DjVu

      НАЧАЛО РЫБАЧЬЕГО ПАТРУЛЯ
     
      ОПУСТЕВШИЙ ВИГВАМ
     
      Раньше это был хороший крепкий шалаш. Он назывался «вигвам». В нём обитало могучее и хитрое индейское племя. Все индейцы ясили по улице Садовой в посёлке Зеленоград. Сейчас, размытый дождями, вигвам обветшал, стенки его покосились.
      Случилось это потому, что вождь племени Игорек целый месяц гостил в деревне у бабушки. Приехав, он сразу побежал проведать свой вигвам на берегу лесного озера, но никого из ребят там не застал. Один только щуплый длинноносый Витька, по прозванию Буратино, обняв исцарапанные колени, скрючился на берегу, уныло поглядывая на неподвижную удочку.
      Ребята залезли в шалаш.
      — Разваливается наш вигвам... — печально сказал Буратино. — Теперь ему только и дела — разваливаться... Разбрелись все индейцы кто-куда...
      Игорек подумал.
      — Так и полагается, — сказал он. — Должно же племя в конце концов когда-нибудь погибнуть. Чтоб ихний вождь мог одиноко умереть в своём вигваме... Могикане на что было могучее племя, и то вымерли...
      — Это верно, — подтвердил Буратино. — Даже последний из могикан вымер...
      Они немного посидели молча, с увлечением предаваясь горестным мыслям о непрочности всего на земле.
      — А как весело мы проводили время! Помнишь, ходили в овраг, где бойня, охотиться на бродячих собак... Тебя ещё одна собака тогда укусила...
      — Помню... А потом мы совершили нападение на совхозных ребят. Крепко нам тогда досталось: тебе нос разбили...
      — Да... Здорово весело было!..
      — А что сейчас ребята делают? — спросил Игорек.
      — Кто что... — пожал плечами Буратино. — Пришёл я к Стасику, спрашиваю у матери: «Стасик дома?» А она
      смеётся. «А то где же, говорит. Ты ещё, наверно, не знаешь? Он у нас на потолке проживает, вроде домового. В науку ударился. Мы уж тут думаем, не умом ли тронулся малый? Вон он, глянь-ка!» И верно: выглядывает Стасик с чердака в окошечко. «Лезь, говорит, сюда». Залез я к нему, а у него там столик, стульце. Сидит читает. Три здоровенные толстые книжки, как утюги. Называются «Основы жизни». Только две картинки дал из своих рук поглядеть: на одной — бой скорпиона с бихоркой, такой страшный волосатый паук; на другой — человек двухголовый. «Буду, говорит, изучать всё по порядку, с первой до последней странички, ничего не пропущу». На стенке у него гвоздиком бумажка прибита. На ней написано, по скольку ему в день страничек читать. Говорит: «Уже всё введение до конца изучил, дошёл до первой главы — «Элементарный организм».
      Знаешь, что такое цитология?» — «Нет, говорю, не знаю. Ну скажи». — «Был, говорит, такой учёный Тревери-нус...»
      Я улыбнулся, а он как закричит: «Чего смеёшься? Пришёл мешать, да ещё смеёшься! Зажилил весной мою черепаху, а сам смеётся! Как дам сейчас вот этой книжкой по башке — сразу перестанешь! Уходи отсюда!» Чуть меня с чердака не спихнул! Во дворе мать: «Что, говорит, видал? Мы уж к нему и подступиться боимся...»
      — Интересно, — сказал Игорек. — Может, он вправду станет каким-нибудь учёным? Он и на второй год в пятом классе потому остался, что читал много всяких научных книг. Ты как думаешь?
      — Я тоже так думаю, — сказал Буратино. — Вообще сейчас все ребята занялись научной деятельностью. Витька Витамин, например, с Коськой и Котькой откапывают корову...
      — Какую корову?..
      — Древнюю первобытную корову. Правда, правда! Витамин взял в библиотеке книжку про раскопки: где, когда, что раскапывали и как эти раскопки делать. Сам прочитал и дал почитать Коське и Котьке. И теперь они никуда не показываются — раскапывают старую яму у Витамина в саду. Достают разные кости, железки и прячут их в ящик. Поглядеть никого не пускают. «Уходи, говорят, это раскопки секретные. А то весь посёлок сбежится смотреть. Мы, говорят, откопали место погребения первобытной коровы. Скелет с рогами хорошей сохранности... Тебе, мол, такой скелет и не снился»... Рады ужасно! Только эта яма возле самого соседнего дома, где одна старая бабка живёт. Вот Витамин и боится: «Как бы, говорит, не пришлось под самый бабкин дом подкопать. Хотя, говорит, настоящие учёные на такую ерунду не обращают внимания: им всё равно, что там — бабкин дом или дворец какой. Раз нужно, значит, нужно. Тем более, бабкина хибарка и так еле стоит. Когда здесь настоящие раскопки откроются, её сразу снесут, а бабке горсовет другую построит. Для науки любая маленькая косточка от первобытной коровы дороже, чем всякие там бабкины дома. Да и бабка вредная: другая бы сама пришла и сказала: «Копайте у меня, ребята, где хотите, в огороде или во дворе», а с этой попробуй столкуйся». Я говорю: «А отец
      знает?» — «Нет, говорит, пока не знает. Но я не боюсь. Учёных всегда преследовали. Одного даже на костре сожгли. Да я думаю, если ему показать первобытную корову, он так и запляшет от радости. А может, и...»
      — Здорово, братцы разбойнички!
      К ребятам подошёл пожилой коренастый дядька с красным лицом, рыжей бородой и весёлыми голубыми глазами. На плечи у него была накинута ватная куртка, а за поясом торчал маленький топорик.
      — Разрешение дадите отдохнуть — покурить возле вашего шалашу?
      Это был лесник дядя Коля.
     
      ЛЕСНИК
     
      Дядя Коля присел рядом с ребятами, вынул кисет, бумагу, не спеша свернул толстую цигарку, закурил её и повернул своё весёлое лицо к Буратино:
      — А ведь я тебя, конопатый, угадал. Ты намедни мою козу гонял?
      — Не... — испугался Буратино.
      — Чего «не»? Ай я ослеп? Ловко я тебя хворостиной огрел?
      — Да уж... ловко... Чего ж ловкого-то?..
      — То-то! Это тебе, брат, наука: не затевай озорства! Коза — скотина робкая, а ты в неё из стрелы пулять. А спросить у тебя, чего ты из ней выгадывал, небось и сам не знаешь?
      — Он думал, она дикая, — сказал Игорек.
      — Э, долдон! «Дикая»... Откуда ей тут взяться, дикой? Обыкновенная коза. И чем она, скажи, пожалуйста, перед вами провинилась? Как заявятся в лес — сейчас за мою козу приниматься. Уж она где чуть ребятню заслышит — давай бог ноги! Забьётся в закуток, аж запалится, бедная! Через эти самые ваши игры-забавы совсем моя коза ошалела — впору выписывай ей бумажку в сумасшедший дом. Другая, побойчей, пырнула бы тебя рогами в пузо, ты б другой раз поостерёгся. А тут скотина безответная — ну и давай её лупи чем попадя! Что, аль неправду говорю?
      Игорек и Буратино сочли лучшим промолчать.
      — Я сам в ваши годы был ух баловной! Вроде вас. Лупцевали меня родители, как кобеля, а мне — что от стенки горох! Сколько я этого самого фрукта-овоща потаскал с огородов! Не поспевал животом хворать!.. Где же вы своих дружков-приятелей-то порастеряли? Вас ведь тут до гибели было. Я кое-когда нет-нет да погляжу: намажутся краской, перьев в голову понавтыкают — ну умора, никакого театра не нужно! Чистые туземцы в книжке! А теперь глядь-поглядь: нету, кудай-то все подевались. И штаб-квартира ваша скоро обрушится. Ну, думаю, отпуск наступил моей козе. Должно, рада-то без памяти!.. Закидушка-то ваша стоит? На щуку?
      — На щуку, на окуня, — солидно сказал Буратино.
      Дядя Коля выплюнул цигарку и встал.
      — Ну, это мечты ваши, я прямо скажу, напрасные. Шута два вы тут возьмёте.
      — Почему?
      — А вот идите-ка за мной. Покажу вам одну штуку.
      Он встал и быстро зашагал по берегу. Игорек и Буратино пошли следом', переглядываясь и толкая друг друга локтями.
      Они продрались сквозь густой тальник к зелёному травянистому мыску. Несколько коршунов сразу шарахнулись от озера за деревья. Где-то в кустах орали-ссорились сороки: похоже, что слетелись они со всего леса.
      Лесник прошёл по измятой, затоптанной траве к самой воде:
      — Вот!
      Над большой кучей мелкой рыбёшки кружились тысячи мух. Здесь были крошечные краснопёрки, окуньки и плотвички. Ребята, присев на корточки, поворошили кучу палкой:
      — Ой-ой-ой! Это что же?
      — А то, — зло сказал лесник, — а то, что запасай теперь трубу какую поболе и дуй похоронный марш! Кончилось озеро. Должно, аммоналом, дьявола, глушили. Ишь птицы-то налетело! Тут этой самой рыбы глушеной плавает страсть! Птицам это самое первое кушанье... Значит, рыба никак не может этого звука пере несть, лопается у ней внутри пузырь — и шабаш. Теперь мелочь всплыла, а на дне ровно в десять разов больше осталось. Сейчас он какой есть
      линь, карась дохлый на дне лежит. Он глушеный не имеет, значит, такого обычая кверху всплывать. Щука, щурёнок, белая рыба — та всплывёт. Через недельку вода протухнет, какая рыба живая осталась — сдохнет. А тяжело, значит, им её всю-то брать: должно, уморились дюже! Я-то сперва на вас согрешил: потом гляжу — э нет, следок-то поболе моего. Стало быть, не маленькие тут орудовали!..
      — И вы их не поймали?
      — Поди поймай! — обиделся дядя Колр. — У меня участок — раз обойдёшь и язык вывалишь. Это тебе не заграница. Там любой лес с мой огород. Там леснику знай плюй себе в потолок, только и делов! И в город
      надо когда сходить — купить мелкого припасу по хозяйству. Хозяйка у меня глухая и тоже к делу определена: внучонка нянчит. Внучок у меня — пять годов: бедовый парень!
      Пусти-ка его с глаз — он живо тебе поганых грибов наестся либо в колодец попадёт — ведь вас, шутомолов, где только не носит! А то петух глаз выклюнет — петух у нас, ух лихой, враг!
      — Всё равно молено б поймать! — воскликнул Игорек.
      — Наладил — «поймать, поймать»! За дядиной-то спиной вы ловки, а вот соображения-то в тебе настоящего и нету. Ты подумай так: один я обязан озёра-то блюсти? Ваша армия мало карася с этого озера перетаскала? Никто вам слова не сказал. Чем в перья-то обряжаться, подкараулили б энтого ловкача да мне указали — я б его враз угомонил! Ведь это один какой-то завёлся... ну двое! А вреду-убытку может нанесть без числа.
      — А что! — твёрдо сказал Игорек. — И подкараулим! Верно, Буратино?
      — Ещё как! — сказал Буратино.
      — Про то и толк! — повеселел лесник. — Он небось себе думает — ловчей его и на свете нету, ну, а вы немножечко поумней себя покажите: нет, мол, браток, погодишь! Из каких ты таких местов, что законов для тебя нет?
      — А если мы с ним не сладим? — спросил Буратино.
      — А вам на что с ним сражаться? Добежите до меня, собачка у меня смирная, стук-стук в окошко: Николай Трофимович, айда за нами, углядели вредителя народного добра! А я бы уж с ним обошёлся... Имею, значит, против них такое средство... Вы народ молодой, не при деле. Вам это заместо игры. А пользу нанесёте громадную!
      — Мы поможем, — торжественно пообещал Игорек, не сводя глаз с кучи дохлой рыбёшки.
      — Во-во! А уж я б для вас постарался. Рыбу там ловить, гриб-ягоду брать — все секретные места, так и быть, вам, ребяты, раскрою. Есть одно местечко — ах, местечко хорошо! Линь там у меня прикормлен — да ма-а-гучие, шу-
      ты, как борова! Баркас мой, скажем, понадобится кому — пожалуйста! Поладили, что ль?
      — Поладили, — сказал Игорек. — С сегодняшнего дня прямо и начнём!
      — А уж я вас уважу! Енота живого подарю. Умильный зверь, как кошка, а вредный: как выйдет на промысел, харч-пропитание себе добывать, чисто под метлу всё уничтожает. Птиц, птенчат, яйца, рыбу — всё подай сюда! А из себя сытый, аккуратный, как купец. К курицам моим он давно подкрадается, да, видно, всё собачки пу-жался...
      — Мы и так, без енота... хотя енот нам тоже нужен...
      — Тогда, стало быть, скликайте свою армию — и за дело! А пока бывайте здоровы, разбойнички!
      И лесник, раздвинув кусты, бесшумно скрылся.
      — Хороший дядька, — помолчав, сказал Буратино. — Если б раньше знал, я б его козу и не трогал. На кой она мне нужна....
     
      ПЕРВОБЫТНАЯ КОРОВА
     
      На калитке дома, где жил Витька Витамин, было написано мелом: «Меня нет дома, я уехал». Калитка была заперта изнутри.
      — Видел, Игорек, как у них всё засекречено! — сказал с восхищением Буратино, заглядывая в щёлку забора. Он постучал по забору и крикнул: — Витька! Вить-ка!
      Соседская бабка, которая, кряхтя, белила свой старенький домик, видно ничего ещё не зная о его научном значении, перестала белить и зашамкала:
      — Нету его... нету! Какой день не видать... Провалился гдей-то, неугомонный!.. Ишь благодать-то... Это он беспременно, ирод, чего-нибудь обдумывает... Теперь жди да жди — либо пожару, либо ещё чего, сохрани царица небесная!..
      — Это ты тут, Буратинушка, орёшь? — раздался из-за забора голос самого Витамина. — Орёт, орёт как полоумный! Я думаю: кто это так орёт, а это, оказывается, сам Буратинушка пришёл! Для кого там написано... О! Игорек! Подожди, я сейчас открою!
      Витамин долго гремел какими-то сложными запорами. Наконец калитка отворилась и появился он сам, весь с ног до головы в глине, растрёпанный и, как всегда, рот до ушей:
      — Здорово, Игорек! Я, понимаешь, закрываюсь, чтоб всяких приходящих шпионов не пускать! Как, например, Буратину и прочих. Какие мы тут без тебя дела развернули ужасно! В индейцев уже не играем. Зря только я у своего петуха все перья из хвоста выдергал — ходит теперь весь ободранный, даже кур стесняется! Но зато мы раскопки производим. Небось Буратино уже разболтал? Но тебе можно. Мы открыли ископаемую корову! Для профессоров имеет громадный интерес. Пошли, покажу. Пускай уж и Буратино пойдёт поглядит, так и быть!
      Яма с останками первобытной коровы была скрыта от посторонних густыми зарослями жимолости и сирени.
      Двое трудолюбивых братьев-близнецов Коська и Котька, такие же чумазые, как Витамин, отдыхали, сидя на куче свежей земли.
      — Каких-нибудь три дня, а сколько вырыли! — похвалился Витамин. — А если б мы додумались взяться за эту работу с начала каникул, то успели бы прокопать подземный ход до самого твоего, Игорек, дома! Лазали б мы тогда по подземному ходу, как какие-нибудь кроты!
      — А это у вас зачем? — Игорек показал на три деревянных лакированных кружка с прибитыми к ним жестяными скобками.
      — Это щиты, — объяснил Витамин. — Сами сделали. Из стульев. Стояли эти стулья у нас на чердаке без всякой пользы. Я даже не ожидал, что из них такие хорошие щиты могут получиться!
      — А зачем они вам?
      — Да тут, понимаешь, повадился Герка с братишкой приходить дразниться... Зло их берёт, что не пускаем поглядеть корову. Придут и начинают: «Эй вы, могильщики, идите, мы вам покажем, где дохлая кошка зарыта...» И кидают камнями через забор. Вот зачем щиты. Но это нам не мешает. Даже лучше. Как будто это на нас напали дикари. На настоящих учёных всегда дикари нападали. Приходилось им одной рукой рыть, а другой воевать!..
      — А где ж ваша ископаемая корова?
      — Она у нас спрятана.
      Витамин залез в самую гущу сирени, выволок оттуда большую картонную коробку, открыл её и с нежностью заглянул внутрь:
      — Вот.
      Коробка была полна каких-то больших чёрных костей. Там же лежал череп с рогами и очень длинными белыми зубами.
      — Приходится прятать... пока! Если родители об этих раскопках прознают, им ничего не стоит кости куда-нибудь выбросить. Пускай уж мы сами пострадаем, зато кости целы будут!
      — А они точно первобытные?
      — А как же! — возмутился Витамин, а Коська и Котика посмотрели на Игорька, как на сумасшедшего. — Самые первобытные — гляди, какие чёрные! Они уже почти окаменели. Череп был такой крепкий, что я насилу его молотком прошиб!.. А рога! Ты только пощупай!.. Щупать разрешается. Пускай уж и Буратино потрогает, так и быть. Трогай, Буратино!
      Игорек и Буратино осторожно потрогали чёрные рога. Буратино с опаской спросил:
      — А они не заразные?
      — Заразные? Ах ты, Буратинушка! «Заразные»!.. Тебя пустили как человека, а ты... Они в земле, может быть, миллион лет, как же они могут оказаться заразные? За это время любой микроб успеет умереть от старости. А зубы? Вы пощупайте зубы!
      Пришлось пощупать и зубы.
      После этого Витамин закрыл коробку, спрятал её в кусты и сказал:
      — Всё это мы в самый первый день вырыли. Теперь не хватает позвоночника, рёбер, хвоста и всякой там ерунды. В общем, есть только голова и три ноги. Куда остальное подевалось? Возможно, ледник полз и эту корову задавил: ноги, голова остались, а туловище с хвостом дальше поехало. Или её зверь какой-нибудь ел и не доел. Но это ничего. Профессора, если даже один зуб найдут, и то рады без памяти! Хорошо, Игорек, что ты приехал: будешь нам
      помогать. А Буратино не возьмём, пусть даже и не мечтает!
      — И не надо, — нахмурился Буратино. — У нас с Игорьком есть дело поважнее.
      Витамин насмешливо скривил губы: какое же это дело может быть важнее раскопок? Но, когда ему рассказали, он немного подумал и решил:
      — Это здорово! Как будто специально придумано для меня! Я давно об этом мечтал. А раскопки придётся отложить. К тому же настоящие раскопки всегда ведутся долго... например, Помпею раскапывали сто лет. И мы так будем. Вы как, согласны? — обратился он к Коське и Котьке.
      Те обрадовались:
      — Всё равно! Как ты, так и мы. Верно, Котьк?
      — Верно! Хоть отдохнём немножко. А то очень трудно каждый день эту корову раскапывать...
      — А дядя Коля мой друг, — объявил Витамин. — Он мне показал, где грибы-дождевики растут. Круглые и большие, как футбол. Дашь по нему ногой — так он и разлетится! А внутри пыль. Бывало, встретимся в лесу, сядем, по-, курим...
      — Ты ж не куришь!
      — Ну, он покурит, а я так посижу. Поговорим, посоветуемся. Он меня сильно уважал. Раз достал я патрон от ружья. «Прострелите, говорю, мне из него шапку». Пускай думаю, у меня будет шапка простреленная, как на войне. «Мать, говорит, не забранит?» — «Не-е, говорю, эта шапка старая, у меня дома новая лежит». Подкинул её вверх высоко-высоко, он как даст! Так вся серёдка и выскочила — остался от моей шапки один козырёк! А дома у меня никакой другой шапки и не было!.. Хо-ороший дядька!
      Откуда-то прилетел камень, и на улице раздались радостные возгласы:
      — Эй, коровы!
      — Витамин, где ты там? Пусти поглядеть!
      — Они! — шепнул Витамин. — Всегда в это время... Вот делать людям нечего...
      Это явились Герка и его младший брат Симка...
     
      УЧЁНЫЙ-ОТШЕЛЬНИК И МУСЯ
     
      Когда все ребята пришли к Стасику, знаменитый учёный-отшельник, посвятивший свою жизнь науке, сосредоточенно прыгал на одной ножке, гоняя по «классам» баночку из-под помады.
      Тут же стояла его белокурая сестрёнка Муся с косичками, торчащими в стороны, и, ожидая своей очереди прыгать, считала:
      — Раз... два...
      Увидев ребят, Стасик так растерялся, что застыл на месте, забыв опустить ногу.
      — Это вы?.. — пробормотал он. — А я так... Для физкультуры... Чтоб мозги лучше работали... По совету докторов...
      И вдруг, выпучив глаза, страшно заорал на сестрёнку:
      — Ну, чего ты тут встала? Не видела, как я сам с собой в классы играю? Ступай прочь!
      Муся с удивлением оглядела его, подняв тоненькие бровки, и безжалостно сказала:
      — Можешь не кричать. Никто тебя не боится. Только не проси больше, чтобы я с тобой поиграла.
      Муся махнула косичками и, поджав губы,
      прошла мимо ухмылявшихся мальчишек, тоненькая, строгая, только украдкой взглянула из-под ресниц на красивого Игорька.
      Стасик покраснел:
      — Вот врёт! Ну и врёт! Вы не обращайте внимания. Она всегда так врёт. Такой у неё характер.
      Муся услышала и обернулась:
      — Вовсе у меня не такой характер! Это у тебя такой характер! Всем говоришь, что книжку изучаешь, а сам только и знаешь со своего чердака по кошкам да по воробьям из рогатки стрелять.
      — А твоё какое дело! — закричал Стасик. — Белобрысая ты крыса!
      Муся, пожав плечами, ушла в дом. Стасик сразу успокоился.
      — Вы чего пришли? Если куда звать, то я не пойду — времени нет. Вот кончу «Основы жизни» — буду китайский язык учить. Я уже знаю, как по-китайски написать «Николай». Сначала нарисовать такого трёхногого человечка с растопыренными руками, под ним — окно, под окном — ещё такого же человечка, а в самом низу — чёрточку вроде тире. Вот и всё. Очень легко. Это меня один солдат научил.
      И, даже когда ему сказали, в чём дело, он всё равно упорствовал:
      — Не могу. Нет времени. Муська то и дело мешает. Хоть по ночам занимайся. Я уж и так хочу свою постель на чердак перетащить. В то же время можно будет мышей, простых и летучих, наблюдать в естественных условиях...
      — Как хочешь, — равнодушно сказал Игорек. — Наблюдай мышей. А нам лесник обещал енота дать.
      — Какого енота?..
      — Живого. Который в лесу водится...
      — Хе!.. Енота... А где он его возьмёт?
      — Поймает.
      — Хе!.. А что вы с ним собираетесь делать?
      — Воспитывать.
      — Вы не сумеете. Надо по книгам. У меня для него самые лучшие условия. У меня была черепаха, совсем уж стала привыкать, если бы её Буратино не зажилил. Ладно, и я с вами участвую...
      Мальчишки уселись на скамейке возле крыльца.
      — Значит, надо сперва договориться, как и что... и чтоб всё было в таком секрете... — начал было Игорек.
      Но в это время на крыльцо вышла Муся в новом платьице и с другими ленточками в косичках. Игорь замолчал, ожидая, когда она уйдёт. Но Муся и не собиралась уходить. Она присела на ступеньку и, тихонько напевая, принялась пересматривать какие-то лоскутки в коробочке.
      Стасик подождал, подождал и снова разозлился:
      — Чего припёрлась? Ишь расфуфырилась! Это она, Игорек, перед тобой выхваляется. Наверно, ты ей понравился!
      — Дурак ты, — сказала Муся и ушла в дом.
      — Так вот, — продолжал Игорек, — начнём с завтрашнего дня...
      В это время в сенях за дощатой стеной послышался подозрительный шорох.
      — Тьфу! — плюнул Стасик. — Теперь она не отвяжется! Пойдём ко мне на чердак. И зачем только эти сёстры бывают?
      На чердаке ребята могли своими глазами увидеть таинственные книжки «Основы жизни». Одна из них была раскрыта на главе «Элементарный организм». Стасик поспешно её захлопнул.
      — Много уже прочитал? — спросил у него Буратино.
      — Хватит! — буркнул Стасик.
      — А расписание где твоё?
      — Я его снял. Ну его! Без расписания лучше. Я решил сначала самое интересное прочитать. А неинтересное — про всякие там клетки — оставить на после. Я уже всё прочитал про обезьян, про рака-отшельника, про муравьёв, про вымершую морскую корову...
      — Морскую? — сразу ожил Витамин. — А какие у неё рога?
      — Она без рог. Похожа на тюленя.
      — А-а-а... Ну, это что за корова...
      Стасик поднял руку, прислушиваясь к чему-то внизу:
      — Тихо...
      И вдруг затопал по полу ногами:
      — Муська! Хватит подслушивать! Я слышу! Поняла? Уходи, пока не слез! Поняла? Уже начал слезать, слышишь? Уходи лучше! — И тихонько добавил: — Это я так. На всякий случай...
      ШТАБ СЫЩИКОВ
      — Я думаю, что в первую очередь нам надо устроить штаб, — сказал Игорек. — Чтоб было где собираться, докладывать, прятать разные карты, планы....
      — А зачем штаб? — спросил Буратино.
      — Хо! Хо! — со смехом ткнул в него пальцем Витамин. — Гляньте на него! А как же без штаба? Без штаба нельзя!
      — Нужно, чтоб всё было по-научному, — пояснил Стасик, — не как-нибудь...
      — Во-вторых, снаряжение и оружие. Фонарики... ну это есть у всех... Парики и грим, чтобы маскироваться... Лупу, чтоб рассматривать следы...
      — Надо бы микроскоп... — соображал Стасик. — Да где его взять?.. А микроскоп очень даже необходим...
      — У меня в волшебном фонаре есть громадное увеличительное стекло, — успокоил его Витамин. — Не хуже твоего микроскопа. Я его оттуда выну. Мне фонарь не нужен: он всё равно скоро сломается... Без увеличительного стекла ни одного сыщика не бывает, посмотри хоть в какой книге...
      — Вот грим взять негде... И парики... Но пока, на первых порах, сумеем как-нибудь обойтись и без грима... Самое главное — начальника выбрать.
      — Игорька! — крикнул кто-то.
      — Ладно, — сразу согласился Игорек. — Я буду, только чтоб все подчинялись. И потом, необходимо избрать... Вы как?
      — Обязательно! — подхватил Стасик. — Метод — это великое дело, он у всех знаменитых учёных... когда они...
      — Метод вот какой, — перебил его Витамин. — Караулить. А кто подозрительный, того задерживать и обыскивать.
      — Верно! — загоготали от удовольствия сыщики.
      — Это самый лучший метод, — сказал Герка. — Он мне очень нравится. У кого что найдём, того сразу хватать и бить!
      — Я и говорю: сначала бить, потом тащить к леснику!
      — А если это будет взрослый? — робко осведомился Буратино.
      Игорек сморщился:
      — Ну... «взрослый, взрослый»... Вечно ты вмешиваешься!.. Вот через тебя я мысль потерял... Ну, взрослых будем просто выслеживать...
      — Понял? — повернулся к Буратино Стасик. — Ты думал, только ты один умный, а все дураки? Есть и поумней тебя. Ты только чужих черепах зажиливать силён!
      — Надо записывать, — сказал Игорек, — чтоб не забыть... Только на чём?
      — Вот какая-то тетрадка, — сказал сидящий за Стасиковым столиком Витамин, — совсем чистая. Только на первой страничке написано: «Научная работа, глава первая», а дальше нарисовано — заяц в шляпе и с зонтиком и два человечка дерутся...
      — Это так... — покраснел Стасик. — Для научной работы у меня другая...
      — Ну, я пишу... — сказал Витамин. — «Устра-и-вать за-са-ды... Обыс-ки-вать и тащить к лес-ни-ку. Больших вы-сле-жи-вать»... так?
      — Вообще-то надо изобрести какой-нибудь шифр особый... — сказал Игорек. — Чтоб никто не мог прочитать, кроме нас. Можно будет переписываться на заборах, деревьях...
      — Это здорово! — подхватил Витамин. — Даже два шифра! Или лучше всего — семь!.. И все заучить! В понедельник можно одним писать, во вторник — другим, и так далее...
      Буратино хотел что-то сказать, но Стасик ему не дал:
      — Ты, Буратинушка, помалкивай... Ты в таких делах не смыслишь... Сбегай-ка лучше вниз, глянь — не подслушивает Муська? Если она там. стукни её раза два на всякий случай, только не очень сильно, а то она нарочно будет реветь до тех пор, пока мать с работы не придёт...
      — Да ну-у... — заупрямился Буратино, — за что её стукать.
      — Ага! — злорадно сказал Стасик. — За что стукать? Знаем! Знаем, почему ты не хочешь! Сказать одну вещь, а? Сказать?
      — Чего говорить-то?..
      — Сейчас скажу. Слушайте все! Баз идём я и Витамин с базара, денег у нас не было, а ходили мы просто так — посмотреть, какие там кролики продаются... Ну, это неважно... А впереди нас идёт Муська, тяжёлую корзинку тащит: картошка там, лук и всякая чепуха... Ну, мы с ней связываться не стали, идём себе, как будто не видим... Вдруг, откуда ни возьмись, Буратинушка — вот он! «Здрасте». — «Здрасте». А нас не видят. Дальше говорить? — повернулся он к Буратино.
      — Чего говорить-то...
      — Давай, давай! — загорланили сыщики. — Сейчас мы Буратино разоблачим! Испугался, Буратино? Глядите, как он покраснел!
      — Ничего не покраснел... — прошептал Буратино, и в самом деле красный.
      — И говорит ей, — продолжал Стасик: — «Давай, Муся, я тебе помогу, а то тебе тяжело». Она: «Ах, ах, не надо, я сама». А нас не видят! В общем, взвалил он корзинку себе на спину и потащил, как батрак. А она сзади идёт. «Ах, ах! Какой, говорит, ты, Буратинушка, миленький, и как, говорит, я, Буратинушка, тебя люблю...»
      — Брешь! — вскипел Буратино. — Нагло врёшь! Ты что? Ты что? Не говорила она так!
      — Как это — вру? Может, скажешь, и корзинку не помогал нести? Вот Витамин может подтвердить. Он ещё мне тогда сказал: «Гляди, как Буратино корзинку потащил, — прямо как какой-нибудь силач!»
      — Верно, — кивнул Витамин, — так я и сказал, потому что очень тогда удивился...
      Окончательно осмеянный, Буратино скрылся в тёмный угол, за печную трубу.
      — Ну, к делу, — сказал Игорек.
      Стасик поднял руку:
      — У меня вопрос насчёт енота. Где его будем держать? Я предлагаю — вот здесь, на чердаке. Здесь ему тепло и никто не помешает...
      — Ладно, пиши, Витамин: «Енота содержать у Стасика»... Но где взять клетку?
      — Клетку мы можем сделать, — вызвались Коська и Котька. — Только вот досок у нас нет.
      Витамин немного подумал:
      — Доски я вам могу дать. Хорошие доски, новые. Они, правда, пока ещё к забору прибиты, но я их немножко оторву, чтоб еле-еле держались, а вы ночью придёте и возьмёте. Получится, как будто их украли. Нам такой высокий забор не нужен: он улицу загораживает и тень от него. А у меня там белена посажена. Для добывания яда.
      — А зачем тебе яд?
      — Я его в землю зарою. Чтоб через тысячу лет его могли откопать и посмотреть, какие в наше время были яды.
      Буратино вылез из своего угла:
      — Можно... мне сказать?
      Сыщики загалдели:
      — Ого-го-го-го-го!
      — Тише вы! Орут, орут. Сам Буратино говорить хочет, а они орут!
      — Валяй, Буратино, не стесняйся!
      — Да я... это самое... такое дело... по-моему, надо сперва у ребят по городу расспросить... и ещё — сходить на базар...
      — Всё бы ему на базар! — захохотал Витамин. — Ишь привык! Как какой-нибудь спекулянт!
      — Ты, Буратинушка, зря волнуешься, — засмеялся Стасик. — Мы тебя ещё, может быть, не возьмём. Ребята, давайте не возьмём Буратино!
      — Почему? — заморгал Буратино.
      — Да так, — веселился Стасик, — не годишься. Больно у тебя нос здоровый. Мы с такими носами не берём!
      У Буратино задрожали губы:
      — Смеётесь, да? Такие, да?.. Ну и не надо... и уйду... Нос, да?.. И уйду...
      Часто всхлипывая и вытирая нос, он полез вниз по лестнице.
      — Эй, — крикнул Игорек, — подожди! Чего скажем1
      — Мы шутим! Слышишь, Буратино?
      Но Буратино, не оглядываясь, пошёл через двор к калитке.
      — Вот чудак! — удивился Витамин. — Обиделся! И чего мы ему такого сделали?
     
      МЕТОД ШЕРЛОКА ХОЛМСА
     
      Солнце ещё не взошло, на сером небе кое-где ещё оставались опоздавшие звёзды и улицы были пустые, когда Герка и Симка подошли к дому, где жил Игорек.
      Вчера он им сказал: «Мяукните мне под окном, как Том Сойер, я сразу проснусь. Я вообще спать не буду, буду обдумывать план операции».
      Окно в Игорьковой комнате было завешено, а форточка открыта.
      Герка мяукнул раз, другой — занавеска не шевельнулась.
      Герка уже уморился мяукать, но занавеска была неподвижна.
      Затем его сменил Симка. Тот умел мяукать так, что было не отличить от настоящего кота. Он даже фыркал и шипел. Кроме того, он прыгал и махал руками, растопырив пальцы, как когти.
      В соседних домах захлопали форточки, и недалеко от ребят шлёпнулся о землю обломок кирпича, кинутый кем-то через забор.
      Наконец занавеска отдёрнулась, мелькнуло в окне сонное лицо Игорька, а через минуту он сам выбежал на крыльцо, одной рукой застёгивая рубашку, другой — распихивая по карманам какие-то таинственные предметы.
      — Ну, и шум же вы подняли! — радостно сказал он. — Я и не знал, что Симка так здорово умеет котов изображать, — прямо талант! Я не спал, но думал, что это не вы, а настоящие коты воют. Мне приснилось, будто я в Африке, а возле меня дерутся лев и тигр. И мне никак нельзя было проснуться, пока я не узнаю, кто из них победит. Но вы мне так и не дали этот интересный сон досмотреть. Как думаете, кто же всё-таки победил: тигр или лев?
      Этот интересный вопрос обсуждался ребятами до самой реки.
      В конце концов решили, что победит лев. Хотя и тигр себя обидеть не даст и тоже заслуживает всякого уважения.
      Ребята уселись на перилах моста и огляделись кругом.
      — Никого... — сказал Симка.
      — Подождём, — бодро сказал Игорек. — А холодновато здесь... но ничего! Шерлоку Холмсу, когда он жил на болоте, распутывая тайну Баскервильской собаки, было ещё холоднее! Ты, Симка, знаешь, кто был Шерлок Холмс?
      — Конечно, знаю! — ответил Симка. — Хотя сейчас немножко позабыл...
      — Это был знаменитый сыщик. Он действовал особым методом. Понял?
      — Ага!
      — Приходит, скажем, совсем незнакомый человек. А тот ему говорит: «Вы приехали из деревни, много занимались физическим трудом, раньше были в Китае, а сейчас у вас есть маленькая собачка». Как он узнал?
      — Как? — очень заинтересовались братья.
      — Очень просто. Что этот человек приехал из деревни, он узнал по тому, что у него на башмаках деревенская грязь.
      — А чем она отличается? — спросил Герка, внимательно разглядывая свою босую ногу.
      — Ну чем... — немного замялся Игорек. — Значит, от-
      личается... Наверно, у них, в Англии, в деревнях какая-нибудь особая грязь, не как в городе... Дальше! Почему он был в Китае? Потому, что у него к часам привешена китайская монетка... Почему занимается физическим трудом? Потому, что правая рука у него развита больше, чем левая, — так всегда бывает.
      Герка и Симка долго с сомнением сравнивали свои руки и ничего не сказали, только Симка спросил:
      — А собака?
      — Собака? Ну, это тоже просто. Человек пришёл с палкой, которая вся изгрызана. Легко, правда?
      — Куда легче!
      — Так вот, я все эти приёмы изучил. До трёх часов ночи читал «Записки о Шерлоке Холмсе». Теперь у меня всё как на ладони!
      Симка помолчал, что-то обдумывая, потом сказал:
      — Умная собака не станет грызть палку. Наверно, у того человека не собака была, а дура...
      Между тем показалось солнце и немного согрело продрогших сыщиков. Приплыл на лодке рыболов — устроился возле свай. Из крайних дворов вышли, направляясь к реке, отряды гусей. Через мост прошли две женщины с серпами и свёрнутыми мешками под мышками.
      — Идут в лес за травой, — безошибочно определил Игорек. — Об этом говорят мешки и серпы. Дома у них есть козы.
      — У одной даже пара, — подтвердил Симка, как видно хорошо усвоивший метод Шерлока Холмса, — рыжая и белая.
      — Как ты узнал?
      — Это Лёвкина мать. Они одну белую продали, а на место её купили рыжую.
      Прошёл угрюмый красноносый старичок с кожаным портфелем в руке.
      — Иван Онисимович. Идёт на работу в лесничество. В портфеле — обед. Злой — значит, вчера был здорово выпивши.
      — Ещё как! — докончил всезнающий Симка. — Он кур пропил! Потеха! Жена плачет, а он сидит у раскрытого окна, играет на гитаре и поёт песню: «Ах, васильки, васильки...» А какие идут мимо мальчишки — подзывает, гладит по го-
      лове и даёт по стакану мятного квасу. Вкусный квас! Лёвка два раза подходил.
      — Ага! — встрепенулся Игорек и соскочил с перил. — Приготовиться!
      По мосту шли двое пацанов. Один нёс сачок из марли.
      — Виталька и Сорока с Базарной, — сказал Герка. — Шакалы ещё те!
      Виталька и Сорока шли весёлые, ничего не подозревая.
      Игорек загородил им дорогу:
      — Стой! Куда? Рыбу травить?
      — А хоть травить... — независимо сказал Виталька. — Вам-то что? Вы кто такие...
      — Чем? — с интересом осведомился Герка. — Сулемой или борной кислотой?
      — Ну, борной... А что?
      — А вот сейчас узнаешь! — сказал Игорек, хватая Витальку за рукав. — Стой, нейди! Герка, смотри, чтоб Сорока не убежал! Возьми у Сороки сачок! А ты — показывай, что в карманах!
      — Ты чего? Ты чего хвалишься? — вскипел Виталька, изо всех сил пытаясь вырвать рукав. — Ты смотри, ты дохвалишься!
      — Где хлеб с борной?
      — Вот он! — Герка достал из кармана у Сороки большой ком намятого с борной кислотой хлеба.
      — Чего хватаешь? Чего хватаешь? — заголосил Сорока. — Отдай!
      — Вы знаете, что травить не разрешается?
      — Ну, знаем... А вам что?.. Вы ж не в милиции работаете?..
      — А ты почём знаешь, что мы не работаем? — ухмыльнулся Герка. — Может, и работаем. У меня, может, и наган в кармане есть. Показать? Нет, не покажу. Ты ещё не достоин его смотреть. Оштрафуем вас сейчас, вот ты и узнаешь, где мы работаем!..
      — Хоть сачок отдайте! — взмолился Виталька.
      Игорек строго покачал головой:
      — Нельзя. Он теперь называется «вещественная улика»... Мы вам квитанцию выпишем. Всё чин чинарём!
      — На кой она нам нужна!
      — Как это — не нужна? Чего ещё ты в этих делах пони-
      маешь! Герка, держи их, не пускай!.. Чтоб не убежали, пока я им буду квитанцию писать!
      Игорек достал записную книжечку, вырвал из неё листок и написал карандашом:
      «Квитанция. У преступников Витальки и Сороки конфискованы вещественные улики — сачок и отравленный хлеб».
      Расписался и подал «квитанцию» Витальке:
      — На, держи. Ещё раз пойдёте травить — лучше не попадайтесь!
      Виталька взял бумажку, прочитал, что в ней написано, скривился и пошёл. Отойдя, он злобно порвал «квитанцию», кинул обрывки в воду и, обернувшись, погрозил кулаком:
      — Ладно! Придёте в наши края!
      Но сыщики не обратили внимания на его угрозы и как ни в чём не бывало опять уселись на перила моста — слушать страшную историю о Баскервильской собаке, которую длинно и интересно начал рассказывать Игорек.
      Заслушавшись, они чуть не пропустили какого-то незнакомого дядьку очень подозрительного вида. Он был в плаще,
      в резиновых сапогах и с корзиной, из которой торчала свёрнутая автомобильная камера.
      — Он! — ахнул Игорек, когда дядька уже прошёл. — В резиновых сапогах, чтоб ходить по болотам, — , раз! В плаще, если пойдёт дождь, — два! Камера, чтоб плавать, рыбу вылавливать, — три! Корзинка, куда эту рыбу класть, — четыре! А самое главное — усики видели у него какие? Как у шпиона! А сам так по сторонам и озирается, так и озирается! Айда за ним!
      И сыщики, крадучись, последовали по пятам преступника.
     
      ЭКСПЕДИЦИЯ К ШИПУЧАМ
     
      Тем временем другая группа сыщиков, под водительством Витьки Витамина (кроме него, были ещё его верные Коська и Котька), отправилась на Новоместовскую улицу — выполнять другое очень ответственное задание штаба.
      Стасика, учтя его способности к усвоению всевозможных наук и усидчивому умственному труду, решили оставить дома, чтобы он придумал шифр, а также, не теряя зря времени, порылся в своих научных книгах и выяснил, чем кормить енота, что у него за характер и привычки.
      Новоместовская улица была в посёлке самая крайняя. Прямо за огородами начинались заливные луга, и сама улица сплошь заросла густой муравой, клевером и лютиками. В пушистой дорожной пыли на припёке целыми днями грелись куры; гусиные отряды маршировали в луга и на реку мимо низких плетней, за которыми цвели подсолнухи и разноцветные мальвы.
      Однако на той тихой улице обитало племя мальчишек воинственных и опасных. Среди них самыми знаменитыми были шесть отчаянных братьев Щипучевых, по кличке «Щипучи»: все одинаковые — белоголовые, чёрные от загара, ободранные и горластые.
      Старшему, Ваньке, уже стукнуло тринадцать лет, а самому маленькому, Тимошке, — шесть. Была у них ещё и сестра, но она не считалась.
      С утра до ночи над щипучевским двором раздавались крики: то щипучевская мать бранила какого-нибудь провинившегося Щипуча, а тот ревел басом, то братья наказывали
      какого-нибудь постороннего мальчишку и ревел мальчишка; когда некого было бить, братья дрались между собой. В остальное время они трудились, как муравьи: тащили домой воду, траву, дрова. Один только маленький Тимошка, освобождённый от работы по малолетству, целыми днями торчал на заборе, дразня и задирая проходящих мимо пацанов. А так как Щипучи терпеть не могли, когда кого-нибудь из них, особенно Тимошку, обижал чужой, и дружно набрасывались на обидчика, то человеку робкому мимо их двора и вовсе не стоило ходить.
      Витька Витамин был со Щипучами в самых дружественных отношениях: одно время он менялся с ними кроликами, пока все его кроличье хозяйство в один прекрасный день не вымерло от какой-то совершенно непонятной болезни.
      Когда сыщики проникли в щипучевский дом, четверо младших Шипучей чинно сидели вокруг стола, на котором стояла такая громадная сковорода, что Коська и Котька только рты разинули... Тем более что братья умудрились всё с неё съесть и у двери стояло почти полное ведро рыбьих голов и костей.
      Очевидно, по этой причине Щипучи находились в хорошем настроении и встретили гостей громкими криками.
      — А мы рыбу ели! — тотчас сообщил Тимошка, блестя жирными щеками и подпрыгивая на табуретке. — А вам не хватило, ага! А сейчас мы будем есть арбуз, а вам не дадим, ага!
      И захохотал, очень довольный, что так напугал гостей. Немного подождав, он их успокоил:
      — Не бойтесь, вам тоже дадим! У нас арбузов много — полсарая. Вчера привезли. На рыжей лошади.
      И что было мочи заорал, колотя по столу кулаками:
      На ры!
      На ры!
      На рыжей лошади!
      Один из братьев легонько щёлкнул его по круглому затылку, отчего певец сразу смолк, однако, хитро косясь на гостей, продолжал отстукивать свою песню коленками, ударяя их друг о друга.
      Щипучи мигом притащили из другой комнаты ещё табуретки, а их сестра внесла два разрезанных гигантских арбуза. Самый маленький, Тимошка, ухватил самый большой кусок и въелся в него по уши, не переставая поглядывать на гостей.
      Когда арбузы были съедены, а корки очутились в ведре, Тимошка сполз с табуретки, обеими руками взял ведро за дужку и поволок к двери.
      На пороге он обернулся:
      — Сейчас буду кормить поросёнка. Из рук. А вас не пущу посмотреть, ага!
      И ушёл, волоча за собой ведро.
      Щипучи и сыщики тоже вышли во двор.
      — А где Ванька с Пашкой? — спросил Витамин.
      — Рыбу пошли ловить. Мы теперь каждый день рыбу ловим! — ответили Щипучи, а Витамин незаметно толкнул своих подчинённых. — По очереди ловим. Озёра пересыхают, а рыбы в них — неимоверно!..
      — Чем же вы ловите?
      — А когда как. И маленьким бреденьком и руками, если озеро совсем пересохло. Хотите с нами?
      — Ну, это что! — начал хитрый Витамин. — Вот глуша-нуть бы... У вас тут никто не глушит?
      Щипучи сразу примолкли.
      — Как это? — насторожённо спросил самый старший из братьев.
      — А так... — небрежно сказал Витамин. — Как кинешь что-нибудь — бум!! — так вся рыба и всплывёт кверху пузом!
      — А ты пробовал?
      — О! Сколько раз!
      — Вы тоже? — таинственно спросил Щипуч Коську и Котьку.
      — Тоже... то есть нет... ну да!
      — Так вот оно в чём дело... — задумчиво сказал Щипуч. — Па-нятно... А мы-то думали...
      — Да нет... — испугался Витамин. — Сам-то я не глушил! Ну... может, давно... ещё в детстве... Тут такое дело... Сделали мы недавно ценное научное открытие ископаемой морской коровы... Мирового значения... Профессора ахнут! Так что ужасно мы сейчас заняты, даже...
      Двое Щипучей отошли в сторонку и принялись шептаться...
      — Вы не так поняли! — выкручивался Витамин, а Кось-ка и Котька с тоской поглядывали на калитку. — Спросите хоть у кого!.. Все дни раскопки производили... Выкопали череп, зубы, как у тигра, рога — пять с половиной метров!..
      Один из Щипучей, кончив шептаться с братом, куда-то побежал.
      Витамин заторопился:
      — Ну, пока! Мы пошли. Очень уж у нас времени не хватает. Настоящие раскопщики исключительно...
      — Подожди, — сказал Щипуч, кладя ему руку на плечо, — сейчас Ванька придёт...
      — Я уж лучше завтра... А то отец рассердится... и вообще... Кролики-то у вас живые? А мои померли. От инфляции — такая болезнь...
      — Подожди, дело есть... Говорят тебе — подожди, значит, подожди!
      Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы в сарайчике не раздался грохот покатившегося ведра, довольное хрюканье поросёнка и отчаянные крики Тимошки: «Ой! Ой! Ой!»
      Щипучи ринулись туда.
      Перепуганные сыщики выскочили на улицу и по пушистой пыли, по мураве и лютикам, распугав кур, прыгая через гусей, пустились наутёк.
      — Ух!.. — сказал Витамин, добежав до конца Новоме-стовской улицы. — Бестолковые люди эти Щипучи! Сначала изобьют, а потом разбирайся! Ну их...
      Свернув за угол, они столкнулись с Игорьком. Он плёлся, еле двигая ногами. На спине у него сидел такой же измученный Герка. Симка брёл сзади.
      — Вот! — вздохнул Игорек, ссаживая Герку. — Прямо ноги не идут. Хорошо ещё, что под конец нам пришла в голову идея: ехать друг на друге по очереди... От столба до столба... А то б не дошли... И где мы только не были...
      Оказалось, что подозрительный дядька почти весь день ходил по лесу, осматривая разные деревья, что-то измерял и записывал, а дойдя до лесной сторожки, километров за
      десять от посёлка, скрылся в ней и больше не выходил. Сыщики долго напрасно поджидали его, лёжа в кустах, потом пошли назад.
      Словом, если не считать отобранного сачка, день был неудачный.
      Да ещё, когда они пришли к Стасику, оказалось, что шифр он не выдумал, потому что сильно расстроился из-за енота. Родители сказали, что никаких енотов они на чердаке не потерпят: хватит того, что их сын учится на тройки. Стасик заверил их, что если у него будет енот, то уж но одной зтой причине он моментально сделается отличником. Но родители проявили поразительную мелочность и злопамятность, припомнив прошлое лето, когда Стасик заводил голубей и также обещал учиться на одни пятёрки, а сам вместо этого остался на второй год. И вообще они сказали, что пусть он скачала попробует учиться даже на четвёрки, а там может заводить себе хоть слона.
      Кроме того, Стасик уличил свою сестру в шпионских отношениях с коварным изгнанником Буратино, который, по всему видно, замыслил измену и вредительство: он злоб-
      но шнырял по соседней улице и о чегл то разговаривал с Мусей.
      После короткого совещания сыщики записали в тетрадке: «Поиски продолжать, Буратино объявить вне закона и заклеймить путём карикатур на заборе его дома».
      Карикатуры вызвался нарисовать Витька Витамин. Найдя кусок мела, он добросовестно увековечил все позорные поступки, которые Буратино совершил и может ещё совершить. Карикатур для этого понадобилось так много, что забора не хватило, и часть их пришлось перенести на стену соседнего дома. К несчастью, хозяином его оказался человек на редкость грубый, вспыльчивый и ничуть не способный понимать смешное. Витька Витамин, который никогда не любил криков, скандалов и хватания за ухо, вынужден был уйти, даже не успев снабдить свои рисунки соответствующими подписями, как это было у него задумано. Впрочем, любой и так узнал бы Буратино по носу, а Мусю — по косичкам.
      ЛОВЦЫ В ЛОВУШКЕ
      На другое утро возле моста опять сидели Игорек, Герка и Симка. К ним присоединился Стасик, который так обиделся на своих родителей, что больше уже не мог плодотворно заниматься наукой.
      Витамин с Коськой и Котькой устроили засаду возле брода.
      С моста речка была видна до самого поворота: старые вётлы, нагнувшиеся к воде, жёлтые песчаные отмели, обрывистые берега в чёрных точках норок береговых ласточек. По обрыву ползали маленькие ребятишки, тыча в норы палками.
      — Глядите-ка, это они ласточкины гнёзда разоряют, — сказал Игорек. — Надо бы их прогнать. Ласточки полезные — мошку ловят, комаров... И вообще речка от них красивее...
      — Я прогоню! — охотно вызвался Симка. — Я им задам!
      — Ну, беги. Только ты не очень... Растолкуй им по-хорошему...
      — Я по-хорошему... — повторил Симка, но зачем-то подобрал с земли хворостину и побежал, рубя ею воздух, как саблей.
      Над обрывом он остановился и начал что-то говорить, грозно потрясая хворостиной, случайно глянул в сторону и вдруг помчался обратно, крича и махая рукой.
      Ребята бросились к нему навстречу:
      — Ты что?
      — Там... Витамина поймали!
      — Кто?
      — Щипучи!.. Повели куда-то... И Коську и Котьку... Как набросятся! А Витамин ему как даст! А их повели... Витамин не идёт, а они...
      — Айда на выручку!
      Щипучи совсем было осилили сыщиков. Они неожиданно набросились на них всем семейством. Даже маленький Тимошка, выпачканный ежевичным соком, был тут и радо-достно кричал:
      — Ага, попались! Ага, попались!
      Двое старших Щипучей волокли самого Витамина, он отчаянно отбивался ногами и головой:
      — Пусти! Пусти, гад! Послушай сперва, что скажу! Пусти! Пусти, а то хуже будет! Ошибка произошла!.. Ошибка, говорю!.. Подожди, не тащи, рукав оторвёшь! Игорек, Гер-ка-а-а! Сюда-а-а!
      Выручка подоспела вовремя.
      — Эй вы! Чего делаете?
      — А вам что?
      — Ничего! А ну пусти его!
      Щипучи выпустили пленников и сбились в грозную кучку. Теперь разговаривали только Игорек и самый старший Щипуч — Ванька. Остальные презрительно друг друга оглядывали. Разговор вёлся по правилам, принятым как на Садовой, так и на Новоместовской улице.
      — Ты легче, — зловеще сказал Игорек. — Это вам не Новые места!
      — А вам не Садовка. Это вы там грозные...
      — Ты забыл, как мы тебя весной около кино били? Мало?
      — А ты забыл, как удирал со стадиона? Ещё хочешь?
      Игорек бросил главный козырь:
      — Скажу два слова Марату — он приведёт со своей улицы пацанов, все ваши Новые места разгонит!
      — Боялись мы твоего Марата! — уже тише сказал Ванька. — И против него найдутся...
      — У кого? У вас?
      — А хоть и у нас!
      — Ну кто? Ну кто?
      — Кто? Да хоть Цыган!
      — Хо! Марат твоему Цыгану знаешь что сделает! Да Цыган за тебя и не заступится!
      — А ты откуда знаешь?
      — Знаю!
      — Ну, увидим!
      — Увидим!
      Противники помолчали.
      — Чего вы их трогаете? — спросил Игорек.
      — А вот пусть с нами в одно место сходят, узнают... — ответил Ванька.
      — Куда — в одно место?
      — А там увидят...
      В разговор вмешался Витамин:
      — Они подумали, будто это мы рыбу глушим!
      — А что, неправда? — повернулся к нему Ванька,
      — А то правда?
      — Сам вчера хвалился, забыл?
      — Это я так. Это я брал вас на фонарь! Если хотите знать, мы сами этих людей ловим. Уже второй день.
      — Свистите!
      — Свистим? А хочешь — спросим?
      — У кого?
      — У дяди Коли, вот у кого!
      — Так мы вас к нему и вели. Чудаки!
      И Щипучи и сыщики понемногу заулыбались. Драке, как видно, не суждено было состояться.
      — Он нас просил помочь, — совсем миролюбиво сказал Игорек.
      — Нет, это он нас просил! — сказал Тимошка. — А вас не просил, ага!
      — Ну, вы поймали? — спросил Ванька.
      — Нет. А вы?
      — Вот их поймали! — Ванька кивнул на Витамина.
      — Ребята, гляньте-ка, кто идёт! — воскликнул вдруг Стасик. — Сам Буратинушка!
      По берегу, спотыкаясь, шёл Буратино. Он нёс мешок, а в мешке что-то шевелилось. Его сразу окружили:
      — Здорово, Буратино! Чего несёшь?
      — Да так... — смутился Буратино. — В общем... енота...
      — Енота? Где взял?
      — Дядь Коля дал... Так я вам его и несу... А того уже поймали...
      — Кто?
      — Дядь Коля... ну... в общем... и я... и ещё был один дядька. Я не то что... я хотел, чтоб вместе... а вы меня прогнали... насмехались... Вы не думайте, я так и сказал дяде Коле, что мы вместе...
      — Знаем! — сказал Витамин. — Ты единоличник известный!.. Небось одному себе захотел енота захапать! Ну-ка, покажи, какой он!
      Буратино немного приоткрыл мешок. Ребята по очереди с восхищением туда заглядывали:
      — Ух ты-и!..
      — Ка-акой!
      — Морда умная! Как у собаки!
      — Да-а...
      Буратино Еиновато моргал:
      — На кой он мне... Я вам его нёс... У меня мать даже ёжика не велит... Он, говорит, кур ест... и черепаху Стаськину выбросила...
      Витамин подобрел и понимающе кивнул:
      — Сто так. За любой пустяк готовы ругаться до самого вечера. Енота нельзя, раскопки нельзя... Какую-нибудь паршивую козу, от которой никакого толку нет, — это можно, а полезного енота нельзя... По-моему, коза — животное ненужное, даже вредное. Я б этих коз всех перебил: они деревья объедают, корма им не натаскаешься...
      — А молоко?
      — Без молока можно вполне прожить. Пить ситро, чай... Вот буду совсем большой, заведу себе енотов... сразу десять штук! Пять собак, самых громадных! Дикобраза!..
      — А сейчас даже голубей нельзя... — горестно сказал Стасик. — Ты, говорит, распустился... Учишься плохо... А чем тут голуби виноваты, когда у меня и без них троек полно?..
      — Этот енот, оказывается, у дядь Коли был уже пойманный, — рассказывал Буратино. — На цепочке сидел... Это такая порода: называется — полоскун. Потому что он так ничего не станет есть — сначала в воде пополоскает, потом ест...
      — Вот это да! — вздохнул Игорек. — Даже полоскуна и то не разрешат, а? Герка, может, у тебя?..
      — Не, — угрюмо мотнул головой Герка. — Даже вторую собаку не велят... Не то что енота... Скажут: что это ещё за зверинец...
      — Енота хочу-у!.. — вдруг заревел Тимошка. — Рыжень-кова... Чтоб полоскал!..
      — Игорек, — осторожно сказал Ванька Щипуч. — Может, вы его нам отдадите? Нам отец разрешает.
      — А клетка у вас есть? — спросил Витамин. — А то я могу вам досок дать. Хорошие доски...
      — Клетка есть! — хором воскликнули обрадованные Щипучи.
      — Ну, как хотите... — пожал плечами Витамин. — Есть, значит, есть...- Тогда надо будет гвозди обратно прибить. Пускай уж доски пока на заборе побудут. А то верно, получится забор весь куцый, хоть привязывай наших кур на цепь, чтоб они никуда не разбежались!
      Щипучи, забрав мешок с енотом, ушли. Сыщики уселись под кустом и принялись тормошить Буратино:
      — Валяй рассказывай!
     
      ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО
     
      — Как вы на меня смеялись, — начал Буратино, — ужасно я тогда обиделся... Потому что всегда меня дразнят ни за что... А между прочим, я все порядки выполнял: и когда мы индейцами были, и вообще... А вы вон карикатуры нарисовали какие-то несуразные...
      — Ух ты! «Несуразные»! — сощурился Витамин. — Чем же это они несуразные? Самые настоящие карикатуры, хоть перерисовывай да в «Крокодил» посылай! А вообще обижаться не стоит. Можно и снова забор покрасить. Я тебе могу и краску дать, отец зачем-то купил, в сарае у нас стоит. Хорошая краска, красная. Я сегодня утром встал пораньше и много всего покрасил. Петуха своего, чтоб ему не очень стыдно было перед курами, что он без хвоста. Ходит теперь наш петух весь окрашенный, как какой-нибудь маляр!
      — Ушёл я тогда, — продолжал Буратино, — и думаю себе: ладно, не хотите меня принимать, и не надо... Как будто вам нос не понравился...
      — Это что — твой нос! — опять вмешался Витамин. — У одного моего знакомого бондаря вот это нос! И ничуть ни на кого не обижается.
      — Да хватит тебе! — дёрнул его за рубашку Игорек. — Понравилось! Дай человеку рассказать.
      И Буратино снова принялся рассказывать:
      — Да... Значит, я себе думаю: кто же это глушит рыбу, надо его непременно поймать. А то он всю рыбу переведёт, ему-то что. Верно ведь? И, кроме того, посёлок наш маленький, рыбаков мы по пальцам знаем, кто бы это мог быть? Дай, думаю, я пойду на базар...
      Витамин было захихикал, но Игорек стукнул его кулаком по спине, и тот умолк.
      — Чего смеёшься? — обиделся опять Буратино. — Смеётся, смеётся, а чего — сам не знает! А то не буду рассказывать! Ты думаешь, я зачем пошёл? Я — посмотреть, кто
      там рыбой торгует. Во-первых, старик с Набережной — линей продаёт и карасиков. А они, я знаю, от взрыва не всплывают — остаются на дне... Во-вторых, судака продают, а он водится только в реке. И вдруг у одной тётки, смотрю, щурята, краснопёрка и окуни с чёрной спиной, озёрные, и ни одной рыбки, чтоб не всплывала! Ага, думаю... и дёшево продаёт. «Тёть, говорю, это вы где столько рыбы поймали?» А она: «А тебе что? Ступай, ступай.
      Знаешь, говорит, что одному такому любопытному нос прищемили дверью»...
      Витамин опять тихонько затрясся, но, когда Буратино с негодованием взглянул на него, моментально сделал серьёзное лицо.
      — Я говорю: «Это я знаю... Только вот не пойму, почему у меня рыба никак не ловится.
      Наверно, я не умею».
      А она говорит: «А не умеешь, так не берись, ступай отсюда с богом, а то возьму сейчас зту вот щуку да по твоей нахальной роже и съезжу»... Ну, я ушёл. А она всё торгует. Походил я ещё по базару, посмотрел, что продают. Один старик даже сома продавал, хороший сом, с усами... Потом смотрю — эта тётка уже домой идёт... Я незаметно за ней. Оказывается, живёт она рядом с нашей улицей. Сел я недалеко на лавочке и думаю: что дальше делать? И тут подходит... в общем...
      — Муська! — подхватил Витамин. — Села рядом с тобой и говорит: «Добренький, хорошенький Буратинушка, где твои...»
      — Постой!.. Ты... ты чего? — совсем растерялся Буратино.
      Витамин ликовал:
      — Нам всё известно! За тобой всё время следили наши переодетые сыщики! И ещё у нас аппарат такой есть! Телевизор! Всё видит на сто двадцать километров!
      — Ух ты-и-и... — оторопел Буратино. — Ну ладно... знаете, только уговор: не смеяться... А то им серьёзно говорят, а они сразу: ги-ги-ги — как дурачки всё равно...
      — Говори, не стесняйся!
      — В общем, ока, оказывается, весь наш заговор на чердаке слышала...
      — Вот! — торжествующе воскликнул Стасик. — Я что говорил? Это же знаменитая шпионка! Никакой жизни от неё нет!
      — Она и говорит: «Могла бы я вам помочь, только не хочу; вы, говорит, ко мне плохо относитесь, я на вас обиделась». Ну и так далее. Я её просить! Она поломалась, поломалась и говорит: «Рыбу вашу глушит племянник Марии Андреевны, которая сейчас вон в ту калитку зашла. Он приехал в отпуск и привёз с собой, чем взрывают, потому что он какой-то техник. У него есть дочка Цецилия — задавака, сил нет! Я с ней сначала играла, а теперь поссорилась, потому что она похожа на цаплю... И я знаю, что они завтра в три часа опять пойдут в какой-то там Ольховник. Пойди скажи Игорьку, он их сразу поймает. И скажи, что это я помогла... Или нет, не говори... Или скажи»... Ну, в общем, я не разобрал, сказать или не сказать...
      Игорек почему-то покраснел, а Стасик мрачно сказал:
      — Ей до всего дело... Такая она.
      — Я хотел сразу к вам бежать, а потом гляжу — на заборе на меня карикатуры...
      — А что, очень похожие? — заинтересовался Витамин. — Сразу себя узнал?
      — Ничего не похожие...
      — Хо! Рассказывай! Если не похожие, как же ты узнал, что это ты?
      — Витамин небось рисовал?
      — Военная тайна: может, я, а может, и не я... Но ты не горюй: там внизу можно подписать, что это не ты. Возьми мел и подпиши. Только, конечно, никто не поверит... Ну, дальше говори!..
      — А дальше уже неинтересно... Сбегал я к дядь Коле. Там ещё один был из лесничества, с усиками... Товарищ Петров его фамилия...
      — Усики, как у шпиона? — спросил Игорек.
      — Ну да! А вы откуда...
      — Мы знаем! Мы за ним целый день следили. Ну и что?
      — Ну и всё. Пошли они пораньше в Ольховник и сразу этого племянника накрыли. Только вы не беспокойтесь: я дядь Коле сказал, что мы вместе его выслеживали.
      — Эх, ты!.. — помолчав, сказал Игорек. — Всё у тебя как-то глупо получилось... Не по правилам. Так-то и дурак сумеет...
      — Да вы ж меня не захотели принимать! Откуда же я мог знать правила?.. А вон сам дядь Коля!
      Дядя Коля шёл вместе с усатым дядькой из лесничества. Ещё издали он весело закричал:
      — Вот они где, разбойники-то! Всё войско налицо! И командир ихний тута! Грозное у меня ополчение, товарищ Петров? Ухари ребята! Как, бывало, примутся сражаться — ну бой в Крыму! Коза моя посейчас никак не отойдёт! Горюю — внучонок мой мал, праховый парень, а то, ей-богу, отдал бы им на выучку. Они б его враз всем наукам обучили!
      — Да, ребята хоть куда! — улыбнулся товарищ Петров. — Командира я немного знаю... и вот этих... — показал он на Герку с Симкой. — Народ, я заметил, бдительный! Где-то, не припомню, ребята, мы с вами виделись? А?
      — Да так... — застеснялся Игорек, — где-нибудь... мало ли где...
      Дядя Коля хлопнул его по плечу:
      — Чего же Вы, вояки, пригорюнились, головы свесили?
      — А чего нам делать? — сказал Игорек. — Только мы было начали...
      — 3-э... Вон оно!.. Это в таком-то лесе дела мало? Да
      тут, братки, только поспевай поворачиваться! Ну ц ловко вы того злоумышленника хлопнули, закачается в другой раз! А вы думали — как? Вы хозяева — стало быть, давай помогай! Нам расторопные помощники вроде вас позарез необходимы. Таких делов наворочаем — браконьеру крышка! Сговорились, что ль?
      — Ещё как! — сказал Витамин. — Что нужно делать?
      — А это потолкуем. Все будете при деле.
      — Витька, — тихонько шепнул Витамину Котька, — а как же наша корова?
      — А ну её! — махнул рукой Витамин. — Пускай уж бабка пока в своём домике поживёт! А то завалится он у неё, придётся бабке строить себе в огороде шалаш и жить в нём, как какой-нибудь индеец!.. Ладно, если корова окажется древней, а вдруг она не древняя? — Он обернулся к Стасику. — Верно я говорю?
      — Ещё как! — ответил тот.
     
     
      ВИТЬКА ВИТАМИН
     
      ВИТЬКУ ПРОГОНЯЮТ ИЗ КРУЖКА
     
      На отлогом берегу реки под ветлой заседали члены кружка юных открывателей.
      Вожатая Марина читала им вслух научную книжку, а они слушали, смирно сидя кругом на прохладном песочке.
      Сзади всех неизвестно чему ухмылялся Витька, по прозвищу Витамин.
      Только Витька успел появиться в пионерском лагере — и уже загорел. Загорел в один день и сразу же облез: нос облупился, по всей спине кожа висела клочьями.
      — Слезла с меня верхняя кожа, как с какого-нибудь питона! Это кожа старая, зимняя. А под ней видишь — новая, хорошая! Смотри — розовая! — показывал Витька. — Всю зиму пришлось ей дожидаться, когда же старая в конце концов облезет. А под этой есть ещё одна — про запас! А под той — ещё... штук пять, наверно, есть у меня этих самых запасных кож. На два лета хватит загорать!
      Витька не сидел, как все, а стоял на одном колене, странно и неестественно изогнувшись.
      — Ты почему так сидишь? — подозрительно спросила его Марина, оторвавшись от книги.
      — А так сидят индейцы, чтоб сразу вскочить, если какие-нибудь враги...
      Марина вздохнула, покачала головой и опять принялась читать.
      Витька с торжеством на неё посматривал: никакие дикари так вовсе не сидят, а просто была одна причина.
      Сегодня, когда купались, Витька всем показывал, как он умеет плавать. Он плавал «по-морскому», «по-лягушачьи», «по-лошадиному», «велосипедом» и какими-то другими способами. Потом нырял и достал со дна длинную железку, изогнутую, как сабля. Может, это и в самом деле была сломанная старинная сабля. Для любого это была ценная находка. А Марина сразу замахала руками:
      «Выбрось её сейчас же, она ржавая!»
      «Чем же она ржавая? Ничего не ржавая. Так её чуть-чуть почистить, и всё! Взять песок и почистить. А потом отремонтировать, приделать ручку, наточить. А выбросить всё можно... Найти трудно, а выбросить...»
      «Выбрось!»
      Витька был человек сговорчивый:
      «Ладно, если уж вы так хотите, могу и выбросить... Может, она и вправду ржавая, только надо подальше отне-
      сти от берега, чтоб её кто-нибудь не укр... обратно в воду не закинул!»
      Сейчас эта железка была надёжно запрятана у Витьки под рубашкой.
      Марина опять перестала читать и глянула на Витьку:
      — Знаешь, Витя, мне кажется, что ты зря записался в кружок...
      Витька и сам думал, что зря. Не верилось ему, что в этом кружке откроют что-нибудь путное. Он уже раз был записан в одном кружке — мотоциклетном, а там нет чтобы учить кататься на мотоцикле (в один день можно выучиться, был бы мотоцикл!), — заставили какие-то схемы изучать.
      И здесь никаких открытий, по всему видно, делать не собираются: занимаются всякой ерундой — камушками, травянками, букашками. Читают скучные, неинтересные книги... На всякий случай Витька спросил:
      — А почему вы так думаете?
      — Не получится из тебя исследователь.
      — А почему?
      — Характер у тебя несерьёзный. Усидчивости нет.
      — Ну, это вы неправду так думаете, — сказал Витька. — Сколько угодно у меня этой самой усидчивости. Я раз в кино на «Острове Сокровищ» подряд пять сеансов сидел. Чуть
      с голоду не умер! А один очкарик мог только три сеанса отсидеть...
      — Не сравнивай, это разные вещи...
      — А я и не сравниваю! Я только говорю: чего зря время-то проводить? Пора начинать какие-нибудь открытия делать. Куда-нибудь идти или ехать, где мы ещё ни разу не были... А чего так-то сидеть? На одном месте открытия не сделаешь!..
      — И что же ты собираешься открывать? — спросила Марина.
      — Да мало ли что можно открыть! Что-нибудь такое... громадное! Много разных вещей можно наоткрывать — стоит взяться...
      Марина не нашлась что ответить и от смущения спросила:
      — А неужели тебе неинтересно знать всё о природе!
      — Очень интересно, — равнодушно согласился Витька.
      — Посмотри-ка, что за красивая птичка отдыхает во-он на том корне. Вот о ней хочешь знать?
      Витька и все остальные члены кружка, как по команде, повернули голову и посмотрели на другой берег, где из жёлтой глины обрыва высовывались чёрные, изогнутые, похожие на щупальца корни деревьев. На одном, прямом, как удилище, на самом кончике пристроилась
      удивительная птичка: крохотная, синяя, зелёная, пёстрая — сидела, уставив длиннющий нос в воду.
      — Хочу знать, — ехидно сказал Витька, — да только я уже знаю. Это даже никакая и не птичка, а зимородок. Иван Иваныч его звать. Так всех зимородков рыбаки зовут, спросите хоть у кого!.. Только он не отдыхает, а рыбу ловит. Увидит рыбку, оттолкнётся от корня и нырнёт в воду, как какой-нибудь спортсмен! Поймает и понесёт себе в нору — детей кормить. Мы раз с Коськой и Котькой....
      — Очень хорошо, что ты всё знаешь, — покраснела и отчего-то рассердилась Марина. — И всё-таки посиди смирно...
      И опять стала читать:
      — «Интересным приспособлением птиц является их способность «парить», то есть передвигаться по воздуху, не совершая при этом резких движений крыльями...»
      Витька смолк, не сводя глаз с её лица. Зато остальные кружковцы завозились, зашуршали. Книжку никто не слушал. Все смотрели на другой берег на зимородка.
      — А зимородковы дети что — рыбу едят? — громким шёпотом спросил новый Витькин дружок, Колька.
      — Ага... — таким же шёпотом ответил Витька. — Только они в клетке жить не любят — сразу помирают... У нас с Коськой и Котькой был зимородок, но помер... Хотя мы его в лесу схоронили, даже с музыкой, как какого-нибудь лётчика!.. Точно-точно! Сходили за Валериком, который учится в музыкальной школе на такой громадной трубе, чтоб он нам продудел на ней похоронный марш...
      — «Благодаря этому птица не падает, а, скользя под небольшим уклоном»... — всё громче и настойчивее читала Марина, но не могла заглушить Витькин шёпот.
      — А ещё у нас сыч был... Сам маленький, как голубь, а глаза — как у кошки... Дашь ему рыбу — он съест. Потом отрыгнёт и опять есть...
      — Хи-хи-хи-хи-хи!.. — затрясся Колька.
      Марина захлопнула книжку:
      — Знаешь, Витя, не хочешь слушать — иди куда-нибудь по своим делам, другим не мешай! Иди!
      Витька встал и, прижимая локтем железку, которая всё норовила выскользнуть, пошёл боком, говоря:
      — Что ж, я, конечно, могу уйти... Если, конечно, я мешаю, то могу, пожалуйста...
      Ребята смотрели ему вслед.
      — Он такой, — сказал Петя Сорокин, когда Витькин стриженый затылок исчез в зарослях кипрея, — он прошлый год из дому убегал.
      — Куда?
      — В Крым. Взял лески, крючки, чтоб рыбу ловить, и убежал. А с ним его оруженосцы Коська и Котька. Они его во всём слушают. Только их на станции поймали милиционеры и домой отвели. Но он всё равно задавался. «Я, говорит, сам не захотел, я лучше поеду с одной экспедицией в Уссурийскую тайгу — тигров ловить. Их, говорит, легко ловить — всё равно как каких-нибудь котов... Я, говорит, в в кино видел, как их ловят, — даже за хвост! Я б, говорит, тоже мог!» Потом я его встретил, говорю: «Почему же ты не поехал ловить своих тигров?» А он: «Почему, почему»! Потому что нипочему!» Да ка-ак даст мне портфелем по шее!
     
      БЛЕСТЯЩИЕ ПЛАНЫ
     
      На листе перед Витькиным лицом сидела гусеница, чёрная и мохнатая, как ламповый ёжик. Голова у неё была красная. Эту гусеницу ребята называли Попова Собака.
      Витька, немножко труся — такая эта Попова Собака была мохнатая, страшная, — поймал её и рассмотрел со всех сторон. Потом достал из кармана спичечную коробку. В ней трепыхалась и шуршала помятыми крылышками пленная стрекоза. Стрекозу Витька отпустил — пускай летит куда хочет, — а на её место водворил Попову Собаку. Пригодится зачем-нибудь.
      Потом лёг на землю и стал глядеть на облака.
      Такие эти облака интересные: как горы. Среди пустыни - — горы. А по горам карабкается неутомимый исследователь и знаменитый путешественник Виктор Иванов. Ростом он в три раза больше теперешнего Витьки. Голос у него грубый от ветров и холода. Он не в трусах, у которых то и дело гпслзает резинка, а в костюме из кожи оленя, на ногах —
      высокие сапоги, подкованные шипами. На шее висит бинокль, за плечами — автоматическое ружьё, заряженное пулями. За поясом — сабля. Усы и борода у него точь-в-точь как у путешественника Миклухи Мак-лая. Сзади бежит учёная собака. Даже не собака, а приручённый волк, громадный, как... тигр! Ага, вот и сам тигр ползёт за ним следом, извивая хвост и кровожадно выпустив когти...
      Но только он собрался прыгнуть, верный волк узнал его и вцепился полосатому хищнику в горло!..
      Витька вскочил на ноги и выхватил саблю.
      Сражаться с тигром пришлось долго. Ряд за рядом падали на землю побеждённые лопухи и крапива! Даже убитые, они продолжали колоть и кусать босые Витькины ноги. Но Витька не остановился до тех пор, пока последний враг не погиб, а сабля сделалась блестящая и мокрая. Ржавчина с неё почти вся исчезла.
      Отдыхая, Витька думал, что лучше будет того тигра не убивать, а приручить. Еду он сам себе достанет, зато на нём можно будет возить разный груз...
      Как это получится здорово! Возвращается экспедиция по улицам Зеленограда мимо школы № 2. Все ученики и учителя глядят в окна, а за Витькой идёт живой тигр, навьюченный, как какой-нибудь осёл! Можно будет его хворостинкой подгонять, но не больно, а то вдруг обозлится!.. А потом привести этого тигра с собой в школу: пусть сидит на крыльце. Все учителя испугаются и уйдут домой, и занятий не будет...
      Недалеко раздался свист. Витька тотчас откликнулся.
      Из кустов появились двое одинаковых пацанов — братья-близнецы Коська и Котика.
      — Ну как? — спросил Витька.
      — Принесли.
      — А ну?
      Коська достал из-за пазухи свёрток. В нём было несколько высушенных на солнце тоненьких кривых щурят и штук пять сухарей.
      Витька взял одного щурёнка, понюхал его, помял:
      — Ничего. Лезь, прячь.
      Ловко, как обезьяна, залез Коська на корявую дуплистую липу и заглянул в дупло.
      — Всё цело там? — спросил Витька.
      — Всё. Только муравьёв тут полно! И каких-то мух...
      — Ничего. Теперь скоро. Скоро поднимем мы паруса, и поминай как звали. Прячь и слезай.
      Коська сунул в дупло свёрток и спрыгнул на землю.
      — А как шхуна? — спросил Витька.
      — Ключ от замка уже узнали, где лежит. А весло возьмём в любое время.
      — Тогда всё в порядке. Значит, завтра в это время мы уже будем в открытом море! Уплывём в самые дебри и будем жить там, как какие-нибудь дикари!.. Ночью плыть будем, а днём скрываться во всяких там заливах, затонах... Вот переполоху будет! Куда делись?.. А мы уже где-нибудь за сто километров, на острове! И никто нас никогда не найдёт, хоть тысячу собак пускай по нашему следу! Давно я об этом мечтал, с самого детства!
      Витька повалился на спину и загорланил прославленную песню:
      Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
      Ио-хо-хо, и бутылка рому!
      Коська и Котька подхватили припев хриплыми пиратскими голосами.
      Когда песня была пропета несколько раз, они сказали:
      — Теперь нам надо домой...
      — Мы за клевером отпросились.
      И ушли. Витька посидел ещё немного, мечтая о завтрашнем дне. План путешествия возник уже давно. Долго — целую неделю — длились приготовления. И теперь настаёт время покрыть себя неувядаемой славой!
      Знали б о такой штуке кружковцы — лопнули бы от зависти! Это не то что всякие там букашки-таракашки!
      Витька приоткрыл коробочку, проверил, как чувствует себя Попова Собака, встал и не спеша пошёл к домикам лагеря, белеющим среди деревьев.
     
      ВИТЬКА ПРИНИМАЕТ НОВОЕ РЕШЕНИЕ
     
      Возле кухни вкусно пахло лавровым листом и жареным луком.
      Над кирпичной плитой под навесом, уставленной большими кастрюлями, в которых что-то булькало и кипело, колдовала толстая тётя с круглым добрым лицом — повариха тётя Поля.
      Витька остановился неподалёку и, заложив руки за спину, молча уставился на кастрюли, сковороды.
      — Ты, бестолошный, чего заявился? Обедать нацелился? — спросила его тётя Поля.
      — Нет, я так...
      — Оно и видно, что так... Марина-то по шее тебя благословила из кружка? Давно пора! Другие-то дети как дети, любо глянуть: чистенькие, да смирные, да уважительные. Один ты чисто Меркушка, разбойник-воитель! Все от него криком кричат!
      — Никто не кричит.
      — Как же никто? А намедни Петяше кто пакость какую-то в рот совал?
      — Сороке, что ль? Никакую не пакость... Обыкновенная муха...
      — Ну, а муху-то это хорошо? Ты б себе сунул...
      — Мне не за что...
      — А он чем провинился? Малый тихий...
      — Нет, вы не знаете, тётя Поль, — заволновался Витька. — Я вам расскажу, как было... В поход пошли, а у него была бутылка ситро, он её потихоньку пил, никому не давал. Мне она не нужна, я могу из реки пить. Только этого терпеть нельзя, а то получится из него какой-нибудь кулак!.. А потом, когда в бутылке оставалось два глоточка, он её достал и говорит: «Выпить, что ли?» Я говорю: «Конечно, выпей. На вот, мухой закуси!» Как начало его тошнить, рвать, прямо как нашу кошку, когда она кузнечиков наестся!
      Витька радостно захохотал: смешную штуку всегда
      приятно зспомнить!
      — И-и! Дубина! И рад!.. Рубашка вся порватая! Волки, что ль, её на тебе рвут! Чем зря стоять тут столбом, взял бы вон под деревом чайник да побежал воды зачерпнул... Видит — тётя Поля вконец замоталась, нет чтобы помочь, стоит — рот разинул. Да проворней!
      Витька подхватил чайник и помчался за водой.
      В сырой лощинке под кустами орешника среди сочной травы тёк ручей — маленький, в любом месте перешагнуть можно. Назывался ручей Громок.
      Витька нагнулся к ручью и опустил в воду чайник. Если сильно сощурить глаза, то получится, что ручей — зто большая река, а кусты по берегам — непроходимый тропический лес.
      Течёт в лесных дебрях быстрая и глубокая река Громок, и нависают над ней чудесные громадные деревья — ши-
      повник и крапива, переплетённые колючими лианами — ежевикой.
      Если самому сделаться маленьким, с палец, то чайник будет как корабль. Залезть в него и плыть. Носик у чайника как труба. Устроить в нём маленький моторчик, и можно плыть против течения среди сказочных лесов далеко-далеко — туда, откуда этот ручей вытекает. Вплыть под землю, захватив побольше продовольствия, в сырую тёмную пещеру, где...
      У Витьки даже дух захватило.
      Расплёскивая воду, он побежал к тёте Поле.
      — За смертью тебя посылать!.. — проворчала она, когда запыхавшийся Витька бухнул чайник на стол. — Я уж розыск хотела посылать... Думаю — может, он там заснул...
      — Тётя Поля, а тётя Поля! — горячо заговорил Витька. — Вы не знаете, откуда Громок вытекает?
      — А бог его знает... Из-под земли... Откуда ж ему течь?
      — Значит, там и пещера есть?
      — Может, и есть, почём я знаю... А тебе на что?
      — Вот хорошо, тётя Поля! Правда, хорошо? Ну скажите, хорошо?
      — Почём я знаю... Может, и хорошо, а может, и плохо... А ты чего возрадовался-то?.. Да не вертись ты под ногами, а то ошпарю вот кипятком, и будет тебе пещера! Юла!
      — Теть Поля, давайте я вам чего-нибудь помогу!
      — Что ж, помоги, потрудись... Нанося поверти мясорубку.
      Витька вцепился в ручку мясорубки, завертел её изо всех сил и загорланил во весь лес:
      Шалтай-болтай, горилла!
      Горилла!
      Горилла!
      — И-и, дурила! — укоризненно сказала тётя Поля. — Только и на уме: горилла да крокодила... Тьфу! И песни-то все у него дурацкие! Где они и научаются! Какие хорошие песни с ними разучивают — заслушаешься... Вот, к примеру сказать, «Синичка». Давай-ка лучше споём «Синичку». Ну, пой: «Ты, синичка, где была...» — запела тётя Поля тоненьким голосом.
      Но Витька терпеть не мог «Синичку».
      — Это ерундовая песня, — сказал он. — Её малышей учат петь...
      — А тебя чему учат? — разозлилась тётя Поля. — Фу-лиганничать? Ну-ка, иди-ка отсюда! Мясорубку ещё сломаешь со своей ухваткой, несуразный чёрт! Иди!
      Витька, отойдя немного, спел ещё раз «Гориллу», вызывал тётю Полю погнаться за ним, но она издали погрозила ему тряпкой, и Витька ушёл.
     
      ПРИЯТНЫЙ РАЗГОВОР
     
      Во время обеда все только и говорили о завтрашнем походе к Моховому озеру.
      Витька в общем ликовании участия не принимал. Он сидел молча, задумчивый и таинственный, потому что за маленьким столиком сидели вместе с ним две девочки — Галя и её подруга Маруся.
      Витька давно хотел заговорить с Галей, да всё не было случая. До этого он много всяких подвигов совершил толь-
      ко для неё — чтобы она могла сразу видеть, какой Витька бесстрашный, ловкий и весёлый человек, не какой-нибудь там тихоня и слюнтяй.
      Правда, сейчас мешала Маруся, чёрная и остроносая, как галка. Она и глазом косила по-галочьи, пытаясь влезть в разговор. Но Витька ей не давал.
      А разговор был очень интересный.
      — Я могу вовсе никогда не обедать, — начал Витька, когда принесли суп. — Это что за суп! Вот ракушки — это да! Я ел.
      — Ой-ей-ей! — испугалась Галя. — Ну... и что?
      — Ничего. Самая лучшая индейская еда. Если б можно было, я б одни ракушки ел, больше ничего бы не стал...
      — А вот и врёшь... — сказала Маруся.
      Но Витька только презрительно покосился на неё через плечо, а Галя, глядя на Витьку с восхищением и ужасом, спросила:
      — И... Много ты их уже съел?
      — Три штуки. Для пробы. Вот скоро все удивятся... — загадочно пообещал Витька. — Надоели мне эти всякие завтраки, обеды, ужины... Скоро меня поминай как звали. Вот когда наемся я ракушек, как какой-нибудь дикарь!
      — А у меня есть маленькая сестрёнка, — задумчиво сказала Галя, — она один раз бусинку проглотила...
      — Ну, маленькие, чего они понимают... У одного моего товарища есть маленький братишка. Два месяца ему. Ерундовый — весь какой-то лысый... Всё спит... Только его принесли — он давай спать! Спит и спит. Как только не надоест! Как будто больше делать нечего! Начали мы его будить — он орёт. Никакого от него толку!
      — У нас кошка может есть водоросли из аквариума. Знаешь, какой у нас большой аквариум, а в нём — золотые рыбки...
      Витька немного подумал и спросил:
      — А мыши у вас есть?
      — Ой, нет! Я их боюсь...
      — А у нас есть. Сколько угодно у нас мышей. Как начнут они ночью играть-петь!.. Даже ко мне под одеяло одна залезла, когда я в сарае спал. Такие ручные! Я давно думаю их совсем приручить... А то очень у нас мало разной живно-
      сти, если не считать кур. А какая от них польза? Хочу я с отцом поговорить, чтоб он вместо этих кур завёл павлинов. Я думаю, он согласится. Ведь павлинов держать куда интереснее, чем всяких там кур! Тогда я могу сколько угодно перьев кому-нибудь дать... Тебе нужны павлиньи перья?
      — Очень! Ты мне одной дай, а больше никому не давай. Ладно?
      — Ладно. Только придётся Коське и Котъке по одному дать, потому что я им уже обещал... Сейчас-то мне этим некогда заниматься. Надо два открытия сделать... Маленькое и большое.
      - — Воображаю! — фыркнула Маруся.
      Но Витька не обратил на неё внимания.
      — Одно мы уже почти сделали. Чуть-чуть не прославились ка весь Советский Союз! Выкопали мы с Коськой и Котьксй ископаемый череп первобытной коровы. Понесли в музей, чтоб там его положили за стекло и все люди могли видеть, какие в древности водились ужасные громадные коровы. А он возьми да и окажись не первобытным... А то представляешь, какое бы это было ценное открытие!..
      — Ты уж много всего наоткрывал, Витамин несчастный! — опять вмешалась Маруся со зла, что не с ней разговаривают.
      — Ага, Витамин? — злорадно сказал Витька. — Значит, ты дразниться? Хорошо же... А вот это видела?
      Он достал из кармана спичечный коробок, извлёк оттуда Попову Собаку и кинул на Марусю.
      Маруся завизжала, опрокинула тарелку с супом, суп потёк по столу и ей на платье.
      Витька быстро подобрал Попову Собаку и спрятал в карман. Потом как ни в чём не бывало смирно уселся на своём стуле. Когда пришла Марина, он ей кротко объяснил:
      — Суп пролила и орёт. Вот дура!
      — Он... на меня... червяка... — всхлипывала Маруся, указывая на Витьку.
      — Чего врёшь? — обратился к ней Витька. — «Червяка»!
      — А ну встань! — сказала Марина. — Какой червяк? Где он?
      — Не знаю. Никакой. Его нет.
      — Мохнатый, страшный... — заикалась Маруся.
      — Врёт! — сказал Витька. — Это даже и никакой не червяк, а Попова Собака.
      — Всё равно! — кричала Марина. — Где она у тебя... эта самая... собака!
      — Нету... Уползла... Или, может, спряталась. Я что-то не заметил.
      — Она у него в кармане! Я видел! — сказал Петя Сорокин.
      Витька, не вынимая рук из карманов, поддал Петяшу ногой.
      — Во-от... Посмотрите, Марина... Он всегда так! — заныл Сорокин.
      — Витя! — торжественно произнесла Марина. — Всякому терпению бывает конец! Сегодня ты пообедаешь один, а завтра не пойдёшь со всеми в поход! Я считаю, что ты поймёшь, одумаешься...
      — Ничего я не пойму, — нарочно захныкал Витька, делая плаксивое лицо, — и одумываться не буду... Не хотите меня брать, и не надо...
      — Впрочем, если ты дашь честное слово, что больше...
      — Не буду я давать никаких честных слов... — спохва-
      тился Витька.
      Он испугался, что его вправду простят.
      А остаться завтра в лагере Витьке было необходимо для выполнения своего нового плана.
     
      ВИТЬКА ВЕРБУЕТ ЭКИПАЖ
     
      Витька и Колька спали в палатке рядом.
      После отбоя Витька улёгся на свою раскладушку и принялся сильно моргать, чтобы Колька видел, что он не спит.
      — Ты чего моргаешь? — спросил наконец Колька.
      — Я не моргаю. Я думаю. План один выдумываю.
      Любопытный Колька приподнялся на локте и повернулся к Витьке. Витька лежал тихо.
      Колька немного подождал и спросил:
      — А какой план?
      Витька молчал.
      — Ну, Витьк, какой план? Ты что, оглох, что ли?
      — Обыкновенный. Сильно вы скоро все удивитесь. Да. Некоторым придётся всяких пилюль запасать, чтоб с ними разрыв сердца не приключился...
      — Почему?
      — А так. Очень просто. Не берут меня завтра в поход, и не надо. Я и сам не хочу. Я сам пойду в одно место... Такое место...
      Витька отвернулся и засопел, будто спит. Колька дол-
      го ворочался, потом тихо позвал:
      — Витьк...
      Колька дёрнул Витьку за одеяло.
      — Ну чего тебе? — сонным голосом спросил Витька.
      — А мне не скажешь?
      — Нет.
      Колька помолчал немного и сказал:
      — Ладно-ладно... Такой стал? А ещё товарищ...
      Витька ровно сопел.
      — Я ему всегда всё говорю...
      Витька начал тихонько похрапывать.
      — ...и никогда не ябедничаю... Когда прошлый раз ночью намазались зубным порошком и стали выть, я никому не сказал...
      — Хр-р-р!..
      — И когда ты на Марину карикатуру нарисовал...
      — Чего врёшь! — сразу «проснулся» Витька. — Это Женька нарисовал, а на меня свалил.
      — Может, и Женька.
      — Вот тебе и «может»... Не знаешь, а говоришь...
      Ладно. Если пойдёшь со мной завтра, тогда и скажу. Очень интересное дело. В поход не ходи. Скажи — заболел, голова болит...
      — Так это... соврать?
      — Ничего не соврать. Потому что, если сегодня захочешь, она и вправду заболит. Немножко... Так всегда бывает. Захоти — и заболит. У меня сколько раз так было... Ну, спи, хватит разговаривать...
     
      ЭКСПЕДИЦИЯ ПУСКАЕТСЯ В ПУТЬ
     
      Сквозь слюдяное окошечко палатки светило яркое солнце. В щёлочку под парусиновой дверью виднелась голубая полоска неба. Солнце уже прогрело парусину.
      День будет такой же, как вчера и позавчера, — безоблачный и жаркий.
      Поэтому весь лагерь сегодня проснулся рано. И как только пропал горн, все мальчишки и девчонки выскочили из палаток и помчались умываться.
      Вокруг умывальников царила весалая толкотня.
      Витька с зубной щёткой в одной руке и полотенцем — в другой суетился тут же, смотрел, в чей бы зубной порошок окунуть щётку: свой он пожертвовал для того, чтооы намазаться той ночью, «когда выли». Вид у него был высокомерный и снисходительный.
      Зато Колька выглядел растерянно и жалко — такой это был безвольный и непредприимчивый человек.
      — Не раздумал? — толкнул его в бок Витька.
      — Н-нет... — промямлил Колька. — Только вот голова
      у меня не разбаливается. Старался, старался...
      — Это ничего, — бодро сказал Витька. — Зато вид у тебя прямо как у какого-нибудь тифозного.
      Когда Колька разговаривал с Мариной, на него и вправду жалко было смотреть.
      — Что же у тебя болит? — спрашивала Марина.
      — Голова... — печально говорил Колька, держа руку у лба.
      Витька, оказавшийся тут как тут, вмешался:
      — Верно. Он всю ночь ворочался и кашлял, как какая-нибудь овца!
      Забеспокоилась Марина:
      — И кашлял? Надо тебя немедленно к врачу!
      Колька испуганно взглянул на товарища:
      — Нет-нет! Не кашлял я вовсе!
      — Верно. Это я спутал. Это я сам кашлял. А он не кашлял, а стонал, потому что за ужином манной каши объелся. Две тарелки съел, я даже удивился. Ну, думаю, примется
      он теперь хворать!.. Но вы за него не беспокойтесь: он полежит, и всё пройдет...
      Марина подозрительно посмотрела на Витьку:
      — А ты чего здесь стараешься? Опять выдумал что-нибудь?
      — Ничего я не выдумал... И всегда вы, Марина, во всём меня подозреваете!.. Как будто я какой-нибудь хулиган. Я за товарищей всегда стараюсь...
      — Иди в палатку и ляг! — сказала Марина Кольке. — Через час придёт врач, обязательно сходи к нему.
      И вот наконец все ушли в поход! Кроме Кольки и Витьки, в лагере остался ещё один больной — Сорока. У него от вчерашнего купания заболело горло, и он лежал в палатке.
      — Айда за мной! — скомандовал Витька, когда стихли голоса ребят. — Чтоб никто не видел.
      Он нырнул в кусты и пополз бесшумно, как пантера. Колька послушно пополз следом.
      Кусты были густые и колючие, будто кто нарочно посадил шиповник и переплёл его колючей ежевикой, а рядом росла мощная крапива, валялись острые сучки, колючки и камушки, только и дожидавшиеся, как бы побольше воткнуться в руку или в коленку.
      Витька полз, раздвигая шиповник, ежевику, и бесстрашно подминал крапиву. Колька пыхтел и шёпотом ойкал сзади...
      Наконец мальчишки выбрались в лощинку, где тёк ручей.
      Там Витька сразу кувыркнулся в густую траву, покрытую студёной росой, и начал валяться по траве. Колька сделал то же самое....
      Руки и ноги у них были сплошь покрыты красными волдырями.
      — Здорово! Ты только глянь — теперь мы как лягушки или какие-нибудь саламандры! — веселился Витька. — Ни у кого, наверно, не было такой пятнистой кожи!
      Колька оглядывал себя без особой радости:
      — Это похоже, как у меня в детстве была крапивная лихорадка. Теперь понятно, почему она так называется...
      — Пойдём! — сказал Витька, вставая. — В путь!
      — А куда?
      — Пойдём по ручью. Будем смотреть, откуда этот ручей вытекает!
      — Только и всего? — удивился Колька. — Э-эх! Знал бы — лучше в поход пошёл!
      Витька окинул его взглядом, полным презрения:
      — В поход? И шёл бы! Чего же ты не идёшь? Иди! Хоть сейчас! Только ты знаешь, зачем мы идём? Не знаешь, а говоришь! Может быть, мы там обнаружим какие-нибудь полезные ископаемые. У ручьёв, где они из-под земли вытекают, бывают пещеры, а в них полно всяких полезных ископаемых. Мы это и по географии проходили: всякие сталактиты, сталагмиты. Понял?
      — Понял... — нерешительно сказал Колька. — Только... И долго мы будем путешествовать до этой самой пещеры?
      — Как дойдём. Может, день, может, год, а то и всю жизнь...
      — Это долго, — сказал Колька, — зима настанет, мы и замёрзнем...
      — Ерунда! — сказал Витька. — Знаменитый путешественник Амундсен всю жизнь добирался до Северного полюса и добрался только к старости!..
      — То Амундсен... А что мы есть будем?
      — Продовольствие есть, — важно сказал Витька. — Идём!..
      Подойдя к дуплистой липе, Витька залез на неё и вынул принесённый вчера Коськой и Котькой свёрток. Колька с удивлением и недоверием потрогал сушёных щурят:
      — Это... что?
      — Продовольствие!
      — Ну и продовольствие! — рассмеялся Колька. — Надо бы хоть по бутерброду от завтрака спрятать!
      — Бутерброды! Эх ты, бутерброд! — разозлился Витька. — Ты, может, ещё суп с собой в кастрюле понесёшь? Не хочешь идти — не надо! А то он с ребятами лучше в поход пойдёт, то ему продовольствие не нравится! А какое бывает продовольствие, не знаешь!
      — Какое? — испуганно спросил Колька.
      — Такое! Очень обыкновенное. Книжки надо читать! Всегда у путешественников сухари бывают и рыба сушёная. Бывает ещё пеммикан, но его взять негде, потому что он делается из бизонов, а бизоны у нас не водятся. Понял?
      — Понял... Это правда, — я тоже читал...
      — То-то... — сразу успокоился Витька. — «Бутерброды»!
      Потом он достал из кустов вчерашнюю железку и заткнул её за пояс.
      — Оружие, — пояснил он.
      Колька ничего не сказал,
      боясь, как бы Витька опять не уличил его в незнании каких-нибудь необходимых для путешествия правил.
     
      ВВЕРХ ПО РУЧЬЮ. БУНТ ЭКИПАЖА
     
      Верхушки деревьев смыкались над головами путешественников. В чаще ветвей гомонили птицы. Самих птиц не было видно. Они порхали и двигались в листве, отчего солнечные блики на земле дрожали и перемещались.
      Там, наверху, были у них гнёзда, птенцы, свои дороги и убежища — целое птичье царство, таинственное и интересное.
      Витька шёл и размышлял: хорошо бы на время сделаться птицей, пожить немножко в этой зелёной чаще, поговорить с птицами и всё у них разузнать; жить в дупле или в гнезде, всё сверху видеть и слышать. Вот, например, идут двое мальчишек...
      — А зачем нам полез-
      ные ископаемые? — спросил * Колька.
      Витька промолчал.
      — Если откроем, про нас в «Пионерской правде» напишут?..
      — Напишут.
      — А как?
      — «Ценная находка, — сказал Витька. — Ученик школы номер два, будущий знаменитый путешественник Виктор Иванов после долгих исследований... с опасностью и риском... открыл полезные ископаемые... громадного значения». Вот так.
      — Здорово! Только почему это «открыл»? «Открыли»... Вместе ведь откроем-то!
      — Ты не понимаешь. Пишут только о начальнике экспедиции. — Витька усмехнулся.
      — А кто начальник?
      — Я, конечно! Кто же ещё?
      — А я кто?
      — Ты?.. Ну... экипаж, что ли...
      Колька остановился:
      — Если так, если я экипаж, то захочу вот, перейду на другой берег, и получится другая экспедиция... Сам буду и начальник и экипаж... А моя экспедиция ещё вперёд твоей до пещеры допутешест-вует... Вот и будет тебе экипаж!
      Колька перепрыгнул на
      другой берег, и по ручью отправились уже две экспедиции!
      Колька шёл всё быстрее и скоро опередил Витьку. Витька прибавил шагу. Колька тоже. Витька побежал. И Колька побежал.
      Наконец Витька запыхался, сел на землю и расхохотался.
      Колька с удивлением обернулся, очень злой.
      — Эх ты, — сказал Витька, — дурак!..
      — Ты, Витька, не очень... — ещё больше обозлился Колька. — Ты не задавайся, а то...
      — Конечно, — продолжал Витька, — дело не в том, напишут о нас или нет. Это я нарочно, чтоб тебя испытать. Самое главное — польза. А то читаешь: в одном месте мальчишка руду открыл, а в другом месте другой мальчишка — торф, третий ещё что-нибудь, а мы ничего...
      — Это так... — согласился Колька, остывая.
      — Мы вот что сделаем. Сейчас я буду начальник, а на обратном пути ты. Идёт?
      — Ладно, — сказал Колька и перепрыгнул опять к Витьке.
      Мир был установлен, экспедиция продолжала свой путь.
     
      ПУТЕШЕСТВЕННИКИ У ЦЕЛИ
     
      Непонятно, откуда бралась жара в лесной чаще. Она, как видно, исходила отовсюду: и с неба, и от земли, и от нагретых стволов деревьев, и даже от сухой, горячей травы.
      — Это нам здорово повезло, что такая страшенная жара! — с удовольствием говорил Витька. — Пусть бы ещё жарче было! Как в пустыне Кара-Кум. Может, кого-нибудь из нас стукнул бы солнечный удар, а мы бы всё шли и шли. «Несмотря на убийственный климат, путешественники продвигались вперёд».
      Колька молча плёлся сзади, на каждом шагу вздыхая и ойкая. Он сопел и обливался потом, то и дело спотыкался. Все сучки обязательно старались зацепить его за рубашку или оцарапать, а колючки — воткнуться в босую ногу.
      А Витька горевал:
      — Чаща не особенно густая — вот беда! Надо, чтоб она была непроходимая, а мы бы сквозь неё прорубались — по одному метру в час! И чтоб вся она кишела змеями, скорпионами, громадными волосатыми пауками...
      Колька встрепенулся и начал подозрительно смотреть себе под ноги и заглядывать в кусты.
      — А ещё плохо, — продолжал Витька, — что вода в
      ручье не солёная... Была б она солёная, могли бы мы испытывать зверские муки жажды... А это что...
      Колька молчал.
      Вёз гуще становилась чаща. Всё таинственнее и непроходимее делались места. И тишина стояла вся пропитанная запахом трав и цветов... Это, наверно, были какие-нибудь особенные дикие цветы и травы... Их нюхают, может быть, одни только медведи и волки да лечат ими своих детей зайцы...
      И плохо, что все эти звери куда-то попрятались: Витька их ни разу не видел.
      Идти стало труднее, потому что пришлось подниматься в гору. Когда лее путешественники преодолели подъём, то, как пишут в книжках, «взорам их предстала» большая поляна на макушке горы, вся седая от кустиков полыни.
      Витька перебежал полянку и остановился в восторге: она заканчивалась обрывом — великолепной огромной пропастью с угрюмыми выступами и нависшими кустами, с промоинами от ручьёв, со змеями корней.
      Даже Колька не выдержал.
      — А красивый вид... — сказал он, становясь рядом с Витькой.
      Ручей кончался в этом овраге, среди кустов.
      Витька нашёл место, где можно спуститься, и полез вниз, хватаясь за корни, за камни, и с середины спуска стремительно съехал на штанах по глине, напрасно стараясь зацепиться за что-нибудь. Вместе с ним съехала целая лавина сухой комковатой глины.
      Очутившись на дне оврага, Витька подождал, пока рассеется пыль, и помахал Кольке, стоявшему наверху:
      — Давай сюда!..
      Колька боязливо опустил одну ногу, другую... и вдруг в туче пыли обрушился прямо к Витькиным ногам.
      Он сидел, тяжело дыша, не выпуская из кулака сломанную ветку. Потом молча встал и стал отряхивать жёлтые от пыли штаны.
      — Ничего... — утешил его Витька. — В ручье постираем. В мокрых будет далее лучше...
      — Да-а-а... — затянул Колька, — тебе всё лучше... Где ж твоя пещёра-то?
      — Пещера, — поправил Витька и замолчал.
      Никакой пещеры в овраге не было. Ручей вытекал из
      какой-то ямки, среди частых и страшно колючих кустов.
      Витька смело влез в воду и, увязая в глинистом дне, пошёл, одной рукой раздвигая кусты, к истоку ручья.
      В другой руке он держал наготове саблю.
      Потыкав дно саблей, никаких полезных ископаемых Витька не обнаруяшл. Сталактитов и сталагмитов тоже.
      Колька исподлобья наблюдал за ним.
      Наконец Витька вернулся, воткнул саблю в землю и сел.
      — Ну, где ж твои ископаемые? — спросил Колька.
      — Нигде, — сказал Витька. — Но это ничего, что их нет... далее лучше... Со всеми знаменитыми путешественниками обязательно так бывает: идёт он, идёт на какой-нибудь Северный полюс, год идёт, два года идёт, придёт, наконец, а там и нет ничего...
      — Как — нет?
      — А так. Снег и льдины, и больше ничего. Ну, может быть, какой-нибудь тюлень сидит или пингвин, и всё... Давай лучше поедим.
      Путешественники съели своё продовольствие. Колька немного повеселел.
      Когда от продовольствия остались одни головы и кости, Витька сказал:
      — Теперь давай пить. Давай пить как можно больше. Эта вода особенная. Такой воды нигде нет.
      — Почему?
      — Потому что она прямо из-под земли вытекает. Загрязниться не успела. Она, наверно, полезная — видишь, какая вкусная! Давай пить про запас.
      Путешественники легли на живот и принялись пить. Они пили и пили, так что и встать потом было трудно.
      — Вот, — сказал Витька, немного отдышавшись, — хоть мы и не открыли полезных ископаемых, зато открыли новый овраг. Сразу видно, что здесь не ступала ещё нога человека! Надо его как-то назвать. Я уже придумал, как назвать. Овраг Выбитой Головы, вот как!
      — Какой — выбитой? — без интереса спросил Колька.
      — А глянь! — Витька показал на большой глиняный выступ вроде балкона на самом неприступном склоне оврага. — Видишь? Это голова. Посредине — нос, по бокам — два глаза, внизу — рот. Видишь?
      — Ну... вижу... — - неуверенно промямлил Колька.
      — А вон то — усы?
      — Ну... усы...
      — И борода?
      — Борода...
      — Это богатырь! — торжественно сказал Витька. — Его древние люди сделали. Понял?
      — Ну... понял... Только... как они туда залезли?
      — Хо! Древние люди куда угодно могли залезть! Им
      было всё нипочём! Любили они везде лазать! И эту голову выбили в скале.
      Колька вяло кивнул и закрыл глаза, намереваясь задремать, а Витька отправился поглядеть, не забыли ли чего-нибудь в этом овраге древние люди. Они многое могли забыть или потерять: каменные бусы, топоры, дубины. Могли
      остаться черепа или скелеты. Может быть, какие-нибудь надписи, которые придётся потом учёным разбирать целых сто лет.
      Витька пошёл по ручью, поднимая большие камни, тыкал саблей в дно. Он ковырял стенки оврага, ожидая, что вот-вот вывалится какая-нибудь кость или железка. Но ничего интересного не попадалось.
      И вдруг Витька оторопел, как Робинзон Крузо, увидевший след на песке: возле ручья была постлана газета, и валялись пустая бутылка из-под лимонада, огрызки яблок, конфетные бумажки, яичная скорлупа и спичечный коробок с остатками соли. Тут же на кустике висело кукольное платьице, которое маленькая хозяйка куклы, очевидно, постирала, повесила сушить и забыла.
      Витька проткнул эту позорную тряпицу своей саблей и стряхнул в ручей. Потом схватил бутылку и запустил ею в далёкий камень с намерением разбить в дребезги, но, как всегда бывает в таких случаях, не попал, и бутылка мягко шлёпнулась о землю.
      Больше в этом паршивом овраге делать было нечего.
      Он подошёл к дремавшему Кольке и толкнул его в бок:
      — Вставай, что ли! Чего зря торчать тут! Не спать шли!
      Колька угрюмо поднялся и начал карабкаться вверх по откосу.
      Экспедиция тронулась в обратный путь.
     
      ВОЗВРАЩЕНИЕ. СОРОКА И МУРАВЬИ
     
      Всю обратную дорогу Колька отмалчивался. Да и Витьке было неохота разговаривать.
      Теперь ребята спешили поскорее попасть в лагерь, до возвращения Марины с отрядом.
      От нечего делать Витька предложил было:
      — Давай нарочно заблудимся...
      — Зачем? — буркнул, не оборачиваясь, Колька.
      — А так. Тогда можно будет терпеть бедствие. Компаса нет. Продовольствия нет. Кореньями будем питаться, луковицами...
      — Сам ты луковица... — враждебно сказал Колька и пошёл быстрее.
      — А то можно змей ловить, — не унимался Витька. — Они тут кишмя кишат! Самые ихние места! Я даже видел — сейчас две штуки в кусты поползли. Метра по полтора будут!
      — К-какие ещё змеи? — плачущим голосом спросил Колька.
      — А такие, — с удовольствием объяснил ему Витька. — Самые что ни на есть ядовитые. Вот как тяпнет какая-нибудь за ногу — сразу узнаешь, какие!
      — Ты что? Ты что, смеёшься, да? — захныкал Колька.
      — Смеху тут мало, — сказал Витька. — Да-а-а... Но ты не очень бойся. Я знаю, как спастись: надо сразу ногу отрубить! Нечем вот только...
      Глотая слёзы, Колька опрометью помчался вперёд. Витька, посмеиваясь, шёл сзади.
      Лагерь оказался неожиданно близко. Вот уж и палатки белеют за деревьями, вот место, где Витька вчера черпал воду для тёти Поли.
      Витька осторожно прошёл вдоль низкой изгороди. Лагерь был пуст. Ребята ещё не пришли из похода. Стало быть, и беспокоиться нечего!
      Витька огляделся по сторонам, ища, чем бы заняться.
      Рядом, за кустами, что-то шевельнулось. Витька сжал саблю и, крадучись, пошёл узнать, что там такое.
      Это оказался Петя Сорока. Он стоял согнувшись и, как видно, от нечего делать расковыривал палкой большой муравейник, высоким правильным холмом возвышавшийся возле кривой ёлки.
      Это было большое, могучее муравьиное государство. Целая муравьиная Москва. Все его жители были трудяги и молодцы, им всё было нипочём — ни дождь, ни жара, — они постоянно работали и жили счастливо. Всё это были Вить-кины знакомые муравьи. Витька их каждый день проведывал и приносил подарки: дохлых мух, бабочек, кусочки
      сахара. Муравьи с благодарностью брали и несли прятать в свои подземные склады.
      Витька схватил с земли хворостину и выпрыгнул из кустов. Сорока вздрогнул, оглянулся и сразу же припустился бежать, не оглядываясь и не выбирая дороги. Витька нёсся за ним. Как по воздуху, перелетали они через колючий шиповник, крапиву и выскочили на просеку, прямо навстречу возвращавшемуся из похода отряду.
      — Что такое? — спросила Марина, взглядывая то на разъярённого Витьку, то на перепуганного Сороку.
      — Я ему покажу!.. — перевёл дыхание Витька. — Будет знать!
      — Да в чём дело?
      — Он... Муравейники разорять! Я дам!..
      — Какие муравейники?
      - — Он знает какие!
      Марина никак ничего не могла понять:
      - — Что случилось?..
      — У него спросите!.. Муравейники портить!
      — Муравьи... приносят... вред... — слабым голосом, икая с перепугу, оправдывался Сорока.
      — Ах ты!.. — бросился к нему Витька. — Вот я тебе покажу вред!
      — Дай-ка сюда. — Марина взяла у Витьки хворостину и бросила в сторону. — Кто тебе дал право самому расправляться? Да и откуда ты знаешь, полезные муравьи или...
      — Знаю!
      — Вредные... — лепетал Сорока. — Отец их всегда в саду керосином травит... — Они ползают везде и портят...
      — У вас с отцом всякая живность вредная! — презрительно сказал Витька. — Ты пойди лучше на базаре помидорами поторгуй, как в тот раз, когда...
      — Витя! — одёрнула его Марина.
      — Его отец даже скворцов стреляет из ружья... Будто они у них рассаду помидорную дёргают!.. — сказал кто-то из ребят.
      — Во-во! — обрадовался Витька. — А то — «керосином». Их, спекулянтов, надо самих...
      — Витя!!
      — А что, неправда, что ли?..
      — Вместо того чтобы оскорблять товарища, ты лучше выясни, правда ли они полезные.
      — А вы разве не знаете?.. — удивился Витька. — Ведь полезные же... Любой дур... любой знает... Они едят всяких вредных червячков, мушек...
      — А может, и полезных? Как это узнать?
      Витька подумал:
      — Очень легко можно узнать... У них есть такие тропинки к муравейнику. Они всякую свою добычу несут только по тропинкам... Так вот, надо проследить, сколько и чего они таскают по одной. А потом умножить на сколько тропинок и сосчитать... Очень просто.
      — Это не так просто, — сказала Марина. — У кого же на это хватит терпения?
      — У меня, например, — скромно сказал Витька и вдруг взволновался. — Только, Марина... а это правда ещё неизвестно... Это никто не делал?
      — Не знаю. Во всяком случае, я не слышала...
      — Марина! А это здорово, а? Правда, ведь здорово?
      Витьке стало жарко. Вот это да! Все остальные планы были просто забавой для малышей.
     
      ВИТЬКА ЗАНЯТ
     
      На другой день весь лагерь облетела весть: «Витька Витамин лежит возле муравейника, где кривая ёлка».
      Любопытные бродили в почтительном отдалении. Близко подходить никто не решался: он грозил самой лютой расправой тому, кто будет ходить возле муравейника, мешать ему и пугать муравьёв.
      С разрешения Марины Витька поднялся на рассвете. К восходу солнца он уже залёг возле большой муравьиной дороги.
      За остаток вчерашнего дня молодцы муравьи успели полностью отремонтировать свой муравейник.
      Витька терпеливо дождался, когда первый самый добычливый и расторопный муравей возвратился с добычей, таща крохотную розовую личинку.
      Только полезная эта личинка или вредная — вот вопрос!
      Витька поразмыслил и решил: если насекомое окажется неизвестным, отбирать по одному образцу и потом определить всем вместе в кружке, какие они.
      Рассерженному муравью он сказал:
      — Ты не горюй, отдадут тебе твою личинку! Определю и отдам. Беги за другой!
      Сейчас у Витьки дело шло вовсю. Он не успевал отмечать в записной книжке:
      «И ещё муха жёлтая, с чёрными крыльями. Кусучая... Двадцать первая розовая личинка... Ножка от кузнечика... Зелёненький червячок...»
      Образцы неизвестных насекомых были разложены у него на бумажке. Обиженные муравьи всё пытались утащить обратно отобранную у них добычу, но Витька им не давал.
      Да ещё мешали всякие любопытные.
      Пришла Галя. Присела на корточки:
      — Ну что, Витя?
      — Ничего, — буркнул Витька. — Та-ак... Двадцать вторая личинка...
      — Ой, какой красивый мотылёк! — И Галя протянула руку к бумажке с образцами.
      — Не трожь! — сурово сказал Витька. — И не мешай. Иди!
      — Ах, так...
      И Галя, дёрнув плечиком, ушла — обиделась. Ну и пусть. Тоже лезет! Думает, игрушки ей тут...
      В кустах раздался пиратский свист.
      Витька нехотя откликнулся.
      К нему подошли Коська и Котька:
      — Привет, атаман!
      — Привет, — сказал Витька, отбирая у муравья маленькую чёрненькую куколку и кладя её на бумагу с образцами, и записал: «Чёрненькая куколка».
      — Ты чего? — шёпотом спросил Коська.
      — Срочная научная работа, — сказал Витька. — Ужасно важная... Та-ак... дохлый паук...
      — Витьк, а Витьк... А как же... У нас ведь всё готово!
      — Я не поеду. Та-ак... белая бабочка, наподобие моли...
      — Совсем? — поразились Коська и Котька.
      — Не знаю... Потом скажу... Ага, гусеница... Говорю, очень важная работа. Может, и совсем не поедем. А вы пока идите, не мешайте... Занят я... Потом расскажу...
      Удивлённые Коська и Котька пошли через полянку, то и дело оглядываясь на Витьку.
      А Витька записывал:
      «Обыкновенная муха — 19-я».
      Ему некогда было заниматься пустяками: он делал своё первое научное открытие.
     
      КАК ПРОГНАЛИ ВИТАЛЬКУ
     
      Солнце пекло так, что даже облакам в небе лень было двинуться. Река чуть пошевеливала камышинки. На них, опустив блестящие крылья, принимали солнечные ванны стрекозы. Рыбы уплыли в тень, под кусты, лягушки попрятались в воду, выставив наружу выпученные глаза. Ивы на берегу, казалось, тянулись ветвями к воде, да так и сникли, сморённые жарой. И только кузнечики под каждой травинкой играли на своих скрипках — им жара нипочём.
      А посреди реки на крошечном островке, поросшем ивняком, изо всех сил трудились «американские поселенцы»:
      ковыряли лопатами твёрдую, как свинец, землю и выдёргивали кусты.
      Поселенцев было четверо: Витька Витамин, два брата, по прозвищу «Самураи» — Коська и Котька, — и Виталька.
      Сначала они входили в одно могущественное индейское племя, потом Витька Витамин поссорился с вождём и сказал: «Ну и ладно, мы сделаемся поселенцами, это пусть будет ваша территория, вон там — наша. Если кто перейдёт границу, станем воевать».
      Своё индейское снаряжение — луки, копья, головные уборы из перьев — спрятали в дупло до времени и ещё потому, что у поселенцев обязательно должен быть где-нибудь в лесных дебрях тайный склад оружия.
      Теперь на головах у них свободно болтались дырявые, грязные соломенные шляпы, которые Витьке посчастливилось найти на чердаке среди всякого хлама, а за широкими поясами торчали самодельные пистолеты и кинжалы.
      Сейчас поселенцы строили себе «форт», чтобы сидеть там в осаде, когда нападут индейцы.
      А каждый, кто прочитал хоть две толстые интересные книжки с приключениями, знает, что любимое занятие краснокожих — это подстеречь где-нибудь в чаще поселенца и содрать с него скальп.
      Не далее как вчера трое индейцев, предводительствуемых Стасиком — Одиноким Бизоном, поймали Витьку и отняли у него почти совсем ручного ужа, громадного, как маленький удав, и половинку бинокля, которая была ценнее, чем целый бинокль, потому что походила на подзорную трубу.
      В тот же день вечером братья Самураи захватили врасплох индейца Серую Сову, который пришёл с ведёрком на песчаную отмель за ракушками для кур, раскачали его за руки и за ноги и бросили с обрыва в речку. А ведёрко унесли с собой как трофей.
      Вот-вот должна была начаться большая война. Поэтому надо было торопиться закончить строительство.
      — Много мы сегодня наработали, — сказал Витька Витамин, обтерев локтем мокрое от пота веснушчатое и облупленное лицо и разглядывая ладони, до кровавых пузырей натёртые лопатой. — Похоже уже немножко на форт?
      — Ещё как! — в один голос воскликнули Коська и Котька, хотя фортов никогда не видели и не знали, какие они бывают.
      Опалённые солнцем, вспотевшие, измученные непосильной работой, «поселенцы» сняли свою амуницию и полезли в речку.
      Витамин горделиво оглядел будто свиньями изрытый островок:
      — Докопаем — начнём делать кругом частокол. Чтоб всё было по правилам...
      — А где возьмём колья? — осторожно спросил Виталька.
      — У Старой вышки. Там этого валежника-бурелома, уйма!
      — Так до неё три километра!
      — А ты как думал? Для поселенца пройти три километра — всё равно, что раз шагнуть. Настоящим поселенцам и за двадцать километров ничего не стоило сходить. Вооб-ще-то они, конечно, строили свои крепости в лесу, где сколько угодно всяких брёвен... А за двадцать километров они могли таскать, например... камни!
      — Зачем камни?
      — Как — зачем? Построить каменные стены, чтоб индейцы не могли их поджечь. Или какому-нибудь убитому положить на могилу вместо памятника. Мало ли зачем могут пригодиться камни...
      — В овраге много камней, — сказал Котька. — Верно, Коськ?
      — Да, там камней хватает, — подтвердил Коська. — Две крепости можно построить.
      — Вот и хорошо! — обрадовался Витамин. — Вот закончим копать, камни сюда перетаскаем. Будем стену класть.
      — Мы её илом обмажем, — подхватил Котька, — чтоб крепче была! Верно, Коськ?
      — Здорово крепкая будет стена, — сказал Коська. — Никаким индейцам её не развалить.
      — Это мы так, пожалуй, надорвёмся, — покачал головой Виталька.
      — Ничего не надорвёмся! — сказал Витамин. — А ты думал, поселенцем быть легко? Они знаешь как работали!
      Строили разные форты, плантации... Хватало им работы... Для них камень перетаскать пустяк.
      — А у нас тоже будут плантации? — спросил Коська.
      — Конечно!
      — А что посадим?
      — Мало ли что можно посадить. Настоящие поселенцы сажали маис — это такая кукуруза...
      — Кукуруза теперь не вырастет.
      — Ну, мы ещё что-нибудь посадим. Главное — чтоб плантация была. Чтоб её разные звери, птицы могли разорять, а мы б с оружием в руках охраняли. Настоящим поселенцам было наплевать, что у них там посажено, потому что всё равно ничего не вырастало. Только они что-нибудь посадят, как набегут откуда-нибудь обезьяны и всё подёргают. В одной книжке даже картинка такая есть: «Нападение обезьян на кукурузную плантацию». Помрёшь со смеху!
      — Можно тыкву посадить, — подумав, сказал Котька, — тыква вырастет. Верно, Коськ?
      — Сколько угодно может тыквы вырасти, — подтвердил Коська.
      — Из тыквы мы сделаем кувшины, — сказал Витамин, — чтоб было в чём хранить запасы пресной воды.
      — А зачем нам пресная вода? — спросил Виталька.
      — Мы ж путешествовать-то пойдём или нет? Вот чудак! Настоящие поселенцы никогда на одном месте не жили. Противно им было на одном месте жить. Они построят форт, посадят плантацию и идут себе дальше — другие места открывать...
      — Бесполезно всё... — задумчиво проговорил Виталька. — Трудимся, трудимся, а без пользы. Когда нас не будет, придут индейцы и этот самый форт разорят с плантацией вместе.
      — Ничего не разорят! Они не такие. За кого ты их принимаешь? Какой им интерес просто так разорять? Пришёл — и разорил! И дурак сумеет. Индейцы так не делают. Это, пожалуй, и мы придём ночью да вигвам ихний разломаем — что толку? Люди трудились, делали... Это не по правилам. Вот закончим, устроим всё, тогда валяй ломай, если сумеешь... Только сначала надо договориться: - из-за чего будет война, когда и как...
      — Сейчас им некогда воевать, — сказал Котька, — карась у них, в ихнем озере, здорово клюёт. Тоже линь. Аж в полруки линь попадается. По ведру налавливают.
      — Давайте с ними помиримся, — предложил Виталька. — * Хоть на время... На кой он нам сдался, форт какой-то... Бесполезное же дело, ребята! А то порядочной бы рыбки наелись, домой бы принесли... Плохо, что ль?
      — Нипочём нам с ними мириться нельзя... — покачал головой Витамин. — Где это слыхано, чтобы поселенцы с индейцами мирились?
      — Верно, — сказал Котька, — нигде. Они нас будут прогонять, а мы иди к ним мирись? Не нужна нам ихняя рыба! Лучше мы будем форт достраивать. Как, Коськ?
      — Мы и без рыбы проживём. Пусть они к нам идут.
      — Конечно! Если б они, конечно, первые пришли, тогда ладно. А так — нельзя. Поселенцы иногда тоже с индейцами мирно жили. Они бы могли к нам в форт в гости приходить, мы — к ним. Что-нибудь на что-нибудь обменивать. Поторгуем, поторгуем — и воевать! Хорошо!
      — Да, ребята, чуть не забыл! — сказал Виталька. — Мне домой надо. Я б с удовольствием, да мать велела к обеду обязательно домой прийти...
      — Ступай, — сказал Котька. — Эти родители всегда только и знают от дела отрывать: то им воду принеси, то дров наруби, то обедать иди! Очень много времени зря пропадает. Если б не они, сколько б мы тут понастроили! Когда у нас рыли погреб, мы с Коськой за один день полпогреба вырыли! Даже отец тогда удивился. Помнишь, Коськ?
      — Помню, — кивнул Коська. — Очень сильно отец удивился.
      — А если б кто видел, как мы копали огород! Вот будем делать плантацию, сами посмотрите, как мы умеем копать. Мы можем весь берег вскопать!..
      Виталька ушёл, а «поселенцы» нахлобучили шляпы, подпоясались поясами, надели оружие и так рьяно набросились на упорную землю, что комья полетели во все стороны, как из вулкана.
      Враждебное «поселенцам» индейское племя в своём лагере на берегу лесного озера, где у него из палок и камыша был построен вигвам, тоже не сидело сложа руки.
      У индейцев появился новый бог. Раньше богом был старый, разросшийся вширь дуб. Возйдь племени Игорек — Чёрный Орёл объявил его священным и велел вешать ему на ветки всякие жертвы. Сам он повесил красный лоскут и ожерелье из ракушек, после того как выудил невиданно большого линя. Но какой-то неизвестный зверь проник ночью в погреб, где хранился линь, и отъел у него больше половины. Игорек обозлился и взял все свои пожертвования назад.
      — Тогда и я свою жертву возьму, — сказал Одинокий Бизон, которого недавно покусали осы, — раз не мог он этих ос заколдовать, чтоб не так больно кусались. Дуб — он дуб и есть.
      И снял с дуба свой пучок петушиных перьев.
      Таким образом, авторитет священного дуба был подорван. Теперь у индейцев появился коршунёнок, пойманный во время похода племени в ещё не исследованные лесные области.
      Вождь понял, что как раз коршунёнка-то им всё время и не хватало. Как они до сих пор без него обходились, даже удивительно. Какая пустая и бесполезная жизнь была до сих пор и какое неожиданное счастье свалилось на голову племени вместе с этим коршунёнком, которого можно кормить, воспитывать! Да, трудно придумать такое дело, где не пригодился бы живой коршунёнок!
      Коршунёнка привязали за ногу возле вигвама и нарекли Мише-Киню, что по-индейски значило «Великий Орёл». Впрочем, необразованные индейцы называли его сокращённо Мишкой. Сам вождь не отходил от него ни на шаг, непрерывно бормоча индейские заклинания. Остальное племя, сложив под дубы своё оружие и наряды, неутомимо трудилось, чтобы накормить новое божество, которое оказалось страшно прожорливым. Оно всё время разевало клюв и хрипло орало, требуя пищи. В его бездонном желудке безвременно погиб прекрасный почти ручной уж, отобранный Одиноким Бизоном у Витьки Витамина, громадный, как маленький удав.
      Двое голых краснокожих, перепачканных с ног до головы чёрной болотной грязью, по пояс проваливаясь в тину, обследовали берег озера в поисках лягушек, двое других ловили удочками рыбу.
      Самый маленький, но самый бесстрашный и удачливый индеец Большой Змей убил из лука водяную крысу. А его старший брат, Владелец железной секиры, он же по совместительству жрец Солнца, чья очередь была сидеть на дереве дозорным, тоскливо ёрзал в устроенном там гнезде и поминутно свешивался вниз, рискуя свалиться:
      — Чёрный Орёл, а Чёрный Орёл!.. Скоро мне сменяться?..
      Вождь взглядывал на солнечные часы, устроенные из палок по индейскому способу, и производил какие-то сложные расчёты на пальцах.
      — Ещё подожди. Тогда скажу. Ты лучше смотри, нет ли каких врагов.
      Как только удавалось поймать какого-либо зазевавшегося лягушонка или краснопёрку, счастливый ловец оглашал окрестности озера ужасным боевым кличем, и всё племя сломя голову сбегалось к вигваму, чтобы насладиться торжественным и захватывающим зрелищем кормления.
      — Съешь, о могучий Мише-Киню, этого недостойного лягушонка и пошли нам счастливой ловли, — говорил вождь.
      Мише-Киню проглатывал угощенье и противным голосом требовал ещё.
      — Вот жрёт! — восхищались краснокожие. — Ну и прорва!
      — Отойди, куда лезешь? Не трогай его за хвост. Он боится.
      — Верно. Пусть привыкнет. Он уже почти привык.
      С дерева закричал дозорный:
      — На горизонте плетётся бледнолицый переселенец Виталька! Там, где горелый пень!
      — Одинокий Бизон!
      Серая Сова! Взять его в плен! — приказал Игорек. — А ты, о Владелец железной секиры, слезай скорее с дерева, надевай свой боевой наряд!
      Двое краснокожих, схватив копья, нырнули в кусты.
      Дозорный кубарем скатился с дерева, напялил головной убор из перьев и выволок из вигвама свою громадную ржавую железную секиру.
      Скоро совсем близко послышались вопли:
      — Чего бьёшь? Ну чего, ну чего, ну чего ты тянешь? Я сам пойду! Не бей, говорю! Не знаешь, зачем я иду, а бьёшь!..
      — Давай иди!
      — Двигайся, бледнолицый, а то — копьём!
      Из кустов появились воины, подталкивая пленника пинками и тупыми концами копий. Они успели привести его в столь жалкий вид, что даже беспощадный Владелец железной секиры и тот удивился...
      — Бледнолицый пойман! — бодро доложили они. — Шёл в наш лагерь, не иначе, как со шпионскими целями. Витамин его, наверно, послал!
      — Чего врёшь!.. «Со шпионскими»... Ни с какими не со шпионскими! — плачущим голосом говорил Виталька, трогая пальцем разбитую губу. — Я на вашу сторону перехожу, а ты бьёшь! Я теперь за вас, а он бьёт!..
      — Бледнолицый ослаб от ран и испуга, — насмешливо сказал вождь. — Дайте ему место у костра.
      — Садись, ты! — Одинокий Бизон толкнул перебежчика в спину.
      Виталька, озираясь, неловко присел возле костра.
      Краснокожие пересмеивались и потихоньку перешёптывались, ожидая, что скажет вождь.
      — Так расскажи, бледнолицый, зачем ты ступил на землю гуронов? — спросил вождь.
      — Я же сказал: хочу быть за вас. Ну их! У вас лучше.
      — А чем сейчас занимаются там остальные бледнолицые?
      Виталька с презрением махнул рукой и засмеялся:
      — Землю копают... Форт какой-то строят. Витамин всё... А те дураки уши развесили — слушают... А потом плантации будут устраивать.
      — Неплохо выдумали, — г сказал вождь. — Очень неплохо...
      — Витамин — этот придумает! — восхищённо подпрыгнул Владелец железной секиры. — Голова.
      — Надо напасть на них и всё разорить, — продолжал перебежчик. — У меня вот какой план: их сейчас всего трое. Олег уехал в санаторий, Буратино — к бабушке в Житомир. А оружие ихнее спрятано. Знаете, где большая ива с дуплом? Там на дне листьями закидано. Так, значит, принимаете меня в своё племя?
      — А что ты собираешься делать у гуронов?
      — А всё... Говорят, у вас карась хорошо клюёт... И крупный попадается?..
      — Да, Великий Дух послал нам хорошую ловлю... А насчёт тебя мы посоветуемся с богами. Гуроны чтут своих богов: священный дуб и орла Мише-Киню — вон видишь, сидит за ногу привязанный? Был у нас ещё священный уж, но Мише-Киню съел его. А ты будешь чтить наших богов?
      — Конечно! Мне всё равно... то есть ваши боги, конечно, лучше, не то что у...
      — Тогда подойди к священному дубу и попроси у него покровительства.
      — А как?..
      — Так, подойди, подними руки и крикни: «Хай-йю, священный дуб, помоги мне! Вели храбрым гуронам пустить меня в свой вигвам!» Валяй!
      «Гуроны» переглянулись и закричали от радостного нетерпения. у
      — Может, я в другой раз... — неуверенно сказал перебежчик, видя вокруг себя восторг и ликование краснокожих. — Мне сейчас как-то неохота... Охрип я...
      — А неохота — ступай, откуда пришёл! — буркнул Владелец железной секиры. — Нам хрипатых не нужно.
      — Верно! — загорланили краснокожие.
      — Да нет... почему же... я могу... хочу даже... Как там: Хай-йю... Идти?
      — Иди! Да смотри громче кричи, чтобы дуб всё хорошенько расслышал!
      Перебежчик подошёл к дубу, поднял руки:
      — Хай-йю, священный дуб, помоги мне!.. Чтоб гуроны приняли меня в вигвам!
      Краснокожие полегли на землю от хохота.
      — Так я? — робко спросил перебежчик, красный и потный.
      — Ничего... Ну, возьми вон у вигвама удочку и червей в консервной банке, пойди полови, а мы посоветуемся...
      Обрадованный Виталька схватил удочку и побежал к озеру.
      Краснокожие, ухм;ыляясь, поглядели ему вслед и полезли в вигвам. Минут через десять оттуда выскочил Большой Змей в полной одежде индейского воина и скрылся в лесу.
      За ним вылезли остальные краснокожие, разлеглись на травке — стали ждать.
      Через полчаса на поляне, насторожённо поглядывая по сторонам, появились Витька Витамин, оба Самурая в сопровождении гордого выполненным поручением Большого Змея.
      Игорек — Чёрный Орёл встал им навстречу:
      — Приветствую бледнолицых у своего костра!
      — Привет и тебе, вождь краснокожих! Зачем позвал нас в свой лагерь? — торжественно начал Витька Витамин, но, заметив коршунёнка, моментально забыл о своей войне с краснокожими и спросил прерывающимся от зависти голосом:
      — Где взяли?..
      — Поймали, — подмигнул Владелец железной секиры. — У нас ты думал как? У нас, брат, всё — будь уверен. Мы не то что какие-там переселенцы!
      — Его можно научить ловить уток,- — не обращая на него внимания, сообщил Витамин, осматривая коршунёнка со всех сторон, — и приносить. У одного старика есть книжка. Там всё описано, как и что...
      — Верно, — важно сказал Игорек. — Есть такой индейский метод. Племени оджибуэев... Или ещё какого-то... забыл.
      Краснокожие взволновались:
      — А других птиц может ловить?
      — Может.
      — А голубей?
      — И голубей.
      — А кур?
      — Кур он тоже может ловить, да только хозяева будут...
      обижаться. А вообще курицу ему поймать — пустяк. Кур он мог бы по сто штук в день приносить.
      — Витёк, а он твоего ужака съел! Не веришь?..
      — Ну и ладно. Я себе другого заведу. А где моя подзорная труба?
      — У нас! А где Серой Совы ведёрко?
      — И ведёрко у нас. Отдайте трубу, а то она мне как раз ужасно требуется.
      — Отдайте ведёрко, тогда мы отдадим трубу! А то у Серой Совы мать ругается: куда, говорит, дел ведёрко.
      — Вы, говорят, крепость против нас строите?
      — Строим, — сказал Котька. — Только давайте уговор: раньше времени не ломать. Верно, Коськ?
      — Верно. Настанет время воевать — мы сами скажем.
      — Им сейчас нечем воевать, — хихикнул кто-то из краснокожих.
      — У них оружие в дупле. А потом достанут из дупла — как начнут...
      — Какого дупла?!
      — Я видел вещий сон, и Великий Дух сообщил мне, что... — начал было Игорек.
      Но краснокожие не выдержали.
      — Дезертир один от вас есть! — надрывались они от смеха.
      — Изменник родины!
      — Все ваши военные тайны нам выдал!
      — За рыбу! Хи-хи-хи!
      — Хотите глянуть? — опять подмигнул Витамину Владелец железной секиры. — Пошли, тихо!
      Смешанная толпа краснокожих и переселенцев вышла к озеру. На берегу под кустиком, спиной к ним, сидел Виталька и просовывал хворостинку сквозь жабры толстого бронзового карася.
      — Эй, рыболов! — позвал Игорек.
      Виталька обернулся и уронил хворостинку вместе с карасём:
      — Хе!.. Интересно... И вы, значит, тоже?.. Интересно! Я, понимаете, так и знал. Думаю...
      Игорек молча взял его за плечо и вывел на тропинку:
      — Видишь эту тропинку, ты, трус! Иди по ней как можно быстрее и не оглядывайся. И чтоб следа твоего мокасина
      не видели в окрестностях этого озера на пять миль. Вороны голодны. Ну!
      Виталька поглядел на лица краснокожих и, втянув шею, бросился прочь по тропинке.
      Владелец железной секиры стукнул оторопелого Витьку Витамина по спине:
      — Ну как? То-то! У нас всё — будь уверен! Не как у вас! Пойдём выкурим у костра трубку мира и поговорим...
     
      МЮНХАУЗЕН
     
      Вруном Витька никогда не был. Всё как-то само собой вышло.
      Пришёл к нему как-то длинный Юрка и сказал, что за городом, в поле, он знает где, стоит самолёт. В него можно залезть и сидеть там, пока не надоест, — разрешают. Только, конечно, нельзя ничего трогать и ломать. И надо спешить, пока самолёт не улетел. Такой случай бывает раз за всю жизнь. Если один день в школу не сходить, ничего не случится, даже лучше — двойку не схватишь...
      до
      В поле никакого самолёта не оказалось. Зато стояла машина с кирпичом. Шофёр, у которого они спросили, где самолёт, сказал, что самолёта нет, а вот если они помогут сгрузить кирпичи, то он их прокатит в своей машине до самой деревни Синички.
      Часа за полтора Витька с Юркой разгрузили и сложили весь кирпич, и шофёр не обманул — довёз их до самой деревни Синички. Плохо было одно: доехали быстро, а домой шли пешком до самого вечера.
      Когда на другой день в школе проверяли домашнее задание по арифметике, Витька сказал, что ночью к ним в квартиру забрались воры и всё украли. Даже задачник и тетрадку. И вообще у него не было времени: он помогал милиционеру с розыскной собакой ловить этих воров. Их, конечно, поймали, и все вещи нашлись. Не нашли только задачник и тетрадку, которые воры где-нибудь потеряли или спрятали. Учительница ничего не сказала, только покачала головой и вздохнула.
      А через несколько дней тот же длинный Юрка встретил Витьку на улице и говорит:
      — Погода хорошая. Давай сходим на речку, посмотрим, как там, в речке, вода течёт.
      В речке вода текла так здорово, что Витька нечаянно уронил портфель, и он утонул. Его долго доставали со дна, но так и не достали. Длинный Юрка сказал, что это пустяк, он даст Витьке точно такой же портфель и учебники даст. Только не сейчас, потому что портфель спрятан под комодом и вынуть его никак не возможно, пока не уйдёт на работу отец. В этом портфеле сложены всякие боеприпасы, их отец и так уже два раза отбирал.
      — Не горюй! Чего-нибудь придумаем! Ну, например, скажи... что украли! — успокаивал друга Юрка.
      — Уже говорил...
      — Ну и что? Могут же второй раз украсть. Мне один старик рассказывал, что у него лошадь воровали не то два, не то три раза...
      — Сравнил!.. То лошадь, а то портфель... А скажут: почему в школе не был?
      — Да-а!.. И мне скажут... Вот дела! Чего бы мне придумать? А! Скажу: мать на работу ушла, меня случайно на ключ закрыла и я никак не мог выйти. Потом достал раз-
      ные верёвки, сделал из них лестницу... Или про лестницу не надо, а то скажут: мог и в школу прийти... Ну, я себе придумал, теперь ты думай... Ну, всего! Я побежал! А то мать заругает...
      Всю дорогу Витька усиленно думал, но ничего не придумывалось.
      В подъезде Витькиного дома управдом громко разговаривал с какой-то женщиной:
      — А отвечать кто будет? Пушкин, извините за выражение? Я им так и сказал: будьте любезны, про-верь-те! Потолок провалился — управдом виноват? Я в ЖКО три раза сигнализировал!
      Витька очень заинтересовался разговором, но разъярённый управдом закричал на него:
      — Ты откуда взялся? Ты чего тут прислушиваешься? Ты из какой квартиры? Это ты ко мне в калориферное отопление лазил? Нет? А кто?
      Витька прошмыгнул мимо и, не оглядываясь, побежал по лестнице. Ура, придумал!
      В школе Витька чувствовал себя превосходно. Другие боялись, что их вызовут, листали учебники, тетради, а Витька просто так сидел и весело поглядывал.
      — Ты чего, Морозов, как в гостях? — спросил классный руководитель Андрей Кондратьевич.
      — А у меня ничего нет...
      — Как — ничего нет?..
      — Так. У нас крыша обвалилась.
      — То есть... Что-то я не пойму. Совсем обвалилась?
      — Совсем. Мы в ЖКО три раза сигнализировали. Ну, и всё завалило. Книжки, тетрадки — всё... Уроки учить негде.
      Все в классе с удивлением разглядывали Витьку.
      — Ну и ну! — проговорил наконец Андрей Кондратье-вич. — На тебя, брат, несчастья сыплются, как из рога изобилия: то, слышал, воры у тебя тетрадку с домашним заданием украли, теперь вот крыша обвалилась. Был в библии такой герой — многострадальный Иов... вроде тебя...
      Кто-то захихикал.
      — Тихо! Что за смех? Ну, а вообще-то всё благополучно обошлось? Так сказать, без жертв? Если не считать преждевременной гибели тетрадок?.. Впрочем, судя по твоему лицу, ты эту потерю не так уж трагически переживаешь...
      — Почему... — испугался Витька, — я переживаю... Очень даже сильно переживаю... У нас даже соседу Ивану Иванычу прямо, бревном по голове! Вы бы, Андрей Конд-ратьевич, попросили других учителей, чтоб меня сегодня не спрашивали. И завтра тоже... Пока крышу не починят.
      — Раз такой случай... Ты, однако, не сиди сложа руки. Дайте ему кто-нибудь листок бумаги и карандаш. Погорельцу, так сказать...
      На первой же перемене Витька получил сразу два прозвища:
      «Иов» и «Погорелец». Это немного испортило его превосходное настроение.
      Длинный Юрка принёс вечером портфель и учебники. Портфель был точно такой же, как утонувший, даже новей.
      — Ну и единицу мне сегодня влепили! — похвалился Юрка. —
      Во всю клеточку! Такой толстой единицы, наверно, никому ещё в школе не ставили. Это я точно знаю. Сашка Рындин говорил, а уж он-то знает: он этих единиц получал — не сосчитаешь. И в скобках написала «ед.» — это, значит, чтоб я не мог её на четвёрку переправить. Я всё толком объяснил ей насчёт ключа, а она говорит: «Ты мог домашнее задание сделать,
      время у тебя было...» И верно, а? Я ведь об этом не подумал. А вообще-то несправедливо: она же не знает — может, я не врал!
      Проводив длинного Юрку, Витька проник в свой двор не через ворота, а сквозь дыру в заборе. И хорошо сделал: посреди двора стоял Андрей Кондратьевич и, задрав голову, смотрел на крышу. Потом к нему подошёл управдом. Витьке сразу сделалось жарко, по спине закололи горячие иголочки. Скрываясь за штабелями недавно привезённого тёса, Витька услышал:
      — Ничего подобного! Категорически вам заявляю как ответственное лицо! — пронзительно кричал управдом. — В данном случае обвал не имел места! Кто?! Шустрый такой, ушастенький? В бобриковом пиджачку! Он! Он Мюн-хаузент! Это первый во дворе обормот! Одиннадцатого числа ко мне в калориферное отопление залез. Я с ними беседу провёл. «Люди вы, говорю, учёные. Вас учат. Ка-ло-ри-фер-но-е, говорю, отопление, ты рассуди своей дурьей башкой!» — «Да разве, говорят, мы не понимаем? Да разве, говорят, мы не знаем?» А в тридцать второй квартире есть такой очкарь — ах, алхимик, иезуит! — все полы кислотой пожёг, того и гляди, дом сожгет! «Это, говорит, отопление устаревшее»... Вы понимаете, товарищ педагог? Только раз истопник отойди, а он уж сидит там, ковыряется... Как на грех сапоги жали, а то б я... Ишь! Ишь! Какой-то уже выглядывает! Это не он? А ну вылазь! Ты чей?
      Витька, пригибаясь, бросился за сарай и залез в пустую собачью будку. Андрей Кондратьевич с управдомом медленно прошли мимо.
      — Дефицитный же материал! — торопливо продолжал управдом. — Вы поймите, товарищ педагог! Только привезли, а они уж бродят по двору, принюхиваются...
      Была весна. Вовсю светило солнце. Распускались листочки. Зеленела травка. На улицах кишела детвора. А Витька плёлся в школу и угрюмо размышлял: «Сколько этих
      самых малышей... Зимой и не подумаешь, что их в городе так много. Пожалуй, когда они все подрастут, на них никаких учителей не хватит. Откуда им возьмут столько учителей?..»
      Держась по двое за руки, навстречу Витьке шла целая армия малышей.
      Толстая пожилая воспитательница прямо с ног сбилась: отведёт одного на место, а другой уж увидел под ногами какое-то стёклышко, присел и из земли его выковыривает; она — к нему, а впереди двое остановились и разинув рот смотрели на курицу, будто курицу сроду не видели.
      У всех — маленькие лопаточки, ведёрки, совки. Витька сразу догадался, куда их ведут: вон в тот новый садик. В огромные ящики навезли песку, белого, чистого, чтоб этим карапузам лепить свои дурацкие пирожки, без толку перетаскивать в ведёрках, возить в машинах или зря раскидывать по дорожкам.
      А когда Витька с Юркой пришли позавчера с ведёрком взять немножко песочку — посыпать кроликам, какая-то старушка с метлой как раскричалась:
      — А ну высыпьте обратно! Это малышам. А вы уже подростки!
      А подросткам-то, если рассудить, песок, может, и нужней. Они его в дело употребят, а от малышей всё равно никакого толку.
      — Теть, гляньте, вон рыжий хочет под ворота лезть, — сказал Витька и, обернувшись, обомлел.
      Тётя сидела на крылечке, расстёгивала рукой воротник и дышала так громко, как Витька дышал только на приёме у врача. Круглое лицо её было совсем белое.
      Малыши шли себе и шли, ничего не замечая.
      — Теть, а теть! — подскочил к ней Витька. — Вы что... Теть, да тётя же... Тётя, вам плохо, да? Слышите, тётя?
      Из калитки выбежала какая-то женщина:
      — Гражданка, что с вами? Дурно? Сейчас, сейчас... Это сердце!..
      Толстая тётя с трудом показала рукой в сторону нового сквера:
      — Детей.
      — Понимаю! — отозвался Витька. — Я их — в сквер! Я доведу. Вы, тётя, самое главное, не беспокойтесь, отдыхайте себе! Все целы будут.
      Витька догнал растянувшихся ребятишек.
      На ходу он подхватил рыжего, который, присев на четвереньки, пытался подсунуть голову под чьи-то ворота и посмотреть, что это там во дворе тарахтит и стучит.
      — Ты чего заглядываешь? Марш в строй!
      Рыжий подозрительно взглянул исподлобья, сморщился, но всё-таки послушно пошёл, не сводя глаз с Витьки.
      Витька выпятил грудь и скомандовал, прямо как воен-рук:
      — Не растягиваться! Под-тянись!
      Он решил сразу установить у малышей военную дисциплину.
      Но бестолковые карапузы то ли испугались его бравого вида, то ли вообще не признавали военной дисциплины, только они остановились, сбились в кучу и начали озираться по сторонам.
      Потом один крикнул, вытянув шею, как гусь:
      — Галдыбанна?!
      И остальные, тоже как гусиное стадо, жалобно подхватили:
      — Гадлыбанна!
      — Калдыванна!
      — Калдиванна!
      Но Витька недаром был человек находчивый:
      — Эй, вы! Глядите все сюда! Сюда глядите! Эт как называется? Эт называется — цирк! — кинул портфель на
      землю и несколько раз перекувыркнулся через голову. — А теперь вот! — И Витька, встав на руки, хотел показать, как он ловко пройдётся, но не удержал равновесие и больно хлопнулся о землю. — Во! Ну как?
      Ребятишки окружили его и доверчиво улыбались.
      Рыжий тоже стал на четвереньки, упёрся головой в землю и начал поднимать то одну, то другую ногу.
      — Дальше пошли, — сказал Витька, отряхиваясь. — Дальше будет другой фокус. Ещё интереснее!
      Малыши послушно потянулись вслед за ним к скверу. Какая-то девчонка вспомнила:
      — А Клавдиванна?
      — Эй, смотрите! Да смотрите скорее! — - не давая малышам опомниться, во всю мочь загорланил Витька. — Вон он! Вон он сидит!
      Под забором сидел тощий глазастый котёнок. Витька коршуном налетел на него, сгрёб за шиворот и поднял над головой.
      — Видали? Эт кто? Эт называется кто? Эт котёнок? Как он кричит?
      — Гав-гав... — нерешительно сказал жизнерадостный синеглазый толстяк с ведёрком, который улыбался так, что было видно все четыре его зуба.
      Малыши заволновались.
      — Мяу! Мяу! Мяу! — закричали малыши на разные голоса.
      Толстяк обрадовался и закричал громче всех:
      — Мяу!
      Витька потихоньку продвигался к скверу. Малыши, не сводя глаз с котёнка, шли за ним и весело кричали:
      — Мяу!
      В воротах сквера Витька остановился:
      — Кому дать погладить?
      — Мне! Мне!
      Со всех сторон потянулись руки. Толстяк с ведёрком, каким-то образом отставший, принялся отчаянно толкаться, как настоящий богатырь.
      — Айда за мной!
      И Витька гордо прошёл мимо удивлённой старушки с метлой, изредка покрикивая на своих подчинённых:
      — Не растягиваться! Равняйсь!
      Потом Витька стал давать гладить котёнка всем по очереди. Каждый старался погладить первый. А кто уже погладил, не хотел отходить. Рыжий одной рукой вцепился котёнку в шею, а другой толкал в грудь синеглазого богатыря. Кто-то кого-то стукнул совком, кому-то насыпали на голову песку. Наконец котёнку это надоело, он вырвался и убежал.
      Малыши приуныли. Только общительный рыжий уже пытался открыть Витькин портфель, а возле него стоял синеглазый толстяк и улыбался.
      Тогда Витька решительно скинул куртку, стал на колени и упёрся кулаками в землю.
      — Вот — я лошадь! Кто хочет кататься? Ну, лезь, садись! Иго-го-го-го-го!
      Рыжий первый очутился у Витьки на спине. За ним вскарабкался толстяк, крикнул: «Но!» — и больно стукнул
      Витьку ведёрком по спине. Витька пополз по песку, стараясь не уронить орущих от страха и счастья всадников.
      Полз и думал: маленькие, а тяжёлые...
      Остальные ребятишки теснились кругом и кричали:
      — Иго-го-го!
      Один из малышей накинул Витьке на шею верёвочку, другой всё время пытался запихнуть ему в рот какую-то грязную траву:
      — Ешь, лошадка, ешь...
      Сколько времени Витька изображал
      лошадь, неизвестно, но ему показалось — очень долго...
      Тем более что синеглазый толстяк, когда не катался, ходил сзади и добросовестно погонял Витьку тяжёлым и v
      твёрдым ведёрком.
      И, когда наконец в воротах скверика показалась сопровождаемая пожилой женщиной воспитательница, Витька почувствовал громадное облегчение. Он встал, выплюнул песок, траву и вытер грязное, потное лицо. Его тянули за штаны:
      — Меня!
      — Меня, меня!
      — Хватит, — сказал Витька. — В другой раз. Вон идёт ваша Галдыбанна.
      В школу он поспел только ко второму уроку. Звонок уже прозвенел. По пустому коридору проходили учителя с классными журналами в руках.
      Витька, осторожно прикрыв дверь, заглянул в свой класс. Андрей Кондратьевич уже сидел за столом, дежурный вытирал доску. С первых парт Витьке замахали: скройся.
      Андрей Кондратьевич оглянулся.
      — Ну? — сказал он. — На этот раз какая катастрофа? Извержение вулкана? Нашествие диких зверей? Что молчишь?
      — Вы вот не верите, Андрей Кондратьевич, — забормотал Витька, — а я, честное слово, шёл... а одна женщина вела детей... Таких маленьких... Один даже рыжий был... и вдруг заболела... Знаете, есть такая болезнь...
      — Все болезни я знаю, — сказал Андрей Кондратьевич. — Самая опасная — лень. Особенно когда она осложняется враньём. Оказывается, ты, брат, настоящий Мюнхаузен! На перемене зайдёшь ко мне. А сейчас выйди и закрой дверь.
      Витька пошёл слоняться по школьному двору. На пришкольном огороде он заметил среди кустов длинную фигуру скрывавшегося Юрки.
      — Ты чего здесь?
      — Да так, — сказал Юрка. — У нас сегодня первые два часа контрольная по математике. Я решил не пойти. Не люблю я эти контрольные. И зачем они нужны? Какая от них польза? Я сейчас на кладбище был. Какую-то старушку хоронили, и я с ними. На третий тоже, что ль, не пойти? Ботаника. Не пойду, будет знать! А то говорит, что будто это я в биологическом кабинете все жёлуди съел. А съел-то их не я, а Ленка Иванова. Говорит: «Она мне двойку поставила, возьму вот сейчас и жёлуди съем». Как начала есть, я аж удивился: только шелуху плюёт. Я один попробовал — он горький...
      Когда началась перемена, Витька одёрнул пиджачок, наморщил лицо как можно жалобнее и отправился в учительскую.
      Андрей Кондратьевич встретил его в дверях очень смущённый:
      — Это ты? Очень хорошо... Тут, брат, такое дело... Вынужден я перед тобой извиниться. Виноват. Сейчас звонили из детского сада. Ты, брат, оказывается, молодец... Ну-ка, расскажи теперь...
      ...На другой день по дороге в школу Витька опять встретил длинного Юрку.
      День был ещё лучше, чем вчера. Пели скворцы, листья на деревьях совсем распустились. Пахло разогретой землёй. Мальчишки копошились у ручья, все мокрые, грязные, пускали кораблики, подталкивали их палками.
      — Какая, Витёк, хорошая погода... — вкрадчиво сказал Юрка. — Сейчас в лесу птиц полно... Можно берёзовый сок пить... Я знаю, где есть берёзовый сок.
      — Угу, — сказал Витька. — Пошли скорей, а то опять в школу опоздаем...
      — Да-а... Такая погода, а мы — иди в школу... Сейчас полезно на свежем воздухе быть, это даже и врачи по радио говорят. А в школе сидеть и зимой успеется. Или осенью. Грязь, холод — что делать? Учи да учи... Надо, чтоб, как потеплеет чуть, сразу каникулы... Чтоб дети могли гулять, дышать воздухом, набираться сил... верно?
      — Угу.
      — Да-а-а... А ещё лучше — чтоб учились через день. И чтоб уроков было... ну два-три, не больше... И все контрольные отменить. Домашние задания тоже. Зачем они нужны? Какая от них польза? А учебники я бы сделал совсем тоненькие... Гляди! Гляди!
      Юрка вдруг закричал и захохотал как сумасшедший.
      Навстречу им какой-то старик вёл на верёвочке... обезьяну! За ней в восторге валила несметная толпа ребятишек. Обезьяна, одетая в красную жилетку, вертела головой и уморительно кривлялась, всех передразнивала.
      Длинный Юрка, позабыв обо всём, бросился следом, дико хохоча и кривляясь не хуже обезьяны.
      Выяснилось, что обезьяна прибыла с гаетролерами-арти-стами и будет выступать на эстраде в городском саду. Кто-то в толпе пустил слух, что сейчас на центральной аллее парка будет репетиция. Юрка и другие мальчишки уселись на заборе и принялись терпеливо ждать, коротая время рас-
      сказами о нравах и повадках различных обезьян. Усатый сторож парка, по прозвищу Чапай, объявил, что обезьяна сейчас будет обедать, потом спать; кто хочет её видеть, пусть приходит вечером и приносит двадцать копеек на билет. Ему, конечно, никто не поверил. Обозлённый Чапай приволок шланг и полил зрителей водой. Только после этого они нехотя разошлись, на все лады проклиная усатого сторожа.
      В школу Юрка пришёл в конце большой перемены. По коридору ходил Витька с красной повязкой дежурного на рукаве и кричал на первоклассников:
      — Звонок кому был? А ну в класс! Не опаздывать!
     
      КАК МЫ С ВОВКОЙ СОБИРАЛИ УТИЛЬ
     
      — Ты знаешь, есть такие рыболовные крючки — жёлтые. Это бронированные крючки, особенные, — сказал мне Вовка.
      В это время мы с ним тащили в школу ржавую железную печку.
      Весь наш класс собирал металлолом. Очень интересно было его собирать! Мы заходили в каждый двор и говорила: «Здравствуйте, у вас есть металлолом?»
      Одна тётя отдала нам даже поломанную швейную машинку.
      Она погладила Вовку по голове и сказала:
      «Ишь ведь, труженики!.. Ну, счастливо вам...»
      И насыпала нам по карману сушёных вишен.
      Даже наша соседка Прокофьевна, на что скупая, и то вынесла медную лампу, всю мятую и в дырах.
      — Чем же, — говорю, — эти крючки такие особенные?
      — Ты, — говорит, — не понимаешь. На них любая рыба клюёт. Очень она уважает эти бронзовые крючки. Как увидит — сразу радуется и никак не может, чтоб не проглотить. Ужасно мне эти крючки нужны, потому что я в воскресенье поеду к бабушке, в деревню. Вот где наловлю рыбы! Надо только достать такую сетку побольше, чтоб рыба плавала живая в воде. Я прошлым летом знаешь сколько крючков оборвал! А с крючками паршиво дело обстоит.
      — Почему?
      — Их за деньги не продают. Только за утиль. Это всякие там кости, тряпки и вообще всякое утильсырьё. Я заходил туда — мне один крючок дали за то, что я им помог тележку нагружать. — Вовка снял фуражку и показал крючок, который был воткнут в подкладку. — Но одного мало. Надо этого утиля побольше набрать — сразу на двадцать крючков! Вдруг будет только крупная клевать, а она знаешь как обрывает! Вот я и решил собирать утиль. Давай будем?
      — А как же металлолом? — спросил я.
      — Ну, металлолом подождёт, не испортится. Его и так много собрали, аж до самой крыши! А крючки раскупят, и останемся ни с чем. За утиль каждый согласится! У кого, может, денег нет, а ненужного утиля везде полно. Успевай только таскать! Я даже не знаю, как ещё там крючки остались, и свистки, и мячики на резинках. Наверно, мало ребят об этом знает...
      — А наши ребята что скажут, если увидят, что мы собираем утиль?
      По правде сказать, я очень опасался ребят.
      — А как они узнают? Это наш квартал, мы тут одни собираем. Зачем они сюда зайдут? А если ты со мной не пойдёшь, я один пойду! Только не годится товарища бросать...
      Когда тебе зуб лечили, я ходил же с тобой в поликлинику. Две двойки через это схватил... И к моей бабушке мы вместе поедем, всю рыбу — пополам... Вот эту печку мы сейчас отнесём и приступим!..
      Мы отнесли печку, потом зашли к Вовке, взяли мешок и отправились собирать утиль.
      — Складывать мы его будем вот тут, — сказал Вовка и показал в тупичок между двумя домами, весь заросший травой. — Тут в стороне его никто не украдёт.
      — А кому он нужен?
      — Это утиль-то не нужен? Утиль каждому человеку нужен! Особенно когда он уже набран. Как много наберём, приедет за ним дядька с тележкой, а нам даст крючки. Сначала мы пойдём вон под тот мостик. Там я прятался от одного человека и видел — валяется много костей и всяких интересных штук.
      Мы залезли под мостик. Чего там только не было! И разбитый аквариум, и чья-то грязная кепка. Даже сломанная крысоловка с дохлой крысой. А больше всего было ржавых консервных банок и разбитых бутылок.
      Мы насобирали почти полный мешок. Нашли ещё несколько рваных калош. Вовка сказал, что это тоже утиль. И кепку взяли.
      Кости и тряпки оказались очень тяжёлыми. Наверно, потому, что были все в грязи.
      Мы по очереди несли этот утиль и здорово устали, а когда дотащили всё-таки до тупичка и высыпали на землю, его оказалась совсем маленькая кучка.
      Вовка почесал нос и сказал:
      — Да-а-а... Чего-то мало... Когда несли, казалось много, а очутилось мало... Пожалуй, на один крючок насобирали, а? Как ты думаешь, насобирали на один крючок?
      Я ответил, что на один крючок, пожалуй, есть.
      — Вот и хорошо! — сказал Вовка. — Теперь ещё мешков двадцать набрать — и порядок! Ну, мы их быстро наберём. Пошли по дворам!
      Он подошёл к угловому дому и изо всех сил застучал в калитку.
      — Легче, легче! — крикнул кто-то со двора.
      Открылась калитка, и толстая тётка спросила:
      — Чего надо?
      Голос у Вовки стал прямо как у нищего кота Базилио, когда тот просил Буратино показать монетки:
      — Здрассьте, Марь Андреевна! У вас есть утильсырьё?
      — Какое ещё там утильсырьё?
      Марья Андреевна не очень, видно, обрадовалась, что мы пришли.
      — А всякие тряпки, кости, калоши...
      — Я ж отдала вам железо! Чего ещё надо?..
      — Так то железо, — вежливо объяснял Вовка, — а это утильсырьё. Железо называется металлолом.
      Марья Андреевна подумала и спросила:
      — Это что же, вас заставляют?
      — Да не совсем... — выкручивался Вовка. — То есть во-обще-то мы сами. Инициатива это называется!
      — Ишь ты... Не разберёшь вас: тряпичники вы или учащиеся... Настоящие-то ученики чистенькие да аккуратненькие, а таким, как вы, ободранцам, только тряпки и собирать!.. Ну, идите поглядите за сараем на помойке...
      От Марьи Андреевны мы вышли нагруженные, как ослы. Вовка нёс полмешка костей и старых калош, а я целый узел всякого тряпья. Прохожие на нас оборачивались, но Вовка не унывал.
      — Видел, как дело движется? Думаю, придётся нам ещё и лески купить.
      Там лески тоже есть. А то накупим слишком много крючков, а они возьмут да и заржавеют!..
      В тупичке возле нашего утиля уже толпились маленькие ребятишки. Один напялил себе на голову рваную кепку и кривлялся не хуже клоуна, а остальные швыряли в него калошами и покатывались со смеху.
      — Седой! — завопил Вовка. — Ты наши кости трогать?! Не беги — хуже будет!
      Седой остановился, остальные отбежали немного и поглядывали, что будет дальше.
      — Мы не знали, что это ваши, — сказал Седой. — Мы думали, ничьи...
      — Ладно, — миролюбиво проговорил Вовка. — Хотел я с вами расправиться, но таки быть... Доверяю вам караулить вот это всё!
      — Ну-у-у... — разочарованно тянул Седой. — Мы хотим в разбойников играть.
      — Успеете в разбойников. Я тебе за это знаешь какой крючок дам?.. Ты такого и не видывал!..
      Он отцепил от подкладки фуражки свой крючок и дал его мальчику. Остальные ребятишки пытались разглядеть его издали.
      — Ух! — сказал Седой. — Вообще мы можем и в сторожеи играть
      Мы сложили свой груз и опять пошли на добычу, а ребятишки толпились вокруг Седого и любовались крючком.
      — Вовка! У реки костей полно, где сваливают мусор! — крикнул нам вслед Седой.
      — Я знаю, где это, — сказал Вовка. — Это далеко. Мы поближе найдём.
      — Что ж ты? — спросил я. — Был у тебя один крючок, и тот ты отдал?
      — Это ничего, — говорит Еовка. — Это пустяк. У нас будет столько крючков, куда мы их девать будем?.. Вот тут Иван Гаврилыч живёт. Инвалид, а весёлый и ничуть не жадный. Дойдём к нему.
      Иван Гаврилович сидел во дворе и читал газету.
      Увидев нас, он улыбнулся, вскочил и отдал нам пионерский салют:
      — Привет энтузиастам-общественникам! Даёшь металлолом! Рот Фронт!
      Потом он поздоровался с нами за руку, как со взрослыми:
      — Я вас давно жду! Решил подключиться к вашему движению. Я, брат, сам старый пионер! Небось не верите? А был! Сейчас покажу...
      Он сходил в дом и вынес тусклую фотокарточку. На ней были какие-то смешные мальчишки и девчонки с галстуками, в смешных шляпах и с длинными палками в руках. Они держали плакат «Долой частную собственность! »
      — Вот они, красные орлята! Ну-ка, найдите, где я!
      Мы искали, искали, но не нашли.
      — А я — вот он! — Иван Гаврилович гордо ткнул пальцем в тщедушного мальчишку, который сидел на земле, обхватив босыми ногами барабан. — Силён, а? Вот, брат, были времена: «Даёшь Коммуну! Долой частный капитал!»
      И запел:
      Не надо нам монахов!
      Не надо нам попов!
      Бей спекулянтов!
      Души кулаков!
      Ну, как, — говорит, — мировая песня? А теперь — ступай за мной!
      В углу двора стояла тележка, доверху нагруженная ржавым железом.
      — Вот. Кое-что у меня нашлось, кое-что в соседних дворах. Довезёте? Может, помочь?
      — Довезём, — поспешно сказал Вовка и впрягся в тележку.
      Я упёрся руками сзади.
      Иван Гаврилович вышел проводить нас на улицу. Не успели мы тронуться от его дома, как подошла какая-то незнакомая тётенька:
      — Ребята, это вы тряпки-кости собираете? А то у меня этого добра валяется... Петровна говорит...
      — Нет, — сказал Вовка. — Это, может, другие какие ребята и собирают тряпки, а мы собираем металлолом. Для тяжёлой промышленности... Ну, давай, чего стал! — крикнул он на меня и потащил тележку так быстро, что я за ним не поспевал.
      — А правда, хороший этот Иван Гаврилович, — сказал я, когда мы отъехали. — Интересную песню спел.
      — Ничего в ней нет интересного... — ответил мрачно Вовка. — А дяденька хороший!
      В школе все ребята ахнули, когда увидели, сколько мы привезли железа.
      — Мы будь спокоен! — хвалился Вовка. — Не то что всякие рыжие Славки. Ему столько в сто лет не собрать, хоть бы он собирал его по выходным, и по праздникам, и на каникулах...
      — А кто-то говорил, что вы вроде... — начал было ехидный Славка.
      — Чего «вроде»? Я дам «вроде»! — разозлился Вовка. — Ты сначала набери столько, а потом... Повезли, Васёк, тележку назад!
      Иван Гаврилович, когда мы возвращали ему тележку, хотел нам показать ещё фотокарточку и какой-то старый барабан.
      Мне хотелось посмотреть, но Вовка заупрямился, сказал ему, что у нас свободного времени даже ни одной минуты нет. И вообще он сделался очень угрюмый и неразговорчивый.
      — Пошли на другую улицу! — сказал он. — Здесь, слышал же, он и у соседей всё взял.
      — Так то железо, а утиль...
      — И утиля тут никакого нет... Откуда он тут? Я знаю. Нам на этой улице нечего делать. Одна канитель.
      Мы перешли на другую улицу. Вовка ходил от дома к дому и никак не решался постучать.
      — А вообще зачем нам столько крючков? — сказал он. — Что нам, спекулировать ими, что ли? Где бабушка живёт, там озёра чистые. Да была б леска крепкая и так не оборвётся. А зацепится — можно нырнуть и отцепить. Я когда у бабушки был прошлым летом, целую неделю одним крючком ловил. А рыбы поймал столько, что кот ел-ел, насилу доел. Я думаю, что мы уже порядочно набрали утиля. Дадут нам по одному крючку — и ладно! Сходим только к реке, заберём, что там есть. Пусть берег будет чище. А то валяются кости, как будто там битва какая была!
      Я тоже подумал, что лучше уж нам сходить подальше, чем просить по дворам, как побирушки.
      Костей на берегу реки было порядочно. Там были и тряпки, и калоши, и несколько рваных ботинок. Вовка сказал, что ботинки — не утильсырьё и за них не дадут даже мячика на резинке, не то что крючки.
      Мы набили полный мешок костей и принесли на наше место. Седого там уже не было.
      Утиля у реки оставалось ещё много, но Вовка махнул рукой:
      — Хватит! А то все крючки заберём, больше никому не достанется. Сейчас я схожу туда, это тут за углом, близко. Приедет на телеге дед, заберёт всё, а нам даст крючки. Ты карауль тут, а то Седой куда-то исчез.
      Я сел на другой стороне улицы на лавочку, а Вовка побежал что есть духу за угол.
      Я сидел, как будто просто так — уморился и присел отдохнуть и ни к каким костям отношения не имею. И хорошо сделал, потому что тут, откуда ни возьмись, появились Женя и Сашка Рыбкин. Женя нёс погнутую граммофонную трубу и дудел в неё, а Сашка катил впереди себя чугунное колесо.
      Они увидели меня и подошли:
      — Ты чего тут сидишь?
      — Не видишь — отдыхаю, — говорю я. — Нельзя, что ли, отдохнуть?
      — Можно, — сказал Женя. — Мы тоже отдохнём. Гляди, какая труба. Я сейчас на ней сыграю. А Вовка где?
      — Сейчас придёт, — сказал я, потому что заранее не придумал, куда мог деться Вовка. — Да вон он!
      Вовка заметил ребят, хотел было повернуть обратно, но они его уже увидели:
      — Эй, Вовка, мы тут, иди сюда!
      Всвка подошёл растерянный.
      — Чего сидите? — сказал он. — Пора приниматься за работу. А то, если каждый тут будет рассиживаться, мы за неделю лома не соберём.
      — Мы уже выполнили норму, — сказал Сашка. — Надо же отдохнуть немного. Я лучше сейчас тебе сыграю... Слушай!
      — Ничего, ничего! — торопил Вовка. — Надо перевыполнять, а не успокаиваться на достигнутом! Пошли-ка скорее!
      — Подожди!.. Сыграю, говорю... Отдохнём немножко... Вон Сашка палец на ноге разбил...
      — Ну, этот твой палец пустяк! — тянул его Вовка. — Если из-за всякого пустякового пальца отдыхать, никакого толку не получится.
      В это время из-за угла выехала лошадь, запряжённая в пустую телегу. На телеге сидел, свесив ноги, бородатый дед с цигаркой.
      Поравнявшись с нами, он придержал лошадь и обратился к Вовке:
      — Эй, хозяин! Где твой утиль-то?
      — Какой утиль? — покраснел Вовка и начал оглядываться по сторонам.
      Сашка и Женя разинули рот.
      — Это вон там! — показал наконец Вовка. — Я и позабыл! Гляньте, вон он! Ух ты-и-и!.. Да много! Интересно, кто его туда натаскал? Давно б его надо было забрать, а то валяются тут всякие кости! От них зараза... И вообще благоустройство портится!
      — Так этот самый твой-то? — никак не мог понять дед.
      — Ничего не мой. Раз на улице лежит, какой же он мой? Он уж тут сто лет лежит! Я давно думал, надо пойти сказать, и всё такое... Ну, пошли, что ли! Расселись со своим пальцем! Надо лом собирать, а они сидят, как в гостях!
      Дед начал нагружать утиль на телегу, а мы пошли по улице.
      Вовка ничуть не горевал. Наоборот, он опять сделался весёлым, отобрал у Женьки трубу и заорал в неё
      громче любого граммофона, а потом отдал трубу Сашке и сказал:
      — Был у меня один хороший крючок, и гот пропал. Но это ничего. Надо будет к Ивану Гавриловичу сходить — поглядеть, какой у него барабан!
     
      "СНАБЧЕРВЯК"
     
      Вовка привёз в лагерь все свои крючки, лески и целыми днями пропадал с удочкой на берегу озера, в нескольких шагах от наших палаток.
      Рыбы в нём водилось такое множество, что тощий сирота котёнок через неделю сделался толстым, пушистым, и живот у него стал круглым и крепким, как барабан.
      По выходным дням на наше озеро толпами являлись рыболовы из города. Они рассаживались по всему берегу или бродили по лесу и ковыряли землю, отыскивая червей. Но лето в этом году стояло такое жаркое, что все черви зарылись глубоко в землю, и добраться до них не было никакой возможности. А если какого и удавалось найти, то был он таким вялым, бледным, что и рыба его не брала.
      Все наши рыболовы впали в уныние, и только Вовка каждый день приносил на кухню полное йедерко рыбы.
      — Вот, теть Поль! Покажите-ка, чего другие принесли?.. Вот это? Хе-е!.. Ну и рыбаки! У меня братишке пять лет, он и то налавливает куда больше!
      Червяков у Вовки всегда была целая банка, и все как на подбор — большие, красные, жирные! Он брал червяка, помахивал им у кого-нибудь перед носом и хвалился:
      — Вот червяк! Это тебе не какой-нибудь заморыш. Видишь, как он извивается? Настоящий физкультурник! На такого червяка любой окунь с удовольствием поймается!
      Он важно расхаживал по лагерю, посмеивался и задирал нос:
      — Где я их беру, тебе никогда не найти, ищи ты хоть тыщу лет! Для этого нужно знать такое колдовство. Научить тебя? Нет, не научу! От этого всё колдовство может пропасть: уползут все червяки даже на другую сторону земного шара! Я тебе так могу дать... Бери на выбор, чтоб ты знал, какой я не жадный!
      На другом берегу озера, на лесном кордоне Сосновка, жили двое мальчишек — Васёк и Валёк.
      Вовку они очень уважали за то, что он всё знал и рассказывал им множество всяких интересных историй и постоянно смешил Васька, который от любого пустяка прямо-таки падал со смеху.
      Так бы и остался Вовка до самого отъезда домой чемпионом лагеря по ловле окуней, если бы не произошёл один случай.
      Сидели мы как-то с Вовкой, закинув удочки, а, откуда ни возьмись, на другом берегу появились Васёк и Валёк, зелёные яблоки едят и огрызки кидают.
      — Эй, вы! Скорее! Сюда! — замахал им рукой Вовка.
      По ветхому деревянному мостику Васёк и Валёк быстро
      перебежали на нашу сторону.
      — Дай яблочка! — сказал Вовка. — Знаете, вышел новый закон: у кого есть какие яблоки, давать мне на пробу... в количестве двух... нет, четырёх штук!
      Васёк протянул ему яблоки.
      Вовка надкусил одно и сморщился:
      — Вот это да! Как лимон! Даже ещё кислей! Как серная кислота!
      — Подумаешь, кислота! — обиделся Васёк. — И эти нам достались не за так! Пришлось за них потрудиться будь здоров! Мы их купили за червей!
      — Как — за червей?
      — Так. У нашего соседа Василича. Ты ему полбанки червей, а он тебе карман яблок.
      — А зачем ему так много червей?
      — Он их продаёт. Копейка три штуки.
      Вовка лёг на спину и захохотал, болтая руками и ногами. А глядя на него, закатился и Васёк.
      — А... а... мух? Мух он тоже... продаёт? Сколько стоит... одна большая муха? Ха-ха-ха-ха!.. А маленькая? А... мошка? Ха-ха!.. — заливался Вовка.
      Наконец он отсмеялся, сел, держась за живот, и сказал слабым голосом:
      — Меня нельзя так смешить... Внутри что-то вроде оторвалось... А яблоки эти ничего... есть вполне можно. Сбегай, Васёк, к этому Василичу.
      Из листа лопуха он сделал кулёк, высыпал туда полбанки червей и дал Ваську:
      — Жми!
      — Очень хозяйственный человек Василич! — рассказывал нам Валёк. — Из всего норовит извлечь себе пользу... И черви у него содержатся в ящиках особых, он их водой поливает... А в выходной, как наедут городские, не поспевает гривенники собирать... потому что где им в городе взять? А он ходит по берегу и предлагает! Его все рыбаки знают... Он уж сколько лет...
      Скоро прибежал Васёк с яблоками. Они с Вальком есть не стали: и так уж оскомину набили. И я не стал. Вовка один все съел.
      — Нина Николаевна не разрешает нам зелень есть, — говорил он, оглядывая последнее яблоко, — будто от неё заболеем... Только она ошибается... Никакой от этого болезни не будет! Вот, например, я раз у тётки в гостях был и объел целых десять кустов зелёного крыжовника. И ничего не было! А насчёт этого торговца Василича я буду иметь в виду — как только захочется яблок... Ух, гляньте, да это лётчики приехали! Бежим!
      К другому берегу подкатил мотоцикл с двумя лётчиками. Один поехал к Сосновке, а другой остался на берегу.
      Мы побежали через мостик, и Вовка на бегу говорил:
      — Они тоже из лагеря... Знаешь, там, где клеверный луг... и пасека... Я там был. Они мне такую штучку... подарили... алюминиевую... Вся в дырках... Только не знаю... куда её... приспособить!..
      Лётчик уже сидел на берегу и закинул удочку.
      Мы сели неподалёку, и Вовка всё на него поглядывал: может, о чём-нибудь спросит. Вот тогда бы Вовка с ним поговорил! Лётчиков он уважал всех, даже больше, чем моряков и водолазов.
      Но лётчик, по всему видно, был в плохом настроении: морщился, глядя на поплавок, и бормотал что-то сквозь зубы.
      Скоро опять затарахтел мотоцикл, подъехал его товарищ и сказал:
      — Дома никого нет. А ждать — времени у нас с тобой, сам знаешь... Вот незадача! Что же делать? Может, на кузнечика попробовать?
      — Разве это насадка — кузнечик! — сказал с досадой другой.
      Вовка сорвался с места и подскочил к ним:
      — Вам червей? Это мы можем! Вот, глядите, какие — первый сорт! Таких вы нигде не найдёте, только у меня...
      — Да...
      Лётчик усмехнулся, взял у Вовки банку и вынул из кармана полтинник:
      — На, держи. Хватит?
      Вовка спрятал руки за спину и замотал головой:
      — Не-е...
      — Что — мало? — спросил лётчик. — По-моему, у вас такая такса...
      — У кого?
      — Да у барыг здешних...
      — Я не здешний. И не барыга... Я из лагеря!
      Вовка подхватил удилища и побежал к мостику. Мы — за ним.
      Лётчики удивились, о чём-то поговорили, потом один пошёл за нами. Но мы уже перешли мостик.
      — Эй! Пацан! Пацан! — крикнул он. — Подожди, слышишь?
      Но Вовка не обернулся.
      А навстречу нам уже шёл наш вожатый Жора.
      — Вы что по мостику бегаете?
      — А то, что много развелось всяких спекулянтов! — зашумел Вовка, размахивая рукой, как оратор. — Никакой от них жизни нет! Так и торгуют, так и торгуют!..
      — Чем торгуют?
      — Червяками торгуют! Даже лётчикам за деньги продают! Всякие Василичи Колбасиличи!
      — A-а... Это ты вон про кого, — догадался Жора. — Действительно...
      — Я ему покажу! — возмущался Вовка. — Даже лётчикам. Я ему устрою штучку!
      — Я тебе устрою! — погрозил пальцем Жора. — Попробуй только лагерь осрамить...
      — Чем я его осрамлю?
      — А вот своими штучками! Эти твои штучки давно всем известны. И по мостику не бегать — он провалиться может, трухлявый весь, — сказал Жора и пошёл к лагерю.
      А Вовка, сказав, что пошёл думать, залез под самые нижние ветви сосны, росшей среди поляны. Впрочем, просидел он там недолго и скоро вскочил с криком:
      — Ура-а-а!
      Он испугал девчонок из второго звена, которые плели возле этой сосны венки из одуванчиков и не знали, что там спрятался Вовка.
      Потом он, довольный, пошёл в палатку, где жил Жора. О чём они там говорили, неизвестно, только Вовка вынес
      оттуда лист фанеры и отыскал нашего художника Сашку Рыбкина.
      — Срочное дело! Очень важное, прямо государственное! — сказал он Рыбкину. — Вот с этой бумажки спиши всё самыми большими буквами, да красиво, смотри! Нарисуй ещё рыбу, червяков и всё такое...
      На бумажке было написано:
     
      ЗДЕСЬ
      находится учреждение «Снабчервяк», которое снабжает всех граждан
      ЧЕРВЯКАМИ первого сорта для насадки
      БЕСПЛАТНО.
      Работает без выходных с 10 до 20 часов.
      Лётчики обслуживаются без очереди.
      Директор В. П. ИВАНОВ.
     
      — А это всем гражданам будут давать? — спросил Сашка.
      — Всем! — ответил Вовка. — Не видишь, что написано?
      — Значит, и мне?
      — Смотря какой плакат получится. Если испортишь, то лучше и не жди! Поэтому старайся.
      И Сашка постарался. Плакат получился очень хороший, а рыба вышла прямо как живая!
      — Молодец! — сказал Вовка. — Куда бы его прибить?.. Ага! Знаю!
      Он прибил его под другим плакатом, где было написано: «Добро пожаловать!». Лучше этого места и не найти: мимо ворот проходила дорога от станции к озеру.
      Вовка отошёл по этой дороге подальше от лагеря и повернул назад. Он шёл медленно, поглядывая по сторонам, сорвал цветочек, понюхал его и, будто невзначай увидев плакат, изобразил удивление и прочёл. Потом проделал то же самое, только с противоположной стороны. Потом взял у
      Жоры велосипед и проехал мимо на велосипеде. Он хотел ещё остановить какую-нибудь машину, чтоб поглядеть на плакат из кабинки, но Жора не разрешил.
      — Василии и не знает, что его ожидает... Прямо жалко его! — сказал Вовка и вздохнул, хотя все понимали, что Василича он совсем не жалел.
      На другой день было воскресенье. Вовка не знал покоя с самого раннего утра. Чтоб в этот день никуда не отлучаться из лагеря, он вызвался дежурить вне очереди. Надел белый халат, у кого-то выпросил тёмные очки, сел на раскладной стульчик у своей палатки и всё поглядывал на дорогу.
      Из-за решётчатого забора его подбадривали Васёк и Валёк и все маленькие сосновские ребятишки.
      А по дороге уже шли люди с удочками и без удочек, читали вывеску, смеялись, а кое-кто поглядывал на часы.
      Первым явился к Вовке Сашка Рыбкин. Как только часы показали десять, он спросил:
      — Работает уже учреждение?
      — Ещё как! — ответил Вовка. — На полную мощность!
      — В таком случае, насыпь мне вот в эту баночку...
      — Ты б уж сразу ведро тащил, — недовольно сказал Вовка. — Или прямо бочку!
      Но всё-таки насыпал.
      — А если эти кончатся, можно... — начал было СаНша.
      Но тут послышались крики Васька и Валька:
      — Сюда! Сюда! Это вот где!.. Сейчас позовём!.. Вовка! Вовка! Пришли!
      Васёк и Валёк скакали и ликовали вокруг седенького
      старичка в белом костюме и соломенной шляпе, с палочкой в одной руке и с удочкой — в другой. За полу его пиджака держалась маленькая девочка.
      — Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, — спросил старичок, вежливо поднимая шляпу, — могу ли я увидеть какого-либо представителя вот этого почтенного учреждения? — И он палкой указал на вывеску.
      — Здравствуйте, — ответил Вовка так же вежливо, подняв свою тюбетейку. — Я буду представитель...
      — Очень приятно, — сказал старичок. — Позвольте узнать, могу ли я надеяться на получение некоторого количества червей для насадки?
      — Пожалуйста, — сказал Вовка. — Куда вам положить?
      Старичок пошарил по карманам и покачал головой.
      — Да есть же! — радостно закричал Васёк. — Есть! Вот она!
      Он вынул из-за пазухи круглую коробочку от леденцов и протянул Вовке.
      Получив червей, старичок спросил:
      — А скажите, пожалуйста, как у вас обстоит дело насчёт навозных червяков?..
      — Ещё не поступили. Но должны... Наведайтесь во второй половине дня, — солидно ответил Вовка.
      Когда старичок ушёл, Вовка озабоченно сказал соснов-ским:
      — Слыхали? Бегите за навозными червяками... Знаете, где они есть?
      — А то нет!
      И сосновские мальчишки умчались.
      Потом подошёл толстый майор с тоненькой удочкой. Приходили ещё и ещё люди...
      Вовка щедро оделял рыболовов, и незаметно запас червей истощился.
      — Жора, — обратился к вожатому Вовка, — надо всех спешно мобилизовать на рытьё червей! Пока до обеда и сходим! Я покажу место!
      — А как же твоё колдовство? — спросил Сашка.
      — Какое тут ещё колдовство? — рассердился Вовка. — Тут люди ждут, а он ещё какое-то колдовство выдумал!
      Забрав лопаты и ведро, Вовка вместе с Жорой и ребятами ушёл, а меня оставили дежурить.
      Была самая жара, и ко мне никто не пришёл.
      Только со стороны Сосновки явился какой-то лохматый дядька в распоясанной рубахе и босиком. Он прочитал • вывеску, злобно плюнул на
      дорогу и пошёл обратно. Похоже, что это и был тот самый Василич.
      Когда Вовка вернулся, я начал ему было рассказывать, но он не слушал меня.
      — Старик в белом костюмчике не приходил, нет? — перебил он меня. — Сосновские тоже не были? Вот народ! Ничего поручить нельзя!
      А сосновские уже неслись во весь опор по пыльной горячей дороге.
      Прибежав, Васёк сунул Вовке банку с червяками и еле выговорил от смеха:
      — Ой, там потеха!.. Ой, сейчас...
      Но самый маленький, чумазый и белоголовый мальчуган не вытерпел:
      — Курам отдал! — выкрикнул он, за что тотчас получил от Васька подзатыльник.
      — Всех червей высыпал курам! — загалдели остальные.
      — Василия!
      — В щёлку видели!
      — Злой!
      — Бежим глядеть!
      Вовка начал было снимать халат, но появился тот самый старичок, и Вовка бросился к нему навстречу:
      — Заходите! Пожалуйста! Есть! Только что поступили!..
      Так ему и не пришлось поглядеть, как злобствовал Василия. Он всё время был занят: у директора ведь всегда найдутся дела!
      А когда настало время разъезжаться по домам, Жора сказал, что учреждение будет работать и во вторую смену.
      И он не обманул. Через неделю мы с Вовкой приехали на озеро. Наша вывеска висела на том же месте, только вместо «директор В. П. Иванов», стояло: «директор К. Кошкин».
      Червей нам выдавал незнакомый мальчишка — надутый, белобрысый и розовый, как поросёнок. Он насыпал их в два одинаковых пакетика из вощёной бумаги с нарисованной рыбой и надписью: «Снабчервяк».
      — Это ты, что ли, Кошкин? — спросил его Вовка.
      — Это тебя не касается... — важно ответил мальчишка.
      — Ну, как идут дела?
      — Как полагается, так и идут...
      По всему было видно, что этот мальчишка — настоящий бюрократ, но червей он нам дал хороших.
      Разглядывая пакетик, Вовка вздохнул:
      — Эх! Забыл я одну вещь! Ну ничего. Небось на будущий год тоже приедем! Я на этой вывеске ещё подпишу: даются разные полезные рыболовные советы... где ловить... как... на что... Я их буду давать! Вот повалит к нам народ! Как на сельскохозяйственную выставку!