DjVu

      Пролог

      Звали его Васей Сомовым. Учился Вася во втором «А» классе и, как все второклассники, был октябрёнком. У него была обыкновенная стриженая голова со светлой челкой. Обыкновенные серые глаза. Обыкновенный нос. А на носу обыкновенные веснушки. В общем, если перемешать Васю Сомова с другими мальчишками, его и не отыщешь: все стриженые, все с чёлками, у всех веснушки.
      Так почему же я хочу рассказать именно про Васю?
      А потому, что с ним приключились удивительные приключения.
      Нашему Васе случайно попалась в руки волшебная монета. Да-да, волшебная. Я знаю абсолютно точно, что один раз в сто лет такая монета чеканится. Её не отличишь от других. Но если с ней проделать то, что проделать полагается, — начинается волшебство.
      Впрочем, не будем забегать вперёд. Ведь ни одна сказка не начиналась с середины или с конца. У каждой есть своё начало.
     
     
      Глава первая. Ещё ничего такого не происходит, только Вася находит кругляшок
     
      Жил да был октябрёнок Вася Сомов.
      Это ты уже знаешь. А вот где он жил да был?
      Есть на окраине города деревня. Автово. Это только так говорится: деревня. По привычке. А на самом деле Автово — целый город.
      Улицы прямые. Дома высокие. А дворы — просто загляденье, сады. Хочешь на турнике подтянуться — пожалуйста. Хочешь хорошую книжку почитать — садись на скамейку в тени, читай.
      Однажды весенним вечером играл Вася во дворе с ребятами в прятки. Спрятался в дальнем углу за водосточной трубой и стал ждать.
      Вдруг над самой головой что-то зашуршало, заскреблось о железный подоконник.
      Глянул Вася вверх — на карнизе сидит старая седая ворона. Склонила голову набок и глядит на Васю.
      Всех ворон, каких мне в жизни доводилось видеть, звали Яшками. И эту звали Яшкой. Была она очень умная. Только что говорить не умела. А жила в школьном живом уголке и летала куда хотела.
      — Яшка, — сказал Вася шёпотом. — Убирайся. А то меня найдут. Мне водить придётся.
      Ворона сердито постучала клювом по железу и, захлопав крыльями, улетела.
      Вася вздохнул и от нечего делать взглянул себе под ноги.
      В трещине асфальта зеленел какой-то кругляшок.
      Вася готов был дать самое честное октябрятское слово, что здесь никогда раньше не было трещины, не впервой он за этой трубой прячется. А уж кругляшок и подавно сразу заметил бы.
      Вася очень удивился, присел на корточки и только протянул руку, чтобы взять кругляшок, как тот уж оказался в его ладони. Словно бы ждал Васю и сам прыгнул.
      Вася и про игру забыл. Стал находку рассматривать. Но тут в окно выглянула Васина бабушка и позвала ужинать.
      Вася сунул кругляшок в карман и побежал домой, крикнув, как полагается:
      — Чур, не играю!
      А кругляшок так и остался лежать в кармане рядом с металлическими шариками от подшипника.
     
     
      Глава вторая. Появляется двуглавый орёл, и капают пустые слёзы
     
      На другое утро Васю разбудило солнышко. Оно забралось в окно и стало считать веснушки на Васином носу.
      Папа и мама уже ушли на работу.
      Бабушка хлопотала на кухне. Варила манную кашу.
      Вася быстро надел брюки, вельветовую курточку, ботинки и попробовал было потихоньку ускользнуть и от бабушки и от манной каши во двор — погулять. Но бабушка заметила его.
      — Встал уже? — спросила она, не поворачивая головы.
      Надо же! Без очков ни одной буквы в газете не разберёт, а всё видит!
      — Ну, встал.
      — А встал, так иди умойся.
      Вася потоптался немного, потому что умываться не очень-то любил. Потом медленно побрёл в ванную. Там он вспомнил про вчерашнюю находку.
      Кругляшок был тяжёленьким, шершавым и позеленевшим.
      Вася сунул его в струю воды — отмыть. Брызги полетели во все стороны.
      — Не балуй с водой! — сердито сказала бабушка на кухне.
      «И всё-то она слышит», — вздохнул Вася и стал умываться.
      На кухне он покосился на манную кашу, которую не любил ещё больше, чем умывание, и протянул бабушке кругляшок.
      — Во я какую штучку вчера нашёл.
      — Ешь кашу. Ешь, ешь. А пока ты ешь, я твою штучку погляжу, — сказала бабушка, взяла у Васи кругляшок и водворила на нос очки.
      — Эге… Царский пятачок. Монетка.
      — А почему она зелёная?
      — А ты ешь, ешь… Это время на неё свои следы наложило. День за днём, год за годом, — тихо, немного нараспев сказала бабушка и вздохнула. — Вот она от времени и позеленела. Человек седеет. Медная монета зеленеет. Вот видишь, Васенька, на этой стороне царский герб — орёл с двумя головами.
      — Не вижу, — сказал Вася.
      — Ну, правильно. Я этого орла угадываю. Потому что в детстве такие монеты в руках держала. А на твоём пятаке время всё закрыло. Год за годом, день за днём. Человек морщинится, медная монета стирается, — снова вздохнула бабушка. — А ты ешь, ешь.
      Вася, сам того не замечая, съел всю кашу.
      — А теперь — делать уроки, — сказала бабушка и вернула Васе монету.
      — А гулять?
      — Потом и гулять пойдёшь.
      Вася нехотя побрёл в комнату. Там он высунулся в окно. Во дворе ребята играли в пятнашки.
      «И что я за разнесчастный человек! Гулять — не пускают. Умываться — заставляют. Манную кашу — подсовывают».
      Васе стало жалко себя. И сами собой из глаз его выкатились слёзы. Не солёные, не горькие, а пустые.
      Одна слеза, самая крупная и самая пустая, сбежала по щеке и упала на старый пятачок.
      Шлёп!
      И Васе вдруг показалось, что заплесневелый, потёртый орёл вздрогнул.
      Не успел Вася удивиться, как по щеке сбежала другая точно такая же слеза и — шлёп! — тоже упала на монету.
      Монета стала быстро светлеть.
      Слёзы на Васиных глазах сразу же высохли. Пустые слёзы быстро сохнут.
      А монета совсем посветлела, сверкнула, словно молния.
      У Васи закружилась голова. Он закрыл глаза ладонью и, чтобы не упасть, прислонился к подоконнику.
     
     
      Глава третья. Вася знакомится с Минькой и выясняет, куда он попал
     
      Когда Вася открыл глаза, он увидел перед собой не окно, а поленницу дров. Откуда она взялась?
      Вася потрогал дрова. Они были мокрыми. Вася поднял голову, чтобы взглянуть на потолок. Потолка не было! А было серое небо, и моросил дождик.
      Вася тряхнул головой. Сейчас всё исчезнет и он снова окажется дома, в комнате, возле окна.
      Открыл глаза — небо и дождик остались. А вот комнаты не было. И дома не было. И двора.
      Вася испугался. Куда же он попал? И как попал? Ведь он никуда из дому не уходил, бабушка не пустила.
      В ладони зажато что-то твёрдое. Вася разжал пальцы. Монета. Блестящая, новенькая, с чётким двуглавым орлом.
      Неподалёку скатилось полено. Вася вздрогнул. Огляделся. На соседней поленнице животом вниз лежал незнакомый мальчишка в странной высокой кепке со сломанным козырьком.
      С минуту мальчишки смотрели друг на друга, не скрывая любопытства.
      — Эй, мальчик, — окликнул его Вася, но мальчишка быстро, как ящерка, исчез за поленницей.
      Стало тихо. Только дождь накрапывал.
      — Эй, мальчик, — повторил Вася, обращаясь к опустевшей поленнице. — Выходи, не бойся… Мальчик…
      Над поленницей снова появилась кепка.
      — Мальчик! — обрадовался Вася. — Ты не исчезай, пожалуйста. Скажи, где я? Понимаешь, ерунда какая-то! Вдруг дождик… Тебя как зовут?
      — Минька, — голос у мальчишки был сиплый, простуженный.
      — А меня — Вася. Слушай, Минька, а как я сюда попал?
      Минька посопел:
      — Пришёл, видать.
      — Что ж, я с закрытыми глазами шёл? Как лунатик какой?
      — Чево?
      — «Чево, чево…» — передразнил Вася. — Чего это у тебя на голове?
      — Картуз.
      — Картуз? — удивился Вася. Оглянулся и спросил: — А как это место называется?
      — Автово, деревня.
      — Автово?! — воскликнул Вася и рассердился: — Да ты бывал когда в Автове? Там домища — во! В десять этажей! А дворы! Как сады. Болтун ты! Говори, как это место называется? А не то!.. — Вася грозно сжал кулаки.
      Минька тотчас исчез за поленницей.
      Вася испугался, что останется один в незнакомом месте.
      — Минька! Я пошутил! Минька! Ты только скажи, как это место называется?
      — Автово, — глухо раздалось из-за поленницы.
      «Может, я уснул после каши? Может, сон снится?» Вася ущипнул себя. Больно! А если бы только приснилось, что ущипнул, больно бы не было.
      — Слушай, Минька, а город в этой деревне твоей есть?
      Минька снова выглянул из-за поленницы.
      — Есть…
      — Ну и как же он называется?
      — Санкт-Петербург.
      — Чего-чего?
      — Санкт-Петербург, говорю… «Знакомое, вроде, название, — подумал Вася. — Знакомое…» И тут же вспомнил: бабушка говорила, что так назывался Ленинград давно, ещё при царе. Да что этот Минька, издевается, что ли?
      — А страна какая? — насмешливо спросил Вася.
      — Чево?
      — Страна, спрашиваю, какая? Ну, как называется?
      — Российская империя. Россия, значит. «Чудной какой-то мальчишка, — подумал Вася. — Мелет ерунду, а лицо серьёзное», — Минька, слезай ко мне. Поговорим.
      Минька не двинулся.
      — Да ты не бойся. Я тебя не трону. Я вообще никогда не дерусь.
      — Ну да… — с сомнением выдохнул Минька.
      — Честное октябрятское!
      — Чево?
      — Честное октябрятское, говорю.
      — Побожись.
      — Это как?
      — Божиться не знаешь? — удивился Минька и сел на поленнице, свесив ноги.
      Тут только Вася заметил, что Минька босой и штаны на нём широченные, грубо обрезанные внизу. И синяя сатиновая рубаха тоже широченная, висит на плечах, и поэтому рукава начинаются где-то возле локтей.
      Вася невольно посмотрел на свою курточку, на ботинки.
      И Минька рассматривал его, как диковинку.
      — Ты где живёшь? — спросил Вася.
      — Да здесь, в Автове ж! Вася снова усмехнулся.
      — А в каком доме?
      — Эвон он, — Минька махнул рукой куда-то за спину.
      — И не врёшь?
      — Святой истинный крест, — сказал Минька и быстро перекрестился.
      Вася только в кино видел, как крестятся, поэтому очень удивился. И тут же решил, что Минька тоже видел в кино, как крестятся, вот и пускает пыль в глаза.
      Вася влез на поленницу и увидел ряд серых деревянных домиков с кирпичными трубами. Дым прибивало дождём к мокрой земле, к покосившимся заборам. У заборов зеленела молодая травка.
      — Это Автово, — пояснил Минька.
      У Васи вдруг томительно сжалось сердце. И бабушка рассказывала, что Автово именно таким было раньше — маленькой грязной деревушкой с тёмными заборами и деревянными домами. Но ведь всё это было очень давно. Ещё при царе!
      И неожиданно Васе в голову пришла странная и страшная мысль. Уж не попал ли он каким-нибудь чудом в прошлое, царское время?
      — Минька… Слушай, Минька, — сказал Вася чуть заикаясь, — а кто… сейчас Председатель Президиума Верховного Совета?
      Минька вытаращил глаза. Он явно не понял вопроса.
      — Ну, кто страной управляет? Минька испуганно отпрянул и сказал почти шёпотом:
      — Известно, царь.
      — Царь? — повторил Вася упавшим голосом и посмотрел на пятачок, который всё время был зажат в ладони. Потом протянул его Миньке.
      — Пятак! — обрадовался Минька. — Новенький!
      — Не новенький, — жалобно произнёс Вася, но объяснять ничего не стал. Да и как объяснить, когда сам ещё не очень-то понял, что произошло?
      — Минька, а какой сегодня день? — спросил Вася, всё ещё на что-то надеясь.
      — Вторник.
      — Да я не про то. Год какой?
      — Год? Одна тысяча девятьсот седьмой.
      — Просто седьмой?
      — Одна тысяча девятьсот седьмой, — повторил Минька.
      Вася посмотрел на пятачок. Под большой цифрой «5» было выбито маленькое «1907».
      Значит, с ним, с Васей, произошло невероятное! Каким-то чудом он попал в прошлое. А ещё говорят — волшебства не бывает!
      Вася снова взглянул на монету, и ему показалось, что головы орла щёлкнули клювами.
      Вася даже зажмурился. И тут подумал о папе, о маме. Вспомнил бабушку. Школу. Товарищей. Вспомнил своё прекрасное Автово — то, настоящее, которое было. Или будет?
      Защекотало в носу, и Вася отвернулся, чтобы Минька не видел навернувшиеся на глаза слёзы.
     
     
      Глава четвёртая. Головы орла пробалтываются
     
      Минька, Ми-инька… — раздался за поленницами женский голос.
      — Мамка кличет, — вздохнул Минька и спросил: — Не уйдёшь?
      «Куда ж я пойду?» — подумал Вася.
      — Нет. Посижу тут.
      — Посиди, — обрадовался Минька. — Я — мигом!
      Минька убежал.
      Вася присел на корточки и стал думать-гадать, как же теперь быть? Что делать?
      Долго думал, даже глаза от напряжения закрылись, и он вроде бы задремал.
      И тут Васе почудилось, будто у него в кулаке, где монета зажата, кто-то скребётся. Вроде жуков. Прижал Вася кулак к уху: хрруп, хрруп… И вроде бы голоса слышны. Один — хриплый, другой — сиплый.
      — Э-ге-ге, сестрица, — произнёс хриплый голос. — Клянусь медью, из которой мы сделаны, нам везёт! Шестьдесят лет мы искали мальчишку с пустыми слезами. И нашли!
      — Так-то оно так, — откликнулся сиплый. — Да только не совсем. Он капнул на нас всего две слезы. А надо — три. Только тогда мы останемся здесь, в нашем времени, навсегда.
      — Он капнет, он капнет, капнул две — капнет и третью.
      — Так-то оно так, да не совсем. А вдруг не заплачет?
      — Заплачет! — уверенно сказал хриплый.
      — Так-то оно так… А вдруг на нас слеза не капнет?
      — Капнет!
      — Так-то оно так… — протянул неуверенно сиплый. — А если он нас…
      — Тс-с-с… Молчи, сестрица! Он никогда сам не догадается. И никто не научит, потому что никто про это не знает.
      — Так-то оно так, да не совсем… Ворона знает.
      — Ту ворону давно кошки съели! Солнце кости в пыль превратило, ветер перья по миру разметал! Шестьдесят лет прошло!
      — Так-то оно так. Да не совсем. А вдруг та ворона жива?
      — Всё равно она по-человечьи не говорит, а мальчишка по-вороньему не понимает! Хе-хе-хе! Клянусь медью, из которой мы сделаны, капнет на нас третья слеза!
      — Так-то оно так… — прохрипел второй голос. — А вдруг мальчишка нас перехитрит?
      — Никогда! У него одна голова, а у нас — две! Он всего-навсего обыкновенный мальчишка, а мы — головы Орла Российской империи!
      — Так-то оно так… Но он ведь тоже не простой… Какой-то ок… ок… октябрёнок!
      — Ерунда! Наши самые старшие сестры сидят на спинке царского трона и нашёптывают царю царские мысли! А где его старшие сестры? Мальчишка капнет на нас третью слезу и останется вместе с нами в нашем времени! Клянусь медью, из которой мы сделаны.
      Вася осторожненько раздвинул пальцы, чтобы посмотреть, кто это разговаривает.
      На монете головы орла были друг к другу повёрнуты. Но как только на них упал луч света, быстро отвернулись друг от друга и замерли, как ни в чём не бывало.
      Вот оно что! «Клянусь медью, из которой мы сделаны…» Значит, разговаривали головы орла на монете!
      Васе даже жутко стало. Вот он сидит здесь один, а кругом только мокрые дрова. И дом, в котором он живёт, ещё не построен. И школы, в которой учится, ещё нет. И никто из его друзей ещё не родился. И, наверно, где-нибудь живёт маленькая девочка, которая через шестьдесят лет будет его бабушкой… Через шестьдесят лет!
      И орёл на монете ждёт, чтобы на него капнула третья слеза. Тогда и он, Вася, останется в этом времени навсегда!
      Лучше бросить, бросить эту проклятую монету! Зашвырнуть её подальше — и дело с концом!
      Вася изо всей силы швырнул монету. Она блеснула над дровами и исчезла за поленницей.
      И только тогда Вася подумал: а как же он вернётся обратно в свой 1967 год? Может быть, и вернуться можно только с помощью монеты, из-за которой он попал в прошлое?
      У Васи похолодело сердце.
      Найти! Отыскать монету!
      Он перебрался через поленницу и, ползая на коленях, стал искать монету. Долго искал. Монета не находилась.
      Отчаявшись, Вася снова влез на поленницу. И в это мгновение увидел Миньку.
      Тот вышел из калитки с куском хлеба в руках и уселся на лавочке возле дома. В Васину сторону даже не посмотрел.
      «Что ж это он? Обещал скоро вернуться, а сам…»
      Вася окликнул Миньку.
      Минька увидел его и сперва очень удивился, а потом заулыбался.
      — Во, понимаешь, забыл про тебя! Совсем. Будто тебя и не было. Вот ведь! — он покачал головой и снова посмотрел на Васю. — Чудно!
      А ведь в том, что Минька забыл про Васю, ничего удивительного не было. Вася был из будущего, а помнить можно только прошлое.
      Минька поделился с Васей хлебом, и они уселись на дровах.
     
     
      Глава пятая. Минька с трудом верит Васе, а Ворона открывает тайну двуглавого орла
     
      Ты чего такой грустный? — спросил Минька.
      — Пятачок обронил… Бросил… Вон там…
      — Жаль пятачка! — сказал Минька. Вася только вздохнул и отвернулся.
      — Давай вместе поищем, — предложил Минька.
      Они стали искать вдвоём. Но так ничего и не нашли.
      — Ладно, — сказал Минька, стараясь подбодрить вконец огорчённого Васю. — Подумаешь, пятачок! Вот если бы двугривенный затерялся или полтинник!
      — Эх, Минька! Если бы он был простым пятачком! А то ведь он-волшебный! — Вася впервые произнёс это слово вслух, и оно прозвучало необычно таинственно. — Может, мне без этого пятачка и домой не попасть.
      Услышав про то, что пятачок волшебный, Минька только усмехнулся. Не очень-то он верил в волшебство, ничего волшебного в его жизни не происходило.
      — Не веришь, — вздохнул Вася. — Я и сам не поверил бы, если бы мне рассказали. Ну вот скажи, в каком году я родился?
      Минька задумчиво пошевелил губами, потом ответил:
      — В одна тысяча девяносто восьмом или в девяносто девятом.
      — Э-хе-хе, — вздохнул Вася, точь-в-точь как вздыхала бабушка, вспоминая свои молодые годы. — То-то и оно, что родился я в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году.
      Минька снова пошевелил губами, что-то подсчитывая, и сказал:
      — Ври, да не завирайся. Выходит, ты ещё не родился.
      — Так и выходит, — вздохнул Вася и стал рассказывать Миньке о том, как нашёл монету с двуглавым орлом, как жил до этой проклятой находки. И какой у них большой дом, и какая добрая у него бабушка, которая варит самую вкусную на свете манную кашу! Словом, всё-всё про свою прошлую жизнь в будущем.
      Минькин рот не закрывался от удивления, словно он не переставая ахал: «Ах, ах, ах…» «Верить или не верить? Дома здесь большие стоять будут, — Минька огляделся по сторонам. — А что? Если построить, будут стоять. И сады посадить — цвести будут. Только чудно всё-таки, как же так: ни бедных, ни богатых — все равны. У одного полтинник — так всем полтинники дадут? Или тот полтинник на всех разделят?.. Чудно!.. Вот оно какое волшебство бывает!.. Пропала Васина монета. Жаль. Может, и он, Минька, при той монете заглянул бы в то Автово, про которое Вася рассказывал? Может, и с ним что волшебное случилось бы?» Миньке стало жалко Васю.
      — Ты посиди, — сказал он тихо. — Я тебе ещё хлеба принесу.
      И только он скрылся, над Васей зашуршали крылья — и на поленницу села седая ворона. Точь-в-точь Яшка. В клюве она держала новенькую монету.
      Вася даже не удивился. Уж попал в сказку, так держись!
      — Мой пятачок? — обрадовался он. Ворона кивнула, пятачок упал и по щепочкам подкатился к самым Васиным ногам.
      — Спасибо, ворона. Очень ты похожа на Яшку. — Вася вспомнил, что и головы орла говорили о какой-то вороне, вздохнул и сказал: — Жаль, что ты по-человечьи не умеешь говорить.
      — Кар-р-р… Крра… — сказала Ворона.
      — И я по-вороньему не умею.
      Ворона спрыгнула, расчистила лапками клочок земли и, водя по ней чёрным блестящим клювом, аккуратным ученическим почерком, как первоклассник, вывела:
      Пополам раз…
      Но тут над поленницей показался Минька, и ворона, не успев дописать слово, хлопнула крыльями и взлетела.
      Минька протянул Васе кусок хлеба.
      Стал Вася хлеб жевать и думать, что же означает это «пополам раз»?
      И Минька увидел написанное.
      — Чего это?
      — Угадай.
      — По-по-лам раз… раз… разделить!
      Вася подумал. Нет. Делить нечего.
      — Раз… раздобыть!
      Вася помотал головой.
      — Тогда это… разбить.
      — Разломить! Вот это что! — сообразил Вася.
      — Чего разломить?
      — Монету разломить пополам. Орла!
      — Зачем?
      Вася не ответил. Достал монету из кармана.
      — Вот те на! — сказал Минька с обидой. — А притворялся, переживал.
      — Так я ж и вправду переживал. Честное октябрятское. Мне только сейчас её ворона принесла.
      — Ворона? — удивился Минька.
      — А чего тут удивляться, — вздохнул Вася, — когда я сам сюда из будущего попал. Минька, как бы монету пополам разломить?
      — И что тогда?
      — Тогда я, наверно, домой попаду. Вася ухватил монету пальцами, надавил, закряхтел. Пальцы побелели от натуги. А монета какой была, такой и осталась.
      — Не выйдет, — сказал Минька, — тут силища знаешь какая нужна!
      Вася утёр пот со лба.
      — Где ж я её возьму, силищу?
      — Постой! Я одного знаю! У них мамка бельё стирает. Здоровенный, как бык! Купеческий сын. За один присест на спор целую свинью съедает, с костями вместе. И чаю трёхведёрный самовар выпивает на закуску. Он разломить сможет. Если захочет. Аида!
     
     
      Глава шестая. Купеческий сын мало каши ел
     
      Идти пришлось далеко. На извозчика денег не было.
      «Ну и жизнь, — думал Вася. — Ни трамваев, ни троллейбусов. Не говоря уж о метро!»
      Порой Вася узнавал улицы. Они были непривычно тихими, пустынными. Без машин и светофоров. Но всё же какими-то родными, ленинградскими.
      Наконец добрались до четырёхэтажного дома в мощённом булыжником переулке.
      — Вот здесь купец с сыном живут. Собственный дом.
      — Чего ж они в четырёх этажах делают? — удивился Вася.
      — В одном, верно, спят, в другом — едят, в третьем — прохлаждаются.
      — А в четвёртом?
      — В четвёртом не иначе как продукты держат. Ведь сколько едят! Ужас!
      Они постояли перед домом. Потом Минька сказал:
      — С парадного не пойдём. Ещё по шеям надают. Пойдём со двора.
      Во дворе их встретил дворник с большой медной бляхой на белом фартуке. На Миньку покосился, а у Васи спросил:
      — Чего изволите-с?
      — Нам Купецкого сына повидать надо, — сказал Минька солидно, а чтобы дворник не прогнал, добавил, показывая на Васю: — Вот их благородию.
      — Пожалуйте с парадного-с, — поклонился дворник.
      — Вели, чтоб открыли, — бросил Минька через плечо и, степенно выходя на улицу, шепнул Васе: — Я с Купеческим сыном разговор заведу, а ты поддакивай. Его раззадорить надо.
      Купеческий сын сидел в большой комнате, на огромном стуле, возле огромного стола. И сам он был огромным, как хорошо откормленная огромная свинья.
      — Здравствуйте, — сказал Минька. — У нас к вам дело.
      — Купить, продать, поменять, заложить? — спросил Купеческий сын.
      — Вот он говорит, что вы силач, — сказал Минька, кивая на Васю.
      — Силач, — согласился Купеческий сын.
      — А я говорю, что нет, — дерзко сказал Минька.
      — То есть как это нет? — обиделся Купеческий сын.
      — А вот так. Вот, например, сможете вы кочергу согнуть?
      — Смогу.
      Минька взял кочергу, повертел в руках.
      — Нет, не сможете.
      — А ну дай сюда!
      Минька дал Купеческому сыну кочергу. Тот связал её в узел и бросил на стол.
      — Видал?
      — Подумаешь, — почти пропел Минька и незаметно подмигнул Васе. — А вот простого пятака пополам вам ни за что не разломить!
      — Мне? Не разломить? Пятака? — рассердился Купеческий сын.
      — Вася, дай ему пятак, — быстро сказал Минька.
      Вася достал свою монету из кармана и молча протянул Купеческому сыну.
      Мальчики, взявшись за руки и затаив дыхание, следили, как мнут монету огромные жирные пальцы. Она то совсем тонула в них, то появлялся её сверкающий край.
      Сначала Купеческий сын пробовал поломать её одной рукой. Монета не поддавалась. Тогда он ухватил её пальцами обеих рук и начал давить. Лицо его побагровело от напряжения. Монета не поддавалась.
      Купеческий сын шлёпнул ею о стол. Вытер краем скатерти пот со лба и шумно передохнул.
      — Надо подкрепиться, — сказал он и крикнул:— Эй, кто там! Каши!
      И тотчас две девушки-прислуги поставили перед ним огромный котёл с кашей, целый каравай хлеба и поварёшку.
      Вася с Минькой и переглянуться удивлённо не успели, как котёл оказался пустым, а Купеческий сын уже облизывал поварёшку, стряхивал со скатерти хлебные крошки и отправлял себе в рот.
      — Сейчас я её поломаю, — сказал он и взял со стола монету.
      Надулся Купеческий сын, закрякал, запыхтел, чуть не надорвался, а так ничего и не смог поделать с монетой. Даже не согнул.
      — Что она у вас, заколдованная? — рассердился он. — Я одной рукой десять пудов подымаю. Я за копейку одним щелчком человека могу убить! Я пол-аршина сукна в аршин вытягиваю! А тут пятака не сломать! Да вы кто такие? А может, вы воры? Может, вы этот пятак у меня украли! Крепче моих денег ни у кого не сыщешь! Значит, и этот пятак — мой.
      — И вовсе он не ваш, — сказал Вася. — Это мой пятак. Отдайте.
      — Ишь какой быстрый! У купца денежку хочет отнять!
      — Отдайте! — настойчиво повторил Вася.
      — Эй, кто там! — крикнул Купеческий сын. — Зовите городового.
      — Ну его! — сердито шепнул Минька. — Пойдём отсюда. А то и верно городовой придёт, ф-фараон!
      — Не пойду, — сказал Вася. — Моя монета, и я без неё не уйду!
      В дверях появился Городовой. Краснолицый, сивоусый, в чёрной шинели, с шашкой на боку.
      — Ага, ага, — обрадовался Купеческий сын. — Вот он, заступничек наш, вот он, его благородие господин Городовой пожаловал!
      — Чего случилось, господин Купецкий сын? — спросил Городовой густым голосом и вытер пышные сивые усы.
      — А вот эти два маленьких вора хотели мой пятак украсть, — сказал Купеческий сын ехидно.
      — Врёт он! — крикнул Минька. — Мы ему пятак дали, разломить. А он не смог. Вот и злится и пятак не отдаёт!
      — Слышали, господин Городовой! Чтобы я не мог пятака разломить!
      — Да это ж курам на смех, — сказал Городовой и засмеялся.
      — Хватайте их, — промурлыкал Купеческий сын. — Проучите их. Чтобы в другой раз не крали у честных людей пятаки!
      — Да врёт он всё! — крикнул Минька.
      — Я те дам «врёт», — гаркнул Городовой и стукнул Миньку по затылку.
      Тут Вася не выдержал: за что Городовой ударил Миньку?
      Вспомнил Вася, как однажды какой-то прохожий толкнул его приятеля Вову. Так того прохожего в милицию повели! В два счёта! Нельзя людей обижать! А тем более маленьких!
      — И не стыдно? — сказал Вася, строго глядя на Городового. — Ведь взрослый человек, а мальчика ни за что ударили!
      Городовой так удивился, что даже посинел.
      — Отведём вас куда надо, будете знать, как драться! — запальчиво крикнул Вася.
      Городовой часто-часто заморгал. Потом вытянулся и гаркнул:
      — Рад стараться! — Но сообразил, что перед ним всего-навсего мальчишка, и из синего стал лиловым: — Эт-то что такое!
      — Ага! — обрадовался Купеческий сын. — Хватайте их, они воры, разбойники! Пятак мой украли!
      — Давайте сюда пятак, — сказал Городовой. — Как вещественное доказательство.
      Купеческий сын отдал ему пятак, порылся в кармане и достал оттуда серебряный рубль.
      — А это вам за беспокойство, — сказал он. — И построже с ними, с разбойниками!
      — Рад стараться! — гаркнул Городовой, пряча рубль, и спросил: — Которого хватать?
      — Обоих.
      — Рубля мало… — сказал Городовой.
      — Тогда хватай этого, — Купеческий сын ткнул пальцем в Васю, — пятак у него был.
      Схватил Городовой Васю и повёл в полицейскую часть.
      А Купеческий сын вдруг почувствовал голод и крикнул:
      — Эй, кто там! Тащите мне каши!
     
     
      Глава седьмая. Полицейский пристав бьёт мух, а Васю сажают в холодную
     
      Привёл, ваше благородие, вора, — сказал Городовой, — Он у Купецкого сына пятак украл. Вот этот, — и Городовой положил пятак на стол перед полицейским приставом. Пристав молча взял мухобойку и — бац! — убил муху на краю стола.
      — Семьдесят первая, — объявил он и повернулся к Васе: — Значит, украл?
      — Это неправда, — сказал Вася. — Я ему дал сломать.
      — Зачем?
      — Просто так, — ответил Вася.
      — Гм… Как это так, просто так? — спросил Пристав. — Кто ж это будет просто так пятаки раздавать?
      — Ещё он говорит, что Купецкий сын, ваше благородие, пятака не смог сломать!
      — Ха-ха-ха, — засмеялся было Пристав, но увидел на стене муху, схватил мухобойку, на цыпочках подошёл к стене и… бац! — Семьдесят вторая. Обыскивали?
      — Никак нет! — рявкнул городовой.
      — Обыскать!
      — Слушаюсь! — Городовой вывернул Васины карманы.
      На ладонь его вывалились металлические шарики.
      Пристав взял тяжёлый блестящий шарик, повертел его в пальцах — никогда не видывал такого.
      — Так вот, мальчик, за кражу этого пятака, — он указал мухобойкой на Васину волшебную монету, лежавшую на столе, — я велю посадить тебя в холодную.
      — Не крал я ничего, — сказал Вася.
      — Всякий, если ещё не украл, то когда-нибудь непременно украдёт! Честных людей, не бывает! Любого сажай в холодную — не ошибёшься! Пристав протянул руку, зажал пальцами Васино ухо: — Признавайся, мальчик!
      Больно было Васе. На глазах проступили слёзы. Он часто-часто заморгал.
      Головы орла на монете дружно щёлкнули клювами: сейчас мальчишка заплачет.
      Вася прикусил губу: не плакать! А шеи орлов так и вытянулись: ну же, ну, капай слезу.
      Стерпел Вася боль, сдержался, взглянул Приставу прямо в глаза:
      — Это не я у Купеческого сына, а он у меня хотел украсть пятачок! Я ему дал, чтобы он разломил.
      Пристав отпустил Васино ухо и сказал хвастливо:
      — Когда-то и я ломал пятаки!
      — Так точно! — рявкнул Городовой. Пристав взял пятак, положил его на край стола и нажал. Пятак даже не погнулся. Пристав нажал изо всех сил. Безрезультатно.
      — Пятак фальшивый! — сказал он. — Получается, что ты или украл его, или сделал фальшивую монету. Сейчас мы составим протокол! Как твоя фамилия?
      — Сомов Вася.
      Пристав внимательно посмотрел на Васю, и неожиданно губы его расползлись в улыбке:
      — Уж не генерала ли Сомова сынок?
      Васе даже стало смешно. Взять да и сказать, что этого самого генерала сынок. Вот переполох поднимется! «Ваше благородие», видать, боится генерала! А ещё кричит, других пугает!
      — Мой папа никакой не генерал! — отчётливо сказал Вася. — Мой папа — знатный токарь на тракторном заводе!
      — Гмм… Такого завода нет!
      — Будет, — сказал Вася. Пристав нахмурился.
      — Объявляю пятак фальшивым и украденным! — сказал он. — В холодную мальчишку!
      Городовой схватил Васю за шиворот и поволок его по коридору. Открыл скрипучую дверь, впихнул Васю в полутёмный подвал, а сам вернулся к Приставу.
      — Тебе что, Филимоныч?
      Городовой потоптался на месте.
      — Виноват, ваше благородие. Зачем-то шёл, да запамятовал. Дозвольте идти?
      — Иди, Филимоныч. Городовой ушёл.
      А пристав уставился на металлические шарики и медный пятак, лежащие перед ним на столе.
      «Откуда всё это здесь очутилось?»
      Он посидел немного, потом смахнул ладонью в ящик стола и шарики, и монету. Увидел на стене муху и схватил мухобойку.
      И городовой, и пристав про Васю забыли. Ведь он был из будущего, а помнить можно только прошлое.
      Один Минька не забывал Васю, потому что знал тайну медной монеты и очень хотел Васе помочь. Он сидел на каменной тумбе против полицейского участка и думал, как бы выручить товарища.
     
     
      Глава восьмая. Головы орла не теряют надежды, а Вася надувает городовых
     
      В темноте ящика орлиные головы замотались на тонких шеях.
      — Мальчишку в холодную повели. Ему там, наверно, страшно. Он там, наверно, плачет. А мы здесь, — сказала сипло левая.
      — Так-то оно так, да не совсем, — прохрипела правая. — А может, он и не плачет. Или плачет, да не пустыми слезами.
      — Помолчи, — сердито сказала левая.— Вечно ты во всём сомневаешься! Надо выбираться из этого ящика. Надо — к мальчишке…
      — Так-то оно так… — начала было правая, но левая клюнула её, и они замолчали.
      Монета подкатилась тихонько к углу ящика, и головы увидели щель. Щель была узкой.
      — Надо пролезть, — сипнула левая.
      — Так-то оно так… — начала было правая, но левая снова клюнула её.
      Они поставили монету на ребро, сунули её в щель и свалились на пол.
      Пристав услышал, как что-то брякнуло, заглянул под стол, но ничего там не увидел. Монета уже откатилась к двери.
      Тем временем Вася сидел на голых дощатых нарах.
      Что же дальше будет? Может, Минька догадается, что его посадили в холодную, и как-нибудь выручит? А если не догадается? Или не сможет выручить? Так и придётся сидеть в этой холодной?
      Жутко Васе стало. Он съёжился совсем в комочек и заплакал. Теперь уж что! Теперь плакать можно, монеты-то нет!
      А монета лежала по ту сторону обитой железом двери. Головы орла слышали, как всхлипывает Вася, и сами чуть не плакали от досады. Бились головами об обитую железом дверь и зло скрипели клювами.
      Звякнул засов. Дверь отворилась, вошли двое городовых.
      — А это что за гусь? — спросил один городовой.
      Второй взглянул на бумаги, которые держал в руках, пожал плечами.
      — По списку не числится.
      «Надо их перехитрить», — подумал Вася, поднял голову, сдвинул брови, посмотрел грозно на городовых да как крикнет:
      — Что значит гусь? Кто тут гусь? Я — гусь? А я вот вовсе не гусь! Я — октябрёнок! Понятно? Ок-тя-брё-нок! — отчётливо повторил он.
      Городовые растерянно заморгали глазами. Ведь они не знали, что такое октябрёнок.
      И подумали, что это, должно быть, какое-нибудь важное, сердитое начальство.
      А Вася неожиданно вспомнил, как командуют войсками на парадах, и закричал:
      — Смир-но! К торжественному маршу, поротно, первая рота прямо, остальные на-пра-во! Шагом марш!
      И зашагал к двери.
      Городовые только и успели испуганно вытянуться и отдать честь.
      Вася переступил порог холодной и заметил на полу свою новенькую медную монету. Она, тоненько позванивая, нетерпеливо вертелась на месте. Вася нагнулся, словно бы ботинок зашнуровать, и тотчас монета прыгнула в его ладонь.
      Когда Вася вышел на улицу, ветер разогнал серые тучи, и в голубом «окне» показалось яркое весеннее солнце.
      Вася зажмурился.
      — О-о! Вася! — крикнул неподалёку знакомый голос. И Вася увидел Миньку.
      — Вася! — Минька улыбался. — А я всё хожу. Всё думаю, как бы ф-фараонов надуть!
      — Я их надул, ф-фараонов, — улыбнулся Вася.
      — Тогда пошли скорее к Генералу.
      — К какому Генералу?
      — Я узнал: у него, у того Генерала, — сила. Войска! Может, он пятак разломит?
     
     
      Глава девятая. Генерал напрасно шумит
     
      Генерал жил в особняке,на улице, мощённой тесаным камнем. Возле парадного стояли на карауле рослые солдаты. Сверкали штыки.
      Минька и Вася остановились на противоположной стороне улицы.
      — Эх, не пустят к генералу, — сказал Минька. — И никакой хитростью солдат не перехитрить.
      — Я попробую.
      Вася подошёл к парадному.
      Солдаты скрестили перед ним винтовки.
      — Хода нет.
      — Я — сын генерала Сомова. Иду к вашему Генералу по делу, — сказал Вася важно.
      Солдаты переглянулись и пропустили.
      Вошёл Вася в особняк. А там народу!.. Офицеры шпорами звенят. Слуги туфлями шаркают. Женщины шёлковыми платьями шуршат.
      На Васю никто и внимания не обратил.
      «Надо бы спросить, который тут Генерал», — решил Вася, подошёл к одному офицеру с золотыми шнурками на груди, а как обратиться — не знает. То ли дело у нас: товарищ лейтенант, товарищ майор или товарищ маршал! А тут… Вспомнил Вася, что городовой называл пристава вашим благородием.
      — Здравствуйте, ваше благородие.
      « Я не просто благородие. Я — высокоблагородие! — сердито сказал офицер. « Не видите разве, что я полковник!
      — Извините, высокоблагородие, » сказал Вася, — погоны очень высоко. Не разглядеть. Скажите, пожалуйста, где найти Генерала?
      — Гм… А вы кто ж будете?
      — Я — сын генерала Сомова.
      — Его высокопревосходительство господин Генерал у себя в кабинете. Третья комната направо, пятая дверь налево! — и полковник звякнул шпорами.
      Прошёл Вася одну комнату, другую, третью. Отыскал пятую дверь налево. Постучал. За дверью кто-то как зарычит:
      — Р-р-ракалии, каналий!
      Испугался Вася. Входить или не входить? А может, тот, кто рычит, и кусается? Да раздумывать особенно некогда, надо монету пополам разломить.
      Толкнул дверь. А за дверью — пусто.
      Вдруг кто-то в углу как гаркнет:
      — На кар-раул! Крр-ру-гом! Ать, два! Вздрогнул Вася, поглядел в угол и увидел маленького человечка в расшитом мундирчике.
      — 3-здравствуйте, — сказал Вася вежливо. — Я ищу его вы-со-ко-пре… пре… пре-дупредительство…
      — Превосходительство, — прогремел человечек.
      — Да, — согласился Вася. — Генерала.
      — Я — Генерал! — гаркнул человечек.
      — Вы Генерал? — удивился Вася.
      — Ррракалии! Каналий! Подать мои р-ре-галии! — закричал человечек так громко, что зазвенели стеклянные висюльки на люстре.
      В комнату вбежали два адъютанта и с немыслимой быстротой обвешали грудь и живот человечка сверкающими крестами и звёздами.
      — Я — Генерал, — прогремел он.
      — Мне очень надо разломить вот этот пятачок! — сказал Вася и достал из кармана монету. Орел на ней так и задёргался, так и потянулся к генеральскому мундиру, потому что на пуговицах и звёздах тоже были двуглавые орлы.
      — Кто вы такой, сударь, что обращаетесь ко мне с просьбой! — сердито прорычал Генерал.
      — Я — сын генерала Сомова. Папа просил непременно разломить. Он сказал, что у вас — сила. Войска.
      — И у него войска, — сказал Генерал.
      — У вас… больше, у вас — сильнее.
      — Так ваш папа и сказал?
      — Так и сказал.
      Генерал выпятил грудь и прозвенел крестами и звёздами.
      — Хорошо. Я исполню его просьбу. Эй! Рракалии, каналий! — закричал он, и стёкла на окнах задребезжали. — Позвать сюда моих самых сильных солдат!
      Вошли в комнату два здоровенных солдата.
      — Слушать пр-риказ! — гаркнул Генерал. — Р-р-разломить пятак пополам!
      — Рады стараться, ваш-сог-дит-ство! — прокричали в ответ солдаты.
      Взяли они у Васи пятак, ухватились каждый за свой край и давай ломать!
      Вася даже глаза зажмурил! Этакая у солдат силища!
      А солдаты бледнели, краснели, жилы на их шеях вздулись.
      — Сломали? — спросил Генерал.
      — Никак нет, ваш-сог-дит-ство! Пятак не ломается!
      Рассердился Генерал, соскочил со стула, затопал ножками, зазвенел крестами и звёздами!
      — Кр-ру-гом! В Сибирь, на катор-р-ргу, шагом марш!
      — За что ж вы их на каторгу? — спросил Вася. — Может, этот пятачок волшебный?
      — Ах вот как? Волшебный? Значит, ты это нарочно подстроил, чтобы меня опозорить? — закричал Генерал. — Ах ты такой-сякой, немазаный! Да как ты смеешь! Меня, царского Генерала, позорить! Да я тебя упеку!
      Вася схватил монету, сунул её в карман и — к двери. Мимо окаменевших от генеральского крика офицеров. Мимо штатских, с выпученными от страха глазами. Мимо падающих в обмороки женщин.
      Выбежал Вася на улицу, схватил Миньку за руку и — в ближайший переулок.
      Там, почувствовав себя в безопасности, он рассказал Миньке про Генерала и про свою неудачу.
      Минька подумал немного, покачал головой и сказал шёпотом:
      — Надо к царю пробираться. Он — надо всеми. У него — вся сила.
     
     
      Глава десятая. Вася и Минька встречаются с царём
     
      Царский Зимний дворец стоял на том же месте, где и теперь стоит. Одной стороной — на Дворцовую площадь, другой — на реку Неву. Только улицы возле него были вымощены деревянными шестиугольниками — торцами.
      — Вход с набережной — сказал Вася. Это точно знаю. У нас там касса. Музей.
      — Музей?..
      — Ну, где картины всякие, статуи, мумии, оружие. Я здесь одну саблю видел. Во сабелька! На клинке узоры золотые, а сама серебряная.
      — Как это ты мог здесь сабельку видеть? — усомнился Минька. — Здесь — дворец. Здесь сам царь живёт!
      — А у нас здесь музей, «Эрмитаж» называется. И всех пускают. Иди смотри.
      — А царь где ж?
      — Нету царя. Прогнали. И Генерала прогнали, и купца твоего, — громко сказал Вася.
      — Тс-с… — зашипел Минька и покосился на постового Городового. — За такие слова опять в холодную посадят. Лучше давай думать, как во дворец пробраться. Туда, слышь, ни живой души не пускают.
      Думали они, думали, так ничего и не придумали. А между прочим, уже постовой Городовой начал на них коситься.
      Вдруг слышат — цок-цок, цок-цок — по деревянной мостовой трусит пара лошадей с мохнатыми ногами, тянет крытый фургон. А на фургоне нарисованы всякие овощи. А над овощами надпись:
      «Зеленныя товары и торговля заморскими фруктами. Кучканъ и Ко. Поставщикъ двора».
      — А что это: «поставщик двора»? — спросил Вася.
      — Значит, самому царю на двор поставляет.
      — Самому царю? — переспросил Вася и предложил: — Давай заберёмся в овощной фургон. И проедем мимо стражи прямо во дворец. А там уж поищем царя!
      — Давай, — обрадовался Минька.
      Они догнали фургон и, подтянувшись на руках, перелезли через задний борт.
      В фургоне навалом лежали большие хрусткие кочаны капусты.
      Когда фургон остановился у дворцовых ворот, Вася и Минька притаились. В фургон заглянул сторожевой солдат, но принял мальчишечьи головы за кочаны капусты.
      Потом фургон затрясло, и вскоре он снова остановился.
      Вася осторожно выглянул наружу. Во дворе никого не было.
      — Слезай, — шепнул он Миньке. — Приехали.
      Тут появились кухонные мужики. Стали фургон разгружать: капусту в мешки складывать и во дворец заносить.
      — Берём мешок, — шепнул Вася.
      Ухватились они за мешок с двух сторон. Поднатужились. Еле подняли. Понесли. Куда другие несут — туда и они. В дверь вошли. По лестнице поднялись. Коридором протащили из последних сил.
      Наконец оказались в полутёмной комнате — кладовой.
      — Это что за грузчики-подносчики? — сказал сердито мужик в фартуке. — А ну, брысь отсюда!
      Выскочили Вася и Минька за дверь в коридор. Еле дышат.
      Почесал Минька затылок:
      — А дальше куда?
      — Идём! — решительно сказал Вася. И они пошли по коридору.
      Долго шли. Коридоры в царских дворцах длинные, путаные. Чтобы чужой человек заблудился, до царя не дошёл.
      Одна дверь открыта. Заглянули — никого.
      А на деревянной вешалке висят белые фартуки да белые колпаки.
      — Надевай, — сказал Вася. — А то ты своими штанами царя напугать можешь.
      Быстро надели фартуки и колпаки, поглядели друг на друга.
      — Обыкновенные поварята! Пошли дальше.
      Ещё одна дверь открыта. Заглянули — стоит возле печи старый повар.
      — За кренделем пришли?
      — За кренделем, — кивнул Минька. Кто ж от кренделя откажется.
      — Берите, да не уроните!
      А на столе стоит сверкающий поднос в два метра шириной, а на подносе — двуглавый орёл — крендель с розовой корочкой, весь рябенький от изюма.
      Взялись Вася и Минька за поднос, подняли и понесли по коридору.
      — И во сне не видал таких кренделей! — воскликнул Минька. — Может, куснём?
      — Некогда, Минька. Настоящие поварята за кренделем могут явиться. Сразу хватятся. А с этим кренделем мы к самому царю попадём.
      Тут и коридор кончился, упёрся в большую тяжёлую дверь с медными львами на ручках.
      Толкнули они дверь посильнее. Открылась она, а за дверью — стража в зелёных мундирах.
      — Кто такие? По какому делу?
      — Крендель лично царю несём! — храбро ответил Вася.
      — Проходите! — сказал стражник и крикнул кому-то в другой конец комнаты: — Крендель его величеству государю императору!
      Прошли Вася и Минька с подносом через комнату, а уж другие стражники в синих мундирах дверь перед ними открыли, и снова один крикнул:
      — Крендель его величеству государю императору!
      А потом через третью прошли, через четвёртую, и повсюду стражники стояли. Только цвет мундиров менялся.
      — Ишь как царь людей боится! — сказал Вася тихонько. — Кругом столько стражи понаставил!
      — Крендель его величеству государю императору! — прокричал стражник в чёрном мундире.
      Открылась перед мальчишками ещё одна позолоченная дверь, и они услышали:
      — Крендель — это хорошо! Крендель — это я люблю! Давайте сюда крендель. На стол его! Под нож! Сейчас я его зарежу!
      Вася и Минька поставили поднос с кренделем на стол и увидели человека в военном мундире с золотыми погонами на плечах. Волосы у него были прилизаны на пробор. Аккуратная бородка и усики блестели, будто жиром намазанные.
      Схватил человек в военном мундире нож и занёс его над кренделем.
      — Стойте! — крикнул Вася громко. Человек в мундире даже испугался и съёжился.
      — Стойте! — повторил Вася. — Этот крендель для самого царя.
      — Так я и есть сам царь!
      — У царя корона на голове, — возразил Вася.
      — Что ж, я вcе время должен корону на голове таскать? — сердито спросил царь.
      — У царя сила должна быть.
      — Моя царская сила не в руках, а в слугах. Что прикажу — то и сделают! Прикажу — казнят, прикажу-помилуют!
      — А можете приказать пятак разломить? — спросил Минька. Хоть и страшно ему было перед царём стоять. Кто его знает, этого царя? Ещё надаёт по шее! А всё же помнил, зачем к царю шли. Чтоб Васю выручить!
      Нахмурил царь брови:
      — Какой такой пятак?
      — Обыкновенный, — сказал Вася и достал монету из кармана.
      А монета, словно её бешеная собака укусила, так и рвётся из пальцев в сторону большого кресла, обитого красным бархатом. А на спинке того кресла — двуглавый орёл вырезан из дерева.
      Понял Вася, что это те самые головы, которые царю царские мысли нашёптывают.
      Прижал Вася монету к ладони покрепче.
      — Мы у Купеческого сына были. Здоровенный такой, а разломить не смог. Пристав ломал — не сломал. Ваш царский Генерал приказал солдатам разломить пятак — не смогли. Вот к вам пришли.
      Хмыкнул царь, уселся в кресло с орлом и спросил:
      — А кто вы такие? Как сюда прошли? И что это за крендель?
      Минька побледнел: всё, пропали их головы, раз царь стал допрашивать. А Вася сказал:
      — Крендель этот настоящий, так что можете его есть спокойно. Прошли мы сюда через двери. Его вот зовут Минька, а меня — Вася Сомов. Я — ученик второго «А» класса.
      Видит Минька: царь ещё больше нахмурился. Подумал: как бы его утихомирить? Что бы такое в разговор ввернуть?
      — Вы не сумлевайтесь, ваше величество. У нас всё по-честному, без обману. Он вот, Вася, может вам рассказать, как оно всё будет через шестьдесят лет, где что построят и какие крендели печь будут.
      — А не врёшь? — спросил царь. — Я ведь не люблю, когда другие врут.
      — Святой истинный крест! — перекрестился Минька.
      — Ну-ну, — сказал царь торопливо. — Давай, давай. Рассказывай.
      — Э-э, нет, ваше величество, — сказал Минька. — Надо, чтоб всё по-честному, из рук в руки. Сперва пятак разломайте!
      — Это нам просто! Сейчас прикажем силачам, — сказал царь и взял у Васи трепещущую монету.
      Тут одна деревянная орлиная голова на троне наклонилась к царю и зашептала ему в самое ухо:
      — Ваше императорское величество, никак нельзя силачей звать. Никак нельзя монету ломать.
      — Почему?
      — А потому, что на ней — я, ваше величество. Великий Двуглавый Орёл, герб вашего величества. А кто хочет этот герб вашего величества поломать, ваше величество, тот смутьян, социалист и бунтовщик!
      — Ах вот как! — воскликнул царь. — Провокация! — Он посмотрел внимательно на пятачок. — Значит, вы посягнули на моего двуглавого орла! — Хлопнул царь в ладоши, вбежали стражники. — Схватить их и заковать в крепкие цепи! Нет на свете такой силы, чтобы моего двуглавого орла сломала!
      Головы деревянного орла на кресле закивали, а стражники шагнули к Васе и Миньке.
      — Стойте! — крикнул Вася и обнял Миньку за плечи. — Стойте! Не схватите вы меня и не закуёте! Потому что я вас не боюсь! Я — из будущего, Минька-со мной. А вы все — прошлое! И ничего вы нам не сделаете! А сила, которая вашего орла поломает, есть!
      И царь, и царская стража так и замерли с открытыми ртами. Никогда ещё никто здесь так не разговаривал.
      Вдруг в открытой форточке появилась седая ворона.
      Громко хлопая крыльями, она подлетела к царю, каркнула, выхватила у него из пальцев блестящий Васин пятачок и вылетела.
      У царя от страха нижняя челюсть отвисла.
      — Спасибо, ворона! — крикнул Вася и обернулся к царю: — Вы хотели знать, что будет через шестьдесят лет? Жаль, долго рассказывать, некогда. Жизнь будет. Для простого народа. А не для вас, ваших генералов да купцов. Скоро вашего орла разломают на мелкие кусочки!
      Повернулся Вася и вышел вместе с Минькой.
      Хотел было царь послать за дерзкими мальчишками погоню, да тотчас забыл про них и принялся как ни в чём ни бывало выковыривать изюм из кренделя.
      И стража забыла.
      Ведь Вася был из будущего, а помнить можно только прошлое.
     
     
      Глава одиннадцатая. На волшебную монету падает третья Васина слеза
     
      Так и вернулись Вася и Минька из царского дворца не солоно хлебавши.
      Уселись опять на поленнице, где Васин восьмиэтажный дом будет стоять. Сидят, вздыхают.
      Жалко Миньке Васю. Уж солнышко садится, а монета ещё не разломана. Да и нет её. Ворона унесла. А куда — неизвестно.
      — Ворона монету принесёт, — угадав Минькины грустные мысли, сказал Вася.
      Хотел Минька возразить: мол, ищи ветра в поле, да прикусил язык, чтобы товарища зря не расстраивать. И так ему худо!
      Тут захлопали рядышком крылья, и прямо на Васино плечо села седая ворона. В клюве монету держит.
      — А я что говорил! — крикнул Вася, и лицо его просветлело. — Ворона не подведёт!
      А ворона весело захлопала крыльями, сделала над ребятами круг и улетела.
      — Ну и ворона. Вот так ворона! Никогда таких ворон не видал! — сказал Минька.
      А Вася внимательно посмотрел на лежащую на ладони монету. Головы орла щурились на заходящее солнце.
      — Как же нам её разломать? Минька ничего не успел ответить.
      — Минька, Минька!..
      — Мамка кличет. Погоди немного, — Минька кивнул и исчез за поленницей.
      Вася присел на дрова и стал следить, как угасает день. Как один край неба всё густеет и густеет, становится тёмным. А другой, где закатывается солнце, разгорается ало, будто там пожар, и лёгкие перистые облака над тем местом, как подкрашенный пламенем дым.
      Запахло дымком, — верно, в какой-то избе затопили печь. Кругом стало тихо-тихо. Даже редкие птичьи голоса умолкли. Даже листва на берёзках перестала шептаться. А Минька всё не шёл.
      И Вася так остро почувствовал одиночество, ему стало так жутко, что он, ударяясь коленками об острые края дров, торопливо перебрался через поленницу и побежал к Минькиному дому.
      Навстречу из скрипучей калитки вышел Минька, лицо озабочено.
      — Вася, — сказал он шёпотом. — у дяди Вани — товарищи. Стачечный комитет. Посторожить велели. А то ф-фараоны нагрянут — всех в тюрьму.
      — А кто это дядя Ваня?
      — Угловой жилец. Угол у нас снимает. Мы у хозяина — комнату, а дядя Ваня у нас — угол, — и добавил шёпотом: — Он большевик.
      — Большевик? — обрадовался Вася. — Мой дедушка был большевиком. Большевики — это коммунисты.
      В этот момент, приглушённый стенами избы, до них донёсся уверенный голос:
      — Мы не можем отступать ни на шаг. Мы должны день за днём, час за часом готовиться к великому дню, когда разгневанный народ свергнет царское самодержавие, разобьёт ненавистного двуглавого орла и подымет над свободной Россией свое красное знамя!
      Минька схватил Васю за руку:
      — Пойдём на дрова. Не надо на виду торчать.
      Они забрались на поленницу. Минька стал наблюдать за пустынной улицей.
      — Слышал, как он сказал: народ разобьёт ненавистного двуглавого орла!.. — с жаром сказал Вася. — И так будет, Минька! Так будет! Будет Великая Октябрьская социалистическая революция!
      И только сейчас он по-настоящему понял эти слова: «Великая Октябрьская социалистическая революция!»
      Это значит — построят прекрасное Автово, в котором он живёт. И станут учить детей в новеньких школах. Это значит — обуют и оденут Миньку, и никто не посмеет его обидеть. В царском дворце откроют музей. Папа станет знатным токарем на тракторном заводе. Великая Октябрьская социалистическая революция — это то самое будущее, в котором он, Вася, жил.
      И сделают революцию вот эти самые рабочие, которые собрались сейчас в Минькином доме у дяди Вани. Простые люди.
      Сердце Васи забилось часто-часто от волнения, от гордости за этих людей, от благодарности к ним.
      Ну что ж, если никто не может разломать злосчастную монету пополам и ему, Васе, суждено остаться здесь, в этом времени, он знает, что ему надо делать! Он будет помогать этим людям готовить революцию. А в 1917 году, через десять лет, они с Минькой не пропустят ни взятия Зимнего дворца, ни караула в Смольном, ни выступления Владимира Ильича Ленина на съезде Советов. И, может быть, даже удастся попасть потом в Чапаевскую дивизию, драться с белыми и предупредить Чапаева, что на его штаб нападут ночью. И Чапаев останется жив.
      На глазах Васи выступили слёзы.
      Вася совсем забыл про монету, которая лежала у него на ладони двуглавым орлом вверх.
      — Минька, — сказал он.
      — Что?
      — Я, кажется, — Вася хотел сказать «останусь здесь навсегда», но взглянул на монету и замер: головы орла словно корчились в алом свете заходящего солнца. Монета тускнела на глазах. Зеленела. Становилась всё тоньше и тоньше. Слеза словно обожгла её. Ведь жаркие слёзы гордости не пустые слёзы.
      — Минька! Смотри! — шепнул Вася. Минька повернулся к нему.
      — Спасибо тебе за всё, Минька. Я сейчас, наверно, смогу разломать монету. Смотри!
      Вася захватил монету пальцами обеих рук. Нажал легонько. Монета хрустнула…
     
     
      Глава двенадцатая. Вася вернулся, а тайна осталась
     
      Вася открыл глаза и позвал:
      — Минька!
      Но Миньки не было. И поленницы не было. И солнце ярко светило за окном.
      — Вася, ты начал делать уроки?
      — Бабушка! — закричал Вася. — Урра!
      И посмотрел на свои руки. В пальцах были зажаты половинки старого позеленевшего царского пятака. Монета разломилась так, что одна голова орла оказалась на одной половинке, а другая — на другой.
      «Наверное, мне всё приснилось, — подумал Вася. — Наверное, я всё-таки задремал после манной каши. А монету нетрудно было сломать и сонному. Вон она какая гнилая».
      Вася сунул руку в карман. Карман был пуст.
      Где же шарики?
      — Бабушка! — крикнул он. — Ты мои шарики не брала?
      — Нет! Делай уроки.
      — Сейчас! — ответил Вася.
      Тут на окно села старая седая ворона.
      — Здравствуй, Яшка, — сказал Вася. — Это была ты или не ты?
      Яшка склонила голову набок, и весёлые искорки промелькнули в её глазах.
      А может быть, это только показалось Васе.
      Тут бабушка вошла в комнату. Вася обнял её, чмокнул в щёку и спросил:
      — Скажи, пожалуйста, когда ты была маленькой, у тебя не было приятеля, которого звали Минькой?
      — Минькой, Минькой, — несколько раз повторила бабушка. — Не помню. А тебе на что?
      — Так… — вздохнул Вася и выглянул в окно.
      Во дворе ребята играли в прятки. Шепталась листва тополей. Пели птицы.
      Яшка поцарапала клювом по подоконнику и улетела.
      Вася готов дать самое честное октябрятское, что ворона вывела клювом: «Тайна».
      Вася помахал вороне рукой:
      — Будь спокойна, Яшка!
      Вот и вся сказка про октябрёнка Васю Сомова и двуглавого орла.
      Было это или не было — никто не знает точно.
      Только металлических шариков от подшипников Вася до сих пор найти не может. Вот так.