«Кузнец-колдун»

PDF

Я, Жано — кузнечный подмастерье из Пон-де-Пиле. Это у нас Энрика-кузнеца дьявол от казни спас. Прямо с эшафота утащил, у стражи из-под носа. Ну и история была! А началась она, как и все истории, с самого начала.
      Время было такое. Если говорили про кого: «колдун, мол, или ведьма», — добра не жди. А донесут — к яме ходил, вон к той, что за рекой дымится, — головы не сносить, дьявольским местом оно считалось. Прокляли его монахи.
      Доносчиков в ту пору хватало: кто по злобе, кто из зависти, только главным считали Гилье-палача.
      Вот тогда-то и жили в Пон-де-Пиле два кузнеца: Энрик и Гасту-одноглазый. Дружно жили. Вместе ремеслу учились, вместе и работали в одной кузнице. Самыми искусными умельцами слыли друзья: топоры ли, лемеха, замки с секретом, флюгера затейливые — лучше их никто не делал.
      Однажды, перед самым праздником, заказали друзьям отковать новую решётку к воротам ратуши. Энрик согласился:
      — Сделаем, дело нехитрое.
      А Гасту ни в какую:
      — За три-то дня! Колдуны мы, что ли?!
      И поспорили друзья, чьё слово вернее.
      Пока Гасту днём гулял, а по ночам отсыпался, Энрик даром времени не терял — днём и ночью работал.
      Тут и праздник подошёл. Энрик слово сдержал. Решётка была готова.
      — Две тысячи ливров лучшему кузнецу! — провозгласил мэр. От радости даже денег не пожалел. — Ура Энрику!
      — Ура, уррра!! — подхватил народ.
      И Гасту друга поздравил:
      — Ладно, чего уж там, твоя взяла. Не кузнец ты, а прямо колдун какой-то. — Обнялись друзья и пошли в таверну за Энрикову победу выпить. Только Гилье-па-лач в стороне стоял, про «колдуна» услыхал и пошёл за ними.
      Подвыпив, кузнецы поплелись к дому. Тихо шли, мирно. А у моста Гасту сомнение взяло: «Как же Энрик решётку сделать успел? За три дня для неё и железо-го не нагреть.
      Обманул он меня, решётка, наверно, давно готова была». Гасту так Энрику и сказал, а Энрик ему:
      — Где ж я ковал? Ведь вместе работали.
      — А куда по ночам ходишь? Думаешь, не замечал?
      Тут и рассказал Энрик другу, что к яме, за реку ходил.
      Перепугался Гасту.
      — Как? К дьяволу?! — шепчет.
      А Энрик смеётся:
      — - Нет его там. Угли каменные в яме горят. Жар от них небывалый. В том и секрет. Вот смотри.
      Глядит Гасту на уголь — не верит, от страха пьянее прежнего стал. И почудились ему страшные черти в дыму над ямой копошатся. Совсем ошалел одноглазый:
      — Врёшь ты всё! — кричит. — Колдун ты! Колдовством и победил!
      Повернулся и бежать. Окликал его Энрик, куда там, не оглянулся даже. Вот так и поссорились два друга-кузнеца.
      Друзья поссорились, а палачу на руку. Он неподалёку за мостом прятался и всё слышал, конечно, но об этом в ту пору никто не знал.
      На следующий день пошёл я к Энрику, в подмастерья поступать. Очень мне хотелось кузнецом хорошим стать. Подхожу, слышу голоса в кузнице.
      — Прочь, прочь, палач! Иди к дьяволу! — Это Энрик Гилье прогонял. Только тот не уходил:
      — Проводи, — просит, — сделай милость. Гасту сказал, ты к яме дорогу знаешь. А не хочешь, так две тысячи ливров дай, с ними я и сам дойду.
      Схватил Энрик палача, распахнул дверь и вышвырнул его во двор...
      Постучался я в кузницу.
      — Кого ещё там принесло! — грозно спросил Энрик.
      — Это я, Жано. Хочу у вас подмастерьем стать.
      Улыбнулся кузнец.
      — Ладно, посмотрим, на что ты годен.
      Положил он большой камень на наковальню.
      — Воду выбьешь? — спрашивает.
      — Из мокрого-то камня, — смеюсь (ночью дождик шёл), — эка невидаль! Огонь выбью! — да как дам по камню молотом: искры так и посыпались.
      — Молодец! Быть тебе кузнецом. Оставайся.
      Наутро потянулся народ к кузнице: кто плуг починить, кто топор. Глядят, а на воротах «Колдун» написано. Столпились люди, не поймут, что к чему, шепчутся.
      — К яме ходит.
      — Ясное дело — колдун.
      — Колдун, колдун. Сама видела, — шепчет старушка, — как Энрик вороном оборачивался.
      Перепугался народ и кто куда, от греха подальше. Одна старушка-бабушка, та, что «сама видела», осталась. Только старуьцка вовсе и не старушка была. Это Гилье-палач бабушкой обрядился.
      Повременил немного Гилье и к мэру — доносить:
      — Колдун Энрик-кузнец, весь город знает.
      Обрадовался мэр, денег за решётку платить не надо, и приказал палачу: «Арестовать! Заковать! Посадить!». Приходит палач к Гасту: так и так, Энрика заковать надо. Гасту ни в какую, а палач пригрозил:
      — Смотри, разговорчик-то ваш у моста я слышал.
      Подумал Гасту и согласился.
      Увели Энрика. Опечалился я.
      — Не грусти, — говорит Гасту, — что-нибудь придумаем.
      И придумали. Ночью долез я до окошка Энриковой камеры. Увидел меня Энрик, обрадовался, взмахнул руками, а цепи с него и соскочили.
      — Это Гасту тебя послал? — спрашивает.
      — Да, да, — шепчу, а сам записку ему кинул, — тут все написано.
      В ту же ночь позвал Гасту палача в кузницу. Бочку вина на стол поставил.
      Ну что у вас? — спрашивает.
      Тогда я ему «чёртову расписку» и сунул.
      «Подателю сего получить с дьявола 2000 ливров.
      Энрик».
      — Верные деньги, — говорю. — Срок сегодня.
      — Густав и я боимся. А вам палачам что?
      И боязно Гилье, и денег жалко: шутка ли 2000 ливров!
      — Эх, была не была!..
      Пришли к яме. Заглянули туда. Гилье дрожит весь, трусит.
      — Смотри, — предупреждаем, — деньги на троих.
      Услыхал палач про деньги, «расписку» в зубы и полез вниз. Не долез, правда: отпустил Гасту верёвку и полетел Гилье в яму. Доносчикам туда и дорога. В день казни народу на площади собралось видимо-невидимо. Вывели Энрика на эшафот, и Гасту за ним вышел. Он вместо пропавшего Гилье палачом стал, сам вызвался.
      Прочёл судья приговор: «Отрубить руку... Сжечь на костре...» — и знак подал. Взмахнул Гасту топором, а Энрик как крикнет:
      — Топор, чья рука тебя ковала?!
      — Твоя, кузнец. — Это «ответил» топор.
      — Как же ты смеешь рубить её?!
      И верно: Гасту от натуги краснее рубашки своей сделался, а топора опустить не может.
      Вскочил Энрик на ноги.
      — А вас, цепи, кто ковал?! — спрашивает.
      — Иди, кузнец! — кричу (за вещи-то я отвечал, ещё с ночи под эшафотом спрятался). — Цепи и упали, конечно.
      — Шпага!
      Я здесь, кузнец? (это опять я воскликнул).
      Бросил я Энрику шпагу, взмахнул он ею и вниз с эшафота прыгнул...
      С тех пор Энрика, Гасту и меня никто в Пон-де-Пиле не видел.
      Ну вот и вся история. А про дьявола, который Энрика унёс, так это же люди сами выдумали.