Сапоги-собаки

PDF

      САПОГИ-СОБАКИ
     
      Жил у нас дома серый котёнок Агапыч. Очень хороший и храбрый котёнок. Сидел Агапыч на диване около печки и смотрел в окошко на улицу. Никого не трогал. Как вдруг открылась дверь, и вошли в комнату страшные мохнатые звери. Без лап, без хвостов. Но Агапыч сразу узнал: собаки! Шерсть у зверей собачья, и пахнут звери по-собачьи.
      Страх какой!
      Агапыч зашипел, шерсть взъерошил, хвост распушил, спину выгнул дугой и стал в три раза самого себя толще. Тоже страшный!
      Но мохнатые звери не испугались и потихоньку — топ-топ! — пошли к дивану прямо на Агапыча. Ну и дела!
      Агапыч прижался к стене, встал на дыбки, глаза зажмурил и давай лапами перед носом махать:
      «Уходите, страшные звери!»
      А звери не уходят. Им хоть бы что!
      Два месяца жил на свете Агапыч, но такого страха не видывал.
      Прыгнул Агапыч с дивана на стол, со стола — на занавеску. Упали на пол чашка и ложка. Чашка разбилась, ложка зазвенела. Нечаянно одним когтем зацепился Агапыч за скатерть. Прыгнул было вверх, а скатерть его назад потянула.
      Упал Агапыч обратно на стол. Маслёнку разбил. Молоко пролил. Дёрг-дёрг! Еле-еле коготь отцепил и по занавеске взобрался на шкаф.
      Сел и сидит: авось не достанут его страшные звери.
      Эх. Агапыч! — сказал я. — Ну чего ты испугался? Это же не собаки, а мои новые сапоги. Называются они «унты» и для тепла сделаны из собачьего меха. Наши лётчики в таких сапогах летали на Северный полюс и то не замёрзли.
      — Мяу! Уходи! — жалобно закричал Агапыч со шкафа.
      Никуда я не пойду, сказал я. - Я домой пришёл. И сапоги мои никуда не уйдут. Придётся тебе привыкать к ним, Агапыч. Будете жить вместе.
      — Мяу! Убегу! — закричал Агапыч.
      — Никуда ты не убежишь, — сказал я, снял сапоги и поставил их в угол около письменного стола, а сам надел домашние туфли и сел работать.
      Часа через два Агапыч осторожно слез со шкафа, обошёл стороной страшное место, залез под диван и долго сидел там один в темноте и чихал от пыли.
      Ночью Агапыч ходил по комнате и нарочно стучал когтями по полу. Но сапоги-собаки стояли в углу и молчали.
      Утром я проснулся и сразу посмотрел: где Агапыч?
      Агапыча нигде не было видно. Один мой новый сапог покосился набок и лежал на полу толстый-толстый, — словно я забыл вытащить из него свою ногу.
      — Агапыч! — позвал я.
      — Мррр! — услышал я в ответ. — Хррр!
      Из рыжей собачьей шерсти выглянула довольная мордочка Агапыча. Ночью он, оказывается, подружился с правым сапогом-собакой. А на другой день подружился и с левым.
      С тех пор Агапыч ночью всегда спит в моих унтах.
     
     
      ВАСЬКА
     
      Был у меня охотничий пёс, сеттер Васька, с золотой шерстью, блестящей, как шёлк, мягкой и волнистой.
      Соседи говорили, что мы свою собаку чистим мелом и водим в парикмахерскую. Но это была, конечно, неправда. Соседи так говорили от зависти.
      Васька был очень умён и послушен. Но слушался он только меня, и из-за этого было много хлопот, обид и разговоров.
      Когда я сидел дома, Васька тихо и смирно лежал под столом у меня в комнате, на своём коврике, и вставал только затем, чтобы принести спички или папиросы, когда я ему приказывал. Он даже не лаял, когда забредала нечаянно в комнату соседская кошка.
      Но, как только утром я уходил на службу, Васька точно срывался с цепи.
      Кошку он ловил за хвост, и она визжала, шипела и царапалась, летала по коридору и кухне, как ракета-шутиха, и в конце концов обязательно била посуду, оставленную кем-нибудь на кухонном столе.
      Свой коврик Васька таскал из угла в угол, трепал и терзал так, что от него только клочья летели.
      Свою эмалированную миску он выкатывал в
      коридор и с лаем, громом и звоном гонял её от двери к двери.
      Он уносил из передней и прятал под наш диван домашние вещи соседей: сумки, платки, щётки и веники.
      Васька прекрасно понимал, что хозяина нет дома и некому дать ему взбучку.
      Однажды соседи позвонили мне но телефону из дому на службу: случилась большая неприятность.
      Соседка решила купаться, налила полную ванну тёплой воды и только на минутку вышла в кухню. Васька тем временем утащил в ванную комнату подушки с дивана, отнёс туда же свой пыльный собачий ковёр и сам с удовольствием залез в тёплую, чистую воду.
      Соседка вернулась из кухни и застала в ванне мокрую, отвратительную собаку.
      Вода для ванны у нас нагревалась дровами, дома больше не было наколотых дров, и соседка решительно заявила, что пусть с ней делают что хотят, но после собаки она в этой ванне никогда мыться не будет.
      — Приезжайте домой! - кричала она. — Немедленно!
      Я не мог приехать домой, так как у меня была срочная и важная работа, но понял, что нужно принимать решительные меры.
      Я сказал, чтобы мне позвали Ваську к телефону. Пусть они возьмут его за ошейник и держат и к уху ему приложат трубку.
      Так они и сделали, а я сурово крикнул в телефон приказ:
      — Даун! Ложись!
      Строго выбирая слова, я говорил сердито:
      Я думал, пес. что ты друг человеку, а ты, оказывается. хулиган и бездельник. Зря мне говорили товарищи, что ты хорошая охотничья собака.
      Я сказал Ваське все, что о нем думал.
      — Пошёл на место! — сказал я под конец. — Где твоё место?
      Мне рассказали потом, что было с Васькой.
      Услышав мой голос, он вздрогнул и сразу лёг на пол.
      Меня не было дома — он это знал, видел, слышал, чуял своим тончайшим охотничьим чутьём, — и вдруг я всё-таки оказался дома, рядом с ним, здесь, в чёрной телефонной трубке!
      Васька никак не мог понять, как я туда попал, и очень испугался.
      Всё время, пока я говорил, он лежал возле телефона, дрожал мелкой дрожью и слушал. Когда я сказал: «На место! — он вскочил, юркнул в комнату и забился под стол.
      Поздно вечером я вернулся домой. Соседка открыла мне дверь. Она уже не сердилась на Ваську, совсем не сердилась.
      — Он так и не вылезал из-под стола, — сказала она взволнованно. — Лежит и молчит. И не ест.
      Я вошел к себе в комнату тихо-тихо.
      — Васька! — позвал я. — Иди сюда.
      Из-под стола показалась виноватая рыжая морда.
      — Поди сюда, — повторил я.
      И Васька пополз ко мне через комнату. Он полз на животе, подметая пол своими длинными шелковыми ушами. Всем своим видом он говорил мне:
      «Я виноват. Я больше не буду. Прости. Ругай меня как хочешь здесь, дома, но больше никогда не разговаривай со мной по телефону!».
      С тех пор в нашей квартире наступила тишина. Если меня не бывало дома и Васька начинал озорничать и не слушался, ему молча показывали телефонную трубку, и он уходил к себе под стол без лишних напоминаний.
     
     
      КОТ-ПОЖАРНЫЙ
     
      Сначала наш кот Агапыч сам горел. Пожарным он стал потом. Вот как это всё получилось. Вы, конечно, знаете, что коты и кошки очень любят тепло, и Агапыч любил тепло и всегда выбирал себе местечко потеплее.
      Когда он был маленьким котёнком, то лежал обычно на подоконнике, на солнышке, и грел себе живот, нос, хвост и лапы. А когда вырос, стал ходить на кухню. Гам, на кухне, у нас с утра до ночи горит газовая плита с четырьмя горелками, и лежать возле такой плиты, конечно, теплей, чем просто на солнце.
      Агапыч о своём старом подоконнике забыл вовсе.
      Только он сначала не знал, что с огнём надо обращаться осторожно. В первый же день он явился из кухни в комнату какой-то на себя не похожий. Усы у него обгорели с правой стороны, а брови — с левой, и казалось, что он всем подмигивает левым глазом. А еще через три дня у нас в квартире сильно запахло паленым, и когда мы прибежали на кухню, Агапыч уже сидел не на плите, а на полу и горестно облизывал свой обгоревший, тонкий, словно крысиный, хвост. Он, наверно, рассердился на что-нибудь и помахал хвостом над газом — ну и спалил на хвосте всю шерсть сверху донизу.
      И все-таки он не ушел насовсем из кухни и не оставил свою привычку греться возле плиты. Много раз он при этом страдал от огня, и все уже в квартире знали: если пахнет паленым — значит, кот горит, и бежали на кухню спасать кота и лечить от ожогов.
      А потом Агапыч перестал обжигаться. Он понял, что за штука огонь, и научился с ним обращаться. Шерсть у него на хвосте отросла, и усы выросли новые. Неприятно было, конечно, всё время следить за огнём и за собой, но ведь Агапыч знал, что в крайнем случае он всегда может уйти от кусачего и злющего огня в комнату и отсидеться там на диване.
      В общем, он этот огонь терпеть не мог и. если бы можно было, разорвал бы его на клочки, но кухонную его полезность понимал и сам использовал. Так время и шло. Осень прошла, и четверть зимы, и время стало приближаться к Новому году.
      Мы привезли из леса в город пушистую зеленую ёлку.
      Агапыч очень обрадовался тому, что в комнатах появилось такое настоящее дерево. Он лазил и на елку и под елку и с большим вниманием следил, как мы устанавливали нашу зеленую красавицу в ведре с водой. Если елку в комнате держать в воде, она очень долго стоит как живая и долго-долго не осыпается.
      Елку мы украсили всякими погремушками и игрушками, и Агапыч с большим удовольствием играл под длинными колючими ветками дерева.
      Но, когда вечером мы зажгли на ёлке пёстрые, красные и жёлтые свечи, настроение у Агапыча испортилось. Тонкие язычки огня дрожали и качались над свечками. Этого ещё только не хватало, чтобы кусачий и вредный огонь перебрался из кухни в комнату! Агапыч не хотел чувствовать себя здесь в опасности. В комнате он в тепле не нуждался. Рядом с ёлкой ещё стоял стул, на который я становился, когда укреплял на ёлке под самым погодком серебряную звезду. И Агапыч быстро прыгнул на стул, подобрался к веткам и с ожесточением хлопнул лапой по первой горящей свечке. И ещё раз хлопнул, обжёгся, рассердился и ещё раз хлопнул. В комнате сильно запахло палёной шерстью.
      Агапыч с тоской и со злостью посмотрел на нас и на свечки. Что делать? Как раз в эту минуту одна из свечек наверху покачнулась и вместе с подсвечником упала прямо в ведро под ёлкой и, зашипев, погасла. В кухне, при Агапыче, чайник, когда убегал, тушил, бывало, кипятком и паром газовые горелки. Агапыч обошёл ёлку кругом, два раза заглянул в ведро и лапой попробовал достать из него свечку. Вода в ведре оказалась холодной и приятно пощекотала обожжённую лапку Агапыча. Нет, Агапыч, конечно, не думал, что открыл и изобрёл отличное средство для борьбы со свечками. Просто в нём ещё не прошла злость, и он опять взобрался на стул и хлопнул по горящей свечке мокрой лапой. Свечка погасла, и лапе не стало больно.
      Поражённый Агапыч пять минут сидел на стуле и смотрел ошалелыми глазами то на лапу, то на свечки, то на ведро под ёлкой.
      Нас всех в это время позвали ужинать в другую комнату. Мы ушли, а когда вернулись, все свечки на нижних ветках ёлки были погашены. Вокруг ёлки по всему полу шли маленькие мокрые следочки от Агапычевых лап.
      А сам Агапыч, пожарный кот, сидел на стуле, мурлыкал и присматривался, как бы ему потушить свечки поближе к потолку.
      Мы его выгнали из комнаты, и Агапыч очень обиделся.
     
     
      КОТ И СОБАКА
     
      Кот и собака были разные: кот настоящий, а собака — нет. Морда у собаки мне очень понравилась — мохнатая, с усами; хвост — закорючкой. Если за хвост покрутить, чёрная собака кланялась и головой вертела в разные стороны: здравствуйте и прощайте.
      Эта собака была игрушечная, плюшевая. Я издали в магазине увидел, как она кланяется и крутит хвостом и головой, и сразу её купил. У неё вместо шерсти была такая материя — плюш, мягкая и красивая. А в хвосте у неё была, оказывается, проволока. Вот и всё. Она и не вила и не ела ничего.
      Чёрную плюшевую собаку я подарил своему соседу — маленькому мальчишке Кирке. Он с ней два года играл: днём запрягал плюшевую собаку в коляску и катался по всей квартире, а вечером клал её с собой в кровать. Она его сторожила ночью, собака.
      А потом Кирка вырос. Дед подарил ему велосипед, а отец — духовое ружьё.
      Первое время Кирка ездил на велосипеде «на охоту» и брал с собой плюшевую собаку, а потом ещё подрос и перестал брать. Плюшевая собака за велосипедом угнаться не могла. Хвоста у неё уже не было; осталось вместо хвоста одно проволочное колечко. Правое ухо собаке оторвали, Кирка говорил — дикие звери. Ну и посадили собаку отдыхать в коридоре, на полати, там, где были сложены всякие домашние вещи.
      И забыли про старую собаку.
      Я вам уже рассказывал о храбром котёнке Агапыче. Так вот, сидел этот Агапыч на диване, смотрел в окошко на улицу. Он незаметно тоже вырос и стал большим котом.
      Мы в это время жили на третьем этаже большого серого дома и Агапыча на улицу никогда не выпускали. Что делается на свете, Агапыч, хоть и вырос, а толком не понимал. Настоящих друзей-животных у Агапыча не было; одному коту с людьми жилось скучно. Человек просто по размерам не годится коту в товарищи — больно велик. А потом ведь он, человек, по природе своей тихое существо: не мяукает, не лает, не мурчит, не рычит, не скачет, не прыгает. Какое от человека веселье?
      Агапыч даже по-настоящему не знал, какие звери живут у нас во дворе, какие деревья растут, какая птица называется вороной, а какая воробьем. Откуда ему это было знать? В раннем детстве мама-кошка рассказывала кое-что про мышей — вот и вся кошачья наука.
      Когда плюшевая собака упала с полатей на пол, Агапыч как раз сидел в коридоре, у дверей в кухню и облизывался: соседка только что принесла мясо из магазина. Собаку он сразу увидел и сначала испугался: что за зверь такой упал с потолка на голову? А потом видит: собака не кусается, лежит вверх ногами — наверно, ушиблась...
      Агапыч потрогал собаку лапой, повернул на бок, понюхал, взял за шиворот и отнес к себе на диван в комнату. Наверно, пожалел. А когда я покрутил проволочное колечко там, где раньше был у собаки хвост, и собака завертела головой, Агапыч обрадовался, как маленький, даже подпрыгнул три раза подряд на одном месте. Он, наверно, подумал, что она живая, эта собака. И тогда Агапыч взял собаку и унёс на кухню.
      Агапыч неспроста понёс туда своего нового товарища — плюшевую собаку. В кухне, в углу, стояло белое глубокое блюдечко с молоком. Это было Агапычево блюдечко, и Агапыч решил покормить молоком чёрную собаку.
      Он её долго держал за шиворот и, как маленького котёнка, тыкал в блюдечко носом.
      Молоко текло по собачьим усам, только в рот к собаке не попадало. Но Агапыч этого не понимал и был очень доволен: он своё дело сделал — товарища накормил.
      Как-то раз я ушёл из дома в гости. Я. когда ухожу, всегда открываю форточку: в комнате должен быть свежий и чистый воздух.
      Поздно вечером я возвращался домой. Подойдя к самому дому, я вдруг услышал чьё-то мурчанье над головой.
      Я поднял голову и увидел, что в открытой форточке на тоненькой перекладине сидит Агапыч. В этом ничего удивительного не было: Агапыч очень любил сидеть у открытой форточки и дышать свежим воздухом.
      Удивительно было то, что рядом с Агапычем на перекладине сидела... чёрная плюшевая собака, и Агапыч на всякий случай держал её за ухо. Он, стало быть, не один лазил дышать свежим воздухом, а и товарища брал с собой.
      Вот какой был Агапыч!
      А вы говорите, что кошка с собакой не дружат. Очень дружат, если кот настоящий, а собака — нет!
     
     
      ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЦЫПЛЁНКА
     
      Вот как всё это началось.
      Мы купили в зоологическом магазине маленького жёлтого цыплёнка, пушистого и лёгкого, точно игрушечный, закутали его в вату, принесли домой и назвали Цыпом.
      Цып был совсем маленький и слабый и сначала пищал тоненьким голоском и клевал только мягкую кашу. Но, как только дома он вылез из своего ватного одеяльца и очутился на полу, он сразу расправил крылья, пискнул басом и на своих ножках-цыпочках побежал из передней в комнату.
      А у нас в квартире жила большая охотничья собака' Зента. Она сразу учуяла, что в доме появилась непонятная птица. Зента. конечно, понимала, что это не тетерев и не куропатка, но уже много лет она исправно несла охотничью службу, всю свою жизнь охотилась за всякими разными птицами и спокойно вытерпеть птичий запах не могла.
      Медленно она потянулась в столовую и остановилась над бедным Цыпом. Совсем вплотную к цыплёнку придвинулась её умная и страшная морда. Неподвижно, как каменная, стояла Зента. Это была стойка. Умные собаки на охоте всегда останавливаются поблизости от птицы и показывают на неё хозяину: смотри, мол, вот она, дичь, куда запряталась.
      Мы спокойно ждали, что будет. Зента ещё никогда сама не сходила со стойки и птиц не кусала и не трогала.
      Цып пискнул и поднял вверх свой розовый клювик. Тут все увидели, что у Зенты к носу прилипла крупинка гречневой каши. Она как раз обедала, Зента, когда в квартире появился Цып.
      Цып тоже увидел крупинку. Он разбежался, подпрыгнул и клюнул Зенту в нос. Крупинка исчезла.
      Никогда ещё Зента не видела такой маленькой храброй птицы. Нет, она не испугалась, но удивилась и растерялась. Опустив вниз поднятую было, как полагается на стойке, правую переднюю лапу. Зента оглянулась на нас и тихо вышла из комнаты.
      Ну, а мы на другой день опять пошли в зоологический магазин и купили там ещё десять пушистых жёлтых цыплят, похожих на Цыпа, как родные братья и сёстры. А может быть, они на самом деле были Цыпу родными братьями и сёстрами — мы этого точно не знали.
      Нам очень понравился Цып, и мы думали сделать ему приятное. Пусть живёт в доме не один с собакой, а со своими родными и товарищами — цыплятами.
      У большой корзинки мы отломали ручку, обтянули корзинку сверху пёстрым ситцем и посадили туда всех вместе одиннадцать цыплят. Цыпу, чтобы не перепутать его с остальными, мы перевязали лапку тонкой зелёной шерстинкой. Мы сказали цыплятам, чтобы они не смели вылезать из корзинки.
      Мы живём в большом доме на берегу Москвы-реки, на седьмом этаже, и с весны у нас всегда настежь открываются окна. Глупые цыплята вполне могли выскочить в окошко и упасть вниз на камни или, может быть, в реку, утонуть или разбиться вдребезги.
      Ну, и цыплята сидели в корзинке смирно. Когда в комнате бывало очень тихо, можно было услышать, как они стучат носиками по дну корзинки — подбирают крупу и крошки. Целых два дня они так сидели в корзинке и стучали. На третий день утром смотрим — один цыплёнок вылез из корзинки. Мы и оглянуться не успели, как он уже забрался в Зентину миску с водой и выкупался. У этого озорного цыпленка, конечно, была зеленая шерстинка на ланке. Мы сразу поймали Цыпа, высушили его и сунули обратно в корзинку, а он через полчаса снова вылез, и мы его поймали уже на обеденном столе. В этот день Цып три раза вылезал из корзинки.
      А еще через день он выскочил, и мы его не успели поймать. Он уже научился хороню бегать и прыгать и легко взобрался на низкий подоконник большого открытого окна. Он там совсем недолго
      сидел и смотрел и, наверно, очень удивлялся. У нас из окон видно пол-Москвы, и весь Кремль, и три высотных здания. У него голова закружилась, у Цыпа. И он прыгнул вниз с седьмого этажа. Так всегда бывает. Все несчастья происходят от недосмотра или от глупости и неосторожности.
      Я сказал соседской девочке Наташе, чтобы она пошла на улицу, подобрала и похоронила храброго, глупого и неосторожного цыплёнка, который, конечно, разбился насмерть, падая с такой высоты. А сам сел к столу и стал смотреть на Москву. И на душе у меня было почему-то нехорошо. И цыплята, десять цыплят, стучали в своей корзинке носами как-то невесело. И даже Зента подошла и тронула меня лапой: вижу ли я, что у нас пропал Цып?
      Наташа вернулась через пятнадцать минут и сказала, что Цыпа нигде на улице нет, ни живого, ни мёртвого. Никто не видел, чтобы сверху, с седьмого этажа, падал на улицу цыплёнок. Мостовую у нас под окнами только что подметали дворники, и они тоже Цыпа не нашли. Что за чудеса! Я уже хотел сам бежать на улицу искать Цыпа. Но как раз в эту минуту прибежал со двора Колька, глазастое и озорное существо, тот самый Колька, который однажды на спор снизу докинул камнем до седьмого этажа и разбил у нас стекло. Этот Колька был с нами в ссоре и нипочём бы не прибежал к нам просто так. Он уже слышал рассказы о том, как Цып дрался с Зентой и победил, хотя и маленький, большую собаку. Колька понимал, что такой цыплёнок дорого стоит. Сразу было видно, что Колька явился искупать свои старые грехи. Ещё с порога он закричал на всю комнату:
      — Я всё знаю! А про кого — не скажу. Наташка, не лезь!
      И тут же, захлебываясь, все нам рассказал. Цып вовсе не разбился. На пятом этаже вокруг всего дома у нас идет общий длинный-длинный балкон, на который выходят двери квартир. Цып, выпрыгнув из нашего окна, спланировал на этот балкон совершенно благополучно, как самый настоящий парашютист.
      — Я всё видел один! — азартно кричал Колька. — Он, этот Цып, долго летел и летел. Чему там в нём падать? Один пух. Такого цыплёнка с ладони одними губами сдуть можно. Он и сейчас там ходит, на балконе.
      Все мы — я, и Наташа, и Колька, и Наташина мама — побежали вниз, на пятый этаж. Мы отлично знали, что там, на пятом этаже, в генеральской квартире живёт зловредный и только с виду ласковый кот Кисин-Мисин, и торопились избавить Цыпа от новой опасности. Кисин-Мисин уже однажды сожрал воробья, и все это знали.
      Мы выбежали на балкон и посмотрели по сторонам. На балконе никого не было. Ни Цыпа, ни Кисина-Мисина. Только солнце светило жарко-жарко, и двери всех квартир, выходящие на балкон, были широко раскрыты. Немного пониже башен высотного здания, что стоит на Смоленской площади, летел над городом самолет.
      Как раз под нами, под нашей квартирой, на пятом этаже живет летчик Никитин, и мы о нем сразу вспомнили, увидев в небе самолет. Вероятно, где-нибудь около никитинской двери и приземлился Цып. Осторожно и вежливо мы постучали в открытую стеклянную дверь к летчику.
      Входите кто пришел! — сказал из комнаты Никитин.
      И мы все гуськом вошли к нему в квартиру.
      — Чем могу служить? — И он встал нам навстречу.
      — Скажите, пожалуйста, — тихонько спросила смелая Наташа, — не заходил ли к вам... наш желтенький цыпленок?
      — Заходил, заходил! — радостно откликнулся Никитин. — Очень нахальный цыпленок. на столе попил чаю из блюдечка, блюдце столкнул на пол, спасибо
      даже не сказал и отправился по своим делам дальше. Он теперь, наверно, у соседа, полковника, сидит и бьет посуду. Твой это, что ли. цыплёнок? — спросил Никитин у Кольки.
      Колька тотчас же от Цыпа отрекся и сказал, что цыплёнок не его, а наш — «ихний». И он, Колька, тут ни при чём. Колька уже привык всегда и во всём оправдываться. Никитин только головой покачал.
      Ну, и пошли мы опять вчетвером — я, Наташа, Колька и Наташина мама — разыскивать Цыпа но всему этажу. Но только и в квартире у полковника мы его не застали.
      Только что вышел, — сурово сказал в ответ на наши вопросы полковничий сын Василий. — Я ему сказал, вашему Цыпу, чтобы он оставался, а он не послушался Его теперь Кисин-Мисин наверняка слопает. Ищите-свищите!
      — Вот ведь какие бывают вредные мальчишки! — сказала Наташа, когда мы опять очутились на балконе.
      — Сама хороша! — буркнул сзади Колька.
      Но Наташа сделала вид, что таких оскорбительных слов не расслышала.
      Прыткий был цыплёнок, этот самый Цып. Никак мы за ним не могли угнаться. В квартире у агронома Ивашкина он, оказывается, до нашего прихода успел склевать необыкновенные семена овса и проса. У Дарьи Тихоновны Сидоровой он тоже побывал до нас и убежал, и маленькая дочка Дарьи Тихоновны сидела на ковре на полу и во весь голос ревела:
      — Цыплёнка хочу! Ушёл!.. Цыплёнка дай! Курочку...
      Так она, стало быть, нашего Цыпа полюбила.
      В генеральскую квартиру мы пришли очень усталые и несчастные. Он мог и отсюда уйти. Цып!
      Где его потом искать, если генеральская квартира на пятом этаже самая последняя?
      Но Цып из генеральской квартиры никуда не успел уйти. Никто и не видел, как он сюда вошел. Самого генерала дома не было, жена его на кухне пекла пироги, а два сына ещё не приходили из школы.
      Мы, когда заглянули в комнату с балкона, всё сразу поняли. В этой квартире Цыпа, как дорогого гостя, встречал один Кисин-Мисин.
      Цып посередине комнаты ходил по ковру и рассматривал на стене у генерала разное трофейное вооружение, а Кисин-Мисин валялся на полу, мурчал. урчал и показывал, что добрее кота другого зверя на свете нет. Цып ещё не знал всего зловредного Кисиного-Мисиного характера и ходил по комнате спокойно. А уж у кота в глазах прыгали эдакие кровожадные чертики, и видно было, как он выпускает свои острые когти. Еще минута — и он схватил бы бедного храброго Цыпа. только бы его и видели, если бы не Наташа. Она завизжала на весь балкон так, что даже Колька испугался. Кисин-Мисин прыгнул со страху под диван. Цып сунулся к выходу, но был тут же мной пойман и посажен в карман.
      Только дома я его выпустил на свободу. На своих товарищей цыплят он после своего такого путешествия и смотреть не хотел. Что они видели, что они знали?
      Вскоре и лето пришло, и мы отправили Цыпа с товарищами на дачу. Он там совсем вырос и стал большим и важным петухом.
      Кисин-Мисин со своим хозяином жили на даче по соседству, и однажды кот залез к нам в сад за воробьями.
      Цып его так два раза клюнул в загривок, что Кисин-Мисин не знал, как и ноги унести.
      Воробьи очень лотом благодарили храброго Цыпа.
     
     
      КАК Я ПОКУПАЛ СОБАКУ
     
      Я люблю собак потому, что среди животных они самые верные друзья человека. Мне даже трудно жить и работать, если у меня дома нет хорошей собаки. Я всегда сам их выращивал и воспитывал. Когда умерла от старости моя умная Зента, я завел себе рыжего озорника Ваську, и он долго у меня жил. Но потом и он состарился и умер. Собаки живут намного меньше, чем люди. И еще у меня был сеттер-гордон Томка - мой веселый и добродушный товарищ по далеким охотничьим путешествиям. Какой-то очень злой и нехороший человек застрелил его однажды в лесу.
      А потом я и сам состарился. Я подумал, что мне уже поздно заводить себе щенка и самому его воспитывать и обучать тонкой охотничьей науке. Я попросил своих товарищей и друзей-охотников присмотреть где-нибудь для меня взрослого, солидного пса, который бы всё понимал и умел себя вести дома и на охоте. Скоро наш главный знаток собак Александр Александрович Чумаков позвонил мне по телефону и сказал, что есть такая собака в городе Орехово-Зуеве, недалеко от Москвы. Он сам эту собаку видел и «судил» на нолевых собачьих испытаниях и остался ею доволен. Нёс, как рассказывал Александр Александрович, очень хорошо работал в лесу и на болоте, от роду ему было четыре года и два месяца (возраст для собаки немалый), был он очень красив и силён, и звали его так же, как моего последнего собачьего друга, Томкой. Хозяин продавал его не от нужды, а от обиды: поблизости от Орехова пропали тетерева и куропатки — их пожрали еноты, и охотиться стало не на кого. Томкин хозяин будто бы обиделся на енотов и продавал сразу и ружьё и собаку.
      Действительно, выпушенные в подмосковных лесах еноты, или, вернее, енотовидные собаки, были на плохом счету у нас, охотников. За короткий срок они во множестве расплодились в наших лесах и приносили охотничьему делу больше вреда, чем пользы. Было за что обидеться на енотов.
      Долго не раздумывая, я поехал в Орехово покупать собаку.
      Огромный, похожий на водолаза-ньюфаундленда сеттер понравился мне с первого взгляда. Навстречу мне он только чуть приподнял свою умную, лобастую голову и по приказу хозяина шагнул вперёд, сурово и с достоинством. Хозяин его не стал со мной разговаривать о енотах. Он коротко назначил цену и, не глядя больше ни на меня, ни на собаку, отвернулся к стене.
      Я не торговался, отсчитал деньги и положил их на стол, взял ремённый поводок, протянутый мне женой хозяина, и сам пристегнул его к собачьему ошейнику. На улицу, к машине, мы вышли вместе с хозяевами собаки. Томка уселся на заднем сиденье, у правого окна. Я сел с ним рядом. Когда машина тронулась с места, Томка вздрогнул и оглянулся. Вслед за Томкой я тоже посмотрел назад. Старый его хозяин всё стоял у ворот — мне показалось, в раздумье. Жена хозяина вытирала платком глаза. Дул сильный ветер.
      Всю дорогу до Москвы пёс неожиданно тихо сидел на своём месте. Он и в мою квартиру поднялся как будто спокойно. Кот Агапыч зашипел и заворчал на собаку, как тигр, делая вид, что вот сейчас он не выдержит, бросится и вцепится в собачью морду. Томка даже не посмотрел на шипящего кота, и Агапыч довольно быстро перестал изображать из себя тигра. Томка мог в любую секунду проглотить Агапыча, как воробья, вместе с когтями и хвостом — такой он был громадный. И Агапыч понимал это очень хорошо.
      Весь день Томка лежал неподвижно возле стола, рядом с окном, положив морду на низкий подоконник. В сумерки, когда стало трудно различать лица прохожих на улице, он встал, подошёл ко мне — я в это время сидел на диване, у другого стола, — и вдруг неожиданно опустил мне на колени свою тяжёлую голову. Я боялся пошевельнуться. Прошло пять минут, десять... По лёгкому, чуть заметному покачиванию собачьего тела я понял, что Томка дремлет. Прошло двадцать минут, полчаса... Ноги мои затекли, сидеть становилось всё труднее и труднее, и наконец я не выдержал.
      — Томка, — сказал я жалобно, — проснись.
      Пёс только вздохнул во сне.
      — Томка! — сказал я чуть громче. — Томка! Я устал.
      Я взял его за ошейник и легонько тряхнул. Томка всхрапнул, доверчиво потянулся ко мне всем телом и только потом открыл глаза. И вдруг... в собачьих тёмных зрачках мелькнул ужас. Томка оскалил зубы и зарычал злобно и непримиримо. Я пробовал уговорить его, успокоить:
      — Томка! Милый, хороший...
      Рычание нарастало, как гром. Томка бесновался. Только что ему снился родной дом и старый, любимый хозяин. А теперь он увидел, что дома нет и хозяина-друга, которого он преданно столько лет любил, тоже нет, а может быть, никогда и не будет...
      Он зарычал ещё раз и бросился. Я еле успел схватить его за ошейник. У меня в руках он как будто успокоился немного, но всю ночь пролежал возле моего дивана насторожённый и злобный. Когда я шевелился, Томка рычал грозно, шерсть на нём вставала дыбом. Человек, который его обманул и увёз, не смел шевелиться при нём.
      На третий день я понял, что мне не удастся приручить Томку: он слишком сильно любил своего старого хозяина. Три дня Томка лежал в углу, у окна, без сна, не притрагиваясь к пище. Он тосковал и мучился, как человек. Я тоже мучился. Я уже успел полюбить Томку за верность.
      К концу третьего дня я дал телеграмму в Орехово-Зуево; «Приезжайте и возьмите собаку обратно. Она не может привыкнуть ко мне». Честно говоря, я не думал, что хозяин собаки приедет за ней: так обычно не делают при купле и продаже.
      И всё-таки я дал телеграмму. Хозяин приехал за своей собакой тотчас же, с ночным поездом.
      Томка первым услышал его шаги на лестнице. Он ещё не верил, что это возвращается самый любимый его человек. Когда я открыл дверь и хозяин вошёл в комнату, Томка не бросился к нему, не стал лаять и прыгать. Он только завилял хвостом, лёг на бок и закрыл глаза. Может быть, он опять боялся проснуться. Потом он повернулся и, как маленький щенок, опрокинулся на спину. По-собачьему это значило, наверно: «Видишь, я не могу жить без тебя. Это хорошо, что ты вернулся».
      В ту же ночь Томка уехал со своим другом-хозяином. Томкин хозяин понял, что друзей не продают, а я понял, что друзей и не покупают за деньги: дружбу и уважение надо заработать.
      На прощанье Томка помирился со мной. Он сам подошёл ко мне и тронул мою руку своим холодным, мокрым носом. Он как будто извинялся за своё поведение. Пропажа хозяина оказалась временной и не страшной, и ненавидеть меня было не за что.
      Я вышел на улицу их провожать. Подошла машина. Они уехали. Теперь я стоял у ворот и смотрел им вслед.