Иллюзии равноправия

DjVu

      Полный текст книги

      Введение
      Сегодня человечество переживает сложный и чрезвычайно ответственный этап своей истории. В двадцатом веке произошли события, которые кардинально изменили судьбы мира, положили начало его революционному обновлению, эпохе перехода от капиталистического общественного строя к социализму и коммунизму. Перед людьми открылась реальная возможность создания нового типа цивилизации на земле, основанного на мирном труде, свободе, равенстве, братстве и счастье всех народов.
      Отмечая главные тенденции капиталистического развития в последние годы, Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии подчеркивал: «Сузилась сфера империалистического господства в мире, обострились внутренние противоречия в странах капитала и соперничество между ними. Резко возросла агрессивность политики империализма — и прежде всего американского» На XXVI съезде КПСС была дана принципиальная марксистско-ленинская оценка новым явлениям, свидетельствующим об углублении общего кризиса капитализма.
      Одному из наиболее существенных аспектов данного кризиса посвящена настоящая книга. Социальные неравенства в капиталистическом мире возникают и углубляются в результате обострения многообразных противоречий как внутри буржуазного общества, так и на международной арене — между империалистическими державами, развитыми капиталистическими и развивающимися странами. Резкие неравенства между людьми в экономической, социальной, политической, культурной и других сферах жизни, диспропорциональное распределение материальных и духовных богатств общества, дальнейшая поляризация бедности и богатства — неотъемлемые черты капитализма, в которых находят свое выражение многие пороки буржуазной общественной системы. К различным видам социального неравенства людей при капитализме присоединяется еще и правовое неравенство граждан, формально признаваемых равноправными.
      На протяжении многих столетий буржуазные идеологи создавали и распространяли в обществе иллюзии, согласно которым право (т. е. буржуазное право) само по себе обладает магической способностью превращать фактически неравных людей в юридически равноправных субъектов. Формулы типа «все граждане имеют равные права» или «все граждане равны перед законом», включенные в тексты буржуазных конституций, долгое время воспринимались чуть ли не как решение проблемы социального равенства по существу. Между тем, сводя все дело к провозглашению формального равноправия граждан, буржуазный законодатель не обеспечивал ни социального, ни действительного правового равенства членов общества. Вопреки концепциям буржуазных идеологов юридико-позитивистского толка право — это не столько «буква закона», сколько то, что стоит за статьями и параграфами законодательных актов в сфере правовых общественных отношений. Правовое равенство действительно тогда, когда оно, закрепленное в конституциях и законах, доведено до указанной сферы и полностью реализовано в ней. В буржуеюном обществе этого никогда не было и нет. Место действительного правового равенства, т. е. такого состояния, в котором граждане на деле обладают равными правами и возможностями, здесь занимают иллюзии равноправия — плоды идеологической фальсификации действительности в интересах господства монополистического капитала.
      Иллюзии — орудие обмана масс, средство мистификации общественного мнения. Они появляются там, где буржуазия стремится представить реальные жизненные процессы в ложном свете, заставить людей «видеть» то, чего нет, и не замечать того, что есть в самой жизни. Конечная цель буржуазных идеологов — сеятелей иллюзий состоит в манипулировании сознанием и настроениями масс.
      Сегодня крупный капитал цепляется за иллюзии равноправия. Они необходимы ему, чтобы погасить социальный протест трудящихся против неравенства, ослабить накал классовой борьбы и антиимпериалистических выступлений. Буржуазным идеологам приходится решать нелегкие задачи. Очень трудно вопреки очевидным фактам (о некоторых из них говорится в этой книге) утверждать, что граждане в капиталистическом обществе равны в социально-экономическом или политическом отношении, но, оказывается, можно внушать людям, что они если и не равны, то во всяком случае равноправны. Социальное равенство часто изображают как труднодостижимый или вовсе недосягаемый идеал, тогда как равноправие считают действительностью «свободного мира». Приводятся «подкрепленные» юридической софистикой доказательства того, что западные страны давно, дескать, разрешили проблему равноправия.
      С помощью иллюзий равноправия крупный капитал пытается вуалировать действительное правовое неравенство людей, преимущества одних и дискриминацию других категорий граждан. В обществе, где собственность и власть распределены между классами и группами людей крайне несправедливо, где есть бедные и богатые, дефицит прав и возможностей у граждан, находящихся на низших ступенях социальной иерархии, неизбежен. Иначе говоря, правовое неравенство закономерно вытекает из неравенства социального, и никакие конституционные формулы равноправия не в состоянии этому помешать. Ярким подтверждением того, что буржуазное общество не достигло подлинного равноправия граждан, являются выступления прогрессивных антиимпериалистических сил в современном капиталистическом мире. Они никогда не снимали с повестки дня лозунги борьбы за действительное равноправие лиц, принадлежащих к различным классам и социальным группам, женщин и мужчин, рас, наций, народностей, этнических групп и т. д. Требования равных прав для всех трудящихся ныне играют важную роль в международном революционном движении рабочего класса, в программах коммунистических и рабочих партий, которые выражают волю народов к коренным социальным переменам.
      На этапе общего кризиса капитализма проблема равноправия всех людей приобретает особое значение. Она возникает как бы на пересечении двух великих и давних стремлений прогрессивного человечества к социальному равенству и правам человека. Иметь не
      просто права, но равные права — таково было заветное желание эксплуатируемых классов и таков был один из важнейших лозунгов их политической борьбы. Равноправие людей независимо от их происхождения, социального и имущественного положения, пола, расы и национальной принадлежности, цвета кожи, языка, образования, отношения к религии, рода и характера занятий, гражданства, места жительства и других обстоятельств становится реальным при условии, что члены общества наделены широкими правами, обладают равными возможностями их осуществления. С другой стороны, трудящиеся капиталистических стран добиваются гарантий против фактических социальных неравенств, которые складываются в жизни как итог действия множества объективных и субъективных факторов. Опыт социализма является для них образцом и источником уверенности в правоте великого дела освобождения людей от гнета капиталистической эксплуатации.
      Социализм и капитализм идут сегодня противоположными путями развития. Если одна из этих общественных систем — социалистическая — неуклонно и надежно обеспечивает социальное равенство и равноправие всех членов общества, то другая в сущности заводит эти проблемы в тупик. Политика КПСС и Советского государства направлена на усиление социальной однородности общества — стирание классовых различий, существенных различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом, всестороннее развитие и сближение всех наций и народностей СССР. XXVI съезд КПСС наметил основные направления экономического и социального развития советского общества на предстоящую пятилетку и восьмидесятые годы в целом, поставил новые конкретные задачи социальной политики.
      Мирные и благородные цели советского общества, еще раз подтвержденные на XXVI съезде КПСС, производят глубокое впечатление на мировую общественность, которая ныне серьезно обеспокоена политикой империалистических держав. Очень верно сказал об этом с трибуны XXVI съезда КПСС Генеральный секретарь Коммунистической партии США Гэс Холл: «Мир сейчас является свидетелем разительного контраста между деятельностью вашего съезда и конгресса США, которые отображают две общественноэкономические системы, развивающиеся в противоположных направлениях. Ваш съезд все внимание уделяет вопросам создания лучшей жизни для людей в условиях мира и разрядки. А в конгресс США на прошедшей неделе были внесены предложения о значительном урезывании средств на социальное обслуживание, образование, жилищное строительство, здравоохранение, на выплаты престарелым и безработным при одновременном увеличении ассигнований на нужды монополистических корпораций и Пентагона»2.
      Народы мира осознают, что социализм выполняет великую историческую миссию, избавляя людей от социального неравенства, от всех форм угнетения и эксплуатации человека человеком. Иные, прямо противоположные функции — у капиталистического строя. О них и пойдет речь в настоящей книге.
     
     
      Глава I
      Капитализм — общество социального неравенства
     
      Никакие законы в мире не в силах будут уничтожить неравенство и эксплуатацию, пока остается хозяйство на рынок, пока держится власть денег и сила капитала.
      В. И. Ленин
     
      Капитализм — система классового неравенства
      Буржуазия, как известно, давно и широковещательно заявила о своем намерении добиваться равенства и равноправия среди людей. Прошли века с тех пор, как она стала господствующим классом, правящей силой во многих странах, но цель эта ни в коей мере не достигнута. Позади остался путь, усеянный жертвами, а впереди, как мираж или удаляющийся призрак, маячит все то же «общество равных возможностей», которое было обещано людям еще в эпоху зарождения и формирования капиталистического способа производства.
      Анализ современной действительности и положения в мире, представленный в решениях XXVI съезда КПСС, убедительно показывает, что в 70-х годах обострились все присущие капиталистической общественной системе противоречия, усилились внутренняя напряженность и дисгармония, вызванная неравномерным развитием отдельных элементов этой системы, неизмеримо повысилось значение обращенных к капитализму социальных требований, в том числе и в первую очередь требований равенства и равноправия. Если специально говорить о возросшем престиже лозунга равноправия, то он в огромной степени отражает нынешнюю популярность идей социального равенства и прав человека. В чем же лежат истоки этого престижа? Чтобы яснее представить себе суть дела, обратимся к некоторым факторам нынешнего развития мировой капиталистической системы.
      В наше время развертывается грандиозный по своим масштабам кризис капитализма, кризис всеобъемлющий, глубокий, затяжной и необратимый, самый серьезный за всю историю буржуазии. Он подготовлен всем предшествующим развитием капитализма — последнего в человеческой истории эксплуататорского общественного строя. Начиная с ранних эпох возникали и сменяли друг друга эксплуататорские способы производства.
      Прогресс, свобода, демократия, равенство, права человека — то, что должно принадлежать всем, узурпировалось лишь частью общества, эксплуататорским меньшинством, процветание которого достигалось ценой подавления так называемых низших классов. Буржуазия преуспела в этом намного больше, чем, скажем, феодалы или рабовладельцы. «Разве она когда-нибудь достигала прогресса, не заставляя как отдельных людей, так и целые народы идти тяжким путем крови и грязи, нищеты и унижений?»1 — спрашивал Маркс. Разящую силу этого вопроса можно полностью ощутить и в наше время.
      На современном этапе развития капитализм в большей мере, чем в прошлом веке, стал тормозом социального освобождения человека и человечества. В XX столетии заметно надломился, дал многочисленные трещины и усадку капиталистический способ производства, расшатываются устои господства капитала в экономике, политике, культуре, устарела и становится все более одиозной капиталистическая эксплуатация человека человеком, приходят в расстройство старые порядки, институты и структуры буржуазного общества. Развитие капитализма никогда не отличалось размеренностью и спокойствием, но именно сейчас нестабильность системы достигла небывалой степени. Циклические кризисы в экономике происходят теперь на фоне общего хронического кризиса капитализма, они стали более тяжелыми по своему характеру и последствиям. Подъемы и спады экономической активности менее различимы, чем раньше; постепенно стираются грани между патологическими и нормальными процессами в капиталистической экономике.
      После крупнейшего кризиса 1929 — 1933 гг., периода так называемой «великой депрессии», ведущие капиталистические страны приступили к проведению системы мер, получившей название «антикризисная политика». Предполагалось, что путем государственно-
      то вмешательства в экономику через систему государственного предпринимательства, налогового и кредитно-денежного регулирования, правовой регламентации некоторых сторон экономической деятельности и сферы частного бизнеса удастся предотвратить циклические нарушения капиталистического производства, преодолеть инфляцию и безработицу, упорядочить соотношение между накоплением и потреблением, выработать механизм более равномерного распределения собственности и доходов, а в конечном счете снять былую напряженность, смягчить отношения между наемным трудом и капиталом.
      Антикризисное регулирование капиталистической экономики, согласно предначертаниям буржуазных идеологов, должно было положить начало социальным и политическим преобразованиям и таким образом подвести под обветшалое здание капитализма новый фундамент, на котором оно могло бы существовать вечно. Переход к «регулируемому капитализму», «контролю государства над экономикой» изображался западной прессой и пропагандой как поворотный пункт в истории капиталистической системы. С ним связывались надежды на обновление и возрождение капитализма. Не случайно проводимая в 30-х годах нынешнего столетия правительством США политика, включавшая в себя антикризисные меры, получила громкое название «новый курс». Конечно, экономисты, и прежде всего Д. Кейнс, идеи которых легли в основу политики государственного регулирования процессами производства, обмена и распределения, заботились о росте и эффективности капиталистической экономики, но главная цель экономических теорий кейнсианского типа — сохранить и стабилизировать капитализм как общественную систему — была очевидной с самого начала.
      В свое время ходкими и влиятельными на Западе были планы гармонизации социальных отношений путем постепенных реформ, в основном политического и юридического характера. Расходясь иногда в оценке перспектив капиталистического общества, большинство реформаторов соглашались, однако, в том, что буржуазный порядок общественных отношений, даже в самых развитых странах капитала, не обеспечивает социального равенства и прав человека и что, с точки зрения большинства членов общества, он вопиюще несправедлив. Ожидали, что, опираясь на предписанные кейнсианской доктриной методы государственно-монополистического регулирования экономики, манипулируя налогами и процентными ставками, осуществляя полную занятость и социальные программы, государство сможет обеспечить то, чего не сделала свободная рыночная экономика, — справедливое распределение доходов и собственности, выравнивание имущественного и социального положения всех членов общества.
      Современная буржуазная наука и пропаганда широко используют возможности идеологической интерпретации кризисных явлений с целью разработки новых мифов относительно «справедливого капитализма», «общества равных возможностей» и т. д. Чтобы выжить, буржуазия ныне больше, чем когда-либо ранее, должна обращаться к идеологическому творчеству, фабриковать иллюзии равенства, прав человека, равноправия, прибегать к созданию эгалитарных утопий (и антиутопий), имеющих видимость научных построений.
      Активными распространителями подобного рода иллюзий были и остаются западноевропейские социал-демократы, партийные программы которых полны наигранного оптимизма и призывов к равенству и справедливости во взаимоотношениях различных классов. «Привилегии немногих должны быть превращены в права, доступные всем гражданам. Должно осуществляться более справедливое распределение богатств и возможностей благодаря позитивной деятельности государства с помощью свободных профсоюзов и кооперативного движения», — говорится в программном документе английских лейбористов «Свобода и равенство», принятом в Блэкпуле в 1956 г.2 «Необходимо, — подчеркнуто в программе социал-демократической партии Швейцарии, — принять меры против злоупотреблений экономической властью со стороны картелей и других подобных организаций, а также трестов и других крупных предприятий»8. В документах германской социал-демократии главной задачей «свободной экономической политики» провозглашается «обуздание» власти крупных монополий и могущественных «групп интересов»: «Эффективный государственный контроль должен предотвратить злоупотребление властью в экономике. Его важнейшими средствами являются контроль над капиталовложениями и контроль над силами, господствующими на рынке»4. В долгосрочной программе социал-демократической партии Германии содержатся требования сократить разрыв, образовавшийся в результате «несправедливого распределения частной собственности», создать «одинаковые жизненные шансы» для всех5.
      Реформаторский дух, который захватил в свое время широкие круги буржуазно-либеральной интеллигенции, постоянно пытающейся заигрывать с некоторыми социалистическими идеями, проник в деловые круги, в среду крупного капитала. Не кто иной, как Джон Рокфеллер, объявлял себя сторонником «гуманистического капитализма». Американская экономическая система, по его мнению, не является идеальной, но ей нет, видите ли, реальной замены. Поэтому, полагал Д. Рокфеллер, необходимо внести в систему некоторые демократические элементы, добиться «более равномерного распределения богатств», установить «более справедливое налогообложение» и т. п.6 Забота представителей монополий, естественно, сводится к тому, чтобы упредить революционные или какие-либо радикальные общественные меры по отношению к капиталу, предложить свою программу реформ, которая могла бы причинить корпорациям минимум неприятностей и в то же время создать иллюзию «нового», «гуманного» капитализма.
      Некоторые буржуазные идеологи требуют от государства неотлагательных реформ в области экономики и распределения доходов, становятся реформистами в духе социал-демократии. С этой точки зрения обращают на себя внимание теории Д. Гэлбрейта и Д. Белла, претендующие на новизну и вместе с тем содержащие старый реформистский тезис о том, что буржуазное государство, наделенное активными экономическими функциями, дескать, способно сотворить социальный мир, установить равенство и справедливость в капиталистическом обществе. Многим из западных теоретиков, поднявшихся на идеологической волне, которую породил этап государственно-монополистического регулирования экономики, и впрямь стало казаться, будто бы капитализм меняет свою природу, становится «народным», смягчает эксплуатацию человека человеком, упраздняет классы, снижает политическую значимость экономического неравенства. В ряде развитых капиталистических стран вследствие различных и вполне объяснимых с точки зрения интересов капиталистического развития причин произошел известный рост заработной платы некоторых категорий наемных работников. Однако в глазах апологетически настроенных буржуазных идеологов этот факт вырос в целую «революцию в доходах», которая якобы нивелирует положение капиталистов и рабочих, делает национальный доход источником получения в равной мере как прибылей, так и заработка.
      Те же самые идеологи поспешили объявить устаревшим марксизм-ленинизм, и в особенности марксистско-ленинскую теорию социалистической революции. Маркс, говорят они, был прав, когда критиковал современное ему буржуазное общество как уродливое, эксплуататорское и несправедливое. Но, требуя революционного ниспровержения власти капитала и замены ее новым строем общественных отношений — социализмом, он будто бы не предвидел способности капитализма внутренне эволюционировать в духе идеалов свободы, равенства и справедливости. Действительно ли капитализм претерпел в нашем веке столь колоссальные изменения, что это повлекло за собой сущий переворот в сфере отношений собственности, распределения доходов, власти и престижа и т. п.? Было бы неправильно ставить знак равенства между состоянием буржуазного общества в прошлом и его нынешним положением. Отмечая дальнейшее обострение общего кризиса капитализма, Л. И. Брежнев в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии подчеркивал: «Капитализм, конечно, не застыл в своем развитии. Но он переживает уже третий за последние десять лет экономический спад». Да, капитализм изменился, и эти изменения затронули прежде всего области производства и потребления, технологическую сферу.
      К. Маркс предвидел возможность быстрого, взрывного роста производительных сил буржуазного общества, но он, естественно, считал, что всякий рост производства при капитализме будет означать углубление кризиса и противоречий между действительными требованиями общественной жизни и старыми общественными формами, от которых капитализм не может отказаться, не упразднив себя как социальную систему. Мы знаем теперь, что историческое развитие шло так, как предсказывал Маркс. Капитализм должен был постоянно изменяться, ради того чтобы остаться самим собой. Когда общество требовало, а рабочее движение принимало угрожающий характер, капитализм уступал то, что можно (не более того!) было уступить, прибегал к компромиссам, ловким маневрам и ухищрениям. Но при этом капитализм неизменно удерживал в себе ряд общественных форм и институтов, без которых немыслима буржуазная система. В первую очередь можно назвать здесь частную собственность на средства производства и способ распределения общественного продукта, который резюмируется в специфической формуле «каждому по капиталу». Этот глубоко обезличенный, антигуманный, основанный на тотальном отчуждении личности принцип сохраняется неизменным на протяжении всей истории развития буржуазного общества. Широко и неограниченно действует данный принцип и в современных условиях.
      Методы государственно-монополистического регулирования, применяемые сегодня крупными западными государствами, не приостановили и не ослабили процессы концентрации и монополизации богатств. Напротив, эти процессы приняли более широкие масштабы, что делает нереальной всякую государственную политику, направленную на обуздание монополий, ограничение их привилегий и злоупотреблений экономической властью.
      В наше время власть монополий резко возрастает, быстро увеличивается объем национальных ресурсов, на которые простирается их контроль. Уже сейчас большую часть экономики США контролирует незначительное число крупных и сверхкрупных корпораций, а в военной промышленности уровень концентрации производства даже выше, чем в невоенных отраслях. По данным американской печати, половину доходов национальной промышленности получают 100 промышленных корпораций, половину банковских доходов — 50 крупнейших банков, половину доходов от транспорта и средств связи — 33 корпорации, 2/3 доходов от страхования в руках всего лишь 18 компаний, три сети вещательных компаний контролируют 90% всех телевизионных передач, десять газетных концернов — V3 ежедневных периодических изданий, 30 уолл-стритовских и вашингтонских адвокатских фирм доминируют в правовой сфере, а несколько культурных организаций — в области кино, театра, музыки и т. д.8 В каждой отрасли экономики, в каждой сфере жизни хозяйничают сверхгигантские организации, концентрируя в своих руках огромную часть тех самых возможностей, которые, согласно проектам социальных реформаторов, должны распределяться между всеми членами общества на основе равенства.
      Люди, сталкивающиеся лицом к лицу с промышленными и иными гигантами, испытывают потрясение перед колоссальными масштабами, которые принимает сегодня узурпация ими национальных ресурсов и богатств, понимают, что в такой ситуации о «равных шансах» не может быть и речи. «Нам, — пишут американские авторы М. Минц и Д. Коэн, — неоднократно говорили о государстве, функционирующем как сверхкорпорация. Но нас очень редко предупреждают об опасности существования сверхкорпораций, функционирующих как государство». Подобно государству монополии порождают свою собственную бюрократию («техноструктуру», по терминологии одного из видных американских экономистов — Д. Гэлбрейта), которая работает в тесном контакте со служащими экономических ведомств государства, образуя то, что тот же Д. Гэлбрейт называет «бюрократическим симбиозом». Характерные для стадии империализма процессы слияния, сращивания, «соединения гигантской силы капитализма с гигантской силой государства в один механизм»10 ныне протекают особенно активно. Ведущее положение капиталистических корпораций, их порой явное, а чаще невидимое руководство политикой буржуазного государства всегда были и останутся свойственными системе государственно-монополистического капитала.
      Дальнейший рост могущества монополий — такова печальная перспектива буржуазного общества, связанная с грядущими экономическими кризисами и новыми общественными потрясениями. Если нынешние высокие темпы экономической концентрации в рамках капиталистической системы сохранятся, то, как полагают французские экономисты Ж. Аттали и М. Гийом, к 1985 г. всего 300 монополистических групп будут осуществлять контроль над 70% производства несоциалистических государств мира11. Эта тенденция вызывает естественную отрицательную реакцию широкой общественности капиталистических стран. Буржуазные либералы бьют тревогу, ищут способ избежать этой опасной перспективы. «Концентрация экономической власти зашла очень далеко, — пишут М. Минц и Д. Коэн. — Еще остается время — может быть, его не так много — остановить этот процесс и направить его развитие в обратную сторону»12. Но как это сделать?
      Буржуазные идеологи либерального толка не могут дать внятного ответа на данный вопрос. Одни, подобно упомянутым выше Ж. Аттали и М. Гийому, пророчествуют о том, что в ближайшие полвека социальные противоречия будут лишь обостряться и неизбежно вовлекут человечество в царство абсурда, где его, всего вероятнее, ожидает коллективная смерть13. Другие, подобно М. Минцу и Д. Коэну, вынашивают явно утопические проекты разукрупнения гигантских монополий, возврата к среднему и даже мелкому капиталистическому предприятию.
      Реальное развитие идет по пути дальнейшей концентрации капитала и усиления монополий. Люди по существу беззащитны против промышленных гигантов, злоупотребляющих своей силой, нарушающих законы, совершающих действия, которые иначе как преступлениями назвать нельзя. Чем крупнее корпорация и сложнее ее внутренняя организация, тем большей силой и степенью независимости по отношению к государству и обществу она обладает. В этой независимости состоит одна из важнейших причин неудачи антикризисной политики государственно-монополистического регулирования, проводимой рядом капиталистических стран. Произвол монополий объясняет, почему провалился широко задуманный и громко разрекламированный «поход» буржуазного государства против нетерпимых и тяжких форм социального неравенства.
      В середине 70-х годов капиталистические страны пережили новый кризис, не уступающий по своим масштабам, по размеру причиненных им социальных бедствий «великой депрессии» 1929 — 1933 гг. Он доказал несостоятельность «государственного регулирования экономики», неспособность капиталистической системы решить важнейшие экономические и социальные проблемы, справиться с угрожающим ростом социальных неравенств. Сбываются слова В. И. Ленина о том, что устранение кризисов есть сказка буржуазных экономистов, что монополии обостряют свойственную капитализму хаотичность экономического развития14. Государственно-монополистический капитализм не может противостоять, как бы он нй старался, стихийному развитию капиталистической экономики, а значит, и действию факторов неравномерности, неуравновешенности в общественной жизни, которые обостряют проблему социального неравенства.
      Последний экономический кризис 1974 — 1975 гг. показал, что перед капиталистическими странами возникают все новые, дополнительные трудности в организации социально-экономического регулирования, произошло общее ослабление позиций мирового империализма. Если раньше переход из состояния депрессии в стадию стабилизации и относительного подъема обеспечивался во многом за счет интенсивной эксплуатации рабочей силы и природных ресурсов отставших в своем развитии регионов мира, колониальных и зависимых стран, то сегодня, когда колониализм пал и экономические связи с молодыми государствами приходится строить хотя и не на справедливой (об этом будет идти речь дальше), но все же коммерческой основе, империалисты вынуждены искать выход из кризиса путем использования внутренних источников. Это усложняет ситуацию, ограничивает маневр капиталистических монополий, усиливает политическую напряженность и классовую борьбу в обществе.
      Современный кризис капиталистической экономики имеет аспекты, значение которых выходит за рамки этого кризиса, перерастает в хронически неразрешимые проблемы. Таковыми являются энергетические, сырьевые и экономические трудности. Наконец, сложные задачи антикризисному регулированию задает сама капиталистическая экономика, которая в целом стала более анархичной, стихийной и непредсказуемой. «Со всей отчетливостью видно, — говорится в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии, — как мало помогает государственное регулирование капиталистической экономики. Принимая меры против инфляции, буржуазные правительства способствуют застою производства и росту безработицы; стараясь сдержать кризисное падение производства, они еще больше усиливают инфляцию»15. Когда-то можно было в известной мере «выбирать» между инфляцией и безработицей: рост безработицы автоматически связывался с сокращением спроса, последнее со снижением цен, которое означало падение уровня инфляции. Сегодня эти явления столь тесно переплелись и «сроднились», что образуют как бы единый процесс «стагфляции», сочетающий постоянный экономический застой, который порождает безработицу, и неуклонный рост цен, галопирующую инфляцию. Сломался традиционный механизм рыночного саморегулирования: цены на определенные товары растут даже в условиях пониженного спроса. Буржуазные экономисты, пытаясь разгадать все эти загадки, предлагают оптимистические решения или предсказывают мрачные прогнозы относительно того, куда идет капиталистическая экономика.
      Люди в капиталистических странах убеждаются в несостоятельности обещаний правящей верхушки решить основные социальные проблемы, построить «великое» общество или государство «благосостояния», где будет достигнуто равенство в собственности и доходах, гражданских и политических правах. На глазах ныне живущего поколения людей один за другим лопались как мыльные пузыри всякого рода лозунги, сулившие «прекрасную» жизнь в условиях «справедливого», «организованного», «народного» капитализма, «социального партнерства», «гармонии интересов» труда и капитала. Дело не только в том, что существенным образом подорвано доверие к подобным лозунгам и теориям, но еще и в том, что кризис убедительно доказал неспособность капиталистического общества предписывать экономическому развитию какие-либо реальные цели и программы вообще. Другой наглядный урок из провала антикризисной политики крупных капиталистических стран подтверждает вывод марксистско-ленинской теории, согласно которому крупный капитал в период острых ситуаций и неурядиц обеспечивает свои прибыли за счет эксплуатации, ущемления прав и принесения в жертву интересов рабочего класса и других трудящихся слоев населения, т. е. вывод о неизменно антагонистическом характере отношений между трудом и капиталом.
      Поскольку остаются неприкосновенными частная собственность на средства производства и основы капиталистического распределения в условиях роста объемов производства, совершенствования науки и техники, продолжается и усиливает темпы процесс дальнейшего сосредоточения все большего общественного богатства в руках все меньшего числа людей. Это факт несомненный, и немногие буржуазные идеологи осмеливаются его отрицать. Официальные статистические издания в капиталистических странах редко публикуют цифры, характеризующие разрыв в уровне доходов, стоимости состояния и собственности различных классов и социальных групп. Сопоставимых данных по отдельным странам, рассчитанных по единой методике, а также обобщенных статистических сведений
      относительно всего капиталистического мира, разумеется, нет.
      Однако проблема распределения собственности и доходов в подавляющем большинстве капиталистических стран приняла настолько болезненный и острый характер, вызывает такой интерес у различных общественных кругов на Западе, что многие исследователь-
      Рост цен и прибылей корпораций сопровождается дальнейшим снижением уровня заработной платы трудящихся
      ские институты и отдельные экономисты производят самостоятельные подсчеты, опираясь на доступную им статистику, официальную или собранную на свой страх и риск. Итоги подобных подсчетов, которые производятся, как правило, в определенных практических целях и по особой методике, конечно, отличаются друг от друга.
      Идеологи из числа наиболее ярых защитников капиталистической системы часто обрушиваются на тех, кто производит подсчеты и выносит их результаты на публичное обсуждение. Обличительный, убийственный для капитализма статистический материал пытаются дискредитировать с «научных» позиций: метод подсчета был, дескать, несовершенный, одни факторы не отражены, а другие не надо было учитывать и т. д. Но оказывается, что речь идет в сущности о незначительных коррективах, которые не могут изменить принципиальных выводов, вытекающйх из данных относительно неравномерного распределения богатств в современном капиталистическом мире. Общим для всех подсчетов является крайне тревожный характер цифр, свидетельствующих о том, что «ножницы» доходов между богатыми и бедными слоями населения все более расширяются, социальное неравенство растет, принимает поистине колоссальные размеры, чудовищные, нетерпимые формы. В этих цифрах концентрированно выражается бесплодность, неэффективность государственно-монополистических мер и антикризисной политики в капиталистических странах. Они звучат как похоронный звон по «обществу равных возможностей», «государству благосостояния», «справедливому капитализму ».
      Приведем некоторые данные, характеризующие положение дел в самой крупной капиталистической стране — Соединенных Штатах Америки. По свидетельству американских авторов Д. Ныофилда и Д. Гринфилда, в 1949 г. 1% населения США обладал 21% национальных богатств, а в 1972 г. он располагал уже 40% богатств16. Половине процента самого богатого населения Америки, по другим источникам, принадлежит третья часть национального дохода, а 0,002% американского населения (что составляет всего лишь
      3,5 тыс. человек) контролируют почти половину активов в промышленности, в банках, системе коммуникаций, на транспорте, в сфере услуг, две трети активов в страховом деле. Всего 4% взрослых американцев владеют собственностью, оцениваемой в 60 тыс. долларов и выше, включая всю наличность и недвижимость. Собственность этих 4% составляет свыше 1000 млрд. долларов, т. е. сумму, которая превышает совместный валовой национальный продукт нескольких западноевропейских государств. В 1979 г. в США было 520 тыс. миллионеров против 120 тыс. в 1972 г.17
      В капиталистическом мире бедность является неизменной спутницей богатства. На улицах Гарлема — негритянского района Нью-Йорка
      сложившиеся диспропорции, но, может быть, не совсем полно их отражают, потому что люди, обладающие богатством в Америке, предпочитают оставаться в тени и крайне неохотно дают сведения о действительных размерах своей собственности и доходов.
      Не лучше положение и в Великобритании. Одно время в этой стране работала королевская комиссия по распределению доходов и богатств, которая должна была изучить положение дел в этой сфере и дать соответствующие рекомендации для составления «социальных программ» государства. Однако после того как комиссия опубликовала несколько докладов, весьма пессимистических по своему содержанию, консервативное правительство М. Тэтчер сочло необходимым ее распустить.
      Если в 1974 г., говорилось в одном из отчетов данной комиссии, 1% населения Великобритании удерживал в своих руках 22,5% всех богатств страны, то в 1976 г. этот процент составил уже 24,9. О степени концентрации богатств на «верхах» общественной иерархии свидетельствуют цифры из обзора комиссии «Тенденции социального развития», опубликованного в Великобритании в конце 1975 г.: если 1% населения владел 25% всех богатств, то 2% — 34,9%, 5% — 51,1%, а 25% населения — 92,8% национальных богатств. Получается, что на долю подавляющего большинства населения Великобритании (75%) приходится всего лишь 7,2% богатств. Не удивительно, что эти цифры вызвали большое смятение в общественных кругах Англии, породили бурные дискуссии в парламенте и печати.
      По опубликованным в ФРГ данным, 1,7% семей (или «частных бюджетов», как принято говорить в этой стране) владели в 1976 г. 73,5% средств производства, 1% семей сосредоточили у себя 90% акций и инвестиционных сертификатов *8. Еще в 1960 г. западногерманский экономист В. Крелле подсчитал, что 1,7% «частных бюджетов» владели 70% средств производства в промышленности; в 1966 г. этот уровень концентрации по существу был подтвержден расчетами И. Зибке, который пришел к выводу, что 1,7% «частных бюджетов» владеют 74% средств производства.
      Многие экономисты ФРГ не скрывали желания ревизовать эти цифры, скорректировать их в сторону уменьшения, показать, что дело с распределением собственности в их стране обстоит не столь плачевно. Тем не менее и новейшие, «уточненные» подсчеты показывают ту же в общем картину.
      По утверждению экономиста Л. Вике, 2,5 — 3% всех «частных бюджетов» владеют 70% средств производства. Даже пресловутые «средние показатели» не могут прикрыть неблагополучия в этой сфере. На одного западногерманского предпринимателя в среднем приходится в 50 раз больше собственности, чем на одного наемного работника (110 702 марки у первого и 2186 марок у второго)19. Подсчитано также, что западногерманские миллионеры (они составляют едва ли 0,1% населения) владеют приблизительно 13% всего частного имущества. Величина собственности каждого из них в среднем в 190 раз превышает состояние остальных владельцев20.
      Неравенство и контрасты, характеризующие сферу распределения собственности и доходов в ФРГ, как мы видим, довольно масштабны, носят достаточно вызывающий характер, что заставляет правящие круги думать о способах предотвращения негативной реакции со стороны общественности, о нейтрализации выступлений рабочего класса за социальную справедливость, проводить с помощью находящихся у власти социал-демократов политику «формирования собственности» у рабочих, которая, подобно политике «перераспределения доходов» в других капиталистических странах, является лживой и лицемерной.
      О социальной несправедливости, неравенстве и неравноправии людей, вызванных господством крупного капитала, в последние годы много говорят и во Франции. Десять процентов самого богатого населения этой страны являются собственниками более чем половины национального дохода. Соотношение между доходами этой категории французов и 10% самого бедного населения составляет 29:1. По другим данным, 10% богатейших семей Франции сосредоточили у себя 32,2% общенационального семейного дохода, тогда как на 10% самых бедных семей выпадает только 1,5% этого дохода. Таким образом, доходы богатых семей в
      21,5 раза превышают доходы бедных семей. Общий годовой доход 10% богатых семей (1800 тыс. семей) составляет 403 млрд. франков, в среднем на каждую семью 224 тыс. франков в год и 25 тыс. франков в месяц. Ежемесячный доход каждой из 10% самых бедных семей (1 800 тыс. семей) составляет от 900 до 1250 франков, что значительно меньше той суммы, которая в середине семидесятых годов (именно к ним относятся приведенные выше данные) считалась достаточной для удовлетворения нормальных нужд семьи21. Собственность во Франции, по общему признанию, также распределена несправедливо: в денежном выражении величина состояния промышленников и торговцев в 12 раз выше стоимости имущества рабочих22.
      Приведенные данные характеризуют ситуацию в крупных капиталистических государствах, где развитие социально-экономических и политических отношений является динамичным, процессы протекают бурно, подчас неожиданно, с большими издержками и трудностями, ощущаемыми огромными массами людей. Экономические неурядицы в этих странах почти мгновенно сказываются на всех сторонах жизни. Углубление присущего капитализму противоречия между производительными силами и характером производственных отношений означает глобальный кризис буржуазного общества, влечет за собой необратимые процессы дегуманизации социальных связей, упадок всех систем матери альных, а также духовных ценностей — представлений, норм, институтов, традиций и т. д.
      Но возникает вопрос: может быть, средние или небольшие капиталистические государства Европы не вовлечены в адский водоворот кризисных событий, может быть, «образцовая» Швейцария или «благополучная» Австрия в большей степени, чем США, Великобритания, ФРГ, Франция, воплощают «здоровое» начало капитализма? Об этом любят поговорить некоторые буржуазные идеологи. Им хотелось бы верить, что в европейских капиталистических странах царят «социальный мир» и спокойствие, что там достойно и неторопливо разрешаются все социальные конфликты, созидается истинное благосостояние для всех, соблюдается гармония классовых интересов. Социальную политику Швеции, например, долгое время считали высшим проявлением того, на что способен капитализм в смысле примирения, сглаживания социальных конфликтов.
      Идеологи, кричавшие о «шведском феномене», считали каждую новую крону в заработной плате рабочих, но старались не замечать высоких темпов накопления капитала, гигантского роста прибылей концернов, сосредоточения колоссальных богатств в руках шведских монополистов.
      Между тем в Швеции, так же как и в других капиталистических странах, на 10% населения, представляющих верхушку общества, падает 27% всех доходов. Финансово-промышленные группы, представлявшие ограниченное количество семейств (еще несколько лет назад их было 17, а сейчас 11), контролируют более 30% всего промышленного потенциала страны, не считая их косвенного влияния и участия в делах других фирм и предприятий. Богатство и влияние первого из этих семейств — Валленбергов пошлине баснословны; эта банковско-индустриальная империя контролирует треть всех финансов и экспорта страны, на ее предприятиях работает половина всех рабочих и служащих Швеции, занятых на предприятиях пресловутых «семейств». Такого мощного в экономическом отношении «клана», преуспевающего в «благосостоятельной» Швеции, не знает ни одна другая капиталистическая страна.
      Огромная концентрация собственности и доходов в руках небольшой группы представителей буржуазии наблюдается и в других государствах Западной Европы. Так, 10% богатого населения Бельгии обладают 55% частной собственности. По некоторым подсчетам,
      годовой доход лиц, принадлежащих к группе самых богатых бельгийцев, составляет 46 млн. франков, т. е. сумму, которую бельгийский рабочий может заработать за 337 лет. В Нидерландах 1,5% населения удерживают в своих руках не менее 20% всей собственности23. Одна треть личных богатств в Швейцарии находится в распоряжении менее 1% граждан этой страны, а половина — в распоряжении примерно 2 — 3% швейцарцев, уплачивающих налоги. Почти две трети национального достояния Дании принадлежат 10% населения этой страны.
      В Австрии, население которой составляет 7,5 млн. человек, небольшая группа лиц (881 человек) сосредоточила у себя не менее 41% всего подлежащего налогообложению имущества24. В 1970 г. наиболее богатая часть населения Австрии (0,5%) в среднем получала ежемесячный доход, который в 24 раза превышал средний ежемесячный доход беднейшей части рабочих и служащих. В этой стране отмечается высокая концентрация собственности в сельском хозяйстве. В 1973 г. 4% сельскохозяйственных предпринимателей здесь владели 55,1% всей обрабатываемой земли, 6% лесовладельцев принадлежит половина всех частных лесных угодий страны. Увеличивается число миллионеров; только за 1969 — 1970 гг. оно выросло на 73 (33,8%), а их доля в доходах увеличилась на 57,5% 25.
      Концентрация богатств в западноевропейских странах подтверждается неопровержимыми фактами, которые трудно замалчивать или скрывать. Тем не менее буржуазные идеологи из числа тех, кто верит в «чудо», способное спасти капиталистическую систему, уверяют общественность, что в Швеции, Австрии и других «благополучных» странах удалось найти рецепт «всеобщего благосостояния», что здесь, мол, «богатеют» все — и монополисты, и трудящиеся. Если бы капиталистам удалось найти иной источник своего обогащения, помимо эксплуатации трудящихся, присвоения прибавочной стоимости, произведенной трудом наемного работника, это было бы и в самом деле нечто подобное «чуду». Но на деле никаких чудес не произошло. Капитализм остался капитализмом, и нынешнее процветание монополий во всех капиталистических странах объясняется дальнейшим усилением эксплуатации, связано с обострением на современном этапе противоречий между наемным трудом и капиталом.
      В то время как растут прибыли корпораций и крупные богатства сосредоточиваются в руках высших общественных слоев, на другом полюсе общества происходит процесс обнищания масс и постоянного падения жизненного уровня трудящихся. В странах Западной Европы эта тенденция отчетливо прослеживалась всегда: в периоды относительно стабильного экономи-
      ческого развития и особенно на этапе экономического кризиса, захватившего одновременно все капиталистические страны, как большие, так и малые. Что касается таких государств, как Швеция, Австрия, Дания и т. п., где политическое руководство часто осуществляет социал-демократия, олицетворяющая реформистский элемент современного капитализма, то экономические кризисы сопровождаются здесь тяжелыми осложнениями в социально-политической сфере, ставят на грань провала политику «социального партнерства», тщательно создаваемые иллюзии о «врастании» рабочих в капиталистическую систему, о происходящем будто бы перераспределении доходов и собственности в пользу малоимущих и неимущих граждан, о движении общества к социальному равенству предпринимателей и рабочих.
      В Австрии, например, за последние двадцать лет общая сумма заработной платы наемных работников в процентном отношении увеличивалась по сравнению с доходами предпринимателей. Этот факт послужил основанием для того, чтобы крупный капитал и социал-демократическое правительство громко заявили о якобы крупных успехах политики «социального партнерства», о сдвигах в пользу рабочих, происходящих в области распределения доходов. В действительности же никаких успехов не было, потому что за эти двадцать лет количество наемных рабочих в стране сильно увеличилось, а численность предпринимателей в результате процесса концентрации собственности сократилась почти наполовину. Соотношение между средней заработной платой рабочего и средним доходом предпринимателя с 1955 г. не подверглось изменениям, т. е. практически в течение 25 лет никакого прогресса в области перераспределения доходов сделано не было, несмотря на широкие обещания политиков и социал-демократического правительства26. Социальные неравенства приобрели стабильный характер, и если в годы экономических неурядиц соотношение между прибылями предпринимателей и заработком рабочих изменяется, то только в сторону снижения доходов трудящихся. Во времена кризисов, когда монополии ради спасения своих прибылей и богатств открыто наступают на интересы и права трудящихся, становятся вполне очевидными пустота, лицемерие и бесплодность разговоров о «социальном партнерстве и равенстве», о перераспределении собственности и доходов при капитализме.
      Доказательств того, что постоянный рост прибылей капиталистических монополий достигается за счет сокращения заработной платы и доходов трудящихся, искать не приходится. Почти во всех капиталистических странах, по свидетельству официальной статистики, прибыли капиталистов растут быстрее, чем заработная плата рабочих, а в последние годы, отмеченные особыми экономическими затруднениями, инфляция служила лишь внешним оправданием этого роста, тогда как действительным источником его было падение заработков и жизненного уровня людей труда.
      В США и других капиталистических странах наблюдается необычно активная деятельность корпораций, направленная на всемерное поддержание и повышение нормы прибыли. В «Экономическом докладе» американского президента за 1980 г. были приведены
      некоторые данные, свидетельствующие о темпах роста прибылей американских корпораций за последние пятьдесят лет. С 1929 по 1949 г., т. е. за двадцать лет, эти прибыли удвоились (с 8,6 млрд. долларов возросли до 18,7 млрд. долларов). В последующие двадцать лет (1949 — 1969 гг.) они увеличились в 2,45 раза (с 18,7 млрд. до 43,8 млрд. долларов). Но последнее десятилетие (1969 — 1979 гг.) дало самый значительный рост прибылей американских корпораций — они возросли в 3,3 раза и составляют теперь 144,4 млрд. долларов27. В последнее десятилетие прибыли увеличились на 84%, примерно на столько же, насколько за весь предшествующий сорокалетний период. За шесть лет (с 1973 по 1979 г.) рост прибылей корпораций составил 115% с поправкой на инфляцию, а заработная плата работников сократилась на 7%. В 1979 г. прибыли 1200 крупнейших американских монополий, включая значительные транснациональные корпорации, увеличились на 22%28.
      «Эти рекордные прибыли, — говорил Генеральный секретарь Коммунистической партии США Гэс Холл на XXII съезде американской компартии (1979 г.), — нельзя объяснить инфляцией. Это — результат «гонки» на производстве, пота, крови и тяжелого труда рабочих, а также сокращения реальной заработной платы. Гигантские прибыли корпораций прямо связаны с падением как номинальной, так и реальной заработной платы. Продолжающееся абсолютное сокращение реальной зарплаты — новое явление наших дней. Высокая степень эксплуатации нашего рабочего класса и получаемая за ее счет прибавочная стоимость продолжают быстро шагать вверх. К этой системе эксплуатации добавился еще один элемент — высокие темпы инфляции»29. Разумеется, беспрецедентно быстрые темпы роста прибылей монополий не являются чисто американским явлением. Их можно наблюдать и в других капиталистических странах. В этом отношении для Великобритании 1979 год был также рекордным: свыше двухсот крупнейших компаний объявили о получении доходов, которых они никогда не достигали раньше. В целом же по стране прибыли монополий в среднем возросли на 18%. В ФРГ по сравнению с 1978 г. они возросли на 11%30.
      Перечень «побед» монополистического капитала в ведущих странах Запада можно было бы продолжить, но и сказанного достаточно, чтобы вновь и вновь
      убедиться в том, что монополистический капитал, который в период общего кризиса империализма столкнулся с реальными факторами, ограничивающими его возможности беспрепятственно грабить свой и чужие народы, приходит в неистовство, идет на открытую конфронтацию с трудящимися массами, все больше раскрывает себя как опасный противник дела мира, демократии и социального прогресса.
     
      Капитализм — это неравенство народов
      Господство империалистических сил, где бы оно ни осуществлялось, вызывает в принципе одинаковые социальные последствия, приводит к разложению общества, разделяет его на противоположности, порождает и углубляет антагонизм между классами. «Империализм, — писал В. И. Ленин, — есть эпоха финансового капитала и монополий, которые всюду несут стремления к господству, а не к свободе»31. Сегодня эти стремления к господству, а через него — к обогащению стали поистине маниакальными, требуют все больших жертв, наносят неисчислимый ущерб социальному прогрессу, ставят под угрозу мир и само существование жизни на Земле. Засилье монополий и фактическая власть монополистов увеличиваются во всех капиталистических странах, везде обнаруживается тенденция к дальнейшей дифференциации общества, разделению классов и социальных групп, ускоренными темпами растут социальные неравенства, идет интенсивный процесс поляризации бедности и богатства.
      Бели капитализм в целом ответствен за то, что в двадцатом веке значительная часть человечества не может выйти на широкую дорогу мирной и счастливой жизни, строить новое, справедливое общество на подлинно социалистической, коллективистской основе, то на империалистические силы следует возложить вину за навязывание всеми средствами, включая военные, капиталистической системы народам, которые, освободившись от колониального ига, стали на путь самостоятельного развития. «Империалистические круги, — подчеркнуто в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии, — мыслят категориями господства и принуждения в отношении других государств и народов» 2.
      Империалистические крути США, Западной Европы и Японии образуют сегодня ядро мировой капиталистической системы, воплощают ее реакционную сущность, социальную деградацию и духовную опустошенность, злобную непримиримость к социализму, агрессивность и коварство уходящего с исторической арены общественного класса. Это не означает, конечно, что капиталисты других стран и регионов в социальном отношении представляют собой нечто «лучшее» или более «прогрессивное». Капиталист всегда — эксплуататор трудящихся, естественноисторический антипод, против которого рабочий класс и его союзники ведут непримиримую классовую борьбу. Общая для всего капиталистического мира тенденция к ухудшению социального положения трудящихся, естественно, по-разному проявляется в отдельных группах капиталистических стран. Она порождает специфические проблемы (одни, скажем, для США или Швеции, другие — для Испании или Турции, третьи — для Бразилии или Индонезии), которые так или иначе связаны со степенью развитости капиталистической экономики, продвижением научно-технического прогресса.
      Несправедливое, крайне неравномерное распределение доходов и собственности, усиливающийся контраст между бедностью и богатством являются уделом многих государств Азии, Африки и Латинской Америки.
      Экономисты подсчитали, что 5% самого богатого населения развивающихся стран получают 28,7% общей суммы доходов33. В одном из докладов Римского клуба, опубликованном в 1977 г., приведены данные, характеризующие масштабы социального неравенства в Латинской Америке: 1% населения этого континента контролирует 30% всех богатств, следующие 30% населения контролируют 50% богатств, на долю остальных (69% населения) приходится 20% богатств34. Здесь также идет процесс концентрации собственности и дохода в руках капиталистической верхушки. В Бразилии, например, в 1960 г. 5% населения владели 27,7% национального дохода, в 1970 г. те же 5% удерживали в своих руках уже 34,9%, а в 1976 г. — 39% национального дохода35. Это конкретное доказательство того, что существование капиталистической экономики, даже если она и не выступает вполне развитой, углубляет общественное неравенство, ведет к росту нищеты нарогшых масс
      Проблемы развивающихся стран, которые в недавнем прошлом служили объектом нещадной колониальной эксплуатации, являются источником возникновения все новых и новых противоречий в рамках мировой капиталистической системы. Это низкий уровень производства и занятости, нищета громадной части населения, голод, безграмотность и вековая отсталость; это острые социально-экономические, демографические, энергетические, экологические проблемы, многие из которых достались развивающимся странам в наследство от колониализма.
      В современном мире накаляются противоречия между развитыми капиталистическими и развивающимися странами. Их отношения по ряду существенных вопросов принимают характер конфронтации. В ряде молодых государств Азии, Африки и Латинской Америки задает тон не проимпериалистическая буржуазия, а демократические силы, пришедшие к руководству в результате победы национально-освободительного движения, направленного против колониализма и империализма. Эти силы не склонны подчиняться диктату
      американских и иных монополий, решительно и организованно выступают в защиту национальных интересов, предъявляют свой счет империализму.
      Источником глобального противоречия в капиталистическом мире выступает сегодня неравенство шансов экономического и социального развития двух групп государств — так называемых «богатых» и «бедных». Сложились явные диспропорции в положении отдельных государств в системе мирового капиталистического хозяйства. Об этом свидетельствуют следующие данные об изменении удельного веса стран и регионов в промышленном производстве капиталистического мира (в %) за последние почти тридцать лет36 (см. таблицу на стр. 38).
      То, что соотношение показателей развивающихся и развитых капиталистических стран изменяется в пользу первых, — это естественный для нашего времени процесс. Но сдвиги, происходившие за последние десятилетия в данной связи, как мы видим, крайне незначительны. Доля мирового производства, падающая на развивающиеся страны, росла медленными темпами, хотя в то же время некоторые сектора мирового капиталистического хозяйства (например, Япония) развивались очень быстро. На огромные районы мира, где проживает три четверти населения земного шара, приходится только 15% мирового промышленного потенциала. Несмотря на определенный рост производства в развивающихся государствах, существовавший прежде разрыв между уровнем экономического развития индустриальных капиталистических стран и молодых государств Азии, Африки и Латинской Америки не только не сокращается, а, напротив, в силу действия экономических и демографических факторов увеличивается.
      Если в начале XX столетия соотношение между производством национального дохода на душу населения в районах нынешних развивающихся стран и промышленно развитых странах было 1:6, то к 1960 г. соотношение данных показателей по развивающимся и развитым странам составило 1:10, в 1978 г. — уже 1:15. К концу нашего столетия, если положение принципиально не изменится, разрыв, как показывают некоторые предварительные расчеты, может увеличиться до 1:25.
      Валовой продукт на душу населения в молодых государствах сегодня в 12,5 раза меньше, чем в индустриально развитых капиталистических странах. Но это средние показатели. Реальный разрыв по отдельным странам или группам развивающихся и развитых стран достигает еще большего размера. Если взять 26 наименее развитых стран мира, то на душу населения здесь приходится в 40 раз меньше дохода, чем в США, Канаде, ФРГ и Японии. Соотношение показателей валового национального продукта на душу населения стран с самым высоким и самым низким экономическим уровнем еще 25 лет назад было 30:1, а в настоящее время оно уже составляет 100:1. Темпы роста валового национального продукта на душу населения во многих развивающихся странах в 70-х годах не превышали 1,2%, а в некоторых странах — 0,7%.
      Нынешний уровень производства в молодых государствах Азии, Африки и Латинской Америки все еще низок и не может удовлетворить зачастую минимальных потребностей членов общества.
      Медленные темпы экономического роста, многочисленные объективные и искусственно создаваемые империалистами трудности на пути подъема производства молодых государств сдерживают возможности социального развития, решения неотложных проблем нищеты, голода, болезней, неграмотности, недостаточного уровня потребления. Падение старой колониальной системы породило у народов обоснованные надежды на лучшую жизнь, на избавление от страданий и империалистического гнета. Однако многим из этих надежд не суждено было осуществиться. Далеки от разрешения задачи, которые в период завоевания политической независимости ставились как первоочередные и самые неотложные.
      В большинстве развивающихся стран, связавших себя с капиталистической экономикой, продолжает обостряться продовольственная проблема. Здесь, по данным ФАО (Продовольственная и сельскохозяйственная организации ООН), систематически недоедают 800 млн. человек, т. е. около пятой части населения всей планеты; ежегодно умирают от голода 50 млн. человек. В результате того что питание отстает от минимальных физиологических норм, страдает физическое и умственное развитие многих миллионов людей на земном шаре, что, естественно, прямо сказывается на экономическом и духовном потенциале развивающихся государств. Их бедственное положение в социальной сфере привлекает к себе внимание общественности во многих странах. В докладе Римского клуба, который был посвящен проблемам взаимоотношения так называемых «богатых» и «бедных» стран, говорилось, например, следующее: «Сегодня в мире имеется более миллиарда неграмотных, хотя существует достаточно финансовых и технических средств, чтобы распространить образование. Почти 30% детей в этих странах недоедают, хотя мир располагает возможностями их накормить. Ресурсы мира распределены столь плохо, что индустриальные страны потребляют сырья на душу населения в двадцать раз больше, чем бедные страны. Мы наблюдаем ситуацию, когда миллионы людей в развивающихся странах вынуждены мучительно надрываться с утра до вечера под палящим солнцем за мизерную плату и преждевременно умереть, так и не узнав причины такого положения» 37.
      В мире существует проблема избыточного, расточительного питания для определенной части населения западных стран, и в то же время миллионы людей умирают от недостатка пищи в так называемом «голодном поясе», т. е. зоне, простирающейся по обе стороны экватора вокруг земного шара.
      Что же мешает развивающимся государствам, на территории которых находится примерно 60% всех разведанных природных ресурсов планеты, 70% всей пригодной для сельского хозяйства площади, которые располагают очень большими резервами рабочей силы, быстрыми темпами поднимать экономику, широко пользоваться достижениями современной научно-технической революции, снять с себя клеймо «бедных государств», закрепившееся за развивающимися странами в западной прессе? Главную причину отставания, заторможенности экономического развития, запущенности социальных проблем в молодых государствах Азии, Африки и Латинской Америки сегодня ищут во взаимоотношениях развитых и развивающихся стран.
      Как показывает опыт последних десятилетий, эти группы стран все в большей мере становятся полюсами экономического и социального неравенства в мировом масштабе. Основы неравенства были заложены в эпоху колониального господства, когда хозяйственная жизнь
      на зависимых территориях целиком и полностью ориентировалась на обслуживание экономики метрополий. После того как бывшие колонии добились политической независимости, они столкнулись с весьма ограниченными возможностями в области международных экономических отношений, вынуждены были использовать старые каналы связей с крупными капиталистическими государствами. Это опасное партнерство, как и следовало ожидать, постепенно обросло новыми, завуалированными формами неоколониалистской эксплуатации народов и природных ресурсов развивающихся стран. Очевидный исторический парадокс состоит в том, что народы, добившиеся политической независимости, международного признания своей суверенности и равноправия, продолжают трудиться в основном не на себя, а на увеличение прибылей международного капитала.
      Снова, как и во времена колониализма, империалистическая система действует в целях выкачивания богатств из отставших по своему экономическому развитию регионов мира; она представлена ведущими капиталистическими государствами во главе с Соединенными Штатами Америки. Последние не жалеют никаких усилий для поддержания своего руководящего положения в этой иерархической системе, потому что большую часть прибылей от эксплуатации народов получает тот, кто сильнее, а лидерство — источник доходов и огромной экономической власти в мире. Нельзя не признать справедливым замечание французского ученого-марксиста А. Клода о том, что «мировая империалистическая система содержит в себе черты почти что феодальной структуры... Американский империализм по существу признается как мировой сюзерен всеми другими империалистическими государствами, в той или иной мере сведенными к положению крупных и малых вассалов»38.
      Нынешний, сложившийся в капиталистическом мире экономический порядок с его перекосами, неуравновешенностью, а главное, с неравноправным, подчиненным положением развивающихся стран в системе мирового капиталистического хозяйства является откровенно архаичным по своей структуре и по целям, которые ничего общего не имеют с обеспечением социально-экономического прогресса во всем мире. Вот почему в последние годы заметно усилилась борьба демократических сил против неоколониализма, за перестройку международных экономических отношений, уничтожение всех форм дискриминации молодых государств и создание нового экономического порядка на равноправной и справедливой основе.
      Пресечение проводимой империалистическими странами политики неоколониализма во всех ее формах и проявлениях давно уже является насущной проблемой мирового развития. Эта политика складывается из ряда факторов, каждый из которых углубляет существующее неравенство развитых капиталистических и развивающихся стран, уменьшает способность молодых государств к экономическому росту и решению социальных проблем. В том, что развивающиеся страны, по крайней мере многие из них, попадают в кабальную зависимость от империализма, не последнюю роль играют неравноправные условия внешней торговли в рамках капиталистической системы. Страны Азии, Африки и Латинской Америки вследствие аграрно-сырьевой специализации экономики многое теряют на разнице цен мирового рынка на сельскохозяйственную продукцию, минеральное сырье и на готовые изделия, поставляемые из индустриальных государств. Экспортные возможности молодых государств искусственно ограничиваются протекционистской политикой западных держав, установлением высоких торговых пошлин и созданием иных барьеров, препятствующих ввозу в США, страны «Общего рынка» товаров из развивающихся стран. Экспорт США, Японии, ФРГ и других западных стран в 6 раз превышает их импорт из молодых государств.
      Кроме того, инфляция, повышение цен, вздорожание готовых изделий в развитых секторах мирового капиталистического хозяйства незамедлительно через каналы международной торговли доходят до развивающихся стран, больно бьют по их неустойчивой экономике.
      В 1974 — 1978 гг. в результате инфляции на Западе эти страны потеряли 51 млрд. долларов. В итоге неблагоприятного соотношения экспортных и импортных цен, дискриминационных мер, нарушающих принципы взаимовыгодной торговли, платежный баланс развивающихся стран складывается с большим дефицитом, их внешняя задолженность западным государствам постоянно возрастает. С 1973 по 1978 г. дефицит платежного баланса развивающихся стран вырос с 12 млрд. до 30 млрд. долларов. О темпах роста внешней задолженности этих стран можно судить по тому, что она всего лишь за один год увеличилась на 66 млрд. долларов (300 млрд. в 1978 г. и 366 млрд. в 1979 г.). На погашение долга идет значительная часть экспорта молодых государств. Им приходится вывозить все больше и больше сырья, чтобы обеспечить на стабильном уровне ввоз необходимой продукции из ведущих капиталистических стран.
      Для экономической экспансии империализма и закабаления молодых государств активно используются различного рода займы и формы «помощи» по межгосударственным соглашениям и через международные кредитные организации, действующие под контролем США и других западных стран. Известно, что политику и отдельные акции Международного валютного фонда (МВФ) и Международного банка реконструкции и развития (МБРР) определяет так называемая «группа десяти», т. е. развитые капиталистические страны во главе с США. Займы, предоставляемые государствам этими организациями, выдаются под определенный процент и на известный срок (в последние годы ставка процента росла, а сроки кредитования сокращались), обусловливаются обязательствами финансово-экономического и социально-политического характера, которые по существу затрудняют проведение самостоятельной экономической политики государствами, получившими международный кредит. Нередко «условия» Международного банка реконструкции и развития выражают грубое и бесцеремонное вмешательство в дела развивающихся стран, содержат такие, например, требования, как снять государственный контроль над ценами, заморозить заработную плату трудящихся, передать предприятия государственного сектора в руки частных предпринимателей и т. п.
      Существенным образом подрывает и обескровливает экономику развивающихся стран навязанная им силами империализма гонка вооружений. Как правило, западные державы вначале создают в том или ином регионе напряженную ситуацию во взаимоотношениях соседних государств, обстановку конфликтов, недоверия и взаимных подозрений, а затем начинают широкую продажу оружия некоторым, а то и всем участникам конфликта. Для этой же цели используется миф о «коммунистической угрозе», но на него «клюют» лишь самые реакционные проимпериалисгические режимы в Азии, Африке и Латинской Америке. Подсчитано, что за пять лет (1974 — 1979 гг.) США и страны НАТО поставили молодым государствам оружия на 100 млрд. долларов. Крупный монополистический капитал кровно заинтересован в милитаризации развивающихся стран по ряду важных причин.
      Наличие серьезного военного потенциала разжигает политические амбиции некоторых правительств и правителей, усиливает их агрессивность по отношению к менее «сильным» государствам, порождает столкновения и ссоры, а в конечном счете ослабляет единство молодых государств, которого так боятся империалисты. Путем экспорта оружия они пытаются укреплять «бастионы» мировой капиталистической системы во всех частях света, создавать военные союзы, включаемые в антикоммунистический фронт.
      Наряду с «полезными» для западных империалистических держав есть и приятные для них результаты милитаризации: они хорошо наживаются на этом деле. За продажей современных систем оружия следуют, как правило, контракты, связанные с его эксплуатацией и обслуживанием, затем с модернизацией, комплектованием на новой технологической базе, и так бесконечно. Подобно паразитам западные (обычно транснациональные) корпорации внедряются в экономику развивающихся стран и тянут из нее жизненные соки. Прави-
      тельства, которые связались с военно-промышленными монополиями, постепенно попадают к ним в зависимость. То, что за последние 20 лет доля развивающихся стран в мировых расходах на вооружение возросла с 4 до 14%, что в некоторых государствах Азии, Африки и Латинской Америки военные расходы росли быстрее, чем их валовой национальный продукт, внушает большую тревогу за развитие этих стран, за судьбы мира.
      Милитаризация способствует перекачке средств из молодых государств в капиталистические страны, производящие современное оружие; она есть форма империалистического грабежа народов, наносящая поистине непоправимый ущерб экономическому и социальному развитию обширных регионов планеты. По данным ООН, относящимся к 1971-1975 гг., беднейшие страны мира (где доход на душу населения составляет всего 200 долларов в год, где царят нищета и голод) расходовали в среднем на военные цели сумму, равную ассигнованиям на развитие сельского хозяйства39. Несмотря на крайне тяжелое положение в сфере образования и здравоохранения, школы и больницы финансируются во много раз хуже, чем армии, отвлекающие значительную часть людей от производительной деятельности.
      Основной формой империалистической эксплуатации народов развивающихся стран в наше время, пожалуй, является грабительская деятельность так называемых транснациональных корпораций (ТНК). С их помощью империализм внедряется в экономику молодых государств с целью превратить последнюю в индустриально-аграрный придаток международного капитала, базирующегося в капиталистических центрах — США, ФРГ, Японии и других. Транснациональные корпорации являются воплощением живой связи современного неоколониализма с методами колониального господства, беззастенчивого и хищнического присвоения национальных богатств и результатов труда миллионов людей, населяющих страны Азии, Африки и Латинской Америки. Сами по себе интернациональные объединения капиталистов — явление, разумеется, не новое. Капитализм, отмечал В. И. Ленин, давно создал всемирный рынок. По мере вывоза капитала, роста связей, писал он еще в 1916 г., дело подходит к всемирному соглашению монополистических союзов, к образованию международных картелей. «Это — новая ступень всемирной концентрации капитала и производства, несравненно более высокая, чем предыдущие »40.
      Система неоколониализма, приспособленная к потребностям времени, когда существуют политически самостоятельные и независимые национальные государства, выдвинула на первый план транснациональные корпорации, потому что в них американский, британский, французский, западногерманский и прочий капитал, скомпрометированный колониальным прошлым, как бы прячет свое национальное лицо, космополитизируется, становится, по крайней мере для несведущих лиц, непонятно чьим.
      Современные транснациональные корпорации — это и в самом деле «сверхмонополии», последнее слово капиталистической организации, высший уровень концентрации капитала. Транснациональные корпорации в середине 70-х годов составляли менее 3% общего числа капиталистических монополий в западных странах, но в их руках было сосредоточено 73% всей акционерной собственности, на их долю приходилась шестая часть мирового совокупного национального продукта и четвертая часть совокупного национального продукта капиталистического мира. По своим валютным запасам транснациональные корпорации оле-.режают все основные банки капиталистического мира; в 1971 г. сумма их валютных запасов определялась в 268 млрд. долларов 41. Влияние транснациональных корпораций простирается на всю систему мирового капиталистического хозяйства; считают, что где-то к концу 80-х годов под их контролем будет находиться 3/4 совокупного нашгонального продукта капиталистических стран мира. Экономика молодых государств, однако, пользуется особым вниманием транснациональных корпораций.
      Их владельцы устремляются в развивающиеся регионы мира, где есть возможность поменьше заплатить рабочим, выжав из них побольше труда, ограничиться минимумом затрат на технику безопасности, не заботясь о социальном страховании или обеспечении работников, и т. д. Здесь, пользуясь различными обстоятельствами, в том числе и недостаточной организованностью пролетариата развивающихся стран, они позволяют себе многое такое, что не могут допустить дома и как бы берут реванш за социальные уступки трудящимся своих стран. Обладая огромной экономической силой, политическим влиянием и международными финансовыми связями, используя свое испытанное оружие — деньги, обосновавшиеся на территориях развивающихся стран транснациональные корпорации становятся государством в государстве, ведут себя независимо от властей. Иногда они представляют собой нечто вроде «империй», владения которых находятся на территории многих государств, а реальное могущество намного превышает экономические возможности правительств этих государств, вместе взятых. Нет ничего удивительного в том, что транснациональные корпорации, по каналам которых осуществляется до 90% экспорта частного капитала в развивающиеся страны, не без политической и дипломатической помощи заинтересованных западных стран, при поддержке международных кредитных организаций добиваются от правительств немалых привилегий, «иммунитетов», налоговых льгот и права беспрепятственного вывоза громадных прибылей.
      Деятельность транснациональных корпораций в развивающихся странах не только подтачивает экономический потенциал этих стран, но и полностью блокирует возможности проведения здесь разумной социальной политики, направленной на устранение неравенств, справедливое распределение доходов и богатств. Корпорации расчетливо взращивают экономическую и политическую элиту для развивающихся стран, подкармливая сотрудничающую с ними проим-периалисютески настроенную часть национальной буржуазии. Последняя по своему экономическому и социальному положению все больше отрывается от остального населения.
      В группу наиболее богатых входят коррумпированное чиновничество, систематически получающее от корпораций взятки и прочие подношения, развращенная деньгами военщина, которая кормится и обогащается около корпораций. Именно за эту цену реакционные правительства и проимпериалисгическая национальная буржуазия некоторых развивающихся стран предоставляют корпорациям полную и бесконтрольную возможность эксплуатировать людские и природные ресурсы своих стран. Разумеется, дело не везде обстоит так, но транснациональные корпорации стремятся к этому везде, где они присутствуют. Стиль их поведения жесткий, пробивной, изменяется от страны к стране лишь в определенных деталях, но не по существу. Корпорации повсюду пытаются быть как можно более независимыми от правительства страны, на территории которой действуют, уклоняются от налогов, буквально на износ эксплуатируют местные национальные ресурсы, загрязняют окружающую среду, игнорируют национальное законодательство по экономическим и социальным вопросам.
      В странах, где после провозглашения независимости был создан государственный сектор экономики, транснациональные корпорации применяют все дозволенные, а чаще недозволенные средства, чтобы задушить его или по крайней мере ослабить. Они выступают опасным конкурентом национальной экономики, осуществляют так называемый «экономический апартеид», т. е. разделение экономики страны на две неравноценные части: одну — преуспевающую, эффективную, находящуюся под контролем транснациональных корпораций, и другую — чисто национальную, работающую с перебоями, влачащую жалкое существование. Как бы мало ни платили корпорации местным рабочим, их заработок все же выше, чем заработная плата лиц, занятых на предприятиях государственного или частного национального сектора. Это дает возможность корпорациям перехватить самую квалифицированную рабочую силу, добиваться на своих предприятиях самой высокой в стране производительности труда.
      Основной источник наживы иностранных монополий — это дешевая рабочая сила, которой в достатке располагают развивающиеся страны. Хотя местные рабочие и служащие транснациональных корпораций получают «приличную» по масштабам своей страны зарплату, последняя составляет незначительную часть заработка рабочих и служащих США, Западной Европы и Японии. В Малайзии, например, оплата труда на предприятиях радиоэлектроники в 30 раз меньше, чем на заводах такого же профиля в США. Средний заработок рабочего Сингапура в 5 раз ниже, чем в Западной Европе, в 3 раза ниже, чем в Японии.
      Повышать норму прибыли в развивающихся странах корпорации могут также за счет сведения до минимума затрат на улучшение условий труда, уменьшения издержек производства, отказа нести какие-либо расходы по социальному обеспечению рабочих и служащих, созданию социальной инфраструктуры, предназначенной удовлетворять коллективные потребности трудящихся в области здравоохранения, образования, культурно-бытовых условий, улучшения жизненной среды и т. п. Получая максимальные прибыли и отправляя их за границу, корпорации как бы живут одним днем, не думают об экономических и социальных перспективах эксплуатируемых ими стран, возлагают на молодые государства тяжелые последствия своей хищнической и грабительской деятельности.
      Деятельность транснациональных корпораций в развивающихся странах достигла сегодня невиданного размаха. Они осуществляют «классическую» функцию государственно-монополистического капитализма — вывоз капитала из развитых стран в более отсталые регионы, где можно получить максимальную прибыль. Эти корпорации представляют собой современный механизм инвестирования капитала, перекачивания богатств из развивающейся части мира в крупные капиталистические страны. Следовательно, они — важнейший элемент системы неоколониализма, рассчитанный на то, чтобы сохранить и увековечить глубокое неравенство между нациями, народами и государствами мира. Как действует этот механизм, кто, куда и зачем вывозит капиталы — вопросы, о которых можно говорить очень много.
      Печальным итогом деятельности транснациональных корпораций является тот факт, что сегодня по каналам частных капиталовложений из развивающихся стран вывозится в виде чистой прибыли больше средств, чем сумма прироста частных инвестиций в экономику этих стран. По далеко не полным данным, которые опубликовал секретариат Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД)43, в течение 1970 — 1977 гг. иностранные компании вывезли в виде прибыли из развивающихся стран 72,2 млрд. долларов, что в 1,8 раза превышает приток новых инвестиций. Каждый вложенный в экономику молодых государств доллар принес 5 долларов дохода. Как утверждает американский журнал «Сервей оф каррент бизнес», с 1946 по 1978 г. американские корпорации вывезли в развивающиеся страны частный капитал в сумме 35,6 млрд. долларов, а сумма полученных ими прибылей достигла 88,6 млрд. долларов.
      Все большую часть доходов от экономической эксплуатации развивающихся стран присваивает американский империализм, агрессивный лидер современного капиталистического мира. Там, где речь идет о выгодном бизнесе, монополии этой страны умеют
      выйти вперед, бесцеремонно растолкав своих конкурентов. Средняя норма прибыли корпораций США в развивающихся странах, как свидетельствуют данные ЮНКТАД, более чем вдвое превышают норму прибыли монополий других капиталистических государств. Если в 1964 — 1966 гг. на счета американских корпораций поступили прибыли из стран Азии, Африки и Латинской Америки в размере 5,4 млрд. долларов, то в 1973 — 1975 гг. эта сумма возросла до 26 млрд., а в 1976 — 1978 гг. составила свыше 40 млрд. долларов. Многие транснациональные корпорации лишь формально являются объединением международного капитала, на самом же деле за их вывеской скрываются мощные американские монополии, которые инвестируют капитал и получают прибыли при поддержке некоторых международных организаций, находящихся также под американским контролем.
      Неоколониальная эксплуатация, подчиненное положение развивающихся стран в системе мирового капиталистического хозяйства находят отражение в неравноправном научно-техническом сотрудничестве капиталистических государств. Империалисты пытаются отбросить развивающиеся страны от передовых рубежей науки и техники, надолго сохранить их экономическую и техническую отсталость и тем самым продлить существование современной системы неоколониализма. На пути научно-технической революции в странах Азии, Африки и Латинской Америки возводятся искусственные барьеры. Намеренно направляя развитие молодых государств в русло милитаризации, бюрократизации, разжигая потребительский азарт у определенной состоятельной части населения, монополии создают «недостаток» средств для развития науки и техники, охраны и улучшения окружающей среды.
      При внедрении технических новшеств в производство учитывается главным образом интерес транснациональных корпораций, а не государства. Предприятия с неполным производственным циклом, узкоспециали-зирующиеся на изготовлении отдельных деталей и полуфабрикатов, придают экономике некоторых развивающихся стран в технологическом отношении уродливый вид. Новейшие достижения в науке и технике давно уже стали в капиталистическом мире предметом безудержной спекуляции, их продают и покупают по самым высоким ценам. Развивающиеся страны не всегда в состоянии выплачивать крупным державам поистине грабительские проценты за предоставление им новой технологии, патентов и лицензий. Кроме того, они могут стать жертвой экономического шантажа и бойкота со стороны империалистических стран. Молодому государству стоит лишь в чем-либо не угодить, скажем, правительству Соединенных Штатов, как последнее тут же отказывается от достигнутых соглашений, свертывает деловые связи прежде всего в области научно-технического сотрудничества.
      Вместе с тем империалистические государства, и в первую очередь США, через транснациональные корпорации и другие каналы ставят на службу своим интересам, заставляют работать на себя значительную часть научной и технической интеллигенции развивающихся стран. Давно уже привлекла к себе внимание так называемая «утечка умов» из развивающихся стран в развитые. Определенные круги на Западе извлекают выгоды из привлечения на работу в США, Великобританию, ФРГ и другие страны квалифицированных кадров, подготовленных на средства молодых государств, переманивают крупных специалистов, соблазняя их окладами и условиями работы. Эмиграция из развивающихся стран ученых, инженеров, врачей, экономистов, высококвалифицированных рабочих, как правило, еще довольно молодых людей, составляющих надежду и цвет нации, вызывает обоснованную тревогу общественности этих стран. Не менее опасна и «внутренняя эмиграция», т. е. переход работников с предприятий отечественной промышленности на заводы, принадлежащие иностранному капиталу, транснациональным корпорациям. В обоих случаях страдает национальная экономика, которая лишается лучших и опытных работников.
      Многообразные формы экономического угнетения развивающихся стран со стороны империализма дополняются политическими, идеологическими, социальнокультурными и другими формами подавления, свидетельствующими о подлинно империалистическом заговоре против народов Азии, Африки и Латинской Америки. Но этот заговор уже натолкнулся на сильное сопротивление как самих развивающихся стран, требующих установления нового международного экономического порядка и пересмотра всей системы отношений между государствами в духе подлинного равноправия и справедливости, так и прогрессивных, демократических сил мира, поддерживающих эти требования.
      Большую роль в сплочении развивающихся стран и демократических сил мира в прочный антиимпериалистический блок играет сегодня международное коммунистическое и рабочее движение, которое стоит на позициях демократизации международных экономических отношений, активной борьбы против неоколониализма, империалистической эксплуатации многих народов мира. Коммунистические и рабочие партии стран Бвропы выразили эту свою позицию в известном Итоговом документе Берлинской конференции (1976 г.). Они потребовали «ликвидации колониализма и неоколониализма; создания нового международного экономического порядка; обеспечения условий для экономического и социального развития всех стран, и в первую очередь наиболее слаборазвитых стран; организации широкого международного сотрудничества, которое поддерживало бы собственные усилия народов развивающихся стран, направленные на ликвидацию разрыва между ними и развитыми странами; неограниченного осуществления каждым народом своего права суверенно распоряжаться национальными богатствами; доступа всех государств к завоеваниям современной науки и техники; установления справедливого соотношения между ценами на сырье, сельскохозяйственную продукцию, с одной стороны, и ценами на промышленные изделия — с другой; широкого развития торговых отношений без каких-либо искусственных барьеров и дискриминации»44.
      Эта программа требований, связанная с установлением нового экономического порядка, поддерживается коммунистами всего мира, поскольку объективно приводит к ослаблению империалистических позиций, диктата монополий, подрывает единство и устойчивость мировой капиталистической системы. В отличие от партий национальной буржуазии, которые вкладывают в требование нового экономического порядка свой, подчас весьма далекий от интересов трудящихся, смысл, коммунистические и рабочие партии выступают последовательными и стойкими защитниками демократического содержания программы перестройки мировой экономики.
      Активное содействие молодым государствам в их борьбе за справедливые и равноправные экономические отношения в мйре оказывают страны социалистического содружества, позиция которых проникнута глубоким пониманием проблем развивающихся стран в
      связи с усилением неоколониальной эксплуатации и попытками империализма подавить национально-освободительные движения в Азии, Африке и Латинской Америке. Прошли те времена, когда народы данных регионов оставались один на один с империализмом и он мог «свободно», не боясь возмездия, грабить и эксплуатировать, держать в цепях жестокого порабощения огромную часть человечества. Опираясь на солидарность и мощную поддержку социалистических стран, мирового коммунистического и рабочего движения, прогрессивной, демократической общественности мира, молодые государства стали сегодня на путь активной борьбы с империалистическим гнетом, полны решимости добиться полного освобождения от господства иностранного капитала во всех сферах жизни, но прежде всего в экономической.
      Многие развивающиеся страны пытаются по-своему преодолеть последствия хищнического вмешательства транснациональных корпораций, принимают дополнительные законодательные меры по ограничению их деятельности, усилению государственного контроля над использованием природных ресурсов, прибегают в наиболее острых ситуациях к национализации иностранной собственности, прекращению деятельности транснациональных корпораций на данной территории. Подсчитано, например, что в течение 1972 — 1978 гг. имели место 112 случаев национализации американской собственности более чем в 30 развивающихся странах. Какова бы ни была эффективность мер, предпринимаемых на национальном уровне, молодые государства переносят центр борьбы с империализмом и транснациональными корпорациями во внешнеполитическую сферу, в Организацию Объединенных Наций, на международную арену, где особенно сильно ощущается поддержка сил социализма и демократии.
      Благодаря совместным усилиям развивающихся и социалистических государств и вопреки явному или скрытому противодействию стран Запада удалось в последние годы принять ряд важных документов ООН, имеющих четкую антиимпериалистическую направленность, содержащих конкретную программу реорганизации международных экономических отношений на справедливой и равноправной основе.
      Еще во второй половине 60-х годов в ООН образовалась группа развивающихся стран (по числу первоначально входивших в нее государств она получила название «Группа 77», хотя сейчас в ее составе более 120 стран), которая совместно с другими организациями, существующими в рамках ООН, например Конференцией по торговле и развитию (ЮНКТАД), проводит значительную работу по подготовке программ и принятию документов, связанных с ликвидацией экономической отсталости развивающихся стран, их неравноправного положения в системе международных экономических отношений, международной торговли.
      Позитивные принципы международного экономического сотрудничества давно уже осуществляются в практике внешнеэкономических связей государств Азии, Африки и Латинской Америки со странами социализма. В последние десятилетия эти связи неуклонно расширялись. Сегодня страны СЭВ имеют устойчивые торговые отношения более чем со ста развивающимися государствами, связаны деловым сотрудничеством в области производства, науки и техники, подготовки технических и иных кадров с девяноста государствами Азии, Африки и Латинской Америки. В современной до крайности обостренной ситуации в мировом капиталистическом хозяйстве революционизирующий пример делового экономического сотрудничества социалистических и развивающихся стран на справедливой, равноправной и взаимовыгодной основе в особенности очевиден. Это вызывает сильное раздражение империалистических сил, которые, используя всевозможные экономические, политические и идеологические средства, пытаются сорвать данное сотрудничество, посеять недоверие между его участниками, настроить определенные круги национальной буржуазии против социализма, мирового коммунистического и рабочего движения. Молодым государствам подсовывают, а проимпериалисгические группировки в развивающемся мире с удовольствием подхватывают идеи и концепции, согласно которым ответственность за экономическую и социальную отсталость так называемого «третьего мира» несут все без исключения промышленно развитые государства независимо от их социального строя.
      Авторы подобных концепций намеренно размывают границы конфликта между развитыми капиталистическими и развивающимися странами, с тем чтобы обрисовать его как глобальное противоречие между «бедным Югом» и «богатым Севером», представленным и капиталистическими и социалистическими государствами. Социализм, согласно этим теориям, разделяет с капитализмом вину за бедность, порабощение и эксплуатацию народов Азии, Африки и Латинской Америки. Но, спрашивается, на каком основании? В отличие от Англии, Франции, США, Испании, Японии и других империалистических государств страны, которые являются сегодня социалистическими, не были причастны к колониальной эксплуатации народов, вывоз ценностей и прибылей из колоний никогда не был источником формирования их национальных богатств. Те, кто в Азии, Африке и Латинской Америке всерьез заинтересуется, где сейчас награбленные в бывших колониях золото, сокровища, деньги и т. п., без труда найдут их в банках и иных хранилищах богатств Лондона, Парижа, Нью-Йорка, Цюриха и других финансовых центров капиталистического мира. Разве не ясно, кому надо предъявлять исторический счет, от кого требовать компенсации за колоссальный ущерб экономическому развитию целых регионов? Столь же нелепы и безосновательны попытки возложить на социалистические страны ответственность за ухудшение экономического и социального положения развивающихся стран в современный период.
      Источник трудностей, причина экономической слабости и отставания молодых государств — их прогрессирующая зависимость от империалистического Запада. Эту очевидную истину понимают многие непредубежденные люди в разных странах мира, включая империалистические. «Мы все больше начинаем осознавать, — пишет американский социолог К. Херн, — что бедность в большинстве стран «третьего мира» имеет непосредственную и причинную связь с богатством Запада. Они бедны, потому что мы богаты»45. Западные страны именно потому и противятся введению нового экономического порядка, что он может ликвидировать источники их постоянного обогащения, усиления экономического превосходства над развивающимися странами.
      Что же касается социалистического содружества, то для него порядок международных экономических отношений, за который борются молодые государства вместе со всеми прогрессивными, демократическими силами мира, собственно, не является новым. Экономическое сотрудничество СССР с развивающимися странами свободно от дискриминаций и основывается на позитивных принципах, суверенного равенства, равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой, добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из общепризнанных норм международного права, из международных договоров. «С освободившимися государствами, — говорил на XXVI съезде КПСС Л. И. Брежнев, — мы развиваем широкое экономическое и научно-техническое сотрудничество, выгодное для обеих сторон. Большое место в наших отношениях занимает строительство в этих государствах крупных хозяйственных объектов при той или иной форме участия СССР»46. Советский Союз руководствуется целью оказать реальную помощь молодым государствам, поддержать борьбу народов за национальное освобождение и социальный прогресс. Вот почему в своих торговых отношениях с развивающимися странами СССР и другие социалистические государства применяют, как правило, принцип наибольшего благоприятствования, не добиваются каких-либо преимуществ за счет партнеров, продают им то, в чем действительно нуждается национальная экономика этих стран.
      Кредиты стран социализма, предоставляемые молодым государствам, имеют обычно льготный характер из расчета 2,5% годовых на 10 — 15 лет. Отметим для сравнения, что ставки процентов на капиталистические кредиты постоянно и неудержимо растут. Так, американский кредит возрос с 5,5% годовых в 1966 г. до 8% в 1978 г. (сроки кредитования соответственно сократились с 9 до 6 лет). Процент по международным капиталистическим кредитам за 1970 — 1977 гг. увеличился с 5,3 до 7%47 и продолжает увеличиваться в связи с инфляцией. Экономические и научно-технические связи социалистических и развивающихся стран осуществляются на плановой основе, не подвержены негативному воздействию многих конъюнктурных факторов мирового рынка.
      Помощь, оказываемая странами СЭВ, направлена на создание в народном хозяйстве, в промышленности молодых государств отраслей с завершенной технологической цепью, предприятий с полным производственным циклом. Это способствует созданию независимой национальной экономики, имеющей собственное научно-техническое обеспечение и кадровую базу. Благодаря этой помощи развивающиеся страны имеют возможность постоянно улучшать структуру экономики, расширять и усиливать государственный сектор, который представляет собой материальную основу дальнейшего продвижения экономической и социальной политики государства. Удельный вес государственного сектора в производстве промышленной продукции развивающихся стран, постоянно и плодотворно сотрудничающих с СССР и другими государствами, входящими в СЭВ, неуклонно возрастает. Не на словах, а на деле, в практике экономического сотрудничества с развивающимися государствами страны социализма доказали свою искреннюю приверженность принципам равноправия и взаимного уважения интересов, т. е. тем принципам, которые заложены сегодня в программу действий по установлению нового международного экономического порядка.
      Перед лицом мировой общественности СССР и другие страны социалистического содружества неоднократно заявляли о своей решимости укреплять и развивать указанные принципы. Об этом еще раз было сказано в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии: «В середине 70-х годов бывшие колониальные страны поставили вопрос о новом международном экономическом порядке. Перестройка международных экономических отношений на демократической основе, на началах равноправия исторически закономерна. Здесь многое может и должно быть сделано. Но, конечно, нельзя, как это иногда делают, сводить вопрос просто к различиям между «богатым Севером» и «бедным Югом». Мы готовы содействовать и на практике содействуем установлению справедливых международных экономических отношений»48.
      О широкой поддержке социалистическими странами справедливых требований молодых государств свидетельствует также борьба в ООН вокруг документов, касающихся перестройки международных экономических отношений на равноправной и справедливой основе и установления нового экономического порядка. Этот вопрос занял центральное место в работе последних (XXXIV и XXXV) сессий Генеральной Ассамблеи ООН, был предметом обсуждения XI специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в августе — сентябре 1980 г., но вследствие обструкционистской позиции США и других капиталистических стран решение многих актуальных и острых вопросов оттягивается на неопределенные сроки. До сих пор не удалось утвердить международную стратегию развития на 80-е годы, принять решение о начале «глобальных переговоров» в рамках ООН по проблемам сырья, торговли, энергетики, развития и по вопросам валютно-финансовых отношений. Империализм упорно отстаивает свои позиции и привилегии, и он, несомненно, не сделал бы никаких, даже самых минимальных уступок развивающимся странам, если бы за ними не стояли мировая система социализма, социалистическое содружество, мировое коммунистическое и рабочее движение, прогрессивная, демократическая общественность мира. Тактика уверток, проволочек и обструкции, которую применяют крупные капиталистические державы в ООН и вне ее на международной арене, усиливает антиимпериалистические настроения, раскрывает подлинные цели и намерения монополий в отношении народов Азии, Африки и Латинской Америки.
     
      Борьба за равенство и права человека в мире капитала
      С учетом того, что здесь было сказано об углублении противоречий и существенных диспропорций во внутреннем развитии империалистических стран и между государствами, втянутыми в систему мирового капиталистического хозяйства, вернемся к вопросу, который был поставлен в самом начале: в чем истоки нынешнего престижа и популярности идей равенства, прав человека, равноправия во всем мире? В эпоху всеобщего кризиса все противоречия мировой капиталистической системы как внутри-, так и внешнеполитического характера сплетаются в огромный клубок, завязываются в тугой узел, который невозможно распутать и остается только разрубить острым орудием социальной революции. Усиливая друг друга, эти антагонистические противоречия становятся все более разрушительными, а капитализм как общественная система, социальный строй, экономическая формация уже не может существовать, не принося людям величайшие муки и страдания.
      Мифы буржуазных идеологов о «гуманизации » капиталистического общества и попытки путем государственных реформ приукрасить его фасад доказали лишь бесплодность усилий изменить положение дел, оставляя в неприкосновенности частную собственность на средства производства, каши ал, основы капиталистической эксплуатации человека человеком. Капитализм, как и прежде, чудовищно несправедлив по отношению к людям труда. Научно-техническая революция сделала более очевидными диспропорции не только в экономическом распределении, но и в распределении всех жизненных условий. Она увеличила дистанцию между капиталистической верхушкой и обществом, до крайности обострила проблемы взаимоотношений между государствами различного уровня экономического развития. Люди по-прежнему недовольны общественными условиями своего существования, они, как и раньше, хотят перемен. Возникающие классовые конфликты становятся более крупными и значительными, научно-технический прогресс увеличивает масштабы и усложняет их последствия.
      Ныне, как никогда, становится ясным, что выход из тупиков социального развития, в которые завел определенную часть человечества капитализм, может быть найден лишь на путях завоевания и строительства социализма, борьбы за подлинную свободу, равенство, права человека, равноправие для всего человечества. Сложный комплекс внутренних и внешнеполитических противоречий современного капиталистического мира порождает огромное количество многообразных требований, которые по крайней мере едины в том, что они обращены к империализму, источнику всех экономических, социальных и политических кризисов и неурядиц, подлинному виновнику эксплуатации трудящихся классов, бедствий народов и наций. Во всем мире люди требуют удовлетворения своих прав. Они уже не просят, как это случалось в прошлом, не удовлетворяются подачками и уступками, а именно требуют того, что принадлежит им по справедливости.
      Миллионы людей труда, живущих на различных континентах земного шара, воспринимают права человека как лозунг борьбы против экономической эксплуатации, политического диктата и преследований, расового, национального, колониального угнетения, духовного порабощения, словом, против того, что омрачало человеческое существование на протяжении многих веков истории и поныне продолжает, видоизменяя формы проявления, тормозить социальный прогресс, лишать человечество возможностей свободной и счастливой жизни. В требованиях прав человека концентрированно отражается благородное стремление прогрессивных общественных сил покончить с несправедливостью, насилием и нищетой, надежда на благоприятные перемены, вера в лучшее будущее. Реальные, острые, буквально выстраданные людьми проблемы формулируются сейчас как требования прав человека для всех. Отсюда огромный престиж этой идеи, необычайно высокий ее авторитет в глазах мировой общественности.
      В то же время продолжающийся в рамках капиталистической системы процесс дифференциации, обособления, разделения и противопоставления общественных сил как неравных, эксплуатирующих и эксплуатируемых, «высших» и «низших», богатых и бедных и т. п. актуализирует старую идею равенства, которая находит выражение в ряде современных доктрин эгалитаризма — от радикальных до умеренно реформистских. Для империалистов, устроившихся на вершине горы из награбленных у народов богатств, лозунг равенства — опаснейшая вещь, он посягает на их привилегированный статус.
      Никогда критика в адрес капитала не принимала столь широкого размаха, как в наше время. Даже самым упорным защитникам буржуазного общественного строя не уйти от признания того, что социальная система в США и других капиталистических странах поражена не только экономическим и социальным кризисом, но переживает «кризис духа», глубокий идеологический, политический и моральный упадок, который подрывает веру многих людей в жизнеспособность системы. Она все чаще становится мишенью критики, обоснованной и убедительной. Империализм сегодня вынужден отчаянно изворачиваться под градом обвинений и разоблачений, сваливающихся на него со всех сторон. Современный капиталист, получающий огромные прибыли, живет как на вулкане в обществе, где публично оспаривается его право наживаться за счет других, где «досужие» журналисты и общественные деятели «суют нос» в дела корпораций, интересуются интимными связями монополий с бюрократией и военщиной и где вообще многое происходит не так, как хотелось бы господам капиталистам. Короче говоря, система испытывает колоссальный напор со стороны общества, народных масс, прогрессивных сил, выступающих за демократию, социальное равенство и права человека. Вынужденная переходить к обороне, она временами предпринимает контрнаступления на противостоящие ей силы. Этот факт объясняет некоторые особенности нынешней внутренней и внешней политики США и других развитых капиталистических стран.
      Обострение проблем социального равенства и прав человека в современном капиталистическом мире есть результат углубления общественных антагонистических противоречий в эпоху общего кризиса системы, когда империализм еще силен, но уже далеко не всесилен, когда буржуазия все еще продолжает грабить и угнетать трудящиеся классы, целые народы, но время платить по историческим счетам уже пришло. Горячее и неукротимое стремление людей к равенству, помноженное на требования прав человека, с которыми настойчиво выступают все прогрессивные, демократические силы мира, дает новую жизнь идее равноправия, возвращает ей освободительный смысл, выхолощенный буржуазной идеологией и практикой, делает лозунг равноправия важнейшим средством революционной, антиимпериалистической борьбы. «Обман на равноправии», к которому в прошлом буржуазия довольно часто прибегала, сегодня разоблачен, осужден общественностью, трудящимися капиталистических и развивающихся стран. Многие люди отдают себе отчет в том, что равноправие — это не формальный принцип, не абстрактные, пустые слова, а социальное благо, которое должно стать реальным достоянием каждого человека, добивающегося лучших условий жизни, счастья и свободы для себя и общества.
     
      Равноправие в буржуазном обществе: формальные пределы и реальная ограниченность
     
      Мы говорим, что демократическая республика с современным равенством — это ложь, обман, что равенство там не соблюдается и его там быть не может, и то, что мешает пользоваться этим равенством — это есть собственность на средства производства, на деньги, на капитал.
      В. И. Ленин
     
      Правовое равенство есть необходимый этап и важное условие успешного осуществления фактического равенства людей. Марксисты-ленинцы рассматривают равноправие в качестве органического элемента своего понимания равенства. На это прямо указывал В. И. Ленин: «Под равенством социал-демократы в области политической разумеют равноправие, а в области экономической... уничтожение классов». Было бы явным упрощением думать, что, с одной стороны, речь может идти о фактическом, реальном равенстве членов общества, а с другой — об их формальном, юридическом равенстве, равноправии. В условиях социализма эти социальные проблемы решаются средствами единой политики партии и государства, тесно взаимосвязаны в теории и общественной практике. Разделение указанных социальных проблем и противопоставление их друг другу — это явления, присущие капитализму на всех этапах его развития, и в особенности на этапе современного общего кризиса империализма.
      Идея правового равенства исторически возникла в период формирования буржуазного общества, в ходе антифеодальной борьбы как противовес юридическому неравенству, захватническим «кулачным» правам-привилегиям, некогда установленным феодальноабсолютистскими монархиями Европы. Прослеживая историю становления идей равноправия, Ф. Энгельс писал: «Представление о том, что все люди как люди имеют между собой нечто общее и что они, насколько простирается это общее, также равны, само собой разумеется, очень старо. Но от этого представления совершенно отлично современное требование равенства. Это требование состоит, скорее, в том, что из того общего свойства людей, что они люди, из равенства людей как людей, оно выводит право на равное политическое и — соответственно — социальное значение всех людей или, по крайней мере, всех граждан данного государства или всех членов данного общества. Должны были пройти и действительно прошли целые тысячелетия, прежде чем из первоначального представления об относительном равенстве был сделан вывод о равноправии в государстве и обществе...»2 Следовательно, буржуазия не изобрела, не выдумала идею равноправия. Эта идея возникла естественноисторическим путем из общечеловеческих представлений о равенстве всех людей, т. е. представлений, которые могли быть только абстракциями от реальных общественных отношений между людьми.
      Юридическое равенство, или равенство в сфере права, существует в двух основных видах — равенства граждан перед законом и равноправия граждан. Первый из них характеризует форму отношения гражданина к закону и праву, точнее, форму отношения закона к гражданам. Этот вид формального равенства ничего не говорит о самих гражданах, оставляет совершенно открытыми вопросы, равны ли они в действительности или нет, различаются ли они друг от друга и каким образом. Он также ничего не говорит и о самом законе, его требования сформулированы безотносительно к характеру последнего. Тут не важно, идет ли речь о прогрессивном, полезном для членов общества законодательном акте или о драконовском, дискриминационном в отношении граждан законе. В данном случае подчеркивается лишь то, что закон одинаков для всех, что закону безразличны фактически существующие различия между людьми. От закона требуется беспристрастность, а в идеале — совершенная слепота и социальная неразличимость людей в сфере права. Не случайно дошедший из античных времен образ богини правосудия Фемиды с повязкой на глазах стал символом буржуазного равенства перед судом, равенства граждан перед законом.
      Содержательная, субстанциональная сторона юридического равенства представлена идеей равноправия граждан, которая говорит уже не о форме отношения человека и закона, а характеризует самих граждан как субъектов права, их правовое положение в обществе. Когда формальный элемент (равенство граждан перед законом) в теории и на практике становится неотделимым от содержательного (равноправие граждан), только тогда и возникает реальное правовое равенство, только тогда оно и действует как гарант общественных процессов, ведущих к равенству социальному. Капитализм даже в лучшие свои времена не достигал этого состояния, а в настоящий период, как мы попытаемся показать, буржуазия все чаще отказывается от юридических фикций и иллюзий, которые раньше создавали видимость правового равенства граждан. Принцип равноправия требует, чтобы все граждане имели равные права и обязанности, а поскольку последние могут быть сведены к понятию юридических возможностей свободноволевых действий человека и его индивидуального развития, то равноправие означает реальное наличие у всех граждан одинакового объема таких возможностей.
      Рассмотрим более подробно, как решается вопрос о равенстве граждан перед законом и равноправии граждан в буржуазных конституциях и в юридической практике капиталистических государств. Впервые в развернутом виде идея равенства граждан перед законом была сформулирована в Декларации прав человека и гражданина 1789 г. В ст. 6 Декларации говорилось: «Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его образовании. Он должен быть равным для всех как в тех случаях, когда он оказывает свое покровительство, так и в тех, когда он касается всех граждан ввиду их равенства перед законом, который открывает в равной мере доступ ко всем общественным должностям, местам и службам сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме обуславливаемых их добродетелями и способностями»3. В якобинской Декларации прав человека и гражданина 1793 г. указанный принцип получил более точную формулировку: «Закон есть свободное и торжественное выражение общей воли, он один и тот же для всех как в том случае, когда оказывает покровительство, так и в том случае, когда карает... (ст. 4)»4.
      Следует обратить внимание на то, что принцип равенства перед законом, хотя он и остается формальным, представлен в приведенных выше документах в динамической интерпретации, ясно и недвусмысленно связан с осуществлением функций закона и, что особенно важно, выступает как обязательный принцип, согласно которому закон должен одинаково обращаться со всеми гражданами. В отличие от этого большинство современных буржуазных конституций всего лишь констатируют равенство граждан перед законом. Так, ст. 3, ч. 1 Основного закона ФРГ гласит: «Все люди равны перед законом». «Все швейцарцы равны перед законом», — записано в ст. 4 Конституции Швейцарского Союза и т. п. Таким образом, требование равного обращения закона со всеми гражданами остается за рамками конституционной формулы. Указанное требование вытеснено в сферу теорий, комментариев, разъяснений конституционных судов и тому подобных органов, и сделано это, надо полагать, с определенной целью — освободить современное буржуазное государство от «излишнего» груза конституционных обязательств перед народом, которые при известных условиях могут оказаться неудобными для монополистических кругов.
      Практически нет таких современных буржуазных конституций, которые могли бы соперничать с первыми буржуазными декларациями в смысле полноты закрепления формального, юридического равенства, т. е. равенства граждан перед законом. Приведем еще один пример, подтверждающий это. Полная форма принципа равенства граждан перед законом, как она отражена в декларациях, предполагает, что закон одинаков для всех в любых его проявлениях: и тогда, когда он оказывает людям защиту и покровительство, и тогда, когда он их карает, налагает на них повинности.
      В ряде современных конституций капиталистических стран эта «полная» форма подменяется частичной и сведена к равенству граждан перед охранительной функцией закона. Так, в ныне действующей Конституции Нидерландов (ст. 4) говорится: «Все лица, находящиеся на территории Государства, имеют равное право на защиту личности и имущества». В Конституции Соединенных Штатов Америки также нет общепринятого термина «равенство граждан перед законом», однако раздел первый XIV поправки, принятой в 1868 г., содержит пункт, согласно которому «ни один штат не должен лишать кого-либо жизни, свободы или собственности без законного судебного разбирательства а не может отказать лицу, подчиненному его власти, в равной для всех защите закона». Как бы широко юристы ни толковали понятие «равной для всех защиты закона», его невозможно представить в качестве полноценной замены всеобщего равенства граждан перед законом на конституционном уровне.
      Буржуазные идеологи могут сказать, что здесь нет никакой особой социальной проблемы, что имеются всего лишь несущественные различия в подходах отдельных капиталистических государств к конституционному закреплению формального, юридического равенства граждан. Это, мол, легко объяснить особыми политическими и правовыми традициями соответствующих стран, своеобразными историческими условиями, при которых принимались те или иные конституционные акты. Традиции и условия, конечно, играли свою роль. Но почему-то ни в одной стране они не привели к более широкой интерпретации принципа равенства граждан перед законом по сравнению с его пониманием авторами буржуазных деклараций, зато неизменно сужали последнее. Объяснение этому нужно искать не в своеобразии исторических условий и конституционных традиций, а в отношении буржуазного класса к идее равенства, которое никогда не было последова-гельным. С тех пор как буржуазия утвердилась в качестве господствующего в обществе класса, она стала проявлять в отношении этой идеи особую осторожность, пыталась все время сдерживать эгалитарные настроения мелкой буржуазии и других классов и даже к такому сравнительно безобидному для нее виду равенства, каким является формальное юридическое равенство, относилась с известной долей подозрительности и скептицизма. Конституции и законы капиталистических государств, принятые в разное время, отразили различные этапы и неодинаковую степень отхода буржуазии от своих первоначальных эгалитарных идеалов.
      Декларации времен буржуазных революций, таким образом, сказали о равенстве граждан перед законом больше, чем все последующие конституции капиталистических государств, но и они сказали о нем далеко не все. Часто идею формального юридического равенства людей представляют себе как упрощенное, малосодержательное понятие. Но это совсем не так. Укажем на то, что данная идея является совершенно необходимой для общества, которое ставит себе целью уничтожить всякого рода привилегии, исключительное положение и особые права одних в отношении других. Она органически включена в механизм обеспечения правового равенства в социалистическом обществе и зафиксирована в конституциях социалистических стран. Идея равенства играла огромную роль в историческом становлении буржуазных общественных систем, ибо провозглашение равенства всех перед законом означало в тех условиях, что законодатель уже не вправе делить людей по категориям, сословиям и кастам, как это он делал в эпохи, предшествующие капитализму.
      Принцип равенства перед законом предполагает ряд определенных формальных требований к организации взаимоотношений граждан и закона. Закон не может устанавливать, а гражданин не вправе претендовать на исключительное положение в сфере права. В свое время английский философ Д. Локк сформулировал это требование следующим образом: «Ни для одного человека, находящегося в гражданском обществе, не может быть сделано исключение из законов этого общества»5. Здесь имеется в виду как необоснованность притязаний человека на более высокий, чем у других, правовой статус под предлогом своего благородства, превосходства или каких-либо «лучших» качеств, так и недопустимость насильственного или добровольного исключения кого бы то ни было из сферы действий закона. Никто в одностороннем порядке не может извлекать для себя выгоды из закона или права вообще, перекладывать на других повинности и свой долг перед законом. Поскольку в этих пунктах буржуазия особенно далека от приверженности формальному равенству, она старается сейчас пореже вспоминать об указанных выше требованиях.
      Нравственные качества закона — его доброта и суровость — должны быть одинаковыми для всех. Это требование не случайно осталось за рамками буржуазной конституционной формулы равенства граждан перед законом, потому что буржуазная машина правосудия, как и вся организация юридических отношений в обществе капитала, постоянно нарушает его. На весах закона в условиях эксплуататорского общества перетягивает та чаша, на которой находится больше золота, богатства, власти.
      По предположениям идеологов эпохи буржуазных революций, равенство всех перед законом должно было означать, что закон будет вознаграждать и карать граждан одинаково, причем вознаграждать беспристрастно, т. е. без учета прежних наказаний, а карать — без учета прежних заслуг. Но это оказалось невыполнимым в условиях иерархизированного буржуазного общества, где так называемая вознаграждающая функция закона вообще утрачивает связь с действительными заслугами человека, а карающая функция часто не основывается на реальной степени вины. В итоге буржуазное общество на практике отходит от строгого принципа формального, юридического равенства, что, естественно, отражается на конституционных актах капиталистических государств, на их законодательной деятельности.
      Рассматриваемый формальный принцип включает в себя также требование, в соответствии с которым на всех граждан и на все их юридически значимые действия должны в одинаковой мере распространяться разрешения и запреты, исходящие из закона. Иначе говоря, если что-то можно (в смысле — разрешено законом), то это можно делать всем; если нельзя (в смысле — запрещено законом), то этого нельзя делать никому. В теории все ясно и просто, в жизни дело обстоит гораздо сложнее.
      Буржуазный законодатель действительно не издает отдельных законов для различных категорий граждан, для «высших» и «низших» классов. Однако смысл формального, юридического равенства граждан состоит не только в том, чтобы существовал одинаковый для всех закон государства, а главным образом в том, чтобы он действовал одинаковым образом для всех, был связан с практикой равного обращения государственных органов, призванных осуществлять закон, со всеми гражданами. А в этой части принцип равенства граждан перед законом терпит в буржуазном обществе полнейшее фиаско. На самом деле, как честно признаются многие западные авторы, миллионер и наемный рабочий, богатый и бедный никогда не были и сейчас не являются равными перед лицом буржуазного закона. То, что могут позволить себе одни, недоступно другим; «сильные» люди легко и просто переходят установленные законом границы действий, которые для остальных граждан представляют абсолютную преграду. Практика применения буржуазного закона
      никогда не утрачивала и не утратит, пока существует капитализм, классовый характер.
      И наконец, еще одна очень важная группа требований, вытекающих из формального, юридического равенства граждан, связана с идеей буржуазной законности, которая в настоящее время переживает серьезный кризис. Эти требования так или иначе затрагивают острую проблему подчинения всех членов общества закону. В некоторых странах этот элемент прямо включен в конституционную формулу равенства граждан перед законом: все без исключения граждане должны повиноваться закону. Строгое проведение формального, юридического равенства означает, что все члены общества должны подчиняться единой системе законов, неуклонно соблюдать и исполнять юридические предписания, что каждый гражданин обязан воздерживаться от нарушения законов и предотвращать подобные нарушения со стороны других лиц. Однако четкое требование всеобщего и безусловного подчинения всех единому закону часто не устраивает буржуазную верхушку общества, стремящуюся обеспечить свои господствующие позиции и закрепить их. В этом обществе не обеспечивается формальный долг каждого человека подчиняться закону, и поэтому принцип равенства всех перед законом становится фиктивным, превращается всего лишь в громкую, бессодержательную фразу.
      В ряде буржуазных стран, где господствует юридическая система, построенная по модели англосаксонского права, слабая выраженность принципа равенства всех перед законом является следствием той относительно скромной роли, которую играет закон как источник права. Согласно традиции, здесь большое значение придается более свободным формам — судебному прецеденту, обычаю, но, главное, при решении юридических вопросов акцент переносится на самостоятельность и собственное усмотрение лиц, применяющих общую юридическую норму к конкретным случаям. Правовые системы Великобритании, США, Канады, Австралии и ряда других стран не содержат достаточно надежных конституционных и иных гарантий строгого соблюдения формального, юридического равенства, принципа равенства всех перед законом. Напротив, свобода усмотрения, пре достав ленная чиновникам и судьям в процессе применения права, сплошь и рядом оборачивается формализмом без юридического равенства, казуистикой, крючкотворством, не говоря уже о мошеннических трюках и злоупотреблениях властью, сводящих на нет регулирующее действие закона.
      В этих условиях граждане, сталкивающиеся с судебной машиной, выносят твердое убеждение в том, что ни закон и ни законные процедуры определяют рассмотрение дел в суде, а ловкие дельцы от юриспруденции, «знатоки» и «толкователи» права, которые могут придать всему делу любой ход. В суде американские граждане лично убеждаются в том, что судьба преступника решается не присяжными, а юристами, перешептывающимися в судебных коридорах. Общественность капиталистических стран предъявляет серьезные претензии к деятельности судей. Законы почти не ограничивают судейский произвол или во всяком случае делают это слабо и неэффективно.
      Американские авторы М. Минц и Д. Коэн говорят о необузданной и безграничной власти, которой наделены судьи в Соединенных Штатах: «Судьи, не связанные почти никакими элементарными ограничениями и не обязанные объяснять причины или мотивы, которыми они руководствуются, могут назначать и назначают совершенно несоразмеримые наказания лицам, осужденным за одни и те же преступления» 7. Все это в значительной мере компрометирует идею равенства граждан перед законом, показывает бессилие и незащищенность самого закона перед злоупотреблениями со стороны людей, имеющих власть и богатство.
      Таким образом, можно утверждать, что в теоретическом отношении буржуазия не подошла к освоению многих возможностей, заложенных в идее равенства граждан перед законом, а в практическом — она постоянно нарушает соответствующий принцип, использует каждый шанс, чтобы исключить всякое равенство, в том числе и формальное, из сферы буржуазного права. Еще более определенно эта тенденция проявляется в отношении принципа равноправия граждан, который, будучи содержательным элементом юридического равенства, предполагает серьезную ответственность государства за устройство и поддержание эгалитарных общественных институтов. Изменения, которые за несколько столетий господетва буржуазии прюизошли с принципом равноправия, можно корютко и вполне справедливо определить как его истощение, деградацию и упадок. В капиталистическом мирю имеет место явная эрозия принципа равноправия, что можно видеть при анализе государствоведческих теорий и конституционной практики буржуазных государств.
      Если опять-таки обратиться к первым буржуазным декларациям и конституциям, то можно найти в них наиболее полное за всю конституционную историю капиталистического общества отражение данного принципа. «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах», — говорилось в ст. 1 Декларации прав человека и гражданина 1789 г. В якобинской Декларации прав человека и гражданина 1793 г. вопрос о равноправии был решен очень радикально. «Правительство, — подчеркивалось в ней, — установлено, чтобы обеспечить человеку пользование его естественными и неотъемлемыми правами».
      Эти права суть равенство, свобода, безопасность, собственность (ст. 1 и 2)8. Якобинцы не сомневались в том, что каждый человек должен иметь равные права с другими, но здесь они сказали больше: каждый человек имеет естественное право быть равным с другими. Они провозгласили не что иное, как право человека на социальное равенство. Это прекрасная и великая идея, и, если бы она была реализована, оказались бы решенными многие взаимосвязанные проблемы равенства — юридического и социального. Это был подлинный взлет передовой буржуазной политической мысли, на высоте которого буржуазия не удержалась и удержаться не могла. Всерьез обеспечить право всех граждан на социальное равенство — это значит создать условия для ликвидации всяких классовых различий в обществе. Для буржуазии подобная перспектива неприемлема и опасна. Не случайно эта идея впоследствии больше нигде и никогда официально не возникала, ни в каких буржуазных конституциях и иных законодательных актах не зафиксирована.
      В современных развитых капиталистических государствах в отношении равноправия сложилась довольно странная ситуация: в теории его как будто бы прославляют, считают гуманистической ценностью буржуазного права, изощряются в построении всякого рода конструкций, где принцип равноправия играет определенную идеологическую роль, а на деле происходит явное вытеснение этого принципа из буржуазных конституций и законодательства. Главное в том, что ни одна из ныне действующих конституций ведущих капиталистических стран не содержит в себе ясного и четкого указания на всеобщность принципа равноправия граждан. Было бы тщетным искать в их текстах формулировки в духе первых деклараций: «все люди рождаются равными в правах», «все граждане имеют равные права» и т. п.
      Некоторые конституции ограничиваются установлением равенства граждан перед законом и совсем ничего не говорят о равноправии. В других конституционных актах отмечается тенденция представить равноправие не как всеобщий, а как более или менее частичный конституционный принцип, т. е. его распространяют не на весь объем прав и обязанностей гражданина, а связывают лишь с отдельными правами. Бывает, конечно, что конституция в отношении двух, трех или нескольких отдельных прав содержит оговорку об их равенстве для всех граждан, но всегда возникает вопрос: а как быть со всеми другими правами, равны они или нет? В этом случае конституции предоставляют юридической практике «свободу» развиваться согласно жестоким экономическим и социальным законам капитализма.
      Буржуазные идеологи широко рекламируют тот факт, что в некоторых весьма немногочисленных конституциях капиталистических стран, принятых после второй мировой войны, провозглашено право на труд, социальное обеспечение и т. п. Но весьма примечательно, что ни в одном случае эти права не были конституционно признаны как равные для всех граждан. Причины этого вполне понятны, если учесть, что в капиталистическом мире не все граждане пользуются этими правами, а те, кто их реализует, делают это далеко не на условиях юридического равенства.
      В процессе исторического развития политических систем капиталистического общества буржуазия заметно отошла, как мы видели, от принципа равенства граждан перед законом, но еще дальше отступила она от принципа равноправия. Задачу установления подлинного юридического равенства членов общества она по существу не решила. Сегодня можно с полной определенностью утверждать, что конституционное и текущее законодательство буржуазных государств в части закрепления юридического равенства граждан, не говоря уже о соответствующей практике капитализма, безнадежно отстало от уровня решения этих проблем в социалистических странах, а также от международно-правовых документов по вопросам уважения и охраны прав человека, принятых по линии Организации Объединенных Наций и испытавших на себе сильное влияние теории и практики социализма.
      Современный опыт показывает, что юридическое равенство должно быть закреплено путем обязательного включения в конституцию обоих принципов — равенства граждан перед законом и их равноправия, как это сделано, например, в Конституции СССР (ст. 34), принятой в 1977 г. В наше время уже нельзя ограничиваться установлением одного лишь равенства граждан перед законом, потому что принцип этот формальный и, хотя он объективно необходим для упорядочивания правовых отношений в обществе, на него не следует рассчитывать как на серьезное средство достижения социального равенства. «В особенности, формальное равенство, — указывал В. И. Ленин, — не может быть формой борьбы за материальное равенство, против фактического неравенства»9. Чтобы юридическое равенство могло стать средством такой борьбы, оно должно включать в себя гарантированное обществом равноправие граждан — принцип, через который форма права наполняется реальным общественным содержанием. Но он должен быть провозглашен как всеобщий конституционный принцип, распространяющийся, во-первых, на всех без исключения граждан, во-вторых, на все права и обязанности гражданина и, в-третьих, на все сферы реализации законных интересов граждан. «Равноправие граждан СССР, — говорится в ст. 34 Конституции СССР, — обеспечивается во всех областях экономической, политической, социальной и культурной жизни». Провозглашая равноправие как всеобщий конституционный принцип, Основной Закон Союза ССР вместе с тем содержит особые нормы, устанавливающие равенство прав женщин и мужчин, граждан различных рас и национальностей, равенство избирательных прав граждан и т. д. В сущности такой подход к закреплению равноправия граждан характерен для конституций других социалистических государств, он является общей чертой конституционного опыта стран социалистического содружества.
      Переход от формального к действительному правовому равенству, как свидетельствует тот же опыт, является серьезным фактором укрепления всей системы принадлежащих гражданам прав, свобод и обязанностей. В предисловии к своей книге «Социализм,
      демократия и права человека», изданной в Англии в начале 1981 г., Л. И. Брежнев специально отметил это обстоятельство: «Провозглашение и обеспечение экономических, социальных и культурных прав, наряду с отказом в праве кому бы то ни было на эксплуатацию и присвоение плодов чужого труда, означало переход от равенства формального к равенству по существу и подвело материальное основание под политические права и свободы граждан»10. В этой связи опыт социализма также имеет огромное международное значение.
      Необходимо отметить, что закрепление юридического равенства граждан в международно-правовых актах о правах человека является более полным, чем в конституционной практике капиталистических государств. В духе гуманных традиций первых буржуазных деклараций Всеобщая декларация прав человека, принятая ООН 10 декабря 1948 г., провозглашает: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах» (ст. 1).
      Идея равных неотъемлемых прав «всех членов человеческой семьи» заложена в основу Международных пактов 1966 г. — об экономических, социальных и культурных правах и о гражданских и политических правах, ратифицированных Президиумом Верховного Совета СССР в 1973 г.11
      В названных международных документах довольно четко прослеживается тенденция к соединению принципов равенства перед законом и равноправия граждан; имеются попытки придать первому из этих принципов антидискриминационную направленность. «Все люди равны перед законом и имеют право без всякого различия на равную защиту закона», — говорится во Всеобщей декларации прав человека. Более полно эта мысль выражена в ст. 26 Международного пакта о гражданских и политических правах, где сказано: «Все люди равны перед законом и имеют право без всякой дискриминации на равную защиту закона. В этом отношении всякого рода дискриминация должна быть запрещена законом и закон должен гарантиров ать всем лицам равную и эффективную защиту против дискриминации по какому бы то ни было признаку, как-то: расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических и иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного положения, рождения или иного обстоятельства»12. Обратим внимание на то, что формальное равенство перед законом здесь тесно связывается с важным элементом равноправия — равным правом граждан на защиту закона от всякой дискриминации.
      Правительство США, демагогически используя лозунги прав человека в своей внешней и внутренней политике, уклоняется от ратификации многих международных документов о правах человека. Этой теме посвящен рисунок из газеты американских коммунистов «Дейли уорлд». Мировая общественность требует от американского сената, занятого рассмотрением многочисленных военных соглашений, уважения к Декларации прав человека 1948 г. я ми, исключающими принятие законодательным органом государства дискриминационных законов. Например, расистские законы ЮАР, обращающиеся с черным населением страны как с гражданами низшего сорта, приводят к полнейшему подрыву равенства всех перед законом, хотя формально принцип остается, потому что названные законы одинаково обязательны для белых и черных граждан. Одной из лучших гарантий равенства граждан перед законом является реальное право каждого человека, каждой социальной группы и всех слоев населения на равных основаниях непосредственно участвовать в правотворчестве, в создании закона. Такое же значение имеет и равное право граждан принимать участие в формировании высших органов государственной власти. В данном случае элементы равноправия (равное право участвовать в создании закона, избирать законодательный орган и контролировать его деятельность), как мы видим, питают формальный принцип равенства перед законом, не дают ему выродиться в простую фикцию. Очень важно провести в законодательстве связь между равенством всех перед законом и равноправием граждан.
      Важным элементом современного понимания принципа равноправия граждан является идея, в соответствии с которой этот принцип означает не только равенство прав, но и равенство обязанностей. Претворение этой идеи оказалось возможным лишь в конституционной практике социалистического общества, хотя сама по себе она возникла давно и высказывалась некоторыми прогрессивными буржуазными мыслителями прошлого. Руссо, например, требовал равенства, при котором все граждане пользуются одинаковыми правами и несут одинаковые повинности, принимают на себя обязательства на одних и тех же условиях13. Впоследствии, однако, буржуазия полностью отошла от этого принципа, а лозунг равенства прав в юридической практике капитализма и интерпретации буржуазных идеологов совершенно утратил связь с проблемой равенства обязанностей. Это не случайно, ибо система капиталистического производства и соответствующих ему общественных отношений развивает в себе механизм отделения прав от обязанностей, возможности широко и безгранично манипулировать правами, взятыми отдельно от обязанностей, и обязанностями, взятыми отдельно от прав. Это позволяет эксплуататорам присваивать себе права, взваливая обязанности на грудящихся. Фактическое неравенство обязанностей делает иллюзорным, недействительным принцип равноправия, внутренне опустошает его, превращает в идеологический миф.
      Против такого положения решительно выступали коммунисты еще в прошлом веке. Во «Временном Уставе Товарищества», который был написан К. Марксом, отмечалось, что его члены «считают долгом человека требовать прав человека и гражданина не только для себя самого, но и для всякого человека, выполняющего свои обязанности. Нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав»14. На знамени Базельской секции I Интернационала был начертан девиз: «Никаких обязанностей без прав. Никаких прав без обязанностей». В 1891 г. во время обсуждения проекта Эрфуртской программы немецких социал-демократов Ф. Энгельс вновь обратил внимание представителей рабочего движения на важность этого вопроса. «Вместо «за равное право всех», — писал он, — я предлагаю: «за равные права и равные обязанности всех» и т. д. Равные обязанности являются для нас особо важным дополнением к буржуазно-демократическим равным правам, которое лишает последних их специфически буржуазного смысла»15.
      В социалистической общественной системе, где отсутствует частная собственность на средства производства, капитал и капиталистическая эксплуатация, единство и равенство прав и обязанностей становятся важным фактором развития правовых отношений. Равноправие приобретает действительный характер, когда реализация прав членами общества прямо обусловлена исполнением ими своих обязанностей, сопровождается четкой регламентацией ответственности.
      Принцип равноправия граждан в его современном, прежде всего социалистическом, понимании означает абсолютную недопустимость всякой иерархии правовых положений граждан, наличия высших и низших юридических статусов, отсутствие любых установленных законом привилегий у одних категорий граждан, правовых ограничений — у других. Социализм представляет собой первое в истории человечества общество, где права человека перестают быть объектом присвоения и захвата, монополизации со стороны определенного высшего слоя общества. В досоциалистических обществах право господствующего субъекта фиксировалось либо открыто, как юридическая привилегия, либо как вытекающее из закона прямое или косвенное преимущество лица, обладающего более широкими возможностями действовать в сфере права.
      Привилегия есть исключительное право, с помощью которого социальная группа высшего общественного статуса, верхушка господствующего класса, выделяет себя среди других классов или групп, господствует над ними. Наиболее полное развитие система привилегий получила в праве феодализма, борьба против которого под знаменем буржуазных свобод была исторически оправданной и необходимой. До сих пор в конституциях некоторых буржуазных государств имеются нормы, на которых лежит отпечаток борьбы буржуазии против феодально-аристократических привилегии. «Государство не будет жаловать дворянские звания и титулы», — обещает, например, Конституция Ирландии; Конституция Швейцарского Союза заявляет о том, что в «Швейцарии не существует ни отношений подданства, ни привилегий — местных, по рождению, личных и фамильных» (ст. 4). Об отмене дворянских титулов, наследственных привилегий и почестей говорит Конституция Мексики (ст. 12), а в японской Конституции подчеркнуто, что пэрство и прочие аристократические институты не признаются. В целом же, упразднив привилегию как исключительное юридическое право и установив принцип формального, юридического равенства, буржуазия не уничтожила предмета привилегий, например земельную частную собственность или торговый капитал, и они дают новые фактические преимущества их владельцам в условиях несдерживаемого свободного развития и конкурентной борьбы16.
      Вскрытая К. Марксом дуалистическая природа буржуазной социальной организации, ее разделен-ностъ на две сферы — политическое государство и гражданское общество — создают возможность вуалировать неравенство в области так называемых частноправовых отношений политическими лозунгами равенства перед законом и равноправия.
      Борьба буржуазии против сословных привилегий как открытой формы юридического подавления свободней инициативы была в высшей степени компромиссной и не могла привести к действительному равноправию членов общества. Эту цель ставит себе социали-
      стлческое движение, для которого характерно последовательное отрицание привилегии как таковой. «Рабочий класс против всяких привилегий...»17 — писал В. И. Ленин. Социалистические конституции и законы абсолютно исключают из жизни общества привилегии.
      То же самое можно сказать и относительно дискриминации, которая, как и привилегия, характеризует неравноправное положение классов и социальных групп в эксплуататорской общественной системе. Практика дискриминации предполагает действия (или бездействия) властей или организованных общественных сил, направленные на умаление, ущемление прав личности вследствие ее принадлежности к определенной преследуемой группе. Эта практика означает, что с человеком не обращаются как с равным, ему препятствуют в реализации тех прав, которыми он мог бы пользоваться как обыкновенный член общества, рядовой гражданин государства. Дискриминация есть обратное отражение привилегий; там, где есть одно, надо искать и другое. Если носитель привилегии оставляет далеко позади себя средний уровень реального правооб-ладания в данном обществе, то дискриминируемое лицо просто не достигает этого уровня, не имеет фактической возможности приблизиться к нему.
      Подобно привилегиям дискриминация представлена в юридической сфере не отдельными, изолированными случаями, а как практика, связанная с неравенством классов и социальных групп, враждебными отношениями и борьбой между ними. Поэтому дискриминация — это всегда серьезнейшая и опасная проблема для общества, в котором она существует. Главным поводом для применения к лицу дискриминационных мер являются не его индивидуальные качества, особенности, не его поведение в какой бы то ни было форме вообще, а принадлежность к эксплуатируемому классу (к «подлой черни» при феодализме, к пролетариям в буржуазном обществе и т. д.) или социальной группе, которую третируют, преследуют, считают по каким-либо основаниям неполноценной категорией граждан. Таким образом, дискриминация возникает не из межличностных, а из классовых и социально-групповых (в конечном счете классово интерпретируемых) отношений.
      Из сказанного видно, что дискриминация, будучи по своей видимости юридическим феноменом, выступает вместе с тем и как большая социальнополитическая проблема, поскольку она направлена на материальное и моральное подавление так называемых низших классов и групп, и как проблема идеологическая, поскольку она связана с формированием классово-сословных предрассудков, предубеждений, позиций вражды, ненависти, взаимных подозрений, с разжиганием антипатий и нетерпимости людей к лицам другого класса или нации, расы и цвета кожи, пола, языка, религиозных убеждений, рода и характера занятий и т. п. В условиях современного буржуазного общества дискриминация в отношении неимущих слоев населения, представителей цветных рас и национальных меньшинств, женщин, молодежи, стариков и пенсионеров пронизывает не одно только право, но и всю материальную и духовную жизнь общества, его политику, мораль и культуру.
      Что касается социалистического общества, то оно, учитывая классово-групповой характер всякой дискриминации, нашло верный способ борьбы с этим явлением на путях ликвидации классовых противоположностей и социальных групп с непримиримыми противоречиями, постепенного стирания классовых различий, существенных различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом, всестороннего развития всех наций и народностей, одним словом, на путях усиления социальной однородности общества. Равенство перед законом, согласно Конституции СССР, распространяется на всех граждан независимо от происхождения, социального и имущественного положения, расовой и национальной принадлежности, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств.
      В несоциалистическом мире гражданам крайне важно иметь конституционные гарантии против дискриминации. Но именно их и не достает в политикоправовой практике современных буржуазных государств. В конституционных актах стран, для которых проблемы расовой, национальной дискриминации особенно остры и актуальны (США, Великобритания, ЮАР и др.), было бы напрасным занятием отыскивать какие-либо положения на этот счет. Правда, в отдельных конституциях, принятых после второй мировой войны (Япония, ФРГ и др.), содержатся статьи антиди-скриминационного характера, но их формулировки менее точны и более лаконичны, чем тексты соответ-
      ствующих статей международно-правовых актов о правах человека.
      Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах возлагает на участвующие в нем государства обязанность гарантировать провозглашенные пактом права, осуществлять их без какой бы то ни было дискриминации по признакам расы, цвета
      Нарушением провозглашенного Основным законом ФРГ равноправия и типичной дискриминацией граждан является практика «запрета на профессии», ограничения доступа к государственной службе для лиц, признаваемых политически неблагонадежными кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного положения, рождения или иного обстоятельства (ст. 2, ч. 2). По линии ООН и ее организаций за последние десятилетия был принят ряд важных конвенций, направленных на предотвращение различных видов дискриминации. Среди них Конвенции ООН о политических правах женщин (1952 г.), о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1965 г.), о пресечении преступления апартеида и наказании за него (1973 г.), Конвенция Международной организации труда (МОТ) о равном вознаграждении (1951 г.), Конвенция ЮНЕСКО о предотвращении дискриминации в области образования (1960 г.) и другие.
      Принятые при активном участии социалистических стран, эти международно-правовые документы отразили глубокую степень озабоченности мировой общественности размахом и масштабами дискриминационной практики, развернувшейся в ряде регионов мира.
      Политическая и экономическая системы социализма, общественный социальный строй объективно исключают практику привилегий и дискриминации, которые в эксплуататорском обществе являются абсолютными показателями нарушения или отступления от принципов равенства всех перед законом и равноправия граждан, отхода от юридического равенства вообще. Тем не менее в конституциях социалистических стран имеются необходимые гарантии против возможных прямых или косвенных ограничений прав, а также прямых или косвенных преимуществ граждан по расовым или национальным признакам, в зависимости от пола, образования, языка и т. д.
      Проблема установления юридического равенства в его обеих разновидностях — равенства всех перед законом и равноправия граждан — является исключительно сложной и затрагивает многие аспекты общественной жизни. Она может быть полностью решена лишь как часть общей программы продвижения социалистического общества к подлинному социальному равенству, в контексте глубоких общественных преобразований, направленных на ликвидацию классовых различий, устранение основных причин возникновения неравенств в общественном положении людей. Попытки решать эту проблему отдельно, ставить ее в стороне от реальной политики в области распределения материальных и духовных возможностей индивидуального развития каждого человека обречены на неудачу. Они, как показывает исторический опыт буржуазии, в лучшем случае не мешают процессам углубления социальных противоречий и неравенств, а в худшем — активно им способствуют. Буржуазия в сущности упрощает задачи, связанные с осуществлением равенства в сфере права, идеологическими иллюзиями равноправия и фикциями прав человека прикрывает глубочайшую пропасть экономического и социального неравенства при капитализме.
     
     
      Неравенство прав граждан в социально-экономической сфере
     
      И таков уж неумолимый закон всех обществ, покоящихся на товарном производстве и товарном обмене, что распределение собственности делается в них все более неравномерным, противоположность между богатством и бедностью становится все резче и собственность все более концентрируется в немногих руках...
      Ф. Энгельс
     
      Частная собственность — источник неравноправия граждан
      Классическим правом в эксплуататорских обществах всегда было и остается, считалось и считается право частной собственности. Буржуазия, которая в большей степени, чем прежние эксплуататорские классы, опирается на сугубо экономические методы своего господства, создала правовые институты, предоставляющие собственнику возможность свободно приобретать, беспрепятственно владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом. Капиталистический мир возвел «естественное и неотъемлемое», «священное и неприкосновенное» право частной собственности на недосягаемый юридический пьедестал. Именно в сфере права буржуазный культ собственности достигает своего апогея. Всякий культ — это сгусток иллюзий. На поверхности юридического регулирования экономические отношения собственности на средства производства и капитал выступают вовсе не такими, какими являются в действительности, т. е. они предстают в идеологически искаженной, иллюзорной форме.
      Юридическая иллюзия прежде всего возникает в результате постоянных усилий буржуазного законодательства и юристов интерпретировать право частной собственности на средства производства как всеобщее право человека, осуществляемое на основе свободы и равенства. Начало этой иллюзии было положено в период антифеодальной борьбы и консолидации буржуазии, когда стремление освободить частного собствен-ника-буржуа от сословно-кастовых и цеховых ограничений порождало подлинно демократические и общечеловеческие лозунги. Свободы собственности требовали тогда не для одной только буржуазии, а для всех людей. Многие прогрессивные мыслители и идеологи восходящего буржуазного класса делали это вполне искренне, с глубокой верой в то, что каждый человек на равных основаниях со всякими другими людьми достоин свободно владеть собственностью, вправе вести разумную и полезную для общества частнопредпринимательскую деятельность.
      Первые буржуазные декларации, конституции и законы испытали на себе непосредственное и сильное влияние естественноправовых доктрин, которые давали широкую возможность представить классовый интерес буржуазного собственника как абстрактный, общечеловеческий, вечный и неизменный социальный идеал. Однако на самом деле в юридически закрепленном всеобщем праве частной собственности не было ничего всеобщего, не было абсолютной и универсальной свободы. Все, что стояло за данной иллюзией, — это свобода собственника-капиталиста эксплуатировать труд многих людей, не имеющих никакой собственности и вынужденных продавать свою рабочую силу владельцу средств производства на самых тяжелых и унизительных условиях. Иллюзия, о которой мы говорим, прикрывала, вуалировала суровую действительность буржуазного эксплуататорского общества, но это было не единственное ее назначение. Эта иллюзия, несомненно, сыграла решающую роль в создании высокого идеологического престижа частной собственности в капиталистическом мире, превращении ее в предмет культа, поклонения, в святая святых системы буржуазного предпринимательства. Собственность, говорили буржуазные либералы различных поколений, воплощает высший закон разума и бога, и потому перед ней должны преклониться все государства и человеческие законы. Джон Локк, предтеча буржуазного либерализма, на вопрос, для чего существует государство в человеческом обществе, уверенно отвечал: «...великой и главной целью объединения людей в государства и передачи ими себя под власть правительства является сохранение их собственности»1. С давних времен «императив собственности» стал высшей нормой капиталистического общества и буржуазного образа жизни, основополагающим принципом политической и правовой системы капитализма.
      В период, предшествующий государственно-монополистическому капитализму, буржуазное общество долгое время испытывало воздействие либеральной доктрины «laissez faire», основная цель которой сводилась к требованию, чтобы государство предоставляло частным собственникам как можно более широкую, свободную от политического контроля сферу действия. Считалось, что частная собственность и предпринимательская деятельность, представляя «частную сферу» или гражданское общество, развиваются независимо от государства по законам рынка, «невидимая рука» которого вознаграждает одних и разоряет других собственников, сталкивает и регулирует их интересы. Доктрина предполагала невмешательство юридического закона в область действия закономерностей капиталистического рыночного хозяйства и обязывала государство в отношении собственников придерживаться принципа «пусть действуют» (laissez faire), быть не более чем «ночным сторожем», т. е. охранять собственность от краж, а ее владельцев — от обмана, насилия, нарушения договоров и т. п. Таким образом, «классическому» буржуазному государству предписывалась ограниченная общественная роль, о каких-либо активных его функциях в экономической и социальной сферах не могло быть и речи.
      Буржуазная доктрина «laissez faire» способствовала формированию типичной для капиталистического общества системы прав и обязанностей граждан. Право частной собственности в этой системе главенствует, возвышается и царствует над всеми другими правами и обязанностями, записанными в конституциях и законах. В прошлом веке, во времена домонополистического развития капитала, довольно четко прослеживалась тенденция конституционного закрепления служебной роли государства и закона по отношению к капиталистической частной собственности, предпринимательской деятельности и инициативе. Это выражалось в торжественном провозглашении «надгосударственного» характера права частной собственности, в признании того, что это право выше любого другого права, которое может быть установлено государством. Поэтому во многих буржуазных конституциях зафиксирован официальный отказ государства от возможности в законодательном порядке отменять или существенно ограничивать право частной собственности. В ст. 43 ныне действующей Конституции Ирландии (принята в 1937 г.) говорится: «Государство признает, что человек, как разумное существо, обладает естественным правом частной собственности на предметы внешнего мира, предшествующим положительному праву». И далее: «В соответствии с этим Государство гарантирует, что не будет издавать никаких законов, направленных на уничтожение права частной собственности или общего права передавать, завещать или наследовать имущество». В соответствии с доктриной «laissez faire» буржуазное конституционное законодательство исходит из принципа неприкосновенности, неотчуждаемости частной собственности в пользу государства. В этой связи характерна норма Конституции Норвегии (принята в 1814 г., действует и в настоящее время): «Недвижимое и движимое имущество ни в коем случае не может конфисковаться» (§ 104). Каким бы путем, включая преступный, собственник ни накопил свое имущество, оно по законам капиталистических государств не подлежит принудительному отчуждению. Ряд конституций (например, принятая в 1831 г. и ныне действующая Конституция Бельгии) вообще исключает конфискацию как уголовное наказание. Парадокс в том, что государство, призывая граждан на военную службу, претендует и может взять у человека даже его жизнь, но собственность оно не вправе безвозмездно изымать никогда, ни при каких условиях. Собственность — «превыше всего», ценнее, чем человеческая жизнь. Эта буржуазная мораль наложила отпечаток на конституции и законы капиталистических государств.
      В исключительных случаях, когда публичный интерес настоятельно того требует, конституции предусматривают ограничение или изъятие собственности на строго компенсационной основе. «...Никакая частная собственность не должна отбираться для общественного пользования без справедливого вознаграждения», — так гласит V поправка к Конституции США. Конституция Дании (1953 г.) допускает принудительное отчуждение собственности только «в силу закона и при условии полного возмещения» и при этом устанавливает особый, усложненный порядок принятия законов об отчуждении, процедуру, позволяющую оспаривать и отклонять подобные законы (§ 73). Аналогичные нормы существуют и в других буржуазных конституциях, в особенности в старых, принятых еще в XVIII — XIX вв., но сохраняющих свое действие до наших дней.
      «Когда в ряду различных прав, — писал Л. И. Брежнев, — «священное» право частной собственности имеет приоритет над остальными, то в реальной действительности эти остальные права и свободы урезываются или даже выхолащиваются» 2. Фетишизация права частной собственности, а также свободы частнопредпринимательской деятельности привела к созданию однобокой и уродливой системы прав человека в буржуазном обществе, исключила саму возможность установления и развития социально-экономических прав — на труд, отдых, образование, охрану здоровья, права на социальное обеспечение и т. д. Считалось, что соответствующие проблемы не могут быть предметом государственного регулирования, поскольку их решение относится к прерогативе бизнеса и осуществляется лишь на основе частных отношений в рамках гражданского общества. Право собственности, таким образом, заменяло и подменяло собой все социально-экономические права человека.
      Политические и личные права хотя и провозглашались, но были в сущности подчинены все тому же «сверхправу». Свобода политических союзов и печати, избирательные права и неприкосновенность личности, тайна переписки и право обращаться в суд с иском — все они в конечном счете обслуживали главное право в капиталистическом обществе — право частной собственности. Во имя свободы собственника и обеспечения самого широчайшего простора для его предпринимательской деятельности, частной инициативы государство отказывается от попыток вносить позитивные элементы организации в сферу осуществления прав. Государство, согласно либеральным доктринам, обязано провозгласить права человека, записать их в конституции, а то, как они будут осуществляться в жизни, — забота самой личности и только ее дело. Отсюда вытекало полное отрицание идеи гарантий прав человека со стороны государства, поскольку попытки установить гарантии означали бы, по мнению либералов, его вмешательство в сферу частнохозяйственных отношений, нарушение принципов полной экономической свободы.
      Образование и рост капиталистических монополий в конце прошлого и начале нынешнего века, развитие государственно-монополистического капитализма на протяжении XX столетия заставили буржуазию пересмотреть многие политические и юридические позиции, которые раньше считались непоколебимыми. Впечатляющим событием было падение классической либеральной доктрины «laissez faire» в период, когда правящие классы крупных капиталистических государств, пытаясь любыми средствами исключить возможность кризисов и положить конец экономической нестабильности, пошли по пути непосредственного государственного вмешательства в экономику, государственно-монополистического, антикризисного регулирования производства и распределения, огосударствления отдельных экономических отраслей. Хотя в действительности эти меры были продиктованы интересами крупного капитала, финансовой олигархии, на словах государственное вмешательство в экономику осуществляется якобы в целях достижения «всеобщего благосостояния», примирения наемного труда и капитала, установления «гармонических» отношений между классами. Новый экономический курс потребовал иной политической фразеологии, гибких формул, изощренной политической тактики. Все это нашло отражение в буржуазном праве.
      Культ права частной собственности теперь утратил прежний блеск и великолепие, хотя сам по себе не исчез и, как мы об этом еще скажем, нашел новые, не столь яркие, но тем не менее действенные формы проявления. Кейнсианская модель развития капиталистического производства предполагает контроль буржуазного государства над экономикой в целях ограничения, устранения вредных последствий стихийного действия законов капиталистического рынка. Она, следовательно, рассчитана на экономическую и социальную активность государства, которое, опираясь на финансовые и кредитно-денежные механизмы, направляет частный бизнес, осуществляет прямое управление некоторыми секторами экономики и тем самым обеспечивает необходимые темпы экономического роста. В области социальных отношений задачи буржуазного государства формулировались еще более смело: оно должно было положить конец безработице и ншцете трудящихся в капиталистических странах, проводить социальную политику и осуществлять определенные программы в пользу малоимущего населения, развивать социальное обеспечение и страхование, перераспределять через механизм налогообложения и в иных формах собственность и доходы на справедливой и равноправной основе, сокращать разрыв между бедностью и богатством, смягчить, а потом и устранить социальные неравенства.
      Поскольку собственность в соответствии с политикой «нового курса» подлежит некоторому перераспределению внутри общества через механизм государственного регулирования, право частной собственности из «надгосударственных» высот должно было опуститься до уровня как бы обыкновенного права, подверженного всем превратностям государственной регламентации. Конечно, действующие старые конституции и многие законы, вдохновленные доктриной «laissez faire», продолжают хранить былой пафос в отношении частной собственности, но в новых конституциях и законах, принятых после второй мировой войны, уже нет неумеренного славословия и коленопреклонения перед правом собственности. Напротив, они ярче подчеркивают ограниченность этого права общественными интересами и законами государства. «Собственность обязывает. Пользование ею должно одновременно служить общему благу», — напоминает гражданам ФРГ Основной закон этой страны (ч. 2, ст. 14). В отдельных современных буржуазных конституциях отражена идея относительно собственности как социальной функции, осуществляемой в определенных законом границах.
      Так, Конституция Италии (1947 г.), признавая и гарантируя частную собственность, указывает на прерогативу закона определять способы приобретения и пользования собственностью, устанавливать границы действия с целью обеспечить ее социальную функцию и сделать ее доступной для всех (ст. 42). Частная хозяйственная инициатива, согласно ст. 41 этой конституции, не может развиваться в противоречии с общественны! пользой или так, чтобы причинять ущерб безопасности, свободе или человеческому достоинству. «Закон, — сказано в этой статье, — определяет программы тех мероприятий и контроля, с помощью которых общественная и частная экономическая деятельность может быть направляема и координируема в социальных целях».
      Многие буржуазные юристы, политологи, экономисты, сторонники «нового курса» капиталистического развития, заговорили даже о полной «десакрализации» права частной собственности, о свержении самого зловредного и алчного идола буржуазии. Они воображают, что государство, «укротившее» собственника, может если не теперь, то в ближайшем будущем свободно манипулировать, делать с собственниками чуть ли не все, что захочет. В действительности обстоит далеко не так, и крупные собственники-капиталисты, как показывает опыт, делали до сих пор лишь мелкие и вполне приемлемые для них уступки, сохраняя в неприкосновенности ключевые позиции в экономике и социальных отношениях.
      Тем не менее некоторые идеологи, исходя из практики и задач антикризисного государственно-монополистического регулирования, создают «оптимистические» теории относительно экономического и юридического статуса частной капиталистической собственности. Говорят, например, о том, что роль собственности в экономической системе капитализма уменьшается, ибо ведущее положение в ней занимают уже не собственники капитала, а те лица, которые управляют капиталом, принимают решения относительно того, куда и как вкладывать ассоциированный капитал, отвечают за прибыли. Управляющие или менеджеры не являются юридическими собственниками денежных и иных накоплений, которыми они распоряжаются, и все же именно они облечены экономической властью и могут навязывать обществу, включая собственников, свою волю.
      В связи с этим голландский экономист Я. Тинберген утверждает, что источником эксплуатации и господства служит сегодня не промышленный или финансовый капитал, а то, что он называет «интеллектуальным капиталом», т. е. знания, профессиональный опыт, организаторские способности, управленческие таланты и т. п. Маркс, полагает он, был не прав, считая капиталистическую частную собственность причиной глубоких социально-экономических бедствий. На самом деле она будто бы никогда не имела большого экономического значения, а в современном западном обществе менеджеры представляют более могущественную социальную группу, чем собственники. Нужно ли в связи с этой теорией говорить, что и в современном капиталистическом обществе право собственности на капитал всегда есть источник доходов и богатства, тогда как «интеллектуальный капитал» приносит доходы лишь на службе у собственников. Не всем интеллектуалам удается хорошо служить, многим сразу же после окончания университета приходится пополнить армию безработных, влачить нищенское существование.
      Еще Дж. М. Кейнс говорил об отделении управленческих функций от собственности на капитал3. Д. Гэлбрейт построил на этом целую теорию об изменении характера экономической власти в современном капиталистическом обществе. При наличии возросших потребностей производства в специализированных знаниях, роста влияния менеджеров и профессионалов-управленцев, полагает Д. Гэлбрейт, постоянно свертывается влияние собственников капитала, крупных и мелких держателей акций. Возникло современное технизированное предприятие с собственным аппаратом управления, состоящим из людей, обладающих разнообразными техническими знаниями, опытом и способностями, в которых нуждается промышленная технология и планирование, заявляет он. Этот аппарат Гэлбрейт именует «техноструктурой». Источник власти на промышленном предприятии, в экономике перемещается от капитала к организованным знаниям, «техноструктуре». Группы управляющих прочно держат в своих руках контроль над предприятием, несмотря на то что юридически они зависят от собственников капитала, акционеров, заправляют всеми делами и фактически все решают сами. Укрепление власти «техноструктуры» Д. Гэлбрейт связывал также с политикой капиталистического государства, направленной на расширение социальной базы частного предпринимательства, «рассеивание» капитала, «рассредоточение» частной собственности.
      Дело в том, что уже на первых этапах антикризисного регулирования у нетерпеливых буржуазных реформаторов, мечтавших о классовой гармонии и «народном капитализме», возникли разнообразные проекты приобщения трудящихся к капиталистической системе, налаживания «социального партнерства» и мирного сотрудничества рабочих и капиталистов. Некоторые проекты предлагали сделать каждого рабочего частным собственником, пусть маленьким, но собственником, дать ему возможность приобрести акции, стать участником в деле своих хозяев, вместе с ними «разделять» прибыли. Такого рода «участие» в прибылях, кроме того, должно было якобы повлечь за собой участие трудящихся в управлении производством, налаживании демократического контроля за процессами концентрации собственности и власти. В некоторых капиталистических странах были проведены законодательные мероприятия под лозунгом «собственность для всех».
      В соответствии с этим законодательством на обычных или льготных (номинально для трудящихся, а фактически для капиталистов) условиях определенная часть акций распространялась по профсоюзным и иным каналам среди рабочих. Число держателей акций действительно росло, однако надежды на то, что работник, который приобретает акции и становится носителем права частной собственности, явится таким же участником дела, как и предприниматель, естественно, не оправдались. Подавляющее большинство учитываемых статистикой акционеров — мелкие и средние, а они, как отмечают западные экономисты, оказываются на самом последнем месте среди получателей дохода. Что же касается участия в управлении производством, то здесь они представляют собой совершенно безликую массу, не имеют собственного голоса и чаще всего остаются вне игры.
      Д. Гэлбрейт прав, когда говорит о том, что менеджеры игнорируют такого рода «собственников». «На собраниях акционеров, представляющих собой бессодержательную церемонию обмена банальностями и не относящимися к делу замечаниями, — пишет он, — присутствуют лишь владельцы незначительной части акционерного капитала, а голосами остальных акционеров распоряжаются по доверенности директора компании, избираемые теми же управляющими» 4. Западногерманский экономист Г. Брейденштейн также отме чал, что на мелких акционеров в ФРГ промышленные воротилы смотрят в лучшем случае как на «докучли вую публику», которая удовлетворяется получением незначительных доходов. Говоря о том, что рядовые акционеры охотно делегируют директорам свои права, он замечает: «И это понятно, так как в большинстве случаев мелкий акционер может затратить на поездку к месту общего собрания больше, чем доход, приносимый его частью капитала»6.
      То, что масса рядовых, мелких держателей акций ныне попросту отстраняется от процесса принятия важных и ответственных решений в рамках корпораций, можно легко понять. По отношению к ним менеджеры действительно независимы, диктуют им свою волю, предписывают свои нормы и правила. Но так ли они ведут себя в отношении крупных акционеров, настоящих, а не номинальных собственников -капиталистов? Можно ли подобным образом обращаться с обладателями контрольных пакетов акций, владельцами состояний, исчисляемых миллионами и миллиардами долларов? Практика буржуазного общества показывает, что не управляющий навязывает свою волю собственнику средств производства, а наоборот. Реальная власть менеджеров коренится не в чем ином, как в силе и могуществе крупного капитала, заинтересованного в вытеснении и подавлении мелкого. Менеджеризм есть лишь современное средство утверждения права крупной капиталистической собственности, форма, в которой оно реализуется в условиях государственно-монополистического рехулирования экономики.
      Процессы, происходящие сегодня в недрах капиталистической экономики, убедительно доказывают правильность марксистско-ленинского положения о частной собственности на средства производства как источнике эксплуатации и социального неравенства, кризисов производства и социально-политической нестабильности. До сих пор никому из буржуазных реформаторов не удалось найти достаточно надежного средства, чтобы «обуздать» частную собственность. Она удивительнейшим образом обходит все расставленные так называемыми «антитрестовскими» законами государства «препоны» и «ограничения», отлично приспособилась к государственно-монополистической политике. Конечно, кое-чем все же пришлось поступиться. Крупный капитал в свое время вынужден был согласиться с необходимостью осуществления государством определенных социальных программ, с требованиями профсоюзов и иных организаций трудящихся, связанными с удовлетворением непосредственных нужд рабочего класса, и т. п. Меры в рамках политики «народного капитализма», «социального партнерства» оказались возможными как в силу огромного внешнего давления на капитал, так и вследствие изменившихся в период научно-технической революции условий производства и потребления.
      Экономическая система оказалась заинтересованной в человеке труда не только как в квалифицированном работнике, из которого можно выжимать все больше и больше, но и как в субъекте потребления, определяющем массовый спрос на рынке. Не из доброты или гуманности капиталисты ведущих западных стран соглашались на повышение заработной платы и жизненного уровня рабочего класса, других категорий трудящихся. «Не отправляйте на бойню корову, которая дает вам молоко. Чем лучше вы будете ее кормить, тем больше молока от нее получите» — в этом циничном лозунге, некогда родившемся в Швеции, стране, где классовое сотрудничество, как считают на Западе, организовано наиболее широко, содержатся истинные мотивы современной политики крупного капитала в отношении рабочих. Право частной собственности на заводы и предприятия, где осуществляются меры по «социальному партнерству», позволяет крупным капи-талйстам удерживать контроль и определять направление этих мер, проваливать их, если они ставят под угрозу прибыли монополий, или так «ловко» применять законы, изданные якобы в интересах рабочих, что законы приобретают обратный эффект, приносят выгоду корпорациям.
      Весь этот «спектр» возможностей крупного капитала был продемонстрирован в сфере политики «рассредоточения», «рассеивания» собственности. Многие законопроекты, подготовленные по данным вопросам (обычно профсоюзными организациями), лопаются как мыльные пузыри. Через государственные учреждения проходит лишь то, с чем соглашаются монополисты, которые в любое время могут блокировать государственную политику и закон. Во Франции, например, монополии провалили деголлевскую концепцию участия трудящихся в прибылях предприятий, а изданный в 1967 г. ордонанс президента, предусматривавший систему распространения акций среди рабочих, по существу не был выполнен6. В других странах к уже существующим законодательным актам, официальная цель которых — положить конец отделению наемного работника от средств производства, добавляются все новые, внося неразбериху в формы участия трудящихся в прибылях предприятия, чем, естественно, широко пользуются монополии, которые маневрируют с целью удержать в своих руках всю полноту экономической власти на предприятиях.
      В некоторых европейских капиталистических странах при активном участии социал-демократов и реформистских профсоюзов созданы или создаются так называемые «фонды участия», «рабочие фонды» на предприятиях. Они образуются путем отчисления из заработной платы рабочих, реже сюда добавляется и некоторая, как правило незначительная, доля прибылей предприятия. Основное назначение фондов — организованное приобретение акций для рабочих на предприятиях своей или чужих компаний. Работник, получающий акции в основном или только за счет своей зарплаты и на условиях, определенных коллективным соглашением, не может свободно распоряжаться (изымать или что-либо делать) принадлежащей ему «частью» капитала. Его право, таким образом, урезано, выражает собой не что иное, как юридически-принудительную связь работника с предприятием. Зато хозяева, мобилизуя денежные средства рабочих, получают дополнительный источник финансирования производства, удешевляют инвестиции, облегчают себе бремя капиталовложений, не говоря уже о том, что они связывают профсоюзы, стремятся сделать их более сговорчивыми и лояльными по отношению к интересам монополии. Оказалось, что «рабочие фонды» никакой угрозы капитализму не несут, но, напротив, дают широкую возможность крупным собственникам в своих интересах использовать деньги и доверие рабочих.
      В последние годы заставила о себе много говорить политика «формирования собственности», проводимая монополиями и властями ФРГ. Ее официально провозглашенные цели выглядят заманчиво: она якобы призвана способствовать полному равноправию всех в экономике, государстве и обществе, создать противовесы опасной концентрации капитала, покончить с несправедливым распределением собственности, разделением общества на бедных и богатых, сделать каждого работника состоятельным человеком, дать ему возможность участвовать в управлении производством.
      Формирование собственности у рабочих стало частью реформистской политики социал-демократов, направленной якобы на замену «монополистической» структуры собственности «плюралистической», на поощрение с помощью различных законодательных мер сбережений трудящихся, использование этих сбережений для капиталовложений и получения прибыли. В программных документах германской социал-демократической партии, которая много лет находится у кормила государственной власти, встречаются такого рода заявления: «Мы, социал-демократы, хотим предоставить часть прибавочного капитала, образовавшегося в результате совместных усилий труда и капитала, в распоряжение тех, кто непосредственно участвовал в этом процессе»7.
      Согласно действующему законодательству ФРГ, «формирование собственности» осуществляется путем получения работниками так называемой «инвестиционной заработной платы» и в форме участия их в прибылях и собственности предприятия. Закон обязывает предпринимателя выплатить работнику за каждый рабочий день определенную сумму сверх заработной платы, а работника — увеличить эту сумму до некоторого размера из своих собственных средств, поместить ее в какое-либо кредитное учреждение на срок от 7 до 12 лет. Размеры и сроки взносов вклада определяются соглашениями, заключаемыми между профсоюзом и предпринимателем. Данный вклад, получивший название «инвестиционной заработной платы», используется для увеличения капиталовложений в промышленность и другие сферы частного бизнеса.
      В течение длительного срока рабочий не имеет права отчуждать имеющиеся у него инвестиционные сертификаты, т. е. закон обязывает его к сбережению в целях удовлетворения возрастающих потребностей частного бизнеса в капитале. Кроме процентов по инвестиционным сертификатам, реальный доход от которых резко падает или сводится на нет в результате инфляции, рабочий в сущности ничего не получил от политики «формирования собственности». Но капиталист получил многое: новые источники финансирования и удешевления инвестиций, маневренность капитала, усиленного за счет средств, собранных среди рабочих, ссуды и налоговые льготы от государства взамен согласия нести расходы по «инвестиционной заработной плате» и, наконец, возможность выйти из ситуации без всяких потерь вообще, переложить указанные расходы на потребителя через механизм цен. В интересах крупного капитала используются и такие формы «участия» рабочих в прибылях, как «рабочие займы», когда рабочий одалживает предприятию свою долю прибыли, «товарищество», при котором доля прибыли наемного работника превращается во вклад, «акции коллектива предприятия» и т. п.
      Не менее, а может быть, даже более заинтересованы монополисты в идеологическом эффекте политики «формирования собственности». Один из участников многочисленных дискуссий в ФРГ, связанных с данной проблемой, писал: «Политические силы, захватившие руководство в Западной Германии, подхватили старую мысль о противопоставлении идеи широкого рассредоточения собственности идее социализации средств производства» 8.
      Политика «формирования собственности» в ФРГ, как и аналогичные программы, реализуемые в других капиталистических странах, пытаются оспаривать социалистические требования относительно необходимости ликвидации частной собственности и обобществления средств производства. Рабочий класс хотят превратить в класс мелких владельцев, воспитать у него чувство глубокой антипатии к революционным мерам в отношении частной собственности, за которые выступают коммунисты. В свое время, восхваляя политику «формирования собственности», социал-демократ К. Шиллер, бывший министр хозяйства и финансов ФРГ, откровенно сформулировал цель этой политики: «Именно рабочий, обладающий некоторой собственностью, будет болезненно реагировать на планы национализации и обобществления».
      Данные о распределении собственности, которые уже приводились в этой книге, отражают тревожную картину усиливающейся концентрации собственности, монополизации богатств правящей верхушкой общества. Сегодня в ФРГ, несмотря на все усилия и шумиху вокруг «формирования собственности», в среднем на одного предпринимателя приходится в 50 раз больше производительной собственности (т. е. собственности на средства производства), чем на одного наемного работника10. Для многих людей на Западе наступает пора освобождения от иллюзий «социального партнерства» и «народного капитализма». Реформистские, демагогические меры современных буржуазных государств в целях «рассеивания» капитала и собственности, «расширения» социальной базы частного предпринимательства вызвали разочарование общественности. Бурные экономические и политические события последних лет укрепили понимание невозможности и утопичности различных проектов «народного капитализма».
      Коммунистические и рабочие партии капиталистических стран выступают с реалистической программой борьбы против монополий, засилья крупной капиталистической собственности в экономике и других сферах жизни. Это программа классовой борьбы за улучшение условий и оплаты труда, повышение реальной заработной платы рабочих, за право управления предприятием, за передачу основных отраслей промышленности, крупных банков и страховых компаний в общественное достояние, а в конечном счете — борьбы за национализацию и социалистическое обобществление средств производства. «Попытки снизить накал классовой борьбы путем кое-каких социальных реформ, — отмечалось в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии, — также не имеют успеха. Число участников забастовок выросло за десятилетие более чем на треть, достигнув, только по официальным данным, четверти миллиарда человек» п.
      Важной целью коммунистов в современных условиях является разоблачение лицемерной тактики буржуазии в ситуациях столкновения классов, социальной демагогии, методов обмана и разложения рабочего класса, его организаций и движения. Нынешняя стадия развития капитализма, усилившая господство крупного капитала, дает обильный материал для подобных разоблачений.
      Обескураживающе безуспешными оказались не только лобовые атаки реформистов на мир корпораций и частный капитал, прямые их попытки «разукрупнить» собственность, «передав» часть средств и прибылей в руки рабочих, но и методы перераспределения собственности и доходов через механизмы социальной политики буржуазного государства. Приверженцы кейнсианской модели капиталистического развития представляли себе государство чем-то вроде огромнейшего банка национальных богатств, на счета которого постоянно стекаются вклады различных секторов общества — налоги от прибылей корпораций, от других доходов, создаваемых в итоге первичного распределения национального дохода между участниками производства. Все это потом вновь перераспределяется на «справедливой» основе, иначе говоря, вторичное распределение, осуществляемое государством, должно исправлять недостатки первичного, смягчать и постепенно устранять неравенства в доходах и собственности, снимать резкие диспропорции в области имущественных и социальных отношений, направлять избыток богатств, образовавшийся у состоятельных людей, на покрытие нужд бедных слоев населения. Предлагалось обеспечить потребности граждан, которые не могут принимать участия в первичном распределении, не заняты в производительной деятельности в силу старости, малолетства, болезни, инвалидности или по каким-либо иным причинам. Буржуазное государство, опираясь на методы экономического регулирования и средства социальной политики, должно было сотворить «чудо», избавить капиталистическое общество от его самых тяжких болезней. Начиная с 30-х годов нынешнего столетия, когда некоторые капиталистические страны впервые стали на путь государственно-монополистического регулирования, появлялось, а затем, конечно, исчезало множество теорий «государства всеобщего благоденствия», проникнутых элементами утопической романтики, верой в чудодейственную силу государства, его политических и юридических инструментов.
     
      Курс на ограничение социально-экономических прав трудящихся
      Социальное законодательство в буржуазных странах вызвано глубокими общественными процессами, связанными с обострением противоречий между наемным трудом и капиталом. Вынужденный характер носили изменения, которые хотя и не причинили реального ущерба капиталистической частной собственности, но тем не менее в юридической сфере привели к тому, что право частной собственности должно было потесниться, дать место определенным социально-экономическим правам человека, о которых старое буржуазное законодательство ничего не хотело знать.
      То, что капиталистическому государству пришлось сделать в сфере социально-экономических прав, можно с полным основанием сказать, явилось завоеванием трудящихся. Речь идет о более коротком, чем раньше, рабочем дне, оплаченных отпусках, охране труда на производстве, социальном страховании и пенсионном обеспечении в старости, в случае болезни, инвалидности и т. п. И хотя не все капиталистические страны пошли достаточно далеко в установлении, а тем более в обеспечении соответствующих прав, само появление последних в буржуазных конституциях и законах стало крупным успехом трудового народа в его борьбе против капитала. В послевоенный и последующие периоды капиталистического развития буржуазные правовые системы пополнились некоторыми новыми социально-экономическими правами человека. С буржуазной точки зрения эти права нежелательны, они раздражают монополистов, обременяют предпринимателей, создавая для них массу обязательств и неудобных ситуаций. На деле же социально-экономические права, куцые и сокращенные в сравнении с аналогичными правами при социализме, становятся сразу же пасынками буржуазной правовой системы, тогда как ее любимым детищем остается, как и прежде, право частной собственности. Для последнего создают благоприятный режим использования, особые средства защиты. И напротив, социально-экономические права — на труд, образование, на получение пенсий и т. д. — всегда становятся первой жертвой наступления государственно-монополистического капитала на интересы трудящихся.
      Эфемерность социально-экономических прав при капитализме отражает общую тенденцию, в соответствии с которой любая социальная мера, каждый законодательный акт в пользу людей труда легко отменяются или практически игнорируются буржуазией, когда для этого есть хотя бы малейшая возможность. Призывая рабочий класс, трудящихся проявлять величайшую бдительность в охране своих социальных завоеваний, коммунисты подчеркивают, что борьба за права граждан в рамках капиталистического общества сама по себе не приведет к социально справедливому решению наболевших общественных проблем. Для этого необходимы коренные революционные преобразования всего общества, замена капиталистических производственных отношений и соответствующих им общественных форм социалистическими. Однако борьба трудящихся за свои права в современных условиях абсолютно необходима не только потому, что она дает им возможность отвоевать у буржуазии какую-то часть созданных руками рабочих общественных богатств, но главным образом потому, что, выдвигая серьезные социальные требования равенства и равноправия всех граждан в социально-экономической сфере, рабочий класс и другие трудящиеся обнажают слабости и пороки капитализма, бьют по наиболее уязвимым местам империалистической системы.
      Необычайно острый характер в современных условиях капиталистического развития приобретают проблемы, связанные с осуществлением права граждан на труд, с требованиями установить определенные юридические гарантии от безработицы, которая, по общему признанию, переросла всякие терпимые границы. Безработица — одна из узловых социальных проблем современного капитализма. В ней как в фокусе отражаются все важнейшие экономические, политические и юридические аспекты противоречия между наемным трудом и капиталом. Пока действует присущая капитализму система объективных факторов, порождающих безработицу, всякие разговоры о всеобщем праве человека на труд являются иллюзорными, несбыточными. Но тяга к данному праву, желание иметь надежные гарантии и возможности трудиться в современном мире чрезвычайно велики. Перспективы обеспечения элементарного человеческого права на труд все чаще и решительнее обсуждаются общественностью в связи с проблемой безработицы, поисками средств, облегчающих или устраняющих ее последствия для трудящихся.
      В целом безработица — прогрессирующая болезнь капитализма. Хотя в зависимости от экономической конъюнктуры численность безработных не остается постоянной, она то повышается, то понижается, для многих буржуазных стран в течение последних десятилетий характерен высокий процент незанятых или не полностью занятых работников в общей массе трудоспособного населения. В современном капиталистическом мире безработица остается неизменно высокой, в отличие от прошлых времен она менее зависит от фаз подъема и спада, от темпов развития капиталистической экономики. Об этом свидетельствуют следующие данные относительно среднегодовой численности официально зарегистрированных полностью безработных в ведущих капиталистических странах (в млн. человек)12:
      Страны Годы
      Безработица свирепствует не только в этих странах, но и во всем капиталистическом мире. В 1980 г. армия полностью или частично безработных во всех несоциалистических странах насчитывала не менее 455 млн.
      человек. В США она составила 8,2 млн. человек, в Англии достигла рекордной за последние пятьдесят лет цифры — 2,25 млн. человек (10% всей рабочей силы). Правительственные органы стремятся приуменьшить размеры этого серьезного общественного бедствия, и поэтому данные о безработице отличаются неполнотой. Но как бы, однако, власти ни манипулировали цифрами и статистикой, им никуда не уйти от исключительно серьезных проблем, порождаемых безработицей.
      Если раньше капиталистическое общество имело дело с безработицей, связанной с сокращением и циклическими спадами производства, которая относительно легко «рассасывалась» в периоды экономического подъема, то сегодня преобладают устойчивые формы так называемой структурной и технологической безработицы. Они являются результатом технического обновления и замены старых основных фондов новыми без расширения производственных мощностей и создания дополнительных рабочих мест. Как отмечал в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии Л. И. Брежнев, «в условиях капиталистического общества применение в производстве новейших научно-технических достижений оборачивается против трудящихся, выбрасывает миллионы людей за ворота фабрик и заводов. За десятилетие армия безработных в развитых капиталистических странах возросла вдвое»13. Жесткая капиталистическая рационализация, направленная на вытеснение из сферы производства все большего количества рабочих рук, вступила в резкое противоречие с наемным трудом. Факторами, которые удерживают кривую безработицы на высоком уровне и не дают ей опускаться вниз, являются также усиливающиеся энергетический и сырьевой кризисы, обостряющаяся проблема нефти. Удорожание импортного и местного сырья, энергии, естественно, ведет к увеличению издержек производства и грозит падением нормы прибыли. Чтобы избежать этого, монополии прибегают к сокращению и экономии фонда заработной платы, ликвидации рабочих мест.
      Серьезные проблемы создают маневры монополий, в особенности транснациональных корпораций, в связи с вывозом капитала в другие страны. Они без колебаний закрывают даже хорошо налаженные, рентабельные производства, чтобы переместить деньги и технику в экономику других, чаще всего развивающихся государств, где дешевле сырье и рабочая сила, где можно добиться льготных условий пользования источниками энергии, скидок по налогам и иным платежам. В результате прибыли корпораций растут, улучшаются другие показатели экономической активности, а безработица не сокращается или даже увеличивается в условиях, когда она, казалось бы, должна была падать. Все это говорит о том, насколько глубоко укоренилась безработица в капиталистических странах, как тесно она связана и обусловлена экономическими механизмами, которые объективно выгодны монополиям и на демонтаж которых они никогда не согласятся. Не удивительно, что широко раздаваемые во время предвыборных кампаний обещания государственных деятелей Запада справиться с ростом безработицы, решить вопросы занятости в интересах всего общества систе-
      матически не выполняются. Попытки выйти из трудного положения с помощью законодательных мероприятий, направленных на создание новых рабочих мест, также не приводят к ощутимому успеху.
      Буржуазная идеология и пропаганда не желают, чтобы общественность западных стран осознала истину, согласно которой ликвидировать безработицу можно лишь в итоге коренных социально-экономических преобразований, ставящих под вопрос само существование капиталистической системы. Они охотнее направляют внимание общественности в сторону политических и юридических проблем безработицы, усложняют и запутывают эти проблемы, создают атмосферу ожидания «мудрых» реформ, компетентной политики и законодательных действий, которые все наконец поставят на свое место. Однако «мудрые» решения не приходят, а число проблем безработицы, не только социально-экономических, но и политических, юридических, постоянно увеличивается.
      С юридической точки зрения безработица есть состояние, в котором гражданин не имеет возможности осуществлять в принципе все основные социально-экономические права, и прежде всего право на труд. Человек, лишенный работы, попадает в своеобразный социальный вакуум, где теряют практическое значение все формально предоставленные ему права. В США и некоторых других капиталистических странах для безработных установлены временные пособия, выплачиваемые на определенных условиях, но считать право на такое пособие хотя бы частичной заменой права на труд, отдых, социальное страхование и иных социально-экономических прав, разумеется, нельзя.
      Конституционное закрепление права на труд было бы большим подспорьем в борьбе трудящихся против политики монополий и их действий, влекущих за собой безработицу. В этом отдают себе отчет коммунисты, поддерживающие демократические требования общественности своих стран о включении в конституции и законы буржуазных государств широкого списка социально-экономических прав, и прежде всего права на труд. Значение этой меры подчеркивалось, например, в коммунистической печати ФРГ: «Законодательное закрепление права на труд, и прежде всего в Основном законе, не есть, конечно, гарантия, а тем более замена его осуществления, но это — облегчение, важная позиция в борьбе за его проведение. Представители правительственных кругов и концернов были бы по крайней мере связаны словесным признанием этого основного права и соизмеряли бы этим свою политику» и. Требование юридического признания права на труд переплетается и соединяется с социальными требованиями положить конец безработице, обеспечить полную занятость трудоспособного населения, широко вошедшими в программы коммунистических и рабочих партий, ставшими лозунгами прогрессивных профсоюзов, забастовочного движения рабочих капиталистических стран.
      Что касается буржуазии и крупного капитала, то их отношение к проблеме законодательного закрепления социально-экономических прав крайне сложно, непоследовательно, а в части права на труд явно раздваивается. Монополисты понимают, что необходимо пойти на какие-то жертвы. Идеологи, проявляющие заботу о соблюдении правил «демократического приличия», исходят из того, что система прав человека в наше время не может считаться завершенной и прогрессивной без признания за гражданами их фундаментального права на труд. Буржуазии сегодня приходится учитывать влияние примера социалистических стран, обеспечивших это право, большой интерес трудящихся Запада к опыту социализма.
      Правящие круги капиталистического мира вынуждены считаться и с тем, что благодаря настойчивым усилиям социалистических государств право граждан на труд уже получило признание в международной жизни, закреплено в ряде авторитетных документов ООН. «Каждый человек имеет право на труд, на свободный выбор работы, на справедливые и благоприятные условия труда и на защиту от безработицы», — провозглашается в ст. 23 Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г.15 В соответствии с Международным пактом об экономических, социальных и культурных правах (1966 г.) право на труд «включает право каждого человека на получение возможности зарабатывать себе на жизнь трудом, который он свободно выбирает или на который он свободно соглашается...» (ст. 6). Рекомендуемые Пактом меры (ст. 6 и 7) предусматривают обеспечение благоприятных условий труда и справедливое вознаграждение, осуществление программ профессионально-технического обучения и подготовки, достижение неуклонного экономического, социального и культурного развития, полной производительной занятости в условиях, гарантирующих основные политические и экономические свободы человека16. Подобного рода норм нет в законодательствах ведущих капиталистических стран, и в этом отношении они существенно и заметно отстают от уровня международного регулирования проблем обеспечения прав человека.
      Трудности на пути закрепления многих социально-экономических прав в законодательстве США, Великобритании, Канады юристы объясняют особыми политическими традициями своих стран, жестокостью конституционных форм. В докладе на IX Всемирном конгрессе Международной ассоциации политических наук (1979 г.) американский профессор Г. Берман заявил, что с «классической американской точки зрения» такие социально-экономические права, как право на труд или охрану здоровья, не являлись правами вообще и только в последние 40 — 50 лет американцы постепенно стали считать их таковыми под влиянием «социальных программ», проводимых федеральным правительством и штатами, а также под воздействием мирового общественного мнения и международного права. Что же, мол, удивительного, если социально-экономические права — новое, непривычное для капиталистов дело — так плохо прививаются на старом «древе» американской конституционности.
      И все же ряд конституций капиталистических государств, принятых в 40-е годы и позже, уже содержат формулировки права на труд и других социально-экономических прав, хотя довольно скромные, осторожные, не имеющие той полноты элементов, которая закреплена в конституциях социалистических стран. Конституция Итальянской Республики, принятая в 1947 г. в условиях высокой активности демократических сил страны, значительного политического влияния коммунистов, может быть примером в этом отношении. «Республика, — говорится в ст. 4 Конституции Италии, — признает за всеми гражданами право на труд и поощряет условия, которые делают это право реальным». В ст. 35 этой же Конституции подчеркивается, что «Республика охраняет труд во всех его формах и применениях». Хотя слова «признает» или «охраняет» — это не то, что выражения типа «обеспечивает» или «гарантирует», указанные конституционные нормы носят, безусловно, прогрессивный характер. В некоторых капиталистических странах за подобный уровень конституционного ре1улиров ания права на труд и других социально-экономических прав приходится вести упорную борьбу.
      Внутреннее развитие капиталистических стран, выступления антиимпериалистических сил, определенные тенденции международной жизни вынуждают современную буржуазию к большему конституционному и законодательному признанию социально-экономических прав граждан, в особенности права на труд. Она не может теперь замолчать эти проблемы, не в силах снять их с повестки дня. Но и пойти на широкое закрепление социально-экономических прав граждан в конституциях и законах монополистическая буржуазия тоже не может. В условиях развертывания демократического самосознания трудящихся масс это создало бы слишком серьезные препятствия для эксплуатации наемного труда. Правительства и монополии стремятся избежать юридической связанности, которую заключает в себе простое признание права на труд, пытаются с помощью консервативных ученых-юристов теоретически обосновать «невозможность» или «нецелесообразность» включения социально-экономических прав в действующие конституции и законы буржуазных государств.
      Доказывают, например, что право на труд вовсе не может считаться правом, ибо оно, мол, не имеет юридического характера, не порождает конкретных правопритязаний на определенное рабочее место, которые могли бы защищаться судебным иском. А если так, утверждают некоторые юристы в ФРГ, Франции и других капиталистических стран, то относиться к праву на труд как юридическому явлению нельзя. В лучшем случае это, дескать, пожелание, цель, программная установка законодателя. В конституциях, считают они, право на труд может означать всего лишь торжественную декларацию, общий призыв, подобный тому, который содержится, например, в Конституции Дании (1953 г.): «В интересах общественного блага следует стремиться к тому, чтобы каждый трудоспособный гражданин имел возможность работать на условиях, обеспечивающих его существование» (§ 75). Государство, согласно этим теориям, не должно брать на себя никаких обязательств по обеспечению права на труд, не может что-либо обещать и выдавать гарантии в части ликвидации безработицы.
      Крупный капитал, как мы видим, плохо переносит всякие законодательные меры, касающиеся социально-экономических прав. Правящие верхи делают все, чтобы как можно дольше затянуть решение проблем конституционного закрепления права на труд и других социально-экономических прав. Наряду с бесконечными дискуссиями, создающими видимость демократического обсуждения, в ход пущены парламентские обструкции, право вето, бойкот законопроектов. Первый проект закона о «праве на полезную, удовлетворительно вознаграждаемую регулярную работу с полной загрузкой» был провален сенатом США еще в 1945 г. Вместо него год спустя конгресс принял акт настолько обтекаемый и малосодержательный, что он никакого практического значения в сущности не имел. С тех пор законодательные органы Соединенных Штатов не могут преодолеть классовый барьер на пути к юридическому обеспечению права американцев на труд. Список отвергнутых или выхолощенных до неузнаваемости законопроектов, которые рассматривались на федеральном уровне и в штатах, все время пополняется, несмотря на то что официальная политика номинально включает в себя задачу снижения уровня безработицы в стране. Принятые же законы вроде закона Хэмфри — Хоукинса «О полной занятости и сбалансированном росте» (1978 г.) поставлены самой экономической действительностью под угрозу провала.
      Аналогичная ситуация наблюдается и в других капиталистических странах. В ФРГ попытки рабочих и профсоюзных организаций добиться включения права на труд в Основной закон наталкиваются на упорное сопротивление крупного капитала, его ставленников в парламенте и правительстве. В некоторых странах обострение инфляции и безработицы вызвало полосу мер, связанных с ужесточением социального законодательства, отменой ранее действующих правовых актов по вопросам труда и заработной платы, получения пособий и страхования.
      Вместе с инфляцией, экономической нестабильностью, различного рода особыми кризисами безработица вызывает и усиливает режим бесправия в обществе, от которого страдают не только те, кто лишен возможности зарабатывать на жизнь, нормальных условий существования и развития, но и все трудящиеся, все население страны, за исключением монополий, которые, напротив, чувствуют себя в родной стихии, используют безработицу для широкого наступления на права трудящихся, ужесточают эксплуатацию труда, увеличивают свои прибыли. Общественное неравноправие в это время становится особенно очевидным; права монополий во всех существенных отношениях перетягивают права трудящихся. Когда за воротами предприятий находится огромная армия безработных, капиталисты, распоряжающиеся рабочими местами, приобретают большую власть над людьми и силу, которую они незамедлительно используют против трудящихся и их организаций.
      Кризис занятости повышает степень эксплуатации и интенсивность труда работников, увеличивает количество часов принудительной сверхурочной работы. Одновременно ограничиваются и ущемляются права профсоюзов с целью ослабить контроль за соблюдением законов о труде и найме рабочей силы. В периоды обострения безработицы предприниматели чаще, чем в обычных условиях, обходят законы о продолжительности рабочего дня, о безопасных условиях работы, об отпусках и т. д. Усиливаются попытки монополий законными и незаконными путями урезать заработную плату рабочим и служащим, уклониться от внесения полных ставок взносов в страховые и иные фонды, сократить долю своего участия в расходах на создание инфраструктуры, средств, предназначенных для удовлетворения коллективных потребностей работников. Эти расходы крупный капитал старается переложить на самих рабочих или на государство, т. е. на налогоплательщиков. Работающих лиц ожидают серьезные трудности, связанные с повышением квалификации, потому что предприниматели делают ставку на экономию фонда заработной платы путем занижения квалификации и деквалификации работников, свертывания профессиональной подготовки.
      Словом, в периоды обострения безработицы под реальной угрозой оказываются почти все завоеванные трудящимися капиталистических стран социально-экономические права. Однако с политическими и личными правами работающих граждан дело обстоит не лучше. Политическая лояльность рассматривается как очень важное условие получения работы, сохранения рабочего места и продвижения работника в своем роде деятельности. Тесты, психологические и психофизические испытания, которые частные фирмы применяют якобы для отбора и проверки кандидатов на вакантные должности и рабочие места, на самом деле являются средством контроля, осуществляемого предпринимателями, над поведением, личной жизнью, общественной деятельностью и политическими убеждениями своих работников.
      Безработица, означающая режим бесправия для широких слоев населения капиталистических стран, выгодна монополиям, ибо она усиливает их власть над обществом. Методично и расчетливо используя зависимость человека от его рабочего места, крупный капитал пытается увековечить свое господство в экономике. Человеку и обществу за это господство приходится платить огромную цену не в одних только долларах, фунтах стерлингов или франках. По расчетам американского врача-социолога X. Бреннера, увеличение безработицы только на 1% влечет за собой рост общей смертности на 1,9%, числа убийств — на 5,7, самоубийств — на 4,1, умерших от сердечно-сосудистых заболеваний — на 1,9, числа пациентов в психиатрических клиниках — на 3,4%11. Все эти беды сваливаются на трудовые слои населения, условия работы и быта которых постоянно ухудшаются.
      Страхом за свое будущее охвачены и безработные, и работающие. Боязнь потерять работу способна доводить человека до отчаяния не в меньшей степени, чем сама безработица. Стимулируя процессы, порождающие безработицу, монополии ставят общество перед серьезными, неразрешимыми проблемами. Подсчитано, что при повышении безработицы в Соединенных Штатах на 1,4% ежегодные расходы общества в связи с увеличением числа больных, повышением смертности, ростом субсидий на содержание больниц и тюрем составляют около 7 млрд. долларов18. Особенно в тяжелом положении оказываются молодежь, женщины, престарелые и пенсионеры, иностранные рабочие, представители расовых и национальных меньшинств. Углубляются неравенства и достигают напряженности отношения между социальными, возрастными, этническими и иными группами. Безработица, таким образом, влечет за собой политические осложнения, моральный распад, духовные потрясения внутри общества.
      Она отражает пороки и недостатки капитализма как общественной системы.
      Нынешние экономические неурядицы, инфляция и безработица создают благоприятную обстановку для наступления крупных корпораций на права трудящихся еще на одном очень важном участке. Речь идет об активных попытках монополий демонтировать социальную политику буржуазного государства, сломать, вывести из строя созданный в период государственно-монополистического регулирования механизм, которому предназначалась функция «перераспределения собственности» и «выравнивания доходов».
      Государственный аппарат, осуществляющий определенные социальные программы путем распределения всякого рода пособий, пенсий, выплат, ссуд и т. п., разумеется, никогда не покушается на привилегии крупного капитала. Он никогда не представлял серьезной опасности для крупного капитала, и все же монополии занимают непримиримую позицию по отношению к социальным программам. Они возникли в свое время под напором требования со стороны массовых демократических движений трудящихся возложить на класс капиталистов обязанность содействовать искоренению нищеты и неравенства в обществе. Тогда монополии вынуждены были уступить, но теперь они пытаются покончить с этими программами, изображая дело таким образом, будто все нынешние социальные беды происходят оттого, что правительство слишком много тратит на бедных, расточает средства общества на «даровые» выплаты и вспомоществование, плодит «бездельников» и «иждивенцев», которые «припеваючи» живут за счет пособий. Государство, мол, не обеспечило должного порядка в этой области, не решает проблем социального обеспечения, а только создает ажиотаж вокруг правительственных программ.
      Выражающие точку зрения монополий «критики» буржуазного государства картинно изображают, как бюрократия, которая распоряжается громадными денежными суммами, обрастает многочисленной клиентурой, как со всех сторон к «государственному пирогу» тянутся руки, отовсюду слышатся возгласы «дай!», какую отчаянную борьбу ведут различные «нахлебники» государства, чтобы пробить выгодные для них программы, как само чиновничество, вовлеченное в эту возню и интриги, расслаивается на отдельные, соперничающие между собой группы экспертов, далекие от нужд общества и всецело занятые вопросами повышения собственного престижа. Есть в этой критике правда и ложь, но заметнее всего выступает здесь бесстыдная демагогия правящих классов, требующих «от имени общества» свертывания социальной программы буржуазного государства.
      Верно то, что социальные программы, осуществляемые государством, были крайне неэффективны, ограниченны и не решали проблем, ради которых они были созданы. В США и других ведущих капиталистических странах полный провал потерпели программы, направленные на ликвидацию бедности. Масштабы бедности в связи с курсом монополий на ухудшение и ограничение роста жизненного уровня трудящихся значительно расширились. В Соединенных Штатах 26 млн. граждан находятся по своему материальному положению ниже официального уровня бедности, 11 млн. едва достигают этого уровня, т. е. являются бедными в соответствии с критериями, установленными правительством19. Многие граждане страны, считающей себя самой богатой в мире, страдают от недоедания, среди них люди престарелого возраста и дети, представители «неполноценного» американского населения — негры, индейцы и др. Попасть в категорию бедных в Америке достаточно просто, а выбраться из нее очень трудно. При благоприятных экономических условиях из ста бедных семей только семь выходят из состояния нищеты, и отнюдь не с помощью социальных программ.
      В западноевропейских капиталистических странах новое наступление бедности на общество также означает крах правительственной политики социального маневрирования, разговоров о «классовом партнерстве» и «выравнивании доходов». В ФРГ, по некоторым оценкам, 25% населения живет в нищете, во Франции насчитывается свыше 16 млн. бедных граждан20. Рабочие и прогрессивные, демократические организации разоблачают ограниченность, неэффективность, демагогический характер социальной политики буржуазного государства, но они добиваются от последнего не свертывания данной политики, как того требуют монополии, а реальных мер, направленных на повышение жизненного уровня трудящихся, расширение их социально-экономических прав, разрешение реальных жизненных проблем общества.
      Верно также, что наличие социальных программ позволило буржуазному государству вскормить бюрократию, в руки которой попадает все больше денег и национальных богатств. В Соединенных Штатах, например, ежегодно через государственные бюджеты (федеральный, бюджеты штатов и местных органов власти) перераспределяется почти одна треть валового национального продукта. Государство взяло на себя обусловленную общей стратегией государственно-монополистического регулирования роль центра, в котором аккумулируются и затем перераспределяются общественные средства, но с этой ролью справлялось крайне плохо. Оно действовало не в интересах, а в ущерб обществу. Напротив, буржуазное государство несет вину за систематическое отвлечение средств, собранных среди населения в виде налогов, на цели, которые ничего общего не имели с «политикой благосостояния», «перераспределением доходов», «формированием собственности», «повышением жизненного уровня для всех людей». Деньги из государственного бюджета уходили и уходят вовсе не на поддержание бедных, а скорее на увеличение мощи крупного капитала, истрачиваются на военные нужды, оседают в сейфах монополий, представляющих военно-промышленный комплекс.
      Пока политики отвлекали народ лозунгами благосостояния, равных возможностей и т. п., крупный бизнес действовал, захватывал одну позицию за другой, превращая государственный бюджет в свою кормушку. Именно монополии, связанные с производством вооружения, транснациональные корпорации были и до сих пор остаются первыми «клиентами» государства, получателями выгодных заказов и субсидий, финансовых привилегий и налоговых льгот. Сегодняшние претензии монополий к социальной политике буржуазного государства, если отвлечься от деталей, имеют в сущности очень простое объяснение: они хотели бы завладеть всем «пирогом», йе удовлетворяясь большей его частью.
      На всем протяжении периода государственно-монополистического регулирования государство открывало перед крупным капиталом широкие возможности обогащаться за счет трудящихся и непосредственно в процессе производства, и еще раз — в ходе «вторичного» распределения, расходования средств из государственного бюджета. С другой стороны, как отмечает западногерманский социолог Ю. Рот, государство предоставляет в распоряжение капиталистического общества все средства для сохранения системы эксплуатации. «Государственный аппарат, отстаивая интересы предпринимателей, вмешивается в производственные конфликты, подавляя забастовки силами полиции и вооруженной охраны, разбивает все формы протеста против растущего обнищания и ухудшения жизненных условий трудящихся»21. С какой стороны ни подойти к этому делу, получается, что прямую ответственность за срыв социальных программ несут крупные корпорации и само буржуазное государство, государственно-монополистический союз.
      Деятельность монополий, угрожающая социальной политике, развертывается уже на этапе формирования средств государственного бюджета, в сфере налоговых отношений. Принцип поведения монополий таков: вложить в государственный бюджет как можно меньше, а получить из него как можно больше. Крупный капитал, проводя тактику уклонения от налогов, взваливает их бремя на трудящихся. Между тем это бремя становится все более тяжелым. Обращение государства к антикризисным методам регулирования экономики и связанные с этим раздутые социальные обещания если что-нибудь гражданам и принесли, так это непомерное увеличение налогов. Если до первой мировой войны капиталистическое государство изымало посредством налогов от 5 до 15% доходов населения, то в наше время эта доля составляет 30 — 45%22. В Англии за семьдесят лет XX века государство изъяло у населения денежных средств больше, чем сумма, на которую увеличился национальный доход 23. Налоги часто напоминают формы принудительной конфискации средств у населения для покрытия возрастающих государственных расходов. Буржуазная налоговая система представляет собой сферу, где грубо нарушается равноправие граждан. Налоговые обязанности распределены несправедливо: владельцы громадных состояний и получатели больших доходов отделываются незначительными налогами, а с простых людей сдирают, как говорится, три шкуры.
      Формально во многих капиталистических странах проводится в жизнь принцип прогрессивного налогообложения, когда норма для исчисления суммы налогов прогрессивно возрастает в зависимости от увеличения размеров доходов. Смысл этого принципа прост и ясен: самые богатые люди должны уплачивать наиболее высокие налоги. На самом деле торжествует иной принцип: кто имеет больше всех, тот платит меньше всех. Современное буржуазное государство особенно активно присваивает ту часть вновь созданной стоимости, которая представляет собой доходы трудящихся, и всячески оберегает от «конфискации» прибыли крупных корпораций. Бели в государственный бюджет США в 1965 г. поступления от налогов на индивидуальные доходы составляли 41,8%, а от налогов на прибыли корпораций — 21,8%, то в 1979 г. эти поступления составили соответственно 44,6 и 15,4%24. В целом же американские трудящиеся в 1976 г. обеспечивали 56% всех поступлений в доходную часть бюджета, а корпорации — 27%; по государственному бюджету 1981 финансового года доля трудящихся в бюджетных поступлениях повысится до 58%, а взносы монополий понизятся до 24%.
      В Великобритании в последние годы налоги на прибыли монополий резко сократились, и по существу этот вид налога не играет существенной роли в формировании бюджета страны. Так, если в 1967/68 финансовом году поступления по этим налогам составляли 31,8 млн. фунтов стерлингов, в 1973/74 финансовом году — 1 млн. фунтов стерлингов, то в 1977/78 финансовом году они равнялись только 0,2 млн. фунтов стерлингов. В ФРГ, согласно официальной статистике, сумма налогов с заработка возросла с 37 333 млн. марок в 1950 г. до 470 623 млн. марок в 1974 г., т. е. в 13 раз26. Налоги с корпораций за это время хотя и росли, но вдвое меньшими темпами.
      Происходит пересмотр налогового законодательства в интересах крупных собственников и получателей больших доходов. В США в шестидесятых — семидесятых годах несколько раз понижался максимальный уровень налоговой ставки на доход, в результате чего сумма подоходного налога, выплачиваемого бизнесменами и менеджерами, сократилась более чем вдвое. Ставки налогов на заработную плату рабочих и служащих за это время не изменились. Американские законодатели явно стремились в последние десятилетия облегчить условия выплаты налога на прибыли корпораций. Его ставка с 52% снизилась в 1965 г. до 48%, а в 1978 г. в результате принятия закона, предложенного администрацией Д. Картера, — до 44%. Предусмотрена система льгот и скидок с налогов на прибыли корпораций, официальные цели которой — стимулировать частные капиталовложения в экономику, заинтересов ать моно-
      полии в повышении занятости, усилить конкурентную способность отечественных фирм на внешнем рынке и т. д. Американский закон 1978 г. предусматривает, например, 10%-ную скидку на инвестиции.
      Существует множество специальных налоговых льгот на амортизационные отчисления, для добывающих фирм — на «истощение недр», для транснациональных корпораций — льготы по «зарубежным операциям» и т. д. Нынешнее американское правительство во главе с Р. Рейганом объявило о своем решении осуществить новый тур снижения налогов с бизнесменов и корпораций. На этот раз говорят о существенном сокращении налоговых ставок — в среднем на 25 — 30%. Более двадцати лет назад известный американский социолог Р. Миллс с горечью писал о существовании привилегий, нарочито созданных для того, чтобы избавить доход богачей от налогового обложения. «Эти привилегии, — подчеркивал он, — настолько пронизывают собой все налоговое законодательство и всю практику налогообложения, что вряд ли можно принимать всерьез колоссальную рекламную шумиху, поднятую вокруг «революции доходов», которая якобы произошла за последние 20 лет» 28. Эти слова не утратили своего актуального значения и сегодня: шумиха относительно «революции доходов» все еще не стихает, налоговое неравенство состоятельных и малоимущих слоев населения неудержимо растет.
      Еще большую выгоду, чем от законодательно оформленных налоговых привилегий и льгот, получают корпорации в результате широкой незаконной практики уклонения от выплаты налогов. Если заработная плата рабочих и служащих всегда на виду и не может быть укрыта от налоговых органов, то прибыли — «тайна тайн» делового мира, и сведения о них можно получить только от самих монополий. Нужно сказать, что техникой сокрытия доходов крупные корпорации владеют виртуозно. С помощью ловких юристов, использующих каждую лазейку в сложном, запутанном налоговом законодательстве, руководство фирм занижает доходы, недоплачивает в государственную казну большие суммы денег. В результате участие монополий в формировании доходов государственного бюджета заметно снижается. По подсчетам американских экономистов, доходная часть государственного бюджета Соединенных Штатов только в 1976 г. возросла бы на 90 млрд. долларов в случае ликвидации налоговых льгот для богатых людей и наиболее очевидных лазеек, используемых монополиями для уклонения от уплаты налогов29. Эта сумма могла бы облегчить решение многих социальных проблем, покрыть огромные бюджетные дефициты.
      Коль скоро государственный бюджет и правительственные расходы постоянно возрастают, а корпорации и крупный капитал имеют возможность все меньше и меньше вкладывать в казну буржуазного государства, то, естественно, увеличивается налоговая нагрузка на рядовых налогоплательщиков, т. е. рабочих, служащих, лиц, доходы которых крайне просты по своей структуре и состоят из одной заработной платы. В налоговой сфере, так же как и в сфере производства, крупный капитал эксплуатирует наемный труд. В период антикризисного регулирования принудительное изъятие государством части заработной платы рабочих в виде налогов достигло таких размеров, что некоторые буржуазные идеологи стали утверждать, будто источник эксплуатации граждан переместился в наше время от капитала к государству. Истинный преступник, который грабит общество, — это, дескать, не монополии, а государственный аппарат. Вина за эксплуатацию лежит на бюрократах, утверждает, например, французский социолог Р. Рюйе30. Подобные теории вполне устраивают монополистов, которые рассчитывают на то, что частный бизнес еще выше поднимется на волне критики государства, его экономических функций и социальной политики, а в моменты наиболее резкого обострения кризиса, роста инфляции, безработицы и т. п. поставит государство под первый удар со стороны общественности.
      Так называемая «государственная эксплуатация» посредством налогов на деле есть не что иное, как продолжение и развитие современной капиталистической эксплуатации трудящихся. Вместе с крупными корпорациями государство образует комплекс, который осуществляет эксплуатацию трудящихся в интересах самой богатой части населения страны. Оно допускает и узаконивает антиобщественную практику использования денег, полученных от налогоплательщиков, дает корпорациям возможность быть последними среди тех, кто вкладывает в государственный бюджет, и первыми, кто из него получает.
      На первое место среди государственных расходов ведущих капиталистических стран выходят ассигнова-
      ния на содержание армии, военное производство, совершенствование существующих и создание новых видов вооружения. Военные приготовления западных держав, объем государственных затрат на эти цели достигли в последние годы широкого масштаба. Об увеличении военных расходов капиталистических стран за последние десять лет дает представление следующая таблица (в млрд. долларов)31.
      Страны Годы
      Абсолютно растет удельный вес военных ассигнований в структуре расходов из государственного бюджета, что прямо и непосредственно приводит к сокращению затрат государства на социальные нужды, удовлетворение коллективных и индивидуальных потребностей членов общества. Военный бюджет — это самый большой и жирный кусок «государственного пирога», который целиком достается корпорациям, специализирующимся на производстве вооружений или обслуживающим военные ведомства. Эти монополии, раскормленные крупными государственными субсидиями, срослись с вооруженными силами, правительственными учреждениями, военными и гражданскими кругами, заинтересованными в заказах на производство оружия, образовав военно-промышленный комплекс капиталистических стран, оплот милитаризма, самую зловещую силу современности. Именно она сознательно ухудшает обстановку на международной арене, срывает политику разрядки напряженности в международных отношениях, навязывает своим странам и всему миру опасную и разорительную гонку вооружений.
      Буржуазные идеологи, выражающие интересы военно-промышленного комплекса, в изобилии фабрикуют доктрины, которые, раздувая милитаристский психоз, дают ему возможность процветать, непомерно увеличивать свои прибыли. За разговорами относительно необходимости достичь «военного превосходства» Запада над социалистическими странами, за призывами наращивать военный потенциал империалистических держав прежде всего за счет новых, дорогостоящих сверхразрушительных видов вооружения явно просматриваются расчеты на новые ассигнования, усиленные военные расходы и повышенные прибыли. Уже сейчас милитаризм заглатывает огромные средства, принадлежащие народам, но его аппетиты все время растут. Руководство НАТО намерено в ближайшие годы добиться повышения годового уровня суммарных военных расходов стран этого блока до 400 — 450 млрд. долларов. Милитаристские круги США собираются израсходовать на военные нужды в первой половине 80-х годов не менее триллиона долларов.
      Чудовищный рост современного милитаризма, который вышел за всякие мыслимые и терпимые границы, заключает в себе угрозу миру. «Новый этап гонки вооружений подорвет международную стабильность, намного усилит опасность возникновения войны»32, — сказал на XXVI съезде КПСС Л. И. Брежнев. Однако милитаризм опасен и тем, что он делает сегодня. Современный военно-промышленный комплекс, словно гигантский спрут, опутавший своими щупальцами весь капиталистический мир, тянет соки из общества, лишает его шансов и возможностей социального прогресса. Непрекращающийся рост военных расходов в капиталистических странах делает заведомо недостижимым «всеобщее благосостояние», вызывает цепную реакцию негативных последствий для общества: усиливает налоговое бремя, питает инфляцию, сокращает количество рабочих мест, снижает затраты на образование, здравоохранение и иные социальные нужды, препятствует наиболее полному осуществлению прав и свобод человека.
      Представители коммунистических и рабочих партий Европы на конференции в Берлине (июнь 1976 г.) обратили внимание мировой общественности на необходимость положить конец гонке вооружений, начать процесс сокращения вооружений и вооруженных сил. («Растущие расходы на вооружение, — подчеркнуто в Итоговом документе конференции, — все более тяжелым бременем ложатся на плечи трудящихся, народных масс. Бели бы эти огромные средства были использованы для повышения уровня жизни народов, для преодоления экономической отсталости, для оказания помощи и поддержки развивающимся странам и для защиты окружающей среды, это в огромной степени послужило бы прогрессу всего человечества»33. Сегодня милитаризм наступает на права трудящихся. В искусственно созданной обстановке милитаристского угара военно-промышленный комплекс давит на государство, требует свертывания социальной политики, ликвидации программ помощи нуждающимся и бедным, с тем чтобы создать новые, дополнительные источники финансирования военных расходов.
      Деньги, предназначенные для социальных выплат и услуг определенным слоям населения, не дают покоя и частному бизнесу «невоенного» профиля, т. е. обычным производящим и добывающим фирмам, которые тоже привыкли запускать руку в карман налогоплательщика. Крупные монополии в общем отлично приспособились к нынешним условиям государственно-монополистического регулирования, научились обходить антитрестовское и налоговое законодательство. Многие буржуазные экономисты откровенно признают, что корпорация, чем она крупнее и влиятельнее, тем может шире использовать возможность свести до минимума экономический риск, получать прямые субсидии из государственного бюджета, компенсировать убытки за счет правительственных дотаций и т. д.
      Официальная западная пропаганда много шумит по поводу социальных программ государства в пользу нуждающихся и бедных, но «деликатно» умалчивает о масштабах «вспомоществования», которое оно щедро оказывает крупным монополиям. Существуют фирмы вроде скандально известной американской авиационной компании «Локхид», которые буквально живут за счет государства, используют его капитал, оборудование, держатся на его заказах и только прибыли оставляют в своих руках. «Правительство, — пишут американские авторы М. Минц и Д. Коэн, — также помогает крупным корпорациям сохранять высокий уровень их прибыли, принимая меры, направленные против иностранных конкурентов, даже если это не предусмотрено законом. Не удивительно, что те, кто больше остальных выступает против правительства, когда расширяются программы борьбы с бедностью или предлагается законопроект о медицинской помощи
      населению, — все они первыми бросаются за помощью к правительству, если возникает угроза их прибылям» 34. Практика подкармливания монополий из государственного бюджета существует во многих капиталистических странах. Субсидии, дотации, льготные ссуды и другие виды прямых выплат монополиям составляют серьезную статью расходов государства.
      Возникает удивительная ситуация: «всеобщее благосостояние», «выравнивание возможностей и доходов», которые являются популярными лозунгами при формировании доходной части государственного бюджета и служат оправданиям для роста налогов, оттесняются на задний план в процессе расходования государством бюджетных средств. Денег на финансирование социальных программ и проведение социальной политики в необходимых масштабах у буржуазного государства, оказывается, нет, хотя налоги растут, государственный бюджет увеличивается.
      Социальная политика буржуазных государств переживает сегодня тяжелейший кризис, связанный с расстройством экономической системы, быстрыми темпами инфляции. Если лет десять — двадцать назад типичный буржуазный политик источал оптимизм, рисовал прекрасные картины будущего, сулил благосостояние и равенство для всех, выступал с «захватывающими» проектами общественных реформ, то типичный буржуазный политик нашего времени без устали твердит об «экономии», о необходимости потуже затянуть пояса, его речи полны уныния и непрекраща-ющихся жалоб на трудности — экономические, финансовые, энергетические и т. д. Это создает необходимый фон для открытых выступлений против социальной политики и реформ, требующих улучшения материального положения неимущих слоев населения.
      В 70-х годах резко упали реформаторские настроения среди буржуазных идеологов; даже социал-демократы заговорили о том, что время эффективных социальных реформ еще не пришло, что у буржуазного государства якобы нет материальных средств, позволяющих ему проводить социальную политику. Так, австрийский канцлер и председатель Социалистической партии Австрии Б. Крайский заявил: «Если мы сделаем главный упор на развитие социальной политики, мы, пожалуй, просто не сможем ее финансировать. Итак, надо иметь мужество и сказать: никакой новой социальной политики до тех пор, пока мы не сможем ее финансировать»35. Лейтмотивом выступлений многих политических деятелей Запада является обращенный к населению призыв согласиться с мерами государства, ограничивающими социальные программы, отказаться от каких-либо новых требований, принести «жертвы» ради того, чтобы экономика скорее вышла из кризисного состояния. Государство, дескать, не может поднять нынешние социальные программы из-за отсутствия средств. И ато говорится о современном капиталистическом обществе, где средства используются сверх-расточительно, где монополии купаются в барышах, верхние слои — в роскоши, где баснословно громадные деньги тратятся на вооружение, где колоссальные богатства, превращенные в сокровища, тайно хранятся в банках, не принося людям никакой пользы.
      После того как монополии, бюрократия и военщина отхватывают каждый по большому куску «государственного пирога», от него действительно уже мало что остается. Правительственные выплаты по так называемым социальным программам, т. е. пенсии, пособия, стипендии, бюджетные ассигнования, предназначенные для школ, больниц, строительства жилья и т. д., всегда были довольно ограниченными и не решали проблем полной реализации социально-экономических прав граждан. Даже в те времена, когда идеи «государства благосостояния» находились в зените, официальная буржуазная пропаганда не упускала случая разъяснить людям основной принцип социального обеспечения при капитализме, согласно которому человек должен сам заботиться об удовлетворении собственных нужд и лишь в крайнем случае может рассчитыв ать на помощь государства. «Каждый, кто не в состоянии обеспечить существование свое и своей семьи и чье содержание не лежит на обязанности другого лица, имеет право на призрение со стороны государственных властей, если только он подчиняется обязанностям, пре дписыв аемым в этом отношении законами», — говорится в Конституции Дании (ч. 2, § 75).
      Гражданам, обращающимся в государственные органы за пособиями или пенсиями, приходится доказывать, что они достигли именно той степени нужды, которая дает «право» на государственную помощь, что у них нет иных источников существования. Уже одно то, что на социальное обеспечение могут претендовать только самые бедные люди, приводило и приводит к существенному ограничению пользования социально-экономическими правами. В капиталистических странах неукоснительно проводится принцип обязательного участия трудящихся в финансировании систем социального страхования. Фонды, из которых выплачиваются пенсии и пособия, формируются в значительной степени за счет вычетов из заработной платы рабочих и служащих, отчислений, представляющих особую форму налогов на работников. Чтобы иметь право получать пенсию по старости, рабочий должен выплачивать страховые взносы в Австрии в течение 35 лет, в Бельгии — 40 — 45 лет, в Нидерландах — 49 лет и т. д.
      Как правило, в фонды социального страхования, из которых оплачиваются расходы на пенсии по старости, по безработице, инвалидам войны, при потере кормильца, на страхование рабочих и служащих, на различные виды пособий, поступает также определенный процент от прибылей монополий и отчисления от государственного бюджета, но эти два источника в последние годы действуют все хуже. Свои взносы в фонд социального страхования предприниматели возмещают в конечном итоге за счет потребителя производственной продукции, покупателя, т. е. в основном за счет тех же самых трудящихся.
      Что касается государства, то жесткая экономия на пенсиях и пособиях, проводимая в последние годы, не только освобождает его от каких-либо дополнительных расходов в этой сфере, но и дает возможность образовавшийся «излишек» средств направлять на военные расходы, на покрытие бюджетных дефицитов, ничего общего не имеющих с предназначением данных фондов. Это происходит сейчас в Соединенных Штатах, где фонды социального страхования разбазариваются в ущерб интересам трудящихся, которые вынуждены вносить в них все большую часть своих средств. За последние 30 лет ежегодные выплаты американских рабочих и служащих в пенсионные фонды увеличились более чем в 100 раз. По официальным данным, взносы трудящихся США на социальное страхование с 1970 по 1978 г. выросли в 2,7 раза36. Почти во всех капиталистических странах растут ставки страховых взносов рабочих и служащих: в США сегодня она составляет более 4% заработка, в Италии, Франции и Японии — от 6 до 7, в Бельгии — около 10, в ФРГ — свыше 13% заработной платы. Поскольку трудящиеся несут основные затраты на создание фондов социального страхования, рабочие и служащие сами оплачивают свои будущие пенсии и пособия, то нельзя, очевидно, говорить всерьез о какой-либо существенной роли буржуазной системы социального обеспечения страхования в «перераспределении доходов», «выравнивании возможностей» всех членов общества.
      Переход на пенсию или пособие означает для труженика в капиталистическом обществе резкое ухудшение материального положения, поэтому такой переход люди совершают тогда, когда практически уже нет никакого другого выхода. Если в социалистических странах, в Советском Союзе, например, средний размер пенсии по старости составляет примерно 60%, а для низкооплачиваемых работников — 100% заработной платы, то в США размер пенсий равняется в среднем 20% заработка, в Англии — 23, в Италии — 20%.
      Ощутимый удар по семейному бюджету рабочих наносят болезнь и временная нетрудоспособность. Люди предпочитают не оставлять рабочие места даже при явных признаках заболевания, стараются не обращаться к врачу, что часто оборачивается трагическими последствиями. Это обстоятельство, так же как гонка и суета на работе, приводит к преждевременному изнашиванию и старению организма работника. Только одна треть всех рабочих Австрии, по данным социологов этой страны, достигают пенсии здоровыми. Остальные выходят на пенсию, имея серьезные болезни либо будучи настоящими инвалидами.
      В капиталистических странах есть категории работников, на которых вообще не распространяется действующее законодательство о получении пенсий по болезни или пособий по временной нетрудоспособности. В этой сфере закон очень многие вопросы оставляет на совместное усмотрение предпринимателей и профсоюзов. Не все профсоюзы в состоянии добиться для своих членов стандартного уровня услуг по социальному обеспечению и страхованию. Рабочие небольших предприятий вообще не организованы в профессиональные союзы и поэтому также исключены из системы социального страхования. Отсутствие универсальности в действии данной системы порождает факты вопиющего неравноправия граждан капиталистических государств в социально-экономической сфере.
      Нельзя не сказать о нравственно-психологических факторах, которые действуют в современном капиталистическом обществе и существенно ограничивают сферу применения социально-экономических прав граждан, в особенности прав на пенсии, пособия, на лечение в более дешевых больницах, принадлежащих государству, и т. п. Фактически сложилось так, что эти права в буржуазном обществе непосредственно связывались с бедственным состоянием людей, рассматривались как чрезвычайное средство «спасения» человека, попавшего в трясину нужды. Но дело в том, что традиционная буржуазная мораль не сочувствует, а скорее осуждает и даже презирает бедного человека, который потому, мол, и беден, что ленив, не умен, инертен, подвержен пагубным пристрастиям и порокам. Быть бедным — стыдно, безнравственно, и поэтому люди, которые претендуют на положение в обществе, хотят казаться респектабельными гражданами, вынуждены скрывать свои материальные затруднения, тянутся изо всех сил, чтобы сохранить видимость благополучия. Те, кто решается просить пособие или вспомоществование, уже переходят черту, отделяющую бедных от всех других граждан страны, переводят себя в низшую категорию людей, подвергаемых шельмованию на всех уровнях общественной системы.
      В Америке, кроме того, сильны традиции, которые осуждают помощь бедным как дело безнравственное и вредное. Благодеяния в пользу бедных только, мол, портят и развращают последних, ослабляют их волю к самостоятельности и труду. Обязанность человека, попавшего в нужду, — взять себя в руки и вырваться без чужой помощи из этого состояния. С подобных позиций в США оспариваются нравственные основы социальной политики государства, но, что самое главное, монополии США, экономически заинтересованные в свертывании социальных программ, пытаются создать в стране отравленную моральную атмосферу вокруг граждан, получающих пособия по безработице, пенсии для нетрудоспособных, пособия на детей и т. д. Реакционная печать буквально терроризирует этих людей, изображает их как бездельников и паразитов, которые сидят на шее общества и кормятся за его счет. Газеты и журналы внушают своим читателям мысль, что безработные — это люди, которые не хотят работать и предпочитают жить на средства общества, что бедные — это лентяи, ловко пользующиеся сочувствием общественного мнения. Дело доходит до нелепых и злобных обвинений. Одна американская газета, характеризуя положение бедняков, писала: «Это прекрасная жизнь для тех, у кого нет ни совести, ни чести. Политики будут лить над ними слезы. Государство выдаст пособие матери на ее внебрачных детей, и если она не слишком о них заботится, то этого пособия хватит на вино и джин для нее и для ее возлюбленного» 38. В стремлении восстановить общественное мнение против бедных, направить его не в сторону действительных виновников социальных трудностей и неудач — крупных монополий, а против массы обездоленных людей, вынужденных пользоваться социальными услугами, буржуазная пресса ведет по существу «психологическую войну» со сторонниками идеи социального обеспечения граждан при капитализме. Среди американцев намеренно распространяются представления, будто получатели пособий и ссуд на самом деле не так бедны, как многие думают, что они сообщают властям ложные данные о своем материальном положении, мигрируют по стране в целях получения выгоды, не работают, потому что не хотят работать. Американские социологи, проверявшие обоснованность подобных представлений, доказали их полную несостоятельность. По результатам ряда исследований, лишь в 0,4% случаях можно было говорить о каких-либо ложных данных, сообщаемых бедными гражданами39. Бедность в США не плод вымысла неимущих, а самая настоящая реальность.
      И все же насаждаемые пропагандой стереотипы мышления действуют. В США многое делается для того, чтобы отбить у граждан охоту обращаться в государственные органы за пенсиями, пособиями и т. п. Получатели по «социальным программам» считаются людьми второго сорта, сотрудники государственных служб обращаются с ними, как писала газета американских коммунистов, немногим лучше, чем с преступниками40. Безработных, стариков, многодетных матерей, вдов и сирот презрительно именуют «клиентами», их заставляют пройти через унижения и оскорбления, прежде чем они смогут получить государственную помощь или социальные услуги. После долгого ожидания вызовов люди приходят в мрачные оффисы с зарешеченными окнами и железными дверями, стоят в очередях за получением пособий под присмотром полицейских с дубинками. Этим людям дают почувствовать, что помощь они получают из милости.
      Итак, во всех ведущих капиталистических странах социально-экономические права граждан, которые и раньше держались на очень зыбкой, ограниченной основе, сегодня особенно испытывают беспрецедентно сильный натиск со стороны корпораций, военно-промышленного комплекса. Нынешнее наступление на права трудящихся происходит на фоне дальнейшего углубления общего кризиса империализма, связано с попытками изменить курс экономического и социального развития капитализма, поиском выхода из тупика, в котором оказалась капиталистическая экономика в итоге многих лет антикризисного, государственно-монополистического регулирования. Выявив неадекватность кейнсианской модели капитализма, одни буржуазные идеологи на ходу вносят в нее коррективы и усовершенствования, другие — спешно ищут замену, творят «новые» модели, в основе которых лежат отказ от государственного регулирования экономики и возвращение к системе свободного предпринимательства, рыночного хозяйства.
      Усилившаяся критика активной социально-экономической роли буржуазного государства, «большого правительства», «государственного дирижизма» и т. п. должна подготовить переход западных стран к новой экономической политике в духе теории «монетаризма» (М. Фридман и др.). Последняя допускает целенаправленное регулирование лишь в области денежного обращения и банковского кредита, а всю экономику, как таковую, объявляет свободной от государственного вмешательства. Это означает, что задачи государства упрощаются до предела, не оно, а частный бизнес должен теперь «заботиться» об экономическом росте и всеобщем благосостоянии. Сама собой отпадает надобность в социальной политике государства и в осуществлении социальных программ, теряют значение и такие цели государственного регулирования, как «перераспределение собственности и доходов», «выравнивание возможностей». Иными словами, из общественной жизни уходит многое из того, что обусловливало и облегчало борьбу трудящихся за свои социально-экономические права. Монетаристы открыто заявляют о том, что обществу следует принести все жертвы ради образования и увеличения капитала, поскольку это, мол, главное для экономического роста. Речь идет по существу о теоретическом обосновании тотального, бесконтрольного господства корпораций над обществом, передачи всех материальных и интеллектуальных ресурсов в руки частного бизнеса.
      Дальнейшее развитие социально-экономических прав граждан буржуазных государств стоит сегодня под вопросом. Перспективы их неопределенны и неясны. Экономические доктрины в духе «монетаризма», которые,как мы видим,абсолютно исключают социально-экономические права из общественной жизни, еще не одержали победу над кейнсианской моделью экономического и социального развития, имеющей довольно много сторонников во всех капиталистических странах. Но влияние «монетаризма» на политику государств, применяющих обычные методы государственно-монополистического регулирования, возрастает; социальные программы полностью не отменены, но постоянно сокращаются, ассигнования на социальные нужды все больше урезаются. Ведущие политические деятели Запада довольно часто высказываются за свертывание регулирующих функций государства, за «экономию и сдержанность» в расходах на социальные нужды. С каждым новым федеральным бюджетом США происходит очередное падение уровня социальных программ: в 1977 — 1979 гг. наблюдалось поэтапное сокращение государственных расходов на социальное обеспечение и страхование, образование, здравоохранение, причем ряд программ был ликвидирован под предлогом укрупнения; в 1980 г. наряду с сокращением была произведена ликвидация некоторых программ по созданию новых рабочих мест, по социальной помощи семьям, потерявшим кормильца, и т. д. Наиболее далеко по пути, рекомендуемому «монетаристами», пошло в своей экономической политике консервативное правительство Великобритании, возглавляемое М. Тэтчер. Экономического роста «новые идеи», разумеется, не принесли, зато социальные последствия этой политики незамедлительно сказались на положении трудящихся. Сокращены государственные затраты на образование и здравоохранение, установлены жесткие лимиты заработной платы трудящихся, повышена квартирная плата в муниципальных домах, снизился объем и качество услуг для низкооплачиваемых категорий населения. Во многих капиталистических странах пересматриваются законы относительно пособий по безработице, они корректируются в сторону ужесточения. Сокращается число лиц, имеющих право на такое пособие, ограничиваются сроки выплаты, ставятся разного рода юридические рогатки, выдвигаются условия, цель которых снизить расходы на помощь безработным из государственного бюджета, точнее, из фонда социального страхования. В некоторых странах практика государственных выплат безработным вообще прекращена.
      Свертывание социальной политики в капиталистических странах (этот процесс идет сейчас нарастающим темпом) влечет за собой демонтаж социально-экономических прав граждан. В интересах сохранения высоких прибылей монополий правительства ряда буржуазных стран стали на путь, ведущий к ухудшению социально-экономического положения трудящихся масс. Это тревожит людей, вызывает решительный протест прогрессивных, демократических сил мира. «В настоящее время во многих капиталистических и развивающихся странах предпринимается фронтальное наступление на самые элементарные права трудящихся, завоеванные ценой длительной и упорной борьбы. Крупные предприятия, транснациональные корпорации, находящиеся под их влиянием правительства, служат основным орудием этого наступления», — говорится в Призыве Всемирной федерации профсоюзов к усилению совместных действий в защиту профсоюзных прав и демократических свобод41. Борьба за права, и в первую очередь за социально-экономические права граждан, является сегодня важным участком, составной частью классовой борьбы трудящихся. Мощным, хорошо организованным, политически и идеологически подготовленным атакам империалистических сил на интересы и права людей труда противостоит решимость последних не только отстоять свои реальные позиции, но и добиться новых завоеваний в социально-экономической сфере. В этих условиях лозунг равноправия звучит как призыв к дальнейшей борьбе трудящихся за лучшие условия жизни, против попыток монополий переложить бремя экономического кризиса на рабочий класс, за такое решение сложных современных проблем, которое отвечает интересам народа и открывает путь к социалистическим преобразованиям общества.
     
     
      Глава IV. Политическое неравноправие при капитализме
      Буржуазная демократия, торжественно провозглашая равенство всех граждан, на дёле лицемерно прикрывала господство эксплуататоров-капиталистов, обманывая массы мыслью о том, будто возможно на деле равенство эксплуататора с эксплуатируемыми.
      В И. Ленин
      В буржуазном обществе политические права и свободы человека исторически облекались в плотную оболочку из различного рода иллюзий и предрассудков. В концентрированном виде здесь отразилось и переплелось почти все, на что способна противоречивая идеология капиталистического мира: демагогия и мистификация, прагматическое стремление к результату и незаземлен-ный идеализм, самообман и пристрастие к фетишам, трезвый расчет, утопические мечтания и многое другое. Буржуазия как общественный класс родилась с призывом к политическим правам и равенству граждан. Оптимистически звучали статьи революционных буржуазных деклараций, в которых провозглашались свободы слова и печати, собраний и уличных шествий, право обращаться с петициями, свободного объединения в ассоциации, право выбирать представителей в органы государственной власти и т. д.
      История, однако, показала, что капиталистическое общество не смогло удержать знамя буржуазнодемократических свобод, объединившее в свое время широкие народные массы для успешной антифеодальной борьбы. Высоко оценивая американскую декларацию независимости, которую К. Маркс называл «первой декларацией прав человека», Л. И. Брежнев писал: «Провозглашенные ею права и свободы представляются нам огромным для того времени достижением, но с точки зрения сегодняшнего дня они стали элементами формального буржуазного права, ограниченными самим характером буржуазного общества, где реальные права и привилегии — в руках имущих классов, а формально демократические институты служат интересам этих классов» Давно уже образовалась пропасть между традиционными представлениями буржуазных идеологов относительно политических прав и свобод и политической практикой современного империализма с ее углубляющимися антинародными, антидемократическими тенденциями.
      Средства массовой информации на Западе распространяют иллюзии, будто в политической жизни более последовательно, чем в области экономических и социальных отношений, проведен принцип «равных возможностей», упорно повторяют избитую и многократно высмеянную сказку о том, что каждый чистильщик сапог может стать президентом, что политическая карьера равным образом открыта для всех независимо от богатства, классовой принадлежности и других обстоятельств, играющих важную роль при определении социально-экономического статуса личности в буржуазном обществе. В осуществлении политических прав и свобод капитализм, дескать, видит свою особую миссию, значение которой буржуазные идеологи демонстративно подчеркивают, называя капиталистическое общество «свободным миром».
      Нынешние серьезные экономические трудности и провалы, связанные с социальной политикой буржуазного государства, вызвали новую волну разглагольствований о том, что уровень осуществления прав человека определяется, мол, не состоянием социально-экономических прав, а в основном реализацией политических свобод. Опираясь на эту доктрину, правительства США и других капиталистических стран по существу игнорируют общественную критику по поводу безработицы, сокращения пенсий, пособий, затрат на образование, здравоохранение и т. д., делают во всяком случае вид, что эта критика не связана с проблемой осуществления прав человека в их собственных странах. Зато в процессе развертывания антикоммунистических, антисоветских кампаний «в защиту прав человека» они оставляют в стороне достижения социализма в области социально-экономических прав и концентрируют внимание на искусственно созданных политических проблемах.
      Все дело, однако, в том, что участившиеся попытки представить политические права и свободы в качестве основного звена или даже ядра некоей абстрактной системы человеческих прав в теоретическом и практическом отношении являются несостоятельными. Вывод, согласно которому группа политических свобод якобы «ближе» и «роднее» капиталистической системе, чем социально-экономические права, буржуазные идеологи часто обосновывают историческими аргументами. Дескать, буржуазия изобрела эти свободы, давно их провозгласила и юридически оформила. Определенная часть буржуазных идеологов склонна воспринимать этот исторический «приоритет» как «преимущество» буржуазного строя перед социализмом в области прав человека. Это верно, что буржуазия в эпоху, когда она была революционным классом, положила начало многим прогрессивным, демократическим принципам, в том числе традициям в области политических свобод. Но не она выдумала эти свободы. Чтобы увидеть, насколько глубоко в чело в еческу ю историю уходят корни политических свобод, достаточно ознакомиться хотя бы с историей Афинской республики, античной демократии. В идее политических свобод, заостренной против тирании и произвола властвующих, заложен опыт многих поколений людей, она не является продуктом чисто капиталистического развития. На некоторое время капитализм сумел вложить живое содержание в лозунги политических прав и свобод, но в процессе всеобщей эрозии демократических институтов буржуазного общества это содержание постепенно выветривалось. Процесс этот выражался в ограничении политических прав трудящихся в интересах буржуазии, и начался он сравнительно рано.
      Сегодня за Западе можно наблюдать довольно странную манеру обращения с правами человека. Руководствуясь конъюнктурными соображениями, политические лидеры и идеологи правящих классов капиталистических стран отбирают из системы человеческих прав то, ч?о им лучше подходит, больше нравится, провозглашают определенные права главными, а остальные отбрасывают или смотрят на них как на незначительные, второстепенные. В итоге такого рода манипуляций возникает противопоставление политических прав и свобод социально-экономическим правам, совершенно неоправданное с теоретической точки зрения. Во всяком обществе система прав и свобод человека, как таковая, вырастает из реальных жизненных потребностей людей, она объективно складывается в самой жизни, выражая тенденции социального прогресса, статус и перспективы субъектов общественного развития. Единство и цельность системы человеческих прав идут от самой жизни. Одни группы или категории прав не могут быть противопоставлены другим. Сегодня этот принцип получил международное признание, за него высказалась Организация Объединенных Наций в связи с тем, что представители западных держав в этой организации неоднократно пытались расколоть систему прав человека, представленную в документах ООН, разделить закрепленные в них права по «сортам», отнести к самой низшей категории социально-экономические права, т. е. те самые права, с осуществлением которых в капиталистических странах дело обстоит крайне неблагополучно.
      В действительности существует и вызывается самой жизнью тесная взаимная связь между социально-экономическими правами и политическими правами и свободами. Эта связь отражает, опосредствует складывающиеся в обществе отношения между политикой, экономикой и социальным развитием. Здесь будет уместным сказать несколько слов о сущности политических прав и свобод, значение которых действительно выходит далеко за рамки индивидуальных интересов. Речь идет, собственно, о правах личности в отношении к государству, за которыми стоят предоставленные гражданину возможности участвовать в принятии и исполнении решений, затрагивающих всеобщие интересы, контролировать центры политической власти, где такие решения вырабатываются, использовать государство и его аппарат в общих и индивидуальных интересах.
      В любом демократическом обществе политические права и свободы должны выражать идею принадлежности государственного суверенитета народу, который является источником всей власти в государстве. Важнейшим и общепризнанным политическим правом каждого гражданина является участие в конституиро-вании органов государственной власти. Главы государств, парламенты, высшие представительные органы власти получают свои полномочия от корпуса избирателей, который, согласно демократическому идеалу, должен включать в себя все взрослое население страны, весь народ. Считается, что законодательная власть, независимо от того, осуществляется ли она выборным парламентом, как это имеет место при республиканской форме правления, либо совместно наследственным монархом и парламентом в условиях конституционной монархии (на сегодняшний день монархический режим сохранился в Великобритании, Бельгии, Норвегии, Дании, Нидерландах, Швеции и других европейских и неевропейских капиталистических странах), в конечном счете получает свои прерогативы от избирателей, и потому законы буржуазных государств по старой конституционной традиции считаются выражением общественной воли. Выдвинув идею политических прав и свобод, буржуазия пыталась по-своему разрешить проблему взаимоотношения государства и народа.
      Вопрос о том, какие именно права следует отнести к категории политических, в наше время не вызывает особых затруднений. Довольно полный «каталог» этих прав включен в широко известные международные документы о правах человека. Обратимся, например, к ст. 21 Всеобщей декларации прав человека (1948 г.), которая в общей форме признает за каждым человеком право принимать участие в управлении своей страной непосредственно или через представителей. Воля народа, говорится в этой статье, должна быть основой
      власти правительства и выражаться в периодических и нефальсифицированных выборах, которые должны проводиться при всеобщем и равном избирательном праве, путем тайного голосования или посредством других форм, обеспечивающих свободу голосования. Каждый человек имеет право равного доступа к государственной службе в своей стране. Декларация провозглашает право человека на гражданство (ст. 15), право на свободу убеждений и свободное их выражение (ст 19), право на свободу мирных собраний и ассоциаций (ст. 20)2.
      Другие международные документы, в частности Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г., воспроизводят примерно тот же круг политических прав и свобод, выделяя среди них право граждан принимать участие в ведении государственных дел как в форме непосредственной демократии, так и через свободно выбранных представителей, право избирать и быть избранным в представительные органы государственной власти и право свободного доступа к государственной службе. Собственно, эти права и составляют сердцевину всех юридически обеспеченных возможностей человека в сфере политики и политических отношений. Демократические свободы (слова, печати, уличных шествий и демонстраций, мирных собраний и т. д.), за которыми традиционно закрепилось название «политические», служат не только политическим целям, но и задачам развития экономики, культуры и других сфер общественной жизни. То же самое можно сказать и о свободе ассоциаций. В Международном пакте о гражданских и политических правах этому праву придан определенный социально-экономический оттенок. «Каждый человек, — говорится в нем, — имеет право на свободу ассоциаций с другими, включая право создавать профсоюзы и вступать в таковые для защиты своих интересов» (ст. 22)3.
      Характерной и безусловно прогрессивной чертой международных актов о правах человека является то, что они признают необходимым дополнить и обеспечить политические права граждан каждой страны политическими правами наций и народов, системой признанных на международном уровне прав и обязанностей государств. В свое время Советский Союз и другие социалистические страны приложили немало усилий в ООН и в других международных организациях, чтобы добиться всеобщего признания одного из
      самых существенных политических прав, принадлежащих народам и нациям, — права на самоопределение. Хотя это право обеспечивает народам возможность самим распоряжаться своей судьбой, свободно определять политический статус, осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие и, таким образом, служит существенной гарантией реализации политических прав граждан, западные державы долгое время противились включению права народов на самоопределение в документы ООН. По этой причине оно, как известно, не вошло в текст Всеобщей декларации прав человека 1948 г. Предложение СССР включить соответствующую статью в Декларацию было отвергнуто представителями США и других капиталистических стран.
      Со временем, однако, позиция социалистических стран по этому вопросу, поддержанная молодыми развивающимися государствами, восторжествовала, и сегодня право народов на самоопределение получило развернутую трактовку в ряде важнейших международных документов. В Декларации ООН о предоставлении независимости колониальным странам и народам (1960 г.) самоопределение народов интерпретируется как безусловное их право на полную свободу определять свой политический статус, осуществлять свой суверенитет, обеспечивать целостность национальной территории, быть независимыми от иностранного ига и эксплуатации, обеспечивать свободное экономическое, социальное и культурное развитие4. Указанная Декларация, так же как и Пакт о гражданских и политических правах, подчеркивает неотъемлемый суверенитет народов над естественными богатствами и ресурсами, недопустимость лишения наций и народов принадлежащих им средств существования.
      Согласно современному международному праву, за народами и нациями признается свобода политического выбора, т. е. выбора общественной и политической системы, собственной формы государственного правления, курса внутренней и внешней политики, политических и правовых институтов, формы конституционного регулирования и т. д. Ясно, что от этого выбора в огромной мере зависит объем и характер политических прав и свобод граждан, пределы и результаты их осуществления. В условиях, когда мир разделен на две противоположные общественные системы — социалистическую и капиталистическую, политический выбор народов ставит их на один из двух возможных в современном мире путей развития — либо на капиталистический путь, который несет народам страдания, либо на путь, ведущий к социализму, — это путь народов к свободе и счастью.
      Только сами народы, по мнению коммунистов, могут определить курс своего общественного и политического развития. Международные документы подчеркивают необходимость соблюдения принципа добровольности и права народов на независимость при осуществлении ими политического выбора, свободу от давления и вмешательства извне, от диктатуры со стороны какого-либо государства или определенной внешней силы. В Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки, 1975 г.) государства — участники этого форума торжественно взяли на себя обязательство «уважать право друг друга свободно выбирать и развивать свои политические, социальные, экономические и культурные системы, равно как и право устанавливать свои законы и административные правила» 5. Здесь же говорится о том, что все народы, «исходя из принципа равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой... всегда имеют право в условиях полной свободы определять, когда и как они желают, свой внутренний и внешний политический статус без вмешательства извне и осуществлять по своему усмотрению свое политическое, экономическое, социальное и культурное развитие» 6.
      США и другие западные державы, подписавшие Заключительный акт в Хельсинки, лишь на словах, а не на деле признают все эти важные и необходимые для мира и безопасности народов принципы. В действительности же империализм ни на один момент не прекращал подрывной деятельности, направленной на вмешательство во внутренние дела социалистических стран с целью изменить основы существующего там политического строя. «Империалисты и их пособники, — говорится в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии, — систематически проводят враждебные кампании против социалистических стран. Они чернят и извращают все, что происходит в этих странах. Для них самое главное — отвратить людей от социализма»7. Постоянное давление оказывают империалистические круги на многие развивающиеся страны, пытаясь повернуть их общественное и политическое развитие в сторону капитализма, тесно привязать их к мировой капиталистической системе. Это грубейшее нарушение свободы политического выбора, права народов на самоопределение. Подобные акции империалистических государств, военных международных блоков и союзов расцениваются мировым общественным мнением в качестве опасной угрозы правам человека во всем мире.
      Политические, как и другие виды прав человека, устанавливаются и оформляются законодательством отдельных государств. Функция определять основы взаимоотношения между народом, личностью и государством, а также формулировать вытекающие из этих основ права участников политической жизни, будь то индивиды, ассоциации, внутригосударственные структурные образования и т. д., принадлежит государственной власти, осуществляемой органами и лицами, избранными населением и действующими (формально или нет — это другой вопрос) по мандату народа. Задача международных актов состоит не в том, чтобы наделить теми или иными правами граждан отдельных государств, а в том, чтобы наметить единую, согласованную программу, создать нормативную базу для сотрудничества все большего числа государств в сфере обеспечения прав человека.
      Государствам, участвующим в международных соглашениях по правам человека, рекомендуются или предписываются политические принципы взаимоотношений между государственной властью и гражданами, государством и личностью. Один из них — уважение к правам человека как норма общественной жизни и как обязанность государства. Каждое государство должно строить свои отношения со всеми находящимися под его юрисдикцией лицами на основе уважения к правам человека и основным свободам. Участвовавшие в Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе государства декларировали свое признание всеобщего значения прав человека и основных свобод, уважение которых является существенным фактором мира, справедливости и благополучия. Они взяли на себя обязательство поощрять и развивать эффективное осуществление гражданских, политических, экономических, социальных, культурных и других прав и свобод. Все эти права и свободы вытекают из достоинства, присущего человеческой личности, и являются существенными для ее развития8.
      Международные документы, в частности Заключительный акт, принятый в Хельсинки, признают обязанность государства создавать все условия для реализации права лиц знать свои права и обязанности, поступать в соответствии с ними. Согласно современным международным нормам, на государстве лежит функция обеспечения прав человека, обязанность предоставлять лицу необходимые средства юридической охраны своих прав, включая возможности судебной защиты. Таким образом, международное регулирование захватывает широкий круг взаимоотношений государства и личности, складывающихся в связи с реализацией прав человека, проникнуто идеями обеспечения этих прав.
      Среди принципов, которые от имени мирового сообщества рекомендуются отдельным государствам для обеспечения прав человека, равноправие занимает одно из первых мест. Все права человека должны осуществляться на основе равенства, но применительно к группе политических прав и свобод международные акты, исходя из единства демократии и равенства (кстати сказать, часто оспариваемого на Западе), настойчиво подчеркивают принцип равноправия. Речь идет о правах равного гражданства, о равном избирательном праве, о доступе всех граждан к государственной службе на общих условиях равенства и т. д.
      Несмотря на то что буржуазия очень давно использует либеральную фразеологию, включила термин «равноправие» в свой политический словарь, дает выход определенным эгалитарным настроениям в идеологии и пропаганде, истинный пафос политического равноправия ей далек и чужд. Предпочитая иметь дело с абстрактной свободой и отвлеченным понятием равенства, буржуазный закон «приберегает» эти слова для торжественных случаев, напыщенных деклараций, но забывает о них, когда создает конкретные политические институты, активно влияющие на практику общественных отношений.
      Как совместить интересы фактически правящей буржуазной элиты, которая в действительности не терпит никакого равноправия, с институтами буржуазной демократии, предполагающими хотя бы формально требование политического равенства для всех членов общества, — это крайне сложный вопрос для буржуазных законодателей. Колебание, непоследовательность, половинчатость, иносказания в конституциях и законах капиталистических стран являются результатом отсутствия четкого ответа на этот вопрос. Не дает его и буржуазная политическая наука, которая включает в себя множество теорий либерального или консервативного направления. К идее политического равноправия эти теории подходят с различных сторон, их рекомендации и выводы крайне противоречивы. Цепь теоретических предпосылок и рассуждений, на которых обычно основывают свои выводы консерваторы и либералы, можно проследить на примерах элитарной и плюралистической модели политической системы буржуазного общества. Первая модель — детище консервативных идеологов, вторая — либералов, считающих себя радикальными демократами. Ниже мы воспроизводим не какие-либо отдельные теории (их анализ занял бы слишком много места), а типичные черты, логическую схему наиболее отличающихся друг от друга направлений буржуазной политической науки.
     
      Элитарная модель политической системы
      1. Политическая власть определена по характеру и структуре, образует особую сферу общественной жизни, связанную с государственным управлением. Существует высший закон, согласно которому править государством должны те, кто наиболее далеко продвинулся в экономической и социальной сфере. Политическая жизнь достигает точки кипения в высших слоях общества. Политические решения принимаются лишь в так называемых руководящих кругах.
      2. Государство является единственным суверенным носителем политической власти, которая во избежание анархии и поддержания порядка должна быть строго централизованной. Структура государственной власти представляется в виде пирамиды: вверху сконцентрированы силы огромного политического влияния, книзу источники власти весьма резко ослабляются и сходят на нет. Иерархия — существенный признак всякой политической власти.
      Плюралистическая модель политической системы
      1. Почти каждое совместно принятое людьми решение, какой бы жизненной сферы оно ни касалось, можно считать актом политической власти. У последней нет четких границ. Политическая жизнь осуществляется на самых разнообразных уровнях — государства, корпораций, университетов, общественных организаций, благотворительных обществ и т. д. Она совпадает по существу со всей общественной жизнью, выходя далеко за рамки государственного управления.
      2. Существует множество независимых центров политической власти, ни один из которых не является полностью суверенным. Государство лить часть (даже не главная — утверждают многие плюралисты) общественного аппарата принятия политических решений. В л астеотнош ения не имеют стабильной структуры, они возникают в связи с необходимостью принять решение и исчезают, когда цели, поставленные в групповом решении, достигнуты.
      3. Реальная власть в государстве всегда принадлежит элитам, представляющим общественное меньшинство, а на самом верху — буквально отдельным лицам, «элите элит», политическим лидерам, сосредоточивающим в своих руках все главные рычаги управления обществом и контроля над ним. Элиты складываются по своим законам в ходе общественного развития.
      4. Члены элиты отличаются от остальных граждан, образуют как бы особую «породу людей» — людей высшего качества. Именно поэтому они богаче других, обладают престижем, влиянием и иными преимуществами, открывающими им дорогу к власти. В зависимости от того, что признается наиболее важным при формировании элит, теоретики выделяют несколько форм элитарного правления: плутократия (власть богатых), технократия (власть лиц, имеющих технические знания и опыт), ме-риктократия (власть заслуженных) и т. д.
      5. Демократия как форма государственного управления ограниченна и даже невозможна. Элита правит скорее «милостью божьей», чем по воле народа. Демократические институты не в состоянии изменить порядок, при котором все общественные и государственные дела решает меньшинство. На выборах народ в лучшем случае определяет, какую из соперничающих частей элиты поставить над собой.
      6. Народ не способен принимать участие в политике и управлять государством в силу его пассивности и апатии, отсутствия у типичного «человека толпы» должной культуры, опыта и знаний. Идеи демократизации, вовлечения масс в активную государственную жизнь абсурдны и вредны, поскольку это приводит к дилетантскому вмешательству
      3. В плюралистическом обществе каждая специализированная или профессиональная группа может считать себя элитой, ибо в своей сфере она обладает высшей компетенцией, является лучшим судьей в собственном деле. Управление государственными и общественными делами рассредоточено, и это затрудняет образование единой всеобъемлющей элиты.
      4. Чтобы участвовать в политике, не нужно обладать какими-либо особыми качествами. Все люди одинаково квалифицированы и компетентны в принятии политических решений, касающихся их лично. Политическая активность непостоянна, она может то падать, то повышаться в зависимости от заинтересованности человека в определенных решениях. Богатство и социальный престиж — обычные факторы политического процесса. Отсутствие у человека преимуществ в одних делах перекрывается его превосходством в других.
      5. Демократия — это свободная игра политических сил, широкое поле для соглашений и компромиссов, для действия необходимых и случайных, разнообразных, неоднородных элементов. Никто не вправе навязывать свою волю другим людям. Меньшинство не может требовать подчинения от большинства, но и большинство не должно диктовать свою волю меньшинству. «Свободное» соглашение лежит в основе плюралистической демократии.
      6. Каждый чедовек должен сам свободно решать, в каких политических делах он будет участвовать, а в каких — нет. Он вправе выбрать дело «по своим способностям». Нельзя ему мешать, если он присоединяется к какой-либо группе для продвижения собственных интересов. Но и вовлекать человека в сферы политической деятельности,
      в сферу профессионального государственного управления, снижению эффективности решений, отрицательно сказывается на способности государственных органов деловито и компетентно руководить общественным процессом.
      7. Различия между элитой и массой всегда были, есть и будут существовать независимо от уравнительных мер и стремлений. Прогресс в политической сфере состоит вовсе не в ее демократизации или эгалитари-зации, а в поисках новой, совершенной и эффективной элиты, которая должна обеспечить более высокий, чем прежде, уровень общественного управления.
      8. Политические права граждан — момент формальный, в реальной общественной жизни они большой роли не играют. Если эти права нужны, то только для того, чтобы налаживать отношения элиты с массами, пополнять элиту за счет наиболее одаренных, талантливых выходцев из народа, точнее, из «средних классов». Они, кроме того, обеспечивают политические маневры элиты, оберегают ее от недовольства и революционного выступления масс.
      в которых у него нет и не может быть личных интересов, было бы тоже нарушением принципа индивидуальной свободы. Развитие политической демократии трудно направлять, поскольку многое здесь зависит от личного усмотрения и желаний человека.
      7. В политике осуществляется специфический тип равенства возможностей, согласно которому каждый человек, свободно перемещаясь в политической сфере от одной группы к другой, может остановиться там, где он получит реальный выигрыш, добьется желаемого и доступного для себя успеха. Однако равное право занять определенную позицию в политической жизни не означает равенства этих возможностей.
      8. Политическим правам принадлежит ведущая роль в организации отношений между правительством и народом. За многими из этих прав признается высший, надгосударственный характер, т. е. они не могут быть изменены или отменены правительством без ущерба для свободы индивида. С помощью политических прав и свобод граждане должны осуществлять «контроль» над государством, пресекать антидемократические поползновения властей.
     
      Место идеи политического равноправия граждан в той и другой модели очевидно. Консервативная мысль в силу ее основополагающих теоретических установок неизбежно приходит к отрицанию или крайнему скептицизму в отношении этой идеи, тогда как у либералов здесь процветает показной энтузиазм. Они провозглашают идеал равноправия в политике, однако трактуют его таким образом, что он утрачивает реалистическое содержание. Плюралисты всерьез верят, что политическая система сама по себе в процессе свободной игры сил способна поддерживать определенный уровень равноправия граждан, подобно тому как человеческий организм всегда поддерживает определенную темпера-ТУРУ тела. Государство, которое в теориях плюрализма
      играет скромную общественную роль, только провозглашает, устанавливает политические права, но не вмешивается в их реализацию, не должно проводить активных регулирующих мер по «выравниванию» прав. Единственными инструментами такого «выравнивания» выступают свободное соглашение и компромисс между политическими группами. В пользу равноправия действуют анонимные силы политики, с государства же ответственность за реальное равенство политических прав по существу снимается.
      На вопрос, какая из рассмотренных выше моделей политической системы воплощена в современном законодательстве капиталистических стран, верным, видимо, будет ответ: «Ни одна, если брать их в «чистом» виде». Но дело в том, что буржуазный законодатель обречен на вечные метания, бесконечные колебания между консервативными и либеральными позициями. Быть последовательно либеральным он не хочет, ибо главное для него — интересы господствующего класса, правящих верхов (элиты); перейти открыто на консервативную, элитистскую платформу ему сегодня не позволяют демократические общественные силы. Тенденции к либерализации и консерватизму в законодательстве сосуществуют, переплетаются, берут друг над другом верх в зависимости от политической ситуации в стране. Это особенно заметно в сфере конституционного регулирования равноправия в политике.
      Возьмем, например, Конституцию Соединенных Штатов Америки в той части, которая касается именно политических прав и свобод. Первоначально установленное этой Конституцией (принята в 1787 г.) избирательное право приходится вот уже почти двести лет «выравнивать», и процесс этот пока далек от завершения. В 1870 г. была принята поправка XV к Конституции, которая снимала формальные ограничения избирательных прав американских граждан в связи с расой, цветом кожи или прежним нахождением в рабстве. Говорилось там и о недопустимости лишения кого-либо указанных прав по данным основаниям. Однако в течение почти ста лет эти положения конституции оставались на бумаге, сами власти противились их реализации. Лишь в середине шестидесятых годов нашего столетия закон о гражданских правах предоставил неграм, а также представителям других национальных меньшинств Америки право избирать и быть избранными в законодательные органы — федеральный и штатов. Женщины получили право на участие в выборах только в 1920 г. (поправка XIX к Конституции США). Лишь в 1964 г. вследствие принятия XXIV поправки были отменены особые регистрационные налоги, действовавшие в качестве предварительного условия голосования граждан. В соответствии с поправкой XXVI к Конституции США, вступившей в силу в 1971 г., активное избирательное право предоставлено гражданам Соединенных Штатов, достигшим 18-летнего возраста. Все эти этапы «выравнивания» затрагивали в основном право избирать, принимать участие в голосовании на выборах.
      Что же касается права быть избранным, т. е. пассивного избирательного права, то оно, как и прежде, обусловлено различного рода цензами и ограничениями. Так, согласно американской Конституции, в палату представителей конгресса может быть избран только тот, кто достиг 25-летнего возраста, состоит в течение семи лет гражданином Соединенных Штатов и является в момент избрания жителем того штата, где он избирается (ч. 2, разд. 2, ст. I). Не может быть сенатором тот, кто не достиг 30-летнего возраста, не состоит в течение девяти лет гражданином Соединенных Штатов и не является в момент избрания жителем того штата, где он избирается (ч. 3, разд. 3„ ст. I). Избрание на должность президента США также обусловливается требованиями к кандидату быть гражданином Соединенных Штатов по рождению, иметь не менее чем 35-летний возраст и постоянное жительство в США в течение 14 лет (ч. 4, разд. 1, ст. 2). Хотя установленные Конституцией барьеры являются вроде бы невысокими, они не дают основания даже в формально-юридическом смысле говорить о равном пассивном избирательном праве граждан. Кроме того, нужно иметь в виду, что любая оговорка, введенная в конституцию буржуазного государства, присутствует в ней не зря, она не только блокирует путь к выборным должностям для определенной категории граждан, но и служит оправданием более серьезных и масштабных ограничений политической активности народных масс, которые проводятся на практике.
      Хотя избирательные цензы и ограничения, которые ставят граждан в условия заведомо неравных юридических возможностей при формировании представительных органов государства, сегодня не имеют такого широкого распространения, как в прошлом веке, тем не менее законодательство ведущих капиталистических стран не избавилось от таких цензов, а это значит, что, согласно общепризнанным международным пактам, они не обеспечивают формально равного для всех избирательного права. Участие в выборах в парламент и в органы местного управления Великобритании поставлено в строгую зависимость от оседлости граждан, обусловлено в некоторых случаях определенным сроком проживания на территории избирательного округа. Если гражданин пожелает, например, воспользоваться правом выбора в английский парламент в одном из избирательных округов Северной Ирландии, то он должен доказать, что проживал на территории Северной Ирландии в течение полных трех месяцев.
      Уже одно требование проживать в избирательном округе на определенную дату, чтобы иметь право голосовать, ставит за рамками выборов в парламент и местное самоуправление большое количество граждан, которые вынуждены часто менять место жительства, постоянно мигрировать в поисках работы и терпимых условий жизни. Ясно, что подобное ограничение, а оно прямо установлено Актом о народном представительстве 1949 г., затрагивает самую бедную часть населения страны, страдающую от безработицы, инфляции, экономической нестабильности. С другой стороны, тот же Акт устанавливает так называемый «не зависящий от проживания избирательный ценз», согласно которому в выборах органов местного самоуправления в Англии и Уэльсе имеет право участвовать не проживающее в избирательном районе лицо, если оно занимает в качестве собственника или арендатора подлежащие налоговому обложению участок земли или усадьбу на нем с доходом не менее десяти фунтов в год. Словом, собственность и деньги «голосуют» на льготных условиях.
      Ограничение избирательных прав по признакам пола, расы и национальности, религиозных верований сегодня, как правило, формально запрещается буржуазными конституциями и законами. Однако конституционные ограничения других типов остались, их еще очень много в капиталистических странах. До сих пор активное избирательное право граждан ставится некоторыми конституциями в зависимость от обладания лица имущественными и некоторыми другими правами.
      В отдельных странах запрещено участвовать в выборах гражданам, лишенным права распоряжаться своим имуществом (ст. 90 Конституции Королевства Нидерландов, ст. 33 Конституции Республики Исландии), находящимся под опекой (ст. 16 Акта о риксдаге 1866 г., Швеция). В Исландии условием активного избирательного права является незапятнанная репутация личности, в Нидерландах в этом праве отказывают лицам, лишенным родительских прав, осужденным за нищенство и бродяжничество, за пьянство в общественном месте и т. п. Конституция Норвегии (§ 53) предусматривает возможность лишения гражданина избирательного права, если он без разрешения властей поступил на службу иностранной державы или виновен в покупке голосов, в продаже собственного голоса и т. п.
      Самыми существенными и распространенными формами конституционного ограничения избирательных прав в капиталистических странах по сей день остаются цензы оседлости и возрастные ограничения. Согласно Конституции Швейцарского Союза, гражда-
      нин получает избирательные права для участия в кантональных и общинных делах после трехмесячной оседлости (ст. 43). Но прежде чем обосноваться в каком-то месте, этот гражданин должен еще доказать свое право на поселение, которое также обставляется рядом условий. Конституция допускает, что в кантонах, где существует призрение бедных, разрешение на поселение может быть поставлено в зависимость от их (т. е. бедных) способности к труду и от того, не обременяли ли они постоянно общественную благотворительность на месте своего прежнего жительства (ст. 45). Отказ в праве проживания по причинам материальной необеспеченности и постоянного обременения общественной благотворительности является вместе с тем актом лишения гражданина возможности получить избирательные права.
      Для участия в выборах палаты представителей бельгийского парламента требуется, чтобы гражданин проживал в данной общине не меньше шести месяцев (ст. 47 Конституции Бельгии). Парламенты Норвегии и Исландии избирают лица, имеющие постоянное жительство в стране в течение пяти лет до выборов (§ 50 Конституции Норвежского Королевства, ст. 33 Конституции Республики Исландия). Для обладания пассивным избирательным правом этот срок увеличивается. Например, депутатом норвежского стуртинга может быть лицо, прожившее в стране 10 лет. Подобные конституционные положения сегодня активно используются в целях ограничения политических прав так называемых иностранных рабочих, доля которых в рабочей силе европейских капиталистических стран довольно значительна, а также для дискриминации малообеспеченных групп собственного населения, вынужденных кочевать по своей стране и на территории других государств.
      Что касается возрастных цензов, с помощью которых обычно ограничиваются избирательные права и политическая активность крупных категорий граждан молодого и относительно молодого возраста, то здесь в последнее время буржуазные конституции претерпели определенные изменения. В семидесятых годах многие ведущие капиталистические страны были вынуждены понизить возраст, необходимый для реализации активного избирательного права, до 18 лет. Этому шагу в немалой степени способствовали бурные выступления молодежи на переломе 60 — 70-х годов, борьба молодых людей за свои политические права, поддержанная рабочим и прогрессивным профсоюзным движением. В этой части немалое влияние на конституционное законодательство буржуазных государств оказали мировое общественное мнение, международные акты о правах человека. Правящая верхушка уступила, но не настолько, чтобы полностью покончить с практикой ограничения избирательных прав по возрастному признаку. Возрастные цензы продолжают существовать в отношении права быть избранным, во многих случаях они неоправданно высоки. Особенно это касается возраста членов вторых палат парламентов, избираемых, как правило, менее демократическим путем, чем первые палаты. В Бельгии для избрания сенатором необходимо иметь не менее 40 лет от роду; такого же возраста должны достигать лица, которые избираются сенаторами в Италии. Во вторую палату Генеральных штатов Нидерландов могут быть избраны лица, достигшие 30-летнего возраста, и т. д.
      В ряде европейских буржуазных стран сохранилось конституционное понятие «избираемости», в котором выражена совокупность особых требований и условий, необходимых для избрания тех или иных лиц в парламент или в одну из его палат. Таким образом, в самой конституции происходит разделение граждан на тех, кто обладает качеством «избираемости», и на тех, кто даже формально не может на него претендовать. Характерны в этом отношении некоторые пункты действующей Конституции Бельгии (принята в 1831 г.), четко предписывающие, кого можно избирать сенатором. В ст. 56а этой Конституции перечислена 21 категория граждан, принадлежность к которым является необходимым условием для избрания в сенат. Начинается этот список с министров, бывших министров, государственных министров, включает бывших губернаторов, членов и бывших членов советов провинций, бывших высших офицеров армии и флота, бургомистров, профессоров, служителей культов, генеральных директоров и инспекторов различных министерств, а завершается выборными членами консультативных советов при департаментах министерств. Есть в этом перечне и собственники недвижимостей с доходом не менее 12 тыс. франков, руководители предприятий с числом рабочих не менее 100 и сельскохозяйственных предприятий размером не менее 50 га, но, разумеется, нет самих рабочих и крестьян, нет представителей массовых профессий, в общем нет бельгийского народа как такового. Конституция идет на открытое закрепление привилегий политической элиты, нарушает принцип политического равноправия, несмотря на то что торжественно декларирует: «Бельгийцы равны перед законом...» (ст. 6). Попытки воплотить элитарные идеи в буржуазно-демократических институтах маскируются, как правило, либеральной терминологией.
      Когда правящие верхи вынуждены включать в конституции демократические по своему звучанию нормы, они формулируют их наиболее абстрактно, делают их в определенном смысле нейтральными по отношению к политической практике, т. е. такими, чтобы они по крайней мере не мешали элите осуществлять свою власть. Буржуазия как господствующий класс никогда не нуждалась в сильной демократии, все, что ей было необходимо, — это демократия сильных, к которой в сущности сводится политическое развитие буржуазного общества. Государственная власть, согласно буржуазным конституциям, исходит от народа, принадлежит народу и осуществляется народом, а в действительности она все более монополизировалась людьми, составляющими правящую элиту. В капиталистическом обществе концентрация политической власти идет параллельно и в тесной связи с концентрацией собственности, капитала, доходов. В известном смысле они образуют единый процесс, в результате чего одни и те же общественные группы сосредоточивают в своих руках огромную власть и колоссальные богатства.
      Насколько тяжелы и необратимы последствия монополизации в экономике и политике, можно судить по тому, что люди, не принадлежащие к элите, почти полностью изолированы и выведены из так называемой «свободной игры политических сил», у них нет не то что «равных», но зачастую никаких шансов участвовать или принимать решения, которые они должны выполнять как граждане государства. На этапе государственно-монополистического капитализма свободная конкуренция в экономике и политике сменилась «рационализированной» системой контроля над обществом, при которой монополии целенаправленно руководят всеми событиями, манипулируют людьми и ресурсами, решают важнейшие общественные проблемы в своих интересах и по своему усмотрению.
      Усиливается могущество военно-промышленного комплекса, который взял под свой жесткий надзор государственный аппарат и всю его деятельность. Согласно конституции, избрание государственных органов власти и глав государства относится к компетенции всего народа, на деле же эти вопросы решаются по существу монополиями, военно-промышленным комплексом, влияние и деньги которых обеспечивают приход на государственные посты преданных и угодных им лиц.
      Если посмотреть, кто сегодня правит в капиталистических странах, то нельзя не обратить внимание на тщательно продуманный и осуществленный подбор депутатов парламентов, членов правительственных кабинетов, высших административных органов и т. п., подбор, который трудно совместить с конституционными положениями о том, что власть в государстве должен осуществлять народ. Было бы тщетно искать широкого представительства в этих органах рабочего класса, крестьянского населения, работающей по найму интеллигенции, т. е. категорий граждан, которые более чем на 90% составляют народ. Зато типичной фигурой в парламенте является член элиты, т. е. лицо, относящееся к десяти, пяти или одному проценту самого богатого населения страны. Разумеется, не все политические дела элита делает своими собственными руками. В ее распоряжении огромный контингент управляющих, служащих, технических специалистов, целая армия юристов, которые, словно лоцманы, ведут монополии, обходят подводные камни государственного законодательства, ловко используя благоприятные политические течения. Наиболее заслуженные лица из этих категорий привилегированных служащих также повсеместно и широко представлены в парламентах. Еще одна значительная группа депутатов законодательных органов в капиталистических странах представлена профессиональными политическими и государственными служащими, большая часть которых также обслуживает интересы элиты, занята выполнением ее политических поручений. Так или иначе, но правящие круги обеспечивают себе выгодный или по крайней мере приемлемый состав парламентов, правительства.
      В Соединенных Штатах властвующая элита, которая, как заметил еще Р. Миллс, образуется в вершине, соединяющей три главные общественные иерархии — экономическую, политическую и военную9, достигла довольно высокой степени «управляемости» выборами, манипуляции демократическими институтами вообще. Она контролирует доступ фактически ко всем мало-мальски значительным государственным должностям независимо от того, выборные они или нет. Результаты голосования на выборах президента, конгресса, представителей власти в штатах и общинах никогда не застают американский военно-промышленный комплекс врасплох, потому что через его предварительный отбор проходят все кандидаты, имеющие шансы на избрание. Вместо демократического волеизъявления по существу избирателю предлагается принять участие в конституционном оформлении выбора, уже сделанного монополистической элитой, и в лучшем случае сказать, кто из предложенных двух или трех кандидатов больше ему нравится. У военно-промышленного комплекса свои требования и правила комплектования конгресса США, которые он проводит в жизнь постоянно.
      Если посмотреть, как изменялся состав американского конгресса на протяжении ряда последних лет, то можно увидеть некоторые из этих требований и правил в действии. Конституция США предусматривает усложненный порядок переизбрания конгресса, неодновременную обнов ля емость его палат. Если члены палаты представителей (так называемые представители) избираются один раз в два года, то сенат в течение этого срока обновляется только на одну треть. Тем не менее считается, что сроки деятельности очередного созыва конгресса наступают через каждые два года; в соответствии с этим официальная статистика учитывает состав конгресса. Приведем некоторые данные применительно к четырем последним созывам американского конгресса10 (см. табл. на стр. 159).
      Хотя официальная статистическая служба США явно обходит очень важные с общественной точки зрения вопросы, умалчивает об имущественном статусе, социальном происхождении и размерах доходов конгрессменов, тем не менее и она дает довольно впечатляющее изображение негативных сторон американской демократии. Бизнесмены и банкиры, юристы (связанные так или иначе с корпорациями), государственные служащие и профессиональные политики, т. е. элита и близко примыкающие к ней слои состоятельных людей, чаще всего и больше всех представительствуют в конгрессе. Зафиксированное статистикой
      «снижение» с 1977 г. числа государственных служащих и политиков в составе конгресса объясняется очень просто: изменились критерии учета для этой категории лиц. В действительности же многие из них, как и прежде, являются сенаторами или представителями. В составе конгресса как в зеркале отражается политическая дискриминация женщин, негров, граждан, принадлежащих к национальным меньшинствам Америки. Рабочих в составе конгресса практически нет.
      Что касается еще одной отсутствующей статьи учета, связанной с доходами и собственностью лиц, избранных в конгресс, то на данную сторону дела пытаются пролить свет другие источники, показывающие, что через выборную процедуру в Америке могут пройти только очень состоятельные люди. Впрочем, полной ясности в этом вопросе никогда не было и нет, потому что конгрессмены по многим причинам не заинтересованы в опубликовании точных сведений об их имущественном состоянии. «Некоторые из богатейших членов конгресса передают свои активы тайным поверенным, чтобы избежать возникновения конфлик-
      та интересов и подробных публичных разоблачений их богатства», — писал недавно журнал «Ю. С. Ньюс энд Уорлд рипорт» 11. По крайней мере 20 сенаторов и 17 представителей, сообщил журнал, являются мультимиллионерами и миллионерами. Состояние сенатора-республиканца Джона Хейнца оценивается примерно в 12 млн. долларов, его коллега по палате и партии Джон Дэнфос имеет около 7 млн. долларов, сенатор-демократ Эдвард Кеннеди располагает полутора миллионами долларов личного состояния и т. д. Среди сенаторов, пополнивших конгресс на выборах 1980 г., 5 мультимиллионеров и 10 миллионеров. Американский сенат часто называют «клубом миллионеров». Некоторые журналисты полагают, что участие последних редко падает ниже 30 — 40%, а иногда достигает 80% всех членов сената. Неудивительно, что этот важный законодательный орган буквально оброс связями с деловым миром, корпорациями, различными звеньями военно-промышленного комплекса.
      В Основном законе ФРГ есть слова, которые не могут не привлечь внимание: «Вся государственная власть исходит от народа. Она осуществляется народом путем выборов и голосований и через посредство специальных органов законодательства, исполнительной власти и правосудия» (ч. 2, ст. 20). Правящие круги ФРГ любят цитировать Основной закон, ссылаться на него, требуют от граждан «верности конституции» и сурово преследуют тех, кто подозревается в «неверности». Но можно ли сказать, что их собственная политика верна конституции, не расходится с ней в самых важных звеньях государственной власти? Печать западногерманских коммунистов дает точный ответ: «Если вся государственная власть исходит от народа, то возникает вопрос: а где же, собственно, народ? В большинстве он состоит из рабочего класса. Хотя в составе населения более 80% рабочих, в бундестаге в настоящее время представлены только десять рабочих, или 1,9% из 518 депутатов. В то же время почти каждый четвертый депутат принадлежит к монополистической буржуазии или является управляющим концерна, т. е. представляет слой, составляющий менее чем 0,03% населения» 12.
      Надежную поддержку монополиям оказывают депутаты законодательных органов — федерального (бундестага) и земель (ландтагов) из среды государственных служащих, администраторов, управляющих, высших
      чиновников исполнительного аппарата. Их доля в составе бундестага в настоящее время достигла 41%, а в некоторых ландтагах превышает 50%. Профессиональная административная карьера, знание текущей политики, приобретенное из первоисточников, делают услуги этой категории депутатов особенно ценными для правящей элиты.
      Совершенно очевидно, что избирательные институты капиталистических стран включают в себя ряд мощных фильтров, через которые не проходят кандидаты, представляющие народ, рабочий класс, прогрессивную, демократическую общественность. Перед ними воздвигнута целая система барьеров, сначала на конституционном уровне (различные цензы и формальные ограничения), затем — в избирательных законах, но главное — по существу непреодолимые препятствия созданы в самом порядке проведения избирательных кампаний. Реальной движущей силой на выборах выступают деньги, и тот, кто в большей мере, чем другие, опирается на эту силу, имеет большие шансы быть избранным.
      Возрастающее влияние денег на исход избирательных кампаний является фактором, действующим исключительно в пользу богатых слоев населения, обеспечивающим политический диктат крупного капитала, военно-промышленного комплекса. Влияние денег парализует принцип политического равноправия, провозглашенный в буржуазных конституциях, сводит на нет всякое равенство граждан в смысле обладания пассивным избирательным правом. Чтобы осуществить пассивное право в современном капиталистическом мире, надо быть чрезвычайно активным в части добывания денег для ведения избирательной кампании. Это по плечу людям, имеющим крупное личное состояние, принадлежащим к миру бизнеса или тесно связанным с ним, являющимся членами влиятельных организаций, ведущих политических партий, которые, как правило, располагают определенными источниками финансирования своих политических акций.
      В Соединенных Штатах, где деньги, по признанию американских авторов, являются «материнским молоком политики», крупные избирательные кампании непрерывно дорожают, а это значит, что кандидаты, выставленные от буржуазных партий, стремятся победить друг друга оружием денег, ценой все больших затрат. Так, па выборы в федеральные органы власти
      в 1976 г. было израсходовано в общей сложности 212 млн. долларов; из них выборы членов палаты представителей обошлись в 61 млн. долларов, сенаторов — в 38 млн. долларов13. Особенно быстро в последние годы росла стоимость президентских выборов. По данным американской печати, в 1968 г. на проведение выборов президента было затрачено 91 млн. долларов
      Комментируя эту диаграмму, показывающую рост денежных затрат на проведение президентских выборов в США, журнал «Ю. С. Ньюс энд Уорлд рипорт» отмечает, что только за последние десять лет стоимость выдвижения и избрания президента подскочила почти на 150%
      в 1972 г. — 137,8 млн., в 1976 г. — 159,7 млн. долларов 14. Избирательная кампания 1980 г. «стоила» уже 235 млн. долларов. Заметно увеличились расходы на организацию публичных выступлений кандидатов, популяризацию их личности через печать и средства массовой информации, на политическую рекламу, на предвыборные мероприятия с широким охватом избирателей и т. д.
      Откуда же получают столь значительные суммы денег?
      Главным образом эти суммы составляются в результате мобилизации средств тех слоев общества, которые впоследствии будут пользоваться услугами избранных на государственные посты лиц. Деньги берут там, где они есть, следовательно, у промышленных и финансовых монополий, образующих так называемые «группы давления» на политику партий, их представителей в законодательных, исполнительных и судебных органах государства.
      Вклады частного бизнеса в избирательные кампании, согласно довольно точному определению американских авторов М. Минца и Д. Коэна, «представляют собой капиталовложения в получение прав на управление правительством или, если хотите, являются средством превращения экономической власти во власть политическую»1б. Если в 1974 г. вклады «групп давления» в кампанию по выборам американского конгресса составили 1,6 млн. долларов, то в 1976 г. они почти удвоились, возросли до рекордной цифры — 22,6 млн. долларов. Затраты на избрание некоторых конгрессменов примерно на две трети состояли из частных пожертвований и вкладов, в основном от представителей делового мира16.
      «Капиталовложения в политику», как и всякие инвестиции, должны, по мнению монополий, приносить прибыль, и именно в этом направлении они «давят» на политические партии, а также политических деятелей, покупая их услуги. Система частного финансирования избирательных кампаний привела к серьезному разложению и коррупции правящих кругов, что особенно ярко выразилось в известном «уотергейтском деле», крупнейшем политическом скандале в США, разразившемся вскоре после президентских выборов 1972 г. Хотя впоследствии были проведены законодательные меры с целью навести порядок в деле финансирования избирательных кампаний (введена система государственного финансирования президентских выборов, размер индивидуальных вкладов ограничен 1000 долларами и т. д.), частные вклады продолжают играть важную роль на выборах конгресса, законодательных органов в штатах и т. д. Новый закон, введенный в действие в 1974 г., разрешил корпорациям создавать так называемые комитеты политических действий для сбора средств и передачи их в выборные фонды партий. В 1980 г. во время частичных выборов в сенат активно действовало свыше тысячи таких комитетов, которые собрали в основном в пользу республиканцев более 20 млн. долларов, по существу обеспечив им перевес над демократами. Крупный капитал, таким образом, не только не потерял, но и улучшил свои возможности протаскивать угодных ему политических деятелей на выборные государственные должности.
      На исход выборов большое влияние оказывает и личное богатство кандидата, претендующего на какую-либо избираемую должность. Считают, что человеку, баллотирующемуся на пост президента США, надо иметь как минимум 20 — 30 млн. долларов, на пост сенатора — 5 — 10 млн. долларов, члена палаты представителей — 1 — 2 млн. долларов. Тот, кто хочет видеть себя на государственном посту в штате, округе, городе, должен идти на выборы, имея несколько сот тысяч долларов. Человек, у которого нет 10 — 50 тыс. долларов в кармане, вообще не может рассчитывать на избрание хотя бы на самую маленькую выборную должность17.
      Прослеживается довольно четкая закономерность: из соперничающих кандидатов побеждает тот, кто вкладывает больше денег в избирательную кампанию. Но каждый кандидат, внося личные средства, должен быть готовым потерять эти деньги. Его ставка может быть легко проиграна. Отсюда очевидно, что рисковать подобным образом могут только очень состоятельные люди, для которых вложенные в политику миллионы или сотни тысяч долларов являются не единственными и не последними деньгами на личном счету. Вот почему американский сенат является «клубом миллионеров», большинство президентов США в 60 — 70-х годах были миллионерами (Д. Кеннеди, Л. Джонсон, Р. Никсон, Д. Картер), конгрессмены, губернаторы, сенаторы штатов, мэры и выборные должностные лица в городах в большинстве своем выходцы из элиты, верхнего десятипроцентного слоя американского обще-
      ства. Ставка на выборах повышается, потому что члены элиты конкурируют между собой в борьбе за престижные должности, пребывание на которых поможет им лучше продвигать свой бизнес, обрастать полезными связями, приобретать влияние и значительный вес в рамках военно-промышленного комплекса.
      Свою роль играют элементы тщеславия, зависти, личного соперничества среди представителей властвующей элиты. Но главная причина того, что в последние годы магнаты капиталистического мира, предпочитавшие раньше действовать из-за кулис, выходят на широкую политическую арену, лично претендуют на ключевые государственные посты, места в конгрессе, губернаторские и тому подобные высокие должности, состоит в стремлении крупного капитала усилить свой диктат, взять в руки бразды государственного правления, чтобы прямо формулировать политику государства, определять ее перспективы. Ради этого не жалеют миллионов, постоянно увеличивая объем «капиталовложений в политику». Когда к цели на выборах движется мультимиллионер, ему, не выдерживая напора, уступает дорогу «простой» миллионер, а перед последним пасует богатый состоятельный американец и т. д. Такова неприглядная техника монополизации права быть избранным как в США, так и в других капиталистических странах.
      Трудности, связанные с финансированием избирательных кампаний, создают абсолютную преграду на пути к выборным должностям малоимущим и среднеобеспеченным слоям населения, к которым принадлежат рабочий класс, трудящиеся. С целью блокировать доступ представителей народа на выборные должности в ряде капиталистических стран установлен так называемый регистрационный сбор, своего рода плата, которую гражданин должен внести за возможность использовать свое конституционное право быть избранным. По английским законам, например, кандидат в депутаты парламента должен при регистрации представить залог в сумме 150 фунтов стерлингов, который не возвращается, если на выборах он соберет менее х/8 части поданных по округу голосов. Значительные регистрационные сборы предусмотрены американским законодательством. Их размеры таковы, что они незначительны для богатых людей, не говоря о миллионерах, и в то лее время являются высоким барьером для неимущих. Так, в Сан-Франциско за право баллотиро-
      ваться на должность мэра надо заплатить 1254 доллара, на пост прокурора округа — 1079 долларов, на должность шерифа — 792 доллара18. С регистрационных сборов денежные затраты только начинаются; чтобы получить выборную должность в государственном аппарате, требуется все больше и больше денег.
      Кроме материально-финансовых рычагов управления избирательными кампаниями властвующая элита располагает огромными политическими и идеологическими средствами воздействия на выборы в нужном ей направлении. Возможности широко манипулировать волей избирателей обеспечиваются системой подсчета голосов, образования избирательных округов, порядком выдвижения кандидатов, в котором трудящиеся массы по существу никакой активной роли не играют. Но все это не идет ни в какое сравнение с масштабами обработки политического сознания избирателей через печать, телевидение, средства массовой информации, которые находятся целиком в руках крупнейших корпораций.
      На Западе считают, и не без основания, что печать и особенно телевидение, самое могущественное средство массовой информации, на выборах могут сделать все. Концентрация капитала в этой сфере достигла высочайшего предела. Почти вся телевизионная сеть (90%) Соединенных Штатов сегодня контролируется тремя гигантскими компаниями — Эй-би-си, Си-би-эс и Эн-би-си. Именно они все в большей мере определяют политический климат Америки, создают авторитет политическим деятелям, возвышают одних, развенчивают других, замалчивают или игнорируют третьих. Хозяева телевизионных кампаний приобрели невиданную даже для капиталистических корпораций власть, соперничающую с властью правительства. Без их согласия никто, включая президента, не может появиться на экране телевидения. По признанию многих буржуазных политических обозревателей, контроль над эфиром в сегодняшних условиях означает контроль за доступом к власти.
      Чуть ли не все конституционные политические свободы американцев оказались зажатыми в кулаке телевизионных боссов: свобода слова, мысли, публичного выражения мнений, совести и т. д. Они по существу лишают граждан права на объективную информацию, поскольку сами, руководствуясь собственными соображениями и интересами, решают, какую информацию, в каком виде и объеме следует давать телезрителю. Широкая популярность, доступность и массовость телевидения (люди сегодня чаще смотрят телепрограммы, чем читают газеты, слушают радио, ходят в кино) делают его незаменимым средством распространения выгодных для элиты политических идей, настроений, стереотипов мышления, идеологического воздействия на огромные массы людей. И это, конечно, используется во время избирательных кампаний. Будучи органической частью верхушки общества, телевидение организует свои программы в интересах ведущих политических партий, за которыми стоит крупный бизнес, военно-промышленный комплекс. В ходе избирательных кампаний в США телевизионная сеть работает в основном на кандидатов двух партий — республиканской и демократической, игнорируя все остальные политические партии и группы. Попытки исправить это положение в законодательном порядке пока не привели к ощутимым результатам.
      Имея в виду непомерно возрастающую роль телевидения в политической жизни и выборах в США, некоторые американцы говорят о феномене «электронной демократии», которая угрожает традиционным демократическим институтам и политическим правам граждан. Телевизионные компании узурпируют некоторые правительственные функции, присваивают себе право быть судьей в политических дискуссиях. Телевидение и в самом деле стало крупнейшим политическим бизнесом в Америке, не утратив черты самой обыкновенной коммерции. Реклама политических деятелей в популярных передачах, программах новостей обходится им или их партиям весьма недешево. Так, компания Си-би-эс, например, за 1 минуту объявлений в телевизионном журнале «60 минут» зарабатывает 200 тыс. долларов19. Это тоже существенный фильтр, через который не проходят многие общественные организации, небольшие партии и группы, выставляющие кандидатов на выборах.
      Исключительно сильными средствами воздействия на политику и проведение выборов располагает печать, которая также принадлежит частному бизнесу и направляется интересами крупного капитала. Как и все другие средства массовой информации, пресса монополизирована богатой верхушкой капиталистического общества. В Соединенных Штатах, например, одна треть всех периодических изданий находится в руках десяти ведущих газетных трестов, владельцы которых принадлежат к избранной группе американских граждан, использующих в полную силу конституционную свободу слова или печати. Поправка первая к Конституции США содержит запрет, согласно которому конгресс не должен издавать законов, ограничивающих свободу слова и печати. И конгресс действительно не издает таких законов, хотя это и не гарантирует гражданам Соединенных Штатов неприкосновенности указанных свобод. Бели влиятельные, выходящие массовым тиражом газеты или журналы принадлежат частным лицам, то именно они на основе своего «священного» права собственности определяют политическую ориентацию печатного органа, решают, что надо опубликовать, кому дать слово, кого не выпускать на широкую общественную арену.
      Иначе говоря, в действительности свобода печати узурпирована, свобода слова для подавляющего большинства граждан находится под жестким и постоянным контролем хозяев прессы. В их руках массовая печать становится рассадником консервативных идей и настроений, средством давления на правительства и парламент, обработки общественного мнения в интересах монополий, орудием преследования инакомыслящих и политических расправ. Подобно телевидению печать стоит «на воротах» в политику, а ее боссы самочинно присвоили себе право отбора политических деятелей, входящих в правящую элиту. Наиболее зримо эта функция выступает во время избирательных кампаний. Она свидетельствует о том, что монополистическая пресса вросла в военно-промышленный комплекс и стала его органической частью. В последние годы в буржуазных парламентах отмечается значительная активность депутатов, которые относят себя к профессиональной группе журналистов. Но это, как правило, не мелкие репортеры и даже не политические обозреватели, работающие в средствах массовой информации, а представители руководства этих средств, люди, тесно связанные с деловым миром и высшими политическими кругами. В палате представителей американского конгресса в 1977 г. было 27, а в сенате 6 таких «журналистов», т. е. они составляли около 7% всех представителей и 6% всех сенаторов 20. Через лиц, распоряжающихся средствами массовой информации, правящая верхушка буржуазного общества дирижирует выборами, производит отбор «народных представи-
      тел ей», избавляется от неугодных кандидатов или ставших неугодными конгрессменов, губернаторов и других выборных должностных лиц.
      Используя различные финансовые, политические, идеологические средства манипулирования волей избирателей, военно-промышленный комплекс способен осуществлять чистку парламентов, расставлять своих эмиссаров на ключевые государственные посты, связывать депутатов своего рода «наказом» проводить ту или иную политику, обеспечивать тот или иной монополистический интерес. В последнее время американские корпорации в союзе с реакционными политическими кругами США развернули активную деятельность, направленную на изгнание из конгресса законо-дателей-либералов, принадлежащих, как правило, к демократической партии, и замену их консервативными депутатами-республиканцами, готовыми беспрекословно подчиняться военно-промышленному комплексу.
      В этих условиях извращается, становится все более реакционным конституционный принцип «свободного» депутатского мандата. Согласно этому принципу, депутат не связан волей избравшего его корпуса избирателей, поскольку предполагается, что он избран именно потому, что лучше других знает, как вести государственные дела, решать политические проблемы. Избиратели, голосуя за кандидата в депутаты, выражают тем самым полное и абсолютное доверие его знаниям, опыту, совести. Депутаты германского бундестага, говорится в Основном законе ФРГ, «являются представителями всего народа, не связаны наказами или поручениями и подчиняются лишь своей совести» (ч. 1, ст. 38). Конституции Нидерландов, Исландии и ряда других стран подчеркивают, что члены парламента связаны только своими убеждениями, а не какими-либо наказами или советами своих избирателей.
      Отвергая принцип, при котором депутаты должны быть подчинены воле избирателей (он, как известно, существует в социалистических странах и действует эффективно), буржуазные конституции освободили место для другой зависимости парламентариев — от денежного мешка, правящей элиты, крупного бизнеса и военно-промышленного комплекса. Именно эти силы «выбирают» сегодня депутатов, а кто выбирает, тот и ставит свои условия. Именно по заданию правящей элиты члены парламентов голосуют за увеличение военных расходов, сокращение социальных программ, проваливают прогрессивные законопроекты, принимают антидемократические законы, т. е. делают все, что угодно и выгодно военно-промышленному комплексу.
      Лишь в относительно узких пределах парламентарии могут демонстрировать свою «независимость», находясь под постоянной угрозой того, что их действия и слова вызовут раздражение, недовольство руководителей элиты, и тогда система, которая однажды вывела их на путь политической карьеры, может без колебаний раздавить «вольнодумца», выбросить его за борт. В периоды обострения кризисов, инфляции, экономических неурядиц требования монополий к своим ставленникам в государственном аппарате повышаются. Особенно много их у военно-промышленного комплекса США. От конгрессменов сегодня добиваются не только согласия на выгодные частному бизнесу государственные бюджеты с упором на военные расходы, но и прямых законодательных мер, направленных на стимулирование капиталовложений в американскую экономику, на обновление оборудования и введение новых технологических процессов.
      Для того чтобы срочно вылечить индустрию США, которая утрачивает ведущие позиции в мировом капиталистическом хозяйстве, уступает по темпам роста и основным показателям экономике некоторых западноевропейских стран и Японии, монополии требуют от конгресса новых крупных налоговых льгот, отмены социального законодательства, связанного с затратами частных фирм на технику безопасности, охрану окружающей среды и т. п., введения таможенных пошлин и квот, избавляющих продукцию американских корпораций от конкуренции с иностранными товарами. Смысл этих требований в том, чтобы переложить на налогоплательщика основное бремя затрат, которые должны помочь монополиям выпутаться из нынешнего сложного кризиса. Потребность военно-промышленного комплекса США в «покладистых» законодателях сегодня особенно велика.
      Конгресс, законодательные органы штатов буквально опутаны густой сетью лоббистских организаций, всякого рода советов, комитетов, посреднических контор, которые ни на минуту не прекращают обработку законодателей путем уговоров, обещания «теплых местечек» в будущем, а то и просто взяток. Сегодня монополистический сектор стал главным источником коррупции и кризиса всех государственных властей — законодательной, исполнительной и судебной. По сведениям Федерального бюро расследований (ФБР), только за 1979 г. американские конгрессмены и чиновники штатов присвоили более 400 тыс. долларов в виде взяток21. Подкуп широко практикуется и в отношении обслуживающих конгрессменов советников, консультантов, технических сотрудников, секретарей и т. д. Американский сенатор, например, окружен не менее чем двадцатью чиновниками, оплачиваемыми государством и составляющими его личный аппарат. Эти люди, действуя в основном неофициально, оказывают существенное влияние на позицию сенатора в конгрессе. Короче говоря, монополии стремятся обеспечить со всех сторон свой выгодный союз с законодателями и лицами, занимающими важные государственные посты.
      В последние годы военно-промышленный комплекс, минуя избирателей и народ, усиливает влияние на государственную политику через различного рода неправительственные организации, общественные комитеты, фонды, политические клубы и т. д. В Соединенных Штатах некоторые из объединений крупных бизнесменов, созданные на частные средства, стали важнейшими политическими центрами, координирующими действия монополий и правительства, превратились буквально в политические штабы, где согласовывают, предрешают, а иногда и просто решают важные проблемы, отнесенные конституцией к ведению законодательных или исполнительных органов государства. В рамках подобного рода частных объединений существуют комитеты и даже институты, которые поставляют идеи, разрабатывают стратегию внутренней политики правительства, составляют доклады и дают соответствующие рекомендации. Встречи представителей деловой и правительственной элиты на неофициальном уровне проходят за закрытыми дверьми, далеко не все, что там обсуждают, проникает в широкую печать, становится известным общественности. Очевиден конечный результат указанной смычки, показывающий возрастающую зависимость политики правительства от мира корпораций и военно-промышленного комплекса.
      Существуют своего рода транснациональные координационные центры крупного бизнеса, влияние которых простирается на политику многих капиталистических стран, на весь современный мир капитала. Крупнейшим из них является так называемая Трехсторон-
      няя комиссия (Trilateral Commission), учрежденная в 1972 г. по инициативе американского мультимиллионера Дэвида Рокфеллера. Ее цель — сглаживать противоречия и вырабатывать общий подход к проблемам экономической политики США, Западной Европы и Японии. В нее входят магнаты бизнеса, представители финансовой олигархии и правящих кругов «трех сторон», руководители ведущих транснациональных корпораций. О политическом влиянии этой комиссии (ее исполнительным директором является небезызвестный
      3. Бжезинский) говорит тот факт, что многие ее активные члены продвинулись на высокие выборные посты в правительстве США (например, бывший президент Д. Картер и бывший вице-президент У. Мон-дейл, бывший государственный секретарь С. Вэнс, нынешний вице-президент Д. Буш и др.).
      Запуск своих членов на политическую орбиту постоянно осуществляет и Совет по международным отношениям (Counsil of Foreign Relations), существующий на деньги из фондов Карнеги, Форда, Рокфеллера. Этот Совет, возглавляемый Дэвидом Рокфеллером, берет на себя «труд» планировать для правительства внешнюю политику, определять ее курс и перспективы. Политический вес и влияние главы Совета Рокфеллера, участника и председателя многих других комитетов и комиссий элитарного характера, дают основание некоторым американским журналистам называть его некоронованным королем Америки, для которого пост президента был бы ступенькой вниз. В области внутренней политики государства частный бизнес проявляет особенно высокую активность. Значительную роль играет здесь Совет экономического развития (Counsil of Economic Development), орган регулярного сотрудничества крупнейших корпораций с правительством, а также Брукингский институт (Brooking institution), основанный еще в 1916 г. в качестве группы планирования внутренней политики правительства.
      Заметное влияние на политику американского государства оказывают в последние годы объединения руководителей ведущих корпораций, таких, как совет предпринимателей, «круглый стол бизнесменов» и др. Именно здесь разрабатываются концепции, определяющие, каким быть государственному бюджету, какие правительственные расходы надо увеличивать, а какие сокращать, какой должна быть законодательная политика и т. д. Указанные концепции, как свидетельству-
      ет опыт последних лет, проводятся в жизнь послушными бизнесу правительствами, даже если они вызывают решительный протест широкой демократической общественности.
      В действительности государственная власть в капиталистических странах, как мы видим, исходит не от народа, а от корпораций, воля которых определяет политику правительства. Американские авторы нередко признают, что в США только высшие слои, элита обладают «достаточными способностями, стремлениями, стимулами и влиянием, чтобы обеспечить себе реальное участие в той управленческой деятельности, которая их затрагивает»22. Судьбы миллионов людей решаются без их активного политического участия, ш тересы народа практически игнорируются в процессе формирования внутренней и внешней политики государства.
      Есть по крайней мере два основных пункта, в которых официальный политический курс ведущих капиталистических стран носит откровенно антинародный характер, резко противоречит воле подавляющего большинства членов общества. Во внешнеполитической сфере государственно-монополистический альянс игнорирует стремление народа к миру, предоставляет военно-промышленному комплексу возможность постоянно наживаться на гонке вооружений. В области внутренней политики этот альянс стремится к усилению капиталистической эксплуатации народа, обеспечивает прибыли монополий за счет снижения уровня жизни трудящихся, ведет фронтальное наступление на права граждан. Ради того, чтсбы как можно дольше продолжить этот курс, частный бизнес мобилизует все свои силы, использует все свое влияние на государственный аппарат, коррумпирует политическую систему, подрывает действие буржуазно-демократических институтов. Власть над обществом и государством все в большей мере переходит в руки корпораций, а возможностью принимать важнейшие и ответственные решения уже сейчас располагают только самые высокопоставленные лидеры делового мира.
      Захватив контроль над государственным аппаратом и подчинив себе государственную власть, экономическая элита ассимилировала политическую верхушку общества, постепенно сливается с ней23. Этот процесс означает вырождение буржуазной демократии. Ее основные институты опустошаются, выборы превратились в шумную и дорогостоящую церемонию, которая может свидетельствовать о чем угодно, только не о том, что народ сам решает, кому быть у кормила государственной власти. Отдельные избиратели не подозревают, что их голосование только оформляет решение, которое давно уже принято несколькими влиятельными деятелями во время их конфиденциальных встреч, доверительных бесед в кулуарах конгресса, на заседаниях «трехсторонней комиссии», в общественных комитетах или где-либо еще. Но все больше людей понимают, что за спиной народа идет нечестная политическая игра, что демагогия и обман со стороны правящих сил стали серьезной угрозой общественному прогрессу.
      Конечно, различные слои капиталистического общества не одинаковым образом реагируют на политический диктат монополий, но широкие общественные круги испытывают сейчас глубокое недовольство политической системой капитализма, утрачивают доверие к людям, имеющим возможность или наделенным правом принимать политические решения. «Кризис доверия» в политике есть четко определившийся процесс, который быстрым темпом развивался в 60-е и особенно в 70-е годы. Американские социологи отмечают значительный рост недоверия людей к традиционным институтам американской демократии. Еще в конце 50-х годов 85% американцев давали положительную оценку этим институтам, около 75% были уверены в том, что управление страной нацелено на благо народа, 71% выражали доверие правительству и только 17% придерживались мнения, что в Америке правит элита. Результаты опросов сильно изменились уже в 1972 — 1973 гг., когда 66% американцев определили управление страной как неудовлетворительное, 52% высказались за недоверие правительству, 53% считали, что все дела вершит элита, и лишь 38% все еще думали, что управление страной нацелено на общее благо24.
      В дальнейшем политическое недовольство американского населения еще более возросло. Пресловутая американская демократия до сих пор не может оправиться после крупного политического скандала, известного «уотергейтского дела», которое приоткрыло завесу над выборными махинациями, показало коррупцию, продажность политических боссов, государственной бюрократии. Констатируя итоги опросов общественного мнения вскоре после «уотергейтского дела», журнал «Ю.С. Ньюс энд Уорлд рипорт» писал: «Выборных
      должностных лиц называют почти всюду не заслуживающими доверия шарлатанами, идущими на любые заверения и дела, лишь бы занять пост, а затем игнорирующими желания избирателей, которые помогли им занять этот пост. Государственных служащих считают своенравными угнетателями, единственная цель которых — ухудшить жизнь налогоплательщиков»25.
      First Impressions
      Эта диаграмма представляет данные социологических опросов в США относительно личной популярности президентов и оценки их политики. Сегодня американцы выражают меньше надежды и больше разочарования в политике американского правительства, чем когда-либо раньше
      «Уотергейтское дело» далеко не единичный эпизод в американской политической жизни. За ним последовали многие другие подобные «дела» на различных уровнях. Выходят наружу все новые скандальные факты коррупции и злоупотреблений на самом верху политического руководства Америки. «Героями» шумных политических скандалов в последнее время были и сотрудники Белого дома, лица из ближайшего окружения президента, и взяточники-конгрессмены, и служащие разведывательных органов — ЦРУ и ФБР, и целый ряд других категорий высших чиновников американского государственного аппарата. Непорядочность и бесчестность многих лиц, занимающихся политикой, являются, согласно опросам общественного мнения, одной из причин утраты доверия большого числа американцев к своей политической системе.
      Другим фактором, способствующим углублению этого кризиса, служит морально-политическое обесценение предвыборных обещаний, которые щедро расточаются во время избирательных кампаний. Обман избирателей стал правилом политической жизни Америки. Общественность этой страны серьезно обеспокоена тем, что возрастает число невыполненных предвыборных обещаний американских президентов, что лица, избранные на этот пост, нередко делают нечто прямо противоположное тому, что они обещали, будучи кандидатами. Примером может служить бывший президент Д. Картер. Недавно журнал «Тайм» произвел сравнение результатов опросов американских граждан в самом начале правления Д. Картера (январь 1977 г.) с опросами общественного мнения в январе 1981 г., когда в Белый дом пришел Р. Рейган.
      В 1977 г. на вопрос, можно ли сказать, что управление страной находится в «хорошем состоянии», 47% американцев ответили утвердительно, а 62% — положительно оценили Д. Картера как президента. Итоги его правления оказались очень печальными, попытка добиться переизбрания Картера на президентский пост закончилась, как известно, полным провалом. Сегодня только 18% американцев считают, что Р. Рейган получил от Картера страну в «хорошем состоянии», а личная популярность Рейгана, который по американским политическим стандартам одержал убедительную победу над своим соперником, оказалась нгог*, чем в свое время у Картера: положительную оценку ему дали 48% всех опрашиваемых 2(\
      Разочарование в президентах и президентстве как политическом институте становится заметной чертой общественной жизни в Америке. Наиболее ярко она проявляется в фактах неучастия избирателей в президентских выборах. Все большее число американцев в день голосования остаются дома, не являются к избирательным урнам, демонстрируют полное равнодушие к тому, что происходит на выборах. Несмотря на то что в 70-х годах формально увеличился корпус избирателей за счет молодых людей, получивших избирательное право с 18 лет, выборы не стали более широкими, потому что все это время росла политическая апатия американцев, увеличивалось количество граждан, уклоняющихся от выборов. Если в 1960 г. в президентских выборах участвовало 62,8% всех американцев, имеющих право голоса, то в 1964 г. их было 61,9%, в 1968 г. — 60,9, в 1972 г. — 55,5, в 1976 г. — 54,3%27. На выборах президента в 1980 г. к избирательным урнам явилось 52,3% всех имеющих право голоса. Эти цифры свидетельствуют о серьезных политических процессах внутри американского общества, говорят о том, что произошла своего рода инфляция избирательных прав. В условиях беззастенчивого манипулирования выборами и обмана избирателей они утратили реальную ценность для человека, который предпочитает выйти из нечестной игры, которую ведут монополии и их ставленники в государственном аппарате.
      То, что политическая апатия, неучастие граждан, их демонстративная пассивность во время избирательных кампаний являются выражением глубокого недовольства определенных слоев населения политикой правящих верхов, доказывается также опытом западноевропейских капиталистических стран. Возьмем, например, Швейцарию, «благополучную» европейскую страну, издавна считавшуюся «образцом» буржуазной демократии. Политическая система Швейцарии прославилась прежде всего институтами прямого народного законодательства, референдумами, которые проводятся здесь довольно часто. Несмотря на широкие демократические права граждан в определении государственной политики и законодательства, степень манипулируемо-сти мнением и голосами избирателей здесь нисколько не меньше, чем в любой другой капиталистической стране. Правит в этой стране элита, которая состоит в основном из банкиров, заседающих в парламенте, в законодательных комиссиях. Выборы редко приводят к изменениям состава законодательных органов, процент обновляемости депутатов от выборов к выборам очень низок. Основные политические вопросы решаются в узких кругах правящей элиты, а на референдумы выносятся, как правило, второстепенные проблемы — «местные тривиальности». Случается, что на референдумах народ отклоняет проект правительственного закона, но через год-два этот проект все равно становится законом, если элита в нем заинтересована. Референдумы превращаются в «чисто фольклорные мероприятия», не имеющие серьезных политических последствий. Вот почему степень участия швейцарцев в референдумах весьма невысока, она, как правило, не достигает 40%, а в некоторых кантонах — не выше 20% всех избирателей.
      Свои сложные проблемы, связанные с политической активностью населения, имеют Великобритания, ФРГ, Швеция и другие капиталистические страны.
      Разумеется, далеко не все слои граждан буржуазных государств увеличивают политическую активность и отвечают апатией на злоупотребления правящих кругов. Многие из них занимают более действенные позиции, ведут борьбу против государственно-монополистического союза, военно-промышленного комплекса, диктата крупного капитала и используют при этом буржуазно-демократические институты и возможности, предоставленные избирательными законами. Важную и ответственную деятельность, направленную на политическую активизацию трудящихся масс, ведут коммунисты капиталистических стран. Ф. Энгельс был глубоко прав, когда писал, что «рабочие массы никогда не дадут убедить себя в том, что общественные дела их страны не являются в то же время их собственными делами; они по природе своей политически активны...»28. Опираясь на эту естественную политическую активность рабочего класса и развивая ее, коммунисты сплачивают все прогрессивные, антиимпериалистические силы с тем, чтобы сорвать зловещие планы монополий, разоблачают антинародную политику буржуазных правительств, ведут повседневную борьбу за права трудящихся.
     
     
      Глава V. Неравноправие женщин с мужчинами
     
      Общественный прогресс может быть точно измерен по общественному положению прекрасного пола...
      К. Маркс
     
      Неравноправное положение женщин и мужчин в капиталистическом обществе можно сравнить со старой, запущенной болезнью, причиняющей много страданий и незаслуженных обид полу, который К. Маркс, имея на то все основания, назвал прекрасным. Капитализм — не первый общественный строй с широкой практикой социально-экономического, политического и духовного угнетения женщины, но в том, что он должен стать последним в человеческой истории обществом, допускающим подобные вещи, марксисты-ленинцы глубоко убеждены. Вот почему борьбу за эмансипацию, освобождение женщины во всемирно-историческом масштабе они связывают с необходимостью ликвидировать капиталистические эксплуататорские отношения, с построением нового, социалистического общества, где женщина занимает достойное место наряду с мужчиной.
      Реформистские методы решения проблемы женского равноправия сегодня уже исчерпывают себя. Когда буржуазные либералы говорят, что задачи эмансипации в капиталистическом мире состоят в том, чтобы поднять женщину на уровень правового положения мужчины, не всегда ясно (точнее, всегда не ясно!), о каком мужчине идет речь. Есть ли смысл в эмансипации, когда огромное количество мужчин в обществе также подвергается дискриминации по классовым, национальным, расовым и другим основаниям, если мужчины тоже бесправны и лишены существенных возможностей развития. Значит, прежде чем решать вопрос о равноправии полов, нужно завоевать права для всех людей, создать в ходе глубоких революционных преобразований надежные социально-экономические и политические гарантии их осуществления. Современная буржуазная идеология по понятным причинам пытается выделить женский вопрос из контекста общесоциальных проблем и решить его отдельно, особым путем. Поскольку все попытки такого рода закономерно терпят провал, складывается миф о фатальной неразрешимости женского вопроса.
      Социальное и правовое неравенство полов иногда рассматривают как исторически неизбежное явление, имеющее в своей основе комплекс объективных и непреходящих биосоциальных факторов. Данная проблема, заявляют некоторые западные авторы, идет из глубокой истории, она досталась нам в наследство от прошлых эпох и поколений. У человечества было достаточно времени, чтобы ее решить, и если, мол, до сих пор это не сделано, то, значит, есть основания сомневаться в правильности и справедливости требований, с которыми выступали и выступают всякого рода поборники прав женщин.
      На деле же неравенство полов не является исторически изначальным фактом и тем более не есть естественноисторическая черта всякого человеческого общества. На ранних стадиях развития человечества женщины, насколько можно судить по данным древней истории, археологии, этнографии, занимали почти везде высокое социальное положение, осуществляли важные хозяйственные и иные общественные функции, обладали относительной независимостью в семейно-орачных отношениях.
      Уклад жизни первобытных людей исключал грубое господство одного пола над другим, позволял строить взаимоотношения между мужчинами и женщинами на здоровой, естественной основе, формировал образцы высокого уважения к женщине и, что особенно важно, развил многочисленные формы организации не только мужской, но и женской части общества. Напомним, что из среды женщин нередко выбирались вожди, женщины объединялись в особые женские союзы, противостоящие мужским союзам. У них были свои общие дома или иные места сбора, подобные мужским домам и лагерям, устраивались особые женские праздники без участия мужчин. У многих первобытных народов был очень четко определен общественный статус матери или сестры вождя, которая фактически выступает со правительницей или во всяком случае обязательным консультантом по самым важным вопросам общественной жизни.
      Длительность сосуществования форм мужской и женской организации имеет материальную основу в разделении труда между полами. Суть этого первоначального, естественного разделения труда прекрасно характеризует Ф. Энгельс: «Мужчина воюет, ходит на охоту и рыбную ловлю, добывает продукты питания в сыром виде и изготовляет необходимые для этого орудия. Женщина работает по дому и занята приготовлением пищи и одежды — варит, ткет, шьет. Каждый из них — хозяин в своей области: мужчина — в лесу, женщина — в доме. Каждый является собственником изготовленных и употребляемых им орудий: мужчина — оружия, охотничьих и рыболовных принадлежностей, женщина — домашней утвари»1. С развитием производительных сил на это естественное состояние накладываются различные виды общественного разделения труда. Вследствие своей природы женщина как была, так и оставалась хозяйкой в доме — в этом отношении ничего не изменилось. Но постепенно менялось общественное значение домашнего хозяйства, углублялось фундаментальное противоречие между домашним частным трудом и общественным производительным трудом, в котором женщины участия не принимали. Именно этому медленно вызревавшему противоречию суждено было сыграть решающую роль в процессе материального и духовного порабощения женского пола мужским.
      Не генетические программы, не биологически врожденные формы человеческого поведения, а социальные порядки классового общества, частная собственность на средства производства и соответствующие формы присвоения продукта в эксплуататорских системах породили привилегии мужчин, принадлежащих к господствующему классу, обусловили многообразную экономическую, политическую, семейно-брачную зависимость женщин, оттеснили их от центров активной общественной жизни в узкий и примитивный мир домашних интересов. Ограниченность социальных возможностей женщины многие идеологи прошлых веков изображали как ограниченность женской природы, а что касается клерикалов и теологов, то они в этом отношении заходили иногда настолько далеко, что ставили под сомнение человеческое достоинство женщины. Старинные хроники сообщают, например, что в 585 г. в городе Месоне был созван специальный церковный собор галльских епископов, на котором обсуждался вопрос, является ли женщина человеческим существом, или
      она принадлежит к миру животных, не имеющих бессмертной души и лишенных вечного блаженства2.
      Пресловутая идея мужского превосходства была на протяжении многих веков краеугольным камнем общественного сознания и социальной морали, политической нормой и правовым принципом. Она четко выражена у многих глубоко почитаемых нами мыслителей — от античных (Платон, Аристотель) до представляющих новое и новейшее время в истории. Резко высказывался против равноправия мужчин и женщин Гегель и в свойственной ему манере философствования доказывал неравноценность полов: один пол, разумеется мужской, представляет собой сильное и деятельное начало, другой — пассивное и субъективное начало. Действительная субстанциальная жизнь мужчины, писал Гегель, протекает и проявляется в государстве, в науке и т: д. Женщина имеет свое субстанциальное назначение в семье. Государство, считал он, подвергается опасности, когда женщина находится во главе правительства3. Великий философ, прозорливо видевший суть многих вещей, поднявшийся до огромных высот в понимании природы и мира, в этом вопросе оказался поразительно консервативным и не вышел за рамки современной ему прусской действительности, которая породила своего рода формулу женской судьбы, формулу «трех К» — Kinder, Kiiche, Kirche (дети, кухня, церковь). В буржуазном обществе человеку умеренных взглядов и убеждений гораздо труднее понять, а тем более принять лозунг женского равноправия, чем необходимость каких-либо других социальных перемен.
      С тех пор как деятельность мужчины, связанная с приобретением частной собственности, накоплением имущества и богатства, возрастанием общественного престижа, стала главной в обществе, а труд женщины в домашнем хозяйстве, утратив былую важность и самостоятельность, получил дополнительный, подсобный характер, общественное развитие пошло по пути углубления противоречий между мужским и женским полом. Доминирующие позиции мужчины в обществе, его единовластие в семье и доме, освященные религией и моралью, получили выражение во многих политических и правовых институтах эксплуататорских общественных систем, прочно вошли в идеологии рабовладельческого и феодального строя, оказали существенное влияние на мировоззрение и образ жизни буржуазного класса.
      Патриархальный уклад, привычки и нравы пережили не одну общественно-экономическую формацию, обросли массой предрассудков, традиционных правил и норм. Особую роль всегда играли юридические институты эксплуататорского общества, закреплявшие правовое неравенство полов, юридическое неравноправие женщин и мужчин. В чем оно выражалось? В рабовладельческом и феодальном обществах главную цель правового регулирования статуса женщин законодатель видит в том, чтобы сишюе прикрепить женщину к семье и дому. Женщина полностью исключена из сферы так называемого публичного права: она не принимает участия в реализации государственной власти, не может занимать никаких должностей, осуществлять правосудие и т. д. Вне дома и семьи женщина никто. Ее правовая способность существенно ограничена и в области частного права. Вступать в гражданско-правовые сделки женщина может только под контролем отца или мужа, законы часто не разрешали ей брать на себя самостоятельные обязательства.
      Характерной чертой патриархального брака является неодинаковая степень личной свободы супругов, а также неравный объем обязанностей мужа и жены по отношению к семье и детям. Нередко в праве находил свое прямое выражение пресловутый принцип «двойной морали». Супружеские измены и половая распущенность мужей либо не осуждались вовсе, либо наказывались сравнительно легко, тогда как жены за это могли попасть под суд, поплатиться жизнью (во Франции еще в XIX в. неверных жен иногда приговаривали к смертной казни), оказаться на долгие годы в тюрьме, лишиться всякого положения, родительских прав, покрыть себя несмываемым позором на всю жизнь. «То, что со стороны женщины считается преступлением и влечет за собой тяжелые правовые и общественные последствия, — писал Ф. Энгельс, — для мужчины считается чем-то почетным или, в худшем случае, незначительным моральным пятном, которое носят с удовольствием» 4. Вступление женщины в брак часто происходило в форме выдачи ее замуж, при которой не требовалось согласия невесты, она была обязана подчиниться соглашению между своими родителями и будущим мужем. Таким образом, в условиях господства патриархальных традиций и предрассудков неравноправие мужчин и женщин приобретало уродливый и нетерпимый характер.
      Эпоха антифеодальной борьбы и буржуазных революций по существу ничего не изменила в социальном положении женщин. В то время много говорили о равноправии граждан, но специфического акцента на женском вопросе не делали. Чтобы убедиться в том, достаточно внимательно ознакомиться с текстами первых буржуазных деклараций о правах человека: они много говорят о свободе личности и равенстве всех перед законом, но нет никаких заявлений относительно необходимости изменения правового положения женщин. Проблема, хотя она существует, еще не вычленялась из общего контекста, не обозначилась по своему социальному содержанию. Хотя буржуа привычно владеет либеральной фразеологией, а слова о свободе и благе людей не сходят с его языка, он в сущности не прочь остаться таким же самодержцем и владыкой в своем доме, каким был феодал или рабовладелец, он не желает добровольно расставаться с патриархальными традициями, дающими мужчине так много жизненных удобств. Еще не было общественных сил, способных продвигать в жизнь прогрессивные формы решения женского вопроса. Между тем буржуазный класс субъективно готов был к тому, чтобы принять старые традиции, ничего в них не меняя, и такая преемственность, собственно говоря, практически уже осуществлялась. В этом вопросе буржуазия оказалась куда менее «революционной», чем в каком-либо другом.
      В законодательстве стран, переживших буржуазные революции, — в Нидерландах, Англии, а потом и во Франции почти до второй половины XIX в. сохранялись многие юридические институты, узаконивающие господствующее положение главы семьи, личную и имущественную несамостоятельность жены, ее полную зависимость от мужа. В 1840 г. один английский суд вынес решение, в котором говорилось: «В силу права СУПРУГ безусловно имеет власть над своей женой, может удерживать ее силой... бить ее, но не слишком сильно и жестоко» 5. Казалось, что принципы семейнобрачных отношений вечны, непоколебимы, не подвержены никаким изменениям, что буржуазные революции не задели глубоко лежащих корней женского равноправия. Но это было не так.
      В девятнадцатом столетии медленно, но неотвратимо на положении женщин стали сказываться последствия перехода общества на путь капиталистического развития. Решения женского вопроса требовало прежде всего экономическое развитие общества. Капитализм создал развитую индустрию, многие отрасли которой развертываются на основе применения женского труда в больших размерах. Поэтому поневоле под давлением экономических потребностей он выводит женщину из частного, ограниченного бытия, из четырех стен ее дома в большой мир общественного производства с его современной организацией и ритмом, с, его общественно-политическими и идеологическими проблемами. Активное участие женщин в производстве и производственных отношениях, начало которому положено при капитализме, является материальной основой достижения их равноправия с мужчинами.
      Следует особо подчеркнуть, что вовлечение женщин в общественное производство уже в капиталистических условиях создает многие благоприятные предпосылки для равноправия полов, активно продвигает соответствующий лозунг в общественную жизнь. Самой важной, можно сказать фундаментальной, предпосылкой явилось то, что женщины получили возможность объединяться в организации, принимать участие в женском движении, совместными действиями отстаивать свои права. Каким бы поначалу слабым и стихийным ни выступало женское движение в наиболее развитых капиталистических странах, оно смогло уже в прошлом веке добиться решения ряда социальных и законодательных проблем, связанных с личной и имущественной эмансипацией женщин. Подобно мужчине — наемному работнику работающей женщине, естественно, предоставляется «дарованная« капитализмом свобода распоряжаться своей рабочей силой. Договор найма с предпринимателями женщина заключает от своего имени, и в нем формально воплощается ее воля. Как бы то ни было, но здесь формируется юридическая база личной независимости работницы от мужа, родителей, от опекунов и т. д., по отношению к которым она теперь самостоятельный субъект права, деятельность которого уже не ограничена рамками домашнего хозяйства. Но и в этих рамках ее статус постепенно меняется к лучшему. Наличие у женщины твердого и постоянного заработка ставит вопрос о предоставлении ей свободы или права распоряжаться тем, что она вкладывает в семейный бюджет, в домашнее хозяйство. Практически вопрос был поставлен в плоскости уравнения имущественных прав супругов и признания за женщиной права собственности на то, что она заработала, получила в наследство или в качестве дара.
      Начиная с семидесятых годов прошлого столетия в законодательстве европейских капиталистических стран проводится ряд мер, связанных с личной и имущественной самостоятельностью женщин. Законы Великобритании (1870, 1882 и 1893 гг.), Швеции (1874 г.), Дании (1880 г.), Франции и Швейцарии (1907 г.) значительно улучшили правовое положение женщины в семье, в том числе и положение домохозяек, отменили ряд одиозных патриархальных норм семейно-брачной жизни. Это было успешное начало борьбы за равноправие, однако последующее капиталистическое развитие показало, что буржуазное законодательство уступило лишь там, где оно не могло не уступить, что женское движение вскоре натолкнулось на упорное и глубокое сопротивление капитала.
      Были решены первоочередные вопросы равноправия полов, связанные в основном с семейной жизнью и домашним бытом, но ничего не делалось для того, чтобы положить конец практике неравной оплаты за мужской и женский труд одинаковой квалификации, дискриминации женщины при получении квалификации. Несколько продвинулось, как мы отметили, дело в отношении личной и имущественной эмансипации женщины, а вопрос об их гражданской и политической эмансипации буквально повис в воздухе. Современный буржуазный класс не хочет, да в сущности и не может решить проблему равноправия в полном объеме. Он постоянно хитрит, лавирует, изворачивается в своей социальной политике, чтобы избежать кардинальных мер в этом направлении.
      Существует очевидная и закономерная связь между степенью развитости капиталистических общественных отношений и состоянием женского движения. Сегодня во всем мире развертывается процесс расширения женского участия в производстве, увеличивается вклад женщин в экономику и социальное развитие, но в различных капиталистических странах он протекает по-своему, принимает неодинаковый размах и масштабы. В этом отношении современную ситуацию может охарактеризовать следующая таблица, составленная по данным Международной организации труда (МОТ)6. Мы берем в ней два показателя — долю экономически активного населения во всем населении страны и долю женщин в экономически активном населении — по двум группам стран: промышленно развитым и развивающимся.
      Очевиден большой разрыв в показателях использования женского труда в экономике между развитыми и развивающимися капиталистическими странами. Женщины в странах первой группы составляют в общем более 1/3 рабочей силы, а в отдельных Скандинавских странах доля их участия превышает 40%. Не трудно видеть, что это как раз те самые страны, где женское движение имеет давние традиции и достигло определенных успехов. Иное положение в развивающихся странах, где вовлечение женщин в общественное производство только начинается. Хотя и существуют факторы, сдерживающие этот процесс, он неуклонно набирает силу, у него имеются определенные резервы, если учесть, что в этих странах пока еще не велика доля экономически активного населения в составе всего населения. Женское движение здесь ставит перед собой задачи борьбы против позорных, унизительных, патриархальных форм неравенства, за право женщины выйти из дома, преодолеть извечную изоляцию от общественной жизни, за возможность посещать школу, учиться грамоте, свободно вступать в брак, выбирать профессию и занятия в соответствии со своим желани-
      Участница движения женщин за равноправие (ФРГ)
      ем. В Африке, Азии и Латинской Америке движение за женское равноправие решает сегодня проблемы, которые для женщин европейских стран являются пройденным этапом. И там, и здесь идет борьба за равноправие полов, но требования, содержащиеся в соответствующих лозунгах, значительно различаются.
      Можно говорить о двух больших этапах разрешения женского вопроса в рамках капиталистического общества, первый из которых связан с упразднением бесчеловечных экономических, политических и, конечно, юридических институтов, закрепляющих патриархальные отношения в семье. Второй этап имеет дело с проблемами, которые на начальном этапе еще не дают о себе знать в полной мере и возникают в самом процессе вовлечения женщин в производительный общественный труд. Получив наравне с мужчиной «право» создавать прибавочную стоимость для капиталиста, женщина убеждается в важности права на одинаковую с мужчиной оплату за равный труд, права на широкий и равный с ним выбор специальностей, рабочих мест, на одинаковые возможности лиц обоего пола продвигаться в избранной сфере деятельности и других прав.
      На втором этапе формируются в более или менее цельную, осознанную программу требования политического равноправия женщины с мужчиной. Эти требования приобретают все большее значение как задачи организованного женского движения. Их полное удовлетворение поставило бы капитализм перед необходимостью проведения кардинальных мер, а главное, поставило бы под угрозу интересы монополий, которые систематически присваивают разницу в оплате мужского и женского труда, исчисляемую в масштабах общества огромными суммами, маневрируют на рынке рабочей силы, опираясь на резервы более дешевого женского труда.
      Современный капитализм пытается свести все дело к личной и имущественной эмансипации женщин в семье и браке, воспрепятствовать распространению принципа равноправия полов на другие сферы, в особенности на трудовые и политические отношения, т. е. задержать разрешение женского вопроса на первом этапе. Многие буржуазные конституции, включая конституции развитых капиталистических стран, уходят от прямой фиксации данного принципа, а если и упоминают его, то применительно к какой-либо отдель-
      ной сфере социальных отношений, чаще всего брачносемейных.
      Со временем образовался прочный заслон на пути демократических требований женского движения к законодательству буржуазных стран. Несмотря на то что в общественном мнении давно уже произошел решительный перелом в сторону женского равноправия, законы не исключают и не препятствуют дискриминации женщин на производстве, в политике и даже в семье. В этой части возрастают претензии к законодательству, общественность требует действенных юридических норм, запрещающих практику ущемления прав женщин. Но упорное противодействие крупной монополистической буржуазии не позволяет сдвинуть с места консервативное законодательство капиталистических стран по этому вопросу.
      В ряде государств еще действуют нормы, унижающие достоинство женщины. До недавнего времени, согласно греческому законодательству, женщина не могла поступить на работу без согласия мужа. Лишь в результате длительной и упорной борьбы всех прогрессивных сил греческого общества и в особенности женского движения принцип равноправия мужчин и женщин был включен в новую Конституцию Греции, принятую в 1975 г. Однако это серьезно не отразилось на трудовых соглашениях между предпринимателями и работницами; практика дискриминации женщин при найме и увольнении, в оплате труда, в сфере социального страхования продолжает существовать. Современные законы Италии не препятствуют предпринимателям отказывать женщинам в приеме на работу под самыми нелепыми предлогами.
      Примером того, как буржуазные законодатели в действительности относятся к проблеме женского равноправия, может служить история принятия последней (XXVII) поправки к Конституции США. В Америке давно существует активное женское движение, которое уже в начале нынешнего века выступило с требованием дополнить Конституцию нормой, закрепляющей равноправие женщин и мужчин. Начиная с 1923 г. конгресс ежегодно ставил на повестку дня соответствующую поправку, обсуждал ее и неизменно проваливал. Лишь в 1972 г. под напором общественности и движения за права женщин конгрессмены одобрили поправ-ку, которая гласит: «Равенство прав перед законом не должно отрицаться или ущемляться властями США или штатов на основании половой принадлежности». Исход голосования в конгрессе не означал, однако, победу сторонников эмансипации женщин в Соединенных Штатах. Согласно конституции, любая поправка к ней вступает в действие лишь после ее ратификации в течение 7-летнего срока не менее чем /3 штатов, т. е. по крайней мере 38 штатами из 50. На этой стадии поправка снова «забуксовала», натолкнувшись на сопротивление большого бизнеса, который оказывает серьезное давление на законодательные органы штатов, а также на негативное отношение к проблеме женского равноправия со стороны руководства американских профсоюзов (АФТ — КПП).
      Направляемая консервативными кругами печать и другие средства массовой информации развернули бешеную кампанию против XXVII поправки, особенно после того, как 35 штатов одобрили ее, а некоторые из них включили статьи о равноправии в свои конституции. Широко используются избитые аргументы, будто женское равноправие приведет к подрыву моральных и семейных устоев, разрушит сложившуюся в Америке систему воспитания детей. В ход были пущены нелепые слухи и измышления о том, что в случае принятия поправки всех молодых женщин заберут в армию, после развода женам придется платить алименты бывшим мужьям и т. п. Различного рода юридические комиссии высказываются против поправки на том основании, что она повлечет за собой пересмотр или отмену значительной части законодательства штатов. По некоторым данным, в США сейчас действует более 800 законов, принятых, как правило, штатами и имеющих явно дискриминационный характер в отношении женщин7.
      К 1979 г., окончательному сроку ратификации поправки, положение сложилось таким образом: 15 штатов отвергли ее, из 35 штатов, первоначально одобривших поправку, три пересмотрели свое решение. При этом законодатели действовали наперекор общественному мнению, которое, как показывали результаты многочисленных опросов в штатах, в целом склонялись в пользу женского равноправия. Женские и другие демократические организации Америки сумели добиться от конгресса продления срока ратификации еще на три года, т. е. до 1982 г. В настоящее время перспективы принятия XXVII поправки весьма неопределенны. В ходе кампании 1980 г. по выборам
      президента заинтересованные организации пытались включить пункт о равноправии женщин в предвыборные программы двух основных соперничающих партий, но республиканцы, которые, как известно, одержали верх на выборах, отвергли этот пункт. Вновь избранный президент США Р. Рейган известен как противник женского равноправия. Борьба за поправку продолжается, принимает сложный и противоречивый характер. Хотя за женское равноправие в США выступают сегодня крупные общественные силы, успех их действий далеко не предрешен.
      Систематические обструкции и проволочки, к которым прибегают американские законодатели в решении проблемы женского равноправия, усиливают беспокойство прогрессивных общественных сил в связи с возрастающей практикой дискриминации женщин прежде всего в сфере трудовых отношений. Печать и другие средства массовой информации даже не пытаются скрывать неблагополучного положения дел в этой сфере. Проблема номер один связана с необходимостью положить конец практике недоплат работающим женщинам. В этом отношении в США сложилась своего рода иерархия неравенства: за одинаковый труд женщины получают 57% заработка мужчин, а цветные женщины — 87% заработка белых женщин8.
      Для монополий экономия на заработной плате женщин есть постоянный и надежный способ поддерживать на определенном уровне норму прибыли, повышать ее при условии все большего привлечения женщин в производство, замены там, где это возможно, мужского труда женским. Доля женской рабочей силы в составе экономически активного населения растет в Соединенных Штатах в целом быстрее, чем в других развитых капиталистических странах; ожидают, что к 1990 г. женщины составят 50,7% всей рабочей силы в США9. Это в полном смысле «золотая» перспектива для монополий, она сулит им сотни миллиардов долларов прибыли, получаемых без всяких усилий и хлопот. Стоит ли удивляться после этого, что ставленники монополий в законодательных органах даже слышать не хотят о равноправии женщин, не принимают никаких разумных доводов в пользу демократического и гуманного разрешения этого вопроса.
      В случае если силам, выступающим за женское равноправие, после сложной и длительной борьбы удается настоять на включении соответствующих пунктов в конституции и провести свои требования в законодательстве, монополии и здесь находят выход. Обструкции и проволочки теперь уже проявляются в процессе практического осуществления конституционных норм и законов. Последние формально действуют, а фактические неравенства между мужчиной и женщиной сохраняются и даже возрастают. Иногда торжественно провозглашенный конституционный принцип «забывают» конкретизировать в текущих законах, регулирующих трудовые отношения. Так было, например, во Франции, где равноправие мужчин и женщин было впервые закреплено в Конституции 1946 г., подтверждено Конституцией 1958 г., но до начала семидесятых годов не было проведено в текущем законодательстве. Хотя на бумаге равноправие существовало, в действительности же коллективные договоры, заключаемые между представителями предпринимателей и трудящихся, содержали в части оплаты труда две тарифные шкалы: одну — для мужчин, а другую — со ставками на 35% меньше — для женщин. Кроме того, оговаривалась возможность увольнения женщин по причине вступления в брак или беременности.
      Закрепление принципа равноправия полов в Конституции Греции 1975 г. (это одна из последних по времени принятия конституций европейских буржуазных стран) отнюдь не помешало тому, что даже в торговле, где широко применяется женский труд, заработная плата женщины в 1976 г. составляла в среднем 55,5% заработка мужчины10. В Австрии средняя заработная плата женщин на 35% меньше, чем у мужчин11. «Мужчины и женщины равноправны», — гласит ч. 2 ст. 3 Основного закона ФРГ, однако в действительности женщины, как утверждают многие западногерманские эксперты, получают за равный с мужчинами труд в среднем на 30% меньше. Многие прогрессивные женские организации выступают с требованием положить конец этой антиконституционной практике.
      В Англии проблема равноправия обсуждается и решается очень давно, по крайней мере соответствующие политические требования были впервые выдвинуты еще в 1880 г. Понадобилось девяносто лет, чтобы парламент смог наконец принять закон об одинаковой оплате мужчин и женщин за равный труд. Столь долгожданный акт, однако, мало что изменил на практике: в настоящее время заработная плата английской женщины составляет в среднем 60% заработка мужчины12. Остро стоит вопрос об ущемлении права женщин на труд, на получение одинаковой с мужчинами платы за равный труд, на свободный выбор профессии и специальности и в ряде стран Британского содружества. В свое время в Австралии существовал откровенно дискриминационный закон, по которому заработная плата женщины не должна была превышать 75% заработка мужчины. Сейчас этот закон отменен, но фактический разрыв в оплате труда сохраняется13. Везде, где господствует капиталистическая система, существуют в принципе одинаковые проблемы, решение которых практически не продвигается в течение многих десятилетий и столетий. Эксплуататорская организация капиталистического производства, как мы видим, является вдвойне, втройне эксплуататорской по отношению к женщинам.
      Конечно, право женщин на получение одинаковой с мужчинами заработной платы за равный труд — это далеко не единственное социальное и политикоправовое требование прогрессивных женских организаций в капиталистических странах. Накопилось множество других проблем, которые надо незамедлительно решать и от которых капиталистические правительства и монополии уходят, игнорируя голос общественности, предупреждающей об опасных тенденциях и кризисном состоянии общества. На одном из первых мест стоит проблема «женщины и безработица». В последние годы безработица среди женского населения Англии росла в 4 раза быстрее, чем среди мужского. Более чем половину безработных в ФРГ составляют женщины. Это следствие многих причин, но в общем в указанных фактах концентрированно выражается неравноправное положение женщин в обществе, и в особенности на производстве.
      Рабочие места, которые занимают женщины, относятся к числу самых ненадежных и непостоянных, они легко исчезают, как, впрочем, и появляются. Если для получения сверхприбылей монополистам необходимо интенсифицировать труд, довести до предела возможного его напряженность, женщины, как правило, «выходят из игры». Внутреннюю рационализацию и экономию на предприятиях монополии часто проводят за счет сокращения или удешевления женского труда. Большинство работниц не являются членами профессиональных союзов, а это в современных условиях
      развития капиталистических стран означает, что они в определенной мере юридически беззащитны. Уволить их с работы можно без всяких хлопот и неприятностей. К тому же содержание безработной женщины, если она имеет право получать соответствующее пособие, обходится правительству дешевле, чем содержание безработного мужчины, а во многих случаях ей вообще отказывают в праве на получение каких-либо компенсаций в связи с безработицей.
      Обостряется проблема, которую в США нередко именуют «профессиональной и отраслевой сегрегацией женщин». Внешне она выражается в формировании «женских» по преимуществу отраслей производства, в появлении типично «женских» профессий и специальностей, а по существу речь идет о том, что женщины сосредоточены на участках, где преобладает монотонный, рутинный, малооплачиваемый труд, который ограничивает или не дает возможности совершенствовать квалификацию и мастерство работника, сдерживает его рост. Женщинам фактически затруднен доступ к престижным, высокооплачиваемым рабочим местам, к творческим профессиям. В 1974 г. среди ученых и инженеров США мужчин было 90,6%, а женщин — 9,4%, в составе самой высокооплачиваемой группы инженеров доля женщин оказалась мизерной — всего 0,07%14.
      Женский труд сконцентрирован главным образом в сфере услуг и здравоохранения, а также на работах, не требующих высокой квалификации. Количество чисто «женских» профессий чрезвычайно ограниченно и не идет ни в какое сравнение с выбором профессий и занятий, который имеют мужчины. По данным американских социологов, женщины могут рассчитывать на приобретение не более чем полутора десятка профессий — в основном продавщицы или официантки, медицинской сестры или конторского служащего. Идет процесс падения престижа ««женских» профессий, что находит свое прямое выражение в низкой оплате соответствующего труда. Лишь в самое недавнее время (в середине 70-х годов) были сняты содержавшиеся в американском законодательстве формальные ограничения на деятельность женщин в сфере бизнеса, финансовых и кредитных операций, на замещение должностей в суде и т. д. Но эти меры, естественно, не затронули основной массы работающих женщин и не могли сколько-нибудь заметным образом изменить не-
      справедливый характер распределения рабочих мест между полами.
      Основы «профессиональной сегрегации» женщин в капиталистическом обществе закладывают системы воспитания и образования молодежи, которые с самого начала готовят девочек к ограниченному кругу профессий. Подавляющее большинство американских школ обучают мальчиков и девочек по различным программам, причем последние содержат в себе ориентацию на более узкий диапазон социальных и трудовых функций женщин в обществе. Дискриминационные меры по отношению к женщинам применяются на любой стадии профессиональной подготовки и получения образования. Чем престижнее университет и род деятельности, к которому он готовит своих питомцев, тем меньший, как правило, процент составляют студентки в числе обучающихся. Ежегодное поступление женщин в университеты Великобритании почти в 2 раза меньше, чем мужчин15. Среди студентов медицинских факультетов университетов США в 1976/77 учебном году девушки составляли 25%, а в юридических школах этой страны — около 20% 16. При наличии равноценных дипломов, удостоверяющих высокую квалификацию молодого работника, женщины всегда имеют меньшие по сравнению с мужчинами шансы получить интересную, творческую работу с перспективой на выдвижение и профессиональный рост. Им, как правило, не доверяют руководящие посты, не допускают их за редкими исключениями и к административной работе.
      Социологи во всех капиталистических странах констатируют дискриминацию женщин внутри профессиональных групп, в рамках которых карьеру делают в основном мужчины. Согласно исследованиям, проведенным в Австрии, 3/4 женской части профессиональных групп, куда входят лица примерно одинакового возраста, квалификации, имеющие равноценное образование, работают как простые служащие, осуществляют чисто исполнительские функции, тогда как 2/3 их коллег-мужчин достигли руководящих позиций в этих профессиональных группах. Только 17% женщин с высшим образованием занимают в Австрии руководящие посты; у мужчин с высшим образованием этот показатель увеличивается до 2/3, т. е. почти до 70% от общего их числа 17. Статистика и исследования в таких случаях лишь подтверждают то, что хорошо известно каждому человеку в капиталистическом обществе из его личного опыта. На пути женщины, которая хотела бы достичь совершенства в избранном ею роде деятельности, как бы выстроена целая система преград; стоит только преодолеть один барьер, как тут же возникает другой, более высокий и неприступный.
      Проблемы работающих женщин в капиталистическом мире чрезвычайно многообразны, и решение большинства из них связано так или иначе с организацией женского движения, с участием женщин в общественных организациях, особенно в профсоюзах. Однако в крупных капиталистических странах между социал-реформистскими профсоюзами и женским движением нет единства именно потому, что руководящая верхушка американского профсоюзного объединения АФТ — КПП, Британского конгресса тред-юнионов и профобъединений других стран Запада оказалась по ряду актуальных проблем женского движения в консервативном лагере, пошла по пути явного противодействия прогрессивным требованиям женщин. Как это ни парадоксально, но организации, претендующие на роль защитников интересов трудящихся, не хотят обременять себя заботами о работающих женщинах, усложнять условия коллективных договоров с предпринимателями, идти ради этого на конфликт с хозяевами корпораций.
      Известно, что членство в профсоюзах связано с определенными, в том числе и материальными, льготами, в распространении которых не заинтересованы ни администрация предприятий, ни профсоюзные боссы. Последние сознательно осуществляют установку на недопущение женщин в ряды профсоюзного движения, сокращение их числа в профсоюзах. Если в 1950 г. в США 17% женщин были членами профсоюзов, то к 1978 г. их стало только 12,5%18. В Англии из 9 млн. работающих женщин только 3 млн. являются членами профсоюзов; женщины составляют 27% Британского конгресса тред-юнионов (БКТ)19. В США и других капиталистических странах мощные и влиятельные профобъединения пытаются избавить себя от тех профсоюзных организаций, где большинство членов являются женщинами или где высок процент женского участия. Такие организации просто-напросто исключают из объединения под каким-либо благовидным предлогом.
      Большой общественный резонанс имела антидемократическая мера Совета профсоюзов Греции, который исключил из своего состава профсоюзное объединение телефонисток, профессиональный союз торговых служащих, где было много женщин20. Подобных примеров немало в капиталистическом мире. Политика недопущения или искусственного отстранения женщин от профсоюзного движения оборачивается существенным ограничением их прав на производстве. На работающих женщин, которые не являются членами профсоюза, не распространяются льготные условия труда и заработной платы, предусматриваемые коллективными договорами. Их заработок, как правило, ниже, чем у женщин — членов профсоюза, у них нет никаких гарантий от увольнения. Такие вопросы, как получение пособий по временной нетрудоспособности, предоставление отпусков по беременности, охрана материнства и здоровья, ночные работы и занятость в выходные дни, отданы полностью или в большей части на усмотрение предпринимателей, которые могут в этом случае не опасаться организованного давления профсоюзов.
      В капиталистических странах имеются, конечно, и прогрессивные профсоюзы, поддерживающие женское движение, которое само активно включалось в работу по организации новых профсоюзов трудящихся женщин, отстаивает права работниц в рамках уже сложившихся профобъединений. Это свидетельствует о том, какой серьезной и влиятельной силой становятся женские организации в современном капиталистическом обществе, насколько важной и жизненно необходимой становится их связь с организациями рабочего и коммунистического движения.
      Ядром так называемого женского вопроса всегда были и, как мы видим, остаются проблемы работающей женщины. Они сегодня приобретают все больший удельный вес в женском движении капиталистических стран. Это подтверждает историческую правоту марксизма-ленинизма, утверждающего, что освобождение женщины возможно лишь на путях освобождения труда, борьбы за новое общество, за социализм. «Для полного освобождения женщины и для действительного равенства ее с мужчиной, — говорил В. И. Ленин, — нужно, чтобы было общественное хозяйство и чтобы женщина участвовала в общем производительном труде. Тогда женщина будет занимать такое же положение, как и мужчина». Связать цели освободительного женского движения с задачами борьбы рабочего класса
      за революционные преобразования в мире и строительство нового общества — одна из сложнейших проблем современности. Крупный капитал кровно заинтересован в том, чтобы акции, предпринимаемые организациями женщин, не носили политического характера.
      Существующая в развитых буржуазных странах система воспитания и обучения, официальная пресса и другие средства массовой информации — все они объединились, чтобы убедить женщин в том, что у них нет никаких особых политических проблем. Бели таковые были в прошлом, то они, дескать, решены еще во времена движения суфражисток (так называли женщин, боровшихся за равные с мужчинами избирательные права). Согласно типичным буржуазным представлениям, проблема политического равноправия женщин чуть ли не исчерпывается признанием их избирательных прав, сводится к их возможности голосовать на парламентских выборах и формальному праву быть избранными в парламент. Такой преднамеренно узкий подход позволяет изображать действительность в розовом свете потому, что проблема равноправия полов на выборах решена в конституции и законах большинства буржуазных государств. В Англии, некоторых штатах США, в Скандинавских странах это было сделано в начале XX в., во Франции и Италии — сразу же после второй мировой войны. Принятые уже в середине 70-х годов конституции Испании, Португалии, Греции — стран, вступивших на путь обычного буржуазно-демократического развития после господства крайне реакционных и даже фашистских политических режимов, — ликвидировали элементы формального неравноправия женщин в области избирательного права. Словом, с юридической точки зрения дело как будто обстоит вполне благополучно. Но фактическая дискриминация женщин на выборах и в политической жизни общества сохраняется и усиливается.
      Предоставление женщинам равных с мужчинами избирательных прав, разумеется, не привело к расширению возможностей их участия в политике. Активное избирательное право женщин означает по существу право голосовать за кандидата — мужчину. Редко и крайне неохотно правящие круги соглашаются с избранием женщин в представительные органы государственной власти, в особенности в высшие. С введением в действие XIX поправки к Конституции США (1920 г.), которая предоставила всем американским гражданам равные избирательные права независимо от пола, лишь немногие женщины смогли баллотироваться и были избраны в палату представителей и сенат. В настоящее время в сенате США всего лишь одна женщина из ста его членов. В палате представителей конгресса количество женщин в последние годы уменьшается: если в 1974 — 1976 гг. их было 19, то после промежуточных выборов 1978 г. в палате представителей осталось 16 женщин. В составе законодательных органов американских штатов число женщин не достигает и 10%22. Из 95 депутатов парламента Австрии 11 женщин23. В канадском парламенте лишь 2,3% женщин24. Абсолютное меньшинство женщины составляют и в парламентах Франции, Японии, в бундестаге ФРГ, в высших законодательных органах других капиталистических стран. Несмотря на широковещательный характер конституционного закрепления равных избирательных прав, женщины не имеют реальных гарантий права быть избираемыми в представительные органы на условиях, равных с мужчинами.
      Это еще более наглядно выражается в сфере осуществления других политических прав женщин, и в особенности права на равный с мужчинами доступ к государственной службе, на занятие должностей в государственном аппарате. Указанные должности в капиталистических странах занимают, как правило, мужчины, именно они становятся президентами, премьер-министрами, министрами, мэрами, чиновниками и судьями высшего ранга и т. д.
      В буржуазном мире путь женщины к высшим сферам государственного руководства чрезвычайно осложнен. Временами женщины появляются на вершинах политической власти; бывает, что они возглавляют правительства, министерства или общегосударственные ведомства, но за этими отдельными фактами нельзя не видеть присущей капитализму тенденции к принижению политической роли женщин. Наблюдается опять-таки знакомая картина: формально право на государственную службу у женщин имеется, а до широких и справедливых форм его реализации очень и очень далеко. Согласно закону США о гражданских правах, принятому в 1964 г., запрещена дискриминация по признакам пола при поступлении на государственную службу. Но практика в этой сфере выражает в сущности двойную дискриминацию: женщины имеют меньшую по сравнению с мужчинами возможность получить политическую престижную должность в государственном аппарате, но если представительницы буржуазного класса могут как-то продвигаться на государственной службе, то для женщин низших классов это по существу невозможно.
      В США находятся люди, которые охотно рассуждают о том, как «широко» обеспечен женщинам этой страны доступ к государственной службе, как быстро увеличивается численность женского персонала в штате государственных органов и служб. Согласно официальной статистике, женщины составляли в 1975 г. 35,3% государственных служащих (так называемых «белых воротничков»). Это, конечно, не мало, но дело в том, что на работу в государственный аппарат женщин принимают в основном для выполнения секретарских, конторских функций. В сфере государственной службы, как и в частном бизнесе, женщины получают непрестижные, малооплачиваемые рабочие места. В том же 1975 г. среди категорий низкооплачиваемых государственных служащих женщины составляли 72%, в среднеоплачиваемой группе служащих — 24, а в высокооплачиваемой — только 5%25. Чем почетнее и ответственнее государственный пост, тем менее доступен он для женщин.
      Многие государственные должности в Америке являются выборными, и, чтобы их получить, необходимы крупные денежные средства для ведения избирательных кампаний, т. е. затраты, которые, если соперник окажется более удачлив, могут и не окупиться. Не каждый может рисковать деньгами и мириться с перспективой выбросить их на ветер. У женщин, согласно статистике, меньше денег, чем у мужчин, следовательно, у них и меньше шансов занять какую-либо выборную должность. Второй фильтр, через который не всегда проходят даже имущие женщины, — это требования, связанные с образованием и квалификацией. Здесь особенно сказываются последствия обучения девушек по упрощенным программам, ориентация школьного и университетского образования на особый женский уровень, на женский интеллект. Наконец, вся нравственная, морально-политическая обстановка в капиталистическом обществе такова, что она явно не способствует политической карьере женщин, которым со страниц учебников и «серьезных» монографий, газет и журналов, с экрана телевизора, политических трибун и церковных амвонов вещают, будто их настоящая сфера активности — это семья и брак, а не политика.
      В данном случае социально-экономическая дискриминация смыкается с политической, и это еще раз опровергает утверждения официальной буржуазной пропаганды о том, что у женского движения нет проблем политических.
      Сегодняшняя действительность капиталистического мира показывает обратное, а именно рост политических задач женского движения, связанных с борьбой за равноправие женщин, за их участие в решении жизненно важных вопросов внутренней и внешней политики. Политизации женского движения способствуют кризисные явления внутри капиталистических стран, неудачные попытки правительств справиться с инфляцией, безработицей, предотвратить падение жизненного уровня масс, свертывание социальных программ, стремление вывести общество из состояния «морального шока», нравственного и духовного упадка. Во внешнеполитическом плане источником политизации являются опасность гонки вооружений, угроза возникновения термоядерной войны вследствие авантюристического курса ряда правительств ведущих капиталистических держав на международной арене. Растет число женских пацифистских организаций, ко-
      торые выступают за разоружение, ослабление напряженности в отношениях между государствами с различным общественным строем, призывают свои правительства к политике мира и международного сотрудничества.
      Женское движение ныне прочно стало на путь политических требований, и крупный капитал, военно-промышленный комплекс это, конечно, понимают. Они пытаются теперь направить это движение в русло своей политики, навязать женским организациям квазипроблемы, придать их акциям ура-патриотический и милитаристский дух. Типичным примером здесь может служить активно обсуждаемый во многих буржуазных странах вопрос о призыве женщин на военную службу. Западная пресса преподносит это так, словно женщины должны испытывать величайшую радость, узнав, что и на них распространяется воинская повинность, что теперь они наравне с мужчинами могут служить в сухопутных войсках, а кому нравится, могут пойти в военно-воздушные и даже военно-морские силы. Это ли, дескать, не равноправие, это ли не «расширение» доступа женщин к государственной службе?
      Особенно серьезно данная проблема стоит в США, где, как полагают, без вовлечения женщин американская система формирования армии будет испытывать трудности. По данным журнала «Ю.С. Ньюс энд Уорлд рипорт», в 1972 г. в американской армии было 45 тыс. женщин, или 1,6% всех армейских сил, к 1980 г. это число достигло 150 тыс. и составило более 8% личного состава армии. К 1985 г. Пентагон намеревается довести число женщин до 250 тыс., или до 12% личного состава26. Чему служат эти планы генералов, не трудно догадаться. Ведь они опираются на опыт призыва на военную службу женщин, имеющийся в Израиле, агрессивном государстве, которое находится в состоянии перманентной войны с соседними арабскими народами.
      Речь идет о том, что женщин пытаются поставить под ружье в целях, которые преследуются западными военными союзами, т. е. в агрессивных, антигуманных целях. Ввиду того что демографические прогнозы обещают в будущем ослабление притока в армию молодых мужчин, военщина западноевропейских стран начинает исподволь готовить общественное мнение к возможности введения воинской обязанности для женщин. Бундесвер уже объявил о своем намерении добиваться внесения соответствующих дополнений в Основной закон ФРГ. В Греции правившая партия «Новая демократия» готовила на обсуждение парламента законопроект о призыве женщин в армию. Эти планы вызывают возмущение демократической общественности капиталистических стран и встречают сопротивление со стороны многих женских организаций.
      В Израиле давно уже существует обязательная воинская повинность для женщин. На снимке: женский военный патруль
      Возникает и в самом деле резонный вопрос: на каком основании общество, которое отказывает женщинам в равных с мужчинами возможностях работать и зарабатывать, продвигаться в избранном роде деятельности, требует от женщин равного с мужчинами «налога кровью», почему вместо всех социально-экономических и политических прав оно дает им лишь «право» убивать и быть убитым в агрессивной войне, развязанной империалистами. Проблема женского равноправия переворачивается с ног на голову, и, что особенно опасно, ее искусственно привязывают к политике срыва разрядки, нагнетания военной истерии. «Попытки представить призыв женщин в армию как доказательство равноправия, выпады со стороны правых против демократических действий женского движения идут рука об руку с борьбой против разрядки и разоружения», — констатирует журнал Компартии ФРГ28. Таковы цели и результаты усилий военно-промышленного комплекса политизировать в нужном ему направлении женское движение и проблему женского равноправия.
      Едва ли нужно объяснять, почему прогрессивная женская общественность противится такой политизации, почему она связывает цели своей борьбы с перспективами мира и мирного сосуществования государств с различным общественным строем. Женщины хотят подлинного, а не «казарменного» равноправия с мужчинами, и их организованные выступления под этим лозунгом приобретают все большее значение в политической жизни капиталистических стран. Однако современному женскому движению недостает единства, в политическом отношении оно распадается на множество изолированных или слабо связанных между собой группировок и течений с различными, подчас противоположными идеологическими установками. Не все участницы движения на Западе осознают важность антиимпериалистической борьбы и сознательно включаются в нее. Заметную роль в политической дезориентации определенных организаций играет сегодня идеология феминизма, или неофеминизма, которая рассматривает текущие социально-политические проблемы и оценивает перспективы борьбы женщин за свои права с точки зрения глобального и вечного конфликта, якобы существующего между мужчинами и женщинами.
      Основные идеи феминизма не новы, они высказывались и раньше, но обострение женского вопроса и связанное с этим повышение политической активности женщин вызвали в наше время новый подъем феминистской идеологии2Э, социально-критический пафос
      которой направлен против так называемого «сексист-ского общества», т. е, общества, основанного на доми-нации мужчин. Все пороки капитализма, социальные неурядицы, бедствия и конфликты происходят, по мнению феминисток, из одного источника — господства мужчин над женщинами.
      В программе феминистской организации Великобритании «Движение за освобождение женщин» содержится положение о том, что «главным угнетателем выступает мужчина, поскольку он обладает превосходством и независимостью в экономическом отношении» 30.
      Радикально настроенная часть феминисток склонна изображать мужчину как самое большое зло в этом мире. Они проповедуют мужененавистничество, призывают к «революции женщин», прямой конфронтации между полами. Некоторые представительницы феминистской идеологии охотно обращаются к марксистской терминологии, но оперируют ею отнюдь не в марксистском духе. Они соглашаются с тем, что в обществе существуют борющиеся классы, но это не буржуазия и пролетариат, как считают марксисты, а мужчины и женщины. «Классовая» борьба между полами носит природно-биологический характер и должна в конечном счете привести к «утверждению власти женской сознательности, власти Матери».
      Феминистская идеология существенным образом искажает идею равноправия как цель женского освободительного движения. Что касается леворадикальных ответвлений от этой идеологии, то лозунги юридического равноправия и фактического равенства мужчин и женщин их просто не удовлетворяют. Задача «революции женщин», к которой они призывают, состоит в том, чтобы «захватить у мужчин власть во всех сферах общественных отношений, в том числе и в семье»31.
      Современные экстремисты в женском движении индифферентны к проблемам реального равноправия еще и потому, что целью феминизма, как они считают, является «уничтожение не просто мужских привилегий, а различий между полами как таковыми». Автор нашумевшей в США книги «Диалектика пола» С. Фай-рстоун видит путь к этому в дальнейшем развитии научно-технической революции и науки, особенно биологической и медицинской. Чтобы женщина окончательно стала вровень с мужчиной, ее нужно, полагает
      С. Файрстоун, освободить от функций деторождения и обязанностей по отношению к семье. В дальнейшем, когда будет установлен надежный биологический контроль над рождаемостью и станет возможным выращивание человеческих зародышей в искусственной среде, семья полностью отомрет, а супружество, которое, по словам некоторых феминисток, является «садистской формой эксплуатации женщин», утратит основу для существования. Исчезнут брак, семья, система воспитания детей, т. е. социальные институты, которые сегодня крепко связывают оба пола и делают их необходимыми друг для друга. Воинствующие феминистки приветствуют грядущий всемирно-исторический «развод» мужчины и женщины, но будет ли он «благом» для человечества — вопрос в высшей степени спорный.
      В рамках современного феминизма крайние точки зрения и радикализм соседствуют с более умеренными идеологическими направлениями либерально-реформистского толка. Последние, конечно, не разделяют пафос вражды и ненависти к мужчинам, предпочитают избегать разговоров о «женской революции». Они не столь горячи и резки в обличении «сексистского общества», хотя и относятся к нему довольно критически. Тем не менее подход умеренных феминисток и их идеологов (Бетти Фридэн и др.) к проблеме женского равноправия также не отличается реализмом. Осуществляемая ими программа эмансипации женщин предполагает меры и реформы в условиях сохранения социально-экономических и политических структур капиталистического общества, а достижение равноправия ставит в первоочередную зависимость от изменений в интеллектуально-духовной и эмоциональной сферах. Основной ареной борьбы за женское равноправие объявляются семья, брак и сексуальные отношения, причем эта борьба ведется не против семьи и брака, как у левых, а за более полную их эгалитаризацию. Вместо сексуальной конфронтации ставится задача достижения равенства мужчин и женщин в области секса.
      Большинство социальных проблем феминизма и всего женского движения на Западе едва ли могут быть правильно поняты и оценены без учета серьезных изменений, происшедших на протяжении последних десятилетий в сфере половых отношений и так называемой «сексуальной революции», о которой уже много написано и сказано во всем мире. «Сексуальная революция» не встретила сопротивления со стороны буржуазии, осуществлялась при активном ее участии и содействии, а некоторые деловые круги хорошо воспользовались ее плодами, нажившись на пропаганде «новых» норм сексуальной жизни, на порнографическом бизнесе. Как разрушительный вихрь, «сексуальная революция» пронеслась над буржуазной семьей, оставила неизгладимые следы на буржуазном институте брака, затронула сферы добрачных и внебрачных половых связей и при этом выставила на широкое обсуждение, публичное торжище многие интимные проблемы, о которых раньше стыдливо умалчивали, поскольку этого требовала мораль. Однако главное, что характеризует указанную «революцию», — это изменение норм и стереотипов сексуального поведения.
      Глубокая неудовлетворенность женщин своим положением в сугубо частной, интимной, тщательно скрываемой от посторонних глаз сфере жизни явилась, по общему признанию, одним из сильнейших стимулов «сексуальной революции». Не так уж трудно понять, почему возникла эта неудовлетворенность и каковы ее причины.
      В эксплуататорском обществе, отмечал Ф. Энгельс, мужчина превратил женщину в рабу своей похоти, в простое орудие деторождения. Ханжеская и лицемерная мораль этого общества связала ее огромным количеством запретов и жестких правил, которые осуждали женскую чувственность как нечто постыдное, греховное, оправдывали сексуальный эгоизм мужчины, признавали только за ним право на удовлетворение в браке и половых отношениях. Эта мораль меньше всего заботилась о гармонии интимных отношений между супругами, мужчиной и женщиной, поскольку предполагала, что «должный» порядок в этой сфере всегда может быть обеспечен властью, а то и просто кулаками мужчины.
      Когда социальные отношения серьезно изменились и формы патриархальной жизни навсегда ушли в прошлое, обнаружилась невероятная архаичность половой морали, господствующей в капиталистическом обществе. Веками и тысячелетиями готовился социальный и эмоциональный взрыв, который вызвал «сексуальную революцию» с ее идеей «равного сексуального партнерства», с требованием равенства и гармонии в брачно-семейной и половой жизни мужчины и женщины. Речь идет о том «глубинном» равенстве, по отношению к которому, скажем, юридическое равноправие супругов является лишь видимой частью айсберга. В решение этой важной социальной проблемы «сексуальная революция», несомненно, внесла известный позитивный вклад.
      Было бы не совсем правильно судить о «сексуальной революции» в буржуазном обществе только по ее парадоксам и многочисленным экстравагантностям34. Так или иначе, но по существу она упразднила традиционные, наиболее унизительные для женщин формы ограничения их личной свободы в сфере семьи, брака и секса, лишила былого значения строгие патриархальные и пуританские нравы, нанесла удар по ханжеским принципам «двойной» морали, о которых говорилось выше, раскрепостила женщин в сфере интимных отношений. Это была бы хорошая основа для здоровых отношений между полами, если бы капитализм не превращал эти «достоинства» в их противоположность. Свобода в области секса сплоил, и рядом переходит во вседозволенность, а равенство в интимной жизни оборачивается равнодушием и обез-личенностью сексуальных связей. На поверхности явлений, как и в случае распространения воинской повинности на женщин, вновь обнаруживается ложное, иллюзорное равенство: нарушена монополия мужчин на поиск удовлетворения в сексе, добрачные и внебрачные связи, половую распущенность; теперь и женщина, если она этого хочет, может позволить себе подобное поведение.
      Так называемая «новая» половая мораль, сложившаяся в ходе «сексуальной революции», состоит скорее из негативных, чем из позитивных норм; у нее нет серьезной рациональной основы, и она не базируется на идеях, которые могли бы дать разумный ответ на вопросы о том, какими должны быть нормальные, здоровые взаимоотношения между мужчинами и женщинами в области семьи, брака и пола. Образцы современного сексуального поведения на Западе формировались из критики старых, изживших себя предрассудков и ненавистных традиций, поэтому их подчеркнутый негативизм принял столь необычный, причудливый характер, а во многих отношениях просто уродливый вид. Сместились акценты в системе ценностей: уже не брак и семья, а секс сам по себе вышел на первое место. Супружеская верность, допущение половых связей только в целях деторождения, сексуальная воздержанность и половой аскетизм — институты, которые превозносились старой моралью и оказали решительное влияние на основы действующего буржуазного семейно-брачного права, уступили место погоне за чувственными наслаждениями, за разнообразием и яркостью сексуальных переживаний, а в итоге — потребительскому в духе капитализма отношению к сексу, превращению его в предмет купли-продажи, коммерции и рекламы.
      Изменяется отношение к тому, что раньше носило на себе клеймо нравственного осуждения, преследовалось по закону. В контексте современной «сексуальной революции» проституция многим уже не представляется позорным, отклоняющимся поведением, и вместо того, чтобы ликвидировать, изжить это явление, его пытаются морально реабилитировать и полностью легализовать. Сегодня представительницы данного рода занятий, объединенные в союзы, пикетируют парламенты, организуют кампании в прессе и давление на правительство, добиваясь законов в защиту своих прав, проведения в их пользу мероприятий по социальному страхованию и пенсионному обеспечению. Масштабы проституции в капиталистических странах вызывают тревогу и озабоченность прогрессивной общественности. Поистине бедственное положение складывается в связи с тем, что в проституцию вовлекается все большее число молодых женщин, подростков, и даже детей, что она в большей степени, чем раньше, сращивается с наркоманией и преступностью.
      Пожалуй, одно из самых позорных явлений, которое породила нынешняя капиталистическая действительность, — это «сексуальная эксплуатация» детей, т. е. привлечение их для участия в порнографических шоу (в порнофестивалях, фильмах и спектаклях), использование в качестве моделей при изготовлении скабрезных изображений, вовлечение в проституцию. Общественное мнение на Западе, конечно, осуждает столь грязную практику, но не так-то просто при капитализме справиться с дельцами, которые наживаются на этом бизнесе, получают от него колоссальные доходы.
      Перекошенная и развинченная система «новых» норм и взглядов на проблемы пола привела к неподобающему росту значения проблемы половых извращений, в особенности гомосексуализма. Тут тоже идет борьба за «равноправие». В области нравственной, если
      верить западной печати, произошел перелом в пользу мнения, что гомосексуализм — это не «психическая болезнь или дефект», а всего лишь своеобразная форма полового поведения. Американская ассоциация психиатров еще в 1974 г. исключила его из перечня душевных заболеваний. Вопрос о гомосексуализме в США и некоторых других капиталистических странах обсуждается сейчас главным образом в плоскости юридической, в плане борьбы за юридическое равноправие лиц, в отношении которых закон долго сохранял предубеждение и даже враждебность. Уголовное преследование за гомосексуализм в капиталистических странах является сейчас скорее исключением, чем правилом, но гомосексуалисты обоего пола добиваются большего — открытого и гарантированного законом статуса без дискриминации в политике, на работе и в быту.
      Естественно возникает вопрос: почему законодатели капиталистических стран, систематически проваливая справедливые социальные требования женского движения, десятилетиями затягивая положительное решение проблемы равной оплаты за равный труд мужчин и женщин, так благосклонно и либерально относятся ко всякого рода сомнительным претензиям на равноправие со стороны проституток, гомосексуалистов, распространителей порнографии и прочей духовной заразы в обществе. Все становится понятным, если учесть, что в основе всех политических и юридических акций при капитализме лежат интересы большого бизнеса. Через этот фильтр не проходят одни социальные требования и легко проскальзывают другие. Равная оплата за равный труд принесла бы ощутимые утраты для корпораций и фирм, тогда как «равноправие» другого рода может обернуться большими доходами, чистой прибылью. Не кто иной, как крупный бизнес, «пригрел» сегодня проституцию, «сексуальную эксплуатацию детей», гомосексуализм, создал невиданную доселе индустрию порнографии. Сделал он это отнюдь не бескорыстно. Деньги, вложенные в соответствующий бизнес, окупаются быстро и многократно. Широкая терпимость и законодательные меры в пользу групп и движений, загрязняющих моральную атмосферу общества, устраивают и политическую элиту капиталистических стран. У нее появляются основания утверждать, что закон о равной оплате за равный труд не проходит, дескать, в силу реальной невыполнимости соответствующих требований, а вообще-то все пробле-
      мы равноправия даже в нравственно сомнительных случаях решаются, мол, вполне гуманно, демократически и в благожелательном духе. Стремясь создать у общественности именно такое впечатление, политические и деловые круги капиталистических стран пытаются надолго законсервировать наиболее серьезные и в действительности безотлагательные социальные проблемы женского движения.
      В довершение всего «сексуальная революция» серьезно расшатала устои брака и семьи, связанные с традициями старой морали, но взамен не создала для них никакой устойчивой и надежной основы. Надуманными и нежизнеспособными оказались экспериментальные формы «открытого брака», допускавшего свободу внебрачных связей для обоих супругов, «пробного» брака, суингерства, т. е. объединения супружеских пар для обмена сексуальными партнерами, «семьи-коммуны» и т. п. Стабильным и реальным остается лишь источник всех этих «экспериментов» — кризис буржуазной семьи и брака. В социологическом отношении он измеряется растущими показателями статистики разводов, увеличением количества одиноких людей в обществе, снижением рождаемости.
      Сегодня женское движение на Западе в значительной мере занято проблемами, которые направлены на преодоление негативных последствий «сексуальной революции». Это относится и к Соединенным Штатам Америки, и к Западной Европе. Сошлемся в данной связи на слова шведской коммунистки Р. Эман. «Не могу не сказать о том, — заявила она, — что серьезную озабоченность вызывают в нашей стране проблемы, связанные с различного рода сексуальными извращениями, порнографией, возрастающей открытой проституцией, причем среди очень молодых женщин и даже детей. Так называемый черный капитал построил сегодня на этом целую промышленность. Коммунисты и прогрессивное женское движение, безусловно, не могут замалчивать эти проблемы, мы отстаиваем достоинство женщин и право детей расти в здоровой среде, решительно выступаем против такого рода бизнеса»35.
      «Сексуальная революция» только ломала и крушила, оставляя на месте старого пустоту. Поэтому консервативные и умеренные феминистские организации, чтобы как-то заполнить образовавшийся вакуум, пытаются ныне собрать и склеить осколки прежних, разру-
      шейных в «революционном» азарте социальных ценно-стей в сфере семьи, брака и пола, стремятся искусственно оживить старые семейные традиции, идеализируют патриархальщину. Уроки «сексуальной революции» по-своему очень ярко и наглядно показали слабость, утопичность феминистской идеологии, они обнаружили ее самое уязвимое место. Практически провалились основные идеи феминизма, будто ключ к тотальному освобождению женщин лежит в сфере сексуальных отношений, что борьба за женское равноправие может быть выиграна на базе реформ при сохранении социально-экономических и политических основ капиталистического строя.
      Сейчас, более чем когда-либо, очевидно, что в действительности женский вопрос есть органическая часть всеобщей программы социального и национального освобождения народов, за реализацию которой борются коммунисты. С возникновением в прошлом веке коммунистического и рабочего движения, выступающего ныне под знаменем марксизма-ленинизма, появилась наконец мощная общественно-политическая сила, кровно заинтересованная в уничтожении всех видов неравноправия мужчин и женщин. Ни одно буржуазное движение, ни одна буржуазная партия и капиталистический класс в целом не намеревались всерьез решать данные проблемы и никогда по собственной воле не предприняли бы и единого шага в этом направлении. За демократическое равноправие женщин с мужчинами необходимо бороться, а силой, которая может успешно вести эту борьбу, является широкий антиимпериалистический, демократический фронт, возглавляемый коммунистическими и рабочими партиями.
      Активное развертывание женского движения в рамках единого союза антиимпериалистических сил — это и есть реальный путь к равноправию. Он предполагает глубокие революционные преобразования в социально-экономической и политической сферах и ни в коем случае не ограничивается задачами борьбы за законодательные реформы. «Нам надо, — писал В. И. Ленин в 1920 г., — чтобы женщина-работница добилась не только по закону, но и в жизни равенства с мужчиной-работником. Для этого надо, чтобы женщины-работницы все больше и больше участия принимали в управлении общественными предприятиями и в управлении государством»36. Буржуазия, пытаясь замкнуть женское движение на вопросах законодательных реформ и частных «улучшений», боится расширения социально-политических программ женских организаций, стремится помешать росту классового самосознания женщин. Коммунистические и рабочие партии видят в прогрессивных женских организациях естественного союзника рабочего класса, вовлекают их в борьбу против диктата монополий и капиталистической эксплуатации. В этом направлении, как и во многих других, идет острая идеологическая борьба между силами социализма и капитализма.
      В наше время женское движение приобрело поистине массовый характер, оно пользуется широкой моральной поддержкой мирового общественного мнения. На его стороне — все прогрессивное человечество, в авангарде которого находятся люди труда, добивающиеся лучших условий жизни и глубоких социальных преобразований, выступающие за мир, демократию и социализм. «Сегодня, — говорила в своем выступлении на XXVI съезде КПСС президент Международной демократической федерации женщин Фрида Браун, — все большее число женщин, независимо от их социальной принадлежности и политических убеждений, понимают тесную взаимосвязь борьбы за свое равноправие и счастливое будущее детей с борьбой за обеспечение мира»37. Образование мировой системы социализма привело к значительному расширению женского движения в капиталистических и развивающихся странах, дало ему ясную перспективу, а также образцы практического решения проблем женского равноправия. Через международные организации, и прежде всего через ООН, социалистические страны добились принятия ряда крупных международно-правовых актов, воплотивших в себе передовые идеи равноправия женщин с мужчинами. Уже в Уставе ООН равноправие полов было определено как один из ведущих принципов международных отношений. Каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами независимо от пола, говорилось во Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН 10 декабря 1948 г.
      В Конвенции о политических правах женщин (1953 г.) установлены международно-правовые нормы, согласно которым женщинам предоставлено право не только голосовать, но и быть избранными на равных с мужчинами условиях, без какой-либо дискриминации, во все установленные национальным законом учреждения, требующие публичных выборов. Женщинам, говорится в Конвенции, принадлежит, на равных с мужчинами условиях, право занимать должности на общественно-государственной службе и выполнять все общественно-государственные функции, установленные национальным законом38. «...Женщинам должны гарантироваться условия труда не хуже тех, которыми пользуются мужчины, с равной платой за равный труд»» — подчеркнуто в ст. 7 п. «а» Международного пакта ООН об экономических, социальных и культурных правах, принятого Генеральной Ассамблеей 16 декабря 1966 г.39 Об этом же идет речь в конвенциях Международной организации труда о равном вознаграждении (1951 г.), о дискриминации в области труда и найма (1958 г.).
      Вопросы положения женщин в семье и браке нашли отражение в Конвенции ООН о гражданстве замужних женщин (1957 г.), о согласии на вступление в брак, брачном возрасте и регистрации браков (1962 г.) и др. Словом, в международно-правовых актах представлен довольно широкий спектр женских прав и четко отражена линия на самое полное равноправие женщин с мужчинами. Если сравнить эти акты с конституциями и законодательством ведущих капиталистических государств, станет очевидным свойственный международным документам прогрессивный и демократический подход к вопросам женского равноправия, которого нет или почти нет в буржуазном обществе.
      Прогрессивный характер международно-правовой регламентации равноправия женщин и мужчин определяется факторами прямого и косвенного воздействия на эту сферу со стороны социализма, влиянием его теоретических позиций и практических достижений. Активная борьба за демократический дух международно-правовых документов по правам человека — одна из эффективных форм помощи сил мирового социализма международному женскому движению, выражение их солидарности в антиимпериалистической борьбе.
     
     
      Глава VI. Национальное и расовое неравноправие в капиталистическом обществе
     
      ...Равенство между нациями так же необходимо, как равенство между индивидами.
      Ф. Энгельс
     
      Борьба за освобождение угнетенных наций, народов и рас затрагивает самые основы существования буржуазного общества. Она породила одно из самых мощных политических движений современности, имеющее антиимпериалистическую направленность и представляющее собой крупный резерв расширения, углубления коммунистического и рабочего движения во всем мире.
      Национальная и расовая дискриминация существует давно, но политические выступления угнетенных наций и рас с требованием равноправия возникли в буржуазном обществе под прямым влиянием идеологии рабочего класса, коммунистических и рабочих партий, под воздействием революционной практики и примеров решения национальных и расовых проблем в странах победившего социализма. Можно без преувеличения сказать, что именно социализм поставил перед всем миром вопрос о равенстве наций и рас в его современной и научно обоснованной форме.
      В прошлом столетии основоположники марксизма столкнулись с проблемами национальных отношений и связали их с задачами классовой борьбы пролетариата. В противоположность прудоновскому отрицанию национального вопроса якобы в интересах социальной революции К. Маркс и Ф. Энгельс обосновали пролетарский интернационализм как движущий революционный принцип. Не может быть свободным народ, угнетающий другие народы, подчеркивал К. Маркс. В силу ряда исторических объективных и субъективных причин большевики во главе с В. И. Лениным еще до Великой Октябрьской социалистической революции выдвинули, а впоследствии и осуществили программу решения национального вопроса в России. Центральным звеном этой программы явились идеи борьбы за равноправие наций, за предоставление им права на политическое самоопределение. В. И. Ленин в особенности подчеркивал огромное значение лозунга национального равноправия: «Ни одной привилегии ни для одной нации, ни для одного языка! Ни малейшего притеснения, ни малейшей несправедливости к национальному меньшинству! — вот принципы рабочей демократии»1. Одним из верных показателей силы и зрелости рабочего движения В. И. Ленин считал его способность к незамедлительным выступлениям в защиту угнетенных национальных и этнических групп, против всякой дискриминации, основанной на национальных различиях.
      В буржуазном, в любом эксплуататорском обществе очень важно добиться принятия законов, подчеркивал В. И. Ленин, осуждающих национальную и расовую дискриминацию, нетерпимость, предоставляющих хотя бы минимум средств юридической защиты преследуемым группам и лицам. Об этом он писал в «Тезисах по национальному вопросу» в июне 1913 г. В. И. Ленин призывал коммунистов выступить с требованием издать в царской России законы о правах национальных меньшинств с целью устранять и наказывать всякие великодержавные поползновения. А в следующем, 1914 году он пишет проект закона о национальном равноправии, который фракция российских социал-демократов внесла на рассмотрение IV Государственной думы. В первых же пунктах этого проекта говорилось: «1. Граждане всех национальностей, населяющих Россию, равны перед законом. 2. Ни один гражданин России, без различия пола и вероисповедания, не может быть ограничен в политических и вообще каких бы то ни было правах на основании его происхождения или принадлежности к какой бы то ни было национальности»2. Такой закон был бы действительно глубоко прогрессивной мерой, облегчающей условия борьбы пролетариата за национальное равноправие, но исход этой борьбы, подчеркивали в то время большевики, зависит в конечном счете не от закона, а от победы социалистической революции. При капитализме, писал В. И. Ленин, уничтожить национальный гнет нельзя, для этого нужно уничтожить классовый антагонизм, провести социалистическую демократию во всех областях жизни, построить новое, социалистическое общество.
      Как показывает практика реального социализма, равенство и равноправие наций только тогда являются полными и эффективными с точки зрения всего общества, когда они реализуются в благоприятной политической и моральной атмосфере единства наций, их всестороннего сотрудничества, взаимопомощи и дружбы. Опыт современного капитализма подтверждает другую истину: юридически закрепленное равноправие наций и рас обесценивается, превращается в химеру, искажается до неузнаваемости в обстановке национальной конфронтации и расовых конфликтов, явной или скрытой враждебности, стремления одних общественных групп утвердить свое национальное и расовое превосходство над другими группами. При социализме юридическое и фактическое равенство — это далеко не единственная ценность, выражаемая во взаимоотношениях наций и рас. Чтобы стать действительно равными в обоих отношениях, люди различной национальной и расовой принадлежности должны доверять друг другу, совместно трудиться во имя мира, демократии и социального прогресса, иметь единую программу действий. Всему этому учит реальный социализм и его опыт, отражающий долгий путь борьбы за свободу и равенство наций и рас. Он имеет сегодня огромное революционизирующее значение.
      В области борьбы за равноправие наций и рас, которую ведут прогрессивные силы капиталистических стран, в последние десятилетия произошел ряд видимых перемен. Возьмем прежде всего юридическую сторону дела, так как о фактической разговор будет особый. В конституционном и текущем законодательстве ряда буржуазных государств теперь уже есть нормы, налагающие запрет на национальную и расовую дискриминацию, есть законы, к которым можно апеллировать в случае нарушения прав человека по мотивам расовой или национальной принадлежности. В судах появилось больше дел, связанных с такого рода нарушениями. И хотя юридические санкции, а также меры «наказания» лиц, виновных в дискриминации, как правило, неэффективны, а в большинстве случаев очень мягки, потерпевшие, преследуемые группы и лица используют возможности судебного разбирательства конфликтов на расовой и национальной почве, чтобы придать им более широкую публичную огласку, привлечь к ним внимание прессы и других средств массовой информации, общественности.
      В Соединенных Штатах Америки первая ограниченная и робкая попытка учесть в законодательстве расовую проблему была предпринята еще в прошлом веке. В 1870 г. появилась XV поправка к конституции, в которой говорилось, что граждане Соединенных Штатов не должны лишаться избирательных прав или ограничиваться в них в связи с расой, цветом кожи или прежним нахождением в рабстве. Поскольку принцип расового равноправия не выходил здесь за пределы избирательных прав, поправка не оказала серьезного влияния на взаимоотношения рас в Америке. Общий принцип расового и национального равноправия был сформулирован в 1964 г., когда конгресс принял так называемый Акт о гражданских правах, который запретил дискриминацию американских граждан на основе расы, цвета кожи, религии, пола или национального происхождения. Но этот закон не удовлетворил прогрессивную общественность США, потому что он был абстрактным и непоследовательным, содержал ряд юридических оговорок, сводящих на нет расовое равноправие в сфере занятости и труда. Будучи федеральным законом, он оказался во многих существенных пунктах не согласованным с законодательством штатов, которые, собственно, и осуществляют дискриминационную политику в отношении негров и национальных меньшинств.
      Хотя официальная пресса и средства массовой информации, находящиеся под контролем крупного бизнеса, пытались изобразить Акт о гражданских правах как великое достижение американской демократии и поворотный пункт во взаимоотношениях рас и наций в Америке, идеологические ожидания правящих верхов относительно этого акта совершенно не оправдались. Разочарование и утрата веры в возможность справедливого законодательного решения проблем расового и национального равноправия в США с особой силой сказались в политической сфере, всколыхнули огромные массы негров, индейцев, представителей других национальных меньшинств, послужили одной из непосредственных причин беспрецедентного подъема во второй половине 60-х годов нынешнего столетия движения за гражданские права в Америке.
      Ареной борьбы за национальное и расовое равноправие в последние десятилетия становятся и страны Западной Европы. Росту напряженности соответствующих конфликтов в этих странах способствуют многие
      факторы, но в первую очередь такие, как бедственное положение иммигрантов, безудержная дискриминация иностранных рабочих. Крупный западноевропейский капитал, действуя в собственных интересах, широко прибегает к импорту дешевой рабочей силы из-за границы, но в то же время отказывается гарантировать приезжим рабочим те условия жизни, найма и оплаты труда, которые считаются обычными для данной страны. Поскольку иммигранты — это в основном люди других по сравнению с коренным населением страны национальностей, их социальное неравенство оборачивается так или иначе неравенством национальным и расовым. О масштабах этой проблемы говорит то обстоятельство, что в 70-х годах в странах Европейского экономического сообщества (Великобритания, Франция, ФРГ, Дания, Бельгия, Нидерланды и т. д.) насчитывалось 6,5 млн. иностранных рабочих, или 7,7% общего числа самодеятельного населения этих стран3. Кроме рабочих, занимающих самые неквалифицированные рабочие места в промышленности, сельском хозяйстве и сфере обслуживания, в эти страны приезжают в поисках работы и другие категории лиц, в том числе представители некоторых интеллектуальных профессий. Поэтому с социальной и правовой точек зрения проблема иммигрантов, прибывших из менее развитых или развивающихся капиталистических стран, в целом объемнее и шире проблемы иностранных рабочих. О численности иммигрантов в Западной Европе в 1977 г. в сравнении с 1973 г. говорят следующие данные4:
      1973 г (млн человек) 1977 г (млн человек)
      Страны Рабочие Все иммигранты Рабочие Все иммигранты
      Рост или сокращение численности иммигрантов в западноевропейских странах полностью определяется интересами монополий, которые широко раскрывают двери для иностранцев в годы экономического бума, но в периоды спада легко освобождаются и от излишней рабочей силы, не останавливаясь перед массовыми увольнениями и административной высылкой иностранных рабочих из страны. К общей численности иммигрантов, и в особенности иностранных рабочих, следует прибавить не учитываемое статистикой боль-
      Массовые демонстрации протеста против дискриминации иммигрантов стали обычным явлением в Англии
      шое количество иностранцев, прибывающих в западноевропейские страны нелегальным путем, минуя законы и правила въезда в страну пребывания. Эти люди полностью находятся вне закона, являются объектом самой беззастенчивой эксплуатации. Они соглашаются на любые условия труда, работают за мизерную плату, лишь бы их не выдали властям, не посадили в тюрьму и не выслали в административном порядке на родину, откуда они бежали в поисках заработка. А что дает закон тем иммигрантам, которые прибыли в страну с соблюдением всех необходимых формальностей и процедур?
      Проблема иммигрантов, иностранной рабочей силы привела западноевропейскую общественность к осознанию того факта, что в их странах по существу нет конституционной или какой-либо другой легальной основы, позволяющей представителям различных национальностей и рас бороться за свои права. Лишь в немногих западноевропейских конституциях, принятых после второй мировой войны (Конституция Италии 1947 г., ФРГ 1949 г.), имеются крайне общие положения о равенстве граждан перед законом без различий расы, языка, религиозных убеждений и т. д.
      Большинство конституций буржуазных европейских стран хранят на этот счет полное молчание, а если и говорят о равноправии граждан, то «забывают» указать на недопустимость его нарушения по национальным и расовым признакам.
      Для реакционных законов, а еще лучше для дискриминационной практики, не основанной ни на каких законах, двери остаются широко открытыми. В «демократической» Швейцарии предприниматели и власти обращаются с иностранными рабочими как хотят. Юридических и моральных проблем, когда надо избавиться от какой-то части иностранцев, просто не существует: людей выбрасывают на улицу и высылают из страны. Чтобы вообще не связывать предпринимателей никакими правовыми обязательствами, швейцарские власти предоставляют многим иностранцам статус «сезонного рабочего», а это означает, что им нельзя менять место жительства и работу, род занятий, нельзя привозить за собой семью и т. д. Только за пять лет (с 1973 по 1978 г.) из Швейцарии было выслано около 300 тыс. иностранных рабочих, что составляет примерно 30% активного населения этой страны.
      В середине 70-х годов многие европейские страны, использующие иностранную рабочую силу, ввели дополнительные ограничения на въезд иностранцев, особенно выходцев из развивающихся стран. Значительно ужесточились иммиграционные законы ФРГ, Франции, Бельгии. Официально проводимая политика беззакония в отношении иностранных рабочих выражается и в том, что они поставлены в неравноправное положение по сравнению с коренным населением во всех областях жизни. Дискриминация начинается в сфере трудовых отношений: иностранцы получают ту работу, от которой часто отказываются даже безработные из числа граждан страны пребывания. Речь в большинстве случаев идет о неквалифицированной работе на участках с тяжелыми или вредными условиями труда, с большой степенью риска и опасности для жизни и здоровья. За одинаковый труд рабочие-иммигранты получают примерно на одну треть меньше, чем их местные коллеги. Кроме того, они не пользуются льготами и услугами системы социального страхования, поскольку не состоят членами профсоюзов, способных добиваться от предпринимателей такого рода льгот. Им чрезвычайно трудно приобретать новые профессии и повышать свою квалификацию, ибо на пути к этому стоит не только языковой барьер, но и правовые, моральные препятствия, расовые или национальные предрассудки. Рабочие-иностранцы не имеют прав на образование, жилище, охрану здоровья, не обладают политическими свободами, закрепленными за гражданами страны пребывания.
      В западноевропейских государствах подняли голову реакционные силы, разжигающие ненависть к иммигрантам на расовой и национальной основе. Здесь возрождается расизм по образу и подобию американского, не уступая последнему в своем цинизме и бесчеловечности. К официальной дискриминации, исходящей от предпринимателей и властей, присоединиется подстрекательская, террористическая деятельность различного рода националистических и расистских организаций (типа «Национального фронта» в Великобритании и Франции), которые не останавливаются перед погромами, массовыми убийствами.
      Старая Европа стала ареной развертывания сравнительно новых для нее расовых конфликтов, и это еще раз говорит о том, что капитализм, чем глубже он втягивается в трясину кризиса и упадка, тем больше запутывает и осложняет решение национальных и расовых проблем. Впрочем, эти «новые» конфликты наложились на закоренелые, оставшиеся еще от колониальных времен предрассудки в бывших странах-метрополиях по отношению к народам колоний, зависимых и «подопечных» территорий. Жертвами расистских выступлений во Франции становятся арабы, негры, т. е. выходцы из Алжира и других африканских государств, некогда относившихся к колониальной зоне, где господствовал французский империализм. Расизм в Англии, острие которого направлено против индийцев, пакистанцев, выходцев из англоязычной Африки и т. д., вновь воспроизводит человеконенави-стническую идеологию и психологическую атмосферу эпохи колониального господства англичан во многих регионах мира.
      Граждан, приехавших из развивающихся стран в поисках заработка и лучших условий жизни, расисты изображают как незваных нахлебников, «наглых» пришельцев, претендующих на долю «чужого» благосостояния. Они просто-напросто игнорируют то обстоятельство, что огромная часть материальных и духовных богатств, сосредоточенных в развитых капиталистических странах, значительная доля золота и сокровищ, которые хранятся в сейфах крупнейших западных банков, многочисленные предметы роскоши в частном владении богатых семейств — все это овеществленный труд нескольких поколений людей, прошедших через колониальное рабство. Великие культурные ценности, редкостные вещи, уникальные творения природы и человеческих рук столетиями вывозились из колоний и беззастенчиво присваивались империалистами.
      Баснословные богатства, сконцентрированные в руках крупной буржуазии ведущих западных стран, являются итогом жестокой эксплуатации не только людей, но и природных ресурсов бывших колоний, результатом хищнического ограбления народов, которые сегодня с полным основанием претендуют на равноправие и достойное существование в мире. Разжигая ненависть в отношении выходцев из Азии, Африки и Латинской Америки, расисты забывают о том, что западный капитализм находится в неоплатном долгу перед развивающимися странами, что согласно элементарным требованиям справедливости он обязан делать все, чтобы компенсировать колоссальный ущерб, нанесенный этим странам в эпоху колониализма. Но современный расизм, расправляющий свои крылья в бывших странах-метрополиях, и есть очевидный показатель того, что реакционные буржуазные круги на Западе не признают этих исторических обязательств капитализма. Эти круги стремятся повернуть историю вспять, вернуться там, где представится случай, и в той мере, насколько это возможно, к идеям старого колониализма, которые сочетались бы с неоколониалистскими приемами и методами, дополняли бы их, обеспечивая интересы крупного капитала.
      Конечно, реакционным элементам на Западе, как бы активно они ни действовали, далеко не все по плечу, им приходится в конце концов считаться с тем, что времена колониализма ушли в прошлое, что внутри капиталистических стран нарастают и объединяются силы солидарности с народами развивающихся стран, жертвами расовых и националистических предрассудков, борцами за равноправие рас и наций. В западноевропейских странах, практикующих «у себя дома» расизм в отношении иммигрантов, иностранных рабочих, растет понимание пагубности и авантюризма подобной политики, усиливаются требования положить конец нарушениям прав человека на расовой и национальной основе, дискриминации и бесчеловечному обращению с иммигрантами и иностранными рабочими. За это, естественно, выступают коммунистические и рабочие партии Европы, которые в Итоговом документе Берлинской конференции (июнь 1976 г.) подчеркнули необходимость борьбы «за обеспечение иностранным рабочим тех же условий труда и равной заработной платы, как рабочим данной страны. Социальные, культурные и политические права иностранных рабочих и их семей должны основываться на принципах равноправия с гражданами страны пребывания» 5. Требования равенства прав граждан независимо от расовой и национальной принадлежности поддерживают демократические организации, прогрессивные профсоюзы, которые оказывают серьезное давление на правящие верхи с целью принятия необходимых законодательных мер в этой области.
      Наконец, умеренные круги буржуазии, выступающие под расплывчатыми лозунгами абстрактного гуманизма и филантропии, вносят определенный вклад в реализацию требований равноправия. Есть, конечно, и такие представители правящего класса, которые вполне отдают себе отчет в том, как велика историческая вина капитализма перед громадным большинством небелого населения земного шара, насколько нежелательной и тяжелой для них может стать расплата, если и дальше позволить безответственным элементам провоцировать конфликты и борьбу на расовой основе. Отсюда их желание снять остроту проблемы путем установления формального равноправия лиц различных национальностей и рас, принятия законов, обеспечивающих видимость благополучных отношений между белым и «цветным» населением страны. В принятии антирасистских законов по-своему заинтересованы и те политические деятели, которые проявляют заботу о «демократическом фасаде» общества, международном престиже страны и обеспечении своего внешнеполитического курса по отношению к развивающимся государствам мира.
      Все это, вместе взятое, объясняет причины появления в некоторых капиталистических странах законодательных актов, закрепляющих принцип равноправия рас и наций, устанавливающих формальный запрет на дискриминацию граждан по признаку расовой и национальной принадлежности. Каждая из общественных сил, выступающих за издание подобных законов, стремится к своим целям, вкладывает собственное содержание в соответствующие требования; но сами законы получаются, как правило, такими, какими их хотят видеть правящие круги капиталистических стран. Вот почему законодательные акты, о которых идет речь, грешат половинчатостью, неопределенностью, предполагают всякого рода отступления и исключения из практики действия прогрессивных, демократических норм. Но даже в таком урезанном виде законы способны приносить определенные облегчения преследуемым расам и национальным группам и потому являются желательными и необходимыми с точки зрения борьбы за равноправие граждан. Примером тому могут служить английские акты о расовых отношениях, вступившие в действие в 1965 и 1968 гг. Добившись принятия этих законов, прогрессивная общественность Англии сделала большое дело.
      Сыграл свою роль и юридический запрет дискриминации, хотя последняя ни в коем случае не исчезла. Расовая дискриминация вынуждена была уйти в «подполье», скрыться ровно настолько, чтобы не задевать закон, который, кстати сказать, не очень обременяет лиц, прибегающих к актам дискриминации. Запрет дискриминации по английским законам в особенности неэффективен в сфере найма и увольнения, обслуживания, жилищных проблем. Предусмотрена громоздкая и неудобная преждё всего для преследуемых лиц процедура примирения расовых конфликтов; установлены лишь гражданско-правовые санкции для лиц, виновных в дискриминации «цветных» граждан. В уголовном порядке это действие не преследуется. В результате остаются недостижимыми основные цели борьбы прогрессивных сил общества за расовое равноправие. На практике лишь несколько изменяются формы неравноправия, а в общем оно процветает при полном фактическом попустительстве властей и с благословения крупного капитала.
      Наряду с расовой проблемой, обострившейся в последние десятилетия в связи с притоком иммигрантов, пришлой, чужестранной рабочей силы, западноевропейский капитализм продолжает усугублять острые национальные конфликты среди коренного населения своих стран. Речь идет о старых, нерешенных вопросах, которые никогда не сходили с повестки дня, но сегодня получили новое выражение в связи с диспропорциями и неравномерностью развития отдельных районов и секторов экономики капиталистических стран, вынужденной интеграцией этнически разно-родньгх групп населения, а также в связи с повышением политической роли промежуточных социальных слоев («среднего класса»), часто и охотно прибегающих в своей борьбе за жизнь к шовинистическим или националистическим идеологиям. Если капитализм господствует в стране, где имеются различные национальности и этнические группы, то неизбежно получается, что одни национальности и группы опережают другие при распределении собственности и доходов, политической власти и престижа, имеют лучшие перспективы социально-экономического и политического развития. В этом вечный и неискоренимый порок капиталистической системы: одни люди, группы, национальности, расы живут за счет других, присваивают плоды чужого труда.
      Национальная проблема на Западе осложняется в связи с тем, что монополистический капитал, пытаясь выйти из кризиса, усиливает не только социальный, но и национальный гнет, стремится переложить на плечи трудящихся основную тяжесть лишений и затрат, ужесточает их эксплуатацию. Так, согласно официальной статистике, в 1977 г. процент безработицы в среднем по Великобритании составлял 6,1%, при этом в Уэльсе — 8,1, в Шотландии — 8,3, а в Северной Ирландии — 11,1%6. Известно, что Северная Ирландия, низведенная за годы английского владычества до положения отсталой провинции, явилась в последние годы ареной ожесточенной борьбы между двумя группами населения острова, разделенными по национальному и религиозному признаку. При поддержке правительства Великобритании североирландцы английского и шотландского происхождения уже много лет ведут самую настоящую гражданскую войну против коренного населения острова, католиков по вероисповеданию, принадлежащих к наиболее обездоленной социальной группе в Великобритании. Именно в ней самый большой процент семейств с доходами ниже официального уровня бедности, здесь самые худшие жилищные условия, крайне низкие возможности получения образования, охраны здоровья и т. д.
      Связанные с североирландским вопросом законы Великобритании, которая в иных случаях не прочь похвастать своими древними «традициями демократии и свободы», являются типичным примером произвола, открыто и вызывающе нарушают общепризнанные демократические принципы, отменяют свободу слова и выражения мнений для лиц коренной национальности, ограничивают возможности их политической деятельности и, наконец, узаконивают внесудебную расправу с неугодными элементами, введенную якобы в целях предотвращения терроризма. Эти законы вопреки всем международным декларациям и иным нормам идут на грубейшее нарушение принципа национального равноправия.
      Не менее напряженная борьба под лозунгом национального равноправия развертывалась в последние годы в Канаде, где франкоязычные канадцы (франкоканадцы) выступают против своего подчиненного положения в социально-экономической и политической жизни, добиваются национального самоопределения, права иметь свое национально-государственное образование. Коммунистическая партия Канады считает эту борьбу справедливой, поддерживает ее с позиций рабочего класса и перспектив социализма в Канаде; она выдвигает программу создания двух равноправных штатов в рамках конфедеративной республики, укрепления связей между англо- и франкоговорящим населением страны7. Острые формы принимала борьба за политическое равноправие, которую вели различные этнические группы в Испании, в особенности население Каталонии, Страны Басков, Галисии. Хотя испанским правительством проведены законодательные меры по предоставлению автономии этим и другим областям, формально признано их право на развитие самобытной культуры, языка, традиций, но проблема еще далека от разрешения вследствие недостатка фактических гарантий национальных прав отдельных областей.
      В современном капиталистическом мире до корней обнажаются ранее скрытые этнические конфликты. По мере того как усиливается общий кризис капитализма, углубляются старые и возникают новые противоречия между классами и социальными группами, все более острый и болезненный характер приобретают расовый и национальный вопросы. Империализм, подчеркивал В. И. Ленин, означает расширение и обострение национального гнета на новой исторической основе. Современное развитие капиталистической системы приносит неопровержимые доказательства справедливости этих слов.
      В наше время, как и прежде, первенство среди капиталистических стран по степени накала и масштабам расовых и национальных конфликтов удерживают Соединенные Штаты Америки. Это страна, где расизм в силу особых исторических условий имеет очень глубокие корни, является неотъемлемой чертой так называемого «американского образа жизни», где непоследовательные меры, направленные по видимости своей на решение расовой проблемы, порождают лишь новые осложнения, приводят к постоянным вспышкам открытой борьбы с применением насильственных действий, переходящих иногда (как это было, например, летом 1980 г. в Майами) в настоящую «расовую войну». Не останавливаясь на чрезвычайно богатой фактическими событиями истории расовых взаимоотношений в США, мы выделим лишь один, но важный аспект, связанный с борьбой американских негров за расовое равноправие. Самый значительный факт, который необходимо отметить в данной связи, — это совершившийся в двадцатом веке поворот негритянского движения от стихийных выступлений к сознательной и организованной борьбе за гражданские права.
      Сегодня расовое движение США вступило в новую фазу, характеризующуюся углублением политического и идеологического смысла и четкостью целей негритянского протеста. Что такое был расовый конфликт в прошлом веке? В типичном выражении это нападение белых расистов, акции ку-клукс-клана, это погром, в котором негры выступали как жертвы. Расовые столкновения, хотя и были частыми, возникали спонтанно, хаотично, а расовая проблема распадалась на массу мелких частных вопросов местного значения. Ныне расовый конфликт в США характеризуется активной позицией негров в борьбе за свои права. Говорить о них только как о жертвах общественной системы сегодня было бы недостаточно и даже неверно. Негритянское движение превратилось в мощную силу, которая ставит требование перед обществом и государством, пытается всеми средствами, вопреки противодействию и усиливающемуся террору со стороны расистов, добиться удовлетворения своих требований, смысл которых состоит в установлении действительного равноправия рас во всех сферах общественной жизни.
      Современные условия движения американских негров за свои права создали необходимость новых форм организации, породили особую идеологию борьбы за гражданские права (М. Л. Кинг, Р. Абернети и др.). Следовательно, негритянский протест в наше время имеет определенную организационную и идеологическую базу. Значение этого факта велико, несмотря на то что в рамках негритянского движения действуют различные организации, развертываются разнообразные идеологические позиции, что они не всегда едины и связаны между собой и с демократическими движениями в обществе, в частности с коммунистическим и рабочим движениями. Как бы то ни было, но правящий класс в Америке получил в двадцатом веке серьезного противника в лице негра, сознательно борющегося за свои права. Организации негров, добивающиеся фактического равноправия рас, представляют собой антиимпериалистическую силу, которая способна внести большой вклад в решение не только расовых, но и крупных социальных проблем, стоящих перед обществом в целом.
      По сравнению с прошлым веком значительно усложнилась роль государства и правительства в решении расовой проблемы. Политизация расового конфликта выражается, в частности, в том, что размежевание между бунтующими неграми и расистскими кругами Америки принимает ярко выраженный характер политической борьбы, в которую, естественно, вовлекается государство. Когда-то в случаях конфликтов расистски настроенных групп белого населения и негров администрация штатов и федеральное правительство либо оставались в стороне, либо являлись на место событий как посредники или блюстители общественного порядка. В настоящее время не отдельные стычки с белым населением в общинах, городах и штатах, а столкновения с местными властями, федеральным правительством, полицией, судами и даже вооруженными силами страны определяют характер борьбы негритянского движения за гражданские права. Оппонентом и противником этого движения все в большей мере становится государство, политическая система в целом, которую негритянское население расценивает как несправедливую, аморальную, подлежащую коренным изменениям.
      Но с другой стороны, самим ходом политической борьбы в американском обществе государство вынуждено время от времени расширять правовую основу негритянского движения, признавать легальность некоторых средств противодействия расизму, пойти на формально-юридическое запрещение расовой дискриминации. Лишь на первый взгляд кажется, что эти акции государства в Соединенных Штатах противоречат его активной роли политического противника негритянского движения. На самом же деле здесь нет никакого противоречия, потому что государство стремится придать движению негров определенные юридические рамки, дать ему не только формальные права, но и связать некоторыми юридическими обязанностями, а в целом навязать черным гражданам правила политической игры, при которых они не смогли бы выйти из-под контроля правительства. Политические деятели и бизнесмены, олицетворяющие капиталистическую Америку, давно знают, что кратчайший путь к этим целям лежит через законы. Американское законодательство о расовых отношениях, сейчас уже довольно объемистое, впервые появилось в прошлом веке и имеет несколько этапов развития. Но сегодня, так же как и сто лет назад, оно далеко от своей номинальной цели — дать подлинное равноправие людям независимо от цвета кожи.
      Пожалуй, первая в порядке очередности цель, которую ставили перед собой американские законодатели, — это запрет расовой сегрегации, т. е. практики отделения черных от белых в быту и на работе, в общественных местах, в школах, больницах, при поселении в отдельных домах или частях города. Традиционно сегрегация, которая справедливо считается самым разнузданным и оскорбительным видом расовой дискриминации, осуществлялась по принципу «все лучшее — белым». Американский закон о гражданских правах 1875 г. предоставил неграм равный с белыми доступ в гостиницы, театры, общественный транспорт и т. п., но в свое время он был воспринят как недостаточно серьезный акт, а Верховный суд США считал его даже неконституционным, поскольку он, дескать, ограничивает «свободу» владельцев по собственному усмотрению решать, кого следует допускать в принадлежащие им гостиницы, театры и т. д., а кого нет.
      Долгое время бездействовала поправка Конституции США от 1870 г., устанавливавшая запрет на дискриминацию негров в области избирательного права.
      Широкое распространение получила практика обхода этих правовых норм под всякими предлогами, и было совершенно ясно, что никто не собирался всерьез осуществлять то, что провозглашено конституцией и законом. Расистски настроенная буржуазия и даже власти позволяли себе свободно и открыто игнорировать свои же собственные законы. Бессильное, выхолощенное американское законодательство о правах негров, принятое во второй половине прошлого века, лучшее подтверждение мысли В. И. Ленина о том, что «капитализм не может «вместить» иного освобождения, кроме правового, да и это последнее всячески урезывает»8. Не удивительно, что первые американские законы по расовым вопросам оказались не более чем фикциями и по существу были забыты.
      В условиях бурного и динамичного века, когда получили широкое развертывание силы демократии и социального прогресса в самой Америке, произошли коренные изменения на международной арене, связанные прежде всего с победой социализма в ряде стран мира, успехами национально-освободительного движения в регионах, где в свое время господствовал колониализм, стал очевидным тот факт, что расовую проблему в США необходимо решать с самого начала, требовать принятия законов, устанавливающих и обеспечивающих формальное равноправие граждан. К этому требованию присоединились многие национальные меньшинства США, движения которых значительно активизировались после второй мировой войны. Действуя с различных сторон в одном направлении, прогрессивные силы Америки добились принятия в 1964 г. нового закона о гражданских правах, а в 1965 г. — нового закона о равных избирательных правах, за которыми последовали другие законодательные меры, юридически закрепляющие равноправие не только негров, но и американцев мексиканского происхождения, пуэрториканцев, индейцев и других национальных меньшинств.
      Представители национальных меньшинств США проводят демонстрацию протеста против политики расизма и расовой дискриминации
      Либеральные круги в США нередко изображают эти законы как основу последующих позитивных перемен в области расовых и национальных отношений, как поворотный пункт в истории страны. Определенные изменения к лучшему действительно произошли: сегодня уже не столь часто, как раньше, неграм препятствуют находиться в общественных местах вместе с белыми, работать на одних и тех же предприятиях, служить в тех же самых учреждениях, состоять в одних профсоюзах. Медленно и со скрипом разворачивается процесс «школьной интеграции», т. е. совместного обучения белых и черных детей. В отличие от прошлых времен негры шире привлекаются к государственной службе, чаще оказываются на выборных должностях. В составе палаты представителей конгресса имеется хотя и незначительная, но все же заметная прослойка лиц с небелым цветом кожи.
      В отдельных случаях негритянские общественные и политические деятели привлекаются к участию в федеральном правительстве; представители негров появились даже в такой цитадели американской государственности, какой является Верховный суд США. К тому же в экономически благополучные годы происходит известный рост средних доходов негритянских семейств, а относящаяся к этому факту статистика, естественно, используется для политической рекламы и пропаганды. Но что действительно очень важно, так это определенный сдвиг в общественном сознании в пользу расового и национального равноправия. Многие (но, конечно, далеко не все) американцы отказываются от старых предрассудков и предубеждений в отношении негров и других национальных меньшинств; увеличивается среди белого населения страны число участников движения за гражданские права, борцов за справедливое решение расового и национального вопросов.
      Отнюдь не законы середины 60-х годов, закрепившие формальное, юридическое равенство рас и наций, сыграли решающую роль во всех этих переменах. Примечательно, что последние в большей степени затронули негров, чем другие национальные меньшинства в Америке, организации которых уступают негритянским по численности и политическому опыту. Дело, стало быть, не в законах, а в тех силах, которые способны настоять на осуществлении принципов равенства рас и наций. Важно, что такие силы в Америке есть и они действуют. С принятием законов о расовом и национальном равноправии движение борцов за гражданские права в США не завершилось, оно вступило в новый, более зрелый этап, характеризующийся ясным пониманием того, что от формально-юридического равенства необходимо идти к реальному, фактическому равенству рас и наций.
      Вновь и вновь сталкиваются политические силы на расовой основе, происходят яростные схватки, доходящие иногда до уличных боев негритянского населения с расистами, полицией, воинскими формированиями. Некоторые американцы с удивлением задают себе
      вопрос: что же происходит, почему негры сегодня, когда они добились определенного общественного положения и прав, более возбужденны и воинственны, чем во времена рабства, полнейшего бесправия и произвола? Чем объяснить, что вместо удовлетворения, спокойствия и благодарности за включение их в «систему» они испытывают расстройство и чувство вражды по отношению к этой «системе», готовы сокрушить ее и уничтожить? Те, кто в нынешней Америке ставит такого рода вопросы, по-видимому, не вполне отдают себе отчет в том, что двадцатый век изменил не только общество, его производительные силы, систему потребления и т. п., но и самих людей.
      Современный американский негр по своему социальному положению отличается от своего прадеда, работавшего на плантациях белого хозяина и предпочитавшего идти окольной дорогой, чтобы не повстречать линчевателей или куклуксклановцев. Голодный и бесправный, он, возможно, и был бы благодарен «системе» за кусок хлеба и формальные права. Но в наше время положение иное. Американский негр, вероятно, наиболее яркий пример того, как резко изменились самосознание человека и его требования к обществу, его интересы, представления о мире, о степени возможного и невозможного. Мелкие уступки и подачки не могут примирить его с системой, если он видит ее порочность, фальшь, ощущает на себе ее тяжесть и глубокое сопротивление. Не удивительно, что негры расценивают предоставление им формальных прав как весьма скромное свое завоевание, как первый шаг к уничтожению расового и национального неравенства в Америке, которое сейчас продолжает существовать и процветать.
      Если говорить о реальных плодах формального равноправия, то ими сумела воспользоваться лишь незначительная, наиболее состоятельная часть негритянского населения, которая, собственно, и обеспечивает «представительство» негров в сферах бизнеса, политики, администрации. Подавляющее большинство американцев с черным цветом кожи продолжают оставаться на прежних, низших социальных позициях. Вместе с другими «цветными» группами они образуют слой самых бедных, необразованных и угнетаемых граждан Соединенных Штатов. Инфляция, безработица, экономические трудности последних лет подрывают созданный пропагандой миф о росте благосостояния негров, о сокращении разрыва между их средними доходами и такими же доходами белых. Спустя десять лет после принятия закона о гражданских правах, который пресса окрестила «законом равных возможностей», чуть ли не каждая третья негритянская семья в Соединенных Штатах жила за чертой бедности9.
      Средний доход черной семьи в 1978 г. составлял всего 57,1% среднего дохода белой семьи. Если учесть, что в 1970 г. этот показатель определялся в 61,3%, то налицо явная тенденция к увеличению разрыва между доходами негров и белых, а не сокращение данного разрыва, как утверждает буржуазная пресса и официальная пропаганда в Америке. В пересчете на каждого члена семьи доходы негров будут еще меньше, потому что семья у них, как правило, более многочисленная, чем у белых.
      Авторы одного из специальных докладов о положении негров приходят к следующему выводу: «Вопреки утверждениям средств массовой информации растущая часть черных семей отнюдь не улучшает своего экономического положения. Материальные достижения се-
      мей со средним и высоким доходом в последние годы были подорваны» 10. Экономические кризисы и спады тяжелее сказываются на положении негров и других национальных меньшинств, чем на положении белого населения страны.
      Из трудных экономических и социальных ситуаций правящий класс всегда старается выйти в первую очередь за счет «цветных» американских граждан. Это особенно хорошо видно на примере безработицы: негры первыми теряют работу, а при стабилизации положения последними возвращаются в ряды занятых на оставшиеся и худшие рабочие места. В конце 70-х — начале 80-х годов примерно треть трудоспособного негритянского населения США не имела работы, а процент безработицы среди негров был в 2 раза выше, чем среди белых. Именно из среды негритянского населения формируются категории постоянно безработных лиц. В особо тяжелом положении находится молодежь из бедных семей. Выросшая в тесных и перенаселенных кварталах, негритянских гетто, в условиях нищеты и постоянных лишений, развращающего влияния темных сторон жизни в больших городах, не получившая сколько-нибудь удовлетворительного воспитания и образования, не имеющая никакой профессиональной подготовки, эта часть американской молодежи не способна всерьез конкурировать на рынке рабочей силы.
      Сознавая безнадежность своего положения, в порыве отчаяния и озлобленности юноши и девушки становятся на путь преступности, алкоголизма, наркомании, прибегают к другим «занятиям», ставящим молодых людей за рамки общества. Если все же удается получить начальное образование, то они могут рассчитывать только на неквалифицированную и малооплачиваемую работу. К такой участи их готовит школа, американская система образования. «Негры из бедных семей начинают учиться в невыгодных условиях; они нередко находятся в культурной изоляции или посещают не так хорошо оборудованные школы, как дети из обеспеченных семей. В среднем негры чаще, чем белые, остаются на один год или несколько лет и показывают худшие результаты при тестировании»11. Подсчитано, что черным в Америке приходится учиться втрое и вчетверо дольше белых, чтобы получить одинаковую работу и доходы.
      По-прежнему сохраняется дискриминация негров и других национальных меньшинств при найме и увольнении, в сфере трудовых отношений. Грубое нарушение принципа расового и национального равноправия выражается прежде всего в несправедливом распределении рабочих мест. Черным и другим угнетаемым меньшинствам достаются, как правило, малопривлекательные, физически тяжелые работы. В 1970 г., например, негры составляли 9,6% всей рабочей силы США, но среди прислуги и уборщиц они составляли 38%, среди рабочих — 20%, а вот в составе инженерно-технических работников их доля была 5,6%, преподавателей университетов — 3,3%, менеджеров и администраторов — 2,6%12. Положение это существенно не изменилось и в настоящее время.
      Несмотря на прямые запреты, сегрегация «цветного» населения Америки сохраняется во многих сферах жизни, приобретает новые, изощренные формы. Негры и другие национальные меньшинства продолжают жить в гетто и трущобах, где жизненные условия, как признает американская печать, ниже всякой критики. Никакими законами и благими декларациями этого положения не изменить. На пути негра, который захотел бы в соответствии с принципом равноправия поселиться в фешенебельном квартале или просто в благоустроенном доме, встают прежде всего материальные проблемы. Стоимость жилья в США (как, впрочем, и в других капиталистических странах) в последние годы быстро растет, на оплату квартиры в среднем уходит теперь более четверти доходов семьи. Кроме того, практически невозможно заставить домовладельца, если он не хочет, заключить с негром договор о найме жилья, потому что «свобода договоров» — это святая» заповедь буржуазного права. Получается, что негры, как и прежде, живут отдельно от белых, в городских районах, где отмечаются крайняя перенаселенность, скученность, отсутствие элементарных удобств и антисанитария.
      «Цветные» граждане Америки пользуются худшим, чем белые, медицинским обслуживанием, в их распоряжении немногочисленные больницы для бедных, переполненные, плохо оборудованные, отличающиеся низким качеством лечения. Согласно данным Американской медицинской ассоциации, негритянки и представительницы других национальных меньшинств умирают от родов в 4 раза чаще, чем белые женщины, а смертность новорожденных среди «цветного» населения в 2 раза превышает смертность новорожденных у белых. Из каждых пяти новорожденных американских индейцев умирают трое. Средняя продолжительность жизни у всех национальных меньшинств ниже, чем у белых, а у американских индейцев она составляет всего 44 года13. Последствия сегрегации, таким образом, сказываются на очень существенных сторонах жизни негритянского и иного «цветного» населения Соединенных Штатов.
      Многолетняя и шумная кампания, направленная на ликвидацию школьной сегрегации в США, в общем не привела к результату, который мог бы удовлетворить национальные меньшинства. Хотя и появились школы, где дети негров учатся вместе с белыми детьми (в основном из среднеобеспеченных или бедных семей), в целом же школьная система продолжает быть разделенной по расовому признаку. Расистски настроенные родители имеют множество вполне легальных средств изолировать своих детей от общения с «цветными», направив их в частные, привилегированные школы, куда черным доступ закрыт. Последние могут посещать лишь общие школы, примитивный уровень обучения и порядки в которых дают американской прессе основания характеризовать их как «школьные джунгли». Питомцы этих школ, если им все-таки удается получить среднее образование, значительно уступают по уровню подготовки молодым людям из привилегированных учебных заведений. Это отражается потом на их шансах поступить в вузы и найти работу. В том случае, если негритянские дети и их родители оказываются настойчивыми и желают непременно посещать ту школу, где учатся белые дети, их ждут испытания, придирки, подчеркнуто строгий отбор, угрозы и террор со стороны расистов.
      Известно множество случаев, когда белые экстремисты в американских городах устраивали блокаду школьных зданий, чтобы не допустить туда «цветных» детей, оскорбляли и избивали их, нападали на школьные автобусы. Поскольку школы, осуществляющие «интеграцию», находятся далеко от мест поселения негров и других меньшинств, возникла и приобрела общегосударственный масштаб проблема автобусных перевозок школьников («басинг»). На эти перевозки вначале были выделены средства из муниципальных фондов и даже федерального бюджета, но эти ассигнования сокращаются в процессе свертывания социальных программ, что, естественно, наносит ощутимый удар делу школьной интеграции в Америке.
      Общую картину расового и национального неравноправия дополняют факты, согласно которым негры и другие национальные меньшинства чаще, чем белые, становятся жертвой политических преследований, посягательств расистского и полицейского террора с целью запугать борцов за гражданские права, подавить движение национальных меньшинств. В Соединенных Штатах уже открыто говорят о существовании «расистского заговора в национальном масштабе». Разумеется, не все участники заговора действуют открыто, но те силы, которые не скрывают расовой ненависти к неграм и национальным меньшинствам, давно уже действуют активно и нагло.
      В последние годы вновь оживилась деятельность ку-клукс-клана, отряды которого располагают новейшим оружием, включая пушки; участились случаи нападения на митинги и демонстрации, проводимые борцами за гражданские права. Широко распространяются издания и листовки, содержащие призывы к уничтожению «цветных». Правосудие не пресекает эту деятельность, «боясь» нарушить «свободу печати». Все 87 радиостанций, принадлежащих «обществу Джона Бэрча», ведут грязную расистскую пропаганду, подстрекают белое население Америки к враждебным выступлениям против негров и других национальных меньшинств, требуют крови и убийств. И это, оказывается, тоже совместимо с американской демократией, которая «печется» и «защищает» свободу слова. «Так в Соединенных Штатах, — говорится в публикации американских коммунистов, — здравый смысл и логика перевернуты вверх ногами. Здесь требуют, чтобы жертвы расистских и антисемитских надругательств отказались от своего права жить в условиях свободы от преследований во имя так называемого права преследователей осуществлять свои преследования»14.
      Террор и убийства «цветных», политические и уголовные преступления куклуксклановцев, бэрчи-стов и прочих реакционных расистских организаций, которые плодятся в последние годы, как грибы после дождя, совершаются в обстановке почти полной юридической безнаказанности и свободы. Полиция, как правило, «не находит» лиц, совершивших политические убийства по расовым мотивам, а суд, если до него подобные дела все-таки доходят, ищет оправдывающие обстоятельства и основания для вынесения мягких приговоров. Адвокаты обвиняемых стараются в таких случаях любыми средствами скомпрометировать жертву убийства, представить ее как социально опасный элемент, а убийцу — как «благодетеля», избавившего общество от такой «язвы».
      В Соединенных Штатах легализована внесудебная расправа органов полиции с людьми. Согласно законам, полицейский практически не несет ответственности за убийство, которое совершено им при исполнении обязанностей. Достаточно ему сослаться на неподчинение или угрозу со стороны жертвы, чтобы уголовное преступление превратилось в законный акт. В недавно опубликованном в США докладе консультативного совета национальных меньшинств по уголовным делам указывается, что 45% из числа граждан, застреленных полицией с 1950 по 1973 г., составили негры; кроме того, значительный процент в этом числе падает на выходцев из Латинской Америки, индейцев, лиц азиатского происхождения. «Полицейские управления, — говорится в этом докладе, — стремятся во что бы то ни стало обелить своих служащих и не дают хода жалобам на неоправданное использование оружия. Суды, в которых заседают почти исключительно белые, работают рука об руку с полицией и блокируют любое расследование... Вкратце, система действует с целью защиты служащих полиции, которые убивают цветных граждан». Все это показывает вовлеченность органов защиты «права и порядка» в расистский заговор, порождает глубокое недоверие к ним «цветного» населения страны, усиливает атмосферу страха, подозрительности и вражды в американском обществе.
      Кроме трудностей и сложных проблем, которые в одинаковой степени относятся к положению всех национальных меньшинств Америки, у каждой из них имеются свои особые проблемы, отражающие меру реального угнетения и бедственного положения лиц, принадлежащих к данным меньшинствам. Чем мало-численнее народность или этническая группа, слабее ее организация и способность настаивать на своих требованиях, тем скорее игнорируют и сбрасывают ее со счета при распределении экономических и социальных «благ», а также при определении условий жизни. В обществе, где все надо брать с бою, за все необходимо бороться, где выгоднее обладать силой, чем правом, и где, собственно, само право есть сила, такие мелкие группы неизбежно оттесняются на самые последние места.
      В сегодняшней Америке есть национальные меньшинства, которые борются не столько за равноправие, сколько за выживание. Индейскому населению США, аборигенам континента, чье историческое право жить на американской земле является священным и неоспоримым, грозит в наше время самая настоящая депопуляция, вымирание вследствие курса правящего класса на вытеснение из «системы» бесполезных, по его мнению, категорий людей. Первые европейцы, устремившиеся несколько столетий назад на Американский континент, мечтали о «земном рае» на новой благодатной земле, но жить в одном «раю» с индейцами, населявшими тогда обширные территории, они не захотели. Началась кровавая борьба, в ходе которой белые изгоняли индейцев с исконных мест их обитания, сеяли смерть, уничтожали целые племена, теснили аборигенов в необжитые, суровые по климатическим условиям регионы и в конце концов оставшуюся часть индейского населения загнали в специально отведенные поселения — резервации. Жестокость и несправедливость по отношению к индейцам во времена колонизации темным пятном легли на всю американскую историю. Социальное развитие индейских народностей затормозилось на многие века; в результате изоляции от внешнего мира их мало затронул прогресс капиталистической системы, от пользования плодами цивилизации они всегда были отстранены.
      Историческая вина американского капитализма перед индейцами поисгине огромна, но не похоже, что он осознает ее и пытается исправить положение. Политика расового угнетения индейцев продолжается, принимая новые опасные формы. Отсутствие нормальных условий жизни и элементарного медицинского обслуживания приводит к распространению различных, в особенности хронических, болезней и ранней смертности среди индейского населения. В США допускается в отношении национальных меньшинств практика недобровольной стерилизации лиц, страдающих болезнями, обычно передаваемыми по наследству. По некоторым подсчетам, почти 40% индейских женщин подвергнуты такой стерилизации. «На языке моего народа,-говорил недавно один из индейцев племени навахо,
      нет подходящего слова, которое могло бы наиболее точно охарактеризовать политику нашего правительства в отношении индейцев. Зато оно есть на английском — это геноцид»16. Угроза вырождения наряду с постоянной дискриминацией в социально-экономической, политической и социально-культурной сферах накаляет сегодняшнюю борьбу индейцев за право на существование, за элементарные человеческие права.
      Американский расизм, как показывает практика, не признает государственных границ, распространяется как на граждан США, так и на иностранцев. Иммиграционные законы и порядки, сами по себе довольно жесткие, применяются таким образом, чтобы ограничить въезд в США выходцев из Латинской Америки и Азии, пытающихся избежать ужасающей нищеты у себя на родине, получить работу в самой богатой капиталистической стране. По американским законам, права въезда в США не имеют те иностранцы, которые собираются получить там квалифицированную или неквалифицированную работу, если Министерство труда считает, что их пребывание может отрицательно сказаться на зарплате и условиях труда американских рабочих, находящихся на таких работах. Вследствие того что на пути иммигрантов из соседних стран в Америку возведены высокие, непреодолимые барьеры, в последние годы получила распространение
      нелегальная иммиграция из ряда государств, в особенности из Мексики. Люди, которые в поисках работы решаются приехать в США в обход законов, обрекают себя буквально на рабство. Их нещадно эксплуатируют подрядчики, посредники и хозяева, их продают и покупают на тайных биржах труда, путем насилия и угроз удерживают на работе, за которую почти ничего не платят. Все это сопровождается издевательствами и унижением личного достоинства. Дело зашло так далеко и приняло такие большие масштабы, что стало предметом широких публичных обсуждений, достоянием общественности, убедившейся в том, что и в двадцатом веке может возродиться институт рабства, казалось бы, давно изжитый и осужденный человечеством.
      Среди сторонников движения за гражданские права негров, других национальных меньшинств и сочувствующих им белых граждан США высказывалась надежда на то, что после законодательного признания равенства рас и наций дело постепенно пойдет на лад и следующие шаги в этом направлении станут более легкими. Однако подобная надежда не оправдалась. Несмотря на известные сдвиги и изменения в сфере раеовых отношений, о которых здесь уже говорилось, в общем и целом расовая проблема усложняется, а ее конечное решение затягивается, приобретает хронически нестабильные формы, позволяющие правящим кругам при удобном случае урезать или лишать негров и другие национальные меньшинства уже завоеванных прав. Сегодня борьба за расовое и национальное равноправие концентрируется вокруг существующих в действительности неравенств между белыми и «цветными» категориями граждан в области доходов, получения работы, жилья, охраны здоровья, образования и в других жизненно важных сферах.
      Борьба вступила в такую стадию, когда особенно трудно добиться новых улучшений и позиций, когда за каждое последующее завоевание приходится платить все большую цену. Возможности достижения подлинного равноправия рас и наций ныне очевиднейшим образом упираются в нерешенность крупных социальных проблем. Процесс свертывания «социальных программ» и сокращения ассигнований на социальные нужды в Америке, несомненно, имеет в основе своей социальные причины, но он сказывается в первую очередь на положении негров и других национальных меньшинств, усугубляет их неравенство с состоятельным белым населением США. Если бы «цветным» действительно удалось добиться подлинного равноправия в области найма, увольнения и оплаты труда, американским корпорациям пришлось бы потерять десятки миллиардов долларов, которые они получают сейчас от эксплуатации небелых граждан.
      Крупная буржуазия препятствует решению расовой проблемы, не желает удовлетворить вытекающие из нее справедливые требования. Социальные проблемы смыкаются с расовыми и национальными, а необходимость их комплексного и одновременного решения становится в наши дни фактором объединения демократических сил внутри общества в их борьбе против диктата и засилья крупных монополий.
     
      Диапазон средств, применяемых белой элитой Америки против негритянского движения и организаций
      Тысячи граждан стран Латинской Америки осаждают иммиграционные службы США в надежде получить работу и вид на жительство. Большинству из них в этом отказывают других национальных меньшинств, чрезвычайно широк. В ее руках законодательные и исполнительные органы государства, через которые она проводит экономическую и социальную политику не в пользу «цветных». Элита натравливает на них правые террористические организации, планирует и финансирует расистские акции, использует полицию и суд в борьбе с «претензиями» черных, прибегает к массе уловок и грубых методов для того, чтобы «поставить на место» негров, индейцев, пуэрториканцев и т. д. Особо следует сказать о современных приемах идеологической фальсификации расовой проблемы, о попытках дискредитировать основные идеи негритянского движения и борьбы за гражданские права в Америке, прежде всего идеи равноправия рас и наций.
      В последнее время в американской печати оживленно обсуждается вопрос о содержании этой идеи и характере вытекающих из нее требований. Идеологи и лидеры негритянского движения справедливо говорят о том, что формальное предоставление равных юридических прав расам и нациям явилось малоэффективной или даже бесплодной акцией, поскольку «равенство возможностей» не стало «равенством результатов», что именно последнее выступает существенным содержательным моментом равноправия, за которое боролись «цветные» граждане Америки. Формально равноправные негр и белый в действительности ни в каком, даже юридическом, отношении не равны, потому что один из них реально осуществляет свое право трудиться, а другой — очень далек от этого состояния.
      Значит, недостаточно одной лишь абстрактной возможности на равных правах получить работу, равноправие должно быть соблюдено на уровне трудовых правоотношений, иметь своим результатом конкретное, «живое» рабочее место. Если же целью общества является именно такое «результативное» равноправие, то справедливо и обоснованно требовать, чтобы недостаточная «конкурентная способность» «цветных» (образовавшаяся не по их вине) на рынке рабочей силы, при поступлении в учебные заведения и т. д. была компенсирована системой некоторых льгот и гарантий, обеспечивающих хотя бы приблизительное «равенство результатов» белых и «цветных» в наиболее важных сферах общественной жизни.
      В демократических кругах Америки в свое время появилась идея так называемых «количественных квот», согласно которой известная часть средств по ряду социальных программ, определенное число рабочих мест и мест в учебных заведениях должны быть зарезервированы для негров и других национальных меньшинств. На практике эта идея встретила колоссальное сопротивление и была по существу провалена. Против нее восстала вся официальная и состоятельная Америка. Почти все последние президенты США открыто выступали против «количественных квот» и основанных на этих квотах программах «позитивных действий». Резко отрицательную позицию по этому вопросу занял Верховный суд США, признавший практику «количественных квот», которую пытались было осуществлять в некоторых штатах, неконституционной.
      Это свое решение суд принял в 1973 г. по делу некоего А. Бэкки, американца норвежского происхождения. Последний не был принят в медицинскую школу Калифорнийского университета в Дэвисе, как он полагал, из-за того, что 16 из 100 мест в этой школе предназначались лицам, представляющим национальные меньшинства17. Изобразив из себя жертву «обратной дискриминации», причиной для которой якобы послужил его белый цвет кожи, А. Бэкки обратился с иском в Верховный суд США, в котором помимо личных претензий выдвигалось и общественное «требование» — признать несправедливым предоставление квот меньшинствам Америки. Дело это получило большой общественный резонанс, вызвало бурные дискуссии и стало предметом острой борьбы между расистами, которые пытались пугать общественность призраком «дискриминации наоборот», перспективой неравноправия белых с черными и другими такими же нелепостями, и демократическими силами, выступающими за улучшение статуса негров и иных национальных меньшинств. Необходимо отметить, что Верховный суд США, принявший сторону А. Бэкки, удовлетворивший его иск по всем пунктам, а главное, открыто высказавшийся против программы «позитивных действий» и «количественных квот», попал под огонь серьезной политической критики со стороны множества прогрессивных организаций. В невероятно сложных условиях, имея ограниченные шансы на успех, эти организации продолжают борьбу за «результативное» равноправие, за действительное равенство рас и наций.
      В противовес демократическому пониманию равноправия с акцентом на «равенство результатов» нередко выдвигается трактовка равноправия как нейтральной позиции «права и закона» по отношению к расам и национальностям. Что это означает? Говорят, что здесь очень важно соблюсти принцип абсолютного безразличия конституции и закона по отношению к белым и «цветным», что конституция должна быть «слепой» к цвету кожи. Подобной трактовки придерживаются некоторые официальные лица Америки, и в частности председатель Верховного суда США У. Бергер, который подчеркивает «расовую нейтральность» американской конституции. Если все равны, утверждают приверженцы этой точки зрения, то, мол, не должно быть никакого особого правового регулирования для отдельных рас.
      Очевидно, что здесь фиксируется лишь формально-юридический момент — равенство рас и наций перед законом, но последнее, как мы уже отмечали, само по себе еще не означает равноправия, не приводит к «равенству возможностей», не говоря уже о «равенстве результатов». За идеей «расовой нейтральности конституции», острие которой направлено против «количественных квот» и предоставления неграм определенных юридических льгот в качестве мер, способствующих преодолению их фактического неравенства с белыми, стоит не что иное, как попытка закрыть американскому законодателю и судье глаза на действительное положение дел, освободить «право и закон» от функции активно содействовать достижению подлинного расового и национального равноправия. Еще одним теоретическим пороком рассматриваемой точки зрения является то, что принцип равноправия здесь сведен просто-напросто к формальному запрету дискриминации. Чтобы люди как можно быстрее воспользовались плодами равноправия, необходимо, как показывает опыт социалистических стран, применять методы дифференцированного правового регулирования, учитывать особенности реального положения отдельных рас и наций в законодательстве, предоставлять юридические льготы и известные преимущества тем, кто в силу неблагоприятно сложившихся жизненных обстоятельств, по причинам, связанным с прежним угнетением и дискриминацией, не в состоянии подняться до достигнутого обществом уровня равных возможностей. В этом случае льгота выступает как вполне справедливая мера; она не устанавливает никаких привилегий, но дает лицу, находящемуся в худшем по сравнению с другими положении, дополнительные юридические возможности добиваться фактического равенства в сфере социальных, расовых, национальных и других отношений.
      Напомним, что после Великой Октябрьской социалистической революции и в условиях строительства социализма в многонациональной России льготы для представителей ранее угнетенных и отставших в своем развитии национальностей при поступлении на учебу, выдвижении на работу и т. д. были существенным и необходимым инструментом решения весьма сложного по своему характеру национального вопроса. Благодаря им в исторически короткие сроки удалось создать в советских республиках опытные национальные кадры, приобщить к хозяйственному, государственному и социально-культурному строительству миллионы людей, которые в ином случае еще долгие десятилетия оставались бы во власти темноты, невежества и политической апатии. Интернационализм русской нации, учил В. И. Ленин, «должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически»18.
      В юридическом смысле льгота для лиц ранее угнетенных наций была именно возмещением неравенства, она носила компенсационный характер, но в политическом отношении она представляла собой нечто большее, чем компенсация, выступала формой интернациональной солидарности освободившихся от социальной эксплуатации наций и народностей России, проявлением бескорыстной помощи более развитых наций менее развитым, выражением общей воли и стремления достичь не только юридического, но и фактического равенства наций.
      Всего этого нет и не может быть в капиталистическом обществе, пока оно остается капиталистическим.
      Кроме отмеченных выше идеологических попыток как бы «слева», с позиций американской демократии обойти острые проблемы расового равенства и равноправия в современном капиталистическом обществе — как в США, так и в странах Западной Европы — активизируются сторонники праворадикальной расистской идеологии, возрождаются псевдонаучные расовые теории, где на первый план выдвигаются «биологические основы» расового неравенства, идеи «расовой элиты», расового превосходства одних и расовой ущербности других народов. Эти идеологии и теории идут напролом, оправдывают конфронтацию и борьбу рас, накаляют и без того горячие расовые конфликты в капиталистическом мире.
      Расистские теории — в какой бы форме они ни выступали, какими бы «научными» они ни старались казаться — не имеют права на существование. В прошлом теория и практика расизма принесли народам мира огромные страдания. Было бы негуманным и бессмысленным увеличивать тот ущерб, который уже причинен расизмом социальному прогрессу. Буржуазные правительства, допускающие в своих странах распространение расистских взглядов и теорий, действуют вопреки мировому общественному мнению, нарушают некоторые существующие нормы международного права. В преамбуле Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, принятой Генеральной Ассамблеей ООН в декабре 1965 г., специально подчеркнуто, что для расовой дискриминации нет и не может быть оправдания, что всякая теория превосходства, основанного на расовом различии, в научном отношении ложна, в моральном — предосудительна, а в социальном — несправедлива и опасна. Люди во всем мире, говорится в конвенции, должны пользоваться равной защитой закона как от самой дискриминации, так и от всякого подстрекательства к дискриминации.
      В указанной Конвенции осуждены всякая пропаганда и все организации, основанные на идеях или теориях превосходства одной расы или группы лиц определенного цвета кожи или этнического происхождения, пытающиеся оправдать или поощрять расовую ненависть и дискриминацию в какой бы то ни было форме. На государства, присоединившиеся к Конвенции, возложена обязанность принимать позитивные меры, направленные на искоренение всякого подстрекательства к дискриминации. В частности, в соответствии со статьей 4 они должны: — объявить карае-мым по закону преступлением всякое распространение идей, основанных на расовом превосходстве или ненависти, всякое подстрекательство к расовой дискриминации, а также все акты насилия или подстрекательство к таким актам, направленным против любой расы или группы лиц другого цвета кожи или этнического происхождения, а также предоставление любой помощи для проведения расистской деятельности, включая ее финансирование;
      — объявлять противозаконными и запрещать организации, а также организованную и всякую другую пропагандистскую деятельность, которые поощряют расовую дискриминацию и подстрекают к ней, признавать участие в таких организациях или в такой деятельности преступлением, караемым законом;
      — не разрешать национальным или местным органам государственной власти или государственным учреждениям поощрять расовую дискриминацию или подстрекать к ней19.
      Современная практика и законодательства ведущих капиталистических держав, прежде всего Соединенных Штатов Америки, как мы видим, безнадежно далеки от этих требований, выражающих прогрессивные стремления и мысли миллионов людей на всех континентах земного шара. Международные документы по вопросам расовых отношений развивают гуманные принципы, заложенные в Уставе ООН, во Всеобщей декларации прав человека, в значительной мере черпают свое содержание в теории и практике социализма, отражают опыт прогрессивных развивающихся стран, для которых расизм и расовая дискриминация в форме апартеида, сегрегации, геноцида и т. п. представляют огромную опасность. Инициатива Советского Союза и других социалистических стран, проявленная в ходе выработки и принятия указанных документов, получила широкое признание и поддержку во всем мире. В частности, нормы относительно запрещения пропаганды и организаций, основанных на идеях и теориях расового превосходства и ненависти, т. е. нормы, о которых мы говорили выше, появились в Международной конвенции о запрещении всех форм расовой дискриминации благодаря усилиям социалистических стран.
      Эта и другие конвенции ООН, направленные на обеспечение прав рас, народов, наций и этнических групп (Конвенция 1948 г. о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, Конвенция 1973 г. о пресечении преступлений апартеида и наказании за него и т. п.), отразили стремление обеспечить равноправие рас и наций социально-экономическими, политическими и юридическими гарантиями. Международные акты требуют от государств, выразивших свою волю, честно соблюдать принцип расового и национального равноправия, программы реальных мер, направленных к этой цели. То, о чем «спорят» в Америке, — вопрос о справедливости позитивных действий и количественных квот для «цветных» в сущности разрешен в документах ООН.
      «Государства-участники, — говорится в Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации (ст. 2), — должны принимать, когда обстоятельства этого требуют, особые и конкретные меры в социальной, экономической, культурной и других областях с целью обеспечения надлежащего развития и защиты некоторых расовых групп или лиц, к ним принадлежащих, с тем чтобы гарантировать им полное и равное использование прав человека и основных свобод. Такие меры ни в коем случае не должны в результате привести к сохранению неравных или особых прав для различных расовых групп по достижении тех целей, ради которых они были введены» 20. На присоединившиеся к Конвенции государства возлагается обязанность гарантировать, чтобы все государственные органы и учреждения, как национальные, так и местные, действовали в духе укрепления сотрудничества между расами и нациями.
      Таким образом, важной и благородной целью международного права, согласно духу и букве конвенций ООН по расовым вопросам, является гарантированное равноправие рас и наций, обеспеченное всеми доступными для государств средствами, но в первую очередь, конечно, юридическими. Долгий опыт человеческой истории подтверждает истину, согласно которой не все, что закреплено юридически, существует как факт, но то, что должно стать действительностью, должно иметь право на существование, и добиваться признания этого права лучше всего в форме обязательного для общества закона.
      Возникает вопрос об отношении крупных капиталистических стран к идеям расового и национального равноправия, выраженным в международных документах. Оно, это отношение, характеризуется непоследовательностью и лицемерием в сфере международной жизни, а внутри этих стран — игнорированием существенных требований и норм международного права, касающихся справедливого разрешения расовой и национальной проблем. Открыто выступить на международной арене против гарантированного равноправия
      рас и наций в настоящее время не решается даже такая крупная капиталистическая держава, как США. Американские представители в ООН, вынужденные считаться с настроениями общественности в мире и в своей стране, не вступают в открытую борьбу с прогрессивной концепцией равноправия, но прибегают к дипломатическим уверткам и ухищрениям, пытаются делать оговорки и вносить поправки» к документам ООН с целью выхолостить демократическое содержание этой концепции. Почти все международные документы, затрагивающие расовые проблемы, принимались в обстановке напряженной борьбы с дипломатией капиталистических государств, в результате преодоле-
      ния искусственно создаваемых ею препятствий и помех.
      Так было и в ходе выработки, а также принятия пактов о правах человека 1966 г. Статья 26 Международного пакта о гражданских и политических правах, подтвердив принцип равенства всех людей перед законом и право на равную защиту закона, подчеркнула,
      Паспорт чернокожего гражданина ЮАР — ненавистный символ апартеида. Тот, кто отказывается носить с собой этот паспорт, подвергает себя риску быть арестованным и заключенным в тюрьму что всякая дискриминация должна быть запрещена, что закон должен гарантировать всем лицам равную и эффективную защиту против дискриминации по признакам расы, цвета кожи, языка, религии, национального происхождения и т. д. Соглашаясь на словах с международными документами, содержащими такого рода положения, капиталистические правительства на деле даже не пытаются брать их за образец для своего законодательства и политики по отношению к гражданам собственных стран.
      Соединенные Штаты, например, до сих пор не ратифицировали ни Международную конвенцию о ликвидации всех форм расовой дискриминации, ни пакты о правах человека 1966 г., ни многие другие международные документы, посвященные расовой проблеме. О действительных причинах подобного отношения к этим актам нетрудно догадаться, но официально высказанные мотивы состоят в том, что международные документы будто бы не вполне отвечают концепции прав человека, лежащей в основе Конституции США. Говорят, например, что Конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации, требующая безусловного запрета пропаганды расовой вражды и ненависти, может «повредить» американской свободе слова или печати. Во всяком случае президент США, направляя Конвенцию в конгресс для ратификации, счел необходимым сделать оговорку об ограничении данного запрета случаями, которые юридически можно квалифицировать как подстрекательство к незаконным действиям. Но и в таком «адаптированном» виде Конвенция не прошла. Американские конгрессмены, одержимые расистскими предубеждениями, упорно отказываются ее ратифицировать.
      Подлинное отношение США и других крупных капиталистических стран к усилиям Организации Объединенных Наций, направленным на ликвидацию расовой дискриминации во всем мире, выражается в попытках империалистических сил прорвать кольцо международной изоляции Южно-Африканской Республики, теперь уже единственной страны в мире, где основой всей политики, идеологии и права служит махровый расизм, идеи превосходства белой расы над всеми остальными. Несмотря на многочисленные резолюции ООН, призывающие к осуждению и бойкоту расистского южноафриканского режима, США, Великобритания, ФРГ и другие страны капитала оказывают этой «реликтовой» республике внешнеполитическую поддержку, предоставляют крупные займы, налаживают с ней военное сотрудничество и прочие «контакты» на почве «расистской солидарности», а также из желания получить свою долю прибылей от эксплуатации африканцев в этой последней цитадели колониализма.
      ЮАР — страна узаконенного расизма, выступающего в наиболее тяжкой, одиозной и преступной форме — апартеида, т. е. разделения людей по расовому признаку на привилегированное белое меньшинство и по существу бесправное большинство африканского и прочего «цветного» населения. В этой стране открыто существуют, применяются и считаются «правом» законы, которые разделяют граждан государства на высшие и низшие сорта, откровенно защищают привилегии белых, дают юридическое основание политике эксплуатации, угнетения, унижения коренного африканского населения.
      Сортировка людей по расам осуществляется в ЮАР на основе закона о регистрации населения, принятого в 1950 г. Каждая категория граждан, согласно этому закону, получала свои большие или меньшие права. В законодательстве четко определено, что предназначено «только для белых» или только для черных. Африканцам строго предписывается не покидать места своего постоянного поселения, а в исключительных случаях, когда необходим выезд, установлена особая разрешительная система и контроль за передвижением по стране. Подозрительность закона по отношению к коренному населению простирается до того, что у каждого африканца старше 16 лет в обязательном порядке предписано брать отпечатки пальцев и хранить их в полицейских управлениях. Где сегодня можно встретить законы, запрещающие смешанные браки между европейцами и африканцами, представителями различных рас? В ЮАР они есть: это закон о запрещении смешанных браков от 1949 г., закон об аморальном поведении от 1957 г., цель которых состоит в том, чтобы «предотвратить проникновение цветных в господствующую группу белых»21. В сфере найма и оплаты труда расистские законы устанавливают для черных прямой запрет заниматься некоторыми хорошо оплачиваемыми видами работ, приобретать квалифицированные профессии. В капиталистическом обществе законы, как правило, призваны наводить известный глянец на действительность, и если в ЮАР именно такие законы, то можно себе представить, какова стоящая за ними практика расовых отношений. В конце 70-х годов под давлением международных организаций, антирасистской позиции большинства соседних африканских государств, широкого бойкота ЮАР во всем мире, а главное, в страхе перед набирающим силу национально-освободительным движением народов Южной Африки, ставших на путь вооруженной борьбы против расистской власти, этот режим пошел на небольшие «косметические» меры, провел некоторые законодательные реформы, не затронувшие, однако, существа политики апартеида. Но лицемерные и запоздалые попытки «поладить» с африканцами уже никого не могут ввести в заблуждение. «В Южной Африке инициатива постепенно переходит в руки рабочего класса и народных масс, борьба которых за свое неотъемлемое право на национальное самоопределение достигла невиданного размаха»22, — сказал на XXVI съезде КПСС Генеральный секретарь Южно-Африканской коммунистической партии М. Мабида. Отставший от своего времени, колониалистский и расистский режим обречен на неизбежное поражение, как бы он ни пытался блокироваться с крупными капиталистическими державами в политическом, экономическом и военном отношении.

|||||||||||||||||||||||||||||||||
Распознавание текста книги с изображений (OCR) — творческая студия БК-МТГК.