Прислала Я. В. Кузнецова.
_______________
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ
1
Каждый вечер я подходил к двери и подслушивал.
В комнате за дверью жил мой брат. По вечерам у него всегда собирались разные люди и громко разговаривали.
Как-то раз я услышал:
— Ну, ребята, готовьтесь. Во вторник на той неделе праздник.
2
Я не дослушал.
Я побежал в другую комнату и снял со стены отрывной календарь. Если правда, что праздник, значит красное число.
Я перелистал календарь.
1912
18 АПРЕЛЬ
вторникъ
May 1 Mai
Число было черное. 18-е апреля.
«Обманули», — подумал я.
И чуть не заплакал.
3
Я очень любил праздники.
Мне было одиннадцать лет и я работал на заводе. Моя должность была — «мальчик». Это значит, я был в мастерской на побегушках.
После работы у меня всегда болели ноги. Вот почему я любил праздники.
4
Бывало с осени заглядываешь в календарь и считаешь, сколько красных листков на рождестве.
Рождество, пасха, троица — церковные праздники. А бывали еще и царские дни. То царь был именинник, то жена его, то родственники.
Назывались эти праздники мудрено — «тезоименитство».
Наш дворник лез на ворота и выставлял там флаг. Царский флаг. Трехцветный. Наверху белая полоса, в середине синяя, а внизу красная.
«Хоть бы побольше было у царя дочек», — думал я, — «лишь бы не приходилось из цеха в цех мотаться».
5
На другой день я пошел на завод. Там я опять услышал насчет праздника.
Двое рабочих стояли у станка и один из них сказал:
— Праздник через четыре дня будет. Надо знамена приготовить.
Тут я не вытерпел. Подошел к главному мастеру Глебу Ивановичу и спросил:
— Глеб Иванович, — а правда, что во вторник у нас праздник?
Глеб Иванович ухватил меня за вихор и прошипел:
— Праздновать захотелось? Постой, ты у меня в этот праздник полы будешь в конторе мыть. Щенок!
6
А дома брат отозвал меня в угол и сказал:
— Вот что, Сёма. Ты мне помочь должен. Скоро будет праздник и нам надо красной материи да лент понасобирать. Ты, может, у матери да у сестер возьмешь. Только, смотри, молчи. Никому не проговорись!
«Что за праздник такой», — подумал я, — «что и в календаре его нет, и Глеб Иванович сердится, и проговариваться про этот праздник никому нельзя. И красные ленты зачем-то нужны».
7
У матери я незаметно взял два куска кумачу, а у сестры, пока она спала, выплел из косы красную ленту.
Все это я принес брату.
— Молодец, — похвалил меня брат.
И положил все под подушку — и кумач и ленту.
8
Ну вот и вторник.
Рано утром в 6 часов загудели гудки на заводе. Значит, надо итти на работу. Значит, нет праздника. В праздник гудки не гудят.
Подхожу к своей мастерской — тихо. У станков никого нету.
А на стене приклеена папиросная бумага. На ней бледными синими буквами напечатано!
9
Довольно!
Бросайте работу, товарищи! Остановите скорее колеса.
Давайте сигнальный гудокъ.
Шире раскройте ворота мастерской. На улицу, товарищи!
Сегодня нашъ светлый праздникъ.
10
А дальше было написано вот что:
Сегодня особенный праздникъ. Его нетъ ни въ одномъ календаре.
Въ этотъ день попы не звонятъ въ колокола и не служатъ молебновъ.
Они не собираютъ ни яицъ, ни куличей, ни блиновъ, ни куръ, ни денегъ.
К'Ьмъ же и для кого за-веденъ этотъ странный праздникъ? Онъ заведёнъ рабочими и для рабочихъ.
11
Я продолжал читать:
Въ 1899 году въ городах Парижа былъ съезд рабочихъ всего Mipa.
Приехали и немцы, и русские, и англичане, и шведы, и итальянцы, и поляки. Во всемъ светe рабочимъ живется не сладко. Они работают по 12, по 14, а то и по 16 часовъ въ сутки. И вотъ съездъ постановилъ: пусть в день 1-го мая рабочие всехъ странъ побросаютъ работу, выйдутъ на улицу и скажутъ:
— Мы требуемъ восьмичасового рабочего дня! И пусть день перваго мая навсегда станетъ праздникомъ для рабочихъ всего Mipa.
12
Не успел я разобрать этого объявления, как в мастерскую вбежал Глеб Иванович.
Он увидал, что в мастерской никого нету, затопал ногами и закричал:
— Расчет, расчет! Всем расчет! Дармоеды! В будний день воскресенье устроили.
Он подбежал ко мне, увидел, что я читаю, дал мне подзатыльника, сорвал со стены бумагу и заорал:
— Ты что это читаешь? В острог захотел?
В первый раз я услышал, что за бумажку в тюрьму сажают.
13
У ворот собрались рабочие. Между ними мой брат. В руках у него четыре царских флага.
— А где же красное знамя? — спросил у него рабочий из нашего цеха.
— Вот вам красные знамена, — ответил брат, — несите в лес.
— Да ведь это же царские.
— Ничего, — ответил брат. — Были царские, а станут пролетарские, несите.
14
Мы взяли подмышки царские знамена и пошли по улице.
Навстречу нам попадались полицейские. Никто из них не обратил на нас внимания.
Мы спокойно вышли за город. А когда подходили к лесу, брат взял у нас флаги, оторвал верхние полосы — белые, а потом отодрал средние — синие. Остались только нижние полосы — красные.
— Ну, вот вам и красные знамена, — сказал он.
15
Вдруг я услышал: поют. Никогда я еще такой песни не слышал:
Весь мир насилья мы разроем
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем тот станет всем.
Много народу поет, а никого не видно. Мы прошли еще шагов сто, и вдруг я увидел большой овраг, а в нем людей, что муравьев.
16
А на пригорке в двух шагах от нас стоит человек с черной бородой, в пенснэ, и кричит не своим голосом:
— Товарищи! Сегодня мы празднуем великий день 1-го мая.
— Какое же первое мая, — спрашиваю я брата. — Нынче 18-ое апреля.
Брат смеется:
— Это у нас в России еще апрель месяц. А во всем мире сегодня первое мая. У нас календарь неправильный.
17
А человек на пригорке закричал опять:
— Товарищи! Во всем мире сегодня рабочие бросают работу и стройными рядами, со знаменами и с музыкой, ходят по улицам, чтобы все видели силу рабочих. Мы еще не можем делать даже этого. Если бы мы вышли со знаменами, нас перестреляли бы солдаты и перехватала бы полиция. Мы еще должны прятаться вот здесь в овраге, и уходить за город. Но придет день, когда рабочие победят, и тогда им уже не нужно будет скрываться в лесу от глаз полиции и жандармов.
18
Я спросил у брата:
— Кто это говорит?
— Оратор — ответил брат, — партийный товарищ. Большевик. Из комитета.
Я ничего не разобрал. Какой там комитет, да что за большевик такой? А только понял, что человек это особенный.
Я все на него глядел и удивлялся, что голос у него такой громкий: каждое слово слышно.
Вдруг он закричал:
— Товарищи, уходите в лес.
19
Слышим — свистки. Длинные, переливчатые.
Толпа шарахнулась было. Зашумела. Стали давить друг друга.
А оратор поднял руку и всю толпу перекричал:
— Товарищи! Спокойствие. Уходите в лес. Только не все сразу. Не бойтесь.
Только он это сказал, все остановились. Тихо стало.
Слышно было, как воробьи чирикают.
20
Потихоньку гуськом потянулись мы через лес на большую дорогу, а оттуда кучками вернулись в город.
Слышали мы позади и свистки, и крики, и лошадиный топот.
— Кто это за нами? — спросил я.
— Казаки и полиция, — ответил брат. — Ничего. Через чащу им на лошадях не пробраться.
Так и было. Не пробрались они через густой лес.
Дали они со злости два выстрела. Ворон в лесу перепугали.
21
Когда я шел по нашей улице к дому, меня обогнал казак на лошади.
В одной руке у него была нагайка, а в другой калоша. Калошу кто-то из наших в овраге потерял.
22
Много лет прошлое тех пор.
В 1918 году первого мая я был в Москве.
Это уже было после революции. Во всех календарях этот день был не черный, а красный.
Большевики исправили календарь.
Вся Москва была в знаменах. Красные банты горели на шапках и на рубахах. Гудели гудки. Играла музыка.
Со всех сторон собирался народ. Собирался не в овраге, как раньше, а на Красной площади перед кремлевской стеной.
23
На высокий помост взошел человек и поднял руку. Он начал речь:
— Товарищи! Сегодня во всем мире рабочие празднуют день первого мая. Но только мы можем праздновать этот день свободно.
Будто я слышал где-то тот же голос. Я спросил:
— Кто это?
И мне ответили:
— Председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета товарищ Свердлов.
24
Я узнал старого «партийца из комитета». Такой же, как и был. Только весь в кожу одет.
|
