Прислала Я. В. Кузнецова.
_______________
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ
Жила на свете девочка, по имени Любаша. Только Любашей её редко звали, а всё больше Любашкой-неряшкой. Такая уж она была неаккуратная.
Однажды Любаша собралась на детский праздник.
Мать завязала ей в волосах большой бант, надела на неё новое платье и наказала беречь и не пачкать. Но Любаша забыла об этом сразу, как только вышла из дому.
Во дворе она поиграла с ребятами в мяч, а потом грязные руки вытерла о новое платье.
Поленилась дойти до калитки, перелезла через забор, зацепилась и оторвала от подола большой лоскут.
Чтобы не опоздать на праздник, побежала по улице бегом и потеряла свой бант...
В большом зале ребят было видимо-невидимо. Одни танцевали. Другие играли в разные игры. Третьи толпились возле пёстрой ширмы, где представляли куклы.
У Любаши разбежались глаза. Что лучше: покружиться с ребятами в хороводе или посмотреть фокусы? Их показывал колдун в остроконечной шапке и плаще,.затканном золотыми звёздами.
Любаша направилась к фокуснику. Но её вдруг остановили ребята. Они окружили Любашу со всех сторон.
— Это Золушка! — показал на неё пальцем мальчишка в синей матроске. — Давайте на спор, что Золушка!
— Нет, это Девочка Чумазая! — перебил его другой.
— Зачем спорить, лучше спросим!
Девочка с двумя короткими толстыми косичками подошла к Любаше поближе:
— Девочка, а девочка, скажи нам, кем ты нарядилась? Мы уже видели здесь Буратино и Красную Шапочку. А про тебя не знаем: Золушка ты, или Девочка Чумазая, или Маша-растеряша?
Любаша удивлённо посмотрела на ребят:
— Я вовсе не Золушка. И не Девочка Чумазая. И не Маша-растеряша. Я — Любаша. И не из книжки, а сама по себе.
Ребята переглянулись:
— Как же так — не из книжки?
— А я знаю! — вдруг крикнул мальчишка в матроске. — Она просто-напросто неряха!
— Любашка-неряшка! Любашка-неряшка! — зашумели ребята.
И откуда только они узнали её прозвище?
Любаша растолкала ребят, подбежала к большому зеркалу. На неё смотрела настоящая замарашка. Одна такая среди всех ребят.
Любаша отвернулась от зеркала и бросилась прочь из этого весёлого, нарядного зала.
Выбежав на улицу, она остановилась и загрустила.
Вдруг на другой стороне улицы Любаша увидела магазин. В его витринах были выставлены разноцветные платья.
Любаша быстро перебежала улицу и вошла в магазин. Там она показала продавцу на первое попавшееся платье:
— Дайте мне вот это.
Молоденький продавец снял платье с вешалки и стал заворачивать в бумагу. Вдруг оно вспорхнуло и, хлопая рукавами, как крыльями, взметнулось в воздух.
Любаша вскрикнула. Молоденький продавец отскочил в сторону. А платье, как большая яркая бабочка, пролетело над ними и само опять наделось на вешалку.
Продавец сделал вид, будто совсем не испугался. Он хотел снова снять платье, но Любаша остановила его.
— Н-не н-надо! — дрожащим голосом сказала она и выбежала на улицу.
Она решила пойти в другой магазин. Там она купит материю, и мама сошьет ей из нее новое платье.
Старичок продавец достал с полки большой кусок материи, отмерил, сколько нужно ситца на платье, и отрезал ножницами. Вдруг отрезанный ситец вырвался у него из рук и пополз по прилавку.
Любаша испугалась. Но старичок продавец даже не удивился.
Ситец полз и полз по прилавку, как огромная разноцветная гусеница, пока наконец не добрался до куска, от которого его отрезали. Тут края ткани соединились, и кусок снова встал на прежнее место, как будто ножницы его и не трогали.
— Я так и знал! — сказал Любаше продавец. — Когда ты вошла, я сразу понял: ситец, наверное, не захочет, чтобы я тебе его продавал.
— Почему не захочет? — спросила Любаша.
— Я много лет работаю продавцом, и такие случаи у меня уже бывали. Как придёт в магазин мальчишка или девчонка в грязном, рваном платье, так материя им нипочём в руки не даётся.
— Что же мне теперь всегда так в этом платье и ходить? — всхлипнула Любаша.
Продавец сдвинул очки на кончик носа и поверх них внимательно поглядел на Любашу.
— Вот что я тебе, девочка, посоветую, — сказал он. — Пойди-ка ты на Ситцевую улицу, где живут Сестрицы-Мастерицы. Как выйдешь из нашего магазина — поверни направо. Вдалеке увидишь мост через реку. Перейди его. Потом налево ступай, по берегу. От берега пойдут три улицы. Ты их считай. Раз — мимо пройди. Два — мимо пройди. Три — направо сверни. Это и будет Ситцевая улица. Увидишь там — один дом самый большой, над всеми домами возвышается. Это Дом Сестриц-Мастериц. Подойди к дверям и громко скажи:
СЕСТРИЦЫ-МАСТЕРИЦЫ.
НАТКИТЕ МНЕ. ПОЖАЛУЙСТА, СИТЦА!
А что дальше будет — сама увидишь.
Любаша сделала так, как научил её продавец. Она вышла из магазина, повернула направо. Увидела мост через реку, перешла его, потом берегом пошла, сосчитала: раз, два, три! И очутилась на Ситцевой улице.
Любаша даже на месте застыла от удивления: такая это оказалась необыкновенная улица! Здесь были дома с рисунками из цветов, ягод и листьев. Дома в квадратиках, кружках, горошках. На некоторых маленьких домиках были нарисованы игрушки и всякие смешные человечки.
В окнах каждого дома виднелись разноцветные занавески. И не было здесь двух окон с одинаковыми занавесками.
Мостовые на этой улице тоже были пёстрые, в клеточку. а тротуары — в поперечную полоску.
Только один дом стоял без занавесок. Он был самый высокий на этой улице и возвышался над всеми зданиями. И окна в нём были шире обычных. Они сверкали на солнце как хрустальные.
Любаша сразу догадалась, что это и есть Дом Сестриц-Мастериц. Она пошла прямо к нему. Поднялась по ступенькам и оказалась перед высокой дверью. Постояла немножко. Потом набралась храбрости и, как могла громко, произнесла:
СЕСТРИЦЫ-МАСТЕРИЦЫ.
НАТКИТЕ МНЕ. ПОЖАЛУЙСТА. СИТЦА!
И вдруг дверь перед Любашей сама отворилась.
Любаша переступила через порог, и дверь тут же за ней захлопнулась. Она очутилась в большой комнате. На стенах висели портреты женщин. Только Любаша начала их разглядывать, как к ней подошла девушка в пёстрой косынке и пёстром фартуке.
— Здравствуй, девочка! — улыбнулась она. — Я — Ткачиха, тку ситец и могу исполнить твоё желание...
— Вот и хорошо! — перебила её Любаша. — Вы наткёте мне ситца, а мама сошьёт мне из него новое платье!
— Ишь ты какая скорая! — сказала Ткачиха. — Для того чтобы соткать ситец, нужны нитки. И ты должна сама их принести.
— А где же я возьму их?
— У моей сестрицы — Прядильщицы. Пойди сейчас в комнату, где прядут нитки. Как выйдешь отсюда, так ступай прямо по коридору. В конце его будет лестница. Поднимись по ней вверх, увидишь много дверей. Ты их считай. Раз — мимо пройди. Два — мимо пройди. Три-дверь открой и входи.
Делать нечего. Отправилась Любаша за нитками. Вышла в коридор. Дошла до конца. Поднялась по лестнице. Сосчитала: раз. два, три! И очутилась в Прядильной комнате.
Словно множество пчёл зажужжало сразу вокруг Любаши. Она невольно попятилась назад, зажала уши руками и стала оглядываться по сторонам.
Но, сколько ни глядела, никаких пчёл не увидела. Вдоль огромной, светлой комнаты стояли машины. А на машинах в ряд. как забор, — тысячи палочек. Они вертелись на месте, точно волчки, наматывали на себя нитки и превращались в большие катушки.
«Вон здесь сколько ниток! — подумала Любаша. — И просить никого не надо. Сама возьму!»
— A Hу-ка, палочка-выручалочка, выручи меня! — сказала Любаша, подошла поближе и протянула руку, чтобы взять ту палочку, на которой больше всего было намотано ниток.
Но только она до неё дотронулась, как палочка вдруг соскочила, больно стукнула Любашу по руке и сама улеглась в ящичек. А на её место в машине встала другая палочка. Она также завертелась волчком и принялась наматывать на себя нитки.
— Здесь ничего трогать нельзя! — К Любаше подошла молодая женщина в таком же фартуке и косынке, как и Ткачиха. — Что тебе, девочка, у нас нужно?
— Мне нужна Прядильщица! — громко крикнула Любаша, стараясь перекричать шум жужжащих машин.
— Я — Прядильщица, — ответила женщина.
— Дайте мне, пожалуйста, нитки. Я их Ткачихе снесу. Она ситца наткёт, а мама сошьёт мне из него новое платье.
— Так-то оно так, — сказала Прядильщица и внимательно посмотрела на Любашино платье. — Да только вот беда: эти нитки не для тебя. У неряшливой девочки они сразу порвутся.
— А вдруг не порвутся? — спросила Любаша. — Вы попробуйте!
Но Прядильщица покачала головой:
— Нитки будут прочные только тогда, если ты сама найдёшь и принесёшь мне хлопок-пушок, да такой, который сам к тебе в руки пойдёт. Из него я напряду тебе нитки.
— Что это ещё за хлопок-пушок? — удивилась Любаша.
— Это растение.
— А где мне его взять?
— Спустись по лестнице вниз.
Любаша хотела расспросить Прядильщицу поподробнее, но та махнула рукой и повернулась к машине. Ей было некогда.
Любаша вышла из комнаты и побежала вниз по лестнице.
— Всё им ходи да ходи! — ворчала она. — Загоняли совсем!
Она спустилась вниз и увидела распахнутые настежь двери. За ними был двор, весь в цветах и деревьях.
«Прядильщица сказала, что хлопок-пушок — растение, — подумала Любаша. — Может быть, он растёт здесь во дворе? “
Любаша выбежала во двор. На одной клумбе там росли анютины глазки. На другой — ноготки. На третьей — душистый горошек. Где же он, этот хлопок-пушок?
Любаша ходила-ходила, устала, остановилась и задумалась.
Вдруг над её ухом раздался гудок паровоза. Любаша вздрогнула от неожиданности. Она увидела, что стоит на рельсах. Железнодорожный путь тянулся через весь двор. А по рельсам, пыхтя, медленно шёл поезд.
Любаша соскочила с рельсов, и мимо неё прополз паровоз, таща за собой товарные вагоны. Один из вагонов был приоткрыт, и Любаша увидела, что он доверху набит чем-то белым и лохматым.
Неожиданно что-то мягкое ударилось о Любашину щёку. К её ногам упал белый, пушистый, точно ватный, шарик.
«Откуда он взялся?» — подумала Любаша и подняла его.
— А ну, подбрось меня и поймай! Давай с тобой поиграем! — услышала Любаша тонкий голосок и с удивлением поняла, что голос принадлежит пушистому шарику.
— Кто ты? — спросила Любаша.
— Я — хлопок, по имени Пушок. Ну, подбрось, подбрось меня повыше! Чего ты ждёшь?
— Хлопок? Такты хлопок! — обрадовалась Любаша. — Где же ты растёшь? Ведь я тебя по всему двору искала!
— Я расту далеко отсюда» в тёплом краю, где часто светит солнце и редко бывает дождь,
— Как же ты здесь оказался?
— На поезде приехал. Мы ехали очень долго, и мне ужасно надоело лежать в вагоне. Вдруг я увидел, что дверца вагона приоткрыта, и выпрыгнул. Ну, давай же поиграем! Если бы ты только знала, как мне хочется двигаться!
Но Любаше было не до игры:
— Я отнесу тебя к Прядильщице — она напрядёт нитки. Отнесу нитки Ткачихе — она наткёт из них ситец. Отнесу ситец маме — она сошьёт мне новое платье.
— А сама ты для себя что сделаешь? Царица какая нашлась всеми командовать! — рассердился Пушок. — Может, я вовсе не хочу у тебя быть! Вон какое на тебе грязное, рваное платье! Ты, наверное, эта... как её называют... неряха? Улечу я от тебя.
— Ой, пожалуйста, Пушок, не улетай! — взмолилась Любаша. Она хорошо запомнила то, что ей сказала Прядильщица: «Принеси такой хлопок, который сам захочет у тебя быть!» — Не улетай, я буду беречь тебя!
— А я тебе не верю! Не верю!- крикнул тоненьким голоском Пушок. — Когда я стану твоим платьем, оглянуться не успею — мигом попаду в мусорный ящик? А я хочу прожить долго и увидеть много интересного.
— Как же сделать, чтобы ты мне поверил? — спросила Любаша. Она не на шутку испугалась.
Пушок немного помедлил, потом сказал:
— Ступай домой и получше умойся. Постирай и почини своё платье, и тогда я, может быть, соглашусь пойти к тебе. Только смотри сама всё сделай и мать не проси... — С этими словами Пушок поднялся вверх и полетел над двором.
— Пушок, миленький, куда же ты? — закричала Любаша и побежала за ним. — Я всё сделаю, как ты велишь! Где же я тебя тогда найду?
— Сделаешь, тогда придёшь! — Пушок несколько раз перекувырнулся в воздухе и поднялся ещё выше. — Придёшь и найдёшь меня!..
Последние слова долетели до Любаши, как лёгкий шорох ветра, и Пушок совсем скрылся из глаз.
«Скорей домой!» — подумала Любаша и помчалась обратно по Ситцевой улице. Теперь она уже ни на кого не сердилась. И не ворчала, что все её куда-то посылают. А думала только о том, как бы скорее добраться до дому и сделать всё, что велел ей Пушок.
— Что это с тобой, дочка? — удивилась Любашина мама, когда увидела, что Любаша сама взялась стирать своё платье. — Никогда не допросишься, чтобы ты ленточки свои постирала, а тут платье! Ну, давай уж помогу тебе!
— Нет, я сама! — сказала Любаша.
Она прополоскала выстиранное платье, как это всегда делала мама, повесила его на солнышко, а когда оно высохло, прогладила своим маленьким утюгом. Этот утюг стоял у неё без дела с тех пор, как ей его подарили.
А потом — мать просто глазам не поверила — Любаша взяла иголку с ниткой и стала зашивать своё платье. Но это, конечно, у неё не очень-то ладно получилось.
— Не огорчайся, Любаша, — успокаивала её мама. — Когда я в первый раз за такое дело взялась, у меня вышло не лучше, чем у тебя.
Вскоре умытая, причёсанная, в чистом, зачиненном платье Любаша снова прибежала во двор Дома Сестриц-Мастериц.
Она огляделась по сторонам. Однако Пушка нигде не было видно. Может, он обманул её?
— Пушок! Где ты, Пушок? — в отчаянии закричала Любаша. — Я пришла! Пушок, я всё сделала так, как ты сказал!
— Слышу, слышу! Не кричи так! — раздался вдруг знакомый голосок. Он доносился с верхушки старого тополя, который рос посередине двора. — Я тебя разглядываю. Повернись-ка спиной. Теперь стань боком. Так. Платье ты выстирала чисто, но погладила плохо. Правый рукав совсем мятый. — Пушок спустился сверху и уселся на нижней ветке. — И шить ты ещё плохо умеешь. Надо тебе поучиться. Ну ничего! Главное, что ты всё это сама сделала... Теперь неси меня к Сестрицам-Мастерицам.
Пушок слетел вниз и, как прежде, уселся на Любашиной ладони.
Любаша внимательно, поглядела на него:
— Ох, Пушок, какой ты маленький! Ведь из тебя целое платье не сделаешь!
— А ты бери хлопка, сколько тебе надо, — ответил Пушок. — Вон поезд, который нас привёз, уже разгружают возле склада. Его вагоны полны. Там и мои братья. Все мы только для того сюда и приехали, чтобы из нас ситец сделали.
Любаша поспешила к поезду и набрала там большую охапку хлопка. Как только она это сделала, ноги сами понесли её в дом, пробежали вверх по лестнице и примчали прямо к Прядильщице.
— Теперь-то я могу исполнить твоё желание, — сказала Прядильщица, увидев Любашу. — Сейчас напрядём тебе самых лучших, самых прочных ниток!
Она позвала Сестриц-Мастериц и отдала им хлопок.
И пошёл хлопок гулять от мастерицы к мастерице, из комнаты в комнату, от машины к машине. Его, лохматого, чистили, взбивали, трепали, расчёсывали, а потом стали тянуть, пока не вытянули в пухлую, белоснежную, шелковистую ленту.
Любаша ходила за ним от машины к машине и всё искала, где же теперь её Пушок, но не находила его.
— Пушок! Где ты, Пушок? — позвала она.
— Я здесь! — донеслось откуда-то из самой середины пушистой ленты. — Я стал красивее, правда?
А хлопковая лента всё растягивалась и растягивалась, становилась длиннее и тоньше. Сперва она стала как шнурок. Потом — как тонкая верёвочка. Потом — как шерстинка.
И тогда её отдали Прядильщице. Прядильщица на своей машине ещё больше вытянула её, скрутила вместе с другой, чтобы она стала прочнее, и превратила в нитку. А готовая нитка стала наматываться на палочки.
И вдруг сквозь шум машин до Любаши донеслось пение. Она подошла поближе и поняла, что это поёт нитка на одной из палочек. Она пела знакомым голоском Пушка.
«Значит, Пушок превратился в нитку!» — подумала она и стала смотреть только на эту палочку. А та всё кружилась и кружилась на месте и наматывала на себя нитку.
Вдруг весёлая песня умолкла на полуслове. Оборванная нитка метнулась в сторону.
— Ой, Пушок разорвался! Пушок разорвался! — крикнула Любаша и со страхом подумала: «Вдруг нитка порвалась, потому что не хочет неряхе служить?»
— Не беспокойся, девочка, в нашей работе это случается! — сказала Прядильщица. — Просто в одном месте нитка оказалась послабее. Это дело поправимое.
Ловким движением рук она поймала порвавшуюся нитку и в один миг связала её концы. Палочка снова закружилась, и песня зазвучала с того слова, на котором оборвалась.
Когда палочка стала пузатой от ниток, она соскочила со своего места и прыгнула прямо в руки Любаши.
— Ох, и накружился же я всласть! — сказал Пушок. — Ведь и ты, наверное, любишь кататься на карусели! Ну, а теперь не будем терять времени, пойдём к Ткачихе. Там, наверное, мне тоже будет весело.
Любаша попрощалась с Прядильщицей и отправилась в комнату, где ткут ситец. Это тоже была большая, светлая, заставленная машинами комната. Только машины здесь были другие и не походили на те, что стояли в Прядильной. Шумели и стучали они ещё сильнее.
Но Любаша уже привыкла к шуму. Она не испугалась и не зажала уши руками.
Между машинами ходила Ткачиха, та самая девушка, которая первой встретила Любашу у входа.
— A-а, это ты, девочка! Рада за тебя, что ты, наконец, получила нитки, — сказала она. — Теперь-то я смогу исполнить твоё желание и наткать тебе ситца.
Вдруг с одной машины прямо к Любаше прыгнула маленькая деревянная лодочка:
— Давай нитки! Нитки давай! Давай нитки! — раздался скрипучий голос.
Любаша в испуге отскочила в сторону.
— Не бойся, это мой первый помощник Челнок, — сказала Ткачиха. — Ужасный непоседа. Ни минутки не может сидеть без дела!
— Здорово, Челнок! — послышался голос Пушка. — Тебя-то мне и нужно! Будем с тобой играть?
— Садись, покатаю! Покатаю, садись! Садись, покатаю! — заскрипел Челнок.
Ткачиха взяла у Любаши нитки и вложила их в Челнок.
— Только ты, Челнок, пожалуйста, поосторожнее, — попросила Любаша. — Я Пушку слово дала, что буду беречь его.
— Вон как ты теперь беспокоиться стала! — засмеялась Ткачиха. — Поняла, что платье не так легко даётся!
Она вставила Челнок обратно в машину и стала ткать Любаше ситец.
Это было похоже на то, как Любашина мама штопала чулки.
Длинные нити были натянуты поперёк машины. А вдоль них ловко пробирался быстрый Челнок. Он, как иголка, тащил за собой превратившегося в нитку Пушка.
— Ух, хорошо! — кричал Пушок. — Быстро же ты, Челнок, носишься!
А неутомимый Челнок мчался так стремительно, что Любаша не поспевала следить за ним. Взад-вперёд! Взад-вперёд! Взад-вперёд...
Он переплетал все нитки между собой. И они постепенно превращались в плотную ткань.
Вскоре у Любаши в руках очутился кусок ситца.
— Ну, как я тебе теперь нравлюсь? — раздался знакомый тоненький голосок.
Но что это был за ситец? Белый, как хлопок, без всякого рисунка, он годился разве что на простыню, но уж никак не на платье!
— Нравишься, но не очень, — сказала Любаша. — Я думала, ты будешь красивее.
— Он и будет красивее, — ответила Ткачиха. — Стоит только попросить сестрицу Художницу. Она нарисует для твоего ситца, какой хочешь рисунок.
— Вот здорово! — обрадовался Пушок. — Значит, я могу стать ещё лучше, чем сейчас?
В комнате у Художницы все стены были увешаны пёстрыми рисунками для тканей.
Художница сидела за столом, а перед ней в кувшине стоял большой букет цветов. Она рисовала эти цветы, составляла новый узор для ситца.
Любаша рассказала ей, зачем она сюда пришла.
— Выбери сама рисунок, какой тебе больше нравится, — сказала Художница.
Любаша обошла комнату и оглядела все висевшие на стенах рисунки.
— Как ты думаешь, Пушок, — зашептала она, подняв к лицу кусок ситца. — Какой рисунок нам выбрать?
— Этого я сказать не могу,- — ответил Пушок. — Я ведь ещё так мало видел и так мало знаю. Мне нравится голубое небо, и яркое солнце, и зелёные ветви, и белый хлопок, но, может быть, на свете есть что-нибудь и покрасивее.
— Что ты там про себя шепчешь? — спросила Художница Любашу. — Если тебе эти рисунки не нравятся, скажи, какой тебе хочется.
— А вы можете нарисовать белый хлопок, и зелёные ветки, и голубое небо? — спросила Любаша.
— Могу, — ответила Художница.
И она нарисовала Любаше красивый рисунок: на небесно-голубом фоне белые пушки хлопка.
Но рисунок она сделала на бумаге. А ситец по-прежнему оставался белым и не стал от этого ни наряднее, ни красивее.
Любаша думала, что теперь Художница возьмёт кисточку и станет красками разрисовывать материю.
— Нет, для этого тоже есть машины, — сказала Художница и научила Любашу, к каким Сестрицам-Мастерицам ей теперь обратиться.
Любаша пошла к Красильщице. Та окунула кусок ситца в чан с голубой краской, и белый ситец стал голубым. А потом Печатница на своей машине напечатала на голубом ситце зелёные ветки и белые пушки хлопка.
И, наконец, Любаша держала в руках кусок нарядной ткани.
— Ну как, я теперь красивый? — спросил её Пушок. — Я тебе нравлюсь?
— Очень нравишься! — сказала Любаша.
И действительно, ситец ей очень нравился. Он был такой яркий, весёлый!
— Тогда можешь сшить себе платье! Я тебе это разрешаю! Только смотри, не забывай про наш уговор. Береги меня! Ведь я хочу прожить долго и вместе с тобой увидеть много интересного.
— Я сдержу своё слово! — сказала Любаша. — Вот увидишь, меня больше не будут звать неряхой!
Она попрощалась с Сестрицами-Мастерицами и заторопилась домой. Только на минутку Любаша ещё задержалась у выхода, рассмотрела портреты, которые висели на стенах. Здесь был и портрет Прядильщицы, которая напряла ей нитки. И Ткачихи, что ткала ситец. И Художницы, нарисовавшей Любаше рисунок. И портреты других Сестриц-Мастериц, которых она встретила в этом доме. Они были лучшими работницами, и поэтому их портреты висели на самом видном месте.
Когда Любаша вышла на Ситцевую улицу, она увидела грузовую машину необыкновенной расцветки — красную в белый горох, как мухомор. Из кабины вылез старичок, в котором она сразу признала продавца из магазина.
— A-а, старая знакомая! — крикнул он Любаше.
— Вы тоже к Сестрицам-Мастерицам? — спросила его Любаша.
— Да, за новым товаром для моих покупателей приехал. По дороге всё занавески в окнах домов рассматривал. Они вроде выставки. Как наткут Мастерицы новую материю, так в своих окошках выставят, чтобы каждый мог посмотреть и сказать, хороша ли она.
— А вы поглядите, какой мне ситец соткали! — И Любаша развернула перед продавцом свой свёрток. — Нравится он вам?
— Нравится! Такого я ещё не видел. Наверное, новый?
— Самый новый! Мне мама из него платье сошьёт, я его беречь буду!
— Правильно, — сказал продавец. — Не зря у меня с Сестрицами-Мастерицами уговор есть. Как пожалует ко мне в магазин неряха-растеряха, так я её к ним посылаю. Пусть походит, посмотрит, как ситец делают, и тогда, может быть, сама себе скажет: «Зачем же это я рву да порчу то, над чем много рук трудилось?..». — Тут продавец взглянул на свои часы. — Ну, я с тобой заговорился, а мои покупатели новый ситец ждут. До свидания, девочка!
И он исчез за дверью Дома Сестриц-Мастериц.
С тех пор прошло, довольно много времени. Может, месяц, а может, и целых два...
Мать уже давно сшила Любаше новое платье. Но Любаше всё ещё не надоело им любоваться. Она подолгу разглядывает на нём белые пушистые шарики. Все они
как будто одинаковые, но один, тот, что на правом рукаве, кажется ей самым белоснежным и самым пушистым. Любаша называет его Пушком и, когда никто не слышит, даже с ним разговаривает.
Любашкой-неряшкой её больше никто не называет. А многие даже вообще не помнят, что она раньше была неряхой.
|
