DjVu

      СОДЕРЖАНИЕ

      «Авоська» старого знакомого 3
      Исповедь шпионки 22
      «Секретный сотрудник» 38
      Человек с ракеткой 55
      Особая любовь 77
      Дело № 08 98
      «Американка» 116
      Следователь 148
     
      «АВОСЬКА» СТАРОГО ЗНАКОМОГО
      В Энской части были сильно обеспокоены. Фашистские стервятники несколько дней подряд бомбили важные объекты. Удивляла их точная ориентировка. Видимо, враг пользовался чьими-то услугами на нашей территории, и наверняка через радиостанцию. Дано было задание пеленгаторной станции прощупать эфир. Предположение подтвердилось: враг свил гнездо в западной части леса, близ высотки, метрах в 600—700 от реки.
      Передача велась в микрофон шифром на немецком языке.
      Вскоре на опушке этого же леса, расположилась боевая часть. Ей и было поручено прочесать лес, поймать шпиона.
      Поиски шли напряжённо. Осматривали каждое дерево, обыскивали каждый куст. Безрезультатно: в лесу не оказалось ни одной живой души. С пеленгаторной станции сообщили: вражеский передатчик смолк в тот момент, когда начались поиски.
      Комиссар и командир полка догадались, в чём причина провала операции: они действавали недостаточно осторожно. Раннее утро. Тихо. А сотни людей с тяжёлых сапогах пробираются чащей, ломая сухие ветки. Треск и шум—лучшие пособники врагу. Ему было куда податься: огромный лес зажать в кольцо невозможно. Наконец, нраг мог перебраться через речку и уйти в город К. Возможно, дозор, посланный на этот участок, запоздал...
      На второй день, ранним утром, тем же лесом шли рядовые Даниил Петренко и Михаил Сидоров. Они направлялись к речке с пятиведёрным баком, чтобы набрать воды для полевой кухни. Вчера они тоже принимали участие в неудачной облаве на опасного врага. Может быть, поэтому каждый из них с особой остротой думал сейчас о хитром, изворотливом шпионе, прислушивался к шорохам, зорко всматривался в лесную чащу. Куда же шмыгнул, где теперь притаился гад? Кто он и где его постоянное логово?
      Открылась гладь реки. Вправо от себя, в полукилометре, у сизого огромного камня, Петренко заметил чер-
      ную фигуру. Он остановился и молча указал на неё Сидорову. Бойцами мгновенно овладело беспокойство: «Это они... Не упустить бы!».
      Жаль, нет у них винтовок. Если это действительно враг, его легко не возьмёшь. Бойцы понимающе переглянулись. Петренко указал на пару гранат, подвешенных к поясу. Одну из них передал Сидорову. Оставив бак (дьявол с ней, с водой-то!), бесшумно поползли к загадочной фигуре. Вот она уже отчётливо вырисовалась: мужчина. Он стоял вполоборота к бойцам, слегка наклонившись над зелёной сумкой — «авоськой». Высокий, худощавый, лицо бритое, морщинистое; короткие седые, ежом, волосы. Петренко решил, что это учитель, Сидоров принял его за бухгалтера. Шопотом обменялись первыми впечатлениями. Заметили на камне около старика несколько удилищ... Так вот оно что! Рыболов! Как видно, улов в сумке подсчитывает!.. Всё же решили подползти поближе. Старик тем временем ещё ниже склонился над «авоськой», почти спрятал туда своё морщинистое лицо... Чего он ворчит? Слова какие-то мудрёные, не похожие на наши, и говорит быстро, без передышки—так рыбу не считают. Наконец старик поднял голову, посмотрел по сторонам, закурил папиросу и стал сматывать удочки.
      — Руки вверх! — приказал Петренко, выскочив из кустов с гранатой в руке. Подбежал и Сидоров. Они прижали к камню добродушно улыбающегося старика.
      — Экие вы петухи, — не поднимая рук, сказал он спокойно. — Робкого человека до смерти напугать можете'...
      — Тебе говорят: руки вверх! — повторил команду Петренко. — Не то стрелять буду...
      — Стрелять-то чем? Гранатой... Сами ещё взорвётесь. - И старик протянул руку к гранате Сидорова.
      — Не трожь, гранату! — прикрикнул Петренко.
      — Да что вы, товарищи красноармейцы? В своём ли уме?! Напасть средь бела дня на мирного человека... Если вы переодетые бандиты или мародёры, тогда скажите, что вам надо?! Деньги? У меня же ломаного гроша нет. Хотите отобрать удочки или «авоську» — сделайте одолжение... — Старик протянул бойцам и удилища и зелёную сумку.
      Красноармейцы растерялись. Нет ничего особенного в этом старичке, разве глаза, — взгляд какой-то тяжёлый, неприятный. Шпионы, диверсанты представлялись им в другом свете. В каком — сказать не могли бы, не знали: до сих пор в жизни живого шпиона не видели.
      Петренко потребовал от старика документы, тот охотно предъявил их, похвалив бойца за бдительность.
      — Мне такая бдительность особенно по душе: я ведь сам усиленно насаждаю её среди здешнего гражданского населения.
      Петренко раскрыл депутатский билет: депутат и заместитель председателя местного городского Совета товарищ Океановский Валентин Викторович... Печать, фотокарточка установленного образца, две подписи...
      — А вот мой партийный билет... Нет, в руки не берите! У нас этого не положено. Это дороже, чем гранаты, до которых вы не позволили мне дотронуться... Взгляните сюда! — Старик раскрыл партийный билет. — Обратите внимание, сынки, на мой стаж: он, пожалуй, равен вашему возрасту — с 1921 года...
      И снова всё было правильно: подпись, печать, фотокарточка...
      — А рыбу удить я большой любитель. Не прогуляюсь зорькой к речке, не подышу утренним лесом — целый день сам не свой, работник уже не тот...
      — Всё! — прервал старика Петренко. — Пойдёшь с нами. Штаб недалеко — в избе лесника. Там лучше нас во всём разберутся.
      Старик рассвирепел. Он не находил слов, чтобы выразить негодование. Это же больше чем неуважение к возрасту, служебному положению, партийному стажу - Отлично! Он пойдёт в их штаб и добьётся от командира, чтобы бойцов наказали за неслыханное самоуправство и насилие над личностью. Правда, эта канитель, к сожалению, сорвёт у него утренний приём трудящихся... Ну что ж! Тем хуже для некоторых.
      — Не пугайте, — невозмутимо кинул Петренко. Тронулись! Погодите, вы сумку обронили...
      — А, к чорту её, — зло отозвался старик, но сумку взял, когда её поднял Сидоров.
      Невольные спутники молча шагали в глубь векового леса.
      Сидоров готов был провалиться сквозь землю от всей этой кутерьмы. Он был убеждён, что они ошиблись, зря побеспокоили, обидели заслуженного, большого человека. Непонятно, что это стряслось с Петренко, почему он вдруг так заупрямился?
      Неважно чувствовал себя и сам виновник «заварухи» — Петренко. Документы и у него не вызывали сомнений, а вот сердце почему-то не сдавалось, оно сильно билось и словно сигнализировало: «Он, он, он, он!..»
     
      * * *
     
      Когда Океановского привели в штаб, произошёл конфуз:
      — А, старый знакомый! Моё почтение. Валентин Викторович! — задушевно воскликнул начальник штаба. — Какими судьбами в нашу берлогу?
      Начштаба Веселов познакомился с Океановским на деловой почве, не раз бывал у него в служебном кабинете и не раз пользовался его покровительством при получении материалов, необходимых для своей части.
      Океановский тотчас с нескрываемым возмущением стал объяснять причину своего невольного появления в штабе.
      Петренко побагровел, потупил глаза. Нечего сказать-поймал шпиона! И задаст же командир, что называется по первое число, разделает под орех, осрамит перед частью. Но что делать с сердцем?! Оно настойчиво выстукивает. «Он, он, он, он...» Как доказать его правоту?
      Старик продолжал сетовать на бойцов, на их невоспитанность, бестактность, грубость...
      Начштаба, не дослушав Океановского, резко предложил Петренко выйти. Петренко сделал робкую попытку оправдаться.
      - - Красноармеец Петренко, не заставляйте напоминать устав!
      — Есть, товарищ начштаба, не заставлять напоминать устав! — отчеканил Петренко. Козырнул, круто повернулся и вышел из штаба.
      Выйдя из штаба, он бросился разыскивать комиссара. Обида ли, боязнь ли упустить врага, а возможно и сочетание двух этих чувств подействовали на Петренко. Ему разом сделалось ясно, зачем «колдовал» старик над «авоськой», почему пытался её «потерять»... А эти слова на незнакомом языке! Рассказывал же бойцам комиссар, что на днях в прифронтовой полосе политрук одного боевого подразделения в противогазе прохожего оборванца обнаружил paдиocтaнцию. Оборванец оказался крупнейшим лазутчнком...
      Едва Петренко взволнованно закончил рассказ, комиссар сказал:
      — Молодец, Петренко!
      - Служу Родине, товарищ комиссар...
      Они вошли в штаб в тот момент, когда начштаба благодарил Океановского за пишущую машинку «Ленинград», которую тот обещал выделить ему из запасов Горсовета.
      Молча подняв с пола зелёную сумку, комиссар осмотрел её. Там оказалась радиостанция, искусно вмонтированная в самое дно.
      — Обыскать! приказал комиссар, кивком головы указывая Петренко на опешившего старика.
      — Есть обыскать!
      Тщательный обыск новых данных не дал. Однако достаточно было и первой находки.
      — Давно «работаете»? — сурово спросил комиссар.
      — Я вас не совсем понимаю, товарищ начальник! — обиженным тоном сказал старик. — О какой работе вы говорите?
      Да, он видит эту досадную чертовщину, которую комиссар именует радиостанцией. Возможно, это в самом деле радиостанция. В этом вопросе подвергать coмнению компетенцию начальника у него нет оснований. Однако всё несчастье зaключaeтcя в том, что он любит утренние прогулки и рыбную ловлю. Не будь этого, он но нашёл бы сегодня в лесу эту дрянь... Он клянётся совестью коммуниста, что говорит правду... Пусть спросят всех его товарищей, пусть допросят весь город, где его знают от мала до велика, — никто и никогда не видел у него в руках эту поганую сумку. И зачем только он на неё польстился?! Весьма возможно, что враг во время вчерашней облавы бросил её.
      Комиссар начал колебаться. Доводы Океановского произвели на него впечатление своей логикой и здравым смыслом. От Петренко это не ускользнуло. Не ускользнуло и то, что собственное сердце тоже начало сдавать; его тоже цепко опутала словесная паутина старика, оно не выстукивало больше: «Он, он, он...»
      В самом деле, почему не может быть так: кто-то бросил сумку, а он, старик, нашёл её и рассматривал, сунув туда нос. А чужая речь? Может быть, это только послышалось!
      И всё же комиссар ещё не сдавался.
      — Прошу извинить меня, — обратился он к старику, — вам всё же придётся зайти на несколько минут к особоуполномоченному... Это по его специальности... Просолите, Петренко, товарища...
      — Вот как! Значит, вы всё-таки мне не верите? Это вам так не пройдёт! — гневно сказал Океановский и, выходя, хлопнул дверью. За ним поспешил Петренко.
      Комиссар и начштаба вопросительно посмотрели друг на друга.
     
      КОНЕЦ ФРАГМЕНТА