DjVu

Сделал и прислал Кайдалов Анатолий.

      ВОСЕМЬ СМЕЛЫХ БУДЕНОВЦЕВ
      В февральское бесснежное утро белогвардейцы выбили из родной станицы Будённого — Платовской партизанский отряд и разогнали станичный Совет. Арестовали триста станичников, а среди них и отца Семёна Будённого — Михаила Ивановича,
      К ночи были усилены заставы и постам было приказано глядеть в оба. Белогвардейцы опасались, что Семён может появиться внезапно, с большим отрядом, и нагрянуть на станицу. И теперь белогвардейцы, утомлённые атакой и грабежом, отдыхали. Пушки и пулемёты сторожили их сон.
      ...Будённый, обойдя знакомой ему с детства тропой сторожевые заставы белых, пробрался к покосившейся мазанке на краю станицы. Ставни были закрыты. Идут... Патруль? Семён прижался к холодной стене.
      Голоса затихли вдали. Будённый слегка стукнул в ставню. Никто не отпирал. Будённый подождал, прислушался и стукнул ещё раз, чуть громче. Чу! Кто-то зашевелился в хате, вышел в сени.
      Скрипнул засов.
      Будённый стремительно пододвинулся к двери. Дверь отворилась неслышно, и он скорее . почувствовал, чем увидел, бесконечно родное и любимое лицо матери.
      Она всматривалась в темноту.
      Мамо! - шепнул Будённый.
      Семене!
      Тихо, мамо, тихо!
      — Сёма! Родной мой! Откуда ты? Отца увели, забрали. Ходила до начальника, начальник накричал, сказал — расстреляют...
      Семён прижался щекой к мокрому от слёз лицу матери, почувствовал морщины, рано избороздившие её щёки...
      — Ты голодный, наверное, сынку? — спросила мать.
      Нет, я не голодный, мамо.
      Ты с войском?
      Нет, я один.
      — Один? — в ужасе воскликнула Меланья Никитична.
      — Тихо, мамо, тихо!
      — Уходи, Сёма, уходи! Беляки допытывались, где ты. Ищут тебя. Уходи.
      — Сколько белых в станице, мамо?
      — Гутарили люди — четыре сотни. Уходи, сынку, пока не поздно! Честью прошу, уйди.
      — Сейчас уйду, мамо. А сколько орудий?
      — Одно, у станичного правления. Сёма, приказываю тебе як мать: уходи!
      Да ухожу, мамо. А пулемётов не видела?
      Два, сынок.
      На площади, что ли?
      — На площади. Да уйдёшь ли ты, непослушное дитё?
      — Прощай, мамо. Жди в гости!
      И, крепко расцеловав мать в губы, в лоб, в щёки, Будённый вскочил на коня и исчез во тьме.
      Мать долго стояла, прислушиваясь к ночным шорохам. С трепетом ждала она, не раздастся ли выстрел.
      Её сын один, без отряда, в станице, заполненной лютыми врагами! Её Сёма, которого она вырастила, не раз драла хворостиной за проказы и так горячо любила, подвергается страшным опасностям, его могут убить...
      Сердце её наполнилось страхом. Она услышала голоса. Возвращался патруль. Стараясь не скрипеть засовом, Меланья
      Никитична тихо заперла дверь и долго стояла .в темноте сеней, за дверью, прижимая руку
      к груди и чувствуя, как бьётся сердце.
      Действовать нужно немедленно — понял Будённый. Арестованных заложников расстреляют на рассвете.
      Будённый пришпорил коня и поскакал на хутор Козюрин. Семён знал, что на хутор ушёл с отрядом партизан Фёдоров, выбитый белыми из станицы; на хутор бежали уцелевшие от расправы станичники...
      Среди них — товарищи его детства, участники детских игр, лихих налётов, походов и схваток.
      Конь стрелой пролетел сквозь кустарник, и Будённый услышал собачий лай и крик петуха.
      Значит, за полночь.
      — Где Фёдоров? — крикнул Будённый возникшему в темноте часовому, спешился и побежал к дому; в нём светились окна. Фёдоров спал, накрыв голову полушубком.
      — Вставай!—сдёрнул полушубок Будённый.
      — Ты откуда? — удивился, открыв глаза, Фёдоров.
      Из Платовской.
      Беляки без боя ушли?
      — Какое! Их там полным-полно. Четыре сотни. С орудием, с пулемётами. Давай людей!
      Каких тебе людей?
      Пятьдесят конных.
      Не дам.
      Ну, тридцать.
      — И тридцати не дам. Я ухожу на соединение с мартыновско-орловским отрядом.
      — Уходишь? Так ведь на рассвете кончат
      заложников!
      Фёдоров покачал головой.
      Будённый понял,что Фёдоров людей не даст.
      Будённый не боялся смерти, привык смотреть ей в глаза. Он считал, что можно пожертвовать собственной жизнью для спасения родных и близких, если понадобится.
      Фёдоров же был осторожен, не любил риска, шёл на соединение с мартыновцами, чтобы превосходить противника и ударить наверняка.
      — Так не дашь людей? — спросил ещё раз Будённый.
      — Не дам. Это было ударом. Будённый был убеждён, что десять смелых
      людей могут сделать больше, чем другие сто. Но выбить из станицы четыреста вооружённых людей, даже обладая безудержной храбростью, одному невозможно.
      Запели вторые петухи. До рассвета оставалось часа три, не больше. Тогда всё будет кончено...
      Будённый сидел неподвижно, глядя на пламя свечи. Вдруг ему пришло в голову: если десять смелых людей могут наделать
      больше дел, чем другие сто, надо найти этих десять смелых людей! Будённый встал:
      — Баранников в Козюрине?
      — В соседней хате ночует. В голову шашкой ранили, — ответил Фёдоров.
      Филипп? Андрей? Афанасий?
      Они все вместе, платовские,
      План всё больше казался осуществимым. У каждого из одностаничников либо отец, либо брат, либо родственник забран белыми и будет расстрелян на рассвете. Каждый из них так же горячо, как и сам Будённый, ненавидит беляков.
      Прощай, — поднялся Семён.
      Куда ты?
      На Платовскую.
      Один?
      Со своими, с платовскими.
      Да ты с ума сошёл! Их всего семь человек!
      Из прапорщиков ты, образованный,— задержался на пороге Будённый,— а арифметике тебя не научили. Раз мы — за революцию, умножай нас во сто раз!
      И он пошёл двором в соседнюю хату.
      В небе чуть стало светлеть, когда отряд в восемь всадников остановился на старом, заброшенном кладбище, среди истлевших крестов.
      Перед Будённым стояли семь смелых товарищей, которых он знал с детских лет. Бойцы ждали от командира приказа.
      — Вот что, хлопцы,— сказал им Будённый.—Нас восемь человек. Если идти в открытую— мы и сами погибнем, и родных и близких не выручим. Но мы сильны тем, что знаем все тропы и тропки. Мы сумеем обойти охранение. Мы с Филиппом попытаемся убрать конвой и завладеть пулемётами. А вы не зевайте. Делитесь на эскадроны... на шесть эскадронов.
      — Как это — на шесть эскадронов? — спросил Андрей.
      — А вот как. Ты, Андрей, будешь первым эскадроном. Скачи и кричи что есть силы: «Первый эскадрон, за мной в атаку марш!» Понял?
      — Понял.
      — Ты, Фёдор, будешь вторым эскадроном. Стреляй из винтовки и ори во всю глотку: «Второй эскадрон, сыны революции, в атаку!» Понятно?
      — Понятно.
      — Ты, Афанасий, будешь третьим эскадроном, ты, Кузьма, четвёртым, ты — пятым, ты — шестым. А как вооружим арестованных— ударим по белякам! Смелость, хлопцы, она города берёт. По коням!
      Оврагом конники обошли заставы белых и очутились в станице. Будённый и Филипп спешились и, оставив коней, согнувшись, пробрались к станичному правлению, скрывавшемуся во тьме.
      Ветер раскачивал фонарь, как маятник, и тусклый луч света бегал по мёрзлой земле.
      Кругом была тишина, какая бывает в последние минуты перед рассветом.
      Будённый и Филипп притаились. В окнах правления промелькнул свет. Чу! На крыльце появились чёрные тени. Друзья услышали приглушённый говор.
      Белогвардейцы выводили первую партию осуждённых.
      Станичники поёживались от холода и, казалось, не понимали, куда их ведут. Они шли покорно. Мысль о нападении на вооружённый конвой не приходила им в голову.
      И тут в темноте Будённый скомандовал:
      — Вперёд, бойцы, в атаку! Сдавайтесь, гады, вы окружены! Фонарь потух, пробитый пулей. Упал как подкошенный начальник конвоя.
      — Разоружай конвой, станичники! Бери винтовки, кричи «ура!» — командовал Семён Михайлович.
      И сразу всё закричало, зашумело, кругом застреляли. Послышался грозный топот копыт. Со всех сторон посыпались команды:
      — Первый эскадрон, в атаку марш!
      — Второй эскадрон, сыны революции, в атаку на белых гадов! Ура!
      — Шестой эскадрон! Ура-а-а!
      — Урра! — неистово кричали станичники, ещё не поняв как следует, в чём дело, но поняв одно: пришло спасение, пришла жизнь!
      Они кидались на конвойных и отбирали винтовки. Двери, ставни и окна правления подались под напором хлынувших оттуда станичников. Кто-то радостно крикнул, узнав Семёна:
      — Будённый! И этот крик был подхвачен и понёсся по
      всей станице. 12
      Будённый! — орали прыгавшие в одних подштанниках из окон и убегавшие через сады, точно полоумные, офицеры.
      Будённый! — кричали солдаты, кидая оружие. Им слышался топот тысяч копыт, рёв тысяч голосов, кричавших «ура».
      Успевший сбежать хорунжий Герасимов докладывал белогвардейскому генералу Гнилорыбову:
      — Этот Будённый прекрасно вооружён. У него целых шесть эскадронов. Мы понесли потери убитыми, ранеными и пленными. Всё наше оружие досталось Будённому.
      А к Семёну шли партизаны. Просили принять их в отряд. Так зарождалась Первая Конная армия.