Формула ЧЧ

DjVu

      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      "КУЗНЕЧИК"
     
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      РЫЖИЙ НАРУШИТЕЛЬ
     
      Это случилось в солнечный весенний день, в час, когда кончаются занятия в школах и на тротуары высыпает детвора. Какой-то мальчишка перебежал улицу прямо перед носом автомашины. Визг покрышек по асфальту, испуганные возгласы прохожих... Машина сделала неожиданно крутой поворот, выскочила на тротуар и врезалась в гранитный парапет набережной. Раздался скрежет металла о камень, звон разбитого стекла. Из-под вздыбленного капота с шипением вырвалось облако пара, по асфальту растеклась синеватая масляная лужа.
      Мгновенно собралась толпа. Шофёр сидел, словно каменный, продолжая сжимать побелевшими пальцами рулевое колесо. Пожилой дядька рывком распахнул перекосившуюся дверцу кабины.
      — Ты что? Ноги-то целы?..
      Шофёр медленно, тяжело вылез из-за руля, неуверенно переступил с ноги на ногу, вытер со лба мелкие капли пота; на его загорелой руке, пониже закатанного рукава спецовки, кровоточила глубокая ссадина.
      — Может, «Скорую» вызвать? — предложил кто-то.
      — Машина — вдребезги, а шофёр жив. Удивительно...
      Румяная девочка в школьной форме протискалась к самой кабине, достала из портфеля пластмассовую коробочку — в таких обычно носят бутерброды, — но в этой коробочке оказались бинт, вата и пузырёк с йодом. Завладев рукой раненого, девочка молча продезинфицировала ссадину и принялась накладывать повязку ловко и умело. Ей помогал вертлявый мальчик с острым подбородком и быстрыми, живыми глазами; он держал её портфель.
      — Ты, Нина, потуже, потуже!
      Шофёр стоял опустив плечи и угрюмо смотрел на свою разбитую машину. Его запёкшиеся губы беззвучно шевелились.
      В толпе переговаривались:
      — Ладно, шофёр жив, а за машину отвечать ему придётся. Может в тюрьму угодить.
      — За что же? Ведь мальчишке жизнь спас, — был бы из пацана блин!
      — Вот паразиты! Прямо под колёса лезут. Куда он девался, паршивец?
      Тут все спохватились — стали оглядываться, искать мальчишку, виновника аварии. Но того давно и след простыл.
      У места происшествия задерживались новые прохожие, задавали друг другу вопросы: «Что произошло?», «Как получилось?» Качая, головами, рассматривали машину.
      Это был старенький зелёный полугрузовичок «пикап». Он представлял собою жалкое зрелище: оба крыла и облицовка радиатора разбиты вдребезги, дверцы кабины покорёжены. В картере двигателя зияла рваная дыра, из неё вытекали последние сгустки масла.
      — Теперь этот «Кузнечик» отпрыгался. Только в утиль его — на переплавку, — авторитетно сказал про машину парень в кожаной тужурке.
      Женщина с зонтиком под мышкой охотно вмешалась в разговор:
      — Может, он пьяный? Вечно они пьяные ездят. Вот и доездился. На ребёнка свалить легко. Проверить надо!
      — Товарищи, — тихо сказал шофёр, — мне от машины не положено отходить. Кто-нибудь позвоните в автоинспекцию, пожалуйста.
      Вскоре раздался треск мотора. Подъехал мотоцикл — синий с красным. Офицер милиции — суровый, с глубоким шрамом на неприветливом лице — слез с седла. Вначале он осмотрел следы, оставленные колёсами «пикапа» на асфальте, потом подошёл к водителю и приложил руку к козырьку своей фуражки.
      — Инспектор ГАИ, старший техник-лейтенант Щепкин. — Он скользнул взглядом по перевязке на руке шофёра; теперь сквозь бинт уже проступило бурое пятно. — Медицинская помощь требуется?
      — Да нет... Вот девочка, спасибо, перевязала. — Шофёр, не дожидаясь приказания, протянул свои документы. Пальцы его дрожали.
      Щепкин посмотрел в путевой лист, раскрыл водительское удостоверение.
      — Стаж порядочный — пять лет. Как же это получилось, товарищ Курочкин? Рулевое отказало, что ли?
      — Нет. Машина, хотя и старенькая, но была в порядке. Тут школьник один неожиданно забежал прямо под колёса. Тормозить было поздно, вот свернул...
      Щепкин убрал документы в планшет и занялся осмотром «пикапа» ; присел на корточки, потрогал поперечную тягу рулевого управления, потом несколько раз сильно качнул штурвалом, нажал тормозную педаль. Возле педалей лежала смятая картонная коробка, рядом валялась кукла. Щепкин поднял её. Кукла жалобно пискнула «ма-ма» и закатила глаза.
      Шофёр сказал виновато:
      — Дочке сегодня четыре года. Вот подарок вёз...
      Люди, стоявшие вокруг, переглянулись. Женщина с зонтом смутилась. Сказала в сердцах:
      — Сопляк несчастный! Чему их только в школе учат?..
      — Граждане, кто его видел, того мальчишку? Кто был здесь в момент происшествия? — спросил Щепкин. Он достал из планшета блокнот и приготовился записывать.
      Но никто не откликнулся. Люди вопросительно смотрели друг на друга, толпа поредела.
      — Я видел!
      Щепкин обернулся.
      Поодаль стоял коренастый подросток. Он заметно волновался. Щепкин оглядел его внимательно, прищурился.
      — А уж не ты ли сам и перебежал дорогу этому «пикапу»?
      Подросток вспыхнул, сжал кулаки, пригнул остриженную под
      короткий бобрик голову, словно собирался вызвать инспектора на бокс.
      Тут вмешалась девочка, которая давеча делала шофёру перевязку. Её круглые щёки так и горели.
      — И я всё видела. — Она ткнула пальцем в мальчика с быстрыми, живыми глазами. — И вот Симка тоже... А Игорь не станет врать! Он начальник нашего пионерского форпоста. Ведь это он позвонил вам в автоинспекцию.
      — Начальник форпоста? — переспросил Щепкин. — Постойте... Это уж не тот ли знаменитый форпост «Зоркий», который прошлой осенью организовал наш лейтенант милиции Петров?
      — Да! Он самый! — ответили в один голос пионеры и радостно переглянулись. — А вы знаете лейтенанта Петрова?
      — Это Ивана-то Сергеевича? Конечно, знаю. И про ваш форпост слышал много хорошего. — Щепкин положил руку на плечо Игоря. — Твоя фамилия Соломин?
      — Да.
      — Значит, это ты звонил к нам в ГАИ, сообщил про аварию?
      — Да, я позвонил. Вон автомат, в булочной.
      — Спасибо, товарищ Соломин, — сказал Щепкин и поднёс руку
      к козырьку. — Ну, а теперь, ребята, кто из вас может потолковей рассказать, как было дело?
      Конечно, вызвался Симка. Он скосил свои быстрые глаза на безучастно стоявшего в стороне шофёра и принялся рассказывать подробно, с важностью.
      — Значит, так. Идём мы с работы. Наш восьмой «в» работает в мастерских Энергостроя, здесь на набережной, два раза в неделю. На сварщиков учимся...
      — Ладно тебе, — перебила Нина, — расхвастался! Говори дело.
      — А ты не суйся! Я же даю показания! — огрызнулся Симка. — Значит, так... Идём мы с работы: я, вот она и Игорь. А ещё за нами Климка увязался...
      — Кто это — Климка?
      — Клим Горелов — это тоже наш форпостовец, — опять вмешалась Нина. — Только он ещё в четвёртом «б» учится. Но мы его всё равно приняли. У него особые заслуги...
      — Ига, я больше не буду давать показания. Чего она всё время перебивает?
      — Не беда, — сказал Щепкин, сдерживая улыбку. — Продолжай.
      — Значит, так... Я его сразу заметил, того пацана: волосы у него рыжие. Идёт по тротуару и читает книжку, на всех наталкивается. И вдруг — он раз! — через дорогу. А машина — раз!..
      — Что ж вы, форпоетовцы, не задержали рыжего?
      — Мы его сначала не видели, — сказал Игорь.
      — Это Сима всё замечает. Он ведь поэт, — гордо вставила Нина.
      На этот раз Симка не стал её одёргивать.
      — Мы испугались за шофёра. Побежали к нему, чтобы оказать первую помощь, — пояснил он солидно.
      — А нарушителя упустили. — Щепкин вздохнул. Помолчал. — Понимаете, если бы удалось доказать, что виновником аварии является этот рыжий нарушитель, тогда бы автохозяйство взыскало стоимость ремонта машины с его родителей. А так придётся платить шофёру.
      Ребята оглянулись на шофёра. Он стоял, облокотившись на парапет набережной, и грустно смотрел в воду.
      — Товарищ старший лейтенант, — сказал он, — разрешите мне пойти позвонить в гараж, вызвать техпомощь?
      — Разрешаю, товарищ Курочкин.
      Шофёр ушёл. Нина взяла с сиденья «пикапа» куклу, смахнула пыль с её нарядного платья, подобрала с земли мятую коробку и начала выправлять её.
      Симка нахохлился. Выражение важности исчезло с его лица. Он смотрел вдаль на освещённую солнцем гладь реки, на причал, где краны разгружали баржи с брёвнами и щебёнкой; оттуда доносились весёлые возгласы стропалей: «Вира-а! Вира помалу...»
      Глаза у Симки сделались какими-то задумчивыми. Неожиданно он забормотал:
      Над рекою чайки кружат на просторе,
      На причалах весело, работа кипит,
      А у шофёра Курочкина такое горе!
      И во всём виноват этот рыжий паразит...
      Игорь нахмурился, пригнул по-боксёрски стриженную голову.
      — Мы его найдём, — твёрдо сказал он. — Видите, Клим куда-то исчез. Ручаюсь, что он погнался за нарушителем.
      — Так ведь ваш Клим — маленький. Сами говорите, ещё в четвёртом учится. Что он может сделать с большим мальчиком?
      — Выследить! — горячо воскликнул Симка. — Знаете, какой он следопыт! Он однажды сфотографировал опасного преступника в клетчатой кепке. Эта Клетчатая Кепка учила ребят воровать... А ещё выследил браконьера. Тот приехал в лес на собственной машине и глушил там в озере рыбу!
      Щепкин вдруг заинтересовался.
      — Где это было?
      — В Лесной Республике. Так называется пионерлагерь. Клим был там -прошлым летом, — сказала Нинка и добавила с гордостью: — Браконьер хотел уехать, а Клим лёг перед машиной поперёк дороги. Не испугался...
      — А другой мальчик в это время привёл автоинспектора, — подсказал Щепкин.
      Ребята так и разинули рты.
      — Да!.. Откуда вы знаете?
      — Уж я-то знаю, — усмехнулся Щепкин и хотел сказать ещё что-то, но в это время раздался звонкий мальчишеский голос:
      — Ия знаю! Я вас сразу узнал!
      Из-под кузова «пикапа» вылез на четвереньках Клим — загорелый худышка с большими голубыми глазами и светлыми вихрами.
      — А я на всякий случай замаскировался, а вы даже не заметили. А я весь разговор слышал! — Он радостно оглядел Щепкина. — Ого! У вас теперь три звёздочки. Значит, вы уже перешли в старшие лейтенанты?
      — А ты переходишь в-пятый «б»? Поздравляю. — Щепкин засмеялся и протянул Климу большую крепкую руку. — Ну, здравствуй, рядовой Лесной Республики, гроза браконьеров. Давненько мы с тобой не видались.
      Удивлённые ребята молчали. А Клим потянулся к значку на кителе Щепкина.
      — Что это?
      — «Турист СССР», не видишь, что ли? — воскликнул Симка. — Вы мастер спорта по туризму? Правда, товарищ старший лейтенант?
      — Правда.
      Симка, Игорь и Нина поглядывали на Щепкина с уважением, а на Клима с завистью: такого друга имеет?!
      Игорь вдруг спохватился:
      — А как же с рыжим? Ты догнал его?
      Клим шмыгнул носом, переступил с ноги на ногу.
      — Не сердись, Игорь... У него ноги очень длинные. Бегает, как всё равно стометровку берёт. Оглянулся, увидел, что я за ним гонюсь, и припустил. Через мост перебежал, на другую набережную свернул, а там все дворы проходные...
      Игорь закусил губу, виновато глянул на Щепкина. Но тут Клим вынул из кармана смятую бумажку.
      —Вот — кусок странички из книжки. Рыжий обронил, а я поднял.
      — Молодец, Клим! — сказала Нина.
      — Я же говорил! — сказал Симка.
      — Погодите радоваться, — рассудительно сказал Игорь. — Он разгладил бумажку. — Какая-то четверть странички; здесь же ничего нет. Немного текста и номер — сто двадцать один.
      Щепкин повертел в пальцах затёртый, обтрёпанный листок.
      — Если бы библиотечный штамп был, тогда просто: установили бы в библиотеке название книги и кому она выдана. А так... Я вот, например, не знаю, что это за книга. Текст совсем незнакомый.
      — Может, Инна Андреевна знает? Это наша классная руководительница, — сказала Нинка. — Надо будет ей показать.
      —; Дайте-ка мне, — попросил Симка. — О-о, тут про какого-то «дьявольского» моряка... Н-не знаю, не читал...
      Нина выхватила у Симки листок, быстро пробежала его глазами с обеих сторон.
      — Действительно... Даже нет, как назло, ни одного имени собственного. Тогда бы легче было узнать название книжки.
      Клим с тревогой смотрел на старших. Если уж поэт Симка, который так много всего читал и даже сам сочиняет, не может сказать, из какой книги этот листок, так уж куда ему, Климу?
      — Ладно! — Игорь упрямо тряхнул стриженой головой. — Мы покажем этот листок нашему первому ученику, «профессору» Славке Оболину. Он-то наверняка читал всё на свете, товарищ старший лейтенант!
      Но Щепкин, видно, думал о чём-то совсем другом, потому что вдруг сказал:
      — Вы тут говорили, что учитесь на сварщиков. Значит, умеете обращаться с железом? — Он помолчал. Посмотрел через дорогу на дверь булочной, куда ушёл звонить шофёр. — Знаете, ребята, хочу вам кое-что посоветовать. Вот послушайте, у меня есть один план...
     
      Глава вторая
      ТРЕПЕТНОЕ СЕРЕБРО РЫБ
     
      Ребята любят давать друг другу прозвища. Эти прозвища бывают иногда здорово меткими, а иногда просто смешными или глупыми. Ну, взять хотя бы Симку Воронова: его прозвали «шестикрылым» только потому, что полное имя Симки — Серафим, а у Пушкина есть стихотворенье:
      ... И шестикрылый Серафим На перепутье мне явился.
      Или вот Нинка Логинова. Она круглолицая и румяная, на щеках у неё ямочки. Её прозвали «толстухой». А разве это прозвище подходит ей? Оно глупое, выдумано наскоро. Нинка отлично умеет оказать медицинскую помощь, если у кого-нибудь царапина или, допустим, ожог. Нинка знает про стафилококков и салициловый спирт; она и беседу проводила на эту тему на сборах форпоста. Она даже сама может сделать укол противостолбнячной сывороткой. Словом, Нинка Логинова— настоящий пионер-санинструктор. Так при чём же здесь «толстуха»? И не такая уж она толстая. Особенно в белом халате, который сама себе сшила. Симка сочинил про этот халат такие стихи:
      Я увидал тебя в халате белом,
      Ты стала выше, тоньше и милей...
      А вот зато «профессор» — прозвище, которым наградили первого ученика Славку Оболина, попадает в самую точку. Правда, очков он не носит и бороды у него, ясно, нет, но Славка — тощий, длинные ноги циркулем, да ещё у него привычка в ответственные минуты жизни задумчиво грызть ноготь большого пальца. В общем, он сильно смахивает на рассеянного жюльверновского профессора Паганеля. И голова у него — самая настоящая профессорская. Сверхтрудные задачи по математике он решает в какие-то несколько минут, а любые деления и умножения трёхзначных чисел производит прямо в уме. Он знает назубок все немецкие глаголы сильного и неправильного спряжения, включая даже проклятую форму причастия прошедшего времени, которая не даётся половине класса. Он помнит наизусть схемы генераторов, трансформаторов и аккумуляторов, и Инна Андреевна частенько говорит, что у неё в жизни не было лучшего ученика по физике. На уроках литературы Славка тоже отвечает с блеском, особенно если на него в это время смотрит Лера Дружинина; стоит ей скосить на него свои чуть прищуренные насмешливые глаза, ну, тут Славку будто кто кнутом огреет. Он начинает прямо-таки скакать галопом по цитатам и датам, сыплет именами авторов и названиями книг: что в каком году написано и в каких исторических условиях — тут и библиография, и география, и фольклор, — словом, лезет вон из кожи, хотя пятёрка ему и так давно обеспечена.
      Кому же, если не ему, было разгадать, какой книге принадлежит четвертушка странички, которую добыл следопыт форпоста Клим Горелов?
      Однако эта задача оказалась не по силам и Славке Оболину. Больше того, ни Лерина мать, которая работает диктором на радио, ни отец Игоря — главный инженер Механического завода, ни даже заведующая районной библиотекой не могли сказать, из какой же всё-таки книги эта страничка. Симка проторчал весь вечер в библиотеке — и всё впустую.
      Тогда решили поставить этот вопрос перед всем классом. Ведь тут не простое любопытство: от «раскрытия тайны листка», как выразился Симка, быть может, зависит судьба шофёра Николая Курочкина.
      Нина спросила:
      — Ну, допустим, мы узнаем автора и название книги. А что дальше?
      — Дальше будет видно, — неуверенно сказал Игорь.
      А Славка добавил:
      — Шерлок Холмс придавал любым деталям огромное значение. А потом, вспомните известный афоризм: «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты».
      Форпостовцы были крайне заинтересованы. Клим — тот специально околачивался возле дверей восьмого «в», как только раздался звонок, немедленно пробрался в класс и, вопросительно поглядев на Инну Андрервну, втиснулся за парту между Игорем, и Симкой.
      Инна Андреевна стояла около своего столика. Она улыбнулась Климу, не прерывая разговора. А разговор шёл о том, как ребята собираются провести лето.
      Конечно, все поедут в пионерлагери. Даже Рита Галкина и Юра Бычков, которые постоянно ездят с мамами на дачу, и те в этом году уговорили родителей отправить их в Лесную Республику. А вот форпостовцы? Они ведь всегда придумают что то особенное, такое, что не каждому под силу.
      Действительно, на вопрос Инны Андреевны Симка выкрикнул непонятное:
      — Барс!.. — И многозначительно замолчал.
      — Что такое? — Инна Андреевна усмехнулась. — Опять у форпостовцев какая-то новая тайна?
      — Напрасно он фасонит, — сказала Лера Дружинина. — Никакой здесь тайны нет, Инна Андреевна. Просто мы ещё не успели всё как следует обсудить. БАРС означает: Боевой Авангард Разведчиков-Следопытов. Вот мы, форпостовцы, и хотим летом...
      Учительница одобрительно кивнула:
      — Поняла. Эта затея мне нравится. БАРС! Где-то я недавно читала...
      — Да. В «Пионерской правде» было. Это придумали узбекистанские школьники.
      За партами зашумели, задвигались: дела форпоста неизменно вызывали у всего класса живой интерес. Что за новая затея? Пускай расскажут! Начальник форпоста — чего он молчит?
      Игорь сказал:
      — В Узбекистане, оказывается, давно уже существует клуб юных туристов — БАРС. Прошлым летом отряды путешественников-барсов-цев совершили походы по своему краю. Ребята из других республик тоже не отстают...
      — И вот мы хотим... — вставила Нинка.
      Учительница остановила её движением руки.
      — А какие задачи ставят перед собой барсовцы?
      — Да, какие? — поддакнула Лера и скосила глаза на Славку.
      Ну, тут его словно пришпорили. Он поднялся с места, откинул
      волосы со лба и заговорил, как всегда, складно и обстоятельно, будто читал лекцию:
      — Отряд Кривозерьевской школы Пензенской области разыскал песок и гравий; их теперь пустили в дело на стройках района — раз. Для гончарной промышленности Ивановской области нужна была специальная черепичная глина — туристы Пестяковской школы разыскали её; сейчас уже выпускают изделия из этой «пионерской» глины т— два! — Славка продолжал загибать пальцы. — А отряды юных воронежцев разведали сто сорок гектаров заболоченных земель, которые можно осушить. Особенно отличились пионеры Уфы — нашли такие редкие минералы, как нефрит и яшму цвета слоновой кости. — Славка умолк, оглянулся на Леру Дружинину. — Хватит примеров или ещё?
      — Подумать только — запомнить всё это! — восторженно прошептала Нинка. — Не голова, а форменная кибернетика.
      — Это очень интересно и полезно, — сказала Инна Андреевна. — Но для таких походов нужны большое мужество и выносливость.
      Игорь усмехнулся про себя: «Эх, Инна Андреевна! Привыкла с первого класса считать нас малышами, да так и считает до сих пор, А вон Симка уже собирается жениться на Нинке Логиновой. «Окончу, — говорит, — школу, и назавтра же...» А чего ему не жениться, в самом деле? Ведь он уже почти квалифицированный сварщик. А Славка самостоятельно сменил у себя в квартире всю электропроводку. Пенсионеры со всего дома к нему на поклон ходят, потому что он чинит телевизоры не хуже, чем в ателье, да ещё бесплатно. А Лера в этом году завоевала первый юношеский разряд по плаванию. С такими ни в каком походе не пропадёшь!»
      Так подумал Игорь. Но вслух сказал только:
      — Да хватит у нас и мужества, и выносливости. Ведь мы же вот-вот комсомольцы.
      Клим так и заёрзал на месте. Это что же выходит? Значит, его, Клима, не возьмут в поход? Он поднял на своего старшего друга глаза, полные мольбы и упрёка.
      — Игорь!..
      Но в этот момент Инна Андреевна спросила:
      — А кто же вас поведёт?
      Ребята и минуты не думали: как это — кто? Игорь Соломин! Начальник форпоста. А к тому же он ещё занимается в секции бокса. Что же, у него не хватит мужества и выносливости, что ли?
      — Игоря я знаю достаточно, так же, как и любого из вас, — сказала Инна Андреевна. — Но вы не можете отправиться в этот поход без взрослого опытного человека. Да никто вас не отпустит. В первую очередь родители. — Она взглянула на часы, взяла классный журнал.
      И тут Игорь спохватился, поспешно достал из портфеля листок бумаги.
      — Инна Андреевна, не сможете ли вы нам сказать, из какой книжки это?
      Учительница надела очки.
      Обрывок странички был зачитан и затёрт до дыр, поля обтрёпаны, некоторые слова невозможно было разобрать, и Инне Андреевне приходилось угадывать их:
      «... Он хотел быть «дьявольским» моряком. Он, задыхаясь, пил водку и с замирающим сердцем прыгал в воду головой вниз с двухсаженной высоты. Понемногу он потерял всё, кроме главного — своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил тёмным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. И его речь, утратив надменно застенчивую текучесть,
      стала краткой и точной, как удар чайки в струю, за трепетным серебром рыб...»
      И на обороте:
      «... Случалось, что петлёй якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что непридержанный у кнехта канат вырывался из рук, сдирая с ладоней кожу, что ветер бил его по лицу мокрым углом паруса... и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица... Однажды капитан, увидев, как он мастерски вяжет на рею парус, сказал сам себе: «Победа на твоей стороне, плут». Он вызвал его в каюту и, раскрыв истрёпанную книгу, сказал:
      — Слушай внимательно. Брось курить! Начинается отделка щенка под капитана...»
      Инна Андреевна сняла очки, лицо её стало задумчивым. Она держала в руках пожелтевший обрывок странички, а сама смотрела в окно — туда, где за лёгкими переплётами портовых кранов река плавно переходит в залив; там белели треугольные паруса яхт, над ними кружили чайки, а у горизонта далёкий дымок парохода смешивался с клубящейся грядой облаков.
      В классе опять зашумели. Все стали наперебой гадать:
      — Паустовский?
      — Новиков-Прибой?
      — Нет, это скорей из «Морского волка» Джека Лондона!
      Разные книжки называли. Рита Галкина даже вспомнила ни к селу ни к городу «Овода».
      Славка молча думал, — он знал всех этих авторов, — нет, не похоже.
      — Особенно написаны эти строки, — сказала Инна Андреевна. — В них... Как бы это определить?.. В них — гул прибоя и ветер путешествий Очень поэтично. — Она вздохнула и как-то грустно оглядела класс. — Должно быть, это очень хорошая книга. Что-то далёкое, знакомое с детства. Но я просто не могу вспомнить, как она называется и кто автор.
      Вот тебе и раз! И это говорит Инна Андреевна, которая ведёт их с первого класса. И за эти восемь лет, кажется, не было случая, чтобы она не ответила на какой-нибудь вопрос. Она и сама смущена, а ребята совсем озадачены. Особенно Клим: неужели его находка, добытая в погоне за рыжим, ничего не стоит? Игорь хмурится. Нина шёпотом спрашивает у Симки: «Что это за словечко— «кнехт»? Сосредоточенно грызёт ноготь большого пальца Славка Оболин. Лера косится на него своими насмешливыми прищуренными глазами — дескать, эх ты, а ещё профессор...
     
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      СОБЫТИЯ НА СТАРОЙ СВАЛКЕ
     
      Днём и ночью во всякую погоду движутся по улицам автомашины — грузовые, легковые, автобусы, почтовые, пожарные, оперативные милицейские, специальные медицинские; зимой — снегоуборочные, песочницы; летом — поливочные. Особенно много автофургонов с надписью: «Продуктовая». Сколько их — Климу даже представить себе трудно! Славка говорит: «Возьми, мол, для примера хотя бы только хлеб: надо, чтобы каждому и на каждом шагу был хлеб. А всё остальное? Ведь в городе больше трёх миллионов людей, и они должны ехать на работу, есть, пить, одеваться, читать газеты, отправлять письма. Вот, допустим, ты, Клим Горелов, вышел из своего четвёртого «б», и захотелось тебе конфету или там мороженого — пожалуйста! На любом лотке купишь. Вот когда будешь слизывать с палочки своё любимое эскимо, подумай хоть раз, как оно попало на лоток и в рот тебе...»
      В самом деле, если подумать, сколько надо автомашин и сколько шофёров, которые, пока ты спишь, учишься в школе или играешь во дворе, развозят по городу всякую всячину, чтобы жизнь шла по славной Славкиной формуле: каждому, на каждом шагу.
      Любая машина везёт что-то нужное, она торопится — ведь люди ждут. И вдруг какой-то несознательный мальчишка внезапно перебегает улицу, и машина выходит из строя. Пусть это всего лишь старенький, видавший виды полугрузовичок «пикап», похожий на кузнечика, но на его зелёном кузове написано: «Канцтовары, школьные принадлежности». Значит, какие-то ребята не получат вовремя карандашей и тетрадок. А весёлый шофёр Николай Курочкин перестанет быть весёлым, потому что у него заберут водительские права, да ещё, может, судить будут, хотя он и спас рыжего от верной смерти. Ездить Николай пока не сможет, а будет маяться в гараже, восстанавливать свой «Кузнечик». А можно ли его восстановить? Это ещё вопрос. Ведь «Кузнечик» очень сильно разбит.
      В каждом большом гараже есть такое место, куда, прежде чем отправить в утиль, свозят развалившиеся кабины, старые кузова, отработанные детали. Но это ещё не окончательное автомобильное кладбище. Шофёры нередко заглядывают сюда: нет-нет да и разыщут какую-нибудь мелочь для своих ходовых машин. Это место в шутку так и называют: «Самснаб».
      В тот злосчастный день, когда вызванная Николаем Курочкиным «техпомощь» приволокла в гараж на буксире разбитый «пикап», главный механик Максим Назарович обозвал Николая вредителем, а потом поскрёб в затылке и сказал, что в боксах места нет, всё занято по ремонтному графику; аварии, мол, не планируются.
      — Отправляйся, наседкин сын, со своей чёртовой колымагой на задний двор в «Самснаб». Людей у меня для такого дела тоже нет, сам и будешь чинить. Пока разберёшь, промоешь детали, потом составим дефектную ведомость. А там видно будет, пусть начальство решает... Эх ты, куриная слепота!
      Так вот и обосновался на гаражной свалке вместе со своим «пикапом» шофёр Николай Курочкин. Здесь, неподалёку от глухого забора, среди лопухов и крапивы, он расчистил небольшую площадку под дощатым навесом, поставил разбитую машину на чурбачки и, скрепя сердце, принялся за работу.
      Не сладкое и не весёлое это дело — корячиться под исковерканным автомобилем. Присохшая под крыльями грязь сыплется в глаза, скрипит на зубах; капля масла нет-нет да и упадёт за ворот. Исцарапаешься весь, измажешься. Но это полбеды, главное, — на душе тоскливо. «Составим дефектную ведомость, а там будет видно...» А что будет видно? Права забрали, настоящего заработка нет. Ковыряйся на заднем дворе в одиночестве, отбывай наказание... А кто виноват?
      — Товарищ Курочкин! Дядя Коля! Здравствуйте!
      Что такое?.. Курочкин высунулся из-под машины, глянул вверх. Над забором торчали четыре мальчишечьи головы.
      Пока Николай разглядывал их, за забором кто-то пропищал:
      — Ну, что там? Я тоже хочу посмотреть. Симка, противный, помоги же!
      Над забором вспорхнул лиловый бант, потом показались румяные щёки с ямками, и Николай сразу же узнал девочку, которая перевязывала ему руку. Рядом появилась ещё одна девочка — золотоволосая, синеглазая.
      Курочкин удивился:
      — Сколько же вас там?
      — Весь актив форпоста! — звонко ответила золотоволосая и первая бесстрашно перемахнула через забор.
      За ней перелезли остальные. Симка и Славка помогли толстухе Нинке, а Клима просто сняли с забора.
      — Я сам, сам! Пустите... — вырывался Клим.
      — Мы хотели через проходную, да вахтёр нас прогнал, — сказал Славка.
      — О! Ваша ссадина на руке совсем уже зарубцевалась, — заметила Нинка.
      — Мы пришли вам помогать, — сказал Игорь.
      — Мы не маленькие, не думайте, — сказал Клим.
      Пионеры окружили «пикап», принялись осматривать его с деловым видом. Симка присел на корточки и зачем-то покачал рулевую тягу, как тогда инспектор Щепкин на набережной. Игорь и Славка начали перебирать разложенный на подножке инструмент, а Клим сразу же нырнул под кузов.
      — Бедный «Кузнечик»! Как ему досталось!
      — Ну, попадись мне только, рыжий!
      — Чего же мы ждём? Надо работать! Дядя Коля, командуйте!
      Николай озадаченно смотрел на ребят. Теперь он заметил, что все они в старых потёртых одёжках, в том числе и девочки.
      — А вам не попадёт?..
      — От кого? — удивился Игорь. — Если хотите знать, нам посоветовал прийти сюда автоинспектор Сергей Павлович Щепкин. А ещё мы всё обсудили с нашей учительницей. Она целиком «за». И наши родители тоже «за».
      — Да вы не бойтесь, дядя Коля, — сказал маленький Клим, — мы справимся. Игорь знаете какой сварщик! Мы всё будем делать, как вы скажете. Не бойтесь.
      — Я не боюсь, — сказал Николай. — Спасибо...
      Отобранные права, ругань механика, упрёки жены, обида на рыжего мальчишку — всё это словно отодвинулось куда-то, потеряло остроту. Даже унылый двор, заросший бурьяном и лопухами, перестал быть унылым с тех пор, как на нём появились эти мальчишки и девчонки.
      — Смотрите, что я нашёл! — кричал Клим, вытаскивая из груды железного лома большое ведро. — Дно совсем целое. Пригодится, дядя Коля?
      — Вы покажите нам, что отвинчивать, и дайте инструмент, — сказал Игорь.
      Пришлось Николаю Курочкину идти в склад, выпрашивать дополнительный инструмент, ветошь и керосин.
      — Куда тебе столько? — спросил кладовщик. — Тут же хватит на целую бригаду.
      Николай улыбнулся, впервые за эти три дня.
      — У меня и есть целая бригада.
      Действительно, получилась самая настоящая ремонтная бригада. Когда на свалку невзначай заглянул механик, он глазам своим не поверил: вокруг «пикапа» ползали взлохмаченные, измазанные ребята. Из-под машины в разные стороны торчали ноги; кто-то отвинчивал болты картера, кто-то снимал глушитель, кто-то соскрёбывал грязь с днища кузова. Вразнобой звенели гаечные ключи. А две девчонки, сидя на корточках возле большого ведра, тёрли керосиновыми тряпками листы разобранной рессоры и, раскачивая головами, распевали:
      Больного доктор лечит,
      Больной ужасно рад.
      Запрыгает «Кузнечик»
      Коленками назад...
      На голове у круглолицей девчонки дёргался в такт песенке лиловый бант.
      — Вот дьявольщина! — сказал механик. — Кто такие, откуда?
      — Оттуда, — сказал Николай и ткнул отвёрткой в сторону забора. — Такие ребята, прямо орлы!
      Максим Назарович хорошо понимал: мальчишки любят возиться с техникой, особенно с автомобилями — хлебом не корми. Но чтобы так дружно! И откуда такая сноровка? Механик-то не знал, что эти ребята привыкли иметь дело с железом в мастерских Энергостроя.
      — И впрямь — орлы. Такие шпингалеты, а уже, почитай, полмашины разобрали. — Он посмотрел, как Игорь умело орудует ручником и зубилом, и одобрительно выругался: — Силён, подлец! Да за такую работу не жаль и заплатить сполна. Я вам выпишу деньги, честное пионерское! Из безлюдного фонда, чёрт бы его побрал!
      — Вы лучше выпишите нам пропуска, — заметила толстуха Нинка. — Не орень-то удобно лазить через этот ваш забор.
      Все засмеялись, кроме Игоря. Он сказал обиженно:
      — Никаких денег нам не надо.
      А Славка добавил:
      — Мы сюда пришли работать по формуле «Че-че».
      — По какой формуле?
      — «Че-че» — человек — человеку.
      На это Максим Назарович не нашёл что ответить и принялся раскуривать трубку, невнятно бормоча: «Скажи, пожалуйста, «Че-че»... Тут он заметил Клима, который в этот момент вылез из-под машины, перемазанный с ног до головы.
      — А этот щенок что здесь делает?
      Но Клим не обиделся. Он тряхнул замасленным вихром и неожиданно выпалил:
      — Слушай внимательно: брось курить! Начинается отделка щенка под капитана!
      — Что?.. — оторопело спросил механик. Он чуть не выронил трубку.
      Лера и Нинка прыснули от смеха, а Симка поспешно сказал:
      — Вы не обижайтесь, товарищ механик. Это он из книжки. Из-за неё и пострадал «Кузнечик».
      Максим Назарович, конечно, ничего не понял.
      — Какая книжка? Какой ещё, к дьяволу, кузнечик?
      — Да этот «пикап». А книжка...
      Ну, тут уж — ничего не поделаешь — пришлось рассказать механику всё: и про рыжего мальчишку, и про то, как он успел скрыться. Даже показали обрывок странички, где было напечатано про «дьявольского моряка».
      — Может, вы знаете, Максим Назарович, из какой это книжки? — спросил Симка на всякий случай.
      Механик подержал в замасленных заскорузлых пальцах листок, повертел так и сяк, посмотрел зачем-то его на свет и вдруг загремел:
      — А наплюньте на этого рыжего прохвоста и на его дрянную бумажонку! Чего котелки зря ломать, ещё мозги себе вывихнете. Да-вайте-ка лучше оформляйтесь к нам в гараж, в ученики. Я из вас, дьяволята, автослесарей сделаю. Мне люди вот как нужны! — И Максим Назарович провёл ребром ладони пониже подбородка, будто хотел отрезать себе голову.
      Ребята переглядывались, довольные и гордые. Ещё бы! Ведь приятно, когда тебя приглашают на работу, как взрослого. Но наплевать на обрывок странички нет уж! На это никто не согласен. Во-первых, в ней, в этой страничке, «гул прибоя и ветер путешествий», как сказала Инна Андреевна. А во-вторых, надо найти рыжего и наказать — это дело чести пионерского форпоста! Почему за аварию должен расплачиваться один Николай Курочкин?
      — Кольке Курочкину я тоже сочувствую, ребята. Общипали его порядочно, — сказал Максим Назарович. — Я бы охотно списал этот дохлый «пикап» в утиль, кошке под хвост. Да ведь не всё от меня зависит. Вот подождём решения автоинспекции, чтоб ей пусто было, и тогда...
      Он вдруг поперхнулся, глядя куда-то над головами пионеров.
      Ребята обернулись и... вот тебе и раз! Никто и не заметил, когда тут появился старший лейтенант Щепкин. Он стоял поодаль, у столба навеса; солнце отражалось в лакированном козырьке его милицейской фуражки.
      — Здравствуйте, товарищи. Здравствуйте, товарищ главный механик. А я вас ищу по всему гаражу.
      Максим Назарович поморщился, недовольно буркнул:
      — Здравствуйте. Небось опять будете искать неисправности, запрещать машинам выход на линию?
      — А что, разве такие неисправности имеются? — невинно осведомился Щепкин.
      Механик ругнулся под нос и ничего не ответил. Он вопросительно смотрел на Щепкина.
      А тот достал из планшета лист бумаги и подал его Максиму Назаровичу.
      — Автоинспекция уже приняла решение по делу шофёра Курочкина. Вот, читайте.
      — Вслух! Вслух читайте, пожалуйста, — попросили пионеры.
      Механик выколотил трубку об каблук, спрятал её в карман и принялся читать:
      — «Постановление. Я, следователь ГАИ, старший техник-лейтенант Щепкин С. П.. произведя расследование обстоятельств аварии...» И так далее, и так далее.;.. Ага, вот самое основное: «Ввиду того, что материалами следствия и показаниями свидетелей... — тут механик значительно посмотрел из-под седых кустистых бровей на пионеров, — и показаниями свидетелей подтверждается, что водителю по независящим от него причинам, в целях спасения человеческой жизни, пришлось пойти на крайние меры, единственно возможные в создающихся условиях, автоинспекция постановляет: следствие по данному делу прекратить. Шофёру второго класса тов. Курочкину Николаю Леонидовичу водительские права вернуть».
      Николай Курочкин сразу повеселел. Глаза у него сделались какие-то телячьи. Такими глазами он молча смотрел на ребят. А те бросились его поздравлять и даже хором прокричали ура. Клим же прямо-таки с обожанием смотрел на Щепкина. Теперь твёрдо решено: он, Клим, когда вырастет, обязательно сделается автоинспектором, старшим техником-лейтенантом — и больше никем и ничем!
      А Щепкин между тем заинтересовался «пикапом»: ходил вокруг него, щупал мотор, заглядывал под кузов. Сразу видно, что человек понимает и любит машину.
      — Да вы, ребята, уже многое успели сделать, — сказал Щепкин.
     
      * * *
     
      Всё-таки интересное это дело — знакомиться с новыми людьми. Как будто решать трудные задачи по алгебре, где вместо определённых величин стоят условные знаки: поди-ка, разберись сразу что к чему. Ну, кто бы, например, мог подумать, что механик гаража, этот невоспитанный грубый дядька, который буквально набит ругательными словами, вовсе уж не такой, каким кажется с первого взгляда. Ведь это он потащил пионеров в гаражную столовую и принялся дубасить кулаком в запертую дверь.
      А повариха сказала:
      — Время кончилось, пускать не велено. Вы же сами подписывали инструкцию.
      А механик сказал:
      — Ах ты, пустая солонка! Далась тебе инструкция! Надо действовать по формуле «Че-че». Видишь, ребята наработались. Что ж ты, хочешь, чтобы они подохли с голоду?
      И заставил повариху накормить ребят вкусным гороховым супом.
      ...Николай Курочкин тоже хороший парень. Но, пожалуй, старший техник-лейтенант Сергей Павлович Щепкин лучше всех. Ой, а Инна Андреевна? Она добрая, умная, всё понимает! Но ведь у неё такая работа — заниматься с детьми. А кто велел Щепкину терять время на детей? Его работа — придираться к неисправным машинам, штрафовать водителей и вообще стараться, чтобы его, Щепкина, боялись, И лицо у него для этого подходящее: строгое, со шрамом.
      Симка не удержался и спросил:
      — Сергей Павлович, это вас на войне ранило?
      — Нет. В войне я не участвовал. Я тогда был моложе Клима.
      — Значит, в борьбе с преступниками?
      Ух, как интересно! Все ждали — сейчас Щепкин расскажет какую-нибудь захватывающую историю. Но он перевёл разговор совсем на другое:
      — Вот вы, ребята, за сегодняшний день разобрали почти весь «пикап». Это, в общем, довольно простая работа; отвинчивай гайки и болты да промывай в керосине детали. А вот когда придёт время собирать из них механизмы, вот тогда начнётся самое интересное.
      И тут Сергей Павлович рассказал, что на каждом автомобиле есть своя собственная электростанция с химическим и механическим источниками тока и с повышающим трансформатором, который, оказывается, не что иное, как индукционная катушка. Да ведь её проходили на уроках физики с Инной Андреевной!
      Славка только слегка наморщил лоб и сразу же вспомнил:
      — Катушка Румкорфа. Две обмотки и прерыватель в первичной цепи. Большой коэффициент трансформации. Несинусоидальный ток высокого напряжения получается во вторичной обмотке.
      — Тут уж пришла очередь удивляться Щепкину: он-то ведь не знал, что Славкина голова — это форменная кибернетика. И, наверно, подумал, что и все ребята такие же.
      — Ого, я вижу, вы в школе даром времени не теряете. Передайте привет вашему учителю физики.
      — У нас учительница, — сказала Лера.
      — В данном случае это не имеет значения, — заметил Щепкин.
      И все засмеялись. И ребятам показалось, что уже давно-давно они знают Сергея Павловича.
      Может, это им показалось потому, что Щепкин носил милицейскую форму — такую же, как и старый друг форпостовцев — лейтенант Петров. А может быть и просто потому, что со Щепкиным было легко и интересно разговаривать.
      Весь этот разговор происходил по пути из гаража. Никто из ребят не обращал внимания, куда они идут. Шагали себе вместе с Сергеем Павловичем, пока он не остановился.
      — Ну, вот вы меня и проводили. Спасибо. Мне сюда.
      На стене старинного серого дома были прибиты две вывески: «Городской спортивный автомотоклуб» и «Школа повышения квалификации шофёров. Занятия вечерние».
      — А можно нам когда-нибудь зайти в эту школу, посмотреть? — спросил Игорь.
      — Конечно, можно, — сказал Щепкин. И задумался на минутку. — У нас тут есть замечательные люди. Директор школы, например. Мой старый учитель. Но сейчас вам пора домой. Экзамены на носу, а уроки ещё не сделаны? Да и родители будут беспокоиться.
      Клим хотел было сказать, что у него не родители, а только мама. Но промолчал. Лишь тихонько вздохнул: ему очень не хотелось расставаться с Сергеем Павловичем.
     
      ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
      РЫЖАЯ ЭПОПЕЯ
     
      Встречали вы когда-нибудь мальчика, который не хочет ехать в пионерский лагерь? Ведь это просто глупо — околачиваться в душном и пыльном городе, когда занятия в четвёртом «б» уже три дня как закончились! Ну, если нет возможности поехать, тогда другое дело. А то посудите сами: есть путёвка! Её дали за счёт месткома больницы, где Вера Васильевна работает медсестрой. Пошли, можно сказать, навстречу, понимают, что ей, Вере Васильевне, трудно одной «поднимать» сына. А он, неблагодарный, упёрся, как бычок: «Не поеду! » — и всё тут. Ну, что теперь будет? Сама полный день на работе, а он бог знает где и с кем! Прямо сердце разрывается! И откуда в нём столько упрямства? Ведь он совсем ещё маленький. Что же из него будет, когда он вырастет?
      Эх, мама! Во-первых, не что, а кто будет: ведь Клим одушевлённый предмет, а не какой-то там больничный шприц! А будет из него старший техник-лейтенант — вот кто будет. Это уже решено. И, во-вторых, какой же Клим маленький, если он уже перешёл в пятый класс? Да ещё без троек! И, в-третьих, встречали вы когда-нибудь маму, которая бы понимала, что такое гул прибоя и ветер путешествий? А трепетное серебро рыб она видит только тогда, когда чистит треску на кухонном столе. Клим не спорит: лагерь —это хорошо. Но разве его можно сравнить с походом барсовцев, где надо самому прокладывать путь и преодолевать настоящие опасности? Только в таком походе можно стать широким костью и крепким мускулами, бледность заменить тёмным загаром, изысканную беспечность движений отдать за уверенную меткость работающей руки; и тогда у Клима в глазах появится блеск, как у человека, смотрящего в огонь костра...
      Дым костра, углей сиянье,
      Серый пепел и зола...
      Это только в песне так поётся. А в лагере на самом деле пионеров водят за ручку попарно в столовую. B картошку не пекут в горячей золе вечернего костра. Её подают официантки в белых передниках, очищенную, сваренную b политую соусом...
      Клим согласен чистить картошку, собирать валежник, бегать за водой и вообще выполнять любую работу. Клим справится. Ведь он теперь в пятом классе! Уже целых три дня. Вот, пожалуйста, и табель в кармане. Клим специально прихватил его, уходя из дому: надо принять все меры, чтобы ребята взяли в поход.
      Мама сегодня со слезами ушла на работу, понесла обратно путёвку. Маме, ясно, тяжело. А разве Климу легко? Не у одной мамы разрывается сердце. Думаете, весело слоняться по жаре возле школы и ожидать, когда окончится пятый урок в восьмом «в»? И всё думать и думать: «Возьмут или не возьмут?»
      Надо во что бы то ни стало доказать ребятам, что Клим достоин идти в поход! Надо совершить что-то особенное, какой-нибудь отважный поступок. И тогда Игорь скажет: «Победа на твоей стороне, плут».
      Но что бы такое совершить?..
      Клим поднял голову, огляделся с тоской и вдруг... увидел рыжего!
      Во рту сразу стало сухо, в груди застучало. Клим даже прислонился к стене школы. Но это только на мгновенье. В ту же минуту он, пригнувшись, перешёл улицу и осторожно, на некотором расстоянии, последовал за рыжим. Ну, теперь-то ему не скрыться!
      А рыжий и не думал скрываться. Ничего не подозревая, шёл себе не торопясь. В руках он держал на этот раз не книжку, а эскимо на палочке и слизывал его так усердно, что порой натыкался на прохожих. Волосы на его голове пылали под солнцем.
      Будь у Клима такие же большие и сильные руки, как например, у механика Максима Назаровича, тогда просто. Тогда Клим сразу схватил бы этого рыжего прохвоста за шиворот и загремел бы: «Ага, попался, вредитель! Пойдём-ка со мной в автоинспекцию!» Но, к сожалению, руки у Клима ещё не такие сильные, Как у Максима Назаровича, а сам Клим почти на две головы ниже своего противника. Значит, надо переменить тактику, придумать что-то другое.
      Рыжий спокойно доел эскимо, бросил палочку в урну и, засунув руки в карманы, остановился возле витрины «Спорттовары». Пока он глазел на всякие там рюкзаки и мотоциклеты, Клим составил план действий: надо пойти за рыжим до самого его дома, запомнить адрес, а потом устроить засаду всем форпостом! Очень простой план, а главное,— надёжный. «Силён, подлец!»—похвалил себя Клим. Он уже торжествовал победу.
      Но тут произошло такое, чего уж никак невозможно было ожидать: к рыжему подошёл другой рыжий мальчишка. Он тоже был в школьной форме и тоже ел мороженое, только не эскимо, а брикет.
      Рыжие поздоровались и пошли вдоль по тротуару, разговаривая о чём-то.
      Вот тебе и раз! Что же это такое творится? Оба они одинакового роста, оба длинноногие, а их лица... Но морду того рыжего Климу не удалось рассмотреть во время погони. Так который же из них именно тот рыжий?
      Клим лихорадочно соображал: вот-вот они могут разойтись в разные стороны, и тогда за кем же вести наблюдение? Нет, нельзя терять ни секунды! Необходимо действовать...
      Клим ускорил шаги, побежал. Вот он догнал рыжих, втиснулся между ними и, тяжело дыша, заговорил:
      — Он хотел быть дьявольским моряком. Он задыхаясь пил водку и прыгалв воду с двухсаженной высоты. Понемногу он потерял всё, кроме главного — своей странной летящей души...
      Всё это Клим выпалил одним духом и при этом так и впился сверлящим взглядом в лица рыжих.
      А рыжие сначала посмотрели на него, а потом — друг на друга.
      — Ты что-нибудь понял? — спросил первый рыжий.
      — Нет. А ты?
      Оба они опять внимательно посмотрели на Клима и немножко отодвинулись от него.
      — Послушай, что с тобой? — спросил второй рыжий; он забыл про свой брикет, и капли растаявшего мороженого падали на землю.
      А Клим продолжал скороговоркой:
      — Случалось, что петлёй якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу...
      — Похоже, что он где-то ушиб себе голову, — сказал первый рыжий.
      А другой предложил:
      — Давай, Виктор, отведём его в поликлинику.
      Клим топнул ногой. Он был готов заплакать от досады.
      — Дураки! Это книжка такая...
      — Книжка? Так, так. А почему ты решил продекламировать её нам? Что же это за книжка?
      — Не знаю, — сказал Клим. — Никто не знает...
      Ему уже было совершенно ясно, что эти рыжие никогда не читали про «дьявольского» моряка.
      Эх, всё-таки одна слезинка вывалилась из глаза... Клим опустил голову и закусил нижнюю губу, чтобы не дрыгала. Теперь всё пропало! Не возьмут его в барсовский поход.
      Рыжим, видно, стало жаль Клима. Один из них сказал:
      — Знаешь, дьявольский моряк, мы ничем не можем тебе помочь, честное мотоциклетное... На вот, возьми. Хочешь? — И он протянул Климу остаток своего брикета — больше половины.
      Клим поколебался немножко. В общем, эти рыжие неплохие ребята. Почему бы не взять? Клим взял.
      — Вот и молоде^. Будь здоров и не кашляй. Пошли, Виктор.
      Клим долго смотрел им вслед. Виктор повернулся и помахал ему издали рукой.
      Интересно, сколько же в городе рыжих ребят? Наверно, очень много. Как же узнать, который из них тот рыжий? Клим огляделся. Но больше рыжих на улице не было, кроме одной девчонки с бантом в косице, похожей на морковку. Но ведь девчонка не считается. А вдруг...
      Клим быстро догнал её.
      — У тебя есть брат?
      — А тебе какое дело?
      — Мне очень нужно. Скажи!
      — Ну, есть.
      — А он тоже рыжий?
      — Дурак! — сказала девчонка.
      Клим вздохнул. Лизнул брикет и поплёлся обратно к школе.
     
      * * *
     
      По школьному двору с портфелями в руках шли форпостовцы и Инна Андреевна в лёгкой жакетке и в берете.
      — Я вижу, у вас появились какие-то новые книги, — сказала
      учительница. — Вон та, например, что за поясом у Игоря. Покажи-ка её мне.
      Она взяла книжку и присела на скамейку возле кустов сирени. Ребята столпились вокруг.
      — Это «Устройство автомобиля», Инна Андреевна. Я взял в библиотеке.
      — Тебе это посоветовал инспектор Щепкин?
      — Да. Он сказал, что если ремонтируешь автомобиль, надо самому знать, как всё устроено, а не дожидаться, пока объяснит Николай Курочкин.
      — Я тоже достал такую книгу, — сказал Славка и похлопал по своему портфелю. — И уже прочитал половину. Вдруг сегодня в автошколе нас спросят о чём-нибудь.
      — А вы запомнили, где помещается эта автошкола? Не заблудитесь?
      — Конечно, запомнили, — сказал Игорь. — Ведь мы с Симкой ходили туда, договорились с Сергеем Павловичем насчёт сегодняшней экскурсии...
      — Ия запомнил! — Из-за куста сирени появился Клим.
      — Ты что здесь делаешь? — удивилась Инна Андреевна. — Разве ты ещё не в пионерлагере?
      Клим потоптался на месте. Вытащил из кармана листок бумаги.
      — Я уже в пятый перешёл. Вот табель, без троек... Инна Андреевна, скажите им.
      — Что сказать?
      На Клима просто невозможно было смотреть: большие голубые глаза и протянутая рука с подрагивающим на ветерке табелем выражали отчаянье и надежду.
      — Не поеду я ни в какой лагерь. Там нет гула прибоя и ветра путешествий. Я хочу с вами, в поход...
      Вот оно что!.. Лера и Нинка зашептались, Симка пожал плечами. Все старались увернуться от умоляющего взгляда Клима.
      — Да ведь он на первом же марше выдохнется, — сквозь зубы сказал Игорь.
      Только бы не зареветь, как девчонка...
      — Не выдохнусь! — Клим топнул ногой. — А рыжего я всё равно найду. Я уже сегодня проверил двух рыжих! Игорь, ребята, возьмите...
      — Возьмите его по крайней мере сейчас с собой в автошколу, — сказала Инна Андреевна и встала со скамейки. — Поспешите, ведь ин спектор Щепкин ждёт вас.
      — А вы? Инна Андреевна, пойдёмте с нами!
      — Зачем? Хватит, я в младших классах поводила вас за руку. Теперь это даже неудобно. Вон Вячеслав на целую голову выше меня.
      — Ну да, выше! — сказала Лера. — Просто длиннее.
      — До свиданья, — сказала Инна Андреевна. — Не увлекайтесь, помните, что скоро экзамены. Желаю удачи. Присматривайте по дороге за Климом.
      Опять! Да что это в самом деле? Все словно сговорились напоминать Климу, что он маленький. «Присматривайте...» А чего за ним присматривать, когда он наверняка знает дорогу лучше всех: он ведь ходил к школе шофёров уже дважды. Стоял напротив на тротуаре и смотрел на вывеску «Автомотоклуб», на большую коричневую дверь, — а вдруг Сергей Павлович выйдет? Правда, ни в первый раз, ни во второй Клим его не дождался, зато сегодня!.. Сегодня можно будет вдоволь побыть со старшим техником-лейтенантом. Может, он будет учить шофёрскому делу? Вот бы здорово!
      Так размышлял на ходу Клим. Он шёл всю дорогу впереди ребят и первым раскрыл коричневую дверь.
     
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      СТАРЫЙ УЧИТЕЛЬ
     
      В вестибюле возле гардероба расхаживал кудлатый парень с красной повязкой на рукаве кожаной куртки; от него попахивало бензином.
      — Знаю, знаю, к кому вы идёте, — сказал он басом. — Старший техник-лейтенант уже ждёт вас. Жмите на полном газу вон туда. Понятно?
      Через дверь под лестницей пионеры вышли на залитый асфальтом широкий чистый двор. Там было несколько боксов-гаражей. Возле одного из них, на котором висела табличка: «Практический автокласс», стоял Сергей Павлович.
      Он взял под козырёк и сказал серьёзно:
      — Здравствуйте, товарищи. Сейчас доложу директору, что вы прибыли. Он обещал заняться с вами. А я должен идти к курсантам принимать зачёты. Освобожусь попозднее. — Щепкин открыл ворота автокласса. — Вы пока подождите здесь. Заходите, пожалуйста.
      Он козырнул пионерам ещё раз. Улыбнулся и ушёл, стуча начищенными сапогами по асфальту.
      Ребята вошли в «класс», расселись на табуреты возле столов, начали осматриваться.
      — Ух, как здесь здорово!
      — Вот это я понимаю!
      — Прямо торжество конструкторской мысли, — сказал Славка.
      — Ой! А это что за чучело такое? — воскликнула Нинка. — Глядите-ка, ребята.
      Все поглядели и засмеялись.
      Представьте себе светлое бетонированное помещение, где выстроились, как на параде, грузовики новейших марок, два мотоцикла, красный автопылесос и сверкающий полировкой бежевый «москвич»; а на стендах вдоль стен — двигатели, коробки передач, задние мосты, электрооборудование; и вдруг среди этого «торжества конструкторской мысли», будто клякса в тетрадке между красивых строчек, затесалась какая-то «бывшая» машина на раскоряченных колёсиках с деревянными спицами — высокая, нескладная, похожая на допотопный шарабан, из которого навсегда выпрягли лошадей.
      Пионеры повскакивали с табуретов, подошли поближе к этой машине. На медном тупорылом радиаторе стояла заводская марка: «Русский Балтик».
      — Действительно, чучело, — сказала Лера.
      — Доисторическое ископаемое, — сказал Симка.
      — Его бы надо в музей транспортных средств отсталой царской России, — сказал Славка.
      А Клим сказал:
      — Тс-с-с... — и приложил палец к губам.
      Все обернулись и увидели незнакомого мужчину.
      Заложив руки за спину, он стоял в раскрытых воротах. Ветер трепал его редкую седую бородку, а солнце освещало сухую фигуру в застёгнутом на все пуговицы френче и отражалось в круглых очках так, что ребятам вдруг почему-то сделалось неловко.
      — Здравствуйте, товарищи пионеры. Я вижу, здесь у нас не всё вам нравится?
      Ребята смутились; ясно, этот старик слышал их разговор. Ну, и пусть! Что тут особенного, в конце концов?
      Славка ответил за всех:
      — Нет, нам нравится. Только нам непонятно: зачем здесь эта бывшая машина? Разве можно по ней чему-нибудь научиться? Вот я и сказал, что её надо бы в музей.
      Старик молча слушал высокого молодого Славку, и, может, потому, что ему приходилось смотреть снизу вверх, ребятам показалось, будто его бородка торчит по-боевому.
      — В музей, говоришь? Ну что ж, может, ты и прав... — Он задумчиво посмотрел на «Русский Балтика, и очки его опять блеснули. — Я вот шёл сюда и прикидывал: о чём бы мне с вами поговорить, что показать. А вы сами облегчили мне эту задачу. Садитесь... Сейчас я, как видите, очень пожилой человек, а когда-то, когда я был ещё мальчишкой, произошёл со мной один случай... Впрочем, расскажу всё по порядку. Отца не помню, а мать работала тогда судомойкой здесь, в Питере, в госпитале на Суворовском проспекте. В начале девятьсот семнадцатого года наступило тревожное время. Мать отправила меня к бабке в Малую Вищеру. Пожил я там с полгода, бабка моя вдруг в одну ночь померла. Хозяйства у неё не было никакого, в прачках она служила; деваться мне стало некуда, кроме как пробираться обратно в Питер к матери. В ту пору поезда по Николаевской дороге ходили кое-как. Ни денег у меня, ни жратвы. А было мне от роду всего тринадцать лет. Где на товарный прицеп-люсь, где — пешком. Словом, Добрался я, наконец, до станции Фар-форовский Пост. Проплутал меж лачуг и заводских корпусов и вышел на проспект к Неве, около железнодорожного моста. Ну, думаю, теперь не собьюсь — Нева приведёт к Смольному, а там до госпиталя рукой подать. И начал я тут осматриваться, нельзя ли прицепиться на какой-нибудь трамвай. Смотрю, в городе творится что-то: пролётки взад-вперёд носятся, люди ходят толпами, песни поют, несут флаги — кто красные, кто чёрные. На меня, конечно, никто внимания не обращает, а я сомлел: есть хочу до смерти, живот подводит. Солнце печёт, прямо сил нет, ноги не идут, в голове мутится. Присел я у дороги под опору моста, в тень, а сам думаю только про то, как я к мамке приду и как она отведёт меня на кухню к хромому солдату Никифору; у того на сковородах шипит, в котлах булькает и щами так хорошо пахнет!.. Встал я, хотел поскорее в госпиталь идти, да мост надо мной словно бы качнулся, в глазах стало темно. Издали чуть доносится песня: «Вихри враждебные веют над нами...» Как будто сон на меня нашёл. А потом слышу, тарахтит что-то совсем рядом и кто-то меня теребит. Открыл я глаза, очнулся. Вижу, надо мной наклонился дядька в кожанке, росту огромного — всё небо заслонил. Лицо длинное, нос картошкой. А за ним тарахтит легковая машина. Медный радиатор сопит паром, как, бывало, бабкин самовар, а на радиаторе надпись: «Русский Балтик»...
      Старик помолчал. Дал ребятам оглядеть старую машину. Конечно, пионеры были удивлены и заинтересованы. Маленький Клим не удержался, спросил:
      — А что же было дальше с тем мальчиком? То есть с вами?
      — А вот послушай. Тот дядька в кожанке пощупал мою пустую торбу и говорит кому-то про меня, что, мол, мальчонка, видно, от голода ослаб.
      А из машины сердито отвечают:
      — Так дайте ему что-нибудь. Есть у вас хлеб, например?
      Дядька стал рыться по карманам, а из машины его торопят:
      — Возьмите мальчика сюда, не оставлять же больного на дороге. И поехали, поехали — время не ждёт.
      Тут дядька приподнял меня за загривок и вместе с моим картузом и дырявыми башмаками посадил на кожаное сиденье рядом с шофёром, а сам сел назад, к сердитому пассажиру. Дверка хлопнула, мотор затарахтел сильнее, и мы поехали.
      Шофёр дал мне сухарь, плитку постного сахара и воблину; рыба до того вкусная была, что я съел её с головой.
      — Да он абсолютно здоров! — сердито крикнул пассажир. — Вы только посмотрите, как он великолепно работает челюстями. Ты откуда, мальчик? Есть у тебя родители?
      Ну, я повернулся и рассказал, как два дня до Питера добирался.
      А сам разглядываю того мужчину. Кепка у него высокого лба не закрывает, пальто распахнуто, бородка торчком, а под ней галстук в крапинках. А глаза — весёлые и нетерпеливые.
      — Скоро ли приедем? — спрашивает.
      — Уже приехали, — сказал шофёр, свернул в переулок и остановил машину возле железных ворот с вывеской: «Александровский механический завод».
      Мужчина надвинул кепку чуть пониже и легко вышел из машины. За ним поспешил долговязый дядька в кожанке. Они хотели пройти в ворота, но дорогу им заступили два казака. Дядька заслонил от них мужчину и начал спорить.
      Тут откуда-то набежали люди в спецовках и брезентовых фартуках, оттеснили казаков, и все пошли в завод. Один кричит: «Эх, и к делу же вы приехали! А то там селянский министр народу мозги крутит!» Мужчина снял кепку, зажал её в кулаке и стал что-то говорить рабочим; то на одного, то на другого бородку нацелит, а сам шагает быстрее всех, даже пальто на ходу развевается. Уж на что дядька в кожанке долговязый, и то едва за ним поспевает.
      Шофёр начал протирать тряпкой переднее стекло. Он был чем-то похож на повара из госпиталя, хромого Никифора. Может, пшеничными усами, а может, тем, что меня покормил. Я тоже принялся протирать стекло с другой стороны своей пустой торбой. Спрашиваю:
      — А что на этом заводе делают?
      Шофёр говорит:
      — Чугунных львов на Неве видал? А колесницу на Главном Штабе? А ещё, — говорит, — на этом заводе построили первый в России паровоз.
      Мне стало интересно. Смотрю: казаки стоят в сторонке, стараются прикурить, а ветер с Невы ихние спички задувает. Я подхватил свою торбу и раз — в ворота. За ними шла широкая дорога, по краям росли старые тополя, а впереди, возле корпуса с высокой кирпичной трубой, шумела толпа.
      Сначала я шёл с опаской: ещё выгонят. Но когда увидел, что промеж взрослых бегают босоногие мальчишки и девчонки, осмелел и полез в гущу. Народ шумел, толкался, пел песни. Пьяные тоже попадались. У многих на пиджаках и фуражках были приколоты красные банты, а у женщин — красные ленты в волосах. Я подобрал на земле такую ленточку и тоже прикрутил к своей пуговице.
      Так я пролез в самую толпу и остановился, потому что впереди оказалась большая длинная яма; в ней были уложены рельсы, между шпалами валялись всякие огрызки, бумажки, папиросные коробки. Сбоку на стене были нарисованы святые с крестами в руках и с кругами позади голов — огромные, как на иконостасах в госпитальной церкви; тут же на деревянном помосте стоял толстомордый человек. Он бил себя в грудь, тряс гривой и кричал, что насчёт земли и прочих больных вопросов всё будет в порядке.
      Кричал он до хрипоты, потому что вокруг шумели и ругались; некоторые даже свистели. Я тоже засунул пальцы в рот и посвистел. А потом вдруг наступила тишина и шепоток пошёл по толпе. Толстомордый замолчал, глаза у него заморгали, вбок смотрят. Я тоже поглядел туда. Вижу, на краю ямы стоит знакомый мужчина и кепку в руке держит. И весь народ на него смотрит.
      Толстомордого с помоста как ветром сдуло — я даже не заметил, где он потерялся, — а мужчина быстро взошёл по деревянной лесенке. Кто-то свистнул, кто-то крикнул: «Долой!.. — но на них так зашикали, что они сразу, примолкли.
      И мужчина начал говорить:
      — Товарищи! Вот тут господин Чернов и компания занимаются болтовнёй и пустыми обещаниями. Десять законопроектов, да ещё к ним — два. Какие чудеса революционной энергии! И как божиться-то не лень? Пока Временное правительство их будет рассматривать, его время кончится, а власть...
      В толпе засмеялись, стали хлопать и кричать: «Ура!» Тогда мужчина переложил кепку в левую руку, а правую поднял.
      — А власть возьмёт в свои руки настоящее правительство. Вы сами, товарищи!
      Тут снова начали хлопать и кричать: «Ура!», «Да здравствует Ленин!», запели: «Вставай, проклятьем заклеймённый...» Меня затолкали, кто-то больно проехал по уху локтем. Я кое-как выбрался из толпы и побежал к «Русскому Балтику». Скоро туда пришёл и наш пассажир. Его провожали рабочие.
      Меня он всё же заметил, когда садился в машину. И красную ленточку на моей пуговице заметил.
      — Ну, — говорит, — юный революционер, сумеешь теперь дойти до мамы?
      Я сказал:
      — Теперь сумею. Спасибо вам...
      И он засмеялся. А глаза у него опять сделались нетерпеливыми. Откинулся на сиденье и говорит:
      — Время не ждёт. Поехали на Обуховский.
      Шофёр дал мне на дорогу ещё сухарь. А потом «Русский Балтик» дёрнулся и с дымком покатил прочь...
      Старик помолчал, снял с носа очки и принялся протирать их носовым платком.
      Пионеры глядели во все глаза туда, где стоял маленький неуклюжий автомобиль «Русский Балтик».
      — Это что же выходит — та самая машина? — почему-то шёпотом спросила Лера.
      — Ну, уж этого я точно сказать не могу. Десять лет спустя после того случая я подобрал эту машину на свалке, приспособил для школы шофёров. — Старик окинул взглядом просторное помещение автокласса и вздохнул. — Мы ведь в те времена начинали не как вы — с ЗИЛами да с «москвичами», любой машинёшке рады были.
      Со двора донеслись быстрые шаги. В класс вошёл Щепкин.
      — Ну, вот я и освободился. Спасибо вам, Иван Алексеевич, что побеседовали с моими форпостовцами. Надеюсь, вы поладили?
      Пионеры молчали, смущённые. За них ответил Иван Алексеевич:
      — Поладили. Как не поладить!
      Славка покосился на «Русский Балтик», покраснел и ожесточённо куснул ноготь большого пальца.
      — Извините нас, пожалуйста, Иван Алексеевич...
      Старый учитель кивнул и сказал строго, без улыбки:
      — Вы молодцы: помогли в тяжёлый момент жизни Николаю Курочкину. Между прочим, он тоже мой ученик. Хороший парень, а вот попал в беду.
      Симка подошёл к допотопной машине, потрогал её неказистое крыло и сказал звонким голосом:
      — Я напишу про неё стихотворение. А вдруг она — та самая?.
     
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ
     
      Симка Воронов, конечно, будет выдающимся поэтом« Правда, пока ещё стихи у него не очень-то выдающиеся. Ну, взять хотя бы последнее, что он написал:
      Сердится мама,
      ругается лапа, —
      Им
      надоело
      уже,
      Что нет
      меня дома,
      Что возле
      «пикапа»
      Торчу
      целый день
      в гараже.
      Ясно, эти стихи — так себе. И потом, непонятно, почему они написаны не ровными строчками, а какими-то ступеньками? Ведь стихи от этого не улучшаются, а читать их гораздо труднее. Симка обиженно задрал свой острый подбородок и сказал, что «теперь все так пишут».
      А Славка сказал: «Нет, не все». Он не поленился, сбегал на большой перемене в библиотеку, принёс книгу известного поэта и прочитал из неё вслух всему классу:
      Поразбивали строчки лесенкой
      И удивляют белый свет,
      А нет нн песни и ии песенки,
      Простого даже ладу нет!
      Ребята, конечно, начали смеяться, но Нинка вступилась за Симку. Она сказала, что всё-таки он, Симка Воронов, умеет видеть вещи как-то по-особенному.
      И в самом деле, когда в один прекрасный день к «пикапу» привернули оба крыла, выправленные и покрашенные, Симка сказал:
      — Ребята, смотрите! Наш «Кузнечик» взмахнул крыльями, скоро он запрыгает. А ведь совсем ещё недавно он был грудой утильного лома. А теперь? Посмотрите только на него!
      Крылья варил Игорь Соломин. Сначала ему ни за что не хотели это разрешить. Но он сказал:
      — Да вы не бойтесь, Максим Назарович, не прожгу я дырки. Уменьшу подачу газа до. предела, присадки дам чуть-чуть — ни одного бугра не получится.
      И тут же на куске старого железа Игорь показал, как он всё это проделает. Да ещё применил «правую» сварку, при которой, как известно даже Лере и Нинке, есть опасность пережога; зато качество сварки куда выше, потому что хорошо прогревается шов.
      — Ты где же это так насобачился? — спросил удивлённый механик.
      Игорь промолчал. А Лера сказала гордо:
      — Соломин из всех нас самый первый ученик Жансул-тана Алиева, бригадира монтажников из Энергостроя. Может, слышали?
      — Конечно. В газете его портрет был. — Механик поскрёб в затылке. — Вот дьявольщина!
      А электропроводку всю, от стартёра до индукционной катушки, монтировал Славка. Схему он выучил наизусть:
      — На современных автомобилях с четырёхтактным бензиновым двигателем существует два порядка зажигания, в зависимости от расположения кулачков на распределительном валу...
      — А мы с Нинкой заштопали обивку на сиденьях и в кабине, — перебила его Лера. — Это тоже порядок!
      Симка помог Николаю Курочкину собирать рулевую трапецию и всё время важничал перед ребятами:
      — Знаете, поперечная тяга, шаровые соединения! Чуть-чуть зазор — и, пожалуйста, авария. Это самое ответственное дело!
      А Клим красил. Самозабвенно, с упоением! Никогда ещё в его распоряжении не было столько краски. Свинцовый сурик! Он пылает огнём: не кисть, а прямо факел. Подумаешь, рулевая трапеция — ответственное дело! А покрасить снизу днище кузова — разве не ответственное? Если плохо покрасишь, всё заржавеет. Надо получше окунать в огненный сурик кисть. А когда её вытаскиваешь, она как голова с рыжими волосами.
      Клим ожесточённо тычет ею в закоулки под облицовкой радиатора: «Вот тебе, вот тебе! Будешь знать, как перебегать улицу...» Правда, не очень-то легко было лежать скрючившись под машиной, — ломит шею, ноют плечи, затекают руки. «Но как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица...»
      Говорят, что труд приносит радость. Пожалуй, теперь с этим можно согласиться: очень уж радостно смотреть на чистый, сверкающий глазами-фарами «Кузнечик». Ведь он, можно сказать, оживлён руками форпостовцев. Им уже мало орудовать инструментом; им уже хочется поскорее повернуть направо ключик зажигания, отпустить рычаг тормоза, взяться за руль и повести по городским улицам автомашину — самую красивую, самую лучшую... Потому что она отремонтирована своими руками. Как же не хотеть прокатиться на ней?
      — Да я вас, ребята, буду катать всё свободное время, — говорит Николай Курочкин и смотрит на «пикап», на пионеров совсем уж телячьими глазами.
      На задний двор гаража приходит старший техник-лейтенант Щепкин и с ним Инна Андреевна — «принимать работу».
      Инна Андреевна волнуется — это сразу видно. Но ребята только весело переглядываются. Пусть Сергей Павлович, сколько ему угодно, качает рулевые тяги, заглядывает под капот, измеряет давление в шинах, пробует тормоза — придраться не к чему.
      — Отличная работа, — говорит наконец Щепкин. — Да на такой машине в любую дорогу не страшно.
      Инна Андреевна прямо-таки краснеет от удовольствия, а ребята берутся за руки и исполняют вокруг «пикапа» победный танец, да ещё напевают при этом песенку, которую тут же сочинил Симка:
      Без мам, без лап,
      Без мам, без пап
      Лечили мы «пикап»!
      Пойди пройди
      Насквозь весь свет —
      Машины лучше нет!
      Её не покалечит
      Уж больше рыжий гад.
      Запрыгает «Кузнечик»
      Коленками назад.
      Но тут, откуда ни возьмись, появляется невоспитанный, бестактный механик гаража и сердито приказывает Николаю Курочкину:
      — Хватит тебе, наседкин сын, валандаться здесь. Ты назначен на новую машину. Иди, дурень, принимай самосвал.
      Как! Николай Курочкин больше не будет ездить на «Кузнечике»? А кто же?..
      — Да никто. Этот ваш дохлый «Кузнечик» уже отпрыгал сверх всех положенных сроков. Мы решили списать его — и крышка! Благо автоинспекция не возражает.
      — Что? Списать «Кузнечик»? Такую машину! Самую лучшую, самую красивую?.. Столько дней, столько материалов, краски, столько ссадин на руках — и вдруг списать!..
      — Да, списать! — заорал во всю глотку главный механик. — А иначе как же её передать вашей школе, вам, подлецы?.. — Тут он посмотрел на учительницу, поперхнулся и добавил смущённо и тоном ниже: — Извиняюсь, конечно...
     
      * * *
     
      Часто мы сталкиваемся с простыми понятиями, которых в об-щем-то не понимаем. Или, может, понимаем, но как-то боком, как выразилась Лера. А Славка сказал ей, что такие рассуждения относятся к области философии, и тут обязательно запутаешься.
      Действительно, всё это сложно и в то же время просто. Ну кто, например, не читал в книжках, не слыхал по радио или от учителей, от папы с мамой, что жизнь требует непрерывного труда? Кажется, всё ясно, всё понимаешь, но опять-таки как-то боком. Старший Лерин брат Федя говорит, что это «прописная истина и риторика в голом виде». Федя — студент высшего художественного училища. Он носит бороду, а за плечами — хлорвиниловый мешок, который почти всегда пустой, потому что, по существу, Феде в нём носить нечего. Зачем он таскает пустой мешок, Лера не может понять. Так же как не понимает, почему Федя называет себя Фредом, а пьёт «только чёрный кофе и только без сахара», — ведь это невкусно, бурда какая-то! А мама, которая, с одной стороны, говорит Лере, что жизнь это непрерывный труд, с другой стороны, позволяет Феде валяться в постели до двенадцати утра и пропускать лекции. Нинка Логинова уверяет, что такого — с колючей бородой и кофеем без сахара — тоже мне жизнь! — она никогда бы не полюбила. Пусть только Симка попробует отпустить себе хотя бы усы!
      А Игорь сказал Лере про её Фреда, который спит до обеда:
      — Ему легко болтать про «голую риторику». А вот попробовал бы он повозиться с «Кузнечиком», позаботиться о нём!
      И впрямь с «Кузнечиком» хлопот полон рот.
      Разве можно спокойно сидеть за партой или нормально сдавать экзамены, когда знаешь, что на школьном дворе бедный «Кузнечик» мокнет под дождём или жарится на солнце? Или ещё, чего доброго, младшеклассники поцарапают краску и выпустят воздух из камер! Значит, нужен гараж. Опять работа!
      Ну хорошо, директор школы написал письмо в мастерские Энерго-строя — и железо отпустили. Ну хорошо, Николай Курочкин привёз это железо на своём новом самосвале. А строить-то гараж кто будет?
      И снова Игорю и Симке пришлось надевать рукавицы и маски сварщиков; остальным ребятам — заниматься планировкой площадки, а Климу — красить. Опять синяки и ушибы, опять грязные руки. Зато — высунься из окна, и увидишь, вот он — гараж! Теперь можно отдыхать и радоваться.
      Что? Отдыхать и радоваться? Радоваться — да. А отдыхать — как бы не так! Что же, по-вашему, «Кузнечик» будет стоять, закрытый на замок?
      Теперь все ребята, кажется, начали понимать, что такое «жизнь требует непрерывного труда».
      — Какая-то цепная реакция! — сказал Славка.
      Опять работа! Надо учиться водить машину. А этому не научишься просто так — в классе или на школьном дворе.
     
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      ОПАСНЫЙ УЧАСТОК
     
      Школьный двор ограничен с трёх сторон домами, с четвёртой —• глухой кирпичной стеной. Двор чистый и красивый, но он не всегда был таким. Когда однажды, в памятный день первого сентября, семилетние ребята, будущие форпостовцы, пришли в школу, они со своими мамами еле-еле пробрались через этот двор. В классах уже начались занятия, а снаружи маляры ещё докрашивали стены; повсюду валялись перемазанные в извести доски, битый кирпич, стояли бадьи с раствором, возвышались холмики строительного мусора.
      С тех пор прошло восемь «первых сентябрей», и теперь здесь уже совсем не то, что было. Теперь в центре двора — фонтан; вода бьёт из пионерского горна, который держит у рта каменный мальчишка. Струя серебрится, шелестит. А ещё шелестят на ветру листья молоденьких тополей. Их с каждым годом становится всё больше, потому что в школе есть обычай (кто его установил, — неизвестно, возможно, директор, а может, кто-то из учеников): каждый выпускник, уходя из школы с золотой или серебряной медалью, сажает деревцо и поручает заботу о нём тому, кто пришёл в последний класс за его парту. Вдоль глухой стены разместился спортивный городок — названье немножко громкое. Ведь в городке только площадка для игры в «городки», качели для младшеклассников и пионерская линейка.
      Но вот теперь здесь прибавился ещё и гараж. Ребята выкрасили его в светло-зелёный цвет, рядом вкопали в землю одноногий столик,
      приволокли к нему садовую скамейку и в первое же воскресенье устроили заседание форпоста.
      — Мы в безвыходном положении, мальчики! — сказала Нинка и постучала по свежеоструганному столу карандашом, потому что её выбрали председателем. — Ну, что ты, Симка, хочешь сказать? Что не в безвыходном, да?
      — Ну да — нет! Нам надо пойти в автошколу, к старому учителю Ивану Алексеевичу, вот!
      — Открыл Америку, — сказал Игорь. — Думаешь, я не узнавал? На курсы шофёров, кому нет восемнадцати, не принимают. И права не выдают.
      — Это несправедливо, — сказала Лера.
      — Таков порядок, — сказал Славка.
      А Клим ничего не сказал. Что ему говорить, когда даже Славке не дадут прав — такому умному, а главное — длинноногому? У Клима ноги только чуть-чуть достают до педалей, и то если он садится на самый краешек сиденья.
      Тут на школьном дворе появилась Инна Андреевна. В этот тёплый воскресный день она оделась совсем по-летнему: вместо всегдашнего коричневого, как у школьницы, платья, на ней был лёгкий жакет и пёстрая юбка колоколом, а на ногах — светлые остроносые туфли. Ростом Инна Андреевна едва достаёт Славке до плеча, и если б у неё не были немножко подкрашены губы, никто бы со стороны и не сказал, что это учительница, — просто ученица десятого класса.
      — Здравствуйте, ребята. Торжественное заседание? А скажите, почему в такое чудесное утро вы повесили носы? Особенно разнесчастный вид у Клима.
      Сама Инна Андреевна улыбалась. Ей-то хорошо: ей давно исполнилось восемнадцать, а Климу надо ждать ещё целых шесть лет и четыре месяца.
      — Мы всё про «Кузнечика» обсуждаем, — сказала Нинка-председатель. — Тут нам не в силах помочь даже Сергей Павлович.
      Инна Андреевна опять улыбнулась, на этот раз загадочно.
      — А я как раз о нём хотела вам рассказать что-то очень интересное.
      Пионеры насторожились. Симка заёрзал на скамейке, толкнул под бока Игоря и Славку; Лера с Нинкой переглянулись,
      а Клим даже потянул Инну Андреевну за рукав — скорее, мол,
      скажите!
      Инца Андреевна весело оглядела нетерпеливые лица ребят, достала из сумочки газету и развернула её. С газетной полосы на пионеров смотрел Щепкин: такой знакомый, весёлый, и на лице у него никакого шрама нет.
      — Это давнишняя газета, — объяснила Инна Андреевна. — Мне её прислал директор автошколы Иван Алексеевич. Газета эта — из подшивки парткома Управления милиции. Иван Алексеевич просил вернуть её в целости и сохранности. Хотите почитать сейчас же?
      Вот вопрос! Ещё бы не хотеть. Руки так и потянулись к газете, но учительница отдала её Лере.
      — Ты читаешь вслух очень хорошо.
      Все облепили скамейку вокруг Инны Андреевны, а Лера взяла газету, встала у одноногого столика и принялась читать — ну так, как она умеет — выразительно, с чувством:
      «Опасный участок. Очерк. Сразу же за городской чертой начинается длинная дамба. Она тянется на четыре километра; ширина дороги здесь едва позволяет разойтись встречным машинам — ни кювета, ни обочины. С одной стороны — топкие луга, с другой — болото, постепенно переходящее в залив. Весь участок окаймлён столбиками, выкрашенными в белый цвет, — это облегчает водителям ориентировку ночью и в дождливую или туманную погоду.
      Сергей Щепкин всегда думал, что на всём шоссе нет опаснее участка. Это его настораживало, он с особенным вниманием следил за проносящимися автомобилями. Сегодня, едва выехав на пост, он сразу же остановил продуктовую машину: ещё издали намётанный глаз Щепкина определил вилянье передних колёс.
      — Товарищ водитель, вы сегодня перед выездом осматривали ваш автомобиль?
      — Да... — неуверенно ответил шофёр. — А что?
      — Плохо осматривали. — Щепкин нагнулся, заглянул под крыло машины. — Нет шплинтов на шаровых соединениях рулевой трапеции. Давно так ездите?
      — Да знаете, товарищ инспектор, горячее время, всё торопимся... Сегодня же вечером поставлю. Тут дела-то на пять минут.
      — Если на пять, так сейчас и сделайте. При мне.
      Шофёр пожал плечами, нехотя достал плоскогубцы и проволоку. Щепкин подождал, пока он окончит работу, и вернул документы.
      Шофёр сильно хлопнул дверкой кабины.
      — Я этого не оставлю. Молоды ещё бюрократизм разводить. Я до вашего начальства дойду!..
      Щепкин с горечью смотрел вслед удаляющейся машине. Эх, всё-таки многие ещё не понимают, что их беззаботность может вызвать тяжёлые последствия.
      Вдали показалась «победа». Шофёр явно вёл машину с недозволенной скоростью. Увидев на шоссе инспектора, он притормозил, но Щепкин заметил этот манёвр, остановил машину и проколол талон.
      Водитель сказал сквозь зубы:
      — Делать вам нечего, товарищ лейтенант. Стоите здесь и людям нервы портите. Бездушный вы человек...
      Щепкин ничего на это не сказал, сел на свой мотоцикл и двинулся в объезд участка. Подъехав к отделению милиции, расположенному на площади, откуда начиналось шоссе, он пошёл в дежурную комнату.
      — Хорошо, что вы заглянули, Сергей Павлович, — сказал дежурный офицер. — Звонил загородный пост. Сообщили, что идут два автобуса с пионерами — ребята из лагеря возвращаются. Надо обеспечить безопасность.
      Щепкин кивнул и сразу же вышел на улицу. Около своего мотоцикла он столкнулся с человеком в синем комбинезоне. Человек этот был крайне взволнован.
      — Товарищ лейтенант! — закричал он. — Скорее, скорее! Нужно догнать вон ту машину...
      Далеко на набережной виднелся быстро удаляющийся грузовик.
      — Я шофёр... Я виноват: остановился у ларька выпить воды и не выключил мотор. Откуда ни возьмись какой-то гад вскочил в кабину и погнал!..
      Конец фразы едва долетел до ушей Щепкина; он толкнул педаль стартёра, прыгнул в седло мотоцикла. Площадь вместе с шофёром сразу оказалась далеко позади...
      Набережная кончилась. В этом месте асфальтовое шоссе плавно закруглялось. Щепкин вышел на вираж, не снижая скорости. Если бы асфальт был мокрым, это был бы последний вираж в его жизни...
      Машину — самосвал, нагруженный песком, — Щепкин настиг у начала дамбы. Он сразу понял, что ни справа, ни слева подходить к самосвалу нельзя: преступник может прижать мотоцикл к столбикам, Значит, оставался только один путь — сзади. Но и этот выход был крайне опасен: нужно подойти к автомобилю постепенно, на скорости, превышающей его скорость на почти неуловимую долю времени ; только в этом случае могла произойти пересадка. Риск бы Л велик, но выбора не оставалось. И Щепкин дал газ.
      Интервал сокращался убийственно медленно. Щепкин видел только бешено вращающиеся задние колёса грузовика. Если бы преступник вздумал уменьшить скорость, Щепкина расплющило бы о задний борт. Наконец переднее колесо мотоцикла вошло под кузов самосвала. Единственный возможный момент наступил. Щепкин бросил руль, выпрямился во весь рост и уцепился за борт. Где-то позади раздался скрежет искалеченного мотоцикла. В следующее мгновенье Щепкин уже лежал в кузове самосвала.
      Вот он подполз к кабине, заглянул в заднее окошко. Человек сидел, согнувшись над рулевым колесом. Щепкин видел его всклокоченные волосы и сутулую спину. А навстречу далеко впереди плыли один за другим два автобуса — длинные, голубовато-белые...
      Щепкин машинально подсчитал вес автомобилей, их встречную скорость и мысленно представил себе силу удара, который может произойти меньше чем через две минуты. Он расстегнул кобуру и спрыгнул на подножку самосвала.
      Боковое стекло было опущено. Щепкин приказал:
      — Взять вправо, остановить машину!
      Револьвер не произвёл никакого впечатления. Широко раскрытые оловянные глаза на мгновенье глянули на лейтенанта; в лицо Щепкину пахнуло винным перегаром.
      Щепкин просунул левую руку в окно, ухватился за штурвал, пытаясь направить машину по краю дороги.
      — Пусти руль, бандит! — закричал он и ударил револьвером по голове преступника.
      Тот выпустил руль, упал на сиденье. Но было уже поздно: в нескольких метрах перед собой Щепкин увидел перекошенное ужасом лицо водителя автобуса.
      Решение пришло раньше, чем Щепкин успел осознать его. Он резко вывернул руль. Автобус пронёсся мимо...
      Последним, что увидел лейтенант, были белые столбики, брызгами разлетевшиеся в стороны...»
      Лерин голос дрогнул и оборвался так звонко, будто у неё в горле что-то лопнуло. Все молчали.
      — Здесь осталось всего несколько строчек, ребята, — сказала Лера и медленно дочитала эти строчки:
      — «... Сразу же за городской чертой начинается длинная дамба. Она протянулась на четыре километра; ширина проезжей части здесь едва позволяет разойтись встречным автомобилям. Водители, въезжая на этот участок, держатся правой стороны и снижают скорость. Ночью фонари проходящих машин выхватывают из тьмы силуэт мотоцикла и рядом одинокую фигуру офицера. Порой беззаботный водитель, нарушивший правила, уже готов наговорить обидные, резкие слова, но, рассмотрев молодое, пересечённое глубоким шрамом лицо старшего лейтенанта милиции, смущённо умолкает...»
      Умолкла и Лера. Ребята сидели тихо, не шевелясь. Инна Андреевна хотела что-то сказать, но оглянулась и вдруг приложила палец к губам, поспешно взяла со стола газету и убрала её в сумку.
      По школьному двору шёл высокого роста человек в светлых брюках и в ковбойке с короткими рукавами. Человек шагал размашисто и упруго; сразу можно было понять, что он привык ходить на большие расстояния. Его мускулистые руки были загорелыми, и лицо тоже было коричневым, и его нисколечко не портил глубокий белый шрам. Наоборот...
      — Здравствуйте, товарищи, — громко сказал Щепкин и осёкся: уж очень пристально смотрели на него пионеры и встали зачем-то, как в классе, когда входит учитель. — Извините, Инна Андреевна, за опоздание. Пешком добирался...
      Неожиданно Клим рванулся к Щепкину.
      — Сергей Павлович!.. Сергей Павлович, я никогда не буду пить водку и нарушать правила движения!..
      — Ну вот и хорошо! — Щепкин усмехнулся, погладил Клима по голове. — Значит, будешь отличным водителем.
      — Я буду, как вы! Техником-лейтенантом!
      Все засмеялись. Напряжение сразу прошло.
      — Ребята, — сказала Инна Андреевна, — сегодня у всех нас выходной день. У Сергея Павловича тоже. Давайте попросим его: пусть прокатит нас на «Кузнечике». — И лукаво посмотрела на Щепкина.
      Хитрая Инна Андреевна! Ну ясно, она заранее договорилась, с Сергеем Павловичем, а сейчас делает вид, что его надо просйть.
      Конечно, Щепкина просить не пришлось. Он сразу же сказал:
      — Слушать меня внимательно! Что надо сделать перед выездом из гаража? Отвечайте по порядку. Быстро!
      — Проверить тормоза, — сказал Игорь.
      — Рулевое управление, — сказал Симка.
      — Масло и бензин, — сказал Славка.
      — Воду, — сказала Лера.
      — Машина должна иметь чистый и опрятный вид, — сказала Нинка.
      А Климу не осталось что сказать. Но он подумал немножко и сказал:
      — Надо проверить, чтобы шофёр был трезвый.
      — Молодцы! — сказал Щепкин. — Выполняйте!
      И вот по широкой солнечной набережной, взлетая на горбатых мостиках, уже несётся автомашина — самая лучшая, самая быстроходная, самая красивая! Ровно поёт мотор, шелестят покрышки по асфальту, шелестят »деревья на бульваре, шелестит, развевается на ветру шарфик Инны Андреевны. Она обняла за плечи девочек, а мальчишкам то и дело напоминает:
      — Держитесь же! Ещё вывалитесь!
      Клим сидит рядом с водителем, смотрит на его руки. Эти сильные загорелые руки спасли целых два автобуса пионеров, не побоялись повернуть руль самосвала тогда, там...
      — Сергей Павлович, мы сейчас поедем туда... На опасный участок, правда?
      Щепкин скашивает удивлённые глаза на Клима. Потом снимает одну руку с руля и дёргает Клима за вихор.
      — Вот ещё! Зачем нам нужны опасные участки? Мы поедем в самое безопасное место...
      Машину подбрасывает на горбатом мостике. Из кузова доносится визг девчонок, а потом песня:
      Скорее в путь,
      Смелее в путь,
      Ударит ветер в грудь.
      Улыбку взять с собою в путь,
      Товарищ, не забудь!
      Летят сады навстречу,
      И улицы летят.
      И прыгает «Кузнечик»
      Коленками назад!
      «Кузнечик» несётся, как стрела, навстречу ветру и сверкающему солнцем заливу. Лера осматривается.
      — Инна Андреевна, ребята, глядите-ка — Дорога чемпионов. Мы приехали на Острова!
     
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      ДОРОГА ЧЕМПИОНОВ
     
      Наверное, в некоторых городах тоже есть острова, — это вполне возможно. Но таких островов, как в Ленинграде, нет нигде! Так же, как нигде нет таких белых ночей; недаром же их красоту увековечил Александр Блок. У него в одном стихотворении сказано:
      Сожжено и раздвинуто бледное небо,
      И на жёлтой заре — фонари...
      Славка говорит, что островов в Ленинграде сто один, а мостов свыше трёхсот пятидесяти. Впрочем, дело не в количестве. Конечно, не каждому удаётся увидеть (в особенности если мама и папа заставляют рано ложиться спать), как разводят в белую ночь, например, Дворцовый мост на Неве.
      Шестикрылый и Нинка — счастливцы! Вот им уже удалось увидеть фонари, взлетевшие на поднятых пролётах моста. Симка два дня рассказывал, как чётко выделяются кружевные перила моста на фоне светлой полоски зари, которая всё ярче разгорается над заливом, над плавучими кранами и силуэтами кораблей.
      Они ещё спят у причалов, а золотой кораблик на Адмиралтейском шпиле — тот уже плывёт по огненному предрассветному небу, задевает за прозрачные облачка.
      И хочется долго стоять у ещё тёплого гранитного парапета набережной и слушать протяжные гудки буксиров, смотреть, как они тянут за собою баржи...
      Обо всём этом рассказывал захлёбываясь Шестикрылый. Он и Нинка недавно ухитрились даже побывать в ЦПКО на карнавале «Встреча белых ночей». Правда, им обоим за это здорово всыпали дома, зато Симка вдохновился и сочинил для Нинки очередное стихотворение:
      По вечерам под Ленинградом Кипят весельем Острова.
      И шепчем мы, гуляя рядом,
      Друг другу разные слова.
      Нинка, ясно, не вытерпела и показала это стихотворение всему классу.
      А Славка сразу же навёл критику:
      — Что значит «разные слова»? Можно подумать невесть что! Поэтический образ должен быть точным. Лучше бы уж прямо написал «нежные».
      И тогда Шестикрылый признался Нинке, что он с самого начала так и хотел написать, да постеснялся.
      А чего стесняться? Непонятно. Грубых слов, вроде «дурак», «чёрт» или там «прохвост», никто почему-то не стесняется, а хороших слов, таких, как «милая» или «дорогая», стыдятся. Глупо! Нинка всё равно знает, что для Симки она и милая и дорогая, и никто её в этом не разубедит! И гулять с Симкой на Островах она всё время будет. Подумать только, что до сих пор они ещё не были на большом стадионе!
      Во многих городах, конечно, есть прекрасные стадионы, но такого, как в Ленинграде, наверное, нет нигде. Очень давно, когда только-только окончилась война, на Крестовском острове тоже ещё ничего не было. То есть были, конечно, стадионы — «Динамо» там, «Пищевик» и другие, — но разве это стадионы по сравнению с новым, который выстроили в 1950 году! Лерин инструктор по плаванью рассказывал: пришлось перевернуть миллионы кубометров земли, осушить огромные болота, уложить сотни тысяч тонн асфальта; только одна аллея, которая ведёт через парк к трибунам, прямо к памятнику Кирова, имеет двадцать метров в ширину!
      Когда Лера впервые шагала по этой аллее со своим чемоданчиком, где лежали резиновая шапочка и купальник, она мысленно прозвала эту аллею Дорогой чемпионов. И пусть это покажется кому-нибудь смешным — пожалуйста! — но Лера, подойдя к памятнику, дала Сергею Мироновичу честное пионерское, что будет чемпионом. И вот она уже почти сдержала слово — защитила первый юношеский разряд. Правда, она ещё не чемпион, но добьётся! Недаром же в «Советском спорте» написали, что у неё руки и ноги работают, «как гребные винты»...
      Стадион окружает залив и ещё «асфальтовые озёра». Так Игорь Соломин назвал огромные стоянки для автомашин. В дни спортивных праздников и большого футбола здесь полно автомобилей, а в такое утро, как например, сегодня, стоянки пусты и действительно похожи на озёра. Здесь зелёный «Кузнечик» кажется совсем крохотным.
      — Зато ему будет привольно прыгать, — сказал Щепкин. — Никто нам не помешает.
      И тогда Клим вдруг понял:
      — Я знаю! Знаю, Сергей Павлович, зачем вы привезли нас сюда!
      Щепкин подмигнул Климу, переглянулся с Инной Андреевной и сказал:
      — Я думаю, все уже догадались зачем. Начнём с тебя, Игорь. Садись за руль.
      Игорь немножко побледнел, но не растерялся. Включил зажигание, потом стартёр, потом первую передачу, дал газ и отпустил педаль сцепления.
      «Кузнечик» прыгнул, как настоящий кузнечик. Споткнулся, дёрнулся туда-сюда, и мотор заглох. А Игорь треснулся сначала затылком о заднюю стенку кабины, потом лбом в переднее стекло.
      — Так не годится, — сказал Щепкин. — Движения водителя должны быть быстрыми, но плавными. Вспомни, как при сварке ты колеблешь кистью руки, когда держишь горелку. Так же мягко надо отпускать ногой педаль сцепления. Попробуем ещё раз.
      Попробовали. Получилось ничего себе: Игорь самостоятельно объехал целый круг. Потом наступила очередь Леры. У той дело сразу наладилось. Она ловко, без треска переключала передачи, давала в меру газку; «Кузнечик» охотно её слушался.
      — Это потому, что Лера — отличный пловец, — сказал Щепкин. — У неё точные, слаженные движения. Как это называется?
      — Это называется координация, — сказал Славка.
      Инна Андреевна одобрительно кивнула и улыбнулась так, будто собиралась поставить ему очередную пятёрку.
      Впрочем, Славке теория давалась явно лучше практики. Он всё забывал бросать газ, когда тормозил, и бедный «Кузнечик» дёргался и сердито рычал. Славка краснел от злости, потому что Лера без всякого стеснения насмехалась над ним. Ей-то что? Ей хорошо с такой координацией!
      Клим волновался: вот уж и Нинка отъездила, и Симка.... За руль опять садится Игорь. Что же это такое?
      — Сергей Павлович! А как же... А когда же я?
      Щепкин сказал очень серьёзно:
      — Ты будешь бортмехаником, Клим. Это самое ответственное дело. Ездить-то каждый может, а вот чинить... Кстати, видишь, у Игоря мотор никак не хочет заводиться. Мотор исправный. В чём же дело, товарищи?
      Никто не мог сказать, в чём дело. Игорь правильно тащил на себя рычажок воздушной заслонки, стартёр выл, но мотор не заводился.
      Тогда Щепкин сказал:
      А ну, понюхаем-ка воздух. Чувствуете, как пахнет бензином? Воздушной заслонкой карбюратора нужно пользоваться только при пуске холодного Двигателя. А сейчас двигатель горячий. Вот и получилась так называемая «богатая смесь». «Кузнечик» захлебнулся бензином.
      — Что же теперь делать?.. — спросил Игорь.
      — Пусть бортмеханик починит, — сказал Щепкин и кивнул Климу. — Садись в кабину, нажми до отказа на акселлератор и включай стартёр.
      Клим устроился на краешке сиденья, сопя дотянулся ногой до педальки газа, потом с бьющимся сердцем включил стартёр. «Кузнечик» дрогнул, зачихал, закашлял и вдруг — о чудо! — заработал хорошо и ровно.
      Пусть теперь Игорь ездит. Пожалуйста! Клим, гордый, вылез из кабины.
      Но всё-таки быть бортмехаником оказалось скучно: «Кузнечик» больше не портился, и Климу пока что нечем было заняться. Он огляделся и увидел: по соседней площадке кто-то гоняет на мотоцикле.
      Клим немедленно направился туда.
      На асфальте был начерчен мелом большой прямоугольник с двумя точками посередине. Мотоциклист, переваливаясь с боку на бок, старался объезжать эти точки — получалась восьмёрка.
      Клим постоял немножко, посмотрел и крикнул мотоциклисту:
      — На черту наехал!
      Мотоциклист остановился, растопырив ноги.
      -— А ты что за указчик нашёлся? Сам вижу, что наехал.
      Он снял очки и сдвинул на затылок кожаный шлем; под ним так и вспыхнули рыжие волосы...
      Да ведь это Виктор! Виктор, который отдал тогда Климу своё мороженое.
      Виктор тоже узнал Клима.
      — А, это ты, дьявольский моряк! Как поживает твоя голова, выздоровела? А что ты здесь делаешь?
      —— Да я — бортмехаником. Вон они там ездят. Ездить-то каждый может, а вот если что испортится...
      — Ого, — сказал Виктор, — значит, ты разбираешься?
      — Ну да, разбираюсь. Воздушной заслонкой карбюратора нужно пользоваться только при пуске холодного двигателя.
      — Ого!.. — сказал Виктор.
      — А зачем ты надел очки и шлем, да ещё перчатки? — спросил Клим. — Ведь жарко же.
      На это Виктор ничего не сказал. Он предложил:
      — Знаешь что, садись-ка, прокатимся. Заложим парочку настоящих виражей.
      Клим немедленно забрался на сиденье позади Виктора, но тут подоспела Инна Андреевна.
      — Сейчас же слезь!
      — Не беспокойтесь! — сказал Виктор. — Цел будет ваш бортмеханик, честное мотоциклетное! Я опытный водитель, член спортивнотуристской мотосекции. Вот мои права и зачётная книжка.
      И хотя Инна Андреевна не просила, Виктор горделиво сунул ей в руки свои документы.
      И права, и книжка были совсем новенькими. Да и мотоцикл Виктора и его кожаная куртка тоже были новыми — так и блестели на солнце.
      Инна Андреевна заколебалась.
      — Только, пожалуйста, не быстро.
      Какое там — не быстро! Виктор пулей вылетел со стоянки на кольцевую дорогу и помчался, «закладывая» крутые виражи.
      Клим сидел, крепко обхватив руками Виктора, смотрел на несущийся совсем близко серый асфальт и думал: «Если бы асфальт был мокрым, это был бы последний вираж в моей жизни...» Не успел он опомниться, как Виктор уже облетел стадион, ворвался на стоянку и возле самого «Кузнечика» лихо затормозил, так, что даже покрышки пискнули.
      — Вот ваш бортмеханик. Цел и невредим.
      Щепкин неодобрительно покачал головой.
      — Разве можно на таком ходу резко тормозить?
      Виктор поглядел на красивую Леру и сказал самодовольно:
      — Что, напугал я вас?|
      — Это пустяки в сравнении с тем, как бы я мог вас напугать, молодой человек, — ответил Щепкин.
      Ребята засмеялись, а звонче всех Лера. Рыжий Виктор обиделся.
      Он сказал Щепкину с достоинством:
      — Имейте в виду, товарищ, что автомобиль — это одно, а мотоцикл — совсем другое: он требует особого умения. Вам этого не понять.
      Так сказал Щепкину рыжий Виктор. Потом взглянул ещё раз на Леру, крутнул ручку газа и вихрем унёсся со стоянки,
      — Хвастунишка! — сказала Нинка.
      — Смелый! — сказала Лера.
      — Ну да! Просто дурак! — сказал Славка.
      Лера прищурила глаза.
      — Смелый, — упрямо повторила она, — лихо ездит. Он с газом умеет обращаться, не то что некоторые.
      — Хватит вам спорить, — сказала Инна Андреевна. — Не пора ли вам, товарищи автомобилисты, заправить самих себя? Есть здесь где-нибудь молочный буфет, Лера?
      — Есть, Инна Андреевна, и даже очень вкусный, с пончиками. У центральных ворот на Дороге чемпионов.
      — На какой дороге? — удивился Щепкин. — Первый раз слышу такое название. — И так как Лера промолчала, он предложил: — Ладно, тогда садись за руль и вези нас всвой «вкусный буфет».
      Через несколько минут «Кузнечик» остановился у маленького павильона, свежевыкрашенного в канареечный цвет. И началось весёлое самообслуживание.
      Игорь и Симка мигом сдвинули под навесом два столика, хозяйственная Нинка расставила стаканы, разложила вилки, даже бумажные салфетки возле каждого положила, — она уже воображала, как будет хозяйничать в походе. А Лера пошла к стойке выбирать бутерброды и свои любимые пончики.
      — Клим, иди сюда, — позвала Инна Андреевна, — что ты там делаешь около машины?
      Ничего особенного Клим не делал. Он протирал тряпкой переднее стекло — вон как запылилось! Надо ещё проверить уровень воды в радиаторе. Клим проверил. Воды оказалось достаточно. Только после этого он прибежал к столу.
      Эх, и хорошо же сидеть всем вместе под навесом и обсуждать план будущего похода. Лера была права: обыкновенная простокваша и пончики здесь необыкновенно вкусные, дома Клим никогда таких не ел. Но он готов питаться одними трухлявыми грибами, горькими лесными орехами и кислой болотной клюквой, только бы его взяли.
      — Сергей Павлович, ведь без бортмеханика в дороге нельзя. Ведь правда же? Скажите им...
      И тут выяснилась потрясающая новость: у Сергея Павловича скоро отпуск, и Сергей Павлович решил отправиться с пионерами в двухнедельный барсовский поход. На «Кузнечике»! И все ребята будут по очереди вести машину.
      А Клим? Как же быть с Климом?
      — Ну, я думаю, с таким вожатым, как Сергей Павлович, мама отпустит его, — сказала Инна Андреевна.
      А Щепкин сказал:
      — Да без Клима я просто не поеду. И всё!
      — Клим, куда же ты?.. — крикнула Нинка.
      Никуда. К «Кузнечику» — вот куда. Пусть на столе ещё осталось полстакана простокваши и целый румяный пончик, Клим сейчас не может есть, пусть кто хочет доедает... Он взял тряпку и принялся протирать переднее стекло, хотя оно было уже совсем чистое.
      — Оставь его, Нина, — сказала учительница.
      Ребята продолжали горячо обсуждать план будущего путешествия, только Славка не принимал участия в разговоре. Улучив момент, он дёрнул Леру за рукав жакетки.
      — И никакая это не Дорога чемпионов. Вон смотри, на столбе дощечка; «Главная аллея».
      — Нет, Дорога чемпионов, — сказал Лера. — Я лучше знаю.
      Славка задумался. Погрыз ноготь и вдруг сказал:
      — Я запишусь в мотосекцию и обставлю того рыжего.
      — Попробуй, — сказала Лера.
      После «заправки» ребята с новыми силами гоняли «Кузнечик» по асфальтовой площадке, пока солнце не ушло за ещё совсем прозрачную молодую листву деревьев.
      В город возвращались уже под вечер. На светлом небе появился тоненький месяц; из парка доносились звуки духового оркестра, ритм марша как-то удивительно совпадал с быстрым ходом «Кузнечика». Клим сидел рядом со Щепкиным и прислушивался к песне мотора; в ней звучали отдалённые удары морского прибоя и свистел ветер путешествий...
      Ребята обнявшись сидели в кузове, и Симка, как всегда на ходу, сочинил на старый мотив новые слова:
      Рука крепка,
      Лежит рука
      У друга на плече.
      Не пропадёшь.
      Пока живёшь
      По формуле ЧЧ.
      Меж гор, полей и речек
      Помчится наш отряд.
      Запрыгает «Кузнечик»
      Коленками назад!
     
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      КТО-ТО ИДЁТ ВПЕРЕДИ
     
      Прошли, наконец, экзамены, кончился восьмой класс. Конечно, это очень важное и радостное событие, — недаром все поздравляют, даже подарки приносят. Инна Андреевна подарила Славке логарифмическую линейку — свою собственную, по которой сама училась когда-то. Игорю купили новые боксёрские перчатки, Симке — двухтомник «Стихотворения и поэмы» Александра Твардовского. Лерин брат Федя и тот ради такого случая раскошелился, подарил своей сестре серебристый капроновый купальник и жёлтую резиновую шапочку. А для Нинки Логиновой форпостовцы купили в складчину за два семьдесят потрясающую иллюстрированную книгу «Приготовление вкусной и здоровой пищи»; там на чудесной бумаге отпечатаны в красках такие вкусные вещи, что всю книжку хочется тут же съесть вместе с переплётом. Пусть Нинка повышает свою квалификацию, ведь она будет главной поварихой в барсовском походе.
      Подарки, поздравления — всё это так радостно! А если вдуматься, станет чуть-чуть грустно: и дома — родители, и в школе — учителя, да все кругом твердят, что кончилось детство, начинается новая пора — юношество.
      Наверное, детство у людей кончается в разное время. Вот Игорь ещё ь седьмом классе, когда начал учиться в мастерских Энергостроя, принёс домой первую получку: две пятёрки, одну трёхрублёвку, четыре серебрушки по пятнадцати и ещё восемь копеек. Очень легко сосчитать. Но мама долго пересчитывала эти деньги, а потом вдруг заплакала: «Боже мой, Игорь!.. Когда же ты успел стать взрослым?..»
      Или вот Славка — ведь ему пятнадцать лет исполнится только в сентябре, а он уже так много знает, что даже противно иной раз становится. К нему из домкома приходят седые пенсионеры: что-то, мол, телевизор барахлит. И Славка чинит и телевизоры и радиоприёмники, как вполне квалифицированный мастер. Что дальше с ним будет, — даже представить себе невозможно!
      А у Леры детство, наверное, кончилось, когда она защитила первый разряд по плаванью. Разряд юношеский. Клим спрашивал даже: «Значит, Лера — юноша?» А когда несколько восьмиклассниц пришли на торжественное собрание за табелями в новых туфлях на высоком каблуке, гардеробщица тётя Нюся и уборщица тётя Катя тут же в раздевалке заметили это, ахнули в один голос и сказали:
      — Смотри, пожалуйста! Вчера были девчонками, а сегодня уже невесты!
      Вот так невесты! Нинка Логинова, как только появится свободная минута, с удовольствием шьёт всякую одежду для своей старой куклы. Когда ребята поднимают Нинку на смех, она очень сердится и доказывает, что это вовсе не детство, а просто она учится шить. В самом деле, она хорошо шьёт. Вот для барсовского похода сшила себе и Лере широкие ситцевые юбки — очень красиво!..
      Конечно, много хорошего позади, потому и грустно. Но зато впереди — чего только нет впереди! Клим, правда, ужаснулся, когда подсчитал: через три года он доучится до восьмого класса, а в школе уже не будет ни Игоря, ни Симки, вообще никого из форпостовцев!.. Конечно, будут другие и, может быть, он, Клим, уже сам станет командиром форпоста. Нет, всё-таки было бы лучше поскорее вырасти, хотя бы для того чтобы доставать ногами до педалей «Кузнечика». Что хорошего в том, что тебя всегда выделяют: он ещё маленький. Другое дело, когда ты наравне со всеми участвуешь в сборах, спорах и разговорах.
      А сколько сборов, споров и разговоров было перед тем, как отправиться в поход! Взять хоть историю с вещами и продуктами: мамы понатащили их столько, что в зелёном брюхе «Кузнечика» почти не осталось места для членов экипажа. Хорошо, что тут вступил в силу «железный» список, составленный Сергеем Павловичем: ничего лишнего, только самое необходимое. Действительно, зачем брать с собой, например, шесть кастрюль? Или, того не легче, ватное одеяло, да ещё розовое? Пусть мама унесёт его немедленно и не позорит Леру перед коллективом! Ну, Славкин ящичек консервов — другое дело, молочная сгущёнка для похода в самый раз; боксёрские перчатки Игоря, хотя они и занимают много места, тоже придётся взять — пусть себе тренируется.
      — Но никаких хлорвиниловых мешков, — предупредил Сергей Павлович. — Чтобы я не видел этих пижонских торб, тяжёлых и неудобных. У всех всё должно быть одинаковым, минимум веса. Простые суконные одеяла и лёгкие поместительные рюкзаки.
      Это насчёт снаряжения. А из-за маршрута тоже было немало споров.
      Пришлось поручить подготовку этого вопроса Славке Оболину. Кому же ещё? И «профессор» Славка зарылся в специальной литературе и сделал настоящий доклад.
      Оказывается, Карельским перешейком считается участок суши между Ладожским озером и Финским заливом. С северо-западной стороны проходит граница СССР с Финляндией. (Ух, как интересно! Вдруг удастся задержать нарушителя границы?) Площадь этого участка равна почти пятнадцати тысячам квадратных километров. (Ничего себе участок, есть где попрыгать «Кузнечику»!) По горно-скалистому рельефу, по насыщенности озёрами и реками Карельский перешеек не уступает таким живописным северным странам земного шара, как Швеция, Канада, Финляндия.
      А потом... Вот, например, посёлок Репино. Многие из ребят бывали там в пионерлагерях или просто на даче. И представьте, никто из них не знал, что в 1906—1907 годах в этом посёлке находился большевистский центр — редакция газеты «Пролетарий» во главе с Лениным.
      — Ведь правда же, никто из нас этого не знал? — заметил Славка и подчеркнул: — Вообще на Карельском перешейке много мест, связанных с Ильичом.
      Потом Славка рассказал о таком интересном историческом факте: Пётр Первый задумал выращивать мачтовый лес. Вот откуда взялась на реке Рощинке знаменитая Корабельная роща. Лиственницы этой рощи достигали сорокадвухметровой высоты. (Ничего себе! На такую, пожалуй, и верхолаз Игорь не заберётся.) А ведь средняя высота ели обычно около двадцати метров.
      А «Гром-камень», на котором стоит Медный всадник в нашем Ленинграде! Его доставили в 1770 году из района Лахты. Там остался ещё и другой такой же огромный валун. Тоже интересно посмотреть.
      И чем дальше рассказывал Славка, тем яснее становилось, что на Карельском перешейке множество замечательных мест, и всюду хочется побывать. Ну, какое выбрать, как выработать маршрут?
      Сергей Павлович вроде бы и не вмешивался в этот спор — молчал и усмехался. А потом вдруг спросил:
      — А что если отправиться без определённого маршрута? Положитесь в этом деле на меня, товарищи.
      Ребятам сразу пришлось по душе такое предложение: всё получится загадочней, таинственней; не знаешь, какие приключения ждут тебя впереди, какие препятствия придётся преодолевать...
      Так на огненном рассвете долгожданного дня — первого дня путешествия — нагруженный «Кузнечик» присел на задние лапы, разбежался, выпрыгнул из города и пошёл без устали глотать километры асфальтово-серых и золотисто-песчаных, солнечно-жарких и тенистопрохладных, прямых и извилистых безмаршрутных дорог.
      А уже к вечеру отряд юных барсовцев очутился за тридевять земель от всякого жилья в глухом девственном лесу, где вперемежку с соснами и пихтами на пути вставали заросли орешника и папоротника, длиннющие серёжки кряжистых берёз свисали до земли; они
      с шорохом царапали крылья «Кузнечика», так и норовили оплести его. Откуда-то сбоку сквозь гирлянды голубых косматых лишайников лучи слабеющего предзакатного солнца с трудом пробивались в эти первобытные джунгли. Из глубины леса доносились вздохи и ещё какие-то непонятные звуки, похожие на всхлипы. Может, это были голоса незнакомых птиц, а может...
      Клим невольно придвинулся к Щепкину, пытливо вгляделся в его лицо.
      Нет, Сергей Павлович совершенно спокоен. Вон как уверенно ведёт машину, и глаза у него весёлые. А потом, он же наверняка взял с собой револьвер. Пусть только попробует какой-нибудь хищник наброситься на «Кузнечика»!
      Клим отодвинулся от Щепкина, постарался принять небрежную позу, даже в окно высунулся и сорвал на ходу лист ольшаника. Чего, дурак, испугался? Другие-то ведь не боятся...
      Только Нинка и Лера почему-то перестали петь и выглядывают из-под тента, будто ожидают чего-то.
      — Какая чаща... — сказала Нинка.
      — Здесь, наверно, ещё не ступала нога человека... — сказала Лера.
      А Щепкин сказал:
      — Смотрите.
      И показал на сосну, к которой была прилажена фанерка с надписью:
      «Из одного дерева можно сделать миллион спичек, но одна спичка может погубить миллион деревьев».
      Лера и Нинка разом облегчённо вздохнули, переглянулись и засмеялись.
      Но Клим не находил здесь ничего смешного. Он подумал: «Надо учесть это, когда будем разводить костёр».
      Игорь, Симка и Славка шли впереди — разведывали дорогу, оттаскивали в сторону бурелом, прощупывали посохами почву. Порой «Кузнечику» приходилось продираться сквозь заросли, объезжать завалы, огромные валуны или топкие места.
      Чаща смыкалась всё плотнее. А тут ещё подступили сумерки, небо заволокло тучами, посыпался дождик; он зашуршал по листве, затарахтел по кабине.
      Щепкин включил фары; в их свете на фоне ярко-зелёных кустов орешника засверкали косые струи воды, и Клим увидел растрёпанного Славку.
      Славка махал рукой:
      — Сюда! Правьте сюда, Сергей Павлович!
      За кустами проходила более широкая и наезженная дорога. Здесь поджидали промокшие Игорь и Симка; все трое следопытов вскочили е кузов, фыркая и отряхиваясь. «Кузнечик» ускорил ход, миновал большую поляну, прогромыхал колёсами по бревенчатому мосту через бурливый ручей (уж если мост, — значит, дорога настоящая).
      — Куда же она ведёт? — спросила Нинка.
      А Лера вздохнула:
      — Хоть бы там оказался какой-нибудь дом с кроватью.
      — И с ватным розовым одеялом? — спросил Славка.
      Лера надулась и ничего не ответила.
      Дорога привела к озеру. Никакого дома там не оказалось, зато на высоком песчаном берегу под разлапистой сосной стоял шалаш.
      Сразу было видно, что он построен на совесть: жерди глубоко вбиты в землю и связаны на концах гибкими прутьями, ветви густо переплетены — никакой дождик не страшен. А рядом, неподалёку от входа, устроен из камней небольшой очаг.
      Людей в шалаше не было, но там нашёлся запас дров и сухого хвороста для растопки.
      — А ну-ка, бортмеханик, наладить, согласно инструкции, освещение, — приказал Щепкин.
      Клим быстро размотал шнур переносной лампочки и присоединил концы к аккумулятору «Кузнечика». При ярком электрическом свете в шалаше обнаружили соль, спички, лукошко с картофелем и ещё фанерку с надписью:
      «Товарищ! Это мы оставили для тебя. Уходя, не забудь оставить, что сможешь, для других».
      — Смотрите, — сказал Игорь, — фанерка такая же, какую мы только что видели в лесу: новенькая и надпись свежая. Кто-то идёт впереди нас, ребята.
      — И это кто-то, совершенно очевидно, действует по формуле че-че, — заметил Щепкин.
      Ребята засмеялись. Только Клим не засмеялся, — что тут смешного? Это дело серьёзное. Что бы такое оставить вкусное, питательное для других путешественников?..
      «Насобираю это лукошко полное грибов. Завтра же!»— решил он.
      Щепкин между тем продолжал отдавать распоряжения. Под его руководством всё получалось складно и здорово. В песок воткнули колья и устроили над очагом брезентовый навес. Весело затрещал огонь, забулькала в котле чистая озёрная вода, запахло картофельным супом — луковым, наперчённым! Это Нинка Логинова постаралась.
      Сергей Павлович снял пробу и щёлкнул языком.
      — Отличная похлёбка! А ну, навались!
      Повторять команду не пришлось. Сразу смолкли смешки и разговоры. Теперь на берегу был слышен только стук ложек-поварёшек да по временам раздавались короткие возгласы:
      — Нина, налей!
      — Нина, долей!
      — И мне...
      — И мне ещё!
      Не успел Клим доесть вторую порцию, как глаза у него начали закрываться сами собой — не хочешь, а всё равно слипаются, — и с каждым разом их всё труднее открывать. О чём это там ребята говорят? Нет, это не ребята, это Сергей Павлович говорит:
      — Перед самым отъездом я получил письмо от Николая Курочкина. Пишет, что его командировали вместе с самосвалом на строительство новой дороги. Вот здесь есть его адрес. Послушайте...
      Клим пытается открыть глаза, напрягает слух. Но в уши ему будто кто-то засунул вату: едва-едва слышно, как Сергей Павлович читает:
      — «... и моя семья всегда будем вам благодарны! Обнимаю всю мою бывшую бригаду и кланяюсь. Поцелуйте Клима...»
      И вдруг откуда-то издалека, словно с другого берега озера, доносится Славкин голос:
      — Глядите-ка, наш бортмеханик уже отчалил.
      «Откуда отчалил? Куда?..» Клим силится поднять веки и не может. Какой позор! «Он на первом же марше выдохнется». Сейчас все будут смеяться...
      Но смеха не слышно. Клима поднимают, несут куда-то и опускают на что-то очень приятное, пружинисто-мягкое. Над самым ухом раздаётся голос Сергея Павловича:
      — Приказываю немедленно спать!
      Чего там приказывать? Клим уже спит. Последнее, что он слышит, — это звук захлопнувшейся дверцы кабины «Кузнечика»...
      Конец первой части.
     
     
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      ГУЛ ПРИБОЯ И ВЕТЕР ПУТЕШЕСТВИЙ
     
     
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      МАРСИАНИН
     
      Михаил Николаевич Ерёмин принадлежал к той особенной породе людей, которым не даёт покоя ветер путешествий и отдалённый гул морского прибоя. Нет, он не только читал в редкие свободные часы приключенческие книжки, взятые у своего сына Пети. Он сам всю жизнь неустанно осваивал космические трассы — блуждал по ущельям и кратерам мёртвой Луны, перелетал с Венеры на Марс, гонялся в безднах галактики за Гончими Псами, неоднократно навещал царицу северного неба, прекрасную голубую Вегу, и мог без особых затруднений в течение одной ночи побывать на всех семи звёздах Большой Медведицы.
      Но всё это он делал, увы, не отходя от новейшего электронного телескопа. В настоящие космонавты Михаил Николаевич уже не годился. Ему стукнуло пятьдесят три, — одышка, бессонница и другие неполадки. А так хотелось реального всамделишного путешествия, чтобы самому ощутимо держать в руках штурвал! Как решить такую сложнейшую нематематическую задачу? Что бы такое придумать?..
      И Михаил Николаевич придумал.
      Но прежде всего надо было овладеть необходимыми знаниями и навыками. Ну что ж, ему не привыкать учиться. И доктор физико-математических наук сел за парту вместе с безусыми юнцами, смешливыми девушками, рабочими, артистами, поэтами — самыми разными представителями самых разных профессий. Три месяца он добросовестно изучал всё, что положено: проходил испытания в «камере правил движения», познакомился с противным чувством невесомости — оно неизменно возникало в груди, когда казалось, что вот-вот врежешься в трамвай или в фонарный столб, — покорно выслушивал ворчанье инструктора и преодолевал ещё всякие другие многоступенчатые препятствия, пока, наконец, не получил заветную книжечку водителя-любителя.
      Покончив с этим, Михаил Николаевич приобрёл голубую Вегу, то есть, простите, голубую «Волгу». Затем произвёл необходимые расчёты: получил на службе зарплату и отпускные, уплатил вперёд за квартиру и телефон. А на следующее утро в 7 часов по московскому времени стартовал в рейс вместе со своей верной подругой жизни, перепуганной насмерть Зоей Романовной Ерёминой.
      Путь угрожающе пересекали несущиеся, подобно метеоритам, такси, мотоциклеты, инвалидные коляски; Збя Романовна вскрикивала: «Куда ты, Мика?!» — и закрывала глаза. Но Михаил Николаевич отвечал словами известного космонавта: «Прежде всего — спокойствие!» Он твёрдо держал штурвал и благополучно, в соответствии с расчётными данными, вывел голубую «Волгу» за городскую черту, на орбиту Карельского перешейка. Здесь, на пустынном туманноутреннем «Млечном Пути», он развил наивысшую допустимую правилами скорость и, на мгновенье повернув к жене счастливое вспотевшее лицо, воскликнул:
      — Вот видишь! Все бортовые приборы и устройства работают нормально! А ты боялась...
      Так астроном Михаил Николаевич Ерёмин спустился с заоблачных высот на свою родную планету и впервые увидел и понял, как она непередаваемо прекрасна.
      Одно дело пронестись в самолёте над еле видной землёй куда-нибудь на курорт или смотреть из окна вагона на мелькающие поля, перелески, реки; и совсем другое — вот так, держа руль в собственных руках, колесить по неизведанным дорогам. Никаких маршрутов!
      Пойду
      направо — очень хорошо.
      Надо мною
      небо — синий шёлк.
      Никогда
      не было
      так
      хорошо!
      Дымок бивачного костра, вкуснейшая рыбная уха и полное отсутствие ацидофилина, который опостылел до тошноты. Вместо него — парное молоко в любом колхозе. Новые места, новые встречи. Поговоришь с человеком о том, о сём, выкуришь по сигаретке — и снова в путь. А Зоя-то Романовна как помолодела! На щеках румянец, глаза сияют, словно звёзды первой величины; ей необычайно к лицу эта оранжевая косынка и ситцевый сарафан в полоску. И она почти перестала пилить мужа за быструю езду. Видно, страх у неё совсем прошёл.
      — Знаешь, Мика, мне теперь жаль, что мы отправили Петю в пионерлагерь. Ему было бы с нами очень хорошо.
      Так сказала на десятый день путешествия во время очередного привала Зоя Романовна и вздохнула: «Как он там живёт, мой Петушок?»
      Михаил Николаевич лежал на коврике под лиственницей. Не отрывая глаз от книжки, сказал сурово:
      — А кто настоял? Ты же уверяла, что мы все трое, во главе с нашим Петушком, свернём себе шею.
      — Но ведь я не могла тогда предположить, что ты окажешься таким — ну просто талантливым водителем!
      О, эти женщины! Как они ухитряются найти дорогу к сердцу автомобилиста! Ничего более приятного Зоя Романовна не могла бы сейчас сказать.
      Михаил Николаевич сразу отбросил суровость, а вместе с ней и книжку.
      — Потерпи, дорогая. Через несколько дней мы приедем в лагерь и заберём Петьку.
      — Я хотела бы сразу, сейчас.
      — Сейчас неразумно. Пусть использует путёвку до конца.
      — Ну, хотя бы взглянуть на него...
      — Послушай, Зоя, сейчас уже за полдень, а до пионерлагеря отсюда около ста километров. Вот карта, взгляни.
      — Что значат какие-то сто километров для такого водителя, как ты!
      — Гм... Гм Оно, конечно... — Михаил Николаевич поднялся
      на ноги, молодцевато погладил лысину, окружённую рыжеватым пушком. — Собирайся. А я пока прогрею мотор.
      На лесной поляне началась предотъездная суета. Зоя Романовна
      мигом сняла с ветки орешника выстиранные в ручье носки, собрала вилки, ложки, тарелки, выплеснула в костерок воду из чайника, быстро постелила на сиденье коврик.
      Михаил Николаевич действовал неторопливо. Как подобает умелому водителю, он сначала прогрел мотор, потом заглушил его. Обошёл вокруг машины, пиная ногами покрышки, протёр чистой ветошью переднее стекло и только после этого сел за руль.
      — Ну, с богом.
      Но «с богом» не получилось. С первого раза мотор почему-то не завёлся. Со второго и с третьего — тоже.
      — Что нас задерживает, Мика?
      — Одну минутку...
      Михаил Николаевич вылез из машины, поднял капот. Чёрт!.. Сколько здесь всяких трубок и проводов. Он неуверенно потрогал горячий карбюратор, ощупал свечи. Потом снова сел за руль и включил зажигание.
      Повторилась та же история: стартёр воет, а двигатель не хочет заводиться.
      Вот тебе и талантливый водитель!.. Все сведения насчёт возможных неисправностей во всех этих проводах и трубках как-то разом вылетели из головы. Михаил Николаевич оглядел глухую, затерянную в лесу поляну.
      — Гм... Пленники космоса. Вероятность помощи практически равна нулю. Хоть бы какой-нибудь марсианин явился на выручку, что ли!
      — Неуместные шутки, — сухо сказала Зоя Романовна.
      — Может, всё-таки карбюратор барахлит. А, Зоя?..
      — Ну, уж это тебе лучше знать.
      Глаза Зои Романовны больше не сияли как звёзды первой величины.
      Михаил Николаевич виновато вздохнул и включил стартёр ещё разок. Напрасный труд — мотор не заводился.
      Наступила тишина.
      И вдруг в этой гнетущей тишине отчётливо прозвучал голос:
      — Ну, зачем вы зря разряжаете аккумулятор? Так нельзя!
      Михаил Николаевич и Зоя Романовна одновременно повернули
      головы. В трёх шагах от машины, под кустом орешника среди огромных лопухов сидел на корточках коричневый гном; на голове у него красовался колпак из газеты, на загорелом теле болтались только красный галстук и узенькие трусы, а в руке он держал лукошко с грибами.
      Пока удивлённые супруги рассматривали гнома, он оставил в лопухах свои грибы, приблизился к «Волге» и, встав на цыпочки, потрогал двигатель.
      — Ого, какой горячий! Чувствуете, как пахнет бензином?
      Супруги послушно сморщили носы. Действительно, бензином пахло очень сильно.
      А гном между тем смело уселся за руль и попробовал было дотянуться до педалей. Но это ему не удалось: педали поместительной «Волги» были слишком далеки от его коротких ног. Однако гном не растерялся, сполз с сиденья, надавил обеими руками1 на педаль газа и приказал:
      — А вы включайте стартёр.
      Михаил Николаевич, как заворожённый, машинально поднял руку и повернул ключ на щитке приборов.
      Взвыл стартёр, вздрогнула «Волга», мотор вдруг ожил — закашлял, застрелял в глушитель и — о чудо! — взревел оборотами, а потом заработал чисто и ровно.
      Гном выпрямился и сказал, как на уроке:
      — Воздушной заслонкой карбюратора нужно пользоваться только при пуске холодного двигателя. У вас получилась так называемая богатая смесь.
      Супруги молчали.
      А коричневый гном смотрел на них и спокойно улыбался, будто совершать такие добрые дела было его прямой обязанностью.
      — Откуда ты появился, маленький марсианин? — спросил потря: сенный Михаил Николаевич. — Где твой летательный аппарат?
      Гном удивлённо посмотрел на Михаила Николаевича и как бы даже немножко подозрительно:
      — Какой летательный аппарат? Я приехал сюда на «Кузнечике».
      Супруги переглянулись.
      — Нет, это нереально, — заявила Зоя Романовна. — Чудеса да и только!
      — Да какие же чудеса? Что вы, тётя? — серьёзно сказал гном. — «Кузнечик» — это такой наш автомобиль. Ну, «пикап». А я вовсе никакой не марсианин. Я — бортмеханик, пионер Клим Горелов из пятого «б».
      — Иди-ка сюда, Клим из пятого «б». — Зоя Романовна протянула ему две большие конфеты, из тех, что припасла для своего Пети, — чернослив в шоколаде. — Да знаешь ли ты, как ты нас выручил? На вот, бери!
      Клим взял. Однако сказал:
      — Я не за конфеты, тётя. Я вас выручил по формуле че-че.
      — По какой формуле? — переспросил Михаил Николаевич. — Странно... Я знаю много формул, но о такой что-то не слыхал.
      — Это придумал Славка. Наш «профессор».
      — Так у вас ещё и профессор есть? Славка? Интересно бы с ним познакомиться. Где остановился ваш «Кузнечик»?
      — Да вот по этой дорожке. За мостиком, около озера. Совсем недалеко. Поедемте, дядя!
      — Конечно, поедем, — решительно сказала Зоя Романовна. — Клим — наш спаситель, и мы обязаны подвезти его. Это наш долг. Садись-ка сюда, ко мне.
      Какая отличная тётя. А конфеты-то какие вкусные!
      Но всё же Клим уселся рядом с водителем — мало ли что. Вдруг опять не станет заводиться.
      — Да с таким бортмехаником я готов хоть на Луну отправиться! — сказал Михаил Николаевич и хлопнул Клима по спине. — Это будет понадёжнее, чем «с богом».
      Голубая «Волга» плавно тронулась с места и скользнула в прохладную лесную глухомань. Уединённая поляна осталась позади. О том, что на ней побывали люди, напоминали обугленные ветки валежника и примятая трава...
     
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      СИМПАТИЧНОЕ
     
      Трое мальчишек лежали под солнцем на берегу озера, раскинув руки и ноги. Услыхав шум мотора, мальчишки перевернулись на животы, задрали головы. Потом вскочили, вскарабкались по крутому откосу и окружили подъехавшую машину.
      Один сказал в рифму:
      — Глядите-ка, вернулся странник — наш следопыт и бортмеханик!
      Второй сказал просто:
      — Ишь ты, на «Волге» подкатил!
      — Последняя модель, восемьдесят сил, верхнеклапанное распределение, гидравлические амортизаторы двойного действия, — сказал третий.
      Мальчишки невольно взглянули туда, где в тени сосен стоял заботливо спрятанный от солнца скромный «Кузнечик». Конечно, он не такой шикарный, как эта сверкающая полировкой машина с застывшим в прыжке оленем. Но... подумаешь, олень! Этот олень — индивидуальный, а «Кузнечик» — общественный, коллективный!
      Девочка, которая помешивала поварёшкой в котле, укреплённом над очагом, повернула к гостям румяное лицо с ямочками на щеках и спросила:
      — Климка, наверное, заблудился, а вы его выручили, да?
      — Ну, это ещё вопрос, кто кого выручил, — сказала Зоя Романовна и насмешливо посмотрела на мужа.
      Михаил Николаевич опять виновато вздохнул и поспешно заговорил с мальчишками:
      — Здравствуйте, товарищи пионеры. Гм... Вот ты, который назвал техническую характеристику «Волги», ты — профессор? Славка, не правда ли?
      Мальчишки переглянулись: этот толстячок с рыжеватым пушком вокруг розовой лысины в общем-то ничего себе дядечка, симпатичный.
      Владелец такой замечательной новой машины, а нисколько не задаётся. И откуда он знает про «профессора»?
      — Да, меня так прозвали, — сказал Славка. — А вы кто?
      — Я? Гм... Когда я ещё учился в школе, меня прозвали «астрономом».
      Мальчишки опять переглянулись.
      — Интересно прозвали. А за что?
      — За то, что я всегда смотрел вверх и видел там то, что не всегда видят другие.
      Ребята машинально подняли головы вверх. Зоя Романовна рассмеялась.
      Славка спохватился и съязвил:
      — Что же вы, например, видите там сейчас?
      Михаил Николаевич хитровато прищурил светлые глаза.
      — Сейчас, например, я вижу прекрасное небесное создание, которое находится почти на самой верхушке вон той огромной ивы и, если не ошибаюсь, спокойно ест обыкновенное земное яблоко.
      Сверху донёсся смех, на песок шлёпнулся огрызок яблока, а из листвы на ветке прибрежной ивы появилась девочка в серебристом купальнике — действительно небесное создание: оно бесстрашно раскачивалось между небом и водой.
      — Осторожно! Боже мой, она упадёт!..
      — Да не бойтесь, тётя, — сказал Клим. — Это наша Лера Дружинина, у неё первый юношеский. Вот, смотрите!
      Лера, подхлёстнутая вниманием незнакомых людей, оттолкнулась от гибкой ветви, как от трамплина, сделала в воздухе сальто, потом распрямилась, вытянула руки вдоль туловища и, как игла, без единого всплеска ушла в воду.
      — Комета! — сказал Михаил Николаевич.
      — Нереально! — сказала Зоя Романовна.
      — Разряд, — пояснил Игорь.
      У самой воды был вкопан в песок свежий колышек, и на нём — фанерка.
      Что за новости? Когда Клим уходил за грибами, никакой фанерки тут ещё не было. А, да ведь это крышка от консервного ящичка; слова «сгущённое молоко» зачёркнуты и под ними чётким Славкиным почерком написано:
      «Товарищ, не заплывай далёкой на середине — сильное течение».
      — Течение? — удивилась Зоя Романовна. — В озере?
      — Это не просто озеро, — объяснил Славка. — Это река Вуокса. И она не просто река, потому что в среднем течении состоит из цепи озёр, связанных проливами," бурными протоками. Вот прислушайтесь...
      И впрямь, в неподвижном знойном воздухе слышался отдалённый гул.
      — Там пороги, — сказал Славка. — И таких мест много. Недаром же здесь предусмотрено построить небольшие колхозные гидроэлектростанции.
      — Теперь я вижу: ты настоящий профессор, — сказал Михаил Николаевич.
      Зоя Романовна с завистью посмотрела на Славку.
      — У него, наверно, сплошные пятёрки... — и тихонько вздохнула.
      — Славка перед походом поднял вагон литературы, — сказал Симка важно. — Досконально изучил эти безлюдные места.
      — Не очень-то безлюдные, — заметил Михаил Николаевич. — Одного аборигена я, например, уже вижу.
      — Где, где?..
      Ребята завертелись и невольно опять подняли головы к небу.
      — Не туда. Вон туда глядите. — Михаил Николаевич указал на далёкую оконечность зелёного мыса, сильно вдающегося в озеро.
      Там, в зарослях камышей, притаилась лодка. Из неё торчала голова.
      — Ох, и зоркий же вы. Правда, астроном! — сказал Игорь.
      — А хотите, ребята, посмотреть на этого туземца вооружённым глазом?
      Михаил Николаевич пошарил под сиденьем.«Волги», достал складную подзорную трубку.
      — Дайте мне, пожалуйста!
      — Мне!
      — Почему именно тебе, Шестикрылый?
      Славка пытался оттеснить Симку, но Игорь уже успел схватить трубку, приставил её к глазу, раздвинул.
      — Ух, здорово видно! Как совсем рядом. Там в лодке пацан, удочку держит. Белобрысый.
      Климу очень хотелось заглянуть в эту блестящую медную трубу. Но разве можно лезть вперёд Игоря?
      А Игорь сам догадался, решительно отвёл Славкины и Симкины руки и отдал подзорку Климу.
      — Правильно! — похвалил Михаил Николаевич. — Бортмеханик имеет на мой телескоп особые права.
      И Клим сообразил: это награда. А ещё он понял: про то, как «Волга» не заводилась, лучше молчать, не хвастаться.
      — Я тоже хочу по-смо-треть в те-ле-скоп... — сказала Лера отрывисто: она только что вышла на берег и прыгала на одной ноге, чтобы вытряхнуть из ушей воду.
      — Иди сюда, милая, — позвала её Зоя Романовна. Она вынула из машины махровое полотенце. — Завернись, простудишься.
      — Что вы! Спасибо. — Лера засмеялась. — Да я и в сентябре купаюсь так же и никогда не кашляну.
      «А мой Петушок не вылезает из бронхитов», — подумала Зоя Романовна и опять вздохнула. Ей всё больше и больше нравились эти находчивые, ловкие, здоровые ребята. Вон та, например, очаровательная девчонка с ямочками на щеках знай себе хлопочет у огня, помешивает в котле, да ещё напевает:
      Картошка, лук,
      Моркршки пук,
      Побольше вкусных круп!
      Огонь горит,
      Дымок летит,
      Кипит
      Отличный суп...
      — А действительно ли он у тебя отличный? — задорно спросила Зоя Романовна. Она всё лучше чувствовала себя в этой компании. — Дай-ка, я попробую.
      Суп оказался превосходным. Только соли чуть не хватает и корешков, пожалуй.
      — Постой-ка...
      Зоя Романовна отправилась к своей машине и вернулась с целой авоськой всяких бутылок, свёртков, банок.
      Над озером в белёсом от зноя небе плыло горячее солнце, листья старой ивы зеркально отражались в неподвижной воде; по ней весёлыми скачками двигались жучки, взблескивали быстрые уклейки.
      Мальчишки нетерпеливо выхватывали друг у друга подзорную трубу, наводили её на противоположный берег, на дальние кроны мачтовых сосен, на коршуна, распластавшего в голубизне чёрные крылья.
      — Ух, здорово!
      — Каждое пёрышко видно!
      — Хватит тебе! Дай мне...
      Михаил Николаевич прислушался. Он ушам своим не поверил: неужели это его степенная жена поёт тонким голоском, да ещё ногой притоптывает?..
      Морковь, укроп,
      В кастрюлю хлоп!
      Туда же и шпинат.
      У двух лихих У поварих Дела идут на лад!
      — А на ужин мы запланировали грибы, — доверительно сообщила Нинка. — Знаете, с картошкой.
      — И с подливой! — подхватила Зоя Романовна. — Сметана у меня есть. Грибы надо нарезать мелкими ломтиками на раскалённую сковородку и жарить, а потом положить лук, посыпать мукой, перемешать и ещё разочек обжарить. Воды долить, прокипятить...
      — И посолить! — поддакнула Нина.
      — И наперчить, — пропела Зоя Романовна. — Где у тебя грибы? Их надо заранее подготовить — почистить, промыть как следует...
      — Клим! Клим! — позвала Нинка. — Давай грибы. Ты набрал? Клим опустил подзорную трубку, огляделся. Где же лукошко
      с грибами? Он озадаченно посмотрел на ребят, на Михаила Николаевича.
      Тот прищурился, наморщил розовый лоб и вспомнил:
      — Ты их забыл на той поляне под кустом в лопухах.
      — Эх ты! — воскликнула Нинка.
      — Лопух, — добавил Симка.
      У Клима дрогнули губы. «Лопух...» И это при Михаиле Николаевиче и Зое Романовне!.. Он сунул подзорку Игорю и побежал. Его красный галстук замелькал между стволами сосен и исчез в зарослях.
      — Симка! Зачем ты обидел бортмеханика? — сердито спросил Игорь.
      — А ещё поэт! — сказала Лера.
      — Болван, — сказал Славка.
      — Молодцы! — невпопад сказала Зоя Романовна.
      Ей очень понравилось, что ребята дружно вступились за Клима. Значит, в случае чего они так же не дали бы в обиду и Петеньку...
     
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      УТОПЛЕННИК СТЁПКА
     
      Что удивительного в том, что родители хотят для своих детей в жизни самого лучшего: здоровья, удачи, крепких мускулов, ясной головы, справедливого классного руководителя, пятёрок в табеле, победы над Ботвинником в сеансе одновременной игры, путёвку в Артек и ещё
      много, много другого в этом же роде? Почти каждая мама уверена, что, например, её «петушок» — умный, мужественный и скромный, честный и благородный мальчик. В крайнем случае она может признать, что эти прекрасные черты ещё не выявились. Но достаточно ему попасть в благоприятную среду, в хорошие руки, и тогда...
      Присев на корточки рядом с Нинкой, которая подбрасывает хворост в огонь, Зоя Романовна говорит:
      — Вот так путешествовать — как это хорошо и полезно. День и ночь на вольном воздухе; простое, здоровое питание; весёлые игры и приключения; дружная компания. Но интересно, кто же у вас водит «Кузнечик»?
      — Все водим, по очереди, кроме Климки. Он пока ещё не достаёт ногами до педалей.
      Зоя Романовна внимательно — уже в который раз — оглядывает берег, прикорнувший в тени сосен «Кузнечик», живописный шалаш.
      Вон Лера опять забралась на полюбившуюся ей иву и высоковысоко над землёй развесила майки, полотенца, трусы форпостовцев. Очень забавно выглядит эта сушка белья в поднебесье. А сама Лера обозревает окрестности в подзорную трубу. Мальчики помогают Михаилу Николаевичу мыть машину. А он им что-то объясняет про свою «Волгу», Игоря даже посадил за руль. Да, жаль, очень жаль, что здесь нет Пети!..
      — Как же вы отправились в такой поход без взрослых?.. — осторожно допрашивает Нинку Зоя Романовна.
      Нинка не успевает ответить: с озера доносится крик и сразу же раздаётся голос Леры:
      — Смотрите! Смотрите туда!..
      В ту же секунду подзорка оказывается на песке, а Лера — в воде. Быстро работая руками и ногами, она устремляется на середину озера.
      Там, рядом с пустым челноком, торчит из воды белобрысая голова. Мальчишка держится за борт, челнок медленно кружится — его уносит течением...
      — Какой ужас! — восклицает Зоя Романовна.
      Мальчики бросают тряпки и бегут к воде, но в этот момент из шалаша выходит мужчина.
      Он протирает спросонья глаза, кидает взгляд на озеро.
      — Сима и Слава, назад! Игорь, за мной!.. — И прямо в майке и синих тренировочных брюках прыгает в воду...
      Симка и Славка вылезли на берёг смущённые. Усиленно принялись отряхиваться, как щенки после купанья.
      Нинка шепнула Зое Романовне:
      — Они ещё не очень-то пловцы.. Вот Сергей Павлович им и не позволил.
      Лера тем временем уже успела заплыть далеко. Но неожиданно она изменила направление — пошла в сторону от челнока.
      — Куда же она?.. — крикнули в один голос Симка и Славка.
      — Очень логично, — сказал Михаил Николаевич. Своими зоркими глазами он разглядел на сверкающей глади озера весло. Мальчик уронил весло. Должно быть, потянулся за ним и вывалился. Экий бездельник!
      — Не понимаю, как ты можешь так спокойно рассуждать? — возмутилась Зоя Романовна. — Ведь там ребёнок, его уносит к порогам, он тонет!
      — Неужели ты думаешь, что эти молодцы дадут ему утонуть? — Михаил Николаевич пожал плечами. — Какой абсурд!
      Нинка подхватила с земли подзорную трубу и приставила её к глазу. Действительно, абсурд! Вот уж Сергей Павлович с Игорем подоспели, заталкивают мальчишку обратно в челнок. Туда же забралась и Лера; в подзорку видно, как она тяжело дышит и колотит белобрысого по спине, чтобы выгнать из него воду; должно быть, здорово нахлебался с перепугу.
      — Ну, теперь-то он уже в безопасности, — говорит Зоя Романовна. — Слава богу!
      Нет, ещё не очень-то «слава богу». Нинке-то в подзорку лучше видно: Лера часто взмахивает веслом, старается направить к берегу челнок, а сзади его подталкивают Игорь и Сергей Павлович, — держатся руками за корму и что есть силы работают ногами. И всё-таки челнок стоит на месте...
      — Им не перебороть течение, — тревожно говорит Михаил Николаевич и машинально оглядывается: чем бы помочь? И вдруг кричит: — Что вы? Назад!..
      Это относится к Симке и Славке: они снова бросились в воду, плывут.
      — Их всех унесёт на пороги! Боже мой... — стонет Зоя Романовна.
      Нинка стоит по колено в воде и не отрываясь смотрит. Её румяное лицо сейчас совсем побледнело, губа закушена.
      Откуда-то доносится слабый стрёкот мотора. Он с каждой секундой усиливается. Вот из-за мыса показался катер, идёт полным ходом, отбрасывая от бортов пенистые клочковатые волны. На его приподнятом над водой носу застыл, наклонившись вперёд, человек в широкополой соломенной шляпе.
      Нинка наводит подзорку на борт катера и читает название, вернее, выкрикивает его:
      — «Рыбак»!
      — Скорее же, «Рыбак», миленький!.. — шепчет Зоя Романовна.
      Катер описывает вокруг челнока широкую дугу, зарываясь кормой в пену. На корме полуголый парень резко взмахивает рукой:
      — Держи!
      Лера тянется к летящей в воздухе верёвке.
      — Ура! Поймала! — орёт Нинка.
      Михаил Николаевич рукавом пиджака вытирает пот с лысины.
      — Ах, как это обидно и унизительно не уметь плавать, когда другие...
      Вскоре и катер и челнок уже легонько покачиваются вблизи берега.
      Сергей Павлович на руках выносит из челнока белобрысого худенького веснушчатого мальчугана лет восьми.
      — Безобразие! — говорит Зоя Романовна. — Кто разрешает такому ребёнку брать лодку?
      — Кто разрешает? Вы бы его спросили! — сердито откликается человек в соломенной шляпе. Разбрызгивая сапогами воду, он выходит на берёг.
      Ох, и интересный же дядька! На загорелом лице нос горбинкой, светлая бородка клинышком; широкополая шляпа, да ещё высокие болотные сапоги — только шпаги ему не хватает.
      — Д'Артаньян! Честное пионерское, Д'Артаньян! — восхищённо шепчет фантазёр Симка.
      А Д'Артаньян кричит «утопленнику» самые что ни на есть русские слова:
      — Сколько раз тебе говорено было, Стёпка, не соваться к озеру?! Ладно, люди подоспели, а не то пошёл бы на дно кормить окуней. Вон посинел даже.
      — Может, ему искусственное дыхание сделать? — с готовностью предлагает Нинка.
      — Сейчас я ему сделаю. При всех! — гремит Д'Артаньян. — Он берёт из рук Сергея Павловича мальчишку. — А ну, снимай штаны!
      — Как вы можете! — возмущается Зоя Романовна.
      — Он и так пострадал! — кричит Игорь и выходит вперёд.
      А белобрысый пацан нисколько не боится. Обхватив тоненькими руками могучую шею Д'Артаньяна, он говорит ему в ухо:
      — Батя, я хотел принести рыбы на обед. Своей, наловленной.
      — Кому я сказал раздеваться? — Д'Артаньян сам стаскивает с сына мокрые штаны. — Теперь марш на катер! Рыболов...
      Он шлёпает Стёпку по мягкому месту и принимается выкручивать его штаны.
      — Спасибо вам, товарищи, за ваше доброе. Наш колхоз тут недалеко. Ежели вокруг озера ехать, — девять километров. Приезжайте, рады будем. Спросите бригадира Антонова.
      Он всем по очереди пожимает руки и возвращается на катер. Оттуда доносится его голос:
      — Эй, Проша, выбери несколько штук получше.
      В воздухе сверкнули три большие рыбины и забились на песке.
      — Спасибо! — крикнула за всех Нинка вслед уходящему катеру;
      — Трепетное серебро рыб, — сказал Симка задумчиво.
      И как только он это сказал, Щепкин сразу же начал осматриваться.
      — А где же Щшм? — спросил он резко.
      — Побежал за своими грибами, — сказала Нинка. — Он встретил в лесу вот их, — Нинка глазами показала на Михаила Николаевича и Зою Романовну. — Они его подвезли на «Волге». А он обрадовался и забыл про грибы. Вот — Зоя Романовна...
      — Очень рада познакомиться с вами, Сергей Павлович, — сказала робея Зоя Романовна и протянула Щепкину руку. — А это — Михаил Николаевич, мой муж.
      — Вы и ваши ребята настоящие герои, — сказал Михаил Николаевич.
      — Герои? — Щепкин посмотрел на Симку и Славку. — Сейчас мы постараемся дать оценку их героизму.
      Мальчишки отвели глаза, потупились: уж очень сурово смотрел Сергей Павлович.
      — Серафим и Вячеслав, вы знаете первый пункт добровольного устава нашего отряда?
      Славка пробормотал:
      — Выполнять приказания руководителя. Безоговорочно, беспрекословно...
      — Почему же вы не выполнили моего приказания? Вы же оба знали, что за этим последует немедленное отчисление из отряда.
      Тонко звенела в воздухе какая-то мошка, да рыбы шурша трепыхались на песке.
      Симка босой ногой выковыривал из травы еловую шишку. Славка усиленно грыз ноготь большого пальца.
      Зоя Романовна не выдержала:
      — Сергей Павлович, ведь мальчиками руководило благородное побуждение. Они хотели...
      — Извините!..
      Щепкин сказал только одно это слово. Но в этом твёрдом предостерегающем «извините» и в том, как он посмотрел на Зою Романовну, заключалось очень многое. Нинка и Лера отлично поняли, что именно.
      Поняла, должно быть, и Зоя Романовна. Потому что она покраснела, смутилась и тоже сказала:
      — Извините...
      Игорь не на шутку встревожился — что теперь будет? Неужели
      Сергей Павлович отправит Симку и Славку домой? Из-за такой, в сущности, ерунды! Они же почти не успели отплыть от берега. Игорь поднял глаза на Михаила Николаевича с надеждой: может, он заступится.
      Но тот лишь развёл руками, с упрёком покосился на жену: дескать, нечего лезть, когда не спрашивают. И огорчённо вздохнул.
      — Вы, кажется, что-то хотите сказать? — вежливо спросил у него Щепкин.
      — Да нет... Впрочем, да. Я, конечно, не могу полностью их оправдывать, но мне представляется, что Сима и Слава поступили закономерно. — Тут Михаил Николаевич помолчал, а лысина у него в это время сильно покраснела. — Если бы я ну хоть сколько-нибудь умел держаться на воде... Я бы поступил, как они, — поплыл бы на выручку своих товарищей и командира. Ведь вам угрожало...
      — Ошибаетесь, — сказал Щепкин, — нам ничего не угрожало. Игорь и Лера отличные пловцы. Мы оставили бы тяжёлый челнок, взяли бы с собой мальчугана и не боролись с течением, а постепенно вышли бы из него, то есть приплыли бы к берегу несколько ниже. Ведь до порогов довольно далеко отсюда, мы успели бы спокойно выполнить этот манёвр. Не правда ли?
      И так как Михаил Николаевич ничего не ответил, Щепкин обратился к Симке и Славке:
      — А на что вы оба рассчитывали? Ну, заплыли бы подальше, а там наглотались бы воды, потеряли силы — какая; от вас помощь? Наоборот, получилось бы, что вместо одного нам пришлось бы спасать троих.
      Симка наконец выковырял из травы шишку, отшвырнул её в сторону.
      — Мы сваляли дурака. Простите нас, Сергей Павлович! Больше так никогда не будем! Правда, «профессор»?
      — Будем! — неожиданно для всех ответил Славка. Он перестал грызть ноготь, тряхнул растрёпанными волосами. — Будем учиться у Леры плавать по-настоящему. Скажите ей, Сергей Павлович, пусть учит!
      Щепкин ничего не сказал. Стащил с себя майку и пошёл в шалаш переодеваться.
      Нинка толкнула Леру под бок.
      — Видала?
      — Чего?
      — Он улыбнулся.
      Зоя Романовна взяла мужа под руку, взволнованно зашептала:
      — Только такому... Только ему я могу доверить Петю. Мы будем просить его, слышишь, Мика?
      — Эй, хватит прохлаждаться! Надо сунуть этих рыб в ведро, мне с ними не справиться, — забеспокоилась Нинка. — Мальчики, чего вы стоите, помогайте!
      — Да-да! — подхватила Зоя Романовна. — Ведь это судаки. Мы приготовим их по-гречески, у меня есть томат. Давайте сюда нож, да поострее. Где мой фартук?
      Когда Щепкин появился из шалаша, работа на берегу кипела. Особенно старались Симка и Славка. Ещё бы! Провинились, так пусть теперь вкалывают. Они приволокли огромную вязанку хвороста и два ведра свежей воды, расстелили полотнище чистого брезента, на котором Лера принялась раскладывать вилки-ложки.
      Нинка нацепила на голову колпак, свёрнутый из газеты, и командовала, как заправский шеф-повар:
      — Игорь, унеси рыбьи потроха, да смотри, закопай их поглубже. Лера, нарежь хлеб. И кто-то должен открывать консервные банки.
      — А ацидофилина у вас случайно нет?
      — Нет, Зоя Романовна.
      — Слава богу! — сказал Михаил Николаевич. — Позвольте, пожалуйста, Нина, я буду открывать банки.
      — Смотри, не порежь себе палец, — сказала Зоя Романовна.
      Она улучила момент, подошла к Щепкину, вытерла руки о фартук. Она заметно волновалась.
      — Сергей Павлович... У меня есть сын. Ему четырнадцать лет. Он хорошо учится. Он будет беспрекословно, безоговорочно выполнять ваши приказания. Он здесь рядом, в пионерлагере. На днях кончается их смена. Мы... Вот я и Михаил Николаевич, мы просим принять его в ваш отряд. Мы надеемся, что в чудесном «Кузнечике» найдётся место и для нашего сына...
      — Место-то, пожалуй, найдётся. — Щепкин посмотрел на насторожившихся ребят. — Но я один решить этот вопрос не могу.
      Зоя Романовна поняла. Она повернулась к пионерам и горячо заговорила:
      — Нина, Лера, мальчики! Я прошу вас — примите моего сына в свою компанию.
      — У нас не компания, а коллектив, — сказал Игорь.
      — Да, конечно... Вот и примите, пожалуйста, Петю в свой коллектив. Мы с Михаилом Николаевичем очень вас просим.
      Пионеры начали переглядываться. В общем, эти родители им нравятся. Как они оба вступились за Симку и Славку — ого! Если и пацан у них такой же, почему бы и не принять его? Лишний хороший парень в отряде нелишний. Ну, что тут скажешь?
      — А он не неженка? Не трус? — спросил Игорь.
      Зоя Романовна вспыхнула. Но она ничего не успела возразить, потому что её перебил звонкий, срывающийся от волнения голос:
      — Трепетное серебро рыб! Вот оно! Вот она!.. Автор — Александр Грин!
      Из-за сосновых стволов выскочил Клим. В одной руке он держал лукошко с грибами, в другой — книжку. На её синем переплёте красовался кораблик под алыми парусами.
      — Где ты был, Клим, так долго? — спросил Щепкин. — Я уже начал беспокоиться, хотел объявить розыск.
      — Я читал, Сергей Павлович! Я читал!
      — Ах, чёрт... Это я забыл книгу на той поляне. — Михаил Николаевич обрадовался. — Спасибо тебе, бортмеханик... Но что ты так смотришь на меня?
      — В ней не хватает полстранички, — медленно сказал Клим. — Полстранички номер сто двадцать один.
      — Очень может быть. — Михаил Николаевич смущённо потёр рыжеватый пушок на своей лысине. — Это книжка моего сына, а он такой неряха...
      — Ну, что ты говоришь, Мика? — сердито перебила Зоя Романовна и поспешно продолжала, уже обращаясь к ребятам: — Никакой он не неряха. Просто рассеянный, весь в отца. Но он не трус, не неженка, нет, Игорь. Он честный, мужественный и благородный мальчик!
      Ответом ей было общее и полное молчание.
      Нинка начала усиленно помешивать поварёшкой в котле, делая вид, что занята только этим; Щепкин взял у Клима книжку и принялся перелистывать её; остальные смотрели — кто себе под ноги, кто на небо — куда угодно, только не на Зою Романовну.
      И вдруг Славка спросил:
      — У вашего Пети волосы рыжего цвета. Да?
      Зоя Романовна поразилась.
      — Откуда ты знаешь?..
      — Отставить все разговоры! — неожиданно приказал Щепкин. Он выразительно посмотрел на ребят. — Шеф-повар, давайте обедать. А насчёт Пети, товарищи форпостовцы, предлагаю: вопрос пока оставим открытым. Вот познакомимся с ним, посмотрим, что он из себя представляет. Тогда и решим. Согласны?
      Конечно, все согласились с Сергеем Павловичем, даже вздохнули с облегчением.
      Только один Игорь нахмурился и отвернулся.
     
      ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
      СОБЫТИЯ НАЗРЕВАЮТ
     
      Так, совершенно неожиданно и довольно удивительным образом, Клим Горелов нашёл виновника аварии и всех бед, выпавших на долю Николая Курочкина. То есть пока ещё не нашёл, а только напал на след, но теперь-то след верный, тут уж ошибки не будет. «Считайте, что рыжий пойман и изобличён», — так сказал Игорь и похлопал по плечу Клима. Да и все ребята дружно хвалили его, даже Сергей Павлович. Он сказал: «Вот видите. А вы ещё сомневались, брать ли в поход Клима».
      Но это было вчера.
      , А вот сейчас — странное дело — Клим не испытывает особой радости, несмотря на то, что утреннее солнце затопило лес потоком ослепительного света; крупные росинки радужно блестят и переливаются на листьях придорожных кустов, а на дороге шевелятся светлые тени берёзовых ветвей, по ним скачут солнечные зайчики.
      Ровно гудит мотор, но он не заглушает птичьих голосов, наоборот, сливается с ними; басовитый гул всех четырёх цилиндров напоминает мягкое вороньё «карчр...», а встречный ветер остро посвистывает под крыльями — «фью-ить... фью-ить...» Дымок из глушителя уносится назад — туда, где в некоторой отдалении голубая «Волга» послушно следует за «Кузнечиком». «Мы надеемся, что в вашем чудесном «Кузнечике» найдётся место и для нашего сына».
      Клим вдруг отчётливо представил себе две черносливины в шоколаде, которые дала ему Зоя Романовна, даже почувствовал во рту вкус конфет, хотя они уже давным-давно съедены. Потом подумал про Михаила Николаевича и его подзорку: «Бортмеханик имеет на мой телескоп особые права».
      Он поднял глаза, осмотрелся.
      Его товарищи молча сидели в кузове и тоже смотрели назад, на голубую «Волгу».
      — Зоя Романовна так охотно помогала, от всей души. Такая хозяйственная, весёлая, — грустно сказала Нинка. — Просто не представляю, как мы скажем ей, что её сын — малодушный трус и бессовестный тип?
      — А может, он перебежал дорогу и вовсе не видел, что из-за него разбилась машина? Это тоже возможно, — сказал Славка и с надеждой посмотрел на ребят.
      Клим вздохнул. Ему очень хотелось, чтобы зто было именно так. Но увы...
      — Не-ет, ребята. Рыжий оглянулся и всё видел.
      — Жаль... — сказала Лера.
      — Да вы что?! — короткий бобрик на голове Игоря ощетинился. — Чего вы распустили слюни? Вот жалелыцики нашлись, родителей нарушителя вам жаль! А Курочкина забыли? Он ведь тоже родитель, у него маленькая дочка. Её кормить, одевать надо и так далее. А что если бы-у дяди Коли Курочкина совсем отобрали права да ещё присудили уплатить за ремонт?
      — Но ведь всё окончилось хорошо, — тихо сказала Нинка.
      Игорь только отмахнулся от неё.
      — Это не от рыжего зависело, а от людей! От Сергея Павловича и от механика Максима Назаровича. И даже, если хочешь знать, от тебя, хотя ты и споришь сейчас.
      — Я не спорю, Игорь. Я только подумала...
      — Нечего здесь думать! Такого Петьку простишь, а он в другой раз ещё какую-нибудь подлость устроит. Нет, я уже сказал: надо его поймать и изобличить. ". Ну, что ты, «профессор», грызёшь ноготь? Что я — не прав, да?
      Славка наморщил лоб, задумался. А уж если Славка напрягает свою кибернетику, так уж обязательно изречёт нечто сверх-умное.
      — Ребята, Рабоче-крестьянская инспекция не столько ловила и изобличала, сколько умела поправить.
      Наступило короткое молчание. Стало слышно, как шуршат по песчаной дороге покрышки «Кузнечика».
      Нинка спросила: «А что такое Рабоче-крестьянская инспекция?» Лера одобрительно смотрела на Славку, прищурив свои синие глаза.
      — Но ведь мы-то не Рабоче-крестьянская инспекция, — неуверенно сказал Игорь. — При чём здесь это? Ты что-то перемудрил.
      — Дурак! -— сказал Славка. — Не понимаешь ни фига. Я хочу сказать, что этот Петька скорее всего совершил не преступление, а ошибку. Надо разобраться. Давайте посоветуемся с Сергеем Павловичем!
      Сергей Павлович не слышал этого разговора, потому что сидел в кабине и наблюдал за тем, как Симка ведёт автомобиль. Извилистая лесная дорога, на которой попадались корни деревьев и глубокие колдобины, требовала особого внимания. Приходилось частенько тормозить.
      — Не тормозами, а двигателем надо притормаживать. Так и ход плавнее и меньше изнашиваются тормозные накладки, — учил Симку Щепкин. — Ну ладно, ставлю тебе три с плюсом. Больше ты пока ещё не заработал.
      Симка сделал обиженное лицо — небось Игорю вчера на шоссе поставил полную пятёрку. На шоссе-то рулить просто, а тут... Он от досады сильно надавил на акселератор.
      — Брось газ, — сказал Щепкин, — выжми сцепление. Теперь тормози, да, смотри, не резко.
      «Кузнечик» остановился.
      — Не годится, — сказал Щепкин. — Вспомни правило: «Транспорт надо останавливать на краю дороги, по правой стороне». А ты где остановил?
      Пришлось Симке снова включить мотор и отвести «пикап» к обочине.
      Пионеры высыпали из кузова на дорогу, принялись прыгать, играть в пятнашки для разминки.
      Вдруг Лера закричала:
      — Осторожно! Берегитесь...
      Из-за поворота вылетел грузовик. В его кузове, держась за кабину, стояла женщина в развевающемся белом халате. Грузовик пронёсся мимо и скрылся в облаках пыли.
      — Ну и шпарит! — сказал Клим. — Разве так можно, Сергей Павлович?
      — А вдруг больного повезли? Тогда можно, — сказал Симка.
      А Щепкин посмотрел на него и спросил:
      — Теперь тебе понятно, почему надо всегда останавливать транспорт с правой стороны?
      Подъехала «Волга». Михаил Николаевич открыл дверцу.
      — Почему задержка? Случилось что-нибудь?
      — Нет, — сказал Щепкин. — Мы остановились для смены водителя. Чья следующая очередь?
      — Игоря!
      — Игоря Соломина!
      — Все ребята водят машину. Какая прелесть! — сказала Зоя Романовна.
      Михаил Николаевич потёр лысину и вдруг решительно отодвинулся от руля и ещё шире распахнул дверцу «Волги».
      — Сергей Павлович, ребята помогали мне мыть машину. Игорь отрегулировал натяжку вентиляторного ремня; я и не знал, что этот ремень может пробуксовывать. Разрешите Игорю, пожалуйста, Сергей Павлович.
      Как?.. Не может быть! Игорь даже побледнел немножко. Ему предлагают вести эту прекрасную, сверкающую машину? Он ещё
      вчера страстно мечтал об этом, когда Михаил Николаевич позволил ему сесть за руль и подвигать рычагами «Волги». И вот теперь...
      Он умоляюще посмотрел на Щепкина.
      — А если Игорь ненароком поцарапает вашу «Волгу», Михаил Николаевич?
      — Ну и что? Я уже сам сделал две царапины. Так будет третья.
      Щепкин усмехнулся.
      — Разрешаю. Но учти, Игорь, мотор у «Волги» мощнее, чем у нашего «пикапа». Так что с газком поаккуратней.
      Зоя Романовна поспешно вылезла из машины.
      — Я поеду на «Кузнечике» с девочками... Мне веселее будет. Можно?
      Щепкин опять усмехнулся.
      — Конечно, можно. Но учтите, за руль сейчас сядет Вячеслав, а он ездит значительно хуже Игоря.
      Зоя Романовна покраснела.
      — Но ведь с ним рядом будете сидеть вы. Правда?
      — Идите же к нам, Зоя Романовна! — закричали Нинка и Лера.
      — Поехали! — сказал Щепкин.
      И вот автомобили снова идут по лесной дороге, огибающей озеро. Впрочем, «идут» —не то слово. «Волга» плывёт, гордо и величественно покачиваясь, как большой корабль; презрительно пофыркивает двигателем да мягко приседает на амортизаторах двойного действия. А до чего послушная! Прямо наслаждение держать в руках штурвал такой машины, чувствовать под правой ногой целый табун лошадиных сил — прижми, и полетит, как птица! Но Игорь не прижимает: «С газком поаккуратней».
      Рядом сидит Михаил Николаевич и понимающе подмигивает:
      — Хорошо?
      — Здорово хорошо! Спасибо вам...
      — Вот чудак.
      — Не бойтесь, я не поцарапаю.
      Вот чудак! Да ты ездишь лучше меня. Я бы хотел, чтоб мой Петька так же ездил... Ты чего нахмурился? Спускайся смело с этой горушки, не бойся, у «Волги» отличные тормоза.
      Эх, да при чём здесь горушка? Игорь не боится и десятка таких спусков. Гораздо хуже другое. И зачем только этот Михаил Николаевич такой симпатичный и добрый? Лучше уж он был бы злой и жадный! Тогда другое дело. Тогда не было бы так тяжело...
      Легко и плавно идёт машина. По-прежнему светит солнце и щёлкают птицы, но Игорю уже не радостно и не весело: легко только сказать, а попробуй, изобличи рыжего, когда у него такой отец...
      — Ты чего, брат, приуныл? Устал, может быть? Сейчас отдохнём. Вон видишь, впереди какие-то дома.
      Действительно, вдали на берегу озера раскинулся небольшой посёлок.
      «Кузнечик» стоял на обочине возле вбитого в землю свежего колышка с уже знакомой ребятам фанеркой, на которой было написано
      «ТоварищI Здесь есть чудесный магазин.
      Можешь в любое время пополнить запас продуктов».
      — Нам нужен хлеб, — сказала Нинка.
      — Я хочу эскимо, — сказала Лера.
      — А почему «чудесный»? — спросил Клим.
      — Наверное, потому что «в любое время», — сказал Славка.
      — Это интересно, — сказала Зоя Романовна. — А вдруг там есть ацидофилин?
      — Надеюсь, что нет, — буркнул Михаил Николаевич.
      На дороге далеко впереди появился белобрысый пацан, попрыгал, как заяц, и шмыгнул куда-то.
      — Да ведь это утопленник Стёпка, — сказал Игорь.
      А Симка продекламировал:
      — Утопленник — пацан Степан, его отец — Д'Артаньян! Неплохо звучит.
      — Внимание! — сказал Щепкин. — Бригадир Антонов приглашал нас в гости. Давайте посмотрим, как живут люди в этом колхозе, и заодно пополним запас продовольствия.
      Михаил Николаевич посмотрел на часы, а потом на жену.
      — У меня есть идея: пока наши друзья будут гостить в колхозе, поедем в лагерь, заберём Петьку и привезём его сюда. Это займёт всего два — три часа.
      — Мика, ты гениален! — радостно воскликнула Зоя Романовна. Но тут же забеспокоилась: — А вы не уедете отсюда, не дождавшись нас, Сергей Павлович?
      — Ну нет, — сказал Щепкин, — мы обязательно дождёмся вашего Петю.
      — Мы все просто жаждем познакомиться с ним, — сказала Лера.
      Зоя Романовна так и расцвела.
      — Правда?!
      — Ещё бы, — сказал Игорь.
     
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      ОТВЕТСТВЕННЫЙ ДЕЖУРНЫЙ
     
      Над посёлком клубились облака, ветер поднимал в воздух клочки сена, разбросанные по широкой улице; в палисадниках около домов трепыхалось на верёвках бельё, шумели берёзки. Улица шла вдоль берега, у причала на мелкой озёрной волне раскачивались несколько больших лодок и знакомый катер «Рыбак». На заборах, старых пнях, на вбитых в землю кольях — всюду были натянуты для просушки рыболовные сети. Дальше тянулись крытые горбылём навесы, бревенчатые сараи. Напротив одного из них стоял пустой грузовик, брошенный прямо поперёк дороги.
      Щепкину пришлось затормозить, и Симка сразу же сказал:
      — А этот шофёр?.. По каким правилам он поставил машину? Надо бы его оштрафовать, Сергей Павлович.
      Но шофёра поблизости не было видно. Лишь на крыльце ближайшей избы играли двое пацанят да в огороде копался старик.
      Среди домов один выделялся новой кирпичной кладкой. Над дверью, правда, не было вывески, зато в окнах виднелись пирамидки
      консервных банок, вязанки лука и ещё плакат: пышноволосая девочка, вроде Леры Дружининой, держит перед румяными губами вазочку и ест из неё что-то с ложки, наверное, мороженое.
      — Сейчас я куплю тебе эскимо, Лера, — сказал Славка и побежал в магазин.
      Пионеры направились следом.
      Эскимо в магазине не нашлось, но там оказались другие, более существенные продукты: хлеб, колбаса, печенье, баранки, крупа, соль, сахар и даже ириски «Тузик».
      Всё это и многое другое в расфасованном виде было разложено на полках, везде обозначены цены. А на дверках холодильного шкафа висела картонка с надписью: «Здесь находятся мясо, масло, кефир».
      — А где, интересно, находятся продавцы? — спросил Симка.
      — А вот, — сказал Щепкин и указал на металлический ящик.
      Этот ящик, похожий на большую копилку, стоял в углу магазина.
      На нём было написано:
      «Деньги опускать сюда».
      Пионеры удивлённо переглянулись,
      — Значит, бери, что хочешь.
      — И плати, сколько хочешь.
      — Ну, как тебе не стыдно?
      — Да ведь я пошутил.
      — Теперь понятно, почему магазин «чудесный»!
      — И почему он открыт в любое время!
      — Раз нет продавца, так приходи хоть ночью.
      — Ну, на ночь-то мы, положим, закрываем.
      Это сказал старик, тот самый, что давеча копался в огороде. Ребята и не заметили, когда старик вошёл в магазин.
      Симка ужасно покраснел. Но старик или не слышал глупых Сим-киных слов—«И плати, сколько хочешь», — или не придал им значения.
      Он сказал простог
      — Не стесняйтесь, граждане. Берите, что понравилось.
      Щепкин спросил:
      — И давно работает этот ваш необыкновенный магазин?
      — Да уж скоро год как выстроили.
      — А недоразумения случались?
      — Нет. — Старик погладил бороду, поглядел на Симку, усмехнулся. — Лишние копейки находили в кассе — это бывало.
      — Но если нет продавца, кто же подсчитывает выручку?
      — Лавочная комиссия. Из пенсионеров. Сегодня, к примеру, я дежурный. Утром из торга привезли товар, я принял, а выручку сдал. Вся недолга. Так и торгуем.
      — Вот это да! — сказал Игорь.
      — Вот тебе и деревня! — сказала Лера. — Да у нас в городе таких магазинов нет.
      — Здесь проще, — сказал старик. — Все друг дружку знают. Вот однажды такой случай вышел: считаю деньги, вижу — записка: «Я, Анна Мешкова, задолжала семнадцать копеек. Завтра донесу»... Однако, извините, заболтался я с вами, граждане. Морковку надо прополоть, вовсе сорняк заел.
      И старик ушёл из магазина.
      Приступили к закупкам. Нинка-повар подавала команду, чего брать и сколько; Игорь складывал продукты в сумку, а Славка расплачивался. Обычно он подсчитывает в уме мгновенно и без ошибок, но тут взял блокнот и карандаш, проверил счёт и только после этого опустил деньги в ящик.
      Лере вместо эскимо пришлось довольствоваться леденцом на палочке. Клим взял два таких леденца — один себе, другой Стёпке-утоп-леннику.
      Стёпка вскоре объявился. И не один — привёл с собой Д'Артаньяна, который, впрочем, сегодня вовсе не был похож на мушкетёра: ни высоких сапог, ни широкополой шляпы. Ситцевая рубаха навыпуск, лицо озабоченное, запылённое, а в волосах запутался клочок сена.
      Бригадир поздоровался, как вчера, с каждым за руку. Потом кивнул на Стёпку:
      — Вот с ним идите. Располагайтесь отдыхать, гулять... А меня уж не обессудьте — неполадка в хозяйстве получилась. — Он улыбнулся Щепкину смущённо и как-то нерешительно.
      — Какая неполадка?
      — Да сено у нас в лугах скошено. Хорошо подсохло за эти дни.— Бригадир хмуро посмотрел на хмурое небо. — А тут, как на грех, шофёра схватило. Сестра думает на аппендицит. Повезла его в город на одной машине, а другая вон — брошена. Пришлось лошадей запрягать. Да скоро ли на возах-то справишься? — И он опять посмотрел на небо.
      А Игорь посмотрел на пустой грузовик, переглянулся со Щепкиным и снял с плеча сумку с продуктами.
      — Возьми-ка, Симка.
      — Почему я—«возьми-ка»? Что я, хуже тебя умею ездить, что ли?
      — Ясно, хуже. Скажите ему, Сергей Павлович.
      — Не спорьте, ребята, — сказал Щепкин. — Вам с этим грузовиком не сладить. Я буду сам на нём работать.
      Лицо бригадира Антонова прояснилось. Он звучно хлопнул Щепкина по загорелому плечу.
      — Спасибо, товарищ!.. Я ведь сразу хотел тебя попросить. Да неудобно — гости.
      Форпостовцы всполошились.
      — А мы, Сергей Павлович?
      — Как же мы?
      — Мы не хотим быть гостями!
      — Мы тоже хотим...
      — Слушай мою команду, — сказал Щепкин. — «Кузнечик» осадить вон к тому навесу, разгрузить и снять тент. Только стойки не снимайте — легче будет укладывать сено. Как вы скажете, товарищ Антонов?
      — Спасибо... — сказал Антонов.
      — Игоря назначаю старшим. Слушаться его беспрекословно. Соблюдать осторожность, газком не баловать, на шоссе не выезжать ни в коем случае. Понятно?
      — Понятно, — сказал Игорь. — А ну, взялись, ребята!
      Клим между тем взобрался на буфер грузовика, кряхтя поднял капот, сунул нос в горловину радиатора, вытянул масляный щуп. Потом спрыгнул на землю и доложил:
      — Машина осмотрена, товарищ старший техник-лейтенант. Воды — уровень, масла — уровень!
      — Спасибо за службу, товарищ бортмеханик.
      — Ишь ты, бортмеханик! — удивился Антонов и сказал своему Стёпке: — Вот гляди, учись.
      — Клим, иди сюда,— позвал Игорь.— Назначаю тебя ответственным дежурным. Смотри, здесь остаётся всё имущество форпоста.
      Сторожить имущество? Да ведь это совсем неинтересно. Но что поделаешь — ведь Игорь назначен старшим. Приказ есть приказ. Клим ответил: «Слушаюсь» — а про себя подумал, что одному ему тут будет, пожалуй, скучновато.
      Он вспомнил про леденцы на палочках и вытащил их из кармана.
      — Стёпка, на тебе конфету. Оставайся со мной дежурить.
      Стёпка взял леденец, лизнул его и сказал:
      — Не-е, я с батей.
      Он тут же забрался в кузов грузовика и встал, держась за кабину.
      Автомобили уехали. Клим остался один. Впрочем, не совсем один. Вон там, в огороде, копается старик. Он тоже дежурный, только по лавочной комиссии.
      От нечего делать Клим попробовал сочинить стишок. Вышло что-то вроде считалки:
      Он дежурный,
      Я дежурный.
      Он культурный,
      Я культурный...
      А при чём здесь «культурный»? Нет, не получается. Вот Симка, тот сочинил бы по-настоящему, а это — чепуха какая-то... Эх, и ску-
      чища же! И зачем только ребята оставили его тут? «Ответственный дежурный» — подумаешь! Чего тут охранять, когда вон магазин — и тот не запирают! Кто здесь возьмёт? Разве что воробьи расклюют хлеб? Но весь груз «Кузнечика» надёжно укрыт брезентом, который придавлен с одной стороны лопатой, с другой — ведром. Чего здесь дежурить?
      Он дежурный,
      Я дежурный...
      Тьфу! Вот привязалась глупая считалка! Теперь всё время будет лезть в башку.
      Клим затряс головой, словно хотел отмахнуться от мухи. Потом попрыгал на одной ноге, на другой. Нет, прыгать тоже неинтересно. Он скинул тапки, спустился к озеру и принялся бегать по лужам, разбросанным там и сям на низком песчаном берегу.
      Вода в этих лужах удивительно чистая и тёплая. Приятно босыми ногами шлёпать по ней: она взлетает брызгами и блестит на солнце.
      А это что блестит?..
      Клим остановился. На песке лежали две рыбёшки — крошечные, меньше мизинца. Клим потрогал их, рыбёшки не шелохнулись.
      А вон там — ещё. Ещё блестит. Сколько их тут, и все дохлые.
      Клим начал осматриваться и увидел: в луже плавают и живые рыбки, крохотные-прекрохотные, так и кишат. Как же они попали сюда?
      Он поднял голову и посмотрел на солнце.
      Клим, конечно, не мог знать, что лётом в жаркие дни уровень воды в реках и озёрах понижается, а на берегах остаются вот такие лужи — «баклуши», и в них тысячи тысяч мальков рыбы. Но зато он сообразил другое: вода в этой луже испарится на солнышке — и конец! Все мальки передохнут. Вон как те.
      Так думал Клим и уже бежал к навесу. Там он взял лопату и вернулся на берёг.
      От лужи до кромки воды было метра четыре, но это не смутило Клима. Он поплевал на ладони и принялся копать. Песок мягкий, лопата острая, знай себе — копай да отбрасывай. Раз, два! Раз, два-а!
      Он дежурный,
      Я дежурный!
      Вот теперь другое дело. Теперь эта считалка не кажется глупой. Наоборот, под неё легче и удобней копать. И даже новые слова подбираются:
      Он копает
      В огороде,
      Я копаю
      Тоже вроде.
      Он копает,
      Я копаю,
      Рыб на волю
      Выпускаю!
      Забулькал, зажурчал ручеёк в узенькой канавке и побежал к большой воде.
      Клим воткнул лопату в песок, обтёр вспотевшее лицо. Особенно прохлаждаться нельзя, работа ещё не закончена. Вон ещё лужа и в ней тоже полно мальков. Только та лужа расположена подальше от озера — копать не перекопать!
      Клим подумал немножко и опять сообразил: сбегал к навесу, принёс ведро, зачерпнул воду вместе с мальками и выплеснул в озеро.
      Дело пошло на лад. Он довольно быстро одолел и эту лужу, потом принялся за следующую.
      Солнышко припекало. Волосы на голове взмокли и лезли в глаза, а ведро как будто сделалось тяжелее, оно сильно оттягивало плечи. Клим поставил ведро на песок, потянулся, разминаясь, и вдруг увидел Стёпку-утопленника, а с ним ещё мальчишку.
      Они стояли, заложив руки за спину, и смотрели на Клима с любопытством.
      — Ты чего делаешь?
      — Чего, чего? Не видите, лужу вычерпываю.;
      — Это не лужа, а баклуша.
      — Ну и что? А зачем в ней рыба?
      — Это не рыба, а молодь.
      — Ну и что? Всё равно её спасать надо. Тогда она потом вырастет.
      Мальчишки переглянулись.
      — Давай и мы поспасаем.
      Клим отдал ведро — не Стёпке, а другому мальчишке, тот был постарше, а сам взял лопату, отошёл к соседней луже и вновь принялся копать канавку.
      Стёпка протянул руку.
      — Дай мне лопату.
      — Вот ещё! Тебе её не поднять.
      Стёпка обиженно шмыгнул носом, заложил руки за спину.
      — Чего стоишь? — сказал Клим. — Сходи домой, принеси ведёрко. Будешь тоже вычерпывать.
      Стёпка убежал.
      «Не такой уж он маленький. Зря я его обидел,—подумал Клим.— Не вернётся, пожалуй».
      Стёпка вернулся. Да ещё привёл с собой троих босоногих ребят с.черепками и ведёрками.
      — Вот молодец! — обрадовался Клим. — Назначаю тебя старшим. Эй вы! Подчиняться ему беспрекословно. Не баловать. Слушай мою команду: становись по лужам! Взялись, ребята!
      Как тут не взяться, когда выискался такой командир. У него голос звонкий и решительный; красный галстук повязан прямо на загорелую шею, а рубашки вовсе нет.
      Пацаны тоже поскидали рубахи. Каждому Хотелось показать себя перед новым командиром. Двое даже чуть не подрались из-за одной баклуши.
      — Это моя!
      —— Нет, моя!
      — Накось, я первый её занял!
      — Нет, я...
      — Не спорьте, ребята, — сказал Клим. — Эта лужа большая, вам с ней не сладить. Здесь буду работать я.
      Старик перестал копаться в огороде и пришёл на берёг. Сначала он удивился: что это за новую игру затеяли ребята — переливать из пустого в порожнее? Но когда разобрался, удивился ещё больше: ну, молодцы!
      — Как же ты сообразил рыбу спасать? — спросил он у Клима.
      Клим подумал немножко и сказал:
      — Так ведь я — ответственный дежурный.
     
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      ПОСЛЕДНЯЯ БУКВА АЛФАВИТА
     
      В первой поездке с сеном управляла «Кузнечиком» Лера, а Игорь сидел рядом с ней и делал всякие замечания в духе Сергея Павловича: «держись правой стороны», «не балуй газком», «смотри в оба» и так далее. Во втором рейсе Леру сменила Нинка, а Игорь опять поехал как инструктор. Да, именно инструктор — есть отчего загордиться.
      И действительно, Игорь — толковый, скромный парень, отличный товарищ, да на него это совсем не похоже! — вдруг загордился. А может, тут сыграла свою роль его давнишняя мечта: самостоятельно поехать за рулём? Ну и что же? Все ребята мечтают об этом, даже маленький Клим! Но из этого ещё не следует, что...
      Словом, как бы там ни было, но когда нагрузили сено в третий раз и вести «Кузнечик» наступила очередь Игоря, он сказал Симке, который хотел сесть рядом в кабину:
      — Останься. Я поеду один.
      — Как это — один?
      — А так. Нечего зря раскатываться. Тут работы хватает. Помогайте колхозникам укладывать сено на телеги.
      — А если с тобой что-нибудь случится в дороге? — спросила Нинка.
      Игорь только скривил губы.
      — Я ведь не твой Симка, у которого три с плюсом за вождение. Я и с «Волгой» справлялся. Я...
      — Я, я! Чего это ты вдруг заякал? — спросила Лера*
      И Нинка тотчас же её поддержала:
      — Даже рубаху поверх штанов выпустил, как бригадир Антонов. Подумаешь!
      А Славка сказал:
      — Я — это последняя буква алфавита.
      Игорь пригнул остриженную голову, сжал кулаки, шагнул к Славке.
      — Кто назначен старшим — я или ты? Что сказал Сергей Павлович? Подчиняться беспрекословно!
      Что сказал бы именно в этом случае Сергей Павлович, осталось неизвестным, потому что его поблизости не было, он на грузовике возил сено с дальнего луга.
      Хочешь не хочешь, пришлось форпостовцам подчиниться Игорю.
      А Игорь сел за руль и включил мотор. Послушный «Кузнечик» запрыгал по стерне, переваливаясь с боку на бок, выбрался на дорогу и скрылся в лесу.
      Чувство безраздельной власти над машиной овладело Игорем. Исполнилась его давнишняя мечта: он самостоятельно ведёт автомобиль! Пять километров до колхоза и пять обратно — и никого рядом. Никто тебе не указчик, за всё отвечаешь сам. Правда, дорога здесь простая: ни трамваев, ни светофоров, ни встречных автомашин, да и пешеходов не видно в этой лесной глуши. Но всё равно, надо смотреть в оба, не то ещё наедешь на пень или забуксуешь в глубокой колее.
      Резво скачет по колдобинам «Кузнечик». Он тащит на своём сильном горбу целый стог сена; его накидали вилами сами ребята, а колхозники умело придавили сено длинной жердью и крепко увязали верёвкой. Что может случиться в пути с такой надёжной машиной? Да ровным счётом ничего! Вон как славно гудит мотор, и нет в этом гуле никаких посторонних звуков. «Водитель должен уметь распознавать все посторонние звуки», — так учил Сергей Павлович. Ну что ж, Игорь распознаёт: вот это шуршат по земле покрышки, а это немножко поскрипывают рессоры. А это что брякнуло? Раз, другой...
      Игорь забеспокоился, поехал #тише, прислушался напряжённо. Нет, просто показалось.
      Однако, едва он ускорил ход, бряканье возобновилось и уж больше не прекращалось; было похоже, что у машины отвалилось что-то и волочится по земле.
      Игорь затормозил, выпрыгнул на дорогу, заглянул под кузов и сразу увидел: сорвался с кронштейна задний конец трубы глушителя. Ну ясно, он будет брякать.
      А почему он сорвался? Игорь протиснулся под машину. Ага, в хомутике нет болтика. Наверно, от тряски отвернулась гайка, и болт потерялся. Ну, это пустяк. Под сиденьем в кабине найдётся такой запасный болтик, а поставить его — дело двух минут.
      Игорь разыскал болтик, взял гаечный ключ й опять полез под машину.
      Но тут возникло неожиданное препятствие.
      Нагруженный сеном «пикап» очень низко сидел на распрямившихся рессорах: плечо Игоря упиралось в грязное днище кузова, голова — в карданный вал, а спина плотно прижималась к рессоре — попробуй в такой тесноте сделать что-нибудь.
      Однако Игорь быстро нашёл выход: достал домкрат, подставил его под задний буфер и принялся работать воротком.
      «Кузнечик» начал подниматься над дорогой, словно постепенно привставал на одной лапе; освобождённая от нагрузки рессора закруглилась так, что ме^сду её листами даже образовались просветы.
      Игорь снова залез под машину. Вот теперь можно работать. Правда, спина по-прежнему упирается в рессору, зато рукам и голове ничего не мешает. Игорь подтянул вверх глушитель, довёл его до положенного места, вставил болт в ушко хомутика и, насвистывая весёлый мотив «Запрыгает кузнечик коленками назад», принялся закручивать гайку.
      Он был доволен собой. Сергей Павлович не зря назначил его старшим. Попади в такое положение Симка или Славка, они наверняка растерялись бы. А у негр, у Игоря, дело идёт как по маслу. Вот уж и гайка довёрнута, теперь только остаётся затянуть её потуже — и конец!
      Игорь упёрся спиной в рессору, поднатужился, налёг на гаечный ключ, дёрнул его что было сил. Машина качнулась и вдруг — «кр-р-рак...» — днище кузова осело, надавило на плечо, нависло над самой щекой...
      В первое мгновение Игорь не понял, что произошло, даже испугаться не успел. Испугался он, когда сообразил, что машина соскочила с домкрата.
      Ошеломлённый, оглушённый, он некоторое время лежал неподвижно. Потом с опаской втянул в грудь воздух, шевельнул рукой, ногами — боли нигде не чувствовалось. Он опять глубоко вздохнул — на этот раз облегчённо. И вдруг подумал: «Если меня не убило машиной, то наверняка убьёт Сергей Павлович. Ведь я поднял «Кузнечик» на домкрат, а подпорки под колёса подложить забыл. Даже на тормоз не поставил. А ещё хвастался перед всеми. Выходит, действительно «я» — последняя буква алфавита. Теперь-то поднимут на смех...»
      Но тут же пришла в голову другая мысль: а почему кто-то должен узнать об этой дурацкой оплошке? Ведь всё, к счастью, окончилось благополучно: Игорь цел и невредим, глушитель поставлен на место. Пока никто не проехал по этой дороге, надо поскорее убрать инструмент и, как ни в чём не бывало, шпарить в колхоз. До него осталось-то, должно быть, с километр, не больше.
      Игорь хотел выползти из-под машины, но не тут-то было: сзади что-то крепко держало его.
      Что же это такое?.. Он кое-как с большим трудом извернулся в тесноте, передвинул руку, пошарил за спиной и убедился, что его держит рессора: её листы, приняв нагрузку, сомкнулись и наглухо защемили рубаху.
      Игорь задёргался, попытался вырваться из неожиданного плена — куда там! Рубаха из какой-то чёртовой кожи, чёрт бы её побрал!
      Крепкая, новая. Мама специально купила её для похода. Разве такую порвёшь?
      Вот тебе и раз! Только этого не хватало. С минуты на минуту здесь могут проехать колхозники с сеном. Позор! Пусть бы уж лучше кто-нибудь из своих оказался рядом — Славка или Симка, только не девчонки. А то лежишь тут беспомощный, как котёнок в мешке...
      А что если попытать вылезть из рубахи? Игорь попытался.
      Всё ему мешало: впереди — глушитель, сзади — проклятая рессора, сверху— днище кузова, снизу— земля. Он извивался, изгибался, кряхтел, стонал. Но только набрал полный рот песка, набил на лбу шишку и рубаху порвал... Порвал, да не там, где надо, — на плече.
      Обессиленный, тяжело дыша, он в полном отчаянье приник к земле и тут вдруг увидел рядом с машиной чьи-то ноги.
      Пока Игорь раздумывал, кто бы это мог быть, ноги переступили, присели на корточки. Незнакомый мальчишеский голос спросил:
      — Тебе там лежать не наскучило?
      — Ещё как наскучило..
      Так вылезай.
      — Ишь ты, умный какой. Надо сперва работу доделать.
      — А что у тебя получилось? Хочешь — помогу.
      — Да нет... Тут пустяки, сейчас кончу. Ты лучше подай нож. Там в кабине сумка с инструментом.
      Ноги отошли, потом вернулись.
      — Держи.
      Игорь не взял — схватил спасительный нож. Кряхтя от натуги, просунул руку за спину и отрезал злополучный клок рубахи. Фу-ух! Наконец-то свободен!
      Он вылез из-под машины грязный, исцарапанный, взъерошенный и принялся протирать засыпанные песком глаза.
      — Ты — Игорь Соломин, по прозвищу Верхолаз, да?
      — Пока что я лазаю только внизу, — хмуро ответил Игорь. Он посмотрел на своего избавителя, главным образом на его волосы, потом быстро оглядел пустынную дорогу. — А где твои папа и мама?
      — Пошли в магазин за кефиром. А я познакомился на берегу с вашим бортмехаником. Он мне объяснил, где искать вас, форпостовцев. Мама столько нарассказала...
      — Ладно, — сказал Игорь. — Поехали.
      — Послушай, что это у тебя с рубашкой?
      — Да ничего... Порвал, наверно.
      — Порвал? Постой, да ведь она вся изрезана!
      — Ладно... Садись, ехать надо.
      Мальчики собрали инструмент, уселись в кабину. Снова замурлыкал мотор, побежала навстречу извилистая лесная дорога; замелькали стволы сосен, зашуршали покрышки.
      Игорь искоса разглядывал своего нового-старого знакомца. Так вот он какой, этот «знаменитый» рыжий Петька... А какой? Да никакой — обыкновенный пацан, только полно веснушек на роже, и вообще она у него какая-то хитрая. Заметил, пройдоха, что рубашка не порвана, а порезана. Теперь ляпнет при всех о том, что Игорь Соломин, по прозвищу Верхолаз, битый час ползал под «Кузнечиком»...
      — Ваш «Кузнечик» мне нравится. Он симпатичнее папиной «Волги»!
      — Да?.. Это он теперь такой. А совсем ещё недавно он был не такой.
      — А какой?
      — Сам знаешь,
      — Откуда же я знаю?!
      — Ну, так скоро узнаешь...
      Игорь резко затормозил: на дороге стояла голубая «Волга». Из неё вышла Зоя Романовна.
      — Вот он! Вот они. Посмотри, Мика, мальчики уже подружились. Как это приятно!
     
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      БОЛЬШОЙ И ТРУДНЫЙ ДЕНЬ
     
      Казалось бы, что трудного в том, чтобы помочь колхозникам вывезти сено? Да ничего трудного, наоборот, это очень интересно. Конечно, Симка, например, и раньше знал, что в совхозах и колхозах косят траву, заготавливают корм для скота, что это важное хозяйственное дело и т. д. и т. п. Он помнил наизусть классическое стихотворение про то, как
      Пахнет сеном над лугами,
      Песней душу веселя,
      Бабы с граблями рядами
      Ходят, сено шевеля.
      Так, в общем, Симка себе и представлял жизнь на селе. И ничего сложного в ней не видел.
      На деле оказалось не совсем так.
      Правда, сеном над лугами действительно пахло. Насчёт песен тоже правда: колхозные девчата, а с ними Лера и Нинка горланили без умолку. Но вот, что касается самого основного, тут не всё совпадало с Симкиными представлениями. Сено пришлось не шевелить граблями, а убирать вилами, и в этом была существенная разница, хотя бы потому, что надо было не столько шевелить сено, сколько пошевеливаться самому.
      Любая колхозная девушка с одного маха подцепляла на вилы целую копёнку и ловко забрасывала её на воз. Симка тоже попробовал.
      Лодцепить-то он подцепил, а когда хотел забросить на воз, сено соскользнуло с вил и засыпало Симку с головой. Но не настолько, чтобы нельзя было услышать, как расхохотались колхозницы.
      Это было очень обидно. И хотя Славка тоже засыпался, Симке от этого не стало легче. Вместе с колхозницами смеялись Нинка и Лера. Ну, это уж нечестно: стоять на возу и разравнивать сено каждый может. А вот попробовали бы сами покидать!
      Колхозные девчата посмеялись, посмеялись, а потом показали ребятам, как правильно работать: надо, мол, не подцеплять сено, а всаживать в него вилы, тогда оно не свалится. И не нужно жадничать, захватывать помногу. И ничего, мол, смешного. Сразу ведь ничего не даётся.
      В конце концов мальчики приспособились, работа пошла. Завертелось над головой солнышко: взмахнёшь вилами — оно справа, забросишь копёнку на воз — оно слева. А потом солнце стало припекать всё сильнее, ни ветерок, ни облака не спасали. У Славки заломило плечи, руки налились тяжестью, но он продолжал махать ими без передышки, старался обогнать Симку, потому что на высоком возу стояла Лера и насмешливо смотрела вниз.
      Но зануда Симка не отставал от Славки, тоже взмахивал руками без передышки, хотя и у него уже давно ныла спина, перед глазами плыли разноцветные пятна, а рубаха вовсе прилипла к телу: Остановиться он не мог. Ведь на высоком возу стояла Нина и ревниво следила, как Симка работает.
      Когда, наконец, отъехала последняя телега — Симке и Славке казалось, что она никогда не отъедет, — подошёл бригадир Антонов и с чувством сказал:
      — Спасибо, товарищи!
      А товарищи посмотрели на свои руки и, не сговариваясь, принялись лизать выступившие на ладонях багровые мозоли.
      Если уж хотите знать, Климу тоже было нелегко. Легко только бить баклуши, а выручать из них рыбью молодь — совсем другое дело. Ну-ка, попробуй, потаскай ведро с водой, покидай лопатой мокрый тяжёлый песок! Хорошо ещё, что помогали колхозные ребята, а то разве одному удалось бы ликвидировать столько баклуш и спасти столько рыб!
      Сергей Павлович похвалил:
      — Не зря тебя назначили ответственным дежурным.
      — Нет, это фантастично! — сказала Зоя Романовна и развела руками.
      — Гляди, Стёпка, учись. Небось не намного он старше тебя, — сказал бригадир Антонов.
      А Стёпкина мама — высокая, румяная, с большим узлом светлых волос на затылке — всё время посматривала на Клима и улыбалась. А когда все расселись за столом в её доме, она первую миску ухи налила именно ему, Климу, а потом уже всем остальным.
      — Ешьте досыта, работники, не стесняйтесь.
      Никто и не думал стесняться. Симка и Славка изо всех сил восстанавливали потерянные силы, каждый был занят своей ложкой и своей миской. Славка изловчился, выхватил у Симки из-под носа румяную горбуху хлеба, а Симка придвинул к себе поближе кастрюлю с винегретом и всё время пополнял, запасы на своей тарелке.
      Нинка покосилась на хозяйку:
      — Как некрасиво, мальчики...
      А Лера поморщилась:
      — Обжоры!
      Сергей Павлович сидел рядом с хозяином. Они говорили что-то про «перспективы улова» и про подвесные лодочные моторы, а утопленник Стёпка смотрел им в рот и теребил туристский значок на ковбойке Сергея Павловича.
      Михаил Николаевич с ненавистью отодвинул от себя бутылку кефира, которую поставила перед ним Зоя Романовна, и навалился на уху. А Зоя Романовна почти ничего не ела, потому что рядом с Игорем сидел её рыжий Петушок; она по нему сильно соскучилась, и ей, видно, очень нравилось, что «мальчики так подружились».
      После обеда пионеры отправились на берёг, чтобы помыть и привести в порядок «Кузнечика», а заодно и размяться.
      Игорь держал свою злополучную рубаху в руках, делал вид, что ему жарко.
      Но Нинка всё равно заметила:
      — Ой, что с ней, Игорь! Где ты её так отделал?
      Игорь отвернулся, будто не расслышал.
      А Петя хотел что-то сказать, но не успел, потому что едва он открыл рот, как Игорь выплеснул воду из ведра не на машину, а на Петю. По ошибке, наверное.
      — Какой ты неловкий медведь! — сказала Нинка«
      Игорь промолчал. Даже не извинился.
      Ребята мыли «пикап», выметали остатки сена из кузова, натягивали на стойки тент, а сами между тем присматривались к Пете. Он работал наравне со всеми, будто уже был законным участником похода.
      А ведь его ещё не приняли в коллектив, да и вряд ли примут — вон какое у Игоря настроение. А Сергей Павлович тоже чего-то тянет, откладывает решение этого вопроса, ничего не советует, только строго-настрого запретил рассказывать Пете про аварию и про Николая Курочкина. В общем, положение неясное, не поймёшь, как следует относиться к Пете. Впрочем, Сергей Павлович сказал: «Относитесь, как он того заслуживает». А как он заслуживает? Бес его разберёт!
      Вот о чём думали ребята, пока приводили «Кузнечика» в состояние боевой походной готовности.
      А рыжий Петя, ничего не подозревая, весело участвовал в этом интересном деле: помог Климу перелить горючее из тяжёлой двадцатилитровой канистры в бак, покачал штурвалом для Симки, пока тот, лёжа под машиной, проверял соединения рулевых тяг. А когда начали грузить в кузов походное имущество, Петя хватал самые увесистые мешки, легко поднимал их и ловко укладывал на место.
      Лера спросила:
      — Ты, видно, занимаешься спортом?
      — Занимаюсь.
      — А каким?
      — Ну, боксом.
      — Аа-а... А я думала, плаваешь.
      — Плаваю тоже.
      — Может быть, плаваешь как топор?
      — Ну, уж как топор... Тебя-то обгоню.
      — Да? Попробуй!.. — Лера не долго думая скинула с себя платье и запрыгала в своём серебристом купальнике. — Ну, что же ты стоишь? Давай!
      Заинтересованные ребята бросили работу, подмигивая друг другу и пересмеиваясь, окружили спорщиков.
      Петя по-своему понял эти смешки: конечно, состязаться с девчонкой глупо. Он разделся с таким видом, что я, мол, тут ни при чём, сама напросилась.
      А Лера уже натянула на голову жёлтую резиновую шапочку, схватила Петю за руку, потащила к причалу, потом на катер и там застыла на корме, приготовившись к прыжку.
      Петя тоже согнул колени и отбросил руки назад.
      Симка поднёс к глазам ручные часы и с важностью, будто отправлял ракету в космос, скомандовал:
      — Четыре, три, две, одна... Старт!
      Раздался всплеск.
      Пловцы прыгнули одновременно, но первым вынырнул Петя; он встряхнул рыжей головой, молодцевато ударил ладонями по воде и огляделся.Леры Не было видно.
      — Не бойтесь. Я её вытащу, в случае чего! — крикнул он стоявшим на берегу ребятам.
      А ребята и не думали бояться. И хотя уже прошло полминуты, Симка продолжал спокойно смотреть на часы.
      Зато Петя начал беспокоиться. Он снова нырнул и снова вынырнул.
      — Где же она?..
      Ребята расхохотались,
      — Не там ищешь.
      — Вон туда смотри!
      Далеко от берега появилась из воды жёлтая шапочка.
      — Минута и шесть секунд! — торжественно провозгласил Симка. — Вот это так пронырнула!
      — Ах, проныра!.. — крикнул Петя и, сильно загребая руками, поплыл к Лере.
      Надо сразу сказать, плавал он совсем не как топор, наоборот, хорошо плавал. Его согнутые в локтях руки быстро и равномерно мелькали над водой, а ноги поднимали фонтанчики брызг, оставляя на поверхности озера пенистый след.
      Но тем не менее Петя никак не мог добраться до Леры. Казалось, он вот-вот поравняется с ней, но в последнюю секунду вода вокруг Леры закипала белыми бурунчиками, а сама Лера вдруг оказывалась от Пети опять на расстоянии нескольких метров.
      — Это она просто не даёт себя догнать, — с гордостью за подругу сказала Нинка. — А что же будет, когда она поплывёт по-настоящему?
      Но Лера, как видно, не собиралась серьёзно соревноваться с Петей, потому что неожиданно поплыла к берегу. Правда, очень быстро — так, что руки и ноги у неё действительно работали как «гребные винты».
      Петя ещё плыл к причалу, а она уже прыгала на песке, задорно вертя в вытянутой руке жёлтую шапочку.
      Петя добродушно и безоговорочно признал своё поражение:
      — Я и не знал, что ты чемпион. Здорово же я отстал!
      Игорь спросил небрежно:
      — Ты, кажется, что-то там болтал насчёт бокса?
      — Почему болтал? — удивился Петя. — Я занимаюсь в юношеской секции на «Динамо».
      — А не врёшь?
      — Зачем же мне врать? Давай, если хочешь, потренируемся, сам увидишь.
      Игорю только того и надо было. Он подмигнул Климу:
      — А ну, бортмеханик, достань-ка мои перчатки. Они там, в мешке.
      —Перчатки? Значит, ты тоже занимаешься?.. — Петя вдруг пустился бежать..
      — Куда же ты? — крикнул Славка.
      — Так и знал, что он струсит, — презрительно сказал Игорь.
      — Возьми перчатки, Клим,_. убери на место.
      Но убирать перчатки не пришлось. И Петя вовсе не струсил. Он добежал только до голубой «Волги» и сразу же вернулся: принёс свои перчатки. Пока он их надевал, Славка заметил, что эти перчатки изрядно потёрты, значит, они не раз побывали в бою.
      Дело принимало интересный оборот.
      Симка нарисовал на песке черенком лопаты большой квадрат — ринг. Игорь и Петя заняли соответствующие углы этого ринга и принялись разминаться, то есть прыгать без толку, размахивая перчатками перед собственным носом. Симка вызвался судить: взял в одну руку гаечный ключ, в другую пустое ведро и скомандовал:
      — Сходитесь! Прошу обменяться рукопожатием. Так, разошлись. Теперь — бой! — И звякнул ключом по ведру.
      В ту же секунду Игорь сделал резкий выпад и ткнул прямой правой в лицо противника. Удар был внезапный и жёсткий, он расквасил Пете нос.
      Девчонки пискнули, Клим охнул и с обожанием посмотрел на Игоря. А тот молча стоял, опустив руки, и ждал, даже не считая нужным прикрыться.
      И просчитался.
      Петя сделал ложный выпад, отскочил назад, повторил выпад, ударил Игоря правой под рёбра. Но это был обманный приём. Настоящий удар, нанесённый в скулу полусогнутой слева, отбросил Игоря за черту и сбил его с ног.
      Девочки опять пискнули. Славка выругался: «Вот дьявол!», а Симка начал отсчитывать:
      — Раз, два...
      Игорь вскочил на ноги и, набычив остриженную под короткий бобрик голову, двинулся на Петю. Но тот уклонился от удара и сам перешёл в атаку. Игорь едва успел прикрыть лицо, потом живот, потом опять лицо.
      — Довольно, хватит! — закричали в один голос Лера и Нинка.
      Но боксёры и не думали прекращать бой. Они затанцевали, пружинисто отталкиваясь ногами от земли, закружили по «рингу», не подпуская друг друга ближе чем на вытянутую руку; глухо зашмя-кали перчатки, встречаясь в разведывательных ударах.
      Внимательно наблюдая исподлобья за Петей, Игорь думал: «Умеет драться, не врал. И не трус. Тем лучше...» И тут же, улучив момент, попробовал применить апперкот — удар правой снизу от пояса к подбородку противника.
      Но Петя был начеку. Неуловимо быстрым движением откачнулся в сторону. Перчатка Игоря встретила пустоту.
      — Ловко! — похвалил Славка.
      А Лера вдруг крикнула:
      — Зоя Романовна идёт!
      На этот раз мальчики сразу же опустили руки. Петя поспешно вытер перчаткой нос. Игорь окинул взглядом берёг, улицу — никакой Зои Романовны не было видно.
      — Зачем ты обманула?
      — Затем, что это была не тренировка, а обыкновенная глупая драка! — возмущённо сказала Лера.
      И Нинка тотчас же её поддержала:
      — Как нехорошо, Игорь! Посмотри, что ты сделал! — Она достала из кармана платок, намочила его в ведре и принялась обтирать разбитый Петькин нос. Участливо спросила: — Больно тебе?
      Ребята поспешно взялись за тряпки и начали усердно драить «пикап».
      А Симка, чтобы перевести разговор на другое, сказал:
      — Глядите-ка, сколько народа возле антоновского дома! Интересно, что там случилось? Пошли, ребята, посмотрим.
      Действительно, в садике бригадира Антонова собрались колхозники. Они сидели на брёвнах, на вынесенных из дома табуретках, на ступеньках крыльца, а кто помоложе — те устроились прямо на траве. Тут и там вспыхивали огоньки папирос.
      На садовой скамейке сидел Михаил Николаевич. Когда пионеры подошли поближе, они услышали его отчётливые слова:
      —... и получается, товарищи, что в наше время астрономия из древней наблюдательной науки превратилась в науку опытную, прикладную. Ведь теперь практические работы ведутся не только в наземных лабораториях и обсерваториях, но и в космических. Например, космическая станция, пролетающая относительно близко, скажем, от поверхности Марса, поможет нам окончательно выяснить природу загадочных каналов, о которых вы только, что задали мне вопрос...
      Поражённый Славка шепнул Пете:
      — Ого! Твой отец, оказывается, настоящий астроном?
      — Тс-с-с... — колхозники обернулись, зашикали на мальчиков.
      А Михаил Николаевич между тем продолжал:
      — Придёт время — оно не за горами, — когда на Луну отправится автоматический межпланетный корабль, сначала без людей. Этот корабль плавно опустится на почву Луны и сообщит нам такие сведения, которых нельзя получить даже с летающих лабораторий.
      Михаил Николаевич провёл рукой по лысине и задумчиво посмотрел на небо, где между бегущими облаками уже слабо мерцали звёзды.
      Кто-то спросил:
      — А когда же полетит человек?
      Михаил Николаевич улыбнулся какой-то «неземной» улыбкой.
      — Дела наших учёных, инженеров, рабочих и, конечно, ваш труд, товарищи, приближают час, когда нога отважного, мирного советского человека впервые ступит на Луну. Её отдельные участки будут приспособлены для пребывания людей, будут созданы лунные го рода, появятся шахты для разработки ископаемых.
      Михаил Николаевич помолчал, опять улыбнулся своей «неземной» улыбкой, а потом достал из кармана обыкновенную земную сигарету и закурил.
      Старик — тот самый, что дежурил по магазину, — поднялся с табурета и громко сказал:
      — Спасибо вам, товарищ, за лекцию.
      Михаил Николаевич махнул рукой.
      — Какая же это лекция? Просто побеседовали по душам.
      — Вот за это и спасибо.
      Колхозники начали расходиться. Где-то заиграла гармонь. Парни и девушки сразу же поспешили на её весёлый голос. В толкучке пионеры не заметили, как около них очутилась Зоя Романовна. Она, конечно, тут же обратила внимание на распухший Петин нос.
      — Боже мой! Откуда это? Кто тебя так?..
      — Да никто, мама. Это я сам. Споткнулся и хряснулся.
      — Петенька, что это за выражение — «хряснулся»?
      Ребята расхохотались.
      Даже Игорь — и тот усмехнулся одобрительно. А Славка сказал:
      — Этот глагол очень выразительный, Зоя Романовна. И вообще ваш Петя... Ну, кажется, он стоящий парень.
      — Стоящий? Значит, вы принимаете его в свой коллектив?
      Нет, этого ещё никто не сказал. Конечно, теперь ясно, что Петька
      не трус и не ябеда. Больше того, он действительно стоящий парень. Но вот так сразу — взять и принять, когда за ним числится ещё нерас-следованное, дрянное дело... Нет, главный вопрос ещё не решён.
      Ребята замялись.
      Но тут, к счастью, подошёл Сергей Павлович,
      — Отставить все разговоры. День вы провели большой и трудный. Сейчас пора ложиться спать. И сразу! Подъём в шесть утра. За завтрашний день нам предстоит проехать много километров.
      На крыльце появилась Стёпкина мама с бидоном в руках.
      — А ну, работники, выпейте перед сном по стакану парного.
      Девочки ушли ночевать в дом, а мальчишки с Сергеем Павловичем устроились на сеновале, на душистом сене, собранном своими собственными мозолистыми руками. Засыпали усталые, но гордые и довольные собой.
      Только один Игорь, должно быть, не очень был доволен собой. Он всё что-то ворочался, сопел и мешал Климу уснуть.
      А потом по толевому навесу забарабанил дождь. Ну и пусть идёт себе — сено убрано, а рыбам в оставшихся баклушах дождь не страшен, наоборот, они, может, сами выплывут в озеро. А если не выплывут, — тоже не беда: ведь Клим организовал колхозных пацанов. Завтра они будут работать под командой Стёпки-утопленника, которого Клим назначил старшим. А Клим уедет дальше — навстречу гулу морского прибоя и свежему ветру путешествий...
      И Симка, засыпая, думал. Думал о том, что куда бы человек ни приехал, всё равно, если он сделал что-нибудь по формуле ЧЧ, всюду он — дорогой гость. Его угощают замечательным винегретом, его укладывают спать на душистом сеновале...
     
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      НА РАЗВИЛКЕ СТАРОЙ И НОВОЙ ДОРОГ
     
      Чем дальше на север убегает дорога, тем теснее, гуще по её сторонам вековые приладожские леса. Всё реже встречаются возделанные участки земли — едешь-едешь, а вокруг глухомань. Лишь изредка промелькнёт железнодорожный шлагбаум с одинокой сторожевой будкой, да в отдалении на пологом холме блеснут на солнце провода высоковольтной линии.
      Дорога пробивается сквозь гранитные увалы, обходит тихие озёра, перекидывается через речки, петляет, забираясь на лесистые горы, и катится вниз, разматываясь бесконечной асфальтовой лентой. Как живописны, как поэтичны эти места, как привлекательны они для отдыха, для туристских походов!..
      Но только ли для этого? Как бы не так! Уж кто-кто, а «профессор» Славка, который «поднял вагон литературы» о Карельском перешейке, знает, как ответить на этот вопрос. Да и намётанный глаз автоинспектора Щепкина замечает много существенного. Стоит только взглянуть на встречные машины, хотя бы вон на тот пятитонный МАЗ. Он натужно ревёт на подъёме, и немудрено: в его кузове такая тяжесть — клетки нового румяного кирпича. Или, например, этот ЗИЛ с полуприцепом: он везёт целый штабель свеженапиленных досок. А вот идут сразу четыре белые цистерны. Шофёры торопятся — ведь к ночи им надо поспеть в Ленинград, чтобы утром люди могли получить свежее молоко.
      Да мало ли за долгий путевой день повстречалось автомобилей! Они везут брёвна и рыбу, рулоны бумаги, картон и фанеру, древесный спирт в бочках, жидкое стекло в бутылях, химические удобрения для полей, вискозу для текстильных фабрик.
      Всё это даёт людям Карельский перешеек, разбросанные в его лесах заводы, целлюлозные комбинаты, моторно-рыболовные станции, гранитные разработки, заповедники, леспромхозы. Сергей Павлович говорит, что для такого промышленного района мало этой старой дороги, не справляется она. Здесь нужно прокладывать десятки километров новых широких современных дорог.
      — И их уже прокладывают. Можете сами убедиться.
      «Кузнечик», а за ним и голубая «Волга» легко одолели небольшой подъём, прошли плавный поворот и остановились на развилке.
      Направо уходило старое шоссе, а налево... Это ещё не было дорогой. Казалось, будто неведомый великан прошагал по земле, разметав на своём пути вековые деревья; они лежали, как побитое войско, меж ними горбились холмы щебня, дымили костры, белели бетонные кольца будущих водоотводов. Гул многих моторов рокотал мощным приливом над этим побоищем; лязгали ковши экскаваторов, грохотала лебёдка, ревели бульдозеры, визжали электрические пилы.
      Мимо «Кузнечика» то и дело проходили самосвалы; они разворачивались, сбрасывали влажный жёлтый песок, выползали обратно на шоссе и уносились за новой порцией груза.
      Один такой самосвал вдруг резко затормозил, дёрнулся вперёд-назад, зашипел компрессором и остановился. Дверца кабины распахнулась, на дорогу выпрыгнул шофёр. Он бросился к пионерам, растопырив руки так, словно хотел схватить в охапку всех сразу.
      — Ребята!.. Здорово, ребята!
      — Николай Леонидович?
      — Дядя Коля!
      — Здравствуйте, дядя Коля Курочкин!
      Загорелый, в продранной майке, всклокоченный, небритый и весёлый Николай Курочкин хватал поочерёдно ребят, тряс, тормошил, хлопал по спине, обнимал пахнущими бензином руками.
      — Клим! Игорек! Сима! Славик! Девочки... Вся моя бригада!.. — Увидев Петю, он вопросительно заморгал: — Постойте, а это кто? Этого я что-то не знаю. Ну, всё равно, давай лапу. — И привлёк к себе Петю, как и всех остальных.
      Ребята смутились. А Щепкин усмехнулся.
      Потом Николай Курочкин долго тискал руку Сергея Павловича и говорил ему хорошие слова, познакомился с родителями Пети. А после всего этого приблизился к «Кузнечику», обошёл его кругом, оглядел, нежно погладил зелёное крыло.
      — Ну, здравствуй и ты, старый товарищ.
      — Как трогательно, — сказала Зоя Романовна,
      — Это его бывшая машина, — шепнула Нинка.
      Михаил Николаевич и Зоя Романовна удивилась:
      — А как она попала к вам, ребята? — спросили они в один голос. — Это очень интересно.
      — Очень интересно, — подтвердил Щепкин,
      —Чего же мы стоим? — спохватился Курочкин. — Вон — зелёный вагончик в сосняке. Видите? Там у меня и квартира, и гараж, и всё на свете. Собственная дача, можно сказать. Подруливайте, располагайтесь. Под горушкой озеро. Окунётесь с дороги, отдохнёте, а я к тому времени справлюсь: мне ещё два рейса — и шабаш.
      Так в конце долгого путевого дня, на развилке старой и новой дорог в лесной глуши Карельского перешейка, неожиданно для всех форпостовцы встретили своего старого знакомого — Николая Курочкина...
      Неожиданно для всех, но, может быть, не для Сергея Павловича? Может быть, Сергей Павлович даже сам подстроил эту встречу? А впрочем, это неважно...
      Метрах в ста от зелёного вагончика, в заброшенном карьере, нашлось подходящее место для бивака» Небольшую площадку с трёх сторон огораживали скалы; когда-то, видно, здесь велись разработки камня. А теперь этот пустынный участок походил на древние руины: гранитные глыбы, поросшие мхом и лишайником, причудливо громоздились, напоминая головы неведомых чудовищ. В распадках и трещинах росли тонкие молодые деревца. Их оголённые корни ползли по уступам, извиваясь как змеи. У подножия розового валуна бил подземный ключ. Ручеёк с бульканьем и звоном терялся в камнях, убегая к соседнему озеру.
      Хорошо после длинной дороги поплескаться вдоволь и понырять! Правда, Клим умеет плавать ещё только по-собачьи, а место здесь, кажется, глубокое. Но чего бояться, если рядом Игорь и Лера? Вода такая прозрачная, что на дне смутно видны камни и длинные колеблющиеся водоросли.
      Клим так долго купался, что кожа на его теле стала гусиной. А вылезать всё равно не хотелось. Но пришлось — бортмеханик должен осмотреть машину, успеть заправить её до отбоя. Это ответственное дело никому нельзя доверить. Да у ребят и своих обязанностей достаточно: заготовить валежник, разжечь костёр, начистить картошку, сварить ужин... Да мало ли что нужно сделать в походе. Здесь ведь не пионерлагерь — на стол не подано, постель не приготовлена, обо всём заботься сам.
      В этих заботах и хлопотах промелькнул остаток дня. Курочкин явился побритый, в чистой синей футболке. Как старый член бригады, он сразу же включился в работу: помог пионерам разбить палатку и, конечно же, поужинал вместе со всеми.
      А когда миски-ложки были вымыты, все сгрудились вокруг костра. Вечер был тихий, светлый, весь в розовых отсветах позднего заката. На гранитной стене чётче обозначилась тень «Кузнечика».
      — Вас, Михаил Николаевич, заинтересовала история «Кузнечика», — сказал вдруг Щепкин. — Ну, что ж, я могу рассказать. Или, может, ты расскажешь, Николай?
      — Да что рассказывать?.. Ну, когда вы отобрали у меня права и механик всяко облаял, и я на свалке ковырялся один... А тут ребята перелезли через забор... — Курочкин махнул рукой. — Эх, да разве это расскажешь?
      — Нет, так не годится, — решительно сказал Щепкин. — Так наши новые друзья и их сын ничего не поймут. Придётся, верно, мне... — И он начал рассказывать: — Это случилось в солнечный весенний день, в такой час, когда кончаются занятия в школах и тротуары полны детей. Какой-то мальчишка пустился перебегать улицу прямо перед самой автомашиной...
      Щепкин говорил медленно, сухо и деловито — ничего лишнего, будто читал милицейский рапорт. Но эти скупые, короткие фразы многое напомнили Николаю Курочкину и ребятам. Нинка, например, вспомнила валявшуюся в пыли нарядную куклу и как она жалобно сказала «ма-ма». А Симка вдруг вспомнил строчки из своего старого стихотворения:
      Над рекою чайки кружат на просторе,
      На причалах весело, работа кипит,
      А у шофёра Курочкина такое горе...
      Как он, Курочкин, стоял тогда у своего разбитого «пикапа»... Невесёлое было дело — копаться под исковерканным автомобилем. Но это полбеды, главное — на душе тоскливо. Права забрали, заработка нет. Ковыряйся тут в одиночестве на заднем дворе... И вдруг: «Дядя Коля, здравствуйте!..» — чьи-то головы торчат над забором...
      — Так организовалась ремонтная бригада, действующая по формуле че-че... — продолжал рассказывать Щепкин.
      И вдруг раздался голос Николая Курочкина. Он тихонько запел:
      Больного доктор лечит,
      Больной ужасно рад...
      И все ребята хором подхватили смешную песенку:;
      Запрыгает «Кузнечик»
      Коленками назад!..
      Все — кроме рыжего Пети. Но Петя ведь не знает этой песенки, может быть, потому и молчит. В сумерках лица его не видно, он сидит, отвернувшись от костра.
      — Вот и вся история, — сказал Щепкин и поворошил хворост.
      Полетели искры, пламя взвилось, заполыхало, а Петя отодвинулся.ещё дальше от костра.
      — А как же с тем паршивым мальчишкой? — сердито спросил Михаил Николаевич. — Вы его нашли?
      — Пока не нашли, — сказал Щепкин.
      — Да где его найдёшь? Прошло столько времени, — сказал Курочкин. — Да и к чему это теперь? Ведь всё хорошо кончилось.
      — А совесть?.. — спросила Зоя Романовна. — Удрать так подло. Жалкий трус!
      Внезапно Петя вскочил на ноги.
      — Ребята!.. Это я...
      — Боже мой! Петя, сынок, что с тобой?
      Но Петя больше ничего не сказал. Закрыл лицо руками и метнулся прочь, в темноту.
      Ребята тоже вскочили. Курочкин успел поймать Петю за руку.
      — Пустите! Оставьте меня! Ведь это я... Из-за меня вы разбили машину.
      Зоя Романовна, бросившаяся было к Пете, застыла на пол-пути. Михаил Николаевич привстал с ящика, на котором сидел, но тут же опустился на место. Ребята растерянно перешёптывались.
      А вот Курочкин не растерялся: он не отпустил Петину руку, а, наоборот, притянул Петю к себе. Казалось, наконец-то виновный попался, теперь не вырвется.
      Но Петя и не пытался вырваться. Он спрятал лицо где-то под мышкой у Курочкина и весь затрясся от слёз.
      Только один Сергей Павлович был вполне спокоен. И даже вроде бы очень доволен.
      — Ну, что ты скажешь на это, Николай?
      Курочкин ответил не сразу. Зоя Романовна стояла в стороне и судорожно теребила платок. Курочкин посмотрел на неё, потом на Михаила Николаевича, который, ссутулясь, сидел на ящике. И наконец сказал:
      — Вот она, какая петрушка получается... Да ведь он, наверно, не от хулиганства, а по глупости перебежал. Ведь мог погибнуть, дурачок, за милую душу. А что скрылся — картина ясная: не ожидал такой аварии, испугался. Известное дело — пацан ещё.
      Зоя Романовна посмотрела на Щепкина. Лицо его было по-прежнему спокойно.
      — Вы... вы давно уже всё знали? — спросила она звенящим голосом. — Вы жестокий человек!
      — Нет. Он справедливый человек.
      Михаил Николаевич сказал это тихо, но таким тоном, что Зоя Романовна не нашлась, что ответить. Она порывисто взяла сына за плечи и увела в сторону — туда, где стояла голубая «Волга».
      Стало слышно, как булькает в камнях ручеёк да потрескивает в огне валежник.
      И вдруг Игорь сказал:
      — Сергей Павлович! Больше никогда не назначайте меня старшим. Я недостоин... Когда возили сено, я поступил очень глупо. Я должен рассказать...
      Вот тебе и раз! С чего это он ни к селу ни к городу? Но Сергей Павлович не удивился.
      — Ну что ж, рассказывай, — сказал он. — Хорошо, что ты сознался в этом сам. Именно сам.
      Михаил Николаевич тяжело встал с ящика, потёр лысину, хотел что-то сказать. Но вдруг повернулся и ушёл быстрыми шагами. Минуту спустя раздался стук захлопнувшейся дверки, всхлипнул стартёр и между стволами сосен замелькали, удаляясь, рубиновые фонарики автомобиля...
     
      * * *
     
      Ранним утром на развилке старой и новой дорог стояли две автомашины — вымытый, сверкающий в первых лучах солнца зелёный «Кузнечик», а чуть поодаль — запылённая голубая «Волга».
      Нет, она не уехала. А может, уехала, но потом вернулась, — этого ребята не знали. И о чём в эту короткую летнюю ночь говорили между собой отец, мать и сын — этого ребята тоже не знали.
      А увидели они вот что.
      Из «Волги» вышел Петя — растрёпанный и бледный. Никто его не сопровождал — ни папа, ни мама не вели его за руку. Он сам прошагал по дороге и остановился перед «Кузнечиком».
      Экипаж «Кузнечика» встретил Петю молчаливым ожиданием. А Петя тоже молчал. Что он мог сказать? Нечего было говорить. Он стоял сумрачный, жалкий и смотрел себе под ноги. Теперь должны были что-то сказать ребята.
      Как-никак, а Игорь всё-таки был старшим в отряде, и он сказал громко:
      — Знаешь, Петька, мне вчера тоже здорово досталось... На целых три дня лишили права водить «Кузнечик».
      А хозяйственная Нинка спросила у Пети:
      — А где же твои вещи? Ты что, так и поедешь без ничего?
      И тут сразу появилась заплаканная Зоя Романовна с чемоданом в руке.
      — Остальное мы повезём в своей машине, — сказала она виновато.
      Но Щепкин покачал головой.
      — Вам с мужем придётся уехать. Так будет лучше. Вы понимаете?
      — Да. Абсолютно правильно. Спасибо за всё и простите, — сказал Михаил Николаевич и, взяв Зою Романовну под руку, решительно повёл её к «Волге».
      Клим поспешно отвернулся — как-то неудобно смотреть, когда взрослая тётя почему-то плачет. Должна прыгать от радости, а она плачет. Впрочем, вот она машет мятой косынкой и уже улыбается. И Петька смотрит вслед удаляющейся «Волге» и тоже улыбается, наконец.
      Щепкин тоже провожает «Волгу» глазами, потом переводит взгляд на Петю.
      Нет, он уже не мальчик, ваш Петя, Зоя Романовна. Он уже успел получить в жизни первый удар, полновесный апперкот, как говорят боксёры, — по всем правилам, прямо в лицо. И хорошо, что у него, да и у вас, нашлось мужество принять, этот удар. Уезжайте спокойно, ничего вашему Пете не сделается. Ведь он попал не в компанию, а в коллектив...
      Поодаль, у самой развилки дорог, два парня вколачивают в землю палку с фанеркой. Рядом стоят два мотоцикла. На багажниках мотоциклов — целые стопки таких новеньких чистых фанерок.
      Клим подбегает к одному из парней:
      — Это ты?
      — Ну да, я, — говорит рыжий Виктор. — А вы куда? — И кивает на «Кузнечик» и его хозяев.
      — Вон туда, — говорит Симка и показывает вдаль на дорогу. — Куда влечёт неведомая сила!
      Виктор смотрит на Леру:
      — Мне тоже туда.
      — Почему именно туда? — сердито спрашивает Славка. — Что у вас — такой маршрут, что ли?
      — У нас нет определённого маршрута, — объясняет второй мотоциклист. — Мы ездим по лесам и дорогам. Если увидим что-нибудь опасное, важное или интересное, предупреждаем тех, кто едет за нами. У нас такое задание от мотосекции.
      — Хорошее задание, — говорит Щепкин.
      На новой фанерке написано:
      «Товарищ водитель самосвала! Вправо от километрового столба № 203 мы нашли залежи песка, какой нужен для строительства дороги, — крупнозернистого».
      — Вот здорово! — говорит Курочкин. — Спасибо!
      — На здоровье, — говорит Виктор, а сам всё смотрит на Леру. — Хочешь, прокачу? Садись, заложим парочку настоящих виражей.
      В ответ Лера насмешливо щурит свои синие глаза.
      — Нет, спасибо. — И кричит: — Слава, пойдём! Ведь пора ехать.
      — Да, мы едем сейчас, — подтверждает Щепкин. — По местам, товарищи! Шестикрылый Серафим, садись за руль. До свиданья, Николай, спасибо за гостеприимство. До встречи...
      И вот уже «Кузнечик» снова в пути. Он уходит всё дальше и дальше. Но всё ещё слышатся слова знакомой песенки:
      Рука крепка,
      Лежит рука
      У друга на плече,
      Не пропадёшь,
      Пока живёшь
      По формуле ЧЧ...