СОДЕРЖАНИЕ

Существует закономерность в развитии греческой литературы; определенные исторические периоды отмечены господством определенных жанров. Древнейший период «гомеровская Гре-ция», -- время героического эпоса. Следующий этап — VII-VI вв. до н.э. — время лирической поэзии, В эту эпоху общий характер литературы изменился, внимание переместилось с изображения широких полотен жизни, коллективного мироощущения на чувства, переживания отдельной личности. С чем же это связано? Шло дальнейшее разложение родовых отноешений. Возвышалась знать, происходило имущественное расслоение общества, начался процесс становления различных классов и социальных групп. Возникли рабовладельческие государства, которые представляли собой неболь-ушие укрепленные города, называвшиеся полиса-уми Отсюда и, такое слово, как «политика». Для граждан этих 'Государств-полисов было характерно особое «полисное» мироощущение. Если раньше грек осознавал себя частью гражданско-го общества, то теперь все больше — личностью, индивидуальностью, со своим внутренним миром, переживаниями. На смену поэзии эпической пришла поэзия лирическая. Слово «лири-ка» произошло от слова «лира», струнного музыкального инструмента. Игрой на нем, а также на другом аккомпанирующем инструменте, кифаре, сопровождалось исполнение стихотворных произведений — обычно небольшого объема.
Греческая поэзия, как и другие литературные жанры, связана с любовными, свадебными, застольными, похоронными песнями и уходит своими корнями в фольклор. В лирике выделяются главные виды: элегия, стихотворение — обычно грустного характера — и ямб— веселого содержания.

В VII—VI вв. до н. э. в Греции творили около десятка блистательных поэтов. Однако до нас дошла лишь малая толика ими написанного: отдельные стихотворения, по большей части незавершенные, иногда фрагменты из нескольких строк. Один критик образно заметил: впечатление от знакомства с греческой лирикой таково, словно находишься в музее прекрасных скульптурных фигур, но ни одна из них не уцелела полностью. Перед нами точно груда обломков: голова, рука, часть торса. Но и эти обломки производят впечатление совершенства благодаря изяществу отделки, особой гармонии. По ним ведь можно судить, насколько прекрасна была мраморная фигура в целом...
Многие поэты этого времени жили на острог вах Эгейского моря, что наложило отпечаток на их мироощущение, определило столь явную погруженность в свой внутренний мир.
Среди величайших греческих поэтов, пожалуй, выделяется Архилох, которого греки ставили в один ряд с Гомером и Эсхилом. Он родился на острове Парос, что в Эгейском море. Остров представлял собой огромную мраморную глыбу, омываемую волнами, поросшую скудной растительностью. Архилох был сыном аристократа и рабыни, и клеймо низкого происхождения его тяготило. Он считался гражданином, но, как по-лураб, был лишен права наследовать имущество отца. Архилох прожил жизнь бурную» драматическую, был солдатом, наемником, «слугой Ареса». Говорил, что копьем замешен его хлеб, что копьем добыто его вино и что он пьет, опершись на копье. Он был первым греческим поэтом, в стихах которого любовное чувство окрашено горечью. Архилох был влюблен в девушку Необу-лу, однако отец невесты, старик Ликамб, отказал Архилоху, сватавшемуся к дочери, что больно уязвило поэта. Он отозвался стихами, в которых зло высмеял отца невесты: «Что в голову забрал ты, батюшка Ликамб? / Кто разума лишил тебя? / Умен ты был когда-то. Нынче ж в городе / Ты служишь всем посмешищем».
Согласно легенде, не выдержав насмешек, Ликамб повесился. Что касается Необулы, то, еще недавно восхищаясь ею, гибким станом, «миррой пахнущими волосами», отвергнутый Архилох готов представить девушку увядшей и постаревшей: «Нежной кожей ты не цветешь уже: / Вся она в морщинах. / И злая старость борозды проводит».
Но при всей своей неприязни он не может скрыть тоски и любви: «Если бы все же Необулы мог коснуться рукой».
Другая тема Архилоха, поэта, соединившего лиру с ремеслом воина-наемника, — тема стойкости, мужества. Его жизненное кредо выражено такими строками: «Сердце, сердце! Грозным строем / стали беды пред тобой. <...> Ободрись и встреть их грудью / и ударим на врагов. / , Пусть везде кругом засады — /твердо стой, не трепещи! / Победишь — своей победы / напоказ не выставляй. / Победят — не огорчайся, / запершись в дому, не плачь! / В меру радуйся удаче, / в меру в бедствиях горюй; / Смену волн познай, что в жизни / человеческой царит».
Одной из популярных поэтических форм была элегия, мастером которой по праву считается Тиртей. Это один из немногих известных нам поэтов-спартанцев. Правда, спартанцем его можно назвать с большой натяжкой. Биография Тиртея окружена легендами. Согласно преданию, он был афинским гражданином, учителем, страдал хромотой. Во время Мессенской войны спартанцы обратились к оракулу за советом, что сделать, чтобы он им даровал победу. Оракул посоветовал им попросить афинян, чтобы те дали им вождя. Афиняне направили им Тиртея: это было почти насмешкой, если вспомнить, как презрительно относились спартанцы к людям с физическими недостатками. Тиртей не командовал войсками, а сочинил ряд боевых песен, которые подняли дух спартанцев и помогли им одержать победу над врагами. В одной из его «воинственных элегий» говорилось: «Славное дело — в передних рядах / со врагами сражаясь, / Храброму мужу в бою / смерть за отчизну принять!»
Тиртей был также создателем особого жанра, «эмбатерий», маршевых песен: «Вперед, о сыны отцов, граждане / И мужи прославленной Спарты! / Щит левой рукой выставляйте, / Копьем потрясайте отважно / И жизни своей не щадите: / Ведь то не в обычаях Спарты».
Другим сочинителем элегий был Солон (начало VI в. до н. э.), выдающийся государственный деятель. Он вошёл в историю как автор знаменитых «реформ Солона», содействовавших дальнейшему укреплению демократических основ Афинского государства. Солон — автор элегий, носивших в основном пропагандистский характер, в которых он разъяснял согражданам суть и задачи проводимой им политики. Особую известность получила его элегия «Саламин», созданная в связи со следующими обстоятельствами. Афины долгое время вели бесплодную войну с Мегарой с целью отвоевать захваченный у них остров Саламин, но попытки его вернуть всякий раз кончались неудачами, вели к жертвам. В конце концов был принят закон, запрещавший под страхом смертной казни вести агитацию за возвращение Саламина. Тогда Солон, с этим не согласный, переодевшись стариком, явился на главную площадь Афин и, собрав вокруг себя толпу, стал декламировать элегию «Саламин». В ней он упрекал сограждан в трусости, пассивности, антипатриотизме, в том, что они покрыли себя позором, смирившись с тем, что часть их земли отнята врагами. Завершалась элегия призывом: «На Саламин мы пойдем, / сразимся за остров желанный. / Прежний же стыд и позор / с плеч своих снимем долой!»
Рассказывают, что элегия произвела столь сильное впечатление, что вскоре была снаряжена экспедиция, и остров был возвращен.
Имя еще одного греческого лирика — Анакреонта (Анакреона) приобрело мировую славу. Его, наверно, можно было бы назвать любимцем богов: он прожил жизнь долгую и счастливую, жил при дворах богатых властителей, на острове Самос, в Афинах, в Фессалии. Умер в почтенном возрасте, примерно в 85 лет. Его увлекали пиры, веселое времяпрепровождение, придворные развлечения, вино и любовь. Любовь предстает у него как чувство легкое, игривое, не связанное с какими-то потрясениями, как это было у Архилоха или у Сафо. Он часто увлекался, но размолвки и разрывы не наносили ему душевных травм. Анакреонт упивается радостями, которые дарует жизнь. Но это не бездумная погоня за чувственными наслаждениями. Как истинный эллин, в духе своего времени Анакреонт оптимистически смотрит на мир, он просто радуется каждому мигу, который дарует ему жизнь! Своей поэзии он дает такую характеристику: «За слова свои, за песни / Вам я буду вечно близок: / Я умею петь приятно, / Говорить умею сладко».
Лишь в поздние годы у него появляются минорные ноты, ощущение старости, приближения Тартара, царства смерти: «Сединой виски покрылись, голова белеет снегом, /И в зубах я чую старость — молодые годы, где вы?»
Анакреонт, любимый поэт античности, оставил благотворный след также в западноевропейской и русской поэзии. Возникли даже термины: «анакреонтическая поэзия», «анакреон-тизм». Среди его поклонников были один из создателей французской эротической поэзии Парни, а также Вольтер и Беранже. Ломоносов написал «Разговор с Анакреонтом», его любил и переводил Державин («Беседа с Анакреонтом», «Венец его бессмертия»). Юный Пушкин писал о нем: «Он был учителем моим». Его имя постоянно упоминается в его лицейских стихах, а в стихотворении «Гроб Анакреонта» он писал: «Смертный! Век твой — наслажденье: / Счастье резкое лови, / Наслаждайся! Наслаждайся! /
Чаще кубок наливай. / Страстью нежной утомляйся / И за чашей отдыхай».
Образец анакреонтической лирики Пушкина — знаменитое стихотворение «Что смолкнул веселия глас». Вольным переводом из Анакреонта является стихотворение Пушкина «Поредели, побелели».
Не менее знаменито и имя поэтессы Сафо (или Сапфо), жившей на острове Лесбос. Она принадлежала к знатному аристократическому роду, в период развернувшейся на острове борьбы между демократами и аристократами находилась в изгнании, потом вернулась в родной город Митилена. Сафо руководила кружком девушек, поклонявшихся богине любви Афродите. Вокруг этого женского содружества возникло немало домыслов; отсюда и понятие «лесбийская любовь». В существовании такого общества не было ничего нового; люди в Греции вообще часто входили в разного рода кружки, где занимались поэзией, красноречием, философией, спортом и т. д. Сафо обучала митиленских девушек трудному искусству быть женщиной, готовила их к семейной жизни. Девушкам прививали любовь к музыке, танцам, поэзии. Сафо хотела, чтобы мир прекрасного облагородил их молодые души.
Главные жанры поэзии Сафо — гимны, свадебные песни (эпиталамии), обрядовые песнопения. В ее стихах — мир женских переживаний, много света, солнца. Широко известен ее гимн «К Афродите», вдохновенное прославление той, кто посылает людям любовь. Для Сафо любовь не только физическое влечение, радость, но и страдание, порой близкое к болезни: «По мне — тот не смертный, а бог безмятежный, / Кто может спокойно сидеть пред тобой / И слушать твой голос пленительно нежный / И смех восхитительный твой».
При виде любимого у нее немеет язык, ее бросает в жар. Любовное переживание у Сафо обычно перекликается с явлениями природы, с картинами ее потрясающей красоты, например с блеском моря, запахом цветов, сиянием луны. Сафо жила в особом мире, населенном богами, светозарными и радостными. Один из дошедших до нас фрагментов состоит всего из строки: «Говорила я во сне с Кипридорожденной» — богиня действительно являлась ей в сновидениях.
Древние называли Сафо «лесбосским соловьем», считали ее «равной богам». Солон, услышав одно из ее стихотворений, сказал, что не хочет умереть прежде, чем не выучит его наизусть. Платону приписывают такое стихотворение: «Девять на свете есть муз, утверждают иные. / Вот и десятая к ним, — Лесбоса дочерь, Сапфо!»
Образ Сафо привлекал многих поэтов, художников, музыкантов. Она стоит у истоков того, что некоторые критики называют «женской поэзией». В России XX в; ярко представлен творчеством Анны Ахматовой и Марины Цветаевой, тоже в известной мере представительницами «женской поэзии».
Но не только личные, интимные переживания запечатлевала греческая лирика. В Греции создавались стихи, в которых шла речь о событиях, имеющих широкую общенародную значи-мость, и исполнялись они не индивидуальным поэтом-певцом, но хором. Возникла хоровая лирика. Ее отличал мифологический сюжет, нередко приподнятый торжественный стиль. Главным жанром хоровой лирики была ода. Слово «ода» означает «песня». В дальнейшем одой стали называть стихотворное произведение, торжественное, возвышенное.
Создателем од был один из величайших поэтов Древней Греции — Пиндар.
Представитель знатного старинного рода, Пиндар жил при дворах, работал во всех жанрах хоровой лирики, но прославился своими эпини-киями — победными одами в честь тех, кто первенствовал на общегородских состязаниях, на Олимпийских играх. В эпиникиях Пиндар не только прославлял победителя, но вспоминал о его родине, о предках, о милости богов, ему благоволивших. В IX Пифиискои оде он воздает хвалу некоему Телесикрату, победившему в беге с оружием в руках. Поскольку Телесикрат был уроженцем города Кирена, Пиндар оснастил оду рассказом о нимфе Кирене, воинственной деве, Охотившейся с оружием на диких зверей. Однажды она бесстрашно билась со львом. Ее увидел Аполлон, богиня Афродита пробудила в сердце Аполлона любовь к нимфе. Кентавр Хирон предрек Аполлону, что она сделается владычицей области Либии, нынешней Африки, и родит ему сына Аристея.
Пиндар насыщает свои оды обращениями к богам, их восхвалениями. Стиль Пиндара величавый, порой вычурный, со множеством метафор, сложных эпитетов. За это его стиль получил название «пиндаризм». Древние сравнивали его с Гомером, Архилохом и Эсхилом. Он заложил основы такого жанра, как ода, которая затем получила развитие в мировой лирике. В России жанр оды был широко представлен в поэзии XVIII в. (Тредиаковский, Ломоносов, Державин), а позднее — Пушкина (ода «Вольность»). Продолжая традиции Пиндара, римский поэт, одописец Гораций дал такую характеристику своему учителю: «Как сбегающая с горы река, которую дожди, напоив, заставили выйти из знакомых нам берегов, так в кипящем и безбрежном потоке струит свои песни Пиндар».
Греческая лирика VII—VI вв. до н. э. оказала влияние на римскую поэзию, а затем и на европейскую. В России ее переводили многие русские поэты: Пушкин, Мей, Вересаев, Вяч. Иванов и др.

Эсхил

(ок. 525—456 до н. э.)

V—IV вв. до н. э. — славная эпоха в истории Греции, отмеченная необычайным взлетом ее литературы и искусства, науки и культуры. Этот период называют «аттическим», по названию провинции Аттики, в которой расположены Афины, центр Афинского государства, самого могущественного в ту пору в древней Элладе. К этому времени афинская демократия, пройдя долгий путь плодотворных реформ Солона, Клисфе-на, Перикла, переживала расцвет. В период нашествия персов, греко-персидских войн греческие государства во главе с Афинами отстояли свою свободу, одержали победу. В победных битвах при Марафоне и Платеях, в морском сражении при Саламине греки не только показали военное искусство, проявив отвагу и патриотизм при защите родины. Они наглядно доказали превосходство демократии над восточным деспотизмом. Демократический правопорядок оказался наиболее благоприятным для развития всех видов художественного и научного творчества. Этому способствовало то исключительное вни-маййе, которое уделяли афиняне образованию и воспитанию. Необычайно высоким был престиж творческой деятельности человека, наличие та-ланта и багажа знаний вызывало уважение, почетом позовались поэты и ученые. Скульпторы и художники. Середина V в. — «век Перик-ла» время когда во главе Афин стоял величайший государственный деятель античности Пе-рикл, человек широкого и проницательного ума, высоких нравственных качеств, ученик философа Анаксагора. Его так и называли— «Ум». Законодатель, военный стратег, оратор, уважаемый и любимый афинским демосом, Перикл дружил с выдающимися деятелями культуры своего времени, уделял большое внимание их творческому труду. При нем Афины стали культурным центром Греции, средоточием ее художественных ценностей, «оком Эллады». Выли возведены всемирно известные памятники зодчества на горе Акрополь в Афинах, храм Парфенон, Эрехтейон, храм богини Афины, Пропилен, была создана скульптором Фидием Из золота и слоновой кости скульптура богини Афины.
При Перикле достиг расцвета и греческий театр. Он был высшим достижением культуры Эллады аттического (или, как его также называют, классического) периода. Именно он сыграл основополагающую роль в развитии мирового театра.
Театр возник из культових празднеств в честь Диониса, бога веселья и творческих сил природы. На Таких празднествах выступали хоры, исполняли хвалебные песни в честь Диониса, диферамбы. Хористы были одеты в козлиные шкуры. Отсюда происходит слово «трагедия», или (от слов «трахос» — козёл и «ода» — песня). Буквальный перевод: песнь козлов. Хором руководил корифей. Кроме того, в подобном действе принимали участие сначала один, затем два, а потом и три актера. Постепенно празднества, сначала шумные и неорганизованные, приобретали все более упорядоченный характер, хоры и актеры стали проходить специальную подготовку, появился литературный текст исцолняемых произведений, а также место, где разыгрывалось действие, именуемое сценической площадкой. Постепенно сформировался облик греческого театра, где зрители, а их число составляло до 40 000 человек, все взрослое население города, располагались в амфитеатре, нависавшем над круглой сценой, называвшейся «орхестра». Актеры носили маски, ходили в сапогах с особыми высокими подошвами, называемых «котурнами». Женские роли исполняли мужчины-актеры. Декорации были предельно простыми и не менялись. Сцена оставалась неподвижной. Главные события нередко происходили за сценой: сражения, убийства, они не показывались, но о них сообщал вестник или другой персонаж. Из драматургических особенностей пьес и конструкции театра вытекало следующее основное правило, иначе говоря, необходимость соблюдения так называемых трех единств: единства места, единства действия и единства времени.
Античный театр этой эпохи представлен тремя классиками мировой драматургии, трагическими поэтами Эсхилом, Софоклом и Еврипи-дом. Каждый из них отразил определенный этап в развитии жанра трагедии. В то же самое время творил и «отец комедии» Аристофан. Если время от Гомера до Аристофана отмечено господством поэзии, будь то эпос, лирика или драма, то IV в. характеризуется уже бурным развитием художественной прозы. Наметились три ее разновидности: историческая, ораторская и философская. И здесь греческая литература представлена фигурами классическими. Это «отец истории» Геродот, оставивший замечательный труд, в котором описаны события греко-персидской войны, и его младший современник Фукидид, ставший летописцем другого важнейшего события — Пелопоннесской войны между Грецией и Спартой. Это Демосфен, величайший оратор Древней Греции, который сочетал мастерство красноречия с высокими нравственными качествами политика и гражданина, патриота своей страны. Это мастер философской прозы, «божественный» Платон, разрабатывавший широчайший круг проблем — от теории совершенного государства до классификации видов любви. И конечно, Аристотель, ученый, человек энциклопедических познаний, автор множества книг, работавший во всех мыслимых областях науки и искусства, основоположник эстетики. В своем знаменитом труде «Поэтика» он разработал законы развития искусства, при этом особое внимание уделил трагедии, ее структуре и функции. . Первый из трех величайших греческих трагиков, «отец трагедии», родился в маленьком городке Элевсин неподалеку от Афин, в богатой семье аристократа, владельца земельного надела. Биография Эсхила, как и многих великих греков, известна лишь в отдельных фрагментах и окутана легендами. Одна из них гласит, что в детстве он заснул, охраняя виноградник отца, ему во сне явился бог Дионис, покровитель театра, и повелел писать трагедии. Как и у большинства афинян, семья Эсхила была настроена патриотично, считала своим долгом принимать участие в защите родины от внешних врагов. Во время греко-персидских войн старший брат Эсхила участвовал в знаменитом морском сражении при Саламине и погиб: он прыгнул на персидское судно и был сброшен в море. Сам же великий драматург также воевал в качестве тяжеловооруженного воина — гоплита, сражался в битвах при Марафоне и Платеях.
Он был автором либо 72, либо 90 пьес, но до нас дошли только 7. Как автор пьес дебютировал в двадцатипятилетнем возрасте, участвовал во многих драматургических состязаниях, первенствовал двенадцать раз, неоднократно занимал вторые и третьи места. В конце жизни у него появился счастливый и талантливый соперник — Софокл, и Эсхил вынужден был уступить ему пальму первенства. В конце жизни Эсхил, по-видимому, уехал на Сицилию, где и умер. На могиле Эсхила начертана стихотворная эпитафия, в которой отмечены его подвиги на поле брани, но ни слова не сказано о его деятельности драматурга. Из этого следует, что в Греции, в глазах его современников, защита родины считалась более важным делом, чем писание пьес.
В своих трагедиях, монументальных и величественных, Эсхил ставит коренные проблемы своего времени: прославляет своих сограждан, отстаивающих независимость Афин (трагедия «Персы»), создает героический образ благодетеля человечества титана Прометея, жертвы деспотизма всемогущего Зевса («Прикованный Прометей»). Главная тема трилогии «Орестея» — борьба старого и нового права, матриархата и патриархата, утверждение государственной справедливости и законности, которые олицетворяют богиня Афина и суд ареопага. Это крайне непростое для сценической интерпретации произведение поставил в 1994 г. на сцене Театра Российской Армии в Москве немецкий режиссер Петер Штайн. В его трактовке эта трилогия — размышление об извечной борьбе человеческих страстей, о политиках и народе, о нелегком процессе рождения демократии.
В целом творчество Эсхила запечатлело процесс становления Афинского государства. До него трагедия была близка к музыкальной кантате, теперь она стала драмой в полном смысле этого понятия. Он вывел на сцену второго актера; раньше был лишь один. Образы Эсхила — монументальные и мощные, хотя в них нет еще психологической сложности, присущей героям Еврипида. Таковы Прометей, Клитемнестра, Агамемнон. Люди у Эсхила во многом действуют по велению богов, как, например, Орест в «Орес-тее», хотя боги могут быть жестокими и несправедливыми (Зевс в «Прикованном Прометее»). Стиль Эсхила — возвышенный, даже несколько вычурный, соответствующий самой атмосфере его трагедий. Драматург любит, например, сложные эпитеты: поход на Трою назван «тысячеко-рабельным», неверная Елена — «многомужняя». Эсхил оказал огромное влияние на развитие трагедии. Пошедшие по его стопам Софокл и Еври-пид усовершенствовали, развили структуру трагедии, углубили саму трактовку человеческих характеров.

ОРЕСТЕЯ

Трагедия (458 до н. э )

Самым могучим царем в последнем поколении греческих героев был Агамемнон, правитель Аргоса. Это он начальствовал над греческими войсками в Троянской войне, ссорился и мирился с Ахиллом в «Илиаде», а потом победил и разорил Трою. Но участь его оказалась ужасна, а участь сына его Ореста — еще ужаснее. Им пришлось и совершать преступления, и расплачиваться за преступления — свои и чужие.
Отец Агамемнона Атрей жестоко боролся за власть со своим братом Фиестом. В этой борьбе Фиест обольстил жену Атрея, а Атрей за это убил двух маленьких детей Фиеста и накормил ни о чем не догадывающегося отца их мясом. (Про этот людоедский пир потом Сенека напишет трагедию «Фиест».) За это на Атрея и его род легло страшное проклятие. Третий же сын Фиеста, по имени Эгисф, спасся и вырос на чужбине, помышляя только об одном: о мести за отца.
У Атрея было два сына: герои Троянской войны Агамемнон и Менелай. Они женились на двух сестрах: Менелай — на Елене, Агамемнон — на Клитемнестре (или Клитеместре). Когда из-за Елены началась Троянская война, греческие войска под начальством Агамемнона собрались для отплытия в гавань Авлида. Здесь им было двусмысленное знамение: два орла растерзали беременную зайчиху. Гадатель сказал: два царя возьмут Трою, полную сокровищ, но им не миновать гнева богини Артемиды, покровительницы беременных и рожениц. И действительно, Артемида насылает на греческие корабли противные ветры, а в искупление требует себе человеческую жертву — юную Ифигению, дочь Агамемнона и Клитемнестры. Долг вождя побеждает в Агамемноне чувства отца: он отдает Ифигению на смерть. (О том, что случилось с Ифигенией, потом напишет трагедию Еврипид.) Греки отплывают под Трою, а в Аргосе остается Клитемнестра, мать Ифигении, помышляя только об одном — о мести за дочь.
Двое мстителей находят друг друга: Эгисф и Клитемнестра становятся любовниками и десять лет, пока тянется война, ждут возвращения Агамемнона. Наконец Агамемнон возвращается, торжествуя, — и тут его настигает месть. Когда он омывается в бане, Клитемнестера и Эгисф накидывают на него покрывало и поражают его топором. После этого они правят в Аргосе как царь и царица. Но в живых остался сын Агамемнона и Клитемнестры Орест; чувство матери побеждает в Клитемнестре расчет мстительницы, она отсылает его в чужой край, чтобы Эгисф не погубил за отцом и сына. Орест растет в далекой Фокиде, помышляя только об одном — о мести за Агамемнона. За отца он должен убить мать; ему страшно, но вещий бог Аполлон властно говорит: «Это твой долг».
Орест вырос и приходит мстить. С ним его фокидский друг Пилад — имена их стали в мифе неразрывны. Они притворяются путниками, принесшими весть, сразу и печальную и радостную: будто бы Орест умер на чужбине, будто бы Эгис-фу и Клитемнестере больше не грозит никакая месть. Их впускают к царю и царице, и здесь Орест исполняет свой страшный долг: убивает отчима и родную мать.
Кто теперь продолжит эту цепь смертей, кто будет мстить Оресту? У Эгисфа с Клитемнестрой не осталось детей-мстителей. И тогда на Ореста ополчаются сами богини мщения, чудовищные Эринии: они насылают на него безумие, он в отчаянии мечется по всей Греции и наконец припадает к богу Аполлону: «Ты послал меня на месть, ты и спаси меня от мести». Бог выступает против богинь: они — за древнюю веру в то, что материнское родство важнее отцовского, он — за новое убеждение, что отцовское родство важнее материнского. Кто рассудит богов? Люди. В Афинах, под присмотром богини Афины, (она женщина, как Эринии, и она мужественна, как Аполлон), собирается суд старейшин и решает: Орест прав, он должен быть очищен от греха, а Эриниям, чтобы их уми-лостивить, будет воздвигнуто святилище в Афинах, где их будут чтить под именем Евменид, что значит «Благие богини».
По этим мифам драматург Эсхил и написал трилогию «Орестея»— три продолжающие друг друга трагедии: «Агамемнон», «Хоэфоры», «Ев-мениды».
«Агамемнон» — самая длинная трагедия из трех. Она начинается необычно. В Аргосе, на плоской крыше царского дворца, лежит дозорный раб и смотрит на горизонт: когда падет Троя, то на ближней к ней горе зажгут костер, его увидят через море на другой горе и зажгут второй, потом третий, и так огненная весть дойдет до Аргоса: победа одержана, скоро будет домой Агамемнон. Он ждет без сна уже десять лет под зноем и холодом — и вот огонь вспыхивает, дозорный вскакивает и бежит оповестить царицу Клитемнестру, хоть и чувствует: не к добру эта весть.
Входит хор аргосских старейшин: они еще ни о чем не знают. Они вспоминают в долгой песне все бедствия войны — и коварство Париса, и измену Елены, и жертвоприношение Ифиге-нии, и нынешнюю неправедную власть в Аргосе: зачем все это? Видно, таков мировой закон: не пострадав — не научишься. Они повторяют припев: «Горе, горе, увы! Но добру да будет победа!» И молитва словно сбывается: из дворца выходит Клитемнестра и объявляет: «Добру— победа!» Троя взята, герои возвращаются, и кто праведен — тому добрый возврат, а кто грешен — тому недобрый.
Хор откликается новой песней: в ней благодарность богам за победу и тревога за вождей-победителей. Потому что трудно быть праведным — блюсти'меру: Троя пала за гордыню, теперь не впасть бы нам в гордыню самим — малое счастье верней большого. И точно, является вестник Агамемнона, подтверждает победу, поминает десять лет мучений под Троей и рассказывает о буре на обратном пути, когда все море «расцвело трупами»,— видно, много было неправедных. Но Агамемнон жив, близится и велик, как бог. Хор вновь поет, как вина родит вину, и вновь клянет зачинщицу войны — Елену, сестру Клитемнестры.
И вот наконец въезжает Агамемнон с пленниками. Он и впрямь велик, как бог: «Со мной победа: будь она со мной и здесь!» Клитемнестра, склоняясь, стелет ему пурпурный ковер. Он отшатывается: «Я человек, а пурпуром лишь бога чтут». Но она быстро его уговаривает, и Агамемнон вступает во дворец по пурпуру, а Клитемнестра входит за ним с двусмысленной молитвою: «О Зевс-Свершитель, все сверши, о чем молю!» Мера превышена: близится расплата. Хор поет о смутном предчувствии беды. И слышит неожиданный отклик: на сцене осталась пленница Агамемнона, троянская царевна Кассандра, ее полюбил когда-то Аполлон и дал ей дар пророчества, но она отвергла Аполлона, и за это ее пророчествам никто не верит. Теперь она отрывистыми криками кричит о прошлом и будущем аргосского дома: людская бойня, съеденные младенцы, сеть и топор, пьяная кровь, собственная смерть, хор Эриний и сын, казнящий мать! Хору страшно. И тут из-за сцены раздается стон Агамемнона: «О ужас! В доме собственном разит топор!.. О горе мне! Другой удар: уходит жизнь». Что делать?
Во внутренних покоях дворца лежат трупы Агамемнона и Кассандры, над ними — Клитемнестра. «Я лгала, я хитрила — теперь говорю правду. Вместо тайной ненависти — открытая месть: за убитую дочь, за пленную наложницу. И мстящие Эринии — за меня!» Хор в ужасе плачет о царе и клянет злодейку: демон мести поселился в доме, нет конца беде. Рядом с Клитемнестрой встает Эгисф: «Моя сила, моя правда, моя месть за Фиеста и его детей!» Старцы из хора идут на Эгисфа с обнаженными мечами, Эгисф кличет стражу, Клитемнестра их разнимает: «Уж и так велика жатва смерти — пусть бессильные лаются, а наше дело — царствовать!» Первой трагедии — конец.
Действие второй трагедии — восемь лет спустя: Орест вырос и в сопровождении Пилада приходит мстить. Он склоняется над могилой Агамемнона и в знак верности кладет на нее отрезанную прядь своих волос. А потом прячется, потому что видит приближающийся хор.
Это хоэфоры, совершительницы возлияний, — по ним называется трагедия. Возлияния водой, вином и медом делались на могилах, чтобы почтить покойника. Клитемнестра продолжает бояться Агамемнона и мертвым, ей снятся страшные сны, поэтому она прислала сюда с возлияниями своих рабынь во главе с Электрой, сестрой Ореста. Они любят Агамемнона, ненавидят Клитемнестру и Эгисфа, тоскуют об Оресте. «Пусть я буду не такой, как мать, — молит Электра, — и пусть вернется Орест, отомстит за отца!» Но, может быть, он уже вернулся? Вот на могиле прядь волос — цвет в цвет с волосами Электры; вот перед могилой отпечаток ноги — след в след с ногою Электры. Электра с хоэфорами не знает, что и думать. И тут к ним выходит Орест.
Узнание совершается быстро: конечно, сначала Электра не верит, но Орест показывает ей: «Вот мои волосы: приложи прядь к моей голове, и ты увидишь, где она отрезана; вот мой плащ — ты сама соткала его мне, когда я был еще ребенком». Брат и сестра обнимают друг друга: «Мы вместе, с нами правда, и над нами — Зевс!» Правда Зевса, веление Аполлона и воля к мести соединяют их против общей обидчицы — Клитемнестры и ее Эгиофа. Перекликаясь с хором, они молятся богам о помощи. Клитемнестре снилось, будто она родила змею и змея ужалила ее в грудь? Пусть же сбудется сон! Орест рассказывает Электре и хору, как проникнет он во дворец к злой царице; хор отвечает песней о злых женщинах былых времен — о женах, из ревности перебивших всех мужчин на острове Лемнос, о Скилле, ради любовника погубившей отца, об Алфее, которая, мстя за братьев, извела родного сына.
Начинается воплощение замысла: Орест и Пилад, переодетые странниками, стучатся во дворец. К ним выходит Клитемнестра. «Я проходил через Фокиду, — говорит Орест, — и мне сказали: передай в Аргос, что Орест умер; если хотят— пусть пришлют за его прахом». Клитемнестра вскрикивает: ей жалко сына, она хотела его спасти от Эгисфа, но не спасла от смерти. Неузнанный Орест с Пиладом входят в дом. Нарастание трагизма перебивается эпизодом почти комическим: старая нянька Ореста плачет перед хором, как она любила его малюткой, и кормила, и поила, и стирала пеленки, а теперь он умер. «Не плачь— может быть, и не умер!» — говорит ей старшая в хоре. Час близок, хор взывает к Зевсу: «Помоги!» — к предкам: «Смените гнев на милость!» — к Оресту: «Будь тверд! Если мать вскрикнет: «сын!» — ты ответь ей: «отец!»
Является Эгисф: верить или не верить вестям? Он входит во двор, хор замирает, — и из дворца доносятся удар и стон. Выбегает Клитемнестра, за нею Орест с мечом и Пилад. Она раскрывает грудь: «Пожалей! Этой грудью я тебя вскормила, у этой груди я тебя баюкала». Оресту страшно. «Пилад, что делать?» — спрашивает он. И Пилад, до этого не сказавший ни слова, говорит: «А воля Аполлона? А твои клятвы?» Больше Орест не колеблется. «Это судьба судила мне убить мужа!» — кричит Клитемнестра. «А мне— тебя», — отвечает Орест. «Ты, сын, убьешь меня, мать?» — «Ты сама себе убийца». — «Кровь матери отомстит тебе!» — «Кровь отца страшней». Орест ведет мать в дом — на казнь. Хор в смятении поет: «Воля Аполлона — смертному закон; скоро минует зло».
Раскрывается внутренность дворца, лежат трупы Клитемнестры и Эгисфа, над ними — Орест, потрясающий кровавым покрывалом Агамемнона. Он уже чувствует безумящее приближение Эриний. Он говорит: «Аполлон велел мне, мстя за отца, убить мать; Аполлон обещал мне очистить меня от кровавого греха. Странником-просителем с масличной ветвью в руках я пойду к его алтарю; а вы будьте свидетелями моего горя». Он убегает, хор поет: «Что-то будет?» На этом кончается вторая трагедия.
Третья трагедия, «Евмениды», начинается перед храмом Аполлона в Дельфах, где середина земного круга; храм этот принадлежал сперва Гее-Земле, потом Фемиде-Справедливости, теперь Аполлону-Вещателю. У алтаря — Орест с мечом и масличной ветвью просителя; вокруг хор Эриний, дочерей Ночи, черных и чудовищных. Они спят: это Аполлон навел на них сон, чтобы вызводить Ореста. Аполлон говорит ему: «Беги, пересеки землю и море, предстань в Афины, там будет суд». «Помни об этом!» — молит Орест. «Помню», — отвечает Аполлон. Орест убегает.
Является тень Клитемнестры. Она взывает к Эриниям: «Вот моя рана, вот моя кровь, а вы спите: где ваше мщение?» Эринии пробуждаются и хором клянут Аполлона: «Ты спасаешь грешника, ты рушишь вечную Правду, младшие боги попирают старших!» Аполлон принимает вызов: происходит первый, еще короткий спор. «Он убил мать!» — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь: матереубийство страшней мужеубийства». — «Муж жене — родной по закону, сын матери — родной по природе; а закон всюду един, и в природе не святее, чем в семье и обществе. Так положил Зевс, вступив в законный брак с своею Герою». — «Что ж, ты — с молодыми богами, мы — со старыми!» И они устремляются прочь, в Афины: Эринии — губить Ореста, Аполлон — спасать Ореста.
Действие переносится в Афины: Орест сидит перед храмом богини, обняв ее кумир, и взывает к ее суду, Эринии хороводом вокруг него поют знаменитую «вяжущую песнь»: «Мы блюдем кровавый закон: кто пролил родную кровь — тому поплатиться своей; иначе не станет рода! Он бежать — мы за ним; он в Аид — мы за ним; вот голос старинной Правды!» Афина предстает из храма: «Не мне вас судить: кого осужу, тот станет врагом афинянам, а я этого не хочу; пусть лучшие из афинян сами свершат суд, сами сделают выбор». Хор в тревоге: что решат люди? Не рухнет ли древний порядок?
Выходят судьи — афинские старейшины; за ними — Афина, перед ними — с одной стороны Эринии, с другой — Орест и его наставник Аполлон. Начинается второй, главный спор. «Ты убил мать». — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь». — «Я такой матери— тоже не родная кровь». — «Он отрекся от родства!» — «И он прав, — вмешивается Аполлон, — отец сыну родней, чем мать: отец зачинает плод, мать лишь взращивает его в утробе. Отец и без матери может родить: вот перед вами Афина, без матери рожденная из головы Зевса!» — «Вершите суд»,— говорит Афина старейшинам. Один за другим они голосуют, опуская камешки в чаши: в чашу осуждения, в чашу оправдания. Подсчитывают: голоса разделились поровну. «Тогда и я подаю мой голос, — говорит Афина, — и подаю за оправдание: милосердие выше озлобления, мужское родство выше женского». С тех пор во все века в афинском суде при равенстве голосов подсудимый считался оправданным «голосом Афины».
Аполлон с победою, Орест с благодарностью покидают сцену. Перед Афиной остаются Эринии. Они в неистовстве: рушатся древние устои, люди попирают родовые законы, как покарать их? Наслать на афинян голод, чуму, смерть? «Не нужно, — убеждает их Афина, -- Милосердие выше озлобления: пошлите афинской земле плодородие, афинским семьям многодетность, Афинскому государству крепость. Родовая месть цепью убийств подтачивает государство изнутри, а государство должно быть прочным, чтобы противостоять внешним врагам. Будьте милостивы к афинянам, и афиняне будут вечно чтить вас как «Благих богинь» — Евменид. А святилище ваше будет меж холмом, где стоит мой храм, и холмом, где судит вот этот суд». И хор постепенно умиротворяется, принимает новую почесть, благословляет афинскую землю: «Прочь раздоры, да не будет крови за кровь, да будет радость за радость, да сплотятся все вкруг общих дел, против общих врагов». И уже не Эриниями, а Евменидами, под водительством Афины, хор покидает сцену.

М. Л. Гаспаров

ПРИКОВАННЫЙ ПРОМЕТЕЙ

Трагедия (450-е гг. до н. э.)

Титан Прометей, благодетель человечества, впервые появляется в поэме Гесиода «Феого-ния». Там он — умный хитрец, который устраивает дележ жертвенного бычьего мяса между людьми и богами так, чтобы лучшая часть досталась в пищу людям. А затем, когда разозленный Зевс не хочет, чтобы люди могли варить и жарить доставшееся мясо, и отказывается дать им огонь, Прометей похищает этот огонь тайком и приносит людям в полом тростнике. За это Зевс приковывает Прометея к столбу на востоке земли и насылает орла выклевывать его печень. Только через много веков герой Геракл убьет этого орла и освободит Прометея.
Потом этот миф стали рассказывать иначе. Прометей стал величавей и возвышенней: он не хитрец и вор, а мудрый провидец. (Само имя Прометей значит «Промыслителъ».) В начале мира, когда старшие боги, титаны, боролись с младшими богами, олимпийцами, он знал, что силою олимпийцев не взять, и предложил помочь титанам хитростью; но те, надменно полагаясь на свою силу, отказались, и тогда Прометей, видя их обреченность, перешел на сторону олимпийцев и помог им одержать победу. Поэтому расправа Зевса над своим бывшим другом и союзником стала казаться еще более жестокой.
Мало этого, Прометею открыто и то, что будет в конце мира. Олимпийцы боятся, что как они свергли в свое время отцов-титанов, так и их когда-нибудь свергнут новые боги, их потомки. Как это предотвратить, они не знают. Знает Прометей; затем Зевс и терзает Прометея, чтобы вызнать у него эту тайну. Но Прометей гордо молчит. Только тогда Зевсов сын Геракл — еще не бог, а только труженик-герой — в благодарность за все добро, которое Прометей сделал людям, убивает терзающего орла и облегчает Прометеевы муки, Прометей в благодарность открывает тайну, как спасти власть Зевса и всех олимпийцев. Есть морская богиня, красавица Фетида, и Зевс добивается ее любви. Пусть он не делает этого: судьбой назначено, что у Фетиды родится сын сильнее своего отца. Если это будет сын Зевса, то он станет сильнее Зевса и свергнет его: власти олимпийцев придет конец. И Зевс отказывается от мысли о Фетиде, а Прометея в благодарность освобождает от казни и принимает на Олимп. Фетиду же выдали замуж за смертного человека, и от этого брака у нее родился герой Ахилл, который действительно был сильнее не только своего отца, но и всех людей на свете.
Вот по этому рассказу и сделал свою трагедию о Прометее поэт Эсхил.
Действие происходит на краю земли, в дальней Скифии, средь диких гор — может быть, это Кавказ. Два демона, Власть и Насилие, вводят на сцену Прометея; бог огня Гефест должен приковать его к горной скале. Гефесту жаль товарища, но он должен повиноваться судьбе и воле Зевса: «Ты к людям свыше меры был участливым». Руки, плечи, ноги Прометея оковывают кандалами, в грудь вбивают железный клин. Прометей безмолвен. Дело сделано, палачи уходят. Власть бросает презрительно: «Ты — Промыслитель, вот и промысли, как самому спастись!»
Только оставшись один, Прометей начинает говорить. Он обращается к небу и солнцу, земле и морю: «Взгляните, что терплю я, бог, от божьих рук!» И все это за то, что похитил для людей огонь, открыл им путь к достойной человека жизни.
Является хор нимф — Океанид. Это дочери Океана, другого титана, они услышали в своих морских далях грохот и лязг Прометеевых оков. «О, лучше мне томиться в Тартаре, чем корчиться здесь у всех на виду! — восклицает Прометей. — Но это не навек: силою Зевс ничего от меня не добьется и придет просить меня о своей тайне смиренно и ласково». — «За что он казнит тебя?» — «За милосердие к людям, ибо сам он не милосерден». За Океанидами входит их отец Океан: он когда-то воевал против олимпийцев вместе с остальными титанами, но смирился, покорился, прощен и мирно плещется по всем концам света. Пусть смирится и Прометей, не то не миновать ему еще худшей кары: Зевс мстителен! Прометей презрительно отвергает его советы: «Обо мне не заботься, позаботься о себе: как бы тебя самого не покарал Зевс за сочувствие преступнику!» Океан уходит, Океаниды поют сострадательную песню, поминая в ней и Прометеева брата Атланта, который вот так же мучается на западном конце света, поддерживая плечами медный небосвод.
Прометей рассказывает хору, сколько доброго он сделал для людей. Они были неразумны, как дети, — он дал им ум и речь. Они томились заботами — он внушил им надежды. Они жили в пещерах, пугаясь каждой ночи и каждой зимы, — он заставил их строить дома от холода, объяснил движение небесных светил в смене времен года, научил письму и счету, чтобы передавать знания потомкам. Это он указал для них руды под землей, впряг им быков в соху, сделал телеги для земных дорог и корабли для морских путей. Они умирали от болезней — он открыл им целебные травы. Они не понимали вещих знамений богов и природы — он научил их гадать и по птичьим крикам, и по жертвенному огню, и по внутренностям животных. «Воисти-ну был ты спасителем для людей, — говорит хор, — как же ты не спас самого себя?» — «Судьба сильнее меня», — отвечает Прометей. «И сильнее Зевса?» — «И сильнее Зевса». — «Какая же судьба суждена Зевсу?» — «Не спрашивай: это моя великая тайна». Хор поет скорбную песню.
В эти воспоминания о прошлом вдруг врывается будущее. На сцену вбегает возлюбленная Зевса — царевна Ио, превращенная в корову. (На театре это был актер в рогатой маске.) Зевс обратил ее в корову, чтобы скрыть от ревности своей супруги, богини Геры. Гера догадалась об этом и потребовала корову себе в подарок, а потом наслала на нее страшного овода, который погнал несчастную по всему свету. Так попала она, измученная болью до безумия, и к Прометеевым горам. Титан, «защитник и заступник человеческий», ее жалеет; он рассказывает ей, какие дальнейшие скитания предстоят ей по Европе и Азии, сквозь зной и холод, среди дикарей и чудовищ, пока не достигнет она Египта. А в Египте родит сына от Зевса, а потомком этого сына в двенадцатом колене будет Геракл, стрелок из лука, который придет сюда спасти Прометея — хотя бы против воли Зевса. «А если Зевс не позволит?» — «Тогда Зевс погибнет».— «Кто же его погубит?» — «Сам себя, замыслив неразумный брак». — «Какой?» — «Я не скажу ни слова более». Тут разговору конец: Ио вновь чувствует жало овода, вновь впадает в безумие и в отчаянии мчится прочь. Хор Океанид поет: «Да минет нас вожделенье богов: ужасна их любовь и опасна».
Сказано о прошлом, сказано о будущем; теперь на очереди страшное настоящее. Вот идет слуга и вестник Зевса — бог Гермес. Прометей его презирает как прихлебателя хозяев-олимпийцев. «Что сказал ты о судьбе Зевса, о неразумном браке, о грозящей гибели? Признавайся, не то горько пострадаешь!» — «Лучше страдать, чем прислужничать, как ты; а я бессмертен, я видел падение Урана, падение Крона, увижу и падение Зевса». — «Берегись: быть тебе в подземном Тартаре, где мучатся титаны, а потом стоять тебе здесь с раною в боку, и орел будет клевать твою печень». — «Все это я знал заранее; пусть бушуют боги, я ненавижу их!» Гермес исчезает — и действительно, Прометей восклицает: «Вот и впрямь вокруг задрожала земля, / И молнии вьются, и громы гремят... / О Небо, о мать святая, Земля, / Посмотрите: страдаю безвинно!» Это конец трагедии.

М. Л. Распаров

Софокл

(ок. 496 - 406 до н. э.)

Софокл занимает почетное место в триаде великих трагиков. Младший современник и ученик Эсхила Софокл запечатлел пору расцвета афинской демократии, сумев достойно сменить своего учителя и стать любимым драматургом современников. Он был поистине любимцем богов, прожил долгую и счастливую жизнь, наделенный всевозможными талантами, драматическими и музыкальными способностями, он обладал чувством ритма и сценического пространства, отличался отменным здоровьем, был внешне привлекателен, неутомим в работе. Греки считали Софокла идеалом гармонического человека, являвшего собой физическое, духовное и нравственное совершенство. Он участвовал почти в 30 драматургических состязаниях, 24 раза был первым, в остальных случаях — вторым. Софокл написал 123 пьесы, но до нас дошли лишь 7. Это трилогия о царе Эдипе («Царь Эдип», «Эдип в Колоне», «Антигона»), «Электра» (близкая по сюжету к «Хоэфорам» Эсхила, т. е. ко второй части «Орестеи»), «Филоктет», «Трахинянки», «Аякс». Он входил в кружок людей искусства, окружавших Перик-ла, вождя афинской демократии, находился с ним в дружеских отношениях. Его не раз выбирали на общественные должности, например казначеем, даже военным стратегом и дипломатом, но тут его успехи были скромнее, чем на драматургическом поприще. Человек традиционных консервативных взглядов, Софокл примкнул к олигархическому заговору 411 г. до н. э., но, когда заговорщики потерпели неудачу и были схвачены, Софокла не тронули, учитывая его возраст: ему тогда исполнилось восемьдесят пять лет, да и слава первого трагика не позволила этого сделать. После смерти, наступившей в возрасте девяноста лет, Софокла, подобно Гомеру, Архилоху и Эсхилу, причислили к лику героев. Было решено устраивать жертвоприношения в его честь, сооружена бронзовая статуя и издан закон относительно выверенного текста и списка трагедий Софокла (а также Эсхила и Еврипида), хранившихся в специальном месте. Актерам запрещалось отходить от канонического текста; ведь гений считался национальным достоянием Греции.
По словам Гёте, «никто не знал сцены и своего ремесла, как Софокл». Продолжая дело Эсхила, Софокл придал трагедии, всем ее элементам законченность и совершенство. Если у Эсхила герои нередко выступают как орудие богов, внешних сил, то у Софокла персонажи более «очеловечены», более самостоятельны в своих действиях и поступках, хотя все же остаются ограниченными в своих знаниях. А потому человек бессилен противостоять злому року, не в состоянии переломить уготованную ему судьбу. Классическая «трагедия рока» — «Царь Эдип», герой которой не может уйти от судьбы, несмотря на все свои усилия, которые приводят его лишь к противоположным результатам. Некогда могущественный царь покрывает себя позором. И в то же время Софокл показывает людей «такими, какие они должны быть», т. е. героизированными, возвышенными, наделенными высокими нравственными качествами. Таков Эдип, который ищет преступника, т. е. самого себя, а потом беспощадно себя казнит; такова и Антигона из одноименной трагедии, которая, совершая погребальный обряд над братом, объявленным Креон-том «врагом», выполняет свой высший долг, но тем самым обрекает себя на смерть.
Софокл выступает как мастер четко выписанных человеческих характеров. Он использует прием контраста, противопоставляя одних героев другим: Эдипа Креонту (в «Царе Эдипе»), Антигону Креонту, Антигону Йемене (в «Антигоне»). Его трагедии обычно имеют развернутые «предыстории». Многие обстоятельства выясняются в процессе развития событий. На глазах зрителей обычно происходит развязка, и мы непременно обнаруживаем отголоски прошлого в настоящем. Блистательный образец такой композиции— трагедия «Царь Эдип». Она не случайно считается одним из шедевров мировой драматургии. Мастерски владея архитектоникой, построением пьесы, Софокл придает партиям «очаровательную сладость и величие»; хор же, в свою очередь, удачно дополняют исполненные драматизма диалоги. Пьесы Софокла столь совершенны и гармоничны, что его называли «Фидием литературы».

ЦАРЬ ЭДИП

Трагедия (429—425 до н. э.)

Это трагедия о роке и свободе: не в том свобода человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том, чтобы принимать на себя ответственность даже за то, чего не хотел.
В городе Фивы правил царь Лаий и царица Иокаста. От Дельфийского оракула царь Лаий получил страшное предсказание: «Если ты родишь сына, то погибнешь от его руки». Поэтому, когда у него родился сын, он отнял его у матери, отдал пастуху и велел отнести на горные пастбища Киферона, а там бросить на съедение хищным зверям. Пастуху стало жалко младенца. На Кифероне он встретил пастуха со стадом из соседнего царства — Коринфского и отдал младенца ему, не сказавши, кто это такой. Тот отнес младенца к своему царю. У коринфского царя не было детей; он усыновил младенца и воспитал как своего наследника. Назвали мальчика Эдип.
Эдип вырос сильным и умным. Он считал себя сыном коринфского царя, но до него стали доходить слухи, будто он приемыш. Он пошел к Дельфийскому оракулу спросить, чей он сын; Оракул ответил: «Чей бы ты ни был, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной матери». Эдип был в ужасе. Он решил не возвращаться в Коринф и пошел куда глаза глядят. На распутье он встретил колесницу, на ней ехал старик с гордой осанкой, вокруг — несколько слуг. Эдип не вовремя посторонился, старик сверху ударил его стрекалом, Эдип в ответ ударил его посохом, старик упал мертвый, началась драка, слуги были перебиты, только один убежал. Такие дорожные случаи были не редкостью; Эдип пошел дальше.
Он дошел до города Фивы. Там было смятение: на скале перед городом поселилось чудовище Сфинкс, женщина с львиным телом, она задавала прохожим загадки, и кто не мог отгадать, тех растерзывала. Царь Лаий поехал искать помощи у оракула, но в дороге был кем-то убит. Эдипу Сфинкс загадала загадку: «Кто ходит утром на четырех, днем на двух, а вечером на трех?» Эдип ответил: «Это человек: младенец на четвереньках, взрослый на своих двоих и старик с посохом». Побежденная верным ответом, Сфинкс бросилась со скалы в пропасть; Фивы были освобождены. Народ, ликуя, объявил мудрого Эдипа царем и дал в жены Лаиеву вдову Иокасту, а в помощники — брата Иокасты, Креонта.
Прошло много лет, и вдруг на Фивы обрушилось божье наказание: от моровой болезни гибли люди, падал скот, сохли хлеба. Народ обращается к Эдипу: «Ты мудр, ты спас нас однажды, спаси и теперь». Этой мольбой начинается действие трагедии Софокла: народ стоит перед дворцом, к нему выходит Эдип. «Я уже послал Креонта спросить совета у оракула, и вот он уже спешит обратно с вестью». Оракул сказал: «Это божья кара — за убийство Лаия; найдите и накажите убийцу!» — «А почему его не искали до сих пор?» — «Все думали о Сфинкс, а не о нем». — «Хорошо, теперь об этом подумаю я». Хор поет молитву богам: отвратите ваш гнев от Фив, пощадите гибнущих!
Эдип объявляет свой царский указ: найти убийцу Лаия, отлучить его от огня и воды, от молений и жертв, изгнать его на чужбину, и да падет на него проклятие богов! Он не знает, что этим проклинает самого себя, но сейчас ему об этом скажут. В Фивахживет слепой старец, прорицатель Тиресий: не укажет ли он, кто убийца? «Не заставляй меня говорить, — просит Тиресий,— не к добру это будет!» Эдип гневается: «Уж не сам ли ты замешан в этом убийстве?» Тиресий вспыхивает: «Нет, коли так: убийца — ты, себя и казни!» — «Уж не Креонт ли рвется к власти, уж не он ли тебя подговорил?» — «Не Креонту я служу и не тебе, а вещему богу; я слеп, ты зряч, но не видишь, в каком живешь грехе и кто твои отец и мать». — «Что это значит?» — «Разгадывай сам: ты на это мастер». И Тиресий уходит. Хор поет испуганную песню: кто злодей? Кто убийца? Неужели Эдип? Нет, нельзя этому поверить!
Входит взволнованный Креонт: неужели Эдип подозревает его в измене? «Да», — говорит Эдип. «Зачем мне твое царство? Царь — невольник собственной власти; лучше быть царским помощником, как я». Они осыпают друг друга жестокими упреками. На их голоса из дворца выходит царица Иокаста — сестра Креонта, жена Эдипа. «Он хочет изгнать меня лживыми пророчествами», — говорит ей Эдип. «Не верь, — отвечает Иокаста, — все пророчества лживы: вот Лаию было предсказано погибнуть от сына, но сын наш младенцем погиб на Кифероне, а Лаия убил на распутье неведомый путник».— «На распутье? Где? Когда? Каков был Лаий с виду?» — «По пути в Дельфы, незадолго до твоего к нам прихода, а видом он сед, прям и, пожалуй, на тебя похож». — «О ужас! И у меня была такая встреча; не я ли был тот путник? Остался ли свидетель?» — «Да, один спасся; это старый пастух, за ним уже послано». Эдип в волнении; хор поет встревоженную песню: «Ненадежно людское величие; боги, спасите нас от гордыни!»
И тут в действии происходит поворот. На сцене появляется неожиданный человек: вестник из соседнего Коринфа. Умер коринфский царь, и коринфяне зовут Эдипа принять царство. Эдип омрачается: «Да, лживы все пророчества! Было мне предсказано убить отца, но вот — он умер своею смертью. Но еще мне было предсказано жениться на матери; и пока жива царица-мать, нет мне пути в Коринф». «Если только это тебя удерживает, — говорит вестник, — успокойся: ты им не родной сын, а приемный, я сам принес им тебя младенцем с Киферона, а мне тебя там отдал какой-то пастух». «Жена! — обращается Эдип к Иокасте. — Не тот ли это пастух, который был при Лаие? Скорее! Чей я сын на самом деле, я хочу это знать!» Иокаста уже все поняла. «Не дознавайся, — молит она, — тебе же будет хуже!» Эдип ее не слышит, она уходит во дворец, мы ее уже не видим. Хор поёт песню: может быть, Эдип — сын какого-нибудь бога или нимфы, рожденный на Кифероне и подброшенный людям? Так ведь бывало!
Но нет. Приводят старого пастуха. «Вот тот, кого ты мне передал во младенчестве», — говорит ему коринфский вестник. «Вот тот, кто на моих глазах убил Лаия», — думает пастух. Он сопротивляется, он не хочет говорить, но Эдип неумолим. «Чей был ребенок?» — спрашивает он. «Царя Лаия, — отвечает пастух. — И если это вправду ты, то на горе ты родился и на горе мы спасли тебя!» Теперь наконец все понял и Эдип. «Проклято мое рождение, проклят мой грех, проклят мой брак!» — восклицает он и бросается во дворец. Хор опять поет: «Ненадежно людское величие! Нет на свете счастливых! Был Эдип мудр; был Эдип царь; а кто он теперь? Отцеубийца и кровосмеситель!»
Из дворца выбегает вестник. За невольный грех — добровольная казнь: царица Иокаста, мать и жена Эдипа, повесилась, а Эдип в отчаянии, обхватив ее труп, сорвал с нее золотую застежку и вонзил иглу себе в глаз, чтоб не видели они чудовищных его дел. Дворец распахивается, хор видит Эдипа с окровавленным лицом. «Как ты решился?..» — «Судьба решила!» — «Кто тебе внушил?..» — «Я сам себе судья!» Убийце Лаия — изгнание, осквернителю матери — ослепление; «о Киферон, о смертное распутье, о двубрачное ложе!». Верный Креонт, забыв обиду, просит Эдипа остаться во дворце: «Лишь ближний вправе видеть муки ближних». Эдип молит отпустить его в изгнание и прощается с детьми: «Я вас не вижу, но о вас плачу...» Хор поет последние слова трагедии: «О сограждане фи-ванцы! Вот смотрите: вот Эдип! / Он, загадок разрешитель, он могущественный царь, / Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел!.. / Значит, каждый должен помнить о последнем нашем дне, / И назвать счастливым можно человека лишь того, / Кто до самой до кончины не изведал в жизни бед».

М. Л. Гаспаров

Еврипид

(ок. 480—406 до н. э.)

Последний из триады великих греческих трагиков родился на шестнадцать лет позже Софокла и умер в один с ним год. Но в отличие от своего великого собрата по ремеслу чурался общественных дел, любил уединение. Прекрасно образованный, он пробовал силы в живописи, музыке, отличался неутомимой тягой к знаниям, много читал и собирал одну из лучших для своего времени библиотек. Общался с самыми образованными людьми, среди его друзей были философы Гераклит Эфесский и Анаксагор. Написал от 75 до 90 трагедий, но до нас дошли лишь 17, среди которых «Медея», «Ипполит», «Ифигения вАвлиде», «Орест», «Электра», «Гекуба», «Андромаха». Человек независимый, Еврипид был безгранично предан искусству. Рассказывают, что однажды зрители потребовали, чтобы Еврипид выбросил какие-то места из своей трагедии. Выйдя на сцену, Еврипид заявил, что не сделает этого, ибо привык сочинять пьесы, чтобы учить народ, а не учиться у народа. В другом случае некий посредственный поэт начал похваляться, что с легкостью сочиняет за день до сотни стихов, в то время как Еврипид, по его признанию, порой всего три строчки. На что Еврипид ответил: «Разница между нами состоит в том, что твои пьесы продержатся только три дня, я же пишу для вечности».
Известно, что Еврипида недолюбливали его современники, даже те, кто признавал его огромный талант. Великий комедиограф Аристофан не раз отпускал по его адресу колкие замечания. Афинянам он казался заносчивым, самолюбивым. Но главная беда его была в том, что как мыслитель он в чем-то опередил свое время. Если Софокл был певцом расцвета афинской демократии, то Еврипид уловил в ней глубинные кризисные явления, проявлявшиеся как в политической, общественной, так и в частной жизни его сограждан.
В отличие от Софокла, создававшего образы героические, герои Еврипида — явно «сниженные», запечатленные нередко в бытовых обстоятельствах, Еврипид показывал людей «такими, какие они есть». Всего выше он ставил свободу и независимость личности, причем не ординарной, а образованной, просвещенной. Считал, что «нет ничего для государства хуже единовластия». В своих трагедиях он обращался к проблемам нравственности, морали, рассматривал более пристально поведение человека, что позволило называть Еврипида «философом на сцене».
В своих трагедиях он выступал как знаток человеческой психологии. Если герои Софокла противостояли друг другу, то Еврипид показывал не только борьбу личностей, но и внутреннюю борьбу в душах людей. В «Медее» это трагедия ревности, Медея — антипод эгоисту и себялюбцу Ясону, в ее душе любовь к детям сталкивается с ненавистью к предавшему ее мужу, желанием ему отомстить. В «Ипполите» («трагедия любви») противопоставление веселого, жизнерадостного Ипполита и страдающей Фед-ры дополнено изображением мучительной борьбы в душе Федры. Уязвленное самолюбие из-за отвергнутой любви соединяется с чувством стыда и ненависти к Ипполиту.
У Еврипида наблюдается дальнейшее развитие самого построения трагедии. Снижается роль хора, миф играет уже лишь роль как бы оболочки сюжета, в который нередко вводится сложная интрига; диалоги весьма искусно построены. Замечательной особенностью трагедий Еврипида стал пафос, т. е. особое психологическое состояние героя: радость, отчаяние, сомнение, горечь. Это создавало особую эмоциональную атмосферу в спектакле. Важен в трагедиях Еврипида и бытовой элемент, его герои озабочены семейными, повседневными заботами. Не в полной мере понятый современниками, Еврипид сделался любимым драматургом у последующих поколений. Дальнейшее развитие драмы было им предугадано: ее особенностью стало погружение во внутренний мир человека, его психологию. Жан Расин использовал сюжет «Ипполита» для создания своей трагедии «Федра», одного из самых, пожалуй, замечательных достижений французского классицизма.

МЕДЕЯ

Трагедия (431 до н. э.)

Есть миф о герое Ясоне, вожде аргонавтов. Он был наследным царем города Иолк в Северной Греции, но власть в городе захватил его старший родственник, властный Пелий, и, чтобы вернуть ее, Ясон должен был совершить подвиг: с друзьями-богатырями на корабле «Арго» доплыть до восточного края земли и там, в стране Колхида, добыть священное золотое руно, охраняемое драконом. (Об этом плавании потом Аполлоний Родосский написал поэму «Аргонавтика».)
В Колхиде правил могучий царь, сын Солнца; дочь его, царевна-волшебница Медея, полюбила Ясона, они поклялись друг другу в верности, и она спасла его. Во-первых, она дала ему колдовские снадобья, которые помогли ему сперва выдержать испытательный подвиг — вспахать пашню на огнедышащих быках, а потом усыпить охранителя — дракона. Во-вторых, когда они отплывали из Колхиды, Медея из любви к мужу убила родного брата и разбросала куски его тела по берегу; преследовавшие их колхидяне задержались, погребая его, и не смогли настичь беглецов. В-третьих, когда они вернулись в Иолк, Медея, чтобы спасти Ясона от коварства Пелия, предложила дочерям Пелия зарезать их старого отца, обещав после этого воскресить его юным. И они зарезали отца, но Медея отказалась от своего обещания, и дочери-отцеубийцы скрылись в изгнание. Однако получить Иолкское царство Ясону не удалось: народ возмутился против чужеземной колдуньи, и Ясон с Медеей и двумя маленькими сыновьями бежали в Коринф. Старый коринфский царь, присмотревшись к Ясону, предложил ему в жены свою дочь и с нею царство, но, конечно, с тем, чтобы он развелся с колдуньей. Ясон принял предложение: может быть, он сам уже начинал бояться Медею. Он справил новую свадьбу, а Медее царь послал приказ покинуть Коринф. На солнечной колеснице, запряженной драконами, она бежала в Афины, а детям своим велела: «Передайте вашей мачехе мой свадебный дар: шитый плащ и златотканую головную повязку». Плащ и повязка были пропитаны огненным ядом: пламя охватило и юную царевну, и старого царя, и царский дворец. Дети бросились искать спасения в храме, но коринфяне в ярости побили их камнями. Что стало с Ясоном, никто точно не знал.
Коринфянам тяжело было жить с дурной славой детоубийц и нечестивцев. Поэтому, говорит предание, они упросили афинского поэта Еври-пида показать в трагедии, что не они убили Ясо-новых детей, а сама Медея, их родная мать. Поверить в такой ужас было трудно, но Еврипид заставил в это поверить. «О, если бы никогда не рушились те сосны, из которых был сколочен тот корабль, на котором отплывал Ясон...» — начинается трагедия. Это говорит старая кормилица Медеи. Ее госпожа только что узнала, что Ясон женится на царевне, но еще не знает, что царь велит ей покинуть Коринф. За сценой слышны стоны Медеи: она клянет и Ясона, и себя, и детей. «Береги детей», — говорит кормилица старому воспитателю. Хор коринфских женщин в тревоге: не накликала бы Медея худшей беды! «Ужасна царская гордыня и страсть!. Лучше мир и мера».
Стоны смолкли, Медея выходит к хору, говорит она твердо и мужественно: «Мой муж для меня был все — больше у меня ничего нет. О жалкая доля женщины! Выдают ее в чужой дом, платят за нее приданое, покупают ей хозяина; рожать ей больно, как в битве, а уйти — позор. Вы — здешние, вы не одинокие, а я — одна». Навстречу ей вступает старый коринфский царь: тотчас, на глазах у всех, пусть колдунья отправляется в изгнание! «Увы! Тяжко знать больше других: от этого страх, от этого ненависть. Дай мне хоть день сроку: решить, куда мне идти». Царь дает ей день сроку. «Слепец! — говорит она ему вслед. — Не знаю, куда уйду, но знаю, что оставлю вас мертвыми». Кого — вас? Хор поет песню о всеобщей неправде: попраны клятвы, реки текут вспять, мужчины коварнее женщин!
Входит Ясон и начинается спор. «Я спасла тебя от быков, от дракона, от Пелия — где твои клятвы? Куда мне идти? В Колхиде — прах брата; в Иолке — прах Пелия; твои друзья — мои враги. О Зевс, почему мы умеем распознавать фальшивое золото, но не фальшивого человека!» Ясон отвечает: «Спасла меня не ты, а любовь, которая двигала тобой. За спасение это я в расчете: ты не в дикой Колхиде, а в Греции, где умеют петь славу и мне и тебе. Новый брак мой — ради детей: рожденные от тебя, они неполноправны, а в новом моем доме они будут счастливы». — «Не нужно счастья ценой такой обиды». — «О, зачем не могут люди рождаться без женщин! Меньше было бы на свете зла». Хор поет песню о злой любви. Медея сделает свое дело, но куда потом уйти? Здесь и появляется молодой афинский царь Эгей: он ходил к оракулу спросить, почему у него нет детей, а оракул ответил непонятно. «Будут у тебя дети, — говорит Медея, — если дашь приют в Афинах». Она знает, у Эгея родится сын на чужой стороне — герой Тесей; знает, что этот Тесей выгонит ее из Афин; знает, что потом Эгей погибнет от этого сына — бросится в море при ложной вести о его гибели; но молчит. «Пусть погибну, если позволю выгнать тебя из Афин!» — говорит Эгей. Больше Медее сейчас ничего не нужно. У Эгея будет сын, а у Ясона детей не будет — ни от новой жены, ни от нее, Медеи. «Я вырву с корнем Ясонов род» — и пусть ужасаются потомки. Хор поет песню во славу Афин.
Медея напомнила о прошлом, заручилась будущим, теперь ее забота — о настоящем. Первая — о муже. Она вызывает Ясона, просит прощения — «таковы уж мы, женщины!» — льстит, велит детям обнять отца: «Есть у меня плащ и повязка, наследие Солнца, моего предка; позволь им поднести их твоей жене!» — «Конечно, и дай бог им долгой жизни!» Сердце Медеи сжимается, но она запрещает себе жалость. Хор поет: «Что-то будет».
Вторая забота — о детях. Они отнесли подарки и вернулись; Медея в последний раз плачет над ними. «Вас я родила, вас я вскормила, вашу улыбку я вижу — неужели в последний раз? Милые руки, милые губы, царские лики — неужели я вас не пощажу? Отец украл ваше счастье, отец лишает вас матери; пожалею я вас — посмеются мои враги; не бывать этому! Гордость во мне сильна, а гнев сильнее меня; решено!» Хор поет: «О, лучше не родить детей, не вести дома, жить мыслью с Музами — разве женщины умом слабее мужчин?»
Третья забота — о разлучнице. Вбегает вестник: «Спасайся, Медея: погибли и царевна и царь от твоего яда!» — «Рассказывай, рассказывай, чем подробнее, тем слаще!» Дети вошли во дворец, все на них любуются, царевна радуется уборам, Ясон просит ее быть доброй мачехой для малюток. Она обещает, она надевает наряд, она красуется пред зеркалом; вдруг краска сбегает с лица, на губах выступает пена, пламя охватывает ей кудри, жженое мясо сжимается на костях, отравленная кровь сочится, как смола из коры. Старый отец с криком припадает к ее телу, мертвое тело обвивает его, как плющ; он силится стряхнуть его, но мертвеет сам, и оба, обугленные, лежат, мертвые. «Да, наша жизнь — лишь тень, — заключает вестник, — и нет для людей счастья, а есть удачи и неудачи».
Теперь обратного пути нет: если Медея не убьет детей сама — их убьют другие. «Не медли, сердце: колеблется только трус. Молчите, воспоминанья: сейчас я не мать им, плакать я буду завтра». Медея уходит за сцену, хор в ужасе поет: «Солнце-предок и вышний Зевс! Удержите ее руку, не дайте множить убийство убийством!» Слышатся два детских стона, и все кончено.
Врывается Ясон: «Где она? На земле, в преисподней, в небе? Пусть ее растерзают, мне только бы спасти детей!» — «Поздно, Ясон», — говорит ему хор. Распахивается дворец, над дворцом — Медея на Солнцевой колеснице с мертвыми детьми на руках. «Ты львица, а не жена! — кричит Ясон. — Ты демон, которыми боги меня поразили!» — «Зови как хочешь, но я ранила твое сердце». — «И собственное!» — «Легка мне моя боль, когда вижу я твою». —«Твоя рука их убила!» — «А прежде того— твой грех».— «Так пусть казнят тебя боги!» — «Боги не слышат клятвопреступников». Медея исчезает, Ясон тщетно взывает к Зевсу. Хор кончает трагедию словами: «Не сбывается то, что ты верным считал, / И нежданному боги находят пути — / Таково пережитое нами».

М. Л. Гаспаров

Медея — центральный персонаж трагедии. Основной характеристикой образа М. является ее варварский темперамент, который делает чрезмерными все ее чувства и приводит под конец к совершенно немыслимому, по словам Ясона, для гречанки поступку — убийству собственных детей. В связи с этим хор вспоминает только одну аналогию — Ино, которая, в отличие от М., была в безумии, когда совершила подобный поступок.
М. считает, что соперница гораздо ниже ее, поэтому отчаяние в ней соединяется с оскорбленной гордостью — не просто уязвленным женским самолюбием, но попранной честью царской дочери и внучки Гелиоса.
Главным противником М. на протяжении всей трагедии выступает Ясон. Первоначально положение М. обрисовано Еврипидом как положение жертвы. Она пассивна, несчастья сыплются на нее одно за другим, измену дополняет изгнание, и она не знает, что противопоставить этому, кроме неоформленного желания мести, которое комментируется хором как совершенно справедливое и законное. Хор также не возражает против ее намерения убить соперницу. Однако сила ответного действия М. постепенно нарастает. Переломным моментом служит появление в ее доме афинского царя Эгея. Эгей бездетен, и его горе, видимо, наводит М. на мысль об убийстве детей, которое будет самой страшной местью. Однако против плана убийства детей хор уже решительно протестует, определяя тем самым границу, преступая которую она обращает ситуацию в противоположную, делая уже Ясона жертвой страшного беззакония. Хор явно сострадает теперь не М., а Ясону, который лишен даже последнего права похоронить своих детей или просто проститься с ними.
 
 

ИППОЛИТ

Трагедия (428 до н. э.)

В древних Афинах правил царь Тесей. Как у Геракла, у него было два отца — земной, царь Эгей, и небесный, бог Посейдон. Главный свой подвиг он совершил на острове Крит: убил в лабиринте чудовищного Минотавра и освободил Афины от дани ему. Помощницей ему была критская царевна Ариадна: она дала ему нить, следуя которой он вышел из лабиринта. Ариадну он обещал взять в жены, но ее потребовал для себя бог Дионис, и за это Тесея возненавидела богиня любви Афродита.
Второй женой Тесея была воительница-амазонка; она погибла в бою, а Тесею оставила Ипполита. Сын амазонки, он не считался законным и воспитывался не в Афинах, а в соседнем городе Трезен. Амазонки не желали знать мужчин — Ипполит не желал знать женщин. Он называл себя служителем девственной богини-охотницы Артемиды, посвященным в подземные таинства, о которых рассказал людям певец Орфей: человек должен быть чист, и тогда за гробом он обретет блаженство. И за это его тоже возненавидела богиня любви Афродита.
Третьей женой Тесея была Федра, тоже с Крита, младшая сестра Ариадны. Тесей взял ее в жены, чтобы иметь законных детей-наследников. И здесь начинается месть Афродиты. Федра увидела своего пасынка Ипполита и влюбилась в него смертной любовью. Поначалу она одолевала свою страсть: Ипполита не было рядом, он был в Трезене. Но случилось так, что Тесей убил восставших на него родственников и должен был на год удалиться в изгнание; вместе с Федрой он переехал в тот же Трезен. Здесь любовь мачехи к пасынку вспыхнула вновь; Федра обезумела от нее, заболела, и никто не мог понять, что с царицей. Тесей уехал к оракулу; в его отсутствие и произошла трагедия. Собственно, Еврипид написал об этом две трагедии. Первая не сохранилась. В ней Федра сама открывалась в любви Ипполиту, Ипполит в ужасе отвергал ее, и тогда Федра клеветала на Ипполита вернувшемуся Тесею: будто бы пасынок влюбился в нее и хотел обесчестить. Ипполит погибал, но правда открывалась, и только тогда Федра решалась покончить с собой. Именно этот рассказ лучше всего запомнило потомство. Но афинянам он не понравился: слишком бесстыдной и злой оказывалась здесь Федра. Тогда Бврипид сочинил об Ипполите вторую трагедию — и она перед нами.
Начинается трагедия монологом Афродиты: боги карают гордецов, и она покарает гордеца Ипполита, гнушающегося любовью. Вот он, Ипполит, с песней в честь девственной Артемиды на устах: он радостен и не знает, что сегодня же на него обрушится кара. Афродита исчезает, Ипполит выходит с венком в руках и посвящает его Артемиде — «чистой от чистого». «Почему ты не чтишь Афродиту?» — спрашивает его старый раб. «Чту, но издали: ночные боги мне не по сердцу», — отвечает Ипполит. Он уходит, а раб молится за него Афродите: «Прости его юношескую надменность: на то вы, боги, и мудры, чтобы прощать». Но Афродита не простит.
Входит хор трезенских женщин: до них дошел слух, что царица Федра больна и бредит. Отчего? Гнев богов, злая ревность, дурная весть? Навстречу им выносят Федру, мечущуюся на ложе, с нею старая кормилица. Федра бредит: «В горы бы на охоту! На цветочный Артемидин луг! На прибрежное конское ристалище» — все это Ипполитовы места. Кормилица уговаривает: «Очнись, откройся, пожалей если не себя, то детей: если умрешь — не они будут царствовать, а Ипполит». Федра вздрагивает: «Не называй этого имени!» Слово за слово: «причина болезни— любовь»; «причина любви — Ипполит»; «спасение одно— смерть». Кормилица выступает против: «Любовь — всесветный закон; противиться любви — бесплодная гордыня; а от всякой болезни есть лекарство». Федра понимает это слово буквально: может быть, кормилица знает какое-нибудь целительное зелье? Кормилица уходит; хор поет: «О, да минет меня Эрот!»
Из-за сцены шум: Федра слышит голоса кормилицы и Ипполита. Нет, речь была не о зелье, речь была о любви Ипполита: кормилица все ему открыла — и напрасно. Вот они выходят на сцену, он в негодовании, она молит об одном: «Только ни слова никому, ты ведь поклялся!» — «Язык мой клялся, душа моя ни при чем», — отвечает Ипполит. Он произносит жестокое обличение женщин: «О если бы можно было без женщин продолжать свой род! Муж тратится на свадьбу, муж принимает свойственников, глупая жена тяжка, умная жена опасна, — я сдержу клятву молчания, но я проклинаю вас!» Он уходит; Федра в отчаянии клеймит кормилицу: «Проклятие тебе! Смертью я хотела спастись от бесчестья; теперь вижу, что смертью от него не спастись. Осталось одно, последнее средство», — и она уходит, не называя его. Это средство — возвести на Ипполита вину перед отцом. Хор поет: «Ужасен этот мир! Бежать бы из него, бежать бы!»
Из-за сцены плач: Федра в петле, Федра скончалась! На сцене тревога: является Тесей, он в ужасе от неожиданцого бедствия, дворец распахивается, над телом Федры начинается общий плач. Но отчего она покончила с собой? В руке у нее писчие дощечки; Тесей читает их, и ужас его еще больше. Оказывается, это Ипполит, преступный пасынок, посягнул на ее ложе, и она, не в силах снести бесчестья, наложила на себя руки.
«Отче Посейдон! — восклицает Тесей. — Ты когда-то обещал мне исполнить три моих желания, — вот последнее из них: накажи Ипполита, пусть не переживет он этого дня!»
Появляется Ипполит; он тоже поражен видом мертвой Федры, но еще больше — упреками, которые обрушивает на него отец. «О, почему нам не дано распознавать ложь по звуку! — кричит Тесей. — Сыновья лживее отцов, а внуки — сыновей; скоро на земле не хватит места преступникам. Ложь — твоя святость, ложь — твоя чистота, и вот — твоя обличительница. Прочь с глаз моих — ступай в изгнание!» — «Боги и люди знают — я всегда был чист; вот тебе моя клятва, а об иных оправданиях я молчу, — отвечает Ипполит. — Ни похоть меня не толкала к Федре-мачехе, ни тщеславие — к Фед-ре-царице. Вижу я: неправая из дела вышла чистой, а чистого и правда не спасла. Казни меня, если хочешь».— «Нет, смерть была бы тебе милостью — ступай в изгнание!» — «Прости, Артемида, прости, Трезен, простите, Афины! Не было у вас человека чище сердцем, чем я». Ипполит уходит; хор поет: «Судьба переменчива, жизнь страшна; не дай мне бог знать жестокие мировые законы!»
Проклятие сбывается: приходит вестник. Ипполит на колеснице выехал из Трезена тропой меж скал и берегом моря. «Не хочу я жить преступником, — взывал он к богам, — а хочу лишь, чтобы отец мой узнал, что не прав, а я прав, живой или мертвый». Тут море взревело, вскинулся вал выше горизонта, из вала встало чудище, как морской бык; кони шарахнулись и понесли, колесницу ударило о скалы, юношу поволокло по камням. Умирающего несут обратно во дворец. «Я отец ему, и я обесчещен им, — говорит Тесей, — пусть же он не ждет от меня ни сочувствия, ни радости».
Но тут над сценой является Артемида, богиня Ипполита. «Он прав, ты не прав, — говорит она. — Не права была и Федра, но ею двигала злая Афродита. Плачь, царь; я делю с тобой твою скорбь».
На носилках вносят Ипполита, он стонет и молит добить его; за чьи грехи он расплачиваетея? .Артейида наклоняется над ним с высоты: «Это гнев Афродиты, это она погубила Федру, а Федра Ипполита, а Ипполит оставляет безутешным Тесея: три жертвы одна несчастнее другой. О, как жаль, что боги не расплачиваются за судьбы людей! Будет горе и Афродите — у нее тоже есть любимец — охотник Адонис, и он падет».

Ипполит — главный герой трагедии. Основной чертой образа И. является его благочестие. При этом главной добродетелью выступает его девственная чистота. И. не сомневается в своей добродетели и считает себя превосходящим ею всех людей. Однако оборотной стороной всецелой преданности Артемиде оказывается естественное пренебрежение, которое он проявляет к богине Афродите. И. решительно отвергает всякие попытки своего старого слуги уберечь его от заносчивости перед Афродитой. Он распространяет свою ненависть на всех женщин и гневно обрушивается на вовсе не заслужившую его упреков Федру. И. ненавидит женщин вовсе не из-за того, что порочным оказалось, с его точки зрения, поведение Федры, напротив, о поведении Федры он судит так в силу ненависти к женщинам. И именно это несправедливое отношение стало в конечном счете непосредственной причиной его гибели. В приступе гнева и негодования И. грозится нарушить данную им клятву молчать, не снисходя ни на какие просьбы кормилицы. Эти крики негодования слышит Федра и, готовясь умереть, готовит гибель и И.
Дополнительной характеристикой образа И. является подчеркнутая элитарность его образа жизни, которая также не могла получить однозначно положительной оценки со стороны даже вполне образованного и современного античного зрителя этой трагедии.
В этой трагедии главным антагонистом И. выступает Федра. В ее образе находит развитие та же тема — соотношение истинного благочестия и соблюдения чистоты. В этом смысле образы имеют параллельное развитие. Однако применительно к Федре тема развивается в положительном ключе: Федра сопротивляется страсти,чтобы не преступить традиционные нормы морали, и такое сопротивление не может вызвать ничего, кроме похвалы. Что касается И., то в его образе тема получает скорее отрицательную трактовку. В этом смысле образы Федры и И. противопоставляются друг другу.

Елена — персонаж трех трагедий Еврипида: «Троянок», «Елены» и «Ореста». Две из них, «Троянки» и «Орест», представляют традиционный образ Е. — убежавшей с Парисом неверной жены и виновницы бед, обрушившихся на Элладу. В трагедии «Елена» Еврипид изображает Е. невиновной.
В трагедии «Троянки» изображен увод в рабство знаменитых троянских женщин. В числе пленных оказывается и Е., которую греки передали Менелаю с пожеланием убить или увезти обратно в Грецию.
Встретившись с мужем по окончании Троянской войны, Е. не испытывает смущения или стыда, но старается прикрыть свою измену речью, полной обмана и софистических уловок. Е. утверждает, что побудила ее к проступку божественная необходимость, а старая Гекуба показывает, что это была страсть к Парису и несметным богатствам. Е. настаивает на том, что после смерти Париса она жила в Трое пленницей, между тем, по словам Гекубы, все это время она наслаждалась роскошью азиатской жизни и ни за что не хотела покидать Трою. Сцена получает особое звучание, потому что все знают, что Е. не будет убита Менелаем, но подчинит его себе и благополучно вернется домой. В этом отношении ее образ контрастирует с образами других пленниц: Кассандры, Андромахи, Гекубы, Поликсены, которые, не имея за собой никакой вины, претерпевают насилие, издевательства, а некоторые— и смерть.
В трагедии «Орест» изображен приезд Е. из Трои в Аргос, куда Менелай, боясь гнева толпы, тайно прислал ее прежде своего собственного прибытия.
В трактовке образа Е. этой трагедией выделяются два аспекта. С одной стороны, это такая Е., какой она воспринимается греками, — «царица зол», виновница войны и всех вообще бед, причиненных войной. Е. окружена ненавистью как толпы, так и домочадцев, которые считают ее причиной постигших их дом несчастий. С другой стороны, подчеркивается, что помимо отношения к Е. отцов и матерей погибших героев, помимо ее преступления перед Грецией существует божественный замысел, орудием которого она была. Е. предстоит стать богиней, и черты божественного угадываются в некоторых особенностях ее поведения. Излишние страсти обходят ее стороной, по контрасту с прочими участниками драмы она сохраняет меру в своих переживаниях. Печаль о судьбе дома Агамемнона уравновешивается в ней радостью за дочь Гермиону. Будучи, по мысли всех участников трагедии, главной виновницей интриги, Е. одна не испытывает особенных страданий. Когда же отчаявшиеся Орест и Пи-лад хотят убить ее как виновницу всех зол, Аполлон уносит ее на небо, ибо она не подлежит человеческому суду.
В трагедии «Елена» Еврипид излагает версию, согласно которой не сама Е. была увезена Парисом в Трою, а ее призрак, сотканный Герой из эфира. Сама же Е. на время Троянской войны была перенесена Гермесом в Египет к благочестивому царю Протею, где должна была, храня верность Менелаю, ждать, пока он по воле богов не окажется в этой земле.

Электра — персонаж трагедий «Электра» и «Орест». В трагедии «Электра» Э. выдана Эгис-фом и Клитемнестрой замуж за бедного крестьянина. Однако этот брак остается фиктивным, так как крестьянин сознает, что получил Э. не по праву. Идя за водой, Э. встречает у источника Ореста, который вместе с Пиладом тайно прибыл в Аргос и по разговору Э. с хором узнал в ней сестру. Составляется план мести, и Орест приходит в замешательство, не зная, как ему справиться одновременно с Эгисфом и матерью. Э. предлагает свою помощь в отношении матери: согласно придуманному ею плану, она должна заманить Клитемнестру в дом под предлогом рождения первенца. Перед прибытием Клитемнестры Ореста охватывают сомнения и ужас, так что он вовсе готов отказаться от мысли убивать ее, и только настойчивость и непреклонность Э. возвращают его к первоначальному замыслу. Э. встречает Клитемнестру полной ненависти и упреков речью и препровождает в дом, где ее убивает Орест. Немедленно после убийства матери Э. и Орест поднимают плач о содеянном, причем Э. целиком берет на себя всю вину.
В построении образа главной героини Еврипид использует свой излюбленный прием, общий для всех его так называемых «драм мести» (ср. «Медея», «Гекуба»). Суть этого приема сводится к тому, что, несмотря на законное желание отомстить, беззаконной изображается владеющая героиней нечестивая страсть к мщению, которая в финале обращает ситуацию в противоположность намеченной в начале, лишая свершившуюся месть каких-либо законных оправданий. Достигается этот эффект, как правило, тем, что критерием оценки всех поступков трагедии служит мерило обычной человеческой морали.
В трагедии «Орест» действие разыгрывается на шестой день после убийства Клитемнестры, которое, согласно предложенной здесь версии, произошло в самом дворце и без решающего участия Э. В то время как Ореста мучают Эринии, а Э. преданно ухаживает за тяжело больным братом, аргосское собрание должно решить, казнить или не казнить детей Агамемнона. Ар-госцы принимают решение о казни, но Э. не хочется умирать. Пришедший на помощь Пилад предлагает прежде всего отомстить предавшему их Менелаю, убив его жену Елену. А Э. изобретает способ, как при этом спастись и самим. Она предлагает взять в заложницы дочь Менелая Гермиону и заставить его тем самым помогать им, а в случае его упорства убить ее. Сама же Э. и осуществляет план захвата Гермионы, заманивая ее в дом под тем предлогом, что им необходима ее помощь в умолении родителей. Гермио-на с радостью соглашается помочь и попадает под нож к Оресту, вымогающему спасение себе и своей сестре. Интрига разрешается появлением Аполлона, который велит Гермиону отпустить, а Э. отдать замуж за Пилада.
 
 

Аристофан

(ок. 445—385 до н. э.)

Последним великим драматургом классического периода греческой литературы был Аристофан, которого по праву называют «отцом комедии». Само происхождение комедии восходит к древним праздникам плодородия, любимым народом и носившим карнавальный характер. Они сопровождались распеванием так называемых «фаллических» песен в честь Диониса, бога виноградарства и покровителя сельского хозяйства. Во время празднеств по улицам ходила ватага веселых гуляк, ряженых, облаченных в разноцветные одеяния, распевающих песни. Они получили название «комос», а само слово «комедия» — результат сочетания двух слов: «комос» и «ода». Буквально это звучит так: «песнь ко-моса». Шествие комоса, мимические игры, распе-вание песен, нередко грубоватых или шутливых,— все это и стало основой комедии, такого вида драмы, в которой ситуации, действие, сами персонажи представлялись в смешных, гротескных, иногда карикатурных формах.
Первые образцы комедии возникли на Сицилии, откуда она перекочевала в Афины, где обрела классическую форму в V—IV вв. до н. э. Древнеаттическая комедия стала важным этапом становления мировой драмы. Она имела некоторые особенности, надолго определившие ее значимость. Это была политическая тенденциозная комедия. Конечно, авторы не избегали быта. Но определяла тематику прежде всего политическая злободневность. Комедия обличала пороки и недостатки общества, будь то суды, политические партии, наука, литература. Объектом осмеяния легко могли быть и известные политические деятели, философы, полководцы. Свобода критики предопределялась самой природой демократического общества. Комедия получила развитие именно в Афинах, самом свободном и демократическом государстве древней Эллады.
В основе древнеаттической комедии лежал сатирический способ отражения жизни. Ее герои не были индивидуализированы, не отличались психологизмом, как у Еврипида. Они представали как бы в кривом зеркале, в гротескном, карикатурном виде, когда определенный порок или недостаток гиперболизировался, становился доминирующим.
По данным ученых, древнеаттическая комедия представлена примерно 40 авторами. Но до нас дошли лишь 11 полных комедий Аристофана (из 44, которые ему приписываются). Биография Аристофана, как и многих великих греков, пестрит «белыми пятнами». Он был сыном землевладельца, хорошо знал сельский быт и чаяния простого люда. Расцвет его творчества совпадает со временем долгой и мучительной Пелопоннесской войны. Ее тяготы легли тяжелейшим бременем на народ Аттики, который разорялся. Поэтому тема осуждения войны с такой силой зазвучала в творчестве Аристофана (комедии «Мир», «Ахарняне», «Лисистрата»). В комедии «Лисистрата» остроумно запечатлен своеобразный «бунт женщин» с целью заставить мужей прекратить войну. Аристофан был одним из первых писателей в мировой литературе, творчество которого пронизано страстным призывом к миру.
Политическая демагогия — объект осмеяния в комедии «Всадники», где в роли ловкого раба Пафлагонца выведен известный в Афинах вождь, демагог Клеон, о котором современники писали, что он был «скверным и наглым», «более всех развратил народ», «первым стал кричать на трибуне и ругаться». В комедии «Облака» выведены в карикатурном виде софисты, ученые мудрецы, популярные в Афинах, учившие красноречию, искусству спора, но среди них находилось и немало шарлатанов. Действует тут и Сократ, который не столько соответствует облику реального Сократа, замечательного философа, сколько представляет как бы обобщенный портрет ученого шарлатана. Комедия «Лягушки» посвящена литературным спорам того времени. В ней представлена полемика в загробном мире Эсхила и Еврипида. Аристофан берет сторону Эсхила как сторонника героического искусства. Он не одобряет Еврипида, который, изображая пагубные человеческие страсти (таковы, по сути, Медея, Федра), якобы оказывал негативное влияние на зрителей.
Аристофан стоит у истоков мировой комедии. Но в дальнейшем в ней усилилась тенденция к изображению частной жизни, семейных отношений. Это покажет опыт новоаттической комедии у Менандра. Аристофан сыграл значительную роль в развитии сатиры, заложив ее основные приемы, широко используя гротеск, карикатуру, фантастику. Эти традиции получили развитие в творчестве таких мастеров сатиры, как Рабле, Свифт, Салтыков-Щедрин, Гейне.

ОБЛАКА

Комедия (423 до н. э.)

В Афинах самым знаменитым философом был Сократ. За свою философию он потом поплатился жизнью: его привлекли к суду и казнили именно за то, что он слишком многое ставил под сомнение, разлагал (будто бы) нравы и этим ослаблял государство. Но до этого было пока еще далеко: сперва его только вывели в комедии. При этом приписали ему и такое, чего он никогда не говорил и не думал и против чего сам спорил: на то и комедия.

Комедия называлась «Облака», и хор ее состоял из Облаков — развевающиеся покрывала и почему-то длинные носы. Почему «Облака»? Потому что философы раньше всего стали задумываться, из чего состоит все разнообразное множество предметов вокруг нас. Может быть, из воды, которая бывает и жидкой, и твердой, и газообразной? Или из огня, который все время движется и меняется? Или из какой-то «неопределенности»? Тогда почему бы не из облаков, которые каждую минуту меняют очертания? Стало быть, Облака — это и есть новые боги новых философов. К Сократу это отношения не имело: он как раз мало интересовался происхождением мироздания, а больше — человеческими поступками, хорошими и дурными. Но комедии это было все равно.
Человеческие поступки — тоже дело опасное. Отцы и деды не задумывались и не рассуждали, а смолоду твердо знали, что такое хорошо и что такое плохо. Новые философы стали рассуждать, и у них вроде бы получалось, будто логикой можно доказать, что хорошее не так уж хорошо, а плохое совсем не плохо. Вот это и беспокоило афинских граждан; вот об этом и написал Аристофан комедию «Облака».
Живет в Афинах крепкий мужик по имени Стрепсиад, а у него есть сын, молодой щеголь: тянется за знатью, увлекается скачками и разоряет отца долгами. Отцу и спать йевмоготу: мысли о кредиторах грызут его, как собаки. Но дошло до него, что завелись в Афинах какие-то новые мудрецы, которые умеют доказательствами неправду сделать правдой, а правду — неправдой. Если поучиться у них, то, может быть, и удастся на суде отбиться от кредиторов? И на старости лет Стрепсиад отправляется учиться.
Вот дом Сократа, на нем вывеска: «Мыслильня». Ученик Сократа объясняет, какими здесь занимаются тонкими предметами. Вот, например, разговаривал ученик с Сократом, куснула его блоха, а потом перепрыгнула и куснула Сократа. Далеко ли она прыгнула? Это как считать: человеческие прыжки мы мерим человеческими шагами, а блошиные прыжки надо мерить блошиными. Пришлось взять блоху, отпечатать ее ножки на воске, измерить ее шажок, а потом этим шажком вымерить прыжок. Или вот еще: комар жужжит гортанью или задницей? Тело его трубчатое, летает он быстро, воздух влетает в рот, а вылетает через зад, вот и получается, что задницей. А это что такое? Географическая карта: вот посмотри, этот кружок — Афины. «Нипочем не поверю: в Афинах что ни шаг, то спорщики и крючкотворы, а в кружке этом ни одного не видно».
Вот и сам Сократ: висит в гамаке над самой крышею. Зачем? Чтоб понять мироздание, нужно быть поближе к звездам. «Сократ, Сократ, заклинаю тебя богами: научи меня таким речам, чтоб долгов не платить!» — «Какими богами? У нас боги новые — Облака». — «А Зевс?» — «Зачем Зевс? В них и гром, в них и молния, а вместо Зевса их гонит Вихрь». — «Как это — гром?» — «А вот как у тебя дурной воздух в животе бурчит, так и в облаках бурчит, это и есть гром». — «А кто же наказывает грешников?» — «Да разве Зевс их наказывает? Если бы он их наказывал, несдобровать бы такому-то, и такому-то, и такому-то, — а они ходят себе живехоньки!» — «Как же с ними быть?» — «А язык на что? Научись переспоривать — вот и сам их накажешь. Вихрь, Облака и Язык — вот наша священная троица!» Тем временем хор Облаков слетается на сцену, славит Небо, славит Афины и, как водится, рекомендует публике поэта Аристофана.
Так.как же отделаться от кредиторов? «Проще простого: они тебя в суд, а ты клянись Зевсом, что ничего у них не брал; Зевса-то давно уже нету, вот тебе ничего и не будет за ложную клятву». Так что же, и впрямь с правдой можно уже не считаться? «А вот посмотри». Начинается главный спор. На сцену вносят большие корзины, в них, как боевые петухи, сидят Правда и Кривда. Вылезают и налетают друг на друга, а хор подзуживает. «Где на свете ты видел правду?» — «У всевышних богов». — «Это у них-то, где Зевс родного отца сверг и заковал в цепи?» — «И у наших предков, которые жили чинно, смиренно, послушно, уважали стариков, побеждали врагов и вели ученые беседы». — «Мало ли что было у предков, а сейчас смирением ничего не добьешься, будь нахалом — и победишь! Иное у людей — по природе, иное — по уговору; что по природе — то выше! Пей, гуляй, блуди, природе следуй! А поймают тебя с чужой женой — говори: я — как Зевс, сплю со всеми, кто понравится!» Слово за слово, оплеуха за оплеуху, глядь — Кривда и впрямь сильнее Правды.
Стрепсиад с сыном радехоньки. Приходит кредитор: «Плати долг!» Стрепсиад ему клянет-' ся: «Видит Зевс, ни гроша я у тебя не брал!» — «Ужо разразит тебя Зевс!» — «Ужо защитят Облака!» Приходит второй кредитор. «Плати проценты!» — «А что такое проценты?» — «Долг лежит и прирастает с каждым месяцем: вот и плати с приростом!» — «Скажи, вот в море текут и текут реки; а оно прирастает?» — «Нет, куда же ему прирастать!» — «Тогда с какой же стати и деньгам прирастать? Ни гроша с меня не получишь!» Кредиторы с проклятием убегают, Стрепсиад торжествует, но хор Облаков предупреждает: «Берегись, близка расплата!»
Расплата приходит с неожиданной стороны. Стрепсиад побранился с сыном: не сошлись во взглядах на стихи Еврипида. Сын, недолго думая, хватает палку и колотит отца. Отец в ужасе: «Нет такого закона— отцов колотить!» А сын приговаривает: «Захотим — возьмем и заведем! Это по уговору бить отцов нельзя, а по природе — почему нет?» Тут только старик понимает, в какую попал беду. Он взывает к Облакам: «Куда вы завлекли меня?» Облака отвечают: «А помнишь Эсхилово слово: на страданиях учимся!» Наученный горьким опытом, Стрепсиад хватает факел и бежит расправляться с Сократом — поджигать его «Мыслильню». Вопли, огонь, дым, и комедии конец.

М. Л. Гаспаров

Менандр
(343—292 до н. э.)

Победоносные походы Александра Македонского привели к захвату огромных земель на Востоке. После смерти полководца в 323 г. до н. э. завязалась ожесточенная борьба за власть между его полководцами, диадохами. Империя распалась на несколько крупных монархий, среди которых выделялись царства Селевкидов в Сирии и Птолемеев в Египте, государства, называемые «эллинистическими». Основанные Александром Македонским города на Востоке становились важными центрами духовной, научной, художественной жизни.
В эти новые города приезжали из Греции наряду с торговцами и ремесленниками также и люди искусства. Они распространяли среди местного населения эллинские традиции и, в свою очередь, знакомили соотечественников со всем ценным, что усвоили на Востоке. В результате происходило соединение, синтез греческих и восточных элементов в культуре и литературе. Начался новый этап в развитии греческой литературы — эллинистический (кон. IV — I вв. до н. э.). Это время отмечено успехами науки, математики, механики (Евклид, Архимед), астрономии (Аристарх Самосский), медицины, географии, филологии. Получает развитие также книжное и библиотечное дело, чему способствует изобретение, наряду с папирусом, нового писчего материала, получаемого из кожи, пергамента. В Александрии, одном из крупнейших культурных центров, собирается библиотека, в которой накоплено до I в. до н. э. до семисот тысяч свитков. Эти бесценные сокровища, к сожалению, были уничтожены во время пожара.
Приобретает популярность философия стоицизма, основоположником которой был Зенон, уроженец Кипра. Главное в стоицизме — его этика, учение о добродетели, которая заключалась в спокойствии, невозмутимости, в умении стойко переносить удары судьбы. Последователи другого видного философа, Эпикура, эпикурейцы, главное внимание уделяли поведению человека, высшими ценностями которого считались покой, уравновешенность и духовные радости, их девизом было: «Живи скрытно», т.е. находи счастье среди друзей, не ищи внешней славы, не вмешивайся в дела государства.
Еще одна философская школа, киников, провозглашала как высшую добродетель человека его умение наслаждаться малым, быть независимым от государства, общества, даже от культуры и семьи. Знаменитым киником был философ Диоген, согласно легендам вообще бросивший вызов общепринятому порядку и живший в бочке. Когда его посетил Александр Македонский и спросил его, что он желает, чтобы ему даровал могущественный полководец, Диоген гордо ответил ему: «Не заслоняй солнце».
В эпоху эллинизма изменился общий характер литературы. Человек все в меньшей степени ощущает себя гражданином, от которого зависит судьба государства. Он целиком находится во власти всесильного монарха, чиновников, знати. Индивид все больше противостоял обществу, государству как враждебной ему силе, а потому стремился найти убежище в частных, личных отношениях. Если в классический период писатели были властителями дум, ставили коренные проблемы, общественные, религиозные, нравственные, политические, то теперь литература больше замыкалась на изображении внутреннего мира человека. Политическая проблематика в условиях монархического государства либо исчезла, либо сводилась к откровенной лести по отношению к властителю. На смену широкомасштабным произведениям, эпосу, трагедии приходят «малые» жанры — миниатюра, элегия, эпиграмма, идиллия, эпиллий («малый эпос»). Предметом изображения становятся семья, быт, интимные переживания.
Наиболее значительный вклад эллинизма в литературу — это новоаттическая комедия. Она отлична от древнеаттической, представленной, как уже писалось, Аристофаном, носившей ярко выраженный политический, социальный, тенденциозный характер. Новоаттическая комедия, в чем-то близкая к некоторым психологическим трагедиям Еврипида, расцвет которой падает на III в. до н. э., — бытовая, любовная, семейная. В ней нет бесшабашного аристофанов-ского веселья и буффонады. Акцент сделан на психологической характеристике персонажей. В новоаттической комедии обыгрывались некоторые характерные сюжеты и мотивы: попытки юноши освободить возлюбленную из рук сводника; судьба подкинутого ребенка, рожденного вне брака; отношения родителей и детей; соперничество между стариком отцом и сыном, влюбленным в девушку; ревность и другие любовные перипетии.
Выдающимся мастером новоаттической комедии был Менандр. Биография его малоизвестна. Он жил в Афинах, чурался общественной жизни, был образован, начитан, занимался философией. Будучи независимым, отклонил предложение царя Птолемея переселиться в Александрию. Написал около 100 комедий, от которых осталось лишь несколько небольших фрагментов. В 1905 г. был обнаружен папирус с фрагментами нескольких комедий Менандра («Герой», «Отрезанная коса», «Третейский суд» и др.). В 1956 г. произошло значительное событие: была найдена полностью сохранившаяся комедия «Угрюмец» (другой перевод «Брюзга» или «Человеконенавистник»).
Комедия Менандра «Третейский суд» отличается психологизмом» в ней — галерея образов с яркими характерами. Ее тематика и сюжетные коллизии характерны для новоаттической комедии в целом.

ТРЕТЕЙСКИЙ СУД

Комедия (ок. 321 до н. э.)

Действие происходит в деревушке подле Афин. Завязка: ссора двух рабов — Дава и Сириска.
Недавно в зарослях Дав нашел брошенного младенца, а в его пеленках — различные безделицы и драгоценности, оставляемые в таких случаях несчастной (или беспечной) матерью. Но Сириек, у жены его недавно родился ребенок и вскоре умер, упросил отдать младенца ему. А через некоторое время стал требовать и вещи, найденные при младенце. Спор этот рабы просят разрешить «третейского судью» — некоего незнакомого им доселе Смикрина, проходившего мимо. Тот, не колеблясь, решает: все найденные предметы должны находиться при ребенке, то есть в доме Сириска, ведь по ним когда-нибудь родители, бросившие младенца, смогут его опознать. Перебирая полученные предметы, Си-риск рассматривает и перстень-печатку. Вещицу у него в руке замечает вошедший Онисим и заявляет: перстень принадлежит его хозяину, богатому юноше Харисию.
После энергичных препирательств Онисим заполучил перстень, но его стали одолевать сомнения: будет ли хозяин рад возвращенной вещице? Ведь тогда, возможно, ему придется признать свое отцовство.
Оказывается, почти год тому назад Харисий на празднике Таврополий, напившись, соблазнил девушку, у которой остался его перстень... А может, они сошлись полюбовно — сейчас сказать трудно.
Хотя Харисий женат на доброй и красивой Памфиле, ведет он себя далеко не образцово. Его постоянные загулы печалят не только Памфилу, хотя она многое готова простить молодому мужу, но и справедливо возмущают ее отца Смикрина. Кстати, это именно он недавно выступил в неожиданной для него роли третейского судьи...
Между тем рабыня-арфистка Габротонон, проведав о перстне, задумала сыграть роль обесчещенной и покинутой и таким образом получить вольную от беспутного хозяина, который, мол, все позабыл по пьяному делу. Но, добрая и честная в душе, Габротонон потом собирается отыскать настоящую мать ребенка...
Полностью комедия не сохранилась. Однако и имеющийся текст дает возможность представить следующее: Габротонон узнает Памфилу (они встречались на том злополучном празднике Таврополий), а обиженная и обесчещенная жена Харисия узнает его перстень и понимает: виновник ее несчастья — собственный муж!
А Харисий пока знает лишь то, что его жена — мать незаконнорожденного ребенка. В то же время он понимает, что и сам далеко не безупречен, посему не вправе осуждать Памфилу. Но тут возникла добрая Габротонон и рассказывает Харисию все, что знает. Непутевый юноша-гуляка счастлив — у них с Памфилой есть сын!
Радостью сменяется и недовольство Смикрина: он стал счастливым дедом пятимесячного внука! Все довольны и даже очень. Так благополучно, как и положено, завершается комедия.

Ю. В. Шанин

Плутарх

(ок. 45 — ок. 127)

Плутарх — один из самых знаменитых античных писателей. Вошел в историю литературы как основатель жанра биографии. Жил в эпоху, когда Греция уже утратила свою независимость, находилась под властью Рима и являлась римской провинцией. Однако римляне обошлись с Грецией значительно милостивей, чем с другими покоренными землями. Греческие полисы сохранили права самоуправления, земельную собственность. Римляне, считавшие себя «владыками мира», непобедимыми на поле боя, выказывали уважение к грекам, почитая их людьми учеными, образованными. Многие римские императоры, например Клавдий и даже Нерон, вообще отличавшийся неуравновешенным характером, были горячими поклонниками всего греческого. II в. н. э., время императоров Траяна, Адриана и других, отмечен замечательным оживлением культурной жизни Греции. Это время называют «греческим Возрождением».
Историк Полибий создал сорокатомный труд, показав, как Рим обретал всемирное господство. Другой историк — Диодор оставил ценнейшее сочинение об Александре Македонском. Историк Иосиф Флавий, близкий к императору Титу, находился с ним при осаде Иерусалима, о чем написал ряд книг, в том числе труд «Об иудейской войне». Он — герой известного романа Фейхтвангера «Иудейская война». Философ Эпикет, раб, получивший свободу, в своих трудах убеждал, что счастье — в освобождении от страстей и погруженности в свой внутренний мир. Его весьма ценил Лев Толстой. В это время стал складываться крупный прозаический жанр — любовный роман. У его истоков стояли Гелиодор, выходец из Сирии, автор «Эфиопики», и Лонг, создатель любовно-буколического романа, широко популярного, «Дафнис и Хлоя». Известность приобрел и сатирик Лукиан, метко названный «Вольтером классической древности». Выходец из глубинки, сириец по происхождению, еще в школе блестяще овладевший греческим языком, он виртуозно использовал все его возможности. Остроумный и изобретательный сатирик, Лукиан отозвался на многие кризисные явления в жизни римского общества, неумолимо приближавшегося к распаду. Предметом его язвительной насмешки стали псевдоученые, пустопорожние ораторы, прикрывающие скудные мысли цветистыми словесами; шарлатаны и лжепророки; мифологические персонажи, лишившиеся былого поклонения. Подвергает насмешкам Лукиан и властителей Олимпа, представленных в комическом виде греческих богов, лишенных ореола, которых Лукиан наделяет всевозможными чисто человеческими недостатками: они порочны, завистливы, ревнивы, любят посплетничать.
Плутарх, самая яркая, наряду с Лукианом, фигура «греческого Возрождения», уроженец провинции Беотия, получил прекрасное образование в Афинах, где и жил почти все время. Он принадлежал к местной провинциальной знати, часто наведывался в Рим, завязал связи с тамошними властями, пользовался покровительством императора Траяна, но предпочитал жить в родном городе, крупнейшем в ту пору культурном центре. Плодовитый автор, написал более двухсот книг, посвященных самой разнообразной тематике. Среди них выделяются его «Нравственные сочинения», сйидетельство его интересов к вопросам морали.
Но главный его труд, принесший ему мировое признание, — «Сравнительные жизнеописания». Это 46 «парных» биографий (а также несколько одиночных) знаменитых греков и римлян. Рисуя образы прославленных деятелей Греции (Солон, Фемистокл, Перикл, Александр Македонский и др.), он каждому из них находит параллель в римской истории (Цезарь, Помпеи, Сулла, Гракхи и др.). У Плутарха есть фигуры легендарные, мифологические, но большинство — конкретные исторические лица. Биографии объединены в «пары» по принципу сходства и контраста. Итогом такого объединения стали «Сопоставления», в которых Плутарх морализирует, рассуждает по поводу своих героев. Таковы сравнения ораторов Демосфена и Цицерона, полководцев Деметрия и Антония.
В сочинениях Плутарха развертывается увлекательная многоцветная история Греции и Рима. Перед нами не скучный свод фактов, а, живые лица, драматические человеческие судьбы, броские детали, остающиеся в нашей памяти. Из каждого жизнеописания Плутарх извлекает определенную мораль, важный урок. Плутарх приобрел особую популярность в эпоху Возрождения, стал одним из любимых в Европе греческих писателей. Сюжеты из Плутарха берут Шекспир («Юлий Цезарь», «Антоний и Клеопатра»),
Корнель и Расин. Ценили Плутарха и как сторонника республиканской власти в государстве. Любимый в наше время биографический жанр многим обязан Плутарху.

Б. Г.

СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ

ДЕМОСФЕН И ЦИЦЕРОН

Демосфен (ок. 384—322 до н. э.) был величайшим афинским оратором. От природы косноязычный и слабоголосый, он упражнялся, произнося речи с камешками во рту, или на берегу шумного моря, или всходя на гору; для этих упражнений он надолго уходил жить в пещеру, а чтобы стыдно было вернуться к людям раньше времени; обривал себе полголовы. Выступая в Народном собрании, он говорил: «Афиняне, вы будете иметь во мне советника, даже если не захотите, ни никогда — льстеца, даже если захотите». Другим ораторам давали взятки, чтобы они говорили угодное взяточнику; Демосфену давали взятки, чтобы он только молчал. Его спрашивали: «Почему молчишь?» — он отвечал: «У меня лихорадка»; над ним шутили: «Золотая лихорадка!» На Грецию наступал царь Филипп Македонский, Демосфен сделал чудо — своими речами сплотил против него несговорчивые греческие города. Филипп сумел разбить греков в бою, но мрачнел при мысли, что Демосфен одной речью мог разрушить все, чего царь достиг победами многих лет. Персидский царь считал Демосфена своим главным союзником против Филиппа и посылал ему много золота, Демосфен брал: «Он лучше всех умел хвалить доблести предков, но не умел им подражать». Враги его, поймав его на мздоимстве, отправили в изгнание; уходя, он воскликнул: «О Афина, почему ты так любишь трех самых злых животных: сову, змею и народ?» После смерти Александра Македонского Демосфен вновь поднял греков на войну против македонян, греки опять были разбиты, Демосфен спасся в храме. Македоняне приказали ему выйти, он сказал: «Сейчас, только напишу завещание»; достал таблички, задумчиво поднес к губам грифель и упал мертвым: в грифеле он носил яд. На статуе в его честь было написано: «Бели бы, Демосфен, твоя сила равнялась твоему уму, вовек бы македонянам не владеть Грецией».

Цицерон (106—43 до н. э.) был величайшим римским оратором. Когда он учился красноречию в завоеванной Греции, его учитель воскликнул: «Увы, последняя слава Греции переходит к римлянам!» Образцом для всех ораторов он считал Демосфена; на вопрос, какая из речей Демосфена самая лучшая, он ответил: «Самая длинная». Как и Катон Старший, он происходил из незнатного рода, только благодаря своему ораторскому таланту дошел от низших государственных должностей до самых высших. Ему приходилось выступать и защитником и обвинителем; когда ему сказали: «Ты больше погубил людей обвинениями, чем спас защитами», он ответил: «Значит, я был больше честен, чем красноречив». Для получения каждой новой должности в Риме полагалось год управлять какой-нибудь провинцией; обычно наместники использовали это для наживы, Цицерон — никогда. В год, когда Цицерон был консулом и стоял во главе государства, был открыт заговор Катили-ны против Римской республики, но прямых улик против Катилины не было; однако Цицерон произнес против него такую обличительную речь, что тот бежал из Рима, а его сообщники по приказу Цицерона были казнены. Потом враги воспользовались этим, чтобы изгнать Цицерона из Рима; через год он вернулся, но влияние его ослабело, он все чаще удалялся от дел в имение и писал сочинения по философии и политике. Когда Цезарь рвался к власти, у Цицерона не хватило духа бороться с ним; но когда после убийства Цезаря к власти стал рваться Антоний, Цицерон в последний раз ринулся в бой, и его речи против Антония прославились так же, как речи Демосфена против Филиппа. Но сила была на стороне Антония; Цицерону пришлось спасаться бегством, его настигли и убили. Отрубленную голову Антоний выставил на ораторской трибуне римского Форума, и римляне были в ужасе.
Сопоставление. Кто из двух ораторов был более талантлив — об этом, говорит Плутарх, он не решается судить: это под силу лишь тому, кто одинаково владеет и латинским языком, и греческим. Главным достоинством речей Демосфена считались вескость и сила, в речах Цицерона — гибкость и легкость; Демосфена враги обзывали брюзгой, Цицерона — шутником. Если говорить об этих двух крайностях, пожалуй, предпочтительнее черта Демосфена. Кроме того, Демосфен если и хвалил себя, то неназойливо, Цицерон же был тщеславен до смешного. Зато Демосфен был только оратором, а Цицерон оставил много сочинений и по философии, и по политике, и по риторике: подобная разносторонность, конечно, большое достоинство. Политическое влияние своими речами оба оказывали огромное; но Демосфен не занимал высоких постов и не прошел, так сказать, испытания властью, а Цицерон был консулом и блистательно показал себя, подавив заговор Катилины. Чем бесспорно Цицерон превосходил Демосфена, так это бескорыстием: он не брал ни взяток в провинциях, ни подарков от друзей; Демосфен, же получал деньги от персидского царя и за мздоимство попал в изгнание. Зато в изгнании Демосфен вел себя лучше, чем Цицерон: он продолжал объединять греков на борьбу против Филиппа, в то время как Цицерон пал духом, предавался тоске и потом долго не решался выступить против тирании. Точно так же и смерть Демосфен принял более достойно. Цицерон, будучи уже стариком, боялся смерти и метался, спасаясь от убийц, Демосфен же сам принял яд, как подобает мужественному человеку.

СОДЕРЖАНИЕ