Николай Алексеевич Островский 19041936

Как закалялась сталь — Роман (19321934)

Автобиографический роман Николая Островского разделен на две части, каждая из которых содержит по девять глав: детство, отрочество и юность; затем зрелые годы и болезнь.

За недостойный поступок (насыпал священнику махры в тесто) кухаркина сына Павку Корчагина выгоняют из школы, и он попадает «в люди». «Заглянул мальчик в самую глубину жизни, на ее дно, в колодезь, и затхлой плесенью, болотной сыростью пахнуло на него, жадного ко всему новому, неизведанному». Когда в его маленький городок вихрем ворвалась ошеломляющая весть «Царя скинули», Павлу вовсе некогда было думать об учебе, он тяжело работает и помальчишески, не раздумывая, прячет оружие вопреки запрету со стороны шефов внезапно нахлынувшей неметчины. Когда губернию заливает лавина петлюровских банд, он становится свидетелем множества еврейских погромов, заканчивавшихся зверскими убийствами.

Гнев и возмущение часто охватывают юного смельчака, и он не может не помочь матросу Жухраю, другу своего брата Артема, работавшего в депо. Матрос не раз подоброму беседовал с Павлом: «У тебя, Павлуша, есть все, чтобы быть хорошим бойцом за рабочее дело, только вот молод ты очень и понятие о классовой борьбе очень слабое имеешь. Я тебе, братишка, расскажу про настоящую дорогу, потому что знаю: будет из тебя толк. Тихоньких да примазанных не люблю. Теперь на всей земле пожар начался. Восстали рабы и старую жизнь должны пустить на дно. Но для этого нужна братва отважная, не маменькины сынки, а народ крепкой породы, который перед дракой не лезет в щели, как таракан, а бьет без пощады». Умеющий драться, крепкий и мускулистый Павка Корчагин спасает изпод конвоя Жухрая, за что его самого по доносу хватают петлюровцы. Павке не был знаком страх обывателя, защищающего свой скарб (у него ничего не было), но обычный человеческий страх захватил его ледяной рукой, особенно когда он услышал от своего конвоира: «Чего его таскать, пане хорунжий? Пулю в спину, и кончено». Павке стало страшно. Однако Павке удается спастись, и он прячется у знакомой девушки Тони, в которую влюблен. К сожалению, она интеллигентка из «класса богатых»: дочь лесничего.

Пройдя первое боевое крещение в боях гражданской войны, Павел возвращается в город, где создана комсомольская организация, и становится ее активным членом. Попытка затащить в эту организацию Тоню проваливается. Девушка готова ему подчиняться, но не до конца. Слишком расфранченной она приходит на первое комсомольское собрание, и ему тяжело ее видеть среди выцветших гимнастерок и кофточек. Дешевый индивидуализм Тони становится непереносимым Павлу. Необходимость разрыва была ясна им обоим... Непримиримость Павла приводит его в ЧК, тем более в губернии ее возглавляет Жухрай. Однако чекистская работа действует на нервы Павла весьма разрушающе, учащаются его контузионные боли, он часто теряет сознание, и после короткой передышки в родном городе Павел едет в Киев, где тоже попадает в Особый отдел под руководство товарища Сегала.

Вторая часть романа открывается описанием поездки на губконференцию с Ритой устинович, Корчагина назначают ей в помощники и телохранители. Одолжив у Риты «кожаную куртку», он протискивается в вагон, а потом через окно втаскивает молодую женщину. «Для него Рита была неприкосновенна. Эго был его друг и товарищ по цели, его политрук, и все же она была женщиной. Он это впервые ощутил у моста, и вот почему его волнует так ее объятье. Павел чувствовал глубокое ровное дыхание, гдето совсем близко ее губы. От близости родилось непреодолимое желание найти эти губы. Напрягая волю, он подавил это желание».

Не в силах совладать со своим чувством, Павел Корчагин отказывается от встреч с Ритой устинович, обучающей его политграмоте. Мысли о личном отодвигаются в сознании юноши еще дальше, когда он принимает участие в строительстве узкоколейки. Время года трудное — зима, комсомольцы работают в четыре смены, не успевая отдыхать. Работу задерживают бандитские налеты. Кормить комсомольцев нечем, одежды и обуви тоже нет. Работа до полного надрыва сил заканчивается тяжелой болезнью. Павел падает, сраженный тифом. Самые близкие друзья его, Жухрай и устинович, не имея о нем сведений, думают, что он умер.

Однако после болезни Павел снова в строю. В качестве рабочего он возвращается в мастерские, где не только упорно трудится, но еще и наводит порядок, заставляя комсомольцев вымыть и почистить цех к вящему недоумению начальства. В городке и по всей Украине продолжается классовая борьба, чекисты ловят врагов революции, подавляют бандитские налеты. Молодой комсомолец Корчагин совершает немало добрых дел, защищая на заседаниях ячейки своих товарищей, а на темных улицах — подруг по партии.

«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь, все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какаянибудь трагическая случайность могут прервать ее».

Став свидетелем множества смертей и убивая сам, Павка ценил каждый прожитый день, принимая партийные приказы и уставные распоряжения как ответственные директивы своего бытия. Как пропагандист он принимает участие и в разгроме «рабочей оппозиции», называя «мелкобуржуазным» поведение своего родного брата, и тем более в словесных атаках на троцкистов, осмелившихся выступать против партии. Его не желают слушать, а ведь товарищ Ленин указывал, что надо делать ставку на молодежь.

Когда в Шепетовке стало известно, что умер Ленин, тысячи рабочих стали большевиками. Уважение партийцев продвинуло Павла далеко вперед, и однажды он оказался в Большом театре рядом с членом ЦК Ритой устинович, с удивлением узнавшей, что Павел жив. Павел говорит, что он ее любил, как Овод, человек мужественный и безгранично выносливый. Но у Риты уже есть друг и трехлетняя дочурка, а Павел болен, и его отправляют в санаторий ЦК, тщательно обследуют. Однако тяжелая болезнь, приведшая к полной неподвижности, прогрессирует. Никакие новые лучшие санатории и больницы не в состоянии его спасти. С мыслью о том, что «надо остаться в строю», Корчагин начинает писать. Рядом с ним хорошие добрые женщины: сначала Дора Родкина, потом Тая Кюцам. «Хорошо ли, плохо ли он прожил свои двадцать четыре года? Перебирая в памяти год за годом, Павел проверял свою жизнь как беспристрастный судья и с глубоким удовлетворением решил, что жизнь прожита не так уж плохо... Самое главное, он не проспал горячих дней, нашел свое место в железной схватке за власть, и на багровом знамени революции есть и его несколько капель крови».

Николай Алексеевич Островский 1904-1936

Занимательные и практические знания. Мифология.


      Сверла из тахунийской Бейды находят хорошие типологические соответствия в памятниках Восточного Полесья, например. Кобылья гора (Зализняк, 1989, с. 47 -48, рис. 27; 8; 44: 15) и еще в бшьшей мере в памятниках Свидера в Западном Полесье (Кричельск А, Самары, ЯмицаБ, В, Г; Зализняк, 1989, с. 60 - 61, рис. 36: 10 сравни: рис. 4: 15, с. 62 — 63; рис. 37: 21, 23; с. 68, 70; рис. 41: 23 — 24; сравни: рис. 4: 19). Интересно отметить, что наилучшие типологические параллели сверлам из Бейды отмечены в раннемезолитических пост-свидерских культурах - бутовской в Волго-Окском междуречье и неманской в Западном Полесье (Рис. 44: 15 а и 19 а), где "индустрия сохраняет еще многие черты, характерные для конца палеолита" (Гурина, Мезолит СССР, с. 57).
      Таблица IX. Данные об удельном весе сверл в !0)емневом инвентаре сввдерских памотников Полесья. Восточный вариант. Свидера в Полесье
      Сверла из Бейды, как и синхронные им пост-сви-дерские, отличаются от финально-палеолитических лучше выделенным черенком для их крепления с костяной, вероятно, трубчатой рукоятью, которую беспрепятственно можно было вращать тетивой лука. (Этот способ сверления неоднократно описывался этнографами,) Изобретение сверления и насупщая потребность общества в этом изобретении привело к дальнейшему усовершенствованию орудий сверления в заселенных родственным населением, но давно не связанных межцу собой регионах Восточной
      Европы и Ближнего Востока. Этам и одинаковой свидер-ской индустрией объясняется тождество тахунийских и "пост-свидерских" сверл.
      Проколки по форме бьшают настолько близки к сверлам, что Л.Л. Зализняк (1989, с. 5) объединяет эти изделия в группу "проколки-сверла". Однако отдельные находки из-за отсутствия специфически выраженного режущего края не приспособлены для сверления и их следует считать только проколками (Рис. 44: 20 и 20 а) или пробойниками. В Бейде обнаружена одна такая проколка, имеющая точную копию в пост-свидерской бутовской культуре. Помимо сверления в тахунийское время (У1П-VII тыс. до н. э.) в начале голоцена в результате произошедшей в некоторых районах "неолитической революции" и быстрого технического перевооружения общества, получили широкое распространение и 1тие технические приемы, как пиление, дооформление предметов из камня при помощи абразивов и шлифование, унаследованные тахунийцами, вероятно, также у свидерцев, поскольку все эти технические инновации, которые обычно принято относить к мезолиту-неолиту, нарабатывались и созревали в условиях свидерского финально-палеолитического общества, в самом конце плейстоценовой эпохи.
      Пиление было широко распространено у тахуний-цев. Об этом свидетельствуют предметы из мягкого камня и известняка, обнаруженные в слоях тахунийской Бейды: песты, грузило, терочники, колоколовидный бокал. (Рис. 29).
      Кремневые пилы, обнаруженные в тахунийской культуре (Рис. 28: 27) свидетельствуют о совершенстве этих орудий. Например, пила из Бейды изготовлена на кремневой пластине. Длина ее 6 см. Место крепления с деревянной рукоятью сужено и образует черешок длиной в 1,5 см. Режущий край аккуратно обработан специальной "пильчатой" ретушью. Точную аналогию этому орудию мы находим в комплексе Западного Полесья ЯмицаА, Б, Г. Пилка этого комплекса сделана также, как бейдинская, на
      узкой кремневой пластане. Черешок изделия четко выделен, пильчатый край обработан ретушью (Зализняк, 1989, с. 68 - 70, рис. 41: 56). Зализняк (1989, с. 72) особо отмечает, что в свидерских памятниках, хотя и редко, "встречаются пластины с выемкой и пильчатым краем". (Рис. 44: 8, 8 а.)