Рябинин теряет сознание. Лежащего без памяти, его обнаруживает квартирная хозяйка. Дедов отвозит Рябинина в больницу и навещает его. Рябинин постепенно выздоравливает. Медаль упущена — Рябинин не успел представить конкурсную работу. Дедов же свою медаль получил и искренне сочувствует Рябинину — как пейзажист, он с ним не конкурировал. На вопрос Дедова, намерен ли Рябинин участвовать в конкурсе на будущий год, Рябинин отвечает отрицательно.
Дедов уезжает за границу — совершенствоваться в живописи. Рябинин же бросает живопись и поступает в учительскую семинарию.
Красный цветок Рассказ (1883)
Самый знаменитый рассказ Гаршина. Не являясь строго автобиографическим, он тем не менее впитал личный опыт писателя, страдавшего маниакальнодепрессивным психозом и перенесшего острую форму болезни в 1880 г.
В губернскую психиатрическую больницу привозят нового пациента. Он буен, и врачу не удается снять остроту приступа. Он непрерывно ходит из угла в угол комнаты, почти не спит и, несмотря на усиленное питание, прописанное врачом, неудержимо худеет. Он сознает, что он в сумасшедшем доме. Человек образованный, он в значительной степени сохраняет свой интеллект и свойства своей души. Его волнует обилие зла в мире. И теперь, в больнице, ему кажется, что какимто образом он стоит в центре гигантского предприятия, направленного на уничтожение зла на земле, и что другие выдающиеся люди всех времен, собравшиеся здесь, призваны ему в этом помочь.
Меж тем наступает лето, больные проводят целые дни в саду, возделывая грядки овощей и ухаживая за цветником.
Недалеко от крыльца больной обнаруживает три кустика мака необыкновенно яркого алого цвета. Герою вдруг представляется, что в этихто цветках и воплотилось все мировое зло, что они так красны оттого, что впитали в себя невинно пролитую кровь человечества, и что его предназначение на земле — уничтожить цветок и вместе с ним все зло мира...
Он срывает один цветок, быстро прячет на своей груди, и весь вечер умоляет других не подходить к нему.
Цветок, кажется ему, ядовит, и пусть уж лучше этот яд сначала перейдет в его грудь, чем поразит коголибо другого... Сам же он готов умереть, «как честный боец и как первый боец человечества, потому что до сих пор никто не осмеливался бороться разом со всем злом мира».
Утром фельдшер застает его чуть живым, так измучила героя борьба с ядовитыми выделениями красного цветка...
Через три дня он срывает второй цветок, несмотря на протесты сторожа, и снова прячет на груди, чувствуя при этом, как из цветка «длинными, похожими на змей ползучими потоками извивается зло».
Эта борьба еще более обессиливает больного. Врач, видя критическое состояние пациента, тяжесть которого усугубляется непрекращающейся ходьбой, велит надеть на него смирительную рубаху и привязать к постели.
Больной сопротивляется — ведь ему надо сорвать последний цветок и уничтожить зло. Он пытается объяснить своим сторожам, какая опасность им всем угрожает, если они не отпустят его, — ведь только он один в целом мире может победить коварный цветок — сами они умрут от одного прикосновения к нему. Сторожа сочувствуют ему, но не обращают внимания на предупреждения больного.
Тогда он решает обмануть бдительность своих сторожей. Сделав вид, что успокоился, он дожидается ночи и тут проявляет чудеса ловкости и сообразительности. Он освобождается от смирительной рубахи и пут, отчаянным усилием сгибает железный прут оконной решетки, карабкается по каменной ограде. С оборванными ногтями и окровавленными руками он наконец добирается до последнего цветка.
Утром его находят мертвым. Лицо спокойно, светло и исполнено горделивого счастья. В окоченевшей руке красный цветок, который борец со злом и уносит с собой в могилу.
Сигнал Рассказ (1887)
Семен Иванов служит сторожем на железной дороге. Он человек бывалый, но не слишком удачливый. Девять лет назад, в 1878 г., побывал на войне, воевал с турками. Ранен не был, но здоровье потерял.
Вернулся в родную деревню — хозяйство не задалось, сынишка умер, и поехали они с женой на новые места счастья искать. Не нашли.
Встретил Семен во время скитаний бывшего офицера своего полка. Тот признал Семена, посочувствовал и нашел ему работу при железнодорожной станции, над которой начальствовал.
Получил Семен будку новую, дров сколько хочешь, огород, жалованье — и стали они с женой хозяйством обзаводиться. Работа Семену была не в тягость, и весь свой участок пути он держал в порядке.
Познакомился Семен и с соседом Василием, присматривавшим за смежным участком. Стали они, встречаясь на обходах, толковать.
Семен все свои беды да неудачи переносит стоически: «Не дал бог счастья». Василий же считает, что его жизнь так бедна, потому что на его труде наживаются другие — богачи и начальники, все они — кровопийцы и живодеры, и всех их он люто ненавидит.
Меж тем приезжает важная ревизия из Петербурга. Семен на своем участке все загодя в порядок привел, его похвалили. А на участке Василия все иначе обернулось. Тот уже давно был в ссоре с дорожным мастером. По правилам, у этого мастера надо было просить разрешение на огород, а Василий пренебрег, посадил капусту самовольно — тот и велел выкопать. Озлился Василий и решил пожаловаться на мастера большому начальнику. Да тот не только жалобы не принял, а на Василия же накричал и по лицу ударил.
Бросил Василий будку на жену — и поехал в Москву искать управы теперь уже на этого начальника. Да, видно, не нашел. Прошло четыре дня, встретил Семен на обходе жену Василия, лицо от слез опухло, а разговаривать она с Семеном не пожелала.
Как раз в это время Семен пошел в лес тальника нарезать: он из него дудки на продажу делал. Возвращаясь, около железнодорожной насыпи услышал странные звуки — будто железо об железо позвякивает. Подкрался поближе и видит: Василий поддел рельс ломом и путь разворотил. Увидел Семена — и прочь бежать.
Стоит Семен над развороченным рельсом и не знает, что делать. Голыми руками его на место не поставишь. Ключ и лом у Василия — но сколько не звал его Семен вернуться — не дозвался. Скоро должен идти пассажирский поезд.
«Вот на этом закруглении он с рельса и сойдет, — думает Семен, — а насыпь высоченная, одиннадцать сажен, повалятся вниз вагоны, а там дети малые...» Бросился было Семен бегом в будку за инструментом, но понял, что не успеет. Побежал обратно — вон уже и свисток дальний слышен — скоро поезд.
Тут ему точно светом голову осветило. Снял семен шапку, вынул из нее платок, перекрестился, ударил себе в правую руку ножом повыше локтя, брызнула струя крови. Намочил он в ней свой платок, надел на палку (тальник, что из леса принес, пригодился) — и поднял красный флаг — сигнал машинисту, что надо остановить поезд.
Но, видно, слишком глубоко поранил Семен руку — кровь хлещет не унимаясь, в глазах у него темнеет и только одна мысль в голове: «Помоги, Господи, пошли смену».
Не выдержал Семен и лишился сознания, упал на землю, но не упал флаг — другая рука подхватила его и высоко поднимает навстречу поезду. Машинист успевает затормозить, на насыпь выскакивают люди и видят человека в крови, лежащего без памяти, а рядом другого, с кровавой тряпкой в руке...
Это Василий. Он обводит собравшихся глазами и говорит: «Вяжите меня, я рельс отворотил».
Всеволод Михайлович Гаршин
Художники
Красный цветок
Сигнал
ПРОСТОЙ ТЕКСТ В ZIP-е:
КАЧАТЬ
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Занимательные и практические знания. Мифология.
"Рамаяна" - второе великое сказание Индии - дает дополнительные детали, объединяющие индоевропейские и тюркские сюжеты с состязанием в стрельбе из лука
Суть интересующего нас эпизода в поэме в том, что царю Джанаки достался лук от его предка — лук бога Шивы. Когда подросла его единственная приемная дочь Сита, которую царь нашел, вспахивая волшебным плугом землю, в борозде, царь пообещал отдать ее в жены тому, кто натянет божественный лук. Однако претенденты не смогли даже поднять этот лук с земли. (120) Между тем, к царю Джанаки пришли два царевича, один из которых был герой Рама, и мудрец Вишвамитра Царь сказал им:
"Сей лук запредельшлй был нашего рода святыней. Надеть тетиву, обуяны гордыней. Соседние раджи напрасно пытались доныне. Ни боги, ни демоны им не владеют, - рассудим. Откуда уменье такое достанется людям?" Тогда Вшпвамитра воскликнул: "О Рама, о чадо.
Увидеть воочью божественный лук тебе надо". И ларь, где хранилось оружье Владыки Вселенной, Отщ)ыл дивноликий царевич и молвил смиренно: "Я Рудры божественный лук подниму и с натугой Концы, если нужно сведу тетивою упругой!"
И поднял, как будто играючи, над головою, И туго сплетенной из мурвы стянул тетивою. Внезапно раздался удар сокрушительный грома: Десницей могучей царевич напряг до излома Оружье, что Джанаки роду вручил Махадева! В беспамятстве люди попадали справа и слева. Лишь царь да мудрец Вишвамшра да Рагху потомки Смогли устоять, когда лук превратился в обломки.
Лук был сломан, и тогда царь, пораженный нечеловеческой силой Рамы, сказал:
"Воитель, сломавший божественный лук Махадевы, Достоин моей, не из лона родившейся девы". (121)
Эта древнеиндийская героическая поэма более всего в этом эпизоде напоминает тюркское сказание о
Гэсере, когда он "потянул и как дернет вдруг, — на три части распался лук".
Свадебная обрядность с луком и стрелами в русских народных сказках. Не сохранившаяся славянская мифология, в том числе связанная с луком и стрелами, дошла до нас в виде русских народных сказок. Старая и любимая сказка "Царевна-лягушка" сохранила отголоски обряда выбора невесты, связанного с полетом стрелы.
"В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И у него было три сына. Пришло время жениться. Царь и говорит: - Возьмите свои луки, изготовьте стрелу и стреляйте в небо. Куда стрела упадет, там и невеста ваша. Старший выстрелил — принесла стрелу княжеская дочь. Средний выстрелил - принесла стрелу купеческая дочь. Младший, Иван-царевич, выстрелил — никто не принес стрелы. Пошел искать стрелу Иван-царевич, и глядь - стрела его у лягушки. Так стала она его женой".
Выбор невесты - выбор судьбы, и эта судьба решается с помощью лука. На первый взгляд, это легкомыслие и попустительство - так решать вопросы будущей жизни. Но проследив все этапы становления представлений евразийцев в отношении лука и стрел, мы понимаем, что поступая так, Иван-царевич вверяет себя богу, божественному луку, а как мы бы сказали, божьей помощи.
|