Полный текст книги
...Ежели Пушкин имел полное основание сказать о себе, что он пробуждал «добрые чувства», то то же самое и с такою же справедливостью мог сказать о себе и Тургенев.
М. Е. Салтыков-Шедрин
Творчество Ивана Сергеевича Тургенева — это своеобразная художественная летопись, запечатлевшая жизнь России в период перехода от феодально-крепостнического к буржуазно-капиталистическому строю. В его произведениях нашли свое отражение важнейшие этапы русского общественного движения, начиная со студенческих кружков Московского университета 1830-х годов и кончая движением революционеров-народников в 1870-е годы.
Произведения Тургенева всегда были теснейшим образом связаны с современностью, с насущными вопросами русской действительности. «Он быстро угадывал новые потребности,— писал Н. А. Добролюбов,— новые идеи, вносимые в общественное сознание, и в своих произведениях непременно обращал (сколько позволяли обстоятельства) внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно начинавший волновать общество». Ни одного сколько-нибудь значительного события общественной и литературной жизни не проходило мимо внимания писателя. «В современном русском обществе едва ли найдется хоть одно крупное явление, к которому Тургенев не отнесся с изумительнейшею чуткостью, которого он не попытался истолковать»,— отмечал М. Е. Салтыков-Щедрин.
Всю свою жизнь Тургенев боролся против крепостничества и реакции. Он не был политическим борцом и по многим вопросам расходился с представителями революционной демократии, но вся его литературная и общественная деятельность была направлена против гнета и насилия, царивших в России, и объективно служила идеалам демократии и прогресса.
В своих произведениях Тургенев с глубочайшим сочувствием изобразил представителей передовой демократически настроенной молодежи, самоотверженно боровшейся против произвола царского правительства. Он восхищался бесстрашием русских революционеров, вступивших в открытую борьбу с самодержавием.
Тургенев явился создателем замечательных образов русских женщин, он раскрыл их высокий нравственный облик, душевную чистоту и страстное стремление вырваться из сферы личной жизни на широкие просторы общественной деятельности и борьбы. «Тургенев,— говорил Л. Н. Толстой А. П. Чехову,— сделал великое дело тем, что написал удивительные портреты женщин».
Тургеневу принадлежит заслуга в создании социальнопсихологического романа, в котором личная судьба героев была неразрывно связана с судьбой своей страны. Тургенев был непревзойденным мастером в раскрытии внутреннего мира человека во всей его сложности. Произведениям писателя были свойственны глубокий лиризм и ясность повествования. Поражает точность и выразительность, благозвучие и простота тургеневского языка. Недаром В. И. Ленин писал, что «...язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского — велик и могуч».
Творчество Тургенева оказало огромное воздействие на развитие русской и мировой литературы. По словам М. Горького, он оставил «превосходное наследство». Крупнейшие писатели неоднократно отмечали то благотворное влияние, которое оказывали на них произведения великого русского писателя.
Вся жизнь и творчество Тургенева были неразрывными узами связаны с судьбами России и русского народа. Писатель безмерно любил свою родину, свято верил в свой народ, в его великое предназначение. «Мы...— писал он,— народ юный и сильный, который верит и имеет право верить в свое будущее».
ДЕТСТВО. ГОДЫ УЧЕНИЯ
1818 года, 28 октября, в понедельник, родился сын Иван, ростом 12 вершков, в Орле, в своем доме, в 12 часов утра» — такую запись сделала в своей памятной книжке Варвара Петровна Тургенева.
Иван Сергеевич был ее вторым сыном. Первый — Николай — родился двумя годами раньше, а в 1821 году в семье Тургеневых появился еще один мальчик — Сергей.
Трудно представить себе более непохожих людей, чем родители будущего писателя.
Мать — Варвара Петровна, урожденная Лутовинова,— женщина властная, умная и достаточно образованная, красотой не блистала. Была она небольшого роста, приземистой, с широким лицом, попорченным оспой. И лишь глаза были хороши: большие, темные и блестящие.
Рано потеряв отца, Варвара Петровна воспитывалась в семье отчима, где чувствовала себя чужой и бесправной. Не выдержав притеснений, она вынуждена была бежать из дома и нашла приют у своего дяди, Ивана Ивановича Лутовинова, человека сурового и нелюдимого. На свою племянницу он мало обращал внимания, однако держал ее в строгости и за малейшее ослушание грозил выгнать из дому. Внезапная смерть дяди неожиданно превратила забитую приживалку в одну из самых богатых невест в округе, владелицу огромных поместий и почти пяти тысяч крепостных крестьян.
Варваре Петровне было уже тридцать лет, когда она познакомилась с молодым офицером Сергеем Николаевичем Тургеневым. Он происходил из старинного дворянского рода, который, однако, к тому времени уже оскудел. От былого богатства осталось лишь небольшое имение. Сергей Николаевич был красив, изящен, умен. И не удивительно, что на Варвару Петровну он произвел неотразимое впечатление, и она дала понять, что если Сергей Николаевич посватается, то отказа не последует.
Молодой офицер раздумывал недолго. И хотя невеста была на шесть лет старше его и привлекательностью не отличалась, однако громадные угодья и тысячи крепостных душ, которыми она владела, определили решение Сергея Николаевича.
В начале 1816 года состоялось бракосочетание, и молодые поселились в Орле.
Своего мужа Варвара Петровна боготворила и побаивалась. Она предоставила ему полную свободу и ни в чем не ограничивала. Сергей Николаевич жил так, как ему хотелось, не обременяя себя заботами о семье и хозяйстве. В 1821 году он вышел в отставку и вместе с семьей переехал в имение жены Спасское-Лутовиново, в семидесяти верстах от Орла. Летом того же года Тургеневы со всеми домочадцами совершили длительное заграничное путешествие, а вернувшись из него, зажили, как вспоминал Иван Сергеевич, «дворянской, медленной, просторной и мелкой жизнью... с обычной обстановкой гувернеров и учителей, швейцарцев и немцев, доморощенных дядек и крепостных нянек».
Имение Тургеневых Спасское-Лутовиново располагалось в березовой роще на пологом холме. Вокруг просторного двухэтажного господского дома с колоннами, к которому примыкали полукруглые галереи, был разбит громадный парк с липовыми аллеями, фруктовыми садами и цветниками. Парк был удивительно красив. Могучие дубы росли в нем рядом со столетними елями, высокими соснами, стройными тополями, каштанами и осинами. У подножия холма, на котором стояла усадьба, были вырыты пруды, служившие естественной границей парка. А дальше, насколько хватало глаз, простирались поля и луга, изредка перемежаемые небольшими холмами и рощами. Здесь, среди изумительной и неповторимой красоты средней полосы России, и прошло детство будущего писателя.
Воспитанием детей занималась преимущественно Варвара Петровна. Перенесенные в свое время в доме отчима и дяди страдания не лучшим образом отразились на ее характере. Своенравная, капризная, истеричная, к детям своим она относилась неровно. Порывы заботливости, внимания и нежности сменялись приступами ожесточения и мелкого тиранства. По ее приказу детей наказывали за малейшие проступки, а иногда и без всякой причины. «Мне нечем помянуть моего детства,— говорил много лет спустя Тургенев.— Ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся, как огня. Меня наказывали за всякий пустяк — одним словом, муштровали, как рекрута. Редкий день проходил без розог; когда я отваживался спросить, за что меня наказывали, мать категорически заявила: «Тебе об этом лучше знать, догадайся».
На всю жизнь сохранилась в сознании писателя горечь за несправедливо нанесенные обиды и унижения.
С отцом у Ивана Сергеевича отношения были сложные. Вот как он сам рассказывал об этом в своей во многом автобиографической повести «Первая любовь»: «Странное влияние имел на меня отец — и странные были наши отношения. Он почти не занимался моим воспитанием, но никогда не оскорблял меня; он уважал мою свободу — он даже был, если можно так выразиться, вежлив со мною... только он не допускал меня до себя. Я любил его, я любовался им, он казался мне образцом мужчины — и, боже мой, как бы я страстно к нему привязался, если бы я постоянно не чувствовал его отклоняющей руки!.. Бывало, стану я рассматривать его умное, красивое, светлое лицо... сердце мое задрожит, и все существо мое устремится к нему... он словно почувствует, что во мне происходит, мимоходом потреплет меня по щеке — и либо уйдет, либо займется чем-нибудь, либо вдруг весь застынет, как он один умел застывать, и я тотчас же сожмусь и тоже похолодею».
Когда Тургенев подрос, его ужаснули картины насилия и произвола, с которыми он сталкивался на каждом шагу. Мальчик видел жестокость своей матери по отношению к дворовым людям. Она не выносила, когда кто-нибудь осмеливался ей противоречить. И гнев ее был страшен. Редкий день проходил без того, чтобы со стороны конюшни не раздавались крики наказываемых плетьми людей. И, слыша это, мальчик давал себе клятву никогда и ни при каких обстоятельствах не поднимать руки на человека, хоть в чем-нибудь зависимого от него. «Ненависть к крепостному праву уже тогда жила во мне,— писал позднее Тургенев,— она, между прочим, была причиной тому, что я, выросший среди побоев и истязаний, не осквернил руки своей ни одним ударом — но до «Записок охотника» было далеко. Я был просто мальчик — чуть не дитя».
Живой, впечатлительный, не по годам развитый мальчик внимательно прислушивался к разговорам взрослых, охотно общался с дворовыми людьми, от которых узнавал много нового и интересного: разные истории, рассказы, предания, бывальщины. Игрушки мало занимали его. С большей охотой проводил он время, гуляя в парке, где у него были свои любимые уголки, удил в пруду рыбу, ловил птиц. Его часто можно было видеть среди лесников и охотников Спасского, которые учили его стрелять из ружья, узнавать повадки диких уток, перепелок, куропаток и певчих птиц. Постепенно в мальчике зародилась страсть к охоте, ставшая позднее для него не только любимым развлечением, но и временем, когда он мог ближе познакомиться с простыми людьми и лучше узнать крестьянскую жизнь во всей ее неприглядности.
В доме Тургеневых была довольно большая библиотека. В огромных шкафах хранились произведения античных писателей и поэтов, сочинения французских энциклопедистов: Вольтера, Руссо, Монтескье, романы В. Скотта, де Сталь, Шатобриана; произведения русских литераторов:
Ломоносова, Сумарокова, Карамзина, Дмитриева, Жуковского, а также книги по истории, естествознанию, ботанике. Вскоре библиотека стала для Тургенева самым любимым местом в доме, где он порой проводил целые дни. В немалой степени интерес к литературе у мальчика поддерживала мать, которая довольно много читала и хорошо знала французскую литературу и русскую поэзию конца XVIII - начала XIX века.
В начале 1827 года семья Тургеневых переехала в Москву: пора было готовить детей к поступлению в учебные заведения. Сначала Николая и Ивана поместили в частный пансион Винтеркеллера, а затем в пансион Краузе, названный позднее Лазаревским институтом восточных языков. Здесь братья проучились недолго — всего несколько месяцев. Дальнейшее их образование было поручено домашним учителя/я. С ними они изучали русскую словесность, историю, географию, математику, иностранные языки — немецкий, французский, английский,— рисование. Русскую историю преподавал поэт И. П. Клюшников, а русскому языку учил Д. Н. Дубенский, известный исследователь «Слова о полку Игореве».
Учились братья легко, и родители были довольны их успехами. Однако отца огорчало то, что сыновья писали ему письма не на русском языке. В одном из писем Сергей Николаевич, лечившийся в то время за границей, замечал: «Вы все мне пишете по-французски или по-немецки, а за что пренебрегаете наш природный — если вы в оном очень слабы,— это меня удивляет. Пора! Пора! Уметь хорошо не только на словах, но и на письме объясняться по-русски — это необходимо...»
Тургеневу не было еще и пятнадцати лет, когда он, успешно сдав вступительные экзамены, стал студентом словесного отделения Московского университета.
УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ГОДЫ.
ПЕРВЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОПЫТЫ.
СЛУЖБА
Московский университет в то время был основным центром передовой русской мысли. По словам А. И. Герцена, «в него, как в общий резервуар, вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев; в его залах они очищались от предрассудков, захваченных у домашнего очага, приходили к одному уровню, браталйсь между собой и снова разливались во все стороны России, во все слои ее». В его стенах почти одновременно учились такие замечательные деятели русской культуры, как А. И. Герцен, Н. П. Огарев, В. Г. Белинский, М. Ю. Лермонтов, И. А. Гончаров и другие.
Среди молодых людей, пришедших в университет в конце 1820-х и в начале 1830-х годов, свято хранилась память о декабристах, с оружием в руках выступивших против самодержавия. «Мы были уверены,— писал А. И. Герцен,— что из этой аудитории выйдет та фаланга, которая пойдет вслед за Пестелем и Рылеевым, и что мы будем в ней».
Студенты внимательно следили за событиями, происходившими тогда в России и в Европе. Июльская революция 1830 года во Франции, восстание в Польше, холерные бунты, прокатившиеся по всей России, способствовали формированию в среде студенчества вольнолюбивых устремлений. Тургенев позднее говорил, что именно в эти годы у него стали складываться «весьма свободные, чуть не республиканские убеждения».
Конечно, цельного и последовательного мировоззрения Тургенев в те годы еще не выработал. Ему едва минуло шестнадцать лет. Это был период роста, период поисков и сомнений.
В то время университет не давал студентам глубоких и основательных знаний. «Больше лекций и профессоров развивала студентов аудитория юным столкновением, обменом мыслей, чтения...» — вспоминал А. И. Герцен.
Особенно заинтересовали Тургенева лекции профессора М. Г. Павлова — активного пропагандиста философского учения Шеллинга и его последователей. Павлов учил студентов самостоятельно мыслить, пробуждал в них интерес к изучению различных философских систем.
В Московском университете Тургенев проучился всего один год. После того как его старший брат Николай поступил в гвардейскую артиллерию, расквартированную в Петербурге, отец решил, что братьям не следует разлучаться, и поэтому летом 1834 года Тургенев подал прошение о переводе на филологическое отделение философского факультета Петербургского университета.
Не успела семья Тургеневых обосноваться в столице, как неожиданно умер Сергей Николаевич. Смерть отца глубоко потрясла Тургенева и заставила его впервые серьезно задуматься о жизни и смерти, о месте человека в вечном движении природы. Мысли и переживания юноши нашли свое отражение в целом ряде лирических стихотворений, а также в драматической поэме «Стено».
Первые литературные опыты Тургенева создавались под сильнейшим воздействием господствовавшего тогда в литературе романтизма, и прежде всего поэзии Байрона. Это особенно чувствуется в поэме «Стено». Ее герой — пылкий, страстный, полный восторженных стремлений человек, который не желает мириться с окружающим его миром зла, но и не может найти применения своим силам и в конце концов трагически погибает. Позднее Тургенев весьма скептически отзывался об этой поэме, называя ее «нелепым произведением, в котором с детской неумелостью выражалось рабское подражание байроновскому Манфреду».
Однако нельзя не отметить, что в поэме «Стено» нашли свое отражение размышления юного поэта о смысле жизни и о назначении в ней человека, то есть вопросы, разрешить которые пытались многие великие поэты того времени: Гете, Шиллер, Байрон.
После Московского столичный университет показался Тургеневу бесцветным. Здесь все было по-другому: не было той атмосферы дружбы и товарищества, к которой он привык, не чувствовалось стремления к живому общению и спорам, мало кто интересовался вопросами общественной жизни. Да и состав студентов был иной. Среди них было много юношей из аристократических семей, которые мало интересовались наукой.
Преподавание в университете велось по довольно широкой программе. Но серьезных знаний студенты не получали. Интересных преподавателей не было. Ближе других оказался Тургеневу лишь П. А. Плетнев, о котором он позднее писал: «Как профессор русской литературы, он не отличался большими сведениями; зато он искренне любил «свой предмет», обладал несколько робким, но чистым и тонким вкусом и говорил просто, ясно, не без теплоты. Главное: он умел сообщать своим слушателям те симпатии, которыми сам был исполнен,— умел заинтересовать их...»
Плетнев был человеком доброжелательным и очень тепло относился к молодежи. Особого внимания он удостаивал студентов, проявлявших интерес к литературе: всегда поддерживал, помогал им, приглашал на свои литературные вечера. Одним из таких студентов был и Тургенев. Он стал бывать в доме Плетнева и познакомился там с известными литераторами — А. В. Кольцовым и В. Ф. Одоевским. А однажды лицом к лицу столкнулся с А. С. Пушкиным, которого он боготворил: «Пушкин был в ту пору для меня, как и для многих моих сверстников, чем-то вроде полубога. Мы действительно поклонялись ему».
Почти три года Тургенев провел в университете и вышел из него летом 1837 года со степенью кандидата. Об университетских годах писателя сохранилось мало сведений. Известно только, что он близко сошелся и подружился с Т. Н. Грановским. Вместе с ним Тургенев пережил пору страстного увлечения романтизмом. Молодые люди зачитывались произведениями Марлинского, драмами Кукольника и стихами Бенедиктова. Интересно, что Грановский в то время писал стихи и всерьез намеревался посвятить себя литературной деятельности. Тургенев же, наоборот, более склонялся к научным занятиям, хотя и был уже тогда автором многих поэтических произведений. Но судьба распорядилась иначе: Грановский стал выдающимся ученым-историком, а Тургенев — великим писателем.
В период учебы в университете у Тургенева проявился глубокий интерес к музыке и театру. Он часто бывал на концертах, в оперном и драматическом театрах. В 1836 году ему посчастливилось присутствовать на двух знаменитых премьерах — в Александрийском театре он видел гоголевского «Ревизора», а в Мариинском слушал оперу Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»).
Окончив университет, Тургенев решил продолжить свое образование и в мае 1838 года отправился в Берлин. Поездка в Германию была вызвана не только тягой к знаниям и желанием подготовить себя к ученой деятельности, но и глубокой неудовлетворенностью юноши всем укладом жизни самодержавно-крепостнической России. Впоследствии Тургенев так объяснял свое «бегство» за границу: «Я не мог дышать одним воздухом, оставаться рядом с тем, что я возненавидел... Мне необходимо нужно было удалиться от моего врага затем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на него. В моих глазах враг этот имел определенный обра^, носил известное имя: враг этот был крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решил бороться до конца, с чем я поклялся никогда не примиряться... Это была моя аннибаловская клятва; и не я один дал ее себе тогда».
После Петербурга Берлин показался Тургеневу городом чопорным и немного скучным. «Что прикажете сказать о городе,— писал он,— где встают в шесть часов утра, обедают в два и ложатся спать раньше куриц, о городе, где в десять часов вечера одни меланхолические и нагруженные пивом сторожа скитаются по пустынным улицам... Берлин — до сих пор еще не столица; по крайней мере, столичной жизни в этом городе нет и следа, хотя вы, побывши в нем, все-таки чувствуете, что находитесь в одном из центров или фокусов европейского движения».
Таким центром делал Берлин его университет, в аудиториях которого всегда было многолюдно. На лекции собирались не только студенты, но и вольнослушатели — офицеры, чиновники, стремившиеся приобщиться к науке.
Уже первые занятия в Берлинском университете обнаружили у Тургенева пробелы в его образовании. Позднее он писал: «Я занимался философией, древними языками, историей и с особенным рвением изучал Гегеля... В доказательство того, как недостаточно было образование, получаемое в то время в наших высших заведениях, приведу следующий факт: я слушал в Берлине латинские древности у Цумпта, историю греческой литературы у Бёка, а на дому принужден был зубрить латинскую грамматику и греческую, которые знал плохо. И я был не из худших кандидатов».
Тургенев усердно постигал премудрости немецкой философии, а в свободное время посещал театры и концерты. Музыка и театр стали для него истинной потребностью. Он слушал оперы Моцарта и Глюка, симфонии Бетховена, смотрел драмы Шекспира и Шиллера.
Время, проведенное в Берлинском университете, сыграло в формировании мировоззрения Тургенева очень важную роль. Особое значение имели для него знакомство и дружба с одним из замечательных людей того времени — Н. В. Станкевичем, который, по словам писателя, положил начало новому развитию его души. Станкевич заставил поверить своего молодого друга, что человеческая мысль сможет исцелить мир и указать людям пути выхода из противоречий жизни. Он говорил с Тургеневым о великой преобразующей силе просвещения и искусства, о том, что рано или поздно «свет победит тьму». Узнав о безвременной кончине Станкевича, Тургенев писал: «Как я жадно внимал ему, я, предназначенный быть последним его товарищем, которого он посвящал в служение Истине своим примером. Поэзией своей жизни, своих речей!., он обогатил меня тишиной, уделом полноты — меня, еще недостойного... Станкевич! Тебе я обязан моим возрождением: ты протянул мне руку— и указал мне цель...»
И еще одна встреча в Берлине оставила заметный след в жизни Тургенева. Вскоре после смерти Станкевича он познакомился и подружился с М. А. Бакуниным, ставшим позднее известным революционером и теоретиком анархизма. Пламенные речи Бакунина, его умение заражать своим энтузиазмом окружающих, способность увлечь всех, кто с ним общался, идеями служения высшим идеалам не прошли бесследно и для Тургенева. Свои впечатления от общения с Бакуниным и Станкевичем он позднее передал в романе «Рудин».
Живя за границей, Тургенев не переставал думать о своей родине, о своем народе, о его настоящем и будущем. Так, путешествуя по Италии, он в письме к Грановскому делился своими впечатлениями от увиденного: «...смущало меня в Риме положение народа, притворная святость, систематическое порабощение, отсутствие истинной жизни...
все движения, колеблющие Северную и Среднюю Европу, не переходят Апеннинов. Нет! русский народ имеет неисчислимо более надежд и силы...»
Уже тогда, в 1840 году, Тургенев верил в великое предназначение своего народа, в его силу и стойкость.
Наконец слушание курса лекций в Берлинском университете закончилось, и в мае 1841 года Тургенев вернулся в Россию и самым серьезным образом стал готовить себя к научной деятельности. Он мечтал стать профессором философии.
Увлечение философскими науками — одна из характерных черт общественного движения в России конца 1830-х и начала 1840-х годов. Передовые люди того времени пытались с помощью абстрактных философских категорий объяснить окружающий мир и противоречия русской действительности, найти ответы на волновавшие их злободневные вопросы современности. Вспоминая это время, Тургенев писал: «Мы еще верили тогда в действительность и важность философических и метафизических выводов, хотя... и не обладали способностью мыслить отвлеченно, на немецкий манер... Впрочем, мы тогда в философии искали всего на свете, кроме чистого мышления».
Однако мечту о философской кафедре в Московском университете пришлось оставить: более десяти лет философия там вообще не преподавалась, и у Тургенева отказались принять даже магистерские экзамены. Их пришлось сдавать в Петербургском университете. А когда эти испытания остались позади и следовало приступить к работе над диссертацией, планы Тургенева изменились. Он разочаровался в идеалистической философии и оставил надежду с ее помощью разрешить волновавшие его вопросы. К тому же Тургенев пришел к выводу, что наука — не его призвание.
В начале 1842 года Иван Сергеевич подал прошение на имя министра внутренних дел о зачислении его на службу и вскоре был принят чиновником особых поручений в канцелярию под начальство В. И. Даля, известного писателя и этнографа. Однако служил Тургенев не долго и в мае 1845 года вышел в отставку.
Пребывание на государственной службе дало ему возможность собрать большой жизненный материал, связанный в первую очередь с трагическим положением крестьян и с губительной властью крепостного права, поскольку в канцелярии, где служил Тургенев, часто рассматривались дела о наказаниях крепостных, о всякого рода злоупотреблениях чиновников и т. п. Именно в это время у Тургенева выработалось резко отрицательное отношение к бюрократическим порядкам, господствующим в государственных учреждениях, к черствости и эгоизму петербургских чиновников. И вообще петербургская жизнь произвела на Тургенева гнетущее впечатление. В «Воспоминаниях о Белинском» он писал об этом периоде своей жизни: «Бросишь вокруг себя мысленный взор: взяточничество процветает, крепостное право стоит, как скала, казарма на первом плане, суда нет, носятся слухи о закрытии университетов...»
НАЧАЛО ЛИТЕРАТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.
ЗНАКОМСТВО С БЕЛИНСКИМ
Чем бы ни занимался Тургенев все эти годы: учился, готовился к научной деятельности, служил,— он ни на минуту не оставлял своих литературных занятий.
Первое произведение Тургенева появилось в печати в 1836 году, когда он еще учился в Петербургском университете. Это была небольшая рецензия на книгу А. Н. Муравьева «Путешествие по святым местам русским». Много лет спустя Тургенев так объяснял появление этого своего первого печатного произведения: «Мне тогда только что минуло семнадцать лет, я был студентом С.-Петербургского университета; родственники мои, ввиду обеспечения моей будущей карьеры, отрекомендовали меня Сербиновичу, тогдашнему издателю «Журнала Министерства просвещения». Сербинович, которого я видел всего один раз, желая, вероятно, испытать мои способности, вручил мне... книгу Муравьева с тем, чтобы я разобрал ее; я написал нечто по ее поводу — и вот теперь, чуть не через сорок лет, я узнаю, что это «нечто» удостоилось тиснения».
Главное внимание молодой Тургенев уделял поэзии. Его стихотворения начиная с конца 1830-х годов стали появляться в журналах «Современник» и «Отечественные записки». В них отчетливо слышались мотивы господствовавшего тогда романтического направления, отзвуки поэзии Жуковского, Козлова, Бенедиктова. Большинство стихов — это элегические раздумья о любви, о бесцельно прожитой молодости. Они, как правило, были пронизаны мотивами грусти, печали, тоски. Сам Тургенев позднее весьма скептически относился к своим стихотворениям и поэмам, написанным в это время, и никогда не включал их в собрания сочинений. «Я чувствую положительную, чуть не физическую антипатию к своим стихотворениям...— писал он в 1874 году,— дорого бы дал, чтобы их вообще не существовало на свете».
Тургенев был несправедлив, столь сурово отозвавшись о своих поэтических опытах. Среди них можно найти немало талантливо написанных стихотворений, многие из которых получили высокую оценку читателей и критики: «Баллада», «Опять один, один...», «Весенний вечер», «Утро туманное, утро седое...» и другие. Некоторые из них позднее были положены на музыку и стали популярными романсами.
Началом своей литературной деятельности Тургенев считал 1843 год, когда в печати появилась его поэма «Параша», открывшая собой целый ряд произведений, посвященных развенчанию романтического героя. «Параша» встретила весьма сочувственный отзыв Белинского, увидевшего в молодом авторе «необыкновенный поэтический талант», «верную наблюдательность, глубокую мысль», «сына нашего времени, носящего в груди своей все скорби и вопросы его». По словам критика, герой поэмы Виктор — «это один из тех великих маленьких людей, которых теперь так много развелось и которые улыбкою презрения и насмешки прикрывают тощее сердце, праздный ум и посредственность своей натуры». Причем Белинский отметил, что причина появления «великих маленьких людей» кроется в социальных условиях русской жизни, не дающей возможности для развития общественных интересов и формирующей характеры с большими претензиями, но внутренне опустошенные и не способные к активной деятельности.
Выход в свет поэмы совпал с личным знакомством Тургенева с В. Г. Белинским. Событие это сыграло громадную роль в жизни писателя. Он навсегда сохранил чувство глубокого уважения и преклонения перед личностью великого критика.
Впервые имя Белинского стало известно Тургеневу еще в годы учения в Петербургском университете. «В одно утро,— рассказывал писатель позднее,— зашел ко мне студент-товарищ и с негодованием сообщил мне, что в кондитерской Беранже появился № «Телескопа» со статьей Белинского, в которой этот «критикан» осмеливался заносить руку на наш общий идол, на Бенедиктова. Я немедленно отправился к Беранже, прочел всю статью от доски до доски — и, разумеется, также воспылал негодованием. Но — странное дело! и во время чтения и после, к собственному моему изумлению и даже досаде, что-то во мне невольно соглашалось с «критиканом», находило его доводы убедительными... неотразимыми. Я стыдился этого уже точно неожиданного впечатления, я старался заглушить в себе этот внутренний голос; в кругу приятелей я с большей еще резкостью отзывался о самом Белинском и об его статье... но в глубине души что-то продолжало шептать мне, что он был прав... Прошло несколько времени — и я уже не читал Бенедиктова».
И имя Тургенева было известно Белинскому. Ведь стихи молодого поэта довольно часто печатались в журнале «Отечественные записки», где сотрудничал Белинский. И вот их первая встреча. «Я увидел человека небольшого роста,— писал Тургенев в своих воспоминаниях,— сутуловатого, с неправильным, но замечательным и оригинальным лицом, с нависшими на лоб белокурыми волосами и с тем суровым и беспокойным выражением, которое так часто встречается у застенчивых и одиноких людей; он заговорил и закашлял в одно и то же время, попросил нас сесть и сам торопливо сел на диване, бегая глазами по полу и перебирая табакерку в маленьких и красивых ручках... Беседа началась. Сначала Белинский говорил довольно много и скоро, но без одушевления, без улыбки... но он понемногу оживился, поднял глаза, и все лицо его преобразилось. Прежнее суровое, почти болезненное выражение заменилось другим: открытым, оживленным и светлым; привлекательная улыбка заиграла на его губах и засветилась золотыми искорками в его голубых глазах, красоту которых я только тогда и заметил... Должно сказать, что собственно блеску в его речах не было; он охотно повторял одни и те же шутки, не совсем даже замысловатые; но когда он был в ударе... не было возможности представить человека более красноречивого, в лучшем, русском смысле этого слова... это было неудержимое излияние нетерпеливого и порывистого, но светлого и здравого ума, согретого всем жаром чистого и страстного сердца и руководимого тем тонким и верным чутьем правды и красоты, которого почти ничем не заменишь».
Прошло совсем немного времени, и между Белинским и Тургеневым установились теплые дружеские отношения. Вот что писал Белинский в одном из писем о своем молодом друге: «Это человек необыкновенно умный, да и вообще хороший человек. Беседы и споры с ним отводили мне душу... отрадно встретить человека, самобытное и характерное мнение которого, сшибаясь с твоим, извлекает искры... Русь он понимает. Во всех его суждениях виден характер и действительность».
Общение с Белинским оказало самое существенное влияние на духовное развитие Тургенева. Белинский укрепил в нем ненависть к крепостному праву, к самодержавнофеодальному строю, помог ему выработать правильное понимание явлений, происходящих в мире. И именно Бе-
линский убедил Тургенева в том, что литературное творчество в условиях самодержавной России является единственным родом деятельности, позволяющим ставить и решать злободневные социальные вопросы, и что русский читатель «видит в русских писателях своих единственных вождей, защитников и спасителей».
Тургенев часто встречался с Белинским, подолгу беседовал с ним о важнейших проблемах общественной жизни России, о развитии русской литературы. Порой разговоры переходили в жаркие споры. «Общий колорит наших бесед,— писал позднее Тургенев,— был философско-литературный, критическо-эстетический и, пожалуй, социальный, редко исторический. Иногда выходило очень интересно и даже сильно...»
Ко времени сближения Тургенева с Белинским относится развернувшаяся резкая полемика между славянофилами и западниками. Славянофилы (А. С. Хомяков, И. В. Ки-риевский, братья К. С. и И. С. Аксаковы и др.) считали, что Россия — это особая страна, со своим, только ей присущим путем исторического развития. По их мнению, Россия не должна ориентироваться на Запад, не должна ни в чем следовать ему. Они утверждали, что для общественного и государственного пути Европы была характерна постоянная борьба сословий, приводившая к революционным потрясениям. В России же, говорили славянофилы, всегда существовало единство народа и правительства, поскольку патриархально и религиозно настроенные народные массы никогда не стремились к политической власти, передоверив ее правительству, сохранив за собой только возможность высказывать свое мнение, к которому правящие круги должны прислушиваться. Славянофилы считали, что необходимо вернуться к патриархальным порядкам русской жизни, которые в свое время разрушил Петр I, стремившийся насадить в России чуждые ей западные порядки и обычаи.
По своей сути учение славянофилов было реакционным. Вместе с тем в нем было много положительного. Так, например, славянофилы были противниками крепостного права, ратовали за свободу слова и печати, резко критиковали бюрократический аппарат самодержавной России, выступали против политического и судебного произвола.
Эта сторона программы славянофилов вызывала уважение даже у их противников — западников.
Признавая отдельные положения учения славянофилов, западники тем не менее совершенно справедливо усматривали в нем попытку искусственно затормозить общественное развитие России, стремление повернуть ее историю вспять. Им претила идеализация славянофилами патриархальной старины, умиление в любовании покорностью и богобоязненностью русского народа. Они выступали за европеизацию России, за приобщение к передовым социальным идеям Запада, боролись за освобождение народа от гнета и насилия, за изменение существующих в стране порядков.
Тургенев полностью разделял воззрения западников и принял самое активное участие в полемике со славянофилами.
К концу 1840-х годов в лагере западников определились два течения: революционно-демократическое, Возглавляемое Белинским и Герценом, и умеренно-либеральное, к которому примкнули Тургенев, Грановский, Боткин, Анненков и другие. Однако в то время противоречия между революционерами-демократами и либералами-западниками не были антагонистическими. Оба эти течения объединяли общие задачи борьбы против крепостного права и основных устоев самодержавного строя. Размежевание между ними произошло позднее, во второй половине 1850-х годов.
Накануне знакомства с Белинским Тургенев находился на перепутье. Он весь в сомнениях, поисках своего места в жизни, определении характера своего поведения. Общение с Белинским во многом изменило общественно-политические и эстетические взгляды молодого писателя. К середине 1840-х годов он окончательно переходит на позиции реализма и становится одним из последователей и соратников критика. В своей рецензии на русский перевод «Фауста» Гете, сделанный Вронченко, Тургенев вслед за Белинским открыто провозгласил необходимость обращения литературы к вопросам современности, к потребностям русской жизни, выступил против романтиков, обвинив их в равнодушии к социальным вопросам, высмеял людей, занятых исключительно своими радостями и горестями. Он осудил духовную бедность романтических героев, со временем превращающихся в эгоистов и пошляков.
Свои эстетические принципы Тургенев реализовал в целом ряде художественных произведений. Одна за другой появляются в печати его повести «Андрей Колосов», «Бретер», «Три портрета». Все эти повести пронизывает мысль, что время романтических героев прошло, что ныне романтический флер служит лишь для прикрытия эгоизма и невежества людей мелких и ограниченных.
Резко отрицательное отношение к романтизму как к мировоззрению и поведению в повседневной жизни современного человека Тургенев настойчиво проводил не только в художественных произведениях, но и в ряде своих критических статей, написанных под несомненным воздействием Белинского. В них он отстаивал принципы реализма и народности, ратовал за простоту и ясность в искусстве, настаивал на необходимости решать в литературе актуальные вопросы современности.
В целом ряде произведений Тургенев, продолжая традиции Гоголя, сатирически изобразил бездуховное существование представителей дворянства, их равнодушие к общественным вопросам, жестокость по отношению к крепостным крестьянам. Об этом писатель говорил в поэме «Помещик», прочитав которую, Белинский отметил, что «кажется, здесь талант г. Тургенева нашел свой истинный род, в этом роде он неподражаем».
В середине 1840-х годов Тургенев становится одним из активных деятелей «натуральной школы», объединявшей в своих рядах лучших литераторов того времени: А. И. Герцена, Н. А. Некрасова, И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского, И. И. Панаева, Д. В. Григоровича. Писатели «натуральной школы» стремились сблизить литературу с действительностью, придать ей демократический характер. Героями их произведений стали представители всех слоев русского общества, но в первую очередь их интересовала жизнь социальных низов: крепостных крестьян и городских тружеников.
Тургенев принимает участие в сборниках «Физиология Петербурга» и «Петербургский сборник», издаваемых Некрасовым при содействии Белинского и явившихся своеобразными манифестами «натуральной школы».
По-разному складывались отношения Тургенева с литераторами, составлявшими в это время кружок Белинского. С критиком П. В. Анненковым, с публицистом и критиком В. П. Боткиным писатель на всю жизнь сохранил теплые и дружеские отношения. Их сближали общие политические взгляды, общие мысли о задачах литературы. Все они придерживались довольно умеренных либеральных взглядов и были сторонниками постепенных реформ. С Н. А. Некрасовым, Ф. М. Достоевским, И. А. Гончаровым Тургенев по целому ряду причин позднее разошелся. Но во второй половине 1840-х годов всех их объединял гений Белинского. Недаром И. И. Панаев писал: «Кружок, в котором жил Белинский, был тесно сплочен и сохранился во всей чистоте до самой его смерти. Он поддерживался силой его духа и убеждений».
И еще одно очень важное событие произошло в это время в жизни писателя — он познакомился с выдающейся французской певицей Полиной Виардо. «Я ничего не видел на свете лучше Вас...— писал Тургенев Виардо спустя несколько лет.— Встретить Вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни, моя преданность и благодарность не имеют границ и умрут только вместе со мною».
Ко времени знакомства с Тургеневым имя Полины Ви ардо пользовалось огромной популярностью в Европе. Ее голосом восхищались крупнейшие музыканты, поэты посвящали ей стихи, писатели и критики посвящали ей восторженные статьи. «Виардо, артистка гениальная...— отмечал историк петербургских театров А. К. Вольф.— Голос ее был чистейший меццо-сопрано, самого нежного тембра...»
Полина Виардо была не только замечательной певицей, но и обаятельной женщиной, широко образованным человеком и интересным собеседником. Любовь к ней Тургенев пронес через всю жизнь. До конца своих дней он остался верен этому чувству, многое принеся ему в жертву. Дом семьи Виардо становится для писателя вторым домом. Он подолгу живет в их имении Куртавнель, недалеко от Парижа, сопровождает Виардо в ее многочисленных гастрольных поездках, а с начала 1860-х годов, окончательно сблизившись с семьей актрисы (ее мужу Луи Виардо, переводчику и критику, писатель помогал переводить русских классиков), постоянно живет за границей, лишь изредка приезжая в Россию.
«СОВРЕМЕННИК». «ЗАПИСКИ ОХОТНИКА». ДРАМАТУРГИЯ
Белинский и его единомышленники давно мечтали иметь свой печатный орган. Эта мечта осуществилась только в 1846 году, когда Некрасову и Панаеву удалось приобрести в аренду журнал «Современник», основанный в свое время А. С. Пушкиным и после его смерти издававшийся П. А. Плетневым. Тургенев принял самое непосредственное участие в организации нового журнала. По словам П. В. Анненкова, Тургенев был «душой всего плана, устроителем его... Некрасов советовался с ним каждодневно; журнал наполнялся его трудами».
В январе 1847 года первый номер обновленного «Современника» вышел в свет. Тургенев опубликовал в нем несколько произведений: цикл стихотворений, рецензию на трагедию Н. В. Кукольника «Генерал-поручик Паткуль...», «Современные заметки» (совместно с Некрасовым). Но подлинным украшением первой книжки журнала явился очерк «Хорь и Калиныч», открывший целый цикл произведений под общим названием «Записки охотника».
«Записки охотника» создавались Тургеневым на рубеже сороковых и начала пятидесятых годов и появлялись в печати в виде отдельных рассказов и очерков. В 1852 году они были объединены писателем в книгу, ставшую крупным событием в русской общественной и литературной жизни. По словам М. Е. Салтыкова-Щедрина, «Записки охотника» «положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды».
Наметившийся в 1840-х годах подъем в освободительном движении поставил перед литературой задачу правдиво отобразить жизнь русского общества, и в первую очередь жизнь социальных низов. В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» Белинский писал: «Природа вечный образец искусства, а величайший и благороднейший предмет в природе — человек. А разве мужик — не человек? — Но что может быть интересного в грубом, необразованном человеке? — Как что? — Его душа, ум, сердце, страсти, склонности,— словом, все то же, что и в образованном человеке».
Эта мысль была близка и Тургеневу. Незадолго до появления первых рассказов из «Записок охотника» в рецензии на книгу В. И. Даля «Повести, сказки и рассказы Казака Луганского» он утверждал, что «в русском человеке таится и зреет зародыш будущих великих дел, великого народного развития...». С этой глубокой верой в неиссякаемые силы своего народа Тургенев и писал «Записки охотника».
«Записки охотника» — это книга о народной жизни в эпоху господства крепостного права. Писатель нарисовал в ней широкую картину русской действительности середины прошлого века, запечатлел образ великого народа, его живую душу, не сломленную крепостническим гнетом и сохранившую высокие духовные и нравственные качества, чувство собственного достоинства, жажду воли, веру в жизнь, достойную человека.
Как живые встают со страниц «Записок охотника» образы крестьян, отличающихся острым практическим умом, глубоким пониманием жизни, трезвым взглядом на окружающий мир, способные чувствовать и понимать прекрасное, откликаться на чужое горе и страдания. Таким народ в русской литературе до Тургенева никто не изображал. И не случайно, прочитав первый очерк из «Записок охотника — «Хорь и Калиныч», «Белинский заметил, что Тургенев «зашел к народу с такой стороны, с какой до него никто не заходил». Одновременно критик указал на глубоко гуманное изображение писателем народных характеров. «С каким участием и добродушием автор описывает нам своих героев,— писал Белинский,— как умеет он заставить читателей полюбить их от всей души».
С чувством уважения и понимания рисует Тургенев в «Записках охотника» крестьян, в которых он видел черты пробуждающегося самосознания, недовольства своим бедственным положением. Это запечатлено в образах крестьян, обратившихся к помещику с жалобой на притеснения и издевательства бурмистра («Бурмистр»), крестьянского заступника разночинца Мити, который «крестьянам просьбы сочиняет, доклады пишет, сотенных научает, землемеров на чистую воду выводит...» («Однодворец Овсянников»), неутомимого правдолюба Касьяна («Касьян с Красивой Мечи»). Выразительную фигуру бунтаря нарисовал Тургенев в образе крестьянина-порубщика, доведенного до последней степени бедности («Бирюк»), в речах которого слышится веками накопленная ненависть к своим угнетателям, готовая вылиться в открытое возмущение.
«Записки охотника» писались в годы жестокого цензурного гнета, и Тургенев понимал, что многое, о чем он хотел бы поведать читателям, не может быть опубликовано. Известно, что писатель собирался написать рассказ «Землеед», в котором намеревался показать открытый протест крепостных против своих притеснителей. «В этом рассказе,— делился Тургенев замыслом рассказа с П. В. Анненковым,— я передаю совершившийся у нас факт — как крестьяне уморили своего помещика, который ежегодно урезывал у них землю и которого прозвали за то землеедом, заставив его скушать фунтов 8 отличнейшего чернозему».
С особой симпатией Тургенев изобразил внутреннюю красоту и величие духа крепостных крестьян. В рассказе «Живые мощи» писатель с восхищением говорит о мечтательнице Лукерье. Прикованная к постели неизлечимым недугом, она меньше всего думает о себе. Все ее помыслы направлены на то, чтобы легче жилось другим людям.
В рассказе «Певчие» Тургенев раскрыл поразительную способность русских крестьян чувствовать и понимать искусство, их тягу к прекрасному.
С любовью и нежностью рисует Тургенев в рассказе «Бежин луг» крестьянских детей, их богатый духовный мир, их умение тонко чувствовать красоту природы. Писатель стремился пробудить в читателе не только чувство любви и уважения к деревенским ребятишкам, но и заставлял задуматься над их дальнейшей судьбой.
Образы крестьян в «Записках охотника» показаны отнюдь не однозначно. Тургенев видел в крестьянской среде не только талантливые и свободолюбивые натуры, но и людей, смирившихся со своим рабским положением, духовно искалеченных и развращенных, перенявших привычки и понятия своих господ. Таковы, например, камердинер Виктор, презрительно относящийся к полюбившей его простой крестьянской девушке («Свидание»), и графская любовница Акулина, забрившая слуге лоб за пролитый на платье шоколад («Малиновая вода»),
В «Записках охотника» Тургенев отразил также уже начавшийся в то время процесс классового расслоения деревни и появление там нового, нарождающегося класса — кулаков. Это бурмистр Сафон, о котором крестьяне говорят: «Собака, а не человек» («Бурмистр»); конторщик Николай Хвостов, обирающий свою барыню и фактически распоряжающийся в ее имении («Контора»), Но, как совершенно справедливо заметил Л. Н. Толстой, Тургенев искал в простом народе «больше доброго, чем дурного».
В «Записках охотника» Тургенев показал не только жизнь крепостной деревни. Крестьянам писатель противопоставил в своей книге образы помещиков. Среди них мы встречаем таких закоренелых крепостников, как Мордарий Аполлонович Стегунов («Два помещика»), который с наслаждением прислушивается к звукам «мерных и частых ударов, раздававшихся в направлении конюшни». С нескрываемым сарказмом рисует Тургенев и образ степного помещика Ермила Лукича Чертопханова («Чертопханов и Недопюскин»), который от скуки чуть ли не каждый день придумывал самые нелепые затеи: «...то из лопуха суп варил, то лошадям хвосты стриг на картузы дворым людям, то лен собирался крапивой заменить, свиней кормить грибами» или всех дворовых для порядка приказал «перенумеровать и каждому на воротнике нашить его нумер».
Но, пожалуй, самое неприятное чувство вызывает образ «гуманного» крепостника, нарисованного Тургеневым в рассказе «Бурмистр». Помещик Пеночкин на первый взгляд человек воспитанный и культурный. Однако за его внешней благопристойностью скрывается бездушный и жестокий крепостник. Образ Пеночкина привлек внимание В. И. Ленина, который писал: «Перед нами — цивилизованный, образованный помещик, культурный, с мягкими формами обращения, с европейским лоском. Помещик угощает гостя вином и ведет возвышенные разговоры. «Отчего вино не нагрето?» — спрашивает он лакея. Лакей молчит и бледнеет. Помещик звонит и, не повышая голоса, говорит вошедшему слуге: «Насчет Федора... распорядиться». ...Он настолько гуманен, что не заботится о мочении в соленой воде розог, которыми секут Федора. Он, этот помещик, не позволит себе ни ударить, ни выбранить лакея, он только «распоряжается» издали, как образованный человек, в мягких и гуманных формах, без шума, без скандала, без «публичного оказательства»...»
Бессмысленную жестокость помещиков, обладавших неограниченной властью распоряжаться судьбами своих крепостных, показал Тургенев и в других рассказах «Записок охотника»: «Льгов», «Контора», «Ермолай и мельничиха». Впервые в русской литературе перед читателем предстала во всей своей неприглядности отвратительная суошостъ «деятельности» помещиков-крепостников. А. И. Герцен назвал книгу Тургенева «Обвинительным актом крепостничеству». Он писал, что «никогда еще внутренняя жизнь помещичьего дома не выставлялась в таком виде на всеобщее посмеяние, ненависть и отвращение».
«Записки охотника» явились знаменательным событием в творческом развитии Тургенева. «Я рад. что эта книга вышла,— говорил писатель,— мне кажется, что она останется моей лептой, внесенной в сокровищницу русской литературы...»
Во второй половине 1840-х годов Тургенев много и плодотворно работал в области драматургии. Его пьесы — глубоко новаторские произведения. Тургенев избегал сложных сюжетных построений и сценических эффектов. Он до минимума свел внешнее действие, сосредоточив основное внимание на раскрытии напряженного внутреннего движения и на развитии характеров. В этом Тургенев во многом подготовил появление пьес А. П. Чехова.
Начиная с 1843 года одна за другой появляются в печати и на сцене небольшие, как правило, одноактные и двухактные пьесы Тургенева: «Неосторожность», «Безденежье», «Завтрак у предводителя», «Нахлебник», «Холостяк», посвященные различным сторонам и проблемам русской жизни.
Самым значительным произведением в драматургическом наследии Тургенева является пьеса «Месяц в деревне» (1850). В основе ее конфликта лежит столкновение представителей дворянской и разночинской интеллигенции, их социальное и духовное различие. Скучающим обитателям дворянской усадьбы — супругам Ислаевым, Ракитину — в пьесе противопоставлен студент-разночинец Беляев, человек с сильным характером и передовыми убеждениями. Писатель показал моральное превосходство Беляева над представителями дворянства, раскрыл внутреннюю пустоту обитателей дворянских гнезд, ограниченность их интересов, стремление уйти от решения сложных жизненных вопросов.
Новаторская по своей сущности драматургия Тургенева не сразу получила признание. Из-за постоянных преследований цензуры его пьесы долгое время не могли увидеть света рампы. Да и печатание их было сопряжено с большими трудностями. Так, пьеса «Месяц в деревне» была опубликована только спустя пять лет после написания, а поставить ее удалось лишь в 1872 году.
Более трех лет, с 1847-го по 1850-й год, Тургенев жил безвыездно за границей. Только летом 1850 года Тургенев вернулся в Россию. А спустя несколько месяцев умерла Варвара Петровна. Настало время, когда Тургенев смог выполнить данную себе «аннибалову клятву» — бороться с крепостническими порядками. Позднее на вопрос, что он сделал для своих крестьян, Тургенев говорил: «...я немедленно отпустил дворовых на волю, пожелавших крестьян перевел на оброк, всячески содействовал успеху общего освобождения, при выкупе везде уступил пятую часть и в главном имении не взял ничего за усадебную землю, что составило крупную сумму».
АРЕСТ И ССЫЛКА. КРЫМСКАЯ ВОЙНА
21 февраля 1852 года умер Гоголь. Его смерть Тургенев воспринял как страшное горе, обрушившееся на русскую литературу, и откликнулся на нее некрологом, в котором, в частности, писал: «Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова?.. Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, данное нам смертию, назвать великим: человек, который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы; человек, которым мы гордимся, как одной из слав наших!»
В Петербурге некролог напечатать не удалось. Цензурное ведомство запретило вообще публикацию каких-либо материалов о Гоголе. Воспользовавшись тем, что до Москвы это распоряжение еще не дошло, Тургенев опубликовал некролог в газете «Московские новости».
Правительство расценило это как ослушание. Николай 1 приказал посадить Тургенева на «месяц под арест и выслать на жительство на родину, под присмотр...».
Конечно, все понимали, что причиной ареста писателя явился не столько напечатанный некролог, сколько общее направление его литературной деятельности, носившей явно антикрепостнический и антисамодержавный характер. Правительство не могло простить Тургеневу его «Записок охотника», которые именно в это время вышли отдельным изданием.
Находясь под арестом, писатель продолжал напряженно работать. Выйдя на свободу, он прочитал своим друзьям рассказ «Муму».
По своей идейной направленности этот рассказ был очень близок к «Запискам охотника». В нем Тургенев не только еще раз высказывал свое отрицательное отношение к крепостническим порядкам, но и снова выразил веру в несокрушимое духовное величие человека из народа.
Просто и безыскусно рассказанная Тургеневым история жизни крепостного крестьянина Герасима, по словам Герцена, заставляла «дрожать от бешенства при изображении этого тяжкого, нечеловеческого страдания, под бременем которого падало одно поколение за другим...».
Летом 1852 года Тургенев отправился отбывать ссылку в свое имение Спасское-Лутовиново. Во время вынужденного уединения (в ссылке он провел почти полтора года) Тургенев много писал, читал, усердно изучал русскую историю.
Стремясь быть в курсе литературных и общественно-политических событий, он вел активную переписку с друзьями, интересовался новостями столичной жизни, сообщал Некрасову свои замечания по поводу произведений, печатавшихся в «Современнике». Расширился и круг наблюдений писателя над жизнью провинциального дворянства, чиновников и крестьян.
Еще находясь под арестом, Тургенев делился с супругами Виардо своими творческими планами: «...Буду продолжать свои очерки о русском народе, самом странном и самом удивительном народе, какой только есть на свете. Я стану работать над своим романом, тем с большей свободой мысли, что не буду думать о прохождении его через когти цензуры».
За короткое время Тургеневым были написаны несколько повестей и первая часть незаконченного романа «Два поколения», в котором он намеревался воссоздать широкую и целостную картину русской действительности.
В новых своих произведениях писатель начал отходить, как он сам говорил, от «старой манеры» письма, наиболее отчетливо проявившейся в «Записках охотника». Сущность этой «старой манеры» Тургенев раскрыл в письме к П. В. Анненкову. «Надобно пойти другой дорогой — надобно найти ее — и раскланяться навсегда с старой манерой,— писал он.— Довольно я старался извлекать из людских характеров разводные эссенции... чтобы влить их потом в маленькие скляночки — нюхайте, мол, почтенные читатели,— откупорьте и нюхайте — не правда ли, пахнет русским типом? Довольно — довольно! Но вот вопрос, способен ли я к чему-нибудь большому, спокойному! Дадутся ли мне простые, ясные линии...»
Однако «простые, ясные линии», новая манера письма давались Тургеневу с большим трудом. Роман «Два поколения» был встречен друзьями писателя сдержанно. И Тургенев оставил работу над ним. Сохранился лишь его план и отрывок под названием «Собственная господская контора», который был опубликован в 1859 году.
Тургенев ищет не только новые формы и новые жанры. Он стремится расширить тематику своих произведений. Именно в это время он приходит к мысли расстаться с темой деревни.
«Мужички совсем одолели нас в литературе,— писал Тургенев в одном из писем.— Оно бы ничего, но я начинаю подозревать, что мы, так много возившиеся с ними, все-таки ничего в них не смыслим. Притом все это — по известным причинам (имеются в виду цензурные условия.— Н. Як.) — начинает получать... идиллический колорит».
Отныне главное внимание Тургенев сосредоточил на изображении жизни представителей дворянской интеллигенции. Проблема эта не была новой в русской литературе. К решению ее обращались А. С. Пушкин в романе «Евгений Онегин», М. Ю. Лермонтов в «Герое нашего времени», А. И. Герцен в повести «Кто виноват?». В этих произведениях раскрыты характеры лучших людей из среды дворян, обреченных в условиях политической реакции на бездействие и страдания от сознания бесполезности своего существования.
Тургенев решил показать судьбу дворянских интеллигентов в новых общественных условиях, в период так называемого «мрачного семилетия». Уже в рассказах «Смерть» и «Гамлет Щигровского уезда», вошедших в «Записки охотника», писатель попытался изобразить представителей дворянской интеллигенции. Но наиболее полно и глубоко их жизнь раскрыта Тургеневым в повестях «Дневник лишнего человека», «Затишье», «Переписка», «Яков Пасынков», а также в написанных позднее повестях «Ася» и «Фауст». Понятие «лишний человек» было введено в литературу Тургеневым, и именно он дал наиболее полный и глубокий анализ этого примечательного явления в русской действительности.
В повестях о «лишних людях» Тургенев осудил представителей дворянской интеллигенции за бездеятельность, за неумение найти свое место в жизни, за отсутствие твердых и глубоких убеждений.
Однако писатель не только критиковал «лишних людей». Он видел в них богатые душевные силы, высокие помыслы. Лучшие из них, по его мнению, выражали свое неприятие существующей самодержавно-крепостнической действительности и пробуждали в окружающих желание бороться против нее.
Таков, например, герой повести «Затишье» Веретьев, человек талантливый и самобытный. Он все время чего-то ищет, мечется, но так и не находит применения своим силам.
И писатель с горечью отмечал, что «из Веретьевых никогда ничего не выходит».
Безвольным, погруженным в самоанализ «лишним людям» Тургенев противопоставляет в своей повести образы женщин, наделенных твердым и целеустремленным характером. Судьба их складывалась, как правило, трагично: оставлена любимым Лиза Ожогина («Дневник лишнего человека»), кончает жизнь самоубийством Мария Павловна («Затишье»), выходит замуж за ничтожного человека Софья Николаевна Золотницкая («Яков Пасынков»), Но в тех испытаниях, через которые им довелось пройти, проявились лучшие душевные качества русской женщины — воля и ум, способность к решительным поступкам, самоотверженная любовь, нравственная чистота.
В повестях о «лишних людях» уже отчетливо видна новая манера повествования писателя — органическое слияние лиризма с объективным изображением жизни, более глубокое и всестороннее раскрытие внутреннего мира героев.
Эти повести во многом подготовили появление проблемных социально-психологических романов Тургенева.
В начале марта 1853 года Тургенев получил разрешение вернуться в Петербург. Опальный писатель был тепло встречен друзьями, и в первую очередь сотрудниками «Современника». Круг знакомых Тургенева заметно расширился. Помимо прежних своих друзей и приятелей — Н. А. Некрасова, И. И. Панаева, П. В. Анненкова, В. П. Боткина, А. В. Дружинина, Д. В. Григоровича,— Тургенев встречался с поэтом А. К. Толстым, бывал в доме архитектора А. И. Штакеншнейдера, познакомился с будущими революционерамй^емократами — публицистом П. В. Щел-гуновым и поэтом М. Л. Михайловым.
В квартире Тургенева бывали многие петербургские и московские литераторы. Здесь велись споры по самым различным вопросам, читали свои новые произведения
А. Ф. Писемский, Н. П. Огарев, А. Н. Островский, а И. А. Гончаров, недавно вернувшийся из кругосветного путешествия, делился с Тургеневым замыслом своего нового романа.
После возвращения из ссылки давние дружеские отношения Тургенева с Некрасовым стали еще более тесными. «Я дошел в отношениях к тебе до той высокой любви и веры,— писал поэт Тургеневу,— что говаривал тебе самую задушевную мою правду о себе». Некрасов посылал Тургеневу свои произведения с просьбой высказать о них свое суждение. «Кроме тебя, я никому не верю!» — говорил он. Возросла роль Тургенева и в редакционных делах «Современника». Недаром, собираясь за границу, Некрасов писал Л. Н. Толстому: «...Тургенев займет мою роль в редакции «Современника» — по крайней мере, до той поры, пока это ему не надоест».
Возвращение Тургенева из ссылки совпало с началом Крымской войны. Писатель внимательно следил за ходом военных действий, которые складывались далеко не в пользу России. В Финском заливе появились английские эскадры. Ходили слухи о возможном обстреле столицы. Все более тревожные вести приходили из Севастополя. В самый разгар Севастопольской битвы, 2 марта 1855 года, умер Николай I. Исход Крымской войны был предрешен — все говорило о том, что Россия потерпит сокрушительное поражение. По словам В. И. Ленина, Крымская война показала всему миру «гнилость и бессилие крепостной России». Многие передовые люди того времени понимали, что страна находится на пороге важных исторических преобразований, что теперь на повестку дня встал вопрос о дальнейшем пути развития России. В связи с этим необходимо было решить, кто же возглавит в новых условиях общественное движение — представители дворянской интеллигенции из плеяды так называемых «лишних людей» или разночинцы-демократы, которых в скором времени назовут «новыми людьми». На этот вопрос Тургенев уже попытался в какой-то степени ответить в своих повестях о «лишних людях».
Более глубоко и последовательно он сделал это в своем первом социально-психологическом романе «Рудин», в котором стремился запечатлеть определенный этап исторического развития России, тесно связанный с ее настоящим и будущим.
«РУДИН». ДУХОВНЫЙ КРИЗИС. «АСЯ»
Ранней весной 1855 года Тургенев выехал в Спасское, намереваясь там провести все лето. После сутолоки столичной жизни его всегда тянуло в деревню. Здесь ему легче думалось и работалось. Однако желанной тишины и покоя Тургенев в деревне не нашел. Крымская война еще не окончилась. По дорогам на юг для пополнения разбитых частей шли регулярные войска и ополченцы. Крестьяне волновались, ждали «воли», отказывались повиноваться помещикам. В одном из писем Тургенев писал: «...живем мы в невеселое время. Война растет, растет — и конца ей не видать, лучшие люди (бедный Нахимов) гибнут — болезни, неурожаи, падежи... Впереди еще пока никакого не видать просвету...»
В середине мая в Спасском гостили Боткин, Григорович, Дружинин. Вместе с ними Тургенев охотился, совершал дальние прогулки верхом, а вечерами вел нескончаемые споры о литературе. Главным предметом споров была только что защищенная Н. Г. Чернышевским диссертация «Эстетические отношения искусства к действительности». Мнение Тургенева о Чернышевском в это время существенно отличалось от суждений Боткина и Дружинина. Он считал, что деятельность Чернышевского нужна и полезна, хотя не соглашался со многими положениями его диссертации.
После отъезда гостей Тургенев целиком посвятил себя работе над романом «Рудин», который он писал, по его собственному признанию, очень «деятельно», «с любовью и обдуманностью». Первая редакция романа была написана необычайно быстро. Тургенев записал: «Рудин. Начат 5 июня 1855 года, в воскресенье, в Спасском; кончен 24 июля 1855, в воскресенье, там же, в 7 недель».
Вернувшись в Петербург, Тургенев познакомил с романом друзей. «Повесть свою прочел,— писал он сестре Л. Н. Толстого Марии Николаевне и ее мужу,— она понравилась — но мне сделали несколько дельных замечаний, которые я принял к сведению». Замечаний, однако, оказалось много, и Тургеневу пришлось, по существу, заново переписать роман. Только в середине декабря 1855 года он завершил работу над «Рудиным» и напечатал его в первых двух номерах «Современника» за 1856 год.
В романе «Рудин» Тургенев подвел итог своим многолетним наблюдениям над характером «лишнего человека» и в образе главного героя своего произведения нарисовал выразительный портрет человека, в котором сконцентрировались мысли и чувства, наиболее характерные для «русских людей культурного слоя» эпохи 40-х годов прошлого столетия. По справедливому замечанию Дружинина, Тургенев в своем романе стремился «возвести в ряд симпатических образов весь запас своих долгих, добросовестных наблюдений над современными недугами современных тружеников жизни» и создать «нечто вроде исповеди целого поколения, имевшего важное влияние на собственное развитие наше».
Одним из центральных вопросов, затронутых Тургеневым в романе, был вопрос о передовом деятеле современности, который мог бы возглавить борьбу за социальные преобразования страны, вопрос о том, способны ли взять на себя эту роль такие люди, как Рудин. Поэтому его характер и стал в романе объектом самого пристального исследования. Писатель хорошо знал ту атмосферу, в которой формировались такие личности. «Я никогда не мог творить из головы,— писал он.— Мне для того, чтобы вывести какое-нибудь вымышленное лицо, необходимо избрать себе живого человека, который служил бы мне как бы руководящей нитью». Говоря о философском кружке Покорского, в среде которого прошла юность героя, Тургенев имел в виду кружок Станкевича. «Когда я изображал Покорского,— отмечал он,— образ Станкевича носился передо мной...»
Рудин изображен в романе как человек умный и талантливый, мечтающий о благе человечества, о полезной и плодотворной деятельности. Он верит в торжество великих идеалов. По его мнению, ценность любого человека определяется прежде всего его образованностью, культурой, знаниями, его верой в науку, искусство, верой в самого себя, в силу своего разума. «Людям нужна эта вера,— говорит он.— ...Скептицизм всегда отличался бесплодностью и бессилием...» Только опираясь на знания, на твердую веру, человек может понять смысл своего назначения в жизни. «...Если у человека нет крепкого начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твердо, как может он дать себе отчет в потребностях, в значении, в будущности своего народа? как может он знать, что он должен сам делать?..»
Смысл жизни Рудин видит в труде, направленном на общеполезное дело. Он осуждает лень и малодушие, призывает к активной деятельности. «Этот человек умел не только потрясти тебя, он с места тебя сдвигал, он не давал тебе останавливаться, он до основания переворачивал, зажигал тебя»,— говорил о Рудине студент-разночинец Басистов.
Однако сам Рудин оказался совершенно не способным претворить свои идеалы в жизнь, он не сумел применить свои богатые возможности на деле. У него были ум, знания, высокие устремления, но не было ни воли, ни характера, ни умения трудиться. Его желание быть полезным, принести какую-нибудь пользу людям неизменно кончалось неудачами. К тому же Рудин не знал жизни, истинных потребностей своей страны. «Несчастье Рудина состоит в том,— говорил о нем его товарищ по кружку Покорского Лежнев,— что он России не знает, и это большое его несчастье». И дальше: «Но, опять-таки скажу, это не вина Рудина: это его судьба, судьба горькая и тяжелая, за которую мы-то уж винить его не станем».
В этих словах содержится оценка трагедии Рудина самим Тургеневым. Писатель считал, что характер его героя порожден обстоятельствами русской действительности. Рудин оказался, по словам Герцена, «умной ненужностью», его полная драматизма судьба явилась порождением всего уклада общественной жизни самодержавно-крепостнической России.
Трагизм положения Рудина усугублялся еще и тем, что он сам отчетливо понимал слабости и недостатки своего характера. В прощальном письме-исповеди к Наталье Ла-сунской Рудин вынес себе беспощадный и суровый приговор: «Да, природа мне много дала; но я умру, не сделав ничего, достойного сил моих, не оставив за собою никакого благотворного следа. Все мое богатство пропадет даром: я не увижу плодов от семян своих... Я останусь тем же неоконченным существом, каким был до сих пор... Первое препятствие — и я весь рассыпался; происшествие с вами мне это доказало. Если б я по крайней мере принес мою любовь в жертву моему будущему делу, моему призванию; но я просто испугался ответственности, которая на меня падала, и потому я, точно, недостоин вас».
Рудину противопоставлен в романе образ Натальи Ла-сунской. Натура пылкая и восторженная, она искренне и глубоко полюбила Рудина и полна решимости пожертвовать всем ради счастья быть с любимым. «...Кто стремится к великой цели, уже не должен думать о себе»,— говорит Наталья. Горячая проповедь Рудина пробудила в ней жажду деятельности, стремление к жизни, отвечающей высоким идеалам.
В избраннике своего сердца она видит передового общественного деятеля. Ей дороги и близки идеалы и стремления Рудина. Наталья поверила в него, в его силу и способность к активной деятельности. И потому так горько было ее разочарование. «...Я до сих пор вам верила,— говорит она Рудину во время последнего свидания,— каждому вашему слову верила... Вперед, пожалуйста, взвешивайте ваши слова, не произносите их на ветер. Когда я вам сказала, что я люблю вас, я знала, что значит это слово: я на все была готова...»
Образ Натальи Ласунской открыл в творчестве Тургенева целую галерею прекрасных женских характеров, посвятивших свою жизнь служению общественным идеалам, во имя которых они готовы были пойти на любые жертвы и испытания.
Показав в своем романе неспособность Рудина претворить слово в дело, Тургенев вместе с тем указал на ту положительную роль, которую сыграли в развитии русского общественного самосознания своего времени такие люди, как Рудин и Покорский. «Эх! Славное было время тогда,— говорит о своих студенческих годах и о кружке Покорского Лежнев,— и не хочу я верить, чтобы оно пропало даром!»
Желая подчеркнуть историческое значение деятельности передовых дворянских интеллигентов и их связь с освободительным движением своего времени, Тургенев, готовя в 1860 году новое издание своего романа, включил в эпилог сцену гибели Рудина на парижских баррикадах во время революции 1848 года.
В июле 1855 года из Севастополя приехал в Петербург Л. Н. Толстой. Первый визит он нанес Тургеневу. Встреча двух писателей была подготовлена их заочным знакомством. Тургенев восторженно приветствовал первые произведения Толстого, опубликованные в «Современнике», и заинтересовался судьбой молодого писателя. В авторе «Севастопольских рассказов» он увидел большого художника. «Ваше назначение — быть литератором, художником мысли и слова...» — писал Тургенев Толстому осенью 1855 года.
Летом 1856 года Тургенев выехал за границу. С тяжелым сердцем Отправлялся он в далекий путы В письме к одной из самых близких своих знакомых, Е. Е. Ламберт, писатель признавался: «...лучше было бы для меня не ехать. В мои годы уехать за границу — значит: определить себя окончательно на цыганскую жизнь и бросить все помышления о семейной жизни! Что делать! Видно, такова моя судьба».
Мысли о своей прошедшей молодости, о своей неустроенной жизни все чаще приходили ему в голову. Печальными настроениями пронизаны многие письма Тургенева этого периода, его произведения «Фауст» и «Поездка в Полесье». В повести «Фауст» писатель пытался убедить и себя, и читателя в том, что погоня человека за несбыточной мечтой о счастье мешает ему выполнить свой долг перед обществом. «Одно убеждение вынес я из опыта последних годов,— писал Тургенев в финале повести,— жизнь не шутка и не забава, жизнь даже не наслаждение... жизнь — тяжелый труд. Отречение, отречение постоянное — вот ее тайный смысл, ее разгадка: не исполнение любимых мыслей и мечтаний, как бы они возвышенны не были,— исполнение долга, вот о чем следует заботиться человеку; не наложив на себя цепей, железных цепей долга, не может он дойти, не падая, до конца своего поприща...»
В рассказе «Поездка в Полесье» звучит мысль о слабости, об одиночестве человека перед лицом вечно живущей природы, которая говорит человеку: «Мне нет до тебя дела... я царствую, а ты хлопочи о том, чтобы не умереть...»
Грустные настроения усугубляла еще и болезнь. Все это привело к глубокому духовному кризису. Необыкновенно требовательный к себе, Тургенев стал сомневаться в своем призвании писателя и даже намеревался оставить литературную деятельность. «Что касается до меня,— писал он в начале 1857 года Боткину,— то скажу... ни одной моей строки никогда напечатано (да и написано) не будет до окончания века... Таланта с особенной физиономией и цельностью — у меня нет, были поэтические струнки — да они прозвучали и отзвучали,— повторяться не хочется — в отставку! Это не вспышка досады, поверь мне,— это выражение или плод медленно созревших убеждений».
Живя за границей, Тургенев больно и мучительно переживал разлуку с родиной. Все, что он видел вокруг себя за рубежом, раздражало и вызывало резкое недовольство. Свои впечатления писатель выразил в письме к С. Т. Аксакову: «Какая-то безжизненная суетность, вычурность, или плоскость бессилия... отсутствие всякой веры, всякого убеждения, даже художнического убеждения — вот что встречается Вам, куда ни оглянетесь... а общий уровень нравственности понижается с каждым днем — и жажда золота томит всех и каждого — вот Вам Франция!»
Тургенева тянуло домой, все его помыслы были там, на родине, в России. «Что ни говори,— писал он Боткину,— а мне все-таки моя Русь дороже всего на свете — особенно за границей я это чувствую!» Однако домой он вернулся не скоро. Нужно было продолжать лечение. Тургенев переезжает из города в город, из страны в страну. Он ищет забвения от горьких мыслей, хочет обрести душевное равновесие и покой. И ему это в конце концов удается. Поселившись летом 1857 года по совету врачей в маленьком немецком курортном городке Зинциг, Тургенев пробует начать работать. И вскоре на его письменном столе появляются первые страницы повести «Ася». «Странно мне было приниматься за перо после годового бездействия,— признавался писатель в письме к И. И. Панаеву,— и сначала трудно было, потом пошло полегче».
Работа над повестью затянулась и была закончена лишь в ноябре 1857 года, а в декабре отправлена в Петербург, в «Современник».
Некрасов восторженно приветствовал повесть Тургенева. «От нее веет душевной молодостью,— писал он,— вся она чистое золото поэзии. Без натяжки пришлась вся эта прекрасная обстановка к поэтическому сюжету, и вышло что-то небывалое у нас по красоте и чистоте. Даже Чернышевский в искреннем восторге от этой повести».
Едва повесть «Ася» была напечатана в «Современнике» (1858, № 1), как Чернышевский откликнулся на нее статьей «Русский человек на rendez-vous», в которой, отметив поэтические достоинства нового произведения писателя, обратил внимание на связь характера главного героя с такими образами, как Бельтов и Рудин. «Он не привык понимать ничего великого и живого,— указывал критик,— потому что слишком мелка и бездушна его жизнь, мелки и бездушны были все отношения и дела, к которым он привык. Это первое. Второе — он робеет, он бессильно отступает от всего, на что нужна широкая решимость и благородный риск, опять-таки потому, что жизнь приучила его только к бледной мелочности во всем».
Свою статью Чернышевский писал в тот момент, когда крестьянский вопрос стал «единственным предметом всех мыслей, всех разговоров», и это позволило ему придать герою повести значение символической фигуры, олицетворявшей малодушие, неспособность к активным действиям. Критик убедительно доказал, что время либеральных дворянских интеллигентов, подобных герою повести «Ася», прошло, что «есть люди лучше его».
НОВЫЙ ТВОРЧЕСКИЙ ПОДЪЁМ. «ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО»
В июне 1858 года Тургенев наконец возвратился на родину. За два года отсутствия многое в стране изменилось. Кризис крепостной системы, обострившийся в связи с событиями Крымской войны, продолжал углубляться. Одно за другим вспыхивали крестьянские восстания. В России начала складываться революционная ситуация. В. И. Ленин писал, что даже «самый осторожный и трезвый политик должен был признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянские восстания — опасностью вполне серьезной». Как никогда раньше остро встал вопрос об освобождении крестьян. Даже Александр II, вступивший на престол, вынужден был признать, что «лучше освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу».
Многое изменилось в редакции «Современника». На общественно-политическое и литературное направление журнала все большее влияние стали оказывать Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Тургенев с опасением следил за укреплявшейся идейной близостью Некрасова с революционерами-демократами. Его пугала откровенная проповедь идей крестьянской революции, с которой выступали на страницах «Современника» Чернышевский и Добролюбов, считавшие, что только революционным путем народ может завоевать подлинную свободу. Сам Тургенев был сторонником постепенных преобразований. Он приветствовал решение правительства провести крестьянскую реформу и, как другие либеральные деятели, был искренне убежден, что крестьян можно освободить только путем реформ «свыше».
Эти либерально-утопические иллюзии во многом определили общественно-литературную позицию Тургенева в конце 1850-х годов.
После возвращения Тургенев недолго пробыл в Петербурге — отправился в Спасское, где продолжил работу над романом «Дворянское гнездо», замысел которого у него возник еще за границей.
В этом романе Тургенев подвел итог своим размышлениям над духовной драмой «лишних людей», снова поставил вопрос о роли дворянской интеллигенции в современном общественном движении. Вместе с тем в новом произведении Тургенев попытался решить целый ряд морально-этических проблем.
Через весь роман проходит мысль об исторической неизбежности гибели «дворянских гнезд», о невозможности разумной и подлинно счастливой жизни в условиях господства крепостничества и дворянской морали.
Рисуя образ главного героя романа Лаврецкого, Тургенев показал те социальные условия, в которых происходило формирование его характера и мировоззрения. Исторический экскурс в прошлое семьи Лаврецких помогает лучше понять причины трагической судьбы героя романа. Уродливое воспитание, полученное Лаврецким, надломило его волю, лишило его характер цельности, и, вступив в жизнь, он очень долгое время «продолжал стоять на одном месте, замкнутый и сжатый в самом себе». Незнание законов окружающей жизни, наивность и доверчивость послужили причиной тяжелых испытаний, выпавших на его долю. «Драматизм его положения,— писал о Лаврецком Добролюбов,— заключается уже не в борьбе с собственным бессилием, а в столкновении с такими понятиями и нравами, с которыми борьба действительно должна устрашить даже самого энергического и смелого человека».
Но жизненные невзгоды не сломили Лаврецкого. Он начинает осознавать пустоту и никчемность своей жизни и стремится хоть чем-нибудь быть полезным и нужным своей родине. Он собирается «пахать землю», найти пути сближения с народом. Вместе с тем, отлично сознавая, что России необходимы преобразования, Лаврецкий понимает, что ни он сам, ни представители его поколения совершить их не могут. Все его надежды и устремления связаны с теми новыми людьми, которые должны сменить таких, как он, на арене общественной борьбы. Обращаясь к ним, Лаврецкий говорит: «Играйте, веселитесь, молодые силы... жизнь у вас впереди, и вам легче будет жить: вам не придется, как нам, отыскивать дорогу, бороться, падать и вставать среди мрака; мы хлопотали о том, как бы уцелеть — и сколько из нас уцелело! — а вам надобно дело делать, работать, и благословение нашего брата, старика, будет с вами».
Высокие нравственные качества, честность, глубокий патриотизм Лаврецкого привлекли к нему сердце Лизы Калитиной, с образом которой в романе связано решение проблемы личного счастья и долга, поставленной писателем еще в повести «Фауст».
Лиза Калитина — человек удивительной нравственной чистоты и чуткости. Как и Лаврецкий, она сознает порочность жизни, построенной за чужой счет, порочность дворянской морали и нравственности. Она знает, как много горя и страданий принес людям ее отец, и считает себя ответственной за грехи родителей. «Все это отмолить надо, отмолить»,— говорит она. Убедившись в невозможности быть с любимым человеком, Лиза решает отказаться от личного счастья, от любви, переполнявшей ее сердце, и уходит в монастырь, чтобы загладить «грехи отцов». «Не утешения искала она в монастыре,— совершенно справедливо замечал Писарев,— не забвения ждала она от уединенной и созерцательной жизни: нет! она думала принести собою очистительную жертву, думала совершить последний высший подвиг самопожертвования».
В Лизе было все, отмечает Писарев, чтобы «любить, наслаждаться счастьем, доставлять счастие другому и приносить разумную пользу», но «фанатическое увлечение неправильно понятым нравственным долгом», возникшее у нее под влиянием религиозного воспитания, привело ее к отказу от личного счастья во имя ложно понятого долга.
Роман «Дворянское гнездо» кончается трагически. Не состоялось счастье двух прекрасных, горячо любящих друг друга людей: Лиза уходит в монастырь, Лаврецкий скорбит о напрасно прожитой жизни и с грустью думает о надвигающейся одинокой старости. И тем не менее в романе Тургенева звучат светлые мотивы, надежда на то, что новому поколению уготовлена иная судьба, жизнь, полная радости и веры в будущее.
«Дворянское гнездо» — одно из самых поэтических созданий Тургенева. В этом произведении проявилось удивительное дарование писателя тонко и проникновенно раскрывать внутреннюю жизнь своих героев, передавать тончайшие движения человеческих чувств и переживаний.
«Дворянское гнездо» имело самый большой успех, который когда-либо выпадал на долю Тургенева. Он сам говорил: «...Со времени появления этого романа я стал считаться в числе писателей, заслуживающих внимания публики».
Отныне имя Тургенева становится одним из самых почитаемых имен в русской литературе. Чернышевский считал его «честью нашей литературы», а Герцен назвал «величайшим современным русским художником».
Несмотря на огромный успех романа «Дворянское гнездо», Тургенев понимал, что героями его будущих произведений должны быть люди, не похожие ни на Рудина и Лаврецкого, ни ьга Наталью Ласунскую и Лизу Калитину. Писатель видел, что в России появились деятели нового типа, энергичные, волевые, с твердыми убеждениями. Это были разночинцы, которых В. И. Ленин охарактеризовал как «образованных представителей либеральной и демократической буржуазии, принадлежавших не к дворянству, а к чиновничеству, мещанству, купечеству, крестьянству», которые «старались просветить и разбудить спящие крестьянские массы». Разночинцы воспринимали страдания народа как свои собственные, мечтали о коренных общественных преобразованиях, об уничтожении всех форм насилия и произвола. Однако вплоть до конца 1850-х годов образ разночинца, как общественного деятеля, еще не привлекал внимания русских писателей. Тургенев решил восполнить этот пробел и в начале 1859 года приступил к работе над романом «Накануне».
«НАКАНУНЕ». РАЗРЫВ С «СОВРЕМЕННИКОМ»
Первоначальный замысел «Накануне» возник у Тургенева еще в ссылке: «...фигура главной героини, Елены, тогда еще нового типа в русской жизни, довольно ясно обрисовывалась в моем воображении; но недоставало героя, такого лица, которому Елена, при ее еще смутном, хотя сильном стремлении к свободе, могла предаться».
Найти такое «лицо» писателю помог случай. Живя в Спасском, Тургенев часто встречался со своим соседом — молодым помещиком Каратеевым. Отправляясь в составе ополчения на войну и опасаясь, что не вернется обратно живым, Каратеев передал Тургеневу небольшую тетрадь. В ней была рассказана история любви русской девушки к революционеру-болгарину Катранову.
Тургенев попытался напечатать рукопись Каратеева, но это ему не удалось, поскольку никакими художественными достоинствами она не обладала.
Фигура Катранова чрезвычайно заинтересовала писателя. В нем он увидел именно того героя, которого искал, деятельного и активного. А поскольку Каратеев разрешил Тургеневу использовать материалы его тетради по собственному усмотрению, писатель решил положить их в основу своего нового произведения. Однако прошло немало времени, прежде чем Тургенев начал его писать: этому помешала работа над романами «Рудин» и «Дворянское гнездо».
Тема «лишних людей», разрабатываемая Тургеневым в повестях, в романах «Рудин» и «Дворянское гнездо», не представлялась ему единственной. Уже тогда писатель понимал. что приближается время, когда на арену общественной жизни выйдут люди, подобные Катранову. Его он и сделал прототипом героя нового романа — Инсарова.
События последующих лет — кризис самодержавно-крепостнической системы, углубившийся поражением в Крымской войне, начавшийся идейно-политический конфликт между дворянскими либералами и разночинцами-демокра-тами — убедили Тургенева в злободневности задуманного им произведения, содержание которого он намеревался связать с основной проблемой того времени — подготовкой и проведением крестьянской реформы. Отсюда и название его. Сам Тургенев говорил, что повесть «Накануне» названа «так ввиду ее появления (1860—за год до освобождения крестьян)... Новая жизнь началась тогда в России,— и такие фигуры, как Елена и Инсаров, являются провозвестниками этой новой жизни».
Главную идею своего произведения писатель сформулировал следующим образом: «В основание моей повести положена мысль о необходимости сознательно-героических натур... для того, чтобы дело продвинулось вперед». Такой «натурой» в «Накануне», по замыслу Тургенева, должен стать разночинец-демократ Инсаров.
Уже то, что в центре нового произведения оказался герой из разночинной среды — среды, внутренне чуждой писателю, свидетельствовало о стремлении Тургенева преодолеть свою прежнюю привязанность к представителям дворянской интеллигенции. Он почувствовал, что их время прошло, что на смену им пришли люди иного склада, с иными мыслями и устремлениями. В характере Инсарова не было эгоистического стремления утвердить себя, столь характерного для героев прежних произведений писателя. Новый герой Тургенева — это человек, полностью отказавшийся от всего личного, посвятивший свою жизнь одной великой цели — спасти свой народ от порабощения, освободить родную Болгарию от гнета иноземных захватчиков. И именно самоотверженность и целеустремленность так поразили в Инсарове Елену Стахову.
Но, признав главными деятелями героической борьбы за освобождение болгарского народа разночинцев-демократов, Тургенев, однако, думал, что на подобную роль русские революционные демократы пока претендовать не могут.
Этим и объясняется то обстоятельство, что героем романа «Накануне» писатель решил сделать не русского, а болгарина, который считал, что ради освобождения своей страны от иноземного ига следовало забыть классовые противоречия и объединить все силы во имя единой цели. Но это было возможно в Болгарии, где в процессе освободительной борьбы еще не произошла четкая дифференциация политических течений и где демократы-разночинцы выступали от имени всего болгарского общества как выразители идей общенационального освободительного движения. «Заметьте,— говорит Инсаров Елене,— последний мужик, последний нищий в Болгарии и я,— мы желаем одного и того же. У всех у нас одна цель. Поймите, какую это дает уверенность и крепость».
Тургенев полагал, что и в России должны появиться свои Инсаровы, воодушевленные идеями борьбы против крепостнических порядков, способные сплотить и затем возглавить все прогрессивные силы русского общества. Он верил, что «и у нас народятся люди», что Россия находится «накануне» появления героических натур.
Однако в России была совершенно иная общественно-политическая ситуация. Русские революционеры-демократы выступали не только против антикрепостнических порядков, но и против либерально-помещичьего лагеря, поскольку его представители, вместо того чтобы поддержать борьбу демократов за решение крестьянского вопроса в интересах народа, пошли на сговор с реакцией и делали все, чтобы сохранить привилегии своего класса. Таким образом, революционеры-демократы и либералы преследовали совершенно различные цели, и поэтому «сознательно-героические натуры» не могли выйти из среды Шубиных и Берсеневых, поскольку в таком случае им пришлось бы отрешиться от взглядов, понятий и интересов дворянского класса. А они на это были не способны. И это хорошо сознавал Тургенев. При всех своих положительных человеческих достоинствах талантливый скульптор Шубин и начинающий ученый Берсенев — люди социально обреченные, неспособные подняться выше своих индивидуалистических интересов, стать русскими Инсаровыми.
Убедительно показав невозможность появления «сознательно-героических натур» из числа Шубиных и Берсеневых, Тургенев одновременно проницательно уловил возможность идейного разрыва части передовой дворянской молодежи со своим классом и перехода ее на путь революционной борьбы против самодержавно-крепостнического строя. Подобная перспектива отчетливо просматривается в судьбе главной героини романа Елены Стаховой, в характере которой нельзя не видеть многих черт будущих русских революционерок.
Образ Елены Стаховой раскрыт в романе наиболее полно. Человек активный, целеустремленный, она страстно желает быть полезной и нужной людям и живет ожиданием настоящего дела. «О, если бы кто-нибудь сказал: вот что ты должна делать! Быть доброй — это мало! делать добро... да; это главное в жизни. Но как делать добро?» — вот какие вопросы тревожат и мучат Елену. Пробуждение в ней жажды деятельности отражало наметившийся во второй половине 1850-х годов рост общественного самосознания в русском обществе, и в первую очередь в среде молодежи.
«В Елене,— писал Добролюбов,— сказалась та смутная тоска по чем-то, та почти бессознательная, но неотразимая потребность новой жизни, новых людей, которая охватывает теперь все русское общество...»
В среде окружающих ее людей Елена не встретила ни одного человека с ярко выраженным деятельным началом, с целенаправленными общественными устремлениями. И поэтому так глубоко покорила ее страстная одержимость Инсарова посвятить себя служению великой цели. «Освободить свою родину! — восклицает Елена.— Эти слова даже выговорить страшно, так они велики!» В Инсарове она увидела человека, для которого не существует разницы между личным и общественным, между словом и делом. «Он не только говорит, он делал и будет делать»,— убеждена Елена. Она полюбила Инсарова и готова разделить с ним все трудности его полной опасности жизни. После смерти Инсарова Елена готова продолжить его дело.
Роман «Накануне» вызвал горячие споры. Наиболее глубокое истолкование нового произведения Тургенева дал Добролюбов в статье «Когда же придет настоящий день?». Критик прежде всего отметил, что роман явился результатом внимательного изучения писателем современной жизни: «Сознавши, что прежние герои уже сделали свое дело и не могут возбуждать прежней симпатии в лучшей части нашего общества, он решился оставить их и, уловивши в нескольких отрывочных проявлениях веяние новых требований жизни, попробовал стать на дорогу, по которой свершается передовое движение настоящего времени...»
В своей статье Добролюбов возвестил о скором появлении русского Инсарова, которому предстоит борьба не с внешними, а с внутренними врагами, о приближении дня революции. «И недолго нам ждать его,— убежденно говорил критик,— за это ручается то лихорадочное мучительное нетерпение, с которым мы ожидаем его появления в жизни... Придет же он, наконец, этот день! И во всяком случае, канун недалек от следующего за ним дня: всего-то какая-нибудь ночь разделяет их!..»
Открытый призыв к революции, прозвучавший в статье Добролюбова, испугал Тургенева. Познакомившись с содержанием статьи еще до ее публикации, он попросил Некрасова не печатать ее. Некрасов попытался уговорить Добролюбова пойти на некоторые уступки и смягчить отдельные положения статьи. Однако критик не согласился. Некрасов оказался перед необходимостью сделать выбор между Тургеневым и Добролюбовым. И он сделал этот выбор: статья «Когда же придет настоящий день?», хотя и с некоторыми сокращениями, была опубликована в «Современнике», после чего Тургенев отказался от дальнейшего участия в журнале.
Статья Добролюбова явилась, конечно, только поводом Аля ухода Тургенева из «Современника». Истинная причина разрыва заключалась в идейно-политических разногласиях между Тургеневым и революционными демократами.
Позднее Тургенев признал справедливость статьи Добролюбова и назвал ее «самой выдающейся» среди произведений великого критика.
В конце апреля 1860 года Тургенев снова уехал за границу. С этого времени он почти постоянно живет в Европе, лишь изредка приезжая на родину. Однако связи его с Россией не прекращаются ни на минуту. Поездки в Петербург, в Москву, в Спасское, встречи с друзьями ему были необходимы. Они давали возможность писателю быть в курсе событий, происходящих в стране, внимательно следить за общественно-политической и литературной борьбой.
«ОТЦЫ И ДЕТИ»
В начале марта 1861 года был обнародован царский манифест от 19 февраля об освобождении крестьян. С многовековым рабством было покончено. Крестьяне наконец получили долгожданную свободу. Однако, как и предполагали революционеры-демократы, реформа была проведена отнюдь не в интересах народа. Земля по-прежнему оставалась в руках помещиков, а за те небольшие наделы, которые крестьяне получили, они были обязаны либо платить оброк, либо отрабатывать барщину. По всей стране прокатилась волна крестьянских волнений и бунтов, которые подавлялись правительством с невероятной жестокостью.
В России сложилась революционная ситуация. Революционные демократы стали готовить восстание: возникло тайное общество «Земля и воля», идейным вдохновителем которого был Чернышевский, распространялись прокламации, призывавшие к решительной схватке с самодержавием.
На первых порах Тургенев восторженно приветствовал освобождение крестьян. Но к концу 1861 года его энтузиазм заметно остыл, он не мог не видеть, что реформа так и не решила крестьянского вопроса. Правда, он все еще надеялся, что «дело пойдет хорошо», но все чаще и чаще в его письмах этого периода начинают звучать ноты разочарования. «Мы живем в темное и тяжелое время,— писал он в декабре 1861 года своему другу Н. П. Борисову,— так-таки не выберемся из него».
В этот сложный период Тургенев и создает роман «Отцы и дети». Это было произведение остро полемическое, отразившее борьбу двух противодействующих сил русского общества — либералов и революционных демократов. «Либералы 1860-х годов и Чернышевский,— писал В. И. Ленин,— суть представители двух исторических тенденций, двух исторических сил, которые с тех пор и вплоть до нашего времени определяют исход борьбы за новую Россию».
Столкновение этих «двух исторических сил» в период подготовки крестьянской реформы и нашло свое художественное воплощение в новом произведении писателя.
Являясь идейным противником революционной демократии, Тургенев в «Отцах и детях» тем не менее не изменил основным принципам своего творчества — быть объективным художником, невзирая на личные пристрастия. Позднее он так сформулировал этот свой принцип: «...точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни — есть высочайшее счастие для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями».
И Тургенев в романе сумел подняться над «собственными симпатиями» и с необычайным сочувствием и исторически достоверно нарисовал образ деятеля нового разно-чинно-демократического поколения — Базарова. В процессе работы над романом Тургенев невольно проникся симпатией к своему герою, испытал к нему «невольное влечение». Эти чувства он стремился вызвать и у читателя. «...Если читатель не полюбит Базарова со всею его грубостью, бессердечностью, безжалостной сухостью и резкостью — если он его не полюбит, повторяю я — я виноват и не достиг своей цели»,— писал Тургенев.
Образ Базарова явился логическим продолжением образа Инсарова. Но если герой романа «Накануне» — борец за общенациональные интересы и целью его жизни было освобождение родины от иноземного гнета, то Базаров ставит перед собой иные задачи: разрушить старый уклад жизни, бороться против тех, кто тормозит общественное развитие. К тому же если Инсаров был изображен Тургеневым смехатически, «лишь в бледных и общих очертаниях» (Добролюбов), то характер Базарова раскрыт писателем глубоко и всесторонне. Он живой человек, сложный, ищущий, в чем-то сомневающийся, а в чем-то твердо убежденный.
В образе Базарова нашли свое отражение многие черты революционно настроенной разночинной интеллигенции 1860-х годов: ненависть к самодержавно-крепостнической действительности, презрение к аристократическому барству и либерализму, любовь к труду, глубокий интерес к естественным наукам.
Создание «Отцов и детей» явилось результатом общения писателя с «Современником», где, по словам М. Е. Салтыкова-Щедрина, «Были озорники неприятные, но которые заставляли мыслить, негодовать, возвращаться и перерабатывать себя самого». Под «озорниками» великий сатирик имел в виду прежде всего Добролюбова, который действительно заставлял Тургенева «мыслить», глубже всматриваться в сущность происходящих событий, в сущность ведущейся политической борьбы. Именно статьи Добролюбова, которые всегда с вниманием читал Тургенев, с которыми он спорил и порой не соглашался, послужили реальной основой для изображения идеологических разногласий, разделивших героев романа на два противоборствующих лагеря. И даже слово «нигилист» было взято Тургеневым из рецензии Добролюбова на книгу профессора В. Берви «Физиологическо-психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». Причем критик истолковал это слово, в отличие от консервативно настроенного ученого, в положительном смысле и закрепил его за молодым поколением. Но в широкий обиход слово «нигилист» ввел все-таки Тургенев, и оно стало синонимом слова «революционер».
В образе Базарова отразились многие черты характеров людей, сотрудничавших в «Современнике». В его речах слышны отголоски мыслей и суждений Чернышевского и Добролюбова. Точно так же, как и они, Базаров выступает с резкой критикой современных ему общественных порядков, бескомпромиссно отрицая и отвергая отжившие формы самодержавно-помещичьей жизни, идеалистическую философию, либеральную болтовню и т. п. При этом Базаров ратует не за частичное улучшение жизни, не за исправление отдельных недостатков, он требует изменения всех основ современного ему общества.
Однако, создавая образ главного героя романа, Тургенев в большей степени ориентировался не на людей типа Чернышевского и Добролюбова с их социалистическими убеждениями и проповедью революционной борьбы, а на представителей другой части революционно-демократического движения, отдававшей предпочтение пропаганде естественно-научных знаний и естественно-научного материализма, то есть той его части, которую чуть позже возглавил Д. И. Писарев. Поэтому у Базарова нет достаточно четко выраженных политических идеалов, нет ясной положительной программы. Правда, он пытается подвести под свое отрицание определенную теоретическую основу. Так, источник несправедливых общественных отношений и общественных недугов, по его мнению, кроется в характере самого общества. «Мы приблизительно знаем,— говорит он,— отчего происходят телесные недуги, а нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом, исправьте общество, и болезней не будет».
А вот как «исправить общество», Базаров представляет себе весьма неопределенно. Он только предлагает разрушить все, чтобы расчистить место для будущего. Но каково оно будет, это будущее, герой романа не знает.
Базаров — натура цельная и последовательная. Для него характерна постоянная работа мысли, его суждения оригинальны и самобытны. Особенно полно характер Базарова раскрывается в столкновениях с его идейными противниками, с представителями дворян — Павлом Петровичем и Николаем Петровичем Кирсановыми. Не было ни одного сколько-нибудь важного вопроса, по которому между ними не было бы принципиальных разногласий. Споры велись по самым различным проблемам: политическим, научным, нравственным, эстетическим и т. д. В них отразились взгляды двух идейно противоположных лагерей — дворян-либералов и разночинцев-демократов. Свое отношение к этим спорам Тургенев выразил следующим образом: «Вся моя повесть направлена против дворянства, как передового класса. Вглядитесь в лица Н(икола)я П(етро-вич)а, П(авл)а П(етрович)а, Аркадия. Слабость и вялость или ограниченность. Эстетическое чувство заставило меня взять именно хороших представителей дворянства, чтобы тем вернее доказать мою тему: если сливки плохи, что же молоко?.. Они лучшие из дворян — и именно потому и выбраны мною, чтобы доказать их несостоятельность».
И действительно, Базаров во всех отношениях оказался выше своих идейных противников: он чужд успокоенности, жаждет настоящего дела, выступает за коренную ломку существующих порядков. Поэтому Базаров и отрицает все, что связано со старым, уходящим самодержавно-крепостническим укладом жизни: его философию, культуру, искусство, принципы воспитания и т. д. Но было бы неверно видеть в Базарове только отрицателя и ниспровергателя всего и вся. То, что проверено практикой, опытом, он не отвергает. Базаров, например, признает, что основой жизни является труд и что главное назначение человека — трудиться, что в основе мировоззрения человека должен лежать естественный подход в оценке явлений действительности.
Базаров выступает в романе как воинствующий материалист и атеист. Правда, его материализм носит иной характер, нежели материализм Чернышевского и Добролюбова. И это, кстати, заметил Герцен, упрекнувший Тургенева за то, что при характеристике Базарова тот проявил несправедливость «к реалистическому воззрению», смешав его с «каким-то грубым, хвастливым материализмом». Во
взглядах Базарова чувствуется влияние вульгарного материализма, считавшего сознание не порождением общественных отношение, а особым видом материи. Это направление в русской философии представлял Писарев. Так что реальная основа для изображения философского мировоззрения Базарова у Тургенева была. То же самое можно сказать и об отношении героя романа к проблемам искусства.
Все это подтверждается свидетельством И. И. Мечникова: «Среди молодежи распространилось убеждение, что только положительное знание способно вести к истинному прогрессу, что искусство и другие проявления духовной жизни могут, наоборот, лишь тормозить движение вперед. Чуткий ко всем стремлениям молодого поколения, Тургенев изобразил в Базарове тип молодого человека, верящего исключительно в науку и относящегося презрительно к искусству и религии».
Идейные принципы демократов, их материалистическое миропонимание, взгляды на искусство Тургенев не принимал. Он стремился показать отсутствие реальной почвы для их распространения. Поэтому Базаров в романе одинок. Правда, он говорит, что людей, подобных ему, много, но они в произведении не показаны. И уж конечно, ни болтун и фразер Ситников, ни «эмансипированная» Кукшина не являются его единомышленниками. Базаров видел, что это люди пустые и никчемные, хотя и считал, что «Ситниковы нам необходимы».
Тургенев отмечал, что Базаров — фигура «трагическая», и трагизм его положения, по мнению писателя, заключался в том, что он «рано родился» и стоял лишь «в преддверии будущего». Недаром с такой горечью прозвучали предсмертные слова Базарова, обращенные к Одинцовой: «Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия теряет... это чепуха... Я нужен России... Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен?»
По мысли Тургенева, Базаров лишь «переходный тип», который стоит накануне великого дела и только готовит для него почву. Но всем своим произведением писатель убедительно показал, что люди базаровского типа способны выдержать любое испытание, даже смерть, и что, когда придет время действовать, они не отступят ни перед какой опасностью. Вот эту мысль Тургенева очень точно подметил Писарев: «Оттого, что Базаров умер твердо и спокойно, никто не почувствовал себе ни облегчения, ни пользы, но такой человек, который умеет умирать спокойно и твердо, не отступит перед препятствием и не струсит перед опасностью».
Едва роман Тургенева появился в печати, вокруг него разгорелась ожесточенная полемика. Как вспоминал один современник, «поднялась целая буря толков, споров, сплетен, философских недоразумений. Все то, что бродило в обществе, как неопределенная, скорее ощущаемая, чем сознаваемая сила, воплотилось теперь в определенный, цельный образ... В гостиных и клубах, в департаментах, в ресторанах, в аудиториях, в книжных магазинах... только и толков было, что об «Отцах и детях».
Революционно-демократическая критика встретила роман Тургенева неоднозначно. Если М. А. Антонович, возглавивший критический отдел «Современника» после смерти Добролюбова, в статье «Асмодей нашего времени» истолковал роман «Отцы и дети» как «беспощадную» и «разрушительную критику молодого поколения», то Писарев на страницах журнала «Русское слово» — сначала в статье «Базаров», а потом в «Реалистах» — высоко оценил роман и образ Базарова.
«В его личности,— писал критик,— сгруппированы те свойства, которые мелкими долями рассыпаны в массах, и образ этого человека ярко и отчетливо вырисовывается перед воображением читателя».
Тургенев отметил, что «разбор Писарева необыкновенно умен... и... что он почти вполне понял все то, что я хотел сказать Базаровым».
Страстные споры и столь разноречивые суждения, вызванные появлением «Отцов и детей», волновали и тревожили Тургенева. Позднее он признавался: «Я испытывал тогда впечатления хотя и разнородные, но одинаково тягостные. Я замечал холодность, доходившую до негодования, во многих близких и симпатичных людях; я получал поздравления, чуть не лобызания, от людей противного мне лагеря, от врагов. Меня это конфузило... огорчало; но совесть не упрекала меня: я хорошо знал, что я честно, и не только без предубежденья, но даже с сочувствием отнесся к выведенному мною типу; я слишком уважал призвание художника, литератора, чтобы покривить душою в таком деле».
Время доказало правоту Тургенева. Его роман по праву занял одно из центральных мест в русской литературе середины прошлого века. Он открыл собой целый ряд произведений о «нигилистах» и «новых людях». Но ни одному писателю, за исключением Чернышевского в романе «Что делать?», не удалось столь достоверно и глубоко воспроизвести характер героя нового времени, героя нового типа.
ИДЕЙНЫЙ ТВОРЧЕСКИЙ КРИЗИС. «ДЫМ»
Весной 1862 года Тургенев Ша приехал в Лондон и провел несколько дней в кругу своих старых друзей: Герцена, Огарева и недавно бежавшего из сибирской ссылки М. А. Бакунина. Радость встречи была во многом омрачена серьезными разногласиями, возникшими между Тургеневым и Герценом. Они касались вопросов о будущем России, о взаимоотношениях России и Запада, об их историческом развитии. В отличие от Герцена, считавшего в это время, что революционные возможности Запада исчерпаны и что России уготовлен особый путь, который приведет ее к «русскому социализму», Тургенев был убежден, что его страна будет развиваться по тем же законам, что и европейские страны, и что России не удастся миновать развития капиталистических отношений. При этом Тургенев считал, что «единственная точка опоры для живой, революционной пропаганды — то меньшинство образованного класса, которое Бакунин называет и гнилыми, и оторванными от почвы, и изменниками».
В обстановке этих жарких споров у Тургенева возник замысел романа «Дым». Однако писать его он начал лишь в конце 1865 года.
Между тем в России складывалась тревожная обстановка. Вернувшись на родину в начале лета 1862 года, Тургенев стал свидетелем наступления реакции. Правительство Александра II, обеспокоенное ростом революционных выступлений, перешло в открытое наступление против демократических и прогрессивных сил русского общества. Были закрыты воскресные школы, введен новый университетский устав, ограничивший поступление в высшие учебные заведения малоимущих студентов, на восемь месяцев было приостановлено издание журналов «Современник» и «Русское слово». Вслед за этим последовал арест Чернышевского и других деятелей революционно-демократического движения.
Все это рождало у Тургенева невеселые мысли.
«Мое старое литературное сердце дрогнуло,— писал он Анненкову из Спасского,— когда я прочел о прекращении «Современника». Вспомнилось его основание, Белинский и многое...»
Трудное время переживал писатель. Сложным и противоречивым было его мировоззрение. В письмах Тургенева звучат настроения разочарования, стремления отгородиться от жизни, уйти в себя. «А меня, душа моя,— писал Тургенев в начале 1865 года одному из своих корреспондентов,— напрасно шевелите. Моя песенка спета. Так спокойно катится жизнь, так мало сожалений, тревог, что только думаешь об одном: матушка Середа, будь похожа на Вторник, как сам батюшка Вторник был похож на Понедельник... Куда нам бороться и ломать деревья! Благо, чувство к красоте не иссякло; благо, можешь еще порадоваться ей, всплакнуть над стихом, над мелодией...» А чуть позже писатель признавался: «Я повесил свое перо на гвоздик... Россия мне стала чужда — и я не знаю, что сказать о ней».
Пишет в эти годы Тургенев мало. Лишь два произведения вышло из-под его пера: повесть «Призраки» и лирические фрагменты «Довольно». В них звучали пессимистические мысли о беспомощности человека перед жестокими законами природы, о влиянии на человеческую жизнь таинственных, не поддающихся осознанию сил, о ничтожестве общественной жизни как на Западе, так и в России. Все достижения цивилизации кажутся Тургеневу бесполезными, и даже искусство, хотя оно и выше и несомненнее римского права или революционных принципов Великой французской революции, но и оно лишь «тлен и прах».
Но Тургенев постепенно преодолевал душевное уныние и апатию. У него вновь возникло стремление продолжить художественную летопись общественного развития России, и он вернулся к замыслу романа «Дым». Работу над ним писатель завершил в январе 1867 года, а в апреле роман рыл опубликован в журнале «Русский вестник».
Роман «Дым» тесно связан с насущными вопросами русской жизни пореформенного периода. В нем писатель резко отрицательно изобразил представителей реакционного дворянства, мечтавших о возвращении старых крепостнических порядков и стремившихся убедить правительство «воротиться назад». В лице генерала Ратмирова, маскирующего свои реакционные убеждения модными либеральными фразами, князя У., составившего «себе во время оно... громадное состояние продажей сивухи, подмешанной дурманом», писатель выразил свою ненависть к консервативным кругам русского общества, показал их своекорыстные устремления, моральную низость и духовное убожество.
Не менее резко Тургенев осудил в своем романе и русскую политическую эмиграцию. Рисуя образ Губарева и его окружение, писатель сначала намеревался сатирически изобразить революционных деятелей, оказавшихся за границей, показать их оторванность от всего русского, непонимание того, что происходит в России. При этом Тургенев спорил с Огаревым, с его учением о «русском социализме». Однако в процессе работы над романом писатель сменил акцент и острие критики обрушил на псевдореволюционеров, лишь в период общественного подъема примкнувших к революции, а после победы реакции поспешивших заявить о своей политической благонадежности. Недаром Губарев, вернувшись в Россию, становится преуспевающим помещиком, а Биндасов — акцизным чиновником и трактирным завсегдатаем.
Взгляды самого Тургенева в известной степени нашли отражение в речах разночинца Потугина, направленных как против взглядов реакционного дворянства, так и против нелепых суждений членов губаревского кружка о самобытности России и т. п. Потугин выступает в романе как сторонник западноевропейского пути общественного и культурного развития, по которому должна следовать и Россия. Он видит спасение России в распространении просвещения. Эти мысли Потугин стремился внушить и Литвинову, которого Тургенев стремился изобразить как честного труженика, образованного помещика, стремящегося к постепенному приобщению русского народа к культуре.
Возвратившись на родину и вспоминая все, что он видел за границей, Литвинов приходит к грустной мысли о том, что люди, с которыми ему довелось встречаться, не знают ни истинных нужд, ни истинных потребностей России, что все их разглагольствования не что иное, как «дым».
Положительная программа, выдвинутая Тургеневым в романе «Дым», была изложена писателем неясно и неопределенно. Поэтому роман встретил единодушное осуждение как передовой демократической, так и реакционной критики. «...Меня ругают все,— писал Тургенев,— и красные, и белые, и сверху, и снизу — и сбоку — особенно сбоку». Критически отнеслись к роману Гончаров, Л. Толстой, Достоевский.
Прочитав «Дым», Писарев писал Тургеневу, что роман его «решительно не удовлетворяет», что он представляется ему «странным и зловещим комментарием к «Отцам и детям». «Мне хочется спросить у Вас,— восклицал критик,— Иван Сергеевич, куда Вы девали Базарова?
Вы смотрите на явления русской жизни глазами Литвинова,— продолжал он.— Вы подводите итоги с его точки зрения. Вы делаете его центром и героем романа, а ведь Литвинов — это тот самый друг Аркадий Николаевич, которого Базаров безуспешно просил не говорить красиво.
Чтобы осмотреться и ориентироваться, Вы становитесь на эту низкую и рыхлую муравьиную кочку, между тем как в Вашем распоряжении находится настоящая каланча, которую Вы же сами открыли и описали. Что же сделалось с этой каланчой? Куда она девалась?.. Неужели же Вы
думаете, что первый и последний Базаров действительно умер в 1859 году от пореза пальца?»
Тем самым Писарев намекал Тургеневу, что в его романе передовые читатели надеялись увидеть новый и более глубоко разработанный образ разночинца-демократа, а познакомились лишь с разновидностью умеренно настроенного дворянина.
В июне 1870 года внезапно скончался Герцен. Смерть старого друга потрясла Тургенева. «Какие бы ни были разноречия в наших мнениях,— с глубокой скорбью писал он Анненкову,— какие бы ни происходили между нами столкновения, все-таки старый товарищ, старый друг исчез: редеют, редеют наши ряды...» А незадолго перед этим, осенью 1869 года, умер еще один давний друг — В. П. Боткин. Все это наводило писателя на грустные мысли о старости и приближающейся смерти.
К концу 1860-х годов Тургенев постепенно начинает преодолевать настроения разочарования и уныния.
После романа «Дым» он создал несколько повестей и рассказов, в которых обратился к воспоминаниям своего детства и юности («Пунин и Бабурин», «Бригадир», «Степной король Лир»), а также к мотивам и образам повестей 1850-х годов. Так, повесть «Вешние воды» по своему содержанию очень близка к повестям «Ася» и «Первая любовь». В образе главного героя повести Санина нашли свое отражение многие черты «лишних людей». Кроме того, Тургенев написал три новых рассказа, которые включил в «Записки охотника»: «Стучит», «Конец Чертопханова» и «Живые мощи».
На первый взгляд все эти произведения были далеки от современности и не затрагивали важных общественных вопросов. Но, обращаясь к прошлому, Тургенев стремится глубже понять и раскрыть сущность русской национальной жизни, найти в ней новые, необычные характеры. Писателя начинает волновать героическая тема, образы протестантов и подвижников. Таковы, например, сосланный на каторгу Бабурин («Пунин и Бабурин»), отец Давыда, побывавший в ссылке («Часы»). Эти образы можно рассматривать как наброски к героическим характерам, выведенным Тургеневым в его последнем романе «Новь».
Тем же острым чувством современности пронизаны и «Литературные и житейские воспоминания», где Тургенев тепло и проникновенно рассказал о деятелях 1840-х годов, и прежде всего о Белинском, которого писатель изображает передовым мыслителем и страстным борцом.
Все эти произведения были опубликованы в журнале «Вестник Европы», с редактором которого, М. М. Стасю-левичем, Тургенев познакомился в 1867 году. Писатель давно тяготился своим сотрудничеством в «Русском вестнике», выходившем под редакцией реакционера М. Н. Каткова, и с радостью принял предложение Стасю-левича печататься в его журнале.
Отныне все, что писал Тургенев, появлялось только в «Вестнике Европы».
СЕМИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ. «НОВЬ»
Конец 60-х и начало 70-х годов прошлого века ознаменовались важными событиями общественной и политической жизни в Западной Европе и в России: франко-прусская война, закончившаяся сокрушительным поражением Франции, Парижская коммуна 1871 года, развернувшееся в России движение революционных народников. Тургенев внимательно следил за всеми этими событиями. Особенно внимательно прислушивался писатель к известиям, приходившим из России. Он с волнением наблюдал за деятельностью нового поколения передовой молодежи, воодушевленного идеями революционного народничества, и начавшимся «хождением в народ». В это время Тургенев познакомился со многими русскими революционерами. Он сблизился с одним из теоретиков революционного народничества П. Л. Лавровым.
Прочитав программу журнала «Вперед!», который готовился издавать Лавров, Тургенев писал ему, что «со всеми главными положениями» ее он согласен и готов посылать ежегодно 500 франков «до тех пор, пока продолжится ваше предприятие, которому я желаю всяческого успеха». Искренне полюбил Тургенев замечательного русского революционера, друга К. Маркса и Ф. Энгельса, Германа Лопатина. Писатель называл его «несокрушимым юношей» и «светлой головой». В свою очередь Лопатин высоко ценил Тургенева и его творчество. «Какой проницательный ум! — с восхищением говорил он об Иване Сергеевиче.— Какое всестороннее широкое образование! Как знал он литературу не одного своего, но и других народов».
Относясь с большим сочувствием к деятельности русских революционеров, Тургенев тем не менее отдавал предпочтение «постепеновцам», людям, ведущим повседневную работу в народе, просвещая и образовывая его. Об этом он писал одной из своих корреспонденток в сентябре 1874 года: «Времена переменились; теперь Базаровы не нужны. Для предстоящей общественной деятельности не нужно ни особенных талантов, ни даже особенного ума — ничего крупного, выдающегося, слишком индивидуального; нужно трудолюбие, терпение; нужно уметь жертвовать собою безо всякого блеску и треску — нужно уметь смириться и не гнушаться мелкой и даже низменной работы... Что может быть, например, низменнее — учить мужика грамоте, помогать ему, заводить больницы и т. д. ... Чувство долга, славное чувство патриотизма в истинном смысле этого слова,— вот все, что нужно... Мы вступаем в эпоху только полезных людей... и это будут лучшие люди».
Попытку создать образ такого рода деятеля Тургенев и предпринял в своем романе «Новь» (1877). Это была главная задача. Но прежде всего писатель хотел нарисовать в новом произведении широкую картину русской действительности конца 1860-х и начала 1870-х годов, показать расстановку классовых сил в политической борьбе того времени.
С ненавистью и сарказмом рисует Тургенев представителей правящего класса — реакционера-космополита Ко-ломийцева и чиновника-либерала Сипягина.
Совершенно иначе изображена в романе революционно настроенная молодежь, стремившаяся пробудить народ, поднять его на борьбу против своих угнетателей. Задачу свою Тургенев видел в том, чтобы воспроизвести предельно объективную картину деятельности революционеров-народ-ников, раскрыть их высокие побуждения и беззаветную преданность своему делу. Вот что в связи с этим писал Тургенев М. М. Стасюлевичу: «Молодое поколение было до сих гюр представлено в нашей литературе либо как сброд жуликов и мошенников — что, во-первых, несправедливо,— а во-вторых, могло только оскорбить читателей-юно-шей как клевета и ложь, либо это поколение, по мере возможности, возведено в идеал, что опять несправедливо — и сверх того, вредно. Я решился выбрать среднюю дорогу — стать ближе к правде; взять молодых людей большей частью хороших и честных — и показать, что, несмотря на их честность, самое их дело так ложно и нежизненно, что не может не привести их к полному фиаско».
Именно такими изобразил Тургенев в романе «Новь» революционную молодежь — Нежданова, Машурину, Ма-келова, Остроумова и других. Всех их объединяет самоотверженная готовность пожертвовать жизнью во имя народа. Но их трагедия, по мысли писателя, заключалась в том, что они не знали крестьянской жизни. Столкнувшись с недоверием крестьян, с их равнодушием к пропаганде социалистических идей, они пали духом. Это особенно ярко показано Тургеневым в образе Нежданова, который, убедившись в тщетности своих усилий, разочаровавшись в деле, которому служил, покончил жизнь самоубийством.
Особое место в романе занимает образ Марианны. В отличие от Нежданова, усомнившегося в правильности и жизненности революционного дела и страдающего от сознания своей беспомощности, Марианна — человек цельный, сильный и бесстрашный. Она жаждет революционного подвига и твердо идет по избранному пути, хотя конечная цель этого пути ей неясна. В Марианне Тургенев видел «действительное присутствие силы, и таланта, и ума».
В романе «Новь» Тургенев во многом справедливо критиковал слабость и ограниченность народнического движения с его идеализацией патриарх-альных и общинных начал, непонимание народниками сложных процессов, происходивших в пореформенной деревне. Писателю удалось показать иллюзорность надежд народников на то, что крестьяне пойдут за ними. По его мнению, революционно настроенная молодежь, искренне желавшая быть полезной народу, пошла по неверному пути. России нужна не революция, считал Тургенев, а просвещение.
В качестве эпиграфа к роману писатель поставил слова: «Поднимать следует новь не поверхностно скользящей сохой, но глубоко забирающим плугом». «Плуг в моем эпиграфе,— пояснял Тургенев,— не значит революция — а просвещение».
Поэтому положительным героем в романе выведен умеренный народник, «постепеновец» Соломин, который, помогая революционерам, тем не менее делает ставку на мирную работу среди народа с целью его просвещения и образования. Только на этом пути, по его убеждению, народ может обрести свободу. В отличие от революционных пропагандистов, Соломин знает нужды народа, умеет говорить с ним. И простые люди верят ему и глубоко уважают. Устами одного из героев романа Тургенев прямо указывал, что будущее принадлежит Соломиным: «Это не герои... это крепкие, серые, одноцветные, народные люди. Теперь только таких и нужно!»
Вместе с тем Тургенев прозорливо указывал, что изображенный в романе рабочий Павел должен стать будущим героем русской литературы. «Быть может,— писал он сразу же после завершения работы над «Новью»,— мне бы следовало резче обозначить фигуру Павла... будущего народного революционера: но это слишком крупный тип,— он станет со временем... центральной фигурой нового романа. Пока — я едва означил его контуры».
Роман «Новь» вызвал множество самых разноречивых откликов и суждений. Особенно негодовала реакционная критика. Но передовые круги русского общества, хотя и со многими оговорками, встретили роман сочувственно. П. Л. Лавров, например, писал, что Тургенев правдиво изобразил величие подвига русских революционеров и показал, какими прекрасными людьми они были.
В начале июня 1877 года Тургенев навестил умирающего Некрасова.
Узнав о приезде Тургенева в Петербург, поэт просил передать ему, что всегда любил его и хотел бы встретиться
с ним. Встреча состоялась, и старые друзья протянули друг другу руки. Узнав о смерти поэта, Тургенев с душевной болью писал Анненкову: «Да, Некрасов умер... И вместе с ним умерла большая часть нашего прошедшего и нашей молодости».
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ.
«СТИХОТВОРЕНИЯ В ПРОЗЕ».
БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ
Почти ежегодно весной или летом Тургенев приезжал в Россию. Каждый его приезд становился целым событием. Писатель всюду был желанным гостем. Его приглашали выступать на всякого рода литературных и благотворительных вечерах, на дружеских встречах. Квартира, где останавливался Тургенев, превращалась в место паломничества. К нему приходило огромное количество посетителей, жаждавших повидать великого писателя, посоветоваться с ним. Особенно горячо приветствовала писателя молодежь, считавшая его своим учителем и единомышленником.
Начиная с 60-х годов имя Тургенева становится широко известным на Западе. Со многими западноевропейскими писателями Тургенев поддерживал тесные дружеские отношения. Он хорошо был знаком с П. Мериме, Ж. Санд, Г. Флобером, Э. Золя, А. Додэ, Ги де Мопассаном, близко знал многих деятелей английской и немецкой культуры. Все они считали Тургенева выдающимся художником-реалис-том и не только высоко ценили его произведения, но и учились у него. Обращаясь к Тургеневу, Ж. Санд говорила: «Учитель! — Все мы должны пройти вашу школу!»
Величайшей заслугой Тургенева было то, что он явился активным пропагандистом русской литературы и культуры на Западе: сам переводил произведения русских писателей на французский и немецкий языки, редактировал переводы русских авторов, всячески содействовал изданию сочинений своих соотечественников в разных странах Западной Европы, знакомил западноевропейскую публику с произведениями русских композиторов и художников. Об этой стороне своей деятельности Тургенев не без гордости говорил: «Считаю великим счастьем своей жизни, что я несколько приблизил свое отечество к восприятию европейской публики».
В последние годы жизни Тургеневым было написано несколько небольших прозаических произведений: повести «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич», «Отрывки из воспоминаний — своих и чужих» и «Стихотворения в прозе».
«Стихотворения в прозе» справедливо считаются заключительным аккордом литературной деятельности писателя. В них нашли отражение почти все темы и мотивы его творчества, как бы вновь перечувствованные Тургеневым на склоне лет. Сам он считал «Стихотворения в прозе» лишь эскизами своих будущих произведений.
Тургенев назвал свои лирические миниатюры «Selenia» («Старческое»), но редактор «Вестника Европы» Стасю-левич заменил его другим, оставшимся навсегда,— «Стихотворения в прозе». В письмах Тургенев иногда называл их «Зигзагами», тем самым подчеркивая контрастность тем и мотивов, образов и интонаций, необычность жанра. Писатель опасался, что «река времени в своем течении» «унесет эти легонькие листки». Но «Стихотворения в прозе» встретили самый радушный прием и навсегда вошли в золотой фонд нашей литературы. Недаром «тканью из солнца, радуги и алмазов, женских слез и благородства мужской мысли» назвал их П. В. Анненков, выразив общее мнение читающей публики.
«Стихотворения в прозе» — это удивительный сплав поэзии и прозы в некое единство, позволяющее вместить «целый мир» в зерно небольших размышлений, названных автором «последними вздохами... старика». Но «вздохи» эти донесли и до наших дней неисчерпаемость жизненной энергии писателя.
В «Стихотворениях в прозе» нашли отражение все сложности и противоречия мировоззрения писателя. По содержанию, стилю, тону многие стихотворения представляют собой как бы ответвления крупных произведений писателя. Одни восходят к «Запискам охотника» («Щи», «Маша», «Два богача»), другие — к любовным повестям («Роза»), третьи — к романам («Деревня», например, напоминает отрывок из «Дворянского гнезда», а «Порог», «Чернорабочий и белоручка» связаны с романом «Новь»).
В некоторых стихотворениях («Насекомое», «Старуха», «Сон») звучат настроения грусти и печали, являющиеся отголоском мыслей повестей «Призраки» и «Довольно». Это мотивы тщетности существования, бессмысленности надежд на личное счастье, ожидание и предчувствие непредотвратимой гибели — личной и всеобщей.
Но с не меньшей силой выступает в «Стихотворениях в прозе» и другой круг мотивов и настроений: любовь, побеждающая страх смерти («Воробей»); красота и сила искусства («Стой!»); нравственная красота народного характера и чувства («Два богача»); моральное величие подвига («Порог», «Памяти Ю. П. Вревской»); мотив борьбы и мужества («Мы еще повоюем!»); животворящее чувство родины («Деревня»).
«Стихотворения в прозе» — отражение исканий, раздумий, противоречий последних лет, тяжелых переживаний, личной неустроенности Тургенева. Это наиболее интимная исповедь художника, итог всей его жизни.
Образы многих стихотворений имеют прототипы, а в основе событий часто лежат факты личной жизни писателя. Так, последняя встреча Тургенева с Некрасовым послужила основой «Последнего свидания», а в «Пороге» представлена, по мнению исследователей, история Веры Засулич или Софьи Перовской.
Своеобразным торжественным гимном прозвучала горячая вера Тургенева в будущее русского народа в стихотворении «Русский язык».
В июне 1880 года в Москве состоялось торжественное открытие памятника А. С. Пушкину, ставшее знаменательным событием в русской общественной и литературной жизни. Одним из организаторов и участников пушкинских торжеств был Тургенев. На публичном собрании Общества любителей российской словесности писатель произнес речь, прославляющую русский народ, и выразил глубокую убежденность в его великом будущем. В конце торжеств Тургенев и Достоевский, который также выступил с речью, были увенчаны лавровыми венками.
Последний раз Тургенев побывал на родине в мае 1881 года. Друзьям он неоднократно высказывал свою «решимость вернуться в Россию и там поселиться». Однако эта мечта не осуществилась. В начале 1882 года Тургенев тяжело заболел, и о переезде уже не могло быть речи. Но все его мысли были на родине, в России. О ней думал он, прикованный к постели тяжелым недугом, о ее будущем, о славе русской литературы. Последнее письмо, написанное собственноручно умирающим писателем в июле 1883 года, было обращено к Л. Н. Толстому, который в это время
отошел от литературной деятельности: «Милый и дорогой Лев Николаевич!.. Пишу... чтобы выразить Вам мою последнюю и искреннюю просьбу. Друг мой, вернитесь к литературной деятельности!.. Друг мой, великий писатель русской земли, внемлите моей просьбе!»
Умер Тургенев 3 сентября 1883 года во Франции. Незадолго до смерти он высказал пожелание быть похороненным в Петербурге, на Волковой кладбище, рядом с Белинским.
Последняя воля писателя была выполнена.
Смерть Тургенева была воспринята как «горе общее, всенародное». Проводить великого писателя в последний путь собрались тысячи людей. Прибыло множество депутаций с венками. Опасаясь политических демонстраций, правительство отдало приказ «не допускать речей», кроме заранее заявленных. В процессии находилось свыше ста агентов «наблюдательной охраны», на кладбище — еще сто тридцать. На всякий случай по всему пути следования траурной процессии были размещены войска. Запрещено было вывешивать траурные флаги. На кладбище допускались только лица, имевшие специальные билеты. Как писал один из участников похорон, «везде, на всем протяжении пройденного нами пространства, толпа облегала улицы сплошными шпалерами. Крыши, заборы, деревья, балконы, подъезды, фонарные сТолбы, рогатки, которыми были загорожены боковые улицы,— все это было унизано народом».
Среди участников траурной процессии было немало революционеров. В связи с кончиной писателя партия «Народная воля» выпустила прокламацию, в которой говорилось, что Тургенев, может быть, бессознательно для самого себя своим чутким и любящим сердцем сочувствовал и даже служил русской революции.
На смерть Тургенева откликнулась вся русская прогрессивная и зарубежная печать. В некрологе, опубликованном в журнале «Отечественные записки», Салтыков-Щедрин писал, что «литературная деятельность Тургенева имела для нашего общества руководящее значение, наравне с деятельностью Некрасова, Белинского и Добролюбова». А революционная газета «Вестник «Народной воли» отмечала: «Россия потеряла в нем одного из величайших художников слова и честного г) ажданина... никогда не был он ни социалистом, ни даже революционером, но русские социалисты-революционеры не могут забыть, что горячая любовь к свободе, ненависть к произволу самодержавия и мертвящему элементу официального православия, гуманность и глубокое понимание красоты человеческой личности постоянно одушевляли этот великий талант и еще более усиливали его общественное значение. Благодаря этим сторонам своего таланта Иван Сергеевич умел во время всеобщего рабства работать над восстановлением нравственного права крепостного народа, сумел схватить тип протестующего русского разночинца, развивал и вырабатывал русскую личность и создал себе почетное место среди духовных отцов освободительного движения».
Это был голос молодой революционной России, воздавший дань уважения великому писателю-гражданину, художнику-борцу, чье творчество стало гордостью и славой нашей родины. |||||||||||||||||||||||||||||||||
Распознавание текста книги с изображений (OCR) —
творческая студия БК-МТГК.
|