Величковский Б. М.
СОВРЕМЕННАЯ КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
*** 1982 ***
|
ФPAГMEHT КНИГИ (...) Заключение
Научное направление принято определять исходя нз характерного для него понимания предмета и метода исследования. На примере когнитивной психологии можно видеть, какую роль играют претеоретическне метафоры и общая методологическая традиция. По сравнению с доминировавшими ранее направлениями американской психологии — необихевиоризмом и психоанализом — когнитивный подход, безусловно, расширил сферу исследований н диапазон применяемых методических средств, что привело к продвижению в решении ряда теоретических и. практических проблем. Был ли, однако, переход к когнитивной психологии подлинной научной революцией,, как об этом часто пишут американские авторы? Широкое употребление термина «научная революция» началось с 1962 года, когда вышла в свет книга американского историка науки Т. Куна «Структура научных революций» [48], Согласно этому автору, на определенных — нормальных — отрезках истории любой науки можно выделить установившуюся парадигму. Она характеризуется безоговорочным принятием научным сообществом комплекса фундаментальных допущений: методологических установок, теоретических н претеоретических представлений, определений важных и второстепенных задач исследований, критериев оценки их успешности и т, д. Парадигма определяет правила, по которым делается нормальная наука. По мере накопления данных, все более убеждающих научное сообщество в правильности парадигмы, неизбежно возникают аномалии — наблюдения, которые не могут быть теоретически предсказаны на её основе. Поскольку нормальная наука — это в первую очередь деятельность по решению научных головоломок, аномалии привлекают внимание и силы наиболее способных из членов сообщества. Если аномалии сохраняются и даже множатся, наука переходит из нормального состояния в состояние кризиса. Если парадигма принципиально недостаточна и зона кризиса расширяется, данная наука созрела для революции. Пытаясь спасти парадигму, лояльные члены научного сообщества делают все большее количество частных поправок. По словам Н. Коперника, «с ними происходит нечто подобное тому, когда скульптор собирает ноги, голову и другие элементы для своей скульптуры из разных моделей: каждая часть превосходно вылеплена, но не относится к одному и тому же телу... получается скорее чудовище, чем человека (цит. по [48, 118]). Парадигма теряет эстетическую привлекательность. Научная молодежь проявляет недовольство и начинает обсуждать не оспаривавшиеся ранее фундаментальные допущения. Но для революции нужно нечто большее, а именно новая парадигма. Как подчеркивает Т, Кун, отбросить парадигму, не имея для нее замены, значит «отбросить науку вообще» [там же, 112], Новая парадигма обычно является созданием гения, способного порвать с привычным взглядом на вещи. В меру своей достаточности для разрешения кризиса новая парадигма завоевывает науку. Этот процесс сопровождается ожесточенными спорами, вызванными, в частности, взаимным непониманием из за скрытого характера основной части фундаментальных допущений. Марксистская история и методология науки, отвергая иррационалистские моменты этой концепции, подчеркивают революционность всякого крупного продвижения науки вперед. Прогресс научного знания определяется известными законами диалектики: борьбы и единства противоположностей, перехода количественных изменений в качественные и отрицания отрицания — развития путем противоречия [44; 50; 95]. В силу этих особенностей развития на новых витках спирали возможно возвращение к старым проблемам, но иа более высоком уровне их обсуждения н с более мощным арсеналом средств их решения. Однако возвращение к старым проблемам может происходить и при движении по кругу. В этом случае возможна смена парадигм и довольно живая иллюзия революционных изменений. Эти процессы, особенно если они охватывают научные сообщества, насчитывающие тысячи членов, напоминают колебания гигантского маятника. Проведенный С. Л. Рубинштейном {79, 80] в 1940 году анализ позволяет сделать вывод, что подобные колебания в классической психологии осуществляются одновременно в целом ряде плоскостей: сенсуализм-рационализм» натурализм-спиритуализм, элементаризм-холизм, иррационализм-интеллектуализм и т. д. Независимо от него два полюса колебаний парадигм в психологии и лингвистике выделил недавно Ч. Осгуд [426]. На одном полюсе локализованы бихевиоризм и описательные направления лингвистики. На другом — структурализм н трансформационные течения. Одним из 25 коррелирующих противопоставлений является классическая пара «эмпиризм-рационализм». Признаком возможного начала отклонения «маятника» от неоментализма к неоантиментализму может служить бурный расцвет «когнитивной науки», а также попытки построения экологической психологии. При всем различии этих двух подходов их равнодействующая указывает в направлении концепций, игнорирующих сложность внутренней организации и свободу действий человека. Характерной является точка зрения Г. Саймона, согласно которой «человек в качестве поведенческой сш стемы также прост, как и муравей. Кажущаяся сложность его развертывающегося во времени поведения отражает в основном сложность окружающей среды». Таким образом, то, что на поверхности событий выступает как радикальная научная революция, при ближайшем рассмотрении может оказаться лишь повторени ем пройденного. Разумеется, такая оценка зависит от выбора масштаба. Когнитивная психология открыла много новых аспектов анализа традиционных психологических проблем. Но в более широкой перспективе этот переворот все же был жестко ограничен исходными методологическими рамками, которыми в данном случае оказались субъективистская и редукционистская трактовка природы человека. Об отсутствии необходимого для признания научной революции прогресса говорит тот факт, что некоторые проблемы, определившие кризис более ранних направлений психологии, остаются нерешенными и приобрели хронический характер. Ярким примером является проблема субъекта активности — проблема Юма. Попытки очертить круг функций, выполняемых гомункулусом, предпринятые, в частности, такими крупными авторами, как Ф. Эттнив [113], У. Найссер [407], Д. Деннетт [206] и М. Познер [440], вызывают в памяти замечание Л. С. Выготского; «Одно из двух» или бог есть, или его нет... Ответы вроде того, что бог есть, но очень маленький... анекдотичны [28]» Как и ранняя менталистская психология, когнитивный подход испытывает трудности выбора адекватного представления внутренних психических процессов. Наконец, вопреки ясно осознанной задаче дать гомогенное объяснение отдельным психологическим феноменам, которая выдвигалась столь многими направлениями психологин, конечным итогом этих усилий неизменно оказывалось множество несвязанных между собой фактов и минитеорий. Специфику сложившейся в современной науке ситуации с проницательностью охарактеризовал В. И. Вернадский. Программа редукционизма встречается «в полном объеме у забытых авторов XVII века. Таковы представления о социальной физике и социальной механике..., которые одно время считались созданием Огюста Конта. Однако в поступательном движении человеческого знания «мы, наряду с развитием математики и естествознания, видим колоссальное развитие наук исто-рических. Их существование, столь далекое от математических умозрений и механических моделей, делает попытки внести эти модели в область социологии столь же маловероятными, как делало их в XV111 столетии развитие нового естествознания. К тому же сейчас и в пределах естествознания область, стоящая за границами математики и механических моделей, не уменьшается вековым ходом научного знания, а скорее увеличивается», В общем и сейчас математические формулы и механические модели играют роль не большую, чем прежде, еслтг только мы обратим внимание не на отдельные области: знания, а на всю науку в целом. Идет работа Сизифаг природа оказывается более сложной, чем разнообразие — бесконечное — символов и моделей, созданных нашим сознанием» [24, 222—223, 227]. Как показывает история психологии, дальнейшие попытки построения психологии по образцу галилеевской или любой другой физики, не учитывающие сложных системных качеств психического, могут привести лишь к появлению новых псевдофизических учений. Наше обсуждение возможностей нередукционистского движения можно было бы продолжить и в принципе распространить на весь изложенный в этой книге материал. Начать нужно было бы, несомненно, с изложения иной философской традиции, нашедшей выражение в марксовой концепции практической деятельности и в ленинской теории отражения [47; 53; 57]. Диалектический материализм представляет собой единственную конструктивную альтернативу редукционистским установкам современной западной психологии (ср. [293; 467; 519])» Свыше 50 лет назад Л» С, Выготский в работе «Исторический смысл психологического кризиса» подчеркивал, что «камнем», который станет «во главу угла» новой, вышедшей из кризиса психологии, будет, с одной стороны, методология марксизма, а с другой — прикладная психология. Действительно, диалектический и исторический материализм позволили подойти к объяснению высших, в частности, рефлексивных форм психики, тогда как появление многочисленных направлений прикладной психологии сделало возможным такие формы дналога психологии с различными областями общественной практики и другими научными дисциплинами, при которых каждый из партнеров заинтересован в существовании других. Этот диалог должен быть как можно более широким. |
