|
В ДОРОГЕ
В стихотворной повести «В дороге» изображены «добрые», «гуманные» господа, которые взяли к себе в усадьбу крестьянскую девочку и воспитали ее, как дворянку, вместе со своей избалованной дочерью.
Но в том-то и заключается глубокий политический смысл этой некрасовской повести, что в пей было наглядно показано, какие страдания таит для подневольных крестьян даже «гуманная» барская ласка в губительных условиях беспросветного рабства.
Некрасову удалось, невзирая на цензурные строгости, обличить бесчеловечную жестокость крепостных отношений.
До той поры в подцензурной печати еще не появлялось таких смелых протестов против рабства крестьян. Это некрасовское стихотворение было написано раньше «Сороки-воровки» Герцена, «Записок охотника» Тургенева, «Антона Горемыки» Григоровича и других повестей, изображающих горькую жизнь крепостного народа.
Когда Некрасов прочитал свое стихотворение Белинскому, великий критик обнял его и сказал:
— Да знаете ли вы, что вы — поэт, и поэт истинный!
С таким же восторгом отнесся к этому стихотворению Герцен.
«Я ЗА ТО ГЛУБОКО ПРЕЗИРАЮ СЕБЯ...»
Тема этого стихотворения — разлад между словом и делом, который был типичной особенностью дворянской интеллигенции сороковых годов. На словах многие из этих дворян ненавидели крепостнический строй, но на деле мирно уживались со всеми его неправдами. В стихотворении впервые намечена характеристика «лишних людей», которых впоследствии изображал в своих повестях и романах Тургенев. (См. также поэму «Саша».)
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Эта песня направлена против крупных чиновников царского времени. Тогдашняя цензура позволяла писателям обличать только мелких писцов и третьестепенных чиновников. Но Некрасов воспользовался песней, обращенной к младенцу, и под видом пророчества о той карьере, которая ждет его в будущем, обличил сановника, «важного барина», как наглого вора и взяточника.
Вскоре после появления этой сатиры в печати Некрасова вызвал к себе жандармский генерал Дубельт и «много кричал, как он смеет нападать на чиновников и дворян».
Разгневанный начальник жандармского ведомства, прочтя «Колыбельную песню», сделал выговор возглавлявшему цензуру министру народного просвещения Уварову:
«Сочинения подобного рода, по предосудительному своему содержанию, не должны бы одобряться к печатанию».
ТРОЙКА
В своих стихах Некрасов не раз вспоминал о горькой участи русской женщины, которую тогдашний общественный строй обрекал на безысходное рабство. Так, в поэме «Мать» он писал:
...Я всю жизнь за женщину страдаю.
К свободе ей заказаны пути;
Позорный плен, весь ужас женской доли
Ей для борьбы оставил мало сил.
В таких произведениях как «Мороз, Красный нос», «Мать», «Кому на Руси жить хорошо», он посвятил много стихов «ужасу женской доли».
Еще при жизни Некрасова «Тройка» стала одним из самых популярных романсов, особенно среди передовой молодежи.
ПЕРЕД ДОЖДЕМ
В этом стихотворении Некрасов изображает мрачную картину перевозки «политического преступника» к месту его заключения.
ПСОВАЯ ОХОТА
Под видом восторженных восхвалений помещичьей псовой охоты поэт обличает породивший ее крепостнический строй и показывает, что в условиях рабства эта потеха является издевательством над бесправным и голодным крестьянином.
Цензура вычеркнула из «Псовой охоты» угрозы побитого парня:
Долго преследовал парень побитый
Барина бранью своей ядовитой:
«Мы-ста тебя взбутетеним дубьем,
Вместе с горластым твоим холуем!»
Эти строки были заменены точками и появились в печати только через двадцать семь лет после того, как они были написаны.
ПАМЯТИ БЕЛИНСКОГО
Некрасов благоговейно чтил память великого критика, который оказал глубокое влияние на всю его литературную судьбу. Поэт считал своим нравственным долгом увековечить его имя в потомстве. Но цензура в то время запрещала упоминать имя Белинского в печати. Поэтому Некрасову пришлось назвать свое стихотворение «Памяти приятеля».
Упрашивая цензора, чтобы тот, при некотором ослаблении цензурного гнета, разрешил напечатать в журнале имя великого критика, Некрасов писал: «Лучше запретите десять моих стихотворений кряду, даю честное слово жаловаться не стану даже про себя...»
Через несколько лет Некрасов посвятил своему учителю целую поэму («Белинский»), а еще через несколько лет прославил его в знаменитых строфах незаконченной «Медвежьей охоты» (см. настоящее издание, стр. 128).
В поэме Белинский изображается как великий народный трибун:
И он пришел, плебей безвестный!..
Не пощадил он ни льстецов,
Ни подлецов, ни идиотов,
Ни в маске жарких патриотов
Благонамеренных воров!
Он все предания проверил,
Без ложного стыда измерил
Всю бездну дикости и зла,
Куда, заснув под говор лести,
В забвеньи истины и чести,
Отчизна бедная зашла!
ПОЭТ И ГРАЖДАНИН
Осенью 1866 года вышло первое издание «Стихотворений» Н. А. Некрасова. В самом начале книги было помещено стихотворение «Поэт и гражданин», до той поры не бывшее в печати. Некрасов придавал этому стихотворению большое значение: он напечатал его в виде предисловия к книге — более крупным шрифтом, чем все остальные стихи. Стихотворение «Поэт и гражданин» явилось, в сущности, литературным манифестом молодой революционной демократии, от лица которой здесь впервые было заявлено требование подчинить поэзию революционной борьбе. Это стихотворение наносило могучий удар принципам так называемого «чистого искусства». Здесь с предельной четкостью были сформулированы высокие требования, предъявленные Некрасовым к дарованию писателя:
Будь гражданин! служа искусству,
Для блага ближнего живи...
Речи некрасовского Гражданина вполне совпадали с той проповедью Н. Г. Чернышевского о служении искусства трудовому народу, которая в то же время раздавалась на страницах журнала «Современник».
Появление в печати стихотворения «Поэт и гражданин» вызвало негодование властей; цензор, пропустивший его, подвергся суровым репрессиям. Оно сыграло огромную роль в борьбе разночинцев шестидесятых годов за подлинное революционно-демократическое искусство.
РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПАРАДНОГО ПОДЪЕЗДА
В этом стихотворении изображается действительный случай. Против того дома, где жил Некрасов, находилась квартира министра государственных имуществ. Однажды, глубокой осенью, к этому дому робко приблизилась группа крестьян, пришедших в столицу пешком из далекой деревни, чтобы обратиться к министру с прошением — очевидно, с жалобой на притеснения помещика. Но их прошение так и не дошло до министра: дворники и городовой, по его приказанию, прогнали их от министерского дома.
Увидев эту сцену из окна, Некрасов под ее впечатлением написал своп «Размышления у парадного подъезда». В этих стихах он выразил не только ненависть к жестоким чиновникам, но и свою глубокую скорбь’ о покорности и долготерпении крестьян. С горечью описывает он, как кротко и смиренно крестьяне подчинились тому грубому окрику, который донесся к ним из прихожей министра, и даже шапок не посмели надеть, покуда не скрылись из глаз.
Некрасов был поэтом революционной борьбы, он призывал к восстанию против угнетателей, к мести, и потому его так огорчало всякое проявление безропотной кротости, которое он замечал в порабощенных крестьянах.
Их нищета, их терпенье безмерное
Только досаду родит! —
воскликнул он в одном стихотворении. В другом, обращаясь к бурлаку, задает ему вопрос:
Чем хуже был бы твой удел,
Когда б ты менее терпел?
Страстно желая, чтобы угнетенный народ вышел наконец из терпенья и восстал против своих угнетателей, Некрасов во многих стихах, насколько это было возможно по цензурным условиям, сурово порицал тех крестьян, в которых видел черты примирения с крепостническим гнетом (например, Ипата в «Кому на Руси жить хорошо»).
Конечно, это не мешало ему верить, что в массе народа, в огромном его большинстве, таятся неистощимые силы для революционного взрыва и с каждым днем нарастает чувство классовой ненависти, и когда в «Размышлениях у парадного подъезда» он спрашивал, обращаясь к народу: «Ты проснешься ль, исполненный сил...», он знал, что на этот вопрос существует единственный ответ — утвердительный. Недаром в таких образах, как Савелий, богатырь святорусский, как Кудеяр, расправившийся с паном Глуховским, как Яким Нагой и др., он показал, сколько сокрушительного гнева накопилось в народе и как велика его революционная мощь.
РЫЦАРЬ НА ЧАС
Сохранилась рукопись этого стихотворения, в которой после слов «Где лежит моя бедная мать» были такие стихи:
В эту ночь со стыдом сознаю
Бесполезно погибшую силу мою...
И трудящийся, бедный народ
Предо мною с упреком идет,
И на лицах его я читаю грозу.
И в душе подавить я стараюсь слезу...
Да! теперь я к тебе бы воззвал, Бедный брат, угнетенный, скорбящий, И такою бы правдой звучал Голос мой, из души исходящий, Что толпа бы за мною пошла.
Стихи черновые, не отделанные Некрасовым, но благодаря им становится более явственным революционный характер стихотворения «Рыцарь на час».
КРЕСТЬЯНСКИЕ ДЕТИ
Некрасов провел детство среди крестьянских детей. Они были товарищами его игр. То, что он пишет в этом стихотворении о «грибных набегах» о сборе черники, о веселом купанье в реке, о поимке старого глухаря и ежа, основано на его личных воспоминаниях детства. Ольга Сократовна Чернышевская, вдова знаменитого писателя сообщила автору этих строк (в 1906 году), что Некрасов, прежде чем написать своих «Крестьянских детей» подробно рассказывал ее мужу и ей многие из тех эпизодов, которые изложены в этих стихах.
При первом появлении в печати «Крестьянские дети» были посвящены О. С. Чернышевской.
«Большая дорога», упоминаемая в этой поэме, проходила неподалеку от некрасовской деревни Грешнево. Она соединяла Кострому с Ярославлем. Отрывок из поэмы «Крестьянские дети», начинающийся словами «Однажды в студеную зимнюю пору...», был перенесен в хрестоматии под заглавием «Мужичок с ноготок».
КОРОБЕЙНИКИ
Крестьянин Гаврила Яковлевич Захаров, которому посвящены «Коробейники», был товарищем Некрасова по охоте; отношения у них были приятельские.
Сын Гаврилы Яковлевича рассказывал, что сюжет «Коробейников» дан Некрасову его отцом.
Когда «Коробейники» были напечатаны, Чернышевский воспользовался включенной в их текст «Песней убогого странника» для революционной пропаганды. Процитировав знаменитые строки: «Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь? Холодно, странничек, холодно...» и т. д., Чернышевский объяснял, что такими жалобами беде не поможешь: крестьянин должен создать свое счастье революционным путем.
Напечатав поэму в журнале, Некрасов издал ее отдельно для народа под заглавием: «Красные книжки. Книжка первая: Коробейники. Сочинил и издал Некрасов». Поэт не только отказался от всякого дохода с этих народных книжек, но и весь расход по их печатанию принял на себя.
Уже через несколько лет после появления «Коробейников» первые двадцать четыре строки поэмы вошли во все народные песенники под заглавием «Коробушка» (или «Коробочка»), чаще без имени автора. «Коробушка» поныне распевается как одна из любимейших народных песен.
СВОБОДА
Написано вскоре после крестьянской реформы 1861 года.
Чернышевский вспоминал впоследствии, как встретил Некрасов царский манифест о так называемом «освобождении» крестьян:
«В тот день, когда было обнародовано решение дела, я вхожу утром в спальную Некрасова... Он лежит на подушке головой, забыв о чае, который стоит на столике подле него. Руки лежат вдоль тела. В правой руке тот печатный лист, на котором обнародовано решение крестьянского дела. На лице выражение печали. Глаза потуплены в грудь. При моем входе он встрепенулся, поднялся на постели, стискивая лист, бывший у него в руке, и с волнением проговорил:
— Так вот что такое эта «воля»! Вот что такое она!
Он продолжал говорить в таком тоне минуты две.
Когда он остановился перевести дух, я сказал:
— А вы чего же ждали? Давно было ясно, что будет именно это.
— Нет, этого я не ожидал, — отвечал он и стал говорить, что, разумеется, ничего особенного он не ждал, но такое решение дела далеко превзошло его предположения».
По словам другого современника, Некрасов говорил еще резче:
«Да разве это настоящая воля! Нет, это чистый обман, издевательство над крестьянами».
ОРИНА, МАТЬ СОЛДАТСКАЯ
В русской армии при Николае I дисциплина поддерживалась бесчеловечными карами: виновных в нарушении устава засекали нередко насмерть.
Удивительно мастерство, с которым Некрасов провел в печать эту нецензурную тему: он умудрился рассказать об истязании, ни единым словом не изображая его, при помощи одних недомолвок и намеков.
По поводу «Орины» Некрасов незадолго до смерти продиктовал своей сестре:
«Орина, мать солдатская, сама рассказывала мне свою ужасную жизнь. Я несколько раз делал крюк, чтобы поговорить с ней, а то боялся сфальшить».
МОРОЗ, КРАСНЫЙ НОС
Некрасову казалось, что после этой поэмы ему придется навсегда прекратить свое творчество.
Я последнюю песню пою, —
говорил он, обращаясь к сестре во вступительных стихах к этой поэме.
К счастью, песня оказалась далеко не последней: впереди у поэта было еще около двенадцати лет плодотворной и вдохновенной работы.
Но политическая ситуация в ту пору была такова, что Некрасову действительно могло показаться, будто дальнейшее творчество для него уже невозможно.
Поэма писалась в 1863 году, то-есть в то самое время, когда правительство Александра II, испуганное революционным подъемом, начавшимся после Крымской войны, выступило в поход против передовой демократии.
Воспользовавшись паникой, вызванной знаменитыми петербургскими пожарами 1862 года власти приостановили некрасовский журнал «Современник», арестовали вождя революционной демократии Н. Г. Чернышевского, заключили в крепость Д. И. Писарева. Обыски и аресты в среде молодежи стали обычным явлением.
Естественно, что в эту мрачную эпоху Некрасов испытывал очень тяжелое чувство. Оттого он и говорит в своем обращении к сестре, что его последняя песня
Будет много печальнее прежней,
Потому что на сердце темней
И в грядущем еще безнадежней...
Но чувство безнадежности было чуждо Некрасову. Он знал, что победа реакции — временная и что окончательным победителем будет революционный народ.
Даже эта поэма, которую он сам называет печальной, свидетельствует о его оптимистической вере в грядущее торжество народа. Всеми ее величавыми образами Некрасов убеждает читателя, что как бы ни была в ту пору мучительна крестьянская жизнь, сами крестьяне так мужественны, так богаты огромными духовными силами, что нет на свете такого врага, которого не могли бы они сокрушить в борьбе за свое всенародное счастье.
В поэме выведены муж и жена — Прокл и Дарья, крепко сплоченные крестьянским трудом. В лице Дарьи поэт воспевает суровую, могучую и прекрасную славянскую женщину:
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц...
Прокл, ее муж, ей подстать: он так же силен, величав и красив:
Пригожеством, ростом и силой
Ты ровни в селе не имел...
Нерасторжим их семейный союз, основанный на общей работе и дружбе. Привязанность Дарьи к мужу, ее застенчивая, поэтическая нежность к нему выражена в этой поэме с горячей и тонкой лиричностью:
Я ли о нем не старалась?
Я ли жалела чего?
Я ему молвить боялась,
Как я любила его!
Вообще вся вторая часть этой великой поэмы открывает читателю такую душевную красоту русской женщины, какая до Некрасова еще никогда не изображалась ни в стихах, ни в романах из русского народного быта.
В тех главах, где появляются крестьянские дети (гл. ХХХШ и XXXIV), чувствуется благодушная улыбка Некрасова. Эти главы представляют собой самые радостные страницы поэмы. Здесь показаны те задушевные отношения к детям, какие свойственны русской крестьянской семье.
Замечательно, что в эту поэму, равно как и в поэму «Кому на Руси жить хорошо» (которую Некрасов начал писать в том яге 1863 году), он вводит сказочные образы, подсказанные ему русским фольклором. В одной поэме — скатерть-самобранка и волшебная птица в другой — знаменитый Мороз-воевода. Это не мешает обеим поэмам быть величайшими образцами реалистического искусства. По, конечно, реализм Некрасова — не в рабском копировании мелких подробностей быта, а в широко обобщенных, синтетических образах, причем каждый образ воссоздается с такой страстной любовью, что эта любовь, естественно, передается читателю. Эту особенность некрасовского реализма верно выразил сын декабриста Михаил Волконский, написавший Некрасову тотчас же после появления поэмы:
«Сейчас я прочел Ваш «Мороз». Он пробрал меня до костей — и не холодом, а до глубины души тем теплым чувством, которым пропитано это прекрасное произведение. Ничто, до сих пор мною читанное, не потрясало меня так сильно и глубоко, как Ваш рассказ, в котором нет ни одного слова лишнего: каждое так и бьет вас по сердцу. Все это как нельзя более знакомо и близко мне, до 26-летнего возраста то и дело переезжавшему из деревни в деревню, от одного мужика к другому. Художественность же, с которой изложен ваш рассказ, а главное, теплота чувства, которым он дышит, просто перевернули меня. Дайте мне возможность поделиться им с моим отцом, доказавшим на деле, как он любит русского мужика. Пришлите мне один экземпляр, а я тотчас же отправлю его в письме моему отцу в Италию. Он скажет вам за него в душе самое искреннее русское спасибо».
Конечно, радостными картинами Некрасов отнюдь не зачеркивал своих скорбных песен об убоягестве тогдашней деревни. Вскоре после появления поэмы «Мороз, Красный нос» критик писаревского лагеря Варфоломей Зайцев указал в одной из своих журнальных статей, что все радостное, о чем повествуется в этой поэме, приснилось замерзающей женщине и никогда не бывало на свете.
Но по убеждению поэта, о котором он заявлял много раз, русский народ, несмотря на тысячелетнее рабство, сохранил то светлое и глубоко человечное отношение к миру, которое так поэтически выразилось в предсмертных воспоминаниях Дарьи.
Сестра поэта, Анна Алексеевна Буткевич (1823—1882), которой посвящена поэма «Мороз, Красный нос», всю жизнь была в дру-ягеских отношениях с братом.
Незадолго до смерти он писал ей:
«Моя усталая, больная голова привыкла на тебе, на тебе единственно во всем мире, останавливаться с мыслью о бескорыстном участии».
ПАМЯТИ ДОБРОЛЮБОВА
Добролюбов говорил в своих стихах от имени борца за свободу:
Милый друг, я умираю,
Но спокоен я душою
И тебя благословляю:
Шествуй тою же стезею.
Этот-то призыв Добролюбова к героической смерти за идеалы революционной демократии внушил Некрасову знаменитые строки:
Учил ты жить для славы, для свободы, Но более учил ты умирать.
Добролюбов умер на руках у Некрасова от скоротечной чахотки. Некрасов горячо любил его. Смерть Добролюбова была для поэта большим горем.
Один из сотрудников журнала «Современник» в своих воспоминаниях рассказывает, как горько рыдал Некрасов у постели умиравшего друга. В тот ясе день поэт сказал об умершем Добролюбове: «Какой светильник разума угас!» Эти слова повторены поэтом и в •стихотворении «Памяти Добролюбова».
ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
«БЕЛИНСКИЙ БЫЛ ОСОБЕННО ЛЮБИМ...»
(См. примечание к стихотворению «Памяти Белинского», стр. 242.)
«УМРУ Я СКОРО. ЖАЛКОЕ НАСЛЕДСТВО...»
Стихотворение является ответом на укоризненное анонимное послание, полученное Некрасовым 4 марта 1866 года и подписанное «Неизвестный друг».
Незадолго перед смертью, подготовляя новое издание своих стихотворений, Некрасов написал на полях возле слов «Неизвестному Другу»: «Не выдуманный друг, но точно не известный мне... Где-нибудь в бумагах найдете эту пьесу, превосходную по стиху. Ее следует поместить в примечании».
Вот эти стихи:
НЕ МОЖЕТ БЫТЬ...
Н. А. Некрасову
Мне говорят: твой чудный голос — ложь,
Прельщаешь ты притворною слезою
И словом лишь толпу к добру влечешь,
А сам как змей, смеешься над толпою,
Но их речам меня не убедить:
Иное мне твой взгляд сказал невольно;
Поверить им мне было б горько, больно...
Не может быть!
Здесь описывается постройка железнодорожного пути из Петербурга в Москву в царствование Николая I. Строили его, не щадя ни здоровья, ни жизни рабочих: рабочие гибли тысячами в сырых и холодных землянках. За каторжную земляную работу им платили по три рубля в месяц; у них не было ни одежды, ни обуви. Приказчики обсчитывали их на каждом шагу, а когда они выражали недовольство голодным казенным пайком, их наказывали плетьми. Доведенные до крайнего отчаяния, рабочие то и дело убегали на родину, но их ловили и приводили назад.
Руководил постройкой этой железной дороги главноуправляющий путями сообщения граф Клейнмихель, человек жестокий и грубый, достойный ученик Аракчеева.
Мне говорят, что ты душой суров.
Что лишь в словах твоих есть чувства пламень,
Что ты жесток, что стих твой весь любовь,
А сердце холодно, как камень!
Но отчего ж весь мир сильней любить
Мне хочется, стихи твои читая?
И в них обман, а не душа живая?!
Не может быть!
Но если прав ужасный приговор?..
Скажи же мне, наш гений, гордость наша:
Ужель сулит потомства строгий взор
За дело здесь тебе проклятья чашу?
Ужель толпе дано тебя язвить, Когда весь свет твоей дивится славе,
И мы сказать в лицо молве не вправе —
Не может быть!
Скажи, скажи, ужель клеймо стыда
Ты положил над жизнию своею?
Твои слова и я приму тогда
И с верою расстануся моею.
Но нет! И им ее не истребить!
В твои глаза смотря с немым волненьем,
Я повторю с глубоким убежденьем:
Не может быть!
В. И. Ленин цитировал стихотворение «Умру я скоро...», чтобы показать, что либералы-кадеты напрасно «хватаются за фалды Некрасова».
«Некрасов — говорил Ленин,— по [...] личной слабости грешил нотками либерального угодничества, но сам же горько оплакивал свои «грехи» и публично каялся в них:
Не торговал я лирой, но, бывало,
Когда грозил неумолимый рок,
У лиры звук неверный исторгала
Моя рука...
«Неверный звук» — вот как называл сам Некрасов свои либерально-угоднические грехи» (В. И. Ленин, «Еще один поход на демократию», Собрание сочинений, изд. 3-е, т. XVI, стр. 132—133).
СТИХОТВОРЕНИЯ, ПОСВЯЩЕННЫЕ РУССКИМ ДЕТЯМ
Некрасов написал много стихов для детей. Он — величайший из наших детских поэтов. Его «Генерал Топтыгин», «Дядюшка Яков», «Школьник», «Мужичок с ноготок» навсегда останутся для нас образцами поэзии, обращенной к малолетним читателям. Все эти стихи — из деревенского быта. Поэт считал необходимым знакомить городских детей с жизнью крестьян.
«НЕ РЫДАЙ ТАК БЕЗУМНО НАД НИМ...»
Стихотворение вызвано смертью знаменитого критика-демократа Д. И. Писарева, утонувшего в Балтийском море (в 1868 году). Писареву в то время было 28 лет.
«ДУШНО! БЕЗ СЧАСТЬЯ И ВОЛИ...»
В этом стихотворении выражен страстный призыв к революции, которому Некрасов с замечательным искусством придал «цензурную» форму. Чтобы обмануть цензоров он озаглавил свое стихотворение: «Из Гейне». Но перед смертью зачеркнул заглавие и написал карандашом на полях: «Собственное».
РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Кяягння М. Н. Волковская
В 1826 году декабристы были сосланы в Сибирь, на каторжные работы. Вскоре к ним поехали их жены: Муравьева, Трубецкая, Нарышкина, Розен, Волконская, Анненкова, Ентальцева, Юшневская и др. Большинство из них были светскими женщинами, привыкшими к роскоши. Они добровольно отреклись от богатства и почестей, чтобы разделить со своими мужьями тяжкую жизнь на каторге, хотя закон освобождал их от брака с «преступниками». Николай I, опасаясь, что их подвиг усилит в русском обществе сочувствие к сосланным, принял суровые меры, дабы помешать их намерению. В пути их обыскивали, на станциях им не давали лошадей, им угрожали всякими ужасами, в Иркутске заставили их подписать отречение от всех дворянских прав.
В жизни революционеров семидесятых-восьмидесятых годов эта поэма, прославляющая декабристов и их героических жен, сыграла огромную роль. Приводим несколько отрывков из статьи известной революционерки Веры Фигнер:
«Император Николай I, — говорит в этой статье Вера Фигнер, — употребил всю жестокую изобретательность своих слуг, чтобы всевозможными ограничениями если не задержать в России, то связать по рукам и ногам женщин, пожелавших следовать за мужьями в Сибирь, и отравил жизнь тем, кого неизменно называл «невинными» женами декабристов. Кроткие увещания, жестокие угрозы и преувеличение будущих опасностей и бед — все было использовано как в России, так и на пути в Сибирь, чтобы запугать неопытных и заставить отказаться их от своих намерений.
Николай отнял у «невинных» все имущественные и наследственные права, все титулы и звания и низвел обездоленных на прожиточный минимум, ежемесячный отчет в котором они должны были представлять местному начальству. Эта сумма, которую они могли ежемесячно расходовать на себя, была так ничтожна, что держала Волконскую и Трубецкую на границе нищеты. Чтобы улучшить пищу заключенных на Благодатском руднике, они должны были сокращать собственное питание и отменить свои ужины, а Трубецкая одно время питалась исключительно черным хлебом и квасом. Эта избалованная княгиня ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, потому что свои теплые башмаки она употребила на шапочку для одного из товарищей мужа, чтобы предохранить его голову от обломков горной породы, падавших в руднике при каждом ударе молота.
...Император отнял у «невинных» их детей, запретив брать их с собой в Сибирь. Двадцатилетняя мать Волконская, всего год назад вышедшая замуж, вынуждена была покинуть своего первенца-сына, который вскоре умер. Трубецкая оставила в России двух дочерей и сына; сын умер, а дочери на всю жизнь потеряли здоровье. Баронесса Розен, не успевшая пробыть замужем и года, могла вырваться к мужу только благодаря сестре, которая взяла ее младенца. Анненкова оставила свою дочь. Юшневской пришлось сделать то же самое. Фонвизина уехала, поручив двух сыновей своей матери; неразумная бабушка избаловала мальчиков и сделала их не пригодными к жизни людьми. Давыдова, имевшая пять человек детей, была вынуждена разъединить их и разместить по своим родным.
...Император осудил «невинных» жен на вечную разлуку и с родителями: последние не имели права когда-нибудь посетить Сибирь для свидания с дочерьми.
Он отнял у «невинных» и родину, лишив их — невпример женам уголовных — права возвращения в Россию. Даже после смерти мужей они должны были оставаться в Сибири...
Удивительно ли, что суровый отец Волконской, герой войны 1812 года, Раевский, который при решении дочери следовать за мужем в Сибирь, сжав кулаки над головой ее, кричал: «Я прокляну тебя!..», на смертном одре своем, умирая в разлуке с ней, сказал: «Это самая удивительная женщина, которую я когда-либо знал». Да, он мог и должен был сказать это, потому что, кроме всего, что должны были преодолеть другие, дочь его должна была преодолеть сопротивление в своей собственной семье: гнев отца и гнусные интриги брата Александра, который перехватывал ее письма, устранял встречи с родными мужа, скрывал известия о нем, не сообщал о ходе дела и даже самую весть о приговоре задерживал, насколько это было возможно. Узнав, наконец, что муж приговорен к каторжным работам на двадцать лет, Волконская с молодой решимостью порвала все опутывавшие ее тенета и первая после Трубецкой полетела в Сибирь.
...От начала до конца они были всегда верны себе. Они проявили твердую волю и смелую решимость итти неуклонно к намеченной цели, неусыпающую энергию и действенную любовь. Разве не они раскрыли перед нашими передовыми писателями качества, которые они назвали «доблестью русской женщины»? И после них разве не эти качества русская женщина целыми десятилетиями должна была вносить в наше многострадальное революционное движение?» (Вера Фигнер. «Жены декабристов»).
Одна из «декабристок», Мария Волконская, оставила детям и внукам «Записки», где подробно изобразила свое путешествие к мужу на каторгу. Ее сын прочитал эти «Записки» Некрасову.
«Вспоминаю, — сообщает Волконский, — как при этом Николай Алексеевич по нескольку раз в вечер вскакивал и со словами: «довольно, не могу», бежал к камину садился к нему и, хватаясь руками за голову, плакал, как ребенок. Тут я видел, насколько наш поэт жил нервами и какое место они должны были занимать в его творчестве».
Эти подлинные «Записки» Волконской и легли в основу некрасовской поэмы «Княгиня М. Н. Волконская».
КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО
Поэма «Кому на Руси жить хорошо» писалась Некрасовым в течение четырнадцати лет. Смерть помешала поэту закончить ее. Он предполагал, что в ней будет семь или восемь частей, но успел написать лишь четыре: «Часть первая» (без заглавия), «Крестьянка», «Последыш», «Пир на весь мир».
«Часть первая» написана Некрасовым вскоре после так называемого «освобождения» крестьян. Как известно, Некрасов считал эту реформу «чистым обманом», «издевательством над крестьянами». В своей поэме он хотел показать, что и в новой, якобы раскрепощенной России крестьяне попрежнему остались несчастными и что пресловутая «воля» не принесла им никакого облегчения.
Большинство изображаемых в этой поэме крестьян отличаются долготерпением и кроткой пассивностью. Эти свойства были ненавистны Некрасов}7, и он создал в своей поэме титанический образ Савелия, богатыря святорусского, самоотверженно восставшего против своих угнетателей. Несмотря на все цензурные стеснения, поэту удалось возвеличить этого народного борца за «мужицкое счастье».
В «Прологе» немало фольклорных мотивов. Действие «Пролога» развивается по традиционной сказочной схеме: волшебная птица дает герою волшебный предмет, помогающий осуществить задуманное предприятие. В данном случае это скатерть-самобранка, которая встречается во многих народных сказках.
Подробнее о поэме «Кому на Руси жить хорошо» — смотри предисловие к настоящей книге, стр. 16—20.
БАЮШКИ-БАЮ
Написано Некрасовым во время его неизлечимой предсмертной болезни.
ЗИНЕ
Зина — жена Некрасова. Настоящее ее имя было Фёкла Онисимовна Викторова. Поэт очень любил ее. 12 февраля 1874 года он подарил ей книгу своих стихов с надписью: «Милому и единственному моему другу Зине». Ей же посвятил он свое стихотворение «Дедушка». Когда он заболел, она так самоотверженно ухаживала за ним, что, как свидетельствует один современник, «по истечении этих двухсот дней и ночей из молодой, беленькой и краснощекой женщины превратилась в старуху, с желтым лицом, и такой осталась».
|
