Заботы и радости классного руководителя

PDF

      КАК НАЧИНАЛАСЬ ЭТА КНИГА

      «Поговорим о будущем!» — так назывался наш очередной классный час. Кому, как не молодым, думать и мечтать о завтрашнем дне, кому, как не им, намечать смелые планы. Поэтому не было ничего удивительного, что разговор получился страстным и искренним. Все было в высказываниях учеников: надежды и колебания, уверенность и сомнения, мечтательность и расчет. В первую очередь говорили о том, что волновало больше всего, о выборе места в жизни. Тут было о чем поспорить, поразмыслить! И чем ближе тревожная и счастливая пора выпускных экзаменов, за гранью которых огромный, настежь распахнутый мир, тем взволнованней и глубже думы о призвании, о необходимости делать выбор, принимать решение. Не менее, чем мои воспитанники, я раздумывал и переживал об их грядущем дне. Одни довольно ясно представляли свою будущую специальность и говорили о ней увлеченно, со знанием дела. Другие еще стояли на распутье, боясь ошибиться в выборе жизненного пути. Третьи утверждали, что многие профессии станут ненужными или изменятся неузнаваемо...
      — Так, например, отомрет школа, — полушутя, полусерьезно заметил кто-то. — Обучать будут машины.
      Ему возразили немедленно — дружно и убежденно: «Школа будет всегда!»
      Я чувствовал, что это возражение не было вызвано эмоциями, а было подсказано десятилетним опытом ученичества. И когда нам для разговора о будущем не хватило в тот день времени, ребята решили продолжить его в своих сочинениях: «Пусть всегда будет школа!»
      Я бережно храню работы моих старшеклассников, а перечитывая их, всегда прихожу к выводу: мы зачастую недооцениваем своих учеников. Обвиняем их в легкомыслии, а они живут напряженной внутренней жизнью. Считаем их беспечными: «Не цените того, что дают!» А они бережно изо дня в день складывают в копилку сердца и ума драгоценные крупинки знаний, правды и доброты. Под горячую руку говорим: «Не любите школу!», а они не представляют себя вне родных школьных стен.
      «Ведь именно со школой связана самая светлая и радостная пора — школьные годы. Им — лучшие, задушевные слова, — писала в своем сочинении Людмила Еремеева. — Пожалуй, только в школе можно почувствовать себя рыцарем XV века и бойцом Парижской Коммуны, Татьяной Лариной и Верой Павловной, Ульяной Громовой и Зоей Космодемьянской... В школе интересен каждый день. Но есть особо памятные, как самые дорогие праздники... Апрель. Нас принимают в пионеры. А потом идем по улице в распахнутых пальто, чтобы все видели: мы — пионеры! Чтобы красный галстук развевался на ветру, как частица красного знамени...»
      «Школа — это фундамент, на котором строится вся человеческая жизнь!» — таким выводом заканчивались многие школьные сочинения, одно из которых навело меня на мысль написать книгу о работе классного руководителя. Помнится, тогда я сразу узнал почерк Лены Жёлудовой — большой любительницы поэзии, неутомимой энтузиастки литературных диспутов, любимицы подшефного пионерского класса, где ее встречали восторженным криком: «Ура! Наша Лена пришла!» Она писала: «Никогда не забыть тот день, когда надо мной, сидящей за партой, склонилась женщина с ласковыми глазами. Она заботливо поправила мою руку: «Вот так тебе будет удобнее!» Я отвела ее ладонь и продолжала выводить свои каракули. Но на другой день Алла Константиновна опять подошла ко мне... И так все четыре года. Она ни разу не повысила голоса, хотя я нередко испытывала ее терпение. Как-то я вошла в класс, а учительница посмотрела на меня и говорит: «Иди домой и ложись в постель — у тебя температура». Я действительно тогда заболела. Алла Константиновна навестила меня после уроков. Вот тогда я и заметила, что она слегка прихрамывает на левую ногу, что тяжела ее сумка с тетрадями. Выздоровев, я под разными предлогами стала помогать учительнице носить тетради. И хотя многое еще делала по-своему, но уже не сердилась на ее ободряющее: «Делай вот так!» В квартире у Аллы Константиновны было много книг и тетрадей. Как ни зайдешь к ней, она за столом. Читает. Пишет. Я узнала, что муж и дети Аллы Константиновны погибли во время блокады. Хромота же — от осколка мины: была на окопных работах.
      В восьмом классе у меня появилась мечта — учить детей. Теперь это намерение укрепилось. Но один вопрос беспокоит меня: справлюсь ли? Хватит ли у меня терпения десятки, сотни раз приходить к ученику и говорить ему: «Делай вот так!» К тому же мои родители пугают меня: «Ты даже не представляешь себе, что значит быть классным руководителем! Какая это ответственность!» Ответственности я не боюсь. Хотелось бы только побольше узнать об учительской жизни, о сложном и нужном труде воспитателя, увидеть все изнутри, окунуться в атмосферу черновой, ежедневной педагогической работы. Об этом мало все-таки пишут...»
      Да, мы обязаны открывать перед молодежью широкие горизонты, самые широкие дали. Но старшее поколение должно говорить своей юной смене и о суровой прозе жизни. Ведь призвание и мы сами порой находили не сразу. Потому нужно честно предупреждать молодежь, что от обретенного призвания до благодарного людского признания — долгий путь чернового, кропотливого, будничного труда. Об этом проникновенно говорил писатель Даниил Гранин на встрече с нашими ребятами. Он со всей прямотой предупреждал старшеклассников, что если они хотят посвятить себя науке, то придется отдать лучшую часть своей жизни самой скромной, может быть, безвестной работе... Работать и не хныкать, если слава достанется другому. Без сожаления отдавать свои мысли другим. Выстоять, если окажется, что все усилия потрачены впустую и завтра придется все начинать сначала.
      «Почему же, — подумал я тогда, — мы не говорим так откровенно с ребятами о сложности нашей учительской профессии. Да и не только с ребятами... Разве в школу не приходят каждый год молодые педагоги! Сколько трудностей, сколько вопросов возникает у них ежедневно! Не наш ли долг — долг старших их товарищей и коллег — помочь, посоветовать, подсказать, поделиться своим многолетним опытом. Ведь у каждого из нас, бывалых учителей, в памяти и в сердце немало таких поучительных случаев и примеров, что они подчас убедительнее многих пособий. Почему бы не сделать их общим достоянием — и в первую очередь достоянием тех, кто идет нам на смену?!» Именно тогда я вынул из ящиков письменного стола свои дневники.
      Сколько самобытных, неповторимых личностей, сколько характеров, непохожих друг на друга, проходило передо мной, — и вместе с ними оживали события ушедших дней: конфликты, происшествия, огорчения и победы школьных будней. Конечно, дневники не смогли сохранить всего, что было. Об этом свидетельствовали пробелы в записях, и порой очень значительные. Но все же из года в год я стремился следовать совету А. С. Макаренко о том, что воспитатель должен обязательно вести дневник своей работы. Таким образом, за тридцать лет накопился обширный материал, который лег в основу настоящей книги.
      Антон Семенович Макаренко, придавая огромное значение опыту, добрым педагогическим традициям, трудам старых педагогов, в то же время требовал от воспитателя творческого отношения к своей профессии, призывал — настойчиво и неустанно — «продолжать дело создания воспитательной методики».
      Заставить себя мыслить, видеть, смотреть, находить, размышлять, не бояться риска в новом начинании, в смелой пробе и в творческом воображении — в этом прежде всего видел А. С. Макаренко залог успеха деятельности воспитателя.
      Обмен опытом, как мне кажется, — это в первую очередь дружеское приглашение к раздумьям о сложности нашего педагогического труда, о тех вопросах и проблемах, которые волнуют и нас, и наших питомцев, и родителей, и общественность. Это побуждение к творчеству, к поиску новых, эффективных путей воспитания подрастающего поколения. Это, наконец, стремление предупредить ошибки, которые по возможности должны быть заранее исключены из школьной жизни, потому что ошибки воспитателя оставляют горький след в душе ребенка, а порой и в его судьбе. Не случайно никто не переживает так остро свои ошибки, как педагог, не случайно он судит себя беспощадно судом совести — без скидки и снисхождения.
     
     
      Часть первая. ПО КРУТЫМ СТУПЕНЬКАМ
     
     
      Если вышел ты в этот путь,
      Преисполнись мечтой высокой.
      Добрым, твердым и смелым будь,
      Честным рыцарем — без упрека!
     
      За открытые правде сердца
      На нелегкой земной орбите
      Будь всегда в бою — до конца,
      Если имя твое — Учитель!
     
      (Из песни выпускников Ивановского педагогического института имени Д. Л. Фурманова)
     
     
      1. И каждый шаг — нелегкий поиск...
     
      Как сейчас, вижу дорогу в маленький волжский городок, где начал я свой учительский путь. Бежали навстречу полысевшие за лето холмы. Вскоре впереди показался городок Лужск с красными фабричными трубами на блеклой августовской лазури. На остановке у базара, где молочницы гремели пустыми бидонами, в автобус набились грибники с большими плетеными корзинками, девчата с берестяными туесками, в которых под березовыми ветками лиловел крупный гонобобель. Снова замелькали за окном леса, поля, холмы. Деревья иногда стояли к шоссе так близко, что стучали ветками о крышу автобуса. В просветы между разлапистыми елями виднелись солнечные поляны, обрызганные розовой пеной иван-чая.
      Я думал о том, какие мне дадут классы, как проведу первый урок, как встретят меня ученики. В руках я крепко держал портфель с методическими разработками, со студенческими конспектами. Там же лежал план воспитательной работы, составленный мною заранее с большим старанием. Туда было включено все, о чем нам добросовестно говорили в институте: интересные темы бесед, пионерских сборов, сценарии праздников, читательских конференций, посещение музеев, театров и кино, спортивные соревнования, материалы для викторин и конкурсов и т. п. Я ясно представлял себе, как увлечет ребят мой план, с какой охотой они примутся за предложенные мною дела.
      А запыленный автобус уже поднялся на гребень высокого холма, обозначенного развалинами старой крепостной стены. Промелькнули остатки сторожевой башни, и начался спуск к Волге. Вскоре мы остановились на широкой площади у речного вокзала. Солнечными блестками сверкало раздолье волжского плеса. Легкая волна покачивала лодки на приколе.
      — Не скажешь ли, как к школе пройти? — спросил я рыжеволосого мальчугана с удочкой.
      Тот с любопытством посмотрел на меня:
      — А вы кто? Учитель?
      — Учитель!
      — По какому предмету?
      — По литературе, по русскому языку.
      — Что ж, давайте провожу, — снисходительно предложил мальчуган.
      Вот так и произошло знакомство с моим будущим воспитанником — Шуркой Крайневым из пятого «Б». Тогда я, конечно, и предполагать не мог, сколько беспокойства и хлопот доставит мне этот загорелый мальчишка с самодельной удочкой в руке. Наоборот, он показался мне симпатичным, и я даже обрадовался, когда увидел его в своем классе. Но именно с него и начались первые неприятности.
      После уроков я оставил ребят на классное собрание. Мне не терпелось узнать их получше, поделиться своими мечтами и планами. Тем более что на уроке русского языка они отвечали очень активно. Может быть, потому, что тема «Золотая осень» (повторение частей речи) была близка и понятна учащимся. Им и примеры не нужно было придумывать: ведь многие еще бегали в лес за грибами и орехами, хрустели сладкими капустными кочерыжками, рвали по оврагам спелую рябину. Осень шумела разноцветными листьями в садах, раскрашивала кармином и суриком заречные холмы. Оттого-то и взметались дружно вверх детские ладошки. Я даже многих запомнил с первого дня. Слава Солдаткин идет к доске косолапя, словно медвежонок. Усиленно морщит лоб, прежде чем сказать фразу, Витя Умысков. Шустро вскакивает Павлик Хлопин. Держит по всем правилам локоток на парте Розочка Краева. А у Сонечки Морозкиной — за первой партой у окна — косички вздрагивают от нетерпения — так хочется ей ответить. Я был уверен, что классное собрание пройдет успешно, тем более что вначале ребята слушали меня внимательно. Правда, я потом понял, что их внимание обусловлено не столько моим рассказом о предполагаемых беседах и сборах, а интересом к личности нового классного руководителя, свидетельством чему был неожиданный вопрос, прозвучавший с задней парты:
      — А вы на квартире у Петровны будете жить?
      — Да, да! — скороговоркой ответил я, стараясь не упустить ускользавшую нить мысли.
      — А правда, что вы в армии служили?.. — тотчас прозвучал другой вопрос, заданный Шуркой Крайневым, с нескрываемым любопытством уставившимся на меня.
      Мне бы тут и рассказать немного о себе. Теперь-то я знаю, что только с этого надо начинать воспитателю знакомство с классом. В самом деле, ребятам шагать вместе с классным руководителем не один год по крутым ступенькам школьной жизни. Разве они не имеют морального права как можно больше знать о своем наставнике, которому они вверяют свою судьбу? Впрочем, не сразу пришло ко мне такое убеждение. А тогда я был вообще уверен, что между педагогом и учеником должна сохраняться определенная дистанция. Оттого-то и ответил Крайневу с досадой:
      — К нашей предстоящей работе это не имеет отношения. Послушай лучше, какие намечаются походы!
      Но где-то в глубине души я почувствовал, как постепенно ослабевает интерес моих питомцев ко всему, что я им говорил. Сдерживая раздражение, пытаюсь говорить с прежним воодушевлением, но вдруг раздается откровенный смешок. За ним другой, третий... И тут я увидел, что на парте у Шурки Крайнева пляшет забавный бумажный клоун.
      — Убери сейчас же! — строго потребовал я, направляясь к нарушителю спокойствия.
      Клоун, словно по волшебству, исчез. Я продолжал беседу, хотя настроение было испорчено вконец. А вскоре с парты, где сидел Крайнев, пронеслась «галочка».
      — Выйди сейчас же из класса! — рассердился я.
      — Вот спасибочки, — обрадовался Шурка и стрелой вылетел в коридор.
      Когда за ним захлопнулась дверь, я растерянно оглядел своих пятиклассников. По выражению их лиц можно было догадаться, что в большинстве своем они с одобрением относятся к поступку Крайнева.
      — Вам что — неинтересно? — вырвалось у меня.
      После некоторого затяжного и довольно неловкого молчания поднялся Павлик Хлопин.
      — Нет, почему же неинтересно... Интересно, — посматривая в окошко, быстро проговорил он. — Раз надо, — значит, надо! И план, и прочее... Чего тут толковать!
      Но я уже понимал, что мой план совсем не заинтересовал пятиклассников, а Павлик просто хочет успокоить меня, загладить выходку своего соседа по парте. «Оказывается, не так-то легко провести классное собрание, — замелькало у меня в сознании. — О первом уроке тревожился, прикидывал десятки раз, как лучше начать, чем лучше закончить. А на первую встречу со своими воспитанниками шел без особой тревоги. Вот и поплатился за свою самоуверенность...» Помолчав, я сказал: «Ну, хорошо, к плану мы еще вернемся. А сейчас давайте выберем наше классное начальство. Вы лучше меня знаете, кто на что способен. Четыре года вместе учились...»
      Я думал, что поступаю совершенно правильно, полагаясь целиком на самостоятельность учащихся. В памяти всплыли слова из институтской лекции об организации пионерского коллектива: «Самодеятельность, самодеятельность я самодеятельность!» Но лишь позднее я понял, что самодеятельность должна быть воспитана, что пускать такое важное дело, как выборы, на самотек — это значит делать серьезную ошибку. Так оно и получилось. Хотя ребята быстро и дружно выбрали старосту, редактора стенной газеты, физорга, кандидатуры их оказалась не особенно удачными. Добродушная, старательная и аккуратная Розочка Краева при всем ее старании совсем не подходила должности старосты: мальчишки ее не слушались, да и тоненький слабый голосок сразу же тонул в ребячьем гаме. А Витю Умыскова редактором выбрали потому, что он хорошо рисовал. Но он был так нерасторопен и медлителен, что, пока готовил стенгазету к выпуску, одна за другой проходили все знаменательные даты. Через два месяца ребята сами заговорили о замене старосты и редактора. К тому времени я уже лучше знал своих воспитанников и мог обоснованно, тактично предложить свои соображения... Все восприняли их как должное, как выражение и своего коллективного мнения. Мне кажется, что это самое верное решение вопроса. Тут главное не впадать в крайности. Ни в коем случае нельзя навязывать классу свою волю — диктовать, требовать, приказывать. Но и идти на поводу скороспелых ребячьих предложений тоже не следует можно попасть впросак. Здесь как раз и надо уметь найти сочетание самодеятельности детей и разумного руководства педагога. Никакие психологические методы и приемы не помогут, если они идут от формальной воспитательской установки — провести намеченные мероприятия, если нет еще сердечного контакта между педагогом и учениками. Эго сейчас неоспоримая истина. Л тогда я так и не понял, почему провалился мой план. Ещё и еще раз перелистывал я его. Мне казалось, что все предусмотрено, все учтено, соответствует методическим рекомендациям. И вдруг — безразличные или скучающе-вежливые лица ребят... Так и не найдя тогда истинных причин своей неудачи, я направился к Ивану Павловичу — заведующему учебной частью. Старый, опытный педагог, он выслушал меня внимательно. Не спеша прочитал план. Потом изучающе посмотрел на меня.
      — Обижены или встревожены? Сели встревожены — хорошо! Значит, недовольны собой. Значит, будете думать, искать, пока не придете к единственно верному варианту. Пусть он даже будет десятый или двадцатый. Без этого нет воспитателя. Вот если бы вы мне эту тетрадочку за эталон выдали, я бы, наверное, огорчился. А коли за советом пришли... похвально. Все так начинали.
      Вернув мне мою тетрадь, Иван Павлович добавил:
      Интересного тут немало. Но план еще не живет. Потому на ребят не обижайтесь. Они по-своему правы. Для них это пока ваш план. Смущенный, так сказать, сверху. Конечно, общешкольные мероприятия обязательны. Но что касается внутриклассных дел, тут неплохо бы посоветоваться с самими ребятами. Услышать их предложения. Ведь вы их совсем еще не знаете. Не знаете их семей, интересов, увлечений. Вы ориентировались на питий класс вообще. Только класс классу рознь. Вот у нас три пятых, и ни один на другой не похож. У каждого свое лицо, свой голос.
      Завтра же попрошу ребят написать свои предложения, — воскликнул я.
      Без этого не обойтись. — сказал завуч. — Только не впадайте в другую крайность — не идите у ребят на поводу. Свою педагогическую линию надо держать крепко. Па то вы и классный руководитель! Любое предложение взвесьте, прикиньте. Hикогда не забывайте о целях, мотивах каждого дела. За ближайшими, повседневными задачами умейте видеть нашу главную задачу — воспитать детей настоящими людьми. Советскими людьми! Тут великая мудрость с нашей стороны требуется. Великая человеческая мудрость. И ребячьи предложения вам многое дадут, многое подскажут. Ведь даже сорванцы наши заинтересованы в том, чтобы жизнь в школе была интересной...
     
      На другой день с волнением читал я исписанные различными детскими почерками листки. Очень многое открылось для меня в тот вечер, когда приводил в систему предложения моих пятиклассников. Тогда-то в тетради возле фамилий учеников и появились первые записи, которые легли затем в основу будущего дневника Так я узнал, что Сонечка Морозкина мечтает о драматическом кружке, а Павлик Хлопин хочет исследовать заречные пещеры и найти там клад, который, по рассказам бабушки, спрятан был там еще в прошлом веке. Розочка Краева попросилась быть вожатой у октябрят — в первом «Б»: «Я так люблю возиться с малышами», — приписала она. Словом, у каждого было что-то свое...
      Нужно ли говорить, что до претворения в жизнь всех ребячьих планов лежал трудный тернистый путь, но в целом проведенная с классным коллективом работа была настолько полезна, что некоторые предложения ребят я использовал при планировании и в последующие годы. Так, в пятом классе мы не смогли провести литературный вечер, посвященный Волге, вечер, идею которого выдвинула Римма Ткаченко, девочка с несомненными поэтическими способностями и верным пониманием прекрасного. Я еще не знал как следует своих питомцев, да и не хотел проводить мероприятия ради галочки. Зато в седьмом классе мы решили вынести нашу литературно-музыкальную композицию на общешкольную сцену. Готовиться к этому вечеру начали еще в сентябре. Прежде всего каждому дали задание. Одни отвечали за декорации, другие — за музыкальное оформление, третьи — за техническое оснащение. Ни один не остался без дела. Главная нагрузка легла на плечи чтецов и певцов. Причем на общем собрании постановили: «Читать и петь должны все! Неспособных в нашем классе нет!» С песнями мне, конечно, помогала учительница пения. А с выразительным чтением пришлось помучиться. Чуть ли не каждый день после уроков оставались на репетицию.
      Я вначале боялся, что начнут жаловаться родители: «Перегрузка!» Но однажды пришел отец Славы Солдаткина: «Сына раньше книгу не заставишь открыть. А теперь — пристрастился. Ходит , по комнате, вслух декламирует. И ничего, получается!»
      На вечер пришло очень много родителей. Вот какая запись ' осталась у меня в дневнике о том незабываемом дне: «Зал погрузился в темноту. Лишь голубые блики подсветки играют : на колеблющихся складках занавеса. (Это Шурик Крайнев и Гриша Пискунов взяли на себя световые эффекты.) Тихо, будто i принесенные издалека утренним ветерком, донеслись слова песни:
      Над Волгой широкой,
      На стрелке далекой...
      Раздвинулся занавес. В лучах вспыхнувшего прожектора на ^ самом краю сцены — Сонечка Морозкина. Первая произнесенная ею фраза: «О Волга! Колыбель моя!» — приковала внимание всех. Вообще чтецы держались молодцами. Читали с таким подъемом, с таким хорошим душевным настроем, что даже небольшие заминки — чаще всего от волнения — воспринимались слушателями как должное...
      Помог кинопроектор. На экране возникали картины Верхневолжья: простор Рыбинского моря, Ярославская стрелка, кинешемский бульвар, где снимались кадры из фильма «Бесприданница», текстильные фабрики, химические заводы, некрасовские и левитановские места. Звучал неплохо и наш хор. Особенно в песне-концовке: «И будет вечен бодрый труд над вечною рекою!»
      Чего скрывать: чувствую удовлетворение. Особенно потому, что довольны ребята. Все без исключения: «Не зря, мол, поработали...»
      Чему научил меня как классного руководителя тот литературный вечер? Я убедился, что надо браться лишь за те мероприятия, которые класс может провести на высоком организационном, идейном и эстетическом уровне. В подготовку и проведение любого мероприятия необходимо включать как можно больше учащихся, чтобы оно стало делом коллективным, а не уделом одних и тех же безотказных активистов. Не бояться поручать ребятам самые ответственные, самые важные задания, чтобы они чувствовали себя очень необходимыми людьми в классе и в школе. Плох тот воспитатель, который все взваливает на свои плечи, все стремится выполнить сам, не доверяя ребячьей инициативе и самостоятельности.
      За долгие годы педагогической работы мне не раз приходилось слышать от коллег сетование на то, что, мол, планирование отнимает много сил и времени, а жизнь, мол, все равно перекраивает и переиначивает наши планы по-своему. Выдвигались нередко соображения насчет упрощения и сокращения планов воспитательной работы. Надо сказать вполне определенно: хороший, продуманный план — это надежный компас. Он помогает каждому держать верное направление в бурном море школьных будней, не позволяет сбиться с намеченного курса, напоминает постоянно о главных, о решающих задачах, поставленных перед воспитателем, перед ученическим коллективом. Без ясного, четкого плана, откровенно говоря, мы бы запутались в текучке ежедневных, пусть порой и очень необходимых, дел, не смогли бы успешно идти вперед. Такой план помогает классному руководителю включить ученический коллектив в систему обще-школьных, районных и городских мероприятий. Иначе бы каждому из нас пришлось вариться в «собственном соку», действовать в одиночку, на свой собственный страх и риск. А школа — организация идеологическая. Она не может стоять вне жизни, вне политики, и классному руководителю в своей деятельности необходимо опираться на коллективный, общенародный опыт воспитания, на великую школу жизни, в которой, по словам М. И. Калинина, происходит «непрерывный процесс воспитания масс, где воспитателем является сама жизнь, государство, партия»
      Сейчас таким своеобразным обобщением коллективного опыта является «Примерное содержание воспитания школьников» — рекомендации по воспитательной работе, которые одобрены Министерством просвещения СССР (М., Просвещение, 1980). Тогда же, в первые годы моей работы, меня очень мучило отсутствие таких рекомендаций и мое неумение установить творческий контакт с другими воспитателями. Возможно, мешало самолюбие: не мог прийти за советом к старшему, посмотреть, поучиться. Хотелось доказать, что я сам, без посторонней помощи, смогу справиться со своими воспитанниками. Разумеется, из-за этой пресловутой «автономии» я часто попадал впросак. Да и в самом деле: можно ли, например, идти в поход, не побеседовав предварительно с преподавателем физкультуры, с учителем географии? И разве получится интересная краеведческая экскурсия, если не проконсультироваться с учителем истории, который раскроет тайны предполагаемого маршрута, без чего и немыслим нужный воспитательный эффект. Позднее пришло и ко мне «чувство локтя», чувство хорошей педагогической общности с коллегами, понимание необходимости единых требований к ученикам, без чего, как мне кажется, даже самые прекрасные начинания могут обернуться неудачей. Теперь я всегда помню слова А. С. Макаренко о том, что если воспитатели не соединены в коллектив и коллектив не имеет единого плана работы, единого тона, единого точного подхода к ребенку, то не может быть никакого воспитательного процесса.
      Коллективное планирование ни в коем случае не мешает проявлению индивидуальных особенностей воспитателя. Наоборот, чем интереснее и своеобразнее личность педагога, тем весомей и значительней его вклад в дела и учительского, и ученического коллективов, тем сильней его влияние на весь воспитательный процесс. При проведении внутриклассных мероприятий у воспитателя поистине неограниченные возможности творить, выдумывать, пробовать. Здесь в полной мере может раскрыться личность классного руководителя, его лучшие человеческие и педагогические качества. Но было бы серьезной ошибкой полагаться только на свою одаренность, на богатое воображение, на молодой задор и энтузиазм. Спору нет, они необходимы в работе с детьми. И все же никогда не надо забывать мудрых мыслей К. Д. Ушинского: «Искусство воспитания имеет ту особенность, что почти всем оно кажется делом знакомым и понятным, а иным даже делом легким, — и тем понятнее и легче кажется оно, чем менее человек с ним знаком, теоретически или практически. Почти все признают, что воспитание требует терпения... но... кроме терпения, врожденной способности и навыка, необходимы еще и специальные знания...».
      Я все больше убеждался, что мне, как воспитателю, приобретать специальные знания необходимо. Поначалу же казалось, что нет ничего проще, чем организовать с ребятами беседу о литературе: я словесник, люблю поэзию, знаю наизусть много стихотворений. Поэтому я щедро включил в свой первый воспитательский план многочисленные мероприятия, посвященные памятным литературным датам. Но удовлетворения, честно говоря, от проведенных бесед не было. Лишь к концу учебного года я понял, что к каждой беседе надо много и серьезно готовиться самому и готовить своих воспитанников, создавая в классе тот нравственный настрой, который обеспечивал бы наилучшее восприятие рассказа. А это возможно лишь тогда, когда ребята ждут живого слова педагога, как радостного праздника.
      Недопустимо брать случайную форму работы, особенно ту, которая исключает участие в ней детей. Методика беседы не менее сложна, чем методика хорошего урока. Приходится продумывать все до мелочей: с чего начать, как использовать наглядность, музыку, как лучше построить выступления ребят. Не будет преувеличением, если скажу, что беседа педагога с учащимися — это сплав искусства с наукой. Подняться каждый раз до этих вершин нелегко. Стремиться же к ним надо постоянно. И не бояться неудач, которых в начале педагогического пути бывает подчас больше, чем удовлетворения сделанным.
      Но то, что запомнилось мне, не забудется, я уверен, и моим воспитанникам. А запоминается всегда то, во что было вложено много труда, много душевных усилий. Поэтому так отчетливо и ясно мне видится далекий январский день, когда мы с классом отмечали шестидесятилетие Михаила Исаковского.
      Вначале предполагалось сделать короткое сообщение о жизни и деятельности поэта, прочитать несколько его стихотворений. Но стихи захотели читать все, так как совет дружины объявил конкурс на лучшего чтеца. Самые активные книголюбы подготовили викторину: надо было угадать, из каких произведений Исаковского взяты те или иные отрывки. Ребята принесли свыше двадцати пластинок с песнями на слова Михаила Васильевича: «Катюша», «Провожанье», «И кто его знает», «В лесу прифронтовом», «Огонек», «Летят перелетные птицы» и др. А самое главное — написали доброе, теплое письмо поэту, поздравили его с днем рождения, пожелали здоровья и творческих успехов.
      Календарная литературная дата, скромно внесенная в мой план, обернулась для класса памятным событием. Гимном Родине, ее народу звучали стихи поэта. Дружеское соревнование: показать, как надо читать любимые стихи, — усиливало впечатление от настоящей, подлинно народной поэзии Исаковского. Самой большой радостью для ребят было ответное письмо Михаила Васильевича. Обращаясь к пионерам, поэт писал:
     
      «Дорогие ребята!
      Спасибо вам за ваше внимание и за добрые пожелания. Насколько мне позволит здоровье, постараюсь выполнить ваш наказ — писать больше песен и стихов о советском народе, о школе, о детях. Всем вам желаю, чтобы вы счастливо росли и хорошо учились».
     
      Когда мы расходились по домам в синем зимнем сумраке, кто-то из ребят задумчиво произнес:
      — А все-таки это здорово — стихи!
      Возможно потому как отклик на неустанный воспитательский поиск в моем дневнике рядом с лаконичной записью об юбилее Исаковского остались строки:
     
      Когда кончаются уроки,
      То после смены, в тишине,
      Рождаются невольно строки
      О прожитом нелегком дне.
     
      О дне учительском, который
      Еще как должно не воспет.
      Уже затихли коридоры,
      И потушили в классах свет.
     
      А я, еще не успокоясь,
      Уже живу грядущим днем,
      Вновь будут радость.
      Беды в нем,
      И каждый шаг мой — трудный поиск...
     
     
      2. Дети есть дети, и все — с чудинкой
     
      Весной, в конце первого учебного года моей учительской жизни, в нашем классе произошло чрезвычайное происшествие. Самый тихий и примерный из мальчишек Боря Окунев во время перемены остался в классе один и пытался спуститься вниз из окна на втором этаже, но сорвался и, упав, сильно ушиб ногу. Как назло, в этот день меня с утра вызвали в роно на совещание. Когда я вернулся, ребята встретили меня в вестибюле, окружили плотным кольцом и наперебой стали рассказывать о случившемся. Слушая возбужденные голоса, я просто недоумевал; как мог решиться на такой безрассудный поступок Боречка Окунев. И я поспешил в хирургическое отделение нашей городской больницы.
      — Скоро танцевать будет, — успокоил дежурный врач. — Да он и сейчас не особенно унывает. Ребята ему тут книжек принесли целую кучу. Все приключения да путешествия. Скучать не станет.
      Борис и впрямь не выглядел пострадавшим. Убрав под подушку «Всадника без головы», он весело поздоровался со мной:
      «Вы не расстраивайтесь — я скоро приду на занятия. Заниматься здесь буду — не отстану».
      — Это все хорошо! — сказал я. — Но, может, ты объяснишь мне, как это произошло?
      Лицо мальчика поскучнело. Отводя взгляд в сторону, Боречка ответил неохотно:
      — Учебник на карниз упал. Я за ним. Ну и сорвался.
      Я понял, что подросток не хочет говорить правду. Но допытываться до истины не стал: и так у мальчишки много переживаний. Сделал вид, что поверил объяснению.
      — Ладно, поправляйся скорее!
      Вечером навестил Окуневых. Родители тоже недоумевали, как их сын оказался «героем дня»?
      — Заскок, да и только! — смущенно говорил отец. — Чтобы 'Борис полез за учебником на карниз — ни за что не поверю. Он вечером в сад выйти боится.
      Мать вышла меня проводить. Остановившись у калитки, обеспокоенно заговорила:
      — Изменился Борис за последнее время. Дружки какие-то завелись. Свистнут под окном — он сразу на улицу. Начну расспрашивать — молчит, и вот что на столе нашла...
      Она протянула листок бумаги, на котором печатными буквами было написано: «Окунь! Срок истекает. Сдрейфишь — пеняй на себя!»
      — Возьмите, может, пригодится, — сказала Окунева. — И что с ним стряслось, ума не приложу. Раньше всем со мной делился. А теперь будто подменили парня. Вырос уже, что ли?
      — Растет! — сказал я.
      На другой день пришел в школу пораньше. Открыв окно, посмотрел на карниз. Нет, учебник на нем удержаться не мог: выступ с полкирпичика и к тому же с наклоном... Ясно, что версия с учебником придумана для отвода глаз. Так что же тогда?
      Вспомнил о записке. Сколько подобных записочек написал и получил я в свои школьные годы! Радостных и огорчительных, явных и зашифрованных. Чего только не таили в себе загадочные :,для других и понятные для посвященных лаконичные строки! Все в них было: фантастические, смелые замыслы и планы, будничные классные дела, ссоры и примирения, приглашения на свидания, признания в любви. Когда же эти листочки попадали в руки : взрослых, они так же тревожились, как сегодня родители Бориса, как я. И нет сомнения, что между запиской и поступком Бориса есть какая-то связь...
      Нам, взрослым, поступок подростка кажется странным, безрассудным, лишенным логики, подумал я. Для нас это чрезвычайное происшествие. Мы огорчены и в то же время облегченно вздыхаем, что оно окончилось более или менее благополучно. Но почему бы не поискать причин, которые толкнули Бориса на опасный и рискованный шаг? Ведь наверняка они были: для нас сумасбродные и дикие, а для подростка очень важные и веские. Иначе бы Боречка не стал умалчивать о них. Он живет в своем ребячьем мире, в который редко пропускают взрослых. И этот мир для него так же сложен и интересен, как мир, окружающий нас... Я попытался представить себя на месте Бориса. Отец сказал; «Вечером в сад выйти боится». Но не побоялся спускаться со второго этажа. В записке — категоричное: «Сдрейфишь — пеняй на себя!» Не в этом ли разгадка?
      Взглянув еще раз в окно, я обнаружил, что приблизительно в двух метрах от него зеленеет высокий раскидистый вяз. Длинные гибкие ветви чуть ли не стучатся в рамы, а некоторые свисают почти до земли. Что бы сделал я, если бы захотел показать сверстникам свою смелость и отвагу? Возможно, встав на подоконник, схватился бы за ветку — ту, которая покрепче! — и спустился бы вниз. А почему бы и нет? Разве не на такие отчаянные выходки способны мальчишки, когда хотят проверить и показать свое мужество! Особенно — если кто-то из ровесников уже совершил «геройство» и от него отставать не позволяет мальчишеское самолюбие.
      Умный и тонкий психолог, великолепный знаток детской души Корней Иванович Чуковский говорил, что ребенку важнее всего быть о себе высокого мнения. Для него невыносимо сознание, что он не способен к тем действиям, которые у него на глазах совершают другие. Ребенок хочет быть Колумбом всех Америк и каждую заново открыть для себя.
      А пятый класс — подростковый возраст — «зона высокого риска», переходный период, как определяют его педагоги, психологи и врачи, когда подросток стремится утвердить себя в мнении окружающих, завоевать авторитет, признание, уважение. Утверждение идет у каждого по-своему, и нельзя представить становление характера без самоутверждения, без стремления идти навстречу трудностям и испытаниям.
      Замечательный польский педагог Януш Корчак был глубоко убежден, что детство вовсе не преддверие жизни, а сама жизнь — напряженная, содержательная, насыщенная, радостная и драматическая. Каким бы тихим и скромным в классе ни был Боречка Окунев, нет сомнения, что и он живет этой, исключительно сложной и интересной внутренней, духовной жизнью. Не случайно даже в больнице не расстается с романом Майна Рида. А в его библиотечном формуляре книги о путешествиях и приключениях, о Георгии Седове и Амундсене, о папанинцах и Миклухе-Маклае. Наверняка владеет мальчишкой мечта стать бесстрашным исследователем или отважным капитаном. Кто знает, может, именно здесь, на втором этаже школы, Боря Окунев попробовал испытать себя на храбрость? Я опять взглянул на шумевший за окном высокий вяз. Неожиданная догадка пришла мне в голову, и я решил рискнуть...
      Оставив в классе после уроков всех моих мальчишек, спросил напрямик: «Кто из вас спускался отсюда через окно в сад?» Мальчишки молчали. Но по тому, как они обменялись быстрыми взглядами, я понял, что вопрос попал в цель. Наконец поднялся Шурка Крайнев с нарочито изумленным недоумевающим видом: «Разыгрываете... Как это можно — отсюда и вниз?»
      — Оказывается, можно. — Я распахнул окно и притянул к себе толстую ветку. — Ветка опускает вас почти до первого этажа. А там и прыжок не страшен. Это удалось одному, другому... Но нельзя все время испытывать судьбу, и ваш товарищ поплатился за чье-то безрассудство, за чей-то дурной пример. Поплатился довольно крепко...
      — Эх, разболтал уже. — Крайнев даже крышкой парты хлопнул с досады. — Говорил, что нельзя с ним связываться. А еще честное слово давал...
      И сразу же осекся, сообразив, что выдал секрет. Я рассмеялся, засмеялись и все мои мальчишки.
      — Борис свое слово держит, — сказал я. — Всю вину взял на себя. Не хочет товарищей подводить. Они же его подвели здорово.
      — Кто знал, что ветка сломается, — вскочил Крайнев. — До этого пружинила мирово. К тому же Боречка и не предупредил никого. Все ушли завтракать, а он один остался — и прыгнул.
      — С вами прыгнешь, коли срок истекает. Кому хочется трусом прослыть.
      — Откуда вы все знаете? — теперь удивление Крайнева было искренним. Он оглянулся назад — на приятелей, потом решительно махнул рукой.
      — Ладно, чего уж тут в прятки играть. Я это написал. Чтобы никто ничего не боялся. Вот и проверяли друг друга. Чтобы в поход вместе идти, товарищей выручать и вообще.
      — Ив поход вместе идти хорошо! И товарищей выручать надо! — сказал я. — Но, право, стоит каждому из вас запомнить слова Сервантеса — автора «Дон Кихота». Он очень верно заметил, что смелость без осмотрительности именуется безрассудством. Так что про прыжки из окна забыть!
      — Не маленькие — понимаем, — с достоинством произнес Шурик. — Но откуда все же вы узнали, если Боречка не проговорился? Тайна все-таки...
      — Для того и тайны, чтобы их разгадывать, — отшутился я.
      Не мог же сказать я о том, что история с Боречкой на миг перенесла меня в далекое детство, напомнила многие мои выдумки и проделки, из-за которых мне тоже крепко доставалось. Не будь этих приключений, вряд ли бы догадался я, в чем суть чрезвычайного происшествия. Узнать-то бы все равно узнали, сомнения нет. Докопались бы до зачинщиков. Наказали бы их. Только ведь важнее всего понять, что двигало подростками, какие чувства и помыслы владели ими. Понять, чтобы дружески предупредить повторение подобных случаев. Понять, чтобы направить неуемную мальчишескую энергию и фантазию в нужное русло, нацелить их на полезные и хорошие дела. Откровенно говоря, й был счастлив, что сумел тогда наити с ребятами общий язый что сблизился с мальчишками и пошел с ними в летние каникулы в поход, что в этом походе они показали себя действительно мужественными, отважными, смелыми. Разумеется, вместе с нами был и Боречка Окунев — полноправный член нашего туристского содружества.
      Я покривил бы душой, если бы сказал, что мне всегда удавалось понять детскую психологию. Но, помня свое детство стремился по возможности с бережливостью и осторожностью относиться к сложному процессу духовного и нравственного созревания, к многокрасочному, богатому и щедрому внутреннему миру подростков. Ведь бывает, что одно лишь грубое слово, одна лишь брошенная сгоряча реплика может разрушить обаяние и красоту прекрасного, почти что сказочного царства ребячьих игр, стремлений и фантазий. Наверное, поэтому ребята так неохотно допускают взрослых в свое тайное тайных. Сказывается, вероятно, какая-то интуитивная боязнь, что старшие могут не понять, а еще обиднее — могут высмеять, оскорбить то, что для ребенка было самым дорогим, сокровенным и заветным.
      Эту особенность детской психологии тонко чувствовал В. А. Сухомлинский: «Дети живут своими представлениями о добре и зле, чести и бесчестии, человеческом достоинстве, у них свои критерии красоты, у них даже свое измерение времени: в годы детства день кажется годом, а год — вечностью. Имея доступ в сказочный дворец, имя которому — детство, я всегда считал необходимым стать в какой-то мере ребенком. Только при этом условии дети не будут смотреть на вас как на человека, случайно проникшего за ворота их сказочного мира, как на сторожа, охраняющего этот мир, сторожа, которому безразлично, что делается внутри этого мира».
      Да, как бывают счастливы дети — и в пять, и в десять, и в пятнадцать лет, когда встречают в старшем наставнике чуткого и доброго друга, который с великим уважением принимает, как сеои, их радости, заботы, тревоги и мечты. Словом, как писал Антуан де Сент-Экзюпери в мудрой сказке-притче «Маленький принц»: «Понимает все на свете, даже детские книжки». Конечно, не каждому классному руководителю удается взглянуть на мир глазами ребенка. Но попытаться сделать это необходимо. Главное — быть искренним в стремлении понять младшего. В искренности — залог сердечного взаимопонимания воспитателя и воспитанника. Отсутствие же взаимопонимания чаще всего приводит к отчуждению ребенка, к конфликту, пусть на первый взгляд незначительному.
      ...«Чудной он какой-то! — со слезами на глазах жаловалась мать Олега Краснова. — Вчера прихожу с работы, а он по всей квартире бумажки разложил. Из старых газет нарезал — треугольниками, квадратиками. Даже пола не видно: одни бумажки, рядами лежат. Я, конечно, рассердилась: нашел, мол, занятие — мусорить — и все бумажки в ведро выбросила. Так он обиделся — из-за бумажек-то! — губы надул. Сел за стол, со мной не разговаривает, в окно смотрит. К учебникам и не притронулся».
      Я живо представил непоседливого своего воспитанника, пятиклассника Олежку, увидел, как увлеченно и старательно он по полу бумажные треугольники и квадратики раскладывал. Возможно, это были боевые эскадры, которые смело шли на врага... А может, это выстраивались гвардейские батальоны перед решительным штурмом. Интересно, что он разыгрывал: морское сражение или Бородинскую битву? Или увлекся совсем неизвестной нам, взрослым, игрой, рожденной неуемной мальчишеской фантазией? Но что бы ни было, я понимал Олега. Память сразу перенесла меня в далекое детство, когда впечатления от прочитанных книг, мечты о путешествиях и приключениях чудесно преображали окружающие нас обычные вещи. Густо разросшийся малинник в саду казался непроходимыми джунглями, ручей з овраге — таинственной и манящей рекой Амазонкой, а пустые спичечные коробки превращались то в лодки, то в танки, то в поезда. Меня, бывало, тоже обижало бесцеремонное вторжение взрослых в наш чудесный, созданный богатым детским воображением мир: «Ну чего свои коробки нагромоздил! Пройти нельзя!» И я. естественно, вступился за подростка:
      — Он во что-то играл. А вы, не разобравшись, нарушили игру.
      Мать Олега недоуменно посмотрела на меня:
      — У меня что, забот своих мало? Буду я еще в его бумажках разбираться! Да и хватит ему в игрушечки играть. В пятом классе уже, а на уме выдумки, затеи. Уроки бы лучше учил... Так нет — изобретает все. Непутевый, да и только! Поговорили бы как классный руководитель...
      К сожалению, такой разговор с родителями не исключение. Старшие, забывая свое собственное детство, нередко очень болезненно и раздраженно воспринимают игры, затон и увлечения своих детей. Особенно тогда, когда эти ребячьи выдумки неожиданны, искрометны, когда они поражают своей необычностью и оригинальностью. Сколько здесь надо тактичности, внимания и терпения со стороны взрослых, чтобы нс обидеть подростка грубым словом, чтобы не спугнуть первое искреннее увлечение несправедливым упреком! А ведь бросают такие упреки родители — бросают, не подумав о последствиях, порой исходя даже из добрых побуждений:
      — Сейчас же оставь лобзик и открой биологию. Будешь плохо заниматься, выброшу твои безделушки.
      А парнишка вкладывал в эти самоделки из фанеры всю душу, он любил пилить, строгать, выжигать, выпиливать, мечтал о ПТУ, где готовят краснодеревщиков. Слова матери ранят его, и, кто знает, не с этого ли дня он стал замыкаться, таить от взрослых свои заветные мысли.
      В другой семье тоже конфликт: «Опять притащил щенка. По математике «тройка», а он с собаками возится. Немедленно убери из дома своего щенка!» Отец сердится, а ему бы приглядеться к сыну и увидеть, что в подростке крепнет огромная самозабвенная любовь к природе и ко всему живому на земле, что на книжной полочке — книги Михаила Пришвина, Константина Паустовского, Виталия Бианки, что даже телевизор включается лишь тогда, когда идут передачи о животных. Как важно заметить эту благородную, светлую искорку и сделать все возможное, чтобы вспыхнула она ярким пламенем своего — единственного навсегда — человеческого и гражданского призвания. У каждого ребенка мысль развивается своеобразными путями, каждый умен и талантлив по-своему, напоминал В. А. Сухомлинский. Требуется величайшее уважение к своеобразию личности ребенка, потому что на унижение своего личного достоинства со стороны старших подросток нередко отвечает упрямством или грубостью.
      Об этом никогда не надо забывать воспитателю, особенно в работе с так называемыми трудными подростками. «Непутевый», «трудный», «неподдающийся» — подобные тревожные эпитеты-ярлыки подчас мешают разглядеть в подростке самобытный, непохожий на других характер. Нет выше обязанности, нет священнее долга и родителей, и педагога, чем найти в каждом ребенке то доброе начало, которое поможет становлению настоящего гражданина.
      Помнится, -как напутствовала меня моя первая наставница, руководительница педагогической практики Глафира Алексеевна Кузьмичева: «Дать ученику глубокие и -всесторонние знания — это прекрасно. Это необходимо! Но в сто крат необходимее увидеть в душе воспитанника его чудинку-золотинку. А они — эти золотинки — в каждом ребячьем сердце есть!» За четверть века учительского труда я много раз убеждался в справедливости этих слов... Как тут «е вспомнить Сережу Петухова. Никто, пожалуй, не доставлял мне столько тревог, какой. Обыкновенный мальчишка с взъерошенными волосами, с веснушками на носу и щеках. С виду и не подумаешь, что он в школе первый возмутитель спокойствия. И не проходило дня, чтобы Сергей чего-нибудь не натворил. Не успеешь войт<и в учительскую — сразу жалобы:
      — А ваш Петухов опять отличился. Мешки у столовой .лежал и. Так он мальчишек подбил бег в мешках провести. Представляете, что на этаже в переменку творилось!
      Я, конечно, представлял и шел к «своему» Петухову. Глядя на меня ясными, откровенными глазами. Сережка .никогда не запирался: «Про мешки я в «Затейнике» прочитал. Вот и решили сами испробовать».
      — Чтоб сейчас же мешки отнес завхозу!
      — Будет сделано! — скороговоркой отвечал Петухов. И я знал, что подросток выполнит обещание. Может, поэтому прощал ему нередко шалости и проказы. К тому же Сергей учился неплохо. Бойкий и смекалистый, он материал схватывал быстро, соображал, как любил повторять учитель математики, и это разгоняло тучи, нередко собиравшиеся над его головой'. Но однажды гром все же грянул. И как еще грянул! На уроке биологии, заставив всех испуганно вздрогнуть, раздался взрыв. Это Петухов украдкой под партой набивал порохом сделанный им самопал. Не рассчитал, нажал посильнее — и порох взорвался. Гвоздем-шомполом Сергея ранило в руку. Когда врач делал ему перевязку, он мужественно успокаивал перепуганную учительницу: «Да вы не расстраивайтесь! Сам виноват!» В медицинский кабинет спешили педагоги.
      — Выбросить эту гадость! Сломать и выбросить! — сказал завуч, показывая на злополучный самопал.
      Но наш мастер — преподаватель столярного дела Николай Николаевич опередил всех: «Дайте-ка мне рассмотреть получше! Рукоятка-то — прелесть! Вы только посмотрите, как подобрано дерево, как отшлифовано!»
      ИГ, повернувшись к подростку, спросил: «Сам сделал?»
      — А кто же еще? — буркнул Петухов. — Конечно, сам...
      — Заживет рука — приходи ко мне в мастерскую. Мы сейчас одну сложную модель делаем.
      Подросток оживился:
      — Я сегодня же приду...
      Нарушитель спокойствия стал все вечера проводить в мастерской. Летом на областных соревнованиях его модель — торпедный катер с бензиновым моторчиком — проплыла быстрее остальных.
      И в других моих классах были такие же ребята: озорники и фантазеры, непоседливые, беспокойные, неистощимые на разные выдумки. Нередко от их проделок опускались руки. Все же, как бы ни было трудно, я не спешил с выводами, не поддавался первому впечатлению. Надеялся: сквозь наносное, временное, возрастное пробьется и возьмет верх хорошее, что непременно есть в каждом ученике. С годами укреплялось мнение: ребят на одну мерку мерить нельзя. Сколько учеников — столько и характеров. У каждого свои интересы и наклонности, свои психологические особенности. Подгонять всех под идеал примерного ученика, — значит, забывать о человеческой личности, отмеченной неповторимостью. Именно в этой неповторимости заключается часто зародыш самого главного в подростке, что завтра станет его призванием, определит его жизненный путь. Если говорить честно, кому из учителей не хочется, чтобы его воспитанники были «без сучка, без задоринки». И вот, стремясь сделать класс «благополучным во всех отношениях», некоторые из нас и забывают о том, что каждая фамилия в журнале — это человеческая индивидуальность и требует особого, единственного для нее подхода. Забвение этого педагогического принципа приводит ко многим печальным последствиям. Чаще всего ребята замы каются, отдаляются от воспитателя. Возникает такая зона отчуждения — и очень трудно, а иногда невозможно вызвать ученика на откровенность. Бывает, что юноша или девушка переступает школьный порог, ничем примечательным себя не проявив. И обидно впоследствии узнавать, что где-то очень скоро у твоего воспитанника раскрылись таланты физика, химика, журналиста. Радуешься за судьбу выпускника, и все же обидно: мимо тебя прошла напряженная внутренняя жизнь старшеклассника.
      Вот так однажды в десятом классе я чуть не «упустил» Веру Иванову. Она числилась в середнячках, по всем предметам — тройки.
      — С математикой она не в ладах, — жаловался преподаватель.
      — С физикой тоже!
      — Возможно, она гуманитарий?
      Я же особой склонности к литературе у девушки не замечал. На уроках литературы была молчалива. Дискуссии и споры о Базарове и Раскольникове, об Андрее и Пьере, казалось, ничуть не затрагивали ее. Сочинения писала немногословные — «на уровне».
      А привычка что-то рисовать во время моего объяснения мешала и раздражала меня. Стоило приблизиться к парте, Вера поспешно убирала тетрадь. Невольно появлялась неприязненная мысль: «Моды, наверное, — юбочки, платьица... Чем ей еще интересоваться!» Как-то я все же не выдержал: прервал рассказ и отобрал тетрадь.
      — После уроков зайдешь, поговорим!
      Раздражение сразу исчезло, стоило мне открыть первую страницу. Рядом с лаконичными, короткими строками конспекта я увидел персонажей пьесы «На дне». Красивая и хищная Василиса, отчаянный, чем-то смахивающий на молодого Горького Васька Пепел, Бубнов на нарах — в позе Будды, старикашка Лука с котомкой за плечами. А на самом верху страницы, над черными волнами моря, реял, широко распластав крыльями, Буревестник. Как ни были торопливы рисунки, они свидетельствовали о несомненной одаренности девушки, о тонком вкусе и глубоком понимании литературного произведения. Когда Вера пришла после уроков в кабинет, мне стало как-то неловко от ее тревожного взгляда. Теперь-то я понимал, что таится под внешним безразличием старшеклассницы.
      — Мне понравились твои рисунки, — сказал я. — Можно я оставлю эту тетрадь у себя?
      Вера немного растерялась. Радостная и в то же время еще недоверчивая улыбка пробежала по ее лицу:
      — Вам действительно понравилось?
      — Очень! Ты просто молодец... И знаешь, о чем я подумал? Может, ты сделаешь для урока несколько копий с «Окон РОСТА» — плакатов гражданской войны? Они очень бы мне помогли...
      — У меня нарисован портрет Маяковского, — тихо сказала девушка. — Я очень люблю его... Его стихи...
      Сейчас Вера Иванова преподает рисование и черчение в одной из ленинградских школ. Книги по-прежнему ее неизменные спутники. И кто знает, быть может, как-нибудь открою томик Горького или Шолохова и увижу выразительные иллюстрации, сделанные бывшей моей ученицей...
      Нелегок путь к таким открытиям, но ими и прекрасен учительский труд. И мы, воспитатели, бываем счастливы, когда оказываемся первооткрывателями способностей и дарований учащегося.
      Со временем я сделал очень важный для себя вывод: надо стараться как можно лучше узнать ученика. Перефразируя известные слова К. Д. Ушинского, можно сказать, что если классный руководитель хочет воспитывать ребенка во всех отношениях, то он должен прежде узнать его тоже во всех отношениях.
      Семейная обстановка, состояние здоровья, друзья — дома и в школе, навыки, интересы, склонности, способности, место в классном коллективе, активность на уроках, участие в общественной жизни — вот далеко не полный перечень вопросов, которые я вносил в свою памятку и на которые стремился ответить по возможности скорее. Без этого, как мне кажется, не создать в отношениях с учеником атмосферу откровенности и доверия, не открыть ту чудинку, которая может стать сущностью человеческой личности. Процесс познания человеческой личности сложен, длителен и труден. Кажется: все знаешь о своем воспитаннике, но вдруг возникает неожиданная, непредвиденная ситуация — и открывается тебе такая ранее неизвестная грань ребячьего характера, что только диву даешься. А бывает и так, что долго не находишь тропку к детскому сердцу, блуждаешь, словно в потемках. Как ни стараешься, не можешь добиться духовной близости, разрушить стенку отчуждения. Подобные неудачи переживаешь с болью, с горечью. Только и в этом случае все равно нельзя терять веру в добрые начала своего воспитанника. Главное: не нужно бояться неповторимой детской самобытности, непохожести на других, детской увлеченности, ярко выраженной индивидуальности. Ни в отрочестве, ни в юности всех под одну гребенку не остричь. А вот направить молодую, бьющую ключом энергию в нужное русло — это задача стоит всегда перед нами — взрослыми, и решать ее предстоит умно, толково, тактично, бережно.
      Не об этой ли человеческой неповторимости напоминает нам в «Поднятой целине» Михаил Шолохов взволнованными словами возницы Аржанова: «Вот растет вишневое деревцо, на нем много разных веток. Я пришел и срезал одну ветку, чтобы сделать кнутовище... росла она, милая, тоже с чудинкой — в сучках, в листьях, в своей красе, а обстругал я ее, эту ветку, и вот она... Так и человек: он без чудинки голый и жалкий...» Кому, как не нам — взрослым, увидеть в каждом ребенке свою красоту, свою чудинку-золотинку!
      С особенной бережливостью следует относиться к мечтам учащихся. В любом возрасте: в детстве, в отрочестве, в юности. Ребята не так уж охотно открываются взрослым. Мир мечты для- них порой самое заветное, самое сокровенное, и малейшее неосторожное прикосновение к нему может безжалостно разрушить что-то очень дорогое.
      В связи с этим не могу не рассказать об одном, поразившем меня случае.
      ...С Юрием Садовниковым мы были соседями по лестничной площадке. Его отец — военный моряк — был в длительном плавании, мать работала на заводе, и я взял шефство над домашними заданиями Юрика. Ровно в два раздавался отрывистый, быстрый звонок: Юрик с трудом дотягивался до кнопки дверного- звонка. Он занимал свое место за круглым обеденным столом под люстрой: Доставал из ранца тетради, учебники и успевал выложить мне все школьные новости. Потом Юрик открывал тетрадь и принимался за уроки. Справлялся он с ними быстро: сначала столбик примеров и задачку, за арифметикой — русский. Книгу для чтения совсем не открывал — знал почти наизусть. Читал Юрик много. Больше всего любил он рассказы и сказки о путешествиях, о дальних странах, о море. Я понимал, почему Юрика тянуло ко мне': стеллажи с книгами по стенам представлялись ему горными вершинами, которые надо было покорить. А может, и не вершинами, а неведомыми островами, где были запрятаны драгоценные сокровища. Поставив последнюю точку, Юрик торопливо засовывал тетради в ранец и бежал к книжной полке. Осторожно поглаживая ладошкой переплеты, он вопросительно смотрел на меня: «Можно?»
      — Конечно, можно! — и я помогал Юрику вытаскивать книгу. Он поудобнее усаживался на диван и затихал. Так мы сидели вдвоем, пока не приходила с работы мама Юрика и не давала длинный, настойчивый звонок. Юрик ставил книгу на место и медленно шел к двери. У порога поворачивался и спрашивал:
      — А вечером вы никуда не уйдете?
      Если я говорил, что буду дома, Юрик неизменно издавал радостный возглас. А вечером снова занимал свое место на диване и, положив на колени книжку, открывал первую страницу. Открывал он ее с таким блаженным выражением лица, что я боялся пошевельнуться. Немного склонив голову набок, Юрик подолгу рассматривал каждый рисунок. Губы чуть заметно шевелились, видимо, он повторял понравившиеся имена и названия. Больше остальных мальчик любил книги о море. Особенно с картинками. Мог без конца вглядываться в очертания могучих линкоров, горделивых фрегатов, изящных бригантин, причудливых каравелл и легких яхт. Тоненьким указательным пальчиком он ласково водил по глянцевому листу, повторяя узор парусов, линии мачт, хитроумное переплетение снастей. Так он просиживал часами, лишь изредка шурша страницами. А в девять вечера тихо говорил: «Спасибо!» — и покачивающейся морской походкой направлялся к двери.
      Вначале я думал, что восторженная любовь Юрика к морю пройдет. Думал, что потом наступит пора увлечения марками или авиамоделями, — все мы в .детстве переболели этими неизбежными «болезнями». Юрик же не собирался менять привязанность. Он с интересом смотрел и остальные книги, но стоило ему увидеть крутые .плечи парусов или веретенообразное туловище подводной лодки, как в глазах мальчугана начинали прыгать задорные солнечные зайчики. А однажды он сказал:
      — У нас на дом свободное рисование: кто что хочет.
      Заметив его радость, я не мог не согласиться:
      — Это, действительно, здорово. Что же ты будешь рисовать?
      Разгладив ладошкой лист, Юрик взял из пенала карандаш, старательно отточил его и несколько минут сидел неподвижно. Вдруг встрепенулся, замахал в воздухе карандашом и провел по бумаге волнистую линию.
      Я .сразу понял, что задумал Юрик, увидев, как из пены волн возникает задорно поднятый бушприт корабля. Рисунок, еще не совершенный, с детскими, порой неуверенными и косыми линиями, поражал своей верностью, можно было подумать, что Юрик ,родился и вырос на море. Все было передано с такой любовью, что я сам засмотрелся на летящий по волнам корабль. Летели крупные зеленые брызги. Упруго натягивались снасти. Свежий ветер наполнял широкие паруса. Можно было различить шлюпки, покрытые брезентом, двери кают и круглое штурвальное колесо в рубке.
      — Придется дома раскрасить, — вздохнул Юрик, любуясь своим рисунком.
      Проведя пальцем по цветному гребешку карандашей, он задумчиво сказал:
      __ Я назову его «Смелый». Нравится?
      — Нравится, — ответил я.
      Юрик ушел, бережно зажав под мышкой альбом со своим «Смелым».
      На другой день я ждал своего приятеля, как всегда, в два. Но вот стрелка прыгнула на четыре, а знакомого звонка не было. Я начал беспокоиться. Вышел на площадку и постучал к Садовниковым. Никто не отозвался. Куда же делся Юрик? Неужели после урока задержали? Или с мальчишками на улице заигрался? Я хотел было вернуться в комнату, как внезапно в пролете лестницы увидел на площадке — этажом ниже — моего пропавшего друга. Он сидел на каменном подоконнике, обхватив руками колени, и смотрел сквозь пыльное стекло куда-то поверх ребристых крыш. Внизу, у батареи, сиротливо валялся ранец. Лицо Юрика было грустно и озабоченно, брови сдвинуты.
      — Ты не хочешь идти ко мне? — спросил я, спустившись по лестнице.
      Юрик молча покачал головой.
      — А когда ты будешь учить уроки?
      Мальчик отвернулся. Я осторожно дотронулся до его плеча:
      — Что у тебя случилось?
      Плечи Юрика дрогнули. Он опустил ноги с подоконника, нагнулся и поднял ранец. Достал альбом для рисования.
      — Вот, — коротко и хмуро произнес Юрик, раскрывая свой рисунок.
      Я не сразу понял, в чем дело. Он стал еще нарядней, старательно и любовно раскрашенный «Смелый». Коричневые борта поднимались над лазурной зыбью, яркой желтизной отливала палуба, а за кормой кружились альбатросы. Всего чудеснее были паруса. Это были настоящие алые паруса Грина. Крылатые и стремительные, они несли на себе пламя зари. Даже карандаша не ощущалось на бумаге, до чего искусно закрасил их Юрик... Не один час, видимо, затратил он...
      И тут же я заметил в уголке — под высокой волной четко выписанную двойку.
      — Почему? — неожиданно вырвалось у меня. — Тут какая-то ошибка!
      Мальчик поднял глаза. В них промелькнула снисходительная усмешка, как будто не я, а он был в пять раз старше.
      — Она никогда не ошибается, — каким-то скучным голосом пояснил Юрик. — Она сказала, что красных парусов не бывает, что я очень ненаблюдательный и невнимательный, и поставила двойку.
      Взяв ранец за ремень, он стал медленно подниматься по лестнице. Худенькие плечи были опущены. А из незастегнутого ранца виднелся тоненький альбом для рисования, в котором терпел крушение корабль, совсем еще недавно так смело мчавшийся по волнам навстречу ослепительному солнцу и не менее ослепительной мечте...
      К сожалению, так еще случается иногда, когда мы, взрослые, из-за спешки, из-за невнимательности, а то и из-за непонимания детской души разрушаем безжалостно мечты ребенка. А ведь без мечты нет детства! Не случайно Василий Александрович Сухомлинский во многих своих работах говорил о необходимости бережно, тактично и осторожно подходить к детской фантазии, к окрыляющей и обогащающей детской мечте. Он страстно протестовал против того, что подчас ребятам не дают возможности даже приблизиться к источнику мысли и живого слова, связывая крылья мечты, фантазии творчества. «Духовная жизнь ребенка, — отмечал он, — полноценна лишь тогда, когда он живет в мире игры, сказки, музыки, фантазии, творчества. Без этого он — засушенный цветок»1.
      Духовная окрыленность учащихся, их умение превращать хорошую, благородную мечту в явь, в хорошие и нужные дела во многом зависит и от классного руководителя. Само наше замечательное время, успехи советского народа, замечательные открытия в науке и технике, завоевания космоса — все это помогает нам воспитывать у юности стремление к поиску, творчеству, созиданию. Именно поэтому я стараюсь как можно чаще включать в план работы беседы о наших современниках, которые упорным трудом добивались осуществления своей большой и светлой мечты.
      Очень поучительны и действенны встречи с выпускниками школы, чьи судьбы — убедительное доказательство того, что голый практицизм, холодный эгоистический расчет противны духу нашего общества, которое уверенно идет к самой светлой мечте — к коммунизму.
      Так, надолго запомнится ученикам встреча с моей воспитанницей Еленой Алексеевой, ныне актрисой Большого драматического театра имени М. Горького в Ленинграде. Немало трудностей и препятствий пришлось преодолеть ей, прежде чем выйти на сцену. Не раз подруги, родственники предлагали девушке выбрать другой, более легкий путь. Но Лена осталась верна своей мечте, не изменила своему призванию.
      Интересно прошел классный вечер под девизом: «Мечтать! Надо мечтать детям орлиного племени». На этот вечер были приглашены и родители учащихся — знатные производственники, учителя, врачи, научные работники. Живой, взволнованный обмен мнениями, рассказы старших о своих профессиях наглядно показали ребятам значение мечты, высокой цели в жизни человека, мечты, которая помогает выбрать самый верный путь, помогает добиться признания и успеха.
      Классный руководитель не должен проходить мимо равнодушия своего воспитанника, мимо его безразличия, пусть даже этот учащийся не вызывает особой тревоги ни в учении, ни в поведении. Нередко задержка творческого начала у подростка, отсутствие увлеченности приводит к печальным последствиям — к привычке плыть по течению, к случайному выбору профессии, к душевной неустроенности или даже опустошенности. Здесь педагог должен проявить максимум настойчивости, такта и изобретательности, чтобы каждый учащийся нашел себе занятие по душе. Конечно, не сразу зажжешь в сердце ученика искорку любознательности и увлеченности. Но необходимо верить, что эта искорка вспыхнет, обязательно вспыхнет. Истинным стимулом человеческой! жизни Антон Семенович Макаренко считал завтрашнюю радость, которая является одним из важнейших объектов работы в нашей педагогической технике. К одному ученику эта завтрашняя радость приходит через книгу, которую дал прочитать воспитатель. Другому я порекомендовал записаться в кружок технического творчества. Третьему помогла найти себя интересная, содержательная экскурсия. Так, например, Вадим Веселов увлекся работой по дереву после посещения музея Ботанического сада, где он увидел различные виды древесины, изумительно красивые по цветовым оттенкам, по переплетению волокон. Стал заниматься сначала художественной инкрустацией, затем «заболел» деревянной архитектурой и после десятилетки успешно поступил в инженерно-строительный институт.
      Часто я говорил и с родителями о необходимости развивать и поддерживать детскую увлеченность. Подсказывал, как лучше включить подростка в общественно полезную деятельность, как передать сыну или дочери творческую окрыленность, интерес к той или иной профессии. Старался чаще использовать яркие факты из опыта воспитания. Например, Мише Иванову любовь к технике привил отец. Чуть ли не с пяти лет он приучал сына мастерить модели, делать оригинальные игрушки. Мальчик увлекся конструированием по-настоящему. Над некоторыми сложными моделями работали вместе — отец и сын, и было приятно видеть такое творческое содружество.
      Вспоминается мне и наш школьный художник Саша Митриковский. Что бы ни рисовал он, неизменно обращался к проектам будущих городов, будущих зданий. Кое-кто из друзей — шестиклассников — бросал с усмешечкой: «Сашка у нас неисправимый романтик». Но учитель рисования, посмотрев рисунки подростка, одобрительно сказал: «Молодец! Умеешь в завтрашний день смотреть!» Я старался всячески поддержать своего воспитанника, не раз просил его помочь в оформлении класса. Мы встретились с Митриковским через десять лет. Совершенно неожиданно — на вокзале. Оказалось, Саша окончил Строительный институт.
      — Вот еду в Красноярск, — сказал он, — Первая командировка. Первое задание. Руководителем группы назначен. Волнуюсь, конечно, ужасно. Новый район будем проектировать.
      Я от всей души пожелал ему успеха. Было очень радостно, что наш романтик не изменил своей мечте.
      Важно, очень важно помочь гражданину страны за повседневными, будничными делами увидеть грандиозную, манящую перспективу. При этом так развивать мечту ребенка, чтобы не превращалась она в маниловскую беспочвенную мечтательность, не уводила в сторону от кипучей жизни страны, от ее практических задач. И не следует бояться со всей прямотой сказать о том, что мечта не сбудется, если не приложить рук. О том, что без борьбы, без труда благие помыслы, мечтания, порывы могут остаться нереализованными. И нет для воспитателя выше счастья и награды, чем сознание того, что он вовремя заметил и поддержал детскую мечту. Мечту, которая стала для молодого сердца путеводной негасимой звездой...
     
     
      3. В одном педагогическом строю
     
      Еще в институте я знал, что правильное воспитание невозможно без тесной связи с семьей. Но это было больше «головное», книжное знание. Поэтому вначале я немало блуждал в потемках, пока на собственном, подчас горьком опыте не убедился, что вообще всерьез нельзя говорить о воспитании ученика, прежде чем не окунешься в атмосферу его семьи, не постигнешь стиль взаимоотношений в семье, не установишь дружеских контактов с родителями своего питомца.
      Работа классного руководителя — это бесконечная цепь загадок и вопросов, на которые нужно давать ответы как можно быстрее и без ошибок, потому что за каждым вопросом судьба твоего ученика. Почему он, такой способный, стал плохо заниматься? Почему он не дружит с товарищами по классу? Почему на уроки приходит вялый и сонный? Почему на переменах возится как сумасшедший? Почему грубит? Почему задумывается, не слушает объяснения, отсутствующим взглядом смотрит на доску с правилами и примерами? Сколько таких и подобных им «Почему?» возникает у воспитателя в течение учебного года... И нельзя спешить с выводами, пока не откроется тебе та сторона жизни ученика, которую мы называем домашними условиями. Поспешишь — можешь нанести ребенку серьезную душевную травму, можешь навсегда оттолкнуть его от себя. Тут поистине: «Семь раз отмерь — один раз отрежь». А приходится и семьдесят семь раз отмерять, прежде чем придешь к определенному решению. Такова уж наша воспитательская должность...
      В моем пятом «Б» Витя Д. был самым тихим и послушным мальчиком. Ни одной жалобы на него не слышал я от учителей. Наблюдалась, правда, за ним странность: как начнешь собирать дневники для проверки, Витин дневник исчезает неизвестно куда... Причем подросток сразу же начинал выдумывать различные причины: «Только что в портфеле был — и пропал», «Наверное, в дороге потерял», «Младшая сестренка изорвала» и т. п. Я очень скоро догадался, что мальчик обманывает. А к концу первого полугодия заметил и закономерность в исчезновении Витиного дневника: он терялся лишь тогда, когда в журнале появлялась двойка по математике. Оставшись с учеником после уроков наедине, я напрямик спросил Витю: «Ты не хочешь, чтобы о двойке знали дома, и потому не даешь дневник для проверки? Да?» На глазах подростка показались слезы: «Меня отец крепко бьет за двойки. А математика мне трудно дается. Только я подтянусь, честное слово, подтянусь, исправлю эту двойку, обязательно исправлю». Стало понятно, что только страх толкает Витю на обман, на ложь. Невольно вспомнились слова Шекспира: «Страх — всегдашний спутник неправды». И себя, конечно, я не мог простить за то, что не вник в сущность Витиных отношений с отцом, доверился первому благоприятному впечатлению от посещения семьи: «Серьезные, заботливые родители...» Пришлось много беседовать с отцом Вити, не раз и не два бывать у них дома, прежде чем в семье исчезли телесные наказания, которые калечили душу мальчика...
      Запомнился мне случай и с Толей Петровым. В школе он ничем не выделялся. Учился средне, в меру был подвижен, словом, тревог у меня не вызывал. Понравились и родители Анатолия. Мать работала в больнице поваром, отец — прораб на строительстве. Они очень внимательно слушали меня на собрании. Затем я побывал у них дома. Чистенькая квартирка. У Толи своя, отдельная комната. Много книг. Ну что мог сказать молодой классный руководитель после первого знакомства? И я с чистой совестью написал в своем дневнике на строке рядом с фамилией Петрова: «Все условия для нормальных занятий». Каково же было мое огорчение и удивление, когда родители Анатолия через два месяца пришли ко мне с жалобой на сына.
      — Не уважает он нас, — со слезами на глазах говорила мать. — Мы для него ничего не жалеем, а он все грубей, упрямей становится. Как на новую квартиру переехали, словно подменили мальчишку. Каждый день из дома рвется. То к Вовке Синицыну, то к Генке Королеву. Это из пятого «А» ребята. Будто медом у них намазано.
      — Книг сколько я накупил. Два шкафа доверху заполнены, — добавил отец и недоуменно развел руками. — Ну что еще парню нужно? Вчера вот стол письменный для него достали. Ни у кого, наверное, такого стола нет — полированный, с шестью ящиками...
      Я успокоил Петровых, пообещав им выяснить причину странного поведения мальчика. На другой же день оставил Толю после уроков в классе. Разговора по душам, в магическую силу которого я так верил по неопытности, не получилось. Толя молчал, упрямо наклонив вниз голову. И я понял, что мои призывы быть благодарным родителям за их заботу не доходят до ученика, а, наоборот
      отдаляют нас друг от друга. В то же время я чувствовал, что не только мальчишеское упрямство, а какие-то другие серьезные побуждения владеют подростком. А какие другие, в тот раз так и не узнал... Признаюсь, у меня тогда мелькнула тревожная мысль: «Интересно, чем занимаются они вечерами у Синицына и Королева? Возраст-то самый трудный... И увлекающийся... Может, поэтому и молчит Анатолий, не хочет друзей подводить...» Выписав из классного журнала адреса, я решил навестить мальчишек. Направился сначала к Синицыну — он жил недалеко от школы. Почему-то предполагал, что взрослых нет дома и ребята предоставлены сами себе. Но дверь открыла высокая девушка с русой косой, как я вскоре узнал, старшая сестра Вовки. Потом в коридоре показались родители. Самым последним появился большеглазый малыш, таща за ухо плюшевого медвежонка. Встретили меня приветливо, и я пробыл у Синицына целый вечер. Пили чай и беседовали о детях, о воспитании, об учительской профессии. Последняя тема волновала больше других сестру Вовки — она работала воспитательницей в детском саду и готовилась поступать в педагогический институт. Мне понравилось, что в этом разговоре о выборе специальности приняли участие и мальчики. Как равные. Никто их не одергивал, никто не говорил: «Рано вам еще об этом думать!» И вообще мне пришлась по душе дружная и непринужденная обстановка в семье. Чувствовалось, что здесь привыкли быть вместе, в большой и хорошей компании, где превосходно уживались и старшие, и младшие. И если в первые минуты я подумал, что Анатолию и впрямь не стоит бегать сюда чуть ли не каждый день: «Хозяевам самим тесно!», то затем убедился, что ребята никому не мешают, что остальные члены семьи могут свободно заниматься своими делами. Мебель была подобрана и расставлена очень искусно, так что две маленькие комнатки казались даже просторными. Ничего лишнего, громоздкого, вычурного, хотя все необходимое было. Люди и вещи в квартире находились в очень верных взаимоотношениях: вещи добросовестно служили людям... Так, в комнате, где я застал мальчишек, книжные полки вдоль стены были приподняты кверху, зато под ними уместились кровать-диван, стол и даже аквариум. Книги доставались с помощью легкой складной лесенки. Когда я вошел, мой Толя с важным видом сидел на ступеньке и читал друзьям сведения о реке Амазонке. А товарищи его, лежа на ковре, старательно изучали разостланную географическую карту.
      Побывал я и на квартире Королевых. Гена с мамой жили в одной комнате, но стоило мне перешагнуть ее порог, на меня повеяло ветром моего детства. На стене висели боксерские перчатки, лук со стрелами и бородатый Миклухо-Маклай. С верхней полочки этажерки рвался в плавание красавец фрегат. К окну была прикреплена кормушка для птиц. А из большого ящика на полу торчали столярные и слесарные инструменты, витки проволоки, обструганные планки. Пахло клеем и сосновой стружкой.
      — Я по суткам работаю, — пояснила мать. — Когда меня нет, они и собираются. Мастерят что-то... Я им не препятствую — . пусть к труду приучаются. Мальчишкам без этого нельзя!
      Я уже догадывался, отчего Толе не сидится дома. Спросил подростка напрямик:
      — А у вас что не собираются? Родители не разрешают?
      Пятиклассник насупился, некоторое время молчал, потом
      заговорил горячо и убежденно:
      — Как в новую квартиру переехали, ни в какую... Однажды собрались — модель к выставке подготовить, так мать целую неделю пилила: паркет поцарапали. А царапинку-то и в микроскоп сразу не заметишь... Отец книг накупил, а шкаф на ключ запирает. Ни одной книжки не могу ребятам дать, мне и то по списку выдает, как в библиотеке. Теперь вот стол приобрели — чтоб он пропал. За ним и уроки не учатся. Только и дрожишь: не испортить бы полировку! Схватишь портфель — и скорее к Вовке. Или к Генке — как заранее условимся. Там себя человеком чувствуешь...
      Вот так я впервые столкнулся с очень сложной педагогической ситуацией, в которой вещи и отношения людей к вещам во многом определяли успех воспитания подростка. А впоследствии я не раз убеждался, как вещи могут активно вторгаться в учебно-воспитательный процесс, в судьбы моих воспитанников. Бывало, они выступали в качестве добрых гениев для ученика. Так, например, призвание очень способного фоторепортера Юрия Смирнова началось с подаренного ему родителями ко дню рождения фотоаппарата «Смена». А бывало, вещи портили и характеры, и жизни моих питомцев. Вся трудность заключалась в том, что нельзя было пользоваться каким-то одним педагогическим рецептом: все зависело от личности ученика и его родителей, от семейного уклада, от окружения подростка, от степени влияния школы.
      Материальное благосостояние советских людей улучшается из года в год. В жизни класса, как в зеркале, отражаются все замечательные перемены, которые происходят в стране. Все больше становится новоселов; значит, увеличивается жилищное строительство. Заметно изменился внешний вид учащихся — молодежь одевается красивее и наряднее. Особенно это бросается в глаза на школьных вечерах, на концертах, в театрах. Телевизор, радиоприемник, проигрыватель, велосипед встретишь почти в каждой семье. Идем на экскурсию — через плечо у подростков фотоаппараты последних марок, транзисторы. Кинокамера тоже не редкость. Что ж, для нашего общества это закономерное явление, которое убедительно свидетельствует о постоянном внимании Коммунистической партии Советского Союза к подъему материального и культурного уровня жизни народа. Этим можно лишь гордиться!
      Закономерно и другое: эти перемены ставят перед семьей и школой множество новых задач по воспитанию юной смены. Иначе и быть не может. «Воспитание есть процесс социальный в самом широком смысле, — писал Л. С. Макаренко. — Воспитывает все: люди, вещи, явления... Со всем сложнейшим миром окружающей действительности ребенок входит в бесконечное число отношений...»1. Нужно ли доказывать, что всем нам очень хочется, чтобы общение с миром вещей обогащало детей нравственно и эстетически, чтобы воспитывало гражданина, творца и деятеля!
      Что же нужно сделать семье и школе, чтобы справиться с этой ответственной задачей? Однозначного ответа, пожалуй, не дашь: слишком уж обширна и многогранна проблема. Но хочу поделиться своими раздумьями на основании многолетней учительской практики. Вернусь к случаю с Голей Петровым. Когда я стал разговаривать с его родителями о том, что вещи, для человека, а не человек для вещей, отец и мать дружно возразили: «Так он же своей пользы не понимает. Все ему останется. Мы в детстве такого не имели, горя немало хлебнули... Так пусть сын теперь в достатке живет!»
      Бытует среди родителей распространенная теория: «Трудимся-то мы для них, для детей своих, во всем себе отказывая... Пусть они ни в чем отказу не знают». Эта слепая родительская любовь ведет к избалованности ребенка. Избалованность, как правило, порождает эгоизм, жадность собственника, психологию тунеядца и потребителя.
      Характерна в этом отношении история с Валерием М. Ну что, казалось бы, зазорного, если мать-портниха стремится одеть сына наряднее, а отец-моряк привозит из плавания авторучки с невероятно экзотическими пейзажами, пестрые куртки, галстуки с попугаями. Но эта возможность — отличиться от других — привела к высокомерию, к зазнайству: «Л у вас такого нет!» Чем старше становился Валерий, тем наглее проявлялись его требования: «Хочу то-то! Сейчас в моде то-то!» Наконец, притязания юноши превысили возможности семьи. К тому же отец заболел и ушел на пенсию. Валерий же привык жить шикарно, как он сам любил выражаться. И заграничное тряпье закрыло все горизонты для способного, одаренного парня. За иностранную вещицу
      унижался, позорил звание комсомольца... Был задержан дружинниками за приставание к иностранным туристам. Потом еще и еще... Развязка была суровой, но логически неизбежной. Валерия исключили из комсомола и из института. Била ли тревогу школа? Несомненно. Педагоги и товарищи по классу пытались остановить падение Валерия. Обсуждали. Предупреждали. Однако каждый раз на защиту сына вставали родители: «Разве это плохо, когда мальчик тянется к красивому?» Как выяснилось впоследствии, в семье с ранних лет приучали к мысли, что счастье — это прежде всего деньги и полный достаток, а те, кто не имеет этого, глупцы и растяпы, которые не умеют жить... Когда родители спохватились, поняв, к чему привела подобная философия, было уже поздно.
      Конечно, не всегда избалованность ребенка в семье влечет за собой такие последствия. С возрастом у многих меняется критерий ценностей и отношение к вещам. Сама наша советская действительность помогает юноше или девушке понять, что уважение и авторитет зависят не от модных туфель и шикарного пиджака, что к вершинам счастья и славы ведет лишь честный и упорный труд. И все же издержки воспитания чаще всего сказываются в мелочах, на первый взгляд незначительных. Культ вещей порочен. Жадность к вещам отвратительна. Но и неумение беречь вещи, расточительность и разгильдяйство тоже губительны. Сколько стульев и парт, сломанных мальчишками в результате бездумной, глупой возни, приходится ремонтировать в школах каждый год!.. Сколько вставляется выбитых стекол!.. Сколько пригодных еще учебников идет в макулатуру! Дежуришь на перемене и видишь, как двое подростков в новеньких костюмах, затеяв борьбу, падают на пол, на раскрошенный мел. Поднимешь — стыдишь: «Неужели не жаль? Мать, наверное, только что купила». И с изумлением слышишь в ответ пренебрежительное: «Подумаешь!» Родители, приходя в школу, часто сетуют на своих детей: «Не умеют, мол, ценить трудовую копейку... Туфли бы дочке носить не сносить, а она в слезы — хочу новые, как у Риты!», хотя ведь это прямая обязанность семьи: воспитать у подростка уважение к родительскому труду и честно заработанному рублю. И не стоит безвольно поддаваться на слезливые просьбы: «Чтоб туфли, как у Риты, а часы, как у Веры!» Здесь классному руководителю необходимо посоветовать родителям, что всего разумнее и полезнее с карандашом в руках, в дружеской беседе показать детям, на что идет зарплата, что действительно надо купить в первую очередь. Правда, некоторые папы и мамы возражают: «Хозяйственных забот ребенку не понять. Зачем забивать голову финансовыми расчетами? Успеют еще...» А ведь правильное воспитание возможно лишь тогда, когда в семье общими являются и радости, и заботы. И очень хорошо, если старшие и младшие сходятся вместе за круглым столом, чтобы обсудить очередную покупку или летнюю поездку, исходя из реальных возможностей и дружеского согласия.
      Надо сказать, что беседы о роли вещей в жизни человека вызывают у ребят огромный интерес. Чувствуется: проблема эта волнует учеников. В откровенном разговоре, в оживленной дискуссии я старался показать своим воспитанникам истинное значение вещей в социалистическом обществе. Привлекали на помощь и художественную литературу. С напряженным вниманием. например, слушали учащиеся стихотворение Вадима Шефнера «Вещи»:
      Будь владыкою их, не отдай им себя на закланье,
      Будь всегда справедливым, бесстрастным хозяином их...
      А заключительные строки его я находил потом во многих сочинениях:
      Тот, кто жил для вещей, все теряет с последним дыханьем,
      Тот, кто жил для людей, — после смерти живет средь живых.
     
      * * *
     
      Требуется немало усилий классного воспитателя, чтобы объединить деятельность семьи и школы, направить семейный воспитательный процесс по верному педагогическому руслу. Здесь начинающий учитель сталкивается с массой трудностей.
      Представьте себе молодого человека, который только что окончил педагогический институт, а напротив него за партами — сорок мужчин и женщин, пришедших на первое в его жизни родительское собрание. Различные по возрасту, профессиям, они выжидающе смотрят на нового классного руководителя их детей: что скажет? Что принесет знакомство? А учитель мысленно отыскивает самые доходчивые слова, чтобы установить с родителями хорошие, дружеские отношения, чтобы папы и мамы стали верными помощниками школы. В институтских лекциях, на педагогической практике о родительских собраниях говорилось немного. Значит, надо все решать ему одному — воспитателю, классному руководителю! Пожалуй, не будет ошибки, если я скажу, что методика проведения родительского собрания ничуть не легче, чем методика урока. Возможно, даже сложнее. В самом деле, в классе все же сидят одногодки с одинаковой детской профессией — ученик. А на родительское собрание приходят и молодые, похожие на девочек матери, и поседевшие, усталые женщины, и разбитные парни, и солидные отцы семейства. В моем пятом «Б» был представлен такой набор специальностей, что, заполняя классный журнал, я даже растерялся: как же я к ним ко всем найду подход? Городской хирург и бухгалтер санатория, портниха и милиционер, химик-лаборант и рыбак, инженер-строитель и почтальон... Право, было над чем задуматься.
      Когда родители разошлись, я долго сидел в опустевшем классе, пытаясь разобраться: удалось первое собрание или нет? С одной стороны, слушали внимательно, записывали, что надо сделать, что надо учесть. С другой стороны, очень мало было вопросов. А выступлений — и того меньше. Почему? Может, оттого, что не сумел расшевелить их, взволновать. А может, потому, что за обилием информации потерялись острые проблемы, наболевшие вопросы. В общем большого удовлетворения не было. Хоть назад родителей возвращай! Надо сказать, что привычка анализировать проведенное родительское собрание позволяет классному руководителю предупреждать неудачи и ошибки, помогает проводить последующую встречу на более высоком методическом уровне. Кроме того, я стремился записывать в свой дневник все вопросы, замечания, предложения и претензии родителей. Каждое слово отца или матери продиктовано заботой о ребенке, и это родительское слово педагог не может оставить без внимания.
      Что можно посоветовать молодым коллегам, обладая уже определенным опытом проведения родительских собраний?
      Никогда, ни в каком случае нельзя превращать собрание в очередной «разнос» родителей за плохое поведение детей, за полученные ребятами двойки. Разговор об успеваемости, о дисциплине должен вестись корректно, тактично, чтобы при этом не затрагивалось человеческое достоинство и ребенка, и его родителей. А о двойке лучше сказать после — в личной беседе. Надо смело отходить от стандартного типа собраний, когда классный руководитель высказывает все, что накопилось за месяц, а родители добросовестно выслушивают и необходимую информацию, и советы, и замечания. Следует искать такие формы, которые бы развивали активность самих родителей. Так, я проводил вечера вопросов и ответов, диспуты на острые темы воспитания, причем родителей извещал о выбранной проблеме заранее. Большой интерес вызвало собрание, когда перед родителями отчитывался комсомольский актив. А в классе вместе с папами и мамами находились и все учащиеся: ведь речь шла о них, об их успеваемости и поведении, об их участии в общественной жизни школы, в трудовых делах. Собрание обычно выливалось в откровенный разговор отцов и детей и способствовало успешному решению воспитательских задач.
      Я стремился на каждое родительское собрание выносить также важные вопросы возрастной психологии, психологии личности, проблемы идейно-политического, умственного, нравственного и эстетического воспитания. Некоторые беседы проводили специалисты: о половом воспитании юношества — отдельно с папами и мамами — говорил школьный врач, о выборе профессии — завуч районного профцентра, о работе с книгой — опытный библиотекарь. Но большинство лекций я готовил сам, так как искренне убежден, что ничто так не повышает авторитет педагога в глазах родителей, как умение вести толковый, содержательный, аргументированный разговор о самом дорогом, тревожном и беспокойном для всех нас — о наших детях. Вот некоторые темы бесед, которые я проводил с родителями и которые, как мне думается, могут заинтересовать классных руководителей при планировании их работы.
      «Как организовать для ученика правильный режим дня».
      «Как создать семейную библиотеку». «Как родители могут помочь детям в учебе».
      «А. С. Макаренко и его «Книга для родителей».
      «Любовь и дружба в подростковом возрасте».
      «Помощь родителей в самообразовании ребенка».
      «Чем может помочь телевидение в воспитании детей. Какова в этом роль семьи».
      «Как воспитать в детях честность и правдивость».
      «Об уважении детей к старшим и об уважении старших к детям».
      «Как организовать труд детей в семье».
      «Чем родители могут помочь школе в эстетическом воспитании».
      «Роль семьи в патриотическом и гражданском воспитании».
      «Как помочь детям выбрать профессию».
      «Нужно ли давать детям карманные деньги».
      «Как влияет семейная атмосфера на характер ребенка».
      «Как целесообразнее организовать летний отдых детей».
      «Почему важно научить детей любить и понимать природу».
      «Как развивать творческие способности ребенка».
      «Как сделать чтение книги духовной потребностью».
      «Что значит «Культура взаимоотношений в семье».
      «Почему дети становятся «трудными».
      И другие.
      К каждой беседе я подбирал конкретные факты. Да и форма подачи материала была различной. Оживленный обмен мнениями вызвала, к примеру, моя беседа о семейных традициях. В самом деле: как часто приходится слышать от родителей горестные сетования, что дети, чуть став старше, рвутся из дома, не хотят побыть в семье, не дорожат теми днями и часами отдыха, когда можно собраться всем вместе. Как правило, чем ближе большие праздники, тем чаще родители приходят в школу — кто за советом, кто — с жалобой:
      — Мой Алексей на вечеринку просится. Отпускать или нет?
      — Нина-то опять нас одних оставляет. Ни разу в праздники с нами не побывала.
      Обычно подобные разногласия между отцами и детьми происходят там, где отсутствуют семейные традиции, которые складываются годами, входят в жизнь, а потом и в характер членов семьи независимо от их возраста. Поэтому я всегда очень откровенно говорил родителям о необходимости создания таких традиций, доброй домашней атмосферы, чтобы дети испытывали радость от совместного субботнего вечера, от воскресного дня, проведенного в кругу семьи. Я рассказывал о семьях, где дети стремятся быть с родителями в праздничные или чем-то знаменательные дни, какие бы заманчивые предложения ни вставали перед ними. И пытался доказать, что эта хорошая привязанность к дому — в первую очередь заслуга взрослых. Примером такой семьи до сих пор служит для меня семья Орловых. Знакомство с ней началось у меня несколько необычно. Помню, предстояла интересная экскурсия. Назначена она была на воскресенье 23 февраля. К двенадцати часам дня ребята должны были собраться у школы, куда обещали подать автобус. А накануне — в субботу — ко мне подошел Леня Орлов. Сказал смущенно, но довольно твердо:
      — Я не могу поехать.
      — Почему? — встревожился я. — Что случилось?
      — Ничего не случилось. Просто у нас этот день особенный. И мне нужно быть дома.
      Выяснилось, что 23 февраля у Орловых собираются все родственники-фронтовики, а Леня с сестренками готовит для них поздравления и маленький домашний концерт. Мальчик с такой гордостью рассказывал о том, где и как воевал отец, как отважно сражался дядя — кавалер орденов Славы, что я полностью согласился с ним. «Да, этот день у вас особый, и тебе уезжать нельзя!» А затем, когда побывал в семье Орловых, я убедился, какое большое воспитательное значение имеют дни хорошего сердечного домашнего торжества, в котором равно принимают участие и взрослые, и дети. Пожалуй, ярче всего запомнилось мне весеннее утро 8 Марта. С какой любовью и душевностью отец и сын поздравляли женщин: бабушку, маму, сестренок! Радужные цветные открытки, неожиданные подарки, мужские хозяйственные хлопоты — все это было под стать веселому солнечному настроению дружного семейства и в то же время всенародного праздника.
      Сейчас Леонид Орлов уже инженер. Но то, что было заложено в детстве, не ушло с годами. И для него, как и прежде, есть в календаре особенные дни, когда он должен быть вместе с родителями. Нужно ли говорить, что для Орловых-старших это внимание, эта теплота, эта верность детей дороже всего на свете.
      Замечательная традиция — отмечать за домашним столом День машиностроителя — характерна для семьи Дедовских. И это не случайно: династия Дедовских, начиная с деда и кончая внуками, крепко связала свою судьбу с металлическим заводом. Возможно, торжественность этого рабочего праздника, на который непременно приезжают родные и близкие из других городов страны, сказалась и на выборе профессии младшим поколением Дедовских: восьмиклассники Петр и Владислав сразу же после сдачи экзаменов подали заявление в профессионально-техническое училище при заводе. А в других семьях, как, например, у Мокеевых, стало золотым и незыблемым правилом вместе встречать Новый год и дни рождения. Причем к ним все готовятся заранее, ждут с нетерпением, а встречают с приподнятым чувством.
      Не было, пожалуй, собрания, где бы я не напоминал о том, что в словах «в кругу семьи» заложен глубокий человечный смысл. Ведь от старшего поколения, от родителей и зависит нерасторжимость семейного круга, его здоровое воздействие на юных граждан Страны Советов.
      Как бы успешно ни проходили родительские собрания, классному руководителю необходимо чаще встречаться с родителями воспитанников в индивидуальном порядке. Эти встречи должны быть проникнуты дружеским расположением с обеих сторон: ведь у школы и семьи одна задача — вырастить настоящего человека, гражданина, патриота. Инициатива такой дружбы, бесспорно, должна принадлежать классному руководителю как организатору целенаправленной работы с родителями. И для него нет ничего зазорного, если он открыто и прямо обратится за помощью к папам и мамам своих учеников.
      Когда я принял свой пятый «Б», то, честно признаться, растерялся от потока срочных заданий, обрушившихся сразу на меня. Правда, я сразу же с помощью классного актива распределил большинство поручений среди ребят, и те охотно, с энтузиазмом взялись за дело. Особенно много хлопот было у нас с оформлением класса. Я понимал, что каждый щит, каждый лозунг, каждый стенд должен воспитывать у детей чувство прекрасного, ласкать глаз, радовать. Нужны были образцы оформительского искусства, и потому на родительском собрании я попросил помочь мне оформить класс на должном уровне — умно и красиво. Признался честно: «Без вас нам не справиться! Да и у ребят будет хороший пример перед глазами, когда папы и мамы придут на помощь школе. Они сильнее почувствуют, что школа, словно родной дом, и должна быть уютной, нарядной, привлекательной». На призыв откликнулись многие, А отец Розочки Краевой — электрик городской подстанции — и отец Риммы Ткаченко — бухгалтер Приволжского лесничества, оставшись после собрания, тут же набросали эскизы стендов и твердо заверили: «Будет отличный пионерский уголок!» Папы свое слово сдержали: после работы приходили в школу, пилили, клеили, рисовали до позднего вечера — и со всей душой. Не остались в стороне и другие родители. Женщины приносили горшочки с цветами, а отец Шурки Крайнева взялся сделать подставки для цветов. Шурка стал помогать ему. Заглянув в класс, я увидел, как они дружно и согласно трудились вместе. Когда подставки были водружены на подоконник и Шурка умчался на Волгу, Крайнев-старший закурил и, нахмурив брови, сказал:
      — Трудно мне с ним! Да и вам не легче... Только вы его особенно не корите — безнадзорным растет. Я вот завтра в рейс уйду — до ледостава. А с мачехой он не ладит. Такая карусель получается!
      Сколько раз я замечал, что в такие минуты от родителей порой узнаешь больше, чем за весь учебный год. Установятся хорошие, откровенные отношения — и приоткрывается многое, что было для классного руководителя ранее скрыто «за семью печатями». Вот так и с Шуркой, с которым я по-настоящему сблизился лишь весной, когда его отец пригласил меня прокатиться по Волге — обновить только что купленную моторку.
      Эго была незабываемая поездка. И в первую очередь потому, что я узнал совсем другого Шурку — ловкого, сноровистого и на воде, и у ночного костра, заботливого сына, остроумного и веселого собеседника и спутника, на которого можно положиться.
      В воспитании Миши Ильченко мне также помог его отец — фотограф-профессионал. Почувствовав, что Миша отбивается от рук, отец решил быть «поближе к школе» и стал вести у нас фотокружок. Желающих научиться делать хорошие снимки оказалось много. Кружок быстро получил популярноеть у ребят. Вскоре устроили первую выставку работ кружковцев. Миша не выдержал и вместе со всей уличной компанией пришел на очередное занятие кружка. Затем пришел и на следующее занятие... Сейчас Михаил Ильченко — фотокорреспондент областной газеты, автор интересных и оригинальных фотоплакатов и фотомонтажей.
      К сожалению, не всегда отцы проникались чувством ответственности за судьбу сына или дочери. Мне часто приходилось сталкиваться со случаями, которые лишний раз подчеркивали неоспоримую истину: «Трудно школе без поддержки семьи». Особенно остро я ощутил это в восьмом классе, когда появился у нас новичок Костя В. Родители его переехали в наш городок из Костромы, и Костя пришел на занятия уже в конце сентября. Пока я разговаривал с завучем, Костя уверенно направился к последней парте и по-хозяйски, не колеблясь, вынул оттуда книжки Славы Солдаткина. Бросил их на подоконник и положил в парту свой портфель.
      — Здесь я сижу, — подскочил к нему Слава.
      — А теперь я буду сидеть, — засмеялся Костя, развалясь на скамье.
      Солдаткин отступил, не выдержав наглого и вызывающего взгляда новичка. Так начал свою неблаговидную эпопею в нашей школе Костя В. Учился он спустя рукава, грубил учителям, одноклассников- изводил глупыми шутками и придирками, а тех, кто послабее волей, втягивал в азартные игры на деньги — зимой в «орлянку», а весной, лишь подсохнет земля во дворе, — в «стукана». Много сил, времени, энергии отдавал Косте весь педагогический коллектив. Мои коллеги поняли, что мне, как молодому воспитателю, в одиночку не справиться с «неподдающимся» подростком, и поспешили на помощь. Какие только формы воздействия на ученика не использовали мы! Беседовали, предупреждали, увещевали, брали персональное шефство, вовлекали в кружки, поручали очень интересные (на наш взгляд) дела. А родители, несмотря на неоднократные вызовы в школу, не являлись. Мать дома при сыне заносчиво заявила: «Семь лет в школу не ходила — и на восьмой не пойду!» А отец размашисто — через весь дневник — написал: «У меня есть дела поважнее». Когда Костя протянул мне дневник с этой отцовской «резолюцией», то с внезапно прорвавшейся горечью произнес: «Мы уже давно чужие... Каждый по себе!»
      Встречаются и поныне семьи, где отсутствует духовная связь отца и сына, отца и дочери. Чем старше становятся дети, тем явственнее и болезненнее осознают, что их становление прошло без отцовского влияния, без отцовского ласкового и мужественного слова, без его твердой поддержки и, что страшнее всего, без отцовского примера.
      «...Мне говорят, что мой отец, честно трудится на производстве, — пишет в своем сочинении Лена С. — Говорят, что там нечего уважают и любят. Не знаю, может быть, и так. Я же вижу его всегда раздраженным, озабоченным, молчаливым. Он ни о чем мне не рассказывает. Одно лишь знает: «Где дневник? Покажи оценки!» А сейчас и мне уже неинтересно разговаривать с ним...»
      Профессия паша полностью исключает равнодушие, безразличие к детям. Значит, не можем мы проходить мимо подобных конфликтов. И все же возникает законный вопрос: вправе ли классный руководитель вторгаться в чужую семенную жизнь, мирить поссорившихся жен и мужей, налаживать нормальные отношения между отцами и детьми? Единого рецепта тут не дашь, к каждому случаю, к каждой семье надо подходить индивидуально и с величайшей душевной осторожностью. Только у меня нет ни искры сомнения, что закрывать глаза на неблагополучие в семье ученика — грубейшая педагогическая ошибка. Даже больше — преступление. Ну а что касается методов влияния на сферу личных отношений между родителями, между взрослыми и детьми, то все зависит от воспитателя, от того, проникнется ли он болью других, станет ли тем необходимым человеком, которому в трудную минуту настежь открывают сердца... Если есть искреннее желание помочь людям, то наверняка найдешь и средство, чтобы в семье твоего ученика воцарился мир и лад.
      Уже позднее, когда я стал работать в Ленинграде, наша школа совместно с заводом-шефом организовала встречу учащихся со знатными производственниками. Лучшие рабочие рассказывали о своих профессиях. В свете прожекторов алело заводское знамя, вынесенное на сцену ветеранами труда — лучшими рабочими предприятия. В одном из знаменосцев девятиклассник Юра Белов узнал своего отца. Он даже растерялся от радостного удивления и теперь уже не спускал глаз со сцены. Высокий, строгий и торжественный, Белов-старшнй совершенно не походил на того, кто дотошно расспрашивал об отметках и подписывал дневник по субботам. Даже знакомое смуглое лицо с седыми усами казалось иным — красивей, мужественней и моложе. Я увидел потом Юрия у проходной. Он не пошел со всеми — остался ждать отца. На другой день юноша признался: «Я ведь и не знал ничего про отца. А теперь словно другими глазами на него посмотрел...»
      Так происходило не с одним Юрой. И я искренне радовался, когда мои воспитанники «словно другими глазами» смотрели на своих родителей. Вот что писал после встречи с отцами-фронтовиками Олег Яковлев: «Теперь я знаю, как славно бился с врагами мой отец. Знаю, что он храбро сражался на кораблях Ладожской флотилии, бил фашистов под Невской Дубровкой, водил в атаки моряков. Я горжусь им. И очень жаль, что раньше он мне ничего о себе не рассказывал...»
      Нужно ли говорить, что, как ни важно отцовское влияние, все семейное окружение для становления детского характера, мать — душа воспитания. Несмолкающим вдохновенным гимном звучат и сейчас слова Максима Горького: «Восславим женщину-Мать, чья любовь не знает преград». Добрым гением страны называл он русскую женщину. И в своих беседах с учащимися я стремился показать им ни с чем не сравнимый материнский подвиг: бессонные ночи, муки и тревоги, сомнения, ожидания, надежды, великое терпение, упорный труд, неустанные хлопоты и заботы, неиссякаемая доброта и нежность. Я говорил ребятам о том, что нет для матери награды дороже, чем чувствовать, видеть, сознавать, что не напрасны ее труды, что заложены в сердце сына или дочери крепкие нравственные начала. И счастливы матери, когда слышат от своих детей идущее от всего сердца: «Спасибо! Спасибо за все, мама!»
      В одну из весен, накануне 8 Марта, я предложил ребятам написать «Слово о маме». Храню бережно и поныне любовно оформленные тетради и альбомы с фотографиями, с рисунками, с искренними благодарными сочинениями. За каждой строкой — живой образ матери-женщины, нашей замечательной современницы. Обращение к ее жизни — хороший памятный урок гражданственности для подростка, для юноши или девушки. Вот, например, что писала о своей маме Светлана Сафонова: «Война застала маму в Прибалтике, и комсомолка Маша встает на защиту своей Родины. Сражалась с фашистами в составе Прибалтийского фронта, прошла с боями до Берлина, имеет шесть боевых наград. После войны ей много пришлось работать за границей, вдали от родных и близких ей людей. А по ночам маме снились родные места: березы, ивы, перелески, ручейки и реки, долины и овраги. Хотелось домой — в Советский Союз. Наконец долгожданный день настал. Мама возвращается в Ленинград. Трудится, не жалея сил, чтобы восстановить порт и соединить город на Неве с водными дорогами страны. Трудится — и воспитывает нас: меня и брата Славу. В раннем детстве я часто болела, и мама выходила меня. Несмотря на безвременную смерть мужа, она оставалась доброй, нежной и чуткой. Я замечала, как трудно ей было без папы. Мама часто доставала папины фотографии и подолгу их рассматривала. Эта любовь и верность освещала жизнь нашей семьи, учила и меня и брата быть ласковыми, добрыми, сердечными. Мне мама дала очень много. Научила понимать музыку, любить поэзию... И какой бы я ни представляла себя в будущем, мне в первую очередь хочется быть похожей на мою маму...»
      И нет ничего удивительного, что нередко ребята сокровенные мысли и чувства о мамах выражали в стихах, отрывки из которых я запомнил надолго. Вот один из них, написанный Аллой Стафеевой:
      Мама, ты. сколько ночей над моим изголовьем
      Тихо склонялась, забыв о покое и сне.
      Мама, хочу на заботу ответить любовью,
      Знаю, ты столько хорошего сделала мне.
      Я назвал всего лишь две формы работы, которые позволили отцам и детям лучше узнать друг друга. А сколько они дали мне как классному руководителю! Уверен, что каждый воспитатель в результате вдумчивого, серьезного поиска сумеет ликвидировать или по крайней мере сузить «зону отчуждения», которая нередко возникает в семье между старшим и младшим поколением.
      Мне кажется, не нужно все вопросы копить до очередного родительского собрания. В нашей 344-й, как и во многих ленинградских школах, педагоги постарались сделать субботу днем открытых дверей. Постепенно у родителей появилась потребность в этот день непременно прийти в школу. Поделиться с учителями, с классным руководителем своими заботами, радостями, опасениями. Выслушать от педагога дельный совет, услышать от него рассказ о сыне или дочери — рассказ, основанный на наблюдениях и впечатлениях внимательного, доброжелательного товарища по воспитанию ребенка. Конечно, не все бывает и у нас гладко. Но так или иначе классный руководитель должен стремиться к тому, чтобы родители испытывали от каждой беседы с ним и облегчение, и удовлетворение, и радость. Особенно важно это сейчас, когда на повестке дня — всеобщее среднее образование. Стоит только представить его размах и масштабы, как ясно понимаешь, что это процесс исторического значения, поистине грандиозная перспектива. «Наше время, — говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС тов. Л. И. Брежнев на XVII съезде ВЛКСМ, — век грандиозной научно-технической революции. Она охватывает все стороны жизни общества, предъявляет большие требования к каждому человеку, его знаниям, профессиональной подготовке. Это особенно должно волновать молодое поколение, на которое завтра лягут все заботы о дальнейшем умножении материальных и духовных сил нашего государства. Перед молодежью, как никогда остро, стоит задача постоянно пополнять и углублять свои знания, овладевать последними достижениями науки и техники»1. «Как никогда остро!» Общий настрой, который характерен сейчас для старшего поколения, — это сознание личной причастности к величественным планам народного образования. Ведь тем, кто сегодня сел за парты, предстоит шагнуть в двадцать первый век гражданами коммунистической державы. Значит, от нас, взрослых, очень многое зависит... Сумеем ли мы воспитать наших детей достойными наследниками лучших традиций советского народа? Смогут ли они закрепить и приумножить завоевания Великого Октября?
      Устремленностью в будущее и определяется суть воспитания юной смены. Нужно ли говорить, что в борьбе за Человека успеха можно добиться лишь в тесном союзе семьи и школы. Сегодня перед классным руководителем стоит ответственнейшая задача — сделать этот союз наиболее эффективным, всемерно содействовать повышению педагогической культуры родителей. Не будет преувеличением, если скажу, что здесь для каждого из нас — поистине край непочатый. Взять хотя бы формальное, поверхностное отношение родителей к своим обязанностям перед детьми, которое нередко приводит к серьезным просчетам в воспитании, оборачивается печальными последствиями. Сколько на моей памяти случаев, когда трудный и сложный процесс становления личности подростка проходил вне семьи из-за преступного равнодушия родителей к внутренней, духовной жизни своего ребенка, к его мечтам и планам, сомнениям и ошибкам! Когда же школа и общественность начинали бить тревогу, родители даже удивлялись: «Ума не приложим, отчего парень таким стал? Если бы не заботились... Кормим. Одеваем. Дневники подписываем». Но ведь дети хотят видеть в родителях не только кормильцев, а первых наставников и самых близких друзей. И им очень хочется, чтобы родители не стояли в стороне от бурной школьной жизни, чтобы было с кем поделиться впечатлениями и об очень интересном уроке географии, и о прочитанной книге, и о просмотренном с классом спектакле. Здесь надо проявить максимум внимания и чуткости, терпения и такта, чтобы не только выслушать, но и сказать свое мудрое родительское слово. И очень важно, чтобы это слово не шло вразрез с тем, что говорится в школе, на уроках, чтобы оно способствовало утверждению в сознании детей высоких моральных правил, идеалов правды, разума и добра. Только шагая в едином педагогическом строю с нами, учителями, родители смогут стать истинными духовными наставниками, понимающими всю сложность и ответственность возложенных на них функций.
     
     
      4. Учить учиться
     
      Каждый, кто был воспитателем, знает, что подчас просто невозможно справиться со всеми делами, как бы долго ни задерживался в школе. Мы, конечно, сердимся, сетуем на загруженность на то, что нельзя «объять необъятное». Но в глубине души
      понимаем: иначе и быть не может. Деятельность классного руководителя — это активное участие в жизни, могучее половодье которой не втиснешь в рамки инструкций, не ограничишь вешками запретных знаков. Если речь идет о судьбе воспитанника, педагог не может остановиться на полпути и переложить ответственность на кого-то другого: «Дальше, мол, не моя забота!» Причастность ко всему, что касается ученика, — характерная особенность нашей беспокойной и хлопотливой должности.
      И все же среди многочисленных задач, которые приходится решать воспитателю, есть наиважнейшая: борьба за успеваемость ученика, за качество его учебы; именно борьба, ежедневная, систематическая, упорная. Учеба" — важнейший труд наших воспитанников. В учении проверяется и воспитывается характер ребенка. Ведь успеваемость — это не только показатель культурного кругозора нашего питомца, его начитанность и миропонимание, его волевые качества, его отношение к предмету, к школе, к учителю. Успеваемость, наконец, это своеобразный показатель подготовленности учащегося к предстоящей трудовой деятельности. «В школьных успехах, — писал В. А. Сухомлинский, — залог будущей счастливой, духовно насыщенной жизни взрослого».
      Сознание этой ответственности за судьбу своего воспитанника и заставляет классного руководителя быть особенно внимательным к учебным делам ребят, уделять вопросам качества знаний много времени, сил, энергии. И хотя с учащимися работает большой педагогический коллектив, есть что-то очень символичное в том, что отчитывается за успеваемость класса воспитатель. А доверие обязывает... Не успел утром раздеться в гардеробе, как учительница математики взволнованно сообщает: «Ваш Петров опять двойку получил. Ума не приложу, что с парнем случилось. Помогите, пожалуйста!» Сразу же спешу к своим. Тихонько подзываю к себе Петрова, выхожу с ним в коридор. Но разве что-нибудь узнаешь от этого упрямого, замкнутого парнишки за пять — десять минут предурочного времени! Значит, нужно снова подойти и снова вести очень нужный нам обоим разговор. И еще раз, и еще, пока все же не откроется причина: почему у Андрея Петрова неладно с математикой? А затем надо подумать, как помочь. Андрей самолюбив, сильного ученика к нему прикрепишь — обидится. «Я сам справлюсь!» — твердит он. Опять задача: справится или не справится? Поверить или не поверить? Может, сначала с преподавательницей посоветоваться, выяснить, какие ошибки допускает Андрей, в чем его недоработка.
      Вот так — или почти так — каждый день. Что ни двойка, то проблема. Вернее, целый комплекс проблем. А иначе нельзя: я — классный руководитель. Моя прямая обязанность разобраться во всех вопросах, как бы ни были они сложны, и помочь ученику.
      В первые годы моего воспитательства я долго не мог найти себе места в учебном процессе в классе. Многие, очень важные моменты его решались без меня, о них я нередко узнавал позже всех. Перенося оценки из классного журнала в свою тетрадь, а затем в ученические дневники, я чувствовал себя каким-то учетчиком, а не воспитателем, не руководителем. Было даже немного неловко перед детьми и родителями, что ничего уже изменить не могу, что механически выписываю двойки и тройки, скрепляя их своей подписью. Я попытался успокоить себя: «Не можешь ведь ты вмешиваться в преподавание физики. Роман Михайлович в школе тридцать лет работает, а ты без году неделя. И если ставит двойки, — значит, так и надо!» Но тревога за ребят мешала мне принять этот вывод. Я начинал возражать сам себе: «Значит, так и будешь пассивным наблюдателем. Оттого, что прочитаешь двоечнику нотацию, мало проку. В знаниях его останется пробел. А где гарантия, что завтра или послезавтра он сможет ответить удовлетворительно? Он сам в этом не уверен. Молчит. Головой крутит. Выходит, одними правильными беседами тут не поможешь. Наконец, я не выдержал и попросился к Роману Михайловичу на урок. Тот удивленно поднял густые седые брови: «Зачем это вам? Вы же словесник...»
      — И классный руководитель к тому же!
      — Что ж! Это похвально. Хотите своих детей посмотреть и в кабинете физики. Только вряд ли получите большое удовольствие... Молчат, как будто воды в рот набрали.
      Урок Романа Михайловича восхитил меня. Преподаватель не только в совершенстве владел материалом, но и продумал, рассчитал план до мелочей, до минуты. Формулы были написаны на откидных досках заранее и открывались классу в нужный момент. Опыты демонстрировались с ловкостью волшебника и точностью ученого. Вопросы для закрепления отличались ясностью, конкретностью и целенаправленностью. Словом, я был в недоумении. Я не мог понять, как после такого объяснения ребята умудрялись получать двойки. Потому я попросил разрешения побывать еще на нескольких уроках физики. Больше всего, конечно, меня интересовал опрос. Ребята-то в-основном бойкие, смекалистые, сообразительные. Что же им мешает успешно отвечать по физике? Постепенно, приглядевшись к классу, я стал догадываться, отчего мои говоруны превращались у Романа Михайловича в .молчунов. Как ни странно, виной тому был сам преподаватель. Он с такой строгостью смотрел на отвечающего ученика, так сурово и нетерпеливо постукивал карандашом по столу, что у ребят язык от страха прилипал к гортани. Ребята смущались, путались, начинали плести ерунду, потом замолкали. Если бы Роман Михайлович проявил хоть немного доброжелательности и душевного расположения к ребятам, все бы наладилось.
      Но в разговоре с ним я почувствовал, что он убежден в правильности выбранного тона, что подобный стиль поведения педагога вырабатывался годами.
      Что же предпринять? Промолчать — значит поступить нечестно по отношению к своим воспитанникам, которых я полюбил за два года, к которым очень привязался. Переубеждать старого, опытного, всеми уважаемого учителя не совсем-то тактично со стороны начинающего воспитателя. А если просто попросить быть мягче, поласковее с ребятами? Попросить по-дружески, в личной беседе. И не в школьной суматохе, не в коридоре на ходу, а в соответствующей обстановке, на природе быть может, где короткие минуты тишины и покоя сближают людей, делают их откровеннее и отзывчивее. Такой случай представился. После одного из педсоветов мы вместе с Романом Михайловичем вышли из школы. Медленно пройдя по волжской набережной, поднялись на гору, откуда хорошо был виден весь наш город и речной плес.
      — Люблю здесь посидеть, — сказал Роман Михайлович, опускаясь на почерневшую от дождей скамейку. — Посидеть, на Волгу посмотреть. Нет для меня красивей мест. Вот вся жизнь здесь прошла — и не жалею об этом. Один раз путевку на юг дали — в санаторий, так не выдержал до конца срока, сбежал. Прямо из автобуса — к Волге. Вам-то, наверное, этого не понять...
      Я хотел было возразить, но он тут же перебил меня: «А почему вы, молодой человек, про уроки мои ничего не говорите? Мне интересно знать ваше мнение. Не стесняйтесь, выкладывайте!»
      Высказав все, что думал, я искоса посмотрел на старого учителя: не обиделся ли Роман Михайлович? Тот сидел неподвижно, опершись на свою палку с набалдашником, и смотрел на Волгу. Лицо его было устало и печально. Наконец, он вздохнул и повернулся ко мне: «За откровенность — спасибо! И просьбу вашу учту. Это очень, очень похвально, что вы болеете за свой класс. Только не избалуйте их. Строгость все же нужна. Иначе на голову сядут. Сами рады не будете». Но просьбу мою Роман Михайлович действительно учел. И мы с ним после того случая стали добрыми друзьями.
      Впоследствии я неоднократно убеждался, как важен и необходим тесный творческий контакт с учителями-предметниками. Инициатором же этого содружества всегда должен выступать классный руководитель. Так, в начале учебного года я непременно собирал всех преподавателей, чтобы познакомить их с особенностями класса в целом и с отдельными учениками, которые требуют индивидуального подхода. На этой встрече мы намечали совместные мероприятия. В восьмом классе, например, несомненную пользу принес разговор о том, как работать с книгой, словарем, справочной литературой. Каждый из учителей-предметников подготовил интересное выступление, дал ряд конкретных советов. Учащиеся же воочию увидели значение книги — неиссякаемого источника знаний. С первых же дней занятий я старался мобилизовать и актив класса на систематический контроль за состоянием успеваемости. В учебный сектор у нас входили самые энергичные и авторитетные ребята. Они выпускали стенную газету «Как мы учимся», брали шефство над отстающими. В старших классах на общем собрании выбирался ассистент преподавателя по каждому предмету. В его обязанности входила прежде всего задача ликвидировать те или иные пробелы в знаниях товарищей по учебе. Ассистентами становились наиболее подготовленные учащиеся с ярко выраженными способностями к физике, к математике, к химии, к литературе. Они могли не только объяснить однокласснику трудный или своевременно не понятый нм материал, а проводили дополнительные занятия по заданию учителя. Ассистенты имели право спрашивать тех учеников, которые на уроке получили двойки. Дав срок для подготовки, спрашивали по определенному вопросу со всей требовательностью, а о результатах опроса сообщали педагогу. Система ассистентства во многом оправдала себя. Кроме реальней помощи в повышении успеваемости, она повышала интерес к предмету у самих ребят, способствовала росту научных знаний у сильных учеников, которым школа поручила столь ответственное дело. Некоторые наши ассистенты даже нашли свое призвание именно в педагогической работе, стали учителями. Так, мой воспитанник, в свое время ассистент по математике, Валерий Яковлев сейчас мой коллега. Он, как и прежде, любит остаться после уроков с самыми озорными мальчишками, чтобы порешать задачи потруднее, поинтереснее. «Вдумчивый, серьезный преподаватель!» — таков единодушный отзыв старших товарищей. А начинался путь Валерия с ассистентства, с шефства над отстающими...
      Вообще классный руководитель всегда должен помнить о сугубо индивидуальной работе с каждым учащимся в отдельности. Без этого нельзя успешно решать задачи предупреждения неуспеваемости. Вспоминается мне случай с Колей С. Этот способный, начитанный мальчик никак не мог уложиться в сроки с приготовлением домашних заданий. Утром в школу приходил расстроенным: «Занимался до часу ночи, а перевод по немецкому сделать не успел». Через день опять: «Химию не выучил. Не хватает времени, как ни бейся!» Меня серьезно обеспокоило такое положение. Решил понаблюдать, как Коля занимается дома. Оказалось, что подросток очень долго переключался с предмета на предмет. Сделает алгебру и начинает искать стихотворение Некрасова, чтобы выучить отрывок из «Железной дороги». Несколько полок переворошит, прежде чем найдет нужный том. А время-то идет! Поразил меня и беспорядок на его письменном столе: учебники книги, тетради, альбомы для марок, рыболовные снасти, карандаши, изделия из пластилина — все это лежало вперемежку, грудой.
      — Как ты можешь заниматься в таком хаосе? — спросил я — Тебе и писать неудобно, да и не знаешь ты, что где лежит. Давай приведем в порядок, и ты сам убедишься, что готовить уроки будешь вдвое быстрее.
      — Шутите, — не поверил Коля. — На этом не сэкономишь.
      За уборку все же принялся. Через два часа стол было не узнать. Слева лежали аккуратной стопкой необходимые книги и учебники, справа — тетради. Лишнее убрали в ящик, карандаши положили в пенал. Коля даже удивился, как просторно стало на столе.
      — И тетради в линеечку, оказывается, у меня есть, — смущенно заметил он. — Просто я их не нашел тогда! А теперь видно, что к чему...
      Постепенно Коля научился содержать в порядке свой письменный стол. Привык и заглядывать вперед, чтобы все всегда было под рукой, чтобы не хвататься за голову: «Ах, нет картона, ах, нет словаря!..» Как-то признался: «Знаете, даже за стол садиться стало приятнее. И удобно, и радостно!»
      Во время моих бесед с ребятами я не боюсь лишний раз напомнить им о том, что самые большие победы складываются из малого: быть может, даже из порядка на своем письменном столе. Привожу примеры из литературы, из жизни замечательных ученых, писателей, композиторов, художников. Говорю, что Максим Горький называл себя мастеровым, гордился своим литературным цехом, любил готовить для своего писательского труда хорошо отточенные карандаши и чистые листы бумаги, складывал их в определенном порядке.
      Характерен и другой случай. Наташа М. долгое время не могла справиться с чтением стихотворений наизусть. Начнет читать — и собьется. Если бы не учила... А то над книгой допоздна сидела. Немало я помучился с Наташей, прежде чем нашел причину. Выяснилось, что девочка дома ни разу не читала стихи вслух. Стеснялась родителей. В классе же совсем терялась. Пришлось говорить с матерью, чтобы она обязательно заставляла Наташу читать дома стихи вслух, выразительно, уверенно. Постепенно девочка преодолела страх перед публичным выступлением и в классе отвечала смело, непринужденно.
      Эта история заставила меня провести с классным коллективом беседу о памяти, так как не раз приходилось слышать от ребят жалобы: «Три часа над учебником сидел, а ничего не запомнил. Видно, память у меня плохая...» Даже серьезные, добросовестные ученики задумываются над свойствами своей памяти. Одни недовольны, что процесс запоминания нового материала идет медленно с трудом. Другие, схватывающие все на лету, хотят закрепить и расширить эту способность. В своей беседе я и постарался показать ребятам, что от них зависит умение сделать свою память верной помощницей и союзницей в учении. Вот, к примеру, несколько советов, которые, я считаю, в какой-то мере помогли учащимся...
      «Во-первых, надо присмотреться к тому, как вы готовите уроки, в каких случаях материал запоминается легче, в каких — хуже. Быть может, для того чтобы память не подводила, вам необходимо вести записи. Например, сделать краткое изложение прочитанного. Или выписать формулы, даты, имена. Или составить краткий план для ответа. Такая работа очень полезна. Не случайно часто говорят: «Записанное не забудешь» Кроме того, эти выписки могут пригодиться и в будущем.
      Посмотрите краткий, точно сформулированный тезис в своей тетради, а память подскажет остальное.
      Во-вторых, память свою надо постоянно тренировать. У Миши В. не ладилось с орфографией. Правила запоминал, а как станет писать слово потруднее, обязательно ошибку сделает. Я ему посоветовал не расставаться с орфографическим словарем и заглядывать в него за справками почаще, чтобы видеть написание трудного слова. Он этот словарь как книгу читал — от А до Я и через год с самыми сложными диктантами справлялся.
      И еще одно пожелание, ребята: избегайте механического, неосознанного заучивания, зазубривания. Память ярче и дольше хранит то, что осознано, понято, прочувствовано. Да и вы сами знаете, как надолго западают в сердце интересные книги и спектакли, любимые стихотворения. Так, постарайтесь к любому предмету, к каждому заданию отнестись с уважением, с ответственностью, и ваша память вас не подведет...»
      Хочется рассказать еще об одной беседе с ребятами, которую я назвал так: «Нет в учении мелочей!». Тема была подсказана самой школьной жизнью. Как-то преподаватели посетовали на неаккуратность некоторых моих воспитанников при оформлении тетрадей, контрольных работ. Да я и сам нередко слышал от ребят: «Подумаешь, ошибки — слово не дописал». Беседу начал я с примера, который привел в своей книги «Золотая роза» К. Паустовский: «В газету принесли рассказ, интересный по теме, но написанный какими-то путаными фразами. Печатать его в таком виде было невозможно. Но один из опытных издательских работников взялся исправить рассказ, не выбросив и нс вписав ни слова. «Когда я после правки прочел рассказ, — пишет Паустовский, — я онемел. Это была прозрачная, литая проза. Все стало выпуклым, ясным. При этом действительно не было выброшено или прибавлено ни одного слова.
      — Это чудо! Как вы это сделали?
      — Да просто расставил правильно все знаки препинания.
      Особенно тщательно я расставил точки. И абзацы. Это великая вещь. Еще Пушкин говорил о знаках препинания. Они существуют, чтобы выделить мысль, привести слова в правильное соотношение и дать фразе легкость и правильное звучание
      Знаки препинания — это как нотные знаки. Они твердо держат текст и не дают ему рассыпаться». Много таких убедительных доводов приводил я, чтобы показать ребятам важность «какой-то запятой», значение точности и аккуратности вычислений по математике, по физике и химии.
      Несомненную пользу приносят беседы на темы «Ваши помощники — книги» и «Как работать с книгой». В эти беседы я непременно включаю обзор новинок не только по литературе, но и по математике, физике, химии, астрономии, биологии, географии. С интересом восприняли, например, ребята беседу о необходимости вести читательские дневники, чтобы все, расширяющее их кругозор, находило в нем отражение: любопытные факты, поучительные сведения, мудрые высказывания великих людей, понравившиеся стихотворные строки.
      Приучить ребят читать с карандашом в руке поначалу тоже было нелегко. Но постепенно мои питомцы осознавали, как много дает им такое чтение. Входили во вкус. Приобретали похвальную привычку заносить в свой дневник из книг «жемчужины человеческой мысли». У некоторых накапливался значительный материал по любому предмету, который учащиеся использовали в докладах и сообщениях, на факультативных занятиях, при ответе на уроках. Сделанные записи пригодились и участникам телевизионного турнира старшеклассников, участие в котором наша 344-я школа принимала десять лет подряд. Признаться, я испытывал удовлетворение, что наибольшее число зачетных очков приносили команде те мои ученики, чьи читательские дневники поражали даже взрослых своим энциклопедическим размахом, верностью наблюдений и суждений.
      Большое впечатление у ребят оставил рассказ о дружбе Владимира Ильича Ленина с книгой. Для этой беседы я использовал очень поучительные воспоминания Шушаники Манучарьянц: «Умение быстро знакомиться с литературой, выбрать среди множества книг наиболее нужные сочеталось у Ленина с глубоким изучением отобранного материала. Еще с юношеских лет он любил читать с карандашом в руке. Владимир Ильич был страстным книголюбом. Но книги никогда не являлись для него самоцелью, украшением. Он работал с книгами творчески, критически оценивал их содержание, брал из них то, что было нужно для теоретической работы и практической деятельности, делал выписки».
      Рабочие тетради В. И. Ленина многое дают для понимания того, как он работал с книгой. Владимир Ильич составлял подробный конспект прочитанного. Он записывал в тетради своими словами основные положения автора или приводил важнейшие места книги в выдержках. Ленинские конспекты не были сухим переложением книги. В многочисленных замечаниях и пометках Владимир Ильич выражал свое отношение к затронутому вопросу.
      Различными подчеркиваниями Владимир Ильич выделял важнейшие формулировки своего конспекта. Некоторые места он подчеркивал один раз, другие — два, три и более, одни — прямой чертой, другие — волнистой, тонкой или жирной. Отдельные положения он заключал иногда в скобки разной величины или формы (прямые, круглые, фигурные), некоторые же ставил в рамки, подчеркивал. Все это позволяло потом легко и быстро находить нужное место, облегчало последующую работу над конспектом».
      Впоследствии мне не раз приходилось слышать от моих воспитанников, что беседы на подобные темы принесли им большую пользу. И приятно сознавать, что многие выпускники даже после окончания школы по-прежнему ведут читательские дневники, которые способствуют расширению культурного и профессионального кругозора. Сейчас, в условиях научно-технической революции, вопросы самообразования учащихся должны занять видное место в воспитательных планах, ибо научить учиться каждого воспитанника можно и нужно не просто рассказом, показом, а повседневным приучением к выполнению норм научной организации умственного труда. Это властное веление времени. Перед советскими людьми в одиннадцатой пятилетке поставлены многочисленные и сложные задачи, в решении которых будут принимать непосредственное участие и наши воспитанники. От каждого из них потребуются глубокие и всесторонние знания, высокое напряжение интеллекта, добросовестный и творческий труд, чтобы внести свой достойный вклад в общее дело построения коммунизма. «В современных условиях, — говорил тов. Л. И. Брежнев на XXV съезде КПСС, — когда объем необходимых для человека знаний резко и быстро возрастает, уже невозможно делать главную ставку на усвоение определенной суммы фактов. Важио прививать умение самостоятельно пополнять свои знания, ориентироваться в стремительном потоке научной и политической информации».
      Именно с этого положения я и начал цикл бесед со старшеклассниками о некоторых основах самообразования. В частности, поднимались такие вопросы, как культура чтения, работа с газетой и журналом, составление тематической картотеки, использование библиографии и т. п. Большое внимание я обращал на то, что выписывают из периодической печати в семье ученика, давал каждому конкретные рекомендации, старался направить их читательские интересы: проверял библиотечные формуляры, делал обзор прочитанных книг, называл новинки, вышедшие в разных издательствах, вывешивал в классе еженедельник «Книжное обозрение».
      Много сил и времени уходило на развитие речи учащихся, на привитие навыков выразительного чтения. С большинством из моих воспитанников занимался сам, готовя поэтические композиции и литературные монтажи. Некоторых, с определенными задатками, с прекрасным пониманием красоты слова, направлял в студии, в кружки при Дворце пионеров. И я счастлив, что из числа моих чтецов многие ушли в большое искусство. Так, например, непременная ведущая в наших монтажах Светлана Шейченко — ныне актриса Ленинградского академического театра имени А. С. Пушкина.
      Многое дают ребятам и экскурсии в библиотеку, где опытные работники на практике, наглядно и убедительно показывают старшеклассникам, как быстро и правильно найти нужную книгу, как ориентироваться в поистине бескрайнем море общественно-политических, художественных и научно-популярных книг...
      По, пожалуй, самое главное в деятельности классного руководителя — это борьба в процессе обучения за становление характера подростка, за то, чтобы он и учился с увлечением, с огоньком и верил в собственные силы. Сколько раз мне приходилось сталкиваться с довольно распространенным среди учащихся мнением, что, мол, «не дается математика», «к физике не способен». Иногда таким мнением ребята прикрывают свое нежелание упорно и систематически заниматься, а подчас эти признания свидетельствуют о большой душевной травме — потере веры в свои способности. Помню одну из своих воспитанниц — начитанную, эрудированную девушку, любящую и поэзию, и историю, и химию. А вот с математикой она была не в ладах. Двойки в журнале воспринимала с болезненной остротой, замыкалась, хандрила.
      — Не дается мне математика! — с отчаянием воскликнула она как-то. — Такая, видно, я неспособная уродилась.
      И мне, и преподавателю математики пришлось взять персональное шефство, приложить немало усилий, чтобы ученица преодолела психологический барьер: «Не дается мне математика!» Преподаватель изо дня в день давал девушке индивидуальные задания, стремился увлечь ее красотой и стройностью математических выкладок. Я приносил ей книги о людях, которые, преодолевая все препятствия, поднимались к вершинам науки. Нужно ли говорить, какое удовлетворение почувствовали мы, когда Наташа успешно справилась с олимпиадными задачами, а потом «вошла» в мир формул и чисел надолго и всерьез...
      Добиваться подобного благотворного перелома в учении — задача не из легких. Но творческое содружество, совместные усилия классного руководителя и педагога-предметника помогут сделать учебный процесс радостным и доступным для всех. Помогут сделать школьные занятия интересными, увлекательными, окрыленными.
      Здесь главное — верить в способности ученика, быть неутомимым путником на дороге знаний, поисков и открытий.
      Мне часто вспоминаются мои давние школьные годы и наш классный воспитатель — преподаватель литературы Александр Иванович. Это был учитель богатейшей эрудиции и человек большой души. Уроки его были подлинным праздником для нас и непременно открытием нового, ранее неизвестного. Причем он покорял не только своим великолепным рассказом, как правило насыщенным интереснейшими сведениями и фактами.
      Была у Александра Ивановича одна примечательная особенность... Почти перед самым звонком он прерывал рассказ на самом увлекательном месте и, оглядев класс смеющимися глазами, говорил: «А что произошло дальше, вы сами поинтересуйтесь. Поищите как следует в книгах, поройтесь и поделитесь своими открытиями с товарищами...»
      И не было случая, чтобы мы не обращались в тот же день к энциклопедиям и мемуарам, к биографиям писателей, к их переписке с друзьями, желая узнать поподробнее или о судьбе рукописи, или о малоизвестном эпизоде из жизни любимого поэта, или о прототипах литературных героев. А на следующем уроке наперебой выкладывали свои находки, спорили, горячились и, конечно же, — радовались новым, широко открывшимся перед нами горизонтам знаний.
      Александр Иванович был неистощим в стремлении постоянно развивать у нас любознательность. На занятиях литературного кружка он проводил с нами конкурсы, олимпиады, викторины, предлагая заманчивые темы для первых юношеских научных изысканий.
      А перед уходом на летние каникулы каждый из нас получал определенное задание. Выполнить его было делом чести, так как все хотели порадовать любимого учителя интересными находками. К тому же Александр Иванович подбирал задание по душе, зная наши способности и наклонности. И в сентябре мы охотно отчитывались перед ним и друг перед другом о летних маршрутах, о сделанных путевых записях и фотографиях, о коллекциях минералов, о гербариях и стихах, о помощи колхозу или лесничеству.
      Лето обычно закаляло нас не только физически, но и нравственно. Мы приходили в сентябре в школу обогащенные впечатлениями, встречами, раздумьями. В наших читательских дневниках заметно увеличивался список прочитанных книг. А самое глазное: мы сознавали, что летние месяцы проведены с пользой для нашего умственного развития, что мы не только окрепли, раздались в плечах, но и возмужали духовно.
      Некоторым моим ровесникам это каникулярное время помогло определить их будущую профессию. Один, увлекшись составлением гербариев, стал ботаником. Другой — ныне языковед, кандидат наук, стал записывать в деревне народные песни, пословицы и поговорки. Идею же прислушаться к самобытным местным говорам и записывать все интересное — подсказал ему наш заботливый и добрый наставник.
      Став учителем, я по возможности старался следовать его примеру, всячески побуждая своих воспитанников к самообразованию. Готовясь к уроку, всегда думал о том, какие поставить перед ребятами вопросы и проблемы. С удовлетворением отмечал, что самостоятельная работа, исследовательский поиск нравятся ребятам. Они искренно радуются, когда открывают что-то новое сами, особенно, то, чего нет в учебнике.
      Эту активную мыслительную деятельность надо всячески пробуждать, поддерживать и развивать. Спору нет: взрослые — учителя, родители — должны щедро делиться с детьми знаниями, неустанно нести им «разумное, доброе, вечное».
      Но не менее важно учить самостоятельно думать, осмысливать увиденное и услышанное, стремиться проникнуть как можно глубже в сущность вещей и явлений. Удивление и любопытство — так определил великий физик Бройль основной принцип развития науки. В полной мере это можно отнести и к годам школьным, к воспитанию детей. Очень мудро и верно говорил о необходимости пробуждать в сердце ребенка потребность в неустанном познании Василий Александрович Сухомлинский. Он считал, что каждое прикосновение воспитателя должно вызвать у его питомца прежде всего побуждение к труду души, что педагог должен умно, бережно и тактично добиваться такого положения, когда маленький человек становится воспитателем самого себя.
      К сожалению, не всегда удается достичь этого. Сплошь и рядом приходится сталкиваться с леностью ума, с пагубной привычкой получать все знания в готовом, в препарированном виде — чуть ли не на блюдечке.
      «Это мы не проходили, это нам не задавали!» — слова этой известной песни довольно точно выражают нравственную позицию некоторой части учащихся. Кто постарше — выражается более откровенно: «А мне что, больше других надо?» И это в ответ на дружеский совет учителя поработать над дополнительной литературой, сходить в библиотеку, заглянуть в словарь или энциклопедию.
      Подобную привычку преодолевать нелегко. Ведь такой ученик числится в благополучных. Он и успевает, то есть учится без двоек. И может выдать бойкий ответ, выучив все, что задано. Но поставь вопрос иначе, чем в учебнике, и он растеряется. Дай на сочинении неожиданную, нетрадиционную тему — и он оказывается беспомощным, не может связать двух слов, так как не приучен мыслить активно, самостоятельно.
      Умственная лень опасна еще потому, что нередко она замаскирована поверхностными знаниями, очень неглубокими и непрочными, полученными кое-как, без особого труда, без напряжения духовных сил. Чтение произведений Толстого подменяется просмотром экранизаций его романов, а вместо самостоятельного анализа пьесы или рассказа, вместо глубоких раздумий над стихами современных поэтов дается беглый пересказ статьи из популярного журнала.
      Это внешняя образованность очень обманчива и ведет к печальным последствиям. Она обнадеживает ученика: «Я, мол, все знаю!» Успокаивает и родителей: «Пишет гладко, говорит складно — не пропадет!» Но как часто при столкновении с первыми настоящими трудностями такие самонадеянные юноши и девушки опускают руки, терпят неудачу, получают глубокую душевную травму, видя, как они серьезно ошибались в оценке своих знаний и возможностей. Хорошо, если молодой человек найдет в себе силу воли и примется по-настоящему за самообразование, за учебу. А ведь бывает и так, что сочтет он себя незаслуженно обиженным и долго ходит неприкаянным, не находя места в жизни. За тридцать лет моей учительской практики я убедился, что отсутствие внутренней потребности в постоянном духовном росте приводит чаще всего к тому, что самоопределение, выбор профессии затягиваются или протекают очень мучительно.
      Винить в этом только ребят ни в коем случае нельзя. Приобщать к самообразованию надо с детства. Здесь роль взрослых исключительно велика. Какой неизгладимый след оставляют в сердце и памяти ребенка посещения музея вместе с родителями, выход на природу, коллекционирование, открытая на интересной странице книга! Если же они сопровождаются умело поставленными вопросами и побуждениями: «Подумай! Посмотри! Сравни!», то детская мысль начинает работать активно, изобретательно, энергично. Справился ребенок с мыслительной задачей — надо ставить новую, более сложную и трудоемкую. И не нужно скупиться на одобрение, на похвалу при удаче: «Молодец! Есть смекалка!» Одобрение — всегда сильный нравственный стимул для дальнейших успехов ребенка. А самостоятельный шаг по дороге знаний — всегда победа ума. Пусть маленькая, но победа! Она вселяет в ребенка уверенность в своих силах. Это надо учитывать и нам, педагогам.
      Школа открывает поистине необъятные горизонты для развития личности ученика, для дальнейшего его самообразования.
      Мы готовим новых людей, способных использовать грандиозную силу человеческого познания, соединить достижения научно-технической революции с преимуществами социализма. Каждому из взрослых хочется видеть своих детей наиболее полно подготовленными к возвышенном деятельности, к плодотворному служению Родине. Значит, надо использовать любую возможность, чтобы самообразование стало неотъемлемой чертой характера нашего юношества, ведущим мотивом образа жизни.
      И право, нс следует бояться усложнения форм и методов преподавания, повышенной требовательности учителя при оценке знаний учащихся, систематического побуждения к самостоятельной работе.
      Бывает, папы и мамы оправдывают пассивность и неудачи своих детей ссылками на то, что, мол, сейчас труднее стало учиться. Им приходится говорить прямо и откровенно, что «легкое» обучение не развивает ученика, что даже самые способные умы ржавеют от неупотребления.
      «А Витя много читает, с книгой не расстается», — слышишь обычно в ответ возражение. Что ж, действительно, есть ребята, которые читают много и быстро. Но след от прочитанного остается очень поверхностный. Потому что книга не вызвала интенсивного движения ума, не заставила ученика потрудиться умственно: поразмышлять, задуматься, сделать какие-то выводы для себя, определить свое отношение к героям, к писателю, к художественным особенностям произведения. Ведь каждая настоящая книга ставит перед юношеством огромное количество существенных вопросов, в решении которых и формируется нередко миропонимание ученика, вырабатывается его жизненная позиция.
      Ясно, что такому чтению нужно учить. И в семье, и в школе. И чем раньше, тем лучше, конечно, с учетом возрастных особенностей детей. Впрочем, это относится ко всем проблемам самообразования.
      Но чтобы наши питомцы не только тянулись к знаниям, но и могли применять их на практике, нужна тесная связь с жизнью, трудовая деятельность. Перефразируя Гете, можно сказать, что в деянии начало становления личности. И взрослые должны сделать все от них зависящее, чтобы помочь юноше или девушке утвердить себя как личность, найти свое место в общем строю.
      Помню, как ко мне пришли за советом родители Алексея Иванова. Отец — инженер-путеец хотел взять сына на летние каникулы на БАМ — рабочим в мостоотряд. А мать беспокоилась: «Вынесет ли Алеша такую нагрузку? Не лучше ли летом побольше почитать, позаниматься по физике, но математике?»
      Я и сам знал, что Алексею не помешало бы подтянуться по многим предметам, получше подготовиться к десятому классу. Но в то же время мне хотелось, чтобы юноша стал более мужественным, собранным, целеустремленным, чтобы избавился от душевной рыхлости, от избалованности и легкомыслия.
      — Пусть едет! — сказал я.
      И был счастлив, что не ошибся. Когда начались занятия в десятом классе, всем бросилось в глаза, как изменился Алексей. Он стал категоричен в суждениях, смело выступал на комсомольских собраниях, не проходил мимо недостатков. Теперь уже никто не называл его «мямлей» и «рохлей», как прежде. Наоборот, авторитет Алексея в коллективе был высок, и к его словам прислушивались с уважением. Да и в учебе он постепенно избавлялся от успокоенности, от привычки плыть по течению. «Цепким стал! — с похвалой отозвалась строгая учительница математики, — Со стерженьком в характере».
      А в выпускном сочинении юноша написал: «На БАМе я понял, что значит настоящий труд. Труд, который нужен людям. Понял, что подлинное счастье — это прокладывать дороги и возводить мосты. Своими руками. Как бы тяжело ни было. Наоборот, чем тяжелей и сложней, тем радостней. Там я почувствовал, что другой профессии для меня и не может быть!
      Таких примеров из своей учительской практики я бы мог привести немало. И все они убеждают в том, что личная причастность к созидательному, творческому труду народа помогает нашим ученикам быстрее найти свой путь в жизни. Хорошо сказал об этом один из моих выпускников — ныне строитель Нижневартовска:
      Нахожу свое «я» в жаркой песне металла,
      В искрах сварки,
      В стремительном беге машин.
      Прибайкальская стройка меня воспитала,
      И видней стала даль с покоренных вершин.
      Я непременно рассказываю об этих судьбах моим теперешним воспитанникам. И часто также привожу в пример судьбы замечательных людей России, которые начинали свое восхождение к высотам науки, техники, искусства с беспредельной любознательности, с жажды познания и творчества.
      Так, Игорь Васильевич Курчатов в детстве освоил слесарное дело, искусно работал по дереву. Став постарше, каждую свободную минуту отдавал аналитической геометрии, решению сложнейших математических задач. Затем определился в землеустроительную экспедицию, с колышками и мерной лентой прошагал не один десяток километров по крымским горам. Вместо отдыха исследовал скалы и ущелья, проникал в пещеры и гроты, поднимался к вершинам. «Любознательность его в детстве и юности была поразительной, он хотел знать обо всем и как можно больше!» — в этом единодушно сходятся в воспоминаниях родные и близкие великого ученого.
      Может, кто-то и возразит: «Так ведь это великие...» Но разве за нашими школьными партами не сидят будущие Курчатовы, Королевы, Ильюшины, Ландау! Разве не в стенах ПТУ уже готовился к своему беспримерному полету Юрий Алексеевич Гагарин!
      Надо лишь пробудить в юных сердцах стремление к познанию и творчеству, стремление никогда не останавливаться на достигнутом, а идти неустанно вперед и выше тернистой дорогой поисков и открытий, дорогой честного и вдохновенного служения людям и Родине. Идти по жизни с вдохновенной жаждой труда и творчества!
      Сейчас, когда всеобщее среднее образование в нашей стране стало реальностью, когда НТР в условиях развитого социалистического общества предъявляет серьезные требования к личности строителя коммунизма, долг педагога, классного руководителя — сделать все возможное, чтобы его воспитанник уверенно и упорно поднимался к вершинам знаний, чтобы учение было для него лучшим средством утверждения своей человеческой личности как активного строителя коммунизма.
     
     
      5. О дневнике ученическом
     
      В учительской зашел разговор об ученических дневниках.
      У каждого было свое, наболевшее... Молоденькая учительница жаловалась, что родители плохо следят за дневниками своих ребят, некоторые совсем не обращают внимания на оценки, на замечания классного руководителя, забывают ставить подпись. Кто-то обижался на учащихся: не подают дневник даже при отличном ответе. Другие защищали или оправдывали ребят: сами бываем нетребовательны. Внезапно заговорил старый, уважаемый всеми преподаватель физики:
      — Послушайте небольшую историю... Возможно, она предостережет от поспешных выводов. Дело-то не так просто, как представляется вначале... Был такой случай. Шестиклассник — назовем его Геной Носовым — смастерил парусный буер. Буер был сделан на славу: деревянный треугольник на трех коньках, фанерный лист, прибитый к брусьям, руль... Даже название было выведено на боковой перекладине: «Ураган». И как можно мальчишке, мечтающему о море, о подвигах, не попробовать прокатиться по льду Невы под попутным ветром. Гена столкнул буер с берега на лед. Ветер сразу наполнил парус, и деревянный треугольник сначала медленно, затем все быстрее и быстрее заскользил по неровному льду реки. А Носов, радуясь успеху своей затеи, сидел на фанерном листе и рулил. Метрах в пятидесяти от берега буер попал одним концом в полынью. Лед со зловещим шорохом и треском стал ломаться. Нос «Урагана» стремительно задрался кверху, мачта накренилась. Мальчик хотел прыгнуть на льдину, но от его резкого движения буер перевернулся, увлекая за собой в студеную воду и Гену. В это время по берегу, спеша на занятия (тогда была еще вторая смена), шел мой ученик семиклассник Сережа Кругликов. Увидев катастрофу, подхватил какую-то старую доску и бросился на выручку. Прыгая через трещины, он успел добраться до полыньи и бросить доску Гене. Но лед под ним внезапно разошелся, и Сережа тоже очутился в воде. И все-таки подростки выбрались, положив поперек трещины доску.
      Гена Носов, забыв про буер, повел Сережу домой — сушиться. Естественно, Кругликов в этот день в школу не попал. А я тогда был совсем молодой учитель. Горячий, рьяный. Не успел Сережа на другой день переступить порог класса, я к нему: «Почему не был на занятиях?» Подросток переминается с ноги на ногу и молчит. «Значит, прогулял?» Молчит. «Давай дневник!» И крупным почерком вывел: «Такого-то числа пропустил уроки без уважительных причин». А причина, как сами понимаете, была очень уважительная: не прошел парень мимо чужой беды, молодцом оказался. Вскоре пришло письмо на имя директора школы: родители Гены благодарили ученика Кругликова за мужественный поступок.
      С той поры я никогда не спешу заносить в дневник замечание, стараюсь сначала побеседовать с учеником выяснить обстоятельства того или иного случая. Всегда помню: поспешным, непродуманным словом можно крепко ранить душу ребенка, причинить боль его родным. Ведь жизнь, как говорится, штука сложная, а должность наша — человечная...
      Звонок прервал наш разговор, и мы разошлись по урокам. Рассказ старого преподавателя заставил меня (и, я уверен, не только меня) о многом задуматься... Спору нет: дневник нужен. Как средство связи семьи и школы, как документ, отражающий успеваемость и поведение учащегося. Ведение дневника проверяется и контролируется классным руководителем, администрацией, в некоторых школах даже местным комитетом. Что ж, вероятно, в этом есть какой-то смысл. Но при всей строгости требований не надо забывать, что за дневником — живая ребячья душа, индивидуальная, неповторимая, не похожая на других личность. Формализм, шаблон, единообразие тут недопустимы. К дневнику, так же как и к его владельцу, нужен индивидуальный подход.
      Помню, как один из моих учеников на уроке получил вполне заслуженную двойку. Я потребовал дневник. Подросток встал, очень расстроенный, и сказал, что дневник даст в перемену. Посмотрев на его огорченное лицо, я не настаивал: в перемену, так в перемену. Когда мы остались одни, подросток попросил:
      — Не ставьте, пожалуйста, оценку в дневник. Я вам отвечу это стихотворение, честное слово! Матери сейчас плохо что-то с сердцем... Увидит двойку, совсем расхворается!
      Я поверил ученику. А стихотворение он действительно выучил и ответил на пятерку.
      Ручаюсь, у каждого педагога были такие случаи. И мне кажется, при подобных обстоятельствах лучше поверить, чем быть неумолимым и педантичным. Уже давно бытует во многих школах выражение: «Дневник — зеркало, в котором отражается лицо учащегося». Но всегда ли это зеркало отражает подлинный облик нашего воспитанника? Иногда попадается в руки такой дневник, где замечание громоздится на замечание: на какую страницу ни глянешь — все красные чернила. Представляешь его хозяина вконец распущенным безобразником, не подчиняющимся никаким правилам. А поз на ком пенься поближе и видишь, что это самый обыкновенный мальчишка. Только не может он справиться с энергией, что бьет из него ключом, только неистощим он на выдумки, да к тому же подвижнее, активнее всех. Поэтому, что ни случается в классе, он первый попадает на глаза педагогу, а значит, и на замечание. Впрочем, к замечаниям такой ученик давно привык. Их так много, что они потеряли свое воспитательное значение. Право, мальчишка бы искренне удивился, если бы в какую-либо неделю ему не занесли очередную «грозную» запись. А вот если замечание в дневнике — исключительное событие в жизни класса, если воспитатель сосредоточивает на этом событии внимание всего коллектива, то провинившийся крепко задумается над своим поведением.
      Не всегда учитывается психология подростка и при системе выставления оценок. Некоторые руководители ставят по итогам недели в дневнике только результаты письменных работ и неудовлетворительные отметки: «Мол, в пятерке ученик сам заинтересован — пусть привыкает подавать при опросе дневник!» А подросток — он человек гордый, самолюбивый, коли не спросят, не потянется сам за отметкой. И даже дома, упрямо сдвинув брови, промолчит, что у него в классном журнале не одни двойки да тройки. Не щедры мы порой и на письменную похвалу, на поощрение, на благодарность. Редко появляются они в дневниках. И не потому, что не за что похвалить... Почему-то забываем в своей учительской спешке написать несколько добрых слов, которые могут окрылить нашего воспитанника, вдохновить его на новые успехи. А они так бывают нужны подчас — эти .несколько добрых слов!
      Можно только гордиться нашими ребятами, когда они дружно собирают металлолом, охотно несут макулатуру, старательно работают в мастерской, активно участвуют в спортивных соревнованиях, в художественной самодеятельности. А последняя страница дневника, где даже графа есть: «Отношение к труду», — чаще всего пустует. Вот и получается, что при всей нашей добросовестности и требовательности дневник не всегда показывает истинное лицо ученика.
      Много проблем возникает при раздумьях над обычным школьным дневником. Вероятно, иначе и быть не может: должность наша, как сказал старый физик, человечная. Я лично всегда стремлюсь к тому, чтобы дневник стал символом добрых отношений учителя, родителей, ученика, чтобы мой воспитанник не относился к нему с пренебрежением или испугом, а гордился им как школьным документом, берег его как хорошую память о детстве. Чтобы, приходя домой после уроков, сам, без напоминаний, говорил родителям: «Посмотри мой дневник, мама!»
      Что делал и делаю я для этого? Во-первых, всегда отмечаю в дневнике все хорошее, сделанное моим воспитанником. Записываю, сколько килограммов бумаги принес ученик при сборе макулатуры, как дежурил по школе, как работал на субботнике. При случае, пользуясь правом классного руководителя, объявляю при всем коллективе благодарность учащемуся и фиксирую поощрение крупной записью в дневнике. Надо сказать, что чаще всего это оказывает на ребят самое благотворное влияние: они становятся более активными в общественной жизни школы, в трудовых делах. Во-вторых, даю в дневнике рекомендации и советы, направленные одновременно и в адрес воспитанника, и в адрес его родителей. Каждую фразу стараюсь формулировать как можно добрее и категоричней. Тут противоречия нет. Сделать запись надо так, чтобы не обидеть ни ребенка, ни родителей, и все же заставить выполнить указание классного воспитателя. Иногда приходится поломать голову над несколькими словами, но это, право, лучше, чем в спешке записывать непродуманное и чаще всего малоэффективное замечание. И наконец, последнее... Ни при каких обстоятельствах запись классного воспитателя не должна оскорблять человеческое достоинство ученика. Уважение к детям — вот основополагающий принцип работы педагога с ученическим дневником.
     
     
      6. Учить быть честными
     
      Как это часто случается с ребятами в самом сложном, переходном возрасте, происшествие началось с малого — с невинной на первый взгляд игры в перышки. Собирались на старом дворе, чудом сохранившемся среди крупнопанельных жилых корпусов. Тут возвышались штабеля реек и горбыля, завалы старых бочек и ящиков. Покрывали их сверху толем и железом, фанерой и картоном, отчего под этими завалами образовался целый лабиринт, в котором без привычки можно было заблудиться.
      Там-то, в самом центре штабелей, ребята и устроили свой «штаб». Сделали из ящиков стол, поставили колченогие табуреты вокруг. Ни дождь, ни снег не проникают сквозь надежную Крышу. Да и от взглядов старших укрыться можно. Беседовали о просмотренных фильмах, обменивались марками.
      В это убежище и пришел однажды Юрка Сычев — хулиганистый, нахальный парень, года на два старше остальных, что собирались в дровяной пещере. Вначале приглядывался, играл с ребятами в шашки. Потом перешел на перышки. Наконец — вытащил карты.
      Девятиклассник Сережа Колосов и не заметил, как оказался у Сыча в долгу.
      — Надо рассчитываться, — сказал зло и требовательно Сычев, поймав Сережу при выходе из школы. — Ты мне десятку должен.
      — Верну я тебе твою десятку, — нахмурился Колосов.
      — После дождичка в четверг, — присвистнул Сычев. И, наклонившись к лицу подростка, отчеканил тоном, не обещающим ничего хорошего: «Вечером не рассчитаешься — поговорим по-другому».
      До вечера Сережа Колосов ходил сам не свой. Ему несколько раз хотелось броситься к матери на работу: она дежурила в поликлинике до шести, хотелось во всем признаться ей. Но словно какая-то неведомая сила останавливала подростка: он боялся выглядеть в глазах друзей маменьким сынком.
      А стрелка неумолимо пододвигалась к пяти. В пять на старом дворе ждал Сережу Колосова Юрка Сычев — по-уличному Сыч. И надо было что-то делать...
      Вот тогда-то и вспомнил Сережа, что мать деньги на продукты хранила в ящике для белья.
      «Возьму десятку, может, и не заметит», — мелькнула у подростка мысль. Перебрав несколько ключей, Сережа открыл ящик. Денег в нем не было. Зато лежали часы дяди Миши, недавно умершего от тяжелой болезни. За плечами дяди Миши была Великая Отечественная война. Много интересного рассказывал он племяннику — интересного и поучительного, что навсегда врезалось в память. О боях за Ленинград, о прорыве блокады, о подвигах своих товарищей по оружию — балтийских моряков.
      Сережа машинально взял часы на ладонь. «За честную воинскую службу», — прочитал он выгравированную на крышке надпись. «За честную...» — неожиданно для самого себя повторил он, и краска стыда залила лицо: «А что я делаю?»
      Захлопнув ящик, он решительно набросил на себя пальто и направился к матери — в поликлинику. Больше сомнений у него не было: он должен, он обязан во всем честно признаться матери. Обманывать, лгать, притворяться не станет ни за что, как бы ни грозил ему Сыч.
      Затем вместе они пришли в школу: ведь учитель должен знать о случившемся. Да и где гарантия, что кто-то из одноклассников Сережи завтра не попадет в «должники». Карты — болезнь заразительная, и мать Сережи Колосова хорошо понимала опасность дурного увлечения. Откровенность сына и матери помогла предотвратить крупные неприятности. Дровяной лабиринт разобрали, а во дворе организовали подростковый клуб «Метеор».
      Эту историю я рассказал своим воспитанникам во время классного часа. «А всегда ли вы откровенны со старшими, со своими товарищами?» — такой вопрос был поставлен перед учащимися. И равнодушных в разговоре не было.
      Взволнованно, страстно и очень искренно говорили юноши и девушки. Каждое высказывание шло из глубины сердца: чувствовалось стремление ребят к правде, к справедливости, желание быть честным в большом и малом.
      Вот некоторые из положений, которые выдвигали и защищали старшеклассники:
      — Быть честным — значит не только говорить правду, но и поступать согласно своим словам!
      — Надо стараться ложь вообще выгнать из своей жизни, говорить людям правду в глаза, хотя это порой им и неприятно!
      — Если друг мне солгал, — выходит, он мне не друг!
      — Но есть моменты, когда правда может причинить зло!
      Можно было лишь радоваться серьезности разговора. Но
      сами старшеклассники понимали, как сложна проблема и как нелегко решается она на практике — в жизни, как часто наблюдается разрыв между словом и делом.
      Понимают это и родители.
      Не было, пожалуй, ни одного собрания, ни одной встречи учителя с родителями, где бы не затрагивалась эта тема. Да это и понятно: какой родитель не хочет, чтобы его ребенок всегда и во всем говорил правду.
      В каждой семье свои заботы и тревоги, но всех родителей объединяет общее желание: видеть своих детей честными людьми, воспитывать в них лучшие гражданские качества. Не случайно очень часто два понятия: «честность» и «честь» родители рассматривают как одно необходимое для настоящего человека качество.
      Вероятно, поэтому многие родители очень остро и болезненно переживают любой обман со стороны своих детей.
      Характерно в этом отношении письмо, которое прислала мне мать девятиклассника Олега П.
      «Я ума не приложу, что делать с сыном. Он врет на каждом шагу. Я могу простить любой проступок, любую его шалость, но мне невыносимо больно сознавать, что ложь становится второй натурой мальчика. В горах, говорят, маленький камешек рождает лавину. Вот так и ложь. От нечестности к постоянному обману, от большой лжи к преступлению — это нередко закономерный путь. Но я не хочу, чтобы мой сын стал преступником. Что же делать, как отвратить его от обмана?»
      Итак, как же добиться того, чтобы ребенок рос правдивым, чтобы честность определяла его каждую мысль, каждый поступок?
      Было бы педагогической ошибкой всем давать общий, универсальный совет... И все же есть какие-то ключевые моменты, над которыми должен задуматься каждый родитель, каждый воспитатель.
      Начнем с самих себя... Будем откровенны, не от нас ли, взрослых, зависит честность ребенка. Пример родителей часто во многом определяет нравственное поведение подростка.
      Вот несколько примеров, которые, к сожалению, встречаются в наших семьях.
      Телефонный звонок. «Скажи, что меня нет дома!» — кричит из соседней комнаты мама, ни на миг не задумываясь о моральных последствиях своего обмана.
      В субботу ученик проспал — не разбудили родители, ибо у них день отдыха.
      «Скажи, что бабушка заболела, врача вызывал!» — напутствует сына отец. А через год-два эта мнимая забота вернется в семью губительным бумерангом: подросток будет прогуливать целые дни учебных занятий, обманывая и родителей и школу.
      Бывает, что ребята идут на обман с целью выручить друга из беды. Они даже обидятся, если их назвать лгунами: они считают, что поступают по-рыцарски, выгораживая, покрывая провинившегося товарища. Тут требуется очень деликатный подход, долгая воспитательная работа, чтобы развенчать, именно развенчать, неверное понимание товарищества.
      Нужно иметь в виду, что ребенок всегда тянется к правде и как правило, честен по натуре. К обману его чаще всего приводит ненормальное семейное окружение или ошибки воспитания. Было бы преступлением говорить, что тот или иной подросток — неисправимый лгун. Он может стать честным и станет им, если мы, взрослые, протянем ему руку помощи, проявим к нему максимум душевного внимания. Главное — поверить в добрые намерения ученика и своим сердечным расположением помочь ему уйти от лжи и обмана. Об этом замечательно сказал Василий Александрович Сухомлинский:
      «В жизни каждого школьника не раз обстоятельства складываются так, что от него требуется огромная концентрация мысли и чувства для неотложного волевого действия, большой активности. Воспитанник, в процессе своего духовного развития закономерно пришедший к самоотверженному поступку, делает решающий шаг на пути к самоутверждению. Помочь ему сделать этот шаг — очень важный элемент формирования духовного мира».
      Говорить с ребятами о честности — это значит вести разговор о гражданском облике вступающего в жизнь. Разговор по большому счету — серьезный и откровенный. И мало сказать о том, что бесчестный человек не может быть счастлив, что обманом не проживешь. Надо внушить подростку мысль, что только честный труд и честное отношение к своим обязанностям, к людям, к коллективу дают право на уважение и признание окружающих. Нужно видеть самим и заставить ребенка увидеть общественное значение честности. И не стоит бояться каких-то возрастных барьеров. Если неравнодушно сердце, если вы нашли самые верные слова, то ребенок поймет, что нечестный поступок позорит честь класса, честь школы, честь родного города... Только так — в большом общественном масштабе — требовал решать вопрос о честности Антон Семенович Макаренко.
      Примечательно, что сами школьники чувствуют, как велика их ответственность за свое поведение перед коллективом. Не случайно больше любого другого наказания они боятся товарищеского осуждения. И радостно сознавать, что в основной своей части наша юная смена нетерпима к фальши, к неискренности, к обману. Наша общая задача — добиться такого положения дел, чтобы честность стала неотъемлемой чертой характера каждого молодого человека.
      Именно об этом пишут в своих сочинениях и сами ученики:
      В наше чудесное, бурное время
      Место для подвига есть.
      Будет правдивым юное племя:
      Ведь честность — от слова «честь»!
      Настоящий советский человек! Это тот идеал, на который мы должны ориентировать наших детей с самого раннего возраста. Отличительной приметой его является активная жизненная позиция. Подлинная честность не только в том, что надо говорить правду, быть искренним. Бороться за правду, за справедливость — вот истинная гражданская честность. Об этом я стараюсь как можно убедительнее говорить и детям, и их родителям. И если необходимо, отстаиваю свою точку зрения.
      Вот характерный пример.
      Когда родительское собрание окончилось, ко мне подошла мать одного из моих учеников. Спросила с нескрываемой обидой: «Что же вы Андрея нашего и не упомянули? Учится на пятерки по всем предметам. Чем он хуже Боровкова, Уварова, Фокина? Их-то вы похвалили, а у них троечки есть...»
      Нелегко было ответить сразу на этот в общем-то справедливый и законный вопрос: «Почему Андрея не упомянули?» Но я не мог покривить душою. Я просто должен был сказать ей все, что думаю об Андрее.
      Да, Андрей действительно учился в классе лучше всех. И в поведении был вполне «благополучным». Но чем ближе я узнавал юношу, чем внимательнее вглядывался в его отношение к товарищам, тем больше охватывала меня тревога. В характере, во взглядах Андрея все отчетливей виделись мне те черты', которые вызывали беспокойство за судьбу ученика и заставляли пока воздерживаться от одобрения. Я чувствовал, что оценка заслонила для Андрея все остальное.
      Спору нет, стремление быть первым, выделиться, отличиться — хорошее, здоровое качество юности. И ученик, и его учитель испытывают огромное удовлетворение от победы на олимпиаде, от прекрасно написанного сочинения, от блестящего выступления на спортивных соревнованиях. Впрочем, и удачный ответ на уроке, и по праву заслуженная пятерка в журнале всегда доставляют радость. Конечно, школьная отметка говорит о многом: о добросовестности, об умении работать осознанно и самостоятельно. Но отметкой, пусть даже отличной, еще не определяется духовный облик ученика, его общественная значимость. Потому-то и стало тревожно, что оценка стала для Андрея единственным мерилом жизни. Он отказался играть в команде волейболистов — защищать честь класса: «Некогда! Па пустяки не размениваюсь!» Неохотно помогал товарищам, когда те обращались к нему с просьбой объяснить формулу или решение задачи: «У меня и своих забот хватает!» Школьные общественные поручения воспринимал как неприятные, докучные обязанности, при всяком удобном случае старался уйти от них.
      А для его сверстников — Боровкова, Уварова, Фокина, с которыми раньше, до девятого класса, дружил Андрей, школа стала родной и очень дорогой. Что ж, троечки появлялись в дневниках ребят, и за эти тройки я им спуску не давал. Но зато на каждого можно было положиться как на самого надежного помощника. Боровков сам вызвался быть пионерским вожатым в четвертом классе «А», и малыши были в восторге от его искрометной энергии и выдумки. Уваров оформлял сатирическую стенгазету «Колючка» и старательно вел альбом, отражающий день за днем жизнь класса. Без Фокина не обходился ни один концерт художественной самодеятельности, так как был он и душой, и организатором, и певцом нашего молодежного ансамбля «Ладога». Самое же главное, что привлекало всех в этих учениках, — это неиссякаемая сердечная отзывчивость, искренняя доброта и щедрость чувств.
      Вот обо всем этом я и рассказал откровенно матери Андрея в тот вечер после родительского собрания. После напряженного, тягостного молчания она неожиданно призналась: «Уж если кого прежде всего винить, то нас с отцом. От всего ограждали, чтобы только отличником был. По дому ничего не делает. Утром завтрак подаем, вечером форму школьную гладим — лишь бы занимался на пятерки. Записочки оправдательные писали, когда он со школьных мероприятий уходил. Думали: на пользу — пусть, мол, лучше задачу лишнюю по алгебре решит. Вот и воспитали эгоиста, себялюбца».
      К сожалению, случай с Андреем не исключение. Как часто, приходя в школу, к классному воспитателю, родители интересуются лишь оценками в журнале. Редко кто спросит у педагога, как складываются у сына или дочери отношения с коллективом, как проявляет себя ученик в общественной жизни.
      А иногда бывает и так... Начнешь говорить о моральном облике своего воспитанника, о серьезных пробелах в нравственных устоях подростка, а нетерпеливый родитель перебивает: «Главное, чтобы аттестат хороший получил... Остальное приложится. Жизнь научит!»
      Вот и приходится доказывать таким мамам и папам, что человек в основном формируется в школьные годы, что подлинное образование — это не только свидетельство об окончании десятилетки или вуза, не определенный запас знаний, а образование ума, характера, чувств, воспитание лучших душевных и гражданских качеств. Да, наше время требует от наших воспитанников прочной общеобразовательной подготовки. Но в неменьшей мере оно требует от юной смены нравственного здоровья, чувства коллективизма, товарищества и гуманизма. Да, стремление к знаниям у нашей молодежи нужно приветствовать и развивать. Но это стремление должно диктоваться не узкоэгоистической заботой о личном благополучии, о карьере, а горячим желанием применить свои знания на благо Родины и народа.
     
     
      7. Как слово наше отзовется...
     
      Чем становишься старше, тем ярче и зримее картины далекого детства. Даже удивительно: прожитые годы как бы приближают то, что, казалось бы, должно было затеряться навсегда в пестрой и стремительной веренице событий.
      Вот вижу себя мальчишкой на берегах Ухтохмы-реки. Вижу высокое разнотравье на лугу, прозрачные березовые перелески и на пологом живописном холме небольшую деревеньку, где родители обычно снимали дачу.
      Говорят, там сейчас все неузнаваемо изменилось: заречное поле застроено домами санатория, через тихую рощу пролегло асфальтовое шоссе, а сама Ухтохма обмелела, заросла желтой ряской.
      Что ж, вполне возможно. Но память хранит никем не тронутое ромашковое раздолье, темно-зеленую гладь заводей и омутов, чистенький, словно просеянный, оранжевый песок на узкой полоске пляжа и белую стаю легких лодок у старых дощатых мостков.
      Рос я худым, угловатым, нескладным и всегда ходил с исцарапанными локтями и коленками. В городе, в кругу ровесников, таких же как я вихрастых подростков, моя отроческая неуклюжесть была незаметна, по крайней мере я ее никогда не ощущал. Но ребята, приезжавшие на лето в деревню, были старше меня, и они всячески, при каждом удобном случае подчеркивали свое преимущество в годах, а главное — свою самостоятельность.
      Я старался ни в чем не отстать от них: нырял «ласточкой» с упругого трамплина над омутом, ловил под корягами черных усатых раков, с азартом играл в лапту и городки. И все же... И все же разница в возрасте разделяла нас обидной преградой.
      Они не брали меня в лес за грибами: «Заблудишься еще, а за тебя отвечай!» Уходили одни в близлежащий дом отдыха, а на другой день с намеками и недомолвками, напуская на себя таинственность, рассказывали о своих похождениях.
      Меня они беспрерывно гоняли с реки в деревню то за спичками, то за солью, называли «малявкой» и бесцеремонно обрывали на полуслове: «Не встревай в разговор старших — нос не дорос!» Правда, иногда меня милостиво ставили в ворота голкипером, когда надо было играть в футбол с ребятами из пионерского лагеря. Я отчаянно бросался под ноги нападающим, вытаскивал из «девятки» прямо-таки безнадежные мячи, но стоило приехать из города Вите Оськину, как меня тотчас выставляли с поля, так ни разу и не похвалив. Наоборот, Оськин, по-хозяйски уверенно занимая место в воротах, обычно досадливо отталкивал меня крутым, сильным плечом: «Побаловался — и хватит!»
      Но обиднее всего было не это. Больно ранили сердце те дни, когда старшие ребята отправлялись на лодках в плавание по Ухтохме-реке. Вот тогда я действительно чувствовал себя по-настоящему обойденным и оскорбленным.
      Обычно они уезжали на трое суток — с ночевками на островах. Я слышал оживленные разговоры: что необходимо взять с собой, где лучше устроить привал — и еле сдерживал слезы. Мне так хотелось поехать вместе с ними. Я был уверен, что не подведу, что буду грести, со всеми наравне: недаром же каждое утро, когда на реке никого не было, тренировался со всем усердием. И родителей уговорил — отпустить, хотя это далось мне нелегко. Несколько вечеров подряд я с жаром доказывал, что надо воспитываться на трудностях, что в моем возрасте знаменитые капитаны уже уходили в море — юнгами.
      — Это ты книг приключенческих начитался, — сказал папа. — Впрочем, и я в двенадцать лет собирался бежать в Америку.
      — Только оденься потеплее, — добавила мама, вздохнув. — Ночи все же прохладные.
      Счастливый, я помчался на речку, где ребята заканчивали смолить самую большую флагманскую лодку «Альбатрос».
      — Мне тоже разрешили с вами, — едва переводя дыхание, выпалил я.
      — Детский сад не берем, — пренебрежительно бросил Оськин. — Иди лучше в песочке поиграйся.
      — Сам ты детский сад, — выкрикнул со злостью я. — Ну и не надо, плакать не буду. Можно подумать, что в океан уходите. — И, сделав равнодушно-презрительный вид, я медленно, вразвалочку ушел с берега, хотя, честно признаться, еще бы минута — и я разревелся бы от досады и огорчения.
      Занятые сборами, ребята забыли обо мне. А в день отъезда я забрался с утра в кусты и с завистью смотрел, как с шутками и смехом мальчишки тащили рюкзаки и котелки на берег. Как одна за другой отплывали от дощатых мостков белые лодки. Когда последняя скрылась за плакучими ивами, я вышел из своей засады, сел на мостки и долго глядел на тихую Ухтохму, на стайки юрких пискарей у зеленовато-черных свай.
      Вот тогда-то и подошел ко мне Сергей Иванович... Что звали его Сергеем Ивановичем и что он, учитель географии, работает воспитателем в пионерском лагере, я узнал немного позднее. Тогда же я, услышав, как скрипнули доски мостков, поднял голову и увидел молодого мужчину с удочкой в руке. Он внимательно посмотрел на меня и спросил очень просто, словно мы были знакомы давным-давно и ему были близки все мои злоключения:
      — Значит, уплыли, а тебя не взяли?
      И оттого, что в голосе его я услыхал искреннее сочувствие, что его глаза так дружески и понимающе смотрели на меня, внезапное волнение перехватило мне горло. Несколько минут я молчал, не в силах произнести ни слова. Затем заговорил быстро, взахлеб, с такой распахнутой откровенностью, с какой, пожалуй, ни с кем еще не говорил. Я говорил о незаслуженных обидах, о том, что я не хуже ребят умею ставить палатку, разжигать костер, варить уху, находить без компаса стороны света. Я рассказывал о своих любимых книгах, которые успел прочитать, а их было уже немало — таких книг, и о каждой хотелось сказать хоть несколько слов. Сколько раз на страницах школьных учебников и тетрадей рисовал я свой герб — земной шар и алые паруса над ним. Не было, казалось, на планете места, где бы не побывал я в своих романтических мечтах, в своих книжных странствиях. Я опускался на дно океана вместе с отважным капитаном Немо, пробирался через непроходимые джунгли вместе с героями Луи Буссенара, был и Соколиным Глазом, и Чингачгуком, рядом с майнридовским Оцеолой сражался против жестоких колонизаторов.
      В какой-то момент я остановился, смущенный, запнувшись от собственной горячности. Быстро взглянул на Сергея Ивановича. Я очень боялся, что замечу на его лице выражение снисходительности к моей восторженной исповеди. Это было хуже всего — хуже откровенных насмешек мальчишек и сентиментальной похвалы взрослых: «Он у нас неисправимый фантазер!» Но Сергей Иванович слушал не только внимательно и заинтересованно. Нет, я готов был ручаться, что и он загорался вместе со мной мечтой увидеть Южный Крест, пересечь Великие прерии, подняться на вершину Эвереста. И вскоре мы беседовали как двое хороших близких друзей, которые проходили по одной горной тропе и ночевали в одной палатке. Я совершенно забыл что Сергей Иванович вдвое, а может быть, и втрое старше меня!
      И был счастлив, что нашел верного, все понимающего товарища.
      — А с нами ты поедешь? — спросил Сергей Иванович. — С моим отрядом? Мы давно задумали трехдневный поход на лодках... Будешь нашим лоцманом. Ты же, можно сказать, старожил этих мест.
      — По берегу далеко проходил! — воскликнул я. — Все островки и плесы знаю.
      — Ну и чудесно. — Сергей Иванович обнял меня за плечи Пойдем, я тебя с «юговцами» познакомлю.
      — А кто такие — «юговцы»?
      — «Юговцы» — это члены нашего школьного кружка «Юный географ». Почти все в лагерь приехали. И начальник лагеря разрешил, чтобы они в одном отряде были...
      — Здорово! — Мне уже не терпелось увидеться с «юговцами» Я понимал, почему они все поехали в лагерь. Ведь воспитателем у них Сергей Иванович.
      В плавание нас провожал весь пионерский лагерь. Звонко и чисто пел горн над рекой. На лодках развевались флажки. Я сидел рядом с Сергеем Ивановичем, и не было, наверное, на свете мальчишки счастливее меня.
      В полдень около Щучьего омута наша флотилия встретилась с возвращающимися ребятами. При виде их я с утроенной энергией заработал веслами, а они с нескрываемым удивлением смотрели на меня. Помнится, Витя Оськин бросил вслед что-то обидное, но никто даже не повернулся в его сторону, и насмешливые слова будто канули в воду.
      А Ухтохма щедро открывала нам свою красоту. До этого я, действительно, немало побродил по ее берегам. И все же знакомые, казалось бы, места открывались с лодки заново. Мы проезжали под развесистыми ивами, которые чуть ли не касались воды кончиками гибких ветвей. Видели позеленевшие от водорослей остатки старой плотины, где степенно ходили между сваями крупные черноспинные голавли. Любовались тихими заводями, где раскрывались навстречу солнцу белые лилии и желтые кувшинки. Дружно и умело преодолевали каменистые перекаты и песчаные мели.
      Когда же над рекой стали клубиться туманы и небо над лесом замерцало яркими звездами, мы сделали привал. Отряд у Сергея Ивановича был разновозрастный. Он объединил и моих ровесников, и комсомольцев-старшеклассников. Но в походе мы были все равны. Даже если комсомольцы брали на себя дело потруднее, то происходило это так просто и естественно, что мы даже и не замечали, как преграды были уже устранены. А если и замечали, то никогда не чувствовали себя ущемленными и обиженными, так как старшие ни в чем не показывали своего превосходства. Мы вместе ставили палатки, собирали хворост, разжигали костры. Мне, когда выпала очередь, доверили варить кашу с мясом для всех экипажей. И я старался не подвести.
      Но самыми прекрасными были часы перед отбоем, когда Сергей Иванович рассказывал о своих студенческих маршрутах. Пожалуй, тогда по-настоящему я понял, почему ребята тянутся к этому человеку. И тогда впервые открылась передо мною поразительная истина- в нашей родной стране столько еще мест, с величием и красотой которых не могут сравниться никакие заморские чудеса.
      Сергей Иванович говорил так, что я словно воочию видел вершины Гиссарского хребта и озеро Искандеркуль с его синим водным зеркалом, окаймленным цепью снежных горных пиков, несся на плоту по стремительной Чусовой мимо грозных, нависающих над головой скал, взбирался на Голанту — Змеиную гору, откуда долго можно было любоваться алтайской жемчужиной — Телецким озером, бродил по луговым тропкам Пушкинского заповедника и слушал неумолчный шум Кивачского водопада.
      А затем по традиции перед отбоем мы пели песни. Их сочиняли сами «юговцы». В костре догорали, потрескивая, последние сучья, и над таинственно поблескивающей рекой дружно звучали молодые голоса. Мы пели о ветре, зовущем в дорогу, о мужестве первопроходцев, о том, что и мы любой маршрут
      осилим, если надо,
      в беде не станем охать,
      а будет трудно — рядом
      друзей надежных локоть..
      С той поры прошло много лет. Я не стал ни путешественником, ни капитаном — я учитель!
      С разными ребятами приходится работать, с самыми различными характерами встречаешься в нелегком нашем труде. Подчас и не знаешь, как найти ключик к сердцу подростка, с какого бока подступиться к нему.
      Бывает: вот-вот готово сорваться с губ резкое слово. Но в этот момент я сдерживаю себя. Сдерживаю, вспомнив Сергея Ивановича и детство на Ухтохме. Как часто помогали мне эти добрые воспоминания!
      Обыкновенная школьная отметка... Оценка в классном журнале... Не счесть, сколько раз была она поводом для серьезного разговора с учениками, сколько вызывала тревог, огорчений и волнений. И не сразу я пришел к выводу, что не следует торопиться с осуждающим словом, что ни в коем случае нельзя рубить с плеча, а следует вдумчиво и основательно разобраться в случившемся.
      Один случай, как урок на всю жизнь... Подошла, помню, учительница математики — экспансивная, требовательная и подчас резкая женщина.
      — Поговорите с вашей Селезневой. Третью контрольную заваливает. Рассеянная какая-то стала, невнимательная... Знаки перевирает, цифры путает. Влюбилась что ли? Ведь ей за четверть двойку придется поставить!
      Напряжение в школе к концу каждой учебной четверти возрастает. Как ни старался я говорить с Селезневой спокойно, раздражение все же прорвалось: «Ты можешь объяснить, почему по математике двойка за двойкой? В чем причина? Или завтра за объяснением к твоим родителям обращаться?» Но завтра и не надо было дожидаться. Школьная медсестра объяснила мне причину внезапного срыва Селезневой: «У Лизы катастрофически ухудшается зрение. Даже очки невозможно подобрать. Л она и с первой нарты написанное на доске плохо видит. Учтите, пожалуйста, и всех преподавателей предупредите!»
      Я не только сам учел, не только предупредил всех учителей-предметников, но сделал все, чтобы помочь Лизе. И конечно, извинился перед пен. Тогда же я дал себе зарок: не принимать никаких мер воздействия, пока не станет ясным до конца, что же привело моего питомца к огорчительной оценке.
      В самом деле, десятки самых разнообразных причин скрываются за неудовлетворительной оценкой в журнале. Начнешь разбираться - и целый калейдоскоп событий, конфликтов, характеров проходит перед тобой, и снова понимаешь, как важно классному руководителю быть всегда и во всем тонким, вдумчивым психологом. Ведь если один просто поленился приготовить домашнее задание, то у другого — раздоры у родителей, а третий — потерял учебник. У каждого — свое, а значит, и воспитатель должен отреагировать по-разному. Только неослабное внимание к каждому ученику в отдельности может предупредить второгодничество, пробелы в учебе, неуспеваемость, может способствовать глубокому и прочному усвоению программного материала каждым воспитанником. На этой кремнистой дороге познания, на крутых ступенях школьных будней ученик особенно нуждается в поддержке, в ободряющем слове, которое вселяет веру в юные, еще не окрепшие силы, поможет идти вперед и выше. Это слово своевременно и должен сказать классный руководитель своему воспитаннику: «Ты сможешь!», «Ты преодолеешь все препятствия!», «Ты добьешься!», «Ты справишься!»
      Да, слово воспитателя, слово старшего — могучее средство воздействия на душу ребенка. Я убежден, что классный руководитель обязан доносить эту истину и до родителей, ибо невозможно представить себе правильное воспитание юной смены без умного, тактичного слова взрослого.
      Вот всего лишь несколько примеров из моего дневника...
      В футбол мальчишки играли, как обычно, между двумя домами на вытоптанном пятачке, потому что спортивной площадки lie было. Во время одного из прорывов по краю Коля сильно пробил по воротам соперников. Мяч попал в велосипед, стоявший у дерева. Велосипед упал. Подросток только направился к нему — поднять, как из подъезда выскочил разгневанный мужчина и бранью обрушился на незадачливого футболиста. Вначале Коля молчал. Знал, что хозяин велосипеда придира и скандалист, что лучше с ним не связываться. Но когда мужчина зло и несправедливо при всех оскорбил отца: «У такого-то и сын растет хулиганом!» — Коля не вытерпел и, чтобы заставить обидчика замолчать, толкнул его. Тот, споткнувшись о скамейку, упал. Закричал. Нашлись «свидетели», которые стали доказывать всем, что Коля ударил пожилого человека. Написали заявление в милицию. Возникло дело о хулиганстве.
      Прошло немало времени, прежде чем разобрались в случившемся. Мешало молчание подростка: Коля не хотел повторять в милиции то, что было сказано об отце. И только когда активно вмешалась школа, когда в детскую комнату милиции пришли классный руководитель, товарищи, тогда была восстановлена истина происшествия на футбольном поле. Жестокие, несправедливые слова взрослого стали причиной проступка подростка...
      И еще один случай...
      После уроков в школьном вестибюле меня остановил отец моей воспитанницы, инженер большого машиностроительного завода, очень эрудированный, начитанный человек, интересный и остроумный собеседник. Но на этот раз вид у него был расстроенным.
      — Я к вам за советом. Не знаю, что с моей Машей приключилось. Будто подменили дочь. Смотрит на меня враждебно, не разговаривает уже который день. Начинаю расспрашивать — отвечает сквозь зубы. Какая причина — не пойму. И матери ни слова не говорит. А ведь у нас были с ней очень хорошие дружеские отношения. Маша делилась своими планами, много рассказывала о школе. Мы могли целыми вечерами спорить о книге, о театральных постановках. И вдруг — как чужая. Чувствую себя бессильным перед ее молчанием. Может, вы поможете? Может, подскажете, что надо делать.
      Лишь только весной, перед самым выпуском, удалось мне узнать, почему произошла размолвка Маши с отцом. Он возвращался с работы домой и на лестничной площадке увидел дочь с группой ее одноклассников. То ли был чем-то расстроен, то ли слишком шумно вела себя молодежь, но он сказал резко и категорично: «Мария! Сейчас же домой! Нечего стены в подъезде обтирать!» Казалось бы, чего тут такого? Стоило ли обижаться на отцовское слово, пусть даже и суровое? Но среди юношей на площадке был тот, который нравился Маше. А может быть, и больше, чем нравился... И он засмеялся первый... Девушка, еле сдерживая слезы, поднялась в квартиру. Гнев и возмущение переполнили сердце: как мог отец, такой чуткий умный и внимательный, как он мог так оскорбить и унизить ее при всех. Словно маленькую девчонку... С того дня что-то надломилось в отношениях отца и дочери, и нелегок, ох, как нелегок! был путь к примирению.
      О многом заставляют задуматься эти не такие уж исключительные случаи. В самом деле, мы, взрослые, — и педагоги, и родители — очень часто говорим детям о необходимости уважать старших. Спору нет, требование закономерное и необходимое в нравственном воспитании юношества. Мы очень болезненно, остро воспринимаем любой бестактный поступок, который оскорбляет людей старшего поколения, а такие поступки, к сожалению, совершает нередко наша молодежь. Это справедливо вызывает всеобщее осуждение, потому что старшее поколение сделало все возможное, чтобы дети могли счастливо жить, мирно трудиться. Но давайте посмотрим на себя со стороны... Всегда ли мы справедливы к детям, умеем ли щадить их самолюбие, выбираем ли нужные слова в разговоре с ними, не унижаем ли грубой или непродуманной резкой фразой их человеческое достоинство?
      Помню, как в бытность мою старшим воспитателем школы-интерната я всю ночь разыскивал сбежавшего из группы двенадцатилетнего Мишу. У одной из воспитательниц пропал шарфик. Она узнала, что в учительскую заходил Миша, и обвинила мальчика: «Ты взял!» И пусть не прозвучало слово «вор», но подросток не мог вынести обвинения в краже и сбежал, надеясь уехать в деревню к бабушке. Мы вернули его с Витебского вокзала. Шарфик нашелся — он упал за батарею. А в учительскую Миша заходил потому, что хотел позвонить больной матери...
      Да, сколько раз за время работы в школе приходилось мне убеждаться в том, что, как писал В. А. Сухомлинский, ничто так не огрубляет юное человеческое сердце, не ожесточает его, как оскорбление. Забвение этой истины ведет к серьезным просчетам в воспитании детей. Деликатное, чуткое, внимательное отношение к младшему по возрасту должно быть присуще каждому взрослому. Ведь нет действенней средства воспитания, чем доброе, заботливое, душевное слово. Слово, которое окрыляет ученика, заставляет его поверить в свои силы. Слово, произнесенное с целью помочь юной смене, чтобы ей никогда, ни в чем: ни в большом, ни в малом — не сдавать своих нравственных, гражданских, идейных позиций.
      Наверное, потому мне так памятен и еще один случай...
      Произошло это, как часто бывает в школе, неожиданно. По плану после уроков у меня была беседа о жизни и творчестве Левитана. Взяв заранее приготовленные репродукции картин художника, я направился в класс. В коридоре меня встретил отец моего ученика Вити Прохорова, Александр Иванович, слесарь одного из заводов. Я знал, что он как член родительского комитета был на совещании у директора. На предыдущей
      перемене мы с ним говорили о Витиных оценках, вместе полистали журнал, и Александр Иванович остался доволен успехами сына Поэтому я удивился, увидев его расстроенным и взволнованным
      — Вы к своим? — спросил он и тут же быстро добавил: Можно, я пойду с Вами. Мне надо поговорить с ребятами Очень нужно!
      — А что случилось?
      Оказалось, что после совещания у директора Александр Иванович зашел в школьную столовую. И там увидел сцену, которая потрясла его до глубины души.
      — Представляете, захожу, а трое мальчишек хлебом кидаются. Сердце так и перевернулось. Сразу вспомнилась война блокада и наши сто двадцать пять блокадных граммов «с огнем и кровью пополам». Рассердился я ужасно. Напустился, конечно, на мальчишек: «Что, говорю, вы, сорванцы, делаете?» Ну, а они — в разные стороны. Двоих-то я не знаю, третий же из нашего класса. Через парту от Вити сидит. Рослый такой парнишка.
      Я сразу понял, о ком шла речь. Это был Борис Курков. Избалованный родителями, он учился неважно, был ленив, неаккуратен и отличался исключительной халатностью. Он умудрился в году раза три терять портфель, причем ничуть при этом не расстраивался, беспечно заявляя: «Батя новый купит». Учебники у Бориса всегда были без обложек, с разорванными страницами. Тетради обычно не исписывал до конца: дойдет до середины, разрисует, испачкает и начинает новую. Мать как-то пожаловалась: «В магазин нельзя послать. Ничего дельного не купит, а деньги на мороженое истратит, на конфеты»
      Я неоднократно советовал Курковой не давать сыну карманные деньги, а приобретать абонементные талоны на обеды. Куркова даже обиделась: «Пусть побалует себя сладеньким». Взвесив всю ситуацию, я решил, что беседу о Левитане необходимо отложить.
      — Вы правы, — сказал я Александру Ивановичу, — об этом надо говорить с ребятами сейчас, безотлагательно.
      Мне самому не забыть тот откровенный и суровый разговор, что вел с классом фронтовик-ленинградец, кавалер боевых орденов и медалей Александр Иванович Прохоров. Он имел право на самые откровенные и гневные слова, на строгое осуждение, на товарищеский совет. Война прошла через его судьбу. Не по книгам и не по фильмам познал он тяготы и ужасы войны. Своими глазами увидел, чтобы запомнить навсегда
      Ночное вокицее небо,
      Дрожь земли, обвал невдалеке.
      Бедный ленинградский ломтик хлеба
      Он почти не весит на руке. 1
      1 Берггольц Ольга. Стихотворения. Л., 1966, с. 17
      Говоря о безобразном поведении Куркова, Александр Иванович не назвал фамилии, хотя ребята тотчас посмотрели на Бориса. А Борис сидел, низко опустив голову. Против обыкновения, он молчал и не произнес в тот день ни слова. Одноклассники же поняли, что речь идет о большем, нежели проступок товарища, — речь идет о высокой цене хлеба — той цене, за которой труд всего народа. Александр Иванович поведал о своих родителях, которые умерли от голода в Поволжье в двадцатом году, рассказал о юности в деревне, когда в упорной борьбе с кулачеством создавались и крепли колхозы... А затем перед ребятами зримо встали блокадные дни и ночи. Осажденный Ленинград... Гитлеровцы использовали против ленинградцев не только оружие и боевую технику — использовали также голод, надеясь сломить дух защитников города. Гвардеец-ветеран вспоминал подвиги своих боевых друзей-однополчан и беспримерное мужество товарищей по заводу. Он называл поименно тех, кто, побеждая болезни, голод и холод, стоял у станка, строил укрепления, тушил пожары. Припомнил и знаменитую Дорогу жизни, по которой по льду Ладожского озера в осажденный Ленинград пробивались машины с самым драгоценным тогда гру зом — хлебом, потому что хлеб означал жизнь.
      Я наблюдал за классом и видел, как были захвачены ребята рассказом фронтовика, как слушали затаив дыхание. Многие, наверное, представляли себе рев фашистских самолетов, которые на бреющем полете стремились расстрелять груженые машины. Кажется, еще мгновение — и грузовик уйдет под разбитый лед, в полынью. Но шофер выигрывает неравный бой и продолжает рейс. Он знает: его ждут женщины, старики, дети.. Он должен во что бы то ни стало пробиться в Ленинград.
      Закончил Александр Иванович стихотворением Ольги Берггольц. Оно прозвучало очень жизненно и естественно, как завещание старшего поколения младшему:
      Это тяжкий грех
      хотя бы крошку бросить наземь;
      таким людским страданьем он,
      такой большой любовью братской
      для нас отныне освящен
      наш хлеб насущный, ленинградский..1
      1 Берггольц Ольга. Стихотворения. Л., 1966, с. 44.
      И тогда я подумал о том, как важно чаще напоминать нашим ребятам об этой священной истине. Напоминать так, как сделал это Александр Иванович Прохоров, — страстно, взволнованно, со всем жаром солдатской души. Ведь многие родители наших учащихся были участниками Великой Отечественной, испытали на себе трудности послевоенных лет. У каждого есть что вспомнить, о чем рассказать.
      Многому научила меня та беседа. Я понял, что есть проступки, о которых надо говорить с учениками тотчас, немедленно, не откладывая разговор на завтра. Классный руководитель должен уметь действовать оперативно, если не хочет плестись в хвосте событий. И не беда, если поломается заранее намеченное мероприятие, как сорвалась тогда моя беседа о Левитане. Главное, чтобы не упустить момент, который может стать переломным в судьбе воспитанника. Ведь заставили же откровенные слова ветерана-фронтовика задуматься Бориса Куркова! И не только задуматься, а изменить свое отношение к вещам, к книгам, ко всему, что сделано руками человека. И еще я понял тогда, какой огромный воспитательный заряд несет в себе живое, эмоциональное, идущее от взволнованного сердца слово. Поистине «словом можно полки за собой повести!»
     
     
      8. В класс пришел вожатый
     
      Когда в празднично украшенном зале высоко и чисто зазвучит пионерский горн и сцена заалеет красными галстуками, все присутствующие в дружном, едином порыве встают и долгими бурными аплодисментами встречают пришедших для торжественного приветствия школьников. Когда на улице под веселую дробь барабана навстречу марширует отряд, куда бы ты ни спешил, как бы ни был занят, непременно остановишься и пристальным добрым взглядом проводишь ребят. Я знал людей, которых, казалось, ничто не заставит плакать. Глядевшие не раз в лицо смерти, прошедшие через все муки и испытания, что есть на земле, они словно обуглились в огне войны. Они оставались солдатами и в мирной жизни, нетерпимые к фальши и злу, бескомпромиссные в борьбе за правду, подчас чересчур резкие и прямые, но неизменно прекрасные в своей солдатской суровости. И мне не забыть мгновения, когда по щекам бывалых фронтовиков скатывались крупные мужские слезы. Они не стыдились этих слез — растроганные и счастливые, непривычно растерянные от внезапно нахлынувших воспоминаний и чувств, от встречи со своей юной сменой. Часто вспоминаю я в таких случаях давний госпитальный день, когда в палате для тяжелораненых худенькая девочка-пионерка читала стихи Маяковского. Ее робкий голосок постепенно мужал, становился звучней, уверенней, и к строкам, прославлявшим непобедимую силу жизни, призывавшим «светить всегда, светить везде — до дней последних донца», тянулись солдатские сердца.
      Не тогда ли впервые возникла у меня мысль — стать педагогом? Чтобы мои воспитанники так же любили поэзию и стихом помогали другим! И вслед за этим в воображении возникает образ моего первого вожатого. Правда, до него в наш буйный мальчишеский класс приходили милые девушки из шефствующего над нами педагогического техникума. Они добросовестно читали нам книжки, разучивали с нами песни, готовили литературные викторины. Словом, очень хотели заинтересовать нас. А мы рвались в Испанию — помогать республиканцам, осаждали единственный в городе тир. фехтовали на деревянных шпагах. Даже достали настоящие боксерские перчатки и старательно тузили друг друга по всем правилам спорта. Умами нашими в то время в .вдели Валерий Чкалов, челюскинцы и папанинцы.
      А затем пришел он, Сергей. Загорелый чуть ли нс дочерна, широкоплечий, ладно сложенный, в выцветшей от солнца футболке. Посмотрел в открытое окно, за которым голубело сентябрьское небо, и сказал доверительно, словно мы уже давно были знакомы: «Пошли на аэродром! Там сегодня прыжки с парашютом. Мои товарищи прыгать будут!» И мы пошли за ним через весь юрод на учебный аэродром. По дороге он рассказывал нам о самолетах и планерах, об аэроклубе, где, оказалось, Сергей занимался уже третий год. Потом мы сидели на бруствере канавы и с восхищением смотрели, как распускаются над зелёным полем белые парашюты, как искусно приземляются товарищи Сергея.
      Почти все в классе тогда «заболели» авиацией. Прочитали массу книг о летчиках и полетах, мастерили модели самолетов, тренировались на приземление — с обрыва песчаного карьера, заставляли себя утром обтираться холодной водой, делать зарядку. А главное — взяли для себя как жизненное правило любимую поговорку Сергея: «Если захочешь — сможешь».
      Дружба наша оборвалась неожиданно. Уже прозвенел звонок на урок, когда в дверях показался наш вожатый. Он был в сапогах, в защитной гимнастерке с портупеей. Обвел взглядом притихший класс и сказал: «Уезжаю, ребята! Жаль с вами расставаться... но надо! Так будьте же молодцами!» Мы как по команде встали. И дружно отсалютовали ему: «Будем молодцами!»
      Это было накануне Великой Отечественной войны... И возможно, оттого, что память крепко хранила образ Сергея, я был разочарован, когда в мой пятый «Б» пришла пионерской вожатой невысокая худенькая девушка. Я ждал парня, с которым бы .мои сорванцы могли играть в футбол, ходить в походы, строить модели. А передо мной стояла вчерашняя десятиклассница, тихоголосая, с очками на носу. «Разве ей с моими озорниками справиться?» — недовольно подумал я. Девушка поняла мое замешательство.
      — Я сама к вам попросилась, — сказала она. — Ведь я на литфаке учусь. Только заочно. Уже на третьем курсе. А вы словесник. Потому я и решила — к вам. Это будет лучшая практика. Учителю нужно досконально знать пионерскую работу.
      Верно?
      — Верно! — согласился я, мысленно прикидывая, с чего начать как ввести в «дело» мою помощницу. Может, познакомить не со всем классом, а с активом? Мальчишки-то у меня шумные.
      Придется утихомиривать, а это вряд ли будет способствовать авторитету вожатого.
      — Зовут меня Надя Горина, — продолжала девушка. — Я в библиотеке дома отдыха работаю. Не могу без книг.
      Она вопросительно взглянула на меня:
      — Давайте я ребятам о новых книгах расскажу. Вы даже не представляете, какие есть замечательные повести для детей. Вот хотя бы сборник Юрия Сотника. Просто прелесть!
      Надя так восторженно произнесла последние слова, что и мне захотелось прочитать сборник тогда еще совершенно для меня неизвестного Юрия Сотника.
      — Правильно! — сказал я. — Начнем с обзора новых книг. Для первого знакомства это самое надежное средство. Хорошие книги все ребята любят.
      Но дело было не только в хороших книгах. Надя рассказывала о них с таким увлечением, с таким подъемом, что самые непоседливые мальчишки слушали ее затаив дыхание. А когда она почти наизусть стала читать веселую и забавную историю «Как я был самостоятельным», на лицах пятиклассников показались радостные улыбки, сменившиеся затем дружным добрым смехом над незадачливым героем рассказа. Я тоже смеялся вместе со всеми, очень довольный, что вожатая пришлась пионерам по душе. Актив и оставлять не надо было: ребята сами окружили Надю, чтобы поделиться с нею своими планами и заботами. Теперь, много лет спустя, я с неизменным светлым чувством вспоминаю Надю Горину. Она втянула меня в живой, беспокойный, задорный поток пионерских дел, в котором нельзя быть бесстрастным и равнодушным. Я глубоко убежден, что вожатыми могут быть лишь такие энтузиасты, как Надя. Ей не хватало опыта, теоретической подготовки, но комсомолка не стеснялась обращаться ко мне за помощью, за советом, и мы, бывало, сидели в учительской дотемна, намечая для себя перечень неотложных задач, которые придется решать с отрядом. Спорили. Искали наиболее эффективные формы и методы предстоящих мероприятий. Думали над тем, кого из взрослых пригласить на пионерский сбор, помня советы Надежды Константиновны Крупской о том, чтобы на пионерские сборы приходили рабочие, комсомольцы, партийцы, которые принимали участие в борьбе, и рассказывали бы о пережитом ребятам. Наши планерки никоим образом не умаляли роли коллективного пионерского самоуправления в отряде. Наоборот, они способствовали росту пионерской активности. Ни одно из мероприятий — ни по содержанию, ни по форме — не навязывалось ребятам. Все, что мы намечали с Надей, подвергалось обсуждению на совете отряда. Причем вожатая умела выдвинуть свое предложение, так что оно непременно заинтересовывало пионеров и вызывало бурную дискуссию. Каждый стремился внести что-то свое в общее дело, и вскоре Надина идея становилась коллективной, чего и добивалась комсомолка. Бывало, различные дополнения и изменения, смелые, толковые, оригинальные, рождали неожиданно для нас совершенно новую форму сбора или пионерского праздника, в корне отличную от той, что мы задумали с Надей. Но это была счастливая неожиданность, так как свидетельствовала о детской инициативе. Когда подобных метаморфоз не случалось, Надя даже огорчалась: плохо, что приняли без споров. К чести вожатой, надо сказать, чаще всего разгорались горячие споры. Зачинщиком их, если ребята очень уж долго раскачивались, выступала сама Горина. Сморщив нос, говорила с таинственным видом:
      — Вечер этот так можно провести, что все ахнут. Только смекалка нужна. Если же у нас смекалка иссякла, примем первый — облегченный вариант.
      — Как это смекалка иссякла? — взрывался сразу Шурик Крайнев, ответственный за технические кружки в отряде. — Смекалки хоть отбавляй... Я, например, предлагаю вот что...
      Ценных находок было немало. Ребята чувствовали, что их вожатая стремится любое отрядное дело превратить в яркое, памятное событие, и охотно, со всей щедростью детской фантазии шли ей навстречу. Какие бы превращения ни происходили с Надиным предложением, его политическая и нравственная суть оставалась неизменной. За откровенным разговором, в бурном споре вожатая не забывала воспитательной цели. А я испытывал глубокое удовлетворение, что помог комсомолке увидеть этот «дальний прицел».
      А начинали мы всегда с самого, казалось бы, будничного — с выбора пионерского актива, стремясь сделать его большим и памятным событием. Ведь от того, кто возглавит пионерское самоуправление, кто станет инициатором и организатором нужных и интересных дел, часто во многом зависит успех всей воспитательной работы с отрядом. И мы с Надей не спешили, давая ребятам возможность и время подумать над кандидатурами, обменяться мнениями и проникнуться ответственностью за решение такого вопроса. Надо было создать в отряде такую обстановку, в которой бы дети не чувствовали себя объектами воспитания, а были бы активными участниками пионерской жизни. Ведь не секрет, что иногда такие выборы превращаются в шумную, веселую игру, когда ребята, радуясь случаю покричать и поспорить, называют совсем случайные кандидатуры или выдвигают в совет отряда товарища по парте, подругу по подъезду или безотказного с первого класса общественника по привычке: «Он, мол, с любым делом справится!» В то же время «засушивать» такой сбор, превращать его в казенное, официальное заседание нельзя, тем более недопустимо навязывать свою педагогическую волю сверху. Нам с Надей удалось избежать обеих крайностей. Я внимательно прислушивался к предложениям ребят, и они видели, что классный руководитель считается с их мнением, советуется с ними. А Надя как полноправный член пионерского коллектива смело и умно отстаивала свою точку зрения. И эта атмосфера делового, товарищеского обсуждения сказывалась очень благотворно: пионеры чувствовали свою личную ответственность и за происходящее, и -за дальнейшую жизнь класса. Совет отряда избирался с учетом индивидуальных особенностей, способностей и возможностей ребят, с непременным учетом гражданских, коллективистских качеств каждого члена совета. С такой же серьезностью распределялись и утверждались пионерские поручения.
      С первого года моей воспитательной работы я стремился вместе с вожатой и советом отряда вовлечь в общественную жизнь мальчиков, повышение активности которых является важной педагогической проблемой. Как мы с Надей Гориной ее решили? Прежде всего определили круг поручений и заданий, которые могли бы заинтересовать, зажечь мальчишек. Про Шурика Крайнева я уже говорил: он сам вызвался быть председателем клуба юных техников — КЮТ и с честью справился с организацией технических кружков в отряде. А чем ближе становилось лето, тем чаще ребята высказывали желание отправиться в туристский поход по городам Верхневолжья. Тогда-то и родилась мысль создать еще один КЮТ — клуб юных туристов. На пионерском сборе «Здравствуй, лето пионерское!» ребята единогласно избрали ответственным за туризм в отряде Гришу Пискунова, очень серьезного и добросовестного подростка, притом увлеченного географией. Гриша стал затем моим надежным помощником во всех походах, которые я совершал со своими воспитанниками.
      Какие бы мероприятия ни намечались в отряде, я старался всемерно развивать ребячью самодеятельность и самостоятельность. Надя почти ежедневно заходила в школу перед уроками, чтобы провести оперативку, побеседовать с активом, напомнить о наиболее важных делах и планах. После занятий обычно разворачивалась работа в звене. Выпускалась «молния». Готовились выступления к отрядному сбору. А иногда просто разгорался оживленный разговор — об ушедшем учебном дне, о просмотренном фильме, о предстоящем соревновании по лыжам или конькам.
      Один раз в месяц совет отряда отчитывался перед товарищами обо всем, что сделано. Причем ребята умно критиковали, подмечали недостатки, подсказывали, что еще необходимо выполнить. Не всегда благополучно было с самокритикой: подростки не особенно любят признаваться в своих ошибках. Тут-то осторожно и тактично выступала Надя:
      — Ты вот сейчас, Петя, очень правильно заметил, что дежурные больше для вида швабрами машут. А как ты справляешься с уборкой?
      И Пете от вопроса никуда не уйти, приходится со смущением признаваться, что и он делает «больше для вида»... Решение принимается дружно: «Уж если самообслуживание, то дежурить на совесть!»
      Я был счастлив, что мы с Надей вскоре стали хорошими друзьями. Вообще классный руководитель должен проявлять исключительный такт в отношении с вожатым. Я прежде всего исходил из того, что вожатый — мой молодой коллега, мой соратник и единомышленник в воспитании юных ленинцев. Поэтому я всячески стремился поддержать самостоятельность и инициативу комсомолки в решении разнообразных вопросов детской и школьной жизни. Конечно, это не означало, что я перекладывал свои воспитательские заботы на девичьи плечи. Нет, я полностью отвечал за пионерский отряд как педагог, как старший товарищ. Но я считал ошибкой (и сейчас считаю так же) подменять вожатую, бесконечно опекать ее, подстраховывать, контролировать. Другое дело — дать педагогическую направленность, подсказать, как целесообразней и правильней провести то или иное мероприятие. Именно подсказать, посоветовать, помочь...
      И в дальнейшей своей работе со всеми пионерскими вожатыми я при первой же встрече договаривался: «Лучше меньше мероприятий, да лучше!» Месяц-второй в основном шло сплочение коллектива на самых обыкновенных, но очень необходимых делах: политинформациях, спортивных соревнованиях, читках пионерских газет, сборе металлолома и макулатуры. Но и эти текущие дела могут организовать, сплотить ребят, если проводить их не формально, а увлекательно и радостно, с хорошей педагогической выдумкой.
      Я постоянно напоминал своим помощникам — пионерским вожатым замечательные слова Н. К. Крупской о том, что пионерская организация имеет громадное воспитательное значение. В ней ребенок привыкает иметь постоянно перед глазами интересы целого коллектива, связывает все свои действия с действиями коллектива, у него складывается определенная коллективистическая психология, являющаяся наилучшим регулятором инстинктов, уничтожающее чувство беззащитности, одиночества, и чем ранее начинает ребенок жить коллективной жизнью, тем больше шансов, что из него вырастет настоящий коммунист, умеющий всей душой отдаваться общему делу. Трудно переоценить это ценнейшее указание Надежды Константиновны. Оно особенно актуально в наши дни, когда проблема формирования активной жизненной позиции школьников стала одним из ведущих направлений советской школы. Классному руководителю надо учитывать, что подростки тянутся ко всему необычному, героическому, эмоциональному и что игровой, соревновательный момент в их деятельности нередко становится сильным побудительным средством. И чтобы ребята дружно откликнулись на внешне совсем не романтические мероприятия, приходилось и мне, и вожатой, и совету отряда неустанно искать новые, интересные формы работы. Так, например, сбор макулатуры совет отряда (по рекомендации вожатой) начал с ярких красочных плакатов в классе. «Участвуем все!» «Соревнуемся с пятым «В» — кто больше?» «Помнит каждый из ребят, что крепок дружбою отряд!» Попробуй сказать после
      таких эмоциональных призывов, что, мол забыл... Затем звеньевые пошли в соседний пятый «В» и вызвали на соревнование «друзей-соперников»: чей отряд выйдет победителем? Сам же я накануне назначенного дня притащил из дома в школу огромный тюк ненужной бумаги и сдал его в общую отрядную копилку. Разумеется, многие ребята не захотели отставать от своего воспитателя.
      При желании любое, так называемое будничное дело в пионерском коллективе может стать интересным и захватывающим. Тут классному руководителю без выдумки, без фантазии не обойтись. И конечно же, не надо бояться ребячьей выдумки. Именно в ней подчас таится зернышко, ядрышко большого и нужного, политически важного дела. Заметить такое зернышко, поддержать хорошее начинание — долг и обязанность воспитателя, верным помощником и другом которого в этих делах является пионерский вожатый.
     
     
     
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      ЗДРАВСТВУЙ, ПЛЕМЯ МОЛОДОЕ!
     
     
      Как хочется,
      на цыпочки привстав,
      Увидеть наше солнечное Завтра,
      На целину умчавшийся состав,
      Друзей, подруг в костюмах космонавтов.
     
      Грядущее — оно не за горами,
      Прислушайся, получше приглядись;
      То не оно ль в окно стучит ветрами
      И пишет сочинения вместе с нами,
      И спутники забрасывает ввысь!
     
      Нас по привычке называют: «Дети!»,
      По мы уже выходим в дальний путь,
      Чтобы однажды утром, на рассвете,
      В грядущее уверенно шагнуть!
      (Стихи из выпускного сочинения)
     
     
      1. Удивительные метаморфозы
     
      О молодежи пишется сейчас много. Пишут все: академики и пионервожатые, педагоги и родители, социологи и профессиональные литераторы. Рубрика «На темы воспитания» не сходит со страниц газет и журналов. Как говорится, у кого что болит. А наболевшего немало. Заново с особой остротой воспринимаешь и осмысливаешь утверждение А. С. Макаренко о том, что плохое воспитание — это наше будущее горе, это наши слезы, это наша вина перед другими людьми, перед всей страной.
      Юная смена... Как продолжит она дело отцов? Как будет подготовлена к историческому назначению — быть на переднем крае борьбы за коммунизм? Никогда, пожалуй, эти вопросы не волновали нас так, как сегодня!
      Мне посчастливилось свыше пятнадцати лет быть классным руководителем в старших классах. Именно посчастливилось: ведь старшеклассники — это юноши и девушки, перед которыми скоро распахнутся двери в большую, самостоятельную жизнь. В этом возрасте происходит становление характера, формируется мировоззрение, определяется призвание. Это пора светлой мечты, горячих порывов и смелых дерзаний. Но стартовая площадка для них — школа, а главный конструктор — учитель, который и передает молодежи эстафету подвига и мужества. Быть причастным к будущему своих воспитанников — большое счастье для педагога и при этом огромная ответственность. Чтобы благие намерения учащихся стали действительностью, нужна наша неустанная забота о каждом юноше и каждой девушке, духовный мир которых необычайно сложен и противоречив. Нередко многие из них кажутся нам, взрослым, излишне прямолинейными, до грубости, до неуважения к нашему опыту и возрасту, резкими до непримиримости. Нас подчас раздражает юношеский максимализм и скептицизм, стремление спорить, ниспровергать авторитеты. Однако мы понимаем, что эти качества юношества способствуют и нравственному возмужанию, и социальной зрелости, так как молодое поколение хочет прийти к истине самостоятельно. С одной стороны, поражает необыкновенно широкий диапазон интересов старшеклассников, их запросов, вкусов, увлечений, желание «глобально» осмыслить мир, себя, окружающих, их стремление к самоопределению, к нужным и полезным делам, интенсивный поиск идеала, авторитета. С другой — есть серьезные основания для тревоги. К. сожалению, нередко еще встречаешь у старшеклассников проявление потребительской философии, эгоизма, развязности, легкомысленное отношение к учебе и труду. Многие по-настоящему не приобщены к театральному искусству, к русской классической музыке. Некоторые из всего литературного наследия отдают предпочтение только детективам. Кое-кому явно не хватает элементарной вежливости, собранности, аккуратности.
      В общем, есть над чем задуматься классному руководителю есть над чем работать систематически и неустанно, тем более если учесть, что в старших классах особенно бурно происходит становление человеческой личности, ее самоутверждение, проявляющееся в самых различных формах, иногда совершенно неожиданных. Экстравагантная прическа, сверхмодный костюм, первая закуренная папироса, нарочито вызывающий тон «любимца» класса — за всем этим часто скрывается простое человеческое желание хоть чем-нибудь выделиться, пусть даже путем нарушения общепринятых школьных правил. Здесь окрик, приказ, угроза бессильны. Здесь может помочь лишь такт педагога, его доброжелательность и, конечно, уважение личности юноши или девушки.
      А сколько тревог приносит воспитателю (так же как и родителям, конечно) первая любовь старшеклассника. Сколько раз мне приходилось наблюдать, как юноша или девушка, захваченные этим сильным и глубоким чувством, менялись неузнаваемо. Внимательные становились рассеянными, послушные и тихие возбужденными и подвижными. Первые встречи, размолвки, ссоры, расставания нее это, как в зеркале, отражалось в настроении и поведении старшеклассников. Любовь не вычеркнешь из юности, и потому воспитатель должен быть очень осторожен в своих выводах и решениях.
      Никогда не забуду случай с Соней Р. Два дня не была на занятиях эта добросовестная, на редкость исполнительная девушка. Из дома уходила, в классе не появлялась. Родители в ужасе; «Соня — и прогулы!»
      — Что с тобой? — спрашиваю девушку. Она молчит, смотрит в окно поверх крыш, куда-то вдаль. Мы вдвоем в опустевшем классе, и я обижен ее упрямым молчанием; ведь до этого Соня всегда была со мной откровенна. Наконец, не выдерживаю и разражаюсь градом упреков; «Подводишь себя, меня, товарищей. Или забыла, что скоро экзамены, выпуск?!»
      Соня поднимает на меня глаза. Они такие влюбленные, отрешенные, что становится не по себе от их горячего блеска.
      — Я не могла поступить иначе, — тихо произносит девушка. — Я обязательно должна была встретиться с ним. Мы не виделись три года, а он был здесь проездом — всего два дня.
      — Старая дружба? — невпопад спрашиваю я. На губах девушки появляется счастливая улыбка.
      — Да, это самый близкий друг!
      Соня поворачивается и выбегает из класса. А мне стыдно за себя: но разобравшись, говорил сгоряча. Вряд ли кто-либо гак мучительно переживает свои срывы, промахи, ошибки, как воспитатель. Художнику больно за неудавшееся произведение, токарю досадно за испорченную деталь. Но где найти слова, чтобы передать состояние педагога, ранившего сердце воспитанника непродуманной, вырвавшейся в запальчивости фразой, непониманием, нечуткостью. Как деликатен и внимателен должен быть каждый из нас с этими взрослыми детьми! Именно поэтому в старших классах приобретают еще большее значение индивидуальная работа с учащимися.
      Сколько учеников — столько и характеров. И с каждым из воспитанников необходим свой вариант отношений. У иного уже сложились прочные взгляды на жизнь, но он не торопится их выкладывать даже в самой откровенной беседе. У другого — все заветные и сокровенные интересы за пределами школы, там он раскрывается до конца, становится самим собой, а в классе лишь выполняет ученические обязанности. Третий из-за стеснительности и застенчивости не пускает никого из взрослых в свой внутренний мир. Вот и приглядываешься к воспитаннику, ломаешь голову, прикидываешь и так и сяк: как преодолеть эту зону отчуждения, что пролегла между нами? И все же, несмотря на все трудности, работать со старшеклассниками интересно. Тысячи вопросов возникают у них ежедневно: о месте человека в жизни, о времени и о себе, о войне и мире, о космосе и стихах, о спорте и любви. Классный руководитель в старших классах всегда на переднем крае. На каждый вопрос он обязай дать верный ответ. Старшеклассники ежедневно, ежечасно экзаменуют воспитателя. Значит, классному руководителю надо быть в курсе всех важнейших событий в нашей стране и за рубежом, знать истинное положение вещей, чтобы в случае необходимости первому дать бой любому проявлению чуждой нам идеологии, донести слово партийной правды до своих воспитанников. Я, например, поставил себе за правило прослушивать утром последние известия по радио, знакомиться с газетами. И не нужно собирать ребят специально, в официальном порядке. Стоит только перед уроками сказать: «А сегодня в «Комсомольской правде» очень интересная статья о выборе профессии», как на перемене встречаешь своих воспитанников с газетой в руках. Такая оперативность в работе классного руководителя необходима, она позволяет ученическому коллективу почувствовать пульс времени.
      Неравнодушные ко злу и несправедливости, старшеклассники не мыслят себя только свидетелями века. Они хотят отстаивать мир на земле, а жизнь делать лучше. Тридцать выпускников школы поступили в военные училища в год событий на острове Даманском. Среди них — пятеро моих воспитанников. «Лучший из всех принятых, — сказал о Геннадии Ревякове начальник Высшего военно-морского училища имени Дзержинского. — На таких можно положиться». Георгий Михайлов, теперь уже старший лейтенант, пишет нынешним десятиклассникам: «Трудна дорога к офицерским погонам. И все же я выбрал эту дорогу, чтобы советские люди могли спокойно жить и трудиться, чтобы враг никогда не посмел нарушить границы нашей Родины».
      Долго не гаснет свет в кабинетах. Я люблю эти вечерние часы, когда встречаешь своих воспитанников во внеурочной обстановке, когда все новые грани их характеров открываются ярче, полнее.
      В кабинете физики факультативные занятия. В помощь ученику — десятки новейших приборов. Гляжу на сосредоточенные, увлеченные лица ребят и даже удивляюсь, как преображаются они, занятые любимым делом. Не в одном, наверное, юном сердце уже возникла мечта о сверкающих никелем, стеклом и пластиком обширных лабораториях, о гигантских синхрофазотронах и умных «киберах», о послушном атоме и всемогущих лазерах. Из-за неприкрытой двери доносятся оживленные голоса: там собрались лекторы-комсомольцы. Семинар «международников». Завтра они разойдутся по классам, чтобы рассказать товарищам о последних событиях на планете. Гнев, тревога и надежда народов — это их гнев, тревога и надежда. Я вспоминаю, как три года назад сюда, в кабинет истории, пришел Володя Петров:
      — Дайте мне для шефства самый трудный класс.
      Ответственный за политико-воспитательный сектор комитета
      комсомола Гриша Силин недоверчиво посмотрел на Володю:
      — Справишься ли? Проведи для пробы беседу в пятом «А». Там мальчишки посмирнее.
      Петров рассердился:
      — А я говорю — давайте самый трудный. Справлюсь. Иначе бы и не пришел к вам!
      А этому приходу предшествовал вот такой случай. Преподавательница биологии передала мне отобранную на уроке у Петрова тетрадь:
      — Поинтересуйтесь, чем ваш воспитанник занимается.
      Просматриваю записи и вижу стихи, в которых Володя и «мчится под парусом алым», и тяготится «прозой повседневных дел».
      Я долго сидел в задумчивости над раскрытой тетрадкой. Что делать? Лобовым разговором о необходимости трудиться, учиться и готовить себя к предстоящей жизни вряд ли поможешь. Володя — парень умный, начитанный и самолюбивый, к тому же колючий: нравоучениями его только оттолкнешь от себя и вызовешь очередную ехидную усмешечку: любят, мол, взрослые мораль читать. Нет, здесь нужен другой подход... Ни слова не говоря, я отдал тетрадь Петрову. Спросил только:
      — Хочешь стихи о море почитать? У меня есть сборники замечательных поэтов-фронтовиков.
      — Что за вопрос... Конечно, хочу, — обрадованно ответил Володя.
      Мы вместе идем домой. Я рассказываю о Первом Всесоюзном совещании молодых писателей, которое проводилось в Москве после войны, в 1947 году, о многих поэтах-фронтовиках, с кем свела меня тогда судьба. О Семене Гудзенко, о том, как упорно работал он, будучи тяжело больным, как навсегда врезались в мою память его строки:
      Мужество рождается и зреет
      В повседневных будничных делах.
      Дома я даю Володе сборник стихотворений Николая Майорова, Алексея Лебедева и других. Мне о каждом есть что сказать.
      Николай Майоров. Он видится мне в маленьком домике в Иванове, на Авиационной. Удивительно простой и свойский, ничуть не похожий на поэта. Но то, что тогда было прочитано им, не стирается временем... А срок немалый — почти сорок лет. Теперь я встречаюсь с Николаем в его книге стихов «Мы», и эту книгу передаю моему десятикласснику, чтобы он мог прочитать «О людях, что ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы».
      А когда с экскурсией всем классом мы едем в Кронштадт, я веду выпускников на улицу Алексея Лебедева. Мне хочется, чтобы мои ребята запомнили этого смелого подводника и глубоко искреннего поэта, увидели таким, каким я встретил его в редакции ивановской газеты «Рабочий край», — веселым, энергичным, порывистым, будто принесшим с собою дыхание дальних морей. А потом читаю им те строки, которые оказались пророческими:
     
      И если пенные объятья
      Назад не пустят ни на час
      И ты в конверте за печатью
      Получишь весточку о нас —
     
      Не плачь, мы жили жизнью смелой,
      Умели храбро умирать, —
      Ты на штабной бумаге белой
      Об этом можешь прочитать.
     
      Вот тогда-то, на другой день после экскурсии, Володя Петров и попросил себе самый трудный класс. Теперь он — военный моряк. В письме, присланном из Заполярья, есть такая фраза: «Больше всего меня поразили строки Гудзенко о том, что «мужество рождается и зреет в повседневных будничных делах». Я понял, что глупо жаловаться на скуку и ждать, когда кто-то завоюет для тебя твою мечту. За мечту надо бороться каждый день».
      Когда я перечитываю письмо Петрова, я мысленно говорю «Спасибо!» поэтам, которые остались в строю и продолжают бороться вместе с нами за Человека, за мир и счастье на Земле. И я убежден: любой классный руководитель может найти в своей биографии, в своей жизни много такого, что подействует на воспитанника сильнее всяких бесед. Главное, чтоб шло это от души, искренне, ибо молодость не прощает ни фальши, ни снисходительной назидательности. Эта искренность, убежденность, заинтересованность необходима не только в индивидуальном подходе к ученику, но и в работе со всем коллективом. Старшеклассники очень чутки к правде, они чувствуют малейшую нотку равнодушия в голосе воспитателя и тотчас отвергают мероприятия ради галочки в плане. Чтобы зажечь юных, надо гореть самому.
      Всего этого, помнится, я не учел при первой встрече с девятиклассниками. Было предложено обсудить на собрании план работы. Только обсуждения никакого не получилось, так как я не учел специфики классного коллектива, не узнал по-настоящему ребят. Комсорг читал по бумажке пункты плана, а старшеклассники посматривали в окна: в осенний сад. Вдруг все вздрогнули: из репродуктора на площади послышались звуки спортивного марша. Затем, нарастая, прорвался шум переполненного стадиона. Саша Картушин вынул из парты миниатюрный транзисторный приемник, с которым нигде не расставался, и вопросительно взглянул на меня. А я, сам невольно прислушиваясь к словам комментатора, машинально кивнул головой. Саша включил приемник на полную громкость, и мы стали болеть за «Зенит». Когда же в ворота москвичей влетел победный гол, в классе раздалось дружное «Ура!». Салют крышками парт. Даже не верилось, что это те самые ребята, которые несколько минут тому назад скучали на своем комсомольском собрании. Оживление, споры, обмен мнениями. Я узнал, что двое моих парней играют за сборную района и уже твердо решили поступить в Институт физкультуры имени Лесгафта. Да и остальные неравнодушны к спорту. Но стоило потухнуть зеленому огоньку транзистора, как лица девятиклассников потускнели. Для них, пришедших из разных школ, не знакомых еще ни с учителями, ни друг с другом, интересней был живой, непосредственный разговор. Я не выдержал:
      — Но так же нельзя, ребята! План для вас. Вы — комсомольцы, хозяева школы. Спорьте, не соглашайтесь, доказывайте свое, но не молчите!
      Моя вспышка удивила класс. Несколько минут стояла тишина. Затем Саша Картушин мечтательно произнес:
      — А если нам в поход рвануться? Денька на три с ночевкой? Вот это было бы здорово! Погода-то стоит отличнейшая! Лучшее дополнение к плану.
      И снова удивительная метаморфоза произошла с ребятами. Идеей похода загорелись все. Тут же распределили обязанности: кому договариваться с Домом пионеров о палатках, кому быть поваром, кому — санитаром, кому — костровым. Словно ветер дальних странствий ворвался в класс и сблизил всех. И маршрут принимается единогласно — на Ладогу, по Дороге жизни.
      Он не баловал нас — трудный северный маршрут. Дожди, хлынувшие внезапно на второй день, превратили поля в болота, и мы пробирались по пояс в воде. Противно и страшно чавкала трясина. Но никто не упал духом, не «запищал». Юноши по-рыцарски помогали девочкам, тащили их рюкзаки, поддерживали на переправах. Даже хрупкая Таня Кожевникова, за которую я боялся больше остальных, сдвинув упрямо брови, настойчиво, рвалась к синеющей вдали кромке леса. Многокилометровый бросок через болото был так стремителен, что старшеклассники, очутившись на твердой земле, сами не поверили, что они смогли пройти. Но они смогли не только пройти, но и дружно, умело ставили палатки, разводили костры (а сучья мокры от дождя), варили ужин. И пели... Ах, как они пели тогда! Над Ладогой светила луна, от древних замшелых валунов падали черные тени. Свежо шумел ветер в прибрежном ивняке, но его заглушали песни моих романтиков. Пели и «Бригантину», и «Геологов», и «Барабанщика», и еще что-то очень веселое и задорное.
      С той поры, с того памятного ладожского похода я поверил в силы своих ребят, понял, что они все могут, если их зажечь.
      И когда Саша Картушин вдруг стал учиться на двойки, заблудился в уличных компаниях, сбился с пути, я обратился за помощью к классу: «Вы сможете!» И они смогли — Леня Зозуля, Люся Аристархова, Таня Арсеньева, Валя Попова, Галя Комиссарова и многие другие, протянувшие товарищу крепкую руку — как тогда, на Дороге жизни. Занимались с Сашей по два, по три, по четыре часа в день. Занимались без скидки, требовательно и строго. Не случайно Валерий Яковлев, ныне мой коллега, преподаватель математики, крепко запомнил занятия с Картушиным: «Это была лучшая педагогическая практика!»
      Уже перед выпускным вечером я спросил:
      — Вы вот признайтесь на прощание, отчего вас иногда с места не сдвинешь, хоть плачь, а иногда смотреть любо — огонь?
      За всех ответил комсорг Леня Зозуля:
      — А ведь мы понимаем, где настоящее, где понарошку... На Ладоге — там настоящее. И с Картушиным тоже... Тут уж отступать никак нельзя. А коли понарошку, то и охоты особой нет.
      Эти слова на многое заставили меня взглянуть по-иному. Сейчас, продумывая свои планы, готовясь к встрече с ребятами, я нет-нет да проверю себя: все ли по-настоящему? И стараюсь не спешить с выводами. Знаю: на самые удивительные и неожиданные метаморфозы способна юная душа. То распахнется внезапно, заиграет, как радуга, одарит щедростью чувств. То, как надорванная струна, зазвучит нотками раннего скепсиса. То поразит холодным практицизмом, что только диву даешься: откуда такое? Только не надо торопиться осуждать их, надо разобраться... Очень верно, по-моему, сказал в своей книге «Взрослые и дети» ленинградский педагог Михаил Панич: «Они, наши дети, рвутся из стесняющих одежд прошлого. Мы кричим на них. Мы недовольны. Но нужно ли удивляться тому, что процесс взросления подчас идет у них не так, как нам, старшим, хотелось бы, если мы, старшие, так часто беспомощны в решении самых насущных вопросов нового воспитания?!
      Право, вглядываясь в ребенка, не должен ли взрослый вглядеться и в самого себя? Разве это справедливо, разве это правильно, когда мы к ребенку требовательнее, чем к себе?!».
      А старшеклассники еще наши дети, наши ученики, наши воспитанники. Они, самолюбивые и гордые, никогда не признаются в том, как нужно им умное, доброе, хорошее слово воспитателя, его поддержка и помощь. Наоборот, они заносчиво скажут: «Мы уже не маленькие!» И все же слово совета, поддержка и помощь старшего им необходимы как воздух. С этого положения и нужно начинать классному руководителю старших классов. Если воспитатель почувствует, что нужен каждому ученику в отдельности и всем вместе, значит, он на правильном пути.
     
     
      2. Сила коллектива
     
      После одного из совещаний меня задержал директор школы. Протянул мне небольшую бумажку с машинописным текстом:
      — Вот, переслали из милиции. Двое ваших девятиклассников были задержаны дружинниками в клубе одного завода за драку. Разберитесь и примите строгие меры. Родителей вызовите.
      Я удивился: Леша — самый скромный, самый тихий парень в классе — и вдруг за драку. Юрий — тот, конечно, мог: горяч, вспыльчив. Но оба, в сущности, неплохие ребята, не хулиганы. Почему их задержали дружинники?
      — Хорошо, — сказал я, — разберусь. Только разрешите пока не вызывать родителей. Чтобы класс не стоял в стороне. Ведь класс-то почти весь комсомольский. А Юрий даже член бюро...
      Директор недовольно нахмурился:
      — Член бюро и драку устроил. Ладно, поступайте так, как совесть подскажет. Коллективу и впрямь негоже в стороне стоять. Пусть товарищи разберутся с ними как следует.
      Потом встревоженно посмотрел на меня:
      — А вы не боитесь, что собрание примет нежелательный оборот? Что ребята этих драчунов под защиту возьмут?
      — Нет, — ответил я. — Не боюсь! Теперь уже не боюсь!
      И это не было самоуверенностью и зазнайством. За прошедший учебный год (ЧП случилось в мае) я неоднократно убеждался в силе коллективного мнения, в возможности классного коллектива самостоятельно решать важные и ответственные задачи. Конечно, становление коллектива произошло не сразу. Нужно было проделать огромную организационную и воспитательную работу, прежде чем класс почувствовал себя сплоченным комсомольским коллективом, способным справиться с любым поручением, с возникающими трудностями и препятствиями. Ладожский поход особенно сдружил ребят, позволил мне ближе узнать каждого. Но настоящей комсомольской группы со своим общественным лицом, со своим стилем работы все же тогда еще я не увидел. Да и подлинного единства, особенно в будничных школьных делах, не чувствовалось. Тяжесть всех нагрузок добросовестно вытягивал актив, других — молчунов и нейтралов — я всячески тормошил, пока не понял, что, чем горячее командую, тем пассивнее становятся мои ребята. Доходило до курьезов: даже волейбольную команду девочки не могли составить без меня, а мальчишки вызывали с педагогического совета, чтобы спросить, как им доехать до райвоенкомата. К тому же я сам сделал серьезную ошибку. Стремясь показать комсоргу, как лучше подготовить собрание, полностью подменил комсомольцев: написал тезисы доклада, решение, отредактировал выступления, принес пластинку с молодежными песнями. Собрание походило на тщательно отрепетированный спектакль, оно не затронуло ни ума, ни сердца девятиклассников, которые просто отсиживали положенное время.
      Это был для меня хороший урок. Надо было срочно исправлять положение. Все чаще, очень деликатно, но в то же время требовательно я стал говорить своим активистам: «Пора решать самим!» Постепенно комсомольцы отвыкали от мелочной опеки и проникались ответственностью за жизнь класса. Но мне хотелось, чтобы эту ответственность принял на свои плечи каждый комсомолец. Бюро поддержало мое предложение: дать каждому персональное поручение и строго спрашивать за его выполнение. Вопрос вынесли на очередное комсомольское собрание. Страсти разгорались немалые. Крепко досталось тем, кто пытался уйти от общественных дел, ссылаясь на занятость, неспособность, неумение. Здесь, пожалуй, впервые со всей остротой прозвучала критика недостатков товарища. Я не навязывал своего мнения, не вмешивался в споры, лишь в отдельных случаях просил учесть индивидуальные особенности каждого ученика. Конкретные общественные поручения заметно повысили активность комсомольцев, позволили увидеть в них ранее скрытые возможности. Один поразил всех, за короткий срок создав классный ансамбль «Ритм». Другой оказался таким настойчивым и умелым пропагандистом новой книги, что наша библиотекарша вполне доверяла ему выдачу литературы.
      Опушая на бюро отчеты комсомольцев, я невольно вспоминал имеющий исключительно важное значение опыт А. С. Макаренко, который на постоянном, неуклонном, ежедневном подборе поручений, на разбрасывании этих поручений по отдельным лицам смог подготовить очень много интересных кадров своих коммунаров.
      Первое серьезное испытание для коллектива было совершенно неожиданным. Я должен был провести родительское собрание, но меня свалил жесточайший грипп. И все же собрание состоялось. Узнав, что я заболел, комсомольцы решили заменить меня. Подготовили выступления по успеваемости, по дисциплине, по трудовым делам. Говорили умно, толково, содержательно и самокритично. С достоинством и по существу отвечали на поставленные вопросы. А когда я выздоровел, родители с одобрением говорили мне:
      — Они у вас молодцы! Не растерялись!
      Были и еще подобные моменты, когда явственно ощущалось
      уже сложившееся коллективное мнение комсомольской группы. Потому-то я и не хотел решать дело Алексея и Юрия без класса. Это было бы и непедагогично, и нечестно по отношению к ребятам, чью активность и самостоятельность я так старательно воспитывал.
      ...Равнодушных на том памятном собрании не было.
      — Они совершенно не виноваты, — горячась говорила Вера. — Честное комсомольское, не виноваты. А если из-за меня все началось, то я хочу и рассказать, как все было. Шефы-комсомольцы дали десять билетов на вечер танцев. Мы пошли. Сначала все хорошо складывалось. Танцевали. Лимонад в буфете пили. Затем ко мне один пьяный стал приставать. Юрий ему говорит: «Иди — проспись!» Тот на него с кулаками. За Юрия Леша вступился. А тут дружинники. Парень тотчас испарился, будто и не было его. Наших же в штаб дружины повели. Я объясняла дружинникам, что, мол, ребята не виноваты, а они и слушать меня не стали.
      — Уж если и стукнуть кого надо было еще — так Виктора нашего, непременно, — заикаясь от волнения, произнес вдруг Леша. — Виктор прекрасно видел, из-за чего каша заварилась. Но когда ему предложили в штаб пройти — свидетелем, отказался. Я, мол, ничего не знаю. Это самая настоящая подлость — за друзей не вступиться.
      — Ему своя рубашка ближе к телу, — гневно выкрикнула Галя. — Он всегда такой — лишь о себе думает.
      Виктор всегда ходил в активистах — способный физик, очень красивый и аккуратный юноша в тщательно отутюженном костюме с нейлоновым галстуком. Он добросовестно мыл полы в наши субботники, приносил положенные килограммы макулатуры и старательно работал в совхозе на уборке овощей. И семья была вполне благополучная: мать — врач, отец — инженер-конструктор. Не было случая, чтобы они не пришли на собрание, не подписали дневник. Я даже в пример ставил Виктора и его семью.
      Но однажды поведение юноши поразило меня.
      ...На новогоднем вечере мой класс был дежурным. На танцы рвались чужие парни. Вышло так, что у дверей на какое-то мгновение я остался один. Мне очень нужна была помощь кого-то из ребят. Заметил у зеркала Виктора. Он, без сомнения, все видел. Но был занят только своим галстуком. Затем, не поворачиваясь, ушел в глубь коридора. Поступок его показался мне попросту предательством. Он мучил меня, и я решил спросить Виктора:
      — Почему ты оставил учителя в беде?!
      Юноша спокойно возразил:
      — Я не понимаю, о чем вы?!
      А глаза его насмешливо блеснули: он все прекрасно понимал.
      Мне стало страшно от сознательного лицемерия. От рассчитанного и хладнокровного притворства. Память подсказывала случаи, которые раньше казались незначительными, нехарактерными, а теперь наполнялись глубоким смыслом. Вспомнилось, как Виктор отказался помочь товарищу по физике (у меня-де занятия спортивной секции), как не поехал с агитбригадой в колхоз, а после принес кучу справок о болезни, хотя в этот день его видели на концерте «Поющих гитар». Правда, я успокаивал себя: может, не все так уж страшно, как мне представляется? К тому же в парне хорошего немало. Преподаватель физики называет Виктора «звездочкой». Он единственный, кто учится только на пятерки...
      Случай в клубе подтвердил мои опасения. Оценки в журнале, к сожалению, не были достаточно прочным критерием высоких нравственных качеств ученика. Отличник и активист оказался эгоистом и себялюбцем. Но больше всего возмутило товарищей, что Виктор считал себя правым. В ответ на упреки одноклассников он без тени смущения заявил:
      — Видели на железнодорожных платформах табличку — «Не высовываться!» Так незачем и мне было на этом злополучном вечере высовываться. Голову надо на плечах иметь. Во-первых, и я бы мог в историю попасть. Во-вторых, выступи я свидетелем, еще неизвестно, чем бы дело кончилось. Задержали бы того — под хмельком, а дружки бы его нас потом поколотили. Вот и смекайте — что лучше?!
      Это была уже неприкрытая никакими красивыми словами позиция мещанина, обывателя. Это был уже сложившийся взгляд на жизнь. Пройти мимо было нельзя. И я испытал глубокое удовлетворение, когда комсомольцы дали Виктору настоящий бой. Бой против чуждых нашей молодежи настроений и бой за самого Виктора, который забыл и о комсомольском долге, и о совести гражданина. Это было выражением единства коллектива, своеобразным испытанием его на нравственную зрелость. Виктор и не ожидал такого сурового осуждения. Правда, он попытался оправдываться: другие, дескать, дрались, а мне отвечать. Но голос его тонул во взрыве возмущения.
      — С них мы тоже спросим. Только любой бы из нас за девушку вступился, не стал бы в стороне стоять.
      — А ты за себя отвечай. Откуда у тебя эта философия: «Моя хата с краю»? И как это можно быть посторонним! Ты же комсомолец... Так дорожи комсомольской честью! Или билет на стол...
      Расходились поздно. В вестибюле и на улице я еще долго слушал возбужденные ребячьи голоса.
      — Ну, как, разобрались? — спросил меня на другой день директор.
      — Разобрались, — сказал я. — И, по-моему, очень верно разобрались.
      Конечно, случай исключительный. Но даже если бы этого бурного собрания после злополучной истории в клубе не было, я бы все равно мог опереться на вполне зрелое, сформировавшееся мнение комсомольской классной организации. Я видел, что это коллективное мнение есть, и всячески старался поддерживать, развивать и укреплять его. Так, например, я уже почувствовал силу коллектива во время предварительной комсомольской аттестации, когда наша классная комиссия подводила итоги работы по программе Ленинского зачета за первое полугодие. Комсомольское бюро тщательно проверило выполнение личных комплексных планов. Выводы были строги, принципиальны, но и доброжелательны: месяц сроку, чтобы исправить оценки по математике, коль давал обещание закончить год только на четверки и пятерки. Или: с политической книгой, с журналами и газетами работаешь недостаточно; как член лекторской группы с докладами и беседами перед ребятами не выступал ни разу. Учти и подумай!
      Старшеклассники воспринимали критику, замечания и рекомендации как руководство к действию. Старательно записывали добавления и уточнения в свои комплексные планы. Но один из юношей, занимающийся в спортивной школе, заносчиво попытался оспаривать решение аттестационной комиссии:
      — Я честь района защищаю, а вы мне за уборку класса замечания пишете!
      Тогда на общем собрании он услышал от товарищей по классу такие суровые и нелицеприятные слова, что сразу скис и обещал никогда не уклоняться от трудовых дел. Причем с осуждением выступили его закадычные друзья, на поддержку которых он надеялся:
      — Честь района защищай, но и о чести комсомольской не забывай. Если ты настоящий спортсмен — будь тружеником, а не белоручкой, не учись черновую работу на чужие плечи перекладывать!
      Откровенно говоря, я был рад, что спрос с каждого комсомольца за учебу, за политическое самообразование, за общественно полезные дела шел по самому высокому счету, что коллективное мнение вызывало у учащихся чувство ответственности и сопричастности ко всем окружающим событиям. Это было хорошей школой гражданственности, настоящей проверкой готовности каждого комсомольца достойно сдать Ленинский зачет.
     
     
      3. Если тебе комсомолец имя...
     
      Ленинский зачет — это всегда итог огромной работы, проделанной в классе по идейно-политическому воспитанию комсомольцев. Его нравственный эффект может быть достигнут лишь в системе всех мероприятий и общественно полезных дел, в совокупности всех направлений деятельности классного руководителя и ученического коллектива. Ведь как бы ни была многогранна и разнообразна эта деятельность, ее духовная суть, ее определяющая доминанты — борьба за коммунистические убеждения молодого человека, за его активную позицию в жизни. Не случайно в резолюции XVIII съезда ВЛКСМ говорится:
      «Центральная задача ВЛКСМ — воспитывать молодежь в духе коммунистической идейности, советского патриотизма, пролетарского интернационализма, высокой организованности и дисциплинированности, вести действенную пропаганду достижений и преимуществ социалистического строя, на основе марксистско-ленинского учения формировать у каждого молодого человека политическую культуру, нравственную чистоту, активную жизненную позицию».
      Говоря об идейно-политическом воспитании школьников, я хочу остановиться на практике проведения комсомольских собраний, которые являются школой общественной активности учащихся, школой гражданской самостоятельности, коллективизма, инициативы и развитого чувства долга, показателем политической зрелости старшеклассников. Именно поэтому на подготовку и проведение комсомольских собраний я обращал особое внимание, не жалея ни сил, ни времени.
      С чего начинать? Прежде всего с определения темы, круга вопросов, которые необходимо поставить перед комсомольцами. Конечно, тема собрания должна определяться еще в календарном плане комсомольской группы, но. жизнь вносит свои поправки и изменения, иногда довольно значительные. И все-таки правильно взятый курс, перспектива работы комсомольской группы непременно найдут отражение в четко обозначенной повестке собраний. Классный руководитель должен строить всю свою работу с комсомольской группой так, чтобы комсорг и классное бюро не полагались только на указания школьного комитета, а проявляли больше творчества и самостоятельности в постановке и решении проблем, жизненно важных для первичной организации. Легче было бы мне самому предложить интересный вопрос, за который, без сомнения, тотчас ухватились бы комсомольцы. Но подобный вариант я оставлял в резерве, на самый крайний случай, добиваясь такого положения, чтобы этот вопрос выдвинули старшеклассники сами в ходе делового и серьезного обсуждения, чтобы они глубоко осознали необходимость именно этого вопроса на комсомольском собрании. Поначалу не все было гладко. Приходилось преодолевать инертность некоторых комсомольцев, их привычку получать от старших готовые формулировки — лишь бы не ломать головы самим. Не всегда ребята могли связать воедино общие теоретические проблемы и конкретные задачи класса, своего коллектива. Я не боялся неудач, так как верил в творческие способности молодежи. Надо было разбудить эти способности и умело развивать их. Тут лучший урок для актива — наглядный пример. Помню, комсорг сказал, что в повестке дня собрания должна быть речь В. И. Ленина на III съезде комсомола. «Речь В. И. Ленина на III съезде комсомола», — записал в своем блокноте наш классный художник Андрей Васильев, чтобы завтра же вывесить объявление. Я тактично дополнил: «И наши задачи».
      — Ну, конечно же, только так! — обрадованно согласились комсомольцы. Так определялись и другие темы — самые нужные, самые актуальные. Вот основные темы наших комсомольских собраний, проведенных в девятом и десятом классах: «Как ты выполняешь требования комсомольского Устава?», «Что значит быть интернационалистом?», «Комсомолец, ровесник мой! Время идет бушующее. Какими будем мы с тобой, таким будет и наше будущее!», «Каков ты в коллективе?», «Романтика и реализм в комсомольской работе», «Что значит быть современным?», «Дал слово — выполни!», «Здравствуй, лето трудовое!» (об участии комсомольской группы в работе КМЛ — комсомольско-молодежного лагеря), «Честность — от слова «честь», «Твоя комсомольская характеристика», «Счастье трудных дорог» (о призвании и признании). Иногда темы диктовались сложившимися обстоятельствами. Так, когда наш класс за дежурство по школе получил тройку — за пассивность, за безразличие к нарушениям правил внутреннего распорядка, комсомольское бюро оперативно вынесло на собрание разговор об этом чрезвычайном происшествии. «Равнодушию — бой!» — вряд ли лучше можно было определить тему собрания, которое ставило перед комсомольцами и большие нравственные проблемы и по-деловому решало наши конкретные классные дела. Срывов на дежурстве потом уже не было.
      Итак, тема собрания определена. Второй этап — подготовительный. В него нужно включать как можно больше комсомольцев, чтобы каждый внес свой вклад в это памятное событие, чтобы чувствовал ответственность за комсомольские дела. Нарисовать и вывесить заранее объявление, оформить кабинет, где будет проходить собрание, достать магнитофонные записи комсомольских песен, пригласить почетных гостей — подобные временные поручения повышают активность старшеклассников. Бюро должно следить за тем, чтобы этой подготовительной работой были поочередно охвачены все комсомольцы. Особое внимание нужно обратить на основное сообщение, которое чаще всего делает комсорг. Здесь классный руководитель не должен подменять его, так как девятиклассник или десятиклассник сумеет сам наметить основные тезисы, подкрепить их примерами, сделать выводы. Но прослушать комсорга на заседании бюро, подсказать, посоветовать, внести необходимые поправки — это прямая обязанность классного руководителя. Важно также вместе с активом продумать, в какой форме раскрыть поставленный вопрос. Может, вначале дать слово выступающим. Пусть выскажут свое мнение, поспорят. Причем, чем больше будет желающих поделиться своими мыслями, тем лучше. Задача комсорга (а если нужно, классного руководителя) — обобщить, подвести итоги обсуждения, дать конкретные рекомендации.
      Именно так мы проводили собрание на тему «Что значит быть современным?». Разгорелись горячие споры, было высказано столько интересного и противоречивого, что ребята предложили продолжить собрание и пригласить на него одного из ленинградских социологов. Бояться подобного нарушения регламента не надо. Взрыв юношеских страстей свидетельствовал, что вопрос глубоко взволновал старшеклассников. И вот в нашей школе — доктор философских наук В. Т. Лисовский. Он почти три часа вел с молодежью откровенный, аргументированный и очень нужный разговор, а вернее, вместе с юношами и девушками искал ответ на волновавший их вопрос: кого же можно считать современным человеком?
      Сами собрания у нас, как правило, проходили в торжественной обстановке. Постепенно складывались хорошие традиции, которые передавались от выпуска к выпуску. Девочки обычно приходили нарядно одетыми. У мальчиков свежие белые рубашки, черный галстук, строгий, темный костюм. Комсомольский значок обязателен. Член бюро — ответственный за уплату членских взносов — перед началом собрания проверяет комсомольские билеты. Классные художники украшают кабинет выразительными плакатами, дружескими шаржами, призывными лозунгами — лаконичными и оригинальными. Выпускается очередной номер стенной газеты, чаще всего тематический, связанный с вопросом собрания.
      Когда собрание носило дискуссионный характер, то заранее вывешивались основные вопросы, над которыми предлагалось подумать каждому комсомольцу. Оформлялся такой плакат ярко, оригинально, чтобы сразу привлечь внимание старшеклассников. Вот, к примеру, один из таких плакатов: «Свободный выбор профессии имеет громадное значение. Когда человек любит то дело, которым занимается, он может черпать в нем радость, удовлетворение, проявлять богатую инициативу, повышать без утомления напряженность труда».
      Ниже — крупно и броско:
     
      А гы выбрал профессию?
      Знаешь ли ты, сколько насчитывается сейчас профессий?
      Какие профессии тебе больше по душе?
      Интересно бы знать твое мнение по следующим вопросам:
      Что такое призвание?
      Могут ли все люди работать только по призванию?
      Морально ли менять место работы и профессию в поисках своего призвания?
      Что бы ты хотел найти в своей будущей профессии?
      Какую помощь ты бы хотел получить при выборе профессии?
      С какими предприятиями ты бы хотел ознакомиться?
      Найти свое призвание — найти себя. Достаточно ли для этого правильно выбрать профессию, приобрести любимую специальность?
      Какие книги о выборе места в жизни ты читал?
      Какие фильмы и спектакли на эту тему смотрел?
      Что особенно понравилось и почему?
      Как ты понимаешь слова М. Горького: «Хорошая должность — быть на земле Человеком!»
     
      На бодрое, приподнятое настроение комсомольцев, несомненно, влияла и музыка, которая у нас звучала перед открытием собрания и в конце его. Ребята отбирали наиболее популярные молодежные песни и заранее записывали на магнитофонную ленту выразительную композицию. Неизменной оставалась одна — «Комсомольская песня», на слова Михаила Светлова. Она стала песней нашей комсомольской группы, и старшеклассники всегда дружно подхватывали знакомый призывный припев:
      Постой, постой, ты комсомолец? Да!
      Давай не расставаться никогда!
      Мажорный тон песни определял и ритм собрания: ясный, четкий, деловой. Сообщения мы старались делать лаконичными, очень содержательными и конкретными. Регламент соблюдали строго. Бесспорно, некоторые опорные выступления готовились членами бюро заранее. Но я не помню случая, чтобы ими исчерпывались прения вообще. Критические замечания с мест, полемика, множество полезных предложений — все это повышало активность комсомольцев и уровень всего собрания.
      Большое значение я всегда придавал заключительному этапу собрания — принятию решения, обращая особое внимание на постановляющую часть, которая явится основой плана конкретных мероприятий. Здесь важно во время подготовки проекта предусмотреть, чтоб не было общих фраз, повторов, чтобы не забыли указать сроки и ответственных за выполнение каждого пункта. И главное, чтобы решение намечало перспективу дальнейшей работы, поднималось на уровень больших народных задач. Так, например, по вопросу выбора профессии был — среди многих — принят следующий пункт: «Трудовому сектору вместе с комсомольцами завода-шефа подготовить стенд-справку «Профессии — на выбор». Особое внимание обратить на наиболее нужные для промышленности профессии станочников, строителей, транспортников и сферы обслуживания». Когда щит
      «Профессии — на выбор» был готов и вывешен, около него я всегда видел ребят с блокнотами в руках. Что-то записывали, о чем-то оживленно переговаривались, спорили. Приводили друзей из других классов. Я был доволен: это было решение нашего собрания в действии.
      Разумеется, не всегда целиком удавалось то, что было задумано. И хотя все внешне было безукоризненно, с полнейшим соблюдением требований Устава ВЛКСМ, я порой чувствовал, что не до каждого сердца дошло сказанное на собрании, что некоторые так и остались на нем только присутствующими. Было, конечно, очень обидно. Но меня радовало, что это же ощущал и актив класса.
      — Мелко пашем! Вглубь не идем! — вырвалось однажды у комсорга, когда бюро по традиции после собрания подводило итоги и ребята откровенно обменивались мнением.
      В подобной самокритичности, неудовлетворенности — здоровая предпосылка будущих успехов. Главное — не обольщаться внешне благополучными показателями и легкими победами, а упорно и настойчиво искать новые формы работы с молодежью, чтобы каждое комсомольское мероприятие было подлинно Ленинским уроком.
      Ведь вся жизнь классной комсомольской организации, комсомольские школьные будни по сути дела тоже являются Ленинским уроком. В них как в зеркале отражается готовность молодежи принять от старших эстафету грандиозных свершений нашего народа. В них ярко раскрываются характеры юношей и девушек, успехи и пробелы воспитания. И я, классный руководитель, никогда не позволял себе стоять в стороне, быть только свидетелем молодого азарта, поисков и дерзаний юности.
      Я по праву тоже считал себя комсомольцем: ведь именно комсомол снабдил меня и моих ровесников горячим молодым задором на всю долгую и трудную жизнь. И я был счастлив, что не растратил его, что пронес через военные годы к годам моего учительства.
      Потому, не подменяя комсорга и актив, а с их помощью, я стремился создавать и поддерживать в воспитательском классе атмосферу комсомольского задора, энтузиазма, неиссякаемой инициативы, кипучей деятельности и романтического настроя.
      Не всегда все удавалось. Но то, что получалось, помогало, по-моему, объединить в общий сильный поток прошлые, настоящие и будущие дела различных комсомольских поколений. Многое, очень многое открыли для себя старшеклассники в следопытском поиске, в сборе материалов о комсомольцах двадцатых, тридцатых, сороковых годов, о сегодняшнем дне ленинградской комсомолии. Я уверен, что ребята не забудут встреч с ветеранами комсомола, со строителями БАМа и «Атоммаша», с первопроходцами Сургута, Тюмени и Нечерноземья. Каждая встреча была открытой страницей в летописи великих работ по переустройству мира. В то же время она давала крепкий нравственный заряд моим ученикам, рождала желание вписать и свою добрую строку в эту героическую книгу.
      Результаты следопытского поиска, впечатления от встреч и походов ребята обобщали в сочинениях, докладах, альбомах, чтобы оставить их в дар школе и в напутствие тем, кто придет им на смену.
      Я всегда буду хранить стихи, сочинения, альбомы своих питомцев. Буду непременно открывать их новым своим ученикам. Буду, волнуясь, сам перечитывать их. Ведь в моем сердце, как и в сердце сегодняшних школьников, вечно юный комсомол. Как писала моя воспитанница, ныне журналист Валерия Колесова:
      — Его девиз — всегда вперед!
      — Он вместе с Партией идет
      — На труд и подвиг рядом.
      Он имя Ленина несет
      — Как высшую награду.
     
     
      4. Слагаемые красоты
     
      В беседе с начинающим директором школы В. А. Сухомлинский прозорливо говорил: «Век математики» — хорошее крылатое выражение, но оно не отражает всей сущности того, что происходит в наши дни. Мир вступает в век Человека. Больше, чем когда бы то ни было, мы обязаны думать сейчас о том, что мы вкладываем в душу человека»
      Век Человека — это прежде всего формирование целостной, гармонической, всесторонне развитой личности. Огромную роль в решении этой задачи играет искусство. Именно оно объединяет все виды воздействия на человека. Воспитание красотой — могучее средство в руках классного руководителя. А нередко и самый верный путь к сердцу воспитанника. Сколько раз совершала чудеса «волшебная сила искусства!». Впрочем, начну с вещей прозаических...
      В нашу, так называемую специализированную, математическую школу приходят в девятый класс ребята из разных школ города. Уровень эстетической подготовки у них настолько различен, что порой даже диву даешься: словно не в одном городе на Неве живем. И как правило, любимые занятия старшеклассников, их вкусы были настолько несхожими и разнохарактерными, что, признаюсь, нелегко было найти с учащимися общий язык. Особенно если речь заходила о прочитанных книгах, о театре и музыке, о живописи. Тут я буквально становился в тупик. Эстетическая подготовленность ребят представляла собой необычайно пеструю картину, и при первой беседе со своими будущими питомцами я, честно говоря, растерялся. И не только противоречивость предложений смутила меня. Больше огорчил нескрываемый практицизм старшеклассников: «Какой уж тут театр, если по физике такая сложная программа. На все и времени не хватит...» Реплика эта, к сожалению, отпора не получила. И мне показалось, что юным физикам и математикам безразличны мои заботы и волнения: в какой театр идти прежде всего, по какой книге провести диспут...
      Неожиданно для самого себя я сунул все записки в портфель и сказал решительно: «Пойдемте лучше к Неве — в парк!»
      Мы вышли к Неве и медленно пошли вдоль реки. Вначале ребята шумели, перебрасывались шутками. Но чем ярче и красивее открывалась перед нами прелесть золотой осени, тем тише и умиротвореннее становились они. Словно в их сердца вошло что-то совершенно новое, необычное и торжественное.
      — А как хорошо здесь! — удивленно произнес один из мальчишек, — И совсем рядом со школой.
      — Спешим все, — сказала Люся Иванова, самая бойкая из девочек. — Торопимся и не замечаем, как порой красиво вокруг. Она подставила ладошку под падающий с дерева оранжевый листок и, глядя задумчиво на него, продекламировала:
      — Осень листья темной краской метит:
      — Не уйти им от своей судьбы!
      — Но светло и нежно небо светит
      — Сквозь нагие черные дубы...
      — Бунин! — невольно вырвалось у меня, и Люся обрадованно кивнула головой. Кто-то принял ее эстафету — вспомнил пушкинские строки: «В багрец и золото одетые леса».
      Ребячьего равнодушия как не бывало. Вспоминали еще стихи.
      И про осень. И про Неву. И про юность. Люся посмотрела на подругу и попросила: «Олечка! А прочитай свои... Те, что в восьмом классе написала...»
      И Оля, которая в классе казалась мне самой безразличной ко всему, вдруг прочитала очень проникновенные стихи:
      Есть у осени права
      — На хорошие слова,
      — Потому что так прозрачна
      — Над землею синева...
      Так, незаметно, между нами установилась дружеская сердечная связь. А затем начался откровенный разговор, которого я давно ждал.
      Сколько раз за долгие годы учительства я убеждался, что прикосновение к прекрасному непременно рождает в детской душе добрые чувства. И каждый раз приходил к выводу, как важно помочь ребенку увидеть красоту и в окружающем мире, и в людях, и в искусстве.
      Причем чем раньше, тем лучше. И роль семьи в этом благородном деле велика и ответственна.
      Почему бы отцу или матери не попросить ребенка рассказать о своих впечатлениях после прогулки по городу или после посещения кукольного театра! Рассказ об увиденном, рассказ яркий и эмоциональный, требует от детей определенного напряжения умственных сил. Но именно эта напряженная работа мысли и приносит им нравственное удовлетворение, которое служит побудительным стимулом к творчеству, вселяет уверенность в свои силы: «Я могу!»
      Наверное, многие из взрослых замечали, как торопятся дети поделиться своими впечатлениями об интересной книжке, об увлекательном фильме. Как говорят они с азартом, с жаром, взахлеб, заново переживая приключения героев. Как стремятся они выразить в рисунке, в лепке, в школьном сочинении все, что запомнилось, что взволновало. Как правило, эти живые непосредственные отклики отличаются оригинальностью, образностью мышления, тонко подмеченной детализацией. Не случайно Василий Александрович Сухомлинский считал детское творчество могучим средством самоутверждения личности: «Уже в детстве человек должен научиться индивидуально осваивать эстетические ценности».
      Уже в детстве... Именно поэтому от взрослых требуется умение слушать ребенка. Ни в коем случае не следует прерывать детей, даже под самыми благовидными предлогами: «Сейчас некогда! Потом доскажешь...» Ничто так не оскорбляет ребенка, как пренебрежение к его искренности, к его душевному порыву — поделиться чем-то сокровенным с близкими для него людьми.
      Необходимо поощрять это стремление — разделить с людьми радость от встречи с прекрасным.
      Сколько возможностей для этого в каждой семье. Вот мама вышла с дочерью в осенний сад. Приятна и полезна прогулка по тихим аллеям, устланным разноцветными листьями. Конечно, можно идти и молча, наслаждаясь свежестью прозрачного дня. Но почему бы не побеседовать с дочерью и ненавязчиво, тактично не поставить перед ней вопросы, которые не только развивают наблюдательность, но и требуют своего мнения, своей личностной оценки?
      К примеру хотя бы такие: «Почему красив сад осенью? Что делает его особенно красивым? Что больше всего нравится тебе? В чем особенность каждого дерева? Какие краски и оттенки красок можно наблюдать в саду? Какое настроение ты испытываешь в осеннем саду?»
      Большую воспитательную пользу могут принести такие беседы. И вполне закономерно, что и в школе ребенок успешно справляется с заданиями, которые требуют самостоятельности, образного видения мира.
      Характерно в этом отношении сочинение третьеклассницы Нины Б.: «Наступила золотая осень. В воскресенье я была с родителями в ЦПКиО. Как там было хорошо! Темная вода в прудах покрыта облетевшими желтыми листьями. У берегов даже не видно воды. Мы зашли в аллею старых дубов. Земля под дубами покрыта коричневыми листьями, а сквозь них проглядывает зеленая трава. А сколько на земле желудей! Я еще никогда не видела столько.
      Весь парк был пестрый: светло-желтые березы, оранжево-зеленые липы, темно-желтые дубы. Листья некоторых кустов были ярко-красные, багровые. А рябина «осень празднует, бусы красные надев».
      Особенно запомнился мне один клен. Он был освещен солнцем, и листики были тоненькие, светло-желтые, каждая жилка на нем видна. Очень красивый он был.
      А парк «точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный».
      Птиц не видно — многие уже улетели на юг «Пустеет воздух, птиц не слышно боле, но далеко еще до первых зимних бурь».
      А в вышине, словно «по незримому канату, потянулись журавли».
      Люблю я осень — «очей очарованье»
      Когда читаешь это сочинение, чувствуешь, каким поэтическим настроением проникнуто оно, как часто обращается девочка к стихотворным строчкам. Несомненно, в этом большая заслуга учительницы, которая с первого класса сдружила своих питомцев с поэзией. Но, познакомившись с семьей Нины, понимаешь, что надежными помощниками и единомышленниками учительницы являются родители. От них еще до школы Нина услышала чудесные стихи о природе, о русской земле, они систематически ставили на книжную полочку дочери томики любимых поэтов.
      «Природа — вечный образец искусства», — писал В. Г. Белинский. И нет сомнения, что познание природы помогает детям глубже и вернее проникнуть в мир искусства, а общение с поэзией, живописью, музыкой учит ребенка по-настоящему любить и понимать природу, т. е. воспитывает в нем добрые чувства, делает его душевно богаче, красивее, чище.
      Делать жизнь прекраснее для тех, кто будет жить после нас, эту благородную мысль мы должны внушить своим детям. И должны показать им пример бережным, любовным, хозяйским отношением к природе — к каждому деревцу и цветку, ко всему живому на земле. Пусть ребята думают и о будущем, когда выходят на субботник по озеленению школьной территории, когда работают на участке. И пусть с гордостью и радостью представят себе, какой великолепный сад поднимается на пустыре, как будут украшать город посаженные ими цветы. Как люди скажут тепло и благодарно: «Спасибо за такую красоту!»
      Природа вдохновляет детей на художественное творчество. Ребенок еще не умеет читать и писать, но с большой охотой берется за карандаш, за кисточку, чтобы перенести на бумагу разноцветье и разнообразие окружающего мира. И чаще всего зелень леса, сияние солнца, радугу на небе, ромашки у дороги, колокольчики в поле.
      Но творчеству, как писал В. А. Сухомлинский, надо учить. Изобразительному искусству тем более. И совсем не обязательно, чтобы сын или дочь стали художниками. Призвание определится в поиске, в труде. А вот умение подмечать в жизни самое характерное и стремление образно запечатлеть увиденное пригодится в любой специальности. Здесь лучшей школой художественного вкуса становится дружба с картиной: будь то иллюстрация в книге, или репродукция всемирно известных полотен, или непосредственное посещение музея. Картина — всегда распахнутое окно в мир. Она и обогащает, и заставляет задуматься, и приучает внимательней смотреть вокруг. В то же время картина — сильное средство как гражданского, так и нравственного воспитания. Героическое прошлое нашего народа, пламя революционных боев, созидательный труд советских людей, освоение космоса, азарт спортивного соревнования — все это воспринимается детьми очень остро и эмоционально.
      Но особенно мне хочется выделить роль пейзажа. При каждом посещении Русского музея я непременно подмечал, как волнует ребят «Березовая роща» Куинджи, красота волжских просторов на полотнах Левитана, шишкинская «Рожь»... Это волнение нельзя было передать словами, да и в глаза оно сразу не бросалось. Но лирическое, светлое настроение ощущалось во всем: в негромких словах, обращенных к подруге, в задумчивой улыбке, в сосредоточенном неспешном созерцании. Картины русской природы каждому всегда напоминают что-то очень близкое, родное и дорогое, усиливают чувство любви к Отечеству. Не случайно живописный пейзаж очень созвучен строфам Пушкина и Некрасова, Тютчева и Фета, Блока и Есенина. Пожалуй, только поэзия и живопись смогут передать детям и «светлости осенних вечеров» таинственную прелесть, и «синь, упавшую в реку», и рассветные зори над необъятными далями любимой земли. Право же, стоит нам как можно чаще ходить с детьми в музеи и на выставки, стоит как можно раньше открывать перед ребенком мир яркий, красочный и прекрасный.
      Вот что я прочитал недавно в одном из сочинений. «Отец взял меня на выставку гравюр, посвященных нашему городу, — писал девятиклассник. — До этого я мало соприкасался с таким видом искусства и, признаюсь, пошел не особенно охотно. Но то, что я увидел, поразило. Никогда не думал, что столько нового о моем городе расскажет обыкновенный городской пейзаж. Впрочем, не обыкновенный, а лирический. Многое я для себя открыл впервые... А места, знакомые с детства, возникали в каком-то необычном свете. Сколько раз, например, проходил через Львиный мост и не замечал, какая красота вокруг. А теперь заметил...
      Но я увидел и другой Ленинград — строгий, суровый, военный, не покорившийся врагу, не сломленный город-герой:
      А город взором соколиным
      Вонзился в дымный сумрак дня.
      Стоит бессмертным исполином
      В кольце металла и огня.
      Встретился и с сегодняшним Ленинградом — городом новых проспектов, высотных домов, прекрасных станций метро, городом известных на весь мир, дорогих людям мест, связанных с Великим Октябрем, с жизнью и революционной борьбой Владимира Ильича Ленина...
      И еще ближе, еще роднее стал для меня мой город на Неве».
      Этому откровенному рассказу юноши можно только радоваться. Значит, встреча с прекрасным прошла не напрасно, оставила в сердце добрый след.
      Наши дети могут черпать полной чашей из того чудесного источника, который называется сокровищницей культуры. Могут, но не всегда умеют... И подчас расплескивают то драгоценное и священное, что дается им в руки. Кому, как нс воспитателю, предупредить эту беду...
      Как правило, первая беседа с девятиклассниками — о внешнем виде учащегося, о поведении школьника. И каждый год неповторимо ново беседа перерастает в живой, страстный, откровенный разговор о моральном облике молодого человека, о его ответственности за свои поступки и слова, за свою судьбу.
      Были случаи, когда ученики просили продолжить беседу — на следующем воспитательном часе. Я охотно шел им навстречу: обмен мнениями о костюмах и прическах непременно поднимался до проблемы гармонического развития человека, до аспектов современной борьбы против мещанства и обывательщины, против рецидивов буржуазной психологии.
      К каждой такой беседе я готовлюсь особо старательно.
      Напоминая ученикам высказывание Чехова: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли»1, я говорю им о том, что эти слова открывали записную книжку Зои Космодемьянской. Возможно, с этого начинался подвиг комсомолки — с постоянного строгого требования к себе, с искреннего желания равняться на высокие нравственные идеалы.
      Гражданская совесть привела девушку в горком комсомола: «Пошлите меня на фронт». Она стала разведчицей. Смелой и отважной. Ведь еще до войны, когда Зою принимали в комсомол, она сказала: «Комсомолец должен быть готовым отдать Родине все свои силы, а если нужно, и жизнь!» И до последнего мгновения Зоя осталась верна своей клятве. Такой она и живет в нашей памяти — цельной, бескомпромиссной, поистине прекрасной.
      — Другое время было, — задумчиво произносит кто-то. — Война!
      Ему возражают немедленно: «Человек всегда должен быть настоящим человеком. Всегда! И во всем — в большом и малом!»
      Звонок прерывает нашу беседу. И рослый юноша — первым рвется к двери, локтями отталкивая одноклассниц. Останавливаю его: «Ты же только сейчас приводил слова Чехова, что воспитанные люди всегда вежливы и уступчивы».
      Юноша смущенно переминается с ноги на ногу. «В общем, это правильно...»
      — А в частности? В данном конкретном случае?
      Я ни на минуту не сомневаюсь, что ребята на уроке говорили искренне. Но, к сожалению, правильные слова и благие намерения старшеклассников еще нередко расходятся с их поступками, с их повседневным поведением. К нашему всеобщему сожалению.
      Идем смотреть фильм «Война и мир». В зале учащиеся девятых и десятых классов. Совсем уже взрослые, все понимающие...
      Но после сеанса ко мне подходит пожилая билетерша. На лице — боль и недоумение: «Глядите, что они оставили после себя! Шелуху от семечек... Это ужасно! Толстой — и семечки!..»
      Я полностью разделяю ее чувство. Мне тоже больно и стыдно. Больно за Толстого, за фильм. Стыдно за ребят, которые, пользуясь полумраком, «лузгали» семечки.
      Если повнимательней приглядеться к манерам наших учащихся, особенно вне урока и за стенами школы, то приходится признаться, что подобные случаи не исключение. Проходить мимо их было бы непростительной ошибкой...
      Я — дежурный учитель. Утром, до начала занятий, вместе с завучем мы встречаем ребят в вестибюле — проверяем внешний вид. К большинству никаких замечаний нет. Школьная форма. Аккуратная прическа. У юношей белые рубашки, темные галстуки... Приятно посмотреть. Но постепенно набирается и довольно значительная группа «нарушителей». Они стоят с портфелями в стороне и ждут решения завуча. Завуч пожурит их и, конечно, пустит на уроки. Потом выскажет свое недовольство классным руководителям: надо быть требовательней к своим воспитанникам. Все верно: как бы ни был занят воспитатель другими важными делами, о внешнем виде своих учеников забывать нельзя.
      Глядя на некоторых ребят, я замечаю одну особенность: дело не столько в том, что пришли без школьной формы, а в том, что одеты они очень безвкусно, неряшливо, аляповато.
      — Неэстетично! — так грустно подытоживает завуч.
      Я согласен с ним: беседы об эстетике одежды, об умении красиво одеваться необходимы. В то же время думаю о том, что одними беседами не исправишь.
      Безусловно, учитель не остается равнодушным к внешнему виду своих учеников. Однако чаще мы фиксируем нарушения, чем предупреждаем их. А воспитание хорошего вкуса должно идти постоянно и непрерывно, и проводить его нужно систематически, на прочной научной и методической основе с учетом психологических и возрастных особенностей школьников.
      Спору нет, в каждой школе есть удачные формы уроков культуры. Помню, какой интерес вызвали у старшеклассников встречи с мастерами причесок, известными модельерами, демонстрация классических и современных танцев. Большую пользу принесла беседа опытного врача-косметолога с девушками. На другой же день у «неподдающихся» модниц исчезли «тени» на веках и вызывающе яркий лак на ногтях.
      Мне кажется, что авторитетное и веское слово специалиста может стать эффективнее, чем наши школьные административные меры. Запретить легче. Приобщить к прекрасному, научить хорошему вкусу труднее. Но лишь эта нелегкая, но такая необходимая работа с детьми по культуре внешнего вида принесет желаемые результаты.
      Естественно, что в числе первых своих помощников мы хотели бы видеть родителей. В каждой семье, конечно, свои домашние правила, свои «мамины уроки». Но если они готовят воспитанных детей, мы бесконечно благодарны родителям. И само собой разумеется, что все начинается с личного примера взрослых. Когда я пишу в характеристике о подтянутости, сдержанности и вежливости Миши С., то мысленно отмечаю: «Это отцовское!»
      А Таня М. переняла от матери аккуратность, элегантность, скромность, привычку к порядку.
      Какие требования предъявляются к одежде, прическам, манере разговора, к поведению в обществе — об этом сейчас пишется и говорится много.
      Впрочем, иногда самый точный совет подскажет родительское сердце. Взять хотя бы наши школьные вечера. Какое разнообразие фасонов, какая радуга тканей промелькнет перед учителем. Можно лишь радоваться, что молодежь имеет возможность так нарядно одеваться. Но невольно замечаешь, что платье совсем не идет Лизе и что Юра выглядит нелепо в длинном — до колен — свитере. А почему бы матери не помочь дочери выбрать такое платье, которое бы соответствовало облику девушки! Почему бы отцу Юры дружески не посоветовать сыну заменить свитер пиджаком или курточкой! И не надо ссылаться на то, что «молодежь все равно по-своему делает». Умный доброжелательный совет примут и самые «колючие», примут, если идет он от души, от «непрерывного подвига родительской любви».
      Главное — не быть равнодушным. Главное — в желании помочь детям стать культурнее. И чем раньше, тем лучше! «Чуткость, восприимчивость к красоте, — писал В. А. Сухомлинский — в детские годы несравненно глубже, чем в более поздние периоды развития личности. То, что упущено в детстве, никогда не возместишь в годы юности и тем более в зрелом возрасте»
      Гармонически развитыми мы хотим вырастить наших детей. Воспитывая в них идейную убежденность, трудолюбие, патриотизм, мы также хотим, чтобы в новом человеке лучшие духовные и гражданские качества сочетались с благородством поведения, чтобы не нарушалось единство внутренней и внешней культуры. Любое отступление от этой гармонии должно нас тревожить и беспокоить.
      В то же время нам надо упорно и настойчиво воспитывать у самой молодежи чувство личной ответственности за каждый свой поступок, за каждое слово и дело. Пусть дети увидят, прочувствуют, что внешний вид, манеры, речь, отношения с людьми становятся слагаемыми настоящей человеческой красоты. Красоты неподдельной, одухотворенной и вдохновляющей. Значит, надо сделать все, чтобы эти слагаемые были поистине прекрасны.
      Пусть ученики еще раз задумаются над справедливым базаровским принципом: «Всякий человек сам себя воспитать должен». Пусть запомнят разумные жизненные заповеди «новых людей» Чернышевского. Им помогут стать лучше мудрые слова Максима Горького о том, что «и маленькая победа над собой делает человека намного сильнее». Рядом с ними всегда будут Павел Корчагин и корчагинцы наших дней, чьи свершения, чье душевное богатство поражают весь мир.
      Я надеюсь, что добрый след оставят в молодых сердцах школьные годы, что выпускники возьмут с собой в дорогу как девиз афористичные строки. Э. Межелайтиса:
      Каждый вздох
      подчиняю заветам:
      выполняю свой долг —
      пребывать человеком.
      В этом же, право, суть и смысл наших усилий по воспитанию юной смены. И нет мелочей в борьбе за настоящего человека Открываю сочинения девятиклассников. С трепетным волнением пишет Маша Л. о героях романа «Война и мир». «Моя любимица Наташа. Ее прелесть в естественности. Она естественна и прекрасна, как сама жизнь, как русская природа...»
      И вдруг я вспоминаю милое, умное лицо Маши, умные живые глаза и так не идущую к девушке короткую стрижку. Только вчера она рассталась с чудными светло-каштановыми косами. И совсем лишними, ненужными кажутся сережки в ушах.
      «Прелесть — в естественности», — машинально повторяю я. Пытаюсь читать дальше. Но мешает, не дает покоя неотступная мысль: «А зачем Маше сережки?»
      Действительно, зачем?
      Много интересных встреч и экскурсий, много выходов в кино провел я со своими воспитанниками за тридцать лет. Дневник классного руководителя помогает восстановить в памяти характерные детали, возвращает через годы впечатления от фильмов, от стихов и бесед, от свиданий с ленинградскими музеями.
      Каждый спектакль, который я посмотрел вместе со своими ребятами, всегда перед глазами, всегда живет в сердце. Есть, вероятно, в этом замечательном искусстве огромная притягательная сила, которая наполняет человека нравственной устремленностью, поднимает и вдохновляет. А возможно, это произошло потому, что я никогда не гнался за количеством посещенных спектаклей и был требователен в выборе репертуара. Каждый наш выход в театр был чрезвычайным событием, радостным и окрыляющим, был своеобразной вехой в художественном развитии старшеклассника. Я глубоко убежден, что случайные постановки, билеты на которые щедро приносят в школу распространители, не дают желаемого нравственного эффекта. Среди них могут встретиться вещи, которые приучают юношество к облегченному восприятию театрального искусства, не заставляют думать, переживать, мучиться, страдать, искать и побеждать вместе с героями пьесы. Воспитатель должен направлять эстетические вкусы молодежи. Стоять в стороне, полагаться на самотек — подобная позиция никогда не была для меня приемлемой. Правда, получить билеты на нужный спектакль и в нужный театр бывает нелегко. Тем более сразу на тридцать-сорок человек. Но недаром говорится: «Кто хочет, тот добьется». И быть может, наша строгость в выборе репертуара и готовность учащихся выступить в обсуждении пьесы на зрительской конференции, безукоризненная дисциплина во время представления принесли школе определенный авторитет. Распространители билетов уже знали, что нам надо, и с уважением, с пониманием относились к юным любителям театра.
      В альбоме «Любить прекрасное», который передается от выпуска к выпуску как эстафета, ребята ведут «золотой» список просмотренных спектаклей. Среди них «Мещане» в постановке Большого драматического театра имени М. Горького (режиссер лауреат Ленинской премии Г. А. Товстоногов), «На дне» в театре имени А. С. Пушкина (с Н. Симоновым в роли Сатина), «Вишневый сад» в том же театре, «Оптимистическая трагедия», где старшеклассники увидели Ю. Толубеева в роли Вожака, «Маленькие трагедии», «Гибель эскадры», «Любовь Яровая», «После казни — прошу!» в Ленинградском ТЮЗе... Всего и не перечислишь!.. Но о каждом посещении театра можно было бы написать взволнованную педагогическую оду. Приведу только один пример...
      Это был трудный класс — седьмой «А». И не только потому, что подобрались в нем ребята со сложными характерами, что почти каждый день случались у нас различные чрезвычайные происшествия. Главная беда была в том, что я не мог найти с учениками общий язык. Выручил счастливый случай. В школу принесли билеты на спектакль «Как закалялась сталь». Роман Николая Островского изучали тогда в седьмом классе, и я рискнул взять билеты на всех учащихся. В перемену подошел к старосте класса. Отчаянный футболист, выдумщик и фантазер, Борис был признанным вожаком в коллективе, ребята единогласно избрали его старостой и слушались беспрекословно.
      — В воскресенье идем в театр, — сказал я, протягивая подростку билеты. — Пожалуйста, помоги мне, раздай...
      — В воскресенье у меня тренировка, — покачал головой Борис. Но все же поинтересовался: — А что за пьеса?
      — «Как закалялась сталь» Н. Островского.
      Подросток задумался. Потом решительно взял билеты:
      — Ладно! Пойдем!
      Я облегченно вздохнул, понимая, что за Борисом пойдут и остальные.
      Чудеса начались в гардеробе. Семиклассников трудно было узнать: все стали наряднее, красивей, собранней — и мальчики, и девочки. Приводили в порядок свои прически, воротнички, галстуки, задерживаясь у зеркала. По фойе ходили чинно, разговаривали вполголоса. Сама обстановка дисциплинировала ребят: в этом старинном здании с изумительной лепкой карнизов, с портретами великих артистов, с блестящим узорным паркетом нельзя было вести себя иначе. В партер вошли с первым звонком. Места были рядом: я хорошо мог видеть своих учеников.
      Зазвучала музыка. Взвился занавес. На сцене худощавый парнишка в потертой отцовской косоворотке. Он все утро топил кубовую, устал. Ему смертельно хочется спать. Найдя укромное местечко, мальчик засыпает.
      Но вот в кубовую врывается официант Прохор. Он жестоко избивает подростка. Я вижу, как близко к сердцу принимают эту сцену семиклассники. Борис нервно сжимает кулаки.
      — Артем отплатит Прошке за брата.
      — И правильно! — шепотом поддерживает сосед.
      Трудная и героическая жизнь Корчагина проходит перед юными зрителями. У ребят возбужденно блестят глаза, когда комсомольцы, голодные, плохо одетые, мужественно переносят морозы, храбро отбиваются от бандитов. Подростки напрягаются, ерзают в креслах. Дай им волю — рванулись бы на сцену помогать строителям узкоколейки.
      Тяжелая, неизлечимая болезнь приковывает Корчагина к постели. Но не сдается коммунист. Он продолжает борьбу, оружие его — слово, слово правды, и смерть бессильна перед ним... Развеваются знамена в руках комсомольцев: эстафету корчагинского подвига принимают новые бойцы.
      И мне хочется верить, что навсегда запали в сердца моих ребят прочитанные ведущим слова Николая Островского, слова, которые молодость Советской страны берет для себя девизом жизни: «Только вперед, только на линию огня, только через трудности к победе и никуда иначе!»
      Из театра семиклассники выходят .не торопясь. Оживленно делятся впечатлениями. Впервые не разбегаются от меня в разные стороны: кто за мороженым, кто за пирожками.
      — Давайте посидим в сквере, — неожиданно предлагает кто-то. И мы располагаемся на скамейках дружной, сплоченной группой. Я рассказываю о людях, повторивших подвиг Островского, и с радостью вижу, как внимательно слушают меня ребята.
      Сколько раз потом я убеждался, как благотворно и благодатно влияние театра на детей. Каждый спектакль непременно оставляет добрый след в душе Одна пьеса учит мужеству и стойкости, другая заставляет задуматься о том, какой дорогой ценой завоевано сегодняшее счастье и как важно беречь мир на земле. Юные зрители любят спектакли веселые, чтобы посмеяться от души, любят спектакли с приключениями, чтобы вместе с героями бороться против зла и несправедливости. Они искренне негодуют и восхищаются, ненавидят и одобряют — и вряд ли найдешь зрителей отзывчивей, непосредственней, благодарней! И очень хорошо, когда любовь к театру, потребность в театре воспитываются у ребят с самых ранних лет, в семье и школе, когда родители и педагоги как на радостный праздник идут с детьми на спектакль.
      В семье Михайловых стало традицией два-три раза в месяц посещать театр. «Это такое чудо — театр! — пишет в своем сочинении Таня Михайлова. — Как много он всегда давал, дает и будет давать людям. Он как бы призывает остановить мгновение и вдруг увидеть все то яркое, радужное, светлое, что есть в жизни и в каждом из нас, что мы в ежедневной спешке не всегда замечаем». Солидарен с сестрой и Виктор Михайлов: «При слове «театр» в памяти возникают любимые герои, любимые актеры. Без театра мне невозможно быть полностью счастливым. С радостным нетерпением вхожу я всегда в зрительный зал. Какие новые горизонты откроются передо мной сегодня? Кто из артистов занят в пьесе? Как они сыграют? Театр обычно ставит передо мной столько важных жизненных вопросов, что нельзя быть спокойным — надо искать на них ответы...»
      Я мог бы с признательностью назвать еще немало семей, где старшие сделали посещение театра своей непреклонной заповедью в воспитании детей. Как бы ни были заняты родители, они непременно находили время, чтобы пойти в театр вместе с сыном или дочерью. Вначале — в кукольный, затем — в ТЮЗ, позднее — в драматический, в оперный... После спектакля обменивались мнениями, чтобы юный зритель мог высказать свое, самостоятельное суждение. Вместе следили за репертуаром, читали отзывы о постановках, собирали книги о выдающихся деятелях искусства, театральные мемуары. Так из года в год — по драгоценным крупицам — закладывались основы подлинной интеллигентности и культурности, настоящего художественного вкуса. И классный руководитель должен всемерно поощрять это благородное увлечение, ориентировать на него других родителей. Ведь, как правило, общение с театром удивительно способствует духовному росту учеников, расширяет их кругозор, помогает в учебе. В школе такие ребята выделяются своей эрудицией, начитанностью, являются инициаторами и энтузиастами художественной самодеятельности, литературно-музыкальных вечеров и концертов. А нередко театр становится для юноши или девушки делом всей жизни, призванием и профессией. Так, наш педагогический коллектив гордится тем, что выпускница школы Елена Алексеева — сейчас актриса Большого драматического театра имени Горького- успешно сыграла ряд заглавных ролей и полюбилась ленинградскому зрителю. А начинала она с классной художественной самодеятельности, с выступлений на школьной сцене. Нет сомнения, что выбору жизненного пути способствовала именно ранняя любовь к театру, поддержка педагогов. Возможно, оказали влияние встречи с ведущими ленинградскими актерами, которые приходили в школу для беседы с молодежью. Незабываемое впечатление оставили в сердцах старшеклассников рассказы о театре Юрия Толубеева, Игоря Горбачева, Кирилла Лаврова, Сергея Юрского, Павла Кадочникова. И не только в сердцах тех, кто мечтал о сцене. Таня и Виктор Михайловы не собирались быть актерами. Таня стала врачом, Виктор связал свою судьбу с морем. Но дружба с театром сказалась в их нравственном облике, в их отношении к порученному делу: пациенты врача Михайловой отмечают ее чуткость, внимательность, душевность. А разве театр не привил девушке эти гуманистические качества, не научил ее жить болью других! Виктора Михайлова знают в пароходстве не только как отличного механика, но и как активного участника агитбригады, автора многих интересных миниатюр и интермедий. Когда он приходит из плавания, Михайловы снова всей семьей отправляются в театр. И, встречая их, я искренне радуюсь, что они не утратили чистого и восторженного восхищения сценическим искусством, что стали воспринимать его глубже, осознанней, мудрее.
      К сожалению, есть еще семьи, где родители и сами забывают дорогу в театр, и в детях не воспитывают уважения к этому прекрасному искусству. Становится больно и обидно за подростка, который ни разу не испытал обаяния театрального представления, который по чьей-то вине — по своей ли, по чужой — стал духовно беднее. Поэтому нередко приходилось серьезно говорить с родителями, доказывать, что театр, как писал Гоголь, ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, а кафедра, с которой можно сказать миру много доброго.
      Иногда же надо было преодолеть чрезмерное увлечение эстрадном музыкой, которое у старшеклассников проявляется довольно сильно. Готовишь подчас коллективный поход — на пьесу Чехова или Горького, вдруг выясняешь, что ребята набрали билеты на месяц вперед: и на «Поющие гитары», и на концерты других ансамблей. В таких случаях необходимо быть очень тактичным, ибо простым запретом не поможешь. Да и не стоит противопоставлять драматургию эстраде. Но настойчивость и целеустремленность в пропаганде театрального искусства нужны. Тут могут помочь и индивидуальные беседы, и диспуты, и умные советы старших товарищей, после которых многие учащиеся приходят к единственно верному убеждению: нельзя считать себя культурным человеком без элементарного знания и понимания как классической, так и современной драматургии.
      Сколько раздумий, споров, высказываний возникает в классе после просмотра взволновавшего всех спектакля! Сколько важных нравственных проблем встает перед юношеством! Так, помнится, оживленную дискуссию вызвала у нас пьеса Л. Жуховицкого «Справедливость — мое ремесло». Ее герой никого не оставил равнодушным. Одним он нравился своей энергией, другие считали, что в нем нет должной теплоты, душевности. Разгорелся разговор о том, каким же все-таки должен быть наш современник. И нет сомнения, что эти споры заставили каждого старшеклассника задуматься и о себе, о своем отношении к работе и людям. «Остановиться, оглянуться!» — этот гуманный девиз я потом не раз слышал от своих воспитанников, еще раз убеждаясь, что встречи с театром не проходят для учащихся бесследно.
      Но было бы лукавством замалчивать и те сложности, которые встречаются в эстетическом воспитании, когда дело доходит до опер, симфоний, балета.
      В этой связи вспоминается мне учебный год, когда я только что принял девятый класс. В сентябре было столько срочных и неотложных дел, что, откровенно говоря, как следует познакомиться со своими новыми воспитанниками я и не успел. Поэтому искренне обрадовался, когда организатор внеклассной и внешкольной работы предупредил:
      — Сегодня у нас в гостях артисты Малого театра оперы и балета!
      А обрадовался потому, что каждая такая встреча позволяет лучше узнать ребят. И конечно же, оставляет в сердцах старшеклассников добрый светлый след.
      — Опера, — разочарованно протянул кто-то из мальчишек, — лучше бы эстрада. К тому же у меня баскетбольная секция в четыре.
      Другие тоже особого восторга не проявили, но послушно спустились в зал.
      Приехавшие к нам гости артисты показали старшеклассникам отрывки из подготовленной к постановке оперы «Два капитана» — по роману В. Каверина. Затем выступил и автор оперы — композитор Г. Шантырь. Он рассказал о своем творческом пути, о работе над оперой. Потом сел за пианино. Школьный зал заполнила музыка. Светлую и прозрачную мелодию вальса сменили тревожные аккорды, предвещающие разлуку в годы военных испытаний. Я внимательно смотрел на своих учеников: как воспринимают они рассказ композитора, музыку, пение? Некоторые вслушиваются в музыку, стремясь понять и прочувствовать ее, дружными аплодисментами встречают исполнение понравившихся арий. Другие шепотом переговариваются, и — без сомнения — на посторонние темы. У третьих на лице скука: скорее бы все это кончилось! И я снова, в который уже раз, убеждаюсь, что предстоит упорная и настойчивая работа по эстетическому воспитанию старшеклассников, по приобщению их к миру прекрасного.
      Концерт окончен. Артисты приглашают школьников на премьеру.
      — Надо пойти, — решают мои девятиклассники.
      Итак, первый мой выход с классом — премьера оперы «Два капитана». После спектакля я попросил ребят написать о своих впечатлениях. Отзывы были различными. Но в большинстве явственно чувствовалась тревога самих старшеклассников за узость своих эстетических интересов. Вот одно из таких высказываний: «Я читал роман Каверина, и мне захотелось увидеть его героев на сцене. К стыду моему, в оперный театр я попал впервые. Дружки по подъезду посмеивались: «Сбежишь с первого акта. Это тебе не «Поющие гитары». Однако я не сбежал и слушал весь спектакль с неослабевающим вниманием. Теперь обязательно буду ходить в оперу. Сейчас даже сам удивляюсь: «Почему не слушал оперные спектакли раньше?»
      Читая подобные признания, задумывался и я. Действительно, почему? Кого винить в том, что юношу до пятнадцати лет не приобщили к красоте оперного искусства? Обычно в таких случаях родители кивают на школу, педагоги сетуют на семью. Иногда обвиняют и школу, и семью. Учитель никогда не снимает с себя ответственности за эстетическое воспитание юной смены В идеале школа должна поднимать своих воспитанников к новым вершинам прекрасного. На деле же чаще всего нам, педагогам, приходится начинать с азов. В решении большой и ответственной задачи — воспитать молодого человека рыцарем и творцом красоты — вовсе небезразличен порядок слов: «школа и семья» — «семья и школа». Правило арифметики — от перемены слагаемых результат не изменится — тут не подходит. Поставим все на место, как того требует жизнь: сначала семья, потом школа вместе с семьей — рука об руку. Если же из этого процесса выпадает очень важное звено — семья, то школе, классному руководителю надо смелее брать ответственность на себя.
      Обычно я начинаю с анкетного опроса учащихся, чтобы сразу выяснить их эстетические устремления и вкусы. Вот примерный круг вопросов, которые предлагаются старшеклассникам:
      «Какой вид искусства вам наиболее близок и дорог? Какую литературу вы любите: художественную, научно-популярную, документальную? Что вы предпочитаете в художественной литературе: классическую отечественную, современную советскую, фантастическую, книги о войне, о приключениях и путешествиях, о научных открытиях, о труде и призвании, о жизни замечательных людей, о молодежи и т. д.? Каких писателей вы можете назвать в числе любимых? Почему? Ваши наиболее любимые книги и их герои. Ваше отношение к музыке. Какую вы музыку любите? Назовите любимые музыкальные произведения и их авторов. Как часто вы ходите в театр? Какие спектакли вам больше нравятся (драматические, оперные, музыкальной комедии и т. д.)? Какая пьеса вам особенно понравилась, запомнилась? Кто ваш любимый актер? В какой роли он (она) наиболее понравился? Каково ваше отношение к изобразительному искусству? Часто ли вы посещаете музеи, выставки? Каких художников и какие картины вы можете назвать? Какое место в вашей жизни занимает искусство?»
      Я не буду останавливаться на результатах опроса. В каждом классе и каждый год они бывают разные. Одно несомненно: анализ ученических ответов дает воспитателю ценнейший материал для раздумий, для узнавания коллективов, для определения перспективных линий.
      В этом плане видное место для меня всегда занимает работа с книгой. К сожалению, во многих семьях отсутствуют домашние библиотеки. Даешь задание на следующий урок по литературе: принести томик стихотворений Некрасова. Приносят не все. Нет, не потому, что забыли. Оправдываются очень искренне: не мог достать в библиотеке, не успел съездить в магазин, чтоб купить, а дома сочинений Некрасова нет и т. п. Такая же история с Тургеневым и Толстым, Щедриным и Чеховым. Пройти мимо этого прискорбного явления невозможно. Классный руководитель, воспитатель тут не может быть равнодушным. Когда я прихожу в семью ученика и вижу серванты, телевизоры, приемник-комбайн и нигде не замечаю книжных полок, мне невольно вспоминается мысль Цицерона о том, что дом, в котором нет книг, подобен телу, лишенному души. Безразличие родителей к книгам передается детям. Не оттого ли для некоторых юношей и девушек стремление прочесть хорошую книгу не стало жизненной потребностью?
      Как-то я посоветовал матери моего ученика подарить ему новое издание «Войны и мира». Она даже обиделась:
      — Мы в состоянии сделать более ценный подарок. Купим ему часы.
      А вот что написала в сочинении одна из девятиклассниц: «Я завидую подругам, у которых дома есть своя библиотека. Мои же отец и мать не покупают книг, хотя в доме достаток. Они не любят читать, разве что последнюю страничку в газете — о происшествиях и погоде».
      Именно поэтому на первом же родительском собрании я говорю о необходимости создавать домашнюю библиотеку. В классе же стало традицией два-три раза в год делать обзоры читательских формуляров учащихся. Обзоры эти готовят сами комсомольцы — активисты школьной библиотеки. Обычно разгораются оживленные дискуссии: «Что читать и как читать?!» Ребята обмениваются впечатлениями, спорят, дружески критикуют тех, кто читает мало или увлекается только детективами. Многие мои старшеклассники вели и ведут читательские дневники, и я глубоко удовлетворен, когда узнаю, что многие сохранили и после школы эту хорошую привычку — делать записи о прочитанных книгах. Я нередко бываю на уроках литературы моей воспитанницы Нади Ивановой — теперь преподавательницы Надежды Федоровны. И к какой бы теме ни обращалась она, в рассказе неизменно звучат стихи, пословицы, поговорки, интересные и ранее мало известные факты из жизни писателей.
      — Это мне читательский дневник помогает, — призналась Надя. — Веду его по-прежнему... И ребят к этому приучаю.
      От классного руководителя во многом зависит активная пропаганда современной советской литературы. Будь 'то политинформация или просто встреча со своими учащимися в перемену, воспитатель всегда должен найти две-три минуты, чтобы познакомить ребят с новинками современной прозы и поэзии, с интересной повестью в «Юности», с нужной статьей в «Молодой гвардии», с последним произведением в «Роман-газете». Помню, как я принес в класс книгу о мужественном коммунисте — «лужском Корчагине» — Алексее Николаевиче Васильеве. Сказал немногое — всего несколько слов, но на другой же день увидел на партах старшеклассников томик с алой гвоздикой на обложке и выразительным, запоминающимся заголовком: «Наш товарищ Алеша». И кто знает, быть может, именно эта книга поддержала кого-то из моих воспитанников в трудную минуту, вселила уверенность в свои силы.
      Огромный эмоциональный заряд несут в себе так называемые поэтические пятиминутки. Они открывали и открывают наши классные собрания и политинформации, звучали на комсомольских собраниях. Органически связанные с темой, стихи усиливали воспитательный эффект, способствовали развитию высоких нравственных чувств, приобщали к красоте мыслей и идеалов, поступков и характеров.
      Как своеобразный итог работы с книгой в конце учебного года в классе обычно проводится читательская конференция. К ней готовимся долго и серьезно: вывешиваем список рекомендованной литературы, вопросник, знакомимся с критическими высказываниями в печати, подбираем иллюстративный материал На конференции либо выносится обсуждение одного произведения, либо рассматривается какая-нибудь проблема по многим книгам, например «Молодежная повесть о выборе места в жизни». Интересно прошла конференция по теме «Кто он — твой герой?». Учащимся был дан обширный список современной советской прозы. И было предложено подумать над следующими вопросами: «Кого из героев прочитанных книг ты можешь назвать героем нашего времени? Как ты понимаешь выражение: «Наш современник»? Кого из героев можно считать нашим современником? Какие черты характера молодых современников тебе близки? На кого бы ты хотел походить? Какая книга вызвала наибольшие раздумья или помогла в чем-либо? Какие книги о твоем ровеснике тебя не удовлетворили? Почему? О какой книге или о каком герое хотелось бы поспорить? Какую книгу положишь ты в свой дорожный рюкзак, выходя в жизнь?»
      Никогда я не пускал на самотек и музыкальное образование. В последние годы стало модным среди молодежи увлечение гитарой. Вместе с гитарой просачивались в класс и пошлые, низкопробные песенки. Приходилось долго и упорно доказывать ребятам, что нельзя так обеднять свое представление о музыке, что есть и Чайковский, и Шостакович, и Бородин, и Глинка, и Дунаевский, и Соловьев-Седой. Делать это надо тактично. Здесь лобовое решение вопроса: «Перестань бренчать на гитаре!» — может лишь отпугнуть подростков. Поэтому я старался проводить в классе вечера русской или советской песни. Старшеклассники сами подбирали пластинки, делали магнитофонные записи, подготавливали и лаконичный, умный комментарий. Так, всем запомнился обзор комсомольских песен, охвативший развитие молодежной песни со времен гражданской войны до наших дней. С этим своеобразным концертом, где наряду с проигрывателем и магнитофоном звучали и голоса нашего хора, ребята выступали у шефов на заводе, перед комсомольцами Невской заставы.
      Планировалось на два года (девятый и десятый классы) и посещение музеев. Мне хотелось не только познакомить ребят с историей изобразительного искусства, но и научить их ценить незабываемые часы свиданий с бессмертными полотнами Репина и Сурикова, Шишкина и Куинджи, Айвазовского и Левитана. Для этого я просил экскурсоводов ограничить рамки рассказа («Лучше меньше, да лучше!»), не торопиться переходить из зала в зал, чтобы ученики могли подольше постоять перед картиной, раздумывая об увиденном. Из музея обычно шли несколько остановок пешком, обмениваясь впечатлениями. Надо сказать, что посещения Русского музея, Эрмитажа, проводимые в системе, подготовленные психологически, не проходят бесследно для молодежи, делают ее духовно чише, лучше. В нашей классной книге отзывов «Где мы были, что видели» осталась довольно выразительная запись. Сделал ее беспокойный, трудный юноша со сложным характером: «Чуть ли не целый час стоял перед картиной Репина «Бурлаки». В первый раз, пожалуй, не пожалел, что пошел вместе со всеми в музей. Даже несмотря на то, что пропустил хоккей. Объяснить трудно, а забыть нельзя!»
      Справедливости ради надо сказать, что родители редко ходят с детьми на выставки, в музеи. А ведь как важно с раннего детства приобщать ребенка к прекрасному! В силе остаются замечания Антона Семеновича Макаренко о том, что в семье, где сами родители не читают газет, книг, не бывают в театре или кино, не интересуются выставками, музеями, разумеется, очень трудно культурно воспитывать ребенка. И об этом приходится откровенно говорить на родительских собраниях. Подчас родители приводят распространенный довод: «Телевизор виноват Он и от театра, и от концертов отваживает». Поэтому я не мог не поинтересоваться: что смотрят по телевизору мои воспитанники. Выяснилось, что большинство очень важных в воспитательном отношении передач, таких, как «Горизонт», «Рампа», «Кинопанорама», «Поэзия», «Клуб кинопутешествий», проходит мимо них. Вот эстрада, футбол или «Кабачок 13 стульев» — это да! Значит, кому-то в семье необходимо повернуть ручку телевизора в нужную сторону, а иногда и совсем выключить телевизор. А в классе я повесил стенд, где перед началом урока прикрепляю объявление: «Сегодня, в 17 часов, по первой программе — «Записки охотника». По второй программе в 19 часов опера К. Молчанова «А зори здесь тихие». Казалось бы, к чему? Ведь в каждой семье получают программу радио и телевидения. Но напоминание воспитателя всегда побуждает ученика посмотреть нужную вещь, потому что ребята всецело полагаются на авторитет педагога. Неоднократная моя проверка показала, что это именно так. Особенно если после просмотра спектакля, фильма или альманаха на другой же день предлагаешь высказать свое мнение.
      Границы прекрасного в нашей жизни раздвигаются неимоверно широко, требования в области эстетического воспитания увеличиваются с каждым днем. Это повышает ответственность школы, классного руководителя за будущее нашей юной смены. И мне кажется, что сейчас особое внимание надо уделять не только умению школьника ценить и понимать прекрасное но и формированию стремления самому создавать прекрасное в жизни, в окружающей действительности.
      В нашу школу с математическим уклоном приходят в девятые классы юноши и девушки с определенной целью: получить глубокие знания и посвятить свою жизнь технике, точным нау нам. Поэтому с первых же шагов воспитательной работы сталкиваешься с таким мнением: «Зачем мне участвовать в художественной самодеятельности, если мое призвание — математика (или физика)». Если же открыто такая мысль не высказывается, то все равно чувствуется тенденция ограничить себя рамками одного, излюбленного предмета. Приходилось терпеливо и настойчиво преодолевать эти, довольно распространенные тенденции, рожденные ранним потребительским рационализмом. Беседы тут мало помогали, хотя с некоторыми я подолгу говорил один на один, в дружеской, откровенной обстановке, пытаясь доказать, что участие в художественной самодеятельности, в выставке рисунков поможет им в будущем, обогатит духовно. Спору нет, лекции, беседы и доклады на эту тему необходимы. Проведенные на высоком идейном и методическом уровне, они, несомненно, принесут пользу, заставят молодежь задуматься, сделать определенные выводы для себя. Но опыт подсказывает, что наибольший эффект приносит непосредственное участие школьника в художественном творчестве. Поэтому я поставил себе за правило каждого своего воспитанника вовлечь в процесс созидания прекрасного, приобщить к живому и вдохновенному чуду — своими руками создавать красоту. Естественно, для этого надо было вначале узнать индивидуальные особенности ученика, подметить в нем тяготение к тому или иному виду искусства. Но нередко приходилось и пробуждать, воспитывать, развивать эти художественные начала. Помню, в школе проводился юбилейный, тематический конкурс рисунков и фотографий. На классном собрании я прямо сказал ребятам, что дело чести — активно участвовать в этом конкурсе, что самое лучшее — всем внести свой вклад в смотр юных талантов.
      — Ведь если у вас нет способностей к рисованию, как тут утверждают многие, — сказал я, — то почти у всех есть фотоаппараты. Почему бы не сделать такие снимки, которые бы правдиво и ярко показывали жизнь школы, района, города. Художественная фотография потому и называется художественной, что является настоящим искусством.
      Предложение увлекло старшеклассников. Вскоре на моем столе появилось множество замечательных фотографий. Ребята сами организовали классную выставку, выпустили фотогазету, оформили несколько альбомов: о наших экскурсиях, о работе в совхозе «Красный Октябрь». Затем все вместе отбирали наиболее удачные, самые поэтические и выразительные снимки для школьной выставки. И конечно, все были счастливы, когда наш класс получил первую премию, а ряд фотографий взяли у нас и для городского смотра.
      К конкурсам чтецов и танцоров, певцов и музыкантов я старался привлечь не только любителей музыки и поэзии, но и самых заядлых физиков. Вначале ребята всячески отказывались, говорили, что ничего у них не получится, что это им вовсе ни к чему и т. п. Но в конце концов соглашались: «Ладно! Попробую! Чтобы класс не подвести». Я же всячески помогал им, поддерживал. Бывало, после уроков репетировал десятки раз, чтобы первое выступление окрылило юношу и девушку, чтобы заставило крепко и всерьез полюбить искусство. Не все получалось сразу. Были и неудачи. И все же приобщение к прекрасному не проходило даром. Не случайно лучшие ученики — выпускники нашей физико-математической — активные участники художественной самодеятельности, члены агитбригад, победители олимпиад по литературе, дипломанты конкурсов чтецов.
      Мне как словеснику нельзя не сказать несколько слов и о поэтическом творчестве. Я настойчиво внушал своим воспитанникам мысль, что каждый культурный и образованный человек может овладеть основами стихосложения и что не обязательно быть поэтами-профессионалами, но быть поэтами в душе необходимо. Давал ребятам конкретные задания: написать стихи для сатирической газеты или приветствие фронтовикам-ветеранам. Выпускал альманах «Молодые голоса», готовить который мне помогал литературный актив класса. Непременно включал в программу классных и школьных вечеров выступления начинающих поэтов. Настойчивая, систематическая и вдумчивая работа приносила успех. Стихотворения моих воспитанников звучали по ленинградскому и Всесоюзному радио, печатались в молодежных газетах. Поэтами-профессионалами они действительно не стали: Алла Стафеева — математик, Коля Еремеев — физик, Володя Земенский — геолог, Гриша Силин — железнодорожник. Но с поэзией они не расстаются, несут в сердце любовь к прекрасному, к настоящим стихам. И пишут сами: о времени, о себе. Я как драгоценности храню стихотворения моих питомцев. Читаю их новым моим ученикам. А иногда и сам перечитываю и снова говорю себе: «Все-таки это единственно верный путь — научить ребят понимать и создавать прекрасное, чтобы каждый из них стал подлинно прекрасным Человеком!»
     
     
      5. Человек трудом славится
     
      Несколько лет назад я лечился в санатории. Моим соседом по комнате оказался машинист тепловоза из Смоленска. Сын у него оканчивал десятый класс, дочь училась в восьмом, и моему соседу вопросы воспитания были знакомы не по книгам. Он, как вскоре выяснилось, «выстрадал» проблему «отцы и дети» и всегда начинал разговор о ней нервно и взволнованно: — Возможно, я и неправ. Но ребята наши отвыкают от труда. Семья наша — все железнодорожники. Никто никакой работы не чурается. Сам я почти тридцать лет на транспорте. Жена — стрелочница. Брат в депо слесарем. Из рейса вернусь — по дому все делаю. Надо — в огороде, надо — плотничаю. А попробуй ребят заставь. Поменьше были — еще помогали: посуду вымоют, пол подметут, в магазин сбегают. Старше стали — словно подменили. Только и слышишь: «У меня лекция».. «У меня завтра доклад». Теперь зазорным считают за тряпку взяться, за лопату... Жена как-то заболела, в клинику легла на исследование, так мне пришлось борщ и кашу варить. Дочку упрекнул: «Май, у вас, кажется, кулинария». Она обиделась: «Мы сейчас рецепты бисквитных пирожных записываем. А борщ в школе готовить негде. Условий нет»... Я даже рассердился: «С твоих бисквитных рецептов сыт не будешь. Вот так-то!» А школа у нас трудовой называется.
      Конечно, я возражал собеседнику: любовь к труду прежде всего в семье закладывается. Но где-то в глубине души я кое в чем соглашался с машинистом. Я видел, что вопросы трудового воспитания тревожат и моих коллег, и родителей, и самих учеников.
      Тема «труд и дети» поистине необъятна, как и сама жизнь. «Трудовое воспитание, — писал В. А. Сухомлинский, — это исключительно емкое, многогранное понятие... — весь смысл, вся устремленность жизни школы и семьи, потому что настоящее счастье человека — в нетленном и вечном труде на благо людей и Отечества». Действительно, обо всем не скажешь... Я хочу остановиться лишь на отдельных моментах этой исключительно важной работы, на тех сторонах трудового воспитания, которые имеют непосредственное отношение к деятельности классного руководителя.
      Прежде всего о планировании. Предусмотреть все трудовые задания не только на весь учебный год, но даже на учебную школьную четверть невозможно. Школьные будни иногда ставят перед классом и его руководителем самые неожиданные задачи, о которых вчера и нельзя было предположить. Помнится, дежурили мои девятиклассники по школе. А зима выдалась снежная, с обильными снегопадами. И мы три дня старательно проделывали проходы в метровой толще снега, расчищали хоккейную площадку. Попробуй, предусмотри такое в сентябре, когда сдаешь план воспитательной работы! И все же план нужен. Нужны основные направления, которые помогали бы классному руководителю видеть перспективу трудового воспитания, его ближние и дальние цели. Начинать надо с организации самообслуживания. Это не только ежедневная уборка класса. Это целый комплекс мероприятий и поручений, которые охватывают всех учеников класса, дисциплинируют их, приучают трудиться систематически, не боясь черновой, обыденной работы. Затем вместе с комсомольским классным бюро мы намечали объекты, куда бы могли выйти всем коллективом, где бы мы были очень нужны. Но самое главное — надо было зажечь ребят идеей, во имя которой стоило потрудиться как следует. Помнится горячий энтузиазм старшеклассников, когда ребята в течение учебного года отработали десять воскресений на овощехранилище, чтобы на свои, а не на родительские деньги поехать в Москву. Безусловно, как непременное дело высокого политического звучания в план включался Ленинский субботник в апреле. С приподнятым настроением выходили комсомольцы на этот праздник труда, чтобы внести свой вклад во всенародную трудовую копилку.
      Вправе планировать классный руководитель и техническое творчество своих воспитанников, их участие в различных выставках, смотрах и конкурсах. Какой бы класс я ни взял: пятый или десятый — на этот раздел трудового воспитания обращал самое пристальное внимание. И не ошибся! Нет сомнения, что успех здесь во многом зависит от связи с учителями-предметниками, а особенно с преподавателями физики, химии, домоводства, столярного и слесарного дела. За ними — консультации, контроль за исполнением, оценка уже готовой модели. Но воспитатель может подсказать коллеге-педагогу, кому лучше всего стоит поручить то или иное техническое задание, кого непременно надо вовлечь в кружок, у кого имеются несомненные рационализаторские и организаторские способности, а у кого они только намечаются. И конечно же, моральный долг классного руководителя — всячески активизировать деятельность учащихся в области технического творчества. Одного заинтересовать оригинальным прибором, чертеж которого увидел в журнале «Техника — молодежи», другому дать прочитать «Записки авиаконструктора» А. Яковлева, третьему посоветовать побывать на факультативных занятиях в школьной мастерской.
      Формы педагогического воздействия классного руководителя на ученика зависят от многих обстоятельств и поистине неисчислимы. Одно бесспорно: первейшая задача воспитателя — добиться, чтобы школьники почувствовали радостное удовлетворение от сделанного. «Коммунистический труд, — говорил А. С. Макаренко, — это творческий труд». А творческий труд возможен тогда, когда ученик относится к работе с увлечением, видит в ней радость, понимает ее пользу и необходимость.
      За руку, чуть ли не насильно, привел я на занятие столярного кружка озорника и драчуна Борю Смирнова. Одна была надежда на преподавателя труда Ивана Ивановича, человека огромной душевной доброты и страстной влюбленности в красоту дерева. Иван Иванович, увидев подростка, приветливо улыбнулся:
      — Заходи! Заходи смелее! У нас как раз срочное задание — лопатки для подшефного детского сада... Умелые руки очень нужны!
      И Борис остался в мастерской. Остался, чтобы, так же как Иван Иванович, искусно работать по дереву — пилить, строгать, обтачивать, превращая неровный, шершавый брусок в изящную вещь.
      — Захотелось, — вспоминал впоследствии Борис, — приготовить побольше лопаток для ребятишек детского сада, увидеть на другой день на уроке географии сделанную тобою указку
      А вот другой пример Мы ходили в поход — по Лодейнопольскому району Побывали в одной из самых отдаленных от райцентра школ, там давали концерт для местных жителей После концерта преподаватель физики полушутя, полусерьезно предложил десятиклассникам:
      — Помогли бы нам некоторыми приборами в порядке шефства .
      Сделаем! — заверил наш комсорг. — Говорите, что надо в первую очередь.
      Инициативу комсомольцев поддержал наш преподаватель физики. Сам с увлечением работал вместе с ребятами. Свыше 50 наглядных пособий и приборов отправили они в сельскую школу. С гордостью передавали потом комсомольцы друг другу письмо от наших лодейнопольских друзей, где учитель и его юные физики благодарили ленинградцев за помощь, приглашали снова.
      Иногда я откровенно говорил своим воспитанникам, что надо, мол, поддержать честь класса, участвовать в районном смотре технического творчества. Такая откровенность действовала порой сильнее многих доводов и рассуждений.
      — Раз надо — сделаем! — отвечали обычно ребята. И я был уверен, что на выставке мой класс, а значит, и наша школа будут представлены.
      Очень важно, чтобы на подобных выставках побывали и сами юные умельцы. Они должны видеть плоды своих трудов, тогда и работать будут с охотой, с подъемом. Не в школьных ли мастерских, не в технических ли кружках истоки завтрашнего рационализаторства и изобретательства на предприятиях, в НИИ, смелый взлет рабочей и инженерной мысли?!
      «Воспитание юношей и девушек в духе уважения и любви к груду всегда было и остается важнейшей заботой Коммунистической партии и одной из главных задач Ленинского комсомола, говорил на XVII съезде ВЛКСМ Л. И. Брежнев. — Это большой государственный вопрос» '. В успешном решении этого вопроса от школы, от нас, педагогов, зависит очень многое. От того, как мы воспитаем в молодом поколении уважение и любовь к труду, зависит в первую очередь, каким будет Союз Советских Социалистических Республик к началу третьего тысячелетия нашей эры. Не случайно определяющим лозунгом наших дней стали слова: «Коммунизм и труд — неотделимы!» Надо ли говорить, что все это накладывает на классного руководителя большую ответственность.
      Что, по-моему, необходимо вносить в план классного руководителя по трудовому воспитанию? Я бы начал с экскурсий на производство. Умело подготовленные и проведенные, они оставляют неизгладимый след в душе учащихся. «Огромное впечатление произвело на меня посещение фабрики имени Володарского, — пишет выпускница Тамара Летвина. — Меня прямо поразили ее цехи — с лампами дневного света, кондиционированным воздухом, современной, новейшей техникой. Мы увидели, как входит в жизнь эстетика производства, как интересна и увлекательна профессия художника-модельера». Знакомство с фабрикой, в частности с экспериментальной мастерской, определило будущее девушки — Тамара стала художницей-модельером.
      Встреча с производством станет памятной, если педагоги и производственники серьезно готовятся к приходу школьников, если экскурсия воспринимается рабочими и инженерами как радостное событие. Вот один из характерных отзывов об экскурсии на Невский машиностроительный завод имени В. И. Ленина: «Я ходила, словно зачарованная, от станка к станку. Я готова была слушать целый день, потому что нашим провожатым был удивительный человек. Его рассказы о новой технике звучали как стихи. Никогда не представляла, что обыкновенный рабочий может быть поэтом в своем деле. Впрочем почему — обыкновенный? Необыкновенный... Он заставил меня о многом задуматься, многое переоценить».
      Видное место занимают в моем плане встречи с Героями Социалистического Труда, со знатными производственниками, с ветеранами пролетарской гвардии и с молодыми умельцами. Новое поколение принимает эстафету рабочего мастерства. Принимает, чтобы достойно нести дальше — в завтрашний день. Свидетельством этой славной преемственности была встреча со знатным фрезеровщиком — делегатом XVII съезда ВЛКСМ. Анатолием Каменским. Выпускник ПТУ, рабочий завода турбинных лопаток, Анатолий в двадцать три года стал победителем Всесоюзного конкурса фрезеровщиков. Выдающимися производственными успехами он завоевал право на поездку в Берлин — на фестиваль. Встреча с молодым фрезеровщиком имела особое значение и потому, что в судьбе Анатолия Каменского счастливо соединился целый комплекс явлений и примет, характерных для нашего времени. Биография Каменского, ступени его профессионального роста, его духовный облик — отражение тех больших перемен, которые произошли в советском обществе за последнее десятилетие. Научно-техническая революция выдвинула на передний край производства рабочего-интеллигента. С неослабным вниманием слушали мои воспитанники рассказ Анатолия о своем заводе, о фрезерном деле, об учебе во втузе при Металлическом заводе имени XXII съезда КПСС. Они понимали, что известность и признание пришли к Каменскому не как везение, не как лотерейный выигрыш,, а как награда за честный труд. Задумались над словами комсомольца о том, что рабочему сейчас необходимо постоянно учиться, пополнять и углублять свои знания, овладевать новейшими достижениями науки и техники.
      Предусматриваю я в плане и систематическую информацию в классе о трудовых победах советского народа, о новинках науки и техники. Сообщения, как правило, делают ученики. Но на инструктаже в начале сентября я учу их отбирать наиболее важные факты, которые бы врезались в память, давали яркое представление о расцвете нашей экономики, о трудовом героизме нашего народа. Напоминаю: «Не забывайте рассказать и об успехах родной Невской заставы».
      У меня нет никакого сомнения, что на политинформации, если есть необходимость, должно звучать и слово классного руководителя. Особенно если речь идет о планах партии, о планах строительства коммунизма. Так было и тогда, когда в Москве работал XXV съезд КПСС, когда намечались грандиозные задачи десятой пятилетки. Донести идеи съезда до молодежи — таков почетный и первейший долг педагога. В эту работу надо вложить все умение убеждать, весь жар души. И конечно, здесь без творческого поиска, без инициативы, без помощи общественности не обойтись. Огромное впечатление произвел на моих питомцев рассказ знатной ткачихи Екатерины Яковлевны Демидовой, которая была делегатом XXV съезда партии. Еще до встречи с ней комсомольцы слышали про Демидову: она Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета республики. Старшеклассники узнали, что Екатерина Яковлевна в 14 лет осталась без родителей, поступила на ткацкую фабрику-школу, старательно училась у опытных рабочих и достигла такого мастерства, что ее имя стало известно всей стране. Е. Я. Демидова рассказала о съезде, о важнейших партийных документах, которыми намечен ясный путь в наше будущее. Естественно, что Екатерина Яковлевна уделила много внимания перспективам развития родной Невской заставы. Десятиклассникам понятно и интересно было сказано о большом — об исторических делах и планах страны. А комсомольцы сами делали вывод: в десятой пятилетке советские люди будут жить еще лучше, потому что благо человека — цель всех свершений, главная забота партии. И поняли: на них, выпускников, пятилетка качества и эффективности возлагает серьезную ответственность, потому что выполнять намеченное предстоит сегодняшним школьникам.
      Еще пример... Весь мир говорит о БАМе. Кажется, совсем недавно прозвучало это короткое, звонкое слово впервые, и первый отряд добровольцев — посланцев XVII съезда ВЛКСМ — высадился в таежной глухомани. Но о том, что уже сделано, можно рассказать ребятам, используя конкретные, убедительные факты и цифры. И сделали это комсомольцы — выпускники нашей школы, которые принимают участие в гигантской стройке. Они рассказали об энтузиазме молодых первопроходцев БАМа, о новых поселках, о мостах, возведенных над бурными реками, о том, как через вековую тайгу к океану пройдет магистраль, открывая доступ к уникальным богатствам дальневосточной земли. Поэтому очень весомо прозвучали цифры нового пятилетия, в котором планируется увеличение добычи цветных, редких, драгоценных металлов и алмазов. И как нравственная отдача этой встречи были многочисленные вопросы старшеклассников о том, как после окончания школы можно попасть на БАМ в качестве строителей «магистрали века». Это, по-моему, лучший ответ на вопросы классных руководителей: а приносят ли пользу беседы о труде? Мне понятно беспокойство молодых коллег. Они боятся практическую деятельность учащихся подменить разговорами о необходимости трудиться, любить труд, честно выполнять свои гражданские обязанности. Что ж, такие случаи в школьной жизни нередки, особенно у начинающих воспитателей. И не только у начинающих. Действительно, лишь сочетание общественно полезного труда и хорошо подготовленных бесед может принести желанный результат. Надо лишь соблюдать проверенное годами правило: каждая беседа должна нести в себе сильный нравственный и эмоциональный заряд, который бы побуждал юношество «Отчизне посвятить души прекрасные порывы», честно и плодотворно трудиться на благо народа. Проводить такие беседы необходимо на высоком научном и методическом уровне с привлечением интересных примеров, с постановкой насущных вопросов и проблем. Если разговор удался, запомнился, взволновал, ребята сами сделают очень точные и верные выводы.
      Естественно, были неудачи и у меня, когда я болезненно остро ощущал, что нужные и правильные слова проходят мимо сознания старшеклассников. Но винил я только себя: значит, готовился плохо, чего-то не учел, чего-то не предусмотрел. И с еще большей требовательностью относился к выбору темы, к форме беседы, к активизации слушателей, к наглядности, к организации предстоящей работы. Зато ни с чем не сравнимо удовлетворение педагога, когда чувствуешь: добрые семена запали в сердца твоих воспитанников, не ради галочки в плане — ради завтрашнего дня юношей и девушек шел оживленный и откровенный обмен мнениями. Именно в такой взволнованный разговор превратились следующие беседы, которые я проводил в девятых и десятых классах: «Труд как долг, обязанность и нравственная необходимость. Как работал Владимир Ильич Ленин? Возможно ли счастье без труда? Какое место в жизни человека должна занимать «мышечная радость»? Что мы должны понимать под мужеством умственного труда? Как в нашем обществе происходит стирание граней между физическим и умственным трудом? Что общего в труде любой профессии? Нужен ли НОТ школьнику? Как ты понимаешь высказывание: «Труд перерастает в красоту»? Согласен ли ты со словами В. Брюсова, что «все счастье земли — за трудом»? Как ты представляешь себе труд при коммунизме?»
      Успех трудового воспитания зависит также от знания и понимания классным руководителем психологических особенностей личности учащегося. Вот стали, например, жаловаться учителя-предметники на брата и сестру Молевых: «Легкомысленно относятся к учению, несерьезно... Домашние задания выполняют неаккуратно, грязно, кое-как...» Значит, классному руководителю надо разбираться, откуда берется это «кое-как»? Внешне в семье Молевых все благополучно. Родители живут дружно. Часто навещают школу, помогают классному руководителю. Мать покупает детям новые книги, по воскресеньям любит с ними ходить в кино. Отец работает водопроводчиком в ЖЭКе, у него увлечение — лыжи: в зимние каникулы вместе с сыном и дочерью устраивает вылазки на Карельский перешеек. Раньше особых волнений семья Молевых у меня не вызывала. Но после неоднократных замечаний учителей я повнимательней стал приглядываться к ее укладу, и незначительные житейские мелочи стали восприниматься по-новому. Штришок за штришком — и вдруг открылось то, что в семье Молевых с самых ранних лет по крупице закладывалось в поведение детей, что незаметно вошло в плоть и в кровь, стало привычкой, от которой уже нелегко избавиться. Мать торопится в ателье на примерку. Уже в дверях спохватывается:
      — Леночка! Вымой посуду как-нибудь. Да пол подмахни!
      У дочери времени больше чем достаточно. Но она запомнила
      слово «как-нибудь»! Поспешно ополаскивает тарелки, подметает середину комнаты. Зато вечером слышит, как мать довольно кому-то рассказывает по телефону:
      — Помощница у меня растет, молодец.
      И Лена уже привыкла, что за «как-нибудь» можно получить похвалу. Ей трудно понять учительницу, которая возвращает ей тетрадь: «Надо переписать!»
      — Почему надо? — недоумевает девочка. — Задание-то выполнила.
      Беру в руки тетрадь Лены: помарки, кляксы, исправления. Ошибки по невнимательности, по рассеянности. Перед ее небрежностью, неаккуратностью моя коллега чувствует себя порой бессильной. Почти то же самое было и с Виктором. Парень способный, объяснения схватывает на лету. Но... то задачу не решит до конца, то чертеж сделает «кое-как». Сочинения сдавал грязные; чувствовалось, что писал в спешке, даже без проверки. На уборке класса старался поскорее освободиться от швабры, распихать мусор по углам. Приходилось назначать его дежурным в паре с ответственным, требовательным учеником. Или самому «стоять над душой», неустанно контролируя качество работы. Не оттого ли так легкомыслен и беспечен Виктор в очень ответственном деле — в учении, что с детства запали в душу отцовские присказки: «Работа не волк — в лес не убежит», «На старательных воду возят», «Работяга курит, а зарплата
      идет». В школе подростку говорят о необходимости трудиться честно. А верх берут веселые «байки» отца о том, как ловко он «сшиб халтурку» — за час десятка в кармане: работенка непыльная, да денежная. В девятом классе Виктор написал неплохое сочинение на тему: «Без труда не может быть чистой и радостной жизни». И надо признаться, за красивыми фразами я не сумел тогда разглядеть, как губительно сказалась на характере ученика семейная атмосфера отношения к труду.
      Чего греха таить, и мы, учителя, бываем нередко неправы в своих требованиях к качеству труда. За текучкой, за спешкой забываем о том, что трудовой процесс в школе начинается с первым звонком на урок. Мы на ходу, где-нибудь в коридоре принимаем небрежно написанное сочинение. Ставим спасительную «троечку» за неряшливо выполненное домашнее задание. Смиряемся с плохой уборкой кабинета: «Ладно, некогда!» А эта снисходительность приводит к нежелательным результатам.
      Большие возможности дли трудового воспитания открываются в летние каникулы, когда классному руководителю удается поехать вместе с ребятами в К.МЛ — комсомольско-молодежный лагерь. Сочетание сельскохозяйственного труда с отдыхом, разностороннее участие в управлении лагерем - все это очень полезно для школьников. Иногда одни летний месяц в К.МЛ может дать воспитателю больше, чем целый учебный год. Помню, как i$ мае ко мне подошел Валерий Шибаев.
      — Походатайствуйте за меня, чтобы в комсомольский лагерь взяли. Заявлений уже свыше ста, а поехать могут лишь сорок. Я вас не подведу. Честное слово!
      — Кандидатуры-то комитет комсомола рассматривает, — ответил я.
      — Но вы же воспитателем будете, к вашему мнению прислушаются.
      В трудных Валерий не числился. Но забот он мне доставил немало. Сидел в нем какой-то неугомонный бесенок, который толкал парня на различные проказы. То станет на перемене приемы самбо показывать и локтем разобьет стеклянную дверь. То стащит у приятеля портфель и подсунет его в живой уголок в клетку к ежу. На субботник придет с гитарой и модной песенкой. А совсем недавно получил выговор в приказе по школе за курение. И все же я пошел с Валерием на заседание комитета ВЛКСМ. Было что-то в Шибаеве подкупающее меня. Во-первых, он был искренен. Допытывать, кто разбил стекло, не пришлось: Валерий честно признавался в своих поступках. Во-вторых, он не чурался физической работы. Когда надо было грузить, двигать, Шибаев вызывался первым и делал все на совесть.
      Валерия зачислили условно: сорок первым. А почти перед самым отъездом «сбежал» на дачу к родителям Женя Л., прислав в школу записку: «Заболел...» И Валерий поехал в КМЛ полноправным членом отряда «Невские орлята».
      Работа в совхозе была однообразная — прополка. Все шесть, а то и восемь часов приходилось ползать на коленках, пропалывая свеклу и морковку. А полоса казалась бесконечной, и лето, как назло, выдалось жарким, сухим — за весь месяц ни дождинки. Местность тоже не особо живописная — вблизи ни озера, ни речки, лишь поля да выжженные холмы вокруг. Выдержали не все. Где-то в середине месяца прикатили родители, получившие жалобные письма своих сыновей Ребята спешно побросали вещи в чемоданы и, не поднимая головы, заторопились в такси, провожаемые холодным пренебрежительным молчанием отряда. Один из двух сбежавших был бригадиром. Вечером к нам в воспитательскую пришли члены штаба КМЛ.
      — На первую бригаду хотим Валерия назначить. Вы не против?
      — Валерий справится, — убежденно сказал начальник лагеря. Не удержался и добавил: — Как ребята-то в лагере раскрываются, а? Словно совсем другими людьми стали. Сдружило лето с трудом.
      То же самое можно было сказать о подавляющем большинстве старшеклассников, что побывали в летнем трудовом лагере. Один месяц — а в глаза бросалось, как они возмужали. Об этом говорили не только внешние приметы: загорели, окрепли, раздались в плечах. В ребятах чувствовалась большая самостоятельность, вера в свои силы и возможности. И это было закономерно. Школьники получили по-настоящему трудовое крещение, узнали, что такое мозоли на ладонях, почувствовали себя нужными людьми, без которых не обойтись. Этому душевному возмужанию способствовала и гражданская активность: комсомольцы давали концерты художественной самодеятельности, выступали перед сельским населением с политинформациями, беседами и лекциями, организовывали спортивные соревнования, вечера вопросов и ответов. Причем делали все сами: добровольно — с азартом и охотой. «Без нянек!» — таков был девиз «невских орлят», и надо сказать, что ребята следовали ему неуклонно. И у меня нет никакого сомнения, что классному руководителю нужно видеть воспитанников в труде, надо поручать ученикам большие, серьезные и нужные дела. Одними хорошими намерениями любовь к труду и потребность трудиться не воспитаешь. Человек трудом ставится и трудом славится.
      «Мы, товарищи, строим не царство бездельников, где реки молочные да берега кисельные, а самое организованное, самое трудолюбивое общество в истории человечества. И жить в этом обществе будут самые трудолюбивые и добросовестные, организованные и высокосознательные люди», — говорил Л. И. на торжественном заседании, посвященном 50-летию образования СССР. Школа готовит молодежь к жизни. И трудовое воспитание учащихся — важнейший элемент ее деятельности. Успех его во многом зависит от того, какие семена мы заронили в душу ребенка, какие нравственные правила поставили вехами на его пути, какие горизонты открыли перед ним, как подружили с честным трудом. Вот почему каждому из нас, ответственных за судьбы юного поколения, стоит почаще повторять себе как заповедь, как руководство к действию: «Внимание — растет человек! Идут уроки труда — уроки жизни!»
     
     
      6. Ветры всех дорог
     
      Ребенок еще делает первые шаги, а родители уже задумываются над его будущим.
      — Летчиком станет! — убежденно заявляет папа.
      — Леночка будет врачом, как я! — мечтательно произносит мама.
      Это пока всего лишь надежды, вызванные большой родительской любовью, естественным желанием видеть своего ребенка счастливым во всем. В том числе и в выборе профессии. Со временем многое изменится. И в первую очередь дети спутают родительские планы, часто очень рано проявив свой характер, свои интересы и способности. Витя, которого пророчили в летчики, увлечется биологией, полюбит зверюшек и птиц, станет допоздна пропадать в школьном живом уголке. А Леночка начнет давать уроки — сначала куклам, затем своим маленьким подружкам, представляя себя только учительницей.
      Приглядывались ли вы к детским играм? Ведь нет, пожалуй, ни одной, которая бы не была — прямо или косвенно — не связана с какой-либо профессией. Один залез в опрокинутую табуретку и, крутя в руках колесо, воображает себя водителем машины. А на пруде мальчишки постарше соорудили целую флотилию — там, конечно, есть и капитан, и штурман, и боцман, и отважные матросы. Девочки обшивают своих кукол, лечат их, воспитывают. Взлетают ввысь модели самолетов. Сооружаются из кубиков красивейшие здания. Строятся на ручье плотины. Выпускается рукописный журнал с первыми в жизни стихами. Нет, не обязательно автор стихов станет поэтом. И Витя к девятому классу может изменить своей привязанности, попав в физико-математическую школу. А у Лены обнаружится склонность к музыке, к композиции, и она устремится в консерваторию. Но детские увлечения непременно скажутся благотворно, отразятся на характере, на становлении личности.
      Сомнений нет: на пороге самостоятельной жизни решающее слово за сыном или дочерью. Но как много значат своевременный совет старших, умное, ненавязчивое, доброе мнение опытных людей и, конечно, мнение педагогов и родителей. Ведь на чашу весов ученика выпуски и к восьмого или десятого класса кладет не только свой личный интерес, но и интерес государства трудящихся. «...Профессии, — писал Карл Маркс, — кажутся нам самыми возвышенными, если они пустили в нашем сердце глубокие корни, если идеям, господствующим в них, мы готовы принести в жертву нашу жизнь и все наши стремления.
      Они могут осчастливить того, кто имеет к ним призвание...». Как же важно помочь нашим детям выбрать такую профессию, которая бы пустила в сердце юноши или девушки «глубокие корни», как можно раньше подметить у ребенка трудовые интересы и навыки и сделать все возможное, чтобы они развились и укрепились. И кому, как не классному руководителю, знать и учитывать физиологические, психические особенности, черты характера ученика и быть его первым советчиком и другом в решении нелегкой и ответственной задачи профориентации.
      А задача действительно нелегкая: сложен выбор профессии сегодня — в век научно-технической революции. Попробуй, сориентируйся, если в сердце «Врываются сразу ветры всех дорог», как признавался один из моих воспитанников. Только решать надо: от правильности выбора во многом зависит дальнейшая судьба юноши или девушки. Не случайно говорится, что только тот проживет свою жизнь сознательно и обществу принесет наибольшую пользу, кто работает над любимым делом, соответствующим его способностям и всему его душевному складу. Старшеклассники чувствуют эту ответственность. Для них выбор профессии — «вопрос вопросов». Не меньше, чем сами ребята, я всегда остро переживаю их поиски будущей своей специальности — самой необходимой для каждого, единственной на свете. И стараюсь всегда помочь им. Начинаю обычно с анкеты в девятом классе: «Что вы думаете о своем будущем?» Ответы старшеклассников дают ценнейший материал для перспективного плана по профориентации, для практических рекомендаций, для конкретного совета тому или иному воспитаннику. В десятом классе, ближе к весне, повторяю анкету, ставя перед своими питомцами вопрос: «А ты уже выбрал профессию?» Сопоставляя ответы, можно судить о том, что сделано за полтора года и что еще необходимо сделать. Обычно одни довольно ясно представляют свой завтрашний день и пишут о нем увлеченно и уверенно. Просматриваешь сданные после классного часа листки — и мысленно входишь с ребятами в химические лаборатории, в цехи заводов, опускаешься в шахту, поднимаешься в космические выси. Определенность радует. Она словно фокусирует в себе все хорошее, что было заложено школой в душу ученика за десять интереснейших лет его жизни. Но бывают и такие признания, которые вселяют в сердце беспокойство за судьбу своих воспитанников, заставляют задумываться: а кто виноват, что ученик еще- на распутье?
      Вот, к примеру, характерное высказывание: «Десятый класс к концу, а я еще плыву по течению. Друзья уже побывали в «своих», как они с гордостью говорят, вузах, рассказывают про аудитории и лаборатории, бегают на подготовительные курсы. А я только слушаю и машинально думаю про себя: «Может, и мне махнуть в Политехнический?» И тотчас становится стыдно: ведь меня совсем не тянет в Политехнический. Да и вообще никуда не тянет... Дома родители покою не дают с попреками и укорами: «Мы-то в твои годы...» Я, конечно, понимаю их, они желают мне только добра, но чаще всего начинаю спорить с отцом, возражать маме — разговор оборачивается ссорой. Неужели они не понимают, что еще не разобрался я в себе». Неожиданным для меня было и другое откровение: «Я теперь никому не говорю, кем буду. Особенно после того, как поделилась своими планами с мамой. Та чуть в обморок не упала: «Стоило десять классов кончать, чтобы стать простой портнихой». Я не стала с ней спорить — еще экзамены впереди. Но меня обидел ее пренебрежительный тон: «простой портнихой». Я хотела ей сказать, что Сергей Павлович Королев, прежде чем стать Генеральным конструктором, был простым рабочим. Но промолчала: нескромно как-то — Королев и я... И все же — почему-то большинство родителей считает, что после десятилетки одна дорога — вуз. Я уверена: ребята будут писать о профессии архитектора, инженера, летчика, врача, капитана дальнего плавания. Конечно, это заманчиво. Но почему чураются таких необходимых специальностей, как строитель, повар, шофер, ткачиха? Я с четвертого класса люблю кроить, шить, придумывать интересные фасоны. Мне нравится моя будущая профессия: шить для людей красивые, изящные платья. Ведь недаром портновское мастерство приравнивалось к искусству. Я историю костюма читаю как увлекательную книгу. Не случайно же разработкой новых фасонов занимались не только модельеры, но и известные художники: Б. Кустодиев, А. Головин, И. Грабарь, В. Мухина, К. Юон... И все же сказать в классе о своем выборе я не осмеливаюсь — засмеют. Конечно, хорошо, что ребята мечтают об опытах и открытиях, о космосе и синих морях. Но кто-то должен шить одежду будущим ученым и инженерам! Может, я и не права, но думается: стоит повнимательней оглядеться вокруг и не избегать самых земных, будничных и в то же время самых необходимых профессий...»
      Я долго сидел в задумчивости над раскрытой страницей. Противоречивые чувства владели мною. Да, я не мог, не имел права отказать ребятам в манящей мечте — стать ученым-физиком, химиком-исследователем, врачом-экспериментатором, летчиком-испытателем, моряком-подводником. Но где-то в глубине души я всецело признавал правоту девушки. Действительно,
      думал я, не увлекает ли подчас старшеклассников внешняя, романтическая сторона выбранных ими профессий? Знают ли они истинную суть своей будущей специальности — черновой, ежедневный, упорный труд?
      Мне кажется, что подобные анкеты полезны* ответы на поставленные в них вопросы многое могут подсказать классному руководителю. Как правило, собранный материал позволял составить целую программу действий. Я уже узнал, с кем из родителей надо срочно поговорить, с кем из учеников и о чем побеседовать незамедлительно. Иногда необходимо было привлечь внимание всего класса. Так, я не мог не прочитать письмо от моей воспитанницы, ныне студентки Горного института. «Помните, к нам на воспитательский час пришел бородатый, обветренный, обожженный солнцем геолог. Он выложил на стол целую коллекцию минералов. Там была и причудливо-узористая яшма, и ослепительно сверкающие друзы горного хрусталя, и золотистый колчедан, и темно-зеленый, таинственный, мерцающий изумруд. От его рассказа повеяло дымом походного костра, запахом тайги, свежестью горных потоков. Холодные камни в загорелой руке словно оживали, лучились горячим светом, становились соучастниками нашей беседы. С того дня я «заболела» минералогией. Подала заявление в Горный институт. Теперь прохожу практику на берегах Вычегды и Печоры. Нет, я ничуть не жалею о сделанном шаге. Только хочу сказать ребятам, которые думают податься в Горный, что будни наши тяжелы и суровы. Любителям книжной романтики здесь делать нечего. Песни у костра под гитару — это редкие часы вечернего отдыха. А чаще идем напролом. Через таежную глушь, по болотам, там, где бессилен современный транспорт. Бывает, что на себе несем продовольствие, инструменты, найденные образцы. То солнце палит беспощадно, то дождь. Бурелом, подъемы, спуски. Стертые до крови ноги. Да, техника: вертолеты, радио, аэрофотосъемка и прочее — приходит сейчас на помощь. Но людей заменить невозможно Еще долго эта работа будет уделом выносливых, терпеливых, беззаветно любящих свою беспокойную профессию. Я часто вспоминаю бородатого геолога, что пришел к нам в десятый класс. Спасибо ему... Но если мне придется когда-нибудь выступить в школе, я все же начну с трудных и опасных маршрутов, с мозолей на руках, с комаров. А уже потом — о романтике!»
      Это письмо заставило многих задуматься всерьез над выбором будущей профессии, еще раз учесть свои силы, способности и возможности.
      Профориентация учащихся — довольно молодой раздел педагогики, и опыт мой в этой области еще не велик. Но постепенно я сделал для себя весьма определенные выводы. Нельзя, по моему глубокому убеждению, проводить успешную работу по профориентации без тесной связи с семьей, без знания семейного микроклимата, без учета индивидуальных особенностей родителей. И подтверждение тому — история Аллы Н. Очень способный гуманитарий, начитанная, эрудированная девушка, она поддалась массовому гипнозу наших дней: «Только в технический вуз!» Алла хотела стать преподавателем литературы, но родители категорически были против: «Всю жизнь корпеть над тетрадями? Ни за что! Будешь инженером. Сейчас век научно-технической революции. Перспектива, размах, масштабы!» Уже на втором курсе Алла затосковала по литературе, по стихам и театру, по всему, к чему тянулась она все школьные годы. Конечно, можно было успешно кончить и технический вуз, как многие ее подруги, и работать по специальности, нетерпеливо ожидая конца смены: когда же стрелка доползет до пяти? Но Алла не хотела компромиссов. Пришла ко мне:
      — Я подала документы об уходе из института. Буду переходить на литфак. Одобряете?
      Я почувствовал, как важно для девушки слово педагога. И хотя знал, что Алле придется преодолеть сопротивление родителей, да и конкурс на литфак немалый, все же сказал одобряюще:
      — Правильно решила! Очень правильно! Так и стой на своем!
      Теперь Алла приходит ко мне студенткой литературного факультета. Делится впечатлениями и планами, рассказывает о преподавателях и семинарах. В каждом ее слове чувствуется счастье — она обрела себя. Она словно искрится радостью — окрыляющей радостью призвания.
      Разумеется, классному руководителю легче, если вопросы профориентации решаются не вопреки воле родителей, а с помощью семьи. И я убедился, что родители могут стать хорошими союзниками школы, когда дело идет о выборе профессии нашими детьми. Надо лишь активнее вовлекать их во внеклассную работу, смелее доверять их жизненному опыту. Право, нет убедительнее примера, чем пример старшего поколения, которому есть что сказать молодежи. Возьму, к примеру, мой последний выпускной класс... Многие родители охотно согласились прийти и побеседовать с ребятами: сталевар завода «Большевик», ткачиха фабрики «Рабочий», продавец универмага, врач-хирург. И нет сомнения, что эти встречи оставили заметный след в сердцах старшеклассников. Владимир Иванович Харитонов рассказал о своей «огненной» профессии, о славных революционерах, боевых и трудовых традициях «Большевика». Он не скрывал трудностей, с которыми придется столкнуться сталевару. Но его увлеченность передалась ребятам, родила желание, так же как «рыцари горячего цеха», повелевать расплавленным металлом, варить высококачественную сталь — основу мощи любимой Родины.
      Мария Васильевна Иванова — хирург с двадцатилетним стажем — Не ограничилась рассказом о гуманной врачебной миссии. Она организовала для класса посещение клинической больницы.
      Это было очень кстати, так как восемь моих десятиклассников собирались поступать в медицинский институт. Им предоставлялась возможность увидеть свою будущую специальность изнутри, в буднях больничной жизни. Надо сказать, что после знакомства с перевязочной и анатомичкой трое сразу же изменили свои планы. Зато остальные лишь укрепились в первоначальном решении — стать врачом, чтобы вести борьбу за здоровье человека.
      Я глубоко убежден, что знакомство детей с профессиями должно начинаться как можно раньше — с начальной школы, а проба себя в профессии должна активно вестись уже всеми подростками. Это подтверждается положительным опытом так называемых трудовых комбинатов — районных центров профессиональной ориентации учащихся. Для многих старшеклассников первый шаг в большую жизнь сделан в мастерской нашего профцентра за Невской заставой. Ребята приходили на занятия раз в неделю: два часа — теория, четыре — практика. Распределялись по всем пятнадцати специальностям: токари, фрезеровщики, деревообделочники, повара, кулинары, сварщики, почтовые работники, делопроизводители-машинистки. «Настоящий Дворец труда!» — справедливо заметил кто-то из девятиклассников во время осмотра всех помещений. Действительно, в профцентре созданы хорошие условия для плодотворного производительного труда: светлые, просторные кабинеты и мастерские, современное оборудование, богатейший выбор наглядных пособий...
      Правда, вначале я беспокоился, что некоторые ребята «сели не в свои сани», т. е. взялись за те профессии, которые нм явно не подходили. Меня удивило, что озорные и говорливые непоседы Саша и Гена решили стать портными, а тихая хрупкая Оля встала за токарный станок. Я поделился опасениями с завучем комбината: «А будет ли польза от такого выбора?» Тот успокоил меня: «Хочу» н «могу» не всегда совпадают у подростков. Сейчас пробы и поиск просто необходимы для ребят. Это позволит избежать горького разочарования в более зрелом возрасте. Поэтому каждый ученик может попробовать себя в нескольких профессиях. В первый месяц на специальность сварщика шли неохотно. А сейчас отбою нет — все группы переполнены. Некоторые даже друзей с собой приводят, просят записать на будущий учебный год «только сварщиком». В общем, время покажет».
      Завуч оказался прав: мальчишки — Саша и Гена — скоро разочаровались в портняжном деле. Им захотелось шить модные рубашки, курточки. Успехи, надо сказать, были, но усидчивости, терпения, аккуратности не хватило. Пришли к завучу с просьбой перевести их на металлообработку. Через два месяца я взял в руки сделанные ребятами первые детали: болты, винты с резьбой, фасонные ручки для напильников. Выточены они были на совесть. Причем ребята работали на современных станках, где, кроме хватки и смекалки, нужны знания по математике, физике, черчению.
      А Оля сразу «прикипела» сердцем к своей недевичьей профессии. Мастер-наставник при встрече сказал мне с удовлетворением:
      — Из дивчины настоящий станочник получится. Рабочий высокой квалификации.
      Сама Оля с гордостью надевала синий комбинезон, чтобы уверенно встать к станку. Но папа ее пришел с претензией:
      — Почему моя девочка за токарным станком? Ей же нелегко!
      — Ваш путь к нынешнему положению ведущего специалиста был не из легких, — возразил я. — Начинали-то у станка.
      — А своей дочери я желаю легкого пути в жизни!
      Тогда в разговор вступил мастер-наставник, старый, уважаемый в районе производственник:
      — Не желайте молодежи легких дорог! — взволнованно, но сдержанно произнес он. — Трудности от слова «труд»! Только в труде воспитывается характер, только в труде растет и мужает юность. Пожелайте своей дочери честного пути!
      Да, по-разному приходят ребята к своей любимой, единственной навсегда профессии. Один в каникулы отправился подсобным рабочим в экспедицию и навсегда заболел археологией. Другой принялся собирать транзистор, и эта тропка привела его на радиотехнический факультет, третий пошел на металлический завод, где работал его отец, его дед... Один удивительно быстро обретает свое призвание, у другого эти поиски любимого дела затягиваются на долгие годы... Общих рецептов для всех нет. К каждому воспитаннику у классного руководителя должен быть индивидуальный подход. Иногда, прежде чем дать совет, приходится решать целый комплекс проблем, приходится крепко поломать голову.
      Из чего же должна, на мой взгляд, складываться индивидуальная работа классного руководителя с учащимися по профориентации?
      Прежде всего надо хорошо знать состояние здоровья ученика. При необходимости следует обратиться за консультацией к врачу. Если же есть абсолютные противопоказания к выбору той или иной профессии, то об этом надо сказать юноше или девушке, помочь найти дело, соответствующее состоянию здоровья. Надо также учитывать жизненный опыт воспитанника, его знания, навыки, интересы. Ведя изо дня в день свой дневник, фиксируя в нем наблюдения за поведением ребят, за нх духовным ростом, я всегда старался подмечать и брать для себя на заметку личные качества ученика, особенности его характера. С выводами не спешил. Понимал, как могут быть губительны ярлыки, которые иногда мы прикрепляем к личности учащегося: «Не способен к гуманитарным наукам», «Не способен к математике». Многолетний опыт общения с детьми подсказывал: нет бесталанных ребят; способности развиваются, формируются, раскрываются в процессе активной, творческой деятельности. Суждение о способностях ученика требует от воспитателя величайшей осторожности, величайшего педагогического такта.
      Но нет никакого сомнения, что классный руководитель обязан увидеть определенные склонности ученика, его индивидуальные особенности. Мог ли я поддержать стремление Мити С. стать шофером, если этот добросовестный, дисциплинированный юноша был удивительно медлителен, мечтателен и постоянно «витал в облаках»? Ему нужна была раскачка, чтобы переключиться с одного вида деятельности на другой. Не поддержал я и решение Наташи Н. поступить на курсы чертежников. Не было в характере девушки ни усидчивости, ни старания, ни аккуратности. Тетради по всем предметам отличались исключительной небрежностью, а в сочинениях по литературе Наташа по рассеянности обычно недописывала слова. Я много раз беседовал с ученицей, пока десятиклассница не согласилась со мной, что для ее натуры нужно дело с огоньком, нужно движение, постоянное общение с людьми. Учитывая также ее успехи в английском языке, я предложил Наташе поступить на курсы экскурсоводов-переводчиков при «Интуристе». И было радостно сознавать, что с моей помощью выпускница «нашла себя», обрела призвание.
      Илью Б. в начале десятого класса увлекла профессия радиожурналиста. «Только в университет — на факультет журналистики» — таково было его категорическое намерение. Мне он с самоуверенностью заявил:
      — Говорить я умею свободно и на любую тему, ребята мне даже завидуют. Сочинения мои вы тоже всегда хвалите. По истории — первый в классе. Ну а иностранный язык за лето подтяну...
      Я не сомневался в том, что Илья действительно больше гуманитарий, чем физик и математик. Сочинения его — бойкие, интересные. И все же меня настораживала самоуверенность юноши. Настораживала потому, что чувствовалось какое-то поверхностное отношение к будущей профессии: «Взял, мол, микрофон и говори поувлекательней... Поездки, творческие командировки. Быть может, за границу...» К тому же я давно замечал, что устойчивой работоспособностью, выносливостью при длительном умственном напряжении Илья не отличался. Даже на уроках литературы запала его хватало от силы на час. Затем он начинал вертеться, тормошить соседей и уже наспех заканчивал неплохо начатое сочинение. Я вспоминал, что в моей домашней библиотеке есть очень поучительная книга известного ленинградского радиожурналиста Лазаря Маграчева «Сюжеты, сочиненные жизнью». Автор рассказывает о тридцатилетней работе на радио, работе, которая требует не только находчивости и оперативности, но и большой ответственности, полной отдачи всех физических,
      душевных и умственных сил. Л. Маграчев справедливо предостерегает юношество, что представление о журналистике как о легкой профессии является глубоко ошибочным: «Журналист должен быть прежде всего бойцом, гражданином, человеком высокой ответственности и невероятного трудолюбия. И если вы не убеждены, что для вас работа в эфире — единственная дорога в жизни, то выбирайте другую профессию». Книгу Л. Маграчева я дал прочитать Илье. Держал он ее долго — весь май, до выпускных экзаменов. Вернул молча, не сказав ни слова. О факультете журналистики больше не заикался.
      У многих родителей в сознании укрепился незыблемый стереотип: «Из восьмого класса — только в девятый, а после десятилетки — непременно в вуз!» В таких семьях и слушать не хотят, что есть немало других путей к высшему образованию. И задача классного руководителя — устранить, тактично разрушить этот психологический барьер.
      В решении этих задач классный руководитель должен сам хорошо ориентироваться в океане профессий, должен иметь ясное представление о важнейших специальностях, о потребностях в квалифицированных работниках в масштабе района или города. Тут нам еще учиться и учиться, используя уже имеющийся арсенал литературы и опыта.
      Конечно, такие вопросы, как включение старшеклассников в производительный труд, в сферу материального производства, решаются в общешкольном или районном масштабе с учетом запросов и требований народного хозяйства. Очень актуально прозвучали с трибуны XXVI съезда КПСС слова о том, что необходимо «повысить качество обучения, трудового и нравственного воспитания в школе... на деле укрепить связь обучения с жизнью, улучшить подготовку школьников к общественно полезному труду»1. Это означает, что забота о совершенствовании системы народного образования должна начинаться с каждого из нас, что каждый из нас должен проявить разумную и смелую инициативу, чтобы двинуть вперед дело воспитания!
      Помню, мы с ребятами наметили экскурсию по Прибалтике. Чтобы они не просили денег у родителей, я предложил им поработать в весенние каникулы на фабрике «Рабочий». Согласились девятиклассники дружно — и работали также с подъемом. Мартовская неделя оставила заметный след в жизни учащихся. И не только потому, что знакомство с производством многое дало старшеклассникам, что почувствовали они себя нужными фабрике, району, людям. Непосредственное участие в выполнении общегосударственного плана сделало ребят серьезнее, собранней. Они как-то повзрослели, особенно в общении с мастерицами ударных бригад, с которыми трудились плечом к плечу как равные. Конечно, не все стали текстильщиками.
      И все же фабричная атмосфера одного из лучших ленинградских предприятий сказалась в дальнейшем на выборе пути в жизни: почти половина учащихся того выпуска пошла работать на производство. И этот факт, на мой взгляд, можно взять за пример для подтверждения того, что у классного руководителя есть широкие возможности для проявления своей инициативы ради безошибочного определения будущих путей своих питомцев, с которыми он прошагал долгие месяцы и годы, чтобы вывести каждого на свою светлую дорогу.
     
     
      7. Путевка в жизнь
     
      Однажды я записался на прием к терапевту. Очередь моя к врачу приближалась, а история болезни где-то еще гуляла в папках регистраторш, весело щебетавших за матовыми барьерчиками.
      — Вы вот к этой, к новенькой обратитесь, — посоветовала мне понаторевшая в больничных делах старушка. — Она непременно найдет ваш листок. Месяц как к ней приглядываюсь: очень сердечная. И самостоятельная видать.
      Я подошел к девушке в белом халате и узнал Нину Гусеву, мою воспитанницу, окончившую школу этим летом.
      — Ты здесь проходишь практику? — несколько удивленно спросил я.
      — Я здесь работаю, — ответила Нина.
      — А институт? Я не сомневался, что ты...
      — В институт я не прошла! Полбалла не хватило. Только все равно поступлю. Добьюсь своего.
      — Почему же в институте никакого внимания на характеристику не обратили? — невольно вырвалось у меня. — Это просто безобразие!
      Действительно, характеристику Нине составляли любовно и старательно всем педагогическим коллективом.
      — Два года комсоргом была, — напоминала старшая пионервожатая. — Настоящий комсомольский вожак.
      — Честность, требовательность к себе и другим, — настойчиво подсказывали учителя. — Исключительная добросовестность. Если бы все были такие...
      — А скромность! А внимательность к товарищу! Скольких Нина буквально за уши вытащила.
      Не мог я не написать в характеристике и о настоящей любви к искусству, к литературе.
      Ответы Нины слушать было всегда радостно и педагогу, и ученикам. Мне очень нравились и сочинения Гусевой. Нравилась их искренность, свежесть чувства, светлая вера в человека Они были интересны прежде всего вниманием к человеку, к его чувствам и переживаниям, к его бедам и радостям. И вот тебе на!
      Нина поняла мое состояние.
      — Да вы не расстраивайтесь. Я своему призванию не изменю.
      И этот год не пройдет зря. Ведь я не только здесь, в регистратуре, я и в отделении дежурю, в палатах.
      Когда мы уже прощались, Нина, будто вскользь, случайно, заметила:
      — А Борис поступил в Медицинский.
      Она ушла, а ее слова укором звучали в моих ушах: «Борис поступил в Медицинский». Я сразу почувствовал себя виновным, как будто был соучастником преступления. Впрочем, ведь так оно и было на самом деле. И если не преступление, то серьезная педагогическая ошибка лежала на моей совести. Пришел ко мне Борис Ш. в девятый класс в середине учебного года. Семья переехала в Ленинград из Владивостока в связи с болезнью отца Бориса — военного моряка. Естественно, я не мог знать, что представляет из себя Борис, тем более и характеристика состояла из двух-трех фраз: «Способный, активный на уроках, начитанный, имеет наклонности к рисованию». Попробуй, разгляди за этими обтекаемыми фразами живую душу! Приоткрылся немного юноша на сочинении «Мое представление о счастье». Тема волновала старшеклассников. Раскраснелись лица. Торопливо строчили авторучки. А мне не терпелось прочитать работы,- заглянуть за ту незримую перегородку, которая так часто еще разделяет педагога и воспитанников. Работа Бориса меня поразила своей циничной откровенностью: «В мире я чту только женщину, золото, честь и вино» — под этим девизом, который очень точно сформулировал один из героев поэмы «Кому на Руси жить хорошо», я и собираюсь прожить. Вам, конечно, наговорят массу красивых фраз: долг, труд, борьба и тому подобное. Но мне не улыбается быть в общей массе. По-моему, каждый имеет право на свое мнение и у каждого свое представление о счастье...» Сочинение заканчивалось дипломатическим обращением: «Надеюсь на тайну исповеди и учительскую честь!» Во имя сохранения учительской чести я оставил Бориса после уроков и долго говорил с ним с глазу на глаз. Он слушал меня с нагловато сконфуженным видом, потом с усмешкой сказал: «Просто не хотелось, как все... Я напишу другое... А это. пожалуйста, верните...» И он протянул руку к листкам. Но я оставил сочинение у себя. Вспомнил о нем в десятом классе, когда из штаба дружины получили извещение, что Борис Ш. задержан дружинниками за приставание к иностранцам.
      — Нет, — сказал я тогда, — это не поза, не наносной нигилизм, не возрастная шелуха. Тут все глубже и серьезнее.
      Вопрос о Борисе обсуждали на педагогическом совете.
      — Парня надо наказать! — сурово говорил старый учитель математики. — Уверен, что не прочувствовал Борис до конца своей подлости... Терять свою честь, достоинство гражданина за иностранные тряпки, за жевательную резинку... Это не шалость.
      не мальчишеские проказы. Вспомните слова Макаренко о том, что предпочтение интересов коллектива должно быть доведено до конца — даже до беспощадного конца, — и только в этом случае будет настоящее воспитание коллектива и отдельной личности.
      — Но и родителей надо пожалеть, — возражали другие. — Школа должна быть гуманной. Тем более отец просит... Ветеран-фронтовик. Да и мать у Бориса больна — сердечница.
      Первоначальную резкую формулировку характеристики решили смягчить, оставив в качестве страховки фразу: «Требует внимания и контроля».
      И вот Борис в Медицинском институте. Но не стала студенткой Нина Гусева. У нее не хватило полбалла, и ей не помогла наша исключительная характеристика. Зато очень помогла Борису наша снисходительность, наша обтекаемая характеристика, где за общими словами исчезла правда о человеке. Долго, очень долго не давала мне покоя встреча с Ниной. И все же я был уверен, что Нина обязательно поступит в институт и станет чудесным врачом. Настоящим. И к ней охотно будут идти лечиться люди, чтобы от души сказать после: «Спасибо, доктор!»
      А выводы для себя сделал самые серьезные, бескомпромиссные. Действительно, если наш питомец еще не готов к полету, если еще требуется серьезная проверка душевных качеств и взглядов молодого человека, то почему не сказать правду? Классный руководитель обязан сделать все возможное, чтобы характеристика была не простой бумажкой, подшитой к делу, а самым авторитетным и убедительным свидетельством гражданской зрелости выпускника.
      Чтобы не повторить ошибку с Борисом, я в течение многих лет составляю характеристику на каждого вместе с классным коллективом. Она обязательно обсуждается и утверждается на общем комсомольском собрании и подписывается комсоргом наряду с подписями директора школы и классного руководителя. Причем составление характеристики должно идти не в последние дни занятий или экзаменов — «под занавес», а задолго до выпускного торжественного вечера. Обычно я практикую автохарактеристики и характеристики, написанные комсомольцами друг на друга. Их я непременно учитываю, когда сажусь писать своему выпускнику «путевку в жизнь».
      Некоторые из моих коллег сомневались: не будут ли чересчур субъективными подобные психологические эксперименты? Но опыт показывает, что этого субъективизма бояться не надо. Именно в пристальном внимании товарища по классу к личности своего ровесника и заключается ценность характеристики. Иногда в ней открываются такие душевные грани и качества старшеклассника, о которых ты, воспитатель, и не подозревал. Удивительными открытиями не раз были для меня и автохарактеристики — своеобразные исповеди юношей и девушек на пороге
      большой жизни. И, как правило, этот разговор о товарище и о себе отличался высокой принципиальностью, требовательностью и самокритичностью, добрым и строгим взглядом на дела и поступки, на отношения человека к человеку. Примечательно, что на первый план комсомольцы ставили гражданские качества своего одноклассника. Моральный кодекс строителя коммунизма был для старшеклассников самым точным компасом, по которому они сверяли чувства, мысли, поступки молодого современника, а следовательно, и свое миропонимание. Когда же стрелка компаса резко отклонялась в сторону, ребята откровенно и резко говорили об этом, о ком бы ни шла речь — о себе ли или о соседе по парте. Само собой разумеется, что все написанное остается достоянием лишь двоих — ученика и учителя — и не подлежит всеобщему оглашению. Это непременное условие — залог полнейшей искренности и откровенности старшеклассника: ведь есть вещи и обстоятельства, о которых можно сказать не всем, о которых говорят только с глазу на глаз, притом с очень близким человеком. И я был счастлив, когда чувствовал такое доверие ко мне со стороны юноши или девушки, и старался быть предельно тактичен и внимателен, если в автохарактеристике затрагивались интимные стороны жизни моих воспитанников.
      Вот что писала, например, Аня Б.: «Вы, наверное, удивитесь, узнав причины моих нынешних волнений. Не оценки в аттестате беспокоят меня, не выбор профессии, а мои отношения с мальчиками. Да, да, именно так. Подруги упрекают меня, что я чересчур свободно веду себя с мальчишками, что забываю о девичьей гордости. Но судят они очень поверхностно. Девчонкам кажется неприличным, когда я стою в окружении ребят на улице и весело беседую с ними. Или иду с ними на стадион, где, забывшись в азарте, пацаны хлопают меня по плечу: «Вот это гол! Мировой!» Мама в ужасе оттого, что дружу лишь с мальчишками и они вызывают меня гулять так же, как всегда вызывают друг друга, — громким свистком, снежком в окно. Я же ничего страшного в том не нахожу. Просто мне интересно с нашими ребятами. Интересней, чем с подругами по классу. Но, может быть, я и ошибаюсь?»
      Разве может классный руководитель пройти мимо такого признания! Семь вечеров ходили мы с Аней по ленинградским улицам и все говорили, говорили...
      А кого бы оставила равнодушным исповедь Вадима С.! «Меня часто упрекают за нелюдимость, за некоммуникабельность, как любят говорить сейчас. А учительница биологии даже назвала скептиком, новоявленным Базаровым. Что же, может, она и права: какая-то доля скептицизма появилась в моем характере. Только прежде чем судить человека, надо понять его. Может, я и сам глубоко страдаю, что ощущаю сейчас свое одиночество. Одиночество в родной семье. Откуда пришло оно? Расскажу по порядку.. Был хмурый осенний вечер. На стеклах каплями расплывался дождь. А дома тепло и уютно, голубел экран телевизора. Вдруг на улице раздался крик. Я бросился к окну. Отдернул занавеску: в мутном свете фонаря несколько парней били человека. Я побежал к двери. Но меня не пустили. Загородили путь. Выдернули ключ. Кричали, что это глупое донкихотство. И я остался. Остался, презирая себя и этих людей, которые думали лишь о своем спокойствии. Страшнее всего, что эти люди — мои родители. Мы давно уже не понимаем друг друга. Иногда мне кажется, что жизнь для них остановилась. Отец работает на интересном заводе, но ни разу я не слышал, чтобы он рассказывал о работе. Правда, за столом иногда говорит о прогрессивке, о премиальных — и только... Мать ежедневно жалуется: «Как я устаю от больных». Когда же приходят родные или знакомые, начинается бесконечный разговор о дачах и модах. В такие вечера я стараюсь исчезнуть из дома.
      Еще в восьмом классе я сказал, что хочу поступить в мореходное училище. Что было! — «Неблагодарный, бесчувственный, легкомысленный!» — каких только слов я не выслушал! «Выбрось из головы эту блажь! — приказал отец. — Алые паруса хороши только в рассказах Александра Грина». А какая же это блажь? Это мое призвание. Я не представляю себя без моря. И не ради морской романтики — не маленький. Просто чувствую — это мое, единственное. Пусть будет очень-очень трудно, но это — мое».
      На другой день я попросил Вадима задержаться в классе Мы остались одни.
      — Поговорить с родителями? — спросил я.
      — Насчет чего? — иронически усмехнулся юноша.
      Я понял его.
      — Насчет мореходки...
      — Насчет мореходки я еще раз попробую сам, — гордо и печально ответил Вадим. — А уж если не выйдет, тогда пожалуйста...
      Сколько таких разговоров происходило после прочтения обыкновенной на первый взгляд странички, вырванной из школьной тетради в клеточку! А иногда и разговоров не нужно было: отложишь листок, и теплее становится на душе от бесхитростных откровенных строк. Казалось, хорошо знал своего воспитанника — до мелочей изучил, но все же сверкнула юная душа какой-то новой, ранее не известной мне гранью. Так, два года я считал Иру Алексину всего лишь милой, старательной девушкой. Со средними способностями, с ограниченным кругом интересов, она отличалась исключительной работоспособностью, добросовестностью, но «звезд с неба не хватала». Мне очень хотелось увидеть в ней изюминку, зацепиться за что-нибудь сокровенное — хотя бы с малюсенькую искорку, с маковое зернышко. Но Ира так ровно занималась по всем предметам, так порядочно относилась к любому порученному делу, что выделить заветную «струнку» в ее характере было почти невозможно. И вот всего лишь несколько фраз в характеристике, которую написала подруга по классу, и образ десятиклассницы озарился совершенно иным светом: «...Я не знаю человека сердечней и отзывчивей Иры. Причем сердечность эту и не заметишь сразу, потому что Ира очень скромна и застенчива и никогда не выставляет себя напоказ. Наоборот, она стесняется и даже сердится, когда начинаешь с ней говорить об этом. «А как же иначе!» — обычно замечает Ира. Помню, когда я серьезно заболела и месяц не ходила в школу, она каждый день занималась со мной, терпеливо объясняла новый материал, повторяла по нескольку раз трудные разделы. А ведь самой Ире все дается нелегко, особенно физика и математика. Меня поразила ее душевность, ее забота. И она такая не только потому, что мы давно дружим и учимся в одном классе. Просто это свойство натуры. Вот и сейчас она взяла шефство над мальчиком из шестого «Б». Мальчик живет в соседнем доме. Весной он сломал ногу и крепко отстал по русскому языку. Ира с ним диктанты пишет, правила повторяет. И это — в выпускном классе, когда каждая минута на счету. Только Ира не может быть иной — чтобы кому-то не помогать...»
      Я с огромным удовлетворением внес поправки в свою воспитательскую характеристику, поправки на человечность, на отзывчивость.
      — Может, тебе рекомендацию в педагогический институт написать? — спросил я Иру. Девушка смутилась:
      — Спасибо! Но я все же пойду в технологический. — И довольно решительно добавила: — Ведь педагогом можно стать и будучи химиком. Не так ли?
      — Так! — не колеблясь, подтвердил я. — Педагог — слово емкое!
      Вообще классному воспитателю нужно чаще заставлять своих питомцев задумываться о времени, о жизни, о себе, о товарищах. Я очень часто замечал, что серьезные и глубокие размышления становятся для учеников толчком к действию, к важному и ответственному решению.
      Бережно храню я папки с этими дорогими для меня признаниями. Разумеется, не все можно и нужно вносить в характеристику выпускника. К каждой надо подходить очень тактично, творчески, учитывая индивидуальность учащегося. Именно поэтому я советую молодым коллегам: «Пишите не по схеме, а по душе. Пусть всегда перед вами будет личность воспитанника, а не перечень вопросов, на которые необходимо ответить».
      Конечно, классному руководителю можно найти ряд ценных и полезных пособий, методических разработок. При желании в них найдешь и схему характеристики. Пренебрегать ими нельзя. Они для меня были нередко хорошими педагогическими ориентирами. И все же школьная характеристика тогда лишь становится настоящей путевкой в жизнь для нашего воспитанника, когда в каждую строку мы вложили наши заботы, тревоги и радости, нашу уверенность в силы и возможности юного гражданина Страны Советов, наше доброе напутствие на долгие годы. Живое участие в судьбе учащегося рождает и живую строку о нем. Воспитателю недостаточно быть умным, наблюдательным психологом. Он обязан стать борцом за человека, за его настоящее и будущее.
     
     
      8. От сердца к сердцу
     
      Я преподаю русский язык и литературу. И это неизбежно сказывается в моей воспитательной работе. Нередко мой класс полушутя, полусерьезно называют гуманитарным. А мой коллега в параллельном — девятом «Б» — при всех своих разносторонних знаниях и интересах тяготеет к мероприятиям, которые связаны с его любимой наукой — химией. Мне кажется, что так и должно быть. Творческая индивидуальность классного руководителя не мешает, а, наоборот, помогает в работе. Хуже, когда деятельность воспитателя обезличена, лишена своего почерка, своего стиля, когда воспитательский план руководителя-биолога как две капли воды похож на план классного руководителя-математика. Могут возразить: а не приводит ли преданность классного руководителя своему предмету к одностороннему развитию учащихся? Мне кажется, что эти опасения неосновательны. Во-первых, надежной гарантией против односторонности является четкое, продуманное планирование, которое предусматривает гармоническое развитие личности. Во-вторых, очень помогают кооперированные мероприятия, творческая дружба с другими воспитателями. Так, например, в начале учебного года я договаривался с преподавателем физики, что он возьмет под свое шефство физический вечер для своего и моего класса. Я же в свою очередь готовил литературно-музыкальную композицию. Это сближало всех старшеклассников и, без сомнения, способствовало проведению мероприятий на высоком методическом и научном уровне.
      А в некоторых случаях деятельность учителя-предметника сливается с работой классного руководителя. Так произошло с проведением смотра сочинений старшеклассников «Бери с коммунистов пример!». К участию в смотре я привлек всех моих воспитанников. Мне очень хотелось, чтобы каждый внимательней посмотрел вокруг, глубоко и серьезно задумался о прошлом, настоящем и будущем своей страны и сказал свое слово о вдохновляющем примере лучших сынов и дочерей советского народа — коммунистах. Конечно, право выбора героя для своего сочинения оставалось за старшеклассником. Но я напомнил о том, что коммунисты живут и трудятся рядом с ними: на шефствующем над школой заводе, на соседней стройке, в педагогическом коллективе, в своей семье.
      Эти сочинения нельзя читать без волнения. Сама тема подсказала школьникам верные и искренние слова о вдохновляющем примере лучших сынов и дочерей советского народа — коммунистах. За каждой строкой видится беспокойная, ищущая юность, которая страстно тянется к правде, к идеалам Октября, к сильным и мужественным людям, беззаветно преданным ленинской партии. Чувствовалось горячее желание юности глубоко осмыслить и понять все происходящее в мире, найти свое место в бурном потоке эпохи. И о чем бы ни писали ребята, они неизменно проверяли свои дела и поступки, свой характер высокой мерой — жизнью и подвигами тех, кто всегда на переднем крае борьбы за коммунизм. И это вполне закономерно: юноши и девушки, готовящиеся переступить школьный порог, ищут для себя пример, образец, который может стать путеводным маяком, который осветит ярким лучом дорогу в будущее. А коммунист в глазах учеников — олицетворение всего лучшего, что есть в человеке.
      «Строить жизнь свою по Ильичу!» — эта устремленность многих сочинений снова и снова убеждает, что обращение к образу Владимира Ильича Ленина, к его жизни и революционной деятельности является могучим средством коммунистического воспитания молодежи. Я словно слышал голоса комсомольцев, их разговор о самом главном: как они выполняют ленинские заветы, как оправдывают имя юных ленинцев? Юности, обдумывающей житье, решающей, «сделать бы жизнь с кого», присуще тяготение и к образам пламенных революционеров, чьи имена навечно вписаны в память благодарного человечества, и к образам рядом живущих, чей подвиг — повседневная полная самоотдача, на первый взгляд, обычному прозаическому делу. Потому-то и встали по праву в ряд героев нашего времени коммунисты города Ленина, труженики Невской заставы, где живут и учатся мои воспитанники. Потому и решили авторы сочинений обра-титься к рассказу о своих родителях, о бабушках и дедушках, увидев в их биографиях отражение биографии страны, подметив в их характерах черты настоящих коммунистов. Этого нельзя не понять. Ведь любовь к Родине начинается с того, что всего ближе и дороже ребенку. С песен, что пела мать. С картинки в букваре. И в то же время — «со старой отцовской буденовки». Кому, как не классному руководителю, поощрить приобщение ученика к этим началам всех начал. Нет сомнения, что подобное обращение к семейным традициям дает юношеству крепкую гражданскую и нравственную закалку, прививает уважение к старшим, показывает наглядно и зримо авангардную роль коммунистов на всех этапах борьбы за социализм. Как сказал Л. И. Брежнев, новые поколения должны быть достойными героических дел своих отцов и матерей, с честью нести вперед переданную ими эстафету О благотворном, воспитывающем влиянии старших, о вечно живом и вдохновляющем примере коммунистов и свидетельствуют ученические сочинения.
      «Я хочу рассказать о рядовом коммунисте — моем дедушке Александре Петровиче Цветкове, — пишет девятиклассник Никита Цветков. — Его история внешне довольно проста. Как он сам говорит: «Обычная биография в необычное время!» Но ведь из таких убежденных и стойких людей и создавалась наша партия!
      Родился мой дедушка в семье рабочего за Невской заставой. С детских лет был отдан на обучение в мастерскую. Затем пошел работать на Семянннковский завод — теперь Невский машиностроительный завод имени В. И. Ленина. Там сблизился с большевистской организацией, действовавшей нелегально, и стал активно помогать ей. Проносил в цеха прокламации, листовки. Был арестован и посажен в тюрьму. Принимал участие в Февральской и Октябрьской революциях. Защищал молодую Советскую Республику на фронтах гражданской войны. После гражданской вернулся в родной город — на завод за Невской заставой... И куда бы ни посылала его партия, какую бы работу ни поручала — мой дед выполнял все честно и добросовестно. Как же мне не гордиться им!»
      Вот признание Татьяны Чуновкиной, как она «открыла» для себя своего деда:
      «Мы собирали материалы для музея боевой славы. И однажды мне попалась на глаза старая, пожелтевшая газета. Это была «Ленинградская правда» от 16 августа 1941 года. 11 вот что прочитала я под рубрикой «Фронтовые заметки»: «Железнодорожники получили приказ о взрыве моста. Бойцы под руководством политрука Максимова всю ночь вели подготовку к взрыву. Наконец, все было сделано, оставалось только поджечь шнур. Но он был перебит осколком вражеской мины. Рискуя жизнью, старшина роты тов. И. Чуновкнн пополз к обрыву шнура, чтобы снова поджечь его. Враг остервенел: на смельчака посыпался свинцовый град. Но даже серьезное ранение не остановило И. Чуновкина. Истекая кровью, он поджег шнур. .Мост был взорван». Это был мой дед — И. Чуновкин. Мне стало стыдно, что до заметки я ничего не знала о близком мне человеке. И я решила узнать поподробнее о жизни моего деда.
      Коммунист двадцатых годов, мой дед помогал устанавливать Советскую власть в деревне. Был председателем сельсовета. Много сделал для организации колхозов. Люди помнят его до сих пор и тепло вспоминают о нем. С первых же дней Великой Отечественной войны он ушел на фронт, храбро сражался с фашистскими захватчиками и пал в бою, защищая нашу Родину. Пусть его нет вместе с нами и я никогда не видела его. Но для меня он стал примером на всю жизнь. Когда трудно, я спрашиваю себя: «А как бы поступил он?» И стараюсь все делать, чтоб быть достойной его памяти»
      «Быть достойным коммунистов!» — вот смысл и суть большинства сочинений. И, зная ребят в учебе, в труде, в отношении к людям, чувствуешь, что эти слова — их жизненная программа, их нравственный девиз. И видишь, как слова подкрепляются нужными, полезными делами: на уроке, на комсомольском субботнике, на спортивных соревнованиях, в помощи ветеранам-фронтовикам, в шефстве над пионерами и октябрятами. Иначе и быть не может: будущее создается сегодня, а пример родителей-коммуннстов — лучшая школа становления характера. Справедливо говорил В. А. Сухомлннский, что семья — это та сказочная пена морская, из которой рождается настоящая человеческая красота.
      И Галя Савельева не могла не написать о своем отце — старшем мастере-коммунисте с завода «Большевик» Олеге Ивановиче Савельеве. Помогли ей, конечно, и подшефные отца — молодые рабочие, которые много интересного рассказали о своем наставнике: «Если бы не Олег Иванович — туго бы нам пришлось: станки уникальные, номенклатура изделий меняется каждый день, а иногда в день по нескольку раз. Тут совет опытного производственника просто необходим...»
      «Школа Савельева» — так называют на заводе школу коммунистического труда, которой руководит отец Гали, сам бывший слесарь, без отрыва от производства окончивший вечерний техникум. Всю душу вкладывает он в обучение юной пролетарской гвардии, терпеливо и умело передает молодым рабочим свои знания.
      А дети очень восприимчивы ко всему, что их окружает. От взрослых они перенимают и отношение к труду, к своим обязанностям. В характере Гали все учителя отмечали упорство, целеустремленность. И школу она окончила в числе лучших. А далось это настойчивым, систематическим трудом, самообразованием, умением во что бы то ни стало добиться успеха в учебе.
      Прекрасная жизнь отца — коммуниста-пролетария, коммуниста-воина послужила примером и для комсомольца Олега Зубова. Открытость, прямота, душевность, сильное чувство товарищества и коллективизма отличают характер и поведение юноши. Вот всего лишь один пример... На тренировке Олег крепко растянул мышцы. Но, мужественно превозмогая боль, выступил на соревнованиях, чтобы не подвести команду. Боролся за победу до последней минуты и принес команде очень нужные очки. Откровенно говоря, я считал Олега больше физиком, чем лириком. Но то, что написал он, захватило меня. Захватило потому, что юноша словно прошел вместе с отцом долгую и трудную дорогу борьбы и испытаний, почувствовал ее любящим сердцем сына и сумел правдиво рассказать о бурной и кипучей жизни коммуниста. Он и меня как бы провел этим путем — сквозь годы и события. ФЗУ. Ударная работа на заводе. Вечерний рабфак. Накал комсомольских собраний и митингов: «Наш паровоз, вперед лети!» Властное слово: «Надо!» Надо — и коммунист Зубов идет на службу в ЧК, участвует в операциях по борьбе с басмачами в Средней Азии и в ликвидации банд на Северном Кавказе. Затем я вижу курсанта Зубова в торжественном карауле у Мавзолея В. И. Ленина. Ему и его однокурсникам доверялась эта почетная миссия. Великая Отечественная... Командир артиллерийского полка Зубов под Ельней принимает первый бой с фашистскими танками. Со своими «катюшами» проходит по многим фронтам и заканчивает войну в Берлине, участвуя в штурме рейхстага. Четыре ранения, две тяжелые контузии, двенадцать боевых орденов и четырнадцать медалей... Но коммунисты в отставку не уходят... И снова все силы и знания — любимой Родине, делу укрепления ее обороноспособности во имя мира на Земле. Совместная работа с видными учеными, конструкторами. Да, такой жизнью отца может гордиться комсомолец Олег Зубов! И как комсорг класса, выражая мысли и чувства своих сверстников, он так закончил сочинение: «Брать с коммунистов пример — это, прежде всего, жить, учиться и трудиться так, как коммунисты, так же как они, любить, беречь и защищать свою социалистическую Родину, так же как они, быть в ответе за все на Земле!»
      Быть в ответе за все на Земле! Защищать свою социалистическую Родину! Слова эти, идущие из глубины души, вселяют уверенность, что чувство патриотизма моих воспитанников разбужено, что они готовы не только к труду, но и к обороне Родины.
      Сейчас уже можно говорить об определенной и четкой системе подготовки будущих защитников Родины, воспитания патриотизма и гражданственности в старших классах средней школы. И отрадно сознавать, что с самого начала курс был взят нами верный, что почти все формы и методы военно-патриотического воспитания прочно вошли в практику повседневной работы с учащимися, что многие наши выпускники навсегда связали свою жизнь с Советской Армией, с благородной миссией защиты мира и труда на Земле. Наверное, мне помогло в этом и чувство ответственности воина-фронтовика за судьбы молодого поколения. Прошедший через четыре года Великой Отечественной, я просто не мог не рассказать своим ученикам о войне, не мог не принести им частицу славной и незабываемой правды о солдатских дорогах, о смерти друзей, которые погибли во имя счастья и будущего социалистической Родины.
      Я говорил юношам и девушкам о том, как прямо со школьного порога мои ровесники шагнули в солдатский строй, как отважно воевали с фишистскими захватчиками в снегах Подмосковья и на волжских откосах, у предгорий Карпат и Кавказа мои однокашники и товарищи. Немногие вернулись с полей сражений. И я читал ребятам свои стихи, написанные в августе сорок пятого года, когда на Хинганском перевале погиб мой друг Юрий Поляков.
      Был страшный бой.
      По скалам обгорелым Боец пошел с гранатою вперед И, раненный, закрыл горячим телом Из амбразуры бьющий пулемет.
      Да, дорогой ценой достался народам мир. Надо, чтобы наши ученики всегда помнили об этом и умели беречь и защищать завоеванное.
      Эстафету подвига и мужества юной смене передает в первую очередь учитель, воспитатель. Живя бурным и беспокойным настоящим, он никогда не забывает прошлое и думает о будущем... А наше будущее — это наши дети, наша юная смена.
      Скоро отметит свой пятнадцатилетний юбилей школьный клуб «Гвардеец», в котором объединяется группа старшеклассников, решивших поступить в военные учебные заведения. «Нужная Родине специальность — крепить оборону страны, защищать неприкосновенность наших границ», — написал в выпускном сочинении Георгий Михайлов. Два года он занимался в клубе «Гвардеец», как и многие его одноклассники. Юноши учились развертывать радиостанцию, устанавливать связь, вести передачу и прием, тренировались в передаче радиограмм. Раз в неделю — стрельба в школьном тире. Активное участие в игре «Орленок». Я всемерно поощрял и систематически проверял работу моих воспитанников в «Гвардейце», чтобы к концу десятого класса с уверенностью написать в характеристики: «Заслуживает поступления в военно-учебное заведение... Будет достойно нести высокое звание советского офицера».
      Члены клуба — лучшие помощники классного руководителя. Если надо, первыми отзовутся на любое дело. Они — пропагандисты военных знаний. Дежурные на школьных вечерах, на спортивных соревнованиях, в тире. В подшефных классах — надежные друзья пионеров и октябрят. Надо только видеть, с каким старанием готовили комсомольцы к «Зарнице» разведчиков, пехотинцев и связистов, сколько времени и энергии отдавали подготовке юных стрелков. Даже самые ершистые и неподдающиеся подростки беспрекословно слушались членов клуба. Авторитет их был вполне заслужен: они первыми сдали нормы ГТО, они — меткие стрелки, разведчики, на районных и городских соревнованиях добиваются отличных результатов.
      Уже многие годы я регулярно планирую встречи с бывшими членами клуба — ныне курсантами и офицерами Советской Армии. Каждая встреча много дает старшеклассникам, выливается в серьезный разговор о выборе профессии. Письма, которые приходят в адрес клуба, читаются вслух в классе. С вниманием слушают ребята советы старших товарищей: побольше заниматься физкультурой, укреплять свою волю, овладевать военно-техническими навыками. Вот выдержки из одного письма:
      «День принятия присяги запомнится навсегда... Торжественно строгое, приподнятое настроение волнует и сейчас, хотя начались учебные будни. Вышли в поле... Что и говорить, нелегко. Но я с благодарностью вспоминаю наши сборы после девятого класса, занятия на местности, подъем, утреннюю зарядку, походы, участие в маневрах вместе с воинской частью. Сборы мне дали очень многое. Они психологически подготовили к предстоящим трудностям солдатской жизни. Отнеситесь к ним со всей серьезностью…»
      Никогда не забудется, как проходили встречи учеников с родителями — участниками Великой Отечественной войны. Боевые ветераны пришли рассказать молодежи о нелегком пути к победе, о своих друзьях-однополчанах. Вместе с их воспоминаниями в класс словно ворвался горячий, пропахший порохом ветер войны. И когда выступали ученики, глубокая благодарность тем, кто отстоял жизнь на Земле, готовность стать такими же звучала в ответных словах старшеклассников:
      Чтоб мирные наши рассветы
      Никто омрачить не посмел.
      Берем от отцов эстафету
      Победных свершений и дел.
      Становимся крепче и старше
      От этих волнующих встреч.
      Любимую Родину нашу
      Клянемся, клянемся беречь.
      Слушая эту клятву, мы — фронтовики — проникаемся истинно отцовской, мужественной нежностью к своим орлятам, которые учатся своими сердцами чувствовать то, что чувствовали мы в тяжелую годину испытаний. И мне. как самому ответственному воспитателю, вдвойне приятно сознавать, что наш труд дает ощутимые результаты.
      Особенно хочется мне поделиться опытом следопытского поиска, который мы с ребятами назвали так: «Орден в нашем доме».
      Каждый год — в феврале в День Советской Армии и в мае — накануне Дня Победы — на классной доске появляются слова: «Поздравляем фронтовиков-ветеранов!» Ложатся на учительский стол нарядные открытки с добрыми пожеланиями. И каждый раз тепло и радостно становится на душе оттого, что не забыли дети о наших солдатских праздниках.
      Потому естественно желание воспитателя, чтобы юное поколение как можно больше знало о героическом прошлом отцов, чтобы увидело мужество и стойкость в людях, которые всегда рядом, — в своих родных и близких. Особенно в тех, кто честно прошел по фронтовым дорогам, кто до конца выполнил свой воинский долг.
      Удивительные и очень важные в нравственном воспитании открытия делают учащиеся, когда обращаются к биографии родителей, к истории своей семьи.
      Ребята наглядно убеждаются, что нет ни одной семьи в классе, которую бы не затронула война. Они узнают о замечательных людях в своей родословной, людях, что грудью встали на защиту Родины в грозный час и все отдали для Победы Все... А нередко — и жизнь!
      За каждой находкой: будь это письмо с фронта или фотографии военных лет — перед учащимися встают человеческие судьбы, опаленные огнем боев. Через года передается им неостывший накал сражений «ради жизни на земле».
      Устанавливая непосредственную, «кровную» связь с историей своего народа, старшеклассники становятся духовно богаче, внимательней к окружающим. Каждая встреча с боевым прошлым старшего поколения оставляет неизгладимый след в сердцах молодых. Тем более что героями оказываются дорогие и близкие люди: родители, дедушка, бабушка, родственники матери или отца. И ребятам бывает даже странно: как они не могли заметить, найти, угадать такое раньше! И они торопятся поделиться с товарищами, с учителями своими находками и открытиями. Приносят в школу семейные альбомы, боевые реликвии, газетные вырезки. Бережно и старательно записывают воспоминания ветеранов войны.
      Когда эти правдивые и суровые рассказы читаются в классе или на родительском собрании, то перед взрослыми и детьми зримо предстают картины Великой Отечественной войны от первого дня до победных салютов 9 Мая. Этот патриотический поиск был лучшим подарком комсомольцев к 35-летию Великой Победы.
      «Когда началась война, — пишет девятиклассник Виктор Пигольц — мой дед Михаил Яковлевич Пигольц ушел добровольцем на фронт. Воевал на Ленинградском фронте в рядах народного ополчения. Участвовал в освобождении Польши и Чехословакии. Штурмовал Берлин. Сейчас ему семьдесят лет. Но он и сейчас в строю. Его часто можно видеть в комитете народного контроля, в жилконторе, он активно ведет работу с пионерами — хороший наставник и друг. Это человек с беспокойным сердцем, и я горжусь им».
      Конечно, сами факты биографии фронтовика-ветерана поучи цельны, но юноша постарался проникнуть и в те причины, что определили стойкий несгибаемый характер бойца-коммуниста И это не случайно. Михаил Яковлевич служит для Виктора примером. Нет сомнения, что целеустремленность, упорство ученика — это следствие большого нравственного влияния деда на внука. И как самую дорогую находку Виктор хранит вырезку из многотиражки, где в статье о Михаиле Яковлевиче говорится: «Что движет им в жизни, что заставляет пренебречь заслуженным покоем, почему он не требует ничего взамен того, что так великодушно дарит людям? Это весь уклад нашей жизни воспитал его глубоко убежденным в правоте своего дела, ответственным за все происходящее вокруг».
      Вполне естественно, что в большинстве семей родители помогли детям в их благородном поиске. В одной — раскрывали старые альбомы с фотографиями, в другой читали письма с фронта, заново переживая горечь потерь и радость встреч.
      Активное участие старших в деятельности юных следопытов окрыляло ребят, приносило несомненную пользу в воспитании будущих защитников Родины. Оно заставляло задуматься и самих родителей: а все ли сделано для того, чтобы дети выросли настоящими гражданами Страны Советов...
      Приобщение к подвигу — это всегда воспитание и утверждение самых добрых качеств в характере наших детей, в их миропонимании. Никогда не забуду, с каким напряженным вниманием, с каким волнением слушали старшеклассники сообщение Иры Сильченко. Оно вполне заслуживает того, чтобы его привести целиком:
      «Константин Алексеевич Сильченко родился в Царицыне (ныне Волгограде) в 1910 году. Рано остался сиротой: умерла мать, на фронте первой мировой погиб отец. Костя воспитывался и рос в детдоме. Пришлось испытать и голод, и нужду. Но революция и Советская власть помогли ему стать настоящим человеком.
      В числе первых Костя вступил в пионеры, затем в комсомол. Упорно учился. Приехал в Ленинград, поступил в Военно-медицинскую академию, стал хорошим хирургом. Товарищи относились к Константину с любовью и уважением. Веселый, общительный, он отличался и твердостью в характере, целеустремленностью. Друзья рассказывали о нем: «Когда мы были совсем молодыми юношами и девушками, мы часто бывали вместе. Константин был всеобщим любимцем. Это интереснейший человек. С ним можно было говорить на любые темы, и всегда нас поражала неиссякаемость его знаний».
      В первый же день войны Константин Сильченко ушел на фронт. Не давая себе ни отдыху, ни покоя, он боролся за жизнь раненых.
      И однажды... Санитары осторожно переложили бойца на носилки и понесли в операционную. Константин Алексеевич в белом халате, в перчатках уже ждал... Только началась операция, как послышался гул вражеских бомбардировщиков. Сестра тревожно посмотрела на хирурга, но он, казалось, ничего не слышал. Врачи переглянулись и поняли: надо закончить операцию.
      Бомбы падали совсем близко. Вздрагивали от взрывов стекла. Вот опять раздался леденящий душу свист, только теперь совсем над головой. Константин склонился над раненым, и тотчас за окном операционной разорвалась бомба. Врачи, медсестры — все погибли. Погиб и Костя, заслонив своим телом раненого от смертельных осколков. Он выполнил свой врачебный долг до конца.
      Прошло несколько лет. В одной из военных газет появилась фотография Константина Алексеевича Сильченко. Разыскивались его родные и знакомые. На заметку откликнулись фронтовые друзья. За розыски взялись пионеры Волгограда. И вот недалеко от Тулы в деревне Гремячее нашлась его могила. Отыскались родные: жена и сын, эвакуированные из блокадного Ленинграда.
      Мы ничего бы не узнали о подробности гибели К. А. Сильченко, если бы однажды к нам не пришел военный — подполковник. «Здравствуйте! — сказал он. — Меня зовут Владимир. Это я лежал на операционном столе в тот день, когда погиб хирург Сильченко. Но он всегда живет в моем сердце...»
      Константин Сильченко был обыкновенный советский человек. Он был военным врачом и погиб на боевом посту... Может, это и есть самое главное в жизни: жить для людей, а если и надо — умереть за них?!»
      Нужно ли говорить, что встреча с героическим прошлым побуждает юношей и девушек серьезней задумываться над своим настоящим и будущим, глубже чувствовать свою личную ответственность за судьбы мира на земле. Воспитание на примере старшего поколения нередко определяет жизненное призвание выпускников. В неразрывной связи поколений — источник нашей несокрушимой силы.
     
     
      9. Мы живем за Невскою заставой…
     
      Мы живем за Невскою заставой.
      Шаг ты замедляешь неспроста.
      Проходя овеянные славой.
      Памятные каждому места.
     
      Эти строки из стихотворения нашей выпускницы я обычно читаю своим новым воспитанникам. Мне очень хочется, чтобы, проходя по родной Невской заставе, ребята внимательней вглядывались в родные места. Ведь, к сожалению, не всегда они задумываются над тем, что живут в районе, славном революционными, боевыми и трудовыми традициями.
      В беседах после уроков, при анкетировании, перелистывая сочинения, видишь, что рвутся школьники в своих мечтах на БАМ и в Арктику, на Камчатку и на Алтай, в морские просторы и таежные дали, представляя себя отважными исследователями, смелыми летчиками, обветренными капитанами, закаленными полярниками. С одной стороны, радуешься их романтическому порыву, их восторженной устремленности в день грядущий. Понимаешь, что эти мечты — прекрасная привилегия молодости.
      Но, с другой стороны, хочется, чтобы старшеклассники прониклись чувством гордости за свою Невскую заставу, ощутили свою неразрывную связь и с ее историей, и с ее нынешними трудовыми свершениями. Именно поэтому при первой же встрече с детьми я спрашиваю, а что они знают о Невской заставе. Да и разве можно иначе! На берегах Невы родились мои ученики. Здесь пошли в школу. Здесь их принимали в пионеры. Здесь им вручали комсомольские билеты. Где найдешь примеры ближе, понятней и убедительней, для того чтобы показать величие творческого, созидательного труда, торжество советского образа жизни, разительные перемены в облике района и города. К тому же большинство родителей работают за Невской заставой, на прославленных заводах и фабриках, вошедших во все учебники, воспетых в песнях и стихах:
      Он, могучий, отдыха не просит.
      Он к труду упорному привык.
      Ведь недаром он достойно носит
      Доблестное имя «Большевик»!
      Вот сведения о месте работы родителей — завод «Большевик», Производственное объединение «Невский завод» имени В. И. Ленина. фабрика «Рабочий», комбинат имени Тельмана.
      Записываю в классный журнал домашние адреса девятиклассников: проспект Елизарова, улицы — Бабушкина, Дыбенко, Шотмана, Антонова-Овсеенко, Огнева, братьев Грибакиных.
      — А кто был Огнев? — спрашиваю Лену.
      Девушка смущенно молчит.
      — Ребята! — говорю я, не откладывая дело на завтра. — Надо знать о жизни тех, чьими именами названы ваши улицы. Давайте на следующем же воспитательском часе расскажем о них Совершим заочную экскурсию по району. Начало маршрута — с улицы Подвойского. Первый экскурсовод — Таня Воротова. Неделя — на сбор информации.
      Хорошим подспорьем в этой нужной и полезной работе служит наш школьный музей, где представлены интересные документы о Невской заставе до Октябрьской революции, в годы становления Советской власти. Охотно принимают нас и историко-революционные музеи соседних школ, где ребята уже не первый год ведут целеустремленный поиск, накапливая ценнейший материал о жизни и деятельности Н. К. Крупской, А. М. Коллонтай, И. В. Бабушкина, В. П. Ногина.
      Я непременно веду своих воспитанников в Музей революционной истории Невской заставы. «Домик Шелгунова», как любовно называют его в народе, входит в мемориальный комплекс, созданный руками трудящихся Невского района.
      У входа на стене мемориальная доска с надписью: «Здесь в комнате рабочего Обуховского завода В. А. Шелгунова в 1894 — 1895 годах В. И. Ленин проводил занятия в марксистском кружке и собрания передовых рабочих Петербурга».
      Когда приходишь сюда с комсомольцами, то словно слышишь голос самой истории. Страницы революционных битв раскрываются перед молодежью. Экспонаты, фотографии, документы зримо воссоздают картины революционных событий, рассказывают о пропагандистской и организационной деятельности Владимира Ильича Ленина.
      Особенно памятны встречи с ветеранами революции, если они происходили в стенах «Шелгуновского домика». Об одной из таких встреч отзыв Виктора Ефимова: «Леонид Павлович Янов — стойкий ленинец, революционер-интернационалист. Смотришь на него и поражаешься молодости души ветерана. С каким воодушевлением рассказывал он нам о Сергее Мироновиче Кирове, о поездке в Берлин, куда он вез подарок ЦК комсомола — Красное знамя! А сколько лишений испытал Леонид Павлович, когда пришел мальчишкой к станку!.. Пятнадцатичасовой рабочий день... Зловонный воздух в темных цехах... Нищета и голод... Свайные бараки на болоте возле Шлиссельбургского тракта...» Когда мы вышли из музея и я увидел светлые крупнопанельные жилые корпуса, взметнувшееся ввысь здание речной гостиницы, белоснежные теплоходы у пристани, то, право, не верилось, что именно на этом месте стояли мрачные бараки для металлистов Обуховского завода, что под дощатыми мостками плескалась желтая жижа болота. Как же неузнаваемо изменилась наша Невская застава! Как же не любить наш славный рабочий район, преображенный свободным трудом свободных людей!..»
      Воспитательное значение встреч с героическим прошлым района будет эффективнее, если старшеклассники на наглядных примерах увидят, как труженики Невской заставы сегодня приумножают славу гвардейцев Октября. Задача классного руководителя — добиться, чтобы каждая краеведческая экскурсия для учащихся становилась стимулом общественно полезной деятельности, укрепляла в юных сердцах коммунистическую убежденность, страстность и настойчивость в достижении намеченной цели. Здесь без помощи общественности, без базового предприятия не справиться.
      Наша школа — ровесница века. Важное место в ее биографии много лет занимает дружба с научно-производственным объединением «Пролетарский завод». Ученики всегда желанные гости в цехах, на комсомольском субботнике, на спортивном празднике и читательской конференции.
      Содружество школы и завода необходимо для трудовой подготовки учащихся, для их профориентации. Вот что писала в заводской газете комсомолка Галя Бобарыкина после практики на производстве, после знакомства со знатными людьми «Пролетарского», с его интересным музеем:
      «В книге «Что значит быть современным» я прочитала, что семнадцатилетний человек с новеньким аттестатом о среднем образовании — словно былинный витязь на распутье с той лишь разницей, что перед ним не три дороги, а значительно больше. Передо мной тоже встал вопрос: «Кем быть? Какую дорогу выбрать?» Найти ответы мне помог «Пролетарский завод». Самые современные турбины выпускает сегодня фирма. Моря и океаны бороздят танкеры и сухогрузы, оснащенные механизмами, сделанными в объединении. И это заслуга славного коллектива, искусных умельцев, мастеров своего дела, с которыми мне посчастливилось рядом работать. Именно посчастливилось, потому что заводская жизнь — лучшая путевка в будущую профессию...»
      Сейчас Галя Бобарыкина — педагог. Но начинала она свой трудовой путь в цехе, и это, как убежденно считает Галя, чрезвычайно помогло ей стать настоящим учителем.
      Для меня всегда радостны встречи на «Пролетарском» и с еще одним воспитанником — ныне инженером-конструктором Анатолием Мельниковым. Слушать его интересно: острый ум, смелые и глубокие суждения о технике, о науке, постоянный инженерный поиск отличают этого молодого специалиста.
      Но путь Анатолия был непрост. После десятого класса пошел он работать на завод. Решение свое объяснил продуманно и серьезно: «Профессию выбирают один раз на всю жизнь. И если мое призвание — техника, то я хочу попробовать себя на самом трудном и ответственном деле — встать у станка, подружиться с металлом. А главное — я знаю, что мои руки очень нужны сейчас стране».
      Подружившись с металлом и станком, Мельников работал и учился на вечернем отделении института. С крепкой практической закалкой, с интересными рационализаторскими предложениями пришел инженер Мельников в конструкторское бюро, честно прошагав по всем ступенькам профессионального мастерства. И я знаю, что на его счету будет еще немало находок и открытий.
      Чем активнее идет сближение школы и производства, тем чаше наши воспитанники выбирают рабочие профессии. Очень точно, по-моему, выразила настроение многих своих сверстников Люба Сергеева:
      Как звездная трасса,
      Путь лучший для нас:
      Из школьного класса
      В рабочий класс.
      Люба решила стать ткачихой. Выбор не был случаен: отец и мать всю жизнь проработали на комбинате имени Тельмана и часто — с уважением и гордостью — рассказывали дочери об успехах коллектива, о товарищах по цеху.
      К сожалению, не всегда родители говорят детям о заводе, фабрике, стройке. Очень редко — о славных традициях предприятия. Тут классному воспитателю надо проявлять инициативу незамедлительно. Это я и делаю на первом же родительском собрании. Прошу просмотреть семейные архивы и принести в класс все интересное, что приобщило бы учеников к трудовому подвигу Невской заставы. Вместе составляем перспективный план: кто из родителей выступит перед старшеклассниками с рассказом о своей специальности, о своем предприятии.
      Вот так и сошлись на воспитательном часе «отцы и дети». Состоялся откровенный разговор старших и младших. С неослабным вниманием слушали комсомольцы рассказы об особенностях работы инженера и станочника, сталевара и химика, железнодорожника и ткача. А газеты-многотиражки, фотографии из семейного альбома, грамоты, значки, вымпелы, дипломы зримо воссоздавали картины трудовых пятилеток, раскрывали перед молодежью пути и возможности современной науки и техники.
      Эта встреча заставила ребят глубже понять связь времен и значение нынешних трудовых дел Невского района. Как-то по-новому, осмысленней и взрослей, взглянули комсомольцы на рабочие будни родного города. Так, например, близко к сердцу восприняли ученики рассказ старшего мастера завода «Большевик» Аркадия Ивановича Тимофеева. Опытный наставник увлеченно и образно говорил о специальности токаря, слесаря, монтажника. О том, какое важное место занимает сейчас в производстве молодой рабочий. Он убедил ребят в том, что в условиях научно-технической революции путь к подлинному мастерству не прост, что обращение с новейшей техникой требует глубоких, всесторонних знаний.
      Доверительный характер беседы позволил школьникам увидеть ряд специальностей «изнутри» — с ежедневным напряженным трудом, с черновыми хлопотами, с постоянным преодолением препятствий. Именно об этом говорил наш выпускник инженер Анатолий Мельников. Он на конкретных примерах сумел показать, как сложен путь от вдохновенного замысла до проекта, от проекта до выпуска прибора в серийное производство, как важно конструктору сочетать в своей работе воображение и расчет, фантазию и практицизм.
      С ранее неизвестной ребятам профессией дизайнера познакомил их Юрий Трофимович Степанец. Внимательно слушали старшеклассники рассказ о союзе техники и искусства, о том, как велика роль дизайнеров в проектировании современных типов станков, машин, приборов, мебели, предметов широкого потребления.
      Конечно, было бы ошибкой утверждать, что эта встреча со старшими товарищами сразу же помогла всем сделать выбор. Но задуматься заставила каждого.
      «Это был отличным урок профориентации», — единодушно говорили ребята.
      Я был доволен также, что и родители почувствовали необходимость подобных встреч. Многие пригласили учащихся на экскурсию — поближе познакомиться с предприятиями района. Предложения ребята встретили с восторгом — особенно предложение посетить завод имени Ломоносова с его знаменитым музеем художественных изделий из фарфора и хрусталя.
      Да, такие уроки надо было продолжать. И это служило еще одним доказательством того, что вопросы профессиональной ориентации нельзя решать в отрыве от семьи и общественности.
     
     
      10. Воспитание подвигом
     
      Как только вышли в свет книги Леонида Ильича Брежнева «Малая земля», «Возрождение», «Целина», я включил в план работы классного руководителя глубокое и всестороннее изучение этих замечательных образцов гуманистической партийной прозы.
      Прежде всего я позаботился о том, чтобы каждый ученик прочитал воспоминания Л. И. Брежнева. С рядом наиболее важных глав знакомились и на внеклассном чтении, и во время воспитательного часа. Вместе с классным комсомольским бюро разработали вопросы к читательской конференции. Оформили три стенда, наглядно показывающих подвиг советских людей на Малой земле, в годы восстановления разрушенного войной народного хозяйства и, наконец, весной 1954 года на казахстанской целине. Материал был собран ценнейший: фотографии и письма тех лет, репродукции картин, вырезки из газет, песни, стихотворения, очерки. Все на стендах не уместилось: ребята сами взялись сделать тематические альбомы. Помню, с какой любовью и старательностью оформляли комсомольцы каждую страницу, советовались друг с другом, помогали писать заголовки, составлять подписи. Я был доволен и ребячьей инициативой, и энтузиазмом, который охватил всех старшеклассников: каждому хотелось внести свой вклад в углубленное изучение книг товарища Л. И. Брежнева. Хорошо сказала об этом староста моего класса, одна из лучших комсомолок школы Марина Кузина: «Это не только рассказ о героическом прошлом нашего народа. Это наше настоящее и будущее. Это поистине учебники жизни. Учебники патриотизма и трудолюбия, гражданственности и самоотверженности. Их недостаточно просто прочитать. Их надо прочувствовать сердцем и взять с собой в дорогу как лучших и надежных спутников».
      Именно поэтому ребят интересовало все, что было как-то связано с мемуарами Л. И. Брежнева. На воспитательном часе звучали стихи о хлебе, о целине, песни о защитниках Малой земли, о комсомольцах-целинниках. Большое впечатление произвел на учащихся документальный телевизионный фильм «Малая земля». И не было в классе ни одного, кто бы не посмотрел 20-серийный фильм «Великая Отечественная» — документальное полотно, правдиво, масштабно и конкретно отобразившее на телеэкране историю Отечественной войны от первого дня до праздничных салютов Победы.
      Но, пожалуй, самым радостным было предложение ребят написать сочинения о прочитанных книгах, о поисках и находках комсомольцев. За тридцать лет учительства такое было впервые...
      Многое дала работа над сочинением. И учащимся, и мне. Многое открыла в характерах моих воспитанников.
      Когда читали в классе отрывки из книги Л. И. Брежнева «Целина», Мишу Соколова взволновал рассказ о героизме первопроходцев. Особенно то место, где говорилось о земляках-ленинградцах. Об удивительном человеке — Иване Ивановиче Иванове. Иванов во время войны защищал родной город, был тяжело ранен, потерял обе ноги. После длительного лечения приехал в Казахстан, стал отличным механизатором. К его боевым наградам прибавились награды за труд — два ордена Ленина и Золотая Звезда Героя.
      «А Леонид Михайлович Картаузов, — пишет десятиклассник. — Вся жизнь его — подвиг! Хорошо сказано в книге: «Не зря у нас слово «целинник» стало символом мужества». И мне хочется в своем сочинении обратиться к .статье Картаузова, напечатанной в «Комсомольской правде». Статья называется «Гордитесь своим полем». В ней знатный механизатор беседует с молодыми, обращает их внимание на то, что в любом деле можно стать мастером. Главное — верность призванию. Интересно, что сын Картаузова Сергей тоже стал трактористом, пошел по стопам отца».
      Как писалась концовка этого сочинения, я узнал позднее^ Оказывается, Миша вечером сказал отцу: «А почему ты мне мало о своей работе рассказываешь? Сам отмалчиваешься, а от меня требуешь: профессию свою определяй! Вот и помоги определиться!»
      Выслушав сына, Алексей Герасимович сконфуженно произнес: «Ну, извини, Михаил! Прав ты, крыть нечем. Про завод наш я тебе обязательно расскажу. Но сначала дай твое сочинение прочитаю».
      Читал отец внимательно. Потом спросил: «А можешь ты еще странички три написать?» — С этими словами Алексей Герасимович встал, прошел в соседнюю комнату и вернулся с пачкой фотографий.
      — Это снимки пятьдесят четвертого года, — сказал он, — я ведь тоже был на целине. Тогда весной в комсомольские организации Ленинграда было подано около двадцати пяти тысяч заявлений от желающих участвовать в битве за целинный хлеб. Трудное, но славное было время.
      Соколов-старший взял одну из фотографий: «Это наша палатка. А это — Гриша с Выборгской стороны. Он остался жить и работать в Казахстане».
      Долго сидели рядом отец с сыном, рассматривали снимки, беседовали. Алексей Герасимович отдал все фотографии Мише, чтобы тот оформил альбом. Пообещал прийти в школу и слово свое сдержал. С неослабным вниманием слушали десятиклассники участника целинной эпопеи.
      Надо сказать, что работа старшеклассников над этим сочинением отличалась самостоятельным подходом к решению темы, серьезными раздумьями о прошлом, настоящем и будущем нашей Родины, горячим стремлением достойно нести эстафету старшего поколения.
      «Книги товарища Л. И. Брежнева «Малая земля», «Возрождение», «Целина», — заключает свое сочинение десятиклассница Оля Губинская, — это приглашение к раздумью о жизни, о времени, о себе. Мне особенно понравились интонация, язык книг. Они написаны проникновенно и задушевно. Создается впечатление, будто говорит с тобой многоопытный, заботливый и внимательный друг. Каждое слово наполнено живой мыслью и чувством. Оно побуждает к действию. К поиску своего места в цепи поколений, в общем трудовом строю».
      Неизгладимый след оставили в сердцах учеников встречи с воинами-ветеранами — защитниками легендарной Малой земли.
      Примечательно, что в ряде семей родители летом вместе с детьми побывали в городе-герое Новороссийске, сознательно включили в отпускные маршруты пребывание в местах ожесточенных боев.
      Вот что написал в сочинении Юра Белов: «Своими глазами я видел эту легендарную полоску земли, которую защищали «малоземельцы». Ездил вместе с родителями в совхоз «Малая земля», где установлены обелиски, рассказывающие о боях. Стоял у Вечного огня на площади героев. Навсегда в сердце останется подвиг отважных и стойких советских воинов».
      А вот характерное признание его одноклассника: «Книга товарища Брежнева «Малая земля» заставила меня внимательней поглядеть на старшее поколение. Запали в душу слова: «...Мы обязаны постоянно помнить о тех, кто прошел войну. — Окружать их заботами и вниманием... это закон нашей жизни».
      Эти слова, — пишет ученик, — полностью относятся к нам, молодым, не видевшим войны. Уважать фронтовиков, помнить об их подвиге, окружать их вниманием — это должно стать священной заповедью нашей комсомолии».
      Не меньшее значение имеет воспитание молодежи на трудовых традициях города и района.
      Приобщение к подвигу старшего поколения способствует воспитанию у учащихся лучших гражданских качеств. И в первую очередь — хорошими делами приумножать славу отцов. «Мы с «Большевика!» — так с гордостью говорят многие выпускники школы, которые навсегда связали свою судьбу с производством, с рабочим коллективом завода «Большевик».
      Большую пользу принесли моим ученикам экскурсии на «Кировский завод», беседы с рабочими, инженерами, конструкторами этого прославленного предприятия. Воочию увидели комсомольцы, как весом и значителен вклад ленинградцев в развитие сельского хозяйства страны, в борьбе за хлеб. И опять зримо распахнулись перед взором ребят необъятные просторы освоенных целинных земель, где трудятся десятки тысяч степных богатырей — тракторов «Кировец».
      И снова юноши и девушки, думая о своем будущем, о выборе профессии, обращаются мыслью к лаконичному, выразительному высказыванию товарища Брежнева: «Дело — вот оселок, на котором познается истинная цена человека». Да, вся наша советская действительность, нравственная атмосфера нашего общества убеждают молодых, что нет и не может быть иного пути к счастью, чем путь честного труда во имя Родины.
      Сколько прекрасных примеров этого мы можем найти в книгах Леонида Ильича Брежнева! Подлинным гимном труду, советским труженикам звучат многие страницы «Возрождения» и «Целины».
      И нет ничего удивительного, что многие ученики в сочинениях о книгах товарища Брежнева стремятся выразить свои сокровенные мысли и чувства в стихах. Эти книги, вероятно, создают у молодежи такой душевный подъем, такой эмоциональный настрой, что появляется искреннее желание непременно перейти на стихи, сказать о своей готовности каждым днем своей жизни утверждать будущее, «приближать его, делать явью»:
     
      Веками целина лежала.
      Но людям поддалась она.
      Труда затрачено немало,
      Чтобы богатым краем стала
      Степная эта сторона.
     
      И те целинные рассветы
      Уж не погаснут никогда.
      Мы принимаем эстафету
      Того великого труда.
     
      Заря тех лет не отпылала.
      Мечте не ставится предел
      Нас — юных — тоже ждет немало
      Больших и очень нужных дел.
     
      Да, много больших и очень нужных дел ждет впереди нашу юную смену. Значит нам, взрослым, надо достойно выполнить свою первейшую обязанность — воспитать детей так, чтобы они с честью справились со всеми делами, которые поручит им Родина.
     
     
      УЧИТЕЛЬ И ВРЕМЯ
     
      Когда думаешь о времени и о своей работе, о себе и своих воспитанниках, снова и снова обращаешься к словам Л. И. Брежнева, сказанным на Всесоюзном съезде учителей 4 июля 1968 года: «Учитель, образно говоря, осуществляет связь времен, он — звено в цепи поколений. Он как бы передает эстафету из настоящего в будущее, и это делает его труд таким увлекательным, истинно творческим».
      Да, великая ответственность ложится на плечи учителя! Как тут не вспомнить изумительную мысль Н. Г. Чернышевского о том, что воспитатель сам должен быть тем, чем он хочет сделать воспитанника.
      Каждый раз, задумываясь о пройденном учительском пути, о беспокойной должности классного руководителя, о новых задачах, поставленных перед нами, я убеждаюсь, что требования к воспитателю постоянно возрастают и что круг наших обязанностей из года в год расширяется. И это вполне закономерно, ибо нелегкая наша профессия очень необходима людям, нужна стране, народу. Потому, как бы ни было трудно, я ни разу не пожалел, что вступил на тернистый учительский путь. Когда же приходилось туго, я повторял, как присягу, как девиз, давно полюбившиеся мне слова:
      Горжусь я и мучусь —
      В руках у меня
      Находится участь
      Грядущего дня!
      «Не так-то просто быть педагогом в двадцатом веке!» — справедливо заметил в одной из статей Чингиз Айтматов. Да, непросто и ответственно. Быть классным руководителем труднее вдвойне. А может, и во сто крат. От него и под его непосредственным воздействием передаются ученикам гражданственность и трудолюбие, принципиальность и честность, доброта к людям и требовательность к себе, аккуратность и порядочность, бескомпромиссность в борьбе с рецидивами мещанской психологии, к любым проявлениям чуждой нам буржуазной морали. Нет, не случайно огромной воспитательной силой считал личность учителя К. Д. Ушинский. Но чтобы действительно стать такой силой, классный руководитель 80-х годов нашего века должен настойчиво, умело, систематически осуществлять комплексный подход к организации сложного процесса воспитания.
      Комплексный подход к воспитанию — это одна из важнейших проблем, которую решать надо сообща всем коллективно и каждому в отдельности — в нашей ежедневной практической деятельности. Причем личная творческая инициатива не исключает, а, наоборот, предполагает установление тесных связей с родителями, с общественностью, с трудовыми коллективами, с культурно-просветительными учреждениями.
      Об ответственности каждого из нас за судьбу молодого поколения ясно и четко говорит статья 66 Конституции СССР, статья, обязывающая советских граждан «заботиться о воспитании детей, готовить их к общественно полезному труду, растить достойными членами социалистического общества». Это вполне естественно и понятно, что в Основном Законе нашей страны большое внимание уделено детям. В то же время долг классного руководителя справедливо требовать от воспитанников неуклонного выполнения своих гражданских обязанностей. Знать и честно выполнять свои обязанности — не с этого ли начинается для наших учеников путь в завтрашний день?
      Ответственность старших за судьбу детей всегда была характерной особенностью советского образа жизни. Сейчас для каждого из нас эта ответственность возрастает. Ведь наши ученики призваны не только довольствоваться благами и преимуществами, которые им щедро предоставляет государство. Перед школой, перед педагогами поставлена исторически важная задача по подготовке всесторонне развитых строителей коммунистического общества. Об этом четко и ясно сказано в постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дальнейшем совершенствовании обучения, воспитания учащихся общеобразовательных школ и подготовки их к труду» (декабрь, 1977).
      Нужно ли доказывать, что долг каждого воспитателя — быть на переднем крае борьбы за успешное выполнение этих жизненно важных требований нашей Коммунистической партии. Эта борьба должна включать в себя повседневную заботу о создании оптимальных условий для разностороннего и гармонического развития каждого моего воспитанника. На что способен Петя В.? Какие задатки еще не смогли проявиться у Тани Г.? Как использует своп внутренние силы Женя С.? Почему, имея все данные для развития своих способностей, Олег Ж. вместо выбора активной жизненной позиции довольствуется положением середняка и нейтрала, стремится жить по принципу: «От службы не отказываюсь, на службу не напрашиваюсь»? А все ли сделано мною как классным воспитателем, чтобы мобилизовать родителей и общественность в помощь школе для правильного выбора профессии вступающими в жизнь молодыми людьми?
      Почему? Почему? Почему? Сколько таких вопросов возникает ежедневно у меня и моих коллег, отвечающих за судьбы своих питомцев. Пожалуй, не счесть! Но найти правильный ответ на них мне помогают материалы XXVI съезда КПСС, которые и определяют мою жизненную позицию, и указывают пути решения всех важнейших проблем воспитания юной смены. Это тот верный и надежный компас, который не позволяет сбиться с курса, который ведет учителя к ясной и благородной цели —
      Чтоб в новый
      Двадцать первый век
      Шагнул прекрасный
      Новый человек!
      А будущее начинается, как говорится, сегодня. И прекрасный новый человек воспитывается нами. Сегодня! Только так и надо смотреть на наших детей.
      Для старшеклассников последних лет характерны стремление скорее утвердить себя в жизни, желание самим докопаться до корня, до сути вещей, энергия и любознательность, развитое чувство собственного достоинства. Они не терпят фальши и снисходительности, от взрослых требуют серьезного отношения к себе, разговора по большому счету, особенно когда речь идет о выборе профессии, о будущем. Заметно усилился у юношества и интерес к техническому творчеству, к научной информации, к специальностям, связанным со сложной техникой. Беседуешь с ребятами и видишь, как расширилось у них представление о своей будущей профессии. Не инженер вообще, а техника и управление роботами и манипуляторами, или лазерная связь, или ЭВМ. Читают специальные книги и журналы, спорят со знанием дела. И когда я предложил десятиклассникам тему для диспута «Научно-техническая революция и молодежь», все без исключения стали готовить выступления. Равнодушных и воздержавшихся на диспуте не было: старшеклассники понимали, что обсуждаемые проблемы вскоре встанут перед ними в институтах, на производстве, в лабораториях и конструкторских бюро.
      Надо ли доказывать, что в подобных разговорах с молодежью воспитатель обязан быть на высоте. И мне всегда помогали и помогают книги. К числу таких необходимых для педагога книг я отношу прежде всего статьи В. И. Ленина о школе, о воспитании и образовании, педагогические сочинения Н. К. Крупской, речи и статьи М. И. Калинина, семитомник А. С. Макаренко, труды К. Д. Ушинского, Н. И. Пирогова, В. А. Сухомлинского.
      На моем письменном столе среди литературы, которой я постоянно пользуюсь, почетное место занимают материалы XXIV, XXV, XXVI съездов КПСС, речи Л. И. Брежнева на XVII и XVIII съездах ВЛКСМ, документы XVIII съезда Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи. Сколько бы ни обращался к ним, всегда нахожу такие примеры и положения, такие важные и волнующие мысли, что рука невольно тянется к карандашу — выписать, использовать в очередной беседе с классом.
      Классный руководитель должен быть в курсе новых достижений и открытий в науке и технике, в литературе и искусстве. Я поставил себе за правило подбирать для воспитательской работы книги по нравственному воспитанию, по музыке, живописи, кино, театру. Систематически делаю вырезки из газет: подбираю статьи по отдельным видам искусства, которые помогают учащимся познакомиться со спецификой театра, кино, музыки, изобразительного искусства и литературы, разобраться в их природе, понять взаимоотношения отдельных видов искусства, их значение в эстетическом воспитании и формировании духовного мира нашего современника.
      О необходимости для учителя создавать крепкий культурный резерв хорошо сказала Мариэтта Шагинян:
      «В тысячах неуловимых оттенков передается этот культурный резерв учителя, обширность его знаний («больше, чем требуется для программы урока») молодому, свежему восприятию учеников. В истечении этого резерва, в десятках примеров, аналогий из других наук, в неожиданных отступлениях и рассказах из личного опыта, в привлечении многих прочитанных книг, случаев из биографий больших ученых, в самой культуре хорошего русского языка, в умении строить рассказ, в повышенном, многообразном словаре педагога, не боящегося говорить изящно и тонко, во всем его оружии хорошей благовоспитанности, хорошего образования, хорошего вкуса... А весь этот «резерв образования», творческая начитанность и осведомленность, творческая заинтересованность в интеллектуальной, политической, хозяйственной жизни своей страны и чужих стран необходимы для того, чтобы сделать человека «современником» в полном смысле этого слова».
      Сколько планов, пособий, методичек, альбомов и папок с газетными вырезками накопилось у меня за тридцать лет! Растет картотека по различным вопросам работы классного руководителя. Казалось бы, можно чувствовать себя спокойным и уверенным.
      И все же из сердца не уходит неудовлетворенность: «Можно лучше! Надо лучше!» Спешу в библиотеку. Еду в Институт усовершенствования учителей. До полночи сижу над подготовкой к завтрашней политинформации. Сообщения будут делать ребята. Но я обязан знать больше, чтобы уточнить, дополнить, обобщить. Иначе нельзя. Воспитатель перестает быть воспитателем, если перестает учиться. Значит, надо идти в ногу с веком, чтобы ни на шаг, ни на миг не отстать от быстро бегущего дня. Значит, надо быть осведомленным в достижениях педагогической науки и практики, видеть и понимать перспективы их развития. Значит, нужно упорно пополнять свои знания в психологии и дидактике, в гигиене и физиологии школьника, в социологии и философии. Углубляясь в эти науки о человеке и обществе, начинаешь полнее и острее сознавать всю проблематику, которая стоит сейчас перед школой, а значит, и передо мной.
      Разве не стоит, например, всем нам серьезно задуматься об улучшении и совершенствовании трудового воспитания школьников, чтобы поле практической деятельности, сферы приложения знаний и способностей учащихся постоянно расширялись, чтобы в наших детях росло стремление решать практически и творчески ту или иную задачу общего труда. Чтобы наши воспитанники умеренно шагнули в будущее, чтобы каждый из них был лично причастен к историческим свершениям советского народа, к планам одиннадцатой пятилетки, требуется и мудрое, авторитетное слово классного руководителя, и практическая деятельность наших питомцев с целью привития молодежи трудолюбия, прочных трудовых навыков. Нельзя скрывать того, что практическая деятельность учащихся, их общественно полезный труд носят подчас случайный характер, не стали научно обоснованной системой с ее критериями и перспективами. Это особенно относится к городским школам, которые далеко не все еще проторили дорогу к заводской проходной. А то, что сделано и делается по установлению деловых контактов и связей между школой и производством, не больше как первые шаги в очень важном и ответственном деле. Здесь нам искать и искать, не успокаиваясь.
      Не меньше, чем профессиональная ориентация, меня и, без сомнения, моих товарищей по труду — знакомых и незнакомых — волнует нравственная ориентация наших детей. Нет выше цели, чем вырастить, воспитать настоящего человека с его нежностью и бескомпромиссностью, с отзывчивостью и принципиальностью, с умением наслаждаться красотой и создавать прекрасное, с неиссякаемым стремлением увеличивать на земле добро и ненавидеть зло, с готовностью не жалеть жизни в борьбе с насилием, несправедливостью и вандализмом, в борьбе за мир для всех людей планеты. Если мы не приучим детей к умным, добрым и красивым поступкам, мы не сможем успешно выполнить задачи, поставленные Коммунистической партией по воспитанию подрастающего поколения. И каждый случай разрыва между словом и делом у наших питомцев мы должны считать чрезвычайным происшествием.
      Ручаюсь, каждый из классных руководителей хранит в памяти немало подобных примеров нз повседневной нашей жизни. Вернее не в памяти: они, словно раны на сердце, болят, бередят, не дают покоя. Значит, с меня, с воспитателя, спрос. Выходит, где-то ошибся, не заметил, что за красивыми и верными словами у моего воспитанника скрывается холодный эгоистический расчет или нравственная слепота... И если даже осознаешь, что истоки этого безразличия, равнодушия — в семье, в семейном неблагополучном микроклимате, все равно не даешь себе скидки: почему же ты, классный руководитель, не вступил в бой за человеческую личность, за подлинно гуманистические начала отношений между людьми... Ибо наш долг:
      За открытые правде сердца
      На нелегкой земной орбите
      Быть всегда в бою — до конца.
      Если имя мое — Учитель!
      Усилить борьбу за умы и сердца молодых обязывает нас к постановление ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы» (апрель, 1979). Этот важный партийный документ нацеливает учительство на то, чтобы привить юной смене чувство исторической ответственности за судьбу социализма, за процветание и безопасность Родины. Только осознав высокое значение ответственности каждого за все, что происходит на земле, беспредельно проникнувшись идеями коммунизма, наши воспитанники сумеют находить правильные ориентиры в сложных жизненных ситуациях, смогут трудиться с огоньком, инициативно, с полной отдачей сил во имя построения справедливого и гуманного общества будущего.
      Нет для учителя выше и благородней задачи. Как говорил А. С. Макаренко: «Школа должна бороться за коммунизм с такой же волей, с таким же мужеством, с таким же напряжением, как и все наше общество. И с такой же радостью!»
      ...Вот уже двадцать лот подряд работаю я со старшеклассниками. Чудесный и в то же время невероятно сложный возраст. И нельзя не заметить, с каким трепетным волнением смотрит внезапно присмиревший Сергей на нежный профиль своей соседки по парте. А я думаю про себя: «Может, это любовь?» И не сбросишь со счетов, не замолчишь проблему полового воспитания, к которой мы относимся еще с удивительно непедагогическим жеманством, с опаской и оглядкой. Потому ли, что не решаем ее как следует? Или, может быть, потому, что слишком скоро забыли свою юность и первую любовь свою?
      Вот так, вопрос за вопросом, проблема за проблемой — как цепная ядерная реакция. Конечно, решать их надо на строго научной основе. Но без нашей практической деятельности, без упорного труда классного воспитателя их не решить. Причем труд этот должен быть коллективным. А это обстоятельство обусловливает утверждение нового типа учителя-коллективиста, который не прячет свои педагогические секреты за семью замками, а щедро делится опытом с товарищами и охотно берет у коллег все лучшее в их практике.
      Только коллективный творческий труд позволит каждому из нас, провожая своих питомцев в большую жизнь, с чистым сердцем сказать:
      Молодость!
      Возьми с собой в дорогу
      Самую заветную мечту,
      За людей душевную тревогу.
      Сердца жар и мыслей красоту.
      Щедрость чувства.
      Стойкость в бурях жизни,
      Мужество во всем — и до конца!
      Верность другу.
      Преданность Отчизне,
      Имя гражданина и борца!