Логика

PDF

      Глава I
      ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ НАУКИ ЛОГИКИ
      1. Язык и мышление, 2. Логические формы, 3, Логические законы. 4. Определение науки логики, 5. Значение науки логики.
     
      § 1. Язык и мышление
      Когда мы пишем статью в газету или докладную записку, готовим лекцию или выступаем на собрании, — мы стремимся так построить, сочетать и связать свои мысли, чтобы наиболее понятно раскрыть основное содержание излагаемого вопроса и убедительно доказать истинность наших взглядов.
      Каждодневный опыт убеждает в том, что доклад на самую простую тему, любое, даже самое небольшое выступление на том или ином собрании или занятии кружка не могут быть беспорядочным, случайным, бессвязным набором отдельных мыслей.
      Естественно, поэтому, что уже со школьной скамьи люди начинают узнавать многообразные связи мыслей, правила построения и сочетания мыслей в письменной и устной речи.
      На первых же уроках грамматики в начальной школе изучаются наиболее простейшие связи мыслей. Грамматика учит, что законченная мысль выражается не всякой, а только тесно связанной группой слов в форме предложения.
      Простые предложения часто объединяются в одно сложное предложение, в котором возникают новые связи. Так, в сложноподчиненном предложении связь между главным предложением и одним или несколькими придаточными, выражающими отдельные мысли, выступает в форме подчинения придаточных предложений главному.
      Такова одна из многих форм связи мыслей, изучаемых грамматикой.
      Знание грамматических правил имеет огромное значение в деле взаимного понимания людей. В любом рассуждении мы связываем мысли, выраженные в форме предложений. Автору докладной записки или статьи, докладчику или лектору прежде всего необходимо правильно грамматически построить предложение.
      Только благодаря грамматике человеческие мысли облекаются в материальную языковую оболочку. Если же предложения, высказанные в процессе речи, построены неправильно, то, как их ни сопоставляй, осмысленной речи не получится. И это понятно. Мышление непосредственно связано с языком.
      Язык — это звуковая материальная оболочка мысли. Мышление развивается и может развиваться только на базе языкового материала. «Какие бы мысли ни возникли в голове человека и когда бы они ни возникли, — писал И. В. Сталин, — они могут возникнуть и существовать лишь на базе языкового материала, на базе языковых терминов и фраз. Оголённых мыслей, свободных от языкового материала, свободных от языковой «природной материи» — не существует».
      Язык — не только средство, при помощи которого люди общаются, обмениваются мыслями, регистрируют и закрепляют в словах результаты мышления, но и средство возникновения человеческой мысли. Без языка невозможно самое мышление, невозможно его появление.
      Подчеркивая решающее значение языка в истории мышления человеческого общества, И. В. Сталин указывал: «Звуковой язык или язык слов был всегда единственным языком человеческого общества, способным служить полноценным средством общения людей. История не знает ни одного человеческого общества, будь оно самое отсталое, которое не имело бы своего звукового языка. Этнография не знает ни одного отсталого народа, будь он таким же или ещё более первобытным, чем, скажем, австралийцы или огнеземельцы прошлого века, который не имел бы своего звукового языка. Звуковой язык в истории человечества является одной из тех сил, которые помогли людям выделиться из животного мира, объединиться в общества, развить своё мышление, организовать общественное производство, вести успешную борьбу с силами природы и дойти до того прогресса, который мы имеем в настоящее время»2.
      Всякая попытка оторвать мышление от звукового языка ведет в болото идеализма. Это особенно ярко видно на примере надуманной, немарксистской концепции Марра о ручном языке и тотемической стадии развития человеческого мышления. Марр неправильно полагал, что в истории мышления был такой период, когда мышление развивалось вне звукового языка и осуществлялось с помощью только ручного или линейного языка. Он называл такое мышление «дологическим».
      На этой стадии развития люди, оказывается, еще и не мыслили, а только мифологически воспринимали явления внешнего мира. Первобытный человек будто бы не отражал в своих мыслях связь явлений материального мира, а всецело был занят созерцанием образов таинственных магических тотемов.
      В противоположность «труд-магической» идеалистической концепции Марра диалектический материализм учит, что мышление с первых дней его возникновения было органически связано с материальной природой и обязано своим возникновением практической деятельности, в процессе производства материальных благ. «Производство идей, представлений, сознания, — писали Маркс и Энгельс, — первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей — язык реальной жизни. Представление, мышление, духовное общение людей еще являются здесь непосредственно вытекающими из материального соотношения людей».
      Только в результате активной производственной деятельности, а не восприятия фантастических сил и тотемов, возникло и развилось человеческое мышление.
      Процесс возникновения и развития мышления невозможно представить вне производства. Чтобы удовлетворить свои потребности в необходимых предметах, человеку надо было отличить их от всех остальных и установить сходство внутри класса потребляемых предметов. Иначе говоря, человеку нужно было подняться со ступени чувственного познания на ступень логического познания или мышления.
      Первые мысли человека об окружающем мире предметов и явлений, конечно, были весьма элементарны. Вначале он обобщал бросающиеся в глаза свойства предметов, т. е. те свойства, которые лежали на поверхности предметов. Но и эти обобщения уже складывались в первые понятия, в которых отображались простейшие закономерности природы, связи предметов и явлений. Эти первые понятия сразу же имели звуковую материальную оболочку. Процесс возникновения первых обобщений шел одновременно с возникновением языка. А членораздельная речь создала материальную основу для развития абстрактного мышления.
      В результате первая сигнальная система, представляющая собой корковые временные связи, которые лежат в основе непосредственного отражения предметова материального мира в виде ощущений, восприятий, представлений и наглядно-образного мышления, дополнилась второй сигнальной системой.
      Определяя первую сигнальную систему, И. П. Павлов говорил, что она включает впечатления, ощущения, представления от окружающей внешней среды как общеприродной, так и от нашей социальной, исключая слово, слышимое и видимое. Вторая сигнальная система является качественно новой системой в виде речи, слов, произносимых, слышимых и видимых. И только слово сделало возможным переход от чувственных образов (ощущений, восприятий, представлений) к суждению и понятию о вещах. Уже самое первое слово, произнесенное нашим далеким предком, зафиксировало общее. Отмечая это качество слова, В. И. Ленин писал в «Философских тетрадях», что всякое слово (речь) уже обобщает.
      В отличие от первой сигнальной системы, являющейся носительницей образного мышления, вторая сигнальная система стала носительницей абстрактного мышления. Эта система отсутствует даже у высших обезьян. Высшая нервная деятельность обезьян, как показал И. П. Павлов, не выходит за пределы образного или предметного мышления.
      Абстрактное мышление, закрепленное в словах и языковых терминах, составляет специфическое качество человеческого мозга. Слово, как указывал И. П. Павлов, составило вторую, специальную нашу, сигнальную систему действительности, будучи сигналом первых сигналов. Он говорил о следах трех видов, которые можно наблюдать во второй сигнальной системе, а именно: звуковых — на слышимое слово, зрительных — на письменное слово и, наконец, кинестетических, т. е. на след раздражения от мышечных чувствительных сигналов.
      Первая сигнальная система поставляет образный, конкретно-чувственный материал для мышления, а вторая сигнальная система на основе показаний органов чувств осуществляет процесс анализа и синтеза, абстрагирования и обобщения, закрепления мысли (суждений и понятий) в языковой материальной оболочке.
      Павловское учение явилось естественно-научным подтверждением марксистского учения о единстве мышления и языка. Неразрывная связь языка и мышления определяется прежде всего тем, что они возникают, существуют и развиваются на единой материальной базе — общественно-производственной практике человека.
      Но, будучи неразрывно связаны друг с другом, мышление и язык являются различными общественными явлениями. Идеи, говорят классики марксизма, «не превращаются в язык таким образом, чтобы при этом исчезло их своеобразие».
      Язык — средство человеческого общения, орудие реализации мысли, орудие обмена мыслями. Основная функция языка. — быть средством общения, обмена мыслями.
      Мышление — средство отражения предметов и явлений в сознании людей, высшая ступень процесса познания действительности (природы и общества) и ее преобразования. Объективно верное отражение, осознание законов природы и общества делает человека господином окружающего мира.
      Язык регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека. Естественно поэтому, что всякая попытка отождествлять язык и мышление представляет грубую вульгаризацию и искажение марксистского учения о единстве языка и мышления.
      Основу языка, его специфику составляют грамматический строй языка и его словарный фонд. Основу мышления, его специфику составляют логический строй мышления и его фонд понятий, в которых отобразились закономерности объективного мира.
      Грамматический строй не является полным тождеством логического строя. Грамматический строй — это структура слова и формы связи и сочетания слов в предложении. Логический строй — это структура мыслей, формы сочетания и связи мыслей в рассуждении.
      Ни одна мысль не может возникнуть вне слова. Но отсюда не следует, что мысль тождественна слову. Слово — это морфологически оформленная звуковая материальная оболочка, зарегистрировавшая и закрепившая в сознании человека мысль о предмете или явлении объективного мира.
      Словесное обозначение предметов и явлений не отображает непосредственно сущности этих предметов и явлений. Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой. Ничего нельзя сказать о данном человеке, если известно только то, что его зовут Иваном.
      Признаки предметов и явлений, их закономерные связи и отношения с другими предметами и явлениями отображаются в мыслях. Слово же фиксирует результаты мыслительной деятельности человека.
      Если бы слова непосредственно отображали сущность, природу предмета, то не было бы такого положения, когда одна и та же словесная оболочка закрепляет совершенно различные мысли о предметах и явлениях.
      Слово «проба», например, фиксирует ряд таких понятий: «испытание, проверку чего-либо»; «часть материала, взятую для анализа»; «количество частей благородного металла, заключающееся в определенном количестве весовых долей сплава, а также клеймо, обозначающее это количество». Словом «положение» обозначается до десяти совершенно различных понятий: «местонахождение в пространстве»; «расположение, постановка тела или частей его, поза»; «состояние, обстоятельства»; «совокупность общественно-политических отношений, обстановка общественной жизни»; «свод правил, законов, касающихся чего-либо»; «логическое, научное утверждение, сформулированная мысль» и т. д.
      С другой стороны, одно и то же понятие может фиксироваться различными словами («век» и «столетие»; «око» и «глаз»; «отец» и «родитель»; «родина» и «отечество» и т. п.).
      Именно это различие между мыслью и словом объясняет существование двух наук — грамматики и логики. Грамматика, как мы уже знаем, является собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении. Благодаря грамматике язык получает возможность облечь человеческие мысли в материальную языковую оболочку. Логика, как это мы увидим, является собранием правил сочетания мыслей в рассуждении.
     
      § 2. Логические формы
      Логические и грамматические правила, будучи во многом сходными, несут в себе также и специфические отличия. Как показывает жизнь, верность грамматического построения предложений — это только первое условие всем понятной, доходчивой и убедительной устной и письменной речи.
      В докладе, в статье, в любом другом устном или письменном выступлении мы рассуждаем, а рассуждать — это значит связывать не только слова в предложении, но и сами предложения друг с другом. Грамматика же рассматривает связи между словами и выраженными ими мыслями в рамках предложения.
      Возьмем, например, такие два предложения:
      «Все маршаллизованные страны потеряли свой суверенитет». «Италия есть маршаллизованная страна».
      Для грамматики — это два совершенно самостоятельных предложения. У них разные подлежащие (в первом предложении — «страны», во втором — «Италия»), разные сказуемые (в первом — «потеряли», во втором — «есть») и разные второстепенные члены. Грамматика не рассматривает какие-либо возможные связи между такими предложениями. Это и не входит в ее задачу. Грамматика — это собрание правил об изменении слов и сочетании слов в предложении.
      Но если между приведенными выше предложениями нет грамматической связи, то это не значит, что между ними нет никакой другой связи. В самом деле, достаточно произнести эти два предложения сразу одно вслед за другим, чтобы в нашем уме, на основании этих двух предложений, выражающих законченные мысли о двух общественных явлениях, возникла новая мысль, содержащая новое знание. Такой мыслью, к которой необходимо придут все нормально мыслящие люди, будет следующее утверждение:
      «Следовательно, Италия потеряла свой суверенитет».
      Каков же характер связи между этими мыслями? Всякое ли сочетание двух мыслей может дать новую мысль, выражающую новое знание?
      Изучение процесса мышления показывает, что далеко не каждые два предложения в результате сопоставления друг с другом могут расширять наше знание.
      Возьмем, например, такие предложения:
      «Некоторые жидкости бесцветны»
      «Бром есть жидкость».
      Если по аналогии с первыми двумя предложениями, мы сделаем вывод о том, что и бром бесцветен, то совершим ошибку. Бром является жидкостью буро-красного цвета.
      Чем же объяснить, что в результате сопоставления первых двух предложений мы получили новое знание (об Италии), а во втором случае — не только не узнали никакого нового свойства брома, но еще и пришли к неправильному заключению?
      Объясняется это тем, что новое знание дают не случайные сочетания мыслей, а только такие сочетания, которые имеют строго определенные формы связи.
      Каковы же эти формы связи мыслей?
      Чтобы найти эта формы, рассмотрим два каких-либо рассуждения. Рассуждением называется цепь, ряд мыслей на какую-нибудь тему, изложенных связно, последовательно, обоснованно. Законченное рассуждение, в результате которого получается новое знание о предметах, явлениях окружающего мира, называется умозаключением.
      Допустим, нам даны два такие простейшие умозаключения:
     
      Все силикаты — соли кремневых кислот.
      Полевой шпат — силикат.
      Полевой шпат — соль кремневой кислоты.
     
      Все звезды светят собственным светом
      а-Центавра — звезда.
      а-Центавра светит собственным светом.
     
      Содержание данных умозаключений разное, а форма связи между отдельными мыслями в обоих умозаключениях одинаковая. Мысль, содержащая знание о всем классе предметов (в первом умозаключении — о классе силикатов, во втором — о классе звезд), связывается с мыслью, содержащей знание об одном из предметов данного класса (в первом умозаключении — о полевом шпате, во втором — об а-Центавра).
      Рассуждаем мы при этом в обоих случаях так: всем предметам данного класса (например, звездам) присуще указанное свойство (светить собственным светом), этот предмет (а-Центавра) входит в данный класс, значит, заключаем мы: и этот предмет светит собственным светом, т. е. обладает указанным свойством.
      Такова первая форма связи мыслей в умозаключении, которая обеспечивает получение нового знания. Издавна эта форма связи мыслей называется дедуктивной.
      Дедукция — слово латинское. В переводе на русский язык оно означает выведение. Новое знание о единичном предмете как бы выводится из сопоставления некоторого знания о предмете и имеющегося общего знания о всех подобных предметах. Сопоставив знание о всем классе предметов со знанием об одном из предметов этого класса, мы в уме сделали вытекающее из сопоставления заключение.
      Ход рассуждения в таком умозаключении идет от знания общего, т. е. от знания о классе предметов, к новому знанию о единичном, входящем в данный класс.
      Рассмотрим теперь два других умозаключения:
     
      Натриевая селитра хорошо растворима в воде.
      Калиевая селитра хорошо растворима в воде.
      Аммиачная селитра хорошо растворима в воде.
      Кальциевая селитра хорошо растворима в воде.
      Никаких иных селитр больше неизвестно.
      Значит, все селитры хорошо растворимы в воде.
     
      Круг пересекается прямой в двух точках.
      Эллипс пересекается прямой в двух точках.
      Парабола пересекается прямой в двух точках.
      Гипербола пересекается прямой в двух точках.
      Круг, эллипс, парабола и гипербола — это все виды конических сечений.
      Значит, все конические сечения пересекаются прямой в двух точках.
     
      Содержание данных умозаключений разное, а форма связи между отдельными мыслями в обоих умозаключениях одинаковая, но отличная от только что разобранной дедуктивной формы. Мысли, содержащие знание об отдельных предметах одного класса (в первом умозаключении — о представителях класса селитр, во втором — о представителях класса конических сечений) связываются между собой и с мыслью, содержащей знание о том, что в умозаключениях перечислены все представители данного класса.
      Рассуждаем мы при этом в обоих случаях так: данное свойство (например, хорошая растворимость в воде) присуще каждому без исключения предмету данного класса (селитр), никаких иных селитр нам больше неизвестно, значит, заключаем мы, все предметы данного класса обладают этим свойством.
      Такова вторая форма связи мыслей в умозаключении, которая обеспечивает получение нового знания. Издавна эта форма связи мыслей называется индуктивной.
      Индукция — слово латинское. В переводе на русский язык оно означает наведение. С помощью знаний о единичных предметах мысль как бы наводится на знание общего, имеющегося в единичном.
      Ход рассуждения в таком умозаключении идет от знания единичных предметов какого-либо класса к знанию об общем, имеющемся в каждом без исключения единичном предмете данного класса.
      Индукция и дедукция не исчерпывают всего богатства форм умозаключения. Очень часто для получения нового знания мы пользуемся и такой формой мысли, которую применили, например, ученые физики при исследовании химических элементов. В процессе изучения атмосферы Солнца с помощью спектрального анализа физики обнаружили на Солнце новый элемент. Поскольку этот элемент был найден впервые на Солнце, его и назвали гелием — в переводе с греческого на русский язык означает солнце. О том, что этот элемент существует также и на Земле, тогда не было известно. Но исходя из того, что все остальные химические элементы, входящие в состав атмосферы Солнца, имеются и на Земле, ученые сделали вывод о том, что и элемент гелий, вероятно, входит в состав Земли. Это предположение полностью подтвердилось впоследствии. Гелий был обнаружен и на Земле.
      Такова третья форма связи мыслей в умозаключении, которая обеспечивает получение нового знания. Она называется аналогией. Аналогия — это такое умозаключение, в котором из знания о том, что в одном из сходных предметов найден какой-то новый признак, делается вывод, что такой же признак, вероятно, присущ и остальным сходным предметам.
      Правила сочетания и связи мыслей в умозаключении отобразили и зафиксировали миллиарды раз встречающиеся в практике человека наиболее обычные отношения и связи вещей. В. И. Ленин в «Философских тетрадях» отмечал, что «фигуры» или формы умозаключений суть самые обычные отношения вещей.
      Логические связи в умозаключении являются отображением связей предметов. Мысли связываются в умозаключении потому, что в объективной действительности связаны предметы и явления, которые отображаются в этих мыслях.
      Так, дедуктивная форма связи мыслей отобразила существующее в объективном мире отношение между родом и видом, между видом и отдельным предметом. То, что присуще роду, то присуще и виду. Это мы видим и в дедуктивном умозаключении. То, что присуще мысли о всех предметах класса, то присуще и мысли о каждом отдельном предмете данного класса. Зная это,, люди приходят к верному выводу в результате дедуктивного умозаключения.
      Понятно, что к верному выводу в ходе умозаключения скорее придет тот, кто знает хорошо сами исследуемые предметы. Не изучив реальных предметов, нельзя получить ни знания об отдельных представителях класса, ни знания об общем, присущем всему классу. Но знание форм правильной связи мыслей в умозаключении, а никакое исследование не может обойтись без умозаключения, ускоряет процесс исследования, создает благоприятные условия для наиболее верного отражения предметов материального мира в нашем мозгу.
      Как в математике тот ученик скорее решит задачу, который быстрее найдет соответствующую форму решения этой задачи, так и в умозаключении — тот исследователь быстрее и вернее придет к правильному выводу, который знает формы связи мыслей, обеспечивающие получение нового знания, определенные правила сочетания мыслей в той или иной форме. Незнание этих правил может привести к ошибке.
      Проанализируем, например, два таких рассуждения:
     
      Все галогены — простые вещества.
      Медь — не галоген.
      Медь — не простое вещество.
     
      Все квадраты — параллелограмы.
      Ромб — не квадрат.
      Ромб — не параллелограм.
     
      В обоих рассуждениях вывод ошибочен, т. к. медь — простое вещество, а ромб — параллелограм. Эта ошибка — результат того, что мы нарушили одно из правил данного вида дедуктивной формы связи мыслей. Так, вывод «медь — не простое вещество» был бы правилен, если бы только галогены были простыми веществами. В этом случае наше рассуждение приняло бы такую форму:
      Только галогены — простые вещества.
      Медь — не галоген.
      Медь — не простое вещество.
      Но, как известно, простыми веществами являются не только галогены, но и железо, и серебро, и ртуть, и др. Поэтому рассуждение: «все галогены — простые вещества; медь — не галоген; следовательно, медь — не простое вещество» ошибочно, вывод в нем неправилен. Из главы о дедуктивном умозаключении мы узнаем, что в данном случае нарушено правило в отношении первой мысли, в которой говорится о классе простых веществ.
      Иногда говорят, что ошибку в умозаключении можно найти и без помощи науки логики, посредством лишь одного здравого смысла. И это, конечно, правильно. Но нередко возникает необходимость не только обнаружить ошибку, но, кроме того, еще и объяснить ее, точно обозначить и вскрыть ее типичную форму. Часто бывает так: известно, что в таком-то рассуждении вывод ложен, но неизвестно, в каком звене этого рассуждения допущена ошибка. Знание видов умозаключения дает возможность быстрее и вернее найти это ошибочное звено.
      Приведем для примера два каких-либо несложных, но преднамеренно ошибочных рассуждения. Такие рассуждения издавна называются софизмами. Например:
     
      2 и 3 — пять.
      2 и 3 — четное и нечетное.
      Значит, пять есть четное и нечетное.
     
      То чего ты не потерял, ты имеешь.
      Ты не потерял рогов.
      Значит, ты имеешь рога.
     
      Содержание этих софизмов разное, а допущенные в каждом из них ошибки одинаковы по форме. Точно обозначить и охарактеризовать существо этих ошибок без знания науки логики довольно трудно. Когда же известны соответствующие логические правила (см. главу IX, § 4), разобраться в этих софизмах не представляет никакой трудности.
      В итоге умозаключения должно быть получено новое знание, верно отображающее объективный мир. Истинность этого знания зависит прежде всего от соблюдения следующих условий: 1) от того, насколько верны мысли, которые сопоставляются в процессе умозаключения, и 2) от того, насколько связь мыслей верно отображает объективные связи вещей. Критерием (мерилом) истинности вывода в умозаключении в конечном счете является производственная деятельность, общественная практика людей.
      Дедукция, индукция и аналогия далеко не исчерпывают всех форм правильной связи мыслей в умозаключении. Имеются еще и другие формы связей, которые также обеспечивают получение нового знания. Но дедукция, индукция и аналогия являются наиболее широко применимыми формами связи мыслей.
      Глубоко знать их необходимо каждому, кто хочет сделать свой ум более сильным, гибким и проницательным. В какой бы области науки или производства мы ни стали работать, — всюду требуется находить общие свойства всех предметов класса, а затем найденное знание об общем применять к новым единичным предметам. А умозаключение при исследовании единичных предметов и в процессе применения знания общих свойств к единичному предмету протекает и в индуктивной, и в дедуктивной форме связи мыслей.
      Все науки, поскольку в каждой из них приходится умозаключать, рассуждать, пользуются дедукцией, индукцией и аналогией. Но ни одна из специальных наук (физика, химия, история и др.) не изучает сами формы сочетания мыслей в умозаключении. Данные формы связи исследуются особой наукой — логикой.
      В каждом умозаключении, как мы видели, связываются различные мысли, из которых выводится новое знание. Подобно тому, как грамматику интересуют не только предложения, но и слова, входящие в состав предложения, так и логику интересуют не только умозаключения, но и отдельные мысли, которые сочетаются, сопоставляются друг с другом в умозаключениях.
      Каковы же те формы, в которых выражаются отдельные законченные мысли?
      Возьмем для примера три мысли, выраженные следующими предложениями:
     
      «Ртуть — жидкий металл»
      «Электрический ток производит магнитное действие».
      «Хлор соединяется со всеми металлами».
     
      В каждой из этих мыслей отображены определенные предметы и явления материального мира. Содержание этих мыслей различное, так как различны предметы и явления, воздействовавшие на наши органы чувств и мозг. Но несмотря на различие в содержании, структура у всех этих мыслей одинакова. В каждой мысли имеется:
      1) отображение предмета (например, ртуть) и
      2) отображение признака, присущего данному предмету (например, жидкий металл).
      Можно взять еще три такие мысли, выраженные следующими предложениями:
     
      «Фарфор не проводит электричество».
      «Некоторые птицы не летают».
      «Грибы не имеют хлорофилла».
     
      Содержание этих мыслей также различное, так как различны предметы и явления, воздействовавшие на наши органы чувств и мозг. Но, несмотря на различие в содержании, структура у всех этих мыслей одинакова. В каждой мысли имеется:
      1) отображение предмета (например, фарфор) и
      2) отображение того факта, что предмету не присущ такой-то признак (например, электропроводность).
      Такая структура или форма мысли, когда отображается наличие или отсутствие того или иного признака у предмета, называется суждением. Суждение — это мысль, в которой мы что-либо утверждаем или отрицаем относительно предмета и его свойств.
      Но свойства предметов бывают различны: существенные, первостепенные, без которых данный предмет существовать не может, и несущественные, второстепенные. Когда в нашем мозгу отобразятся существенные признаки того или иного предмета, явления, тогда мысль принимает более высокую форму, которая называется понятием. Понятие — это мысль, в которой предмет отображен со стороны существенных признаков.
      Структура (форма) понятий общечеловечна. Допустим, нам необходимо определить понятия «классы», «государство» и «пролетарская революция». Во всех трех случаях процесс определения начнется с одного и того же мыслительного приема: определяющий эти понятия будет отыскивать такие группы предметов и явлений, в которые «классы», «государство» и «пролетарская революция» будут входить в качестве видов. Это мы действительно и видим в правильных определениях понятий «классы», «государство» и «пролетарская революция»:
     
      Классы — это БОЛЬШИЕ ГРУППЫ ЛЮДЕЙ, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, по способам получения и размерам доли общественного богатства.
      Государство — это ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ господствующего класса, имеющая своей целью поддерживать господство одного класса над другими и подавлять сопротивление своих противников.
      Пролетарская революция — это НАСИЛЬСТВЕННОЕ НИСПРОВЕРЖЕНИЕ диктатуры буржуазии и установление диктатуры пролетариата с целью уничтожения капиталистического способа производства и организации нового, социалистического способа производства.
     
      Во всех трех определениях, несмотря на различие в содержании определяемых предметов и явлений, вначале проделана одна и та же мыслительная операция, а именно: найдены родовые группы («большие группы людей», «политические организации», «насильственные ниспровержения»), в которые соответственно входят в качестве видов определяемые предметы и явления («классы», «государство», «пролетарская революция»).
      В XIV главе данной книги («Определение понятия») мы увидим, что и вторая часть определения по своему приему одинакова во всех трех случаях, несмотря на то, что содержание и в этой части у данных определений различное.
      Таким образом, и структура правильных определений едина у всех людей, она не зависит от классовой, партийной и национальной принадлежности.
      Во всех науках составляются суждения, формулируются понятия о предметах и явлениях различных областей материального мира. Но ни одна из конкретных наук (например, физика, химия, биология и др.) не изучает суждений и понятий, как логическую форму, не исследует логические правила оперирования суждениями и понятиями.
      Структуру форм человеческой мысли исследует логика. Она рассматривает строение суждения и понятия, классы различных суждений и понятий, виды отношений между суждениями, виды отношений между понятиями.
      Умозаключение, суждение и понятие — это основные формы мышления, или, иначе говоря, основные логические формы.
      Логическая форма — это общечеловеческая структура наших мыслей.
      Изучение логических форм составляет одну из основных задач науки логики.
     
      § 3. Логические законы
      Рассматривая в предыдущем параграфе логические формы, мы заметили, что связи мыслей в каждой из форм умозаключения определяются различными правилами. В дедукции, например, одна из исходных мыслей должна быть общей, т. е. отображающей все предметы какого-либо класса. В том виде индукции, который мы привели в качестве примера (полная индукция), должны быть перечислены все без исключения предметы данного класса.
      Каждая форма умозаключения имеет свои правила, выполнение которых является одним из обязательных условий получения верного, т. е. соответствующего действительности вывода. Но кроме этих правил, присущих только определенной форме связи мыслей, в человеческом мышлении существуют правила связи мыслей, которые действуют во всех формах умозаключения.
      Такими наиболее общими правилами, имеющими силу во всех без исключения формах рассуждения, являются законы связи мыслей в рассуждении. Для краткости их называют логическими законами.
      Науке издавна известны четыре закона связи мыслей в умозаключении. Еще в IV в. до н. э. известный греческий мыслитель Аристотель открыл три логических закона, присущих человеческому мышлению: закон тождества, закон противоречия и закон исключенного третьего. В XVII в. н. э. немецкий философ и математик Лейбниц открыл закон достаточного основания.
      Но прежде чем сформулировать логические законы, рассмотрим два следующих примера:
     
      Первый пример. Герой «Мертвых душ» Чичиков очень ловко был разоблачен Собакевичем, поймавшим покупателя «мертвых душ» на нарушении одного из логических законов.
      Как известно, Чичиков довольно долго торговался с Собакевичем относительно цены на «мертвые души» и, между прочим, решил использовать и тот довод, что, собственно, «мертвые души» — это пустяк, о котором и торговаться-то совестно. Но тут-то Собакевич и подловил Чичикова.
      Вот это место из беседы Чичикова с Собакевичем:
      «Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями образованности. Ведь предмет просто: фу-фу. Что ж он стоит? кому нужен?»
      «Да, вот, вы же покупаете, стало быть нужен».
      Здесь Чичиков закусил губу и не нашелся что отвечать».
     
      Второй пример. Герой романа Тургенева «Рудин» легко вышел победителем в споре с Пигасовым, обнаружив в рассуждении последнего невыполнение требований того же логического закона, который был нарушен и Чичиковым.
      Между Рудиным и Пигасовым возник, в частности, спор о том, существуют ли убеждения или не существуют. Рудин исходил из того, что убеждения существуют. Пигасов пытался защищать противоположную точку зрения.
      Автор так передает этот эпизод:
      « — Прекрасно! — промолвил Рудин. — Стало быть, по-вашему, убеждений нет?
      — Нет и не существует.
      — Это ваше убеждение?
      - Да.
      — Как же вы говорите, что их нет? Вот вам уже одно, на первый случай.
      Все в комнате улыбнулись и переглянулись».
     
      В обоих примерах выступают разные лица, предметом обсуждения являются разные вопросы — в одном случае цена на «мертвые души», в другом — существование или несуществование убеждений, но ошибки Чичикова и Пигасова по своей форме совершенно одинаковы. И тот и другой пытались связать в одном и том же рассуждении две взаимно исключающие мысли об одном и том же предмете.
      Чичиков вначале сказал, что «мертвые души» никому не нужны. Но обратившись с просьбой о продаже «мертвых душ», он тем самым показал, что ему они нужны. Утверждения «нужны» и «не нужны» исключают друг друга. Естественно, что Собакевич усомнился в правдоподобности рассуждения Чичикова. Свою ошибку понял и герой «Мертвых душ», который закусил губу и не нашелся что отвечать.
      Пигасов вначале заявил, что убеждений не существует, но тут же сам и опроверг это заявление, сказав, что у него есть убеждение, хотя бы о том, что убеждений не существует. Утверждения о том, что «убеждения не существуют» и «убеждения существуют» исключают друг друга. Если верно одно, то другое ложно. Все присутствовавшие в комнате во время спора Рудина с Пигасовым поняли, что Пигасов был неправ.
      На примере этих рассуждений Чичикова и Пигасова хорошо видно, что нельзя безнаказанно связывать в одном рассуждении об одном и том же предмете две исключающие друг друга мысли, так как обе они истинными одновременно быть не могут. Кто это делает — тот терпит поражение, так как не выполняет требование одного из основных логических законов, который давно открыт наукой. Закон этот, с которым мы в дальнейшем подробно познакомимся, называется законом противоречия.
      Таких логических законов, т. е. законов связи мыслей в рассуждении, как мы уже сказали, четыре. Действию этих законов подчиняются все наши рассуждения.
      Подробно с этими законами мы познакомимся в соответствующих главах данной книги. Сейчас же обратим только внимание на то обстоятельство, что знание упомянутых законов очень важно для того, чтобы в процессе того или иного рассуждения можно было придти к верному выводу.
      Допустим, что в процессе какого-то умозаключения встретились две следующие мысли об одном и том же треугольнике:
     
      «Этот треугольник остроугольный».
      «Этот треугольник тупоугольный».
     
      Затем стало известно, что первая мысль («этот треугольник остроугольный») истинна, т. е. соответствует действительности.
      Что в таком случае можно сказать о второй мысли («этот треугольник тупоугольный»)?
      Естественно то, что вторая мысль ложна. Если установлено, что треугольник остроугольный, то сказать об этом же треугольнике, что он одновременно и тупоугольный — нельзя.
      А теперь посмотрим, что произойдет, если допустим, что первая мысль («этот треугольник остроугольный») ложна, т. е. не соответствует действительности.
      В большинстве случаев делается такой поспешный вывод: ну, значит, вторая мысль («этот треугольник тупоугольный») истинна.
      Но в действительности этот вывод ошибочен. Почему, если данный треугольник не остроугольный, то он непременно тупоугольный? Этот вывод был бы правилен в том случае, когда бы было всего два вида треугольников! — остроугольные и тупоугольные. Но ведь кроме остроугольных и тупоугольных треугольников есть еще прямоугольные треугольники.
      Так что если мысль «этот треугольник остроугольный» ложна, то возможны еще два варианта: «этот треугольник тупоугольный» и «этот треугольник прямоугольный».
      Значит, когда установлено, что мысль «этот треугольник остроугольный» ложна, то о мысли «этот треугольник тупоугольный» нельзя обязательно утверждать, что она истинна. Она может быть истинна, а может быть ложна.
      Иное дело, как мы видели, бывает в тех случаях, когда установлено, что мысль «этот треугольник остроугольный» истинна. В данном случае безошибочно можно утверждать, что мысль «этот треугольник тупоугольный» ложна.
      Мысли «этот треугольник остроугольный» и «этот треугольник тупоугольный» называются мыслями противоположными. Операции с ними регулируются законом противоречия. Естественно поэтому, что тот, кто знает этот закон, тот способен быстрее придти к верному выводу в тех случаях, когда в рассуждении встречаются противоположные мысли.
      Но теперь допустим, что в процессе какого-то другого умозаключения встретились две следующие мысли и также об одном и том же треугольнике:
      «Этот треугольник остроугольный».
      «Этот треугольник неостроугольный».
      Затем стало известно, что первая мысль («этот треугольник остроугольный») истинна. Как и в случае с противоположными мыслями, мы можем утверждать, что мысль «этот треугольник неостроугольный» ложна.
      А теперь посмотрим, что произойдет, если допустим, что первая мысль («этот треугольник остроугольный») ложна.
      В случае с противоположными мыслями, как мы уже знаем, нельзя утверждать ни истинности, ни ложности мысли, исходя из ложности одной противоположной мысли.
      Иная картина оказывается в данном примере. Если мысль «этот треугольник остроугольный» ложна, то мысль «этот треугольник неостроугольный» непременно истинна. Почему? Потому что никакой второй возможности нет, как это имеется у мыслей противоположных. Там, кроме остроугольного треугольника, есть еще прямоугольный и тупоугольный. А в данном случае все треугольники заранее разделены на две исключающие группы: «остроугольные» и «неостроугольные».
      Если ложно, что данный треугольник «остроугольный», то остается сказать одно: данный треугольник неостроугольный, ибо и прямоугольный, и тупоугольный треугольники одинаково входят в группу неостроугольных треугольников.
      Мысли «этот треугольник остроугольный» и «этот треуголь ник неостроугольный», высказанные об одном и том же треугольнике, называются мыслями противоречащими. Операции с ними регулируются законом исключенного третьего.
      Естественно поэтому, что тот, кто знает этот закон, тот быстрее способен придти к верному выводу в тех случаях, когда в рассуждении встречаются противоречащие мысли.
      Такое же практическое значение имеет и знание законов тождества и достаточного основания. Действию этих законов подчиняются все наши мысли, независимо от конкретного содержания этих мыслей. Если в том или ином рассуждении не соблюден один из этих законов правильного построения мыслей, придти к верному выводу в результате рассуждения невозможно.
      В данных законах логики зафиксирован многовековой опыт общественно-производственной деятельности людей. Законы логики, говорил В. И. Ленин, не пустая оболочка, а отражение объективного мира. Логические законы сложились в сознании людей в результате наблюдения миллиарды раз наиболее обычных, часто встречающихся общих закономерностей окружающего мира.
      Эти наиболее общие закономерности материального мира отличаются устойчивостью. Так, связь между родами и видами в органической природе существует издавна. Естественно, что и логические законы, в которых отразились связи явлений и, в частности, связь между родом и видами, также отличаются устойчивостью. Ими люди пользуются уже в течение многих тысячелетий.
      Поскольку на всем земном шаре общие закономерности материи одинаковы, постольку логические законы едины для всех людей независимо от классовой и национальной принадлежности.
      Представители разных классов могут иметь различные представления и понятия о предметах и явлениях, но законы связи мыслей в рассуждении одинаковы у всех людей.
      Люди могут открыть логические законы, познать их, изучить, но они не могут изменить или отменить их. Нарушение логических законов привело бы в полное расстройство весь мыслительный процесс, совершающийся в нашем мозгу, в результате чего люди перестали бы понимать друг друга.
      Законы логики являются объективными, т. е. независимым и от воли людей законами. Люди не в силах создать по своему желанию какие-либо новые логические законы. Тот или иной человек иногда может, конечно, сознательно или бессознательно связать свои мысли в рассуждении так, что требования логических законов не будут выполнены. Но в таком случае его не поймут другие люди. Больше того, он сам не уяснит своей мысли и не придет ни к какому верному выводу.
      Логические законы связи мыслей в рассуждении, которые изучаются в науке логики, нельзя отождествлять с законами возникновения, изменения и развития человеческого мышления. Процесс возникновения чувственных образов (ощущения, восприятия и представления) и образования на их базе суждений и понятий, наиболее общие законы развития мышления от низшей ступени к высшей изучает не логика, а теория познания диалектического материализма.
      Подобно тому, как соблюдение правил грамматики, хотя и необходимо, но вовсе недостаточно, чтобы написать хорошую письменную работу по литературе, так и соблюдение логических законов, хотя и безусловно необходимо, но недостаточно для успешного познания действительности. Познание мира не сводится только к установлению связей мыслей в рассуждении.
      Познать предметы и явления — это значит найти законы их развития и изменения, уметь их использовать в интересах общества. Поэтому знание одной логики, одних лишь законов связи мыслей в рассуждении недостаточно для познания окружающего нас мира.
      Но логические законы являются одним из важнейших условий познания мира. Они обеспечивают получение верного вывода в результате рассуждения. Отступление от них немедленно нарушает процесс мышления, а вне мышления и без мышления невозможно познание закономерностей природы и общества.
      Человек, который пытается не подчиниться хотя бы одному из законов связи мыслей в процессе рассуждения, никогда не придет к верному выводу в итоге рассуждения. Рассуждение, в котором не соблюдены требования логических законов, легко опровергнуть.
      Таково значение законов связи мыслей в рассуждении. Тот, кто познает логические законы, овладеет ими, научится применять их с полным знанием дела, — тот сделает свое мышление более сильным, гибким и острым.
     
      § 4. Определение науки логики
      Естественно, что каждый человек, который хочет правильно рассуждать, должен знать формы мышления, его логический строй, законы сочетания и связи мыслей в рассуждении.
      Все люди, когда они мыслят и спорят правильно, — мыслят и спорят по одним и тем же законам и правилам, хотя многие может быть, никогда и не задумывались над этими законами и правилами, не изучали специальной науки по этому вопросу. Но применение законов и правил мышления в таком случае является неосознанным, а известно, что когда тот или иной человек совершает что-либо неосознанно, — всегда в таком случае у него больше возможности сбиться с правильного пути.
      Для того чтобы осознанно применять законы и правила рассуждения, надо знать логику.
      Слово «логика» довольно часто приходится читать в газетных статьях и в научных трактатах, встречать в лекциях и в докладах, слышать в ходе самых различных дискуссий и споров.
      «Где же у вас логика?» — спрашивал представитель СССР у заместителей министров иностранных дел США, Англии и Франции, если вы на словах говорите о необходимости ослабить напряженность в отношениях между СССР и западными державами, а боитесь включить в повестку дня Совета министров иностранных дел такие вопросы, как Атлантический пакт и военные американские базы на чужих территориях, которые собственно и обостряют эту напряженность в отношениях между СССР и капиталистическими странами.
      «У американцев довольно странная логика», — говорил советский делегат на заседании одной из комиссий ООН, — они хотят установить контроль над атомным сырьем и оставить в стороне вопрос о контроле над атомным оружием. С такой логикой не может согласиться тот, кто не на словах, а на деле стоит за международный контроль над атомной энергией.
      «Это нелогично, это неразумно, это несправедливо», — указывал глава советской делегации на Генеральной Ассамблее ООН, — если Италия — бывшее фашистское государство, которое терзало и грабило Албанию, будет принято в члены ООН, а Албания, пострадавшая от Италии, боровшаяся против фашистов, останется за порогом ООН.
      Что же такое логика?
      Если дать краткое определение понятия «логика», то оно сведется к следующему.
     
      Логика — это такая связь мыслей, которая дает возможность придти к верному выводу в результате рассуждения и делает наши мысли, облеченные в материальную языковую оболочку, понятными и убедительными для других людей.
     
      Но слово «логика» употребляется и в другом смысле. Логикой называется также наука, которая изучает правильное построение мыслей в рассуждении, законы и правила связей мыслей. Понятие «логика» определяется поэтому еще и так:
     
      Логика — это наука о формах мысли и законах связи мыслей в рассуждении.
     
      Само слово «логика» происходит от греческого слова «логос», что значит слово, мысль, мышление, разум.
      Различать два смысла слова «логика» (как связь мыслей в рассуждении и как наука об этой связи мыслей) совершенно необходимо.
      Логика как связь мыслей в рассуждении, как правильное построение мыслей в ходе размышления — это то, что присуще самому мышлению, как естественному процессу, и не зависит от субъективного сознания отдельной личности, партии, класса, ) нации. Законы связи мыслей, правильного построения их в процессе рассуждения проявляют безразличие к классам и партиям.
      Другое дело — логика как наука о законах связи мыслей в процессе рассуждения. Истолкование законов правильного построения и связи мыслей может быть различным. История знает немало примеров, когда реакционные классы и партии пытались навязать свое, ошибочное понимание существа законов связи мыслей в рассуждении. Поэтому на протяжении всей истории науки логики все время идет борьба между представителями передовых и реакционных классов.
      Острую борьбу вызывает прежде всего вопрос об источнике логических форм и законов.
      Материалисты исходят из того, что источником логических форм и законов является материя. Материя первична, а мышление и его законы — вторичны, производны.
      Идеалисты стоят на прямо противоположных позициях. Они антинаучно утверждают, что мышление будто бы порождает материю, что мышление первично, а материя вторична.
      Идеалистическое истолкование вопроса об источнике законов правильного построения мыслей поддерживается, как правило, реакционными эксплуататорскими классами. Нелепое утверждение о том, что источником законов мышления является само же мышление, играет на руку представителям таких классов, ибо оно освящает субъективный произвол: «что сегодня выгодно, то логично».
      Классики марксизма-ленинизма на многочисленных примерах показали, что закономерности объективного материального мира, которые они называют логикой вещей, определяют, в конечном счете, закономерности развития мышления, т. е. логику мышления.
      При первом серьезном столкновении с жизнью нелогичное мышление опрокидывается логикой вещей. Никакие предрассудки противников марксизма, указывает В. И. Ленин, «не устоят против неумолимой логики событий».
      История на многих фактах подтвердила это.
      Во время выборов в Государственную думу в 1906 г. тактика меньшевиков была опрокинута жизнью. Анализируя это поражение противников большевизма, В. И. Ленин в брошюре «Победа кадетов и задачи рабочей партии» пишет: «Намерения остались намерениями, слова остались словами, а на деле вышло то, что диктовалось неумолимой логикой объективной политической ситуации...»1
      На зависимость логики мышления, в конечном счете, от логики вещей неоднократно указывал И. В. Сталин. Перечисляя обстоятельства внешнего порядка, которые определили ту сравнительную легкость, с какой пролетарской революции в России удалось разбить цепи империализма и свергнуть власть буржуазии, И. В. Сталин показал, что «измученные войной и жаждавшие мира трудящиеся самой логикой вещей были подведены к пролетарской революции, как единственному выходу из войны»2. В статье «К международному положению» И. В. Сталин предупреждал, что нельзя не считаться с фактами, не считаться «с логикой вещей, которая обычно оказывается сильнее всякой иной логики»3.
      Жизнь показывает, что логично, т. е. правильно, то мышление, которое соответствует логике вещей; и, наоборот, нелогично, т. е. неправильно, то мышление, которое искаженно отображает логику вещей.
      Тот, кто неправильно поймет логику вещей или попытается исказить ее, тот неизбежно придет к ошибочному выводу.
      В русской логической науке со времен Ломоносова развивается материалистическая традиция. Ломоносов материалистически решал вопрос об источнике мыслей. Идеями он называет представления вещей или представления действий вещей в уме человека. Например, мысль о часах возникает, по его мнению, тогда, когда в уме отображаются реальные часы.
      Любое общее понятие есть также отображение реальных предметов, объединенных в общий класс. Так, идея о движении может возникнуть лишь в том случае, когда «видим или на мысль приводим вещь место свое беспрестанно переменяющую».
      Возникают идеи, по мнению Ломоносова, на основе чувственных данных, полученных в результате воздействия материальных вещей на органы чувств.
      Порок миросозерцания многих литераторов Н. А. Добролюбов видел в том, что они не знали логики жизни, мертвили жизнь, стараясь втиснуть ее в надуманные логические формы. И судьба поступила с ними безжалостно, заключает Добролюбов, она опрокинула их нелогичные рассуждения.
      Изучение логики вещей известный русский педагог К. Д. Ушинский правильно считал единственно истинным путем обучения логике мышления. Перед каждым учителем он ставил такую ясную задачу: на изучении логики вещей вырабатывать у своих учеников логическое мышление.
      В своей книге «Детский мир» Ушинский рекомендовал учителям воспользоваться наглядной логикой природы с тем, чтобы мало-помалу довести ученика до логических отвлеченностей. В особом отделе этой книги он поместил несколько образцов логических упражнений. Но не с них он начинал обучение логике. Если ученик непосредственно займется такими упражнениями, то они покажутся ему трудными и сухими. Чтобы сделать их понятными и легкими, Ушинский предварительно приучал к ним ученика на конкретных предметах. Вместе с учеником он отыскивал, перечислял и излагал в определенном порядке признаки предметов, находящихся у них перед глазами; потом сравнивал между собой несколько знакомых ученику предметов, учил находить между ними сходство и различие.
      Когда ученики привыкали отыскивать и различать признаки, тогда Ушинский сообщал им, что такое признак. Когда же ученики приобретали навыки находить сходство и различие между предметами и научались уже размещать их по родам и видам, он сообщал, что такое сравнение, суждение, род, вид и т. д.
      В другом месте Ушинский совершенно правильно указывал, что для развития логичности мышления детей не может быть более полезных предметов, чем предметы естественной истории. Логика природы, утверждал он, есть самая доступная для детей логика, наглядная и неопровержимая. Каждый новый предмет природы вызывает в рассудке ребенка сравнения, прибавляет понятия, дает возможность подводить уже изученные виды под один род. Всякое физическое явление есть превосходнейшее упражнение для детской логики. Ребенок наглядно и практически усваивает логические понятия: причину, следствие, вывод, умозаключение и т. д.
      Итак, в противоположность идеализму, утверждающему, что источником логических форм и законов является само мышление, сознание, — материализм исходит из того, что мышление, его формы и законы представляют отображение объективных законов природы, материи в нашем мозгу.
      Не менее острая борьба на протяжении всей истории существования науки логики происходит и по вопросу о методе науки логики.
      Одна группа логиков рассматривает законы правильного построения мыслей в их .взаимосвязи, в развитии, другая группа исходит из того, что законы эти вообще никогда не изменялись, что они вечны. Точка зрения первой группы является диалектической, точка зрения второй группы — метафизической. Последняя точка зрения антинаучна, ибо кладет конец всякому развитию науки о мышлении.
      В действительности же наука о мышлении развиваете* Маркс и Энгельс, применив диалектический материализм к изучению законов мышления, открыли наиболее общие законы мышления. Домарксовские логические учения не могли вскрыть диалектические законы развития мышления. Они ограничивались рассмотрением элементарных, простейших правил пользования суждениями, понятиями и умозаключениями.
      Принятое в буржуазных учебниках логики определение понятия «логики», как науки о законах и формах правильного мышления вообще, необоснованно расширяет предмет науки логики, изучающей общечеловеческие законы правильного построения мыслей в процессе рассуждения. Это мы и видим в следующих типичных определениях предмета логики, которые можно было читать в дореволюционной русской литературе по логике:
      «Логика — наука о необходимых законах мышления».
      «Логика есть наука, которая излагает действия и законы нашего разумения «вообще»2.
      «Логика есть наука о законах и правилах мышления, как свободно связывающей представления деятельности сознания, направленной к познанию истины»3.
      Логика есть «наука о законах правильного мышления, или наука о законах, которым подчиняется правильное мышление»4.
      Но это же определение некритически принято и в некоторых учебных пособиях, вышедших в нашей стране в последние годы. В учебном пособии для высших учебных заведений «Логика» говорится: «Логикой называется наука о законах правильного мышления»6.
     
      1 Л. Г. Якоб. Начертание всеобщей логики для гимназий Российской империи. 1811, стр. 2.
      2 П. Любовский. Опыт логики. Харьков, 1818, стр. 1.
      3 Н. А. Владимирский. Логика. Казань, 1912, стр. 5.
      4 Г. И. Ч е л п а н ов. Учебник логики, 1946, стр. 3.
      6 М. С. Строгович. Логика, 1949, стр. 7.
     
      В действительности же логика, имеющая своим предметом исследование законов тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания, правил умозаключения и доказательства, вопросов структуры суждений и понятий, не может рассматриваться как наука о законах правильного мышления вообще.
      Понятие «закон мышления» включает в себя не только построение мыслей в процессе рассуждения, но также процесс возникновения, развития и изменения мышления. Между тем, как известно, логика, о которой идет речь во всех школьных учебниках логики, не ставит перед собой задачи исследования истории возникновения, развития и изменения мышления.
      В действительности логика, имеющая своим предметом исследование законов тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания, правил умозаключения и доказательства, форм мысли, — не может рассматриваться как наука о законах правильного мышления вообще.
      Подлинное содержание логики как науки об общечеловеческих законах образования мыслей и связи мыслей в процессе рассуждения, ее место в системе наук раскрыты только марксизмом-ленинизмом.
      Определяя существо грамматики, И. В. Сталин пишет: «Отличительная черта грамматики состоит в том, что она даёт правила об изменении слов, имея в виду не конкретные слова, а вообще слова без какой-либо конкретности; она даёт правила для составления предложений, имея в виду не какие-либо конкретные предложения, скажем, конкретное подлежащее, конкретное сказуемое и т. п., а вообще всякие предложения, безотносительно к конкретной форме того или иного предложения. Следовательно, абстрагируясь от частного и конкретного, как в словах, так и в предложениях, грамматика берёт то общее, что лежит в основе изменений слов и сочетании слов в предложениях, и строит из него грамматические правила, грамматические законы. Грамматика есть результат длительной, абстрагирующей работы человеческого мышления, показатель громадных успехов мышления».
      Это определение отличительной черты грамматики помогло логикам найти специфическую черту науки логики.
      Отличительной чертой науки логики является то, что она дает правила об образовании мыслей и связи мыслей в процессе рассуждения, отвлекаясь от конкретного содержания мыслей. Она дает правила для образования суждений, понятий, умозаключений, имея в виду не какие-либо конкретные суждения, понятия и умозаключения, а вообще всякие суждения, понятия, умозаключения, безотносительно к данному конкретному содержанию того или иного суждения, понятия и умозаключения.
      Структура суждения, понятия и умозаключения одинакова как в рассуждениях относительно химических явлений, так и относительно биологических явлений, как в рассуждениях, касающихся исторических событий, так и в рассуждениях, касающихся математических объектов.
      Отвлекаясь от частного и конкретного в суждениях, понятиях и умозаключениях, логика берет то общее, что лежит в основе образования мыслей и связи мыслей в рассуждении, которое является цепью умозаключений, и находит логические законы.
      Рассмотрим, например, таких два рассуждения:
     
      Если газ подвергается охлаждению, то объем его уменьшается.
      Данный газ подвергается охлаждению.
      Следовательно, объем данного газа уменьшается.
     
      Если кусок меди нагревать, объем его будет увеличиваться.
      Данный кусок меди подвергается нагреванию.
      Следовательно, объем данного куска меди увеличивается.
     
      Содержание данных рассуждений совершенно различное. В первом рассуждении говорится о газах, во втором — об одном из металлов. В первом рассуждении речь идет об охлаждении и соответственно об уменьшении объема, во втором — о нагревании и соответственно об увеличении объема.
      Но, отвлекаясь от конкретного содержания этих рассуждений, логика находит в них общую логическую структуру, одинаковую форму связи между мыслями и выводит правило, которое имеет силу для всех подобных рассуждений, независимо от того, к какой области знания относятся эти мысли.
      Это правило можно записать в виде следующей формулы:
     
      Если А есть Б, то В есть Г.
      А есть Б.
      Следовательно, В есть Г.
     
      В этом смысле логика напоминает грамматику и арифметику.
      Правила арифметики не меняются в зависимости от характера предметов, к которым они применяются. Над какими бы величинами мы ни производили арифметические действия, правила сложения, вычитания, умножения и деления остаются одними и теми же. Будем ли мы слагать метры, килограммы, рубли и т. п., — во всех случаях 10 + 10 будет 20.
      Точно так же и законы связи мыслей в рассуждении одни и те же, независимо от того, будут ли это мысли об общественных явлениях, о химических реакциях, физических процессах или алгебраических уравнениях.
      Проанализируем еще, например, два таких рассуждения:
     
      Каждое хвойное дерево бывает или елью, или сосной, или пихтой, или кедром, или лиственницей.
      Данное хвойное дерево — пихта.
      Следовательно, данное дерево ни есть ни ель, ни сосна, ни кедр, ни лиственница.
     
      Арифметическое действие бывает или сложением, или вычитанием, или умножением, или делением.
      Данное арифметическое действие является сложением.
      Следовательно, данное арифметическое действие не является ни вычитанием, ни умножением, ни делением.
     
      В обоих рассуждениях содержание различное, но логическая структура одинаковая. Последнюю можно выразить следующей формулой:
     
      А есть или Б, или Б, или Г, или Д.
      А есть В.
      Следовательно, А не есть ни Б, ни Г, ни Д.
     
      Под буквами А, Б, В. Г и Д имеются в виду, как в последней так и в первой формуле, не конкретные тела и не конкретные мысли о них, а отношения мыслей вообще, лишенные конкретности. Логическая форма в обоих правилах запечатлела то общее, что лежит в основе связей между мыслями в процессе рассмотренных рассуждений, в которых отразились отношения вещей.
      Понятия и суждения получают значение, когда они поступают в распоряжение логики, которая определяет правила образования понятий, перехода от единичного через частное к общему, применения общих понятий к единичным предметам и явлениям и, таким образом, придает мышлению стройный, связный, последовательный характер.
      Подобно тому как грамматика, являясь собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении, дает возможность облечь человеческие мысли в материальную языковую оболочку, так и благодаря логике, являющейся собранием правил об изменении мыслей и сочетании мыслей в рассуждениях, человек получает возможность правильно строить свои мысли, умозаключения, рассуждения, доказательства.
     
      * * *
     
      Итак, правильно, логично то рассуждение, которое соответственно, точно, адэкватно отображает внешний материальный мир, его свойства и закономерности. Неправильно, нелогично то рассуждение, которое искаженно отображает явления и процессы природы и человеческого общества.
      Но каждый ли человек всегда, при всех условиях может правильно отобразить внутренние закономерности внешнего мира, логику вещей и явлений окружающей человека объективной действительности?
      Нет, не каждый и не при всех условиях.
      На ход рассуждения человека, а следовательно, на выводы, которые получаются в результате рассуждения, могут оказывать и оказывают влияние и воздействие различные факторы. Так устарелые, отжившие взгляды и теории, ставшие ошибочными в новых условиях, разного рода предрассудки могут тормозить развитие и духовной, и материальной жизни общества, ибо они дают искаженное изображение предметов действительности.
      Известно, что чрезмерное увлечение какими-либо успехами в том или ином деле может приводить к потере способности правильного понимания действительности. Это показал И. В. Сталин в статье «Головокружение от успехов».
      «Но успехи имеют и свою теневую сторону, — писал И. В. Сталин, — особенно когда они достаются сравнительно «легко», в порядке, так сказать, «неожиданности». Такие успехи иногда прививают дух самомнения и зазнайства: «Мы всё можем!», «Нам всё нипочём!». Они, эти успехи, нередко пьянят людей, причём у людей начинает кружиться голова от успехов, теряется чувство меры, теряется способность понимания действительности, появляется стремление переоценить свои силы и недооценить силы противника, появляются авантюристские попытки «в два счёта» разрешить все вопросы социалистического строительства».
      Человеческий разум действует в единстве с волей и чувствами. Нередко поэтому бывает, что человек скорее верит в истинность того, что он предпочитает. Еще древние римляне подметили это, выразив такое положение в следующей пословице: «глаза нередко видят так, как им хочется».
      Вот почему В. И. Ленин предупреждал, чтобы «чувство радости по поводу возможных приятностей не затемняло нашей логики»2.
      В статье «Кого они хотят обмануть?» В. И. Ленин показывает, что нелогичность мышления может быть результатом озлобления и отчаяния. Так именно случилось с меньшевистским «Советом партии», когда русские комитеты приняли решение о созыве съезда партии. И это озлобление привело к потере способности понимания истинного положения вещей. «Совет партии» выступил с рядом крайне нелогичных заявлений.
      Характеризуя мышление руководителей заграничного кружка, В. И. Ленин писал: «только под влиянием озлобления и отчаяния люди могут рассуждать так плохо и «уклоняться от истины» так неискусно, как это делает Совет»3.
      Основная причина нелогичных рассуждений во многих случаях заключается в том, что тот или иной человек, нарушающий логику мышления, в каких-либо личных целях сознательно допускает искажение истины. Это обычно бывает тогда, когда преследуют цель отстоять или оправдать те или иные неправильные действия, ошибочные взгляды и теории, извратить подлинное положение вещей.
      Когда сторонники и защитники отзовизма опубликовали в Париже свою платформу, В. И. Ленин подверг уничтожающей критике этот документ, направленный против партии. В «Заметках публициста» он показывает, что авторы платформы не поняли декабрьской резолюции партии с оценкой III Думы, хотя ее в течение года жевали и пережевывали в партийной прессе на тысячи ладов. И при этом В. И. Ленин подчеркивает, что авторы платформы не поняли партийных решений, не поняли не в силу своей непонятливости, конечно, а в силу тяготения над ними отзовизма и отзовистского круга идей.
      Так, разбирая ошибки в рассуждениях эсеров о студенчестве и революции, В. И. Ленин устанавливает, что эти ошибки не могут быть объяснены одной только нелогичностью.
      В. И. Ленин показывает, что в известном смысле можно утверждать обратное: нелогичность их рассуждений вытекает из их основной ошибки. И дальше Он раскрывает смысл этого положения. Эсеры, как партия, с самого начала заняли такую внутренне противоречивую, такую скользкую позицию, что на ней они не могли удержаться без постоянных шатаний и падений, если бы даже они были людьми вполне честными и вполне способными к политическому мышлению.
      Заключая свои замечания, В. И. Ленин еще раз подчеркивает такое важное положение:
      «Надо всегда помнить, что не различными ошибками тех или иных писателей, тех или иных деятелей объясняет социал-демократия вред, приносимый делу социализма «социалистами-революционерами», а, наоборот, все эти ошибки она считает неизбежным результатом фальшивой программной и политической позиции»
      Истинный источник нелогичности рассуждений идеологов современной империалистической буржуазии — это также сознательное искажение логики мысли в угоду захватническим интересам хозяев Уолл-стрита.
      Возьмем самый ясный вопрос: что опаснее для международного мира — готовые атомные бомбы или атомное сырье? Каждый простой человек не задумываясь скажет: опаснее, конечно, готовые бомбы. Они уже сделаны, на них затрачены колоссальные средства, а капиталист не любит, когда его капитал лежит в бездействии. Кроме того, когда у империалиста под рукой мощное оружие, он идет на всякое обострение взаимоотношений между странами. Атомное же сырье нельзя сразу пустить в ход против той или иной страны, из него еще нужно приготовить бомбы.
      Но совсем иная «логика» у американских дипломатов.
      Известно, что советская делегация в комиссии ООН по контролю над атомной энергией на одном из заседаний внесла поправку к так называемому первому докладу атомной комиссии. Эта поправка предусматривала, что международный контроль над атомной энергией должен учреждаться таким образом, чтобы практические меры по контролю начали проводиться одновременно на всех предприятиях, связанных с производством атомных материалов (ядерного горючего), т. е. на предприятиях, производящих такое горючее, равно как и над источниками сырых материалов.
      Но это предложение было отклонено прежде всего делегацией Соединенных Штатов Америки. Американская делегация пыталась отодвинуть на задний план вопрос об установлении мер по контролю и инспекции над предприятиями ядерного оружия и делала упор на необходимость установления контроля только над источником сырья. Иначе говоря, она отказывалась поставить свои атомные предприятия под международный контроль и инспекцию одновременно со всеми другими предприятиями и источниками сырья.
      Логика развития объективного мира и логика правильного мышления, верно отображающего закономерности природы и общества, разоблачают нелогичные рассуждения представителей эксплуататорских классов. Понятна поэтому не только ненависть, но и трусость эксплуататоров перед объективной логикой мышления простых людей, которым не нужно искажать логику. Еще Герцен правильно заметил, что реакционные профессора не любили «выходить на чистое поле логики», ибо логика была не на их стороне.
      На ход рассуждения, следовательно, оказывают влияние условия классовой борьбы, существовавшие и существующие идеи и теории, чувства и т. д. Если практика того или иного класса идет вразрез с логикой вещей, тормозит развитие человеческого общества, — идеологи этого класса сознательно нарушают правила логического мышления, чтобы с помощью противоречивых, неопределенных, двусмысленных, софистических рассуждений скрыть от масс истинное положение вещей. Это мы видим на примере нелогичного мышления современной империалистической буржуазии.
      Для того чтобы успешнее вести борьбу с идеологами реакционной буржуазии, — самое главное, конечно, надо хорошо знать законы развития общества, марксистско-ленинскую теорию — диалектический и исторический материализм. Но очень важно также научиться вскрывать малейшие отступления политиков и идеологов буржуазии от логичного мышления.
      Естественно, что для этого надо знать общие закономерности отражения предметов в человеческом сознании, законы правильного мышления. Наше мышление не механически, как простое зеркало, отображает логику вещей, т. е. закономерности развития природы и общества.
      Сложность процесса отражения состоит в том, что законы природы и общества, которые стремится раскрыть человек, не лежат на поверхности явлений. Надо суметь выбрать из массы случайных, несущественных явлений существенное, необходимое. А это возможно лишь в результате большого опыта и непрестанного совершенствования умственных способностей человека в процессе трудовой деятельности.
      «Познание есть отражение человеком природы, — пишет В. И. Ленин. — Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc., каковые понятия, законы etc. ... и охватывают условно, приблизительно универсальную закономерность вечно движущейся и развивающейся природы»1.
     
      * * *
     
      В советской школе наука логики является одной из наиболее молодых дисциплин. Ее преподавание введено в 1947 г.
      Вплоть до 1940 г. разного рода вульгаризаторы в своих статьях и учебниках по философии пытались рассматривать формальную логику как учение, принципиально противоположное диалектике. Некоторые авторы статей доходили даже до того, что предлагали видеть в формальной логике «основу религиозного мировоззрения», «теоретическую базу оппортунизма», «орудие классового врага».
      Вульгаризация в области логики в основном шла по той же линии, что и вульгаризация в языкознании. Антимарксистские измышления Марра о том, что язык есть надстройка и орудие борьбы одного класса против другого, что мышление в недалеком будущем полностью заменит звуковой язык, что общение людей можно осуществить и без языка, при помощи одного мышления, свободного от «природной материи» языка, — все эти антинаучные установки оказали тлетворное влияние не только на языкознание, но и на взгляды философов и логиков в отношении существа формальной логики. Марровские выученики объявляли законы и формы логического мышления, исследуемые формальной логикой, надстроечными, классовыми.
      Это было огульным отрицанием формальной логики, искажавшим подлинное содержание этой науки о логических формах и законах. Исследование законов и форм логического мышления показывает, что современная структура суждений, понятий и умозаключений была заложена еще в глубокой древности. Уже Аристотель обстоятельно описал основные формы умозаключения (индукцию, дедукцию и др.) и раскрыл, как мы уже говорили, существо законов тождества, противоречия и исключенного третьего. В своих сочинениях он подвел итог длительной, абстрагирующей работы человеческого мышления за многие тысячелетия, предшествовавшие его эпохе.
      Логический строй мышления не изменяется в связи с изменением экономического базиса. Одними и теми же формами и законами связи мыслей в рассуждении пользовались древние греки и население средневековых городов. Эта же логическая структура принята и в рассуждениях современных людей.
      Законы правильного построения мыслей в процессе рассуждения едины для всех людей. Это совершенно ясно отмечает Маркс в одном из писем Кугельману: «Так как процесс мышления сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно понимающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости развития и, в частности, развития органа мышления. Все остальное вздор».
      Мысль об общности форм человеческого рассуждения очень хорошо выразил два столетия назад великий русский ученый М. В. Ломоносов в следующих словах: «...если бы каждый член человеческого рода не мог изъяснить своих понятий другому, то бы не токмо лишены мы были сего согласного общих дел течения, которое соединением разных мыслей управляется, но и едва бы не хуже ли были мы диких зверей, рассыпанных по лесам и по пустыням»2.
      Мышление, как и язык, порождается не тем или иным базисом внутри данного общества, а всем ходом истории общества и истории базисов в течение многих веков. Мышление является продуктом деятельности не одного какого-либо класса, а всего общества, всех классов общества, многих сотен поколений людей.
      Содержание мышления все время изменяется, существующий фонд понятий пополняется новыми понятиями, в которых отображается развитие производства, культуры, науки и т. п. Устарелые понятия отпадают, но сохраняются понятия, проверенные практикой. Содержание мышления развивается медленно, путем постепенного отмирания элементов старого качества и постепенного накопления элементов нового качества. В развитии мышления нет взрывов.
      Формы же мышления, или логический строй мышления, законы мышления, изменяются более медленно, чем содержание мышления. Так же как и грамматический строй языка, логический строй мышления совершенствуется, улучшает и уточняет свои правила, но основы логического строя сохраняются в течение долгого времени. Одни и те же формы и законы связи мыслей в рассуждении применяются людьми в течение всех эпох.
      Формы и законы связи мыслей в рассуждении не могут быть поэтому законами и формами одного класса или партии. Если ошибочно говорить о классовости языка, то еще более ошибочно говорить о классовости законов и форм правильного мышления.
      1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXV, стр. 525.
      2 М. В. Ломоносов. Избранные философские произведения, стр. 514.
      Логика мышления, верно отображающего материальный мир, не только не классова, но и не национальна. В самом деле, классовая или национальная логика правильного мышления — это была бы логика, которой могли бы пользоваться лишь люди одного класса или одной нации, но которая была бы непригодна для представителей другого класса, другой нации. Но таких замкнутых в себе классов и наций не существует.
      Представители всех классов и наций мыслят с помощью одних и тех же наиболее общих форм и законов логического мышления. Только полное непонимание природы мышления могло привести некоторых наших философов и логиков к тому, чтобы создать легенду о «классовых» законах и формах логического мышления.
      Из истории науки логики в России известно, что многие русские логики неоднократно указывали на то, что логические законы являются едиными для всех людей непреложными правилами.
      Автор одного из учебников логики для средних учебных заведений — И. Городенский — говорил, что под законами мышления разумеются те начала, которыми обусловливается логическая состоятельность всякого мыслительного процесса, без них невозможна никакая деятельность правильного мышления.
      Раскрыв существо законов тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания, автор одного из руководств по логике — Н. Рождественский — правильно указывал на то, что мы не можем представить себе здравомыслящего человека, который составил бы понятие из противоречащих представлений, между безусловно противоположными признаками мыслил бы еще и третий, и в состоянии бы был рассуждать о чем-нибудь без всякого основания.
      Общечеловечность законов логики отмечалась и во многих других учебниках логики. Мыслить и рассуждать способны все люди, писал С. Руч, причем способы и приемы у всех одинаковы без различия национальности и эпохи. А. Светилин рассматривал законы логики как начала, которыми определяется логическая состоятельность каждого действия мышления, в какой бы форме оно ни происходило.
      Не являясь надстройкой над базисом, логические формы и законы носят не классовый, а общечеловеческий характер. Логика дает правила логического мышления, которые обязательны для всех людей.
      Но если логический строй правильного мышления проявляет своего рода безразличие к классам и нациям, то люди, отдельные социальные группы, классы, партии далеко не безразличны к науке логики. Разработка основных положений науки логики, истолкование законов и форм логического мышления происходили и происходят в непримиримой борьбе между материализмом и идеализмом: Теория законов мышления не является вечной, неизменной, раз навсегда установленной истиной. «Сама формальная логика, — говорил Энгельс, — остается, начиная с Аристотеля и до наших дней, ареной ожесточенных споров»
      Люди пытаются использовать логику в своих интересах, навязать свое понимание законов и форм мышления. Этим особенно отличаются представители эксплуататорских классов, цели которых пришли в противоречие с логикой объективного развития общества. Так, верхние слои буржуазии, желая затормозить развитие логики вещей, логики объективного хода развития общества, затушевать непримиримые противоречия между эксплуататорами и угнетенными — принимают все меры к тому, чтобы извращенно истолковать существо законов и форм логического мышления. Делается это для того, чтобы легче было вводить в заблуждение народные массы.
      Почти полвека назад И. В. Сталин обратил внимание на то, что газета заграничной группы грузинских националистов, ставшей ядром буржуазно-националистической партии социал-федералистов, ««Сакартвело» с первых же номеров объявило войну логике, как оковам, с которыми необходимо бороться»2.
      Подлинные причины нелогичности рассуждений капиталистов и их дипломированных лакеев с особой глубиной были вскрыты классиками марксизма-ленинизма. Они показали, что буржуазия вынуждена прибегать к нарочитой софистике, ибо ей нужно исказить логику вещей.
      Разоблачив в статье «Политические софизмы» вопиющую нелогичность мышления буржуазии, В. И. Ленин писал:
      «Это не может быть случайностью, конечно; это — неизбежный результат социального положения буржуазии, как класса, в современном обществе, — класса, сжатого между самодержавием и пролетариатом, раскалываемого на фракции из-за мелких различий в интересах. Политические софизмы вытекают из этого положения вполне естественно»3.
      Буржуазные ученые, говорил Н. Г. Чернышевский, без стеснения выдают за истину заведомо ложное, идут на прямой логический подлог.
      Нарушение жизненной логики, указывал Н. А. Добролюбов, неизбежно вело эксплуататорские классы к искажению логики мышления. Если распространение трезвости, говорил он, вредит интересам откупщика, если освобождение негров угрожает благополучию американского плантатора, если укрепление общественной морали ущемляет взяточника, то все эти лица отвергают всякие логические убеждения, выработанные наукой.
      1 Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, 1950, стр. 311.
      2 И. В. Сталин. Соч., т. 1, стр. 48.
      3 В. И. Ленин. Соч., т. 8, стр. 395.
      Все это особенно характерно для современной буржуазии, которая с каждым днем все более прибегает ко всевозможным изощренным софизмам, логическим подлогам и явному обману масс.
      Современная империалистическая буржуазия и ее «ученые» наемники выдают ложь за истину. Они цинично и нагло повторяют то, что изрекал в свое время бесноватый ефрейтор Гитлер: ни в области морали, ни в области науки правды не существует. Ученые лакеи империалистической буржуазии без стеснения идут по стопам Геббельса, утверждавшего, что чем более чудовищной и дикой будет ложь, тем вернее она достигнет цели и тем труднее будет массам разобраться в ней и добраться до истины.
      Распространение заведомой лжи является сознательной целью всего буржуазного школьного обучения. Автор книги «Кризис школы», вышедшей в США в 1947 г., Р. Давид пишет: «Бизнесмены и финансисты контролируют школьное преподавание. Ни одна школа в США не решится сказать учащимся правду о классовой борьбе, о борьбе между хозяевами и рабочими. Учителя истории и обществоведения... должны учить детей лжи: если они не будут этого делать, их увольняют... Составители учебников вынуждены писать ложь, скрывать истину, прославлять войну, выставлять миллиардеров как национальных героев».
      И чем больше расходится с действительностью, с ходом исторического развития отживший общественный класс, тем к более изощренной софистике, казуистике, демагогии и бессовестной лжи прибегают его агенты для оправдания, обеления, идеализации отжившего, опускаясь до уровня умышленного лицемерия.
      Буржуазные идеологи заменили логику софистикой. Тут они во многом следуют «советам» реакционного немецкого философа Шопенгауэра, который рекомендовал не стесняться никакими приемами в споре, ибо ведущий спор, говорил он, борется не за правду, а за свой тезис. Как это похоже на те приемы, которые пускают в ход представители современной империалистической буржуазии. Характеризуя бредовые измышления американского радиокомментатора Уинчелла, А. Я. Вышинский говорил: «Но где нехватает логики, там приходит на выручку низкопробное враньё»2.
      Софистика, которая является собранием уловок, с помощью которых протаскиваются заведомо ложные мысли, издавна была антиподом логики. Ясно поэтому, что современная буржуазия стремится всячески принизить значение общечеловеческих правил и законов логического мышления. Все чаще в статьях и книгах о логике буржуазные «ученые» занимаются не анализом законов и форм образования и связи мыслей в процессе рассуждения, а проповедью разного рода антинаучных лозунгов, свидетельствующих об идейном падении их авторов: «свобода от логики», «выкинуть логику из рассуждения» и т. д.
      Напуганная ростом сил коммунизма буржуазия принимает все меры к тому, чтобы опорочить последовательное логическое мышление миллионов простых людей. Она чувствует, что подлинная логика направлена против ее софистических уловок, против разнузданной лжи апологетов капитализма.
      Издающиеся в капиталистических странах трактаты по логике свидетельствуют о деградации логических учений современных философов и логиков буржуазного общества. Они уходят в схоластику, доводя ее до более крайних пределов, чем это можно было видеть в средневековье.
      Буржуазная наука логики приходит к открытому отказу от какой-либо системы логических: правил, которыми пользовались сотни поколений людей. Созданные в процессе общественной практики логические фигуры, закрепленные в человеческом сознании в виде аксиоматических правил построения мыслей в рассуждении, — произвольно отбрасываются представителями логических учений буржуазной науки и заменяются искусственными, пустыми, бессодержательными системами, которые вовсе не находят и не могут находить практического применения в процессе научного и житейского мышления.
      Только в нашей стране — стране строящегося коммунизма открылись возможности для расцвета науки логики. Изучение логических форм и законов ведется у нас на основе передовой марксистско-ленинской теории.
      Разрабатывая науку логики, советские ученые руководствуются основополагающим указанием В. И. Ленина о необходимости внесения «поправок» в старую формальную логику. Формальная логика должна быть очищена от идеалистических и метафизических искажений, освобождена от схоластики, т. е. от занятий пустым умствованием.
     
      § 5. Значение науки логики
      Значение науки логики определяется тем, что она изучает общечеловеческие формы и законы связи мыслей в рассуждении. Знания, которые дает логика, служат одним из необходимых условий достижения истины.
      Значение науки логики в области мышления издавна совершенно правильно уподобляют значению грамматики в области языка, арифметики в области счисления, теории музыки в области музыкального искусства.
      Есть люди, которые говорят правильно, не зная грамматики; довольно точно вычисляют, никогда не изучав арифметики; недурно играют на музыкальном инструменте, не имея понятия о теории музыки. Подобно этому, есть не мало людей, которые правильно связывают мысли в рассуждении, не прочитав даже школьного элементарного учебника логики, основываясь только на житейском опыте и на тех элементах логики, которые дают язык и практическая жизнь.
      Но тем не менее, без глубокого знания грамматики нельзя в совершенстве и правильно использовать словарный состав языка; без знания арифметики нельзя добиться надлежащей точности в вычислениях и пользоваться при этом наиболее легкими приемами; наконец, без изучения теории музыки нельзя стать подлинным музыкантом, даже обладая исключительным музыкальным слухом. Подобно этому, без знания законов связи мыслей, т. е. без знания науки логики, невозможно в совершенстве умозаключать и рассуждать.
      Тот или иной человек несомненно может достигнуть довольно значительной степени развития, никогда специально не изучав науки логики. Как громадные сооружения люди воздвигали прежде, чем узнали законы современной механики, так и* мыслили люди правильно раньше, чем логика стала наукой. Но как строитель приходит к математике и механике, так и мыслитель неизбежно приходит к логике, к ясному сознанию законов мышления и к. необходимости более искусно их применять.
      Естественно поэтому, что каждый образованный человек должен знать логику. Логические законы есть результат того, что человеческое мышление неразрывно связано с материальным миром, отражающимся в наших мыслях. Человечество, прежде чем постигло законы, по которым совершается мышление, проделало практически в жизни миллионы и миллионы раз этот процесс мышления. Общие закономерности объективного мира, миллиарды раз повторяясь в процессе общественно-производственной практики людей, закрепились в сознании человека фигурами логики.
      Характеризуя героя своей книги «Что делать?», Чернышевский отмечал как одну из основных черт его духовного образа логичность и последовательность. Лопухов только развил в своих поступках тот ряд последствий, говорил Чернышевский, который совершенно логично и неизбежно вытекает из его первого решения. Логичность и последовательность он считал прямой обязанностью каждого человека, способного распоряжаться своим головным мозгом.
      Важность знания логики подчеркивается в одной из глав «Очерков из политической экономии». У кого не уяснены принципы во всей логической полноте и последовательности, пишет Чернышевский, у того не только сумбур в голове, но и в делах чепуха.
      Высоко оценивая знание законов правильного мышления, многие выдающиеся русские мыслители всегда видели настоятельную необходимость серьезного изучения логики.
      Почти сто лет тому назад, когда в школах логика не преподавалась, великий русский педагог К. Д. Ушинский со всей серьезностью поставил вопрос о введении этой дисциплины в число обязательных предметов, изучаемых в гимназии. Он правильно писал тогда, что отсутствие логики в школах составляет заметный и значительный пробел. Ушинский прекрасно видел, что старая, схоластическая логика не достигала цели но и отсутствие изучения всякой логики также оказывалось вредным. Борьба Ушинского за серьезное изучение логики в средней школе вытекала из его положения о том, что дар слова главным образом опирается на логическую способность.
      Основания разумной речи он правильно видел в верном логическом мышлении. Наставник русского языка, говорил Ушинский, беспрестанно имеет дело с логикой, и недостаток ее отражается в «спутанности или односторонности понятий», а следовательно, в темноте и неправильности письменной и устной речи.
      Людей, которые находятся не в ладах с логикой, давно уже остроумно высмеял великий русский драматург А. Н. Островский. Наиболее ярко это показано им на примере рассуждений сына купчихи Барабошевой из пьесы «Правда хорошо, а счастье лучше». Молодой купчик мог говорить на любую тему, но беда его заключалась в том, что разумной связи между отдельными мыслями в его рассуждениях не было. А. Н. Островский так передает разговор между Барабошевым и его матерью Маврой Тарасовной:
     
      «Мавра Тарасовна. И тебе не страшно будет, миленький, с генералом-то разговаривать?
      Барабошев. У меня разговор свободный, точно что льется, без всякой задержки и против кого угодно. Такое мне дарование дано от бога разговаривать, что даже все удивляются. По разговору мне бы давно надо в думе гласным быть или головой; только у меня в уме суждения нет и что к чему — этого мне не дано».
     
      Знание простейших правил логического мышления и навыков в области формирования и определения понятий, операций с суждениями и понятиями в разных формах умозаключения, знание приемов доказательства и опровержения чрезвычайно важно для каждого человека.
      Классики марксизма-ленинизма неоднократно подчеркивали необходимость знания законов, исследуемых этой наукой. Ученые, говорил Энгельс, без мышления не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические категории, а искусство оперирования логическими определениями, понятиями не является чем-то врожденным, оно формируется в процессе овладения знаниями логики и применения этих знаний в практике мышления.
      Пересылая в ноябре 1868 г. Марксу рукопись Дицгена, Энгельс отмечает остроумие и значительный стилистический талант автора. И вместе с тем он обращает внимание на путанную терминологию, из которой вытекали недостаточная четкость и частые повторения в новых выражениях. Выясняя причину последнего недостатка рукописи, Энгельс пишет: «Повторения, как уже сказано, являются следствием отчасти недостатка терминологии, отчасти отсутствия логической школы» Г Как совершенно ясно видно, Ф. Энгельс имеет в виду в данном случае обычную логику.
      Отметив в «Диалектике природы» тот факт, что человеческое познание объективного мира развивается по очень запутанной кривой, что теории вытесняют друг друга, Энгельс тут же предупреждает, что на основании этого, однако, никто не станет заключать, что, например, формальная логика — бессмыслица. Говоря о дальнейшей истории философии и сопоставляя философию марксизма со старыми философскими учениями, Энгельс указывает, .что «из всей прежней философии самостоятельное значение сохраняет еще учение о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика»2.
      Критикуя своих противников, В. И. Ленин всегда разоблачал нелогичность в рассуждениях врагов коммунизма, нарушения ими законов связи мыслей в умозаключении.
      Так, вскрыв вздорность статейки одного из ликвидаторов, В. И. Ленин писал по поводу ошибочных рассуждений оппортуниста следующее: «Это — бессмыслица с точки зрения самой элементарной логики» 3. Подвергнув критике брошюру бундовца, отличавшуюся вопиющей логической несообразностью, В. И. Ленин рекомендовал автору прежде всего изучить логику.
      Таково значение логики.
      В данной книге рассматривается логика, являющаяся наукой о формах мысли и законах связи мыслей в рассуждении.
      1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXIV, стр. 126.
      2 Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. 1950, стр. 25.
      8 В. И. Ленин. Соч., т. 18, стр. 301.
     
     
      Глава II
      ЗАКОН ТОЖДЕСТВА
      1. Определенность — существенное свойство правильной мысли. 2. Определение закона тождества. 3. О некоторых следствиях, вытекающих из закона тождества. 4. О недопустимости метафизического истолкования закона тождества.
     
      § 1. Определенность — существенное свойство правильной мысли
      Каждый человек не раз слышал такие меткие русские пословицы: «С ворон начал, а на сорок перевел»; «Кто про Фому, а он про Ерему» и т. п.
      В этих народных изречениях содержится глубокий смысл. Они обычно употребляются в тех случаях, когда какой-либо собеседник, докладчик или выступающий в прениях говорит расплывчато, туманно, без всяких оснований перескакивает с одного вопроса на другой, не формулирует четко свои мысли, уклоняется в сторону от обсуждаемого вопроса и т. д.
      «Мастерами» расплывчатых, неясных, туманных, неопределенных мыслей, резолюций, предложений давно зарекомендовали себя многие буржуазные дипломаты.
      На предварительном совещании заместителей министров иностранных дел СССР, Великобритании, США и Франции, созванном в марте 1951 г. для выработки повестки дня Совета министров иностранных дел четырех держав, представители западных держав с первого дня упорно противились включению в повестку дня совершенно ясных и определенных вопросов, предложенных советской делегацией.
      Как известно, советская делегация рекомендовала внести на обсуждение Совета министров иностранных дел пункт о демилитаризации, а также пункт о немедленном приступе к сокращению вооруженных сил четырех держав.
      Представители западных держав, упорствуя в своем нежелании даже упомянуть о необходимости рассмотрения этих жизненно важных вопросов, боялись открыто изложить свои мотивы. Поступить так — означало бы для них разоблачить самих себя перед собственными народами. Поэтому они всячески изворачивались, маневрировали и пытались протащить такие неопределенно сформулированные вопросы повестки дня, которые позволили бы обсуждать все, кроме вопросов, обеспечивающих прочный мир.
      Так, пункт советских предложений о приступе к сокращению вооруженных сил четырех держав они с первого дня дискуссии стремились подменить туманной формулировкой об «уровне вооружений». Это им нужно было потому, что в такую формулировку можно вложить любое содержание. На основе подобной формулировки можно обсуждать и вопрос об увеличении вооружений, в то время как в действительности стоит задача сокращения вооружений.
      Разоблачая неуклюжие маневры представителей министерств иностранных дел западных держав, глава делегации СССР справедливо заметил: «По таким важным вопросам мы не должны допускать двусмысленности, неясности и недоговоренности».
      На заседании комиссии ООН по разоружению 24 июня 1952 г. представитель СССР вынужден был вновь подвергнуть критике неконкретные предложения и туманные рассуждения буржуазных дипломатов. Как известно, на заседании этой комиссии вновь всплыло предложение трех держав об «уровнях» вооруженных сил.
      — Три державы в своем предложении об «уровнях» вооруженных сил, — заявил представитель СССР, — в действительности никакого сокращения не предлагают. Своими разговорами об «уровнях» они пытаются отвлечь внимание от вопроса о сокращении. Такой путь ведет только к введению в заблуждение международного общественного мнения.
      Из истории Коммунистической партии известно, что враги марксизма очень часто с помощью неопределенных, двусмысленных терминов пытались протащить свои антипартийные теорийки.
      В дни первой мировой войны противники самоопределения наций аргументировали свою ошибочную позицию ссылкой на «неосуществимость» самоопределения при империализме. Это словечко «неосуществимость» применялось ими в одном и том же рассуждении так, что каждый раз в него вкладывалось иное содержание. В своей известной работе «О карикатуре на марксизм» В. И. Ленин указывал на нелогичность в рассуждениях противников самоопределения наций.
      «Словечко «неосуществимость», — писал он, — часто употребляется в разнообразных и неточно определяемых значениях. Поэтому в своих тезисах мы потребовали того, что необходимо во всякой теоретической дискуссии: выяснения, в каком смысле говорят о «неосуществимости»? И не ограничиваясь вопросом, мы сделали приступ к такому разъяснению. В смысле политической трудноосуществимости или неосуществимости без ряда революций все требования демократии «неосуществимы» при империализме.
      В смысле экономической невозможности говорить о неосуществимости самоопределения в корне неверно.
      Таково было наше положение. Здесь гвоздь теоретического расхождения...»
      В противоположность буржуазии и ее оппортунистической агентуре, заинтересованной в том, чтобы с помощью неопределенных, двусмысленных формулировок скрыть эксплуататорское, антидемократическое существо своих интересов и целей, коммунисты всегда исходили из того, что каждый документ, каждая резолюция, брошюра и книга, каждое устное выступление должны содержать определенные, ясные, четкие мысли и положения.
      Определенности мысли В. И. Ленин придавал огромное значение. В статье «О боевом соглашении для восстания» он убедительно показывает, что требование определенности и ясности нашего знания вызывается самой жизнью. В. И. Ленин всегда настаивал на возможно большей ясности и твердости формулировок.
      В книге «Развитие, капитализма в России» В. И. Ленин ясно и отчетливо показывает, зачем противники марксизма употребляют вместо определенных марксистских терминов свои расплывчатые, туманные термины. Так, В. И. Ленин отмечает, что г-н Н — он, хотя и претендовал на верное следование теории Маркса, однако предпочел заменить точную и ясную категорию «торговый капитал» расплывчатым термином своего изобретения: «капитализация» или «капитализация доходов». Причину этого установить нетрудно: «Под «капитализацией» можно разуметь, что угодно: и наем одного «работничка», «и скупку, и паровую фабрику. Извольте-ка потом разобрать что-нибудь, если все это свалено в одну кучу!».
      Почему основоположники марксизма-ленинизма придавали такое большое значение определенности мысли?
      Потому, что определенность — это одна из коренных общечеловеческих черт правильного мышления. Мышление, которое лишено этой черты, теряет всякий смысл. Такое мышление перестало бы быть орудием познания окружающего мира. Излагая свои мысли неопределенно, туманно, люди не понимали бы друг друга.
      В самом деле, люди обмениваются мыслями для того, чтобы наладить совместные действия в борьбе с силами природы. Это возможно при условии, что участники общественного производства понимают друг друга. Мысли же неопределенные ни в какой мере не отвечают этому условию.
      Анализируя один научный спор, Аристотель правильно указывал на то, что противник должен согласиться с тем, что нельзя придавать слову неопределенное количество значений. В своей «Метафизике» он писал в связи с этим следующее: «...в самом деле, иметь не одно значение — это значит не иметь ни одного значения; если же у слов нет (определенных) значений, тогда утрачена всякая возможность рассуждать друг с другом, а в действительности — и с самим собой; ибо невозможно ничего мыслить, если не мыслишь (каждый раз) что-нибудь одно; а если мыслить возможно, тогда для [этого] предмета (мысли) (всегда) можно будет установить одно имя...».
     
      § 2. Определение закона тождества
      Определенность мысли имеет объективное основание. Эта черта правильного мышления является отражением в сознании человека одного из коренных свойств материального мира.
      Со времен древнегреческого мыслителя Гераклита известно, что мир есть движущаяся материя. Движение — это существенное и неотъемлемое свойство материи, способ ее существования. Оно, как и материя, вечно, несотворимо и неразрушимо. Вся природа находится в вечном возникновении и уничтожении, в неустанном движении и изменении. Нельзя понять ни одного явления природы и общества, если рассматривать его в неизменном, абсолютно застывшем виде, вне движения, изменения, развития.
      Но в процессе движения, как уже указывалось, возможно временное равновесие, временный покой того или иного материального тела в одном каком-либо состоянии. Возможность относительного покоя тел, временных состояний равновесия является существенным условием жизни.
      В этом мы убеждаемся на каждом шагу. Дом, в котором мы находимся сейчас, с первого дня его возникновения пребывает в движении. Вместе с Землей он движется со скоростью около 1000 км в час вокруг ее оси и со скоростью 30 км в секунду вокруг Солнца. Вместе с солнечной системой дом приближается со скоростью около 20 км в секунду к созвездию Геркулеса. Атомы вещества, виз которого построен дом, представляют собой очаги движений колоссальных скоростей порядка десятков тысяч километров в секунду. Молекулы этого вещества непрерывно сжимаются и расширяются под воздействием температуры воздуха, воспринимают и отражают энергию солнечных и космических лучей и т. д.
      Но механическая и физическая форма связи и соединения материальных веществ, входящих в состав дома, остается без сколько-нибудь заметного изменения в течение ряда десятков и сотен лет.
      Пройдет известное время, и абсолютное, вечное движение природы, конечно, не оставит камня на камне от этой постройки. Природа так устроена, что отдельное движение, говорит Энгельс, стремится к равновесию, а совокупное движение снова уничтожает отдельное равновесие. Но пока это произойдет, дом будет пребывать в этом временном, относительном покое, равновесии.
      И не только дом, а каждое явление, каждый предмет природы и общества, несмотря на изменения, которые в них постоянно происходят, все же определенный период времени остаются одними и теми же, качественно определенными предметами или явлениями, не претерпевая коренных, существенных перемен, не превращаясь в новое качество.
      Любой наш знакомый изменяется с каждым годом, но мы все же отличаем его от других знакомых и незнакомых людей. Почему? Потому что он, наряду с изменением, сохраняет основные черты, которые выступают как тождественные, т. е. равные самим себе, как те же самые, на всем протяжении жизни нашего знакомого. И это мы наблюдаем в любом явлении и предмете. Разница только в формах относительного равновесия и в его продолжительности во времени.
      Каждый предмет, который отражается нашим сознанием, обладает количественной и качественной определенностью. Он входит в какую-то группу сходных предметов, в семейство, вид, род. Но вместе с тем он имеет определенные, свойственные ему черты, присущие только ему.
      Вот это объективное свойство вещи, события, явления сохранять определенный период времени тождественные, одни и те же черты, должно быть отображено нашим мышлением, если мы хотим правильно понять окружающий нас мир. Это, конечно, есть некоторое огрубление, упрощение явлений, происходящих в объективной действительности. Из общего движения, в котором находится каждый предмет природы, мы выделяем то, что находится в состоянии относительного временного покоя. Но эта операция мышления закономерна. В. И. Ленин указывал на то, что нельзя представить, изобразить движения, не прервав непрерывного, не угрубив, не разделив, не омертвив живого. Изображение движения мыслью, говорил он, всегда есть огрубление, омертвление.
      Значит, в нашем мысленном образе материальной вещи должно быть отображено не только то, что развивается, но и то, что находится в состоянии относительного покоя, что более или менее устойчиво, что сохраняется тождественным на всем протяжении ее жизни, т. е. до тех пор, пока она не перестанет существовать или не превратится в новое качество, в новую вещь. А то, что более или менее устойчиво, то, что сохраняет относительнее сходство, тождественность самому себе на протяжении всего существования данного явления, предмета, — отображение того должно быть устойчивым, прочным в нашей мысли, тождественным на протяжении всех наших рассуждений о данном предмете, пока он не изменил своего качества.
      Подобно тому как в природе и в обществе предметы и формы движения материи не смешиваются друг с другом, а несут в себе конкретные, определенные особенности, так и наши мысли о предметах и формах движения не должны смешиваться, а отображать конкретные, определенные особенности, присущие отображаемым предметам.
      Соблюдение тождества мысли на протяжении данного рассуждения — это закон мышления, который необходимо выполнять, чтобы наши мысли были правильными. В логике этот закон называется законом тождества.
      Формулируется закон тождества так:
     
      Каждая мысль в процессе данного рассуждения сохраняет одно и то же определенное содержание, сколько бы раз она ни повторялась.
     
      В этом законе выражено важное положение. Действительно, если в процессе рассуждения несколько раз встретится одно и то же понятие и если каждый раз мы будем вкладывать в это понятие новое содержание, то сделать правильный вывод из такого рассуждения будет невозможно.
      Так, например, сопоставляя две такие мысли: «все металлы проводят электричество» и «медь — металл», все правильно логически мыслящие люди приходят к одному и тому же верному выводу: «следовательно, медь проводит электричество». Верный вывод в данном рассуждении есть результат соблюдения закона тождества. В рассуждении дважды встретилось слово, выражающее понятие «металл», и оба раза в понятие металл мы вкладывали одно и то же содержание: металл — это химически простое вещество, обладающее особым блеском, ковкостью, хорошей теплопроводностью и электропроводностью.
      Если же нарушить закон тождества в рассуждении, т. е. вложить в одну и ту же мысль разное содержание, то верного вывода в результате рассуждения не получится. Это видно на примере известного школьного софизма, приведенного нами в первой главе:
     
      2 и 3 — четное и нечетное;
      2 и 3 — пять;
      следовательно, пять есть четное и нечетное.
     
      Рассуждение ведется так: «2 и 3 — четное и нечетное»; «2 и 3 — пять»; две величины, порознь равные третьей, равны между собою; следовательно, «пять есть четное и нечетное».
      Но пять — число только нечетное, следовательно, вывод «пять есть четное и нечетное» является ошибочным. Между тем внешняя форма рассуждения кажется правильной. В чем же дело? В том, что в процессе рассуждения дважды употребляется знак «и», но каждый раз в него вкладывается разное содержание. В первом случае «и» употребляется в смысле соединения, а во втором случае — в смысле сложения, плюса. Эта неопределенность содержания союза «и» и приводит к неправильному выводу в результате рассуждения.
      Закон тождества — это общечеловеческий закон правильного построения мыслей в процессе рассуждения. Он открыт в мышлении еще Аристотелем и в дальнейшем только уточнялся, шлифовался. Устойчивость, определенность мысли в ходе рассуждения, на чем настаивал великий греческий философ, — это то, что составляет основное содержание определений закона тождества в большинстве учебников логики на протяжении всей истории науки логики.
      Известный русский логик В. Н. Карпов в своей книге «Систематическое изложение логики» подчеркивает, что не хорошо мыслит тот человек, который непрестанно перебегает от одного содержания мысли к другому, который, начав речь о какой-нибудь материи, незаметно изменяет ее значение, смешивает ее с другими и ничего не устанавливает, как главное.
      В частности, он указывает на то обстоятельство, что сколь ни малозначительна была бы мысль в ряду других мыслей, на своем месте она незаменима. Получив однажды известное значение, данная мысль в одном и том же рассуждении не может менять принятое значение даже и в том случае, если она переносится на другое место в рассуждении или ставится в иное положение.
      На эту же особенность закона тождества указывает другой русский логик — В. Снегирев. Закон тождества, говорит он, есть факт, по которому, составляя суждение об известном предмете, мы необходимо должны дать ему некоторую устойчивость при всех видоизменениях наших мыслей о нем, иметь его в виду» как нечто постоянное, неизменное в данный момент, откуда и само название закона тождества.
      Данную мысль он поясняет простым примером. То, что 2 + 2 = 4, это для нас совершенно очевидно потому, что 2, взятое в первый раз и взятое во второй раз, мыслится одною и тою же неизменною и веизменившеюся величиною. Если мы попробуем мыслить 2 + 2 = 5, то это окажется для нас невозможным, потому что в таком случае величину 2 мы должны будем мыслить один раз, как состоящую из двух единиц, а другой раз, как состоящую из трех единиц. Только таким образом мы и могли бы превратить дважды два в пять. Но это оказывается не возможным.
      Значение закона тождества именно в этом содержании подчеркивает П. Коропцев — автор одного из учебников логики, вышедших в начале второй половины XIX в. Он разъясняет, что без закона тождества люди не могли бы даже начать никакого мыслительного процесса. О ничем мыслить нельзя, равно нельзя мыслить о чем-нибудь смешанном, неопределенном для нашего сознания. Чтобы начать действие мышления, нужно иметь определенный предмет, обособленный в сознании от ряда связанных с ним других предметов. Это первое и необходимое условие мышления дает нам закон тождества, заставляя нас не смешивать предмет с предметом и постоянно иметь его одинаковым в мышлении, устраняя все противоречащее ему и заменяющее его в каких бы то ни было отношениях.
      Различие только в том, относительно чего понимается устойчивость. Одни из логиков рассматривали устойчивость мысли в отношении различной словесной формы, в которой выражаются мысли.
      Так, М. Владиславлев считал, что закон тождества определяет отношение ума к различным мыслям, взятым изолированно, с которыми ему приходится иметь дело в продолжении своей деятельности. Несмотря на всякого рода различие в формах, в каких мысль может представляться ему, он остается постоянно верен самому себе и признает ее одною и тою же мыслью. Он отождествляет одни и те же мысли. Принцип тождества, по его мнению, имеет следующий смысл: то, что мы утверждаем в одной форме слов, то должно быть утверждаемо и во всякой другой.
      На основании этого закона, говорит С. Г. Руч, мысли, высказываемые различными людьми в разное время, но одинаковые как по содержанию, так и по форме, должны признаваться одной и той же мыслью, т. е. должны быть тождественными мыслями.
      Это положение логик И. Городенский иллюстрирует таким примером: думаю ли я о великом преобразователе России, или о первом российском императоре, или же о полтавском победителе, я должен во всех случаях думать об одном и том же лице.
      Некоторые авторы учебников логики распространяют требование устойчивости нашей мысли в данном рассуждении не только на форму выражения мысли. Мысль должна сохранять устойчивость даже и в тех случаях, когда она выступает в разных связях с другими мыслями. Мышление подчинено такому закону, пишет А. И. Введенский, что отождествляет одну и ту же мысль (и понятие, и суждение), сколько бы раз она ни повторялась, и в связи с какими бы мыслями она ни встречалась.
      Но выражая правильно требование закона тождества в отношении наших рассуждений, большинство авторов учебников логики, по которым велось преподавание логики в гимназиях, идеалистически истолковывало источник существования этого закона.
      Так, Владиславлев подвергает «критике» такое толкование закона тождества, которое исходит из принципа: «только то суждение верно, которое сообразно с действительностью, в противном случае ложно».
      В. Снегирев рассматривал закон тождества, как особого рода принуждение, вытекающее из природы мышления, давать устойчивость и постоянство предмету познаваемому и мыслимому, мыслить его, как один и тот же в продолжении рассуждения. В природе, говорил он, нет ничего соответствующего закону тождества, это чисто субъективная необходимость, закон мышления, а не природы. Но это — явный идеализм.
     
      § 3. О некоторых следствиях, вытекающих из закона тождества
      Еще Аристотель указывал на то, что лица, начинающие обсуждение какого-либо вопроса, должны сначала прийти к соглашению относительно употребляемых понятий, чтобы оба собеседника понимали под ними одно и то же. Собеседник должен согласиться, что в свои слова он вкладывает какое-нибудь определенное значение — и для себя и для своего оппонента. Это совершенно необходимо, если только собеседник высказывает что-нибудь, так как иначе такой человек не может рассуждать.
      Если люди не сошлись в определении исходных понятий, то открывать дискуссию или обсуждение просто бесполезно. А если учесть, что в нашем языке есть слова, которые имеют не одно, а несколько различных значений, то станет еще более ясной важность соблюдения этого непременного условия каждого обсуждения, каждой дискуссии: точно устанавливать исходное понимание вопроса, поставленного на обсуждение.
      В самом деле, какая невероятная путаница получалась бы, если бы в процессе какого-либо обсуждения встретилось слово «патрон» и при этом каждый участник дискуссии думал о патроне по-своему.
      Патрон — это: 1) покровитель вольноотпущенников в древнем Риме; 2) хозяин предприятия в странах капитализма; 3) защитник вообще; 4) соединение капсюля, заряда и пули, заключенных в гильзу; 5) предохранительная оболочка цилиндрической формы из картона или металла; 6) зажим для укрепления обрабатываемых предметов в токарном и сверлильном станках; 7) часть электрического осветительного прибора, в которую ввинчивается лампочка; 8) образец для выкройки; 9) ткацкий рисунок, намеченный к воспроизведению на ткани.
      Указав на ошибочность определения понятия «империализм», которое давал Каутский, В. И. Ленин пишет в работе «О карикатуре на марксизм»: «Спорить о словах, конечно, не умно. Запретить употреблять «слово» империализм так или иначе невозможно. Но надо выяснить точно понятия, если хотеть вести дискуссию»
      Требуя определенности мысли, закон тождества, естественно, направлен против какого существенного недостатка, встречающегося в мышлении отдельных людей, как расплывчатость, неконкретность, чрезмерная общность высказываний, рассуждений. Расплывчатые, неконкретные рассуждения, выраженные в общих неясных формулировках, всегда свидетельствуют о их нелогичности.
      В декабре 1916 г. В. И. Ленин выступил со статьей «Принципиальные положения к вопросу о войне», в которой он уличал левых социал-демократов Швейцарии в попытке уйти от разработки конкретных мероприятий социалистической революции в область рассуждений о социализме вообще.
      «Но это, — говорит В. И. Ленин, — как раз в высшей степени (теоретически) нелогично, а практически лишено содержания. Нелогично потому, что это слишком обще, слишком расплывчато. «Социализм» вообще, как цель, в противопоставлении капитализму (или империализму), признается теперь не только каутскианцами и социал-шовинистами, но и многими буржуазными социальными политиками. Но теперь дело идет не об общем противопоставлении двух социальных систем, а о конкретной цели конкретной «революционной массовой борьбы» против конкретного зла, а именно против сегодняшней дороговизны, сегодняшней военной опасности или теперешней войны».
      Малейшая двусмысленность, неопределенность в документах всегда подвергалась В. И. Лениным беспощадной критике.
      Так, в замечаниях на второй проект программы партии, представленный Плехановым, В. И. Ленин обращает внимание на следующее: в пятом параграфе проекта программы Плеханов писал о процессе распадения общества на собственников и пролетариев, а в шестом параграфе — о вытеснении мелкого производства крупным, рассматривая эти два явления, как самостоятельные процессы.
      В данном случае Плеханов нарушал требование закона тождества: одно и то же понятие он выразил двумя формулировками и представил их как самостоятельные понятия.
      Подобную трактовку этих процессов В. И. Ленин называет ошибочной. Прием, который применяет Плеханов, нелогичен. «Нелогичен — потому что процесс вытеснения мелкого производства крупным (§ VI) и процесс распадения общества на собственников и пролетариев (§ V) есть один и тот же процесс. А это не выражается формулировкой проекта» 2.
      Определенность, т. е. ясность, точность мысли — это важнейшее условие каждого правильного рассуждения, высказывания. В пределах одного и того же рассуждения содержание каждого понятия должно сохранять свою определенность и не должно подменяться другим содержанием.
      Так же как между предметами и явлениями реальной действительности существуют границы, которые не позволяют им сливаться в одну неразличимую массу, так и между понятиями, отображающими предметы и явления, должны существовать границы, отсутствие которых привело бы к тому, что в нашей голове творился бы невообразимый хаос неопределенных, бесформенных, неустойчивых, аморфных представлений.
      Закону тождества подчинены все наши рассуждения, в каких бы формах мышления они ни совершались. Если бы в нашем мышлении не действовал закон тождества, мы никогда не выработали бы ни одного понятия. Не удерживая отображения тождественных черт в ряде однородных предметов, мышление не смогло бы отобрать и отобразить в единой мысли существенные признаки этих предметов.
      Понятие фиксирует существенные признаки предметов. Эти признаки выступают как тождественные в каждом предмете данного рода. Тем самым, по выражению известного русского логика Л. Рутковского, закон тождества помогает нам ориентироваться в разнообразии внешнего мира. Ведь для наших ощущений всякий предмет, воздействующий на нас, есть особый, новый предмет. Но мышление находит общие свойства у однородных предметов.
      Закон тождества проявляется во всех наших операциях с суждениями. Суждением называется мысль, которая утверждает или отрицает что-либо относительно предметов и их признаков. Из главы «Суждение» мы узнаем, что все суждения делятся на утвердительные и отрицательные. Возьмем, например, такое суждение: «все бойцы нашего взвода — снайперы». В данном случае мысль выражена в утвердительной форме. Но эту же мысль можно передать и в отрицательной форме: «ни один боец нашего взвода не есть не снайпер». Так в разных суждениях выражена одна и та же мысль. Мысль устойчива, она сохраняет тождественные черты на всем протяжении нашего рассуждения о взводе, в котором все бойцы являются снайперами.
     
      § 4. О недопустимости метафизического истолкования закона тождества
      Практика преподавания логики показывает, что из всех законов логики закон тождества наиболее трудно воспринимается начинающими изучение этой дисциплины. Причем объясняется это не тем, что закон тождества наиболее сложен по сравнению с другими законами логики. Нет, причина этого заключается в том, что некоторые преподаватели не критически заимствуют формулировку этого закона из старых учебников логики, в частности, из учебника для гимназий проф. Челпанова, переизданного в 1946 г На уроках логики поэтому иногда можно еще услышать такое изложение существа закона тождества:
      «Всякий объект нашей мысли равен самому себе, есть то, что он есть».
      И данная формулировка закона тождества иллюстрируется такими примерами: «стул есть стул»; «человек есть человек» и т. п.
      А на доске записывается такая «формула» закона тождества: ,
      «А есть А, или А = А».
      Подобная трактовка закона тождества ошибочна в двояком отношении.
      Во-первых, в ней говорится не о тождестве мысли, а о тождестве материального предмета. Следовательно, в данном случае формулируется не закон мышления, а закон бытия. Но закон бытия и закон мышления отождествлять нельзя. Это — не одно и то же.
      Для буржуазных логиков такая точка зрения, обосновывающая отождествление законов мышления и законов природы, вполне понятна. Они исходят из идеалистического ответа на основной вопрос философии. По их мнению, первоосновой для законов бытия является идея, мышление.
      Закон тождества — это закон мышления, и, естественно, он распространяется лишь на мыслительные акты, а не на предметы.
      Во-вторых, закон тождества трактуется метафизически. Из определения совершенно не видно, что закон тождества говорит о тождестве относительном.
      Формула «А равно А», которая приводится в качестве итога, всегда использовалась метафизиками как исходное положение их взглядов на закон тождества, как тождества абсолютного, вечного, неизменного. Так, например, проф. Челпанов полагал, что в законе тождества речь идет о тождестве абсолютном. Он следующим образом формулирует требования этого закона правильного мышления:
      «...все то, что мы мыслим, должно оставаться тождественным самому себе».
      В этом положении утверждается абсолютное тождество без каких-либо оговорок.
      К сожалению, метафизическая трактовка закона тождества проникает в некоторые статьи и учебники, вышедшие в последнее время. Автор одной из статей по логике, опубликованной в журнале «Советская педагогика», заявляет: «Первый основной закон — закон тождества — формулируется так: истина всегда и везде одна и та оке, согласна сама с собой; никогда и нигде не изменяет своего содержания (А — А)»2.
      Эта формулировка целиком некритически переписана из учебника для духовных семинарий Г. Струве. Идеалист-логик Г. Струве так излагал существо этого закона:
     
      «Истина всегда и везде одна и та же, согласна сама с собою: она никогда и нигде не изменяет своего содержания.
      Если мысль А истинна, то она всегда и везде А. Отсюда истекает формула этого закона:
      А = А».
     
      Естественно, что согласиться с такой трактовкой истины ни в коем случае нельзя. Диалектический материализм утверждает исторический характер человеческого знания. Объявлять же истину вечной и неизменной — это значит закрывать дорогу к дальнейшему развитию науки.
      Процесс познания истины бесконечен, как бесконечно развитие природы и общества. Наши знания на каждой данной ступени развития науки относительно верны. Они углубляются и уточняются по мере развития человеческого общества и его науки. Но пределы истины каждого научного положения относительны.
      Понимание закона тождества как закона, утверждающего абсолютное тождество, характерно для метафизической логики. Согласно этой логике, вещь всегда и при всех условиях равна самой себе, тождественна сама себе, а следовательно, всегда тождественна сама себе и наша мысль о том или ином предмете.
      На самом деле такого неподвижного, застывшего, мертвого тождества нет ни в природе, ни в мышлении. Тождество в природе есть лишь временное, относительное тождество. Его надо понимать как момент относительного покоя во всеобщем движении бытия. Всеобщее движение рано или поздно обязательно нарушит состояние относительного покоя, относительного, временного тождества. И вот когда это произойдет, то в правильном мышлении также должно совершиться соответствующее изменение в понятиях. Если же наши мысли и в этом случае останутся неизменными, то они уже не будут правильно отображать предмет, а там, где нет правильного отображения, там нет логичного мышления.
      Закон тождества нельзя истолковывать в том смысле, что всякое понятие должно навсегда сохранять свое, один раз установленное определенное содержание. Содержание понятия может меняться в связи с изменением того предмета, который отображается в данном понятии; могут раскрываться новые стороны, более существенные признаки в изучаемом предмете. Однако после того, как установлено, в каком именно отношении мыслится данное понятие, во всем процессе данного рассуждения и во всей данной системе нашего изложения это понятие надо брать в одном смысле, иначе в наших рассуждениях не будет никакой определенности, связи, последовательности.
      Наша мысль о предмете может и должна меняться, если изменился предмет, который отображается в понятии. Наша мысль может изменяться и тогда, когда в процессе обсуждения мы глубже узнали исследуемый предмет, установили более существенные признаки его. Закон тождества запрещает одно: произвольно и беспричинно менять содержание и объем понятия.
      Закон тождества не запрещает ставить вопрос об изменении значения того или иного термина. Но это нельзя делать произвольно, без всяких оснований. Когда во время бойкота выборов в Думу новоискровец Парвус стал по-своему толковать понятие «бойкот», В. И. Ленин категорически выступил против.
      «О словах мы спорить не станем, — писал Ленин, — но политические термины, сложившиеся уже в России, на месте действия, это — совершившийся факт, который заставит считаться с собой... Парвус имел бы полное право критиковать термин, отвергать или пояснять иначе его условное значение и т. д., но игнорировать его, или извращать установившееся уже значение, значит вносить путаницу в вопрос».
     
      * * *
     
      Итак, закон тождества является отображением множество раз наблюдавшейся человеком определенности предметов и явлений действительности.
      Правильная мысль, говорит данный закон логики, должна быть определенной. Это — самое элементарное условие, которое должно непременно соблюдаться каждым докладчиком, каждым выступающим в прениях и собеседованиях, в дискуссиях, спорах и т. п. Если положение, которое требуется доказать, обосновать, выражено неопределенно, туманно, то никакого успеха доказательство иметь не будет.
      Нарушение закона тождества влечет за собой неустойчивость мысли, а там, где мысли неустойчивы, там невозможно установить связи между ними. В таких случаях человек сам разрушает собственные же выводы.
      В самом деле, если собеседник в начале обсуждения вкладывает в понятие одно содержание, а затем его мысль перескакивает на другое содержание понятия, то в таком случае не о чем спорить, нечего обсуждать. Против такого именно шатания направлена одна старинная меткая пословица: «ты ближе к делу, а он про козу белу».
      1 В. И. Ленин. Соч., т. 9, стр. 243. ,
      Закон тождества формулирует также и такое требование: прежде чем начинать обсуждение какого-либо вопроса, необходимо ясно установить точное, определенное, устойчивое, конкретное, относительно тождественное содержание его, а затем в ходе обсуждения все время, пока не изменится предмет обсуждения, твердо держаться основных определений этого содержания, не перескакивать с одного определения понятия на другое, не подменять данное содержание другим, не смешивать понятий, не допускать двусмысленности.
      Неопределенность, неустойчивость, двусмысленность понятий может быть результатом поверхностного изучения предметов объективной действительности. В жизни бывает иногда так: начнет какой-либо человек исследовать тот или иной вопрос, но не проанализировав глубоко явлений, не обобщив их по-настоящему, — торопится сделать выводы. И, конечно, в таких случаях, как правило, понятия о предмете бывают неточными, неясными, неопределенными.
      Но чаще закон тождества нарушается сознательно, преднамеренно. Делается это в тех случаях, когда хотят исказить истинное положение вещей. Буржуазии необходимо скрыть свои подлинные цели и интересы, — именно это является причиной нарочитой туманности, неопределенности, неясности, двусмысленности понятий, которые она употребляет. Для того чтобы дезориентировать слушателя, сбить его с толку, внушить ложное представление о рассматриваемом вопросе, буржуазные дипломаты идут на передержки, подтасовки, натяжки.
      Здесь — причина неопределенности, двусмысленности, не-конкретности рассуждений идеологов капитализма, когда им требуется, например, протащить антидемократические решения на Генеральной Ассамблее ООН. Тут — подоплека нелогичных рассуждений всякого рода оппортунистов — этой агентуры буржуазии.
      Всегда, когда заходила речь о борьбе с оппортунизмом, В. И. Ленин советовал не забывать характерной черты всего современного оппортунизма — его неопределенности, расплывчатости, уклончивости. «Оппортунизм не был бы оппортунизмом, — говорил В. И. Ленин, — если бы он способен был давать ясные и прямые ответы» Беда ликвидаторов, писал он в статье «О политической линии», состояла в том, что они не могли противопоставить точным решениям большевиков ничего приблизительно определенного и точного.
      1 В. И. Ленин. Соч., т. 18, стр. 305.
     
     
      Глава III
      ЗАКОН ПРОТИВОРЕЧИЯ
      1. Последовательность — существенное свойство правильной мысли. 2. О «противоречии живой жизни» и «противоречии неправильного рассуждения». 3. Определение закона противоречия. 4. Причины логической противоречивости. 5. Знание закона противоречия — сильное оружие в спорах с противником. 6. Условия применения закона противоречия.
     
      § 1. Последовательность — существенное свойство правильной мысли
      Рассмотренный нами в предыдущей главе закон тождества направлен против такого серьезного порока ошибочных рассуждений, как неопределенность. Но есть еще один не менее нетерпимый недостаток, который является характерным для многих нелогичных высказываний. Его давно уже заклеймил народ в ряде своих крылатых изречений, как, например: «опасайся не гидры о семи головах, а человека о двух языках»; «не доверяйся человеку, который по одному и тому же делу будет говорить и за, и против» и т. д.
      В одном из номеров журнала «Крокодил» довольно остро-умно высмеян тип такого «оратора», который в одной и той же речи, по одному и тому же вопросу, мог, не моргнув глазом, выступать «за» и «против» одного и того же предложения. Журнал так передает содержание его рассуждений:
      — Лично я, товарищи, — заявил «оратор» в начале речи, — по затронутому вопросу имею свое, самостоятельное мнение. Нужны ли нам дополнительные ассигнования на строительство? Ответ может быть только один: безусловно нужны.
      Но заметив недовольство начальника слева, оратор продолжал:
      — Ассигнования безусловно нужны! Так сказал бы легкомысленный: человек, верхогляд, работник, не умеющий беречь государственные средства... но я на этот счет придерживаюсь противоположной точки зрения...
      Но увидев в это время недовольство более высокого начальника справа, «оратор» говорил уже так:
      — Я придерживаюсь другой точки зрения, товарищи, я не назову верхоглядом человека, который скажет, что ассигнования нужны. Только люди, лишенные размаха и перспективы, могут так говорить. Надо быть принципиальным! И лично я, высказывая лично свое мнение, утверждаю — ассигнования нужны! Я кончил, товарищи!
      В газете «Советское искусство» один театральный критик напечатал рецензию о спектаклях ростовских театров. В ней он так, например, оценил постановку пьесы «Дама-невидимка»:
      «Спектакль «Дама-невидимка»... скучен, ничто в нем не волнует современного зрителя».
      Оценка, как это совершенно ясно видно, больше чем нелестная. Но вот как он же говорил об этом же спектакле на семинаре театральных критиков в Ростове:
      «В спектакле есть много интересного... это настоящий крупный спектакль, спектакль большого плана».
      В этой же рецензии, опубликованной в газете «Советское искусство», критик начисто отрицал какие-либо достоинства спектакля «На дне».
      «В целом этот спектакль — бескрасочный, — писал он, — самый темп его тягучий, безрадостный, лишенный драматизма».
      А что же критик сказал на семинаре по поводу данного спектакля? Диаметрально противоположное тому, что он написал в газете:
      «Такая трудная пьеса, как «На дне», идет в душном помещении, и, несмотря на это, зритель внимательно слушает, и это победа театра... Это большой шаг, утверждающий большой успех театра».
      Спрашивается, чему же должны верить ростовские артисты и критики: тому ли, что они слышали из уст самого критика или тому, что он написал в газете «Советское искусство»?
      Беззаботность в отношении строгого соблюдения условий правильного мышления иногда доходит буквально до курьезов. Вот, например, какую справку выдали работнику пожарной охраны на Безымянке в Куйбышевской области.
      «Б — ш, рождения 1906 г., награды имеет, с работой справляется неплохо, моральный дух хороший, политически грамотный. Но ввиду того, что тов. Б — ш ходатайствует об откомандировании на прежнее место на Украину, в этой должности не соответствует».
      Стоит внимательно прочитать приведенную выше справку, чтобы без особого труда заметить, что автор ее противоречит самому себе. И это очень плохо, ибо справка может вызвать только одно сомнение: то ли тов. Б — ш справлялся с работой, то ли он «в должности не соответствует».
      Подобная ошибка в высказываниях характерна для людей, не умеющих правильно строить свои рассуждения.
      Но чаще противоречивость мысли является следствием сознательного стремления того или иного человека ввести в заблуждение своих слушателей или читателей. Это особенно характерно, например, для буржуазных дипломатов. Они всякий раз пытаются во что бы то ни стало протащить решения, которые выгодны империалистической буржуазии, и отклонить предложения СССР и стран народной демократии, в которых отображены интересы и чаяния всего прогрессивного человечества. Но прямо этого не сделаешь, не рискуя сразу же разоблачить себя в глазах мировой общественности как организаторов новой мировой войны.
      Поэтому пускаются в ход самые различные словесные увертки и выкрутасы, демагогические приемы, вроде следующих: в начале речи для видимости похвалить предложение делегаций СССР и стран народной демократии, направленное в защиту мира и безопасности, а в конце речи все же высказаться против этого же предложения. Ясно, что такие выступления современных дипломатических хамелеонов никак нельзя назвать последовательными.
      Так, на Парижской мирной конференции советской делегации почти ежедневно приходилось разоблачать противоречивость мышления представителей делегаций Великобритании, США, Австралии и др.
      Уже на первых заседаниях очень эффектно была показана противоречивость в доводах представителя Великобритании Макнейла по вопросу о председателе конференции Как известно, он в начале своей речи признал, что решение Совета министров иностранных дел о порядке председательствования на конференции является хорошим решением, а в конце речи он все же высказался против него.
      В своем выступлении глава советской делегации обратил на это внимание и заявил по поводу такой речи Макнейла следующее: трудно понять логику его выступления, но мы все помним, как он констатировал, что это — хорошее решение, которое может здесь быть принято.
      Тогда разоблаченный английский делегат решил поправиться и разъяснить свою нелогичную позицию, но еще больше запутался, объявив, что он стоит одновременно и за рекомендацию Совета министров иностранных дел и за предложенную поправку, направленную против этой рекомендации. Но практика показывает, что на противоречивой основе трудно удержаться, и поэтому, припертый к стене доводами главы советской делегации, Макнейл был вынужден заявить, что он будет голосовать за предложение Совета министров.
      Желая во что бы то ни стало прикрыть империалистические планы, буржуазные дипломаты пускались на самые различные словесные выкрутасы при обсуждении на Генеральной Ассамблее ООН вопросов, связанных с агрессией американских вооруженных сил против Корейской народно-демократической республики. Лживые и клеветнические речи дипломатов были полны самых вопиющих логических противоречий.
      Вот одно из нескольких десятков нарушений требований самых элементарных правил логического мышления.
      Остин в одной из своих речей впал в такое грубое противоречие с самим собой. Он заявил, что 38-я параллель, в сущности говоря, это только фикция. По мнению этого буржуазного дипломата, 38-я параллель — это не реальность, что вообще нет никакой 38-й параллели, что это воображаемая, несуществующая линия.
      Глава советской делегации, обратив внимание Генеральной Ассамблеи на это место в речи Остина, убедительно показал, что в рассуждениях дипломата налицо явное противоречие.
      «Но если эта линия не существует, — заявил глава советской делегации, — то она ничего не разделяет, а если она ничего не разделяет, то нет двух пограничной полосой разделенных между собой частей Кореи, то* нет, следовательно, северной части Кореи, отделенной государственной границей от южной.
      Значит, нет двух государств, разделенных границей, так как нет, по мнению г-на Остина, никакой границы. Следовательно, есть одно государство. Но в таком случае нельзя говорить об агрессии одного государства* против другого, так как нет никаких двух государств.
      Между тем г-н Остин и его единомышленники, отрицая наличие границы, признают наличие государств, наличие агрессии одного государства против другого. Это явное противоречие. Нужно сказать также, что в уставе ООН нет ни одной статьи, которая разрешала бы вмешательство в дела других государств, которая дала бы основание рассматривать борьбу между двумя частями одного народа как агрессию, как такой спор, который может рассматривать наша Организация.
      Поэтому применение положений устава ООН, касающихся агрессии , и имеющих в виду борьбу между двумя частями одного и того же народа в пределах одного государства, совершенно невозможно, совершенно недопустимо. Это было бы произвольно, было бы неправильно, это противоречило бы всем нормам и принципам международного права, международной практики « устава ООН»
      Обнажив логическое противоречие, непоследовательность в рассуждениях поджигателя войны, советский представитель еще более усилил свою аргументацию.
      Правильное мышление должно быть последовательным. Оно не может основываться на противоречивых рассуждениях, из которых одно опровергает другое, одно противоречит другому в одно и то же время, по одному и тому же вопросу.
      Последовательность мысли всегда отличала труды выдающихся прогрессивных мыслителей, двигавших вперед развитие науки.
      Отмечая заслуги Белинского в истории русской литературы, Герцен говорил о нем: какая верность своим началам, какая неустрашимая последовательность. Сам Герцен считал несгибаемую последовательность мысли непременным принципом всякой правильной теории. В одном из писем в декабре 1851 г. он призывал своих друзей к последовательности:
      «Теперь мы будем последовательны, не изменим собственной мысли, «е испугаемся осуществления того, что предвидели, не отречемся от знания, до которого дошли... Теперь будем сильны и постоим за свои убеждения»
      В жизни, конечно, случается, когда в угоду классовым интересам или в результате недостаточной стойкости некоторые люди нарушают это требование правильного мышления. Но практика показывает, что это всегда приводит к ошибочным выводам. Вот как об одном подобном эпизоде рассказывает Герцен. Это было в первые дни после разгрома революции 1848 г. Такие же изгнанники из других стран, как и он сам, ждали, говорит Герцен, что завтра, через неделю снова начнет подниматься революционная волна. Один он видел, что новый штурм возможен не скоро. И он чувствовал, что его товарищи ошибаются, но ему нравилась их ошибка.
      «Я старался, — пишет Герцен, — быть непоследовательным, боролся с собой и жил в каком-то тревожном раздражении. Время это осталось у меня в памяти, как чадный, угарный день... Внутри все было оскорблено, все опрокинуто, очевидные противоречия... моя лодка должна была разбиться о подводные камни и разбилась. Правда, я уцелел, но без всего..»2.
      В. И. Ленин неустанно учил нас быть последовательными в мысли и в делах. Взялся говорить о каких-либо принципах, неоднократно указывал он, так разъясняй действительно эти принципы. Сам он часто употреблял такое мудрое правило: сколь война, так по-военному». Это значит: раз началась война — будь последователен и в делах и в мыслях до конца; все подчиняй целям войны, если хочешь выйти победителем.
     
      § 2. О «противоречии живой жизни» и «противоречии неправильного рассуждения»
      Правильное мышление, как это мы установили при изучении закона тождества, должно быть прежде всего определенным. Если не определено, о чем рассуждать, что обсуждать, о чем спорить, — то любое обсуждение, любая дискуссия превратится в бесплодный спор. Наши мысли о предмете должны быть ясными, четкими, определенными. Эти качества правильных высказываний возможны лишь при соблюдении закона тождества.
      На протяжении одного рассуждения необходимо держаться определенного содержания понятий, установленного в начале рассуждения, не перескакивать с одного определения предмета на другое, не допускать двусмысленных, неопределенных, неточных выражений.
      Но закон тождества, как уже указывалось, отнюдь не требует того, чтобы наша мысль всегда была тождественна самой себе. В этом законе говорится о тождестве временном, относительном. Изменится предмет нашего мышления — должно измениться и наше понятие о предмете, ибо понятие есть отображение существенных свойств предмета. Познаем глубже предмет — естественно более глубоким и полным должно стать и наше понятие об этом предмете.
      Держаться же лишь в пределах тождества мысли о предмете, как это делают метафизики, и не идти дальше — это значит останавливать развитие мысли, топтаться на одном месте. Предмет, который существует независимо от нашего сознания, развивается и изменяется. Поэтому, если наша мысль, которая есть отображение материального предмета, все время будет тождественна сама себе, то она просто отстанет от непрестанно развивающегося предмета объективного мира.
      Именно такой метафизический способ мышления был всегда характерен для противников марксизма-ленинизма. В работе «К вопросам ленинизма» И. В. Сталин показывает это на примере определения понятия «кооперация». В 1925 г. оппозиция, ссылаясь на статью В. И. Ленина «Продналог», говорила, что кооперация есть разновидность государственного капитализма, ввиду чего она не верила в возможность использования кооперации, как основной зацепки для социалистического развития. Но оппозиция допустила здесь грубейшую ошибку.
      «Такая трактовка кооперации была достаточна и удовлетворительна в 1921 году, — писал И. В. Сталин, — когда был написан «Продналог», когда у нас не было развитой социалистической промышленности, когда Ленин мыслил госкапита лизм как возможную основную форму нашего хозяйствования, а кооперацию рассматривал в сочетании с госкапитализмом. Но эта трактовка теперь уже недостаточна и превзойдена историей, ибо с тех пор времена изменились, социалистическая промышленность у нас развилась, госкапитализм не привился в той степени, в какой это было желательно, а кооперация, охватывающая теперь более десятка миллионов членов, стала смыкаться с социалистической индустрией»
      Уже спустя два года после опубликования статьи «Продналог», в 1923 г., В. И. Ленин стал рассматривать кооперацию по-другому. В статье «О кооперации» он писал, что кооперация в наших условиях сплошь да рядом совершенно совпадает с социализмом.
      Изменились условия развития кооперации, говорил И. В. Сталин, должен был измениться и подход к вопросу о кооперации. Оппозиция же подходила к вопросу о кооперации не по-марксистски, а метафизически. Она рассматривала кооперацию не как историческое явление, взятое в сочетании с другими явлениями, а как нечто постоянное и раз навсегда данное.
      Естественно, что ясно и четко определив предмет изучения, проследив тождественные черты предмета, не упуская их на всем протяжении данного обсуждения, наша мысль на этом не останавливается, а познает предмет в движении, в развитии. И это понятно. В природе и в обществе всегда что-то возникает и изменяется, что-то разрушается и отживает свой век.
      В этой борьбе нового и старого победа нового, растущего, революционного является объективным законом жизни.
      Понять процесс развития предметов и явлений — это значит раскрыть борьбу внутренних противоречий, которая является источником всякого развития и движения.
      Но, познавая борьбу противоречий между старым .и новым, между отживающим и нарождающимся, наша мысль должна раскрывать действительные противоречия и ни в коем случае не замазывать их.
      Расхождение между социалистической фразой и ренегатскими делами не могло не сказаться на логике рассуждений главарей социал-империалистических партий. Яркий пример этого — речи Бевина. Замазывая противоречия империализма, Бевин в каждом выступлении противоречил сам себе.
      Нелогичность рассуждений Бевина отмечалась даже в зарубежной печати. Так, его речь в палате общин по вопросам внешней политики Англии (октябрь 1946 г.) вызвала резкую критику египетских газет. Автор одной из статей в газете «Аль-Балаг», возмущенный притязаниями Англии на то, чтобы, вопреки желанию египтян, оставить английскую армию для «обороны» Ближнего Востока, писал:
      «Где же у этих людей логика, когда, выступая в палате общин с утверждением, что участие России в защите проливов отнимет у Турции независимость и подчинит ее влиянию России, они в то же время хотят участвовать в обороне нашей страны? Их логика заключается в соблюдении своих эгоистических интересов».
      Полны внутренних противоречий были выступления и заявления Трумэна. Это очень наглядно показал представитель Центрального народного правительства Китайской народной республики У Сю-цюань на заседании Совета Безопасности 28 ноября 1950 г.
      «Обратимся прежде всего к вопросу о статусе Тайвана и мирном договоре с Японией, — сказал У Сю-цюань. — Есть ли какие-нибудь основания утверждать, что, поскольку статус Тайвана еще не определен, вторжение на Тайван американских вооруженных сил не представляет собой агрессии против Китая? Нет, таких оснований нет. Начать с того, что заявление Трумэна от 5 января 1950 года противоречит заявлению Трумэна от 27 июня 1950 года. 5 января этого года Трумэн заявил: «Соединенные штаты и другие союзнические державы признали осуществление Китаем власти над этим островом*. Надо полагать, что в тот момент Трумэн не считал, что мирный договор с Японией уже подписан».
      Показав, что Трумэн противоречит самому себе, У Сю-цюань обратил внимание и на то, что Трумэн противоречит себе и дальше.
      — Далее, слова президента Рузвельта, — продолжал У Сю-цюань, — противоречат словам Трумэна. 1 декабря 1943 года президент Рузвельт торжественно провозгласил в Каирской декларации, что «все территории, которые Япония отторгла у Китая, как, например, Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова, должны быть возвращены Китайской республике».
      Конечно, ни президент Рузвельт, ни кто другой в тот момент не считали, что при отсутствии мирного договора с Японией Каирская декларация будет недействительной и что Маньчжурия, Тайван и острова Пэнхуледао останутся во владении Японии
      В заключение У Сю-цюань сделал правильный вывод о том, что кто противоречит самому себе — тот неизбежно приходит в столкновение с логикой объективного развития общественной жизни. «Исторические факты, — говорил он, — относящиеся к последним столетиям, и положение, существующее на протяжении пяти лет после оккупации Японии, также противоречат словам Трумэна, ибо исторические факты и положение, сложившееся после капитуляции Японии, давно определили статус Тайвана как неотъемлемой части Китая».
      Значит, всякая попытка замазать действительные противоречия ведет к противоречию с самим собой.
      Как же относиться к такому противоречию, когда об одном и том же вопросе одновременно говорят одно и прямо противоположное?
      На этот вопрос ответил В. И. Ленин в статье, направленной против нелогичных рассуждений некоего ренегата Изгое-ва. В этой статье Владимир Ильич показал, что есть два разных противоречия: «противоречие живой жизни» и «противоречие неправильного рассуждения»2. Это не одно и то же. Коренное отличие их состоит в том, что противоречие живой жизни существует объективно в природе и является внутренним источником развития предметов и явлений материального мира, а противоречие неправильного рассуждения — это противоречие субъективное. Так, характеризуя диалектическое противоречие, В. И. Ленин писал в статье «Об отношении рабочей партии к религии» следующее: «...живое противоречие живой жизни, т. е. диалектическое, не словесное, не выдуманное противоречие».
      Словесному противоречию нет прототипа в материальной природе. Оно появляется произвольно в неустойчивой и неуверенной мысли (умышленно и неумышленно) и свидетельствует только о том, что человек, допускающий противоречия в своих рассуждениях по одному и тому же вопросу, в одно и то же время, понимаемому в одном и том же смысле, — противоречит самому себе.
      Такое противоречие только нарушает ход мысли. Ведь мысль лишь тогда правильна, когда она наиболее глубоко, адэкватно отражает материальный предмет и жизненные противоречия. А в данном случае, вместо того, чтобы отобразить объективные закономерности, человек выдумывает противоречия, которых нет в действительности.
      Для того чтобы более глубоко понять ленинские высказывания о недопустимости противоречий в наших рассуждениях, познакомимся с содержанием ленинской статьи, в которой подвергнуты критике логические ошибки высказываний ренегата Изгоева, изобретшего даже особый исторический «закон» о том, что якобы прогрессивно действует лишь меньшинство класса. Но этот «закон» противоречил самому себе. Когда речь заходила о дворянах и либеральной буржуазии, то в данном случае, оказывается, меньшинство класса по «закону» Изгоева действует прогрессивно. Когда же дело касалось рабочего класса и крестьянства, то закон тут делал осечку — меньшинству этих классов отказывалось в прогрессивности.
      В. И. Ленин подчеркивал неоднократно, что надо отличать противоречие живой жизни, т. е. противоречие, объективно существующее в материальной действительности, от противоречия в неправильном рассуждении.
      Отметив в книге «Развитие капитализма в России» тот факт, что развитие производства преимущественно за счет средств производства кажется парадоксальным и представляет собой несомненно противоречие, В. И. Ленин дальше писал, что это — противоречие не доктрины, а действительной жизни.
      Значит, надо отличать противоречия, которые являются источником развития природы и общества, от противоречий неправильных рассуждений.
      Диалектика стихийного процесса, который всегда и обязательно бывает запутанным, говорил В. И. Ленин, не оправдывает путаницы логических заключений и политических лозунгов, которые довольно часто (но не обязательно) бывают путаные.
      Противоречие самому себе в своей собственной мысли говорит о порочности мысли. Противоречие неправильного рассуждения — это надуманное противоречие. Оно свидетельствует о том, что мысль человека в данном случае неправильно отображает окружающий мир.
      На человека, который противоречит сам себе, который по одному и тому же вопросу может подумать одно и сразу же совершенно другое, нельзя положиться. Он непоследователен не только в рассуждениях, но и в практических делах.
      Естественно, что к таким людям В. И. Ленин относился исключительно нетерпимо. На II съезде партии он так выразил свое отношение к тем делегатам, которые противоречили сами себе по одному и тому же вопросу: «какую бурю негодования, обыкновенно, вызывают люди, которые в комиссии говорят одно, а на заседании — другое».
      Для таких людей нет ничего обязательного, существенного, все носит случайный характер: захочу — выскажу данное суждение, расхочу — откажусь от произнесенного суждения.
      Критикуя фразерство одного немецкого журналиста, отличавшегося противоречивостью, К. Маркс писал: «К тому же он очень непоследователен. Он, точно флюгер, поворачивается то в одну сторону, то в другую сторону при малейшей перемене ветра»2.
      Для- людей, которые живут по «принципам» такой логики, особенно характерно шатание, неустойчивость мысли. О них именно очень метко сказал еще Аристотель: «он не говорит ни — что это так, ни — что это не так, но что это и так и не так; и в свою очередь он отрицает оба эти утверждения, говоря, что это ни так, ни не так».
      Вполне понятно то недоумение, которое выразил герой гоголевской комедии «Женитьба» Кочкарев насчет суждения Агафьи Тихоновны о местонахождении Подколесина, выпрыгнувшего в окно:
      «Агафья Тихоновна. Иван Кузьмич у вас?
      Арина Пантелеймоновна. Нет, он тут должен быть, ко мне не заходил.
      Фекла. Ну, так и в прихожей тоже не был, ведь я сидела.
      Агафья Тихоновна. Ну, так и здесь же нет его, вы видите Кочкарев. А что такое?
      Агафья Тихоновна. Да Ивана Кузьмича нет.
      Кочкарев. Как нет? ушел?
      Агафья Тихоновна. Нет и не ушел даже.
      Кочкарев. Как же, и нет, и не ушел?»
      Сват Подколесина рассуждал вполне логично: жених или ушел, или не ушел, а уйти и не уйти в одно и то же время невозможно.
      Логическая противоречивость издавна считалась пороком рассуждения. В одной из трагедий Эврипида герой Троянской войны Менелай говорит царю Агамемнону:
      «Ты обижен — что же делать? Веры в нас к тебе не стало, «Да» — вчера и «нет» — сегодня, а назавтра — все сначала...»
      Еще более ясно выражено отрицательное отношение к людям, способным высказывать прямо противоположные суждения по одному и тому же вопросу, в античной греческой пословице:
      «Нечестно хвалить и хулить одну и ту же вещь».
      Естественно, конечно, что речь идет об одной и той же вещи, взятой за одно и то же время и в одном и том же отношении.
      Этой пословице 2500 лет. Но нельзя не согласиться с ней и сейчас. Кто хвалит и хулит одну и ту же вещь, в одном и том же отношении, тот всегда попадает в незавидное положение.
      Приведем один обычный для американской печати пример. Корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс» Аткинсон, вернувшись в США из СССР, выступил с рядом клеветнических статей о Советском Союзе и, в частности, о советском театре.
      Но у лгуна короткая память, говорит одна старинная пословица. Он «забыл», что за несколько месяцев до этого он же восторгался советским театром. В письме руководству театра Советской Армии он так писал о спектакле «Ночь ошибок»: «Мы видели пьесу Гольдсмита в английских постановках. Ваш спектакль является не только самым лучшим спектаклем из всех, которые мы видели в Москве за эти месяцы, но и лучшей постановкой Гольдсмита из всех, которые я когда-либо видел».
      Так мелкий лгунишка сам себя выдал.
      Очень хорошо противоречивость мысли американских журналистов раскрыта К. Симоновым в его пьесе «Русский вопрос». Приведем разговор между владельцем крупной нью-йоркской газеты Макферсоном и редактором иностранного отдела этой газеты Престоном:
      «Макферсон. Что у вас сегодня о России, Билль?
      Престон. «Юнайтед Пресс» дало нам пятьдесят строк Харнера «Русские в Вене». Харнер хвалит русских. Не знаю, давать ли.
      Макферсон. Непременно дайте... на шестнадцатой странице, не раньше. А что еще?..
      Престон. Еще? Бредовое сообщение итальянцев о появлении русских летчиков в Эритрее. Но это абсолютно несолидный бред.
      Макферсон. Давайте его на первую страницу с. шумным заголовком.
      Престон. Русские завтра же дадут опровержение.
      Макферсон. Ну что же, поместим его на двадцатой странице».
      Один из героев горьковской пьесы «Чудаки» правильно заметил, что «перепелов ловят сетью во ржи, а человеков — на противоречиях».
     
      § 3. Определение закона противоречия
      По дошедшим до нас источникам, первым, кто не только увидел в логической противоречивости крупный порок мысли, но и сформулировал правило, предостерегающее против этого недостатка мышления, был Аристотель. Правильное умозаключение, говорил он, должно быть прежде всего свободно от противоречия самому себе.
      Это требование к логическому мышлению греческий философ выразил в виде следующего обязательного принципа:
      «Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же смысле».
      Но данная формулировка этого принципа, отобразив в известном смысле правильное требование к логическому мышлению, нуждалась в дальнейшем уточнении. Выраженная в таком виде, она была недостаточно ясной и полной, а кроме того, она непосредственно относилась не к мышлению, а к предметам бытия, тогда как необходимо было дать четкое определение принципа правильного мышления.
      Естественно, что за две с лишним тысячи лет в процессе борьбы между логиками-материалистами и логиками-идеалистами, между диалектиками и метафизиками эта формулировка уточнилась, отшлифовалась. Современная логика выражает этот принцип правильного мышления более ясно, точно и полно в своем втором законе — законе противоречия.
      Формулируется закон противоречия так:
      Две противоположные мысли об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время и в одном и том же отношении, сразу вместе не могут быть истинными.
      Действительно, если кто-нибудь выскажет таких два суждения:
      «Волга — самая большая река Европы» и
      «Волга — самая малая река Европы», то они вместе не могут быть истинными. Если истинно, что Волга — самая большая река Европы, то вторая мысль — ложна.
      Закон противоречия имеет силу во всех наших рассуждениях, к каким бы областям знания или практики они ни относились.
      Об этом совершенно ясно пишет В. И. Ленин в своей известной работе «О карикатуре на марксизм»:
      ««Логической противоречивости», — при условии, конечно, правильного логического мышления — не должно быть ни в экономическом ни в политическом анализе».
      Несколькими строчками ниже В. И. Ленин указывает, что не только экономический, но и «всякий анализ» не допускает логической противоречивости.
      Этот закон правильного мышления В. И. Ленин формулирует также и в ряде других работ.
      Так, разбирая тезисы польской социал-демократии по вопросам самоопределения, В. И. Ленин устанавливает, в частности, противоречие в рассуждениях составителей тезисов по вопросу об отношении к аннексиям. В третьем параграфе тезисов признавалось, что аннексии приведут к расколу пролетариата, а в четвертом параграфе приводились возражения против отмены уже совершенных аннексий.
      Указав на это противоречие, В. И. Ленин спрашивает:
      «Но логично ли по одному и тому же вопросу, в одно и то же время выдвигать взаимно исключающие доводы?»2
      Не логично, ибо если возражаешь против отмены аннексий, тогда не утверждай, что аннексии ведут к расколу.
      Практически требование закона противоречия означает: нельзя отвечать на один и тот же вопрос, в одно и то же время и в одном и том же смысле «да» и «нет».
      Нельзя одновременно сказать, что «Иванов знает историю СССР» и «Иванов не знает истории СССР». Оба эти высказывания противоречат друг другу. Одно из двух: или Иванов знает историю, или Иванов не знает истории. Одновременно же знать и не знать нельзя. Оба эти высказывания сразу истинными быть не могут.
      Наличие противоположных мыслей об одном и том же предмете, в одно и то же время всегда есть показатель отсутствия у лица, высказывающего подобные мысли, ясного понимания данного предмета. Так, подвергнув критике распространившуюся в последние годы вульгарную «теорию» бесконфликтности, вредно отразившуюся на творческой работе драматургов, «Правда» в одном из номеров обратила внимание на ошибочную позицию, которую заняла газета «Советское искусство» в отношении проблем драматического конфликта.
      «Читатель газеты «Советское искусство», — говорилось в одной из статей «Правды», — не может не заметить, насколько иногда противоречиво и непоследовательно освещаются на ее страницах вопросы драматургии и особенно проблема драматического конфликта. Нередко газета высказывает прямо противоположные точки зрения, что говорит об отсутствии у редакции ясной позиции в оценке наиболее серьезных явлений искусства. Сегодня газета скажет одно, завтра по тому же вопросу скажет другое, и в том и в другом случае не утруждая себя тем, чтобы серьезно, по-деловому обосновать и аргументировать свои выводы и положения».
      Как-то тульская областная газета «Коммунар» дважды обратила внимание своих читателей на один и тот же материал, опубликованный в районной газете «Белевская правда». В одном номере областная газета писала:
      «В статье... А. Максимова... дает ценные советы молодым дояркам... От выполнения этих, на первый взгляд, элементарных правил в значительной степени зависит увеличение продуктивности молочнотоварных ферм».
      В другом же номере «Коммунара» было сказано:
      «Читателю остается недоумевать: почему этот перечень элементарных правил ухода за коровами, изложенный к тому же неграмотным языком, появился под рубрикой «Трибуна передового опыта».
      Сообщив об этом факте, «Правда» справедливо заметила: «Сперва редакция «Коммунара» воздала похвалу, откликнувшись на выступление белевской газеты своей специальной заметкой в разделе «По страницам районных газет». А спустя два с половиной месяца в обзоре печати раскритиковала «Белевскую правду» за то, что прежде хвалила!
      Примечательно, что в обоих случаях обозреватель в областной газете для подкрепления своей оценки пользуется одной и той же цитатой из «Белевской правды», пересказывает одни и те же факты. Выводы же делает прямо противоположные.
      О чем это говорит?
      О том, что в редакции «Коммунара» с легкостью поистине необыкновенной отнеслись к разбору содержания районной газеты. На что же, спрашивается, должны ориентироваться работники «Белевской правды», если областная газета высказала две совершенно разноречивые точки зрения?
      Редакция «Коммунара» поставила сама себя в конфузное положение»2.
      Противоречивость в описании характеров действующих лиц — отличительная черта литературных произведений, написанных наспех, непродуманно, неряшливо. Именно это явилось одним из серьезных недостатков романа молодого писателя А. Черкасова «День начинается на востоке».
      По замыслу автора романа, один из героев книги — Федор Муравьев — должен был явиться выразителем идей нашего времени. Но сам писатель не уяснил до конца образ своего героя и нарисовал его непоследовательно, противореча самому себе на каждой странице.
      У Федора хорошие мечты о будущем, но выражены они декларативно, не сливаются органически с характером и идейным складом героя. Это совершенно справедливо и отметила «Правда» в рецензии на роман.
      «Каким показан Федор в романе? Это анархичный, развязный, необузданно-своевольный, попросту грубый человек. Вопреки желанию автора, он не завоевывает симпатии читателя. Грубость, суматошность и другие отталкивающие черты особенно резко подчеркнуты в Федоре. «Федор не спускал с Юлии своих лупоглазых глаз...» «У него «ущербленная память... из-за великого в душе смятения», «усталое, надорванное сердце».
      Федор — поэт. Казалось бы, кому, как не ему, чувствовать «силу слов», красоту языка. Но все высказывания Федора обличают в нем человека косноязычного: «Жми на обе пятки!», «Все к дьяволу!», «...Чорт знает что», «...Дьявольски близко мигает огонек!», «Убей, ничего не видишь...» — вот какими выражениями уснащена его речь. Он так объясняется в любви: «Я живу стихами. И хочу любви! Твоей любви, большелобая!» Рассказывая Григорию (своему брату. — Я. К.) о гибели жены и смерти своей дочки, он не находит лучших слов, чем: «Со всех сторон общипан я, золотце»».
      И этот человек с надломленным характером должен олицетворять человека нашей эпохи!
      Вопреки желанию автора, моральный облик большинства героев книги вызывает неприязнь к ним. Кроме обывателя и вредителя Одуванчика, все герои несчастны в любви. Их представления о лкТбви примитивны.
      «...В ее глазах проснулась голодная тоска», — таково чувство инженера Нелидовой. Главный инженер геологоуправления делает такое весьма странное «отеческое внушение» развратной Павле: «Я не запрещаю любить тебе Тихона. (Человека семейного, у которого двое детей. — Н. К.) Люби! Ты жаркая — обжигай. Но совесть у тебя должна быть новая, наша»».
      По поводу этого «наставления», вложенного автором в уста советского инженера, «Правда» правильно отмечает:
      «Попробуйте свести здесь концы с концами, примирить совесть с распутством. Но автор и не заботится развенчать гнилую . мораль «наставника», который лишь для вида притворяется строгим».
      Закон противоречия распространяется на два вида противоположных мыслей: на противные и на противоречащие мысли.
      1. Противные мысли. Так, если в одной и той же работе по биологии на одной странице будет сказано, что «рыба-фонарщик является глубоководным животным», а на другой странице мы прочитаем прямо противоположное: «рыба-фонарщик является мелководным животным», то вполне естественно у нас возникнет сомнение — чему же верить?
      Оба эти утверждения относительно существующей в наши дни рыбы-фонарщика сразу истинными быть не могут. Так это и есть на самом деле. Рыба-фонарщик является глубоководным морским животным. Второе суждение («рыба-фонарщик является мелководным животным») ложно.
      Противными называются такие мысли, которые друг друга отрицают, но между которыми возможно третье, среднее.
      Противные мысли выражаются словами: тяжелый и легкий, высокий и низкий, белый и черный, глубокий и мелкий и т. п.
      2. .Противоречащие мысли. Закон противоречия запрещает связывать в одном рассуждении и такие мысли, которые выражаются словами: тяжелый и нетяжелый; высокий и невысокий; белый и небелый; глубокий и неглубокий и т. п.
      Противоречащими мыслями называются такие мысли, которые друг друга отрицают и между которыми невозможно третье, среднее.
      Так, суждения: «Азовское море глубокое» и «Азовское море неглубокое» одновременно не могут быть истинными.
      К противоречащим мыслям относятся также и такие мысли, из которых одна что-либо утверждает о всех предметах класса, а другая это же отрицает относительно части предметов этого класса. Например, суждения: «все планеты солнечной системы имеют атмосферу» и «некоторые планеты солнечной системы не имеют атмосферы» вместе не могут быть истинными.
      Различают противоречие прямое и противоречие непрямое.
      Противоречие прямое — такое логическое противоречие, когда предмету приписывается признак, составляющий прямое отрицание другого признака этого предмета (например: «эта прямая линия крива», «этот глубокий пруд мелок», «этот громкий звук тих»).
      Противоречие непрямое — такое противоречие в мысли, когда с логической необходимостью выясняется ложность ее содержания. Например, если мы выскажем мысль: «убеждений не существует», то этим самым отвергнем только что нами сказанное, так как из самой этой мысли вытекает, что есть по крайней мере одно убеждение, а именно убеждение в том, что убеждений не существует. Следовательно, каждый немедленно усумнится в истинности суждения: «убеждений не существует».
      Это же мы видим и в такой мысли: «истинных суждений не бывает». Сказав так, мы сами же опровергаем данную мысль. В самом деле, раз нет истинных суждений, то следовательно и данная мысль, которая является суждением, не есть мысль истинная, но если мысль о том, что «истинных суждений не бывает» ложна, то по закону исключенного третьего, истинна мысль: «истинные суждения бывают». Иначе говоря, каждый усумнится в истинности мысли «истинных суждений не бывает».
      Знание закона противоречия оказывает большую помощь учителю в процессе обучения. В недавно вышедшей книге «Вопросы общей методики естествознания» К. Ягодовский показывает это на ряде убедительных примеров.
      Так, известно, что в случаях ошибочных ответов учащихся учителя поступают по-разному: одни, указывая на ошибку, просто исправляют ее, требуя, чтобы учащиеся запомнили поправку и в другой раз не допускали этой ошибки; другие объясняют, в чем заключается ошибка ученика и почему нельзя отвечать (думать) так, как это делает отвечающий ученик, и т. д.
      Отметив, что подобные приемы далеко не всегда приводят к положительным результатам, К. Ягодовский утверждает, что гораздо лучших результатов достигают те педагоги, которые ставят ученика в положение, заставляющее его самого понять всю нелепость только что высказанной мысли. Это достигается тем, как показывает автор методики естествознания, что педагог ставит мысль ученика перед тем противоречием, которое неизбежно вытекает из высказанного им положения.
      «Этот метод в руках учителя может стать, — пишет К. Ягодовский, — одним из основных методов руководства мышлением ученика на всех ступенях обучения, начиная с дошкольного возраста. Неопытный и еще не овладевший в нужной степени навыком перехода от единичных явлений к общим ученик 1 класса на вопрос учителя: «Почему ты это дерево называешь дубом?» — иногда отвечает: «Потому, что у него есть ствол и ветки». Вместо исправления допущенной ошибки и мало достигающих своей цели объяснений учитель, указывая на березу, спрашивает ученика: «Так, по твоему, и это — дуб? Ведь здесь тоже есть и ствол и ветки!» Мысль ученика, встретившись с подобным противоречием, ищет из него выхода и находит правильный путь».
      Автор приводит еще один поучительный пример из педагогической практики. На уроке дарвинизма учитель спрашивает ученика: «как, на основании учения Дарвина, можно объяснить такое явление, как покровительственная окраска?»
      Вот записанный с натуры диалог, происходивший между учителем и учеником по указанному выше вопросу:
      — Полярные животные — белый медведь, полярная сова, полярная куропатка — белого цвета. Как объяснить по Дарвину такое явление?
      — Это — под влиянием внешних условий.
      — Что вы хотите этим сказать?
      — Все животные живут среди снега и льда. Из поколения в поколение их шерсть или их перья становятся все белее и белее; в результате получаются животные, окрашенные в белый цвет.
      — Вы знаете божью коровку? Где она живет? Так почему же она не зеленая, а красная?
      И в данном случае для ученика ясно, что факты противоречат данному им объяснению. Следовательно, в последнем коренится какая-то ошибка.
      Но к сожалению, этим приемом, как отмечает К. Ягодовский, педагоги пользуются еще редко. А между тем, это — очень эффективный прием в деле руководства познавательным процессом. «Мы настойчиво рекомендуем, — пишет К. Ягодовский, — пользоваться им неслучайно, но систематически»1.
      Впасть в противоречие с самим собой, т. е. нарушить закон противоречия, — это всегда означает верное поражение в споре, в дискуссии, в беседе. Логическое противоречие, как уже указывалось, свидетельствует о том, что в рассуждении скрывается ложное положение.
      В связи с этим можно вспомнить эпизод, рассказанный итальянским офицером — разведчиком Алессандро Тандура. Во время первой мировой войны он был послан в расположение австрийских войск и попал в руки противника. Когда после первого допроса Тандура остался один в своей камере, он, взвешивая обстановку, так рассуждал сам с собой:
      «Вот нары, — хорошо, чорт возьми, потому что я порядком устал. Я растянулся. Не очень-то удобно, но отдохнуть можно. Глаза устремлены в потолок, как бы стараются на нем что-то прочесть. И, действительно, мне удается прочесть кое-что интересное, — это мои ответы на вопросы офицера, которые я повторял до бесконечности, и только вполне уверившись в том, что не забуду ни одного слова и в дальнейшем не буду себе противоречить я начал размышлять о своем положении. Какая была самая большая из ожидавших меня опасностей? Сболтнуть что-либо противоречащее моим первоначальным показаниям»2.
      Закон противоречия является таким же общечеловеческим законом правильного построения мыслей в процессе рассуждения, как и закон тождества. И этот закон, как известно, открыт Аристотелем, который говорил, что невозможно, чтобы противоречащие утверждения были вместе истинными по отношению к одному и тому же предмету.
      Во всех учебниках и учебных пособиях по логике, вышедших на русском языке за последние двести пятьдесят лет, существо закона противоречия определяется в соответствии с этим принципом. Вот некоторые определения, которые отображают существо закона противоречия:
      «Чистое утверждение и отрицание, положение и неположение (+А—А), будучи непосредственно соединены в одном акте мышления, уничтожают одно другое, поелику прямо противоположны одно другому (А — А = 0).
      «...утверждение и отрицание одной и той же мысли не могут быть оба истинны»2.
      «утверждение и отрицание взаимно себя уничтожают: ничего само себе противоречащее не должно быть мыслимо»3.
      «Ни что мыслимое не может совмещать в себе утверждение и отрицание одного и того же в одно и то же время и в одном и том же отношении»4.
      Различие в формулировках сводилось только к следующему. Часть авторов русских учебников логики распространяла закон противоречия на суждения, принимая таким образом аристотелевскую трактовку: «суждение «А есть В» и суждение «А не есть В» не могут быть в одно и то же время истинными».
      Рассматривая закон противоречия как выражение отрицательных условий, определяющих невозможность акта мышления, В. Снегирев выражает этот закон такой формулой: «предмет есть то, что он не есть или 4 = не А, А = не А = 0. (Вещь не может в одно и то же время быть и не быть)»6.
      Такой же формулы придерживался Н. Ланге. Он предлагал при всяком правильном мышлении руководиться одним верховным принципом, а именно, что два противоположных суждения не могут быть одновременно истиною: «суждения А есть В и А не есть В не могут быть вместе истинны».
      Это он доказывает так: представим себе, что оба эти суждения истинны, тогда теряется всякое различие истины и лжи; всякая ложь есть ложь именно потому, что она противоречит истине; если же это противоречие ничего не значило бы, то и различие между истиной и ложью не существовало бы.
      Другая, более значительная часть авторов руководств по логике придерживалась иной формулы, распространяя закон противоречия на понятие о вещи: «ни одной вещи не принадлежит признак, противоречащий ей».
      Такую формулу мы видим в одной из наиболее ранних книг по логике на русском языке, вышедшей в 20-х годах XIX в. Автор ее — Петр Любовский — предупреждал, что постигать может только представление, которое не противоречит самому себе, или которое не содержит качеств, друг друга уничтожающих, и приходит к заключению о том, что представление, которое заключает в себе противоречие, называется существом логически невозможным (Ens logice impossibile), т. e. оно не может быть понятием: например, светлая тьма, полезный вред и прочее.
      Подобного же взгляда придерживался А. И. Введенский. Он говорил, что мышление подчиняется следующему закону: невозможно, чтобы какой бы то ни было предмет имел и в то же время, рассматриваемый в том же отношении, не имел того же самого признака.
      Но нередко существо закона противоречия выражалось обеими формулами одновременно. Так, в вышедшей в третьей четверти XIX в. книге «Практическая логика» можно было читать следующее: «Не думай противоречащего, т. е. одному и тому же подлежащему не должно одного и того же сказуемого приписывать и отрицать от него; или: два противоречащих друг другу суждения не могут быть одинаково истинны, но одно из них непременно должно быть ложно, причем ложность одного обусловливается истинностью другого».
      Вводя в формулировки закона противоречия некоторые частные различия, все авторы учебных пособий по логике сходились в одном — закон противоречия является общечеловеческим законом правильного построения мыслей в процессе рассуждения. Противоречие самому себе убивает последовательное мышление. Из противоречивой мысли ничего не следует, кроме ее собственного отрицания или уничтожения. Такая мысль не может служить основанием для мыслей, развивающихся последовательно одна за другой. Противоречие есть несомненный призак заблуждения.
      В учебном пособии по логике, вышедшем почти 120 лет назад, Н. Рождественский подчеркивает именно общечеловеческий характер закона противоречия, говоря следующее: кто отрицает то самое, что прежде утверждал, об одном и том же предмете, рассматриваемом в одном и том же отношении, тот, сколько бы ни продолжал сего действия, всегда будет получать в остатке нуль (как 1—1=0, 1+1—2 = 0 и так далее, так и А — А = 0, АБ — АБ = 0 и так далее); и кто стал бы утверждать и в то же время отрицать, об одном и том же предмете, тот противоречил бы сам себе. На основании данного рассуждения Рождественский приходит к заключению, что это есть всеобщий закон размышления.
      Из этого закона Н. Рождественский выводит такое практическое следствие: найдя истину, все противоречащее ей должно отвергать как ложное.
      Ряд практических выводов делается в учебнике логики К. Бахмана:
      1) закон противоречия служит «отрицательным критерием» истины: все, что противоречит само себе, не есть истинно, хотя не все то истинно, в чем нет противоречия;
      2) найдя истину, все противоречащее ей отвергать, как ложь;
      3) при помощи этого начала можно с успехом опровергать ложное мнение: следует только найти в нем логическое противоречие.
      Некоторые русские логики совершенно справедливо отмечали, что присутствие в мысли противоречия лишает ее всякого значения, но отсутствие его не есть еще доказательство, что мысль истинна во всех отношениях. Можно рассказать небывалое происшествие без тени противоречия, но отсюда не следует, что рассказ должен заслуживать веры.
     
      § 4. Причины логической противоречивости
      Итак, закон противоречия запрещает высказывать по одному и тому же вопросу, в одно и то же время, в одном и том же отношении, две противоположные друг другу мысли, ибо в таком случае обе мысли не могут быть истинными.
      Но поскольку некоторые люди, как это мы видели хотя бы на примере меньшевиков, буржуазных дипломатов и пр., допускают нарушения этого закона противоречия, очень важно найти причины, которые обусловливают наличие противоречий в рассуждениях тех или иных людей.
      В. И. Ленин и И. В. Сталин всегда не только обнажали логические несуразности в речах и книгах своих противников, но и обращали внимание на подлинную подоплеку противоречивых суждений идеологов буржуазии и их оппортунистической агентуры.
      Истинную причину логической противоречивости В. И. Ленин показывает в статье «Демократические задачи революционного пролетариата» на примере нелогичного мышления буржуазных либералов.
      Характеризуя отношение либерального буржуа Струве к партийным программам, которые для либералов являются просто бумажкой, В. И. Ленин говорил, что буржуазному демократу ничего не стоит сегодня написать одно, а завтра — другое. Этим же свойством, отмечал В. И. Ленин, отличались многие переходившие к социал-демократам буржуазные интеллигенты.
      Вся история европейского и русского либерализма, писал он, показывает сотни примеров расхождения слова с делом. Известно, что буржуазные либералы впадали в такое противоречие: они выступали за демократизм и в то же время отрицали все лозунги демократизма.
      Установив это положение, В. И. Ленин тут же объясняет источник этой нелогичности: «основное противоречие между стремлением буржуазии отстоять во что бы то ни стало частную собственность и желанием добиться свободы так глубоко, что представители, сторонники либеральной буржуазии неминуемо попадают в это смешное положение»
      Либеральные буржуа хотели узаконить две власти — власть восставшего народа и власть старого самодержавия. Это вытекало из их попытки учредить новый государственный порядок с утверждения главы старого правительства, т. е. узаконить две власти. И это именно противоречивое положение буржуазии между самодержавием и рабочим классом и порождало самые бессмысленные, нелепые и полные внутренних противоречий формулы, предлагавшиеся либеральной буржуазией.
      В качестве примера внутренне противоречивой и, следовательно, нелогичной формулы В. И. Ленин приводит в статье «Революционная канцелярщина и революционное дело» формулу, провозглашенную съездом кадетов в конце 1905 г. Как известно, кадеты тогда высказались за Государственную думу с учредительными функциями, которая должна выработать конституцию, утверждаемую царем. Даже буржуазная печать, говорит В. И. Ленин, отметила внутреннюю противоречивость и нелепость этих решений съезда кадетов.
      И чем более практическая деятельность данного класса не совпадает с прогрессивными силами общества, тем противоречивее мышление представителей этого класса. Вот в чем основная причина противоречивости мышления этих людей.
      В статье «Политический кризис и провал оппортунистической тактики» В. И. Ленин так раскрывает сущность тактики оппортунистов: они хотели союза со средней буржуазией и офицерством, то-есть, иначе говоря, с элементами кадетской партии, но вместе с тем они хотели сохранить лозунг Учредительного собрания, который кадеты выкидывали. Это именно и загнало оппортунистов, по словам В. И. Ленина, в «комичное противоречие».
      В ноябре 1912 г. на страницах газеты «Социал-демократ» В. И. Ленин подверг критике резолюцию Ликвидаторской конференции об организационных формах партийного строительства. Показав вопиющие противоречия в рассуждениях ликвидаторов, В. И. Ленин писал:
      «Откуда эта путаница у ликвидаторов?
      От того, что они боятся сказать правду и усиливаются сидеть между двух стульев.
      Правда состоит в том, что ликвидаторы стоят на точке зрения ликвидаторской (Левицким, Лариным, Ежовым и др. данной) оценки «текущего момента», ибо выяснение того, как «изменились общественно-политические условия», это и есть оценка момента.
      Но прямо изложить эту оценку они боятся. Даже вопроса о ней их конференция не решилась поставить. Молчаливо, тайком, контрабандой проводит она тот взгляд, что произошли (какие-то) изменения, требующие «приспособления» нелегального к легальному» !.
      В своей докторской диссертации К. Маркс прямо говорит, что вполне мыслимо, когда философ совершает ту или иную кажущуюся непоследовательность в силу приспособления; он может даже сознавать это. Еще более ясно он показывает это в «Критике философии государственного права Гегеля». Гегель, пишет Маркс, непоследователен с точки зрения своей собственной концепции, и такая непоследовательность есть приспособление.
      Как известно, Гегель исходил из того, что все развивается и изменяется, но он всякий раз изменял этому требованию, когда надо было, вопреки логике вещей, доказать, что его философия есть венец, окончательное завершение философского развития, что существовавший в Германии эксплуататорский строй вечен и т. п. Подобная непоследовательность была сознательным приспособлением Гегеля.
      Когда надо исказить истинное положение вешей, выдать черное за белое, прикрыть неправильные действия, как это приходится делать идеологам буржуазии, тогда люди пускаются на явный обман, на софистические передержки, начинают противоречить сами себе. Вот в чем основной корень противоречивых рассуждений тех или иных людей.
      Противоречивость высказываний может быть, конечно, и результатом недомыслия, незнания дела, о котором идет речь в данном каком-либо рассуждении. Примером того, как противоречие появляется в рассуждении в результате невежества, является библейский рассказ о «сотворении света». В библии говорится, что сначала бог «создал свет» и «отделил его от тьмы», а солнце, луна и звезды появились лишь на четвертый день. Так незнание древними народами того, что без источника света не может возникнуть света, ввело в заблуждение составителей этой «священной» книги.
      Но чаще приходится наблюдать преднамеренные логические противоречия.
      И это понятно. Современной буржуазии, например, приходится всеми способами обосновывать вечность и разумность классового общества, неизбежность эксплуатации человека человеком, вопреки самой жизни, которая показывает, что капиталистический строй идет к своему концу, что империализм есть умирающий капитализм. Таков истинный источник противоречивости рассуждений буржуазных дипломатов и разного рода идеологов капитализма.
      Попытки обосновать не то, что вытекает из логики вещей и что является истиной, а то, что нужно в угоду эксплуататорам, приводят к тому, что их мышление запутывается в сетях собственных противоречий. Так, в заметке «О теориях английских государственных партий» Ф. Энгельс ясно показывает причины противоречивости, непоследовательности в рассуждениях оппортунистов. Политическое развитие в Англии издавна характеризуется, говорит он, вечными компромиссами, которые требовалось прикрывать и оправдывать, что, конечно, возможно только путем софизмов, извращений, просто-напросто уверток.
     
      § 5. Знание закона противоречия — сильное оружие в спорах с противником
      Зная, что представители эксплуататорских классов необходимо должны приходить в противоречие с логикой вещей, из чего неизбежно вытекала нелогичность их рассуждений, основоположники марксизма-ленинизма в политических спорах с идеологическими противниками всегда анализировали высказывания и доводы идеологов буржуазии не только с точки зрения их классового содержания, но и с точки зрения требований, предъявляемых правильному мышлению логикой. При этом чаще всего они обращали внимание на противоречивость в суждениях и умозаключениях апологетов капитализма.
      Уже в докторской диссертации Маркс неоднократно указывает на противоречивые рассуждения некоторых историков, например, освещающих философию Демокрита. Так, отмечает Маркс, епископ Дионисий в начале своей книги сообщает, что Демокрит допускал существование таких сложных атомов, как миры, но затем тут же епископ «противоречит самому себе». Дело в том, что в той же книге Дионисий утверждает, что Демокрит признавал за принципы природы не сложные атомы, как миры, а неделимые тела.
      Критикуя прусскую инструкцию о цензуре, Маркс вскрывает в ней явную непоследовательность. Она впадает, говорит Маркс, в противоречие. Это противоречие заключалось, в следующем: инструкция запрещала заподозревать отдельных лиц в крамольных мыслях и тут же разрешала цензорам разделять всех граждан на «неподозрительных» и «подозрительных». Ясно, что одно с другим не увязывалось.
      Наличие логического противоречия в той или иной системе Маркс рассматривал как один из наиболее худших пороков, на которые достаточно только указать, чтобы сразу стала очевидной несостоятельность такой системы.
      Высказывая свое отношение к экономической теории Рикардо, Маркс в письме Фердинанду Лассалю в марте 1858 г. сообщал, что «Рикардо при развитии вопроса о прибыли впадает в противоречия со своим (правильным) определением стоимости, а у его школы эти противоречия привели к полному отказу от самой основы или к самому отвратительному эклектизму» Ч
      Обнажая противоречивость в рассуждениях меньшевиков, В. И. Ленин неоднократно наносил сильные удары по идеологии этой агентуры буржуазии. В статье «Бойкотировать ли Государственную Думу?» В. И. Ленин писал, что тактика меньшевиков противоречива и непоследовательна. В чем же заключалось противоречие? В том, что меньшевики тогда предлагали участвовать в выборах, но не выбирать в Думу. Эта бессмысленная тактика была непригодна для партии, и она была опрокинута жизнью.
      Когда возникли разногласия по поводу централизма (и устава партии, В. И. Ленин в книге «Шаг вперёд, два шага назад» предупреждал меньшевиков, что над ними будут смеяться, если разберутся в их позиции. И это действительно оправдалось. Меньшевики кричали против централизма и против устава, когда они были в меньшинстве, но немедленно опирались на устав, когда они пробирались в большинство.
      Борясь против анархистов, В. И. Ленин часто обнажает противоречивость их рассуждений по основным вопросам теоретической программы. Анархисты, которые хвастались, что они вообще против всякой государственной власти, однажды обратились в исполнительный комитет Совета рабочих депутатов с просьбой допустить их представителей в исполком и в Совет рабочих депутатов. Естественно, что исполком отклонил эту просьбу.
      В. И. Ленин, признав это решение исполкома в высшей степени правильным шагом, пишет в статье «Социализм и анархизм»: «если анархисты, отрицая политическую борьбу, сами просятся в учреждение, ведущее эту борьбу, то такая вопиющая непоследовательность показывает, конечно, лишний раз всю шаткость миросозерцания и тактики анархистов».
      Пример глубокого логического разбора противоречивого рассуждения Плеханова по вопросам национализации земли можно прочитать в работе В. И. Ленина «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905 — 1907 годов». В начале четвертой главы В. И. Ленин приводит следующую цитату из речи Плеханова на Стокгольмском съезде:
      «Ленин говорит: «мы обезвредим национализацию», но чтобы обезвредить национализацию, необходимо найти гарантию против реставрации; а такой гарантии нет и быть не может. Припомните историю Франции; припомните историю Англии; в каждой из этих стран за широким революционным размахом последовала реставрация. То же может быть и у нас; и наша программа должна быть такова, чтобы, в случае своего осуществления, довести до минимума вред, который может принести реставрация. Наша программа должна устранить экономическую основу царизма; национализация же земли в революционный период не устраняет этой основы. Поэтому я считаю требование национализации а пореволюционным требованием».
      Процитировав данное место из речи Плеханова, В. И. Ленин предлагает взглянуть на «логику этого рассуждения о реставрации». Вначале Плеханов утверждает, что «гарантии от реставрации нет и быть не может». Затем Плеханов предлагает «довести до минимума вред, который может принести реставрация». А на следующей странице той же речи он окончательно придумывает гарантию: «В случае реставрации она (муниципализация) не отдает земли в руки политических представителей старого порядка».
      По поводу логики плехановского рассуждения Ленин пишет следующее:
      «Гарантия от реставрации найдена, хотя такой гарантии «быть не может». Фокус блестяще выполнен, и меньшевистская литература полна восторга по поводу ловкости этого фокусника.
      Когда Плеханов говорит, он острит, шутит, шумит, трещит, вертится и блестит, как колесо в фейерверке. Но беда, если такой оратор точно запишет свою речь и ее подвергнут потом логическому разбору» Ч
      Беспрестанные колебания и смены убеждений характеризовали все рассуждения меньшевиков. Как-то они горько жаловались на то, что большевики называли их оппортунистами. На эту жалобу очень хорошо ответил И. В. Сталин. Как же иначе назвать это, как не оппортунизмом, говорил он, если меньшевики мечутся из стороны в сторону, если они вечно шатаются и колеблются: «Возможно ли, — писал И. В. Сталин, — чтобы настоящий социал-демократ то и дело менял свои убеждения? Ведь так часто не меняют и носовых платков»2.
      Очень показательным в этом смысле было поведение меньшевиков после II съезда партии. Как известно, II съезд избрал редакторами «Искры» Ленина, Плеханова и Мартова. Неизбранные в редколлегию Аксельрод, Старовер и Засулич, которые также хотели быть в числе редакторов, рассердились на то, что их не избрали редакторами, и образовали оппозицию. Перетянув затем на свою сторону Плеханова, они начали борьбу против В. И. Ленина, обвинив его и его последователей в том, что они не марксисты.
      Но вот прошло некоторое время. Меньшевики увидели, что они напрасно стараются. Никто не хочет поверить, что В. И. Ленин и большевики — это не марксисты. Тогда сами застрельщики антиленинских выступлений от имени Совета партии пишут резолюцию, в которой обращаются к большевикам с предложением уладить спор, как несущественный.
      Эта противоречивая позиция меньшевиков получила достойную отповедь в работе И. В. Сталина «Коротко о партийных разногласиях».
      «Но как же так? — спрашивает И. В. Сталин. — Нас, «немарксистов», зовут в партийные организации, мы-де единое целое и тому подобное... Что это значит? Это ведь измена партии с вашей стороны, вожди «меньшинства»! Разве можно «немарксистов» ставить во главе партии? Разве «немарксистам» место в социал-демократической партии? Или, быть может, и вы изменили марксизму и потому переменили фронт?
      Но было бы наивно ждать ответа. Дело в том, что у этих замечательных вождей имеется по несколько «принципов» в кармане, и когда какой понадобится, тот они и извлекают. У них, как говорится, семь пятниц на неделе!..»1
      Советские делегации, выступая на ряде международных конференций и совещаний, неоднократно вскрывали противоречия в выступлениях буржуазных дипломатов.
      Очень ярко представитель делегации СССР использовал наличие логического противоречия для критики несостоятельной позиции представителей западных держав на Предварительном совещании заместителей министров иностранных дел четырех держав. Как известно, делегации США, Англии и Франции соглашались, чтобы один несогласованный вопрос — о сокращении вооружений и вооруженных сил — был передан Совету министров на рассмотрение, и возражали против передачи другого несогласованного вопроса — об Атлантическом пакте и американских военных базах. Вскрыв отсутствие логики в рассуждениях буржуазных дипломатов, представитель СССР сказал:
      — Джессен и Дэвис заявляют, что этот вопрос может быть обсужден на Совете министров, имея, очевидно, в виду возможность обсуждения его в связи с первым пунктом, который еще также, к сожалению, не согласован. Однако, заявляют они, мы не согласны с тем, чтобы этот вопрос был включен в повестку дня.
      Значит, с одной стороны, они допускают возможность его обсуждения, а с другой стороны, не хотят включить в повестку дня этот вопрос. Это показывает, какова цена их заявлениям о том, что они сами допускают возможность обсуждения этого вопроса. Нельзя в одно и то же время говорить о возможности обсуждения этого вопроса на Совете министров н возражать против включения его в повестку дня.
      Советская делегация, стремясь достигнуть соглашения по повестке дня, внесла предложение передать вопрос об Атлантическом пакте и американских военных базах в качестве несогласованного Совету министров. Но и это предложение встретило возражения.
      Такая позиция представителей трех держав в отношении последнего советского предложения о передаче Совету министров этого пункта как несогласованного является еще более непоследовательной и еще более нелогичной.
      Bо время обсуждения в комиссии ООН по разоружению американского предложения о «шести принципах» представитель СССР очень удачно вскрыл в нем логическое противоречие.
      — Немыслимо, сказал представитель СССР, представить себе достижение «свободного от тайн и разоруженного мира», как это говорится во «втором принципе» американского предложения, в то время когда сведения об атомном оружии, радиоактивном, бактериологическом и других видах оружия массового уничтожения будут сохраняться правительством США в тайне, и представление сведений о которых делегация США откладывает на неизвестное время в будущем, на далекую последнюю стадию. До тех пор, пока атомное оружие и другие виды оружия массового уничтожения, включая бактериологическое, не будут запрещены, до тех пор невозможно создание так называемого «свободного от тайн мира», о котором здесь говорит американский представитель.
      Противоречивость характерна для всей капиталистической прессы. Известно, что когда открылся первый Всемирный конгресс сторонников мира, незадачливые пророки из буржуазной печати делали самые мрачные предсказания о «зажиме» свободы слова на конгрессе. Но вот прошло несколько заседаний. Гадания продажных журналистов не оправдались. И тогда клеветники избрали прямо противоположную версию: конгресс раскололся на непримиримые лагери.
      Подобную «позицию» буржуазной прессы не преминул отметить в заключительной речи председательствующий Ив Фарж. Лицо его озарилось иронической улыбкой, когда он говорил:
      — В первый день конгресса мы читали в газетах, что у нас не будет свободы слова и что все здесь будут говорить одно и то же. В последний день конгресса газеты заявляют, что мы разделены, ибо в нашем зале высказываются разные точки зрения. Нет, никто больше не верит лжи запутавшихся клеветников.
      Причина этого кроется в самой природе буржуазной печати. Знаток буржуазной печати Фр. Уильямс, автор книги «Пресса, парламент и народ», вышедшей в 1946 г., правильно отмечает, что английские буржуазные газеты «не дают честного и правдивого изображения ни внутренней жизни страны, ни тем более международных событий, не сообщают разумных, членораздельных сведений об образе жизни или мышления народов других стран, но дезинформируют читателей, приучая их судить по стандартам, исполненным предрассудков и невежества. Можно прочитывать изо дня в день многие газеты и все же ничего не узнавать о том, что на самом деле происходит в мире, не понять ничего в социальных условиях Англии и причинах и значении тех явлений, которые имели место за рубежом».
      Знание и умелое применение принципа правильного мышления, выраженного в законе противоречия, помогает нам в спорах с представителями противоположного нам мировоззрения.
      Закон противоречия говорит: противоречие в рассуждениях противника является наиболее уязвимым местом, и если противоречие найдено — надо направлять сюда удар.
      Вот почему одним из удачных приемов критики является то, что в высказываниях, подвергнутых обсуждению, отыскиваются противоречивые заключения, не вяжущиеся одна с другой мысли. Уже одно присутствие в этих высказываниях подобного рода противоречий подрывает их авторитет.
      Естественно, что прогрессивные мыслители всегда критиковали тех людей, которые по одному и тому же вопросу имели несколько мнений.
      Один из русских философов — М. А. Антонович, — анализируя произведения «идеолога народничества Лаврова, удивляется непостоянству, неуловимости и незаконченности мыслей автора. Сначала Лавров высказывает свое положение как будто решительно, потом начинает ограничивать его, затем немного изменяет и переиначивает, и, наконец, страницы через две он уже, видимо, склонился в пользу другого, совершенно противоположного, так что совершенно неизвестно, что он хочет сказать, какое общее заключение следует вывести из его слов.
      Всего несноснее и хуже в статьях Лаврова, по мнению Антоновича, это его постоянные противоречия самому себе на каждом шагу. На любой вопрос Лавров всегда отвечал и так и этак. Вот вы и извольте рассуждать с подобным философом, замечает Антонович. Ему доказывают неосновательность его принципа, а он может сказать, что вовсе его и не придерживается.
      Накануне первой мировой войны в России появились литературные критики, которые отличались тем, что готовы были защищать или поносить любого писателя, лишь бы за это платили. Естественно, что в их рассуждениях одни положения неизбежно должны были противоречить другим по одному и тому же вопросу.
      Вспоминая об этих «критиках», М. Горький говорил, что им все равно, что высказывать о любом писателе. Приезжая в город, такой критик читает лекцию о писателе «Зет» и доказывает, что это — настоящий учитель жизни. Проходит два месяца. Критик в том же городе читает лекцию о другом писателе и, между прочим, доказывает, что писатель «Зет» — это ничтожество и невежда.
      Подобных критиков М. Горький неслучайно назвал литературными кондотьерами, т. е. литературными наемниками.
      Знание закона противоречия помогает в разоблачении логической непоследовательности не только в области дипломатической практики или политических дискуссий. Отстаивая научное диалектико-материалистическое мировоззрение в борьбе против религиозных предрассудков и суеверий, мы всегда раскрываем не только социальные корни религии, но и внутреннюю вопиющую логическую противоречивость всех ее так называемых «священных» писаний. Библия, составленная в разное время и разными авторами, полна самых невероятных противоречий.
      Однажды Ф. Энгельс получил письмо, автор которого задался целью рассмотреть вопрос о «боговдохновенности» библии. Высмеивая такую идею, Энгельс прежде всего уличает составителей библии в том, что они не сумели свести концы с концами. Энгельс пишет:
      «Хорошо, но не нужна ли боговдохновенность и для правильного записывания этих проповедей?.. Возьми библию в руки и читай — ты не захочешь отказаться ни от одной строки, кроме тех мест, где встречаются действительные противоречия, но эти противоречия влекут за собой массу следствий. Например, противоречие, что дети Израиля жили в Египте только в продолжение четырех поколений, между тем как Павел в Послании к галатам говорит о 430 годах; это признает противоречием даже мой пастор, охотно готовый оставить меня в неведении».
      Духовенство, как известно, утверждает, что Пятикнижие написано Моисеем со слов бога. Но тут получается явная, мягко выражаясь, неувязка. В Пятикнижии описаны смерть и похороны Моисея. Каждый скажет, что Моисей не мог описать свою собственную смерть и похороны. Это равносильно тому, чтобы поверить, что Моисей шел за собственным гробом.
      О сотворении мира в библии говорится и в первой, и во второй главах. Но оба рассказа совершенно противоречат друг другу. Дело доходит до таких курьезов:
      Земля накануне творения была хаосом, покрытым водою.
      Птицы создаются из воды (I, 20).
      Деревья созданы до человека (12 — 27).
      Человек создан после зверей (22 — 31).
      Земля была сухой равниной.
      Птицы создаются из земли (II, 19).
      Деревья созданы после человека (19).
      Человек создан раньше зверей (7-19).
      Такая же масса противоречий в рассказе о всемирном потопе.
      Дождь лил 150 дней. Дождь лил 40 дней.
      Вода убывала месяца. Вода убывала 21 день.
      Нет такой главы в библии, в которой не было бы нагромождено бесконечное количество нелепых несообразностей.
      Так, библия утверждает, что в тот момент, когда Каин убил своего брата Авеля, на земле было всего четыре человека: Адам, Ева, Каин и Авель. Но дальше оказывается, что Каин уходит на восток от Эдема и женится в стране Нод. Спрашивается, если верить первому утверждению, откуда же там появились люди?
      В одной из книг утверждается, например, следующее: «и пять сыновей Мелхолы, дочери Сауловой» (11 Цар., XXI, 8), а в другом месте — совершенно иное: «и у Мелхолы, дочери Сауловой, не было детей, до дня смерти ее» (II Цар., VI, 23). Чтобы выйти из противоречия, духовенству остается признать, что Мелхола, видимо, рожала детей после смерти.
      Для каждого верующего человека известный интерес представляет, конечно, такой вопрос: видел ли кто-нибудь «бога»? Библия отвечает на него исключительно противоречиво. В одном месте говорится: «бога никто никогда не видел» (I Иоанна, IV, 12), а в другом месте это опровергается: «я видел бога лицом к лицу» (Быт., XXXII, 30).
      И таких противоречий в библии десятки и сотни. Одно это представляет собой неопровержимое доказательство ее несостоятельности.
     
      § 6. Условия применения закона противоречия
      Итак, знание закона противоречия является серьезным оружием в борьбе на идеологическом фронте с противниками нашего мировоззрения. Строгое следование требованиям этого закона дает нам возможность правильно строить свои умозаключения, делать правильные выводы из истинных посылок, не допускать противоречий.
      Но для того чтобы правильно пользоваться этим законом, надо хорошо уяснить все условия применимости закона. Закон, как мы знаем, гласит: две противоположные мысли, высказанные по одному и тому же вопросу, не могут быть сразу обе истинными в одно и то же время и в одном и том же отношении или смысле.
      В этом отобразилась реальная сторона объективного мира. Так, известно, что в переживаниях человека нередко совмещаются одновременно и положительное, и отрицательное отношение, так что одно и то же переживание включает в себя одновременно и удовольствие, и неудовольствие.
      Но анализ таких переживаний показывает, что удовольствие вызывается одной какой-то стороной переживаемого явления, а неудовольствие — другой; данным явлением мы довольны в одном каком-то отношении и недовольны в другом, а не так, чтобы мы были и довольны, и недовольны одним и тем же, в одно и то же время, в одном и том же отношении.
      Это очень ясно показывает проф. Б. М. Теплов в учебнике по психологии. Он пишет: «Воспоминание о прошлом счастье приятно, потому что дает возможность снова хотя бы мысленно пережить это счастье, но оно содержит в себе и грусть от сознания того, что этого счастья уже нет больше. Чувства, связанные с преодолением трудностей, также заключают в себе обычно положительную и отрицательную стороны. Ведь нельзя назвать преодолением трудностей такое действие, которое не содержит в себе ничего неприятного, тяжелого, которое доставляет одно лишь удовольствие. Чтобы преодолеть трудность, приходится пережить немало неприятных, а может быть, и мучительных моментов. Однако для человека, умеющего и любящего бороться с трудностями, и самые тяжелые моменты связаны с такими чувствами, как бодрость, уверенность в своих силах, радостное и гордое сознание возвышенности тех целей, за которые он борется».
      Между тем некоторые начинающие изучение логики делают серьезную ошибку, считая, что вообще, безотносительно ко времени и к разному смыслу суждений или высказываний, нельзя об одном и том же предмете высказывать две противоположные мысли. На самом же деле, мы нисколько не нарушим закона противоречия, если утвердительное и отрицательное суждения будут относиться к разным периодам или будут применяться нами в различных отношениях.
      Рассмотрим следующие два суждения:
      «Смирнов отлично знает алгебру» и
      «Смирнов плохо знает алгебру».
      Эти суждения не могут быть оба сразу истинными, если речь идет об одном и том же Смирнове, в одно и то же время его жизни и его знания алгебры берутся в одном и том же отношении.
      Но эти суждения могут оказаться оба одновременно истинными в трех случаях:
      1. Если в первом суждении говорится о Володе Смирнове, а во втором суждении — о Коле Смирнове. Один из них может знать алгебру отлично, а другой — плохо.
      2. Если и в первом, и во втором суждении говорится об одном и том же Володе Смирнове, но имеется в виду разное время его жизни. Когда Володя Смирнов учился в шестом классе, он плохо знал алгебру, а в девятом классе он стал отлично знать алгебру.
      3. Если и в первом, и во втором суждении говорится об одном и том же Володе Смирнове, но знания его рассматриваются в разных отношениях. Если знания Володи Смирнова, занимающегося в девятом классе, сравнить со знаниями алгебры у какого-либо ученика шестого класса, то, конечно, Володя Смирнов в сравнении с только начинающим учеником знает алгебру отлично. Но если знания Володи Смирнова сравнить со знаниями алгебры профессором математики, то несомненно, что Володя Смирнов в сравнении с профессором знает алгебру плохо.
      Еще Аристотель популярно разъяснил, при каких условиях можно утверждать (да» и «нет) об одном и том же предмете.
      Так, можно сказать: «Сократ знает грамматику» и «Сократ не знает грамматику» в двух случаях.
      Во-первых, в том случае, если о Сократе говорить в разное время его жизни. Когда Сократу было 10 лет, он не знал грамматику, но Сократ в годы расцвета своей деятельности знал грамматику.
      Во-вторых, в том случае, если Сократа сопоставить с другими людьми. Сократ знает грамматику, если его сравнить с афинским простолюдином, но Сократ не знает грамматику, если его сопоставить с известным грамматиком античного мира Аристиппом.
      «Противоположение, — говорил Аристотель, — имеет место [в суждениях] относительно одного и того же предмета и одного и того же отношения, без двусмыслия, и вообще, когда соблюдено все то, что нужно соблюдать в виду софистических препирательств»
      Закон противоречия не запрещает, следовательно, говорить «да» и «нет» по одному и тому же вопросу и в одно и то же время, если этот вопрос рассматривается в разных отношениях.
      Этого, например, не понимали грузинские анархисты, о которых писал И. В. Сталин в своей работе «Анархизм или социализм?». Как же так! — горячились они. — Разве возможно, чтобы один и тот же предмет в одно и то же время был и хорошим и плохим?! Ведь это «софизм», «игра слов»!
      Отвечая на этот вопрос анархистов, И. В. Сталин писал: «Однако, вдумаемся в суть дела.
      Сегодня мы требуем демократической республики. Можем ли мы сказать, что демократическая республика во всех отношениях хороша или во всех отношениях плоха? Нет, не можем. Почему? Потому, что демократическая республика хороша только с одной стороны, когда она разрушает феодальные порядки, но зато она плоха с другой стороны, когда она укрепляет буржуазные порядки. Поэтому мы и говорим: поскольку демократическая республика разрушает феодальные порядки, постольку она хороша, — и мы боремся за неё, но поскольку она укрепляет буржуазные порядки, постольку она плоха, — и мы боремся против неё.
      1 Аристотель. Об истолковании. 1891, стр. 27.
      Выходит, что одна и та же демократическая республика в одно и то же время и «хороша» и «плоха» — и «да» и «нет».
      То же самое можно сказать о восьмичасовом рабочем дне, который в одно и то же время и «хорош», поскольку он усиливает пролетариат, и «плох», поскольку он укрепляет систему наёмного труда».
      Противоречия в наших высказываниях не будет, если предмет рассматривать в разных отношениях. Так, например, два таких противоположных суждения: «рабовладельческий строй есть бессмыслица, противоестественная глупость» и «рабовладельческий строй есть понятное и закономерное явление» могут быть одновременно истинными, если их брать в разных отношениях и иметь в виду разное время. Они оба будут истинными, если мы в первом суждении будем иметь в ваду рабовладельческий строй в XX в., а во втором суждении — рабовладельческий строй в VII в. до нашей эры на юге Балканского полуострова.
      Надо иметь в виду, следовательно, что закон противоречия запрещает говорить и «да» и «нет» одновременно по одному и тому же вопросу в одном и том же отношении. Это обстоятельство всегда отмечали Ленин и Сталин, когда они показывали и критиковали противоречивость рассуждений своих противников или опровергали попытки оппонентов найти противоречивость в трудах марксистов. Приведем пример.
      Все на свете имеет две стороны, говорит В. И. Ленин в своем труде «Аграрная программа русской социал-демократии», написанном в начале 1902 г. Крестьянин-собственник в ту эпоху, когда писал В. И. Ленин этот труд, стоял еще накануне решительного и общенародного демократического движения, которому он не мог не сочувствовать. Он боролся против сословно-крепостнических привилегий. В такой исторический момент социал-демократы были прямо обязаны поддержать крестьянство и попытаться направить его туманное и темное еще недовольство против его настоящего врага.
      Но вот исторический момент изменится. Будет ли правильной политика такой поддержки крестьянства? — спрашивает В. И. Ленин. — Нет, не будет. И если отказаться от нее — это не значит нарушать закон противоречия. В. И. Ленин так пишет в связи с этим:
      «И мы нисколько не будем противоречить себе, если в следующий исторический период, когда минуют особенности данной социально-политической «конъюнктуры», когда крестьянство, допустим, удовлетворится ничтожными подачками ничтожной части собственников и «зарычит» уже решительно против пролетариата, если мы тогда выкинем из своей программы борьбу с остатками крепостничества»
      Поэтому, когда мы мысленно объединяем два противоположных понятия, но одно из них относим к данному периоду развития какого-либо предмета, а второе — к этому же предмету, но на следующей стадии его развития, — то в таком случае никакого логического противоречия мы не допускаем.
      Закон противоречия не только не возбраняет подобное сочетание противоположных понятий, но, наоборот, считает такое сочетание правильным, ибо в определении закона противоречия строго и четко указывается, что логическое противоречие налицо там, где противоположные понятия мысленно относятся к одному и тому же объекту, в одно и то же время, в одном и том же отношении.
      Наши идеологические противники часто пытаются найти хоть какое-нибудь противоречие в рассуждениях марксистов-ленинцев, надеясь этим самым поколебать то или иное их высказывание. Но не найдя логического противоречия в марксистско-ленинской теории, они, плохо при этом зная законы мышления, хватаются за первые попавшиеся два несогласных суждения и поспешно делают заключение о том, что налицо противоречивость. Эти скороспелые заключения наших противников всегда оказываются результатом невежества в вопросах и политики, и логики.
      Наука о правильном построении мыслей в процессе рассуждения отнюдь не запрещает внешне противоречивых суждений по одному и тому же вопросу, если эти суждения высказаны в разное время и в разном отношении.
      Известно, что некоторые горе-теоретики пытались выдать за логическое противоречие разные ответы Ф. Энгельса и В. И. Ленина на вопрос о том, может ли пролетарская революция произойти в одной какой-либо стране? Ф. Энгельс давал отрицательный ответ на этот вопрос, а В. И. Ленин дал положительный ответ в своей теории о возможности победы пролетарской революции в одной, отдельно взятой стране.
      На самом деле, в этом нет никакого логического противоречия. Ответ Ф. Энгельса отражает эпоху домонополистического капитализма, эпоху доимпериалистическую, когда не было еще условий для неравномерного развития капиталистических стран и когда, следовательно, не существовало данных для победы пролетарской революции в одной стране. Ответ же В. И. Ленина отражал эпоху империалистического капитализма, когда действует закон неравномерного развития капиталистических стран, из которого вытекает возможность победы пролетарской революции в одной стране.
      Различие в ответах Ф. Энгельса и В. И. Ленина на вопрос о пролетарской революции в одной стране есть, говорит И. В. Сталин, различие двух исторических периодов, отделяющих их друг от друга.
      Когда в 1904 г. грузинские федералисты-социал-демократы потребовали от марксистов «решительного», «прямого» ответа на вопрос: выгодна или невыгодна пролетариату «национальная независимость», — И. В. Сталин разъяснил им, что такое требование свидетельствует только о тупоумии людей, задающих подобные вопросы. В связи с этим И. В. Сталин привел два аналогичных примера, которые были известны федералистам-социал-демократам и их органу «Сакартвело», но из которых они не сделали никакого вывода.
      «Я вспоминаю русских метафизиков 50-х годов прошлого столетия, — писал И. В. Сталин, — которые назойливо спрашивали тогдашних диалектиков, полезен или вреден дождь для урожая, и требовали от них «решительного» ответа. Диалектикам нетрудно было доказать, что такая постановка вопроса совершенно не научна, что в разное время различно следует отвечать на такие вопросы, что во время засухи дождь — полезен, а в дождливое время — бесполезен и даже вреден, что, следовательно, требование «решительного» ответа на такой вопрос является явной глупостью.
      Но подобные примеры газете «Сакартвело» не пошли впрок.
      Такого же «решительного» ответа требовали от марксистов последователи Бернштейна на вопрос: полезны или вредны для пролетариата кооперативы (т. е. потребительско-производственные товарищества)? Марксистам нетрудно было доказать, бессодержательность подобной постановки вопроса. Они очень просто разъяснили, что всё зависит от времени и места, что там, где классовое самосознание пролетариата достигло должного уровня развития, где пролетарии объединены а одну крепкую политическую партию, — там кооперативы могут принести большую пользу пролетариату, если за их создание и руководство возьмётся сама партия, там же, где этих условий нет, кооперативы являются вредными для пролетариата, так как они порождают у рабочих мелко-торгашеские тенденции и цеховую замкнутость и таким образом искажают их классовое самосознание.
      Но и этот пример не пошёл впрок «сакартвелоистам»».
      О попытках врагов большевизма найти «противоречие» в речах и статьях большевиков не раз говорил В. И. Ленин.
      Этим особенно отличался Мартов. В книге «Шаг вперед, два шага назад» Владимир Ильич пишет, что эти попытки всегда напоминали больше детские изобличения, чем рассуждения взрослых людей. Прием меньшевиков заключался в следующем: бралась цитата из произведения, написанного в одну эпоху, и сопоставлялась с другой цитатой по этому вопросу, но взятой из другого произведения, относящегося уже к более поздней эпохе. Сопоставляя эти две цитаты, меньшевики хотели этим самым найти логическую противоречивость в высказываниях В. И. Ленина. Вот как рассказывает об одном таком случае В. И. Ленин:
      «Берется цитата из «Что делать?» или из «Письма к товарищу», где говорится об идейном воздействии, о борьбе за влияние и т. п., и противопоставляется «бюрократическое» воздействие посредством устава, «самодержавное» стремление опереться на власть и проч. Наивные люди! Они уже забыли, что прежде наша партия не была организованным формально целым, а лишь суммой частных групп, и потому иных отношений между этими группами, кроме идейного воздействия, и быть не могло. Теперь мы стали организованной партией, а это и означает создание власти, превращение авторитета идей в авторитет власти, подчинение партийным высшим инстанциям со стороны низших. Право, даже как-то неловко разжевывать старым своим товарищам такую азбуку... Но принципиально все бесконечные изобличения меня в противоречии сводятся целиком к анархической фразе»
      Чтобы как-то опорочить проект большевистской программы по аграрному вопросу, меньшевик Маслов указал на «противоречие», имеющееся будто бы в проекте. В. Й. Ленин немедленно опроверг этот вымысел. Покушение Маслова найти в ленинском изложении противоречие В. И. Ленин называет «покушением с негодными средствами». Маслов вырывал отдельные словечки, не потрудившись восстановить картины в целом.
      Иногда бывает и так: желая найти «логическую противоречивость», оппонент называет противоположными таких два понятия, которые вовсе не исключают друг друга. В подобных случаях необходимо показать, что данные понятия не находятся в отношении противоположности, а раз так, то ни о каком логическом противоречии не может быть и речи.
      Все только что рассмотренные примеры подтверждают, таким образом, что в одно и то же время, в одном и том же отношении нельзя по одному и тому же вопросу высказывать две противоположные мысли. Но в разное время и в разном отношении по одному и тому же вопросу можно высказывать две противоположные мысли, ибо в этом не будет логического противоречия.
      Для того чтобы правильно пользоваться законом противоречия, необходимо знать и еще одно важное обстоятельство.
      Закон противоречия говорит, что две противоположные мысли, высказанные одновременно по одному и тому же вопросу, в одном и том же отношении, не могут быть сразу обе истинными. Но в законе ничего не говорится о том, могут ли они быть обе ложными. Объясняется это тем, что две противоположные мысли, высказанные по одному какому-либо вопросу в одно и то же время, могут оказаться обе ложными.
      Возьмем такой пример. Допустим, мы присутствуем при обсуждении доклада только что вернувшейся с раскопок археологической экспедиции. Один из участников экспедиции утверждает, что трубы найденного водопровода были выдолблены из бука, а второй участник заверяет, что на трубы употреблялся только дуб. Суждения обоих участников, конечно, противоположны. Согласно закону противоречия они не могут быть сразу истинными: если истинно, что трубы были из бука, то ложно, что трубы изготовлялись из дуба, и наоборот. Но ведь могло быть так, что оба участника ошиблись. Трубы были выдолблены из березы. Отсюда — оба противоположных высказывания оказались ложными.
      Это же можно сказать о таких двух суждениях:
      «на всех планетах есть органическая жизнь» и «ни на одной планете нет органической жизни».
      Они не могут быть оба истинными. Если истинно суждение, что «на всех планетах есть органическая жизнь», то суждение «ни на одной планете нет органической жизни» ложно, и наоборот, если истинно, что «ни на одной планете нет органической жизни», то суждение «на всех планетах есть органическая жизнь» ложно.
      Но в действительности оба эти суждения ложны. Истинным является третье суждение: «на некоторых планетах есть органическая жизнь». Органическая жизнь есть на Земле, возможно, что она есть на Марсе.
      В заявлении Жака Дюкло следователю Жакино от 7 июня 1952 г. отмечался тот факт, что в досье имелись два противоречивых документа, причем оба они были ложными.
      «Я отмечаю, между прочим, — писал Жак Дюкло, — что имеется противоречие между докладом офицера полиции Верда вэна (документ № 2) и докладом префекта Бейло (документ №16) в отношении мнимых передвижений моего автомобиля. Между прочим, обе версии лживы».
      Игнорирование этого положения (противоположные мысли могут быть ложными) всегда ведет к грубой логической ошибке. Такую именно ошибку допустила республиканская газета «Советская Белоруссия» в номере за 19 ноября 1953 г. Редакция этой газеты на первой странице подвергла критике коллектив Витебского завода заточных станков. Станкостроители были обвинены в том, что они плохо выполняют задание по выпуску запасных частей для тракторов. В статье утверждалось:
      «...на сегодняшний день это предприятие так и не приступило к выполнению заказов для сельского хозяйства».
      Но на этой же странице в информации, к изумлению читателей, завод заточных станков упоминается в числе предприятий, которые
      «досрочно выполняют заказы сельского хозяйства».
      Как нетрудно заметить, газета привела два противоречивых сообщения. Какое же из них правильно?
      «Оказывается, — пишет «Правда», — ни то, ни другое! Нельзя обвинить станкостроителей, что они не приступили к выполнению заказов, так как завод уже давно изготовляет запасные части для тракторов. Но также нельзя и хвалить завод, ставить его в пример другим предприятиям: государственное задание по выпуску запасных частей выполнено всего на одну треть — вместо 1500 деталей пока изготовлено немногим более 500.
      Так редакция газеты «Советская Белоруссия» заблудилась в трех соснах...»1
      Следовательно, противоположные мысли, высказанные одновременно по одному и тому же вопросу, в одном и том же отношении, не могут быть сразу обе истинными, но они могут оказаться обе ложными. Закон противоречия говорит только о том, что два противоположных высказывания об одном и том же вопросе, в одно и то же время не могут быть сразу оба истинными.
     
      * * *
     
      Итак, в процессе трудовой деятельности люди давно установили, что одна и та же вещь не может в одно и то же время, при одних и тех же условиях, обладать и не обладать данным свойством.
      Если одна и та же вещь в одних и тех же условиях и в одно и то же время не может сразу иметь и не иметь данного свойства, то значит и в мысли, если она правильно отображает объективную действительность, нельзя одновременно утверждать об одной и той же вещи, находящейся в одних и тех же условиях, в одно и то же время, что она имеет и не имеет данное свойство.
      Так, одна и та же вещь не может быть в одно и то же время и вся белой, и вся черной. Если самолет летит, то нельзя одновременно об этом самолете сказать, что он стоит на взлетной площадке. Если ученик сдал экзамен по алгебре на отлично и получил отметку «5», то нельзя одновременно сказать, что этот ученик не сдал экзамена по алгебре и получил отметку «2».
      Закон противоречия, обеспечивающий связность, непротиворечивость мысли, имеет важное значение во всех рассуждениях, умозаключениях, высказываниях. В. И. Ленин и И. В. Сталин всегда указывали на то, что высказывания самих большевиков должны быть свободны от логической противоречивости. В статье «Спорьте о тактике, но давайте ясные лозунги» В. И. Ленин обращает внимание на то, что партия борющегося класса обязана «не упускать из виду необходимости совершенно ясных, не допускающих двух толкований, ответов на конкретные вопросы... да или нет? делать ли нам теперь же, в данный момент, то-то или не делать?» 1
      Диалектика исследует противоречия живой жизни, которые являются источником развития всякого предмета и явления природы, общества и мышления, а логика в своем законе противоречия имеет дело с логическими противоречиями, когда мысль неправильно отображает объективную действительность, в результате чего в человеческой голове возникают «надуманные», «словесные противоречия». Такие надуманные противоречия логика считает ошибками мысли и формулирует правило, предостерегающее против допущения подобных противоречий в мысли. Этим самым логика направляет нашу мысль на правильное, адэкватное отображение материального бытия.
      Логика запрещает не всякие вообще противоположные утверждения, а только противоположные мысли об одном и том же вопросе, высказанные одновременно и в одном и том же смысле. И большего она не требует, когда заходит речь о противоречиях. А то, что природа, общество и мышление развиваются в противоречивой борьбе между старым и новым — этого логика не отрицает. Больше того, сама формулировка закона противоречия не исключает понимание развития, ибо она предупреждает, что нельзя не учитывать развития предмета во времени.
     
     
      Глава IV
      ЗАКОН ИСКЛЮЧЕННОГО ТРЕТЬЕГО
      1. Определение закона исключенного третьего. 2. Условия применения закона исключенного третьего. 3. Об одном следствии, вытекающем из закона исключенного третьего.
     
      § 1. Определение закона исключенного третьего
      Из предыдущей главы мы знаем, что два противоположных высказывания по одному и тому же вопросу не могут быть истинными, если вопрос рассматривается в одно и то же время и в одном и том же отношении. Так, ни один человек, даже не знающий географии, не согласится признать одновременно истинными два таких высказывания:
      «Казбек — высокая гора» и
      «Казбек — низкая гора».
      В данное время, в отношении известных нам гор, имеющихся на Земле, Казбек является высокой горой. А раз так, то второе высказывание — «Казбек — низкая гора» — ложно.
      Слова «высокая» и «низкая» выражают противоположные понятия. Из первой главы мы уже знаем, что понятие — это мысль, отображающая существенные признаки какого-либо предмета или ряда однородных предметов.
      Что же характерно для противоположных понятий, которые зафиксированы в словах «высокая» и «низкая»?
      Противоположные понятия характеризуются следующими особенностями:
      1. Противоположные понятия отрицают друг друга. Их нельзя одновременно и в одном и том же отношении отнести к одному и тому же предмету. Противоположные понятия отрицают друг друга, при этом каждое из противоположных понятий несет в себе и определенное содержание. Так, говоря «Казбек — высокая гора», мы отрицаем противоположную мысль — «Казбек — низкая гора» и в то же время утверждаем, что Казбек причисляется к высоким горам.
      2. Противоположные понятия отображают не все предметы данного класса предметов. Это мы видим и в вышеприведенном примере. Действительно, кроме гор высоких и низких, в природе существуют горы средней высоты, ниже средней высоты, выше средней высоты. Иначе говоря, имеется третье, среднее между противоположными понятиями, поскольку есть среднее, третье и между классами предметов, отображенных в противоположных понятиях.
      Но в процессе мышления нам приходится встречаться с несовместимыми понятиями и иного вида, как, например, «высокая» и «невысокая».
      Что характерно для таких понятий? В чем они сходны с противоположными понятиями и чем они отличаются от противоположных понятий?
      Для подобных понятий характерно следующее:
      Первое — оба эти понятия отображают все предметы данного класса. Это мы видим и в вышеприведенном примере. Все горы разделены на две группы: высокие и невысокие. Какую бы другую высоту мы ни назвали, она попадает в группу, объединяемую понятием «невысокая» или «высокая». Иначе говоря, третьего понятия между понятиями «высокая» и «невысокая» не существует.
      Второе — подобные понятия, как и противоположные понятия, входят в класс несовместимых понятий. Они отрицают друг друга. Их нельзя одновременно и в одном и том же отношении отнести к одному и тому же предмету. Но характер отрицания у этих понятий несколько иной, чем у противоположных понятий. Противоположные понятия, отрицая друг друга, оба несут в себе определенные утверждения. Этого нельзя сказать о рассматриваемой паре понятий. Если первое понятие («высокая») отображает определенное содержание, то второе понятие («невысокая») несет в своем содержании известную неопределенность, ибо под этим содержанием могут подразумеваться все остальные горы, кроме высоких, — и низкие, и средние, и выше средней высоты, и ниже средней высоты.
      Такие понятия, между которыми нет среднего, третьего и которые друг друга отрицают, называются противоречащими понятиями.
      Между двумя противоречащими понятиями, говорил Аристотель, че может быть ничего посредине. Эти понятия он рекомендовал отличать от противоположных. В своей «Метафизике» Аристотель писал, что в одних случаях бывает нечто среднее, и человек может быть не хорош и не дурен, а в других — среднего нет, но необходимо быть либо нечетным, либо четным.
      Противоречащие понятия, так же как и противоположные понятия, в одно и то же время в одном и том же отношении не могут быть оба сразу истинными. Поэтому, когда установлено, что одно из противоположных или одно из противоречащих понятий истинно, то, по закону противоречия, следует, что другое (соответственно противоположное или противоречащее) понятие ложно.
      Но, как мы знаем, закон противоречия ничего не говорит о ложности двух противоположных понятий. Так, если мы установили, что одно из противоположных понятий ложно, то, исходя из этого, мы не можем сделать никакого вывода в отношении второго противоположного понятия: оно может быть истинным, а может быть и ложным.
      Совсем другое дело получается при сопоставлении противоречащих мыслей. Рассмотрим, например, следующие два противоречащие высказывания:
      «Камчатская бухта глубокая» и
      «Камчатская бухта неглубокая».
      Если первое высказывание истинно («Камчатская бухта глубокая»), то противоречащее высказывание («Камчатская бухта неглубокая») ложно. Это ясно уже из закона противоречия.
      Но если установлено, что первое высказывание ложно, то закон противоречия, как известно, не дает возможности утверждать что-либо определенное относительно противоположного суждения. В данном же случае мы имеем противоречащие высказывания, характеризующиеся наличием двух противоречащих слов, выражающих противоречащие понятия: «глубокая» и «неглубокая».
      Допустим, что первое высказывание («Камчатская бухта глубокая») ложно. Что можно сказать о втором высказывании («Камчатская бухта неглубокая»)? То, что оно истинно. Ведь никакой третьей возможности нет. Все расстояния до дна разделены на две группы: глубокие и неглубокие. Поэтому, если ложно, что Камчатская бухта глубокая, то все остальное в отношении глубин истинно: и мелкая, и средняя, и всякая другая величина будет неглубокой.
      Значит из ложности одного противоречащего высказывания можно судить о том, что другое противоречащее высказывание истинно.
      Операции с противоречащими высказываниями регулируются поэтому в полной мере третьим законом логики — законом исключенного третьего.
      Формулируется закон исключенного третьего так:
      Две противоречащих мысли об одном и том же предмете, . взятом в одно и то же время и в одном и том же отношении, не могут быть одновременно ни истинными, ни ложными; одна из них истинна, а другая — ложна, и третьей быть не может.
      Действительно, о реке Оке нельзя одновременно высказать такие мысли:
      «река Ока является притоком Волги» и
      «река Ока не является притоком Волги»
      и при этом утверждать, что обе мысли вместе истинны или вместе ложны. Только одна из них истинна, другая обязательно ложна, а третья — исключена.
     
      § 2. Условия применения закона исключенного третьего
      Закон исключенного третьего распространяется на такие противоречащие высказывания:
      1. Когда одно из высказываний что-либо утверждает относительно единичного предмета или явления, а другое высказывание это же самое отрицает относительно этого же предмета или явления, взятого в одно и то же время и в одном и том же отношении.
      Такими высказываниями будут, например, следующие:
      «Нева впадает в Балтийское море» и
      «Нева не впадает в Балтийское море».
      Оба эти высказывания не могут быть одновременно ни истинными, ни ложными. Одно из них истинное, а другое — ложное, и невозможно никакое третье, среднее высказывание.
      В самом деле, если кто-нибудь высказал бы суждение о том, что Нева впадает в Белое море, то такое высказывание не явилось бы третьим, средним, так как оно совпадало бы с суждением «Нева не впадает в Балтийское море».
      Если же противоречащие по форме высказывания относятся не к единичному предмету, а к классу предметов, когда что-либо утверждается относительно каждого предмета данного класса и это же отрицается относительно каждого же предмета данного класса, то такие высказывания в действительности не являются противоречащими, а противными и поэтому закон исключенного третьего на них не распространяется.
      Допустим мы имеем два таких высказывания:
      «все колхозы нашего района ввели правильные севообороты» и «ни один колхоз нашего района не ввел правильного севооборота».
      В данном случае из ложности одного высказывания (например, «все колхозы нашего района ввели правильные севообороты») необходимо не следует истинность противного высказывания («ни один колхоз нашего района не ввел правильного севооборота»). Действительно, все колхозы нашего района не ввели правильных севооборотов, но некоторые ввели. Поэтому истинно не суждение «ни один колхоз нашего района не ввел правильного севооборота», а суждение третье, среднее, а именно: «некоторые колхозы нашего района ввели правильные севообороты».
      Невозможность применения закона исключенного третьего к высказываниям о всех предметах какого-либо класса отмечал еще Аристотель. Такие высказывания он называл не противоречащими, а противоположными. «Если кто-либо общему приписывает вообще существование или же несуществование, — писал он, — то эти суждения будут взаимно противоположными. Говоря «высказаться относительно общего вообще», я разумею, напр.: «всякий человек бел, ни один человек не бел» L Между такими суждениями имеется среднее: «некоторые люди белы».
      2. Когда одно из высказываний что-либо утверждает относительно всего класса предметов или явлений, а другое высказывание это же самое отрицает относительно части предметов или явлений этого же класса.
      Такими высказываниями будут, например, следующие:
      «Все рыбы дышат жабрами» и
      «Некоторые рыбы не дышат жабрами».
      Одно из таких суждений обязательно ложно, другое истинно, а третьего быть не может. Оба эти высказывания не могут быть одновременно ни истинными, ни ложными.
      Закон исключенного третьего распространяется как на мысли о простейших вещах и явлениях, так и на мысли о сложных вещах и явлениях.
      На IV Объединительном съезде партии меньшевик Руденко пытался обвинить большевиков в том, что они будто бы мыслят метафизически. «Метафизичность» мышления большевиков меньшевик Руденко увидел в требовании — не искать средней линии между гегемонией пролетариата и гегемонией демократической буржуазии, которое выдвинул В. И. Ленин в статье «Русская революция и задачи пролетариата».
      В защиту ленинской статьи выступил на съезде И. В. Сталин. Он, прежде всего, показал, что в развитии общественно-политической жизни России наметились два пути — путь лжереформ, на который становятся фабриканты и помещики во главе с царем, и путь революции, который избрало революционное крестьянство и мелкая буржуазия во главе с пролетариатом. Раскрыв эту обстановку, И. В. Сталин сделал такой вывод:
      «Развивающийся кризис в городах и голод в деревнях делают неминуемым новый взрыв, — следовательно, тут колебания недопустимы: или революция идёт на подъём, и мы должны её довести до конца, или она идёт на убыль, и мы не можем, не должны ставить такой задачи. И напрасно Руденко думает, что такая постановка вопроса не диалектична. Руденко ищет средней линии, он хочет сказать, что революция и подымается, и не подымается, и следует её довести до конца, и не следует, ибо, по его мнению, к такой именно постановке вопроса обязывает диалектика! Мы не так представляем себе Марксову диалектику...»1
      Подобных примеров решения вопроса об истинности и ложности противоречащих высказываний в отношении сложнейших явлений общественной жизни можно привести большое число. Но и приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться в том, что закон исключенного третьего имеет силу как в рассуждении о простых вещах, так и в рассуждениях о сложных явлениях природы и общественной жизни. Идет ли речь о «сжижаемости или несжижаемости газа», или о том «подымается или не подымается революция», — закон исключенного третьего действует в одинаковой мере: и в первом и во втором случае — третье, среднее, невозможно.
      Но из этого отнюдь не вытекает, что выводы в данных рассуждениях получены только с помощью закона исключенного третьего. Закон исключенного третьего, как и любой другой закон логики, один не в состоянии решить вопроса об истинности или ложности противоречащих высказываний. Для этого надо знать сами явления, законы их развития. Но когда установлено, что данные два высказывания являются противоречащими, тогда знание закона исключенного третьего имеет для нас важное значение.
      Руководствуясь этим законом, из ложности данного высказывания мы заключаем об истинности противоречащего высказывания и, наоборот, из истинности данного высказывания мы сделаем вывод о том, что противоречащее ему высказывание ложно, а что третьего в таких случаях не бывает. Ничего большего нельзя приписывать закону исключенного третьего. В этом законе утверждается только одно: из двух противоречащих высказываний одно истинно, другое ложно, а третьего не дано.
      Применяя закон исключенного третьего к противоречащим высказываниям, нужно непременно проверять, берется ли предмет в одно и то же время и в одном и том же отношении. Если противоречащие высказывания относятся хотя и к одному и тому же предмету, но предмет рассматривается в разных отношениях и в разное время его существования, то распространять закон исключенного третьего на такие высказывания нельзя.
      Допустим, мы имеем два таких противоречащих высказывания:
      «Римское общество рабовладельческое» и
      «Римское общество нерабовладельческое».
      Подвести данные высказывания под действие закона исключенного третьего, не учтя условий, оговоренных в формулировке закона, нельзя. В разное время Римское общество было и рабовладельческим, и нерабовладельческим) Поэтому оба приведенных высказывания могут быть истинными, а могут быть оба и ложными.
      Закон исключенного третьего можно применить лишь к высказываниям, которые имеют в виду одно и то же время в развитии Римского общества.
      Например, на следующие высказывания закон исключенного третьего целиком распространяется:
      «Римское общество 10 декабря 341 г. н. э. было рабовладельческим» и «Римское общество 10 декабря 341 г. н. э. было нерабовладельческим».
      Одно из этих высказываний (первое) истинно, другое обязательно ложно, а третьего быть не может.
      Значит, противоречащие высказывания должны относиться к одному и тому же предмету или явлению, взятому в одно и то же время.
      Но очень важно иметь в виду и то, в каком отношении рассматривается предмет, о котором имеются два противоречащих высказывания.
      Допустим, два ученика поспорили по такому вопросу: можно ли назвать насыщенным раствор, если в 100 г воды растворилось 36 г поваренной соли?
      Один из учеников говорит, что такой раствор является насыщенным, а другой — это отрицает и называет такой раствор ненасыщенным.
      Если применить закон исключенного третьего, то на первый взгляд кажется, что один из учеников прав, а другой — не прав, один говорит истину, а другой — ложь, ибо третьего, как будто, нет между понятиями «насыщенный раствор» и «ненасыщенный раствор». Но это только на первый взгляд.
      В действительности же закон исключенного третьего применить к данным высказываниям учеников нельзя, так как не определено одно решающее условие: какова температура воды.
      Если температура воды 20°, то такой раствор можно назвать насыщенным, ибо при 20° в 100 г воды больше 36 г поваренной соли не растворится. Но если взять воду с температурой в 90°, то растворение в 100 г воды 36 г поваренной соли еще не делает раствор насыщенным.
      Таким образом, не определив, в каком отношении берется температура воды, нельзя решить вопроса об истинности одного из высказываний, исходя из ложности другого, в соответствии с формулировкой закона исключенного третьего.
      Правильное применение закона исключенного третьего имеет важное значение и во всех наших рассуждениях по поводу самых обычных вещей и явлений житейского обихода. На вопросы: холодный или горячий предмет, студент ответил хорошо или плохо и т. п., — по принципу закона исключенного третьего отвечать нельзя. Ни в одном из этих вопросов нет противоречащих понятий, а, значит, возможно третье, среднее.
      В самом деле, предмет не обязательно горячий или холодный, он может быть средней температуры — ни горячий, ни холодный; студент не обязательно должен ответить либо хорошо, либо плохо, он мог получить и посредственную отметку.
      Требование отвечать на такие вопросы по закону исключенного третьего напоминает одну русскую нечеткую поговорку: «Что значит, медведь через колоду скачет? Значит: либо пень невысок, либо медведь сердит». Ответ выражен в альтернативной форме, но неправомерно, так как возможно и третье: может быть медведь скачет от радости.
      Логика давно предупреждает, что применять закон исключенного третьего не следует и при ответе на такие вопросы, когда подлежащее является более широким понятием, чем сказуемое. Так, например, можно ли назвать животное вообще млекопитающим? В данном случае положительный и отрицательный ответы будут ложными. Животное вообще может быть и млекопитающим, но может и не быть таковым.
      Нередко еще приходится встречать такое явление, когда две группы предметов отображают в противоречащих понятиях, упуская из вида, что кроме данных двух групп в исследуемом классе предметов есть еще и третья группа, которая находится посередине класса. Проверка определений противоречащих понятий показывает, что во всех подобных случаях допускается ошибка в трактовке содержания противоречащих понятий.
      Так, в физике тела делятся на «проводники» (металлы, уголь, растворы солей и кислот, человеческое тело, земля, вода с примесями в виде растворенных в ней веществ, газы, молекулы которых расщеплены определенным образом) и «непроводники» (стекло, парафин, каучук, сера, шелк, большинство кристаллов, фарфор, масла, газы с нерасщепленными молекулами).
      Но определение понятий «проводники» и «непроводники» таково, что оно не исчерпывает всех тел. Проводником называется тело, по которому электрический заряд быстро распространяется от места его образования (трением или прикосновением) по всему проводнику, а непроводником называется тело, в котором электрический заряд остается на месте его возбуждения.
      Легко заметить, что если бы в определении понятия «проводник» не было слово «быстро», то понятия «проводник» и «непроводник» были бы понятиями противоречащими и на них с полной силой распространялся бы закон исключенного» третьего. Но поскольку имеется оговорка «быстро распространяется», то естественно, что неизбежно должна быть и третья группа тел, в которых электрический заряд распространяется медленно.
      Так оно и есть на самом деле. В физике говорят не только о проводниках и непроводниках электричества, но и о полупроводниках (спирт, эфир, дерево, бумага, солома, шифер, мрамор и др.). Полупроводники — это тела со способностью медленной передачи электрического состояния.
      Значит, понятия «проводник» и «непроводник», выражающие противоречивость, применены к таким двум группам предметов, отношения между которыми характеризуются не противоречивостью, а противоположностью. А отсюда — возможность логической ошибки при оперировании понятиями «проводник» и «непроводник». Естественно, поэтому, что необходимо уточнение определения понятия «проводник».
      Общечеловеческий характер закона исключенного третьего подчеркивается почти всеми русскими логиками.
      Значение закона исключенного третьего Н. Рождественский видит в том, что он запрещает всем людям искать среднее между утверждением и отрицанием, относящимся к одному предмету, в одном и том же смысле, в одно и то же время. Тем самым закон исключенного третьего, говорит Н. Рождественский, сообщает нашей мысли решительный характер: утверждая что-либо, мы понимаем, к отрицанию чего мы тем обязываем, и отрицая, мы знаем, что мы тем утверждаем.
      Очень хорошо он иллюстрирует данное положение таким примером: когда мы размышляем о предмете, то или утверждаем что-либо о сем предмете, или отрицаем; сей металл или «золото» или «незолото»; поскольку же «незолото» объемлет -все остальное за исключением золота,, т. е. медь, серебро, платину и т. д., то данное утверждение и отрицание (золото или незолото) вполне определяют предмет размышления; третьего нет.
      Петр Лодий утверждал, что рассуждения всех людей подчиняются закону исключенного третьего. Он распространял данный закон не только на противоречащие суждения о единичном предмете, но также и на суждения общеутвердительные и частноотрицательные.
      Указав на то, что противоречащие суждения никогда не могут быть вместе истинными или вместе ложными, Петр Лодий приводил два следующие примера:
      1) «всякий логик пишет» и «некоторые логики не пишут»;
      2) «Цицерон красноречив» и «Цицерон не красноречив».
      Все русские логики, как правило, вкладывали в закон исключенного третьего одно и то же содержание. В одном из первых учебных пособий» по логике П. Пащенко писал:
      «Хотя чистое утверждение и отрицание, по своей противоположности исключают друг друга, но одно из них непременно содержит в своем объеме предмет мышления, потому что нет третьей сферы, которая бы его в себе заключала».
      Через 40 лет это же повторил М. Владиславлев, который так формулировал закон исключенного третьего: или да или нет, как невозможно на один и тот же вопрос отвечать и да и нет, так невозможно и что-либо среднее между утверждением и отрицанием.
      Это же мы читаем и в учебниках, вышедших в свет в начале XX в.:
      «Между утверждением и отрицанием одной и той же мысли нет ничего третьего или среднего; каждое из них, т. е. или утверждение или отрицание, всегда или истина, или ложь»2.
      «Между утверждением или отрицанием за одним и тем же предметом одного и того же нет ничего третьего или среднего»3.
      Нельзя не отметить только того, что некоторые авторы дореволюционных учебников логики ошибочно пытаются ограничить применение закона исключенного третьего лишь областью суждений о математических объектах.
      Так, Б. Чичерин в своей книге «Основания логики и метафизики» утверждал, что закон исключенного третьего относится только к количественным определениям. Употребление этого способа размышления в других областях будто бы строго ограничено. Но данное утверждение Б. Чичерина является ошибочным. Закон исключенного третьего распространяется на любые противоречащие суждения, к каким бы областям знания они ни относились.
     
      § 3. Об одном следствии, вытекающем из закона исключенного третьего
      Закон исключенного третьего формулирует очень важное требование к нашим рассуждениям, теоретическим исследованиям: всякий раз, когда между утверждением и отрицанием того или иного понятия нет среднего, надо устранять неопределенность и выявлять, что из них ложно и что истинно.
      Если установлено, что данное суждение ложно, то из этого закономерно следует, что противоречащее ему суждение необходимо истинно; и, наоборот, если установлено, что данное суждение истинно, то из этого также вполне закономерно следует, что противоречащее ему суждение ложно.
      Знание закона исключенного третьего помогает нашим дипломатическим работникам вскрывать логические несуразности в рассуждениях дипломатов буржуазных государств.
      Так, ход аргументации главы советской- делегации при обсуждении вопроса о подписании конвенции на Дунайской конференции в августе 1948 г. строился, с одной стороны, на основе знания существа дела, а с другой стороны, на основе мастерского применения требований закона исключенного третьего к двум противоречащим высказываниям.
      «Одно из двух, — говорил представитель СССР, — или настоящая конференция неполномочна подписать конвенцию без согласия тех государств, которые в свое время подписали конвенцию 1921 г., и в таком случае незачем предлагать настоящей конференции свои проекты конвенции для утверждения и подписания теми государствами, которые участвуют в нынешней конференции; или настоящая конференция полномочна подписать новую конвенцию, а это действительно так, — и в таком случае нельзя заявлять о том, что нужно испросить чье-то еще согласие, кроме участников этой конференции... Одно из двух: или — или»1.
     
      * * *
     
      Итак, правильное мышление должно быть последовательным и принципиальным. Это и обеспечивает строгое исполнение требований закона исключенного третьего. Из двух противоречащих друг другу высказываний, из которых одно отрицает другое, надо делать выбор, так как только одно из них истинно, а другое — обязательно ложно. Третьего, среднего между противоречащими суждениями нет и быть не может.
     
     
      Глава V
      ЗАКОН ДОСТАТОЧНОГО ОСНОВАНИЯ
      1. Обоснованность — существенное свойство правильной мысли. 2. Определение закона достаточного основания. 3. Логика — враг необоснованных суждений. 4. Общая характеристика логических законов.
     
      § 1. Обоснованность — существенное свойство правильной мысли
      Изучение первых трех законов правильного построения мыслей в процессе рассуждения показало нам, что правильная мысль о каком-либо предмете или явлении действительности должна прежде всего обладать такими общими, простейшими, но совершенно необходимыми качествами, как определенность и последовательность (непротиворечивость).
      Закон тождества, отображая одну из закономерностей бытия, обеспечивает определенность наших мыслей в процессе данного рассуждения. Законы противоречия и исключенного третьего, в которых также зафиксирована одна из закономерностей бытия, придают нашим мыслям последовательность, непротиворечивость.
      Если в том или ином рассуждении нарушен какой-либо из этих законов, т. е., если мысли в рассуждении неопределенны, если содержание их произвольно меняется, если в высказываниях нет последовательности и мысли противоречат друг другу, то рассуждающий в таких случаях не придет к правильному выводу.
      Но практика показывает, что не всякие даже определенно выраженные, последовательные и непротиворечивые мысли означают, что в результате того или иного умозаключения получен правильный вывод.
      Возьмем к примеру такое рассуждение:
      Вчера был дождь.
      Сегодня с утра и до вечера стояла солнечная погода.
      Значит, завтра будет солнечная погода.
      Мысли в обеих посылках вполне определенны. Вчера действительно был дождь, а сегодня в самом деле солнце светило с утра до вечера.
      Между этими суждениями нет и логического противоречия. Противоположные утверждения о погоде относятся к разному времени: плохая погода была вчера, а хорошая — сегодня. Закон противоречия, как мы знаем, не запрещает высказывать такие противоположные суждения.
      Вывод умозаключения также выражен вполне определенным суждением. Суждение, полученное в заключение, не находится в противоречии с суждениями, выраженными в посылках. В выводе говорится, что хорошая погода будет завтра.
      И все же суждение «завтра будет солнечная погода», полученное в результате указанного умозаключения, основывающегося на совершенно определенных, последовательных и непротиворечивых мыслях о погоде за вчерашний и сегодняшний день, у всех вызовет один и тот же вопрос: «почему завтра будет солнечная погода, на каком основании это утверждается?»
      Вопрос вполне закономерный. Из того, что вчера был дождь, а сегодня светило солнце, вовсе не следует, что завтра будет хорошая погода. За ночь погода может сильно измениться, и суждение «завтра будет солнечная погода» окажется ложным.
      Значит, правильное мышление должно характеризоваться еще одной чертой, которая не менее важна для того, чтобы в ходе того или иного рассуждения можно было прийти к истинному выводу.
      Значение этой черты становится сразу понятным, как только она будет нарушена хотя бы в незначительной степени. А между тем приходится слышать высказывания, в которых эта черта отсутствует.
      Приведем несколько примеров.
      1. Однажды перед битвою древние римляне слышали каркающую ворону с левой стороны и выиграли битву; в другой раз они слышали, что ворона каркала с правой стороны, и проиграли битву. Дело ясно, решили римляне, карканье вороны с правой стороны приносит гибель войску, а карканье вороны с левой стороны дает ему победу.
      2. Накануне первой мировой войны был, как рассказывают, большой урожай грибов. Некоторые суеверные люди, вспоминая это впоследствии, указывали на данное явление как на знамение, предвещавшее начало мировой войны.
      3. В чеховской пьесе «Вишневый сад» суеверный старик Фире так объяснял причину несчастья, постигшего его хозяев: вот и перед другим несчастьем так же было, сова кричала и самовар гудел.
      Что характерно для этих трех примеров?
      То, что во всех трех рассуждениях, приведенных в данных примерах, заключение или вывод не имеют никакого основания.
      Римляне выиграли битву не потому, что ворона каркала в этот раз с левой стороны. Война 1914 г. началась не потому, что накануне этого события выдался обильный урожай грибов. Несчастье у хозяев Фирса приключилось не в результате того, что перед этим сова кричала и самовар гудел. У всех явлений были совсем другие причины. А мысли древних римлян по поводу победы над «варварами», суеверных людей о войне 1914 г. и старика Фирса о несчастье ничем не были обоснованы.
      Последовательность во времени двух событий они приняли за причинную связь и, конечно, ошиблись. Они высказали мысли, которые не имели основания, и в результате ничего не доказали.
      Мысль, которая опирается на действительные факты, на примеры из реальной жизни или на другую истинную мысль, правильно отображающую связи и отношения предметов материального мира, является мыслью обоснованной. Обоснованность — важная черта правильного мышления.
      Эту черту нельзя нарушать так же, как и предыдущие черты правильного мышления, если мы хотим, чтобы наше мышление вело нас к истинным выводам. Там, где не придают значения обоснованности рассуждения, там в выводах можно с уверенностью ожидать ошибочных заключений. Высказывания таких людей, которые не следят за тем, чтобы их мысли были доказательными, всегда вызывают сомнение.
      Великие русские писатели неоднократно подвергают в своих произведениях критике людей, мыслящих необоснованно. Так, в комедии «Ревизор» Гоголь очень тонко вскрывает этот порок мысли на примере необоснованных рассуждений многих персонажей.
      Проанализируем, в частности, разговор Хлестакова с доктором Гибнером. Доктор был единственным чиновником в городе, который не дал Хлестакову денег взаймы и предложил вместо денег сигару. Вот по поводу сигары у них и произошел такой диалог:
      «Хлестаков... Это, верно, из Петербурга? (Пускает дым).
      Гибнер. Нет... из... Рига...
      Хлестаков. Из Риги? Да, я так и думал».
      Как совершенно ясно видно, легкость в хлестаковской мысли необыкновенная. Первое предположение не имело никакого основания. В этом немедленно признается и сам герой: ах, не так, ну да я и сам думал, что не так.
      Некритическое отношение к необоснованным высказываниям подвело и самого городничего. В то, что Хлестаков непременно ревизор, городничий уверовал после следующего разговора с Бобчинским и Добчинским:
      «Городничий. Кто, какой чиновник?
      Бобчинский. Чиновник-та, о котором изволили получить нотицию, ревизор.
      Городничий (в страхе). Что вы, господь с вами! это не он.
      Добчинский. Он! и денег не платит, и не едет. Кому же б быть, как не ему? И подорожная прописана в Саратов.
      Бобчинский. Он, он, ей-богу, он... Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел, что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет своего желудка... да, так он и в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло страхом.
      Городничий. Господи, помилуй нас, грешных. Где же он там живет?»
      Отсутствием доказательности, обоснованности характерны многие дипломатические документы буржуазных правительств.
      Так, в январе 1949 г. государственный департамент США опубликовал пространное заявление по вопросу о так называемом «Северо-атлантическом пакте». В нем делалась попытка обосновать создание Северо-атлантического союза, хотя совершенно ясно, что организация такого союза идет вразрез с уставом Организации Объединенных Наций. В частности, в доказательство того, что подобный пакт будто бы является вполне законным объединением ряда стран, госдепартамент ссылается на статью 51 Устава ООН.
      Но стоит прочитать эту статью, чтобы без особого труда заметить, что данная ссылка госдепартамента не может служить доказательством правоты, истинности рассуждений американских дипломатов. В самом деле, в статье 51 Устава ООН говорится о «неотъемлемом праве на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на члена Организации», а Совет Безопасности еще не сможет принять должных мер для поддержания международного мира.
      Ясно, что образование Северо-атлантической группировки не может найти никакого оправдания в статье 51. Почему? Потому что, во-первых, никакого вооруженного нападения на члена Организации не совершено и, во-вторых, ни Соединенным Штатам Америки, ни Великобритании, ни другим странам Северной Атлантики никакое вооруженное нападение не угрожает.
      Значит, утверждение о необходимости в рамках Устава ООН организовать Северо-атлантический пакт является ложным. Оно не обосновано и не может быть обосновано буржуазными дипломатами.
      «Уже по одному этому, — говорится в заявлении Министерства иностранных дел СССР о Северо-атлантическом пакте от 29 января 1949 г., — всякие ссылки на 51 статью, чтобы оправдать создание Северо-атлантического союза, являются совершенно неосновательными».
      Когда буржуазным дипломатам надо «доказать» явно необоснованные утверждения, они, вопреки здравому смыслу, не считаются с требованиями, которые предъявляются к правильному мышлению. Но это издевательство над логикой всегда ставит их в смешное положение.
      Несколько лет назад в ООН была создана так называемая Балканская комиссия. Выполняя волю некоторых реакционных кругов, данная комиссия должна была подготовить клеветнический документ, направленный против греческих партизан. Но так как никаких материалов, дискредитирующих греческих патриотов-демократов, не было найдено, то комиссия заполнила свой доклад совершенно необоснованными заявлениями.
      При этом, если внимательно отнестись к материалам Балканской комиссии, то можно было легко убедиться, что, в сущности говоря, у самой комиссии не было уверенности в том, что все приведенные ею данные являются достаточно вероятными.
      Вот несколько примеров. В докладе комиссии записано:
      «Наблюдатели часто «находились достаточно близко, чтобы видеть, как люди, предположительно партизаны, уходили через границу или возвращались обратно через границу». И дальше: «Хотя национальность лиц, переходивших через границу, не могла быть установлена, следует считать, что это были греки, переходившие в Албанию, албанцы, переходившие в Грецию, или те и другие».
      Высмеивая эти фантастические домыслы американских марионеток из Балканской комиссии, глава советской делегации в Генеральной Ассамблее ООН говорил: «Национальность не установлена, но тем не менее утверждают, что это были или албанцы, или греки, или те и другие. В таких рассуждениях ошибки, конечно, не будет: кто-нибудь да был, и «предположительно», поскольку дело идет о греко-албанской границе, — или греки, или албанцы. Такая логика может, конечно, привести на край света».
      На еще более смехотворных «доводах» строила свои выводы наблюдательная группа № 2 Балканской комиссии. В одном документе этой группы можно было прочесть следующее:
      «29 августа. На восток от пограничного поста тропинка для мулов уходит в Албанию; хотя предыдущей ночью шел дождь, было ясно видно, что тропинка была использована недавно. Из того факта, что вокруг, тропинки на границе было разбросано много бумаги, которой обертывается шоколад, был сделан вывод, что это место было, возможно, местом отдыха партизан».
      Во вздорности данного «аргумента» вряд ли сомневалась и сама комиссия.
      Разоблачая всю абсурдность подобных доводов, глава советской делегации говорил:
      «Это замечательное доказательство, — если где-нибудь найдется на земле обертка от шоколадной конфеты, это значит, что здесь были партизаны (смех). Это достойно пера сатирика» Ч
      Необоснованность — характерная черта рассуждений буржуазных «ученых», политиков и дипломатов. Вместо достоверных доводов приводятся ложные, мнимые.
      Правильное мышление должно быть не только последовательным и определенным, но также и доказательным, т. е. обоснованным другими истинными мыслями, верно отображающими объективную реальность.
      Недаром еще Ломоносов говорил, что при изложении химии надо представлять доказательства. Когда дело идет о явлениях истории, науки, искусства, нравственности, писал Белинский, тогда всякое «я», которое судит самовольно и бездоказательно, основываясь только на своем чувстве и мнении, напоминает собой несчастного в доме умалишенных, который с бумажной короной на голове правит своим воображаемым миром. У Н. А. Добролюбова есть такой афоризм: «сказать, не доказавши, еще ничего не значит».
      Обоснованность высказываний Ф. Энгельс считал важным и обязательным условием правильного мышления. Когда хочешь заниматься пропагандой, говорил он, когда хочешь вербовать себе единомышленников, тогда одних декламаций мало: приходится заняться обоснованием и, стало быть, подходить к вопросу теоретически, т. е. в конечном счете научно.
      Когда осенью 1905 г. коренным образом изменились условия деятельности большевистской партии (была завоевана свобода собраний, союзов, печати), встал вопрос о создании наряду с конспиративным аппаратом партии новых открытых и полуоткрытых, партийных (и примыкающих к партии) организаций, В. И. Ленин выступил с программной статьей «О реорганизации партии», в которой писал: «прежние формальные прерогативы теперь неизбежно теряют значение, и необходимо заново начинать сплошь да рядом «с начала», доказать широким слоям новых товарищей по партии всю важность выдержанной социал-демократической программы, тактики, организации»2.
      В статье «Спорные вопросы» В. И. Ленин, подчеркнув тот факт, что для установления истины необходимо не ограничиваться заявлениями спорящих, а самому проверить факты и документы, самому разбирать, есть ли показания свидетелей и достоверны ли эти показания, — пишет: «Спора нет, это сделать не всегда легко. Гораздо «легче» брать на веру то, что попадется, что доведется услышать, о чем более «открыто» кричат, и тому подобное. Но только людей, удовлетворяющихся этим, зовут «легонькими», легковесными людьми, и никто с ними серьезно не считается».
      Приведя в одной из своих ранних работ слова Маркса о том, что «освобождение рабочего класса может быть делом только самого рабочего класса... Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», — И. В. Сталин дальше пишет: «Из этих слов стала ясной та, ныне и для «слепых» очевидная, истина, что для осуществления социалистического идеала необходима самодеятельность рабочих и их объединение в организованную силу независимо от национальности и страны. Необходимо было обосновать эту истину — это великолепно выполнили Маркс и его друг Энгельс...»2
      К необоснованным утверждениям относятся всевозможные догматические положения, догмы. Так, у оппортунистов II Интернационала, как известно, существовал ряд теоретических догм, от которых они танцевали, как от печки. Все эти догмы являли собой пример таких положений, которые не подкреплялись какими-либо достаточными основаниями.
      Так, догма первая гласила: пролетариат не может и не должен брать власть, если он не является большинством в стране. Критикуя эту догму, И. В. Сталин писал следующее: «Доказательств никаких, ибо нет возможности оправдать это нелепое положение ни теоретически, ни практически»3.
      Логическая ошибка совершается всегда, когда мысль опирается на непроверенное и недоказанное практикой суждение.
      В одном из своих трудов И. В. Мичурин совершенно справедливо замечает данный недостаток. В статье «Принципы и методы работы» он признал полезным для будущих исследователей его работ хотя бы в кратком очерке упомянуть об ошибках в приемах ведения дела и-неправильном вначале понимании некоторых явлений из жизни растений. В большинстве случаев ошибки эти были основаны на том, подчеркивает Мичурин, что по своей в ту пору неопытности он слишком доверял чужим суждениям авторитетных тогда садоводов и самостоятельно не проверял этих суждений.
     
      § 2. Определение закона достаточного основания
      Требование обоснованности мышления отображает одно из коренных свойств материального мира. В природе и в обществе каждый факт, каждый предмет, каждое явление подготовлены предшествующими фактами, предметами, явлениями. Ни одно явление в природе и обществе не может появиться, если оно не подготовлено, если оно не имеет причины в предшествующих материальных явлениях. Это — закон объективной действительности.
      Народ давно зафиксировал это положение в ряде своих пословиц и поговорок: «дыма без огня не бывает» (русская пословица), «без мороза на земле не покроется льдом озеро» (якутская пословица), «без горя глаз не заплачет, без тучи дождь не пойдет» (осетинская пословица) и др.
      А если каждый предмет, каждое явление в природе и обществе имеет свою причину, свои условия, которые вызвали его появление, то и наше мышление о предметах и явлениях бытия не может утверждать или отрицать что-либо о предмете или явлении, если утверждение или отрицание не обосновано.
      Даже дети хотят не только узнать тот или иной предмет, но и непременно выяснить причину его появления. Уже трехлетний ребенок интересуется тем, почему лампочка светит, почему трамвай бежит по рельсам, почему самолет летит и не падает, почему часы ходят и т. п.
      Вся практика человеческого мышления показывает, что подлинным знанием является лишь такое, которое сопровождается сознанием хода доказательств этого знания.
      Так, знать третью черту диалектики — переход постепенных, незаметных количественных изменений в изменения качественные — это значит уметь показать, что данная черта проявляется в природе, обществе и в мышлении.
      Знанием нельзя назвать такое положение, когда человек знает только одну голую формулировку закона.
      Естественно поэтому, что каждая наука содержит в себе не только совокупность формулировок законов, но и приемы доказательства, обоснования законов. Так, когда преподаватель физики утверждает, что знание электрических явлений и законов, управляющих ими, очень важно для образованного человека, он приводит ряд доказательств, обосновывающих правоту его мысли:
      1) электрическая энергия в настоящее время является важнейшей формой, в которой техника использует энергию;
      2) электричеству обязана своим развитием техника связи; развитие учения об электричестве глубоко изменило научное представление о строении материи (в настоящее время в науке основное значение имеет так называемая электронная теория, согласно которой атом каждого химического элемента состоит из частиц, обладающих электрическими свойствами);
      3) объяснение явлений молекулярной физики все в большей степени опирается на электронную теорию строения вещества и др.
      Итак, каждое суждение, которое мы высказываем, должно быть доказано, обосновано. Это требование обоснованности мышления, в котором отображается одна из коренных черт бытия, формулируется в логическом законе достаточного основания.
      Этот закон гласит:
      всякая правильная мысль должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана практикой человека.
      Уже из самой формулировки закона достаточного основания видно, что речь идет о логическом доказательстве, о логической обоснованности суждений, высказываний. В качестве достаточного основания требуется привести другое суждение, истинность которого уже установлена человеком в процессе общественной трудовой деятельности.
      Конечно, самым верным и надежным доказательством истинности той или иной мысли является такое доказательство, когда в подтверждение данной мысли приводится непосредственный предмет, факт, который отображается этой мыслью. Но ведь это не всегда возможно. Так, в подтверждение истинности мысли о происхождении Земли нельзя не только привести сам факт возникновения нашей планеты, который совершился несколько миллиардов лет тому назад, но трудно даже восстановить многие детали этого космического явления.
      Кроме того, приводить в подтверждение истинности мысли всякий раз непосредственный факт нет никакой необходимости. Ведь человек для того и познает законы природы, чтобы не плестись рабски за каждым отдельным случаем практики. Обобщенную формулировку он применяет для дальнейшего познания единичных предметов и для логического обоснования мыслей об этих единичных предметах.
      Логическое основание не следует смешивать с реальной причиной, с непосредственным предметом или фактом, вызвавшим появление предмета, отобразившегося в нашей мысли.
      Когда говорят об отношении между двумя предметами, из которых один является основанием для появления другого, то первый из этих предметов называется причиной, а второй — действием этой причины. Следовательно, отношение причины и действия — это отношение между предметами материального мира. Когда же мы имеем в виду логическое основание и вытекающее из него следствие, то в этом случае речь идет об отношении между нашими мыслями.
      Значит, логическое основание надо отличать от реального основания или причины. Поясним это на таком примере.
      Логическим основанием истинности нашей мысли о том, что аэростат поднялся на высоту в 7 тыс. м, будет такое суждение: «давление в ртутном барометре упало до 319 мм».
      Но можно ли сказать, что падение давления в барометре явилось причиной подъема аэростата на высоту в 7 тыс. м?
      Конечно, нельзя. Причиной того, что аэростат поднимается вверх, является то, что вес вытесненного аэростатом воздуха больше веса самого аэростата и газа, заключенного в оболочке аэростата.
      Но логическое основание, позволившее нам доказать истинность выдвинутого суждения, не является чем-то произвольным. Оно основывается на знании закономерностей природы. Из практики мы знаем, что по мере удаления от земли атмосферное давление уменьшается, так как слой атмосферы становится более разреженным.
      Логическое основание — это доказанная предшествующей практикой истинная мысль, при помощи которой мы обосновываем какое-либо высказывание, а причина — это то, что вызывает какое-либо явление. Логическое основание в конечном счете связано с реальным основанием, причиной.
      Закон достаточного основания говорит, таким образом, о логической обоснованности суждений. Но это не значит, конечно, что логическое доказательство идет само собой, а доказательство при помощи фактов совершается или до, или после логического доказательства. В действительности оба хода доказательства переплетаются. Задача состоит в том, чтобы умело сочетать одно с другим.
     
      * * *
     
      Закон достаточного основания имеет общечеловеческий характер. Сотни поколений вкладывали в этот закон одно и то же содержание. Вот четыре определения закона достаточного основания, взятые из четырех учебников логики, изданных в промежутке в полтораста лет:
      «Все, о чем мыслим, имеет достаточное основание. Сие составляет начало достаточного основания»1.
      «Все, о чем только можно мыслить, должно иметь достаточное основание»2.
      «Всякое мышление должно иметь свойственное ему основание, почему оно мыслится так, а не иначе»3.
      1 Л. Г. Якоб. Начертание всеобщей логики для гимназий Российской империи. 1811, стр. 9.
      2 С. Додаев-Магарский. Логика. 1827, стр. 30.
      3. П. Коропцев. Руководство к первоначальному ознакомлению с логикой. 1861, стр. 43.
     
      «Всякая истинная мысль должна быть обоснованной»1.
      Авторы ряда учебников и учебных пособий вносят в определения закона некоторые уточнения.
      Так, во многих руководствах по логике говорится не о мысли вообще, а об утверждении и отрицании, которые должны опираться на достаточное основание:
      «Как утверждение, так и отрицание (как да, так и нет), должны утверждаться на каком-нибудь основании»2.
      «Как утверждение, так и отрицание, должны иметь достаточное основание»3.
      Некоторые авторы учебников логики более позднего времени включают в определение закона достаточного основания вопрос об истинности мысли. Это мы видим в книгах, вышедших в начале XX в.:
      «Всякая не имеющая достаточного основания мысль не может быть признана согласной с истиной»4.
      «Всякое утверждение, равно и отрицание, признаются истинными лишь тогда, когда они на чем-либо основаны»5.
      «Каждая мысль может быть признана истинной лишь при достаточном основании» 6.
      Из закона достаточного основания авторы некоторых учебников логики выводят ряд следствий, имеющих практическое значение.
      Так, Л. Г. Якоб в книге «Начертание всеобщей логики для гимназий» указывает, что из начала достаточного основания следует:
      1) где нет основания, там мы ни о чем не мыслим;
      2) мысля о достаточном основании, необходимо мыслим и о следствии;
      3) все следствия с основанием своим находятся в связи.
      Автор одной из книг по логике — А. Галич — считает, что начало достаточного основания требует, чтобы тот, кто хочет связывать мысли в единство, всякий раз имел отчетливое побуждение связывать их так, а не иначе.
      Закон достаточного основания, говорит он, устраняет всякую произвольную игру воображения, которой столь охотно предаются люди, с природой вещей незнакомые.
      В некоторых учебниках логики делались ошибочные попытки исключить закон достаточного основания из числа логических законов, но эти попытки строились или на основе неправильных рассуждений, или просто бездоказательно. Это можно видеть в учебнике «Логика» М. Владиславлева. Автор этого труда в примечании к главе о законах логики пишет:
      «Мы опускаем здесь так называемый закон достаточного основания... По нашему мнению, нет основания считать его принципом состоятельности мысли. Последняя может быть состоятельною и не удовлетворяя ему»7.
      Самое курьезное в этом примечании заключается в том, что закон достаточного основания отвергается на основе... закона достаточного основания. Сам автор признает, что, по его мнению, «нет основания» считать закон достаточного основания принципом логики.
      1 С. Н. Виноградов и А. Ф. Кузьмин. Логика Учпедгиз, 1951, стр. 89.
      2 Н. Рождественский. Руководство к логике. 1836, стр. 17.
      3 П. Пащенко. Руководство к изучению логики. 1840, стр. 24.
      4 С. Г. Руч. Учебник логики. 1908, стр. 19.
      5 И. Городенский. Учебник логики для средних учебных заведе ний и для самообразования. Тифлис, 1909, стр. 18.
      6 Г. Струве. Элементарная логика. 1910, стр. 16.
      7 М. Владиславлев. Логика. 1872, стр. 65.
     
      § 3. Логика — враг необоснованных суждений
      Наклонность к бездоказательному мышлению особенно развивается религией, которая учит принимать на веру все ее догматы и «священные» писания. В невежественных сказках церковников и сектантов, в заклинаниях знахаря и шамана, в разного рода талисманах религиозное сознание пытается Найти предупредительное средство против всякого рода стихийных бедствий. Каждая религия способствует распространению самых нелепых предрассудков.
      Есть еще суеверные люди, которые верят, например, что разбить зеркало — значит обязательно навлечь на себя несчастье; если встать утром «с левой ноги», то это — не к добру: жди неприятного происшествия; рассыплется соль — быть в доме ссоре, и т. д.
      Классики русской художественной литературы многократно высмеивали подобные, ничем не обоснованные суждения. Прапорщик Мурзавецкий в пьесе «Волки и овцы» неудачную охоту суеверно объяснял так: «Выход нехорош был, вернуться б надо: заяц дорогу перебежал, какая уж тут охота! Что ни приложусь, паф, либо пудель, либо осечка». Суеверная богачиха Турусина из комедии «На всякого мудреца довольно простоты» отложила поездку в город из-за одной плохой приметы:
      «Машенька. Но почему же нам непременно угрожала опасность?
      Турусина... Ты сама видела: в самых воротах нам перешла дорогу какая-то женщина...
      Машенька. Да что же такое, что встреча?
      Турусина. Да, если б с левой стороны, а то с правой...»
      Подобные суеверия были присущи малокультурным замоскворецким купчихам. Проявление таких суеверий в наше время является пережитком капитализма в сознании людей. В отсталых слоях населения можно еще, к сожалению, слышать предрассудки о пророческих значениях снов. Увидеть во сне цветы — это к печали или к свиданию, яйца — к неприятности, мышей — к богатству и т. д. Но все эти «пророчества» также не имеют никакого основания. Какая может быть связь между яйцами и неприятностью, между мышами и богатством? Конечно, никакой.
      Есть, безусловно, правильные приметы. Но это такие приметы, которые имеют основание, а не покоятся на вере, на предрассудках, на суевериях.
      Так, каждый опытный крестьянин знает некоторые приметы, например, о погоде. Но эти приметы есть результат глубокого наблюдения над природой, в процессе которого устанавливалась причинная связь между явлениями. Поэтому такие приметы являются обоснованными.
      Давно известно, что если солнце садится за тучи и закат ярко-красного цвета, то назавтра можно ждать ветра. В этой примете устанавливается действительная связь между природными явлениями: состояние воздуха определяет цвет заката и, следовательно, по цвету можно судить о состоянии воздуха, от которого зависит завтрашняя погода.
      Очень часто довольно правильно предсказывают старые крестьяне о перемене погоды по усилившимся ревматическим болям в костях. И здесь улавливается определенная связь явлений. Перед наступлением дурной погоды у пожилых людей или у ревматиков всегда усиливаются боли в суставах. Объясняется это тем, что накануне изменения погоды воздух становится постепенно более влажным. Это изменение не видно глазом, и его не чувствует здоровый организм, а больной организм к этому изменению крайне чувствителен.
      Но и в приметах о погоде многое ложно и является пустым. Говорят, например, что какая погода была на благовещенье, такая же погода будет и на пасху. Но здесь явно не может быть никакой связи. Ведь благовещенье бывает в строго определенное календарное число (7 апреля), а пасха передвигается в пределах месяца. Так что между этими двумя религиозными праздниками в разные годы бывают весьма различные промежутки. Ясно, что никакой закономерной связи между погодой на благовещенье и погодой на пасху быть не может.
      Такие суеверные предрассудки, распространяемые религией, приносят только вред сельскому хозяйству. Существует, например, суеверие, что сено будто бы надо косить обязательно с петрова дня. Сколько хороших дней теряло и теряет крестьянство из-за этого предрассудка. Суеверия и предрассудки не имеют никакого разумного основания ни в природе, ни в обществе, ни в мышлении.
      Логика — враг суеверий и предрассудков. Она запрещает строить умозаключения по такой формуле: «после этого — стало быть, по причине этого». Эта формула часто встречается в литературе в латинской транскрипции: «Post hoc, ergo propter hoc».
      Подобная логическая ошибка получается всегда, когда причинная связь смешивается с простой последовательностью во времени. Если одно явление предшествует другому, то иногда его принимают и за причину. Но на самом деле не всякое явление, которое предшествует данному явлению, служит его причиной.
      Практика показывает, что по этой формуле во все времена умозаключали и умозаключают, как правило, люди суеверные или люди, которые сознательно хотели бы выдать за причину того или иного явления совершенно другое основание.
      За основание в таком случае берут то, что не связано с изучаемым явлением причинной связью, а лишь хронологической последовательностью. Между тем простая последовательность во времени сама по себе еще не дает никаких оснований утверждать, будто предшествующее явление есть причина последующего. Хронологическая последовательность не есть еще причинная зависимость.
      Ушинский не раз отмечал, что рассуждения по данной формуле поддерживают бесчисленную массу суеверий от предсказаний погоды до веры в духов.
      Беспощадно высмеивал подобные суеверия великий русский драматург А. Н. Островский. Часовщик-самоучка Кулигин из пьесы «Гроза», возмутившись невежественными высказываниями мещанских обывателей по поводу грозы, говорил:
      «У вас все гроза! Северное сияние загорится, любоваться бы надобно, да дивиться премудрости: «с полночных стран встает заря!» А вы ужасаетесь, да придумываете, к войне это или к мору. Комета ли идет, — не отвел бы глаз! красота!.. А вы боитесь и взглянуть на небо, дрожь вас берет! Изо всего себе пугал наделали».
      С нарушением закона достаточного основания связаны некоторые софизмы и в частности такой, широко известный в литературе:
      Критянин Эпименид сказал: все критяне лгуны.
      Эпименид сам критянин.
      Следовательно, он лгун.
      Дальше рассуждение ведется так: но если он лгун, то его утверждение, что все критяне лгуны — ложно, значит, критяне не лгуны, и Эпименид, который сам является критянином, также не лгун. Но если он не лгун, то его утверждение, что все критяне лгуны — правильно. А раз оно правильно, то Эпименид, будучи критянином, лгун.
      Выходит, что в одно и то же время мы доказали, что Эпименид и лгун, и не лгун. В чем же дело? Это софизм. Ошибка его заключается в том, что во всем рассуждении не выполняется требование закона достаточного основания.
      В самом деле, достаточно сказать, что «Эпименид — лгун», как из этого делается такой вывод, что все, что ни скажет Эпименид — все это ложь. Между тем с этим согласиться никак нельзя. Нет такого лгуна, который говорил бы только ложь. Недаром одна русская пословица гласит: «врет, врет, да и правду скажет».
      А ведь весь приведенный софизм построен именно только на том, что лгун говорит только ложь и не лгун говорит только правду. В жизни так не бывает. У лгуна ложь перемешивается с правдой. Если бы лгун только лгал, то его было бы легко разоблачить: все, что ни скажет лгун — принимай наоборот. Но этого в действительности нет. Вот почему рассуждение об Эпимениде есть софизм, т. е. сознательно совершаемая логическая ошибка.
      Закон достаточного основания требует, чтобы наши мысли в любом рассуждении были внутренне связаны друг с другом, вытекали одна из другой, обосновывали одна другую.
      Быть последовательным — значит не только выставить то или иное истинное положение, но и объяснить его, обосновать, а также сделать из него необходимо вытекающие выводы.
      Известный педагог Ян Коменский справедливо говорил: «Ничему не учить на основании одного только авторитета, но всему учить на основании доказательств при посредстве внешних чувств и разума» !.
      Развивая это положение, Коменский утверждает, что подкреплять все доводами значит находить основание, то-есть показывать не только как что происходит, но и почему оно не может происходить иначе; знать что-нибудь — значит изучить вещь на основании ее причин.
      В пояснение данных мыслей он приводит такой простой пример.
      Пусть будет поставлен вопрос, как вернее сказать totus populus (весь народ) или cunctus populus (целый народ)? Если учитель ответит cunctus populus и не приведет тому доводов, то ученик вскоре забудет. Но если он скажет cunctus сокращенно из coniunctus и потому вернее будет сказать totus об одном цельном предмете, a cunctus о каком-нибудь собирательном, как в данном предмете, то ученик, если только не глуп в высшей степени, не может забыть это.
      Важное значение закона достаточного основания в мыслительном процессе подмечали многие передовые русские мыслители. Великий русский педагог К. Д. Ушинский советовал преподавателям родного языка добиваться такого положения, чтобы ученик читал статьи с полным сознанием, с полным пониманием не только мысли, но и связей мыслей. Логическое чтение, по его мнению, важнее для каждого, чем чтение эстетическое. Бессознательное заучивание наизусть не обогащает ум, а вредно отягощает память.
      Писарев называл несчастным смертным того, кто не осмысливает урок, а зазубривает его. В противоположность зубрежке он ставит логическое изучение урока. Запоминать, говорил он, значит вглядываться в мысли и отдавать себе отчет в том, каким образом одна мысль связывается с другой или вытекает из нее.
      Нарушения связности мыслей особенно наблюдаются в письменных работах младших школьников. В сочинении на тему «Как мы ухаживаем за молодыми деревьями» один ученик пишет:
      «В прошлом году мы посадили в деревне сто деревьев. Я копал ямки для деревьев. Деревья были разные, но больше липы. Юра и Витя умело опускали деревья в ямки и закапывали. Дерево — друг человека. Каждое молодое деревце мы обнесли колышками. Я часто поливаю посаженные растения...»
      Между отдельными положениями нет связи. Мысль скачет от одного действия к другому, от одного предмета к другому.
      Надо приучать ученика замечать последовательность изложения того или иного рассказа. Очень важно выявить основные части произведения и установить между ними логическую связь. Спрашивая ученика, опытный педагог выясняет не только знание выученного урока в том виде, как это записано в учебнике, но и умение ученика самостоятельно размышлять, применять полученное знание к другому материалу.
      Знание отдельных фактов без связи их друг с другом — это еще не есть знание. Учитель должен убедиться в том, что ученик понимает связи между предметами, умеет доказать правоту своих суждений. Другими словами, необходимо добиваться того, чтобы ученики думали, а не только запоминали, обосновывали свои суждения, а не были бы голословны.
      О строгой логике спрашивания не раз говорил известный русский педагог Д. Тихомиров. Вопросы, указывал он, которыми учитель наводит учеников на понимание прочитанного, должны быть располагаемы не в произвольном порядке, а в строгой последовательности.
      В качестве примера, поясняющего, что значит логическая последовательность, Д. Тихомиров приводит беседу на тему «Засуха страшнее грозы».
      «Здесь сравниваются, — пишет он, — два явления со стороны впечатления, производимого ими на человека, со стороны тех последствий, кои они влекут за собой; путем сравнения засухи с грозой дается понятие о значении засухи. Главный предмет здесь засуха; но понятие об этом предмете дается здесь при посредстве другого понятия о грозе, потому разъяснение этой мысли необходимо начать с толкования понятия о грозе; далее следует перейти к объяснению понятия о засухе; наконец сравнить эти два понятия между собой. Вот те вопросы, кои уместны в данном случае: «Чем страшна гроза? Чем страшна засуха? Что же страшнее — засуха или гроза, и почему?» — Очевидно, что иного порядка для вопросов быть не может».
      Логическую последовательность мышления необходимо развивать в детях с первого класса начальной школы. Делать это надо систематически и настойчиво, используя для этого каждое занятие с учащимися.
      Так, в первом классе чтение рассказов часто сопровождается демонстрацией картинок. Для того чтобы развивать у детей способность последовательного мышления, надо так подобрать картинки, чтобы каждая следующая картинка была связана по содержанию с предыдущей и с последующей. В таком случае дети не только учатся связывать мысли, вызванные чтением рассказа и рассмотрением картинок, но и предугадывать, предполагать содержание следующих картинок.
     
      * * *
     
      Итак, в природе и обществе всякое явление, всякий предмет реально обоснованы предшествующими явлениями, предметами.
      Так, каждый предмет, каждый факт, каждое явление объективного мира имеет свою естественную, материальную причину, вызывающую появление данного предмета, факта, явления.
      Река замерзает, так как понижается температура окружающего воздуха; дым подымается вверх, так как он легче окружающей его атмосферы, и т. д.
      Природа, говорил Ян Коменский, «ничего не делает без основания или корня». В пояснение этой закономерности он приводил такой пример: пока растение не пустило вниз корней, оно не растет вверх; а если такое дерево начинает пускать ростки вверх, то неизбежно должно засохнуть и умереть; поэтому благоразумный садовник даже и не сажает растение, пока не замечает, что стебель пустил корни.
      В мире нет беспричинных явлений. Ни одно явление в природе и в обществе не может появиться, если оно не подготовлено предшествующим развитием других явлений.
      Эта объективно существующая взаимозависимость предметов и явлений, причинная связь между предметами и явлениями бытия отразилась в человеческом мышлении в виде закона достаточного основания: всякая правильная мысль должна быть обоснована другой мыслью, истинность которой доказана предшествующей практикой человека.
      Другими словами, так же как в объективной действительности все предметы и явления имеют свое реальное основание, так и мысли о предметах и явлениях должны быть обоснованными. Каждое суждение, которое мы высказываем, должно быть доказано.
      Закон достаточного основания направлен против нелогичного мышления, принимающего на-веру ничем не обоснованные суждения, против религиозных предрассудков и суеверий. Он требует, чтобы наши мысли всегда опирались на достаточное основание, чтобы они были убедительными и доказательными.
      В спорах со своими идеологическими противниками основоположники марксизма-ленинизма всегда обращали внимание на то, насколько рассуждения их оппонентов обоснованы.
      Политическая невоспитанность некоторых легкомысленных людей, говорил В. И. Ленин, сказывается, между прочим, в неумении искать точных доказательств.
      Закон достаточного основания, будучи законом мышления, требует логической обоснованности наших высказываний. Логическое основание надо отличать от реального основания, от причины, которая вызвала появление в свет данного предмета, отобразившегося в нашем сознании. Логическое основание — это доказанная предшествующей практикой человека истинная мысль, при помощи которой мы обосновываем какое-либо высказывание, а причина — это то, что вызывает какое-либо явление.
      Некоторые недальновидные и поверхностные критики, слабо знающие и логику, и диалектику, выдвигают против закона достаточного основания такое возражение: «какой же это закон, если он не может указать, каким должно быть достаточное основание в каждом конкретном отдельном случае?»
      Но такое требование к закону достаточного основания неправомерно. Это все равно, как если бы мы стали отвергать диалектический закон перехода количества в качество только на том основании, что он не говорит нам, при какой температуре, например, золото начинает плавиться, т. е. из одного качественного состояния переходить в другое качественное состояние.
      Дело в том, что закон достаточного основания выражает требование обоснованности мысли в наиболее общем виде. Он утверждает только то, что всякое истинное высказывание должно опираться на достаточное основание. Вопрос же о специальном характере основания, как и вопрос о том, при каких условиях то или иное качество переходит в другое качество, является предметом рассмотрения специальных наук особо в каждом отдельном случае.
     
      § 4. Общая характеристика логических законов
      Рассмотрев законы связи мыслей в процессе рассуждения, мы можем сделать следующие выводы:
      Единство законов связи мыслей в рассуждении, общность этих законов для всех людей обусловлены наличием некоторых общих коренных свойств и закономерностей материальных предметов, отображаемых в мышлении. В этом надо искать причину того, что правильное мышление людей характеризуется едиными чертами. И прежде всего определенностью, последовательностью и обоснованностью. В этих чертах правильного мышления отразились существенные свойства материального мира.
      Каждый предмет природы, который является объектом нашего мышления, является предметом определенным, т. е. таким предметом, который имеет конкретные свойства, отличающие его от других предметов и показывающие его определенное место в общей связи предметов, явлений окружающего мира. Эти свойства очевидны, ясны, точно и твердо установлены всей практикой человека, они несомненны, безусловны, бесспорны.
      Каждое свойство предмета природы с течением времени изменяется и развивается. Но ни в одном предмете природы нет такого положения, чтобы имеющееся уже какое-либо свойство в один и тот же момент, взятое в одном и том же отношении, было присуще предмету и в то же время не было присуще этому предмету.
      Так, если данное дерево в настоящее время покрыто листьями, то оно в это же время не может быть не покрытым листьями. Листья с дерева осенью опадут, но это совершится не сейчас, а в будущем. А в данный момент листья покрывают дерево.
      Естественно, что в нашей мысли о дереве должно быть отображено это фактическое положение. Если дерево покрыто листьями, то мы не можем сказать, что в данный момент дерево не покрыто листьями, если мы не желаем попасть в абсурдное противоречие с показаниями наших органов чувств, в которых отображается предмет.
      Наша мысль о предмете должна быть последовательной. Если установлено, что в данный момент какому-либо предмету присуще определенное свойство, то нельзя в этот же момент, об этом же свойстве, взятом в одном и том же отношении, утверждать, что оно не присуще этому предмету. Наша мысль не должна противоречить самой себе по одному и тому же вопросу, в одно и то же время, в одном и том же отношении.
      Каждый предмет природы имеет основание для своего появления, он есть результат предшествующего развития материального бытия: колос пшеницы вырос из семени, попавшего в благоприятные условия; вода закипает потому, что ее нагревают, и т. д.
      Общность черт объективного мира, его основных закономерностей находит свое отражение в законах логики, которые являются едиными для всех людей законами связи мысли в рассуждении. Кратко требование этих законов можно сформулировать так:
      1. Правильное рассуждение должно быть определенным, т. е. ясным, четким, точным, конкретным; это значит — чтобы не впасть в ошибку, надо не допускать в наших рассуждениях туманных, расплывчатых, двусмысленных, неконкретных, неопределенных мыслей;
      2. Правильное рассуждение должно быть последовательным (непротиворечивым); это значит — чтобы не впасть в ошибку, надо не допускать противоположных и противоречащих высказываний по одному и тому же вопросу, в одно и то же время, в одном и том же отношении;
      3. Правильное рассуждение должно быть обоснованным, т. е. доказательным; это значит — чтобы не впасть в ошибку, надо подкреплять каждую свою мысль другой мыслью, истинность которой проверена на практике.
      Каждое рассуждение должно характеризоваться этими тремя чертами, если тот, кто рассуждает, стремится придти к истине. Всякая попытка отступить от законов связи мыслей в рассуждении неизбежно ведет к ложному выводу.
      В самом деле, если мысли какого-либо человека об окружающем мире будут туманны, расплывчаты, неопределенны, непоследовательны, если они будут сами опровергать друг друга, противоречить себе по одному и тому же вопросу, в одно-и то же время и в одном и том же отношении, если выводы не будут обоснованы, — то всякий скажет, что при таком положении не только нельзя понять мысли этого человека, но, как это показывает многовековая практика, и сам он в таких случаях не может разобраться в своих высказываниях. А главное, такой человек не в состоянии правильно отобразить в своих мыслях законы внешнего мира.
     
     
      Глава VI
      ЛОГИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ
      1. Общее понятие о логическом приеме. 2. Сравнение. 3. Анализ и синтез. 4. Абстрагирование. 5. Обобщение.
     
      § 1. Общее понятие о логическом приеме
      Из предыдущих глав нам уже известно, что мышление — это отображение в человеческом мозгу свойств, связей и отношений предметов и явлений действительности.
      Но, как уже указывалось, общие и существенные свойства и отношения не обнаруживаются на поверхности предметов и явлений. Для того чтобы выявить это общее и существенное, надо изучить массу единичных, частных фактов, отдельных предметов и явлений внешнего мира. Общее всегда существует в единичном, частном.
      Как же человек раскрывает в процессе производства и научного исследования эти наиболее общие свойства, связи и отношения вещей, как он познает законы, которым подчиняется развитие и изменение объективной действительности?
      Ощущения и восприятия отображают единичное и частное. В. И. Ленин говорил, что чувства показывают реальность, а мысль и слово — общее. Сущность вещей, закономерности природы и общества познаются человеком в результате сложной мыслительной деятельности над теми чувственными данными о внешнем мире, которые доставили ему органы чувств в ощущении, восприятии и представлении.
      Человеческий мозг отвлекает, сопоставляет, расчленяет и соединяет чувственные образы, обрабатывает и перерабатывает их с помощью ряда логических приемов, в которых отобразились закономерности материального мира, и в результате достигает познания общего, существенного.
      Наша задача и будет заключаться в том, чтобы познакомиться с основными логическими приемами — сравнением, анализом и синтезом, абстрагированием и обобщением.
     
      § 2. Сравнение
      Давно известно, что вещи познаются прежде всего путем сравнения. Великий русский педагог К. Д. Ушинский рассматривал сравнение как основу понимания и всякого мышления.
      Если хотите, чтобы какой-нибудь предмет внешней природы был понят ясно, говорил Ушинский, то отличайте его от самых сходных с ним предметов и находите в нем сходство с самыми отдаленными от него предметами; тогда только можно выяснить все существенные признаки предмета, а значит и понять предмет. Другого пути для понимания предметов внешней природы нет.
      Больше того, если бы людям представился какой-нибудь новый предмет, заметил в одной из своих работ Ушинский, который они не могли бы ни к чему приравнять и ни от чего отличить (если бы такой предмет был возможен), то люди не могли бы составить об этом предмете ни одной мысли и не могли бы сказать о нем ни одного слова.
      Первые уроки по развитию логического мышления учащихся К. Д. Ушинский начинал с того, что приучал детей сравнивать предметы и явления. В своей учебной книге «Детский мир» он приводит такой пример на сравнение:
      Роза и гвоздика имеют много сходства: и роза, и гвоздика — растения; у обеих есть корень, листья, ствол и цветы; обе развиваются из почек; обе цветут недолго и вянут очень быстро; цветы розы и цветы гвоздики имеют приятный запах.
      Но между гвоздикой и розой есть также и большое различие: цветы их имеют различный запах; роза бывает одного цвета — розовая, белая и желтая; а гвоздика обыкновенно бывает разноцветная, пестрая; у розы — широкие, круглые листья, у гвоздики — узкие и длинные; на розе есть шипы, на гвоздике нет.
      Определяя огромное значение способности сравнивать предметы и явления окружающего нас мира, Н. А. Добролюбов пришел к тому выводу, что, пока мы не замечаем разницы между предметами, до тех пор мы существуем бессознательно. Первый акт сознания состоит, по его мнению, в том, что мы отличаем одни предметы от других предметов, существующих в окружающем нас мире.
      Что же такое сравнение?
      Сравнение — это установление сходства и различия предметов и явлений действительности.
      Понять предмет — это значит прежде всего отличить его от всех других и установить сходство его с родственными ему предметами. Иначе говоря, познание любого предмета и явления и начинается тогда, когда мы сравниваем его с другими предметами.
      Сравнение, как логический прием, применяется учителем на каждом уроке.
      На первых же занятиях в первом классе начальной школы дети начинают учиться сравнивать знакомые им предметы. С помощью этого логического приема ведутся те первые беседы учителя с первоклассниками, когда детей учат отвечать на вопрос: кто это? (люди, животные) и что это? (все остальные предметы). В данном случае устанавливаются сходные признаки органического мира и отличия его от мира неорганического.
      Но этот прием применяется и во всех последующих классах.
      Изучая такие две родственные группы животных, как птицы и пресмыкающиеся, учащиеся устанавливают отличие птиц от пресмыкающихся: форма тела, оперение, передние конечности, превращенные в крылья. Но одновременно выделяются и сходные признаки: роговые чешуйки и щитки на ногах птиц, сухая, почти лишенная желез кожа и роговой клюв.
      На следующем уроке учащиеся, знакомясь со скелетом птиц, устанавливают новые отличия: отсутствие у птиц зубов, сросшиеся кости черепа и части позвонков, грудной киль и т. д. И одновременно они легко замечают сходные черты: на сросшейся туловищной части позвонков видны ясные следы отдельных позвонков, кисти передней конечности заканчиваются тремя пальцами; череп соединяется с позвонками при помощи одного мыщелка.
      Сравнивая квадрат и прямоугольник, сопоставляя признаки равенства и подобия, отыскивая отношение несоизмеримых отрезков и т. п., учащиеся на уроках геометрии учатся вскрывать определенные связи и отношения между предметами.
      С помощью сравнения обрабатываются материалы и наблюдения, полученные во время лабораторных занятий, в результате экскурсий, посещений музеев и т. п.
      Возьмем самый обычный пример. Класс вернулся из экскурсии в лес или парк. Ученики принесли в школу ветви лиственных и хвойных деревьев. Начинается классная работа. И первый логический прием, который находит самое широкое применение с первой же минуты занятий, — это сравнение.
      Вот как описывает такой урок методист Н. Блонская на опыте школ №№ 193 и 195 Коминтерновского района г. Москвы и школы № 2 г. Ижевска:
      В классе определяют деревья по картинкам, подбирают к картинкам соответствующие ветви и листья, определяют лиственные и хвойные деревья, плодовые деревья и кусты.
      Ставится заглавие (Деревья, картины и карточки с названиями этих деревьев: береза, ель, осина, ольха, сосна, липа, клен, дуб, вяз, ясень, ива, рябина, пихта, кедр.
      Затем ставится заглавие «Хвойные деревья» и выбираются картины и карточки с названиями этих деревьев: сосна, ель, пихта, кедр, лиственница.
      Потом ставится заглавие «Лиственные деревья» и выбираются картины и карточки с названиями лиственных деревьев: береза, осина, ольха, липа, клен, дуб, вяз, ясень, рябина, ива, верба.
      Задаются вопросы: Чем эти деревья похожи? Какая разница между этими деревьями? Чем похожи хвойные деревья? Какая .разница между сосной и елью?
      Загадка: «Зимой и летом одним цветом».
      Подобно хвойным и лиственным деревьям классифицируются плодовые деревья и кусты: яблоня, груша, смородина, малина, слива, крыжовник, вишня, бузина, орешник.
      Деревья плодовые: яблоня, груша, слива, вишня.
      Кусты: смородина, малина, бузина, орешник, крыжовник.
      Считая сравнение одним из наиболее удобных способов уяснения учащимися фактов взаимосвязи географических объектов, А. А. Половинкин в «Методике преподавания физической географии» показывает, что, например, сопоставляя природу Гренландии и Скандинавского полуострова, легко выяснить, как присутствие или отсутствие одного фактора (теплого течения) совершенно меняет географический облик страны. Сравнивать можно лесные, степные и пустынные области, расположенные на одной широте, но в разных расстояниях от источника влаги, равнинные и горные области и т. д.
      Без сравнения невозможно познание не только простейших, но и самых сложных явлений как природы, так и общества.
      Оценивая политическую обстановку в стране к концу 1907 г. и определяя задачи партии на новом этапе борьбы, В. И. Ленин писал в «Пролетарии» о том, что в такой момент, как переживаемый страной в конце 1907 г., сравнение революции и контрреволюции в России, периода революционного натиска (1905 г.) и периода контрреволюционной игры в конституцию (1906 и 1907 гг.) напрашивается само собой. Всякое определение политической жизни на ближайшее время, предупреждал он, неизбежно включает в себя такое сравнение.
      В результате сравнения нескольких предметов или явлений имеется возможность установить общие свойства, признаки, присущие данным предметам или явлениям. А известно, что выявление общих черт исследуемого класса вещей является первой ступенью в познании закономерности развития этого класса. Закон есть прежде всего — всеобщее в явлениях.
      Но получение правильного вывода в результате сравнения зависит от строгого соблюдения ряда необходимых условий логического сравнения.
      1. Сравнивать следует только такие понятия, которые отображают связанные друг с другом предметы и явления объективной действительности.
      В самом деле, практически совершенно бесполезно сравнение таких, например, понятий, как «лед» и «гипотенуза», «чернильница» и «храбрость» и т. п. Бесцельность подобного сравнения давно известна в народе и отображена в широко известной поговорке: «не сравнивайте пуды с аршинами».
      Анализируя «сравнения», которые проводили враги большевизма в своих статьях, книгах и документах, В. И. Ленин не раз использует эту поговорку. Критикуя однажды рассуждения меньшевиков по вопросу о революции, В. И. Ленин отмечал, что они сравнивают аршины с пудами, а именно: реакционность крестьянских идей о социалистической революции с реакционностью либеральной политики в буржуазной революции.
      Нарушения этого правила сравнения в рассуждениях разного рода оппортунистов отмечаются В. И. Лениным многократно. Так, подвергнув критике меньшевистское «сравнение» классов с учениями, политики со взглядами, В. И. Ленин писал: «Как можно сравнивать и сопоставлять классы (либеральная буржуазия) с учениями (социализм)? практическую политику (поползновения) с взглядами (предрассудки)?? Это верх нелогичности» L
      В. И. Ленин придавал большое значение сравнению политического и экономического развития разных стран. Но подобное сравнение, говорил он, надо производить умеючи.
      Азбучным условием правильного сравнения В. И. Ленин считал выяснение вопроса, сравнимы ли исторические эпохи развития сравниваемых стран. Например, говорил он, аграрную программу российских марксистов могут «сравнивать» с западноевропейскими только полные невежды, ибо марксистская программа дает ответ на вопрос о буржуазно-демократическом аграрном преобразовании, о котором и речи нет в западных странах.
      При сравнении двух предметов или явлений очень важно обратить внимание на то, в каких условиях находятся эти сравниваемые предметы и явления. В статье «О нефтяном голоде» В. И. Ленин вскрывает попытку царского министра торговли и промышленности провести ошибочное сравнение. Для оправдания повышения цен на нефть, выгодного миллионерам-нефтяникам, министр сослался на то, что за последние два года цены на нефть выросли и в Америке.
      «Очень хорошо, г. министр! — писал В. И. Ленин в связи с выступлением министра. — Отчего же, однако, не провести сравнения до конца? Сравнивать так сравнивать. Нельзя играть в цифры. Надо брать об Америке данные за то же время, за которое приведены были данные и о России. Неужели не очевидно, что это — самое основное, самое элементарное, самое азбучное условие всякого добросовестного употребления статистики?!»2.
      Важность этого правила всегда подчеркивали классики марксизма-ленинизма. Перечисляя основные черты нелогичного мышления Бауэра и Штирнера, Маркс и Энгельс указывают, в частности, и на такой признак ошибочного рассуждения, как «несравненные сравнения».
      2. Сравнивать предметы надо по таким признакам, которые имеют важное, существенное значение.
      Критикуя ошибочные мнения буржуазных экономистов о «превосходстве» мелкого земледелия над крупным, В. И. Ленин указывает, что одним из источников подобного ошибочного взгляда является то, что сравнение ведется по несущественному признаку — по количеству земли в том или ином хозяйстве.
      Известно, что буржуазные историки пытаются сравнивать общественный строй одной страны с общественным строем другой страны по такому признаку, как климат, географическое расположение страны и т. п. Но это приводит их к грубым ошибкам.
      Географическая среда не является существенным признаком, определяющим характер того или иного общественного строя. Так, климат в СССР и климат в США различаются незначительно, а развитие общественного строя в США отстало от развития общественного строя в СССР на целую историческую эпоху.
      Для того чтобы сравнение двух общественных строев имело смысл, надо сравнивать их по другим признакам, которые являются существенными. Таким существенным признаком в данном случае будет следующий: в чьих руках находится собственность на средства производства, в распоряжении всего общества или в распоряжении отдельных лиц, групп, классов, использующих их для эксплуатации других лиц, групп, классов.
      Сравнением языков занимались еще в XVIII в., но сравнение, которое проводилось языковедами тех дней, было лишено научного характера, так как они исходили в процессе сравнения из несущественных признаков.
      Раскрывая причину несостоятельности подобного сравнения языков, проф. А. С. Чикобава показывает, что они, во-первых, сравнивали лишь слова, притом не только основного словарного фонда, но всякие, без разбору, в том числе и заимствованные; грамматический же строй к сравнению не привлекался; во-вторых, сравнение носило случайный характер; вопрос решался на основании внешнего сходства сравниваемых слов.
      Естественно, что в результате такого сравнения к правильному выводу могли придти лишь случайно, обычно же такое сравнение приводило к неверным выводам.
      Порок марровского «сравнительного метода» изучения языков состоял, в частности, в том, что языки сравнивались по случайному, произвольному признаку. Как известно, Марр исходил из того положения, что все слова всех языков земного шара идут от четырех элементов (сал, бер, йон, рош). В любом слове любого языка ныне можно будто бы найти один из этих элементов (или их скрещение). Если не найти эти элементы, то сравнение не состоится.
      Но почему взяты именно эти четыре элемента, являются ли они сколько-нибудь существенными для проведения сравнения? Где, когда и кем доказано, что все слова всех языков земного шара восходят к этим четырем элементам? Нигде, никем и никогда это не было доказано.
      Сам Марр давал уклончивые ответы: «Наблюдение показывает, что есть всего четыре элемента. Почему, не знаю».
      В результате, конечно, сравнение слов по такому произвольному, несущественному признаку ведет к бессмысленным выводам. Марр, например, сравнивал по четырем элементам менгрельское слово «диха» (земля), грузинское слово «дугс» (кипит) и русское слово «дух». Естественно, что никакого практического значения такое «сравнение» не имело. Оно вело к голому формализму.
      Говоря о сравнении, следует указать на одно очень существенное обстоятельство. В практике преподавания нередко сравнение сводится к формальному установлению сходства и различия тех или иных понятий. Между тем это только начало всякого сравнения. Из материалов сравнения необходимо сделать определенные выводы. Естественно поэтому, что правильно поставленный и сформулированный вопрос, требующий проведения тех или иных сравнений, должен идти дальше. Очень важно, чтобы вопрос заставил подумать о том: а что следует из результатов сравнения?
      Совершенно прав И. А. Витвер, который в статье «К постановке сравнительных вопросов при изучении экономической географии капиталистических стран»* рекомендует задавать такие, например, сравнительные вопросы:
      Чем отличается устройство поверхности во Франции и в Англии и какое хозяйственное значение имеют эти отличия? Сравните климатические условия Англии и Франции и подумайте, как их различия отразились на сельском хозяйстве этих стран, и т. д.
      В качестве примера того, как не следует проводить сравнения, можно привести один факт из школьного опыта. В статье «О коммунистическом воспитании на уроках математики», опубликованной в журнале «Математика в школе», С. А. Пономарев сообщает следующий случай: на одном из уроков в московской школе учитель П. поставил вопрос перед учащимися:
      «В чем сходство между действиями (...)»
      Ни один учащийся не мог дать ожидаемого учителем ответа. Но ответа не могли дать даже присутствующие на уроке другие учителя. Оказывается, учитель ожидал ответа: «Сходство в том, что оба действия только обозначены, а не выполнены».
      Таковы некоторые основные правила логического приема сравнения. Их надо знать, чтобы в результате сравнения приходить к истинным выводам.
      Трудно переоценить значение правильно проведенного сравнения. Когда учитель, говорит известный русский педагог-методист В. Вахтеров, описывая невиданную детьми птицу, проводит сравнение: (ее клюв, как долото, ее когти, как острые иглы), он помогает детям составить образное представление об этой птице.
      Чтобы показать роль сравнения в процессе уяснения учебного материала учащимися, Вахтеров провел следующий опыт. 6 четырех параллельных группах четвертого класса он прочел самое краткое описание (в 70 слов) северного края, где говорилось о северном сиянии, льдах на океане, животных, о жилищах людей севера, об их орудиях, посуде.
      При этом, читая известный отдел одним ученикам, он вставлял по одному сравнению в каждый отдел, а. читая этот отдел другим ученикам, он пропускал сравнение, но зато немного дополнял описание. Так, ученикам 1-й и 4-й групп было прочитано о льдах без всяких сравнений, а когда тот же отдел читался 2-й и 3-й группам, было употреблено сравнение. И, наоборот, отдел о животных, например, был прочитан без сравнений во 2-й и 3-й группах и со сравнением в 1-й и 4-й группах.
      Вахтеров намеренно прибегал к самым нехитрым сравнениям, как, например, «бело, как снег», «мы делаем свои иглы, ножи и другие орудия из железа, а они — из костей и из камней».
      Вслед за этим ученики (числом 148) должны были ответить, как умеют, о том, что было им прочитано. Их ответы были проанализированы. В результате оказалось, что по отделам, в которых ученикам помогало сравнение, было сделано 134 пропуска текста, а по отделам, где ученики не пользовались помощью сравнения, было совершено 216 пропусков. Выходит. что самые шаблонные сравнения уменьшили число пропусков.
      Но сходство и различие, которые мы устанавливаем путем сравнения, фиксируют внешние отношения. Как правильно говорится в одной пословице: «всякое сравнение хромает». Всякое сравнение берет лишь одну сторону или лишь некоторые стороны сравниваемых предметов или явлений, отвлекая временно и условно другие стороны.
      Более глубокое познание, раскрывающее внутренние связи и закономерности бытия, осуществляется при помощи других приемов мышления.
     
      § 3. Анализ и синтез
      Уже давно человек заметил, что любой предмет состоит из отдельных частей, каждая из которых может отличаться своими особенностями.
      Так, дерево состоит из ствола, который можно употребить на постройку стен дома, на отопление жилища и т. д.; из веток, которые можно использовать для устройства шалаша, на покрытие крыши жилища, на плетение корзин и т. д.; из коры, которую можно употребить на многие хозяйственные нужды; из плодов, которыми можно питаться.
      Орех, сбитый с дерева, состоит из несъедобной скорлупы и вкусного плода. Для того чтобы достать из ореха съедобную часть, его надо разбить. Из ствола дерева можно выдолбить или выжечь крепкую лодку, но для этого надо прежде всего отделить ствол от веток и корня. Многое из этого было замечено человеком еще тогда, когда он был на самой низшей ступени своего развития.
      Это простое свойство вещей, которое люди наблюдали миллиарды раз, крепко запечатлелось в сознании человека. Встретив в процессе трудовой деятельности знакомый уже предмет, который когда-то раньше уже в действительности расчленялся, человек, на основе обобщенного в мысли опыта, может уже мысленно расчленять его на части.
      С течением времени эта способность нашего мозга — мысленно расчленять предмет на составные части — все более и более совершенствовалась. Этого требовала сама жизнь. Человек, который обладал этой способностью в большей мере, достигал и больших успехов в труде. Такой человек скорее приходил к правильным выводам в отношении предметов и явлений материального мира. Мысленно расчленив предмет на части, человек знал уже, как фактически расчленять этот предмет на части. Это, естественно, ускоряло процесс обработки предметов, использования их в интересах людей.
      Так выработался логический прием, который называется анализом.
      Анализ — это мысленное расчленение изучаемого предмета на его элементы и исследование каждого элемента в отдельности, как части единого целого.
      Допустим, что перед группой учащихся поставлена задача изучения самолета. Ознакомление с устройством той или иной машины, как правило, начинается с детального, подробного изучения в отдельности каждой части машины.
      Но таков ход мысли и не только в данном случае. Наще более глубокое познание обычно начинается с мысленного разложения или расчленения предмета на его составные части, элементы, стороны и выделения отдельных частей данного предмета.
      Изучение состава слова начинается с выделения основы и окончания. Учитель вместе с учениками анализирует специально подобранный текст, в котором повторяется в разных формах одно и то же существительное, например: Наша родина богатая и сильная. Мы гордимся нашей родиной. Мы все должны быть готовы встать на защиту нашей родины. Много книг написано о нашей прекрасной родине.
      В результате анализа учащиеся легко приходят к выводу, что в выделенных словах последняя часть изменяется при связи с другими словами и называется окончанием, а первая часть при соединении с другими словами не меняется и называется основой.
      Делить рассказ на части и составлять его план приходится уже ученикам II класса начальной школы. Можно сослаться на интересный опыт учителей московских школ Е. Симановской и Е. Розенберг. Они взяли рассказ Л. Н. Толстого «Филипок», который является подходящим для проведения этой работы, так как в нем отчетливо даны три места действия Филипка.
      Дети легко разделили этот рассказ на три части: «В первой части Филипок дома, во второй — по дороге в школу, в третьей — в школе». Анализ рассказа был проведен на первом уроке. После этого детям было дано задание на дом — нарисовать картинку к наиболее понравившейся части рассказа. На следующем уроке была проведена работа по составлению плана рассказа по картинкам. В начале урока учитель вместе с детьми восстановил названия частей рассказа и записал их на доске, оставив место для рисунков. Дальше урок проходил так:
     
      Учитель. Теперь будем располагать рисунки, которые вы сегодня принесли, по частям рассказа... Первый рисунок покажет нам Тося.
      Ученица. Я нарисовала то, о чем говорится в самом начале: там сказано, где была школа: «Школа была за селом у церкви».
      Учитель. Где можно расположить Тосин рисунок? Можно его расположить в первой части, в третьей части? Ляля!
      Ученица. Во второй.
      Учитель. А еще где бы можно расположить этот рисунок? Сережа!
      Ученик. В первой части. Вот он дома сидит, и там через окно видна церковь.
      Учитель. Можно и так. А еще где?
      Ученик. В третьей.
      Учитель. Этот рисунок подходит и к первой, и ко второй, и к третьей части, потому что он говорит о том, где была школа. Но больше всего он подходит все-таки ко второй части. Я его прикреплю сейчас (прикрепляет к доске). Пусть он будет в начале второй части. Теперь покажу вам второй рисунок. Это нарисовала Алида. Пойди, Алида, и покажи. Что ты нарисовала?
      Ученица. Как Филипок пришел в школу.
      Учитель. В какой части расположить этот рисунок, Вова?
      Ученик. В третьей части.
      Учитель. В начале или в конце?
      Ученик. В начале.
      Учитель. В начале третьей части. Верно. (Прикрепляет рисунок к доске. Показывает следующий рисунок). А этот рисунок? Его нарисовал Леня. Леня не будет рассказывать, что он нарисовал, а вы сами скажите, какое место рассказа изображено на этом рисунке. Нина!
      Ученица. Как он идет по своей слободке и его не трогают собаки.
      Учитель. В какой части можно расположить этот рисунок, Валя?
      Ученик. В начале.
      Учитель. Почему в начале, Вова?
      Ученик. Потому что в начале у него была одна знакомая улица и собаки его знают, а как он идет по чужой улице, собаки его не знают и бросаются на него.
      Учитель. Верно.
     
      При такой работе в яркой форме воспроизводятся перед детьми части рассказа, выявляется логическая связь между узловыми моментами произведения.
      Анализ — это важный логический прием. Пока тот или иной материал не подвергнут анализу, он, как правило, не познан.
      Еще М. В. Ломоносов говорил, что ясное представление о предмете приобретается путем перечисления признаков, т. е. путем познания частей целого, части же лучше всего познавать, рассматривая их в отдельности.
      Опровергая антинаучные рассуждения идеалиста психолога Келера, академик И. П. Павлов указывал на то, что в психологии нет другого пути к истинно научному обладанию ее материалом, как через анализ. Анализ окружающего внешнего мира, разложение сложностей мира на отдельности великий русский физиолог рассматривал как вторую функцию нервной системы. Он говорил, что нервная система животного представляет коллекцию анализаторов, разлагателей природы на отдельные элементы. Ретина выделяет световые колебания; акустический узел уха анализирует колебания воздуха, делит тона по длине волны, по высоте волны, по форме.
      Теория логического анализа и блестящие образцы применения его к самым сложным вопросам общественной жизни даны в произведениях классиков марксизма-ленинизма.
      В. И. Ленин говорил, что Маркс, который так высоко ценил революционные традиции и неумолимо бичевал ренегатское или филистерское отношение к ним, требовал в то же время от революционеров умения мыслить, умения анализировать. Первый же абзац знаменитого произведения К. Маркса «Капитал» содержит указание на то, что данное исследование начинается анализом товара.
      Неумение анализировать то или иное явление неизбежно ведет к тому, что данное явление остается непонятым или неправильно понятым.
      В книге «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» В. И. Ленин показывает, что «левые» коммунисты не поняли общественно-политической обстановки и пришли к ошибочному выводу: парламентаризм «политически изжит». Разбирая позиции «левых», В. И. Ленин пишет: «Если бы это было верно, позиция у «левых» была бы прочная. Но это надо доказать серьезнейшим анализом, а «левые» не умеют даже и подступиться к нему. В «тезисах о парламентаризме», напечатанных в № 1 «Бюллетеня Временного Амстердамского Бюро Коммунистического Интернационала»... и явно выражающих голландски-левое или лево-голландское устремление, анализ тоже, как увидим, из рук вон плох».
      Бывает, конечно, и так, что автор статьи строит свои выводы на данных анализа изучаемого явления, но анализ произведен неправильно. В таком случае явление также остается или неправильно понятым, или вовсе не понятым.
      Одна из наиболее часто встречающихся ошибок анализа заключается в том, что расчленение предмета или явления производится абстрактно, по шаблону, в отрыве от условий, в которых находится данный предмет, данное явление.
      В рецензии на журнал «Коммунизм», издававшийся для стран Юго-Восточной Европы, В. И. Ленин подвергает критике две статьи, страдавшие именно этим пороком. Разобрав первую статью, В. И. Ленин пишет, что марксизм в ней часто словесный; различие «оборонительной» и «наступательной» тактики выдуманное; конкретного анализа точно определенных исторических ситуаций нет; самое существенное (необходимость завоевать и научиться завоевывать все области работы и учреждения, где проявляет свое влияние на массы буржуазия, и т. д.) не принято во внимание.
      Анализируя конкретный предмет или явление, необходимо иметь в виду, что правильно осуществляемый анализ не может сводиться к одному лишь расчленению предмета или явления на составные элементы, от которых затем сразу совершается переход к познанию предмета или явления в целом. Очень часто приходится простейшие составные элементы объединять в сходные группы, подклассы, а затем только в результате соединения полученных групп, подклассов наша мысль добирается до познания предмета или явления.
      Критикуя недостатки аналитических работ буржуазных экономистов, В. И. Ленин обращает внимание на то, что они так увлеклись пестротой цифр о распределении лошадей в крестьянстве, что превратили экономический анализ в статистическое упражнение. Вместо изучения типов крестьянского хозяйства (поденщик, средний крестьянин, предприниматель) они изучали, как любители, бесконечные столбцы цифр, точно задавшись целью удивить мир своим арифметическим усердием.
      Абстрактный подход к анализу, когда отдельные элементы предмета или явления рассматриваются в отрыве от других элементов, никогда не приведет к истине.
      Начинать анализ необходимо, как учат классики марксизма-ленинизма, с простого и затем идти к познанию сложного.
      Разбирая содержание и приемы марксистского анализа капиталистического общества, В. И. Ленин отмечает, что у Маркса в «Капитале» сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров.
      Но анализ — только начало изучения предмета. Для того чтобы изучить самолет, надо было, как мы видели, вначале детально, подробно ознакомиться с каждой его частью в отдельности. Но для полного и глубокого понимания значения и роли каждой части машины одного анализа мало. Самолет — это механизм, в котором части действуют, как одно целое. Это значит, что изучать составные части самолета нужно во взаимодействии их, в единстве. Необходимо, следовательно, восстановить расчлененное анализом целое.
      Знание частей предмета еще не есть знание о предмете. Предмет не является простой суммой частей. Так, знание фотографического аппарата недостаточно, если мы знаем только составные части его (камеру, объектив, линзу, затвор, кассеты со светочувствительными пластинками), но не знаем характера взаимосвязи составных частей. Познание взаимодействия всех частей аппарата — первое условие получения фотоснимка.
      Задача мысленного объединения, составления или соединения частей мысленно расчлененного предмета или явления в целое, рассмотрение предмета в единстве называется синтезом.
      Синтез — это мысленное соединение частей предмета, расчлененного в процессе анализа, установление взаимодействия и связей частей и познание этого предмета как единого целого.
      В процессе анализа предмет мысленно расчленяется на составные элементы, а в процессе синтеза элементы предмета мысленно объединяются в одно целое. Но синтез не является простой суммой частей. Расчлененный на части мотор можно вновь восстановить, но если при этом нарушить связи и отношения частей, то вместо мотора получится просто груда металла. Синтез не есть простое мысленное соединение частей. В процессе синтезирования мы познаем нечто новое: взаимодействие частей как целого. Основываясь на богатейшем материале экспериментальной терапии, академик И. П. Павлов говорил, что цель синтеза — оценить значение каждого органа с его истинной и жизненной стороны, указать его место и соответствующую ему меру.
      Оба этих важных логических приема — анализ и синтез — являются отображением наиболее общих закономерностей бытия. Они, как и любая логическая форма, возникают в результате воздействия внешнего материального мира, в котором разложение, разделение и соединение являются обычными явлениями. Тот, кто на практике не разбирал машину на части и не собирал ее вновь, — тому, естественно, труднее разложить и соединить ее мысленно.
      А поскольку в природе разложение и соединение представляют собой единый процесс, постольку логический анализ и синтез, являющиеся отображениями закономерностей бытия, должны быть неразрывно связаны в мышлении. Ф. Энгельс говорил, что мышление состоит столько же в разложении предметов сознания на их элементы, сколько в объединении связанных друг с другом элементов в единство, что без анализа нет синтеза.
      Данные логические приемы имеют физиологическую, материальную базу в нашем организме, создавшуюся в результате взаимодействия организма и среды. Анализаторы разлагают сложные явления внешнего мира на отдельные элементы, условные рефлексы синтезируют бесчисленные явления внешнего мира.
      Глубоко раскрыв действие условных рефлексов и анализаторов, академик И. П. Павлов пришел к выводу, что работа механизма — образователя временных связей, т. е. условные рефлексы, и наиболее тонкая работа анализаторов составляют основу высшей нервной деятельности. Условный рефлекс он рассматривал как синтетический акт, производимый у высшего животного большими полушариями.
      Правильный взгляд на соотношение анализа и синтеза в мыслительном процессе неоднократно высказывали многие русские мыслители.
      Анализ без синтеза или синтез без анализа, указывал А. И. Герцен, не приведут к делу. «Обыкновенно говорят, — писал он, — что есть два способа познания: аналитический и синтетический. В этом и спорить нельзя, что анализ и синтез не все равно, и что то и другое суть способы познания; но, нам кажется, несправедливо принять их за отдельные способы познания: это поведет к ужаснейшим ошибкам. Ни синтез, ни анализ не могут довести до истины, ибо они суть две части, два момента одного полного познания».
      Н. А. Добролюбов решительно критиковал односторонний синтетический метод обучения, который был принят в школах его времени. Такой порядок, говорил он, много вредит понятливости детей. От него именно и происходит в занятиях неясность, запутанность и безжизненность. Односторонний синтетический метод обучения — это метод совершенно извращенный и неестественный.
      Синтетический метод, писал Н. А. Добролюбов, должен сочетаться с аналитическим. Познания могут быть приобретаемы, по его мнению, только с помощью анализа и синтеза, взятых в единстве. Сама наука, как показывает великий русский критик, развивалась, как известно, таким образом: она накапливала знания путем применения аналитического метода познания и одновременно синтезировала эти знания. Н. А. Добролюбов удивлялся, почему же в самом первоначальном обучении в школах начинают с синтеза, почему все учебники начинались с введения, в котором говорилось о сущности, важности, пользе, разделении науки и т. п. По его мнению, школьник не мог понять все это, прежде чем он изучит самую науку.
      Почти столетие назад К. Д. Ушинский писал о единстве анализа и синтеза. Заслуга его не только в том, что он теоретически показал это, но и в том, что он практически осуществлял свой правильный взгляд на анализ и синтез в педагогической работе. Он не раз напоминал преподавателям о том, что излагать без связи описания тех или иных естественных предметов и явлений — это значит только бесполезно утомлять детскую память. Но не следует также излагать систему естественных наук, не познакомив с ее частностями, так как это значило бы нарушать правила здравой педагогики.
      Каков же должен быть метод преподавания? На этот вопрос К. Д. Ушинский отвечал так: сочетать в единстве анализ и синтез. Характеризуя свой метод обучения, он отмечает, что на уроке он сначала излагал несколько естественных предметов, сравнивал их между собою и, наконец, сводил эти частности в одну систему.
      Анализ и синтез — это две взаимно связанные стороны единого мыслительного процесса. Анализ без синтеза, как и синтез без анализа, не дают знания о предмете.
      Допустим, мы мысленно проанализировали радиоприемник и узнали, что в радиоприемнике имеются следующие составные элементы: катушка самоиндукции в 25 — 150 витков, конденсатор переменной емкости, телефон и детектор. Затем изучили в отдельности каждую часть радиоприемника.
      Все эти знания необходимы для составления понятия о радиоприемнике, но далеко не достаточны. Если мы не познаем все эти части во взаимосвязи и взаимодействии, т. е. если не представим мысленно все эти части как единое связное целое, — осуществить радиоприем невозможно.
      Учить правильно воспринимать и воспроизводить в памяти конкретные факты — это значит, справедливо говорят авторы учебного пособия по педагогике под редакцией проф. И. А. Каирова, постепенно и последовательно вооружать учащихся умением сочетать воедино процессы анализа и синтеза, процессы расчленения целого на части и их обратного воссоединения в единое целое. Это положение авторы пособия подтверждают на ряде примеров из педагогической практики.
      Преподаватель литературы, приступая к разбору какого-нибудь отрывка из художественного произведения, прежде всего обращает внимание учащихся на общее содержание и смысл данного отрывка, на его значение в общем контексте данного произведения и лишь после этого переходит к последовательному расчленению отрывка на его составные части. При этом каждая часть рассматривается в связи с целым, в отношении к целому. Целостный образ служит не только исходным моментом для детального рассмотрения изучаемого объекта, но и постоянным фоном, на котором выделяется и изучается каждая часть в отдельности.
      Учитель геометрии, рассказывая учащимся о какой-либо геометрической фигуре, рассматривает ее отдельные элементы (грани, ребра, вершины и т. д.) в их взаимоотношении с целым (грань — граница фигуры, ребро — граница грани, вершина — граница ребра), так что целостный образ фигуры все время сопровождает представление об ее отдельных частях.
      Историк, приступая к изложению отдельных исторических событий, дает краткую характеристику эпохи в целом, подчеркивая основные, решающие моменты. Излагаемые вслед за этим отдельные исторические события в их хронологической последовательности воспринимаются учащимися не как случайные происшествия, а как органические этапы единого исторического процесса. Правильное понимание теснейшего единства и взаимопроникновения анализа и синтеза имеет огромное значение для всего процесса обучения.
      Учитель должен так вести свою беседу, говорил К- Д Ушинский, чтобы, читая статью, ученик мог изложить ее с полным сознанием каждой мысли и каждого выражения. Это условие должно быть основанием логического чтения. Но понять мысль нельзя, если вырвать ее из связи мыслей. Учить логически урок, по словам Ушинского, значит находить в нем главную мысль, привязывать к ней второстепенные, схватывать самую систему изложения, а не заучивать фразы в том порядке, в каком они стоят.
      Неоднократно правильное осуществление анализа и синтеза, как двух сторон единого мыслительного процесса, показывает А. Д. Алферов в своей книге «Родной язык в школе* (1910 г). Каждый анализ в первой стадии как будто отвлекает учащегося от полного и свежего впечатления, вынесенного от прочитанного произведения, но это только на первой стадии.
      Если же анализ, говорит А. Д. Алферов, произведен правильно и с надлежащей перспективой, то, когда ученик вновь обращается к произведению в целом, он чувствует, как восстанавливается прежнее впечатление, с тою разницей, что оно становится более глубоким. Анализ художественного произведения, правильно сделанный, не разрушит цельности впечатления, а только углубит его. Небесполезным поэтому А. Д. Алферов считает, чтобы в конце разбора произведения вновь прочитать его вслух детям и предложить кому-нибудь из учащихся передать содержание прочитанного по плану, но сжато.
      Разбор художественного произведения известный русский педагог Д. Тихомиров советовал вести так, чтобы ученик ясно видел в прочитанном главное, существенное и детали, отвлекал важное от всех частностей и подробностей, но не забывал о связи частностей с главной идеей.
      Исходя из этого, он выработал такое общее правило: разъясняя отдельные слова и выражения, толкуя отдельные частные мысли, учитель не должен терять из виду главной и конечной цели всякого чтения — выяснение главного содержания, главной мысли статьи. В толковании отдельных мыслей надо видеть средство усвоения основного содержания статьи или художественного произведения. Каждое слово, каждое выражение он объяснял постольку, поскольку это нужно для понимания разъясняемой статьи.
      Придавая большое значение умению проанализировать произведение и определить главную мысль его, Д. Тихомиров сформулировал ряд ценных советов, способствующих развитию логического мышления учащихся. Помогая ученикам прослеживать шаг за шагом содержание статьи, учитель не забегает вперед и определяет на каждой логической ступени статьи лишь то, что дает прочитанное, он выводит и заключает лишь постольку, поскольку позволяет разобранное содержание.
      Дальнейший текст статьи, прибавляя к прочитанному новое содержание, в то же время все более и более развивая и выясняя главную мысль статьи, дает новое освещение прежде прочитанному. Затем, по мере движения вперед, учитель выясняет и устанавливает прежде всего новое содержание, а вместе с тем возвращается, где нужно, и к пройденному и сопоставляет новое с прежде пройденным, освещает прежде пройденное новым и через это постепенно приводит все содержание к единству, направляет и подготовляет учеников к пониманию главной мысли.
      Б. П. Есипов и Н. К. Гончаров в своем учебнике по педагогике правильно указывают, что в I классе при решении простейших арифметических задач дети применяют и синтетический и аналитический путь. На первых же уроках русского языка ученики занимаются анализом, например, расчленением предложений на слова, слов — на слоги и слогов — на звуки, и синтезом, например, объединением звуков в слоги, слогов — в слова, слов — в предложения, а предложений — в целые рассказы.
      Анализ должен завершаться мысленным воспроизведением изучаемого предмета во всем богатстве его свойств и связей. Чтобы действительно знать предмет, говорит В. И. Ленин, надо изучить все его свойства, все связи отдельных сторон целого, проследить все его связи с другими предметами. Достигнуть полностью этого невозможно, так как каждый предмет обладает бесконечно большим количеством свойств, но, как указывает В. И. Ленин, требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения.
      Приступая к анализу, каждый исследователь должен руководствоваться какой-то идеей. Если этого нет, если анализ сводится только к тому, что предмет или явление расчленяется на части, а части раскладываются на отдельные полочки, то результаты такого анализа не имеют практической ценности.
     
      § 4. Абстрагирование
      Анализ и синтез не исчерпывают собой всех логических приемов. Действительно, мало расчленить предмет на составные части, а затем мысленно соединить их в целое. Познание вещи более сложно. Анализ есть мысленное расчленение предмета на его составные части. Но ведь в каждом предмете и явлении очень много частей, сторон, свойств, причем одни части, стороны, свойства более важны и существенны, а другие — менее важны и существенны.
      Давно человек заметил, что из камня можно сделать более мощное орудие, чем из дерева; что шкуры животных хорошо защищают от холода; что дерево не тонет в воде и поэтому из него можно делать плоты и лодки для переправы через реки и озера; что жила из тела животного, натянутая на лук, с большей силой выбрасывает стрелу, чем веревка из растительных волокон, и т. д.
      Заметив эти полезные свойства предметов природы, человек, естественно, старался запомнить их и передать знание их своим детям. Процесс запоминания и передачи знаний этих признаков предметов неизбежно требовал того, чтобы выделить эти признаки, полезные свойства из массы других признаков, свойств, отвлечь их от неполезных, несущественных.
      С течением времени способность выделять полезные свойства вещей, возникшая в процессе производственной деятельности, все более и более совершенствовалась.
      Мысленно отвлекать существенное от случайного нам приходится и теперь буквально на каждом шагу. В самом деле, какую бы вещь мы ни исследовали, нам нет нужды знакомиться со всеми без исключения свойствами ее. Опыт показывает, что для подлинного познания вещи или явления надо выявить существенные свойства и отделить их от случайных.
      Так, если мы ставим перед собой задачу отобрать из ряда предметов такой, каким можно разрезать стекло, то мы обращаем внимание на одно качество нужного предмета — твердость. Таким именно предметом является алмаз. В процессе отбора необходимого нам предмета мы отвлекались от всех остальных свойств находящихся перед нами предметов, рассматривая их как несущественные.
      И все наши знания о предметах и явлениях, приобретенные в процессе производства материальных благ, есть результат отвлечения в мысли от несущественного и выделения, извлечения из массы наблюдений важного, существенного.
      В течение многих столетий человек наблюдал отдельных животных — лошадей, собак, волков, лисиц, медведей и др. — и постепенно выделял только те признаки, которые присущи всем животным и которые отличали живые организмы от окружающей среды — неорганической природы, а именно: раздражимость, способность к росту, обмен веществ и т. д. При этом были откинуты второстепенные признаки, которые встречались лишь у отдельных видов животных, как, например, однокопытность лошади, наличие рогов у коровы, жизнь крота под землей и т. п. Так составился в конце концов мысленный образ — «животное».
      В процессе мышления человек отбрасывает случайное, несущественное и идет к познанию необходимого, существенного. Это является главным в любой области нашего знания. Так, овладеть марксистско-ленинской теорией — это значит, говорится в Кратком курсе истории партии, усвоить существо этой теории.
      Отвлечение свойства предмета и называется абстрагированием.
      Абстрагирование — это мысленное выделение отдельных признаков и свойств конкретного предмета или явления и мысленное отвлечение их от множества признаков, свойств, связей и сторон этого предмета.
      В познании огромное значение имеет умение абстрагировать общие, наиболее существенные признаки и свойства предмета или явления объективного мира. Это особенно важно для образования понятия, когда требуется выделить существенные признаки предмета или целого класса предметов.
      Так, для того чтобы составить понятие «анодные лучи», недостаточно сказать, что это — поток положительно заряженных частиц в круксовой трубке. Необходимо выделить, абстрагировать существенные признаки: анодные лучи отклоняются в магнитном поле, вызывают свечение солей, ионизируют газы и др.
      Результат абстрагирования называется абстракцией.
      Когда приходится анализировать «товар», говорит Маркс, то надо оставить в стороне все отношения, не имеющие ничего общего с данным объектом анализа. Главу четырнадцатую «Капитала» Маркс начинает словами: «Выше (см. пятую главу) мы рассматривали процесс труда абстрактно, независимо от его исторических форм, как процесс между человеком и природой».
      В предисловии к первому изданию «Капитала» Маркс прямо указывает на то, что при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами; то и другое должна заменить сила абстракции.
      Чтобы научиться считать, писал Энгельс, надо иметь не только предметы, подлежащие счету, но обладать уже способностью отвлекаться при рассматривании этих предметов от всех прочих их свойств, кроме числа.
      В чем же значение абстракции?
      В том, что мысль после абстракции возвращается к конкретному предмету уже не в прежнем виде, а обогащенной более глубоким знанием. «Мышление, — говорит В. И. Ленин, — восходя от конкретного к абстрактному, не отходит — если оно правильное,.. — от истины, а подходит к ней. Абстракция материи, закона природы, абстракция стоимости и т. д., одним словом все научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее, полнее. От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности» Ч
      Систематически развивая у учащихся навыки научного абстрагирования, необходимо все время следить за тем, чтобы то или иное абстрактное положение было связано с конкретной действительностью. Абстракция, не связанная живыми нитями с предметами и явлениями объективного мира — напрасная трата времени. На это указывают Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии», говоря, что абстракции сами по себе, обособленные от реальной истории, ничего не стоят.
      Подвергнув критике ошибочные позиции противников самоопределения наций, В. И. Ленин писал в работе «О карикатуре на марксизм» о том, что вся беда противников самоопределения происходит оттого, что они отделываются мертвыми абстракциями, боясь разобрать до конца хоть один конкретный пример из живой жизни.
      Способность человеческой мысли отвлекаться, абстрагироваться от несущественного в предмете или явлении есть так же, как анализ и синтез, закрепление в сознании человека многократно повторявшихся трудовых процессов, передачи производственных навыков и знаний полезных свойств вещей.
      По законам абстракции, говорил М. Горький, создаются все литературные типы. Этот процесс возникновения художественного образа он раскрывает следующим образом: «Абстрагируются» — выделяются — характерные подвиги многих героев, затем эти черты... обобщаются в виде одного героя, скажем Геркулеса или рязанского Ильи Муромца; выделяются черты, наиболее естественные в каждом купце, дворянине, мужике, и обобщаются в лице одного купца, дворянина, мужика, таким образом получаем «литературный тип». Исходя из этого, М. Горький учил литераторов умению выбрать из хаоса впечатлений, из пестрой путаницы чувств — объективное, типичное и отбросить в сторону неустойчивое, изменяющееся и скоропреходящее. Если писатель не научится этому, он будет выпускать в свет, предупреждал Алексей Максимович, пустые анекдоты, лишенные социально-воспитательного значения.
      Умение выделять самое существенное приобретается в процессе составления сжатого пересказа того или иного произведения. Уже с I класса начальной школы каждый ученик должен овладевать искусством пересказа прочитанного. В хорошем пересказе сохраняется богатство интонаций, видно, что более всего заинтересовало рассказчика, умело используется язык автора, речь строится грамматически правильно.
      Но к каждому пересказу опытный учитель предъявляет и еще два совершенно необходимых требования, обусловленных логикой содержания передаваемого рассказа. В пересказе, во-первых, должна быть ярко выделена основная мысль автора и, во-вторых, перечислены все существенные моменты прочитанного произведения.
      Самое главное в подготовке учащихся к самостоятельной работе над книгой, говорила Н. К. Крупская, заключается в том, чтобы научить ребят умению выделить из прочитанного самое важное, существенное, научиться разобраться в материале.
      Одним из приемов, развивающих способность выделять существенное, коренное в изучаемом материале, является работа над заголовком к той или иной статье, отрывку из книги и т. д.
      Прочитав какой-либо небольшой рассказ или очерк, учитель ставит перед учащимися задачу — подобрать наиболее соответствующий рассказу или очерку заголовок, в котором необходимо отобразить существо данного литературного произведения. Выбрав из предложенных учащимися наиболее подходящий заголовок, учитель должен объяснить, почему другие заголовки являются менее удачными или вовсе неподходящими. Затем можно пойти дальше. Предложить учащимся сформулировать заглавия к отдельным отрывкам данного рассказа или какого-либо другого произведения.
      При этом главное внимание должно быть обращено на то, чтобы в заглавиях, предлагаемых учениками, отображалось содержание рассказа или отрывка. Опыт показывает, что такая работа заинтересовывает учащихся и проходит очень увлекательно.
      На практике часто приходится наблюдать, что ученики затрудняются в приискании заглавий к прочитанному. Это затруднение, по правильному замечанию Д. Тихомирова, может происходить от двух причин: или ученики не находят соответствующей формы для краткого выражения содержания, или же они не видят главного и общего в прочитанном.
      Первое затруднение не должно пугать учителя. Ученики затрудняются в приискании словесной формы для выражения содержания потому, что язык их еще беден. По мере упражнения в чтении ученики будут накапливать запас слов. Гораздо важнее затруднение, причиной которого является непонимание учениками общего и главного в прочитанном.
      Д. Тихомиров показывает, что это непонимание может происходить или вследствие того, что данное содержание превышает силы разумения ученика, или же вследствие недостаточной помощи со стороны учителя, вследствие его неумения надлежащим образом указать это общее в прочитанном, извлечь это общее и отделить его от частного, сгруппировать и объединить это общее.
      Поэтому-то все заботы учителя во время подготовки к уроку и должны быть направлены к тому, чтобы он сам для себя заметил и ясно определил те данные, от которых должно быть отвлечено это общее. Во время классного чтения все свои вопросы и толкования учитель должен направлять .в сторону разъяснения главного содержания читаемого.
     
      § 5. Обобщение
      В процессе абстракции мы выделяем, таким образом, наиболее существенное в изучаемом предмете или явлении. Этим самым наше знание данного предмета или явления становится более глубоким.
      Но познать предмет вне связи с окружающей средой даже при условии раскрытия его некоторых сторон, свойств нельзя. Каждый предмет есть часть природы, часть какого-то рода, вида, семейства, отряда, — часть чего-то общего. И естественно, что наша мысль устремляется к познанию связей изучаемого предмета с тем общим, к которому принадлежит предмет. Это мы совершаем при любом, самом простейшем акте познания.
      Среди многообразных форм связи, существующей в материальном мире, есть одна наиболее общая форма связи, которая скрепляет и пронизывает все предметы. Это — связь единичного, особенного и всеобщего.
      Поясним это на таком примере.
      Яблоня и груша — это два различных вида плодовых деревьев. Но в строении их цветов и плодов много общего. Поэтому яблоня и груша объединяются в одну и ту же особенную группу или в один и тот же род.
      Вишня и слива — это также два различных вида, но они также сходны между собой в строении цветка и плода. У обоих — сочный плод с косточкой. Поэтому они относятся к одному роду, но к иному, чем яблоня и груша.
      Но яблоня и груша, слива и вишня в свою очередь имеют общие черты в строении цветка, на основании чего оба эти рода включаются в одно общее семейство розоцветных.
      Единичное, особенное и всеобщее друг с другом взаимосвязаны. Общее и особенное содержатся в единичном и проявляются через единичное. Отдельное не существует иначе, как в той связи, которая ведет к общему. Всякое отдельное тысячами переходов связано с другими единичными предметами.
      Человек стремится отразить в своем сознании эту объективную связь единичного, особенного и всеобщего. Энгельс говорит, что действительное, исчерпывающее познание заключается лишь в том, что мы в мыслях поднимаем единичное из единичности в особенность, а из особенности во всеобщность.
      В единичном, в отдельных предметах человек вскрывает общие закономерности. Чтобы понять, говорил В. И. Ленин, нужно эмпирически начать понимание, изучение, от эмпирии подниматься к общему; чтобы научиться плавать, надо лезть в воду.
      Полученное в результате этого знание общего человек вновь применяет к единичному, к отдельным предметам. Это уже дает возможность предвидеть, как будет изменяться предмет в дальнейшем, в новых условиях.
      Этот важный логический прием, посредством которого совершается мысленный переход от единичного к общему, называется обобщением (generalisation
      Обобщение — это мысленное выделение каких-нибудь общих отличительных свойств, принадлежащих только данному классу предметов, и формулирование такого вывода, который распространяется на каждый отдельный предмет этого класса.
      В процессе обобщения человек как бы отходит от конкретных предметов, отклоняется от массы деталей, присущих единичным вещам. Но это необходимо для того, чтобы, познав общее, глубже проникнуть в сущность единичных предметов материального мира.
      Когда мы имеем дело с единичным предметом, часто бывает вполне достаточно одного существенного признака для того, чтобы образовать о нем понятие. Так, понятие «Варшава» мы можем определить посредством одного существенного признака и сказать так: «Варшава — это столица Польши».
      Сложнее обстоит дело, когда требуется образовать понятие о классе предметов. В этом случае вначале отыскиваются и абстрагируются существенные признаки каждого отдельного представителя данного класса предметов. Затем из этих су щественных признаков отбираются только такие признаки, которые являются общими, т. е. имеются во всех без исключения предметах данного класса. Другими словами, происходит мысленное обобщение признаков. Изучая физические и химические свойства отдельных металлов, люди заметили, что каждому металлу присущи такие необходимые признаки, как ковкость, теплопроводность, электропроводность, особый металлический блеск. Эти общие существенные отличительные признаки и стали характеризовать весь класс металлов. Они же отобразились и в понятии «металл».
      Каждый педагог знает, что дети, только что пришедшие а школу, часто обобщают несущественные, второстепенные свойства предметов и явлений. Так, например, выясняя различие деревьев и кустарников, один ученик высказал такую мысль: «Смородину нельзя отнести к деревьям, так как она низкая». В данном случае несущественный признак — величина — послужил основой для обобщения представлений о деревьях. Это же можно заметить и в тех случаях, когда кит и рак относятся учащимися I класса к рыбам, а летучая мышь к птицам. И в этих случаях в качестве существенного признака берется признак второстепенный.
      Умение обобщать воспитывается у детей в I классе начальной школы. Программа для I класса предусматривает упражнения по распределению предметов на группы (учебные вещи, мебель, посуда, одежда, обувь и др.). Учитель ведет беседу таким образом, чтобы объединить сходные предметы в одну группу по общему, существенному признаку.
      Во II классе эта работа продолжается. Разница только в том, что классифицируются уже более сложные предметы и явления материального мира (растения, животные, явления природы, орудия труда).
      Для того чтобы составить самое элементарное понятие, надо вместе с учащимися рассмотреть конкретные единичные предметы, сравнить их, установить сходство и различие, отделить несущественное, второстепенное от существенного и выделить общее для всей группы изучаемых предметов.
      Вот как, например, в начальной школе осуществляется логическое упражнение по образованию понятия «плод»:
      «Учитель. Дети, что есть еще у растения (ученики рассматривали помидоры. — Н. К.), кроме корней, стебля, листьев и цветов?
      Ученик. Еще есть помидоры (указывает плоды).
      Учитель. А какая это часть растений, кто из вас знает? (Дети пе знают). Это плоды. Теперь подойди, Сережа, к столу, найди и покажи плоды мака... А ты, Митя, покажи плоды у огурца. Теперь рассмотрите эти плоды. Какого они цвета?
      Ученик. Помидоры — красные, огурцы — зеленые, мак — желтый.
      Учитель. А форма у плодов одинаковая?
      Ученик. Форма разная: помидор, как шар, огурец — длинный, а мак — как наперсток или маленькая рюмочка.
      Учитель. А вкус у этих плодов одинаковый?
      Ученик. Нет, разный.
      Учитель. Выходит, что все плоды разные, не похожи друг на друга. А почему же их тогда называют одинаково «плоды»? может быть, они все-таки чем-нибудь похожи друг на друга, может быть, у них есть и что-нибудь общее?
      Ученик. Это плоды, потому что мы едим, они вкусные.
      Учитель. А мясную котлету ты тоже ешь, она вкусная! По-твоему, котлета тоже плод?
      Ученик. Нет, котлета не плод, она не растет на растении. Плоды растут на растении.
      Учитель. Верно, плоды растут на растении. А листья, цветы тоже растут на растении. Как же отличить от них плоды? (Ученики не могут дать ответа). Ну, я помогу вам. Давайте-ка разрежем плоды и посмотрим, что у них внутри. (Вызванный ученик разрезает помидор, огурец, коробочку мака и показывает ученикам.)
      Ученик. Я знаю, я догадался, чем они похожи: у них внутри семена!
      Учитель. Верно! Во всех плодах есть семена. Давайте зарисуем наши разрезанные плоды и запишем этот вывод. (Далее учитель предлагает детям рассмотреть яблоко, грушу, ягоду рябины, плод желтой акации. Дети разрезают и находят семена.) Все это — тоже плоды. А из чего образуются плоды?
      Ученик. Плоды вырастают из цветов. (Показывает цветок огурца с утолщенной завязью, затем маленький огурец, на конце которого сохранились желтые лепестки венчика.)
      Вывод записывается на доске и в тетрадях: «Плод образуется из цветка».
      Учитель. Каково значение плодов для растения?
      Дети без труда дают ответ на этот вопрос: в плодах семена, а семена служат для размножения растений. Этот вывод тоже записывается».
      Важнейшим средством развития навыков обобщения можно считать работу над составлением планов, конспектов, тезисов. Разбор таких письменных работ дает возможность показать учащемуся, как сжато изложить главные, существенные мысли прочитанной книги или того или иного раздела учебника, соблюсти последовательность и связь отдельных частей пройденного материала и т. д.
      Если учитель в процессе преподавания своей дисциплины не развивает у учащихся способность обобщения, то, как показывает практика, знания детей в таком случае носят крайне поверхностный характер.
      Поучительный пример на этот счет приводит кандидат педагогических наук Д. Д. Алхимов 2. Чтобы установить, насколько учащиеся VII, VIII и IX классов женской средней школы № 1 г. Нальчика умеют делать обобщения по химии, он провел следующий эксперимент.
      Учащимся были предложены билеты: на двух билетах были перечислены общие свойства щелочных металлов (без указания, что это общие свойства данной группы металлов); на двух других билетах были даны общие свойства галогенов (тоже без названия «галогены»). Два билета, составляющие одну пару (например, галогенов), не были совершенно одинаковы: в каждом перечислялись те же самые признаки, но давались они в разном порядке. Так, в обоих билетах по щелочным металлам перечислялись следующие признаки:
      1. Легко соединяются с кислородом.
      2. Одновалентны в соединениях с кислородом.
      3. На воздухе могут гореть.
      4. Реагируют с водой, выделяя водород.
      5. Окислы этих металлов реагируют с водой.
      В обоих билетах по галогенам в разном порядке перечислялись такие признаки:
      1. Легко соединяются с водородом.
      2. В соединениях с водородом одновалентны.
      3. С кислородом дают непрочные соединения.
      4. Энергично соединяются с натрием.
      Ученицам IX класса, которым были розданы эти билеты, было предложено дать названия тому веществу или группе веществ, которые определяются перечисленными свойствами, вместе взятыми. При этом испытуемые имели бумагу, могли писать и размышлять неограниченно долго.
      В результате оказалось следующее: за очень редким исключением испытуемые называли единичные вещества, а не группы. Так, прочтя свойства галогенов, они почти все называли хлор.
      Если их спрашивали, почему они думают, что это хлор, они отвечали: «Все свойства подходят под хлор». Когда их спрашивали: «А разве нет еще веществ, которые тоже подходили бы под эти свойства?» — они молчали.
      Тогда экспериментатор продолжал: «А бром подходит под указанные свойства?» Ученицы задумывались, снова читали билет и с недоумением отвечали: «Да, и бром подходит». И все-таки дальнейшего вывода, что это галогены, не следовало.
      Из этого Д. Д. Алхимов делает правильное заключение о том, что с учащимися не была проведена работа по сравниванию сходного, выделению существенных общих отличительных признаков и объединению этих сходных черт в понятия: щелочные металлы, галогены. При этом вина возлагается не только на учителя, но и на автора учебника химии, который очень мало места уделил такому сравнению и выделению существенных общих черт этих групп. Так, после анализа хлора, брома, иода и фтора лишь одна страничка уделена характеристике галогенов как группы; при этом именно общие отличительные черты галогенов показаны не выпукло. Обращено больше внимания на изменение свойств в ряду галогенов.
      В процессе обобщения изучаемых материалов надо строжайшим образом соблюдать требование учета возрастных особенностей учащихся. За десять лет, которые ученик пребывает в стенах полной средней школы, кардинально меняется не только способность усваивать общие формулировки, но и самая потребность в них.
      Учащемуся в 10 — 12 лет, говорит методист-географ Н. Н. Баранский, только приступающему к изучению географии, еще «новы все впечатления бытия»; очертания материков, островов и полуостровов, их названия доставляют ему, сами по себе, полнейшее удовлетворение.
      Совсем иначе обстоит дело в VIII и IX классах. Там мы имеем дело с молодыми людьми, которые прошли уже ряд дисциплин, приобщаются к сознательной политической жизни. Их одними фактами, перечислением названий удовлетворить невозможно. Они ждут от преподавателя глубоких обобщений.
      Но и здесь, как правильно отмечает Н. Н. Баранский, могут быть немалые различия между разными группами даже внутри одной школы. Поэтому необходимо вводить обобщения постепенно и последовательно, начиная от связей более простых и наглядных, и без торопливости переходя к более сложным, вплоть до развернутых экономгеографических характеристик, увязывающих в одной цельной концепции особенности современного хозяйства страны с особенностями ее природы, положения и исторических судеб.
      Понимая важность обобщений, ни в коем случае нельзя отсюда сделать вывод, что все наше знание должно свестись к знанию обобщенных формулировок. Это было бы крайне ошибочно. Обобщения должны основываться на фактах. Без знания фактов действительности даже и невозможно иметь правильные обобщения. Академик И. П. Павлов не раз указывал на такое важное правило: сначала дать фактическую сторону дела, а затем уже ее синтезировать, обобщать.
      Максим Горький считал талантливыми писателями тех, которые владеют умением отбирать наиболее характерные классовые особенности и включать их в один обобщающий художественный образ. И сам процесс мышления он правильно рассматривал, как ряд таких приемов; наблюдение, сравнение, изучение, посредством которых наши впечатления, переживания обрабатываются и формируются наукой в идеи, художественной литературой — в образы.
      Не случайно поэтому Горький говорил, что художник должен обладать способностью обобщения, типизации повторных явлений действительности. Разбирая недостатки рассказа одного из начинающих авторов, Горький обращает внимание этого автора на то, что тот придерживался в своем рассказе только одного известного ему факта, а это неправильно.
      В пояснение своей мысли Алексей Максимович привел такую ясную аналогию: так же, как из одной штуки даже очень хорошего кирпича нельзя построить целого дома, так описанию одного факта нельзя придать характер типичного и художественно-правдивого явления, убедительного для читателя.
      Отвлеченное, абстрактное мышление — плод многовекового развития человеческого общества. Исследователи, изучавшие жизнь первобытных людей, неоднократно отмечают в своих трудах, что первобытный человек в силу всего своего образа жизни был еще непривычен к обобщающему мышлению.
      Знаменитый русский путешественник Миклухо-Маклай, проведший много лет среди папуасов Новой Гвинеи, так сообщает о своей попытке узнать название на папуасском языке листа вообще:
      «Я взял однажды, — пишет он, — лист в надежде узнать название листа вообще. Туземец сказал мне слово, которое я записал. Другой папуас, которому я предложил тот же вопрос и тот же лист, сказал другое название. Третий, четвертый, пятый, в свою очередь, назвали предмет другими и разными словами. Все названия мною записывались. Но каково же было настоящее название листа? Со временем и постепенно я узнавал, что сказанное сперва название было названием растения, которому принадлежит лист, второе означало «зеленый», третье — «грязь», «негодное», потому ли, что я поднял лист с земли, или потому, что лист был взят с растения, которое папуасы ни на что не употребляют. Так случилось со многими, очень многими словами».
      Способность обобщения, так же как и способность абстракции, возникла из практической потребности людей, участвующих в общественной производственной деятельности. Эту связь общего с производственной практикой людей Маркс очень ясно показывает в одном из писем к Энгельсу: «Но что сказал бы old Гегель, если бы узнал на том свете, что «общее» (Allgemeine) означает у германцев и северян не что иное, как общинную землю (Gemeinland), а «частное» (Sundre, Besondre) — не что иное, как выделившуюся из этой общинной земли частную собственность (Sondereigen)? Тут логические категории — проклятие — прямо вытекают из «наших отношений»».
      Употребление орудий связано с осознанием некоторых устойчивых, постоянных свойств предмета и столь же устойчивых отношений этого предмета к другим, например, отношения орудия к тому, что этим орудием добывается. Выделив при помощи абстракции однородные полезные свойства предметов, человеку нужно было и мысленно объединить в сознании это общее для данной группы предметов.
      Таковы логические приемы: сравнение, анализ и синтез, абстрагирование и обобщение.
      Умению применять логические приемы придает большое значение педагогика, которая считает, что самыми подходящими упражнениями, развивающими навыки самостоятельной работы над книгой, являются такие:
      1) Прочитать (повторить про себя) разработанную в классе статью, припомнить (и записать) главную мысль статьи, план статьи, краткое выражение каждой части статьи (краткий, но связный рассказ), подробное изложение содержания всей статьи.
      Исполняя эту задачу, ученик без особого труда приучается обозревать содержание целой статьи — от общего (главнбй мысли) к частному (части статьи, краткое и полное выражение содержания статьи) и, укрепив в себе это умение, он применит его потом и при самостоятельном чтении.
      2) Сделать извлечение однородного содержания из нескольких статей и составить из этих извлечений одно связное целое. Повторить ряд прочитанных в классе статей и найти, в чем эти статьи сходны между собой и чем различаются.
      Упражнение это приучает учеников соединять однородное, комбинировать воспринятое, сравнивать, обобщать и пр. Это важное во всех отношениях упражнение еще редко встречается в школьной практике.
      3) Самостоятельно прочитать указанную учителем новую статью, разделить ее на части, определить (кратко) содержание каждой части и главную мысль всей статьи, кратко и подробно передать содержание всей статьи.
      Это упражнение служит прямым переходом к самостоятельному вполне чтению и должно занять в общей системе классных и внеклассных занятий видное место, особенно же в конце школьного курса.
      Как легко заметить, все эти упражнения развивают у учеников основные логические приемы: сравнение, анализ и синтез, абстрагирование и обобщение.
      С помощью таких логических приемов, как сравнение, анализ и синтез, абстрагирование и обобщение, человек сопоставляет, сравнивает данные, полученные посредством ощущения, восприятия и представления, и образует мысль о предмете, воздействовавшем на наши органы чувств.
      Чем же мысль, возникшая на базе чувственных данных, отличается от ощущения, восприятия и представления?
      Ощущение, восприятие и представление имеют наглядный характер. Это значит, что они — непосредственные образы данной конкретной вещи. Так, у каждого из нас есть представление об этом столе, об этой книге, об этой комнате. Это представление выражает, отражает какой-то определенный единичный предмет со всеми присущими ему специфическими свойствами. Чувственное знание содержит в себе только элементы обобщения. Мысль же, углубляясь в предмет, раскрывает общие свойства и связи предметов и явлений материального мира.
      Мысль есть высший продукт мозга. В ней отражаются наиболее общие связи и отношения вещей материального мира. Но это отображение нельзя понимать как какой-то застывший, неподвижный снимок с предмета. Мысль человека идет от менее глубокого знания предмета к более глубокому, от неполного, неточного знания к более полному и более точному.
      Мысль, как и все на свете, развивается и движется от низшей ступени к высшей, от простейшего обобщения к более сложному и глубокому.
      История развития человеческого знания показывает, что появлению даже самых простейших мыслей предшествовал огромный подготовительный период. Иногда требовались тысячи лет для того, чтобы человек пришел к формулировке элементарного обобщения. Энгельс показывает это на примере развития человеческой мысли о сущности теплоты.
      Тот факт, например, что трение порождает теплоту, люди знали практически уже в доисторические времена. Когда-то они согревали холодные части тела растиранием их, а много позже открыли способ получить огонь трением. Но прошли десятки тысяч лет, пока человеческий мозг развился настолько, что мог высказать такую мысль:
      трение есть источник теплоты.
      Остановилось ли знание на этой ступени развития?
      Нет, не остановилось. Прошло еще немало тысячелетий, пока люди в 1842 г. сформулировали более глубокую мысль, а именно:
      всякое механическое движение способно превратиться при помощи трения в теплоту.
      Но человеческое мышление, как известно, не остановилось и на этой ступени знания. Оно пошло дальше. Причем теперь мысль развивалась уже неизмеримо быстрее. Потребовалось уже всего три года для того, чтобы была выражена еще более глубокая мысль:
      любая форма движения способна при определенных для каждого случая условиях превратиться прямо или косвенно в любую другую форму движения.
      Так человек, совершенствуя свое знание в процессе трудовой деятельности, как бы переходит с одной ступени знания на другую. Новая ступень знания, подготовленная всем предшествующим развитием, возвышается над предыдущей.
      Каковы же основные формы нашей мысли?
      Таких форм две: суждение и понятие.
      Наша задача и будет состоять сейчас в том, чтобы познакомиться более подробно с каждой из этих форм мысли.
     
     
      Глава VII
      СУЖДЕНИЕ
     
      1. Общее понятие о суждении. 2. Структура суждения. 3. Суждение и предложение. 4. Основные свойства суждения. 5. Утвердительные и отрицательные суждения. 6. Единичные, частные и общие суждения. 7. Соединение делений суждений по количеству и качеству. 8. Объемы подлежащего и сказуемого в суждении. 9. Условные, разделительные и категорические суждения. 10. Суждения возможности, действительности и необходимости. 11. Отношения между суждениями. 12. «Логический квадрат» 13. Установление логического смысла суждения.
     
      § 1. Общее понятие о суждении
      Из предыдущей главы мы уже знаем, что мышление есть процесс обобщенного и опосредствованного познания действительности. Мышление — это отображение в человеческой голове, в человеческом мозгу свойств предметов и явлений материального мира, отображение закономерных связей и отношений между предметами, явлениями.
      С чего же начинается этот процесс раскрытия, обнаружения общих свойств вещей?
      С самых простейших форм отражения внешнего мира в нашем сознании, когда мы из массы свойств, присущих какому-либо предмету, выбираем одно какое-либо свойство, которое наиболее обычно и чаще бросается в глаза.
      В. И. Ленин в гениальном наброске «К вопросу о диалектике» писал: «Начать с самого простого, обычного, массовидного etc., с предложения любого. листья дерева зелены; Иван есть человек; Жучка есть собака и т. п..., говоря: Иван есть человек, Жучка есть собака, это есть лист дерева и т. д., мы отбрасываем ряд признаков, как случайные, мы отделяем существенное .от являющегося и противополагаем одно другому».
      В предложении «листья дерева зелены» мы утверждаем, что всем листьям присуще одно общее свойство — зеленый цвет. В ощущении и в восприятии этого мы не отображаем. Ощущение и восприятие дают знание лишь о том, что данный лист зелен, что в данной куче листья зелены, но ни в ощущении, ни в восприятии не говорится и не может говориться, что все листья зелены. А предложение «листья дерева зелены» выражает мысль. В нем мы утверждаем, что у листьев есть одно общее свойство — зеленый цвет.
      Но предмет может и не обладать тем или иным свойством. И вот в том случае, когда мы отображаем отсутствие у предмета какого-либо свойства, наша мысль принимает форму отрицания. Например, «розы не синие», «вода не твердая» и т. п. В этик предложениях мы отрицаем, что данным предметам присуще одно какое-либо общее свойство, как, например, что розам присущ синий цвет. Но, несмотря на свою самую элементарную форму, предложение «розы не синие» выражает уже мысль. Мы отрицаем, что всем розам присущ синий цвет.
      В ощущении и восприятии этого мы не отобразим. Ощущение и восприятие дают нам знание лишь о единичном предмете или о какой-то ограниченной части предметов, о том, что данной розе не присущ синий цвет, розам данного куста не присущ синий цвет, но ни в ощущении, ни в восприятии мы не воспринимаем и не можем воспринять образа, который бы отобразил, что всем розам не присущ синий цвет.
      Значит, предложение «розы не синие» выражает мысль, в которой мы отрицаем, что у всех роз есть такое общее свойство, как синий цвет.
      Что же характерно для обеих мыслей: «листья дерева зелены» и «розы не синие»?
      То, что мы в них или утверждаем (в первом случае) или отрицаем (во втором случае) наличие у предметов какого-либо свойства. Такие мысли и называются суждениями.
     
      Суждение — это такая форма мысли, в которой отображается наличие или отсутствие у предмета каких-либо признаков и связей.
     
      Находить сходство или различие между предметами и «приписывать» им признаки, говорил К. Д. Ушинский, значит судить, рассуждать. «Если я говорю, — писал он, — что у лошади нет рогов, а у коровы нет гривы, что у льва втяжные, острые когти, а у лисицы пушистый хвост, то, значит, я приписываю предметам те или другие признаки, или рассуждаю... Во всем, что мы говорим и думаем, есть непременно суждение».
      В том случае, когда мы мысленно в суждении связываем то, что связано в материальном мире, наше суждение истинно, ибо истиной называется соответствие нашей мысли предмету, который отображается нашим мозгом.
      Так, суждение «1929 год был годом великого перелома» является суждением, в котором выражена истина. Итоги 1929 г. с несомненностью говорили, что 1929 год был годом великого перелома.
      Перелом этот шел под знаком решительного наступления на капиталистические элементы города и деревни.
      Но когда мы мысленно в суждении связываем то, что не связано на самом деле в материальном мире, или мысленно разъединяем то, что в действительности связано в материальном мире, — наше суждение ложно, не истинно, ибо оно не соответствует предмету, который мы отображаем в суждении.
      Так, суждение «металлы не являются проводниками электричества» ложно. Мы мысленно разъединили то, что в действительности связано. Металлам присуще свойство электропроводности, а мы в суждении отрицаем наличие этого свойства у металлов.
      Суждение, как и любая мысль, является отображением действительности в человеческом мозгу. Оно, следовательно, вторично, производно, а предметы и явления объективного мира первичны. Суждение, писал А. Н. Радищев, есть познание отношений, существующих между вещами.
      Вопрос о природе суждения антинаучно решается в буржуазных учебниках логики. Буржуазные логики идеалистически рассматривают суждение как первичное по отношению к материальным предметам и явлениям. Суждение, по их мнению, отображает только связи между мыслями. Кант определял поэтому суждение как соединение представлений в сознании. Гегель видел в суждении одно лишь соотношение между понятиями. Надо сказать, что такая идеалистическая трактовка суждения встречается еще и в нашей литературе.
      Идеалистически решив вопрос об источнике суждений, буржуазные логики не могли дать научного критерия истинности суждений. Все современные неокантианцы истинность суждения определяют не соответствием суждения предметам и явлениям объективного мира, а согласием одной мысли с другой мыслью.
      Буржуазные логики ищут критерий истины суждения в самом мышлении, во «всеобщности» суждений, в «ясности и отчетливости» суждений и т. п. Так, махисты утверждают, что истинность суждений нужно определить посредством самих же суждений. Желая выпутаться из этого нелепого положения, некоторые махисты объявляют критерием истинности суждения не отдельные суждения, а «коллективно организованные» суждения. Истинным они предлагают считать то, что «общезначимо», т. е. что принимается за истину многим и.
      Но и данный критерий не может быть признан состоятельным, так как известно, что религиозные суждения, например, «общезначимы», ибо многие люди на земном шаре еще верят в суждения, записанные в «священных» писаниях, но это не дает основания считать такие суждения истинными.
      Подлинная наука отбрасывает подобные критерии истинности суждения. Единственно объективно правильным критерием истинности суждений является общественная практика людей. «Жизнь рождает мозг, — пишет В. И. Ленин. — В мозгу человека отражается природа. Проверяя и применяя в практике своей и в технике правильность этих отражений, человек приходит к объективной истине» Это означает следующее: если практические действия, совершаемые на основании тех или иных суждений, дают ожидаемый успешный результат, заставляют природу служить нашим целям, то тем самым подтверждается объективная правильность, истинность данных суждений.
      В буржуазных учебниках логики иногда встречается указание на практику как критерий истинности, но практика понимается в субъективно-идеалистическом и деляческом смысле. Так, логики-прагматисты отождествляют истинность суждений с полезностью и выгодой, что дает полный простор для реакционного произвола и мракобесия.
      Отрицание буржуазией научного критерия истинности суждений объясняется тем, что она стремится скрыть от народа подлинную истину и предпочитает держать массы в полном неведении относительно того, как проверяется истина.
     
      § 2. Структура суждения
      Возьмем для примера такое суждение:
      «Колхоз есть социалистическое предприятие».
      Как не трудно заметить, это суждение состоит из двух основных элементов:
      1) «колхоз» — логическое подлежащее, или субъект суждения, и
      2) «есть социалистическое предприятие» — логическое сказуемое, или предикат суждения.
      Подлежащее суждения отображает в нашем сознании исследуемый нами предмет объективного мира, а сказуемое суждения отображает наличие или отсутствие того или иного свойства у данного предмета.
      Такова структура суждения. В этом легко убедиться на анализе следующих самых различных по содержанию суждений:
      «Советские профсоюзы являются школой коммунизма».
      «Дружба китайского и советского народов — прочная гарантия мира и безопасности на Дальнем Востоке».
      «Советский народ мирным созидательным трудом крепит могущество своей Родины».
      Отличие структуры данных суждений от структуры суждения «колхоз есть социалистическое предприятие» состоит только в том, что слово «есть», которое имеется в сказуемом суждения о колхозе, в новых суждениях или заменено словом «является», или просто подразумевается.
      Подлежащее суждения условно обозначают буквой S (первая буква латинского слова subjectum), а сказуемое суждения — буквой Р (первая буква латинского слова praedicatum).
      Поскольку в сказуемом суждения свойство утверждается или отрицается, постольку для выражения утвердительной или отрицательной формы добавляется слово «есть» или «не есть» («суть» или «не суть»).
      Исходя из этого, суждение можно выразить такой формулой:
      S есть Р; или S — Р.
      В том случае, когда в суждении отрицается наличие признака у предмета, формула суждения записывается так:
      S не есть Р.
      Таким образом, в суждении имеется две основных части — подлежащее и сказуемое. Именно из признания того, что суждение состоит из двух основных элементов, исходил в своем учении о формах идей Ломоносов. Подлежащее отображает «вещь, о которой рассуждаем», сказуемое показывает «то, что рассуждаем о подлежащем».
      «Глагол существительный есть или суть, — писал Ломоносов, — называется связка, которою подлежащее и сказуемое сопрягаются. Она часто в разных случаях потаена бывает, как богатство и честь побуждают к трудам. И посему называются такие предложения косвенными, которые, однако, можно привести в чисто логические, изобразив сказуемое через иную часть слова: например, в сем предложении: огонь горит, глагол переменив в причастие и приложив связку, будешь иметь огонь есть горящий, где подлежащее, сказуемое и связка изображены явственно, хотя в Российском языке сия речь не свойственна» *.
     
      § 3. Суждение и предложение
      Звуковой материальной оболочкой суждения является предложение. В предложении суждение становится реальностью как для того, кто его произносит, так и для тех людей, которые слушают высказанное суждение. Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания. Язык регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, делая возможным обмен мыслями в человеческом обществе.
      Предложение является непосредственной действительностью суждения, орудием для выражения суждения. Процесс возникновения суждения происходит одновременно с процессом образования предложения.
      Попытки отрывать суждение от предложения неизбежно ведут в болото идеализма. Так, Кант утверждал, что он судит до того, как появится в сознании предложение. По его мнению, суждение возникает до и вне предложения.
      В действительности же ни одно суждение не может возникнуть и существовать вне предложения, являющегося непосредственной материальной оболочкой суждения. Это единство суждения и предложения реально выражается в том, что и в суждении и в предложении основные элементы выражают одно и то же качество.
      Группа грамматического подлежащего в предложении большей частью совпадает с логическим подлежащим (субъектом) суждения, а группа грамматического сказуемого предложения соответствует логическому сказуемого (предикату) суждения. Например, в предложении «советская власть есть государственная форма диктатуры пролетариата» первые два слова, являющиеся грамматической группой подлежащего, выражают субъект суждения, а слова «есть государственная форма диктатуры пролетариата», являющиеся группой сказуемого, выражают предикат суждения.
      Но единство языка и мышления, как известно, не означает, что язык и мышление не отличаются друг от друга специфическими закономерностями. Точно так же единство предложения и суждения не дает никакого основания для стирания граней между предложением и суждением.
      Наряду со сходством в строении суждения и предложения имеются и некоторые различия. Так, грамматика знает безличные предложения, в которых отсутствует подлежащее. Например, в предложениях «светает», «морозит» и т. п. не имеется подлежащего. Но в суждениях, которые выражаются данными предложениями, субъект имеется. Субъектом здесь является наше знание о предмете, свойство которого (предмета) отображено в предикате. Когда мы говорим: «морозит», то имеем в виду, где именно происходит данное явление.
      Всякое суждение выражается в предложении, но не всякое предложение выражает суждение. Предложение, в котором что-либо сообщается или что-либо утверждается или отрицается, называется повествовательным предложением. Оно как раз и выражает суждение, являющееся мыслью, в которой что-либо утверждается или отрицается относительно предметов и явлений окружающего мира. Но ведь грамматика кроме повествовательных предложений знает еще вопросительные и побудительные предложения.
      Вопросительные предложения («где ты был?», «что там такое чернеется?», «где ты видишь дорогу?» и т. п.) и побудительные предложения («погасите свет!», «закройте дверь!», «возьмите книгу!» и т. п.) возникают, конечно, в единстве с какими-то мыслями, но назначение вопросительных и побудительных предложений иное, чем утверждение или отрицание чего-либо о чем-либо, без чего не может существовать суждение. Сущность вопросительных предложений заключается в постановке вопроса, а сущность побудительных предложений в выражении побуждения, приказания. Еще Аристотель говорил, что не всякая речь заключает в себе суждение, а лишь та, в которой заключается истинность или ложность чего-либо. Так, указывал он, например, «пожелание» есть речь, но не истинная или ложная.
      Для того чтобы доказать, что вопросительные суждения, например, выражают суждение, некоторые специалисты логики приводят такой пример:
      «Рассмотрим, — говорят они, — вопросительное предложение: «Благодаря чему наш колхоз досрочно выполнил план весеннего сева?» Здесь содержится утверждение относительно нашего колхоза, что он выполнил план сева досрочно. А раз в вопросительном предложении содержится утверждение, значит речь идет об истинности или ложности и, следовательно, в этом предложении находит свое выражение суждение».
      Но во всем этом рассуждении содержится одна явная ошибка: сущность вопросительного предложения «благодаря чему наш колхоз досрочно выполнил план весеннего сева?» вовсе не в утверждении относительно того, что наш колхоз выполнил план сева, а в том, благодаря чему он досрочно выполнил план. А поскольку в данном предложении нет ответа на этот главный вопрос, поэтому нет и утверждения или отрицания относительно основного содержания для этого вопросительного предложения. Получается бросающееся в глаза несоответствие: задающий вопрос интересуется причинами досрочного выполнения плана, а утверждение отвечает на другой вопрос — в какое время колхоз выполнил план. Но это же разные вещи.
      Совпадая в основных членах, структуры суждения и предложения имеют и некоторое различие. И это само собой понятно уже по одному тому, что грамматический строй предложения различен в разных национальных языках, а логический строй суждения у всех народов одинаков, он общечеловечен. Значит, суждения у разных народов принимают различную языковую оболочку и специфическую структуру слов в предложении.
      Различие в составных элементах суждения и предложения особенно заметно в тех случаях, когда подлежащее и сказуемое выражаются с помощью многих слов. Так, в предложении «колокольчик однозвучный утомительно лремит» субъектом суждения будет «колокольчик однозвучный», а подлежащим предложения — «колокольчик», слово же «однозвучный» является определением. Предикатом суждения в этом предложении будет «утомительно гремит», а сказуемым предложения — «гремит», слово же «утомительно» является обстоятельством образа действия.
      Только правильное понимание единства суждения и предложения и их специфических особенностей повышает культуру речи.
     
      § 4. Основные виды суждения
      Сама структура суждения показывает, что в суждении отражается объективная связь между предметом и его свойствами.
      Но связь предмета и его свойств многогранна — от простейшей до существенной, определяющей природу данного предмета. Кроме того, как и все на свете, эта связь развивается и изменяется. Естественно, что и наше мышление, если оно стремится охватить все более и более глубокие и общие связи предмета и его свойств, принимает более сложные формы, в которых отображаются глубокие и существенные связи предмета и его свойств.
      Отображая объективную действительность, мышление и переходит от суждений, так сказать, низшего порядка к суждениям высшего порядка. Вот почему Энгельс называем суждение формой движения мышления.
      Рассмотрим основные свойства и виды суждений, в которых развивается наша мысль, отображая все более глубокие связи и отношения предмета с его свойствами, связи и отношения предметов и явлений материального мира.
      Подлежащее и сказуемое суждения отображают связь предметов, связь предметов с их свойствами и фиксируют характер связи между предметами и их свойствами. В зависимости от объема и содержания отображаемых в суждении предметов и от характера связи предметов и свойств суждения можно разделить на следующие виды:
      1. По содержанию или качеству отображаемых предметов суждения делятся на утвердительные и отрицательные.
      2. По объему или количеству отображаемых предметов суждения делятся на единичные, частные и общие.
      3. По характеру связи отображаемых предметов и их свойств суждения делятся на условные, разделительные и категорические.
      4. По степени существенности для предмета отображаемого свойства суждения делятся на суждения возможности (проблематические), действительности (ассерторические) и необходимости (аподиктические).
      Рассмотрим каждую группу суждений.
     
      § 5. Утвердительные и отрицательные суждения
      Утвердительная или отрицательная форма суждения называется качеством суждения.
      Суждение, в котором отображается наличие какого-либо признака у предмета, называется утвердительным суждением.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Гражданин СССР Иванов имеет право на образование».
      «Некоторые планеты имеют атмосферу».
      «Все страны народной демократии находятся на пути к социализму».
      «Острейшая классовая борьба между эксплуататорами и эксплуатируемыми составляет основную черту капиталистического общества».
      Суждение, в котором отображается отсутствие какого-либо признака у предмета, называется отрицательным суждением.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «В СССР нет образовательного ценза при выборах в органы государственного управления».
      «В социалистическом обществе нет ни эксплуататоров, ни эксплуатируемых».
      «Докеры и рабочие Марселя не хотят разгружать суда с военным снаряжением».
      Качество суждения, таким образом, есть отображение принадлежности или непринадлежности того или иного свойства исследуемому предмету.
      Утвердительные и отрицательные суждения нельзя смешивать с отрицаемыми и отрицающими суждениями. Существо отрицаемых и отрицающих суждений определяется не их утвердительной или отрицательной формой, а характером взаимоотношения между данными суждениями. Отрицающим суждением называется такое суждение, которое указывает на ложность другого суждения. Последнее суждение называется отрицаемым.
     
      § 6. Единичные, частные и общие суждения
      Но в суждении отображается не только наличие или отсутствие у предметов того или иного признака или ряда признаков. В суждении фиксируется также и следующее: принадлежит ли данный признак одному предмету, нескольким предметам одного класса или всем предметам класса.
      Отображение в суждении того или иного определенного круга предметов называется количеством суждения.
      Суждение, в котором что-либо утверждается или отрицается об отдельном предмете (классе или агрегате предметов в целом), называется единичным суждением.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Советский Союз — оплот мира и безопасности во всем мире».
      «Москва — столица Союза Советских Социалистических Республик». «Суворов — великий русский полководец».
      «Русский народ — самая выдающаяся нация из всех наций, населяющих нашу Родину».
      Единичные суждения играют огромную роль в нашем мышлении. Нельзя познать предмет, не изучив его отдельных свойств. Каждое единичное суждение, если оно правильно отображает природу, приближает нас к познанию сущности предмета. Так, суждение «этот полк гвардейский» является суждением единичным, но оно расширяет наши знания о данной воинской части. Но единичное суждение все же не идет дальше рамок единичного предмета или явления, которое отражается нашей мыслью в форме единичного суждения.
      На ступени единичных суждений наша мысль не может остановиться, если требуется познать не один предмет, а целый класс предметов. Сама практическая жизнь, процесс производства материальных благ, одной из особенностей которого является непрерывное развитие и изменение, требует все более и более глубокого познания закономерностей природы и общественной жизни.
      Как же в таком случае дальше развивается наша мысль в форме суждения?
      Она стремится проникнуть в сущность вещей.
      А сущность класса предметов коренится в наиболее общих свойствах данного класса предметов. И вполне естественно, что человек стремится познать, насколько широко распространяется свойство, установленное в единичном суждении, на другие предметы. Это движение мысли осуществляется уже в более сложных видах суждения.
      Переход от познания свойства одного предмета какого-либо класса к познанию того, что это свойство принадлежит всем предметам данного класса, как правило, совершается через познание принадлежности или непринадлежности этого свойства части предметов данного класса.
      Суждение, в котором что-либо утверждается или отрицается о части предметов какого-либо класса, называется частным суждением.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Некоторые граждане СССР окончили Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова».
      «Некоторые птицы не умеют летать».
      «Некоторые газы инертны».
      «Некоторые ядовитые вещества целебны в малых дозах».
      Отвлекаясь от конкретного содержания данных частных суждений, можно установить, что структура у всех подобных суждений одинакова. Она выражается следующей формулой:
      «некоторые S суть (или не суть) Р».
      Частные суждения делятся на две группы. Основанием для деления является то, что слово некоторые употребляется в двух смыслах.
      Обычно под словом некоторые понимается небольшая часть какого-либо класса предметов или, иначе говоря, только некоторые. Что касается большинства остальных предметов данного класса, то они в ту часть, которая отображена словом «некоторые», не попадают. Именно этот смысл мы вкладываем в слово «некоторые» в таких, например, суждениях:
      «Некоторые стахановцы — лауреаты Сталинских премий».
      «Некоторые металлы легче воды».
      «Некоторые колхозники — депутаты Верховного Совета СССР».
      Частное суждение, в котором что-либо утверждается или отрицается только о некоторой определенной части предметов какого-либо класса, называется определенным частным суждением.
      Формула такого суждения записывается так:
      «только некоторые S суть Р».
      В элементарных школьных учебниках логики оперируют такими частными суждениями, в которых под словом «некоторые» разумеют несколько иное, а именно: «по крайней мере некоторые, а может быть и все». Поэтому частные суждения, с которыми приходится иметь дело в элементарном курсе логики, отображая принадлежность или непринадлежность какого-либо свойства части предметов данного класса, ничего не утверждают и не отрицают относительно остальных предметов этого класса предметов. В определенном же частном суждении прямо говорится, что данное свойство присуще (или не присуще) строго установленной части предметов и только ей, а что касается остальных предметов, то им это свойство не присуще (или присуще).
      Частное суждение, в котором что-либо утверждается или отрицается о некоторой части и при этом ничего не утверждается и не отрицается относительно остальных предметов этого класса, называется неопределенным частным суждением.
      Формула неопределенного частного суждения такова:
      «По крайней мере некоторые S (а может быть и все S) суть Р».
      Частное суждение раскрывает связь свойства с несколькими предметами. Но частное суждение несет в себе известную неопределенность, если требуется решить вопрос о принадлежности или непринадлежности данного свойства всему классу предметов, ибо неизвестно, какая же часть класса предметов обладает данным свойством.
      Принадлежность или непринадлежность какого-либо свойства всем предметам того или иного класса отображается уже не в частном, а в общем суждении.
      Общим суждением называется суждение, в котором что-либо утверждается или отрицается о каждом предмете какого-либо класса предметов.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Все граждане СССР имеют право на отдых».
      «Все газы сжижаются в жидкости».
      «Ни одно суждение не может возникнуть вне предложения».
      «Ни одна нация не может существовать без общего языка».
      Структура у всех подобных суждений одинакова. Она вы ражается следующими формулами:
      Все 5 суть Р. Ни одно S не есть Р.
      Общее суждение, таким образом, отображает связь каждого предмета какого-либо класса с тем или иным свойством, присущим данному классу. Иначе говоря, известное нам свойство распространяется на всех представителей данною класса.
      Употребляя в речи общее суждение, надо знать, что слово «все», которое ставится перед словом, выражающим субъект суждения, не всегда гарантирует нам тот факт, что высказанное суждение является общим суждением. Это, например, можно видеть в следующем суждении: «все учебники, купленные для библиотеки нашей школы, стоили 450 рублей». В данном суждении слово «учебник» употреблено в собирательном смысле. Стоимость в 450 рублей нельзя отнести к каждому учебнику в отдельности, а только ко всему собранию учебников.
      Только в таком суждении слово «все» свидетельствует о том, что данное суждение является общим, в котором слово, выражающее субъект суждения, употребляется в разделительном смысле. Это, например, можно видеть в таком суждении: «все галогены расположены в VII группе таблицы Менделеева». Мы знаем, что не только все в целом галогены находятся в VII группе таблицы, но и каждый галоген в отдельности расположен в этой таблице.
      Следует иметь в виду, что в предложении, выражающем общее суждение, слово «все» может и не быть, но от этого суждение не перестает быть общим. Нередко слово «все» не высказывается, а только подразумевается. Так, суждение «фабрики в Советском Союзе являются последовательно социалистическими предприятиями» есть суждение общее, хотя в предложении, выражающем это суждение, и нет слова «все».
      Общие суждения делятся на две группы: регистрирующие и нерегистрирующие общие суждения.
      Общее суждение, в котором что-либо утверждается или отрицается о классе с ограниченным, определенным числом предметов, называется регистрирующим общим суждением.
      Примерами таких суждений могут быть следующие:
      «Все страны народной демократии находятся в лагере мира, возглавляемом Советским Союзом».
      «Все известные нам планеты вращаются вокруг Солнца».
      «Все окислы щелочных металлов при взаимодействии с водой образуют сильные щелочи».
      Общее суждение, в котором что-либо утверждается или отрицается о классе с бесконечно большим или неопределенно большим числом предметов, называется нерегистрирующим общим суждением.
      Примерами таких суждений могут быть следующие:
      «Все млекопитающие имеют четырехкамерное сердце».
      «Всякий диаметр делит круг пополам».
      «Ни одно животное не может существовать без пищи».
      Значение общего суждения в мыслительной деятельности огромно. Законы природы и общества могут быть выражены только в форме общего суждения. И это понятно, ибо закон выражает наиболее общие связи материальной действительности. А общее суждение как раз и дает нам знание того, что известное нам положение истинно для всего класса предметов.
      В единичных утвердительных и отрицательных суждениях наша мысль отображает наличие или отсутствие признака или свойства у одного предмета, иначе говоря, решается вопрос о том, содержится такое свойство в предмете или не содержится. В частных и общих суждениях наша мысль отображает уже не только вопрос о принадлежности или непринадлежности свойства одному предмету, но и о том, на какое количество предметов распространяется это свойство: на часть или на все предметы, входящие в данный класс.
      Но из этого факта не следует делать вывода, что единичные суждения имеют минимальную значимость, что частные суждения имеют большее значение и что основную роль в мышлении играют только общие суждения. Такая оценка роли отдельных видов суждений была бы грубой ошибкой. При определенных условиях, в определенном месте и в определенное время каждый вид суждения выполняет свою функцию.
      Когда нам стало известно, что некоторые цехи завода «Красный пролетарий» полностью перешли на передовые методы работы, то наша мысль об этом факте могла выразиться в частном суждении, ибо единичное суждение фиксировало бы пройденное, а для общего суждения не было еще материала. Если же требуется написать биографию какого-либо выдающегося новатора, то придется высказать десятки единичных суждений, которые нельзя заменить частными и общими. Когда же познан какой-либо закон, то он непременно выражается общим суждением. Но всякий закон есть результат глубокого исследования массы единичных и частных явлений, а мысли о единичных и частных явлениях выражаются в форме единичных и частных суждений.
     
      § 7. Соединение делений суждений по количеству и качеству.
      Поскольку во всех предметах материального мира всегда налицо единство количества и качества и нельзя себе представить предмет, в котором есть только или количество, или качество, постольку и наши суждения о предмете выражают одновременно и качество и количество предмета. В результате соединения делений суждений по качеству (утвердительные и отрицательные) и по количеству (частные и общие) получаются четыре таких основных вида суждений:
      1. Общеутвердительное суждение, которое одновременно является общим и утвердительным.
      Например: «все Герои Советского Союза — храбрые люди». Это суждение выражается следующей формулой:
      «все S суть Р».
      2. Частноутвердительное суждение, которое одновременно является частным и утвердительным.
      Например: «некоторые колхозники — Герои Социалистического Труда». Это суждение выражается формулой:
      «некоторые S суть Р».
      3. Общеотрицательное суждение, которое одновременно является общим и отрицательным.
      Например: «ни одно явление не возникает без причины». Это суждение выражается формулой:
      «ни одно S не есть Р».
      4. Частноотрицательное суждение, которое одновременно является частным и отрицательным.
      Например: «некоторые ученики не умеют играть в шахматы». Это суждение выражается формулой:
      «некоторые S не суть Р».
      Для краткости каждое из этих четырех видов суждения обозначается закрепленной за ними буквой:
      А — общеутвердительное суждение (первая гласная латинского слова affirmo, что значит «утверждаю»).
      I — частноутвердительное суждение (вторая гласная слова affirmo).
      Е — общеотрицательное суждение (первая гласная латинского слова nego, что значит «отрицаю»).
      О — частноотрицательное суждение (вторая гласная слова nego).
      Суждения Ломоносов делил на утвердительные и отрицательные, на общие и единичные (особенные).
      Утвердительным суждением он называл такое, в котором сказуемое приписывается к подлежащему, например: «человек есть животное словесное»; здесь жизнь и словесность отображаются как свойства, присущие человеку.
      Для отрицательного суждения характерно то, что в нем сказуемое «отъемлется», например: «человек не вечен».
      Утвердительные и отрицательные суждения Ломоносов подразделял на общие и особенные.
      Общим суждением он называл такое, в котором сказуемое «приписывается или отъемлется подлежащему, как роду», например: «всяк человек есть смертен».
      Особенным суждением он считал такое, в котором сказуемое «приписывается или отъемлется подлежащему, как виду», например: «Семпроний есть великодушен».
      Ломоносов проводит соединение делений по качеству, количеству и в результате составляет такую классификацию:
      1) утвердительно-общее («всяк ободренный надеждою день и ночь неусыпно трудятся»);
      2) утвердительно-особенное («желание богатства придает ему Геркулесову силу»);
      3) отрицательно-общее («всяк ободренный надеждой не взирает на веселие гуляющих»);
      4) отрицательно-особенное («волнение и непостоянство моря в отчаяние его не приводит»).
     
      § 8. Объемы подлежащего и сказуемого в суждении
      В разных суждениях то или иное свойство утверждается или отрицается относительно одного, нескольких или всех предметов данного класса. Другими словами, в подлежащем и сказуемом суждения отображается или один, или несколько, или все предметы какого-то определенного класса.
      Когда подлежащее отображает все предметы данного класса, тогда говорят, что подлежащее взято во всем объеме, или распределено. Это, например, можно оказать, о подлежащем такого суждения: «все граждане СССР равны перед законом». Подлежащее в данном случае распределено, так как в суждении говорится о всех гражданах СССР.
      Когда же подлежащее отображает не все предметы данного класса, а только какую-то часть их, тогда говорят, что подлежащее взято не во всем объеме, или не распределено.
      Это, например, можно сказать о подлежащем такого суждения: «некоторые учителя нашего района примут участие в педагогических чтениях». Подлежащее в данном случае не распределено, так как в суждении говорится не о всех учителях нашего района, а только о некоторых.
      Поскольку все суждения делятся в зависимости от количества и качества на четыре вида (общеутвердительные, общеотрицательные, частноутвердительные и частноотрицательные), практически полезно знать, как обстоит дело с объемами подлежащего и сказуемого в каждом из этих видов суждений.
      В общеутвердительных и общеотрицательных суждениях подлежащее распределено.
      Это ясно видно из самих формул данных суждений. Формула общеутвердительного суждения гласит: «все S суть Р».
      Например, в суждении «все маршаллизованные страны потеряли свой суверенитет» подлежащее взято во всем объеме, или распределено: каждая маршаллизованная страна потеряла свой суверенитет.
      Формула общеотрицательного суждения записывается так: «ни одно S не есть Р». Но ведь сказать «ни одно S» — это равносильно тому, что сказать «каждое S».
      В суждении «ни один элемент не есть сложное тело» подлежащее взято во всем объеме, или распределено, так как мы утверждаем о каждом элементе, что он не является сложным телом.
      В частноутвердительных и частноотрицательных суждениях подлежащее не распределено.
      Это также ясно видно из самих формул данных суждений. Формула частноутвердительного суждения гласит: «некоторые S суть Р». В суждении речь идет не о всех, а о некоторых предметах, не о всем объеме данного класса предметов.
      В суждении «некоторые ученики нашей школы увлекаются альпинизмом» говорится не о всех учениках нашей школы, а только о части их.
      Формула частноотрицательного суждения записывается так: «некоторые S не суть Р». Легко заметить, что в таком суждении речь идет о части предметов данного класса. Например, в суждении «некоторые тела солнечной системы не имеют атмосферы» подлежащее взято не во всем объеме, так как мы говорим о некоторых, а не обо всех телах солнечной системы.
      В данном случае мы рассматриваем определенное частное суждение. Во всех последующих случаях мы будем рассматривать в данной книге неопределенные частные суждения.
      Несколько сложнее решается вопрос о распределенности сказуемого.
      В общеотрицательных и частноотрицательных суждениях сказуемое распределено.
      Рассмотрим это на только что разобранных примерах. Если ни один элемент не есть сложное тело, то и ни одно сложное тело не есть элемент. В этом суждении говорится о всех элементах и имеются в виду все сложные тела, когда мы исключаем их из класса элементов. Отношение подлежащего и сказуемого в общеотрицатёльном суждении можно изобразить в виде двух совершенно не соприкасающихся кругов (рис. 1).
      Для частноотрицательного суждения мы взяли пример: «некоторые тела солнечной системы не имеют атмосферы». В этом суждении подлежащее не распределено, но сказуемое распределено, взято в полном объеме, потому что в этом суждении говорится о всех телах солнечной системы, которые не имеют атмосферы: к числу тел солнечной системы, не имеющих атмосферы, не относятся тела, которые имеют атмосферу.
      Частноотрицательное суждение: «некоторые металлы не плавают» означает, что ко всему классу плавающих тел (Р) (весь объем) не относится часть металлов (S).
      Графически отношение между подлежащим и сказуемым в частноотрицательном суждении можно изобразить следующим образом (рис. 2).
      Но гораздо сложнее решается вопрос о распределенности сказуемого в общеутвердительных и частноутвердительных суждениях.
      В общеутвердительных суждениях сказуемое может быть распределенным, а может быть и нераспределенным.
      а) Сказуемое распределено в тех общеутвердительных суждениях, в которых объем сказуемого равен объему подлежащего.
      Так, в суждении «только квадраты — равносторонние прямоугольники» сказуемое взято во всем объеме, так как все равносторонние прямоугольники являются квадратами и, следовательно, в суждении говорится о всех равносторонних прямоугольниках. В этом случае можно сказать, что все равносторонние прямоугольники — квадраты.
      Такое отношение между подлежащим и сказуемым в общеутвердительном суждении можно выразить наглядно в виде двух совпадающих кругов (рис. 3).
      б) Сказуемое не распределено в тех общеутвердительных суждениях, в которых объем сказуемого шире объема подлежащего.
      Так, в суждении «все жатки — сельскохозяйственные машины» сказуемое взято не во всем объеме, ибо в суждении не говорится о всех сельскохозяйственных машинах (в том смысле, что все сельскохозяйственные машины суть жатки). Иначе говоря, сказуемое в таком суждении не распределено. Подлежащее в этом суждении представляет собой вид, а сказуемое — род.
      Такое отношение между подлежащим и сказуемым в общеутвердительном суждении можно графически изобразить так, как показано на рис. 4.
      В частноутвердительных суждениях сказуемое может быть распределенным, а может быть и нераспределенным.
      а) Сказуемое распределено в тех частноутвердительных суждениях, в которых объем сказуемого включен в объем подлежащего.
      Так, в суждении «только некоторые самолеты — реактивные самолеты» сказуемое распределено. И действительно, в сказуемом данного суждения мыслится не часть реактивных самолетов, но все реактивные самолеты.
      Такое отношение между подлежащим и сказуемым в частноутвердительном суждении можно наглядно выразить в виде двух кругов так, как это показано на рис. 5.
      б) Сказуемое не распределено в тех частноутвердительных суждениях, в которых объем сказуемого шире объема подлежащего.
      Так, в суждении «некоторые председатели колхозов — агрономы» сказуемое не распределено. В самом деле, число агрономов далеко не исчерпывается теми десятками тысяч агрономов, которые одновременно являются и председателями колхозов. Число агрономов значительно больше: в него входят агрономы совхозов, земельных органов, те агрономы колхозов, которые не являются председателями сельскохозяйственных артелей, и многие другие агрономы. Значит, в сказуемом говорится не о всех агрономах, а только о части их.
      Такое отношение между подлежащим и сказуемым в частноутвердительном суждении можно графически изобразить в виде двух кругов так, как это показано на рис. 6.
      Так решается вопрос о распределенности подлежащего и сказуемого в общеутвердительном, частноутвердительном, общеотрицательном и частноотрицательном суждениях.
      Знание распределенности подлежащего и сказуемого в суждениях может оказать большую помощь при анализе многих логических операций и избавить от многих логических ошибок.
      Зная, что в каком-либо суждении подлежащее и сказуемое распределено, мы можем безошибочно ставить подлежащее на место сказуемого и обратно. Например, в общеутвердительном суждении: «империализм — монополистический капитализм», и подлежащее и сказуемое распределены, следовательно, можно сказать, что «монополистический капитализм есть империализм».
      Но этой операции — обращения — нельзя сделать в общеутвердительном суждении: «все капиталисты — эксплуататоры», так как не все эксплуататоры — капиталисты.
     
      § 9. Условные, разделительные и категорические суждения
      Каждый человек, познавая предметы материального мира в процессе своей деятельности, стремится отобразить наиболее общие свойства, связи и отношения предметов, подняться от единичного суждения к общему суждению. Это восхождение от единичного к общему нельзя себе представить как какой-то изолированный процесс познания, в котором участвует только данный класс предметов и только одна мысль об этих предметах.
      Мы знаем, что каждый предмет связан со всеми другими предметами. Дерево растет потому, что оно питается веществами, которые получает из почвы и воздуха; жизнь на Земле возникла и развивается благодаря энергии, которую посылает на поверхность нашей планеты Солнце; материальный и культурный уровень трудящихся нашей страны неуклонно поднимается в результате товарищеского сотрудничества и социалистической взаимопомощи свободных от эксплуатации работников.
      Ясно, что и наши мысли о предметах и явлениях действительности отображают эти связи предметов и явлений.
      Сформулировав свою мысль об изучаемых предметах в форме того или иного вида суждения, каждый человек стремится еще глубже раскрыть связи объективного мира. Найденное суждение находится в определенном отношении с другими суждениями, в которых отображены связи данного предмета с другими предметами и явлениями. И это вполне естественно. Суждение, вырванное из этой связи, не может быть правильно понято.
      Так, одну из форм связи предметов и явлений природы и общества с условиями, которые создает окружающая среда, наше сознание отображает в форме условного суждения.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Если останется капиталистическое окружение, то государство в СССР сохранится и при коммунизме:».
      «Если народы мира возьмут в свои руки дело мира, то мир будет сохранен и упрочен».
      «Если положительно заряженное тело соединить с землей, то весь положительный заряд уйдет в землю».
      «Если тело погрузить в жидкость, то оно потеряет в весе столько, сколько будет весить вытесненная им жидкость».
      Как видно из приведенных примеров, в условном суждении истинность высказывания ставится в зависимость от какого-либо условия, которое приводится тут же в суждении.
      Условным суждением (или, как его иногда называют, гипотетическим) называется суждение, в котором отображается зависимость того или иного признака предмета от известных нам условий.
      Общая формула условного суждения такова:
      «если S есть Р1, то S1 есть Р1».
      Эту формулу можно записать и так:
      «если А есть В, то С есть D».
      Условное суждение складывается из двух частей. В первой части высказывается условие, при соблюдении которого будет истинным данное условное суждение.
      Каждая из этих частей носит свое наименование. Та часть, в которой устанавливается условие, называется основанием, а та часть, истинность которой определяется условием, выставленным в первой части, называется следствием.
      Условные суждения очень часто применяются и в обычной речи, и в науке, — во всех случаях, когда мы утверждаем или отрицаем что-либо не в безусловной форме, а в зависимости от какого-либо обстоятельства.
      Всякий раз, когда тот или иной исследователь формулирует какие-то выводы в отношении изучаемого явления, исходя из предположения определенной закономерности явлений, применяется форма условного суждения.
      Так, органическая жизнь возникла на Земле 1,5 — 2 млрд, лет назад. О многих сотнях миллионов лет истории развития жизни не осталось никаких следов. Но биолог, предположив известные условия состояния земной коры и атмосферы, делает логические выводы о возможном процессе возникновения жизни.
      Очень широко форма условного суждения применяется в народных пословицах и поговорках. Вот типичные в этом смысле изречения: «если настанет весна, то и вершина горы станет садом»; «если поручить дело дураку, — дело останется неисполненным»; «как наступает весна, так дерево начинает пускать почки» и т. п.
      Оперируя условными суждениями, следует иметь в виду, что в условном суждении не всегда вначале идет основание, а затем следствие. Нередко условные суждения начинаются со следствия. Это мы видим в следующих высказываниях:
      «Электрическое состояние исчезнет, если заряженный проводник соединить с землей».
      «Солнечный луч преломится, если его пропустить сквозь призму».
      «Уборка урожая будет закончена в сжатые сроки, если приведем в боевую готовность людей и технику».
      Надо знать также, что не всякое предложение, в котором две части связываются союзами если и то, выражает непременно условное суждение. Так, в предложении «если во время весеннего сева наш район занимал пятое место в областной сводке, то во время уборки урожая наш район выдвинулся на первое место» две части связаны союзами «если» и «то», но все же данное предложение фиксирует не условное суждение, а суждение, в котором проводится сравнение двух положений района в областном социалистическом соревновании. В этом предложении первая часть не является условием второй.
      И с другой стороны, наличие в предложении слов «если... то» не является обязательным признаком предложения, выражающего условное суждение. Так, в русских пословицах: «за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь» и «за все браться — ничего не сделать» нет связок, характерных для предложений, фиксирующих условное суждение, но в действительности в них выражается условное суждение. В этих предложениях есть основание и следствие. Каждая из этих пословиц может принять такую форму: «если за двумя зайцами погонишься, то ни одного не поймаешь»; «если за все браться, то ничего не сделать».
      Таковы правила оперирования условными суждениями, отображающими одну из наиболее обычных форм связи предметов и явлений объективного мира.
      Но в многообразной человеческой практике приходится иметь дело не только с одной только что рассмотренной формой связи предметов и явлений. Нередко требуется исследовать такие предметы, которые входят в один класс, но при этом так, что каждый исключает все остальные предметы, а все остальные — исключают каждый предмет в отдельности. Повествовательное предложение входит в один класс вместе с восклицательным и вопросительным предложениями и причем так, что исключает оба последних предложения. Полевой шпат принадлежит к классу силикатов, исключая пэ своим признакам других представителей этого класса (плагио-глаз, пироксел, слюду и гранит).
      Данную форму связи предметов и явлений объективного мира наше сознание отображает в форме разделительного суждения.
      Разделительным суждением называется суждение, в котором выражается знание того, что данному предмету присущ только один какой-либо признак из числа признаков, отображенных в этом суждении.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Данный угол или острый, или прямой, или тупой).
      «Данный огнеупорный строительный материал или динас, или доломит, или шамот».
      «Данное обстоятельство или обстоятельство образа действия, или места, или времени, или причины, или цели».
      «Данное арифметическое действие или сложение, или вычитание, или умножение, или деление».
      Отвлекаясь от конкретного содержания данных разделительных суждений, можно вывести их общую формулу:
      «S есть или Р1, или Р2, или Р3, или Р4».
      Как видно из формулы, в разделительном суждении приводятся два или несколько признаков, которые соотносятся с предметом, но из которых только один может принадлежать предмету.
      Знание о принадлежности предмету одного какого-либо свойства из всех указанных в мысленном образе выражается, таким образом, в форме разделительного суждения. Но само разделительное суждение не дает ответа на вопрос о том, какое же из перечисленных свойств присуще данному предмету.
      В самом деле, из разделительного суждения «данная тригонометрическая функция или синус, или косинус, или тангенс, или котангенс, или секанс, или косеканс» не видно, какая же это в действительности функция. Разделительное суждение в данном случае говорит только о том, что если отпадут пять предположений, то шестое предположение и будет искомой функцией, а также наоборот: если будет установлено, что искомая тригонометрическая функция является, например, тангенсом, то все остальные пять возможностей отпадают.
      Оперируя разделительными суждениями, надо соблюдать следующее условие:
      Разделительное суждение правильно лишь в том случае, если сумма всех членов разделительного суждения исчерпывает все альтернативы, т. е. все исключающие друг друга возможности по вопросу, отображенному в данном суждении.
      Так, в суждении «любое целое число либо четное либо нечетное» имеются две альтернативы: 1) «всякое целое число четное» и 2) «всякое целое число нечетное»; в суждении «данный треугольник либо остроугольный, либо прямоугольный, либо тупоугольный» перечисляется три альтернативы. При этом в обоих приведенных суждениях сумма всех членов исчерпывает все возможные альтернативы.
      И дальше. Каждая альтернатива исключает все остальные, и если в процессе изучения альтернатив станет известно, что все альтернативы, кроме одной, отрицаются относительно предмета, то оставшаяся альтернатива необходимо должна утверждаться относительно предмета.
      Возьмем такой пример:
      «искомое вещество является или твердым, или жидким, или газообразным; нами установлено, что искомое вещество не является ни жидким, ни твердым, значит, искомое вещество является газообразным».
      Вывод, к которому мы пришли, истинен, так как в приведенном разделительном суждении соблюдены правила такого суждения. Прежде всего, сумма всех членов разделительного суждения исчерпывает все альтернативы: кроме твердых, жидких и газообразных тел, нет никаких других состояний материальных тел. Каждый член этого суждения действительно исключает все остальные и относится ко всем так, что он необходимо должен утверждаться относительно предмета, если все остальные отрицаются относительно предмета. Если искомое вещество не является ни жидким, ни твердым, то оно необходимо должно быть газообразным.
      В данном случае относительно одного предмета утверждается несколько общих свойств, из которых только какое-либо одно действительно принадлежит этому предмету. Но иногда в утвердительном суждении относительно нескольких предметов утверждается одно свойство, причем это свойство принадлежит одному только какому-либо предмету.
      Например: «или фонетика, или морфология, или синтаксис есть та часть грамматики, в которой изучаются предложения». Но фонетика есть та часть грамматики, в которой изучается звуковая сторона языка, морфология есть та часть грамматики, которая посвящена изучению формы слов. Грамматика же делится всего на три части. Значит предложения изучаются в синтаксисе.
      Общая формула данной формы разделительного суждения такова:
      «или S1, или S1, или S3 есть Р».
      Разделительные суждения нельзя смешивать с соединительно-разделительными суждениями.
      Примером соединительно-разделительного суждения может служить следующее:
      «Хорошая успеваемость ученика Сергеева есть следствие либо его способностей, либо его усидчивости, либо высокого качества преподавания».
      В данном случае основания хорошей успеваемости ученика не исключают друг друга. Возможно, что успехи Сергеева есть следствие и способностей, и усидчивости, и высокого качества преподавания вместе взятых.
      Разделительное же суждение, как мы видели, характеризуется тем, что только один из перечисленных в суждении признаков относится к предмету, о котором идет речь в разделительном суждении. В соединительно-разделительном суждении все признаки, перечисленные в предикате, совместимы.
      Когда известно, что данное суждение является разделительным суждением, то процесс умозаключения на основании этого суждения может протекать так:
      данный треугольник либо остроугольный, либо прямоугольный, либо тупоугольный;
      данный треугольник является прямоугольным;
      следовательно, данный треугольник не может быть ни остроугольным, ни тупоугольным.
      Вывод в данном умозаключении правильный.
      По ложной аналогии соединительно-разделительного суждения с суждением разделительным пытаются придавать такую форму умозаключению и в тех случаях, когда исходным является соединительно-разделительное суждение. Вывод в таком умозаключении не может быть правильным. Вот пример такого ошибочного умозаключения:
      успех в марафонском беге зависит или сгт выносливости, или от умения расходовать свои силы с учетом всех этапов бега, или от систематических тренировок;
      новый чемпион мира по марафонскому бегу отличается выносливостью и умением распределить свои силы на всех этапах бега;
      следовательно, новый чемпион мира не занимался систематически тренировкой.
      Знание существа разделительного и соединительно-разделительного суждений дает возможность избежать подобной логической ошибки.
      В тех случаях, когда связь предмета и свойства видна прямо, непосредственно, наша мысль выражается в форме категорического суждения.
      Категорическим суждением называется суждение, в котором выражается знание о принадлежности или непринадлежности предмету свойства, отображенного в данном суждении.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Базис есть экономический строй общества на данном этапе его раз вития».
      «Марксист не может считать язык надстройкой над базисом».
      «Детекторные приемники не имеют ламп».
      «Атом есть мельчайшая частица химического элемента».
      Общая формула категорического суждения такова:
      S есть Р;
      S не есть Р.
      В категорическом суждении принадлежность свойства предмету утверждается или отрицается, таким образом, в безусловной, безоговорочной форме.
     
      § 10. Суждения возможности, действительности и необходимости
      Связи в природе и в обществе не всегда видны сразу. Очень часто бывает так, что вначале мы только еще предполагаем о возможности этой связи, а затем в процессе дальнейшего изучения взаимосвязанных предметов и явлений мы убеждаемся, что эта связь действительно существует.
      Это положение имеет объективное основание. Дело в том, что связи между предметом и его свойствами бывают различными. Одни свойства могут быть, а могут и не быть у данного предмета или явления, но предмет или явление от этого не перестает существовать.
      Так, Петр Великий прозвище «великий» получил не за рост, а за ту прогрессивную роль, которую он сыграл в истории Русского государства. Физический рост является несущественным при характеристике Петра I, как общественного деятеля.
      Другие свойства появляются у предметов и явлений только при известных условиях.
      Так, технически чистый алюминий приобретает свойства жидких тел только при температуре выше 659,8°. В обычных условиях алюминий во всех изученных соединениях трехвалентен, а при высоких температурах он может быть одновалентным, образуя так называемые субсоединения. При низкой температуре алюминий не соединяется с азотом, углеродом и серой, а в условиях высокой температуры — соединяется.
      И, наконец, есть такие свойства, которые имеются у предмета или явления при всех условиях.
      Так, монополии возникают в капиталистическом обществе лишь на высшей стадии его развития, а эксплуатация человека человеком присуща капиталистическому обществу на всем протяжении его существования, при всех условиях. Без эксплуатации рабочих капитализм перестает существовать. Данное свойство является существенным для капитализма при всех условиях.
      Каждая из этих форм связи предмета и свойства отображается в нашем сознании в особых формах суждения.
      Когда мы только предполагаем о возможности существования тех или иных свойств у предметов и явлений материального мира, мы выражаем свою мысль в форме таких суждений:
      (В Якутске в декабре может быть мороз в 45°».
      «Облигация 3% выигрышного займа может выиграть 50 тыс. руб.». «Водород можно превратить в жидкое состояние».
      Такие суждения являются суждениями возможности. В них мы утверждаем только возможность связи между предметом и таким свойством, которым предмет может обладать, а может и не обладать- Истинность этой связи пока нами не установлена. Она еще предположительна.
      Суждением возможности (или, иначе, проблематическим) называется суждение, отображающее возможность наличия или отсутствия признака у предмета, о котором говорится в данном суждении.
      К таким суждениям приходится прибегать и в обычной жизни: «возможно, что на будущей неделе в нашем клубе поставят новый спектакль», «может быть, завтра пойдет снег» и т. п.
      В таких суждениях мы утверждаем только возможность того, что новый спектакль будет поставлен, что снег пойдет. Постановка нового спектакля может и не состояться, снег может и не пойти.
      Больше того, ни в одном из этих суждений не исключена возможность и отрицания указанного свойства относительно предмета. Когда мы говорим: «вероятно завтра будет собрание», то вполне возможно, что собрания и не будет.
      Когда же связь предмета и свойства нами установлена не предположительно, а на самом деле, на факте, то мы свою мысль выражаем в форме таких суждений:
      «В нашем колхозе построена электростанция».
      «Художники Кукрыниксы получили Сталинскую премию за серию рисунков «Поджигатели войны»».
      «В нашей школе три параллельных десятых класса».
      Такое суждение называется суждением действительности. В нем мы отображаем существующие в действительности связи предмета и свойства, фактическое положение вещей.
      Суждением действительности (или, иначе, ассерторическим) называется такое суждение, в котором констатируется наличие или отсутствие у предмета того или иного признака.
      Другим видом суждения является суждение, в котором фиксируется не только фактическое положение вещей, но устанавливается, что связь предмета и свойства неизбежна, необходима.
      Примерами таких суждений могут служить следующие:
      «Всякий базис имеет свою соответствующую ему надстройку».
      «Никакая мысль невозможна без языка».
      «Человеческий организм не может существовать без воздуха».
      «Никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики».
      «Общественное бытие определяет общественное сознание».
      Такие суждения являются суждениями необходимости. В них мы отображаем такую связь предмета и его свойства, которая исключает возможность противоречащего факта.
      Суждением необходимости (или, иначе, аподиктическим) называется суждение, отображающее такой признак предмета, который имеется у предмета при всех условиях.
      В форме таких суждений необходимости каждая наука излагает свои основные положения, в которых отображаются законы природы и общества.
      В суждениях «каждое тело состоит из атомов», «Солнце притягивает Землю» и т. д. связь между предметом и общим свойством мыслится как необходимая. Это значит, что мы не можем сказать, что каждое тело может и не состоять из атомов, или что Солнце, может быть, и не притягивает Землю.
      Суждение необходимости — это уже такое суждение, в котором наша мысль достигла познания закона. Энгельс называет его наивысшей формой суждения вообще.
      Рассмотрев все три последних вида суждений, мы можем установить следующее положение: в суждении возможности отображается то, что может быть, в суждении действительности — то, что уже есть, а в суждении необходимости — не только то, что есть, но и то, что необходимо должно быть.
     
      § 11. Отношения между суждениями
      Процесс рассуждения нельзя представить себе, как развитие только одного суждения, изолированного от других суждений. Сформулировав самое элементарное суждение о предмете, мы снова возвращаемся к предмету и изучаем его. Наше знание снова расширяется и углубляется. Мы составляем новое суждение. Это новое суждение сопоставляется с первым суждением.
      Сформулированные суждения не исчезают из нашего сознания. Более того, имеющиеся в нашем сознании суждения о данном предмете применяются не только к суждениям о предметах рассматриваемого класса, но и к суждениям о предметах совсем другого класса предметов.
      Естественно возникает вопрос: раз путь нашего познания невозможен вне связи суждений друг с другом, то нельзя ли установить какие-то общие закономерности в отношениях между суждениями? Как, например, относится общее суждение к единичному, единичное — к частному, отрицательное — к утвердительному и т. д.?
      Этот вопрос имеет основание. В практической жизни знание характера отношений между предметами крайне важно. Если нам известно, например, что все тела при соприкосновении с более теплым телом нагреваются, то мы во всех случаях уверенно умозаключаем: данное тело приведено в соприкосновение с более теплым телом, значит оно нагревается.
      А можно ли говорить о каких-то общих закономерностях в отношениях между суждениями, которые являются умственными образами внешнего мира?
      Безусловно можно. В наших суждениях отображаются связи и отношения между предметами объективной действительности. И если мы правильно отображаем предметы и явления бытия, отношения и связи между нашими суждениями должны необходимо подчиняться определенным закономерностям, которые очень важно знать. Они дают нам возможность выделить из массы самых разнообразных связей и отношений какие-то определяющие связи и отношения.
      Каковы же эти наиболее существенные связи и отношения между суждениями?
      Возьмем, например, таких два суждения:
      «Эта стена — белая» и
      «Эта стена — небелая»
      Что характерно для этих суждений? Между ними не может быть ничего среднего: стена или белая, или не белая. В самом деле, какой бы другой третий цвет мы ни назвали (синий, красный, голубой и т. д.), он все равно включается в общее свойство — «небелый».
      Такие суждения, из которых одно отрицает то же самое, что одновременно утверждает другое об одном и том же предмете, называются противоречащими суждениями. Они составляют первую группу суждений, находящихся в отношении несогласия.
      Отношение несогласия может проявляться и в другой форме. Это легко заметить на примере таких двух суждений:
      «Эта стена — белая» и
      «Эта стена — черная».
      И в данном случае второе суждение отрицает первое суждение, но, в отличие от противоречащих суждений, второе суждение в данном случае не ограничивается только отрицанием первого, а одновременно утверждает что-то другое. Мы узнаём, что эта стена действительно не белая, но одновременно нам стало известно, что стена черная.
      Затем другое отличие. Если между противоречащими суждениями не может быть среднего, то в данном случае между приведенными выше суждениями возможны промежуточные суждения: стена может быть серой, светлосерой, темносерой и т. д.
      Такие суждения называются противоположными суждениями.
      Таковы два вида отношений между суждениями. Знание их очень важно для каждого, кто хочет правильно излагать свои мысли. В практике повседневного и научного мышления очень часто истинность того или иного суждения можно легче и точнее установить при сопоставлении данного суждения с имеющимися другими суждениями.
      Возьмем такой пример. Допустим, мы имеем два таких суждения:
      «Все решения профкома были правильные» и
      «Некоторые решения профкома были неправильные».
      Не трудно заметить, что оба эти суждения не могут быть сразу оба истинными. В самом деле, если все решения профкома правильны, то это значит, что профком не принимал неправильных решений. И, наоборот, если хоть одно решение профкома было неправильным, то нельзя сказать, что все решения его были правильными. Следовательно, если истинно первое суждение, то ложно второе, ибо оно говорит о том, что некоторые решения были неправильными. Если же истинно второе, то ложно первое, ибо оно говорит, что все решения были правильными. Значит, оба эти суждения одновременно не могут быть истинными.
      Но что важно, — эти суждения не могут быть сразу оба и ложными. Действительно, если ложно, что все решения профкома правильны, то это значит, что среди решений есть неправильные, и, следовательно, суждение «некоторые решения профкома были неправильны» необходимо истинно.
      И, наоборот, если ложно суждение, что «некоторые решения профкома были неправильны», то это значит, что суждение «все решения профкома были правильны» необходимо истинно.
      Значит, оба одновременно эти суждения не могут быть ложными. Одно из этих двух суждений необходимо должно быть истинным.
      Только что разобранные суждения относятся к группе противоречащих суждений. Исходя из этого, можно сформулировать такое правило сопоставления противоречащих суждений:
      два противоречащих суждения не только не могут быть вместе истинными, но они не могут быть вместе и ложными; если одно из них истинно, то другое ложно, а если одно из них ложно, то другое истинно,
      В отличие от противоречащих суждений, противоположные суждения могут оказаться оба ложными. Поясним это на таком простом примере.
      Допустим, что мы присутствуем при таком споре: один из участников утверждает, что стена древней крепости, которую он видел в Средней Азии, была белой; другой участник спора опровергает это и уверяет, что стена этой крепости была не белой. Это — противоречащие суждения.
      В процессе спора выясняется, что утверждение первого («стена была белая») — ложно. Этого вполне достаточно, чтобы признать суждение второго оппонента («стена была не белой») истинным. Оба такие суждения не могут быть одновременно ложными.
      Но совсем иная картина будет, если ход спора будет происходить таким же путем, но предметом обсуждения будут противоположные суждения.
      Допустим, мы теперь присутствуем при таком споре: один из участников утверждает, что стена древней крепости была белой, а другой участник спора опровергает это и уверяет, что стена этой крепости, которую они когда-то вместе видели, была червой.
      В процессе спора выясняется, что утверждение первого («стена была белая») — ложно. Если в случае противоречащих суждений этого было достаточно для того чтобы сказать, что точка зрения оппонента истинна, то в данном случае подобное правило неприменимо. Стена могла быть не белой, н(о отсюда не вытекает, что она обязательно была черной. Она могла быть и желтой, и коричневой и т. д.
      Значит, если ложно одно из противоположных суждений, то это отнюдь не значит, что другое истинно. Они оба вместе могут быть ложными.
      Можно сформулировать такое правило сопоставления противоположных суждений:
      два противоположных, суждения не могут быть вместе истинными, но они могут быть вместе ложными; из истинности одного можно заключать о ложности другого, но из ложности одного отнюдь нельзя заключать об истинности другого.
      Познакомимся еще с правилами подчиненных суждений, которые очень часто встречаются в наших высказываниях. Возьмем, например, два таких суждения:
      «Все металлы плавятся» и
      «Некоторые металлы плавятся».
      Посмотрим, что получается при сопоставлении таких суждений. Предположим, что истинно суждение «все металлы плавятся». Совершенно ясно, что и подчиненное суждение — «некоторые металлы плавятся» также истинно. Подчиненное суждение истинно и в случае сопоставления отрицательных суждений. Если установлено, что «ни одна сибирская река не течет на юг», то не может быть сомнений в том, что также истинно и суждение «некоторые сибирские реки не текут на юг».
      Рассмотрев все возможные сопоставления таких суждений, можно сформулировать несколько правил, которые необходимо соблюдать при операциях с суждениями:
      1) Из истинности общего суждения следует истинность подчиненного ему частного суждения.
      Так, например, суждение «некоторые деревья поглощают углекислоту» истинно, если истинно суждение «все деревья поглощают углекислоту».
      2) Из ложности частного суждения следует ложность соответствующего общего суждения.
      Так, например, суждение «все деревья на свету поглощают кислород» ложно, если ложно суждение «некоторые деревья на свету поглощают кислород».
      3) Из истинности частного суждения не следует необходимо истинность соответствующего общего суждения.
      Так, например, из истинности суждения «некоторые сотрудники нашего учреждения знают иностранные языки» вовсе не вытекает истинность соответствующего общего суждения: «все сотрудники нашего учреждения знают иностранные языки».
      4) Из ложности общего суждения не следует заключать ни необходимости ложности, ни необходимости истинности подчиненного ему частного суждения.
      В самом деле, возьмем такое суждение: «все сотрудники нашего учреждения занимаются самообразованием». Предположим, что это суждение ложно. Что происходит в таком случае с частным суждением? Мы не можем сказать, будет ли истинным или ложным суждение «некоторые сотрудники нашего учреждения занимаются самообразованием».
     
      § 12. «Логический квадрат»
      Для облегчения запоминания некоторых отношений между суждениями, иногда прибегают к такому наглядному средству, которое называется «логический квадрат». Схема этого квадрата (рис. 7) такова: левый верхний угол обозначается буквой А (общеутвердительное суждение); правый верхний угол — буквой Е (общеотрицательное суждение); левый нижний угол обозначается буквой I (частноутвердительное суждение) и правый нижний угол — буквой О (частноотрицательное суждение).
      В чем же существо данной наглядной схемы? В том, что каждая линия на этом квадрате изображает определенное отношение между двумя видами суждений. Расположение и направление этих линий в какой-то мере помогают наглядно запечатлеть отношение между о обозначенными суждениями.
      Так, суждения А и О, Е и I, как известно, являются суждениями противоречащими. Это наглядно выражает е линии, соединяющие каждую пару данных суждений (линии идут наискось).
      Суждения А и I, а также Е и О, находятся в отношении подчинения, что наглядно видно из рисунка: суждение А соединяется с суждением I линией, идущей сверху вниз (суждение I подчиненное, находится под суждением А — подчиняющим).
      Суждения А и Е являются суждениями противными. Это наглядно показано и на рисунке: суждения находятся друг против друга.
      Суждения I и О — это суждения, которые находятся в отношении подпротивности, что также более или менее наглядно видно из чертежа.
      В «логическом квадрате» имеются в виду неопределенные частные суждения, которые, как мы уже знаем, выражаются формулой: «по крайней мере некоторые S суть Р».
      Таковы основные виды отношений между суждениями и некоторые, наиболее часто применяемые в наших высказываниях, правила сопоставления различных суждений. Их надо знать, чтобы уметь быстро и безошибочно найти вывод из сопоставляемых суждений.
      Но для получения правильного вывода из сопоставляемых суждений, кроме правил связи суждений, надо знать, что истинность вывода зависит и от того, насколько точно установлен логический смысл каждого суждения.
     
      § 13. Установление логического смысла суждения
      Установление логического смысла суждения имеет очень важное значение. Суждения, которые мы высказываем в наших речах, докладах, в служебных записках, скреплены друг с другом внутренней связью. Они не нанизываются одно на другое механически, как бусы на нитку.
      В речи, в беседе, в докладе суждения сопоставляются, противопоставляются и связываются, из одних суждений выводятся новые суждения, в которых содержится новое знание. Поэтому важно знать, насколько точно передан смысл каждого суждения. Покажем это на нескольких простых примерах.
      Допустим, что будет высказано такое суждение:
      «Гидросамолет полетел в Арктику».
      Смысловое ударение, сделанное на первом слове, означает, что мог полететь другой самолет, а полетел гидросамолет.
      Но это суждение можно произнести и следующим образом:
      «Гидросамолет полетел в Арктику».
      Это значит, что, видимо, гидросамолет не хотели посылать в Арктику, но все же послали.
      И, наконец, данное суждение можно высказать и так:
      «Гидросамолет полетел в Арктику».
      Это уже значит иное, чем в первых двух случаях, а именно то, что гидросамолет послали в Арктику, но могли послать его и, например, на Дальний Восток.
      Правильная постановка логических ударений является одним из показателей того, что ученик верно понимает связь между главной мыслью и отдельными положениями рассказа или отрывка из книги. Естественно, что постановка логических ударений признается первым навыком, который надо развивать у учащихся в процессе обучения выразительному чтению.
      В методических указаниях для заочников учительских институтов («Методика литературного чтения», Учпедгиз, 1947) правильно говорится, что выбор логического ударения является полезной работой, заставляющей ученика вдумываться в смысл читаемого, рассуждать об оттенках значения слова в предложении.
      Составители методических указаний рекомендуют приучать детей к умелой акцентировке отдельных слов в предложении уже в самых младших классах. Для этого учителю предлагается разбирать самые простые предложения, вроде следующего: «Сестра подарила мне эту книгу». Выделение ударением одного слова сообщает речи особый оттенок мысли.
      Задача учителя состоит в том, чтобы учащиеся сами поупражнялись в произнесении этой фразы, акцентируя каждое из пяти слов. Важно, конечно, чтобы в каждом случае ученики объясняли, как изменяется смысловое значение предложения в связи с новым логическим ударением:
      1) Сестра подарила мне эту книгу (а не брат, не мать).
      2) Сестра подарила мне эту книгу (а не дала на время).
      191
      3) Сестра подарила мне эту книгу (а не кому-либо другому).
      4) Сестра подарила мне эту книгу (а не другую).
      5) Сестра подарила мне эту книгу (а не что-нибудь другое).
      Неправильно установленный логический смысл часто приводит к логическим ошибкам. Чтобы избежать этого, надо тщательно работать над построением суждения. Здесь многому можно поучиться у классиков русской художественной литературы. Они неустанно шлифовали суждения, чтобы точнее передать мысль.
      В первой редакции «Фомы Гордеева» М. Горький так сформулировал одно суждение:
      «Умный человек вот этого никогда не спросит».
      Затем книга подвергалась неоднократному редактированию. Приведенное суждение после четвертой редакции выглядело уже иначе, а именно:
      «Вот этого умный человек никогда не спросит».
      Как видно, перенос смыслового ударения играет немаловажную роль, если мы хотим правильно уяснить мысль, выраженную в суждении.
      Очень много и внимательно работал над точной передачей мысли в суждении А. Пушкин. Вот как великий поэт шлифует одно суждение, которое можно найти в первоначальном наброске поэмы «Кавказский пленник»:
      «Стрелою прямо в глубь несется...»
      «Стрелой он прямо в глубь несется...»
      «Он прямо в глубь стрелой несется...»
      «Он в глубь кипящую несется...»
      В течение многих лет устанавливались определенные правила пунктуации, которые мы стремимся выполнять. Но когда эти правила применяются нами механически, тогда возможно искажение написанного текста. Так на основании существующих пунктуационных правил в следующей фразе обязательно следует поставить запятую после слова «идет»:
      «Дорога идет, извиваясь между кустарниками» (Лермонтов).
      Логический же смысл фразы протестует против постановки запятой после слова «идет» в данном выражении. Действительно, в данной фразе имеется в виду не то, что дорога идет, а то, что она идет извиваясь.
      Приведя этот пример, проф. С. Абакумов в своей книге «Методика пунктуации» пишет:
      «В сущности, здесь этот оборот идет извиваясь — своеобразный тип составного сказуемого, и идет — лишь связка, глагольная форма, не имеющая своего содержания и служащая только для указания времени действия. Логическое ударение падает именно на извиваясь.
      Отсюда — борьба между установившимися исторически и в основном опирающимися на синтаксис пунктуационными нормами, с одной стороны, и логическим смыслом фразы, который пунктуация, в первую очередь, должна выражать, — с другой, борьба, наблюдающаяся, конечно, в тех сравнительно редких случаях, когда обобщающий характер пунктуации затрудняет более точное выражение мысли. Эта борьба — стимул дальнейшего развития, уточнения правил пунктуации»1.
      Это именно получилось в данном случае. В издании «Академическая библиотека русских писателей»2 запятая в рассматриваемом примере поставлена, но в «Полном собрании сочинений» Лермонтова издания «Академия»3 запятая в данном примере уже не поставлена.
      Так, говоря об употреблении запятой, проф. С. Абакумов обращает внимание на то, что даже в тех случаях, когда употребление запятой определяется как будто бы исключительно грамматической структурой текста, оно все же непрерывно корректируется смыслом высказывания. Это, в частности, проявляется в том, что иногда запятая, в зависимости от смысла, может менять свое место в предложении.
      В следующей фразе: «Я остановился в недоумении, оглянулся» (Тургенев) запятая поставлена, конечно, в соответствии с правилами знаков препинания при однородных членах, определяемых грамматической структурой предложения. Однако, не нарушая того же правила, запятая в этом предложении может быть, в зависимости от смысла, поставлена и перед словом в недоумении: «Я остановился, в недоумении оглянулся». В результате создаются дополнительные правила, помогающие выразить мысль с необходимой точностью.
      Пунктуация и интонация — это средства выражения логического смысла, содержащегося в устной или письменной речи.
     
      * * *
     
      Мыслить — это значит судить о предмете, т. е. утверждать или отрицать наличие того или иного свойства у предмета. Эта первая ступень мышления совершается в форме суждения. В суждении, таким образом, отражается связь между предметом и его свойствами.
     
     
      Глава VIII
      УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ. ИНДУКТИВНОЕ УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ
      1. Определение умозаключения. 2. Объективное основание умозаключения. 3. Условия истинности вывода в умозаключении. 4. Индукция — отображение закономерностей бытия. 5 Полная индукция. 6. Неполная индукция. 7. Ошибки, возможные в индуктивных выводах.
     
      а) ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ ОБ УМОЗАКЛЮЧЕНИИ
     
      § 1. Определение умозаключения
      Из предыдущей главы нам стало известно, что суждение — это форма мысли. Отображая связи и отношения предметов и явлений материального мира, наши суждения в процессе мышления связываются друг с другом.
      Сопоставляя суждения, связывая вновь полученное суждение с имеющимися суждениями, мы выводим новые суждения, в которых содержится новое знание об окружающей действительности. Подобные операции с суждениями и являются умозаключениями.
      Умозаключением называется такая форма мышления, когда из одного или нескольких суждений, отображающих связи и отношения предметов объективного мира, выводится новое суждение, в котором содержится новое знание о предметах.
      Форма мышления (умозаключение) тем отличается от формы мысли (суждение, понятие), что она есть связь отдельных мыслей, логический процесс, логическое действие над отдельными мыслями.
      Умозаключением будет, например, следующая простая логическая операция:
      Все жидкости упруги.
      Вода — жидкость.
      Следовательно, вода упруга.
      Сочетание двух суждений («все жидкости упруги» и «вода — жидкость»), отображающих одну из закономерностей
      194
      объективного мира, дало нам возможность получить в заключении новое знание о воде («вода упруга»).
     
      § 2. Объективное основание умозаключения
      Из определения понятия «умозаключение» видно, что не всякое сочетание суждений является умозаключением. Между суждениями должна быть логическая связь, в которой отображается взаимозависимость предметов и явлений объективного мира. В результате случайного сочетания двух или нескольких суждений нельзя ожидать правильного вывода.
      Соединение или сочетание таких, например, двух суждений, как
      «Все рыбы дышат жабрами» и
      «Ни одна планета не светит собственным светом», —
      не приведет нас к какому-либо выводу.
      Причина этого заключается в том, что между этими суждениями нет логической связи, а нет этой связи потому, что нет никакой связи в действительности между тем, что рыбы дышат жабрами, а планеты не светят собственным светом.
      Структура правильного умозаключения, т. е. такого умозаключения, которое ведет к познанию истины, имеет, в конечном счете, объективное основание. Она отобразила и зафиксировала встречающиеся в практике человека самые обычные отношения предметов и явлений материального мира.
      Логические связи суждений в умозаключении являются отображением связей вещей. Суждения связываются в умозаключении потому, что в объективной действительности связаны предметы и явления, которые отображаются в суждениях.
      Покажем это на каком-нибудь простом примере. Допустим, мы имеем следующие суждения:
      «Круг не может пересекаться прямой линией более чем в двух точках»..
      «Эллипс не может пересекаться прямой линией более чем в двух точках».
      «Парабола не может пересекаться прямой линией более чем в двух, точках».
      «Гипербола не может пересекаться прямой линией более чем в двух точках».
      «Круг, эллипс, парабола и гипербола — это ©се виды конических сечений».
      Сопоставляя данные суждения, при условии правильного логического мышления, мы придем к выводу:
      «Следовательно, ни одно из конических сечений не может пересекаться прямой линией более чем в двух точках».
      Вывод в данном умозаключении получился не в результате случайной связи между суждениями. В этом умозаключении отобразилась объективно существующая в природе связь вида и рода.
      В данном случае перед нами один из видов индуктивного умозаключения.
      Индуктивное умозаключение характеризуется тем, что процесс рассуждения идет от знания единичных или частных фактов к знанию общего правила, распространяющегося на эти единичные или частные факты.
      Но в процессе мышления бывает и так: мы уже знаем какое-то общее правило и встречаем единичный или частный факт, на который распространяется известное нам общее правило. Сопоставление общего суждения, содержащего правило, и единичного суждения, в котором отобразился единичный факт, при соблюдении правил умозаключения, также даст нам новое знание о единичном факте.
      Покажем это на каком-нибудь простом примере. Мысленно свяжем два таких суждения: «Страны народной демократии находятся на пути к социализму» и «Болгария — страна народной демократии».
      Все правильно мыслящие люди придут в результате сопоставления этих двух суждений к такому заключению: если все страны народной демократии находятся на пути к социализму, а Болгария принадлежит к группе стран народной демократии, значит и Болгария находится на пути к социализму.
      Для большей ясности это умозаключение можно записать так:
      Страны народной демократии находятся на пути к социализму;
      Болгария — страна народной демократии;
      Следовательно, Болгария находится на пути к социализму.
      Первые два суждения называются посылками или предпосылками, а суждение, находящееся под чертой, — заключением или выводом.
      Заключение в данном умозаключении правильно. При этом оно получилось не в результате случайной связи между суждениями. В этом умозаключении отобразилась связь общего (рода) и единичного, которая объективно существует в реальной действительности. А мы знаем, что то, что присуще общему, то присуще и единичному. То, что присуще всем странам народной демократии (общему), то присуще и Болгарии (единичному).
      В данном случае перед нами один из видов дедуктивного умозаключения.
      Дедуктивное умозаключение характеризуется тем, что процесс рассуждения идет от знания общего правила к знанию о каком-либо единичном факте, на который данное общее правило распространяется.
      Поскольку в природе и в обществе имеются различные формы связи предметов и явлений, постольку и видов умозаключений не один, а несколько. Индукция и дедукция — это только некоторые формы умозаключения.
     
      § 3. Условия истинности вывода в умозаключении
      Выясним еще один очень важный вопрос: при каких условиях вывод в умозаключении будет истинным, верно отображающим объективную действительность. В подготовительных работах к «Анти-Дюрингу» Энгельс так отвечал на этот вопрос:
      «Если наши предпосылки верны и если мы правильно применяем к ним законы мышления, то результат должен соответствовать действительности...» 1
      Как легко установить, Энгельс говорит о двух условиях, а именно:
      1) для того чтобы получить верный вывод в результате умозаключения, нужно, чтобы суждения (посылки или предпосылки), на основании которых строится умозаключение, были истинными, т. е. соответствующими предметам объективной действительности;
      2) требуется так мысленно связать суждения (посылки или предпосылки), чтобы их связь отобразила объективные связи вещей, которые отображаются в данных суждениях.
      Соблюдение этих двух условий обязательно для всех форм умозаключений. Связь посылок в умозаключении определяется правилами, специфическими для каждой формы умозаключения. С ними мы познакомимся в последующих параграфах.
      Зависимость верности вывода в умозаключении от истинности посылок и от того, насколько правильно применяются к посылкам законы логического мышления, не раз подчеркивал наш выдающийся педагог К. Д. Ушинский. Верность наших заключений, говорил он, и вся правильность нашего мышления зависит, во-первых, от верности данных, из которых мы делаем логический вывод, и, во-вторых, от верности самого вывода. Как бы ни были логически верны наши выводы, предупреждал Ушинский, но если данные, воспринятые нами из внешнего мира, неверны, то и выводы будут ложны.
      Одну из причин ошибочных умозаключений А. Н. Радищев видел в том, что «худо познать можем союзы вещей или их отношение».
     
      б) ИНДУКТИВНОЕ УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ
     
      § 4. Индукция — отображение закономерностей бытия
      Все самые простейшие общие правила, общие положения, которые впервые возникали в уме наших далеких предков, были результатом наблюдения и обобщения огромного количества единичных предметов и явлений материального мира.
      В течение десятков тысяч лет первобытный человек много раз замечал и фиксировал такие, например, явления природы: когда при выделке каменного топора быстро шлифуешь один камень о другой, то оба трущиеся камня нагреваются; когда при сооружении лодки выскабливаешь древесину из ствола дерева, то нагреваются и дерево и нож; когда приходится во время постройки жилища быстро волочить большое сухое дерево по другим сухим деревьям, то трущиеся стороны деревьев становятся горячими; если быстро покрутить палку в углублении деревянного бруска, то от получившейся в результате трения теплоты может вспыхнуть сухой трут; зимой, когда остынут руки, стоит потереть их друг о друга, как они быстро начинают согреваться и т. п.
      Сотни тысяч лет наблюдал эти явления наш древний предок. Но как ни медленно работал ум первобытного человека, накопленный за эти тысячелетия опыт был выражен в таком общем правиле: «всякое трение порождает теплоту».
      В течение многих веков земледелец из поколения в поколение накапливал необходимые правила ведения сельского хозяйства и этим отвоевывал у изменчивой погоды свой трудно достающийся урожай. И в данном случае его мышление развивалось тем же путем: от единичных наблюдений, от суждений о единичных предметах — к общему правилу.
      Земледелец замечал, например, что в прошлом году, десять лет назад, полвека назад и много раньше, как об этом рассказывали старики, в меру дождливая осень — признак хорошего урожая в будущем году. Значит, решал крестьянин, всегда, когда почва уходит под снег с достаточным количеством влаги, — в будущем году можно ожидать хороший урожай.
      Люди постоянно наблюдали, что осень сменяется зимой, зима — весной, весна — летом, лето — осенью, и приходили к выводу о том, что и в следующем году будет такая же последовательность времен года.
      В практической жизни человек на каждом шагу убеждался, что грамотный имеет огромные преимущества перед неграмотным, Отсюда люди сделали вывод, что «грамоте учиться всегда пригодится», что «ученье — свет, а неученье — тьма» и т. д.
      Так, исследуя явления природы и общества, наблюдая и изучая отдельные предметы, факты и события, люди приходили к общему правилу. В мысли этот процесс познания окружающего мира совершался индуктивно: от единичных суждений человек шел к общим суждениям, в которых выражалось знание общего правила, обшей закономерности.
      Индуктивное умозаключение — это такое умозаключение, в результате которого получается общий вывод, содержащий какое-либо знание о всех предметах класса, на основании знания об отдельных предметах данного класса.
      Индукция в переводе на русский язык означает наведение, т. е. получение общего правила из единичных суждений, в которых отображены единичные предметы и явления.
      Что же позволяет нам делать обобщение на основании изучения отдельных фактов при помощи индукции? Иначе говоря, что же можно считать основанием индукции?
      Прежде всего то, что в явлениях природы и общества есть известное постоянство, относительная устойчивость связей и отношений.
      Постоянство и устойчивость в явлениях природы и общества, существование объективной закономерности в развитии предметов материального мира и дают нам возможность быть уверенными, что на основании знания отдельных явлений можно заключать о том, что общее, т. е. закон, присуще и остальным явлениям данного класса предметов.
      Индуктивная форма умозаключения, являясь отображением производственной практики людей, зародилась вместе с первыми трудовыми навыками людей. Человечество, говорит К. Д- Ушинский, «пользовалось индуктивной методой, без сомнения, с первых дней появления своего на свет...» 1
      Всегда ли индукция принимает один и тот же вид, или есть несколько видов индуктивного умозаключения?
      Рассмотрение процесса восхождения мысли от единичных суждений к общему правилу показывает, что имеется несколько видов индуктивного умозаключения. Познакомимся с каждым из них в отдельности;
     
      § 5. Полная индукция
      Во многих учебниках логики приводится такой простой пример индуктивного умозаключения:
      В понедельник на прошлой неделе шел дождь.
      Во вторник шел дождь.
      В среду шел дождь.
      В четверг шел дождь.
      В пятницу шел дождь.
      В субботу шел дождь.
      В воскресенье шел дождь.
      Зная, что неделя не имеет никаких других дней, кроме упомянутых в посылках, вполне правомерно сделать такой вывод: на прошлой неделе все дни шел дождь.
      Такой ход умозаключения довольно часто встречается в практике обыденного и научного мышления.
      Химик, исследуя селитры, приходит к выводу о хорошей растворимости этих азотнокислых солей натрия, калия и др. в результате такого умозаключения:
      Натриевая селитра хорошо растворима в воде.
      Калиевая селитра хорошо растворима в воде.
      Аммиачная селитра хорошо растворима в воде.
      Кальциевая селитра хорошо растворима в воде.
      Натриевая, калиевая, аммиачная, кальциевая селитры — это все известные селитры.
      Следовательно, все известные селитры хорошо растворимы в воде.
      Историк, исследуя эксплуататорские обществен но-экономические формации, применяет аналогичную форму рассуждения, чтобы сделать вывод о том, что во всех эксплуататорских обществах переход власти из рук господствующего класса в руки угнетенного класса осуществляется путем революции. Ход умозаключения протекает следующим образом:
      В рабовладельческом обществе переход политической власти в руки нового класса осуществляется путем революции.
      В феодальном обществе переход политической власти в руки нового класса осуществляется путем революции.
      В капиталистическом обществе переход политической власти в руки нового класса осуществляется путем революции.
      Рабовладельческое, феодальное и капиталистическое общества — эго все эксплуататорские общества.
      Следовательно, в каждом эксплуататорском обществе переход политической власти в руки нового класса осуществляется путем революции.
      Как нетрудно заметить, во всех приведенных случаях умозаключение относится только к тем фактам, которые были рассмотрены, и не распространяется на другие, нерассмотренные. В каждом из этих примеров имеется определенное количество фактов, в каждом факте обнаружен какой-либо признак и на основании этого утверждается, что у всех этих фактов или предметов имеется данный признак.
      Такой вид индуктивного умозаключения является полной индукцией.
      Полной индукцией называется такой вид индуктивного умозаключения, в результате которого делается общий вывод о всем классе предметов на основании знания о всех без исключения предметах данного класса.
      Полная индукция характеризуется тем, что общий вывод извлекается из ряда суждений, сумма которых полностью исчерпывает все случаи данного класса. То, что утверждается в каждом суждении о каждом отдельном предмете данного класса, в выводе относится ко всем предметам класса.
      Формула полной индукции такова:
      S1 есть Р;
      S2 есть Р;
      S3 есть Р;
      Но S1, S2, S3 — исчерпывают весь класс;
      Следовательно, S есть Р.
      Надо знать, что иногда в полной индукции допускается логическая ошибка. Заключается она в следующем. Рассмотрев ряд суждений об отдельных предметах данного класса или об отдельных видах данного рода, мы формулируем общий вывод, не проверив того — полностью ли исчерпаны все случаи данного класса. Между тем заключение в полной индукции правильно только в том случае, если в частных посылках дан полный перечень всех предметов данного класса.
      Знания, полученные в результате полной индукции, основанной на истинных посылках, вполне достоверны. Но полная индукция не дает знания о других предметах, которые не встречаются в посылках. В самом деле, общий вывод имеет отношение только к тем предметам, которые мы наблюдали.
      Но, несмотря на это, полная индукция имеет известное значение. Не вооружая нас знанием о новых предметах, которые нам неизвестны, полная индукция раскрывает рассматриваемые предметы в некотором новом отношении. В самом деле, в выводе мы судим о тех же предметах, но взятых уже в качестве класса, тогда как в каждой частной посылке мы судили об одном предмете и только о нем.
     
      § 6. Неполная индукция
      Естественно, что люди давно уже задумывались над тем, как прийти к достоверному выводу, не рассматривая все частные случаи данного класса.
      Возможно ли это и при каких условиях можно определенно высказать предположение, что известное правило, оказавшееся справедливым в отношении части предметов, оказывается справедливым и по отношению ко всему классу предметов, в том числе, следовательно, и тех предметов, которых мы еще даже и не видели, но которые принадлежат к данному классу.
      Такой вид индукции существует и применяется нами в практической жизни и в научно-исследовательской работе.
      Возьмем такой пример. Мы наблюдали много случаев, когда трение двух брусков дерева приводит к нагреванию трущихся поверхностей. На основании этого мы делаем заключение: «всякое трение порождает теплоту». Это — индуктивное умозаключение. Из посылок мы пришли к общему правилу.
      Но от полной индукции эта индукция отличается тем, что вывод основан на многих случаях наблюдения результатов трения, но не на всех. Такая индукция является поэтому неполной индукцией. В ней к общему выводу мы приходим в результате рассмотрения не всех, а лишь нескольких фактов данного класса явлений.
      Неполной индукцией называется такой вид индуктивного умозаключения, в результате которого получается какой-либо общий вывод о всем классе предметов на основании знания лишь некоторых, немногих предметов данного класса.
      Такая индукция уже более ценна, так как в ней на основании наблюдения некоторого количества известных нам фактов мы приходим к выводу, который распространяется и на другие факты или предметы данной области, еще не известные нам. Свойство, которое утверждается в суждениях относительно нескольких предметов данного класса, утверждается и относительно предметов всего класса.
      Что же позволяет нам, изучив только несколько предметов данного класса, приходить к заключению, что известное свойство, которое мы наблюдали в каждом предмете в отдельности, присуще всему классу подобных предметов?
      Ведь каждый знает, что не во всех случаях, когда мы замечали, что в нескольких предметах данного класса наблюдается одно и то же свойство, можно приходить к выводу, что это свойство присуще всем предметам данного класса. Так, если третьего дня, вчера и сегодня была теплая погода, то этого далеко не достаточно для такого вывода, что и завтра и во все остальные дни текущей недели будет теплая погода.
      Выходит, что не всякая неполная индукция дает в выводе знание о всем классе предметов. Значит, надо соблюсти какие-то условия, чтобы неполная индукция позволила нам из суждений о некоторых предметах прийти в заключении к правилу, распространяющемуся на все предметы изучаемого класса предметов.
      Каковы же эти условия? Для того чтобы выяснить их, рассмотрим еще несколько видов индуктивного умозаключения.
      Возьмем к примеру такое передающееся из поколения в поколение заключение, полученное при помощи неполной индукции: «все сороки белобоки».
      На чем основан этот вывод в отношении данных представителей пернатого мира? На наших наблюдениях этих птиц. Всех ли сорок мы видели? Конечно, не всех. Мы не наблюдали и одной миллионной части этих экземпляров птичьего царства. Всех сорок не могли видеть и все люди, взятые вместе.
      Но почему же мы утверждаем, что сороки белобоки? Потому, что не встречалось сорок чернобоких или краснобоких. Никаких иных доказательств белобокости сорок у нас нет. Мы ведь не знаем причин белизны боков сороки.
      Вывод в данной неполной индукции сделан нами, таким образом, только на том основании, что до сих пор никто не наблюдал противоречащего случая, т. е. такого случая, когда у сороки оказывались не белые, а черные или какие-либо иные бока.
      Такой вид неполной индукции поэтому так и называется: индукция через простое перечисление, в котором не встречается противоречащих случаев.
      Сущность ее заключается в том, что из знания признаков предметов, которые нам удалось наблюдать, мы делаем вывод о всех предметах данного класса на том основании, что при перечислении ряда примеров не встретилось ни одного примера, который бы противоречил всем остальным примерам.
      Основанием для заключения в такой индукции является повторяемость изучаемых предметов или явлений при отсутствии противоречащих случаев. При этом разумеется, что заключение в индукции через простое перечисление правильно лишь в том случае, если умозаключающий верно отобразил закономерную повторяемость в развитии предметов материального мира.
      Такая неполная индукция через простое перечисление дает нам возможность перейти от известных фактов к неизвестным, и этим самым при ее помощи мы расширяем наши знания о материальном мире.
      Но такая индукция не дает в заключении, в общем правиле достоверных выводов, а только приблизительные, вероятные. Ведь выводы в данном случае базируются на наблюдении далеко не всех предметов данного класса. И могло случиться, что противоречащий пример случайно не попался нам на глаза. А часто бывает и так, что противоречащий пример не встречается нам только потому, что мы еще плохо знаем исследуемую область явлений.
      Индукция через простое перечисление, принося известную пользу в нашей повседневной житейской практике, может применяться лишь на начальной ступени исследования, когда происходит процесс накопления фактического материала и совершается первый отбор нужных данных. Она называется популярной индукцией.
      Но мы часто пользуемся и другим видом индуктивного умозаключения. Так, все люди давно знают одно такое общее правило: «теплый воздух поднимается вверх». Это утверждение основано на неоднократных наблюдениях: во всех случаях, когда воздух был нагрет, он поднимался кверху. Это же мы слышали и от других людей.
      Если бы мы только на этом основании сделали свое заключение, то это была бы индукция через простое перечисление, и всегда могло бы остаться сомнение: а может быть, мы когда-нибудь встретимся с таким фактом, что нагретый воздух не будет подниматься в обычной атмосфере. Но у нас такого сомнения в таких случаях не бывает. Почему? Потому, что мы знаем причину, по которой теплый воздух поднимается вверх. Воздух при нагревании расширяется, становится менее плотным, а следовательно, более легким по сравнению с окружающим его холодным воздухом и вытесняется вверх.
      Такой вид неполной индукции называется так:
      индукция, основанная на знании необходимых признаков и причинных связей предметов, явлений.
      В старых школьных учебниках логики этот вид индуктивного умозаключения обычно называется «научной индукцией». Это название нельзя признать правильным.
      В самом деле, получается, что и полная индукция, которая дает досто)-верный вывод, и индукция через простое перечисление, в котором не встречается противоречащих случаев, являются не научными видами индукции т. е. не употребляются в ходе научного исследования.
      Но это не соответствует действительности. И полная индукция, и индукция через простое перечисление широко применяются в науке, в особенности на первых ступенях исследования.
      И кроме того, когда число исследуемых объектов ограниченно, нет никакой необходимости заменять полную индукцию каким-либо другим видом индукции.
     
      § 7. Ошибки, возможные в индуктивных выводах
      Безошибочность вывода в индуктивном умозаключении зависит прежде всего от истинности посылок, на которых строится заключение. Если вывод основан на ложных посылках, то и сам вывод является ложным.
      Ошибки в индуктивных умозаключениях очень часто объясняются также тем, что в посылках не учтены все обстоятельства, которые являются причиной исследуемого явления.
      Но ошибки могут проникать в индуктивные выводы и тогда, когда сами посылки являются истинными. Это бывает в тех случаях, когда мы не соблюдаем правил умозаключения, в которых отображены связи единичного и общего, присущие предметам и явлениям материального мира.
      Первая ошибка, связанная с нарушением правил самого хода индуктивного умозаключения, известна издавна под названием «поспешное обобщение» (fallacia fictae universalitatis).
      В народе по поводу этой ошибки сложены десятки пословиц и поговорок: «поспешишь — людей насмешишь», «кто слишком поспешно мыслит, тот спотыкается» и т. д.
      Бывает иногда так: заметит какой-нибудь поверхностный обследователь два-три недостатка в работе изучаемого учреждения, не установит подлинных причин их и спешит уже с обобщающим выводом, в котором неправомерно распространяет единичные наблюдения на всю работу учреждения, на всех сотрудников. Но такой вывод, как правило, оказывается поспешным.
      «У нас повелось в последнее время, — говорил И. В. Сталин в докладе активу ленинградской организации в мае 1926 г., — хлестать хозяйственников, как разложившихся, причём часто единичные явления отрицательного характера склонны распространить на все кадры хозяйственников. Всяк, кому не лень, находит нередко нужным лягнуть хозяйственников, обвиняя их во всех смертных грехах. От этой скверной привычки надо отказаться, товарищи, раз и навсегда»1.
      В одном из обзоров печати в газете «Правда» было совершенно справедливо указано редакции газеты «Лесная промышленность» на то, что она не подкрепляет свои обобщения материалами глубокого анализа. В самом деле, газета как-то попыталась подвергнуть критике лесозаготовителей трех автономных республик, одного края и четырех областей. Но, видимо, не имея данных о всех лесозаготовительных организациях, газета стала делать поспешные выводы. «Правда», правильно заметив данный недостаток материалов «Лесной промышленности», писала:
      «Отмечая отставание трестов «Горьклес», «Краснодарлес» и «Смоленсклес», газета делает удивительно легковесное обобщение:
      «Для того чтобы понять, )в чем причина этого отставания, достаточно ознакомиться с работой Варнавинского леспромхоза...»
      Разве можно на примере одного леспромхоза сразу судить о делах трех крупных трестов, да еще расположенных в разных концах страны?» 2
      Но еще более распространенной ошибкой в индуктивных выводах является ошибка, которая в логике называется ошибкой заключения по формуле «после этого, стало быть, по причине этого» (post hoc, ergo propter hoc).
      Источник ее — смешение причинной связи с простой последовательностью во времени. Нам иногда кажется, что если одно явление предшествует другому, то оно и является причиной этого другого явления. Но в действительности это далеко не так. Не все, что предшествует данному явлению во времени, составляет его причину.
      Каждые сутки люди наблюдают, что за ночью следует день, а за днем — ночь. Но если бы на основании этого кто-нибудь стал утверждать, что ночь есть причина дня, а день — причина ночи, то тот оказался бы рассуждающим по формуле «после этого, стало быть, по причине этого».
      В самом деле, ни ночь не является причиной дня, ни день не является причиной ночи. Между этими частями суток есть только последовательность во времени, но нет никакой причинной связи. Смена дня и ночи есть результат суточного вращения Земли вокруг собственной оси.
      Разоблачая нелогичные рассуждения некоторых отсталых экономистов, Н. Г. Чернышевский разъяснил существо подобной ошибки. Он писал: «Эта форма умозаключения очень обыкновенная у людей, не привыкших к логическим приемам; видя два факта известного рода соединенными в одном месте и два факта другого рода соединенными в другом месте, неопытные в логике умы тотчас же заключают без дальнейшего исследования, что в каждой паре фактов существует между двумя явлениями причинная связь. Если бы этот род умозаключений был пригоден для ученых изысканий, наука уже давно постигла бы все тайны природы и общественной истории. Но, к сожалению, логика заклеймила такой способ отыскания истины знаменитою фразою cum hoc, ergo propter hoc и объявила, что подобные умозаключения решительно никуда не годятся. Если бы отсталые экономисты были знакомы с логикою, они знали бы, что все нелепости суеверия были основаны на этой самой форме умозаключения, и знали бы, какое множество примеров приводится этому в логике»
      Логически ошибочное умозаключение по формуле «после этого, стало быть, по причине этого» может встречаться в самых разнообразных рассуждениях. Его надо уметь раскрыть. Приведем такой пример.
      На III съезде партии при обсуждении Устава делегат Иванов внес свои замечания к четвертому и пятому параграфам. В центре этих замечаний была такая мысль: система трех партийных центров — ЦК, ЦО и Совет — осуждена самой жизнью, так как это слишком благоприятная почва для развития разногласий и дрязг. Поэтому вместо трех центров нужно оставить один.
      Выступивший на съезде В. И. Ленин подверг критике подобное предложение делегата Иванова о реорганизации партийных центров. «Во всем построении т. Иванова, — говорил В. И. Ленин, — я вижу ошибку, предусмотренную логикой: post hoc, ergo propter hoc. Так как три центра нам, извините за выражение, напакостили, — то пусть будет у нас один центр. Я не вижу здесь «propter»! Наши беды обусловлены были не механизмом, а личностями: дело-то в том, что отдельные личности, прикрываясь формалистическим толкованием устава, уклонялись от исполнения воли съезда» ).
      Подобную логическую ошибку совершали буржуазные теоретики, объяснявшие экономические кризисы в странах капитализма результатом появления... пятен на солнце.
      Действительно, до наступления общего кризиса капитализма экономические кризисы повторялись примерно через каждые 11 лет. Это совпадало во времени с максимальным количеством пятен, образовавшихся на солнце. Отсюда и был сделан вывод: причина экономических кризисов в странах капитализма — солнечные пятна.
      Ложность подобной «теории» была доказана марксизмом-ленинизмом задолго до того, как она была окончательно опрокинута самой жизнью. Когда капитализм вступил в полосу общего кризиса, периодичность кризисов перепроизводства стала обгонять периодичность появления солнечных пятен.
      Умозаключения по формуле «после этого, стало быть, по причине этого» характерны для речей буржуазных дипломатов.
      На одном из заседаний Политического комитета Генеральной Ассамблеи ООН Даллес предпринял очередную «атаку» против принципа единогласия в Совете безопасности, который будто бы является источником всех зол и бедствий. Даллес тщетно пытался изобразить дело таким образом, что все важнейшие вопросы по проведению в жизнь мероприятий, связанных с обеспечением мира и безопасности, оказались до сих пор нерешенными лишь потому, что в Совете безопасности действовало право «вето».
      Но так как это был маневр, рассчитанный на обман доверчивых обывателей, ибо всем известно, что вопросы мира и безопасности оказались замороженными в результате позиции империалистического лагеря, то рассуждения буржуазного дипломата шли вразрез с элементарными требованиями логики.
      Выступивший на заседании комитета глава советской делегации не преминул разоблачить нарушения логики в «доказательствах» этого дипломата. Указав на то, что Даллес, характеризуя положение дел в Совете безопасности, совершенно неправильно изобразил право «вето» как источник тех затруднений, которые существуют в Совете безопасности, представитель СССР сказал:
      «Он забыл, что post hoc non est propter hoc, «после этого — не значит вследствие этого», т. е. то, что наступило после какого-либо факта или события, не означает, что этот факт или это событие и является причиной того, что последовало за ним. А причиной данного факта, т. е. затруднений в Совете безопасности, является нарушение основного принципа каждой международной организации — обязательности для всех членов организации стремиться к согласованным действиям, к уважению государственной независимости, государственного равноправия и суверенного равенства членов этой организации, отказ от попыток применять в своих международных отношениях метод диктата — навязывание своей воли во что бы то ни стало» Ч
      В самом деле, причиной затруднений в Совете безопасности является нарушение основного принципа каждой международной организации — обязательности для всех членов стремиться к согласованным действиям, к уважению государственной независимости, государственного равноправия и суверенного равенства членов этой организации, отказ от попыток применять в своих международных отношениях метод диктата, но не право «вето».
      Рассуждения по формуле «после этого, стало быть, по причине этого» не имеют никакой доказательной силы и являются грубой логической ошибкой.
     
      * * *
     
      Итак, познание окружающего мира человек начинает с изучения единичных вещей, явлений, фактов. Идя от частных случаев, он приходит к общему правилу, от фактов — к обобщению. Никакое теоретическое мышление вообще не было бы возможно, если бы человек индуктивным путем не приходил к установлению тех или иных общих положений.
      Пока человек не изучил на практике различные металлы, он не знал общего правила, по которому можно определить пригодность того или иного металла, например, для выделки сверла или ножа. Пока человек не познакомился с отдельными жидкостями, он не мог знать такого общего правила, что «все жидкости упруги». Пока человек в процессе трудовой деятельности не начал исследовать отдельные газы, он и представления не имел об общем законе равномерного давления газов на стенки сосудов.
      Великий русский химик Д. И. Менделеев, изучив отдельные элементы, открыл периодический закон химических элементов. Выдающийся русский ботаник К. А. Тимирязев, проделав тысячи опытов с многообразными растениями, пришел к выводу, что относительная приспособляемость растений выработалась в течение ряда поколений действием естественного и искусственного отбора.
      Изучение любых областей внешнего мира человек начинает с исследования единичных предметов, а не с изучения общих положений, общих закономерностей. Как известно, Михайловский обвинял Маркса в том, что он начинал изучение человеческого общества с исследования конкретных фактов, а не с вопроса о том, что такое общество. В. И. Ленин, подвергнув критике ошибочную точку зрения Михайловского, обратил внимание на то, что начинать с вопросов, что такое общество, что такое прогресс? — значит начинать с конца.
      Это не означает, конечно, что из одних общих правил нельзя логически вывести другие общие правила. Это не означает также, что то или иное общее правило нельзя почерпнуть прямо из книги или из беседы с другим человеком.
      Но при этом одно ясно, что новые общие правила, полученные логическим путем, не могли бы возникнуть, если бы не было тех общих положений, которые легли в основу новых общих правил. А исходные общие положения получаются в процессе общественно-производственной практики людей.
      Общее правило, найденное в ходе изучения предметов материального мира, применяется нами к другим частным фактам, предметам. Такой ход мышления, когда мы делаем вывод в отношении каких-либо фактов, предметов или классов предметов на основании знания общего положения, называется дедуктивным умозаключением.
     
     
      Глава IX
      ДЕДУКТИВНОЕ УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ
      1. Общее понятие о дедуктивном умозаключении. 2. Силлогизм. 3. Аксиома силлогизма. 4. Правила силлогизма. 5. Фигуры и модусы силлогизма. 6. Категорический силлогизм. 7. Условно-категорический силлогизм. 8. Разделительный силлогизм. 9. Сокращенный силлогизм, или энтимема. 10. Значение дедукции. 11. Соотношение индукции и дедукции.
     
      § 1. Общее понятие о дедуктивном умозаключении
      Рассмотренное в предыдущей главе индуктивное умозаключение никогда не совершается изолированно, вне связи с другими видами умозаключения.
      В самом деле, какой бы единичный или частный факт ни попал в поле нашего зрения, мы всегда имеем о нем какое-то общее знание: данный единичный или частный факт — это непременно или явление природы, или явление общества, или явление мышления, являющееся отображением природных или общественных явлений.
      Поэтому, прежде чем начнется непосредственно индуктивное умозаключение, т. е. такой ход рассуждения, когда из знания единичных предметов мы будем выводить общее правило, — мы применим имеющееся уже у нас какое-то общее знание к данным единичным или частным фактам, которые нам предстоит исследовать.
      Именно это хорошо выразил академик И. П. Павлов в докладе «Общее о центрах больших полушарий». В первом десятилетии XX в. нельзя было говорить о каких бы то ни было окончательных заключениях относительно определенного типа или плана мозга. В это время задача сводилась только к собиранию фактического материала. Но, как правильно предупреждает И. П. Павлов, во всякий момент требуется известное общее представление о предмете, для того, чтобы было на что «цеплять факты», для того, чтобы было с чем двигаться вперед, для того, чтобы было что предполагать для будущих изысканий.
      И дальше. Сам процесс начавшегося индуктивного умозаключения не развертывается таким образом, что будто бы до тех пор, пока мы не придем к общему выводу, все наше рассуждение оперирует с единичными или частными суждениями. В действительности же процесс индуктивного умозаключения более сложен.
      Дело в том, что первые обобщения о данных единичных или частных фактах могут появляться и появляются задолго до окончательного результата индуктивного умозаключения. Исследовав два-три факта и заметив какие-то общие черты у этих фактов, мы уже делаем какое-то предположение и выражаем его в виде предварительного обобщения. Затем, исследовав еще несколько подобных единичных или частных фактов, мы исправляем свое предварительное обобщение и делаем его более точным, более соответствующим действительности. Последующие данные единичные или частные факты мы неизбежно рассматриваем с позиции этого более глубокого обобщения.
      И так развертывается весь дальнейший процесс индуктивного умозаключения до тех пор, пока мы через ряд предварительных обобщений не придем к такому общему заключению, в котором отобразятся наиболее существенные черты данного класса предметов.
      Нетрудно заметить, что индуктивное умозаключение таким образом все время протекает в связи с другой формой умозаключения. Как мы определили в предыдущей главе, индуктивное умозаключение — это ход мысли от знания единичных или частных фактов к знанию общего правила, распространяющегося на данные единичные или частные факты. Та форма умозаключения, которая неразрывно связана с индуктивным умозаключением и которая означает такой ход мысли, когда общее. правило применяется к единичному или частному факту и на основании этого делается вывод в отношении этого единичного или частного факта, называется дедуктивным умозаключением
      Дедуктивное умозаключение — это такое умозаключение, в результате которого получается новое знание о предмете или группе предметов на основании уже имеющегося некоторого знания исследуемых предметов и применения к ним общего правила, действующего в пределах данного класса предметов.
      Дедуктивное умозаключение применяется нами всякий раз, когда требуется рассмотреть какое-либо явление на основании уже известного нам общего положения и вывести в отношении этого явления необходимое заключение.
      Нам известен, например, следующий конкретный факт — «данная плоскость пересекает шар» и общее правило относительно всех плоскостей, пересекающих шар — «всякое сечение шара плоскостью есть круг».
      Применяя это общее правило к конкретному факту, каждый правильно мыслящий человек необходимо придет к одному и тому же выводу: «значит, данная плоскость есть круг».
      Ход рассуждения при этом будет таков: если данная плоскость пересекает шар, а всякое сечение шара плоскостью есть круг, то, следовательно, и данная плоскость есть круг.
      В итоге данного умозаключения получено новое знание о данной плоскости, которого не содержится непосредственно ни в первой мысли («данная плоскость пересекает шар»), ни во второй мысли («всякое сечение шара плоскостью есть круг»), взятых отдельно друг от друга. Вывод о том, что «данная плоскость есть круг», получен в результате сочетания этих мыслей в дедуктивном умозаключении.
      Дедуктивное умозаключение, так же как и индуктивное умозаключение, является общечеловеческой формой правильного мышления. Так, когда буржуазному дипломату необходимо придти к правильному выводу, он понимает, что если подвести под общее правило, присущее классу, один из предметов этого класса, то в отношении данного предмета все люди придут к одному и тому же выводу.
      Вот один маленький, но показательный пример.
      В выступлении на заседании Генеральной Ассамблеи ООН в январе 1952 г. А. Я- Вышинский огласил переписку двух американских дипломатов — Остина и Керстена . Обмен письмами между этими поджигателями новой мировой войны состоялся накануне того момента, когда на Генеральной Ассамблее должен был обсуждаться вопрос о проекте кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. В этом кодексе была ст. 2, предусматривавшая осуждение использования всякого рода военных формирований, различных групп для диверсионной, террористической и подобной деятельности.
      Зная это, Керстен направил Остину письмо, в котором требовал принять меры к тому, чтобы этот проект не был рассмотрен на данной сессии, потому что если он будет рассмотрен на этой сессии, то в таком случае американские заправилы не смогли бы провести через конгресс закон от 10 октября 1951 г., так как он будет подведен именно под этот кодекс, как террористический закон.
      Остин ответил Керстену коротко: не беспокойтесь, это им не удастся сделать. Керстен ответом не удовлетворился и послал новое письмо. Остин опять ответил в том же духе: не беспокойтесь, этого не может быть, под кодекс не подведут!
      Тогда Керстен написал третье письмо, в котором говорилось следующее: вы плохо рассуждаете, потому что без террора такие дела не делаются, и та задача, которую мы ставим сейчас перед собой, без террористических действий не может осуществиться; поэтому все подведут наш закон под кодекс.
      Как ясно видно, Керстен понимает, что все логически мыслящие люди, зная кодекс и террористический закон от 10 октября 1951 г., будут рассуждать так:
      Кодекс преступлений против мира и безопасности человечества осуждает использование всякого рода террористической деятельности.
      Американский закон от 10 октября 1951 года направлен на развертывание и поддержку террористической деятельности.
      Следовательно, американский закон от 10 октября 1951 г. будет осужден как преступление против мира и безопасности человечества.
      Это как раз пример дедуктивного умозаключения.
      Рассмотрим еще пример.
      Установлен следующий факт: реакционные круги США и Великобритании — стран, являющихся членами Организации Объединенных Наций сколотили Северо-атлантический военный союз, хотя на них никто не напал и безопасности северо-атлантических стран никто вообще не угрожает.
      Нам известно общее правило, которое записано в уставе Организации Объединенных Наций:
      каждая страна или группа стран имеет право на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на члена Организации, а Совет безопасности еще не сможет принять должных мер для поддержания международного мира.
      Подводя конкретный случай под общее положение, известное нам из устава ООН, мы делаем вывод:
      США и Великобритания нарушили устав Организации Объединенных Наций, ибо они сколотили военный блок, хотя безопасности северо-атлантических стран никто не угрожает.
      Так при помощи дедуктивного умозаключения мы получили из известных нам посылок новое суждение.
      Что для этого мы сделали?
      Частный случай мы подвели под общее положение и вывели заключение, вытекающее из этого общего правила для данного конкретного случая.
      Поскольку в дедукции отображается связь единичного и общего, существующая в объективном мире, постольку, естественно, дедукция является и методом исследования. Она дает некоторые частные правила подхода к предметам и явлениям природы и общества.
      Существо этого метода исследования заключается в следующем: для того чтобы получить новое знание о предмете или группе однородных предметов, надо, во-первых, найти ближайший род, в который входят эти предметы, и, во-вторых, применить к ним соответствующий закон, присущий всему данному роду предметов.
      Классики марксизма-ленинизма неоднократно указывали на дедукцию, как на метод исследования. Так, говоря о классификации в биологии, Энгельс отмечает, что благодаря успехам теории развития классификация организмов сведена к «дедукции», к учению о происхождении, когда какой-нибудь вид буквально дедукцируется из другого путем установления его происхождения.
      Перечисляя виды рассудочной деятельности, Энгельс относит дедукцию, наряду с индукцией, анализом и синтезом, к методам научного исследования. Но при этом Энгельс указывает, что все эти методы, средства научного исследования являются элементарными методами. Поэтому дедукция, как самостоятельный метод познания, недостаточна для всестороннего исследования действительности. Связь единичного предмета с видом, вида с родом, которая отображается в дедукции, — это только одна из сторон бесконечно многообразной связи предметов и явлений объективного мира. Всеобщая связь вещей познается только с помощью диалектико-материалистического метода.
      Под дедукцией понимают также ход изложения, материала в книге, лекции, докладе, беседе, когда от общих положений, правил, законов идут к менее общим положениям, правилам, законам. Подобная форма изложения широко применяется, например, в геометрии.
      В данной главе предметом исследования является дедукция как дедуктивное умозаключение.
      Переходим к рассмотрению дедуктивного умозаключения.
     
      § 2. Силлогизм
      Дедуктивное умозаключение выражается в некоторых формах силлогизма.
      Силлогизм — это такое умозаключение, в котором из двух суждений, связанных общим средним термином, получается третье суждение, называемое выводом.
      Изучение силлогизма начнем с рассмотрения его составных частей. Для этого проанализируем такое, например, дедуктивное умозаключение:
      Все граждане СССР имеют право на труд.
      Федоров — гражданин СССР.
      Следовательно, Федоров имеет право на труд.
      Из данного примера легко можно установить, что силлогизм состоит из трех суждений.
      В первом суждении содержится общее правило, в котором утверждается, что все граждане СССР имеют право на труд.
      Во втором суждении приводится конкретный случай, из которого видно, что Федоров является гражданином СССР.
      И, наконец, в третьем суждении дается вывод или заключение о том, что Федоров имеет право на труд.
      Каждое из этих суждений имеет свое собственное название.
      Суждение, в котором содержится общее правило, называется большей посылкой.
      Суждение, в котором дается частный случай, называется меньшей посылкой.
      А третье суждение, в котором приводится вывод из посылок, называется заключением силлогизма.
      Для удобства изучения силлогизма в учебниках логики принято располагать все три суждения, входящие в силлогизм, одно под другим в виде колонки. При этом заключение отделяется от посылок горизонтальной чертой.
      В данном силлогизме в меньшей посылке содержится единичное суждение. В нем говорится об одном человеке. Но в меньшей посылке часто выставляется и общее суждение. Это мы видим в таком, например, силлогизме:
      Все самолеты тяжелее воздуха.
      Все ракетопланы — самолеты.
      Все ракетопланы тяжелее воздуха.
      Меньшей посылкой в этом силлогизме является суждение «все ракетопланы — самолеты». Это — общее суждение, ибо в нем высказывается мысль не об одном предмете, а о всех ракетопланах. Но данное общее суждение все же есть частный случай по отношению к суждению, которое содержится в большей посылке: «все самолеты тяжелее воздуха».
      Установив положение, что силлогизм должен состоять из трех суждений, перейдем теперь к более детальному ознакомлению с составом силлогизма.
      Из раздела о суждениях мы уже знаем, что каждое суждение состоит из подлежащего и сказуемого, которые в логике принято называть терминами.
      На первый взгляд кажется, что если в силлогизме три суждения, то терминов в нем должно быть по крайней мере шесть. Но посмотрим, так ли это на самом деле.
      Для этого рассмотрим следующий силлогизм:
      Все планеты движутся вокруг Солнца.
      Меркурий — планета.
      Меркурий движется вокруг Солнца.
      В большей посылке этого силлогизма подлежащим будет термин «планеты» и сказуемым — «движутся вокруг Солнца».
      В меньшей посылке подлежащее — «Меркурий» и сказуемое — «планета».
      Уже из посылок видно, что в них не четыре термина, а только три, так как в обеих посылках есть один общий термин — «планета».
      Что касается заключения силлогизма, то в нем никаких новых терминов нет. Оба термина заключения повторяют термины, которые мы уже встретили в посылках, а именно: «Меркурий», который содержится в меньшей посылке, и «движется вокруг Солнца», который имеется в большей посылке. Во всех трех суждениях, таким образом, только три термина.
      Каждый из терминов силлогизма имеет свое название. Тот термин, который является общим для обеих посылок, называется средним термином (terminus medius). Он отличается тем, что не переходит в заключение силлогизма.
      Ломоносов дает более соответствующее название среднего термина в силлогизме, видя в этом термине связующее звено. Он называет его опосредствующим термином».
      Отмечая место этого термина в силлогизме, Ломоносов писал: «Прочил главные свойства прямого силлогизма 1 состоят в наблюдениях посредствующего термина, который ничто иное есть, как причина самого следствия».
      Для посредствующего термина, по Ломоносову, характерны три следующие правила:
      1) посредствующий термин никогда не должен быть в заключении;
      2) ему надлежит быть в каждой посылке не больше одного раза;
      3) в одной посылке он должен быть общим, а в другой — особенным.
      Термин, который встречается в большей посылке помимо среднего и является сказуемым суждения, называется бдльшим термином (terminus major). А термин, который содержится в меньшей посылке помимо среднего термина и является подлежащим суждения, называется меньшим термином (terminus minor).
      Больший и меньший термины называются также крайними терминами. Оба они переходят в заключение.
      Каково же место каждого термина в суждениях и как складываются взаимоотношения между ними в процессе силлогистического умозаключения?
      В суждении «все планеты движутся вокруг Солнца» мы определяем отношение между средним термином («все планеты») и бдльшим термином («движутся вокруг Солнца»).
      В суждении «Меркурий — планета» мы выражаем отношение между средним термином («планета») и меньшим термином («Меркурий»).
      В посылках, таким образом, мы рассматриваем отношение среднего термина к меньшему и большему терминам. И именно потому, что в посылках мы выяснили отношение крайних терминов к общему среднему термину, мы и получили возможность придти к выводу о том, какое отношение существует между крайними терминами.
      Из этого становится более ясным значение силлогизма. Ни в одном из суждений, которые имеются в силлогистическом умозаключении, взятом в отдельности, не видно, что Меркурий движется вокруг Солнца. В посылках больший и меньший термины непосредственно не связаны между собою. Но меньший и больший термины связаны со средним термином. А это позволяет нам связать меньший и больший термины друг с другом. Связав крайние термины в заключении, мы получили новое суждение, в котором имеется новое знание.
     
      § 3. Аксиома силлогизма
      Итак, сопоставив две истинные посылки, мы в результате рассуждения пришли к истинному выводу. Естественно возникает вопрос: в силу чего становится возможным в заключении из двух истинных посылок получить при помощи силлогизма истинный вывод?
      Дедукция, как и любое умозаключение, основывается на опыте. В ней отобразились самые обычные отношения вещей. Человек много раз наблюдал связь рода и вида, общего и единичного в материальном мире, которая выражается в следующем: то, что характерно для рода, то характерно и для вида, то, что присуще общему, то присуще и единичному. Например, что присуще всему классу животных (способность чувствовать), то присуще и каждому животному.
      С течением времени эта объективная связь общего и единичного отобразилась в мышлении в виде фигуры (формы) логики, которая приняла аксиоматический характер:
      все, что утверждается (или отрицается) относительно всех предметов класса, то утверждается (или отрицается) относительно любого отдельного предмета и любой части предметов этого класса.
      Это положение и называется аксиомой силлогизма. В нем зафиксировалась практика человека.
      В учебниках логики аксиома силлогизма часто обозначается краткой латинской формулой dictum de omni.
      Согласно этой аксиоме мы и строим силлогистическое умозаключение. Это можно показать на следующем примере:
      Все имена прилагательные изменяются по родам, падежам и числам.
      Слово «бесстрашный» — имя прилагательное.
      Следовательно, слово «бесстрашный» изменяется по родам, падежам и числам.
      В первом суждении утверждается, что все имена прилагательные изменяются по родам, падежам и числам. В соответствии с аксиомой силлогизма мы утверждаем это же и относительно отдельного имени прилагательного, в данном случае относительно слова «бесстрашный».
      Аксиома силлогизма dictum de omni отображает отношение между суждениями со стороны их объема: второе суждение, отображающее вид, включается в объем первого суждения, отображающего род.
      Но отношение между подлежащим и сказуемым можно рассматривать не только со стороны объема, а и со стороны их содержания. Это можно видеть в следующем примере:
      Все религии — опиум для народа.
      Католицизм — религия.
      Католицизм — опиум для народа.
      Исходя из этого, можно составить такое правило:
      если данной вещи присущ какой-то признак, а этому признаку в свою очередь присущ другой признак, то этот второй признак является также признаком вещи.
      Это положение также называется аксиомой силлогизма. Формулируется она так:
      признак признака некоторой вещи есть признак самой вещи.
      Данная аксиома, в которой отобразились объективные связи рода и вида, и является основанием, обеспечивающим возможность получить с необходимостью вытекающий вывод из двух истинных посылок при соблюдении, конечно, ряда правил силлогизма, о которых речь будет идти ниже.
      А если признак противоречит признаку вещи, то что в таком случае можно сказать об отношении его к вещи?
      Для того чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим такой силлогизм:
      Ни одна буржуазная конституция не признает равноправия наций.
      Английская конституция — буржуазная конституция:
      Английская конституция не признает равноправия наций.
      Из этого силлогизма можно сделать такой вывод:
      то, что противоречит признаку некоторой вещи, противоречит самой вещи.
      Это и видно из приведенного примера. Английской конституции присущи признаки буржуазных конституций, но буржуазным конституциям не присущ признак равноправия наций; следовательно, этот последний признак не присущ и английской конституции.
      Полная формулировка аксиомы силлогизма записывается так:
      признак признака некоторой вещи есть признак самой вещи; то, что противоречит признаку некоторой вещи, противоречит самой вещи.
      Аксиома силлогизма, отображающая содержание связываемых в силлогизме суждений, обозначается такой краткой латинской формулой: nota notae.
      Иначе говоря, все признаки, присущие роду, принадлежат также и видам, входящим в состав данного рода; все, что относится к общему, относится и к частному, входящему в состав этого общего.
      Аксиому силлогизма можно иллюстрировать при помощи следующей схемы (см. рис. 8).
      На схеме наглядно видно, что если А находится в В, а В находился в С, то, следовательно, А находится в С. Если же А находится в В, но В находится вне С, то А также находится вне С.
      Эта схема, как и аксиома силлогизма, отображает отношения, существующие в материальном мире. Если мы заменим буквы реальными классами предметов, то схема примет такой вид:
      Рис. 9
      В противоположность идеалистическим учениям, марксистско-ленинская философия рассматривает дедуктивное умозаключение не как логическую способность, якобы изначально присущую человеческому разуму, а как отражение закономерностей объективного мира. Миллиарды раз наблюдая в окружающей природе связь рода и вида, общего и единичного, человек установил: то, что верно относительно всех предметов рода, то верно и относительно всех предметов вида. Это и выражено в аксиоме силлогизма.
     
      § 4. Правила силлогизма
      Уже из структуры силлогизма видно, что не каждые два суждения могут явиться посылками силлогического умозаключения и дать в выводе правильное заключение, которое будет новым суждением, необходимо вытекающим из посылок и расширяющим наши знания о материальном мире.
      Так, например, из сочетания двух таких мыслей: «все растения дышат» и «лошадь — не растение» вовсе не следует, что «лошадь не дышит».
      Ошибочным будет и такое дедуктивное умозаключение:
      Оранжерейные растения любят тепло.
      Это растение любит тепло.
      Следовательно, это растение оранжерейное.
      Чтобы из двух истинных посылок получить истинный вывод, надо соблюсти ряд правил.
      Что же это за правила силлогизма?
      На примере простейших умозаключений выведем некоторые основные правила силлогизма. Для начала возьмем такие три суждения:
      Все металлы — элементы.
      Бронза — металл.
      Бронза — элемент.
      Вывод в данном умозаключении ошибочен. Бронза не есть элемент. Бронза — это соединение 8 — 30% олова и 92 — 70% меди.
      Но почему же мы пришли к такому ошибочному выводу, что бронза есть элемент? Чтобы установить ошибку, посмотрим, сколько же терминов в этом умозаключении?
      В первой посылке — «металлы» и «элемент»; во второй посылке — новый термин «бронза»; в заключении повторяются два термина. Выходит, что в данном умозаключении три термина, т. е. столько, сколько требуется для правильного силлогизма.
      Но почему же тогда мы пришли к неправильному выводу: бронза — элемент?
      Посмотрим, не допущена ли нами какая-либо ошибка в этом умозаключении? И прежде всего обратим внимание на средний термин, каковым здесь является термин «металл». Анализ его показывает, что в большей посылке термин «металл» употребляется в смысле химического элемента, т. е. простого, не поддающегося разложению тела на другие тела, а в меньшей посылке термин «металл» берется уже не в научном, а в житейском смысле, хотя бронза отличается от всех остальных металлов тем, что она есть сплав олова и меди и поэтому она — не простое, а сложное тело.
      Значит, термин «металл» имеет два различных смысла. Фактически — это два самостоятельных термина. А следовательно, в умозаключении уже не три термина, а четыре. Отсюда и проистекает ошибка. Средний термин в таком случае не может связать остальные два термина, так как он употребляется в разных смыслах.
      Подобная ошибка называется учетверением терминов.
      Когда средний термин в дедуктивном умозаключении толкуется двусмысленно, тогда ни в коем случае вывод дедуктивного умозаключения не будет правильным. Покажем на примере такого умозаключения:
      Материя вечна.
      Сукно есть материя.
      Сукно вечно.
      Вывод в данном умозаключении ошибочен. Почему? Потому что смысл термина «материя» не одинаков в первой и во второй посылках.
      Когда мы говорим «материя вечна», то в данном случае употребляем термин «материя» в философском смысле, как единственный источник и последнюю причину всех процессов и предметов природы. Когда же мы утверждаем, что «сукно есть материя», то в данном случае термин «материя» мы берем в житейском смысле, как ту или иную ткань.
      Выходит, что термин «материя» имеет в нашем умозаключении два различных смысла. Фактически это два самостоятельных термина. А следовательно, в умозаключении уже не три, а четыре термина. Произошло это потому, что мы в ходе рассуждения нарушили закон тождества: начали толковать термин «материя» в двух смыслах. А двусмысленно истолкованный термин уже не может связать крайние термины.
      Мастерами умышленно неправильных рассуждений, рассчитанных на то, чтобы ввести в заблуждение своего собеседника, являются софисты. Отсюда слово «софизм», т. е. ошибка, совершаемая преднамеренно.
      Разберем такой известный софизм, который мы приводили в первой главе.
      То, чего ты не потерял, ты имеешь.
      Ты не потерял рогов.
      Ты имеешь рога.
      Вывод из посылок явно ошибочен, но ошибочность этого софизма раскрыть сложнее, чем, например, неправильное умозаключение с материей и сукном. Между тем существо ошибки то же самое, что и в примере с материей и сукном. Средний термин и в данном умозаключении дается двусмысленно.
      В приведенном софизме средним термином будет: то, чего ты не потерял. В большей посылке он применяется в одном смысле, а в меньшей посылке — в другом. В первом случае термин «не потерял» относится к тем предметам, которые у нас есть и которые мы не потеряли. Во втором же случае термин «не потерял» относится к тем предметам, которых у нас никогда не было. Заключение поэтому не может быть правильным, так как средний термин взят в разных смыслах.
      На таком же приеме держится большинство софизмов, с помощью которых пытаются обмануть общественное мнение противники марксизма. Вот, например, какой «силлогизм» изобрели меньшевики в годы первой русской революции по вопросу об участии социалистов во временном буржуазном правительстве:
      Амстердамский конгресс принял решение о том, что социалисты не должны стремиться к участию в буржуазном правительстве.
      Временное правительство является буржуазным правительством.
      Следовательно, участие во временном правительстве недопустимо.
      Грубая подтасовка терминов в данном рассуждении меньшевиков была разоблачена И. В. Сталиным в статье «Временное революционное правительство и социал-демократия». Дело в том, что Амстердамский конгресс имел в виду постоянное правительство Франции, а не временное революционное правительство. Правительство Франции было реакционно-консервативным, оно отстаивало старое и боролось против нового. Понятно поэтому, что социалист не должен был в него входить. И. В. Сталин писал в связи с этим: «временное правительство является революционно-прогрессивным, оно борется против старого, прокладывает путь новому, оно служит интересам революции, — понятно, что подлинный социал-демократ войдет в него и примет активное участие в увенчании дела революции. Как видите, это — вещи разные. Так что «меньшинство» зря цепляется за Амстердамский конгресс: он не спасёт его от провала».
      Средний термин — понятие «буржуазное правительство» — меньшевики толковали в двух смыслах, подменяя логику софистикой.
      В работе «К жилищному вопросу» Ф. Энгельс подвергает критике рассуждения одного прудониста, который втискивал в один и тот же термин различное содержание в процессе одного и того же умозаключения. Высмеивая подобный словесный выкрутас прудониста, Энгельс привел следующее сравнение:
      «Это вполне в духе того старого майора, который приказал позвать своего вольноопределяющегося: «Послушайте! Вы, говорят, доктор, — заходите же ко мне время от времени; когда имеешь жену и семерых детей, всегда найдется, кого полечить».
      Вольноопределяющийся: «Виноват, господин майор, я доктор философии!»
      Майор: «Это для меня безразлично, доктор есть доктор».
      Там и с нашим прудонистом: наемная ли плата (Mietzins) или процент на капитал (Kapitalzins) — это для него безразлично, процент есть процент, доктор есть доктор».
      Еще в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс отчетливо вскрыли «механику» софистических уловок. «Для превращения одного представления в другое или для доказательства тождества двух совершенно разнородных вещей, — писали они, — подыскивается несколько промежуточных звеньев, которые, частью по своему смыслу, частью по этимологическому составу и частью просто по своему звучанию, пригодны для установления мнимой связи между обоими основными представлениями. Эти звенья пристегиваются затем в виде приложения к первому представлению, притом таким образом, что все дальше уходишь от отправного пункта и все больше приближаешься к желательному пункту. Когда цепь приложений готова настолько, что ее можно без опасности замкнуть, тогда заключительное представление тоже пристегивается с помощью тире в виде приложения — и фокус проделан. Это в высшей степени удобный способ контрабандного протаскивания мыслей, тем более действительный, чем в большей мере он служит рычагом главнейших рассуждений»2.
      Другой прием софистов заключается в том, чтобы смешать не тождественные понятия, пользуясь для этого внешним сходством данных понятий, а затем подставить одно на место другого.
      Так в свое время ликвидаторы, пытаясь защищать лозунг «борьбы за открытую партию», старались, писал В. И. Ленин, «смешать открытую партию с открытой работой или деятельностью. Такое смешение есть прямо софистика, игра, обман читателя».
      Авторы почти всех учебников логики включают разбор софизмов в соответствующий раздел логических упражнений. И это понятно. Каждый софизм представляет типичный случай ложного рассуждения.
      О том, что часто бывает очень трудно бороться с противником, прибегающим к софизмам, рассказывает в своих воспоминаниях В. В. Вересаев. Он так передает один эпизод:
      «Я сцепился с ним, выяснял свою мысль. Но Печерников ловко переиначивал мои слова, чуть-чуть сдвигал мои возражения в другую плоскость и победительно опровергал их, а я не умел уследить, где он мои мысли передвинул. Сплошная была софистика, но я был против нее бессилен».
      И в наше время оппоненты, особенно наши идеологические противники, пытаются неправильно истолковать мысли, вложить в них не тот смысл, который мы придаем, а совсем другой. Далеко не все спорщики избегают двусмысленных выражений, когда одно понятие может означать то одно, то другое.
      Софистика, употребление терминов и понятий в превратном смысле — это излюбленный прием современных буржуазных дипломатов.
      Софист всегда стремится подменить ясный, точный, определенный смысл понятий расплывчатым, неопределенным, туманным, чтобы скрыть истину и выдать ложь за истину. Знание закона тождества облегчает разоблачение словесных ухищрений и выкрутас.
      На эту ошибку («учетверение терминов») в силлогизме указывал еще Аристотель. Он говорил, что в силлогизме нужно найти те термины, которые тождественны, а не те, которые различны или противны друг другу. Это нужно, по его мнению, во-первых, потому, что это исследование ведется ради среднего термина, а в качестве среднего термина следует брать не различное, а тождественное.
      Из разбора подобных умозаключений можно вывести такое первое общее правило:
      в силлогизме должно быть три термина — не больше и не меньше.
      Но значит ли это, что достаточно иметь три термина в умозаключении, чтобы прийти к истинному выводу? Нет, наличие трех терминов в силлогизме — это лишь первое условие правильности этой формы умозаключения. Чтобы убедиться в этом, возьмем две посылки, в которых налицо три термина, но, несмотря на это, взятые нами посылки все же не дадут нам в итоге правильного умозаключения. Разберем такие два суждения:
      Некоторые солдаты — артиллеристы.
      Минометчики — солдаты.
      Из предыдущего мы уже знаем, что связь большего и меньшего терминов осуществляется при помощи среднего термина. Большим термином в данных посылках является термин «артиллеристы», меньшим термином — «минометчики».
      Термин «минометчики» является меньшим, он входит в объем термина «артиллеристы». Средним термином в этих посылках будет «солдаты».
      Посмотрим, в каком же отношении средний термин находится к большему и меньшему. Из первой посылки мы узнаем, что некоторую часть солдат составляют артиллеристы. Из второй посылки нам становится известным, что еще какую-то часть солдат составляют также и минометчики. Иначе говоря, артиллеристы — это часть солдат, минометчики — это другая часть солдат.
      Но из посылок мы не знаем, какие это части солдат: малые или большие, совпадают ли эти части друг с другом или не совпадают, а если совпадают, то насколько. Кроме того, из посылок мы не можем установить, какую часть солдат составляют артиллеристы и минометчики вместе. Все это осложняется еще и тем, что в понятие «солдаты» входят еще другие части: пехотинцы, кавалеристы, танкисты, связисты, саперы и т. д. А раз средний термин не связывает крайние термины, то и вывода из таких посылок сделать нельзя.
      В данных посылках средний термин, как говорится, не распределен. Это значит, что термин «солдаты» взят не во всем объеме, т. е. он не охватывает всех солдат, которые имеются в армии. Объем термина «солдаты» значительно шире, чем только артиллеристы и минометчики. В объем термина «солдаты» входят также рядовые всех других родов войск.
      Совсем иной результат получится из таких, например, посылок:
      Все солдаты должны быть дисциплинированными.
      Иванов — солдат.
      Иванов должен быть дисциплинированным.
      В данном умозаключении с необходимостью вытекает вывод: «Иванов должен быть дисциплинированным». Это истинное заключение стало возможным потому, что средний термин связал крайние термины. В первой посылке термин «солдаты» взят во всем объеме, в нем речь идет о всех солдатах. Иначе говоря, термин «солдаты» в первой посылке распределен. Это и дало возможность прийти к правильному выводу в заключении.
      Из разбора этих двух умозаключений можно вывести такое второе правило силлогизма:
      если средний термин не распределен ни в одной посылке — нельзя получить правильного вывода; средний термин должен быть распределен хотя бы в одной из посылок.
      А имеет ли какое-либо значение распределенность большего и меньшего терминов при решении вопроса о правильности вывода в силлогизме? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим такое умозаключение:
      Все газетные работники должны быть грамотными.
      Федоров — не газетный работник.
      Можно ли из этих посылок сделать такой вывод:
      Следовательно, Федоров не должен быть грамотным.
      Конечно, нельзя. Грамотными должны быть не только газетные работники.
      Какая же была бы допущена нами логическая ошибка, если бы мы пришли к выводу, что Федоров не должен быть грамотным? Для этого достаточно посмотреть на больший термин в нашем умозаключении. Таким термином в данном случае является термин «грамотные люди». В большей посылке он взят не во всем объеме, т. е. не распределен. Грамотными должны быть не только газетчики. В посылке же мы говорим о грамотности небольшой группы нашей интеллигенции — о газетных работниках. А в заключении мы показали, что Федоров не входит в число грамотных, т. е. взяли термин «грамотные» во всем объеме. Это и привело нас к ошибке.
      Чтобы такой ошибки не получалось в наших умозаключениях, надо соблюдать третье правило силлогизма:
      больший и меньший термины, не распределенные в посылках, не могут оказаться распределенными и в заключении.
      При установлении трех только что выведенных правил силлогизма, мы имели дело или с двумя утвердительными посылками или, как это было в последнем случае, с одной утвердительной и одной отрицательной посылками.
      А что можно сказать о выводе, если в силлогизме обе посылки отрицательные? Возьмем такой пример:
      Ни одна планета не светит собственным светом.
      Комета — не планета.
      Каково отношение между крайними и средним терминами в данных посылках?
      Из первой посылки мы узнаем, что из объема среднего термина исключаются все тела, светящие собственным светом. Из второй посылки нам стало известно, что из объема среднего термина исключаются все кометы. Это значит, что ни одно тело, светящее собственным светом, и ни одна комета не могут быть занесены в класс планет.
      Но установить связь между телами, светящими собственным светом, и кометами мы не в состоянии, так как нам неизвестно, совпадают ли их объемы друг с другом, насколько совпадают или вовсе не совпадают. А раз так, то отношение между большим и меньшим терминами остается неизвестным. Средний термин, таким образом, не связывает крайние термины, ибо он сам не связан ни с одним крайним термином. Вывода из таких посылок сделать невозможно.
      Отсюда следует четвертое правило силлогизма:
      из двух отрицательных посылок нельзя получить никакого вывода.
      А если только одна посылка отрицательная, а другая — утвердительная, то что в таком случае можно сказать о выводе? Для примера возьмем две такие посылки:
      Ни один космополит не может быть патриотом.
      Критик X. — космополит.
      Во второй посылке, являющейся утвердительным суждением, весь объем меньшего термина («критик X.») входит в объем среднего термина («космополит») и составляет его часть.
      В первой посылке, являющейся отрицательным суждением, объем среднего термина («космополит») находится вне объема большего термина («не может быть патриотом»).
      Поскольку в одной посылке отрицается связь одного из крайних терминов со средним термином, то в заключении связь между крайними терминами будет отрицаться, т. е. вывод будет отрицательным. Силлогизм примет такой вид:
      Ни один космополит не может быть патриотом.
      Критик X. — космополит.
      Критик X. не может быть патриотом.
      В данном случае соблюдено пятое правило силлогизма:
      если одна из посылок является отрицательной, то и вывод также будет отрицательным и не может быть утвердительным.
      Кроме рассмотренных пяти правил, имеются еще два правила силлогизма, которые распространяются на умозаключения с частными посылками.
      Для примера возьмем две такие частные посылки:
      «некоторые дома двухэтажные» и
      «некоторые дома не отремонтированы».
      Из этих посылок не вытекает никакого заключения. Почему? Потому, что в обеих посылках мы имеем лишь часть объема среднего термина и при этом нам неизвестно, совпадают ли объемы полностью или частично. А раз так, то ни к какому выводу прийти невозможно.
      Шестое правило силлогизма поэтому гласит следующее:
      из двух частных посылок нельзя получить с помощью силлогизма никакого вывода.
      Это правило было известно еще Аристотелю. В «Первой аналитике» он писал о том, что никоим образом не получится силлогизма и тогда, когда обе посылки будут частными.
      Если же в силлогизме имеется одна частная посылка, то это означает, что средний термин относится к части объема одного из крайних терминов. Поэтому и заключение будет частным. Это можно видеть на примере следующего умозаключения:
      Все рыбы — позвочные животные.
      Некоторые водные животные — рыбы.
      Следовательно, некоторые водные животные — позвоночные животные.
      Седьмое правило силлогизма формулируется поэтому так: если одна из посылок частная, то и вывод, если он вообще возможен, может быть только частным.
      Таковы правила силлогизма. Ни одно из этих правил не должно быть нарушено, если человек хочет получить истинное заключение в результате силлогизма.
     
      § 5. Фигуры и модусы силлогизма
      В каждом силлогизме, как мы уже знаем, крайние термины, т. е. термины, которые переходят в заключение, связываются друг с другом посредством среднего термина.
      Анализ различных силлогизмов показывает, что средний термин может занимать в силлогизме различное место. Объясняется это тем, что средний термин в силлогизме отображает различные объективные связи между вещами и явлениями материального мира. В зависимости от положения среднего термина получаются четыре своеобразные фигуры силлогизма.
      В самом деле, средний термин в силлогизме, как известно, выражает связь между родом и видом, между видами, между видом и отдельным Предметом. Как легко установить, эта связь может принимать следующие формы или, выражаясь языком логики, фигуры:
      Первая фигура. Средний термин выражает такое отношение между родом и видом, а также между видом и отдельным предметом, когда вид входит в род, отдельный предмет входит в вид.
      Отображая такую связь вещей, средний термин М занимает место подлежащего большей посылки и место сказуемого меньшей посылки.
      Пример силлогизма первой фигуры:
      Всякий газ (М) при сильном сжатии или охлаждении ниже определенной температуры превращается в жидкость (Р).
      Кислород (S) — газ (М).
      Кислород (S) при сильном сжатии и охлаждении ниже определенной температуры превращается в жидкость (Р).
      Вторая фигура. Средний термин выражает такое отношение между родом и видом, а также между видом и отдельным предметом, когда вид (соответственно, отдельный предмет) не имеет того или иного признака данного рода (соответственно, вида) и потому в этот род (соответственно, вид) не входит.
      Отображая такую связь вещей, средний термин М в обеих посылках является сказуемым.
      Пример силлогизма второй фигуры:
      Все колхозы нашего района (Р) имеют фруктовые сады (М).
      Колхоз (Боровое» (S) не имеет фруктового сада (М).
      Колхоз (Боровое) (S) находится не в нашем районе (Р).
      Третья фигура. Средний термин выражает такое положение, когда из данного рода берется только часть предметов.
      Отображая такую связь вещей, средний термин М в обеих посылках является подлежащим.
      Пример силлогизма третьей фигуры:
      Все кристаллы (М) — твердые неорганические тела (Р).
      Все кристаллы (М) имеют форму симметричного многоугольника (S).
      Некоторые симметричные многоугольники (S) — твердые неорганические тела (Р).
      Третья фигура силлогизма не является дедуктивным умозаключением.
      Вывод по третьей фигуре всегда получается частный. При этом возможны два случая: частноутвердительный вывод и частноотрицательный вывод.
      Пример третьей фигуры силлогизма с частноутвердительным выводом:
      Все птицы кладут яйца.
      Все птицы — позвоночные.
      Некоторые позвоночные кладут яйца.
      Пример третьей фигуры силлогизма с частноотрицательным выводом:
      Змеи не имеют ног.
      Змеи — животные.
      Некоторые животные не имеют ног.
      Вывод по третьей фигуре силлогизма часто применяется для опровержения общих суждений, в которых имеется ложное содержание. Допустим кто-нибудь высказал суждение:
      «Ни один электропроводник не есть простое тело».
      Чтобы доказать ложность подобного утверждения, мы будем рассуждать по третьей фигуре силлогизма, а именно так:
      Все металлы — простые тела.
      Все металлы — электропроводники.
      Следовательно, некоторые электропроводники — простые тела.
      Четвертая фигура. Средний термин выражает такое отношение между двумя родами или между двумя видами, когда данные роды (соответственно, виды) не совпадают по своим признакам.
      Отображая такую связь вещей, средний термин М занимает место сказуемого в большей посылке и место подлежащего в меньшей посылке.
      Пример силлогизма четвертой фигуры:
      Все киты (Р) — млекопитающие (М).
      Ни одно млекопитающее (М) — не есть рыба (S).
      Ни одна рыба (S) не есть кит (Р).
      Четвертая фигура силлогизма имеет несколько искусственный характер и поэтому в наших рассуждениях употребляется редко.
      Таковы четыре фигуры силлогизма. На основании изложенного можно дать такое определение понятия «фигуры силлогизма»:
      Фигуры силлогизма — это формы силлогизма, которые отличаются друг от друга положением в силлогизме среднего термина, отображающего связи вещей материального мира.
      Запомнить эти фигуры силлогизма легко с помощью следующих наглядных схем:
      1-я фигура 2-я фигура 3-я фигура 4-я фигура
      Наклонные и вертикальные линии обозначают связь между посылками, которая осуществляется с помощью среднего термина, а горизонтальные линии — связь терминов в посылках.
      Каждая из четырех фигур силлогизма имеет свои разновидности, или, как они называются в логике, модусы, в зависимости от того, какие суждения сочетаются в силлогизме: общеутвердительные (A), общеотрицательные (E), частноутвердительные (I) и частноотрицательные (O).. Понятие «модусы силлогизма» можно определить так:
      Модусы силлогизма — это разновидности силлогизма, отличающиеся друг от друга по количеству и качеству тех суждений, которые составляют его посылки.
      Модусы силлогизма принято обозначать тремя заглавными буквами, которыми обозначаются общеутвердительные, общеотрицательные, частноутвердительные и частноотрицательные суждения. Если, например, взять силлогизм, в котором будут все общеутвердительные суждения, то формула этого модуса силлогизма будет такова: ААА. Так именно обозначается первый модус первой фигуры силлогизма:
      Все металлы теплопроводны (А).
      Серебро — металл (А).
      Серебро теплопроводно (А).
      Поскольку в каждом силлогизме три суждения, а в каждой из трех частей силлогизма (две посылки и заключение) может быть один из четырех видов суждений, постольку, как показали подсчеты, возможны 64 различных сочетания суждений, составляющих посылки и заключение силлогизма.
      Но не каждое сочетание трех суждений может быть модусом силлогизма. Если, например, взять две общеотрицательные посылки, то из них, как мы уже знаем, никакого вывода сделать невозможно и, следовательно, невозможно построить силлогизм. Такое сочетание суждений противоречит одному из правил силлогизма, согласно которому «из двух отрицательных посылок нельзя сделать никакого заключения».
      Если просмотреть все 64 возможных сочетания суждений в силлогизме с точки зрения соответствия их правилам силлогизма, в которых отобразились связи вещей, то можно установить, что 45 сочетаний суждений не могут являться модусами силлогизма, так как они противоречат правилам, о которых мы говорили в предыдущем параграфе.
      Оставшиеся 19 сочетаний суждений являются модусами силлогизма и распределяются по фигурам следующим образом:
      1-я фигура 2-я фигура 3-я фигура 4-я фигура
      Только указанные выше сочетания дают правильные силлогизмы.
     
      § 6. Категорический силлогизм
      Все рассмотренные нами выше примеры силлогизмов относятся к первой группе силлогизмов, которые называются простым категорическим силлогизмом.
      Категорический силлогизм — это такой силлогизм, в котором заключение выводится из двух посылок, являющихся категорическими суждениями.
      Категорическим суждением, как мы знаем из главы «Суждение», называется такое суждение, в котором выражается знание о принадлежности или непринадлежности предмету свойства, отображенного в данном суждении.
      Пример простого категорического силлогизма:
      Все союзные республики имеют свой государственный герб.
      Украина — союзная республика.
      Украина имеет свой государственный герб.
      В посылках и в заключении категорического силлогизма мы что-то безусловно утверждаем или безусловно отрицаем.
     
      § 7. Условно-категорический силлогизм
      Но категорический силлогизм не исчерпывает всех видов силлогизма. Нередко нам приходится прибегать к другим видам силлогизма. Так, уже на первых страницах учебника по геометрии учащийся узнает положение о равенстве и неравенстве отрезков, которое так определяет правила установления равенства отрезков:
      Если два отрезка могут быть наложены один на другой, так, что их концы совпадут, отрезки равны.
      Отрезки АВ и CD наложены один на другой, при этом их концы совпали.
      Следовательно, отрезки АВ и CD равны.
      Мысль об условиях равенства двух отрезков выражена в форме силлогистического умозаключения. Но данное умозаключение отличается от категорического силлогизма.
      В категорическом силлогизме обе посылки — категорические суждения; истинность таких посылок не ставится в зависимость ни от какого условия. А в данном силлогизме большая посылка является таким суждением, которое говорит: отрезки равны, если их концы при наложении совпадут. Равенство двух отрезков определяется не безусловно, а в зависимости от конкретного условия.
      Следовательно, первая посылка является условным суждением. В отличие от первой посылки, вторая посылка является категорическим суждением: в ней говорится, что отрезки АВ и CD наложены друг на друга и концы их совпали.
      Силлогизм, в котором большая посылка представляет условное суждение, а меньшая посылка — категорическое суждение, — называется условно-категорическим силлогизмом.
      Истинный вывод в условно-категорическом силлогизме возможен лишь при соблюдении ряда совершенно определенных правил связи основания и следствия.
      Основанием называется та часть условного суждения, которая указывает условие, от которого зависит истинность следствия.
      Следствием называется вторая часть условного суждения, которая определяет положение, вытекающее как необходимый результат из основания.
      Рассмотрим такой условно-категорический силлогизм:
      Если через медную проволоку проходит электрический ток, то медная проволока нагревается.
      Через данную медную проволоку проходит электрический ток.
      Следовательно, данная медная проволока нагревается.
      В первой посылке этого силлогизма дано условное суждение. Из него мы узнаём, что медная проволока нагревается, если через нее проходит электрический ток. Во второй посылке утверждается, что через данную медную проволоку проходит электрический ток. Из сопоставления условного и категорического суждений необходимо вытекает заключение: данная медная проволока нагревается.
      Такая форма условно-категорического силлогизма называется утверждающей.
      Кратко это форма условно-категорического силлогизма записывается так:
      Если А есть В, то С есть D.
      А есть В.
      Следовательно, С есть D.
      Но очень часто мы применяем и иную форму условно-категорического силлогизма — отрицающую.
      Возьмем к примеру такое рассуждение:
      Если орудие выстрелит, то раздастся звук.
      Звука не раздалось.
      Следовательно, орудие не выстрелило.
      В первой посылке этого умозаключения опять дано условное суждение. Из него мы узнали, что звук раздастся при условии, что орудие выстрелит. Во второй посылке утверждается, что звука не раздалось. Из сопоставления обоих суждений необходимо вытекает заключение: орудие не выстрелило.
      Данную форму условно-категорического силлогизма принято записывать так:
      Если А есть В, то С есть D.
      С не есть D.
      Следовательно, А не есть В.
      Проанализируем такой, например, условно-категорический силлогизм:
      Если кусок железа подвергнуть трению, то он нагреется.
      Данный кусок железа подвергнут трению.
      Следовательно, данный кусок железа нагрелся.
      Допустим, что то, о чем идет речь в основании («если кусок железа подвергнуть трению»), существует, т. е. факт, о котором утверждается в основании, есть на самом деле.
      Что в таком случае можно сказать о следствии? Будет ли оно истинным или ложным?
      Оно будет истинным, ибо железо начнет нагреваться, если его подвергнуть трению.
      Значит, из истинности первого суждения (основания) вытекает истинность второго суждения (следствия).
      А к какому выводу следует прийти, если, например, следствие будет ложным?
      В данном случае ложность следствия будет означать, что кусок железа не нагревается.
      Что можно сказать об истинности основания в таком случае?
      То, что первое суждение, т. е. основание, будет ложным: кусок железа не подвергнут трению.
      Исходя из только что разобранного примера, можно вывести первое правило условно-категорического силлогизма:
      из истинности основания логически вытекает истинность следствия, а из ложности следствия логически вытекает ложность основания.
      Теперь допустим, что второе суждение, т. е. следствие, истинно: данный кусок железа нагревается.
      Вытекает ли из этого, что кусок железа подвер�