Глава вторая

Мракобесов ни коим образом не был причастен к болезни Курта. Он появился в гостинице лишь для того, чтобы выяснить причину недомогания спортсмена и затем доложить Потапову о результатах своего расследования.

Немцы уехали в аэропорт, а Мракобесов всё ещё не мог понять, что на самом деле произошло. Но вот за дверью послышались голоса, и он спрятался за штору.

В номер зашли Славик Подберёзкин и Маринка Корзинкина. У них были испуганные, озабоченные лица.

— Никого нет, — сказал Славик. — Уже увезли.

— Знаешь, а меня тоже немножко того… вчера вечером, — стыдливо пожаловалась Маринка.

— Немножко! Это для нас немножко; привыкли, закалились на школьных завтраках. А у него знаешь, какая диета? Всё стерильное, отмеренное по миллиграммам.

— Официант сказал, что рекомендует…

— Конечно рекомендует. Потому что неделю из одной тарелки в другую переливал.

— Но ведь другие тоже ели…

— Они не ели, они водку пили. А с водкой можно хоть дохлую кошку стрескать, ничего не будет.

— Ой, мне, кажется, опять нехорошо…

— Короче, — Славик заговорил шёпотом. — Про то, что были в ресторане, никому ни слова. Гуляли, мосты смотрели, а потом — по домам. Даже мороженого нигде не покупали, понятно?

— Ладно, только ты сам не проговорись. И Катю свою предупреди.

Славик хотел возразить, что Катя не его, но в это мгновение штора распахнулась словно театральный занавес, к ребятам шагнул одетый в штатское майор Мракобесов и крепко взял обоих за уши.

— А! — закричал Славик.

— Ой! — взвизгнула Маринка. — Вы что, дядя, с ума сошли?!

— Молчать! — рявкнул Мракобесов. — Вы оба арестованы, поедете со мной.

— За что? Куда?!

— Арестованы за участие в отравлении немецкого спортсмена. Едем в милицию, к генералу Потапову. Будете рассказывать долго и подробно, как всё было, со всеми междометиями.

И Мракобесов, крутанув напоследок уши подозреваемых так, что ребята взвыли, отпустил и подтолкнул их к дверям. В сущности он был доволен, что расследование завершилось так быстро. Судя по всему, Курт стал жертвой нелепой случайности.

Вчерашним воскресным утром Славик Подберёзкин и Маринка Корзинкина застали Курта за завтраком в его гостиничном номере. Атлет не спеша съел два ломтика подсушенного хлеба из цельного зёрна и отрубей, запил стаканчиком свежеотжатого морковного сока. На предложение присоединиться дети только поблагодарили, сообщив, что успели позавтракать дома. (Маринка ела сырники и какао со сгущёнкой, а Славик — котлеты с макаронами и чай с вафлями.)

Вместе с другими спортсменами они уселись в большой автобус и поехали на стадион. Время было раннее, движение на улицах ещё не превратилось в праздничное столпотворение, поэтому минут через пятнадцать автобус остановился у служебного входа в спорткомплекс. Славик и Маринка заняли свои места на трибунах. Места оказались очень хорошие: над проходом, рядом с правительственной ложей. За несколько минут до торжественных фанфар в ложе появились Президент и губернатор с семьями и многочисленной свитой. Славик моментально разглядел губернаторскую дочку и навёл на неё с десяти шагов бинокль. Однако дочка упрямо его не замечала, а Маринка, обидевшись, что её не слушают, поджала губы и отвернулась.

Но вот началось шумное, красочное действие, и все обратились к арене.

Во время перерыва, разделявшего дневную и вечернюю части программы, Славику удалось настигнуть предмет своего интереса. Всё содержимое правительственной ложи где-то пообедало и прогуливалось по прибрежной аллее западной оконечности острова. Охрана ещё раньше запомнила Славика Подберёзкина и не обращала на него внимания.

— Здравствуйте, Катя, — сказал Славик, будто невзначай пристроившись девочке в ногу.

— А, это вы, — небрежно покосилась на него губернаторская дочка. — Что же вы опять бросили свою спутницу, которая вам не подруга, но которая всегда и везде рядом с вами?

Попав под острый язычок, Славик смутился.

— Я вам кажется говорил, — начал он оправдываться, — что не могу рассказывать всего.

— Ах да, ваши военные или какие-то там ещё секреты…

— Хорошо, я скажу. Сегодня эта девочка рядом со мной потому, что нам поручили шефство над одним немецким спортсменом.

— Кто же это?

— Курт Шикельгрубер.

— Тот самый независимый, который намерен взять все золотые медали?

— Откуда вы знаете?

— Так, слышала. За ним очень пристально наблюдали на тренировках. А вы разве говорите по-немецки?

— Нет.

— Значит, ваша спутница говорит?

— Нет, к сожалению, она тоже не говорит.

— Любопытная ситуация. Но, может быть, Курт Шикельгрубер говорит по-русски, или у него есть переводчик?

— Да… Помните, в консульстве был такой красивый блондин, к которому всё время вязалась пьяная?

— А, Фриц Диц, помню, конечно. Его весь вечер кому-нибудь представляли, а он говорил: Диц; Фриц Диц. Диц; Фриц Диц…

Дети рассмеялись.

— Знаете, он свободно говорит на всех языках. Но его срочно куда-то вызвали, он ведь человек военный. Теперь мы с Куртом всё больше жестами, — Славик потешно изобразил из себя глухонемого.

Катя снова засмеялась.

— А как же ваше секретное задание? Или вы тогда тоже пошутили?

Славик сделал серьёзное лицо, помолчал и затем произнёс:

— Если бы я знал, что вы отнесётесь так легкомысленно…

— Но вы обещали рассказать, а сами даже не позвонили.

— Я обещал рассказать… если узнаю вас ближе. О таких вещах не говорят с малознакомыми.

— Ну хорошо, хорошо, мы познакомимся поближе, если вы так хотите. Только сначала расскажите хотя б немножко.

— Мы могли бы вместе поужинать сегодня.

— Ой, ну прямо как в кино! Можете не строить из себя взрослого. Разумеется, что меня одну никуда не отпустят.

— А если все вместе — вы, я, Курт и Маринка?

— Курт? Курт Шикельгрубер? Вы серьёзно?

— Как никогда.

— Даже не знаю… Если только получится уговорить папу… то есть, отложить другие дела.

— Придумайте что-нибудь.

— Хорошо, я подумаю. На всякий случай, если сумею сбежать… то есть, если отложу другие дела и приму ваше приглашение — давайте забьём стрелку.

— У Александрийской колонны, ровно в десять.

— Хорошо, я подумаю, прощайте.

— До свидания.

— Да! — оглянулась Катя. — Я говорю по-немецки!

Славик улыбнулся и оттопырил большой палец.

Вечером над городом гремели фейерверки, рассыпаясь в небе разноцветными огнями и раскрашивая знакомые фасады домов, улицы и площади в яркие, причудливые цвета. С эстрадных площадок играла музыка, с лотков продавали всё, что душе угодно. Начинались народные гулянья, каких ещё не видела ни одна петербургская белая ночь.

На Дворцовой было особенно многолюдно: здесь ожидался мощный, наикрутейший рок-фестиваль.

Успевшего прославиться ещё до начала состязаний Курта удалось склонить к прогулке благодаря отсутствию надзора со стороны Карла Ангелриппера, находившегося на то время в отделении милиции. Но и сам юноша не особенно сопротивлялся, находясь в эйфории, вызванной опьянением, так сказать, воздухом свободы. Прожив все свои девятнадцать лет в благоустроенной пещере и лишь изредка совершая пробежки по горным тропам, он впервые оказался в городе, в центре многолюдного праздника. Курт смотрел по сторонам и глупо улыбался. Он был послушен, как цирковая лошадка.

Наконец прибежала Катя, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Она за руку поздоровалась с Маринкой и с Куртом, представилась и что-то сказала Курту по-немецки, а он закивал, заулыбался и забормотал что-то вроде «о, зер гут, данке, данке…»

Крепко взявшись за руки, компания стала змейкой пробираться через толпу с площади на Невский проспект.

Но и на Невском оказалось не легче: народ столпился на тротуарах, ожидая прохода уже видневшегося в районе Думы карнавального шествия с немыслимыми конструкциями на платформах.

Протиснувшись вперёд ещё на пару кварталов, компания посмотрела шествие и свернула в более или менее тихую улочку с яркой вывеской ресторана «Разгуляй».

Катя вовсю тарахтела с Куртом по-немецки, и не успел он повторить на новый лад свои пожелания по поводу соблюдения режима, как уже сидел за столиком у фонтана.

Подошёл официант и подал карту. Немец повертел её в руках и передал Славику. Тот пробежал глазами столбики названий и цифры в правой части, растерялся и отдал карту Маринке. Та долго водила пальцем по строчкам, шевелила губами, и в конце концов заявила, что хочет сборную солянку. «Там всегда плавает много всякой всячины, а я страшно проголодалась», — пояснила она свой выбор. Голодными были все, поэтому Славик велел официанту принести четыре солянки.

— Что-нибудь будете пить, закусывать? — поинтересовался тот равнодушно.

— Да, принесите… чего-нибудь. — сказал Славик с усталой небрежностью завсегдатая злачных мест.

— Будет сделано, — отреагировал официант, не вдаваясь в подробности.

Вскоре он принёс минеральную воду и фрукты.

— Соляночку подождать придётся, — сказал он. — Если желаете, можно икорки подать, салатик, ассорти из дичи…

— Нет, нет, не надо, у нас режим, — быстро возразил Славик. — А что так тихо? — переменил он тему. — Музыка у вас есть?

— Так точно, будет. Оркестр на перерыве.