DjVu

      ОГЛАВЛЕНИЕ
     
      Новелла о неирохирурге мотовилине Глава первая. Королева ширпотреба. Ошибка профессора. Комиссионка палеолита и поступь цивилизации. Веня-музыкант и его помощница.
     
      Новелла о преуспевающем стоматологе Глава вторая. Стоматолог-иадомник. Жертва штапеля. Никели-роваииое божество. Консервированный дым. Манёвры местного значения.
     
      Глава третья. Жених из Ленинграда. Отдайте мою дочь! Микроинфаркт.
     
      Новелла о красавице тунеядке инге фёдоровне Глава четвёртая. Цивилист Сугоняев. Цена Галактики. Начало
      трагедии. «Ариведерчи».
     
      Глава пятая. Неожиданная свобода. «Алло, алло, моя звезда » Проклятое сердце. Снова нейлоновая шубка.
     
      Новелла о знатном свиноводе афанасии корже Глава шестая. Карьера майора. Встреча с Глашей. Дебаты
      о мануфактуре.
     
      Глава седьмая. От А и до конца алфавита. Жили ли на земле веронезы? Носят ли в деревне ушкуйники? Шубка меняет
      хозяина.
     
      Глава восьмая. Реестр мимолётных обольщений. Инга Фёдоровна меняет тактику. Победа! Размышления Афанасия
      Коржа.
     
      Глава девятая. Цепная реакция. На дымящихся развалинах. Среди творений Жакоба, Фишера и Шмидта. Моральная депрессия.
     
      Новелла о святом серафиме-пятидесятнике Глава десятая. Житие святого Серафима. Несколько слов о папах. Спирт в баллоне. Казённое довольствие.
     
      Глава одиннадцатая. Пресвитер Карабаиов. «Ландыши давай, Ландыши»!». Финал проповеди. Опять на воле. Пророчица Таисия.
     
      Глава двенадцатая. Борьба с дьяволом. Апогей карьеры. Пол тора метра куропаток. Невесёлые мысли. Сокрушительная
      проповедь.
     
      Глава тринадцатая. Адвокатша ищет бога. Пророчица и нейлон. Изгнание пресвитера.
     
      Новелла о неистовом спекулянте. Глава четырнадцатая. «Номерки снимают дураки». Операция «Мимоза». Ребёнок Генриетта и метатель молота. Помидорный поезд.
     
      Глава пятнадцатая. Антикомитент. Шубка переходит в новые руки. Евфросинья Архиповна и Федя Акундин. Краса Кахе-
      тии. Начало конца.
     
      Глава шестнадцатая. Тяжёлое объяснение. Прободение совести. Финал экспедиции.
     
      Глава семнадцатая. Виноват будильник. Одесский валютчик. Диалог за фанерной перегородкой.
     
      Новелла о фокуснике сольди и администраторе Лошатникове. Глава восемнадцатая. Сольди — сын Сольди. Борьба за чалму Проблемы иллюзии. Ассистентка с посадочной платформы. Иннокентий Лошатников.
     
      Глава девятнадцатая. Чабан Жандароеков. Поплавок фельетониста. Среди дедов-морозов. Ещё удар.
     
      Глава двадцатая. Коварный обольститель. На чаше весов — нейлоновая шубка. Космический планктон. «Дама из чужой Галактики». Сольди уходит в ночь Глава двадцать первая. Бастион эстрады. Курс на Тимофеевку Новая ассистентка.
     
      Продолжение повеллы о знатном свиноводе афанасии корже, а также начало новеллы о гансе хольмане и феде акундине. Глава двадцать вторая. Почта — чуткий барометр славы. Жертва радиоцивилизацин.
     
      Глава двадцать третья. Встреча с Гансом Хольмаиом. Существует ли господии Корж? Жестокое разочарование.
     
      Глава двадцать четвёртая. Могучая афиша. Неутешительные беседы.
     
      Глава двадцать пятая. Биография тунеядца. Фрося, Федя и хряк.
     
      Глава двадцать шестая. Последняя встреча стоматолога и Вени. Глаша как полемист.
     
      Окончание новеллы о фокуснике сольди и администраторе лошатникове. Глава двадцать седьмая. Где оазис? Близнецы-сатирики. Трагедия современиого администратора.
     
      Глава двадцать восьмая. Кризис углубляется. Он поднимает тяжести только на сцене. Гроза Гималаев переходит в другие руки.
     
      Глава двадцать девятая. Карета прошлого. Большой торговый поход. Шубка и Корж.
     
      Окончание новеллы о знатном свиноводе афанасии корже. гансе хольмане и феде акундине. Глава тридцатая. Тяжёлое похмелье. Гибель Тамерлана.
     
      Глава тридцать первая. Бегство специального корреспондента.
     
      Глава тридцать вторая. Без прибылей. Несостоявшаяся встреча. Гибель нейлонового дива.
     
     
     
      Самуил Михайлович Шатров — автор многих известных юмористических и сатирических рассказов. Повесть «Нейлоновая шубка» построена как повесть-обозрение, которая показывает галерею отрицательных типов: спекулянтов, обосновавшихся в комиссионном магазине, лодыря и дебошира, устроившегося пресвитером общины евангелистов, и других стяжателей и тунеядцев. Всё это люди, заражённые пережитками капитализма, стремящиеся пожить за счёт других, побольше приобрести, обмануть не только чужого, но и близкого человека.
      Книга С. Шатрова — злая, обличительная и в то же время очень смешная книга.
     
     
     
      Новелла о нейрохирурге Мотовилине
     
      Глава первая
      КОРОЛЕВА ШИРПОТРЕБА. ОШИБКА ПРОФЕССОРА. КОМИССИОНКА ПАЛЕОЛИТА И ПОСТУПЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ. ВЕНЯ-МУЗЫКАНТ И ЕГО ПОМОЩНИЦА
     
      Накануне отъезда в Москву профессор Мотовилин купил жене шубку. Нейлоновую шубку цвета лунного серебра. Продавец зарубежного универмага сказал профессору, заворачивая покупку:
      — Мосье! Ваша дама получит дивный подарок. Это поистине синтетическая вещь! Элегантные формы и линии манто сочетаются с нежнейшим цветом. Шубка легка, как пушинка, и горяча, словно доменная печь. Она согреет вашей даме не только душу, но и сердце.
      — Шубы не согревают, — возразил профессор, любивший точность. — Они лишь сохраняют тепло человеческого тела. Так, по крайней мере, утверждает физика.
      — О да! Вы правы, мосье! — поспешил согласиться продавец.
      Он был хорошо воспитан. Он зна.л, что никогда не следует возражать покупателю, тем более когда товар продан.
      Спустя шесть часов профессор был уже в Москве. Он вручил подарок жене. Увы! Первая примерка не принесла радости. Лунное серебро висело на миниатюрной Нине Михайловне, словно маскировочный балахон на огородном чучеле.
      — Какой просчёт! — искренне огорчился профессор.
      Мотовилин славился среди коллег-хирургов непревзойдённой точностью руки и глаза. Его хирургический нож не ошибался и на десятые доли сантиметра. А тут профессор дал маху минимум на два размера.
      — Как же меня угораздило! — сказал Мотовилин. — Мне казалось, что ты значительно выше.
      Жена Мотовилина легко перенесла удар. Вещи не составляли единственного смысла её жизни. Она сказала:
      — Стоит ли огорчаться, Егорушка? Право, это пустяки. У моего драпового пальто вполне приличный вид. К тому же я привыкаю к старым вещам. Мне трудно с ними расставаться.
      — Запамятовать рост, размер талии и объём грудной клетки собственной жены! Нет, в этом есть что-то склеротическое.
      — Ты и в дни молодости этого не знал, — мягко напомнила супруга. — И поверь, я не сетую. Мужчине не пристало возиться с тряпками. Я не люблю тряпичников.
      — Моя жена — святая и достойная женщина! — воскликнул профессор. То было любимое изречение Леонара Менетрие, владельца харчевни «Королева гусиные лапы». Профессор почитал Анатоля Франса и часто повторял вслух мысли и афоризмы его героев.
      В ближайшее воскресенье чета Мотовилиных отнесла нейлоновую шубку в комиссионный магазин. В тот день за фанерной перегородкой с табличкой:
      Приём на номиссию вещей
      дежурили двое: низкорослый молодой человек лет тридцати в пушистом вязаном жилете и пышнотелая брюнетка, чьи роскошные формы с трудом вмещались в чёрное муаровое платье строгого покроя. Платье угрожающе потрескивало, когда его хозяйка протягивала руку за вещью, которая, кстати, согласно правил, не должна быть слишком старой, поношенной, грязной, заплатанной, лицованной или побывавшей в чистке.
      Молодой человек, известный в широких деловых кругах «Скупторга» под кличкой «Веня-музыкант», небрежно принял шубку и бросил её на широкий дубовый прилавок, до блеска отполированный вещами. На лице оценщика появилось брезгливо-скучающее выражение. Оно как бы говорило: «Вот опять люди заставили меня возиться с каким-то тряпьём. Тошно!»
      Беглый осмотр искусственного меха не принёс оценщику морального облегчения. Он вздохнул и подбросил шубку. Описав в воздухе мёртвую петлю, она плавно опустилась на прилавок подкладкой кверху. Вениамин Павлович взял
      хирургический скальпель, подпорол подкладку и заглянул вовнутрь.
      — Что ж, можно принять, — вяло сказал он, свернул рулоном шубку и затолкал под прилавок, словно это был кусок мешковины.
      — Пишите, Матильда Семёновна.
      Брюнетка потянулась за квитанционной книжкой, и её платье затрещало, будто материю испытывали на разрыв.
      Веня-музыкант закурил «Казбек» и начал диктовать:
      — Шубка из ней.\она. Размер — пятьдесят. Импорт. Десять процентов износа.
      — Она ещё совсем новая, — несмело вставила жена профессора.
      — ¦ Ненадёванная? — иронически улыбнулся Веня, обнажая зубы.
      У него были прекрасные, ровные мелкие зубы, много зубов, казалось даже больше, чем полагается для нормальной челюсти.
      — Разве вы сами не видите? — удивился профессор.
      — А вы что думаете на этот счёт, Матильда Семёновна?
      — Что мне думать! Я ещё не встречала ни одного сдатчика, который бы честно признался, что он принёс надёванную вещь!
      — Вы, надеюсь, не подозреваете меня в сознательной лжи, — покраснел профессор.
      — Упаси бог! — спохватился Веня, боясь, что игра может зайти слишком далеко. — Слово клиента для нас закон. Матильда Семёновна, будьте настолько любезны, зачеркните слово «износ» и напишите «новая». Оценка две тысячи!
      — Всего? — удивилась Нина Михайловна.
      — За вычетом семи процентов комиссионных, вы получите на руки одну тысячу восемьсот шестьдесят
      — Не слишком ли это дёшево, Егорушка? — спросила жена Профессора.
      — У нас, граждане, государственная организация, — с достоинством сказал Веня. — Возможно, на Тишинском рынке тунеядцы-маклаки дадут вам дороже, но я не могу.
      — я вас понимаю, — быстро согласился профессор.
      — Если хотите знать, вещь больше не стоит. Передо мной не каракуль, не песец и даже, извините, не задрипанный кролик. Передо мной всего-навсего нейлон. Разве это мех?
      — А что это? — полюбопытствовала жена профессора.
      — Ничего. Если мех делают из нефти, из древесных опилок, из дыма, это уже не мех, а чёрт знает что!
      — Однако вы консерватор, — улыбнулся профессор.
      — Называйте меня как хотите, но я уважаю тот мех, на который затрачен труд. Возьмите манто из белки. Это вещь. Белку надо добыть. Попробуйте походить за ней по тундре!..
      — По тайге, — поправил профессор.
      — Это одно и То же. Тундра не сахар, и тайга не мёд. Походите по тайге в лятидесятиградусный мороз. Найдите белку. Выстрелите ей в глаз. Потом найдите ещё одну. И ещё, и ещё Подсчитайте, сколько надо настрелять белок для приличного манто?! Сколько нужно времени и сил!
      — Ваше сравнение белки с нейлоном неправомерно, — возразил профессор. — В средние века на производство телеги затрачивалось больше времени и усилий, чем нынче на выпуск мотоцикла. Из этого не следует делать вывод, что телега лучше. ..
      — А вы знаете, что ваш нейлон при пятнадцати градусах мороза можно выбросить на помойку?
      — В первый раз слышу, — сознался профессор.
      — К тому же нейлон не оформлен под натуральный мех, а является его произвольной модификацией.
      Веня-музыкант любил щегольнуть специальными терминами, почерпнутыми на курсах повышения квалификации. Он интуитивно понимал, что научная терминология способна не только кратчайшим путём доносить чужие знания до чужой головы, но и отлично камуфлировать собственные мысли, если их надобно скрыть.
      — Произвольная модификация имеет большое значение, — пояснил Веня.
      — Вероятно, поэтому вы и расцениваете шубку дешевле, — догадался профессор.
      — я ничего не расцениваю. За меня это сделали умные люди. — И Вениамин Павлович извлёк из-под прилавка толстенную книгу, напечатанную петитом.
      Профессор с уважением посмотрел на объёмистый том, в котором с трудом умещался перечень вещей, носимых человеком.
      — В комиссионном магазине палеолита, — задумчиво молвил он, — книга расценок занимала бы совсем мало места. В ней была бы записана всего одна вещь: шкура пещерного медведя. Теперь же, чтобы описать и оценить носильные вещи современного человека, требуется том, вмещающий тысячи наименований. Как по-вашему, о чём говорит этот факт?
      — О том, что мы не хотим обманывать наших клиентов, — отозвалась Матильда Семёновна.
      — Вы мельчите вопрос, — улыбнулся профессор. — Этот факт свидетельствует о поступательном движении человеческой цивилизации, сопровождающемся изумительным ростом материальной культуры.
      — Не без того. — поспешил согласиться Веня. — Цивилизация действительно двигается вперёд. За ней не угонишься. .. Так как вы решили? Отдаёте за две?
      — Можно мы ещё подумаем? — сказала жена профессора.
      — Боже мой! — вскричала Матильда Семёновна, и её пухлое лицо изобразило страдание. — Чего ещё людям надо? Дают же хорошую цену. Так нет, обязательно нужно нажиться! Продать втридорога, из-под полы
      — Вы не слушайте её, — сказал Веня, — она нервная женщина, общественница, редактор нашей стенгазеты «Голос скупщика». Она остро переживает всякую несправедливость. Я бы дал вам больше, но, поверьте, не могу переступить через расценок.
      — Переступи, переступи, — сказала Матильда Семёновна, — тебя на скамейку посадят. ..
      — Вы не думайте о нас дурно, — попросила профессорша. — Просто нам хотелось посоветоваться
      — И почему люди так любят наживаться? — с надрывом спросила Матильда Семёновна. — Ну, я понимаю, спекулирует какая-нибудь уборщица. Большая семья, малень-
      кая зарплата. Но обеспеченные люди? В «ашей квартире живёт один эстрадник. Чуть ли не каждый месяц он едет за границу, привозит оттуда барахло и торгует направо и налево. ..
      — Совести у него нет, — ¦ сказал Веня.
      — И как он только не боится общественности?
      — Жадность, — сказал Веня.
      — Ваш муж — интеллигентный человек. Неужели вы пошлёте его на рынок? — с нескрываемым осуждением спросила Матильда Семёновна.
      — Как вы могли подумать! — оскорбилась Нина Ми-хайлов'на.
      — Эх, на свой страх и риск даю две двести! — в порыве великодушия воскликнул Веня-музыкант.
      — Смотри, схлопочешь выговор, — предупредила Матильда Семёновна.
      — Пусть! Я пойду и на это! — самоотверженно заявил Веня.
      Профессор смутился.
      — Нет, зачем же, — сказал он. — Мне вовсе не хочется, чтобы из-за меня были неприятности. Выписывайте квитанцию на две тысячи.
      Супруги Мотовилины оформили свои деловые отношения со «Скупторгом» и покинули магазин..
      — Я где-то читал о трагедии одной официантки, — сказал профессор уже на улице. — Изо дня в день она видела жующих людей. Восемь часов в сутки — одни жующие челюсти! Они перемалывали на её глазах сотни килограммов пищи. И она возненавидела пищу и свою клиентуру. Я вспомнил об официантке, когда заговорила эта женщина из «Скупки». Сколько неподдельной горечи было в её словах! Оиа, видимо, возненавидела людей, торгующих вещами!
      — Ужасная работа! — сказала жена профессора.
      — Ещё бы! Ежедневный поединок с человеческой жадностью должен выматывать нервы!
      — Когда продадут шубку, напиши им, пожалуйста, благодарность, — сказала жена.
      — Обязательно напишу! — пообещал профессор. — Им нужна моральная поддержка!
      Тем временем в фанерном закутке тоже шёл непосредственный обмен впечатлениями.
      — Вы видели что-нибудь подобное? — спросила, давясь от смеха, Матильда Семёновна. — Отдать за две тысячи такую бесценную вещь!
      — Он ненормальный, — сказал Веня. — У него не все дома.
      — Он слишком интеллигентный, — сказала Матильда Семеновма.
      — Он совестливый, ненормальный интеллигент, — уточнил Веня.
      — Ну и комик вы! — вдруг прыснула приёмщица.
      Матильду Семёновну начало трясти от смеха.
      — Что вы там корчитесь? — спросил Веня.
      — Когда вы сказали про стенгазету, у меня чуть выкидыш не сделался!
      — А почему вы не можете быть редактором? Что у вас интеллекта не хватает?
      — Ай, идите вы! — простонала Матильда Семёновна.
      Она долго тряслась на своём табурете.
      ¦ — Матильдочка, — сказал Веня, — смех признак морального здоровья. Но одним смехом не проживёшь, если ты не эстрадный сатирик. Принимайтесь за дело! Обзвоните клиентов!
      В комиссионном магазине, где директорствовал Вениамин Павлович Гурьянов, существовала особая система сбыта вещей. Наименее ходовые товары продавали в установленном порядке. Веня и Матильда Семёновна сбывали модные вещи, минуя продавцов. Разница между комиссионной и продажной ценой оседала в их бездонных карманах.
      Веня-музыкант и его верная помощница имели обширную клиентуру. Для переговоров по телефону они пользовались хитроумным кодом. Вот и сейчас Матильда Семёновна набрала номер и страстно зашептала в мембрану:
      — Мила Аркадьевна? Прибыла чудесная книга. Переплёт невиданной красоты. Какого цвета обложка? Я даже не знаю, как вам описать. Вы когда-нибудь гуляли лунной ночью? Видели, как блестит река при луне? .. Вот именно,
      цвета лунного серебра! .. Что? Вам не идёт этот цвет?! Не смешите меня! Он идёт всем
      — Не теряйте на неё время, — сказал Веня. — Позвоните лучше Исидору Андриановичу. Он прибежит сюда без шляпы!
      Матильда Семёновна набрала новый номер.
      — Если мы не продадим шубку за четыре куска, считайте меня идиотом! — не без торжественности сказал Веня.
     
     
      Новелла о преуспевающем СТОМАТОЛОГЕ
     
      Глава вторая
      СТОМАТОЛОГ-НАДОМНИК. ЖЕРТВА ШТАПЕЛЯ. НИКЕЛИРОВАННОЕ БОЖЕСТВО. КОНСЕРВИРОВАННЫЙ ДЫМ. МАНЁВРЫ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
     
      лаша, домработница Исидора Андриано-вича, сорокалетняя женщина с лицом плоским и жирным, как блин, никак не могла привыкнуть к звонкам. Они отравляли ей жизнь, с утра дребезжал будильник. Затем наступала очередь электрифицированного колокольчика у входной двери. Потом начинал названивать истерик телефон. Вечером, когда приходила молодёжь коммунальной квартиры, он звонил не переставая. Это приводило в ярость Глашу. К 12 часам ночи она накалялась добела. Впрочем, и днём она дымилась от негодования. Никто, кроме неё, не подходил к телефону. Добрую половину своего рабочего времени она проводила в беготне от телефона к входной двери.
      К Исидору Андриановичу Бадееву, зубному врачу-надомнику, густо шли пациенты. Они валили косяком. Порой Глаше казалось, что весь город терзается от зубной боли. На пути к двери Глаша осыпала будущего пациента проклятиями, из которых самыми безобидными были: «Чтоб у тебя скулы повылазили!», «Чтоб ты зубами землю грыз!», «Чтоб тебе в десну инфекция попала!»
      У Исидора Андриановича лечились командировочные. Забегут, начнуть молить:
      — Доктор, помогите! Мне завтра на коллегии отчитываться!
      — М-да, коллегия вам в зубы смотреть не станет, — острил доктор.
      Он не спеша извлекал из стеклянного шкафчика свой пыточный инструментарий, закатывал рукав халата, обнажая волосатую ширококостную руку молотобойца.
      Ещё лечились у Бадеева обеспеченные старухи в траурных мантильях времён «Торгсина» и таких же прюнелевых туфлях. Старухи даже на врачебном кресле не снимали соломенных шляпок с пришпиленными к ним пыльными букетиками искусственных цветов. Пыльные старухи не доверяли поликлинике. Ведь у тамошних врачей не было такой холёной остроконечной мушкетёрской бородки, перстня на левом мизинце и величественных манер.
      Со старухами Исидор Андрианович был отменно любезен. Лишь иногда он говорил с лёгкой укоризной в голосе:
      - — Так, голубушка, у нас дело не пойдёт. Вы сомкнули челюсти. Вы закрыли их, как сейф. Будьте благоразумны, дорогая.
      Клиентка трусливо разжимала зубы, и вскоре раздавались её стоны, тонкий старушечий плач, прерываемый ласковым голосом Бадеева:
      — Мужайтесь, дорогая. Не цепляйтесь за свои корни?
      Вечерами Глаша выносила на помойку отходы стоматологического производства: удалённые зубы, отслужившие свой век коронки, кусочки гипса, окровавленные тампоны.
      — Живодёр! — возмущалась дворничиха Хабибу-лина. — Такой тип с человека шкуру соскребёт и папиросу -закурит.
      — Живодёр и есть! — охотно соглашалась Глаша. — Плюну я на ихнее жалованье и ворочусь назад в Тимофеевку.
      — Ворочайся, — говорила дворничиха. — Что ты у этого костолома не видела?
      — Не нравится мне ихняя квартира. Цельный день он людям скулы наизнанку выворачивает.
      — Эсэсовец, — говорила дворничиха.
      ~ Эсэсовец и есть, — подтверждала Глаша. — Весь день в квартире мужики стонут, бабы ревмя ревут. Сердце обрывается. Поверишь, за десять лет никак привыкнуть не могу!
      — А ты не привыкай. Зачем на них здоровье кладёшь? Пусть его мадам тряпкой помахает.
      — Она помахает. Дождись! Нет, не буду я больше жить у них. Не нужно мне ихних подарков. Пойду на фабрику имени Бабурина. Дадут мне белый халат, буду конфеты в цеху заворачивать.
      — Уйди! — говорила дворничиха. — Понапрасну ты у них жизнь губишь.
      — Дождутся они, что уйду. В молочный бар пригла-
      шают, подавальщицей. Обратно же в кафетерий. А то и на вертикальную стенку.
      — Это что за стенка?
      — В парке. В павильон «Гонки по вертикальной стене» сторож требуется
      Каждое утро по дороге в магазин Глаша внимательно прочитывала многочисленные объявления о найме рабочей силы. Они распаляли её мстительное воображение. Сколько-раз она мысленно рисовала себе полную сладостного драматизма сцену ухода от Бадеевых. Вот она появляется в столовой в момент утреннего чаепития:
      — До свидания, дорогие хозяева, говорит она. — Уезжаю я, стало быть, в Тимофеевку. (Иногда, в зависимости от объявлений «Горсправки», менялось место работы, и коронная фраза Глаши звучала так: «Ухожу я от вас, дорогие хозяева, в трамвайдепо, в магазин «Плодоовощь» )
      Тут поднимаются вопли, хозяйка падает в обморок. Исидор Андрианович униженно трясёт холёной бородкой и молит во имя всех святых не покидать их. Глаша же, бросив на стол договор, быстро выходит из комнаты.
      Но это были только видения, зыбкие как мираж. К ненавистному месту Глашу накрепко привязывали вещи. Она копила их, как нумизмат редкие монеты. В трёх деревянных чемоданах хранились отрезы: ситцевые, штапельные, суконные, вискозные. Под нафталиновой прослойкой лежали шерстяные кофточки, юбки, бельё. Подобно некоторым коллекционерам, она не пользовалась своими сокровищами. Вещи грели её душу и тело заочно.
      Исидор Андрианович умело разжигал Глашину страсть. Каждый праздник она получала подарок. И эти будто свалившиеся с неба дешёвые штапельные отрезы пришвартовывали Глашу к дому Бадеевых крепче, чем манильские канаты. То было сладкое рабство. Надёжный тряпичный плен!
      Исидор Андрианович тоже был пленником. Его душу полонила прекрасная бежевая «Волга». С тех пор, как она появилась под окнами бадеевской квартиры, стоматолог потерял покой и ООН.
      Исидор Андрианович никого не подпускал к своему никелированному божеству. Он молился ему в одиночестве. Он приносил ему жертвы. Он мог часами лежать меж колёсами, подвинчивая гайки и подтягивая рессоры. Стоматолог не уставал мыть, чистить, протирать, смазывать бежевую красавицу. Он готов был слизывать грязь с баллонов.
      Больше всего Исидор Андрианович боялся потерять своё божество. Всюду ему мерещились похитители автомобилей. С нездоровым любопытством он выслушивал страшные байки из беспокойной жизни владельцев машин. То был леденящий душу уголовно-автомобильный фольклор. Чего только не случается на белом свете! У одного несчастного угнали новенькую «Волгу», пока он менял деньги, чтобы выпить стакан газированной воды с клюквенным сиропом.
      Другой припрятал «Москвича» в самодельном железном гараже под семью секретными замками. Как-то утром он пришёл проведать своего любимца. И — о ужас! Замки — на месте, машины нет! Оказывается, ночью подъехал кран, поднял в воздух гараж, и наглые злоумышленники преспокойно вывели «Москвича».
      Третий хранил всю зиму свою «Победу» иод брезентом. Весной он открыл брезент и что бы вы думали? Вместо вишнёвой стояла синяя «Победа» с шашечным орнаментом л о бортам!
      — Зачем же ворам было менять машину? — лязгая зубами от страха, спросил стоматолог.
      — Наивный вы человек. Уголовный розыск искал украденное такси, а в это время злоумышленники спокойно продали вишнёвую «Победу»!
      Исидор Андрианович слыл человеком действия. Он заблаговременно принял меры. На руль были навешаны два хитроумных замка, сработанных одним перековавшимся медвежатником, ныне продавцом ёлочных игрушек. Меха-ник-левак разработал для него сложную систему блокировки. Стоило вору проникнуть в машину, как начинал гудеть клаксон. Он ревел безостановочно во всю мощь своей механической глотки. Не мог злоумышленник и завести машину, не зная секрета. Даже если бы похитителю удалось сдвинуть её с места, радоваться было преждевременно. Вора ждал новый сюрприз. Машина шла рывками, останавливаясь через каждые два метра, как стреноженная лошадь. Был -и ещё один секрет.., Словом, чтобы отключить систему блокировки, рассекретить машину и выехать
      со двора, самому хозяину требовалось не меньше двух часов. Но и это показалось Исидору Андриановичу мало.
      Однажды бессонной ночью, когда, лёжа в постели, он тревожно прислушивался к шорохам, доносившимся со двора, у него возникла оригинальная мысль. Он установит в кабине капкан! Утром, чуть свет, стоматолог поехал в охотничье хозяйство. Здесь в обмен на три пломбы он раздобыл «капкан ущемляющий» для отлова волка, росомахи и рыси.
      Исидор Андрианович, повизгивая от счастья, замаскировал охотничий прибор в кабине. Стоматологу не пришлось долго ждать. Как-то впопыхах он забыл о коварной ловушке и сам сунул в неё ногу. Капкан исправно сработал. Исидор Андрианович взвыл не своим голосом. Сбежались родичи и соседи. Они с трудом освободили стоматолога из железного плена.
      Опрапитпись от травмы, Исидор Андрианович продолжал изыскивать контрмеры. Возникла идея дымовой шашки. Что, если коробку с дымообразующей смесью пристроить в кабине. Шашка начнёт действовать, как только злоумышленник заведёт мотор. Чёрный дым, бьющий из кабины, должен насторожить пешеходов и орудовцев.
      Идея была принята на семейном совете. Стоматолог начал искать пиротехника, чтобы наладить производство консервированного дыма
      Для проверки уже действующей систелмы блокировки, стоматолог время от времени проводил манёвры местного значения.
      Роль условного противника играла Глаша. Перед ней ставилась задача в наикратчайший срок проникнуть в машину. Бадеев стоял в сторонке с хронометром в руках.
      Двусторонние учения, равно как и защитные меры, не приносили Исидору Андриановичу желанного спокойствия. Он Продолжал терзаться страхом. Он плохо спал по ночам, то и дело соскакивал с постели, чтобы проверить, на месте ли машина. Да и днём, в часы приёма больных, он ежеминутно подбегал к окну. Вот и сейчас Исидор Андрианович глядел на свою бежевую красавицу, держа в руке стоматологическую иглу. А в это время очередная нафталинная старушка корчилась в кресле с открытым ртом, не понимая, почему мешкает врач.
      Телефонный звонок из комиссионного магазина не вывел его из созерцательного состояния.
      Не отреагировала на звонок и Глаша. Она сидела на кухне, сложив под передником руки, и беззвучно шевелила губами, предаваясь мстительным мечтаниям.
      «Так ухожу я от вас, дорогие хозяева», — мысленно произносила она свою сакраментальную фразу.
      Два повторных звонка тоже не подействовали на Глашу.
      «На вертикальную стенку ухожу», — продолжала она бубнить про себя.
      Лишь после того, как аппарат начал истерически захлёбываться, Глаша не спеша поднялась с табурета и проследовала в коридор.
      — Ах, чтоб вам повылазило! — сказала она вслух, не обращая внимания на дожидавшихся приёма больных.
      — М-да, — протянула она в трубку противным бюрократическим голосом.
      — Мне бы Исидора Андриановича, — пророкотала трубка.
      — - А кто его спрашивают? .. М-дэ Сейчас погляжу, дома ли они.
      Глаша просунула голову в кабинет.
      — Вас Матильда Семёновна требуют. Говорит срочное дело. Вы дома или как?
      Исидор Андрианович начал снимать халат. Старушка заохала.
      — Простите, голубушка, — сказал он. — Форс-мажор! Меня вызывают на консультацию в одну, так сказать, номерную поликлинику Закройте рот, до завтра
      Исидор Андрианович принёс извинения и другим больным. Он поспешил в комиссионный магазин.
      Веня-музыкант встретил его как старого, доброго знакомого,
      — Вы счастливчик, доктор, — сказал он. — Вам безумно везёт!
      — Ещё бы! Я сегодня опять увидел нашу дорогую Матильду Семёновну!
      — Ай, идите вы! — заколыхалась на своём табурете приёмщица. — Комплиментщик!
      — Вы читали сегодня в газетах про одного шофёра? — -
      продолжил свою мысль Веня. — Он купил всего четыре билета денежно-вещевой лотереи и выиграл: наручные часы «Заря», патефон, мотоцикл и холодильник «Север».
      — Если бы мне так повезло, я бы немедленно застрелился, — сказал стоматолог.
      — Вам повезло больше, чем шофёру! Получайте сказочную шубку — королеву зарубежного ширпотреба! — с этими словами Веня метнул на прилавок серебристый нейлон.
      — Вы хотите подарить её мне? Отдать бесплатно?
      — Если не бесплатно, то почти даром!
      Исидор Андрианович внимательно осмотрел шубку. Ощупал и даже понюхал мех. Изучил торговую марку, на которой был изображён королевский пингвин, держащий в клюве кусок нейлона. Стоматолог заставил Матильду Семёновну накинуть шубку на плечи и продефилировать перед иим. Затем начался торг. Обе стороны проявили незаурядное красноречие и эрудицию. Беия-музыкант превозносил до небес красоту, ветрозащитные и теплоизоляционные свойства нейлона. Исидор Андрианович более лестно отзывался о выделанных шкурках овцы, песца, куницы и даже белки.
      — В современных условиях носить белку — то же, что ездить в гости на телеге, — с нескрываемым презрением сказал Веня, очевидно, запамятовав, что час назад он восторженно рекламировал этот мех.
      После длительного, некрасивого и несколько сумбурного торга Веня-музыкант и стоматолог ударили по рукам.
      Посещение комиссионного магазина обошлось Исидору Андриановичу в четыре тысячи рублей. Стоматолог не без сожаления расставался с деньгами. Он был немного расстроен. Прохвост Веня несомненно содрал с него лишнюю тысячу. Уж очень легко достаются деньги этому типу! Стоматологу приходится труднее. Попробуй-ка выбить из старушечьей челюсти тысячу рублей! А этот молодой аферист склёвывает золотые зёрна и ещё ухмыляется.
      Веня протянул манто, аккуратно увернутое в бумагу. Он улыбался, обнажив ровные, хорошо подогнанные зубы.
      «Вот ферт! — подумал Исидор Андрианович. — Ни одного изъяна! Ну, попадись ко мне в руки. Повертишься в моём кресле!»
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
      Глава третья
      ЖЕНИХ ИЗ ЛЕНИНГРАДА. ОТДАЙТЕ МОЮ ДОЧЫ МИКРОИНФАРКТ
      сидор Андрианович не любил жену, род-шШственников. Глашу, соседей, коллег, сокурс-Ш/Ш НИКОВ, земляков — словом, всех окружаю-^VjH^ щих его людей. Любви стоматолога не мог ^ ^^ удостоиться ни один из двух миллиардов девятисот миллионов жителей нашей планеты, если не считать дочери. Дочь он обожал. Он питал к ней самые трогательные, самые нежные отцовские чувства. Ей он и купил нейлоновую шубку.
      Исидор Андрианович с трепетом ждал приезда своей Настеньки. Кажется, совсем недавно она поступала в институт. Только вчера уехала в Ленинград на учёбу. И вот — ¦ нате вам! Дочь геолог, дочь невеста! Какое счастье, что она возвращается в Москву!
      Вернуть родное чадо в столицу было не так-то просто. Исидору Андриановичу безумно повезло. Судьба сослепу бросила в его зубоврачебное кресло корчившегося от боли председателя комиссии по распределению студентов. Командированный в Москву председатель света белого не видел. И тут стоматолог превзошёл самого себя. Он удачно удалил больной зуб, запломбировал два других и снял камень. Он привёл челюсти председателя в такое идеальное состояние, что тот мог бы сжевать брусок легированной стали, будь на то желание. Вместе с зубом Исидор Андрианович вырвал у своего пациента обещание направить дочь на работу в Москву.
      Настенька приехала под вечер. Несмотря на поздний час, в мрачной, затемнённой квартире Бадеевых заиграли солнечные зайчики. После традиционных объятий, поцелуев, беспорядочных расспросов стоматологу был нанесён первый удар.
      — • Папа, я должна сообщить тебе одну важную новость, — сказал Настенька.
      Глядя на откровенно счастливое лицо дочери, Исидор Андрианович почувствовал, что у него сжалось сердце.
      — Только не пугайся, папочка, — заспешила Настенька. — Он хороший парень. Я люблю Владика уже давно, целых полгода!
      — Какой парень? Что за Владик? — ещё больше испугался стоматолог.
      — Владик — это мой жених!
      Наступила нехорошая пауза. Исидор Андрианович опёрся волосатой рукой о край стола. Железная его длань постыдно дрожала.
      — Хорошо, — сказал он. • — Спасибо!
      Жена стоматолога Раиса Фёдоровна на всякий случай заплакала.
      — Ты что, не могла обождать? — линялым голосом спросил Исидор Андрианович. — Тебе было невтерпёж?
      — ¦ Но если я его полюбила
      — Полюбила! Десять тысяч раз ты ещё могла полюбить!
      — Погуляй, дочка, на воле! Не суй голову в ярмо! — запричитала Раиса Фёдоровна. — Поживи в своё удовольствие.
      — Такие молоденькие! — поддакнула Глаша.
      — Что за спешка?! Тебе негде было жить? Нечего было есть?! Ты старая дева?! — закричал Исидор Андрианович.
      — Он богатый, — догадалась Глаша.
      — Как вам не стыдно, Глаша! — покраснела Настенька. — Он такой же студент, как и я!
      — Студент? Понятно! Одна пара брюк, дырявый макинтош и полуботинки на все случаи жизни, — с нескрываемым сарказмом сказал стоматолог. — Лучшего и желать не надо!
      Исидору Андриановичу не пришлось размусоливать свои переживания. Раздался звонок, и Глаша, чертыхаясь, пошла открывать дверь.
      В комнату вошёл высокий нескладный парень в стареньком, хорошо промытом ленинградскими дождями плаще.
      — Это мой Владик! — сказала Настенька, исторгая из глубин своего существа волны любви и света.
      Парень вытер запотевшие очки, и его милое и некрасивое лицо изобразило крайнюю степень смущения.
      Стоматолог тяжело поднялся со стула. Небрежно кивнув в сторону парня, он сказал Глаше:
      — Вечерний приём сегодня отменяется.
      — Ac острой болью? — спросила поднаторевшая в зубоврачебных делах Глаша.
      — С болью? — переспросил Исидор Андрианович с трагической усмешкой. — -А как быть с моей болью? Какой врач её снимет? Не знаешь, Глаша?
      Он пошёл в кабинет, тяжело волоча ноги.
      — Я подумаю, Настенька, — сказал он в дверях.
      Стоматолог думал неделю. Внешне жизнь семьи Бадеевых шла своим чередом. Стонали пыльные старушки, Исидор Андрианович пересчитывал захватанные десятки. Чертыхалась Глаша. Как-то вечером опять пришёл Владик. Стоматолог демонстративно удалился в свой кабинет. Он вышел оттуда лишь час спустя. Исидора Андриановича шатало.
      — Украли! — сказал он Владику. — Увели!
      Владик страшно смутился.
      — Поверьте, Исидор Андрианович, — начал было он. —
      Я
      — Единственное счастье, единственную радость украли!
      — Папочка, меня никто не крал! — воскликнула Настенька.
      — Машину украли! — рявкнул стоматолог и, схватившись за сердце, повалился па диван.
      Через две недели Глаша сделала для дворничихи обстоятельный доклад о событиях в доме зубного врача.
      — Как он, значит, на диван повалился, так и не встал!
      — Придуривается, — поставила диагноз дворничиха.
      — Понаехали врачи. Небольшой, говорят, инфархт.
      — Неужто помрёт?
      — Нет, уже вставать начал.
      — Я же говорю: придуривается. А Настенька как?
      — Уезжает. «Не хотим, говорит, папа жить в Москве. Не нужна нам ваша квартира »
      • — Не с руки, значит
      — Ага, неподходяще. В Сибирь уезжают. Дескать, для ейного Владика работа там самая наилучшая. Дескать, там он развернётся у полную силу, а здесь ему развороту не будет.
      — Молодой, молодой, а деньгу, видать, любит!
      — А как же иначе! И, дескать, ей «адобно в Сибири жить — в тундре каменья искать «Там, говорит, папа, ра-
      бота меня внутренне удовлетворяет, а тут не удовлетворяет. ..»
      — . Стало быть, тоже свой рубль ищет! А как он, живодёр?
      — Не спрашивай! Как про каменья услышал, так у него язык отнялся. Сидит, ушами двигает. ..
      — Переживает, значит!
      — Страсть как переживает. Он ей и так и этак: здесь вам и комната, и отопление, и освещение, и родители, и богатство, а она головой мотает
      — Отделиться хотят
      — Я ей и то говорю: как же ты, Настенька, у тундре жить будешь, может, там манафактуры и вовсе нет? Не слухает!
      — Своё доказывает
      — Напоследок Исидор Андрианович вынул шубку красоты неопнсуемой! Настенька не берёт!
      — Отказывается, значит?
      — «Спасибо, говорит, папа, только такая шубка в тундре будто ни к чему. Не носильная она в тундре вещь!»
      — Ну раз такую вещь не берёт — значит, всё! — заключила Хабибулина.
      Прошла ещё неделя. Настенька и Владик уехали в Сибирь. Исидор Андрианович встал с постели. Машину так и не нашли. Он понёс шубку в комиссионный магазин.
      Веня-музыкант встретил стоматолога без особых почестей. Он не высказал и большого удивления. С деланым равнодушием он распластал нейлоновое диво на прилавке.
      — Не трудитесь. Можете не изучать её. Она ненадёванная, — сказал Исидор Андрианович.
      — Я не столько изучаю, сколько думаю, — ответил Веня.
      — Вы, оказывается, по совместительству ещё мыслитель, — заметил стоматолог.
      Веня пропустил мимо ушей бестактную остроту.
      — Я думаю о том, — сказал он, — во сколько оценить этот заграничный ширпотреб.
      — Выпадение памяти — первый признак склероза, — сказал стоматолог. — Неужели вы запамятовали, что я заплатил вам четыре тысячи!
      — Я никогда ничего не забываю, — сказал Веня. — Просто жизнь идёт вперёд. Ситуация, к сожалению, изменилась. Матильда Семёновна, сколько нам принесли вчера на комиссию нейлоновых шуб?
      — Шестнадцать! — не моргнув глазом, соврала приёмщица.
      — Вот видите! Из-за рубежа приехал какой-то ансамбль песни и пляски. Актрисы начали распродавать шубы. Они узнали, что импортный нейлон не выдерживает наших морозов!
      — Это ужасно! — сказал стоматолог. — И что вы предлагаете?
      — Мы можем теперь оценить эту вещь только в три с половиной тысячи рублей.
      — Побойтесь бога, Веня! Вы расцениваете свою байку про ансамбль в пятьсот рублей? Не слишком ли это дорого?
      — Какая байка! Это же факт — начал было Веня.
      — Слушайте, дорогой! — сказал серьёзно стоматолог. — Жизнь больно ударила меня. У меня увели машину. У меня украли дочь. У меня большая душевная травма. Но я ещё не стал сумасшедшим. Я не созрел для палаты номер шесть. Я нормальный.
      — Я не понимаю, как можно переживать из-за каких-нибудь пятисот рублей?
      — Я всегда переживаю, когда у меня хотят отнять деньги. Такой уж у меня характер. Заверните шубку — и закончим этот глупый разговор!
      — Боже мой, какой вы принципиальный! — сказала Матильда Семёновна, посылая стоматологу одну из лучших своих улыбок.
      — Ладно, — сказал Веня. — Не будем терять дружбу из-за денег. Я на вас не в обиде. Как говорит восточная пословица: лучше пощёчину от друга, чем хлеб от врага! Матильда Семёновна, выпишите квитанцию на четыре тысячи!
      — Вы рискуете, Вениамин Павлович, — на всякий случай сказала Матильда Семёновна. — У вас из-за этой шубки могут быть неприятности.
      — О да! Он рискует, — рассмеялся Исидор Андриано-вич. — Он рискует заработать ещё несколько сот рублей!
      — Ай, идите вы! — заколыхалась на своём табурете приёмщица. — У нас же государственная организация!
      Когда стоматолог ушёл, Веня быстро затолкал шубку под прилавок. Матильда Семёновна начала обзванивать клиентуру, сообщая о новой книге в изящном переплёте цвета лунного серебра.