Геннадий Исаакович Беленький

Родная литература

Учебник-хрестоматия для 7-го класса

*** 1972 ***

      Александр Сергеевич Пушкин
      СОЛНЦЕ РУССКОЙ ПОЭЗИИ
     
      Мы горды тем, что Пушкин принадлежит народу... Глядя в свое прошлое, без всяких повязок на глазах, счастливые, что в нем возвышается такая вершина, как Пушкин, мы видим также всех виновников его трагического конца...
      И когда мы вглядываемся в судьбу Пушкина, когда своим воображением рисуем его жизнь, — день за днем, шаг за шагом, — когда видим его конец, нас охватывает негодование.
      Поэт, переполненный творческими силами, с гением, столь же неугасимым в страстных стихах, как и в чудесной, трезвон прозе, человек клокочущей жиз-пеобилыюсти, с душою ясной и прямой, — Пушкин жил под тайным надзором полинии. зная своих шпионов, получая от них неизменные уверения, что за ним не существует никакого надзора; Пушкин писал под неусыпным наблюдением цензора, которому было невозможно возразить, с которым было нельзя рассуждать, которого любой жест был сильнее любого закона, — Пушкин писал под цензурой царя; Пушкин обязан был испрашивать разрешение па опубликование" своих стихов и прозы; он был обязан испрашивать разрешение на путешествия и поездки: он должен был получить соизволение на женитьбу. Пушкину на каждом шагу преподавались начальством советы, назидания, ему делались выговоры, двадцати одного года его сослали па окраину России, двадцати пяти — запрятали в деревенскую глушь...
      И мы лишь приблизительно можем себе представить, как угнетал Пушкина окружавший его свет — общество пустое, жестокое, бездельное, жадное до сплетен и скандалов, спесивое, раболепное перед самовластьем царя.
      Деревня, когда-то опостылевшая. как тюрьма, стала казаться Пушкину спасением от издевательств и гнета Петербурга.
      Но царь запрещает ему покинуть столицу. Спустя немного больше года после этого запрета Пушкин опять настойчиво собирается в деревню. Но тут настигает его завязка трагедии и дни его сочтены.
      Пушкин смертельно ранен Дангссом около пяти часов вечера 27 января. Он живет после ранения сорок шесть часов. Почти псе это время он в сознании. Близкие видят его умирающим, ом прощается с ними мужественно и просто, как жил...
      Молва о его смерти распространяется по городу быстро. Жуковский пишет, что, «конечно, более 10000 человек приходило взглянуть» на мертвого Пушкина. Другой свидетель утверждает, что «в один день приходило на поклонение его гробу 32 000 человек». Третий пишет, что «со времени смерти Пушкина и до перенесения его праха в церковь в его доме перебывало до 50000 лип всех состояний ». Четвертый говорит, что «народ гуда валил толпами»; пятый — что «толпа публики стеною стояла против окоп» квартиры Пушкина...
      Гибель Пушкина — один из потрясающих обвинительных актов, предъявленных историей царизму, совершившему преступление против русского народа, любовь которого к Пушкину, гордость за своего национального гения были жестоко ранены и оскорблены. Этого оскорбления народного чувства новый хозяин нашей страны — ее младое племя2 — никогда не позабудет и никогда не простит.
     
      1 Состояние — здесь: звание, общественное положение.
      2 Имеются в виду строки из стихотворения Пушкина «Вновь я посетил...», в которых поэт, как бы обращаясь к своим далеким потомкам, восклицал: Здравствуй, племя Младое, незнакомое!
     
      Это племя предает позору всех, кто виновен в смерти Пушкина,-и это племя восклицает: да здравствует бессмертный Пушкин!
      (К. А. Федин о Пушкине.)
     
      ...У каждого из нас — свой Пушкин, остающийся одним для всех. Он входит в пашу жизнь в самом начале ее и уже не покидает нас до конца.
      Я узнал и полюбил Пушкина в том возрасте, когда гораздо слаще слушать чтение, чем читать самому. Со слуха я знал «Сказку о царе Салтане», «Полтавский бой» из «Полтавы», «Сон Татьяны» из «Евгения Онегина», «Жениха». Но «Капитанская дочка» явилась для меня первой в жизни самостоятельно прочитанной книгой. Я помню формат книги, ее запах, помню, как я был счастлив, что сам открыл эту неизвестную мне со слуха историю.
      Я был захвачен ею и засиделся у окна избы дотемна, и когда дошел до бурана в Оренбургской степи, то увидел, что за окном пошел снег, и это стало неизгладимым до сих пор впечатлением как бы магической силы, изошедшей от пушкинской страницы. С того вечера я стал читателем книг, и мне бесконечно дорого, что этим я обязан Пушкину. А кто не обязан ему радостью приобщения па самой заре жизни к источнику, из которого потом пить всю жизнь!
      (А. Т. Твардовский. Пушкин.)