DjVu

      Музыкальные сосиски
     
      Самое главное — это быть первым! — любил повторять Петя Порываев из четвёртого «В». И он старался оказаться впереди везде и во что бы то ни стало.
      А когда быть первым ему не удавалось, то он обижался и просто-напросто переставал собирать бумагу, прекращал работу в столярной мастерской или уклонялся от состязаний в беге.
      Петя ушёл из хорового кружка, когда выяснилось, что Костя Семёнов будет запевалой — у него голос сильнее. Поэтому Петя бросил танцевальный кружок — Саша Азаров плясал лучше.
      В музыкальном кружке Петя остался — тагд у него дела пошли неплохо.
      В семье Порываевых все были музыкантами. Даже бабушка играла на пианино. А дедушка, который ещё несколько лет назад выступал клоуном в цирке, мог исполнить вальс на пиле, марш на консервных банках, песню на бутылках или на губных гармошках различных размеров.
      Петя занимался музыкой с детства. Сначала дед выучил его играть на гребешке, обёрнутом папиросной бумагой." Затем отец — на балалайке и гармошке. Бабушка — на пианино, а мама — на гитаре. Так и получилось, что Петя довольно бойко играл на многих инструментах.
      В музыкальном кружке Петю очень хвалили. А через некоторое время оказалось, что на
      пианино лучше всех играет Валя Трушина. А на балалайке — Коля Синяев. А баян гораздо лучше звучит в руках у Юры Дмитриева.
      — Зато я играю на десяти инструментах! — хвалился Петя.
      — Лучше на одном, да хорошо, чем на десяти так себе! — отвечала Валя Трушина и снова садилась за пианино — играть упражнения и гаммы.
      — Ты бы хоть позанимался немного, — предлагал Пете Коля Синяев, настраивая балалайку.— Садись вместе со мной, порепетируем вдвоём.
      — Охота была! — пожимал плечами Петя. — Я и без всяких упражнений лучше всех сыграю!
      Когда началась подготовка к Октябрьскому вечеру, то Петя задумался: как доказать гостям, что он лучший музыкант всех четвёртых классов?
      О своих планах Петя рассказал дома.
      — Заниматься надо! — строго сказала бабушка. — Два часа в день за пианино сидеть. Тогда и сыграешь хорошо.
      — Два часа! Ежедневно! — надул губы Петя. — Да я лучше с губной гармошкой выступлю. Верно? — И он с надеждой посмотрел на деда.
      — Хорошее дело, — улыбнулся дедушка. — Только в день тебе придётся на ней поигрывать разика по четыре, а то и все пять. Вот тогда и обычная гармоника как оркестр зазвучит!
      Петя решил с помощью папы приготовить номер с балалайкой или, в крайнем случае, уговорить маму отдать ему для репетиций свою гитару.
      Но оказалось, что балалайка и гитара требовали для занятий не меньше времени, чем пианино и гармошка. '
      — По два часа каждый день! — прикинул Петя. — За неделю на одну музыку четырнадцать часов уйдёт! Почти столько же, сколько на футбол! Ой-ой-ой! Вот если бы что-нибудь такое... этакое... необыкновенное придумать...
      Но «такое-этакое* не придумывалось. Петя примирился с тем, что ему на вечере не выступать.
      Так бы и не узнали, кто лучший музыкант четвёртых классов, если бы не дедушкин сундук.
      У дедушки в комнате стояло несколько больших разноцветных сундуков. В них, ещё с того времени, когда дедушка выступал в цирке, хранились клоунские костюмы и вещи.
      После ухода на пенсию раскрывал дедушка сундуки очень редко. Это случалось обычно в тех случаях, когда кто-нибудь из дедушкиных цирковых приятелей обращался к старому клоуну с просьбой.
      Например, одолжить рыжий парик, на котором волосы, если дёрнуть незаметно за специальную верёвочку, встают дыбом.
      Или — дать на недельку «зажигающийся нос»: большой, толстый и у него на конце зажигается время от времени красная лампочка.
      На этот раз дедушка пообещал своему другу клоуну отыскать какую-то особенную палочку-дудочку и открыл свои таинственные сундуки.
      Вот тогда-то среди самых неожиданных и забавных предметов Петя увидел большую связку самых обыкновенных сосисок.
      — Почему сосиски ты держишь в сундуке, а не в холодильнике? — удивился Петя.
      — Они не простые, — улыбнулся дедушка. — Они — музыкальные.
      И рассказал Пете, как с этим музыкальным инструментом он выступал на цирковых аренах многих городов.
      Сосиски были связаны друг с другом верёвкой. Они гирляндой протянулись через комнату.
      Дедушка достал две деревянные лакированные ложки.
      — Слушай и смотри, — сказал он Пете и взял в каждую руку по ложке.
      Потом ударил слегка по одной из сосисок. Раздался нежный, прозрачный звук. Словно на новогодней ёлке стукнулись друг о друга стеклянные игрушки. Другая сосиска зазвучала по-иному, словно маленький колокол — бу-у-ум! А третья едва пискнула — дзи-и-инь.
      Ложки замелькали в дедушкиных руках, сосиски зазвенели на разные голоса. Весёлая, ІСсІІС вє-сенняя капель, мелодия наполнила комнату.
      «Вот это да! — подумал Петя. — Если бы я с музыкальными сосисками появился на сцене! Все бы ахнули!»
      Снова стало тихо в комнате.
      — Выступал я в костюме повара, — сказал дедушка, садясь в кресло. — Играл на кастрюлях, ложках, сковородах, на барабане, который выглядел как котёл... А как тебе понравились сосиски?
      — Очень, очень понравились! — закричал Петя, обнимая деда. — Знаешь что, дедусь? Если бы ты со мной позанимался, я бы с ними мог выступить на Октябрьском вечере! Оделся бы поваром...
      Пете пришлось долго уговаривать дедушку. Только после многочисленных Петиных обещаний старый клоун сказал:
      — Что ж, если поработаешь всерьёз — сыграешь. Но поблажек тебе давать не буду — учти.
      Начались занятия. Каждый день с четырёх до шести из квартиры Порываевых слышались непонятные и очень приятные звуки.
      Даже соседи, которые привыкли к тому, что у Порываевых играют на чём угодно, удивлялись: какой это ещё инструмент у них появился со стеклянным голосом?
      В школе Петя вёл себя заносчиво. В походы за металлическим ломом не ходил. На дополнительные уроки в столярной мастерской не оставался.
      — У меня важное дело, — говорил он многозначительно.—Приходится каждый день работать по нескольку часов. Скоро узнаете, ещё спасибо скажете.
      — Понимаешь, Порываев, — поймав Петю за руку, сказала Валя Трушина, — совет отряда решил, что каждый, кто занимается в музыкальном кружке, должен не только сам хорошо играть, но и другим помогать. Юра Дмитриев и Коля Синяев уже занимаются с третьеклассниками...
      — Вот ещё! — засмеялся Петя. — У меня у самого на репетиции времени еле-еле хватает. Пусть Синяев с Дмитриевым и возятся с малышами, а у меня номер готовится. Ну, я пошёл репетировать!
      ...Наступил праздничный вечер.
      Возле самой сцены установили длинный стол.
      За него уселись директор школы, педагоги, члены комсомольского комитета, родители, председатель совета дружины.
      Петиного дедушку тоже пригласили за стол.
      — Дорогие наши гости! — сказала Таня Ват-рушкина. — Сейчас вы посмотрите наш концерт. Очень просим вас решить, кто из участников концерта достоин премии.
      Петя в костюме повара — белом колпаке и белом фартуке — сидел за сценой вместе с другими выступающими.
      — Что у тебя в чемодане? — спрашивали ребята.
      — Секрет, — таинственно говорил Петя.
      А сам думал в это время: «Понравлюсь я или не понравлюсь? Дадут мне премию или нет? Конечно, дадут».
      Таня Ватрушкина и Костя Семёнов очень хорошо спели две песни и один дуэт. Им долго аплодировали.
      «У меня номер лучше!» — удовлетворённо думал Петя.
      Потом на сцену пошли танцоры.
      — Дорогие гости! — сказала Валя Трушина.—
      Сейчас вы увидите молдавский танец. Его исполнят десять человек. Шестеро из них выступают впервые. С ними занимался наш Саша Азаров!
      Потом выступали чтецы, певцы.
      Коля Синяев играл на балалайке, сначала один, потом с Юрой Дмитриевым, а затем вместе с мальчиками из третьего класса.
      «А у меня лучше, — приговаривал про себя Петя после каждого номера. — А у меня лучше! И чего только им хлопают? Ведь играли третьеклассники с ошибками...»
      Даже большой успех выступления Коли Умки-на из четвёртого «Б» — он показывал фокусы с дрессированной овчаркой — не произвели на Петю никакого впечатления.
      — Скорее бы мой выход! — бормотал он. — Я им покажу...
      — Музыкальные сосиски! — раздались наконец долгожданные слова. — Ученик четвёртого «В» Петя Порываев!
      Пожалуй, ни один номер праздничного вечера не имел такого успеха, как музыкальные сосиски. Петю два раза заставляли повторять всё сначала.
      Директор школы даже прослезился от смеха: очень занятно выглядел Петя в поварском колпаке и так прытко скакали ложки в его руках!
      Концерт кончился. Зал с нетерпением ждал: кто же получит премии?
      Наконец жюри объявило лучшие номера вечера. Премии получили Коля Умкин за дрессировку, танцоры, певцы и «музыкальные сосиски».
      Пете достался торт: большой шоколадный заяц сидел за толстой кремовой книгой.
      — Поздравляю,—торжественно сказал дедушка. — Домой, мне кажется, торт нести не стоит. Как ты думаешь?
      В трёх шагах от Пети Коля Умкин, получивший коробку шоколада, угощал ребят.
      Пожалуй, ни один номер праздничного вечера не имел такого успеха, как музыкальные сосиски.
      — Идите сюда! — закричал Петя ребятам. — Кто хочет попробовать зайчатины?
      Ребята не заставили себя упрашивать. Шоколадный заяц сразу же был разломан на кусочки.
      — Вот молодцы танцоры! И сами танцевали, и ребят научили! — восхищённо сказал паренёк из пятого класса, размахивая зажатым в пальцах шоколадным ухом.
      — А Коля Умкин? — возразил другой пятиклассник, посасывая заячий хвост.— Овчарку подарил пограничникам! От имени всей школы!
      — Таня с Костей были лучше всех! — вмешались девочки. — У них знаете какой хор октябрят-ский есть? Вот они в следующий раз этих октябрят всем покажут!
      Про Петю тоже говорили хорошие слова. Его назвали и одарённым, и музыкальным, и даже талантливым. Но никто не сказал ему самых дорогих слов: «Ты — хороший товарищ»...




      Зловредная масть




      ...Солнце в этот день старалось всех сил. Дедушка Крапивин сидел на скамеечке возле избы и нежился под мощными лучами небесного светила. И вдруг дед увидел мчащуюся по двору незнакомую кошку чёрной масти,
      — Помяни царя Давида, — зашептал Крапивин, — и всю кротость его... Откуда у нас на улице такое? Ну чисто головешка! Ой, не к добру! Пшла! — взмахнул было клюкой дед, но поздно: кошка, истошно мяукая, метнулась в сени.
      Только Крапивин, кряхтя и хватаясь за поясницу, поднялся с тёплого, пригретого местечка, мимо него, вдоль улицы, пронеслись ещё два чёрных кота.
      Кто-то у колодца испуганно вскрикнул, выронил ведро.
      Кто-то запустил в котов камнем, и они разбежались по дворам.
      Дядя Архип шёл в правление колхоза, но чернявая кошка пересекла ему дорогу.
      Он двинулся было назад, в обход, но успел сделать всего несколько шагов — другая кошка, тоже чёрная как дёготь, пробежала под самым его носом.
      Оставался дядьке один путь — через плетень на огород, а оттуда — задами к правлению. Но вдоль плетня воровато пробирался чёрненький котёнок! Напуганный криком Архипа: «Ах, проклятущий!» — котёнок обежал дядьку кругом. Архип оказался как на острове — в середине круга радиусом в три шага, даже следы кошачьих лап вокруг хорошо видны были.
      Дядька потоптался на месте, а потом, завидя выглядывающих из-за домов ребятишек, плюнул на приметы и торопливо зашагал к правлению. Сзади раздались поощрительные аплодисменты. Архип припустился бегом.
      В среднем за двое суток каждому жителю Петушков кошки перебегали дорогу раз по двадцать.
      Но, несмотря на эту знаменитую плохую примету, ни с кем ничего худого не случилось.
      Вскоре на кошек уже никто не стал обращать внимания, но их массовое появление оставалось тайной.
      Первым, кто докопался До истины, был дедуш-' ка Крапивин.
      Сидя, по своему обыкновению, на лавочке возле дома и размышляя о нашествии кошек чёрной масти, он увидел на соседнем амбаре толстого кота цвета сажи.
      — Чур меня, — забормотал дед. — Вроде наш Васька объявился.
      Два дня назад гордость кошачьего поголовья села Петушки кот Васька куда-то удрал.
      Надо сказать, что Васька был очень заметным представителем семейства кошачьих.
      В бытность свою котёнком он проживал в пионерском лагере, что за лесом. Там на усиленном питании Васька раскормился до размеров небольшого кабанчика. Потом лагерь закрыли, коту пришлось покинуть насиженные места и перебраться в Петушки.
      Прижился он после долгих мытарств у Крапивиных — тут не было собаки и питанием не обижали.
      Дед узнал бы своего серого любимца в любом обличье — в чёрном, синем, пёстром.
      — Вась, Вась, Вась! — поманил он кота.
      Васька дружелюбно мурлыкнул и, легко соскочив на землю, потрусил к Крапивину.
      — Кто ж тебя... выкрасил-то?!—удивлённо ахнул дед.
      Вот с этого открытия и началось расследование причин нашествия чёрных кошек. И обнаружилось, что во всём виноват... Коля Крапивин и ребята его звена.
      Дедушка Крапивин верил в любые приметы: и в разбитое зеркало, и в чёрную кошку, и в пустые вёдра, и во многое другое.
      Коля решил, что деда надо вызволять из-под
      гнёта суеверий и предрассудков. Придя в школу на очередной сбор звена, Крапивин-внук обратился за помощью к друзьям.
      Его все поддержали, а робкое замечание Мити Петушкова о том, что хорошо было бы организовать лекцию на тему «Борьба с предрассудками», только подлило масла в огонь.
      — Сколько лекций было, — кричали ребята,— а чёрную кошку до сих пор все за сто метров обходят!
      — Приметы нужно ликвидировать по очереди, — сказал Коля. — Самая из примет известная какая?
      — Чёрная кошка! — ответили ребята хором.
      — А если мы докажем, что эта примета ничего не стоит? — продолжал Коля. — Тогда й другие приметы тоже начнут сомнения вызывать, верно?
      — Верно! — поддержало звено.
      Три дня школьники собирались маленькими группками, шептались, таскали из магазина какие-то пакеты, гремели ведёрками, банками.
      Ночью была устроена облава на кошачье поголовье в Петушках.
      Кроме того, несколько десятков голов было доставлено из соседних деревень. А наутро по селу забегали кошки чёрных мастей.
      Расчёт оказался правильным: теперь в Петушках если и попадётся кому-нибудь навстречу чёрная кошка, то она вызывает только смешные воспоминания.
      А вместе с легендой о зловредности чёрной масти стали казаться смешными и многие другие, столь же «верные» приметы.




      Медовая бригада




      Я ехал в троллейбусе. Возле вокзала машина остановилась. Дни стояли жаркие. Когда троллейбус двигался, то течение воздуха ещё давало ощущение некоторой свежести, но, когда он останавливался, дышать было нечем. Поэтому при каждой остановке все пассажиры высовывали носы в раскрытые окна: чтобы дуновение ветерка уловить.
      Высунул нос из машины и я. Вдруг слышу — пчелиное жужжание. Ну, думаю, слуховая галлюцинация, результат жары. Но нет — жужжит самая настоящая, озабоченная такая пчела. Снялась с липы и взяла курс на соседнюю площадь. Представляете, пчела в центре города и чувствует себя как дома! Летела пчела тяжело, медленно, и, когда троллейбус её начал обгонять, она села на край опущенной рамы и вместе с нами доехала до площади. Против кинотеатра машина сделала очередную остановку, пчела взлетела и, набрав высоту, скрылась из глаз.
      — Домой пошла, — раздался спокойный мальчишеский голос.
      Тут я заметил, что рядом со мной сидит мальчик в майке. И тоже внимательно смотрит вслед скрывшейся пчеле. А на коленях у него чучело какой-то птицы.
      — Это Мишки Каблукова пчела,—продолжал мальчик, приметив, что я заинтересовался этим необычайным явлением. — Липовый взяток брала. У Миши два улья. Вон видите — балкон на пятом этаже?
      Действительно, среди цветов на балконе я разглядел два маленьких жёлтых ящика.
      Тридцать лет живу в городе, но никогда не видел здесь пасеки!
      А мальчик с чучелом пояснил мне, что Мишины пчёлы летают по улице до вокзала и — в другую сторону — до площади Свободы. Цветущие липы, клумбы во дворах, на бульварах и скверах — раздолье для медосбора!
      — Но мой мёд не хуже Мишиного, — сказал мальчик с чучелом. — У меня, правда, балкона нет. Ульи стоят просто на подоконнике. Мама сначала очень боялась, что пчёлы нас и всех гостей жалить будут. И зря боялась, ведь пчёлы смирные: их не обидишь и они тебя не тронут. Мне руководитель нашей медовой бригады прямо так и сказал : «Тебе, Ромашкин, ещё бы два подоконника — и рекорд города был бы за тобой. Тут бы сам Кур-зиков ничего поделать не смог». Вот мы скоро в новую квартиру переедем, так я на всех окнах улики установлю!
      — А Курзиков — это ваш рекордсмен? — поинтересовался я. — Чемпион по сотам?
      — Вроде того... Он у Ботанического сада живёт. А там знаете какие цветы? Голова от запаха кружится, глаза разбегаются. Спокойно рекорд по мёду можно поставить. Раньше, говорят, тем ребятам было хорошо, кто жил возле парков. А теперь в нашем городе зелени везде хватает. На нашей улице в этом году два сквера разбивать будут и деревья сажать... Даже жалко будет на новую квартиру переезжать!
      — Что ж это за такая медовая бригада?
      — А на станции юных натуралистов! Все, кто в городе пчёл разводит, в ней состоят. Мы знаете сколько мёда за сезон сдаём? Другие города нас догнать не могут!.. Если, дяденька, вы так нашей бригадой интересуетесь, то приходите завтра днём на станцию. Будем первый мёд пробовать. Сами всё увидите!
      — Спасибо, непременно приду...
      — Мы в этом году решили участвовать в Международном дне пчелы...
      — А разве есть такой день?
      Ромашкин посмотрел на меня очень удивлённо. Я понял: мой авторитет в его глазах погиб если не окончательно, то на долгий срок.
      — Заседал в Риме Международный конгресс пчеловодов, — важно произнёс Ромашкин, — и решили установить Международный день пчелы. Первый раз его праздновали в декабре 1959 года...
      — Очень интересно! Но ты, как вижу, ещё интересуешься и чучелами?
      — Это — чучело врага, — сказал Ромашкин.— Я его возил в мастерскую ремонтировать.
      — Какого врага?
      — Пчелиного... Африканская птичка. Кукушка-указатель. Её ещё зовут «указатель мёда». Понимаете, когда эта птичка находит в лесу гнездо диких пчёл, то она его сама не трогает. Хотя пчёл она не боится — видите, какие перья толстые, не про-жалишь! — но самой ей гнездо не разрушить. Тогда она летит искать человека. Увидит человека и начинает его звать. Её все там знают — вон она какая заметная. Идут за ней в джунгли. Приведёт кукушка человека к пчелиному гнезду и ждёт своей доли. Человек мёд заберёт, гнездо разрушит, уйдёт. Вот тогда кукушка все крохи медовые подбирает, личинками пчелиными закусывает... Мы в бригаде решили сделать выставку — враги пчёл. Вот я и ездил чучело починять. Значит, дяденька, вы завтра к нам придёте?
      — Обязательно! — обещал я.




      Голубой мёд




      Конечно, я приехал на станцию юных натуралистов.
      Познакомился с пчеловодами, с их руководителем Гаврилой Гавриловичем, осмотрел выставку «|3раги пчёл», на которой увидел знакомое чучело «кукушки-указателя», стоящее между бурым медведем и каким-то очень несимпатичным длинноносым зверьком.
      Потом начался первый тур конкурса городских пчеловодов. Собственно, это был не конкурс, а то, что называется дегустацией, то есть каждый приносил мёд из своих ульев и специальная комиссия его пробовала, чтобы узнать, чей лучше.
      В небольших одинаковых баночках, которые принесли с собой члены медовой бригады, был мёд самых различных цветов =— .от белого до тёмно-коричневого.
      — Это — арбатский мёд, — объяснял мне Слава Ромашкин. — Видите — липовый? Там на бульварах много лип растёт. А вот тот — жёлтый — унцевский. Ведь рядом с Унцевом парк культуры. Там цветов на десять пасек хватит!
      — А этот мёд откуда?—показал я на баночку, которая была заполнена чем-то голубым.
      Слава растерялся:
      — Первый раз вижу... Голубой мёд! Смотрите, Гаврила Гаврилович, у Курзикова голубой мёд!
      — Смотрю, смотрю, — недоуменно пожал плечами руководитель пчеловодов.—В чём дело, Кур-зиков?
      Вихрастый владелец голубого мёда был так растерян, что даже говорить не мог. Он только шмыгал носом и разводил руками.
      — У меня и дома... — наконец выговорил он,— весь мёд... гол... голубой...
      — Что ж, попробуем. — Гаврила Гаврилович раскрыл баночку и опустил в неё ложку. Потом положил голубой мёд на язык. — Гм... хороший. Постой, постой! Что-то в нём привкус какой-то... вроде конфетный, не то ириски, не то карамель...
      — У меня рядом кондитерскую фабрику открыли, — пояснил Курзиков. — Может, пчёлы туда залетают?
      — Так вот в чём дело! — рассмеялся Гаврила Гаврилович. — Голубой цвет — от эссенции. Ну, знаете, которую в конфеты кладут — в подушечки, в карамель, Для вкуса, запаха и цвета! Пчёлы рассудили так: зачем летать куда-то далеко на цветы, когда рядом сколько угодно сладостей! Вот и повадились в цех. А там производят голубые леденцы и карамель! Вот вам и результат! На готовом легко жить!
      — Что ж мне делать? — спросил Курзиков. —-Завтра на фабрике будут розовую карамель изготовлять, а потом — зелёную... Не хочу цветного мёда... Да и пчёлы разленятся на фабричном сахаре.
      — Нужно помогать, — сказал Гаврила Гаврилович задумчиво. — Придётся, пожалуй, твоих пчёл посадить на несколько дней под замок. А потом приучать их к цветочному нектару... Чтобы им карамель противной показалась... Давайте сейчас, ребята, обдумаем, что и как Курзикову следует делать.




      Пропавшие соты




      Чего только не случалось с медовой бригадой! Однажды у неё пропали соты. Как-то раз Грише Курзикову поручили перевезти соты с мёдом. С загородной пасеки их нужно было доставить на станцию юных натуралистов.
      Гриша аккуратно упаковал их в ящик и с помощью двух других членов бригады повёз на станцию.
      На станции собралось очень много народу. Сразу несколько лагерей уезжали в город. Громко играл духовой оркестр.
      Весь перрон был заполнен ребятами в красных галстуках, одинаковых белых панамках, синих штанах. Пионеры пели хором, кричали, гонялись друг за другом.
      Тут же суетились операторы кинохроники. Аппараты в их руках жужжали, как шмели.
      — На днях, ребята, — кричали операторы, — вы сможете увидеть себя в киножурнале «Новости дня». А сейчас улыбнитесь ещё раз. Веселее! Разговаривайте оживлённее! Вот так.
      Гришу тоже снимали, хотя он цеплялся за ящик с сотами, как утопающий за спасательный круг, и доказывал, что он не из этого лагеря.
      Какой-то шустрый оператор всё же оттащил Гришу от ящика, дал ему в руки сачок и приказал улыбаться.
      — Увидишь себя на экране! — пообещал оператор, закончив съёмку.
      Наконец лагерь уехал. Гриша с друзьями поехал следующим поездом. На вокзале их встретил Гаврила Гаврилович.
      — Всё в порядке? — спросил он.
      — Конечно, — солидно ответил Гриша.
      Но когда ящик привезли на станцию и открыли его, то вместо пчелиных сот в нём обнаружили коллекцию жуков!
      — Это что такое? — ахнул Гаврила Гаврилович.
      — Ж-жуки, — ответил Гриша.
      — А где соты? Где мёд?
      Но как превратились медовые соты в коллекцию жуков — было загадкой.
      Медовая бригада разобрала шаг за шагом всё поведение Гриши во время перевозки.
      — Наверное, ящик случайно подменили в тот момент, — решил Гаврила Гаврилович, — когда тебя снимали кинооператоры.
      — Вот только один раз я от него и отошёл, — оправдывался Гриша. — А они чего же смотрели? Раз везли втроём, то и отвечать вместе.
      Два других юных пчеловода только разводили руками: оказывается, они тоже в тот момент отошли от ящика. Уж очень интересно было: как это снимают кинохронику!
      — Вот работы вы мне задали, — вздохнул Гаврила Гаврилович. — Нужно установить, чьи это лагеря уезжали вместе с вами. Потом найти школьников, которые собирали жуков...
      Но всё обернулось гораздо удачнее. Дня через три Гриша, сильно огорчённый, шёл домой: очередная поездка по следу одного из лагерей ни к чему не привела. В той школе, где только что побывал Гриша, жуков никто не собирал.
      И вдруг возле кинотеатра «Новости дня» Гриша увидел афишу:
      КИНОЖУРНАЛ № 40 КОНЧИЛАСЬ ЛАГЕРНАЯ ПОРА!
      ШКОЛЬНИКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ДОМОЙ!
      Сеанс только-только начался.
      Гриша купил билет, пробрался на первое попавшееся свободное место.
      Сценки лагерной жизни сменились прощальным костром. Вот колонна автобусов везёт пионеров на станцию. А вот и станция. Та самая! И пионеры в одинаковых панамках поют хором!
      Потом, совершенно неожиданно, Гриша увидел на экране себя. В руке сачок, на лице улыбка.
      Какой-то шустрый оператор всё же оттащил Гришу от ящика, дал ему в руки сачок и приказал улыбаться.
      — Стойте! — закричал Гриша на весь зал. — Ящик, ящик понесли!
      Публика зашикала, контролёр с фонариком пробралась к Гришиному месту:
      — Прекратите шум! Выйдите из зала!
      Грипіа вышел из зала, рассказал контролёру
      всю историю с ящиком.
      — Да, интересно... Что ж, пойдём к механику, — сказала контролёр. — Как раз сеанс окончился, твоё счастье!
      Механик попался отзывчивый: внимательно выслушал Гришу, посмеялся, потом отыскал и вырезал из ленты кадрик с ящиком, а ленту снова склеил.
      Гриша, сжимая завёрнутый в бумажку кино-кадрик, помчался прямо на квартиру к Гавриле Гавриловичу.
      Когда Гаврила Гаврилович установил, что в один день с пчеловодами уезжали лагеря 87-й и 195-й школ, то полдела было уже сделано. А вторую половину розысков ребята взяли на себя.
      С фотографией, отпечатанной с кинокадра, пчеловоды отправились в 87-ю и 195-ю школы, нашли тех, кто перепутал ящики, и к вечеру жуки заняли своё место в школьном музее, а соты — на станции юных натуралистов.




      Жёлтая «Волга»




      Следующий раз я встретился с членами медовой бригады при очень забавных обстоятельствах.
      Мне позвонил по телефону один мой приятель и попросил немедленно приехать к нему.
      — Что случилось? — спросил я.
      — Мой автомобиль... — только и смог простонать в трубку приятель.
      «Наверное, автомобиль его попал в какую-нибудь аварию», — подумал я.
      Мой приятель был страстным автолюбителем. Он любил возиться со своей жёлтой «Волгой», собирать и разбирать мотор, чистить её, мыть больше, чем ездить. Тут нет ничего удивительного — кто любит разводить голубей, кто собирает марки или открытки, а кто любит возиться с автомобилем.
      Когда я подходил ко двору, в котором мой приятель держал свою жёлтую «Волгу», то уже издали услышал, как жужжит мотор.
      — Ну, раз мотор работает, то всё в порядке! — бодро крикнул я, вбегая во двор.
      — В том-то и дело, что это не мотор, — мрачно сказал мой весь перебинтованный приятель, — а пчёлы...
      — Пчёлы, пчёлы в автомобиле! — заговорили со всех сторон.
      И только тут я заметил, что двор наполнен жильцами. В руках у них были мётлы и вёдра, какие-то тряпки. Многие были перевязаны, словно только-только вышли из жаркого боя.
      — Понимаешь, — объяснил приятель, — второй день воюем, и никакого толку. Забрался рой пчёл в «Волгу», и никак мы его оттуда не выгоним. Мне даже пришлось выходной на работе взять — не знаю, что теперь и делать. Ты рассказывал, что у тебя есть какие-то знакомые пчеловоды—помоги...
      Оказывается, обнаружив пчёл в своей машине, мой приятель не придал этому никакого значения. Он распахнул дверцу и, словно мух, стал их выгонять из машины полотенцем. Пчёлы воинственно загудели и бросились на него. Приятель мой едва спасся, нырнув в наполненную водой ванну. И, хотя бежал он по крайней мере со скоростью автомобиля, две-три пчелы всё-таки успели его ужалить.
      Было созвано совещание с участием соседей. Кто-то вспомнил, что пчёлы боятся дыма. Решили выкурить пчёл из машины.
      Сказать-то легко, а сделать труднее. Во-первых, не могли сговориться, чем выкуривать пчёл: табачным дымом или обычным, дровяным. Во-вторых, остался неясным вопрос, каким образом наполнить автомобиль дымом.
      Дымовая атака, произведённая ночью, никакого успеха не принесла. То ли дым был слабый, то ли автомобиль имел большие щели, в которые дым быстро ушёл, только пчёлы не покинули «Волгу».
      Борьба с пчёлами продолжалась. Кто-то npeдложил взять их измором: закрыть «Волгу» брезентом и ждать, пока все пчёлы не умрут с голоду.
      Но так как ждать их смерти пришлось бы неделю или десять дней, то план этот был отвергнут.
      — Но почему они забрались именно ко мне! — стонал приятель. — Полный двор машин! Залетай в любую... Так нет! Может, им жёлтый цвет понравился?
      Милиционер, который зашёл во двор и тоже был укушен какой-то шальной пчелой, посоветовал немедленно вызвать специалиста-пчеловода.
      — А не то оштрафую вас за нарушение порядка! — грозно добавил он. — Безобразие! Развели пчёл в машине, людям проходу нет!
      Измученный неравной борьбой, мой приятель не мог вспомнить ни одного знакомого пчеловода. Вот тогда-то он и позвонил мне.
      А я позвонил в медовую бригаду:
      — Выручайте, рой сидит в автомобиле уже двое суток!
      — Сейчас дежурные приедут, — сказал Гаврила Гаврилович. — Не волнуйтесь и ничего без нас не делайте!
      Представители медовой бригады явились через час. С Гаврилой Гавриловичем приехал мой старый знакомый Слава Ромашкин и Гриша Курзиков, тот самый, у которого пчёлы делали голубой мёд. Они привезли с собой улей, сетки, маски...
      Слава, похожий в своей одежде на водолаза и на астронавта сразу, влез в машину.
      — Сейчас ваш автомобиль будет освобождён,— сказал Гаврила Гаврилович. — Ну-ка, Слава, полезай... Судя по всему — матка в левом углу заднего сиденья притулилась.
      — Ребёнок погибнет!—закричала какая-то толстая женщина с третьего этажа. — Что вы делаете! Они его закусают до смерти!
      Слава натянул на себя защитную сетку, надел рукавицы.
      — Он бы и так пошёл, без сетки, — произнёс Гаврила Гаврилович. — Да уж больно вы пчёлок-то разозлили... Они теперь на кого хочешь бросятся, без разбору... Рекомендую всем посторонним отойти подальше — на всякий случай.
      Слава, похожий в своей одежде на водолаза и на астронавта сразу, влез в машину. ПчёлЫ загудели, зажужжали.
      — Готово, — сказал Слава, вылезая.
      Весь рой вылетел из машины следом за Славой.
      Слава подошёл к привезённому улью, и рой тоже подлетел к улью.
      Со стороны казалось, что пчёлы выполняют указания Славы — так поспешно стали они залезать в улей. А когда весь рой скрылся в улье, Гаврила Гаврилович накрыл его брезентом и понёс в машину, а несколько отставших пчёл крутились вокруг него, как спутники вокруг Земли.
      — Как же так? — недоумевал мой приятель, благодарственно пожимая руки членам медовой бригады. — Мы столько бились, страдали, а вы сразу пришли — и раз-два, всё в порядке.
      — Так ведь мои пчеловоды народ учёный, — рассмеялся Гаврила Гаврилович. — Впрочем, тут много и знать не нужно. У каждого роя есть своя матка — и без неё пчёлы никуда. Вот Слава нашёл матку, взял её и перенёс в улей. А все пчёлы — за ней. Только и всего. С природой нужно лучше дружить, товарищи. Будьте здоровы!




      Волшебник из четвёртого класса




      В школе Умкина зовут волшебником. Он любит необыкновенное придумывать.
      То дрессировал овчарку (потом он её пограничникам подарил), то вдруг начал различными фокусами увлекаться.
      Конечно, каждый школьник чем-нибудь увлекается.
      Саша Азаров хочет быть моряком, артистом балета и строить спутники Земли. Кроме того, он собирает спичечные коробки.
      Костя Семёнов хорошо поёт и мечтает стать лётчиком. Собирает марки, жуков и бумажки от конфет.
      А Коля Умкин очень любит животных, хочет стать садоводом и целые дни делает какие-нибудь фокусы.
      Его фокусы с шариками, платочками и монетами знали наизусть даже все первоклассники. Делать их не умели, но без ошибки предсказывали, откуда появится шарик или куда пропадёт монетка.
      — Брось ты эти глупости! — говорили Коле друзья. — Давай-ка лучше подводную лодку строить или модель Солнца и планет!
      — А я не считаю фокусы глупостями, — отвечал Коля.
      Когда в школе стало известно, что у Пети Порываева дедушка был клоуном, то старого артиста пригласили на сбор отряда.
      Всем очень хотелось послушать его рассказы о цирке, о поездках по разным странам.
      Дедушка пришёл на сбор не один, а с приятелем — худеньким старичком в аккуратном чёрном костюме.
      — Я хочу вас познакомить, ребята, — сказал дедушка, — с моим давним товарищем по работе. Это — заслуженный артист Иван Иванович Роди-мов. Может быть, кое-кто из вас видел его года два назад в цирке. Сейчас Иван Иванович, как и я, на отдыхе.
      Заслуженный артист встал, поклонился.
      Ребята дружно ему захлопали.
      Потом Петин дедушка очень интересно рассказывал о цирке: об акробатах, жонглёрах, укротителях, клоунах, о различных смешных и занимательных случаях, происшедших на арене с ним самим и его товарищами.
      — А теперь отгадайте, что делал мой друг Иван Иванович на арене цирка? — предложил дедушка. — Как вы думаете? Ты, Петя, молчи, не лезь вперёд! — предупредил своего внука старший Порываев. — Итак, кто отгадает?
      — Иван Иванович — наездник! — раздались голоса.
      — Канатоходец! Канатоходец!
      — Дрессировщик!
      Заслуженный артист хитро улыбался.
      — Могу быть и дрессировщиком, — сказал он. — Вот мой учёный, даже больше того — волшебный кролик Рики-Тики-Тави!
      И артист вытащил из своего рукава пушистого белого кролика, а за ним ещё двоих, точно таких.
      — Але-гоп! — сказал Иван Иванович, и вместо трёх кроликов в его руке оказался один.
      — Фокусник, фокусник! — закричали ребята.
      — Это дело нехитрое, — сказал Иван Иванович. — Любой из вас может спрятать волшебного кролика куда захочет... Не. верите? А вот ты, девочка, — подошёл он к Вале Трушиной, — уже засунула Рики-Тики-Тави в свой портфель...
      — Нет у меня вашего кролика! — смущённо ответила Валя.
      — Ай, простите, — вытаскивая из Валиного портфеля чёрного, как классная доска, кролика, сказал заслуженный артист. — Это, в самом деле, не мой кролик! А мой, беленький, вот где! — И фокусник извлёк его из цветочного горшка.
      Раздались крики, аплодисменты, смех.
      Петя Порываев так гордо смотрел вокруг, словно он сам был заслуженным артистом или по крайней мере волшебным кроликом.
      — Это тебе не шарики с платочками! — сказал он Коле Умкину. — Вот настоящая работа!
      — Так я же в четвёртом классе учусь ещё, — разозлился Коля, — а Иван Иванович уже знаменитый артист! Сравнил тоже! Ты бы лучше свою ручку поискал!
      Петя схватился за карман, из которого всегда торчал блестящий колпачок самопишущей ручки, и... нащупал пустое место. Ручка исчезла!
      — Отдай, хуже будет! — придержал Колю за ремень Петя. — Брось свои фокусы!
      В этот момент к ним и подошёл Иван Иванович.
      — О чём спор, молодцы? — спросил он.
      — Он мою ручку куда-то спрятал,—кивнул на Колю Петя.
      — Пусть не дразнится! — весело ответил Коля. — А ручка его, простите, Иван Иванович, у вас в кармане.
      Удивлённый фокусник пошарил по карманам-и действительно вытащил Петину самопишущую ручку.
      — Откуда она у меня? — развёл руками Иван Иванович.
      — Это Коля Умкин! Он у нас тоже фокусник!— закричали ребята.
      — Вот как? — обрадовался заслуженный артист. — Это очень интересно...
      И тут такое началось! Словно в сказке два волшебника встретились.
      Заслуженный артист вынимает из Колиного кармана двух кроликов сразу, а Коля из пиджака артиста — пять разноцветных шариков.
      В руках Ивана Ивановича вдруг появляется наполненная водой чаша, а в неё прямо из воздуха Коля сыплет новенькие копейки...
      Но разве заслуженного артиста перефокусничаешь! Конечно, Иван Иванович победил: он вырастил на Колиной голове букет цветов, потом превратил букет в тюбетейку и подарил её смущённому Коле.
      — Я буду твоим шефом,—сказал фокусник.— Мы с тобой хорошенько займёмся этим делом!
      Петя Порываев после этого сбора нет-нет, да и подтрунивал над Колей Умкиным:
      — Научился уже кроликов из воздуха делать?
      — Только половину, — отвечал Коля. — А задние лапы никак не получаются!
      Кое-кто из ребят удивлялся: Умкин столько времени тратит на фокусы, а что толку? Он же хочет быть садоводом-мичуринцем — и вдруг фокусы! Зачем? Только время зря тратит!
      Но Коля и его шеф Иван Иванович времени зря не тратили.
      Оказалось, что фокусы могут большую пользу приносить.
      Ведь именно из-за них и стал кружок «Зелёный друг», где Коля старостой, самым лучшим среди всех школьных кружков Общества охраны природы.
      «Волшебное» дерево Коли Умкина послушно покрывалось спелыми плодами.
      Иван Иванович придумал вот что: лекцию, доклад, беседу о зелёных насаждениях сопровождать показом... фокусов!
      Теперь уж если где наша школа занимается озеленением, то много народу собирается — лекций ждут.
      Коля Умкин почти всегда вместе со своим шефом Иваном Ивановичем выступает. Много интересных фокусов показывает. И все они так или иначе с охраной природы связаны.
      Вот хотя бы «дерево, краснеющее от стыда».
      Коля выяснял, кто плохо относится к деревьям, к новым посадкам. Оказывалось, к примеру, что это Игорь из двадцатой квартиры.
      И, когда жильцы дома собирались, чтобы поговорить о «Зелёном друге», вдруг замечали: стоит Игорю из двадцатой квартиры подойти к «волшебному» дереву, как дерево становится красным.
      — Ему стыдно за тебя, Игорь! — говорил Коля.
      И тут кто-нибудь из кружковцев рассказывал, как бережно нужно относиться к молодым посадкам.
      «Волшебное» дерево Коли Умкина послушно покрывалось цветами и даже спелыми плодами или увядало, когда шёл разговор о том, что нельзя забывать о поливке.
      — А сколько цветов можно высадить у вас во дворе! — заявлял кто-нибудь из кружковцев. — Ваш двор превратится в цветник — стоит только руки приложить!
      Коля уже тут как тут: взмахнёт рукой — и появляются красные пионы, ароматная гвоздика или душистая резеда.
      И уже туманятся мечтой глаза домохозяек, восторженно ахает дворник, притихли ошеломлённые ребята."
      Разве можно отказаться от такой мечты! Двор, наполненный цветами! И ведь ничего волшебного в этом нет — просто нужно немного поработать!
      Теперь понятно, почему кружок «Зелёный друг» всегда имеет такой большой успех?
      Только потому, что в нём старостой Коля Умкин, по прозвищу «волшебник».
      Оказывается, стоит только захотеть, и такая забава, как фокусы, может очень полезным делом обернуться.




      Первый снег




      Когда Саша Пёрышкин закончил выливание ракетки для настольного тенниса, кукушка на часах прокуковала двенадцать раз. Вот это здорово: до начала занятий по столярному делу ещё целый час! А домашнее задание уже сделано! Значит, можно поиграть во дворе в снежки. Ведь сегодня выпал первый снег!
      Снег шёл такой мохнатый, что даже нельзя было разглядеть стоящего напротив дома.
      — Опилки-то убери, столяр, — сказала бабушка, заметив, что Саша натягивает на себя тёплую куртку. — Да в школу не опоздай! Знаю вас — как начнёте во дворе возиться, всё на свете перезабудете!
      — Ещё целый час! — ссыпая опилки со стола прямо в карман куртки, пропел Саша. — Ещё целый час!
      Он схватил ракетку и выскочил из комнаты.
      Во дворе собралось много ребят. Одни тащили санки, другие играли в снежки, третьи лепили снеговиков.
      Мишуня из пятого «А», конечно, орудовал тут ксе. Он размахивал лопатой, сгребал снег в кучу.
      — Иди снежную крепость строить! — крикнул он Саше. — Давай, давай, Пёрышкин, включайся в трудовой процесс!
      Недавно Мишу выбрали старостой столярной группы, и он начал во всём подражать мастеру дяде Яше. «Включайся в трудовой процесс» было любимым присловьем мастера.
      Работа закипела. Сначала ребята сгребали снег ракетками, а потом перешли на ладошный способ: начали складывать снежок к снежку, как кирпичи.
      Снег всё сыпал и сыпал. Крепость получилась на славу. Правда, у неё была лишь одна стена, но от снежков «противника» она служила надёжным укрытием.
      — Петя, Паша! Обедать! — раздался голос сверху.
      Саша замер со снежком в руке. Все отлично знали, что братьев-близнецов из тридцать седьмой квартиры зовут обедать точно в два часа. Два часа! Значит, занятия группы столяров начались пятнадцать минут назад! Все ребята уже стоят у верстаков, дядя Яша расхаживает по мастерской, проверяет домашние задания, раздаёт работу... А его, Сашки, верстак стоит пустым! Ой, как нехорошо!
      — Что с тобой? — спросил Миша Сашу.
      — Опоздал! — вздохнул Саша. — Думал — успею, времени целый час...
      — Эх, — махнул рукой Миша, — у вас вообще в классе дисциплинка на обе ноги прихрамывает!
      Снегопад кончился, засверкало солнце.
      — Нужно что-то придумать, — волновался Саша. — Какую-нибудь уважительную причину... Мол, выстругивал ракетку, заработался... Где ракетка? — вдруг вскрикнул Саша. — Я потерял домашнее задание!
      Действительно, ракетка исчезла.
      Саша мелкой рысью обежал весь двор, опросил всех ребят, но домашнее задание как сквозь землю провалилось.
      — Ох и влетит! — хныкал Саша. — Ох и... Ай! Есть!
      — Нашёл? — обрадовался Миша. — Ракетку нашёл?
      — Выход нашёл! — радостно сказал Саша. — Бегу на урок!
      Когда опоздавший Пёрышкин вошёл в мастерскую, то дядя Яша, подняв на лоб очки, долго рассматривал его, словно не веря своим глазам.
      Саша довольно складно рассказал, что у них в красном уголке домоуправления проводилось первенство по настольному теннису и ребята попросили на время его, Сашину, ракетку.
      — Я думал — дам им поиграть чуть-чуть и пойду заниматься, — вдохновенно рассказывал Саша, — но теннисисты так увлеклись, что я у них ракетку не смог отнять. Их много, а я один... Н37, а пока спорили... вот, значит, опоздал...
      И для убедительности Саша вывернул карман куртки, наполненный опилками.
      — Что ж, включайся в трудовой процесс! — разрешил дядя Яша и, вздохнув, зашагал вдоль шеренги верстаков.
      За окном журчали ручейки — солнце расправлялось с первым снегом. Звонкие капли стучали по железным карнизам окон. Солнечный осенний день казался по-весеннему радостным, даже воробьи чирикали задорно — по-мартовски.
      Дядя Яша жил в конце той улицы, на которой стояла школа- И обычно после окончания уроков школьники-столяры, которым было по дороге, ждали своего мастера, а потом все вместе дружно шагали домой.
      Первую остановку сделали, как всегда, возле ворот Саши.
      — Смотрите, снежная крепость!
      — Мы сами построили! — закричал Саша. — Смотрите, как крепко!
      Дядя Яша и ребята вошли во двор. Снежная стена потемнела, осела, покосилась, но всё ещё стояла крепко — снежком не пробьёшь.
      — Вот эту стенку я складывал! — с гордостью произнёс Саша.
      — Ты? — улыбнулся дядя Яша. — Так, значит, это твоя ракетка? — И он вытащил торчащее из снежной стены «домашнее задание».
      — Вот где она! — ахнул Саша и покраснел так, словно его лицо окунули в томатный сок.




      Третий лишний




      Васю Махина, длинноногого очкастого пятиклассника, во дворе прозвали «третьим лишним». Родилось это прозвище во время игры. Если бы существовали рекорды по «третьему лишнему то в этот вечер Вася наверняка бы стал рекордсменом : за час игры он ни разу не коснулся спины убегающего.
      С той поры, стоило Васе показаться во дворе, как кто-нибудь тотчас же кричал:
      — Третий лишний пришёл! Можно игру начинать!
      Прежде так любимый старый двор стал Васе казаться чужим и неуютным.
      Вася всё реже и реже играл с ребятами, всё чаще задерживался в школе, в астрономическом кружке.
      Когда ребята видели длинноногого Васю, несущего домой штатив, альбомы с картами или трубу самодельного телескопа, они посмеивались и перемигивались :
      — Опять сегодня на крыше кошек пугать будет. Делать ему больше нечего, как звёзды считать» Астроном!
      Каждый из ребят двора увлекался чем-нибудь.
      Кто собирал марки, кто спичечные этикетки, значки, жуков, бабочек, рыб.
      Одни всё свободное время проводили в музыкальной школе, другие — в шахматном клубе, третьи — на водной станции.
      И каждому его увлечение казалось самым-са-мым важным.
      Но больше всего во дворе было футболистов.
      Как и положено болельщикам «юношеской категории», ребята ещё не совсем уверенно разбирались в тактических замыслах тренеров знаменитых команд, но зато знали наизусть биографии всех игроков класса «А» и могли вспомнить все подробности матчей за последний сезон.
      Во время международных встреч или матчей, решающих судьбу первенства и кубка, юные футболисты становились самыми популярными жильцами дома.
      Все «телевизорные болельщики» зазывали ребят к себе или останавливали их на улице, расспрашивали о последних футбольных новостях, делились своими предположениями, пытались предсказывать счёт.
      Дворник Сергеич в эти дни разрешал «постукать по шарику», то есть сыграть два-три матча во дворе. В обычные же дни это строго наказывалось.
      «Вплоть до конфискации шарика!» — как грозно предупреждал Сергеич.
      Но кожаный мячик увлекал не всех.
      Вёрткий крепыш Костя из девяносто восьмой квартиры, тот самый, который придумал Васе прозвище «третий лишний», был ярым голубеводом.
      Он героически перенёс те времена, когда голубятников считали стихийным бедствием — чем-то средним между ураганом и пожаром — и боролись с ними всеми возможными способами.
      Стоило тогда Косте вылезти на крышу сарая, чтобы погонять голубей, как из своей комнаты вылезал дворник Сергеич с метлой и начинал гонять Костю.
      Причём во время гона Сергеич обвинял Костю в том, что центральное отопление плохо работает и в какой-то квартире протекает газ. И, хотя голуби никакого отношения к отоплению и газопроводу не имели, Косте приходилось туго.
      Но однажды пришли к Костиному сарайчику— голубятне — серьёзные дяди в шляпах и красивых плащах.
      Они долго расспрашивали юного голубевода о всяких птичьих делах, что-то записывали в блокноты.
      Потом объявили дворнику Сергеичу, что он обязан всячески помогать Косте, и подарили всем, кто стоял вокруг, весёлые разноцветные значки.
      — Костины голуби будут принимать участие в Московском международном фестивале, — сказал
      самый важный- дядя. — Голуби — птицы мира. Их нужно любить.
      С той поры Сергеич стал самым преданным другом голубей и всегда самоотверженно размахивал метлой, когда нужно было заставить птиц летать.
      Костя так загордился, что сам стал похож на голубя-дутыша. И к своему сарайчику прибил фанерный щиток:
      КТО ТРОНЕТ ПТИЦУ МИРА — ТОТ АГРЕССОР
      Но астрономией, кроме Васи Махина, никто во дворе не увлекался.
      — Подумаешь — картина звёздного неба! — смеялись футболисты. — Её и так видно! Ни одного стоящего созвездия. Имени Большой Медведицы есть, а Большого футбола — нет!
      Жил «третий лишний» на первом этаже.
      Окна его комнаты выходили во двор. Проснувшись, Вася прежде всего шёл взглянуть, какое сегодня небо — можно будет наблюдать или нет? Ребята из астрономического кружка рассказывали, что так всегда делают взрослые астрономы.
      Но зрелище, которое Вася в один чудесный день увидел на земле, было так удивительно, что он даже забыл взглянуть на небо.
      Перед окном в полном составе сидела на корточках сборная футбольная команда двора.
      Нападающие, защитники и вратари преданно улыбались и влюблённо смотрели на «третьего лишнего».
      Рядом с ними, опершись на свою грозную метлу, стоял дворник Сергеич. Тут же, с белой голубкой в руках, переминался с ноги на ногу Костя.
      Пять человек самых активных пенсионеров также не отрывали взглядов от Васиного окна.
      Завидя Васю, все приветственно замахали руками.
      Сергеич даже снял кепку.
      «Может, я сплю?» — подумал Вася и распахнул окно.
      — Как здоровье? — произнёс Костя-голубятник так нежно, словно он разговаривал с самым любимым своим почтарём.
      — Доброе утро! — хором сказали пенсионеры.
      — Футбол-привет! — тренированно гаркнули нападающие, поддержанные полузащитой.
      — Ежели тяжело, — пробасил Сергеич, — то я подсоблю. Хоть на крышу, хоть куда... Ради науки опять же... Мы понимаем!
      «Что случилось? В чём дело?» — растерянно думал Вася.
      — Ты что, ещё ничего не знаешь? — оторопел Костя, заметив недоуменное выражение на лице юного астронома. — Эх ты, третий...
      Но футболисты не дали голубятнику закончить.
      — Осторожнее, осторожнее, — сказали они хором. — Неизвестно ещё, кто тут лишний!
      И представители дворовой общественности сразу ввели Васю в курс дела: запущен первый искусственный спутник Земли. Спутник вышел на орбиту, и его, разумеется, лучше всего наблюдать вооружённым глазом. А вооружение для глаз — это уж по части астрономов. Так как сегодня вечером спутник пройдёт над городом, то Вася обязан обеспечить своих соседей и друзей приборами для наблюдения.
      Правда, во время разговора кое-кто несколько раз обозвал телескопы «трубами».
      Прежде Вася непременно обиделся бы, но сейчас даже не обратил на это внимания.
      Вчера Вася был в кино, пришёл домой поздно, радио не слушал, лёг спать.
      А как раз вечером и объявили о запуске спутника. И теперь вот приходится узнавать об этом последним. Позор!
      Вася сразу же развил бурную деятельность: мобилизовал все имеющиеся в наличии бинокли, штативы от фотоаппаратов, заставил футболистов подбирать стёкла к ещё не законченным самодельным телескопам.
      К вечеру на дворе, на специально огороженном верёвками месте, уставились стёклами в небо шесть наблюдательных приборов-биноклей на штативах и два телескопа.
      К моменту прохождения спутника над городом жильцы битком заполнили двор.
      Счастливцы, стоявшие ближе других к биноклям и телескопам, внимательно вслушивались в команду Васи:
      — Через две минуты три секунды он покажется... С северо-востока... Так... Шурик, где у тебя северо-восток? Левее, левее...
      Некоторые пытались смотреть в бинокль вдвоём — один в одну трубочку, другой — в другую.
      Костя-голубятник пытался даже пристроиться третьим к биноклю, но Вася сказал грозно:
      — Третий лишний! Прошу в порядке очереди!
      — Лишних у нас нет, — не отрываясь от телескопа, сказал дворник Сергеич. — Откуда, Вась, он появится-то, спутник? Из-за крыши дома номер двенадцать?
      — Летит! — вдруг крикнул кто-то, и на дворе стало так тихо, словно там никого не было.
      Бинокли и телескопы повернулись навстречу яркой звёздочке, бороздящей небо.
      Очки счастливого Васи сверкали, как маленькие луны.
     




      Ископаемые черепки




      В нашей школе кружок юных археологов в прошлом учебном году был самым маленьким. Почти никто не хотел заниматься раскопками. Конечно, зачем копаться в земле, отыскивая какие-то черепки, когда можно строить модели реактивных самолётов, разводить цветы или играть в футбол?! Правда, археологи не только совершали раскопки, но и в футбол играли, модели строили, цветы сажали. Ведь одно другому не мешает. Но всё-таки «ископаемый», как его прозвали, кружок не пользовался в нашей школе таким успехом, как, например, танцевальный, фото или зоологический. Вернее, так было в прошлом учебном году. А первого сентября, когда мы пришли в школу, то узнали, что летом наши археологи выес-:кали за город на раскопки вместе с какой-то большой, настоящей взрослой экспедицией. И не просто смотрели, как работают старшие, а сами работали. Мало того — нашли очень ценную, какую-то древ-неисторическую вещь, которая скоро будет выставлена в музее. За эту находку самый главный академик вынес нашим ребятам благодарность и наградил их грамотами.
      После такой новости многие стали записываться в кружок юных археологов. Всем захотелось сразу найти что-нибудь важное, ископаемое, музейное. И получить, конечно, грамоту от академика.
      Юра Савкин тоже решил заняться раскопками. Но очень скоро стало ясно, что до раскопок ещё далеко. На занятиях кружка говорили об истории, распознавали по цвету состав того или иного слоя почвы, учились правильно копать. Как будто бы имеет значение, как держать лопату, если нужно рыть яму! Рой, и всё!
      Именно так и рассуждал Юра Савкин. Он хотел сразу, не откладывая, идти за город, рыть землю, находить ископаемые древности.
      — Вам нравится, вот вы и составляйте всякие схемки да чертёжики! — заявил он. — А я пойду да раскопаю что-нибудь та-а-акое!
      Так Юра и сделал: в субботу отправился за город, в те места, где летом жил на даче. Старший брат у Юры — рыболов, вот с ним вместе он и отправился. Пока брат сидел на речке, Юра перелопатил ближайший овраг, и... представьте себе — нашёл.-
      Он сразу же, со станции, где садился на электричку, позвонил в город, старосте кружка юных археологов.
      — Завтра созывай собрание всех кружковцев! — кричал Юра на всю станцию. — Я делал раскопки в Кривом овраге, на берегу реки Бичёвки и обнаружил черепки древней глиняной посуды. Черепки красного цвета, разных размеров... В песке западного склона... Стоянка какого-то древнего племени!
      Конечно, собрание было созвано.
      — На берегу Бичёвки! — восклицали ребята, которые хорошо знали эту узенькую извилистую речку. — Кто бы мог подумать!
      — Молодец Савкин, — шептались между собой некоторые кружковцы. — Мы тут рисуночки, планы вычерчиваем, а он — раз! — и докопался!
      Торжественно молчаливый Юра выложил на стол свою находку.
      — Осторожно, не хватайте руками, а то глина рассыплется, — предупредил Юра. — Уж очень древние эти черепки!
      Но археологи привыкли к бережному обращению с находками. Черепки разошлись по рукам, их рассматривали в увеличительные стёкла, аккуратно, специальной метёлочкой смахивали с глины крупицы земли.
      Юра важно стоял у доски, гордо посматривая на склонившихся над черепками ребят.
      — Смотрите-ка, ребята! — весело сказал староста и передал увеличительное стекло дальше. — Вот там, в левом нижнем углу...
      И каждый, кто смотрел сквозь лупу в левый нижний угол этого черепка, начинал хихикать.
      — Что случилось? — спросил Юра обеспокоен-но. — Черепков не хватает?
      — Это самая обыкновенная глина, — пояснил староста.
      — Конечно, а какой же ей быть? — фыркнул Савкин. — В древние времена горшки делались из самой обыкновенной глины, это все знают.
      — Но эта глина современной обработки.
      — Откуда ты знаешь? — усмехнулся Савкин. — На ней написано, что ли?
      — Вот именно, написано, — сказал кто-то из ребят, рассматривая злополучный черепок в лупу. — Читайте: «Артель «Заря», город Посад».
      — Не может быть... — растерялся Юра. — Опечатка...
      Тут уж захохотали все юные археологи.
      — А чего вы хохочете? — разозлился Савкин. — Я, может, три мозоли натёр, пока эту яму рыл! Меня, может, муравьи кусали и крапива всего острекала, пока я до этих черепков добрался... Чего смешного? Может, и раньше, в доисторические времена, артели были?
      Тогда уж заговорили все кружковцы сразу.
      — А ты отличаешь старую орфографию от новой? Как писали раньше, а как теперь?
      — Почему ты решил, что нужно копать именно на западном склоне Кривого оврага?
      — Немедленно беги в музей, Юра! Это же вв~ ликое открытие — в доисторическое время в городе Посаде была артель под названием «Заря»! Тебя за это премируют велосипедом!..
      «Ископаемые» черепки до сих пор бережно хранятся в шкафу у юных археологов. Они стали наглядным пособием: их показывают всем, кто в первый раз пришёл на занятия кружка.» Может быть, поэтом таких историй, как с Юрой, у археологов больше не случалось.




      Саедопытский патруль




      Первый большой поход по родному краю юным следопытам не совсем удался.
      Возле деревни Кокино, где ребята решили остановиться на ночлег и уже начали разбивать палатки, произошёл очень неприятный случай, который изменил все следопытские планы.
      На неосёдланных лошадях к ребятам подъехали несколько кокинских парней.
      — Что вы тут делаете? — спросил один, гарцуя на своём нетерпеливом коньке.
      — Кашу варим! — ответил Ивася Углев обиженно. Что они, не видят разве, что ребята палатки устанавливают?
      — А в чём, собственно, дело? — подошёл к всадникам Вася Курский.
      Вася был пионервожатым четвёртого «Б» и сопровождал юных следопытов, как представитель штаба дружины.
      — В том, что уходите отсюда добром, — пробасил вихрастый наездник. — А не уйдёте — палатки отберём, а самих силой выгоним.
      — Да мы... мы же следопыты, — удивился Ивася Углев. — А вы нас... так вот...
      — А мы — следопытский патруль, — усмехнулся всадник. — С такими вот, как вы, бродягами боремся... Ну, двадцать четыре минуты на сборы и чтобы духу вашего возле Кокино не было! Николай, засекай время! — скомандовал он.
      К кавалеристам прибыло подкрепление — человек двадцать мрачных ребят различного возраста.
      — Сопротивление бесполезно, — сказал Вася Курский. — Идёмте, ребята, отсюда... Эх, первый поход — и такая неудача...
      — Первый? — переспросил предводитель ко-кинцев. — Вы что ж, только из города сегодня?
      Ивася Углев рассказал, как они готовились всю зиму, — и вдруг такая неудача.
      — Двадцать четыре минуты ноль-ноль секунд! — доложил Николай.
      — Отставить, — приказал вихрастый и ловко соскочил с коня. — Это не те ребята... А вы, следопыты, можете снова свои палатки устраивать. Наш патруль вам поможет. А ну-ка, ребята, хватит без дела стоять...
      Юные следопыты недоуменно посматривали то на Васю Курского, то на вихрастого предводителя кокинцев.
      Когда все уже было готово к ночлегу и на костре приветливо забулькали котелки с чаем, кокин-ские «борцы с бродягами» поведали печальную историю.
      Оказывается, село Кокино долгое время славилось своим гостеприимством. Густые дубравы и берёзовые рощи, окружающие село, издавна привлекали многочисленных туристов. Колхозники, завидя весёлые язычки костра, сами шли на огонёк, приносили молоко, вкусный домашний хлеб, овощи. Частенько старожилы показывали в чаще леса такие места, куда без опытного проводника и пройти-то было немыслимо. Короче говоря, жили туристы и колхозники дружно, полюбовно.
      Но вот однажды утром вышли девочки в лес по грибы, но только до опушки дошли, а в лес войти побоялись. Вместо знакомых дубов — какие-то ободранные стволы. Исчез бурливый родничок — его завалили грязными консервными банками, рваными бумагами, землёй. Зелёная шёрстка травы выжжена, вытоптана, вся в грязи.
      Прибежали девочки в Кокино, рассказывают, плачут — жалко им леса колхозного!
      Выяснили в конце концов, что тут побывала какая-то туристская группа из города. Пробовали её догнать — да разве найдёшь горстку людей в лесах, когда их маршрут неизвестен.
      А через некоторое время какие-то безобразники жгли большой костёр в лесу, потом ушли дальше, забыли кострище землёй засыпать. Огонь подремал-подремал под золой, да и вспыхнул снова. Почти гектар леса выгорел, пока кокинцы пожар загасили.
      Вот и решено было охранять окрестности от бродяг-вредителей.
      — И верно, бродяги, — согласился Ивася Углев. — Но неужели же мы на таких похожи?
      — Теперь-то мы видим, что нет, — сказал вих-
      растый паренёк, — а ведь с первого взгляда не различишь. Вот вчера вечером вроде вас школьники под Горками, соседним селом, расположились. Так для костров все молодые деревца пообломали — двухлетние посадки погубили. И ушли в неизвестном направлении. Пока соседи ахали да охали да нам по телефону звонили в правление — тех вредителей и след простыл. Теперь придётся по всему району следопытские патрули организовывать.
      — Давайте-ка, ребята, — предложил Вася Курский, — и мы организуем специальный отряд: по борьбе с теми, кто нарушает законы туризма! Ко-кинцы нам помогут, а мы завтра изменим маршрут. Слушайте...
      Утром юные следопыты пошли к Горкам. Их сопровождали на лошадях двое из кокинцев. Колхозники приняли «отряд по борьбе с вредителями» радушно. Накормили, показали место, где неизвестные школьники изломали целую рощу молоденьких деревьев.
      Вася Курский и Ивася Углев руководили сбором «вещественных доказательств». Найдены были листы из тетрадей с задачками по математике, забытая красная кружка, козырёк от кепки.
      После опроса местных ребятишек удалось установить направление, куда ушли вредители. Пятеро школьников из Горок отправились вместе с отрядом четырёхклассников в погоню.
      На лошадей, которых захватили с собой кокин-цы, навьючили весь груз, а сами следопыты на этот раз зашагали налегке — ведь нужно было догнать группу хулиганов, которые опередили четырёхклассников почти на двое суток!
      Занятия в кружке очень помогали ребятам. То тут, то там обнаруживались всё новые и новые следы хулиганов. Вот здесь они. устроили привал, снова ломали деревья, вспарывали ножами "берёзы — «туристы» добывали сладкий берёзовый сок.
      Вид истерзанных, искромсанных ножами белоствольных деревьев был так страшен, что кое-кто из ребят едва не всплакнул.
      Вася Курский старательно фотографировал все «вещественные доказательства».
      — Вот приведём этих бандитов в милицию, — говорил он, ободряя юных следопытов, — д»а заявим в их школу, да в газете про них напечатаем, тогда они по-другому запоют! Дикари какие-то!
      Погоня шла успешно, потому что хулиганы, не догадываясь о том, что их преследуют, не торопились. Они с той же преступной бездушностью портили попавшиеся под руку деревца, кустарники, родники.
      К вечеру второго дня отряд четырёхклассников бесшумно окружил лагерь «врагов природы», как назвал его Вася Курский.
      Перед ребятами оказались именно те, кого они искали. Приметы совпадали: те же красные чайные кружки, та же манера разжигать костёр, а у одного парнишки — сизая кепка с оторванным козырьком.
      Но перед четырёхклассниками оказались не их сверстники, а по крайней мере ученики седьмого к ля пса — здоровые парни довольно воинственного вида.
      Пришлось созывать военный совет.
      — Что делать? — спросил Вася Курский. — Нам с ними не справиться.'
      Ребята из Кокино и Горок предложили сделать так: на лошадях отправиться за подмогой, а тем, кто останется, не выдавать себя и продолжать наблюдение. Если же хулиганы пойдут дальше, то не выпускать их из виду.
      Кокинцы помчались в ближайшее село, а остальные рассыпались по лесу.
      Ивася Углев слишком близко подошёл к лагерю, и его обнаружили «враги природы».
      — Ты здешний? — спросил Ивасю паренёк без козырька.
      — Здешний, — мотнул головой Ивася.
      — А тут у вас, говорят, поблизости горячий источник имеется, — поинтересовался паренёк. — Или врут?
      — Был, да весь выкипел, — усмехнулся Ивася. — Давно уже.
      — Гони ты его в шею! — крикнул кто-то из палатки. — Шляются тут всякие...
      Ивася приготовился вытерпеть любую муку, но не выдавать отряд. Впрочем, «врагам природы» даже и в голову не могло прийти, что их выследили какие-то младшеклассники. Поэтому паренёк решил просто позабавиться: он быстро срезал молоденькую, совсем ещё прутик, берёзку и хотел щёлкнуть старосту следопытов по трусам.
      Всё что угодно перенёс бы Ивася, но гибели деревца не выдержал. Первое мгновение даже слова не мог сказать-от возмущения.
      — Ты что делаешь? — закричал он, когда наконец смог овладеть собой. — За что ты... берёзку?
      Парень так удивился, что опустил прут:
      — Что такое? Какая берёзка? Может, ты бешеный, а?
      — Это вы все бешеные, — закричал Ивася. — Зачем третьего дня молодую рощу сломали? Зачем вчера все берёзы изрезали возле оврага? Зачем...
      — Ого, парень-то не простой! — молвил, вылезая из палатки, заспанный верзила в спортивной майке. — Ты что, следил за нами?
      Тут Ивася понял, что может случиться самое худшее: ещё немножко и он выдаст отряд. Староста решил умереть, но ни слова больше не произносить.
      Все «туристы» собрались возле онемевшего вдруг мальчика с белёсыми бровями.
      Вася Курский подобрался совсем близко, чтобы
      прийти на помощь, если «враги природы» попытаются хотя бы притронуться к Ивасе. А пока он делал один фотоснимок за другим. Следопыты тоже следили за своим старостой во все глаза: по знаку Васи Курского они должны были выскочить из лесу и наброситься на палатки, разобрать их, растащить по опушке вс,ё лагерное имущество.
      «Без вещей они далеко не уйдут, — рассуждал Вася, — а пока они будут их собирать, мы выиграем время. Минут через двадцать прибудет помощь».
      — Ты будешь говорить или нет? — Верзила в спортивной майке пытался взять Ивасю за нос, но Вася Курский выскочил из кустов и оттолкнул парня. Тот чуть не угодил в тлеющий костёр.
      — Вы все задержаны следопытским патрулём! — сказал Вася. — Сопротивление бесполезно, лагерь окружён!
      «Туристы» опешили. Потом начали шептаться между собой. Прошло несколько минут, прежде чем они снова осмелели.
      Ивася гордо стоял рядом с Васей. Из окружающих поляну кустов выглядывали ребячьи лица.
      «Туристы» подошли к руководителям -следопытов.
      — Мы не видели вас, вы не видели нас, — нагло улыбнувшись,-сказал паренёк с кепкой без козырька. — А то мы из вашего патруля таких щепок наделаем...
      И в это мгновение следопыты услышали стук копыт по лесной дороге. Шла помощь!
      Забыв об уговоре, весь отряд выскочил из кустов прямо в лагерь «врагов природы».
      — Вот это номер! — ахнул верзила в спортивной майке. — Что, вас тут целый колхоз?
      — Целый район! — сказали ребята из Горок. — А ну-ка, давайте не расходиться.
      — Да что, мы с такой мелюзгой не справимся,
      что ли! — крикнул паренёк без козырька. Он схватил полено и замахнулся на Васю Курского.
      Ивася бросился парню в ноги, и тот, потеряв равновесие, рухнул на траву. Вася Курский сел на <туриста» верхом.
      — Ах, так! — закричал верзила. — Наших бьют!
      И он бросился на Васю.
      — Стой! — вдруг раздался властный окрик.
      Все сорок голов обернулись на голос.
      На поляну из кустов выезжали на лошадях двое милиционеров. За ними, спешившись и ведя коней под уздцы, шагали кокинцы...
      ...Так до сих пор и неизвестно: как считать, удался или нет кружку юных следопытов первый поход по родному краю? Намеченный маршрут сорвали, график похода не выдерживался, часть заданий осталась невыполненной...
      Но зато все участники этого похода с гордостью именуют себя теперь «следопытским патрулём».




      Пшик-парта




      Это было в самом начале учебного года. Я зашёл в школу и увидел в коридоре большой, ЕО всю стену, номер стенгазеты.
      Возле неё стояла толпа учеников. Они дружно смеялись, подталкивая друг друга. Одного из них,
      видимо наиболее смешливого, товарищи вынесли из толпы на руках — от смеха он уже не мог стоять на ногах.
      Мне показалось странным, что причина этого бурного веселья заключалась в народной сказочке о пшике, давно и отлично всем известной. Сказка была трудолюбиво переписана со страниц хрестоматии. Зачем это сделала редколлегия газеты? И отчего все вокруг так веселятся?
      Я пытался расспрашивать ребят, но они только прыскали от смеха и повторяли:
      — Ой, пшик... Ой, Пшикин...
      Ожидая, пока веселье немного утихнет, я ещё перечёл сказку.
      В ней рассказывалось об одном бездельнике и хвастуне, который, узнав, что сосед-кузнец пользуется славой хорошего мастера, позавидовал ему и сам решил прославиться.
      — Кузнец! Подковы клепает! — сказал он. — Да я, если захочу, целую машину выкую! Да ко мне со всего света приедут на работу мою смотреть! _ Да я сразу стану на весь мир знаменитым. Да я, да я...
      И вот открыл он кузницу и стал ждать заказчиков. Пришли раз к нему крестьяне, принесли большой кусок железа.
      — Сделай, говорят, нам лемех для плуга.
      — Лемех? Подумаешь!
      Начал он бить по наковальне, искры стаями полетели во все стороны — не выходит ничего, а железа меньше стало.
      — Ну, это не страшно, — говорит горе-кузнец. — Кусок ещё большой! Сделаю я вам косу!
      — Что ж, — согласились крестьяне, — и коса вещь хорошая!
      Снова полетели искры, снова загудела наковальня, и опять ничего не получилось, а железа стало ещё меньше.
      — И на косу железа не хватает, — сказал «кузнец», — сделаю я вам нож.
      — Нож так нож, — вздохнули крестьяне, — и нож в хозяйстве пригодится...
      — Нож не выйдет! — после часа работы заявил «кузнец».. — Железа совсем не осталось. Буду делать шило.
      Когда и шила не получилось, «кузнец» предложил заказчикам сделать пшик.
      — Что же это такое — пшик? — удивились крестьяне.
      — А вот что!
      Взял «кузнец» оставшийся маленький кусочек раскалённого железа и бросил его в воду.
      «Пш-ш-ш-шик!» — зашипел металл.
      — Слышали? Вот это и есть пшик! — заявил обманщик.
      Пока я перечитывал сказку, мальчики и девочки, оживлённо разговаривая, разошлись по коридору.
      Рядом со мной стоял и читал газету очень серьёзный пионер — он ни разу не улыбнулся.
      Приметив мой удивлённый взгляд, он пояснил:
      — Я редактор этой стенгазеты.
      И он объяснил мне причину всеобщего веселья.
      Есть, оказывается, в школе ученик, по фамилии Шикин. Зовут его Павлом или, попросту, Пашей. Разговорчивый такой паренёк. В конце учебного года, за несколько дней до каникул, Паша узнал, что в соседней школе ребята из четвёртого «А» решили за лето отремонтировать собственноручно все парты в своём классе.
      — Велика важность! — сказал Паша, собрав вокруг себя одноклассников. — Парты отремонтировать! Да мы, если захотим, все парты в школе отремонтируем, верно?! Да к нам со всего города ездить будут — смотреть на нашу работу! Да мы... Да если...
      Ребята приняли предложение Паши, и скоро об этом узнала вся школа. Юных столяров хвалили, обещали им поддержку и помощь.
      Паша носился с какими-то бумагами, чертежами.
      — Здесь у меня списки, в них всё подсчитано! — кричал Паша. — Сколько нам нужно рубанков, молотков, краски, гвоздей...
      Месяц прошёл, многие ребята уехали в лагеря, на дачи, другие наведывались в школу, чтобы узнать, как обстоят дела с ремонтом парт, когда им приходить работать.
      — Время-то идёт, а мы ещё не начинали! — беспокоились школьники.
      Но неунывающий Паша не терялся.
      — Всё будет в порядке, у меня уже всё подсчитано окончательно... Кроме того, один месяц уже прошёл, так что в оставшееся время мы не успеем со всеми партами управиться. Я уже договорился с директором — мы ремонтируем только парты нашего этажа.
      — Что ж, и это хорошо! — согласились ребята. — Когда будем начинать?
      — На днях, на днях, — отвечал Паша и убегал, воинственно размахивая бумагами.
      Прошло две недели. Три. Наконец школьникам удалось увидеть Пашу. Это случилось на городском пляже. Паша загорал, положив голову на связку бумаг.
      — А-а, это вы! — радостно закричал Паша. — Не волнуйтесь, всё в порядке! Я уже договорился с директором: так как времени у нас до сентября осталось мало, то мы будем ремонтировать только парты нашего класса! Ясно?
      — Что ж, — как-то уж очень спокойно согласились ребята, — и это дело. Когда приступим?
      — Так ведь ещё полтора месяца впереди! — засмеялся Паша. — Управимся! Эх, солнце, воздух
      и вода — наши лучшие друзья! — И он помчался f реке.
      Когда до начала учебного года оставалось всего десять дней, в школу прибежал чёрный, как сковорода, Паша и, увидев на спортплощадке играющих в баскетбол ребят, крикнул:
      — Физкульт-привет! На днях приступаем к ремонту! Сейчас пойду к директору — договорюсь. Каждый ремонтирует свою парту! Кто ещё не приехал — пусть пеняет на себя!
      Но в школе Пашу ждал неприятный сюрприз. Выслушав его просьбу, директор улыбнулся и сказал:
      — Что ж, пойдём посмотрим, так сказать, фронт работ...
      Паша шёл рядом с директором по длинному коридору. Двери всех классов были открыты. Все парты сверкали свежим лаком. И только в классе Паши лишь одна парта не была отремонтирована.
      — Это твоя парта, Шикин, — сказал директор.
      — Как же так... — растерялся Паша. — Вы же соглашались со мной. Я же предлагал... А в это время...
      — Да, в то время как ты разговаривал, твои друзья работали, — сказал директор.
      — Ну, за оставшееся время я свою парту сделаю, как... как... картинку! — поклялся Паша. — Все будут приходить смотреть на неё! Вот увидите!
      ...Вот что мне рассказал редактор стенгазеты.
      — Как же он её отремонтировал? — спросил я. — Мне бы очень хотелось посмотреть эту парту.
      — Наш класс — в двух шагах, — сказал редактор. — Вон дверь раскрыта.
      Мы подошли к двери класса. Все парты одинаково горели в лучах солнца. Даже трудно было сказать сразу — чёрные они или белые. И лишь одна, тусклая и неопрятная, сразу бросалась в глаза.
      — Пашина? — спросил я.
      — Пшик-парта, — кивнул редактор. — Ши-кин на ней один и хозяйничает — кому же захочется на такой парте сидеть? Пока ещё Паша храбрится. Что ж, посмотрим...




      Три мушкетёра




      Песок на сквере ещё не просох — садовники только-только полили цветы и заодно дорожки.
      Владик, Генка и Федя встретились, как обычно, возле фонтана.
      ...Их недаром называли тремя мушкетёрами — ребята старались всегда и везде бывать вместе. Рыжеволосый Генка, загорелый до черноты Владик и белокурый Федя учились в одном классе, жили в одном дворе и все вместе ехали в лагерь — во вторую смену.
      В ожидании дня своего отъезда они взяли на себя обязанности дежурных по скверу.
      — Мы не должны пускать на сквер хулиганов, — единогласно решили «мушкетёры», — следить за малышами, наводить порядок, следить, чтобы цветы и кустарник были в сохранности.
      — Эх, вот епдё бы Глеба к нам, — каждое утро вздыхал Владик. — Ведь мушкетёров-то было четверо, помните? Вот бы мы сыграли в войну!..
      Глеб учился в одном классе с тремя друзьями, но держался особняком. Пока «мушкетёры» собирались в лыжный поход, он уже успел раза три сходить на лыжах. Да не просто куда-нибудь поближе, а со взрослыми, далеко. Трое друзей только сообщили на сборе, что они начинают собирать альбом открыток, посвящённых родному городу, а Глеб уже принёс открытки и подарил их октябрятам.
      Вот и сейчас — он тоже остался в городе, не поехал в лагерь, но, вместо того чтобы играть с одноклассниками, почему-то всё время проводил на школьной площадке октябрят. Возился с второклассниками, помогал вожатым.
      — Подумаешь, Глеб! — отмахнулся Федя. — Нам и втроём хорошо. А он пусть с мелюзгой песочные куличики лепит. Мы и без него тут таких дел наворочаем — все ахнут!
      А сегодня, едва отдышавшись, Федя заявил:
      — По коням... то есть по шпагам. Нужно срочно вооружиться!
      Друзья удивлённо-испуганно поглядели на Федю.
      — Только что встретил Толика из автобусного парка, — взволнованно продолжал опоздавший. — Знаете его?
      «Мушкетёры» кивнули головой — Толика, живущего на территории автобусного парка, они знали хорошо. Ему завидовали все мальчишки. Ещё бы! Столько шофёров знакомых! Хоть целый день с автобуса не слезай!
      — Так вот, идёт Толик мимо нашего дома, а с ним — громадный пёс. Во! — провёл себе по животу Федя. — Нет, выше! Во! Зовут — Мамонт. Рыжий весь, как Генка.
      — Но-но, — нахмурился Генка.
      — Я же просто так, для примера, — торопливо продолжал Федя. — Толик мне говорит: «Сегодня я моего Мамонта к вам на сквер приведу». Ну, я и побежал к вам...
      — Что ж, пусть приводит, — согласился добродушный Генка.
      — Как это — приводит? — ужаснулся Федя. — Этот же Мамонт дикий пёс — я сразу понял. У него знаешь какие ненормальные глаза? Он же всех малышей перекусает! Дедушек-бабушек перепугает!
      — Да, — согласился Владик. — Пускать его днём нельзя. Пускай гуляет, когда сквер пустой. Ночью. Или рано утром.
      — Пусть он только покажется, — воодушевлённо закричал Федя, — мы из этого Мамонта ископаемое сделаем!
      — Тогда палки нужно искать, — сказал Генка. — А вдруг этот пёс кусается!
      — Я же говорил — нужно вооружаться! — воинственно взмахнул кулаком Федя. — Вперёд, мушкетёры!
      Трое друзей разбрелись в поисках оружия.
      Через несколько мгновений в трёх местах сквера раздалось три заливистых плача: «мушкетёры» обнаружили необходимые им палки-шпаги у малышей.
      Бабушки и дедушки устремились к плачущим, но Владик, Федя и Генка объяснили, что шпаги им нужны для обороны сквера от почти дикой собаки, которая замечена в окрестностях.
      Малышей успокоили, а «мушкетёрам» бабушки и дедушки сказали такие слова:
      — Следующий раз сами палок не отнимайте, а попросите хорошенько... Надо решать конфликты мирным путём!
      — Да я просил, просил, — усмехнулся Генка, — а ваш внучек не понимает. «Это, говорит, не шпага, а лошадь»... Что с него взять? Одним словом — дитя.
      Затем «мушкетёры» пристроились возле входа в сквер и, как былинные богатыри на известной картине, начали смотреть каждый в свою сторону.
      — Сейчас, говорят, от жары многие собаки бесятся, — равнодушно произнёс Владик.
      — Мне папа говорил, — сказал Генка, — что бешеная собака ничего не понимает. Если её гнать — она, наоборот, к тебе бежит. И пена у неё изо рта сыпется...
      — Подумаешь! — фыркнул Федя. — Хоть сорок раз бешеная, а я её палкой ка-а-ак вдарю!
      — Бобик бежит, — доложил Владик.
      «Мушкетёры» обернулись в сторону, откуда бежал Бобик — любимец малышей. Бобик считался самым смирным и ласковым псом во всём квартале. С ним можно было вытворять что угодно: запрягать его в трёхколёсный велосипед, надевать на морду солнцезащитные очки, бросать в фонтан. Да мало ли что ещё придумывали многочисленные Бобкины поклонники.
      — Бобик, Бобик, где ты был? — на мотив «Чижика» запел Федя и вдруг испуганно сказал: — Ребята, Бобик какой-то странный сегодня... Бежит вприпрыжку, боком...
      — Пена! — прошептал Владик. — Всё лицо у него пенится! Он с ума сошёл!
      — Спокойно! — крикнул Федя и, швырнл^в палку в кусты, перепрыгнул через ограду. — Он бешеный!
      И Федя, не оглядываясь, помчался в противоположную от Бобика сторону.
      Бобик тявкнул вслед удирающему «мушкетёру» и с галопа перешёл на рысь. Поматывая мордой, с которой клочьями падала пена, он быстро приближался к Генке и Владику.
      — У меня чего-то ноги не шевелятся, — плаксиво сказал Владик.
      Генка ничего не сказал, а только замахал палкой так отчаянно, что Бобик недоумённо шарахнулся в сторону и уселся невдалеке, с любопытством рассматривая «мушкетёров».
      Время от времени Бобик тряс головой, и тогда из его пасти падали на мостовую куски пены.
      В такие моменты Генка начинал так быстро вертеть перед собой палкой, что издали казалось, будто у него на животе вырос пропеллер.
      Из-за угла дома вышел Глеб с двумя малышами. Октябрята рядом с высоким Глебом выглядели маленькими катерами, сопровождающими громадный морской теплоход.
      — Держите Бобика! — закричал Глеб.
      — Д-д-д-держим! — проговорил Владик.
      — Он бешеный! — крикнул Генка. — У него пена!
      Бобик, завидя Глеба с октябрятами, сделал скачок в сторону и помчался со всех четырёх ног вдоль ограды сквера.
      — Вторая космическая скорость! — засмеялся Глеб. — Бобик выходит на орбиту! — И добавил, обращаясь к малышам: — Теперь до вечера от вас будет бегать!
      — Значит, он нормальный? — спросил Генка, всё ещё продолжая по привычке слегка покручивать палкой.
      — А как же эта... пена? — робко подал голос Владик.
      — Это всё они виноваты, — давая октябрятам подзатыльники, сказал Глеб. — Решили Бобику зубы почистить! Напихали ему полный рот пасты. Как он их не покусал — удивляюсь!
      — Мы пришли с ним мириться, а он убежал, — огорчённо произнёс один из малышей.
      — Чего ты палкой-то размахивал? — спросил Глеб Генку.
      — Мы тут в засаде сидели, — бодро произнёс
      Бобик тявкнул вслед удирающему «мушкетёру».
      Владик, — дикую собаку ждали. Ископаемую... Мамонта.
      — Дикую? — удивился Глеб, а октябрята как заворожённые уставились на Владика. — Откуда у нас здесь дикая собака?
      — Толик идёт! — вскрикнул Генка, и снова у него на животе появился пропеллер.
      К скверу подходил Толик. Впереди него, быстро шевеля короткими лапками и переваливаясь с боку на бок, бежала длинная собака кофейного цвета.
      — Это... Мамонт? — спросил Владик. — Ископаемой породы?
      — Не Мамонт, а просто — Монд, — сказал Толик. — Его какая-то гражданка в автобусе забыла, шофера мне сдали. Кондуктор имя запомнил. Пока хозяйка не найдётся, она моей будет. А порода — такси.
      — Такса, — уточнил Глеб. — А если пёс, то такс.
      — И совсем он не рыжий! — сказал Генка довольно.
      — Не кусается, потому что бегает тихо и прыгать не умеет, — продолжал Толик гордо. — Ещё вопросы есть?
      Глеб и октябрята, присев на корточки, восхи- . щённо рассматривали диковинную собаку-коротконожку.
      Такса виляла маленьким острым хвостиком и с интересом глазела по сторонам.
      — Вот тебе и Мамонт! — тихо сказал Владик Генке. — Пошли.
      — Куда? — воинственно спросил Генка, запихивая свою палку под ремень, как мушкетёрскую шпагу.
      — Федьку искать, — вытаскивая свою палку из кустов, пояснил Владик. — Ископаемое из него делать!




      Незаписанный




      ...Это я — незаписанный. Меня ни в один кружок не записывают. Так всегда: разговоров — хоть отбавляй! «Выбирайте себе кружок, какой хотите!», «Идите к нам в кружок!», «Добро пожаловать!»... А когда я пришёл к авиамоделистам, то меня не записали.
      Началось всё с тройки по столярному делу. Я, Пашка и Мартын получили по тройке на нос. Наш мастер дядя Яша сказал так:
      — Если вы будете этаким манером рубанок в руках держать, следующий раз двойку себе обеспечите! Вот посмотрите ещё раз, как нужно с инструментом обращаться.
      И, пока он на моём верстаке ножку для стула выстругивал, я сказал потихоньку Пашке и Мартыну:
      — Велика важность — рубанок какой-то! Ножки для стула! Да мы реактивные самолёты строить будем! Давайте пойдём и, всем назло, в авиамодельный кружок запишемся, а?
      — Давайте сегодня прямо п пойдём! — предложил Пашка. — Я давно хотел, только одному как-то боязно было!
      — Верно, — подтвердил Мартын, — хватит нам незаписанными ходить! Другие в двух кружках сразу, а мы — ни в одном.
      Мы едва-едва дождались, когда дядя Яша кончил орудовать рубанком. Потом целый час гуляли по улице и мечтали, как вея школа узнает про реактивные модели, которые мы построим!
      Уже темнело, когда мы снова встретились у столярной мастерской — в ней по вечерам занимался авиамодельный кружок.
      Встретили нас хорошо. Похвалили за то, что мы наконец определили, что нас больше всего интересует.
      — Конечно, мы вас запишем, — сказал руководитель. — Только сперва придётся поработать. Покажите, как вы владеете инструментами, как моделируете... Тогда и примем вас в члены кружка. Ведь наша группа уже сложные модели строит. А если вы ничего не умеете, заниматься будете в другие дни,.. Не грустите: подучитесь — через месяц и к нам перейдёте.
      — Опять учёба? — удивился я. — Снова с инструментами возиться, да ещё в новичках целый месяц ходить?! Нет уж, лучше мы останемся незаписанными! Айда отсюда! — скомандовал я.
      Но ушли мы из мастерской вдвоём с Мартыном. Пашка остался с ними, согласился новичком быть. Никакой гордости не оказалось у человека!
      Мы ещё долго ходили по®улице, обсуждали Пашкин поступок. Вот так друг! Нас на рубанок променял! То все вместе собирались в Антарктиду за китами и пингвинами охотиться, а то вдруг он на всё согласился, чтобы только в кружок записаться!
      — Мне, может, тоже очень хочется модели строить, — сказал я, — но безо всяких там проверок, обучений, испытаний! Подумаешь — самолёты! Запишусь в другой кружок, всем назло! Пусть этим моделистам хуже будет!
      — Давай в танцевальный запишемся? — предложил Мартын. — Я давно хотел, да как-то одному неохота было идти.
      — Что ж, давай... Мы так станцуем, что все ахнут!
      Мне действительно очень захотелось танцевать. Я представил себе школьный зал, переполненный ребятами, ярко освещённую сцену... И все хлопают нам с Мартыном. И кричат «бис». Здорово!
      На следующий день мы отправились на занятие танцевального кружка.
      В зале громко играл рояль. Ребята стояли парами и, как заводные, дрыгали то левой, то правой ногой. Так они целый час занимались всякими упражнениями, а я чуть не лопнул от хохота — ведь приходилось сдерживаться и смеяться про себя, а то бы нас прогнали. Потом ребята плясали какой-то гопак. А потом снова принялись за упражнения.
      Но самое смешное началось потом, когда после занятий девочки начали подметать зал, а мальчики — натирать паркет.
      — Идите, идите сюда, — подозвала нас седая женщина, руководительница кружка. — Вы хотите научиться танцевать?
      Мартын сразу уши развесил и пошёл к ней. А я успел удрать. Зачем мне в танцоры записываться? Чтобы полы натирать? Я, помню, где-то читал про то, как до революции ещё мальчиков обучали. Отдавали в учение к сапожнику или портному, например. И заставляли ученика побегушками заниматься. То в магазин посылали за покупками, то посуду мыть, то пол натирать. И гоняли его, гоняли, а делу не учили... Так вот и у этих танцоров получается. И танцы учи, и ногами целый час дрыгай, как клоун на верёвочке, а потом ещё и пол натирай, стулья расставляй!.. Нашли учеников-простаков! Не то время! Нет, уж лучше я буду ходить незаписанный!
      А Мартын — тоже мне друг! — записался. Никакой гордости нет у человека! Что ж, пусть стано-
      вится полотёром! Пусть становится подметальщиком! Я в другой кружок запишусь. И тогда посмотрим, чей кружок будет лучше!
      Зашёл я к юным техникам, потом в географический, даже к туристам — не нравится. Техники почему-то должны обязательно слесарничать, географы — карты чертят, таблицы составляют. Туристы — вместо того чтобы сразу в поход, на реку, в лес — чертежи делают, азимуты какие-то изучают. И везде от меня чего-нибудь требовали! То расспрашивали, какие я приборы построил. То — какие у меня отметки по черчению, по географии, математике... Ладно, мне и незаписанному неплохо. Что хочу — то и ворочу...
      С Пашкой целый месяц не разговаривал. Потом спросил:
      — Как дела? Стругаешь? Эх, нет у тебя гордости!
      — Меня завтра будут в члены кружка принимать, — ответил Пашка. — Я уже две модели сделал самостоятельно.
      — Подумаешь! — усмехнулся я. — Эка невидаль! Да я, может, уже почти в танцевальный кружок принят, но не хвастаюсь!
      И пошёл в тот же вечер на занятие танцоров.
      Музыка играет, ребята упражнения делают. Впереди всех Мартын стоит. Ногами ерунду всякую выкомаривает.
      «Посмотрим, как ты танцуешь, — подумал я и чуть не засмеялся на весь зал. — Ногами-то под музыку любой шевелить может!»
      Потом заиграли вальс, и ребята, разбившись на пары, долго кружились по залу. Затем — гопак. Раза четыре его повторили, всё что-то не нравилось руководительнице. А мне понравилось. И Мартын не хуже других — так скачет, будто он с детства только гопак и плясал!
      Объявили перерыв, Мартын ко мне подошёл.
      — Наконец-то ты к нам, — говорит. — Давно бы так! А ищешь сам не знаешь чего.
      Меня зло взяло: только-только гопак танцевать научился, а уже нос дерёт!
      — Нет, — ответил я Мартыну, — ваши танцы меня не интересуют. Я пришёл на пол взглянуть, как он блестит. Щётку-то для натирки паркета купил уже?
      — Конечно! — засмеялся Мартын. — Кто лее за нас пол натирать будет?
      Ну никакой гордости у человека!
      Ушёл я. До вечера по улице ходил, даже проголодался. Но наконец придумал! Организую свой собственный кружок! Приходите, ребята, ко мне! Записываю всех желающих, никаких требований не предъявляю, ничего делать не заставлю! Самым знаменитым кружком будем!.. Вот только какой это будет кружок — я ещё не решил. Но на днях обязательно придумаю... Вот увидите!




      Абсолютный рекорд




      Федя решил стать школьным рекордсменом. Во что бы то ни стало! Мог же Мартын быстрее всех пробежать пятьдесят метров, а Пашка подтянуться сорок раз на перекладине! Чем же Федя хуже их!
      И Федя прежде всего решил подковаться теоретически. Недаром кто-то из великих спортсменов — не то Юрий Власов, не то Евгений Гришин — сказал: «Рекорд начинает рождаться в тренировках, в предварительных расчётах».
      По расчётам получалось всё точно: рекорд обеспечен. И было очень обидно: как он, Федя, не догадался сразу стать абсолютным рекордсменом!
      С той минуты, как Федя принялся выполнять свой рекордный график, он не мог без улыбки смотреть на бегунов, прыгунов и пловцов своей школы.
      — Тренируетесь? — усмехался Федя и подмигивал ребятам из своего класса. — Желаю успеха! Я вот тоже иду на тренировку.
      О таинственных Фединых тренировках знала вся школа. Но каким именно видом спорта он занимается, не ведали даже его лучшие друзья.
      — Стоклеточные шашки, — предполагали одни. — Здесь первым стать легко — в них никто из нашей школы не играет.
      — Рекордсменов по шашкам не бывает, — уточнял Мартын. — Есть чемпионы. А Федя заявил, что он идёт на побитие рекорда.
      — Подводный спорт! — уверяли другие. — Помните, вчера он всё время говорил про ласты, акваланги, маски, про акул?
      — Это он смотрел фильм «Голубой континент»! Про то, как люди под водой плавают, на рыб охотятся, открытия делают...
      Сам же Федя, когда его спрашивали о тренировках, таинственно шептал:
      — Нужно быть терпеливыми! Скоро вы обо мне услышите!
      И вот однажды он пришёл в класс раньше обычного и торжествующе бросил на свою парту бумажный пакет, перевязанный ленточкой.
      — Вот, — сказал Федя, — материалы для утверждения рекорда. Так положено: когда установлен какой-нибудь рекорд, нужны доказательства. Про это я много раз читал. Даже когда Юрий Власов выжал штангу, то её после этого ещё раз взвешивали — чтобы ошибки не произошло.
      Когда развязали пакет, в нём оказалось пять пакетиков поменьше. В каждом маленьком пакетике было по пачке пронумерованных старых билетов в кинотеатры.
      — Что это такое? — удивились ребята.
      — Двести пятьдесят билетов, — гордо ответил Федя. — На обороте каждого написано — какой фильм я смотрел по этому билету, где и когда. Двести пятьдесят фильмов за полгода — абсолютный рекорд! Кто больше, а?
      — Вот они, твои тренировки! — ахнул Мартын. — Двести пятьдесят раз побывал в кино за шесть месяцев?
      — Честное пионерское! — подтвердил Федя. — Иногда даже приходилось на вечерние сеансы пробираться — знаете как трудно было! Но ведь для рекорда не то ещё сделаешь!
      Ребята с уважением разглядывали билеты, читали написанные на них названия кинокартин.
      — «По ту сторону», — прочёл Пашка, чемпион школы по подтягиванию на перекладине. — Это про что же?
      — А «Моряки»? Федя, расскажи!
      — Лучше про «Стального солдата», — предложил Мартын.
      — Да что вы, ребята, — укладывая билеты в стопочки и перевязывая их ленточками, сказал Федя. — Я и не помню уже этих картин! Иногда подряд три сеанса отсидишь — всё перепутается...
      — Тоже мне рекордсмен, — громко сказал Пашка. — Зачем же ты в кино ходил, если ничего у тебя в голове не осталось?
      — Да разве это имеет значение? — закричал Федя. — Главное — двести пятьдесят раз. А вы, все вместе взятые, сколько картин просмотрели за это время? Двести, а может, и того меньше! Вам меня никогда не догнать!
      И, обиженно поглядывая на расходящихся ребят, Федя продолжал связывать пачки билетов.
      Однако Федя добился своего: вся школа зовёт его абсолютным рекордсменом. Правда, самому Феде это звание почему-то не нравится. Может быть, оттого, что к словам «абсолютный рекордсмен» ребята обычно прибавляют «потерянного времени»?




      Учу




      Ни одно мероприятие дружины не обходилось без Толи Кошкина. В аккуратном ком-бинезончике, со складным метром в руках, Толя всё свободное время проводил или возле строительства спортплощадки, или там, где ребята сажали деревья, или возле столярной мастерской, где сколачивали скворечники.
      Бодрый голос Кошкина раздавался в разных концах двора.
      — Разве так роют яму под яблоню? — поучал он садоводов. — У вас же какая-то нора получилась!
      И тут же, не отходя от яблони, долго объяснял, какой должна быть яма для посадки фруктового дерева. Через минуту Толю уже было слышно на строительстве спортплощадки:
      — Вы понимаете, что роете? Беговую дорожку! В эту колею будет насыпана специальная смесь — гарь. Всё для бегунов! А вы делаете какой-то котлован! Сколько же сюда нужно будет сыпать гари?
      Потом Кошкин отчитывал столяров за архитек-• турные излишества, допущенные при постройке скворечен, затем консультировал мальчиков, занятых установкой спортснарядов. Младшеклассники слушали Толю, который остановился для разговора с ними по пути от садоводов к землекопам.
      — Вот вы ещё, я вижу, не втянулись в работу, — говорил Кошкин, демонстративно утирая со лба несуществующий пот. — А пора. Вы бы могли носить песочек для прыжковой ямы или переносить вон те кустики — они лёгкие... Как ты берёшь куст? — закричал он на девочку, которая обняла куст смородины и тащила его к садоводам. — Кусты берутся не так... Я бы вам показал, но рука болит — повредил при земляных работах. Короче говоря, кустики нужно носить осторожно, нежно, бережно. А не так — схватил в охапку и тащи. Ясно-понятно? У меня однаясды случай был — такие раз в сто лет происходят... Да поставь ты куст на землю, чего держишь? Стой и слушай... Так вот. сажал я дубы. Да, да, самые настоящие дубы. А ведь это не то что какой-то там кустик. Яму роет для дуба экскаватор. Шагающий! Подносит дуб к яме подъёмный кран. А подвозит дубы для посадки специальный эшелон. На кране работал мой старший брат. И он взял меня с собой на самый верх, в кабину. И вот, вижу, проносится мимо меня дуб, а у него в ветвях — гнездо. И так птенчики кричат — сердце рвётся от жалости. Я шагаю прямо с крана на сук дерева, беру птенцов.
      — А какие птенцы? Чьи? — спросила девочка с кустом.
      — Неважно. Птичьи птенцы, — отмахнулся Толя. — Так вот...
      — А ведь дубы большими не сажают, — сказал робко мальчик из второго класса. — Их обычно выращивают из желудей!
      — Теперь, когда техника шагнула вперёд, — сказал Толя, уничтожающе посмотрев на второклассника, — можно обойтись и без желудей...-Впрочем, я тут с вами заговорился, а меня работа ждёт...
      И он торопливо зашагал к звену, которое красило забор. К Толе привыкли. Когда его комби-незончик не мелькал во время работ по двору, то ребятам словно чего-то не хватало.
      — Наверное, траву сеет на футбольном поле, — говорили столяры.
      — Запарился небось со столярами, — сочувствовали садоводы, глядя на тяжело дышащего Кошкина.
      — Нет, вероятно, составлял новые краски для маляров, — высказывали предположение землекопы.
      Купаясь в лучах трудовой славы, Толя чувствовал себя прекрасно. Он уже начал подумывать о том, чтобы усовершенствовать свой костюм: нужно купить брезентовые рукавицы и тёмные, как у сталеваров, очки.
      Но гром грянул среди ясного неба: дирекция школы совместно с шефами, рабочими соседней строительной организации, решили премировать к Первому мая тех учеников, которые лучше всех работали в мастерских и на благоустройстве школьного двора.
      Среди лучших фамилия Кошкина не упоминалась.
      — Как же так? — удивились ребята. — Что случилось?
      — Может, он сломал какой-нибудь прибор?
      — Или получил плохую отметку?
      — А где Толя Кошкин? — спросил кто-то из шефов. — Ведь он... один из лучших... Самый деловой. Мастер на все руки!
      — Кошкин? — ещё раз просмотрел список начальник строительства. — Здесь нет такого. А ну-ка, ребята, помогите мне, вдруг мы вправду человека обидим! С кем он работал? Со столярной бригадой?
      — Нет, — отвечали столяры. — Он — маляр.
      — Он только советовать приходил к нам, — отозвались маляры, — а вообще-то он строитель, спортплощадку строил.
      — Ничего подобного, — отреклись от Толи строители. — Он столярничал, а к нам только так, мимоходом забегал, поговорить.
      — Что же получается? — усмехнулся шеф. — «Мастер на все руки», оказывается, мастер языком чесать? Говорят, живёт в Китае такой зверёк — учу. Он может летать, плавать, бегать по земле, лазить по деревьям и прорывать в земле норы. Однако ни один из этих талантов у него не развит. Летает он очень плохо, бегает того хуже, влезает только на самые низкие деревья, норы роет вроде ямок, а плавает так, что ручейка не переплывает. Вот и выходит, что учу обладает пятью способностями, но когда дело доходит до их применения, то толку от этих способностей — никакого. Вот так и с вашим Кошкиным, по-моему, получилось.
      ...На следующее занятие в столярной мастерской пришёл незнакомый мальчик в обычной форменной рубашке.
      Преподаватель собирался было спросить, не новенький ли это ученик, но вовремя спохватился: ба, да ведь это Кошкин! Только комбинезон снял и метр-раскладушку дома оставил.
      — Учу пришёл! — закричали ребята. — «Мастер на все руки»!
      — Комбинезон можно было и не снимать, — сказал преподаватель, — пригодится ещё. А чтобы действительно стать мастером на все руки, нужно сначала хоть каким-нибудь делом овладеть хорошо.
      — Я научусь, — сказал Толя, — я попробую, — и встал к верстаку.




      Извини, пожалуйста!




      Вася Катушкин второй раз забыл дома книгу, которую он взял «на день» у Семёна Гришина, своего соседа по парте.
      — Опять забыл? — чуть не плача, спросил Семён. — Да ведь сегодня мне в библиотеке знаешь как влетит! Я же слово дал её не задерживать!
      — Завтра обязательно принесу, — успокоил соседа Вася. — Извини, пожалуйста...
      Вася всегда был такой вежливый, так искренне просил прощения, что долго на него сердиться никто не мог. Толкнёт девочку в коридоре, да так, что она чуть не в слёзы, и тут же приложит руку к сердцу:
      — Извини, пожалуйста, случайно. Больше не буду!
      Девочка шмыгнёт носом, махнёт рукой и побежит дальше.
      И весь день потом рассказывает подружкам:
      — Этот Катушкин такой вежливый, такой вежливый...
      А Катушкин через минуту-другую девочке как наподдаст, просто так, между прочим, из озорства. И сразу же своё любимое: «Извини, пожалуйста».
      Стали ребята замечать, что Вася всё чаще и чаще произносит «извини, пожалуйста». То уроки не сделал, то кому-то тетрадь залил чернилами, то товарища подвёл, то на урок опоздал.
      И каждый раз словно припев:
      — Извини, пожалуйста, я больше не буду!
      — Нужно Катушкина срочно исправлять, — заявил на совете отряда Севка Ломаев. — Только и слышишь «извини» да «извини», а у него уже двойки!
      — А как он ведёт себя! — не выдержал Семён Гришин. — Просто какой-то вежливый хулиган!
      — Верно! — поддержал Севка. — Он только прикрывается своей вежливостью. А сам делает что хочет. Это ещё хуже, чем простое хулиганство! У меня вот какое будет предложение... Семён, посмотри, не подслушивает ли нас Катушкин.
      Семён быстро подошёл к двери, распахнул её, и тотчас же послышалось знаменитое:
      — Извини, пожалуйста, я только подошёл...
      Когда Катушкина прогнали от дверей, то Севка
      рассказал о своём замысле перевоспитания «вежливого хулигана».
      — Предлагаю начать с завтрашнего дня, — закончил он. — Сегодня же—поговорить со всеми ребятами!
      На следующий день на первой же переменке Семён Гришин, пробегая мимо, довольно сильно толкнул Катушкина.
      — Ты что? — опешил Вася, не ожидавший такой прыти от обычно тихого Семёна. — Угорел?
      — Извини, пожалуйста, — приложил руку к сердцу Гришин. — Я больше не буду.
      — Хм... — растерялся Катушкин. — Значит, не будешь?
      И тут же чуть не упал с ног от толчка проходящего мимо Севки Ломаева.
      — Я, кажется, тебя задел? — спросил Севка невинным голосом. — Извини, пожалуйста. Я больше не буду.
      Так начались Васины мучения. Ему забыли вернуть тетрадку, кто-то утащил его дневник, спутал фуражки, в буфете Катушкину не досталось молока. И все извинялись перед ним, клялись, что больше никогда не будут, и... на следующей перемене всё начиналось сначала.
      Возвращаясь домой после занятий, Вася споткнулся о чью-то ногу и полетел в сугроб. Сквозь снег он услышал вежливое «извини, пожалуйста».
      А когда Катушкин вылез на тротуар, он увидел, что его портфель висит на дереве, рядом со старой скворечней, и на нём мелом написано:
      «Извини, это случайно... больше не будем...»




      Серёжка-техник и москиты




      В санатории «Кипарисы» всё было на высоком уровне. Казалось, даже чудесная крымская погода и то дело рук заботливой администрации. Но вездесущие москиты сводили на нет все усилия обслуживающего персонала. Москиты за
      несколько вечерних часов ухитрялись вновь утомить отдохнувшие за день нервы обитателей «Кипарисов», обжор — лишить аппетита, сонь — сна. Чего только не придумывала дирекция! И специальные сетки, и какие-то порошки, от которых болели все кошки Черноморского побережья, и ультразвук, и инфрасвет, и даже громкое чтение инструкции местного отдела здравоохранения, где москитам категорически запрещалось заниматься кусанием отдыхающих по путёвкам и курсовкам. Но москиты продолжали весело звенеть в сени кипарисов и вели себя с каждой ночью всё кровожаднее. Да, именно кипарисы, как выяснила специальная комиссия, служили москитам жилплощадью. Ветер не продувал плотную хвою; внутри — тепло, как в колбе, и питательная среда — то есть отдыхающие — рядом. Что может быть лучше!
      Приезжал сам профессор Рундовин, покрутил бородой, сказал непонятные латинские слова и добавил по-русски:
      — Тут наука бессильна!
      Отдыхающие взволновались:
      — Просто смешно! В наши дни, когда атом приручили, когда спутники, можно сказать, чуть ли не в конвейерное производство пошли, — с какими-то комарами справиться не можем!
      Дирекция санатория решила действовать на свой страх и риск и объявила конкурс на лучший способ уничтожения проклятых насекомых.
      Предлагались самые смешные проекты: от спи-ливания кипарисов и замены их тополями до создания «отвлекающего объекта», то есть покупки специального телёнка, который должен был служить для москитов основным источником питания.
      В конце концов более или менее реальный способ изничтожения москитов был найден. Автором его явились ребята соседнего пионерлагеря во главе с Серёжей Гуськиным.
      Серёжка Гуськин, по прозвищу «техник», был самым юным членом кружка юных изобретателей школы я не прекращал своей технической деятельности и во время каникул. Он изобрёл способ мытья посуды с помощью электромоторчика, сконструировал прибор, издали зажигающий костёр. Но прославил его, конечно, способ уничтожения москитов.
      Перед ужином, когда в беседке, увитой виноградом, стучали костяшками любители домино, а по аллеям парка шагали гуляющие, первые, наиболее голодные москиты вылетели на вечернюю кормёжку. И тотчас из виноградного полумрака беседки послышались вялые аплодисменты — игроки в домино зашлёпали себя по щекам, рукам, шеям. Гуляющие же сразу стали походить на танцоров, исполняющих какой-то древний индийский танец: они то прикладывали руки к темени, то к груди, приседали, вращались вокруг собственной оси, размахивали ногами.
      Тогда-то Серёжка-техник и взобрался на стремянку, установленную возле того большого кипариса, что стоял по стойке «смирно» у спального корпуса. Стремянка была аккуратно водружена на помост для настольного тенниса. Восемь мальчиков держали лестницу. В руках «техника» шипел, как подколодный змей, пылесос. Ещё пятеро юных изобретателей поддерживали шнуры-удлинители, которые змеились по двору. Когда рыло пылесоса, прорвав зелёную броню кипариса, влезло внутрь кроны, то шипение сменилось жужжанием. Казалось, в руках Серёжки жужжит большой москит, а пронзительный звон миллионов маленьких москитов служит ему аккомпанементом.
      — Хватит, — крикнули снизу, — мешок полный, больше сосать некуда!..
      Сергей выключил свой москитосос, а ребята вытрясли спрессованных в большой чёрный комок
      кровопийц в специально заготовленную бочку с водой.
      За ближайший час высосано было ещё лять кипарисов, расположенных в непосредственной близи спального корпуса.
      Инженеры и техники, оказавшиеся среди отдыхающих, взялись за усовершенствование Серёжки-ного «изобретения».
      И на следующую ночь, впервые за сезон, население санатория «Кипарисы» спало спокойно. Правда, несколько недососанных москитов пытались разбойничать по-прежнему, но их добыча была только каплей в том море, которое еженощно добывалось раньше всеми кровопийцами, вместе взятыми.




      Ёлка с белкой




      Чем ближе к новогоднему базару, тем чаще попадаются навстречу ёлки. Ёлки медленно движутся над головами прохожих, словно не их несут, а они сами шествуют по городу по своим лесным делам.
      Яркие щиты «ЁЛКА В ЦИРКЕ! Ребята в гостях у деда-мороза и Юрия Пряткина!» были установлены на каждом углу. Из-за высокой шапки деда-мороза выглядывала смешная физиономия клоуна
      Пряткина. Клоун подмигивал так весело и задорно, что, если бы у Гриши были деньги, он немедленно купил бы билет в цирк. Но сразу всего купить нельзя — это Гриша знал отлично.
      На новогоднем базаре покупателей было больше, чем ёлок. Оставалось всего два дня до праздника, и все спешили украсить свои комнаты. Ёлок становилось всё меньше и меньше.
      Гриша готов был взять любое деревце — ему все они нравились. Но папа разбирался в ёлках, словно он всю жизнь прожил в лесу.
      — Эта и до Нового года не достоит, осыплется, — уверенно говорил он.
      — А эта выглядит как мокрая кошка... Наверное, она лежала внизу, когда деревья везли на базар.
      — Здесь сучьев мало. Придётся втыкать в ствол ветки — иначе не украсишь.
      Послышались крики. Толпа покупателей колыхнулась.
      — Что случилось? — посыпались вопросы. — В чём дело?
      — Белка... Белка откуда-то выскочила!
      — Стряхивай её, стряхивай!
      — Вон она, видите — перескочила?
      Действительно, по прислонённым к стене ёлочкам озорно прыгал серый пушистый комочек. Белка не боялась людей. Она смотрела на них, задорно шевеля хвостом, потом, распластавшись в воздухе, перелетала сразу через пяток деревьев.
      Появились двое школьников с сачками для ловли бабочек, — будто ребята заранее знали, что им придётся гоняться за белкой.
      — Чья она? — спросил Гришин папа у одного из школьников.
      — Ничья, — ответил тот. — Мы её в зооуголок поселим! — И, воинственно взмахнув сачком, кинулся на помощь товарищу.
      Белка словно играла с ребятами. Она даже не торопилась удирать от охотников и с интересом следила, как к ней приближается пасть сачка. И только в последнее мгновение, ударяя хвостом по сачку, прыгала куда-нибудь в сторону. Это очень сердило мальчиков, и они то и дело, забыв о белке, принимались ссориться, обвиняя друг друга в очередной неудаче.
      Деревьев на базаре становилось всё меньше. Одна за другой ёлочки уплывали в ворота.
      Белка исчезла.
      Ребята с сачками набегались до того, что уже едва передвигали ноги. В последний раз покричав друг на друга, они пошли домой.
      Когда в продаже осталось всего несколько ёлок, белка вновь появилась. Она уселась на верхушку одного из деревьев и принялась вертеться во все стороны, как флюгер.
      — Папа, подождём, пока все уйдут, — сказал Гриша. — Купим последнюю ёлку. Тогда и белка нам достанется.
      — Хорошо,—согласился папа, подошёл к большой ёлке и сказал продавцу: — Мы покупаем это дерево.
      — Почему же ты решил, что оно останется последним? — испуганно спросил Гриша. — А вдруг белка перепрыгнет к кому-нибудь?
      — Раз уж мы купили ёлку, то теперь от нас и зависит, когда мы её отсюда унесём, — ответил папа. — Захочется, до утра стоять будем! Белочка — видишь? ~— тоже не торопится с базара уходить.
      А на базаре тем временем осталось всего с десяток деревьев. Но лишь покупатель брался за ствол ёлки, чтобы унести её, как белочка перескакивала на то деревце, которое ещё не было куплено.
      Вот осталось уже четыре дерева... Вот три... два...
      В конце концов белочке пришлось прыгнуть на ёлку, возле которой стояли Гриша с папой.
      — Граждане, — сказал продавец, — базар закрыт по случаю полной распродажи товара. Прошу освободить территорию...
      Папа положил ёлку на плечо и двинулся к выходу.
      Гриша семенил сзади и всё время спотыкался: он не отрывал взгляда от сидящей на верхушке белки.
      Ёлка двигалась по улице. Мимо белки проносились штанги троллейбусов, перед самым беличьим носом зажигались огни реклам, но белка сидела смирно.
      Весёлые щиты с изображением подмигивающего клоуна Пряткина теперь были ярко освещены, и Гриша не удержался, ответно подмигнул клоуну: мол, я теперь тоже смогу приглашать друзей на ёлку. На ёлку с живой белкой!
      Особенно страшно становилось Грише, когда навстречу попадалась ёлка. Гриша замечал встречную ёлку ещё издали. Вот она совсем близко... А вдруг белочка возьмёт, да и перескочит на какую-нибудь встречную ёлку? Но белочка сидела спокойно и на другие ёлки не обращала никакого внимания.
      Вот наконец и Гришин дом! Кажется, всё обошлось. Правда, впереди ещё лестница... Может, белки не любят, чтобы их носили по лестницам?
      Когда вносили ёлку в парадное, то белка повела себя совсем подозрительно: она смело прыгнула на папино плечо и не слезала до тех пор, пока папа не вошёл в комнату.
      Дома появление белки вызвало переполох. Мама кричала, что белка побьёт всю посуду, бабушка боялась за кружевные занавески. Папа волновался за свои бумаги на письменном столе — как бы белка на них не опрокинула чернила.
      Белка поразила всех: она вела себя вполне прилично, ничего не била и не рвала, никаких дебошей не учиняла. Ловко щёлкая золочёные грецкие орехи, заготовленные для украшения ёлки, она сидела на облюбованном ею шкафу и с интересом наблюдала за жизнью внизу. А внизу шли последние приготовления. Гриша тащил коробки с украшениями, папа приспосабливал крестовину под ствол — чтобы ёлка не упала. Мама распутывала электролампочки — шнуры и провода так перепутались, что превратились в клубок.
      Затем Гриша позвонил всем приятелям:
      — Приходите завтра утром, перед школой. У меня живая белка! Купили вместе с ёлкой.
      Белка, освоившись на новом месте, повела себя совсем странно: она вдруг начала подбрасывать золочёный орех и снова ловить его — словно жонглировала им. Потом очень красиво перепрыгнула с одной башенки шкафа на другую, по дороге ловко перекувырнувшись в воздухе.
      — Чудеса! — ахнула бабушка. — Как -в цирке!
      — Кстати,—сказал папа из-под ёлки,—Гриша, посмотри в сегодняшней «Вечерней газете», когда будет ёлка в цирке? Мне обещали билеты на неё!
      — Ура! — радостно закричал Гриша и бросился к почтовому ящику на дверях.
      Обычно Гриша возвращался с газетой тотчас же, но на этот раз он задержался в коридоре. Папе даже пришлось позвать его:
      — Ау! Ты заблудился?
      Гриша смущённо вошёл в комнату. В газете зияла дыра.
      — Я её случайно порвал, — сказал Гриша. — Зацепил за лыжи.
      — Невелика беда, — сказал папа. — Когда же открывается ёлка в цирке?
      — Послезавтра, — сказал Гриша и, посмотрев ка белку, вздохнул.
      Весь вечер Гриша был молчалив и всё время вздыхал. Бабушка, испугавшись за его здоровье, всё время заставляла Гришу есть мандарины и обещала напоить чаем с малиной.
      Белочка перебралась поближе к столу, села на спинку папиного стула и вежливо ждала, когда ей дадут какое-нибудь лакомство.
      После чая папа читал газету. Гриша ходил вокруг ёлки, смотрел на белочку, вздыхал.
      Потом бабушка положила в корзину для бумаг лоскут старого ковра — получилось отличное гнездо. Белочка охотно устроилась в нём на ночлег.
      — Ну, хватит вздохов да охов, — откладывая газету, сказал папа Грише, — докладывай, что тебя волнует.
      — Я нарочно порвал газету, — пробормотал Гриша. — И лыжи тут ни при чём.
      — Нарочно? — удивился папа. — Зачем?
      — Объявление... вот... — Гриша разжал кулак и показал скомканный клочок газетной бумаги.
      Папа взял бумажный комочек и разгладил его на ручке кресла.
      — «Пропала белка. Просьба нашедшего или знающего её местонахождение сообщить дирекции цирка по телефону...» — Что же ты думаешь делать? — спросил папа.
      — Думаю... завтра позвонить, — печально сказал Гриша.—Утром ребята придут её посмотреть... мы вместе и позвоним...
      ...Утром ребята пришли все сразу — видно, договорились войти вместе.
      Белочка показала свои фокусы.
      — Её нужно сдать в цирк, — сказал Гриша. — Она беглая. Вчера в газете объявление было. Сбежала, мол, кто найдёт — позвоните. Только я его поздно прочёл, а то бы вчера позвонил.
      Ребята поглядели на Гришу восхищённо:
      — И не жалко?
      Белочка вмиг перелетела через комнату и уселась гостю прямо на макушку.
      А Лёнька из соседней квартиры откровенно признался:
      — Я бы не позвонил... Такую белочку отдавать...
      И, уловив осуждающие взгляды, добавил:
      — Выучил бы её ещё каким-нибудь фокусам, а потом обязательно позвонил бы...
      Через полчаса после того, как Гриша сообщил администрации цирка свой адрес, в дверь постучали. Двое мужчин вошли в квартиру. Один из них— толстый и круглолицый — вежливо приподнял шляпу, а второй даже пританцовывал на месте от радости.
      — Где вы её нашли, юноши? — спросил толстый. — Чем вы её кормили? — Не дожидаясь ответа на вопросы, толстяк продолжал: — Не мучили её? А как она спала? Давно она у вас?
      А второй гость, увидев белочку, прищурился, присел, свистнул, и белочка вмиг перелетела через комнату и уселась ему прямо на макушку.
      — Спасибо, ребята, спасибо! — крепко пожимая мальчикам руки, говорил гость. — Эту белку зовут Стрелкой. Она знаменитая актриса. Мы с ней вместе выступаем. Я — клоун Пряткин, может слыхали?
      И хотя живой Пряткин ничуть не походил на того Пряткина, который был изображён на афишах, но он так озорно прищурился, что все сразу его узнали.
      — Приходите все к нам в цирк, — сказал толстяк. — Я — администратор, я вас на все представления буду пускать.
      — Ещё раз спасибо! — сказал Пряткин. — Стрелка, поклонись отличникам учёбы!
      — Мы не совсем отлич... — начал было Гриша, но белка отвесила такой уморительный поклон, так шаркнула хвостом по плечу Пряткина, что все засмеялись.
      — Ну, ждём, — уходя последним, сказал толстый администратор. — Привет! Весёлого вам Нового года!
      А бабушка ухитрилась сунуть белке два ореха — на дорогу.




      Очень обидно




      У стула было три ноги. Четвёртая валялась где-то в углу. Её ещё нужно было покрасить, покрыть лаком.
      На дворе ярко светило солнце.
      Работать не хотелось.
      — Может, всё-таки её покрасим? — неуверенно предложил Миша. — А? Давай?
      — Давай, — ответил Саша, не двигаясь с места. — А то ведь завтра сдавать стул надо...
      В школьной столярной мастерской Мише и Саше, как друзьям и соседям по квартире, дали одно задание на двоих: сделать стул. Все выструганные части стула были принесены к Саше.
      Однако сборка стула двигалась вперёд черепашьим шагом.
      — Стул не волк, в лес не убежит, — сказал Миша.
      — Конечно, — охотно согласился Саша, — тем более на трёх ногах.
      — На бильярде, что ли, пойдём играть ко мне?
      — Не... что-то не хочется...
      Друзья-столяры посидели, помолчали.
      — Пошли в прятки играть?—снова предложил Миша.
      Саша лёг животом на подоконник и заглянул во двор:
      — Ребят никого нет... Что мы, друг от друга прятаться будем?
      В комнату вошла Сашина мама.
      — Саша, папа забыл очки, — сказала она. — Отнеси их ему, пожалуйста.
      Обрадованный Саша ужом соскользнул с окна: вот наконец и дело подвернулось!
      — Пошли! — крикнул он Мише и выхватил из маминых рук чёрный футляр с очками.
      — На завтра вы все уроки сделали? — с подозрением спросила мама.
      — - Все! Все! — уже спускаясь по лестнице, закричал Саша.
      ...Мастерская, где работал Сашин папа, Мишин старший брат и многие соседи Саши и Миши, находилась на той же улице. Она занимала большой двор, огороженный высоким дощатым забором бурого цвета. Ворота были широко распахнуты, то и дело въезжали и выезжали грузовики.
      Ребята проскользнули в ворота и побежали к стоящему в углу кирпичному зданию гаража, где работал Сашин папа.
      — Вон он! — увидев торчащие из-под автомобиля ноги в синих брюках, сказал Саша. — Видишь, на колене жёлтое пятно? Это я вчера краску, которой мы стул красим, на папин комбинезон разлил...
      Мальчики присели на корточки возле ног в синих брюках, и Саша крикнул:
      — Папа, мы очки принесли!
      — Молодцы, спасибо! — послышался голос из-под машины. — Давайте их сюда... А то я без них просто как без рук...
      Саша протянул футляр под машину, и отец взял его.
      — Эй, не мешай! — сказал, проходя мимо, молодой рабочий, несущий на спине груду пустых фанерных коробок. — Отойдите, ребята, с дороги.
      — И то верно,—сказал отец из-под машины.— Шагали бы вы домой, здесь для прогулок не место.
      Но уходить ребятам не хотелось. Здесь всегда было что-нибудь интересное, новое.
      — Пап, а ты что там делаешь?—спросил Саша.
      — У меня спешная работа, сынок, не мешай!
      — Ты там гайки закручиваешь, да? — продолжал Саша, вставая на четвереньки и заглядывая под машину.
      — Я сейчас паять буду, — рассердился отец.— Искры полетят, обожгут вас ещё. Уходите отсюда, я кому сказал?!
      — Ну ладно, — недовольно протянул Саша и встал на ноги. — Пошли! — кивнул он Мише.
      Мальчики отошли к гаражу и через несколько мгновений увидели, как ярко вспыхивает под машиной, где лежал Сашин папа, жёлто-голубое пламя паяльной лампы.
      — Странный он сегодня какой-то, — сказал Саша. — Мы ему очки принесли, а он нас прогнал. Обидно.
      — Так он же спасибо сказал, — уточнил Миша, — а потом мы ему мешать стали...
      — Подумаешь, помешали, — усмехнулся Саша. — Просто у него плохое настроение, наверное,.. Знаешь, куда пойдём? К дяде Егору! Он не прогонит!
      И мальчики помчались в другой конец двора, где работал дядя Егор.'
      Дядя Егор со своим помощником разбирали у входа в цех автомобильный мотор. Вокруг мотора на брезенте были аккуратно разложены какие-то мелкие винтики, гаечки, медные и стальные детали. Они лоснились от машинного масла, словно вспотели под жаркими солнечными лучами.
      — А-а, озорники прибыли, — покосившись на ребят, сказал дядя Егор. — Ну что ж, милости прошу... Только нынче мне с вами возиться времени нет, слышите, орлы? Стойте спокойно, не мешайте.
      — Мы не будем, — сказал Миша. — Мы тихо... А вот этот винтик, пузатенький, для чего он?
      — Подумаешь, пузатенький! — Саша наклонился над разложенными деталями. — Пузатенький — это неинтересно. А вот то колёсико с зубчиками для чего, дядя Егор?
      — Приходите ко мне вечером, я вам всё покажу, — ответил недовольно дядя Егор. — Буду мотор своего мотоцикла разбирать. А сейчас, озорники, уговор помните? Не мешать!
      — Да разве мы мешаем? — удивился Саша. — Подумаешь, спросить нельзя! Мы же даже ничего не трогаем!
      И он тут же взял в руки какой-то блестящий изогнутый винтик.
      — Ну, ребята, раз такое дело, уходите, — строго сказал дядя Егор. — У нас спешная работа... Вечером ко мне заглядывайте!
      Он отобрал у Саши винтик и легонько подтолкнул ребят по направлению к воротам. Мальчики завернули за угол цеха и остановились.
      — Опять прогнали, — грустно сказал Миша.
      — Это очень обидно, когда прогоняют, — вздохнул Саша. — Все сегодня какие-то злые... Не пойдём сегодня вечером к дяде Егору, раз он такой. Пусть один свой мотоцикл разбирает.
      — Пришёл бы дядя Егор к нам в столярную мастерскую, я бы его так не встретил, — произнёс Миша задумчиво.
      — Пойдём к твоему брату, расскажем ему всё, — предложил Саша, — он нас не прогонит. Может, погудеть даст...
      ...Мишин старший брат в замасленном комбинезоне, кепке, повёрнутой козырьком на затылок, возился с большим железным баком. Он поворачивал его то в одну сторону, то в другую, стучал по нему согнутым пальцем, словно врач, выслушивающий больного. Потом он рисовал мелом на железе кружочки и брался за следующий бак.
      — Привет подрастающему поколению, — сказал Мишин брат.
      Миша и Саша тотчас же вынули из кармана свои, захваченные из школы куски мела и начали играть на железных стенках бака в крестики-нолики.
      — Что вы делаете? — закричал брат. — Кто вам позволил? Да вы же мне всю работу испортите!
      — Подумаешь, работа, — усмехнулся Саша.— Кружочки рисовать! Вон кружки не хуже, а даже красивее получаются!
      — Я обвожу мелом те места, где железо проржавело или прохудилось, — объяснил Мишин брат. — По моим кружкам другие рабочие будут запаивать баки. Где увидят мои кружки, там и заплатку поставят. А вы что наделали?! Теперь придётся всё заново простукивать... Уходите-ка лучше вы, молодёжь, отсюда подобру-поздорову...
      — Прогнал, — вздохнул Миша, когда друзья очутились за воротами мастерской.—Родной брат, а прогнал меня, словно я какой-то двоюродный...
      — Прогнал, — подтвердил Саша. — Очень обидно. Давай с ними со всеми не разговаривать, а? Не водимся, и всё! Пусть знают, как нас прогонять. Как будто мы бездельники какие! Мы тоже работать умеем!
      — Правильно, — сказал Миша. — Пошли стул доделывать!
      ...Но четвёртая ножка стула была словно заколдованная. Только друзья взялись её красить, как
      появились две подружки из верхнего этажа. Они начали спрашивать у Саши и Миши, из чего состоит краска, почему у стула четыре ножки, а не две, как у людей. Еле-еле мальчики от Них отделались.
      Только выпроводили подружек, как появился толстый Толик из восемнадцатой квартиры. Он пришёл за книжкой о полётах на Луну, но, увидев,-как мальчики красят ножку стула, начал им помогать и в результате опрокинул краску. Хорошо ещё, что не на пол, а в таз, который Сашина мама предусмотрительно поставила под банку с краской.
      — Слушай, подрастающее поколение, — размахивая недокрашенной ножкой стула, сказал Миша, — уходи-ка ты лучше отсюда подобру-поздорову... У нас срочная работа, а ты мешаешь!
      Толик очень обиделся, надулся.
      — Завтра приходи, — сказал Саша, — мы будем у Миши на бильярде играть.
      — Я с вами не вожусь и не разговариваю, — ответил Толик. — Подумаешь, помешал...
      И он убежал, даже не взяв книгу про полёты на Луну.
      — Чудак, — сказал Саша. — Странный он какой-то, этот Толик. Никак не может понять, что мы заняты.
      — У нас срочная работа, — подхиатил Миша.
      Но вдруг, вспомнив свой сегодняшний поход в мастерскую, замолчал и посмотрел на друга.