DjVu

      В одной из кубанских станиц на улице Щорса живёт Колька Богатырёв, признанный среди мальчишек заводила и выдумщик. У него много друзей. А кому не известно, что несколько мальчишек — это уже целая армия, и такой армии, конечно, ни минуты не сидится без дела.
      Сегодня она готовится к войне с обидчиками, н тихая улица Щорса на время превращается в линию фронта. Завтра по просьбе геологов мальчишки уже собирают минералы, послезавтра выслеживают похитителя георгинов, а ещё через месяц занимаются самым что ни на есть мирным делом — пытаются сделать рекордисткой ничего не подозревающую корову Зорьку.
      Конечно, жизнь в армии Кольки Богатырёва идёт не всегда гладко. Случается, что яблоки из чужого сада кажутся ребятам вкуснее собственных, и некоторым это даёт повод говорить, что Колька и его приятели отпетые хулиганы и бездельники. Но разве бы стали геологи называть месторождение именем отпетого бездельника?..
      Автор этой книги Гарий Леонтьевич Немченко родился в 1936 году в той самой станице Отрадной, о которой рассказано в этой повести. «История Кольки Богатырёва» — не первая его книжка. Читателям знакомы повесть «Серёжка, Антоновский ветеран», роман «Здравствуй, Галочкин!», сборник рассказов и очерков «Тёплый снег».
      Г. Немченко живёт в городе Новокузнецке.
      Ему, писателю молодому, интересно будет узнать, понравилась ли вам, ребята, эта повесть. Свои отзывы посылайте по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.
     
     
     
      Глава первая,
      которая сразу вводит читателя в курс дела и рассказывает о том, как Колька Богатырёв стал министром геологии и охраны недр станицы Отрадной
     
     
      В полдень по улице Щорса шёл человек. Шёл себе, как все люди.
      Но зато как он был одет!
      На голове у него пробковый шлем — точь-в-точь такой, в каких ходят только в тропических странах и, уж конечно, не по улице Щорса. У человека — громадные очки с зеркальными стёклами и яркая ковбойка. Обут он, несмотря на жару, в грубые сапоги со странными ремешками на голенищах.
      Ну разве часто на тихой улице, которую объезжают даже грузовики, увидишь такого необыкновенного человека!
      — Иностранец! — таинственно шептал Вовка Писарь.— Американский какой-нибудь — вот!
      И никто не мог ему возразить.
      Шурка Меринок, которому вчера удалось прошмыгнуть на взрослый сеанс, уверял, что человек в пробковом шлеме — охотник за каучуком. Но никто, кроме Шурки, не видел картины про охотников за каучуком, и все сошлись на том, что это, конечно, иностранец и никакой не охотник.
      Мальчишки уже решили идти за иностранцем хоть на край света, лишь бы выяснить, кто он, но тут случилось неожиданное.
      Человек в пробковом шлеме остановился возле дома Кольки Богатырёва, взглянул на кругляшок номера под крышей и решительно толкнул калитку.
      Переглянувшись, мальчишки бросились к Колькиному плетню и приникли к щёлкам.
      Незнакомец подошёл к крайнему окошку и легонько постучал по стеклу.
      На стук вышла Колькина бабушка — Сергеевна, и тут ребята удивились ещё больше, потому что иностранец* на самом чистом русском языке приветливо сказал:
      — Добрый день. Здесь живёт Николай Богатырёв?..
      Сергеевна вытирала фартуком руки и исподволь осматривала наряд неожиданного гостя. Она, кажется, ничуть не удивилась, только спросила подозрительно:
      — Не из пожарной команды, часом?..
      Человек засмеялся и снял очки.
      — Нет,— сказал он,— не из пожарной... Просто мне надо увидеть вашего Николая...
      Сергеевна покачала головой и кликнула Кольку.
      Он выскочил из-за сарая с самодельной саблей в руках, увидел человека в пробковом шлеме и остановился вдруг, как будто ему внезапно сказали «замри». Потом спрятал за спину саблю и нерешительно проговорил:
      — Чего, бабушка?
      — Меня ещё спрашивает! — удивилась Сергеевна. И вздохнула.— Опять небось...
      Но она не успела договорить, потому что человек в шлеме громко сказал Кольке:
      — Мне очень нравятся белые скакуны... Можете продать мне одного?..
      И тут же из-за плетня, где стояли мальчишки, раздался радостный голос Писарёнка:
      — Можем... скакуна!..
      — Ты-то чего плетёшь? Откуда знаешь? — сердито сказала Сергеевна, когда Володька вбежал во двор.— Нету у пас никаких скакунов.
      Зато на лице у Кольки появилась вдруг широченная улыбка.
      — Отдам скакуна задаром!..
      Он бросился в дом.
      Сергеевна растерянно всплеснула руками. Мальчишки поднялись из-за плетня и во все глаза смотрели на незнакомца.
      Странные вещи творились сегодня на улице Щорса!
      С утра пекло солнце, в пыльных ямках под плетнями копошились растрёпанные куры, из подворотни в подворотню, высунув языки, пробегали сонные собаки. И все пацаны с самого утра помирали от скуки, потому что после неудачного запутка своей десятиступенчатой ракеты Колька надулся на весь белый свет. Он теперь никого не замечал и целыми днями пропадал у себя во дворе.
      А кто виноват, что она, эта самая Колькина ракета, не захотела летёть? Месяц назад, когда ещё не начались каникулы, технический кружок в школе занялся ракетами. Кольку не взяли в кружок, потому что у него была тройка по русскому и четвёрка по поведению, и тогда он сказал, что сам построит ракету. И у неё будет не три ступени, а целых десять.
      Мальчишки со всей улицы отдали тогда ему все свои драгоценности, на которые Колька выменял метров тридцать киноплёнки, изрезал её мелко и набил обрезками старую самоварную трубу. Один конец трубы он сплющил и заострил так. что он стал похож на наконечник от стрелы, а вторую забил круглой деревяшкой с тремя дырками в середине.
      В эти дырки Колька вставил три никелированные трубки толщиной в палец. Через них надо было поджигать ракету, и отсюда должны были вылетать реактивные газы. Так сказал Колька.
      Сашка Лопушок тогда спросил ещё, почему же ракета десятиступенчатая, если самоварная труба всего одна. Он вызвался даже принести ещё одну самоварную трубу, но Колька так посмотрел на Лопушка, что тот заморгал и потом сказал:
      — А-а, теперь понятно, Коль!..
      Колька установил ракету на коньке своей черепичной крыши, достал из консервной банки маленький раскалённый уголёк и положил его на край трубки.
      Мальчишки, разинув рот, снизу смотрели, как сейчас вот стрелой помчится в голубое небо эта необыкновенная чёрная ракета.
      Только Володька Писарёнок был наверху. Держал банку с угольками.
      Колька палочкой протолкнул уголёк внутрь, и из всех трёх трубок сразу же ручейками вырвались струйки синего дыма.
      Мальчишки внизу разом закричали и стали бросать вверх свои тюбетейки и пилотки, но тут вдруг круглая деревяшка, которая затыкала ракету, вырвалась и с грохотом покатилась по крыше. Из ракеты повалил густой чёрный дым.
      Дыму было столько, что си закрыл и Кольку с Писарёнком, и всю крышу, и высоченные акации за домом. Мальчишки, забыв обо всём на свете, смотрели на этот дым и опомнились лишь тогда, когда совсем рядом зазвенел медный колокол и по двору забегали пожарники в самых настоящих пожарнических касках. Потому-то Колькина бабушка сразу спросила у незнакомого человека: не пожарник ли?
      Но разве пожарники носят пробковые шлемы? И хотя каски у них, у пожарников, тоже интересная штука,— пробковые шлемы им всё-таки и не снились. Можно смело спорить, что любой пожарник дал бы за пробковый шлем две свои каски, да ещё что-нибудь в придачу!..
      Так что это за человек? Откуда? Зачем пришёл к Кольке? И что — Колька в самом деле отдаст ему задаром белого скакуна?
      Да и нет у Кольки никакого такого скакуна. Был бы, так наверняка б вся улица об этом знала, а тем более мальчишки! Это ведь не кролик!
      Один за другим ребята проскользнули во двор и сели на завалинке. Они делали Писарёнку знаки, чтобы тот подошёл к ним, но этот Писарёнок, казалось, ничего не замечал и только во все глаза смотрел на человека в пробковом шлеме.
      — Скажите, дядь, сколько сейчас часов? — спросил неожиданно Володька.
      Незнакомец посмотрел на часы, и тут все тоже увидели, какие это удивительные часы. Они были гораздо больше и толще обыкновенных, и вместо одной заводной головки на боку у них торчали целых три. И мальчишки, уже ничуть не стесняясь, окружили человека в пробковом шлеме.
      — Ух ты! — ахнул Лопушок, хватаясь за тюбетейку, из-под которой рвались колечками рыжие вихры.— Тут написано целых двадцать четыре часа, а не двенадцать!..
      Циферблат этих часов, и верно, был разбит не на двенадцать делений, а на двадцать четыре.
      — Какие у вас интересные часы, дядя! — сказал Писаре-нок.
      Человек улыбнулся и ещё больше вытянул руку, чтобы все мальчишки могли полюбоваться необыкновенными часами.
      — Их мне подарили, когда я был в Антарктиде,— сказал он.
      Там ведь полгода ночь, полгода день. А работают полярники много. Если у них обыкновенные часы, то глянут они на них и видят: два часа. И не знают, что делать: то ли им спать давно пора, то ли обедать самое время. Потому что темно уже четыре месяца, и тут уж не разберёшь, где тебе день, а где ночь. Хоть плачь! А с такими часами не пропадёшь. Если показывают они два — это ночь. А когда будет два часа дня — тогда стрелка будет стоять на цифре четырнадцать. Недаром же по радио слышишь: московское время четырнадцать или там шестнадцать часов... Это только в станице Отрадной днём говорят: «Смотри мне, чтобы в три ты уже был дома!» Надо говорить: п пятнадцать...
      Голова у мальчишек шла кругом. Сашка Лопушок тихонько спросил:
      — Дядь, а скакуна вы повезёте в Антарктиду, да?
      Но человек не успел ответить. В доме хлопнула дверь, и все обернулись.
      Колька подбежал к незнакомцу и раскрыл кулак. На гряз-
      1юй Колькиной ладошке лежала ослепительно белая лошадиная голова из пластмассы. Мальчишки даже не успели подумать, что это значит, как вдруг незнакомец достал из кармана ковбойки обломок белой расчёски и протянул Кольке. Колька взял её и приложил к пластмассовой голове — совсем так, как это делают в кино шпионы, когда впервые видят друг друга.
      — Порядок? — спросил незнакомец.
      — Порядок! — сказал Колька, улыбаясь.
      — Ну, давайте знакомиться.— Человек в шлеме протянул Кольке руку.— Константин Петрович Рублёв, начальник шестого отряда...
      И тут только мальчишки начали понимать, что происходит.
      Кто не помнит, как прошлым летом приезжали в станицу геологи?.. Они разбили на берегу Урупа маленький лагерь и с утра до вечера пропадали за горой, лазили по кручам на берегу. Все мальчишки с улицы Щорса подружились с геологами, а Колька даже оставался ночевать у них в палатке.
      Когда геологи уходили дальше, начальник отряда дядя Сёня — совсем ещё молодой начальник и очень весёлый — попросил Кольку походить по горам и собрать для него всякие там камни и минералы. Все мальчишки обещали дяде Семе целый год собирать эти самые минералы и приглашали заезжать в Отрадную на будущий год.
      Но в том-то и дело, что никто, кроме Кольки и Писарёнка, не слышал, как дядя Сеня сказал Кольке:
      — Может случиться так, что я не выберусь сюда будущим летом. Тогда — вот...
      Он достал из кармана маленькую белую расчёску. У неё была очень красивая ручка — лошадиная голова с длинной гривой.
      Дядя Сеня отломил ручку и протянул Кольке.
      — Понимаешь? — спросил он.
      — Понимаю! — сказал Колька и спрятал белую лошадиную голову в подкладку своей кепки.
      — Пароль? — спросил дядя Сеня.
      и так как у них было очень мало времени,! Колька сказал первое, что пришло в голову, а Писарёнок тут же сочинил ответ.
      Сначала мальчишки горячо взялись за дело. Они пропадали в оврагах, на горе, бродили по лесу и в поле. Все искали интересные камни, кому какие нравились, а Володька наклеи-нал на них номерки и записывал в специальной книге, где нашли слоистый кусочек слюды, где — синюю глину. За это и прозвали его Писарёнком.
      За несколько дней мальчишки натащили во двор к Кольке столько камней, что их хватило бы на фундамент нового дома. Так, по крайней мере, говорила Колькина бабушка.
      Но ведь не будешь же целый год заниматься одним и тем же делом! О камнях забыли, и только Колька да Писарёнок всё ещё собирали эти самые минералы...
      Но ведь они-то знали то, чего не знали остальные мальчишки!..
      — Так чем похвастаетесь, молодцы? — спрашивал теперь Константин Петрович.— Нашли что-нибудь? Золото? Нефть? Железо?
      — Нашли, наверное,— сказал Колька.— У нас там целая гора камней... Посмотреть надо!
      Теперь все они — и начальник шестого отряда, и ребятишки— сидели на завалинке Колькиного дома, и только бабушка Сергеевна, сложив руки под фартуком, всё так же стояла чуть поодаль и смотрела на Константина Петровича.
      Сергеевну, наверное, всё-таки взяло любопытство, потому что она проговорила вдруг, как будто ни к кому не обращаясь:
      — И что за мода — такие шапки?..
      — Ну какая же это шапка, бабушка? —с обидой сказал Колька.— Это, бабушка, пробковый шлем...
      А Константин Петрович улыбнулся, снял шлем и протянул Сергеевне:
      — Такие шапки носят в Африке... Это чтобы голову не пекло, там, знаете, очень жарко...
      Волосы у геолога были соломенные, как будто выгорели па солнце.
      Сергеевна не стала брать шлема, только посмотрела на него, не вынимая рук из-под фартука, и вздохнула.
      — 0-хо-хо! — сказала.— Чего только не придумают... Делать людям нечего, что ли?
      Кольке стало совсем стыдно за свою бабушку и, чтобы отвлечь Константина Петровича, он спросил:
      — А вы были в Африке?
      — Два года...
      Мальчишки снова зашумели. Писарёнок перестал даже рассматривать шлем, протянул его Лопушку и спросил:
      — А вы — круглосветный путешественник, да?
      — Не совсем,— сказал геолог, по Писарёнок его перебил;
      — Расскажите про Африку, дядя Костя!..
      И все мальчишки тоже закричали:
      — Расскажите, дядя Костя!..
      — Расскажите, дядя!..
      Но он не стал сейчас рассказывать про Африку.
      Он встал и надел шлем.
      — Расскажу после. Сейчас у меня ещё есть кое-какие дела...
      Он посмотрел на свои необыкновенные часы, которые выручали его в холодной Антарктиде, и протянул Кольке руку.
      — Очень рад был познакомиться, Николай. Наш лагерь, кажется, там же, где был в прошлом году. Жду тебя в семнадцать часов. Камин донесёте, помогать не надо?
      — Донесём, Константин Петрович! — сказал Лопушок, как будто это его спрашивали про камни.
      Константин Петрович поднял руку к шлему, повернулся н открыл калитку...
      А к вечеру, когда верхушки самых высоких акаций стали понемножку закрывать солнце, по улице Щорса потянулась удивительная процессия.
      Впереди шёл Колька. В левой руке у него была конопляная плётка, а в правой он держал большой и гладкий зелёный огурец. Колька с хрустом откусывал от него н довольно мурлыкал какую-то песенку. Огурец не мешал ему петь, потому что Колька всё равно ведь до конца не знал слов. До конца, полагал Колька, знают песни только девчонки.
      За Колькой шёл Писарёнок. Под мышкой он нёс здоровенную амбарную книгу. В ней было уже двести восемьдесят девять записей о камнях и минералах.
      Писарёнок шествовал важно, лишь изредка поглядывая по сторонам. За ухом у него был длиннющий карандаш. Вовка хлопал белыми ресницами, и его облупленный нос лучился на солнце.
      За Писарёнком шёл Витька Орех — самый сильный, не считая, конечно, Кольки, мальчишка с улицы Щорса. Витька любил делать всё так, чтобы ему было труднее, а не легче, и поэтому круглую корзинку-плетешок с камнями он нёс на голове, придерживая её обеими руками. Под выгоревшей пилоткой на лбу у Витьки Ореха выступили капельки пота, но он шёл прямо, почти не сгибаясь, и только посматривал иногда па свои мускулы, загорелыми бугорками надувшиеся около плеч.
      Позади них толпой шагали остальные мальчишки. В руках у них были кошёлки, набитые минералами авоськи, старые вёдра. Шурка Меринок, приземистый и черноголовый, сгибаясь под тяжестью, тащил полмешка этих самых минералов! За ним семенили его младшие братья — Меринята, тоже черноголовые коротыши. Им, как и всем, очень хотелось нести камни, и теперь один из них тащил их в маленькой лейке с отбитым носом, а второй прижимал к груди край подола грязной рубашки. Камни в подоле били этого Мерииенка по животу, но он всё равно быстро топал вслед за братьями.
      Мальчишки уже увернули со своей улицы и шли по Курортной как вдруг где-то рядом послышался звонкий голос.
      — Взлёт!..
      Они остановились и увидели, как с крыши низенького сарайчика, стоявшего за акациями в глубине двора, отчаянно
      взмахнув руками, на кучу' песка спрыгнул худенький мальчишка в очках.
      — Ти,— усмехнулся Пи-саренок,— на песок всякий сможет...
      — Удивить нас хочет! — Колька швырнул под ног огрызок огурца.— Выследил небось, что идём, а теперь козыряет...
      Мальчишка приподнялся па песке, отряхнул ладони и только" теперь, кажется, увидел ребят.
      — Привет!—крикнул СД подходя к калитке.— Куда это собрались?.,
      — Прямо, потом направо,— сказал Колька.
      Но мальчишка, кажется, не думал обижаться.
      Он оглядел ребят добрыми, чуть прищуренными глазами, потом снял очки и потёр пальцем красную чёрточку на переносице. Перегнулся через калитку и с любопытством спросил:
      — А в корзинках у вас что?..
      — Чтокало! — сказал Писарёнок.— А ты думал — книжки?..
      Худенького мальчишку в очках звали Талмутиком.
      Не подумайте, что это имя или фамилия. Ни то ни другое, конечно.
      Мальчишку звали Петькой, фамилия его была Козополянский, но вот случилось же так, что уже два года никто не называл его иначе, как Талмутиком.
      Дело в том, что, по всеобщему мнению, этот мальчишка был всезнайка и зубрила. На уроках он сидел тихо, как мышь, всё знал назубок, а в школьной библиотеке брал читать самые что ни на есть толстенные книги. Как-то однажды в библиотеке было очень много мальчишек, так много, как будто все они сговорились прийти сюда после школы. Был здесь и Талмутик, который тогда ещё и не был Талмутиком. Он последним стоял в очереди, но библиотекарша Варвара Фёдоровна, для которой Козополянскин был очень уважаемым читателем, не могла примириться с таким положением.
      — Что дать вам, Петенька? — спросила она, глядя на него через головы других мальчишек.
      И тогда Петька Козополянский поправил очки, привстал на цыпочки, указал пальцем на толстенную книгу, которая лежала на самой верхней полке, и сказал примерно так:
      — Нельзя ли мне взглянуть на этот талмуд?..
      Конечно, мальчишки постарше не увидели в этом ничего смешного. Зато один второклассник, очень смешливый человек, прыснул так, что ему пришлось даже закрыться шапкой, иначе получилось бы очень громко.
      — Чего ты? — спросил у него другой мальчишка.
      — Г-гы,— сказал смешливый второклассник.— Талмут!..
      И показал пальцем на Петьку.
      — Ха-ха! Талмутик! — сказал другой второклассник и взялся за живот — так было ему смешно.
      Потом это повторили все, кто был в то время в библиотеке, кроме, конечно, Варвары Фёдоровны и самого Петьки,— и с тех пор его называли только Талмутиком, и никак не иначе.
      Дежурные по классу в пятом «А», где учился Талмутик, очень часто, вместо того чтобы сказать «отсутствует Козополянский», говорили; «У Талмутика болят уши», а одна новень^
      кая учительница, которая только что окончила институт, назвала его однажды «ученик Талмутиков».
      Вот такси человек был Петька Козополянский, и сейчас ребята только перемигивались, глядя, как он вертит в руках серый с синими прожилками камень, который взял из корзины Сашки Лопушка.
      — Посмеялись — хватит,— сказал Колька, щёлкнув конопляной плёткой.— Положи минерал, Талмут,— торопимся. У нас дело есть...— И, когда они снова уже шли по улице, обернулся, почти не глядя на Петьку, крикнул: — А ты давай прыгай... Может, человеком станешь...
      Петька вздохнул и поправил очки.
      По узенькой тропке, пробитой среди высокого бурьяна, мальчишки спустились с пригорка, обогнули последний огород и пошли через кусты бузины. Из кустов тянуло сыростью, где-то рядом в маленьком болотце надрывались лягушки.
      Бузина кончилась, и Колькин отряд вышел на лужайку. Отсюда хорошо были видны противоположный обрывистый берег реки, скалы из синей глины, блестящие плешки чернозёма па рыжих, выгоревших на солнце горах.
      Там, где река делала поворот, с одного берега на другой перекинулся белый, отмытый дождями и паводками деревянный мост. Чуть выше по реке, среди тех громадных камней, с которых мальчишки обычно ловили рыбу, виднелись зелёные треугольники палаток.
      Колькина плётка извилась и звонко щёлкнула в воздухе.
      Мальчишки прибавили шагу.
      Конечно, им можно было пройти через мост. Но что подумают геологи? Побоялись, скажут, перейти речку. А чего бояться, если летом в ней воробью по колено?
      Колька дождался, пока все мальчишки собрались на берегу, обвязал плеть вокруг шеи, взял за руки Меринят и шагнул в реку. Отряд зашлёпал по воде.
      Вода была совсем тёплая. Напротив палаток был перекат, и если с правого бока зеленоватые буруны поднимались у мальчишек почти до пояса, то с левого трусы у них оставались
      сухими. Буруны шумели и пенились, и ничего не было слышно, кроме этого шума. Но Писарёнок всё равно догнал Кольку, который шёл боком, потому что так удобней было вести Меринят, и закричал ему, показывая на свою книгу:
      — Серебро бы найти, да, Коль?
      — Почему — серебро? — тоже прокричал Колька.
      — Ну так просто! — объяснил Писарёнок, подаваясь к Кольке.
      Он, видно, хотел сказать ещё что-то, но вдруг споткнулся и сел в воду. Сначала его рука с драгоценной книгой оставалась над бурунами, но потом, когда он захотел привстать, книга шлёпнулась в воду и выскользнула у Писарёнка из рук.
      — Спасай тетрадку! — громко закричал Колька.
      Писарёнок бросился за книгой, но снова споткнулся и упал,
      подняв фонтаи брызг. А книга легко неслась по быстрине и была уже далеко. Колька подтолкнул дрожащих от страха Меринят к Витьке Ореху, который шёл вслед за ним, и, высоко поднимая ноги, помчался по перекату.
      Перед мостом у излучины была яма. Там большими кругами ходила мутная вода, в которой всегда плавали щепки, сено и гусиные перья.
      Вода уже доходила Кольке до пояса, потом до груди. Вот он нырнул, бултыхнув ногами.
      Мальчишки замерли на перекате. А что, если Колька не поймает книгу? Она уже намокла, и стоит ей сейчас попасть в воронку, как её потянет на дно. И прощай Писаренкова работа, прощай все их труды... Разве потом узнаешь, где нашли какой камень?
      Пацаны молча смотрели на яму.
      Когда Колька, отфыркиваясь, вынырнул, он увидел Константина Петровича. Тот в одних трусах, нагнувшись, стоял на кймне. Рядом с ним на сапогах лежала одежда.
      — Не прыгайте, вода холодная! — крикнул Колька.
      Он загребал одной рукой, а вторая теперь была высоко поднята над головой. В ней Колька сжимал разбухшую книгу.
      Оп лучше всех на улице Щорса плавал по-чапайски, по тут
      была крутина, и большая волна захлестнула вдруг Кольку и потащила по кругу.
      — Руку давай! — крикнул Константин Петрович.
      Но Колька уже снова упорно плыл к камню, и книга все так же была поднята у него над головой.
      — Книжку ловите!..— крикнул, захлёбываясь, Колька.
      Он выровнялся в воде, работая ногами, размахнулся и швырнул тетрадку Константину Петровичу. И, прежде чем уйти под воду, он увидел, как геолог ловко поймал книжку.
      Теперь, без книги, ничего не стоило выбраться из крутнны.
      Колька несколько раз сильно загрёб ладонями снизу вверх и пошёл на дно так стремительно, что вода ударила ему в нос, а когда почувствовал под ногами песок, присел, сжавшись в комочек, и потом резко, словно большая рыба, рванулся в сторону.
      Вытянутыми руками он нащупал камень и, цепляясь за его щелястую поверхность, подался вверх. Не успел Колька толком открыть глаза, как что-то большое пронеслось над его головой и позади, в крутипе, раздался тугой всплеск.
      Он быстро вылез на камень и обернулся.
      К камню плыл Константин Петрович. Он загребал тоже одной рукой. Другой он поддерживал в воде Писарёнка.
      Глаза у Писарёнка были красные, и Колька сразу понял всё. Ведь так оно и должно было случиться: Писарёнок бросился в крутину вслед за Колькой, чтобы поймать эту, злосчастную книгу и, конечно, нахлебался воды.
      Константин Петрович был уже рядом, и Колька за руки вытащил Писарёнка. Только теперь Колька посмотрел наконец на мальчишек. Они всё в тех же позах стояли на перекате.
      — Выходите, пацаны, всё кончилось! — крикнул Колька, приложил ладонь к уху и стал прыгать на одной ноге.— Баба, баба, вылей воду...
      Писарёнок сидел на камне и тихонько икал.
      Константин Петрович, широко расставив ноги, стоял над Писарёнком, улыбался и подмигивал Кольке.
      Когда все успели обсудить то, что произошло, когда мальчишки объяснили Константину Петровичу, что это за драгоценная книга, когда все осмотрели лагерь, облазили палатки и сфотографировались на память вместе с Константином Петровичем и с его маленьким отрядом, начальник'сказал:
      Ну, ма«1ьчишки, приступим к делу... Бери-ка, Володя, свою волшебную книгу...
      Ребята разобрали мешки и корзины и высыпали камни на маленьком выбитом в траве пятачке среди палаток. Писарёнок сел по-турецки в центре и разложил на коленях толстую тетрадь. Тетрадка всё еш,е не просохла. На листах были подтёки, а некоторые из строчек, написанные химическим карандашом, отпечатались друг на друге, и понять что-либо в такой книге было, конечно, трудно...
      Шумела река. Пекло послеполуденное солнце. Ветер слегка покачивал ивняк рядом с палатками, и на пятачке шевелилась пёстрая сетка из чёрных и белых пятен.
      Один из геологов, высокий парень в соломенной шляпе, разворошил груду камней так, чтобы хорошо было видно каждый в отдельности. Константин Петрович, сидевший на корточках среди ребятишек, протянул руку и взял один — желтоватый, похожий не то на кремень, не то на кусок обыкновенного хозяйственного мыла.
      — А ну, посмотри, товарищ Писарь, где нашли этот камешек...
      Листы были ещё мокрыми, но Володька всё равно послюнил палец и принялся листать книжку. Нашёл нужную страницу и, нахмурившись, повёл мизинцем по строке.
      — «Ка-зачия бал-ка,— читал Писарёнок по слогам.— У самом па-ча-ли...»
      Он так старательно выговаривал каждый слог, что Константину Петровичу, видно, самому захотелось заглянуть в книжку.
      Он взял её из рук Писарёнка, посмотрел на запись и усмехнулся:
      — Что же это получается, Володь? Вместо «Казачьей» балки у тебя «Казачия».., «В самом начале» — надо «е» на конце, а у тебя — «и»?
      Писарепок сзял тетрадь у начальника отряда; шмыгнув носом, уставился в строчки, и все увидели, как он краснеет и на щеках у него пропадают конопушки. Разве можно, в самом деле, ударить в грязь лицом перед человеком, который побывал в Антарктиде, который объездил Африку?
      — Это водой размыло,— сказал наконец Колька, заглядывая в книгу.— Там правильно было написано — сам видел...
      И тоже почему-то покраснел.
      А Константин Петрович взъерошил мокрые Писаренковы волосы так, что они стали на голове рыжим кустиком.
      — Да, да,— сказал он огорчённо.— Я и забыл, что эта волшебная книжка только что побывала в реке.— И потом Кольке:— Так когда, начальник, мы пойдём к этой самой Казачьей балке?
      — Да хоть сейчас,— сказал Колька.— А что... что там, в Казачьей балке?..
      Выходим завтра в шесть ноль-ноль,— решил геолог.— А дальше — дальше видно будет, что там, в вашей балке...
      О том, что было дальше, подробно написано в районной газете «Советское казачество».
      Все, кто её читал, знают, как мальчишки с улицы Щорса вместе с геологами пошли на другой день к Казачьей балке, как через два дня на одном из склонов вызванная из Армавира специальная машина пробурила большую скважину, в которую заложили динамит, как геологи взорвали этот динамит и при помощи прибора определили, что рядом с Казачьей балкой — залежи меди.
      В газете писали даже о том, что «начальник отряда К. П. Рублёв подарил ученику пятого класса второй средней школы Н. Богатырёву новую палатку и геологический молоток».
      Но нигде не было написано о том, что сказал Константин Петрович Кольке, когда дарил ему эту самую палатку.
      — Ну,— сказал он,— можешь себя считать прямо-таки министром геологии и охраны недр станицы Отрадной. Спасибо тебе, Колька, и всем мальчишкам тоже большое спасибо!
      Потом геологи поехали дальше, и ребята на машине Константина Петровича провожали их далеко за станицу. Константин Петрович всё рассказывал про Африку и про Антарктиду и обещал прислать Кольке и всем мальчишкам фотографии, на которых он снят вместе с вождём одного из негритянских племён, и другую — где его сфотографировали в Антарктиде рядом с королевским пингвином.
      Геологи уехали, а мальчишки разбили палатку в саду у Кольки. Сам Колька выстрогал дощечку, а Писарёнок унёс её домой.
      На следующий день, когда дощечку прикрепили у входа в палатку, все увидели:
      МИНИСТР ГЕОЛОГИИ и ОХРАНЫ НЕДР СТАНИЦЫ ОТРАДНОЙ
      И В этой надписи не было ни одной ошибки.