|
СОДЕРЖАНИЕ
Б. Шергин, Былины «Об Авдотье Рязаночке»
и «О Сухмане Непровиче» 4
ОБ АВДОТЬЕ РЯЗАНОЧКЕ 7
О СУХМАНЕ НЕПРОВИЧЕ 23
Былины «Об Авдотье Рязаночке» и «О Сухмане Непровиче» воспевают стойкость и героизм русских людей, мужественно боровшихся с татаро монгольскими поработителями.
К ЧИТАТЕЛЯМ
Автор этой книги Борис Викторович Шергин родился в Архангельске в 1896 году. На берегах Белого моря прошли и детство, и юность, и молодость автора. Он вырос в трудовой семье. Отец, коренной помор, был корабельным мастером, строил морские парусные суда. Б доме у Шергиных часто бывали старые мореходцы, архангельские поморы. Борис Викторович любил слушать их рассказы.
Б юности будущий писатель часто слушал и пение былин. Эти древние сказания передавались устно, без книг и без записи, от отцов к детям, от дедов к внукам. «Эти былины,— рассказывает Борис Викторович,— нам, ребятам, нетрудно было запоминать, потому что самая речь архангельских поморов сродни была красовитому языку былин и сказок».
И рассказы бывалых людей, и былины Б. Шергин запомнил на всю жизнь. Впоследствии они составили основу его литературных произведений.
Печатать свои рассказы Борис Викторович начал с 1916 года. Им написано около десятка книг: «У Архангельского города», «У корабельного пристанища», «Приключения Шиша Московского», «Архангельские новеллы», «Поморщина — корабельщина» и др.
В 1957 году в Детгизе вышла книга Б. Шергина «Поморские были и сказания».
БЫЛИНЫ «ОБ АВДОТЬЕ РЯЗАНОЧКЕ» И «О СУХМАНЕ НЕПРОВИЧЕ»
«В солнце знаменье страшное, в полночь звёзды хвостатые, перед зорями земля тряслась. Шла Орда на Святую Русь». Так начинается былина о татарском нашествии. Орда — монголо-татарские полчища — двинулась на Русскую землю с востока в тринадцатом столетии. В 1240 году «злы татаро-ве» сожгли Киев, жителей увели в полон. Та же участь постигла Тверь, Рязань, Москву. Русский народ сопротивлялся отчаянно: «Пели стрелы калёные, гремели копья долгомерные, падали татарове труп на труп » И всё же Орда наступала на Русь, покоряя одно за другим раздробленные русские княжества, заставляя русских князей платить дань татарскому хану. Но душа русского народа была непокорна и голова непоклонна. То одна, то другая область ополчалась против ненавистного ига. Орда опять опрокидывалась на Русь, опять текли кровавые реки
Русь свергла татарское иго только тогда, когда объединилась под знаменем великого княжества Московского.
о бедственных временах татарщины правдиво рассказано в древних наших летописях. Память о них звучит и в народных песнях, и в былинных напевах, то величавых, то заунывных. В образе могучего богатыря Ильи Муромца народ воплотил мужество, силу и волю к победе русского воинства.
Во времена татарщины русские матери и жёны не то что плакали, а в слезах плавали. Плачет и «рязанская баба» Авдотья, увидев вместо города пепелище. Однако плачет недолго. Она идёт в дальний поход, в Орду, чтобы вызволить взятых в плен муяса, сына и брата. Простая русская женщина, Авдотья, которая всю жизнь пряла, ткала, мыла и стирала, когда пришёл грозный час, показала великую силу души. Вот стоит она перед страшным царём татарским — маленькая, в лапотках,— а кругом Орда, мечи, копья. На устах её не страх, а грозное слово: «Я пришла с тобою, царь, судиться!» И царь татарский, поражённый мужеством Авдотьи, которая шла в Орду целый год одна-одинёшенька по страшной дороге, терпела голод и холод, отпускает с ней на Русь не только родных, но и весь рязанский полон.
Герой былины «О Сухмане Непровиче» — сын реки и, совершив подвиг на пользу людям, сам становится рекой.
Народ не сомневался, что даже природа ненавидит врагов. В былине о Сухмане река Непра неутомимо размывает мосты и переходы, по которым татары хотят переправиться на русский берег.
В этой былине отразились удивительные понятия наших предков об окружающем их мире. И солнце, и ветер, и река, и деревья представлялись нашим праотцам суш;ествами живыми, готовыми при случае помочь человеку.
Б. Шергин
ОБ АВДОТЬЕ РЯЗАНОЧКЕ
Начинается доброе слово
Про Авдотью-жёнку, Рязанку.
Дунули буйные ветры,
Цветы на Руси увяли.
Орлы на дубах закричали.
Змеи на горах засвистали.
Деялось' в стародавние годы.
Не от ветра плачет сине море.
' Деялось — происходило.
Русская земля застонала.
Подымался царище татарский
Со своею Синею ордою
С пожарами, со смертями.
Города у нас на дым пускает,
Пепел конским хвостом разметает,
Мёртвой головой по земле катит.
И Русь с Ордой соступилась,
И были великие сечи
Кровавые реки пролилися.
Слёзные ручьи протекали.
Увы тебе, стольный Киев!
Увы, Москва со Рязанью!
В старой Рязани плач с рыданьем:
Носятся страшные вести.
И по тем вестям рязанцы успевают.
Город Рязань оберегают:
По стенам ставят крепкие караулы,
В наугольные башни — дозоры.
Тут приходит пора-кошенина'.
Житьё-то бытьё править надо.
Стрелецкий голова' с женою толкует.
Жену Авдотью по сено сряжает:
— Охти мне, Дунюшка-голубка,
Одной тебе косить приведётся,
съездить тебе в три недели.
' Синяя орда — прозвище одного татарских племён времён нашествия татар на Русь.
' Соступйлась — сошлась.
' Кошенина — время покоса, когда :5а1'отовляют сено.
' Стрелецкий голова — памальпик над отрядом стрельцов, охраняющих город или крепость.
А мне нельзя от острога' отлучиться,
Ни брата твоего пустить с тобою,
Чтобы город Рязань не обезлюдить.
И Авдотья в путь собралася,
В лодочку-ветлянку' погрузилась.
Прощается с мужем, с братом,
Милого сына обнимает:
— Миленький мой голубочек.
Сизенький мой соколик,
Нельзя мне взять тебя с собою:
У меня работа будет денно-нощна,
Я на дело еду скороспешно.
После этого быванья'
Уплыла Авдотья Рязанка
За три леса тёмных.
За три поля великих.
Сказывать легко и скоро.
Дело править трудно и долго.
Сколько Авдотья сено ставит.
Умом-то плавает дома:
«Охти мне, мои светы.
Всё ли у вас по-здорову?»
А дни, как гуси, пролетают.
Тёмные ночи проходят.
Было в грозную ночку —
От сна Авдотья прохватилась.
' Острог — деревянная крепость в городе.
' Ветлянка — лодка, прошитая корнями ветлы — ивы. Такое крепление было прочнее железного.
' Быванье — происшествие, событие.
В родимую сторонку взглянула:
Над стороной над Рязанской
Трепещут пожарные зори
Тут Авдотья испугалась:
— Охти мне, мои светы!
Не наша ли улица сгорела? —
А ведь сена бросить не посмела:
Сухое-то кучами сгребала,
Сучь'ём суковатым пригнетала,
Чтобы ветры-погоды не задели.
День д' ночь работу хватала.
Не спал', не пила, не ела.
Тогда в лодчонку упала.
День да ночь гребла, не отдыхала.
Весла из рук не выпускала.
Сама себе говорила:
— Не дрожите, белые руки.
Не спешите, горючие слёзы! —
Как рукам не трястися.
Как слезам горючим не литься?
Несёт река головни горелы.
Плывут человеческие трупы.
На горах-то нет города Рязани,
Нету улиц широких.
Нету домовного порядка.
Дымом горы повиты,
Пеплом дороги покрыты.
на пеплышко Авдотья выбредала,
Среди городового пепелища
Сидят три старые бабы,
По мёртвым кричат да воют.
Клянут с горя небо и землю.
Увидели старухи Авдотью:
— Горе нам, жёнка Авдотья!
Были немилые гости.
Приходил царище татарский
Со своею Синею ордою,
Наливал нам горькую чашу.
Страшен был день тот и грозен.
Стрелы дождём шумели.
Гремели долгомерные' копья.
Крепко бились рязанцы,
А татар не могли отбити.
Города Рязани отстояти.
Убитых река уносила.
Живых Орда уводила.
Увы тебе, ясенка Авдотья,
Увы, горегорькая кукуша!
Твоё тёплое гнёздышко погибло,
Домишечко твоё раскатилось.
По камешку печь развалилась.
Твоего-то мужа и брата.
Твоего-то милого сына
В полон увели татары!
И в те поры Авдотья Рязанка
Зачала лицо своё бити.
Плачем лицо умывати,
Она три дня по пеплышку ходила.
Страшно, ужасно голосом водила.
' Долгомерный — долгий мерою, то есть длинный.
В ладони Авдотьюшка плескала,
Мужа и брата кричала,
О сыне рыдала неутешно.
Выплакала все свои слёзы.
Высказала все причитанья.
И после этого быванья
Вздумала крепкую думу:
— Я пойду вслед Орды, вслед татарской.
Пойду по костям по горелым.
По дорогам пойду разорённым.
Дойду до Орды до проклятой.
Найду и мужа и брата.
Найду своего милого сына!
Говорят Авдотье старухи:
— Не дойти тебе Орды за три года.
Пропадёшь ты, жёнка, дорогой.
Кости твои зверь растащит.
Птицы разнесут по белу свету.
Говорит Авдотья старухам:
— То и хорошо, то и ладно!
Дожди мои косточки умоют.
Буйные ветры приобсушат.
Красное солнце обогреет.
Говорят Авдотье старухи:
— В Орде тебе голову отымут.
Кнутом тебе перебьют спину.
— Двум смертям не бывати,
А одной никому не миновати! —
И пошла Авдотья с Рязани:
Держанный на плечах зипунишко'
На ногах поношены обутки.
И поминок' добыла своим светам:
Пояса три да три рубахи.
— Найду их живых или мёртвых,
В чистые рубахи приодену.
Шла Авдотья с Рязани,
Суковатой клюкой подпиралась.
Шла она красное лето.
Брела она в грязную осень.
Подвигалась по снегу, по морозу.
Дожди её насекают'.
Зимние погоды заносят.
Страшно дремучими лесами:
В лесах ни пути, ни дороги,
Тошно о лёд убиваться.
По голому льду подаваться.
Шла Авдотья с Рязани.
Шла к заре подвосточной,
Шла в полудённые страны.
Откуда солнце восходит.
Смену несла своим светам:
Три пояска да три рубахи.
Шла, дитя называла.
' Зипун — кафтан крестьянского сукна с большим воротником.
' Поминок — памятный подарок.
' Насекают — секут, стегают.
Мужа и брата поминала.
Тогда только их забывала.
Когда крепким сном засыпала.
Шла Авдотья близко году.
Ела гнилую колоду.
Пила болотную воду.
До песчаного моря доходила.
Идут песчаные реки.
Валится горючее каменье.
Не видать ни зверя, ни птицы;
Только лежат кости мёртвых.
Радуются вечному покою.
В тлящих' полуденных ветрах,
В лютых ночных морозах
Отнимаются руки и ноги.
' Тлящий — растлеваюпщй, разрушающий.
Уста запекаются кровью.
И после этого быванья
Веют тихие ветры.
Весна красна благоухает.
Земля цветами расцветает.
Жёночка Авдотья Рязанка
На высокую гору восходит.
Берега небывалые видит:
Видит синее широкое море,
А у моря Орда кочевала.
За синими кудрявыми дымами
Скачут кони табунами.
Ходят мурзы-татаре'
Ладят свои таборы-улусы'.
Тут-то Авдотью увидали,
Врассыпную от неё побежали:
— Алай-булай, яга-баба!
— Алай-булай, привиденье! —
Голосно Авдотья завопила:
— Не бегайте, мурзы-татаре!
Человек я русского роду.
Иду в Орду больше году.
Чтобы вашего царя видеть очи.
И в ту пору, и в то время
Авдотью к царищу подводят.
Блестят шатры золотые.
Стоят мурзы на карачках
Виньгают в трубы и в набаты.
Жалостно в роги играют.
Своего царища потешают.
Сидит царище татарский
На трёх перинах пуховых.
На трёх подушках парчовых.
Брови у царища совины.
Глаза у него ястребины.
Усмотрел Авдотью Рязанку,
Заговорил цариш,е, забаял:
— Человек ты или привиденье?
По обличью ты русского роду.
Ты одна-то как сюда попала?
' Мурзы, мурзы-татаре, мурзы-уланые — так называли русские татарских начальников.
' Улусы — кочевые стойбища татар.
Ты не рыбою ли реки проплывала.
Не птицей ли горы пролетала?
Какое тебе до меня дело? —
И жёнка Авдотья Рязанка
Его страшного лица не убоялась:
— Ты гой еси царище татарский,
Человек я русского роду.
Шла к тебе больше году.
' Гой еси — зто словосочетание употребляется в былинах как заздравный клич. Гоить — жить, здравствовать.
Сквозь дремучие леса продиралась,
О голые льды убивалась,
Голод и жажду терпела,
От великой нужды землю ела.
Я шла к тебе своей волей,
У меня к тебе обидное дело:
Приходил ты на Русь со смертями,
С пожарами, с грабежами.
Ты разинул пасть от земли до неба.
Ты Рязань обвёл мёртвою рукою.
Катил по Рязани головнёю.
Теперь ты на радости пируешь
на то царище рассмехнулся:
— Смело ты, жёнка, рассуждаешь.
Всего меня заругала!
Не слыхал я такого сроду.
А не будем с тобою браниться.
Давай, Рязанка, мириться.
Какое тебе до меня дело? —
Говорит Авдотья Рязанка:
Ты увёл в полон моего мужа и брата.
Унёс моего милого сына.
Я ночью и днём их жалею.
Покажи их живых или мёртвых.
Я одену их в чистые рубахи.
Поясами их опояшу.
Покричу над ними, поплачу.
Про запас на них нагляжуся.
И царь на Авдотью дивится:
— Орда молодцов видала.
Такого образца не бывало?
Не князь, не посол, не воин —
Жёночка с Рязани, сиротинка.
Перешла леса и пустыни.
Толкучие горы перелезла.
Бесстрашно в Орду явилась
Гой вы, мурзы-татаре.
Приведите полоняников рязанских.
Пущай Авдотья посмотрит.
Жив ли муж её с братом.
Тут ли её милое чадо!
И полон рязанский приводят,
И Авдотья видит мужа и брата.
Живого видит милого сына.
И не стрела с тугого лука спрянула.
Не волна о берег раскатилась,
С семьёй-то Авдотьюшка свидалась.
Напали друг другу на шею.
Глядят, и смеются, и плачут.
Говорит царище татарский:
— Жалую тебе, Авдотья,
За твоё годичное хожденье:
Из троих тебя жалую единым.
Одного с тобою на Русь отпущаю,
Хочешь, бери своего мужа.
Хочешь, бери себе сына,
А хочешь, отдам тебе брата.
Выбирай себе, Рязанка, любого.
И в ту пору и в то время
Бубны, набаты замолчали,
Роги и жалейки перестали.
А жёнка Авдотья Рязанка
Горше чайцы морской возопила:
— Тошно мне, мои светы!
Тесно мне отовсюду!
Как без камешка синее море.
Как без кустышка чистое поле!
Как я тут буду выбирати.
Кого на смерть оставляти?!
Мужа ли я покину?
Дитя ли своё позабуду?
Брата ли я отступлюся?..
Слушай моё рассужденье.
Не гляди на мои горькие слёзы:
Я в другой раз могу замуж выйти.
Значит, мужа другого добуду.
Я в другой раз могу дитя родити,
Значит, сына другого добуду.
Только брата мне не добыти.
Брата человеку негде взяти
Челом тебе бью, царь татарский.
Отпусти на Русь со мною брата!
И в то время жёнка Рязанка
Умильно перед царищем стояла.
Рученьки к сердцу прижимала.
Не мигаючи царю в очи глядела.
Только слёзы до пят протекали.
Тут не на море волна прошумела,
Авдотью Орда пожалела.
Уму её подивилась.
И царище сидит тих и весел.
Ласково на Авдотью смотрит.
Говорит Авдотье умильно:
— Не плачь, Авдотья, не бойся.
Ладно ты сдумала думу.
Умела ты слово молвить.
Хвалю твоё рассужденье.
Славлю твоё умышленье.
Бери себе и брата и мужа.
Бери с собой и милого сына.
Воротися на Русь да хвастай.
Что в Орду не напрасно сходила.
На веках про Авдотью песню сложат.
Сказку про Рязанку расскажут
А и мне, царищу, охота.
Чтобы и меня с Рязанкой похвалили.
Орду добром помянули.
Гей, рязанские мужи и жёны.
Что стоите, тоскою покрыты?
Что глядите на Авдотьину радость?
Я вас всех на Русь отпущаю,
Гей, жёнка Авдотья Рязанка!
Всю Рязань веди из полону,
И будь ты походу воевода.
И в те поры мурзы-татаре
Своего царища похваляют,
Виньгают в трубы и в роги,
Гудят в набаты, в бубны.
И тут полоняники-рязанцы
Как от тяжкого сна разбудились,
В пояс Орде поклонились.
Молвили ровным гласом:
— Мир тебе, ордынское сердце.
Мир вашим детям и внукам!
И не вешняя вода побежала.
Пошла Рязань из полону.
Понесли с собой невод и карбас'
Да сетей поплавных — перемётов,
Чем, в дороге идучи, питаться.
' Карбас. — Имеется в виду речной карбас — гребное, беспалубное, парусное судно.
Впереди Авдотья Рязанка
С мужем, с братом и с сыном.
Наряжены в белые рубахи.
Опоясаны поясами.
После этого быванья
Воротилась Рязань из полону
На старое своё пепелище.
Житьё своё управляют.
Улицы ново поставляют.
Были люди, миновались.
Званье, величанье забывалось.
Про Авдотью память осталась,
Что Авдотья Рязанка
Соколом в Орду налетала.
Под крылом Рязань уносила.
О СУХМАНЕ НЕПРОВИЧЕ
У кануна у праздника
Угощает князь Сеславьевич
Свою дружину хоробрую'.
Ходит чаша рядовная.
Гости пьют, похваляются
Кто могутною силою.
Кто красой молодецкою.
' Канун (греч. капоп) — день, предшествующий празднику.
' Хоробрую — храбрую.
А Сухман-то Непровьевич
Испивает по-малёхоньку.
Говорит по-редёхоньку.
Князь по гридне' похаживает,
У Сухмана выспрашивает:
— Что сидишь не улыбнешься?
Али чара шла не по ряду?
Али место не по отчине?' —
Ответ держит молодой Сухман:
— Та и чаша чиновная,
Я котору ко устам несу.
То и место степенное,
На котором я сижу.—
Говорит князь Сеславьевич:
— Не спесиво ли высловил,
А не хвастливо ли вымолвил?
Ты о чём ладишь хвастати?
Богатырской ли силою
Али красой молодецкою? —
Ответ держит молодой Сухман:
сила не вам чета.
Моя красота не вам ровня.
А похвастаю силою:
Оснастишь ты, князь Сеславьевич,
Боевые лодьи мерные'.
' Гридня — здесь: комната для приёма гостей.
' Место не по отчине.— На пирах, на собраниях были места почтенные, средние и низкие. По обычаю, сын занимал то место за столом, где сидел его отец.
' Лодьи мерные.— Мерными лодьями названы здесь суда, размер которых позволил грузить на них и вооружённых воинов и лошадей.
Зайдёшь в лодьи с дружиною.
Со конями, со сбруями,
я лодьи те повыздыму'
Во синё море вынесу.
А в мою-то во красоту
Поглядит солнце красное.
Полюбуются звёзды частые.—
Говорит князь Сеславьевич:
— Нам догадку высказываешь.
Нам загадку загадываешь.
То ведь кудесы' заветные.
То волшба хитромудрая,
Веш;им бабам показана.
Старикам заповедана.
А твои возрасты ранние.
Твои степени молодшие.
Дам тебе службу сверстную'.
' Повыздыму — подниму (от глагола «вздымать»).
' Кудёсы — волшебство, чародейство.
' Свёрстную — подходящую по возрасту, по годам.
Ты сгуляй ко Непре-реке,
Настреляй гусей-лебедей.
Серых малых утёнышей
Во дворы-ти во княжие.
Нам в потребы домовные.—
А и Сухман не ослышится.
Он и едет Непрой-рекой,
На реку-то дивуется,
У реки-то выспрашивает:
— Гой ты, мати Непра-река,
Что течёшь не по-старому?
Что волной разгулялася.
Во песках замутилася? —
Отвечает Непра-река:
— Мне ведь как не мутитися,
Во песках не мешатися?
К моему-то ко берегу,
С полудённую сторону.
Подошли злы татаровья.
Семь полков, орда Синяя.
Они мосты-то вымащивают.
Через меня-то, Непру-реку,
Переходы выкладывают.
Что они в день-то повымостят,
Что во дни-то повыстроят.
То я ночью повырою.
То я ночью повымою.
я из сил-то повыбилась
А идут-то татаровья
Ко княжому ко городу.
Ладят город на дым пустить.
Старых-малых повыгубить.—
А и тут молодой Сухман
Он и гонит добра коня
В полудённую сторону.
Красно солнце на закате.
Красна солнца не видети.
Что от духу татарского.
Что от поту ордынского.
А и тут молодой Сухман
Он хватал сыр матёрый дуб
Со корнями из берегу.
А не гроза-то накатится
И не туча навалится,
А ударил молодой Сухман
На полки-то татарские.
Он здымал сыр матёрый дуб
Выше плечи могучие.
Он и жахнул' ко западу.
Отмахнул на восточную.
То-то писку татарского.
То-то визгу ордынского!
А и бил молодой Сухман,
Как косец-то траву косил.
А и ложатся татаровья.
Ложатся увалами.
Лежат перевалами.
А и мати Непра-река
Со постели повыстала'.
На Орду-то опружилась.
Она мыла татаровей.
Уносила поганыих
Во поддоны' — желты пески.
' Жахнул — ударил с размаху.
' Со постели повыстала — вышла из берегов. Постель реки — русло реки.
' Поддоны — ямы на дне реки.
То-то ноченька грозная.
То-то ноченька светлая.
Заря-то вечерняя
С зарёю со утренней
Как сестра с сестрой сойдутся.
На заре той, на утренней.
Заходил молодой Сухман
На гору на Окатову.
Он оглядывал к северу,
Отслушивал к западу,
А ни писку, ни голосу,
А ни визгу, ни шороху.
Лежит орда Синяя,
Как трава-то покошена.
А в живых-то осталися.
Остались три татарина.
Они под гору укрылися,
В кусты схоронилися.
А Сухман-то Непровьевич
На горе постаивает,
Сымает золотой шелом.
Расстегнул латы' булатные,
Отирает кровавый пот
По трудех-то великиих.
' Латы — в рыцарском вооружении набор металлических пщтков для защиты груди и спины.
А и три-то татарина
Тянут туги луки.
Пустили три стрелы.
Ударили три стрелы
Во крепку грудь Сухманову,
Во сердце ретивое.
То-то ноченька грозная.
То-то ноченька светлая.
Говорит Непра-река:
— Родимое моё дитятко.
Не вынимай калёной стрелы
Из сердца ретивого!
Дождись зари утренней.
Простись со дружиною.—
А во ту пору-времени
Во своём-то во городе
Не спит князь Сеславьевич,
С дружиною советует:
— Что без ветру река шумит?
За рекой будто гром гремит.
То не туча грозовая.
Не гроза разгулялася,
Тамо сеча кровавая,
Тамо бой-драка великая!
А и нет ли невзгодушки
Над молодым-то Непровичем? —
А и князь со дружиною
На добрых коней падают,
А и гонят Непрой-рекой
В полудённую сторону.
А и тут становилися,
А и тут острашилися:
Круг горы-то Окатовы
Лежит орда Синяя,
Лежат злы татаровья.
Как трава-то покошена.
А и скачет князь с дружиною
На гору Окатову.
Стоит молодой Сухман,
О коня ослоняется'
Говорит таковы слова:
— Здравствуй, князь со дружиною!
Я служил службу раннюю
' Ослоняется — прислоняется, опирается.
По моим малым возрастам.
По молодшим по степеням.
Набил гусей-лебедей.
Серых малых утёнышей.—
Говорит князь Сеславьевич:
ты гой еси, Непровьевич,
Богатырь святорусский!
Мне-ка чем тебя жаловать?
В города ли воеводою
Аль несчётной золотой казной? -
Ответ держит молодой Сухман:
— Уж воеводить мне некогда
И казна стала ненадобна.—
А и тут молодой Сухман
Он правой-то рученькой
Выхватывал калену стрелу
Из своего-то сердечушка
И не белой снежочек пал —
Непрович с ног упал.
Он упал, упал; лежит.
Белый снег на лицо бежит.
Из груди-то Сухмановой
Ударили три ключа.
Три ключа, воды светлые
Во потоки свивалися.
Большой рекой разбежалися.
Объявилась Сухман-река.
От очей-то Сухмановых
По той же Сухман-реке
Объявились два озера.
Воды синие, светлые.
Налетели тут гуси-лебеди.
Серы малы утёныши.
От костей-то Сухмановых
Поднялись круты береги.
От кудрей-то Сухмановых
По той ли Сухман-реке
Верба раскудрявилась.
А от уст-то румяныих
Расцвели цветы алые.
А в красу-то Сухманову,
В воды чистые, светлые
Днём глядит солнце красное,
А в ночи — звёзды частые.
А дошла пора времени.
Оснастил князь Сеславьевич
Боевые лодьи мерные;
На лодьи зашёл с дружинами.
Со конями, со сбруями.
Подымала их Сухман-река,
Понесла во синё море.
|
