, как гвоздь правильно заколотить,— про это могу.
— И расскажи! Ну, пожалуйста, расскажи!
Дедушка задумчиво смотрит по сторонам — на зелёные кусты, под ноги — на жёлтую дорожку и ещё кверху — на синее небо. И начинает.
— Тогда я больше не дедушка, Митёк. Я теперь молоток. Понял? И дальше не я говорить буду, а он — молоток, значит. Идёт?
Митёк не понял ещё смысла игры и недоверчиво глядит на деда. А тот изменил голос и продолжает:
человеком всегда поговорить интересно. Разрешите вопросик задать?
— Пожалуйста, молоток! Хоть тысячу вопросиков.
— Многих ли вы моих родственников знаете? С кем из молотков приходилось дело иметь?
— Смешно спрашиваете. Да у моего дедушки целых три молотка — большой, поменьше и маленький... И ещё я один раз видел, как водосточную трубу чинили. Тогда дядька деревянным молотком так стукал, так стукал, что все даже уши затыкали. Вы довольны, молоток?
— Нет.
— Почему?
— Очень вы мало, профессор, молотков знаете.
Очень!
Почему это мало?
Не знаю, не знаю, почему, только мало. Вы у часовщика в руках никогда моего самого маленького братишки не замечали? А чем железнодорожный обходчик рельсы обстукивает, не видели? Длинный у него такой молоток, весёлый. Мой дядя, между прочим. В кузнице не бывали? Там наших полно. В крокет — есть такая игра — не наблюдали, как мои братья-бездельники сражаются? Да, в семье не без урода, бездельники тоже попались, вот. А на сапож-ницкий молоток не случалось внимания обращать? Некрасивый такой, нос крючком, а дельный, ничего не скажешь, очень проворный. Племянник мой... Жалко, профессор, что вы такой ненаблюдательный...
Почему ненаблюдательный, я очень даже на-
блюдательный. Надо просто правильно вопросы задавать. Я вам, хотите, ещё сто молотков назову? У бабушки есть молоток: с одной стороны он даже топорик, а с другой в шишечках. Бабушка им мясо шлёпает. Раз! У доктора резиновый молоточек есть. Он им по коленкам стукает. Тихонечко. Совсем даже не больно. Два! Ну, и ещё всяких полно...
— Очень приятно. Кое-что вы, действительно, замечаете. Тогда скажите, почему у простого слесарного молотка одна сторона остренькая, а другая плоская?
— Очень даже просто — так сделали!
— Э-э нет, профессор. Просто так и ворона не летает. В каждом деле надо причину искать.
Митёк-профессор мучительно морщит лоб. И никак ему не удаётся сообразить, как ответить. Для чего-то, на самом деле, делают же молотки с неодинаковыми концами. А для чего?
Дедушка-молоток подсказывает:
— А дело простое, уважаемый профессор! Перед тем, как гвоздь, например, заколотить, его надо к месту прицелить. Берёте вы, стало быть, гвоздик, аккуратненько так берёте — в два пальчика, приставляете к нужной точке и осторожно острым кончиком— тюк! А уж когда гвоздик на свои ножки встанет, тут вы меня оборачиваете плоской стороной вперёд и бьёте по шляпке в полную силу! Не так мы просты, профессор, как кажется. К нам, молоткам, тоже надо правильный подход иметь, а то недолго и пальчики оттяпать.
— А кто вас придумал, молоток? — спешит спросить Митёк, чтобы увести разговор подальше от опасных вопросов.
— Мы древней фамилии публика. Постарше всех профессоров на земле будем. Человек только ещё становился человеком, а догадался уже камень к палке привязать. Вот тогда и появился на свет мой первый пра-пра-пра-, не знаю уж сколько раз, прадедушка. С тех пор мы и растём.
Теперь нас миллионы, и без нас ничего на свете не делается.
— Ну да, так уж и ничего! Без электричества, правда, жить нельзя. Бабушка сколько раз говорила! И без газа плохо. А молоток совсем даже не самый главный. Можно просто каменюку взять или пресс-папье, например.
— Как-то странно, профессор, вы рассуждаете. Никакую газовую плиту, ни одну машину, даже ни один космический корабль без нас, молотков, не сделать. Кто, кроме нас, подобьёт, приклепает, загнёт, выровняет? А насчёт каменюки и пресс-папье, извините, конечно, но совсем вы отсталый человек. Ручка в молотке — великое дело. А вам известно, профессор, что в Чехословакии даже научно-исследовательский институт существует, который самые лучшие ручки к молоткам, лопатам, вилам и другим инструментам подбирает. И, между прочим, имейте в виду — не каждая деревяшка на ручку годится.
Настоящему молотку извольте ручечку из кизилового дерева вытесать. Вот так.
Замолчал дедушка, задумался и внук. Хорошо в скверике — по сторонам деревья и кусты, зелёные, пушистые, под ногами дорожка, жёлтая, крупным речным песком усыпана, над головой небо, синее, чистое, и плывёт в том небе яркое-яркое солнышко.
— А теперь, профессор, сбегайте-ка самым быстрым аллюром и принесите мне прутик.
— Толстый?
— Средний. Я вам сейчас изображу, как за меня браться, чтобы пальцы ваши всегда целы были, и гвозди хорошо забивались, и мне чтобы от вас лишнего беспокойства не испытывать.
Рисует дедушка, то есть молоток, и объяснения даёт.
Вот какие это важные объяснения:
никакого толку: мне
«Высоко меня возьмёте щекотно, а у вас удара нет.
Туго меня схватите — опять неладно будет: мне душно, а вы силу своей руки не чувствуете — бьёте напропалую. Деликатно за ручку беритесь, но, конечно, не кисельными пальцами.
И смотреть надо правильно. Мне вслед глядеть нечего. На шляпку гвоздя или на то место, по которому бьёте, всё внимание направляйте. Тогда и удар у нас ровный получится. А про пальцы не думайте — я свою точку знаю. Не задену!
И перед работой не забывайте меня проверять: сидит ли клинышек на месте? А то беда может получиться: замахнётесь, а у меня голова с плеч долой — фьють и полетела. Голова у меня крепкая, очень сокрушительная. Пожалуйста, вы об этом никогда не забывайте».
Дедушка рисует. Не очень красивые получаются у него картинки: не художник дедушка — мастеровой человек. Всё он умеет сделать: и пилу направит, и мотор починит, и гвоздь, как надо, заколотит. А картинки — не по его части. Но понять всё-таки можно.
Дедушка, а дедушка, я лучше не буду профессором. Можно? — осторожно спрашивает Митёк и ждёт.
Ну что ж, не хочешь — не надо. Верно, слабоватый пока ещё из тебя профессор получается. Скажем, стало быть, на этом месте: стоп! А новый разговор начнём по-другому.
Жили на свете клещи. Старые, всеми уважаемые клещи. Знаешь такой инструмент, Митёк?
А чего ж не знать? Клещами гвозди выдёргивают, когда молоток криво забивает, или когда ста-
рый ящик разобрать надо, или даже когда дом чинят. Знаю!
— Правильно. И вот задумали старые клещи подсчитать всю свою родню. Дескать, у молотка братишек и племянников вон сколько, а у нас? Пошли клещи в самую лучшую библиотеку и сказали:
— Дайте нам, пожалуйста, книжки про всякий-всякий рычажный инструмент.
Рычажный инструмент — это только кажется, что слово мудрёное, а объясняется оно просто: если инструмент из двух подвижных половинок собран, значит,— рычажный. И взяли клещи тетрадку и стали записывать.
— А щипцы для пирожных, блестящие такие, с лопаточками на концах, не забыли записать?
— Не забыли. Но не с них список начался. Первыми попали в тетрадь плоскогубцы, потом кусачки, потом круглогубцы, пассатижи; целый вагон ножниц— от тех, что железо, как бумагу, режут и ветки на деревьях укорачивают, до самых-самых маленьких— маникюрных. И щипцов тьма: которыми уголь из печки достают, которыми орехи щёлкают, которыми пломбы на вагонах ставят, которыми контролёры дырочки в билетах пробивают, которыми доктора зубы выдёргивают...
— Деда, а деда, про зубы лучше не надо рассказывать, а то у меня даже во рту зачесалось.
— Ладно, пропустим про зубы. Короче говоря, два дня клещи трудились, две тетрадки исписали и под конец очень загордились: шутка сказать, такая родня у них обнаружилась, что на всех ста страниц едва-едва хватило!
А клещи, заметь, очень коротко биографии своих близких записывали, ну самое большое — листочек на каждый нос.
После этой работы клещи ужасно заважничали, так загордились — сил никаких нет. С молотком они рядом жили, в инструментальном ящике моего приятеля Егора Васильевича, так с соседом своим и то здороваться перестали.
— А я знаю Егора Васильевича, он нашего папку на заводе учил. Да?
— Он самый, первый мастер был. Но слушай дальше. Приходит Егор Васильевич на работу, а он любил всегда пораньше прийти, пока в мастерской тихо, и слышит — клещи перед молотком вовсю выхваляются:
— Ты всегда, молоток, портишь, а мы за тобой
поправляем!
Молоток ни звука молчит.
— Ты, молоток, только самую глупую работу делаешь, а мы? Вчера Егору Васильевичу колечко согнуть надо было, кого он пригласил? Ясно — не тебя, грубияна, а круглогубчики. А когда на моторе проводку меняли, кто с мастером работал? Опять не ты, чурбан неопиленный, а наш брат — плоскогубцы и кусачки. Мы и гаечку отвернуть можем! И болтик! С нами даже доктора дело имеют, а уж на что привередливый народ!
Молоток не возражает — молчит.
— А чай Егор Васильевич в какой компании пьёт? Конечно, не с тобой, мазаным, а с нашей роднёй — со щипчиками никелированными.
Молоток, как воды в рот набрал, — молчит.
Молчишь, молоток? Да что тебе, серому, необразованному, и говорить-то! Нечего!
А молоток возьми тут да и скажи такое, что клещи даже подпрыгнули!
— Что ж он сказал, дедушка? Засмеялся молоток и говорит:
— Глупые вы, глупые, клещи. И речи ваши глу-
пые. Подумали бы лучше, кто вас на свет пустил? От кого вы взялись? Без нас, молотков, вас бы и в помине не было!
Клещи страшно возмутились:
— Чего ты болтаешь, молоток?
А молоток усы подкрутил и с усмешкой выкладывает:
— Когда вы совсем-совсем молоденькими были и щёлкать-то ещё зубами не умели, кто вас ковал? Молоток. Видно, мало по голове вам настукал — не всю дурь вышиб. Эх, вы!
— Деда, а деда, что же клещи ответили?
— Сначала только зубами кляцали. Так разозлились, слово выговорить не могли. А потом такой ход делают: допустим, что твой дедушка нашего дедушку действительно ковал. Ладно. Но кто тогда поковку держал? Не голыми же руками кузнец за раскалённое железо хватался? Вот и получается, что без нашего прадедушки и твой дедушка ничего бы не сделал! Что, молоток, съел? А молоток не сдаётся: всё равно ваш прадедушка не на огороде вьфос. И его молот ковал.
— Кто ж кого переспорил, деда?
— А никто. Егор Васильевич слушал, слушал, пока ему не надоело. А потом взял молоток, забил здоровенный гвоздь в доску, да так, что шляпка только чуточку торчать осталась, и велел клещам гвоздь этот вытянуть.
Кл.ещи пыхтели, сопели, ворчали — не вытянули: силёнки не хватило. Тогда Егор Васильевич подсунул молоток клещам под щёку, надавил на ручки, и гвоздь — вон! Сразу вылез. Понял, Митёк, в чём смысл? Где тут хитрая точка? Не-е-ет, деда, не понял.
— Эх, профессор, профессор! А в том смысл, что всем дружно работать надо, вместе. А языком попусту трепать, своими родственниками похваляться— пустое это занятие. Вот такое положение, Митёк.
— А кто же всё-таки главный — молоток или клещи, деда?
— Это трудная загадка. Вот я тебе о Егора Васильевича точке рассказал — без дружной работы никакое дело не ставится. Правильная точка, я с нею согласен, но только в одном смысле. В мастерской и молоток и клещи наравне. А вообще я лично молоток на первое место ставлю. Почему? Вот почему. Не зря товарищ Ленин, Владимир Ильич, велел на красном нашем знамени молоток с серпом вместе изобразить. Тонкое имел товарищ Ленин соображение. Старое без молотка не порушишь, а пока старое под ногами путается, новое не построишь. Усваиваешь, Митёк? Однако время — пошли домой.
— Нет, деда, не пошли, не надо, расскажи чего-нибудь ещё!
— Дома, Митёк, дома. И расскажу и покажу. А теперь пора.
Через маленький скверик идут двое — дедушка и внук. По сторонам весело, зелено, под ногами дорожка прямая, светлая, а над головой небо, чистое, синее. Хорошо им идти.
Пообедали. Бабушка принялась убирать со стола, а Митёк так уставился на дедушку, будто собирался его глазищами сфотографировать.
— Ты чего, Митёк?
— А кто обещал, когда домой придём, и рассказать и показать?
— Слово — закон, обещал — держи.
Дедушка открывает шкаф и откуда-то с самого низа достаёт большой блестящий ящик. Видно, ящик очень тяжёлый — дедушка даже покраснел, поднимая его на стол.
— Это что, деда, там чего лежит?
— Не спеши, Митёк, сейчас увидишь...
— Здравствуйте-пожалуйста! Никак завод собрались открывать? А что ребёнку после обеда спать положено, это тебе, отец, неизвестно разве? Ты мне порядок не нарушай!
— Мы быстро, мать. Обещал же. Только глянем — и сразу ляжем.
Ну, бабушка, ну, бабушка, мы только чуть-чуть посмотрим. Можно?
Чистое наказание с вами — и с малым и со старым никакого сладу нет. А мне что теперь прикажете делать? Может, гудеть, на работу вас вызывать?..
Дедушка откидывает полированную крышку тяжёлого ящика и отступает в сторону.
Никогда ещё Митёк не видел столько блестящих штук сразу. И каждая уложена в своём гнёздышке, каждая покрыта тонким слоем масла. Ничего непонятно.
— Ух ты! Сколько всяких! А это что? — тыкает Митёк пальцем в какой-то кривоногий предмет.
— Это кронциркуль, Митёк. Размер им снимают. Вот так.— Дедушка берёт в руки блестящую штуковину и, ловко разведя её кривые ножки, прихватывает Митька за нос.— Готово — ширина носа известна. Понял?
— Понял. А это что?
— Это, брат, тиски. Без них в слесарном деле да и по механической части ничегошеньки не сделаешь. Как для обеда стол, так для работы тиски.
Дедушка достаёт из ящика аккуратные, выкрашенные яркой краской тисочки и начинает их протирать чистой тряпкой. Митёк заметил, что в тисках что-то разъезжается в разные стороны, и на всякий случай отступил подальше. С безопасного расстояния он говорит:
— Деда, а деда, только не надо больше мой нос притискивать. Ты уже притиснул раз этим корн... как его там?
— Кронциркулем. Иди сюда, не бойся. Вот так тисочки наши к столу приворачиваются. А теперь:
надо тебе, допустим, ключ обработать — пожалуйста. Зажимай и действуй.
Надо тебе тугую гайку отвернуть — тоже можно.
Потребовалось железную полоску отрубить — получится. Ставишь. Так. В левую руку зубило — вот оно. В правую — молоток. Давай!
Придётся пруток укоротить — очень удобно. Для этого ножовка есть. Очень зубастая штука!
Ho самый главный на тисках работник ник, а по-нашему, по-слесарному,— пила.
Дедушка увлёкся. Он не замечает недовольных бабушкиных жестов, не слышит радио. Половина инструмента уже на просторе.
— Вот смотри, какие пилы бывают, Митёк. У меня тут целый набор приготовлен. Гляди — плоская, драчовая пила. Насечка у неё крупная. Черновую работу делает. А этот личник — им зачищают. А вот — бархатный. Ты потише хватай, он ведь не из плюша, название только — бархатный. А почему так зовётся? Им самую последнюю доводку делают, блеск наводят. Пилит он тонко и гладко. А если узкое какое-нибудь местечко пройти надо, есть квадратные пилы. Для отверстий, по-твоему, значит, для дырок — круглые. Ещё и треугольные пилы имеются.
У Митька глаза уже разбежались, а дедушка никак остановиться не может. Хорошему слесарю за инструмент подержаться всегда приятно, а если инструмент ещё такой замечательный — совсем праздник. — А здесь в отдельной коробочке надфили ле-
жат. Они при самой-самой мелкой работе употребляются.
— Отец, ты что ж на самом деле цех открывать вздумал? Опомнись, квартира всё-таки не завод. Да и спать Митьку пора. Хватит вам, честное слово!
— Сейчас, сейчас, мать. Только уберу. Ну, Митёк, посмотрел, а теперь ступай спать. Отдыхать тебе положено. На сегодня довольно. Всё равно за один раз всего не запомнишь и не узнаешь. Это, милый, такая наука, чтобы её превзойти, надо сто раз потом умыться...
— Деда, а деда, и для чего тебе столько всяких
инструментов? Всё равно ты уже на работу не ХОДИШЬ, помнишь, сам говорил: «Мы с тобой пенсионеры, наше дело гулять, отдыхать и слушаться бабушку».
— Запомнил, Митёк? Это и не мне инструмент хранится, это тебе в наследство от деда. Понимаешь?
— Какое наследство?
— Ну, раньше богатые оставляли после смерти своим дочкам, сынкам и, конечно, внукам разные ценности — золото, всякие камни дорогие, чтобы сынки могли жить, в ус не дуть и ничего не делать. Это и называлось наследство. А я тебе вот какие ценности приготовил. Подрастёшь, подучишься, с таким инструментом нигде не пропадёшь: всё-всё им сделать сумеешь. Были б руки здоровые и голова с мозгами.
Митёк смотрит на свои руки. Они у него совсем ещё маленькие, пухлые и ничего пока не умеют сделать как следует. Митёк даже растерялся. Тревожно глянул на деда, а дедушка ничего не замечает— отвернулся к окну и уставился куда-то на улицу.
За окном скверик. Тот, где они каждый день гуляют: зелёный по сторонам, немножко жёлтый под ногами, совсем-совсем синий над головой. Кто ж его знает, о чём у дедушки мысли?
— Деда, так я же ещё маленький? Разве я могу сам?
— Вырастешь, Митёк, и обязательно сможешь.
Дедушка отошёл от окна, посмотрел на внука,
а тот чуть не плачет.
— Ты чего, Митёк? Дедушку жалко стало? Да ты не сомневайся, чудак, мне ведь помирать не к спеху. Сначала тебя выучу, до самой хитрой точки в нашем деле доведу, а уж потом...
Мама говорила:
Когда наш Славик вырастет совсем большим,
он будет знаменитым конструктором. Таким, как Туполев, или таким, как Ильюшин.
И папа говорил:
— Из Славки настоящий инженер получится! Не сомневайтесь. Вы только посмотрите, как он каждую игрушку изучает, как до самого нутра докапывается...
Только бабушка ничего не говорила.
Бабушка молча вытаскивала на помойку изломанные автомобильчики, искорёженные ходики и прочее Славкино имущество, аккуратно превращённое им в нормальный металлический лом.
Признаюсь сразу — Славку я недолюбливал. Понимаете, он меня постоянно злил. Вот хоть последний случай возьмём. Выкожу утром на кухню, вижу: сидит Славка на полу, приканчивает очередной грузовичок. Спрашиваю:
— Ты что делаешь?
— Как — что? Машину разбираю. Разве не видно? Сейчас мотор закончу.
— А дальше что будет?
— Как — что? Детали будут. Запчасти — запасные части, значит, будут. Неужели не знаете?
— Запчасти — это я понимаю, а для чего хорошую машину переводить на детали — вот этого, извини, не понимаю. Ломаешь ты дельную вещь. Славка, и всё...
— Нет! Я не ломаю, я разбираю!
— Кто ж так, милый друг, разбирает: трах, бах, шлёп, хлоп — так только ломают...
— Ну и пусть, ну и пусть ломаю! Папа ещё
купит. Вчера говорил. Папа всегда правильно говорит.
— Лучше бы папа рассказал тебе, сколько людей работало, чтобы сделать такую машинку...
— Я тоже работаю!
— Ты? Работаешь? — Ну что можно ответить
Ты... ты делаешь дурацкую, вредную «работу» !
Тут Славка начинает реветь и бежит на меня жаловаться.
Через минуту в дверях появляется Славкина мама. Она спрашивает меня строгим голосом:
— Как вы посмели сказать нашему Славику, что он делает вредную работу?
Славкин папа тоже возмущён:
— я требую, чтобы вы немедленно извинились. Перед кем? Вы ещё спрашиваете! Даже смешно. Передо мной, конечно. Э-т-т-то же неслыханное дело— оскорблять чужих детей!
Только Славкина бабушка сохраняет спокойствие: Да полно вам переживать! Полно расстраиваться. Что, только один наш Славушка бестолковым растёт? Сколько хотите таких. Поглядите только вокруг...
Но ни папа, ни мама не желают смотреть вокруг, они дружно набрасываются на бабушку.
Мне делается грустно, и я спешу уйти из дому. Ноги сами несут меня к весёлому человеку — художнику. Я рассказываю ему всё по порядку.
Сначала художник молчит. Потом предлагает:
— Поедем на игрушечную фабрику. А? Посмотрим всё, узнаем, как делаются игрушки — паровозики там, автомобильчики, зайки, и расскажем об этом Славке и всем другим ребятам.
Пусть знают!
С детства игрушечная фабрика представлялась мне большой грязноватой мастерской, вроде тех, где чинят керосинки, делают ключи, запаивают чайники. И игрушки — так мне всегда казалось — клепают там бородатые молчаливые дядьки. Почему я придумал такую картину, понятия не имею, знаю только, что это представление не покидало меня с самых малых лет. И вот всё опрокинулось: фабрика занимает светлый пятиэтажный дом. За первой же открытой нами дверью оказывается... ну, что бы вы думали? — настоящее конструкторское бюро! У чертёжных столов сидят люди и выдумывают новые игрушки!
Самый главный инженер говорит нам:
— Вот, глядите, конструирую пингвина. Последнее слово техники, а не пингвин. Будет ходить, разговаривать, играть на электрофоне, качать головой и кое-что ещё... Интересно?
не поссорились. Ему так понравился пингвин, что он требовал от меня немедленно записать беседу с диковинным зверем, а меня, как назло, заинтересовал не столько пингвин, сколько застеклённый шкаф с чертежами.
в конце концов мы решили так: художник занимается пингвином, а я залезаю в чертежи.
Знакомству с чертежами я очень-очень рад. Теперь я могу задать вам кое-какие занимательные вопросы. Впрочем, и художник может предложить подробное изображение своего любимого пингвина. Так что выбирайте сами, кому что интереснее.
А вопросы у меня такие:
Известно ли вам, что на самый простой детский грузовичок составляют двадцать три настоящих чертежа?
Знаете ли вы, что этот грузовичок состоит из тридцати четырёх отдельных деталей?
Представляете ли вы себе, что рабочие совершают сто сорок восемь разных операций, прежде чем тонкий железный лист превратится в нарядную машинку?
Вот о чём рассказали мне чертежи.
Но больше всего поразила меня одна малюсенькая цифра, часто повторявшаяся на изображениях дверок, капотов, осей и других деталей: «ДОПУСК+0,05 миллиметра». В переводе на обыкновенный русский язык это значит, что при изготовлении грузовичка рабочему нельзя ошибаться в размерах больше, чем на одну сороковую толщины спички. (Попробуйте расщепить спичку хотя бы на четыре части, и тогда вы поймёте, что это за ошибка — в сороковую долю спички!)
Самый главный инженер объяснил:
— Мы работаем на тонком материале, поэтому всё должно быть очень точно.— И тут я услышал те самые слова, которыми сразу же решил назвать
Это вам не игрушки! Это производство!
Чуть не самая важная часть игрушечного производства— штамповочный цех, а в цехе — штамповальный станок, а в самом станке — штамп.
На что это всё похоже? Сейчас соображу. Пожалуй, вот на что: мама раскатала в тоненький лист тесто, перевернула кверху дном стакан и выдавливает жёлтые весёлые кружочки. Представляете?
Так вот, выражаясь техническим языком, мама штампует заготовки для вареников.
Ну, а если вместо стакана берут сложную стальную форму, если давят не на тесто, а на металлический лист, и делает это не мамина рука, а силь-нющая машина, то всё вместе как раз и будет штампом, штамповальным станком и частью штамповочного цеха.
Тяжело ухали лапы штамповальных станков. Даже асфальтовый пол вздрагивал под ногами. И в специальные корзинки хлестал сплошной дождь заготовок. Падали, звеня, будущие колёсики, будущие дверки, кабины машин и будущие заячьи лапы.
Мы залюбовались чёткой работой людей и станков, заслушались ритмичной музыкой цеха. И вдруг на крайней в ряду машине я увидел цифру: 1980. Признаюсь, я даже не сразу сообразил, что 1980—год рождения станка. Станок был совсем молоденький, совсем новый, последняя модель. И тут я подумал: «Этот станок мог бы штамповать детали настоящих больших машин. Но его отдали в цех игрушечной фабрики. Поставили и сказали: работай хорошенько! Пусть у каждого маленького человека в нашей большой стране будет много игрушек. Это — тоже важное дело».
Ах, какую ошибку мы совершили — не взяли с собой Славку. Очень бы полезно ему поглядеть и на этот цех, и на этот станок, и на эту цифру — 1980.
— Жаль, Славку с собой не взяли,— сказал я художнику.
Он улыбнулся в ответ:
— Ничего. Всё, что здесь есть, мы нарисуем, опишем в книжке. И тогда не только твой Славка сможет узнать, как делают игрушки, но и все Славики и Валерики, а также Мити и Коли, Веры и Вали... Пусть знают!
Каждому ясно, что машина без мотора в наше время просто чепуха, а не техника. Поэтому нам очень хотелось осмотреть моторный цех фабрики.
Мы сказали об этом главному инженеру, и он с нами согласился, что вся сила машины не где-нибудь, а именно в двигателе.
Инженер тут же повёл нас в цех моторов. Здесь мы увидели большой обитый железом стол. На столе работницы собирали моторчики.
Раз — в корпус вставлена ось...
Два — вложены шестерёнчатые колесики.
Три — заправлена пружина...
И вот уже ключик в гнезде, вот он делает первые повороты. Заурчал моторчик, запел, закрутилась ведущая ось, побежали, царапая друг друга, шестерёнки...
Как же всё просто!
Просто?
Просто — только смотреть. Создать маленький сильный и надёжный моторчик совсем не так просто, как может показаться со стороны.
ПЕРВЫЙ ВОПРОС: какую пружину взять? Конечно, чтобы построить мотор, надо знать СИЛУ пружины.
ВТОРОЙ ВОПРОС: сколько оборотов в минуту должны делать колёса? Действительно, чтобы машина не плелась черепахой и не летела сломя голову, надо уметь определять ЧИСЛО ОБОРОТОВ мотора.
ТРЕТИЙ ВОПРОС: как заставить заведённую пружину раскручиваться не сразу, а постепенно? Ясно, что без РЕГУЛЯТОРА оборотов пружина, почуяв волю, разом выбросит всю спрятанную в её витках силу и... выдохнется.
Чтобы никто из читателей не сказал: знаем мы эти разговоры, слышали уже тысячу раз — «учись, учись, учись, а то и гвоздь правильно не вобьёшь»
художник нарисовал несколько занимательных колёс. Присмотритесь, как взаимодействуют эти зубастые соседи. Только, пожалуйста, не спешите выкрикнуть: всё ясно! Внимательно разглядите, как меняется направление движения, как за одно и то же время колёсики пробегают разный путь... Согласитесь, механика эта не такая уж простая.
Игрушка! Ну, что такое игрушка — малюсенькое подобие настоящей вещи, в пятьдесят раз уменьшенный и в тысячу раз упрощённый автомобильчик, например. А поди ж ты, сколько с ним, маленьким, мороки, сколько возни!
На фабрике я записал несколько случайно услышанных коротких разговоров. Вот первый:
— Константин Фёдорович, посмотрите, пожалуйста, опять бортик получается острым.— Это говорит курносая краснощёкая девушка.— Что будем делать?
— Ну-ка, ну-ка,— сменный мастер Константин Фёдорович берёт малюсенькую деталь в руки и долго ощупывает железку.— Прямо наказанье, Зойка, эти бортики. Порежутся ж черти (черти — это, надо понимать, будущие владельцы игрушки). Надо спиливать, ничего не поделаешь, обязательно надо спиливать...
Был и другой разговор:
— Лучше пять раз настоящий мотор разобрать, чем в этой мелюзге ковыряться.
— А ты привыкай и не горячись. Слесарь по игрушке— это, брат, звание.
И ещё разговор. Телефонный.
— Товарищ Хабибулин, почему вы нам не отгрузили краску? Предупреждаю, мы остановим конвейер. Что? Что? Ошибаетесь! Кто сказал, что наша продукция ерунда? А дети у вас есть? Сколько лет сыну? и что ж — он у вас утюгами играет?.. Ну, это другое дело. До завтра дотянем. Хорошо. Привет!..
Игрушка! У скольких людей это слово вызывает улыбку, такую, знаете, снисходительную улыбку, но стоит спросить взрослого, а во что играет его сын, во что он сам играл каких-нибудь двадцать или двадцать пять лет назад, и человек перестаёт улыбаться.
Люди, делающие игрушки, оказались молодыми, весёлыми, очень симпатичными людьми. Всё нам с удовольствием показывали и с удовольствием обо всём рассказывали.
Так мы и шли из цеха в цех, от станка к станку. Вдруг над нами прожужжало какое-то колючее непонятное существо. Мы даже пригнулись.
— А вы не бойтесь! Это наш электромагнитный кран. Сами придумали, сами построили. А для чего? Детальки у нас всё больше мелочь — собирай одну за другой, укладывай в корзинку, тащи... Долго.
A когда краном, совсем другая картина: включаем ток, и все железки прилипают, как приклеиваются. И, пожалуйста, вези, куда твоей душе угодно. Надо прямо — прямо, надо налево — налево...
— А куда, между прочим, надо? — спросил я.
— Это зависит от того, какие детали. Одни идут на окраску, другие — в никелировку, третьи — прямо на сборку... Словом, направлений у нас много. И кран не как-нибудь катается, а по особому расписанию— по графику.
Если вы раньше думали, что игрушки красят кисточкой, то ошиблись. Это в допотопные времена кисточками работали. А теперь есть такая отличная вещь —ПОКРАСОЧНЫЙ ПИСТОЛЕТ! Надо нажать курок, и сжатый воздух, устремившись в банку, выдавит из неё распылённую струю краски. Теперь дело маляра — не пропустить какую-нибудь машинку и следить за тем, чтобы каждый бортик покрыть ровно три раза. Конечно, надо ещё вовремя добавлять краску в банку и не забывать выключать воздух после того, как работа будет закончена...
По соседству с маляром художник изобразил парикмахера, но это не потому, что парикмахерская действительно находится в малярном цехе. Просто художник хотел помочь вам разобраться в принципе действия покрасочного пистолета.
Мы уже сказали, что не все детали после штамповки едут краситься, многие отправляются в никелировку. Никелировочный цех — особый цех. Тут власть принадлежит химикам и электрикам. В большущих ваннах они превращают чёрные несимпатичные железки в сияющие, словно зеркала, детали. В этих ваннах электрический ток вытаскивает малюсенькие крупицы растворённого в жидкости блестящего металла — никеля и накрепко «приклеивает» их к деталям...
Ho главное даже не то великолепное сияние, которое появляется после волшебной ванны, а... Догадались? Правильно — никелированные детали не ржавеют. Это важное и очень нужное свойство.
Полюбовавшись зеркальным блеском в никелировочном цехе, мы пошли дальше.
Из-за двери до нас донеслись знакомые, но на этот раз приглушённые вздохи машины.
— Что это там штампуют? — спросил художник.
— Там прессуют,— деликатно поправил инженер...
— А в чём, собственно, разница,— спросил я,— всё равно ж давят?
— Разница в том, как давят. Если быстро, значит— штампуют, если жмут потихонечку,— прессуют
Мы так увлеклись выяснением подробностей
Оказалось, что прессуются автомобильные шины.
Оказалось, что пресс этот всё делает сам: берёт заготовку, укладывает её в форму, ставит форму в нужное место, включает подогрев, следит за температурой, вовремя выталкивает форму... За такую высокую «образованность» пресс называется автоматическим.
Нам очень понравились маленькие шины с рисунчатыми грунтозацепами, такие пухлые, крепенькие. Мы так расхваливали шины, что инженер рассмеялся и предложил:
— Ну, раз вам так нравятся эти шинки, возьмите по штучке на память.
Мы поблагодарили и взяли. И оба очень бережём теперь эту память о фабрике.
Мы шли дальше.
Кажется, это была последняя машина заготовительного цеха. Машина заглатывала какую-то оранжевую крошку и тут же выдавала малюсенькие сиденья для автомобилей.
Нам объяснили, что оранжевая крошка — пластическая масса (точное название мы не запомнили — очень уж у пластмасс мудрёные имена). И еш^ё нам сказали, что в игрушечном производстве нет лучшего материала, чем пластический. Почему? Потому что игрушки из пластмассы получаются гладкими, лёгкими, и они не боятся воды. Вот только одного не любят пластмассовые изделия: не любят, когда их стукают молотком. (Тут я подумал о Славке. Наверное, уже в двадцать пятый раз!)
— И вообш^е,— сказал инженер,— очень скоро мы почти всё производство переведём на пластмассу. И тогда наши игрушки станут в тысячу раз красивее...
Мы ещё долго говорили о том, какие будут игрушки через год, пять, десять, но... из гостей полагается уходить. Иногда уходишь с удовольствием — это, когда в гостях не понравилось. Иногда уходить совсем не хочется — это, когда в гостях интересно... Но уходить всё равно приходится.
С фабрики игрушек мы уходили безо всякой радости. Хотелось смотреть ещё и ещё, узнавать новое, проникать в «секреты» игрушечного производства, записывать и зарисовывать всё, что попадалось на глаза. Но хозяевам нужно было работать, мы и так отвлекли их от дел.
Мы шли домой и говорили о большом конвейере фабрики. Конвейер — последнее звено всей производственной цепи. Сюда сходятся все нити. Здесь нет ни одной второстепенной детали. Действительно, если, скажем, идёт сборка механических зайцев и заготовительный цех задержал подачу левых задних лап, вся работа немедленно встанет. Что такое трёхногий заяц? Инвалид!
Конвейер задаёт ритм всему заводу; по конвейеру настраиваются решительно все.
Ну, вот рассказ наш подошёл к концу.
А теперь один совет: остановитесь у витрины игрушечного магазина, внимательно присмотритесь к её обитателям и постарайтесь себе представить, каким трудом они созданы.
Может быть, тогда вам не захочется ломать игрушки?
Если вы хотите знать, кто изо всех чудаков самый главный, я вам сразу скажу — наш дядя Сева. Ну вы только представьте: меня, например, он всегда называет доктором. Вот так прямо и говорит:
— Здравствуйте, уважаемый доктор! Разрешите узнать, как идут у вас дела? Какие гениальные планы посетили вашу мудрую голову?
При этом он обязательно кланяется и никогда не улыбается. А нашу кошку Мурку он зовёт Марией Васильевной и уверяет всех соседей, что в своё время был очень хорошо знаком с Муркиным папой — котом Василием Петровичем. Но больше всего любит наш дядя Сева придумывать «сказки-закваски». Вы, конечно, про такие сказки и не слыхали никогда, а он их по десять штук в день сочиняет.
— Здравствуйте, уважаемый доктор! — говорит дядя Сева.— Послушайте, пожалуйста, какая со мной нынче история приключилась. Иду я по улице, вдруг вижу — толпа. Приближаюсь, чтобы узнать, что там случилось, и вообразите себе картину: стоит автомобиль на трёх колёсах, а четвёртого колеса нет. И все говорят, что четвёртое колесо сбежало. И шофёр разводит руками и подтверждает: «Только что было. Отвернулся — нет...»
Тут я оглядываюсь и вижу: бежит от ларька с водой и сиропами потерявшееся-колесо. Расталкивает толпу, подкатывается к машине и — бух шофёру в ноги...
Вот это — сказка. А теперь закваска: как колесо на место поставить?
Тут дядя Сева смотрит на часы, хватает шапку в охапку и срочно уходит, а я ещё долго стараюсь вспомнить, как же на самом деле ставят автомобильные колёса на место? Действительно, как?
Или другая «сказка-закваска».
— Здравствуйте, уважаемый доктор! Позвольте узнать, давно ли вы в нашем дворе были? И какие же вы там сдвиги обнаружили?
Я не понимаю: какие такие сдвиги я должен был увидеть, и говорю дяде Севе, что ничего такого особенного я во дворе не заметил.
— Вот тебе и раз, доктор! Вы не заметили новый цветник? Вы не удостоили своим учёным вниманием площадку для самых маленьких? Это — ужасно! Но я собирался рассказывать вам как раз о другом. Полагаю, что вы помните крайнюю левую дорожку в нашем дворе, и льщу себя надеждой, что мимо вашего взора не проскользнула здоровеннейшая каменная тумба, покоившаяся точно посередине упомянутой дорожки? Та самая тумба, о которую все спотыкались вот уже тридцать семь лет подряд. Так вот, вчера тумба перекочевала в правый дальний угол двора, а на её месте появилась яблоня.
Я не верю в чудеса, доктор, и поэтому спросил у ребят нашего двора, как это могло произойти. Послушайте же, что они мне сообш,или:
— Пришла бабушка ФИ (вы должны знать её, доктор,— бабушку Фирсову), пришла она со своим внуком Сасей и выковырнула тумбу из земли...
— Бабушка ФИ,— удивился я,— старенькая бабушка ФИ? Так она же совсем слабенькая!
— Ну и чт^о с того? Конечно, бабушка ФИ давно уже не комсомолка и даже наоборот — персональный пенсионер, но вы, пожалуйста, не забывайте, что наша бабушка ФИ — кандидат технических наук! Она подошла к тумбе, сказала: «Эне, бенэ ширх шалы!» — и каменюки как не было.
Вот какая, уважаемый доктор, получается сказка, а закваска — за вами. Будьте любезны, объясните научно, как могла старенькая бабушка выколупнуть из земли и укатить в дальний угол двора такую преогромную каменюку?
И тут дядя Сева, конечно, смотрит на часы и хватает шапку в охапку... А я думаю, думаю и никак не могу разгадать секрета бабушки ФИ...
А на днях мне исполнилось девять лет. Конечно, все меня поздравляли, желали расти большим, слушаться маму, хорошо учиться и всё такое.. Папа подарил мне лобзик. Мама испекла пирог с клюквенной начинкой. Тётя Лиза дала шестьдесят копеек и сказала: «Купи себе то, чего самому хочется».
И ещё ко мне пришли гости: Фимка, Зойка, Ква-ша, Валерик-большой и Валерик-маленький. По случаю дня рождения нам разрешили съесть столько конфет, сколько их было на столе.
А позже всех пришёл дядя Сева. Он тоже меня поздравил и подарил мне большой-большой альбом, даже не альбом, а вроде книгу. И на первом листе было написано:
ЗДЕСЬ ЖИВУТ СИЛАЧИ
Сказки без закваски, но с картинками.
Я перевернул первый лист и увидел автомобиль, колесо и какую-то штуку... И около этой штуки нарисована была табличка: «Силач № 1. Фамилия — ДОМКРАТ».
Вот когда я посмотрел на эту табличку, тогда сразу и вспомнил, как колёса на автомобиль ставят. Мне хотелось ещё поглядеть на силача № 1, но тут Фимка, Зойка, Кваша, Валерик-большой и Валерик-маленький закричали все сразу:
— Переверни, переверни, переверни дальше!
И я перевернул страницу, и мы увидели тумбу! Тумбу-каменюку, которая всем мешала. И ещё — бабушку ФИ, её внука Сасу и силача № 2. Фамилия силача № 2 оказалась РЫЧАГ. И нам сразу стало понятно, как могла старенькая бабушка выковырнуть такую громадину.
А потом я перевернул ещё одну страницу, но там ничего нарисовано не было. Только надпись стояла: «Силач № 3».
Я посмотрел на дядю Севу. Он подмигнул мне сначала правым глазом, потом левым и сказал:
— Уважаемый доктор! Всех остальных силачей и № 3, и № 4, и № 9, и № 25—прошу вас разыскать самостоятельно. Прошу вас также прописать их в этой домовой книге, зарисовать и достойно оформить. А когда все страницы будут заполнены, тогда... Впрочем, об этом ещё рано говорить.— И тут он, как
=
всегда, на самом интересном месте посмотрел на часы и ужасно заторопился...
Теперь я собираю силачей со всего света: вытаскиваю их из журналов, вырезаю из старых газет и срисовываю прямо на улице, если, конечно, они попадаются мне навстречу. Иметь дело с силачами оказалось интересно. Вот, пожалуйста, познакомьтесь с моими силачами, и вы увидите, что я не вру.
Один раз около нашего дома стали рыть глубо-кую-преглубокую канаву. Потом туда укладывали трубы. А сначала приехала вот такая машина и стала крутить своими колёсами, греметь своими цепями и загонять в землю один черпак за другим. Туда черпаки шли пустыми, а оттуда возвращались полными. И Валерка-маленький сказал тогда:
— Какие лопаты самобеглые здоровенные...
Я даже не знаю, есть ли такое слово «самобеглые», но лопаты были и вправду здоровенные и всё бежали и бежали без остановки и всё выбрасывали и выбрасывали сначала серую землю, а потом жёлтый песок. И я нарисовал эти самобеглые лопаты. А потом узнал у дяди Севы их настоящую фамилию — КАНАВОКОПАТЕЛЬ.
А эту картинку я видел в газете. Мне очень понравилось, как ПОДЪЁМНЫЙ КРАН схватил трактор и потащил его на пароход. Когда у нашей Мурки котята были, она их тоже за шиворот таскала.
Подъёмный кран — очень большой силач. Такую тяжеленную' машину, как котёнка, таскает. А ведь трактор ой-ой-ой, какой тяжёлый!
Ходили мы с Фимкой в кино. А там перед картиной хронику показывали. И вдруг мы увидали такую штуку: длинная труба опущена в реку, на плоту домик стоит, в домике оказалась машинная станция. Её крупно показывали. Станция качает воду, только не чистую, а вместе с песком, с самого дна. Эта вода с песком знаете как называется? Пульпа называется! Это Фимка запомнил. Ну, вот и гонят пульпу по трубам на берег. А там вот что получается: вода обратно в речку убегает, а песок постепенно оседает. И растут из песка целые горы. Прямо до неба поднимаются! Ну, может быть, и не до самого неба, а всё-таки очень высоко! Называется такой силач — ЗЕМСНАРЯД. Разве неинтересно?
Недавно я на аэродром ездил. Мы с мамой папку нашего в командировку провожали. Он на самолёте в Хабаровск улетал.
И вот что я там на аэродроме увидел. Около самолёта ящики лежали. Большие ящики — выше меня ростом. А самолёт какой здоровенный — это просто ужас! И люк у него далеко-далеко от земли. Как
же эти ящики в люк потащат? Только я хотел у папки спросить, как откуда ни возьмись подъезжает к стоянке вот такая машина.
Разворачивается. И — раз, запускает свои грабли под ящик. Два — отрывает ящик от земли. Три — подносит его под самолёт. Четыре — поднимает ящик точно в люк.
Пока я удивлялся, а ящиков на земле уже и не осталось. Все в самолёте очутились. Ничего не скажешь — АВТОПОГРУЗЧИК тоже силач настоящий!
А теперь я вам такое покажу, что вы, наверное, очень удивитесь. Вот, глядите!
Раньше я думал, что все силачи обязательно большими бывают. Как подъёмный кран, как канавокопатель или автопогрузчик. Но вот купила мама ЭЛЕКТРИЧЕСКУЮ МЕЛЬНИЦУ для кофе. И оказалось, что эта маленькая, просто даже как игрушечная, машинка— тоже силач! Почему? Очень просто. Раньше я по полчаса ручку крутил, а что толку? Десять ложек молотого кофе получалось. Зато теперь полминуты проходит — и всё готово.
Поэтому я и нарисовал нашу мельницу в книге силачей. Но на всякий случай решил у дяди Севы спросить: правильно или неправильно я сделал.
И дядя Сева сказал:
— Уважаемый доктор, вы были абсолютно правы! Я вас приветствую!
А дальше он, конечно же, рассказал мне ещё одну «сказку-закваску». И велел «крепко подумать» и «хорошенько взвесить».
— Жили-были сваи. Это такие столбы большие и крепкие. Сначала сваи лежали на берегу реки. Потом их взяли, подняли и окунули ногами в воду. Спрашивается — для чего? Отвечаю: собирались строить новый причал для пароходов. Сваи надо было крепко-накрепко забить в дно. Для этого каждую сваю долго стукали по голове тяжёлой чугунной бабой. Сначала забивали одну сваю, затем вторую... И так продолжалось бы, наверное, очень долго, может быть, даже целый год, если б на стройке не появился однажды хитрый малыш ВИБРАТОР.
Вибратор обнял сваю и так стал трясти, что свая моментально растолкала грунт вокруг себя и крепко-накрепко залезла в землю. Можно сказать,— сама!
Тут дядя Сева нарисовал сваю, чугунную бабу, ВИБРАТОР, немного помолчал...
Бывает и так, доктор: мал золотник, а дорог!
А бывает и наоборот: велика Федора, а дура. Соображайте, пожалуйста, а я пошёл.
Вот я и соображаю теперь. Ищу новых силачей и радуюсь, когда мне это удаётся.
А книга моя, та самая, в которой живут силачи, делается всё толще и толще. И мне интересно показывать её ребятам. Пусть Зойка собирает конфетные обёртки, пусть оба Валерки занимаются своими
почтовыми марками, пусть Кваша коллекционирует спичечные коробки — пусть! На здоровье! А я буду копить своих силачей.
Между прочим, у меня теперь завёлся один особенный, совсем новый отдел: СИЛАЧИ, КОТОРЫЕ БУДУТ!
Сейчас я вам объясню, в чём тут дело. Однажды я увидел папин технический журнал — папа его выписывает, но я не читаю: ничего в нём непонятно. Но столбы и вагоны, похожие на большие пули. Я спросил у мамы, что это такое, и мама сказала:
— ПОДВЕСНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА. Такой ещё у нас нет, но будет. Скорость пятьсот километров в час. Тысяча пассажиров в вагонах. Вагоны будут мчаться высоко над землёй...
Тогда я спросил:
— А откуда они там в журнале знают, что такая дорога будет, раз её ещё нет?
А для чего же существуют инженеры? —
сказала мама.— Они всегда всё раньше других узнают, потому что инженеры проектируют, ну, значит, изобретают будущих силачей, рассчитывают их, потом строят...
С этого дня я стал собирать СИЛАЧЕЙ, КОТОРЫЕ БУДУТ.
Так появился в моей коллекции АВТОМОБИЛЬ БЕЗ КОЛЁС. У этой машины вместо колёс — воздушная подушка. Струя сжатого воздуха поднимает автомобиль над землёй. Видите, машина висит? А дальше всё зависит от того, куда направить струи сжатого воздуха: если назад — машина будет двигаться вперёд; а если, например, вправо — машина пойдёт влево.
Очень замечательный будет этот силач! По любому снегу сможет носиться, по любому полю, даже по болоту. Сегодня только опыты проведены, а пройдёт время, и машина будет, будет обязательно! Вот
увидите, я подрасту, и автомобиль на воздушной подушке появится.
А ещё я выцарапал из одного журнала такого силача, что его фамилию и не сразу даже выговоришь— КОНВЕРТОПЛАН. Это воздушный аппарат. Только он не самолёт и не вертолёт. Он сам по себе! Взлетать и садиться может без разбега, как вертолёт. А в небе будет носиться, как самый настоящий реактивный истребитель! Вся штука в том, что у кон-вертоплана двигатели поворачиваются. Вот тут на картинках всё точно показано.
Дяде Севе силачи, которые будут, понравились. Он сказал:
— Уважаемый доктор, я рад вашим успехам! Я рад, что вы не глядите себе под ноги, а стремитесь в будущее. Это прекрасно! — Тут он покачал головой, поклонился и только после этого заговорил дальше:— Но почему вы всё время срисовываете маши-
ны, созданные другими людьми, а не пытаетесь проектировать сами? Я бы рекомендовал вам, доктор, начать не с космических кораблей, а с самого простого— оборудуйте, например, свой дом. Введите под вашу крышу силачей-помоп],ников. Чудная мысль, не правда ли? Позже мы вернёмся к этому разговору, доктор, а сейчас я лечу: дела, дела и дела!
Дядя Сева улетел, а я стал пробовать чертить новые машины, и вот что у меня пока получилось.
МСС-1 (моторный скоростной самокат-первый).
Предлагаю взять самокат, поставить на него велосипедный моторчик с бачком для горючего и получить скоростную машину для передвижения на короткие расстояния.
По-моему, это вполне возможное дело!
КППВВ-1 (Кухонный помощник по всем вопросам-первый).
Надо взять сначала электрический мотор, сделать передачу особого типа. И тогда один мотор сможет крутить мясорубку, точить ножики, резать хлеб или строгать картошку, морковку, капусту и так далее. Считаю, что КППВВ — весьма полезная вещь.
КОМКОМ-1 (комнатный комбайн-первый).
Надо соединить пылесос и полотёр в одну машину. В этом нет ничего особенно сложного.
Посмотрите на мои чертежи, и вы сразу поймёте, как правильно такое предложение.
СИГДОГ-1 (Сигнализатор первый).
доставки
газет-
В ящике для газет устанавливаются два контакта. Когда газета падает внутрь ящика, она прижимает контакты друг к другу. При этом контакты включают сигнальную лампочку или звонок, и всем сразу становится ясно, что газету уже принесли. Это так просто, что я даже удивляюсь, почему до сих пор никто, кроме меня, не изобрёл такого приспособления.
ВБА (Водяной будильник аварийный).
Стрелка стенных часов замыкает контакт против нужного часа. Например, против восьми. В этот момент включается электромотор, который откручивает кран и пускает струю воды н^ спящего.
Примечание. Установка должна включаться через десять минут после звонка обыкновенного будильника. Поэтому она и считается Аварийной!
Конечно, здесь я привёл не все проекты, а только некоторые. Очень многие мысли бродят у меня в голове и пока ещё не перенесены на бумагу. Но я обязательно оформлю все эти мысли, и тогда наш дом силачей пополнится новыми жильцами. И ещё я должен сказать, что совершенно согласен с дядей Севой, когда он говорит:
— Дорогой доктор, будьте уверены— будущее принадлежит силачам!
Вот почему к так много думаю в последнее время не просто о силачах, а о Силаачах-Автоматах.
1 руб. 20 коп. для МЛАДШЕГО ШКОЛЬН^ЭГО ВОЗРАСТА Анатолий Маркович Маркуша ЗДЕСЬ ЖИВУТ СИЛАЧИ Художник и. Кабаков ИБ № 1020
Редактор Е. Рыжова. Художественный редактор О. Ведеряяко*. Технический редактор О. Кнстерская. Корректор С. Блаакштейн. Сдано в набор 29.10.80. Подписано в печать 15.10.81 в4х 108/16. Офс. № 1. Гарнитура Балтика. Печать офсет. Усл. печ. д. 8.4. Уч.-изд. 8,96. Тираж 75 ООО экз. Изд. № 1144. Заказ № 870. Цена 1 руб. 20 коп. Издательство «Малыш». Москва. К-55, Бутырский вал, 68. Калининский «рдена Трудового Красного Знаиевя полиграфкомбинат детской литературы им. 50 ле ия СССР. Росглавполиграфпрома Госкомиздата РСФСР. Калинин, проспект 50-летня Октября, 46.
Илл. Издательство «Малыш» 1981.
|
