История древнего мира

DjVu

      ГЛАВА LXIV КРИЗИС III в. И ПОЗДНЯЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ.
     
      § 1. Династия Северов (193 — 235). Кризис III в. На почве усиливающегося разложения рабовладельческого хозяйства, растущего сепаратизма провинций, общего культурного упадка и увеличивающейся опасности прорыва границ «варварами» все более болезненно стало сказываться с начала III в. растущее бессилие центральной власти. Убийство Ком-мода (31 декабря 192 г.) было началом целого периода дворцовых и военных переворотов, которые повели вскоре к полному расстройству центрального правительственного аппарата Римской империи. Новая опасная военная обстановка, создавшаяся в последней трети II в. (в особенности парфянская и маркоманская войны Марка Аврелия), чрезвычайно усилила значение военных элементов и вновь раскрыла им их ведущую роль в Римском государстве. Пренебрегая всякими принципами династической преемственности, отдельные римские армии стали по собственному произволу ставить и свергать императоров, а через них распоряжаться и всем направлением римской политики. Римский императорский престол стал игрушкой расходившейся военной стихии.
      Начали, как всегда, наиболее избалованные и распущенные преторианские части. После убийства Коммода в 193 г. на протяжении всего 6 месяцев они провозгласили и убили одного за другим двух императоров — П. Гельвия Пертинакса и М. Дидия Юлиана. Оба были заслуженные военные, опытные администраторы, но императорский сан получили лишь благодаря открытому подкупу гвардейских солдат: Гельвий Пертинакс пообещал им «донативу» по 3 тыс. денариев каждому, а Дидий Юлиан — даже вдвое более, по 6250 денариев. «Как на рынке или в лавке, продавались с аукциона и столица и вся Римская держава», — пишет Дион Кассий (73, 11).
      Завидуя успеху и добыче своих столичных товарищей, провозглашать императорами своих командиров стали и войска, расположенные в провинциях: сирийская армия — Г. Песценния Нигера,
      британская — Д. Клодия Альбина, дунайские и рейнские легионы — легата Паннонии JI. Септимия Севера. Дунайская армия успела раньше своей сирийской соперницы захватить Рим, и Сентимий Север стал императором и основателем новой династии Северов (193 — 235 гг.).
      Септимий Север (193 — 211) был энергичный военачальник и талантливый администратор. С беспощадной суровостью он расправился со всеми своими врагами и конкурентами и умел держать в повиновении буйные массы солдат, частью мерами строгой дисциплины, частью всякимп поблажками. Он немедленно расформировал своевольные и развращенные столичной обстановкой преторианские когорты п составил себе новую гвардию из наиболее отличившихся боевых частей провинциальных армий. Любому рядовому теперь открыт был доступ к офицерским чинам независимо от его происхождения, и многие провинциалы стали достигать высоких военных назначений. Септимий Север разрешил солдатские браки, позволил солдатам обзаводиться участками земли и жить по домам с своими семьями, являясь в казармы лишь на военные занятия. «Одаряйте солдат, — учил он своих сыновей, — остальным можете пренебрегать».
      Выходец из богатой семьи в бывшем карфагенском городе Лептис Магна, горячий поклонник Ганнибала, женатый на сирийке Юлии Домне, дочери великого жреца сирийского бога Ваала, Септимий Север был совершенно чужим для Рима человеком, презирал римские традиции и нравы, грубо обращался с сенатом и держал себя в Риме как типичный восточный автократор. Однако он был выдающимся полководцем, и ему многое прощали за успехи его внешней политики. Он совершил удачный поход на парфян (в третий раз римлянами были взяты обе парфянские столицы — Селевкия и Ктесифон), значительно расширил римские владения за Евфратом и умер во время своего похода в Британию.
      Но солдатские бунты лишь на время затихли при суровом Сеп-тимии Севере. Во времена правления его преемников недовольство солдатских масс вспыхнуло с новой силой. Сын его Марк Аврелий Антонин, по прозвищу Каракалла (211 — 217 гг.), был, по выражению Моммзена, «каррикатурой на своего отца»: карликового роста, болезненный, распутный и жестокий, он страдал манией величия и мечтал стать вторым Александром Македонским. На глазах собственной матери он убил своего брата Гету, который был вначале его соправителем. В Риме и Александрии он перебил до 30 тыс. жителей за насмешки над ним за эту «победу». Каракалла предпринял сумасбродный поход на восток, желая покорить не только Индию, но и Китай и тем превзойти самого Александра. Однако в самом начале этого похода, недалеко от Карр, Каракалла был убит одним из офицеров своей свиты.
      Внутренними делами, в сотрудничестве с лучшими правоведами того времени (например, знаменитым юристом Эмилием Папиниа-ном), ведала мать Каракаллы, умная и властная Юлия Домна. Этим и следует объяснить странным факт, что на время этого преступнейшего из римских императоров приходится знаменитый акт — «эдикт Каракаллы» 212 г. о предоставлении прав римского гражданства жителям всех римских провинций. «Я жалую всем пере-грпнам ойкумены (т. е. не римлянам, живущим на территории империи), за исключением дедитициев, права римского гражданства, все установленные виды муниципального строя», — торжественно провозглашает эта «Конституция Антонина». Повидимому, под неопределенной категорией «дедитициев» понималось сельское, еще мало романизованное население провинций, обложенное поголовной податью, так что декрет распространялся преимущественно на горожан. Предоставляя им права муниципальной организации, римское правительство стремилось найти в них опору против непомерно растущего значения военных элементов.
      Однако обуздать своеволие войск уже было невозможно. Сирийская армия провозгласила императором убийцу Каракаллы — Макрина (217 — 218 гг.), но очень скоро сестре Юлии Домны, Юлии Мезе, удалось подкупить часть тех же сирийских легионов, и они провозгласили императором ее внука — 14-летнего Вария Авита Бассиана, которого выдавали за внебрачного сына Каракаллы. Суеверным солдатам особенно импонировало то, что этот красивый мальчик был верховным жрецом великого сирийского бога солнца Эл-Габала (Ваала), почему его и прозвали Элагабалом. После непродолжительной междоусобной войны сторонники Макрина изменили ему и убили своего ставленника, а Элагабал в пышных раззолоченных ризах восточного жреца с великим торжеством совершил свой въезд в Рим в сопровождении «священного черного камня из эмесского храма» и других восточных святынь. Ленивый и развращенный юноша занимался лишь жертвоприношениями своему «великому богу». Всеми делами ведали его бабка Юлия Меза и его мать Юлия Соемия (они назывались «августами» и «матерями лагерей и сената»), управлявшие с помощью своих фаворитов.
      В 222 г. преторианские солдаты убили, наконец, и Элагабала вместе с его матерью Юлией Соемией и бросили их тела в Тибр. Но уцелевшей Юлии Мезе, которая и сама причастна была к заговору, удалось заставить их провозгласить императором другого своего внука, которого она также выдала за «незаконного сына» Каракаллы, 12-летнего Алексиана. Последний стал править под именем М. Аврелия Севера Александра, или, как его обычно называют — Александра Севера (222 — 235 гг.).
      Правление детей и придворных дам, таким образом, продолжалось, но в несколько более пристойной форме. Александр Север и его мать Юлия Маммея стремились сблизиться с сенатом, привлекали к правлению лучших законоведов (например, знаменитого юриста Ульпиана, который был назначен префектом претория). Последние заботились о правильном функционировании судов, о налаженности работы администрации, о состоянии финансов.
      Но все это делалось недостаточно энергично, бесконечные придворные интриги мешали работе ответственных лиц, общее положение было слишком расшатано безумствами предшествующих правительств и все более мощными проявлениями непреодолимо надвигающегося хозяйственного и социального кризиса. Во многих провинциях начинались восстания, на военных окраинах появлялись разные узурпаторы, объявлявшие себя «императорами» и увлекавшие за собой отдельные войсковые части. В самом Риме преторианцы подняли грандиозный бунт и убили своего начальника Ульпиана.
      Внешняя политика поэтому шла неудачно. На востоке на развалинах Парфянского царства возникло новое мощное персидское государство Сассанидов, стремившееся возродить в полном объеме древнюю персидскую монархию Ахеменидов — Дария и Ксеркса. Поход на восток, ставший необходимым, когда персы захватили римскую Месопотамию и Каппадокию, возглавлявшийся самим Александром Севером, оказался неудачным (231 — 233 гг.). Когда же Александр, более склонный к мирным занятиям книгами (он напоминал в этом отношении Марка Аврелия), прибыл с неизменно его сопровождавшей матерью на Рейн и весьма неуверенно и неумело начал поход на германцев, возмутившиеся солдаты убили его вместе с Юлией Маммеей в их палатках и провозгласили императором «начальника новобранцев» Максимина, фракийца по происхождению, человека гигантского роста и силача, выслужившегося из простых солдат и очень среди них популярного (235 г.).
      С этого времени в Римском государстве началась небывалая смута, продолжавшаяся более 30 лет (235 — 268 гг.), когда императоров ставили и затем убивали почти непрерывно.
      Максимин, которого его биограф называет «вторым Афинионом и Спартаком» и который, по его словам, систематически истреблял всех богатых и знатных, чтобы из их имущества награждать своих солдат, в Рим даже не появился и вел все время отчаянную борьбу на севере с германцами, язигами и даками. Раздраженная знать уже в 238 г. выдвинула против него в течение одного года четырех своих императоров-сенаторов: Гордиана I и Гордиана II в Африке и Бальбина и Пупиена в самом Риме. Но все они в течение нескольких месяцев были перебиты солдатами, а римские преторианцы, недовольные «деревенщиной» Максимином (он когда-то был простым пастухом), провозгласили в Риме своего императора, тоже из знати, 13-летнего внука Гордиана I, Гордиана III. Период таких военных переворотов продолжался целых 15 лет. Максимин был вскоре убит своими солдатами, а Гордиан III продержался 5 лет (238 — 244 гг.), так как за него умело правили его родственники. Он был убит во время похода на персов своим префектом претория Филиппом, арабом по происхождению, который, став императором, через четыре года правления (244 — 249 гг.) был в свою очередь разбит и затем убит восставшим против него Децием, одним из своих полководцев. Император Деций через два года погиб в бою с готами благодаря измене одного из подчиненных ему военачальников Требониана Галла. Последний был императором два года и погиб в бою с своим соперником Эмилианом, наместником Мезии, с своими войсками вторгшимся в Италию и захватившим Рим. Однако его же солдаты убили Эмилиана на третий месяц его императорской власти (253 г.), когда в Италию вступила еще третья армия — рейнская с своим кандидатом — Валерианом.
      Пятнадцатилетие с 253 по 268 г. было самым страшным временем в истории Римской империи — временем ее полного распада. Правда, в Риме в это время номинально правили два императора, тоже провозглашенные войсками: Валериан (он в 260 г. попал в плен к персам) и его сын Галллен. Но не было провинции, в которой бы за это время не появилось своего императора, так что период этот еще древние историки называли временем 30 тиранов. На Западе образовалась целая особая «Галльская империя», в которую вошли все западные провинции — Германия, Галлия, Британия и Испания. «Императором» ее был в течение 10 лет римский военачальник Постум, имевший свою армию, своих консулов, легатов, свою особую администрацию, свою монету и совершенно игнорировавший центральное римское правительство. Сирия, Малая Азия и Египет тоже отделились, образовав целое новое царство, во главе которого стоял князь Пальмиры Септимий Оденат, именовавший себя «автократором», т. е. самодержцем и «вождем Востока». После его смерти в 267 г. правительницей этого обширного царства стала его вдова Зеновия. В дунайских провинциях тоже один за другим появлялись претенденты, и во время борьбы с одним из них, Авреолом, начавшим поход на Италию и дошедшим уже до Милана, сам Галлиен был убит своими офицерами.
      Паралич центральной власти и постоянный отвод войск из пограничных районов претендентами и узурпаторами, чтобы использовать их в своих междоусобных войнах, сделали катастрофическим внешнее положение Римского государства. Римские г р а-ницы повсеместно были прорваны, и орды варваров неудержимыми потоками отовсюду устремились в старинные культурные районы Средиземноморья. Воинственные франки, вооруженные громадными секирами, разгромили укрепления римского лимеса на Нижнем и Среднем Рейне и ворвались в центральные части Галлии. Аламаны, другое германское племя, захватили Рецию и Альпийские перевалы, вторглись в Северную Италию и в 261 г. дошли до Милана. Временно оттесненные отсюда Галлие-ном, они повторили нашествие в 270-х годах; на этот раз они проникли в Среднюю Италию, так что под угрозой оказался и сам Рим.
      На Нижнем Дунае положение было еще опаснее. Здесь образовался обширный конгломерат различных племен — сарматских, фракийских, возможно, и праславянских. Во главе их находились передвинувшиеся с Балтийского моря готы, почему и все это объединение современники называли «готами». С 230 г. готы начали систематический разгром всего Черноморья — захватили Истрию и Тиру, разрушили Ольвию, в 250-х годах овладели Бос-порским царством и Крымом. На своих лодках-однодеревках, а также на захваченных в боспорских и других городах греческих и римских кораблях, они выходили из устьев Днепра, Буга и Дуная в море (иногда таких судов собиралось до двух тысяч), громили
      богатые города Вифинии и Пафлагонин (Трапезунд), проникали через Геллеспонт в Эгейское море, к старинным центрам греческой культуры — к Эфесу и даже Афинам. Громадные сокровища скопили их князья во время этих грабительских походов, положив тем начало вычурному, так называемому «готскому» стилю: даже сбруя их коней была усеяна причудливыми золотыми бляхами, украшенными гранатами, бирюзой и пестрой эмалью.
      На Евфрате постоянные нападения делали персы. В 260 г. царь новоперсидского царства Шапор (столицей его опять стал древний персидский город Персеполь) разгромил всю армию римского императора Валериана. Сам император попал в плен: его долго возили в свите Шапора, заставляя подставлять спину, когда Шапор садился на своего коня, а его офицеров и солдат догнали копать каналы на реке Тигре. Богатейший город Сирии, ее столица Антиохия, была взята и разграблена персидскими воинами.
      Так как в связи с постоянными междоусобными войнами, набегами и погромами варваров, голодовками и частыми эпидемиями империя обезлюдела и оскудела собственными военными силами, для обороны границ от варваров стали нанимать других варваров, зачисляя их целыми племенами в римскую армию. Это, как исключение, практиковалось уже со времени Августа, шире стало применяться во II в., особенно при Марке Аврелии, и наконец обратилось в настоящую систему в грозные годы, наступившие после смерти Александра Севера. Эти так называемые «федераты» (т. е. договорники) получали наделы земли под условием являться в нужное время на военную службу и подготовлять к ней и своих сыновей. Другой вид таких же военных поселенцев, в особенности в пограничной зоне, носил название «летов» (laeti). Таким путем варвары стали и по соглашению с римским правительством массами проникать на римскую территорию, даже в коренные италийские области, способствуя их варваризации.
      Вместе с тем тяжелый хозяйственный кризис охватил все провинции. Погибали от варварских вторжений и всяких военных операций многолетние запасы продовольствия, часто нельзя было во-время засеять поля или убрать урожай. Узурпаторы, захватив какую-либо область, немедленно прекращали вывоз из нее, чтобы лучше кормить и снабжать своих солдат. Грабительские морские походы готов и постоянные вторжения персов перерезали все основные торговые пути между главными индустриальными и торговыми центрами Востока. Города пустели вследствие массового ухода населения на землю, обращались в военные убежища и крепости, спешно обносились стенами: за недостатком строительного материала стены эти возводились из разрушенных построек, общественных зданий, из кладбищенских длит и других, иногда весьма ценных в художественном отношении памятников. Замирала интенсивная прежде жизнь муниципиев, в связи с общим разорением прекратились пожертвования на общественные нужды, рос местный налоговый гнет; необыкновенно обременительна, хлопотлива и непопулярна становилась деятельность декурионов и других муниципальных властей, все старались уклониться от несения общественных обязанностей. Несмотря на громадное увеличение государственных налогов, государственная казна была пуста. Часто налоговые суммы нельзя было ни собрать, ни доставить по назначению. Государство жило преимущественно на средства, получаемые путем массовой эмиссии монеты, причем за недостатком драгоценного металла принуждено было все более и более ее портить и обесценивать. Уже при Каракалле «золотой» (aureus) стали чеканить на 17% легче прежнего, и прежний, полноценный, немедленно исчез из обращения, припрятанный населением. Тогда же введена была и новая серебряная монета — «антониан», — как часть «золотого», но имевшая серебра только 50% нормы. Дальше пошло еще хуже: серебряную монету стали чеканить из меди, только слегка серебря ее сверху (5%, а затем только 2% серебра). Население стало монету принимать лишь по весу, притом предпочитая мелкую медную, как менее испорченную, а то и переходя на простой примитивный обмен вещи на вещь. Товарное и денежное хозяйство приходило в полный упадок и заменялось примитивным — натуральным, домашним.
      В связи с невыносимыми тяготами жизни начались мощные движения народных низов. В 238 г. в Африке происходило большое восстание колонов, которое использовали крупные землевладельцы, чтобы острие его направить против ненавистного им солдатского императора Максимина и поддержать их кандидата на императорский трон Гордиана I. Движение было жестоко подавлено оставшимся верным Максимину легионом, квартировавшим в этой провинции. В Египте широко разрослось движение пастухов («буколов»), вспыхнувшее еще при Марке Аврелии и с тех пор все более расширявшееся. К буколам, в их недоступные селения, спрятанные в камышах и болотах дельты Нила, бежали все обездоленные люди Египта и, собравшись там в организованные отряды, делали постоянные вылазки на административные центры и римские гарнизоны. С движением буколов римское правительство не могло справиться в течение всего III в.
      В Галлии уже с конца II в. происходили непрерывные волнения колонов, городской бедноты и беглых солдат. «Эти злодеи, — пишет историк III в. Геродиан, — нападали на большие города, разбивали тюрьмы, освобождали от оков всех заключенных в них по какой-либо вине, обещали им безопасность и вовлекали в свой союз». Уже Септимию Северу приходилось упорно бороться с такими «разбойниками», во главе которых одно время стоял смелый и опытный организатор солдат-дезертир Матерн. В период политической анархии III в. количество таких «разбойников гг мятежников» страшно увеличилось, и к 270-м годам в Галин вспыхнула настоящая крестьянская война, известная под названием движения бага удов (борцов). Восставшие крестьяне, колоны и сельские рабы (rusticani homines agrestes) сперва
      действовали отдельными мелкими отрядами, затем, в 280-х годах, образовались более крупные объединения. Появились общепризнанные вожди Элиан и Аманд, которые называли себя «императорами», чеканили свою монету п пр. Большинство крупных имений было захвачено, повстанцы поделили между собой их земли, скот и инвентарь. Вся сельская Галлия была в руках восставших: «Пахарь превратился в пехотинца, пастух во всадника», — жалуется один древний писатель (М а м е р т и н). Держались за своими стенами лишь крупные города, куда укрылось все богатое население. Восставшие крестьяне не могли ими завладеть из-за отсутствия у них соответствующей военной техники. Однако повстанцам удалось в 270 г. после семимесячной осады взять город Августодун (Отен), столицу эдуев, так как на их сторону перешла часть армии галльского «императора» Тетрика. Богатые и знатные люди были перебиты, имущество их конфисковано, дома разрушены и весь город обращен в груду развалин.
      Одновременно повсеместно поднимались рабы и присоединялись к любому повстанческому движению. Еще в правление Септимия Севера долгое время по всей Италии действовала шайка разбойника Булла, состоявшая из 600 человек, преимущественно из «императорских слуг» (рабов), получавших самое жалкое содержание, а то и не получавших никакого. Разбойники были неуловимы и везде имели связи. О них рассказывали легенды, как о народных заступниках. Рабы принимали широкое участие и в восстании колонов в Африке, и в движениях буколов в Египте и багаудов в Галлии. В 260-х годах, по словам биографа императора Галлиена, в Сицилии происходила «как бы рабская война». Наконец, рабы вместе с колонами и другими угнетенными слоями римского населения приветствовали вторгавшихся варваров, видя в них избавителей от страшного гнета богатых владельцев и государственных чиновников-хищников. Крестьяне-горцы показывали аламанам тропы через Альпы, рабы массами уходили с ними при их отступлении из Италии. Когда готы в числе всего 15 тыс. воинов под предводительством своего знаменитого вождя Книвы устроили из-за Дуная сухопутный набег на Балканский полуостров, крестьяне и рабы, составив добровольно и конные и пешие дружины, в таком количестве присоединились к ним, что им удалось взять один из крупнейших городов Македонии — Филиппополь. А когда император Деций попытался догнать их при отходе обратно за Дунай и отнять их добычу, готы наголову разбили римскую армию в Добрудже. В бою погиб и сам император Деций вместе со своим старшим сыном и соправителем Герен-нием Этруском (июнь 251 г.).
      Таким образом, кризис III в. привел к новому подъему революционного движения в Римском рабовладельческом государстве, тем более сильному, что, в противоположность первому периоду этого движения во п в. до н. э., и само Римское государство уже находилось в состоянии глубокого разложения. Революционные силы — рабы, крестьяне и варвары — действовали на этот раз в полной гармонии и контакте между собой. Теперь окончательное крушение античного рабовладельческого строя становилось уже только вопросом времени.
     
      § 2. Последние попытки восстановления рабовладельческой империи. Доминат Диоклетиана и Константина. Однако господствующие круги рабовладельческого общества еще оказались способны на последнее усилие, чтобы приостановить полный распад империи. В бурные годы кризиса III века особенно пострадали города, кроме переживаемых экономических затруднений, подвергавшиеся еще постоянным разграблениям; погибло также большинство маломощных мелких и средних хозяйств. Напротив, латифундии знати, благодаря богатству их владельцев, не только быстро оправлялись, но и расширились еще более в своих размерах за счет исчезавших мелких владений. К тому же количество крупных имений значительно увеличилось, так как возникло множество новых поместий удачливых военных командиров: очень многие из них сумели использовать тяжелые времена императорских междоусобий и военных авантюр для личного обогащения, пополняя тем и усиливая слой крупных землевладельцев. В связь с этим и следует поставить то обстоятельство, что в течение 17 лет после смерти Галлиена командный состав армии, преимущественно дунайских ее подразделений, наиболее активно участвовавших в междоусобной борьбе, а потому и наиболее обогатившихся, вместе с тем и приобревших большой опыт в войнах с «варварами», смог выделить из своей среды на императорский пост ряд крупных военных и административных талантов, сумевших временно спасти положение.
      Общее было в них то, что почти все они вышли из простых военных колонистов Иллирии, отчего их и принято называть иллирийскими императорами. Все они личными усилиями и способностями достигли высших рангов в военной иерархии, обзавелись большими землями и правили поэтому в полном контакте и согласии с землевладельческими верхами Италии и провинций. В интересах этих общественных верхов они беспощадно и безжалостно напрягали силы своих подчиненных: например, в краткие периоды военных передышек не стеснялись отправлять целые военные отряды на срочные работы в имения крупных землевладельцев. Эти императоры-иллирийцы такой ценой страшного напряжения народного труда достигли и некоторой общей консолидации хозяйственной жизни и частично внутренней и внешней стабилизации. Правили все они непродолжительно. Их обычно убивали их же солдаты и младшие офицеры; так, Клавдий II Готский (это прозвище он получил за то, что первый одержал очень крупную победу над вторгшимися в Верхнюю Мезию готами) был императором всего 2 года (268 — 270) — единственный среди них, умерший от болезни (чумы); Аврелиан правил только 5 лет (270 — 275), Тацит — 1 год (275 — 276), Проб — 6 лет (276 — 282), Кар — 1 год (282 — 283), его сыновья Нумериан и Карин — 2 года (283 — 285) — и все они умирали насильственной смертью.
      Самым выдающимся из них был Аврелиан, провозглашенный императором дунайской армией и прозванный «Железная рука» за свою громадную физическую силу, необычайную энергию и непреклонную волю. Он спас Рим от нашествия аламанов, разбил готов и вандалов и отбросил все эти опасные для римлян племена за Дунай; при этом он забрал громадную добычу и множество пленных, которыми пополнил весьма сократившееся число рабов и пограничных военных поселенцев. С беспощадной суровостью Аврелиан подавлял движения рабов и колонов. Были подавлены и провинциальные мятежи, например, в Египте, разгромлена Пальмира (272 г.), а царица ее Зеновия взята вместе с сыном в плен; была покорена и отделившаяся Галлия, после того как император ее Тетрик, один из преемников Постума, из страха перед разраставшимся движением багаудов, добровольно подчинился Аврелиану. За все это Аврелиана стали именовать «восстановителем вселенной» (restitutor orbis).
      Правда, это умиротворение и воссоединение было достигнуто тяжелой ценой. Пришлось оставить Дакию и перевести всех римских колонистов ее на правый берег Дуная, массами принимать на римскую службу и селить на коренных римских землях полудиких вандалов, бастарнов и других варваров, лихорадочно укреплять самый город Рим: до сих пор в нем видны мрачные остатки грандиозных стен и башен Аврелиана. Чтобы справиться с финансовыми затруднениями, выпускали такую испорченную монету, что население совсем отказывалось ее принимать. В 273 г. в Риме произошло из-за этого восстание. Его подняли рабочие и служащие монетного двора («монетарии»), а их поддержало все низовое население Рима. О силе этого денежного бунта, или «восстания монетариев», как его обычно называют, свидетельствует то, что одних солдат при подавлении его было убито до 7 тыс. Римская империя сократилась территориально, еще более обеднела, население еще более огрубело и перемешалось с варварами, но все же предотвращен был на некоторое время полный и окончательный ее распад.
      Восстановительными мерами, на такой же новой основе, прославилось двадцатилетнее правление императора Диоклетиана (284 — 305 гг.). Тоже иллириец, из простых людей (сын вольноотпущенника), дослужившийся до высоких военных чинов, грубоватый и мало образованный, он был выбран старшими офицерами восточной армии императором после убийства императора Кара и собственноручно убил своего соперника Апера. По-солдатски прямолинейно и смело, хотя и весьма упрощенно, решал он сложнейшие вопросы администрации и реконструкции Римской империи. На первом месте для него стояла военная оборона Римской империи и соответствующая организация для этого тыла.
      Поэтому в Рим он не поехал, а своей резиденцией выбрал город Никомедию на Пропонтиде (Мраморном море), весьма удобный для наблюдения за защитой наиболее угрожаемой римской границы по Дунаю и по Евфрату. На западе же он назначил себе соправителя — второго «августа» — Максимиана, своего земляка и такого же, как он сам, энергичного и дельного офицера. Столицей Максимиана выбран был город Медиолан (Милан), стороживший Альпийские проходы в Германию и Галлию и, таким образом, обеспечивавший крепкую связь с рейнским оборонительным рубежом. Каждый август получил еще по помощнику-заместителю — цезарю: Диоклетиан в лице Галерия (он должен был иметь свою штаб-квартиру в Сирмиуме, на реке Саве, близ Дуная), Максимиан — Констанция Хлора (его главной ставкой был Трир на Мозеле, притоке Рейна). Цезарей августы женили на своих дочерях и в лице их подготовляли себе преемников: было по-военному постановлено, что августы должны через двадцать лет, по достижении предельного возраста, сложить с себя власть в пользу этих своих заместителей. Так установилось «четверовластие» (тетрархия), собственно, правление четырех военачальников, с известной субординацией их в порядке старшинства высшему по чину Диоклетиану, авторитет которого при разногласиях считался имеющим решающее значение.
      Такое разделение временно оказалось с точки зрения верхов римского общества весьма целесообразным. Августы вместе с цезарями в относительно короткий срок сумели круто расправиться и с многочисленными еще, продолжавшими появляться узурпаторами и с народными восстаниями. Максимиан разгромил багау-дов и разрушил их главное укрепление на реке Марнё в области паризиев (в 286 г.). Путем массовых казней и кровавых экзекуций он восстановил в Галлии «порядок». Констанций Хлор ликвидировал попытку начальника северного римского флота Карау-зия создать особую империю» в Британии. Отражены были и вторжения германцев, язигов, карпов и персов. В связи с победой над персами удалось даже опять установить римский протекторат над Арменией и посадить в ней царем римского ставленника Тиридата III. Границы вновь были крепко заперты множеством восстановленных и еще усиленных укреплений.
      Но для закрепления этих внешних и военных успехов пришлось перевернуть по-новому весь строй жизни и весь общественный быт в тылу. Чтобы как-нибудь связать вместе и заставить работать на общую пользу всю массу римских провинций, обращавшуюся уже в случайно собранный конгломерат, пришлось прибегнуть к давно иопытанной при подобных же обстоятельствах на Востоке системе деспотии. Безжалостно ликвидированы были последние остатки некогда столь ценимых гражданских прав, свободы личности, муниципального самоуправления. Началось с ряда насильственных вмешательств правительственной власти в хозяйственную жизнь, с тяжелой для населения денежной
      девальвации; в связи с недостатком золота (золотые рудники Дакии были потеряны) вес золотой монеты был уменьшен на целую треть: из одного римского фунта (327 г) стали вместо 40 чеканить 60 золотых. Серебряный денарий, страшно упавший в цене в течение III в., официально обращен в мелкую медную монетку х/42 его прежней стоимости, так что за новый введенный в 301 г. полновесный «серебренник» («аргентарий» = 1/2б «золотого») приходилось давать 42 старых денария. В устойчивость новой монеты никто не верил, золото немедленно исчезло из обращения, припрятанное населением, цены быстро взлетели вверх «не в 4 или 8 раз, но так, что человеческий язык не может приискать названия для такой расценки», — как жаловался правительственный эдикт 301 г.
      Это побудило правительство Диоклетиана пуститься в отчаянную и безнадежную борьбу с спекуляцией, в которой оно увидело причину этих хозяйственных явлений. Указанный эдикт 301 г. «О рыночных ценах» устанавливал смертную казнь для всех перекупщиков и повышателей цен, которых он клеймил названием «наглых преступников», «грабителей, искусившихся в увеличении своих возмутительных барышей». «Положить конец их алчности и грабежу наших провинций властно требуют общечеловеческие соображения».
      В связи с этим эдикт устанавливал твердые цены на все продукты питания, текстильные, кожаные, металлические изделия, повозки и экипажи и прочие рыночные товары, а также заработную плату рабочих всех видов труда, начиная с деревенского батрака и кончая представителями наиболее квалифицированных профессий. Батраки, погонщики, водоносы, чистильщики клоак не должны получать более' 25 медных денариев в день на хозяйских харчах; каменщики, плотники, столяры, кузнецы, пекари, тоже с хозяйским столом, — лишь вдвое больше, по 50 денариев; художник-живописец — 150 денариев; адвокат за написание и подачу жалобы — 250 депариев; учитель начальной школы — по 75 денариев за каждого ученика ежемесячно; преподаватель латинского и греческого языков и геометрии — 200, ритор и софист — 250 денариев и т. д. «Если кто дерзко воспротивится этому постановлению, тот рискует своей головой», — такой решительной угрозой заканчивается пространное введение к этому замечательному памятнику.
      Как и следовало ожидать, эдикт остался безрезультатным. Он только вызвал еще большую хозяйственную смуту и был вскоре отменен преемником Диоклетиана, Константином.
      Ввиду неудач этих финансовых и экономических нововведений и общего им сопротивления, правительству Диоклетиана и его соправителей пришлось решительно повернуть на тот путь, на который уже постепенно вступали и его предшественники — натурализации поставок и системе принудительных работ на армию и казну, так как потребности их не терпели никаких отлагательств и проволочек. Основным налогом теперь стала «аннона» — налог натурой, собиравшийся с сельского населения всей территории Римской империи, включая и Италию. Для этого каждые пять лет производилась общая поголовная перепись всего населения и его имущества и каждая «голова» (caput), безотносительно к своему социальному, но соответственно своему имущественному положению, облагалась по разверстке соответственными поборами, устанавливаемыми правительством каждые 15 лет («индикты»). Земледельцы вносили аннону по «упряжкам» (iugum): так называлась условная единица сельского имущества, 20 югеров хорошей земли или 225 виноградных лоз и т. д. Аннона уплачивалась земледельцами зерном, вином, маслом, мясом и пр., причем за полную и своевременную уплату отвечали крупные землевладельцы, на земле которых они сидели в качестве колонов. Денежные налоги вносили лишь горожане — купцы, ремесленники и городской плебс, но в государственном бюджете эти денежные сборы уже перестали играть значительную роль. Сообразно этому и содержание придворным, чиновникам, солдатам стало уплачиваться тоже натурой; так, например, области северной Италии должны были содержать весь двор сидевшего в Медио-лане Максимиана. В этом отношении Римская империя стала очень похожа на древнюю Персидскую монархию или государство египетских фараонов.
      Для обеспечения полноты поступления сборов и избежания перебоев в поступлении их всех жителей империи прикрепили к их занятиям и промыслам: чиновников — к службе, купцов — к их лавкам, ремесленников — к мастерским и коллегиям. Сын должен был продолжать занятие отца, как бы являясь его сменой. Даже городские магистраты — куриалы, как они стали теперь называться, — были наследственно прикреплены к своим прежде выборным должностям: они должны были не столько заведовать общественными делами города, сколько следить за исправным поступлением казенных поставок с населения, отвечая, под круговой порукой, своим имуществом за всякие недоимки. Еще крецче привязали к земле сельское население всех категорий — и вольных арендаторов, и колонов, и даже посаженных на землю рабов. Все они заносились в цензовые списки, все облагались поголовной податью в натуре («капитацией»), все вместе с семьями их утратили право схода или свода с земли; беглых, одинаково рабов или колонов, ловили, заковывали в кандалы и водворяли на прежние участки, к их владельцам. Даже на крупных землевладельцев, в особенности сенаторского звания, имевших титул «светлейших», государство возлагало обязанности по защите своего района и по наблюдению за местным населением. Они должны были укреплять свои усадьбы, так что последние обращались в настоящие замки, содержать собственные дружины, ставить рекрутов в армии из зависимых от них людей. Им предписывалось устраивать рынки в своих имениях, регулировать торговлю и наблюдать за выполнением эдикта о ценах, даже судить, выполнять полицейские функции и пр.
      Весь аппарат управления этой «поздней Римской империи», как принято ее называть со времени Диоклетиана, стал напоминать и даже сознательно копировать строй восточной деспотии. Государь вел себя как земное божество. Его величали «Юпитеровым сыном» и «владыкой», в обращениях к нему употребляли множественное число — «вы». Он появлялся в пышных восточных ризах первосвященника с золотым венцом на голове; к венцу были приделаны расходившиеся во все стороны золотые, как бы солнечные лучи (эту корону придумал еще Аврелиан). При его появлении полагалось падать на колени, кланяться до земли, целовать ему ноги. Его дом назывался «священными палатами», его верховный совет переименован был из «консилиума» (заседания) в «консисторию», что значит «общее стояние», так как никто не смел сидеть в присутствии его священной особы. Власть его, как и надлежит «владыке» (dominus, по-гречески despotes), была безгранична, почему эту форму монархии, вернее даже деспотии, к которой пришла Римская империя, и принято называть доминатом.
      Ближайшими сотрудниками императора являлись префект претория — по военным делам, викарий (заместитель) — по гражданскому законодательству и юстиции, и ряд магистров, ведавших различными отраслями центральной администрации, в распоряжении которых имелся обширный штат чиновников и писцов. Для удобства управления вся Римская империя разделена была на 100 провинций вместо прежних 47, чтобы начальники их (они были разных рангов, сообразно величине и значению провинции, и назывались консулярами, корректорами и президами), ввиду наступивших затруднений с транспортом, порчи дорог и пр., имели более ограниченный подведомственный район. Эти более мелкие провинции объединены были в 12 «диоцезов» — административных округов более обширного характера, например, 7 италийских округов составляли 2 диоцеза, 7 галльских провинций — 2 диоцеза, 4 британских — 1 диоцез и т. д. Во главе диоцезов стояли «викарии префекта претория», непосредственно подчиненные самому префекту. Военная власть везде была отделена от гражданской и находилась в руках отдельных «командующих» (duces), причем значительная часть армии распределена была для охраны порядка по всем провинциям, а на границах оставлены были лишь особые «пограничные корпуса» (limitanei). Легионы ввиду такого дробного размещения были разукрупнены — они сведены были к составу всего в 1 тыс. солдат, почему количество их возросло до 175. Все это имело также целью взаимный контроль различных провинциальных властей и затрудняло появление узурпаторов. Повсюду разъезжали особые «агенты» — соглядатаи, подробно информировавшие центр о положениях на периферии. Эта расплодившаяся масса чиновников новой тягостью легла на плечи населения.
      Оправдание себе и освящение римский доминат искал, подобно восточным деспотиям, в религии. Уже Аврелиан старался обновить и оживить древнюю языческую религию усердной пропагандой культа солнца. Он заявлял, что солнце является наивысшим божеством, а император — его человеческим проявлением, его наместником на земле. Диоклетиан, с теми же целями придать императорской власти божественные санкции, всемерно покровительствовал культу Юпитера и себя именовал «юпитеровым сыном». С этим связано и предпринятое им в 302 — 305 гг. жестокое гонение на христиан, в которых он видел оскорбителей своего божества и подрывателей божественных основ своей власти. Христиане были изгнаны из армии, их собрания запрещены, многие молитвенные дома разрушены и книги их сожжены. Много священников и епископов было казнено, всех под угрозой пыток заставляли приносить жертвы старым богам. Особо свирепые гонения происходили в восточных провинциях, они затронули и при-дунайские области, Италию, Испанию. В истории христианства это преследование получило название «великого гонения», по сравнению с которым казались слабыми неоднократные преследования христиан при прежних императорах (например, Деции и Валериане в 250-х годах).
      Продолжателем дела Диоклетиана по превращению Римской империи в деспотию восточного типа был внебрачный сын одного из цезарей, Констанция Хлора — Константин (мать его, Елена* была простой служанкой в солдатской таверне). Он походил на Аврелиана своей громадной физической силой, солдатской грубостью, необычайной самонадеянностью и решительностью. Когда в 305 г., верный своему установлению о предельном сроке императорской службы, Диоклетиан торжественно отказался от власти и принудил сделать то же и своего соправителя Максимиана, а августами стали прежние цезари — Галерий на востоке и отец Константина, Констанций, на западе, — возникла жестокая борьба из-за назначения новых цезарей и августов.
      Вновь началась долгая и кровавая военная анархия, во время которой противники с дикой жестокостью уничтожали друг друга, жен, детей и сторонников побежденных. Наконец, пережив или истребив всех других, Константин стал в 323 г. единоличным правителем всей Римской империи и, умудренный опытом 18-летних усобиц, отказался от опасной системы четверовластия (тетрархии), введенной Диоклетианом. Однако именно благодаря этому система ничем не ограниченного абсолютизма и получила теперь, в чистом единовластии Константина, свой вполне завершенный характер.
      Как бы знаменуя окончательное установление этого самодержавного режима, Константин окончательно покинул Рим и в 330 г. официально объявил столицей империи древний греческий город Византий. В новую столицу переведен был сенат, она была застроена роскошными правительственными зданиями и храмами и получила имя Константинополя, т. е. города Константина. Решительно отказавшись и во всем прочем от старых традиций, Константин путем множества различных указов и постановлений смело завершил систему всеобщего закрепощения населения и привлечения его на службу государства. Не только колонам, которых безжалостно водворяли обратно на их старые места в случае бегства, но и куриалам, ремесленникам и торговцам запрещено было покидать и свои занятия и места своего настоящего жительства. Количество чиновников еще больше увеличилось, и административный аппарат обратился в чудовищную машину всеобщего невыносимого угнетения.
      Суеверный и малообразованный Константин с особым рвением искал поддержки и опоры своей власти в религии, продолжая, правда, и в этом отношении, но более смело, тенденции своих предшественников. Как ни свирепствовала усердствующая администрация Диоклетиана, а после — его преемника Галерия и одного из новых «цезарей» Максимиана Дазы, христианство оказалось неистребимо. Это была уже мощная и крепко организованная на религиозном основании общественная сила. В каждом городе были многолюдные христианские общины с своими епископами, просвитерами, диаконами, располагавшие значительными средствами. Но уже и в чиновничестве и в армии у христиан было много защитников и приверженцев; даже при самом дворе Диоклетиана христианству сочувствовали его жена Приска и дочь Валерия; сам цезарь Констанций был близок к христианам и на подчиненной себе территории Галлии и Британии не допустил применения декретов Диоклетиана о преследовании христиан.
      Константин, вероятно, под влиянием отношения к христианам своего отца, с самого начала своей правительственной деятельности пошел по этому пути и везде находил в христианах значительную поддержку в своей долгой и трудной борьбе с соперниками. Поэтому уже в 313 г., после победы над главным соперником — Максенцием (сыном Максимиана) и захвата, благодаря этому, Италии, он вместе с тогдашним союзником своим, другим августом — Лицинием, издал в Милане эдикт о предоставлении полной свободы вероисповедания и культа всем религиям, в том числе и христианской. Христианским общинам даже предоставлялось право получить с государства возмещение за разрушенные во время гонения здания, конфискованные земли и имущества. Позднее, став единодержавным правителем, Константин с особой заботливостью относился к христианской церкви, освободил ее служителей от податей и принудительных работ, а римскому епископу подарил свой Латеранский дворец. Вместе с своей матерью Еленой он заботился о постройке христианских храмов в Палестине — в Вифлееме, на Голгофе, в Иерусалиме. Не принимая официально христианства до самой своей смерти, продолжая сохранять звание верховного жреца и строя, тоже с немалым усердием, языческие храмы в своей новой столице Константинополе, Константин в то же время сделал христианскую церковь особо привилегированной и почти что государственной. Заботясь о том, чтобы сохранить в ней единство, он, будучи язычником, давал указания касательно решения тех или иных церковных вопросов и, хотя и мало что понимал в них, председательствовал на большом Никейском соборе 325 г., где шли ожесточенные богословские споры о том, «равен» или «подобен» бог-сын богу-отцу, и выработан был сложнейший по содержанию «символ веры».
      Христианская церковь обращалась, таким образом, в новое и очень мощное орудие государственного господства. Религиозное инакомыслие («ересь») стало жестоко преследоваться, как государственное преступление, нарушавшее установленный властью образ мысли: после Никейского собора отправлен был в ссылку и заключен в тюрьму как «смутьян» александрийский пресвитер Арий, осмелившийся в религиозных вопросах держаться иного взгляда, чем император и послушный императору собор. Когда же император «передумал», Арий был из ссылки возвращен, а на его место был сослан прежний его противник, вождь большинства соборных «отцов», епископ Афанасий. К прежним государственным видам гнета — финансового, административного, военного — присоединился, следовательно, еще новый — гнет религиозный, а для населения закрывалась последняя отдушина его свободы. Этим, можно сказать, полностью завершалась перестройка Римской империи в подобие деспотического государства восточного типа: в восточных деспотиях, по мнению Аристотеля, все являлись рабами, кроме одного царя.
      § 3. Агония Римской рабовладельческой империи и ее падение. Последние 150 лет существования Римской империи были временем ее мучительного умирания. На территории объединенного ею рабовладельческого Средиземноморья после смерти Константина (337 г.) происходил процесс дальнейшего разложения рабовладельческого способа производства, ослабления рабовладельческих слоев, все растущего революционного движения низов и вторжения варварских народов, постепенного образования в ее провинциях многочисленных инородных государств с иным господствующим классом и иным, уже не рабовладельческим строем жизни. Рабство, правда, продолжало еще долго существовать, но из основы прогресса общества оно уже давно стало главным его препятствием; рядом с ним все большее значение постепенно стали получать другие общественные отношения — крепостнические, или, как их стали позднее называть, феодальные.
      Закрепощение населения империи в IV и V вв. продолжалось все нарастающим темпом. Рядом правительственных распоряжений, обычно касавшихся отдельных провинций, устанавливается постепенно для всей территории империи взгляд на колонов, как на наследственных «рабов земли» (servi terrae), а на владельцев земли, как на их естественных «господ» и «покровителей». Однако, так как на первом месте для государства стояли многочисленные натуральные подати земледельцев, в особенности «поголовщина», а также разные государственные трудовые повинности («фискалии») — по постройке дорог, ямская, по обслуживанию государственных заводов и пр., то правительство преследовало не только побеги колонов, но и сгон их с земли ее владельцами. Колоны рассматривались как цензовые люди, «приписанные к земле» (glebae adscript!), рабы земли, но не ее хозяев: нельзя было ни их продавать без земли, ни землю продавать или отчуждать каким-либо образом без них. Государство даже регулировало оброки колонов, уплачивавшиеся владельцам (обычно около 1/3 урожая), чтобы колон не обессилел окончательно и не обратился в неисправного плательщика государственных податей, которые представляли собой, повидимому, другую треть его дохода. Но в то же положение ставились и посаженные на землю рабы (servi casati): они также вносились в цензовые списки, становились тоже «цензовыми людьми» и, таким образом, тоже переходили в разряд «рабов земли», подобный колонам. Правда, это мало улучшало их положение, так как, по свидетельству одного церковного писателя начала V в., Иоанна Златоуста, и «с колонами обращаются, как с ослами или мулами, даже как с камнями, не давая им перевести дыхание».
      Таким же образом закрепощены были и ремесленники. Все они были взяты государством на учет и обложены в пользу государства натуральными оброками. Их принудительно заставляли создавать корпорации, связанные круговой порукой. В отраслях производства, особенно важных для армии, двора и общей администрации (как горная, оружейная, строительная, текстильная), государство создавало, свои большие предприятия (fabricae), на которых работали и рабы, и осужденные преступники, и свобод* ные рабочие. Последним строжайше запрещалось оставлять свою профессию; оружейников даже клеймили раскаленным железом. Дети солдат с 16-летнего возраста забирались на военную службу, и на руках таких новобранцев тоже выжигалось клеймо. За нищенство и бродяжничество, вообще за существование без определенной профессии свободные люди отдавались в подчинение тому, «кто указал на их леность», или их отправляли в работные дома, «чтобы они зря не обременяли землю».
      Всех мелких собственников, живших в городах и имевших участок земли в 25 югеров, записывали в куриалы; они, тоже под круговой ответственностью, через своих выборных распределяли наложенные на города налоги и повинности, которые обязаны были расходоваться на городские нужды. В конце IV в. в случаях недо-боров и недоимок установлено было даже казнить по три куриала от каждого неисправного города. Положение куриалов стало настолько незавидным, что от этого прежде почетного звания каждый бежал, куда только мог: многие поступали в солдаты, женились на рабынях, чтобы тоже числиться рабами, и пр.; но беглецов и укрывающихся ловили и принудительно возвращали в присвоенное им по рождению или имуществу состояние.
      Напротив, на этом фоне всеобщего оскудения и закрепощения еще ярче, контрастнее стало выступать богатство и связанное с ним своеволие отдельных лиц высших сословий, в особенности придворных сановников, императорских фаворитов, крупных землевладельцев сенаторского звания. Земля стала главной ценностью, почему богатые и могущественные люди всеми средствами пытались увеличивать свои земельные владения, доводя их до небывалых размеров. Такие необъятные имения сенаторов и вельмож обратились в настоящие княжества, обладавшие обширнейшими привилегиями и делавшие их недоступными для вмешательства общей администрации и вторжений сборщиков податей. Роскошные укрепленные виллы, или как их стали называть в Галлии и Северной Италии германским словом «бурги», с мозаичными полами, с роскошными залами, отапливаемыми посредством центрального отопления («гипокаусты»), с причудливо разбитыми садами, рыбными садками, обширными виноградниками и беспредельными полями, на которых работали «стада рабов», с упоением описывают тогдашние поэты — Авзоний (IVb .) в своей поэме «Мозелла» и Сидоний Аполлинарий (V в.) в своих «Песнях». Чувствуя себя хозяевами жизни, эти «светлейшие» (clarissimi) обращали свои владения как бы в самостоятельные государства, уклонялись от подчинения императорским указам, добивались освобождения и себя и своих вотчин от уплаты налогов, принимали к себе в услужение беглых куриалов, переманивали на свои земли чужих колонов. Они заставляли все окрестные селения и целые округа прибегать к их «покровительству» («патроцинию»): соседние свободные поселяне и мелкие земельные собственники принуждались передавать им во владение свои угодья и земли, получая их обратно лишь в качестве временных держаний («прека-рия»), лишь бы иметь защиту как от насилий их собственной дворни, так и от притеснений императорских солдат и чиновников. Как ни боролись императоры IV — V вв. с этим закладни-чеством, как ни грозили они конфискациями и за предоставление патроциниев и за искание их, так как эта система сокращала поступление государственных податей, — магнаты оказывались сильнее центральной власти и игнорировали правительственные распоряжения. Сильно способствовало такое закладничество — патроциний — и росту церковных имуществ, так как высшие сановники церкви, благодаря своему привилегированному положению, тоже обращались в духовных магнатов. Они охотно принимали под свой покров всяких «малых сих» с их землями и другой собственностью: все это имущество становилось у последних лишь «милостивым пожалованием» («бенефицием») под условием разных служб и повинностей в пользу духовного патрона.
      Таким образом, и представители высших слоев, светские и духовные земельные магнаты, в связи с ростом своих державных тенденций, часто оказывались также в конфликте с центральной властью и ее местными органами — с президами и корректорами провинций, с викариями — наместниками диоцез — и их многочисленными агентами. И чем сильнее становились такие центробежные силы, тем слабее делалась центральная власть и тем безнадежнее становились ее попытки сохранить целостность и единство этого рассыпавшегося и сопротивлявшегося ее объединительным стремлениям общества.
      Да и помимо того верховная власть после смерти Константина редко и ненадолго объединялась в одних руках. Константин, умирая, разделил империю между тремя своими сыновьями и двумя племянниками, причем старшему из всех этих цезарей и августов, Константину II Молодому, было 20 лет, а младшему всего 14. Общая братоубийственная резня, бывшая естественным следствием этого, сопровождавшаяся еще появлением ряда добавочных претендентов и узурпаторов и вторжениями разных внешних врагов — персов с востока, германских и различных сарматских племен с севера, — продолжалась 16 лет и закончилась в 353 г. победой одного из младших сыновей Константина, Констанция II. Против него, однако, вскоре поднялся его двоюродный брат Юлиан, на два года сумевший объединить власть в своих руках (361 — 363 гг.). Но его ожесточенная борьба с христианским клиром и безнадежная попытка возродить отжившее уже языческое мировоззрение привели к дезорганизации не меньшей, чем при любой династической смуте. Этого последнего защитника старой языческой религии и древней светской культуры церковь прозвала Отступником (Апостатом). После его смерти (он погиб во время неудачного похода на персов) вновь на целых 20 лет установилось многовластие.
      Преемник Юлиана, выдвинутый армией Валентиниан, малограмотный и грубый солдат, правил вместе с своим братом Валентом и сыном Грацианом. Все три назывались августами, имели раздельные территории, дворы, армии и пр., хотя Грациану было всего 4 года. После смерти же Валентиниана (в 375 г.) и гибели императора Валента в бою с готами при Адрианополе в 378 г. (см. ниже, стр. 765) императорская власть опять оказалась в руках двух детей — Грациана (12 лет) на западе и Валентиниана II (двух лет) на востоке. За обоих детей-императоров правили начальники их наемных «варварских» дружин: за Грациана — франк Меробауд, за Валентиниана тоже франк Арбогаст; при дворах их господствовали «варварские» нравы, и сами императоры ходили одетыми в «варварские» шаровары, пестрые камзолы и плащи.
      В последний раз империя объединилась в руках выдвинувшегося в это время из военной среды императора Феодосия (379 — 395 гг.). Он правил сперва в качестве соправителя Грациана и Валентиниана II, а затем, после гибели их в связи с дворцовыми переворотами, стал ненадолго единоличным государем. Человек твердой воли, решительный и энергичный, Феодосий, однако, уже не в состоянии был справиться с слишком глубоко проникшим во все отношения и явления хозяйственной и общественной жизни империи разложением. Он применял самые крутые меры и против узурпаторов, и против народных волнений. Один раз в городе Фессалониках по его приказу солдаты загнали в цирк и
      изрубили 7 тыс. граждан за то, ч.то в этом городе был убит один из военачальников Феодосия. Беспощадно боролся он и с остатками язычества: разрушал знаменитые языческие храмы, например, храм Сераписа в Александрии, под угрозой наказания смертью запрещал языческие обряды, жертвоприношения, праздники. Он всемерно старался угождать епископам и другим церковным магнатам, желая в их влиянии на массу найти опору разрушенному уже авторитету власти. Так, он смиренно подчинился суровому осуждению архиепископом миланским Амвросием устроенной им в Фессалониках бойни и терпеливо перенес наложенное на него за это наказание — временное отлучение от церкви. Но и Феодосий счел нужным перед смертью разделить Римскую империю, точно частную вотчину, между двумя своими малолетними (да и позднее совершенно непригодными для роли правителей) сыновьями: Аркадия он поставил императором востока, Гонория — запада и назначил их руководителями двух варваров: галла Руфина — Аркадию, вандала Стилихона — Гонорию. С этого времени и на императорском гербе — орле — стали изображать две головы. Действительно, с этой поры (395 г.) империя уже больше не объединялась и существовала как две раздельные части: империя Западная и империя Восточная, позднее получившая название Византийской.
      В таких условиях своего полного упадка и истощения распавшееся Римское государство подверглось последним, смертельным ударам со стороны давно и со все большим размахом действовавших против него революционных сил. Народные движения конца Римской империи еще мало изучены, но все же можно заметить их повсеместное усиление и превращение в настоящую революцию.
      Особенно грозными были они в западной части империи. В Британии при императоре Валентиниане I, в 368 — 369 гг., происходили такие сильные волнения податных людей, поддержанные взбунтовавшимися из-за неуплаты жалованья солдатами, что весь остров едва не сделался добычей независимых от Рима горцев скотов (шотландцев). Только с крайним напряжением сил справился и с народным возбуждением и с набегами скотов местный «комес» (военачальник) Феодосий, отец императора. Тогда же вся Галлия была вновь охвачена новым восстанием багаудов, затихшим на некоторое время после разгрома повстанцев императором Максимианом, соправителем Диоклетиана. К концу IV в. это движение мятежных крестьян распространилось и на Испанию и к середине V в. превратилось в грандиозную крестьянскую войну. Вместе с тем «почти все рабы Галлии взялись за оружие и присоединились к багаудам», — сообщает современная хроника.
      По всей римской провинции Африке, Нумидии, Мавритании с 380-х годов, то затихая, то вновь разгораясь распространялось движение «божьих борцов» — «агонистиков», или «циркумцеллионов» (бродяг), как их называли состоятельные люди. Измученные нуждой и доведенные до крайнего отчаяния «селяне» (rusticani) составляли огромные массы «бродячих мужчин и женщин», как выражается писатель начала V в. Августин. Массами примыкали к ним и беглые рабы или, как насмешливо говорит тот же Августин, «отдавались под их патроциний». Агонистики считали себя «истинными» христианами, покорных власти называли изменниками и предателями веры, богатых — детьми сатаны. Агонистики громили имения, сжигали усадьбы, избивали владельцев их; не щадили также и разбогатевших клириков, разрушали церкви. «Они не только бьют нас палками и мечами, — писал Августин, — но и с неслыханной жестокостью ослепляют глаза известью и уксусом, грабят наши дома и вооруженными толпами ходят по стране, причиняя смерть, грабежи, пожары». Часто такие толпы поднявшегося бедного люда соединялись с ордами кочевников-берберов, и представители власти устраивали с ними настоящие сражения. В 372 г. возглавлявший одно из таких движений берберийский шейх Фирм разорил ряд городов по мавританскому побережью, занял Цезарею и требовал от императора признать его своим соправителем. Снарядили специальную военную экспедицию, во главе которой был поставлен прославившийся усмирением Британии Феодосий, носивший уже звание «начальника конницы», и только после двухлетней упорной борьбы ему и здесь, в Африке, удалось восстановить «порядок».
      С 375 г. положение в Римской империи становилось все более катастрофическим. Началось новое грандиозное вторжение со всех сторон в римские пределы варварских народов, связанное с так называемым великим переселением народов. От западных границ Китая в это время хлынули в европейские степи орды кочевников гуннов (хунну) и овладели всем Северным Причерноморьем от Дона до Карпатских гор. Часть обитавших здесь прежде народов, которых древние писатели называют общим именем готов, подчинилась им, другая, более западная — визи-готы или вестготы, сбитая с своих старых мест, перейдя Дунай, ворвалась в римские пределы. Римское правительство принуждено было уступить им Мезию и часть Фракии, приняв их в качестве федератов. Недовольные римскими порядками, притесняемые и обманутые продажными римскими чиновниками, новые федераты подняли грандиозный военный бунт, поддержанный местными крестьянами-колонами, горнорабочими фракийских рудников и рабами. В бою с восставшими погибла под Адрианополем целая римская армия и сам император Валент (378 г.).
      Феодосию удалось их временно успокоить жертвой новых земель во Фракии и Македонии, но после смерти его визиготы вновь пришли в движение. Под руководством своего конунга Алариха они стали грабить Балканский полуостров, а затем направились на запад, в Италию. Одновременно с севера вторглись через Альпийские проходы вандалы и бургунды. Некоторое время военачальнику западного императора Гонория, Стилихону, тоже вандалу по происхождению, удавалось защищать Италию от варварского погрома, отозвав римские войска из Британии, Галлии и с Рейна и бросив тем на произвол судьбы все северо-западные римские провинции. Но когда Стилихон погиб, казненный Гонорием в связи с типичными для тогдашнего разложившегося римского двора интригами, начался настоящий варварский потоп. Визиготы ворвались в Италию, и в 410 г. Аларих осадил самый Рим. Массами стекались в его войско рабы со всей Италии, а восставшие в Риме рабы открыли ему ворота города и вместе с готами подвергли Рим страшному разграблению и пожару. Визиготы, однако, не остались в Италии, прошли еще дальше на запад и поселились в Аквитании на реке Гаронне и в Северной Испании. Юг Испании еще раньше их успели занять вандалы. Они переправились отсюда в пылавшую народными восстаниями Африку и захватили и Карфаген. Весь север Галлии в это время попал в руки франков, восточной ее частью овладели бургунды.
      В 450-х годах положение Западной империи стало еще опаснее: гунны, во главе с Аттилой, прозванным «бичом божьим», докатились до Галлии, но, будучи отбиты соединенными силами занявших ранее Галлию франков, визиготов и бургундов, которыми командовал римский полководец Аэций (битва на Каталаун-ских полях, близ Марны, в 451 г.), набросились на северную Италию и разгромили ее до самой Этрурии. В 455 г. Рим вторично был взят и особенно свирепо опустошен приплывшим с своими дружинниками из Африки вандальским вождем Гензерихом. После этого погрома в Риме осталось лишь 7 тыс. населения; последние императоры давно уже перестали считать его столицей и жили в окруженной непроходимыми болотами безопасной Равенне. Вся Италия к этому времени переполнилась варварами: наемные дружины их составляли единственную военную силу императоров. В 476 г. один из предводителей таких наемных варварских отрядов, Одоакр, нашел, что больше император на западе вообще не нужен: он отослал знаки императорского достоинства в Константинополь, а малолетнего императора Ромула Августула — на виллу в Кампанию, себя же объявил италийским конунгом. 476 г. считается условно годом падения Западной Римской империи.
      То же, но несколько позднее произошло и в восточной половине империи, где такую же роль могильщиков рабовладельческого строя вместе с рабами и колонами сыграли в VI — VII вв. славяне. Под именем венедов они известны были уже Тациту. Позднее начинает упоминаться и другое славянское племя — анты. Они уже входили в те племенные объединения, которые древние писатели суммарно называли готами, а затем гуннами. В VI в. появляется, впервые у греческого писателя Прокопия в его «Истории войны с готами», и название «славяне».
      Прокопий подробно описывает постоянные нападения славян, которые «живут на большей части берега Истра (Дуная), по ту сторону реки». Несмотря на старания императора Юстиниана (527 — 565 гг.) восстановить прежние укрепления по Дунаю, «река навсегда стала доступной для переходов варваров, и римская область совершенно открыта для их вторжений» (III, 13). «В Иллирии и всей Фракии, считая от Ионийского залива до предместий Византия, во всей Элладе, с того времени как Юстиниан принял власть над Римской империей, гунны, славяне и анты, делая постоянные набеги, творили над жителями этих областей нетерпимые вещи: я думаю, что при каждом набеге было убито здесь и взято в плен римлян по 200 000 человек, так что страна стала повсюду подобной скифской пустыне» (П р о-копий, Тайная история, VIII, 20).
      Несколько позднее, при преемниках Юстиниана, в конце VI в., славяне от отдельных вторжений перешли к массовому заселению всего Балканского полуострова. Об этом пишет, отражая охватившую господствующие слои империи панику, другой историк VI в., Иоанн Эфесский в своей «Церковной истории»: «На третьем году после смерти императора Юстина и правления державного Тиверия (т. е. в 581 г.) двинулся проклятый народ славян, который прошел всю Элладу и по стране Фессалонике и по фракийским провинциям, взял много городов и крепостей, сжег, разграбил и подчинил себе всю страну, сел на ней властно и без страха, как в своей собственной... Они опустошают, жгут, грабят страну даже до внешних стен (Константинополя), так что захватили и все императорские табуны, многие тысячи голов скота и другие. И смотри — они живут, сидят и грабят в римских провинциях, они стали богаты, имеют золото и серебро, табуны коней и много оружия. Они научились вести войну лучше, чем римляне, а недавно были люди простые, которые не осмеливались показаться из лесов и степей и не знали, что такое оружие, исключая двух или трех дротиков» (VI, 25).
      Однако восточная часть Римской империи сумела лучше приспособиться к новым условиям, перестроилась с рабского на феодальный способ производства и в виде средневековой Византии удержалась еще почти на целое тысячелетие — до 1454 г., когда Константинополь был взят турками.
      Так в середине I тысячелетия н. э. завершилось крушение античной рабовладельческой формации. Процесс этот длительно задерживался своеобразной формой военно-рабовладельческой диктатуры, какую представляла собой на протяжении всего своего пятисотлетнего существования Римская империя. Но беспощадно подавляя революционные движения рабов, колонов, городской бедноты, сопротивляясь вторжениям «варваров», жертвуя для этого всем благосостоянием народных масс, всеми достижениями античной культуры, Римская империя, в конечном счете, привела лишь к объединению революционных и враждебных ей сил, совместными выступлениями которых она и была наконец ликвидирована вместе со всем поддерживаемым ею строем.
      Классическое, наиболее яркое изображение всего этого дал Энгельс. «Римское государство превратилось в гигантскую сложную машину исключительно для высасывания соков из подданных. Налоги, государственные повинности и разного рода оброки погружали массу населения во все более глубокую нищету; этот гнет усиливали и делали невыносимым вымогательства наместников, сборщиков налогов, солдат. Вот к чему привело Римское государство с его мировым господством: свое право на существование оно основывало на поддержании порядка внутри и на защите от варваров извне; но его порядок был хуже злейшего беспорядка, а варваров, от которых оно бралось защищать граждан, последние ожидали как спасителей»1.
      Используя это отношение к себе угнетенных слоев римского общества и при их содействии и поддержке «...все «варвары», объединились против общего врага и с громом опрокинули Рим»2.
      Ликвидация Римской рабовладельческой империи открывала простор для возникновения новых, более прогрессивных производственных отношений — феодальных. Зародыши их уже сложились в недрах старого рабовладельческого общества, но не имели благоприятных условий для своего созревания и развития.