Кремлёвские куранты

      Николай Федорович ПОГОДИН
      КРЕМЛЕВСКИЕ КУРАНТЫ
      Пьеса в четырех действиях, одиннадцати картинах
     
      Действующие лица
      Ленин.
      Дзержинский.
      Рыбаков — матрос.
      Забелин — старый инженер.
      Забелина — его жена.
      Маша — их дочь.
      Чуднов — крестьянин.
      Анна — жена Чуднова.
      Роман — их сын.
      Лиза — их сноха.
      Маруся,
      Стёпка — их дети.
      Казанок — деревенский звонарь.
      Старший,
      Бородатый,
      Подручный — рабочие.
      Нищая старуха.
      Старушка с ребёнком.
      Дама с вязаньем,
      Дама испуганная,
      Скептик,
      Оптимист — гости Забелиных.
      Кухарка Забелиных.
      Председатель домкома.
      Военный.
      Секретарь у Ленина.
      Глаголев — эксперт.
      Машинистка.
      Часовщик.
      Английский писатель.
      Торговка куклами.
      Красноармеец.
      Прохожий.
      Духовное лицо.
      Спекулянт.
      Торговка салом.
      женщина.
      Торговка.
      Человек в сапогах.
      Первый беспризорник.
      Второй беспризорник.
      Третий беспризорник.
      Прохожие, продавцы, курсанты.
     
      Действие первое
     
      Картина первая
      Иверские ворота в Москве. Часовня с неугасимыми лампадами. Апрельский вечер. Толстая краснолицая женщина торгует куклами. Здесь же бегает взад и вперед человек в бекеше — Спекулянт. Проходят москвичи. Они одеты пестро и бедно. Живут на голодном пайке.
      Торговка куклами. Куклы атласные, шелковые, парчовые. Лучший подарок детям. Любая кукла — семьсот пятьдесят тысяч. Незаменимый подарок детям!
      Проходит Духовное лицо. Идет медленно, глаза опущены.
      Духовный (тихо, но внятно.) Кресты золотые, литые, старинные меняю на муку.
      Прохожий. А колокола не меняешь?
      Духовный. А что, разве есть покупатель?
      Прохожий. Ты самую Иверскую божью матерь продашь, ирод!
      Торговка. Кружева, Брюссель, шантильи... Кружева, Брюссель, шантильи...
      Спекулянт (простуженный и пропитой голос). Шрапнель... шрапнель, крупа приличная, заграничная, лучшая, приятная, ароматная... Только на вещи, только на вещи...
      Прохожая женщина. Платок возьмешь?
      Спекулянт. Смотря какой.
      женщина. Оренбургский, ненадеванный.
      Спекулянт. А где у тебя платок?
      женщина. Где ж твоя крупа?
      Спекулянт. Недалеко. Не бойся. Я тебя обманывать не стану. Я честный торговец.
      женщина и Спекулянт уходят.
      Торговка салом. Сало, сало, кому надо полтавского сала! Я с Полтавы сала привезла. Давайте сменяю сало на золото.
      Голоса:
      — Пояса, пояса!
      — Сахарин, академические таблетки, вполне заменяют сахар, ароматные ощущения. Никаких расходов!
      Торговка. Кружева, Брюссель, шантильи. Кружева, Брюссель, шантильи!
      Появляется человек неопределенного возраста. На нем лакированные
      сапоги-дудки, клетчатый зимний френч и английское кепи.
      Человек в сапогах. Кто интересуется новой антирелигиозной литературой? Посмертное произведение Достоевского: "Что делает жена, когда мужа дома нету"! Сто шуток и анекдотов из половой жизни графа Сологуба с иллюстрациями!
      Первый беспризорник. Стой! У тебя туз из другой колоды.
      Второй беспризорник. Клянусь свободой!..
      Беспризорники дерутся.
      Первый беспризорник. Положи деньги на место!
      Второй беспризорник. Не дерись, положу.
      Первый беспризорник. Будешь играть без обмана?
      Второй беспризорник. Клянусь свободой!
      Игра в карты.
      Торговка. Кружева, Брюссель, шантильи!
      Второй беспризорник. Иду на любую половину лимона.
      Первый беспризорник. Голос слышу, денег не вижу. Покажите ответ.
      Второй беспризорник. Есть ответ.
      Третий беспризорник. Мальцы, смотри, инженер идет, который спичками торгует.
      Голос Забелина: "Спички серные, безопасные, фабрики Лапшина".
      Первый беспризорник. Мы сейчас у него из кармана будем деньги брать, папиросы брать, а он за нас будет плакать.
      Появляется Забелин. Он чисто выбрит. Седеющие виски и усы его тщательно подстрижены. На нем фуражка и форменная тужурка под старым пальто. Забелин носит крахмальные воротнички и дорогие старинные галстуки.
      Здравствуй, инженер.
      Забелин. Здравствуй!
      Первый беспризорник. Как живешь?
      Забелин. Как ты, плохо.
      Первый беспризорник. Так ты же дома живешь, а я в котле для асфальта.
      Забелин. И я скоро в котел переселюсь.
      Первый беспризорник. Когда переселишься, тогда и говори. Много наторговал?
      Забелин. Не знаю. Не считал.
      Первый беспризорник. Мы сейчас посчитаем!
      Забелин. Как же ты посчитаешь?
      Первый беспризорник. Я в гимназии по арифметике был первый ученик. Во!.. Гляди! Торгуй, инженер, мы к тебе еще придем! Бежим, мальцы, на Тверскую в столовую, каши просить.
      Беспризорники уходят с песней:
      "На Дону пароход,
      Вода кольцами,
      Будем рыбу кормить
      Добровольцами".
      Забелин. Спички довоенные, серные, фабрики Лапшина.
      Торговка куклами. Лучший подарок детям. Куклы атласные, шелковые, парчовые... Куклы, куклы...
      Около торговки куклами останавливается Красноармеец.
      Красноармеец. Почем эти куклы?
      Торговка куклами. Семьсот пятьдесят тысяч.
      Красноармеец. Разор!.. За что деньги берешь? За куклу. Разве это вещь?
      Торговка куклами. Вам не нужно, — значит, и не интересуйтесь.
      Красноармеец. Зачем — не нужно? Нужно. Говори делом, за сколько отдашь?
      Торговка куклами. Семьсот пятьдесят.
      Красноармеец. А любую половину не хочешь?
      Торговка куклами. Если вы хотите шутить, то идите в другое место.
      Красноармеец. Бери полмиллиона... Ну сама подумай, это не лошадь, а кукла... игрушка!
      Торговка куклами. Если вы ничего не понимаете, то не говорите! Чего вы их лапаете? (Рассердилась.) Ну чего вы их лапаете?
      Красноармеец (мирно). Ладно. Выбери сама какую побольше.
      Забелин. Что же... вы их на вес покупаете?
      Красноармеец. Эка... И не разберешь, за что деньги платил... (Следит за торговкой куклами.) Ты, кума, эту кривую мне не суй!
      Торговка куклами. Глупый вы. Она не кривая, а с выражением лица.
      Красноармеец. Раз торгуешь без скидки, то и товар подавай первый сорт. (Забелину.) Верно говорю?
      Забелин. Зачем вам кукла?
      Красноармеец. Скажут тоже — мне. Девчонке везу, дочери. С фронта еду в бессрочный отпуск. Подарок везу. Почем спички?
      Забелин. Я торгую по обычным ценам.
      Красноармеец. А они зажигаются?
      Забелин. Я никогда людей не обманывал.
      Красноармеец. Мало ли что... Я вчера ломоть хлеба купил. Откусил, а он горький. Собаке бросил, и та есть отказалась. Ежели с ручательством торгуете, то я на этот аршин денег возьму серничков про запас. А то в деревне на огонь тоже голод. Ох, теперь на все голод. (Разматывает ленту денежных купонов.) Зато богато живем... в сотнях, тысячах как сыр в масле купаемся!
      Забелин. Долго воевали?
      Красноармеец. С империалистической пошел на гражданскую.
      Забелин. Так... Немного же завоевал, солдат! Куклу да пачку спичек!
      Красноармеец. Какой ни есть, а подарок. Заговоришься с вами, а поезд уйдет. Время не знаете?
      Забелин. Не знаю. На Кремле теперь часы не бьют.
      Красноармеец. Что же они? Испортились?
      Забелин. Да, братец, испортились главные часы в государстве. Молчат кремлевские куранты. Счастливого пути, солдат. Вези домой куклу.
      Красноармеец. Меня не собьешь. Я тертый. А за такие намеки вас могут к стенке прислонить.
      Забелин. Думаете, лучше будет? Лучше не будет.
      Красноармеец. Не знаю — лучше, не знаю — нет, а к стенке вас поставить не мешало бы. Ну, до свидания. Мне некогда.
      Забелин. Спички серные, довоенные, безопасные, фабрики Лапшина! (Торговке.) Молчат кремлевские куранты... Что вы думаете по этому поводу, сударыня?
      Торговка куклами. У меня тоже с комода будильник упал и остановился. У кого починить, не знаю.
      Забелин. Простите, вы сказали глупость.
      Торговка куклами. Если вы умный, то не лезьте к глупым... Лучший подарок детям, лучший подарок детям!
      Забелин. Спички серные, довоенные, фабрики Лапшина!
      Возвращается Спекулянт.
      Спекулянт. Шрапнель... шрапнель, самая питательная крупа! Только на вещи, только на вещи!
      Забелин. Послушайте, торговец крупами!
      Спекулянт. Слушаю, ваше сиятельство.
      Забелин. Если бы в Лондоне на Вестминстерском аббатстве замолчали куранты, то что бы сказал англичанин?
      Спекулянт. Не могу знать, ваше сиятельство!
      Забелин. Англичанин сказал бы, что Англия кончилась.
      Спекулянт. Свободное дело, свободное дело!
      Забелин. Это, торговец крупами, пароксизм сердца.
      Спекулянт. Вы, ваше сиятельство, лучше дома с женой об этом беседуйте, а с нами не стоит.
      Торговка куклами. Если вы хотите на Лубянку, то туда вам и дорога, а мы совсем не хотим! Чего вы из себя на улице кадета выставляете? Чего вы моим покупателям подпускаете агитацию на Кремль? Если вы против режима встали, то катитесь к Врангелю в Крым. Вы не честный советский спекулянт! Я вас брею, а вы молчите, гордость показываете. Тоже нашелся Иисус без апостолов! (Идет.) Лучший подарок детям! (Уходит.)
      Забелин. Я всем говорю лишь то, что думаю, а вы боитесь.
      Спекулянт. Ясное дело — боюсь. За такие беседы, ваше сиятельство, могут заставить, простите, нужники вывозить. Вот вам и аббатство. (Уходит.)
      Духовный (наблюдавший со стороны весь этот разговор). Смотрю я на вас и думаю — великий огонь в сердце носите!
      Забелин. Простите, с попами никогда в сношения не вступал.
      Духовный. Сие от заблуждения, друг мой! Ну вот, повергли в прах попов... а что вышло?
      Забелин. А с вами тем более разговаривать, должно быть, очень противно.
      Духовный. Своего берега не имеете. Утонете, милостивый государь.
      Забелин. Повторяю, с попами и жуликами в сношения не вступаю.
      Духовный. Вы бес... бес!
      Забелин. Убирайся отсюда, старый мошенник!
      Духовный. От мошенника слышу!
      Забелин. Я вам по шее дам.
      Духовный. Вы дьяволом одержимы, у вас повадки бешеные, уверяю вас!
      В то время как Духовное лицо уходит, появляется Забелина. Это женщина лет сорока. Выглядит моложе. Когда-то была очень хороша собой и теперь отнюдь не увяла и не опустилась. Одета хорошо,
      по-зимнему. На голове белый шерстяной платок.
      Забелина. Антон Иванович, шел бы ты домой.
      Забелин. Я живу на улице.
      Забелина. Кто тебя заставляет жить на улице? Кто тебя гонит на улицу? Никто.
      Забелин. Советская власть. Это не вмещается в твои понятия. Мы поговорим с тобой в тот момент, когда твои понятия расширятся. Вообще я бы советовал тебе внимательнее смотреть за дочерью. А я в опеке не нуждаюсь.
      Забелина. Ну, и Маша у нас не ребенок. Она начинает самостоятельную жизнь.
      Забелин. Да, это правда. Если она завтра сделается уличной девкой, я не буду удивлен.
      Забелина. Антон Иванович, побойся бога. Ты это сказал о Маше, о нашей дочери.
      Забелин. А ты знаешь, что час тому назад твоя дочь ушла в гостиницу "Метрополь" вдвоем с мужчиной?
      Забелина. "Метрополь" — не гостиница. Там устроили второй Дом Советов.
      Забелин. Я не знаю, что это такое Дом Советов. "Метрополь" гостиница. Твоя дочь ходит в гостиницу. Я сам видел.
      Забелина. Ты мне муж, разведись со мной, но не смей говорить такие вещи!
      Забелин. Если в течение трех дней этот господин не будет у нас, то я приму свои меры...
      Забелина. Хорошо-хорошо... Тяжело мы стали жить, Антон Иванович... Горько!
      Забелин. Теперь вся Россия живет тяжело и горько.
      Человек в сапогах. Граф Калиостро, есть полпосуды самогону, не желаете войти в пай? Пардон.
      Забелина. Антон Иванович, у тебя руки застыли. Пойдем домой. Ты с утра ничего не ел. Пойдем.
      Забелин. Я ежедневно ничего не ем с утра. Иди куда шла.
      Забелина. Ах, как тяжело мы стали жить, как горько. (Уходит.)
      Забелин. Спички серные, довоенные...
      Общее оживление торгующих. За сценой пение красноармейцев.
      Торговка салом. Сховайте мэнэ, бабы!.. У мэнэ пид юбкой сало... Кругом сало. (Убегает.)
      Проходят с пением к у р с а н т ы.
     
      Картина вторая
      Комната в гостинице "Метрополь". Комната эта давно потеряла гостиничный вид. Здесь великое множество газет и книг, разложенных в беспорядке. На столе спиртовка, черный хлеб, чайник, стакан и пачки с патронами. Над кроватью на стене карабин, сабля, револьвер в кобуре. Маша Забелина в пальто и шапочке стоит у дверей. Рыбаков в глубине комнаты перелистывает какую-то книгу. Маша долгое время с усмешкой
      наблюдает за ним.
      Маша. Зачем вы заперли дверь?
      Рыбаков. Затем, чтобы сюда никто не вошел.
      Маша. Неправда...
      Рыбаков молчит.
      Откройте дверь. Я уйду.
      Рыбаков. Не открою.
      Маша. Вообще вы пытаетесь представить себе, что вы делаете?
      Рыбаков молчит.
      Какая гадость! Как жулик, заперли дверь и спрятали ключ. Вы улыбаетесь, и отвратительно улыбаетесь, уверяю вас... Я хочу уйти. Вы слышите?
      Рыбаков. Слышу.
      Маша. Так что же?
      Рыбаков. Я дверь не открою.
      Маша. Я выпрыгну из окна.
      Рыбаков. Прыгайте.
      Маша. В этом ничтожном поступке весь вы. Если к вам пришла знакомая девушка, то, по вашим понятиям, прежде всего надо запирать дверь.
      Рыбаков. Это поступок не ничтожный.
      Маша. Отвратительный!
      Рыбаков. Наоборот!
      Маша. Мерзкий поступок.
      Рыбаков. Я решил с вами поговорить.
      Маша. При закрытых дверях?
      Рыбаков. А что мне делать?
      Маша. И вы смеете говорить, что вы меня любите?
      Рыбаков. Нет, вы скажите, что я должен делать? Сколько раз я собирался говорить с вами, а вы с насмешкой кланялись мне и уходили. Попробуйте теперь поклониться и уйти. Ничего не выйдет.
      Маша. Значит, это ловушка?
      Рыбаков. Совершенно верно, ловушка. Садитесь.
      Маша. Откуда такой тон? Вы пытаетесь мне приказывать?
      Рыбаков. Садитесь.
      Маша. Не сяду.
      Рыбаков. Ну, мне все равно, стойте хоть до утра.
      Маша. То есть как это — до утра?
      Рыбаков. До утра, — значит, до утра.
      Маша. Рыбаков, вы не пьяны?
      Рыбаков. Довольно с меня ваших фокусов, Мария Антоновна. Я вам не игрушка. А такой же, как вы, человек! Вы образованны лучше, чем я, и воспитание у вас никак моему не равняется, но почему-то со мной вы ведете себя страшно грубо. Хорошо. Как вы, так и я! Пока я не добьюсь от вас ответа, эти двери не откроются, и вы отсюда не уйдете!
      Маша. Хорошо! Говорите...
      Рыбаков. Что же говорить... вы ведь отлично все знаете.
      Маша. Вы же собирались говорить. Говорите, я вас слушаю!
      Рыбаков. Нехорошо все это, Мария Антоновна!
      Маша. В сотый раз я вас прошу — не называйте меня Марией Антоновной. Я вам давно разрешила называть меня Машей.
      Рыбаков. Маша! Не о чем мне говорить. Все давно сказано.
      Маша. Милый Рыбаков, я вашей женой не буду.
      Рыбаков. Почему?
      Маша. Не буду и все. Успокойтесь. До свидания. Откройте дверь.
      Рыбаков. Это не ответ. Так не говорят.
      Маша. Это точный и окончательный ответ.
      Рыбаков (вдруг, с отчаянием). Но почему у вас лицо не чужое? Когда человеку отказывают, то не могут же быть такие добрые, такие веселые глаза? Или же в самом деле есть такие девушки, у которых их нежность и красота ничего не доказывают? "Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла!"
      Маша. Боже мой! А вы и не знали? Ну, конечно же, я демон... Я коварна и зла!
      Рыбаков. Почему вам так весело?
      Маша. Вы герой гражданской войны... Смешно... Стыдно...
      Рыбаков. А, понимаю! Герой гражданской войны, по-вашему, не человек?
      Маша. Я не так сказала.
      Телефонный звонок.
      Рыбаков (по телефону). Рыбаков слушает... Да... Из Совнаркома? Рыбаков слушает... Передайте Владимиру Ильичу, что задание выполнено... Да... Хорошо...
      Маша. Вы подумайте, в какое время мы живем! Вы бываете у Ленина...
      Рыбаков. Неправильно говорите, Мария... Неправильно говорите, Маша! Мы не пуритане...
      Маша. Откуда вы знаете о пуританах?
      Рыбаков. Для чего-нибудь я ведь читаю по целым ночам?
      Маша. Что же вы читали прошедшей ночью?
      Рыбаков. "Героя нашего времени".
      Маша. А вчера?
      Рыбаков. "Письма из далека".
      Маша. Хотите, чтобы я руководила вашим чтением?
      Рыбаков. Маша, сядьте хоть на минуту!
      Маша. Откройте дверь.
      Рыбаков. Не открою.
      Маша. Это неприлично. Вы меня унижаете.
      Рыбаков. А смеяться над человеком прилично?
      Маша. Я не смеюсь над вами.
      Рыбаков. Вы здесь просидите три дня и три ночи: пока не ответите мне серьезно, искренне, я вас не отпущу.
      Маша. Я сказала.
      Рыбаков. Это не ответ.
      Маша. Потому что он вам не нравится?
      Рыбаков. Не потому.
      Маша. Другого не будет.
      Рыбаков. Будете сидеть.
      Маша. Хорошо, буду сидеть.
      Рыбаков. Отлично.
      Маша. Пожалуйста, меньше курите и откройте форточку.
      Рыбаков. Извините.
      Маша. Почему вы не пускаете в ход оружие? Возьмите маузер... попугайте меня!
      Рыбаков. Я никого не хочу пугать.
      Маша. Моей подруге ее начальник приказал в трехдневный срок выйти за него замуж. А если нет, то он сказал, что она и ее родители, как бывшие буржуи, будут сосланы.
      Рыбаков. Такого подлеца надо расстрелять.
      Маша. Но чем вы от него отличаетесь?
      Рыбаков. Отличаюсь.
      Маша. Чем же?
      Рыбаков. Я вас люблю.
      Маша. Что?
      Рыбаков. Я люблю вас. Вы знаете.
      Маша. Не смейте мне говорить о вашей любви. Мне противно вас слушать.
      Рыбаков. Противно?
      Маша. Да.
      Рыбаков (открыл дверь и распахнул ее). Это настоящий ответ... искренне и честно.
      Маша (растерянно). Что же обижаться?
      Рыбаков. По крайней мере, это по-человечески... Уходите.
      В дверях появляется Забелина.
      Забелина. Можно войти?
      Маша. Это мама. Как ты здесь?
      Забелина. Я при входе в Дом Советов узнала, где живет гражданин Рыбаков.
      Маша. Зачем ты пришла? Что случилось?
      Забелина. Позвольте же мне войти...
      Рыбаков. Да-да-да!.. Пожалуйста!..
      Забелина (войдя, Рыбакову). Здравствуйте, молодой человек. Вот видите, какая у вас будет теща?
      Маша. Мама, откуда ты это взяла?
      Забелина. Я все знаю. Иначе, разве был бы возможен мой визит сюда? Как нехорошо у вас, молодой человек, сколько мусора! Потом — зачем такое множество газет? Прочли и выбросили. Плохо живете. Я знаю, что вас зовут Александр. А отчество?
      Рыбаков. Михайлович.
      Забелина. Я тоже Михайловна. Лидия Михайловна. Я все знаю, Александр Михайлович.
      Рыбаков. Зато я ничего не знаю.
      Маша. Мама, я умоляю тебя, ничего не говори!
      Забелина. Я ничего не скажу. Вам, молодой человек, давно пора явиться к нам.
      Рыбаков. Меня не приглашали.
      Забелина. Я этого не знаю. Самому следовало настоять и давным-давно представиться у нас в доме. (Маше.) Антон Иванович видел тебя с Александром Михайловичем и знает, что ты здесь бываешь.
      Маша. Не может этого быть...
      Забелина. А откуда же я узнала, что ты здесь?
      Маша. Боже мой! Что же он сказал?
      Забелина. Нам, Машенька, надо торопиться домой. Я тебе по дороге скажу, на чем он настаивает. А вас, молодой человек, мы приглашаем быть у нас в субботу, часов в семь вечера. (Еще раз осмотрелась.) Комната хорошая, но как вы ее запустили! Плохо живете! До свидания! Маша, пойдем.
      Рыбаков. Мария Антоновна, что же делать?
      Маша. Делайте что хотите.
      Забелина и Маша уходят.
      Рыбаков. Никогда так не уставал. Вот что значит полюбить девушку из другого класса. Эх, когда оно будет, бесклассовое общество!
     
      Картина третья
      Лес. На опушке у озера. Охотничий шалаш. Начало весны. Ночь перед рассветом. У входа в шалаш висит фонарь. Рядом на огне греется вода в чайнике. У огня возится крестьянин — егерь Чуднов. Опираясь на
      старинное ружье, стоит деревенский звонарь Казанок.
      Чуднов. Зорька, матушка, выдайся для нас погожей. Господи, я тебе помолюсь. Ей-богу, помолюсь.
      Казанок. Чуднов, на заре будет туман. У меня приметы безоблыжные.
      Чуднов. А небо чистое, погода ясная... Откуда этот туман берется, не пойму. Опять у нас с товарищем Лениным охота не получится.
      Казанок. Не получится. Помнишь, зимой, когда Ильич приехал охотиться на лису, тогда из-за вьюги тоже охота не вышла. Мы тогда с ним в лес на лыжах пошли. Вовек не забуду тех разговоров в лесу.
      Чуднов. Я за свою жизнь перевидел множество всяких людей, ко мне, брат, знаменитые личности на охоту ездили, а отчего Ленин их всех превышает — не знаю.
      Казанок. Простой он...
      Чуднов. "Простой"... И простых мы видели! То, да не то.
      Казанок. Который теперь час? Должно, пятый?
      Чуднов. Пятый. Ну, Казанок, ты посматривай, а я погляжу, где Владимир Ильич. Посматривай. (Уходит.)
      Казанок. Не маленький, знаю.
      Слышна песня, затем появляется Рыбаков.
      Кто там?
      Рыбаков. Свои.
      Казанок. Нет, не свои.
      Рыбаков. Говорю, свои, — значит, свои.
      Казанок. Стой!
      Рыбаков. Стою.
      Казанок. Ты не наш.
      Рыбаков. А чей?
      Казанок. Чужой.
      Рыбаков. Старик, ты пушку отверни, может быть, она стреляет.
      Казанок. Стреляет.
      Рыбаков. Зачем же ты мне в котелок целишься?
      Казанок. Кто ты такой?
      Рыбаков. Главным образом человек.
      Казанок. Откуда явился?
      Рыбаков. Из Москвы.
      Казанок. Ты арестованный.
      Рыбаков. А дальше что?
      Казанок. Руки вверх!
      Появляется Чуднов.
      Чуднов. Это свой... товарищ Рыбаков. Эй, да как же это ты опростоволосился, Казанок? Он же военный моряк, с Ильичем приехал...
      Рыбаков. Мы с шофером около машины возились...
      Чуднов. А ты его под арест...
      Рыбаков. Более того, у меня маузер, а у него простой бердан. Но часовой есть часовой, к тому же не из пугливых.
      Казанок. Свой так свой. Мое дело узнать. Ты не обижайся.
      Рыбаков. А я на тебя не обижаюсь.
      Казанок. Не обижаешься, а фыркал на меня.
      Рыбаков. Как же не фыркать, если ты за грудки хватаешь.
      Казанок. Такое дело. За что схватил, за то и держи. Я сейчас часовой, человек казенный. Прощевайте. Я в обход пошел, а вы тут посматривайте... (Уходит.)
      Рыбаков. А где Ильич?
      Чуднов. На озеро ушел.
      Рыбаков. Один?
      Чуднов. Не беспокойся, мы кругом охрану выставили. Садись. Сейчас чай поспеет. Только у меня заварка из морковки, чем она воняет — не поймешь. Эх ты, времечко, ничего нет: ни чаю, ни сахару, ни керосину.
      Рыбаков. Чего жалуешься? Разве я не знаю?
      Чуднов. Рыбаков, в Москве у нас ничего такого не случилось?
      Рыбаков. Чего — такого?
      Чуднов. Особенного чего-нибудь...
      Рыбаков. Не знаю. По-моему, ничего особенного не случилось. А почему ты спрашиваешь?
      Чуднов. Так... (Подумав.) Что-то товарищ Ленин приехал задумчивый... Пришли мы с ним сюда — молчит. Я фонарь засветил, он с патронами повозился и бросил. Встал, прошелся, а потом сказал: "Я на озеро пойду, вы меня не ищите. Я сам вас кликну" — и ушел. Я ведь понимаю, когда он задумчивый.
      Рыбаков. Не знаю... Он всю дорогу рассказывал нам про деревню, про Россию. Ничего такого, сказать по правде, я никогда не слыхал.
      Чуднов. А много ли ты на свете живешь?
      Рыбаков. Все-таки двадцать шесть лет. Ты не смейся, отец, Я ведь воевал, от Орла до Кавказа Россию прошел! Отчего же Ильич задумчивый? Ты пойди туда, к озеру, и осторожно намекни ему — чай, мол, готов.
      Чуднов. А по-моему, не надо.
      Рыбаков. А по-моему, надо. Он забыл — и без чаю останется. Продрогнет. Приехали мы рано.
      Чуднов. На ложку. Помешай чай, чтобы морковка в нем распространилась, а я, пожалуй, пойду. (Уходит.)
      Рыбаков (напевает какую-то песню, потом про себя припоминает стихи). "Русалка на ветвях сидит; там на неведомых дорожках..." О чем сейчас думает Ильич? Зачем я послал егеря? Не надо было посылать! Конечно, не надо... (Тихо зовет.) Чуднов, Чуднов! А если недаром он всю дорогу рисовал нам Россию. "И на неведомых дорожках следы невиданных зверей. Избушка там..." Чай из морковки — одно недомыслие.
      Возвращается Чуднов.
      Звал?
      Чуднов. Ежели тебе надо, иди зови сам. Я не решился. Я издалека его увидел. Сидит он там на чем-то, на пне ли, на камне ли, — не пойму, облокотился, на тот берег смотрит... Может быть, в эту минуту он планы какие составляет, а мы, дураки, этого не понимаем и тащим его чай пить.
      Рыбаков. Хорошо. Давай ждать.
      Слышатся паровозные гудки.
      Паровоз надрывается.
      Чуднов. Проголодался.
      Рыбаков. Серьезное положение — не пускают. Послушай, как на озере шелестит, шепчет... Эх, ночка!.. Чуднов, а у вас тут русалок не бывает?
      Чуднов. Русалок? Русалки в эту пору по избам дрыхнут.
      Рыбаков. Я у тебя про тех русалок спрашиваю, которые на ветвях сидят.
      Чуднов. Таких в нашей губернии не водится.
      Рыбаков. Жалко.
      Чуднов. Чем богаты, тем и рады.
      Рыбаков. Я думаю, Тихон Иванович, сколько начудили мы всякого за революцию, а звезды как были, так и есть. Непостижимое дело — вечность.
      Чуднов (от порога шалаша). А я думаю, Лександра, жениться тебе пора.
      Рыбаков. Наверное, пора...
      Чуднов. То русалок просишь, то на небо глядишь... Приезжай после пасхи, мы тебе русалочку просватаем.
      Рыбаков. У меня своя есть.
      Чуднов. Есть, а ходишь без покоя.
      Рыбаков. Любовь у меня получилась, Тихон Иванович.
      Чуднов. Сочувствую. Такой геройский матрос, и попался, значит. Ты смотри, знаю я этих московских! С ними так, абы как — не сладишь!
      Рыбаков. Не по себе дерево рубить хочу.
      Чуднов. Тоже скажу, и бояться их нечего. В этом деле испуг, как на войне, — пропадешь! Пускай она тебя боится, а ты перед ней гоголем ходи.
      Рыбаков. Нет, товарищ Чуднов, я серьезно говорю... Ты смотри... Ильичу не надо об этом...
      Чуднов. А что — боишься?
      Рыбаков. Ну, бояться...
      Чуднов. Боишься.
      Рыбаков. Так что же будем делать, чай наш остывает.
      Чуднов. Тише, Рыбаков. Я его шаги слышу. Он сам идет сюда...
      У Чуднова движение вперед по направлению к Ленину. Рыбаков поднимается.
     
      Картина четвертая
      В избе Чудновых. Чистая половина избы в три окна. В проходе, у сенец, русская печь. Лавки, стол, божница и на стене меж лубочными картинами и семейными фотографиями портрет Ленина, дешевая и плохая литография. Старуха Чуднов а Анна и ее сноха Лиза прибирают избу. Дети
      Лизы, Маруся и Стёпка, восторженно перешептываются.
      Анна (Лизе). Лиза, Лиза, вынеси сапоги. К чему у вас сапоги на лавке стоят и дегтем воняют? Вот-вот охотники придут, а у нас ералаш. (Детям.) Я вам пошепчусь! Марш по местам, на печку!
      Лиза уносит сапоги, входит Казанок.
      Казанок. С праздником тебя, Анна Власьевна.
      Анна. И тебя также.
      Казанок. Пришел упредить: сей минут Владимир Ильич будет.
      Анна. Ах ты, батюшки! Казанок! Беги на колокольню.
      Казанок. Вот тебе раз! Зачем?
      Анна. "Зачем", "зачем"... Вот память-то! Не знаю.
      Входит Лиза.
      Лиза! Пошла и пропала. Лиза, скажи, зачем Казанку надо быть на колокольне?
      Лиза. Роман велел на случай митинга в большой колокол ударить.
      Казанок. Ударим! (Пошел к двери.)
      Лиза. Постой... Ох, наделает он трезвону!
      Анна. Постой, Казанок!
      Казанок. Чего вам?
      Анна. На колокольне надо быть тихо, благородно. Ты оттуда все время выглядывай на проулок. Мы к тебе Степку пошлем. Степка тебе с проулка жердью махнет — тогда ты бей в большой колокол. Постой! Ты не часто бей, а редко, как к заутрене вроде.
      Казанок. Не вам учить меня. Знает Казанок, как ему для товарища Ленина в колокол ударить. (Уходит.)
      Анна. Марш на печку!
      Лиза. Зачем вы детей прячете?
      Анна. Сама подумай: такому гостю и наших анчуток выставить? На ключи. Вынай из сундука скатерть, бери мою, с бахромой...
      Лиза. Не пугайтесь вы, ради Христа, чего вы испугались?
      Анна. Неси скатерть, ведь стол голый!
      Лиза уходит.
      (Детям.) А вы — на печку!
      Стёпка. Бабушка, мы знаем...
      Анна. На печку! И не выглядывать, не пересмеиваться, не кряхтеть!
      Стёпка. Бабушка, а посмотреть на него можно, когда он нас видеть не будет?
      Входит Лиза.
      Анна. Я тебе посмотрю ремнем по заднице!
      Лиза. Господи, чистые рубахи хотела на них надеть, глянула, их и чинить нельзя.
      Анна. Лизавета, что ж ты прохлаждаешься? Не завесить ли нам иконы? А то пускай, к чему это притворство.
      Лиза вышла было, но вернулась.
      Лиза. Идут!
      Анна. Кто да кто?
      Лиза. Ленин и папаша!
      Анна. Одни?
      Лиза. Одни.
      Анна. Значит, наши деревенские его не признали. Ты у дверей стань. Смотри, что подать, принять. Покройся платком, нехорошо!
      Входят Ленин и Чуднов.
      Чуднов (Ленину). Это моя старуха, Анна Власьевна.
      Ленин. Здравствуйте.
      Чуднов (Ленину). А то сноха — Лиза.
      Ленин. Доброе утро.
      Анна. С чем пришли с вашей охоты?
      Ленин. Ни с чем, представьте себе. Мы такие знаменитые охотники, что на фунт дичи нам надо фунт пороху.
      Чуднов. Зачем напраслину на себя возводить? Туману наволокло чистая беда. Никогда я такого дуравьего туману и не видал... Как одеялом озеро накрыло.
      Ленин (раздеваясь, у дверей). Чья это пятка? (Заметил детей на печке.)
      Анна. Ну вот... сконфузили.
      Ленин. Кто там? А ну-ка, товарищ, пожалуйте сюда! Позвольте, вас тут двое? Пожалуйте сюда двое!
      Стёпка. Бабушка, слезать?
      Анна. Слезайте... (Ленину.) Они у нас чумазые, как анчутки.
      Ленин. Ничего. (Степке.) Как тебя зовут?
      Стёпка. Степка.
      Ленин. Степка... А почему не Степан?
      Стёпка. И Степан и Степка.
      Ленин (Марусе). А тебя?
      Стёпка. А ее — Маруська.
      Ленин (Степке). Почему ты за нее отвечаешь?
      Стёпка. Она у нас боязливая.
      Ленин (Марусе). Ты меня боишься?
      Маруся (весело). Не.
      Ленин. Не боишься, а на печку залезла?
      Стёпка. Нас от Ленина спрятали.
      Ленин. Ну? А вот и пришел Ленин.
      Стёпка. Где?
      Ленин. Вот он.
      Стёпка. Ну да... Ты не Ленин.
      Ленин. Неужели? А кто же я?
      Маруся. Вы просто чужой мужик... пришел в гости!
      Стёпка. Ленин как раз не такой.
      Ленин. А какой?
      Стёпка. Посмотри на его портрет, тогда увидишь.
      Ленин (подошел к своему портрету). Этот важный, надутый господин ни капли на Ленина не похож.
      Стёпка (с иронией). Может, ты похож?
      Ленин. А вот я похож!
      Анна. Степка!
      Ленин. Нет, вы не мешайте нам довести спор до конца. (Степке.) Я утверждаю, что я похож.
      Стёпка. Ты ни капли не похож, а там настоящий, раз его машиной напечатали.
      Ленин. Нет, я настоящий, а он нет.
      Стёпка. Нет, он.
      Ленин. Нет, я.
      Стёпка. Давай спорить.
      Ленин. Давай.
      Стёпка. На что?
      Ленин. На что хочешь.
      Стёпка. На кусок сахару.
      Ленин. Хорошо. (Снял шапку.) Ну, теперь скажи, кто настоящий?
      Степка смотрит на Ленина, потом на портрет его, отступает к взрослым.
      Маруся удивилась.
      А теперь? (Надел шапку.)
      Маруся. А теперь опять не похож.
      Ленин (сняв шапку). А снова?
      Стёпка. Настоящий Ленин! Где ж я возьму ему сахар? (Вдруг, с большой решительностью.) Бабка, бежать на колокольню? (Убегает.)
      Ленин. Зачем на колокольню?
      Анна. Так он, буровит.
      Ленин. Шустрый мальчик.
      Чуднов. Баловной, беда.
      Ленин. Я тоже в его пору шустрый был, кажется, и баловной. Мальчишки — загадочный народ, только мы еще не умеем с ними обходиться. Уменья мало. А нам многое сейчас надо уметь. Нам не уметь нельзя... (Увидел светец.) Светец, настоящий старинный светец?
      Чуднов. Неужто знаете, Владимир Ильич, как жгут лучину?
      Ленин. Знать-то знаю... Но неужели и вам приходится зажигать эту штуковину?
      Анна. Трещит. С ней и то веселей, чем впотьмах.
      Ленин. Да, конечно, веселей.
      Входит Роман. В руках мешок, до половины наполненный какими-то
      легкими вещами. Роман не ожидал в эту минуту найти дома Ленина.
      Чуднов. А это мой сын Роман. Председатель Совета и еще... Вообще.
      Ленин. Здравствуйте, председатель! Что это у вас в мешке?
      Роман. Реквизит.
      Ленин. Интересно, что за реквизит. Можно посмотреть?
      Роман (запинаясь). Можно.
      Ленин. Цилиндр... (Взял, повертел, щелкнул пальцами по цилиндру.) Атлас... Чудесная штука. Значит, у вас есть свой театр?
      Роман. Пролеткульт.
      Ленин. А что это такое — Пролеткульт?
      Роман. Я сам хорошо не знаю. Это, как бы сказать, пролетарская культура.
      Ленин. Откуда вы добыли цилиндр?
      Роман. В Москве на Сухаревой купили.
      Ленин. Кто же будет играть в нем?
      Роман. Я.
      Ленин. Кого же вы будете представлять?
      Роман. Банкира.
      Ленин. Банкира? А трудно представлять банкира?
      Роман. Нет.
      Ленин. Я бы ни за что не взялся.
      Чуднов (горячо). Чистая беда, Владимир Ильич.
      Ленин. Отчего — беда?
      Чуднов. Пришел из армии человек-человеком — и вдруг стал представлять! Дети растут, а отец — артист!
      Ленин. И чудесно, что артист. Я, например, банкира не умею представлять, а он может. Мы с вами, товарищ Чуднов, старомодные люди.
      Чуднов. Разве что... старомодные.
      Вбегает Казанок.
      Казанок. Во имя отца и сына и святого духа...
      Ленин. Что-о?
      Казанок. Ох, что же я понес... Это я, Пантелей Казанок, звонарь здешний и общественный пожарник. Помните, зимой в метель с вами в лес на лыжах ходил?
      Ленин. Еще бы... конечно, помню!
      Казанок. Помнит... Пришел показаться! Живой я... (Окружающим.) Я на своем месте буду, не сумлевайтесь! (Ленину.) Мы рады... весь народ! Я сейчас буду звонить не по уставу, а от всей души... Вот и весь Казанок, что на нем, то и в нем — весь наружу. Прощайте, извините, я спешу на место. (Убегает.)
      Ленин. Почему же он убежал?
      Анна. Простой он... бесхитростный...
      Роман. Позвольте, Владимир Ильич... позвольте, товарищ Ленин, просить вас выступить у нас на митинге. А также просить вас в Пролеткульт откушать чаю.
      Анна. Нет уж, Владимир Ильич, чай пить в Пролеткульт не ходите. У них там и самовара порядочного нет.
      Ленин. А что? Может быть, не стоит идти в Пролеткульт? Мы и здесь чаю напьемся, а? Позвольте мне остаться здесь. И хорошо бы нам без митинга обойтись.
      Вбегает Рыбаков.
      Рыбаков. Подстрелил! Трех птиц подстрелил... (Показывает уток.) Я подождал ветерка с поля и не обманулся... под ветром все воды открылись. (Чуднову.) Вот тебе и туман.
      Ленин (сокрушенно). Тихон Иванович...
      Чуднов. Сознаю, Владимир Ильич...
      Ленин. Утки... Настоящие дикие утки. Мы с вами философствовали о причинах туманов, непогод и прочих стихий, а он подстрелил...
      Анна. Что же ты, егерь! Осрамился.
      Чуднов. Не говори, мать! А вы, Владимир Ильич, как я понимать могу, нынче охотой совсем не занимались.
      Ленин (удивленно). Неужели?
      Чуднов. Мне так оно показалось.
      Ленин. Неужели показалось? А может быть, и правда. Я сегодня был очень плохим охотником, товарищ Чуднов, но зато... (Не договорил, Рыбакову.) Зато вы молодец! А ведь не охотник — моряк.
      Рыбаков. Так что же, я всех расстроил?
      Ленин. Конечно, расстроил. Какой же охотник не расстроится? Ветерка подождал с поля и обштопал старых охотников. Цените, Тихон Иванович, прекрасные утки! Вы их спрячьте, чтобы кошка не утащила.
      Слышен колокольный звон.
      Набат? Набат...
      Анна. Это ведь Казанок не стерпел.
      Чуднов. Ах, леший, вот леший-то!
      Роман (у окна). Ну, теперь ничего сделать нельзя. Вся деревня поднялась.
      Ленин. Если так, то и мы пойдем. Ах, звонарь, раззвонил обо мне звонарь. На то он, конечно, и звонарь. Товарищ Чуднов... (Остановился у дверей.)
      Чуднов. Ась?
      Ленин. А ведь беспокойно жить с большевиками?
      Чуднов. Беспокойно, Владимир Ильич.
      Ленин. Кто их знает, что они завтра выдумают.
      Чуднов. Верно говорите, Владимир Ильич.
      Ленин. Надо, товарищ Чуднов, беспокоиться и беспокоить, иначе пропадем, съедят. Пойдемте, товарищи, на улицу, а то ведь он так от восторга всю колокольню разнесет.
      Набат.
     
      Картина пятая
      Кремлевская набережная и бульвар. Ночь. Редкий слабый свет фонарей. На скамейке под деревом сидит Рыбаков. Сначала он насвистывает, потом
      начинает петь.
      Рыбаков (старательно поет).
      Не для меня придет весна
      И соловей в садах зальется,
      И сердце бедное забьется
      Не для меня... Не для меня...
      (Задумывается, встает.) Если без трубы найду Марс, тогда да... Если не найду, то нет... (Долго смотрит на небо и напевает.)
      Появляется Нищая старуха.
      Н и щ а я. Кавалер, убогую, больную старуху угости папиросочкой.
      Рыбаков. Пожалуйста.
      Н и щ а я. Благодарю вас, молодой кавалер. (Уходит.)
      Появляется Ленин. Узнает Рыбакова.
      Рыбаков. Владимир Ильич?
      Ленин. Саша Рыбаков, что вы здесь делаете?
      Рыбаков (очнулся). Почему вы один, без охраны?
      Ленин. А я от них убежал.
      Рыбаков. Как же вы от них убегаете?
      Ленин. Этого я вам не скажу. Секрет старого конспиратора. У меня, видите ли, было очень длинное заседание, и я теперь скрылся, чтобы немного погулять. Часы забыл на столе. Мое появление здесь, так сказать, правомерно. А ваше? Почему вы один, в полночь... Звезды считаете?
      Рыбаков. Считаю... не буду отнекиваться.
      Ленин. Влюбились, товарищ Рыбаков?
      Рыбаков. Влюбился.
      Ленин. Пойдемте вместе гулять, товарищ Рыбаков.
      Медленно идут.
      Время у нас жестокое, страшное, теперь как будто и не до любви, но вы не бойтесь... Любите себе на здоровье, раз это случилось. Только я вам хочу дать один совет. Вы не старайтесь по-новому любить. Любите по-старому, товарищ Рыбаков. Слыхал я про эти новые отношения. Пока что, кроме безобразия и распущенности, ничего не получается.
      Рыбаков. Безобразия я сам видел.
      Ленин (вдруг остановился, взял за локоть Рыбакова, тихо, интимно спросил). А ведь хорошо любить? Чувство-то удивительное?
      Рыбаков. Да, Владимир Ильич, удивительное.
      Ленин и Рыбаков уходят. Появляются трое трамвайных рабочих с
      тележкой: Бородатый, Подручный и Старший.
      Старший. Посвети! Посмотрим, какие тут у нас дела. Все в порядке... Поехали дальше.
      Подручный. Видели? Ленин.
      Бородатый. Без тебя видели. Узнал и молчи. Осторожней надо быть.
      Возвращаются Ленин и Рыбаков.
      Ленин. Товарищи, скажите нам, который час?
      Старший (подручному). Посвети. (Вынул часы с цепочкой.) Четверть третьего.
      Ленин. Благодарю вас.
      Старший. Прежде, бывало, кремлевские били. А теперь молчат.
      Ленин. Это очень плохо. На Кремле никогда не должны молчать часы. Саша, найдите часовщика. Только тут нужен такой мастер, которому понятна старинная механика.
      Рыбаков. Найдем, Владимир Ильич!
      Ленин. Трудно найти. Многие часовщики брались пустить куранты и пасовали.
      Рыбаков. Не может быть, чтобы не нашлось такого мастера.
      Бородатый. Побудьте с рабочим классом, товарищ Ленин. Побеседуйте с нами.
      Старший. Только он у нас шутник.
      Ленин. А вам до шуток?
      Бородатый. А чего тужить? Капитализм мы разбили.
      Ленин. От разбитого капитализма сыт не будешь.
      Бородатый. Теперь начнем социализм строить.
      Ленин. А вы знаете, как его строить?
      Бородатый. Свет не без добрых людей. Кто-нибудь скажет.
      Ленин. Добрых людей много. Вы не всем верьте.
      Бородатый. Мы с разбором. Кому вы поверите, тому и мы.
      Ленин. А разве Ленин никогда в людях не ошибался? Тоже ошибался.
      Бородатый. Зато мы в Ленине не ошиблись.
      Ленин. Разрушить капитализм куда легче, нежели построить социализм!
      Бородатый. Неужели, Владимир Ильич?
      Ленин. Мы первые начинаем, перенять не у кого. К тому же мы пока нищие люди.
      Бородатый. Что правда — то правда. Обедняли.
      Ленин. Строить придется... никто не поможет.
      Бородатый. А чего Советская власть не сможет? Все сможет. Библейские жители хотели построить башню до небес в городе Вавилоне, и ничего не вышло. Почему? Пишут, смешение языков. А я вам говорю, потому что тогда не было Советской власти.
      Ленин. Это хорошо.
      Бородатый. Без шуток, Владимир Ильич, Советская власть что захочет, то и сумеет.
      Ленин. А почему вы так верите в могущество Советской власти?
      Бородатый. Дайте я вам одну притчу обрисую. Вы не спешите?
      Ленин. Не спешу. Присаживайтесь.
      Бородатый. Вот перед вами трое людей. Московские трамвайщики, ночные рабочие. Пролетариат. Ни святые, ни грешные... народ. При какой другой власти эти люди станут по всей ночи работать за несчастный ломоть хлеба? (Вынул хлеб.) Ни при какой. А сейчас — упадем, полежим, подымемся и опять паяем... Поэтому и верю я в могущество Советской власти.
      Старший. Поговорили — и честь надо знать. Пора. Поехали дальше, а то некогда.
      Бородатый. Извините за длинный разговор. Как умею.
      Старший. Спокойной ночи, товарищ Ленин.
      Ленин. Спокойной ночи.
      Р а б о ч и е уходят.
      Любите русского человека, товарищ Рыбаков?
      Рыбаков. Люблю, конечно.
      Ленин. Поживите с мое, тогда полюбите! Если бы Толстой не придумал толстовства, то лучше его никто не представил бы нам русского человека. А вот рабочих старик не понимал. Не хочется домой. Вы влюблены... а мне почему не хочется? Не знаете? Ну так я вам по секрету скажу... иногда я мечтаю... Разгуливаю один и рисую перед собой невиданные вещи. Башню до небес мы строить не будем, но с нашими людьми можно дерзать, можно мечтать... (В сторону.) Кто-то идет...
      Рыбаков. Кто идет?
      Возвращается Нищая старуха.
      Н и щ а я. Я иду.
      Ленин. А вы кто ж, простите?
      Н и щ а я. Нищая. Подайте, барин, на пропитание печальной старухе.
      Ленин. Саша, у вас что-нибудь найдется?
      Рыбаков. У меня ничего нет.
      Ленин. И у меня тоже ничего нет. (Нищей.) Извините.
      Н и щ а я. А еще пальто хорошее носите... сами похуже нищих.
      Рыбаков. Ну, бабка, иди-ка ты спать!
      Н и щ а я. Я по ночам не сплю... я ночью работаю... Я по чайным да по вокзалам побираюсь.
      Ленин. Вы это работой называете?
      Н и щ а я. Моя работа не хуже всякой другой. Теперь все один черт ходят голодные как собаки. Ты вот человек, видно, умственного труда, а много ли сегодня кусал?
      Ленин. Как это — кусал?
      Н и щ а я. Ел.
      Рыбаков. Пойдемте дальше, Владимир Ильич...
      Ленин (Рыбакову). Постойте! (Нищей.) А до революции вы чем занимались?
      Н и щ а я. Тоже нищей была.
      Ленин. Чего же вы сердитесь? Вы ведь ничего не потеряли,
      Н и щ а я. Нет, дорогой мой, наш нищий класс больше всего потерял.
      Ленин. Почему же ваш класс потерял?
      Н и щ а я. До революции я жила кум королю. В то время я юродивой ходила. У меня в банке три с половиной тыщи лежало золотом.
      Ленин. Откуда же вы их взяли?
      Н и щ а я. У меня свои постоянные клиенты были. Я ведь ниже купеческих домов первой гильдии не спускалась! А теперь какой у меня профит? Кто теперь нам подает? Ленин всю Россию в трубу пустил, и сам, говорят, впроголодь в Кремле живет. Сам не живет и другим не дает. Маячьте дальше, а я по своим делам пойду. (Уходит.)
      Ленин. Что скажете, молодой человек?
      Рыбаков. Нахальная старуха, и больше ничего.
      Ленин. Суть не в старухе, товарищ Рыбаков, но она в чем-то права. Если сейчас сесть на воздухоплавательный аппарат и подняться над нашей землей, то под нами окажется черное без огней пространство, подобное огромной пустыне. Как разорена Россия! Деревня вернулась к началу девятнадцатого столетия, к лучине. На заводах Урала, в Златоусте например, люди вынуждены ручным способом приводить в движение механизмы. Донбасс затоплен белогвардейцами. (Длительная пауза.) Вы умеете мечтать, товарищ Рыбаков?
      Рыбаков (вначале невнятно). Я?.. Мечтать?
      Ленин. Надо мечтать... Надо. Но имеет ли право мечтать большевик, марксист? А? По-моему, он имеет это прекрасное право, и он должен мечтать, если он понимает мечту как рост новых задач его партии, его народа... И еще, Саша Рыбаков, не надо бояться разлада между мечтой и действительностью, если вы серьезно верите в свою мечту, внимательно вглядываетесь в жизнь и работаете не покладая рук, страшно, адски работаете над осуществлением своей мечты. Еще в девятисотых годах мы в нашей партии мечтали о будущем России и строили планы электрификации... Нам приходится урезывать пайки, проводить жестокую экономию во всем, жить бедно, скупо, тяжело, но мы будем проводить в жизнь электрификацию России. Иначе невозможно. Сомнут, задавят, будет столетнее рабство, иностранное иго, позорная жизнь, гнет. Как, по-вашему, Саша Рыбаков, пройдет теперь у нас электрификация?
      Рыбаков. Владимир Ильич, вы за тысячу верст вперед видите, а что же я могу сказать?
      Ленин. С нашим народом можно мечтать, можно дерзать!
      Занавес.
     
      Действие второе
     
      Картина первая
      Бульвар у памятника Гоголю. На скамейке сидит с т а р у ш к а, рядом
      детская коляска.
      С т а р у ш к а. Вот и уснул мой мальчик. Спи, спи, милый, спи, мой ангел! (Успокоилась, задремала.)
      Вбегает Рыбаков. Осматривается вокруг и сник.
      Рыбаков. Ушла! Вот тебе и Гоголь! (Вынул часы.) Гоголь остается Гоголем, а я опоздал на целых пятнадцать минут. При ее характере — это катастрофа. (Быстро, старушке.) Товарищ нянюшка!
      С т а р у ш к а (обиделась). Молодой человек, почему вы думаете, что я нянюшка?
      Рыбаков. Простите, мне все равно.
      С т а р у ш к а. Вам все равно, а мне нет.
      Рыбаков. Ну вижу — люлечка, ребеночек... Я хотел у вас спросить...
      С т а р у ш к а. Не шумите, видите, он спит.
      Рыбаков. Простите, не буду. Я хотел у вас спросить: до моего прихода здесь не прогуливалась ли одна молодая особа?
      С т а р у ш к а. Ступайте, ступайте, ничего не слышу, что вы там бормочете.
      Рыбаков (берет старушку за руку). Я очень прошу вас дать мне ответ.
      С т а р у ш к а. Куда вы меня тянете? Я подыму крик.
      Рыбаков (увлекает старушку в сторону от коляски). Кричать бесполезно. Я сыщик. Я спрашиваю у вас: вы здесь у памятника молодую особу сейчас не видели?
      С т а р у ш к а. Молодую особу? Да-да... Рядом со мной сидела одна девица и любовалась моим внуком.
      Рыбаков. Ради Христа, какая она? Она должна быть очень приятная, просто красивая... Черные перчатки были?
      С т а р у ш к а. Были, клянусь вам! Черные.
      Рыбаков. Давно она ушла?
      С т а р у ш к а. Сейчас, сию минуту.
      Рыбаков. В какую сторону?
      С т а р у ш к а. В ту сторону.
      Рыбаков. Если я ее найду, то буду помнить вас всю жизнь. Благодарю! (Убегает.)
      С т а р у ш к а (пробует очнуться). Сыщик! И в безумном состоянии. Вот так, по нашей слабости, с испугу и погубишь чужую душу. Какой ужасный человек! Коршуном налетел. (Отдышалась, мысленно сотворила молитву, перекрестилась, села на свое место. Смотрит в ту сторону, куда убежал Рыбаков.) Нагнал... ведет сюда... Подальше от греха... Спаси, господи, и помилуй! (Уходит с коляской.)
      Появляются Маша и Рыбаков. Идут порознь.
      Рыбаков. Я виноват, но вы хоть внимание на меня обратите, я с ног валюсь. Я тут одну старушку насмерть перепугал.
      Маша. Довольно, Рыбаков, я знаю все ваши манеры. Этот стиль Циклопа может надоесть. (Садится.)
      Рыбаков. Циклоп... Пускай я Циклоп. А вы кто?
      Маша. Вот уж не знаю, кто я в вашем представлении. Я много думала об этом. С того дня, как у нас в доме узнали о вас, я утратила равновесие в жизни, потеряла силы. Все равно, поймете вы или нет, но я должна вам сказать, что у меня надежда сменяется отчаянием, я ждала вашей помощи, этой ночью не сомкнула глаз, а вам все равно! Великое дело — свидание с барышней! Да и барышня, кажется, раскисла: сама зовет на свидание. За эти пятнадцать минут я этот памятник возненавидела. Именно мне в насмешку его и поставили.
      Рыбаков. Маша, вы не даете мне слова сказать.
      Маша. Я вам говорю, а вы ничего не понимаете.
      Рыбаков. Если я дуб, то нечего со мной и толковать.
      Маша. Как вы могли не прийти в такой день?!
      Рыбаков. Как же я не пришел, когда я пришел!
      Маша. Поймите, что это не простое свидание. Там, у нас дома, отец, и вы должны к нему явиться, представиться, говорить с ним. Вы не знаете, что это значит. Он страшный человек, он может вас выгнать — и тогда конец.
      Рыбаков. А я не уйду.
      Маша. То есть как?
      Рыбаков. Не уйду, и все.
      Маша. Вот тебе и раз! С вами действительно рассыпаются все ужасы. Вам все легко, радостно. Вас ничто не тянет назад. Я же не все рассказала вам про моего отца. Он назло всем торгует спичками! Инженер Забелин ходит по Москве и продает спички!
      Рыбаков. Чудак!
      Маша. А мне он дорог, он мой отец, я его люблю. И если бы вы знали его, как я, то и вы полюбили бы.
      Рыбаков. В чем же дело? Давайте его вместе любить и приводить в христианскую веру.
      Маша. В том-то и горе, что на него страшно трудно влиять. Да что я говорю — влиять?! Он может высмеять вас зло, оскорбительно, и вообще я не знаю, что будет. Я думала, раз вы не пришли, — значит, судьба...
      Рыбаков. Я третий день на ногах. Я часовщика искал.
      Маша. Так. Нашли причину! Лучше уж придумали бы что-нибудь другое. У вас была одна забота — починить часы!
      Рыбаков. Совершенно верно, одна.
      Маша. Благодарю.
      Рыбаков. Будет вам, Маша, сердиться на меня. Я сюда рвался через дикие препятствия. Сажусь в трамвай — остановка. Почему? Току нет. Прыгаю на грузовик — в Котлы едут. Сажусь на пролетку, квартал проезжаю свисток. Что такое? Извозчик без номера. В Трамоте не зарегистрирован.
      Маша. Что вы говорите? "Трамот", "пролетка"...
      Рыбаков. Трамот — это транспортный отдел, пролетка — транспорт. Поймите, Маша, что мне поручено найти часового мастера, чтобы пустить в ход кремлевские куранты...
      Маша. Рыбаков, вы чудак. Неужели вы воображаете, что все люди должны знать об этом. Я же ничего не знаю!
      Рыбаков. Ничего не знаете, а обиделись. За что же тут обижаться?
      Маша. Ну хорошо, а мастера вы нашли?
      Рыбаков. Нашел. Но если б вы знали, чего это мне стоило. Кому не скажешь, какие часы требуют ремонта, — все пугаются... Один древний, неслыханной древности часовщик в колпаке сел на пол, накрыл голову руками и сказал: "Стреляйте, но я не пойду!" От Марьиной рощи до Пресни я прощупал старую Москву и наконец нашел такого часовщика, что сам прихожу в недоумение. Он сегодня будет в Кремле, но боюсь, волнуюсь...
      Маша. Почему?
      Рыбаков. Я скрыл от него, какие часы требуют ремонта. Он думает, это вот, а это во... а там — башня, стопудовые гири... цепи... Если бы вы знали, Маша, под каким впечатлением я хожу! Случайно ночью, когда Москва спит, я встретил Ильича. Я не могу постигнуть, откуда берутся мысли у этого человека. Я хожу какой-то удивительный самому себе, будто и я куда-то далеко вперед залетел, где еще никто не бывал. И мне неловко. Это же ничуть не я, а Ленин. Теперь я знаю, на всю жизнь, что есть люди, которым ничего не далеко, ничего не страшно, ничего не удивительно.
      Маша. Саша! Милый... с вами очень легко. Почему, не знаю, но вся моя драма окончательно расплылась. Что же вы, помните, сегодня суббота? Вас ждут у нас. Придете?
      Рыбаков. Обязательно.
      Маша. А если на вас отец накинется, найдетесь?
      Рыбаков. Найдусь!
      Маша. Я накинулась, вы не сразу нашлись.
      Рыбаков. С вами... с вами я ручной.
      Маша. Так ли?
      Рыбаков. Люблю я вас. Я вам по ночам письма пишу, а утром рву их на части!
      Маша. А вы их не рвите. Вы бы их посылали по адресу.
      Рыбаков. Слов не хватает. Я думаю о любви, чувствую, что истинно люблю вас... Понимаете, истинно, без единой посторонней мысли... А выразить это все настоящими словами не могу! Слов не хватает...
      Маша. Вот вы и выразили. Я верю — и достаточно. Сегодня я почему-то особенно вам верю. Но пора домой.
      Рыбаков. Маша, позвольте проводить вас?
      Маша. Я бы рада, да боюсь, что нас встретит отец.
      Рыбаков. Что у вас за отец такой? Неужели это такая неприступная твердыня?
      Маша. Подождите, сами увидите. Ну, будь что будет! Не хочу думать. Берите меня под руку.
      Рыбаков. Мерси.
      Маша (хохочет). Рыбаков, не надо. Будьте таким, как есть, без "мерси".
      Рыбаков. Хорошо. С удовольствием. Буду всегда таким, как есть. Без "мерси".
     
      Картина вторая
      В доме Забелиных. Рабочий кабинет Антона Ивановича, где давно уже никто не работает. Вечер. В кабинете сидят Забелина и ее гости: Дама с вязаньем и ее муж — Оптимист, Дама испуганная
      и ее муж — Скептик.
      Забелина (продолжая разговор). Антон Иванович делается все более и более невозможным. На днях я видела, как он бранился с каким-то монахом, а вчера, стыдно сказать, подрался с одним знакомым господином.
      Скептик. В доме подрался или публично?
      Забелина. У Малого театра в семь часов вечера.
      Скептик. И кто кого?
      Забелина. Антон Иванович одолел, конечно. Но если подумать, на какой почве вышел поединок. Господин этот был в подчинении у Антона Ивановича, а теперь, проходя в театр, позволил себе неприличную выходку. Он потрепал по плечу Антона Ивановича и допустил по отношению к нему покровительственный тон.
      Дама испуганная. А господин этот не большевик?
      Забелина. Не большевик, но настроен современно.
      Дама испуганная. Антон Иванович рискует быть посаженным в Чека.
      Скептик. А кто теперь не сидел? Все сидели!
      Дама испуганная. Но ты же не сидел?!
      Скептик. Не сидел, так буду.
      Дама испуганная. Замолчи, ради бога! Хоть здесь перестань пугать меня.
      Забелина. А я, глядя на Антона Ивановича, держу узелок с бельем. Я начинаю верить, что его посадят.
      Оптимист. Антон Иванович настроения свои выражает эмоционально, а за эмоцию не сажают.
      Дама испуганная. Но он побил большевистски настроенного господина. Это террор!
      Оптимист. При любом режиме бьют по морде, если это необходимо.
      Скептик. Все равно посадят Антона. Вот увидите.
      Дама испуганная. Этот человек может довести до слез...
      Скептик. Пол-Москвы говорит: это Забелин пошел торговать спичками! Вы думаете, большевики — идиоты, ничего не понимают?
      Дама с вязаньем. А наш Володька сделался футуристом. Теперь он целые дни читает какое-то ужасное "Облако в штанах".
      Забелина. Что-о? Облако и... в штанах? Неужели могут быть такие стихи?
      Дама с вязаньем. У них это называется поэмой. Володька всех уверяет, что это величайшее произведение. Я вам не могу передать, до какой степени оно неприлично! Там автор от первого лица предлагает женщине невозможные вещи.
      Оптимист. А Пушкин не предлагает? Тоже предлагал.
      Дама с вязаньем. Пушкин предлагал в рамках светского приличия, а Маяковский — бестактно.
      Оптимист. Все они одним миром мазаны. Пускай Володька будет футуристом. Все-таки хлеб!
      Забелина. Неужели у большевиков за стихи дают паек?
      Дама с вязаньем. Я сама не верила, но, правда, дают.
      Скептик. Все равно посадят Антона, вот увидите.
      Забелина. Дмитрий Дмитриевич, даже на правах родственника каркать нехорошо и неприлично.
      Дама испуганная. Он меня доводит до слез. Морально он хуже инквизитора. Он всем обещает тюрьмы и расстрелы.
      Входит Маша.
      Забелина (Маше). До сих пор работала?
      Маша. Работала.
      Забелина. Иди скорее поешь.
      Маша. Не хочу.
      Забелина. У тебя нехороший вид. Надо подкрепиться.
      Маша. Не надо. После подкреплюсь. (Здоровается с гостями.)
      Оптимист. Вы где работаете, Маша?
      Маша. В Помголе.
      Оптимист. А это что же такое — Помгол?
      Маша. Мы оказываем помощь голодающим.
      Оптимист. Так ли уж печально обстоят у нас дела, как об этом говорят?
      Маша. Очень печально. Голод развивается, как всемирный потоп!
      Скептик. Не всемирный, а всероссийский. За границей белыми булками кормят скотину, а у нас голод наполовину сокращает население. Докажи, что я преувеличиваю.
      Входит Забелин.
      Забелина. Прости, Антон Иванович, что мы расположились в твоем кабинете. Здесь теплее.
      Забелин. Вижу. (Здоровается.) Был кабинет, а стал склеп. Нуте-с, о чем говорили?
      Оптимист. О чем теперь говорят? Голод, смертность, аресты... Родные темы.
      Забелин. Дикари захватили цивилизованное судно, перебили всех белых людей, команду выбросили за борт, сожрали все запасы... Нуте-с, дальше что? Кораблем надо уметь управлять, а они не умеют. Социализм пообещали, а с какого конца его начинать — никто не знает. (Скептику.) Ты знаешь, Дмитрий Дмитриевич?
      Скептик. Не знаю и знать не хочу!
      Забелин. Я в юности летал на луну... теоретически, конечно, в мечтах. А вот дочь за большевиков готова в огонь и в воду. Все ее симпатии не на нашей стороне. Мы для нее контрреволюция, бурбоны...
      Стремительно входит Кухарка.
      Кухарка. Матрос пришел... Забелиных спрашивает.
      Дама испуганная. Матрос? Зачем матрос?
      Скептик. Не знаешь, что ли, зачем приходят матросы?
      Забелина. Ах, не пугайтесь, пожалуйста! Это, наверное, не матрос.
      Кухарка. Я не слепая... матрос как есть... сердитый...
      Скептик. У меня при себе нет никаких документов. Не уйти ли нам с женой через черный ход?
      Дама испуганная. Я боюсь уходить. Матросы нас могут поймать и заподозрить в бегстве.
      Забелина. Не пугайтесь, пожалуйста... Он не матрос, в нашем смысле. (Маше.) Что же ты? Иди встречай!
      Маша уходит. Молчаливое недоумение.
      Оптимист. Антон Иванович, что же это такое, дорогой мой?
      Забелин. По всей вероятности, это пришел поклонник нашей дочери. Герой "Авроры".
      Скептик. Но почему же ты допускаешь, чтобы герои "Авроры" делались поклонниками твоей дочери?
      Забелин. А почему вы, милейший мой кузен, сию минуту хотели удрать из моего дома?
      Скептик. Удрать?
      Забелин. Да, удрать. Еще недавно вы ведь не допустили бы такую дурацкую мысль, что из дома Забелиных надо удирать. Нам плакать надо, а вы иронизируете!
      Входят Маша и Рыбаков.
      Маша. Господа... (Запнулась.)
      Забелин. Что же ты замолчала? Ты перепугалась, что при твоем госте назвала нас господами? Погоди, я тебя научу, как надо говорить. Ты скажи "товарищи"... и твой гость не будет шокирован.
      Маша (Рыбакову). Я вам говорила... папа всегда надо мной подтрунивает. (Окружающим.) Вот мой знакомый, Александр Михайлович Рыбаков... Он воевал... видел много интересного...
      Скептик (здороваясь с Рыбаковым). Безмерно счастлив!
      Дама испуганная (рассматривая Рыбакова). Я не понимаю, вы матрос или штатский?
      Рыбаков. Был матросом, но воевал на материке. Теперь демобилизовался,
      Дама испуганная. А зачем же вы носите матросский костюм? Мы думали, что к нам обыск, а это вы пришли в гости.
      Рыбаков. Почему же обыск? Я никогда не подумаю, что ко мне обыск.
      Скептик. Это понятно. Вы завоевали материк.
      Рыбаков. До полного завоевания еще очень далеко.
      Забелин. А когда придет полное завоевание?
      Рыбаков. Очевидно, при социализме.
      Забелин. В каком году?
      Рыбаков. Простите, этого я вам сказать не могу.
      Забелин. Не можете открыть вашу тайну?
      Рыбаков. Просто не знаю.
      Забелин. Ага.
      Забелина. Садитесь, Александр Михайлович... Вот пепельница, хотите посмотреть наш семейный альбом? Посмотрите!
      Дама испуганная. Зачем вы даете семейный альбом? Там скучные люди... (Рыбакову.) Вот посмотрите: это виды Италии... Рим, Колизей, Везувий...
      Забелин. Бывали, сударь, в италийских морях?
      Рыбаков. Нет, кроме Балтики, ничего не видел.
      Забелин. В партии коммунистов, сударь, состоять изволите?
      Рыбаков. Состою. А что?
      Забелин. Интересно знать, что может думать коммунист, очутившись среди нас?
      Рыбаков. Что же тут думать? Тут думать нечего.
      Забелин. Конечно. Что же вам думать? Мы для вас буржуи и прохвосты. А эти буржуи всю жизнь работали, как каторжники. Капитализм за наш труд давал нам достаток и комфорт, остаток которого вы видите в моем кабинете. А коммунизм мне может предложить пуд собачьей овсянки. Хорошо!.. Я готов получать пропитание дворовых псов, но и в нем мне отказывают!.. Я не нужен новому обществу, потому что я умею строить электростанции, а их теперь закрывают, дорогой мой! Я безработный. Нам теперь не до электричества. Бычачий пар пришел на смену электрической энергии. И я, как Прометей, раздаю людям огонь. С утра до ночи стою у Иверской и торгую спичками.
      Скептик. И тебя, как Прометея, посадят за это.
      Забелин (Рыбакову). А вы что скажете, сударь?
      Рыбаков. Я тоже не понимаю, почему вас до сих пор не посадили.
      Скептик (восторженно). Слышали? Слушайте.
      Забелин. Пойдите к телефону и доложите.
      Рыбаков. Они не нуждаются в моих указаниях. Но не в этом дело. Вы раздражены против нас... а попусту! Я бы на вашем месте давно работал. Между нами говоря, вы ведь не Прометей, а просто саботажник!
      Забелин. А, каково? Человек, в первый раз посетивший мой дом, удивляется, что меня не посадили, называет меня черт знает как и в ус не дует. Он доволен собой. Что за люди входят в наши дома?
      Оптимист. Наш Володька точно так же разговаривает. Он меня ежедневно называет недорезанным буржуем. Я терплю.
      Забелин. Володька — ваш сын. А это кто? (Рыбакову.) Вы имеете хоть малейшее понятие об учтивости?
      Рыбаков. Удивительное дело! Вы о советском строе говорили не очень учтиво, а я за него не щадил жизни. Я не кричал, не выходил из себя. Я только сказал, что вы саботажник.
      Забелин. Я вам правду сказал, сударь!
      Рыбаков. Чепуху, а не правду! Это я вам сказал правду, а не вы.
      Забелин. Постойте! Что я безработный — это неправда?
      Рыбаков. Неправда!
      Забелин. Что я вами выброшен, как старый башмак, — это неправда?
      Рыбаков. Неправда!
      Забелин. Тогда вот что... тогда, сударь, подите прочь отсюда! Я вас не знал и знать не желаю.
      Рыбаков. А я не уйду.
      Забелин. Ах, вот что... Я забыл, что вы можете реквизировать мою квартиру!
      Рыбаков. Я не пришел реквизировать...
      Забелин. Оставайтесь! Я уйду!
      Рыбаков. А я вас не пущу. Мне смешно, что вы беситесь. По-моему, вы дикий человек!
      Забелин. Дикарь?
      Рыбаков. Дикарь.
      Забелин. И вы явились меня просветить?
      Рыбаков. А что же вы думали? Конечно!
      Забелин (хохочет). Беда... Господа, он меня покорил своей наивной самонадеянностью! Нет, каков гусь!.. Он хочет просвещать. Слушаю вас, товарищ миссионер! Просвещайте!
      Входит Кухарка.
      Кухарка. Пришел председатель домового комитета.
      Забелин. Один?
      Кухарка. Нет, не один.
      Забелин. Не один?
      Кухарка. С ним какой-то военный... сердитый!
      Председатель домового комитета часто постучал в открытую дверь. Его голос:
      "Нельзя ли войти?"
      Забелин. Можно, можно...
      Входит Председатель домкома, за ним Военный в
      форме тех времен.
      Председатель домкома. Гражданин Забелин, они-с приехали лично за вами!
      Забелин. Давно жду.
      Военный. Если нетрудно, поторопитесь!
      Забелин. Давно готов.
      Военный. Пожалуйста.
      Забелин. Не более одной минуты... (Делает общий поклон.) Жена некстати созвала вас... Простите... (Жене.) Прощай!
      Забелина (дает мужу узелок). Да воскреснет бог...
      Забелин. Благодарю. Ну, я пошел...
      Военный. Автомобиль стоит во дворе.
      Забелин. Понимаю.
      Забелина. Антон, нельзя так!
      Председатель домкома, Военный и Забелин
      уходят.
      Антон! Не пущу я его!.. Берите и нас! Ведите меня! (Вдруг кричит.) А ордер? Верните председателя! Председатель!
      Председатель домкома возвращается:
      А ордер вам дали?
      Председатель домкома. Не сомневайтесь. Все чисто и правильно... Комар носу не подточит! (Уходит.)
      Забелина. Ну вот, Машенька, и осиротели мы...
      Маша (Рыбакову). Вы знали, что отца арестуют?
      Рыбаков. Ничего не знал. У меня такое впечатление, что это не арест.
      Занавес.
     
      Действие третье
     
      Картина первая
      Кабинет Ленина в Кремле. Ленин, Дзержинский. Ленин некоторое
      время работает за столом, потом звонит. Входит Секретарь.
      Ленин (секретарю). Попросите ко мне инженера Забелина. И разыщите нашего эксперта инженера Глаголева... он здесь рядом, в Совнаркоме.
      Секретарь уходит, входит Забелин.
      Инженер Забелин?
      Забелин. Да.
      Ленин. Антон Иванович!
      Забелин. Да.
      Ленин. Здравствуйте. Прошу вас, садитесь! Садитесь!
      Забелин садится. Молчание.
      Так что же, саботировать или работать?
      Забелин. Я не предполагал, что мои личные проблемы могут кого-нибудь заинтересовать.
      Ленин. Представьте себе, интересуют. Вот мы и хотели посоветоваться с вами по одному чрезвычайно большому вопросу.
      Забелин. Я не знаю, разве мои советы могут иметь значение?
      Ленин. Кого вы хотите взять под сомнение: нас или себя?
      Забелин. С некоторых пор у меня перестали спрашивать советов.
      Ленин. Значит, людей занимали другие интересы. Как вы полагаете?
      Забелин. Да. Это так. У людей были другие интересы.
      Ленин. А сейчас понадобились ваши советы. Что же вас удивляет?
      Забелин. Я несколько, так сказать... озадачен.
      Дзержинский. Вам мешает узелок. Положите его куда-нибудь.
      Ленин. Сегодня суббота, время бани. Вы, наверно, собрались пойти в баню?
      Забелин. Да, конечно... собирался идти в баню.
      Ленин. Вы еще успеете. Мы вас долго не задержим.
      Входит инженер Глаголев.
      Глаголев. Здравствуйте.
      Ленин (Глаголеву). Георгий Иванович, вы лично не знакомы с инженером Забелиным?
      Глаголев. До сих пор встречаться нам не приходилось.
      Ленин (Забелину). Познакомьтесь, Глаголев Георгий Иванович — наш эксперт.
      Забелин. Да. До сих пор мы с ним не встречались.
      Глаголев. Инженер Забелин в курсе дела?
      Ленин. Нет, не совсем. По-моему, инженер Забелин не представляет себе, по какому поводу мы его побеспокоили. Ну, не будем терять времени. Это ваша область, уважаемый товарищ, прошу, докладывайте.
      Глаголев. Докладывать в данном случае затруднительно, потому что такие люди, как инженер Забелин, не Нуждаются в агитации по части энергетического развития России... (Забелину.) Не так ли?
      Забелин. Нуте-с!
      Глаголев. Но, однако, вы должны знать, что нас, революционеров-большевиков, всегда волновали вопросы коренного технического переустройства всего хозяйства России.
      Забелин. Но вы... простите, что прервал вас... вы — инженер... и старый инженер, не так ли?
      Ленин (лукаво усмехнувшись). А что?.. Вы хотите сказать, что старый инженер не может быть революционером? Вот видите — может. (Глаголеву.) Продолжайте, пожалуйста.
      Глаголев. Как инженер и как революционер одновременно, я со всей энергией готов проводить в жизнь идею электрификации России.
      Ленин. И не в отдаленном будущем, а теперь... Так ставит вопрос Центральный Комитет нашей партии.
      Забелин. Нуте-с... И что же?
      Ленин. А этот вопрос позвольте обратить к вам.
      Забелин. Ко мне? Почему ко мне?
      Ленин. А потому, что вы, как специалист дела, можете нам помочь. Но специалисты дела, увы, настроены по-разному. Продолжайте, пожалуйста.
      Глаголев. Есть старая версия, что у России нет будущего для развития электрификации по ее природным ресурсам. Не дальше, как вчера, как сейчас с вами, мы беседовали с одним крупнейшим ученым... не буду называть его имени. И что же он утверждает?! "Рельеф страны плоский... Течение рек медленное... Зимой реки замерзают..." Ниагарских водопадов, как в Америке, у нас нет. Значит, ни одной порядочной гидростанции мы построить не можем.
      Забелин. Так мог сказать только невежда.
      Ленин. Нет, простите, он авторитетный ученый... Акционер одной электрической компании.
      Забелин. Или мошенник.
      Дзержинский. Это другое дело.
      Ленин. А почему — мошенник? Вы докажите.
      Забелин. Можно попросить карту России?
      Ленин. Да, конечно.
      Глаголев раскладывает на столе карту.
      Забелин. Я берусь указать вам десяток мест, где мы можем сейчас, в естественных условиях, строить электростанции на белом угле... Вот и вот... а здесь разве нельзя?
      Ленин. Что это?
      Забелин. Днепровские пороги.
      Ленин. А где же здесь можно строить?
      Забелин. Я считаю, что где-то в низовьях, но не у моря, конечно.
      Ленин. А хорошо бы здесь, у самого моря, воздвигнуть огромный электрический замок... Знай наших!
      Забелин. Возьмите эти торфяные районы... Ангара на востоке... Эльбрус на Кавказе... А если построить плотину на Волге?
      Ленин. Где на Волге? Это очень интересно. Я ведь волгарь.
      Забелин. Да вот, у Жигулей... Я говорю по памяти, но по моим старым расчетам энергия Волги заменит половину донбасского угля.
      Ленин. Вы можете составить нам на эту тему общую записку?
      Забелин. Я затрудняюсь. Я давно не занимался подобными вопросами.
      Ленин. Чем же вы занимались?
      Забелин. Ничем.
      Дзержинский. Вы говорите неправду. Инженер Забелин торгует спичками.
      Ленин. Как — спичками?
      Дзержинский. Инженер стоит на улице и торгует с рук.
      Ленин. Оптом торгуете или в розницу? По коробочке?.. Слушайте, это несчастье! Это стыд и срам, батенька! В наше время спичками торговать... За такие штуки надо расстреливать... Как хотите!
      Забелин. Давно приготовился.
      Ленин. К чему приготовились? К принятию мученического венца?.. Кто вас заставляет торговать спичками?
      Забелин. Мне некуда приложить руки.
      Ленин. Как это — некуда приложить руки? Что вы мне говорите?
      Забелин. Меня никто не звал.
      Ленин. А почему мы должны вас звать? Разве до нас вы сидели и ждали, пока вас позовут? Впрочем, если вас не вдохновляет идея электрификации России, то можете торговать спичками. Можете.
      Забелин. Не знаю... Способен ли я...
      Ленин сердито отошел прочь и не ответил.
      Дзержинский. От жизни отстали, так, что ли?
      Забелин. Большевик из меня не получится.
      Дзержинский. А мы вас не в партию приглашаем.
      Забелин. В России предположено построить социализм, а я в социализм не верю.
      Ленин. А я верю. Кто из нас прав? Вы думаете, что вы, а я — что я. Кто же нас рассудит? Ну вот давайте спросим у Дзержинского. Он скорее всего скажет, что я прав, а вы — нет. Этого вам достаточно?
      Забелин. Я понимаю. Мои слова для вас — детский лепет.
      Ленин. А вы разве меньшевик-эсдек? Эсер? Читали "Капитал" Маркса, изучали "Коммунистический манифест"?
      Забелин. Да, конечно, я плохо разбираюсь.
      Ленин. Как же можно верить или не верить в социализм, если вы в нем плохо разбираетесь?
      Глаголев. Вы товарища Кржижановского знаете?
      Забелин. Да, знаю.
      Глаголев. И ничего не слыхали о его работах в области наших планов электрификации?
      Забелин. Слыхал... доходило...
      Ленин. Он мне говорил, что у вас громадный опыт электрика, что вы умеете решать блестящие проекты, а вы спичками торгуете. Какая дикая вещь!
      Забелин. Брошу. Не буду.
      Дзержинский. Слава богу!
      Ленин. Что вы сказали, Феликс?
      Дзержинский. Я сказал — слава богу.
      Забелин. Судя по всему, мне предлагается браться за дело?
      Дзержинский. И чем скорее вы возьметесь за дело, тем лучше.
      Забелин. Но вы меня плохо знаете.
      Ленин. Немного знаем.
      Забелин. Меня никто из партии коммунистов рекомендовать не может.
      Ленин. Представьте себе, может.
      Забелин. Не знаю кто?
      Дзержинский. Я.
      Забелин. Откуда же вы меня знаете?
      Дзержинский. По долгу службы.
      Забелин. Ах да... Я забыл.
      Дзержинский. Да и кто же не знает инженера Забелина? И раз уж я вас правительству рекомендую, то позвольте предложить вам совет. Сейчас вы сбиты с толку...
      Забелин. Совершенно сбит.
      Дзержинский. Взволнованны. Все это понятно. Вам надо собраться с мыслями. Пойдите домой, подумайте, что случилось, а потом дайте ответ.
      Ленин. Завтра дадите ответ?
      Забелин. Да.
      Ленин. До свидания.
      Забелин кланяется и идет к двери.
      Дзержинский. Узелок забыли.
      Забелин. Вот черт, а не узелок!
      Ленин. Баня, баня... еще успеете.
      Забелин. Нет, я в баню не шел. Все решили, что меня берут в Чека... и вот жена сунула чертов узелок.
      Ленин. Ах, вот как! Это другое дело. Постойте! (Звонит секретарю.) Время у нас суровое. Теперь у вас дома горе, слезы.
      Входит Секретарь.
      (Секретарю.) Отправьте инженера Забелина домой в автомобиле... Немедленно отправьте.
      Забелин и Секретарь уходят.
      Сотни, и тысячи, и миллионы еще сидят у нас без дела. Какой он саботажник. Просто одичал от безделья и свихнулся. Как вы думаете, Георгий Иванович, пойдет к нам работать инженер Забелин?
      Глаголев. Я думаю, что пойдет, Владимир Ильич.
      Ленин. Пойдет, но трудно ему будет привыкать, очень трудно.
      Глаголев. Я вам больше не нужен, Владимир Ильич?
      Ленин. Нет, Георгий Иванович, благодарю вас.
      Глаголев уходит. Входит Секретарь.
      Я вас слушаю.
      Секретарь. Пришел часовщик... его по вашему указанию прислал Рыбаков.
      Ленин. Введите его сюда.
      Секретарь. Сию минуту. (Уходит.)
      Ленин. Мне спать не дают куранты... Молчат! Надо обязательно их пустить!
      Входит Часовщик.
      Здравствуйте, товарищ! Вы будете часовой мастер?
      Часовщик. Кустарь-одиночка.
      Ленин. Простите, я не понимаю, почему — одиночка?
      Часовщик. Теперь таких мастеров, которым имею честь быть я, называют "кустарь-одиночка без мотора".
      Ленин. Как это — одиночка без мотора?
      Дзержинский. Очевидно, часового мастера обидели? Скажите, кто вас обидел?
      Часовщик. Я не пользуюсь случаем, чтобы лично жаловаться товарищу Ленину. Я никогда не жалуюсь. Меня пригласили работать.
      Дзержинский (интимно, весело, кивнув часовщику). А вы жалуйтесь, жалуйтесь откровенно.
      Ленин. А я сейчас попрошу горячего чаю. (В дверь.) Скажите, пожалуйста, чтобы нам дали чаю. (Часовщику.) Трудно жить? Голод, разруха, хаос? Устали? Голодаете?
      Часовщик. Как все.
      Ленин (указывая на Дзержинского). А наш товарищ говорит, что вас обидели. Он ошибается?
      Часовщик. Я не мог ожидать таких вопросов. Я был счастлив, что вспомнили обо мне. Ведь когда-то, в старое время, я ремонтировал часы графу Льву Николаевичу Толстому.
      Ленин. Ого... это не шутка!
      Дзержинский. Толстой к плохому мастеру не стал бы ходить.
      Ленин. А какой был Толстой?
      Часовщик. В сапогах... Очень интересный человек. Разве его портреты чего-нибудь стоят?
      Ленин. О чем он с вами говорил?
      Часовщик. Я теперь плохо помню, о чем он говорил. Он любил расспрашивать. В часах толк знал.
      Дзержинский. И платил, конечно, хорошо?
      Часовщик. Нет. Я ему, как графу Толстому, делал большую скидку.
      Ленин. И он замечал это?
      Часовщик. По-моему, не замечал.
      Ленин. Чем же вы обижены? Мы тоже страдаем этой слабостью расспрашивать.
      Часовщик. Я не знаю, как вам сказать. Конечно, я понимаю, что "распалась связь времен", как говорит принц Гамлет.
      Ленин. "Быть или не быть?"
      Часовщик. Именно! Тысячу раз — именно. Мне не дают работать!
      Дзержинский. У нас существуют кооперативные мастерские... Но там, наверно, плохо налажено дело.
      Часовщик. Мне приказали там работать, я пошел и взялся за работу, которую никто не мог сделать. Мне попался поразительный экземпляр английских часов. Это настоящий Нортон. Им не меньше трехсот лет. Их сделал мастер своими руками... еще до изобретения железных дорог. Я работал месяц и сделал. За это мне устроили общее собрание и сказали, что я даром ем хлеб. А я в ответ имел неосторожность привести им басню Эзопа.
      Ленин. Эзопа? Что же вы им сказали из Эзопа?
      Часовщик. Я сказал им о той лисице, которая упрекала львицу за то, что несчастная львица рождает одного детеныша. А львица ей на это ответила: "Зато я рождаю льва". Эзоп говорит — дело не в количестве, а в качестве.
      Ленин. А что же они вам на это сказали?
      Часовщик. Председатель собрания сказал, что Эзоп контрреволюционер и агент Антанты, а я являюсь агентом Эзопа. И меня выгнали оттуда.
      Ленин, склонившись над столом, начинает смеяться. Смеется Дзержинский,
      смеется и сам часовщик.
      Ленин. А вы говорите, что вас не обидели. Конечно, обидели. Простим им, что они не знают басен Эзопа. К тому же им сейчас не до уникальных часов. Все это, как сказано у Толстого, образуется. А у меня вам заказ.
      Часовщик. Сию минуту. Я готов. (Берет и открывает свой саквояж, торопливо надевает лупу.)
      Ленин. Видите ли, тут ваши инструменты не подойдут.
      Часовщик. Мои инструменты?
      Ленин. Вам потребуются ключи иного размера...
      Дзержинский. Там, по-моему, в механизме пуды, сотни пудов.
      Часовщик. Я же часовых дел мастер.
      Ленин. Вот вам и придется ремонтировать кремлевские куранты.
      Часовщик. Кремлевские часы на Спасской башне?!
      Ленин. Да, батенька мой, кремлевские часы на Спасской башне. Возьметесь?
      Часовщик. Люди их сделали, люди их поломали, люди их должны заставить ходить.
      Ленин. Но когда люди их делали, песни "Интернационал" не было. Теперь нам нужно научить куранты играть "Интернационал". Научите?
      Часовщик. Попробуем заставить.
      Ленин. Завтра же и приступайте к работе.
      Часовщик. А сейчас я не могу пойти туда? Мне не хочется больше ждать.
      Дзержинский. И если вам будут мешать, если окажутся затруднения, позвоните по этому телефону.
      Часовщик. Кого спросить?
      Дзержинский. Дзержинского.
      Часовщик. И он сам мне будет помогать?
      Ленин. Да, мы его попросим об этом. А об условиях договоритесь с нашим комендантом.
      Часовщик. Какие условия? Я первый в мире часовщик, который будет учить кремлевские куранты играть "Интернационал"!
      Ленин. Но паек вам не помешает?
      Часовщик. О да, паек мне, конечно, не помешает. Спасибо вам за этот заказ, за доверие. Извините меня, я расстроен. Я пойду в башню. (Уходит.)
      Ленин. Еще дело сдвинули. Я верю, что куранты заиграют. А все-таки, как вы думаете, Феликс Эдмундович, пойдет к нам работать Забелин?
      Дзержинский. Я думаю, пойдет.
      Ленин. Скорее бы поднять таких медведей, сотни их попрятались. Скорее надо, проворнее.
      Дзержинский уходит. Ленин склонился над работой за письменным
      столом.
     
      Картина вторая
      В кабинете Забелина в тот же вечер. Т е ж е л и ц а, кроме Забелина,
      Маши и Рыбакова.
      Скептик. А я вам говорю, что мы были обязаны проверить ордер на право ареста.
      Забелина. Проверяй не проверяй — результат один.
      Дама испуганная. Никогда, даже на смертном одре, не забуду этот кошмарный вечер. Если бы это все мне приснилось, я бы вскочила и стала кричать. А тут наяву пришли, ни слова не сказали и увезли.
      Скептик. Теперь целый месяц она будет страдать бессонницей. Даже патентованные американские таблетки не помогут. Пойдем домой. Тебя трясет.
      Забелина. Подождите, сейчас Маша вернется.
      Входит Кухарка.
      Кухарка. Лидия Михайловна, никак дом оцепили. Из тех окон гляжу — солдаты. Из этих — опять солдаты.
      Оптимист. Солдаты...
      Дама испуганная. Потушите свет.
      Оптимист (смотрит в окно). Это обыкновенные солдаты.
      Скептик. А вы думаете, за вами пришлют необыкновенных солдат?
      Оптимист. Они стоят и чего-то ждут.
      Дама испуганная. Я умоляю, потушите свет!
      Скептик. Но в темноте тебе сделается еще страшнее!
      Дама с вязаньем. А я ничего не боюсь, по-моему, тоже лучше потушить свет и зажечь масляную коптилку. Лидия Михайловна, у вас есть лото?
      Забелина. Лото? Для чего?
      Дама с вязаньем. В случае если придут и станут проверять, а мы в лото играем!
      Оптимист. Только не надо падать духом. Лото так лото. Несите лото.
      Дама испуганная. Но потушите же свет!
      Забелина (кухарке). Прасковья, неси банку с фитилем. (Тушит свет.) Сейчас достану лото. (Уходит.)
      Тьма. Молчание.
      Дама с вязаньем. Я думаю, что надо играть на деньги.
      Дама испуганная. Как можно на деньги... как можно, ведь это азарт!
      Дама с вязаньем. Ну, на орехи!
      Скептик. Где же мы возьмем орехи?
      Дама с вязаньем. У Забелиной найдутся.
      Входит Забелина. В руках коптилка и лото.
      Разбирайте карты. Кто будет выкликать номера? Лидия Михайловна, у вас орехи есть?
      Забелина. Ах, милая, не до орехов мне!
      Дама испуганная. Дайте мне мешочек. Я буду объявлять.
      Забелина. Сейчас должна Маша прийти. По-моему, она узнает что-нибудь.
      Дама испуганная. Двадцать два... шесть... девяносто один.
      Входит Кухарка.
      Кухарка. Теперь они напротив стоят. Должно быть, сердитые... На наши окна смотрят.
      Забелина. Прасковья, смотри из окон столовой... В случае если придут, скажи, что у нас гости.
      В с е. Не надо!
      Забелина. Нет, ты лучше ничего не говори.
      Дама испуганная. Сорок четыре... двадцать шесть.
      Оптимист. А у меня квартира.
      Дама испуганная. Тринадцать... шестьдесят один... восемьдесят один...
      Кухарка. Никак пошли прочь. (Подходит к окну.) Нет... Они здесь на углу.
      Скептик. С ружьями?
      Кухарка. С ружьями.
      Скептик задул коптилку.
      Дама испуганная. Двенадцать, тринадцать, пятнадцать... Кто-то идет... Я не могу больше! Кто-то шагает сюда! Зажгите свет!
      Зажигается свет. В дверях стоит Забелин.
      Забелина. Антон!
      В с е. Антон Иванович?!
      Забелина. Ты?!
      Забелин. Я.
      Забелина. Антон... Да что же ты стоишь-то? Садись, пожалуйста, милый мой Антон Иванович! Маша! Где же она? Ах, я все забыла!.. Что же ты стоишь, Антон? Дай же я тебя поцелую! Милый мой Антон Иванович... (Обнимает. Плачет.)
      Забелин. Не плачь.
      Забелина. Прости. Я думала, что ты погиб... И руки у меня совсем опустились. Туча-то какая над нами прошла, господи! Это же... Что же было? Ошибка?
      Забелин (со своим значением). На этот вопрос я должен завтра дать ответ.
      Забелина (всматривается в него). Странное у тебя лицо. Ты странно взволнован, Антон Иванович. Где ты был?
      Забелин. Не помню.
      Забелина. И взволнован и опять твоя манера: "Не помню". Ничего не помнишь, ничего не видел.
      Забелин. Я видел, как почва уходит из-под ног. (Скептику.) Кто целый год из меня душу по нитке выматывал? Ну что? Посадили? Они знают Забелина! Полагали расстрелять, а не стали, потому что Антон Забелин один. Чего смотрите? Разве я не похож на самого себя? А что такое — быть похожим на самого себя?
      Забелина. Антон, ведь твои аллегории никому не понятны.
      Забелин. Не бойся, он меня отлично понимает.
      Забелина. Ты скажи, где ты был?
      Скептик. Куда тебя возили?
      Оптимист. Ты был в отлучке ровно три часа.
      Забелин. Не три часа, а три года.
      Забелина. Опять... аллегории, загадки!
      Забелин. Меня сделали фельдмаршалом и приказали покорить Индию.
      Вбегает Маша.
      Маша. Папа! (Прильнула к нему.)
      Забелин. Ты тоже не плачь... А сердчишко-то как стучит... Жаль вздорного отца? Любишь?
      Маша. Люблю... Я стремглав бежала. Мне нигде не могли сказать... Я стала у парадного и боюсь ступить за порог... Я думала... Папка мой!
      Скептик. Но где ты был?
      Забелин. В Кремле.
      Скептик. И все?
      Забелин. И все.
      Забелина. Ты расскажи подробности.
      Забелин. Там не было подробностей.
      Дама с вязаньем. Я понимаю Антона Ивановича. Он так романтически появился в доме, что я одна все вижу. Антон Иванович... вы загадочны... вы романтически настроены... Я преклоняюсь перед вами, Антон Иванович. Не надо его расспрашивать.
      Забелин. Лидия Михайловна, я с утра ничего не ел. Ты смотри, у нас гости, а стол не накрыт. Из наших запасов можно сделать старинный московский стол. Достань наше студенческое вино, которое мы покупали по полтиннику за бутылку.
      Забелина. Я все сделаю. Пожалуйте за мной.
      Скептик. Но почему он на меня накинулся, точно я виноват в этом происшествии?
      Оптимист. Если дело кончается стаканом студенческого вина, то как вы можете негодовать, почтеннейший друг мой?
      Все, кроме Забелина и Маши, уходят.
      Забелин. Маша, сядь... никуда не пущу. (Взяв в руки книгу.) Антон Забелин. "Электротехника". Машка, ты еще совсем маленькой была, когда я этот труд писал. Бывало, придешь сюда и скажешь: "Папа, ты пишешь? Ну, я тут посижу..." Посидишь вот здесь, а потом мне на закорки залезешь, и мы с тобой по кабинету носимся. А теперь ты у меня большая, умница, и отец робеет перед тобой. Что это за платье на тебе? Для своего поклонника принарядилась?
      Маша. Я в этом платье ежедневно хожу на работу. А поклонников никогда нарядами не прельщала. Ты сказал глупость.
      Забелин. Глупый старик! Кстати, а где Ромео?
      Маша. Какой Ромео?
      Забелин. Современный, советский. Где матрос?
      Маша. Зачем тебе?
      Забелин. Мне бы сейчас с ним надо побеседовать.
      Маша. Папа, если бы ты знал, что произошло... что я наделала. Понимаешь, когда тебя арестовали, я подумала, что это он, и я сказала ему об этом. Теперь все кончено.
      Забелин. Дура ты дура, не пошла за капитана Алейского... Теперь жила бы в Париже.
      Маша. Мне передавали, что капитан Алейский в Париже на балалайке играет.
      Забелин. Лучше в Париже на балалайке играть, чем в Москве у Иверской спичками торговать.
      Маша. Отчего же ты в Париж не уехал? Тебя звали.
      Забелин. Оттого что я русский.
      Маша. А я кто же?
      Забелин. Вы, женщины, — хамелеоны. Елена Прекрасная у троянцев жила довольно удобно, Саламбо варвара полюбила, ты — матроса. А я без репы жить не могу! Там, в Париже, лягушками кормят... (Вдруг.) Неужели жизнь прошла? Дочка моя, Машенька, посмотри на меня — прошла жизнь?
      Маша. Милый мой, скажи, о чем ты думаешь? Нельзя так. Почему жизнь прошла?
      Забелин. Все, что я тут говорил, ни к чему. Ты ведь поняла? Я, видишь ли, у них в Кремле был... Что же ты молчишь? Ты знаешь, что сию минуту случилось? Я считал себя ученым человеком, строителем, созидателем. Я всю жизнь корпел, с ума сходил, проблемы выдвигал, а все это летит в тартарары!
      Маша. Папа, говори, что произошло?
      Забелин. Убили твоего Забелина, сразили... Я не сразу, а только по дороге понял весь объем их идей.
      Маша. Расскажи спокойно, я ничего не знаю, понять тебя не могу.
      Забелин. Не торопи, Маша. До завтра мы с тобой все обдумаем до полной ясности. Я ведь завтра должен дать ответ...
      Маша (глубокая радость). Тебе предлагают работать?
      Забелин (шепотом). Велят, и серьезно велят. Теперь я спичками торговать не буду. Слово дал.
      Маша. Слава богу!
      Забелин. И ты — слава богу! Мне, Маша, у тебя, только у тебя одной, по секрету надобно узнать: гожусь я, по нынешним временам, или долой со счетов?
      Маша. Ты... ты спрашиваешь? Конечно, годишься! Я тебе честное слово даю... Да разве позвали бы тебя в Кремль?
      Забелин. Опять не то. Они знают Забелина, ты — отца.
      Маша. Ты сам вспомни, на какой почве мы чуть до полного разрыва с тобой не дошли?
      Забелин. Опять-таки ты моего вопроса не понимаешь. Поставь рядом со мной матроса и подумай: уживусь ли я с ним? Я серьезно спрашиваю. Мне сейчас не до шуток. Матрос и я в одном колесе возможны? А? Такую комбинацию ты можешь себе представить?
      Маша (вдруг). Могу. У меня слов нет. Я не знаю, что отдала бы, чтобы ты мне поверил.
      Забелин. Машка, а Россию-то... самоварную, попадью паровую... Россию они хотят побоку? Каково!
      Маша. Так о чем же ты думаешь?.. Что ты осматриваешься? Чего тебе жалко?.. Иди... Торгуй спичками. (Передразнивает.) "Серные, довоенные... безопасные..."
      Забелин. Не смей надо мной издеваться!
      Маша. Скажи, милый мой, о чем ты думаешь?
      Забелин. Тс... Скажу.
      Маша. Слушаю, папа.
      Забелин. Я сейчас в Кремле видел гениального человека.
      Занавес.
     
      Действие четвертое
     
      Картина первая
      Огромный, во всю сцену, старинный зал. В углу у дверей метла и куча мусора, Где-то у стены рыночный стол, черное кресло и простая табуретка. На столе телефон. Забелин ходит по комнате, посвистывает. Переставил табуретку к окну, секунду посидел под окном. Вскочил, взял метлу и снял из угла паутину. Бросил метлу. Опять стал ходить по комнате и посвистывать. Входит Маша. Она здесь впервые. Удивленно осматривается.
      Забелин. Сторож. Сторож, окаянная душа! Уважаемый гражданин сторож!.. Был, и след простыл. Возьму и позвоню... кому? Хотя бы самому Дзержинскому... в Чека. Прекрасно... И что же я ему скажу? Что сторож меня не признает? Глупо! Или что я изголодался по самым простейшим рабочим расчетам с логарифмической линейкой? Тоже глупо... Нет, такого положения даже я не мог себе представить. (Заметив Машу.) А! Пришла? Восхищайся, аплодируй мне. Меня назначили главой всероссийского учреждения, дали особняк, а сторож удрал, не хочет вымести мусор, оттого что ему никто не платит, и он уходит торговать барахлом.
      Маша. Откуда такое странное кресло?
      Забелин. Сейчас с чердака снял. Сугубо готический стиль. Старая дрянь. В сарае стоит карета с гербом. В этом доме я сам чувствую себя экспонатом. Здесь бегают крысы, толстые и наглые, как спекулянты у Иверской. Они меня презирают.
      Маша. Ты только не сердись.
      Забелин. Я не ангел и не простофиля, принимающий бытие как величайшее одолжение. Иди домой, нового ничего не скажешь.
      Маша. Хорошо, я уйду, а ты что будешь делать?
      Забелин. А что можно делать в этих условиях? Играть "Короля Лира", сцену безумия. Удивительная сцена.
      Маша. Ты мне очень не нравишься.
      Забелин. Зато я тебя обожаю.
      Маша. Какой ты злой!
      Забелин. Какая ты добрая.
      Маша. Я ведь знаю тебя, в таком состоянии ты способен бросить, уйти, написать ужасное заявление. Трудности надо преодолевать.
      Забелин. Какой афоризм! Никогда не слыхал.
      Маша (вдруг в тоне отца). Мне стыдно за тебя.
      Забелин. Как-с?
      Маша. Горько, стыдно, противно! Ты дал слово...
      Забелин. Ну да... я дал слово...
      Маша. И постой, постой, я тоже знаю, что сказать. Ты же был рад, что дал согласие, ты ожил у нас на глазах, к тебе вернулась твоя энергия.
      Забелин. Ты мне толкуешь о том, что было вчера, а я говорю о том, что происходит сегодня...
      Маша порывается что-то сказать.
      Не смей меня перебивать! Как ты не понимаешь, что я лопаюсь от злости оттого, что не могу немедленно, как мне было предложено Лениным, немедленно в буквальном смысле приступить к работе. Да, я дал слово и готов его сдержать... хочу, понимаешь? Мечтаю выполнить. Но я могу сделать это через людей, то есть в живом общении с живыми существами, а их вокруг меня нет... Ау! Слышишь? Эхо... и больше ничего.
      В дверях появляется Рыбаков, в руках держит пишущую машинку.
      Забелин. Смотрите, это он! Конечно же, это он!.. Позвольте, вы условились? Что же молчите? Условились? Так и отвечайте. Вы хоть поздоровайтесь, сударь. Чем обязан радости вновь видеть вас?
      Рыбаков. Я прислан к вам сюда работать.
      Забелин. Вы присланы сюда работать? Пожалуйста, садитесь, вот вам мое кресло, приказывайте.
      Рыбаков. Напрасно, честное слово, у вас такая ирония. Меня послали вам помогать.
      Забелин. А что за предмет вы принесли? Пишущая машинка?
      Рыбаков. По пути в одном месте взял... то есть одолжил...
      Забелин. Может быть, отнял?
      Рыбаков. Не без этого...
      Забелин. Ставьте ее куда-нибудь.
      Рыбаков. Сейчас что-нибудь придумаем. Это пока. Вы сами понимаете.
      Забелин. Не старая машина... Ремингтон. Позвольте, а кто же будет работать на ней?
      Рыбаков. Я одолжил ее вместе с машинисткой. Сейчас придет.
      Забелин. Маша, смотри. Вот уже становится похоже на какую-то контору... (Подумав.) Нет, ничего не похоже.
      Маша. Мне, кажется, пора уходить.
      Рыбаков. Тут мусор! (Забелину.) Позвольте мне вынести мусор. Некрасиво.
      Забелин. Святая наивность! Кого вы думаете перехитрить?
      Рыбаков. Почему — перехитрить? Нельзя же запускать помещение.
      Забелин (строго). Молодой человек, почему же при мне вы делаете физиономии, что не видите друг друга, и скрываетесь от меня, как воры?
      Маша. Неправда. Я тебе говорила. Ты знаешь... Я не скрываюсь. И не думала и вообще ничего не хочу. Прощайте.
      Рыбаков. А мне по этому поводу сказать можно?
      Забелин. Сколько угодно.
      Рыбаков. Нельзя рубить дерево не по себе. Я не обижаюсь, что Мария Антоновна сказала, будто я под видом любви к ней выслеживал вас. Что там было выслеживать?
      Забелин. Да... Нуте-с?
      Рыбаков. Я не об этом. Между нами большая разница в образовании, воспитании. Так я и решил. Ну, я займусь этой маленькой операцией, а то нехорошо. (Идет к двери.)
      Маша. Рыбаков...
      Рыбаков оборачивается.
      Вы правы... Между нами целая пропасть. Вы очень умно рассудили. Незаслуженно обидела вас и прощения просить не хочу. Но вы всегда по отношению ко мне были удивительно благородны. Теперь я вас попрошу в последний раз — уходите отсюда, совсем уходите. Я никогда не должна слышать о вас. (Бросилась прочь.)
      Забелин. А он стоит... Бегите вслед, просите прощения...
      Рыбаков. То есть я действительно побегу.
      Забелин. Какое там, к черту, "то есть"! Ступайте уж...
      Рыбаков убегает.
      Что поделаешь?.. Жизнь... Остра ты, матушка-жизнь, с перцем, с полынью, а принимать надо. Бедная Машка-то, любит. Кто там?
      Входит Забелина. В руках судки.
      Будь здорова.
      Забелина. Я принесла тебе завтрак.
      Забелин. Безумно рад. Благодарю.
      Забелина. Садись и ешь! Возьми салфетку и ешь, как прежде на службе.
      Забелин. Не хочу.
      Забелина. Мне твои пируэты надоели. Садись и ешь.
      Забелин. Лида, ты не шуми... Я сажусь.
      Забелина. Молчи и ешь.
      Забелин. Ем.
      Забелина. Лучше жуй.
      Забелин. Жую... Ты на улице никого не встретила?
      Забелина. На улице много людей.
      Забелин. Конечно...
      Забелина. Антон Иванович, работай, ради бога, и не дерись ни с кем.
      Забелин. Не буду.
      Забелина. Приди в себя. Успокойся. И вообрази себе, что все это... обстановка... дела... будет выглядеть иначе.
      Забелин. Воображу, воображу.
      Забелина. Если бы ты знал, как хочется, чтоб снова ты ушел с головой в свое дело.
      Забелин. Довольно меня нянчить! Я не грудной младенец! Ей хочется! А я мешок с опилками?! Болванка без души? Благодарю за угощение. Сыт.
      Входит Маша.
      А ты опять зачем?
      Маша. За мамой... проводить ее.
      Забелин. За мамой...
      Входит Рыбаков.
      Вот все святое семейство! Но вместо Христа — матрос!
      Рыбаков (обиделся, разозлился, вспылил). В конце концов мне не до шуток. И я пришел сюда работать. Пожалуйста, вот мое назначение, прочтите. Мне дано строгое, указание не терять времени. Давайте обсудим, что и как.
      Забелин. Давайте обсудим. А вы энергетик, электрик или хоть бы электромонтер?
      Рыбаков. Умею чинить электрические пробки.
      Забелин. Чтобы работать по электрификации России, этого слишком мало.
      Рыбаков. Я найду себе дело.
      Забелин. Впрочем, это даже обстановочнее — то один болван свистел в пустом зале, теперь будут — двое.
      Рыбаков. Я свистеть не буду, а главное — вам не дам. Прежде всего, с чем вы здесь столкнулись?
      Забелин. Ни с чем.
      Рыбаков (смутился). Так... ну и что же?
      Забелин. Ну и ничего же! Поняли? Так начинается библия.
      Забелина (знаками отозвала Машу в сторону). Маша, нам нельзя уходить... Пойдем походим по комнатам...
      Забелина и Маша незаметно уходят.
      Рыбаков (задумчиво осматривается). Насколько я могу понять, вы, я, и вся эта обстановка составляют нашу организацию. Телефон есть. А средства передвижения вам дали?
      Забелин. Дали. В сарае стоит карета. Без лошадей.
      Рыбаков. Без лошадей карета не годится. Не надо ничему удивляться... Однажды я взял город, пришел в городскую управу и конфисковал кассу. А в кассе города оказались две медные копейки. С двумя копейками я начинал Советскую власть.
      Забелин. Любопытно... как же вы начинали?
      Рыбаков. Я созвал в театр мелкую, среднюю и крупную буржуазию и на сцену поставил пулемет и будильник... И через три часа, по звонку будильника, они положили на стол три миллиона.
      Забелин. Что же, вы собираетесь и сюда созвать всю оставшуюся в Москве буржуазию?
      Рыбаков. Нет... Вы мне скажите, что сейчас вам крайне необходимо?
      Забелин. Мне крайне необходимы инженеры, техники, чертежники, теоретики, ученые...
      Рыбаков. Ну и давайте их привлекать.
      Забелин. Что же, вы поедете с пулеметом и будильником по Москве?
      Рыбаков. Нет, в данном случае тут с пулеметом ничего не сделаешь. Я дам во все газеты сообщение, что Антон Иванович Забелин приступил к работе.
      Забелин. Очень простая мысль.
      Рыбаков. Я сейчас буду вызывать сюда журналистов.
      Забелин. А разве они существуют? Да-да, конечно... Я просто забыл, какие бывают журналисты. Но у нас негде их принять, посадить.
      Рыбаков. Ничего, постоят. Итак, я буду вызывать журналистов, а вы садитесь готовиться к докладу. Нам с вами... то есть вам... лично вам... не позднее чем через три дня надо представить обещанный доклад товарищу Ленину.
      Забелин. Как — через три дня?
      Рыбаков. Вот так... обыкновенно.
      Забелин. Откуда вы это знаете?
      Рыбаков. Знаю очень точно.
      Забелин. Нет, вы это, голубчик, совсем серьезно?
      Рыбаков. Очень серьезно.
      Забелин. Что же вы молчали, сударь?
      Рыбаков (вызывает номер телефона). Вы на меня накинулись и ошарашили.
      Забелин. Вас ошарашишь!
      Рыбаков (по телефону). Двадцать два — двадцать три... Редакция "Известий"?.. С вами говорит ученый секретарь особой комиссии. Мы разворачиваем огромную работу по подготовке электрификации... А вы и не знали?! Плохо работаете, да... да... Пришлите-ка нам сотрудника. Сивцев Вражек, семнадцать.
      Забелин (достает записную книжку). Вот вам номер телефона инженера Вострецова. У меня с этим господином получился парадокс... иначе говоря, я с ним подрался у Малого театра. Мне нужно получить у него копию моего доклада в Академии наук. Позвоните ему.
      Рыбаков. Четырнадцать — сорок пять.
      Забелин. А жена ушла? Кто просил уходить?.. Лидия Михайловна! Верните их...
      Рыбаков. Четырнадцать — сорок пять?.. Инженер Вострецов дома?.. Как — не знаете, а вы кто такая, жена?.. Где работает?.. Говорит особая комиссия... Благодарю вас.
      Вбегают Забелина и Маша.
      Забелина. Извини... мы судки забыли.
      Забелин. Судки... какие судки! Сию минуту поезжайте домой и пришлите мой лондонский чемодан из свиной кожи; там спрятаны мои лучшие труды. Марья, ты сама найди изводчика и вези. Опять они ждут. Ведь ясно сказано?
      Забелина (подходит к мужу, тихо). А тот портфель... ты знаешь, о чем я говорю... не нужен?
      Забелин. Он здесь со мной.
      Забелина. Ведь я понимаю... Я все понимаю... Вся жизнь как на ладони. Пойдем, Маша. (Уходит.)
      Маша (у дверей). Папка, как я тебя люблю! И вас люблю, Рыбаков... (Целует Рыбакова, уходит.)
      Забелин. Вы нашли Вострецова? Позвольте, вы взволнованны...
      Рыбаков. Конечно, взволнован... Но я этого Вострецова со дна моря достану.
      Входит Машинистка.
      Вот, Антон Иванович, машинистка, о которой я вам говорил.
      Забелин (машинистке). Вы прикомандированы к нам работать... Душевно рад. Забелин. И вы не удивляйтесь, если мы сейчас экстренно начнем работать. Усаживайтесь. (Ходит, думает вслух.) Идея... идея... Нет, мы начнем так-с. Электрификация России является величайшей идеей современности на долгие времена... (Машинистке.) Можно?
      Машинистка. Все готово.
      Забелин. Я обыкновенно диктую и хожу при этом. Итак, пожалуйста, начнем. "Председателю Совета Народных Комиссаров..."
     
      Картина вторая
      Служебный кабинет Ленина в Кремле. В кабинете находятся Английский писатель и Секретарь. Они сидят друг
      против друга.
      А н г л и ч а н и н. Разрешите посмотреть иллюстрации в этом журнале?
      Секретарь. Пожалуйста.
      Входит Ленин.
      Ленин. Я заставил вас ждать? (Протягивает руку.) Ульянов-Ленин. Милости прошу!
      Английский писатель ритуально раскланивается. Ленин приглашает его
      садиться. Сели. Секретарь уходит.
      Слушаю вас.
      А н г л и ч а н и н. Я, конечно, не верю рассказам, что вы масон.
      Ленин. А в Лондоне еще водятся масоны? Боже мой, какая дичь!
      А н г л и ч а н и н (не теряя достоинства). Но мне кажется, что вы плохо знаете русскую жизнь. К вам очень трудно проникнуть. Здесь так много часовых. Как же вы можете иметь связь с вашим народом?
      Ленин. Связь с народом от часовых не зависит.
      А н г л и ч а н и н. Я собираюсь написать обширную книгу против Маркса.
      Ленин (улыбнулся). Это интересно.
      А н г л и ч а н и н. Он мне надоел.
      Ленин. Кто?
      А н г л и ч а н и н. Я сказал кто. Я сказал, Маркс.
      Ленин. Ну что ж, валяйте!
      А н г л и ч а н и н. Что это такое — валяйте?
      Ленин. Действуйте... работайте!
      А н г л и ч а н и н. Я не понимаю, как вы, мистер Ленин, можете делить мир на бедных и богатых. Это примитивно, грубо. Среди богатых есть честные люди, как и среди бедных. Вот эти честные люди из богатых и бедных должны объединиться и построить разумный социализм. Я вижу по вашим глазам, что вы не верите в эту идею.
      Ленин. Ни на грош не верю.
      А н г л и ч а н и н. Я готов спорить.
      Ленин. Я слишком ценю ваше время, чтобы спорить о таких вещах.
      А н г л и ч а н и н. О-о... Это же фанатизм — верить только в одну идею большевистского социализма!
      Ленин. Ваше правительство истратило много денег, чтобы пушками доказать несостоятельность наших идей.
      А н г л и ч а н и н. Я был одним из тех, кто протестовал.
      Ленин. Да-да, я знаю, вы один из тех честных, и не помогло!
      А н г л и ч а н и н. Не помогло.
      Ленин. А почему же не помогло?
      А н г л и ч а н и н. Потому что у них власть.
      Ленин. У них банки, у них пушки... А у вас честность. Что такое ваша честность по сравнению с самой плохой пушкой? Только вы соберетесь начать свой разумный социализм, а они поставят одну самую плохую пушку, и бац по вашим милым социалистам! Послушайте, это ведь вещь вполне возможная... что же тогда вам делать? Отстреливаться? Но ведь это же большевизм. Бежать? А как же социализм?
      А н г л и ч а н и н. Мистер Ленин, это обычная красная пропаганда.
      Ленин. Но я же самый настоящий красный!
      А н г л и ч а н и н. Мистер Ленин, я удивлен...
      В это мгновение доносится звук курантов — две-три ноты из
      "Интернационала".
      Ленин (прислушиваясь). Чем?
      А н г л и ч а н и н. Вы находите в себе юмор, а между тем всякому беспристрастному наблюдателю, явившемуся с Запада, легко заметить, что вы на краю гибели.
      Ленин (серьезно). Пожалуйста, расскажите, что вы у нас заметили?
      А н г л и ч а н и н. Я заметил, что люди в России очень плохо побриты.
      Ленин. Да, побриты они неважно.
      А н г л и ч а н и н. К тому же они все страшно оборванны... Может быть, вам эта тема неприятна?
      Ленин. Пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно, что вы у нас увидели!
      А н г л и ч а н и н. Все люди ходят с какими-то свертками. Я сначала не мог понять, в чем дело. А потом мне рассказали... Это их пища, паек... Они из своих учреждений несут домой в газетах вареную кашу. У вас никто не гуляет по улицам. Все куда-то бегут. У Максима Горького всего один костюм.
      Ленин. Неужели? Он вам говорил?
      А н г л и ч а н и н. Мне сказали его близкие.
      Ленин (как бы про себя, задумчиво). Всем трудно. Горькому тоже трудно. (Вдруг, прищурившись.) А сколько у вас костюмов?
      А н г л и ч а н и н. Я не помню... как у всякого порядочного человека... десять... двенадцать...
      Ленин. У вас двенадцать, а у Горького один... Видите, какая разница! Но продолжайте, пожалуйста!
      А н г л и ч а н и н. Когда я простудился, то в аптеке не нашлось никаких лекарств.
      Ленин (горько). Вот это ужасно... я знаю, это ужасно!
      А н г л и ч а н и н. Я ел хлеб, который не годен для пищи, но я слыхал, что где-то в районе реки Волги русские едят друг друга. Правда ли это?
      Ленин. Правда.
      А н г л и ч а н и н (патетически). Человеческие силы не в состоянии остановить эту катастрофу! В России в скором времени никого не останется, кроме деревенских мужиков. Железные дороги заржавеют, так как ваши города перестанут существовать. Я вижу Россию во мгле, в страшной мгле ее конца... катастрофы, гибели...
      Ленин (просто, задумчиво). Наверно, мы производим жуткое впечатление... "Во мгле"... Наверно, и мгла есть. Нет-нет, я не спорю, наверно, все это так и кажется.
      А н г л и ч а н и н. Я слышал, что вы предлагаете план электрификации России.
      Ленин (вдруг, удивленно). Как — слыхали?
      А н г л и ч а н и н. Я имел беседу с одним господином, который...
      Ленин. Я знаю, с кем вы имели беседу. Что же говорит этот господин?
      А н г л и ч а н и н. Он остроумный человек, он шутит, он говорит — не "электрификация", а "электрификция".
      Ленин. Да, он остроумный господин.
      А н г л и ч а н и н. Вы мечтатель, мистер Ленин. Перед вами огромная, плоская, замерзающая страна, скорее с азиатским, чем с европейским, населением, страна, испускающая смертельный крик... а вы мечтаете дать ей электричество. Вы странный мечтатель, мистер Ленин!
      Ленин. Приезжайте к нам через десять лет.
      А н г л и ч а н и н. Но будете ли вы через десять лет?
      Ленин (весело). Будем. Не верите? Приезжайте и увидите, что будем. Я мечтатель. Мне кажется, что вообще мы — навеки.
      А н г л и ч а н и н. Если вы так верите, то у вас есть тайны, которых мы не знаем.
      Ленин. О, напротив, мы очень откровенны... слишком откровенны!
      А н г л и ч а н и н. Если так, то скажите, почему вы верите и мечтаете?
      Ленин. Так вы же рассердитесь. Вы скажете, что это обычная красная пропаганда. Я верю в рабочий класс, вы — нет. Я верю в русский народ, вас он ужасает. Вы верите в честность капиталистов, а я — нет. Вы придумали чистенький, милый, рождественский социализм, а я стою за диктатуру пролетариата. "Диктатура" слово жестокое, тяжелое, кровавое, мучительное. Таких слов на ветер не бросают, но иначе нельзя мечтать об электрификации, социализме, коммунизме... История покажет, кто из нас прав.
      А н г л и ч а н и н. Ваша вера может потрясти... или свести с ума! Это невозможно понять! Перед вами бездна несчастий, ужасов, а вы над пропастью говорите об электрификации... Я отказываюсь понимать!
      Снова бьют куранты — опять две-три ноты "Интернационала".
      Ленин. Приезжайте к нам через десять лет...
      А н г л и ч а н и н. Нет, вы что-то скрываете. Вы знаете что-то, чего не знают у нас на Западе, но не говорите!
      Ленин. Даю вам честное слово, что мы все и до конца говорим открыто.
      А н г л и ч а н и н. Вы утомлены. Я это заметил, когда вы вошли... До свидания, мистер Ленин! Благодарю вас за беседу. Может быть, вы и правы, а я неправ. Будущее покажет. До свидания!
      Ленин. До свидания! А все-таки вы к нам через десять лет приезжайте.
      Английский писатель уходит.
      Ленин (задумался и вдруг засмеялся). Какой мещанин!! А?! Какой безнадежный филистер!
      Входит Секретарь.
      Инженер Забелин ждет?
      Секретарь. Да, Владимир Ильич.
      Ленин. Просите.
      Секретарь уходит. Входит Забелин.
      Забелин. Здравствуйте, Владимир Ильич.
      Ленин. Здравствуйте, Антон Иванович. Как здоровье, настроение?
      Забелин. Благодарю. Настроение у меня... прогрессирует.
      Ленин. Чудесно, если прогрессирует... Но, между прочим, вам доводилось в жизни встречать мещан?
      Забелин. Мещан?.. Каких?
      Ленин. Обыкновенных, настоящих, тех самых, которых так живо изображает писатель Максим Горький...
      Забелин. Возможно... да... встречал.
      Ленин. Вот видите... Мы все уверены, что мещанин — существо ископаемое. Живет в Коломне, за кисейными занавесками и носит серебряную цепочку на жилетке. Это величайшее заблуждение. Мещанин — мировая категория. Я сейчас видел образцового мещанина в лице всемирно известного писателя. И он как две капли воды похож на наших российских мещан, коих имеется великое множество во всех слоях нашего общества.
      Забелин. Да, они имеются во всех слоях, но я не хотел бы оказаться в числе оных. И цепочки не ношу.
      Ленин. Не носите?
      Забелин. И был бы убит... если б я был похож на них.
      Ленин. О нет, нет... У каждого из нас есть свои недостатки, но вы — не то. Садитесь. Где же ваш доклад?.. Я его читал с карандашом в руках. Сложнейший труд. Долго работали?
      Забелин. Срок был малый. Но я медленно работать не умею, если уже взялся за работу.
      Ленин. Это сказывается.
      Забелин. Как сказывается?.. Простите... отрицательно?
      Ленин. Отчего же непременно отрицательно?
      Забелин. Видите ли, Владимир Ильич, для меня это как экзамен... на старости лет.
      Ленин. Если уж экзамен, то будем считать, что вы его сдали на пятерку. Превосходный труд... великолепный, и горячо изложено.
      Забелин. Я счастлив, я благодарен... Это же мое призвание, которое я, стало быть, вновь обрел. И вообще каждый ученый-энергетик, если только он любит Россию, должен признать, что со времен Петра Первого ничьим умом не владели столь смелые, столь величественные идеи. И все же могу ли я задать вам один очень важный вопрос?
      Ленин. Спрашивайте, спрашивайте... Вы начинающий и в этом смысле молодой работник.
      Забелин. Я и мои коллеги, которые честно идут к нам работать, не сомневаются в победном будущем электрификации... но у нас есть все же "но".
      Ленин. Какое?.. Очень любопытно.
      Забелин. Буду краток — не рано ли?
      Ленин. Не рано ли приступать к электрификации? Я понял вас.
      Забелин. Откровенно говоря, этот вопрос меня ужасно мучает.
      Ленин. И меня ужасно мучает. Но я безумно мучаюсь оттого, что дело у нас ползет архимедленно. Это громадный, коренной вопрос нашего развития. Сегодня мы отстали от цивилизованного мира, мало сказать, на триста лет. И все мы от мала до велика находимся во власти этой чудовищной отсталости. Как только возникает какая-нибудь смелая мысль, тут-то и начинается брожение умов. Не рано ли? Нет, батенька, не рано. Если бы мы пришли к власти в девятьсот пятом году, то сразу же приступили бы к электрификации. Вообразите, где была бы теперь Советская Россия?
      Забелин. Да, конечно, я понимаю. Я начинаю входить в политику.
      Ленин. А что такое политика? Это ведь концентрированное выражение экономики. А наша с вами экономика такова, что потребуются гигантские усилия, жертвы целых поколений, чтобы совершить неслыханный переворот во всех областях жизни. А между прочим, вас не обижает, Антон Иванович, что вам дали в помощники матроса Рыбакова? Знаменитый инженер, профессор, и нате вам — матрос-комиссар?
      Забелин. Представьте себе, Владимир Ильич, — нисколько. Дельный малый... Он мне с первого раза понравился.
      Ленин. Очень рад.
      Забелин. Я понимаю ваш вопрос, но, конечно, мне больше подходил бы какой-нибудь теоретик-марксист.
      Ленин. А зачем вам теоретик?.. Зачем?..
      Забелин. Вы так весело говорите, что я могу принять ваши вопросы за шутку.
      Ленин. Я не шучу. Зачем вам теоретик?
      Забелин. Я, как теперь говорится, буржуазный спец. Меня, по всей вероятности, надо школить, а?
      Ленин. Но мы пригласили вас не для того, чтобы вы проходили курсы марксизма. Нам надо, чтобы вы работали, и работали во все тяжкие, и это будет лучший марксизм как для вас, так и для нас. Саша Рыбаков — теоретик неважный, а исполнитель блистательный. И я направил его к вам с тем, чтобы он осуществлял при вас диктатуру пролетариата. Ибо без диктатуры пролетариата мы никакой электрификации не осуществим, и вся ваша работа пропадет даром. Возьмите ваш доклад, ознакомьтесь с пометками и готовьтесь к заседанию Совета Труда и Обороны. До свидания, товарищ Забелин.
      Забелин. До свидания, Владимир Ильич.
      Входят Секретарь, Дзержинский, Рыбаков и Часовщик.
      Ленин. Минуточку... Минуточку!.. Это очень важно... очень радостно...
      Секретарь. Товарищ Ленин, вы приказали пригласить часового мастера в тот момент, когда кремлевские куранты...
      Часовщик. Тсс... умоляю.
      Дзержинский. Извините, Владимир Ильич, за это стремительное вторжение, но... волнующая штука... часы...
      Часовщик (Дзержинскому). Прошу вас... осталась одна секунда.
      Ленин. Часы пустили?.. Саша...
      Рыбаков. Будто бы... Сейчас... сейчас...
      Начинается бой часов.
      Забелин. Что это? Часы на Кремле?.. Ну да, они.
      Дзержинский. А вы, наверное, ругали нас... что вот-де у большевиков и часы на Кремле замолчали?
      Забелин. Было.
      Дзержинский. Крепко ругали?
      Забелин. По-всякому.
      Ленин. Слышите... а? Играют... Это великое дело. Когда сбудется все, о чем мы теперь лишь мечтаем, из-за чего спорим, мучаемся, они будут отсчитывать новое время, и то время будет свидетелем новых планов электрификации, новых мечтаний, новых дерзаний.
     
      Занавес.