DjVu

В книгу лауреата Ленинской премии Сергея Михалкова «Вчера, сегодня, завтра...» вошли его избранные стнхи и басни. Поэт вводит читателя в мир весёлых детских игр, интересов, забот и фантазий, рисует характеры «положительные» и «отрицательные».
Сатирическую линию, начатую в стихах для детей, Михалков продолжает в баснях. Проникнутые высоким гражданским пафосом, баснн обличают угодничество, чванство, бюрократизм, мещанскую пошлость, невежество — всё то, что мешает движению нашего народа вперёд, созданию нового, подлинно человеческого общества.

А ЧТО У ВАС?
Кто на лавочке сидел,
Кто на улицу глядел,
Толя пел,
Борис молчал,
Николай ногой качал.
Дело было вечером,
Делать было нечего.
Галка села на заборе,
Кот забрался на чердак.
Тут сказал ребятам Боря
Просто так:
— Ay меня в кармане гвоздь.
А у вас?
— А у нас сегодня гость.
А у вас?
— А у нас сегодня кошка
Родила вчера котят.
Котята выросли немножко,
А есть из блюдца не хотят.
— A v нас на кухне газ.
А у вас?
— А у нас водопровод,
вот.
— А из нашего окна
Площадь Красная видна.
А из вашего окошка
Только улица немножко.
— Мы гуляли по Неглинной,
Заходили на бульвар,
Нам купили синий-синий,
Презеленый красный шар.
— А у нас огонь погас —
Это раз.
Грузовик привёз-дрова —
Это два.
А в-четвёртых, наша мама
Отправляется в полёт,
Потому что наша мама
Называется пилот.
С лесенки ответил Вова:
— Мама — лётчик?
Что ж такого!
Вот у Коли, например,
Мама — милиционер.
А у Толи и у Веры
Обе мамы — инженеры.
А у Левы — мама — повар.
Мама — лётчик?
Что ж такого!
— Всех важней, — сказала Ната, —
Мама вагоновожатый,
Потому что до Зацепы
Водит мама два прицепа.
И спросила Нина тихо:
— Разве плохо быть портнихой?
Кто трусы ребятам шьёт?
Ну конечно, не пилот.
Лётчик водит самолёты —
Это очень хорошо.
Повар делает компоты —
Это тоже хорошо.
Доктор лечит нас от кори,
Есть учительница в школе.
Мамы разные нужны,
Мамы всякие важны.
Дело было вечером,
Спорить было нечего.

ПРО МИМОЗУ
Это кто накрыт в кровати
Одеялами на вате?
Кто лежит на трёх подушках
Перед столиком с едой
И, одевшись еле-еле,
Не убрав своей постели,
Осторожно моет щёки
Кипячёною водой?
Это, верно, дряхлый дед
Ста четырнадцати лет?
Нет.
Кто, набив пирожным рот.
Говорит: — А где компот?
Дайте то,
Подайте это,
Сделайте наоборот!
Это, верно, инвалид
Говорит?
Нет.
Кто же это?
Почему
Тащат валенки ему,
Меховые рукавицы,
Чтобы мог он руки греть,
Чтоб не мог он простудиться
И от гриппа умереть,
Если солнце светит с неба,
Если снег полгода не был?
Может, он на полюс едет,
Где во льдах живут медведи?
Нет.
Хорошенько посмотрите —
Это просто мальчик Витя,
Мамин Витя,
Папин Витя
Из квартиры номер шесть.
Это он лежит в кровати
С одеялами на вате,
Кроме плюшек и пирожных,
Ничего не хочет есть.
Почему?
А потому,
Что, только он глаза откроет,
Ставят градусник ему,
Обувают,
Одевают.
И всегда, в любом часу,
Что попросит — то несут.
Если утром сладок сон —
Целый день в кровати он.
Если в тучах небосклон —
Целый день в калошах он.
Почему?
А потому,
Что всё прощается ему,
И живёт он в новом доме,
Не готовый ни к чему.
Ни к тому, чтоб стать пилотом,
Быть отважным моряком,
Чтоб лежать за пулемётом,
Управлять грузовиком.
Он растёт, боясь мороза,
У папы с мамой на виду,
Как растение мимоза
В ботаническом саду.

МОЙ ЩЕНОК
Я сегодня сбилась с ног —
У меня пропал щенок.
Два часа его звала,
Два часа его ждала,
За уроки не садилась
И обедать не могла.
В это утро
Очень рано
Соскочил щенок с дивана,
Стал по комнатам ходить,
Прыгать,
Лаять,
Всех будить.
Он увидел одеяло —
Покрываться нечем стало.
Он в кладовку заглянул —
С мёдом жбан перевернул.
Он порвал стихи у папы,
На пол с лестницы упал.
В клей залез передней лапой,
Еле вылез
И пропал...
Может быть, его украли,
На верёвке увели,
Новым именем назвали,
Дом стеречь
Заставили?
Может, он в лесу дремучем
Под кустом сидит колючим,
Заблудился,
Ищет дом,
Мокнет, бедный, под дождём?
Я не знала, что мне делать.
Мать сказала:
— Подождём.
Два часа я горевала,
Книжек в руки не брала,
Ничего не рисовала,
Всё сидела и ждала.
Вдруг
Какой-то страшный зверь
Открывает лапой дверь,
Прыгает через порог...
Кто же это?
Мой щенок.
Что случилось,
Если сразу
Не узнала я щенка?
Нос распух, не видно глаза,
Перекошена щека,
И, впиваясь, как игла,
На Хвосте жужжит пчела.
Мать сказала: — Дверь закрой!
К нам летит пчелиный рой. —
Весь укутанный,
В постели
Мой щенок лежит пластом
И виляет еле-еле
Забинтованным хвостом.
Я не бегаю к врачу —
Я сама его лечу.

По крутой тропинке горной
Шёл домой барашек чёрный
И на мостике горбатом
Повстречался с белым братом.
И сказал барашек белый:
— Братец, вот какое дело:
Здесь вдвоём нельзя пройти —
Ты стоишь мне на пути.
Чёрный брат ответил: — Me,
Ты в своём, баран, уме?
Пусть мои отсохнут ноги,
Не сойду с твоей дороги!
Помотал один рогами,
Упёрся другой ногами...
Как рогами ни крути,
А вдвоём нельзя пройти.
Сверху солнышко печёт,
А внизу река течёт.
В этой речке утром рано
Утонули два барана.

Мы едем, едем, едем
В далёкие края,
Хорошие соседи,
Счастливые друзья.
Нам весело живётся,
Мы песенку поём,
И в песенке поётся
О том, как мы живём.
Красота! Красота!
Мы везём с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!
Когда живётся дружно,
Что может лучше быть!
И ссориться не нужно,
И можно всех любить.
Ты в дальнюю дорогу
Бери с собой друзей:
Они тебе помогут,
И с ними веселей.
Красота! Красота!
Мы везём с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!
Мы ехали, мы пели
И с песенкой смешной
Все вместе, как сумели,
Приехали домой.
Нам солнышко светило,
Нас ветер обвевал;
В пути не скучно было,
И каждый напевал:
— Красота! Красота!
Мы везём с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!

Ходят по морю кораблики
Без машин и без кают,
И никем не управляются,
И к земле не пристают.
Из окурков пушки сделаны,
Из бумаги — якоря.
Самый первый из корабликов
Называется «Заря».
Он от плаванья от дальнего
Весь до ниточки промок —
Самый первый из корабликов,
Папиросный коробок.
Взад-вперёд по скользкой палубе
Ходит мокрый капитан,
Взад-вперёд по мокрой палубе
Ходит чёрный таракан.
Он глядит, как волны катятся,
И усами шевелит.
И скорей к ближайшей пристани
Кораблю пристать велит.
И плывут вперёд кораблики,
И на каждом корабле
Капитану очень хочется
Поскорей пристать к земле.
И не знают на корабликах,
Что под солнцем, на жаре,
Это море скоро высохнет —
Станет сухо на дворе.

ТРЕЗОР
На дверях висел
Замок.
Взаперти сидел
Щенок.
Все ушли
И одного
В доме
Заперли его.
Мы оставили Трезора
Без присмотра,
Без надзора,
И поэтому щенок
Перепортил всё, что мог.
Разорвал на кукле платье,
Зайцу выдрал шерсти клок,
В коридор из-под кровати
Наши туфли уволок.
Под кровать загнал кота —
Кот остался без хвоста.
Отыскал на кухне угол —
С головой забрался в уголь,
Вылез чёрный — не узнать.
Влез в кувшин —
Перевернулся,
Чуть совсем не захлебнулся
И улёгся на кровать
Спать...
Мы щенка в воде и мыле
Два часа мочалкой мыли.
Ни за что теперь его
Не оставим одного!

КОТЯТА (Считалочка)
Вы послушайте, ребята,
Я хочу вам рассказать:
Родились у нас котята —
Их по счёту ровно пять.
Мы решали, мы гадали:
Как же нам котят назвать?
Наконец мы их назвали:
РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ.
РАЗ — котёнок самый белый,
ДВА — котёнок самый смелый,
ТРИ — котёнок самый умный,
А ЧЕТЫРЕ — самый шумный.
ПЯТЬ похож на ТРИ и ДВА —
Те же хвост и голова,
То же пятнышко на спинке,
Так же спит весь день в корзинке.
Хороши у нас котята —
РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ!
Заходите к нам, ребята,
Посмотреть и посчитать.
ЧАСЫ
Чтобы ходики
Ходили,
А будильники будили
И всегда любой из нас
Точно знал,
Который час,
По каким часам
Вставать,
По каким часам
В кровать, —
В часовой мастерской
Чинят время день-деньской.
Входит с жалобой старушка:
— Как же мне не горевать!
На моих часах
Кукушка
Перестала куковать...
Всё понятно старику,
Старику часовщику.
Из окошечка резного
Снова слышится: «Ку-ку!»
Мы в часы мячом попали,
Со стола часы упали.
Под столом раздался звон,
И пружина вышла вон.
Мы сказали:
— Дядя Ваня,
Мы давно знакомы с вами.
Неужели в этот раз
Вы не выручите нас?
Щуря глаз
И хмуря брови,
Поворчав себе в усы,
Часовщик Иван Петрович
Осторожно взял часы.
Всё понятно старику,
Старику часовщику.
Мы теперь приходим в класс
Раньше всех на целый час.
— На прививку! Первый класс!
— Вы слыхали? Это нас!
Я прививки не боюсь:
Если надо — уколюсь!
Ну, подумаешь, укол!
Укололся и — пошёл...
Это только трус боится
На укол идти к врачу.
Лично я при виде шприца
Улыбаюсь и шучу.
Я вхожу одним из первых
В медицинский кабинет.
У меня стальные нервы
Или вовсе нервов нет!
Если только кто бы знал бы,
Что билеты на футбол
Я охотно променял бы
На добавочный укол!..
— На прививку! Первый класс!
— Вы слыхали? Это нас!
Почему я встал у стенки?
У меня... дрожат коленки...

МЫ С ПРИЯТЕЛЕМ
ИГОРЮ ИЛЬИНСКОМУ
Мы с приятелем вдвоём
Замечательно живём!
Мы такие с ним друзья —
Куда он,
Туда и я!
Мы имеем по карманам:
Две резинки,
Два крючка,
Две больших стеклянных пробки,
Двух жуков в одной коробке,
Два тяжёлых пятачка.
Мы живём в одной квартире,
Все соседи знают нас.
Только мне звонить — четыре,
А ему — двенадцать раз.
И живут в квартире с нами
Два ужа
И два ежа,
Целый день поют над нами
Два приятеля-чижа.
И про наших двух ужей,
Двух ежей
И двух чижей
Знают в нашем новом доме
Все двенадцать этажей.
Мы с приятелем вдвоём
Просыпаемся,
Встаём,
Открываем настежь двери,
В школу с книжками бежим...
И гуляют наши звери
По квартирам по чужим.
Забираются ужи
К инженерам в чертежи.
Управдом в постель ложится
И встаёт с неё дрожа:
На подушке не лежится —
Под подушкой два ежа!
Раньше всех чижи встают
И до вечера поют.
Дворник радио включает —
Птицы слушать не дают!
Тащат в шапках инженеры
К управдому
Двух ужей,
А навстречу инженерам
Управдом несёт ежей.
Пишет жалобу сосед:
«Никому покою нет!
Зоопарк отсюда близко.
Предлагаю: всех зверей
Сдать юннатам под расписку
По возможности скорей».
Мы вернулись из кино —
Дома пусто и темно.
Зажигаются огни.
Мы ложимся спать одни.
Ёж колючий,
Уж ползучий,
Чиж певучий —
Где они?
Мы с приятелем вдвоём
Просыпаемся,
Встаём,
По дороге к зоопарку
Не смеёмся, не поём.
Неужели зоосад
Не вернёт зверей назад?
Мы проходим мимо клеток,
Мимо строгих сторожей.
Сто чижей слетают с веток,
Выбегают сто ежей.
Только разве отличишь,
Где какой летает чиж!
Только разве разберёшь,
Где какой свернулся ёж!
Сто ужей на двух ребят
Подозрительно шипят,
Сто чижей кругом поют,
Сто чижей зерно клюют.
Наши птицы, наши звери
Нас уже не узнают.
Солнце село.
Поздний час.
Сторожа выводят нас.
— Не пора ли нам домой? —
Говорит приятель мой.
Мы такие с ним друзья —
Куда он,
Туда и я!

ФОМА
В одном переулке
Стояли дома.
В одном из домов
Жил упрямый Фома.
Ни дома, ни в школе,
Нигде, никому —
Не верил
Упрямый Фома
Ничему.
На улицах слякоть,
И дождик,
И град.
— Наденьте калоши, —
Ему говорят.
— Неправда, —
Не верит Фома, —
Это ложь... —
И прямо по лужам
Идёт без калош.
Мороз.
Надевают ребята коньки.
Прохожие подняли воротники.
Фоме говорят:
— Наступила зима. —
В трусах
На прогулку выходит Фома.
Идёт в зоопарке
С экскурсией он.
— Смотрите, — ему говорят, —
Это слон. —
И снова не верит Фома:
— Это ложь.
Совсем этот слон
На слона не похож.
Однажды
Приснился упрямому сон,
Как будто
Шагает по Африке он.
С небес
Африканское солнце печёт,
Река, под названием Конго,
Течёт.
Подходит к реке
Пионерский отряд.
Ребята Фоме
У реки говорят:
— Купаться нельзя:
Аллигаторов тьма.
— Неправда, —
Друзьям отвечает
Фома.
Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Упрямец плывёт
По опасной реке.
Близка
Аллигатора хищная
Пасть.
— Спасайся,
Несчастный,
Ты можешь
Пропасть!
Но слышен
Ребятам
Знакомый ответ:
— Прошу не учить,
Мне одиннадцать лет!
Уже крокодил
У Фомы за спиной,
Уже крокодил
Поперхнулся Фомой:
Из пасти у зверя
Торчит голова.
До берега
Ветер доносит слова:
— Непра...
Я не ве...
Аллигатор вздохнул
И, сытый,
В зелёную воду нырнул.
Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Никто не плывёт
По опасной реке.
Проснулся Фома,
Ничего не поймёт...
Трусы и рубашку
Со стула берёт.
Фома удивлён,
Фома возмущён:
— Неправда, товарищи,
Это не сон!
Ребята,
Найдите такого Фому
И эти стихи
Прочитайте ему.
дятлы
Дятел Дятлу говорит:
— До чего ж башка болит!
Намотался вкруг стволов,
Так устал, что нету слов!
Целый день долблю, долблю,
А как день кончается,
Равен мой улов нулю.
Вот что получается!
Надоело зря долбить!
Присоветуй, как мне быть?
Отвечает Дятлу Дятел:
— Ты с ума, должно быть, спятил:
«Надоело зря долбить»!
Что за настроение?
Надо выдержанней быть
И иметь терпение!
Без настойчивой долбёжки
Не добыть жучка и мошки!..
Дятел с Дятлом говорил,
Дятел Дятла подбодрил.
И опять мы слышим звук:
«Тук-тук-тук...
Тук-тук...
Тук-тук...»

РИСУНОК
РИНЕ ЗЕЛЁНОЙ
Я карандаш с бумагой взял,
Нарисовал дорогу,
На ней быка нарисовал,
А рядом с ним корову.
Направо дождь, налево сад,
В саду пятнадцать точек,
Как будто яблоки висят,
И дождик их не мочит.
Я сделал розовым быка,
Оранжевой — дорогу,
Потом над ними облака
Подрисовал немного.
И эти тучи я потом
Проткнул стрелой. Так надо,
Чтоб на рисунке вышел гром
И молния над садом.
Я чёрным точки зачеркнул,
И означало это,
Как будто ветер вдруг подул
И яблок больше нету.
Ещё я дождик удлинил —
Он сразу в сад ворвался,
Но не хватило мне чернил,
А карандаш сломался.
И я поставил стул на стол,
Залез как можно выше
И там рисунок приколол,
Хотя он плохо вышел.

ПРО СОМА
Широка и глубока
Под мостом текла река.
Под корягой
Под мостом
Жил в реке усатый сом.
Он лежал на дне
Часами,
Шевелил во сне
Усами.
А на берегу реки
Жили-были рыбаки.
В дождь и в солнечные дни
Сети ставили они.
И спросонья
На рассвете
Заходила рыба в сети.
Попадался карп горбатый,
Попадался — пропадал.
Только COM,
Большой,
Усатый,
Никогда не попадал.
Он лежал,
И, кроме ила,
Кроме всяческой еды,
Над его корягой было
Метров пять речной воды.
Говорит один рыбак:
— Не поймать сома никак.
Или снасти не крепки?
Или мы не рыбаки?
Неужели в этот раз
Он опять уйдёт от нас?
За рекой стада мычат,
Петухи к дождю кричат.
Сеть лежит на берегу,
Из неё усы торчат.
Говорит один рыбак:
— Ну, поймали кое-как. —
Шевельнув сома ногой:
— Не уйдёт, — сказал другой.
Но свернулся колесом
И хвостом ударил сом.
Вспомнил речку голубую,
Вспомнил рыбку молодую
Да корягу под мостом —
И ушёл.

ЕСЛИ
Мы сидим и смотрим в окна
Тучи по небу летят.
На дворе собаки мокнут,
Даже лаять не хотят.
Где же солнце?
Что случилось?
Целый день течёт вода.
На дворе такая сырость,
Что не выйдешь никуда.
Если взять все эти лужи
И соединить в одну
И потом у этой лужи
Сесть,
Измерить глубину,
То окажется, что лужа
Моря Чёрного не хуже,
Только море — чуть поглубже,
Только лужа — чуть поуже.
Если взять все эти тучи
И соединить в одну
И потом на эту тучу
Влезть,
Измерить ширину,
То получится ответ,
Что краёв у тучи нет,
Что в Москве из тучи — дождик,
А в Чите из тучи — снег.
Если взять все эти капли
И соединить в одну,
А потом у этой капли
Ниткой смерить толщину, —
Будет каплища такая,
Что не снилось никому,
И не приснится никогда
В таком количестве вода!

ДЯДЯ СТЁПА
В доме восемь дробь один
У заставы Ильича
Жил высокий гражданин,
По прозванью «Каланча»,
Уважали дядю Стёпу
За такую высоту.
Шёл с работы дядя Стёпа —
Видно было за версту.
Лихо мерили шаги
Две огромные ноги:
Сорок пятого размера
Покупал он сапоги.
Он разыскивал на рынке
Величайшие ботинки,
Он разыскивал штаны
Небывалой ширины.
Купит с горем пополам,
Повернётся к зеркалам —
Вся портновская работа
Разъезжается по швам!
Он через любой забор
С мостовой глядел во двор.
Лай собаки поднимали:
Думали, что лезет вор.
Брал в столовой дядя Стёпа
Для себя двойной обед.
Спать ложился дядя Стёпа —
Ноги клал на табурет.
Сидя, книги брал со шкапа,
И не раз ему в кино
Говорили: — Сядьте нй пол —
Вам, товарищ, всё равно!
Но зато на стадион
Проходил бесплатно он:
Пропускали дядю Стёпу —
Думали, что чемпион.
От ворот и до ворот
Знал в районе весь народ,
Где работает Степанов,
Где прописан,
Как живёт,
Потому что всех быстрее,
Без особенных трудов
Он снимал ребятам змея
С телеграфных проводов.
И того, кто ростом мал,
На параде поднимал,
Потому что все должны
Видеть армию страны.
Все любили дядю Стёпу,
Уважали дядю Стёпу:
Был он самым лучшим другом
Всех ребят со всех дворов.
Он домой спешит с Арбата.
— Как живёшь? — кричат ребята.
Он чихнёт — ребята хором:
— Дядя Стёпа, будь здоров!
Дядя Стёпа утром рано
Быстро вскакивал с дивана,
Окна настежь открывал,
Душ холодный принимал.
Чистить зубы дядя Стёпа
Никогда не забывал.
Человек сидит в седле,
Ноги тащит по земле —
Это едет дядя Стёпа
По бульвару на осле.
— Вам, — кричат Степану люди, —
Нужно ехать на верблюде!
На верблюде он поехал —
Люди давятся от смеха:
— Эй, товарищ, вы откуда?
Вы раздавите верблюда!
Вам, при вашей вышине,
Нужно ехать на слоне!
Дяде Стёпе две минуты
Остаётся до прыжка.
Он стоит под парашютом
И волнуется слегка.
А внизу народ хохочет:
Вышка с вышки прыгать хочет!
В тир, под низенький навес,
Дядя Стёпа еле влез.
— Разрешите обратиться,
Я за выстрелы плачу!
В этот шар и в эту птицу
Я прицелиться хочу!
Оглядев с тревогой тир,
Говорит в ответ кассир:
— Вам придётся на колени,
Дорогой товарищ, встать —
Вы же можете мишени
Без ружья рукой достать!
До утра в аллеях парка
Будет весело и ярко,
Будет музыка греметь,
Будет публика шуметь.
Дядя Стёпа просит кассу:
— Я пришёл на карнавал.
Дайте мне такую маску,
Чтоб никто не узнавал!
— Вас узнать довольно просто, —
Раздаётся дружный смех, —
Мы узнаем вас по росту:
Вы, товарищ, выше всех!
Что случилось?
Что за крик?
Это тонет ученик!
Он упал с обрыва в реку —
Помогите человеку!
На глазах всего народа
Дядя Стёпа лезет в воду.
— Это необыкновенно! —
Все кричат ему с моста. —
Вам, товарищ, по колено
Все глубокие места!
Жив, здоров и невредим
Мальчик Вася Бородин.
Дядя Стёпа в этот раз
Утопающего спас.
За поступок благородный
Все его благодарят.
— Попросите что угодно, —
Дяде Стёпе говорят.
— Мне не нужно ничего —
Я задаром спас его!
Паровоз летит, гудит,
Машинист вперёд глядит.
Машинист у полустанка
Кочегару говорит:
— От вокзала до вокзала
Сделал рейсов я немало,
Но готов идти на спор —
Это новый семафор.
Подъезжают к семафору.
Что такое за обман?
Никакого семафора —
У пути стоит Степан.
Он стоит и говорит:
— Здесь дождями путь размыт.
Я нарочно поднял руку —
Показать, что путь закрыт.
Что за дым над головой?
Что за гром по мостовой?
Дом пылает за углом,
Сто зевак стоит кругом.
Ставит лестницы команда,
От огня спасает дом.
Весь чердак уже в огне,
Бьются голуби в окне.
На дворе в толпе ребят
Дяде Стёпе говорят:
— Неужели вместе с домом
Наши голуби сгорят?
Дядя Стёпа с тротуара
Достаёт до чердака.
Сквозь огонь и дым пожара
Тянется его рука.
Он окошко открывает.
Из окошка вылетают
Восемнадцать голубей,
А за ними — воробей.
Все Степану благодарны:
Спас он птиц, и потому
Стать немедленно пожарным
Все советуют ему.
Но пожарникам в ответ
Говорит Степанов: — Нет!
Я на флот служить пойду,
Если ростом подойду.
В коридоре смех и шёпот,
В коридоре гул речей.
В кабинете — дядя Стёпа
На осмотре у врачей.
Он стоит. Его нагнуться
Просит вежливо сестра.
— Мы не можем дотянуться! —
Объясняют доктора. —
Всё, от зрения до слуха,
Мы исследуем у вас:
Хорошо ли слышит ухо,
Далеко ли видит глаз.
Дядю Стёпу осмотрели,
Проводили на весы
И сказали: — В этом теле
Сердце бьётся, как часы!
Рост велик, но ничего —
Примем в армию его!
Но вы в танкисты не годитесь:
В танке вы не поместитесь!
И в пехоту не годны:
Из окопа вы видны!
С вашим ростом в самолёте
Неудобно быть в полёте:
Ноги будут уставать —
Вам их некуда девать!
Для таких, как вы, людей
Не бывает лошадей,
А на флоте вы нужны —
Послужите для страны!
— Я готов служить народу, —
Раздаётся Стёпин бас. —
Я пойду в огонь и воду!
Посылайте хоть сейчас!
Вот прошли зима и лето,
И опять пришла зима.
— Дядя Стёпа, как ты? Где ты? —
Нету с моря нам ответа,
Ни открытки, ни письма...
И однажды мимо моста
К дому восемь дробь один
Дяди Стёпиного роста
Двигается гражданин.
Кто, товарищи, знаком
С этим видным моряком?
Он идёт,
Скрипят снежинки
У него под каблуком.
В складку форменные брюки,
Он в шинели под ремнём.
В шерстяных перчатках руки,
Якоря блестят на нём.
Вот моряк подходит к дому,
Всем ребятам незнакомый.
И ребята тут ему
Говорят: — А вы к кому?
Дядя Стёпа обернулся,
Поднял руку к козырьку
И ответил: — Я вернулся.
Дали отпуск моряку.
Ночь не спал. Устал с дороги.
Не привыкли к суше ноги.
Отдохну. Надену китель.
На диване полежу.
После чая заходите —
Сто историй расскажу!
Про войну и про бомбёжку,
Про большой линкор «Марат»,
Как я ранен был немножко,
Защищая Ленинград.
И теперь горды ребята —
Пионеры, октябрята, —
Что знакомы с дядей Стёпой,
С настоящим моряком.
Он домой идёт с Арбата.
— Как живёшь? — кричат ребята.
И теперь зовут ребята
Дядю Стёпу «Маяком».

Из Ю. Тувима
ПИСЬМО ПОЛЬСКОГО ПОЭТА
Ю. ТУВИМА
КО ВСЕМ ДЕТЯМ
ПО ОДНОМУ ОЧЕНЬ ВАЖНОМУ ДЕЛУ
Дорогие мои дети!
Я пишу вам письмецо:
Я прошу вас, мойте чаще
Ваши руки и лицо.
Всё равно какой водою:
Кипячёной, ключевой,
Из реки, иль из колодца,
Или просто дождевой!
Нужно мыться непременно
Утром, вечером и днём —
Перед каждою едою,
После сна и перед сном!
Тритесь губкой и мочалкой!
Потерпите — не беда!
И чернила и варенье
Смоют мыло и вода.
Дорогие мои дети!
Очень, очень вас прошу:
Мойтесь чище, мойтесь чаще —
Я грязнуль не выношу.
Не подам руки грязнулям,
Не поеду в гости к ним!
Сам я моюсь очень часто.
До свиданья!

ВАШ ТУВИМ
АЗБУКА
Что случилось? Что случилось
С печки азбука свалилась!
Больно вывихнула ножку
Прописная буква М,
Г ударилось немножко,
Ж рассыпалось совсем!
Потеряла буква Ю
Перекладинку свою!
Очутившись на полу,
Поломало хвостик У!
Ф, бедняжку, так раздуло —
Не прочесть её никак!
Букву Р перевернуло —
Превратило в мягкий знак!
Буква С совсем сомкнулась —
Превратилась в букву О.
Буква А, когда очнулась,
Не узнала никого!

ПТИЧЬЕ РАДИО
Внимание! Внимание!
Сегодня в пять часов
Работать будет станция для рощ и для лесов.
Сегодня в нашу студию
(Внимание! Внимание!)
Слетятся птицы разные на радиособрание!
Во-первых, по вопросу:
Когда, в каком часу
Удобнее и выгодней использовать росу?
Второй вопрос назрел давно:
Что эхом называется?
И если есть в лесу оно,
То где оно скрывается?
По третьему вопросу
Докладывает Дрозд,
Назначенный заведовать ремонтом птичьих гнёзд.
Потом начнутся прения:
И свист, и скрип, и пение,
Урчанье, и пиликанье,
И щебет, и чириканье.
Начнутся выступления
Скворцов, щеглов, синиц
И всех без исключения
Других известных птиц.
Внимание! Внимание!
Сегодня в пять часов
Работать будет станция для рощ и для лесов
Наш приёмник в пять часов
Принял сотню голосов:
«Фиур-фиур! Фью-фью-фью!
Чик-чирик! Тью-тью-тью-тью!
Пиу-пиу! Цвир-цвир-цвир!
Чиви-чиви! Тыр-тыр-тыр!
Спать-пать-пать! Лю-лю! Цик-цик!
Тень-тень-тень! Чу-ик! Чу-ик!
Ко-ко-ко! Ку-ку! Ку-ку!
Гур-гур-гур! Ку-ка-реку!
Ка-арр! Ка-арр! Пи-ить! Пи-ить!..»
Мы не знали, как нам быть!
Очевидно, в этот час
Передача не для нас!

СЛОВЕЧКИ-КАЛЕЧКИ
Грустный, сонный, невесёлый
Ежи наш пришёл из школы,
Сел к столу, разок зевнул
И над книжками заснул.
Тут явились три словечка:
«Апельсин», «Сосна», «Колечко».
Подошли они все трое
И сказали: «Что такое?
Что ты, Ежи, сделал с нами?
Мы пожалуемся маме!»
«Я, — воскликнул «Апельсин», —
Никакой не «Опельсын»!»
«Я, — расплакалось «Колечко», —
Никакая не «Калечка»!»
«Я, — разгневалась «Сосна», —
Я до слёз возмущена!
Можно только лишь со сна
Написать, что я «Сасна»!»
«Мы, слова, оскорблены
Тем, что так искажены!
Ежи, Ежи! Брось лениться!
Так учиться не годится!
Невозможно без внимания
Получить образование!
Будет поздно! Так и знай!
Станет неучем лентяй!
Если ты ещё хоть раз
Искалечишь, мальчик, нас, —
Мы с тобой поступим круто,
Нашей честью дорожа, —
Имя Ежи в полминуты
Переделаем в Ежа!
Будешь ты ежом колючим!
Вот как мы тебя проучим!»
Ежи вздрогнул, ужаснулся,
Потянулся и проснулся.
Подавил зевоту,
Взялся за работу!

РЕЧКА
Как лента блестящая,
Речка течёт
Настоящая.
И днём течёт,
И ночью течёт —
Направо свернёт,
Налево свернёт.
А в речке вода леденящая,
У берегов ворчливая,
А посерёдке ленивая.
А чего ей ворчать, речной-то воде?
Об этом не скажет никто и нигде.
Пожалуй, камни да рыбы
Об этом сказать могли бы,
Но рыбы молчат,
И камни молчат,
Как рыбы.

ПТИЧИЙ ДВОР
Утка курице сказала:
— Вы яиц несёте мало.
Все индюшки говорят,
Что на праздник вас съедят!
— Косолапка! Дармоедка! —
Раскудахталась наседка. —
Гусь сказал, что вы не утка,
Что у вас катар желудка,
Что ваш селезень дурак —
Только знает: кряк да кряк!
— Кряк! — послышалось в канаве. —
Гусь бранить меня не вправе,
И за это начинён
Будет яблоками он.
Я до гуся доберусь!
— Ого-го! — ответил гусь.
— Ах, скандал, скандал, скандал, —
Сам индюк забормотал.
Растолкал гусят вокруг
И гусыню клюнул вдруг.
Прибежал на крик петух,
Полетел из утки пух.
И послышалось в кустах:
— Га-га-га! Кудах-тах-тах
Эту драку до сих пор
Вспоминает птичий двор.
овощи
Хозяйка однажды с базара пришла,
Хозяйка с базара домой принесла:
Картошку,
Капусту,
Морковку,
Горох,
Петрушку и свёклу.
Ох!..
Вот овощи спор завели на столе —
Кто лучше, вкусней и нужней на земле:
Картошка?
Капуста?
Морковка?
Горох?
Петрушка иль свёкла?
Ох!..
Хозяйка тем временем ножик взяла
И ножиком этим крошить начала:
Картошку,
Капусту,
Морковку,

Горох,
Петрушку и свёклу.
Ох!..
Накрытые крышкою, в душном горшке
Кипели, кипели в крутом кипятке:
Картошка,
Капуста,
Морковка,
Горох,
Петрушка и свёкла.
Ох!..
И суп овощной оказался не плох!

ГДЕ ОЧКИ?
— Что стряслось у тёти Вали?
— У неё очки пропали!
Ищет бедная старушка
За подушкой, под подушкой,
С головою залезала
Под матрац, под одеяло,
Заглянула в вёдра, в крынки,
В боты, в валенки, ботинки,
Всё вверх дном перевернула,
Посидела, отдохнула,
Повздыхала, поворчала
И пошла искать сначала.
Снова шарит под подушкой,
Снова ищет за кадушкой.
Засветила в кухне свечку,
Со свечой полезла в печку,
Обыскала кладовую —
Всё напрасно! Всё впустую!
Нет очков у тёти Вали, —
Очевидно, их украли!
На сундук старушка села.
Рядом зеркало висело.
И старушка увидала,
Что не там очки искала,
Что они на самом деле
У неё на лбу сидели.
Так чудесное стекло
Тёте Вале помогло.

Из Квитко
ВЕСЁЛЫЙ ЖУК
Он весел и счастлив
От пят до макушки —
Ему удалось
Убежать от лягушки.
Она не успела
Схватить за бока
И съесть под кустом
Золотого жука.
Бежит он теперь
И знакомых встречает,
А маленьких гусениц
Не замечает.
Бежит он сквозь чащу,
Поводит усами,
И чаща встречает
Его голосами.
Зелёные стебли,
Как сосны в лесу,
На крылья его
Осыпают росу.
Ему бы большую
Поймать на обед!
От маленьких гусениц
Сытости нет.
Он маленьких’ гусениц
Лапкой не тронет,
Он честь и солидность
Свою не уронит.
Ему после всех
Огорчений и бед
Всех больше добыча
Нужна на обед.
И вот наконец
Он встречает такую
И к ней подбегает,
От счастья ликуя.
Жирнее и лучше
Ему не найти!..
Но страшно к такой
Одному подойти.
Он вертится,
Ей преграждая дорогу,
Жуков проходящих
Зовёт на подмогу.
Борьба за добычу
Была нелегка:
Её поделили
Четыре жука.

АННА-ВАННА, БРИГАДИР
— Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!
Мы их не обидим:
Поглядим и выйдем!
— Уходите со двора,
Лучше не просите!
Поросят купать пора,
После приходите.
— Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят
И потрогать спинки —
Много ли щетинки?
— Уходите со двора,
Лучше не просите!
Поросят кормить пора,
После приходите.
— Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!
Рыльца — пятачками?
Хвостики — крючками?
— Уходите со двора,
Лучше не просите!
Поросятам спать пора,
После приходите.
— Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!
— Уходите со двора,
Потерпите до утра.
Мы уже фонарь зажгли —
Поросята спать легли.

ПРОГУЛКА
Мы приехали на речку
Воскресенье провести,
А свободного местечка
Возле речки не найти!
Тут сидят и там сидят.
Загорают и едят,
Отдыхают, как хотят,
Сотни взрослых и ребят!
Мы по бережку прошли
И поляночку нашли.
Но на солнечной полянке
Тут и там — пустые банки
И, как будто нам назло,
Даже битое стекло!
Мы по бережку прошли,
Место новое нашли.
Но и здесь до нас сидели:
Тоже пили, тоже ели,
Жгли костёр, бумагу жгли —
Насорили и ушли!
Мы прошли, конечно, мимо...
— Эй, ребята! — крикнул Дима.
Вот местечко хоть куда!
Родниковая вода!
Чудный вид!
Прекрасный пляж!
Распаковывай багаж!
Мы купались,
Загорали,
Жгли костёр,
В футбол играли —
Веселились, как могли!
Пили квас,
Консервы ели,
Хоровые песни пели...
Отдохнули и — ушли!
И остались на полянке
У потухшего костра:
Две разбитых нами склянки,
Две размокшие баранки —
Словом, мусора гора!
Мы приехали на речку
Понедельник провести,
Только чистого местечка
Возле речки не найти!

ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ И ПЯТЬ
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Озабоченно и хмуро
Я на градусник смотрю:
Где моя температура?
Почему я не горю?
Почему я не больной?
Я здоровый! Что со мной?
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Живот потрогал — не болит!
Чихаю — не чихается!
И кашля нет! И общий вид
Такой, как полагается!
И завтра ровно к девяти
Придётся в школу мне идти
И до обеда там сидеть —
Читать, писать и даже петь!
И у доски стоять, молчать,
Не зная, что же отвечать...
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Я быстро градусник беру
И меж ладоней долго тру,
Я на него дышу, дышу
И про себя прошу, прошу:
«Родная, миленькая ртуть!
Ну, поднимись ещё чуть-чуть!
Ну, поднимись хоть не совсем —
Остановись на «тридцать семь»!»
Прекрасно! Тридцать семь и два!
Уже кружится голова!
Пылают щёки (от стыда!)...
— Ты нездоров, мой мальчик?
- Да!..
Я опять лежу в постели —
Не велели мне вставать.
А у меня на самом деле —
Тридцать шесть и пять!

ГРИПП
У меня печальный вид, —
Голова моя болит,
Я чихаю, я охрип.
Что такое?
Это — грипп!
Не румяный гриб в лесу,
А поганый грипп
в носу!
В пять минут меня раздели,
Стали все вокруг жалеть.
Я лежу в своей постели —
Мне положено болеть.
Поднялась температура.
Я лежу и не ропщу —
Пью солёную микстуру,
Кислой горло полощу.
Ставят мне на грудь горчичник,
Говорят: «Терпи, отличник!»
После банок на боках
Кожа в синих пятаках.
Кот Антошка прыг с окошка
На кровать одним прыжком.
— Хочешь, я тебе, Антошка,
Нос засыплю порошком?
Кот Антошка выгнул спину
И мурлычет мне в ответ:
«Прибегать к пенициллину
Мне? Коту? С таких-то лет?!»
Я коту не возражаю —
Бесполезно возражать,
Я лежу, соображаю,
Сколько мне ещё лежать?
День лежу, второй лежу,
Третий — в школу не хожу.
И друзей не подпускают, —
Говорят, что заражу!..
Эх, подняться бы сейчас
И войти в четвёртый класс:
«Зоя Павловна, ответьте,
Что тут нового у вас?
Зоя Павловна, ответьте!..»
Зоя Павловна молчит...
Я на Марс лечу в ракете...
На меня медведь ворчит...
— Как дела, неугомонный?
Как здоровье? Спишь, больной?
Это — лечащий, районный
Врач склонился надо мной.
Я ненавижу слово «спать»!
Я ёжусь каждый раз,
Когда я слышу: «Марш в кровать!
Уже десятый час!»
Нет, я не спорю и не злюсь —
Я чай на кухне пью.
Я никуда не тороплюсь.
Когда напьюсь — тогда напьюсь!
Напившись, я встаю
И, засыпая на ходу,
Лицо и руки мыть иду...
Но вот доносится опять
Настойчивый приказ:
-А ну, сейчас же марш в кровать!
Одиннадцатый час!»
Нет, я не спорю, не сержусь —
Я не спеша на стул сажусь
И начинаю кое-как
С одной ноги снимать башмак.
Я, как герой, борюсь со сном,
Чтоб время протянуть,
Мечтая только об одном:
Подольше не заснуть!
Сквозь спор знакомых голосов
Мне ясно слышен бой часов,
И папа маме говорит:
«Смотри, смотри! Он сидя спит!»
Я ненавижу слово «спать»!
Я ёжусь каждый раз,
Когда я слышу: «Марш в кровать!
Уже десятый час!»
Как хорошо иметь права
Ложиться спать хоть в час! Хоть в
В четыре! Или в пять!
А иногда, а иногда
(Й в этом, право, нет вреда!) —
Всю ночь совсем не спать!
Для больного человека
Нужен врач, нужна аптека.
Входишь — чисто и светло.
Всюду мрамор и стекло.
За стеклом стоят в порядке
Склянки, банки и горшки,
В них пилюльки и облатки,
Каши,
мази,
порошки —
От коклюша, от ангины,
От веснушек на лице,
Рыбий жир,
таблетки хины
И, конечно, витамины —
Витамины
«А«,
«В»,
«С»!
Есть душистое втиранье
От укусов комаров,
Есть микстура от чиханья.
Проглотил — и будь здоров!
Клейкий пластырь от мозолей
И настойка на траве
От ломоты и от болей
В животе и в голове.
Есть микстура от мигрени!
Но нельзя сказать врачу:
— Дайте средство мне от лени!
От «могу», но «не хочу»!
Хорошо бы, это средство
Поскорей изобрели,
Чтобы все лентяи с детства
Принимать его могли:
Те ребята, чьи отметки
Обнаруживают лень, —
По одной, по две таблетки
Три-четыре раза в день!
Появись лекарство это,
Я купил бы два пакета.
Нет, не два, а целых три!
Нужно, что ни говори!..

САШИНА КАША
Живёт на свете Саша.
Во рту у Саши каша —
Не рисовая каша,
Не гречневая каша,
Не манка,
Не овсянка
На сладком молоке, —
С утра во рту у Саши
Слова простые наши —
Слова простые наши
На русском языке.
Но то, что можно внятно
Сказать для всех понятно,
Красиво,
чисто,
ясно, —
Как люди говорят, —
Наш Саша, так корёжит,
Что сам понять не может:
Произнесёт словечко:
И сам тому не рад!
Он скажет:
«До свидания!»
А слышится:
«До здания!»
Он спросит:
«Где калоши?»
А слышно:
«Это лошадь?»
Когда он вслух читает,
Поймёшь едва-едва:
И буквы он глотает,
И целые слова.
Он так спешит с налёта
Прочесть,
спросить,
сказать,
Как будто тонет кто-то,
А он бежит спасать...
Он может, но не хочет
За речью последить.
Нам нужен переводчик
Его переводить.

ЧИСТОПИСАНИЕ
Писать красиво не легко:
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко».
За буквой буква,
к слогу слог.
Ну хоть бы кто-нибудь
помог!..
Сначала «да», потом уж «ет».
Уже написано «даёт»,
Уже написано «даёт»,
Но тут перо бумагу рвёт.
Опять испорчена тетрадь —
Страничку надо вырывать!
Страничка вырвана, и вот:
«Ко-ро-ва мо-ло-ко да-ет».
«Корова молоко даёт»,
А нужно всё наоборот:
«Даёт корова молоко»!..
Вздохнём сначала глубоко,
Вздохнём, строку перечеркнём
И дело заново начнём.
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко»,
Перо цепляется за «ко»,
И клякса чёрная, как жук,
С конца пера сползает вдруг.
Одной секунды не прошло —
Как скрылись: «ко», и «мо»,
и
Ещё одну страничку вон!
А за окном со всех сторон:
И стук мяча, и лай щенка,
И звон какого-то звонка, —
А я сижу, в тетрадь гляжу —
За буквой букву вывожу:
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко»...
Да! Стать учёным не легко!
«ло»...

ОДНА РИФМА
Шёл трамвай десятый номер
По бульварному кольцу.
В нём сидело и стояло
Сто пятнадцать человек.
Люди входят и выходят,
Продвигаются вперёд.
Пионеру Николаю
Ехать очень хорошо.
Он сидит на лучшем месте —
Возле самого окна.
У него коньки под мышкой:
Он собрался на каток.
Вдруг на пятой остановке,
Опираясь на клюку,
Бабка дряхлая влезает
В переполненный вагон.
Люди входят и выходят,
Продвигаются вперёд.
Николай сидит скучает,
Бабка рядышком стоит.
Вот вагон остановился
Возле самого катка,
И из этого вагона
Вылезает пионер.
На свободное местечко
Захотелось бабке сесть.
Оглянуться не успела —
Место занято другим.
Пионеру Валентину
Ехать очень хорошо,
Он сидит на лучшем месте,
Возвращается с катка.
Люди входят и выходят,
Продвигаются вперёд.
Валентин сидит скучает,
Бабка рядышком стоит.
Этот случай про старушку
Можно дальше продолжать,
Но давайте скажем в рифму:
— Старость нужно уважать!
Я приехал на Кавказ,
Сел на лошадь в первый раз.
Люди вышли на крылечко.
Люди смотрят из окна, —
Я схватился за уздечку,
Ноги сунул в стремена.
— Отойдите от коня
И не бойтесь за меня!
Мне навстречу гонят стадо.
Овцы блеют,
Бык мычит.
— Уступать дорогу надо! —
Пастушонок мне кричит.
Уши врозь, дугою ноги,
Лошадь стала на дороге.
Я тяну её направо —
Лошадь пятится в канаву.
Я галопом не хочу.
Но приходится —
Скачу.
А она раскована,
На ней скакать рискованно.
Доскакали до ворот,
Встали задом наперёд.
— Он же ездить не умеет! —
Удивляется народ. —
Лошадь сбросит седока,
Хвастуна и чудака.
— Отойдите от коня
И не бойтесь за меня!
По дороге в тучах пыли
Мне навстречу две арбы.
Лошадь в пене,
Лошадь в мыле,
Лошадь встала на дыбы.
Мне с арбы кричат: — Чудак,
Ты слетишь в канаву так!
Я в канаву не хочу,
Но приходится —
Лечу.
Не схватился я за гриву,
А схватился за крапиву.
— Отойдите от меня,
Я не сяду больше на эту лошадь
На рынке корову старик продавал,
Никто за корову цены не давал.
Хоть многим была коровёнка нужна,
Но, видно, не нравилась людям она.
— Хозяин, продашь нам корову свою?
— Продам. Я с утра с ней на рынке стою
— Не много ли просишь, старик, за неё?
— Да где наживаться! Вернуть бы своё!
— Уж больно твоя коровёнка худа!
— Болеет, проклятая. Прямо беда!
— А много ль корова даёт молока?
— Да мы молока не видали пока...
Весь день на базаре старик торговал,
Никто за корову цены не давал.
Один паренёк пожалел старика:
— Папаша, рука у тебя нелегка!
Я возле коровы твоей постою,
Авось продадим мы скотину твою.
Идёт покупатель с тугим кошельком,
И вот уж торгуется он с пареньком:
— Корову продашь?
— Покупай, коль богат.
Корова, гляди, не корова, а клад!
— Да так ли! Уж выглядит больно худой!
— Не очень жирна, но хороший удой.
— А много ль корова даёт молока?
— Не выдоишь за день — устанет рука.
Старик посмотрел на корову свою:
— Зачем я, Бурёнка, тебя продаю?
Корову свою не продам никому,
Такая скотина нужна самому!
Ёлку вырублю в лесу,
Ёлку в школу принесу!
Всю в сосульках ледяных,
В крепких шишках смоляных,
Со смолою на стволе,
Со снежинкой на смоле.
Если встречу я в лесу
Настоящую лису,
Я на ёлку покажу
И в лесу лисе скажу:
— Ты, лиса, меня не трогай,
Ты беги своей дорогой,
Не задерживай, прошу:
Я Новый год встречать спешу.
Мне навстречу выйдут волки,
Скажут: «Стой-ка, паренёк!
На опушке вместо ёлки
Почему торчит пенёк?»
Дятел клювом простучит:
«Почему пенёк торчит?»
На деревья снег ложится,
Всё в сугробах, всё в снегу.
И от зверя и от птицы
Я на лыжах убегу!
Я принёс из лесу ёлку —
Наглядеться не могу!
От подставки до макушки —
Сто четырнадцать огней,
На ветвях висят хлопушки,
И звезда горит на ней!
Разноцветные флажки,
Золотые петушки,
А под ёлкой — дед Мороз,
Ватный снег его занёс.
Приходите к нам, друзья!
Эту ёлку выбрал я.
Ты не спишь,
Подушка смята,
Одеяло на весу...
Носит ветер запах мяты,
Звёзды падают в росу.
На берёзах спят синицы,
А во ржи перепела...
Почему тебе не спится,
Ты же сонная легла?
Ты же выросла большая,
Не боишься темноты...
Может, звёзды спать мешают?
Может, вынести цветы?
Под кустом лежит зайчиха,
Спать и мы с тобой должны.
Друг за дружкой
Тихо-тихо
По квартирам ходят сны.
Где-то плещут океаны,
Спят медузы на волне.
В зоопарке пеликаны
Видят Африку во сне.
Черепаха рядом дремлет,
Слон стоит, закрыв глаза.
Снятся им родные земли
И над землями гроза.
Ветры к югу повернули,
В переулках — ни души.
Сонно на реке Амуре
Шевельнулись камыши,
Тонкие качнулись травы,
Лес как вкопанный стоит...
У далёкой
У заставы
Часовой в лесу не спит.
Он стоит —
Над ним зарницы,
Он глядит на облака:
Над его ружьём границу
Переходят облака.
На зверей они похожи,
Только их нельзя поймать...
Спи. Тебя не потревожат.
Ты спокойно можешь спать.
Я тебя будить не стану:
Ты до утренней зари
В тёмной комнате,
Светлана,
Сны весёлые смотри.
От больших дорог усталый,
Тёплый ветер лёг в степи.
Накрывайся одеялом,
Спи...

СМЕНА
День был весенний,
Солнечный,
Ясный.
Мчались машины
По площади Красной.
Мчались машины,
Где надо — гудели,
В каждой из них
Пассажиры сидели:
В ЗИЛе-110, в машине зелёной,
Рядом с водителем — старый учёный.
В «Чайке» — седой генерал-лейтенант,
Рядом с шофёром — его адъютант,
В бежевой «Волге» — шахтёр из Донбасса,
Знатный забойщик высокого класса.
В серой «Победе» — известный скрипач,
И в «Москвиче» — врач.
Шины машин
По брусчатке шуршат.
Время не ждёт.
Пассажиры спешат:
Кто в академию
На заседание,
Кто на футбольное состязание,
Кто посмотреть из машины столицу,
Кто на концерт,
Кто на службу в больницу.
Вдруг впереди
Тормоза завизжали —
Это шофёры педали нажали:
Чёрные,
Белые,
Жёлтые,
Синие
Остановились машины у линии.
Остановились.
Стоят.
Не гудят.
А из машин пассажиры глядят.
Ждут пассажиры,
Водители ждут —
Мимо машин ребятишки идут!
По пешеходной
Свободной
Дорожке
Топают,
Топают,
Топают ножки —
Маленьким гражданам
Детского сада
Здесь перейти
Эту улицу надо.
Дети проходят.
А взрослые — ждут,
Ждут уже пять с половиной минут!
Ждут.
Не шумят.
Никого не ругают —
Это же наши ребята шагают!
Наши защитники дела Советов!
Наши рабочие!
Наши поэты!
Учителя,
Агрономы,
Артисты!
Воины!
Ленинцы!!
Коммунисты!!!
Каждому ясно:
Ну как же не ждать,
Будущей смене дорогу не дать!
Дети прошли.
Постовой обернулся:
— Добрая смена! —
И сам улыбнулся.
— Смена! —
Кивнул постовому шофёр.
— Смена! —
Промолвил с улыбкой шахтёр.
— Слава народа! —
Учёный сказал.
«Сила!» —
Подумал седой генерал.
(Быль)
Три девочки — три школьницы
Купили эту вазу.
Искали,
Выбирали,
Нашли её не сразу —
Овальную,
Хрустальную,
Чудесного стекла.
Из тех, что в магазине
Стояли на витрине,
Овальная,
Хрустальная —
Она одна была.
Сперва, от магазина,
Несла покупку Зина,
А до угла бульвара
Несла её Тамара.
Вот у Тамары Женя
Берёт её из рук,
Неловкое движение —
И вдруг...
В глазах подруг
Туманом застилаются
И небо и земля,
А солнце отражается
В осколках хрусталя.
Три девочки — три школьницы
Стоят на мостовой.
К трём девочкам — к трём школьницам
Подходит постовой:
— Скажите, что случилось?
— Разби... разби... разбилась!
Три школьници рыдают
У Кировских ворот.
Подружек окружает
Взволнованный народ:
— Скажите, что случилось?
— Разби... разби... разбилась!
— Скажите, что случилось?
Что здесь произошло?
— Да, говорят, разбилось
Какое-то стекло!
— Нет! Не стекло, а ваза! —
Все три сказали сразу. —
Подарок мы купили.
Нас выбрал пятый класс.
Подарок мы купили,
Купили и... разбили!
И вот теперь ни вазы,
Ни денег нет у нас!
— Так вот какое дело! —
Толпа тут загудела.
— Не склеишь эти части! —
Сказал один шофёр.
— Действительно, несчастье! —
Заметил старый мастер.
И, на осколки глядя,
Вздохнул огромный дядя —
Заслуженный боксёр...
В том самом магазине,
Где вазы на витрине,
В громадном магазине
Людей полным-полно:
От лётчика-майора
До знатного шахтёра —
Кого там только нету!
А нужно всем одно.
Под звонким объявлением
«СТЕКЛО, ХРУСТАЛЬ, ФАРФОР»
Большое оживлецие —
Идёт горячий спор:
— Пожалуйста, гранёную!
— Не эту, а зелёную!
— Не лучше ли, товарищи,
Из красного стекла?
— Вот эту, что поближе,
Которая пониже!
— Что скажете, товарищи?
Не слишком ли мала? —
Шофёру ваза нравится —
Зелёная красавица.
А лётчику — прозрачная,
Как голубой простор.
— А я бы выбрал эту,
Красивей вазы нету! —
Сказал майору вежливо
Заслуженный боксёр.
Три юных пятиклассницы
Сидят, переживая,
Что их везёт трёхтонная
Машина грузовая.
Даёт проезд машине
Знакомый постовой,
Тамаре, Жене, Зине
Кивает головой.
А девочки в волнении,
Одна бледней другой:
В кабине, на сидении, —
Подарок дорогой!
— Нельзя ли чуть потише,
Товарищ дядя Гриша! —
Водителю подруги
В окошечко стучат.
Шофёр в ответ смеётся:
— У нас не разобьётся!
У нас другой порядок —
Не как у вас, девчат!
Учительнице скромной
За труд её огромный
К шестидесятилетию —
В большое торжество —
В просторном школьном зале
Три школьницы вручали
Подарок драгоценный.
Подарок?
От кого?
От штатских и военных —
Людей обыкновенных,
Простых советских граждан,
Что меж собой дружны.
От нашего народа,
Что крепнет год от года.
От пионеров,
Школьников —
От всех детей страны!

ХИЖИНА ДЯДИ ТОМА
На сцене шёл аукцион:
Детей с отцами разлучали.
И звон оков, и плач, и стон
Со всех сторон в толпе звучали.
Плантатор лезет негру в рот —
Он пересчитывает зубы.
Так покупают только скот,
Его ощупывая грубо.
«Кто больше?.. Продан!.. Чей черёд?
Эй, чёрный! Встать! Ты здесь не дома!»
Шатаясь, Том шагнул вперёд.
Друзья! Купите дядю Тома!
«А ну, за этого раба
Кто больше долларов предложит?»
Том! В чьих руках твоя судьба?
Кто заплатить за выкуп сможет?
«Кто больше?» — «Больше денег нет!»
«Кто больше?» — «Вот ещё монету!»
«Кто больше?» — «Вот ещё браслет!
Ещё возьмите брошку эту!»
«Кто купит негра? Кто богат?» —
Плантатор набивает цену,
И гневно зрители глядят
Из темноты на эту сцену.
«Кто больше?.. Раз!.. Кто больше?.. Два!»
И вдруг из зрительного зала,
Шепча какие-то слова,
На сцену девочка вбежала.
Все расступились перед ней,
Чуть не упал актёр со стула,
Когда девчушка пять рублей
Ему, волнуясь, протянула.
Она молчала и ждала,
И это та была минута,
Когда в порыве против Зла
Добро сильнее, чем валюта!
И воцарилась тишина,
Согретая дыханьем зала.
И вся Советская страна
За этой девочкой стояла...
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
Как товарищ, как знакомый,
Как приятель, он не раз
Провожал её до дома,
До калитки в поздний час.
Очень часто с нею вместе
Он ходил на стадион.
И о ней как о невесте
Никогда не думал он.
Но родители-мещане
Говорили так про них:
«Поглядите! К нашей Тане
Стал захаживать жених!»
Отворяют дверь соседи,
Улыбаются: «Привет!
Если ты за Таней, Федя,
То невесты дома нет!»
Даже в школе! Даже в школе
Разговоры шли порой:
«Что там смотрят в комсомоле?
Эта дружба — ой-ой-ой!»
Стоит вместе появиться,
За спиной уже: «Хи-хи!
Иванов решил жениться,
Записался в женихи!»
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
И не думал он влюбляться
И не знал до этих пор,
Что он будет называться
Глупым словом «ухажёр»!
Чистой, честной и открытой
Дружба мальчика была.
А теперь она забыта!
Что с ней стало? Умерла!
Умерла от плоских шуток,
Злых смешков и шепотков,
От мещанских прибауток
Дураков и пошляков.

СОН
Мне снился сон, что я плыву —
Плыву во сне, как наяву:
В далёкий край, к чужой земле,
На океанском корабле.
Везут, везут меня туда,
Чтоб там оставить навсегда!
Чужой на палубе народ —
Гуляет, курит, ест и пьёт,
На мачте иностранный флаг,
И слышу я чужой язык,
И всё вокруг меня не так,
Как я люблю,
Как я привык.
Не покупал билета я
На этот пароход!
За что в какие-то края
Он мальчика везёт!
Не знаю как,
Не знаю, где
Я в этот трюм попал,
А только знаю: быть беде!
И я теперь пропал —
Без папы с мамой,
Без друзей,
Без родины моей!
Смеётся кто-то надо мной:
«Попался, пионер!»
А я хочу домой!
Домой?!
Домой в СССР!!!
И если только я смогу
В чужом порту сбежать —
Я убегу!
Я убегу!!
Меня не удержать!!!
И вдруг над самой головой
Такой знакомый звон:
Звонит будильник, сам не свой
Меня спасает он...
Как хорошо, что наяву
Я не в Америке живу!
Как нитка-паутиночка,
Среди других дорог
Бежит, бежит тропиночка,
И путь её далёк.
Бежит, не обрывается,
В густой траве теряется,
Где в гору поднимается,
Где под гору спускается,
И путника усталого —
И старого и малого —
Ведёт себе, ведёт...
В жару такой тропинкою
Идёшь, идёшь, идёшь,
Уморишься, намаешься —
Присядешь, отдохнёшь;
Зелёную былиночку
В раздумье пожуёшь
И снова на тропиночку
Встаёшь.
Тропинка продолжается,
Опять в траве теряется,
Опять в овраг спускается,
Бежит через мосток,
И в поле выбирается,
И в поле вдруг кончается —
В родной большак вливается,
Как в речку ручеёк.
Асфальтовое, новое,
Через леса сосновые,
Через луга медовые,
Через поля пшеничные,
Полянки земляничные, —
Во всей своей красе, —
Дождём умыто, росами,
Укатано колёсами,
Раскинулось шоссе!
Идёт оно от города,
Ведёт оно до города,
От города до города
Иди себе, иди,
По сторонам поглядывай,
Названья сел угадывай,
Что будет впереди.
Устанешь — место выберешь,
Присядешь отдохнуть,
Глядишь — дорогой дальнею
И катит кто-нибудь.
Привстанешь, чтоб увидели,
Попросишь подвезти.
Эх, только б не обидели
И взяли по пути!..
И старыми и новыми
Колёсами, подковами
И тысячами ног
Укатанных, исхоженных,
По всей стране проложенных,
Немало их, дорог —
Тропинок и дорог!
Весёлые, печальные,
То ближние, то дальние,
И лёгкие, и торные, —
Извилистые горные,
Прямые пешеходные,
Воздушные и водные,
Железные пути...
Лети!..
Плыви!..
Кати!..
О ЧЁМ НЕ ЗНАЕТ АЭРОФЛОТ..
Жил на большом аэродроме
Пернатый, маленький плебей —
В моторном рокоте и громе
Познавший счастье Воробей.
По расписанию полётов
Все самолёты он встречал
И друг от друга всех пилотов
По приземленью различал.
Уже с утра на лётном поле
Среди воздушных кораблей, —
Он не мечтал о лучшей доле,
Аэродромный Воробей.
Он жил в родном, привычном мире,
И вдруг на ум взбрело ему
На корабле ТУ-104
В полёт пуститься самому.
Был рейс как рейс. Но с рейсом этим
Среди других летел в Каир,
Вне списка, восемьдесят третий
На борт попавший пассажир.
Он без билета и без визы
В края далёкие летел,
Бросая этим дерзкий вызов
Всем министерствам разных дел.
Страсть к путешествиям — отрава! —
Москва — Париж, Москва — Бомбей,
Москва — Кабул, Москва — Варшава,-
Теперь летает Воробей.
Его не кормят стюардессы,
За ним не числится багаж,
В пути его живого веса
Не ощущает экипаж...
Крутыми тропинками в горы,
Вдоль быстрых и медленных рек,
Минуя большие озёра,
Весёлый шагал человек.
Четырнадцать лет ему было,
И нёс он дорожный мешок,
А в нём полотенце и мыло
Да белый зубной порошок.
Он встретить в пути не боялся
Ни змей, ни быков, ни собак,
А если встречал, то смеялся
И сам приговаривал так:
— Я вышел из комнаты тесной,
И весело дышится мне.
Всё видеть, всё знать интересно,
И вот я хожу по стране.
Он шёл без ружья и без палки
Высокой зелёной травой.
Летали кукушки да галки
Над самой его головой.
И даже быки-забияки
Мычали по-дружески: «М-му
И даже цепные собаки
Виляли хвостами ему.
Он шёл по тропам и дорогам,
Волков и медведей встречал,
Но зверь человека не трогал,
А издали только рычал.
Он слушал и зверя и птицу,
В колючие лазил кусты.
Он трогал руками пшеницу,
Чудесные нюхал цветы.
И туча над ним вместо крыши,
А вместо будильника — гром.
И всё, что он видел и слышал,
В тетрадку записывал он.
А чтобы ещё интересней
И легче казалось идти,
Он пел, и весёлая песня
Ему помогала в пути.
И окна в домах открывали,
Услышав — он мимо идёт,
И люди ему подпевали
В квартирах, садах, у ворот.
И весело хлопали дверью,
И вдруг покидали свой дом.
И самые хищные звери
Им были в пути нипочём.
Шли люди, и было их много,
И не было людям числа.
За ними по разным дорогам
Короткая песенка шла:
«Нам путь незнакомый не страшен,
Мы смело пройдём ледники.
С весёлою песенкой нашей
Любые подъёмы легки».
И я эту песню услышал,
Приятеля голос узнал,
Без шапки на улицу вышел
И песенку эту догнал.
Тяжёлые росли сады
И в зной вынашивались сливы,
Когда ворвался в полдень ливень
Со всей стремительностью молний
В паденье грома и воды.
Беря начало у горы,
Он шёл, перекосив пространства;
Рос и своё непостоянство,
Перечеркнув стволы деревьям,
Нёс над плетнями во дворы.
Он шёл, касаясь тополей,
На земли предъявляя право,
И перед ним ложились травы,
И люди отворяли окна,
И люди говорили: «Ливень, —
Необходимый для полей!»
Он шёл, качаясь.
Перед ним
Бежали пыльные дороги,
Вставали вёдра на пороге;
Хозяйка выносила фикус,
В пыли казавшийся седым.
Рождённый под косым углом,
Он шёл как будто в наступление
На мир,
На каждое селенье,
И каждое его движенье
Сопровождал весомый гром.
Давила плотность облаков,
Дымились тёплые болота,
Полями проходила рота,
И за спиною пехотинцев
Вода стекала со штыков.
Он шёл на пастбища, и тут
Он вдруг иссяк, и стало слышно,
Как с тополей сперва на крыши
Созревшие слетают капли,
Просвечивая на лету.
И ливня не вернуть назад,
И снова на заборах птицы,
И только в небе над станицей
На фюзеляже самолёта
Ещё не высохла гроза.
Снег кружится,
Снег ложится.
Снег! Снег! Снег!
Рады снегу зверь и птица
И, конечно, человек!
Рады серые синички —
На морозе мёрзнут птички,
Выпал снег — упал мороз!
Кошка снегом моет нос.
У щенка на чёрной спинке
Тают белые снежинки.
Тротуары замело,
Всё вокруг белым-бело:
Снего-снего-снегопад!
Хватит дела для лопат,
Для лопат и для скребков,
Для больших грузовиков.
Снег кружится,
Снег ложится.
Снег! Снег! Снег!
Рады снегу зверь и птица
И, конечно, человек!
Только дворник, только дворник
Говорит: — Я этот вторник
Не забуду никогда!
Снегопад для нас — беда!
Целый день скребок скребёт,
Целый день метла метёт,
Сто потов с меня сошло,
А кругом опять бело!
Снег!
Снег!
Снег!
Январь врывался в поезда,
Дверные коченели скобы.
Высокой полночи звезда
Сквозь тучи падала в сугробы.
И ветер, в ельниках гудя,
Сводил над городами тучи
И, чердаками проходя,
Сушил ряды простынь трескучих.
Он птицам скашивал полёт,
Подолгу бился под мостами
И уходил.
Был тёмный лёд
До блеска выметен местами.
И только по утрам густым
Ложился снег, устав кружиться.
Мороз.
И вертикальный дым
Стоит над крышами столицы.
И день идёт со всех сторон.
И от заставы до заставы
Просвечивают солнцем травы
Морозом схваченных окон.

ТРИ ВЕТРА
Три Ветра, три брата
По свету гуляли,
По свету гуляли —
Покоя не знали.
Не знали покоя
Себе на забаву,
Но разные были
По силе и нраву.
Был младший из братьев
И ласков и тих,
И был он слабее
Двух братьев своих.
Он целыми днями'
На воле резвился,
Он пылью дорожной
На травы ложился,
Сдувал одуванчики,
Трогал былинки
И в ельнике частом
Качал паутинки.
И было беспечным
Его дуновенье,
И было неслышным
Его появленье.
У среднего брата
Работы хватало,
Упрямства и силы
В нём было немало.
Любил потрепать он
Бумажного змея
И шапку сорвать
С головы ротозея.
Он дул-задувал,
Расходился на воле,
И мельницы в поле
Пшеницу мололи,
Столетних деревьев
Качались вершины,
На водную гладь
Набегали морщины,
И парусной лодке
Давал он движенье,
И было заметным
Его появленье.
Был третий, был старший
Из братьев Ветров
В своём удальстве
И жесток и суров.
Он знойным песком
Засыпал караваны,
Назло морякам
Волновал океаны.
И было, как видно,
Ему не впервые
Ломать, как тростинки,
Дубы вековые
И, крыши срывая,
Врываться в жилища.
Его называли:
Ветрило! Ветрище!
Владел им бессмысленный
Дух разрушенья,
И было внезапным
Его появленье.
Три Ветра, три брата
Гуляли по свету,
Но раз на рассвете
Попались Поэту.
И младшего Ветра,
Найдя его в поле,
Поэт подчинил
Своей мысли и воле:
Заставил его
Над рекою спуститься,
Пройти камышами,
Остыть, охладиться,
Чтоб людям уставшим,
За труд их в награду,
Нести на привалы
Живую прохладу.
И среднему брату
Пришлось покориться.
Он должен был в путь
Над землёю пуститься,
В пути собирать
Облака дождевые,
Вести их на юг,
За хребты снеговые,
В края, где колосья,
Зерно наливая,
Недвижно стояли,
Томясь, изнывая.
А старшего Ветра,
Последнего брата,
Поэт наш осилил
Упорством солдата.
И как он ни рвался
И чем ни грозился,
За братьями следом
И он подчинился.
Поэт ему дал
Направленье, заданье,
Вселил в него радостный
Дух созиданья
И к людям заставил
Пойти в подчиненье.
Вот так
Получается
Стихотворенье.
Я приехал на Кавказ,
Вылез в горы первый раз.
Мне сказали: «Выйди в горы —
Будешь к вечеру назад.
Полюбуйся на озёра,
Погляди на водопад.
Там совсем другое небо,
Рядом снежные хребты.
Ты же там ни разу не был,
Ты не видел красоты!»
Я ответа не нашёл.
Убедили — я пошёл.
«Ты пустился в путь опасный, —
Сердце мечется в груди. —
Сядь на камешек, несчастный,
Образумься, не ходи.
Умный в гору не пойдёт,
Умный гору обойдёт».
«Чем бы ты ни угрожало,
Как бы я ни уставал,
Я не видел перевала,
Я увижу перевал!»
Час шагаю, два шагаю,
На шестом в глазах круги,
Я с трудом передвигаю
Две натёртые ноги.
Утомлённый, одинокий,
Я к потоку подхожу,
Но в бушующем потоке
Красоты не нахожу.
Сердце бьётся: «Я устало,
Ты безумец. Я право:
Не увидишь перевала —
Не случится ничего».
«Как бы ты ни уставало,
Как бы я ни уставал,
Я не видел перевала,
Я увижу перевал!»
Вот уже на четвереньках
Я ползу по леднику,
Шаг — ступенька, два — ступенька,
Пот струится по виску.
Я карабкаюсь на скалы,
Лезу, падаю, встаю,
Мне в пути грозят обвалы,
Камни метят в жизнь мою.
Наконец-то я у цели!
Все подъёмы за спиной,
Все долины, все ущелья
Распростёрты подо мной!
Самый видный выбрав камень,
Из кармана вынув мел,
Я дрожащими руками
Нацарапал, как сумел:
«Умный в гору не пойдёт,
Умный гору обойдёт.
Как приеду в Теберду,
Так опять сюда приду!»

ОБЛАКА
Облака,
Облака —
Кучерявые бока,
Облака кудрявые,
Цельные,
Дырявые,
Лёгкие,
Воздушные —
Ветерку послушные...
На полянке я лежу,
Из травы на вас гляжу,
Я лежу себе — мечтаю:
Почему я не летаю,
Вроде этих облаков,
Я — писатель Михалков?!
Это было бы чудесно,
Чрезвычайно интересно,
Если б облако любое
Я увидел над собою
И движением одним
Оказался рядом с ним!
Это вам не самолёт,
Что летает «до» и «от» —
«От» Москвы «до» Еревана
Рейсом двести двадцать пять...
Облака в любые страны
Через горы, океаны
Могут запросто летать:
Выше, ниже — как угодно!
Тёмной ночью — без огня!
Небо — всё для них свободно
И в любое время дня.
Скажем, облако решило
Посмотреть Владивосток,
И — поплыло,
И поплыло...
Дул бы в спину ветерок!..
Плохо только, что бывает
Вдруг такая ерунда:
В небе облако летает,
А потом возьмёт растает,
Не оставив и следа!
Я не верю чудесам,
Но такое видел сам!
Лично!
Лёжа на спине,
Даже страшно стало мне!

ДЕСЯТИЛЕТНИЙ ЧЕЛОВЕК
Крест-накрест синие полоски
На окнах съёжившихся хат,
Родные тонкие берёзки
Тревожно смотрят на закат.
И пёс на тёплом пепелище,
До глаз испачканный в золе,
Он целый день кого-то ищет
И не находит на селе...
Накинув старый зипунишко,
По огородам, без дорог,
Спешит, торопится парнишка
По солнцу — прямо на восток.
Никто в далёкую дорогу
Его теплее не одел,
Никто не обнял у порога
И вслед ему не поглядел.
В нетопленной, разбитой бане
Ночь скоротавши, как зверёк,
Как долго он своим дыханьем
Озябших рук согреть не мог!
Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза.
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза.
Всё видевший, на всё готовый,
По грудь проваливаясь в снег,
Бежал к своим русоголовый
Десятилетний человек.
Он знал, что где-то недалече,
Быть может, вон за той горой,
Его, как друга, в тёмный вечер
Окликнет русский часовой,
И он, прижавшийся к шинели,
Родные слыша голоса,
Расскажет всё, на что глядели
Его недетские глаза.

ТРИ ТОВАРИЩА
Жили три друга-товарища
В маленьком городе Эн.
Были три друга-товарища
Взяты фашистами в плен.
Стали допрашивать первого,
Долго пытали его —
Умер товарищ замученный
И не сказал ничего.
Стали второго допрашивать,
Пыток не вынес второй —
Умер, ни слова не вымолвив,
Как настоящий герой.
Третий товарищ не вытерпел,
Третий — язык развязал.
— Не о чем нам разговаривать! —
Он перед смертью сказал.
Их закопали за городом,
Возле разрушенных стен.
Вот как погибли товарищи
В маленьком городе Эн.

ФРОНТОВИК ДОМОЙ ПРИЕХАЛ
Фронтовик домой приехал.
С фронта. В отпуск. На семь дней,
Больше года он не видел
Ни жены и ни детей.
Фронтовик домой приехал.
Снял шинель и сапоги,
Потемневшую портянку
Снял с натоптанной ноги.
Лёг в кровать под одеяло,
В доме тёплом и родном,
И уснул коротким, чутким,
Фронтовым, тревожным сном.
И ему приснилось ночью,
Что на поле боя он,
Что опять во фланг фашистам
Вышел третий батальон,
И опять его товарищ —
Неразлучный автомат
Бьёт по выцветшим шинелям
Наступающих солдат.
Человеку бой приснился,
И проснулся он в поту.
Ничего не понимая,
Он вгляделся в темноту.
И, увидев очертанья
Шкапа, стула и стола,
Вспомнил дальнюю дорогу,
Что до дома довела,
Вспомнил встречи фронтовые,
Боевых своих друзей,
Молодых артиллеристов
С дальнобойных батарей,
Вспомнил песню про Каховку,
Вспомнил ночи у Днепра...
И с открытыми глазами
Провалялся до утра.
Фронтовик домой приехал...
Месяц — декабрём зовут.
Снег идёт. Морозит слабо.
Увлечённый снежной бабой,
Я за городом живу.
Я страдаю оттого,
Что во сне всё чаще вижу
Нос бессмысленный и рыжий —
Вид моркови у него.
Над зрачками из углей
Деревянные ресницы.
Перед бабой-небылицей
Я ребёнка не смелей.
Кочерыжки, снега хруст,
Угольки, щепа, мочало...
Может, это всё начало
Мне неведомых «искусств»?
Только знаю, что в лесу
Будет март и воздух слабый,
И разлуку с этой бабой
Я легко перенесу.

ГОРА МОЯ
«Ты гора моя,
Забура моя,
В тебе сердца нет,
В тебе дверцы нет!»
Это выдумала девочка
Четырёх от роду лет.
Это выдумала Катенька,
Повторила,
Спать легла.
Только я сидел до полночи
На кухне, у стола.
Только я сидел до полночи
Под шорохи мышей.
Всё сидел и всё обламывал
Острия карандашей.
А потом я их оттачивал
И обламывал опять,
Ничего не в силах выдумать,
Чтобы лечь спокойно спать...

ЛЕВ И ЯРЛЫК
Проснулся Лев и в гневе стал метаться,
Нарушил тишину свирепый, грозный рык —
Какой-то зверь решил над Львом поиздеваться:
На львиный хвост он прицепил ярлык.
Написано: «Осёл», есть номер с дробью, дата,
И круглая печать, и рядом подпись чья-то...
Лев вышел из себя: как быть? С чего начать?
Сорвать ярлык с хвоста?! А номер?! А печать?!
Ещё придётся отвечать!
Решив от ярлыка избавиться законно,
На сборище зверей сердитый Лев пришёл.
«Я Лев или не Лев?» — спросил он раздражённо.
«Фактически вы Лев! — Шакал сказал резонно. —
Но юридически, мы видим, вы Осёл!»
«Какой же я Осёл, когда не ем я сена?!
Я Лев или не Лев? Спросите Кенгуру!»
«Да! — Кенгуру в ответ. — В вас внешне, несомненно,
Есть что-то львиное, .а что — не разберу!..»
«Осёл! Что ж ты молчишь?! — Лев прорычал в смятенье. —
Похож ли я на тех, кто спать уходит в хлев?!»
Осёл задумался и высказал сужденье:
«Ещё ты не Осёл, но ты уже не Лев!..»
Напрасно Лев просил и унижался,
От Волка требовал, Шакалу объяснял.
Он без сочувствия, конечно, не остался,
Но ярлыка никто с него не снял.
Лев потерял свой вид, стал чахнуть понемногу,
То этим, то другим стал уступать дорогу,
И как-то на заре из логовища Льва
Вдруг донеслось ослиное: «И-аа!»
***
Мораль у басни такова:
Иной ярлык сильнее Льва!

ДВЕ ПОДРУГИ
«Красиво ты живёшь,
Любезная сестрица! —
Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь. —
На чём ты ешь и пьёшь,
На чём сидишь,
Куда ни глянешь — все из-за границы!»
«Ах, если б, душенька, ты знала, —
Со вздохом Крыса отвечала, —
Я вечно что-нибудь ищу!
Я день-деньской в бегах за заграничным —
Всё наше кажется мне серым и обычным,
Я лишь заморское к себе в нору тащу:
Вот волос из турецкого дивана!
Вот лоскуток персидского ковра!
А этот нежный пух достали мне вчера —
Он африканский. Он от Пеликана!»
«А что ты ешь? — спросила Крысу мышь. —
Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!»
«Ах, душенька! — ей Крыса отвечала. —
Тут на меня ничем не угодишь!
Вот разве только хлеб я ем и сало!..»
Мы знаем, есть ещё семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки...
А сало... русское едят!

ЗАЯЦ ВО ХМЕЛЮ
В день именин, а может быть, рожденья,
Был Заяц приглашён к Ежу на угощенье.
В кругу друзей, за шумною беседой,
Вино лилось рекой. Сосед поил соседа.
И Заяц наш как сел,
Так, с места не сходя, настолько окосел,
Что, отвалившись от стола с трудом,
Сказал: «Пшли домой!» — «Да ты найдёшь ли дом? —
Спросил радушный Ёж. —
Поди как ты хорош!
Уж лёг бы лучше спать, пока не протрезвился!
В лесу один ты пропадёшь:
Все говорят, что Лев в округе объявился!»
Что Зайца убеждать? Зайчишка захмелел.
«Да что мне Лев! — кричит. — Да мне ль его бояться?
Я как бы сам его не съел!
Подать его сюда! Пора с ним рассчитаться!
Да я семь шкур с него спущу!
И голым в Африку пущу!..»
Покинув шумный дом, шатаясь меж стволов,
Как меж столов,
Идёт Косой, шумит по лесу тёмной ночью:
«Видали мы в лесах зверей почище Львов,
От них и то летели клочья!..»
Проснулся Лев, услышав пьяный крик, —
Наш Заяц в этот миг сквозь чащу пробирался.
Лев цап его за воротник!
«Так вот кто в лапы мне попался!
Так это ты шумел, болван?
Постой, да ты, я вижу, пьян —
Какой-то дряни нализался!»
Весь хмель из головы у Зайца вышел вон!
Стал от беды искать спасенья он:
«Да я... Да вы... Да мы... Позвольте объясниться!
Помилуйте меня! Я был в гостях сейчас.
Там лишнего хватил. Но всё за вас!
За ваших Львят! За вашу Львицу!
Ну как тут было не напиться?!»
И, когти подобрав, Лев отпустил Косого.
Спасён был хвастунишка наш.
Лев пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного,
Но обожал... подхалимаж.

БЕЗ ВИНЫ ПОСТРАДАВШИЕ
Прослушать певчих птиц однажды пригласили
Начальство — Льва. (Лев был в чинах и в силе,
И перед ним, дыханье затая,
На задних лапках многие ходили.)
Лев прибыл на концерт. На сцену попросили
Певцов: Скворца и Соловья.
Перед лицом таким, робея от волненья,
Чуть арию свою не позабыл Скворец,
Но под конец
Так разошёлся молодец,
Такое на него напало вдохновенье,
Что диву бы дался любой ценитель пенья.
Какой солист!
То вдруг защёлкает, то перейдёт на свист,
То иволгой кричит, то кенарем зальётся,
Кудахчет курицей, как человек смеётся,
И выходкам весёлым нет конца!
Но тут заметили, что, слушая Скворца,
Ни разу Лев не улыбнулся,
Напротив — даже отвернулся!
Вот соловья черёд. Лев морщится опять!
Что это значит? Как понять?..
Ему на месте не сидится,
Он хочет встать!
Его с трудом удерживает Львица...
А Соловей?.. Как сладко он поёт!
Какие он верха берёт!
Но, гривою тряхнув, Лев с места вдруг встаёт
И, не дослушав песни соловьиной,
Уходит со своею половиной...
Лиса уж тут как тут: «Певцы тому причиной!
Кто их назвал «солистами лесов»?
Ни дикции, ни голосов!
На Льва всё время я смотрела —
Он возмущался то и дело!
Скандал! Позор!»
И отдан был приказ: «Певцов направить в хор
Заставить наново.учиться!»
Но как же так могло случиться?
Лев к пенью вкус имел
(Он даже сам немного пел
И, говорят, довольно мило),
Послушать мастеров ему приятно было.
Чего ж он морщился?.. Он лишнего поел,
И тут как раз ему живот схватило!..
А бедные певцы, которых сдали в хор,
Когда бы не Орёл, там пели б до сих пор!
***
Я басню написал тем людям в назиданье,
Что вкруг начальства вьются без конца,
Готовые уже за указанье
Считать обычное чиханье
Вышестоящего лица.

НЕПЬЮЩИЙ ВОРОБЕЙ
Случилось это
Во время птичьего банкета:
Заметил Дятел-тамада,
Когда бокалы гости поднимали,
Что у Воробушка в бокале —
Вода! Фруктовая вода!!
Подняли гости шум, все возмущаться стали,
«Штрафной» налили Воробью.
А он твердит своё: «Не пью! Не пью! Не пью!»
«Не поддержать друзей? Уж я на что больная, —
Вопит Сова, — а всё же пью до дна я!»
«Где ж это видано, не выпить за леса
И за родные небеса?!» —
Со всех сторон стола несутся голоса.
Что делать? Воробей приклювил полбокала.
«Нет! Нет! — ему кричат. — Не выйдет! Мало! Мало!
Раз взялся пить, так пей уже до дна!
А ну налить ему ещё бокал вина!»
Наш скромный трезвенник недолго продержался —
Все разошлись, он под столом остался...
С тех пор прошло немало лет,
Но Воробью теперь нигде проходу нет,
И где бы он ни появился,
Везде ему глядят и шепчут вслед:
«Ах, как он пьёт!», «Ах, как он разложился!»,
«Вы слышали? На днях опять напился!»,
«Вы знаете? Бросает он семью!»
Напрасно Воробей кричит: «Не пью-ю!
Не пью-ю-ю!!»
***
Иной, бывает, промахнётся
(Бедняга сам тому не рад!),
Исправится, за ум возьмётся,
Ни разу больше не споткнётся,
Живёт умней, скромней стократ,
Но если где одним хоть словом
Его коснётся разговор,
Есть люди, что ему готовы
Припомнить старое в укор:
Мол, точно вспомнить трудновато,
В каком году, каким числом...
Но где-то, кажется, когда-то
С ним что-то было под столом!..

ЛИСА И БОБЁР
Лиса приметила Бобра:
И в шубе у него довольно серебра,
И он один из тех Бобров,
Что из семейства мастеров, —
Ну, словом, с некоторых пор
Лисе понравился Бобёр!
Лиса ночей не спит: «Уж я ли не хитра?
Уж я ли не ловка к тому же?
Чем я своих подружек хуже?
Мне тоже при себе пора
Иметь Бобра!»
Вот Лисонька моя, охотясь за Бобром,
Знай вертит перед ним хвостом,
Знай шепчет нежные слова
О том, о сём...
Седая у Бобра вскружилась голова,
И, потеряв покой и сон,
Свою Бобриху бросил он,
Решив, что для него, Бобра,
Глупа Бобриха и стара...
Спускаясь как-то к водопою,
Окликнул друга старый Ёж:
«Привет, Бобёр! Ну, как живёшь
Ты с этой... как её... с Лисою?»
«Эх, друг! — Бобёр ему в ответ. —
Житъя-то у меня и нет!
Лишь утки на уме у ней да куры:
То ужин — там, то здесь — обед!
Из рыжей стала чёрно-бурой!
Ей всё гулять бы да рядиться,
Я — в дом, она, плутовка, — в дверь.
Скажу тебе, как зверю зверь:
Поверь,
Сейчас мне впору хоть топиться!..
Уж я подумывал, признаться,
Назад к себе — домой податься!
Жена простит меня, Бобра, —
Я знаю, как она добра...»
«Беги домой, — заметил Ёж, —
Не то, дружище, пропадёшь!..»
Вот прибежал Бобёр домой:
«Бобриха, двери мне открой!»
А та в ответ: «Не отопру!
Иди к своей Лисе в нору!»
Что делать? Он к Лисе во двор!
Пришёл. А там — другой Бобёр!
Смысл басни сей полезен и здоров
Не так для рыжих Лис, как для седых Бобров
Весёлый Чиж в пансионате «Клён»
Не ведал, что творит, когда однажды он,
По простоте душевной
на скамейке
Спел песню на ушко знакомой Канарейке.
Наутро загудел лесной пансионат:
«Она ведь замужем! А он, поди, женат!»
«Вы видели, как он ей лапку жал,
Когда её на ванны провожал!»
«Он так влюблён, — вовсю злословят Куры, —
Что пропускает даже процедуры!»
«Она меняет каждый день наряды, —
За туалетами её не уследишь!..»
Чиж ловит на себе с утра косые взгляды,
И слышит за спиной, и слышит где-то рядом:
«Чиж с Канарейкой!»
«С Канарейкой Чиж!»
«Они прошли!» — стрекочет вслед Сорока.
«Они идут!» — шипит жена Орла...
Затравленный вконец,
Чиж улетел до срока,
А Канарейка в клинику слегла...
Мещанское гнилое любопытство,
Как будто бы за нравственность борясь, —
За дух морали выдаёт бесстыдство
И всё хорошее затаптывает в грязь!
Обед давали у Вола.
Хлев переполнен был гостями.
А стол — харчами.
Пора бы уж гостям и сесть вокруг стола,
Но тут разнёсся слух: «К обеду ждут Осла!
Как только он изволит появиться,
Хозяйка знак подаст — гостям за стол садиться
Вот долгожданный гость явился наконец.
Напротив племенной Коровы
Посажен он в кругу Овец.
Хозяин налил всем: «Так будем же здоровы!
Внимание! Осёл имеет слово!»
Весёлые умолкли голоса.
Как наш Осёл завёл... насчёт овса!
Почём теперь овёс, да как овёс хранится,
Да почему сытней он, чем пшеница...
Он говорит уж полчаса.
Один Баран успел напиться,
Заснула старая Овца,
А речи про овёс всё нет и нет конца:
Ослу невмочь остановиться!
Уже гостям ни есть, ни пить, ни петь.
И начали ряды гостей редеть.
Окончен бал, как говорится.
Охрипшего Осла остался слушать Вол...
Как мог такой Осёл попасть к Волу за стол?
Ужели он с Волом был так сердечно дружен?
Осёл в почёте был. Осёл Волу был нужен:
Когда б кормушками на скотном он не ведал,
Он у Вола бы не обедал!
ЛЕВ И МУХА
Раз Мухе довелось позавтракать со Львом
От одного куска и за одним столом.
Вот Муха досыта наелась,
Напилась,
Собралась улететь, да, видно, расхотелось
(На львином ухе солнышком пригрелась),
Осталась на обед, а там и... прижилась.
В недолгом времени пошла молва,
Распространяться стали слухи
(Их разносили те же Мухи!),
Что Муха-де живёт советницей у Льва,
Что в ней
Гроза зверей
Души не чает.
Случись по делу отлучиться ей,
Так он уж загодя скучает —
Не ест, не пьёт,
И сам завёл такой обычай:
Когда уходит на добычу,
То Муху он с собой берёт,
А раз она сидит на львином ухе,
То может нажужжать, что в голову взбредёт!..
Ну, как тут не бояться Мухи?..
А Льву и невдомёк, что Муха так сильна,
Что перед ней все лезут вон из кожи
И что она
В его прихожей
Делами львиными подчас вершит одна!
***
У нашем басни цель: бороться против зла.
Так вот бы хорошо, когда б для пользы дела
Моя мораль до Львов дошла
И некоторых Мух легонечко задела —
За дело!
Индюк завидовал Гусям,
Что могут плавать там и сям.
Короче говоря,
Его к воде тянуло —
На реки, на озёра, на моря,
Откуда иногда солёным ветром дуло.
Но более всего его манило то,
Что краше моряков уж не одет никто!..
Везёт же Индюкам! Индюк попал на флот!
Индюк по-флотски ест. Индюк по-флотски пьёт.
В тельняшку он одет, как ходят все на флоте.
Но в воду вы его и силой не столкнёте:
Подальше от воды на суше он живёт.
А если с берега увидит вдруг волну,
Так уж кричит: «Тону-у!..»
Заехал раз Индюк домой, на птичий двор,
И произвёл фурор.
О нём лишь только разговор:
«Какой моряк! Ах! Ах! — кудахчут Куры. —
Какой жаргон!
И как татуирован он!
А мы живём за Петухами, дуры!»
Надулся наш Индюк, вдруг став героем дня,
Хвост распустил, а сам что было сил
(Хотя особенно никто и не просил)
Заголосил:
«Родня!
Берите все пример с меня!
Довольно вам в пыли купаться!
Я — водоплавающий, братцы!
Жить не могу без корабля!
Аврал! Форштевень! Брамселя!»
Захлопал крыльями весь птичий двор вокруг
«Как мы горды! Нас посетил Индюк!»
И даже сам Петух пропел «кукареку!»,
Воздав хвалу морскому Индюку.
***
Так прячутся порой нахалы и невежды
За громкие слова и пышные одежды.
коты и мыши
Кот Тимофей — открытая душа —
Коту Василию принёс в зубах мыша:
Кот Васька отмечал день своего рожденья
И принимал преподношения...
Увидев дичь, что гость ему принёс,
Хозяин проурчал, брезгливо морща нос:
«Спасибо, брат! Но только зря старался!
Давно прошли те дни,
Когда мышами я питался...
Уж ты меня, дружище, извини!»
Смущённый гость был удивлён безмерно:
Чтоб кот не ел мышей? Ослышался, наверно!
Хотел переспросить, но... подали обед:
Сметану, масло, сыр, печёнку и паштет,
Колбасы всех сортов и даже
Такую колбасу, которой нет в продаже!
К столу всё новые закуски подносили.
Тимошка-кот наелся до ушей.
«Вот так, брат, и живём... — мурлыкал кот Василий, —
Обходимся, как видишь, без мышей!»
Когда бы у меня читатели спросили,
О чём завёл я в этой басне речь,
Я им ответил бы, что данный кот Василий
Жрал то, что должен был стеречь!
А эдаких котов, не ловящих мышей, —
Из кладовых пора бы гнать взашей!
Топтыгин занемог: вскочил чиряк на шее —
Ни сесть ему, ни лечь, ни охнуть, ни вздохнуть
И не уснуть.
Вот Дятла он велит к себе позвать скорее,
Чтоб тот чиряк немедленно проткнуть.
За Дятлом послано... Как лекарь появился,
Он тотчас же и так и сяк
Со всех сторон обследовал чиряк,
Но вскрыть его, однако, не решился,
Топтыгину сказав при этом так:
«Уж если сам, злодей, до ночи не прорвётся
И протыкать его придётся,
То следует созвать совет из лекарей.
К тому ж у Филина, известно, клюв острей!»
За Филином, за Петухом послали...
Глаз не сомкнул больной всю ночь.
На утренней заре врачи слетаться стали.
Слетелись и... сидят — решают, как помочь.
И сообща приходят к мненью:
«Чиряк покамест не вскрывать!
А если к вечеру не будет облегченья,
Собраться вновь и Журавля позвать,
Поскольку у него и глаз вернее,
И клюв длиннее!»
Тем временем Медведь, ворочаясь в углу,
Вдруг ненароком придавил Пчелу.
И храбрая Пчела, как это ей пристало,
Жужжа в шерсти, своё вонзила жало.
И ожил наш Медведь! Пчела его спасла!
Вздохнули лекари: им тоже легче стало
Не потому, что жало в цель попало,
А потому, что малая Пчела
С них, так сказать, ответственность сняла!..
***
Перестраховщики! Я басню вам прочёл
Не для того, чтоб вы надеялись на Пчёл!

ШАРИК-БОБИК
У ресторана «Горная вершина»,
Где ждут курортников и шашлыки и вина,
С утра до вечера крутился тихий Пёс,
Всем посетителям равно хвостом виляя,
На трезвых не рыча, на пьяного не лая,
Он повседневно здесь своё дежурство нёс.
Пёс откликался на любую кличку,
И это у него вошло в привычку:
Окликнут Шариком — он вмиг хвостом вильнёт.
«Эй, Бобик!» — он уже к чужой коленке льнёт,
А сам глядит в глаза — глядит и не моргнёт!
«А ну, Дружок! Поди сюда, собачка!»
Собачка тут как тут! — и ей уже подачка:
Кидает чья-нибудь рука
То косточку от шашлыка
С кусочком сладкого, поджаренного жира,
То птичье крылышко, то просто ломтик сыра...
Нет, хлеба не искал курортный этот пёс —
От хлебного куска он воротил свой нос...
Его собратья сторожат жилища,
На складах тявкают, врага по следу ищут —
Несут служебный долг, гордясь своим постом,
А этому милее кров и пища,
Добытые глазами и хвостом...
***
Любых мастей и видов тунеядцы!
Ведь это вы попали в басню, братцы!

ЗАЯЦ И ЧЕРЕПАХА
Однажды где-то под кустом
Свалила Зайца лихорадка.
Болеть, известно как, не сладко:
То бьёт озноб его, то пот с него ручьём,
Он бредит в забытьи, зовёт кого-то в страхе...
Случилось на него наткнуться Черепахе.
Вот Заяц к ней: «Голубушка... воды...
Кружится голова... Нет сил моих подняться,
А тут рукой подать — пруды!»
Как Черепахе было отказаться?..
Вот минул час, за ним пошёл другой,
За третьим начало смеркаться, —
Всё Черепаху ждёт Косой.
Всё нет и нет её. И стал больной ругаться:
«Вот чёртов гребешок! Вот костяная дочь!
Попутал бес просить тебя помочь!
Куда же ты запропастилась?
Глоток воды, поди, уж сутки жду...»
«Ты что ругаешься?» — Трава зашевелилась.
«Ну, наконец, пришла, — вздохнул больной. —
Явилась! -
«Да нет, Косой, ещё туда-а иду...»
Я многих черепах имею здесь в виду.
Нам помощь скорая подчас нужна в делах,
Но горе, коль она в руках
У черепах.
БОЛЬНОЙ КАБАН
К учёной птице — умному Павлину —
Хавронья на приём явилась не одна —
Хавронья привела с собою Кабана.
(Павлин был доктором — умел лечить скотину!)
Павлин спросил: «Чем вам помочь, друзья?»
«Мой Боров заболел! — ответила Свинья. —
Весь день на всех рычит, копытами топочет —
Всем угрожает он! Знать ничего не хочет!
Доходит дело чуть ли не до драк.
Он никаких не терпит возражений
И не стесняется в подборе выражений».
«Я очень нервным стал!» — заметил мрачный Хряк.
Павлин задумался: «Скажите, а бывает,
Что и на Льва он голос поднимает?»
«Нет, этого пока не замечала я,
Со львами вежлив он», — прохрюкала Свинья.
«Быть может, он волков и тигров оскорбляет?»
«Нет, этого мой Хряк себе не позволяет!»
«Ну что ж, — сказал Павлин, — диагноз мой таков:
Поскольку ваш супруг не трогаёт волков,
Ни тигров и ни львов, а значит, разумеет,
Что голос повышать на сильного не смеет,
И перед ними вовремя робеет, —
Он, с точки зренья докторов,
Здоров!»
***
Знавал я одного начальника такого,
На подчинённых брызгал он слюной.
«Уволю! Накажу! — кричал он через слово. —
Как вы стоите тут передо мной?»
Его однажды вызвали, прижали,
И у него коленки задрожали:
«Простите! — говорит. — Я нервный! Я больной!»

СОРОКА-НАУШНИЦА
Сорока запросто к Орлу домой ходила.
(Что уж само собой довольно странно было,
Хотя не нам судить
О том, как жить Орлам, с кем дружбу им водить,
Но в данном случае Сорока та была
Подругой юности сестры жены Орла...)
Орёл, что в облаках над прочими парил
И в силу этого от жизни оторвался, —
По прихоти жены с Сорокою общался,
Ей лично лапу жал и с нею говорил.
Сорока верещит, Сорока в курсе дел:
Тот — свил себе гнездо, а этот — улетел...
Орёл в два уха слушает Сороку,
А у неё любое лыко в строку:
«Я слышала на днях, как Соловей поёт,
Подумать только, с кем концерты он даёт:
Как ночью на пруду заквакают лягушки,
Он начинает вторить им с опушки...»
«Ну, а Скворец?»
«Ах, это ли певец!
Сказать по совести, он только то и знает,
Что каждую весну скворечники меняет...»
«Что скажешь про Дрозда?»
«Признаюсь, не тая,
Как осень, так глядит в заморские края...»
Сорока верещит без всякого стесненья —
Орёл о птицах формирует мненье...
***
Иной, что мнит себя на должности Орлом,
Таких «наушниц» держит под крылом!

КУКУШКА И СКВОРЕЦ
«Чего распелся ты так рано над крыльцом?» —
Кукушка из лесу Скворцу прокуковала.
«Ах, если бы, Кукушечка, ты знала! —
Ей отвечал Скворец. — Я нынче стал отцом!
Теперь мне в пору петь с рассвета до заката:
В скворечнике моём пищат мои Скворчата!
Я полон гордостью — растёт мой скромный дом!»
«Вот невидаль! Нашёл же чем гордиться! —
Кукушка из лесу в ответ. —
Чем удивил ты белый свет!
По мне, так лучше быть свободной птицей!»
«А где несёшься ты?»
«В любом чужом гнезде!»
«А где твои птенцы?»
«Не знаю где. Везде!»
«Да кто ж выводит их?»
«Другие их выводят.
Я не из тех, кто в этом смысл находит...
Семья мне не нужна. Я жить одна хочу,
Куда задумаю — туда и полечу!
Где захочу — там прокукую.
Вот, Скворушка, тебе бы жизнь такую!»
«Нет, — отвечал Скворец. — Пример моих отцов
Подсказывает мне иметь весной птенцов!»
И надо же такому вдруг случиться:
Пернатый хищник, старый вор,
Скворчатинкой задумав поживиться,
Явился как-то раз к моим Скворцам во двор.
Но грозно встретила его семья Скворцов!
Едва отбившись от птенцов и от отцов,
Разбойник улетел. А над лесной опушкой
Он с одинокой встретился Кукушкой —
И всё ж позавтракал в конце концов!
Известно, что в лесах хватает всем работы...
Вершить делами нор и гнёзд
(А это видный и почётный пост)
В лесу назначили Енота.
Енота знают все. Он в обхожденье прост,
Не наступает никому на хвост
И личные ни с кем не сводит счёты...
Но вот
Проходит год.
Что видят зверь и птица?
В лесу порядка нет, хоть правит в нём Енот!
Кругом что только ни творится —
Он даже ухом не ведёт!
А если, случаем, кому и доведётся
С ним говорить, — тому готов ответ:
«Не время», «Обождём», «Проверим», «Утрясётся».
Где надобно решать — Енот ни «да», ни «нет».
Заохал, застонал лесной народ:
«И как могли мы ошибиться?
Енот — не тот!
Куда уж Суслику с нуждой к нему пробиться,
Когда Медведь — и то семь дней приёма ждёт?
Не тот Енот. Не тот!»
«Да, — с горечью вздохнув, заметил кто-то. —
Скорей дойдёшь, пожалуй, до Орла,
Чем до Енота!
А у Орла куда важней дела!..»
***
В одной приёмной горсовета
На ум пришла мне тема эта.

ИВАН ИВАНЫЧ ЗАБОЛЕЛ..
Иван Иваныч заболел, —
Не потому, что он дурное что-то съел
Иль сквозняком его продуло, —
Но уж едва-едва он привстаёт со стула
И еле-еле руку подаёт,
А многих вообще не узнаёт.
Что спросишь — он в ответ то промычит невнятно,
А то возьмёт да заорёт:
«Я занят! Нет меня! Закройте дверь! Понятно?..»
Жену оставил он. С семьёй он не живёт...
Ближайшие друзья ему дают советы:
Один рекомендует спорт,
Другой — поехать на курорт,
А третий — соблюдать диету...
Больному нашему не впрок ни то, ни это!
Но вот
Иван Иваныча взялся лечить народ:
В один прекрасный день его освободили
От всех забот,
Что у бедняги были,
От всех хлопот
И даже от
Автомобиля,
Что день и ночь дежурил у ворот!
И всё пошло наоборот:
Иван Иваныча как будто подменили:
Кого не узнавал — теперь он узнаёт,
Кого не принимал — тех в гости сам зовёт,
С людьми он говорит охотно, просто, внятно,
Вернулся он в семью, отлично в ней живёт...
Понятно?!
Вот!
«На славу угощу! Держи стакан, сосед!
Вина такого не пивал ты сроду:
Ты только посмотри его на свет!
Попробуй на язык, увидишь: слаще мёду!»
Пригубил гость стакан, отпил глоток вина,
Поморщился... но выпил всё ж до дна.
«Ну, как вино?» —
«Признаться, скулы сводит. —
Оно, видать, давно в бочонке бродит?»
«Опомнись! Бог с тобой, дурная голова!
Чем говорить такие-то слова,
Не лучше ли вино распробовать сперва?»
«Уж я распробовал!»
«Распробовал, да худо!
Придётся повторить!»
«И не проси, не буду!
Я выпить был бы рад, но, право, не могу:
Недавно я хворал... Желудок берегу!»
«Давай, давай!»
И гость как ни старался,
Но устоять не смог: так в стельку нализался,
Что к вечеру уже в больнице оказался...
Пей, да с умом, и не греши вином!
Читатель мой! Смысл басни здесь в ином:
Нередко просят нас (не видя в том дурного)
Взять в штат работника заведомо дрянного,
В котором толку нету ни на грош.
А ведь нажмут покрепче — и возьмёшь!
Раз вышла с басней у меня запарка:
Я сел писать про львиный юбилей,
А сколько львы живут? Забыл я, хоть убей!
Ну, что же, позвоню в контору Зоопарка!
Звоню. Прошу помочь в неведенье моём.
Мне отвечают очень лаконично:
«Подобных справок мы заочно не даём!
Зайдите лично!»
Что делать? Захожу. Прошу мне справку дать.
«Откуда? Кто такой?» — «Поэт я. Автор басен».
«Придётся подождать!» — «Ждать? Что, вопрос не ясен?»
«Нет, ясен ваш вопрос, но... надо подождать!»
Покорно жду... И наконец решенье:
«Львы не собаки! (Важный аргумент!)
Придётся вам прислать с запросом отношенье —
Получите ответ на документ!..
И дело это кончилось на том,
Что приобрёл я Брема первый том,
И там про львов прочёл такие вещи!..
И сколько львы живут, и кое-что похлеще...
***
Такую «бдительность» иные проявляют,
Чтоб ни за что нигде не отвечать,
А сами, между прочим, оставляют
В открытом сейфе круглую печать!

ГИГАНТ И ЦИТАТА
Один Гигант районного масштаба
Прославился на всю округу тем,
Что на любую из насущных тем
Мог прочитать доклад — на пять минут хотя бы.
Но мог и растянуть на пять часов подряд —
За счёт цитат...
Вот как-то при одном из выступлений,
Уже почти кончая свой доклад
Набором исторических сравнений,
Гигант запнулся... Люди говорят,
Что как бедняга ни старался,
Как за стакан с водой ни брался,
Но как дойдег до места: «...фараон
По имени Тутанхамон...» —
На этом слове спотыкался,
Произносил невнятно первый слог,
А три других совсем сказать не мог.
Так фараон безвестным и остался!
А виноват
Во всём был аппарат!
И тот, кто сочинил сей каверзный доклад,
Кто в глубине души таил надежду,
Что выведет на свет невежду!
По мне — уж если прибегаешь
К чужим и мыслям и трудам, —
О чём с трибуны «докладаешъ»,
Ты заучи хоть по складам!
Арбуз, что из земли тянул нещадно соки,
Что более других лежал на солнцепёке
И вырос до такой величины,
Что все другие кавуны
С ним оказались не равны,
Перед собратьями своими возгордился:
«Я тяжелее всех, каков же я на вкус?!
Всяк скажет про меня: «Арбуз так уж арбуз!..»
Так до тех пор он хвастал и кичился,
Пока в хозяйских вдруг руках не очутился.
А как попал под нож,
То оказался уж не так хорош:
Что толку, что велик? Велик, да толстокож!
На цвет, да как сказать, скорее бел, чем красен.
На вкус — трава травой...
***
Смысл этой басни ясен:
Иной, глядишь, и говорит пёстро,
Осанка хоть куда, так важно носит пузо,
А ковырни его да загляни в нутро —
Оно как у того Арбуза!
Два друга встретились: «Привет! Кого я вижу!»
«Привет, привет!» — «Откуда?» — «Из Парижу!»
«Ты был во Франции?» — «Да вот, как видишь, был!»
«Ну, расскажи скорей, как жил, куда ходил?»
«Признаться, мне жилось в Париже преотменно!»
«Ты видел Нотр-Дам? Понравилась ли Сена?»
«Я сена не искал. А что до нотр дам,
Скажу по совести, что их премного там,
И всех мастей! Но только нет, шалишь!
Не дам смотреть я послан был в Париж!»
«Зачем же ездил ты, приятель, за границу?»
«А что тут много говорить,
Нам есть чему в Европе поучиться,
Чтоб лучшее потом у нас внедрить!»
«Какие ж новые ты видел достиженья?»
«Что ж... Видел кое-что... К примеру, взять кино:
У них в кино разрешено куренье,
У нас в кино курить запрещено!
А пепельницы там! Оформлены прекрасно!
А если бы ты знал, каких я вустриц ел!
Постой, куда же ты?» — «Да всё уже мне ясно:
Хоть много видел ты, да не туда смотрел!»
***
Таким «мыслителям» зачем бывать в Париже?
Их можно посылать куда-нибудь поближе!
Каких фамилий только нет:
Пятеркин, Двойкин, Супов,
Слюнтяев, Тряпкин-Дармоед,
Пупков и Перепупов!
В фамилиях различных лиц,
Порою нам знакомых,
Звучат названья рыб и птиц,
Зверей и насекомых:
Лисичкин, Раков, Индюков,
Селедкин, Мышкин, Телкин,
Мокрицын, Волков, Мотыльков,
Бобров и Перепелкин!
Но может некий Комаров
Иметь характер львиный,
А некий Барсов или Львов —
Умишко комариный.
Бывает, Коршунов иной
Синичкина боится!
А Чистунов слывёт свиньёй!
А Простачков — лисицей!
А Раков, если не дурак,
Невежда и тупица,
Назад не пятится, как рак,
А всё вперёд стремится!
Плевков фамилию сменил,
Топазовым назвался,
Но в основном — ослом он был,
Ослом он и остался!
А Грибоедов, Пирогов
Прославились навеки!
И вывод, стало быть, таков:
Всё дело не в фамилии, а в человеке!

ПОЛКАН И ШАВКА
Косого по лесу гоняя,
Собаки — Шавка и Полкан —
Попали прямо в пасть к волкам:
Им повстречалась волчья стая.
От страха Шавка вся дрожит:
«Полкаша... Некуда деваться...
Я чую смерть свою... Что будем делать?..» — «Драться!»
Полкан в ответ ей говорит. —
Я на себя возьму того, что покрупнее,
А ты бери того, что рядом с ним».
И, до врага достав прыжком одним,
Вцепился храбрый пёс зубами в волчью шею
И наземь Серого свалил, —
Но тут же сам растерзан был.
Что думать Шавке? Очередь за нею!
Тут Шавка взвизгнула — и в ноги бух волкам:
«Голубчики мои! Не погубите!
Сродни ведь прихожусь я вам!
Вы на уши мои, на хвост мой посмотрите!
А чем не волчья шерсть на мне?
Сбылась мечта моя — попала я к родне!
Пошли за мной, я показать вам рада,
Где у реки пасётся стадо...»
Вот волки двинулись за Шавкою гуськом,
Вначале лесом, после бережком,
Под стадо вышли, на хвосты присели,
Посовещалися на волчьем языке
И, от коров невдалеке,
На всякий случай раньше Шавку съели,
Но сами тож не уцелели —
В жестокой схватке полегли:
Сторожевые псы то стадо стерегли
И ружья пастухи имели...
***
Сей басне не нужна мораль.
Мне жаль Полкана. Шавки мне не жаль!
толстый и тонкий
«Я лягу на полок, а ты потри мне спину, —
Кряхтя, сказал толстяк худому гражданину. —
Да хорошенько веничком попарь.
Вот так-то я, глядишь, чуток и в весе скину.
Ты только, братец, не ошпарь!»
Трёт Тонкий Толстого. Одно пыхтит лежачий:
«Ещё разок пройдись!.. Ещё наддай!..
А ну, ещё разок! Смелей — я не заплачу!
А ну, ещё разок!..» — «Готово, друг! Вставай!
Теперь я для себя парку подкину.
Мочалку мылить твой черёд!»
«Нет, братец, уж уволь! Тереть чужую спину
Мне не положено по чину.
Кто трёт другим, тот сам себе потрёт!»
***
Смеялся от души народ,
Смотря в предбаннике, как Тонкий одевался
И как в сторонке Толстый волновался:
Он чином ниже оказался!
свинки и свиньи
Сидели в клетке две Морские Свинки,
Владелец их гулял на вечеринке,
А Свинки те смотрели из угла,
Как за столом компания пила:
От выпитых без счёта стопок водки
Тупели взгляды, хрипли глотки,
Бессвязной становилась речь,
Одних — тянуло в пляс, других — клонило лечь...
«Мне страшно! Я боюсь! — сказала Свинка Свинке. —
Мурашки у меня уже бегут по спинке...
Что, если завтра нас отправят в институт
И станут так травить, как этих травят тут?»
«Не делай выводов и приглядись сначала! —
Вторая Свинка первой отвечала. —
Никто не травит их. Они же сами пьют!
Ты слышишь, как они поют,
Хоть, правда, в голосах и нет у них единства!»
«Что ж происходит здесь?»
«Здесь происходит... свинство!»

ОСЁЛ В ОБОЙМЕ
Ослу доверили однажды пост завидный.
Лесным дельцам сказать не в похвалу —
Какой-то важный зверь, где надо, очевидно,
По дружбе оказал протекцию Ослу...
Осёл на должности что было сил старался:
Одним указывал, других учить пытался;
Но как бы он себя с достоинством ни вёл, —
Каким он был, таким он и остался:
Ушами поведёт — все видят, что Осёл!..
По лесу поползли невыгодные слухи.
В порядке критики пришлось при всех признать:
«Не оправдал надежд товарищ Лопоухий!
Не справился. С поста придётся снять».
И вот на пост Слона, ушедшего в отставку,
Зачислили Осла. Опять на ту же ставку!..
И снова слухи по лесу ползут:
«Он, говорят, проштрафился и тут!»
Одни смеются, а другие плачут:
«Что, если к нам теперь его назначат?!»
Вопрос с ослами ясен, но не прост:
Ты можешь снять с Осла, коль это нужно, шкуру
И накрутить ему за все ошибки хвост,
Но если уж Осёл попал в номенклатуру,
Вынь да подай ему руководящий пост!

СМЕЛОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
«Что делать нам с Лисой? Житья от Рыжей нет! —
Словами этими Индюк открыл совет. —
Все те, кто крякает, кудахчет на дворе,
Все скоро будут там... У Лисоньки в норе!
Кто хочет выступить? Какие есть суждения?
Как проучить злодейку наконец!..»
Тут кто-то с места внёс такое предложенье:
«Чтоб слышать издали Лисицы приближенье, —
Повесить ей на шею бубенец!..»
«Мы вовремя всегда успеем разбежаться!» —
Сказала Курица, приняв серьёзный вид.
«Да! — согласился Гусь. — Да! Я за это, братцы!
Идея хороша! Как в этом не признаться!
Но кто из нас её осуществит?!»
«Ну, это уж технический вопрос!» —
Ответил тот, кто предложенье внёс.
***
Я басню сочинил. Мораль её проста:
Без практики, увы, теория пуста!

ПЕТУХ-БОЛТУН
Петух с бессонницы завёл себе привычку
Всех раньше подниматься по утрам
И начинать до срока перекличку
Конь, что в упряжке за день наломался,
Не отдохнув, в конюшне просыпался.
Пёс вздрагивал во сне и открывал глаза.
Вставали на ноги Корова и Коза...
«Вставайте, лодыри! Проснитесь, лежебоки! —
Кричал Петух. — Проспали вы все сроки!
Довольно вам валяться на боку! —
Кукареку! Кукареку!»
Охрипнув от бессмысленного крика,
Всех на ноги подняв от мала до велика
И этим показав, какой «работник» он,
Петух потом весь день в крапиве отсыпался...
(Он даже в курах не нуждался
И годен был лишь разве на бульон!)
***
Подобное и среди нас бывает:
Иной, как тот Петух, с трибуны призывает,
Шумит, кричит, приказы отдаёт,
Работы требует. А сам баклуши бьёт!
«Приятелю привет! И ты, брат, на леченье?»
«Ты лучше бы меня не спрашивал, Петров!
Тут я к себе узнал такое отношенье,
Что, видно, мне придётся заявленье
Строчить на здешних докторов!
Одним больным — пилюли и микстуры,
Другим — и порошки, и грязи на живот,
И гальванические утром процедуры,
То ванны, то массаж, то на голову лёд,
Им специальная диета,
И более того: их водят на укол!
А мне, поверишь ли, прописан общий стол,
Побольше двигаться и не курить при этом.
И больше ни-че-го! Здесь явный произвол!..»
***
Ей-ей, такие есть, что завистью исходят,
Когда при них другим зонды и шприцы вводят!

СТАРЫЙ ЛЕВ
Лев юбилей справлял. Седой, почтенный Лев,
Как говорят, видавший в жизни виды.
Со своего поста ушёл он, одряхлев,
За время долгих лет остыли страсть и гнев,
А чем тупей клыки, тем тяжелей обиды...
Когда-то грозный рык уж не страшит теперь
Того, кто перед ним всегда дрожал от страха.
Спокойный, мудрый нрав обрёл с годами зверь,
И для него уже что — Слон, что — Черепаха!
И вот сейчас к нему посланцев шлют леса:
Овечки нараспев читают адреса
И лапу жмут ему тушканчики степные.
«Да здравствует наш Лев! — он слышит голоса. —
Живи ещё сто лет!» — и возгласы иные...
А он? Что может он? Должно быть, ни-че-го!
Что было, то прошло! Всё позади него!
Я был не раз на юбилеях Львов
И слышал множество пустоелейных слов.
По кладбищу, где испокон веков
Железный мир крестов, надгробий и венков
С живою зеленью бок о бок размещался,
Приезжий человек ходил и возмущался:
«Какая благодать! Порядок здесь какой!
Благоустройство! Тишина! Покой!
Что за часовенки! Каким плющом увиты!
Какие мраморные плиты!
Вот ведь живут! Куда ни посмотри:
Здесь — два венка, а там — их целых три!»
***
Тот человек, что завистью томим,
Завидует и мёртвым, как живым!

ЗНАКОМЫЙ ГОЛОС
О чём бы ни зашёл случайный разговор,
Он тут как тут — и сразу просит слова:
«Зачем и от кого поставлен здесь забор?
Что там поёт Петух? «Кукареку» не ново!
Козе — бубенчик? А Коню — хомут?
Где демократия? Где равноправный труд?
Гусиный выводок — не выводок, а каста!
Я не могу молчать! Довольно! Хватит! Баста!»
Восторженный галдёж пошёл среди Ворон:
«Как смело говорит! Как независим он!
Вот это критика! Жаль только, голос тонок!..»
Не удивительно, что голос тонок был, —
То на дворе испытывал свой пыл
Самонадеянный молочный Поросёнок!
***
Мне хочется сказать подобным демагогам:
Прочтите басню вашим педагогам!

СОКРАЩЕНИЕ РАСХОДОВ
Министр... а впрочем, нет! — директор Зоосада
Раз получил приказ. В нём говорилось: «Надо
Предельно сократить расход зерна на птиц».
Директор списки взял — Дроздов, Щеглов, Синиц —
И, сократив сто сорок единиц,
На место их зачислил трёх Орлиц,
Которым с этого же часа
Пошло довольствие: уж не зерно, а мясо!
Сто сорок или три?
Что ж! Не одно и то же!
А в корень посмотри:
Ведь мясо-то дороже?!
***
Не так ли в министерских аппаратах
Решают иногда вопрос о штатах?
Слон, Заяц и Осёл решили строить мост,
Но оказалось, что вопрос не прост
И многое для всех троих неясно...
«Поставить нужно мост, — твердил упрямый Слон, —
На каменных быках, закованных в бетон!»
«Нет! — Заяц возражал. — Быки? Бетон? Ужасно!
Мост должен лёгким быть! Всё, что легко, — прекрасно!»
«Послушайте, друзья! — седой Осёл изрёк. —
Нам следует сперва решить единогласно,
Как будем строить? Вдоль иль поперёк?!»
Вы спросите, о чём же басня эта?
О членах одного Учёного совета!
За честный труд и поощренья ради
Один из Муравьёв представлен был к награде —
К миниатюрным именным часам.
Но Муравей не получил награды:
Вышесидящий Жук чинил ему преграды,
Поскольку не имел такой награды сам!
Ах, если бы прискорбный этот случай
Был ограничен муравьиной кучей!

НЕ МЫ ЛИ ВИНОВАТЫ?..
Что там за шум?
Столпотворенье!
Из Мухи сделали Слона!
Все рвутся посмотреть:
как выросла она?!
Ксрзявки в панике.
Кит при особом мненье.
Слоны строчат куда-то
заявленья...
А Муха больше всех
сама удивлена,
Поскольку никогда в слона
не превращалась —
Какой она была,
такою и осталась!
Ей, прямо скажем, тяжело, —
Она, бедняжка, бьётся о стекло,
Пока вокруг неё кипят дебаты...
В подобных случаях не мы ли
виноваты?
свинья
Увидел Поросёнок заграницу —
Все тридевять земель, далёкие края.
Он вырос, возмужал, объездив все
столицы,
И вот домой вернулся, как... Свинья.
И что же?
Всё дома не по ней, всё дома ей негоже,
Знай хрюкает о том, что есть в чужой стране,
И на свиней заморских так похожа...
Что басню сочинять — и то противно мне!

ПОЛУПРАВДА
— Где наш отец? — выспрашивал
упрямо
Сын-Червячок у Мамы-Червячка
— Он на рыбалке! — отвечала
Мама...
Как Полуправда к Истине близка!
ВОДА
Живой водой полны земные реки.
И пусть она прозрачна не всегда,
Ей не чета рождённая в аптеке
Дистиллированная чистая вода.
Искусственно лишённая солей,
Она мертва — как ты её ни лей!
— Детёныша вскормить не велика наука! —
Кормящей Львице Жучка изрекла. —
Ты угонись за мной! Попробуй! Ну-ка!
Я нынче семерых под утро принесла!..
— Конечно, — проурчала мама-Львица, —
В собачьей логике ты, может быть, права.
И всё же мне позволь с тобой не согласиться:
Я одного ращу, зато, как видишь... Льва!
***
Приплодом никому не следует хвалиться —
Иному псу и лев в подмётки не годится,
И то, что выдают порой за льва,
То может за кота сойти едва-едва...

За Бюрократом Смерть пришла,
Полдня в приёмной прождала,
Полдня в приёмной просидела,
Полдня на очередь глядела,
Что всё росла,
А не редела...
И, не дождавшись... померла!
«Что-о! Бюрократ сильнее Смерти?»
Нет!
Но живучи всё же, черти!
Богатая старуха
В одной стране жила.
Богатая старуха
Внезапно умерла.
Остался без хозяйки,
Угрюм и одинок,
Такой же, как хозяйка,
Породистый Бульдог.
Имела та старуха
Племянников родных,
А также, по закону,
Наследников иных.
Имела та старуха
Солидный капитал...
Когда ж делить наследство
Заветный час настал,
Наследники узнали,
К позору своему,
Что всё — увы! — досталось
Бульдогу одному!
Не могут адвокаты
За это отвечать:
Законно завещанье —
Есть подпись и печать.
Старуха перед смертью
Составила его.
Она озолотила
Любимца своего!
Зачем собаке деньги?
Ходить в универмаг?
Бывают разве деньги
У кошек и собак?
Но стал миллионером
Осиротевший пёс,
И стал ещё курносей
Его курносый нос.
Согласно завещанью,
Живёт при нём слуга.
Он ездит с ним на гонки,
На скачки, на бега.
Квартира в самом центре —
На Пятой авеню.
Шеф-повар составляет
На каждый день меню:
На завтрак — сыр голландский,
Сардельки — на обед,
На ужин — фрикадельки,
Сардинки и паштет...
Он ездит на курорты —
Здоровье бережёт,
По средам парикмахер
«Под бокс» его стрижёт.
Есть у Бульдога вилла,
И новый «кадиллак»,
И сшитый по заказу
Собачий чёрный фрак.
Он ходит на приёмы
И там коктейли пьёт.
Знакомых собачонок
Уже не узнаёт!
Он в клуб миллионеров
Записан, как банкир.
У них он научился
Рычать при слове «мир».
Печатают газеты
С Бульдогом интервью.
Бульдог в них излагает
Позицию свою:
Собачью точку зренья
На космос, на прогресс...
Среди капиталистов
Бульдог имеет вес.
Влиятельной фигурой
Он в мире денег стал.
Чего не может только
Наделать Капитал!
Клопы собрата хоронили.
В причине горького конца
Они, как судьи, обвинили
На койке спавшего жильца.
Над прахом говорились речи.
Жилец ворочался во сне.
Напившись крови человечьей,
Клопы грустили на стене.
Спасаясь от врага, что на него напал,
И мало что уже соображая,
Зайчишка, в страхе по лесу петляя,
В нору к Лисе с разбегу вдруг попал.
Нет, не убежище для Зайца лисья хата!
Косой хотел рвануть было назад,
Но тут, придя в себя, увидел «детский сад»:
Лисицы дома нет — в норе одни лисята!..
«Опять не повезло! — сказал наглец Косой. —
А я-то шёл сюда расправиться с Лисой!..»
Зайчишка получил от Волка приглашенье
Пожаловать к нему с супругой на банкет.
Другой бы отписал: «...Примите уверенья...
Я нездоров... Мерси... Пардон... Привет...»
Но данный Волк, хоть не был гуманистом,
На зайцев не рычал, когда встречал,
Их не травил в лесу, не трогал в поле чистом,
На их поклон поклоном отвечал...
Вот почему, польщённый приглашеньем,
Сказав Зайчихе: «Причешись! Пойдём!»,
Придумав громкий тост, предвидя угощенье
И преисполненный почтенья,
Явился Заяц к Волку на приём.
Хозяин гостю рад: «Как долго не видались!
Да вы поправились!» — «На целый килограмм!»
Пока в прихожей зайчики топтались,
Хозяин подмигнул зубастым поварам...
Я тот банкет описывать не буду.
Для полной ясности я лишь сказать могу,
Что повара к столу подали блюдо,
И это было... заячье рагу!
Сравнение моё, быть может, грубовато,
Но я имел в виду зайчат‘ вступивших в НАТО!
Раз в тихом бочажке, под бережком, чуть свет
Рыбёшка мирная собралась на совет:
В реке их Щука донимала,
И от зубастой им житья не стало.
«Казнить разбойницу! Казнить — двух мнений нет!.
И Щука старая, как ни сильна была,
Всё ж кверху брюхом как-то раз всплыла...
Победа многих вдохновила:
«Преступница нам больше не страшна! —
Разумная Плотичка заявила, —
Но в дальней заводи живёт ещё одна.
Не худо бы расправиться и с нею!»
«Конечно, вам, Плотве, виднее, —
Из-под коряги молвил сытый Сом, —
Но, правду говоря, та Щука ни при чём —
Она сюда не заплывала,
Вам до неё и дела мало!»
Плотичка возражать на стала,
И дело кончилось на том...
В зелёных берегах текут спокойно воды,
Вьюны и Пескари в них водят хороводы,
И Караси не залезают в грязь,
Зубастой хищницы отныне не боясь.
Но мирные деньки не больно долго длились —
Исчезло в ясный день Плотичек десять штук,
Два Пескаря домой без плавников явились
И пропадать Уклейки стали вдруг.
Рыбёшкам снова не житьё, а мука:
Из дальней заводи переселилась Щука
И привела с собою двух подруг.
Мне бедных рыбок жаль. Зато другим наука:
Не слушайте Сомов, уничтожая Щук!
Вожак воров и сам матёрый вор,
Волк-живодёр
Как избежать облавы ни старался,
А всё ж попался.
Теперь над ним свершится приговор,
Не избежит преступник наказанья!
Свидетели дают
Правдивые, прямые показанья:
«Зарезал здесь овцу, задрал телёнка тут,
А там свалить коня не посчитал за труд...»
Улики налицо. Но судьи ждут,
Что им убийца скажет в оправданье.
«Известно, — начал Волк, — что испокон веков
Всегда травили нас, Волков,
И скверные про нас пускали толки.
Заблудится овца у сонных пастухов,
Корова пропадёт — всё виноваты Волки!
А Волки между тем давным-давно
Не могут видеть кровь, не могут слышать стоны.
На травку перешли и на зерно,
Сменили стол мясной на овощной — зелёный.
А если иногда то там, то тут
Ягнёнка одного, другого задерут,
Так только с целью самообороны...
Надеюсь я на объективный суд!..»
И порешили судьи тут
Дать Волку выговор и не лишать свободы,
Раз изменился нрав у всей его породы.
Но вот прошли уж годы,
Как огласили этот приговор,
А Волки нападают до сих пор
Всё на стада, а не на огороды!
У Джона было: два стандартных дома,
Два телевизора и новых два авто.
А у его однофамильца Тома:
Голодный взгляд и драное пальто.
Но в среднем эти оба гражданина,
По неким данным, жили наравне:
Дом, телевизор, новая машина —
Для одного достаточно вполне!

РОЖДЕНИЕ ОДЫ
К начальству вызвали бухгалтера-поэта,
Но принимал его не «зав», а «зам»:
«Вы пишите стихи, у вас выходит это,
А вот у нас выходит стенгазета,
И басни в ней писать мы поручаем вам!
Разить порок пером учитесь у Крылова, —
Возьмите образы зверей.
Курьершу хорошо изобразить Коровой,
Инспектора — Бобром... А впрочем, вам видней!»
Поэт, придя домой, был от смущенья красен:
Он знал, что путь его отныне стал опасен,
Ведь многие не любят басен.
Но всё же сел писать,
Начальству своему не в силах отказать.
А надобно сказать,
Был в этом пыльном тресте
Для баснописца непочатый край:
«Зав» — бюрократ (ни совести, ни чести!),
«Зам» — подхалим, начхозу — что ни дай!
Кого сравнишь с Ослом? Кого с Енотом?
Кого назвать Свиньёй? Как ни крути — поймут,
А там подсиживать начнут,
Чуть что — отнимут счёты
И выгонят с работы...
Поэт трудился до седьмого поту:
Стопу бумаги измарал,
Весь мир животных перебрал —
Опасна каждая порода!
Вертел поэт, крутил, к утру зашёл в тупик.
Обратно повернул, и в тот же миг...
Хвалебная начальству вышла ода!
Не ожидал он сам такого хода!
***
От баснописца не добьёшься толка,
Когда он лезет в лес, а сам боится волка!

ТИХИЙ ВОДОЁМ
Летела к югу стая диких уток.
Устав махать натруженным крылом,
Одна из них к исходу третьих суток
Отбилась от своих и села - за селом.
К ней подплыла домашних уток стая —
Сородичи по пуху и перу:
«Останься здесь! Придёшься ко двору!
Мы тут, как видишь, сыты, не летая!
Спокойно мы живём:
Нас не пугают выстрелы с болота —
Весной и осенью утиная охота
Обходит этот водоём...»
«Чуток передохну, — им Кряква отвечала, —
Но насовсем остаться не могу:
Мне, перелётной птице, не пристало
Сидеть безвылетно на вашем берегу!..»
Вот день прошёл... Прошли вторые сутки...
Прошла неделя... Месяц... Минул год...
Как изменился нрав у нашей дикой утки:
Среди домашних до сих пор живёт!
Она со всеми сыта у корыта, —
Что ей теперь озёра и леса?!
И среди прочих тем лишь знаменита,
Что изредка глядит на небеса...
Я встретил как-то по перу собрата,
И он со мною откровенен был:
«Я не сую свой нос ни в споры, ни в дебаты!
И хорошо живу — дай бог, чтоб ты так жил!»

СОЛОВЕЙ И ВОРОНА
Со дня рожденья четверть века
Справлял в дубраве Курский Соловей.
(Немалый срок и в жизни человека,
А соловью — тем паче юбилей!)
Среди лесных певцов подъём и оживленье:
Окрестные леса
Вручают юбиляру адреса.
Готовится банкет. Концерт на два часа.
И от Орла приходит поздравление.
Счастливый юбиляр растроган и польщён —
Не зря в своих кустах свистел и щёлкал он...
За праздничным столом в тот вечер шумно было.
На все ляды звенели голоса,
И лишь Ворона каркала уныло:
«Подумать только, чудеса!
Уж мне за пятьдесят давно перевалило,
И голосом сильней, и всем понятней я,
И столько раз Сова меня хвалила...
А юбилей — поди ж ты — Соловья!..»
***
Вот пишешь про зверей, про птиц и насекомых,
А попадаешь всё в знакомых...

РОМАШКА И РОЗА
«Прошу меня простить за обращенье в прозе! —
Ромашка скромная сказала пышной Розе. —
Но вижу я: вкруг вашего стебля
Живёт и множится растительная тля,
Мне кажется, что в ней для вас угроза!»
«Где вам судить о нас! — вспылила Роза. —
Ромашкам полевым в дела садовых Роз
Не следует совать свой нос!»
Довольная собой и всех презрев при этом,
Красавица погибла тем же летом, —
Не потому, что рано отцвела,
А потому, что дружеским советом
Цветка незнатного она пренебрегла...
***
Кто на других глядит высокомерно,
Тот этой басни не поймёт, наверно...

СЛОН-ЖИВОПИСЕЦ
Слон-живописец написал пейзаж,
Но раньше, чем послать его на вернисаж,
Он пригласил друзей взглянуть на полотно:
Что, если вдруг не удалось оно?
Вниманием гостей художник наш польщён!
Какую критику сейчас услышит он?
Не будет ли жесток звериный суд?
Низвергнут? Или вознесут?
Ценители пришли. Картину Слон открыл.
Кто дальше встал, кто подошёл поближе.
«Ну, что же, — начал Крокодил, —
Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу!..»
«Что Нила нет, в том нет большой беды! —
Сказал Тюлень. — Но где снега! Где льды?»
«Позвольте! — удивился Крот. —
Есть кое-что важней, чем лёд!
Забыл художник огород».
«Хрю-хрю, — заметила Свинья, —
Картина удалась, друзья!
Но с точки зренья нас, Свиней,
Должны быть жёлуди на ней».
Все пожеланья принял Слон.
Опять за краски взялся он
И всем друзьям по мере сил
Слоновьей кистью угодил,
Изобразив снега, и лёд,
И Нил, и дуб, и огород,
И даже мёд!
(На случай, если вдруг Медведь
Придёт картину посмотреть...)
Картина у Слона готова,
Друзей созвал художник снова.
Взглянули гости на пейзаж
И прошептали: «Ералаш!»
***
Мой друг! не будь таким слоном
Советам следуй, но с умом!
На всех друзей не угодишь,
Себе же только навредишь.

ТРИ ПОРТРЕТА
Был однорук и одноглаз
Великий хан Ахмед.
Трём живописцам как-то раз
Он заказал портрет.
«Иметь портрет угодно мне, —
Всем трём он заявил, —
Где б я в бою и на коне
Написан вами был!»
Трубят рога. На грозный суд
Того, кто всех сильней,
Два первых автора несут
Работу многих дней.
Перед портретом хан встаёт,
Разгневан, возмущён:
Нет! Он себя не узнаёт!
Нет! На коне не он!
«Я одноглаз и однорук,
А этот хан сидит —
Двумя руками держит лук,
Во все глаза глядит!
Ты исказить меня посмел,
И ты мне дашь ответ!
Гнать лакировщика!» — велел
Сердитый хан Ахмед...
Своим вторым портретом хан
Не меньше оскорблён.
«Я узнаю коварный план! —
Затрясся в гневе он. —
На радость всем врагам вокруг
Ты подчеркнул, смутьян,
Что одноглаз и однорук
Твой повелитель-хан!..»
Неосторожный реалист
Погиб во цвете лет...
Его собрат, дрожа как лист,
Ещё несёт портрет.
Поскольку хан изображён
Верхом и не анфас,
Неясно, однорук ли он
И есть ли правый глаз.
Видна здоровая рука,
Что крепко держит щит,
И левый глаз, что цел пока,
Как у орла глядит!..
Ловкач-художник стал богат,
Ходил в больших чинах
И умер, люди говорят,
При многих орденах.
Я среди авторов не раз
Встречал таких ребят —
Они не пишут жизнь анфас,
Всё в профиль норовят!

ЖУРАВЛЬ И ХАВРОНЬЯ
В «Лесных Пенатах»
На выставке картин художников пернатых
Произошёл неслыханный скандал:
Портретом Журавля Хавронья возмутилась,
Как на базаре, с ним при всех сцепилась,
И тот, в сердцах, ей по загривку дал!
Всё началось, как я сказал, с портрета.
Хавронья хрюкнула: «Как выставляют это?»
«Что именно?» — послышалось в ответ.
«Да всю эту мазню, включая ваш портрет!»
«Позвольте!..»
«Да! Да! Да! Вы не туда идёте!»
«Помилуйте!»
«Погрязли вы в болоте!»
«Да как вы смеете!»
«Как смела до сих пор!..»
Печально кончился «дискуссионный» спор...
Но что, по существу, Хавронью так задело!
Хотите знать? Тут вот в чём было дело:
Журавль был графиком — он клювом рисовал
Хавронья пятачком картины малевала.
Мазков на полотне — Журавль не признавал,
Штрихов на полотне — Свинья не признавала.
Я лично не терплю абстрактное искусство,
Но чувство меры — это тоже чувство...
Застав с карандашом трёхлетнего малютку,
Что портил на полу бумажный белый лист,
Встревожился отец — и не на шутку:
«Ребёнок — абстракционист?!
Кого нарисовал ты?»
«Маму».
«Маму?!
А это что?»
«Трамвай!» — сказал малыш.
«Трамвай?!»
«Трамвай!» — послышалось упрямо.
«О, боже мой! И здесь уже Париж!!!»
И молодой отец, дрожащими руками
Из рук младенца выхватив «мазню»,
Велел её предать немедленно огню...
***
Кто может подсказать, что делать с дураками?
Абстрактных два художника однажды,
С дороги сбившись, мучились от жажды,
Пока один, который побойчей, —
Вдруг не наткнулся на ручей!
На счастье, в том ручье вода была реальна;
В своих традициях и не оригинально
Она правдиво меж камней текла...
***
А если бы она абстрактною была?!

ЗЕРНО САТИРЫ
Какой-то Критик, полный самомненья,
Однажды в землю посадил Зерно.
И часа не прошло, как, потеряв терпенье,
Он побежал смотреть, не проросло ль оно.
Увы! Не проросло!.. Тут Критик наш в волненье
Взял вытащил Зерно, перевернул,
Другим концом в другую лунку ткнул
И вновь его землёй засыпал аккуратно,
Час переждал и выкопал опять:
«Непостижимо! Непонятно!
Зерно не хочет прорастать!
Что за упорное, упрямое Зерно!
Ну, просто смех!.. Да что-то не смешно!»
***
Не пропадут сатириков труды,
Коль их не дёргать без нужды!
Жил-был мужской портной — хороший мастер.
«Собаку съел» он по портновской части,
И это было видно по тому,
Что каждый, кто хотел принарядиться,
Мечтал попасть на очередь к нему:
Так трудно было мастера добиться.
И в самом деле,
Портной не портил зря сукно —
Отлично на заказчиках сидели
Что пиджаки, что брюки — всё равно!
Сезон сменял сезон — так проходили годы.
Наш знатный мастер жил да жил,
Всё шил да шил.
Росла о нём молва — росли его доходы...
Но вдруг
Все стали подмечать вокруг,
Что у портного изменилась хватка
И, невзирая на размер задатка,
Известным мастером пошитое пальто
Уже не то!
Обужена спина. Не там, где надо, складка.
Морщит подкладка.
Неладно вшиты рукава...
Другая разнеслась по городу молва,
А там узнали все, ушам своим не веря:
Кроят и шьют теперь в портновской подмастерья
А мастер, задавая важный тон,
Лишь помогает выбирать фасон.
Сам больше не кроит, не шьёт, не мерит он,
Он лишь визирует готовые изделья
И даже запил от безделья...
Свой опыт растеряв в теченье ряда лет,
Портной в конце концов совсем сошёл на нет.
И отказались от него клиенты...
***
Да! К месту здесь сказать: иным идут во вред
Излишние аплодисменты!

КУ-КА-РЕ-КУ!
Два Петуха — два глупых крикуна —
С каких-то пор вдруг так завраждовали,
Что на неделе день нашёлся бы едва ли,
Когда б у них с утра не шла война.
У каждого вокруг свои догадки:
Кто говорит — вражда из-за Хохлатки,
Которая сперва с одним была,
Ну, а потом другого предпочла...
Кто говорит, что началась война
Из-за какого-то жемчужного зерна,
Которое они не поделили...
Различные предположены! были,
Пока однажды Шарик — тихий пёс —
Не задал одному из Петухов вопрос
(Драчун неподалёку в луже мылся):
«Я вижу, ты опять с приятелем сцепился!
За что ты бьёшь его и сам теряешь пух?»
«Он обокрал меня!» — сказал в ответ Петух.
«Он обокрал тебя? На что же он польстился?»
«Из песни, что я пел на утренней заре,
Украл он у меня единственное «ре!».
***
Есть сочинители и музык и стихов,
Похожие на этих Петухов.
Живой зелёный Рак, речной пропахший тиной,
Глазами пожирал собрата своего.
Тому естественной причиной
Был необычно яркий цвет его.
«О, как же он хорош! Как фрак его прекрасен! —
Восторженно шуршал зелёный Рак. —
Да я любой клешнёй пожертвовать согласен,
Чтоб только нарядиться так!»
«Чему завидуешь, дурак? —
Сказала мудрая и старая Рачица. —
Ты тоже можешь быть так ярок и душист!
Для этого тебе достаточно свариться
И чтоб в кастрюльке был лавровый лист!»
***
Порой моих друзей такая зависть гложет,
Что только кипяток им, кажется, поможет!

КАЛЕКИ В БИБЛИОТЕКЕ
Открыт в библиотеке
Больничный книжный зал:
Какие тут калеки!
Ах, кто бы только знал!
Лежат они, бедняги,
На полках вдоль стены,
И в шелесте бумаги
Их жалобы слышны:
— Вчера мои страницы
Листал один студент:
Мне вырезал таблицы
Какой-то инструмент!
Была я четверть века
Читателям верна,
А без таблиц — калека,
Кому теперь нужна?!
— Я жертва аспиранта! —
Печальный слышен стон. —
В науку, без таланта,
Решил прорваться он:
Сначала он по строчкам
Меня переписал,
Потом, поставив точку,
Вдруг взял и искромсал!
Немало диссертаций,
Что у меня в долгу...
Но жить без иллюстраций
Я просто не смогу...
— А мне как быть, соседка? —
Вздохнул тяжёлый Том. —
Я выдавался редко,
Да и не всем притом!
Недавно в зал читальный
Пришёл один доцент.
Он предъявил нахально
Чужой абонемент!
Я выдан был нахалу —
Он взял меня, как зверь...
А что со мною стало —
Вы видите теперь...
Раскрылся Том старинный
(Он, к счастью, был спасён!),
И страшною картиной
Был каждый потрясён:
Под стать татуировке,
С полей его страниц
Глядели зарисовки:
И женские головки,
И клювы разных птиц...
Стоят в библиотеке,
На полках вдоль стены,
Те книги, что навеки
Людьми оскорблены.
Не теми, что над книгой
Задумчиво сидят,
А теми, что на книгу,
Как хищники, глядят.
Ни должностью, ни званьем
Ни тем и ни другим,
Ни на одном собранье
Не оправдаться им!

КЛАССИЧЕСКИЙ ПРИМЕР
Два молодых поэта
Пришли в один журнал.
Сверхосторожный критик
В журнале им сказал:
«Все ваши сочинения
Вы пишите вдвоём.
Прошу вас, расскажите
О методе своём.
Писателю, поэту,
По мненью моему,
Естественнее как-то
Трудиться одному».
Один поэт замялся,
Вздохнул и промолчал.
Другой поэт, подумав,
С улыбкой отвечал:
«Зачем вам это надо,
Чтоб я творил один?
А Сухово-Кобылин?
А Салтыков-Щедрин?
А Щепкина-Куперник?
А Мамин-Сибиряк?
А Шеллер и Михайлов?
Они писали как?»
Смутился горе-критик
(Он был хоть сед, но сер)
«...Меня вы убедили —
Классический пример».
Гласит предание:
была Волна морская
В Утёс на берегу когда-то
влюблена,
И, ни на миг его не отпуская,
Весь век ждала взаимности она.
То, грозно пенясь в ярости и страсти,
«Ты мой!» — она стонала в час ненастья.
То, ластясь возле ног его устало,
«Склонись ко мне!» — она ему шептала.
Но гордо, не склоняясь и не споря,
Стоял Утёс могучий и седой,
Пока однажды вдруг не рухнул в море,
Подмытый и подточенный водой, —
Движение воды, что постоянным было,
Недвижный тот Утёс в конце концов сломило...
«Отец! Мы здесь живём в Крыму,
Покорны слову твоему,
Но мы хотим пойти туда...»
«Куда?»
«На Карадаг встречать рассвет».
«Нет!»
«Отец! Ты видишь склоны гор,
Там хорошо разжечь костёр,
Он будет сверху виден всем...»
«Зачем?»
«Отец! Отец! Ты обещал,
Что мы увидим перевал,
Ты говорил, что мы пойдём...»
«Потом!»
«Отец! Есть бухта за горой,
Такой на свете нет второй.
И нас в поход зовут друзья...»
«Нельзя!»
«Отец! Отец! Скажи, когда
Ты нам ответишь словом «да»,
И что нам делать наконец,
Скажи отец!»
«Вы — дети! Вы должны меня
Не раздражать в теченье дня...
И понимать в конце концов,
Что я похож на всех отцов!»
«Отец! Ты прав. Всё это так.
Но мы идём на Карадаг,
Твоим советам вопреки...»
«Да как вы смеете, щенки?!
Я тоже многого хочу
И в мыслях далеко лечу,
Но часто слышу я в ответ:
«Зачем?», «Потом», «Не надо», «Нет».
А впрочем... Ладно, не бёда,
Валяйте, братцы!»
«Можно?»
«Да!»
Так много снега за ночь навалило,
Что тут и там в заснеженном лесу
Отдельным соснам не хватало силы
Держать под снегом ветви на весу.
И в тишине, как будто безмятежной,
То тут, то там был слышен скорбный звук:
Не выдержав большой нагрузки снежной,
У дерева обламывался сук.
***
Но нет у дерева той медицинской карты,
В которую заносятся инфаркты...
Сосна скрипела на ветру:
«Пом-рру... Пом-рру... Пом-рру...»
А человек, что рядом был,
Вдруг взял и Ёлочку срубил.
Сосна, что смерти так ждала,
Ужасно мнительной была!

СБОКУ ПРИПЁКА
Зазнались голуби!
Их белокрылый брат
Стал символом борьбы за дело Мира.
О нём везде поют, повсюду говорят,
Его прославили
резец,
и кисть,
и лира.
Зазнались голуби!
У них надменный вид,
На даровых хлебах разъелись, словно куры.
Их представительство наглядно говорит
О разновидностях
и формах
конъюнктуры.

КОГДА ВЕЗЁТ
Всех по дороге обгоняя,
Неслась машина легковая.
И тот, кто за рулём сидел,
На всех людей, пешком идущих
И на колёсах отстающих,
С пренебрежением глядел.
Но с ним в пути беда случилась:
Машина вдруг остановилась!
И тот, кто за рулём сидел,
Теперь уж на людей идущих
И даже на волах ползущих
С печальной завистью глядел.
Он над мотором неисправным
Капот бесцельно поднимал, —
По существу, и в самом главном
Он ничего не понимал...
***
Тот, кто без знаний и уменья
Стремится вырваться вперёд,
Не так ли полон самомненъя
В тот миг, когда ему... везёт?!

ХИТРАЯ МЫШКА
Однажды, видимо спросонок,
Упала Мыттть в пивной бочонок
И начала тонуть.
«Тону-у! Спасите кто-нибудь!
Я гибну в жигулёвском пиве!
О, как же смерть моя проста!
Клянусь, была бы я счастливей
Погибнуть в лапах у Кота!»
«Ну что ж! — с окна сказал Котище. —
Я вытащить могу вас. Но...
Вы сразу превратитесь в пищу!»
«Спаси! Спаси! Иду на дно!
В сто раз милей мне смерть на воле!
Ей-ей, не так она страшна!»
И Мышь от смерти в алкоголе
Была для смерти спасена.
Но, очутившись в страшных лапах,
Дрожа до самого хвоста,
Пивной распространяя запах,
Мышь улизнула от Кота.
«Я съем вас поздно или рано, —
Сказал, облизываясь, Кот, —
Но что склонило вас к обману?
Какой бессмысленный расчёт?
Где ваше слово? Ваша честь?
Вы обещались дать вас съесть!»
«Ах, что вы? — Мышка пропищала. —
Я это спьяна обещала!»

РАЗБОРЧИВАЯ КОШКА
В девицах Кошечка жила.
Она разборчивой слыла
И выбрать жениха по вкусу не могла:
Тот — чересчур усат, тот — худ, а этот — лыс!
Один не ест мышей, другой боится крыс!
А третий — просто кот: как вечер, он в окошко
На каждом чердаке ждёт не дождётся Кошка!
За этого идти — уж больно он ревнив,
За ним состаришься до срока!
Уж этот всем хорош, да, говорят, ленив:
Весь день на печке, рыжий лежебока!..
Так наша Кошечка в девицах и жила,
Но вдруг... котяток принесла!
И в этот вечер многие коты
Сидели по домам, поджав свои хвосты..
Хозяйка в кладовушке, на окне,
Оставила сметану в кувшине.
И надо ж было,
Чтоб тот кувшин прикрыть она забыла!
Два малых лягушонка в тот же час
Бултых! — в кувшин, не закрывая глаз,
И ну барахтаться в сметане!.. И понятно,
Что им из кувшина не выбраться обратно, —
Напрасно лапками они по стенкам бьют:
Чем больше бьют, тем больше устают...
И вот уже один, решив, что всё равно
Самим не вылезти, спасенья не дождаться, —
Пуская пузыри, пошёл на дно...
Но был второй во всём упорней братца —
Барахтаясь во тьме, что было сил,
Он из сметаны за ночь масло сбил
И, оттолкнувшись, выскочил к рассвету...
Всем, с толком тратящим упорство, труд и пыл,
Я в шутку посвящаю басню эту!

ХИТРАЯ ЛЫЖНЯ
Я шёл по снежной целине,
Легко и трудно было мне,
И за спиною у меня
Ложилась свежая лыжня.
Через полянки,
По кустам,
На горку здесь,
Под горку там —
Я шёл на лыжах полчаса.
И вдруг услышал голоса!
И вижу:
справа от меня —
Другая свежая лыжня...
И я подумал:
«Догоню!»
И перешёл на ту лыжню.
Опять бегу я по кустам,
На горку здесь,
под горку там —
И вышел я к большому пню,
На ту же самую лыжню...
И так весь день,
и так весь день:
Лыжня и пень!
Лыжня и пень!
Ну что за хитрая лыжня:
Весь день дурачила меня!
Артист, что посвятил свой славный труд народу,
Пил в ресторане... клюквенную воду.
К нему, шатаясь, пьяный подошёл
И говорит:
— Пожалте к нам за стол!
У нас компания. Мы сразу вас узнали —
В последнем «Фитиле» вы пьяницу играли!..
— Играть — играл, но сам-то я не пью.
— Не пьёшь и не поёшь?
— Не пью и не пою.
— А почему не пьёшь?
— Да как-то не собрался...
— Эх, ты! — сказал нахал. —
«Народный», а зазнался
И оторвался от народных масс —
Не хочешь пить ни с нами, ни за нас?!
— Ну что ж, — вздохнул артист, —
в семье не без урода!
***
По сути отличай пьянчугу от народа,
Хоть пьёт народ не только хлебный квас.

ЮНЕЦ-ИНДИВИДУАЛИСТ
— Запомни наш охотничий закон:
Обложен волк, пошёл загон,
А ты стоишь «на номере» под ёлкой,
Ни в зайца, ни в лису — пусть даже выйдет слон! —
Не смеешь ты стрелять!..
Стой, дожидайся волка!.. —
Так старый егерь наставлял стрелка,
Что на облавах не бывал пока.
И вот теперь, зажав в руках двустволку,
Грозился загодя: — Уж я-то всыплю волку!.. —
Команда на местах.
Стрелки в засаде.
Ждут.
Уже загонщики галдят в черте обклада.
Но тут —
Дуплет в лесу... да не такой, как надо!
Зайчишку увидав, не утерпел юнец
И выпустил в него из двух стволов свинец.
А волк ушёл...
На зайце в клочьях шкурка...
Сошлись охотники, в сердцах клянут придурка,
В глаза его на все лады костят,
А он в ответ:
— Простите... виноват... —
Наутро вновь налажена охота:
Флажками красными зафлажено болото
И волк, вчерашний волк, опять лежит в кругу —
Следы знакомых лап на выпавшем снегу.
И снова замерли охотники в засаде —
Стоят «на номерах», сквозь мелкий ельник глядя,
Двустволка на весу...
Пошёл загон.
И с лёжки волк поднялся.
Как вдруг (вот сосунок!) опять дуплет раздался:
Не утерпел юнец и выпалил в лису!
А волк опять ушёл...
Так нам вредит любой,
Кто в общем деле занят лишь собой!
Говорило Море Туче,
Той, что ливень пролила:
— Эх ты, Туча! Что ж ты, лучше
Места выбрать не могла? —
Отвечала Туча Морю:
— Я себя не берегу!
Разгуляюсь на просторе —
Удержаться не могу!

СКВОРЕЦ
Живёт у нас под крышей
Непризнанный артист,
И целый день мы слышим
Художественный свист.
Ещё в полях туманы,
Ещё роса блестит,
А он, проснувшись рано,
Уже вовсю свистит.
Свистит не славы ради,
Не ради всяких благ,
А просто в небо глядя,
От сердца! Просто так!
Выводит он рулады
По нескольку минут...
Не требуя награды
За свой талант и труд.
охотник
— Охотник, охотник!
Печальный твой вид
О том, что ты пережил,
Нам говорит.
Ты на день и на ночь
Из дома пропал.
Скажи, что ты делал,
Где был и где спал?
— Бродил по лесам я,
Бродил по лугам,
Весь день не давал я
Покоя ногам.
Я вымок, и высох,
И снова промок —
Всю ночь до рассвета
Согреться не мог.
— Охотник, охотник!
А что ты убил?
— Домашнюю утку
На рынке купил...