Глава восемнадцатая
Экипаж — двое. Бунт на трансгалактическом корабле. Нецензурное ругательство
— Инженер Курносик был главным и единственным специалистом-робототехником на «Волчке», — начал свой рассказ Прим Бамбас. — Гном он был так себе, не очень приятный. Хвастлив, заносчив. Но дело своё знал, работал много и увлечённо. Беспокойный был гном, всё время норовил выпрыгнуть из собственных штанов… М-да… Так вот, получаем мы приказ перебросить пятнадцать душ трудоголиков и пятнадцать душ голодранцев на Землю по программе Созидания Будущего.
— Простите, — вмешался Карлуша, — а кто это такие — трудоголики и голодранцы? И ещё дальше вы что-то непонятное сказали…
— Да?.. — почесал бороду адмирал. — Ну, трудоголики — это… Нет, знаете, я про это отдельно расскажу, иначе сам запутаюсь. Я вам про Курносика рассказываю? Вот и слушайте, а вопросы будете после задавать. Так вот… Я, стало быть, с самого начала не очень-то хотел этого Курносика брать на корабль. Весь экипаж — двое гномов: командир да инженер. На первом этаже — роботы с арестантами. С роботами, сами понимаете, особенно не поговоришь. А с арестантами разговаривать вообще запрещено. Но мне его на Колобке главный инженер навязал. Это, говорит, наш лучший специалист. Гордость, говорит, робототехники. Я, говорит, в таком ответственном деле никому другому не доверяю. А Курносику это он, значит, доверял.
Ну, приказ есть приказ. У нас приказы не обсуждают.
Да и сам Курносик этот, как мне показалось, за последнее время вроде как сильно изменился. Спокойнее стал, что ли… Я тогда ещё не знал, что это в нём за перемены происходят.
Ну, погрузились на «Волчок».
Старт.
Четыре минуты телетранспортируемся.
Вот она, Солнечная система, всё верно, всё чин чинарём.
Летим на Землю.
У нас тут, на этом острове, давно местечко насижено.
Лететь в космосе — не телетранспортироваться. Времени нужно месяц, да горючего для посадки тыщу вёдер.
Летим, значит, скучаем.
Вернее, это я скучаю. А Курносик всё в лаборатории запирается, что-то там колдует. Со мною почти не разговаривает, обедать не выходит. Ну, думаю, гном научными проблемами увлечён, не буду ему мешать.
Подлетаем, выходим на орбиту, я сажаю корабль на остров, точно в эту дыру, в кратер то есть. Работа, доложу я вам, точная, ювелирная! После такой работы устал как собака. Сижу здесь в статоре. Ноги вытянул, голову откинул, глаза прикрыл.
Слышу — кто-то входит. Открыл глаза и вижу Курносика с двумя роботами по бокам. Вид у него какой-то странный — солнцезащитные очки нацепил, пиджак какой-то серебристый, блестящий…
Я ему говорю: «Ты куда это вырядился, клоун?»
А он мне не своим голосом: «Сидите на месте и не двигайтесь».
Я вскочил было, но меня тут же роботы скрутили, усадили и встали позади кресла. Вроде как стерегут, чтобы я не убежал.
В это время все арестанты с «Волчка» и дали дёру.
Я ему говорю: «Ты что, идиот, сбрендил? Нюх потерял? На кого покусился, сволочь!»
А он в какой-то несвойственной ему манере говорит: «Рекомендую вам меня выслушать. Вполне вероятно, что такой возможности вам в дальнейшем не представится».
Я думаю: «Точно, спятил. Лучше его сейчас не раздражать, после разберёмся…»
Этот псих продолжает: «Прежде всего убедительно прошу вас никогда более не именовать меня этим нелепым прозвищем, каковое мне было присвоено в связи с явной и, вероятнее всего, злонамеренной ошибкой. (Это, значит, ему имя Курносик не нравится.) В противном случае по отношению к вам будут приняты адекватные и, уверяю вас, достаточно жестокие меры».
Я за ним внимательно слежу, стараюсь не раздражать. «Как же вас именовать?» — говорю.
«Зовите меня просто директором», — отвечает.
Сейчас, думаю, самое время ему в морду плюнуть и расхохотаться…
А он говорит: «Ваш мозг, равно как и мозг всякого другого гномы, весьма несовершенен. Я же сумел улучшить способности своего мыслительного аппарата почти безгранично. Отныне я могу запоминать, вычислять, анализировать и принимать решения на уровне самого совершенного компьютера».
Короче выясняется, что этот псих ещё на Колобке (это планета наша так называется — Колобок) додумался вживлять в свой мозг электронные схемы. Делал это при помощи им же натасканных роботов. За тот месяц, что мы были в космосе, он доулучшал себя окончательно: по сути превратился из гномы в робота. Голова у него изнутри полностью механическая, но тело ещё живое. Поэтому он носит пиджак с защитным покрытием, бережёт сердце. Старые мозги у него в стеклянной банке хранятся, в питательном растворе. Я так думаю, что если его изловить да усыпить, то можно было бы их обратно вправить. А? Как вы думаете? Черепушку вскрыть, всю железную дребедень вытрясти, а мозги на место вправить. Как вы на это смотрите?
— Это конечно, — неуверенно согласился Карлуша, который многое из сказанного не понял, но главное всё же ухватил. — Только его поймать надо сначала. А у него здесь целая армия этих… цириков.
Адмирал вздрогнул.
— Кого-кого? — переспросил он настороженно.
— Этих, цириков ваших, кого же ещё?
Некоторое время адмирал испуганно смотрел на Карлушу.
— Да как же это… Что вы такое говорите?
— А что? Я ничего такого не сказал, — удивился Карлуша.
— Но как же, — настаивал Прим Бамбас. — Вы только что произнесли ужасное, недопустимое ругательство!
— Ругательство? Вот ещё!
— Да, да! Возмутительное, нецензурное и отвратительное бранное слово! Так выражаются только неисправимые негодяи арестанты, желая тем самым оскорбить и унизить направляющих их на путь истинный и, по сути, желающих им добра гномов!
Чек что-то зашептал Карлуше на ухо, и тот воскликнул:
— Ах, так это, наверное, у вас цириков так называют!
Адмирал вскочил и гордо поднял голову. Его маленькие глазки метали молнии, а поднятая торчком взъерошенная рыжая борода подрагивала.
— Ой, извините! — испугался Карлуша. — Мы даже не знали, что это нехорошее слово. Честное слово, я его только здесь первый раз и услышал!
Адмирал немного успокоился и уселся обратно в кресло.
— Никогда больше этого не говорите. Единственным оправданием для вас служит очевидное незнание общепринятых у нас на планете этических норм.
— Но ведь так называют роботов, а не гномов! — попытался во что бы то ни стало разобраться до конца Карлуша.
— Разумеется. Но данное оскорбление в широком смысле относится и к тем, кто руководит конвоированием арестантов, а поскольку я также являюсь…
— Понятно, понятно! Мы обещаем, что никогда больше не скажем… этого слова, — пообещал Карлуша. — Вы мне объясните другое, — поспешил он переменить тему. — Объясните, что это за круги вокруг вас образовались? Вот этот, что вокруг корабля, будто стеклянный. А тот, что в море, и вовсе какой-то странный, невидимый…
Адмирал поднялся и шагнул к стоящей в центре комнаты круглой тумбе…
|