На главную Тексты книг БК Аудиокниги БК Полит-инфо Советские учебники За страницами учебника Фото-Питер Техническая книга Радиоспектакли Детская библиотека

Бертольд Брехт

Трёхгрошовая опера

радиоспектакль



1   2   3   4   5   6   7   8

ТИТРЫ

Московский театр Сатиры 1973 г.

Мекхит — по кличке Мекки-нож — А. А. Миронов
Ионафан Иеремия Пичем — владелец фирмы «Друг нищего» — С. В. Мишулин
Селия Пичем, его жена — 3. Н. Зелинская
Полли Пичем, его дочь — Н. Г. Корниенко
Браун — шеф лондонской полиции — М. М. Державин
Люси, его дочь — Л. И. Гаврилова
Дженни-Малина — Т. Г. Васильева
Смит — В. А. Носачев, В. П. Ушаков
Кимбл, священник — Р. А. Александров
Фильч — А. М. Воеводин
Бандиты:
Метью Монета — Б. М. Кумаритов
Джек-Крючок — Е. В. Графкин
Роберт-Пила — Г. X. Мартиросян
Эдди — Ю. А. Воробьев
Уолтер — Г. Н. Богданов
Джимми — Ю. Б. Васильев
Нищие: — С. А. Котикова, О. О. Кузнецова, Н. Н. Саакянц, Л. Т. Фруктина, A. Н. Белов, B. А. Кулик, В. Н. Завьялов, B. В. Радченко
Проститутки: — 3. Г. Матросова, Л. И. Селянская, Г. М. Степанова, C. П. Тарасова, Л. С. Шарапова, Р. В. Этуш, В. А. Харыбина
Констебли: — А. К. Овечкин, В. П. Ушаков, Г. Н. Мосолов, М. В. Полищук, А. И. Силаичев

Постановка Валентина Плучека


 



 

Полный текст.

 

      Бертольт Брехт
      Трехгрошовая опера
     
      Пролог
     
      Баллада о Мэкки-Ноже.
      Уличный певец (поет).
      Дженни-Малина. Вот он — Мэкки-Нож!
     
      Действие первое
     
      I
     
      Ввиду возрастающей человеческой черствости коммерсант Пичем открыл заведение, в котором несчастнейшие из несчастных могли бы приобрести внешность, способную тронуть все более и более ожесточающиеся сердца.
     
      Пичем (публике). Нужно придумать что-то новое. Мое дело слишком сложно, ибо мое дело — это возбуждать человеческое сострадание. Есть вещи, которые могут потрясти человека, их немного, очень немного, но вся беда в том, что, если часто их применять, они перестают действовать. Ибо человек обладает ужасной способностью становиться бесчувственным, когда ему вздумается. Вот и получается, что, впервые увидев на улице нищего с культей вместо руки, испуганный прохожий готов пожертвовать ему десять пенни, во второй раз он ограничится пятью, а в третий, пожалуй, преспокойно позовет полицейского. Точно так же обстоит дело и со средствами духовного воздействия.
      Что толку в прекраснейших и проникновеннейших изречениях, даже мастерски намалеванных, если они так быстро изнашиваются? В Библии можно найти четыре — от силы пять — трогательных изречений, но стоит их израсходовать — и ты гол как сокол. Вот, например, плакат «Дающему воздастся» устарел за какие-нибудь несчастные три недели. Хочешь не хочешь — придумывай что-то новое. Тут вся надежда на Библию, но надолго ли ее хватит?
      Филч. Пичем и компания?
      Пичем. Пичем.
      Филч. Вы владелец фирмы «Друг нищего»? Меня к вам послали. Да, вот это плакаты! Это же капитал! У вас, наверно, целая библиотека таких изречений? Вот это я понимаю! Откуда у нашего брата возьмутся идеи? Образования у нас нет, а без него дела не поставишь.
      Пичем. Ваше имя?
      Филч. Видите ли, господин Пичем, мне с юных лет не везло. Мать у меня была пьянчужка, отец — игрок. С детства предоставленный самому себе, лишенный материнской ласки, я все глубже скатывался в болото большого города. Я не знал ни отцовской заботы, ни семейного уюта. И вот — вы видите перед собой…
      Пичем. Я вижу перед собой…
      Филч (смущенно). …человека без средств, жертву собственных страстей.
      Пичем. Разбившийся о скалы корабль и так далее. Скажите-ка мне, обломок крушения, в каком районе вы исполняете эти детские сказки?
      Филч. Не понимаю, господин Пичем.
      Пичем. Надеюсь, вы произносите эту речь публично?
      Филч. Видите ли, господин Пичем, вчера как раз произошел неприятный случай на Хайлэнд-стрит. Я тихо и грустно, со шляпой в руках, стою на углу, не подозревая ничего дурного…
      Пичем (листая записную книжку). Хайлэнд-стрит. Совершенно верно. Ты, стало быть, и есть тот мерзавец, которого застукали вчера Хони и Сэм. Ты имел наглость приставать к прохожим в Десятом районе. На первый раз мы ограничились небольшой взбучкой, предположив, что ты действуешь по неведению, но, если ты еще раз сунешься, мы пустим в ход пилу, ясно?
      Филч. Позвольте, позвольте! Но что же мне делать, господин Пичем? Эти господа избили меня до полусмерти, а потом вручили мне вашу визитную карточку. Если я сниму пиджак, вы увидите, что я весь в синяках.
      Пичем. Ну, друг мой, если для этого нужно еще снять пиджак, значит, мои люди чертовски нерадивы. Этот молокосос воображает, что стоит ему только протянуть лапу, как дела его будут устроены. Интересно, что бы ты запел, если бы лучшую форель из твоего пруда вылавливали соседи?
      Филч. Видите, ли, господин Пичем, у меня нет пруда.
      Пичем. Так вот, лицензии выдаются только профессионалам. (С деловитым видом показывает Филчу план города.) Лондон разделен на четырнадцать районов. Всякий желающий заниматься нищенством в любом из этих районов должен выправить лицензию у Джонатана Джеремии Пичема и Кo. Иначе отбоя не будет от жертв собственных страстей.
      Филч. Господин Пичем, от полного разорения меня отделяют несколько шиллингов. Имея при себе два шиллинга…
      Пичем. Двадцать шиллингов.
      Филч. Господин Пичем! (Умоляющим жестом указывает на плакат: «Не будь глух к чужой беде».)
      Десять шиллингов.
      Пичем. И пятьдесят процентов выручки еженедельно. С экипировкой семьдесят процентов.
      Филч. А в чем состоит экипировка?
      Пичем. Это определяет фирма.
      Филч. В каком районе смогу я приступить к работе?
      Пичем. Бейкер-стрит, 2-104. Это даже дешевле, всего только пятьдесят процентов с экипировкой.
      Филч. Прошу вас. (Дает деньги.)
      Пичем. Ваше имя?
      Филч. Чарлз Филч.
      Пичем. Правильно. (Кричит.) Госпожа Пичем!
      Это Филч. Номер триста четырнадцать. Район Бейкер-стрит. Я сам зарегистрирую. Понимаю, почему вы приступаете к делу перед самой коронацией: эти торжества — единственный в жизни случай более или менее прилично заработать. Экипировка В. (Отдергивает занавеску, открывая стенд, внутри которого видны пять восковых манекенов.)
      Филч. Что это такое?
      Пичем. Это пять основных типов убожества, способных тронуть человеческое сердце. При виде их человек приходит в то противоестественное состояние, в котором он готов расстаться с частью своих денег.
      Экипировка А: жертва развивающегося транспорта. Веселый калека (демонстрирует), всегда жизнерадостный, всегда беззаботный. Впечатление усиливает культя руки.
      Экипировка Б: жертва военного искусства. Нервная дрожь на почве контузии. Докучает прохожим. Работает на отвращении. (Демонстрирует.) Отталкивающее впечатление ослабляют нагрудные знаки.
      Экипировка В: жертва промышленного подъема. Несчастный слепец, или высшая школа нищенства. (Неуверенной походкой слепого шагает прямо на Филча. Подходит к нему вплотную.)
      (Тотчас же прекратив демонстрацию, удивленно глядит на Филча и неожиданно кричит.) Он сердобольный! Из вас же никогда в жизни не выйдет нищего! Быть прохожим — это для вас предел! Стало быть, экипировка Г. Селия, ты опять пила! Ты ничего не соображаешь. Сто тридцать шестой жаловался на свою ветошь. Сколько раз я тебе говорил, что джентльмен не станет носить грязную одежду. Сто тридцать шестой заплатил за совсем новый костюм. Для возбуждения жалости надо было только растопить стеариновую свечку и нанести несколько пятен. Ни о чем ты не думаешь! Все приходится делать самому! (Филчу.) Раздевайся и надень вот это, только смотри, носи аккуратно!
      Филч. А что будет с моими вещами?
      Пичем. Они переходят в собственность фирмы. Экипировка Д: молодой человек, видавший лучшие дни или, если угодно, никак не думавший, что дойдет до жизни такой.
      Филч. Ах вот как, вы это используете? Но почему бы мне самому не выступать с историей о лучших днях?
      Пичем. Потому что человеку никто не верит, когда он жалуется на собственные горести, сын мой. Если у тебя болит живот, и ты будешь каждому это сообщать, всем станет противно, только и всего. И вообще, тебе не положено задавать вопросы, надевай это барахло, и дело с концом.
      Филч. По-моему, оно немного грязновато.
      Простите, ради бога, простите.
      Госпожа Пичем. Поторопись-ка, сынок. Я не собираюсь стоять с твоими штанами до второго пришествия.
      Филч (с неожиданной горячностью). Имейте в виду, ботинок я не сниму! Ни в коем случае. Лучше я вообще откажусь. Это единственный подарок моей бедной матери, и, как бы низко я ни пал, я ни за что…
      Госпожа Пичем. Не болтай глупости, я же знаю, что у тебя грязные ноги.
      Филч. А где же мне и мыть их? Зимой-то!
      Пичем. Где твоя дочь?
      Госпожа Пичем. Полли? Наверху!
      Пичем. Вчера этот человек снова был здесь? Он приходит всегда, когда меня нет дома!
      Госпожа Пичем. Не будь таким подозрительным, Джонатан. Лучшего джентльмена не найдешь. Господин капитан неравнодушен к нашей Полли.
      Пичем. Вот как.
      Госпожа Пичем. И если у меня есть хоть на пенни ума, то Полли тоже находит его очень милым.
      Пичем. Селия, ты швыряешься своей дочерью так, словно я миллионер! Уж не хочешь ли ты выдать ее замуж? Да ведь если эти мерзавцы, наши клиенты, будут видеть только наши ноги, лавчонка не протянет и недели. Жених! Вот кто сразу же приберет нас к рукам! Еще бы! Неужели ты думаешь, что в постели твоя дочь будет держать язык за зубами лучше, чем ты?
      Госпожа Пичем. Ты, оказывается, прекрасного мнения о собственной дочери!
      Пичем. Самого скверного. Самого низкого. Сплошная чувственность, и больше ничего!
      Госпожа Пичем. Ну, это уж у нее не от тебя.
      Пичем. Ишь ты, замуж захотела! Моя дочь должна быть для меня тем же, что хлеб для голодного. (Листает Библию.) Это сказано даже где-то в Библии. Замужество вообще ужасное свинство. Я выбью замужество у нее из головы.
      Госпожа Пичем. Джонатан, ты просто неуч.
      Пичем. Неуч! Как же его зовут, этого господина?
      Госпожа Пичем. Все называют его «капитан».
      Пичем. Вот как, вы даже не узнали его имени? Интересно!
      Госпожа Пичем. Разве мы невежи, чтобы требовать у него метрику, если он такой деликатный и приглашает нас в отель «Каракатица» на танцевальный вечер?
      Пичем. Куда?
      Госпожа Пичем. В «Каракатицу», на танцевальный вечер.
      Пичем. Капитан? «Каракатица»? Так-так-так…
      Госпожа Пичем. Иначе как в белых перчатках этот господин ни ко мне, ни к моей дочери не прикасался.
      Пичем. Белые перчатки!
      Госпожа Пичем. Между прочим, он в самом деле никогда не снимает перчаток, белых лайковых перчаток.
      Пичем. Так-так. Белые перчатки, трость с набалдашником слоновой кости, гетры, лакированные ботинки, сплошное обаяние и шрам…
      Гопожа Пичем. На шее. Откуда ты его знаешь?
      Филч. Господин Пичем, нельзя ли подобрать для меня какой-нибудь текст? Я во всем люблю систему. Молоть что попало — это не по мне.
      Госпожа Пичем. Ему нужна система, скажите пожалуйста!
      Пичем. Он будет изображать идиота. Придешь сегодня вечером в шесть часов. Тебя подучат. Катись!
      Филч. Большое спасибо, господин Пичем, тысяча благодарностей. (Уходит.)
      Пичем. Пятьдесят процентов! Ну а теперь я тебе скажу, кто этот господин в перчатках. Это Мэкки-Нож! (Бежит по лестнице в спальню Полли.)
      Госпожа Пичем. Боже мой! Мэкки-Нож! Иисусе! Приди, Иисусе, будь гостем нашим! Полли! Что с Полли?
      Пичем. Полли? Полли не приходила домой. Постель не смята.
      Госпожа Пичем. Наверно, она ужинала с этим мануфактурщиком. Ну конечно же, Джонатан!
      Пичем. Дай бог, чтобы это оказался мануфактурщик!
     
     
      Пичем.
      Госпожа Пичем.
     
      Пичем.
      Оба.
     
      II
     
      В трущобах Сохо бандит Мэкки-Нож справляет свадьбу с Полли Пичем, дочерью короля нищих.
      Mаттиас (по кличке Монета, освещает конюшню; в руке у него револьвер). Эй, руки вверх, кто здесь есть!
      Мак. Есть кто-нибудь?
      Маттиас. Ни души! Здесь можно спокойно сыграть свадьбу.
      Полли (входит в подвенечном платье). Но ведь это же конюшня!
      Мак. Присядь пока на ясли, Полли. (К публике.) В этой конюшне состоится сегодня моя свадьба с девицей Полли Пичем, которая выходит за меня по любви и согласна быть моей подругой жизни.
      Маттиас. В Лондоне будут говорить, что это самая смелая твоя выходка. Ты увел из дому единственное дитя господина Пичема.
      Мак. Кто такой господин Пичем?
      Mаттиас. Послушать его, так он беднейший человек в Лондоне.
      Полли. Не здесь же нам праздновать свадьбу! Это же просто-напросто конюшня. Разве можно пригласить сюда господина пастора? К тому же и конюшня-то не наша. Нехорошо начинать новую жизнь со взлома, Мак! Это же лучший день в нашей жизни.
      Мак. Дитя мое, все будет как тебе хочется. Ни о чем не беспокойся. Обстановку мы создадим.
      Маттиас. Вот и мебель привезли.
      Мак. Рухлядь.
      Джекоб (по кличке Крючок). Поздравляю! На Джиндер-стрит, четырнадцать, во втором этаже были люди. Пришлось их сначала выкурить.
      Роберт (по кличке Пила). Поздравляю. На Стрэнде кокнули констебля.
      Мак. Дилетанты.
      Эд. Мы сделали все что могли, но в Вест-Энде никак нельзя было спасти трех человек. Поздравляю.
      Мак. Дилетанты и пачкуны.
      Джимми. Одного старика пришлось малость побеспокоить. Думаю, что выживет. Поздравляю.
      Мак. Я же сказал: избегать кровопролития. Как подумаешь о крови — тошно становится. Из вас никогда не выйдет деловых людей! Каннибалы вы, а не деловые люди!
      Уолтер (по кличке Плакучая Ива). Поздравляю. Еще полчаса назад, сударыня, этот клавесин принадлежал герцогине Сомерсетширской.
      Полли. Что это за мебель?
      Мак. Нравится ли тебе мебель, Полли?
      Полли (плачет). Бедняги! Из-за какой-то несчастной мебели.
      Мак. И это называется мебель! Рухлядь! Ты совершенно права, что сердишься. Клавесин красного дерева и диван в стиле ренессанс. Это же непростительно. А где стол?
      Уолтер. Стол?
      Полли. Ах, Мак! Я так несчастна! Хоть бы уж господин пастор не приходил.
      Mаттиас. Придет конечно. Мы ему точно объяснили дорогу.
      Уолтер. Вот и стол!
      Мак (видя, что Полли плачет). Моя жена вне себя. А где же еще стулья? Клавесин есть, а стульев нет? Ни о чем вы не думаете. Так ли уж часто я праздную свою свадьбу? Заткнись, Плакучая Ива! Я хочу сказать: так ли уж часто я на вас полагаюсь? И в первый же день вы огорчаете мою жену.
      Эд. Милая Полли…
      Мак (сшибает у него с головы шляпу). «Милая Полли»! Я тебе покажу «милую Полли», дерьмо! Я тебе голову проломлю. Ишь ты, «милая Полли»! Ты, может, спал с ней?
      Полли. Как тебе не стыдно, Мак!
      Эд. Клянусь вам…
      Уолтер. Сударыня, если чего из мебели не хватает, мы еще раз…
      Мак. Клавесин красного дерева и ни одного стула. (Смеется.) Ты, невеста, как тебе это нравится?
      Полли. Право же, это не самое страшное.
      Мак. Два стула и диван. А новобрачные, выходит, пускай садятся на пол!
      Полли. Ну и ну!
      Мак (резко). Отпилить ножки у этого клавесина! Живо!
      Четыре бандита (отпиливают ножки клавесина и поют).
      Уолтер. Вот видите, сударыня, как хорошо: получилась отличная скамья!
      Мак. Я попросил бы джентльменов сбросить эти гнусные лохмотья и привести себя в пристойный вид. В конце концов, здесь не чья-то свадьба, а моя. А тебя, Полли, я попросил бы заняться жратвой. Она в корзинах.
      Полли. Это свадебный ужин? Неужели все это краденое, Мак?
      Мак. Разумеется, разумеется.
      Полли. Хотела бы я знать, что ты будешь делать, если сейчас постучат в дверь, и войдет шериф?
      Мак. Тогда ты увидишь, что делает твой муж в таких случаях.
      Маттиас. Сегодня это совершенно исключено. Вся конная полиция сейчас в Давентри, сопровождает королеву. В пятницу коронация. (Уходит в глубину сцены с остальными бандитами.)
      Полли. Два ножа и четырнадцать вилок! На каждый стул по ножу.
      Мак. Ну и сапожники! Разве это работа зрелых мастеров? Это же ученическая мазня. Вы понятия не имеете о стиле. Надо уметь отличать Чиппендейл от Людовика Четырнадцатого.
      Уолтер. Мы, собственно, хотели взять самые ценные вещи. Погляди-ка на дерево! Материал высший сорт.
      Маттиас. Тсс! Тсс! Разрешите, капитан…
      Мак. Полли, поди-ка сюда.
      Маттиас. Разрешите, капитан, в этот счастливейший для вас день, знаменующий расцвет, то есть я хотел сказать — поворотный, пункт вашей жизни, передать вам самые горячие и вместе с тем самые искренние поздравления и так далее. С души воротит от этого напыщенного тона. Одним словом (пожимает жениху руку), выше голову, старина!
      Мак. Благодарю тебя, Маттиас, очень мило с твоей стороны.
      Маттиас (растроганный, обнимает Мака и жмет руку Полли). Да-да, это голос сердца! Итак, не вешать голову, старик, иными словами (ухмыляется), пусть головка не опускается.
      Мак. Заткнись. Оставь свою похабщину для Китти. Твоей шлюхе это придется по вкусу.
      Полли. Мак, не будь таким вульгарным.
      Маттиас. Я протестую: ты назвал Китти шлюхой… (С трудом поднимается.)
      Мак. Ах вот как, ты протестуешь?
      Маттиас. И вообще по ее адресу я не говорю сальностей. Я слишком уважаю Китти. Где тебе это понять! Ты-то как раз и не можешь обойтись без похабщины. Думаешь, Люси мне не рассказывала, какие гадости ты ей говорил! Да я по сравнению с тобой просто лорд.
      Джекоб. Хватит, хватит, здесь же свадьба.
      Мак. Как тебе нравится такая свадьба, Полли? В день своего бракосочетания ты видишь вокруг себя столько дерьма. Ты, наверно, никак не думала, что друзья твоего мужа могут так его подвести! Пусть это послужит тебе уроком.
      Полли. По-моему, все очень мило.
      Роберт. Вздор. Никто никого не подводит. Расхождение во мнениях всегда может случиться. Твоя Китти ничем не хуже любой другой. А теперь доставай свой подарок.
      Все. Давай, давай!
      Маттиас (обиженно). Пожалуйста.
      Полли. Ах, свадебный подарок! Очень мило с вашей стороны, господин Маттиас-Монета. Посмотри, Мак, какая чудная ночная рубашка!
      Маттиас. Может быть, это тоже похабщина, капитан?
      Мак. Ладно, хватит. Я же не хотел тебя обидеть — в такой-то день.
      Уолтер. Ну а это? Чиппендейл! (Снимает покрывало с огромных стоячих часов в стиле Чиппендейл.)
      Мак. Людовик.
      Полли. Великолепные часы. Я так счастлива. Я не нахожу слов. Вы просто невероятно любезны. Жаль, что у нас нет квартиры, правда, Мак?
      Мак. Считай, что это только начало. Лиха беда — начало. Большое спасибо, Уолтер. Ну довольно, уберите барахло. Ужин!
      Джекоб (в то время как другие уже заняты сервировкой). Я, конечно, опять пришел с пустыми руками. (С жаром, к Полли.) Поверьте, сударыня, мне это очень неприятно.
      Полли. Это не имеет никакого значения, господин Джекоб-Крючок.
      Джекоб. Ребята швыряются подарками, а я один стою как дурак. Войдите в мое положение. Каждый раз со мной такая история. Я могу вам назвать сколько угодно таких случаев! Вы просто глаза вытаращите. Вот недавно встретил я Дженни-Малину. Ну, говорю, старая потаскуха… (Увидев, что за спиной его стоит Мак, молча удаляется.)
      Мак (усаживает Полли). В такой день, Полли, ты будешь кушать лучшие блюда. Прошу!
      Эд (указывая на сервиз). Красивые тарелки. Гостиница «Савой».
      Джекоб. Яйца под майонезом от Селфриджа. Предполагалась еще целая банка паштета из гусиной печенки. Но Джимми сожрал его по дороге — со злости, потому что в банке оказалась дырка.
      Уолтер. В приличном обществе не говорят «дырка».
      Джимми. Не набрасывайся на яйца, Эд. В такой-то день!
      Мак. Хорошо бы спеть. Что-нибудь этакое благолепное.
      Маттиас (давится от смеха). Благолепное? Шикарно сказано. (Осекся под уничтожающим взглядом Мака.)
      Мак (вышибает у соседа блюдо из рук). Я, собственно, не хотел сразу приступить к ужину. Вы так и навалились на жратву, а я предпочел бы сначала создать надлежащее настроение. У людей в такие дни обычно что-нибудь устраивают.
      Джекоб. Что, например?
      Мак. Неужели мне все самому придумывать? Я не требую от вас оперы. Но что-нибудь кроме жратвы и похабщины вы, ей-богу же, могли бы подготовить. Да что там говорить, в такие дни только и видишь, как ни в чем нельзя полагаться на друзей.
      Полли. Лососина превосходная, Мак.
      Эд. Да, такой вам еще не приходилось жевать. У Мэкки-Ножа она не переводится. Вы будете кататься как сыр в масле. Я всегда говорил, что Мак лучшая партия для девушки, у которой есть высокие идеалы. Это я вчера еще говорил Люси.
      Полли. Люси? Кто такая Люси, Мак?
      Джекоб (смущенно). Люси? Ах, знаете, это не нужно принимать всерьез.
      Полли (заметив жестикуляцию Маттиаса). Передать вам что-нибудь? Может быть, соль?.. Простите, вы хотите что-то сказать, господин Джекоб?
      Джекоб. О нет, ничего, ничего. Если я чего-то и хотел, то именно ничего не сказать. А то еще сболтнешь лишнее.
      Мак. Что у тебя в руке, Джекоб?
      Джекоб. Нож, капитан.
      Мак. А что у тебя на тарелке?
      Джекоб. Форель, капитан.
      Мак. Стало быть, ты режешь форель ножом, так, что ли? Это же неслыханно, Джекоб. Ты видела что-либо подобное, Полли? Он режет рыбу ножом! Так поступают только хамы, ты понял меня, Джекоб? Учись хорошим манерам. Ты еще намучишься с ними, Полли. Не так-то просто сделать из этих скотов людей, умеющих вести себя в приличном доме. Да знаете ли вы вообще, что такое приличный дом?
      Уолтер. Приличный дом или публичный дом?
      Полли. Фи, господин Уолтер!
      Мак. Значит, вы не желаете петь, чтобы как-то украсить этот день? Пускай, значит, день моей свадьбы будет таким же скучным и нудным, как всякий другой? И вообще — почему никто не стоит у дверей? Может быть, мне самому сегодня стать у дверей, чтобы вы спокойно набивали себе брюхо за мой счет?
      Уолтер (ворчливо). Что значит — «за мой счет»?
      Джимми. Перестань, Уолтерчик! Так и быть, я выйду. Какой дьявол сюда придет! (Выходит.)
      Джекоб. Вот была бы потеха, если бы в такой день всех гостей застукали!
      Джимми (вбегая). Эй, капитан, шухер!
      Уолтер. Пантера-Браун!
      Маттиас. Глупости, это его преподобие Кимбл!
      Все (орут). Добрый вечер, ваше преподобие!
      Кимбл. Ну наконец-то я вас нашел! Я нашел вас в скромной хижине. Но зато вы сидите под собственной крышей.
      Мак. Герцога Девонширского.
      Полли. Здравствуйте, ваше преподобие. Ах, как я счастлива, что в прекраснейший день моей жизни его преподобие…
      Мак. А теперь я прошу отметить прибытие его преподобия небольшой кантатой.
      Маттиас. Что вы скажете о «Билле Лоджине и Мэри Сайер»?
      Джекоб. «Билли Лоджин» — это, пожалуй, подойдет.
      Кимбл. Ну-ка, затяните, ребята!
      Маттиас. Начнем, господа.
      Трое мужчин (поднимаются и нерешительно, слабыми, неверными голосами поют).
     
      Мак. И это все? Убожество!
      Маттиас (снова давится от смеха). Убожество — вот верное слово, господа. Именно убожество.
      Мак. Заткнись!
      Маттиас. Я хочу сказать — нет подъема, нет огня и тому подобное.
      Полли. Господи, если никто не хочет выступить, я, пожалуй, сама покажу вам один пустячок. Я попробую изобразить девушку, которую мне случилось однажды видеть в небольшом кабачке. Знаете, такие четырехпенсовые кабачки в Сохо. Девушка эта была судомойкой. И, понимаете, все над ней смеялись. А она в ответ говорила гостям такие вещи — вот вы сейчас услышите какие. Представьте себе, что это стойка — грязная-прегрязная стойка, за которой проходит весь ее день. Это ведро, в котором она полощет, а это — тряпка, которой она вытирает стаканы. Там, где вы сидите, сидели мужчины, которые над ней смеялись. Вы тоже можете смеяться, чтобы было совсем похоже. А если не сможете смеяться, — не надо. (Тихо напевая без слов, моет воображаемые стаканы.) А теперь кто-нибудь из вас (указывая на Уолтера), ну, например, вы, пусть скажет: «Когда же наконец придет твой корабль, Дженни?»
      Уолтер. Когда же наконец придет твой корабль, Дженни?
      Полли. А кто-нибудь другой, например, вы, пусть скажет: «Ты все еще моешь стаканы, Дженни, пиратская невеста?»
      Маттиас. Ты все еще моешь стаканы, Дженни, пиратская невеста?
      Полли. Ну вот, а теперь я начинаю.
     
     
     
     
     
      Маттиас. Очень мило. Забавно, правда? Ишь ты, как здорово спела!
      Мак. Что значит — «мило»? При чем тут «мило», идиот? Это же искусство, а ты лезешь со своим «мило». У тебя это великолепно получилось, Полли. Но разве такая шваль — простите, ваше преподобие, — разве такие люди что-нибудь понимают? (Тихо, к Полли.) Между прочим, мне не нравится такое кривлянье, пожалуйста, имей это в виду на будущее.
      Что у вас в руках, ваше преподобие?
      Джекоб. Два ножа, капитан.
      Мак. А что у вас на тарелке, ваше преподобие?
      Кимбл. Лососина, кажется.
      Мак. Вот как. Значит, вы режете лососину ножом?
      Джекоб. Слыханное ли дело — жрать лососину с ножа; кто так поступает, тот просто…
      Мак. Свинья. Ты понял меня, Джекоб? Учись.
      Джимми (вбегая). Эй, капитан, шухер! Сам шериф.
      Уолтер. Браун, Пантера-Браун!
      Мак. Да, Пантера-Браун, совершенно верно. Не кто иной как Пантера-Браун, главный шериф Лондона, столп английской полиции, войдет сейчас в жалкую хижину капитана Макхита. Учитесь!
      Джекоб. Это же верная виселица.
      Мак. Хелло, Джекки!
      Браун. Хелло, Мэкки! У меня мало времени, я на минутку. Неужели нельзя было обойтись без чужой конюшни? Это же снова взлом!
      Мак. Очень уж удобно она расположена, Джекки. Рад, что ты не забываешь своего Мака и пришел на свадьбу к старому другу. Сейчас я познакомлю тебя с моей супругой, урожденной Пичем. Полли, это Пантера-Браун. Ну как, старина? (Хлопает его по плечу.) А это мои друзья, Джекки, с ними ты, наверно, уже встречался.
      Браун (с неудовольствием). Я же здесь с частным визитом, Мак.
      Мак. Они тоже. (Зовет их.)
      Эй, Джекоб!
      Браун. Это Джекоб-Крючок. Мерзавец!
      Мак. Вот Джимми, вот Роберт, вот Уолтер!
      Браун. Ну ладно, на сегодня забудем об этом.
      Мак. Вот Эд, вот Маттиас!
      Браун. Садитесь, господа, садитесь!
      Все. Благодарим вас, сударь.
      Браун. Рад познакомиться с очаровательной супругой моего старого друга Мака.
      Полли. Вы мне льстите, сударь!
      Мак. Садись, старая посудина, и бери курс на виски! Полли, господа! Вот перед вами человек, которого неисповедимая воля короля возвысила над прочими людьми и который тем не менее остался моим другом среди всех бурь и треволнений и так далее. Вы знаете, кого я имею в виду, и ты тоже знаешь это, Браун. Ах, Джекки, помнишь ли ты, как мы служили в Индии. Ты солдат и я солдат. Давай-ка споем солдатскую песню, Джекки!
     
      Мак и Браун.
     
     
     
      Мак. Хотя ураган жизни разметал друзей юности, хотя наши профессиональные интересы различны, пожалуй, даже диаметрально противоположны, наша дружба выдержала все испытания. Пусть это будет вам уроком! Кастор и Поллукс, Гектор и Андромаха и так далее. Не было случая, чтобы я, простой грабитель, — вы меня понимаете — вернулся с добычей и не передал части ее, солидной части, своему другу Брауну в знак и свидетельство моей неизменной верности. Не было также случая — вынь нож изо рта, Джекоб, не было также случая, чтобы он, всемогущий шеф полиции, назначил облаву, не известив об этом друга своей юности, то есть меня. Ну и так далее, в конце концов, у нас все основано на взаимности. Учитесь! (Берет Брауна под руку.) Да, Джекки, я рад, что ты пришел, ты поступил как истинный друг.
      Настоящий ширазский.
      Браун. Фирма «Ковры Востока».
      Мак. Да, мы обычно все берем оттуда. Знаешь, Джекки, сегодня я не мог тебя не позвать. Надеюсь, что, несмотря на твою должность, моя просьба тебе не в тягость.
      Браун. Ты же знаешь, Мак, что я тебе ни в чем не могу отказать. Мне надо идти, у меня столько дел; если во время коронации хоть что-нибудь случится…
      Мак. Знаешь, Джекки, мой тесть — отвратительный старый мерин. Если он начнет на меня капать… Скажи, Джекки, в Скотленд-Ярде есть на меня материал?
      Браун. В Скотленд-Ярде нет на тебя материала.
      Мак. Естественно.
      Браун. Я же все устроил. Спокойной ночи.
      Мак (бандитам). Может быть, вы встанете?
      Браун (к Полли). Всего доброго!
      Джекоб (до сих пор он беседовал с Маттиасом, Уолтером и Полли). Признаюсь, у меня возникли кое-какие опасения, когда сказали, что идет Пантера-Браун.
      Маттиас. Видите, сударыня, мы связаны с крупными представителями власти.
      Уолтер. Да, у Мака всегда найдется козырь, о котором наш брат и не подозревает. Но у нас тоже кое-что есть про запас. Господа, уже половина десятого.
      Маттиас. Сейчас мы покажем гвоздь программы.
      Мак. В чем дело?
      Маттиас (из-за ковра). Еще один небольшой сюрприз, капитан.
      Мак. Благодарю вас, друзья, благодарю.
      Уолтер. Ну а теперь гости потихоньку удалятся.
      Мак. Итак, пора отдать должное чувствам. Нельзя замыкаться в своей профессии. Сядь, Полли! Видишь, какая луна над Сохо?
      Полли. Вижу. Милый, прижмись ко мне.
      Мак. Хорошо, милая.
      Полли. Куда ты, туда и я с тобой.
      Мак. Где бы мы ни были, мы будем вместе.
      Оба.
     
      III
     
      Для Пичема, знающего, как сурова жизнь, потеря дочери означает полное разорение.
      Госпожа Пичем. Вышла замуж? Ты увешиваешь ее спереди и сзади платьями, шляпами, зонтиками и перчатками, а когда эта девочка стоит уже не меньше, чем добрая яхта, она сама летит на помойку, как гнилой огурец. Ты в самом деле вышла замуж?
     
      Полли.
     
     
     
      Пичем. Вот в какую шлюху она превратилась. Очень хорошо. Очень приятно.
      Госпожа Пичем. Если уж ты настолько безнравственна, чтобы выйти замуж, то почему тебе нужен непременно конокрад и разбойник с большой дороги? Ты еще поплатишься! Я могла это предвидеть. Она с пеленок воображала себя чуть ли не королевой Англии!
      Пичем. Значит, она действительно вышла замуж?
      Госпожа Пичем. Да, вчера вечером, в пять часов.
      Пичем. За известного преступника! Если хорошенько подумать, это доказывает огромную его смелость. Ведь стоит мне отдать дочь, последнюю опору моей старости, как рухнет мой дом и последняя собака от меня убежит. Я и так уже рискую умереть голодной смертью. Да-да, если нам троим хватит на зиму одного-единственного полена, то, может быть, мы и доживем до весны. Может быть.
      Госпожа Пичем. Да что и говорить! Это нам награда за все, Джонатан. Я схожу с ума. Голова кружится. Я не выдержу. Ох! (Падает в обморок.) Рюмку коньяку!
      Пичем. Видишь, до чего ты довела мать. Живее!
      Стало быть, моя дочь шлюха. Очень хорошо, очень приятно. Как близко она приняла это к сердцу, бедная женщина!
      Вот единственное утешение, оставшееся твоей бедной матери.
      Полли (в этой сцене она так и светится счастьем). Можешь смело дать ей две рюмки. Когда маме не по себе, она легко переносит двойную порцию. Это сразу поставит ее на ноги.
      Госпожа Пичем (приходя в себя). Она опять изображает заботливую дочь! Не верю в ее искренность.
      Нищий. Я имею претензии. Это вонючий свинарник. Это не культяпка, а тяп-ляп, и я не стану выбрасывать деньги на такое дерьмо.
      Пичем. Чего тебе надо? Твоя культяпка не хуже любой другой, только ты не содержишь ее в чистоте.
      Нищий. Вот как! А почему я зарабатываю меньше любого другого? Нет, шалишь, со мной этот номер не пройдет. (Швыряет культяпку.) Чем носить такое дерьмо, лучше уж по-настоящему отрубить себе ногу.
      Пичем. Ну чего вы, собственно, хотите? Разве я виноват, если у людей теперь не сердце, а булыжник? Я же не могу дать вам по пяти культяпок сразу! В какие-нибудь три минуты я делаю из человека такую жалкую развалину, что, взглянув на него, собака и та заплачет. Разве я виноват, что люди не плачут? Вот тебе еще одна культяпка, если этой мало. Только научись держать вещи в порядке!
      Нищий. С этой еще куда ни шло.
      Пичем (проверяя протез у другого нищего). Кожа не годится, Селия, резина противнее. (Третьему.) Шишка уже сходит, это у тебя последняя. Что ж, начнем сначала. (Осматривая четвертого.) Ну конечно, разве настоящая парша может тягаться с искусственной! (Пятому.) Эй ты, на кого ты похож? Ты опять обжираешься. Придется тебя наказать для примера.
      Нищий. Господин Пичем, честное слово, я ничего особенного не ел. У меня нездоровая полнота, я не виноват.
      Пичем. Я тоже. Ты уволен. (Снова второму.) «Потрясать» и «действовать на нервы» — это разные вещи, дорогой мой. Мне нужны мастера своего дела. Только мастера и потрясают нынче сердца. Если бы вы работали как полагается, публика бы вам аплодировала! Но у тебя же нет выдумки! Я вынужден расторгнуть наш договор.
      Полли. Пожалуйста, погляди на него. Может быть, ты думаешь, что он писаный красавец? Так убедись, что нет. Но он человек со средствами. С ним я буду обеспечена. Он прекрасный взломщик, кроме того, он опытный и дальновидный грабитель. Я могла бы назвать тебе сумму его сбережений. Еще два-три удачных дела — и мы сможем поселиться в небольшом загородном доме не хуже господина Шекспира, которого так ценит отец.
      Пичем. Стало быть, все очень просто. Ты вышла замуж. Что делают, когда выходят замуж? Да разве ты сообразишь! Так вот: когда выходят замуж, разводятся, не правда ли? Неужели так трудно до этого додуматься?
      Полли. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
      Госпожа Пичем. О разводе.
      Полли. Но я же его люблю, зачем же мне думать о разводе?
      Госпожа Пичем. Скажи, тебе не совестно?
      Полли. Мама, если ты когда-нибудь любила…
      Госпожа Пичем. Любила! Ты совсем свихнулась от этих проклятых книг. Все же так делают, Полли!
      Полли. Ну что ж, значит, я — исключение.
      Госпожа Пичем. Вот я тебе всыплю по заднице, «исключение»!
      Полли. Я знаю, все матери так поступают, но разве это поможет! Любовь важнее, чем шлепки по заднице.
      Госпожа Пичем. Смотри, Полли, мое терпение лопнет.
      Полли. Я не позволю отнять у меня мою любовь.
      Госпожа Пичем. Еще одно слово, и ты получишь пощечину.
      Полли. Выше любви ничего нет на свете.
      Госпожа Пичем. И вообще у этого типа целая куча жен. Когда его повесят, того и гляди, объявится добрая дюжина вдов, и, пожалуй, у каждой будет еще младенец на руках. Ах, Джонатан!
      Пичем. Повесят? Как ты додумалась до этого? Прекрасная мысль. Выйди-ка, Полли.
      Правильно. Верные сорок фунтов.
      Госпожа Пичем. Понимаю. Донести шерифу.
      Пичем. Разумеется. И к тому же его бесплатно повесят… Сразу двух зайцев. Только сначала надо узнать, где он скрывается.
      Госпожа Пичем. Это, милый мой, я могу тебе сказать наверняка: где ему быть, как не у своих потаскух?
      Пичем. Но они же его не выдадут.
      Госпожа Пичем. Положись на меня. Деньги правят миром. Сейчас я схожу в Тарнбридж и поговорю с девчонками. Если в ближайшие два часа этот господин встретится хотя бы с одной из них, считай, что он в наших руках.
      Полли. Мамочка, не трудись. Мак скорее сам отправится в тюрьму Олд Бейли, чем встретится с такой особой. Но если бы он даже и пришел в Олд Бейли, шериф угостил бы его коктейлем, и они за сигарами потолковали бы об одном заведении на нашей улице, под которое тоже можно подкопаться. Если тебе угодно знать, папочка, твой шериф веселился на моей свадьбе.
      Пичем. Как его фамилия?
      Полли. Его фамилия Браун. Но для тебя он, наверно, Пантера-Браун. Все, у кого есть основания его бояться, называют его Пантера-Браун. Зато мой муж, папочка, называет его Джекки. Потому что для него он просто Джекки. Они друзья юности.
      Пичем. Так-так, они друзья. Шериф и главный преступник! Наверно, это единственный случай дружбы в нашем городе.
      Полли (в упоении). Когда они сидят за коктейлями, они треплют друг друга по щеке и говорят: «Если ты хлопнешь еще одну, я тоже хлопну еще одну». И когда один выходит, у другого сразу увлажняются глаза, и он говорит: «Куда ты, туда и я с тобой». В Скотленд-Ярде на Мака нет материала.
      Пичем. Так-так. С вечера во вторник до утра в четверг моя дочь находилась у господина Макхита, женатого, можно не сомневаться, неоднократно. Он выманил ее из родительского дома под предлогом бракосочетания. Не пройдет и недели, как по этой причине его отправят на виселицу, как он того заслуживает. «Господин Макхит, некогда вы носили белые лайковые перчатки, у вас была трость с набалдашником слоновой кости и шрам на шее. Вы обычно пребывали в гостинице „Каракатица“. Сейчас у вас остался только шрам, наименее ценная из ваших примет. Пребываете вы теперь главным образом за решеткой, а в недалеком будущем и вовсе перестанете где-либо пребывать…»
      Госпожа Пичем. Ах, Джонатан, это тебе не удастся. Ведь дело идет о Мэкки-Ноже, которого называют величайшим преступником Лондона. Он берет что захочет.
      Пичем. Кто такой Мэкки-Нож! Собирайся, мы пойдем к шерифу. А ты отправишься в Тарнбридж.
      Госпожа Пичем. К его потаскухам.
      Пичем. Такова подлость мира. Либо ты останешься без ног от беготни и хлопот, либо твои ноги попросту украдут.
      Полли. Ну что ж, я с удовольствием пожму руку господину Брауну.
     
      Полли.
      Пичем (с Библией в руках).
      Госпожа Пичем.
      Пичем.
      Полли и госпожа Пичем.
      Пичем.
      Полли и госпожа Пичем.
      Пичем.
      Все трое.
      Пичем.
      Все трое.
     
     
      Действие второе
     
      IV
     
      Четверг, вторая половина дня. Мэкки-Нож прощается с женой, перед тем как удрать от своего тестя в Хайгейт.
      Полли (входя). Мак! Мак, не пугайся.
      Мак (лежа на кровати). Что случилось? Что с тобой, Полли?
      Полли. Я была у Брауна, и отец мой тоже там был. Они хотят тебя схватить. Отец грозил всякими ужасами. Браун отстаивал тебя, но в конце концов он сдался, и теперь он тоже считает, что тебе нужно немедленно скрыться. На некоторое время. Надо собрать вещи.
      Мак. Собрать вещи. Глупости. Пойди сюда, Полли. Мы займемся не упаковкой вещей, а совсем-совсем другим.
      Полли. Нет, сейчас нельзя. Я в таком страхе. Только и было разговоров что о виселице.
      Мак. Не люблю, когда ты капризничаешь, Полли. В Скотленд-Ярде нет на меня материала.
      Полли. Вчера, может быть, и не было, а сегодня хоть отбавляй. Я принесла обвинительное заключение. Это такой длинный список, всего и не запомнишь. Покушение на двух купцов, свыше тридцати взломов, двадцать три уличных ограбления, поджоги, предумышленные убийства, подлоги, клятвопреступления — и все за последние полтора года. Ты ужасный человек. А в Винчестере ты соблазнил двух несовершеннолетних сестер.
      Мак. Мне они сказали, что им уже за двадцать. А что говорит Браун? (Медленно встает и, насвистывая, идет вдоль рампы в правую часть сцены.)
      Полли. Он догнал меня в вестибюле и сказал, что теперь ничего не может для тебя сделать. Ах, Мак! (Бросается ему на шею.)
      Мак. Ну что ж, если мне надо сматываться, придется вести дело тебе.
      Полли. Не говори сейчас о делах, Мак, я не могу о них слышать, лучше еще раз обними свою бедную Полли и поклянись, что ты ее никогда, никогда…
      Мак. Вот бухгалтерские книги. Слушай внимательно. Это список личного состава. (Читает.) Итак, Джекоб-Крючок, на службе полтора года. Посмотрим-ка, что он принес. Раз, два, три, четыре, пять золотых часов. Немного, но работа чистая. Не садись ко мне на колени, сейчас у меня не то настроение. Дальше идет Уолтер-Плакучая Ива. На эту собаку положиться нельзя. Налево работает. Дай ему три недели отсрочки, пусть погуляет перед виселицей. Потом уволишь. Просто заявишь Брауну.
      Полли (всхлипывая). Просто заявлю Брауну.
      Мак. Джимми второй. Беспардонный человек. Работник неплохой, приносит доход, но — бесстыж. Прямо из-под задниц простыни вытаскивает у дам из лучшего общества. Выдашь ему аванс.
      Полли. Выдам ему аванс.
      Мак. Роберт-Пила. Работает по мелочам. Таланта ни на грош. На виселицу не попадет, но и наследства не оставит.
      Полли. Наследства не оставит.
      Мак. В остальном действуй так же, как до сих пор. Вставай в семь часов, умывайся, принимай ванну и так далее.
      Полли. Ты прав, нужно взять себя в руки и заняться делами. Твое — это теперь и мое, правда, Мэкки? А как быть с твоими комнатами, Мак? Может быть, отказаться от них? Просто жаль платить!
      Мак. Нет, они мне еще понадобятся.
      Полли. Зачем же нам бросать деньги на ветер!
      Мак. Ты, кажется, думаешь, что я вообще не вернусь?
      Полли. Да что ты! Я хочу только сказать, что потом можно снять снова! Мак… Мак, я больше не могу. Я смотрю на твой рот и уже не слышу, что ты говоришь. Ты будешь мне верен, Мак?
      Мак. Ну конечно, я буду тебе верен. Как аукнется, так и откликнется. Ты думаешь, я тебя не люблю? Только я вижу дальше твоего.
      Полли. Я тебе так благодарна, Мак. Ты печешься обо мне, а за тобой гонятся эти ищейки…
      Мак (торопливо). Чистую прибыль будешь по-прежнему переводить банкирскому дому Джек Пуль в Манчестере. Между нами говоря, я собираюсь целиком переключиться на банкирскую деятельность. Это вопрос дней. Быть банкиром безопаснее и прибыльнее. Самое большее через две недели надо будет вынуть капитал из этого предприятия. После этого ты сходишь к Брауну и передашь список полиции. Самое большее через четыре недели все эти подонки человечества исчезнут в казематах Олд Бейли.
      Полли. Но как же ты можешь глядеть им в глаза, если ты поставил на них крест; если они уже почти на виселице? Как же ты можешь пожимать им руки?
      Мак. Кому? Роберту-Пиле, Маттиасу-Монете, Джекобу-Крючку? Этим-то висельникам?
      Рад видеть вас, господа.
      Полли. Здравствуйте, господа.
      Маттиас. Капитан, я раздобыл план празднования коронации. Должен сказать, что нам предстоит напряженная работа. Через полчаса — приезд архиепископа Кентерберийского.
      Мак. Когда?
      Маттиас. В пять тридцать. Нужно немедленно двигаться, капитан.
      Мак. Да, вам пора двигаться.
      Роберт. Что значит — вам?
      Мак. Что касается меня, то, к сожалению, я вынужден предпринять небольшую поездку.
      Роберт. Боже правый, неужели вас хотят посадить?
      Маттиас. Надо же, перед самой коронацией! Коронация без вас — это все равно что каша без ложки.
      Мак. Заткнись! В связи с этим я временно передаю руководство предприятием своей жене Полли! (Выводит ее на передний план, а сам уходит в глубину сцены и наблюдает за ней оттуда.)
      Полли. Ребята, я думаю, что наш капитан может спокойно отправиться в путь. Мы сумеем и без него провернуть дело. Мы покажем класс, правда, мальчики?
      Маттиас. Не смею возражать. Только не знаю, сумеет ли женщина в такой момент… Я не хочу вас обидеть, сударыня.
      Мак. Что ты на это скажешь, Полли?
      Полли. Ах ты, дерьмо, вот как ты начинаешь. (Кричит.) Попробовал бы ты меня обидеть! Эти господа спустили бы с тебя штаны и всыпали бы тебе как следует. Не правда ли, господа?
      Джекоб. Да, к тому дело идет, можешь ей поверить.
      Уолтер. Браво! Капитанша за словом в карман не полезет! Да здравствует Полли!
      Бандиты. Да здравствует Полли!
      Мак. Паршиво, что меня не будет на коронации. Это стопроцентное дело. Днем все квартиры пустехоньки, а ночью весь beau monde пьян в стельку. Кстати, Маттиас, ты слишком много пьешь. На прошлой неделе ты опять намекал, что детскую больницу в Гринвиче поджег ты. Если такое еще раз повторится, считай, что ты уволен. Кто поджег больницу?
      Маттиас. Я.
      Мак (остальным). Кто поджег больницу?
      Бандиты. Вы, господин Макхит.
      Мак. Значит, кто?
      Маттиас (ворчливо). Вы, господин Макхит. Конечно, так наш брат никогда не возвысится.
      Мак (жестами изображает, как вздергивают человека на виселицу). Ты-то уж возвысишься, если вздумал со мной конкурировать. Слыханное ли дело, чтобы ученые заблуждения оксфордского профессора подписывал какой-то ассистент? Профессор подписывает собственноручно.
      Роберт. Сударыня, пока ваш супруг в отъезде, мы в вашем распоряжении. Расчет по четвергам, сударыня.
      Полли. По четвергам, мальчики.
      Мак. А теперь прощай, солнышко. Следи за собой и, пожалуйста, не забывай ежедневно наводить красоту, так, словно я здесь. Это очень важно, Полли.
      Полли. А ты, Мак, обещай мне, что не взглянешь ни на одну женщину и что уедешь отсюда немедленно. Поверь, что твоя маленькая Полли говорит это не из ревности. Это очень важно, Мак.
      Мак. Кого интересуют всякие старые лоханки, Полли? Я люблю тебя одну. Как только достаточно стемнеет, я выведу своего вороного из какой-нибудь конюшни, а когда над твоим окошком взойдет луна, я буду уже далеко за Хайгейтским болотом.
      Полли. Ах, Мак, ты разрываешь мне сердце. Останься со мной, и будем счастливы.
      Мак. Я сам себе разрываю сердце. Я должен уйти, и кто знает, когда я вернусь.
      Полли. Мы так мало были вместе, Мак.
      Мак. Разве мы больше не будем вместе?
      Полли. Ах, вчера я видела нехороший сон. Будто я подошла к окну и слышу смех на улице. Выглядываю в окно и вижу нашу луну. И луна такая тоненькая, как стершийся пенни. Не забывай меня, Мак, в чужих городах.
      Мак. Конечно, я тебя не забуду, Полли. Поцелуй меня, Полли.
      Полли. Прощай, Мак.
      Мак. Прощай, Полли. (Уходя, поет.)
      Полли (одна). А ведь он не вернется.
     
      Госпожа Пичем. Значит, как только вы увидите Мэкки-Ножа, вы подойдете к первому попавшемуся констеблю и скажете ему два слова. За это вы получите десять шиллингов.
      Дженни. Да где ж мы увидим Мака, если его ищут констебли? Не станет же он с нами развлекаться, когда за ним охотятся.
      Госпожа Пичем. Я знаю, что говорю, Дженни. Пусть его ищет весь Лондон, все равно, Макхит не такой человек, чтобы отказаться от своих привычек. (Поет.)
     
     
     
     
      V
     
      Еще не отзвонили колокола в честь коронации, а Мэкки-Нож был уже у тарнбриджских проституток. Проститутки его предают.
      Джекоб. Сегодня он не придет.
      Проститутка. Вот как?
      Джекоб. Я думаю, он вообще больше не придет.
      Проститутка. Жаль.
      Джекоб. Вот как? Насколько я его знаю, он уже за чертой города. Теперь его поминай как звали!
      Мак. Кофе, как всегда!
      Виксен (в восхищении повторяет). Кофе, как всегда!
      Джекоб (пораженно). Почему ты не в Хайгейте?
      Мак. Сегодня четверг, мой день. Не стану же я из-за всякой чепухи отказываться от своих привычек. (Швыряет на пол обвинительное заключение.) И вообще дождь на дворе.
      Дженни (читает обвинительное заключение). «Именем короля капитану Макхиту предъявляется обвинение в троекратном…»
      Джекоб (отнимая у нее документ). Меня там тоже упоминают?
      Мак. Как же, весь персонал.
      Дженни (другой проститутке). Гляди, это обвинение.
      Ну-ка, Мак, дай твою руку!
      Долли. Верно, Дженни, погадай ему по руке. Ты здорово гадаешь. (Подходит с керосиновой лампой.)
      Мак. Богатое наследство, что ли?
      Дженни. Нет, наследства не видно!
      Бетти. Что с тобой, Дженни? Почему ты так глядишь? Прямо мороз по коже дерет.
      Мак. Дальняя дорога?
      Дженни. Нет, не дальняя дорога.
      Виксен. Ну что ж ты там увидела?
      Мак. Только, пожалуйста, одно хорошее!
      Дженни. Ах, где уж! Сплошной мрак и очень мало любви. Потом еще большое «К», это значит коварство женщины. Потом…
      Maк. Стоп. Относительно мрака и коварства я хотел бы узнать подробности. Например, имя коварной женщины.
      Дженни. Я только вижу, что оно начинается на «Д».
      Мак. Ошибаешься. Оно начинается на «П».
      Дженни. Мак, когда зазвонят вестминстерские колокола, тебе придется туго!
      Мак. Скажи больше!
      В чем дело? (Подбегает к Джекобу и заглядывает в обвинительное заключение.) Наврали, их было только три.
      Джекоб (смеется). Вот именно!
      Мак. Красивое у вас белье.
      Проститутка. От колыбели до могилы первое дело — белье!
      Старая проститутка. Я никогда не ношу шелкового. А то гости сразу думают, что ты больная.
      Вторая проститутка. Куда ты, Дженни?
      Дженни. Скоро узнаете. (Уходит.)
      Молли. Домотканое полотно тоже отпугивает.
      Старая проститутка. А мне домотканое помогает.
      Виксен. Конечно, гости чувствуют себя как дома.
      Мак (Бетти). А у тебя все еще с черной отделкой?
      Бетти. Все еще.
      Мак. А у тебя какое белье?
      Вторая проститутка. Ах, мне просто совестно. Я никого не могу пригласить к себе в комнату. Моя тетка помешана на мужчинах. А в парадных сами знаете — какое уж тут белье.
      Мак. Ты кончил?
      Джекоб. Нет, я как раз дошел до растления.
      Мак (возвратившись к дивану). Где же Дженни? Милые дамы, задолго до того, как моя звезда взошла над этим городом…
      Виксен. «До того, как моя звезда взошла над этим городом…»
      Мак. …я жил с одной из вас в самых ужасных условиях, милые дамы. И хотя я сегодня Мэкки-Нож, хотя счастье мне улыбается, я всегда буду помнить спутниц моих горьких дней, и в первую очередь Дженни, которую я любил больше всех других девушек. Послушайте! (Начинает петь.)
     
     
      Мак.
     
      Дженни.
      Оба.
     
      Оба (вместе и попеременно).
      Он.
      Она.
      Он.
      Она.
      Он.
      Она.
      Он.
      Смит. Все в порядке. Пошли!
      Мак. Неужели до сих пор не сделали второго выхода из этого свинарника?
      Мак (спокойно и очень вежливо). Добрый день, сударыня.
      Госпожа Пичем. Ах, милейший господин Макхит. Мой муж утверждает, что и герои мировой истории спотыкались на этом пороге.
      Мак. Разрешите узнать, как чувствует себя ваш супруг?
      Госпожа Пичем. Ему лучше. К сожалению, вам придется расстаться с вашими очаровательными дамами. Эй, констебли, отведите-ка этого господина на его новую квартиру.
      (Заглядывает в окно.) Милые дамы, если вы захотите его навестить, вы всегда застанете его дома. Отныне резиденция господина Макхита находится в Олд Бейли. Я так и знала, что он прохлаждается со своими шлюхами. Счет я оплачу. Будьте здоровы, сударыни. (Уходит.)
      Дженни. Эй, Джекоб, тут что было!
      Джекоб (погруженный в чтение, ничего не заметил). Где же Мак?
      Дженни. Констебли тут были!
      Джекоб. Боже мой, а я себе читаю, читаю, читаю… Ай-яй-яй! (Убегает.)
     
      VI
     
      Преданный проститутками, Мак благодаря еще одной любящей женщине выходит на волю.
      Браун. Только бы мои люди его не застукали! Господи, хоть бы он миновал уже Хайгейтское болото и вспоминал своего друга Джекки. Но, как все великие люди, он такой легкомысленный. Если сейчас его приведут, честное слово, я не выдержу взгляда своего старого друга. Слава богу, что хоть луна светит, по крайней мере с пути не собьется, когда поедет через болото.
      Что такое? О боже, вот его ведут.
      Мак. Ну вот, канделябры, наконец с божьей помощью мы и добрались до нашей старой виллы. (Замечает Брауна, отступившего в самый дальний угол камеры. Долгая пауза, во время которой Мак пронизывает взглядом своего бывшего друга.)
      Браун. Ах, Мак, это не я… Я сделал все, что… Не гляди на меня так, Мак… я не выдержу… Твое молчание наводит на меня ужас. (Кричит на констебля.) Не тяни его за веревку, скотина… Скажи что-нибудь, Мак. Скажи что-нибудь твоему бедному Джекки… Скажи хоть слово на проща… (Плачет, прислонившись головой к стене.) Даже словечком не удостоил. (Уходит.)
      Мак. Уж этот Браун слизняк. Воплощенная нечистая совесть. И такой слизняк хочет быть шефом полиции. Хорошо, что я на него не накричал. Сначала я хотел было. Но я вовремя сообразил, что пристальный укоризненный взгляд проймет его сильнее всякой ругани. Так оно и вышло. Я поглядел на него, и он заплакал, как младенец. Этот фокус я вычитал в Библии.
      Что, господин надзиратель, потяжелее там не нашлось? С вашего великодушного разрешения позволю себе попросить более удобные. (Вынимает чековую книжку.)
      Смит. У нас есть на любую цену, господин капитан. Какие изволите. От одной гинеи до десяти.
      Мак. А если вообще никаких?
      Смит. Пятьдесят гиней.
      Мак (выписывает чек). Хуже всего, что теперь всплывет эта история с Люси. Если Браун узнает, что я за его дружеской спиной забавлялся с его дочерью, он превратится в пантеру.
      Смит. Да, что посеешь, то пожнешь.
      Мак. Конечно, эта лахудра уже где-то здесь. Приятное будет время перед казнью, ничего не скажешь.
     
     
     
     
      Люси. Ах ты, негодяй! Как ты можешь смотреть мне в глаза? После всего, что было между нами?
      Мак. Люси, неужели у тебя нет сердца? Видя своего мужа в беде…
      Люси. Мужа! Ах ты, изверг! Ты думаешь, до меня не дошла история с Полли Пичем! Так бы и выцарапала тебе глаза!
      Мак. Нет, серьезно, Люси, ты же не такая дура, чтобы ревновать меня к Полли.
      Люси. Разве ты на ней не женился, чудовище?
      Мак. Женился! Вот так новости! Я бываю у них в доме. Я болтаю с ней. Иногда я ее в некотором роде чмокну разок-другой. И теперь этой дурехе понадобилось раззвонить, что я на ней женился. Милая Люси, я готов на все, чтобы только успокоить тебя. Если ты думаешь, что брак со мной успокоит тебя — пожалуйста. Что еще может сказать джентльмен? Больше он ничего не может сказать.
      Люси. Ах, Мак, единственное, чего я хочу, — это стать порядочной женщиной.
      Мак. Если ты думаешь, что ты станешь ею, выйдя за меня замуж, пожалуйста. Что еще может сказать джентльмен? Больше он ничего не может сказать!
      Полли. Где мой муж? Ах, Мак, вот ты где. Не прячь глаза, тебе нечего меня стыдиться. Я же твоя жена.
      Люси. Подлец!
      Полли. Мэкки в тюрьме! Почему ты не ускакал за Хайгейтское болото? Ты обещал мне, что больше никогда не пойдешь к женщинам. Я знала, как они с тобой поступят. Но я тебе ничего не сказала, потому что я тебе верила. Мак, я останусь с тобой до самой смерти. Ни слова, Мак? Ни взгляда? О Мак, подумай только, как страдает твоя Полли, видя тебя здесь.
      Люси. Ах ты, стерва.
      Полли. Что это значит, Мак? И вообще — кто это? Скажи ей по крайней мере, кто я такая. Скажи ей, пожалуйста, что я твоя жена. Разве я не твоя жена? Посмотри на меня, разве я не твоя жена?
      Люси. О прохвост, о подлец! Значит, у тебя две жены, чудовище?
      Полли. Скажи, Мак, разве я не твоя жена? Разве я не сделала для тебя всего что могла? Я вступила в брак невинной, ты это знаешь. Ты поручил мне шайку, и я в точности выполняла наш договор. И Джекоб просит передать тебе, что…
      Мак. Если бы вы хоть на минуту придержали языки, сразу бы все разъяснилось.
      Люси. Нет, мой язык не придержишь. Я не могу этого вынести. Живой человек не может этого вынести.
      Полли. Да, моя милочка, конечно, на стороне жены…
      Люси. Жены!!
      Полли. …на стороне жены есть известное преимущество. К сожалению, милая, это так, по крайней мере с внешней стороны. Не мудрено и голову потерять при его заботах.
      Люси. Хороши заботы. Ну и дрянь же ты откопал! Нашел кого покорять! Вот так красавица из Сохо!
     
     
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Обе.
     
      Полли.
      Люси.
      Чепуха!
      Полли.
      Люси.
      Ах ты, стерва!
      Полли.
      От стервы слышу!
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Полли.
      Люси.
      Полли (публике).
      Люси.
      Полли.
      Обе.
      Мак. Итак, милая Люси, успокойся. Полли просто-напросто выкидывает фокусы. Ей хочется нас разлучить. Меня повесят, а она будет выдавать себя за мою вдову. В самом деле, Полли, сейчас не время для таких штучек.
      Полли. И у тебя хватит совести от меня отречься?
      Maк. И у тебя хватит совести болтать, что я женат? Зачем ты усугубляешь мои страдания, Полли? (Укоризненно качает головой.) Полли, Полли!
      Люси (к Полли). В самом деле, вы же только себя срамите. Да и как вам не стыдно волновать человека в таком положении. Это чудовищно!
      Полли. Если вам знакомы элементарные правила приличия, сударыня, то вы должны быть сдержаннее с мужчиной в присутствии его жены.
      Мак. Нет, серьезно, Полли, твои шутки переходят уже всякие границы.
      Люси. Если вы, сударыня, хотите устроить здесь скандал, я буду вынуждена позвать сторожа, чтобы он указал вам выход, милая барышня.
      Полли. Дама! Дама! Дама! Позвольте мне еще сказать, барышня, что важничать вам не к лицу. Мой долг велит мне остаться с моим супругом.
      Люси. Что ты мелешь? Что ты мелешь? Ах, она не хочет уйти! Ее выгоняют, а она ни с места! Может быть, выразиться яснее?
      Полли. Ах ты, — заткнись, гадина, а не то получите по морде, сударыня!
      Люси. Тебя же выгоняют, зануда! Нет, с тобой надо попроще, ты не понимаешь деликатности.
      Полли. Твоей-то деликатности! О боже, я только унижаюсь. Ведь это же ниже моего достоинства… (Плачет навзрыд.)
      Люси. Посмотри на мой живот, гадина! Разве такое бывает с бухты-барахты? Ослепла, что ли?
      Полли. Ах вот как! Ты того-с! Вот на что бьешь? Не надо было спать с ним, деликатная леди!
      Мак. Полли!
      Полли (плача). Нет, это уж слишком. До этого нельзя было доводить, Мак. Не знаю, что мне и делать.
      Госпожа Пичем. Я так и знала. Где ей и быть, как не у своего дружка? Сейчас же ступай за мной, шлюха. Когда твоего дружка повесят, можешь и сама вешаться. До чего дошло! Твоя почтенная мать должна вытаскивать тебя из тюрьмы. И ко всему еще у него сразу две — Нерон этакий!
      Полли. Оставь меня, мама. Ты же не знаешь…
      Госпожа Пичем. Марш домой!
      Люси. Вот видите, вашей маме приходится учить вас уму-разуму.
      Госпожа Пичем. Марш!
      Полли. Сейчас. Мне нужно… мне нужно сказать ему еще два слова… Нет, в самом деле… Знаешь, это очень важно.
      Госпожа Пичем (дает ей пощечину). И это не менее важно! Марш!
      Полли. О Мак!
      Мак. Люси, ты вела себя великолепно. Конечно, мне было жаль ее. Поэтому я не мог обойтись с ней так, как она заслуживает. Ты сначала подумала, что в ее словах есть доля истины, правда?
      Люси. Да, сначала я так и подумала, милый.
      Мак. Тогда ее мамаша не упрятала бы меня сюда. Ты ведь слышала, как она меня поносила? Разве так ведут себя с зятем? Так третируют в лучшем случае соблазнителя дочери, но никак не зятя.
      Люси. Я счастлива, если ты говоришь это от чистого сердца. Я так тебя люблю, что, право, лучше мне видеть тебя на виселице, чем в объятиях другой. Разве это не удивительно?
      Мак. Люси, я хочу быть обязанным тебе жизнью.
      Люси. Чудесные слова! Повтори их еще раз.
      Мак. Люси, я хочу быть обязанным тебе жизнью.
      Люси. Ты хочешь, чтобы я бежала с тобой, милый?
      Мак. Да, но, понимаешь, если мы убежим вдвоем, нам труднее будет скрыться. Как только поиски прекратятся, я тебя выпишу. Спешной почтой, разумеется.
      Люси. Как я могу помочь тебе?
      Мак. Принеси шляпу и трость!
      Люси, плод нашей любви, который ты носишь под сердцем, свяжет нас навеки.
      Смит. Отдайте палку.
      Голос Брауна. Здравствуй, Мак! Мак, отзовись, это я, Джекки. Мак, прошу тебя, ответь. Я не в силах больше выносить это.
      Браун. Мэкки! Что такое? Он удрал. Слава богу! (Садится на нары.)
      Пичем (Смиту). Моя фамилия Пичем. Я пришел получить сорок фунтов, обещанных за поимку бандита Макхита. (Становится перед клеткой.) Хелло! Это господин Макхит?
      Ах вот как! По всей вероятности, этот господин отправился на прогулку? Я пришел, чтобы навестить преступника, и кого же я здесь вижу? Господина Брауна? Пантера-Браун сидит, а его друг Макхит не сидит.
      Браун (со стоном). О господин Пичем, это не моя вина.
      Пичем. Конечно, не ваша. Не станете же вы сами… ставить себя в такое положение… Конечно же, вы тут ни при чем, Браун.
      Браун. Господин Пичем, я вне себя.
      Пичем. Могу себе представить. Наверно, на душе у вас кошки скребут.
      Браун. Ужасная вещь — чувство собственного бессилия. Эти разбойники делают что хотят. Ужасно, ужасно.
      Пичем. Может быть, вы приляжете на часок? Закроете глаза и сделаете вид, что ничего не случилось. Или представите себе, что гуляете по зеленой лужайке, a на небе, знаете, этакие беленькие облачка. Главное — выкинуть неприятности из головы. И те, что уже были, и прежде всего те, что еще будут.
      Браун (беспокойно). Что вы имеете в виду?
      Пичем. У вас прекрасная выдержка. Я бы на вашем месте просто занемог, лег в постель и пил горячий чай. А главное — позаботился бы, чтобы кто-нибудь положил мне руку на лоб.
      Браун. К черту! Я же не виноват, если преступник скрылся. В таких случаях полиция бессильна.
      Пичем. Вот как, бессильна? Вы полагаете, что мы уже не увидим здесь господина Макхита?
      Пичем. В таком случае вы окажетесь жертвой чудовищной несправедливости. Теперь, конечно, опять станут говорить, что полиция не имела права его упускать. Да, блистательной коронацией дело не пахнет.
      Браун. Что это значит?
      Пичем. Позвольте напомнить вам один исторический факт. В свое время, в тысяча четырехсотом году до рождества Христова, он наделал много шума, однако ныне он неизвестен в широких кругах. Когда умер египетский фараон Рамзес Второй, полицмейстер Ниневии или, вернее, Каира чем-то провинился перед низшими слоями населения. Последствия таких провинностей бывали уже и в те времени ужасны. Как сказано в книгах по истории, коронационное шествие престолонаследницы Семирамиды превратилось «из-за чрезмерного энтузиазма низших слоев населения в сплошную цепь катастроф». Историки в ужасе от расправы, которой подвергла своего полицмейстера Семирамида. Подробностей я уже не помню, но, если не ошибаюсь, речь шла о каких-то змеях, которые сосали его кровь.
      Браун. Неужели?
      Пичем. Да не оставит вас господь, Браун. (Уходит.)
      Браун. Единственное мое спасение — это железный кулак. Эй, сержанты, ко мне! Тревога!
     
     
      Мак.
      Голос за сценой.
      Чем люди живы?
      Мак.
      Хор.
     
      Дженни.
      Голос за сценой.
      Чем люди живы?
      Дженни.
      Хор.
     
     
      Действие третье
     
      VII
     
      В эту же ночь Пичем готовится к выступлению, намереваясь испортить официальные празднества по случаю коронации демонстрацией голода и нищеты.
      Пичем. Господа, в данный момент в одиннадцати наших филиалах от Друри-Лейн до Тарнбриджа тысяча четыреста тридцать два человека трудятся над такими же плакатами. Они хотят присутствовать на коронации. (Выходит.)
      Госпожа Пичем. Живее! Живее! Если вы не будете работать, вы не сможете попрошайничать. Ты хочешь быть слепым и не можешь даже как следует написать букву «к»? Нужен детский почерк, ведь это же понесет старик.
      Нищий. Сейчас королевская стража стала во фронт. Они не подозревают, что в лучший день их военной карьеры им придется иметь дело с нами.
      Филч (докладывает). Госпожа Пичем, сюда приперлась добрая дюжина ночных курочек. Они утверждают, что с вас причитается.
      Дженни. Сударыня…
      Госпожа Пичем. Ба, да у вас такой вид, словно вы свалились с насеста. Вы, наверно, хотите получить деньги за вашего Макхита? Так знайте, что вы ни шиша не получите. Понимаете, ни шиша!
      Дженни. Как это понимать, сударыня?
      Госпожа Пичем. Врываются всякие среди ночи! Кто же является в порядочный дом под утро! Лучше бы вы отоспались после вашей работы. Ну и вид у вас. Прямо с души воротит.
      Дженни. Итак, сударыня, вы отказываетесь уплатить гонорар, причитающийся нам за выдачу господина Макхита?
      Госпожа Пичем. Совершенно верно. Вы ни шиша не получите за предательство.
      Дженни. Почему же, сударыня?
      Госпожа Пичем. Потому что этого милого господина Макхита поминай как звали. Вот почему. А теперь марш из моего дома, сударыни.
      Дженни. Ну, это уж слишком. С нами так не обращаются. С кем угодно, только не с нами.
      Госпожа Пичем. Филч, дамы просят проводить их к выходу.
      Дженни. Я попросила бы вас придержать язык, а то как бы…
      Пичем. В чем дело? Надеюсь, ты им не дала денег. Ну как, сударыни? Сидит господин Макхит или не сидит?
      Дженни. Оставьте меня в покое с вашим господином Макхитом. Вы ему в подметки не годитесь. Сегодня ночью я не смогла принять одного гостя, потому что ревела в подушку при мысли, что продала вам этого джентльмена. Вот как, сударыни. А что, вы думаете, было сегодня под утро, час назад? Только я уснула в слезах, вдруг свист под окном. Выглядываю на улицу, смотрю — стоит себе тот самый человек, из-за которого я плакала, и просит, чтобы я бросила ему ключ. Он хотел, чтобы я забыла в его объятиях, как нехорошо я с ним обошлась. Сударыни, это последний джентльмен в Лондоне. И если с нами нет сейчас нашей коллеги Сьюки Тодри, то только потому, что от меня он пошел к ней, чтобы и ее утешить.
      Пичем (в сторону). Сьюки Тодри…
      Дженни. Теперь вы понимаете, что вы ему в подметки не годитесь. Подлый вы шпик!
      Пичем. Филч, беги к ближайшему полицейскому посту. Господин Макхит изволит находиться у Сьюки Тодри.
      Сударыни, о чем мы, собственно, спорим? Разумеется, вы получите свои деньги. Селия, милая, вместо того чтобы браниться с этими дамами, ты бы лучше напоила их кофе.
      Госпожа Пичем (уходя). Сьюки Тодри! (Поет третью строфу «Баллады о зове плоти».)
      Пичем. Живее, живее! Если бы не я, вы давно бы околели в тарнбриджских трущобах. Сколько бессонных ночей я провел, прежде чем додумался, как выколачивать пенни из вашей бедности. Наконец, однако, я сообразил, что люди имущие способны сеять нужду и горе, но глядеть на них не в состоянии. Потому что они такие же слизняки и болваны, как вы. Жратвы им хватит до самой смерти, им ничего не стоит намазать полы у себя в доме сливочным маслом, так что даже крошки, упавшие со стола, и те станут у них сдобными, и все-таки они не могут со спокойной душой глядеть на человека, который падает от голода. Конечно, если он падает у них под окнами.
      Госпожа Пичем. Завтра зайдете к нам в контору и получите деньги, но только после коронации.
      Дженни. Госпожа Пичем, я не нахожу слов.
      Пичем. Стройтесь! Сбор через час у Букингемского дворца. Марш!
      Филч. Шухер! Я и до поста не дошел. Полиция уже здесь!
      Пичем. Прячьтесь! (Госпоже Пичем.) Забирай отсюда всю братию. Когда я скажу «безвредны», понимаешь, «безвредны»…
      Госпожа Пичем. Безвредны? Ничего не понимаю.
      Пичем. Ну разумеется, ты ничего не понимаешь. Значит, когда я скажу «безвредны»…
      Слава богу, ключик найден. Когда я скажу «безвредны», вы исполните какую-нибудь музыку. Ступайте!
      Браун. Так. Теперь будем действовать, господин друг нищего. Наручники, Смит. Ах, я вижу восхитительные плакаты. (Девочке.) «Жертва военного произвола» — это вы?
      Пичем. Доброе утро, Браун, доброе утро. Хорошо ли вам спалось?
      Браун. Что?
      Пичем. Доброе утро, Браун.
      Браун. С кем это он говорит? Разве он знает кого-нибудь из вас? Не имею чести быть с тобой знакомым.
      Пичем. Ах, не знакомы? Доброе утро, Браун.
      Браун. Шляпу с него долой.
      Пичем. Раз уж вы все равно шли мимо, Браун, подчеркиваю — мимо, я хочу воспользоваться случаем и попросить вас упрятать наконец за решетку некоего Макхита.
      Браун. Он сумасшедший. Не смейтесь, Смит. Скажите, Смит, как это можно, чтобы такой закоренелый преступник разгуливал на свободе?
      Пичем. Потому что он ваш друг, Браун.
      Браун. Кто?
      Пичем. Мэкки-Нож. Не я же. Я не преступник. Я же бедняк, Браун. Вы не станете причинять мне зла. Сейчас, Браун, наступает самый горький час вашей жизни. Хотите кофе? (Проституткам.) Дети мои, оставьте глоточек господину шефу полиции, надо быть вежливыми. Мы все можем отлично ладить друг с другом. Ведь все мы придерживаемся закона! А закон на то и существует, чтобы эксплуатировать граждан, нарушающих его по непониманию или в силу необходимости. Следовательно, тот, кто хочет поживиться на этой эксплуатации, должен строго придерживаться закона.
      Браун. Стало быть, вы считаете наших судей продажными!
      Пичем. Напротив, сударь, напротив! Наши судьи совершенно неподкупны: никакими деньгами вы не заставите их вершить правосудие!
      Парад войск начался. Парад беднейших из бедных состоится через полчаса.
      Браун. Совершенно верно, господин Пичем. Через полчаса беднейшие из бедных отправятся на зимние квартиры в тюрьму Олд Бейли. (Констеблям.) Ну-ка, ребята, собрать всех патриотов, которые здесь расположились. (Нищим.) Вы, наверно, слыхали о Пантере-Брауне? Сегодня ночью, Пичем, я нашел выход из положения и, смею сказать, спас от смерти своего друга. Я просто-напросто уничтожу ваше гнездо. И посажу вас всех по обвинению — по обвинению в чем? В нищенстве. Вы, кажется, намекнули, что хотите натравить нищих на королеву и на меня. Вот я этих нищих и задержу. Можешь кое-чему поучиться.
      Пичем. Очень хорошо. Только каких нищих?
      Браун. Да вот этих калек. Смит, господа патриоты пойдут с нами.
      Пичем. Браун, я хочу предостеречь вас от чрезмерной поспешности. Благодарите бога, Браун, что вы пришли ко мне. Видите ли, Браун, вы, конечно, можете арестовать этих людей. Но они безвредны, безвредны…
      Браун. Что эта такое?
      Пичем. Музыка. Они музицируют в меру своих сил. «Песня о тщете человеческих усилий». Не слыхали? Можете кое-чему поучиться.
     
      Нищие.
     
     
     
      Пичем. Ваш замысел, Браун, гениален, но, к сожалению, неосуществим. Кого вы можете здесь арестовать? Нескольких молодых людей, которые, радуясь коронации, устроили небольшой маскарад. Если же на улицу выйдут настоящие горемыки — здесь таковых нет, — это будет многотысячная толпа. Вот тут-то вы и просчитались. Вы забыли об огромном числе бедняков. Если они выстроятся перед собором, картина получится далеко не праздничная. У этих людей вид неказистый. Вы знаете, Браун, что такое рожистое воспаление? Представьте себе сто двадцать рожистых воспалений. Молодая королева привыкла к розам, а не к рожам. А потом еще увечные на паперти. Надо избежать этого, Браун. Вы, наверно, возразите мне, что полиция сумеет справиться с нами, нищими. Но вы же сами в это не верите. А разве красиво будет, если в день коронации полицейские станут избивать дубинками шестьсот несчастных калек? Нет, это будет некрасивое зрелище. Я бы даже сказал — отвратительное. И даже тошнотворное. Просто дурно делается, когда об этом подумаешь, Дайте мне стул.
      Браун (Смиту). Это угроза. Это вымогательство. Его нельзя трогать. Его нельзя трогать в интересах общественного порядка. Такого еще никогда не случалось.
      Пичем. А сейчас случилось. Вот что я вам скажу. С королевой Англии вы можете вести себя как угодно. Но беднейшему человеку в Лондоне вы не смеете наступать на мозоли. А то вы сразу отбраунитесь, господин Браун.
      Браун. Значит, я должен арестовать Мэкки-Ножа? Вам легко говорить. Прежде чем арестовать человека, нужно его поймать.
      Пичем. Тут я ничего не могу возразить. Придется мне, видно, доставить вам этого человека. Посмотрим, существует ли еще на свете порядочность. Дженни, где изволит пребывать господин Макхит?
      Дженни. На Оксфорд-стрит, 21, у Сьюки Тодри.
      Браун. Смит, сейчас же ступайте на Оксфорд-стрит, 21, к Сьюки Тодри. Арестуйте Макхита и доставьте его в Олд Бейли. А я тем временем переоденусь. В такой день я обязан быть в парадном мундире.
      Пичем. Браун, если в шесть его не повесят…
      Браун. О Мак, ничего не вышло. (Уходит вместе с констеблями.)
      Пичем (кричит ему вдогонку). Вот вы кое-чему и научились, Браун!
      Третий сигнал. Переориентировка. Новое направление — тюрьма Олд Бейли. Марш!
      Пичем (поет).
      Дженни-Малина (выходит к рампе с шарманкой и поет).
     
     
     
     
     
     
     
      VIII
     
      Борьба за собственность.
      Смит. Сударыня, с вами хочет поговорить госпожа Полли Макхит.
      Люси. Госпожа Макхит? Введи ее.
      Полли. Здравствуйте, сударыня. Сударыня, здравствуйте!
      Люси. Что вам угодно?
      Полли. Вы меня узнаете?
      Люси. Конечно, узнаю.
      Полли. Я пришла, чтобы извиниться перед вами за свое вчерашнее поведение.
      Люси. Очень интересно.
      Полли. Собственно, единственное, что может меня извинить, это мое несчастье.
      Люси. Да-да.
      Полли. Сударыня, вы должны простить меня. Вчера я была страшно возмущена поведением господина Макхита. Ему не следовало ставить нас в такое положение, не правда ли? Вы можете сказать ему это, когда его увидите.
      Люси. Я… я… с ним не встречаюсь.
      Полли. Вы же с ним встречаетесь.
      Люси. Я с ним не встречаюсь.
      Полли. Простите.
      Люси. Он же вас очень любит.
      Полли. Ах нет, он любит только вас, я это отлично знаю.
      Люси. Вы очень любезны.
      Полли. Ах, сударыня, мужчина всегда боится женщины, которая любит его сверх меры. И конечно, эту женщину он покидает. Он избегает ее. Я сразу заметила, что он в некотором роде в долгу перед вами, в таком долгу, о котором я и не помышляла.
      Люси. Вы говорите это искренне?
      Полли. Конечно, разумеется, совершенно искренне, сударыня, поверьте.
      Люси. Милая Полли, мы обе любили его сверх меры.
      Полли. Может быть. (Пауза.) А теперь, сударыня, я объясню вам, как все это случилось. Десять дней назад я впервые увидела господина Макхита в гостинице «Каракатица». Со мной была моя мать. Дней через пять, точнее, позавчера мы поженились. Вчера я узнала, что его разыскивает полиция как преступника. А сегодня я не знаю, что с нами будет. Стало быть, еще двенадцать дней назад, сударыня, я не представляла себе, что я вообще когда-либо окажусь во власти мужчины.
      Люси. Я вас понимаю, милая барышня.
      Полли. Госпожа Макхит.
      Люси. Госпожа Макхит.
      Полли. Между прочим, за последние часы я очень много думала об этом человеке. Он не так-то прост. Знаете, я прямо завидую вам, вспоминая, как он вел себя с вами. Когда я его покидала — меня заставила это сделать мама, он не выразил ни малейшего сожаления. Может быть, у него в груди не сердце, а камень? Как вы думаете, Люси?
      Люси. Да я, милая барышня, право, не знаю, во всем ли виноват один господин Макхит. Вам следовало оставаться в своем кругу, милая барышня.
      Полли. Госпожа Макхит.
      Люси. Госпожа Макхит.
      Полли. Вы совершенно правы. Или по крайней мере мне следовало поставить все на деловую почву. Мой папа всегда этого хотел.
      Люси. Конечно.
      Полли (плача). Ведь он же мое единственное достояние.
      Люси. Милочка, такое несчастье может случиться и с умнейшей женщиной. Но официально вы все-таки его жена, пусть это вас утешит. Вы так подавлены, мне просто больно на вас глядеть. Не хотите ли чего-нибудь?
      Полли. Чего?
      Люси. Закусить, подкрепиться?
      Полли. О да, пожалуйста.
      Ну и стерва!
      Люси (возвращается с кофе и пирожными). Пожалуй, этого хватит.
      Полли. Я причиняю вам столько беспокойства, сударыня.
      У вас такой хороший его портрет. Когда он его принес?
      Люси. Что значит — принес?
      Полли (с невинным видом). Ну когда он его здесь повесил?
      Люси. Он его вообще не вешал.
      Полли. Он дал вам его здесь, в этой комнате?
      Люси. Он вообще не был в этой комнате.
      Полли. Ах вот как. Да ничего страшного бы не было, если бы даже он сюда и заходил, правда? Пути судьбы ужасно извилисты.
      Люси. Перестаньте говорить глупости. Вы же пришли сюда только для того, чтобы пошпионить.
      Полли. Вы же знаете, где он сейчас, правда?
      Люси. Я? А вы разве не знаете?
      Полли. Сию же минуту скажите, где он.
      Люси. Понятия не имею.
      Полли. Ах, значит, вы не знаете, где он? Честное слово?
      Люси. Да, не знаю. Неужели вы тоже не знаете?
      Полли. Нет, это чудовищно. (Смеется.)
      Он в долгу перед обеими, и он удрал.
      Люси. Сил больше нет. Ах, Полли, это ужасно.
      Полли (весело). Как я рада, что под конец этой трагедии обрела такую подругу. И на том спасибо. Может быть, ты хочешь есть, может быть, скушаешь еще пирожное?
      Люси. Пирожное! Ах, Полли, не будь так мила со мной. Право же, я этого не заслуживаю. Ах, Полли, мужчины того не стоят.
      Полли. Конечно, мужчины того не стоят. Но что же делать?
      Люси. Нет! Теперь я выложу всю правду. Полли, ты не очень на меня разозлишься?
      Полли. В чем дело?
      Люси. Оно не настоящее.
      Полли. Что именно?
      Люси. Вот это. (Указывает на свой живот.) И все из-за этого преступника.
      Полли (смеется). Ах, как здорово! Значит, это была липа? Ну и стерва же ты! Слушай, ты хочешь Мэкки? Дарю его тебе. Возьми его себе, если найдешь!
      Что там такое?
      Люси (у окна). Мэкки! Они его снова поймали.
      Полли (упавшим голосом). Теперь все кончено.
      Госпожа Пичем. Ах, Полли, вот ты где. Переоденься, твоего мужа скоро повесят. Твой вдовий наряд я захватила.
      Черное тебе очень к лицу. Только гляди немного веселее.
     
      IX
     
      Пятница, пять часов утра. Мэкки-Нож, который снова пошел к проституткам, предан ими вторично. Теперь его повесят.
      Смит. Давайте его сюда. Вестминстерские колокола уже зазвонили. Подтянитесь, на вас же лица нет. Не знаю, что на вас так подействовало. Наверно, вам просто стыдно. (Констеблям.) Когда колокола зазвонят и третий раз — это будет ровно в шесть, — он уже должен быть повешен. Срочно все приготовить.
      Констебль. Уже четверть часа улицы Ньюгейта до того запружены людьми, что пробиться вообще невозможно.
      Смит. Странно. Неужели они уже знают?
      Констебль. Если так пойдет дальше, через четверть часа об этом будет знать весь Лондон. И тогда люди, собиравшиеся приветствовать королеву, хлынут сюда. А королева проедет по пустым улицам.
      Смит. Поэтому нельзя мешкать. Если мы управимся к шести, то к семи люди еще поспеют на шествие. Марш!
      Мак. Эй, Смит, который сейчас час?
      Смит. Вы что, ослепли? Четыре минуты шестого.
      Мак. Четыре минуты шестого.
      Браун (Смиту, спиной к камере). Он там?
      Смит. Вы хотите его видеть?
      Браун. Нет-нет-нет, ради бога, сделайте все сами. (Уходит.)
      Мак (неожиданно разражается потоком слов: он говорит тихо). Смит, не бойтесь, я не собираюсь вас подкупить. Я все знаю. Если бы я вас подкупил, вам пришлось бы в лучшем случае удрать за границу. Да-да, удрать. Для этого вас нужно обеспечить на всю жизнь. Тысяча фунтов, не так ли? Ничего не отвечайте. Через двадцать минут я скажу вам, сможете ли вы получить эту тысячу фунтов к полудню. Я не бью на чувства. Выйдите и хорошенько подумайте. Жизнь коротка, а денег мало. И я вообще не знаю, удастся ли мне сколько-нибудь достать. Но впускайте ко мне всех, кто пожелает войти.
      Смит (медленно). Это вздор, господин Макхит.
      Мак (тихо, в быстром темпе поет).
      Смит. Эй, что с тобой, ты похож на выжатый лимон.
      Маттиас. С тех пор как с нами нет капитана, брюхатить наших дам приходится мне. Иначе они не получат справку о невменяемости. На такой работе требуется выносливость жеребца, вот я и выдохся. Мне нужно поговорить с капитаном.
      Мак. Двадцать пять шестого. Вы, я вижу, не торопитесь…
      Джекоб. Как-никак нам пришлось…
      Мак. Как-никак меня повесят, чучело! Но сейчас у меня нет времени ругаться с вами. Двадцать восемь минут шестого. Итак, сколько вы может взять из вашего личного хранилища? Немедленно, сию же минуту.
      Маттиас. Из нашего хранилища — в пять утра?
      Джекоб. Неужели действительно дошло до этого?
      Мак. Четыреста фунтов, идет?
      Джекоб. А с нами что будет? Это же все, что у нас есть.
      Мак. Кого повесят — вас или меня?
      Маттиас (сердито). А кто лежал у Сьюки Тодри, вместо того чтобы смыться? Мы или ты?
      Мак. Заткнись. Скоро буду лежать совсем в другом месте. Половина шестого.
      Джекоб. Ну что ж, Маттиас, надо соглашаться.
      Смит. Господин Браун велел спросить, что подать вам на завтрак.
      Мак. Оставьте меня в покое. (Маттиасу.) Ты хочешь или не хочешь? (Смиту.) Спаржу.
      Маттиас. Кричать на себя я никому не позволю.
      Мак. Да я же не кричу на тебя. Просто я… Итак, Маттиас, ты дашь меня повесить?
      Маттиас. Конечно, я не дам тебя повесить. Кто об этом говорит? Но это все наши деньги. Четыреста фунтов — это действительно все наши деньги. Неужели и этого нельзя сказать?
      Мак. Пять часов тридцать восемь минут.
      Джекоб. Давай живей, Маттиас, а то это будет уже ни к чему.
      Маттиас. Если только сумеем пробиться. Ни пройти, ни проехать из-за этого сброда.
      Мак. Если вас не будет здесь без пяти шесть, вы меня больше не увидите. (Кричит.) Больше не увидите!..
      Смит. Уже ушли. Ну как? (Делает жест, как будто отсчитывает деньги.)
      Мак. Четыреста.
      (Вдогонку Смиту.) Мне нужно поговорить с Брауном.
      Смит. Мыло у вас есть?
      Констебль. Только не того сорта.
      Смит. Через десять минут все должно быть готово.
      Констебль. Опускная доска не действует.
      Смит. Ничего знать не хочу. Уже второй раз звонили.
      Констебль. Это же свинарник, а не тюрьма.
      Мак (поет).
      Смит. Я не могу вас к нему пустить. Ваш номер шестнадцать. Ваша очередь еще не подошла.
      Полли. При чем тут номер шестнадцать! Не будьте бюрократом. Я его жена, я должна с ним поговорить.
      Смит. Но не больше пяти минут.
      Полли. Еще чего — пять минут! Глупости. Пять минут! Это нельзя раз-два. Это же не так просто. Это же прощание навеки. В таких случаях муж и жена должны многое друг другу сказать… Где же он?
      Смит. Разве вы его не видите?
      Полли. Ах да, конечно. Благодарю вас.
      Мак. Полли!
      Полли. Да, Мэкки, я здесь.
      Мак. Да, конечно!
      Полли. Как ты себя чувствуешь? Ты очень раскис? Это ведь нелегко!
      Мак. Что ты вообще собираешься делать? Что с тобой будет?
      Полли. Ах, это пустяки, наша фирма работает превосходно. Мэкки, ты очень нервничаешь?.. Кто, собственно, был твой отец? Ты мне многого еще не рассказал. Не понимаю, что с тобой. Ты ведь всегда был вполне здоровым человеком.
      Мак. Слушай, Полли, ты не можешь вытащить меня отсюда?
      Полли. Да, конечно.
      Мак. Конечно, нужны деньги. Я тут с надзирателем…
      Полли (медленно). Деньги ушли в Саутгемптон.
      Мак. А здесь у тебя ничего нет?
      Полли. Нет, здесь нет. Но знаешь, Мэкки, я могу, например, с кем-нибудь поговорить… может быть, даже обратиться к самой королеве. (Подавленно.) О Мэкки!
      Смит (уводя Полли, Маку). Ну что, собрали тысячу фунтов?
      Полли. Прощай, Мэкки! Всего хорошего! Не забывай меня! (Уходит.)
      Смит. Спаржа сварилась?
      Констебли. Так точно. (Уходят.)
      Браун. Смит, чего он от меня хочет? Хорошо, что вы отложили завтрак до моего прихода. Мы войдем к нему со столиком, пусть видит, как мы к нему относимся.
      Здравствуй, Мак. Вот спаржа. Поешь немного.
      Мак. Не трудитесь, господин Браун. Найдутся другие люди, чтобы оказать мне последние почести.
      Браун. Ах, Мэкки!
      Мак. Прошу со мной рассчитаться! Тем временем позвольте мне поесть. В конце концов, это мой последний завтрак. (Ест.)
      Браун. Приятного аппетита. Ах, Мэкки, ты же просто пытаешь меня раскаленным железом.
      Мак. Расчет, сударь, пожалуйста, расчет. Никаких сантиментов.
      Браун (со вздохом достает из кармана книжечку). Вот он, Мак. Вот расчет за последние полгода.
      Мак (резко). Ах, вы пришли только за тем, чтобы и здесь еще получить свои денежки.
      Браун. Ты же знаешь, что это не так…
      Мак. Пожалуйста, вы не должны нести убыток. Сколько я вам должен? Но, пожалуйста, дайте счет по статьям. Жизнь сделала меня недоверчивым… Вы можете понять это лучше, чем кто-либо другой.
      Браун. Мак, когда ты так говоришь, я ни о чем не могу думать.
      Голос Смита (за сценой). Так. Теперь выдержит.
      Мак. Расчет, Браун.
      Браун. Если ты настаиваешь — пожалуйста. Значит, во-первых, деньги за поимку убийц, которых изловили благодаря тебе или твоим людям. Ты получил от правительства в общей сложности…
      Мак. Три случая по сорок фунтов каждый, итого сто двадцать фунтов. Четверть этой суммы причитается вам. Следовательно, мы должны вам тридцать фунтов.
      Браун. Да-да… Но я, право, не знаю, Мак. Стоит ли тратить последние минуты…
      Мак. Пожалуйста, оставьте эту дребедень. Тридцать фунтов. И за доверское дело восемь фунтов.
      Браун. Как же так, восемь фунтов! Не мало ли? Там же было…
      Мак. Вы мне верите или вы мне не верите? Итак, по балансу последнего полугодия вы получаете тридцать восемь фунтов.
      Браун (громко всхлипывая). Всю свою жизнь… я…
      Оба. Исполнял все твои желания.
      Мак. Три года в Индии — и Джон завербован, и Джимми взят, — пять лет в Лондоне, и вот благодарность. (Изображает повешенного).
      Браун. Мак, если ты со мной так говоришь… Кто нападает на мою честь, тот нападает на меня. (В гневе выбегает из клетки.)
      Мак. На твою честь…
      Браун. Да, на мою честь. Смит, начинайте! Впустить посетителей. (Маку.) Извини, пожалуйста.
      Смит (входит, быстро, Маку). Сейчас вас еще можно спасти, но через минуту будет поздно. Вы собрали деньги?
      Мак. Да. Если ребята вернутся.
      Смит. Их не видно. Значит — все кончено.
      Дженни. Нас не хотели пускать. Но я им сказала: если вы сейчас же отсюда не уберетесь, вы будете иметь дело с Дженни-Малиной.
      Пичем. Я его тесть. Прошу прощения, кто из присутствующих господин Макхит?
      Мак (представляется). Макхит.
      Пичем (миновав клетку, становится справа, как потом и все остальные). Волею судьбы, господин Макхит, вы стали моим зятем, не познакомившись со мной. Обстоятельство, благодаря которому мы впервые увиделись, чрезвычайно прискорбно. Господин Макхит, некогда вы носили белые лайковые перчатки, у вас была трость с набалдашником слоновой кости и шрам на шее, и пребывали вы обычно в гостинице «Каракатица». Теперь остался только шрам, кстати сказать, наименее ценная из ваших примет. Пребываете же вы в клетке, а в недалеком будущем и вовсе перестанете где-либо пребывать.
      Мак. Какое на тебе красивое платье!
      Маттиас. Мы не могли пробиться из-за толчеи. Мы так бежали, что я боялся, как бы Джекоба не хватил удар. Если ты нам не веришь…
      Мак. Что говорят мои люди? Они на хороших местах?
      Маттиас. Видите, капитан, мы так и знали, что вы нас поймете. Ведь коронация случается не каждый день. Людям нужно подработать. Они просили передать вам привет.
      Джекоб. Самый сердечный!
      Госпожа Пичем (проходит вдоль клетки, становится справа). Господин Макхит, кто бы мог представить себе это неделю назад, когда мы с вами танцевали в «Каракатице»?
      Мак. Да, танцевали в «Каракатице».
      Госпожа Пичем. Жестока судьба человеческая.
      Браун (в глубине сцены, священнику). И с этим-то человеком мы плечом к плечу сражались в Азербайджане.
      Дженни (проходит мимо клетки). Мы все в Друри-Лейн просто вне себя. Ни одна душа не пошла на коронацию. Все хотят тебя видеть. (Становится справа.)
      Мак. Меня видеть.
      Смит. Ну, пошли. Шесть часов. (Выпускает Мэкки из клетки.)
      Мак. Мы не заставим посетителей ждать. Дамы и господа! Перед вами гибнущий представитель гибнущего сословия. Нас, мелких кустарей, взламывающих честным ломом убогие кассы мелких лавчонок, поглощают крупные предприниматели, за которыми стоят банки. Что такое «фомка» по сравнению с акцией? Что такое налет на банк по сравнению с основанием банка? Что такое убийство человека по сравнению с использованием его в своих интересах? Я прощаюсь с вами, сограждане. Благодарю вас за то, что вы пришли. Некоторые из вас были мне очень близки. Меня очень удивляет, что Дженни меня выдала. Впрочем, это лишнее доказательство того, что мир остается прежним. Меня погубило роковое стечение обстоятельств. Ну что ж, я гибну.
     
      Смит. Пожалуйте, господин Макхит.
      Госпожа Пичем. Полли и Люси, не покидайте вашего мужа в его последний час.
      Мак. Сударыни, что бы ни было между нами…
      Смит (уводит его). Марш!
      Пичем.
     
      Хор.
      Тише! Кто скачет к нам?
      Королевский вестник скачет к нам!
      Браун. По случаю коронации королева повелевает немедленно освободить капитана Макхита.
      Одновременно он получает звание потомственного дворянина…
      …замок Мармарел и пожизненную ренту в десять тысяч фунтов. Присутствующим здесь новобрачным королева шлет королевский привет и наилучшие пожелания.
      Мак. Спасен, спасен! Да-да, где нужда велика, там и помощь близка.
      Полли. Спасен, мой дорогой Мэкки, спасен! Я так счастлива.
      Госпожа Пичем. Итак, все пришло к благополучному концу. Как легко и мирно жилось бы на свете, если бы всегда появлялись королевские вестники.
      Пичем. Поэтому останьтесь все на местах и спойте хорал беднейших из бедных, чью трудную жизнь вы сейчас представили. Ибо в действительности печален бывает именно их конец. Когда побитые дают сдачи, королевские вестники появляются чрезвычайно редко. Поэтому нужно быть терпимее к злу.
      Все (поют под орган, подходя к рампе).

 

 

От нас: 500 радиоспектаклей (и учебники)
на SD‑карте 64(128)GB —
 ГДЕ?..

Baшa помощь проекту:
занести копеечку —
 КУДА?..

 

На главную Тексты книг БК Аудиокниги БК Полит-инфо Советские учебники За страницами учебника Фото-Питер Техническая книга Радиоспектакли Детская библиотека


Борис Карлов 2001—3001 гг.