|
ФPAГMEHT КНИГИ
Когда имеешь дело с таким плодовитым писателем, заранее можно предположить, что некоторые его веши исчезли из поля зрения или «потонули» в старых газетах и 1 журналах Следовательно, трудность заключается не в том, чтобы прочесть эти забытые произведения, а в том, чтобы их найти А стоило ли тратить время на такую неблагодарную работу? Разумеется. Ведь иногда даже мало удачные и забытые произведения помогают лучше понять общественные интересы и творческие замыслы писателя.
„МЕРИДИАНЫ И КАЛЕНДАРЬ"
«Я поставил своей целью описать в «Необыкновенных путешествиях» весь земной шар», — говорил Жюль Верн. И он действительно выполнил эту грандиозную задачу: на карте мира почти не осталось таких областей, где не побывали бы его любознательные герои. Одновременно с замыслом «Необыкновенных путешествий» сложился замысел и второй серии книг Жюля Верна — «Всеобщей истории географических открытий».
Таким образом фантастические путешествия вымышленных героев дополняются историей открытия Земли, историей подлинных географических подвигов.
По представлению известного французского географа Вивьена де Сен-Мартена Жюль Верн был избран членом французского Географического общества.
Значит, подумал я, в трудах и бюллетенях Географического общества могут оказаться какие-нибудь сведения и о Жюле Верне. Просмотр бюллетеней подтвердил догадку: нашлись не только подробные отзывы на географические труды писателя, но и неизвестная речь Жюля Верна, не отмеченная ни в одном списке его сочинений.
4-го апреля 1873 года на заседании Географического общества писатель выступил с сообщением «Меридианы и календарь», которое непосредственно связано с его знаменитым романом «Вокруг света в восемьдесят дней».
Этот увлекательный роман принес Жюлю Верну наибольший прижизненный успех. По мере того как англичанин Филеас Фогг в сопровождении разбитного слуги Паспарту, индианки Ауды и сыщика Фикса продвигался все дальше по намеченному маршруту, интерес читателей возрастал вместе с тиражом газеты «Ле Тан», на страницах которой печатался роман. Чтобы выиграть пари и вернуться в Лондон из кругосветного путешествия не позже установленного срока, Филеасу Фоггу нельзя было потерять ни одного часа. Он использовал все существовавшие тогда средства передвижения, вплоть до буера (сани под парусом). Иностранные корреспонденты регулярно сообщали своим газетам о новых приключениях отважного путешественника. Десятки тысяч людей в разных странах с волнением следили за тем, как Филеас Фогг преодолевал время и пространство. Когда стремительное путешествие стало приближаться к концу и героям романа оставалось лишь пересечь Атлантический океан, представитель американской судоходной компании предложил Жюлю Верну крупную сумму с условием, что Филеас Фогг отправится из Нью-Йорка в Лондон на одном из пароходов, принадлежащих именно этой компании. Но Жюль Верн не пожелал рекламировать американскую фирму. Его герой, не дождавшись рейсового судна, купил на собственные средства пароход «Генриетту». Явившись в лондонский Реформ-клуб на исходе восьмидесятого дня, Филеас Фогг выиграл пари.
В беседе с одним журналистом автор впоследствии так объяснял замысел своего романа: «Я обратил внимание на тот факт, что в настоящее время вполне возможно объехать вокруг света в восемьдесят дней, и мне тотчас же пришло в голову, что, воспользовавшись разницей меридианов, путешественник может или потерять, или выиграть один день, в зависимости от того, едет ли он вслед за солнцем или навстречу ему».
Научная сторона замысла раскрывается только в самом конце произведения, когда Филеасу Фоггу становится известно, что ему удалось «обогнать время».
Современников Жюля Верна роман «Вокруг света в восемьдесят дней» привлекал не только исключительной занимательностью, но и определенным практическим смыслом. Французское Географическое общество стало получать от разных лиц запросы: почему именно на сто восьмидесятом меридиане путешественники должны прибавлять или убавлять один день? Почему условная линия разграничения и перемены чисел не исключает недоразумений? Какие трудности возникают от несогласованности в международном счете времени? И тому подобное.
Письма были пересланы Жюлю Верну, и ему поручили выступить с ответом на одном из ближайших заседаний. Вот что говорил Жюль Верн в своей речи:
«Дело идет о довольно странном положении, которым воспользовался Эдгар По в новелле под заглавием «Неделя с тремя воскресеньями»; дело идет, я хочу сказать, о положении, в котором оказываются путешественники, совершающие поездку вокруг земного шара, отправляясь на восток или на запад. В первом случае вернувшись к пункту отправления, они выигрывают день, во втором случае — проигрывают его.
«Действительно, — писал я, — продвигаясь на восток, Филеас Фогг шел навстречу солнцу, и, следовательно, дни для него столько раз уменьшались на четыре минуты, сколько градусов он проезжал в этом направлен нии. Так как окружность земного шара делится на триста шестьдесят градусов, то эти триста шестьдесят
градусов, умноженные на четыре минуты, дают ровно двадцать четыре часа, то есть сутки, которые и выиграл Филеае Фогг. Иначе говоря, в то время, как Филеас Фогг, двигаясь на восток, видел восемьдесят раз прохождение солнца через меридиан, его коллеги, оставшиеся з Лондоне, видели только семьдесят девять таких прохождений».
Таким образом, вопрос поставлен, и мне достаточно будет резюмировать его в нескольких словах.
Каждый раз, когда совершают кругосветное путешествие, направляясь к востоку, выигрывают один день.
Каждый раз, когда совершают кругосветное путешествие, направляясь к западу, теряют один день, то есть 24 часа, которые солнце в своем видимом движении употребляет на то, чтобы обогнуть Земной шар, и это случается неизбежно, сколько бы времени ни было затрачено на переезд.
Результат этот до такой степени действен, что морская администрация выдает добавочный дневной рацион судам, которые, отправляясь из Европы, огибают мыс Доброй Надежды, и, напротив, удерживает дневной рацион у тех, которые огибают мыс Горн.
Отсюда можно сделать нелепое заключение, будто моряков, отправляющихся к востоку, кормят лучше, нежели тех, которые отправляются к западу. И действительно, когда все они, прожив одинаковое количество минут, возвратятся к пункту отправления, то окажется, что одни позавтракали, пообедали и поужинали лишний раз сравнительно с
другими. На это дадут ответ, что они проработали лишний день. Бесспорно, но ведь они и прожили больше!
Итак очевидно, что на каком-нибудь пункте земного шара должна совершаться перемена даты вследствие потери или выигрыша одного дня, в зависимости от взятого направления. Благодаря тому, что один день выигрывается к востоку и теряется к западу, возникло недоразумение, длившееся очень долго.
Первые мореплаватели навязали, конечно, бессознательно,свой календарь новым странам. Вообще же дни исчислялись в зависимости от того, открывали ли земли с востока или с запада. Так, в течение многих столетий в Кантоне считали исходной датой прибытие Марко Поло, а на Филиппинских островах — прибытие Магеллана.
Разнобой в исчислении дней должен был создать затруднения в коммерческой практике. Вследствие этого лет двадцать тому назад, боюсь точно сказать, в каком именно году, было, наконец, решено ввести в Маниле европейский календарь, чтобы ликвидировать недорат, зумения и создать, так сказать, официальное исчисление календарных дат.
Следует добавить, что на практике давно уже принят уравнительный меридиан, а именно — сто восьмидесятый, считая от нулевого меридиана, по которому ставятся судовые хронометры, то есть Гринвичского для Великобритании, Парижского — для Франции, Вашингтонского — для Соединенных Штатов.
Принято за правило, что места, лежащие на восточной долготе, исчисляют даты, словно туда прибыли с мыса Доброй Надежды, а места, расположенные на западной долготе, — словно туда прибыли с мыса Горн. Это правило оказалось практически удобным благодаря обширности Тихого океана. Вот почему капитан корабля имеет обыкновение менять дату в судовом журнале при пересечении сто восьмидесятого меридиана, прибавляя или уменьшая один день, смотря по направлению, в котором он движется; но капитан, возвращающийся назад после пересечения этого меридиана, не меняет даты, и потому от времени до времени могут и должны быть встречи капитанов, считающих разные числа».
Далее, отвлекаясь от практических возможностей своего времени, Жюль Верн высказывает фантастическое предположение, которое в наши дни стало уже очевидным фактом. Речь идет о такой скорости движения, когда солнце на маршруте будет сохранять для путешественника неизменное положение на небосклоне, и на всех остановках местные часы будут показывать одинаковое время. Нечто подобное наблюдают пилоты и пассажиры реактивных самолетов, покрывающих большие трассы.
«Некто, располагающий превосходными средствами передвижения, — продолжает свои рассуждения Жюль Верн, — отправляется из Парижа в четверг, в полдень. Он едет в Брест, оттуда в Нью-Йорк, Сан-Франциско, Иеддо и т. д. и
Старое название г. Токио.
возвращается в Париж по истечении 24 часов, делая по 15 градусов в час. На каждой станции он узнает, который час, и ему неизменно отвечают: «полдень». А затем он спрашивает: «Какой у нас сегодня
день?»
В Бресте ему говорят: «Четверг», в Ныо-йорке — тоже... Но на обратном пути, например, в Понтуазе, ему отвечают: «Пятница».
Где же совершается перемена? Очевидно, она должна произойти внезапно — на море или в странах, где неизвестны дни недели.
Но предположим, что целая параллель проходит по материку, населенному цивилизованными наро-родами, которые говорят на одном языке и подчиняются одним законам. В таком случае в каком-нибудь месте окажутся два соседа, отделенные друг от друга забором. Один из них скажет: сегодня в полдень у нас четверг, а другой скажет: сегодня в полдень у нас пятница.
Допустим, с другой стороны, что один человек живет в Севре, а другой в Бельвю. Не пройдет и недели, как они достигнут соглашения относительно календаря, и двусмысленность будет ликвидирована. Но она возникнет в другом месте, и дни недели окажутся в непрерывном движении.
Да, двусмысленность существует, но она существует, так сказать, в скрытом состоянии. Действительно, если бы параллель пересекла обитаемые материки, то были бы неизбежны разногласия между людьми, живущими на этой параллели. Но, по-видимому, предусмотрительная природа не пожелала доставить че-
довечеству лишний повод к раздорам. Переход от выигранного дня к иотерянному совершается бессознательным образом в морях, разделяющих народы. Разнобой в датах остается незамеченным, так как суда находятся в движении и не задерживаются в этих водных пустынях на одном месте.
Итак, вопрос исчерпан, и я резюмирую сказанное.
Со стороны практической:
1. Соглашение в числах было долети гнуто с момента принятия календаря в Маниле.
2. Капитаны меняют дату в судовом журнале при переходе сто вось-: мидесятого меридиана, как бы удлиняя тот меридиан, по которому г установлен их хронометр.
Со стороны научной:
Переход совершается незаметно и бессознательно — либо в пустынях, либо в океанах, разделяющих обитаемые земли.
А потому нам никогда не придет-Кся быть свидетелями прискорбного зрелища двух цивилизованных народов, вступающих в бой за честь национального календаря».
Научная полемика, вызванная романом «Вокруг света в восемьдесят дней», еще более оживилась после выступления Жюля Верна в Географическом обществе. Во французских газетах печатались статьи по поводу объяснений, представленных писателем, и сообщалось, какие меры собирается принять Бюро долгот для того, чтобы окончательно урегулировать международный счет времени и добиться согласованности С другими странами в этом вопросе.
И действительно, — для устранения разнобоя в счете времени в 1884 году была созвана международная конференция. Было решено ввести так называемое поясное время. Поверхность земного шара условно разделили на 24 меридиональных пояса. В пределах каждого пояса с тех пор ведется одинаковый счет времени с расхождением в один час по сравнению с предыдущим или последующим поясом (к востоку — больше на час, к западу — меньше на час). Средним меридианом нулевого пояса решили принять Гринвичский меридиан — начальный и для отсчета долгот.
Что касается определения Жюлем Верном возможности кругосветного путешествия в восемьдесят дней, то его расчет оказался совершенно точным. Через несколько лет после выхода романа появились сообщения о том, что «проложенный» Фи-леасом Фоггом кругосветный маршрут действительно удалось проделать за восемьдесят дней.
ВТОРОЙ ПО ВЕЛИЧИНЕ
Французский поэт Альфред де Мюссе пользовался довольно большой известностью.
Великий французский поэт и писатель Виктор Гюго, справедливо относившийся к Мюссе, считал все же свои заслуги в деле основания новой, романтической, школы недостаточно оцененными современниками.
Однажды кто-то спросил Гюго:
— - Кого вы считаете крупнейшим из современных французских поэтов?
Виктор Гюго удачно вышел из положения, ответив:
— Альфред де Мюссе — второй по величине.
При скоростях, которые достигнуты в наше время, пожалуй, достаточно будет одних суток, чтобы облететь на реактивном самолете вокруг всей планеты! Таковы реальные достижения техники, давно уже опередившей смелую фантазию Жюля Верна.
Но значит ли это, что его романы устарели? Конечно, нет! Чудесный талант повествователя, заставляющего читателей с первых же страниц любого романа следить затаив дыхание за бесконечно увлекательными приключениями отважных героев, — такой талант от времени не увядает!
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ НА ВОЗДУШНОМ ШАРЕ**
В «Детях капитана Гранта» есть один эпизод, в котором Жюль Верн говорит как бы о самом себе:
«В этот самый день около двух часов пополудни путь отряда пересекла какая-то дорога. Естественно, Гленарван спросил у проводника ее название.
— Это дорога из Юмбеля в Лос-Анжелос, — не задумываясь, ответил Жак Паганель.
Гленарван взглянул на проводника.
— Совершенно верно, — подтвердил тот, а затем обратился к географу:
— Так значит, вы уже путешествовали по этой стране?
— Разумеется, и не раз, — серьезным тоном ответил Паганель.
— На муле?
— Нет, в кресле».
Подобно Паганелю, Жюль Верн тоже совершил «в кресле» много увлекательных путешествий по разным странам. Ведь далеко не всякому географу, а тем более романисту, удается самому побывать во всех местах, которые ему приходится описывать! Находившаяся в распоряжении писателя огромная, тщательно подобранная библиотека отчасти восполняла недостаток личных впечатлений.
Да, Жюлю Верну не приходилось терпеть кораблекрушений, высажи- : ваться на необитаемые острова или открывать новые земли! Все это делали за него герои его романов. Но, вместе с тем, было бы неправильно представлять Жюля Верна каким-то отрешившимся от мира кабинетным
затворником. Насколько позволяло время, ®и всегда старался удовлетворять свою страсть к путешест-|виям. На быстроходной яхте «Сен-Мишель» он бороздил воды Средиземного и Балтийского морей, на огромном океанском пароходе «Грейт-Истерн» совершил экскурсию в Америку, а однажды даже поднялся на воздушном шаре.
Жюль Верн с юношеских лет мечтал о воздушном полете, но осуществилась его мечта только осенью 1873 года, уже после того, как он навсегда покинул шумный Париж и обосновался в провинциальном городе Амьене. Этот любопытный факт из жизни Жюля Верна, возможно, остался бы неизвестным, если бы один из французских почитателей его таланта, просматривая старые комплекты «Амьенской газеты», случайно не натолкнулся на объявление, оповещавшее о выходе из печати брошюры Жюля Верна «Двадцать четыре минуты на воздушном шаре». Заметка об этой находке была помещена в очередном выпуске бюллетеня «Жюльвернов-ского общества».
Брошюры Жюля Верна не оказалось ни в одном из наших книго-уранилищ. После бесплодных поисков мне удалось, в конце концов, ознакомиться с ее текстом с помощью известного знатока творчества Жюля Верна, итальянского профессора Эдмондо Маркуччи, который уже многие годы собирает коллекцию произведений Жюля Верна на разных языках. В обширной «Жюльверниане» итальянского ученого нашлось и это редчайшее издание. Текст забытого очерка Маркуччи прислал перепечатанным на машинке, в виде брошюры такого же миниатюрного формата, как она была издана редакцией «Амьенской газеты». Крохотная книжечка в 12 страниц снабжена титульным листом: «Двадцать четыре минуты на воздушном шаре. Письмо Жюля Верна редактору «Амьенской газеты» от 29 сентября 1873 года».
Читая этот очерк, невольно думаешь о том, как сильно отличается смелая фантазия Жюля Верна романиста от реальных впечатлений, навеянных его единственным полетом на воздушном шаре!
Вот как описывает Жюль Верн свои впечатления.
«Дорогой г-н Жене! Посылаю Вам мои заметки о подъеме на воздушном шаре «Метеор», которые Вы хотели от меня получить.
Вам известно, при каких условиях должен был произойти подъем: воздушный шар — относительно небольшой, емкостью в 900 кубических метров, весом, вместе с гондолой и оснасткой, в 270 кг., наполнен газом, превосходным для освещения, но весьма посредственным для полета. Подняться должны были четыре человека: воздухоплаватель Эжен Годар, адвокат Деберли, лейтенант 14-го полка Мерсон и я.
В последнюю минуту выясняется, что поднять столько людей невозможно. Г-н Мерсон, уже не раз совершавший полеты вместе с Эженом Годаром в Нанте, решил уступить место г-ну Деберли, который, как и я, впервые пускался в воздушное путешествие. Уже должна была прозвучать традиционная команда: «Отдать концы!», и мы готовы уже были оторваться от земли... как в гондолу неожиданно забрался сын Эжена Годара, бесстрашный девяти-летний сорванец, ради которого пришлось пожертвовать двумя мешками с балластом из четырех, имевшихся в запасе. В гондоле осталось два мешка! Никогда еще Эжену Годару не приходилось летать в таких условиях. Поэтому подъем не мог быть продолжительным.
Мы отчалили в 5 часов 24 минуты, медленно поднимаясь вкось. Ветер относил нас к юго-востоку, небо было чистым. Только далеко на горизонте виднелось несколько грозовых туч. В 5 часов 28 минут мы уже парили на высоте 800 метров по показанию анероида.1
Вид города был поистине великолепен. Лонгевильская площадь напоминала муравейник с копошащимися на ней красными и черными муравьями — так выглядели люди в военном и штатском платье. Шпиль кафедрального собора, опускаясь все ниже и ниже, отмечал, наподобие стрелки, непрерывность нашего подъема.
Однако мы не ощущали никакого движения, ни горизонтального, ни вертикального. Горизонт все время казался на одной и той же высоте. Мы купались в воздухе, а земля, уходя все ниже, распластывалась под гондолой, словно черная крыша. Мы наслаждались при этом абсолютной тишиной, полнейшим покоем, который нарушался только жалобным скрипом ивовых прутьев, державших нас в воздухе.
В 5 часов 32 минуты солнце вос-
1 Анероид — металлический барометр, прибор для измерения атмосферного давления.
ходит из-за туч, обложивших горизонт на западе, и обогревает оболочку шара. Газ расширяется, и мы достигаем высоты 1200 метров, не выбросив ни одного мешка с балластом. Это — максимальная высота, достигнутая нами в течение всего полета.
Вот что открылось нашему взору,
Внизу, под ногами — Сент-Ашель с его чернеющими садами, которые уходят куда-то вдаль, словно рассматриваешь их сквозь большие стекла бинокля. Кафедральный собор кажется сплющенным, а шпиль его попадает на одну плоскость с домами, находящимися у городской черты. Сомма извивается тонкой светлой лентой, железнодорожные колеи похожи на волосные линии, нанесенные рейсфедером; улицы напоминают спутанные шнурки, сады можно уподобить витрине зеленщика, поля кажутся набором разноцветных образчиков материй, которые в былые времена вывешивали у своих дверей портные, и весь Амьен представляется нагромождением маленьких серых кубиков. Так и кажется, будто на ровное место высыпали коробку с нюрнбергскими игрушками. Дальше мы видим окрестные деревни — Сен-Фюсьен, Ви-лье-Бретонно, Ля Невиль, Бов, Ка-мон, Лонго — все это напоминает лишь груды камней, разбросанные там и сям для какого-то гигантского сооружения.
Несмотря на то, что нижний отросток аэростата Эжен Годар держит всегда открытым — - ничто не выдает присутствия газа.
Отяжелевший «Метеор» вскоре начинает снижаться. Чтобы затормозить спуск, выбрасываем балласт.
Кроме того, опорожняем мешок, набитый рекламными объявлениями. Тысячи листков, реющих по ветру, указывают на большую быстроту воздушных струй в нижних слоях атмосферы. Перед нами — Лонго, но деревню отделяет от нас множество болотистых впадин.
— Неужели мы приземлимся на болоте?- — спросил я Эжена Годара.
— Нет, — ответил он, — если у нас даже не останется балласта, я выброшу рюкзак. Мы должны во что бы то ни стало миновать это болото.
Мы опускаемся все ниже. В 5 часов 43 минуты, когда мы находимся уже в пятистах метрах от земли, нас настигает пронзительный ветер. Мы пролетаем над заводской трубой и заглядываем в ее нутро. Отражение воздушного шара, словно мираж, перебегает от одного болотца к другому; люди, походившие на муравьев, заметно подросли, они снуют по всем дорогам. Между железнодорожными линиями, близ разъезда, я замечаю удобный лужок.
— Попадем? — спрашиваю я.
— Нет. Мы перелетим железную дорогу и тот поселок, что находится за ней, — отвечает Эжен Годар.
Усиливается ветер. Мы замечаем |дто по колышащимся деревьям. Невиль уже позади. Теперь перед нами равнина. Эжен Годар сбрасывает гайдроп, канат длиною в 150 метров, а затем и якорь. В 5 часов 47 минут якорь цепляется за землю. Подбегают любопытные, хватают гайдроп, н мы приземляемся без малейшего толчка. Шар опускается, словно мощная большая птица, а не как дичь, с подбитым крылом.
Через двадцать минут из шара выпущен газ, его свертывают, кладут на повозку, а мы отправляемся в карете в Амьен.
Вот, дорогой г-н Жене, мои короткие, но вполне точные впечатления.
Позвольте мне еще добавить, что ни простая прогулка по воздуху, ни даже. длительное воздушное путешествие нисколько не опасны, если совершаются под управлением такого смелого и опытного воздухоплавателя, как Эжен Годар, имеющего на своем счету более 1000 полетов в Старом и Новом свете».
Очерк Жюля Верна заканчивается похвальным словом Эжену Годару, который, по словам писателя, «благодаря своему опыту, выдержке, глазомеру, является настоящим властелином воздуха».
Чем интересен этот забытый очерк? Помимо того, что он дает очень точное представление о примитивных условиях полета на воздушном шаре, мы ощущаем, какая огромная пропасть лежала между научной фантазией писателя и реальными возможностями воздухоплавания XIX века. В то время, когда Жюль Верн совершил этот скромный полет над Амьеном, его-мужественные герои успели уже покорить не только воздушную стихию и глубины мирового океана, но и проникнуть в бездны космоса!
ИРОНИЯ И. А. КРЫЛОВА
Несколько бездельников, завидя баснописца Крылова, бывшего, как известно, очень полным, заметили:
— Вот идет туча.
— Верно, что туча, — сказал услышавший их слова Крылов, — вот и лягушки расквакались.
В. АНДЕРСОН
ОПЫТНАЯ АВТОМАШИНА
Я опоздал на поезд. Следующий приходил через час. Поэтому, когда из остановившейся легковой машины высунулся мой приятель и предложил довезти до города, тоя с радостью согласился.
Мы давно не виделись, и я очень хотел познакомиться с его опытной машиной, о которой рассказывали много интересного.
По наружному виду это была самая обыкновенная машина, только антенна была не в виде штырька, а расходилась двумя усами, и между ними виднелось что-то похожее на фару. Когда же я уселся рядом с Валентином Григорьевичем, то сразу обратил внимание на необычайное устройство передней панели.
Ящик для документов был меньше обычного. Левее его находились часы и экран телевизора, спидометр и репродуктор. Перед водителем располагался второй телевизионный экран. Слева виднелись еще какие-то приборы.
— Борис Владимирович! Посмотри, не передают ли что-либо интересное по телевизору. Ручки управления телевизором боковые. Выключатель сверху, потом яркость, фокус. Нижние ручки относятся к радиоприемнику.
Я выключил радио и включил телевизор. Недавно я слышал, что радиолюбители устанавливают телевизоры в автомашинах, что можно смотреть передачи при движении и на остановках в радиусе нескольких десятков километров от телецентра, но видеть такое устройство мне не приходилось. «Так вот почему антенна у машины не одна, а две. Один ус является антенной телевизора, а второй — антенной радиоприемника», — сообразил я.
Когда аппаратура телевизора прогрелась, появился звук и изображение. Передавали мультипликационный фильм о рыбаке и золотой рыбке. Видимость была хорошая, хотя на улице было еще светло.
— Я вместо обычной электроннолучевой трубки, при которой нужно смотреть передачу в затемненном помещении, поставил дневную электронно-лучевую трубку — скиатрон. Сейчас солнце зашло. Но и при солнечном освещении эта трубка позволяет смотреть телепередачи.
— А на каких лампах собран телевизор?
— И телевизор и радиоприемник собраны на полупроводниках. На обычных лампах разве им хватило бы места в автомашине! Я сперва попробовал сделать телевизор на пальчиковых лампах. Он и то не поместился в отведенное место. Пришлось переделывать на полупроводниковые.
Пока мы разговаривали, пошел снег. Казалось, что машина окуну-ласч. в молоко. Густая пелена падающего снега не позволяла видеть даже придорожную канаву. Большие хлопья снега залепили все окна, и на передних стеклах с ними не могли справиться очистители. Пришлось резко снизить скорость. Я уже хотел было огорчиться из-за непредвиденной задержки, но ь приятель повернул выключатель под экраном, который был расположен прямо перед ним. На экране замелькали светлые полосы, а постом появилось изображение, похожее на топографическую карту.
То, что я принял в первый момент за второй телевизор — оказалось жраном радиолокационной станции. Фара, которую я видел на крыше, и была ее антенной.
— Ты знаком с работой радиолокационной станции?
Я ответил утвердительно. Я знал, что передатчик радиолокатора вырабатывает мощные радиосигналы, которые излучаются антенной, доходят до какого-то препятствия и в виде радиоэха возвращаются обратно. Радиоэхо принимается той же самой антенной, усиливается приемником и появляется на экране станции в виде полос и пятен различной яркости. Приятель объяснил мне видимое на экране изображение: было видно шоссе, автомашины, кюветы, дома, стоящие у дороги.
Кругом бушевала метель, а мы ехали со скоростью 60 километров в час. Если бы не радиолокатор, то пришлось бы стоять на месте в ожидании улучшения видимости.
Впереди нас на такой же скорости ехал еще кто-то, и яркое пятнышко от этой машины светилось на экране станции почти на одном и том же месте.
— А мы на что-нибудь не наткнемся?
— Можешь быть спокойным. Радиолокатор зорко оберегает нас от столкновения с любым препятствием. Сейчас я тебе это продемонстрирую.
Приятель увеличил скорость. Светящееся пятно от впереди идущей машины стало передвигаться по экрану, приближаясь к нарисованному на стекле крестику, который обозначает местоположение нашего автомобиля. Еще немного, и пятнышко сольется с ним. Это значит, что мы наскочим на едущую впереди машину.
Невольно я взялся рукою за ручку дверцы... возле спидометра загорелась яркая красная лампочка, и машина сама резко затормозила.
— Это сработали автоматические тормоза, которые управляются радиолокационной станцией. Убедился?!
Да. Я был восхищен.
Постепенно снежная завеса стала редеть. Отдельные снежинки еще некоторое время ударялись о стекло, а вскоре снег совсем перестал идти.
Показался поворот. За ним должна быть деревня и автобусная станция. Нужно снизить скорость, которая в это время была около 80 километров в час. Но никого не видно, и мой приятель убавляет газ только перед самой деревней. Мы медленно объезжаем стоящий автобус, и я с удивлением замечаю поднятую руку милиционера.
— Вы нарушили установленную скорость движения. Дайте ваши права. Придется платить штраф.
Я с недоумением посмотрел на приятеля. Однако он беспрекословно достал деньги и получил квитанцию.
— Ты удивлен? Я сам виноват. Милиционер нас, конечно, в момент нарушения скорости движения не видел. Это было за поворотом. Но там у дороги стоит радиолокационный измеритель скорости движения. Сейчас я тебе его покажу.
Мы развернулись и подъехали к стоящему на треноге у кювета небольшому аппарату. Размер прибора был 30 X 30X20 сантиметров.
Приятель объяснил мне, что ра-. диолокатор посылает радиосигналы вдоль шоссе, принимает отраженное радиоэхо от движущегося транспорта, и это вызывает отклонение стрелки прибора.
Чем быстрее едет машина, тем больше отклонится стрелка. При недозволенной скорости стрелка отклоняется за красную риску, положение которой можно изменить специальной ручкой.
Дозволено ехать со скоростью 40 километров в час — красная риска ставится на цифру 4; можно ехать со скоростью 70 километров в Час — она ставится на цифру 1.
Чтобы автоинспекторы не смотрели бы все время на прибор — переход стрелки через цифру дозволенной скорости сопровождается гудком в репродукторе, который установлен на некотором расстоянии от
Внутри 3 прибора есть устройство, которое автоматически записывает скорость движения транспорта на бумажную ленту.
— Такой радиолокационным измеритель скорости транспорта может быть установлен не только у шоссе, но и в кузове грузовика, la-кие дежурные машины уже ездя ВО дорогам и помогают бороться с такими нарушителями, как я. это раньше определяли скорость движвия на глазок. Тогда могли и ошибиться. Тут же ошибки быть не может Так что и спорить бесполезно. Понятно? Ну что ж, поехали
ДаМы были уже возле самого дома, когда светофор на перекрестке преградил нам дорогу.
Все давно привыкли к таким автоматическим светофорам, переключающим сигналы без регулировщика, через определенные промежутки времени.
На нашей улице у перекрестка скопилось несколько машин, а сигнал был красный.
На пересекающейся улице нет ни одной машины, а там зеленый сигнал.
— Вот ты радиотехник, — обратился я к Валентину Григорьевичу — Нельзя ли сделать другие светофоры, более удобные? Пора бы об этом подумать.
Но оказалось, что мое желание уже осуществлено. Просто на перекрестке, возле которого мы стояли, висел «состарившийся» светофор.
В больших городах, на главных перекрестках, где движение очень большое — уже поставлены радиолокационные светофоры.
Радиолокационный светофор открывает путь в том направлении, в котором транспорта скопилось больше. Радиолуч непрерывно «просматривает» перекресток, и радиолокатор «считает» приближающиеся автомашины, троллейбусы, автобусы, трамваи. Если же, например, машина долго ожидает зеленого сигнала, то светофор пропустит ее через несколько минут, несмотря на большое количество транспорта на пересекающейся улице.
Когда я у дома выходил из машины, мой приятель вспомнил, что не показывал мне телефон. Оказывается, за дверцей правее часов он установил телефонный аппарат.
Телефонный аппарат подсоединен к радиостанции, антенна которой размещается под машиной. Вторая радиостанция установлена на квар-
тире и соединена с телефонным аппаратом, включенным в АТС. Разговоры по телефону можно вести при движении и на остановках.
Я окончательно влюбился в машину. Подумать только! Не легковой автомобиль, а целый электронный комбайн. Сидеть удобно, мягко; большая скорость передвижения! Электрическое освещение. Холодно можно включить отопление; жарко — включи вентиляторы. Нуж-
но по телефону позвонить — пожалуйста, звони. Хочешь посмотреть телевизионную передачу — смотри. Хочешь послушать последние известия или концерт — есть радиоприемник. Видимость плохая — включи радиолокатор.
Я поблагодарил приятеля и пошел домой с мыслями о том, что обязательно куплю такую автомашину, как только заводы освоят их производство.
А. МИХАЙЛОВА
ДЕВОЧКА-ПИСАТЕЛЬНИЦА
В 1958 году исполнилось 150 лет со дня рождения Елизаветы Кульман, имя которой и трагическая судьба, на протяжении свыше полу-
века после ее смерти, привлекали внимание многих.
Вот один из отзывов о юной писательнице великого русского критика В. Г. Белинского: «...Спешим снова обратить внимание читателей на это необыкновенное явление в нашей литературе и в нашей жизни. Ели-савета Кульман умерла семнадцати лет — и уже успела написать три тома стихотворений, в которых, как в зеркале, отражается вся благородная, прекрасная душа ее, все горячее ее сердце, рожденное не для сует жизни, но бившееся для одного великого, изящного. Вся кратковременная жизнь ее была посвящена служению музам»...
Пушкин, прочитав три сказки Кульман, написанные белыми стихами, сказал: «Я нахожу только один недостаток в этих стихах, и то
я, а наша публика, что они пи-. Ваны не в рифмах».
? Поэт-декабрист В. К. Кюхельбекер в 1835 году, сидя в заключении гСвеаборгской крепости, с увлечением прочел первую биографию Цульман, составленную профессором А. В. Никитенко, и записал в |воем дневнике: «Елисавета Куль-:%ши — что за необыкновенное, вос-нтельное существо!.. Сколько даваний, сколько души, какое воображение!..» И он пишет стихотво-:ние «Елисавета Кульман»..Елизавета Кульман родилась в Петербурге 17 июля 1808 года. Она была младшей дочерью соратника Румянцева и Суворова, Бориса Федоровича Кульмана, отличившегося во многих сражениях и получившего двенадцать ранений. Лиза не помни-!§и отца: храбрый воин умер вскоре юсле ее рождения, «оставив в наследство детям свое честное имя и глубокую нищету».
Положение вдовы Кульман было Отчаянное. Старшая дочь вышла к «уж и жила далеко от Петер-tpra. Четыре сына, молодые офи-4ы, погибли в войнах с Турцией и Наполеоном. На попечении матери, Цоме Лизы, оставались младшие |шовья, учившиеся в кадетском Црпусе. Вдова подает царю Александру I прошение о пенсии за за-, йуги мужа, но получает отказ.
вот она, образованная женщина, щет в услужение к богатым лю-рМ _за скромную плату ведет их фмашнее хозяйство.
Пришлось резко сократить расходы, и мать Лизы перебралась с доч-§6$ на окраину Васильевского ост-|даа, в маленький ветхий флигель, {Йгоявший посреди большого двора.
Во дворе возле флигеля шумел ветвями высокий тополь, а под ним цвели два куста жасмина. Это было любимое место Лизы.
Так как мать с утра до ночи была занята, то Лиза часто была предоставлена самой себе. У нее не было ни сверстников, ни игрушек. Почти все время проводила она во дворе. Ее огромные голубые глаза пытливо смотрели вокруг. Все в природе представлялось ей живым. Лишенная детского общества, она разговаривала с цветами, которые особенно любила, с бабочками, деревьями, птицами и при этом создавала маленькие поэтические рассказы.
Девочка не только сочиняла сама: она с упоением слушала сказки, которые рассказывали ей мать, братья, позднее — учитель.
Ребенок поражал своей любознательностью, блестящей памятью, богатой фантазией. На девочку обра- ,; тил внимание друг ее отца, Карл. Гроссгейнрих. Ученый-филолог, прекрасно владевший многими языками, был домашним учителем в богатых аристократических семьях. Когда Лизе исполнилось шесть лет, он стал бесплатно заниматься с нею, жертвуя на это свои дни отдыха. Лиза становится его любимицей, его гордостью. Сам бедняк, он дарит ей книги, карты, чернила, карандаши, бумагу, которых не в состоянии была купить ей мать.
Русским языком девочка занималась с матерью, Гроссгейнрих же учил ее истории, географии, иностранным языкам и истории иностранных литератур. Помимо способностей Лиза обнаружила и необыкновенное прилежание. Никакие трудности не пугали ее, она старалась усилием воли преодолевать их.
Одиннадцати лет она знала французский, немецкий, итальянский и английский языки, на каждом из них свободно писала, читала, говорила. Очень рано пробудилась у нее страсть к поэзии. Она начала сочинять стихи, когда ей не было еще одиннадцати лет.
Осенью 1819 года положение матери Лизы стало особенно тяжелым, нечем платить за квартиру, дров нет. Бедняга Гроссгейнрих был не в силах помочь.
Неожиданно приезжает в Петербург старый друг покойного Б. Ф. Кульмана, горный инженер и писатель Петр Иванович Медер, назначенный директором Горного корпуса. Узнав о безвыходном положении вдовы Кульман, Медер устраивает ее заведовать хозяйством у престарелого священника Горного корпуса Абрамова. У Лизы появились теперь сверстницы — две дочери Ме-дера, который предложил Лизе учиться вместе с ними. Сам Медер преподавал им ботанику, минералогию, физику и математику. Кроме того, к ним ходили преподаватели рисования, музыки и танцев. Девочки подружились. Они вместе учатся, берут книги для чтения из библиотеки Горного корпуса, посещают его {Минералогический кабинет.
Двенадцати лет Лиза под руководством Гроссгейнриха изучила латынь, а хозяин ее квартиры Абрамов познакомил ее с церковнославянским языком. Спустя год Гроссгейнрих подарил ей книгу творений великого древнегреческого поэта Гомера, создателя бессмертных эпи- ческих поэм «Илиады» и «Одиссеи». Тут же он стал давать ей уроки древнегреческого языка.
Чтобы лучше понимать Гомера, Елизавета изучает историю и гео-графию древней Греции, читает произведения ее прославленных поэтов. Тринадцати лет она переводит сти-хотворения (оды) одного из них — Анакреона — на русский, французский, немецкий, итальянский и латинский языки.
Тайно от девочки, Гроссгейнрих отобрал ряд ее стихотворений на немецком, французском, итальянском рвыках и послал их в Германию своему университетскому товарищу, |црося показать их самому Гете. Ве-Йгачайший поэт Германии внимательно выслушал произведения три-рдадцатилетней поэтессы и сказал: «Объявите молодой писательнице от ргоего имени, от имени Гете, что я Цдророчу ей со временем почетное
место в литературе, на каком бы из известных ей языков она ни вздумала писать». Особенно понравилось Гете стихотворение «Молния», — вот его начало;
«Со мною кто сравнится?»
— Я! — Дуб сказал могучий, Взмахнув вершиной гордой.
Из облаков зловещих Летучею змеею
Вдруг молния блеснула И крепкий дуб сломила,
Как бы дитя, играя,
Цветка согнуло стебель.
«Со мною кто сравнится?»
— Я! — прозвучала Башня,
Чье золотое темя Отвсюду гордо блещет,
Когда не покрывают
Его, как флером, тучи.
Но небеса разверзлись Для молнии гремучей.
Летит драконом страшным С зияющею пастью;
Мгновенье — и не стало Главы у гордой башни;
Лишь черными ручьями Вниз по стенам стекает Расплавленное злато.
«Нет, мне никто не равен!» Сказала и стрелою Нырнула в волны моря,
Где только что спесиво Корабль военный несся.
Пожар! В минуту с треском Горящие остатки На воздух разметало;
Потом опять все в море Упало, потонуло,
И дивного строенья Как будто не бывало...
Отзыв Гете был торжественно прочтен Лизе в день ее именин. Она решила посвятить свою жизнь поэзии, хотя в те времена слава поэта, слава художника часто были неразлучны с нищетой.
Вскоре появляется новый цикл ее стихов — «Венок», а вслед за ним «Стихотворения Коринны», По преданиям, молодая девушка Коринна
пять раз одержала победу на Олимпийских играх в древней Греции над знаменитым поэтом Пиндаром. До потомства не дошло ни одного ее стихотворения. И вот Кульман пишет стихи, якобы принадлежавшие греческой поэтессе. Среди них — любимое стихотворение Елизаветы «Природа и искусство, или Копай-, ский рыбарь». Устаревшее по языку, оно замечательно по содержанию. Рыбак, кормилец семьи, отважно борется с бурей, застигшей его челн на Копайском озере. Он умоляет волны пощадить его, но те продолжают бушевать. Тогда разгневанный рыбак напоминает им о могуществе человеческого разума в борьбе с природой:
Рожден быть и явлюся
Я властелином вашим! — говорит он и предсказывает, что его потомки будут властителями даже воздуха:
Тогда мои потомки Всемощными царями
Бесстрашно плавать станут
В странах необозримых
Покорного эфира...
Поражает размах творческой фантазии пятнадцатилетней девочки, которая 135 лет тому назад смело мечтала о полетах человека в необозримом небесном пространстве.
Когда «Стихотворения Коринны» были закончены, Гроссгейнрих послал их Фоссу, известному немецкому поэту и переводчику древних классиков. Тонкий ценитель дал хвалебный отзыв о них: «Эти стихотворения можно почесть мастерским переводом творений какого-нибудь поэта блистательных времен греческой литературы, о котором мы до сих пор не знали, до такой степени писательница умела вникнуть в свой предмет... Трудно понять, чтобы столь молодая девушка могла уже прнобресть такие глубокие и обширные познания в искусстве и древности».
Несмотря на блестящий отзыв Фосса, Елизавета пришла к выводу, что произведения ее будут читать только знатоки истории и литературы древней Греции. «Я желала fбы,- — твердила она, — чтобы и неученые могли читать меня».
И она решает писать сказки. Первую часть их она назвала — «Сказки заморские». Это, в основном, переработка немецких сказок. Некоторые сочинены самой Кульман.
За «Сказками заморскими» пойгаедовали «Сказки русские». В них использованы былины и русские народные сказки.
Елизавета не оставляет и занятия языками. Она изучает испанский, португальский, новогреческий языки, делает переводы с них. Одновременно задумывает большой патриотический труд: ознакомить иностранцев, которые очень плохо знали тогда русскую литературу, с творчеством русских писателей. Прежде всего она перевела четыре трагедии В. А. Озерова, очень популярного тогда драматурга, на немецкий и итальянский языки. Перевела она также несколько од Ломоносова, Державина, отрывки из сочинений И. И. Дмитриева, К. Н. Батюшкова, Н. М. Карамзина.
День Елизаветы был насыщен до предела. Мать ее теперь постоянно болела. На плечи девочки легли заботы о ней и все домашние дела. Вставала она в шесть часов утра. Убирала комнату, носила дрова, топила печь, готовила обед. По временам с кухонной ложкой в руке подбегала к своему столику, чтобы записать мелькнувшие в голове стихи, потом возвращалась к печке. Подшучивая над собой, она нередко показывала учителю кухонную ложку в одной руке и перо — в другой: «Вот символы моей верховной власти, — один над домашним хозяйством, другой — над царством мечты».
Оставшееся до обеда время она посвящала изучению языков, писала сочинения, делала переводы. После обеда с наслаждением читала книги русских и иностранных писателей. Особенно любила драму Шиллера «Орлеанская дева» и мечтала о военных подвигах. Увлекалась
зписаниями путешествий, по которым знакомилась с нравами и обычаями разных народов. Вечера проводила с подругами, дочерьми Медера, или дома, в обществе матери и учителя.
День шестнадцатилетия Лизы был торжественно отпразднован семейством Медер, матерью и учителями ее. По просьбе собравшихся друзей она играла на фортепиано, пела, танцевала, читала свои стихотворения, говорила на разных языках. Все восхищались талантами юной девушки, которая выделялась среди подруг также и красотой. Это был один из последних счастливых дней ее жизни.
Наступила суровая осень 1824 года. В конце октября Елизавета присутствовала на свадьбе брата Теплого салопа у нее не было, и ей пришлось в одном платье, на сильном ветру, ожидать экипаж. Результатом было воспаление легких. Несколько дней спустя, 7-го ноября, в Петербурге произошло страшное наводнение (оно описано Пушкиным в поэме «Медный всадник»). Елизавета металась в жару, беспокоясь за своих близких. Произошло ухудшение: началась скоротечная чахотка.
Тяжело больная, Елизавета продолжает работать. Мечтает об изучении персидского и арабского языков. Переводит новогреческие народные песни. Пишет третий цикл стихотворений в древнегреческом духе _ «Памятник Беренике» — и восточную сказку «Волшебная лампада» (из «Тысячи и одной ночи»).
Гроссгейнрих всячески старался отвлечь свою ученицу от мрачных мыслей. Он обешал научить ее персидскому и арабскому языкам. Достал и прочитал лестный отзыв о ее сочинениях известного немецкого писателя Жан Поля Рихтера, которому, как и Гете, особенно понравилось стихотворение «Молния». Все было тщетно. Скрывая от нежно любимой матери всю серьезность своей болезни, она откровенна с учителем и, в ответ на его ободрения, мужественно отвечает: «Братья мои
пали с честью на поле битвы; они были также молоды; я не должна уступать им в твердости»!..
Елизавета Кульман скончалась 19 ноября (ст. стиля) 1825 года. Ы похоронили на Смоленском кладбище. На собранные деньги на могиле ее поставили изящный памятник из каррарского мрамора работы итальянского скульптора. Гроб украшен листьями, среди них роза, ото рванная от стебля. На пьедестале — надписи на всех языках, которые знала Елизавета.
При жизни Елизаветы не было напечатано ни одного ее стихотворения. Гроссгейнрих собрал все ее сочинения и передал в Российскую Академию, которая в 1833 году издала стихотворения Кульман под заглавием: «Пиитические опыты».
В 1839 году появилось второе издание этой книги и отдельно «Сказки». В 1841 году — «Полное собрание русских, немецких и итальянских стихотворений Елисаветы Кульман».
Ряд ее стихотворений был напечатан в 1849 году в журнале «Библиотека для чтения».
В Италии и Германии сочинения Кульман выдержали по нескольку изданий. Елизавета Кульман слишком рано сошла в могилу, не успев развернуть вполне своего дарования. Но и того, что она сделала, достаточно, чтобы имя ее осталось в истории русской литературы. Надо помнить также, что она была одной из первых русских женщин-писательниц.
Литературные заслуги Елизаветы Кульман были отмечены и в советское время: в 1933 году прах ее был перенесен в Некрополь (в б. Александро-Невской лавре).
ГАЛИНА ЛЕВАШЕВА
ПОДАРОК, ФЕИ ДРДШЕ
Все люди на свете любят подарки.
В тот день, о котором я хочу вам рассказать, такой подарок сделал людям великий русский композитор Петр Ильич Чайковский: б-го декабря 1892 года, в Мариинском театре в Петербурге, в первый раз.был роказан его новый балет «Щелкунчик».
Теперь все уже знают этот прекрасный балет-сказку о смелом Щелкунчике, победившем семиголового мышиного короля; знают и любят великолепную музыку Чайковского, но в тот день никто еще не знал ни балетного спектакля, ни музыки, которая была для него написана.
В зале Мариинского театра в тот день можно было встретить известных композиторов, театральных и музыкальных критиков, представителей петербургской и московской прессы...- В первых рядах партера сидели завсегдатаи балетных спек-
таклей — балетоманы. Для них в этом спектакле тоже был приготовлен подарок: в новом балете, в новой роли должна была выступить приезжая знаменитость — итальянская балерина Дель-Эра. На галерке шумели самые искренние, самые горячие и восторженные ценители настоящего искусства — студенты.
Все было, как всегда бывает на премьерах — все с нетерпением ждали начала спектакля и все, естественно, — и актеры и зрители — волновались.
Но больше всех, пожалуй, волновался сам автор — Петр Ильич Чайковский — и два его друга, оба известные музыкальные издатели, братья Петр и Осип Юргенсоны. Дело в том, что Петр Ильич приготовил публике еще один сюрприз, о котором знали только они трое (не считая, конечно, оркестра Мариинского театра). О том, что это был за сюрприз, вы со временем узнаете, а пока представьте себе Мариинский театр 6-го декабря 1892 года.
Отзвучала увертюра, поднялся расписной тяжелый занавес — начинается балет.
Зрители знакомятся с доброй девочкой Кларой, с ее дядюшкой Дрос-сельмейером, искусным часовых дел мастером, который умеет не только чинить часы, но и делать всякие таинственные игрушки; и с самим Щелкунчиком — смешным и некрасивым игрушечным человечком; и со страшным королем мышей. Вот уже Щелкунчик превратился в прекрасного принца и ведет свою храбрую спасительницу Клару в сказочный город, — там живут игрушки и сласти, которые с удовольствием танцуют перед восхищенной девочкой.., Нетерпение зрителей возрастает: им хочется скорее увидеть, как танцует приезжая балерина — фея Драже.
Драже раскроется секрет, хранимый ими больше года.
Гремят аплодисменты. На сцене — Дель-Эра. Сказочная фея Драже начинает свой танец.
Но что это? Какие странные звуки! Как будто хрустальные горошинки падают на серебряное блюдо. Падают, подскакивают и исчезают. Поистине волшебная музыка!
В зале легкий шум. Знатоки оркестра удивленно переглядываются: что за инструмент рождает эти поющие хрустальные капельки? Насколько им известно, в симфоническом оркестре нет инструмента с таким звучанием.
Действительно, этого инструмента не было, но теперь он существует, и вот как это случилось.
Летом прошлого года Петру Ивановичу Юргенсону в Москву пришло письмо от Чайковского: «Я открыл в Париже новый оркестровый инструмент, — писал он, — с божественно чудным звуком... Я желал бы, чтобы его никому не показывали».
По просьбе Петра Ильича Юр-генсон выписал этот инструмент из Парижа, но Петр Ильич все волновался: «Ради бога, — писал он
опять, — имей в виду, что никто, кроме меня, не должен слышать звуков этого чудного инструмента. Если инструмент придет сначала в Москву, то оберегай его от посторонних, а если в Питер, то пусть Осип Иванович оберегает».
Много было волнений, но наконец-то все тревоги позади: танцует фея Драже, нежно звенят хрустальные капельки очаровательной мелодии ее танца; взволнованно перешептываются музыканты, критики, композиторы, сидящие в зрительном зале, вытягивают шеи, пытаясь разглядеть новинку.
А там, куда они заглядывают, в оркестровой яме (так называется место, где сидит оперный оркестр), в углу скромно стоит инструмент, похожий на маленькое пианино. Это — челеста, или, говоря по-русски, «небесная», тот самый «инструмент с божественно чудным звуком», о котором писал Петр Ильич.
У челесты такие же, как у пианино, клавиши, но внутри, вместо струн, металлические пластинки (иногда эти пластинки бывают стеклянные): молоточки ударяют по ним, и пластинки звенят прозрачно и тоненько.
Вот и перестала быть тайной тайна феи Драже, и в жизни симфонического оркестра произошло большое радостное событие — появился новый инструмент, а это случается далеко не каждый год и даже не каждое десятилетие.
Мы теперь встречаемся с челестой не только на спектаклях «Щелкунчика». В музыкальной картинке «Кикимора» композитора Лядова челеста изображает хрустальную колыбельку, в которой дремлет маленькая Кикимора под сказки кота Баюна. А советский композитор Шостакович заканчивает первую часть своей Пятой симфонии тихим и немножко грустным звучанием этого замечательного инструмента. И если в театре, на концерте или по радио вы услышите в музыке нежные, быстро замирающие, немножко таинственные звуки, то знайте — это играет ЧЕЛЕСТА.
СКОЛЬКО ЛЕТ КОЖАНОМУ МЯЧУ?
Работа американской археологической экспедиции на острове Самофракия в Эгейском море подходила к концу. Сотрудники бережно упаковывали для отправки в Ныо-Йорк многочисленные находки. Один за другим исчезали в глубине ящиков обломки статуй, вазы со скульптурными изображениями богов и героев, различные предметы быта. Но особенно тщательно готовили для отправки одну, на, первый „взгляд ничем не примечательную, вещь. Это был шар диаметром около 6 сантиметров, пересеченный какими-то выпуклыми линиями, — глиняцая модель кожаного надувного мяча.
«Не разбейте! Осторожнее! — твердил, склонившись над ящиком, руководитель экспедиции. — Помните: ведь единственный в мире! Первый! Самый первый!»
Чем же так взволновала эта находка американского профессора? Тем, что благодаря ей ученые впервые узнали: древним грекам был известен надувной кожаный мяч. Этот мяч, если судить по обнаруженной на острове глиняной модели, мало отличался от современного. Он был, так же как и нынешний, сшит из кожаных кдярьев.
Правда, специалисты по древней истории располагали смутными указаниями древнеримского поэта Марциала. В его стихах есть упомина-
ния о мяче. Но Марциал жил в Риме в I в. н. э., а самофракийская находка относится к III веку до нашей эры и к более древней цивилизации — греческой.
Значит, нашему мячу — по крайней мере двадцать три века, 2 300 лет?
Пожалуй, даже больше. Недавно в Греции был найден барельеф, изображающий игру, похожую на хоккей.
Ученым удалось установить, что этот барельеф был создан не позднее VI века до нашей эры.
И. ДЕПМАН
ЗАДАЧИ Л. Н. ТОЛСТОГО
Великий писатель Лев Николаевич Толстой был большим любителем арифметики и особенно задач, которые на первый взгляд кажутся сложными, однако могут быть решены самыми простыми способами, именно при помощи арифметики.
Толстой в своем имении Ясная Поляна открыл школу для крестьянских детей, где сам и преподавал. Он даже написал учебник арифметики, который несколько раз переиздавался.
Любовь к математике привил Л. Н. Толстому профессор Московского университета Василий Яковлевич Цингер (1836 — 1907).
В. Я. Цингер был многосторонним ученым. Профессор математики, он был к тому же большим знатоком и ботаники, имея помимо степени доктора математики и вторую ученую степень — доктора ботаники.
В кругу лиц, собиравшихся у Л. Н. Толстого, часто решали занимательные задачи. Их составлял Лев Николаевич или предлагали
сами гости. По свидетельству
А. В. Цингера. Толстой, уже в преклонном возрасте, увлекался такими задачами. Вот некоторые из них.
ЗАДАНА № 1
Некто пришел в магазин и купил шляпу, цена которой была 10 рублей. Покупатель дал продавцу двадцатипятирублевку. У хозяина магазина не оказалось сдачи, и он послал к соседу разменять. Сосед разменял, и покупатель получил шляпу и 15 рублей сдачи. Когда покупатель ушел, пришел сосед купца и заявил, что двадцатипятирублевка фальшивая. Купец отдал соседу 25 рублей.
Спрашивается, сколько хозяин магазина в этом деле понес убытку?
Задача была предложена присутствующим на вечере у Толстого многочисленным гостям, которые дали самые различные ответы, что очень забавляло Толстого.
Какой же правильный ответ?
На. базаре две торговки продавали сливы. У каждой было по 30 слив. Одна продавала 2 сливы за одну копейку, другая — 3 сливы за копейку. Торговки для избежания вопросов покупателей, почему у одной сливы дороже, чем у другой, решили соединить все сливы вместе, и продавать 5 штук за 2 копейки. Одна торговка по первоначальному расчету должна была получить 15 копеек, другая — 10 копеек после продажи всех слив. Однако выручено было только 24 копейки, так как все 60 слив составляли двенадцать пятков.
Куда делась одна копейка?
ЗАДАЧА № 3
Артель косцов взялась скосить два луга, один вдвое больше другого. Половину дня вся артель косила больший луг. После этого половина артели пошла косить меньший луг, а оставшаяся на большем лугу половина артели к вечеру докосила его. Другая половина артели косила
меньший луг до вечера. Оказалось, что на меньшем лугу осталась недоношенной часть, которую един косец скосил за день.
Сколько было в артели косцов?
Первую задачу сообщил Льву Николаевичу кандидат математических наук Московского университета П. А. Буланже. Вторая задача составлена самим Толстым, а историю третьей сообщает А. В. Цингер, по рассказам отца.
В Московском университете на математическом факультете учился одновременно с В. Я. Цингером студент Петров, чрезвычайно одаренный и оригинальный. Этот Петров, умерший очень молодым, изобретал своеобразные задачи, которые можно было решить и с помощью алгебры, и арифметически. Среди них была и задача о косцах, которую
В. Я. Цингер и сообщил Л. Н. Толстому. По словам А. В. Цингера, Лев Николаевич восхищался арифметическим, без применения алгебры, решением задачи о косцах. Применение при решении задачи о косцах чертежа делает его особенно простым и ясным.
ШПИЛЬ АДМИРАЛТЕЙСТВА
При ремонте шпиля Адмиралтейства в 1885 — 1887 годах была произведена замена и реконструкция корабля, установленного на верхней” его части. Корабль этот, вращающийся вокруг своей оси, указывал направление ветра. Задняя часть нового корабля была утолщена с целью уравновесить его на оси вращения.
Старый корабль помещен на хранение в Центральный Военно-морской музей в Ленинграде.
В «яблоке» адмиралтейского шпиля находится шкатулка из оцинкованного железа, в которой хранится медная позолоченная доска с записью о ремонте шпиля и конверт со сведениями о позолоте шпиля в 1901 году.
После нового капитального ремонта шпиля 1928 — 1929 годов в шкатулку положили акт с указанием фамилий рабочих и руководителей работ, а также некоторые другие документы.
РЕШЕНИЯ ЗАДАЧ Л. Н. ТОЛСТОГО
ЗАДАЧА № 1
Если бы двадцатипятирублевка была настоящая, хозяин магазина убытку не потерпел бы.
Получив фальшивую двадцатипятирублевку и выдав взамен ее шляпу и 15 рублей сдачи, он потерял 25 рублей.
ЗАДАЧА № 2
При составлении пятков слив, в первые 10 пятков можно было взять по две от первой торговки (более дешевые).
Для двух последних пятков осталось 10 слив первой торговки, которые стоили 5 копеек, но были проданы по 2 копейки за пяток, отсюда убыток в одну копейку.
ЗАДАЧА № 3
Косьба большего луга требовала работы всей артели в течение половины дня и работы половины артели за половину дня, то есть работы половины артели в течение трех половин дня. Значит, половина артели скосила за половину дня одну треть большего луга. На втором лугу половина артели в течение половины дня выкосила третью часть большего луга, осталась к вечеру у — у = у
большего луга нескошенной, косьба которой составляет дневную работу одного косца. За день артель скосила весь больший луг и 1/3 его величины с меньшего луга, то есть 3 18 большего луга. Так как один рабочий за день в состоянии скосить у часть большего луга, то в артели, которая скосила за день у большего луга, было 8 косцов.
СОДЕРЖАНИЕ
Через семь лет 5
Е. М. Шифрина. Вокруг Земли. Рис. Е. Войшвилло 8
Я. Неверов. Спутник выходит на орбиту. Рис. В. Куприянова 2!
А. Антрушин. Дела космические. Рис. Е. Войшвилло 27
Акад А. Ферсман. На грани столетий 39
О. Карышев. План помощи морю. Рис. Г. Туфанцева 41
Б. Розен. Чудесные зерна. Рис. А. Ковалева 48
A. Дридзо. История одной лодки. Рис. В. Сулимо-Самуйлло 58
B. Ваксов. Что такое кибернетика. Рис. А. Сандлера 61
Ю. Шуколюков. Как «видят» невидимое Рис. А. Ковалева 73
Т. Шафрановская. Одежда из дерева и птичьих перьев. Рис. Н. Лейтенант 82
A. Лебеденко. Как я познакомился с Амундсеном. Рис. С. Спицына 87
Ю. Андреев. Постоянно сухие. Рис. В. Орлова 99
И. Вольпер. Покорение пустоты. Рис. В. Орлова 101
М. Ивин. Теплый свет. Рис. В. Ефимова 110
Р. Ксенофонтов а. Духовое ружье. Рис. Н. Лейтенант 118
Проф. Б. Личков и проф. И. Шафрановский. Загадочные
совпадения. Рис Ю. Смольникова 120
B. Корсунская. Великое смятение 127
Ю. Васильев. Вместо полупроводников 137
И. Строго в. Вещи подчиняются людям. Рис. А. Ковалева 139
Ю. Андреев. Просветление оптики 145
В. Голант. Сокровища пустыни. Рис. А. Ковалева 147
В. Андерсон. Радиометеорная телефонная связь. Рис. В. Смелова 156
Е. Андреева. «Без соли не проживешь». Рис. Г. Туфанцева 158
А. Антрушин. Автомобиль будущего. Рис. Б. Стародубцева 167
Ю. Васильев. 102-й элемент 178
Н. Раскин. «Самодвижимые машины» Рис. В. Галахова 179
Проф. Б. Казанский. Загадки Эллады. Рис. Е. Александровой 187
И. Депман. Великий математик Леонард Эйлер. Рис. В. Равнина 194
Ю. Васильев. Кошачий глаз. Рис. Ю. Смольникова
Л. Левек ий. Гости из космоса. Рис. Г. Туфанцева
В. Любицкая. Обыкновенное чудо. Рис. В. Саксона
A. Соркин. Красный, желтый, зеленый. Рис. Ю. Смольникова
К. Меркульева. О жизни силоса и о волшебной бутылке. Рис. М. Эйхман О. Острой. Что можно увидеть в первобытной пещере. Рис. Е. Александровой
Э. Фрадкин. Каменные книги. Рис. Б. Стародубцева
Е. Брандис. Забытые страницы Жюля Верна. Рис. А. Сандлера
B. Андерсон. Опытная автомашина. Рис. В. Смелова
А. Михайлова. Девочка-писательница. Рис. В. Равкина
Галина Левашева. Подарок феи Драже. Рис. В. Сулимо-Самуйлло..
А. Дридзо. Сколько лет кожаному мячу? Рис. Б. Стародубцева
И. Депман. Задачи Л. Н. Толстого
|
