На кладбище тихого деревенского прихода в свежевырытой могиле обнаружен труп неизвестного мужчины с обезображенным лицом. Настоятель храма св. Павла обращается за помощью к лорду Питеру Уимзи. Но во время расследования возникает больше вопросов, чем ответов на них, и сыщик-любитель впервые опасается, что не сможет раскрыть это преступление…

      Дороти Ли Сэйерс
      Почерк убийцы

      ПРЕДИСЛОВИЕ
      Я открыла для себя удивительные детективные рассказы довольно необычным образом, который, вероятно, вызвал бы у выдающейся писательницы невероятное возмущение, доведись ей об этом узнать. Много лет назад актер Ян Кармигел блистательно исполнил главную роль в фильмах, снятых по ее детективным рассказам. Я посмотрела их все на некоммерческом канале TV в Хантингтон-Бич, Калифорния. Помню, как ведущий шоу рассказывал о необыкновенно ярких эпизодах жизни и карьеры этой писательницы, довольно рано получившей степень в Оксфорде. Причиной же, по которой я стала повсюду искать ее рассказы, явился созданный ею персонаж — детектив-аристократ лорд Питер Уимзи.
      Я никогда не была поклонницей детективного жанра, но после фильмов с блистательной игрой Яна Кармигела стала живо интересоваться детективами Дороти Сэйерс и вскоре знала все, что имело хоть малейшее отношение к лорду Питеру Уимзи: от его щегольской манеры речи до подробностей его семейных отношений. За относительно небольшой срок я крепко привязалась к нему, к его спокойному и вездесущему слуге Бантеру, вдовствующей герцогине Денверской (существовал ли когда-нибудь еще более восхитительный по аллитерации титул?), сердитому и нудному герцогу Денверу, Чарльзу Паркеру, леди Мэри… В рассказах Дороти Сэйерс я открыла для себя новый тип главного героя, которого сразу же полюбила: он живет проблемами реальной жизни, органично вплетен в повествование, а не вносит путаницу в сюжет. За его размышлениями интересно не только следить, но и включаться вместе с героем в процесс раскрытия преступления.
      Необходимо отметить, что в отличие от других писателей таинственного «золотого века», загонявших себя в рамки детективного жанра, где непременно присутствовали трупы, огромное количество подозреваемых и отвлекающие внимание читателя приемы, Сэйерс в создании сюжетного полотна не признавала никаких ограничений. Преступление и его расследование были лишь основой, это был «скелет в шкафу» (как говорят англичане, он есть в каждой семье), к которому писательница затем прикрепляла мускулы, органы, кровеносные сосуды. Скелет оживал, обретал неповторимые характерные черты, и начиналась новая история рассказа. Сэйерс создавала свои произведения так, как ткут гобелен: читатель не может не чувствовать обстановку, окружающую героев, каждый персонаж по-своему интересен и неповторим. В ее книгах всегда есть глубокий смысл, разрабатывая основную тему, она виртуозно использует литературные символы. Иными словами, в своем подходе к детективному жанру Сэйерс делает то, что я называю «пленных не брать». Она не опускается до уровня своих читателей, напротив, она верит, что ее читатели умны и смогут соответствовать ее представлению о них.
      Я обнаружила в ее рассказах изобилие, многообразие приемов, которых мне не доводилось встречать в детективах ранее. Я была поражена удивительно точным использованием деталей: рассказывает ли она о том, как звонит колокольчик в «Девяти портных», или о необычном использовании мышьяка в «Силе яда». Автор прекрасно разбирается во всем, о чем пишет, — начиная от криптографии до виноделия; описание периода между войнами — полного безрассудства, отмеченного смертью одной и рождением другой, более коварной и лживой системы, — становится незабываемым.
      Стремление раскрывать сущность человеческих отношений — вот что и по сей день продолжает удивлять в произведениях Д. Сэйерс. Страсти, которые владеют персонажами, созданными восемьдесят лет назад, столь же сильны, как сегодня, и так же волнуют читателей. Хотя Англия времен во многом изменилась, но и ныне одним из истинных удовольствий, заставляющих брать в руки ее книги, является желание постичь суть человеческой природы, которую никакое время изменить не может, хотя наши представления и восприятие мира волею обстоятельств становятся иными. Да и преступления — более жестокими…
      В начале своей карьеры писателя криминального жанра я заявила, что буду удовлетворена, если когда-либо мое имя будет упомянуто в том же контексте, что и имя Дороти Сэйерс. Я счастлива, что после выхода в свет моего первого произведения это произошло. Но если мне когда-либо удастся подарить читателям столько же удовольствия, сколько дарит Д. Сэйерс своими рассказами с участием детектива Уимзи, тогда я буду считать, что по-настоящему добилась успеха.
      Несомненно, переиздание ее рассказов — всегда событие. Каждое следующее поколение читателей приветствует ее. Они отправляются в увлекательное путешествие в компании незабываемого попутчика. Во времена сомнений и тревог кто-то, возможно, вспомнит и Шерлока Холмса, и Эркюля Пуаро, и мисс Марпл благодаря их умению распутывать клубки хитроумных интриг и преступлений. Но если кому-то захочется успокоиться и достойно вынести все превратности судьбы, он не найдет ничего лучше, чем бросить якорь в гавани лорда Питера Уимзи.
      Хантингтон-Бич,
      Элизабет Джордж
      Калифорния
      Май 27, 2003
     
     
     
      Часть первая
      БОЛЬШОЙ КЕНТСКИЙ ПЕРЕЗВОН
     
      (в двух частях)
      704
      Окончания первой и второй частей перезвона
      64352                  23456
      Повторять каждую часть по одному разу.
      1
      ЗВОНЯТ КОЛОКОЛА
     
      Новичкам всегда сложно удерживать петлю веревки, управляя колоколом. Были случаи, когда юные звонари не справлялись с веревкой, петля обвивала им шею и душила.
     
      — Все, приехали, — сказал лорд Питер Уимзи.
      Машина была в беспомощном положении: носом она глубоко зарылась в кювет, задние колеса не доставали до земли, как будто она пыталась выкопать огромную нору в сугробе и потом спрятаться где-нибудь в недрах земли. Внимательно осматривая машину, Уимзи попытался восстановить картину происшедшего. Узкий горбатый мост, резкий поворот, канава, плохая видимость из-за сильной вьюги. Стоило водителю немного превысить скорость, как машина потеряла управление, и ее вынесло с дороги. И вот теперь она беспомощно торчала у обочины, и ее фары освещали остатки ограды, почти полностью заметенной снегом.
      Куда ни посмотри, все вокруг было белым-бело. Часы показывали чуть больше четырех. В этот канун Нового года снег шел целый день, покрывая землю белым снежным одеялом, и небо на белом фоне земли казалось серым и тусклым.
      — Прошу прощения, Бантер, как вы думаете, где мы сейчас находимся?
      Слуга посветил фонариком на карту, внимательно осмотрел ее и сказал:
      — Милорд, я думаю, мы проехали большую часть пути до Лимхолта. Если я не ошибаюсь, мы сейчас недалеко от церкви святого Павла.
      Не успел он договорить, как ветер донес звуки боя часов. Четверть пятого. Скорее всего, это были часы на башне храма.
      — Слава Богу! — воскликнул Уимзи. — Рядом должна быть деревня. Пойдем туда пешком. Все вещи оставим здесь — потом пришлем кого-нибудь за ними. Брр! Как же холодно! Просто мечтаю погреться у камина. В следующий раз, когда я решу посетить эти места, надо будет ехать поездом. Ну что ж, пойдем. Идти нам, кстати, придется против ветра.
      Мужчины плотнее застегнули свои пальто, подняли воротники и пошли навстречу ветру и снегу. Слева виднелось русло реки с обледенелыми берегами. Это была единственная темная полоса среди белого пейзажа, удивительно прямая, будто кто-то начертил ее русло по линейке.
      Они шли молча. Ветер дул прямо в лицо. Снег налипал на ресницы. Идти становилось все труднее и труднее. Примерно через милю на горизонте, на другом берегу реки, показался силуэт ветряной мельницы, но никакого моста на ту сторону поблизости не было.
      Пройдя еще с полмили, они наткнулись на указательный столб. В этом месте дорога разветвлялась, и вправо от нее отходила еще одна. Бантер осветил фонариком указательный столб с надписью: «Храм святого Павла».
      Больше никаких указателей не было, так что выбирать было не из чего.
      — Церковь святого Павла. Пожалуй, нам туда, — произнес Уимзи и повернул направо. Как только они сделали пару шагов по этой дороге, снова послышался бой часов. Они пробили без четверти пять. Судя по звукам боя, церковь была уже совсем близко.
      Еще несколько сотен ярдов пустынной дороги, и, наконец, они увидели первые признаки жизни: слева показалась крыша фермы, стоящей немного поодаль; справа виднелась маленькая квадратная кирпичная постройка. Подойдя поближе, Уимзи понял, что это что-то вроде местного паба. У входа стояла маленькая старая машина, а сквозь шторы на окнах первого и второго этажей пробивался свет.
      Уимзи подошел к двери и попытался ее открыть. Дверь была не заперта. Он приоткрыл ее, заглянул внутрь и крикнул:
      — Есть кто?
      В коридоре появилась женщина средних лет.
      — Мы еще закрыты, — резко сказала она.
      — Прошу прощения, — начал Уимзи, — дело в том, что моя машина попала в аварию неподалеку отсюда. Не могли бы вы показать нам дорогу?
      — О, простите, сэр! Я подумала, что вы один из тех мужчин. У вас сломалась машина? Это плохо. Проходите. Только у нас тут ужасный беспорядок.
      — Что случилось, миссис Теббат? — из глубины комнат послышался приятный мужской голос. Уимзи проследовал за женщиной в небольшую гостиную и увидел того, кто говорил. Это был пожилой священник.
      — У джентльмена сломалась машина.
      — О, Боже мой! Какая неприятность! — воскликнул падре. — Да еще и в такую ужасную погоду! Я могу вам как-нибудь помочь?
      Уимзи объяснил, что машину вынесло с дороги и теперь она лежит в кювете, а чтобы вытащить ее, понадобятся веревки и буксир.
      — Боже мой, — повторил падре, — как я понимаю, это произошло у Фрогс-бридж. Это самое опасное место на нашей дороге, особенно при плохой видимости. Надо подумать, что можно сделать. Давайте я подвезу вас до деревни, там мы сможем взять все необходимое.
      — Благодарю вас, сэр. Вы бы мне очень помогли.
      — Ну что вы, не стоит благодарности. Но сначала пойдемте, выпьем чаю. Я думаю, вам не мешало бы сейчас согреться. Надеюсь, вы не очень торопитесь. Потом мы поедем за вашей машиной, а после вы можете остаться переночевать у меня.
      Уимзи поблагодарил за столь теплый прием, но добавил, что не хотел бы злоупотреблять гостеприимством.
      — Однако же поверьте, нам будет очень приятно, если вы останетесь на ночь, — настоял падре. — К нам так редко кто-нибудь заглядывает. Я уверяю вас, что мы с женой будем очень рады, для нас будет большая честь, если вы все же согласитесь остаться.
      — Что ж, если… — ответил Уимзи.
      — Ну, вот и отлично!
      — Я очень вам благодарен. Признаться, я думаю, что даже если нам удастся вытащить машину сегодня, скорее всего у нее погнута ось и понадобится помощь кузнеца. Может, все же будет удобнее, если мы снимем номер в гостинице? Мне действительно очень неудобно…
      — Прошу вас, не меняйте своего решения. Хотя вы еще можете остаться у миссис Теббат. Я уверен, она тоже будет рада приютить вас. Кроме того, я не сомневаюсь, что вам у нее понравится. Только вот ее муж болен. Бедняга даже не встает с постели. У него ужасный грипп. Знаете, мне кажется, у нас настоящая эпидемия. Хотя, в силу особенностей местного климата, это вполне естественно. Так что, наверное, это все же не самый лучший вариант. Да, миссис Теббат?
      — Пожалуй, вы правы. Сэр, понимаете, в сложившихся обстоятельствах, это будет не очень удобно. А в «Красной Корове» есть одна комната…
      — О, нет, — вмешался падре, — только не в «Красную Корову». У миссис Доннингтон уже есть посетители. Думаю, все комнаты уже заняты. Так что ваш отказ не принимается, и я настаиваю на том, чтобы поехать ко мне. У меня большой дом, даже слишком большой для нас с женой. Так что места хватит. Кстати, меня зовут Венейблс, простите, надо было представиться раньше. Как вы, я думаю, поняли, я приходской священник.
      — Вы очень добры, мистер Венейблс. И если это не очень обременит вас, то мы воспользуемся вашим приглашением. Меня зовут Уимзи. Вот моя визитка. А это мой слуга Бантер.
      Падре высвободил очки, которые запутались в веревке, на которой висели, неловким движением надел их на свой довольно длинный нос и внимательно прочитал все, что было написано на визитке Уимзи.
      — Так, так. Лорд Питер Уимзи. О, ваше имя мне кажется знакомым. Я слышал его… а, ну да, конечно! «Записки о коллекции Инкунабул». Небольшая филологическая монография, если можно так назвать это сочинение. Да. Боже мой, мне будет очень приятно обменяться впечатлениями с человеком, коллекционирующим книги. Конечно, моя библиотека, к сожалению, не отличается особым размахом, но у меня есть одно преинтересное издание, которое может вас заинтересовать — «Проповеди Никодемуса». Боже мой! Как же прекрасно, что мы с вами встретились! О, часы уже бьют пять. Нам пора, а то моя жена будет ругаться. Приятного вечера, миссис Теббат. Надеюсь, вашему мужу уже завтра станет лучше. Я думаю, что он пойдет на поправку.
      — Благодарю вас. Том всегда очень рад, когда вы приезжаете. Я уверена, что общение с вами идет ему на пользу
      — Передайте ему, чтобы он не падал духом, молился и все будет хорошо. Худшее уже позади. Как только он придет в себя и оправится от болезни, я пришлю ему бутылочку портвейна восьмого года, — сказал падре миссис Теббат, а потом обратился к Уимзи. — Что ж, нам пора ехать. Моя машина, конечно, не предмет для гордости, но места в ней намного больше, чем кажется на первый взгляд. Миссис Теббат, помните, сколько народу поместилось в ней, когда надо было развозить гостей по домам после рождественской вечеринки? Вы сядете впереди, рядом со мной, лорд Питер? Ваш слуга и ваш — Боже мой! Ваш багаж! Сейчас уже поздно, поэтому предлагаю ехать ко мне домой, а за вашими вещами я пошлю своего садовника. Не беспокойтесь, мы здесь все люди честные, правда ведь, миссис Теббат? Правда. Вот вам плед, укроете ноги в дороге. Нет, не отказывайтесь, я настаиваю — на улице холодно, а вы уже успели замерзнуть. Пойдемте. Садитесь. Нет, нет, не беспокойтесь, толкать не надо, я привык все сам. Сейчас. Ну вот. Хорошо. Хорошего вечера, миссис Теббат! Старенькая машина, скрипя и кряхтя, тронулась с места и медленно поехала по узкой извилистой дороге. Через несколько минут они проехали мимо небольшого дома, а потом, совершенно неожиданно, с правой стороны от дороги сквозь пелену снежной вьюги показался силуэт огромной величественной постройки.
      — Боже! — воскликнул Уимзи. — Это ваша церковь?
      — Да, именно, — не без некоторой гордости ответил падре. — Впечатляюще?
      — Очень впечатляет! — сказал Уимзи, — Я бы назвал эту церковь собором. Каков же у вас приход?
      — Если я отвечу, вы очень удивитесь, — произнес падре с ухмылкой. — Триста четыре души, не больше. Удивительно, да? Хотя смею вас уверить, это вполне типично для нашего края, ведь восточная Англия знаменита размахом церковных приходов. Тем не менее, наш приход может считаться уникальным даже в этой части страны. Изначально здесь был монастырь, и этот храм святого Павла должен был стать очень важным духовным центром. Вот поэтому у нас такая высокая колокольня. Как думаете, какой она высоты?
      Уимзи взглянул в сторону церковной постройки и сказал:
      — Темно, поэтому трудно сказать, но точно не меньше ста тридцати футов.
      — Неплохо. Вы почти угадали. Если быть точным, то сто двадцать девять футов от самого основания до шпиля. Остальные церкви и монастыри вряд ли могут сравниться с ней. Разве только церковь святого Петра, но это городской храм, а не сельский. Ну и, пожалуй, еще монастырь Святого Михаила, он высотой сто тридцать футов, не считая шпиля. Однако же смею заметить, что наш храм отличается особой красотой пропорций. Сейчас мы повернем за угол, там будет лучше видно. Ну вот, приехали. Я здесь всегда трублю в свой рог. Стены храма и деревья создают прекрасную акустику, и звук получается особенно пронзительным. Знаете, я вот думаю, нам стоит перенести ограду прицерковного участка. Ну вот, теперь вы уже кое-что знаете о нашем хозяйстве. Хорошо было бы привести в порядок боковой придел храма и все окна, да? Днем у вас еще будет возможность осмотреть все повнимательнее и составить собственное мнение. А вот это мой дом — как раз напротив храма. Знаете, я еще всегда трублю в рог у калитки, чтобы отпугнуть недобрых людей. Здесь очень темно из-за зарослей кустарника, поэтому приходится применять некоторые меры предосторожности. Я думаю, вы здорово устали и замерзли, и с удовольствием посидели бы у теплого камина и выпили горячего чая или даже чего-нибудь покрепче. Когда я подхожу к дому, я тоже всегда дую в рог, чтобы предупредить жену о моем приходе. Так уж у нас заведено. Знаете, она всегда ужасно нервничает, когда я задерживаюсь и возвращаюсь уже после того, как стемнеет. А бывает это довольно часто: дороги сейчас очень испорчены, да и я уже не так молод, как раньше. Вот и сегодня мы припозднились. О! Вот и моя жена. Агнесс, дорогая, прости, пожалуйста, что я снова немного опоздал, зато я привел гостя. У него сломалась машина, поэтому он останется у нас на ночь. Давайте я возьму плед. Осторожнее! Машина низкая, берегите голову. Ну вот, все в порядке. Дорогая, это лорд Питер Уимзи.
      Миссис Венейблс стояла на пороге дома. Она была довольно полной женщиной и производила впечатление спокойного и несуетного человека. Вот и вторжение нежданного гостя она восприняла абсолютно спокойно.
      — Как хорошо, что мой муж встретил вас. Авария? Надеюсь, вы не пострадали? Я всегда говорила, что дороги — крайне опасные места.
      — Благодарю вас, — сказал Уимзи. — Никто не пострадал. Наша машина просто вылетела с дороги на Фрогс-бридж.
      — Ужасное место. Хорошо еще, что вы не попали в сточную канаву тридцати футов глубиной. Ну что же мы стоим. Проходите же, погреетесь. Это ваш слуга? Ах да, конечно. Эмили! Проводи слугу джентльмена на кухню и устрой все там. — И скажи Хинкинсу, чтобы он взял машину и съездил на Фрогс-бридж за вещами мистера Уимзи. Лучше ехать прямо сейчас, а то, возможно, завтра завьюжит еще сильнее. И еще, Эмили! Скажи ему, чтобы заехал к Вайлдерспину и договорился, чтобы машину вытащили из кювета.
      — Это можно сделать завтра утром, — сказал Уимзи.
      — На всякий случай лучше договориться сегодня, произнес Венейблс. Вайлдерспин — кузнец. Он отличный парень, и все сделает как надо. Господи, что же мы стоим! Проходите, проходите! Агнесс, дорогая, мы так хотим выпить чаю! Кстати, ты сказала Эмили, что лорд Питер останется у нас на ночь?
      — Да, все в порядке, — спокойно ответила миссис Венейблс. — Теодор, я надеюсь, ты не простудился.
      — Нет, нет, дорогая. Я был тепло одет. О! Что я вижу! Горячие булочки?
      — Весь вечер я мечтал о горячем чае с булочками, — сказал Уимзи.
      — Садитесь и наслаждайтесь. Думаю, вы сильно проголодались. Знаете, я уже и не помню, когда у нас последний раз была такая отвратительная погода. Может, вы выпьете чего-нибудь покрепче, например, виски с содовой?
      — Благодарю, но я лучше чай, — ответил Уимзи. — Как же приятно, — он улыбнулся миссис Венейблс, — что вы приютили нас у себя дома. Я вам очень благодарен.
      — Ну что вы, я всегда рада гостям, — улыбаясь, ответила миссис Венейблс. — Я же понимаю, что, пожалуй, нет ничего хуже наших дорог зимой. Хорошо, что авария произошла неподалеку от деревни.
      — Да, нам действительно повезло, — сказал Уимзи. Теперь он с удовольствием сидел в уютной гостиной. В комнате стоял стол с инкрустированной столешницей, тихо шумел огонь в камине, а на до блеска начищенном серебряном подносе красовался серебряный чайник. — Я чувствую себя настоящим Одиссеем, который после опасного плавания по бушующему морю вернулся в тихий порт.
      Сказав это, Уимзи с удовольствием откусил кусочек от горячей пышной булочки.
      — Тому Теббату сегодня уже гораздо лучше, — сказал падре. — Конечно, очень жаль, что ему приходится большую часть времени проводить в постели именно сейчас, однако мы должны благодарить Бога, что все так, как есть, ведь могло быть гораздо хуже. Надеюсь, после болезни не будет осложнений. А пока, я думаю, молодой Валли вполне справится. Сегодня утром он без единой ошибки отбил на колоколах два долгих ритма. Пожалуй, у него хорошие способности. Кстати, наверное, нам стоит сказать нашему гостю…
      — Да, ты прав, мы должны, — сказала миссис Венейблс. — Мы должны предупредить вас, что, скорее всего, хорошо выспаться вам, к сожалению, не удастся, потому что наш дом расположен прямо у церкви. Хотя, если бой колоколов вам не очень помешает, то все в порядке.
      — Ну конечно, не помешает, — ответил Уимзи.— Мой муж талантливый звонарь, и это одно из его любимых занятий, — продолжила миссис Венейблс, — и в этот канун Нового года…
      Падре, который редко давал кому-либо закончить свою мысль, перебил жену:
      — Мы собираемся исполнить настоящее произведение искусства сегодня, — сказал он, — вернее, завтра утром. Так мы хотим поприветствовать Новый год. Кстати, вы, наверное, не знаете, что наши колокольные перезвоны признаны одними из лучших в стране.
      — Правда? Да, кажется, я где-то слышал о ваших колоколах.
      — Может, где-нибудь еще есть колокола больше и тяжелее, но вот я не слышал, чтобы где-нибудь колокольный звон был красивее и разнообразнее, чем у нас. Седьмой колокол, пожалуй, самый знаменитый. Хотя и наш тенор, и колокола Иерихон и Джон хорошо известны. Словом, перезвоны, которые мы создаем, самые мелодичные и звучные.
      — Ваши мелодии составляются из всех нот? Полная октава?
      — О да. Если вам это интересно, я могу показать вам одну милую книгу, написанную моим предшественником. В ней рассказана вся история наших колоколов. Наш тенор, например, Паул Тейлор, в тысяча шестьсот четырнадцатом году был отлит неподалеку от церкви в поле. Форма, вырытая в земле, сохранилась до сих пор. Теперь это поле называют Колокол-поле.
      — У вас, должно быть, хорошие звонари? — поинтересовался Уимзи.
      — Да, очень хорошие. Они отличные ребята, которые любят свое дело. Кстати, я хотел сказать, что сегодняшний Новогодний перезвон я организовал особым образом. В нем не менее чем пятнадцать тысяч восемьсот четыре комбинации Кентского колокольного перезвона. Что вы на это скажете? Неплохо, да?
      — Господи! — воскликнул Уимзи, — Пятнадцать тысяч…
      — Восемьсот четыре, — добавил падре.
      Уимзи сделал в уме некоторые подсчеты и сказал:
      — Это же не один час работы.
      — Девять часов, — с гордостью ответил падре.
      — Неплохо задумано, сэр, — сказал Уимзи. — Пожалуй, это можно сравнить с грандиозным представлением в Колледже. Точную дату я не помню, кажется в тысяча восемьсот…
      — В тысяча восемьсот шестьдесят восьмом, — поправил падре. — Как раз это представление мы и использовали в качестве примера для подражания. И, скажу вам больше, общими усилиями мы добьемся того, что у нас получится если не лучше, то, по крайней мере, так же, как в том году. Однако стоит заметить, что особенность нашего перезвона заключается в том, что во всем действе будет участвовать только восемь звонарей. Сначала мы планировали, что их будет двенадцать, но, к сожалению, четверо из наших лучших звонарей заболели гриппом. Из храма святого Стефана, в котором тоже занимаются колокольными перезвонами, помощи нам ждать не приходится, потому что им самим нужны звонари для Грендширского перезвона.
      Уимзи кивнул и взял четвертую булочку.
      — Грендширский перезвон — это очень серьезно, однако…
      — Вот-вот, я о том же, — снова перебил падре. — Вы никогда не услышите столь же прекрасной музыки, если тенор звучит на заднем фоне, даже если это будет Стедманский перезвон. Мы здесь очень любим этот вид перезвона, но с Кентским перезвоном по мелодичности, разнообразию и красоте ничто не может сравниться.
      — Да, вы правы, сэр, — подтвердил Уимзи.
      — Превзойти его просто невозможно, — продолжал мистер Венейблс. Видимо, чтобы показать высоту колокольни, или просто от переполнявших его эмоций, он так сильно взмахнул рукой, что с булочки, которую он держал, упало масло. — Возьмите, к примеру, Грендширский перезвон — я не могу избавиться от мысли, что в нем есть несколько недостатков, например, слишком монотонный ритм и…
      В этот момент рассуждения падре об особенностях Грендширского перезвона были прерваны, так как в дверях появилась Эмили. Заглянув в комнату, она громко сказала:
      — Сэр, не могли бы вы сейчас поговорить с Джеймсом Тодеем?
      — Джеймс Тодей? — переспросил падре. — Что ж, конечно. Проводи его в кабинет, Эмили. Я сейчас приду.
      Мистер Венейблс покинул гостиную ненадолго. Вскоре он вернулся и, судя по выражению его лица, узнал нечто очень нехорошее. Он медленно сел в свое кресло и после нескольких секунд молчания взволнованно сказал:
      — Случилось непоправимое! Это катастрофа!
      — Боже правый! Что случилось?
      — Вильям Тодей! Бедняга! Конечно, в такой ситуации я не должен думать о себе, но это просто ужасно.
      — Ну, что с ним случилось-то?
      — Он заболел, — ответил падре, — заболел гриппом! Это настоящая эпидемия! Ужасно. Я просто шокирован этой новостью. Они уже послали за доктором Байнсом.
      — Хм… печально, — со вздохом сказала миссис Венейблс.
      — Кажется, — продолжал падре, — он почувствовал себя плохо еще утром. Зря он настоял на поездке в Волбич. Дела могли бы подождать. Да, это было крайне неразумно. Вчера вечером, когда я был у Вильяма, я заметил, что он выглядит как-то болезненно. Хорошо, что в городе его встретил Джордж Эштон, который заметил, что Вильяму совсем плохо, и привез его домой. Бедняга Тодей еще и ужасно замерз в дороге, что и неудивительно в такую погоду. Когда Вильяма привезли домой, он вообще еле держался на ногах. Его сразу же уложили в кровать. Сейчас у него сильный жар, и он очень переживает, что не сможет участвовать в нашем новогоднем торжестве. Я сказал его брату, чтобы тот успокоил Вильяма, но, чувствую, это не так просто будет сделать. Дело в том, что Вильям всегда полон энтузиазма и не терпит бездействия. Да, ему сейчас очень нелегко.
      — Боже мой, — сказала миссис Венейблс, — надеюсь, доктор Байнс даст ему что-нибудь, что снимет жар, и бедняге станет полегче.
      — Искренне на это надеюсь. Все это, конечно, ужасно, праздник под угрозой, тем не менее, здоровье сейчас важнее. Он не должен все воспринимать так близко к сердцу. Ну что ж. А нам надо предпринять все возможные меры, чтобы праздник все же состоялся. Хотя наши последние надежды тают на глазах. Придется нам отказаться от миноров.
      — Падре, этот человек — один из ваших звонарей?
      — К сожалению, да. И сейчас у нас нет для него замены. Даже если я сам поднимусь на колокольню, я не смогу все девять часов заменять его. Я уже не так молод, у меня не хватит на это сил. Кроме того, у меня утренняя служба начинается в восемь часов, а вечерняя Новогодняя служба продлится до полуночи. Ох. Ну что ж, человек предполагает, а Бог располагает… хотя… — В этот момент падре как-то странно посмотрел на своего гостя и, немного подумав, сказал: — А вы говорили о колокольном звоне как человек, который довольно хорошо в этом разбирается. Вы сами, случайно, не звонарь?
      — Ну, как вам сказать, — начал Уимзи, — мне приходилось пару раз держать в руках веревку…
      — Значит, все-таки звонили в колокола? — нетерпеливо переспросил мистер Венейблс.
      — Да, но с тех пор прошло уже…
      — Я вернусь! — возбужденно крикнул падре. — Я вернусь. Я через полчаса вернусь и принесу колокольчики…
      — Господи, что ты надумал! — воскликнула миссис Венейблс.
      — Разве это не прекрасно? Это же настоящее провидение! Разве не странно, что именно в момент, когда нам нужна помощь. Господь посылает нам гостя, который еще и умеет звонить в колокола, и знает многое о Кентском колокольном перезвоне? — быстро сказал падре и позвонил в колокольчик, чтобы пришла Эмили. — Надо срочно послать Хинкинса на колокольню, чтобы он принес нам веревки и колокольчики. Мы будем тренироваться. Дорогая, мы займем столовую, если ты не возражаешь. Эмили, скажи Хинкинсу, чтобы он немедленно пришел и что у меня тут джентльмен, который умеет звонить в колокола…
      — Секундочку, Эмили. Теодор, я думаю, немного неуместно просить лорда Питера Уимзи о такой услуге. У него был очень тяжелый день, он попал в аварию, замерз и устал, а ты хочешь, чтобы после всего этого он простоял у колоколов девять часов подряд? Я думаю, если он не против, мы можем попросить его сыграть одну небольшую мелодию, но не больше. И если он согласится, то мы уже должны быть благодарны за это.
      Падре был явно расстроен словами жены, и выражение его лица резко изменилось. Заметив это, Уимзи поспешил успокоить его.
      — Что вы, миссис Венейблс, я буду очень рад, — сказал Уимзи. — Я с удовольствием буду звонить и день и ночь. Я совсем не устал. С гораздо большим удовольствием я приму участие в торжестве, чем буду отдыхать. Единственное, что меня беспокоит, это то, что мне надо будет очень постараться, чтобы сыграть все без ошибок.
      — Ну конечно, конечно, у вас все получится, — ответил мистер Венейблс. — Однако, наверное, моя жена отчасти права, и просить вас о таком большом одолжении — несколько неучтиво. Девять часов — это слишком много. Я думаю, что нам надо сократить количество мелодий…
      — Нет, даже не думайте об этом, — вмешался Уимзи. — Девять часов, и ни секундой меньше. Я настаиваю. Хотя давайте попробуем потренироваться, может, у меня ничего и не получится.
      — Глупости! Все получится! — обрадованно воскликнул падре. — Эмили, скажи Хинкинсу, чтобы он собрал всех звонарей. Пусть все будут здесь в половине седьмого. Я думаю, к этому времени все успеют добраться, кроме, пожалуй, Пратта, ведь он живет в Тапперс Энде. Но ничего, я заменю его на время. Как же все замечательно складывается! Нет, я положительно не могу отказаться от мысли, что ваше появление совершенно не случайно! Это еще одно свидетельство того, как Господь помогает нам. Он никогда не оставляет нас в беде. Я надеюсь, лорд Питер, вы не возражаете, если я упомяну об этом в моей сегодняшней проповеди? Правда, вряд ли я буду читать проповедь сегодня, скорее всего это будет пара фраз, посвященных празднику. Тем не менее, о вашем появлении необходимо рассказать людям, и лишний раз напомнить им, что Господь никогда не оставляет нас без своей помощи. Простите, а можно мне узнать, где вы обычно звоните?
      — Сейчас нигде. А когда я был ребенком, я, бывало, звонил в Денвере. Даже сейчас, когда я на Рождество приезжаю домой, я иногда беру в руки веревки.
      — В Денвере? Ну конечно, храм святого Иоанна. Я был там, это очень красивая небольшая церковь. Однако я думаю, вы согласитесь, что наши колокола все же лучше. Что ж, а теперь, прошу меня простить, я пойду подготовлю столовую для репетиции.
      Сказав это, падре почти выбежал из комнаты.
      — Вы так хорошо отнеслись к хобби моего мужа, это так мило с вашей стороны, — сказала миссис Венейблс. — Это мероприятие очень многое значит для него. Он очень волнуется, ведь приходится преодолевать множество препятствий, чтобы все организовать. Как ни странно, возникает огромное количество непредвиденных проблем. Я крайне благодарна вам, что вы согласились помочь ему, даже несмотря на то, что будет довольно тяжело.
      Уимзи еще раз уверил миссис Венейблс, что эта работа ему только в радость.
      — Тем не менее, я настаиваю на том, чтобы вы отдохнули хотя бы пару часов, — возразила миссис Венейблс. — Может быть, сейчас поднимемся на второй этаж, и я покажу вам вашу комнату? Я думаю, в любом случае, вы с удовольствием примете душ и освежитесь. В семь тридцать у нас ужин. И если вы закончите репетицию к тому времени, и мой муж не настоит на ее продолжении после трапезы, то вам просто необходимо будет прилечь и вздремнуть. Я покажу вам вашу комнату.
      — Ну что, Бантер, — сказал Уимзи после того, как миссис Венейблс вышла, оставив его устраиваться на новом месте при свете маленькой масляной лампы. — На первый взгляд кровать кажется весьма удобной, только вот поспать на ней мне не суждено.
      — Я уже понял это из разговора с девушкой, милорд.
      — Жаль, что ты не сможешь мне помочь на колокольне, Бантер.
      — Я уверяю вас, милорд, что впервые в жизни я жалею, что не владею искусством колокольного звона.
      — Порой мне кажется, что ты умеешь делать практически все. Ну вот, нашлось хоть что-то, чего ты не умеешь. А ты когда-нибудь пробовал?
      — Однажды, милорд, и опыт был не самым удачным. Из-за отсутствия природной ловкости я так запутался в веревках, что колокольня чуть не стала для меня виселицей.
      — Не будем о виселицах, — ответил Уимзи. — Мы не на работе, и давай не говорить о том, что связано со смертью.
      — Конечно, милорд. Не желает ли ваша светлость принять ванну и побриться?
      — Непременно, благодарю.
      — Хорошо, милорд. Все уже готово.
      Побрившись и приняв теплую ванну, Уимзи спустился в столовую. Стол в комнате был отодвинут в сторону. Вместо него по кругу стояло восемь стульев. На семи стульях уже сидели семеро мужчин разного возраста от стариков с длинными бородами до молодых людей с густыми вьющимися волосами. В центре круга стоял падре. Он так быстро говорил и взмахивал руками, что даже несколько напоминал доброго волшебника.
      — А! Вот и вы! Отлично! Превосходно! Ребята, это и есть лорд Питер Уимзи, который чудесным образом оказался у нас, чтобы помочь в сложившейся ситуации. Он сказал мне, что уже довольно давно не тренировался, поэтому нам надо немного позаниматься. А теперь, лорд Питер, я всех вам представлю. Это Хезеки Лавендер. Он уже шестьдесят лет работает с тенором и собирается продолжать свое дело еще не меньше чем лет двадцать, да Хезеки?
      Из круга встал старенький, седой и уже беззубый мужчина и протянул руку Уимзи:
      — Рад знакомству, милорд. Это большая честь для меня. Да, я работаю со стариком Паулом Тейлором уже много-много лет. Мы хорошо сработались, и я не брошу мой колокол, пока он не проиграет мне девять поминальных тейлоров.
      — Я надеюсь, вы будете работать еще очень долго, мистер Лавендер.
      — Эзра Вайлдерспин, — продолжил падре, — он наш самый высокий звонарь, но работает с самым маленьким колоколом. Так частенько бывает, да? Кстати, он — наш кузнец, и он пообещал починить вашу машину завтра утром.
      Кузнец застенчиво улыбнулся и, протянув Уимзи огромную мозолистую руку, сразу же сел на место, явно стесняясь.
      — Джек Годфри, — представил падре следующего звонаря. — Он седьмой. Как дела у Бетти Томаса, Джек?
      — Благодарю. С тех пор, как мы поставили новые оси, все хорошо, сэр.
      — Джек удостоен чести работать с самым старым колоколом, — добавил мистер Венейблс. — Бетти Томас был отлит в тысяча триста тридцать восьмом году Томасом Беллейтером. Однако был назван в честь настоятеля Томаса, который перелил его спустя сорок два года. Правильно, Джек?
      — Именно так, сэр, — согласился Джек Годфри.
      — Мистер Доннингтон, хозяин «Красной Коровы», наш церковный староста, — представил падре высокого, худого, немного косоглазого мужчину. — Согласно его должности, мне надо было представить его первым, однако его колокол не такой древний, как Тейлор Паул или Бетти Томас, поэтому я и выбрал такую последовательность. Его колокол — номер шесть, мы называем его Димити. По форме он совсем новый, хотя металлу уже много десятилетий.
      — А вот звонаря для самого мелодичного колокола нет в нашем кругу, — сказал мистер Доннингтон. — Рады приветствовать вас, милорд.
      — Джо Хинкинс — мой садовник. Вы, кажется, уже встречались. Он ответственен за пятый колокол. Гарри Готобед — номер четыре, наш сторож. Ну, и Вальтер Пратт — наш самый юный звонарь. Он работает с третьим колоколом, и, надо сказать, у него очень хорошо получается. Валли, хорошо, что у тебя нашлось время на репетицию. Что ж, я представил вам всех, лорд Питер. Вы займете место бедняги Вильяма Тодея. Ваш колокол — номер два. Он и пятый колокол были перелиты в тот же год, что и Димити, в год юбилея Королевы-матери. Имя колокола — Саваоф. Ну, а теперь давайте приступим к работе. Вот ваш колокольчик. Садитесь рядом с Вальтером Пратгом. Хезеки будет озвучивать нашу музыку. Вы увидите, что он может петь так же громко и чисто, как звонит его колокол. Так ведь, старина?
      — О да, я могу, — громко и радостно ответил Хезеки. — Так, мальчики, готовы? Если да, тогда начинаем. Сыграем небольшой отрывок из девяносто шестой мелодии, чтобы новый джентльмен почувствовал ритм, вот так. А вы, милорд, запоминайте, что вы вступаете три раза, слегка дергая веревку и раскачивая колокол. Затем перерыв, и снова повторяете то же самое, плюс один удар.
      — Да, я понял, — ответил Уимзи, — а потом я чередую три и четыре удара.
      — Именно, милорд. А затем три раза толкаете колокол вперед и один раз назад. Удар вашего колокола будет фоном.
      — Хорошо, продолжайте.
      Старик кивнул и обратился к Вальтеру Пратту:
      — А ты, Валли Пратт, не забывай, что место рядом занято, следи, чтобы траектория твоего колокола не мешала соседу. Это твоя постоянная промашка. Будь внимательнее. Так, все готовы? Начинаем!
     
      Владение искусством колокольного звона — отличительная черта англичан. Эта страсть жителей острова к колокольному звону кажется необъяснимой остальным жителям земного шара. К примеру, бельгийские музыканты предпочитают воспроизводить на колоколах мелодии, и убеждены, что это — единственное предназначение колоколов. Английские же мастера колокольного звона считают, что набор элементарных мелодий — детское занятие, а истинная работа звонарей сравнима с решением сложных математических комбинаций. Когда английский звонарь говорит о мелодическом звучании своего колокола, он имеет в виду не музыку в традиционном понимании этого слова. Для обычного человека колокольный звон кажется монотонной мелодией, порой просто набором звуков. Чтобы такой человек хотя бы отчасти почувствовал глубину и красоту колокольного звона, он должен отойти на определенное расстояние, которое сгладит непонятные ему резкие звуки и позволит услышать истинную, сложную и многогранную мелодию. Профессиональный же звонарь без труда распознает в этой музыке мелодическую основу, понимает, как меняется звук в зависимости от того, какой стиль и метод работы с колоколами используется. А комбинаций, стилей и методов может быть огромное количество. Лишь звонарь слышит, как меняется мелодия, если порядок звона колоколов с 7, 5. 6 поменять на 5, 6, 7 или 5, 7, 6. Лишь профессиональный английский звонарь знает, что только при работе по английскому методу, когда все звонари сидят вокруг и каждый работает с веревкой своего колокола, каждый колокол может отдать всю прелесть, страсть и глубину своего звука. А идеальное звучание может быть достигнуто только тогда, когда звонарь и колокол становятся как бы единым целым, продолжением друг друга и подчиняются в своей работе точному математическому расчету. Рассчитано должно быть все вплоть до мелочей: скорость движения и траектория колокола, последовательность звона, ритма, количество ударов и так далее.
      Для любого праздного наблюдателя репетиция в столовой может показаться несколько смешной и даже абсурдной — девять человек с серьезными лицами, сидящих по кругу, девять поднятых правых рук, держащих веревки и ритмично покачивающихся. Однако же для каждого из участников этого на первый взгляд странного действа каждое движение крайне важно, для них все абсолютно серьезно.
      Хезеки Лавендер громко отсчитал три удара, и все колокола оказались в центре круга.
      — Превосходно, — сказал падре. — Вы не допустили ни одной ошибки.
      — Я и не ожидал, что так хорошо все получится, — ответил Уимзи.
      — У него действительно очень даже неплохо получается, — согласился мистер Лавендер. — А теперь, мальчики, давайте попробуем еще раз. Какую теперь сыграем, сэр?
      — Давайте семьсот четвертую, — сказал падре, посмотрев на часы. — Сыграйте половину, потом повторите.
      — Хорошо, сэр. Валли Пратт, внимательно следи за руками и слушай свой колокол и не смотри по сторонам, ты и так сбиваешься.
      Бедный Пратт вытер пот со лба, поправил выбившийся локон, поудобнее уселся на стуле, взял в руки веревку и попытался сосредоточиться. Может быть, от волнения, а может, по какой-то другой причине он постоянно сбивался в одном и том же месте.
      — Встань! — заметив ошибку, крикнул мистер Лавендер. — Если ты и дальше собираешься так работать, Валли Пратт, мы можем даже не пытаться больше репетировать! Это бесполезно. Ты точно знаешь, как надо играть в этом отрывке?
      — Давай, давай, — сказал падре, — не расстраивайся Валли. Попробуй еще раз. Ты просто забываешь сделать один повтор, да?
      — Да, сэр.
      — Забыл! — воскликнул мистер Лавендер. — Ничего он не забыл! Он просто мало тренируется, и вообще стал плохо работать последнее время! Ничего он не забыл! Не умеет он ничего!
      — Успокойся, Хезеки, — вступился за Пратта падре. — Не надо так с Валли. Не у всех есть шестидесятилетний опыт работы.
      Мистер Лавендер нахмурился, что-то тихо проворчал, потом сел на место и начал играть с самого начала. На этот раз Валли Пратт действительно сосредоточился и сыграл все до самого конца без запинки.
      — Хорошо, все отлично, — сказал мистер Венейблс. — Я думаю, наш новый участник вполне справится со своей задачей, да, Хезеки?
      — Я чуть было не потерял равновесие, когда играли вторую мелодию, — смеясь, признался Уимзи. — И еще мне показалось, что пару раз я немного отставал.
      — Ничего, вы отлично держались, милорд, — ответил мистер Лавендер, — по сравнению с вами, Валли Пратт…
      — Я думаю, — перебил его падре, — теперь нам стоит пойти на колокольню, чтобы лорд Питер попробовал поработать со своим колоколом. Пойдемте все вместе и потренируемся там. Джек, а ты проверь, чтобы веревка у колокола лорда Питера была исправна, и ему было удобно. Джек Годфри следит за исправностью веревок и колоколов, — объяснил мистер Венейблс.
      Мистер Годфри улыбнулся.
      — Пожалуй, придется укоротить веревку, — сказал он, посмотрев на Уимзи. — Он не такой высокий, как Вилли Тодей. Так что, чтобы было удобнее, надо будет обмерить все на месте и исправить длину веревки.
      — Не беспокойтесь. Знаете старую пословицу — мал да удал. Я справлюсь.
      — Да, конечно, — сказал падре. — Джек ничего плохого не хотел сказать, просто Вилли Тодей действительно очень высокий человек. Что ж, нам пора идти! Куда же я положил свою шляпу? Агнесс, дорогая! Агнесс! Я не могу найти свою шляпу. О, благодарю. И шарф. Благодарю, дорогая. Теперь осталось взять ключи от колокольни, и можно идти. Господи! Куда же я их подевал?
      — Все в порядке, сэр, — сказал Джек Годфри. — у меня есть все ключи.
      — И от церкви?
      — Да, сэр, и от колокольни тоже. — Хорошо, замечательно. Надо отвести лорда Питера на колокольню. Я думаю, вы будете впечатлены нашими колоколами. Прошу прощения, да, что такое, дорогая?
      — Ты не забыл, что скоро время обеда? Я надеюсь, вы не очень долго будете держать там бедного лорда Питера, — вмешалась миссис Венейблс.
      — Нет, конечно, нет, дорогая. Он просто хочет посмотреть колокола. Да и церковь тоже неплохо было бы осмотреть. Лорд Питер, у нас в храме есть очень интересная купель двенадцатого века. А потолки в храме расписаны просто превосходно. Да, да, дорогая, мы уже уходим.
     
      Через пару секунд все они вышли из уютного дома на улицу, где бушевала непогода. По-прежнему шел снег. Следы заметало мгновенно. Они быстро перешли через дорогу. Впереди торжественно возвышался храм. Годфри освещал тропинку стареньким тусклым фонариком. Они подошли к двери храма, закрытой на огромный замок. Сторож достал ключ, и дверь со скрипом отворилась. Уимзи сразу же почувствовал особый церковный запах, в котором смешалось множество разных оттенков: старинного дерева, лака, плесени, трав, книг, парафиновых ламп, цветов и свечей. Тоненький луч фонарика упал на скульптуру ангела, рядом на стене висела латунная табличка. Эхо разносило по храму звук каждого шага, каждое слово.
      — Здесь все уже ближе к современному стилю, — прошептал падре, — кроме, пожалуй, одного северного окна. От храма, который когда-то был построен на этом месте нормандцами, практически ничего не осталось, разве что пара куполов над алтарем, да одна стена в форме полукруга, что характерно для английских церквей того периода. Когда здесь будет посветлее, вы увидите… О, да, Джек, да, мы идем. Джек Годфри прав, лорд Питер, пойдемте, не будем тратить время впустую.
      Сказав это, падре повел своего гостя в западную часть храма, под купол колокольни, где на лестнице, ведущей наверх, их уже ждал Годфри. Лестница была винтовой и очень крутой. Поднимаясь по лестнице, Уимзи подумал о том, сколько же звонарей, которых уже и в живых-то нет, проделывали этот путь.
      После двух поворотов процессия остановилась. Послышался звон ключей, и вскоре фонарик осветил узкую дверь в стене справа. Войдя в эту дверь, Уимзи понял, что находится в самом сердце колокольни, там, где работают звонари.
      В этом помещении, собственно говоря, не было ничего особенно примечательного, кроме, пожалуй, того, что оно было выше обычной комнаты. Днем здесь, скорее всего, бывает очень светло, так как три стены представляют собой огромные окна.
      Годфри положил фонарь на пол и зажег настенную парафиновую лампу. В помещении стало значительно светлее, и Уимзи разглядел девять колокольных веревок. Их концы были прикреплены к стене, а сами они тянулись к куполу храма.
      Постепенно лампа разгоралась все сильнее, и уже стало видно, что стены храма красиво расписаны в готическом стиле. Над одним из окон Уимзи разглядел надпись: «У Них нет Дара Речи, Они не Владеют Языками, но Их Голоса Слышат Все, для Них нет Преград». Над надписью висели деревянные, латунные и каменные таблички, в память о достижениях звонарей храма в искусстве колокольного звона.
      — После нашего представления мы надеемся повесить новую табличку, — тихо сказал падре, обращаясь к Уимзи.
      — Надеюсь, я не помешаю это сделать, — ответил Уимзи. — я вижу, у вас богатая история развития искусства в этом храме. А где же мой колокол?
      — Вот он, милорд. — Джек Годфри отвязал веревку второго колокола, протянул рукоятку Уимзи и сказал: — Попробуйте раскачать. Может, вам помочь?
      — Нет, ни в коем случае. Горе тому звонарю, у которого не хватит сил, чтобы самому раскачать свой колокол, — сказал Уимзи и начал медленно раскачивать веревку. Где-то высоко наверху, в темноте, Саваоф ожил и мягко и тихо заговорил.
      Звонари встали к своим колоколам. Саваоф начал говорить: «тан-тан», и вскоре Саваофу ответил Гауде: «дин-дин-дин». «Дин-дон-дин-дон», — заговорили Джон и Иерихон. Затем присоединились Джубили и Димити: «Тин-тан-тин-тан». И последним, неспешно и важно, вступил Тейлор Паул: «Бом-бом-бом».
      Уимзи потянул веревку изо всех сил, потом по совету падре отпустил ее, чтобы «почувствовать» движение, дыхание колокола.
      — Что ж мальчики, можете отдохнуть, — сказал мистер Хезеки Лавендер, когда, наконец-то, была завершена репетиция последней мелодии.
      — Валли Пратт, еще раз говорю тебе, будь внимательнее. А теперь все послушайте меня. Смотрите, ничего не перепутайте. Все должны быть здесь в десять пятнадцать и ни минутой позже. Мы должны будем сыграть то же, что и каждый день на службе. Затем мы спустимся, чтобы прослушать проповедь падре. После этого мы вернемся и займем свои места. Сначала я пробью девять тейлоров в честь Старого года. А потом вы все возьмете в руки свои веревки, и мы вместе будем ждать. Как только часы пробьют полночь, я скажу «начали!», и это будет означать, что все должны быть готовы. Когда падре закончит все свои дела внизу, он вернется и, по мере необходимости, если кто-то сильно устанет, будет заменять кого-то из нас. Так, надеюсь, вы ничего не перепутаете. Да, Альф Доннингтон?
      — Ну, конечно, не перепутаем, — ответил мистер Доннингтон.
      Пару секунд спустя фонарик осветил лестницу, и звонари последовали за ним.
      — А теперь, — сказал падре, — теперь, лорд Питер, вы обязательно захотите посмотреть… Господи! — вдруг воскликнул он. — Где же Джек Годфри? Джек! Должно быть, он ушел вниз с остальными. Бедняга, наверное, он хочет успеть домой к ужину. Ну что ж, не будем эгоистами и не станем его задерживать. Только вот, к сожалению, у него все ключи, а без них мы никак не сможем устроить экскурсию по храму. Ну не стоит расстраиваться, вы оцените всю красоту нашего прихода завтра. Да-да, мы идем! Осторожнее на этих ступеньках — они такие старые, что уже начали осыпаться. Ну вот, наконец-то мы спустились. Превосходно! Однако перед тем как мы пойдем домой, я бы хотел показать вам…
      В этот момент часы на колокольне пробили три четверти.
      — Боже мой! — воскликнул падре. — Ужин должен был быть в половине! Моя жена… Что ж… теперь уже можно не торопиться. А знаете, если вы останетесь на службу, у вас будет возможность оценить все великолепие и величественность нашего храма. Хотя, должно быть, вы упустите большинство интересных деталей. Так зачастую происходит, если посетитель сам осматривает храм. Если ему никто не укажет, На что стоит обратить особое внимание, это может остаться незамеченным. Вот, например, купель. Джек! Принеси мне фонарь! Это одна из наиболее необычных и нетрадиционных купелей. Я хочу показать вам ее. Джек!
      Однако Джек не услышал падре, потому что уже вышел из храма и был на паперти. Падре крикнул ему еще пару раз, но в итоге был вынужден сдаться.
      — Должен признать, что мы сильно опоздали к ужину, — сказал падре по дороге домой.
      — Да, — согласился Уимзи, — в храме теряется ощущение времени, оно бежит незаметно.
      — Вы правы, — ответил падре. — Вы абсолютно правы. Находясь в храме, за временем очень сложно уследить. Завтра напомните, чтобы я показал вам могилу Натаниела Перкинса. Он был великим спортсменом, принимал участие в престижнейших соревнованиях. Он был настоящей гордостью наших земель. А когда он умер… Ну, вот мы и пришли. Я позже расскажу вам о Натаниеле Перкинсе. Ну вот, дорогая, мы наконец-то вернулись! Не так уж сильно мы и опоздали! Идем, идем. Я уверен, что ты приготовила восхитительный ужин. Мы с лордом Питером в предвкушении. Что у нас сегодня? Тушеные бычьи хвосты? Потрясающе! Это очень питательно и невообразимо вкусно! Я надеюсь, лорд Питер, вам понравится…
     
      2
       КОЛОКОЛА В ДЕЛЕ
     
      Когда вокруг витают радость и счастье — мы звоним. Когда душа отправляется на тот свет, на смену веселому перезвону приходит отпевальный.
     
      После ужина миссис Венейблс показала свою власть в доме: несмотря на протесты падре, она настояла на том, чтобы лорд Питер пошел в свою комнату и отдохнул. Тем временем падре отправился искать на пыльных полках книжного шкафа книгу Кристофера Вулкотта «История колоколов храма святого Павла».
      — Не могу понять, куда же она подевалась, — сказал падре, — наверное, я не там ищу. Ну, где же она… Да-да, дорогая, я знаю, что я не должен так нагружать лорда Питера, я понимаю, что это не очень хорошо с моей стороны, но…
      — По-моему, тебе и самому не мешало бы отдохнуть, Теодор.
      — Да-да, дорогая. Еще одну секунду. Я только…
      Уимзи заметил, что миссис Венейблс имеет на мужа большое влияние. Что бы она ни сказала, о чем бы ни попросила, мистер Венейблс выполнял абсолютно все.
      После ужина лорд Питер довольно хорошо отдохнул. К тому времени, как он поужинал и поднялся в свою комнату, Бантер уже приготовил постель и теплую грелку.
      В камине потрескивал огонь. Уимзи прилег на кровать, включил ночник, открыл брошюру, которую дал ему падре, и прочитал довольно длинное заглавие:
     
      «Введение в Математическую Теорию колокольного звона.
      Общие правила и инструкции.
      Все особенности и специфика работы с колоколами».
     
      Составлено Теодором Венейблсом, пастором храма святого Павла, при помощи Кайуса Колла, автора книг:
      Теория колокольного перезвона для сельских храмов»,
      «Пятьдесят мелодий Грендширского перезвона»,
      «Господь благословил звон колоколов» и многих других.
     
      Книга была довольно монотонной. После ужина так и клонило в сон. Да и день был не из легких. Через несколько минут строчки поплыли перед глазами Уимзи. В камине тихо потрескивал горящий уголь. Уимзи попытался взять себя в руки и прочитал пару строк: «…когда за седьмым колоколом следует пятый, а после седьмого — шестой, то мелодия будет ровной, если фоном для ее служат маленькие колокола 2, 3, 4. Однако если играют только шестой и седьмой колокола, а пятый — не задействован, тогда…»
      Не дочитав предложения, лорд Питер закрыл глаза и сразу же заснул.
     
      Его разбудил звон колоколов.
      В первый момент Уимзи даже не понял, что произошло, но буквально через секунду он пришел в себя, отбросил одеяло, сел на кровати и с ужасом посмотрел на Бантера, который со спокойным выражением лица стоял у кровати.
      — Боже мой! Я же проспал! Почему ты не разбудил меня? Они начали без меня! — воскликнул Уимзи.
      — Миссис Венейблс распорядилась не беспокоить вас до половины двенадцатого, милорд. А падре велел вам передать, что на службе они справятся без вас.
      — Сколько сейчас времени?
      — Пять минут двенадцатого, милорд.
      В этот момент Уимзи услышал, как начал бить Джубили.
      — Господи! — вскрикнул Уимзи, — этого не может быть! Я должен успеть! Я должен услышать проповедь падре. Дай мне расческу. Снег еще идет?
      — Да, он пошел еще сильнее, милорд.
      Уимзи кое-как привел себя в порядок и побежал вниз. Слуга последовал за ним. Уже через несколько секунд они были на улице. Бантер освещал дорогу небольшим фонариком. Они прошли через заросли кустарника, перешли через дорогу и вошли в церковь под финальные аккорды органа. Хор и падре стояли на своих местах. Семеро звонарей тоже уже сидели у колоколов. Уимзи быстро пошел к ним, а Бантер отправился на заранее занятое для него место рядом с Эмили.
      Хезеки Лавендер поприветствовал Уимзи улыбкой. Все стояли на коленях, и Уимзи последовал их примеру. Мистер Лавендер сразу же сунул ему в руки молитвослов.
      — Дорогие братья и сестры!..
      Началась проповедь. Уимзи поднялся на ноги и осмотрелся вокруг.
      Первое, что испытал Уимзи, было чувство благоговейного трепета перед уходящими ввысь сводами храма. Пространство, где могли молиться прихожане, было просто огромным. Широкие нефы, высокие арки, цветные витражи на окнах — все это создавало особенную, неповторимую атмосферу. Он долго не мог оторвать глаз от причудливо расписанных стен, затем перевел взгляд на нефы. Первое, что привлекло его внимание, были красивые резные колонны, которые, подобно струям фонтана, били от самой земли и взмывали под арки. Затем он поднял глаза еще выше и замер в восхищении. Сверху на него смотрели ангелы и архангелы, херувимы и серафимы. Они будто замерли на высоте с распростертыми крыльями, будто парили под куполом. Их ясные взоры были устремлены, казалось, прямо на Уимзи. То, что он испытал в этот момент, трудно передать словами — это было чувство благоговения и одновременно страха, ощущения своей малости перед открывшимся его взгляду величием.
      — Господи! — прошептал Уимзи.
      Про себя он повторил: «Он вознесся к небесам на крыльях херувимов». Мистер Хезеки Лавендер слегка подтолкнул своего нового коллегу в бок. Только тогда Уимзи увидел, что слишком увлекся и не заметил, как все молящиеся снова встали на колени. Он последовал всеобщему примеру и перелистнул страничку в молитвослове. Мистер Лавендер, который, должно быть, подумал, что лорд Питер либо вообще ничего не знает о богослужении, либо неверующий, помог ему найти нужные псалмы и стал читать их вслух прямо на ухо Уимзи, видимо, чтобы тому было понятнее.
     
      Потихоньку приближалась полночь. Незадолго до того, как часы пробили двенадцать, падре прочитал короткую проповедь. Он говорил о том, что за все в нашей жизни мы должны благодарить Бога, ибо ничто не делается без Его ведома. Затем падре сказал, что «даже появление незнакомца в доме — это провидение Господне, и человек был послан в наш дом, чтобы помочь нам сегодня. Ничто и никогда не происходит случайно». Затем падре прочитал молитву, орган взял пару аккордов, и в этот момент Хезеки Лавендер громко крикнул: «Пошли, ребята!» Все звонари встали со своих мест и направились к лестнице, чтобы подняться на колокольню. Через минуту они уже были наверху и заняли свои места. Проходя в помещение, где были колокола, Уимзи увидел у двери большой деревянный бочонок, а рядом с ним девять пивных кружек. Должно быть, это хозяин «Красной Коровы» позаботился о звонарях.
      Все уже сидели на местах, когда Хезеки посмотрел на часы и громко сказал:
      — Пора!
      Он первым бережно взял веревку и начал осторожно раскачивать Тейлора Паула.
      «Дон-дон-дон…» — и маленькая пауза… — «Дон-дон-дон…» — и снова пауза. И Хезеки сыграл девять тейлоров в честь Старого года. Старый год уходил, уступая место Новому. В храме воцарилась тишина. И через пару секунд эту тишину нарушил бой часов. Как только они отбили двенадцать ударов, Хезеки крикнул: — Начинаем!
      И в следующий момент все в округе залилось колокольным звоном. Гауде, Саваоф, Джон, Иерихон, Джубили, Димити, Бетти Томас и Тейлор Паул вместе звонили в честь Нового года. В колокольне все было полно движения, колокола как будто ожили и начали дышать, они двигались, они разговаривали. «Дин-дон-тин-тан-дин-дон-бом-бом-бом-тин-тан-дин-дон-дин-дон-тин-тин-дон-дон-дон…» Каждый колокол знал свое место, вел свою партию, свой ритм. И все вместе, сливаясь воедино, они дарили миру причудливые, чудесные, неповторимые звуки, которые разливались по окрестным лесам и болотам, возвещая о приходе Нового года. И не было в этот момент ничего прекраснее звуков этой музыки, творимой слиянием колоколов храма святого Павла — малыша Гауде, серебряного Саваофа, силачей Джона и Иерихона, веселого Джубили, сладкоголосого Димити, старика Бетти Томаса и великого Тейлора Паула. На стенах колокольни мерно покачивались их тени — вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.
      Уимзи старался смотреть на веревки и, чтобы не ошибиться, концентрировал внимание только на звуках своего колокола и в точности выполнял то, что ему показывали на репетиции. Лишь иногда он успевал мельком увидеть работу остальных звонарей. Старина Хезеки двигался четко, как машина. Было видно, что он уверен в каждом своем движении. Уимзи был удивлен, как, на первый взгляд, легко управляется Хезеки с огромным Тейлором Паулом. А вот Валли Пратт был крайне напряжен и сосредоточен. По движению его губ Уимзи догадался, что тот считает про себя, чтобы не сбиться с ритма. Чувствовалось, что он изо всех сил пытается контролировать траекторию движения своего колокола, чтобы не повторить свою постоянную промашку. И, надо признать, у него все хорошо получалось: его колокол умело встраивался в ритм всех остальных, вовремя меняя траекторию и пересекаясь то с пятым, то с седьмым, то с шестым колоколами. Словом, все работали слаженно и вдохновенно.
      Через некоторое время прихожане стали расходиться по домам. Люди, выходя на улицу, сразу включали свои фонарики, и сверху казалось, что от храма медленно разлетаются яркие искорки. Вскоре на колокольню поднялся падре. Он сел на скамейку и приготовился помочь тому, кто первый попросит об отдыхе.
      Часы били каждые пятнадцать минут, но за звоном колоколов их почти не было слышно. Под конец первого часа падре взял веревку у Валли, чтобы тот немного отдохнул.
      Уимзи решил отдохнуть в конце третьего часа. Когда он отошел от колоколов, то увидел, что у входа, где стоял бочонок и кружки, сидели на скамейке миссис Венейблс и Бантер.
      — Я надеюсь, — сказала она, — что вы еще не совсем устали.
      — Конечно, нет, я только очень хочу пить, — ответил Уимзи.
      — Ну, вот и замечательно.
      Было видно, что миссис Венейблс не очень-то увлечена колокольным звоном. Ее одолевала сонливость, но она знала, что мистер Венейблс обидится, если она не будет присутствовать на событии, которое так много Для него значит.
      — Удивительно как мягко и приятно здесь звучат колокола, не правда ли? Конечно, нас отделяет от них стена, но все же мы довольно близко, — сказала миссис Венейблс и зевнула.
      Колокола все звонили. Уимзи знал, что падре сможет заменять его еще, по крайней мере, в течение ближайших пятнадцати минут, поэтому он решил послушать перезвон снаружи. Он спустился по лестнице и вышел на южное крыльцо.
      Признаться, после трех часов работы у него даже разболелась голова. Выйдя на улицу, он вдохнул холодного воздуха, и ему сразу стало легче. Снегопад немного утих.
      Лорд Питер спустился с крыльца и, немного подумав, повернул направо. Он шел по дороге вокруг церкви, пока не дошел до западного входа в храм. Встал под навес и закурил сигарету. Постояв пару секунд, он решил идти дальше и обойти вокруг храма. У северной стены церкви он увидел утоптанную тропинку, ведущую к маленькой двери. Уимзи подошел к двери и попытался ее открыть. Она была заперта, поэтому он двинулся дальше. Когда он повернул к восточной стороне храма, ветер начал дуть прямо ему в лицо. Идти стало довольно трудно. Через пару минут он был вынужден остановиться, чтобы перевести дыхание. Все вокруг было покрыто пеленой ночи. Только вдали в каком-то доме горел одинокий огонек. Уимзи подумал, что этот дом, скорее всего, стоит на дороге, по которой они с падре приехали к храму. Ему показалось странным, что кто-то еще не спит, хотя уже раннее утро. Однако было довольно холодно, да и на размышления времени не было — пора было возвращаться к работе. Уимзи закончил свой круг, вошел в храм все в тот же южный вход и поднялся на колокольню. Падре передал ему веревку и напомнил, какой сейчас удар.
      В шесть часов утра все были в довольно бодром состоянии, несмотря на многочасовую практически беспрерывную работу. Правда, бедняга Валли Пратт весь взмок, его вьющиеся волосы растрепались, локоны лезли в глаза, однако, несмотря на все это, он хорошо держался и ни разу не сбился. Кузнец, казалось, вообще не устал и вполне мог бы продолжать работать еще долго. Но самым спокойным и невозмутимым оказался старик Хезеки. Его выносливость казалась просто невероятной.
      Без четверти восемь падре покинул звонарей и пошел готовиться к утренней службе. Пиво в бочонке уже заканчивалось. Работать оставалось чуть больше часа.
      В десять минут десятого падре поднялся на колокольню. В руках он держал часы. Он стоял молча и улыбался.
      Еще через три минуты звонари уже доигрывали последние ноты последней мелодии.
      «Дин-дон-тин-тин-дин-дон-дон-дон-дон…»
      И вот отзвучал последний звук. Звонари отпустили веревки и встали.
      — Восхитительно! Великолепно! Превосходно! — восторженно закричал падре. — Вы сделали это! Лучше и быть не может!
      — Да, — ответил мистер Лавендер, — неплохо. — Немного подумав, он добавил: — Да, мы сделали это. Как звучало внизу, сэр?
      — Отлично, — сказал падре, — такого четкого и красивого перезвона я еще не слышал. А теперь всем пора к завтраку. Я приглашаю вас ко мне, все уже на столе. Ну что ж, Валли, теперь ты можешь считать себя настоящим звонарем. Ты выдержал очень серьезное испытание. Ты молодец, правда, Хезеки?
      — Да, ты неплохо поработал, — с некоторой неохотой признал мистер Лавендер. — Только смотри не загордись. Маленькие огрехи у тебя были, и тебе еще Многому надо научиться. Я тебе говорил тысячу раз и скажу еще столько же — все внимание на веревки. Надо следить за траекторией движения колокола, а не смотреть по сторонам.
      — Ну-ну, — вступился падре, — не обращай внимания, Валли. Ты молодец. А где же лорд Питер? А! Вот и вы! Мы вам так обязаны! Я надеюсь, вы не слишком устали с непривычки?
      — Нет, нет, — ответил Уимзи, хотя чувствовал, что еле держится на ногах. Да и руки он старался держать за спиной, потому что они дрожали после стольких часов работы. Уже много лет он не чувствовал такой усталости. Пожалуй, единственное, чего он сейчас хотел, это прилечь где-нибудь и заснуть. И если бы рядом с ним никого не было, он, наверное, заснул бы прямо на полу.
      — Я… я в полном порядке, — тихо сказал он.
      Когда все пошли к выходу, он еле передвигал затекшие от долгого сидения ноги, и, если бы не помощь кузнеца, он, наверное, упал бы с лестницы.
      — Завтрак, — сказал падре, — вот что нам всем сейчас просто необходимо. И горячий кофе. Кстати, на улице до сих пор идет снег. Там очень красиво! Вы только посмотрите! Все покрыто снегом! Все вокруг белое-белое! Я думаю, будет сильное половодье. Вы точно в порядке? Ну, тогда пойдемте, пойдемте! А вот и жена — наверное, сейчас будет ругать за опоздание. Идем, идем, дорогая. Ну, Джонсон, что такое?
      Последняя фраза была адресована молодому человеку, одетому в форму шофера, который стоял рядом с миссис Венейблс. Однако прежде чем молодой человек успел ответить на вопрос падре, заговорила миссис Венейблс:
      — Мой дорогой Теодор, все равно вы сейчас никуда не поедете. Вам всем надо поесть…
      Однако мистер Венейблс не дал договорить жене:
      — Агнесс, дорогая, прости. Джонсон, я нужен?
      — Сэр Генри послал меня сказать вам, что хозяйке было совсем плохо сегодня утром. Она чувствует, что умирает, и очень боится, что не успеет исповедоваться.
      — Господи! — воскликнул падре, — неужели все настолько серьезно? Умирает? Конечно, я еду немедленно.
      — Никто из нас не предполагал такого исхода, сэр. Все начиналось с обычного гриппа. Даже вчера еще не было мысли о том, что случится такое…
      — Боже мой, Боже мой! Но я еще надеюсь, что все обойдется! Мы не должны сдаваться. Ты все мне расскажешь в подробностях по дороге. Сейчас, я буду готов через секунду. Агнесс, дорогая, проследи, пожалуйста, за тем, чтобы все хорошо позавтракали, и объясни им, почему я не могу присоединиться к общей трапезе. Лорд Питер, я уверен, вы простите меня. Мы обязательно поговорим с вами позже, когда я вернусь. Господи, бедняжка леди Торпс! Она замечательная женщина. Как же коварен этот грипп! — Сказав это, падре пошел в церковь, чтобы взять молитвослов и другие необходимые вещи.
      Миссис Венейблс была так расстроена тем, что падре снова покидает ее, что чуть не расплакалась.
      — Бедняжка Теодор! Он же всю ночь глаз не сомкнул, а теперь ему снова надо уезжать. Что ж, мы не Должны всегда думать о себе. Бедняга сэр Генри! Он же сам болен. Да… беда никогда не приходит одна. Боже мой, какие печальные новости принесло нам это утро! Какой уж теперь праздничный завтрак. Джонсон, пожалуйста, передайте мисс Хилари, что мне очень жаль, что все так сложилось, и спросите, могу ли я как-то помочь миссис Гейтс. Знаете, лорд Питер, миссис Гейтс ведет хозяйство у Торпсов. Господи, вы же совсем устали! Что же вы стоите! Проходите скорее. Джонсон, если понадобится моя помощь, обязательно приезжайте. Я надеюсь, медсестра сэра Генри справится, ведь за дополнительной медицинской помощью ехать очень далеко. Теодор! Ты хорошо оделся?
      Падре уже вернулся из церкви, держа в руках сосуд для причастия. Он заверил жену, что одет достаточно тепло, и они с Джонсоном пошли к машине.
      Новость о бедняжке леди Торпс омрачила утро, и завтрак действительно уже не казался праздничным. По этой причине не было никакого праздничного шума, и Уимзи наслаждался своим завтраком в тишине и спокойствии. Все восемь звонарей молча жевали, только миссис Венейблс периодически начинала говорить о том, как соболезнует сэру Генри, и о том, что бедняга Теодор, должно быть, совсем устал.
      — Сколько же бед обрушилось на Торпсов, — говорила миссис Венейблс. — Пропажа ожерелья, убийство охранника, болезнь сэра Чарльза… всего и не перечислишь. Угощайтесь, Хезеки, не стесняйтесь. Еще бекона, мистер Доннингтон? Хинкинс, передай мистеру Годфри холодный окорок. Да и сэр Генри так и не оправился после войны. Валли, ешь больше, ты устал сегодня. У тебя все есть? Я надеюсь, падре скоро вернется и наконец-то поест и немного отдохнет. Лорд Питер, еще кофе?
      Уимзи поблагодарил миссис Венейблс и попросил рассказать, что случилось с мистером Чарльзом и ожерельем.
      — Ах да, вы же не знаете. Простите, надо было раньше догадаться рассказать. Конечно, откуда же вам знать! Когда живешь в такой глубинке, как мы, кажется, что каждую новость обязательно знают непременно все, вот я и забыла, что вы еще не в курсе, — сказала миссис Венейблс и понизила голос. — Это долгая история признаться, не стоило мне упоминать об этом. Хорошо еще, что Вилли Тодея нет здесь. Я лучше расскажу вам после завтрака. Или спросите Хинкинса. Он в курсе. Интересно, как себя чувствует Вильям Тодей? — уже обращаясь ко всем, спросила она. — Кто-нибудь слышал новости о нем?
      — Боюсь, он уже не выкарабкается, мэм, — ответил мистер Доннингтон. — После службы я виделся с женой, и она рассказала мне, что Джон Маллинс рассказывал, что ночью Вилли было совсем плохо, и он бредил. Беднягу еле-еле удерживали в постели.
      — Боже мой, Боже мой! Ну, хорошо еще, что Джеймс дома. Так Мэри проще справляться с Вилли.
      — Да, это точно. Только вот ему через пару дней пора уезжать. Но я надеюсь, к тому времени худшее уже будет позади.
      Миссис Венейблс вздохнула.
      — Эх, грипп коварен. Часто он забирает молодых и сильных, а нас, стариков, не трогает.
      — Да… Вот уже часы бьют десять, а падре еще не вернулся. Ах, я, кажется, слышу шум мотора. Валли, позвони, пожалуйста, в колокольчик. Эмили, принеси горячих яиц и бекона для падре. И подогрей кофе.
      Эмили взяла кофе и буквально через пару секунд вернулась.
      — О, простите, мэм, — сказала она. — Падре просит прощения, но он бы хотел позавтракать в кабинете. О… бедняжка леди Торпс скончалась. Падре просил передать, что если мистер Лавендер уже позавтракал, то пусть он сейчас поднимется на колокольню и прозвонит на прощание.
      — Скончалась? — воскликнула миссис Венейблс, — Боже мой! Какое горе!
      — Да, мэм. Мистер Джонсон говорит, что все произошло так неожиданно. Падре едва вышел из ее комнаты… И все… Они даже не знают, как сказать об этом сэру Генри.
      Мистер Лавендер встал из-за стола.
      — Во цвете лет, — сказал он мрачно. — Мы скорбим. Мэм, простите меня, я пойду. Доброго утра, если можно так выразиться. Благодарю всех за прекрасный перезвон. Я пойду на колокольню, и мы со стариной Тейлором Паулом почтим память усопшей.
      С этими словами Хезеки вышел из дома. Буквально через несколько минут по окрестностям разнесся глубокий и печальный звон колокола. Сначала он отбил шесть тейлоров, это означало, что умерла женщина, а затем пробил столько раз, сколько покойнице было лет. Оказалось, миссис Торпс было всего тридцать семь.
      В столовой снова воцарилась тишина, которая только иногда прерывалась звоном посуды или редкой просьбой что-нибудь передать.
      Довольно быстро трапеза была завершена. Мистер Вайлдерспин отозвал Уимзи в сторону и объяснил, что послал за мистером Эштоном, чтобы тот привез пару лошадей и крепкую веревку. С их помощью можно будет вытащить машину из кювета. После этого надо будет осмотреть ее и решить, нуждается ли она в ремонте. Затем мистер Вайлдерспин добавил, что если лорд Питер желает пойти на кузницу, тогда они вместе осмотрят машину и обговорят все о ремонте. Его (мистера Вайлдерспина) сын Джордж отлично разбирается в моторах, и если понадобится ремонт подобного характера, то проблем не будет.
      Миссис Венейблс покинула столовую и пошла в кабинет проведать мужа и узнать, не нужно ли ему чего.
      Уимзи знал, что его присутствие в Фрогс-бридж практически бесполезно, поэтому он решил остаться у падре и подождать здесь известий о машине. Предупредив миссис Венейблс, чтобы она не волновалась о нем, Уимзи вышел в сад. За домом он встретил Джо Хинкинса, который был занят тем, что мыл машину падре. Он не отказался от сигареты, предложенной Уимзи, затем сказал пару фраз о ночном перезвоне и сразу же перевел разговор на семью Торпс.
      — Они живут в большом кирпичном доме на другом конце деревни. Раньше это была довольно состоятельная семья. Они говорят, что получили свои земли за то, что когда-то вкладывали деньги в осушение местных болот. Это одна из самых старых местных семей. Сэр Чарльз был очень хорошим человеком. Он сделал много добрых дел в свое время, всегда находил средства помочь людям, хотя его нельзя было назвать богачом. Его дети рассказывали мне, что он потерял много денег в Лондоне, но подробностей я не знаю. Здесь он хорошо ухаживал за своими землями, жил в согласии и мире практически со всеми, в общем, был хорошим человеком. Все жители деревни были потрясены, когда он скончался после того, как ночью в его дом ворвались воры.
      — Ограбление?
      — Ну да, похитили ожерелье, о котором за завтраком упоминала миссис Венейблс. Вся эта история случилась, когда сэр Генри женился. Это было в апреле девятьсот четырнадцатого. Я очень хорошо помню этот год — год начала войны. Я был совсем еще ребенком, Но мне доверили бить в колокола в честь свадьбы. Это была моя первая настоящая работа с колоколами. Мы сыграли для них пять тысяч сорок Грендширских тройных перезвонов и Хольтский перезвон. В память об том мы повесили отдельную табличку в колокольне. Вы, наверное, видели. Так вот, а потом был потрясающий ужин, на котором было очень много гостей. Невеста была сиротой, а сэр Генри — наследник всего этого состояния, поэтому и свадьба проходила здесь. Да, об ожерелье. На свадьбе присутствовала одна гостья, довольно богатая дама. На шее у нее было украшение — дорогое ожерелье. Думаю, оно стоило не одну тысячу фунтов. Так вот, на следующий день после свадьбы, а точнее в следующую ночь, когда сэр Генри и его жена уже уехали в свадебное путешествие, украшение было украдено.
      — Боже мой! — воскликнул Уимзи заинтересованно.
      — Да, вот так, — сказал мистер Хинкинс, довольный тем, какое сильное впечатление произвел его рассказ, — это происшествие наделало у нас много шума. Но самое худшее во всем этом было то, что в этом преступлении был замешан один из людей сэра Чарльза. И этого он никак не мог себе простить. Вскоре его вычислили. Это оказался Декон. Так вот, когда выяснилось, что это он…
      — Декон?
      — Да, Декон. Он был дворецким в доме сэра Чарльза. Он работал в доме целых шесть лет, был женат на горничной Мэри Рассел, которая потом вышла замуж за Вилли Тодея. Это его вы подменяли вчера, он сейчас тяжело болен.
      — О! Так, значит, сейчас Декона уже нет в живых?
      — Да, милорд. Я как раз об этом и хотел вам рассказать. Это случилось так. Миссис Вилбрехэм проснулась ночью и увидела, что у окна в ее комнате стоит человек. Она испугалась и закричала. Тогда вор выпрыгнул в окно и скрылся в саду. Миссис Вилбрехэм своим криком подняла весь дом. Тогда дома был сэр Чарльз и еще несколько джентльменов. У одного из них даже было ружье. Когда все они спустились вниз, в коридоре они увидели Декона, который только что вбежал в дом первым делом сэр Чарльз позвонил в колокольчик. Тогда прибежал лакей и мы с садовником. Я тогда был его помощником. А в итоге все закончилось тем, что сэр Чарльз заплатил миссис Вилбрехэм за ожерелье.
      — Заплатил за ожерелье?
      — Да, милорд. Так и было. Хотя никто не винил в происшедшем сэра Чарльза, он считал, что ответственность все же лежит на нем. Поэтому он решил, что обязан выплатить миссис Вилбрехэм полную стоимость ожерелья. Однако, признаться, я не понимаю, как женщина, которая считает себя настоящей леди, могла взять эти деньги у сэра Чарльза. Ах, я забыл сказать, что потом все из прихожей выбежали на крыльцо. Джентльмен, у которого было ружье, заметил человека, убегающего через лужайку к выходу из сада, и выстрелил в него. Выстрел оказался довольно точным, но вора за забором ждала машина, и, несмотря на ранение, ему удалось добежать до нее. Вернувшись в комнату, миссис Вилбрехэм и обнаружила пропажу украшения.
      — И вора поймать так и не удалось?
      — Нет, милорд. Наш шофер попытался догнать беглеца, но пока он заводил и вывозил машину, прошло достаточно времени, чтобы вор успел скрыться. Шофер опросил всех возможных свидетелей, всех, кто мог видеть машину, но никто не смог точно сказать, в каком направлении она уехала. Скорее всего, они поехали по дороге на Волбич или вдоль реки. Так что единственное, что оставалось — это обратиться в полицию. Но дело в том, что ближайший полицейский участок находится в Лимхолте. Ситуация еще и осложнялась тем, что в эти дни машина полицейского находилась на ремонте. Поэтому сэр Чарльз решил, что проще будет послать свою машину за полицейскими, чем звонить в участок и ждать, пока они найдут машину и приедут.
      — О! Вы все-таки расспросили Джо о том ограблении, — сказала миссис Венейблс, неожиданно высунувшись из-за двери гаража. — Правильно, он знает намного больше меня. Вы тут не замерзли?
      Уимзи поблагодарил за заботу, сказал, что здесь довольно тепло, и поинтересовался, как чувствует себя падре, не слишком ли он устал после столь тяжелой ночи и мрачного утра.
      — Нет, кажется, он в порядке, — ответила миссис Венейблс. — Хотя, признаться, он выглядит очень расстроенным. Я надеюсь, вы останетесь у нас на ланч. Я приготовлю пастушью запеканку. Вы любите запеканки? Еще у нас есть холодный окорок.
      Сказав это, миссис Венейблс скрылась за дверью.
      — Продолжайте, — сказал Уимзи.
      — Ну, а дальше приехали полицейские. Они прочесали всю территорию вокруг дома, надеясь найти какие-нибудь улики, например, отпечатки ботинок. Признаться, они основательно потоптали наши цветы. Но это дало свои результаты. По отпечаткам шин удалось вычислить машину и человека, которого ранили в ногу. Им оказался довольно известный в определенных кругах Лондона вор. Однако впоследствии выяснилось, что в этом деле участвовал не только он, что это не он выпрыгивал из окна комнаты потерпевшей. Такой вывод был сделан после того, как нашли отпечатки ботинок под окнами дома. Эти отпечатки принадлежали не кому иному, как Декону. Скорее всего, дело было так. Этот лондонский вор положил глаз на дорогое украшение, но, чтобы выкрасть его, нужен был свой человек в доме. Вот он и подкупил Декона. Наверное, Декон должен был ночью пробраться в комнату к миссис Вилбрехэм, взять ожерелье и выбросить его вору через окно. У полицейских, скорее всего, были убедительные доказательства, потому что вскоре они арестовали Декона. Я очень хорошо это помню, потому что его арестовали в воскресенье, когда мы возвращались со службы. Знаете, при задержании он даже оказал сопротивление, и чуть было не убил полицейского. Представляете, преступление произошло ночью в четверг, а в воскресенье виновник уже был найден. Неплохо, да?
      — Да, довольно быстро. А откуда же Декон знал, где искать украшение?
      — Ну, это в принципе объяснимо, милорд. Например, служанка миссис Вилбрехэм могла случайно или по глупости сказать что-нибудь Мэри Рассел. А она, в свою очередь, без какого-нибудь злого умысла, просто так, рассказала мужу. Ведь она была тогда замужем за Деконом. Конечно, полицейские допрашивали обеих женщин, и даже вначале подозревали их. Но, слава Богу, все обошлось. Все жители деревни очень переживали за Мэри, потому что она действительно очень порядочная женщина из хорошей семьи. Ее отец — помощник церковного старосты. И могу ручаться, что нет более порядочной и честной семьи, чем Расселы. И Декон не может омрачить репутацию этой семьи, потому что по крови он не принадлежит к ним. Он вообще, кажется, родился в графстве Кент. Сэр Чарльз привез его из Лондона, дал ему работу и крышу над головой. А этот лондонский вор Крантон, как он сам себя называет, хотя у него еще много имен… так вот, он, наверное, пообещал Декону золотые горы, а потом просто бросил и предал его.
      — Как подло!
      — Да… подло. Но вскоре поймали и самого Крантона. И он, в свою очередь, сказал, что это Декон предал его, потому что выбросил тогда в окно пустую коробку, ожерелье оставил себе. Но, конечно, Декон отрицал это. У него была собственная версия, которая заключалась в том, что в ту ночь он услышал какой-то и пошел посмотреть, в чем дело. Тогда-то миссис Вилбрехэм увидела его и закричала. А он на самом деле хотел поймать вора, поэтому и выпрыгнул из окна. Декон понимал, что отрицать то, что он был в комнате потерпевшей — просто бесполезно, потому что там везде его отпечатки пальцев. Вот он и придумал эту красивую историю о том, что просто пытался защитить жителей дома и поймать преступника. Только вот эта ложь сыграла против него. Дело в том, что в процессе допросов его рассказ пару раз менялся, и следователь сразу понял, что Декон лжет. А что касается ожерелья — его у Декона не было. Украшение так и не нашли. Может, оно и было сначала у Крантона, но потом он мог испугаться и избавиться от ожерелья. А может, оно было у Декона, и он умело спрятал его. Теперь уже вряд ли кто-то узнает, как все было на самом деле. Кстати, деньги, которыми, по версии следствия, Крантон подкупил Декона, так и не нашли, хотя комнату дворецкого перевернули вверх дном. Что касается обеих женщин, то следователь пришел к выводу, что в их действиях не было никакого злого умысла. Так что в тюрьму отправились Крантон и Декон. Оба получили очень большие сроки. После всего случившегося старина Рассел продал свой дом, и они с Мэри уехали. Но когда умер Декон…
      — Как это случилось?
      — Он сбежал из тюрьмы, убив охранника. Это был, конечно, отчаянный поступок. Еще один грех взял на душу. Это было в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Вот Бог и наказал его. На свободе он пробыл совсем недолго, вскоре он упал в карьер и разбился. Его тело нашли только через два года, на нем по-прежнему была тюремная одежда. Как только об этом узнал Вильям Тодей, он сразу же поехал за Мэри, женился на ней и привез обратно к нам. Дело в том, что он всегда был неравнодушен к миссис Рассел. С тех пор прошло уже десять лет. У Вильяма и Мэри родились двое славных детишек. А Крантон отсидел свой срок, но вскоре после того как освободился, его снова арестовали за очередное преступление. Так что сейчас он снова в тюрьме. Джек Прист, полицейский при храме святого Петра, сказал мне, что вряд ли кто-нибудь еще услышит о том пропавшем ожерелье. Наверное, он прав. Даже если Крантон и знает, где украшение — он ни за что не расскажет об этом.
      — Да, сложное дело. Так, значит, сэр Чарльз выплатил миссис Вилбрехэм компенсацию?
      — Нет, это сделал не сам сэр Чарльз, милорд. Компенсацию выплатил сэр Генри. Вернувшись из свадебного путешествия, бедняга нашел сэра Чарльза безнадежно больным и узнал всю эту ужасную историю. Дело в том, что старик испытал сильный шок и тяжело переживал все, что произошло в его семье. Он считал, что несет ответственность за все случившееся. Не стоит еще забывать и о том, что ему было уже больше семидесяти. Вскоре пришла новость, что началась война, и этого его сердце уже не выдержало. Перед смертью сэр Чарльз просил сына заплатить миссис Вилбрехэм, и сэр Генри выполнил эту просьбу. Когда полицейские признали, что не в силах найти ожерелье и дело, скорее всего, придется закрыть, сэр Генри сразу же выплатил миссис Вилбрехэм компенсацию. Вскоре сэра Генри забрали на фронт. Он был серьезно ранен и был вынужден вернуться домой. Он так и не смог окончательно управиться после ранения и на всю жизнь остался инвалидом. С тех пор он как будто постарел и осунулся. Это уже не прежний сэр Генри. Вот так жизнь порой бывает жестока. А теперь его постиг еще один удар. Я думаю, он очень тяжело переживает смерть любимой жены. Она была очень хорошим человеком. Мы все скорбим по ней.
      — А дети у нее остались?
      — Да, милорд, дочь, мисс Хилари. Ей будет пятнадцать в этом месяце. Она недавно приехала домой на каникулы из школы. Боюсь, это самые печальные и тяжелые каникулы в ее жизни.
      — Да, конечно, — сказал лорд Питер. — Благодарю вас за интересный рассказ, Хинкинс. Теперь я буду следить за новостями об ожерелье миссис Вилбрехэм. А! Вот и мой друг мистер Вайлдерспин. Надеюсь, он принесет мне хорошие новости о том, что машина уже в порядке.
      Однако все было не очень-то и хорошо. Машина была привязана к телеге, в которую были впряжены две лошади. Видимо, таким образом ее и доставили к дому. При первом взгляде на нее Уимзи понял, что она вряд ли даже заведется. Но, несмотря на это, Вайлдерспины, старший и младший, были, кажется, настроены довольно оптимистично. Они сказали, что для начала попробуют сами все исправить — надо было починить переднюю ось, которая довольно сильно пострадала из-за аварии. А если что-то не получится, то можно будет послать за мистером Браунлоу в приход храма святого Петра. У него настоящая автомастерская, и, если понадобится помощь, он приедет на своем грузовике и заберет машину на ремонт. По словам Вайлдерспинов мистер Браунлоу — настоящий профессионал. Единственная загвоздка в том, что его может не быть дома. Ведь в приходе храма святого Петра сегодня свадьба. И, возможно, мистера Браунлоу попросили привозить и развозить гостей. Поэтому Вайлдерспины решили сначала попробовать справиться самостоятельно, а в случае, если понадобится помощь, можно будет сходить на почту и попросить начальницу почтового отделения позвонить мистеру Браунлоу и узнать, свободен он или нет.
      Осмотрев переднюю ось, Уимзи предположил, что лучше сразу обратиться к профессиональной помощи мистера Браунлоу. Он даже сказал, что сам может договориться с начальницей почтового отделения, если мистер Вайлдерспин проводит его до почты. Уимзи настоял на этом, поэтому они все вместе, во главе с мистером Эштоном, отправились в деревню. Они прошли мимо храма, затем еще четверть мили, и были уже в центре деревни.
      Приход храма Святого Павла по традиции находился за пределами деревни. Сама деревня стоит на перекрестке дорог. Дорога на юг ведет к приходу святого Стефана, который граничит с приходом святого Петра. От любого храма при желании можно дойти пешком до Тринити Фут и Фрогс-бридж. Эти три храма образуют между собой треугольник: к югу от храма святого Павла находится храм святого Петра, к западу — храм святого Стефана. Есть в этих краях и железная дорога до Лимхолта. Она соединяет приходы храмов святого Петра и святого Стефана, а затем пересекает Тринити Фут через территорию прихода Диксей.
      На территории прихода храма святого Петра есть железнодорожная станция, два моста и даже недостроенная церковь. Ее строительство было начато не в самое лучшее для страны время, поэтому закончить его так и не удалось.
      На землях прихода храма святого Стефана тоже есть железнодорожная станция. Однако поезда здесь останавливаются редко. Жителям деревни гораздо ближе доходить до станции в приходе святого Петра. Кроме того, неподалеку есть красивая церковь с колокольней четырнадцатого века, где установлено восемь прекрасных колоколов.
      Приход храма святого Павла не имеет железнодорожной станции. Зато это самый древний приход. Храм святого Павла самый величественный и знаменитый. Изначально на месте современного храма был монастырь. До сих пор в архитектуре церкви многое напоминает о прошлом. Храм был построен на небольшом холме на десять — двенадцать футов выше уровня земли, на которой стоит деревня. Скорее всего, это было сделано потому, что во времена постройки монастыря местные болота еще не были осушены. Чтобы защитить храм от влаги и был насыпан искусственный холм. Что касается реки Вейл, то сейчас она не доставляет особых хлопот даже в период половодий. Много лет назад, во времена правления Якова I, русло реки было искусственно изменено, потому что она представляла довольно серьезную опасность для монастыря. Сейчас с колокольни даже видно пересохшее старое русло, которое проходит совсем недалеко от храма.
      На почте лорд Питер отправил своим друзьям, которые ждали его в Волбиче, телеграмму, где объяснил, что произошло и почему ему пришлось так сильно задержаться. Затем он договорился по телефону с мистером Браунлоу о помощи, после чего решил, что Браунлоу и Вайлдерспин вполне разберутся с ремонтом без него, и отправился в обратный путь. Деревенский пейзаж был не очень живописным, зато всю дорогу лорд Питер любовался храмом. Вскоре колокольный звон прекратился. Значит, Хезеки уже пошел домой. Однако когда Уимзи подошел к храму, он заметил, что южный вход до сих пор открыт. Заглянув внутрь, он увидел миссис Венейблс, которая меняла воду в вазах с цветами у алтаря.
      Заметив, что Уимзи с интересом разглядывает резные дубовые двери алтаря, она подошла и сказала:
      — Они прекрасны, да? Теодор так гордится своим храмом. Он очень много делает для того, чтобы здесь было так красиво. К счастью, предыдущий пастор был очень добросовестным человеком, вовремя делал ремонт и старался поддерживать чистоту и порядок. Только вот был он слишком приземленным, если так можно выразиться, человеком, и некоторые его поступки нас просто повергали в шок. Дело в том, что он совсем не ценил красоты нашего храма. Ну, слава Богу, сейчас все по-другому. Знаете, Теодор хочет немного перестроить алтарь и еще больше украсить его, только вот некоторые прихожане считают, что это будет смотреться слишком помпезно. Ну, да ладно. Ах да, это очень красивое окно, правда? Оно было недавно отреставрировано, но все старинные стекла были сохранены. А во время войны мы очень боялись, что из-за разрывов снарядов они могут потрескаться. Но, слава Богу, все обошлось. Посмотрите, какая красивая перегородка. Совсем как кружевная. Эти могилы семьи Гауди. Они жили здесь до правления королевы Елизаветы. К сожалению, до сегодняшнего дня не дожил ни один потомок этого рода. Здесь высечены их имена: Гауде, Гауди, Домини. Раньше с северной стороны храма была пристроена часовня, воздвигнутая в честь этой семьи: часовня настоятеля монастыря Томаса. Вот это его могила. Бетти Томас назван в его честь. Только вот в девятнадцатом веке перегородка между часовней и храмом была варварски разрушена и бывшую часовню использовали в качестве ниши для органа. По-моему, это был просто ужасный поступок. Тем не менее, историю переписать нельзя, поэтому приходится смириться с таким положением вещей. Кстати, пару лет назад мы починили орган и добавили целый ряд недостающих клавиш. Теперь, пока мисс Снут играет, бедняге Чудаку Пику приходится внимательнее следить за тем, чтобы накопитель воздуха в органе был в порядке. Мы все называем Пика Чудаком из-за его порой странного поведения. Он не совсем обычный человек, вот наша главная достопримечательность — это потолок с изображением ангелов. Он уже много лет остается неизменным. Около двадцати лет назад мы совсем немного отреставрировали его — нанесли тонкий слой позолоты на изображения. Однако чтобы это сделать, нам пришлось лет десять уговаривать церковного старосту дать нам разрешение. Он и большинство прихожан считали, что все должно остаться в первозданном виде. Но потом, когда результат был налицо, все были очень довольны. Теперь мы еще надеемся, что нам удастся отреставрировать купол над алтарем. Надо как следует прокрасить все швы. Тем более что пока еще хорошо виден цвет краски, которая была здесь изначально. Да и позолоту уже давно пора обновить. А еще у Теодора есть голубая мечта — отреставрировать восточное окно. Оно было застеклено кое-как, каким-то необработанным стеклом, примерно в 1740 году. Теодор говорит, что это время было очень тяжелым, и он бы хотел избавиться от всего, что напоминает об этом.
      В те годы люди Кромвеля разрушали и грабили все на своем пути. Стекла из нефов тоже вытащили. Слава Богу, что хотя бы верхние витражи не тронули. Наверное, только потому, что добраться до них очень трудно, вот скамьи у нас современные. Теодор приобрел их лет десять назад. Ему хотелось купить стулья, но прихожане настояли на том, чтобы в храме все же были скамьи. Тогда Теодор выбрал эти скамьи с изящным дизайном, стилизованным под старину, чтобы они не выделялись из общего интерьера. Наши старые скамьи были просто ужасными. Они были такими громоздки, что напоминали ванны. Признаться, ряды этих скамей придавали храму очень мрачный вид, занимали очень много места и даже загораживали нижние витражи окон. Кстати, недавно мы переделали и помещение для хора. Раньше оно было прямо над первым рядом витражей, вон там была специальная площадка. Нам пришлось решиться на такое изменение, потому что частенько дети, которые поют в хоре, случайно роняли свои книги, и они падали прямо на головы прихожан. Теперь у нас есть специальное помещение, выдержанное в старинном стиле. А в алтаре есть даже умывальница. Правда, она не очень удобная, зато довольно древняя.
      Уимзи ответил, что никогда раньше не видел алтарных умывальниц, но, должно быть, она очень красивая.
      — А вот алтарные ворота у нас совсем ветхие. Их не реставрировали со времен викторианской эпохи. Да и дизайн нам с Теодором не очень нравится. Поэтому, как только у нас будет достаточно денег, мы планируем заменить их. О, я совсем забыла про купель! Вы обязательно должны ее увидеть. Резьба на ней достойна особого внимания. Только вот я мало помню ее историю, да и не знаю всех символов. Лучше, чтобы Теодор сам показал вам ее и все рассказал. Жаль, что он сейчас срочно уехал. Его попросили довезти одну больную женщину в больницу за Тропе Бридж. Он так торопился, что даже не закончил свой завтрак.
      «А еще говорят, — подумал Уимзи, — что священникам не нужны деньги».
      — Хотите еще здесь побыть и все рассмотреть? Вы не против, если я сейчас вас оставлю, а вы, когда будете уходить, сами закроете дверь и принесете ключи. Это ключи мистера Годфри. А связку Теодора, представьте себе, я так и не нашла. Даже не могу предположить, куда он ее подевал. Знаете, вообще-то он считает, что церковь не надо постоянно закрывать. Тем не менее, времена сейчас не самые спокойные и мы не можем постоянно следить за всеми, кто приходит в наш храм. Поэтому, чтобы избежать неприятностей, приходите закрывать. Буквально пару дней назад я видела одного просто ужасного человека, проходящего мимо храма. С первого взгляда я поняла, что этот тип может натворить все, что угодно. Недавно, например, у нас сломали ящик для пожертвований. Так что я придерживаюсь точки зрения, что таких людей вообще не надо пускать в храм.
      Уимзи поддержал эту точку зрения, а затем сказал, что с удовольствием остался бы в храме еще ненадолго. Как только миссис Венейблс вышла, лорд Питер подошел к ящику для пожертвований и опустил туда довольно солидную стопку денег. Затем он подошел к купели и был действительно поражен красотой и изяществом резьбы, украшавшей ее. Потом он обратил внимание на большой старинный ящик. Уимзи открыл его, но внутри не было ничего интересного — только старые веревки от колоколов. Осмотрев сундук, лорд Питер пошел в северную часть храма. Там он долго смотрел на потолок, украшенный изображениями ангелов. Затем он несколько минут постоял у могилы настоятеля монастыря Томаса. Надгробие представляло собой скульптурную фигуру священника. По периметру могила была украшена лепниной, отражающей историю храма. На одном из изображений рассказывалось о литье колокола. Без сомнения, это был Бетти Томас. Видимо, настоятель очень гордился своим колоколом, потому что на надгробии было не одно упоминание о нем. На скульптуре было сделано несколько надписей на древнеанглийском. Уимзи понял их примерный смысл: «Здесь покоится прах раба Божьего Томаса. Упокой Боже душу раба твоего; 1380 год». На поясе скульптуры была еще одна короткая надпись: «Рака прахом настоятеля монастыря Томаса». Должно быть, сюда люди приходили сюда и читали эту надпись, они ощущали особое благоговение, чувствовали, что находятся у святого места. Стоя у могилы, Уимзи подумал, хорошо, что падре Томас умер до того, как его дом был разграблен королем Генрихом. Иначе бы он точно вступился за свое имущество, а от этого конфликта пострадала бы вся церковь. А его преемник примирился с тем, что произошло, и оставил свой разграбленный приход. Впоследствии храм был восстановлен реформаторами.
      Венейблсы с большой неохотой отпустили своего гостя. Но мистер Браунлоу и мистер Вайлдерспин так быстро и умело справились с машиной, что уже к двум часам все было в полном порядке. Так что Уимзи решил сразу же ехать в Волбич, чтобы успеть до того, как начнет смеркаться. Он быстро попрощался с хозяевами, пообещал вскоре приехать и поучаствовать в еще одном перезвоне. На прощание падре подарил Уимзи экземпляр своей книги, а миссис Венейблс настояла на том, чтобы перед отъездом лорд Питер выпил немного виски, чтобы не замерзнуть в дороге.
      Наконец машина тронулась. Выехав на берег канала Фоти Фут, Бантер повернул направо.
      Вскоре ветер переменился. И хотя все вокруг, даже болота, было покрыто снегом, воздух стал как будто мягче.
      — Теплеет, — сказал Уимзи Бантеру.
      — Да, милорд.
      — Ты когда-нибудь видел здешние места без снега?
      — Нет, милорд.
      — Знаешь, окрестности кажутся такими пустынными и безлюдными. Особенно в районе Видней и Мепал Вашес. Эти болота часто разливаются и соединяют две реки — Старый и Новый Белфорд. Вот представь себе — акры воды. Куда ни посмотришь — кругом вода и поломанные деревья на затопленных берегах. Я думаю, что здесь намного красивее, когда большая вода сходит. О! Погляди направо! Это, должно быть, Лейденский шлюз. Давай-ка посмотрим на карте. Да, точно. В этом месте канал сливается с рекой Вейл. Только вот канал находится на более высоком уровне, чем река, поэтому здесь и построен этот шлюз. Если бы не прогресс в инженерии, воды канала изменили бы русло реки, и тогда было бы не избежать ужасного наводнения. Так, значит, эта река проходит недалеко от храма святого Петра. Знаешь, я бы не позавидовал тому, кто работает на этом шлюзе и отвечает за его исправность. Ведь надо большую часть времени проводить здесь в полном одиночестве. По-моему, это очень удручает.
      Пока Уимзи рассуждал о тяготах работы на этом шлюзе, они проехали мимо небольшого каменного дома, который стоял по правую сторону от дороги. Должно быть, здесь и жил человек, ответственный за шлюз.
      Дом стоял буквально в паре метров от шлюза. Из окна машины Уимзи отлично видел шлюз, с одной стороны от которого несла свои воды река Вейл, а с другой был канал футов на шесть выше уровня реки.
      — И больше ни одного дома. Только один коттедж в двух милях отсюда. Ничего себе! Вот это одиночество! Так что там дальше с дорогой? Судя по карте, здесь должен быть мост. А потом нам надо будет ехать вдоль реки. Надеюсь, здесь перед мостом не будет такого круто-то поворота, как на Фрогс-бридж. Осторожнее, Бантер. О, посмотри, это, должно быть, смотритель шлюза! Он бежит в нашу сторону. Наверное, наше появление — большое для него событие. Давай помашем ему шляпами. Эй! Здравствуйте! Странно, он все еще бежит. Может, ему что-нибудь надо?
      Бантер остановил машину. Человек тоже остановился, выровнял дыхание и пошел к машине с распростертыми объятиями.
      — Простите, что остановил вас, сэр, — вежливо сказал мужчина. — Вы не подскажете, я правильно иду к храму святого Павла?
      — Да, все верно. Как только дойдете до моста, перейдите на другую сторону канала и идите вдоль берега, пока не увидите указательный столб. Вы не пропустите его.
      — Благодарю вас, сэр. А это далеко?
      — До указательного столба — около пяти с половиной миль. А потом еще полмили до деревни.
      — Благодарю, сэр.
      — Боюсь, вы сильно замерзнете по дороге. На улице очень холодно.
      — Да, сэр. Здесь не самая лучшая погода. Но, по крайней мере, я должен добраться до деревни засветло, а это уже хорошо.
      Мужчина говорил довольно тихо, с легким лондонским акцентом. Одет он был в темно-желтое пальто, которое хоть и выглядело мрачновато, но сшито было хорошим портным. На первый взгляд мужчине было около пятидесяти лет. Он носил темную короткую бороду, а когда говорил, наклонял голову, как будто боялся смотреть в глаза или близко приближаться к собеседнику.
      — Вы курите? Угощайтесь.
      — Благодарю, сэр.
      Уимзи достал несколько сигарет из упаковки и отдал мужчине. Когда тот протянул руку, чтобы взять сигареты, лорд Питер заметил, что руки у него все покрыты мозолями. Обычно такие мозоли бывают у людей, занимающихся тяжелой физической работой, но на сельского жителя незнакомец совсем не был похож.
      — Вы ведь не здешний?
      — Нет, сэр.
      — Ищете работу?
      — Да, сэр.
      — Вы разнорабочий?
      — Нет, сэр. Я автомеханик.
      — О, замечательная работа. Ну, удачи вам!
      — Благодарю, сэр. Приятного вечера.
      — И вам хорошего вечера.
      Уимзи около получаса ехал молча. Потом сказал:
      — Автомеханик. Возможно… но странно. Знаешь, таких людей я вижу насквозь. С его-то взглядом. Бантер, он точно каторжник. Конечно, это отличная идея — забыть свое прошлое и начать все сначала. Только вот мне не хотелось бы, чтобы планы этого человека каким-то образом коснулись падре.
     
     
     
      Часть вторая
       ПОЛНАЯ МЕЛОДИЯ ГРЕНДШИРСКОГО ПЕРЕЗВОНА
     
      (в десяти частях)
      5,040
      Первая половина        Вторая половина
      246375                             257364
      267453                             276543
      275634                             264735
      253746                             246357
      235476                             234567
      Примечания для обеих частей перезвона.
      Повторяется по четыре раза, в середине перезвона особое внимание уделяется пятому колоколу.
       Если изменить его траекторию, звук будет более многогранным.
      1
      УЖАСНАЯ НАХОДКА
     
      С крестом, свечой и звоном колокола Ты должен обличать все зло и противостоять ему.
     
      В тот год весна и Пасха пришли в храм святого Павла позже обычного. Наконец-то уже привычно мрачные пасмурные дни озарились солнечным светом. Сезон половодий подходил к концу. С пастбищ уже сошла большая вода, и теперь на темных полях начали медленно появляться нежно-зеленые ростки пшеницы. Постепенно все вокруг стало покрываться зеленой дымкой — всходила трава, распускались листья на деревьях. На ивах появлялись первые сережки. Дети собрали красивые ветки, покрытые желтыми пуховками, и приносили в церковь на Вербное воскресенье. На берегу реки появились первые фиалки. Словом, вся природа оживала и расцветала.
      В саду падре уже цвели желтые нарциссы. Только вот набегавшие временами суровые порывы ветра, столь привычные для восточной Англии, безжалостно ломали или прижимали к земле нежные цветы. «Мои бедные нарциссы!» — восклицала миссис Венейблс, заметив очередной сломанный цветок. «Ужасный ветер! Как только они терпят это, мои бедняжки!» Срезала цветы миссис Венейблс с большой гордостью и одновременно жалостью, ведь в вазах они проживут уже совсем недолго. Но хотя бы недолгое время эти цветы украшали алтарь храма. А на Пасху миссис Венейблс расставляла вазы с нарциссами по всему храму. Она считала желтый цвет очень жизнерадостным и праздничным. Правда, было довольно хлопотно устанавливать цветы так, чтобы они не падали и держались ровно, подняв вверх свои бутоны.
      У алтаря близко друг к другу стояли четыре большие вазы. Рядом с ними миссис Венейблс еще уместила корзину, полную цветов. А по всему храму были расставлены небольшие баночки с цветами. Сначала она хотела подготавливать цветы дома, ставить их в баночки, наливать воду, и только потом относить в храм.
      Но в первый же раз, когда миссис Венейблс понесла первую партию цветов, налетел сильный вихрь. Так все ее труды оказались бессмысленными — цветы упали на землю, некоторые сломались, большинство погнулось.
      Миссис Венейблс, причитая, села на колени и начала Рать их. Вдруг она услышала шаги позади себя и обернулась. К миссис Венейблс подошла рыжеволосая девочка лет пятнадцати. Она была одета во все черное, а в руках держала большую охапку нарциссов. Девочка была довольно высокой, худой и по-девичьи угловатой, но можно было предположить, что через пару-другую лет она станет очень привлекательной девушкой.
      — Миссис Венейблс, может быть, вам понадобятся эти нарциссы? Джонсон хотел принести еще лилии, только вот ветер такой сильный, что, боюсь, по дороге они сломаются. Поэтому, думаю, ему стоит упаковать их в коробки, погрузить на машину и так довезти.
      — Благодарю, дорогая Хилари! Это так мило! Конечно, мне очень пригодятся твои цветы. Какие они красивые! И как замечательно пахнут! Великолепно! Знаешь, я думала расставить цветы у могилы настоятеля Томаса и у надгробий Гауди. Только вот в этом году я не хочу украшать цветами и зеленью купель и кафедру падре. Я делала это на Рождество и праздник урожая, но на Пасху, по-моему, это уже неуместно. Да и мисс Маллоу, которая так все это любила, уже нет в живых, бедняжки. Так что я считаю, что это лишнее.
      — А я вообще не очень люблю Праздник урожая. И, по-моему, просто стыдно закрывать прекрасную лепнину цветами и зеленью.
      — Да, я тоже так думаю. Однако большинству сельских жителей это почему-то нравится. Теодор всегда говорит, что Праздник урожая — это их праздник. Только вот, по-моему, совсем неправильно мешать мирские и церковные праздники. Ну что ж, такое часто бывает, и вряд ли мы можем что-то сделать. А раньше, еще до твоего рождения, было еще хуже. Даже колонны и те все закрывали цветами и зеленью. А в результате в церкви было огромное количество мышей. Когда мы только приехали сюда, нам пришлось очень долго бороться с грызунами.
      — Наверное, половина людей отошли от англиканской церкви после того, как порядки были изменены?
      — Нет, дорогая. Только две семьи. Да и одна из них, Валлесы, уже вернулась к нам. Дело в том, что у них был конфликт с тем священником по поводу обеда в честь Великой пятницы. Правда, я не помню, в чем там было дело. Ну да это и неважно. Знаешь, миссис Валлес — очень милая женщина, но она очень любит обижаться. Для обиды она может найти любой повод. И иногда это бывает даже забавно. Некоторое время мы работали вместе, я довольно быстро нашла с ней общий язык, и мы хорошо поладили. А теперь, будь добра, отойди на пару шагов и посмотри с расстояния, сочетаются ли эти два цвета?
      — По-моему, стоит еще добавить желтых нарциссов, миссис Венейблс.
      — Сюда? Вот, посмотри, так лучше? Ну вот, теперь все в порядке. О-о-о! Мои бедные косточки! А что поделаешь — годы летят, — сказала миссис Венейблс, вставая с колен. Постояв пару секунд, они с девочкой пошли к храму. — О, а вот и Хинкинс с аспидистрами. Вот мне интересно, что люди находят в этих цветах? Я сомневаюсь, что кто-то сможет назвать хотя бы несколько их достоинств. Тем не менее, Из года в год люди их выращивают и украшают ими свои дома. Благодарю, Хинкинс. Поставь шесть перед надгробием и шесть — с другой стороны. А ты принес большой кувшин? В него можно будет поставить букет нарциссов. А аспидистры поставим вперед и закроем кувшин, ведь он, кажется, не в самом лучшем состоянии. Да, и еще, Хинкинс, проверь, чтобы в вазах и банках было достаточное количество воды. Как себя сегодня чувствует твой папа, Хилари? Надеюсь, ему лучше.
      — К сожалению, боюсь, что нет, миссис Венейблс. Доктор Байнс вообще говорит, что папа вряд ли оправится. Бедняжка отец!
      — О, дорогая! Мне ужасно жаль. Как же все печально! Тебе, должно быть, сейчас очень нелегко. Боюсь, что на состояние твоего отца очень сильно повлияло известие о смерти мамы.
      В ответ девочка кивнула.
      — Мы будем надеяться и молиться, чтобы все было не так плохо, как предполагает доктор. Мистер Байнс всегда был пессимистом. Может, на его поведение и характер влияет то, что он работает только здесь, в деревне. А он очень умный человек и достоин лучшей работы. Однако, по-моему, ему стоит помнить, что для пациентов оптимистический настрой докторов очень важен. Тебе так не кажется?
      — Да, вы правы. К нам во вторник приезжает доктор по имени Ходрелл. Мистер Байнс хотел, чтобы он приехал сегодня, но он, к сожалению, куда-то уехал на Пасху.
      — Доктора не должны куда-то уезжать, — сказала миссис Венейблс. В ее голосе было явное недовольство. Дело в том, что падре никогда не покидал прихода даже на большие праздники, и она считала, что это абсолютно правильно. И если так поступает падре, то врач, чья помощь может понадобиться в любой момент, тем более должен всегда оставаться в селе. Миссис Венейблс не могла понять, как может быть по-другому.
      Хилари Торпс печально улыбнулась.
      — Я тоже так думаю. Но, говорят, у нас он лучший врач, так что, надеюсь, пара дней не сыграет большой роли, и он обязательно поможет папе.
      — Дай Бог, дай Бог, — ответила миссис Венейблс. — Это Джонсон с аронником? О, нет, это Джек Годфри. Наверное, он идет смазывать колокола.
      — Да? Я очень хочу посмотреть. Можно я поднимусь с ним на колокольню, миссис Венейблс?
      — Конечно, можно, дорогая. Только будь осторожна.
      — Хорошо, миссис Венейблс. Я очень люблю смотреть на колокола.
      Сказав это, Хилари быстро пошла к храму. Она догнала Джека Годфри, когда он подошел к лестнице на колокольню.
      — Я пришла посмотреть, как вы работаете с колоколами, мистер Годфри. Можно?
      — Конечно, почему нет, мисс Хилари? Я буду очень рад вашей компании. Идите вперед, а то лестница очень крутая, и если что, я удержу вас.
      — Я не упаду, — уверенно сказала Хилари и ловко пошла по ступеням, слегка придерживаясь за поручни. В помещении, куда они поднялись, было пусто. Там были только механизм церковных часов и восемь веревок, каждая из которых была одним концом привязана к крюку на стене, а другим тянулась куда-то далеко наверх. Джек Годфри прошел вперед. В руках он держал банку со смазкой и тряпки.
      — Осторожнее, мисс Хилари, — сказал он, — пол в некоторых местах прогнил.
      Хилари кивнула. Как же ей нравилась эта пустынная, залитая солнцем комната. Здесь в каждой стене были огромные окна. У Хилари создавалось такое впечатление, будто она находилась в огромной стеклянной комнате, которую кто-то поднял высоко в небо. Девочка посмотрела в окно. Отсюда были видны живые изгороди, дома и сады, которые казались удивительно маленькими.
      — Мистер Годфри, я хочу подняться на самый верх колокольни.
      — Хорошо, мисс Хилари. Я отведу вас после того, закончу здесь все дела.
      Дверь, за которой была лестница, ведущая наверх в помещение, где висят колокола, была закрыта на замок. Доделав все необходимое, мистер Годфри подошел к этой двери и, немного повозившись с ключом, открыл ее.
      — А почему ее держат запертой, мистер Годфри?
      — Понимаете, мисс Хилари, бывает, что звонари оставляют ее открытой, но падре считает, что это небезопасно. Ведь не все приходят сюда с добром. Может прийти и кто-нибудь, кто захочет просто позабавиться и поиграть с колоколами. Кроме вреда колоколам, они и сами могут свалиться с этой лестницы. Так что открытая дверь к хорошему не приведет. В наших краях хватает хулиганов. Поэтому-то падре говорит, что надо обязательно закрывать дверь.
      — Ясно, — слегка улыбнувшись, ответила Хилари. Пожалуй, тому, кто упадет с этой лестницы, придется несладко. Падать придется с высоты ста двадцати футов. Подумав об этом, Хилари пошла вверх по лестнице.
      Вскоре они поднялись в помещение, где висели колокола. По сравнению с предыдущим светлым этажом, здесь казалось особенно темно и мрачно. Свет проникал только через редкие щели в стенах. Лучи эти были такими тонкими и тусклыми, что никак не могли побороть темноту. В этом полумраке величественно и неподвижно висели колокола. Они казались невообразимо огромными.
      Мистер Годфри поймал легкую веревочную лестницу, по которой можно было подняться к самим колоколам.
      — Подождите, — вдруг сказала Хилари, — дайте я подойду поближе, а то я не увижу, что вы там делаете.
      Мистер Годфри был против того, чтобы Хилари подходила слишком уж близко, ведь это очень опасно, однако девочка и слушать не хотела его возражения.
      — Не волнуйтесь, я сяду вот на эту перекладину, совсем не боюсь высоты. Что ж, спорить с дочерью сэра Генри было просто бесполезно. Однако надо признать, что она довольно ловко забралась на перекладину, практически без помощи мистера Годфри. После того, как Хилари уселась на своем месте, он подготовил все необходимое для смазки колоколов и осторожно полез по лестнице.
      — Я никогда не видела Тейлора Паула так близко. Это ведь очень большой колокол, да?
      — Да, — ответил Джек Годфри, бережно протирая бронзовый колокол.
      Луч света падал как раз на надпись, выгравированную на колоколе. Хилари уже хорошо знала, что там написано:
      NINE + TAYLERS + МАКЕ + А + MANNE + IN + CHRIST + IS + DETH + ATT + END + IN + ADAM + YET + BEGANNE + 1614
      — Тейлор Паул замечательный колокол, достойный восхищения. Он участвовал в огромном количестве перезвонов, не считая похоронных и ежедневных, для служб. Столько лет он уже на своем неизменном месте. Падре говорит, что скоро надо будет реконструировать его. А вот я думаю, что Паул прослужит еще не один год. На мой взгляд, он звучит по-прежнему прекрасно.
      — А вы звоните в память о каждом умершем в нашем приходе, кем бы он ни был?
      — Да. Эта традиция была заложена сэром Мартином Торпсом, твоим прапрапрадедушкой. Он вложил довольно большую сумму в фонд колоколов. И в завещании написал, чтобы мы звонили по «каждой христианской душе». Так что с тех пор мы, исполняя его волю, звоним в честь каждого покинувшего нашу бренную Землю. Однажды мы даже звонили в честь женщины, которая была католичкой. Знаешь, старина Хезеки был сначала против этого. «Что? Тейлор Паул должен звонить в честь подданной римско-католической церкви? — удивлялся он. — Падре, разве вы можете назвать ее христианкой?» «А что здесь такого, Хезеки, — отвечал ему падре, — изначально мы все принадлежали к римской церкви. Да и этот храм был построен римлянами». Конечно, Хезеки не знал об этом. К сожалению, у него не было хорошего образования. Что ж, пожалуй, я закончил с Паулом. Давайте, я помогу вам слезть.
      Затем мистер Годфри и Хилари по очереди забирались к Гауде, Саваофу, Джону, Иерихону, Джубили и Димити. Джек Годфри смазывал колокола, а Хилари наблюдала за ним, сидя на перекладинах у колоколов. А когда очередь дошла до Бетти Томаса, мистер Годфри почему-то заупрямился.
      — К Бетти Томасу я вас не возьму, мисс Хилари, — твердо сказал он. — Это несчастливый колокол. Я хочу сказать, что у него есть свои пристрастия и капризы. И я не хочу рисковать.
      — О чем вы?
      Мистер Годфри попытался объяснить как можно понятнее и проще.
      — Это мой колокол, — сказал он. — Я работаю с ним пятнадцать лет, ухаживаю за ним уже больше десяти, с тех пор как Хезеки стал уже слишком пожилым, чтобы лазить по этой лестнице. Мы с Бетти отлично знаем друг друга, и у нас никогда не было никаких ссор. Но у него очень эксцентричный характер. Говорят, он унаследовал этот характер от человека, который устанавливал его здесь. По преданию, во время одной из войн из монастыря под угрозой смерти выгоняли монахов. Так вот, в ту ночь Бетти Томас звонил без перерыва, хотя в колокольне не было ни души. Есть и еще одна история. Это произошло во время нашествия войск Кромвеля. Как известно, они разрушали все храмы и монастыри, встречающиеся на их пути. Наш храм не миновал этой участи. Так вот, пока солдаты вершили свое дело в стенах храма, некоторые из них отправились в колокольню, видимо, для того, чтобы сломать колокола. Они поднялись на самый верх, к Бетти Томасу. А тем временем пара их товарищей, которым, видимо, наскучила работа, тоже поднялись на колокольню, только вот они остановились в помещении для звонарей. Там они решили, для шутки или из любопытства, позвонить в колокола и начали дергать за веревки. Они-то не знали, что несколько солдат находятся на самом верху. Вот так и получилось, что они раскачали Бетти Томаса, который и столкнул с перекладин солдат, собиравшихся его сломать. Падре говорит, что так Бетти Томас спас наш храм, ведь солдаты испугались, решив, что эта кара Божья за дела их, убежали из церкви и больше не возвращались сюда. Конечно, все это случилось только по их же неосторожности, тем не менее, благодаря этому случаю и, можно сказать, Бетти Томасу наш храм не был разрушен. Была и грустная история, связанная с Бетти. Однажды, еще во времена предыдущего пастора, один бедняга хотел стать звонарем и учился работать с колоколами. Так вот, он полез на самый верх к Бетти, не удержал равновесия и повесился на веревках. Это было ужасно. Ему не стоило лезть туда одному, тем более что он не был знаком с Бетти. Так что я настаиваю на том, чтобы ты осталась здесь. Миссис Венейблс тоже ни за что не разрешила бы тебе лезть к Бетти Томасу. Ведь этот колокол убил не одного человека, и даже если брать во внимание то, что все это произошло из-за неосторожности самих же пострадавших, тем не менее, я вас не пущу. Сейчас я несу за вас ответственность и совсем не хочу рисковать.
      Сказав это, мистер Годфри полез наверх к таинственному и коварному Бетти Томасу. Хилари, хоть и была расстроена, возражать Джеку Годфри не стала. Признаться, девочку заинтересовал и немного напугал его рассказ. Некоторое время она стояла молча, думая об услышанном. Потом ее внимание привлек какой-то белый предмет, на который падал лучик света. Хилари подошла ближе и увидела, что это листок бумаги, аккуратно сложенный в несколько раз. Этот конвертик напомнил ей письма французских гувернанток. Хилари подняла листок. Присмотревшись, она разглядела, что листок был исписан светлыми чернилами. Почерк был ровным и очень красивым, он явно принадлежал хорошо образованному человеку. Листок был сложен вчетверо. Так как он лежал на полу, одна из сторон конвертика была запачкана, но внутри лист был абсолютно чист.
      — Мистер Годфри!
      Голос Хилари прозвучал так громко и неожиданно, что Джек Годфри сначала даже испугался и чуть было сам не сорвался с веревочной лестницы и не присоединился к жертвам Бетти Томаса, о которых он только что рассказывал.
      — Да, мисс Хилари?
      — Я тут нашла кое-что очень интересное. Спускайтесь, посмотрите.
      — Секунду, мисс Хилари.
      Он быстро закончил все дела с колоколом и спустился. Хилари стояла у пробивающегося сквозь щель луча солнечного света. В руках она держала листок бумаги.
      — Я нашла его на полу. Посмотрите. Какая же глупость здесь написана. Как думаете, ее написал Чудак Пик?
      Мистер Годфри покачал головой.
      — Не могу сказать, что я уверен в этом, мисс Хилари. Он довольно эксцентричный человек, этот Пик. Он бывал здесь один или пару раз, прежде чем падре начал запирать дверь на замок. Только вот этот почерк, как мне кажется, не его.
      — Ну, признаться, я не думаю, что это мог написать кто-то другой, кроме такого чудака, как Пик. Прочитайте, — сказала Хилари, посмеиваясь.
      Мистер Годфри положил все свои приспособления для смазки колокола, взял у Хилари листок и начал читать вслух, медленно водя пальцем по ровным строчкам.
      «Я надеялся увидеть в полях фей, а увидел только дьявольских слонов с черными спинами. О горе мне! Как же все это напугало меня! Жуткое зрелище! Вокруг повсюду танцевали эльфы. Еще я слышал голоса! Они звали меня. О! Как же я пытался разглядеть сквозь это ужасное, отвратительное облако. Но нет! Ни один смертный не в силах их увидеть! А потом пришли певцы со своими золотыми трубами, арфами и барабанами. Они очень громко играли около меня, раскалывая тишину. А потом, слава Небесам, сон рассеялся. Я пролил много слез, прежде чем взошел месяц, тонкий, как серп. Вот теперь Чародей напрасно скрипит зубами, он вернется, только когда возвратится Весна. О, несчастный человек! Врата ада разверзлись предо мной, Эреб открыт для меня. Смерть ждет меня у двери».
      — Что ж, — сказал мистер Годфри, явно удивленный прочитанным. — Забавно. Конечно, это похоже на Пика… но все же это не его работа. Дело в том, что у него нет образования. А вот тут написано «Эреб». Как думаешь, что это значит?
      — Это одно из названий ада, — ответила Хилари.
      — Ах, вот оно что. Знаешь, по-моему, у человека, который это написал, этот самый ад — в голове и мыслях. Эти феи и слоны. Похоже на какую-то шутку, тебе так не кажется? — В глазах мистера Годфри вдруг мелькнула искорка, как будто ему в голову пришла гениальная идея. — Может быть, кто-то просто переписал отрывок из какой-нибудь книги, скорее всего старинной. Вот эта версия похожа на правду. Но интересно, как этот листок здесь оказался. Пожалуй, я покажу его падре, мисс Хилари. Он много читает и, может быть, знает, из какой книги взят этот отрывок.
      — Хорошая идея. Давайте покажем падре эту загадочную записку. Знаете, у меня даже мурашки побежали по телу, когда вы читали ее. Только прежде чем идти к падре, давайте поднимемся на самый верхний этаж колокольни.
      Наверх вела только веревочная лестница, но мистер Годфри не возражал против этого путешествия, и они поднялись вверх под самый потолок колокольни. Сквозь щели дул ветерок и лестницы слегка раскачивались. Хилари даже уронила свою шляпку и теперь была похожа на ангела, совсем такого же, как изображения на потолке храма. Правда, мистер Годфри совсем не заметил этого сходства. Признаться, он вообще считал худощавое лицо и прямые короткие волосы мисс Хилари не очень привлекательными.
      Вскоре они добрались до верхнего этажа. Отсюда были хорошо видны окрестные болота, село, двор у церкви. Все казалось Хилари еще меньше, чем с предыдущего этажа. На дорожке у храма появилась маленькая фигурка. Это была миссис Венейблс, которая, видимо, шла из храма домой на ланч. Она казалась удивительно маленькой, ничуть не больше пчелки или какого-нибудь жучка. Хилари наблюдала за тем, как женщина, сопротивляясь ветру, перешла через дорогу и вошла в сад у дома пастора.
      Потом взгляд Хилари упал на небольшое коричневое пятно на фоне зеленого газона у храма. Девочка почувствовала, как внутри у нее все перевернулось; сердце бешено забилось. Здесь, у северо-восточного угла храма, была похоронена ее мать. Могила еще не заросла травой, поэтому так выделялась на фоне зеленого газона. Хилари долю смотрела на коричневый холмик, не в силах отвести от него взгляд. В этот момент одна ужасная мысль промелькнула в голове Хилари — возможно скоро эту могилу снова побеспокоят, и отец обретет покой рядом с мамой.
      — Господи! — тихо сказала Хилари, — не дай уметь моему отцу. Ты же не допустишь этого. Ты просто можешь этого допустить.
      Девочка с трудом перевела взгляд. На ровном газоне она разглядела темное пятно. Она знала, что это колодец. Папа рассказывал, что этому колодцу уже больше трехсот лег. За долгие десятилетия он довольно сильно обмелел. Может, еще через триста лет он и вовсе высохнет. Однако, как бы то ни было, сейчас колодец, хоть и не очень глубокий, по-прежнему работает и является напоминанием о временах появления здесь Тейлора Паула.
      Хилари задумалась и даже не слышала, как к ней подошел Джек Годфри.
      — Пора идти, мисс Хилари.
      — О, да. Простите. Я задумалась. Вы будете завтра звонить?
      — Да, мисс Хилари. Мы попробуем сыграть Стедманский перезвон. Если не допускать ошибок, это очень красивая музыка, только вот это очень непросто. Только представьте, мисс Хилари. Полный перезвон состоит из пяти тысяч сорока мелодии. Мы собираемся сыграть все. Это займет целых три часа. Слава Богу, и Тодей уже в порядке. Понимаешь, ни Том Теббат, ни даже молодой Джордж Вайлдерспин, ни, тем более, Валли Пратт не смогли бы заменить его в этом перезвоне. Мисс Хилари, подождите секунду, сейчас я соберу свои вещи, и будем спускаться. Знаете, на первый взгляд может показаться, что в Стедманском перезвоне нет ничего особенно интересного по сравнению с остальными методами. Только вот чтобы сыграть этот перезвон без ошибок, требуется гораздо большая концентрация внимания, чем при работе с любым другим видом перезвона. А вот старина Хезеки не придает особого значения этому перезвону. Да и стоит признать, что он уже пожилой человек и ему трудно выучить Стедманский перезвон. Да и его колокол практически не принимает участия в нем, а Тейлора Паула Хезеки никогда не оставит. Сейчас пойдем, еще секунду, мисс Хилари. А вот что я хотел еще сказать. На мой взгляд, прекраснее мелодий Стедманского перезвона в мире не найти. — Сказав это, мистер Годфри пошел к лестнице, Хилари последовала за ним. — Признаться, мы и не знали о нем, пока в нашем приходе не появился падре. Мистер Венейблс и научил нас этому перезвону. И, надо сказать, обучение заняло довольно долгое время. Техника перезвона настолько сложна, что нам понадобился не один месяц, чтобы освоить ее. Старина Джон Тодей (отец Вилли, ныне покойный, пусть Земля ему будет пухом) бывало, говорил о технике этого перезвона: «Ребята, здесь сам дьявол не справится». Падре всегда штрафовал его на шесть пенсов за ругательство. Такие уж были у нас порядки. Осторожнее на ступеньках, мисс Хилари. Так вот, мы выучили Стедманский перезвон только для правой руки. Ну, и этого вполне достаточно, чтоб оценить всю его прелесть. Что ж, хорошего утра, мисс Хилари, — сказал Джек Годфри девочке, когда они спустились с колокольни.
      Утром Пасхального Воскресенья звонари сыграли все пять тысяч сорок мелодий Стедманского перезвона. Хилари Торпс слушала перезвон из Красного Дома, сидя у огромной старинной кровати с пологом. В Новый год Хилари слушала отсюда Большой колокольный перезвон. Тогда слышно было просто прекрасно. А сегодня почему-то до Хилари доносились лишь отрывки. Должно быть, виной этому был восточный ветер, который уносил звуки в другую сторону.
      — Хилари!
      — Да, папа.
      — Я боюсь… боюсь, что если я умру, я оставлю тебя совсем одну… не смогу дать тебе образования.
      — Ну что ты говоришь. Я даже думать об этом не хочу. Но скажу тебе только одно. Не волнуйся за меня. Со мной все будет хорошо.
      — Есть возможность послать тебя в Оксфорд. Это не будет слишком уж дорого. Твой дядя позаботится об этом и узнает обо всем необходимом.
      — Не волнуйся, я в любом случае продолжу образование. А деньги мне не нужны. Я сама смогу обеспечить себя. Мисс Баулер говорит, что женщина, которая не может быть независимой, недостойна уважения. Папа, я собираюсь стать писателем. Мисс Баулер говорит, что у меня есть способности для этого.
      Стоит заметить, что мисс Баулер была учительницей английского у Хилари. Девочка безмерно восхищаюсь своим преподавателем.
      — О! А что ты собираешься писать? Ты будешь заниматься поэзией? — поинтересовался мистер Торпс.
      — Ну, возможно. Но я не думаю, что за стихи много платят. Я буду писать романы: они лучше всего продаются. Романы будут очень красивыми и с глубоким смыслом.
      — По-моему, тебе надо набраться хотя бы немного опыта, прежде чем писать романы, моя девочка.
      — Глупости. Для того чтобы писать романы, опыт совсем не нужен, папа. Романы пишут и в Оксфорде. В них описывают школьную жизнь. И, знаешь, эти романы отлично раскупаются.
      — Да, понимаю… А когда ты закончишь Оксфорд, будешь писать о том, как ужасно и тяжело жилось в колледже.
      — Хорошая идея, папа. Надо будет подумать об этом.
      — Что ж, дорогая. Я думаю, у тебя все получится. Однако, тем не менее, мне очень неспокойно от мысли, что я оставляю тебе такое маленькое наследство. Если бы только украденное ожерелье нашлось! Я глупо поступил, заплатив за него этой Вилбрехэм. Но другого выхода тогда у меня не было…
      — О, папа! Прошу, прошу тебя! Забудь об этом ожерелье! Хватит говорить о нем. Конечно же, у тебя тогда просто не было другого выхода. Ты ни в чем не виноват. Да и не нужны мне эти деньги. И вообще хватит этих разговоров. Ты, я надеюсь, еще не собираешься умирать.
      Однако, вопреки надеждам Хилари, доктор, который приехал во вторник, был очень пессимистичен. Осмотрев мистера Торпса, он отвел доктора Байнса в сторону и сказал:
      — Вы сделали все, что могли. Даже если бы вы вызвали меня раньше, вряд ли бы что-либо изменилось.
      Затем доктор обратился к Хилари. Он пытался говорить как можно спокойнее и ласковее:
      — Мисс Торпс, вы знаете, мы никогда не должны сдаваться и терять надежду. Я не могу скрывать от вас, что ваш отец — в очень тяжелом состоянии, однако природа обладает удивительными восстановительными и лечебными силами…
      Было ясно, почему были произнесены эти слова. Обычно доктора начинают говорить о каких-то чудесах, только когда надежды на выздоровление уже нет и медицина бессильна.
      Утром следующего понедельника мистер Венейблс, выйдя из дома одной сварливой пожилой дамы на окраине прихода, услышал монотонный звон колокола. Некоторое время падре стоял неподвижно у калитки и прислушивался.
      — Это Тейлор Паул, — тихо сказал падре. Три мрачных удара и тишина.
      — Мужчина или женщина?
      Еще три удара, пауза, потом еще три.
      — Мужчина, — ответил падре. Он все еще стоял неподвижно и слушал. — Интересно, по кому звонит колокол? Может, по бедняге старине Мерривезеру? Хотя… надо подсчитать, сколько ударов. Надеюсь, это не по сыну Хенсмана. — Падре отсчитал двенадцать ударов, затем услышал тринадцатый и с облегчением вздохнул: — Слава Богу — мальчик Хенсмана жив. Теперь падре считал удары дальше. Двадцать, тридцать… Значит, умерший был взрослым человеком.
      — Господи, — подумал падре, — только не сэр Генри. Вчера, мне показалось, что ему лучше.
      Сорок ударов, сорок один, сорок два. Да, это, должно быть, звонят по старику Мерривезеру. Он так долго мучился, бедняга. Смерть для него — настоящее избавление от страдании. Сорок три, сорок четыре, сорок пять, сорок шесть. Звон должен продолжаться. Он не может остановиться на этом числе… этого просто не может быть. Старику Мерривезеру восемьдесят четыре. Падре внимательно вслушивался в тишину, надеясь услышать очередной удар колокола. Нет, должно быть, он просто не услышал его из-за сильного ветра. Падре простоял еще секунд тридцать в тишине, прежде чем снова раздался звон Тейлора Паула. Затем снова последовала пауза в тридцать секунд.
      Пожилая леди, увидев, что падре до сих пор стоит у ее калитки, решила подойти и спросить, что случилось.
      — Это поминальный звон, — ответил мистер Венейблс. — Пробили девять тейлоров и еще сорок шесть ударов. Боюсь, это в память о сэре Генри.
      — О боже, — сказала леди, обратив на падре взгляд, в котором отражались жалость и сострадание. — Как печально. Просто ужасно. Что же теперь будет с бедняжкой мисс Хилари? Мать и отец так быстро покинули ее. Девочке же всего пятнадцать. У нее же совсем никого не осталось, некому будет присмотреть за ней. Знаете, я очень настороженно отношусь к девушкам, которые с юности были предоставлены самим себе. Я думаю, не стоило забирать у Хилари родителей.
      — Мы не должны осуждать дела Господа, — сказал падре.
      — Дела Господа? — ответила пожилая дама. — Не говорите мне об этом, падре. Сначала Он забрал у меня мужа, потом дочерей. И почему я должна молчать и смиряться, если я знаю, что это неправильно?
      Признаться, падре был слишком потрясен и расстроен новостью о смерти сэра Генри, чтобы спорить и пытаться переубедить леди, поэтому он сказал только одно:
      — Мы должны доверять Господу, миссис Гиддинтс.
      Сказав это, мистер Венейблс открыл калитку и вышел.
     
      Похороны сэра Генри были назначены на вечер пятницы. В организации этого траурного действа участвовали, по крайней мере, четверо человек из прихода святого Павла. Во-первых, мистер Рассел, владелец похоронного бюро. Он был кузеном Мэри Рассел, жены Вильяма Тодея. Мистер Рассел взял на себя подготовку гроба и всего остального, что может понадобиться, включая машину для перевозки. Он же подбирал шестерых носильщиков так, чтобы они были одного роста и комплекции. Словом, мистер Рассел взял на себя большую часть материальных расходов. Хезеки Лавендер и Джек Годфри занимались подготовкой колокольного перезвона. Джек Годфри был ответственен за техническую подготовку колоколов, а Хезеки Лавендер должен был подобрать мелодии и проследить за правильностью их исполнения. Гарри Готобед, могильщик, был занят подготовкой могилы. Он так переживал за то, чтобы все было в порядке, что все делал сам. И хотя его сын, Дик, мог бы вполне справиться самостоятельно, Гарри копал могилу вместе с ним. Вдвоем они все сделали очень быстро. Сэр Генри хотел, чтобы его похоронили рядом с женой. Так что работа могильщика была значительно облегчена — не пришлось делать никаких специальных замеров. Да и земля после предыдущих похорон еще не успела осесть, поэтому копать было очень легко.
      Падре только вернулся после объезда нуждающихся в его помощи прихожан, и сел было выпить чаю, как в гостиную вошла Эмили.
      — Мистер Венейблс, пришел мистер Готобед, вы не могли бы поговорить с ним сейчас?
      — Да, конечно, где он?
      — У двери. Он не хочет проходить, потому что у него грязные ботинки.
      Мистер Венейблс пошел к двери. Гарри Готобед неуклюже стоял на ступеньке. В руках он держал свою кепку.
      — Что случилось, Гарри?
      — Сэр, я по поводу могилы. Я решил посоветоваться с вами. Понимаете, когда мы с Диком вскрыли могилу, мы обнаружили там тело… и Дик сказал…
      — Тело? Ну конечно, там и должно быть тело. Леди Торпс похоронена там. Вы же сами ее хоронили.
      — Да, сэр, но это тело не принадлежит леди Торпс. Там лежит мужчина. Я подумал… что вы должны знать. Ведь он не должен был быть там. Я сказал Дику…
      — Мужчина! Как? И он лежит в гробу?
      — Нет, сэр, гроба нет. Он лежит там в обычном костюме, и, по-моему, уже довольно давно. Дик так сказал: «Отец, мне кажется, здесь есть над чем поработать полиции. Послать за Джеком Пристом?» Я ответил: «Нет. Все здесь находится в ведении храма, поэтому первым о происшедшем должен узнать падре». Так вот, я пошел за вами, а Дика оставил там, чтобы он следил за тем, чтобы никто не подходил к могиле.
      — Как все это странно, Гарри! — воскликнул падре. — Я даже предположить не могу, кто этот мужчина! А ты знаешь его?
      — Падре, дело в том, что сейчас его бы не узнала и родная мать. Тем не менее, может быть, вы хотите взглянуть на него? Тогда пойдемте!
      — О, да, конечно. Пожалуй, я должен посмотреть. Боже мой, Боже мой! Какой ужас! Эмили! Эмили! Ты не видела мою шляпу? О, благодарю. Ну, Гарри. О, Эмили, скажи, пожалуйста, миссис Венейблс, что у меня появились неотложные дела, пусть она не ждет меня к чаю. Так, Гарри, теперь я готов, пойдем.
      Дик Готобед застелил могилу брезентом, но когда падре подошел, он приподнял его. Мистер Венейблс взглянул в могилу и тут же отвел глаза. Дик положил брезент обратно.
      — Боже, какой ужас! — тихо произнес падре.
      Несколько секунд он стоял неподвижно и молчал. Затем взял себя в руки и сказал:
      — Мы обязательно должны послать за полицейским… и… и… — тут мистеру Венейблсу пришла в голову еще одна мысль, — и за доктором Байнсом, конечно. Да, да. Доктор Байнс — вот кто нам сейчас нужен. — И, Гарри, я где-то читал, что в таких случаях надо постараться оставить все как есть — ничего не перекладывать, не оставлять своих следов и так далее. Боже мой, кто же этот бедняга? Он точно не из нашей деревни, потому что если бы кто-то здесь пропал, мы бы знали об этом. Я даже представить не могу, как он попал сюда.
      — Мы тоже, сэр. Похоже, он действительно не местный. Простите сэр, может, нам стоит сообщить об этом коронеру, следователю, который расследует убийства?
      — Коронеру? О, Боже! Да, пожалуй, вы правы. Наверное, будет необходимо провести расследование. Господи, какое ужасное происшествие! Подобное случилось впервые за все время нашей с миссис Венейблс жизни здесь. А мы приехали сюда около двадцати лет назад. Господи, какой сильный удар для бедняжки мисс Торпс. Это же могила ее родителей. Но мы не можем скрывать от нее происшедшее. Надо провести расследование… так, так. Дик, сбегай на почту, позвони доктору Байнсу и попроси его немедленно приехать. И найди кого-нибудь, с кем можно было бы передать записку Джеку Присту. Или позвони и ему. Гарри, ты оставайся здесь и следи за могилой. А я поеду к мисс Торпс и сам сообщу ей о происшедшем. Я попытаюсь успокоить ее… хотя новость, которую ей предстоит узнать, должно быть, очень напугает и шокирует бедняжку. Но лучше уж она узнает обо всем от меня, чем от кого-нибудь другого. А может, миссис Венейблс стоит поехать со мной. Надо посоветоваться с ней. Да, да, мне надо поговорить и посоветоваться с миссис Венейблс. А теперь, Дик, иди на почту и сделай все так, как я тебе сказал. Да, и еще, до тех пор, пока не приедет полицейский, никто не должен знать о случившемся.
      Не было сомнений в том, что Дик сделал бы все в точности так, как сказал падре, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что на почте телефон находился в кабинете у начальницы почтового отделения, поэтому сохранить секретность при разговоре с доктором было крайне сложно. Хотя это вряд ли бы что-то изменило, потому что к тому времени, как на место происшествия приехал полицейский Прист, вокруг кладбища у церкви собралось немало зевак. В толпе был и Хезеки Лавендер, который прибежал так быстро, насколько позволял ему возраст. И он был очень возмущен, когда Гарри Готобед отказался поднять брезент с могилы.
      — Так! — крикнул полицейский, как только вышел из машины и пробился к месту происшествия сквозь толпу любопытных детей. — Так? Что вы тут делаете? Быстро по домам! И не дай Бог, я вас еще раз здесь увижу!
      Как только дети разбежались, мистер Прист подошел к падре и сказал:
      — Добрый вечер, мистер Венейблс. Что произошло?
      — На территории кладбища было найдено тело человека, — ответил падре.
      — Тело? — переспросил полицейский, — ну, кажется, кладбище — вполне нормальное место для умерших, разве нет? И что вы сделали с ним? О, оставили там, где нашли? Правильно, сэр. И где это? О, да, вижу. Ну что ж, хорошо, я понял. Позвольте взглянуть. О, Гарри, а что вы делали? Хотели похоронить его?
      Падре начал объяснять, как все произошло, но полицейский прервал его.
      — Секунду, сэр. Давайте все будем делать по порядку Сейчас я возьму свой блокнот, и мы запишем все показания. Итак. Во-первых, надо точно указать дату и время. Мне поступил звонок в пять с четвертью после полудня. В пять тридцать я прибыл на место происшествия. Так, кто обнаружил тело?
      — Дик и я.
      — Ваше имя?
      — Джек, ты меня прекрасно знаешь.
      — Это не имеет значения. Я должен все делать по протоколу. Как ваше полное имя?
      — Гарри Готобед.
      — Род занятий? Место работы?
      — Могильщик.
      — Хорошо, Гарри. Продолжай.
      — Мы вскрывали эту могилу, в которой похоронена леди Торпс, умершая в день Нового года, для того, чтобы здесь же предать земле тело ее мужа. Мистера Торпса должны хоронить завтра. Так вот. Мы начали раскапывать землю. Только вот раскопать мы смогли примерно на фут. Тогда Дик и сказал мне: «Отец, здесь что-то есть». А я спросил: «Что там? Как это? Что это значит?» Потом мы покопали еще немного. Я еще сказал: «Осторожнее, сынок». Через пару секунд в земле я увидел кончик ботинка: «Дик, смотри, это ботинок». Я тогда немного испугался, ну это и естественно при таких обстоятельствах. Тогда Дик сказал: «Раз мы раскопали так далеко, теперь надо докопать до конца и посмотреть, кто это». И мы продолжили осторожно раскапывать. Так вот, через пару минут работы мы увидели то, что вы видите сейчас. Мы сразу поняли, что не знаем этого человека, да и опознать его вообще вряд ли возможно. Тогда Дик предложил послать за вами. А я ответил: «Нет, все здесь находится в ведении храма, поэтому первым о происшедшем должен узнать падре». Вот так все и было.
      — А я, как только узнал о случившемся, сказал, что нам надо сразу же послать за вами и доктором Байнсом, — произнес падре.
      Как раз к тому времени, как Гарри Готобед закончил свой рассказ, к месту происшествия прибыл и доктор Байнс. С первого взгляда доктор производил впечатление крайне уверенного в себе человека, сильного и волевого. Некоторыми чертами лица он напоминал шотландца.
      — Добрый день, падре. Что тут случилось? Меня не было дома, когда мне позвонили, поэтому… Боже мой!
      Падре вкратце объяснил ему, что произошло, и доктор склонился над раскопанной могилой.
      — Лицо ужасно изуродовано, как будто его долго и очень сильно били. Сколько он здесь пролежал?
      — Мы надеялись, что вы ответите нам на этот вопрос, доктор.
      — Секунду, секунду, — перебил полицейский. — Когда, вы говорите, вы похоронили леди Торпс, Гарри?
      — Четвертого января, — ответил Гарри после небольшой паузы.
      — И это тело было в могиле, когда вы закапывали ее?
      — Не говорите глупостей, Джек Прист. Вы что, думаете, что мы закопали могилу, видя труп, который лежит на гробе? Я могу предположить, что мы могли бы не заметить перочинный нож или кошелек, но чтобы не заметить труп, это уж, извините — невозможно.
      — Гарри, ты не ответил прямо на мой вопрос. Извини, но я здесь выполняю свою работу, так что, будь добр, отвечай на мои вопросы.
      — Хорошо. Четвертого января мы похоронили здесь только тело леди Торпс. Естественно, мы все делали согласно обычаю, и леди была в гробу. Больше никакого тела здесь не было.
      — Я думаю, — сказал доктор, — тело лежит здесь не больше чем три месяца, но, смею предположить, и не меньше этого срока. Точнее я смогу сказать, когда вы достанете его оттуда.
      — Три месяца? — переспросил Хезеки Лавендер и подошел к могиле. — Как раз тогда пропал один странный парень. Он остановился у Эзры Вайлдерспина и искал здесь работу. Он, кажется, занимался машинами. И, если мне не изменяет память, он носил бороду.
      — Да, и у этого бедняги была борода! — воскликнул Гарри Готобед.
      — Хезеки, какой ты молодец! Вот кто это такой! Точно! Знаете, когда этот парень появился у нас, я сразу подумал, что хорошим он не кончит. Ну, подумайте, кто приедет искать работу в такое тихое местечко, как наша деревня?
      — Что ж, — сказал доктор Байнс, — если Джек Прист закончил свой допрос, то не могли бы вы вытащить тело из могилы. А поскольку держать его на руках — не очень приятное занятие, то сразу решите, куда его отнести.
      — У мистера Эштона есть большой сарай в саду. Если мы попросим его, я думаю, он не откажет и на некоторое время вынесет оттуда плуги и другие рабочие приспособления. В этом сарае есть окно и запирающаяся на замок дверь.
      — Это нам подходит. Дик, сбегай к мистеру Эштону попроси его о том, чтобы он позволил нам занять ненадолго его сарай. А как насчет того, чтобы пригласить коронера, падре? Например, мистера Комплайна из Лимхолта. Может, стоит позвонить ему? О, благодарю. Это будет просто необходимо.
      — Хорошо. Тогда, может, продолжим, Джек?
      Полицейский разрешил продолжать, и Гарри Готобед продолжил осторожно раскапывать могилу. К этому времени у храма, кажется, собралась вся деревня. Слава Богу, дети теперь не появлялись у могилы. Да они уже просто не смогли бы пробраться туда из-за плотной толпы взрослых, которые сами старались подойти как можно ближе к месту происшествия. Падре хотел было обратиться к людям с просьбой о том, чтобы все расходились и не создавали давки, но как раз в этот момент к нему подошел Хезеки Лавендер.
      — Простите, сэр. Я подумал, что мне стоит прозвонить на Тейлоре Пауле в память о погибшем?
      — Звонить в Тейлор Паул? Признаться, Хезеки. я не знаю, как будет правильно…
      — Мы же звоним по каждой христианской душе нашего прихода, покинувшей этот мир, — возразил Хезеки. — Это наша традиция. И так как этот бедняга погиб на территории прихода, то и похоронен он должен быть здесь. А значит, мы должны прозвонить в колокол в память о нем. Разве нет?
      — Да, да, ты прав, Хезеки.
      — Только вот был ли он христианином?
      — Этого я не могу даже предположить, Хезеки.
      — И еще. Мы же не знаем, когда он умер. Но это не наша вина. Раньше прозвонить мы просто не могли. Что ж, мы многого о нем не знаем.
      — Тем не менее, Хезеки, прозвони в память о нем. Пожалуй, это будет правильно.
      — А сколько ему было лет? — спросил Хезеки только что подошедшего с ним доктора.
      — Не знаю, сложно сказать. Думаю, ему было около пятидесяти. А почему это вас интересует? Вы хотите прозвонить в память о нем? Ясно. Тогда звоните пятьдесят.
      Итак, Тейлор Паул отбил в честь незнакомца пятьдесят траурных ударов. Тем временем Альф Доннингтон в «Красной Корове» и Том Теббат были заняты оживленной торговлей, а падре писал письмо.
     
     
      2
      ЛОРД ПИТЕР СНОВА В ДЕЛЕ
     
      Для правильного выполнения перезвона необходимо почувствовать колокол.
     
      «Уважаемый лорд Питер, — писал падре. —Со времени вашего визита в январе я часто думаю о том, какое мнение у вас сложилось о нас. Надеюсь, вы нас простили за то, что мы не знали, что вы являетесь, если можно так выразиться, представителем профессии Шерлока Холмса. Дело в том, что наша деревня практически абсолютно отрезана от мира, и о том, что происходит в стране и в мире, мы узнаем разве что из «Таймс» и «Спектейтора». Только когда моя жена написала письмо своей кузине миссис Смит (возможно, вы знаете ее, так как она живет в Кенсингтоне) и рассказала о том, что вы гостили у нас, мы узнали о том, кто вы.
      Я надеюсь, вы простите нашу невнимательность и неосведомленность, а также то, что я взял на себя смелость сейчас обратиться к вам за профессиональной помощью. Дело в том, что сегодня спокойствие нашего прихода нарушило страшное и загадочное происшествие. Сегодня утром мы вскрывали могилу леди Торпс, чтобы похоронить рядом с ней ее мужа, скончавшегося несколько дней назад. Так вот. Наш могильщик обнаружил могиле труп неизвестного мужчины. Тело осмотрел наш доктор, и мы пришли к выводу, что этот человек умер не своей смертью. Мы уверены, что необходимо провести расследование и выяснить, что произошло. Дело в том, что лицо погибшего сильно изуродовано, как будто его специально сильно били по лицу, кроме того, у этого бедняги руки отрезаны до запястий! Конечно наша местная полиция в курсе происшедшего, но, как вы понимаете, так как все случилось на территории моего прихода, я сам заинтересован в том, чтобы дело было скорее раскрыто. Поэтому-то, по совету моей жены, я пишу вам и прошу о помощи в этом запутанном деле. Я уже разговаривал со старшим полицейским офицером Бланделлом из Лимхолта. Он пообещал ввести вас в курс дела и дать всю необходимую информацию. Я понимаю, что вы очень занятой человек, и вряд ли у вас получится приехать к нам и осмотреть место происшествия, но если все же у вас найдется время, мы будем очень рады принять вас, двери моего дома всегда для вас открыты. Если же времени у вас не найдется, то, как я уже сказал, всю информацию вам предоставит старший офицер Бланделл.
      Прошу простить за, возможно, путаное объяснение случившегося, — дело в том, что все произошло очень внезапно. Да и вообще подобное происходит впервые за все время моей жизни в этом приходе.
      Еще хочу сказать вам, что все наши звонари с благодарностью вспоминают вас. Мы никогда не забудем, как вы выручили нас в Новогоднюю ночь. Это был просто великолепный перезвон.
      С наилучшими пожеланиями от меня и моей жены, С уважением, Теодор Венейблс
      P.S. Моя жена напоминает мне сказать вам, что в произошло в два часа дня в воскресенье».
     
     
      Письмо было отправлено в пятницу утром, и лорд Питер получил его утром в воскресенье. Прочитав его, Уимзи решил, что должен отменить все свои дела и немедленно ехать в приход святого Павла. Уже в два часа дня он сидел на слушании дела. Стоит заметить, что столько народа уже давно не собиралось здесь под одной крышей.
      Заседание вел коронер, розовощекий мужчина, который, казалось, был лично знаком с каждым присутствующим. Он производил впечатление крайне занятого человека, каждая секунда его времени была на вес золота.
      — Проходите… Пожалуйста, не разговаривайте там… Давайте соберем присяжных… выберите старшего… о, вы выбрали мистера Доннингтона… очень хорошо… подойдите сюда. Альф… возьмите Книгу в правую руку… принесите клятву… поцелуйте Книгу… да поможет вам Господь… садитесь… туда за стол… Теперь остальные… возьмите Книгу в правую руку… в правую руку, мистер Пратт… ты что, не различаешь правую и левую руки, Вилли?.. Не смейтесь, пожалуйста, у нас нет лишнего времени… прочитайте клятву… да поможет вам Господь… поцелуйте Книгу… сядьте на скамью рядом с Альфом Доннингтоном… вы знаете, зачем мы здесь собрались… мы должны выяснить, как погиб этот мужчина… свидетели, которые могут опознать его… Так, понимаю, нет свидетелей… Да, старший инспектор?.. О, я понимаю… почему вы сразу не сказали? Очень хорошо… тогда, прошу вас… Прошу прощения, Сэр?.. лорд Питер… простите, не могли бы вы повторить… Уимзи?.. так… Уимзи через «и»… ясно… род занятий?., что?.. хорошо… теперь, милорд, вы говорите, можете предоставить улики, которые помогут при опознании?
      — Не совсем так, но я думаю…
      — Секунду, пожалуйста… возьмите Книгу в правую руку… говорите правду и ничего, кроме правды… поцелуйте Книгу… да… полное имя, место жительства, род занятий, так, мы все записали… Миссис Лич, если вы не можете сохранять тишину, вам придется выйти… Да?
      — Я уже осмотрел тело и могу сделать вывод, что, возможно, я видел именно этого человека первого января. Я не знаю, кто он, но могу предположить, что это и есть тот человек, который остановил мою машину примерно в полумиле от моста и спросил, как пройти к храму святого Павла. Больше я никогда его не видел, ни до, ни после этого случая.
      — А почему вы решили, что погибший и человек, которого вы встретили на дороге — одно и то же лицо?
      — Человек, которого я встретил на дороге, носил бороду, как и погибший, да и одежда на них, кажется, — одинаковая. Я сказал «кажется» потому, что на том, кого я видел на дороге, было пальто. Из-под него я и увидел брюки, по которым и могу судить о цвете костюма. Мужчине было около пятидесяти лет. Говорил он с легким лондонским акцентом. Он рассказал мне, что он автомеханик и ищет работу. По-моему…
      — Секунду. Вы сказали, что опознали его по бороде и костюму. Вы уверены настолько, что можете поклясться?..
      — Я не могу быть абсолютно уверен в том, что убитый — это именно тот человек. Я просто говорю вам то, что знаю, и делаю некоторые выводы.
      — А по лицу вы опознать его не можете?
      — Нет, оно слишком изуродовано.
      — Хорошо, благодарю. Есть еще какие-либо дополнения? Свидетели?
      Услышав вопрос, со своего места встал кузнец.
      — Подойдите к столу, пожалуйста, возьмите Книгу… говорите правду… и только правду… Вас зовут Эзра Вайлдерспин. Хорошо. Говорите, что вам известно.
      — Сэр, если бы я сказал, что опознал покойника, я бы, наверно, солгал. Но, пожалуй, я могу сказать, что этот бедняга очень похож на человека, который, как уже рассказал милорд, появился в деревне в день Нового года. Он остановился у меня. По его словам, он был автомехаником и хотел найти работу у нас в деревне. Я сказал ему, что смогу поговорить с человеком, который у нас занимается машинами. Так я договорился со своим знакомым, и тот взял его на испытательный срок. Он прожил у меня три дня, все это время усердно работал и все, казалось, было очень хорошо. Только вот в ночь третьего дня он вдруг ушел, ничего не объяснив. Больше мы его не видели.
      — А что это была за ночь? Какое число?
      — В тот день мы похоронили леди Торпс… это было…
      — Четвертое января! Вот когда это было, — выкрикнул кто-то.
      — Да, правильно. Суббота, четвертое января.
      — Как звали этого человека?
      — Он представился как Стивен Драйвер. О себе он вообще рассказывал очень мало, только то, что после того, как вернулся из армии, никак не может найти работу.
      — А он представил вам какие-либо рекомендации?
      — Да, сэр. Но это были не совсем рекомендации. Дело в том, что он просто назвал мне одну автомастерскую в Лондоне, в которой он раньше работал. Однако, его словам, мастерская обанкротилась и сейчас не работает. Да, еще он сказал, что если я захочу, то могу написать его бывшему боссу, и тот подтвердит его слова и даст рекомендацию.
      — У вас есть адрес и имя этого человека?
      — Да, сэр.
      — Так вы написали ему? Он прислал вам рекомендацию?
      — Нет, сэр. Я тогда был очень занят. А чтобы написать письмо, мне надо сосредоточиться, словом, нужно время. Вот я и решил отложить это дело до воскресенья. Только вот он исчез еще раньше, поэтому я и не стал писать. Да, и еще — у него не было никаких вещей. Только старая зубная щетка. Я даже одолжил ему футболку, чтобы было во что переодеться.
      — А не могли бы вы найти адрес того человека, письмо которому вы так и не написали.
      — Да, конечно, сэр. Лиз! — громко крикнул Эзра. — Пойди домой и найди там листок, который мне дал Драйвер.
      — Он у меня с собой, Эзра, — ответил женский голос с другого конца комнаты. Это была жена кузнеца. Сказав это, она встала и подошла к мужу. Миссис Вайлдерспин была довольно полной женщиной, поэтому пробраться сквозь толпу ей было непросто.
      — Благодарю, Лиз, — сказал коронер. — Итак, мистер Таскер, сто три, Литтл — Джеймс-стрит, Лондон. Старший офицер, сделайте копию. Эзра, вы можете еще что-нибудь рассказать нам о Драйвере?
      — Пожалуй, да, сэр.
      — Эзра! Не забудь рассказать всем о странных вопросах, которые он задавал!
      — Да, да. Это было довольно странно. Он нам рассказал, что сам никогда не был в этой деревне, но у него был друг, который велел ему найти мистера Томаса. Я ответил ему, что здесь нет никакого мистера Томаса, и, насколько я помню, никогда и не было. «Странно, — сказал он. — Может, его не так зовут. Мой друг сказал, что он не совсем обычный человек, может, вы называете его по-другому». Тогда я спросил его: «Может быть, вы говорите о Чудаке Пике? Его настоящее имя Орис». Нет, — ответил он, — того, кого я ищу, зовут Томас. Бетти Томас, если говорить точнее. Мой друг упоминал еще одно имя — Паул. Он должен жить по соседству с Томасом». На это я ответил: «Твой друг пошутил. Дело в том, что это имена не людей, а колоколов». «Колоколов?» — переспросил он. «Да, — ответил я, — это имена церковных колоколов — Бетти Томас и Тейлор Паул». Тогда он просто засыпал меня вопросами о колоколах. И я сказал ему, что если он хочет узнать больше о них, то лучше ему обратиться к падре. Я не знаю, говорил Драйвер с падре или нет, но однажды, по-моему, в пятницу, он пришел домой и сказал, что был в храме и видел могилу Томаса, на которой изображен колокол и выгравированы надписи. Стивен спросил меня, что значат эти надписи. Я ответил, что не знаю, надо спросить падре. Тогда он задал другой вопрос: «На колоколах тоже есть надписи?» «Да», — ответил я. Больше он меня ни о чем не спрашивал.
      Признаться, в рассказе Эзры Вайлдерспина было больше вопросов, чем ответов. Тогда на допрос вызвали падре. Он подтвердил, что видел человека по имени Стивен Драйвер, когда отвозил журналы на кузницу. Только вот он ничего не спрашивал о колоколах. Затем падре еще раз рассказал о том, как было обнаружено тело.
      Затем показания давал Гарри Готобед. Он говорил очень долго и в мельчайших подробностях пересказывал свой разговор с сыном и описывал, как все произошло. Он еще раз объяснил, что могилу для леди Торпс подготовили третьего января, а четвертого состоялись похороны.
      — А где вы храните свои инструменты, Гарри?
      — В подвале.
      — А где подвал?
      — Под церковью. Падре говорит, что когда-то давно там была подземная часовня. Вы можете все там осмотреть.
      — А дверь в подвал вы держите запертой?
      — Да, сэр, всегда. В подвал ведет еще одна маленькая дверь из ниши, в которой стоит орган. Но она тоже под замком. И чтобы попасть туда, нужны еще и ключи от западной двери в храм. Все двери мы всегда запираем. Но у меня есть только ключи от подвала.
      — А где вы храните ключи?
      — Они висят у меня на кухне, сэр.
      — А у кого-нибудь еще есть ключи от подвала?
      — Да, сэр. У падре есть все ключи.
      — А еще?
      — Насколько я знаю, больше ни у кого. У мистера Годфри есть ключи от подземной часовни. И все.
      — Ясно. Раз ваши ключи висят на кухне, значит, любой член вашей семьи имеет к ним доступ?
      — В принципе да, сэр. Но, я надеюсь, вы не подозреваете ни мою жену, ни Дика, ни, тем более, детей. Я работаю здесь могильщиком уже больше двадцати лет. Кто знает, кто такой был этот Драйвер. Может, конечно, он и сам взял ключи… тогда я был бы виноват только в том, что не уследил… но…
      — Хватит, Гарри! Не говори глупостей. Ты что, думаешь, этот бедолага взял твои ключи, сам себе выкопал могилу и сам же себя похоронил?
      Многие рассмеялись, услышав столь нелепое предположение.
      — Прошу тишины. Никто вас ни в чем не обвиняет. А вы когда-нибудь теряли ваши ключи?
      — Нет, сэр, — мрачно ответил Гарри.
      — Может быть, когда-нибудь замечали, что ключ не на месте или не там, где вы их оставили?
      — Нет, сэр.
      — Вы чистили свои инструменты после похорон леди Торпс?
      — Конечно, чистил. В подвал я убираю только чистые инструменты.
      — А когда вы использовали их после этих похорон?
      Этот вопрос озадачил Гарри.
      — Ребенок Массей, — подсказал Дик, когда заметил замешательство отца.
      — Не подсказывайте, пожалуйста, — вмешался коронер.
      — Он прав, — подтвердил мистер Готобед. — Мы хоронили ребенка миссис Массей. Вы можете проверить по регистрационной книге. Это было примерно через неделю после похорон леди Торпс.
      — И когда вы брали инструменты из подвала для похорон ребенка миссис Массей, они были чистые?
      — Я не заметил ничего необычного.
      — И за все это время ничего не замечали?
      — Нет, сэр.
      — Хорошо. Благодарю. Инспектор Прист.
      Полицейский быстро дал клятву говорить лишь правду и начал рассказывать. Он рассказал, как узнал о случившемся, как приехал на место происшествия и как помогал извлекать тело из могилы. Затем он упомянул о разговоре со старшим инспектором Бланделлом, к которому он поехал сразу же после того, как закончил работу на месте происшествия. С мистером Бланделлом они составили список вещей, принадлежащих погибшему. В списке числились: недорогой темно-синий саржевый костюм, сильно испорченный из-за долгого нахождения в земле; изношенные нательная фуфайка и подштанники, как ни странно, с биркой довольно хорошей французской фабрики; рубашка защитного цвета (такие носят в британской армии); ботинки, практически новые; дешевый крапчатый галстук. В карманах у погибшего были обнаружены: белый хлопчатобумажный носовой платок, пачка сигарет, двадцать пять шиллингов и восемь пенсов, карманная расческа, десять сантимов и небольшой кусок проволоки, один конец которой был загнут крючком. Пальто на мужчине не было.
      Французские деньги, нижнее белье и кусок проволоки с крючком на конце — вот, пожалуй, и все, что могло сойти за улики. В связи с этим был повторно допрошен Эзра Вайлдерспин, но он не вспомнил, упоминал ли Драйвер что-либо о Франции. Тогда старший инспектор спросил Эзру, не напоминает ли ему проволока отмычку. Эзра посмотрел на проволоку и сказал, что она ничего такого ему не напоминает.
      Следующим свидетелем был доктор Байнс. Пожалуй, только его показания, опирающиеся на факты, произвели особое впечатление на присутствующих и пролили немного света на все происшедшее.
      — Я осмотрел тело пострадавшего и сделал вскрытие. Возраст погибшего примерно сорок пять — пятьдесят лет. Он был довольно сильным и здоровым человеком. Учитывая свойства земли, которая замедляет процесс разложения, и глубину, на которой лежало тело, я могу сделать вывод, что труп находился в могиле около трех-четырех месяцев. Дело в том, что в земле тело разлагается не так быстро, как на воздухе, да и одежда также способствует сохранению тканей тела. Так что материал для работы у меня был в довольно хорошем состоянии. Все внутренние органы хорошо сохранились и, как я уже сказал, это позволило мне провести тщательный анализ и сделать вывод, что на момент смерти человек был абсолютно здоров. Что же касается ран и ушибов, то я не обнаружил их нигде, кроме головы, рук и лодыжек. Лицо пострадавшего изуродовано так, что опознать его практически невозможно. Предположительно ранения были нанесены каким-то тяжелым тупым предметом. Точное количество ударов подсчитать невозможно, но могу сказать, что их было очень много, и наносились они с очень большой силой. При вскрытии брюшной полости…
      — Секунду, доктор. Я так понимаю, что пострадавший умер от ударов по голове?
      — Нет, я не думаю, что именно это было причиной смерти.
      По комнате пробежала волна шума. Все были явно удивлены таким ответом доктора Байнса. Лорд Питер Уимзи, услышав это, слегка улыбнулся.
      — Почему вы так считаете?
      — Потому что в ходе осмотра я пришел к выводу, что все эти ранения были нанесены уже после смерти пострадавшего. И кисти рук были отсечены тоже после его смерти. Скорее всего, это было сделано тяжелым ножом, возможно, это был большой складной нож.
      По комнате прокатилась волна вздохов и шепота изумления, а лорд Питер вдруг громко сказал:
      — Блестяще!
      Затем доктор Байнс добавил еще пару деталей технического характера, привел несколько доказательств того, что ранения были нанесены после смерти: во-первых, отсутствие крови, во-вторых, характерные особенности кожного покрова. В конце рассказа он с некоторой скромностью добавил, что это, конечно, е его специальность, но все, что мог, он сделал.
      — Но зачем кому-то так уродовать тело умершего?
      — Делать такие предположения, — ответил доктор, — точно не в моей компетенции.
      — Да, вы правы. Что ж, благодарю. Но тогда в чем, по вашему мнению, причина смерти?
      — Я не знаю. При вскрытии брюшной полости я обнаружил, что желудок, кишечник, печень и селезенка практически совсем разложились, а вот почки, поджелудочная железа и пищевод находились в прекрасном состоянии, — затем доктор углубился в медицинские термины и только через пару минут сделал вывод. — Словом, следов болезни или отравления я не обнаружил. Я удалил из полости некоторые органы, — доктор Байнс перечислил их, — и поместил в герметичные сосуды, — доктор снова описал все технические подробности процесса, — и я хочу предложить отправить их сегодня сэру Джеймсу Лаббоку для более тщательного анализа. Результат будет недели через две. Может, получится и быстрее.
      Коронер одобрил предложение доктора и продолжил допрос:
      — Вы еще упомянули о повреждениях на лодыжках и руках, доктор. Вы не могли бы рассказать об этом подробнее?
      — Кожные покровы на лодыжках сильно повреждены, эти следы напоминают следы от веревки. Точно такие же повреждения есть и на руках, чуть выше локтей. Вот эти ранения были определенно получены потерпевшим до наступления момента смерти.
      — Вы хотите сказать, что кто-то связал потерпевшего и потом убил его?
      — Я могу утверждать лишь то, что потерпевший был связан, кто это сделал, он сам или кто-то другой, этого я предположить не могу. Я думаю, вы помните, что был такой случай, когда молодой человек погиб из-за того, что, связав сам себя, он слишком туго затянул веревки.
      — Однако в том случае насколько я помню, причиной смерти было удушье, не так ли?
      — Да, кажется, так. Но в нашем случае пострадавший умер не от удушья. По крайней мере, никаких признаков удушья я не обнаружил.
      — Ну, вы, я надеюсь, не выскажете предположения, что потерпевший сам себя похоронил?
      — Нет, такого предположения у меня нет.
      — Рад это слышать, — сказал коронер. — А скажите, если человек хочет покончить жизнь самоубийством и повеситься?..
      — Если человек хочет повеситься, то в любом случае завязывание рук и лодыжек никак не может стать причиной смерти.
      — А может быть, потерпевший попытался повеситься, потом пришел кто-то еще, избил его и закопал в могилу?
      — Признаться, я могу предположить многое, но, как я уже говорил, это не в моей компетенции.
      — Вы правы, доктор.
      Мистер Байнс вежливо поклонился.
      — А может, он умер от голода — связал себя сам, а потом не смог высвободиться, — высказал очередное предположение коронер.
      — Возможно. Ответ на этот вопрос, я думаю, будет в медицинском заключении сэра Джеймса Лаббока.
      — Хорошо. Вам есть, что еще добавить?
      — Да, еще кое-что. Это может помочь в процессе опознания. Дело в том, что, несмотря на то, что челюсть погибшего сильно повреждена, я заметил, что зубы его были в хорошем состоянии. Он явно следил за этим и не раз посещал стоматологический кабинет. Все выводы, которые я сделал в процессе осмотра тела, я записал и передал старшему инспектору Бланделлу, чтобы он внес данные в протокол.
      — Благодарю вас, доктор. Ваши показания нам очень помогут.
      Сказав это, коронер молча просмотрел все листы, которые лежали у него на столе, и обратился к мистеру Бланделлу.
      — Старший инспектор Бланделл, в сложившихся обстоятельствах, я думаю, будет уместно отложить слушание дела. Думаю, нам необходимо дождаться итогов экспертизы доктора Лаббока, да и вам необходимо время, чтобы провести дополнительное расследование. Итак, следующее слушание предлагаю назначить ровно через две недели. Если же за это время случится так, что вы обнаружите преступника или будете иметь достаточно доказательств, чтобы обвинить кого-либо, то заседание будет организовано немедленно.
      — Я думаю, вы абсолютно правы, мистер Комплайн.
      — Хорошо. Итак, мы переносим заседание, и оно состоится ровно через две недели.
      Присяжные, слегка озадаченные и расстроенные тем, что их мнения даже не спросили, медленно вышли из-за стола, за которым сидели, и стали расходиться по домам.
      — Интересное дело, — воодушевленно сказал лорд Питер мистеру Венейблсу. — Очень интересное. Я крайне благодарен вам за то, что вы обратили на него мое внимание. Я просто не имел права пропустить такое дело. Кстати, у вас хороший доктор.
      — Да, мы считаем его очень одаренным и способным человеком.
      — Вы должны представить меня ему. Я думаю, мы поладим. А вот коронер, кажется, недолюбливает его. Я бы предположил, что между ними есть какая-то личная вражда. О, а вот и мой старый друг Хезеки! Как ваши дела, мистер Лавендер? Как Тейлор Паул?
      В этот момент падре поймал за руку высокого худого мужчину, который хотел было быстро пройти мимо них.
      — Секунду, Вилли. Я хочу представить тебя лорду Питеру Уимзи. Лорд Питер, это Вилли Тодей. Во время вашего прошлого визита вы заменяли его. И началось это ужасное время реформ. Теперь ему приходится работать на сэра Генри. Только вот не знаю, что будет дальше. Ведь из Торпсов осталась одна очень юная девушка. Вряд ли она будет вести хозяйство. Я надеюсь только на то, что у нее будет опекун, который позаботится о ней и ее доме.
      В этот момент по дороге проехала машина и остановилась в нескольких метрах от беседующих. В машине был старший инспектор Бланделл и его помощники. Падре настоял на том, чтобы Уимзи со всеми познакомился.
      — Рад знакомству, милорд. Мой друг инспектор Снагг много рассказывал о вас. Вы знаете, он сейчас в отставке. Живет он в небольшом доме на окраине Лимхолта. Когда я бываю у него, он всегда рассказывает о вас. По его словам, вы можете раскрыть любое преступление. Милорд, скажите, между нами, а что вы собирались сказать, когда коронер прервал вас? Вы хотели сказать, что этот Драйвер не был автомехаником?
      — Я хотел сказать, что человек, которого я встретил на дороге, произвел на меня впечатление бывшего заключенного.
      — О! — воскликнул старший инспектор. — Как вы догадались?
      — Глаза, голос, поведение — все, все говорило об этом.
      — О! А вы когда-нибудь слышали об ожерелье Вилбрехэм, милорд?
      — Да.
      — Вы знаете, что Нобби Крантон снова на свободе. И последнее время о нем ничего не известно. Его видели в Лондоне примерно шесть месяцев назад. Полиция ищет его. А может быть, мы уже нашли его? В любом случае, я не удивлюсь, если в скором времени мы снова услышим о том ожерелье.
      — Превосходно, — ответил лорд Питер, — охота за сокровищами — это очень интересно. Я к вашим услугам. Вся эта информация, конечно, секретна?
      — Как вам угодно, милорд. Я думаю, что если кто-то решил убить Крантона, изуродовать его лицо и отрезать кисти рук (то есть уничтожить отпечатки пальцев), то это значит, что в деревне есть человек или люди, которые что-то знают. И чем меньше мы будем показывать, что понимаем их игру и владеем информацией, тем свободнее они будут действовать, а это, в свою очередь, позволит нам быстрее их обнаружить и разоблачить. И еще, милорд, хочу сказать, что я очень рад вашему приезду. Я думаю, вы понимаете, что жители деревни, и преступники в том числе, зная, что вы лицо частное и не связанное напрямую с полицией, будут вести себя с вами спокойнее, чем со мной, а это очень важно для получения необходимой информации.
      — Прекрасно. Я все понял. Признаюсь, задавать случайные вопросы интересной компании — это мой конек. За кружкой пива можно выяснить массу любопытного.
      Мистер Бланделл улыбнулся и попросил Уимзи заезжать к нему почаще. Пожав руку лорду Питеру, он сел в машину и уехал.
     
      Самое сложное для любого детектива — это решить, с чего начать расследование. После некоторых размышлений лорд Питер составил следующий список вопросов, требующих разрешения.
     
      А. Опознание трупа
      1. Это Крантон? — Дождаться результатов экспертизы доктора и ответа полиции.
      2. Подумать над вопросом, откуда у погибшего десять сантимов и французское нижнее белье? Крантон был во Франции? Когда? Если погибший — не Крантон, тогда кто из жителей деревни был во Франции после войны?
      3. У пострадавшего уничтожены отпечатки пальцев и изуродовано лицо. Следовательно, преступник хотел, чтобы опознать тело было невозможно. Если погибший — Крантон, тогда необходимо выяснить, кто знал Крантона: (а) знал только в лицо, (б) знал лично.
      (Примечание: Декон знал его, но Декон мертв. Мэри Тодей знала его?) На суде его видело много людей.
      Б. Ожерелье Вилбрехэм
      1. Следует из пункта А: была ли Мэри Тодей (она же Мэри Декон, в девичестве Рассел) замешана в краже?
      2. У кого находилось ожерелье: у Декона или у Крантона?
      3. Где сейчас ожерелье? Крантон (если это был он) приехал в приход святого Павла, чтобы найти его?
      4. Если ответ на третий вопрос положительный, тогда почему Крантон так долго ждал, прежде чем приехать сюда на поиски ожерелья? Потому что он недавно получил последнюю информацию о местонахождении украшения? Или потому, что все это время был в тюрьме и только что освободился? (Спросить старшего инспектора).
      5. Почему Драйвер интересовался Бетти Томасом и Тейлором Паулом? Почему он спрашивал про надписи на колоколах? Что он мог получить, осмотрев колокола и узнав, что написано на них? Преследовал ли он какую-то определенную цель?
      В. Преступление
      1. От чего умер потерпевший? (Дождаться медицинского заключения эксперта).
      2. Кто похоронил (и предположительно убил) его?'
      3. Можно ли найти какие-либо улики, свидетельствующие о времени преступления? Проверить сводки погоды за последнее время. (Снег? Дождь? Следы?)
      4. Где было совершено убийство? На кладбище? В церкви? Где-нибудь в деревне?
      5. Если преступником были использованы инструменты могильщика, необходимо выяснить, кто имел к ним доступ. (Конечно, Драйвер, но кто еще?)
     
      Просмотрев список, Уимзи подумал, что вопросов достаточно много. И на немалую их часть ответить невозможно до получения медицинского заключения доктора Джеймса Лаббока. А вот над вопросом, связанным с колоколами и надписями на них, можно начать работать немедленно.
      Первым делом Уимзи разыскал падре и попросил его найти книгу Вулкотта «История колоколов храма святого Павла», о которой тот когда-то рассказывал. Чтобы найти эту книгу, падре пришлось перерыть всю свою библиотеку. Ему помогали Эмили и миссис Венейблс. Наконец книгу нашли на маленькой полке, посвященной книгам и журналам Клуба мод. (Как она попала туда — непонятно!)
      Из этой книги Уимзи узнал некоторые факты, которые скорее были бы интересны археологам, нежели как-то связаны с убийствами или украшениями:
     
      Бетти Томас (номер 7, вес — 1500 кг, нота — ре).
      Самый древний сохранившийся колокол. Впервые отлит Томасом Беллейтером из Линна в 1338 году. Был перелит с добавлением нового металла настоятелем монастыря Томасом в 1380 году. (Этот же настоятель построил колокольню и пристроил нефы в храме, которые сохранились до сих пор. Только во времена настоятеля Мартина были внесены изменения: в 1423 году окна в боковых нефах были расширены).
     
      Надписи:
      Наверху — NOLI+ESSE+INCREDULUS+SED+ FEDELIS+
      По центру — О SANCTE ТНОМА.
      Внизу — АВВАТ. THOMAS. SETT. МЕЕ. HEARE. AND. BAD. МЕЕ.
      RINGE. BOTH. LOVD. AND. CLEER.
      1380.
     
      Больше ни одного упоминания о колоколах того периода не сохранилось. Известно, что во времена правления Елизаветы в храме было пять колоколов. Кроме того, который воспроизводил ноту ре, было еще четыре колокола:
     
      Джон (номер 3, вес — 400 кг, нота — ля). Изначально дискант. Назван в честь создателя колокола — Джона Коула, странствующего мастера.
     
      Надписи:
      Внизу — JHON. COLE. MAD. МЕЕ. JOHN. PRESBYTER. PAYD. МЕЕ.
      JHON. EVAGELIST. AID. MEE. MDLVII.
     
      Иерихон (номер 4, вес — 400 кг, нота — соль). Изначально был номером 2. Мастер, отливший этот колокол, должно быть, очень гордился своей работой.
     
      Надписи:
      Наверху - FROM. IERICHO. ТО IOHN. AGROAT.YR. IS. NOE. BELLE. CAN. BETTER. MY. NOTE.
      1559
     
      О том, как колокол стал номером 4, ничего не известно. Когда-то его нотой была фа. Во времена правления Якова 1 в сочетании с тенором использовался в перезвонах для создания звука ноты до.
     
      Тейлор Паул (номер 8, вес — 2050 кг, нота — до). Великий, прекрасный колокол, издающий звуки удивительной чистоты. Был отлит в Беллфилде (см. историю прихода).
     
      Надписи:
      Наверху — PAULE + IS + MY + NAME + HONOUR + THAT + SAME +
      Внизу — NINE + TAYLERS + MAKE + A + MANNE + IN + CHRIST + IS + DETH + ATT + END + IN + ADAM + YAT + BEGANNE + 1614
     
      К этим колоколам, уцелевшим в тяжелые годы гражданской войны, впоследствии были добавлены еще четыре, и тогда в перезвоне стало участвовать восемь колоколов.
     
      Гауде (вес — 350 кг, нота — до). Подарок семьи Гауди.
     
      Надписи:
      Внизу — GAUDE. GAUDY. DNI. IN. LAUDE. MDCLXVI.
     
      Номером 2 в тот период был колокол Каролус, названный в честь Короля Реставрации. Однако этот колокол раскололся из-за неправильного обращения. Это случилось в восемнадцатом веке. Затем был долгий сложный период реформ в стране. Многие храмы вались. В это время в приходе Святого Павланикакого ухода ни за колоколами, ни за колокольней не было. Это продолжалось до тех пор, пока настоятель Высокой Церкви не привлек внимание общественности к плачевному состоянию храмов и монастырей по всей стране. Тогда и в приходе святого Павла началась работа по реставрации и восстановлению колокольни. В эти годы и были отлиты еще три колокола:
     
      Саваоф (номер 2, вес — 350 кг, нота — си). Подарок настоятеля.
     
      Надписи:
      Наверху — SANCTUS. SANCTUS. SANCTUS. DOMINUS. DEUS. SABAOTH
      Внизу — RECAST BY JOHN TAYLOR OF LOUGHBOROUGH 1887.
     
      Димити (номер 6, вес — 450 кг, нота — ми). Подарок в память о сэре Ричарде Торпсе, который умер в 1883 году.
     
      Надписи:
      Наверху — RECAST BY JOHN TAYLOR OF LOUGHBOROUGH 1887.
      Внизу — IN. PIAM. MEMORIAM. RICAR-DI. THORPE. ARMIGERI. NUNC. DIM1TTIS DOMINE. SERVUM. TUUM. IN. PACE.
     
      Джубили (номер 5, вес — 450 кг, нота — фа). Чтобы отлить этот колокол, был организован фонд, средства в который могли поступать от всех желающих.
      Колокол был отлит в честь юбилея Королевы.
     
      Надписи:
      Наверху - JUBILATE. DEO. OMNIS. TERRA.
      По центру - RECAST. IN. THE. YEAR. OF. THE- QUEEN'S. JUBILEE. BY. JOHN. TAYLOR. AND. C0. E. HINKINS. AND. B. DONNINGTON. CHURCH-WARDENS.
     
      Некоторое время Уимзи ломал голову над тем, что написано в книге, но все попытки понять хоть что-то и применить это к делу оказались безрезультатными. Даты, вес, надписи — разве что-то из этого может быть связано с убийством и пропажей украшения? Разве что только упоминание о Бетти Томасе и Тейлоре Пауле. А это вряд ли могло чем-то помочь следствию. Может, стоит осмотреть колокола. Возможно, удастся найти что-то такое, о чем нет упоминания в книге мистера Вулкотта. Например, на колоколах могут быть еще какие-нибудь надписи, кроме тех, что указаны в книге. В любом случае стоит подняться на колокольню и все внимательно осмотреть.
      Было утро воскресенья, когда Уимзи отложил книгу, услышав звон колоколов, возвещающих о скором начале утренней службы. Он встал из-за стола и вышел в коридор. Там он встретил хозяина дома.
      — Я всегда завожу их воскресным утром, когда звонят колокола, — объяснил мистер Венейблс. — Иначе я могу забыть. Да, я хотел сказать. Надеюсь, вы не подумали, что обязательно должны ходить на все службы, так как гостите у меня. Я говорю это вам, как и всем своим гостям — вы абсолютно свободны в своих действиях и можете посещать храм тогда, когда вам угодно. А сколько сейчас времени? Десять тридцать семь… Поставим на десять сорок пять. За неделю они всегда отстают минут на пятнадцать, поэтому приходится немного хитрить и ставить на несколько минут позднее. Получается что они немного спешат в воскресенье, понедельник и вторник, в среду — показывают точное время, а в четверг, пятницу и субботу — отстают.
      В этот момент подошел Бантер. В одной руке он держал шляпу Уимзи, а в другой — поднос, на котором лежали два молитвослова в кожаном переплете.
      — Падре, — сказал Уимзи, — мы как раз хотели пойти сегодня в церковь. И даже приготовились к этому. Вот молитвословы. Так что можем идти. Падре, что случилось? Вы что-то потеряли?
      — Я… я… странно… я прекрасно помню, что клал их сюда. Агнесс! Агнесс! Дорогая! Ты не видела их?
      — Что, Теодор?
      — Листы, на которых записаны данные молодых Флейвелов. Я помню, что клал их сюда. Понимаете, лорд Питер, я всегда пишу все данные на листочках, чтобы не носить регистрационную книгу с собой, это так неудобно. Да где же они?
      — Теодор, а это не они лежат на часах?
      — О, дорогая! Благодарю! Интересно, как они туда попали? Наверное, я случайно положил, когда заводил часы. Ну, слава Богу, что это недоразумение мы исправили, благодаря моей жене. Она всегда знает, куда и что я положил. Наверное, она знает все мои мысли лучше, чем я сам. Что ж, а теперь пора в церковь. Мне еще надо поговорить с певчими. Моя жена покажет вам куда лучше сесть.
      Скамьи, к которым миссис Венейблс подвела Уимзи и Бантера, были действительно очень удобными. Все было прекрасно видно. Миссис Венейблс внимательно следила за южным крыльцом, откуда входили в храм прихожане, и за детьми, которые частенько начинали баловаться на службе. Словом, миссис Венейблс старалась поддерживать порядок. Лорд Питер тоже наблюдал за входом. Через несколько минут он увидел того, кого и хотел увидеть. В храм вошел Вильям Тодей в компании с худой, скромно одетой женщиной и двумя маленькими девочками. Уимзи подумал, что женщине, должно быть, около сорока, хотя часто бывает, что сельские женщины выглядят старше своих лет. Похоже, что лет шестнадцать назад она работала кем-то вроде горничной или служанки. У женщины было открытое лицо, глаза честного человека, но одновременно чувствовалось, что этой женщине пришлось пережить много горя и трудностей, да и сейчас ее жизнь не казалась благополучной. Возможно, она сильно переживала за мужа. Он действительно выглядел не очень хорошо. Вилли быстро пробежал глазами по лицам прихожан и остановил взгляд на жене. Они сели рядом с кафедрой падре, так что Уимзи мог свободно наблюдать за ними и не обнаруживать своего интереса. Правда, Тодей будто почувствовал испытующий взгляд лорда Питера и обернулся. Однако Уимзи успел вовремя отвести глаза и сделать вид, что рассматривает ангелов на потолке, которые, кстати говоря, сегодня были особенно прекрасными из-за лучей утреннего солнца, освещающих их.
      Скамья, которую обычно занимали Торпсы, сегодня была практически пуста — на ней сидел только один Джентльмен средних лет. Как пояснила миссис Венейблс, это был дядя Хилари Торпс из Лондона. Экономка, миссис Гейтс и слуги сидели в другом ряду.
      На скамье прямо перед Уимзи сидел невысокий полный мужчина в добротном черном костюме. Миссис Венейблс заметила интерес лорда Питера и начала шепотом рассказывать о том, кто есть кто. Невысокий полный мужчина — мистер Рассел, кузен Мэри Тодей и владелец похоронного бюро. Миссис Вест, начальникам почтового отделения, приехала со своей дочерью. Заметив Уимзи, она поприветствовала его улыбкой и легким кивком. Должно быть, миссис Вест запомнила лорда Питера еще с прошлого визита. Вскоре колокольный звон стих, звонари спустились с колокольни и заняли свои места. В следующий момент запел хор, и падре вышел к прихожанам.
      Служба прошла довольно спокойно, без каких-либо происшествий, кроме того, что падре снова потерял свои листы. Одному из певчих пришлось сходить за ними в ризницу. Затем падре упомянул о бедняге, тело которого было найдено на кладбище. Он сказал, что похороны назначены на завтра. И мистер Рассел, как бы в подтверждение слов падре, многозначительно кивнул. Потом падре подошел к кафедре, где читал проповеди. Под ним вдруг громко скрипнул пол, и миссис Венейблс не удержалась от тихого замечания по поводу состояния полов. Падре благополучно прочитал проповедь, и служба закончилась. Затем миссис Венейблс и Уимзи вышли на крыльцо и простояли там довольно долго, прощаясь с прихожанами.
      Мистер Рассел и Гарри Готобед вышли вместе, о чем-то увлеченно разговаривая. Когда они подошли к миссис Венейблс и лорду Питеру, Гарри представил Уимзи мистера Рассела.
      — Где вы собираетесь хоронить его, Гарри? — спросил мистер Рассел, быстро перейдя от церемоний к делу.
      — В северной стороне кладбища, рядом с Сьюзаи Эдварде, — ответил могильщик. — Мы уже вчера подготовили могилу, все по размеру, все в порядке. Может, желаете пойти и посмотреть?
      Уимзи тоже выразил интерес, и они вместе отправились к могиле.
      — Мы сделали для него хороший гроб, — с удовлетворением сказал мистер Рассел. — Признаться, я сначала сомневался, правильно ли мы делаем, ведь человек — не из нашего прихода. Но падре сказал, что «беднягу надо похоронить подобающим образом». Так что я взялся все организовать и постараюсь, чтобы все прошло спокойно и без проблем. Конечно, стоило бы найти шестерых носильщиков, но я бы не успел сделать это вовремя. А в нашем случае, как я понимаю, чем быстрее мы похороним беднягу, тем лучше. Поэтому я предложил использовать специальную тележку для перевозки гроба. Сначала падре был против, но потом все же согласился. Кстати, я полагаю, что на похороны придет довольно много народа, и я хочу, чтобы все увидели, что все сделано надлежащим образом.
      — Да, правильно, — сказал Гарри Готобед. — А что с цветами?
      — Один венок будет от падре, — ответил мистер Рассел, — а еще один пришлет мисс Торпс. А еще школьники принесут красивый букет. Кроме того, есть же традиция — бросать монеты в могилу перед тем, как начнут закапывать. Так вот, как только мы узнали, что будем хоронить беднягу, моя жена стала собирать монеты у всех желающих вложить свою лепту в доброе дело.
      — Прекрасно! Вы все прекрасно придумали, — воскликнул могильщик.
      — Да, по моим расчетам, все должно пройти хорошо.
      — А хор будет петь?
      — Ну, думаю, да. Не много, конечно, но пару церковных гимнов у могилы они обязательно пропоют. Мы с падре уже выбрали несколько наиболее известных гимнов. Будет лучше, если будут звучать знакомые мелодии.
      — О! — послышался голос Хезеки Лавендера. — Ты уже здесь, Боб Рассел. Когда я был ребенком, неизвестных гимнов не было, мы все их знали наизусть. Это никто ничего не знает. Люди стали другими. Теперь все не такие, как были раньше. Да и много у нас чужаков появилось. Откуда знать, чего ждать от них.
      — Возможно, ты и прав, Хезеки, — ответил могильщик. — Но что касается чужаков, то, по-моему, все это началось с Джеффа Декона, который первым стал привозить в Красный дом чужих людей. А потом еще и война. С тех пор все перемешалось.
      — Что касается войны, — сказал мистер Рассел, — то она была бы независимо от того, жил бы здесь Джефф Декон или нет. А ведь это война изменила людей. Но, в общем, вы правы. А Декон действительно был тем еще пройдохой. Мы все признаем, что это так, хотя бедняжка Мэри до сих пор и слова против него слышать не хочет.
      — Как же это по-женски, — сказал мистер Лавендер, — чем загадочнее человек, тем сильнее женщина его любит. На мой взгляд, этот Декон слишком сладко говорил. Простите за откровенность, сэр, но не доверяю я этим лондонцам.
      — Не стоит, — сказал Уимзи.
      — Но, Хезеки, — возразил мистер Рассел, — однажды вы сами хвалили Джеффа Декона. Помните, вы говорили, что быстрее него научиться Кентскому перезвону просто невозможно.
      — Это другое, — ответил старик, — он был ловким и способным звонарем, но положиться на него как на человека было нельзя. У ловкого человека не обязательно доброе сердце. Есть сотни ловких, талантливых и одновременно злых людей. К сожалению, это так.
      — Довольно, — вмешался могильщик, — Джефф Декон сейчас там, где ему место, там, где должен быть. И нам не стоит судить о том, каким он был человеком. Господь всех рассудит и воздаст каждому по делам го. Мы не должны осуждать Декона или кого бы то ни было другого после их смерти. Сейчас наша задача — достойно похоронить человека, ушедшего из жизни.
      — Да, вы правы, Гарри, абсолютно правы. Мы должны достойно похоронить его, тем более, что каждый из нас, не дай, конечно, Бог, может оказаться на месте этого бедняги. О! Пик, что ты здесь делаешь?
      — Ничего, ничего, Боб. Только хотел посмотреть, где вы хотите похоронить мертвеца. Он сильно изуродован, да? Лицо все разбито, да? Бах, бах! Как я хочу посмотреть!
      — Убирайся, — грубо сказал мистер Рассел. — Как ты можешь такое говорить, Пик! Противно слушать. Больше никогда так не говори, не то мне придется пожаловаться на тебя падре, и он больше не разрешит тебе помогать играть на органе. Зачем ты так говоришь?
      — Нет, нет, Боб.
      — Хорошо, то-то же.
      Мистер Рассел проследил взглядом за медленно уходящим Пиком. Чудак шел, опустив руки и качая головой.
      — Он становится совсем странным, этот Пик, — сказал мистер Рассел, когда Чудак Пик скрылся из вида, — надеюсь, он безопасен для общества. Мне кажется, было бы лучше, если бы он находился под постоянным присмотром, а еще бы лучше, по-моему, оградить его от людей…
      — Нет, нет, — вмешался могильщик, — Чудак вполне безопасен. Я уверен, что ему лучше здесь, чем в психиатрической лечебнице.
      В этот момент к мужчинам присоединилась миссис Венейблс.
      — Бедняжка мисс Хилари даже не пришла сегодня Церковь, — сказала она. — Хилари такая замечательная девочка. Лорд Питер, я бы очень хотела, чтобы вы познакомились с ней. Правда, миссис Гейтс сказала, что сейчас она немного не в себе. Знаете, у нас в деревне, когда у кого-то случается горе, мы все стараемся помочь, как можем. А ей пришлось пережить очень серьезное испытание. Я думаю, ей будет приятно ваше внимание. Я отведу вас к ней на днях. А сейчас пойдемте домой, уже пора обедать, уверена, что вы проголодались.
     
      3
       ЛОРД ПИТЕР УХОДИТ В ТЕНЬ
     
      В перезвоне в три приема важной для мелодий является третья позиция колокола.
     
      Лорд Питер наблюдал за тем, как гроб везли по улице.
      — А вот и моя проблема, — сказал он сам себе, смотря на гроб. — Здесь, скорее всего, мне не удастся узнать ничего полезного. Признаться, все это больше напоминает спектакль. Собралось столько людей, для которых эти похороны — просто развлечение, повод выйти из дома. Только старики Венейблсы действительно скорбят и переживают… От этого погребального звона колоколов мурашки бегут по телу… Тейлор Паул… за мистера Паула… «Я Воскрес и Живу…» Этот бедняга уже однажды восставал из могилы… и, дай Бог, чтобы этот ужас больше не повторился… Ужасный звон затих!.. Тейлор Паул… Однако если Лаббок найдет что-нибудь интересное, это может повториться… «Хотя черви медленно уничтожат тело…» Как странно выглядит этот Тодей… по-моему, здесь что-то не так… Тейлор Паул… «Мы ничего не приносим в этот мир и ничего забираем из него…» кроме секретов… их мы по праву можем забирать с собой.
      Процессия направлялась в храм. Вскоре в тени крыльца скрылся падре… гроб… носильщики. За ними последовал и Уимзи с миссис Венейблс. Лорд Питер думал о том, как странно, что они вдвоем идут за гробом неизвестного им человека, как будто знали его и скорбят по ушедшему из жизни.
      — И люди могут говорить все, что им вздумается, — думал Уимзи, — о службах в англиканских церквах, но псалмы подобраны просто гениально. «Я уже знаю, что дни мои сочтены» — какие страшные слова. Господи, не дай мне знать ничего такого. «Незнакомец рядом с тобой… И всем воздастся по делам их»… возможно. Но почему я, Питер Уимзи, должен заниматься похоронами неизвестных мне людей? Я же не делаю это просто ради хвастовства… о, да… «вечная жизнь, Аминь». Я думаю, мы сядем сюда. Обычно в этот момент друзья и родственники покойного начинают плакать. Но здесь никого нет — ни друзей, ни… Хотя почему я так решил? Я же не знаю этого. Может быть, здесь есть кто-то, кто мог знать погибшего? Эта рыжеволосая девочка, должно быть, мисс Хилари Торпс… Как трогательно, что она пришла… интересная девочка… Она быстро повзрослеет… «Я боролся с искушениями… воспитывал свою душу»… «Господь видит все наши прегрешения и знает о каждом зерне зла и лжи в наших душах…» Неужели Все эти люди верят в это? А я? Интересно, а люди, которые создали этот прекрасный потолок с ангелами, верили? Или они просто выполняли свое дело? Но как бы то ни было, их работа создает впечатление, что ангелы сделаны руками верующих и по благословению Божьему. А что дальше? Ах да, на кладбище, к могиле. Гимн триста семьдесят третий… Его выбрал мистер Рассел… Это, должна быть, какая-то волнующая мелодия. А вот он, верит? Признаться, он производит впечатление человека, который больше заботится о земных радостях, нежели о духовной жизни… «Человек, рожденный женщиной… плоть от плоти…» По-моему, Вилли Тодей сейчас упадет в обморок. Нет, удержался. Надо будет поговорить с ним. Он как-то странно себя ведет… «страх и боль смерти…» проклятье! Он уходит домой. Почему? «Наш дорогой брат ушел из жизни»… Брат… все мы братья после смерти… все дорогие… Даже если при жизни нас кто-то ненавидел настолько, чтобы связать и убить… Кстати, что насчет веревки?
      Размышление о веревке так отвлекло Уимзи, что он даже пропустил момент, когда начали читать вслух общую молитву, и прослушал, когда падре говорил о том, что на каждую смерть есть воля Божья. Все это время Уимзи думал о том, как же раньше не догадался, что веревка может быть весомой уликой, которая может помочь в раскрытии дела.
      Где преступник взял веревку? Как связал пострадавшего? Где? Странно, зачем было связывать его? Ведь можно было просто убить, и все. Убийство связанного человека… над этим надо подумать. Перед тем, как закопать труп, преступник почему-то развязал его и забрал веревку. Зачем? Как будто из-за какой-то болезненной бережливости. Стоп. Не стоит выдумывать небылицы. Есть еще много причин, по которым преступник мог забрать веревку. Например, он мог развязать пострадавшего и до его смерти. Может, преступник решил вернуть веревку на то же место, откуда взял ее, потому что ее пропажа могла бы вызвать подозрения. Может, он снял веревку по той же причине, по которой изуродовал лицо пострадавшего — чтобы никто не смог опознать его. А может, веревку пришлось снять потому, что бедняга был не просто связан, а привязан к чему-то. Вот это, пожалуй, больше всего похоже правду. Тогда возникает другой вопрос — тело должны были как-то привезти к могиле. Как? На легковой машине, грузовике, на тележке, в фургоне?..
      — Все прошло очень хорошо, мистер Рассел, — сказала миссис Венейблс.
      — Да, мэм, — ответил мистер Рассел, — мне очень приятно, что вы так думаете. Мы сделали все, что могли.
      — Я уверена в этом, благодарю вас. Я думаю, что если бы здесь был кто-нибудь из его родственников, они бы остались довольны. Организовать все лучше было просто невозможно.
      — Благодарю, мэм, — ответил мистер Рассел, явно довольным такой оценкой своей работы, — конечно, у нас похороны не такие роскошные, как устраивают в Лондоне, но, тем не менее, по-моему, все прошло очень достойно.
      Сказав это, мистер Рассел взглянул на Уимзи.
      — Более чем достойно, — подтвердил лорд Питер. — Все было очень трогательно, намного душевнее, чем обычно происходит в Лондоне.
      — Да, вот это правда. Там, в городе, похороны проводят по несколько раз в неделю, естественно, что при таких условиях они просто не могут вкладывать всю душу в организацию каждых. Что ж, я пойду. Милорд, там кто-то хочет поговорить с вами.
      — Нет, — сказал Уимзи подошедшему к нему джентльмену в потрепанном твидовом костюме. — Меня нет никакой информации ни для «Утренней звезды», ни для какой-либо другой газеты. Да и времени на интервью у меня сейчас нет.
      — Какие же надоедливые эти репортеры! — сказала миссис Венейблс. — Они могут до смерти замучить своей назойливостью. Пойдемте, я хочу представить с Хилари Торпс.
      Они прошли немного вперед.
      — Хилари, дорогая, как мило, что ты пришла сегодня. Это лорд Питер Уимзи.
      — Рада знакомству, лорд Питер. Папа читал обо всех преступлениях, которые вы раскрыли. Он бы с удовольствием поговорил с вами. Знаете, я думаю, что ему самому ужасно хотелось поучаствовать в раскрытии какого-нибудь дела. Видите, как все сложилось. Слава Богу, что он не знает о том, что произошло с могилой мамы. Это настоящая загадка для детектива, да? Папа любил загадки и тайны.
      — Правда? Я думаю, в его жизни таких тайн хватало.
      — Вы имеете в виду ожерелье? Да, это был тяжелый эпизод его жизни. Конечно, все это случилось еще до моего рождения, но папа много об этом рассказывал. Он всегда говорил, что Декон — ужасный человек, и что дедушка не должен был пускать его в дом. Папа был даже лучшего мнения о втором преступнике — лондонском воре. Он видел его только однажды — на суде. Папа сказал, что это ужасно бедный, нищий человек.
      — Все это очень интересно, — сказал лорд Питер и резко обернулся. Все тот же репортер стоял совсем близко и прислушивался. — Эй, вы! — крикнул Уимзи. — Уходите сейчас же. Я не позволю донимать эту юную леди. Уходите. Позже я дам вам интервью и расскажу все, что вы захотите услышать. А сейчас исчезните!
      — Этот парень — настоящая липучка, — сказала мисс Торпс, — сегодня утром он вывел бедного дядюшку из себя. Вон мой дядя, — она повела глазами в сторону, разговаривает с падре. Он чиновник и тоже ненавидит прессу. И разные тайны и загадки он тоже очень не любит.
      — Давайте отойдем в сторону от людей и немного поговорим.
      — Конечно, — ответила мисс Торпс.
      — Наверное, ваш дядя меня тоже недолюбливает.
      — Ему не нравится ваше хобби. Он считает, что оно несовместимо с вашим социальным положением. Поэтому он так ловко избежал личного знакомства с вами, у дяди свои причуды, но он очень хороший и порядочки человек. А вот на папу он совсем не похож. Вы бы с папой отлично поладили. Да, кстати, вы ведь знаете, где похоронены папа и мама?
      — Да, это так. Но мне надо будет еще раз осмотреть могилу. Понимаете, я хочу понять, как… как…
      — Как там оказался труп? Да, я понимаю, что вам это интересно. Я бы тоже хотела понять, как это произошло. Только вот дядя считает, что я не должна интересоваться этим, что это неприлично для девушки. А я думаю, что в этом нет ничего плохого. Знаете, мне кажется, что это мое любопытство помогает мне воспринимать все так… не знаю, как правильно сказать…
      — Не столь реально?
      — Да, именно так. Все происходит как будто не со мной. Когда я по нескольку раз представляю, что произошло, мне потом начинает казаться, что я просто все выдумала, и ничего этого на самом деле не было.
      — Хм-м… судя по тому, как ты рассуждаешь, тебе следует готовить себя в писатели, — сказал Уимзи.
      — Вы так думаете? Знаете, а я ведь и хочу стать писателем. А почему вы так считаете?
      — Потому что у тебя богатое воображение. Ты можешь с легкостью выдумывать сюжеты, брать их из жизни и переиначивать. Так что, я думаю, тебе очень повезло.
      — Вы, правда, гак думаете? — Хилари была явно рада слышать рассуждения лорда Питера.
      — Да, конечно. Только тебе надо совершенствовать способности. И еще стоит запастись терпением. У писателей очень сложная судьба. Возможно, люди не будут понимать тебя. Они могут счесть тебя либо слишком романтичной и мечтательной, либо, напротив жесткой и бессердечной. И хотя они будут неправы в обоих случаях, их мнение может ранить тебя. Так что приготовься.
      — Мне это уже говорили девочки в школе… и о мечтательности, и о грубости, но… большинство одноклассников просто глупы…
      — Большинство людей очень похожи, — сказал Уимзи, — но нельзя говорить, что они плохие… или глупые… это нехорошо. Они просто не понимают того, что для тебя кажется очевидным, вот и все. А чей это дом, — немного помолчав, спросил Уимзи, показывая на самый ближний к храму дом.
      — Вильяма Тодея.
      — О, правда? А за ним — ферма? Чья она?
      — Это земля мистера Эштона. Он довольно состоятельный человек. Мистер Эштон — церковный староста. В детстве я очень его любила. Он разрешал мне кататься на фермерских лошадях.
      — Я кое-что слышал о нем. Однажды он очень помог мне и вытащил мою машину из кювета. Надо будет зайти к нему и лично поблагодарить за это.
      — Значит, вы хотите задать ему несколько вопросов?
      — О, ты видишь меня насквозь. — Он улыбнулся. — Только вот тебе совет — не показывай этого, иначе люди будут считать тебя слишком прямолинейной.
      — Да, дядя говорит, у меня совсем нет чувства такта. Еще он говорит, у меня такой характер, потому что я ходила в школу и играла в хоккей.
      — Может быть, он прав. Но в этом нет ничего плохого. Не переживай. Кстати, давай немного пройдемся.
      — Я и не переживаю. Просто теперь я осталась на попечении у дяди, а он считает, что мне не надо ехать в Оксфорд… А куда вы смотрите? На южные ворота?
      — Видишь, какая ты проницательная. Да, я смотрел на ворота. Я думаю, что преступник мог привезти тело на машине, а от ворот донести его на руках. Это не так сложно. А что это там? Колодец?
      — Да. Из этого колодца мистер Готобед берет воду для уборки в храме. Я думаю, он довольно глубокий. Раньше там был установлен насос, и, когда деревенский колодец пересох, люди стали использовать воду отсюда для питья. А мистеру Венейблсу пришлось прекратить это, так как он считал, что вода здесь грязная и для питья непригодна. Падре на свои деньги нанял рабочих, которые углубили деревенский колодец и привели его в порядок. А этот колодец уже очень старый. Когда мистеру Готобеду нужна вода, он черпает ее ведром. Это не очень-то удобно и он частенько ворчит и жалуется, что воду доставать становится все тяжелее и тяжелее. Кроме того, земля вокруг колодца слишком влажная и, особенно зимой, копать здесь могилы очень сложно. Но мистер Готобед говорит, что раньше, до того, как мистер Венейблс осушил территорию кладбища, было еще хуже.
      — Мистер Венейблс сделал многое для этого прихода.
      — Да, очень. Мистер Венейблс принимается за любое дело, если оно хоть как-то связано с церковью. Многое делает и миссис Венейблс. Пожалуй, осушение — это даже больше ее заслуга. А почему вы спросили про колодец?
      — Я хотел знать, используется он или нет. А раз он используется, то никому бы не пришло в голову прятать там что-либо.
      — Вы хотите сказать — тело? Конечно, преступник не стал бы его туда прятать.
      — Да… — сказал Уимзи. — О, смотри! Прости, что спрашиваю, но… ты, наверное, знаешь, какой памятник твой отец хотел поставить на могиле твоей мамы? Он говорил тебе?
      — Не знаю. Папа ненавидел памятники и даже говорить на эту тему ни с кем не хотел. Страшно подумать, что теперь ему самому нужен памятник.
      — Ясно. Значит, никто не знал о его выборе. Может быть, он собирался положить плоскую плиту на могилу, а может, сделать мраморную ограду и середину засыпать щебнем?
      — Нет, нет, этого бы он точно не сделал. Он ненавидел все подобное.
      — О, а убийца знал о вкусе твоего отца?
      — Простите, я не понимаю, о чем вы.
      — Извини, виноват. Я хотел сказать вот что. Вокруг есть огромное количество удобных мест для того, чтобы спрятать тело, причем никто никогда не нашел бы там погибшего. Ну, ты понимаешь — плотины, сточные ямы, дренажные канавы. Зачем преступник решил рисковать и хоронить убитого на кладбище, да еще и в чужой могиле? Ведь тело мог бы с легкостью обнаружить, например, каменщик, который бы снимал слой земли, чтобы засыпать могилу щебнем? Я знаю, тело находилось в двух футах под землей — его бы все равно обнаружили, когда бы ставили памятник. Значит, преступник знал о том, что твой отец не собирается ничего такого делать… Видимо, он никак не рассчитывал, что могила будет вскрыта так скоро. Странно, все это очень странно. И подумай, преступник приехал сюда ночью, раскопал могилу, похоронил покойного. Не стоит забывать про следы от веревок на руках бедняги, значит, некоторое время он был связан. На основании этих фактов могу сделать вывод, что преступление и процесс захоронения трупа были заранее тщательно спланированы.
      — Значит, убийца не мог спланировать это еще при жизни моей мамы, то есть до Нового года. Раньше могилы просто не было.
      — Да, конечно. Это могло случиться в любое время после Нового года.
      — Нет, не в любое. Самое позднее — через неделю после похорон.
      — Почему ты так думаешь?
      — За неделю могила заметно оседает, и если бы ее потревожили позже, мистер Готобед заметил бы это. А ведь преступник не хотел, чтобы заметили? Значит, он должен был сделать все в первую неделю после смерти мамы, когда земля еще рыхлая. Тогда на могиле еще лежали венки, которые закрывали землю, и это помогло скрыть следы преступления. Венки пролежали на могиле ровно неделю, а потом я попросила мистера Готобеда убрать их. Так что у преступника было не так уж много времени.
      — Хорошая идея, — сказал Уимзи. — Я и не подумал об этом. Представь себе, я даже не знал, когда проседают могилы… Что ж, надо будет расспросить об этом мистера Готобеда. А ты помнишь, как долго шел снег после смерти твоей мамы?
      — Так, сейчас вспомню. — Она наморщила лоб, и рыжая прядь упала ей прямо на глаза. — Снегопад прекратился в день Нового года и падре расчистил дорожку к южной двери в храм. Но снег не таял до… подождите! Я знаю! Снег шел ночью второго числа. На улице уже потеплело, и снег шел мокрый. Теперь я вспомнила. Могилу маме копали третьего числа, и было очень слякотно. А в день похорон шел дождь. Это было просто ужасно. Наверное, я никогда не забуду тот день.
      — И дождем, конечно, смыло весь снег.
      — Да.
      — Значит, к могиле можно было спокойно подойти, не оставляя следов. Вот еще что хочу спросить. Когда ты в последующие дни приходила на могилу, ты сама не замечала, что венки немного подвинуты или лежат не так, как в день похорон?
      — Нет, ничего такого я не замечала. Да я и не часто приходила. Папа очень плохо себя чувствовал, и я была рядом с ним. Да и потом — я старалась не думать о том, что мама здесь. Лорд Питер, я вот думаю, что иметь дело с могилами — это просто ужасно и отвратительно. О, а знаете, кто мог заметить что-либо? — Миссис Гейтс наша экономка. Она приходила на могилу к маме каждый день. Миссис Гейтс пыталась говорить со мной о кладбище, но я не хотела ее слушать. Так что не знаю, что она хотела мне рассказать. Знаете, она очень милая и добрая женщина. По-моему, она должна была жить в викторианские времена, когда все носили шелковые платья… О, дядя Эдвард уже ищет меня! Похоже, он не очень доволен нашей с вами беседой. Я представлю вас ему… Дядя Эдвард, это лорд Питер Уимзи. Он сказал, что у меня хорошее воображение и что я стану писателем.
      — О! Как поживаете? — Мистер Эдвард Торпс, мужчина лет сорока, с манерами государственного служащего, учтиво поклонился лорду Питеру. — Я знаком с вашим братом, герцогом Денверским. Надеюсь, у него все в порядке? Что ж… Очень мило с вашей стороны проявить интерес к жизненным целям моей племянницы. Все женщины в молодости стремятся достичь многого, не правда ли? Но я говорю ей, что писательство — хорошая палка, но плохая опора. Это очень утомительная работа. Я буду очень расстрой если она свяжет свою жизнь с этим занятием. С ее-то положением, люди ждут от нее… чтобы она… вступила… разделила их…
      — Развлечения? — предположил Уимзи. В этот момент он подумал о том, что дядюшка Эдвард ненамного старше его самого, но, несмотря на это, производит впечатление человека совершенно другого поколения, с другой манерой общения и другими взглядами на жизнь.
      — …Разделила с ними образ жизни, соответствующий ее положению в обществе, — закончил мысль мистер Торпс. Уимзи подумал о том, как галантно Эдварду Торпсу удается высказать свое неодобрение по поводу увлечений племянницы. — А пока на некоторое время я заберу ее к себе, — продолжил дядюшка Эдвард. — Я думаю, сейчас ей пойдет на пользу пожить в тишине и спокойствии. К сожалению, ее тетушка не смогла сюда приехать. Дело в том, что она очень страдает от артрита, поэтому она очень ждет Хилари в гости.
      Уимзи взглянул на Хилари. Девочке явно не нравилась идея дядюшки забрать ее к себе.
      — Мы уезжаем завтра, — сказал он, — простите, мы не можем пригласить вас на обед, но, я думаю, в сложившихся обстоятельствах вы нас поймете…
      — Разумеется, — ответил Уимзи.
      — Рад знакомству, — продолжил мистер Торпс. — Правда, жаль, что оно произошло при таких печальных обстоятельствах. Что ж, хорошего дня. Прошу вас, когда встретитесь со своим братом, передайте от меня поклон.
      — Будь осторожна, — тихо произнес Уимзи, прощаясь с Хилари Торпс.
     
      «Кто этот Эдвард Торпс, темная лошадка или наивный простак? Был ли он на свадьбе у своего брата? Надо поговорить с Бланделлом. Где же он? Интересно, есть ли у него сегодня время?» — подумал Уимзи и пошел искать старшего инспектора. Бланделл точно был на похоронах, а после обеда он собирался поехать в Лимхолт.
      Постепенно все прихожане разошлись. Мистер Готобед и его сын Дик закончили свою «темную» работу и поставили инструменты у колодца.
      Когда гроб уже засыпали землей, Уимзи присоединился к небольшой группе людей, которые обсуждали, как прошли похороны, и читали надписи на венках. Лорд Питер сразу обратил внимание на роскошный венок из оранжерейных цветов и подумал о том, кто бы мог прислать такой венок на могилу незнакомца. Подойдя чуть ближе, он, к своему огромному удивлению, прочитал: «С уважением. Лорд Питер Уимзи».
      «Какой же Бантер молодец», — подумал лорд Питер.
     
      — Что я действительно хочу знать, — говорил лорд Питер, удобно расположившись в кресле у камина в доме старшего инспектора, — так это о взаимоотношениях Декона с Крантоном. Как они вообще познакомились? Многое зависит от этого факта.
      — Да, — согласился мистер Бланделл, устало вытянув ноги под своим рабочим столом. — К сожалению, мы можем только догадываться об этом или полагаться на их же показания, что не очень благонадежно. Истину знает только Господь Бог. Хотя в свое время судья сделал предположение и вынес приговор по тому делу. Но в этой истории можно быть уверенным только в одном — они познакомились в Лондоне. Крантон был таким типом, который умел ловко маскироваться под приличного джентльмена. Его частенько можно было встретить в недорогих ресторанах и кафе. Долгое время ему приходилось нелегко, у него не было денег, зато были проблемы с законом. Но после окончания войны Крантону удалось заработать денег, выпустив свою книгу о жизни мошенника. Конечно, написал ее не он. Однако в послевоенное время такие подлоги были довольно частыми, и выпустить книгу под чужим именем было не так уж и сложно. Так вот. В тысяча девятьсот четырнадцатом году Крантону было тридцать пять. У него не было образования, и, в сущности, с ним и поговорить-то было не о чем. Однако в силу своего природного ума и сообразительности он умело скрывал и свое происхождение, и род занятий.
      — Школа жизни — лучшее образование, и оно у Крантона было.
      — Да, точно подмечено, — улыбнувшись, сказал Бланделл. — Вот таким был Крантон. А Декон был совсем другим. У него было достойное образование в традиционном понимании этого слова. Он был очень начитанным человеком и мог с легкостью поддерживать беседу практически на любую тему. Его учителя были о нем очень хорошего мнения и отмечали, что у Декона был поэтический склад ума и превосходная память. Сэр Чарльз Торпс очень хорошо относился к Декону, можно сказать, по-дружески, и даже разрешал пользоваться своей библиотекой. Так вот, Декон и Крантон познакомились в 1912 году, кажется, на вечере танцев, когда сэр Чарльз вместе с Деконом некоторое время жили в Лондоне. На допросе Крантон рассказывал такую историю. Якобы девушка, с которой в тот вечер был Декон (а Декон всегда был в компании какой-нибудь девушки), познакомила его с Крантоном, объяснив, что это и есть автор той самой книги, о которой я Вам рассказал. Декон очень заинтересовался знакомством и задавал Крантону множество вопросов о книге. По словам Крантона, в тот вечер Декон ему изрядно надоел, он якобы не отходил от «писателя» ни на секунду и засыпал его вопросами. Да, и еще, на допросе Крантон постоянно намекал, что это Декон подтолкнул его к идее вернуться к прошлой жизни. Декон же говорил совсем другое. По его версии, его интерес к Крантону был совсем в другом. Дело в том, что, как он говорил, тогда у него появилась мысль: если мошенник может написать о своей жизни и получить за это деньги, почему этого не может сделать дворецкий? По версии Декона, как только они с Крантоном разговорились, тот сразу же начал выпытывать у него, где он работает, потом предложил украсть что-нибудь, а выручку поделить пополам. Декон говорил, что Крантон угрожал убить его, поэтому отказаться от дела он не мог. Итак, работа Декона заключалась в том, чтобы найти, что украсть, и вынести это из дома. Все остальное брал на себя Крантон. Что ж, работали они очень слаженно.
      Прислуга внесла поднос с пивом и поставила одну кружку перед Уимзи на низкий столик, а вторую на стол Бланделлу.
      Старший инспектор взял кружку, сделал большой глоток и продолжил свой рассказ:
      — Ну, вы же понимаете, что эти истории они рассказывали нам уже после того, как им было предъявлено обвинение в воровстве. Сначала они оба, конечно, врали и клялись, что даже не знакомы, но быстро поняли, что все это играет против них, и изменили показания. Фактически Крантон признал свою вину, но большую часть ответственности пытался переложить на Декона и выбрал для себя роль невинной жертвы соблазна. Сколько в его показаниях было правды, а сколько лжи, я не знаю и не берусь предполагать. У суда на все это было свое мнение.
      Что еще я могу рассказать? Итак. В апреле тысяча девятьсот четырнадцатого года состоялась свадьба мистера Генри Торпса. Практически всем было известно, что на церемонию приедет миссис Вилбрехэм. То, что у нее есть изумрудное ожерелье, тоже знали многие. В Лондоне не было ни одного вора, который не знал бы о миссис Вилбрехэм, ее деньгах и драгоценностях. Торпсам эта миссис Вилбрехэм приходилась кузиной. Тогда ей было восемьдесят шесть или восемьдесят семь лет, и к этим годам у нее начали появляться старческие причуды. Одной из них была привычка возить все свои деньги и украшения с собой, куда бы она ни отправлялась. В общем, она была довольно забавной женщиной, одевалась всегда в черный шелк или сатин и увешивала себя разными брошками, кулонами, словом, всем, что у нее имелось. Была и еще одна странность — миссис Вилбрехэм не доверяла ни страховкам, ни сейфам. Дома у нее был сейф, он остался еще с тех пор, когда был жив ее муж. Так вот, миссис Вилбрехэм держала сейф под замком только в память о муже. Она никогда ничего не вынимала оттуда и ничего туда не клала. У нее самой была кожаная шкатулка, в которой она держала украшения, когда была дома, но если она куда-то выезжала, то все забирала с собой. Безумие, не правда ли? Можно представить, сколько же денег и драгоценностей теряют такие милые бабушки. И, конечно, никто никогда не скажет о находке, потому что посчитает, что такая старушка и так богата и спокойно переживет пропажу какой-нибудь безделушки. Что ж, не будем отвлекаться. Торпсы были, пожалуй, единственными родственниками миссис Вилбрехэм. Поэтому они, конечно же, пригласили кузину на свадьбу мистера Генри, хотя, как мне кажется, они ее, мягко говоря, недолюбливали. Однако не пригласить ее, конечно, было нельзя, ведь она могла обидеться, а связью с такой богатой родственницей пренебрегать не принято, ведь так?
      Питер глотнул пива из кружки и сказал:
      — Разумеется.
      — Так вот, — продолжал мистер Бланделл, — здесь показания Крантона и Декона снова расходятся. По словам Декона, он получил письмо от Крантона в тот же день, когда было объявлено о свадьбе. В письме Крантон якобы просил Декона приехать в Лимхолт и встретиться с ним, чтобы обсудить план по краже ожерелья. Согласно показаниям Крантона, не он писал Декону, а наоборот, Декон — ему. Ни один не смог привести никаких доказательств тому, что говорит правду. Известно только, что они встретились в Лимхолте, и в тот же день Крантон приезжал в деревню, чтобы осмотреть дом.
      Теперь переходим непосредственно к плану ограбления. У миссис Вилбрехэм была служанка. Если бы не она и не Мэри Тодей, ограбление бы не состоялось. Вы же помните, что тогда Мэри Тодей была замужем за Деконом. В Красном доме она служила экономкой. А замуж за Декона она вышла в конце тысяча девятьсот тринадцатого года. Сэр Чарльз был очень добр к молодоженам. Он даже выделил им отдельную комнату, рядом с буфетной, за порядком в которой должен был следить Декон. Так что у них как будто была своя маленькая квартира.
      Что касается служанки миссис Вилбрехэм, то о ней можно сказать вот что. Звали ее Элиза Бриант. Она была очень подвижной, ловкой, довольно симпатичной и располагающей к себе девушкой. Как-то так получилось, что она узнала о том, что миссис Вилбрехэм возит все украшения с собой.
      Когда миссис Вилбрехэм жила у Торпсов, она почему-то решила, что украшения лучше не хранить в специальной шкатулке, ведь вор первым делом будет и искать именно там. Словом, леди решила, что лучшим местом для хранения драгоценностей будет постель. Между прочим, так делали очень многие в округе. Так вот, Элиза, как и большинство девушек, была очень любопытна и частенько подглядывала за своей хозяйкой. Однажды она застала как раз тот момент, когда миссис Вилбрехэм перекладывала содержимое шкатулки на новое место. Конечно, такой новостью Элиза не могла не поделиться. Подружившись с Мэри Декон, она сразу же рассказала ей о причудах своей хозяйки. А Мэри, доверяя своему мужу, в свою очередь поделилась с ним этой забавной новостью. Кстати, я думаю, что это вполне естественно, и злого умысла я здесь не вижу. Так же посчитал и суд, поэтому Мэри и Элиза были оправданы. Их адвокат сказал в их защиту… — Бланделл порылся на своем столе в бумагах и прочитал: — «Джентльмены, я вижу, что вы улыбаетесь, слушая о том, как миссис Вилбрехэм обращалась со своими деньгами и украшениями, и я уверен, что когда вы придете домой, вы обязательно захотите поделиться этой забавной, на ваш взгляд, историей со своими женами. А если так, вы вполне можете представить себя на месте моих подзащитных, ведь они просто хотели рассказать об интересной новости своим близким людям. Так что секрет миссис Вилбрехэм был раскрыт случайно, без какого-либо злого умысла». Словом, адвокат правильно построил линию защиты и в этом деле был вынесен оправдательный приговор.
      О том, что происходило дальше, после того, как об украшении узнал Декон, мы снова можем только догадываться. Мы знаем, что Крантон получил телеграмму из Лимхолта. По его словам, телеграмма была от Декона, но Декон в свою очередь заявил, что ее могла написать только Элиза Бриант. В тот день, когда была отправлена телеграмма, они оба, и Декон и Элиза, находились в Лимхолте. Девушка, которая работала на почте, их не опознала. Телеграмма была написана от руки, но печатными буквами. Я думаю, что это больше похоже на Декона. Хотя, когда в ходе следствия мы попросили обоих продемонстрировать свои почерки, выяснилось, что оба они мало похожи на тот, которым была написана телеграмма. В общем, кто из них автор телеграммы, мы так и не выяснили. Возможно, кому-то из них хватило ума, чтобы попросить кого-то другого отправить за них эту телеграмму, поэтому и телеграфистка не опознала их, и почерки не совпадают.
      Теперь переходим к событиям той ночи. Вы сказали, что уже знаете, что там произошло, и сейчас хотите услышать, что говорили по этому поводу Крантон и Декон. Хочу заметить, что версия Крантона в этом случае оказалась намного стройнее и последовательнее, чем его подельника. Итак, он рассказал идеальную по своей логичности историю. Во-первых, по его словам, план действий, от начала до конца, принадлежал Декону. Крантон якобы должен был приехать к дому Торпсов на своей машине и подойти под окно миссис Вилбрехэм ко времени, указанному в телеграмме. Декон должен был выбросить ожерелье из окна Крантону. который, получив драгоценность, должен был уехать в Лондон, там разделить украшение на части, продать его, а деньги поделить пополам. Так вот, по словам Крантона, он сделал все по плану Декона, только вот Декон выбросил ему из окна пустой футляр — ожерелья в нем не было. Естественно, Крантон обвинил Декона в том, что тот оставил ожерелье себе, а вину решил свалить на него. И если это действительно было так, то план у Декона был отличный — он получил бы все деньги, а Крантон отправился бы в тюрьму.
      Проблемы для Декона начались тогда, когда после ареста Крантона, он давал первые показания. Дело в том, что он не знал, что будет говорить его подельник и, соответственно, боялся, что их показания не совпадут. Так вот, на первом допросе он рассказал довольно простенькую версию случившегося, единственным минусом которой было то, что в ней не было ни слова правды. Декон рассказал, что проснулся той ночью и услышал, что по саду кто-то ходит. Тогда он сказал жене: «Я пойду посмотрю, что там происходит», пошел к двери, выглянул в сад и увидел, что кто-то стоит под окном миссис Вилбрехэм. Затем, по его словам, он побежал наверх, в комнату миссис Вилбрехэм, чтобы защитить женщину и спугнуть вора.
      — А миссис Вилбрехэм не закрывала на ночь дверь в свою комнату?
      — Нет. Никогда не закрывала. Если не ошибаюсь, у нее эта привычка появилась после пожара или чего-то в этом роде. Так вот, Декон говорил, что пока он бежал в комнату к миссис Вилбрехэм, он громко кричал, чтобы разбудить хозяев. А потом, когда он уже был в комнате леди, она проснулась, увидела его у окна и все неправильно поняла. Тем временем вор спустился по плющу вниз и убежал. Тогда Декон побежал вниз, чтобы поймать беглеца, а у двери он столкнулся с лакеем. В общем, история была довольно складная, только и здесь Декон умудрился запутаться. Дело в том, что сначала он вообще никак не мог объяснить, как оказался в комнате миссис Вилбрехэм. Но это, в сущности, уже неважно. Итак, это была его сказка для первого допроса, и это было то, что он с самого начала рассказал сэру Чарльзу еще до ареста. Потом он постепенно начал менять показания, объясняя это тем, что в первый момент был слишком взволнован и боялся, что его могут неправильно понять. И все было в порядке до тех пор, пока не всплыла эта история с телеграммой, и не означилось его знакомство с Крантоном. Когда же Дантона арестовали, он быстро понял, что отрицать все бесполезно, и рассказал историю, которая, в принципе была больше похожа на правду, чем рассказанная Деконом. Крантон признавал свою вину, только вот большую часть ответственности за все случившееся перекладывал на Декона, утверждая, что он был всего лишь пешкой в игре Декона. Естественно, такими показаниями он сильно подставил подельника. В такой ситуации Декону ничего другого не оставалось, как признать, что он знаком с Крантоном. Однако Декон, конечно, совсем не хотел играть роль главного зачинщика преступления и начал утверждать, что это Крантон втянул его в эту историю, что это тот все спланировал и даже угрожал Декону смертью, если тот откажется помогать ему. Что касается телеграммы, то Декон не признал того, что это он написал ее, и попытался обвинить в этом Элизу.
      После того, как Декон изменил показания, у следователя, естественно, возникло много вопросов. Во-первых, почему Декон не предупредил об опасности сэра Чарльза, а во-вторых, зачем лгал на первых допросах. На это Декон сказал, что думал, будто Крантон отказался от своих планов, и поэтому ему не хотелось никого пугать пустыми предупреждениями. Декон заявил, что, только услышав шум в саду, он понял, что происходит. А что касается ложных показаний на первых допросах, он якобы боялся признаться, что знал Крантона, потому что опасался, что тогда его обвинят во всем происшедшем. Конечно, такие объяснения не выдерживали никакой критики, и ни следователь, ни судьи не поверили Декону. И судья, который был крайне недоволен столь явной ложью, еще до вынесения вердикта сказал, что Декон достоин самого сурового наказания. Кроме того, по мнению судьи, действия Декона достойны особого порицания еще и потому, что он жил и работал в доме потерпевшего, и, решившись на столь дерзкое преступление, он предал сэра Чарльза, который доверял ему. Кроме того, отягчающим обстоятельством судья счел сопротивление при аресте. В итоге Декона осудили на восемь лет лишения свободы. И, я думаю, он еще легко отделался, видимо, потому, что раньше ни разу не привлекался к судебной ответственности. А вот Крантон был известным вором и мошенником, поэтому срок ему дали больше, чем Декону — десять лет лишения свободы. Крантон сидел в Дартмуре. Это был не первый его срок, так что он знал, что такое жизнь в тюрьме, знал, что лучше вести себя спокойно, режим не нарушать и никому не доставлять особых хлопот. А Декон вел себя совсем по-другому. Примерно через четыре года, в 1918 году, он попытался бежать. Выбрал удобный момент, напал на охранника, убил его и бежал. В то время шла война, и в полиции не хватало сотрудников. Возможно, полому поиски Декона не увенчались успехом. Декон был чуть ли не единственным, кому удалось сбежать из этой тюрьмы. Но, несмотря на такую удачу, жизнь сама наказала его. Спустя примерно два года были найдены его останки. Его опознали по тюремной одежде. После экспертизы выяснилось, что смерть наступила вследствие удара головой о камни. Если верить словам врачей, то Декон бежал ночью, упал и ударился головой. Вог так наказала его судьба.
      — Я думаю, что не стоит даже сомневаться в том, что он был виновен.
      — Да, в этом нет ни малейшего сомнения. Он был лгуном и предателем. И на суде у него хватило смелости и наглости лгать, глядя в глаза судье и людям, которых он предал. А то что он лжет, было понятно с самого начала. Даже простой осмотр места преступления указывал это. В общем, он был ужасным человеком, но жизнь заставила его заплатить по счетам. А что касается Крантона, то его даже освободили чуть раньше за примерное поведение. Правда, вскоре он снова попал тюрьму за кражу и окончательно освободился только в июне прошлого года. До начала сентября он находился под постоянным надзором полиции, но потом куда-то исчез, и его до сих пор ищут. Последний раз его видели в Лондоне, но я не удивлюсь, что сегодня мы с вами видели именно его. Знаете, я всегда придерживался точки зрения, что ожерелье было у Декона, только вот что он с ним сделал, я и предположить не могу… Еще пива, милорд?
      — Благодарю. Позже… А как вы думаете, где был Крантон в период с сентября по январь?
      — Бог знает. Но если мы сегодня похоронили именно его, то могу предположить, что он был во Франции. Он знал всех мошенников Лондона, так что кто-нибудь из них вполне мог сделать ему поддельный паспорт.
      — А у вас есть фотография Крантона?
      — Да, милорд, есть. Хотите посмотреть? Сейчас.
      — Благодарю.
      Мистер Бланделл достал из комода, который стоял в углу комнаты, папку с фотографиями, нашел фото Крантона и отдал Уимзи. Лорд Питер внимательно посмотрел на фотографию и спросил:
      — Когда был сделан снимок?
      — Примерно четыре года назад, милорд. Он был сделан, когда его в очередной раз арестовали по делу об очередном ограблении. Это его последняя фотография, которая у нас есть.
      — У него тогда не было бороды. А в сентябре была.
      — Нет, милорд. Но у него было достаточно времени, чтобы отрастить ее — целых четыре месяца.
      — Значит, скорее всего, он отрастил бороду. Пока был во Франции…
      — Похоже на то, милорд.
      — Ну что ж, не могу утверждать, точно ли его сегодня хоронили, но, кажется, именно его я встретил на дороге к приходу в день Нового года.
      — Интересно, — сказал старший инспектор.
      — Вы показывали эту фотографию кому-нибудь из жителей деревни?
      — Да. Я показывал Вайддерспинам. Миссис Вайлдерспин сказала, что это он жил у них, а Эзра сказал, что не он. Мнения их соседей тоже разделились. Надо будет попробовать подрисовать ему бороду и снова показать им. Борода ведь сильно меняет внешность человека.
      — Хм… да, вы правы. Как жаль, что нельзя провести опознание погибшего по отпечаткам пальцев… ведь у него нет кистей рук…
      — Да, милорд, но, по-моему, это обстоятельство еще раз доказывает, что тело, которое мы обнаружили, принадлежит Крантону.
      — Если это действительно Крантон, значит, можно предположить, что он пришел в деревню, чтобы найти ожерелье. И бороду он отрастил специально, чтобы его никто здесь не узнал, ведь многие видели его на суде.
      — Да, милорд, скорее всего так и было.
      — А раньше он не мог приехать просто потому, что ждал, пока отрастет борода. Возможно, в течение нескольких последних месяцев он получил какое-то сообщение или узнал что-то об ожерелье. Только вот я никак не могу понять, при чем тут Бетти Томас и Тейлор Паул? Я попытался выяснить что-нибудь из книги о колоколах прихода храма святого Павла, но никакой Дельной информации не нашел. А вы не знаете, был Мистер Эдвард Торпс на свадьбе своего брата?
      — Да, был, милорд. А после ограбления он ужасно поссорился с миссис Вилбрехэм. Дело в том, что все происшедшее очень расстроило и взволновало сэра Чарльза и, видя, как переживает отец, сэр Эдвард сказал старой леди, что она сама во всем виновата и Декон при чем. Он был уверен, что ограбление организовали Крантон и Элиза. Признаться, я думаю, что миссис Вилбрехэм даже больше расстроилась не из-за пропажи ожерелья, а из-за упреков мистера Эдварда. Она всегда была очень упряма. И чем больше Эдвард обвинял Элизу, тем сильнее миссис Вилбрехэм настаивала на том, что виновен Декон. Понимаете, ведь именно мистер Эдвард порекомендовал своему брату взять Декона на работу…
      — О, неужели?
      — Да. В то время мистер Эдвард работал в Лондоне, ему тогда было всего двадцать три года. Узнав о том, что сэр Чарльз ищет себе в дом дворецкого, он и отправил к нему Декона.
      — А что он знал о Деконе?
      — Ну, пожалуй, только то, что он исполнительный, работящий и представительно выглядит. Декон тогда работал официантом в клубе, принадлежащем мистеру Эдварду. Должно быть, мистер Эдвард заметил, что Декон усердно трудится, и подумал, что ему можно предложить работу в доме брата. А, порекомендовав его, он, конечно, взял на себя определенную ответственность за Декона. Я не знаю, знакомы ли вы с мистером Эдвардом Торпсом, но если вы видели его хоть раз, то вы, я думаю, поняли, что он из тех людей, у которых все должно быть идеально — от стиля одежды до знакомств и деловых связей. У него репутация человека, который не совершает ошибок. И, конечно, он не мог примириться с тем, что допустил такой промах. Поэтому-то мистер Эдвард до последнего и защищал его.
      — Интересные факты… — сказал Уимзи. — Да, я встречался с мистером Эдвардом. У меня сложилось мнение о нем как о болтливом глупце, который строит из себя крайне утонченную особу, а на самом деле ничего собой не представляет. Ладно, не будем останавливаться на личности дядюшки Эдварда. Давайте вернемся к трупу. Итак, Бланделл, нам надо выяснить вот что. Предположим, это был Крантон, и он приехал в деревню, чтобы найти ожерелье, тогда кто убил его и почему?
      — Возможно, потому, что он, например, нашел украшение, а кто-то узнал об этом, проломил ему голову и забрал ожерелье. По-моему, очень похоже на правду.
      — Да, только Крантон умер не от удара по голове.
      — Так думает доктор Байнс. Прав он или нет — еще неизвестно.
      — Хорошо, но тогда возникает другой вопрос — зачем было убивать его? Ведь достаточно было связать и отобрать драгоценность, что, в сущности, и было сделано. Зачем преступник пошел еще и на убийство?
      — Чтобы Крантон не донес на преступника. Подождите! Я знаю, что вы хотите сказать — Крантон был не в том положении, чтобы доносить на кого-то. Отвечу — вовсе нет, он вполне мог это сделать, ведь он уже отсидел свое, у полиции больше ничего против него не было, в общем, ему нечего было бояться. Если бы он пришел в полицию и рассказал, где и у кого находится ожерелье, он бы ловко сыграл роль невиновного. Понимаете? Он бы пришел и сказал: «Я всегда говорил, что ожерелье было у Декона. Как только у меня появилась возможность, я сразу же отправился в приход святого Павла на поиски украшения. И я нашел его. Я собирался принести и сдать его в полицию, но не успел — на меня напал Том (Дик, Гарри) и отобрал драгоценность. Тогда я решил прийти и рассказать обо всем случившемся. Только когда вы найдете этого Тома (Дика, Гарри) и обнаружите ожерелье, не забудьте, что это я помог вам». Я уверен, что он именно так и поступил и тот, кто убил его, тоже прекрасно это понимал. Так что действия преступника в принципе объяснимы. Но вот кто это мог быть, я даже не могу предположить.
      — Но откуда и как убийца узнал, что Крантон нашел ожерелье? Да и каким образом он сам мог узнать, где драгоценность? Нет, здесь что-то не так. А может, ожерелье и было у Крантона. Только вместо того, чтобы взять его тогда с собой в Лондон, он решил спрятать его здесь. Если так, то Крантон был настоящим подонком.
      — Да, но если бы оно было у кого-то из жителей деревни, он вряд ли стал бы ждать возвращения Крантона из тюрьмы, чтобы вернуть украшение. Но почему же тогда Крантон, получив в ту ночь ожерелье, решил не брать его с собой в Лондон, а спрятал здесь?
      — Из-за погони. Он не хотел, чтобы ожерелье обнаружили у него. Поэтому он и решил остановиться где-нибудь, спрятать наживу, а потом, когда все уляжется, вернуться и забрать украшение. Хотя, как знать… Но чем дольше я смотрю на эту фотографию, тем быстрее во мне растет уверенность, что тогда на дороге я встретил именно Крантона. А вот если убитый, которого обнаружили в приходе, не Крантон? Что тогда?
      — Я думаю, что нам стоит подождать медицинского заключения из Лондона. А пока можно заняться выяснением того, когда именно произошло убийство. Что вы думаете об идее мисс Торпс? Я говорю о венках. Вы сами поговорите с миссис Гейтс, или лучше я? По-моему, вам лучше побеседовать с мистером Эштоном. У вас есть хороший повод повидать его, и ваш визит ни у кого не вызовет подозрений. А вот если я поеду к нему с официальным допросом, то это сразу же будет всем известно. Лучше пока не привлекать особого внимания к ходу следствия.
      — Да, вы правы.
      — А что с миссис Гейтс?
      — А к ней лучше ехать вам. Тем более что мистер Торпс не самого лучшего обо мне мнения. Смею предположить, что он сам ничего не захочет мне рассказывать и даже миссис Гейтс запретит. А вот вы лицо официальное, и отказ отдачи показаний — это уже наказуемо. Так что вы можете немного припугнуть.
      — Что ж, я, конечно, попробую. Я так понимаю, вас интересует…
      — Да, Вильям Тодей.
      — Но если верить предположению мисс Торпс, тогда Вилли точно не может быть причастен к преступлению. Он пролежал в постели с Нового года до четырнадцатого января. Я в этом абсолютно уверен. Хотя, может быть, кто-нибудь из жителей дома и мог что-то заметить. Только вот придется хорошо поработать, чтобы вытянуть из них хоть что-то. Думаю, что они очень испугаются, увидев меня, и добиться от них чего-то дельного будет очень сложно. Ведь однажды они уже почувствовали, что значит быть под подозрением. Но я сделаю все, что в моих силах.
      — Об этом можете не беспокоиться. Они уже напуганы всем происшедшим. Так что идите к ним, прочитайте пару молитв за упокой души и просто понаблюдайте за их реакцией.
      — О, религия — это немного не мое… но я попытаюсь. Может быть, если я не буду упоминать об ожерелье… хотя все мои мысли сейчас об этом… я постараюсь не проговориться.
     
      4
      СОВМЕСТНАЯ РАБОТА ЛОРДА ПИТЕРА И МИСТЕРА БЛАНДЕЛЛА
     
      Звонарь и колокол должны работать вместе, чувствовать и помогать друг другу.
     
      — Итак, мэм, — произнес старший инспектор Бланделл.
      — Да, офицер? — ответила миссис Гейтс. По первым же словам миссис Гейтс Бланделл понял, что она настроена враждебно. Даже в обращении к нему она сразу показала свое пренебрежительное отношение (ведь она назвала его просто «офицером», хотя Бланделл имел звание старшего офицера).
      — Мы вам очень признательны за то, что вы оказываете нам помощь в расследовании этого небольшого дела, — продолжил мистер Бланделл.
      — Небольшого дела? — переспросила миссис Гейтс. — С каких это пор убийство и святотатство считаются «небольшими делами»? Учитывая то, что последние двадцать лет ваша работа заключалась в том, чтобы на ярмарках отлавливать напившихся рабочих, в принципе понятно, почему вы так халатно отнеслись к серьезному делу. По-моему, вы уже давно должны были обратиться за помощью в Скотленд-ярд. Или, может быть, вы считаете, что если вам покровительствует местная аристократия, то этого достаточно для того, чтобы самолично принимать решения и считать себя вполне компетентным для проведения самостоятельного расследования.
      — Решение об обращении в Скотленд-Ярд принимаю не я, мэм. Этим вопросом занимается начальник местной полиции.
      — Неужели? — ни капли не смутившись, отреагировала миссис Гейтс. — Тогда почему начальник полиции не возьмет следствие под личный контроль? Я бы предпочла иметь дело непосредственно с ним.
      Бланделл терпеливо объяснил ей, что начальник полиции не занимается допросами свидетелей и сбором информации.
      — А с чего вы взяли, что я — свидетель? Я ничего не знаю и никак не связана с этими ужасными преступлениями.
      — Конечно, нет, мэм. Но нам необходима некоторая информация о состоянии могилы леди Торпс. Вот я и подумал, что столь наблюдательная и внимательная леди, как вы, могли бы помочь нам.
      — И как же, интересно?
      — У нас есть основания думать, что осквернение могилы могло произойти только в течение довольно короткого периода времени с момента похорон леди Торпс. Я знаю, что вы часто ходили на могилу леди Торпс после похорон…
      — Неужели? И кто же вам это сказал?
      — Мы получили эту информацию в ходе расследования.
      — Я понимаю. Но от кого?
      Бланделл понимал, что упоминать имя Хилари нельзя, поэтому постарался избежать этого.
      — Разве это неправда?
      — Нет, почему же. Я считаю, что мы не должны забывать ушедших из жизни и отдавать им дань памяти, посещая могилы.
      — Конечно, вы абсолютно правы, мэм, — с облегчением ответил Бланделл. — Так вот, когда вы приходили на могилу леди Торпс, вы, может быть, заметили, что в один из дней венки лежали немного по-другому, не так, как в день похорон, или, может быть, земля показалась вам слишком рыхлой? Или, возможно, вы заметили еще что-нибудь странное?
      — Нет, — ответила миссис Гейтс. — Если только вы не имеете в виду ужасно грубый и вульгарный поступок миссис Коппинс. Слава Богу, ей хватило ума не политься на похоронах. Но венок, который она прислала — самый безвкусный, какой только можно себе представить. Я думаю, что если уж ей так хотелось как-то показать свое почтение — а это действительно было бы и не лишним, особенно после того, как семья сэра Чарльза столько сделала для нее, — то она могла бы прислать один скромный, красивый венок, который был бы просто знаком внимания и уважения. Но зачем же присылать нечто огромное, бесформенное и безвкусное? Эти розовые тепличные лилии смотрелись абсолютно нелепо, учитывая то, что на дворе январь. Для человека в ее положении простой букет хризантем был бы уже достаточным знаком внимания. Не понимаю, зачем было привлекать к своей персоне столько внимания.
      — Вы абсолютно правы, мэм, — сказал старший инспектор.
      — То, что я здесь нахожусь в зависимом положении и служу в этом доме, вовсе не значит, что я не могу позволить себе купить венок столь же дорогой, как прислала миссис Коппинс. Но, несмотря на то, что сэр Чарльз, его жена, сэр Генри и леди Торпс всегда относились ко мне как к другу, а не как к служанке, я, тем не менее, знаю свое место и никогда не стала бы вести себя так, как миссис Коппинс.
      — Конечно, мэм, — согласился Бланделл.
      — Не знаю, что вы имеете в виду под своим «конечно», — сказала миссис Гейтс, — но никто из членов семьи никогда бы не возразил против моих слов о том, что ко мне здесь относились и относятся как к другу. Кстати, я проработала в этом доме экономкой тридцать лет и вполне заслужила такое отношение.
      — Конечно, вы достойны такого отношения, мэм. Я хотел сказать, что не сомневаюсь, что у такой леди, как вы, прекрасный вкус. Моя жена всегда говорит нашим девочкам, что если им нужен пример человека с идеальным вкусом, прекрасными манерами, достойными истинной леди, то лучше миссис Гейтс просто найти. Знаете, миссис Бланделл всегда говорила, что мечтает о том, чтобы наши девочки, Анна и Бетти, — одна из них работает на почте, а вторая — в офисе ми тера Комплайна, — были бы похожи на вас. Она всегда говорит им, что надо стараться работать над собой, и если они будут следовать вашему примеру и учиться у вас грации и манерам, то станут настоящей гордостью для нас, мэм.
      Миссис Гейтс явно не ожидала услышать такие слова. Когда Бланделл закончил, она слегка поклонилась и, признаться, даже не знала, что ответить. Видя такую положительную реакцию, старший инспектор понял, что он попал в точку и больше проблем с миссис Гейтс у него не будет. Он подумал, что надо будет обязательно рассказать жене и дочерям об этом смешном разговоре. Должно быть, лорд Питер тоже оценит такую его изобретательность и находчивость.
      — Теперь, если вы не против, вернемся к венкам, мэм, — первым прервал паузу Бланделл.
      — Да. Так вот. Я же говорю вам, что я была просто шокирована, когда обнаружила, что миссис Коппинс передвинула мой венок и положила свой на место моего. Конечно, на похоронах леди Торпс было очень много венков, причем многие были действительно очень красивыми. Знаете, я бы не возражала, даже если бы моим венком украсили машину, на которой везли гроб леди Торпс, но мисс Торпс знала, что мне бы очень хотелось, чтобы мой венок лежал на гробе, и она сама велела мне положить его туда. Хилари очень чуткая девочка.
      — Да, мисс Торпс очень милая юная леди, — подтвердил Бланделл.
      — Мисс Торпс — единственный ребенок в семье. Нее были замечательные родители. Это была по-настоящему хорошая семья, которая могла бы быть призом всем людям.
      — Да, вы абсолютно правы, — сказал Бланделл.
      — Так вот, — продолжила миссис Гейтс, — мой венок лежал на гробе вместе с венками от всех членов семьи: мисс Торпс и сэра Генри, мистера Эдварда Торпса, миссис Вилбрехэм и от меня. Их было так много, что они с трудом умещались, и я даже предложила, чтобы мой положили куда-нибудь в другое место, но мисс Торпс настояла на том, чтобы мой венок оставили на гробе. Венок миссис Вилбрехэм лежал у изголовья, венки сэра Генри, мисс Торпс и мистера Эдварда — на гробе, а мой — в самом низу, у ног. Остальные венки — от слуг, лорда Кенилворта, падре и других людей — лежали по обеим сторонам гроба и украшали катафалк.
      — Должно быть, было очень красиво, мэм.
      — Да. А потом, перед тем, как опускать гроб в землю, Гарри Готобед предложил снять венки с гроба и украсить ими могилу, разложив их так же, как они и лежали на гробе. В тот день шел ужасно сильный дождь. И Гарри укладывал венки уже после того, как я ушла. Я только попросила Джонсона, нашего шофера, остаться и посмотреть, как разложат венки. Потом он в подробностях мне все рассказал. Джонсон очень хороший и честный молодой человек, и я уверена, что он ничего не перепутал и описал все так, как было на самом деле. Кроме того, в тот же вечер я говорила с мистером Готобедом, и он описал могилу точно так же. И вы можете представить мое удивление, — продолжала рассказ миссис Гейтс, — когда я пришла на следующий день на могилу к леди Торпс, чтобы проверить, все ли в порядке, и обнаружила, что венок миссис Коппинс не сбоку, где он должен был лежать, а прямо на могиле! Как будто это был венок какого-то близкого человека или родственника! Представьте себе! А мой венок лежал в стороне, да к тому же еще был прикрыт остальными так, что и надписи не было видно. Я тогда ужасно разозлилась. Знаете, я была зла не столько потому, что считала, будто мой венок лежал на худшем месте, чем ее. Нет, это не главное. Там были все равны, и я была бы не против, если бы мой венок положили туда с самого начала. Но меня вывела из себя наглость этой дамы! Вы представляете, насколько надо быть невоспитанной, чтобы взять и самовольно положить свой венок туда, куда заблагорассудится. Я тогда, естественно, решила поговорить с ней. Но, собственно, как и следовало ожидать, разговор ни к чему не привел. Она говорила со мной грубо и нахально и даже не признала своей вины.
      — Все это было пятого января?
      — Я обнаружила все это утром следующего после похорон дня. Да, это было воскресенье, пятое число. Признания и извинения от миссис Коппинс я так и не добилась, поэтому решила тогда еще раз поговорить с Джонсоном и мистером Готобедом. Они оба повторили то же самое, что и накануне. Не могли же они оба ошибаться.
      — А может, это школьники? За ними сложно уследить.
      — Я бы могла в это поверить. Наши школьники, к сожалению, не отличаются хорошим поведением. Однако в этом случае виновный слишком очевиден. Все это дело рук этой вульгарной женщины. Знаете, я Не понимаю, почему жена обычного фермера так много о себе воображает. Раньше, когда я была еще ребенком, деревенские люди знали свое место, гордились им и даже не могли подумать вести себя столь неподобающе.
      — Да, раньше все было по-другому. И мне кажется, все было гораздо лучше и правильнее. Так, значит, кроме того случая вы больше ничего не замечали, мэм?
      — Я думаю, этого было вполне достаточно, — ответила миссис Гейтс. — После этого происшествия я следила за могилой очень внимательно, и если бы что-либо подобное повторилось, я бы обратилась в полицию.
      — Что ж, хорошо, благодарю вас за рассказ. Я поговорю с миссис Коппинс, чтобы больше ничего подобного не повторялось, — сказал Бланделл. — Я прямо сегодня съезжу к миссис Коппинс, — повторил он и встал, собираясь уходить.
     
      Найти миссис Коппинс оказалось совсем несложно. Это была маленькая сварливая женщина со светлыми глазами и волосами.
      — Что, — сказала она, — у миссис Гейтс хватило наглости сказать, что это была я? Она сказала, что это я подвинула ее скромненький веночек? И еще после всего этого она смеет считать себя настоящей леди. Ни одна настоящая леди не стала бы дважды думать о том, где был ее венок, а где не был. Да она еще и смела обвинить меня! Что такого в том, что я хотела преподнести леди Торпс самый роскошный венок, какой только могла себе позволить? О! Леди Торпс была прекрасной, восхитительной женщиной! Она была настоящей леди. И она, и сэр Генри были так добры к нам! Они так помогли нам, когда мы только купили эту ферму. В тот год нам нужна была достаточно большая сумма денег, чтобы покрыть все расходы, и сэр Генри был так добр, что согласился дать нам в долг. Он очень выручил нас. Конечно, мы уже давно выплатили весь долг и проценты. Сначала сэр Генри отказывался брать проценты, но это против принципов мистера Коппинса, поэтому он настоял. А что касается пятого января, то я могу сказать, что опросила всех детей, которые могли нахулиганить на кладбище. Никто не признался. Так что я не знаю, что там произошло. Но то, что венок миссис Гейтс лежал на могиле в день похорон, это я могу подтвердить. Я сама видела, как его клали туда Гарри Готобед и шофер Торпсов. И они скажут вам то же самое.
      И действительно, они сказали то же самое. Тогда оставалось только одно — поговорить со школьниками, которые присутствовали на похоронах. Бланделл попросил помощи у мисс Снут, школьной учительницы. И, к счастью, мисс Снут смогла не только убедить старшего инспектора в том, что дети ни в чем не виноваты, но и помогла определить точное время преступления. Что касается детей, то они вместе опросили всех. А мисс Снут сначала было подумала на одного особо шустрого мальчишку — Тома Веста, но эта версия сразу же отпала, потому что во время совершения преступления у мальчика еще была сломана рука, и он никак не мог переложить венки.
      — У нас было занятие по хоровому пению в тот вечер. Когда урок закончился, это было примерно в половине седьмого, и дождь к тому времени уже немного стих. Тогда я подумала, что мне стоит еще раз сходить на могилу дорогой леди Торпс. Я взяла фонарик и пошла. Я еще обратила тогда внимание на венок миссис Коппинс, который лежал сбоку у могилы, и подумала, что жаль, если дождь испортит такой великолепный венок.
      Старший инспектор Бланделл был очень доволен. Он понимал, что вряд ли миссис Коппинс или кто-либо другой приходил ночью в дождь на могилу леди Торпс, чтобы переложить венок миссис Гейтс. Конечно же, причина, по которой кто-то приходил в ту ночь на кладбище, была совсем другой. Именно тогда и было совершено преступление. Более того, старшему инспектору удалось выяснить более точное время — преступление было совершено в промежутке между полочной восьмого в субботний вечер и половиной девятого утра в воскресенье. Бланделл поблагодарил мисс Снут за помощь и, посмотрев на часы, решил, что самое время идти к Вилли Тодею. Мэри уже точно была дома, да и сам Вилли должен был прийти на обед. Ехать надо было через кладбище. Проезжая мимо кладбища, он увидел лорда Питера Уимзи, который неподвижно сидел у одной из могил.
      — Доброе утро! — крикнул Бланделл.
      — О! Утро доброе! — ответил Уимзи, — подойдите-ка сюда, вы как раз мне нужны.
      Бланделл остановился, вышел из машины и направился к Уимзи.
      Уимзи сидел на большой плоской могильной плите, а в руках у него было то, что Бланделл меньше всего ожидал увидеть — моток веревки, на конце которой была петля и три больших узла. Вид у Уимзи был крайне сосредоточенный; признаться, в этот момент лорд Питер напоминал рыбака.
      — Здравствуйте, здравствуйте! Как рыбалка? — с улыбкой спросил старший инспектор.
      — Неплохо. Как вы думаете, где я был, пока вы ездили к миссис Гейтс? Я был в гараже — подговаривал нашего друга Джонсона на кражу. Из кабинета сэра Генри. Тс-с! Ни слова!
      — Бедняга уже давно так не рыбачил, — сказал Бланделл, улыбаясь.
      — Тем не менее, все инструменты у него в полном порядке, — сказал Уимзи, завязывая очередной большой узел на конце веревки. — Вы сейчас заняты, или найдется время, чтобы посмотреть на кое-что интересное?
      — Я ехал к Тодею, но это не очень срочно. Да и у меня самого есть для вас новости.
      Уимзи внимательно выслушал историю про венок.
      — Что ж, неплохо, — сказал Уимзи. Он покопался в своем пакете, достал пригоршню свинцовых грузил и прикрепил несколько к концу веревки.
      — А что вы, интересно, хотите на это поймать? — спросил Бланделл. — Кита?
      — Угря, — ответил Уимзи и прикрепил еще один кусочек свинца.
      Бланделл видел, что лорд Питер явно задумал что-то крайне интересное, и внимательно наблюдал за ним.
      — Это должно сработать, — сказал Уимзи, — если только уторь не плавает глубже, чем мое грузило. А теперь пойдемте. Я взял у падре ключи от церкви. Он, как всегда, сначала их потерял, но мы быстро нашли их.
      В церкви Уимзи подошел к сундуку для риз и открыл его.
      — Недавно я разговаривал с вашим другом Джеком Годфри. Очень приятный мужчина. Он рассказал мне, что в декабре прошлого года у колоколов поменяли веревки. Старые были уже не очень надежными и перед новогодним перезвоном их решили заменить новыми. Так вот, это — старые веревки, которые хранятся здесь на случай какой-нибудь неполадки. Заметьте — все веревки аккуратно скручены и уложены рядами. Вот этот большой моток — веревка от Тейлора Паула. Достаньте ее аккуратно. Восемь футов, представьте, какая длинная. Бетти Томас. Димити. Джубили. Джон. Иерихон. Саваоф. А где же Гауде? Где же веревка от малыша Гауде. Нет, ее здесь нет. Веревки от Гауде нет. Это загадка. Куда пропала веревка? — Бланделл посмотрел вокруг.
      — В печи ее нет, и не было, — сказал Уимзи. — Это было мое первое предположение. Если труп был закопан в могилу в субботу, то веревку бы сожгли ночью. Но от нее остался бы пепел, а мистер Готобед каждое утро выгребает золу. Согласитесь, было бы большой ошибкой со стороны преступников жечь в печке веревку, учитывая то, что мистер Готобед с утра в воскресенье мог найти ее остатки. Мистер Готобед сам рассказал, что первое, что он делает в воскресенье, это прочищает трубу и проверяет, чтобы в печи все было чисто. В общем, я не думаю, что преступники бросили веревку туда. Иначе мистер Готобед заметил бы что-нибудь. Я думаю, что убийца не снимал веревки с тела до самого последнего момента, пока не выкопал могилу. Так что ближайшим местом, куда он мог бросить веревку, был…
      — Колодец? — спросил Бланделл.
      — Именно, — подтвердил Уимзи. — Так что, идем на рыбалку?
      — Что ж, можно попробовать.
      — В ризнице есть веревочная лестница, — сказал Уимзи, — надо взять ее. Ну что, вперед! Колодец должен быть не очень глубоким, можно будет попробовать спуститься в него.
      Когда они подошли ближе, Бланделл зажег фонарик и посветил в шахту колодца. Уимзи прикрепил лестницу, взял свою «удочку» и начал медленно опускать ее вниз. Воздух в колодце был влажный и прохладный.
      Через несколько мгновений послышался негромкий всплеск — это первый узел опустился в воду.
      Повисла тишина, потом зашуршала катушка, и Уимзи начал поднимать веревку.
      — Воды больше, чем я ожидал. Надо сделать груз потяжелее. Где свинец? Так, давайте попробуем еще раз.
      Снова тишина. Потом:
      — Есть! Есть! Зацепилось. Только вот что это? Не удивлюсь, если мы с вами выловим какой-нибудь ботинок. Слишком легкое для веревки. Ладно, сейчас увидим. Смотрите, поднимается! О! Что это? Так, это точно не ботинок. О! Шляпа! Отлично! А вы измеряли объем головы погибшего? Да? Отлично! Тогда нам не придется снова откапывать его, чтобы проверить, его ли это шляпа. Встаньте рядом — и подтащу, а вы поймайте ее. Хватайте! Так, посмотрим. Производство " Лондон. Что ж, неплохо. Положите ее куда-нибудь, пусть просохнет. Ну что, забрасываем еще раз? Так… осторожно… да… что-то есть! Тяжелое! Так… так… осторожно… Да! Есть! Это она! Она! Посветите! Точно! Это веревка Гауде! Это она! Осторожнее! Она, кажется, за что-то зацепилась… Надо осторожно потянуть… Дьявол! Что ж, ничего, теперь мы знаем, где она. Давайте попробуем еще раз. Есть! Осторожно! Доставайте! А вот и ваш угорь. Поймали!
      — Вот и она, веревка, которой было связано тело. Смотрите, сколько на ней узлов. Преступник, видимо, просто разрезал ее и высвободил тело, а развязывать все узлы не стал.
      — Да. Осторожнее, милорд. Не повредите узлы и петли, они нам могут многое рассказать о том, кто завязал их.
      Через пару минут веревка лежала на земле. Она была завязана в пять петель.
      — Преступник по очереди связал руки и ноги пострадавшего, потом одной петлей обвязан тело, а все лишнее — отрезал. Работа, конечно, непрофессиональная, но, надо сказать, вполне эффективная. Узлы очень крепкие. Что ж, эта находка придает новый поворот делу.
      — Да. Находка важная, — согласился старший инспектор. — Итак, давайте вспомним все, что имеем…
      Уимзи вдруг почувствовал чье-то присутствие и резко обернулся. Это был Пик.
      — Какого дьявола тебе здесь нужно, Чудак? — Вскрикнул Бланделл.
      — О, ничего, ничего, — ответил Пик. — Мне ничего не нужно. Это веревка. Кого вы хотите повесить? А на колокольне у нас висит восемь таких же, — сказал он шепотом, — только вот падре больше не разрешает мне туда ходить, потому что он не хочет, чтобы еще кто-нибудь узнал об этом. Но Чудак Пик все знает, все знает. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь — все подвешены за шеи. Старик Паул — он самый большой — Тейлор Паул. Видите, я умею считать. Пик умеет считать. Я могу на пальцах считать. Я много раз считал. Восемь. А еще есть девятый. И десятый. Только вот я вам не скажу, как его зовут. Нет, нет, не скажу. Он ждет их… раз, два, три, четыре…
      — Уходи отсюда! Хватит подглядывать! — закричат Бланделл. — И не дай Бог, я тебя еще раз здесь увижу!
      — А кто здесь подглядывает? Скажите, что вы тут делаете, и я скажу, что знаю. Есть еще номер Девять, и это веревка, чтобы повесить ею? Да, мистер? Всего девять, а восемь уже там. Пик знает, Пик может рассказать. Но не расскажет. Нет, нет! Кто-то может подслушать. — Лицо Пика вдруг изменилось. Теперь он казался обыкновенным человеком, — Хорошего дня, сэр, — сказал он, — хорошего дня, мистер. Мне надо идти кормить свиней. Это работа Пика. Да, правильно. Свиней надо кормить. Доброго дня, сэр.
      Сказав это, Пик быстро отошел от колодца и повернул в сторону фермы.
      — Теперь он всем расскажет про веревку! — воскликнул Бланделл. — Его мать повесилась в коровнике, когда он был ребенком. И он тогда обнаружил ее. Тогда-то Пик и повредился рассудком. Это случилось примерно лет тридцать назад. Что ж… теперь его не остановить… Ладно, делать нечего. Пожалуй, тогда я заберу все наши находки и отвезу их в участок. А потом поеду к Вилли Тодею. Он как раз должен быть дома.
      — О, уже четверть первого, — сказал Уимзи, — придется извиняться перед миссис Венейблс за опоздание на ланч.
     
      — Понимаете, миссис Тодей, — вежливо сказал старший инспектор, — если кто-то и может помочь в этом деле, так это — вы.
      Мэри Тодей кивнула и ответила:
      — Конечно, я с удовольствием помогла бы вам, мистер Бланделл. Но как я могу это сделать? Всю ночь после похорон бедняжки леди Торпс я была с Вилли. Он тогда ужасно себя чувствовал, и я ни на минуту не могла отойти от него. У Вилли была тяжелая форма пневмонии, признаться, мы боялись, что он не выкарабкается. Слава Богу, все обошлось. Я никогда не забуду тот день и ту ночь. Я сидела здесь, у кровати мужа, и слушала поминальный звон Тейлора Паула… И у меня появлялись ужасные мысли о том, что этой же ночью колокол мог бы звонить и по Вилли.
      — Ну, хватит, хватит, — прервал ее Вилли Тодей, — все же обошлось. Все позади. Хватит уже говорить об этом.
      — Конечно, как вам будет угодно, — сказал старший инспектор. — Я только хотел бы сказать, что понимаю, как вам было тяжело. И, слава богу, что вы поправились. Я знаю, что такое пневмония, не понаслышке — в тысяча девятьсот двадцать втором году она унесла жизнь моей тещи. Ухаживать за такими больными очень сложно.
      — Да, — согласилась Мэри Тодей. — А в ту ночь ему было особенно плохо. Он бредил — ему казалось, что это новогодний перезвон и он обязательно должен идти в церковь и принять в нем участие. Я еле-еле удерживала его в постели и все пыталась объяснить, что Новый год уже прошел и это вовсе не праздничный перезвон. Да, мне тогда было очень тяжело. Никто не помогал мне — приходилось справляться самой. Раньше Джеймс помогал мне, но тем утром он уехал. Он работает на корабле, и пора было отправляться в плавание. Джеймс и так прожил у нас довольно долго… дольше он уже не мог.
      — Он, кажется, помощник капитана на торговом судне? — спросил Бланделл. — Где он сейчас? Вы слышали что-нибудь о нем с тех пор?
      — На прошлой неделе мы получили от него открытку из Гонконга. Но написал он немного — только то, что с ним все в порядке, и передал привет детям. Из этого рейса он больше ничего не присылал. Должно быть, он очень занят, потому что раньше он всегда писал нам письма.
      — Может быть, у них недостаток в рабочей силе и всем приходится больше работать, — добавил Вилли. — Да и вообще сейчас не самые лучшие времена для людей, занимающихся этим делом. Так что приходится много работать, чтобы заработать хоть что-то.
      — Ясно. А когда, вы думаете, он вернется?
      — Вот этого я не знаю, — ответил Вилли. Бланделлу не понравился его пренебрежительный тон. — Его корабль не делает регулярных рейсов. Они плавают из порта в порт в поисках работы. Так что, сколько будет длиться их рейс — неизвестно.
      — Понятно. А как называется корабль?
      — «Ханна Браун». Корабль принадлежит компании «Лэмпсон энд Блейк», — ответила Мэри. — Джеймс говорил, что ему очень нравится эта работа. И начальство им тоже вполне довольно. А если что-то вдруг, не дай Бог, конечно, случится с капитаном корабля, то он займет его место, правда, Вилли?
      — По крайней мере, он так говорил, — ответил с некоторой небрежностью Вилли. — Только, по-моему, не стоит ни на что рассчитывать.
      Контраст между энтузиазмом жены и пассивностью мужа прямо-таки бросался в глаза, не заметить этого было просто невозможно. И, конечно, Бланделл сделал по этому поводу определенные выводы:
      «Раз Вилли так говорит о Джиме, значит, между ними мог быть какой-то конфликт, — подумал он. — Скорее всего, так и было. Но это, в сущности, неважно и не имеет отношения к делу. Лучше сменить тему разговора».
      — Хорошо. А не могли бы вы ответить на такой вопрос: в ту ночь вы не заметили ничего странного в храме? Может быть, там горел свет, или что-то еще в этом роде?
      — Я не отходила от кровати мужа в ту ночь, даже в окно не выглядывала, — ответила миссис Тодей и взволнованно взглянула на мужа. — Понимаете, ему было так плохо, он бредил, и если бы я отошла хоть на минуту… он тут же попытался бы встать…
      — Да вы прекратите или нет! Хватит уже! Сколько можно! Все, все прошло, и все забыто. Зачем вспоминать? Мистер Бланделл, вы приходили за тем, чтобы спросить, что мы знаем. Вот вам ответ — жена ничего не видела и не знает о преступлении, которое произошло той ночью. А что касается меня, то я был тяжело болен и не мог встать с постели. Что вы еще хотите услышать?
      — Не стоит ругаться, — спокойно ответил Бланделл, — простите, что мои вопросы так взволновали вас. Я больше вас не задержу. Жаль, что вы не смогли мне помочь. Признаться, меня это очень расстроило, но, что ж, ничего не поделаешь… такая уж у меня работа. Я пойду, благодарю вас за чай. Теперь можете позвать детей. Кстати, а где ваш попугай? — спросил мистер Бланделл, пытаясь немного разрядить обстановку.
      — Мы перенесли его в другую комнату, — сказал Тодей. — Тут он слишком громко кричал и не давал нам нормально поговорить.
      — Понятно. Но хочу заметить, ваш попугай хорошо разговаривает, это большая редкость, — сказал Бланделл, пожелал хорошего вечера и ушел.
      Двух малышек Тодей на время разговора об убийстве отправили гулять в сад, и, уходя, Бланделл встретился с ними.
      — Здравствуй, Роззи, — сказал он, — здравствуй, Эвви! Как дела в школе?
      Девочки быстро ответили, что все хорошо, и, услышав голос миссис Тодей, которая звала их идти пить чай, побежали в дом.
     
      Мистер Эштон был фермером, который вел свое хозяйство, как говорится, по старинке и не признавал никаких новых методов.
      С первого взгляда было невозможно определить, сколько ему лет — то ли пятьдесят, то ли шестьдесят, а может, и все семьдесят. Он практически не выдавал своих эмоций и держался так, будто только что проглотил кочергу. Казалось, он даже двигаться старался как можно меньше. Однако, посмотрев на руки фермера и увидев воспаленные суставы, Уимзи сделал вывод, что, скорее всего, манеры Эштона можно объяснить тяжелой формой артрита, а не строгостью характера. Хотя говорил Эштон тоже с большой неохотой и только по крайней необходимости. Жена Эштона была намного моложе него. Подвижная, веселая, разговорчивая — она была полной противоположностью мужу.
      Супруги очень тепло приняли Уимзи и угостили его стаканом домашнего вина.
      — Мало кто сейчас умеет делать такое вино, — сказала миссис Эштон. — Это вино приготовлено по рецепту моей мамы. По-моему, домашнее вино не сравнишь с тем, что продают в магазинах.
      — Хм! — в знак согласия сказал Эштон.
      — Я абсолютно согласен с вами, миссис Эштон, сказал Уимзи. — Ваше вино просто превосходно.
      Уимзи сказал еще пару фраз о достоинствах вина, а затем сказал, что приехал поблагодарить за помощь с машиной в январе прошлого года.
      — Хм! — прохрипел мистер Эштон. — Рад помочь.
      — Я знаю, что вы очень отзывчивый человек, — продолжал лорд Питер, — я уже много слышал о ваших добрых делах. Одно то, что вы привезли беднягу Вильяма Тодея из Волбича, когда он был болен, чего стоит. Мне о вас много рассказывали.
      — Хм! Хорошо, что тогда мы увидели его и заметили, что бедняге плохо. Хм! На дворе была слишком плохая погода для больного человека. Хм! Грипп — опасная штука.
      — Грипп крайне опасен, — сказала миссис Эштон. — Я помню, когда мы увидели его на улице, я сказала: «Посмотри, как он ужасно выглядит. Бедняга Вилли! Он же не доберется сам до дома». Мы нашли его примерно в миле от города. Его машина стояла на обочине, а сам он был практически без сознания. Слава Богу, что он сумел вовремя остановиться, иначе мог бы не справиться с управлением и разбиться. Слава Богу, слава Богу, что все обошлось! Так вот, сначала он никак не хотел выходить из своей машины. Я ему сказала, чтобы он за нее не волновался, что по дороге мы заедем к Тернеру и попросим пригнать ее в деревню. Кстати, у Вилли тогда были с собой деньги. Видимо, он вез их куда-то. Он бредил, и ему почему-то казалось, что деньги надо пересчитать. Конечно, он все рассыпал, и я минут пять собирала купюры. Потом я уложила деньги ему в карман и попыталась успокоить беднягу. Наконец, мы кое-как уговорили его выйти из своей машины и пересесть в нашу.
      — Хм!
      — Я никак не могу понять, зачем он в такую погоду и в таком состоянии решил куда-то ехать, — продолжала свой рассказ миссис Эштон. — В тот день даже не было ярмарки. Мы сами ни за что не поехали бы в город, если бы мистеру Эштону не надо было срочно встретиться с адвокатом по поводу вопроса об аренде. Вилли знал, что мы поедем в город, и если у него были там какие-то срочные дела, то вместо того, чтобы, будучи больным, куда-то ехать, он вполне мог попросить нас помочь, и мы бы, конечно, все сделали. Даже если ему надо было отвезти деньги в банк, он мог просто написать доверенность, и все. Но, знаете, Вилли всегда был очень скрытным, особенно в отношении своих дел. Хотя, по-моему, это неправильно, ведь если есть возможность воспользоваться помощью друзей — почему бы этого не сделать.
      — Дорогая! — сказал мистер Эштон, — хм! Он мог выполнять поручение сэра Генри. Хм!
      — И с каких это пор, — ответила миссис Эштон, — семья сэра Генри хранит деньги в лондонских банках? Кроме того, неужели ты думаешь, что сэр Генри мог послать больного человека по своим делам в город, да еще и в такую погоду? По-моему, такого просто быть не могло. Я же говорила тебе, что эти двести фунтов вряд ли имеют какое-либо отношение к сэру Генри. И в прошлый раз ты согласился с тем, что я, как всегда, права. Не правда ли?
      — Хм! По-моему, тебе не стоит вмешиваться в дела Вилли. Как поступать со своими деньгами — это его личное дело.
      — Да, пожалуй, ты прав, — добродушно признала миссис Эштон, — я постараюсь сдерживать свой язык. Надеюсь, милорд просит мою излишнюю болтливость.
      — Ну что вы, миссис Эштон, — сказал Уимзи, — в таком тихом месте, как эта деревня, о чем же говорить, как не о своих соседях? А Тодей ведь ваши соседи, да? Их дом ближе всех расположен к вашему? Им очень повезло. Должно быть, когда Вилли болел, вы помогали ухаживать за ним.
      — Да, но не столько, сколько хотелось бы, — ответила миссис Эштон. — Моя дочь тогда тоже заболела — в деревне была настоящая эпидемия, болела практически половина жителей. Поэтому я должна была ухаживать за дочкой. Однако, как могла, я, конечно, помогала Мэри. А моя кухарка готовила для нее. Но ночью…
      Тут Уимзи понял, что разговор подходит к интересующей его теме.
      — О! Я всегда думала, что в той сказке, которую рассказывает нашей Полли Роззи Тодей, есть доля правды. Правда, я сомневалась в этом, ведь дети так любят фантазировать.
      — А что за сказка? — поинтересовался Уимзи.
      — Хм! Полная глупость, ерунда, просто детские фантазии, — сказал мистер Эштон.
      — О, да, конечно, все довольно глупо, — согласилась миссис Эштон, — но всем известно, что дети вполне могут описывать реальные события через вымышленные образы. Так вот, милорд. Моя дочь, Поли — ей сейчас шестнадцать — со следующей осени уже пойдет работать служанкой. Знаете, что бы люди ни говорили, но я считаю, что это лучший способ для девушки научиться заниматься хозяйством, чтобы потом быть хорошей женой. На прошлой неделе я сказала это миссис Волланс. По-моему, это гораздо лучше, чем, например, Стоять у прилавка и продавать разные полотенца и купальные костюмы (если это вообще можно назвать костюмами). Чему она научится на такой работе? А вот в служанках она будет уметь все — готовить, поддерживать в доме порядок, стирать и так далее. Научиться, конечно, будет непросто, но это стоит того.
      Лорд Питер высказал свое одобрение по поводу точки зрения миссис Эштон и вежливо напомнил о том, что она хотела рассказать, что Полли…
      — О, да, простите. Я снова заговорилась. Полли и Роззи Тодей — хорошие подруги. Роззи младше моей дочери на семь лет, но она с самого детства тянулась к Полли. Некоторое время назад… когда же это было… Кажется, в конце января — в шесть часов вечера было уже темно, а так бывает не позже января — да, будем считать, что это был конец месяца. Полли пришла к Тодеям и увидела, что Роззи и Эвви сидят у живой изгороди и обе плачут. Полли спросила, что случилось. Роззи сначала рассказала только то, что папа попросил сестер сходить к падре и передать ему кое-что, а они боятся идти через кладбище в темноте. Полли, конечно, объяснила, что бояться нечего, что все мертвые люди — под властью Господа, и Он не разрешит им причинить какой-то вред девочкам. Однако такие аргументы не успокоили Роззи. В конце концов, Полли выведала у Роззи, что та видела на кладбище привидение леди Торпс, которое стояло над ее могилой. Это случилось в ночь после похорон.
      — Боже мой, — сказал Уимзи, — а что конкретно она видела?
      — Роззи сказала, что видела свет. Это случилось в ночь, когда Вилли Тодею было особенно плохо. Роззи тогда не спала, потому что надо было помогать маме. Роззи очень хорошая девочка, и всегда помогает маме по дому и делает, все, что только может. И когда она случайно выглянула в окно, она увидела, как из могилы якобы поднимается свет.
      — А она рассказала об этом родителям?
      — Нет. Вернее, рассказала, но не сразу. Она вообще никому не хотела говорить об этом. Помню, когда я была ребенком, у меня была похожая история. Однажды, когда я одна была в прачечной, мне показалось, что кто-то вздохнул, и я почему-то подумала, что это медведь. Конечно, я никому не рассказывала об этом — это была моя тайна. Вот и Роззи тоже не хотела никому ничего говорить. Но в тот день отец послал ее к падре, а она всевозможными способами пыталась увильнуть от этого задания, и Вилли очень разозлился на нее, ведь он не знал, в чем дело. Тогда Роззи и пришлось все рассказать. Однако ее история только еще больше разозлила Вилли, наверное, он подумал, что она все придумывает, чтобы не выполнять его поручение. Он велел ей немедленно идти к падре и не выдумывать всякую чепуху про каких-то привидений и духов. Конечно, если бы Мэри была дома, она, возможно, поступила бы по-другому и. наверное, сама бы сходила к падре, но она уехала за лекарствами мужу (он тогда еще плохо себя чувствовал и не вставал с постели), автобус задержался, и она вернулась только в половине восьмого. Когда Роззи рассказала все это Полли, моя девочка еще раз попыталась объяснить, что душа леди Торпс сейчас отдыхает и не может появиться на кладбище, кроме того, она никогда бы не сделала никому ничего плохого. Так как эти слова не подействовали. Полли предположила, что Роззи видела всего лишь свет от фонаря мистера Готобеда. На что Роззи ответила, что мистер Готобед не пришел бы на Кладбище в час ночи. Боже мой, если бы только я тогда знала то, что я знаю сейчас! Конечно, я бы внимательнее отнеслась к рассказу девочки.
      Инспектор Бланделл был не очень доволен, когда услышал пересказ этого разговора.
      — Тодею и его жене надо было бы быть внимательнее — сказал он.
      — Но они сказали вам абсолютную правду, — сказал Уимзи.
     
      5
       СОЛО ТЕЙЛОРА ПАУЛА
     
      Канал всячески игнорировали, несмотря на то, что мы писали обращения во всевозможные инстанции и даже в правительство. Мой муж и отец Манды недавно общались с Президентом. Приняли их хорошо, но вот будет ли от этой встречи какой-либо результат — неизвестно.
     
      Лорд Питер Уимзи сидел в классной комнате в доме падре и был занят тем, что рассматривал одежду погибшего.
      Фактически классная комната перестала использоваться по назначению уже лет двадцать назад. Название осталось еще со времен, когда дочери падре жили и учились здесь. В комнате до сих пор стоял тонкий аромат духов, на полках лежали их корсеты, шляпки и заколки, а на других — книги, учебники, карты и атласы. Миссис Венейблс сказала Уимзи, что эта комната — полностью в его распоряжении, кроме дней, когда у них в доме проходят заседания Клуба мод.
      Уже постиранные и приведенные в порядок фуфайка и подштанники лежали на столе, и Уимзи внимательно рассматривал их. Белье было сильно изношено — краска заметно поблекла, кое-где ткань начала протираться. Было видно, что ее не раз зашивали и штопали. У лорда Питера сразу возник вопрос: откуда у Крантона, которого последний раз видели в Лондоне в сентябре, могло быть столь поношенное белье из Франции? Верхняя одежда погибшего, тоже постиранная и выглаженная, лежала на стуле. Она тоже была довольно потертой, но это была одежда английского производства. Так почему на Крантоне было французское нижнее белье?
      Искать, где куплено это белье, было явно бесполезно — эта марка имела распространение через сотни магазинов по всему Парижу и не только. Купить его мог кто угодно и когда угодно. Отметки химчистки на белье нет. Значит, стирали его дома. Все дырки аккуратно зашиты, на локтях даже сделаны заплатки, все пуговицы на месте. А что, собственно, в этом странного? Может быть, погибший был очень экономным человеком. Но это не то белье, которое может себе позволить человек, если у нею нет денег. Это качественная и дорогая марка. Такую одежду просто невозможно износить до такой степени всего за четыре месяца.
      Лорд Питер сидел за столом, обхватив голову руками, и изо всех сил пытался понять, в чем же тут дело.
      Миссис Венейблс увидела Уимзи в окно и подумала: «Боже мой… Как же он, должно быть, устал». Она очень привязалась к гостю и испытывала к нему теплые, почти материнские чувства.
      — Может быть, вам принести стакан молока, — спросила она, заглянув в комнату, — или виски с содовой? Или, может, хотите чашечку чая?
      Уимзи улыбнулся, поблагодарил ее за заботу, но от предложенного отказался.
      — Осторожнее с этой одеждой, мне кажется, она не очень чистая… мало ли что подхватите, не дай Бог…
      — О, не волнуйтесь. Максимум, что я могу заработать здесь, так это воспаление мозга. — Заметив, что он напугал этими словами миссис Венейблс, Уимзи поспешил объяснить: — Я хочу сказать, что никак не могу понять кое-чего. Может быть, у вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу, лично я уже, кажется ничего не понимаю.
      Миссис Венейблс вошла в комнату, и Уимзи объяснил над чем он думает.
      — К сожалению, я вряд ли чем-то смогу вам помочь, — сказала миссис Венейблс, внимательно рассматривая одежду. — Боюсь, что таланта Шерлока Холмса у меня нет. Могу только сказать, что у человека, который носил это белье, была очень умелая и аккуратная жена.
      — Да, но это не объясняет того, откуда у него французское белье. Хотя все остальные вещи — английские, кроме, конечно, десяти сантимов, но эти деньги не редкость в нашей стране.
      Миссис Венейблс, которая до того, как зайти к Уимзи, работала в саду и довольно сильно устала, присела на стул.
      — Единственное, что приходит мне в голову, — сказала она, — это то, что верхнюю английскую одежду погибший мог надеть для маскировки. Вы же говорили мне, что он приехал сюда тайно и не хотел привлекать к себе внимания иностранной одеждой. Ну, а нижнее белье вряд ли кто-то мог увидеть, так что его он менять не стал.
      — Но тогда из всего этого вытекает, что он сам приехал из Франции.
      — А почему нет? Может быть, он француз. Да и борода сейчас модна во Франции, разве нет?
      — Да, но человек, которого я встретил тогда на дороге, не был французом.
      — Но вы же не уверены в том, что человек, которого мы обнаружили в могиле, и тот, кого вы встретили на дороге, — одно и то же лицо. Может быть, это разные люди.
      — Что ж, возможно, — неоднозначно ответил Уимзи.
      — У того, кого вы видели на дороге, не было с собой сумки или чемодана, где могла бы быть одежда?
      — Нет, у него ничего не было. Все, что у него было — это английское пальто и зубная щетка. Это может о чем-то свидетельствовать? И если это его мы похоронили, то где пальто? Ведь на трупе его не было…
      — Даже не знаю… — ответила миссис Венейблс. — О, пока не забыла, я хотела сказать, что когда вы пойдете в конец сада, берите с собой зонтик или шляпу мистера Венейблса. Дело в том, что там сейчас грачи вьют гнезда и очень уж от них много грязи. А у убитого была шляпа?
      — Да, мы нашли ее неподалеку в довольно странном месте, — ответил Уимзи. — но, к сожалению, эта находка нам ничем не помогла.
      — О! — воскликнула миссис Венейблс, — как же все это утомительно. Вам не стоит так много думать об этом, а то вы совсем себя измучаете. Мясник сказал, что сегодня у нас будет свежая телячья печень. Вы любите печень? Теодор вот очень любит. Да, я еще хотела сказать вам, что очень благодарна вашему слуге за то, что он так хорошо отчистил серебряный сервиз, но, правда, ему не стоило гак беспокоиться. Эмили могла бы это сделать сама. Я надеюсь, ему у нас не очень скучно. Кстати, я заметила, что он не только отлично справляется с домашними делами и прекрасно готовит, но и замечательно музицирует.
      — Правда? Я и не знал о его музыкальных талантах, — ответил Уимзи. — Но я, признаю, что еще многого не знаю о Бантере.
      После того как миссис Венейблс ушла, Уимзи еще раз вспомнил нее ее слова. Затем сложил одежду погибшего, закурил трубку и пошел в сад, взяв с собой, по совету миссис Венейблс, шляпу падре. Шляпа была явно мала ему, но снимать ее он не стал, ведь миссис Венейблс так заботится о нем, и, наверное, ей будет приятно, если она увидит, что Уимзи следует ее советам. Правда, Бантер был слегка шокирован, когда увидел милорда в этом нелепом головном уборе.
      Пройдясь по саду, лорд Питер попросил Бантера подогнать машину и поехать с ним в небольшое путешествие.
      — Хорошо, милорд, — сказал Бантер. — На улице легкий ветерок.
      — Тем лучше.
      — Конечно, милорд, но позвольте заметить, что для такой погоды отлично подойдет твидовая кепка и фетровый пиджак.
      — Да, ты абсолютно прав, Бантер. Прошу тебя, отнеси эту изумительную шляпу на место. И если увидишь миссис Венейблс, передай ей, что шляпа мне очень пригодилась, когда я гулял по саду.
      Когда Бантер вернулся с пиджаком и кепкой в руках, машина уже стояла у дома. Уимзи был за рулем.
      — Нам предстоит долгая поездка, Бантер. Начнем с Лимхолта.
      — Как вам будет угодно, милорд.
      Они проехали по главной дороге, потом вдоль канала, пересекли его по Фрогс-бридж, и до Лимхолта им оставалось около двенадцати миль. В тот день в городе проводилась ярмарка. Проехать по городу было очень непросто. «Даймлер» еле пробирался сквозь плотную толчею покупателей и продавцов. Люди толпились прямо на проезжей части улицы, совсем не беспокоясь о том, что машинам тоже нужна дорога. Наконец, на одной из улиц Уимзи увидел почту.
      — Бантер, сходи на почту и спроси, нет ли письма для мистера Стивена Драйвера до востребования.
      Лорд Питер остался ждать. Пока он ждал, у нескольких свиней почему-то появился интерес к машине, и они улеглись прямо у нее на дороге. Вокруг все кипело, суетилось и шумело. Наконец вернулся Бантер. К сожалению, письма на имя Драйвера на почте не было.
      — Что ж, ничего страшного, — сказал Уимзи, — Лимхолт почтовый город, поэтому я подумал, что сюда надо заехать первым делом. У нас еще есть несколько вариантов на этой стороне канала — Холпорт и Волбич. До Холпорта ехать очень далеко, так что едем сначала в Волбич. Отсюда туда прямая дорога. Боже мой! Какие же глупые эти овцы… по-моему, это самые глупые животные на земле… Еще и коровы… Эй! Пошли отсюда! Пошли!
      Они с трудом выехали из города, но зато дорога до Волбича оказалась очень хорошей. По пути попадались редкие дома с большими огородами. Дорога шла вдоль канала через бесконечные поля. Казалось, здесь выращивали все, что только можно себе представить: пшеницу, картофель, свеклу, горчицу. Проехали через какую-то деревню, в центре которой возвышалась древняя красивая церковь и часовня из красного кирпича. Потом дорога снова шла через поля… пшеница, картофель, свекла, горчица… Вскоре справа стало видно реку Вейл. А еще через пару миль на горизонте показался город. Вейл сильно петляла, так что путешественникам пришлось переехать пару мостов и, наконец, они прибыли в Волбич. Когда-то то это был крупный портовый город, но потом река обмелела и утратила свое торговое значение.
      Теперь Волбич был тихим провинциальным городом, где жизнь была намного спокойнее, чем в Лимхолте. Почта находилась на небольшой уютной площади. Ярмарки в этот день не было, и Уимзи ждал Бантера, вслушиваясь в приятный, умиротворяющий шум провинции.
      Бантера не было достаточно долго, но зато когда он явился, вид у него был явно взволнованный. Уимзи сразу заметил, что на обычно бледном лице Бантера играл легкий румянец.
      — Что? Удачно?
      Однако вместо того, чтобы сразу поделиться новостью, Бантер сделал какой-то непонятный жест и не сказал ни слова. Уимзи подождал, пока он сядет в машину, и спросил:
      — Что случилось?
      — Поедемте отсюда побыстрее, милорд, — сказал Бантер. — Маневр удался на славу. Только вот боюсь, что теперь можно считать, что я ограбил почту. Ведь я забрал чужие письма, представившись чужим именем.
      Машина тут же тронулась с места.
      — Так что ты сделал, Бантер? — спросил Уимзи, когда они немного отъехали от почты.
      — Я пришел на почту и попросил письма до востребования на имя мистера Стивена Драйвера. Девушка спросила меня, как давно должны были прийти письма. Я, как мы с вами и договорились, сказал, что собирался приехать в Волбич пару недель назад, но, к сожалению, по некоторым обстоятельствам я смог прибыть только сейчас. Да, и еще я сказал, что письмо, которое должно было прийти на мое имя из Франции, крайне важное.
      — Неплохо! — одобрил Уимзи.
      — Тогда девушка пошла к ящикам, где хранятся письма, вскоре вернулась с письмом и попросила меня повторить мое имя.
      — Да? Девушки обычно так легкомысленны. Странно, что она попросила повторить имя.
      — Я, как и раньше, сказал, что меня зовут Стивен Драйвер. Уже в тот момент, когда я называл это имя, увидел, что на конверте, который девушка держала в руках, стоит голубая печать. Следовательно, письмо было из Франции.
      — Молодец!
      — Да, только вот девушку смутило это дополнение. Она сказала, что это письмо действительно из Франции, и оно лежит уже три недели, но адресовано другому человеку.
      — Проклятье! — воскликнул Уимзи.
      — Да, я тоже сказал себе это. Но теряться было нельзя, поэтому я спросил, уверена ли мисс, что она правильно разобрала почерк на конверте. К счастью, девушка была очень молода и явно неопытна, поэтому ее ответ меня очень обрадовал. «Да нет, здесь все четко написано: мистеру Паулу Тейлору…» — быстро сказала она.
      — Паул Тейлор! — воскликнул Уимзи. — Это же имя…
      — Именно, милорд. Я быстро переспросил: Паул Тейлор? Ничего другого мне в голову не пришло, кроме как сказать, что это имя моего шофера. Простите, милорд, но больше ничего я придумать не смог… Ведь в машине оставались только вы, и девушка подумала, что вы и есть мой шофер… Другого выхода у меня просто не было.
      — Бантер, я уже теряю терпение! Скажи, наконец, ты забрал письмо или нет?
      — Да, милорд, забрал. Я уверенно сказал девушке, что раз это письмо для моего шофера, то я могу забрать его и сейчас же передать. Для верности я быстренько сочинил историю о том, как мы с вами путешествовали за границей, где вы познакомились с девушкой, и, должно быть, это письмо — от нее.
      —Ловко придумал.
      — Еще я сказал, что крайне возмущен тем, что мое письмо где-то потерялось. Я даже сказал девушке, чтобы она еще раз поискала его. Она так и сделала, но, конечно, безрезультатно. В итоге, я ушел оттуда со словами, что обязательно напишу в «Таймс» о халатности рабочих почтового отделения. Как они могли потерять мое письмо!
      — Великолепно! Конечно, наши действия вне закона, но, я думаю, Бланделл все уладит. Я вначале хотел попросить его, чтобы он сам нашел и изъял письмо, но потом я подумал, что от такого приключения я никак не могу отказаться. В конце концов, это была моя идея, и мы с тобой вполне могли позволить себе немного развлечься. Не стоит извиняться. Мы хорошо поработали, а благодаря твоей находчивости у нас все получилось просто отлично. Кстати, а где письмо? Давай посмотрим. А вдруг это не то письмо, которое нам нужно? Нет, это оно. Отлично! А теперь нам нужно поесть и отдохнуть, прежде чем мы двинемся дальше.
      Они нашли тихое уютное кафе на берегу реки и выбрали столик у окна, откуда открывался прекрасный вид на городскую площадь и храм. Уимзи заказал жаркое из баранины и бутылку красного вина. Вскоре он разговорился с официантом, который согласился со словами Уимзи о том, что Волбич очень тихий и спокойный городок.
      — Да, но сейчас здесь уже не так тихо, как раньше, сэр. Новая власть ведет строительство на реке. Строят плотины. Говорят, что это поможет предотвратить пересыхание реки. К июню все должно быть готово. По их словам, такая плотина была на реке раньше и помогала регулировать уровень воды. А в честь открытия планируется устроить настоящий праздник, с разные соревнованиями и концертом, на который даже пригласили герцога Денверского. Правда, не знаю, приедет он или нет.
      — Приедет, — сказал Уимзи. — Он обязательно приедет, черт побери! Эта поездка пойдет ему на пользу, равно никакой работы у него сейчас нет.
      — Правда? — переспросил официант, не понимая, почему гость настолько уверен в своих словах. — Если он действительно приедет, то в городе это очень оценят. Вы закажете еще картофеля, сэр?
      — Да, пожалуйста, — ответил Уимзи. — Надо будет напомнить старику о его обязанностях. Он непременно приедет. Будет очень весело. Он будет раздавать победителям соревнований золотые кубки, а я — серебряных кроликов проигравшим. И кто-нибудь обязательно от радости упадет в реку.
      — Тогда будет весело, — серьезно ответил официант.
      Как только официант ушел, Уимзи достал письмо. На конверте было написано: «м. Паулу Тейлору, до востребования, Волбич, Линконшир, Англия». Почерк явно принадлежал иностранцу.
      — Мои родственники, — сказал Уимзи, — всегда обвиняли меня в том, что я слишком несдержан и что мне крайне не хватает самоконтроля и терпения. Что ж, они плохо меня знают. Вместо того чтобы открывать сейчас это письмо, я приберегу его для старшего инспектора Бланделла. А вместо того, чтобы как можно скорее отправиться к Бланделлу и узнать, что же написано в этом письме, я спокойно сижу в ресторане в Волбиче и ем жаркое из баранины. По-моему, Это вполне может характеризовать меня как человека сдержанного и терпеливого. Что ж, а пока я не встретился с мистером Бланделлом, стоит подумать о том, какую информацию может дать мне сам конверт. Во-первых, печать на конверте пропечаталась плохо, и я могу разобрать только одну букву, что, конечно, не очень хорошо. Во-вторых, сам конверт — не очень хорошего качества, даже по сравнению с большинством французских конвертов. Написано письмо обычной дешевой ручкой, какую дают на почте тем посетителям, у которых нет своей ручки. Что касается почерка, то можно легко догадаться, что принадлежит он человеку, который пишет не очень часто. Хотя, конечно, насколько я знаю, во Франции большинством недорогих ручек писать вообще невозможно — они крайне неудобные. Тем не менее, если бы автор письма был образованным человеком, он не написал бы так коряво даже неудобной ручкой. И, наконец, дата. Она тоже плохо пропечатана, но, зная время прибытия письма на почту, мы можем высчитать примерную дату его отправки. Итак, что еще может нам рассказать конверт?
      — Позвольте предположить, милорд, что довольно странным мне кажется то, что адрес получателя указан не на обратной стороне конверта, как это принято, а на лицевой.
      — Хорошее замечание, Бантер. Французы, как ты, наверное, знаешь, редко озаглавливают свои письма адресом, как это принято у нас в Англии. Хотя частенько они пишут на лицевой стороне конвертов такую бесполезную информацию, как, к примеру, «Париж», без упоминания улицы или дома. А все необходимые данные помещают на язычке конверта, в надежде, что его могут бросить в камин до того, как письмо будет прочитано.
      — Мне кажется, это очень странная привычка, милорд.
      — О, нет, Бантер, отнюдь. Для начала стоит вспомнить о том, что большинство писем во Франции теряются на почте и так и не находят своего адресата, что французы не доверяют государственным учреждениям и, я думаю, это вполне справедливо. Итак, они рассчитывают на то, что если почта так и не отправит письмо, и оно пролежит в почтовом отделении, то рано или поздно его могут выслать обратно отправителю. Это, в принципе, тоже вполне понятно и объяснимо. А на нашем письме нет обратного адреса. Из этого можно сделать вывод, что автор письма вполне знаком со всеми этими привычками и традициями. Только вот знаешь, Бантер, я практически абсолютно уверен в том, что внутри конверта адреса тоже не указано. Ну, да ладно, это не так и важно.
      После обеда они отправились обратно в приход. Дорога вела по берегу реки.
      — Если судоходство на реке наладят, я думаю, Волбич снова будет хорошим портовым городом. Только вот, скорее всею, годы тишины и свободы от портовых работ наложили неизгладимый отпечаток на город. И если порт будет восстановлен, с уютным спокойствием городка будет явно покончено. Кто знает, станет ли это лучше для Волбича. Смотри, кажется, вот здесь мы с тобой встретили Крантона — если это, конечно, был Крантон. Кстати, тот, кто работает на этом шлюзе, видел его. Давай остановимся и попробуем выяснить что-нибудь.
      Уимзи подъехал к дому, где жил смотритель шлюза. Увидев машину, хозяин сразу же вышел, чтобы узнать, кто это. Разговор завязался очень легко — начав с погоды и урожая, они постепенно добрались до обсуждения строящейся дамбы и самого шлюза.
      Они стоили на небольшом мосту через шлюз. Лорд Питер огляделся вокруг: пейзаж был на редкость живописен. Отсюда было видно, как река впадает в море.
      — Здесь очень красиво, — сказал он. — К вам когда-нибудь приезжали художники, чтобы рисовать с натуры?
      Сторож ответил, что не помнит такого, хотя, возможно, и приезжал кто-то.
      — Надо бы только отремонтировать некоторые пирсы, — продолжал Уимзи.
      — О, да! — ответил смотритель, — шлюз уже давно пора ремонтировать. Уже лет двадцать, как пора. Если не больше.
      — Так почему же этого не делают?
      — Эх! — смотритель (он же охранник шлюза) махнул рукой и плюнул в реку.
      Несколько минут он молчал, явно погруженный в какие-то печальные мысли. Уимзи не прерывал молчания. После продолжительной паузы смотритель заговорил. Он явно переживал за судьбу шлюза, но за долгие годы, должно быть, уже примирился с всеобщим бездействием.
      — Никто не хочет браться за эту работу. А чужую делать никто не хочет. Ремонт должна делать фирма, занимающаяся осушением болот. Но там говорят, что шлюз находится в ведомстве не их компании, а той, что занимается осушением реки. Ну, а те, кто занимается осушением реки, говорят, конечно, обратное. Так что разобраться здесь очень сложно. Недавно две эти компании решили написать в Комитет Водоканалов, но письмо еще не готово.
      — Но через шлюз проходит столько воды, что створки могут не выдержать, ведь так?
      — Ну, это как знать… может, выдержат, может, нет, — ответил мужчина. — Да сейчас и не очень много воды, напор не такой сильный, как бывало во времена Оливера Кромвеля.
      Уимзи уже привык к постоянным упоминаниям лорда Протектора, ведь с ним было связано многое в истории этих болот.
      — Этот шлюз построил голландец, не так ли? — спросил лорд Питер.
      — Да, верно, — согласился смотритель шлюза. — Он был построен, чтобы контролировать уровень в реке. Во времена Оливера Кромвеля здесь постоянно случались сильные наводнения в период паводков. Так, по крайней мере, мне рассказывали. Но сейчас даже в паводки вода поднимается несильно.
      — Но, говорят, когда откроют новую дамбу, воды будет больше.
      — О, да. Так говорят строители. Но мнения разные. Некоторые считают, что ничего не изменится, а другие говорят, что из-за дамбы Волбич и окрестные территории затопит. В общем, к чему приведет строительство — неизвестно. Я могу сказать только то, что на всю эту затею была потрачена куча денег. Интересно, откуда они взяли столько?
      — А кто ответственен за дамбу? Компания по осушению болот?
      — Нет, Комитет по охране реки.
      — Раз у них есть такие деньги, почему же они не починят шлюз?
      Смотритель взглянул на Уимзи и сказал:
      — Я говорил, они не знают, кто ответственен за шлюз — они, в ведомстве которых находится река, или те, кто ответственен за болота. Этот вопрос решают уже много лет. Даже обращались в суд и потратили на это немало денег.
      — Нелепая ситуация. А что с безработицей? Здесь много людей ищут работу'?
      — Когда как. Временами много, а иногда и вообще никого нет.
      — Я помню, когда я был здесь прошлый раз, я случайно познакомился с одним парнем, когда ехал по этой дороге в юрод. Он искал здесь работу. Это было в Новый год.
      — О, да. Я помню его. Он остановился у Эзры Вайлдерспина, но задержался там недолго. Наверное, не захотел работать. Знаете, многие сейчас боятся настоящей работы. Кстати, он заходил ко мне и просил чая, но я сказал ему, чтобы убирался отсюда. Я-то знаю, что ему нужен был вовсе не чай. Я таких, как он, отлично знаю.
      — Наверное, он пришел из Волбича.
      — Скорее всего. По крайней мере, он так сказал. Еще он сказал мне, что пытался устроиться на работу на новой дамбе.
      — Странно. А мне он сказал, что он автомеханик.
      — Ой, да такие, как он, могут что угодно рассказать.
      — Я хотел сказать, что мне тогда показалось, что он довольно работящий и в принципе мог бы выполнять любую работу, даже не по профессии. Неужели на дамбе не нашлось работы для него?
      — Легко говорить. А вот подумайте, зачем им брать на работу непрофессионала, если в городе много безработных специалистов? Зачем им человек, которого придется еще и учить чему-то?
      — Возможно, но я думаю, в таком случае компании по осушению болот и реки могли бы нанимать таких людей, как он, для ремонта шлюза. Но это, собственно, не мое дело. Что ж, нам пора.
      Уимзи и Бантер пошли к машине. Смотритель некоторое время постоял на месте, потом снова сплюнул и пошел за ними.
      — А знаете, что я придумал, — сказал он, когда лорд Питер и Бантер уже сели в машину. — Почему бы не передать этот шлюз Женеве? Они починят его, а когда начнется разоружение, мы снова получим наш шлюз. А что, почему нет?
      — Ха-ха-ха! — рассмеялся Уимзи, справедливо расценив это предложение как шутку, — Отличная идея! Ха-ха! Обязательно расскажу об этом друзьям! Передать Женеве? Ха-ха-ха!
      Машина медленно тронулась с места. Через некоторое время Уимзи оглянулся и увидел, что смотритель еще стоял на том же месте и смеялся над своей идеей.
     
      Плохие предчувствия Уимзи по поводу письма в итоге оправдались. Он вручил нераспечатанное письмо старшему инспектору, как только тот приехал из суда, где был занят весь день. Когда мистер Бланделл узнал, каким образом письмо оказалось в руках Уимзи, он, признаться, был крайне удивлен, оценив энтузиазм лорда Питера. После того, как лорд Питер все рассказал ему, они вместе вскрыли конверт. Письмо было написано на бумаге самого низкого качества. Обратного адреса в нем, как и предполагал лорд Питер, указано не было.
      — «Mon cher mari…» — начал читать Уимзи.
      — О, — сразу же перебил его Бланделл. — Что это значит? Я, конечно, плохо знаю французский, но, если я не ошибаюсь, mari — это муж?
      — Да. «Мой дорогой муж…»
      — Ну и ну! Ну и Крантон! Дьявол побери, я даже и не предполагал, что он может быть женат, да еще на француженке.
      — Не торопитесь с выводами, Бланделл, мы еще не уверены в том, что речь идет о Крантоне. Мы знаем только то, что он приехал в приход храма святого Павла и спрашивал мистера Паула Тейлора. На это же имя пришло и письмо.
      — Но Паул Тейлор — это колокол.
      — Да, колокол, но, может быть, есть и человек с таким именем.
      — Кто же он?
      — Бог знает. Кто-то, у кого есть жена во Франции.
      — А второй, о котором спрашивал погибший, какой-то Бетти. Это что, тоже человек?
      — Нет, это колокол. Хотя, может, и человек.
      — Не может такого быть, — сказал мистер Бланделл, — это невозможно… А если так, то где же тогда этот Паул Тейлор?
      — Возможно, это его тело обнаружили в могиле.
      — Тогда где же Крантон? Они же не могут оба быть этим трупом. Ерунда какая-то получается.
      — Быть может, Крантон одним именем называл Вайлдерспина, а вторым — своего информатора.
      — Тогда если он сам придумал это, зачем же он спрашивал Паула Тейлора в деревне?
      — Может, это все-таки колокол.
      — Послушайте, по-моему, здесь что-то не так. Тейлор Паул и Бетти Томас не могут быть и людьми, и колоколами. По крайней мере, не оба. Я еще могу допустить подобное с одним именем, но чтобы с обоими — это уже слишком.
      — При чем же тут Бетти… Если следовать вашей логике, тогда можно предположить, что Бетти — это только колокол, а имя Тейлор Паул — носят и колокол, и человек. Ведь колоколам писем не пишут. Только сумасшедшему может прийти в голову написать письмо, адресованное колоколу.
      — Я не понимаю еще вот чего, — сказал Бланделл. — Стивен Драйвер — это тоже человек. Мы же не можем предположить, что это — колокол, правильно. Так вот, меня интересует такой вопрос — кто из них всех — Крантон? Если он женился во Франции в период с сентября прошлого года по сентябрь этого го да… то есть по январь… нет… по сентябрь… нет… то есть с сентября по январь… Дьявол! Это какой-то кошмар. Давайте лучше прочитаем сначала это письмо. Вы могли бы сразу переводить его на английский? А то, боюсь, мой французский может подвести.
      «Мой дорогой муж , — начал переводить Уимзи. — Ты велел не писать тебе без крайней необходимости, но уже три месяца прошло, а я ничего о тебе не знаю. Я очень волнуюсь за тебя и постоянно думаю о том, не попал ли ты в руки военных властей. Да, ты уверял меня, что война уже окончилась и все давно забыто, но я знаю, как строг английский закон, и поэтому очень переживаю. Умоляю, напиши мне хоть слово, дай знать, что с тобой все в порядке. Знаешь, мне становится тяжело одной управляться с фермой. У нас было много проблем с весенним посевом. Еще одна плохая новость — умерла наша рыжая корова. Мне приходится самой носить на рынок и продавать домашнюю птицу, но цены очень низкие. Малыш Пьер помогает мне, как может, но ему всего девять. У малышки Мари коклюш, и у младшего тоже. Прости, что побеспокоила тебя своим письмом, но я очень тревожусь.
      Пьер и Мари шлют поцелуи своему папе
      Любящая жена
      Сюзанна»
     
      Бланделл был шокирован таким содержанием письма. Как только Уимзи дочитал, он буквально вырвал листок у него из рук, как будто не поверил в правильность перевода.
      — Малыш Пьер — девять лет — поцелуи папе — рыжая корова умерла… мда! Девять лет?! Крантон был тогда в тюрьме.
      — Может быть, это приемные дети? — предположил Уимзи, но Бланделл не обратил внимания на эти слова.
      — Весенний посев… с каких это пор Крантон стал фермером? И при чем тут военные власти? И война? Крантон не участвовал в боевых действиях. Нет, здесь что-то не сходится. Милорд, это не может быть Крантон.
      — Да, теперь становится ясно, что это не он, — сказал Уимзи, — но, тем не менее, я все еще уверен в том, что в Новый год на дороге я встретил именно его.
      — Пожалуй, мне стоит позвонить в Лондон, — сказал Бланделл, — а потом встретиться с начальником полиции и поговорить с ним обо всем этом. Я думаю, он должен знать. Итак, что мы фактически имеем. Драйвер пропал, и мы нашли труп, который по описанию похож на него. И эта Франция! Нам обязательно надо найти эту Сюзанну, но как? Надо ехать во Францию, а это будет дорого стоить… да и займет много времени.
     
      6
      РАССЛЕДОВАНИЕ МЕСЬЕ РОЗЬЕ
     
      Последний колокол повторяет простые движения, завершая каждую мелодию равномерным звоном.
     
      У детективов бывают дела и потруднее, чем поиск французской деревни, из названия которой известна только одна буква, где живет женщина по имени Сюзанна, имеющая мужа фермера, англичанина… и троих детей — Пьера, Мари и младенца, имя и пол которого неизвестны. О деревне вообще известно очень мало — последняя буква ее названия и округ, где она находилась — Марна. Имена Сюзанна, Пьер и Мари — довольно распространенные, а вот муж иностранец это редкость. Человека по имени Тейлор Паул можно было бы попытаться найти, но Бланделл и Уимзи прекрасно понимали, что это, скорее всего, вымышленная имя или кличка.
      Примерно в середине мая из Франции пришло сообщение, подписанное комиссаром округа Марна Розье. Это сообщение было, пожалуй, самым многообещающим из всех поступивших за последнее время.
      После ознакомления с делом и получения этого сообщения даже начальник полиции, будучи человеком, крайне экономным и не терпящим лишних расходов, принял решение, что поиски загадочного Тейлора Паула необходимо проводить во Франции.
      — Но я не знаю, кого послать, — ворчал он. — Это нам обойдется слишком дорого. Бланделл, ты знаешь французский?
      — Не настолько, чтобы вести допросы свидетелей, — ответил Бланделл.
      — Я же не могу сам поехать туда, это даже не обсуждается, — сказал начальник полиции, хотя никто, собственно, этого и не предлагал. Он смотрел в окно и постукивал пальцами по столу. — Знаешь что, Бланделл. По-моему, ты сделал все, что было в твоих силах, и сейчас нам надо просто собрать все улики, которые у нас есть, описать дело и отправить его в Скотленд-ярд. Возможно, надо было сделать это даже раньше.
      Старший инспектор был явно расстроен этим предложением. Лорд Питер Уимзи, который пришел с Бланделлом якобы для того, чтобы помочь перевести письмо комиссара, а на самом деле просто потому, что хотел быть в курсе всего, слегка кашлянул и тихо сказал:
      — Сэр, если вы доверите мне проведение расследования во Франции… я поеду… за свой счет, конечно.
      — Боюсь, я не могу этого разрешить, — сказал начальник полиции. Однако по его тону было понятно, что его можно уговорить.
      — Поверьте, мне можно доверить это дело, — сказал Уимзи. — Я владею французским и у меня есть некоторый детективный опыт. Кроме того, в эти трудные времена я считаю просто необходимым думать об экономии государственных денег… Повторяю, я мог, поехать за свой счет. А с отправкой дела в Скотленд-ярд можно пока повременить.
      Признаться, начальнику полиции и самому не хотелось посылать в Скотленд-ярд нераскрытое дело. Словом аргументы Уимзи показались ему достаточно вескими, и он с ними согласился.
     
      Уже через два дня лорда Питера встречал во Франции комиссар Розье. Комиссар очень хорошо принял Уимзи. Ему, как и любому французу, льстило то, что лорд Питер идеально говорит по-французски. Кроме того, он производил впечатление человека делового и профессионального.
      Как только они приехали домой к комиссару, месье Розье угостил Уимзи отличным вином, попросил чувствовать себя как дома и сразу перешел к делу.
      — Когда я получил от вас запрос о муже Сюзанны Легрос и узнал, что он замешан в каком-то деле, я вовсе не удивился. Было всегда очевидно, что в их семье хранится какая-то тайна. Десять лет я говорил себе: «Аристид Розье, наступит день, когда твои предчувствия насчет Джина Легроса оправдаются». И вот, наконец, выяснилось, что чутье меня не обмануло.
      — У вас настоящий дар предвидения, месье, — вежливо произнес Уимзи.
      — Давайте я расскажу вам, как все это началось. Итак, лето 1918 года. Милорд служил в Британской Армии? Тогда вы должны помнить отступление на Марне в июле. Так вот на пути отступавшей армии встретила небольшая деревенька, которая стояла на левом берегу реки. Эту деревню, как вы понимаете, не коснулись боевые действия, потому что она была за линией фронта. В этой самой деревне жил старик Пьер и его внучка Сюзанна. Старику тогда было восемьдесят лет, и когда проводилась эвакуация жителей (ведь боевые действия велись совсем недалеко), он отказался покидать свой дом. Его внучке было двадцать семь. Она была очень энергичной и волевой женщиной. Представляете, во время и после войны она одна содержала целую ферму. Ее отец, брат и муж погибли.
      Примерно через десять дней после отступления мы узнали, что у Сюзанны Легрос и ее дедушки кто-то поселился. Конечно, сразу же поползли всевозможные слухи. В те времена я, конечно, был не комиссаром, а простым солдатом, поэтому об этом случае узнал, только когда поступил на новую должность. Так вот, мой предшественник, месье Дюбуи, решил не пускать все на самотек и разобраться, кто же живет у Легросов. Он выяснил, что после отступления армии на ферме остался серьезно раненный солдат, и хозяева ухаживают за ним.
      Сюзанна рассказала месье Дюбуи, что во вторую ночь после отступления войск, она обнаружила на территории фермы солдата, раненного в голову. Он был без сознания, весь в грязи и крови. Сюзанна с дедушкой принесли беднягу домой. Сюзанна стала ухаживать за больным и делала для него все, что было в ее силах.
      Сначала Сюзанна сказала, что мужчина бредил, что-то пытался рассказывать по-французски, а потом он впал в забытье и долго не мог выйти из этого состоянии.
      Девушка показана месье Дюбуи одежду, в которой был солдат, когда она нашла его — нательная фуфайка, кальсоны, носки и поношенная рубашка защитного цвета. Военной формы на нем, по ее словам, не было. Не было ни ботинок, ни армейского жетона, ни документов. Так что вывод был очевиден — этот парень был настоящим дезертиром. Только этим можно объяснить отсутствие всех вещей, по которым можно было понять, кто он, и солдатом какой армии является. На вид ему было тридцать пять — сорок лет. Месье Дюбуи рассказывал, что когда первый раз увидел раненого, то запомнил его густую черную бороду.
      — А потом он побрился?
      — Кажется, да, милорд. А тогда ему было очень плохо, и Сюзанна попросила привезти из города доктора. После осмотра доктор сказал, что у больного тяжелая травма головы, и дал несколько рекомендаций по уходу. Больше, по его словам, ничего сделать было нельзя. Доктор был очень молодым и неопытным. Но, к сожалению, сейчас его уже нет в живых. Иначе мы могли бы побольше узнать о том, насколько серьезное ранение было у солдата.
      Казалось, все, что надо было сделать, — это подождать, пока раненый придет в сознание и сам расскажет о том, кто он и откуда. Однако все оказалось не так просто. После трех недель комы он постепенно стал приходить в себя, и выяснилось, что он абсолютно ничего не помнит и не может говорить. Постепенно дар речи к нему вернулся… а вот память — нет. Но говорил он все равно очень плохо, постоянно запинался и порой с трудом выговаривал слова. Так что создавалось впечатление, что ранение было действительно очень серьезным. Через некоторое время он окончательно пришел в себя и уже мог адекватно оценивать происходящее, да и говорить стал заметно лучше. Но на все вопросы он отвечал, что абсолютно ничего не помнит Н о себе, ни о своем прошлом. По его словам, он не помнил даже своего имени. Так что на ферме жизнь для него началась заново.
      Месье Розье сделал небольшую паузу, чтобы позволить собеседнику справиться с удивлением от услышанного.
      — Чтобы установить личность мужчины мы предприняли все возможные меры — мы рассылали его фотографии практически во все воинские части, но никто так и не узнал его. Все усилия были напрасны. Тогда у нас появилась мысль о том, что он англичанин. И хотя были факты, подтверждающие, что он француз (например, он говорил по-французски даже когда бредил, да и одежда на нем была французского производства), тем не менее, мы послали запрос с фотографией в английскую армию. Эта попытка тоже не увенчалась успехом. Тогда мы послали запрос в Германию — тоже безрезультатно. Но этот человек должен же был где-то жить до войны, и нам было необходимо это выяснить. Знаете, мы возили его по врачам, он побывал не в одном госпитале, с ним даже работали психологи, они перепробовали все свои методы, чтобы разбудить его память, но о войне и о своей прошлой жизни он абсолютно ничего не помнил.
      — Повезло ему, дьявол побери! — с чувством воскликнул Уимзи.
      — После того как он провел в очередном госпитале несколько недель, а положительного результата все не было, врачи опустили руки и прислали его обратно к нам. Вот и получилось, что у этого человека не было ни родины, ни национальности, ни родственников, никого, кроме Сюзанны и ее дедушки. Так что он остался у них. Со временем он набрался сил и стал помогать Сюзанне по хозяйству. А потом случилось так, что девушка влюбилась в него. Знаете, женщины часто влюбляются в тех, за кем ухаживают. А старик Пьер относился к нему как к сыну. Время шло, и надо было что-то делать с документами и выбрать имя для парня. Они решили, что звать его будут Джин Легрос, и на это имя оформили все необходимые документы. У Сюзанны тогда был молодой человек, который ухаживал за ней. Он, естественно, очень невзлюбил Джина и всячески старался обидеть и зацепить его. Но вскоре Сюзанна рассталась с этим парнем и решила выйти замуж за Джина. Ее дедушка был против этого брака, но он вскоре умер. В итоге Сюзанна и Джин поженились. Их первенцу сейчас девять лет. С тех пор у нас не было никаких проблем с Джином, но своего происхождения он так и не вспомнил.
      — В письме вы сообщили, что Джин куда-то пропал, — сказал Уимзи.
      — Да, примерно пять месяцев назад. Он сказал, что поедет в Бельгию покупать свиней или что-то в этом роде. Больше новостей о нем не было. У вас есть какая-то информация о нем?
      — Дело в том, что мы обнаружили труп, — сказал Уимзи. — У нас было несколько предположений по поводу того, кто это мог быть. По одному из них — человек, тело которого было найдено, в 1918 году сидел в тюрьме.
      — О, значит, вас больше не интересует личность Джина Легроса?
      — Нет, напротив. Необходимо точно установить личность человека, труп которого мы обнаружили.
      — А у вас есть фотография? Может быть, какие-нибудь размеры? Особые приметы?
      — Фотография тут вряд ли поможет. К моменту обнаружения тело пролежало под землей примерно четыре месяца и лицо его сильно изуродовано. Больше того, у трупа отрезаны кисти рук, поэтому экспертиза по отпечаткам пальцев невозможна. Но у нас есть все его размеры и две медицинские экспертизы, последнюю из которых мы получили совсем недавно. В ней говорится, что у пострадавшего, кроме последних ранений, на черепе есть еще старый шрам.
      — Ага! Вот это уже серьезная зацепка. А он, этот ваш неизвестный, умер от удара по голове?
      — Нет, — ответил Уимзи. — Лицо было изуродовано после смерти. Это мнение обоих врачей.
      — Тогда в чем же причина смерти?
      — А вот это загадка. Врачам не удалось обнаружить ничего, что могло бы свидетельствовать о причине смерти — никаких смертельных ранений, ни остатков яда, даже версия о смерти от голода не подтвердилась — погибший ел за несколько часов до смерти.
      — Может, тогда апоплексия? Паралич?
      — Возможно. Ведь когда-то мозг пострадавшего был сильно поврежден. И доктор обнаружил некоторые следы кровоизлияния в мозг. Однако если причина смерти была в этом, тогда зачем было кому-то уродовать и закапывать тело? Нет, видимо, причина была не в этом.
      — Да, пожалуй, вы правы. Что ж, тогда предлагаю пойти на ферму Джина Легроса.
      Ферма была совсем небольшой и находилась в состоянии, далеком от процветания. Завалившийся забор, полуразрушенный сарай, не полностью засеянные поля — все это говорило о том, что на ферме не хватает работников.
      Уимзи и месье Розье встретила хозяйка. Она была крепкой, хорошо сложенной женщиной примерно сорока лет. На руках миссис Легрос держала девятимесячного ребенка. При виде комиссара в глазах женщины промелькнуло беспокойство, но она мгновенно взяла себя в руки.
      — Комиссар Розье? — спокойно спросила миссис Легрос.
      — Собственной персоной, мадам. Этот джентльмен — лорд Уимзи. Он приехал к нам из Англии, чтобы расследовать одно дело. Разрешите нам войти?
      Миссис Легрос пригласила их в дом. Уимзи заметил, как при упоминании об Англии в глазах женщины снова появилось беспокойство.
      — Мадам Легрос, — сказал комиссар, — как давно отсутствует ваш муж?
      — С декабря, месье комиссар.
      — Где он?
      — В Бельгии.
      — Где в Бельгии?
      — Я полагаю, что в Диксмунде, месье.
      — Вы полагаете? То есть вы не знаете? Он не писал вам?
      — Нет, месье.
      — Странно. А какие у него дела в Диксмунде?
      — Он узнал, что, возможно, его семья живет в Диксмунде. Вы же знаете, что он потерял память. Однажды в декабре он мне сказал: «Сюзанна, заведи граммофон». Я поставила пластинку, которую он просил — это была песня, написанная на стихи Верхарна. Он слушал песню очень внимательно, а потом вдруг вскрикнул: «Диксмунд! В Бельгии есть город Диксмунд?» «Да, конечно», — ответила я. «Это название мне знакомо! Оно что-то мне напоминает! Я уверен, уверен, что моя мама живет именно там! Мне надо срочно туда ехать. Я не успокоюсь, пока не найду ее», — вот так он и сказал. Я попыталась отговорить его, но он меня даже не послушал. Так он и уехал… и забрал с собой все наши скромные сбережения. С тех пор я ничего больше о нем не слышала.
      — Очень трогательная и печальная история, мадам, — сказал комиссар, — однако же, я не могу понять, почему ваш муж выбрал именно Бельгию. В битве под Марне бельгийские отряды не участвовали.
      — Возможно, его отец был женат на бельгийке. Может быть, там у него есть какие-то родственники.
      — И он не оставил вам никакого адреса, где бы вы могли его найти?
      — Нет, месье. Он сказал, что напишет мне, только доедет.
      — А как он поехал? Поездом?
      — Да, месье.
      — И вы не пытались его разыскивать? Например, вы могли бы обратиться к мэру Диксмунда с просьбой о помощи.
      — Месье, понимаете, я даже не знала, с чего начать этот поиск…
      — А о полиции вы не подумали? Мы же существуем, чтобы помогать как раз в таких случаях. Почему же вы сразу не обратились к нам?
      — Месье… понимаете… я каждый день говорила себе: «Завтра он обязательно напишет»… и я ждала…
      — Так как вы догадались, что ваш муж в Англии?
      — В Англии, месье?
      — В Англии, мадам. Вы писали ему. Причем письмо было на имя Паула Тейлора. Разве нет? Я все знаю. А теперь вы говорите нам, что думаете, что ваш муж в Бельгии? Мадам — мадам! Письмо написано вашим почерком. Отрицать это бесполезно. Кроме того, там вы упоминаете имена своих детей. И писали о смерти рыжей коровы. Что, нет?
      — Месье…
      — Мадам, и все эти годы вы лгали полиции? Разве нет? Вы с самого начала знали, что ваш муж вовсе не бельгиец, а англичанин? Что его настоящее имя Паул Тейлор? И что он вовсе не терял память? Неужели вы думали, что с полицией можно так играть? Вы серьезно ошиблись, мадам, и теперь у вас будут большие проблемы. Вы же фактически подделали документы, а это преступление!
      — Месье, месье…
      — Это ваше письмо?
      — Месье, раз вы нашли его… то я не могу ничего отрицать… но…
      — Хорошо, что признались. Теперь объясните, что значит «не попал ли ты в руки военных властей»?
      — Я не знаю, месье. Мой муж, месье… я прошу вас, скажите, где мой муж?
      Комиссар взглянул на Уимзи.
      — Мадам, мы боимся, что ваш муж мертв, — сказал Уимзи.
      — О боже! Если бы он был жив, он бы обязательно написал мне!
      — Если вы поможете нам и расскажете правду, мы сможем опознать его.
      Некоторое время женщина стояла молча и смотрела то на Уимзи, то на комиссара. В конце концов, она остановила взгляд на лорде Питере и спросила:
      — Милорд, вы не обманываете меня? Вы уверены, что мой муж мертв?
      — Хватит, — вмешался комиссар, — довольно. Вы должны рассказать нам правду, или вам же будет хуже.
      Уимзи достал из сумки одежду, в которую был одет погибший на момент обнаружения.
      — Мадам, — сказал лорд Питер, — мы не уверены в том, что человек, на котором была эта одежда — ваш муж. Но этот человек мертв и эту одежду мы сняли с тела.
      Сюзанна взяла в руки фуфайку и медленно осмотрела ее. Вдруг что-то будто подкосило ее, она буквально упала на стул, поднесла одежду к лицу и зарыдала.
      — Вы узнали эти вещи? — спросил комиссар, немного смягчив свой тон.
      — Да, это его одежда. Я сама зашивала и штопала ее. Так, значит, он мертв?
      — В этом случае, если вы расскажете нам правду, вы не причините ему никакого вреда.
      Когда Сюзанна Легрос немного пришла в себя, она согласилась давать показания. Тогда комиссар позвал своего жандарма, дожидавшегося на улице, чтобы тот записывал за свидетельницей.
      — Мой муж действительно не француз и не бельгиец. Он англичанин. Но в тысяча девятьсот восемнадцатом году во время отступления армии он действительно был ранен. Однажды ночью он пришел на ферму. Он потерял много крови. Он действительно пережил сильный шок, но память не терял. Он попросил меня спрятать его, потому что он больше не хотел воевать. Я заботилась о нем, пока ему было плохо, а потом мы придумали историю, которую всем и рассказали.
      — Как вам было не стыдно мадам — скрывать дезертира.
      — Я знаю месье, что это плохо. Но подумайте, в каком я была положении. Мой отец умер, братья погибли, и у меня не было никого, кто бы мог помочь на ферме. Джин Мари Пикард, за которого я собиралась замуж, тоже погиб на войне… Война унесла жизни стольких мужчин… Так вот, мне приходилось очень тяжело. Кроме того, я очень полюбила Джина. А он больше не мог видеть ужасы войны.
      — Он мог бы написать в свой полк и его бы освободили от службы по состоянию здоровья, — сказал Уимзи.
      — Но тогда его бы отправили в Англию, — ответила Сюзанна, — и разлучили бы нас. Да и законы в Англии очень суровые и люди тоже… Его могли подозревать в шпионаже… ведь он жил у меня… они могли убить его. Тогда мы придумали, что он должен притвориться, будто потерял память. А пока он не избавился от французского акцента, он делал вид, что не может говорить. Его форму и документы мы сожгли.
      — А кто придумал всю эту историю? Вы или он?
      — Он, месье. Он был очень умным человеком. Он все придумал сам.
      — И имя тоже?
      — Да.
      — А как его настоящее имя?
      — Документы мы сожгли, а сам он никогда не говорил мне… — уклончиво ответила Сюзанна.
      — Значит, вы не знаете. А его фамилия была случайно не Тейлор?
      — Нет, месье. Он взял это имя, когда поехал в Англию.
      — А зачем он поехал в Англию?
      — Месье, мы живем очень бедно, и Джин сказал, что в Англии у него есть кое-какое имущество. Он сказал, что если его продать, можно выручить неплохую сумму денег. А имя он поменял для того, чтобы его вдруг не поймали как дезертира.
      — Но после войны была всеобщая амнистия для дезертиров.
      — В Англии не было, месье.
      — Это он вам сказал? — спросил Уимзи.
      — Да, милорд. Поэтому было так важно, чтобы его никто не узнал, когда он поедет за своим имуществом. Правда, с продажей вещей возникли трудности (что он собирается продавать, я не знала) и он обратился за помощью к своему другу. Джин написал ему письмо и тот очень быстро ответил.
      — У вас есть это письмо?
      — Нет, месье. Он сжег его и даже не показал мне. Этот друг попросил у него что-то взамен на помощь. Что именно, я так и не поняла, но кажется, ему нужны были какие-то гарантии. Прочитав письмо друга, Джин заперся у себя в комнате и несколько часов писал ответ. Свое письмо он мне тоже не показал. Потом друг прислал ответное письмо, где сообщал, что поможет Джину, только надо сделать так, чтобы в Англии не услышали ни о настоящем имени Джина, ни о фамилии Легрос.
      Поэтому он выбрал себе имя — Паул Тейлор. Почему-то, когда он придумал это имя, он очень долго смеялся над ним. Через некоторое время тот же друг прислал ему документы на имя Паула Тейлора, по национальности англичанина. Этот паспорт я видела, правда, фотография была не очень похожа на моего мужа, но он сказал, что на это никто не обратит особого внимания. Хотя, по-моему, единственной сходной чертой между человеком на фото и мужем была борода.
      — А ваш муж носил бороду, когда вы только познакомились с ним?
      — Нет, он был гладко выбрит, как и все англичане. Но, конечно, за время болезни борода отросла. Признаться, мне казалось, что она очень старила его. Джин не взял с собой никакого багажа. Он сказал, что одежду купит в Англии, потому что в английской одежде он будет еще больше похож на англичанина.
      — И вы абсолютно ничего не знали о том, что за имущество у него есть в Англии?
      — Ничего, милорд.
      — Это была земля, дом, ценные бумаги, драгоценности?
      — Я абсолютно ничего не знаю, месье. Я спрашивала об этом Джина, но он не хотел рассказывать.
      — И вы думаете, что мы поверим вам, что вы не знаете настоящего имени вашего мужа?
      Миссис Легрос явно сомневалась. После короткой паузы она ответила:
      — Нет, месье, я не знаю. Я видела его настоящие документы, но мы сожгли их и сейчас я уже не помню. Но если я не ошибаюсь, фамилия начиналась на «К». Думаю, что если бы я услышала, я бы узнала ее.
      — Крантон? — спросил Уимзи.
      — Нет, кажется, нет. Знаете, она была очень трудная, чисто английская. И имя тоже. Я бы только с большим трудом могла их выговорить. А после того, как мы придумали историю с подменой имен, он сказал, что я могу называть его, как хочу. Я решила, что буду звать его Джин, так же, как звали моего жениха, погибшего на войне.
      — Понятно, — рассеянно сказал Уимзи. Он искал в записной книжке фотографию Крантона. Наконец, он нашел ее, показал Сюзанне и спросил:
      — Так выглядел ваш муж, когда вы с ним познакомились?
      — Нет, милорд. Это не мой муж. Этот человек совсем не похож на него. — Мадам Легрос испуганно посмотрела на Уимзи. — Вы обманули меня. Он не умер. Я предала его!
      — Нет, он умер, — ответил Уимзи, — жив человек на фотографии.
      — Мы ни на шаг не приблизились к разгадке, — сказал Уимзи, когда они с Розье покинули мадам Легрос.
      — Она рассказала нам далеко не все, что знает. Она не доверяет нам и скрывает имя мужа. Но подождите, мы найдем способ заставить ее говорить. Она до сих пор думает, что ее муж жив. Но мы убедим ее в том, что это не так. Мы должны выследить и найти его. Отсюда он на поезде поехал в Бельгию, чтобы не вызывать ни у кого подозрений, а уже оттуда (думаю из Остенде) он поплыл в Англию. Как думаете, что за имущество есть у этого человека в Англии?
      — Не знаю, к сожалению. Но, надеюсь, это как-то связано с ожерельем стоимостью в тысячи фунтов.
      — Ничего себе! — присвистнул комиссар Розье. — А вы же сказали, что он не тот, кого вы подозреваете в воровстве. Если это так, то каким же образом «Джин» связан с ожерельем?
      — Вот в этом-то и вопрос. Смотрите. В краже завешано два человека. Один — известный лондонский вор, а второй — дворецкий. Мы не знаем, у кого из них украшение. Это долгая история, думаю, во всех подробностях рассказывать ее не имеет смысла. Скажу главное. Джин, оказывается, писал письмо какому-то другу в Англию, и этим другом вполне мог быть Крантон, лондонский вор. Теперь пойдем дальше. Легрос и дворецкий, который украл драгоценность, не могут быть одним и тем же лицом, так как этот дворецкий умер. Но можно предположить, что перед смертью вор мог рассказать Легросу о том, куда спрятал украшение, и в рассказе упомянуть о Крантоне. Тогда Легрос решает написать Крантону и предложить ему сотрудничество в поиске ожерелья. Крантон не поверил в то, что Джин мог что-то знать о тайнике, где хранилось украшение, и попросил предоставить доказательства. Тогда Легрос посылает ему очередное письмо, где, видимо, приводит достаточно веские доказательства своей осведомленности, и Крантон принимает его предложение и высылает необходимые для поездки в Англию документы. Легрос едет в Англию, встречается с Крантоном и они вместе отправляются на поиски драгоценности. Как только они находят ожерелье, Крантон убивает соперника и все прибирает к своим рукам. Как вам такой вариант, месье? Да, Крантон тоже, кстати, исчез.
      — Очень возможно, что все так и было, милорд. В таком случае, и убийца, и ожерелье — в Англии… или в другом месте, где может быть Крантон. Так, значит, вы думаете, что дворецкий мог рассказать кому-то о тайнике, где он хранит ожерелье? Но кому?
      — Например, сокамернику.
      — А зачем?
      — Чтобы тот помог ему сбежать. За это он, наверное, пообещал поделиться богатством. Доказательством этой версии может быть то, что этот дворецкий все-таки сбежал, а потом его тело было обнаружено в яме далеко от тюрьмы.
      — Ага, все начинает проясняться. А какова причина смерти этого дворецкого?
      — Официальная версия такая: он бежал по ночам и в темноте однажды споткнулся и проломил себе голову. Только вот теперь у меня появляются подозрения, что его убил не кто иной, как Легрос.
      — Милорд, я разделяю ваши подозрения. Это объясняет причину изменения имен и страха перед британской полицией. Конечно, если этот человек уже сидел в тюрьме, а потом еще и убил человека, то его страх вполне объясним. Только вот я не понимаю одного — зачем он сначала планировал побег для своего товарища, а потом убил его. Ведь можно было бы просто не дать ему сбежать из тюрьмы, и все. Что ж, в этой истории есть пробелы, над которыми еще надо поработать, зато общая картина происшедшего у нас уже есть. Я думаю, теперь нам надо выяснить все, связанное с путешествием мистера Легроса. Если мы предоставим его жене точное описание того, что произошло с Джином с момента, как он закрыл за собой дверь их дома, и до момента, когда оказался в могиле, я думаю, она поверит, что ее муж мертв, и расскажет нам чуть больше того, что мы узнали. А начать стоит с Бельгии. Что ж, милорд, мы хорошо сегодня поработали. Надеюсь, вы разделите со мной ужин. Моя жена прекрасно готовит. Месье Делави говорил мне, что вы настоящий гурман. Мадам Розье будет счастлива, если вы согласитесь составить нам компанию.
      — С удовольствием, месье, — ответил лорд Питер, — благодарю вас.
     
      7
       ОХОТА
     
      Сначала Лукас Мортис, потом Терра Тенеброза, затем Тартарус, Терра Обливионис, Баратрум, затем Геенна и Стагнум Игнис.
     
      Походив по кладбищу в поисках улик и поразмыслив, Бланделл вернулся к могиле Торпсов, возле которой стоял лорд Питер.
      Земля на могиле уже осела, цветы поблекли под дождем и ветром.
      — Что ж, — сказал старший инспектор, — если все так, как вы говорите, тогда нам надо искать Крантона. Но вот что кажется мне странным. Судя по тому, что я знаю о Крантоне, он не тот человек, который будет заниматься подобными делами. Да, он известный вор и мошенник… но чтобы убить человека… Я никогда не считал его способным на убийство. И, знаете, милорд, я вам скажу, основываясь на собственном опыте, что такие ловкие воры, как он, очень редко прибегают к насилию ради наживы. Ведь они легко могут обойтись и без этого. Но, конечно, бывают и исключения. А может, тот, кого мы похоронили, это все-таки сам Крантон? А одежда подменена, чтобы запутать следствие.
      — Возможно, но… а шрам на черепе? Это говорит о том, что в могиле парень, имя которого якобы Джин Негрос. Ну, если только у Крантона тоже был шрам…
      — Нет, по крайней мере, до прошлого сентября точно не было, — ответил старший инспектор, — Что ж, тогда признаю, что вы правы. Хотя есть еще некоторые расхождения в размерах — росте, объеме черепа и так далее, но ведь нельзя соблюсти абсолютную точность при сравнении живого человека с трупом, которые пролежал в земле четыре месяца. Так что эти небольшие неточности можно не брать во внимание. Теперь нам придется искать Крантона. Если он жив, и это его рук дело, значит, он сейчас залег на дно и выжидает время.
      Кладбище было очень удобным местом для секретного разговора — вокруг не было ни души.
      — Я еще хотел поговорить с вами о Вилли Тодее, — сказал Бланделл.
      — Вы знаете, я никак не пойму, что он за птица. По его поведению я понял, что он что-то знает. Но что именно? Когда было совершено преступление, он был болен и не вставал с кровати. На это он и ссылается, когда говорит, что ничего не знает. Но я-то чувствую, что он чего-то не договаривает. Что же касается его жены, то тут я уверен, что она ни к чему не причастна. Она хрупкая женщина и уж никак не может быть замешана в убийстве. Я даже спросил их детей, где были их родители в ту ночь. Конечно, это было не очень деликатно. Но ведь я должен был выяснить. И девочки подтвердили, что родители в ту ночь были дома. Есть еще один человек, который может что-то знать. Это Джеймс Тодей. То, что я узнал о нем, показалось мне немного подозрительным. Он уехал из деревни ранним утром четвертого января. Он моряк и ему пора было отправляться в очередной рейс. То, что он уехал, подтвердил начальник железнодорожной станции — он видел его на вокзале в тот день. Только вот до корабля он так и не добрался. Я был в компании «Лэмпсон энд Блейк» — им принадлежит корабль, на котором он служит. Там сообщили, что он в субботу прислал телеграмму с предупреждением, что не сможет приехать вовремя и задержится до вечера воскресенья. Свое опоздание он объяснил тем, что неожиданно почувствовал себя плохо. Я попросил их связаться с ним как можно скорее.
      — А откуда была послана телеграмма?
      — Из Лондона. Из почтового отделения рядом с Ливерпульской улицей. Время ее отправки как раз совпадает с моментом прибытия в Лондон поезда, на котором ехал Джеймс Тодей.
      — Он мог заразиться гриппом от брата.
      — Конечно, мог. Однако же на следующий день он, как ни в чем не бывало, отправился в плавание. Разве это не странно? У него было достаточно времени, чтобы съездить в Лондон, послать телеграмму, а потом вернуться сюда.
      Уимзи задумался.
      — Вы думаете, — спросил он Бланделла, — что он был замешан в преступлении, и Вилли был в курсе? Хм… То есть это Вилли состоял в заговоре с Легросом? Так? И так как он сам тяжело заболел, то решил поручить это дело брату. Тогда Джеймс встречается с Легросом, убивает его, закапывает на кладбище и с ожерельем уезжает в Гонконг? Выглядит логично, только вот вопрос — как Вилли Тодей связался с Легросом? И, что самое главное, откуда Вилли мог достать поддельные Документы для Легроса? Вот в этом и уязвимость этой версии. А для Крантона с его-то связями сделать поддельные документы — не проблема. Так каким образом Вилли мог добыть документы для Легроса?
      Бланделл покачал головой.
      — Но у него были деньги — двести фунтов, — сказал он.
      — Да, но это было уже после того, как Легрос приехал.
      — А когда Легрос был убит, он вернул деньги в банк. Да?
      — Да, я говорил с ним об этом. Он объяснил все довольно просто — он собирался купить землю и начать самостоятельно заниматься фермерством, но после болезни решил оставить эту затею, потому что подумал, ему не хватит на это сил. Он даже показал мне свои банковские счета — они все в порядке — 31 декабря он взял двести фунтов и вернул их в январе. И насчет того, что собирается покупать землю, он не солгал. Я все проверил…
      Вдруг Бланделл замолчал, прислушался, затем тихо подошел к одному из памятников, резко сунул за него руку и за рукав вытащил оттуда Чудака Пика.
      — Ты заработаешь себе много проблем, если будешь ходить по кладбищу и подслушивать чужие разговоры. Понимаешь? — сказал старший инспектор, тряся Пика.
      — Ха! — сказал Чудак Пик. — Вы ничего мне не сделаете. Вы меня не задушите. Вам не нужен мертвый Пик. Если бы вы знали, что знает Пик…
      — А что ты знаешь?
      — Я видел его — номер девять — я видел, как он говорил с Вилли в церкви. У него есть веревка — он доберется до вас. Пик знает.
      — Кто говорил с Вилли в церкви?
      — Он! — крикнул Пик и показал на могилу Торпсов. — Тот, кого вы нашли здесь. У него была борода. Восемь на колокольне — один в могиле. Значит, их девять. Вы что, думаете, Пик не умеет считать? Я умею!
      — Послушай, Пик, — сказал Уимзи, — ты умный парень. А когда ты видел, что Вилли Тодей разговаривает с бородатым человеком? Раз ты умеешь считать — посчитай, вспомни.
      — Пик хорошо умеет считать, — с довольной ухмылкой ответил Пик и начал считать на пальцах. — Это был понедельник. Ночь понедельника, — сказал он наконец. — На ужин была холодная свинина и фасоль. А на Рождество была жареная курица и вареная свинина. Падре сказал, что надо быть благодарным за что дает нам Господь, поэтому Пик ушел ночью из дома, чтобы поблагодарить. Ведь для того, чтобы благодарить, ходят в церковь, да? Дверь в церковь была открыта, и я потихоньку пробрался внутрь, понимаете? А в ризнице горел свет, и Пик испугался. А в ризнице висели разные вещи. Вот! И Пик спрятался. Потом пришел Вилли Тодей, и Пик слышал, как они разговаривали в ризнице. «Деньги», — сказал Вилли. А потом Вилли крикнул и достал веревку из сундука. Он хотел повесить… Пик боится! Пик больше не хочет видеть, как вешают людей. Тогда Пик убежал. Пик выбежал из церкви, и потом заглянул в окно ризницы — а на полу там лежал мужчина с бородой, а Вилли стоял над ним с веревкой в руках. О, Пик не любит веревки! Пик боится их! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь — и этот девятый. Пик видел, как его повесили там. О-о-о!
      — Я думаю, ему все это приснилось, — сказал старший инспектор, — в том, что никого там не вешали, я уверен.
      — Я видел, как он висел, — настаивал Пик. — Было страшно. Но что ж, не обращайте внимания… это же всего лишь сны и выдумки «бедняги Чудака Пика». Мне пора кормить моих свиней, — сказал он с гримасой на лице.
      — Ну и что вы думаете обо всем этом? — спросил Манделл.
      — Я думаю, что он действительно что-то видел. Иначе откуда бы он знал, что в сундуке не хватает одной веревки? Но что касается повешения — это вряд ли! Он помешан на этом. Я думаю, никто никого там не вешал, конечно. А как вы думаете, о ночи какого понедельника говорил Пик?
      — Шестого января этого быть не могло, да? — подумав, сказал старший инспектор. — Тело, насколько мы выяснили, было похоронено четвертого. Тридцатое декабря тоже не подходит, так как Легрос приехал только первого января — если, конечно, вы тогда его видели. И еще я никак не могу понять, он говорил про воскресенье или понедельник, я запутался с этой его вареной свининой!
      — Смотрите. У него на ужин в воскресенье была вареная свинина, и падре сказал ему, что надо поблагодарить Бога за все. В понедельник на ужин он ел холодную свинину с фасолью, и подумал, что надо снова поблагодарить Бога и пошел в церковь. Тогда-то он и увидел свет в ризнице.
      — Да, теперь все ясно. Пик сейчас живет со своей теткой, пожилой женщиной, и может легко сбежать ночью. Но когда это было?
      — На следующий день после того, как падре говорил о благодарности, — сказал Уимзи. — Благодарность за Рождество. Похоже, что речь идет о тридцатом декабря. А почему нет? Мы же точно не знаем о том, когда Легрос появился здесь. Это могло быть и раньше первого января, когда приехал Крантон.
      — Но я думал, что мы уже не берем в расчет Крантона, — возразил Бланделл, — на его место теперь ставим Вилли Тодея.
      — Тогда кого я встретил на дороге?
      — Должно быть, Легроса.
      — Возможно, но я все же думаю, что это был Крантон… или его брат-близнец. Но если, как вы предположили, я встретил Легроса первого января, тогда Вилли Тодей никак не мог повесить его тридцатого декабря. То есть не вешал-то он его точно. Мы ведь до сих пор знаем причину его смерти, — сказал Уимзи.
      — Что ж, я могу сказать только одно — надо можно скорее найти Крантона. А что касается тридцатого декабря, как мы можем убедиться в том, что произошло именно тогда?
      — Я поговорю с падре и спрошу, когда он говорил о благодарности. Или можно спросить у миссис Венейблс. Я думаю, она должна помнить об этом.
      — А я сегодня еще раз встречусь с Тодеем. А что насчет Джеймса Тодея? Как теперь он вписывается в картину преступления?
      — Не знаю, но в одном я уверен — те узлы на веревке, которой был связан убитый, завязывал не моряк. Это точно.
     
      Когда Уимзи вернулся, он застал падре в кабинете. Мистер Венейблс был занят тем, что писал мелодию для большого колокольного перезвона.
      — Один момент, дорогой мой, — сказал падре и предложил Уимзи свою табакерку, — один момент. Я тут подбираю простенькую мелодию, на которой можно будет показать Валли Пратту, как правильно работать с этим видом перезвона. Только вот сделал где-то ошибку и никак не могу найти. Так… посмотрим. 51732468, 15734286… так… 51372468, 15374286… кажется, все верно… 13547826… а! Вот! Восьмой должен быть в начальной позиции. А что случилось? А я вот постоянно повторяю одну и ту же ошибку. Я снова забыл вернуть колокол на исходную позицию, — сказал падре и начал быстро записывать последовательность цифр. — Вот как должно быть — 51372468, 15374286, а потом — 572468. Вот так-то лучше. Сейчас еще разок все проверю. Так, так… да, все правильно. Теперь Валли будет проще разобраться. И почему красные чернила так пачкаются! Посмотрите, у меня все манжеты измазаны, — сказал падре и отложил в сторону несколько листков, исписанных цифрами. — А теперь рассказывайте, что случилось? Я как-то могу помочь?
      — Да, падре. Вы не могли бы постараться вспомнить, в какое воскресенье вы говорили о благодарности?
      — Благодарности? О, признаться, это одна из моих любимых тем для разговора. Знаете, мне кажется, что многие люди склонны к излишнему роптанию. Поэтому я думаю, что стоит напоминать им о том, что намного лучше благодарить Бога за все и радоваться каждой мелочи, а не ропать. А в прошлый раз я говорил о Празднике урожая. Да… но я так часто говорю об этом, что вспомнить, в какое воскресенье… боюсь, память меня подведет… — сказал мистер Венейблс, встал из-за стола и подошел к двери. — Агнесс! Дорогая! Ты не могла бы зайти на минутку?.. Моя жена всегда все помнит… Дорогая, прости, что отрываю тебя от дел. Я хотел спросить, ты помнишь, когда я последний раз говорил о благодарности? По-моему я упоминал об этом в проповеди по поводу церковной десятины. Нет, у нас нет никаких проблем с этим, наши фермеры очень ответственны и благоразумны. Ко мне приходил один фермер из прихода святого Петра, чтобы поговорить об этом и спросить моего мнения. Я напомнил ему о том, что в 1918 году были большие изменения в жизни фермеров. Кроме того, в 1925 году вышел закон, по поводу которого они имели полное право выражать свое недовольство. Тем не менее, мое мнение таково — закон есть закон. Все надо стараться принимать без роптаний. Законы нельзя преступать. Так вот после разговора с этим человеком я решил провести проповедь. Она посвящалась вопросу о законе…
      Еще пару минут падре рассуждал о том, в каком положении оказалась церковь после введения изменении в законодательство, затем перешел к рассуждение о том, что следует уметь разделять духовные и материальные составляющие жизни и так далее.
      — Дорогой, — сказала, наконец, миссис Венейблс, — лорд Питер спросил тебя о проповеди, посвященной благодарности. Ты говорил об этом в следующее после Рождества воскресенье. Ты говорил, что надо радоваться светлой новости о Рождестве Христовом. Что надо помнить — все мы дети Господа и должны уметь благодарить его за все, что он делает для нас, за все радости жизни, даже самые маленькие. Я хорошо запомнила эту проповедь, потому что во время нее Джеки и Фред Холлидеи не поделили молитвослов, который мы дали им, и мне пришлось разнимать мальчишек.
      — Да, дорогая, ты права. Ты всегда все помнишь. Все так и было, лорд Питер. В воскресенье после Рождества. Теперь я тоже все вспомнил. После проповеди меня еще на крыльце остановила миссис Гиддингс и пожаловалась на то, что у нее в Рождественском пудинге было мало изюма. Признаться, я был очень удивлен, что после моей проповеди она сказала такое.
      — Миссис Гиддингс очень неблагодарная старушка, — сказала миссис Венейблс.
      — Значит, следующий день был тридцатое декабря, — сказал Уимзи. — Благодарю вас, падре, вы очень мне помогли. А вы случайно не помните, Вилли Тодей не приходил к вам в понедельник вечером?
      Мистер Венейблс с надеждой посмотрел на жену.
      — Конечно, приходил, — сказала миссис Венейблс, — он приходил поговорить насчет Новогоднего Перезвона. Ты помнишь, ты еще сказал, что у него какой-то странный, болезненный вид? Потом бедняга действительно ужасно сильно заболел. В тот понедельник он пришел довольно поздно — было около девяти часов вечера. После того, как он ушел, ты еще сказал е, что не понимаешь, почему он не подождал до утра этим разговором.
      — Да, да, — подтвердил падре. — Тодей пришел ко мне ночью в понедельник. Я надеюсь, вы не… Хотя, пожалуй, я не должен задавать такие вопросы, да?
      — Тем более что пока я не знаю ответа, — улыбнувшись, сказал Уимзи. — А теперь я хотел спросить о Чудаке Пике. Насколько он адекватен? Можно ли верить его словам?
      — Что ж, — ответила миссис Венейблс, — когда как. Иногда он абсолютно искренен и говорит чистую правду, а иногда придумывает разные истории и выдает их за реальные. Вам точно не стоит доверять тому, что он может рассказать о веревках или обо всем, что связано с повешением. А вот его рассказам о свиньях или о церковном органе можно смело верить.
      — Ясно, — ответил Уимзи. — Мне он рассказал о веревках и повешении.
      — Тогда не верьте ни единому слову, — уверенно сказала миссис Венейблс. — О, посмотрите, это машина старшего инспектора. Наверное, он приехал к вам.
      Уимзи вышел, встретил Бланделла около дома, и они пошли в сад.
      — Я был у Тодея, — рассказал старший инспектор. — Конечно, он все отрицает. Говорит, что Пик все выдумал.
      — А откуда тогда Пик узнал про веревку?
      — Вспомните, когда мы вытащили ее из колодца. Пик был рядом и мог увидеть веревку. И он мог услышать наш с вами разговор и потом выдумать свою историю. Но, как бы то ни было, Тодей все отрицает. А у нас, фактически, нет никаких доказательств его вины, кроме слов Пика. А на показаниях психически нездорового человека основывать обвинение нельзя. Так что нам теперь точно ничего больше не остается, как найти Крантона.
     
      Вечером в тот же день Уимзи получил письмо.
      «Уважаемый лорд Питер, я вспомнила одну забавную деталь и решила написать вам. Я не знаю, насколько это связано с убийством, тем не менее думаю, что вы должны быть в курсе. Дядя Эдвард против того, чтобы я писала вам и вообще общалась с вами, потому что вы поддерживаете меня в моем желании стать писательницей. Кроме того, ему не нравится, что я вмешиваюсь в расследование. Он просто старый глупый ворчун. Он даже приказал мисс Гарстерс, нашей горничной, следить за тем, чтобы я не писала вам, так что мне пришлось прибегнуть к маленькой хитрости. Я вложила письмо для вас в письмо для моей подруги Пенелопы Двайт и попросила отправить вам это письмо. Надеюсь, она ничего не перепутала.
      Итак, вот что я хотела рассказать. В субботу перед Пасхой в колокольне я нашла листок бумаги с очень забавным текстом. Я хотела показать его миссис Венейблс, но папе тогда было очень плохо, и я, конечно, забыла о своей находке.
      Когда я нашла листок и прочитала, что там написано, я подумала, что его, должно быть, потерял Чудак Пик. Правда, мистер Годфри сказал, что почерк на листке не похож на почерк Пика. Но сам текст очень похож на сочинение Пика, потому что такое мог написать только сумасшедший. Вот такая история.
      Как продвигается ваше расследование? Надеюсь, все хорошо. Вы все еще в приходе святого Павла? Знаете, я написала стихотворение о Тейлоре Пауле. Мисс Баулер говорит, что получилось довольно хорошо. Я думаю, что его напечатают в школьном журнале. Конечно, дядя будет против, но он все равно не сможет мне запретить печататься в школьном журнале.
      Если у вас будет свободное время — напишите мне расскажите, если вам удастся выяснить что-нибудь моей находке.
      С Уважением,
      Хилари Торпс».
     
      — Коллега, как сказал бы Шерлок Холмс, — сказал Уимзи, осторожно разворачивая прилагавшийся к письму листок. — О! «Я надеялся увидеть в полях фей» — напоминает произведения сэра Джеймса Барри… Так, что тут дальше… «увидел только дьявольских слонов с черными спинами»… хм… ни смысла, ни рифмы. Действительно, похоже на Пика… но несовпадение почерка… нет, вряд ли это он. Но секунду… бумага… я где-то видел точно такую же. Боже мой! Точно! Письмо Сюзанны Легрос! Здесь точно есть какая-то связь. Хм… надо подумать какая… Предположим, находка Хилари — это кусок письма, которое Джин написал Крантону или Вилли Тодею, или кому-то еще… Надо показать это Бланделлу. Бантер, выводи машину. Кстати, а что ты думаешь по этому поводу?
      — Об этом, милорд? Я могу сказать, что это было написано человеком, обладающим литературным талантом.
      — А тебе не кажется, что это может быть зашифрованным сообщением, или чем-то в этом роде?
      — Нет, милорд, думаю, что это не так. Язык этого отрывка, конечно, очень запутанный и витиеватый, но мне кажется, что это не специально подобранная комбинация слов, а поток литературной мысли.
      — Возможно, ты прав, Бантер. Это письмо слишком уж длинное для шифра. Кроме того, здесь всего лишь одно слово, которое хоть как-то можно соотнести с делом — «золотой». Заметь, автор использует огромное количество художественных приемов, от эпитетов до аллитераций. Да, пожалуй, это слишком сложны для шифра текста… хотя как знать… Это письмо чем-то напоминает описание сна дядюшки Лорне «Вайлдерс Хенд» Лефану.
      — Я вспомнил тот же самый отрывок, милорд.
      «Врата ада разверзлись предо мной, Эреб открыт для меня. Смерть ждет меня у двери». Как думаешь, что это значит?
      — Не знаю, милорд.
      — Я точно помню, что у Лефану тоже было упоминание об Эребе. Может, автор этого странного послания черпал свое вдохновение из работ Лефану? Как бы то ни было, все очень странно. Поедем в Лимхолт и попробуем сравнить находку мисс Хилари и письмо Сюзанны Легрос.
     
      На болотах поднялся сильный ветер, белые облака быстро плыли по голубому небу.
      Уимзи и Бантер встретили старшего инспектора у отделения полиции. Когда они подъехали, мистер Бланделл как раз садился в свою машину.
      — Вы ко мне, милорд?
      — Да. А вы собирались ехать ко мне?
      — Да.
      Уимзи улыбнулся.
      — Какие новости?
      — Нашли Крантона.
      — Не может быть!
      — Да, милорд. Он в Лондоне. Мне сообщили, что нашли его, сегодня утром. Кажется, он болен. Ну, как бы то ни было, он в наших руках. Я еду допрашивать его. Вы со мной?
      — Конечно! Поедемте на моей машине. Это дешевле и удобнее, чем на поезде.
      — Благодарю, милорд.
      — Бантер, вон почта, сходи и отправь телеграмму падре. Напиши, что мы уехали в город по делам. Как все отлично сложилось, Бланделл. Пока Бантер на почте, посмотрите вот на это. Мне передали это сегодня
      Уимзи отдал Бланделлу письмо Хилари и ее находку.
      — Дьявольские слоны? — спросил Бланделл. — Что это все означает?
      — Я не знаю. Надеюсь, наш друг Крантон все нам объяснит.
      — Но здесь написан какой-то бред. При чем тут Крантон? Это скорее дело рук Пика.
      — Не думаю, что Пик так мастерски владеет литературным языком. Да, я знаю, что вы хотите сказать. Знаю. Но бумага, посмотрите на бумагу.
      — А что с бумагой? О, я понял. Бумага такая же, как та, на которой написано письмо Сюзанны Легрос. Что ж, давайте для верности сравним — письмо мадам Сюзанны у меня с собой. Да, милорд, вы абсолютно правы. Значит, письма были отправлены из одного и того же места. Вы говорите, это письмо найдено в колокольне? И что, по-вашему, это все значит?
      — Я думаю, что это и есть отрывок из письма, которое Легрос послал своему другу в Лондон. Скорее всего, это та самая «гарантия», которую Легрос сочинял несколько часов, запершись в своей комнате. Думаю, это какая-то подсказка, по которой можно найти тайник с ожерельем. Может, шифр или что-то в этом роде.
      — Шифр? Странный шифр… уж слишком длинный. А вы можете его разгадать?
      — Нет, но можно попробовать. Или найти того, кто может. Я думаю, Крантон как раз такой человек, и надеюсь, что он расшифрует это послание. Однако признаться, мне кажется, что разгадка шифра нам мало чем поможет.
      — Почему?
      — Потому что, скорее всего, ожерелья в тайнике уже нет. Его забрал тот, кто убил Легроса. А кто это Крантон, Тодей или кто-то еще, мы пока не знаем.
      — Да, вы, как всегда, логичны, милорд. И, думаю, если мы прочитаем шифр, найдем тайник и убедимся в том, что там нет драгоценностей — это будет доказательством того, что мы работаем в правильном направлении.
      — Да, но если ожерелья в тайнике нет, — сказал Уимзи, когда они уже сели в машину и тронулись с места Крантон, конечно же, скажет, что он не брал его, и мы никак не сможем доказать обратное. Тогда мы не сможем выяснить, кто был на самом деле этот Легрос, и кто убил его. А в таком случае, как продвинется наше расследование?
      — Хм… подозреваю, что никак, — ответил Бланделл.
      — Именно, — сказал Уимзи. — Это как бег по кругу — всегда будем возвращаться к тому же, с чего начали.
      Старший инспектор посмотрел на Уимзи и сказал:
      — Да, очень похоже на бег по кругу. Но раз уж так, все равно, по-моему, нельзя останавливаться, надо предпринимать какие-то попытки, чтобы изменить ситуацию.
     
      8
      КОЛОКОЛА ПОМОГАЮТ ЛОРДУ ПИТЕРУ В РАССЛЕДОВАНИИ
     
      Я настаиваю на том, что молодому звонарю крайне полезно прописывать целые мелодии… только так можно понять все тонкости работы с колоколами.
     
      — Конечно, — сказал Крантон. Он был действительно болен и не вставал с кровати. — Если милорд узнает меня, я не могу ничего отрицать. Я буду говорить с вами абсолютно честно. Да, я был в приходе святого Павла в Новый год. И признаю, что с сентября я ничего о себе не давал знать. А если вы спросите, почему не нашли меня раньше — так это потому, что вам не хватает людей в штате. И зачем мы только платим налоги, не понимаю.
      — Не тратьте время и силы на чепуху, — сказал старший полицейский Паркер. — Лучше отвечайте на вопросы. Когда вы начали отращивать бороду? В сентябре?
      Крантон кивнул.
      — Я так и думал. А зачем? Считали, что вам идет?
      — Нет, конечно, — ответил Крантон, — честно говоря, я даже думаю, что изуродовал себя. Но я подумал: «Они никогда не узнают красавчика Нобби Крантона с этой ужасной черной бородой». Так что мне пришлось пожертвовать своей красотой. Под этой бородой и неподстриженными волосами лица вообще практически не видно. Сейчас я уже привык, а вот когда борода только начинала расти, мне казалось, что это просто ужасно. Знаете, я вспоминал о прекрасном времени, когда жил на премию Его Величества. Эх… Посмотрите на мои руки. Вот я хочу спросить вас, разве я могу теперь заниматься своей профессией после стольких лет физического труда?
      — Так, значит, в сентябре вы затеяли какую-то игру? — терпеливо спросил Паркер. — И какую же? Это связано с ожерельем Вилбрехэм, да?
      — Что ж, честно говоря, да, — ответил Нобби Крантон. — Я вам расскажу всю правду, потому что нельзя посадить за то, что я сделал, и в принципе, мне нечего скрывать. Только вот мне, как и любому джентльмену, крайне обидно осознавать, что моим вам все равно не верят. Тем не менее, я расскажу как есть, а верить или нет — дело ваше. Ожерелья у меня никогда не было, и вы это знаете. Если бы украшение было у меня, оно бы не лежало в какой-то дыре. Я бы сразу же распилил и продал его прежде, чем вы успели бы что-либо сделать. А что касается того, что вы якобы ищете ожерелье, я могу вам сказать, что по сравнению с тем, что делал я, вы просто топчетесь на месте.
      — То есть вы отправились в приход святого Павла с целью найти ожерелье? — предположил Уимзи.
      — Да, именно так. Спросите, почему? Потому что я знал, что украшение должно быть там. Эта свинья — то есть я хотел сказать…
      — Декон?
      — Да, Декон. — Уимзи заметил, с какой ненавистью и злобой Крантон произнес это имя. — Ожерелье было у него. Я точно знаю это. И я знаю, что он, скорее всего, спрятал его на своей малой родине. Больше негде было. И я решил найти и забрать украшение. Я хотел найти его и принести вам, чтобы вы, наконец, поверили, что ожерелье было не у меня. Я хотел доказать вам, что вы были не правы, когда так строго осудили меня.
      — Неужели? Вы хотели найти украшение и принести его сюда, в полицию?
      — Да.
      — И, конечно, не собирались ни разрезать, ни прорвать ожерелье?
      — Боже мой, конечно, нет! — ответил Крантон.
      — Однако же вы не пришли к нам в сентябре и не дожили помощь в поиске украшения.
      — Нет, не пришел, — согласился Крантон. — Я не хотел, чтобы потом за мной бегала куча полицейских, которые только мешали бы. Это было мое маленькое дело, понимаете?
      — Удивительно, — сказал Паркер. — А почему вы так уверены в том, что знаете, где искать ожерелье?
      — Однажды Декон сказал мне кое-что, что натолкнуло меня на такую мысль. Только вот потом выяснилось, что он соврал. Декон был большим лгуном. Я никогда не встречал столь лживых людей. Хотя, по-моему, такая черта характера свойственна большинству слуг.
      — Возможно, — сказал инспектор. — Кто такой Тейлор Паул?
      — А! Так вы знаете! — воскликнул Крантон, — это-то и сказал мне Декон…
      — Когда?
      — На суде. «Хочешь узнать, где драгоценности? — сказал он мне, зло улыбаясь. — Спроси об этом Тейлора Паула или Бетти Томаса». «Кто это?» — спросил я. «Ты найдешь их в приходе храма святого Павла. Только вот вряд ли ты еще когда-нибудь туда попадешь», — насмешливо сказал он. Я не выдержал и ударил его, тогда вмешался надзиратель.
      — Это правда?
      — Разрази меня гром, если я соврал, — ответил Крантон. — Только вот когда я приехал в приход, выяснилось, что таких людей там нет. Когда я спрашивал о них, мне рассказывали только какую-то чепуху про колокола.
      — В субботу ночью вы сбежали оттуда. Почему?
      — Честно говоря, — сказал Крантон, — дело в том, что там был один человек… вернее, женщина, которая странно на меня смотрела. Как будто узнала, несмотря на мою маскировку. Поэтому я решил, что лучше, ничего не спрашивая и не поднимая шума, тихо уйти.
      — И кто же эта женщина?
      — Жена Декона. Видите ли, я совсем не хотел возобновлять старые связи и знакомства. Признаться, я не ожидал увидеть ее в деревне. Я не думал, что она когда-либо вернется туда. Ну, если она так сделала, могу только сказать, что у этой женщины плохой вкус.
      — Она вернулась в деревню после того, как вышла замуж за человека по имени Тодей, — сказал Уимзи.
      — Она второй раз вышла замуж? Неужели? — спросил Крантон. Он был явно удивлен словами Уимзи.
      — А почему это вас так удивляет?
      — Ну… как сказать… просто странно.
      — Послушайте, — сказал Паркер, — говорите правду. Эта женщина как-то замешана в краже ожерелья?
      — Откуда мне знать? Но, честно говоря, не думаю. Она просто была слишком глупа. По-моему, Декон попросил ее разузнать об ожерелье, но она вряд ли поняла, что она сделала. Я не уверен в том, что Декон вообще просил ее о чем-то. Наверное, она просто узнала интересную новость и, по глупости, сама все ему рассказала. Хотя, что я могу об этом знать? Это лишь мои догадки.
      — Вы думаете, что она не знает, где украшение?
      Крантон немного подумал и рассмеялся.
      — Я могу поклясться, что не знает.
      — Почему?
      — Если бы она знала, где ожерелье, и была бы непричастна к его краже, она бы сообщила в полицию, так? А если бы знала и была в курсе дела, она бы сообщила мне. Но ничего этого она не сделала, поэтому, думаю, она ничего не знает.
      — Так вам показалось, что она узнала вас?
      — Да. Но это только мои догадки. Я могу ошибаться. Спрашивать у нее я ничего не стал, потому что тогда пришлось бы все объяснять, а это явно было лишним. Так я и уехал. Ночью. Пока я жил в деревне, я работал у кузнеца, он отличный парень, но очень грубый. Ему я тоже ничего не объяснял и не предупреждал о своем отъезде. Вернувшись домой из этого путешествия, я заболел. Простудился или подхватил грипп. И теперь у меня осложнение на сердце.
      — Ясно. А где вы заболели?
      — Я упал в одну из этих отвратительных сточных канав и промок. Это ужасная деревня. Нигде больше такого не видел. Знаете, все-таки сельская жизнь не для меня, тем более зимой. Пока я добрался до города, я был весь мокрый и по уши в грязи.
      — Значит, вы стали предпринимать попытки разузнать что-нибудь про Бетти Томаса и Тейлора Паула? — спросил Паркер, продолжая допрос. — Я имею в виду колокола. Вы не поднимались на колокольню, чтобы проверить, не спрятано ли там ожерелье?
      — Нет, конечно, нет. Колокольня была заперта.
      — Значит, вы все-таки пытались туда зайти?
      — Честно говоря, да. Я просто подошел к двери и попробовал, не заперта ли она. Дверь была закрыта.
      — И на колокольню вы не поднимались?
      — Нет.
      — Тогда как вы объясните вот это? — спросил Паркер и показал Крантону загадочный листок, который нашла на колокольне Хилари.
      Крантон внезапно побледнел.
      — Это… это… я никогда, — сказал он, задыхаясь, — мое сердце… дайте стакан с лекарством…
      — Дайте стакан, ему действительно плохо, — сказал Уимзи.
      Паркер дал Крантону лекарство. Через некоторое время больному стало лучше, дыхание восстановилось.
      — Мне лучше, благодарю, — сказал он. — Вы напугали меня. Что вы сказали? Что это? Я первый раз это вижу.
      — Вы лжете, — сказал Паркер. — Видели. Это письмо, которое вам написал Джин Легрос. Разве нет?
      — Кто это? Никогда не слышал этого имени.
      — И снова лжете. Сколько денег вы послали ему, чтобы он добрался до Англии?
      — Я никогда не слышал об этом человеке, — повторил Крантон и вдруг добавил. — Ради Бога, не могли бы вы оставить меня одного? Я болен.
      Вид у него действительно был довольно болезненный.
      — Послушайте, Крантон, почему бы вам не сказать правду, — сказал Паркер. — И мы сразу оставим вас в покое. Я прекрасно знаю, что вы больны.
      — Я ничего не знаю о том, о чем вы спрашиваете, уже сказал вам всю правду — я ездил в эту деревню, потом вернулся. Я никогда не видел этой бумаги и не слышал ни о каком Джине… или как его там. Это вас устроит?
      — Нет.
      — Вы меня в чем-то обвиняете?
      — Пока нет, — с некоторым сомнением ответил Паркер.
      — Тогда вам придется принять мой ответ, — спокойно сказал Крантон.
      — Я знаю, — ответил Паркер, — но если, чтобы сказать правду, вам надо, чтобы вас обвиняли, тогда вы поедете с нами в участок…
      — Да что вы такое говорите? В чем вы можете меня обвинить? Вы не можете обвинить меня в хищении того злополучного ожерелья. У меня его нет. И никогда не было.
      — Нет, но мы можем обвинить вас в убийстве Джина Легроса.
      — Нет, нет, нет! — закричал Крантон, — это ложь! Я не убивал его! Я никогда никого не убивал! Никогда!
      — Он потерял сознание, — сказал Уимзи.
      — Он умер, — сказал Бланделл.
      — Надеюсь, нет, — сказал Паркер, — нет, все в порядке Ему просто плохо. Надо позвать девушку. Полли!
      В комнату вошла женщина. Она взволнованно взглянула на троих мужчин и бросилась к Крантону.
      — Вы убили его, — пробормотала она, — это убийство. Пришли и замучили больного человека! Убирайтесь отсюда. Он никому никогда не причинил никакого вреда.
      — Я пошлю за доктором, — сказал Паркер. Когда они вышли из комнаты, он сказал:
      — Что ж, пожалуй, это все, что мы пока можем сделать. Крантон действительно болен. Знаете, я согласен с тем, что он что-то от нас скрывает, но это вряд ли убийство. Крантон не совершил бы этого преступления. А вот это письмо он явно узнал.
      — Да, — сказал Уимзи. — Вы видели, как он отреагировал. Он явно чего-то испугался. Интересно, чего?
      — Возможно, связи с убийством.
      — А мне кажется, что Крантон причастен к убийству. Он сам признался, что был в деревне и что сбежал оттуда в ночь, когда тело убитого было закопано в чужую могилу. Если это не он, тогда кто? Да и ключи от колокольни он мог легко достать, — сказал Бланделл.
      — Да, мог, — согласился Уимзи. — Но он был в деревне, можно сказать, впервые. Откуда он мог знать, где хранятся инструменты могильщика? И как он нашел веревку? Днем он, конечно, мог заметить колодец, но он же не мог придумать такой план настолько быстро. И тогда как в эту историю попал Легрос? Если Декон сказал Крантону, где искать ожерелье, то какой смысл был привозить Легроса в Англию? Он был не нужен Крантону. И если даже зачем-то и понадобился, И, предположим, Крантон убил его, чтобы не делиться наживой, тогда где ожерелье? Если он продал его, вы бы уже обнаружили его где-нибудь. Если оно до сих пор у Крантона, значит, надо найти его.
      — Мы обыщем дом, — сказал Паркер, — но я не думаю, что ожерелье у него. Он был абсолютно спокоен, когда говорил о нем. Если бы украшение было у него, Крантон вел бы себя по-другому. Тем не менее мы, конечно, перевернем дом вверх дном и, если ожерелье там — обязательно найдем его.
      — И если найдете, — сказал Бланделл, — можете арестовывать Крантона за убийство. Ведь убийство совершил тот, у кого сейчас ожерелье. Я уверен в этом.
      — А я думаю, что мы найдем украшение там, где было совершено преступление — в приходе храма святого Павла. Вот мое пророчество. Может быть, заключим пари, Чарльз?
      — Нет, — ответил Бланделл, — ты слишком часто бываешь прав, Питер, а лишних денег у меня нет.
     
      Когда Уимзи вернулся в деревню, он закрылся в своей комнате и решил попытаться разгадать шифр. Ему приходилось когда-то расшифровывать криптограммы, но то было гораздо легче. Кто бы ни написал это странное послание, Крантон, Джин Легрос, Вилли Тодей или кто-то другой, кто связан с ожерельем Вилбрехэм, он вряд ли был экспертом по составлению шифров, а значит, до разгадки можно дойти логическим путем. Однако стоит признать, что составлено письмо было очень хитро. Уимзи впервые видел зашифрованное послание, которое вызывало подозрение только потому, что было найдено недалеко от места преступления и написано на той же бумаге, что и другое задействованное в деле письмо.
      Лорд Питер сначала применил не самый замысловатый способ разгадывания шифров — читал только определенные буквы в каждом слове — первые, вторые, третьи или четвертые. Потом он попробовал пронумеровать каждую букву и посмотреть, нет ли тут закономерности.
      Затем стал искать сходство с надписью на колоколах, но это тоже не принесло результата. Уимзи подумал, что в книге могут быть указаны не все гравировки, которые есть на колоколах. Тогда он пошел к падре и попросил у него ключи от колокольни, чтобы самому прочитать все, что написано на каждом колоколе. После некоторой задержки с поиском ключей, лорд Питер, наконец, отправился в церковь.
      Уимзи мучил еще и вопрос о том, как это зашифрованное письмо оказалось на колокольне. В руках у него позвякивали ключи. Два больших, от западной и южной дверей храма, висели на стальной цепочке, а ключи от подземной часовни, ризницы и колокольни — на кольце. И откуда Крантон мог знать, где хранятся ключи? Конечно, он мог взять их в доме у могильщика, но если бы «Стивен Драйвер» спрашивал у кого-нибудь про ключи, на это обратили бы внимание. У могильщика есть ключи от западной двери и от бывшей подземной часовни. Были ли у него остальные ключи? Подумав об этом, Уимзи резко остановился и пошел назад. Через пару минут он уже был в кабинете у падре, который был занят подсчетами финансов приходского магазина.
      — Нет, — ответил он на вопрос Уимзи, — у мистера Готобеда, как вы и сказали, есть ключи от подвала и западной двери, но еще у него есть ключи от лестницы на колокольню и от помещения, где работают звонари. Дело в том, что он звонит на заутрени и иногда заменяет мистера Хезеки, когда тот плохо себя чувствует. А у Хезеки есть ключи от южной двери, и, как и у мистера Готобеда — от лестницы на колокольню и от помещения, где работают звонари. Знаете, ведь Хезеки был нашим могильщиком до мистера Готобеда. Поэтому он до сих пор занимается поминальным перезвоном — на остальную работу у старика уже нет сил. Но ни у кого из них нет ключей от верхнего этажа колокольни. Эти ключи есть только у Джека Годфри и у меня. А у меня, конечно, есть все ключи.
      — У Джека Годфри есть ключи и от подвала?
      — Нет, они не нужны ему.
      Дело принимало еще более странный оборот. Если человек, который оставил на колокольне письмо — убийца, значит, он брал все ключи падре, или ему пришлось достать набор Джека Годфри (в котором ему нужен был ключ от верхнего этажа колокольни) и набор мистера Готобеда (ключи от подвала, где хранятся инструменты). И снова возникает вопрос — если убийца Крантон, откуда же он мог знать, у кого есть какие ключи? Конечно, преступник мог принести свою лопату (хотя вряд ли он стал бы брать свою лопату — ведь ему еще надо было нести тело). Тогда ему нужны были ключи падре или Джека Годфри.
      Уимзи спросил Эмили и Хинкинса, не приходил ли к падре человек, который называл себя Стивеном Драйвером. Они оба уверенно сказали, что он и близко к дому не подходил, а тем более не был в кабинете падре (где должны были храниться ключи).
      — Но ключи были не в кабинете, — сказала Эмили, — потому что, если вы помните, они потерялись в Новогодний вечер, и мы нашли их спустя примерно Неделю в двери в ризнице.
      — Да, — подтвердил Хинкинс, — помнишь, падре удивлялся, куда могли пропасть ключи. В субботу ему даже пришлось ждать Гарри Готобеда, чтобы попасть в храм. Падре еще удивлялся тому, что ключи нашлись именно в ризнице, потому что он не один раз искал их там, но безрезультатно.
      — Кажется, он говорил что-то такое. Но как бы то ни было, слава Богу, что Гарри Готобед случайно нашел их, когда шел на заутреню.
      Эта информация еще больше озадачила Уимзи, и после разговора с Эмили и Хинкинсом он вернулся в кабинет падре.
      Мистер Венейблс не сразу вспомнил ту историю с ключами, но, в конце концов, подтвердил, что Эмили все рассказала правильно.
      — Должно быть, перед тем, как идти на занятие, я оставил ключи в ризнице, кто-то увидел их и взял. Но кто это был, я даже не могу предположить… Боже мой… неужели, вы думаете, что ключи брал убийца?
      — Именно, падре, — ответил Уимзи.
      — Боже мой! Но как он мог попасть в храм? Только если он был на занятии пением… Ноя могу поручиться за каждого певчего!
      Падре выглядел очень взволнованным, и Уимзи поспешил успокоить его.
      — Во время занятия дверь в храм была открыта — он мог незаметно прокрасться в ризницу, — сказал он.
      — О, да, да! Конечно! Как же я не догадался. Должно быть, так и было. Вы меня очень успокоили, — произнес падре.
      Только вот сам Уимзи успокоиться не мог. В деле появлялось все больше вопросов. Если ключи были украдены в канун Нового года, значит, Крантон не имеет к этому отношения, потому что его еще не было в деревне. Вилли Тодей зачем-то приходил к падре вечером тридцатого декабря и мог тогда выкрасть ключи, но он не мог подбросить их обратно четвертого января. Хотя остается вариант, что ключи выкрал Вилли, а вернул загадочный Джеймс Тодей. Но если так, тогда Крантон оказывается вне дела? А Уимзи был уверен, что Крантон знает что-то о письме, найденном на колокольне.
      Думая обо всем этом, Уимзи отправился в церковь. Он открыл дверь в колокольню и пошел по старинно лестнице. Проходя мимо помещения для звонарей, он заметил новую табличку на стене — «Новогодняя ночь, 19…, Большой Кентский перезвон, 15840 мелодий, продолжительность — девять часов пятнадцать минут. Звонари: дискант Эзра Вайлдерспин, 2 Питер Уимзи, 3 Вальтер Пратт, 4 Генри Готобед, 5 Джозеф Хинкинс, 6 Альфред Доннингтон, 7 Джон Годфри, тенор Хезеки Лавендер, ассистировал пастор Теодор Венейблс».
      Уимзи поднялся выше, к самым колоколам. Несколько мгновений, пока глаза привыкали к полутьме, он стоял неподвижно и вглядывался в темные пасти колоколов. Тишина, царившая здесь, действовала крайне подавляюще. Лорд Питер даже почувствовал легкое головокружение. Он вслух перечислил имена колоколов: Гауде, Саваоф, Джон, Иерихон, Джубили, Димити, Бетти Томас и Тейлор Паул. Тихое эхо тут же подхватило слова Уимзи, пронеслось по колокольне и замерло где-то высоко, под самым куполом. Вдруг лорд Питер во весь голос крикнул: «Тейлор Паул!» Эхо ответило ему множеством голосов.
      — Ну, хватит, — сказал Уимзи сам себе. — Я уже скоро буду как Чудак Пик — пришел сюда и разговариваю с колоколами. Надо найти веревочную лестницу и приступать к работе.
      Он включил фонарик и посветил по стенам колокольни в поисках лестницы.
      Кроме лестницы, он увидел еще кое-что интересное. В самом темном и грязном углу комнаты Уимзи заметил пятно, которое было заметно чище, чем остальной пол. Забыв про опасность, которую таили в себе колокола, лорд Питер смело шагнул вперед. Да, он не ошибся. Пыль, которая собиралась здесь веками, а на этом странном кусочке пола лежала совсем тонким слоем. Должно быть, кто-то совсем недавно отмыл пол в углу. Уимзи присел на корточки, чтобы повнимательнее рассмотреть это место. Сразу же появилось огромное количество мыслей, предположений и вопросов. Зачем кому-то было отчищать пол в колокольне? Разве только для того, чтобы смыть какое-нибудь пятно. Уимзи сразу же представил, как Крантон и Легрос поднимались на колокольню с шифром в руках в поисках ожерелья. Воображение лорда Питера рисовало старинный тайник, затем блеск изумрудов в свете фонарей. Вдруг удар, сильный удар, кровь… Потом убийца трясущимися руками прячет ожерелье в карман и вытаскивает тело… достает инструменты могильщика… кладбище… вода из колодца…
      И тут Уимзи остановился. Колодец? Колодец, значит, веревка… а зачем убийце была веревка? Зачем связывать труп? Чтобы было удобнее нести? Но, судя по заключению экспертов, пострадавший был связан, когда он еще был жив. А удар… кровь… Но опять же, если верить медицинскому заключению, удары были нанесены пострадавшему уже после смерти. И крови не было. А если крови не было, зачем было замывать пол?
      Уимзи встал и посмотрел на колокола. Да, у них есть языки, они могли бы рассказать, что произошло здесь в ту ночь… но они молчат…
      Разочарованный тем, что вместо ответов снова появлялись один за другим вопросы, Уимзи взял фонарь и начал искать. Потом он вдруг остановился и громко рассмеялся. Вся загадка вдруг разъяснилась. Совсем недалеко от якобы замытого пятна на полу лежала пустая бутылка из-под пива. Вот и конец истории, которую воображение столь ярко нарисовало лорду Питеру. Должно быть, кто-то, например, рабочий, который занимался реставрацией колокола, просто разлил пиво. Вот откуда это загадочное, якобы замытое пятно. А про пустую бутылку потом забыли, и она так и осталась здесь валяться. Конечно, все было именно так.
      Тем не менее, на всякий случай Уимзи взял бутылку, чтобы потом проверить ее на наличие отпечатков пальцев. Бутылка была покрыта тонким слоем пыли, значит, пролежала здесь не так уж и долго.
      Затем лорд Питер внимательно осмотрел остальной пол, но ничего, кроме нескольких следов, не обнаружил. Следы были большие, явно мужские. Они могли принадлежать Джеку Годфри или Хезеки Лавендеру, или кому-то еще. После осмотра пола Уимзи взял лестницу и полез к колоколам. Однако там он ничего интересного не нашел. Ни секретного знака, ни тайника. Ничего, что могло хоть как-то быть связанным с феями, слонами, чародеями или Эребом. После нескольких часов безрезультатного поиска, весь в пыли и грязи, лорд Питер спустился с колокольни с бутылкой в руках.
     
      К всеобщему удивлению, шифр помог разгадать падре. Поздно вечером, когда часы пробили одиннадцать, мистер Венейблс, со стаканом пунша в правой руке и старинной муфтой для ног в левой, зашел в классную комнату.
      — Я надеюсь, вы еще не замучили себя до смерти этой работой, — спросил он. — Я решил создать вам обстановку поуютнее. Ночи ранним летом такие холодные. Моя жена подумала, что вы можете надеть на ноги вот это, чтобы было теплее. По полу сильно сквозит. Вот я еще принес вам пунш. А теперь, думаю, мне не стоит вас отвлекать. Боже мой! Что это? Вы что, пишете мелодию перезвона? Ах, нет… я вижу, это буквы, а не цифры. Простите, у меня последнее время ухудшилось зрение, простите, что вмешался в ваше личное дело.
      — Ну что вы, падре. Это действительно очень похоже на запись перезвона. Это тот шифр, я пытаюсь его разгадать. Я заметил, что количество букв в нем делится на восемь. Тогда я записал его в восемь колонок, надеясь, что появится какая-то закономерность. И теперь мне кажется, что шифр основывается на мелодии перезвона.
      — Как вам удалось это выяснить?
      — Смотрите, я предположил, что принцип составления шифра такой — выбирается колокол и в мелодии перезвона на место его номера подставляется буква послания, которое вы хотите зашифровать. К примеру, возьмем простой перезвон — Грендширский Даблет, в котором участвует пять колоколов и тенор. Возьмем простую фразу «come and worship и все буквы запишем на месте цифры пять в записи перезвона. Смотрите.
     
      123456
      213456 … с ..
      231456 …. о .
      324156 …. m .
      342516 … е ..
      435216 .. а …
      453126 . n ….
      541326 d …..
      514236 w …..
      152436 . о ….
      125346 .. r…
      215436 .. s …
      251346 . h ….
      523146 i ….
      532416 p ….
     
      И так далее. А пустые места заполняются любыми буквами. Например, XLOCMP, JQIWON, NAEMMB, TSHEZP и так далее. Ну, а потом остается только записать получившийся шифр в виде текста и разделить его на «слова».
      — Зачем?
      — Чтобы было еще сложнее разгадать. Например, вы можете записать так «XLOC MPJQI WON NAEМMB! TSHEZP?» А что будет получаться по смыслу — неважно. Человек, для которого предназначается сообщение, знает ключ, то есть номер колокола, за которым зашифровано послание, и просто выбирает из всего текста необходимые буквы.
      — Ловко придумано. А наш шифр составлен еще искусней — ведь там подобраны настоящие слова, которые еще и связаны в текст. Даже в наборе наших букв я вижу определенные слова — WON и шотландское выражение NAE. То есть шифр можно составить так, что в законченном варианте не будет даже подозрений на тайный смысл?
      — Конечно, — ответил Уимзи.
      — И вы уже попробовали расшифровать наше письмо?
      — Нет, я только намеревался, — ответил Уимзи. — Понимаете, я думаю о том, какой смысл посылать подобное сообщение Крантону, который абсолютно не разбирается в теории перезвона? Написал этот шифр точно звонарь. А предположить, что Джин — звонарь, мы явно не можем… хотя и утверждать обратное оснований нет.
      — Тогда почему бы не попробовать? Вы, кажется, говорили, что это письмо было найдено на колокольне. Может быть, тот, кому было послано письмо, несмотря на то, что сам не разбирается в колоколах и не умеет разгадать шифр, понял, что все как-то связано с колоколами, и подумал, что тайник спрятан на колокольне. Конечно, эта версия может показаться наивной, тем не менее, мне кажется, она не лишена основания.
      — Отличная идея, падре! Когда Крантон приехал приход, он спросил Тейлора Паула, так как Декон доказал ему, что о тайнике надо спросить Тейлора Паула или Бетти Томаса. Тогда-то он и понял, что это колокол. Но мы сами спросим у Тейлора Паула, и он нам все расскажет.
      Уимзи взял лист бумаги, на котором текст шифра уже был записан в восемь колонок.
      — Мы не знаем, за каким колоколом скрыт шифр, но логичнее всего было бы предположить, что это Бетти Томас или Тейлор Паул. Если для шифра использовался Грендширский перезвон, тогда вариант с Тейлором Паулом отпадает, так как тенор в этом виде перезвона всегда последний. Так, а что с Бетти Томасом. Посмотрим. Это же седьмой колокол? GHILSTETHCWA… Да, не самый лучший вариант… Может, стоит попробовать другой вид перезвона? Так… попробуем Кентский… Тейлор Паул начинает с седьмой позиции — Н, потом 8 — Е, снова 7 — Н, 6 — I, 5 — Т. «HESIT». Что ж, уже неплохо, по крайней мере, можно произнести. Теперь дальше: 5 — Е, 4 — Т, 3 — Н. «HES1TTETH». Падре! У нас получилось! «Не sitteth». Может быть, «Не» — это и есть ожерелье? Смотрите, это не может быть простым совпадением.
      Падре тоже склонился над листом и внимательно следил за быстро передвигающимся карандашом.
     
      9
       ПРОПАЖА УЛИКИ
     
      Дайте колоколу самому вернуться на исходную позицию, дайте ему волю, а затем повторите перезвон.
     
      — Я хотела предупредить, — сквозь рыдания сказала Эмили, — что через неделю я увольняюсь.
      — Боже мой, Эмили, — взволнованно спросила миссис Венейблс, проходя через кухню с ведром корма для цыплят в руках. — Что с тобой? Что случилось?
      — Так сказал мистер Бантер, — ответила Эмили. — Я знаю, что я не его слуга, это вообще не входит в мои обязанности, но откуда я могла знать? Я же не хотела как-то мешать его светлости или доставлять ему какие-либо неудобства. Поверьте, я не хотела. Я сказала мистеру Бантеру, что это не моя вина.
      Миссис Венейблс даже немного побледнела от столь неожиданного заявления. Признаться, лорд Питер всегда внушал ей только доверие, а вот Бантер… Однако она всегда была уверена в том, что он хорошо понимает, что слуга есть слуга, и он должен понимать и знать свое место. Миссис Венейблс повернулась к Бантеру, который стоял рядом.
      — Что ж, Бантер, — сказала она, — объясните мне, что произошло?
      — Прошу прощения, мадам, — ответил Бантер, стараясь говорить как можно спокойнее. — Боюсь, я немного потерял самоконтроль. Понимаете, я служу милорду уже пятнадцать лет, и ничего подобного никогда не случаюсь. Поэтому в этой стрессовой ситуации я не сумел совладать со своими эмоциями и непозволительно поговорил с Эмили. Еще раз прошу прощения. Я должен был держать себя в руках. Уверяю вас, что такого больше не повторится.
      Миссис Венейблс поставила ведро с кормом.
      — Так что случилось?
      Эмили всхлипнула, а Бантер показал на пустую бутылку от пива, которая стояла на столе.
      — Эту бутылку, мадам, вчера мне доверил милорд. Я поставил ее на комод в своей спальне, а утром собирался по поручению милорда, сфотографировать ее, прежде чем посылать в Скотленд-ярд. А вчера вечером эта девушка во время моего отсутствия зашла в мою комнату и забрала эту бутылку и, даже не спросив меня, вымыла ее.
      — Понимаете, мэм, — ответила в свое оправдание Эмили, — откуда мне было знать, что эта грязная старая бутылка кому-то нужна? Я просто убиралась в комнате, увидела бутылку на комоде и подумала: «Что тут делает эта старая бутылка? Наверное, ее случайно здесь оставили». Тогда я решила забрать ее. Когда я принесла бутылку на кухню, кухарка увидела ее и сказала: «Зачем ты ее сюда принесла, Эмили? Раз принесла, тогда помой ее, посмотри, какая грязная». Вот я и вымыла…
      — Все отпечатки пальцев, конечно, были смыты, — мрачно произнес Бантер. — И теперь я не знаю, что сказать милорду.
      — Боже мой! — всплеснув руками, воскликнула миссис Венейблс, и, сразу же подумав о делах хозяйственных, сказала: — А почему ты убиралась так поздно?
      — Признаться, мадам, я не знаю, как так получилось. Я вчера не успела убраться вовремя и поэтому подумала: «Лучше поздно, чем никогда». Если бы я только знала…
      Эмили громко всхлипнула.
      — Я еще раз прошу прощения за то, что так резко выразился в ваш адрес, — сказал Бантер. — Я сам виноват в том, что не поставил бутылку в комод и не закрыл дверь на ключ. Однако, мадам, я надеюсь, вы понимаете, в каком я сейчас оказался положении. Я даже не представляю, что будет, когда я сообщу милорду о том, что произошло. Уже пора подавать милорду утренний чай… а я чувствую себя настоящим преступником и предателем… Надо идти, милорд звонил уже дважды… Сейчас он все узнает…
      — Бантер!
      — Милорд! — в ответ выкрикнул Бантер жалобным голосом.
      — Да что там с моим чаем? Что за… О, прошу прощения, миссис Венейблс. Простите, что я в халате. Я не знал, что вы здесь.
      — О, лорд Питер, — воскликнула миссис Венейблс, — произошло кое-что ужасное. Ваш слуга очень расстроен случившимся. А эта глупенькая девушка… она не хотела, конечно, она не специально. Это все просто недоразумение… дело в том… что мы смыли все отпечатки пальцев с вашей бутылки!
      — А… а…— рыдая, простонала Эмили, — о… о… это я… я вымыла. Я не знала… о-о-о…
      — Что я могу сказать? — ответил лорд Питер. — Что случилось, того не вернуть, успокойтесь. Бантер, приготовь мне чай и выброси эту бутылку. Думаю, отпечатки на ней все равно не принесли бы особой пользы. Да… Мои друзья определенно будут искренне благодарны. В бутылке счастья не найти. Эмили, если ты сейчас же не прекратишь плакать, твой молодой человек тебя не узнает. Миссис Венейблс, не волнуйтесь из-за этой бутылки, я еще раз повторяю, что она вряд ли помогла бы следствию. Сегодня прекрасное утро. Давайте я помогу вам донести ведро. Надеюсь, ни вы, ни Эмили больше не будете думать об этой злополучной бутылке. Она прекрасная девушка, не правда ли? Кстати, а как ее фамилия?
      — Холлидей, — ответила миссис Венейблс. — Она племянница мистера Рассела, владельца похоронного бюро. Еще она, кажется, какая-то родственница Мэри Тодей. Хотя, знаете, в нашей деревне все приходятся друг другу какими-то родственниками. Это вполне естественно для такого маленького населенного пункта, как наш. Хотя сейчас, когда появились автобусы и другие средства передвижения, многие стали уезжать отсюда. А что касается Расселов, то могу сказать, что это очень милые и добрые и люди.
     
      Раннее утро Уимзи провел в тщетных попытках разгадать шифр. И как только наступило время открытия паба, он отправился в «Красную Корову», чтобы выпить кружечку пива.
      — «Биттер», милорд? — спросил мистер Доннингтон.
      Уимзи ответил, что сегодня для разнообразия хотел бы взять «Басс».
      Мистер Доннингтон принес лорду Питеру «Басс» и спросил, как ему нравится пиво.
      — Пиво прекрасное. Насколько я знаю, многое зависит от розлива. Кто у вас этим занимается? — спросил Уимзи.
      — Григгс из Волбича, — ответил мистер Доннингтон. — Он отлично выполняет свою работу, у меня никогда не было к нему никаких претензий. Только посмотрите на пиво — прозрачное, как слеза. Правда, качество пива еще зависит и от того, как его хранят. Чтобы не появился осадок, бутылки держат в вертикальном положении. Это очень важно. Хотя, говорят, что это и не так важно, но, по-моему, настоящий ценитель пива всегда заметит такие недостатки.
      — Да, это так, — ответил Уимзи. — А ваше пиво в полном порядке. Вы сами не хотите выпить чего-нибудь? J
      — Благодарю, милорд, — ответил мистер Доннингтон, — пожалуй, я тоже выпью кружечку.
      Мистер Доннингтон поднял свою кружку, посмотрел на пиво на свету и сказал:
      — Посмотрите, просто отличное пиво.
      Уимзи спросил, есть ли у мистера Доннингтона квартовые бутылки.
      — Квартовые? — переспросил мистер Доннингтон, — нет, таких нет. Возможно, они есть у Тома Теббата в Витшефе. Пиво для него тоже разливает Григгс.
      — О! — в ответ произнес Уимзи.
      — Да. Только пара закупщиков предпочитают квартовые бутылки. С ними не очень удобно работать. Тем не менее, некоторые фермеры хранят пару-тройку таких бутылок. Раньше большинство фермеров сами занимались производством пива. До сих пор на многих фермах сохранилось специальное оборудование. Еще у нас осталось два человека, которые занимаются изготовлением бекона. Только это крайне невыгодно в наши времена. Во-первых, трудно найти хороших работников на фермы, а во-вторых, цены на корм для свиней постоянно растут, и выручка от производства становится совсем маленькой. Чтобы избежать разорения, фермерам требуются покровительство и поддержка. Что касается лично меня, то я поднялся на ноги благодаря свободной торговле, однако времена меняются. Не знаю, задумывались ли вы об этом раньше, милорд. Скорее всего, конечно, нет. Я хотел спросить, вы, наверное, сейчас член палаты лордов? Я даже поспорил с Гарри Готобедом — он сказал, что вы являетесь членом палаты лордов, а я высказал сомнение.
      Уимзи объяснил, что не является членом палаты лордов. Мистер Доннингтон был явно рад услышать такой ответ, ведь в таком случае он выиграл спор.
      После разговора с мистером Доннингтоном Уимзи отправился в Витшеф.
     
      В Витшефе Уимзи выяснил, на какие фермы постоянно поставляется «Брасс» и составил полный список хозяйств. Большинство из них находилось за пределами города. Однако буквально в последний момент миссис Теббат упомянула об одной ферме, которая привлекла особое внимание Уимзи.
      — Вилли Тодей заказывал несколько бутылок, когда Джим жил у них. Знаете, Джим Тодей отличный парень. Он может часами рассказывать удивительно смешные истории про свои путешествия. А для Мэри он даже однажды привез забавного попугая. Только вот я уже говорила ей, что эта птица не самый лучший пример для детей. Вы бы слышали, что попугай однажды сказал падре. Я даже не знаю, где он услышал такое. Надеюсь, падре половины не понял. Мистер Венейблс настоящий джентльмен. А его предшественник, прежний настоятель храма, был совсем не похож на падре. Все находили его немного странным. Знаете, бедняга был очень слаб здоровьем. С его лица никогда не сходил болезненный румянец. А умер он очень внезапно — от удара.
      Уимзи попытался вернуть разговор к Джеймсу Тодею. Однако миссис Теббат еще долго рассуждала о прежнем падре, и только через полчала Уимзи удалось уехать из Витшефа.
      По дороге к дому падре лорд Питер подошел к дому Вилли Тодея. У дома он увидел Мэри Тодей, занятую уборкой. Уимзи не стал скрывать своего присутствия и, подойдя к калитке и открыв ее, сразу же обратился к Мэри.
      — Надеюсь, вы простите меня, миссис Тодей, — сказал он, — если из-за меня вам придется вспомнить один грустный и тяжелый эпизод вашей жизни. Я прекрасно понимаю, что никто не любит копаться в прошлом и тем более вспоминать об обнаружении неопознанного тела в чужой могиле. Простите, но все же должен еще раз задать вам вопрос: знаете ли вы что-либо по этому поводу?
      — Милорд, если бы я знала хоть что-то, если могла как-то помочь вам, я бы обязательно все расе зала. Но, как я уже говорила мистеру Бланделлу, я ничего не знаю. Я даже представить не могу, как тело этого бедняги могло оказаться в могиле Торпсов. Поверьте, я много думала об этом, пытаясь вспомнить хоть что-то, что могло быть связано с происшедшим, но тщетно, я действительно ничего не знаю.
      — Вы помните человека, представившегося Стивеном Драйвером?
      — Да, милорд. Он жил у Эзры Вайлдерспина. Я видела его пару раз. На допросе мне сказали, что найденное тело может принадлежать ему.
      — Эта версия не подтвердилась, — сказал Уимзи.
      — Значит, это не он?
      — Нет. Мы нашли этого парня — он жив. А вы когда-нибудь видели Драйвера до того, как он приехал в деревню?
      — Не думаю, милорд. Нет, я не видела его раньше.
      — А он вам никого не напомнил?
      — Нет, милорд.
      Уимзи показалось, что женщина не лжет — она говорила спокойно и уверенно.
      — Странно, — произнес лорд Питер. — Он сказал, что сбежал из деревни, подумав, что вы узнали его.
      — Неужели? Это очень странно, милорд.
      — Вы слышали его голос? Он говорил с вами? Или в вашем присутствии?
      — Кажется, нет, милорд.
      — Предположим, что у него не было бы бороды. "Таком виде он никого вам не напомнил бы?
      Мэри покачала головой.
      — Что ж, а этого человека вы не узнаете?
      Уимзи показал Мэри Тодей фотографию Крантона времен расследования дела о краже ожерелья Вилбрехэм.
      — Это… — тихо произнесла Мэри и побледнела. — Да, милорд. Я помню его. Это Крантон. Он украл ожерелье. Его посадили в тюрьму в то же время, что и моего первого мужа, милорд. Вы, наверное, все уже знаете об этой истории. Да, это он. Боже мой! Я не думала, что когда-нибудь еще раз увижу этого человека.
      Мэри присела на скамейку, не сводя глаз с фотографии.
      — Но это… не может быть, что это Драйвер. Ведь это не так, да?
      — Это Драйвер, — ответил Уимзи. — Вы не подозревали об этом?
      — Нет, милорд. У меня даже мысли такой не было. Если бы я знала, я бы обязательно поговорила с ним! Я бы заставила его сказать, куда он спрятал ожерелье. Вы же знаете, что этот подлец на суде утверждал, что украшение забрал мой муж. Я бы доказала, что это не так. Да, бедняга Джефф… да, сначала ожерелье было у него. Это он выкрал его из комнаты… в этом есть и моя вина, милорд… Но потом, я клянусь вам, потом он передал украшение Крантону. И все это время ожерелье было и есть у этого подлеца. Знаете, как мне было тяжело жить все это время… я ведь понимала, что подозрение падает и на меня… Это очень горько. Да, суд поверил моим словам и меня оправдали, но все равно есть люди, которые не верят мне. Они думают, что я намеренно участвовала в преступлении и знаю, где спрятано ожерелье. Но, милорд, я никогда, никогда даже представления об этом не имела. Если бы я знала хоть что-то, я бы сделала все, чтобы вернуть его миссис Вилбрехэм. Я знаю, как из-за всего случившегося страдал сэр Генри. Я клянусь вам, я бы отдала все на свете, чтобы помочь ему. Полицейские проводили обыск у нас. Я и сама искала, но тщетно…
      — А вы не спрашивали Декона? И не допускаете возможности, что он мог обмануть вас? — спрос Уимзи.
      Мэри помолчала пару секунд. В ее глазах отражалась искренняя боль.
      — Милорд, — сказала она, — я верила ему. И, кроме того… понимаете, для меня было огромным шоком узнать, что мой муж был способен пойти на такое преступление… Знаете, я долго не могла поверить в то, что он мог ограбить леди в доме, в котором мы столько прожил. Тогда я не знала, кому и во что верить. Понимаете? Но сейчас я понимаю, что мой муж говорил правду. В дело его впутал этот Крантон. В этом не может быть никаких сомнений. Я не могу поверить в то, что Джефф обманывал всех нас.
      — А как вы думаете, зачем Крантон приезжал в деревню.
      — Разве это не доказывает то, что именно он спрятал ожерелье? В ночь преступления он, скорее всего, просто испугался, спрятал украшение где-то здесь и уехал.
      — На допросе он рассказал, что на суде Декон сказал ему, что ожерелье спрятано здесь, и чтобы узнать, где оно, надо спросить у Тейлора Паула и Бетти Томаса.
      Мэри покачала головой.
      — Не понимаю, милорд. Если бы мой муж сказал это Крантону, тот вряд ли бы молчал. Он обязательно рассказал бы об этом на суде, чтобы снять с себя подозрение.
      — Не обязательно. Вот представьте, что Декон действительно сообщил Крантону, где искать ожерелье. Разве тот не решил бы подождать до освобождения, чтобы забрать драгоценность из тайника? И тогда можно предположить, что в январе он приезжал сюда, чтобы найти ожерелье, ведь так? А когда ему показалось, что вы узнали его, он испугался и сбежал.
      — Что ж, милорд. Пожалуй, могло быть и так. Но тогда кто же тот бедняга, которого обнаружили на кладбище?
      — В полиции считают, что это сообщник Крантона, который помогал ему искать ожерелье. А после того, как оно было найдено, Крантон якобы убил помощника, чтобы заполучить обещанную тому долю. Вы не знаете, были ли у Декона какие-нибудь друзья, с кем он мог поделиться своим секретом, будучи в тюрьме?
      — Точно не знаю, милорд. Я знаю только, что ему было разрешено писать письма. Только вряд ли он стал бы писать о тайнике, потому что письма все равно прочитывались надзирателями.
      — Да, пожалуй, вы правы. А вам он не передавал никакого сообщения? Например, через какого-нибудь освободившегося заключенного?
      — Нет, ничего такого не было, милорд.
      — А вот это письмо вы когда-нибудь видели? — спросил Уимзи, показывая миссис Тодей зашифрованное письмо.
      — Это письмо? Конечно…
      — Заткнись, Джой! Дурак! Замолчи! Замолчи!
      — Боже мой! — воскликнул Уимзи, опешив от таких слов. Придя в себя от небольшого шока, лорд Питер разглядел в клетке серого попугая. При виде незнакомца попугай замолчал и стал с интересом наблюдать за Уимзи.
      — О, ты меня напугал, — в шутку сказал ему лорд Питер.
      Птица была явно удовлетворена произведенным эффектом. Попугай распушил перья и красовался у двери, довольный оказанным ему вниманием.
      — Это тот самый попугай, которого вам подарил ваш деверь? Мне о нем уже рассказывала миссис Теббат.
      — Да, милорд, это он. Говорит он хорошо, но постоянно ругается.
      — Ну, это, наверное, нормально. Так на чем мы остановились… Вы говорили…
      — Я хотела сказать, что никогда не видела этого письма, милорд.
      Уимзи мог поклясться, что перед тем, как попугай прервал Мэри, она собиралась сказать прямо противоположное. Выражение глаз миссис Тодей сразу же изменилось — теперь она будто смотрела не на лорда Питера, а сквозь него, куда-то вдаль. А на лице будто таилось предчувствие приближения надвигающейся катастрофы.
      — Странное письмо, — тихо сказала она, — признаться, по-моему, здесь написан какой-то бред. А почему вы думаете, что оно как-то связано с делом?
      — Мы предполагаем, что его написал тот, кого знает ваш нынешний муж. Этот человек из Мейдстоуна, где сидел ваш первый муж. Вам ничего не говорит имя Джин Легрос?
      — Нет, милорд. Это французская фамилия, да? Но у меня нет знакомых французов. Я знаю только нескольких бельгийцев, которые бывали здесь во время войны.
      — И вы не знали человека по имени Тейлор Паул?
      — Нет, не знала.
      Попугай вдруг громко рассмеялся.
      — Заткнись, Джой! Замолчи — Джой, Джой, Джой, Джой! Не то получишь!
      — Что ж, — сказал Уимзи. — Не волнуйтесь, я просто спросил.
      — А откуда у вас это?
      — Что? Ах, письмо. Его нашли в церкви, и мы подумали, что его потерял Крантон. Но он, конечно, отрицает это.
      — В церкви? — переспросила миссис Тодей. Попугай тут же подхватил это слово и громко заговорил:
      — Надо идти в церковь. Надо идти в церковь. Колокола. Не говори Мэри. Надо идти в церковь. Джой! Джой! Идем, Джой! Надо идти в церковь.
      Миссис Тодей быстро встала, подошла к клетке и накрыла ее специальной тряпкой, но Джой никак не хотел успокаиваться.
      — Как же он мне надоел! — сказала она. — Это он подхватил в ночь, когда Вилли было очень плохо. Бедняга бредил, а попугай запомнил его слова и теперь постоянно заставляет меня вспоминать эту ужасную ночь. Я говорила вам, что в ту ночь Вилли услышал колокольный звон и хотел обязательно идти в храм и участвовать в перезвоне. Я еле-еле удержала его в постели. Замолчи, Джой. Хватит.
      Уимзи протянул руку, чтобы забрать у Мэри письмо.
      — Что ж, не буду больше вас задерживать, миссис Тодей. Я хотел прояснить кое-что насчет Крантона, и вы мне очень помогли в этом. Вы, наверное, правы, и он приезжал сюда, чтобы забрать ожерелье. Но будьте уверены, он не побеспокоит вас больше. Сейчас он болен и, думаю, он скоро отправится в тюрьму. Еще раз прошу прощения за то, что заставил вас вспомнить тяжелое прошлое.
      Всю дорогу до дома падре Уимзи думал о странном взгляде и поведении Мэри Тодей в конце разговора и о странных криках попугая: «Колокола! Колокола! Не говори Мэри!»
      Старший инспектор тоже был озадачен рассказом Уимзи об этом разговоре.
      — Так, значит, с бутылкой произошла неприятность, — сказал Бланделл. — Что ж, скорее всего он действительно вряд ли помогла бы нам. Хотя как знать. Значит, Эмили Холлидей, да? Да, она кузина Мэри Холлидей. А я и забыл об этом. Интересно, что же все-таки знают Тодеи. Они помогают нам побыстрее вызвать Джеймса Тодея в Англию. Мы объяснили им, что он срочно нужен нам в качестве свидетеля. Это не должно напугать его, а если он побоится приехать, значит, он точно как-то замешан в деле. Однако все это кажется мне очень странным. Как вы думаете, что, если нам послать запрос начальнику тюрьмы в Мейдстоуне, где сидел Декон? Если этот парень, Легрос или Тейлор сидели там, тогда можно провести сопоставительный анализ почерков.
      — Да, хорошая идея, — ответил Уимзи. — Мы так и сделаем. Кроме того, я надеюсь, что вскоре у нас появятся какие-нибудь новости от месье Розье. Во Франции допросы свидетелей требуют меньше формальностей, чем у нас, поэтому расследование должно двигаться быстрее.
      — Им везет с законом, — ответил Бланделл.
     
      10
      ОШИБКА ЛОРДА ПИТЕРА
     
      И он впустил ангелов в свой дом. И они охраняли и оберегали его.
     
      — Я надеюсь, — сказал падре утром в воскресенье, — что с Тодеями все в порядке. Ни Вилли, ни Мэри не было на утренней службе. Я даже не помню, когда они последний раз пропускали службу, не считая того времени, когда Вилли был болен.
      — А они больше и не пропускали ни одной службы, — ответила миссис Венейблс. — Может быть, Вилли снова простудился. Погода ужасная. Лорд Питер, кушайте, пожалуйста. Как у вас дела с шифром?
      — О, пока безуспешно. Признаться, я абсолютно запутался.
      — Ну ничего, не переживайте, — сказала миссис Венейблс. — Я уверена, что рано или поздно вы найдете разгадку.
      — Надеюсь, — ответил Уимзи. — Только эта разгадка так скрыта, что найти ее действительно непросто.
      — Истину всегда найти не просто. К сожалению, что-то всегда остается скрытым от наших глаз, — сказал падре.
     
      Волнение за Тодеев заставило лорда Питера забыть обо всех остальных проблемах. Уимзи, признаться, никогда не видел сразу двух человек в столь болезненном и тяжелом состоянии.
      Некоторое время лорд Питер пытался поработать над разгадкой шифра, а к началу проповеди пришел в церковь.
      Слушая проповедь падре, Уимзи откинул голову на спинку скамьи и все время так просидел, рассматривая ангелов на куполе храма.
      — …Кто отдал своего сына на Небеса… Что значат для нас эти слова? Что мы представляем при слове Небеса? В чем величие и непостижимость этого слова? В прошлый четверг мы молились о том, чтобы Господь послал в наши сердца терпение и смирение. Мы должны верить в то, что после смерти наши души ждет вечная жизнь, что Господь примет и успокоит нас. В Библии есть прекрасное описание великого момента, когда душа предстает перед Господом, окруженная ангелами и архангелами. Вспомните, представьте, прекрасен этот миг. Мы должны с благоговением ждать его и не бояться смерти…
      Услышав «Он вознесся на крыльях херувимов. Он сидел среди херувимов», лорд Питер сразу же вспомнил слова одного зодчего, которого приглашали чинить крышу в храме у герцога Денверского: «Понимаете, ваша светлость, дело в том, что дерево уже прогнило; видите эти дырки за херувимами? Они такие большие, что в них можно просунуть руку. Залатать эти дыры будет довольно сложно». Он сидел среди херувимов… А! Ну конечно! Как же глупо было лазить к колоколам искать херувимов, когда они вот — прямо над головой, смотрят вниз прямо на него. Херувимы? Но нефы все расписаны херувимами. Как реки на юге. Значит, надо искать на южной стороне храма. Так, все начинает проясняться. А что может быть проще? Ну да, конечно! Все понятно!
      Теперь оставалось только найти херувимов, о которых шла речь в зашифрованном письме. Это было не так уж и сложно. Это и есть тайник! Конечно, ожерелья там нет, однако находка пустого тайника доказывает то, что шифр действительно связан с украшением и что все трагические события, происшедшие в приходе храма святого Павла, тоже связаны с украденными драгоценностями. Тогда если шифр послать в тюрьму в Мейдстоуне и выяснить, знают ли там Джина Легроса, появляется реальная возможность установить его личность, понять, кто же он на самом деле и найти связь между ним и Крантоном. И если эта связь будет найдена, Крантону надо быть настоящим любимцем Фортуны, чтобы избежать обвинения в убийстве.
     
      После воскресной трапезы Уимзи начат разговор с падре.
      — Как давно вы снесли балконы на нефах?
      — Дайте вспомнить… — ответил мистер Венейблс, — примерно лег десять назад. Да, точно. Десять лет. Балконы располагались прямо над окнами, и из-за этого храм попадало слишком мало света. Кроме того, балконы казались слишком крупными и громоздкими. Если вам интересно, как это выглядело, вам стоит сходить в церковь в Висбич. Там сохранились точно такие же балконы с северной стороны (пожалуй, даже еще более громоздкие). Купол в том храме тоже расписан образами ангелов, хотя они, признаться, не такие красивые, как наши. Только вот вам ни за что не увидеть там этих ангелов, если вы стоите в северной части храма — балконы загораживают их, и, чтобы увидеть ангелов, надо забираться наверх.
      — Однако, несмотря на неудобство, многие были против ликвидации балконов, не так ли?
      — Да, конечно. Всегда есть те, кто противится любым переменам. Однако у нас не такой большой приход, поэтому места на балконах всегда пустовали. Так что это была еще одна причина, почему мы приняли решение убрать их. Раньше там сидели школьники, но для них мы оборудовали специальное помещение.
      — А кто, кроме школьников, предпочитал места на балконах?
      — Пожалуй, только слуги из Красного дома и несколько пожилых прихожан, которые занимали эти места по старой памяти. Эти пожилые прихожане и возражали больше всех против каких-либо изменений. В итоге мы сделали так, что реставрацию произвели уже после их смерти. Бедняжка старушка миссис Вайлдерспин, бабушка Эзры — ей было девяносто семь — каждое воскресенье приходила в храм… Если бы она узнала об этих изменениях, она бы просто не пережила этого.
      — А на какой стороне сидели слуги из Красного дома?
      — На западной стороне южного балкона. Мне ни когда это не нравилось, потому что там они были скрыты от всех, никто не мог проконтролировать их поведение, иногда не совсем подобающее. Я считаю, что дом Божий неподходящее место для флирта, шуток и веселого времяпрепровождения.
      — Если бы миссис Гейтс выполняла свои обязанности и сидела со слугами, все было бы в порядке, — сказала миссис Венейблс, — но она считала себя намного выше этого, поэтому всегда занимала отдельное место у южной двери, объясняя это тем, что если ей станет плохо, оттуда ей легче выйти на свежий воздух.
      — Миссис Гейтс не вполне здорова, дорогая.
      — Глупости! — ответила миссис Венейблс. — Она просто ест слишком много и поэтому у нее несварение, вот и все.
      — Ну, не знаю, может, ты и права, дорогая.
      — Признаться, я не очень уважаю эту женщину, — сказала миссис Венейблс. — Ну да ладно. Знаете, я вот думаю, что Торпсам надо продать свой дом и землю, но они не могут этого сделать из-за завещания сэра Генри. Хотя в сложившихся обстоятельствах, я думаю, нет смысла следовать пожеланиям покойного сэра Генри. Сейчас Хилари гораздо больше нужны деньги, чем огромный пустынный дом. Бедняжка Хилари! Если бы не эта ужасная история с кражей ожерелья Вилбрехэм… Лорд Питер, может быть, еще есть надежда на то, что украшение найдется?
      — Боюсь, мы немного опоздали. Хотя я уверен, что до прошлого января ожерелье находилось в деревне.
      — В деревне? Где же?
      — Думаю, в церкви, — ответил Уимзи. — Сегодня вы прочитали прекрасную проповедь, падре. Очень Впечатляюще. Ваши слова и подсказали мне разгадку шифра.
      — Неужели! — воскликнул падре. — Каким образом?
      Уимзи объяснил ход своих мыслей.
      — Господи! Прекрасно! Как все символично! Все сходится! Надо немедленно осмотреть место, где может быть тайник!
      — Не сейчас, Теодор.
      — Конечно, дорогая, не сегодня. Не стоит приносить в храм лестницы в воскресенье. Мы займемся этим завтра. А сегодня у меня еще намечен молебен для детей и сегодня мы будем крестить миссис Эдварде. Лорд Питер, а как, по-вашему, преступнику удалось спрятать ожерелье на куполе?
      — Я как раз думаю об этом. Декона ведь арестовали после окончания воскресной службы. Я думаю, он предчувствовал, что что-то может случиться, и каким-то образом спрятал ожерелье во время службы.
      — Да, конечно, он сидел на верхнем ярусе в то утро. Теперь я понимаю, почему вы спрашивали о балконах и росписях купола. Каким же скверным человеком был Декон. Мало того, что он преступник, так он еще и… как бы правильно выразиться… обманул своего подельника.
      — Перехитрил? — предложил Уимзи.
      — Да, я именно это и хотел сказать. Перехитрил. Бедняга! Я о его сообщнике. Отсидеть десять лет в тюрьме, даже не получив того, за что поплатился. Что ж… наверное, все равно, каждый получает по делам своим. Но, лорд Питер, кто же тогда составил шифр?
      — Судя по тому, что шифр составлен на основе записи мелодий колокольного перезвона, его автор — Декон.
      — Ах, да. И он послал шифр Легросу? Но зачем?
      — Возможно, для того, чтобы Легрос помог ему осуществить побег из тюрьмы. Шифр был гарантией, что Легрос получит часть прибыли от продажи ожерелья.
      — И Легрос ждал столько лет, прежде чем попытаться воспользоваться этой подсказкой?
      — У Легроса были довольно веские причины не появляться на территории Англии. Кроме того, он мог передать шифр кому-то еще, например, Крантону, чтобы тот помог ему. Может, у него возникли трудности и с расшифровкой. Тогда-то он и обратился к Крантону за помощью, чтобы тот организовал его приезд в Англию по подложным документам и помог в поисках ожерелья в обмен на часть прибыли.
      — Понятно. А когда они нашли ожерелье, Крантон убил Легроса. Господи, как же печально осознавать, что столько людей погибло из-за каких-то камешков!
      — А мне еще печальнее думать о том, что из-за всего этого пострадали Хилари Торпс и ее отец, — сказала миссис Венейблс. — Так, значит, вы хотите сказать, что все то время, когда им крайне нужны были деньги, ожерелье было совсем близко — в церкви?
      — Боюсь, что все было именно так.
      — А где же оно сейчас? У Крантона? Почему его до сих пор не нашли?
     
      Уимзи казалось, что воскресенье тянулось невообразимо долго. Но, наконец, наступил понедельник, и сразу же произошло множество событий.
      Во-первых, приехал старший инспектор Бланделл. Он был очень взволнован.
      — Мы получили письмо из Мейдстоуна, — сказал он. — Ну и как вы думаете, чей это почерк?
      — Я много думал об этом, — ответил Уимзи, — и пришел к выводу, что, скорее всего автор шифра — Декон.
      — Точно… — немного разочарованно произнес Бланделл, — вы абсолютно правы, милорд. Почерк, которым написано письмо, принадлежит Декону.
      — Шифр довольно специфический, — сказал Уимзи. — Как только мы выяснили, что он основан на записи мелодий колокольного перезвона, я сразу же понял, что написал его именно Декон. Больше было некому. Кроме того, когда я предъявил письмо миссис Тодей, мне показалось, что она узнала почерк. Конечно, из этого может следовать, что Легрос уже писал ей, но все же версия о том, что она узнала почерк мужа, более вероятна.
      — Тогда как объяснить то, что письмо написано на иностранной бумаге?
      — Хороший вопрос. У леди Торпс служанка была иностранкой? Я имею в виду старшую леди Торпс.
      — У сэра Чарльза кухарка была француженкой, — ответил Бланделл.
      — А на момент совершения преступления?
      — Да, она покинула их дом во время войны и уехала к своей семье.
      — Теперь все понятно. Вот откуда в доме французская бумага. Значит, Декон составил шифр до того, как спрятал ожерелье в тайник. Естественно, в тюрьму он взять его не мог. Он должен был его кому-то передать…
      — Мэри, — ухмыльнувшись, предположил старший инспектор.
      — Возможно. Тогда она, должно быть, послала шифр Легросу. Только, признаться, мне в это трудно поверить.
      — Нет, милорд, похоже, все так и было, — ответил Бланделл. — Вы простите меня, но показывать письмо Мэри Тодей было не очень осмотрительным поступком. Она сбежала.
      — Сбежала?
      — Да, уехала первым поездом сегодня утром. И Вилли Тодей. Прекрасная пара…
      — Боже мой!
      — Да, милорд. Мы должны найти их. Я думаю, ожерелье у них. Иначе в побеге не было бы смысла
      — Вы правы, — сказал Уимзи. — Я не ожидал такого развития событий.
      — Я тоже, — ответил Бланделл. — Надо было обратить на них больше внимания. Кстати, теперь мы знаем, кто такой этот Легрос.
      — Сколько же новостей для одного утра! Прекрасно.
      — Да, большую часть информации нам предоставил ваш друг месье Розье. Он обыскал дом той женщины и что, вы думаете, он там нашел? Армейский медальон Легроса. Угадаете, как его настоящее имя?
      — У меня есть предположение, но лучше скажите сами. Как его звали?
      — Артур Кобблей.
      — И кто это?
      — А вы еще не догадались?
      — Моя догадка оказалась неверна. Рассказывайте, Бланделл.
      — Что ж, Артур Кобблей — обычный человек. Интереснее то, откуда он родом. Можете предположить?
      — Я сдаюсь.
      — Он родом из небольшого поселка неподалеку от Дартфорда. Это примерно в миле от места, где было найдено тело Декона.
      — Ого! Вот все и проясняется.
      — Я позвонил туда, как только получил эту информацию, и выяснил вот что. Кобблею в тысяча девятьсот четырнадцатом году было около двадцати пяти лет. Он был чернорабочим. Пару раз привлекался к ответственности за мелкие кражи и разбой. В первый год войны ушел на фронт. Последний раз его видели в день, когда он отправлялся в армию в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Это было как раз через два дня после того, как Декон сбежал из тюрьмы. Больше Кобблея никто не видел. Последняя новость о нем была такой — «пропал без вести, предположительно погиб при отступлении на Марне». Вот так.
      Уимзи нахмурился.
      — Нет, не сходится. Если этот Кобблей присоединился к армии в первый год войны, как он мог связаться с Деконом, которого посадили в тюрьму в Мейдстоуне в тысяча девятьсот четырнадцатом? Как они могли встретиться? Дьявол побери! Декон же не мог на пару часов выйти из тюрьмы, чтобы встретиться с этим Кобблеем. Ну, если предположить, что Кобблей работал тюремным надзирателем… или был осужденным и тоже сидел… или каким-либо способом был связан с тюрьмой… Должно быть какое-то объяснение. Как они познакомились? Где встретились? Как был организован побег Декона?
      — Я долго думал над всем этим, милорд, и вот мои размышления. Декон сбежал с трудовых работ, так? Когда обнаружили его тело, на нем была тюремная одежда. Разве это не свидетельствует о том, что побег не был тщательно спланирован заранее? Его нашли бы гораздо быстрее, если бы он не попытался спрятаться в пещеру, где и погиб, ведь так? А теперь прошу вас проследить за моими размышлениями. Вот смотрите. Этот Кобблей, без сомнения, крепкий орешек. Ему надо было пройти несколько километров пешком по лесу до вокзала. Оттуда он сел бы на поезд до Дартфорда, где присоединился бы к полку и отправился на фронт. Так вот, по дороге на вокзал он случайно встречает беглеца Декона. Он узнает в парне сбежавшего из тюрьмы заключенного, которого ищет полиция. Естественно, первое, что приходит ему в голову — это схватить беглеца и сдать его полиции. Тогда Декон предлагает ему следующее: «Не выдавай меня, и я сделаю тебя богатым». Кобблей сомневается в словах бывшего заключенного и спрашивает: «Как? Что у тебя есть?» «Ожерелье Вилбрехэм, вот что». «Ого! А откуда мне знать, что ты не обманываешь меня?» Декон говорит: «Помоги мне, и я расскажу, где спрятано ожерелье». На это Кобблей отвечает: «Как я могу помочь? Я отпущу тебя, а где потом мне тебя искать?» «Пойдем со мной и, если поможешь мне добраться до места и не выдашь меня, я отдам тебе часть денег, вырученных от продажи ожерелья». Договаривались они, я думаю, довольно долго. В итоге Декон рассказал Кобблею, что у него есть записка, в которой указано, где тайник. Как только шифр оказывается у Кобблея в руках, он решает убрать соперника и убивает его. Однако его ждет разочарование — разгадать шифр он не может, поэтому решает немедленно бежать во Францию, чтобы там спокойно разобраться с запиской и выяснить, где ожерелье. Как вам такой вариант?
      — Вполне правдоподобно, — ответил Уимзи, — только вот как шифр оказался у Декона с собой? Когда он написал его? И почему на такой бумаге?
      — Не знаю. Ну, тогда можно предположить следующее. Декон, как мы и думали, написал шифр заранее и отдал его жене. Тогда Кобблею он отдает не шифр, а называет адрес жены. Чтобы избежать службы в армии, Кобблей бежит во Францию, где встречает Сюзанну. Свою личность он скрывает, потому что боится, что полиция может как-то выйти на него и обвинить в Убийстве. По той же причине он боится возвращения на родину. Некоторое время спустя он пишет миссис Декон, и она присылает ему шифр.
      — А почему она высылает ему шифр? Какой для нее смысл в этом?
      — Да, это загадка… Возможно, он написал ей, что знает ключ к шифру и может разгадать его. Декон мог сказать ему так: «Шифр у моей жены, но она слишком глупа, чтобы доверить ей хранение ключа к шифру Я расскажу тебе, как разгадать шифр, и это будет доказательством того, что я не обманываю».
      — И Мэри посылает ему оригинальный текст шифра?
      — Ну да.
      — А вы не думаете, что она могла послать ему копию шифра, а оригинал оставить себе?
      — Нет, она должна была послать оригинал, чтобы Кобблей мог убедиться в том, что почерк, которым написан шифр, действительно принадлежит Декону и только ему.
      — Но он не знал почерка Декона.
      — А откуда ей было об этом знать? Так Кобблей разгадал шифр, и Тодей решили получить свою долю, вернее, все.
      — Возможно, но мы же рассматривали подобную версию, и пришли к выводу, что Тодей не причастны к убийству.
      — Да, для того, чтобы отвести от себя подозрение, Тодей вмешивают в дело Крантона. Кобблей приезжает в деревню под именем Тейлора Паула, чтобы забрать ожерелье. Как только он находит ожерелье, его убивают. Тем временем приезжает Крантон и выясняет, что его уже кто-то опередил.
      — Так кто же убийца?
      — Кто-то из них.
      — А кто закопал труп?
      — Точно не Вилли.
      — Так как же было совершено убийство? И зачем им было связывать Кобблея? Почему бы просто не убить его, например, ударом по голове? И зачем Вилли было брать двести фунтов в банке, а потом возвращать их? Когда все это произошло? И кого видел Чудак Пик в церкви ночью тридцатого числа? И потом, как шифр оказался на колокольне?
      — Я не могу ответить на все эти вопросы сразу, Питер. Я уверен, что убийство совершил кто-то из этих людей. Чтобы все выяснить окончательно, надо немедленно арестовать Крантона и найти Тодеев. И если я не обнаружу у них ожерелье, я съем свою шляпу.
      — О, я хотел сказать вам, что мы как раз собирались осмотреть тайник, где Декон прятал ожерелье. Падре разгадал шифр…
      — Он?
      — Да, он. Нам надо подняться к куполу и посмотреть за фигурами ангелов. Они же выпуклые и за ними достаточно места для тайника. Так идемте?
      — Конечно, только у меня мало времени.
      — Я думаю, это не займет много времени.
      Падре уже подготовил лестницу и дожидался лорда Питера в храме.
      — Слуги сидели как раз там, — сказал падре, когда к нему подошли Уимзи и Бланделл. — Только теперь я вот думаю о том, что мы недавно красили фигуры ангелов, и рабочие вполне могли найти там что-то, могли что-то нарушить или сломать.
      — Возможно, — ответил Уимзи.
      — Но, надеюсь, все в порядке. Все, кто работал здесь — честные люди, они бы обязательно сообщили, если бы нашли что-то, — сказал мистер Венейблс и, показав на лестницу, обратился к Уимзи. — Может быть, вы попробуете, а то я сомневаюсь в своих силах.
      — Помню, в детстве, — сказал лорд Питер, взбираясь по веревочной лестнице, — я очень любил лазить по таким лестницам. О, кстати, Бланделл, помните тот крючок, который вы нашли в кармане убитого?
      — Да, милорд. Мы так и не поняли, что это такое.
      — Смотрите, все очень просто. Чтобы достать то, что спрятано в тайнике, нужно, стоя на верхнем ярусе или вон на той балке, иметь специальное приспособление типа удочки с крючком на конце. А чтобы открыть тайник, надо потянуть за специальную веревку, один конец которой можно достать с места, где раньше были сиденья для молящихся на балконе. Положить туда ожерелье тоже довольно просто — надо поднять крышку и просто забросить его в тайник. Да, отлично придумано. Никому бы не пришло в голову искать ожерелье наверху, особенно после того, как были сломаны балконы.
      — Великолепно! — воскликнул падре. А старший инспектор даже позволил себе крепкое выражение, но сразу же вспомнил, где находится, извинился и кашлянул.
      — Вот теперь понятно, что это был за крюк, — сказал Уимзи. — Когда Легрос или Кобблей, называйте его как хотите, пришел сюда за украшением…
      — Минутку, — вдруг возразил Бланделл. — Но в шифре ничего не говорилось о дыре, разве нет? Там было только упоминание об ангелах. Откуда он узнал, что ему понадобится крючок, чтобы вытащить ожерелье из-за ангелов?
      — Я уверен, что он приходил не один раз. В первый раз он просто осмотрел место, а во второй — уже пришел со всеми необходимыми приспособлениями. Может быть, именно в момент, когда он готовил эту «удочку» с Вилли Тодеем, Пик и увидел его и подумал, что он собирается кого-то повесить. Хотя перерыв между его первым и вторым приходом был довольно долгим. Почему — мы не знаем… должно быть, что-то пошло не так. Тем не менее, он вернулся уже с этим крючком и вытащил ожерелье. А когда он спускался с яруса, откуда доставал украшение, по такой же лестнице, Тодей схватил, связал его, а потом… потом… разобрался с ним необъяснимым для нас способом.
      — А почему Тодей не нашел более подходящего места для совершения преступления? Зачем было убивать Кобблея в храме, да еще и закапывать его в чужую могилу? Ведь можно было найти более простой способ избавиться от соперника. Да и труп можно было сбросить в какую-нибудь яму или ров.
      — Бог знает, почему он так поступил, — сказал Уимзи. — Как бы то ни было, вот тайник и объяснение тому, что за крючок вы нашли в кармане убитого.
      Уимзи опустил руку в тайник и сказал:
      — О, довольно глубокий… Хотя нет… не очень. Подождите. Где мой фонарь. Дьявол! О, простите, падре. Тут совсем ничего не видно. Пожалуй, придется сломать тайник, чтобы убедиться, что на дне ничего не… Бланделл, мне нужен молоток или палка какая-нибудь. Только не слишком тяжелая.
      — Сбегайте ко мне домой и попросите Хинкинса, — сказал падре.
      Вскоре Бланделл вернулся, держа в руках небольшой железный брусок и гаечный ключ.
      Уимзи спустился, взял брусок, вернулся к тайнику и ударил по нему. В следующий момент к ногам падре упал какой-то блестящий предмет.
      — Боже мой! — воскликнул мистер Венейблс.
      — Ожерелье! — крикнул Бланделл. — Ожерелье! Господи!
      — Да. И мы ошибались, Бланделл. Никто его не нашел. Никто никого за него не убивал. Мы ошибались. Вся наша охота — ошибка!
      — Но зато мы нашли ожерелье, — сказал старший инспектор.
     
     
      Часть третья
      КОРОТКИЙ СТЕДМАНСКИЙ ПЕРЕЗВОН
     
      (в пяти частях)
      840
      Окончания частей
      561234
      341562
      621345
      451623
      231456
      Примечание к перезвону.
      Менять быстрый и медленный темпы.
      Повторять четыре раза.
      1
      БЫСТРАЯ РАБОТА
     
      Работу каждого колокола можно разбить на три этапа: быстрая работа, удар, медленная работа.
     
      У лорда Питера Уимзи был очень тяжелый день, бессонная ночь, и утром следующего дня он был крайне молчалив и задумчив.
      Сразу после завтрака он взял машину и отправился в Лимхолт.
      — Мистер Бланделл, — произнес он, — хочу сказать, что у меня есть немалый опыт в детективном деле. Я раскрывал практически все дела, за которые брался… за исключением одного… Думаю, то же самое вы можете сказать о себе.
      — Я полностью доверяю вам и вашему опыту, милорд. И какое же преступление вы не смогли раскрыть, мне интересно? — спросил старший инспектор.
      — Я считаю, что убийство до конца не раскрыто, — кашлянув, ответил Уимзи. — Я не могу понять, кто и как совершил это преступление. Конечно, многое сейчас уже ясно. Мы установили личность потерпевшего, место убийства, мы выяснили, кто кому посылал шифр, зачем Вилли Тодей брал в банке деньги, почему Джеймс Тодей не сел на поезд, на который собирался, зачем Крантон приезжал сюда, и как бутылка оказалась на колокольне.
      — Что-нибудь еще?
      — Да. Мы теперь знаем, почему Джин Легрос скрывал свое прошлое, что Артур Кобблей делал в лесу в Дартфорде, почему Тодей не были на воскресной утренней службе, почему изуродовано лицо погибшего.
      — Прекрасно, — сказал Бланделл. — Теперь, как я понимаю, остается только одно — сейчас вы сопоставите все факты и назовете имя человека, которого нам надо арестовать?
      — К сожалению, этого сделать я не могу. Должен же я оставить хоть какой-то лакомый кусочек работы для своего друга.
      — Что ж, — сказал Бланделл, — пожалуй, жаловаться мне не на что. Все же давайте попробуем рассуждать вместе, возможно, ответ где-то совсем рядом.
      Некоторое время лорд Питер молчал.
      — Все-таки это очень сложное и запутанное дело, — наконец сказал он.
      И снова помолчал.
      — Скажите мне, Бланделл, у вас есть какие-нибудь свежие идеи? Ведь нахождение ожерелья — еще не конец. Нам следует прояснить все то, что осталось недоработанным.
      — Например?
      — Найти фото Артура Кобблея, послать его Сюзанне Легрос во Францию, чтобы она подтвердила нашу версию и опознала мужа.
      — Да, это мы обязательно сделаем. Но вряд ли это что-либо изменит.
      — Почему же? Если она опознает его, значит, мы не ошибались в этом пункте, и все нормально. А что, если она будет все отрицать и не подтвердит, что это ее муж? Я думаю, многое можно будет понять по ее реакции, когда она увидит фото, — сказал Уимзи.
      — Что ж, возможно, только мы с вами не сможем лично присутствовать при этой процедуре. Думаю, здесь нам поможет месье Розье.
      — Конечно. Может, ей стоит показать и шифр?
      — Да, почему бы и нет. Что, вы полагаете, мы должны сделать еще?
      — Тодей, — ответил Уимзи. — Мысли о них не дают мне покоя. Я надеюсь, вы следите за ними?
      — А что, вы думаете…
      — Да, именно. Я надеюсь, что как только они будут у вас в руках, вы сообщите мне, прежде чем предпринимать что-либо. Я бы хотел присутствовать при допросе.
      — Конечно, милорд. Я думаю, в этот раз они приедут с заранее подготовленной идеальной историей.
      — Чтобы узнать правду, надо поймать их в течение двух ближайших недель. Иначе потом будет сложнее.
      — В течение двух недель?
      — Конечно, ну что вы! — воскликнул Уимзи. — Разве это не очевидно? Я показал миссис Тодей шифр. В воскресенье ни она, ни ее муж не посетили утренней службы. А в понедельник они уехали в Лондон первым же поездом. Дорогой Бланделл, все же элементарно. Единственная опасность — это…
      — Что?
      — Надо связаться с архиепископом Кентерберийским… А что вы хотели сказать, Бланделл?
      — Я хотел сказать, что они вряд ли выедут за пределы страны. Это точно.
      — Так, так. Конечно, они вернутся сюда недели через три, но будет уже поздно. А как скоро, вы думаете, приедет Джим Тодей? В конце месяца? Следите за тем, чтобы он не ускользнул от нас. Я думаю, что он обязательно попытается сбежать.
      — Вы думаете, что он именно тот, кто нам нужен?
      — Не знаю. Я бы не хотел, чтобы это был он. Я все же надеюсь, что это Крантон.
      — Бедняга Крантон, — сказал старший инспектор. — А я вот надеюсь, что это не он. Не думаю, что старый матерый вор пошел бы на убийство. Тем более что он болен. Но эту версию мы, конечно, рассмотрим.
      — Правильно, — ответил Уимзи. — А я думаю, что мне стоит позвонить архиепископу. Мало ли что.
     
      Лорд Питер Уимзи связался с архиепископом и остался вполне доволен результатом. Еще он написал Хилари Торпс и сообщил ей, что ожерелье найдено.
      «Представляете, — писал он, — ваша находка нам очень помогла и поиски увенчались успехом. Думаю, дядя Эдвард будет рад». Из ответа Хилари он узнал, что миссис Вилбрехэм, получив ожерелье, вернула мисс Торпс все деньги, выплаченные ей в качестве компенсации.
      — Больше никаких событий в этот день не произошло, ровно как и в следующие два дня. Все это время лорд Питер не находил себе места. Он, как привидение, ходил по дому и размышлял обо всем происшедшем. А старший инспектор уехал в город искать Тодеев.
      Новости появились только в четверг.
     
      Телеграмма старшему инспектору Бланделлу от комиссара Розье:
      «Сюзанна Легрос не узнала Кобблее своего мужа глава района подтвердил опознание жду следующих указаний».
      Телеграмма лорду Питеру Уимзи от старшего инспектора Бланделла:
      «Сюзанна Легрос не узнала человека фотографии отрицает что это муж Тодеев Лондоне не нашли».
      Телеграмма комиссару Розье от старшего инспектора Бланделла:
      «Пожалуйста немедленно вышлите все бумаги сообщите если появится новая информация Легросе».
      Телеграмма старшему инспектору Бланделлу от лорда Питера Уимзи:
      «Найдите информацию из книги регистрации всех церквей».
      Телеграмма лорду Питеру Уимзи от старшего инспектора Бланделла:
      «Приходской священник святого Андрея Блумсбери сообщил о наличии заявления заключении брака Вильяма Тодея Мэри Декон».
      Телеграмма старшему инспектору Бланделлу от лорда Питера Уимзи:
      «Арестовывайте Крантона».
      Телеграмма лорду Питеру Уимзи от старшего инспектора Бланделла:
      «Зачем арестовывать Крантона Тодеев нашли скоро допрос».
      Телеграмма старшему инспектору Бланделлу лорда Питера Уимзи:
      «Сначала арестуйте Крантона встретимся городе».
      После того как лорд Питер отправил последнюю телеграмму, он приказал Бантеру собирать вещи и попросил мистера Венейблса о разговоре наедине.
      Разговор получился довольно тяжелый и печальный.
      — Что ж, я думаю, мне нужно уехать, — сказал Уимзи. — Наверное, было бы лучше, если бы я не вмешался тогда. Многое стоило оставить так, как было. Я много ошибался.
      — Ну что вы, — ответил мистер Венейблс, — вы сделали все, что было в ваших силах. Теперь все в руках Господа. Он знает и видит то, что недоступно нам.
      — Да, вы правы, падре, теперь все в руках Господа. Пусть все будет так, как должно быть. Наверное, я просто хотел прыгнуть выше головы, взвалил на себя непосильное дело, пытался показаться умнее, чем есть на самом деле. Признаться, я часто неправильно рассчитываю свои силы. Я еще раз прошу прощения за все. Теперь мне пора. Благодарю вас за гостеприимство. До свидания.
     
      Перед тем как уехать из деревни, Уимзи пошел на кладбище. Могила неизвестной жертвы была еще совсем свежей, а вот могила сэра Генри и леди Торпс уже покрылась травой. Неподалеку лорд Питер увидел Хезеки Лавендера, который был занят тем, что отчищал надпись на одном из памятников. Уимзи подошел к старику и поприветствовал ею.
      — Вот, приготовляю Самуэля к лету, — сказал Хезеки. — Я уже давно ухаживаю за его могилой. Знаете, я даже попросил падре похоронить меня рядом со стариной Самуэлем. И падре пообещал, что выполнит мою просьбу. Посмотрите, какие красивые стихи здесь написаны.
      Хезеки показал на надпись на памятнике.
     
      Here lies the Body of SAMUEL SNELL
      That for fifty Years pulled the Tenor Bell.
      Through Changes of this Mortal Race
      He Laid his Blows and kept his Place
      Till Death that Changes all did Come
      To Hunt him Down and Call him Home,
      His Wheel is broke his Rope is Slackt
      His Clapper Mute his Metal Crackt,
      Yet when the great Call summons him from Ground
      He shall be Raised up Tuneable and Sound
      MDCXCVIII
     
      — Похоже, работа с Тейлором Паулом очень благотворно влияет на людей, — сказал Уимзи. — Все, кто работал с этим колоколом, прожили долго, ведь так?
      — О! Да, да, именно так, молодой человек. Колокола чувствуют своих звонарей, они не выносят больных людей. А Тейлор Паул подпускает к себе только сильных и здоровых людей. Вот так. Когда я работал со стариной Паулом, я старался заботиться о нем, а он помогал мне. Знаете, если ты работаешь с колоколом, то он проведет с тобой всю жизнь… и даже проводит своим звоном в мир иной.
      — Хм… да… вы правы… — ответил Уимзи. Его сильно впечатлили слова Хезеки.
      Попрощавшись с мистером Лавендером, лорд Питер пошел в церковь. В храме было очень тихо. Уимзи старался идти как можно осторожнее, чтобы случайно не спугнуть, не потревожить совершенно особую атмосферу. Настоятель монастыря Томас мирно покоился в своей могиле. Все вокруг было объято тишиной и сном. Не спали только ангелы на куполе. Они, казалось, неустанно следили за тем, чтобы никто не нарушал благоговейный покой храма. А где-то далеко наверху мирно спали и колокола.
     
      2
      ИСТОРИЯ НОББИ
     
      Страшно… два ангела похоронили его… ночью…
      Я видел это…
     
      Крантон выглядел гораздо лучше, чем тогда, когда они видели его в последний раз. Его, кажется, совсем не удивила новость о том, что его обвиняют в убийстве Декона, человека, который, как известно, погиб уже больше двенадцати лет назад.
      — Отлично! — сказал Крантон. — Я знал, я предполагал, что вы придете именно к такому выводу, хотя и надеялся, что этого не произойдет. Я не делал этого. И я хочу сделать заявление. Присядьте. Простите, здесь, конечно, не очень подходящая обстановка для беседы с джентльменами, но, к сожалению, лучшего здесь я найти не смог. Старая добрая Англия! Знаете, я люблю ее именно такой. Так не будем отвлекаться. С чего, вы хотите, чтобы я начал?
      — С самого начала, — предложил Уимзи. — Рассказывайте все от начала до конца. Чарльз, можно ему закурить?
      — Что ж, милорд, — сказал Крантон. — Хорошо. Слушайте. Я думаю, что мне не стоит вам напоминать, что я крайне обижен и оскорблен всем, что происходит и происходит. Я в сотый раз повторяю, что у меня никогда не было того ожерелья. И вы знаете это. Вы знаете, что я говорю правду. Теперь, как я понимаю, вы хотите услышать историю о том, как я узнал, что Декон возвращается за ожерельем. Что ж, отвечу — он написал мне письмо. Примерно в прошлом июле. Письмо было написано на имя другого человека, который передал его мне. Кто это был — неважно.
      — Гамми Плак, — сказал Паркер.
      — Прошу вас, давайте не будем называть имен, джентльмены. Так вот, это письмо я сжег, как и просил его автор. Я держу свое слово. Итак, я знаю, что Декон, после того, как сбежал из тюрьмы, был вынужден скитаться в течение нескольких дней. Он писал, что не перестает удивляться глупости полиции. Они, по его словам, раза два проходили практически мимо него и так ничего и не обнаружили.
      — Продолжайте, Нобби, — сказал Паркер.
      — Так вот, в третью ночь он прятался в лесу. Тогда-то он и встретил одного парня. По словам Декона, он был абсолютно пьян. Декон не хотел убивать его, он просто думал напугать и прогнать парня, но не рассчитал силу удара. Так что это было непреднамеренное убийство. Однако обратите внимание на то, что так говорил сам Декон, а он был далеко не самым честным человеком, так что правда это или нет — не знаю.
      Убив этого парня, Декон решил забрать его форму, а его одеть в свою одежду. Декон знал, что идет война, в тюрьме рассказывали об этом. Но он, конечно, участия в боевых действиях никогда не принимал. У убитого он нашел немного денег, фонарик и некоторые документы. Естественно, с этими документами и формой ему надо было идти на фронт и присоединяться к местному полку. Так вот, он, конечно, подумал, что хотя это и не самый лучший вариант, но, по крайней мере, все же лучше, чем тюрьма. Тем более, в армии беглеца вряд ли стали бы искать. Так Декон и поступил. Он поменялся одеждой с убитым и столкнул беднягу в канаву, где его потом и обнаружили полицейские и приняли за Декона.
      Конечно, Декон никогда не имел отношения к военному делу, но это его не испугало. Он справедливо рассудил, что особых навыков для того, чтобы изобразить солдата, не надо. Его план состоял в том, чтобы добраться в таком виде до города и там найти кого-нибудь, кто бы помог ему. До ближайшего города он доехал без проблем — то ли на поезде, то ли его кто-то подвез, но это, в сущности, и не важно. В этом городке он ни разу раньше не был. Да это скорее была большая деревня, чем город. Уже из этого города он сел на поезд и поехал в Лондон. Только вот по дороге он встретился с группой солдат. В их компании он, конечно, чувствовал себя крайне неудобно, ведь он ничего не знал о войне и ни слова не мог вставить в их разговор. Он вообще не понимал, о чем они говорили. Декон был довольно умным человеком и мог поддержать разговор на разные темы, но вот что касается военный действий — он был абсолютно бессилен. Так что все, что ему оставалось — это притворяться, что он спит. Он писал, что сел у самого окна и сделал вид, что проспал всю дорогу. Эта уловка сработала, и никто не заметил ничего подозрительного. Единственной проблемой было то, что у одного из солдат была бутылка виски, и он постоянно будил Декона и угощал его. Так что до Лондона Декон добрался абсолютно пьяным. Несколько дней он ничего не ел, так что алкоголь подействовал на него быстро и сильно.
      Один из полицейских записывал все показания. Крантон выпил воды и продолжил.
      — Так вот. Декон писал, что плохо помнит, что было дальше. Когда поезд прибыл в Лондон, он хотел, сойдя с него, пойти куда-нибудь. Только вот это оказать не так уж и просто. Темные улицы города пугали его, и тот парень, с бутылкой виски, решил проводить его. Кажется, ему понравился Декон, а это было на руку нашему беглецу. Кроме того, парень постоянно что-то рассказывал, что тоже было очень хорошо, потому что так Декон мог узнать хоть что-то о войне. Как он добрался до какой-то столовой, Декон не помнил. Помнил он только то, что там тоже пил и все почему-то над ним смеялись. А потом он, должно быть, заснул. Проснулся он в поезде, в котором были одни солдаты. И, как он понял, они ехали на фронт.
      — Интересная история, — сказал Паркер.
      — Все ясно, — добавил Уимзи. — Какой-нибудь доброжелатель проверил его документы, пока Декон спал в кафе, решил, что солдат едет на фронт, и посадил его на поезд с остальными солдатами.
      — Да, так, наверное, и было, — подтвердил Крантон. — А Декон все проспал. Ну, а в поезде ему снова ничего не оставалось, как притворяться спящим. Там уже было много уставших солдат, так что он не выделялся из толпы. Его документы тоже не вызвали никаких подозрений. Вот так. Я думаю, вы понимаете, что всех деталей этого его путешествия я не знаю. Я сам не участвовал в боевых действиях и плохо разбираюсь в процедуре проверки документов, маршрутах передвижения солдат и так далее. Но это, наверное, не так и важно. Так что я рассказываю только то, что знаю, что писал мне Декон. По дороге его ужасно укачало. Он даже не мог вспомнить, на чем он ехал, был ли это поезд, корабль, самолет. Проснулся он только тогда, когда их полк прибыл на место назначения. Затем он пешком отправились дальше. Шли они несколько часов. Декон писал, что это было просто ужасно. Дорога была вся разбита, идти было крайне тяжело. По е словам, они прошли, наверное, миль сто. Хотя мне кажется, что он немного преувеличил. Как бы то ни было, вскоре они дошли до места, где шли боевые действия. Декон писал, ему казалось, что он попал в настоящий ад. Все вокруг полыхало и гремело. В этой суматохе и хаосе Декон потерял свой отряд, потом что-что ударило ему в голову, он упал и потерял сознание. Некоторое время он пролежал в какой-то яме вместе с погибшими. Когда он пришел в себя, вокруг было тихо и темно. По его словам, он вообще не знал, где он, как попал туда и куда теперь надо идти. Он еле-еле выбрался из ямы и медленно пошел, сам не зная куда. Потом он, видимо, снова потерял сознание. Спустя некоторое время его нашла какая-то девушка.
      — Это мы уже знаем, — сказал Паркер.
      — Я вижу, вы многое знаете. Так вот, эта девушка помогла Декону. Они придумали историю про то, что он якобы потерял память. Самым сложным моментом в осуществлении этого плана было изобразить, что он не знает английского. Пару раз его чуть было не поймали на этом. Однако все обошлось. Декону помогло то, что он хорошо знал французский, и он довольно быстро избавился от акцента. Так что план был с блеском осуществлен. Надо признать, что Декон оказался очень изобретательным человеком.
      — Хорошо, теперь расскажите нам об ожерелье, — сказал Паркер.
      — О да. К возвращению на родину за украшением его подтолкнуло одно событие. Однажды ему на глаза попалась газета, в которой была статья о том, что найдено тело беглого заключенного, по официальной версии оно принадлежало Декону. Это была газета от тысяча девятьсот восемнадцатого года, а на глаза Декону она попалась только в двадцать четвертом году. Так он узнал, что в Англии считают, что он погиб. Сначала он и не думал ничего предпринимать — во Франции у него было все: хозяйство, жена, дети — словом, он был вполне счастлив. Однако некоторое время спустя дела на его ферме ухудшились. Естественно, у него появилась мысль, что можно найти ожерелье, продать его и на эти деньги поднять хозяйство. Только он не знал, с чего начать. Тогда он и написал мне. Тогда я сидел в тюрьме, так что письмо получили мои друзья и передали мне его после моего освобождения. Вот такая история.
      — Ясно. Только вот странно, что он решил обратиться именно к вам.
      — А ему больше не к кому было обращаться. Посудите сами. Кого еще он мог просить о помощи в этом деле? Конечно, он мог обратиться только ко мне, старине Нобби Крантону. Знаете, сначала я было отказался от его предложения о сотрудничестве, но в последний момент передумал и решил помочь этому зануде, конечно, за определенное вознаграждение. В ответном письме я сообщил ему, что согласен на сотрудничество, но только при одном условии — он должен предоставить мне информацию о том, где находится ожерелье, чтобы я был уверен, что он не предаст и не обманет меня.
      — Разумное требование, — сказал Паркер.
      — Да. Итак, мое условие было такое — он должен сообщить, где ожерелье. А этот негодяй сказал, что не доверяет мне и не может дать этой информации. Он подумал, что я могу сам забрать украшение и скрыться с ним.
      — Но вы, конечно, не сделали бы этого? — сказал Паркер.
      — Конечно, нет, — ответил Нобби. — Я бы никогда так не поступил. Тем не менее, он мне не поверх и мы переписывались до тех пор, пока не нашли компромисс. В итоге он прислал мне этот шифр. Конечно, я не смог разгадать его. А Декон написал, что если я не верю в то, что шифр верный, тогда я могу съездить в приход храма святого Павла и спросить об этом у некоего Паула, который живет по соседству с Бетти Томасом. Они-то и должны были, по его словам, дать мне ключевую информацию, с помощью которой я бы смог разгадать шифр. Только Декон сказал, что лучше бы мне дождаться его приезда, а не пытаться разгадать шифр самому. Я подумал, что он прав. Я рассудил так. Если я обращусь к этим парням, то они тоже, возможно, захотят получить деньги за информацию. Поэтому проще было бы сотрудничать с одним Деконом — так спокойнее и надежнее. Так что я выслал ему некоторую сумму денег на дорогу и необходимые документы. Конечно, он не мог приехать под собственным именем, использовать имя Легрос он сам не хотел, так что я предложил сделать ему документы на имя Тейлора Паула. Ему эта идея понравилась. Так мы и сделали. Еще я выслал ему кое-какую одежду, потому что, как он сказал, слишком заметно, что его одежда — французского производства. Итак, он приехал двадцать девятого декабря. Это, вы, наверное, тоже знаете, да?
      — Да, это мы знаем, — сказал Бланделл.
      — Хорошо. Когда он был в Дувре, он сообщил, что через день он приедет в Лондон и ожерелье уже будет у него. Я сразу же послал ему телеграмму, где спросил о том, почему я не могу поехать в деревню за украшением вместе с ним. Знаете, я никогда не доверял этому пройдохе. Так вот, ни тридцатого, ни тридцать первого декабря ответа от Декона я не получил. Моя первая мысль была о том, что он снова предал меня и сбежал. Но я сразу же подумал о том, что этого не может быть, ведь я еще был нужен Декону для того, чтобы продать ожерелье. У него самого не было связей, которые необходимы для этого дела. Я долго думал и, в конце концов, пришел к выводу, что для продажи украшения он мог найти себе еще какого-нибудь подельника. А меня он снова бросил. Тогда я решил поехать в деревню и выяснить, что там происходит. Конечно, мне надо было действовать крайне осторожно. Чтобы за мной не было слежки, я поехал через Волбич и встретился со своими друзьями. Один из них подсказал мне хороший план — он рассказал, как можно добраться до деревни пешком, и посоветовал представиться там обычным механиком, который ищет работу.
      — Так вы и сделали.
      — Да. Полпути до деревни я проехал на попутке, остальное — прошел пешком. Погода была просто ужасной. Дорога была не самой приятной.
      — Тогда-то мы с вами и встретились, — заметил Уимзи.
      — О! Если бы я знал, с кем имел удовольствие говорить, я бы сразу вернулся домой, — сказал Крантон. — Но, к сожалению, я ничего не знал и поэтому продолжил свой путь. А что было потом, вы знаете.
      — Вы остановились у Эзры Вайлдерспина и попытались разузнать что-нибудь о Пауле Тейлоре.
      — Да, именно. И представляете, какой меня ждал сюрприз! — воскликнул Нобби. — Мистер Паул Тейлор и мистер Бетти Томас оказались колоколами! Вы можете такое себе представить! А от моего Паула Тейлора, то есть Декона, не было ни слуху, ни духу. Я даже не знал, приезжал ли он в деревню или нет. Да я еще и начал работать у этого Вайлдерспина. У меня и времени-то на поиски Декона не было. Я только и слышал от Эзры: «Драйвер, подойди сюда!» «Стивен, сделай это!» «Стивен, сделай то!» Я тогда начал думать о шифре. У меня появилась мысль о том, что он может быть как-то связан с колоколами. Но как я мог проникнуть на колокольню? Она была всегда под замком. Так что при свете дня у меня не было ни единого шанса пробраться туда. Тогда я решил проникнуть туда тайно, ночью. Я смастерил целый набор отмычек, которые могли бы мне понадобиться, и ночью в субботу покинул дом Эзры.
      А теперь слушайте внимательно, я расскажу вам то, что было на самом деле. Когда я подошел к церкви, на часах было чуть больше полуночи. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что дверь была открыта. Что бы вы подумали на моем месте? Я вот подумал, что я застал Декона. Кто еще мог быть в церкви в такое время? Днем я заходил в храм и посмотрел, где дверь, которая ведет на колокольню. Конечно, я сразу же пошел гуда. Эта дверь тоже была открыта. «Отлично, — подумал я, — Декон здесь, сейчас я его проучу за всю эту историю с Тейлором Паулом и Бетти Томасом и за то, что он не ответил на мою телеграмму». Я поднялся на колокольню. Следующая дверь тоже была открыта. Там было очень темно и тихо. Признаться, у меня даже мурашки побежали по спине. Жуткое место. У меня было ощущение, что из темноты на меня смотрят сотни глаз. Я достал свой фонарик и включил его. Вы когда-нибудь были там? На самом верху колокольни? Вы видели эти колокола? Знаете, я вообще не считаю себя очень впечатлительным человеком. Но тогда со мной случилось что-то странное. Это было ужасное ощущение…
      — Да, я знаю, — сказал Уимзи, — там крайне подавляющая атмосфера. Кажется, будто они вот-вот спустятся и поглотят тебя.
      — Да, да, значит, вы понимаете! — воодушевленно воскликнул Нобби. — Итак, я пришел туда. Однако признаться, даже не знал, с чего начать. Я не знал, какую информацию могут дать мне колокола, не знал, где искать подсказку. Кроме того, у меня сразу же возник вопрос: где Декон? Как только я подумал об этом, я посветил на пол и увидел его!
      — Он был мертв?
      — Никаких признаков жизни он не подавал. Он был весь перевязан веревками, как большая посылка. Я подошел ближе и взглянул на его лицо. Не дай Бог еще раз когда-нибудь увидеть такое!
      — Так, значит, он был мертв?
      — Мертв? — переспросил Крантон. — Конечно. Мертвее не бывает.
      — Как думаете, долго он там пролежал?
      — Не знаю. Противно вспоминать, но я дотронулся до него — он был уже холодный. А веревки… он был весь крепко обвязан ими.
      — А голова? На шее была веревка? — спросил Паркер.
      — Нет-нет, я не думаю, что его повесили. Но в чем причина смерти, я не знаю. Когда я осматривал тело, я вдруг услышал шаги на лестнице — кто-то поднимался наверх. Я быстро вышел на лестницу и поднялся до следующей двери. Конечно, я мог остаться там и объяснить, что когда пришел сюда, Декон был уже мертв, но, учитывая то, что в кармане у меня лежали отмычки, и вообще мое присутствие там было крайне подозрительным, я решил, что лучше спрятаться. Так что я поднялся насколько мог и замер. Буквально через пару секунд кто-то вошел в помещение, где лежал труп «Боже!» — воскликнул он. Было очень темно, так что не разглядел, кто это был. Как мне показалось, паре потащил тело вниз по лестнице.
      Как только шаги стихли, я стал думать, что делать дальше. Дверь, за которой была лестница, ведущая выше, была закрыта. Я открыл ее с помощью отмычки и посмотрел вниз. Интересно, какой высоты колокольня? Примерно, футов сто тридцать, да? Так вот, я увидел, что далеко внизу кто-то вышел из храма с фонарем в руках и пошел по кладбищу. Признаться, от высоты у меня даже закружилась голова. Слава Богу, что еще было темно, и я не видел ничего, кроме света фонарика.
      Простояв там пару секунд, я подумал, что пока там внизу кто-то делает свою грязную работу, лучше бы побыстрее сбежать отсюда. Так что я пошел вниз. Дверь, которую я открыл, я же аккуратно и запер. Потом я включил фонарь, но лучше бы этого не делал, потому что я снова увидел эти ужасные колокола. Знаете, я понял, что ненавижу их. Проходя мимо, я случайно задел один из них. Я никогда не забуду тот ужасный звук, который издал колокол. Этот тихий, но ужасающий звук пробежал эхом по всей колокольне. Можете считать меня сумасшедшим, но в тот момент мне показалось, что колокол — живое существо. Мне стало так страшно и жутко, что я даже зажмурился. Не хотел бы я еще раз испытать то чувство.
      — Ты стал слишком впечатлительным, Нобби, — сказал Паркер.
      — Колокола действительно производят очень сильное впечатление, — сказал Уимзи. — Продолжайте, Дантон.
      — Мне тогда показалось, что я простоял несколько часов, пока колокол не замолчал. Хотя, наверное, прошло не более двух минут. Когда все стихло, я открыл глаза и быстро пошел вниз по лестнице. Фонарь я выронил, когда задел колокол. Спичек у меня не было, так что искать я его не стал. В общем, спускался я в кромешной темноте. Лестница на колокольне очень старая и узкая, а ступеньки — крутые и скользкие. Пару раз я даже падал. Слава Богу, что тот человек, который унес тело Декона, оставил все двери открытыми, и не пришлось возиться с отмычками. Когда я спустился с колокольни, я быстро пошел через зал храма к выходу. На полпути я неожиданно наткнулся на какой-то металлический горшок, опрокинул его и наделал много шума.
      — Скорее всего, это был латунный кувшин для цветов, — сказал Уимзи.
      — Не понимаю, зачем его туда поставили, — продолжил Крантон. — Когда я, наконец, вышел из церкви, я осторожно прокрался через кладбище к воротам и убежал. Я бежал так быстро, как только мог. У Вайлдерспинов я оставил свою зубную щетку и рубашку, но возвращался к ним, да и вообще в эту деревню, я не собирался. Знаете, я бежал оттуда так, будто бежал от дьявола. Это проклятое место. Я старался бежать по лужам и канавам, чтобы не оставлять следов. Было очень холодно, но тогда я даже не чувствовал этого. Добежав до какой-то железнодорожной станции, я нашел поблизости заброшенный сарай, в котором и просидел до утра. Первым же поездом я уехал. Я не знал, как называется станция, на которой я сел на поезд, но потом я узнал, что она находилась примерно в пятнадцати милях от деревни.
      Когда я приехал в Лондон, я понял, что я сильно простудился и серьезно болен. Видите, я до сих пор не могу оправиться, да и, думаю, вряд ли теперь когда-нибудь избавлюсь от последствий болезни. Вот и вся история. Я клянусь вам, джентльмены, что все это чистая правда. Да, еще я забыл сказать, что когда вернулся в Лондон, я понял, что потерял шифр. Но раз вы нашли его на колокольне, значит, я просто выронил его из кармана, когда доставал фонарь. Поверьте, я не убивал Декона. В первый раз я не рассказал вам правды потому, что понимал, что вы вряд ли поверите…
      — Что ж, — сказал Паркер, — пусть это будет вам хорошим уроком. После всего этого, надеюсь, вы поймете, что не стоит но ночам лазить на колокольни, да и вообще лучше держаться от них подальше.
      — Да, конечно, — ответил Нобби. — Теперь у меня каждый раз по коже бегают мурашки, когда я вижу церкви с колокольнями. Этой истории мне хватит на всю жизнь. Больше никогда не переступлю порог церкви.
     
     
      3
      ИСТОРИЯ ВИЛЛИ ТОДЕЯ
     
      В наказание за роптание тела моего не стало.
     
     
      Уимзи еще ни разу не видел в глазах человека столько отчаяния, сколько было во взгляде Вилли Тодея. Он напоминал зверя, загнанного в угол, или птицу, у которой подрезаны крылья. Мэри же хоть и была напугана, но по ее взгляду было видно, что она не сдается, что она готова бороться и отстаивать свою правду. А вот Вилли явно сдался.
      — А теперь вы, двое, — сказал старший инспектор Бланделл. — Мы готовы выслушать то, что вы хотите нам рассказать в свое оправдание.
      — Мы ничего плохого не сделали, чтобы оправдываться, — сказала Мэри.
      — Подожди, Мэри, дай я сам, — сказал Вилли и обратился к старшему инспектору. — Что ж, я так понимаю, вы выяснили что-то по поводу Декона. Вы знаете, что он обманул и предал нас, и мы пытались восстановить справедливость. Вы знаете, Мэри и так натерпелась разных разговоров, вопросов и сплетен. И мы решили, что на данный момент лучшим решением было бы уехать из этой деревни. Мы понимали что все жители поселка только рады узнать что-нибудь, что может скомпрометировать нас. Поэтому мы не стали дожидаться того, когда поползут очередные слухи, и уехали. И что в этом плохого? Нам что, нельзя было уезжать? Мы ни в чем не виноваты. Что у вас есть против нас? Мы имеем право делать то, что хотим. Я не хочу, чтобы допрашивали Мэри, оставьте ее в покое.
      — Понимаешь, Вилли, — сказал Бланделл, — закон есть закон. Декон, конечно, был подлецом. Но его убили, и моя работа — выяснить, кто это сделал, и наказать виновника. Никто не вправе учинять самосуд.
      — Я не буду больше ничего говорить на эту тему, — сказала Вилли Тодей. — Но будет жестоко, если Мэри и меня…
      — Минутку, — вмешался Уимзи. — Я думаю, вы еще не осознали, в каком положении вы находитесь, Тодей. Дело в том, что мы сейчас обсуждаем не вопрос о вашем браке — мы говорим о том, что Декон был убит, и многие факты говорят о том, что причастны к убийству именно вы. Это значит, что мы предъявляем вам официальное обвинение, и если вас будут судить, то и вашей жене придется давать показания. Хотя, конечно, она не обязана свидетельствовать против мужа. Тем не менее, я советую вам рассказать все сейчас, чтобы мы больше не беспокоили ее допросами. Если вы, конечно, действительно хотите, чтобы миссис Тодей оставили в покое.
      — Да, да. Я понимаю. Да. Этого следовало ожидать. Эта история должна была когда-то закончиться. Он погубил мою бедную Мэри. Однажды он уже довел ее до скамьи подсудимых. Он обокрал ее, он лишил ее доброго имени, а наших малышей сделал незаконнорожденными. И если и был на земле человек, который заслужил того, чтобы его убили, то это был Декон. Будь он проклят. Я надеюсь, сейчас он горит в аду.
      — Возможно, так и есть, — сказал Уимзи, — но вы понимаете, что если вы сейчас не расскажете нам всей правды…
      — Мне больше нечего вам сказать, — ответил Тодей. — Моя жена — а Мэри моя жена перед лицом Господа — она никогда ничего не знала обо всем этом. Ничего. И сейчас она ничего не знает, ничего, кроме имени человека, закопанного в ту могилу. И это правда.
      — Хорошо, — сказал Бланделл, — но вам придется доказать это.
      — Это не совсем правда, — сказал Уимзи, — но доказать это можно. Миссис Тодей…
      Женщина с надеждой посмотрела на Уимзи.
      — Когда вы поняли, что ваш первый муж был жив и что ваш брак с Вильямом Тодеем, соответственно, недействителен?
      — Я поняла это только на прошлой неделе, после нашего с вами разговора, милорд.
      — После того, как я показал вам письмо, написанное рукой Декона?
      — Да, милорд.
      — Но как же тогда?.. — начал старший инспектор. Однако Уимзи не дал ему договорить и продолжил свою мысль.
      — Значит, тогда же вы поняли, что человек, которого обнаружили в могиле леди Торпс — Декон.
      — Да, я подумала тогда об этом. Вообще после нашего разговора я поняла многое, чего не понимала и не знала раньше.
      — У вас раньше никогда не было сомнений в том, что Декон погиб в 1918 году?
      — Нет, милорд. До нашего с вами разговора я была в этом уверена. Если бы это было не так, я бы никогда не вышла замуж на Вилли.
      — Вы регулярно посещаете церковь?
      — Да, милорд.
      — Однако в прошлое воскресенье вы не были на службе.
      — Да, милорд. Я не могла прийти… не могла переступить порог храма, зная, что мы с Вилли… что наш брак недействителен.
      — Понятно. Простите, мистер Бланделл, что перебил вас.
      — Что ж, хорошо, — сказал Бланделл. — Но, миссис Тодей, почему вы не сказали, что узнали почерк мужа, когда лорд Питер показал вам письмо?
      — Я испугалась… я хотела сказать, но передумала… я испугалась…
      — Ясно. Вы испугались, что если признаетесь, то у Вилли будут проблемы, да? А теперь, Мэри, послушайте, вот что меня интересует. Как вы поняли, что письмо было написано недавно, а, например, не много лет назад? Почему вы тогда так быстро сделали вывод о том, что ваш муж не погиб тогда, в тысяча девятьсот восемнадцатом? Почему вы сразу подумали, что тело, обнаруженное в могиле леди Торпс, принадлежит вашему мужу? Прошу вас, ответьте правду.
      — Я не знаю… — тихо ответила Мэри. — Я не могу объяснить, почему сразу подумала об этом.
      — Хорошо, — сказал старший инспектор, — но все же постарайтесь подумать и ответить на вопрос, почему вы так подумали? Что подтолкнуло вас к этой мысли? Может быть, потому, что Вилли вам рассказывал что-нибудь? Или вы раньше видели это письмо и знали…
      — Нет, нет!
      — А я бы на вашем месте признался. Понимаете, если бы вы ничего не знали, у вас не было бы причин отрицать, что вы узнали почерк мужа. Вы прекрасно знали, когда было написано это письмо, ведь так?
      — Это неправда.
      — Бланделл, подождите, я думаю, что здесь вы можете ошибаться, — вмешался Уимзи. — Послушайте, если бы миссис Тодей все знала заранее, тогда почему она не пошла в церковь именно в то воскресенье? Я хочу сказать, что если бы она знала, что ее муж жив, она бы не отреагировала таким образом в этот раз. В таком случае она и раньше бы не ходила в храм. Понимаете, о чем я?
      — Что ж, — ответил старший инспектор, — а что тогда с Вилли? Может, это он рассказал вам что-нибудь? Неужели вы скажете, что он тоже ничего не знал?
      — Миссис Тодей, объясните, пожалуйста, — поддержал вопрос Бланделла Уимзи.
      Мэри Тодей явно колебалась, не зная, что ответить.
      — Я не могу вам этого рассказать, — наконец сказала она.
      — Что значит — не можете?! — воскликнул Бланделл. — Ладно, хорошо, скажите тогда…
      — Мэри, не говори ничего, — сказал Вилли. — Не отвечай. Ничего не говори. Они только вывернут твои слова так, что все обернется против тебя. Нам нечего больше вам сказать. Хватит, достаточно вопросов. Достаточно.
      — Не думаю, — сказал Уимзи. — Разве вы не понимаете, что если вы расскажете нам всю правду, и мы поймем, что ваша жена действительно ничего не знает, то мы перестанем задавать вопросы. Более того, если вы поможете следствию, мы обещаем, что поможем вам с официальным восстановлением и переоформлением вашего брака. Мы же понимаем, что кто-то из вас определенно владел информацией. Иначе бы вы, Мэри, не сделали бы тогда столь поспешный вывод о том что обнаруженное тело принадлежит вашему первому мужу. Если вы, Вильям, будете утверждать, что ничего не знали и никак не причастны к происшедшему, тогда у меня появляются основания думать, что виновна в случившемся ваша жена. Могу предположить и другую ситуацию. К примеру, Мэри знала о том, что ее первый муж жив, и в тот день решила рассказать вам об этом, ну, а вы сказали, что не пойдете в храм с женщиной, которая…
      — Прекратите! — крикнул Тодей. — Еще одно слово — и я не ручаюсь за себя! Боже мой! Ничего такого не было, милорд. Она ничего не знала. Я знал. Все, больше ни слова. Я только могу сказать, что хотел сохранить это втайне.
      — Это все, что вы можете нам сказать? — спросил Уимзи. — Так, так.
      — Простите, но теперь вам придется рассказать чуть больше. Когда вы узнали о том, что Декон жив?
      — Когда нашли тело, — ответил Тодей. — Тогда я и узнал.
      Вильям говорил медленно, как будто ему было тяжело произносить каждое слово.
      — Тогда я и понял, кто это, — сказал он еще раз.
      — А почему вы тогда ничего не сказали? — спросил Бланделл.
      — Если бы я сказал, все бы узнали, что наш брак с Мэри недействителен.
      — Но вы бы могли пожениться.
      — Нет, милорд, понимаете, я вообще не хотел, чтобы Мэри что-нибудь узнала. Это был бы слишком тяжелый удар для нее. Да и дети. Получается, что они незаконнорожденные. Я не хотел, не хотел, чтобы кто-то узнал об этом. Поэтому я и принял решение молчать и взять на душу этот грех. Понимаете? Я не хотел, чтобы Мэри узнала… а потом… когда она увидела это письмо… она поняла… Знаете, после того, как было обнаружено это тело, я постоянно думал обо всем этом и вел себя, видимо, как-то странно, не так, как обычно. Естественно, Мэри заметила это. А когда еще и увидела письмо… в общем, после этого она заподозрила, что что-то не так, и сама спросила о том, было ли это тело Декона или нет. Вот так все и выяснилось.
      — А откуда вы узнали, кому принадлежит тело покойного? — спросил Уимзи.
      Тодей долго молчал, прежде чем ответить.
      — Вы же знаете, что тело было изуродовано, — добавил лорд Питер.
      — Вы тогда сами сказали, что убитый сидел в тюрьме… — пробормотал Тодей, — вот я и подумал…
      — Подождите, — прервал его старший инспектор. — Когда это лорд Питер такое говорил? Простите, но такого быть не может. Мы не распространялись о наших подозрениях и обсуждали дело в узком кругу.
      — Я слышал об этом от Эмили, — медленно ответил Тодей. — Она узнала об этом из разговора милорда с Бантером. Она случайно услышала…
      — Неужели? — спросил Бланделл. — И что же еще, интересно, слышала Эмили? И эта бутылка! Так, значит, кто-то велел Эмили стереть с бутылки отпечатки пальцев? Отвечайте!
      — Она не хотела, она случайно, — ответил Вилли. — Это простое любопытство. Вы же знаете, что молодые девушки всегда бывают очень любопытными. Она случайно услышала разговор. А на следующий день она пришла к нам и рассказала об этом Мэри. Просто так…
      — Так вот оно что! Так, хорошо. Тогда вернемся к Декону. Вы узнали, что Эмили услышала разговор лорда Питера с Бантером, в котором лорд Питер высказал предположение, что погибший при жизни сидел в тюрьме. Так? И какой же вывод вы сделали?
      — Я решил, что это Декон. Я еще тогда подумал, что этот дьявол снова вернулся, чтобы разрушить нашу жизнь. Конечно, я не был уверен в том, что это был именно Декон, но почему-то я подумал именно так.
      — И зачем, как вы думаете, он приезжал в деревню?
      — Откуда мне знать? Я и не думал о его цели.
      — А я вот думаю, что он приезжал за ожерельем. Вы не разделяете мою точку зрения? — спросил Бланделл.
      Тодей был явно удивлен такими словами.
      — Ожерелье? — переспросил Вильям. — Он приезжал за ожерельем? Вы хотите сказать, что драгоценности были у него? Мы всегда думали, что украшение у Крантона.
      — Вы не знали, что ожерелье было спрятано в церкви?
      — В церкви?
      — Мы нашли тайник в понедельник, — сказал лорд Питер. — Ожерелье было спрятано под куполом.
      — В церкви под куполом? Так вот что он… Так, значит, ожерелье найдено? Слава Богу! Теперь никто не посмеет сказать, что украшение прячет Мэри.
      — Да, это так, — сказал Уимзи. — Только мне показалось, что вы хотели сказать что-то еще. «Так вот что он…» Что? «Так вот что он искал в церкви в ночь, когда я нашел его». Так?
      — Нет, милорд. Я хотел сказать: «Так вот что он сделал с ожерельем». — Лицо Тодея исказилось гримасой злости и ненависти и, немного помолчав, он добавил. — Негодяй! Значит, он обманул, предал и подставил еще и своего сообщника.
      — Да, — подтвердил Уимзи. — Боюсь, в оправдание мистера Декона сказать нечего. Простите, миссис Тодей, но он действительно был далеко не самым хорошим и порядочным человеком. От его дел пострадали очень многие люди. Думаю, вы должны знать, что во Франции он женился. И сейчас его жена осталась одна с тремя детьми на руках.
      — Бедняжка! — воскликнула Мэри.
      — Негодяй! Если бы я только знал, я бы… — крикнул Вилли, еле-еле сдерживая эмоции.
      — Что?
      — Неважно… А как он попал во Францию? Как?
      — Это долгая история, — ответил Уимзи. — И это не так важно на данный момент. Давайте лучше вернемся к вашей истории. Так, значит, вы узнали, что тело, найденное на кладбище, предположительно принадлежит бывшему заключенному. И, даже несмотря на то, что лицо пострадавшего изуродовано до неузнаваемости, вы почему-то приходите к выводу, что это не кто иной, как Джеффри Декон, который по официальной версии погиб в 1918 году. Жене о своей догадке вы ничего не говорите. На следующий день вы видите письмо, написанное рукой Декона. В принципе оно могло быть написано когда угодно, но вы опять же почему-то расцениваете это как доказательство того, что Декон недавно был в деревне и это его обнаружили на кладбище. И, даже не дождавшись окончания расследования, вы оба срочно уезжаете, чтобы повторно зарегистрировать свой брак. Причем у вас даже сомнения не возникает, что найденное тело может принадлежать не Декону. Так?
      — Так, милорд.
      — Знаете, признаться, я не могу поверить в эту историю, — сказал Бланделл. — Что ж, Вильям Тодей. Я надеюсь, вы осознаете свое положение. Да, я понижаю, что вы имеете право не отвечать на вопросы. Тем не менее, я думаю, вам стоит рассказать всю правду. Дело в том, что если вам не поверим не только мы, но и коронер, тогда вы предстанете перед судом по обвинению в убийстве. Поэтому лучше уж не дотягивать до суда, а рассказать все сейчас. Выбор за вами.
      — Мне больше нечего сказать, мистер Бланделл.
      — Что ж, я тоже вам все рассказал, больше ничего добавить не могу, — сказал Уимзи. — Жаль, что вы так себя повели, ведь суд действительно вряд ли поверит в эту вашу историю. Я думаю, судья решит, что вы знали, что Декон был жив, и это именно вы встретили его в церкви ночью тридцатого декабря.
      Сказав это, лорд Питер помолчал пару секунд, ожидая реакции Тодея.
      — Есть же еще и Чудак Пик, — продолжил Уимзи. — Я думаю, что он не настолько сумасшедший, чтобы придумать историю о том, что видел и слышал той ночью в церкви. Человек с черной бородой, голоса в ризнице, Вилли Тодей с веревкой в руках… Кстати, а зачем вы тогда приходили в церковь? Может быть, вы увидели там свет и решили посмотреть, что происходит? А в ризнице вы обнаружили какого-то подозрительного человека. Вы окликнули его, обнаружив свое присутствие. И когда этот человек заговорил, вы поняли, кто это. Знаете, вам повезло, что этот парень не застрелил вас. Хотя, возможно, вы застали его безоружным. Вы говорили с ним, да? Вы сразу поняли, что его появление совсем нежелательно для вашей семьи, поэтому сначала вы решили договориться с ним по-хорошему. Наверное, предложили ему те самые двести фунтов, чтобы он уехал, а сами обещали молчать о том, что видели его. Потом вы решили, что его надо связать, чтобы он не сбежал. Только вот не могу понять, как вам удалось заставить его согласиться на это. Может, вы и не спрашивали? Сделали кляп? Или что?.. Не поможете мне? Ну да это и не так важно. Так вот, вы связали его и оставили в ризнице, а сами пошли за ключами к мистеру Венейблсу. Кстати, вам очень повезло, что ключи тогда оказались на месте, и вам удалось их украсть. Затем вы вернулись в церковь и перетащили связанного Декона на колокольню. Убивать вы его, конечно, не собирались. А на колокольню притащили его потому, что там было проще спрятать заложника. Потом вы, должно быть, принесли ему поесть. Миссис Тодей об этом нам тоже, наверное, может рассказать. Миссис Тодей, вы не заметили тогда пропажи одной квартовой бутылки пива? Одной из тех, что вы покупали для Джеймса.
      Этот вопрос явно насторожил миссис Тодей, но она ничего не ответила.
      — На следующий день вы отправились в Волбич за деньгами, — продолжил лорд Питер, — но по дороге вам стало плохо и вы не смогли самостоятельно добраться до дома, чтобы освободить Декона и отдать ему деньги. Неприятная ситуация, да? Жену вы не хотели посвящать в эту историю, тогда решили попросить о помощи Джеймса.
      Тодей поднял голову, внимательно посмотрел на Уимзи и сказал:
      — Я не буду ничего отрицать, не буду и подтверждать ваши слова. Скажу только одно — я никогда ни слова не говорил Джеймсу о Деконе. Ни слова. Это правда.
      — Хорошо, — сказал Уимзи. — Что случилось в период с тридцатого декабря по четвертое, я не знаю, Но результатом этого было убийство Декона. Кто это сделал, мы не знаем. И кто закопал тело в ночь четвертого числа, мы тоже не знаем. Но этот кто-то был настолько осмотрителен, что избавился от всего, что могло помочь при опознании трупа — лицо изуродовано, Пальцев, чтобы взять отпечатки, нет. И сейчас нас интересуют следующие вопросы. Когда был убит Декон? Кто это сделал, и кто похоронил его? Мы знаем, что вы не могли похоронить его сами, так как в то время вы были больны, но что касается убийства — это другой вопрос. Понимаете, Тодей, Декон умер вовсе не от истощения. Медицинская экспертиза показала, что Декон ел незадолго до смерти, то есть умер он с полным желудком. Вы не могли кормить его после утра тридцать первого числа. Если мы предположим, что вы не убили его до этого момента, тогда кто кормил его после тридцать первого? Кто покормил его, а потом убил и вытащил с колокольни в ночь четвертого января? Кстати, в этот момент в колокольне был свидетель, который видел труп и опознал его. Свидетель, который…
      — Подождите, милорд, — сказал старший инспектор, — миссис Тодей потеряла сознание.
     
      4
       МЕДЛЕННАЯ РАБОТА
     
      Кто закрыл море… и разрушил мой дом?
     
      — Он ничего не расскажет, — сказал Бланделл.
      — Я знаю, — ответил Уимзи, — а вы арестовали его?
      — Нет, милорд. Я отпустил его домой и велел еще раз подумать о своих показаниях. Он уже никуда от нас не денется. Мне кажется, что можно быть уверенным в том, что он знает убийцу. Убийца — не Вилли, но он почему-то скрывает имя преступника. Думаю, мы вытянем из него больше информации после того, как допросим Джеймса Тодея. Джеймс вернется в Англию в конце месяца. Компании, где он работает, послали запрос, в котором сообщили, что его срочно вызывают домой. Они даже подготовили человека, который заменит Джеймса в рейсе.
      — Отлично. Знаете, темное это дело. Я вот все думаю о том, что если в этой истории кто и заслуживал смерти, то это был Декон. Если бы его схватили, его приговорили бы к повешению. Но тогда зачем мы ищем и хотим наказать того, кто взял на себя эту грязную работу?
      — Закон есть закон, — ответил Бланделл. — И мы не имеем право осуждать его. А чтобы наказать Вилли Тодея, нам еще предстоит немало поработать. Итак, Декона убили после того, как он поел. Если это Вилли убил его тридцатого или тридцать первого декабря, тогда зачем он ездил за деньгами в город? Если Декон к тому времени был уже мертв, зачем Вилли деньги? С другой стороны, если Декон был жив до четвертого числа, тогда кто кормил его? Если его убил Джеймс, тогда зачем сначала он покормил его? Получается какая-то бессмыслица.
      — Давайте предположим, что Декона кто-то покормил, — сказал Уимзи. — Можно предположить, что он, например, сказал что-то не то, чем разозлил преступника, и тот в пылу злобы убил его.
      — Возможно. Тогда другой вопрос — как был убит Декон? Его не застрелили, не задушили, не забили до смерти.
      — Вот этого я не знаю, — ответил Уимзи. — Знаете, Что я вам скажу: тот, кто убил его — настоящий благодетель, он избавил общество от этого негодяя. Я бы тоже, не задумываясь, убил его. Может, я это и сделал. А может, падре. А может, Хезеки Лавендер.
      — Не думаю, что в вашем списке — настоящий убийца, — сказал Бланделл. — А вот, например. Чудак Пик. Он всегда по ночам крутится вокруг церкви. Только вот вряд ли он мог пробраться на колокольню. Нет, нам надо дождаться Джеймса. Я уверен, что он может нам многое рассказать.
      — Вы думаете? Мне кажется, что от него будет довольно тяжело добиться стоящей информации.
      — Ничего, мы найдем способ. Кстати, вы не собираетесь в деревню?
      — Нет, не сейчас. Я думаю, в данный момент я мало что могу там сделать. Мой брат Денвер и я едем в Волбич на открытие новой дамбы. Надеюсь, мы с вами там увидимся.
     
      За всю следующую неделю произошло, пожалуй, лишь одно значимое событие — внезапная смерть миссис Вилбрехэм. Она умерла ночью, в полном одиночестве… сжимая в руках ожерелье. По завещанию, которое старушка составила пятнадцать лет назад, все свое имущество она передавала своему кузену Генри Торпсу, «потому что это единственный честный и по-настоящему благородный человек, которого я знаю». После смерти Генри состояние автоматически должно было перейти к его наследнице — Хилари. Однако незадолго до своей смерти миссис Вилбрехэм внесла некоторые изменения в завещание. Во-первых, так как Генри умер раньше нее, то наследство было переоформлено сразу на Хилари, а во-вторых, ожерелье миссис Вилбрехэм решила завещать «лорду Питеру Уимзи, так как он искренне пытался нам помочь, не преследуя никаких материальных целей. Доброта должна быть вознаграждена». Кроме того, по последней воле миссис Вилбрехэм лорд Питер должен был стать опекуном Хилари.
      Лорд Питер был крайне удивлен таким поворотом событий. Он сразу же предложил ожерелье Хилари, но она отказалась брать его, объяснив это тем, что для нее с этим украшением связано слишком много тяжелых воспоминаний. Кроме того, мисс Торпс не сразу согласилась принять состояние покойной миссис Вилбрехэм. Лорду Питеру пришлось долго уговаривать Хилари не отказываться от завещанного. Она не хотела становиться наследницей — всего в жизни Хилари хотела добиться сама. «Дядя Эдвард теперь будет еще строже, чем раньше, — сказала она. — Если я буду наследницей, он захочет, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь богача. А я вообще не хочу выходить замуж, а если и выходить, то только за бедного достойного человека. Дядюшка точно будет против».
      — Ну и не выходите замуж, — сказал Уимзи, — будете богатой незамужней женщиной.
      — И жить как тетушка Вилбрехэм? Нет уж, это не для меня!
      — Конечно, нет. Вы будете совсем не такой, вы будете милой состоятельной женщиной, у которой будет возможность наслаждаться жизнью и свободой.
      — Вы думаете? А вы знаете кого-нибудь, кто так живет?
      — Ну, я, например. Я тоже одинок, и у меня есть неплохое состояние. Знаете, на своем опыте скажу, что иметь деньги — это не так уж и плохо. Вы ведь понимаете, что совсем необязательно тратить все на развлечения. Вы можете вложить деньги в какое-нибудь дело, в строительство, например, или во что вам будет угодно. А если вы откажетесь от наследства, оно перейдет какому-нибудь скучному скупому человеку, как, например, дядюшка Эдвард. Он-то, я думаю, будет обращаться с деньгами так же, как миссис Вилбрехэм.
      — Да… это точно, — задумчиво ответил Хилари.
      — У вас есть еще несколько лет до совершеннолетия на раздумья, — сказал Уимзи, — а потом вы сможете распорядиться деньгами как вам захочется — хоть выбросить их в Темзу. Не принимайте пока скоропалительных решений. А вот я действительно не знаю, что мне делать с этим ожерельем.
      — Ненавижу эти камешки… Они убили моего дедушку… моего отца… Декона… Вдруг они убьют еще кого-нибудь. Они прокляты. Я никогда даже не прикоснусь к ним.
      — Знаете, что я вам скажу? Пусть ожерелье побудет у меня до тех пор, пока вам не исполнится двадцать один год. А тогда уж мы решим, что делать с ним.
      Хилари согласилась. А Уимзи, признаться, был расстроен. Он думал о том, что его вмешательство приносит одни разочарования и проблемы. Лорд Питер уже тысячу раз пожалел о том, что с его помощью было установлено, что тело, найденное на кладбище, принадлежит Декону. Для всех было бы лучше, если бы это осталось втайне.
      В конце месяца состоялось открытие новой дамбы. Погода в день праздника была просто прекрасной. Брат лорда Питера герцог Денвер произнес торжественную речь. Словом, праздник как праздник… трое человек упали в реку, четверо мужчин и одна пожилая женщина напились до такого состоянии, что их арестовали, Готобед-младший выиграл главный приз в спортивном конкурсе…
      А река Вейл по-прежнему несла свои воды в море, но уже через новую дамбу…
      Некоторое время Уимзи стоял у дамбы, наблюдая за тем, как вода, бурля, переходит с одного уровня на другой.
      — Отлично работает, — сказал кто-то сзади.
      Уимзи обернулся и увидел одного из инженеров.
      — Вы искусственно создали глубину, да?
      — Углубили всего на несколько футов, остальное река сделает сама. Теперь-то благодаря каналу и дамбе наладится и судоходство. Река станет глубже. Знаете, все это очень важно для развития города. Проект системы дамб, шлюзов и каналов разрабатывался много лет. Вот, казалось бы, как просто придумано — дамба регулирует количество воды в реке и ее притоках. Благодаря дамбе вода из болот уходит в реки — они становятся более полноводными, а, следовательно, налаживается судоходство. Словом, все кажется, просто, а людям потребоваться не один десяток лет, чтобы понять это.
      — Да уж, — ответил Уимзи, — а теперь воды будет больше и в Фоти Фут?
      — Да. Если старый шлюз и новая дамба будут работать исправно, то по каналу можно будет доплыть от Лимхолта до Лимпси. Раньше всегда существовала опасность того, что старый шлюз может не выдержать напора воды весной, тогда город может затопить. Но теперь новая дамба отлично регулирует поток воды, и шлюз должен спокойно справляться с рекой даже в период половодий.
      — О, и вы думаете, что старый шлюз выдержит? — спросил Уимзи.
      — Да, конечно, — улыбаясь, ответил инженер, — выдержит, по крайней мере — должен. Раньше воды было еще больше, течение сильнее, а в половодье уровень воды не контролировали, и даже в те времена шлюз отлично справлялся. Так что и теперь все будет нормально.
      — Что ж, вы построили дамбу и прочистили канал, но вы не думаете, что затор может возникнуть и в другой части реки?
      — Да, это вполне возможно. Берега у реки не из казенной породы, возможны обвалы. Однако мы готовы работать и дальше, если только начальство, конечно, не примет решения просто осушить все.
      — А возможен и такой вариант?
      — Если честно, то вряд ли. Пока все идет хорошо, особых проблем не возникает. Надеюсь, все и дальше будет нормально. Вот посмотрите, мы отметили здесь уровни самой высокой и самой низкой воды, которая была здесь за все годы наблюдения… Но простите, мне надо пойти к рабочим, — сказал инженер и спешно куда-то ушел.
      — Ну и что насчет моего старого шлюза?
      — О! Это вы?
      — Да, я, — сказал мужчина, который только что подошел к Уимзи. Это был смотритель старого шлюза. — Это я, кто же еще. Посмотрите, сколько же денег они потратили на эту дамбу. Тысячи. А мой шлюз, по их мнению, и без ремонта проработает еще не один десяток лет.
      — Из Женевы еще ответа нет?
      — Что? — переспросил смотритель, — а, вы о том, что я тогда сказал? Хорошая шутка, да? Хм… пожалуй, им стоит над этим подумать, а почему бы и нет? Ну да ладно. Что вам рассказал этот человек?
      — Вода в Фоти Фут поднимется.
      — Да? Ну, этого следовало ожидать. Все взаимосвязано.
      — Странно, но, несмотря на это, они совсем не волнуются за старый шлюз.
      — Конечно, я же говорил вам. Они уверены, что он будет работать сам, без ремонта. Что ж, это их заботы.
      — Да, но в итоге болота по-прежнему будут под водой.
      — Да, конечно, вы правы, — признал смотритель, — вы абсолютно правы. Но никто этого не понимает, вернее, не хочет понимать, и никто ничего не хочет предпринимать. Всем удобно нынешнее положение де. А тем временем все идет своим чередом… вода в шлюзе поднимается и опускается, снова поднимается и опять опускается…
      — Сейчас они работают над осушением в районе Мере Вош и Фрогглесхэме?
      — Да, но это не значит, что они доберутся до Фоти Фуг. Районы, которые вы назвали, находятся в ведомстве определенных организаций. А про мой шлюз я уже рассказывал.
      — Но ведь вода, которая проходит через шлюз, нужна городу, они должны заботиться о шлюзе…
      — Они сами не знают, что им надо. А вот я знаю, что надо мне — новые створки для шлюза. Я уже просил об этом тысячу раз, писал письма, даже был на приеме у одного чиновника. Я сказал ему: «Мистер, что насчет новых створок для шлюза?» «Это не в нашем ведомстве», — ответил он. «Конечно, — сказал я, — не в вашем. А если затопит половину деревни, это тоже будет не в вашем ведомстве, да?» На это мне уже ничего не ответили.
      — Хм… что ж… не расстраивайтесь так, — сказал Уимзи.
      Вскоре вернулся инженер, и смотритель, конечно, не упустил случая спросить его о своем шлюзе.
      — О, я думаю, все будет в порядке, — сказал инженер. — Признаться, я тоже считаю, что створки надо отремонтировать и укрепить. Я обязательно поговорю об этом с начальством. Но, к сожалению, перед началом работ надо получить множество документов от различных инстанций с разрешением на ремонт. От законов никуда не деться. Эта волокита займет немало времени. Да и ремонтные работы над таким объектом, как шлюз, могут затянуться, поэтому сначала надо закончить все проекты, которые у нас сейчас есть, и только потом приступать к новому. Мы не можем работать на нескольких объектах одновременно. К тому же, насколько я знаю, шлюз находится не только в нашем ведомстве. Мы уже несколько раз посылали той компании запрос, в котором сообщали, что им стоит заняться укреплением берегов реки в том районе и стен шлюза. Вот если они не сделают этого, тогда, конечно, будут проблемы. Но мы их предупреждали, так что это уже их дело.
      Уимзи слушал инженера, но мысли его были по-прежнему далеко. Он все еще думал о том, что для всех было бы лучше, если бы тело Декона вообще не нашли.
     
      Когда Джеймс Тодей вернулся в Англию, в офисе компании, в которой он работал, ему сообщили, что он необходим полиции в качестве свидетеля.
      Джеймс был крепким коренастым мужчиной со светло-голубыми глазами. Выглядел он намного старше Вильяма. Вел себя Джеймс крайне сдержанно. На допросе он спокойно рассказал свою историю, не углубляясь в детали и подробности. По его словам, в поезде по пути из деревни он почувствовал, что ему нездоровится. Скорее всего, он заразился гриппом от брата. Когда Джеймс добрался до Лондона, ему стало совсем плохо, поэтому он отправил телеграмму на работу и предупредил, что опоздает. День он провел, сидя у камина в холле гостиницы на Ливерпульской улице. Он сказал, что там его должны были запомнить. К вечеру выяснилось, что свободных комнат в гостинице нет, поэтому Джеймс, собравшись с силами, пошел в другой отель. Точного адреса отеля, где он переночевал, Джеймс не вспомнил, но сказал, что там было очень мило, чисто и уютно. Утром, несмотря на то, что чувствовал слабость и головокружение, он решил ехать дальше. На вопрос о том, был ли он в курсе того, что произошло в деревне, он ответил, что читал в газете о том, что на кладбище был обнаружен труп, но никаких подробностей не знал. Предположений о том, кто бы это мог быть, у Джеймса якобы тоже не было. Когда ему сообщили, что тело принадлежит Джеффри Декону, он был явно удивлен, если не сказать больше. Эта новость просто шокировала Джеймса.
      Однако Бланделлу показалось, что шокирован Джеймс был не столько новостью о том, что найдено тело Декона, сколько тем фактом, что полиция в курсе всего этого.
      После допроса Бланделл поблагодарил Джеймса Тодея за показания и помощь следствию и попросил некоторое время никуда не уезжать.
      Гостиницу, в которой Тодей просидел целый день, когда ему было плохо, полицейские нашли довольно быстро. Там действительно подтвердили, что Джеймс был там и провел целый день, сидя у камина в холле. А вот с отелем, где мистер Тодей переночевал, оказалось сложнее.
      Затем полицейские выяснили то обстоятельство, что четвертого января человек, по описанию похожий на Джеймса Тодея, брал напрокат мотоцикл. А обратно мотоцикл был передан через какого-то молодого человека.
      Когда Паркер, который был ответственен за часть расследования, связанную с Лондоном, узнал об этом, он поднял настоящую панику и решил, что этот самый посредник, который передавал мотоцикл, может быть как-то замешан в деле. Однако Паркер ошибся. Парень был абсолютно ни при чем. После непродолжительных поисков его доставили в Скотленд-ярд. Это оказался некий Фрэнк Дженкинс, который искал работу в Лондоне. Он рассказал, что хорошо помнит тот случай с мотоциклом. Утром пятого января в районе Блумсбери к нему подошел невысокий мужчина. Дженкинс вспомнил, что глаза у незнакомца были светло-голубые. Фрэнку показалось, что незнакомец явно привык давать распоряжения и командовать — говорил он четко и быстро. По мнению Дженкинса, этот парень был моряком и, должно быть, занимал какой-нибудь руководящий пост, возможно, был капитаном. Правда, одет он был совсем не в морскую форму — на нем была мокрая и грязная куртка. Так вот, как рассказал Дженкинс, этот мужчина подошел к нему и сказал: «Эй, сынок, хочешь подзаработать?» Фрэнк ответил: «Да». Тогда моряк спросил: «Умеешь управлять мотоциклом?» Дженкинс снова ответил положительно. И мужчина объяснил ему, что надо делать. Надо было вернуть мотоцикл в гараж, забрать залог и отвезти его в таверну Рагби, на перекрестке Грейт-Джеймс-стрит и Чапел-стрит. Незнакомец якобы будет ждать его там. Дженкинс сделал все так, как ему было велено, выполнение поручения заняло у него не больше часа. Какого же было его удивление, когда он приехал в таверну и обнаружил, что моряка там нет. Фрэнк спросил женщину, которая работала в Рагби официанткой, не видела ли она этого человека. Она ответила, что он ушел в сторону Гилфорд-стрит. Дженкинс полдня бегал по окрестностям в его поисках, но тщетно. Тогда он решил оставить деньги, которые были залогом за мотоцикл, хозяину таверны. Еще он оставил записку, которую попросил передать вместе с деньгами, когда за ними придут. В записке он сообщил, что все сделал, как его просили, но ждать больше не может, поэтому оставляет деньги в таверне, а за свою работу берет полкроны.
      Хозяин таверны подтвердил показания Дженкинса и сообщил, что незнакомец за деньгами так и не пришел. Кроме того, в конверте с деньгами была еще и расписка, составленная от имени Джозефа Смита.
      Эта история, конечно, скомпрометировала Джеймса Тодея. Кстати, Фрэнк Дженкинс сразу узнал в Тодее того самого незнакомца. Джеймс, конечно, все отрицал и настаивал на том, что все это какая-то ошибка.
      Из этих допросов Паркер выяснил две вещи: во-первых, Фрэнк ни при чем, во-вторых, с Джеймсом все не так просто, как кажется.
      Мистер Паркер решил посоветоваться с лордом Питером. Уимзи сказал:
      — Я думаю, что это может быть хорошей зацепкой. Попробуйте сделать следующее — устройте так, чтобы Вильям и Джеймс оказались одни в комнате. Установите в помещении скрытый микрофон. Конечно, это не очень этично, тем не менее, вы увидите, что многое удастся выяснить.
      Четвертого января братья впервые встретились в приемном кабинете в Скотленд-ярде. Инспектор подстроил так, что в этот момент в кабинете больше никого не было, чтобы спровоцировать Вильяма и Джеймса на разговор.
      — Что ж, Вильям, — сказал Джеймс.
      — Да, вот так, Джеймс, — сказал Вильям.
      После нескольких секунд молчания Джеймс спросил:
      — Что они знают?
      — Насколько я понял, все.
      Они снова замолчали. Первым снова заговорил Джеймс:
      — Хорошо. Тогда позволь мне взять вину на себя. Я не женат. А ты должен подумать о Мэри и детях. Я только хотел спросить: неужели не было никакого другого выхода… чтобы избавиться от этого парня, не убивая его?
      — Я тоже хотел задать тебе именно этот вопрос, — сказал Вильям.
      — Ты хочешь сказать, что это не ты убил его?
      — Конечно, нет. Я был бы последним дураком, если бы сделал это. Я хотел избавиться от него совсем другим способом — я предложил ему двести фунтов, чтобы он уехал и больше никогда не возвращался. Если бы я не заболел, я бы отдал ему деньги, и он навсегда бы исчез из нашей жизни. Я думал… я думал, что это ты убил его. Боже мой! Когда его нашли… когда он восстал из могилы… это было как Судный день… я тогда подумал, что лучше бы ты убил меня вместо него.
      — Но я и пальцем к нему не притрагивался, Вилли. Только когда он был уже мертв… Я никогда, никогда не винил тебя за то, что ты сделал. Я думал, что если ты сделал это, то у тебя были причины. Клянусь, никогда не осуждал тебя, Вилли. Когда я увидел его, он уже был мертв. Я подумал, что ты убил его. Тогда я избил его лицо, чтобы никто никогда не догадался, кто это, и не заподозрил тебя… Тогда же мне пришла в голову идея похоронить его в той могиле. Она была совсем еще свежая. Может, было бы лучше, если бы я отнес его куда-нибудь подальше или сбросил бы в канаву.
      — Подожди, Джеймс. Если ты не убивал его, тогда кто это сделал?
      В этот момент в кабинет вошли старший инспектор Бланделл, Паркер и лорд Питер Уимзи.
     
      5
       ВАЖНЫЕ ПОКАЗАНИЯ
     
      Шептали они из могил… обезображенное тело…
     
     
      Теперь оба свидетеля, которые раньше вообще с неохотой давали показания, говорили быстро и постоянно перебивали друг друга. Инспектор даже не выдержал такого темпа рассказа и попросил, чтобы Джеймс и Вильям взяли себя в руки и отвечали на поставленные вопросы по очереди.
      — Итак, вы оба подозревали друг друга в убийстве и оба пытались покрыть друг друга, — сказал инспектор. — Это мы слышали. Теперь, чтобы избежать недоразумений, прошу вас рассказать все по порядку. Сначала вы, Вильям.
      — Хорошо, сэр, — сказал Вильям, — хотя ничего нового я вам не расскажу. Дело в том, что милорд все выяснил до мельчайших подробностей, и вы знаете практически все. Я был невероятно удивлен, когда милорд в подробностях рассказал мне то, что я сделал в ту ночь. Прежде чем я сам все расскажу, я хочу обратить ваше внимание на то, что моя жена действительно ничего не знала, абсолютно ничего. Все это время я только и думал о том, как уберечь ее от всего происходящего.
      Начну с самого начала, то есть с вечера тридцатого декабря. Я шел домой от сэра Генри. Я ходил к нему, чтобы осмотреть больную корову. Было уже довольно поздно. Когда я проходил мимо церкви, я увидел, что какой-то человек поднялся по лестнице на крыльцо храма. На улице было очень темно и начинался снегопад. Я заметил человека только потому, что в руках у него был фонарик. Я подумал, что это Чудак Пик, и решил, что его надо остановить и вернуть домой, чтобы он, не дай Бог, чего не натворил. Поэтому я подошел к крыльцу и крикнул: «Эй! Кто здесь?» Никто не откликнулся. Тогда я пошел вокруг церкви, чтобы посмотреть, куда же делся этот ночной гость. Проходя мимо окна ризницы, я увидел свет. Тогда я подумал, что это, должно быть, падре. Когда я подошел к двери и толкнул ее, оказалось, что она открыта. Я вошел внутрь. Из ризницы доносился какой-то шум. Я пошел посмотреть. Когда я заглянул туда, я увидел мужчину, который стоял спиной ко мне. На столе лежал револьвер. Пользуясь тем, что человек меня не видел, я резким движением схватил револьвер и крикнул: «Что вы тут делаете?» Мужчина испугался и сразу бросился к столу. Но револьвер уже был у меня. «Нет, — сказал я, — ничего не получится, — ваше оружие у меня, и, поверьте, я знаю, как им пользоваться. Что вы здесь делаете?» Сначала он начал рассказывать какую-то нелепую историю о том, что он искал, где переночевать. Тогда я сказал: «Не говорите ерунды. Зачем тогда вам револьвер? Поднимите руки! Посмотрим, что у вас еще есть». Я подошел к нему и проверил карманы. В одном из них я нашел связку отмычек. «Что ж, — сказал я, — все понятно. Вот зачем вы здесь». Тогда он как-то странно посмотрел на меня, вдруг громко рассмеялся и сказал: «Подумай еще раз, Вильям Тодей». «Откуда вы знаете мое имя?» — спросил я. Потом я повнимательнее посмотрел на мужчину и узнал его. «Боже мой! Джефф Декон!» — воскликнул я. Он сказал: «Да, именно. А ты тот самый человек, который женился на моей жене». И он снова зло рассмеялся. Тогда-то я и понял, что происходит.
      — Откуда же он узнал обо всем? Ведь Крантон ему ничего не говорил, — спросил Уимзи.
      — Это тот его подельник? Нет, Декон сказал, что сначала он собирался приехать к Мэри, но потом узнал, что она вышла замуж, и решил разведать обстановку. Вообще-то тогда я и не понял, зачем он приехал. Только теперь я понимаю, что он приезжал за ожерельем. Он сказал мне, чтобы я никому не смел говорить о нашей встрече. Я спросил, где он был все это время. Он ответил, что это не мое дело. Тогда я спросил, зачем он приехал. Он ответил, что за деньгами. Я подумал, что он решил шантажировать Мэри. Эта мысль просто взбесила меня. Я уже хотел было сдать Декона полиции, но подумал о том, что будет с Мэри и детьми, если они узнают обо всем этом. Меньше всего на свете я хотел, чтобы Мэри страдала. Я тогда дал себе слово, что этот негодяй больше никогда не причинит боли моей Мэри. Декон понимал, что я не выдам его полиции, поэтому стоял тогда передо мной и нагло улыбался.
      В конце концов, я решил заключить с ним соглашение. Я сказал, что дам ему денег при условии, что он уедет из страны и никогда больше здесь не появится. Но денег у меня с собой, естественно, не было, поэтому надо было где-то спрятать Декона, да еще так, чтобы быть уверенным в том, что он не убежит. Я решил спрятать его на колокольне. Он согласился. Но для осуществления этого плана надо было достать ключи.
      Опять же оставлять Декона в церкви, а самому идти за ключами было опасно. Поэтому я посадил его в шкаф и запер снаружи. Но потом подумал, что он легко сможет выбраться оттуда, и решил, что надежнее будет его связать. Иначе, какие у меня были бы гарантии, что он не убежит, или не подстережет меня, когда я буду возвращаться от падре, и не убьет? Так что, связав его, я отправился добывать ключи. Для падре я придумал какую-то глупую историю. Наверное, своим ночным визитом я его тогда удивил. Но, как бы то ни было, мне удаюсь достать ключи, и я вернулся к Декону. Я развязал ему ноги, чтобы он сам мог подняться на колокольню. Он шел впереди, я — за ним. На всякий случай в руках я держал револьвер.
      — А когда вы поднялись наверх, вы снова связали его?
      — Да, конечно. А что мне оставалось? Я же не мог оставить преступника и убийцу на колокольне несвязанным? Мало ли что у него было на уме. Декон был опасным человеком. Так что я как следует связал его и сказал: «Оставляю тебя здесь. Утром принесу поесть и завтра же отдам деньги, и ты навсегда уедешь отсюда». Знаете, он ужасно ругался. Но я не обратил на это внимания. У меня не было другого выбора. Только так я мог быть уверен в том, что он не сбежит. Признаться, тогда я был так зол на него, меня просто переполняла ненависть. Я потом часто думал о том, что странно, как я тогда сдержался и не убил его. Знаете, я даже представить не могу, как я в тот день пришел домой… как посмотрел на Мэри и детей… Мне было очень тяжело делать вид, что все в порядке, когда я знал такое. Мэри, конечно, заметала, что я волнуюсь и веду себя как-то не так, но она, к счастью, подумала, что я переживаю из-за коровы. А я всю ночь не мог заснуть… все думал о том, что случилось и что еще могло случиться.
      Заснул я только под утро, а когда проснулся, почувствовал, что заболеваю. Несмотря на ужасное самочувствие, я встал и собрал еды для Декона — хлеб, сыр и пиво. Все еще спали, но Джим услышал, что я куда-то собираюсь, и встал, чтобы спросить, что случилось. Я сказал, что иду осматривать корову. Я, собственно, так и сделал, только по дороге на ферму я зашел в церковь.
      Декон был тогда в полном порядке, только настроение у него было просто ужасное, но это и неудивительно. Он сказал, что ночью было очень холодно. Я оставил ему свое пальто — я же не хотел, чтобы он там замерз до смерти. Я развязал ему руки до локтей, чтобы он мог сам поесть, и пошел осмотреть корову. Слава Богу, ей было уже лучше. Затем я вернулся домой, а после завтрака взял машину и поехал в Волбич. По дороге мне уже было совсем плохо. Еле-еле я добрался до города. Я же должен был еще подумать и о том, как вывезти Декона из страны. В городе у меня был знакомый моряк. Он был капитаном на торговом судне. Я попросил его увести Декона. За эту услугу он попросил двести пятьдесят фунтов. Я согласился заплатить. Взяв деньги в банке, я отдал ему пятьдесят фунтов, а остальное пообещал выплатить, когда буду уверен в том, что Декон выехал за пределы страны. После того как я договорился с моряком, я поехал обратно в деревню, а что случилось дальше — вы знаете не хуже меня.
      — Все ясно, — сказал Паркер. — Получается, что вы пытались помочь преступнику уйти от полиции. Знаете, с чисто человеческой точки зрения, могу сказать, я вполне понимаю ваши поступки, но если я должен буду говорить с точки зрения полицейского — то я скажу, что вы нарушили закон, скрывая преступника от правосудия. Что ж, теперь вы, Джеймс. Кажется, именно в этот момент вы вступили в дело.
      — Да, сэр. Как вы знаете, Вилли привезли домой в крайне тяжелом состоянии. Он бредил, он постоянно пытался встать с постели, говорил, что ему надо срочно идти в церковь. Однако, даже несмотря на такое состояние, он не проговорился про Декона. Только на следующий день, когда Мэри ушла за лекарствами, он подозвал меня и сказал: «Джим, сделай все, чтобы она не узнала. Увези его». «Кого?» — спросил я. «На колокольне, — ответил он, — ему холодно, и он голоден». Потом Вилли сел на кровати и сказал: «Мое пальто, дай мне мое пальто. Возьми оттуда ключи и деньги». Чтобы успокоить его, я сказал, что все сделаю, как он говорит. Вскоре он снова начал бредить. Мне показались странными его слова, поэтому, когда он заснул, я пошел и посмотрел, что у него там в пальто. В кармане я нашел ключи падре и пачку денег.
      Тогда я подумал, что надо вернуть ключи падре, то сначала стоит выяснить, почему Вилли говорил колокольне. Я решил пойти туда…
      — Какого числа это было?
      — Второго января. Я поднялся на колокольню… и там нашего его.
      — Он, должно быть, возмущался тем, что про него все забыли?
      — Возмущался?! Он был мертв!
      — Думаете, он умер от голода?
      — Нет. Рядом с ним лежал недоеденный кусок сыра, хлеб и две бутылки пива — одна пустая, другая полная. От холода он тоже не мог умереть, ведь у него было теплое пальто, которое Вилли оставил ему. Кроме того, когда умирают от голода или холода — умирают тихо, как правило, просто засыпают и не просыпаются. А Декон, он явно видел опасность, он сопротивлялся, пытался высвободиться из веревок. А его лицо! Боже, сэр, я бы не хотел еще раз увидеть нечто подобное. Глаза его были открыты, было такое впечатление, что в них застыл ужас, как будто перед смертью он увидел дьявола.
      Да, забыл сказать, что сначала я не узнал его. У него в куртке были документы на имя какого-то Тейлора. Потом я посмотрел на его руки.
      — Так, что было дальше? — с нетерпением спросил Уимзи.
      — Вы же знаете, что я был знаком с Деконом. Правильнее сказать, что я просто знал его. Так вот, я помнил, что у него на руке был большой шрам — когда-то он неудачно уронил поднос со стеклянным графином и сильно порезался. Как только я увидел этот шрам, я сразу понял, что это никакой не Тейлор, а Декон. Тогда-то я и подумал, что это Вилли, должно быть, убил его. Нет, клянусь, что я не осуждал его за такой поступок, я прекрасно знал, что у Вилли были на это причины. Этот негодяй Декон причинил столько боли бедняжке Мэри и многим другим хорошим людям, что он действительно заслуживал смерти. Я только подумал, что было бы лучше, если бы он сделал это в честной схватке…
      — Джим, я думал, ты знаешь, что я бы никогда не посмел поднять руку на связанного человека. Если бы это действительно я убил Декона, то это случилось бы в честной схватке, и никак не иначе.
      — Да, прости, что сомневался в тебе. Теперь я понимаю, что ты ни при чем. Но тогда у меня не было других версий происшедшего — я думал, что убил его ты. Естественно, я решил, что надо скрыть все следы, чтобы никто об этом не узнал. Весь следующий день я думал о том, что же делать. Потом я вспомнил о том, что на воскресенье были намечены похороны леди Торпс. Я подумал, что если закопаю тело в еще свежую могилу, его там точно никто никогда не обнаружит. На всякий случай я подумал и про свое алиби — я всем сообщил, что в воскресенье утром мне надо уезжать на работу.
      Все это время тело Декона лежало на колокольне. А в пятницу все чуть было не раскрылось. Дело в том, что Джек Годфри сказал мне, что собирается прозвонить пару мелодий в память о леди Торпс. Я, конечно, испугался, что когда он поднимется на колокольню, он обнаружит тело Декона. Однако мне повезло, что поминальный перезвон был назначен на вечер, и когда Джек поднялся на колокольню, было уже темно. В общем, все обошлось.
      — Что было в субботу, мы знаем, — сказал Паркер.
      — Да… У меня было ужасное путешествие на мотоцикле. Шел сильный дождь, я очень замерз и совсем вымок. На работу я, конечно, опоздал. А Декона я…
      — Можете не рассказывать. На колокольне был свидетель.
      — Свидетель?
      — Да. Вам повезло, что это был человек, которому было невыгодно показываться вам. Это был Нобби, — сказал Паркер. — На колокольне было темно, и, по словам Крантона, вашего лица он не видел, но слышал, что вы делали. Вы вынесли тело с колокольни, да?
      — Это было ужасно… Я тащил Декона по ступенькам… а эти колокола… как будто они были живые, как будто смотрели на меня… ужасное ощущение! Знаете, я никогда не любил колокола, не любил их звон. Мне всегда казалось, что они не просто живые существа — они видят и умеют говорить. Когда я был ребенком, я в каком-то журнале прочитал историю о колоколе, который выдал убийцу… назвал его имя… я точно не помню этой истории, но она тогда произвела на меня сильное впечатление. Я долго не мог забыть ее.
      — Да, я читал этот рассказ. «Розамунда», — сказан Уимзи. — Колокол говорил: «Помогите Джефану! Помогите Джефану!» Меня этот рассказ тоже сильно впечатлил.
      — Да… точно… Так вот, я вытащил Декона на улицу и отнес на кладбище. Потом я раскопал могилу и уже собирался опустить его…
      — А вы копали лопатой могильщика?
      — Да, сэр. На связке ключей падре был ключ и от подвала, где хранились инструменты могильщика. Так вот, я уже собирался опускать тело, как вдруг подумал о том, что могилу еще могут вскрыть и тогда обнаружат там Декона. Тогда на всякий случай я решил ударить его пару раз по лицу, чтобы в случае, если его все же обнаружат, никто не смог бы его опознать…
      При воспоминании обо всем этом Джеймс вздрогнул.
      — Потом я подумал о руках… — продолжил он, — ведь если я узнал их, это мог сделать и кто-то другой. У меня с собой был нож… и… Вы и сами знаете, что я сделал. Вот… Его документы и… то что осталось от рук, я положил в пакет и убрал в карман. Шляпу и веревку выбросил в колодец. Потом я положил его в могилу, закопал и положил на место венки. Затем мне надо было вернуться на колокольню и уничтожить все следы. Мне повезло, что Гарри Готобед оставил на колокольне ведра с водой, и мне не пришлось таскать воду из колодца. Так что я убрался на колокольне, вымыл все, что мог, забрал бутылки…
      — Две бутылки, — сказал Уимзи, — их там было три.
      — Три? Я нашел только две. После того, как я все убрал, я закрыл все двери и стал думать, что делать с ключами дальше. Я решил, что лучше всего будет, если я оставлю их в ризнице, а когда падре найдет их, подумает, что сам положил их туда и забыл. Так я и сделал.
      — А что вы сделали с тем, что было у вас в кармане?
      — Деньги и документы я оставил, а все остальное выбросил в Фоти Фут, милях в двенадцати от деревни. Документы я потом сжег, когда уже был в Лондоне. Я бросил их в камин, когда отдыхал в холле гостиницы. Я подумал, что там-то их точно никто не будет искать. А вот что делать с пальто Вилли, я долго не мог придумать. В конце концов, я решил, что надо отослать пальто и деньги Вильяму по почте. Так я и сделал. К посылке я написал маленькую записку: «Я убрал все, что ты оставил на колокольне». Больше я ничего писать не стал, потому что боялся, что Мэри может открыть посылку и прочитать письмо.
      — Я по той же причине не писал тебе, — сказал Вилли. — Я подумал, что ты куда-то увез Декона. У меня и мысли не было, что он мертв. Спрашивать у тебя я ничего не мог, потому что Мэри всегда читает мои письма перед отправкой и, если хочет, добавляет что-то от себя. Так что все, что я мог написать, было: «Благодарю тебя за все, что ты сделал для меня». Мэри подумала, что я благодарю тебя за то, что ты ухаживал за мной во время болезни. После выздоровления деньги я вернул в банк. Знаешь, сначала я был очень удивлен тем, что ты перестал нам писать… теперь-то я понимаю, почему.
      — Да… я не мог писать… я просто не знал, что писать… я никак не мог избавиться от всех воспоминаний… да и вряд ли смогу. А когда ты узнал о том, что произошло?
      — Когда нашли тело. И, прости меня, Джим, я сразу подумал, что это ты убил его… Знаешь, я очень испугался того, что ты взял на душу такой грех… я молился о том, чтобы оказалось, что Декон умер своей смертью… я надеялся на это.
      — К сожалению, это не так, Декон умер не своей смертью, — сказал Паркер.
      — Но кто же тогда убил его? — спросил Джеймс.
      — Ну, в том, что это сделали не вы, я уверен, — сказал Паркер, — потому что если бы это было не так, вы бы сейчас придерживались версии, что Декон умер сам, от холода или голода. Кроме того, я так же уверен, что и ваш брат не причастен к убийству. Так что я могу сказать, что верю вам.
      — Благодарю, сэр.
      — А что вы можете рассказать мне о миссис Тодей?
      — Могу сказать, что она, конечно, замечала мое странное поведение, ведь я действительно сильно изменился после того, что произошло, но она, видимо, даже предположить не могла, в чем дело. Как я уже говорил, только когда она увидела письмо Декона, она заподозрила, что мое поведение как-то связано с ее первым мужем. Она сразу спросила меня об этом, и я рассказал ей часть правды. И сказал, что человек, которого нашли на кладбище — Декон. Мэри каким-то образом догадалась, что во всем этом замешан и Джим. Я не стал ни подтверждать, ни отрицать ее слова, а сказал, что теперь нам надо справляться самим и постараться не тревожить Джима. Мэри согласилась. Единственное, о чем она попросила меня — это немедленно зарегистрировать наш брак еще раз, потому что получается, что мы жили в грехе. Мэри очень переживала по этому поводу.
      Сначала я пытался убедить ее в том, что никакого греха нет, что мы не могли знать, что ее первый муж был жив. Но, в конце концов, видя, как она страдает, я согласился, и мы решили сразу же ехать в Лондон и там пожениться еще раз. Там-то вы нас и нашли.
      — Да, — сказал Бланделл, — благодарите за это милорда. Он, кажется, знал о каждом вашем шаге. Но он, конечно, сожалеет, что вас пришлось остановить.
      — А, по-моему, у нас нет никаких оснований задерживать их. Как вы считаете, старший инспектор? Мне кажется, их надо немедленно отпустить, чтобы они наконец поженились.
      — Ну, если эти двое рассказали нам всю правду, тогда, пожалуй, вы правы, — ответил Бланделл. — Я думаю, свадьба следствию никак не повредит. А что касается Мэри, то не вижу смысла ее допрашивать. Вряд ли она может что-либо добавить к вашему рассказу.
      — Благодарю вас, сэр, — сказал Вильям.
      — А что касается вопроса о том, кто убил Декона, — продолжил старший инспектор, — боюсь, что мы ни на шаг не приблизились к его разгадке. Может, это дело рук Крантона или Чудака Пика… Они были тогда на колокольне… да, есть еще многое, чего мы не понимаем…
      А вы двое, — сказал он, посмотрев на братьев, — держите рты под замком. Мы обязательно выясним, кто убийца, а пока вы должны молчать о том, что знаете, чтобы не спугнуть преступника. Ясно? Что ж, тогда вы свободны. Благодарю за информацию. А я, пожалуй, поеду к Пику и попробую поговорить с ним. Хотя я никак не могу представить, что он мог убить человека. Ну да ладно, все своим чередом.
     
     
      Часть четвертая
      ПОЛНЫЙ КЕНТСКИЙ ПЕРЕЗВОН
     
      (в трех частях)
      5,376
      65432
      34562
      23645
      35642
      42356
      Примечания
      Повторять по два раза.
      Особое внимание уделять двойным ударам и ритму.
      1
      БОЛЬШАЯ ВОДА
     
      И вся земля скрылась под водой и спаслись все на ковчеге.
     
      О случае с обнаружением тела на кладбище забыли довольно быстро. После этого произошло много событий и громких преступлений, которые отвлекли внимание общественности. Только мистер Бланделл и некоторые жители прихода храма святого Павла по-прежнему помнили о том, что произошло. К счастью, факт обнаружения ожерелья и опознания тела погибшего удалось скрыть от газет. Повторную свадьбу Тодеев тоже удалось сохранить втайне. Лорд Питер Уимзи и мистер Венейблс сделали для этого все, что было в их силах.
      Старший инспектор Бланделл допросил Чудака Пика, но безрезультатно. Пик постоянно путал даты, добавлял в рассказ какие-то выдуманные факты, фантазировал и придумывал невесть что. Естественно, его показаниям верить было нельзя. Кроме того, его тетя предоставила ему алиби. По ее словам, в ту ночь он был дома. Да и Бланделл, признаться, совсем не хотел отправлять Пика в тюрьму. Он понимал, что даже если обвинить Пика, на суде его все равно признают невменяемым.
      — Мне кажется, — говорил мистер Венейблс, — бедняга Пик не мог этого сделать.
      Обдумав все, Бланделл согласился с падре.
      Что касается Тодеев, то с ними ситуация была еще довольно сложной. Все же они оставались под подозрением. Однако их история, скорее всего, произвела бы на суд такое же впечатление, что и на полицейских при первом допросе. Их рассказ действительно был похож на правду. Кроме того, Бланделл действительно симпатизировал братьям и говорил, что не простил бы себе, если бы осудили невиновных людей. А Паркер заявлял: «трудность ситуации заключается в том, что по существу нет фактов, которые абсолютно точно доказывали бы виновность или невиновность того или иного обвиняемого. Мы можем быть уверены только в том, что Декон мертв…»
      Вскоре расследование было закончено. Джеймс Тодей вернулся на корабль. После свадьбы Вилли и Мэри Тодей вернулись домой и продолжили работать и жить также, как и раньше. Их попугай постепенно забыл все фразы, которые напоминали семье о той страшной ночи. Падре по-прежнему занимался делами храма, вел службы, читал проповеди, венчал и крестил. Вейл все так же несла свои воды в море, благодаря дамбе уровень воды в реке значительно поднялся. Лето и осень в том году выдались очень дождливыми, и река даже вышла из берегов. Весь август и сентябрь поля вокруг деревни были затоплены, болота подступали все ближе. Однако это даже пошло на пользу. Дело в том, что незадолго до Праздника урожая загорелся один из стогов сена, и только благодаря разлившейся реке удалось избежать сильного пожара. Праздник в тот год проводился довольно поздно, на улице было прохладно, темнело уже рано. После торжественной службы падре по традиции организовал праздничное застолье. Словом, все шло своим чередом.
      Уимзи думал, что вряд ли когда-нибудь вернется в приход храма святого Павла. С этой деревней у него были связаны не самые лучшие воспоминания, кроме того, он был уверен, что по крайней мере двое человек из прихода точно никогда не хотели бы встречаться с ним. Однако когда Хилари Торпс написала ему письмо, где сообщала, что приезжает на Рождественские каникулы в деревню и просит его о встрече, лорд Питер изменил свои планы. Он должен был ехать потому, что по завещанию миссис Вилбрехэм должен был проследить за исполнением ее воли относительно наследства. И хотя мистер Эдвард был официальным опекуном Хилари, все вопросы о наследстве должны были теперь решаться в присутствии лорда Питера. И даже если мистер Эдвард будет против его вмешательства, закон все равно будет на стороне Уимзи. Хотя он, конечно, надеялся, что дядюшка Хилари не будет препятствовать их встрече, и все вопросы будут улажены спокойно и без конфликтов. Лорд Питер знал, что в его силах избавить Хилари от строгого повиновения воле дядюшки. Ведь у нее было хорошее наследство, и она вполне могла бы жить самостоятельно. Но выбор, конечно, был только за Хилари. Что касается Красного дома, то его продать не удалось. Причиной было то, что дом действительно находился не в лучшем состоянии. Однако Хилари была даже рада этому, потому что она хотела, чтобы дом ее родителей остался в ее собственности. Так что на каникулы вместо того, чтобы остаться в Лондоне, она решила приехать в деревню.
      А лорд Питер, признаться, был рад, что ему не придется праздновать Рождество в доме своего брата. Уимзи всегда раздражали друзья невестки, которые практически постоянно гостили у нее. Так что он прожил в Денвере буквально несколько дней и накануне Рождества отправился в приход храма святого Павла.
      — Такое впечатление, — говорил Уимзи, — что в этих краях хорошей погоды зимой просто не бывает. Прошлый раз был сильнейший снегопад, а теперь вот дождь льет как из ведра. Прямо наказание какое-то, да, Бантер?
      — Да уж, милорд. Суровый климат, — ответил Бантер.
      — Нам надо спешить, чтобы успеть к празднику. А у тебя, как я вижу, не очень-то и праздничное настроение. Хотя у тебя всегда одинаковое выражение лица, ты как Сфинкс — никогда не показываешь своих эмоций. Я даже расстроенным тебя никогда не видел. Разве что один раз, помнишь, этот случай с бутылкой.
      — Не хотел бы вспоминать об этом, милорд. Я до сих пор не могу себе простить того случая.
      — Что ты, это просто недоразумение. Ничего страшного не было. Так, а где мы? Кажется, Лимпси. Да, точно, мы недалеко от старого шлюза. А вот и он!
      Они переехали через мост, остановились и вышли из машины, чтобы посмотреть на шлюз. Все створки были открыты, воды было очень много, река поднялась так высоко, что казалось, вот-вот затопит мост. Пока они стояли и наблюдали за рекой, течение начало потихоньку меняться и поднялись небольшие волны.
      Уимзи увидел человека, который стоял у пункта управлением створками.
      — Прилив начинается? — крикнул ему лорд Питер.
      — Да, сэр. Теперь надо постоянно следить за шлюзом, иначе тут все может затопить. Воды слишком много, но мы думаем, больше река уже не поднимется, если только весна не будет слишком дождливой.
      Сказав это, рабочий начал закрывать створки шлюза.
      — Видишь, Бантер. Сейчас створки закроют, и вода пойдет по каналу. А если оставить шлюз открытым, то из-за прилива здесь все затопит.
      — Да, сэр, — ответил Бантер. — Непростая работа.
      — Люди всегда пытались покорить природу и заставить ее делать то, что им удобно, — сказал Уимзи.
      Створки шлюза медленно закрылись, уровень воды начал постепенно опускаться.
      — Надеюсь, у вас все под контролем, и мы успеем добраться до деревни до того, как река выйдет из берегов, — смеясь, сказал лорд Питер.
      — Не волнуйтесь, мы следим за уровнем воды, шлюз пока работает исправно, — сказал рабочий, но почему-то особенно громко он произнес слово «пока».
      — А что с ремонтом? — спросил Уимзи.
      — Джо Масси все пытается добиться того, чтобы старые створки заменили. Власти уже дали на это согласие, но не будут же они начинать работы во время половодья. Так что, наверное, придется еще подождать. А потом все снова могут забыть о том, что обещали. Словом, что будет дальше — неизвестно.
      — Все ясно, — сказал Уимзи. — Поехали, Бантер. Ты составил завещание? А то не дай Бог начнется наводнение.
      В этот раз они поехали по южному берегу Фоти Фут. Все поля вокруг были покрыты водой, дорога была просто в ужасном состоянии, большая часть ее была так сильно размыта, что постоянно приходилось искать объездные пути. Воздух был настолько влажным, что даже дышать было тяжело. Из-за всего этого машина, естественно, не могла разогнаться, поэтому ехали они очень медленно. Но, наконец, Уимзи и Бантер добрались до Фрогс-бридж. Уже отсюда лорд Питер услышал знакомые звуки — звонари прихода репетировали Рождественский перезвон.
      Вскоре они доехали до деревни. Проезжая мимо дома падре, Уимзи увидел машину мистера Венейблса, которая медленно ехала им навстречу, и остановился. Падре сразу же узнал «Даймлер», тоже остановился, вышел из машины и с радостными возгласами и распростертыми объятиями кинулся к Уимзи.
      — Это вы! Вы приехали! — воскликнул падре, когда лорд Питер вышел из машины. — Как же я рад вас видеть! Как замечательно, что мы с вами встретились! Вы, наверное, услышали, что я еду. Я всегда трублю в рог, помните, я рассказывал вам! Как у вас дела? Вы, наверное, едете в Красный дом? Они очень ждут вас. Я надеюсь, как только вы устроитесь, вы зайдете к нам. Вообще, я надеюсь, что вы будете частым гостем у нас. Сегодня мы с женой придем к Торпсам на ужин. Она будет так рада видеть вас! Ужасная погода, да? Я вот еду крестить малыша в соседнюю деревню за Фрогс-бридж. Бедняжка серьезно болен, врачи говорят, что его жизнь в опасности, поэтому я должен торопиться. Возможно, мне еще придется идти пешком от главной дороги до их дома, вряд ли машина проедет по этой грязи. О, а вы приехали из Денвера? Надеюсь, у ваших родственников все хорошо. Вас там не затопило? В этом году очень много воды. Все болота под водой. Уж не знаю, как такую зиму перенесет наш лес. Деревья могут промерзнуть без снега. Но, дай Бог, все обойдется. А теперь мне действительно пора ехать. Простите, что вы сказали? Я не расслышал — колокола звонят слишком громко. Поэтому я так громко сегодня трубил. Да, мы сегодня будем звонить Стедманский перезвон. Вы, наверное, еще не пробовали работать с этим видом перезвона. Думаю, вам стоит прийти и попробовать. Это очень интересно. Кстати, Валли Пратт делает большие успехи. Даже Хезеки теперь говорит, что у него все хорошо получается. Вилли Тодей будет звонить сегодня. Я помню, что вы говорили мне, но все же я подумал, что не стоит исключать его из нашей команды. Знаете, я не думаю, что у него на душе — большой грех. Да, он допустил тогда ошибку, поступил плохо, но надо уметь прощать. Кроме того, я подумал, что если мы исключим его из команды звонарей, по деревне сразу поползут слухи о том, что он, видимо, совершил серьезное преступление, а это не так. Понимаете? О боже! Я совсем с вами заговорился! Мне надо торопиться, меня ждет малыш. Я должен ехать. Надеюсь, встретимся с вами за ужином! Как же я рад, что вы приехали! Ну, все, до свидания, до свидания!
      Мистер Венейблс пожал руку Уимзи и пошел к своей машине. А лорд Питер и Бантер поехали дальше.
     
      2
      ВОДА НАСТУПАЕТ
     
      Вода шумела и бушевала, волны били о ковчег.
     
      Дядюшке Эдварду, хоть и с неохотой, но пришлось признать, что Хилари выбрала себе профессию и своего мнения менять не собирается. Уимзи был искренне рад, что мисс Торпс проявила характер и неизменно движется к своей жизненной цели.
      Накануне Рождества лорд Питер вместе с падре и хором пел торжественные гимны. Потом падре пригласил его к себе на трапезу. В Стедманском перезвоне Уимзи участия не принимал. Он помогал миссис Венейблс развешивать Рождественские венки и украшать храм. В Рождество он дважды был на службе в церкви. Потом Уимзи ездил за двумя женщинами и их детьми в соседнюю деревню — малышей хотели крестить в праздничный день.
      В День подарков дождь прекратился. Воспользовавшись тем, что дорога немного просохла и погода, кажется, наладилась, Уимзи решил съездить к своему другу в Волбич и там же остаться на ночь.
      На следующий день, по дороге в деревню, проезжая мимо старого шлюза, лорд Питер обратил внимание на то, что рабочие суетились у створок. Один из них увидел машину Уимзи, которая как раз подъезжала к мосту, и замахал руками. Потом еще один мужчина заметил машину и побежал к лорду Питеру, тоже махая руками и крича что-то. Уимзи остановил автомобиль. Через пару секунд он разглядел, что мужчина, который бежал к нему, был не кто иной, как Вилли Тодей.
      — Милорд! — кричал он, — милорд! Слава Богу, что это вы! Езжайте скорее в деревню и предупредите всех, что шлюз сломался. Мы сделали все, что смогли, но, скорее всего наводнения не избежать. Сейчас начнется прилив, надо успеть сделать насыпь из песка, чтобы хоть как-то остановить воду. Быстрее милорд, у нас совсем мало времени!
      — Мне прислать вам подкрепление?
      — Нет, здесь уже вряд ли что-то можно сделать. Предупредите всех, что максимум через шесть часов все здесь будет под водой! Пусть спасают все, что могут.
      Уимзи посмотрел на часы, и машина сорвалась с места.
      Падре он застал в кабинете.
      — Боже мой! — воскликнул мистер Венейблс. — Я предполагал, что это может случиться, и предупреждал местные власти, что шлюз надо ремонтировать, что он не выдержит напора воды. А если откроются все остальные шлюзы, то вся вода хлынет в Вейл, и наша деревня уйдет под воду — все фермы, поля и дома! Надо срочно прозвонить — у нас есть специальный сигнал тревоги. Люди должны помнить его со времен войны.
      — Эмили, беги к Хинкинсу и скажи, что сломался старый шлюз и надо срочно собрать звонарей и прозвонить тревогу. Вот ключи от церкви и от колокольни. Предупреди миссис Венейблс. Пусть она распорядиться, чтобы люди собрали все ценности и отнесли в храм. Если вода не поднимется выше двенадцати футов, то церковь не пострадает. Дай Бог, чтобы так и было, дай Бог. Только без паники! И составьте список всех сданных вещей. А где моя шляпа? Я еду на почту — надо обзвонить соседние приходы, — они ведь в такой же опасности, что и мы, — и съездить на фермы, которые находятся прямо на берегу канала. Не будем терять ни секунды. Лорд Питер, ваша машина готова?
     
      По дороге под мерные удары тревожных колоколов, падре выкрикивал из машины предупреждения всем, кто встречался на пути. Когда они приехали на почту, мистер Венейблс позвонил во все соседние приходы и вкратце рассказал о приближающейся опасности. Потом он связался со смотрителем старого шлюза. Доклад последнего был не очень ободряющим:
      — К сожалению, сэр, остановить воду невозможно. Наводнения не избежать. В запасе есть еще пара часов.
      Положив трубку, падре обратился к начальнице почтового отделения:
      — Вам надо ехать в церковь, миссис Вест. Все ценности, деньги и документы отнесите в колокольню. Личные вещи оставляйте в зале храма. Животных приведите во двор перед храмом. Кошек, кроликов и морских свинок приносите в закрытых корзинах, а то потом будет трудно выловить их. А теперь, лорд Питер, возвратимся в деревню и будем заниматься эвакуацией.
     
      В деревне все было уже в движении. Под звон колоколов люди выносили вещи из домов, домашние животные, свиньи, курицы, козы, — все бегали по улицам. У школы их встретила мисс Снут.
      — Когда нам идти, мистер Венейблс?
      — Чуть позже. Сначала пусть люди отнесут все тяжелые вещи. Я пришлю за вами, когда можно будет приходить. А пока соберите всех детей, успокойте их и постарайтесь убедить в том, что домой идти им нельзя. В храме они будут в полной безопасности. Не волнуйтесь, все будет хорошо. О, мисс Торпс!
      — Мистер Венейблс, мы можем как-то помочь?
      — Дорогая, благодарю! Не могли бы вы с миссис Гейтс чем-то занять детей. Если понадобится, напоить их чаем. Главное — не допустить паники. Словом, помогите мисс Снут, хорошо? Минутку, мне надо поговорить с мистером Хенсманом. Что там с припасами, мистер Хенсман?
      — Все под контролем. Мы готовы отнести все, как только вы прикажете, — ответил бакалейщик.
      — Хорошо, — сказал падре. — Я думаю, что продукты надо сложить в часовне. Приступайте. У вас есть на чем везти продукты?
      — Да, сэр.
      — Хорошо, хорошо. Не забудьте про питьевую воду. Кстати, если будете брать воду из колодца, не забудьте ее прокипятить. Лорд Питер, теперь нам пора в церковь.
     
      Миссис Венейблс в церкви уже практически все организовала. Ей помогали Эмили и другие женщины. Для детей и стариков были отведены отдельные места. У двери в часовню миссис Венейблс повесила табличку с надписью «Продовольствие». Мистер Готобед и его сын следили за тем, чтобы все продукты были аккуратно разложены. Джек Годфри и несколько фермеров следили за распределением животных во дворе и сарае. Словом, все работали слаженно, быстро и спокойно.
      — Судя по тому, как вы уверенно действуете, можно подумать, что вы этим всю жизнь занимались, — сказал Уимзи мистеру Венейблсу.
      — Просто я предвидел эту ситуацию… хотя в том, что сейчас все так разумно организовано — большая заслуга моей жены. Она отличный организатор. Хинкинс! Убери оттуда эту штуковину! Она мешает носить продукты! Альф! Альф Доннингтон! Что там насчет пива?
      — Скоро принесут, сэр.
      — Хорошо. Тогда отнесите в часовню, где продовольствие. Надеюсь, вы догадались, что в бутылках удобнее. Бочки будут занимать слишком много места.
      — Да, конечно, сэр. Мы с Теббатом обо всем позаботились и все предусмотрели.
      Падре кивнул в знак одобрения.
      — Мы припарковали все машины с продовольствием у храма. Теперь занимаемся разгрузкой.
      — Хорошо. Как только машины освободятся, сразу найдите добровольцев, которые поедут по деревне собирать на эвакуацию женщин и больных. Вы проследите за этим?
      — Конечно, сэр.
      — Лорд Питер, не могли бы вы съездить к шлюзу и посмотреть, как там дела?
      — Конечно, — сказал Уимзи, — я надеюсь, что Бантер… Кстати, где Бантер?
      — Я здесь, милорд.
      — Оставайтесь в распоряжении падре.
      — Падре, я хотел предложить вот что, — сказал Бантер. — Может быть, я начну готовить что-нибудь горячее для людей? Ведь все будут голодные. Надо приготовить суп или что-нибудь в этом роде.
      — Отличная идея. Продукты возьми у мистера Хенсмана.
      — Хорошо, сэр.
      — Я думаю, надо послать на колокольню побольше звонарей. Пусть они сменяют друг друга. О, здесь и начальник полиции, и старший инспектор Бланделл. Как хорошо, что вы приехали! Здравствуйте. У нас тут небольшие неприятности, — сказал падре.
      — Видим и слышим. Ваши колокола звонят на всю округу. Как мы можем вам помочь? Я готов предоставить вам полицейских, чтобы они следили за порядком в деревне, — сказал начальник полиции.
      — Думаю, в этом нет необходимости, — ответил падре.
      — Лучше поставить патруль на дорогах между деревнями, — предложил старший инспектор Бланделл. — Мы только что были в соседнем приходе. Падре прихода святого Петра волнуется, что у них не останется ни островка суши. Думаю, следует организовать паромное сообщение между деревнями.
      — Благодарю, это очень важно. Люди из прихода святого Петра могут приехать к нам, — сказал падре. — Места хватит. Только надо попросить их привезти с собой продукты. И постельное белье, конечно. Миссис Венейблс все здесь прекрасно устроила. Мужская спальня — в северной части храма, женская и детская — в южной. Если мой дом не затопит, то больных мы вполне можем разместить там. Надеюсь, наводнение не коснется прихода святого Стефана. Но если им нужна будет помощь, то мы готовы предоставить приют всем, кому это будет необходимо. Старший инспектор, — повернулся падре к Бланделлу, — что касается связи между деревнями, мы надеемся, что вы все организуете. Если наводнение будет сильнее, чем мы ожидаем, придется эвакуировать всех жителей соседних приходов. Скорее всего, понадобятся лодки…
      — За это не волнуйтесь, мы все сделаем, — сказал Бланделл.
      — Хорошо. Надо будет съездить в приход святого Стефана. Доброго дня, миссис Гиддингс, доброго вам дня! Да, пожалуй, у нас серьезное происшествие. Я рад, что вы приехали. О, миссис Линч! Вы уже здесь! Как ваш малыш? Надеюсь, все отлично! Миссис Венейблс в церкви. Джек! Джек Холлидей! Положите котят в корзину. Попросите Джо Хинкинса, он вам даст одну. О, Мэри! Я слышал, ваш муж помогает рабочим на шлюзе. Мы очень благодарны ему. Да, дорогая, что такое? Иду, иду.
     
      В течение трех часов Уимзи помогал перевозить людей из деревни в храм. Затем он отправился к Фоти Фут, чтобы посмотреть, как там дела. Уже темнело. На дороге было необычайно оживленное движение — люди, с животными и пожитками, на повозках и лошадях ехали в храм святого Павла, который казался единственным безопасным местом в сложившихся обстоятельствах. Когда Уимзи подъехал к шлюзу, он понял, что ситуация уже выходит из-под контроля. У створок были пришвартованы несколько баржей, с которых сбрасывали камни, песок и щебенку, чтобы остановить воду, на берегу люди сооружали дамбы из мешков с камнями и песком. Но, несмотря на все усилия, вода стремительно поднималась. И сопротивляться этой стихии было бесполезно.
      — Все, больше мы не сможем сдерживать ее, милорд, — сказал один из рабочих. Бедняга был насквозь мокрый и весь в песке. — Вода поднимается. Господи, помоги нам! Спаси, сохрани!
      К Уимзи подошел смотритель шлюза.
      — А я говорил им, говорил. Что теперь с нами будет? — сказал он.
      — Сколько еще есть времени? — спросил Уимзи.
      — Максимум час, милорд.
      — Я думаю, что вам пора уезжать отсюда. У вас хватит машин, чтобы увезти всех рабочих?
      — Да, милорд.
      Увидев Уимзи, к нему подошел и Вилли Тодей, он тоже был весь мокрый и очень уставший.
      — Мои жена и дети в безопасности?
      — Да, Вилли. Все в порядке. Падре все организовал. Вилли, мне кажется, тебе надо ехать со мной.
      — Нет, милорд, благодарю. Я уеду со всеми. Передайте всем в деревне, что времени уже мало.
      Лорд Питер развернул машину и поехал обратно в деревню. За короткое время его отсутствия все организационные мероприятия в храме были практически закончены. Все жители уже собрались в храме, а все вещи и продукты были разложены по местам. Машины и повозки стояли у стены церкви. Было уже около семи часов, на улице стало темнеть. В храме все лампы были включены. В часовне каждый желающий мог получить тарелку горячего супа и чай. Единственным свободным местом в храме был алтарь, там падре молился и ждал новостей. А высоко на колокольне по-прежнему звонили колокола. Гауде, Саваоф, Джон, Иерихон, Джубили, Димити, Бетти Томас и Тейлор Паул не спали — они своим тревожным звоном предупреждали прихожан об опасности — «Быстрее! Спасайтесь! Быстрее! Вода приближается!» — казалось, кричали они.
      Уимзи поднялся к алтарю, чтобы сообщить падре все, что узнал. Мистер Венейблс кивнул и сказал:
      — Надо срочно привезти всех со шлюза. Храбрецы! Я понимаю, что они не привыкли сдаваться, но сейчас от них уже ничего не зависит. Лорд Питер, съездите к ним и скажите, чтобы немедленно приезжали к нам. И по дороге загляните к мисс Снут и передайте, что теперь можно приводить детей.
      Лорд Питер снова отправился в путь.
     
      Когда Уимзи приехал к шлюзу, мужчины уже рассаживались по машинам. Вода прибывала с каждой секундой. Пирсов уже почти не было видно. Кто-то кричал: «Ребята, быстрее! Надо спасаться!»
      Вода сносила все на своем пути — песочные дамбы уже почти размыло. Река абсолютно вышла из-под контроля. Все вокруг кипело, бурлило и шумело.
      Вдруг в темноте лорд Питер разглядел человека, который стоял прямо на полуразмытой песочной дамбе. Потом рядом с ним появился второй человек, который что-то кричал и протягивал товарищу руку. В следующий момент по берегу ударила огромная волна, и оба человека исчезли. Уимзи выскочил из машины, и побежал было на помощь, но кто-то крепко схватил его за руку и остановил.
      — Нет, милорд! Стойте! Туда нельзя! Ему уже не помочь. Господи! Кто это?
      Кто-то посветил фонариком на реку.
      — Его зажало между пирсом и баржей. Он мертв. Кто это? Джонни Кросс? А кто побежал за ним? Вилли Тодей? Это плохо… у него семья. Милорд, их не вернешь, а нам больше нельзя никого терять. Ребята, спасайтесь! Быстрее! Боже! Быстрее по машинам!
      Уимзи затолкали в машину. Рядом с ним сел какой-то мужчина. Оказалось, что это был смотритель шлюза.
      — Я же говорил, я предупреждал, — тихо бормотал он.
      Буквально через несколько минут после того, как машины тронулись с места, створки шлюза сорвало, и вода вырвалась на свободу. Огромная волна покатилась по каналу и реке, снося все на своем пути.
      Машины неслись с огромной скоростью, едва успевая опережать ревущий поток.
     
      Река и канал вышли из берегов. Все окрестные поля были затоплены водой, которая с каждой секундой приближалась к деревням. Вода догнала машины до того, как они успели доехать до деревни. Ехать становилось все труднее. Воды было так много, что колес машин уже не было видно. Машине, в которой ехал Уимзи, пришлось тяжелее всех, так как она стартовала последней.
     
      Тем временем в церкви падре проводил перекличку всех эвакуированных по составленному миссис Венейблс списку. Он по очереди выкрикивал в рупор фамилии тех, кто должен был быть в храме.
      — Элиза Гиддингс.
      — Я здесь, падре.
      — Джек Годфри, его жена и дети.
      — Все здесь, сэр.
      — Генри Готобед и его семья.
      — Все на месте, сэр.
      — Джозеф Хинкинс… Луиза Хичкок… Обадиен Холлидей… Мисс Эвелин Холлидей…
      Только что приехавшие со шлюза собрались у двери. Уимзи подошел в падре и шепотом рассказал о том, что случилось.
      — Джон Кросс и Вилли Тодей? Боже, это ужасно. Господи, упокой души этих бесстрашных людей. Лорд Питер, не могли бы вы сами рассказать об этом моей жене и попросить ее, чтобы она сообщила эту печальную новость прихожанам? Вилли пытался спасти Джонни? Да… это так похоже на Вилли… Бедняга… он был хорошим человеком.
      Уимзи отозвал в сторону миссис Венейблс. Падре продолжил выкликать имена по списку, правда, теперь его голос немного дрожал… он едва сдерживал эмоции, которые переполняли его:
      — Джереми Джонсон и его семья… Артур и Мэри Джадд… Люк Джадсон…
      Через пару минут у выхода из храма послышался крик:
      — Вилли! О! Вилли! Он не хотел жить! О! Мои бедные дети! Что же теперь нам делать?
      Уимзи не мог слышать этих криков. Он быстро пошел на колокольню и поднялся по лестнице наверх. Колокола по-прежнему звонили. Лорд Питер прошел мимо звонарей и поднялся выше. Звон оглушал его, но здесь, по крайней мере, не было слышно криков бедняжки Мэри.
     
      Отсюда были видны силуэты мерно качающихся колоколов. От шума, высоты и вида колоколов у Уимзи закружилась голова. К нему снова вернулось то самое ощущение собственного ничтожества и подавленности, которое он однажды уже испытал на колокольне. По телу пробежал холодок. Уимзи показалось, что вся кровь, которая текла по его венам, вдруг ударила в голову. В висках бешено заколотился пульс… Лорд Питер попытался опереться о стену… но собственное тело, казалось, не слушалось его… в следующий момент он почувствовал, что вот-вот упадет… Нет, это было не из-за шума и звона колоколов… нет… его тело вдруг пронзила какая-то резкая, непереносимая боль… Уимзи крикнул, но сам своего голоса не услышал… чувства ускользали от него. Это было ощущение ужаса… как будто перед ним открылась бездна ада… а вокруг кружили дьяволы… Он не мог даже пошевелиться.
      «Надо выбраться отсюда… надо выбраться», — подумал лорд Питер.
      «Дин-дон-дон… дон… дон-н-н-н…» Колокола все звонили…
      Он не мог спуститься. Голова сильно кружилась. Он боялся даже посмотреть вниз. Собрав всю волю в кулак, он преодолел пару ступенек вверх и с огромными усилиями поднялся до верхнего этажа, вернее до двери, в которую упиралась лестница. Там он сделал последнее усилие и толкнул дверь, которая, к счастью оказалась незапертой. Сделав еще пару шагов, он, наконец-то, ступил на верхний этаж. Здесь было попрохладнее, но главное — здесь были окна. Ему показалось, что он вырвался из темного плена, захлопнул перед собой двери ада.
      Прикрыв дверь, лорд Питер лег на пол. Он какое-то время пролежал неподвижно, пока чувства и силы постепенно не возвратились к нему. Почувствовав себя немного лучше, он встал на четвереньки и медленно подполз к окну. На небе уже взошла луна.
      Лорд Питер сделал усилие и поднялся на ноги. С высоты колокольни были видны огни в домах прихода храма святого Стефана. Похоже, соседнюю деревню тоже сильно затопило. Он посмотрел на запад — там тоже все было под водой. На юге было то же самое.
      Присмотревшись, лорд Питер разглядел очертания храма святого Петра, возвышающегося среди бескрайних водных просторов.
      Весь мир, казалось, был теперь под водой. Не было видно ни реки, ни канала — все слилось воедино. Вода была повсюду, до самого горизонта. Только деревня и храм святого Павла, казалось, находились на острове в бескрайнем водном просторе. Должно быть, вода все еще прибывала. Постепенно она поднималась все выше и выше, подступая все ближе к домам.
      Лорд Питер долго смотрел на воду, думая о том, что где-то там, у самого горизонта, в этом море нашли свой покой тела Вилли Тодея и его товарища…
     
      Все колокола замолкли по очереди. Гауде, Саваоф, Джон, Иерихон, Джубили, Димити и Бетти Томас… на пару секунд воцарилась тишина… и Тейлор Паул пробил девять тейлоров в честь двух погибших. Из храма донеслись тихие звуки органа.
      Уимзи уже окончательно пришел в себя и решил спуститься в помещение, где работали звонари. Там он встретил Хезеки Лавендера, который стоял у своего колокола. Отсюда был слышен голос падре:
      — Освети, Господи, наш путь…
     
      3
      ДЕЛО ЗАКРЫТО
     
      Бронзовый монстр убил его.
     
     
      Вода перестала прибывать через четырнадцать дней и ночей. Была затоплена даже железная дорога. Слава Богу, движение не прекращалось — поезда снижали скорость и медленно проезжали место затопления. Они напоминали плывущие по воде огромные корабли.
      Больше всего пострадал приход храма святого Петра. Дома в этой деревне были затоплены практически до крыш. В приходе святого Павла вода поднялась на восемь футов — затоплено было все, кроме построенных на холме храма и дома падре.
      Организованная мистером и миссис Венейблсами эвакуация помогла сохранить большую часть имущества прихожан, избежать паники и обеспечить всех нуждающихся в приюте, тепле и еде. Своих продовольственных запасов им хватило на три дня. Затем провизию привезли из города. Несмотря на экстремальные условия, жизнь в храме текла по привычному распорядку. Мистер Венейблс проводил службы, читал проповеди, утром и вечером звонили в колокола. По утрам все собирали постели и занимались привычными делами — после службы доили коров, убирались, готовили еду. Воду для уборки и питья грели в доме у падре. Завтрак готовился под руководством Бантера.
      Даже школа не прекращала свою работу. Занятия проводились в специально отведенной комнате в доме падре. Дети после уроков играли в саду у дома падре.
      Три вечера в неделю миссис Венейблс и мисс Снут организовывали настоящие концерты с участием хоров храмов святого Стефана и святого Павла. Помогали в постановке концертных номеров мисс Хилари и Бантер. По воскресеньям все дела прекращались, и падре проводил торжественную воскресную службу. За время потопа произошли в деревне, вернее в храме, два знаменательных события — венчание и рождение малыша. Ребенка окрестили Паулом — в честь храма, где ему была дана жизнь, а назвали его Кристофером — в честь святого Кристофера — покровителя рек.
      Утром четвертого дня, когда Уимзи проходил через кладбище, чтобы отправиться в привычный объезд деревни на лодке, он заметил, что вода спала примерно на дюйм. Вернулся лорд Питер с веточкой оливкового дерева, которую сорвал в саду у дома одного из прихожан. В честь этого события звонари храма святого Павла прозвонили большой Кентский перезвон. Их примеру последовали и звонари из храма святого Стефана, и вскоре все окрестности были залиты веселым перезвоном.
     
      — Странный запах, — сказал Бантер, стоя на ступеньках храма. Это был двадцатый день после начала наводнения. — Кажется, здесь и не такой уж чистый воздух, милорд.
      — Не говори глупостей, Бантер, — ответил Уимзи, — если бы ты сейчас был в городе, за один глоток такого воздуха ты бы согласился заплатить не меньше фунта.
      К этому времени вода уже спала. По крайней мере, по деревне, несмотря на грязь, уже можно было ходить пешком.
      Женщины уже начинали чистить и приводить в порядок свои дома, а мужчины — ликвидировать разрушения: строить заборы, восстанавливать сараи, чинить лестницы и крыши. Дел было очень много и за рабочий день люди сильно уставали.
      Тела Вилли Тодея и Джона Кросса были обнаружены недалеко от прихода храма святого Стефана. Видимо, туда их отнесло сильное течение. Похоронили бедняг на кладбище в приходе святого Павла. Только после похорон Уимзи рассказал падре и Бланделлу то, что думал о Вилли и к каким заключениям пришел.
      — Бедняга Вилли, — сказал он. — Он умер и унес свои грехи и тайны с собой. Я все же думаю, что он знал или догадывался, как был убит Джеффри Декон. Я даже скажу больше — мне кажется, что он чувствовал на себе ответственность за случившееся. Теперь нам не придется искать убийц.
      — Что вы хотите этим сказать, милорд?
      — Убийцы Джеффри Декона уже повешены. Ведь, кажется, такое наказание ждало убийцу.
      — Убийцы? — переспросил мистер Бланделл. — Их несколько? Кто они?
      — Гауде, Саваоф, Джон, Иерихон, Джубили, Димити, Бетти Томас и Тейлор Паул.
      Падре и Бланделл были шокированы словами Уимзи и молча ждали объяснений.
      — Я должен был раньше догадаться, — сказал Уимзи. — Когда в храме святого Павла звонят колокола — подниматься на колокольню смертельно опасно. Если бы я хотя бы на десять минут дольше пробыл там в день, когда началось наводнение, и звонари звонили бы без перерыва, меня бы с вами уже не было. Я не могу назвать точной причины — удар, апоплексия, шок — выбирайте, что вам нравится. Дело в том, что нельзя находиться в пространстве выше помещения, где работают звонари, и ниже верхнего этажа, отгороженного дверью. Когда звонят колокола, в этом пространстве создается особый акустический эффект, объяснить который я не могу, но для человека он смертелен. Человек может выдержать максимум минут пятнадцать влияния этого эффекта. А Декон был связан и заперт на колокольне… Новогодний перезвон длился девять часов… Шансов выбраться и спастись у него не было.
      — Боже мой! — воскликнул старший инспектор. — Так, значит, вы были правы, когда говорили, что убить Декона могли и вы, и Хезеки, и падре…
      — Да, именно так, — ответил Уимзи. — Мы и убили его. В ту ночь этот самый акустический резонанс был еще сильнее, чем обычно, видимо, из-за того, что все щели в колокольне залепило снегом… Да, Декон был не самым лучшим человеком… но когда я думаю о том, как он умер… в одиночестве, объятый ужасом…
      Уимзи замолчал и обхватил руками голову. Некоторое время все молчали. Тишину нарушил падре.
      — Вокруг Бетти Томаса всегда ходили легенды. Этот колокол уже убивал людей. Хезеки бы сказал, что колокола убивают злых людей, в души которых проник дьявол… Может, Господь сам наказывает таких, как Декон, с помощью колоколов. А Господь самый справедливый судья.
      — Значит, — сказал Бланделл, — мы можем считать дело закрытым. Человек мертв, тот, кто запер его на колокольне — тоже отправился на тот свет, бедняга. Только я все равно не очень понял про эти колокола… как они могут убивать… наверное, при помощи звуковых вибраций? В любом случае, раз вы так говорите, милорд, значит, так оно и есть. Итак, ответы на все вопросы получены. Наверное, можно сообщить об этом начальнику полиции. Вот и все. Что ж, всего доброго, джентльмены. До свидания.