Глава восьмая
      Мушкину терзают сомнения нравственного порядка.
      Котов выдаёт фальшивую ноту на саксофоне.
     
      В банкетном зале становилось всё более шумно и душно. Официанты едва успевали бегать туда-сюда с подносами, оркестр всё чаще сбивался с латиноамериканских ритмов на разухабистые ресторанные шлягеры, чему публика, в большинстве своём русская, была только рада.
      К одиноко стоящему у стойки бара Яблочкину подошла Мушкина.
      — Знаете, на кого вы похожи?
      — На кого? — встрепенулся Яблочкин, выходя из задумчивости.
      — На человека, который никак не может понять, что именно он только что проглотил. Этот тип, с которым вы разговаривали, чем-то вас расстроил?
      — Нет, не то чтобы расстроил, а как-то подозрительно. Он догадался, что в зале было крошечное существо, которое отключило сигнализацию. Я думаю, он не совсем тот, за кого себя выдаёт: «военный историк, профессор археолог»… Меня не отпускает чувство, что мы ещё встретимся.
      — Не переживайте, это ещё ничего не значит. Если разбирается в сигнализации, мог догадаться.
      — Мог, конечно… А как ваши успехи? Кажется, вам без труда удалось подружиться с этой девочкой?
      — Вот именно поэтому я чувствую себя последней тварью.
      — Что вы говорите!
      — Да, да! Я чувствую себя парнем, который на спор с дружками соблазнил невинную девушку.
      — Тогда вы обязаны жениться.
      — Я говорю серьёзно. Тем более, что мы с ней совершенно искренне друг дружке симпатизируем.
      — Это делу не помешает.
      — А вдруг она догадается?
      — Ну так расскажите ей всё как есть.
      — Рассказать, что с самого начала я хотела втереться к ней в доверие?
      — А почему бы и нет. Ведь она понимает, что сейчас вы не притворяетесь.
      Мушкина задумалась.
      — Знаете, — сказала она, — пожалуй, вы правы. Ваша бесхитростная прямота изощрённее любого обмана. Я так и сделаю.
      Охранник подозвал Яблочкина к телефону. Аппарат находился в коридорчике возле сцены, и было очень шумно.
      — Да! — закричал Яблочкин, отвернувшись от оркестра и закрыв другое ухо ладонью. — Слушаю.
      — Алёшенька, — услышал он голос мамы, — извини, что отвлекаю, но Ты оставил дома свою мобильную трубку. А тебе всё время звонит какой-то Юра из музея; говорит, что по срочному делу. Тебя уже наградили? Ужин готовить или ты уже?
      — Да, мама, уже наградили, ужин не надо. Юра этот оставил свои координаты?
      — Да, запиши номер…
      — Алло, Юра? Это Яблочкин беспокоит из милиции… то есть, из передачи «Очевидное-невер»… что? Что вы говорите! А он здесь, в консульстве? Саксофон?
      Яблочкин выглянул в зал и, не отнимая трубки от уха, стал пристально смотреть на Котова. Тот в конце концов тоже узнал Яблочкина, вспомнив свой сегодняшний сон, и выдал на саксофоне такого поганого петуха, что барабанщик сбился с ритма, и остальные начали делать им страшные лица.
      — Да, я всё понял! — крикнул Яблочкин. — Большое спасибо, вы очень помогли. Только, пожалуйста, больше никому об этом ни слова.
      — Могила! — пообещал Юрик.