Клуб юных геологов

DjVu

      Полный текст книги

      ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
      Председатель совета Клуба юных геологов Наташа Гофлин отчитывается о работе за год. В заполненном до отказа колонном зале Дворца пионеров звучат фамилии, цифры, трудные названия минералов.
      Наташу сменили Леня и Даша. Они кратко рассказывают о только что вернувшейся самой дальней нашей экспедиции в Забайкалье, о преодоленных тысячах километров и привезенных каменных сокровищах.
      Я плохо слежу за их рассказом. Мое внимание привлекли две пары глаз, что так внимательно следят за выступающими.
      Одна из них принадлежит светловолосой девочке. Ей не больше пятнадцати лет. Она сидит на самом краешке стула и не отрываясь смотрит на свою однолетку Дашу. На лице не знакомой мне девочки поочередно мелькают восторг, удивление, недоверие. Да ведь и право же трудно поверить в то, о чем рассказывают со сцены Наташа и ее друзья...
      Другая пара глаз принадлежит ее соседу, мальчику лет четырнадцати. Я заметил его неспокойную фигуру еще полчаса назад, в самом начале вечера. Он безразлично смотрел на сидящих в президиуме и непрестанно вертелся на стуле. Казалось, его мало интересовало происходящее на сцене. А вот за последние двадцать минут он весь преобразился, впился глазами в докладчиков и засветился от одобрения.
      Я смотрю со сцены на эту забавную пару и думаю: ведь это же сидят ровесники нашего Клуба!
      Давно ли в этом зале был прочитан и одобрен Устав, положивший начало существованию Клуба юных геологов! Здесь сидели такие же пятнадцатилетние мальчишки и девчонки: вихрастый Саша Серебрицкий, рассудительная Люда Полиновская, пытливая Неля Евзикова, аккуратнейшаяЮля Михайлова, смешливый и долговязый Артур Мюллербек. И сейчас многие из них в этом зале, но это уже не ребята, — это настоящие геологи, хорошие специалисты.
      А скольких здесь нет! Многие воспитанники клуба работают вдали от Ленинграда: Гриша Лесюк ищет алмазы в Якутии, рядом с ним изучает полиметаллы Олег Сеннов; Володя Гордиенко и Лида Козырева исследуют редкие металлы в Заполярье; Зина Степина уже три года работает на Таймыре; Анжелика Иванова заканчивает многолетнюю работу в Забайкалье. Передо мною лежат их теплые телеграммы, поздравляющие родной Клуб в день его годовщины.
      Я сижу и думаю: не рассказать ли ребятам, интересующимся геологией, о Клубе юных геологов, о том, как он родился, рос и развивался, как помог многим десяткам ребят стать настоящими геологами.
     
      РОЖДЕНИЕ
      Солнечным майским днем 1947 года, испытывая особенное, почти торжественное чувство, я впервые вошел во Дворец пионеров. Дворец работал уже десять лет. Я знал, что ленинградцы не пожалели для ребят ничего. Детворе было отдано одно из лучших зданий города — Аничков дворец, бывшая резиденция царей. Десятки заводов, фабрик, учреждений, институтов принимали участие в создании его кабинетов, лабораторий, мастерских, учебных классов, спортивных и концертных залов.
      Рассказывали, что перед войной отдел науки Ленинградского Дворца пионеров был побогаче иного института. В этот отдел я и шел.
      На втором этаже, в уютном кабинете, я нашел заведующего отделом. Усадив меня, он первый начал беседу:
      — Так вы согласны возглавить экспедицию юных географов на Урал?
      Пришлось объяснить, что я минералог и в географии разбираюсь весьма скромно. Лучше, если бы экспедиция была геологической. И совсем было бы хорошо, если бы она отправилась в Заполярье, а не на Урал.
      — Как же это? — удивляется он. Затем снимает трубку с одного из стоящих перед ним телефонов и кому-то говорит: — Николай Михайлович, не зайдете ли ко мне? Надо решить вопрос с экспедицией на Урал.
      Через минуту в дверях показывается стройный, молодой, похожий на спортсмена мужчина, очень вежливый и приятный. Это заведующий сектором географии.
      «Так вот с кем мне предстоит иметь дело, — думаю я, глядя на его решительную фигуру. — Вряд ли он согласится с моими планами».
      И, точно угадав мои мысли, Михаил Николаевич говорит:
      — Владимир Федорович готов ехать с ребятами, но не на Урал, а в Заполярье, и при условии, что экспедиция будет геологическая, а не географическая.
      Заведующий сектором географии явно удивлен:
      — Вы же знаете, Михаил Николаевич, что мы приглашены свердловским обществом «Глобус». Вы сами обещали этим летом послать экспедицию на Урал. — И, немного подумав, добавляет: — Да и можно ли сравнить природные богатства Урала с Заполярьем? Что будут делать ребята в тундре?
      Михаил Николаевич улыбается. Но мне почему-то начинает казаться, что экспедиция в дикое Заполярье ему куда милее, чем путешествие в гости к свердловским пионерам.
      Мне приходится объяснять все снова.
      — Я не географ и географической экспедицией руководить не могу. Но я работал на Кольском полуострове, эти места мне знакомы, и я верю, что, побывав в Заполярье, ребята навсегда полюбят неповторимую прелесть его природы. Думаю, что и коллекции они соберут здесь не хуже, чем на Урале.
      — Но тундра, тундра, что будут там делать ребята? — упорствует географ.
      — Расскажите нам поподробнее о местах, куда вы намерены ехать, — обращается ко мне Михаил Николаевич.
      — Я хотел бы поехать с ребятами на Кольский полуостров, в Хибины. Затем пересечь озеро Имандра и посетить знаменитую Мончу, Хибинские тундры совсем не тундры, — это горная страна. Она расположена в центральной части Кольского полуострова. Еще совсем недавно, какие-нибудь пятьдесят лет тому назад, о Хибинах знали меньше, чем в наше время известно об Антарктиде. Немногим больше были изучены и остальные части Кольского полуострова, хотя давно уже было известно, что там, в далеком и глухом Заполярье, в «стране непуганых птиц», можно найти в изобилии и высокосортную рыбу, и ценную дичь, и дорогую пушнину, и такие важные ископаемые, как прозрачная слюда-мусковит.
      Всестороннее изучение Кольского полуострова началось в первые годы советской власти. Трудное это было время. Однако, как только Север нашей страны был очищен от захватчиков, партия поставила перед геологами задачу: изучить Кольский полуостров и в кратчайший срок поставить его богатства на службу народному хозяйству страны. На призыв партии откликнулись многочисленные энтузиасты-геологи. В их первых рядах был замечательный ученый нашей Родины, искусный открыватель природных богатств — академик Александр Евгеньевич Ферсман.
      За три года работы экспедиции под руководством А. Е. Ферсмана открыли на Кольском полуострове колоссальное количество самых различных полезных ископаемых, и это заставило советских ученых безотлагательно перейти к плановому изучению геологии всего полуострова, к изучению минералов и пород, слагающих этот интересный участок земной коры.
      Всего лишь за четверть века неизведанный и глухой Кольский полуостров превратился в один из важнейших горнорудных районов страны.
      Юные географы должны знать, что не одними полезными ископаемыми богат этот край. Из 130 000 км2 площади Кольского полуострова более 25000 км2 заняты ценным лесом.
      Тысячи киловатт электроэнергии заключены в потоках его многочисленных рек. В озерах и реках в изобилии водится высокосортная рыба — семга, сиг, голец и кумжа. В дремучем таежном лесу много дичи и пушного зверя. В недалеком будущем будут использоваться и еще два богатства здешних мест — сказочные количества грибов и ягод.
      Хибинские тундры, ограниченные с запада большим полноводным озером Имандра и с востока — Умбозером, представляют собой край неожиданностей.
      Неожиданности встречают приехавшего в Хибины, едва он успевает сойти с поезда. Оказывается, что на месте болотистых тундр здесь громоздятся горы, высота которых достигает 1200 м.
      Весьма необычна в Хибинах погода. В ясные летние солнечные дни здесь может неожиданно появиться густой молочный туман, приносящий с собой сырость и холод. Передвигаться в горах в таком тумане крайне опасно; нужно возвращаться в лагерь, где подчас вас, ждет уже голубое небо и жаркое июльское солнце снова шлет вам свои приветливые лучи.
      Однако больше всего неожиданностей приносят хибинские минералы. Здесь очень много редких и редчай ших минералов и почти совсем нет обычных, простых, таких, как всем известный кварц. Ученые обнаружили в Хибинах более ста минералов и каждый год находят новые. В их составе принимают участие около 60 химических элементов. А ведь в природе существует всего 92 элемента.
      Самым большим богатством Хибин является апатит — «камень плодородия», как назвал его А. Е. Ферсман. Миллионы тонн этого камня уже добыты из земли, но это не уменьшило его запасов, ибо они практически неисчерпаемы. Апатит — ценное удобрение. Особенно велико его значение в наши дни, когда партия уделяет большое внимание развитию сельского хозяйства и повышению урожайности полей. Однако апатит используется не только как удобрение. Это руда на фосфор, а без фосфора не может развиваться химическая промышленность, нельзя сделать спички, трудно обойтись без фосфора в медицине.
      В Хибинах залегают миллиарды тонн другого важного минерала — нефелина. Насколько важен нефелин, можно судить по тому, что из 3 кг этого минерала можно получить 1 кг окиси алюминия и столько же соды.
      Таковы богатства, заключенные в недрах Хибинских тундр.
      Рассказ, по-видимому, подействовал на моих слушателей. После некоторого молчания руководитель сектора географии говорит:
      — Ну что ж, я согласен с посылкой такой экспедиции. Хотелось бы только, чтобы она была комплексной, геолого-географической. Пусть ребята одновременно с геологическими исследованиями ведут и географические наблюдения. Это им очень пригодится.
      Мне по душе такое предложение, и через какие-то полчаса мы обо всем договариваемся.
      Знакомство с будущими членами экспедиции, двенадцатью юными географами, с большим интересом занимавшимися в кружках отдела науки, состоялось на следующий день. С первой же встречи я понял, что передо мною настоящие энтузиасты, готовые ехать когда угодно и куда угодно. Особенно выделялся своей активностью и широкими познаниями во всех областях географии Эдик. Он бойко отвечал на мои вопросы и тут же задавал мне свои. Ребятам Эдик явно нравился, и они одобрительно улыбались при каждой его остроумной реплике. Сразу же после встречи начались сборы.
      Снаряжали экспедицию своими силами. Были приобретены однотипные лыжные костюмы. От Ленинградского геологического управления ребята получили взаймы вьючные ящики, геологические молотки, горные компасы и мешочки для образцов. Кафедра минералогии университета снабдила экспедицию минералогическими лупами, магнитами и комплектом реактивов для определения неизвестных минералов с помощью паяльной трубки. Запаслись ребята и дневниками.
      Личное снаряжение каждого юного геолога выглядело весьма внушительно. Оно состояло из лыжного костюма, ватника, горных ботинок, рюкзака, полевой сумки, геологического молотка, горного компаса, минералогической лупы, топографической карты района, накомарника, фарфорового бисквита, свистка, ножа и индивидуального пакета. Начальники отрядов — Юра Селиверстов, Саша Гольдберг и Оля Максимова, — кроме того, имели курвиметр, моток белого альпийского шнура, способного выдержать человека, зубила и какой-нибудь метеоприбор — анероид, психрометр или термометр.
      Экспедиционный груз составляли десятиместная походная палатка, медикаменты, книги, посуда, пила и топор, 12 туго набитых рюкзаков с личными вещами ребят да 8 вьючных и 12 железных ящиков, наполненных сухарями, беконом, мукой, крупой, сахаром, кофе, луком и маслом. Продукты в то трудное послевоенное время являлись предметом постоянных тревог и забот завхоза экспедиции.
     
      В ЗАПОЛЯРЬЕ
      5 июля 1947 года экспедиция тронулась в путь. Дежурный наблюдатель экспедиции Саша Гольдберг сделал в дневнике следующую запись.
      «6.07.47 г.
      Вот уже 9 час. 45 мин., мы находимся в пути. Далеко позади родной Ленинград. Ночь прошла сравнительно спокойно, если не считать того, что Юра Селиверстов слетел с полки так, что потом всю дорогу держался за затылок и ворчал неизвестно на кого. Дежурили ночью по очереди.
      Утром были назначены первые дежурные — Марк и Изольда. Мимо окон проносятся леса, луга, реки. Встает солнце, и, кажется, будет тепло.
      ... Проехали Петрозаводск. Сейчас поезд подошел к городу Кондопога, станцией для которого служит Кивач. Город расположен на восточной стороне губы Онежского озера. В городе находится лесопильный завод и бумажный комбинат.
      Участники экспедиции занимаются заполнением дневников и чтением книг о Хибинских тундрах. Это продолжается до обеда, до 2 часов.
      В 3 часа 15 мин. подъехали к станции Медвежья Гора. Прохладней В купе все спят. Два человека заболели — Марк и Юра (объелись ягодами!). Интересно, что будет в Хибинах. Ведь ягоды, особенно для городского жителя, — большой соблазн. А там, говорят, их очень много...
      Дежурный наблюдатель Гольдберг».
      А в моем дневнике за 7 июля записано:
      «В 2 час. 55 мин. дня приехали на станцию Апатиты. Разгрузились за 4 минуты! Железнодорожное начальство ахнуло, увидев выросшую гору имущества на пустынной платформе.
      В 7 ч. 30 мин. вечера выехали в Кировск и не успели оглянуться, как поезд, преодолев 22 км, доставил нас на берег сурового Вудъявра. Через полчаса к вокзалу подошла трехтонка, и приветливый шофер отвез нас в только что отремонтированный барак у подножия Юкспора. Мы заняли в нем четыре маленькие чистые комнаты. Все как зачарованные смотрят на окружающие горы. Их дикая, нетронутая красота влечет к себе.
      Однако уже 11 часов вечера, и, хотя светит солнце и все рвутся штурмовать вершины, я вынужден объявить отбой.
      Ребята ворчат, и я чувствую, как им не по душе мое распоряжение».
      «8.07.47 г.
      Первый день нашего пребывания на новом местожительстве, — читаем мы запись дежурного наблюдателя в дневнике экспедиции, — начался в 10 часов. После завтрака вчетвером отправились в тренировочный поход по склону горы Юкспор.
      Поднявшись на высоту 400 м, обнаружили обнажение нефелинового сиенита. Нефелиновый сиенит — это изверженная горная порода серого цвета, богатая нефелином. Нефелин состоит из алюминия, натрия, кремния и кислорода. Он очень похож на серый кварц, но никогда вместе с ним в природе не встречается.
      Мы точно замерили компасом, как залегает порода, и, определив это место на карте, взяли образцы минералов. После этого стали спускаться вниз, к дому. Поход продолжался с И до 14 часов.
      В это время мальчики добывали дрова для кухни, а девочки вязали веники и обрабатывали свои записи в дневниках.
      В 2 часа был обед. После обеда все члены экспедиции получили от коменданта кровати, матрацы, столы, табуретки и постельное белье. К ужину наши комнаты превратились в уютное общежитие.
      Несмотря на запрещение начальника экспедиции, Воронова и Тарабыкина ушли самовольно на гору Юкспор
      и не возвращались до 22 часов. В 21 час за ними была послана розыскная группа. Она возвратилась в 22 часа 30 мин. Вороновой и Тарабыкиной здорово досталось от Владимира Федоровича, который пригрозил отправить их в Ленинград.
      Так закончился первый день жизни в Хибинах.
      Дежурный наблюдатель Доннер».
      А вот запись в дневнике, сделанная 9 августа.
      «Сегодня побудка была в 6 часов. Поднялись быстро. Вышли умываться и на крылечке залюбовались зрелищем полярного утра.
      Серый рассеянный свет равномерно разливается вокруг. Вершина Вудъяврчорра и отроги Кукисвумчорра закрыты пепельными тучами. Озеро Большой Вудъявр, обычно искряще-голубое, выглядит свинцово-серым; Лопарская, речушка, на которой мы вчера умывались, катит в своем каменном русле кристально чистую ледяную воду. Наш самый близкий сосед, Юкспор, стоит свежий, умытый утренним туманом, и каменистая вершина его искрится от пробивающихся лучей солнца.
      После завтрака пошли в Научно-исследовательский музей Дома техники в Кировске.
      Многочисленные экспонаты музея дают ясное представление об огромном экономическом значении и минеральном богатстве Хибин. После осмотра музея знакомились с городом.
      Осмотрев город, вернулись домой. Но, как всегда, где Садиков, там — беда! Случилось это так: когда мы, идя уже обратно домой, стали пересчитываться, оказалось, что нет Садикова. Бросились его искать, не нашли. Обеспокоенные, брели мы домой, в расчете на то, что он окажется дома. Но и эта надежда не оправдалась. Вернулся он лишь к вечеру, когда мы доедали свой запоздавший обед.
      Оказывается, Садиков полдня бродил и любовался озером Большой Вудъявр. Ох и досталось же ему от всех нас и от Владимира Федоровича! Он был оставлен дома на остальные полдня (мы собирались в свой первый маршрут), и в наказание ему 5 дней не разрешалось участвовать в походах.
      После обеда отправились в свой первый маршрут. В полной готовности, с рюкзаками за плечами, с полевыми сумками и молотками за поясом, выстроились и на-
      правились к месту слияния реки Лопарской с ее северным притоком. Оттуда пошли по правому берегу реки Ворткеуай. Отойдя километр, остановились на отвале, на восточном склоне южного отрога Кукисвумчорра. Там мы собрали много чудесных минералов и с полными рюкзаками вернулись домой.
      Уже перед самым сном пошел дождь, мелко барабаня в стекла.
      Посмотрим, что будет завтра!
      Дежурный наблюдатель Jlatiti».
      Следующие три дня были насыщены событиями до предела. Ребята осмотрели коллекции минералов в музее Кольской базы Академии наук СССР. Узнали, что база создана еще до войны самим Александром Евгеньевичем Ферсманом. Ходили по западному склону южного отрога Горы Возле Длинной Долины (по-лопарски Кукисвум-чорр). Нашли много чудных образцов кроваво-красного эвдиалита. Ида Воронова отыскала прекрасный штуф важной железной руды — титаномагнетита. Увлекся сбором минералов и фотограф экспедиции Геня Соколов.
      Ребята обнаружили два горных потока, не отмеченные на карте. По предложению девочек один из них назвали «Ленинградским», другой мальчики окрестили «Потоком Шестнадцати».
      Договорились, что новые географические названия будет давать тот, кто первым обнаружит не отмеченное на карте Хибин.
      Все свободное время готовились к подъему на плато Юкспора. Это трудное восхождение было намечено на 13 августа.
      Вот как описан этот день в дневнике экспедиции.
      «13.07.47 г.
      Встали в 7 ч. 30 мин. Погода была солнечная. Это нас обрадовало, — значит, сегодня мы сможем идти в долгожданный поход. Нам предстояло восхождение на Большой Юкспор. С нами шел начальник метеослужбы. Он возвращался на метеостанцию, расположенную на самой вершине Юкспора. Мы должны осмотреть ее, а Юра Доннер останется там на пять дней для метеорологических наблюдений.
      Поднимались по крутому юго-восточному склону. Первый привал сделали на полпути. Выше мы поднимались уже держась за веревку.
      В 14 часов достигли метеорологической станций, на ходящейся на высоте 902 м. Начальник рассказал нам о ее работе, показал различные метеоприборы. На станции ведутся непрерывные круглосуточные наблюдения. Значение ее очень велико не только для северной части СССР, но и для всего Союза. Метеостанция предупреждает также население, живущее у подножия Юкспора, об угрозе снежных обвалов. Один из таких обвалов, случившийся еще перед войной, разрушил бараки рабочих у подножия Юкспора.
      Мы отдохнули на метеостанции, а затем продолжали свой путь по вершине Юкспора. Она оказалась плоской, как равнина. Это характерно для Хибин.
      У дороги на Большой Юкспор, в узком обрывистом гребне, отделяющем долину реки Гакмана от долины реки Лопарской, мы нашли минерал юкспорит. Первым его заметил Саша Гольдберг. Взяли три образца этого единственного в мире удивительно красивого шелковистого минерала. Идя дальше по дороге, мы заметили маленького зайчонка. Испугавшись нас, он побежал и спрятался под камень.
      В ста метрах от того места, где дорога переходит в тропу на Старый рудник, на склоне Большого Юкспора, мы обнаружили несколько новых для нас самих минералов. И через несколько минут тропа стала неузнаваема: она превратилась в яму. Все так увлеклись поисками, раскопками и очисткой кристаллов, что, если бы не холодный ветер и густой туман, мы на этом месте, наверное, просидели бы еще часа два. Но опасный туман быстро надвигался на нас, и нам пришлось удирать. Шли обратно, держась за распущенную веревку. В густом тумане спускались 1 ч. 20 мин. Пришли домой очень усталые, но довольные и счастливые.
      Сегодня у нас был поход удачный и интересный.
      Дежурный наблюдатель Воронова».
      И опять три дня ушли на всякого рода хлопоты да сборы. Привели в порядок собранные коллекции. На каждый образец наклеили кусочек лейкопластыря с номером в виде дроби: числитель — порядковый номер, под которым образец записан в каталоге, знаменатель — год сбора. Завернули каждый образец отдельно в бумагу, а наиболее хрупкие — в вату и плотно уложили в ящики, освободившиеся из-под продуктов.
      Можно бы и отправляться за Лопарский перевал, но при проверке оказалось, что у половины ребят неисправна обувь и почти у всех сваливаются с палок молотки.
      Есть и другие осложнения... У Юры Селиверстова стерта нога, а у Эдика «опять схватило живот». Павлуша Яковлев более прямолинеен:
      — Отдохнуть бы немножко, а там уж опять...
      А девочки не хотят сидеть дома. Я иду с ними на отвалы апатитового рудника, и здесь мы слушаем увлекательную беседу Павла Константиновича Семенова — знатока этих мест.
      Он показывает нам лощину, где в 1926 году сотрудник А. Е. Ферсмана Александр Николаевич Лабунцов открыл камень плодородия — апатит. Ферсман сразу оценил эту находку и, преодолевая неверие, косность, зависть и недоброжелательство, добился промышленного освоения этого минерала.
      И странно слышать ребятам, что огромные богатства Хибин надо было не только открыть, но и долго бороться за то, чтобы их начали добывать.
      Невдалеке от нас, на открытом уступе горы, раздаются резкие условные сигналы: скоро начнутся взрывы породы. Надо уходить. Ведь при отпалке взрывают до 16 тонн аммонала! Кто его знает, сколько взорвут сегодня...
      Наскоро укладываем в рюкзаки образцы и на ходу договариваемся о походе за Лопарский перевал.
      И вот запись в дневнике за 17 июля.
      «Больше недели Владимир Федорович хлопочет о пропуске за Лопарский перевал. Это сопряжено с большими трудностями, ибо путь к перевалу проходит мимо участка взрывных работ. Наконец пропуск получен сроком на три дня, с 17 по 20 июля.
      Времени терять нельзя. Необходимо выступить сегодня же. И в 14 час. 10 мин. наш отряд, состоящий из 16 человек, выступает в поход. Среди нас нет лишь Юры Доннера. Он на 5 дней оставлен на юкспорской метеостанции для ведения срочных наблюдений. Сопровождает нас научный сотрудник Кольской базы Академии наук Павел Константинович Семенов.
      Настроение у всех бодрое, приподнятое. Погода хотя пасмурная и ветреная, но теплая — как раз для похода.
      Пут> нащ проходит по долине рекц Лопарской.
      С обеих сторон тянется цепь гор, сложенных преимущественно горными породами, состоящими из полевого шпата, нефелина и эгирина.
      Внезапно одна из собак (в отряде их две) погналась за каким-то животным. Сначала мы подумали, что это тоже большая собака. Но уже через минуту все поняли, что это был маленький олень. Бедняга! Он не разбирал, куда бежал. За ним гналась собака, и, спасаясь от нее, он несся прямо на нас. Еще мгновение... и олень так же быстро исчез, как и появился.
      Через несколько часов наш отряд, довольно легко преодолев Лопарский перевал, двигался вниз, к долине реки Тульи. Надо было выбрать такое место для лагеря, чтобы оно было недалеко от леса и близко к воде.
      Палатку разбили на опушке леса, в долине реки Тулийок. Дежурные, Паша Яковлев и Геня Соколов, приступили к своей непосредственной обязанности: приготовлению ужина. После ужина привели в порядок собранный материал и легли спать. Палатка рассчитана на 8 человек, нам же надо разместить в ней 14. Что ж. в тесноте, да не в обиде! Заснули с трудом под назойливый писк тысяч комаров.
      Дежурный наблюдатель Гольдберг».
      Ночь спали отвратительно. Комары лезли во все щели палатки и сотнями плаксивых голосов нудно звенели в ушах. Было душно, но стоило высунуть нос из спального мешка, как в него сейчас же впивалось несколько комаров. Они лезли в ноздри, в уши и оказывались даже во рту.
      Проснулись рано, в половине седьмого все были уже на ногах. Иду Воронову, забывшуюся от усталости, комары искусали во сне до такой степени, что она не могла открыть глаз. Ее оплывшее желтоватое лицо было неузнаваемо. Девочки под руки проводили ее к ручью Трещиноватой долины, и после долгого промывания холодной талой водой на ее лице открылись крошечные глаза-щелочки.
      После скудного завтрака, разделившись на три отряда, отправились исследовать дикие северные склоны Кукисвумчорра. К вечеру собрались. Результаты оказались скромными.
      Сказывалась бессонная ночь. Девочки шли, еле передвигая ноги, не думая о минералах и не замечая неповторимой красоты этих нехоженых мест. Пришлось вернуться в лагерь.
      На счастье, к вечеру поднялся сильный ветер. Ужинали, почти не замечая комаров. Быстро привели в порядок скромные дневные сборы и, подбросив хвои в костер, легли спать.
      Несмотря на усталость, я долго не мог уснуть. Не давали покоя сомнения. Почему мы ничего не нашли здесь, в самом сердце Хибин? Стоило ли сюда забираться? Может быть, надо было идти по проторенным туристским тропам в ущелья Рамзая, Ферсмана и Гак-мана?
      Надо возвращаться домой, но идти с пустыми руками просто стыдно.
      «Попробую завтра повторить маршруты», — уже сквозь сон решаю я.
      Утром после завтрака все снова уходят в маршрут. В лагере дежурят Оля Максимова и Ида Воронова. Опять нездоровится Эдику. Он остается в лагере в помощь дежурным. Я взял его дневник на проверку и вот что прочел в нем.
      «Да, это довольно неприятная вещь — ходить под солнцем в такую жару и при таком количестве мошки, когда есть приходится всего лишь два раза в сутки — утром и вечером.
      Десять часов без пищи идешь по горам вверх и вниз; пот, соленый, едкий пот заливает глаза и жжет искусанное лицо. Под конец становишься апатичным ко всему: безучастно передвигаешь ноги, безвольно держишь в руке кажущийся непомерно тяжелым молоток, уже не глядишь себе под ноги, не раскидываешь носками ботинок камни, а все идешь и идешь, перешагивая через низкий и густой полярный лес, утопая по колено во мху, скатываешься и падаешь порой, поднимаешься и снова идешь... Кровь приливает к голове, в висках стучит, шумом и болью наполняется вся голова, чувствуешь жажду...
      Сейчас, когда, поужинав и отдохнув, я пишу эти строки, когда ветер приятно обдувает лицо, разгоняя комаров и мошек, мне кажется, что все это моя фантазия, вымысел. Но это чистейшая правда!»
      Перед уходом я спрашиваю Толю:
      — Где же все это происходило?
      Прямолинейный Лоскутов отвечает:
      — Это неправда. Мы вчера в Свинцовой долине сели отдохнуть, а Эдик уговорил подремать полчасика. Ну, все и проспали до вечера. Поэтому ничего и не нашли.
      Я смотрю в сторону Эдика. Заметив мой взгляд, он начинает помогать дежурным собирать грязную посуду и хлопочет у костра.
      «Вот каков ты, Эдик», — думаю я.
      К половине шестого отряды сходятся. Сегодня удача. Юра Селиверстов и Павлик Яковлев нашли чудесные кристаллы циркона. Иза Тарабыкина и Изольда Иванова притащили эгирин, удивительно красивый и свежий. Много нашли и ильменита.
      Теперь можно возвращаться домой. Ребят подгонять не надо. Всем так хочется вырваться из комариного ада, что через полтора часа на месте нашего лагеря остается лишь квадратик примятой травы да небольшой кружок мокрой золы на месте весело потрескивавшего костра.
      На базу вернулись благополучно, без приключений. Замелькали дни, полные хлопот. Ребята приводили в порядок собранные коллекции, ходили в баню и даже в кино. Все свободное время я читал ребячьи дневники. Удивительно остро и правильно реагируют они на каж-
      дое событие’ нашей, не очень-то, казалось бы, мудреной жизни. Из дневников я узнал, что уже не раз Эдик проявил себя эгоистом и лодырем. Сурово, но искренне и справедливо оценили они нетоварищеское поведение Эдика. Ида Воронова требовала отправить его в Ленинград. На одной из утренних линеек я прочитал ее гневные слова. Эдик стоял бледный и жалкий.
      Я решил, что этого на первый раз достаточно. Что ему делать сейчас в Ленинграде? Пусть поварится в нашем котле, среди таких вот ребят. Они не дадут развестись плесени!
      А дни неумолимо бегут.
      «Мы в Мончегорске! — записала 25 июля в дневнике экспедиции Изольда Иванова. — Подъем сегодня был в 7 часов. После завтрака пошли в управление комбината.
      Главный геолог комбината прочел нам лекцию о геологическом строении Монче-тундры (Монче — по-лопарски — красивая). Потом мы осмотрели коллекцию минералов, встречающихся в Монче-тундре. Ездили на металлургический завод.
      Конец дня прошел за разборкой образцов. Легли спать в 22 часа.
      Дежурный наблюдатель Иванова».
      Из Мончи мы привезли сокровища: руды меди, никеля и железа. На столах ярко блестят латунно-желтые прожилки медного колчедана, чуть розовые зерна пент-ландита — главного никелевого минерала. Теперь каждый из ребят умеет отличить их от очень похожего бронзово-коричневого пирротина. А поначалу эти минералы все время путали. Отдельной кучкой лежат образцы магнетита. Один из ящиков почти доверху занят образцами сплавов с Мончегорского металлургического завода. На обработку Мончегорской коллекции ушло целых два дня.
      Вернулся с Юкспора Юра Доннер. Случилось то, чего я так боялся: метеорология увлекла этого славного
      парня. Он крепко прижился на станции, а ее дружный коллектив, в свою очередь, привязался к любознательному юноше. Юра долго рассказывал нам о метеоприборах: барографах, психрометрах, анемометрах, о том, как в любую погоду, четыре раза в сутки, в одни и те же часы дежурные по станции снимают показания этих и многих других приборов и по телеграфу отправляют шифрованные сводки в Москву. Не без гордости говорил он, что и его наблюдения уже не раз включались в сводку метеостанции и, конечно, «были очень нужны московским ученым, ведающим погодой».
      Мне в душе, конечно, жаль, что метеорологию он предпочел минералогии, но, слушая его, нельзя было не порадоваться целеустремленности и интересу, с какими он относился к этой трудной науке.
      27 августа состоялся поход на Вудъяврчорр. Не пошел с нами только Эдик.
      — Сапоги совсем развалились, Владимир Федорович, — объяснил он смущенно и в то же время радостно.
      «Подъем в 7 часов 30 мин., — записано в дневнике экспедиции. — Небо затянуто тучами, а ведь мы сегодня должны под руководством И. К. Тихомирова посетить Ботанический сад и взобраться на скалу Кругозор, отрог Вудъяврчорра, склоны которого спускаются к озеру Большой Вудъявр.
      В 10 часов за нами приехал автобус, на котором мы поехали в Ботанический сад. Из-за туч выглянуло солнце, и день стал понемногу проясняться.
      Скоро доехали до реки Вудъяврйок. Река эта вытекает из озера Малый Вудъявр и впадает в Большой Вудъявр. Четыре с лишним километра течет она по каменистому руслу, образуя крошечные водопады. На каждые 80 метров длины она имеет падение 3 метра. Площадь ее бассейна равна 50 км2. Зимой, благодаря быстрому течению, речка не покрывается льдом, однако вода ее сильно переохлаждается, и потому образуется донный лед. Особенно опасен донный лед в городах, где он может закупорить отверстия водопроводных труб.
      Если по территории сада взбираться на гору Вудъяврчорр, то можно проследить смену всех растительных зон. Каждую зону здесь можно пройти за несколько минут, а вот, например, на Кавказе это удается сделать лишь за несколько часов. Здесь имеются: зона елового редколесья, зона березового криволесья, альпийская зона (заросли карликовых березок) и, наконец, зона каменистой пустыни.
      Кировский ботанический сад является единственным в мире ботаническим садом, расположенным так-далеко на севере. Несмотря на суровые климатические условия, в нем растут и цветут кавказские, австралийские, американские и африканские растения. Нас поразила красота сада. В нем сохранилась нетронутой и хибинская природа.
      Сотрудники Ботанического сада выращивают растения для озеленения различных уголков Кольского полуострова, проводят большую работу по интродукции (переселению) растений, обмениваются растениями с садами нашей Родины и зарубежных стран.
      В его теплицах цветут душистый горошек, кринум, микробиота с Дальнего Востока, бегония реке, настурция из Южной Африки, жасмин с Гималаев, махровый и простой левкой, алоэ, олеандры, флоксы.
      В древесно-растительном питомнике растут клен, тополь, липа, рябина различных видов, дальневосточная сирень, акация и другие. Древесные растения здесь все очень низкие: вырасти им мешает длинная полярная зима.
      Очень богат травяной питомник. В нем более 1200 видов различных кормовых и декоративных растений и среди них прекрасная нежная и душистая кавказская лилия, европейский черный нигра-василек, американский трингум, сибирская саранка, или «царские кудри», как ее называют в Сибири.
      Имеется здесь географическая площадка, на различных участках которой рассажены растения, присущие одной какой-либо географической области.
      Мы в восторге от сада, но нельзя забывать и о Вудъяврчорре. И вот начинается подъем по склону Вудъяврчорра на вершину скалы Кругозор. Идем по тропинке. На высоте 350 м еловое редколесье сменилось березовым криволесьем. Граница между этими двумя зонами довольно резкая. Теперь нас окружают невысокие, тонкие и часто кривоствольные березки. На высоте 420 м кончилось березовое криволесье и начались альпийские луга с целыми зарослями карликовых березок.
      Свернув еще более к юго-западу, мы скоро достигли площадки, откуда открывался прекрасный вид на горы. Отлично видно отсюда, как леса жмутся к речным долинам.
      Наконец мы достигли вершины скалы Кругозор, находящейся на высоте 581 метр, и дивная картина открылась перед нами.
      Внизу расстилалось большое озеро. Оно все было покрыто мелкой рябью и чудно искрилось под золотыми лучами солнца. В нем, как в зеркале, отражалось голубое небо с белыми клоками облаков. Прямо перед нами, за озером, выступал Айкуайвентчорр, а левее его — Юкспор, Апатитовая гора, южный отрог Кукисвумчорра. Еще дальше на западе выступала Гора Возле Оленьей Долины — Поачвумчорр.
      Налюбовавшись этим зрелищем, мы начали спускаться. На обратном пути набрали много грибов. Внизу нас ждал автобус. Вечером приводили в порядок дневники и готовили отчеты. Спать легли в 22 часа.
      Дежурный наблюдатель Тарабыкина».
      Настали последние дни пребывания в Хибинах. Походом на Старый рудник закончились полевые работы. Пожалуй, это был самый удачный день. В отвесной скале ущелья Гакмана ребята наткнулись на неизвестные жилы. Они, как мхом, заполнены каким-то золотистым игольчатым минералом, обросшим белыми шариками неизвестного цеолита. А вокруг — эгирин, натролит и совсем не к месту полевой шпат... Профессор Курбатов посоветовал мне тщательно изучить все минералы на кафедре: здесь многое может оказаться новым для Хибин.
      Ребята, узнав об этом, оживились; они придумывают всевозможные способы наиболее безопасной доставки минералов в Ленинград, ищут коробки, моют консервные банки, добывают упаковочный материал.
      На вечерней линейке объявляю:
      — Завтра последний день нашей работы. Послезавтра выезжаем в Ленинград.
      И вот мы снова в Ленинградском Дворце пионеров. В кабинете отдела науки собрались участники экспедиции, родители ребят. Заведующий отделом науки рассказал собравшимся о том, что в результате поездки ребят в Заполярье собраны коллекции минералов и пород, найдены редчайшие в мире минералы.
      Но не только сбором минералов занималась экспедиция. Ребята составили схематическую геологическую карту района, карту обнажений, на которую нанесли 200 километров пройденного пути, написали и представили отделу науки Дворца отчет о результатах изучения Хибин.
      — А вот и еще замечательные документы, — показал он на груду ребячьих дневников и большой дневник дежурного наблюдателя.
      Попросили слово и родители. Они горячо одобрили наше путешествие и выразили пожелание, чтобы ребята не порывали связи со Дворцом. Когда все разошлись, Ми хайл Николаевич обратился ко мне:
      — Что же делать дальше? Надо бы продолжать ра боту.
      Затем он обратился уже к завсектором географии:
      — Геологи завоевали право на самостоятельное существование. Надо им помочь! Давайте отдадим им крайнюю комнату с витринами. Пусть она станет началом сектора геологии.
     
      ПЕРВАЯ КОМНАТА
      Комната, переданная нам сектором географии, вызвала всеобщий восторг. Она имела два окна, выходящих во двор, и две двери — в коридор и в соседний лекторий. Слева, у входа, стояли витрины, справа, вдоль стены, — два небольших дубовых шкафа и в них — навалом какие-то камни. В углу стояла высокая-высокая дубовая колонка с лотками, закрывавшимися деревянной шторкой. Середину комнаты занимали два ряда черных рабочих столов.
      До войны интересную работу с ребятами вели здесь геологи Центрального научно-исследовательского геологического института (ЦНИГРИ) под руководством Б. П. Маркова. Ему удавалось устраивать школьников в настоящие геологические экспедиции — на поиски уральских алмазов, в отряды, исследовавшие ловозерские тундры, и в другие места. И ребята, проработавшие лето в поле, приезжали с таким запасом впечатлений, что их хватало на всех, и работавших и не работавших в экспедициях. На отчетные вечера во Дворец приходили и ребята, и педагоги, и даже ученые-геологи.
      Война и блокада прервали эту работу. Как немые свидетели минувших невзгод в разных углах комнаты валялись обломки безымянных камней, а в ящиках шкафов — коробки с этикетками и обрывки ученических сочинений.
      Я заглянул в витрины. Среди запыленных образцов кое-где выглядывали чудом уцелевшие кристаллы хорошо знакомых мне минералов. Некоторые из них имели вполне приличный вид. Их надо было лишь хорошо вымыть и умело поставить в витрине, снабдив красиво написанной этикеткой. Но что делать с не знакомыми мне образцами? Ведь их тут добрых две сотни, если не больше.
      Я рассказал о своем затруднении на кафедре минералогии университета. Профессор С. М. Курбатов поручил Лидии Леонидовне Солодовниковой помочь мне в определении минералов. Горячо откликнулась и другая сотрудница кафедры — Ольга Михайловна Римская-Корсакова. Она не предполагала, конечно, что бескорыстная помощь ее юным геологам будет продолжаться потом многие годы...
      Втроем мы разобрали каменную свалку Дворца. В ней оказалось немало ценных образцов. Теперь их можно было мыть и раскладывать в определенном порядке в освободившиеся витрины и шкафы.
      А слух о том, что во Дворце пионеров создается сектор геологии, понемногу проникал в школы.
      Почти каждый вечер в комнату заглядывала чья-то незнакомая голова и слышался вопрос:
      — К вам можно записаться?
      Вновь принятые сразу же включались в работу. Одни мыли камни, другие писали к ним этикетки, третьи промышляли в отделах Дворца недостающее оборудование; все вместе осуществляли бесконечные перепланировки еще месяц назад такой свободной, а теперь с каждым днем все более заполняющейся комнаты.
      Надо было начинать систематические занятия с ребятами в кружке. Но для занятий геологией нужны были книги, диапозитивы, коллекции, различный учебный инвентарь. А их не было. Изучение же науки с помощью мела, доски и пальцев казалось мне покушением с негодными средствами.
      Неожиданно выручили сами ребята.
      На первом же занятии, когда я рассказывал о современной геологии и новых науках — геохимии и геофизике, родившихся в ее недрах, меня засыпали вопросами
      об уране, радии, тории, элементах, так волновабШйх мир в те годы.
      Радиоактивные элементы оказались благодатной темой для беседы. Было о чем рассказать, было и что показать.
      В одной из витрин лежали образцы урановых руд, которые подарили Дворцу пионеров при его открытии ученые Радиевого института. Это были руды, из которых еще в годы гражданской войны по инициативе академика В. И. Вернадского был извлечен первый советский радий.
      — А кто такой Вернадский? — спрашивает только что записавшаяся в кружок Неля Евзикова.
      — Владимир Иванович Вернадский — замечательный ученый-минералог, создатель новых наук: геохимии, биогеохимии, радиогеологии.
      — А что такое геохимия? — продолжает допрашивать любознательная Неля.
      — Геохимия — наука о химии Земли, наука, изучающая поведение всех химических элементов на нашей планете.
      — А мы будем изучать геохимию?
      — Давайте начнем с геохимии, — соглашаюсь я. — Но только наша геохимия будет простой и по возможности занимательной. Потому что по-настоящему геохимию можно изучать лишь тогда, когда знаешь химию, физику, геологию, минералогию, кристаллографию и науку о горных породах — петрографию.
      Так возник наш первый кружок занимательной геохимии.
     
      РАСТУТ ЛИ КАМНИ?
      На занятиях кружка приходилось говорить не только руководителю. Часто рассказ прерывался, казалось бы, случайным вопросом, а ответ на него вызывал шумную дискуссию.
      Помню один такой случай.
      — А правда ли, что камни растут? — спросил кто-то из ребят.
      Беседа шла о происхождении минералов, об их генезисе, однако уйти от ответа было нельзя: мнения сразу
      же разделились — большинство моих слушателей считало вопрос смешным и странным.
      — Как это вдруг может расти камень? Ведь камень не дерево и не животное. Камень не пьет, не ест и не дышит. Ведь камень мертв!
      — Да, все это верно... И все же глубоко ошибочно смотреть на камни, как на что-то неизменное, застывшее, неподвижное.
      Камни, а точнее минералы, из которых они состоят, после своего возникновения проходят большой и сложный путь развития. На этом пути их ждут многочисленные физические и химические изменения, в результате которых они превращаются в новые минералы. Следовательно, вещество минералов никогда не находится в покое. Этот важный закон природы впервые открыл академик Вернадский. Его ученик профессор П. П. Пилипенко писал:
      «Минералы рождаются, живут, борются и погибают побежденными. Их ряды занимают победители, чтобы подвергнуться той же участи. Идет непрерывный обмен вещества».
      И в этом смысле минералы («камни») живут и растут! Но минералы растут и в прямом смысле слова. В недрах Земли, где царствуют высокие температуры и давления, их рост происходит особенно энергично. Отдельные кристаллы при этом достигают огромных размеров. На месторождениях Сибири находили кристаллы слюды весом до 900 килограммов. Сорок лет назад на Урале был найден топаз весом в 30 килограммов. В Бразилии в 1910 году нашли драгоценный аквамарин весом в 100 килограммов. Совсем недавно, уже после войны, на Украине обнаружили кристалл кварца весом более десяти тонн!
      Больше того. Минералы образуются и растут у нас на глазах. Каменные «сосульки» — сталактиты, длиной до 1 м каждая, выросли в подвалах Петергофского дворца всего лишь за 10 лет. В одном из медных рудников пол (подошва) забоя за столько же лет покрылся слоем малахита толщиной в 12,5 см.
      Известен и гакой случай. Много лет назад в глубокую шахту шведского рудника нечаянно упал горняк. Спасти его не удалось, потому что никто не присутствовал при этом. А через шестьдесят лет в то место, куда он упал, случайно вышла одна из подземных горных выработок рудника, И вот в одной из полостей шахтеры нашли человеческую фигуру, только теперь она состояла из многих тысяч серебристо-желтых, ярко блестевших кристалликов серного колчедана. С трудом признали старожилы в этой диковинной находке каменный слепок с трагически погибшего шахтера.
      — А у нас в кабинете могут вырасти минералы? — интересуются ребята.
      — Могут. Когда мы вернулись из Заполярья, на своем рабочем столе в университете я оставил кусочек ярко-красного виллиомита. На днях этот минерал мне понадобился, и я его не нашел. На его месте оказалась белая землистая масса, по вкуеу похожая на соду. Это и была сода. Всего лишь за два месяца, находясь на воздухе, фтористый натрий (виллиомит) превратился в углекислый натрий (соду). Так сода «выросла» из виллиомита.
      — Кто, кстати, может изобразить это превращение в виде химической реакции? — спрашиваю я.
      В ответ поднимается два десятка рук.
      Уж поздно. Давно бы пора идти домой, а беседе не видно конца.
      Мы выходим последними и уже на улице принимаем решение — заняться выращиванием кристаллов. Вот тогда все увидят, как растут минералы!
      На другой день в университете я рассказываю о нашем решении Ольге Михайловне. Она предлагает привлечь к этому делу Виктора Альбертовича Франк-Каме-нецкого.
      Разговор с Виктором Альбертовичем увенчался успехом: он согласился руководить кристаллографическим кружком. Одновременно с этим посоветовал связаться с Александром Михайловичем Обутом. Александр Михайлович — палеонтолог. У него в лаборатории на Васильевском острове уже занимаются какие-то ребята.
      «Есть кристаллограф и два минералога, будет хороший палеонтолог, а где же взять обыкновенного геолога?» — думаю я.
      Геолог явился сам. Это была Мария Ароновна Каплан, недавно окончившая Ленинградский педагогический институт имени Герцена. Она пришла в отдел науки узнать, не нужен ли педагог-географ. И когда я предложил ей вести занятия по геологии, она радостно заулыбалась:
      — Мне самой больше по душе геология, но я не знала, что во Дворце пионеров ее преподают.
      — Еще только собираемся преподавать, — разъяснил я ей.
      С приходом Марии Ароновны деятельность сектора геологии заметно оживилась. Теперь здесь был штатный преподаватель, который каждый день по восемь часов занимался делами сектора. Мария Ароновна вела учебные занятия, записывала новичков в кружки, неустанно ходила по магазинам и приобретала различный инвентарь, учебные пособия, коллекции. Уже через месяц она где-то получила узкопленочный киноаппарат и очень часто сопровождала свои уроки интересными фильмами по геологии.
      В кружках отрабатывались программы занятий, готовились очередные темы.
      У меня сохранилась запись одного из первых занятий кружка занимательной геохимии, посвященного вопросу образования полезных ископаемых. Со времени проведения его прошло 15 лет, но я позволю себе привести эту запись без каких-либо изменений. Вот что говорилось на этом занятии.
     
      КАК ОБРАЗУЮТСЯ ПОЛЕЗНЫЕ ИСКОПАЕМЫЕ
      «Чтобы найти новое месторождение какого-либо полезного ископаемого, нужно знать условия его образования, знать, где и почему оно возникает и как изменяется со временем.
      Наукой о Земле — геологией — установлено, что полезные ископаемые образуются не случайно. Их возникновение связано с историей нашей планеты, с геологическими процессами, идущими на поверхности Земли и в ее недрах. В результате этих процессов создаются и уничтожаются горы, возникают и исчезают моря, вспыхивают и гаснут вулканы, поднимаются и опускаются огромные участки земной поверхности. На поверхности Земли и в ее недрах образуются скопления металлов, угля, нефти, строительных материалов,
      Наружная каменная оболочка нашей планеты носит название земной коры. Мощность ее достигает более ста километров. Сложена она горными породами — скоплениями одного или нескольких минералов, образовавшихся в определенных условиях. Горные породы (некоторые из них вы уже знаете — известняки, песчаники, глины, граниты) и являются вместилищем самых различных полезных ископаемых.
      Если бы мы посмотрели, как изменяется характер горных пород с глубиной, то увидели бы, что самый верхний слой земной коры слагают осадочные породы. Они образуются в результате разрушения, переноса и отложения на новом месте любой другой породы, которая, обнажаясь на поверхности Земли, подвергается воздействию таких могучих разрушающих сил, какими являются вода, ветер, колебания температуры, жизнедеятельность микробов, бактерий и животных. Осадочные породы принято делить на механические осадки, возникшие вследствие механического разрушения каких-либо пород (песок, галька, щебень, глина); химические осадки, часто выпадающие на дне усыхающего моря (каменная соль, гипс, глауберова соль); и органические осадки, возникшие в результате жизнедеятельности растений и животных (торф, бурый уголь, антрацит, мел, коралловый известняк).
      Ниже осадочных пород, мощность которых не превышает нескольких километров (под Москвой мощность осадочных пород достигает более полутора тысяч метров), лежат кристаллически-слоистые, так называемые метаморфические (измененные) породы. Образовались они частью из осадочных, частью из некогда расплавленных и позднее застывших магматических пород и очень мало похожи на исходные породы. Огромное давление вышележащих осадочных толщ делает метаморфические породы очень плотными. Горячее дыхание земных глубин и огромное давление способствовали перекристаллизации слагающих их минералов. Поэтому так не похожи мел (осадочная порода), которым вы пишете на доске, на мрамор (метаморфическая порода), которым облицованы стены многих станций Московского метро, или осадочный чистый белый речной песок на метаморфический твердый розовый кварцит с берегов Онежского озера, использованный вместе с другими породами при постройке величественного мавзолея Владимира Ильича Ленина на Красной площади в Москве... Мощность метаморфических пород достигает десяти километров.
      Под метаморфическими породами лежат огромные массы гранитов. Ими сложены основания материков и дно Атлантического океана. Огромный гранитный покров, толщиною в несколько тысяч метров, охватывает всю нашу планету.
      Под ним лежит еще более мощный (несколько десятков километров) и тяжелый базальтовый покров, обнажающийся во многих местах дна Тихого океана.
      Граниты и базальты образовались в результате остывания огненно-жидкого расплава — магмы. Если остывание магмы происходило на глубине, возникали породы полнокристаллические. Если магма вырывалась из земных недр на поверхность Земли, то вследствие быстрого остывания она не успевала полностью раскристаллизо-ваться, и тогда часть ее застывала в виде стеклообразной массы. Такие неполнокристаллические, стекловатые образования называются излившимися магматическими породами. Примером их могут служить застывшие лавы вулканов.
      И с глубинными породами (гранитами), и с излившимися породами (базальтами) связаны многочисленные месторождения различных полезных ископаемых.
      Таково строение земной коры до глубины 100 — 120 км.
      Из каких же веществ состоит земная кора?
      Ученые выяснили, что земная кора до глубины 20 км, включая водную оболочку (моря и океаны) и атмосферу, состоит, в основном, всего лишь из двенадцати простых веществ: кислорода, кремния, алюминия, железа, кальция, магния, калия, натрия, водорода, титана, углерода и хлора. Эти двенадцать простых веществ (элементов) составляют 99,3% веса всей земной коры. Вот почему так часто нам попадаются пески и песчаники (соединение кремния и кислорода), глины (соединения кремния,
      алюминия и кислорода), известняки (соединение кальция, углерода и кислорода). Вот почему так много железорудных месторождений (железо — четвертый по значению химический элемент в земной коре).
      Все остальные химические элементы, а их известно в природе в настоящее время около восьмидесяти, составляют по весу всего лишь 0,7%. Однако не думайте, что 0,7% массы земной коры величина маленькая! Одним из самых редчайших элементов в земной коре является чудодейственный радий, на долю которого приходится 0,0000000002%. Однако, несмотря на такую, казалось бы, ничтожно малую величину, общий вес радия в земной коре исчисляется десятками миллионов тонн.
      Полезные ископаемые существенно отличаются друг от друга как по своему характеру, так и по условиям образования.
      Богатая растительность, покрывающая огромные пространства суши, после отмирания нередко оказывается погребенной под слоями осадочных пород. Давление огромных масс осадков и внутренний жар Земли приводят к значительному изменению растительного вещества, его уплотнению и обугливанию. Так среди осадочных пород возникают месторождения каменного угля и горючих сланцев.
      Если скопление растительных остатков окажется погруженным в зону метаморфизма, то изменение органического вещества будет столь серьезным и глубоким, что в образовавшемся месторождении графита вы не найдете и намека на его растительное происхождение. Действительно, графит совсем не похож на каменный уголь. Он очень мягкий, царапается ногтем и состоит из легко мнущихся серых блестящих чешуек. Графит не горит даже при температуре в сотни градусов, поэтому из него делают огнеупорные тигли, в которые разливают расплавленный металл. А разве можно налить кипящий чугун в тигель, изготовленный из каменного угля? Такой тигель мгновенно вспыхнет и сгорит без следа.
      Что же будет, если графит из зоны метаморфизма попадет в еще более глубокие горизонты земной коры, в места, где находятся раскаленные массы магмы?
      Магма растворит в себе графит и при остывании выделит углерод в виде бесцветных, ярко блестящих драгоценных кристаллов алмаза. Алмаз — самый дорогой камень. Отшлифованные 0сколки его кристаллов называются брильянтами.
      Как резко различны между собою алмаз и графит! Алмаз — самое твердое на земле вещество, а то, из чего он возник — графит, — самое мягкое. Алмаз прозрачен, графит непрозрачен и нередко похож на металл. Общим для них остался химический состав: оба они состоят из углерода. Так из одного и того же исходного элемента углерода в различных условиях образуются месторождения угля, графита и алмаза.
      Посмотрим, как образуются месторождения железных руд.
      Горные породы земной поверхности под действием воды, ветра, колебаний температуры, жизнедеятельности микробов, бактерий, животных и растений разрушаются и химически изменяются. Из них вымываются различные химические соединения и выносятся ручейками, реками и водными потоками в озера и моря. Так в морской воде накапливаются большие количества хлористого натрия (поэтому-то вода в морях соленая), магния, кальция, йода, брома и даже золота. Последнего, кстати говоря, не так уж мало. Ученые подсчитали, что если бы мы выпарили один кубический километр морской воды, то получили бы осадок, содержащий от 30 до 60 тонн чистого золота.
      При разрушении горных пород из них вымывается большое количество железа. Железо соединяется с кислородом и углекислым газом и попадает в почву, болота и озера, где осаждается в виде минерала — бурого железняка, разновидности которого в зависимости от места образования носят название дерновых, болотных или озерных руд. Накопление таких руд происходит благодаря деятельности особых бактерий. Это они способствуют оседанию железа на дне водоема и образованию коричневато-бурой землистой массы бурого железняка. Так же происходит образование железной руды в почвах. Поэтому почти в любой вырытой яме в пригородах Ленинграда можно найти зерна и желвачки бурой железной руды.
      Бактерии очень малы по своим размерам, большинство их не превышает в размерах микрона (одной тысячной миллиметра). Поэтому кажется невероятным, что огромные скопления бурых железняков на дне болот и озер могли возникнуть благодаря их работе. Однако нельзя забывать, что бактерий бесконечно много и они очень активны. Будучи невидимыми для невооруженного глаза существами, они творят поистине великие дела. Пожалуй, каждый из вас согласится с этим, если будет знать, что в одном грамме почвы содержится от двух до пяти миллиардов бактерий.
      Ученые подсчитали, что только из одной Финляндии несметные полчища бактерий ежегодно с помощью рек выносят и осаждают в море до 700 000 тонн железной руды.
      Представим себе, что в течение многих миллионов лет в один и тот же водный бассейн ручьи и реки сносят из разрушающихся поблизости гор растворенное углекислое железо, а бактерии, населяющие этот водный бассейн, непрерывно осаждают его в виде руды — бурого железняка. Со временем, когда этот бассейн высохнет, на дне его окажется залежь руды — осадочное месторождение железа.
      Такие месторождения имеются в нашей стране. Их немало и в нашем крае. Известно, что уже более тысячи лет тому назад наши предки добывали из них руду и, смешивая ее с древесным углем, выплавляли железо.
      Допустим теперь, что месторождение осадочных железных руд в последующие тысячелетия покроется мощными слоями новых осадочных пород и под тяжестью их или по другим причинам постепенно опустится на глубину нескольких километров. Тогда в составе и характере руды произойдут большие изменения, в результате которых возникнет новый тип железнорудного месторождения.
      Что же произойдет с бурым железняком?
      Под влиянием нарастающей с глубиной температуры и увеличивающегося давления бурый железняк прежде всего потеряет воду, которая входила в его состав, а затем перекристаллизуется, примет явно кристаллическое строение, отчего изменяется его цвет, блеск, удельный вес и твердость. Новый минерал, возникший из бурого железняка, будет называться уже железным блеском. Глядя на его черные, сильно блестящие пластинчатые кристаллы, трудно представить себе, что они возникли из «ржавчины», на которую так часто бывают похожи бурые железняки.
      Железный блеск — не последняя стадия изменений бурого железняка. На еще больших глубинах, где давление достигает двух тонн на каждый квадратный сантиметр площади, железный блеск превращается в новый минерал — магнитный железняк. Зерна этого минерала имеют черный цвет и высокую твердость (режут стекло). Особенно же характерны для него сильно выраженные магнитные свойства: кристаллом магнитного железняка можно поднять целую гирлянду железных гвоздей.
      Так возникают метаморфические месторождения железа. Их тоже много в нашей стране.
      Магнитный железняк и железный блеск — главнейшие руды железа. Это из них в доменных печах и мартенах выплавляют чугун и сталь наши сталевары.
      Полезные ископаемые возникают, кроме того, из горячих водных растворов и газов. Наукой установлено, что при остывании глубинной магматической породы из нее выделяются огромные количества перегретой воды и различных газов. Устремившись в многочисленные трещины, идущие в стороны от остывающего очага, горячие воды уносят с собою соединения железа, меди, олова, цинка, свинца и других металлов. Постепенно остывая, подземные горячие потоки и струи выделяют на стенках трещин, по которым они текут, руды золота, меди, железа, свинца, цинка, серебра и других металлов. Так возникают рудные жилы. Из них добывают большинство цветных и благородных металлов. При образовании этих месторождений особую роль играет вода и различные растворенные в ней газы и вещества. Это они растворяют, переносят и переоткладывают руды самых различных металлов. Из них возникают и растут в больших и малых подземных трещинах и пустотах драгоценные камни (изумруды, топазы, аметисты, горные хрустали) и очень нужные промышленности прозрачные кристаллы флюорита, пьезокварца, исландского шпата и цеолитов».
     
      ПЕРВЫЙ ПЕДСОВЕТ
      Весной 1948 года собрался наш первый педсовет. Обсудили итоги учебного года. У нас уже работали пять кружков, но и они не охватывали всех желающих заниматься. Расширяться же не позволяла наша единственная комната: она стала вдруг тесной и маленькой...
      Педсовет сектора постановил: просить руководство отдела науки выделить юным геологам еще одну комнату, где бы можно было создать геологический музей Дворца пионеров.
      Заговорили о приближающемся лете. Решили вместо дальней экспедиции организовать под Ленинградом на базе учебной станции университета в Саблино экспедиционный лагерь школьников. Дальние экспедиции полезны, когда ребята хорошо знакомы с геологией родного края А ее только в Саблино и изучать. Там и коллекции по геологии родного края можно собрать отличные. Их можно собрать и обработать для школ, в которых учатся ребята. Ведь за лето свободно можно приготовить двадцать — двадцать пять коллекций.
      — Хорошо бы написать руководство, как собирать минералы и горные породы и как сделать из них коллекцию. Ведь очень многие ребята занимаются коллекционированием бессистемно, случайно, бессмысленно. Порою не столько найдут, сколько испортят хороших образцов.
      — А вот вы и напишите такое руководство, — обращается ко мне Ольга Михайловна. Мне пришлось выполнить ее пожелание.
     
      КАК СОБИРАТЬ МИНЕРАЛЫ И ГОРНЫЕ ПОРОДЫ
      Неисчислимо богаты недра нашей Родины полезными ископаемыми! Каждый год у нас добываются огромные количества угля, нефти, железной руды и цветных металлов. Из недр непрерывно извлекаются золото и платина, слюда и драгоценные камни, строительные материалы и удобрения.
      С каждым годом мы все глубже проникаем в недра земли, открываем все новые и новые ее богатства.
      В изучении природных богатств родного края многое могут сделать юные геологи и краеведы — пионеры, школьники, комсомольцы. С рюкзаком за спиной, с молотком в руке, группами и в одиночку путешествуя по родным местам, за лето вы можете собрать прекрасную
      коллекцию горных пород и минералов. Эта коллекция очень пригодится и школе, и пионерлагерю, и краеведческому музею.
      Собирая минералы, вы научитесь узнавать их с помощью простых и доступных средств, познакомитесь с полезными ископаемыми вашего края.
      Сбор образцов поможет вам познакомиться с геологической историей родного края.
      Восстановлению далекого геологического прошлого особенно помогают находки окаменевших раковин и скелетов вымерших организмов, а также отпечатки древних растений. Окаменелости находятся в обычных, bcqm известных породах: известняках, песчаниках, глинистых сланцах. И если мы не так часто находим эти важные следы минувшей жизни, то в этом следует винить прежде всего наш недостаточно наблюдательный глаз. Сбор геологических коллекций помогает развивать наблюдательность.
      Хорошо собранная и умело оформленная коллекция горных пород и минералов, переданная своей школе, может оказаться ценным наглядным пособием на уроках географии, биологии или химии.
     
      Минерал и горная порода
      Минералов в природе известно около 3000. Однако в сложении земной коры, которая покрывает почти стокилометровым слоем нашу планету, ведущая роль принадлежит немногим минералам. Это полевой шпат, кварц, слюда, роговая обманка, авгит, оливин и другие, общим количеством до 30. Они составляют 99,9% массы твердой каменной оболочки земли.
      Геологи называют такие минералы породообразующими, потому что из них состоят горные породы, слагающие земную кору.
      Примером широко распространенной породы, в состав которой, в основном, входят три минерала: полевой шпат, кварц и слюда — может служит гранит.
      Подобно минералам, многие породы являются важными полезными ископаемыми и широко используются в самых различных отраслях народного хозяйства,
     
      Где собирать минералы и горные породы
      Геологи в наше время ничего не ищут вслепую, наугад. Наука о земле — геология — подсказывает исследователю, что можно найти в том или ином районе и чего найти нельзя. Сказанное станет понятным, если помнить, что различные минералы и горные породы в природе рассеяны не случайно: их распределение в земной коре подчинено определенным и очень строгим закономерностям. При поисках полезных ископаемых очень важно знать геологическую историю района, восстановить последовательность смены геологических событий давно минувших эпох, выяснить условия, при которых шло образование горных пород и заключенных в них полезных ископаемых. Геологическое строение многих районов нашей страны неодинаково, точно так же и история образования их очень часто оказывается различной.
      В равнинных, или платформенных, как говорят геологи, участках земной коры пласты горных пород залегают горизонтально или слабо наклонно. Последовательность напластования здесь бывает редко нарушенной. Изучая слагающие породы и остатки когда-то существовавших организмов, можно восстановить довольно точно историю данного района.
      Так, например, ученые выяснили, что там, где сейчас находится Ленинград, около пятисот миллионов лет назад было море, на дне которого отлагалась широко распространенная в пригородах Ленинграда сине-зеленая глина. В ней находят остатки странных животных, отдаленно напоминающих современных мокриц. Их называют трехлопастниками — трилобитами. Но в течение миллионов лет характер моря, его размеры и населяющие море организмы неоднократно менялись и вместе с новыми трилобитами появились огромные пряморогие моллюски, гигантские двухметровые ракоскорпионы и кораллы. Значительно позже, в результате поднятия дна, море стало сокращаться в размерах, появились многочисленные острова. Их площадь постепенно росла. И, наконец, наступил момент, когда все дно древнего моря стало сушей. Лишь кое-где уцелели его остатки в виде небольших усыхающих озер и болот. С этого времени на суше установился жаркий, а возможно и полупустынный, климат,
      Сокращение и усыхание моря вызвало ожесточенную борьбу за жизнь у всех населявших море организмов. В этой борьбе выжили животные, приспособившиеся к усвоению атмосферного воздуха. Так появились двоякодышащие рыбы и первые земноводные с твердым защитным панцирем на голове.
      Прошли сотни миллионов лет... и вся Ленинградская область покрылась снегом и льдом. Толщина ледяного покрова достигала местами двух тысяч метров. Это было всего лишь несколько десятков тысяч лет тому назад.
      Огромная масса льда не лежала спокойно. Лед медленно двигался на юго-восток и юг, и движение его сопровождалось огромной разрушительной работой. Как песчинки, вертелись на дне ледяного потока огромные каменные глыбы. Гигантские камни истирались по мере движения ледника в тонкий песок, а местами оставляли на теле Земли глубокие царапины и шрамы — места будущих озер. Вот почему так много озер в Финляндии и Карелии. Кое-где из-подо льда с силой вырывались потоки талой воды. Они выносили на простор массу песка, глинистых частиц, тысячи окатанных галек. Мы находим их во многих местах Ленинградской и соседних с ней областей.
      Так, очень кратко, может быть представлена история образования пород, слагающих участок равнины в районе Ленинграда. Это, в основном, осадочные породы, образовавшиеся в результате оседания на дне океана, моря, озера или рек, ручьев и других водных потоков.
      Другое строение недр имеет, например, Урал. Здесь осадочные породы в результате мощных движений земной коры смяты в гигантские складки, разбиты трещинами на отдельные глыбы. В период складкообразования по возникающим трещинам из глубин Земли поднималась огненно-жидкая магма, которая при остывании давала начало новым, так называемым магматическим, или изверженным, породам. Если магма застывала на глубине, из нее возникали породы глубинные. Изливаясь на поверхность Земли, лава застывала более быстро, и тогда из нее образовывались излившиеся породы.
      Изверженные породы резко отличаются от пород осадочных. Они никогда не содержат остатков животных и растений. У них обычно нет слоистости. Они состоят из зерен-кристалликов минералов и в большинстве своем более плотные и тяжелые, чем породы осадочные.
      Если изверженная или осадочная порода попадет в глубокие зоны Земли, где сильно сказываются огромное давление вышележащих пород и внутренний жар нашей планеты, она может сильно изменить свой облик, приобрести слоистость и даже перекристаллизоваться. Такие породы называются метаморфическими. Они слагают древнейшие участки Земли — Кольский полуостров, Карелию, Прибайкалье. Они же составляют фундамент равнинных областей.
      С осадочными породами связаны месторождения нефти, каменного угля, бокситов, песка для стекольной промышленности, извести для строительства, глины для огнеупорных изделий и кирпича, каменной соли, гипса, фосфоритов для удобрений.
      Месторождения платины, олова, никеля, меди, драгоценных камней и многих других полезных ископаемых тесно связаны с изверженными породами, иногда — с метаморфическими.
      Значит, не все минералы можно найти в любом месте. В районах, сложенных только осадочными породами, бесполезно искать платину, олово и слюду, а в местах распространения одних изверженных пород нельзя надеяться на находки каменного угля, бокситов и фосфоритов.
      Следовательно, прежде чем приступить к сбору минералов и горных пород, нужно хотя бы вкратце познакомиться с геологической историей интересующего района, чтобы впоследствии не тратить времени на поиски не существующих здесь минералов.
      Сбор минералов и горных пород лучше всего производить там, где ветер, вода и другие силы поверхностного разрушения вскрыли (обнажили) горные породы от различных наносов, осыпей и почвенного слоя. Такие выходы коренных горных пород на дневную поверхность называются обнажениями. Естественными обнажениями являются берега рек, склоны оврагов, обрывы, ущелья, отдельные выступы горных пород. Обнажения, являющиеся результатом практической деятельности человека (шахты, штольни, карьеры, рвы, колодцы, канавы), называются искусственными. Для сбора минералов и горных пород нужно использовать оба типа обнажений. Следует лишь помнить, что в старых, заброшенных шахтах и штольнях часто бывают обвалы, поэтому углубляться в них не следует
     
      Что нужно иметь для сбора минералов и горных пород
      Чтобы успешно заниматься сбором минералов и горных пород, необходимо заблаговременно подготовить снаряжение, без которого нельзя обойтись в полевой работе. Часть его придется приобрести, многое же можно сделать самому.
      Геологический молоток необходим для отбивания образцов минералов и горных пород. Молоток должен быть прочным, так как породы встречаются иногда очень твердые. Рукоятку молотка следует сделать из ясеня, дикой груши, кизила, а если их нет, то из дуба или березы. Насадка молотка — дело ответственное. Попросите насадить молоток специалиста-столяра. Если же вы будете насаживать сами, помните, что дерево рукоятки должно быть совершенно сухим, иначе в процессе работы молоток свалится, как бы плотно он ни сидел вначале. Рукоятку делайте длиной ровно в 50 см, тогда она будет служить вам своего рода линейкой — масштабом для разных измерений. Рукоятка молотка должна быть очень гладкой и ни в коем случае не крашенной и нелакированной. Молоток (без рукоятки) выбирают весом от 400 до 600 г. Более легким молотком ь’ трудно отбивать образцы плотных пород;
      от тяжелого молотка при работе рука быстро устает. Молоток у геолога всегда находится в руках. Прятать его в рюкзак не л следует.
      Минералогическая лупа часто бывает нужна геологу в работе. С ее помощью можно рассмотреть очень мелкие кристаллики или зерна минералов, которые не различаются невооруженным глазом. Лупа помогает видеть детали в строении раковинок и скелетов давно исчезнувших организмов. Держать ее следует одной рукой близко у глаза, а другой рукой надо приблизить образец, который хотите рассмотреть. Обычные минералогические лупы имеют десятикратное увеличение. Если вам не удастся достать настоящую лупу, можно воспользоваться любым увеличительным стеклом. Но тогда надо подыскать для него коробочку по размеру и на дно ее положить вату, иначе стекло быстро поцарапается и станет негодным. Минералогическая лупа складывается в металлический футляр, поэтому носить ее можно прямо в кармане, но обязательно на прочном и достаточно длинном шнурке.
      Полезно иметь зубило. С помощью его можно выбить хороший образец из трещины в горной породе или из небольшого углубления, куда не проникает молоток. Зубило, как и молоток, должно быть прочным и иметь длину 15 — 20 см. Если зубила у вас не найдется, подберите самый большой, прочный гвоздь. Иногда и он сможет принести вам пользу.
      Каждый юный геолог до выхода в поле должен запастись полевым дневником. Полевой дневник геолога — важнейший документ, в котором геолог день за днем делает записи о своей работе. Для полевого дневника можно использовать любую записную книжку, но она должна иметь твердые, непромокаемые корки. Отрывные блокноты для дневника не годятся, так как при частом сгибании и разгибании книжки страницы могут сами оторваться и выпасть. На первой странице дневника обязательно делается надпись: кому принадлежит дневник и куда его следует переслать, если он будет кем-либо найден.
      Вот образец такой надписи:
      ПОЛЕВОЙ ДНЕВНИК №1
      ученицы 9 кл. 193 шк. г. Ленинграда
      Банновой Ирины
      Начат 2 июля 1963 г. Окончен
      Нашедшего Ленинград, А этот дневник прошу переслать по адресу: Фонтанка, 31, Дворец пионеров им. А. Жданова. Клуб юных геологов.
      Все записи в дневнике делаются простым, нетвердым карандашом. Чернильный карандаш для этих целей не годится: сделанные им записи в ненастную погоду расплывутся, и их потом будет невозможно прочесть. Не следует употреблять и очень мягкие, мажущие карандаши. Подберите металлический наконечник и храните карандаш вместе с полевым дневником. Для этого приклейте к корке дневника столярным клеем полоску клеенки, шириной 3 — 4 см, или привяжите прочной ниткой карандаш к корешку дневника.
      В полевой работе геологу приходится определять название встреченных минералов простыми и быстрыми методами. Одним из таких методов является определение минералов по их физическим признакам: цвету, блеску, форме кристаллов, твердости, цвету черты, удельному весу и спайности.
      На основании этих свойств можно определить название минерала и его химический состав.
      Как же определить физические свойства минерала?
      Спайностью минерала называется способность его при ударе раскалываться всегда по определенным направлениям. Поверхность раскола у минералов со спайностью бывает от зеркально-гладкой до слегка волнистой, менее блестящей. Спайность в минералах наблюдается по одному (слюда), двум (полевой шпат), трем (кальцит), четырем (флюорит) и даже шести направлениям (цинковая обманка). Если у минерала спайность отсутствует, тогда поверхность раскола его называется изломом. Излом, как и спайность, не всегда одинаков и нередко служит важным определительным признаком. Излом бывает раковистый, крючковатый и просто неровный.
      Определение цвета, блеска, спайности и излома минералов не требует никаких приспособлений. Так же нетрудно определить и удельный вес породы или образца, состоящего из одного минерала, прочувствовав приблизительный вес его в руке.
      Для определения формы кристаллов, особенно мелких, служит лупа, или увеличительное стекло. А вот для определения твердости минералов и цвета их черты (цвета порошка минералов) нужно изготовить шкалу твердости и подыскать неглазурованную фарфоровую пластинку.
      По твердости, то есть способности одних минералов своими острыми углами оставлять след на гладкой поверхности других, минералы делятся на 10 групп. Представителем самых мягких минералов является тальк (твердость I), далее идут каменная соль, или гипс (твердость 2), известковый шпат (твердость 3), плавиковый шпат (твердость 4), апатит (твердость 5), полевой шпат (твердость 6), кварц (твердость 7), топаз, или шпинель (твердость 8), корунд (твердость 9), алмаз (твердость 10).
      Если вы только начинаете заниматься сбором минералов, может случиться, что у вас и не окажутся все названные представители шкалы твердости. Особенно трудно достать минералы с твердостью 8 и 9. Однако все-таки шкалу твердости сделать можно, и пользоваться ею очень удобно. Минералы, которых у вас не будет, можно заменить: 1) самым мягким черным карандашом (твердость 1); 2) медной (не бронзовой) монетой (твердость 3); 3) кусочком толстого стекла (твердость 5); 4) лезвием от безопасной бритвы (твердость 4 — 4,5); 5) напильником (твердость до 7). Разрыв между твердостью карандаша и медной монеты легко заполнить, используя твердость ногтя большого пальца руки. Она равна 2 — 2,5.
      При определении твердости минерала нужно помнить правило: после того как вы провели по поверхности минерала уголком стекла, краем монеты, ногтем или минералом, сотрите образующийся порошок и проверьте, действительно ли на исследуемой поверхности остался след (бороздка, царапина, углубление). Образование порошка при проведении по минералу краем другого минерала может произойти оттого, что чертящий минерал сам крошится, будучи мягче исследуемого. Тогда, конечно, никакой царапины под порошком не будет.
      То, что в вашей шкале твердости не будет топаза, корунда и алмаза, — не беда. Минералов с твердостью 8 и выше очень мало. Основная же масса минералов имеет твердость от 2 до 7.
      Фарфоровая неглазурованная пластинка имеет высокую твердость и шероховатую поверхность. Поэтому почти все минералы оставляют на ней след в виде бесцветного или окрашенного порошка, называемого чертой минерала. Цвет черты минерала — важный определительный признак. Он не всегда совпадает с цветом самого минерала. Например, черта серебристо-желтого пирита — черная, а буро-черный лимонит имеет иногда желто-коричневую черту. Если хорошую фарфоровую пластинку вам найти не удастся, используйте вместо нее дно разбитого фарфорового стакана или аптекарскую баночку из-под мази, или, наконец, любой черепок негла-зурованного (без эмали) фарфора.
      Фарфоровая пластинка после употребления легко отмывается в теплой мыльной воде, если ее предварительно потереть слегка содой для стирки белья.
      При работе среди осадочных пород очень полезно иметь небольшую баночку с разведенной (10%) соляной кислотой. Баночка (или пузырек) должна быть закрыта плотной резиновой пробкой. Пузырек с соляной кислотой следует держать в полевой сумке.
      Пользуются соляной кислотой так. На исследуемый образец породы нужно капнуть одну каплю кислоты. Если порода содержит угольную кислоту, капля бурно зашипит от выделяющихся пузырьков углекислого газа. Таким образом легко определяются известняки и многие минералы.
      При сборе минералов и горных пород хорошо иметь под рукой небольшие мешочки, сшитые из ненужных обрезков любой материи. Они очень удобны для сбора песков, галек, сыпучих однородных пород. Размер мешочка должен быть таким, чтобы в него свободно входила раскрытая кисть руки. К мешочкам нужно пришить завязки с достаточно длинными концами (10 — 15 см).
      Кроме мешочков, отправляясь в поход, нужно взять с собой 2 — 3 стеклянных баночки с широкими горлами, одну — две пробирки, десяток коробков из-под спичек и 3 — 5 пустых коробок из-под конфет. На дно банок и пробирок нужно положить небольшой слой ваты, а отверстия их закрыть плотными пробками.
      Использовать все эти коробочки и банки нужно разумно, и помещать в них следует только редкие находки: красивые, хорошо образованные кристаллы; очень мягкие, рассыпающиеся при сотрясении минералы; отпечатки давно вымерших организмов, остатки раковин и скелетов.
      На каждую баночку, коробку и пробирку заранее приклейте полоску чистой белой бумаги. На ней вы в поле поставите карандашом число, номер обнажения и название образца.
      Для различного рода замеров — определения величины обнажения, толщины пласта, высоты обрыва — весьма удобна рулетка или сантиметр. Если у вас ни того ни другого нет, возьмите кусок прочного шпагата, длиною в 5 ж и через каждые 10 см сделайте на нем узелки. В узлы, соответствующие метрам, вденьте полоски белой материи. Чтобы шпагат не запутался, привяжите один конец его к большой катушке из-под ниток и намотайте весь шпагат на катушку. Такой самодельной рулеткой пользоваться очень удобно.
      Одним из самых важных предметов в работе геолога-поисковика является упаковочный материал. Мы уже говорили о мешочках, баночках и коробках. Но это не все. Основным упаковочным материалом для геолога служат бумага и вата. Вата — ценный материал, и расходовать ее следует очень бережно. Только тогда, когда боятся, что из найденного образца может выколоться очень ценный кристалл или редкая хрупкая раковина, прибегают к помощи ваты. В этих случаях образец кладут на большой лист бумаги, ценной находкой вверх, и покрывают осторожно слоем ваты не менее двух пальцев толщиной так, чтобы сквозь вату не выдавались неровности образца. После этого образец вместе с ватой завертывается в бумагу.
      Для обертки образцов годится любая нетолстая бумага, нарезанная на листы размером с обычную газетную страницу. Каждый такой лист служит для завертывания одного образца. Завертывать в один лист два образца нельзя, если даже образцы небольшие по размерам.
      Назовем, наконец, еще три предмета, очень нужные в полевой работе. Это заплечный мешок, или рюкзак, достаточно вместительный и прочный, желательно с матерчатыми ремнями (проймами), полевая сумка и компас.
      В рюкзаке носят собранные образцы, запас оберточной бумаги, вату, мешочки, запас провизии.
      В полевую сумку аккуратно укладывают полевые дневники, 2 — 3 карандаша (из них один цветной), компас, бутылочку с соляной кислотой, 1 — 2 книжки по геологии исследуемого района. Полевую сумку носят на левом боку.
      Компас нужен геологу не только для того, чтобы ориентироваться на местности в любую погоду. С помощью горного компаса можно многое сделать: определить направление наклона слоев и крутизну этого наклона. Минералог, кроме того, использует компас для определения минералов, обладающих магнитными свойствами (магнетит, магнитный колчедан, некоторые сорта самородной платины). Приближая их к магнитной стрелке компаса, можно видеть, что стрелка заметно отклонится от исходного положения. В этом случае нельзя держать в руках молоток, зубило и другие железные предметы. Пользоваться компасом можно не ближе, чем в двух метрах от них, иначе показания магнитной стрелки компаса будут неверными.
      Мелкие предметы снаряжения: фарфоровую пластинку, медную монету, кусок стекла, а также лупу и бритвенное лезвие, завернутое в плотную глянцевую бумагу, носят в карманах пиджака или куртки.
      Заканчивая перечисление предметов, составляющих снаряжение юного геолога, следует добавить, что наиболее удобной одеждой для работы в поле являются лыжные спортивные костюмы с карманами на куртке и брюках.
     
      Как собирать образцы минералов и горных пород
      Для успешной работы по сбору коллекции горных по-род и минералов следует заблаговременно познакомиться с геологической историей района, в котором вы собираетесь летом работать. Это можно сделать, прочитав доступно написанную книжку по геологии того места, где вы будете проводить летние каникулы.
      Но независимо от этого, прежде чем приступить к сбору интересующей вас коллекции, вы должны посоветоваться с вашими школьными учителями — преподавателями географии, химии, биологии. Они помогут вам выбрать маршрут, укажут, на что нужно обратить при работе особое внимание.
      Мы советуем вам, кроме того, установить связь с одним из геологических кружков, которые работают в Домах пионеров Москвы, Ленинграда, Киева, Свердловска, Тбилиси, Кишинева и многих других городов.
      Как же собирать образцы минералов и горных пород?
      Нужно помнить всегда, что сбор коллекции не простая механическая работа. Собирая коллекцию минералов, юный геолог должен научиться наблюдать природные геологические явления, стараясь осмыслить каждую свою находку, каждый интересный подмеченный факт.
      Наблюдение особенно важно вести при полевой геологической работе, иначе случайно собранные минералы ничего решительно вам не скажут, ничего нового не откроют и, как бы ни были красивы отдельные образцы, все они впоследствии превратятся в груду ненужных камней. Все личные наблюдения следует записывать в полевой дневник, и обязательно на том месте, где велось наблюдение.
      Запись в дневнике начинается датой (число, месяц, год) вашего маршрута. Затем подробно записывается сам маршрут, по которому вы шли в этот день. Подробная запись пройденного отрезка пути делается на первом встреченном обнажении. Чтобы определить пройденное расстояние до обнажения в метрах, нужно приучить себя считать в уме количество сделанных шагов. Тогда, зная величину своего обычного среднего шага (60 — 70 см), можно легко вычислить пройденный путь, умножив число шагов на величину шага в сантиметрах.
      Записывать маршрут возможно более точно нужно для того, чтобы всякий другой геолог мог при необходимости найти любое изученное вами обнажение по указаниям, которые имеются в вашем дневнике. Особенно точно следует указывать местонахождение обнажений. Для этого в дневнике нужно указать, в скольких метрах и в какую сторону от какого приметного места находится обнажение. Каждое обнажение должно быть записано под определенным, не повторяющимся номером. Поэтому первому встреченному обнажению дается номер 1, а затем каждое новое обнажение получает очередной порядковый номер. Последний порядковый номер обнажения должен отвечать числу всех встреченных обнажений в районе вашей летней работы, независимо от их размеров и форм.
      Вот примерный адрес того места, где было встречено первое обнажение: «Обнажение № 1. В 480 м (600 шагов) от моста через Катку у села Знаменского вниз по реке. Обнажение расположено на левом берегу Катки, справа от тропинки, ведущей в деревню Мелехово».
      После этого в дневнике записывают характер обнажения (коренной выход породы, осыпь, отдельный большой валун), форму и приблизительные его размеры.
      Далее приступают к описанию пород, слагающих обнажение, и, подробно описывая их, собирают образцы для колекции, которые бы могли достаточно отчетливо характеризовать все обнажение. Описание пород ведут сверху вниз, начиная с почвенного слоя и заканчивая описанием самого нижнего, выступающего на поверхность слоя. На рисунке видно, что породы, обнажающиеся на берегу реки, покрыты в средней и нижней частях склона осыпью. В таких случаях нужно стараться расчистить коренные породы обнажения от прикрывающей их осыпи, помня, что обломки пород, слагающих осыпь, могут совершенно не соответствовать породам, находящимся под осыпью.
      Внимательно осматривая каждый пласт или слой обнажения, укажите в полевом дневнике его мощность (толщину), цвет, состав (глина, песок, известняк и т. п.), сложение (рыхлое, плотное, землистое, кристаллически-зернистое, натечное, слоистое и т. п,). Если у вас имеется горный компас, измерьте простирание и падение слоев; укажите угол падения пород.
      Вот в одном из слоев вы заметили скопление кристалликов минерала гипса. Осмотрите это скопление и запишите: в каком слое оно встречено, какую форму и размеры имеет это скопление (жилка, гнездо, пу-стотка с наросшими на ее стенки кристалликами). Затем отметьте, нет ли в этом скоплении гипса других минералов, и если они есть, то много ли их. Какую форму имеют кристаллики гипса, какого они цвета, — все это нужно также указать в вашем дневнике.
      На рисунке (стр. 50) показаны наиболее распространенные формы минералов: кубическая, призматическая и таблитчатая. Определенная форма кристаллов очень характерна для некоторых минералов. В других случаях облик кристалла резко меняется в зависимости от условий, в которых происходило образование минерала. Понятно, что изучение формы таких кристаллов может помочь в решении вопроса, где и как образовался данный минерал.
      Породы, слагающие обнажение, нередко бывают рассечены трещинами, которые оказываются заполненными минералами, выделившимися из растворов или магматического расплава. Такие образования называются жилами. На них следует обращать особенно большое внимание, так как жилы часто содержат много красивых и ценных минералов. Жилы имеют самую различную форму и размеры. На рисунке (ниже) показано два типа жил. Описание их ведется от стенок к центру. При этом следует отметить в дневнике, как залегает жила (сечет породы обнажения, залегает между пластами), какой характер имеет ее граница с вмещающей породой (граница резкая, неуловимая, постепенный переход породы в жилу и т. д.).
      Часто среди гранитов или вблизи них встречаются жилы, выполненные породой, состоящей, главным образом, из полевого шпата и кварца, причем кварц как бы врастает в полевой шпат, образуя своеобразную структуру «письменного гранита». Эти жилы называются пегматитовыми, то есть крепко связанными. Пегматитовые жилы часто содержат в себе слюду, драгоценные камни (аквамарины, изумруды, топазы, аметисты, горные хрустали), а также руды олова, тантала, молибдена, урана и других металлов. Каждую найденную пегматитовую жилу следует измерить, тщательно осмотреть, составить ее подробное описание, по возможности зарисовать и взять образцы из ее равных частей. Эти образцы непременно покажите кому-нибудь из геологов.
      Образцы берут при описании всех пород и минералов, найденных в обнажении. Образец должен быть снабжен этикеткой и вместе с нею завернут в бумагу. Этикетка — важный документ, удостоверяющий местонахождение образца. Это своего рода паспорт минерала или горной породы. Вот почему к составителю этикетки предъявляется жесткое требование: заполнить этикетку обязательно нужно на том обнажении, где был взят образец.
      При сборе коллекции полагаться на память нельзя. Как бы ни казалось вам, что вы очень хорошо помните то место, откуда вы взяли образцы, вы неизбежно забудете это место впоследствии и, что хуже всего, ошибочно можете указать другое место, где их и быть не может. Поэтому лучше совсем не взять образец, нежели взять его без этикетки. Приучайтесь с самого начала своей работы к строгой точности в своих записях и этикетировании. Вот образец этикетки:
      Обнажение № 4 18/VI1-63 г. Образец № 8
      Название породы синяя кембрийская глина с
      или минерала: примазками малахита.
      Место взятия: в 120 м вниз по р. Тосно от Советского моста. Правый берег. В 20 см выше уровня воды в реке.
      Фамилия взявшего: С. Рогозина
      Образец № 8 18/VI 1-63 г. Обнажение № 4
      Этикетка заполняется на основании записей, сделанных в дневнике. Поэтому надо следить, чтобы номер обнажения, образца и другие записи в этикетке точно совпадали с записями в полевом дневнике. Нумерация собранных образцов, так же как и нумерация обнажений, не должна устанавливаться несколько раз. Она должна быть единой — действительной на весь срок вашей работы.
      Таким образом, независимо от даты маршрута, каждое новое обнажение получает порядковый номер, следующий за последним исследованным вами обнажением, хотя бы оно и было изучено вчера или несколько дней назад. Так же следует поступать и с номерами образцов, тогда у вас не будет двойных (одинаковых) номеров и, следовательно, устранится обычная путаница.
      Этикетку нельзя прикладывать текстом к образцу. Ее следует сложить вчетверо, текстом внутрь, завернув в уголок листа бумаги, предназначенного для обертки образца. Чтобы текст этикетки не стерся, самые главные данные номера образца, обнажения и дата взятия пишутся дважды. Все остальное об образце по его номеру и номеру обнажения вы найдете в своем полевом дневнике.
      Остается сказать несколько слов о самих образцах горных пород и минералов.
      Берите образцы достаточно крупными, размером 6x9 см при толщине образца в 2 — 3 см. Если при отколке образца имеется опасность повредить красивые кристаллы или найденные раковины, можно взять образец и большего размера.
      Образцу придают желаемую форму, отбивая его края молотком. При этом образец держат в левой руке, а молотком, зажатым в правой руке, наносят легкие удары, выравнивая его края. Научитесь выбивать хорошие образцы в форме параллелепипеда сначала из обломков обычных осадочных пород (глинистые сланцы, песчаники, известняки). Это вам весьма пригодится, когда вы будете работать в районе распространения очень твердых магматических пород.
      В заключение дадим несколько практических советов.
      1. Не делайте больших походов. Длина однодневного маршрута не должна превышать 5 км. Помните, что наблюдательность в конце похода резко снижается, если маршрут был длинным и трудным. Лучше пройти немного, но хорошо и внимательно осмотреть каждое обнажение, встретившееся на пути, чем пробежать много километров, не заметив ничего.
      2. Наблюдая геологические явления в природе, собирая минералы и горные породы, никогда не надейтесь на свою память. Каждый подмеченный факт, всякое интересное явление записывайте в полевой дневник на месте работы. Собирая образцы для коллекции, снабжайте их этикетками, заполненными на месте взятия образцов.
      3. Исследуя обнажение, широко используйте схематические зарисовки залегания пород, взаимного расположения минералов, формы жил. Зарисовки делаются на левой странице дневника, записи — только на правой.
      4. Изучая обнажение, не ограничивайтесь сбором самых красивых и редких минералов. Ваша коллекция должна характеризовать геологию исследованного вами района. Поэтому нельзя ограничиться сбором редкостей, не обращая внимания на главное: из чего состоят обнажения (песчаники, глины, известняки, изверженные породы и другие),
      5. Не берите очень маленьких образцов пород, — они обычно не дают полного представления о самой породе, особенно если она является неравномерно зернистой или неоднородной. Маленькими образцами могут быть только случайно отколовшиеся кусочки кристаллов, обломки раковин. Их хранят в коробочках и банках.
      6. Не выбивайте без нужды отдельные кристаллы и раковины из породы, из среды, их окружающей. Старайтесь сохранить эту среду во взятом образце — это поможет вам впоследствии понять условия, при которых минерал образовался, или характер того водного бассейна, на дне которого отлагались раковинки населявших его организмов.
      7. Собранный материал (образцы) хорошо упакуйте. При плохой упаковке многие образцы могут погибнуть в пути. Минералы и горные породы, хорошо завернутые в бумагу и плотно сложенные один к другому в небольшой деревянный ящик, не боятся даже многодневной перевозки.
      8. Привезенную домой коллекцию разбирайте тогда, когда у вас будет подготовлено место для образцов (шкаф, полка, столик).
      Мы расширяемся
      Летом 1948 года, когда в отдел науки пришли первые положительные отклики о работе экспедиционного лагеря в Саблино, мы получили две смежные комнаты. Боясь, как бы начальство не передумало, сразу же перетащили на новое место все, что оказалось под силу. В старой комнате, ставшей снова большой и неуютной, остались два тяжелых дубовых шкафа. А две недели спустя вернулась первая смена экспедиционного лагеря. Ничего не зная о переезде, ребята сложили в старой комнате сотни привезенных образцов кембрийской синей глины, оболовых песков, диктионемовых сланцев, обломков ортоцерасов и черно-желтых шаров антраконита.
      Комната снова заполнилась до отказа.
      Во Дворце меня встретила сердитая заведующая сектором литературы:
      — У геологов нет ни стыда ни совести. Заняли сектор литературы в обмен на одну-единственную комнату, а теперь и ее захватили.
      Ничего не понимая, я поднялся к себе. Там Мария Ароновна таскала груды камней из старой комнаты в новую резиденцию.
      — Вас просил зайти Михаил Николаевич Потехин, — сказала она, увидев меня.
      — Сначала освободим литераторам их жилплощадь, — откликнулся я, включаясь в работу.
      К концу дня, когда все было перетащено, я встретил Потехина.
      — Вы хотели меня видеть, Михаил Николаевич?
      — Да, понимаете, какая-то ерунда, — чуть-чуть улыбается он. Литераторы сегодня жаловались, что вы захватили их единственную комнату. Я сейчас посмотрел, там стоят, как и раньше, два шкафа. Ничего не пойму...
      — Нам чужого не надо, Михаил Николаевич.
      — Это нам известно, — отвечает Потехин, и его улыбка становится более заметной.
      Вернулись из экспедиционного лагеря юные геологи. Они тепло вспоминали профессора Льва Борисовича Рухина, который часто приходил к ним на обрывистые склоны Саблинки и Тосны и всегда рассказывал такие удивительные вещи о тех далеких временах, когда
      здесь плескались волны древнего кембрийского и силурийского морей.
      Ребята собрали и привезли массу ценных образцов пород и минералов. И опять волей-неволей пришлось занять один из углов лектория отдела науки: в двух новых комнатах их не было возможности разместить.
      Приближалось 15 сентября — начало второго учебного года.
      Из состава хибинцев, окончив школы, успешно поступили в университет несколько ребят, которые по-прежнему часто заглядывали во Дворец пионеров и подолгу засиживались здесь.
      К началу занятий в сектор записалось более 100 человек. Вновь записавшиеся заполнили теперь уже восемь кружков. Занятия каждого кружка проводились два раза в неделю. Но и этого времени не хватало. Надо было обрабатывать собранные летом коллекции, оформлять выставку по геологии родного края, благоустраивать музей, выпускать очередной номер стенгазеты, делать тысячи мелких незаметных дел, отнимавших уйму времени.
      Почти каждый вечер, закончив занятия, ребята задерживались в секторе, занятые его благоустройством.
      Как-то поздно вечером в сектор зашел завуч отдела науки Юрий Павлович Суздальский. Будучи в тот день дежурным педагогом, он потерял надежду дождаться, когда мы уйдем, и принес ключи от отдела.
      — Если вам удастся кончить ваши дела до того, как я приду утром в отдел, пожалуйста, закройте его и ключи сдайте в охрану, — вежливо и не без иронии сказал он, вручая мне связку ключей.
      — Никак не успеваем на занятиях всего сделать, — робко заметил я.
      — А почему бы вам не перенести всю организационную работу в общество?
      — Но ведь Общества юных геологов в отделе науки, не существует.
      — А вы возьмите и создайте его. Кстати говоря, это было бы хорошим подарком сектора геологии к тридцатилетию BJIKCM. Вы какой подарок готовите к этой знаменательной дате?
      — Двадцать пять учебных коллекций для школ Ленинграда по геологии родного края.
      — Это хорошо, но маловато. Вы серьезно подумайте об Обществе, — закончил Юрий Павлович, пожимая мне руку.
      — Оно у вас, по сути дела, уже действует, — кивнул он на ребят, занятых сборкой только что утащенной из пионерского отдела огромной шестигранной витрины.
      — Да здравствует Общество юных геологов! — крикнул кто-то из ребят, едва закрылась за Юрием Павловичем дверь.
      Дней через десять я докладывал педсовету сектора проект устава Общества юных геологов. Он был единодушно одобрен.
     
      СТАНОВЛЕНИЕ ПЕРВАЯ ГОДОВЩИНА
      Промелькнул год... Общество юных геологов получило признание среди других юношеских обществ отдела науки; теперь оно быстро набирало силы и опыт.
      Открывая конференцию юных геологов, посвященную первой годовщине Общества, академик А. А. Полканов 10 ноября 1949 года сказал:
      — Я. узнал, что в прошлом году в Общество юных геологов входило всего пятьдесят — шестьдесят человек, теперь же систематическая работа привлекла более широкие массы детей. В этом году Общество юных геологов насчитывает уже сто семьдесят человек. Это колоссальный успех!
      Но количество, может быть, имеет не такое уж большое значение, важно не только количество, но и качество. Оказывается, и здесь произошли значительные изменения. В прошлом году в Обществе работали всего четыре кружка, а сейчас действует четырнадцать кружков! Это уже победа качественная, потому что в кружках ведется основная работа. Здесь воспитываются любовь к природе и интерес к познанию минеральных богатств. Здесь овладевают теми методами и приемами, при помощи которых эти богатства познаются. Все это очень, очень важно и нужно!
      Я узнал также, что из воспитанников Общества в наш университет в позапрошлом году поступило четыре человека, в прошлом — пять человек, а в ближайшие два — три года поступит не менее двадцати пяти человек. Это тоже успехи.
      Я думаю, что все ученые геологического факультета университета с таким же горячим одобрением и горячим признанием этих результатов работы встретят Общество юных геологов!
      Старый заслуженный академик закончил свою речь. А на смену ему на трибуну поднялся самый юный руководитель ребят, как всегда взъерошенный и немножко угловатый в движениях председатель совета Общества юных геологов Саша Серебрицкий.
      Зал слушал первый в истории Общества отчет совета Клуба о своей работе.
      — Ребята! — начал, заметно волнуясь, свою речь Саша. — Год назад в этом самом зале родилось Общество юных геологов.
      Какие же цели ставило при этом оно?
      Об этом ясно говорится в нашем уставе:
      «Общество юных геологов ставит своей основной целью воспитание у членов Общества чувства гордости за свою великую Родину, ее неисчислимые природные богатства, за выдающиеся исследования и открытия знаменитых ученых-геологов: Ломоносова, Карпинского, Докучаева, Вернадского, Ферсмана и других. Общество содействует школе в деле формирования у школьников чувства безграничной любви и преданности к родной стране, советскому народу, великой партии Ленина».
      «Общество ставит своей целью широкое распространение геологических знаний среди школьников Ленинграда и за его пределами».
      «Общество ставит своей целью оказание помощи школьникам в сознательном выборе специальности среди дисциплин геологического цикла для последующего получения высшего геологического образования в вузах Ленинграда».
      Вот те основные цели, которые стояли перед Обществом юных геологов.
      Вначале работа Общества заключалась в приеме членов, и кандидатов в члены Общества. Мы подходили к этому серьезно. Мы создавали костяк Общества, а он должен был быть гибким и крепким. Хорошо успевающий ученик мог больше уделить внимания Обществу юных геологов и больше для него поработать, поэтому необходимо было принимать в члены Общества хорошо успевающих в школе ребят.
      Ребята, которые поступали в кандидаты, были предупреждены о том, что их ожидают конкретные задания, и их необходимо выполнить, прежде чем получить право для поступления в члены Общества. Но мы не перегружали вступивших в кандидаты различными поручениями. Основным заданием являлась подготовка доклада на ту или иную темы по геологии. Это вырабатывало у ребят навык к самостоятельности, к творческому, серьезному труду.
      Темы были самые разнообразные. Я назову несколько из них:
      «Чудесные металлы: литий, рубидий, цезий», «Натро-лит», доклады о жизни и деятельности выдающегося русского геолога А. А. Иностранцева и великого русского ученого, президента Академии наук А. П. Карпинского. «Землетрясение», «Нефть», «Теория О. Ю. Шмидта о происхождении Земли», «Фораминиферы и их значение для поисков и разведок нефтяных месторождений», «Основные свойства кристаллов и условия их образования». Всего было сделано за год более тридцати докладов.
      Помимо основной задачи — доклада — кандидатам давались и другие нагрузки. Они заключались в составлении каталогов журналов и книг, в сборе коллекций, привлечении новых ребят в секцию геологии для занятий геологией в кружках.
      На совете решались и другие вопросы: регулярно намечался и утверждался план дальнейшей работы. А работы было много. Надо было создать библиотеку, ежемесячно выпускать стенгазету, журнал «Юный геолог». Было принято решение систематизировать все коллекции минералов, горных пород и ископаемой фауны в нашем музее и попутно приготовить и вручить ленинградским школам двадцать коллекций минералов.
      Совет решил также устраивать заседания юных геологов и заслушивать на них наиболее интересные доклады, организовывать выездные вечера Общества, проводить выездные заседания в школах города.
      Ребята особенно горячо взялись за организацию библиотеки. Ответственной за это была назначена Евзикова Неля. Мы хорошо помним Нелю как одного из наиболее активных членов Общества. Она написала несколько работ, сделала хорошие доклады. Лучшие ее доклады — «О цветах минералов», «О жизни и деятельности выдающегося русского минералога В. И. Вернадского». За порученное дело Неля взялась горячо, и результаты скоро сказались. Более четырехсот пятидесяти экземпляров книг расположились в наших шкафах. К этим книгам был составлен каталог, они были приведены в надлежащее состояние; была налажена выдача книг на руки членам кружков. Иметь четыреста пятьдесят книг по вопросам геологии — это довольно ценно для нашего, еще совсем молодого Общества!
      Когда Неля трудилась над созданием библиотеки, другие ребята, во главе с Лобановым Юрой, создавали геологический кабинет. Электрические лампочки и новые столы, футляр для декоративной горки и мелкий инвентарь, шкафы и витрины — все это ими откуда-то стаскивалось в наш кабинет, ремонтировалось на ходу и становилось нашим достоянием, В создании коллекций и учебных пособий участвовали все члены Общества. По призыву совета ребята ездили на геологические свалки во ВСЕГЕИ, в Петродворец, отыскивали там хорошие образцы и пополняли ими новые коллекции.
      Жизнь и работу Общества отражала стенная газета «Юный геолог». Редактором ее был Артур Мюллербек. Содержание газеты было разнообразное. Здесь заметки о жизни юных геологов, их успеваемости в школе, заметка о грозном землетрясении в Ашхабаде, заметка, рассказывающая о жизни и деятельности А. А. Ино-странцева. Артур Мюллербек сумел подать читателям газету хорошо оформленной, интересной по содержанию. Аккуратно в конце каждого месяца выходит очередной номер.
      На совете было решено выпускать журнал «Юный геолог». Редактором журнала была выбрана Люда По-линовская. Техническим редактором была Юля Михайлова. Отдел хроники вел секретарь Общества В. Трофимов. В. Варшавский был назначен ответственным за отдел занимательной геологии, Эти ребята честно потрудились, и два номера журнала вышли в свет. Третий номер собран и в скором времени тоже выйдет.
      Для расширения связи нашего Общества со школами города мы решили провести выездной вечер в какой-либо школе нашего города. Вечер был проведен в триста шестнадцатой школе Фрунзенского района. Почему в триста шестнадцатой школе? В этой школе был создан геолого-географический кружок, который был тесно связан с Обществом юных геологов, так как многие члены его занимались во Дворце пионеров при секции геологии. Под руководством учительницы литературы А. С. Сив-ковой и учительницы географии А. Н. Переверзевой (руководившей работой кружка) ребята подготовили геолого-географический обзор по северо-западу СССР. Вечер проводился совместно с учеными Ленинградского университета, которые прочитали для нас четырнадцать лекций; на них присутствовало около тысячи человек.
      Заключением нашей работы был итоговый вечер пятого мая тысяча девятьсот сорок девятого года. На нем был заслушан отчетный доклад председателя Общества и лекция об экспедиционной работе юного геолога летом.
      Помимо общественной деятельности, члены Общества юных геологов настойчиво осваивали азы геологии. Ребята не только занимались во Дворце, но и пользовались лабораториями университета. Некоторые кружки занимались весь год при университете. Ребята под руководством своих преподавателей совершили одиннадцать экскурсий в геологический музей Горного института, в лаборатории этого же института, в Зоологический музей, в Минералогический музей при университете.
      На протяжении учебного года члены Общества юных геологов готовились к экспедиции. Были приобретены горные компасы, лупы и разнообразный инвентарь. И, как только окончились занятия в школе, пятого июля, двенадцать человек под руководством В. А. Франк-Каменецкого и М. А. Каплан отправились в Ильменский заповедник. Кому не удалось попасть в экспедицию, занимались геологией на месте. Володя Котельников был на родине. Он сделал интересные наблюдения и изучал обнажения реки Волги. Помимо ребят, о которых я сказал, были такие, которые работали в настоящих геологических экспедициях. Они совместно со старшими товарищами работали в разных районах нашей страны.
      Итогом экспедиций явился музей, который мы начали создавать. Материалами для него послужили образцы, собранные ребятами в поле. Музей еще только создается, но в скором времени это будет музей в полном смысле слова.
      Общество помогло и помогает выбирать будущую профессию. Прямым доказательством этого являются бывшие члены Общества, ныне студенты геологического факультета Ленинградского университета: Юра Селиверстов, Юра Доннер, Саша Гольдберг, Артур Мюллер-бек, Неля Евзикова, Борис Аникеев, Куликова, Тютрин, Соколов, Янов.
      Заканчивая доклад, невозможно не отметить и наши недостатки. А недостатков и упущений было много, и знать их не мешает, ибо на ошибках учатся, и мы хотим, чтобы эти ошибки предусмотрел новый совет Общества, который будет избран сегодня.
      Первое. Мал и неравномерен охват школьников. Из Октябрьского района у нас больше всего членов (учащиеся одиннадцати школ этого района посещали геологические кружки), из Московского района нет ни одного человека, из Смольнинского района — представители восьми школ, из Дзержинского — семь школ, из Фрунзенского — пять школ, из Куйбышевского — четыре школы, Ленинский, Колпинский, Невский, Василеостров-ский — по одной школе.
      Второе. У нас еще маловат охват лекциями. На лекциях присутствует в среднем пятьдесят человек вместо ста — ста пятидесяти человек, которые могли бы присутствовать.
      Третье. Мы не сумели наладить работу в районах, в школах. Последнее особенно важно, ибо геологию, как известно, в школах не преподают.
      Уставом предусмотрена связь со школами вне города. Этого мы не добились.
      Таковы итоги работы Общества юных геологов за истекший год.
      ...Начались выборы нового совета. В него вошли Юля Михайлова и Андрей Сергеев, Володя Гордиенко и Миша Харламов, Лиза Семенова и Галя Наумова, Юля Степанова и Надя Лаврентьева, Майя Васильева и Борис Лопатин, Яша Каданер и Боря Летов.
      Это были лучшие из лучших ребят тех лет.
      Мишу Харламова избрали председателем совета Общества. Он, как и его предшественник Саша Сереб-рицкий, отлично справился с этой работой.
      Всю зиму под руководством В. А. Франк-Каменецкого обрабатывали богатые коллекции, привезенные экспедицией из Ильменских гор. Ребята красиво оформили витрину, приготовили маленькие и очень изящные коллекции — подарки всем участникам этой интересной поездки, — красиво и обстоятельно показали результаты своей работы на специальном щите. А потом на нескольких заседаниях были заслушаны их интересные доклады.
      Надя Лаврентьева рассказала о геологическом строении всемирно известного Ильменского заповедника редких минералов и самоцветов. Гриша Лесюк доложил о графите Ильменских гор. Люда Полиновская познакомила ребят с загадочными «письменными» структурами встреченных ею пегматитов. А Володя Гордиенко опять поразил всех своей необыкновенной наблюдательностью: он собрал, привез и очень обстоятельно описал кристаллы корунда.
      Ребята с увлечением слушали сообщения своих счастливых друзей, успевших побывать на седом Урале, и мысленно готовились к еще более дальним путешествиям.
     
      НАЧАЛО ДРУЖБЫ
      В марте 1950 года радио и газеты сообщили о присуждении В. А. Обручеву Государственной премии. Совет Общества на своем очередном заседании постановил: избрать выдающегося геолога нашей Родины, Героя Социалистического Труда, дважды лауреата Государственной премии академика Владимира Афанасьевича Обручева Почетным членом Общества юных геологов.
      Юля Михайлова, секретарь Общества, ровным красивым почерком заполнила билет Почетного члена, председатель совета Миша Харламов также старательно его подписал, и вместе с двумя нашими журналами «Юный геолог» он был послан академику Обручеву.
      Каково было счастье и удивление, когда через несколько дней нам пришел ответ.
      «В совет Общества юных геологов Ленинградского Дворца пионеров имени А. А. Жданова.
      На днях получил ваше письмо с приветствием по случаю присуждения мне премии, билет Почетного члена Общества юных геологов и два номера издаваемого вами журнала.
      Приношу вам, молодые товарищи, искреннюю благодарность за это избрание, которое я, конечно, принимаю с удовольствием.
      Большое спасибо за все эти знаки внимания и доброй оценки моей научной деятельности!
      Приветствую учреждение Общества юных геологов, которое показало, что моя многолетняя словесная борьба за большое значение, как образовательное, так и воспитательное, изучение геологии, за необходимость введения ее в курс средней школы увенчалась успехом, хотя еще, к сожалению, не всесоюзным.
      Желаю юному Обществу укрепления его позиций, быстрого развития и расширения его деятельности!
      Чтобы посильно способствовать этому, посылаю для библиотеки Общества несколько оттисков своих последних научных работ в виде рецензий и статьи из сибирского журнала. Я бы хотел получить список имеющихся в вашей библиотеке оттисков моих научных и научно-популярных трудов, чтобы я знал, чем пополнить его в ближайшее время.
      Желаю вам успехов!
      Почетный член академик В. Обручев
      Весть о письме Владимира Афанасьевича облетела ребят. Каждый хотел лично посмотреть письмо ученого и убедиться, что оно есть, что оно действительно пришло, что академик Обручев прислал его нашему Обществу.
      Снова собрался совет и решил: в пятницу 7 апреля 1950 года провести общее собрание членов Общества, на котором подробно рассказать о жизни, многолетних путешествиях и трудах В. А. Обручева и прочитать его письмо Обществу. Докладчиком назначили ученика 9-го класса 167-й школы Юру Кирнарского. Решили также заслушать на этом же заседании доклад ученицы 9-го класса 73-й школы Майи Фейгельсон «О происхождении Земли и новой теории Отто Юльевича Шмидта». Вечер прошел с большим успехом.
     
      АКАДЕМИК ОБРУЧЕВ ПОМОГАЕТ
      На одном из заседаний совета Общества обсудили вопрос об очередной дальней экспедиции. Решили ехать на Кавказ по маршруту, разработанному Почетным членом Клуба — профессором Ильей Алексеевичем Коробковым. Он согласился руководить экспедицией. В качестве его помощника ехала неутомимая Мария Ароновна Каплан.
      Попутно решили: проезжая через Москву, подарить академику Обручеву коллекцию поделочных камней и самоцветов; их собрали и вручную отполировали сами ребята. Я написал об этом В. А. Обручеву, предупреждая его о предполагаемой встрече. 29 мая 1950 года от Владимира Афанасьевича пришел ответ.
      «Получил Ваше письмо от 25/V по вопросу об организации летней экскурсии юных геологов и могу помочь этому хорошему предприятию, послав 1000 р. на приобретение анероида, минералогических луп, полевых дневников и рюкзаков.
      Что же касается встречи со мной в Москве, то я должен сказать, что по состоянию здоровья я живу уже год не в городе, а в академическом поселке Мозженка в 72 км по дороге в Звенигород, куда нужно попадать уже на автомобиле и тратить на проезд туда и обратно 27г часа; везти туда всю экскурсию было бы трудно и очень хлопотно: из-за этого пришлось бы провести лишний день в Москве, так что этот проект естественно отпадает. Выехать самому в Москву для встречи с экскурсией я не буду в состоянии.
      Меня очень тронуло намерение юных геологов поднести мне коллекцию самоЦветов и камней, отшлифованных ими. Но у меня нет никаких коллекций, все, что было когда-то, попало в музей, где коллекции доступны всем. Поэтому лучше будет, если юные геологи увезут эту коллекцию в Крым и подарят ее Дому пионеров в Артеке на южном берегу, который после германского нашествия восстанавливается и будет очень рад получить такую коллекцию для ознакомления пионеров с самоцветами и полированными образцами горных пород, которые так интересуют молодежь и собираются ею на берегах моря.
      Деньги я переведу немедленно по получении от Вас ответа, на чье имя и адрес я могу адресовать перевод. С приветом — В. Обручев».
      Пока мы судили да гадали, как поступить с предложением этого удивительного человека (отказаться от помощи — можно обидеть, указать адрес — значит, проявить величайшую нескромность, граничащую с попрошайничеством!), на мой домашний адрес пришла телеграмма:
      «Перевел вам почтой тысячу рублей пособие экспедиции юных гелогов. Обручев.»
      Пришлось получить эти деньги и там же на почте положить их на сберкнижку. У Общества юных геологов открылся свой текущий счет.
      Вечером совет Общества послал Владимиру Афанасьевичу взволнованное и благодарное письмо-ответ.
      ... Уехала экспедиция на Кавказ. Опустели помещения сектора геологии. Разъехались на отдых преподаватели, редкими стали обычные и столь частые гости во Дворце пионеров.
      И вдруг пришла беда.
      Как-то раз мне позвонили в университет из отдела науки с просьбой срочно приехать в сектор геологии. Меня ожидала какая-то молодая, хорошо одетая женщина, которая очень спешила и, по-видимому, уже имела по всем вопросам свою собственную и очень твердую точку зрения. И не успел я разобраться, с кем имею дело, как моя посетительница обрушила на меня град вопросов:
      — Вы имеете педагогическое образование?
      — Нет.
      — Кто из ваших преподавателей имеет законченное педагогическое образование?
      — Только Мария Ароновна Каплан.
      — Что вы окончили?
      — Ленинградский государственный университет.
      — А ваши преподаватели?
      — Они тоже воспитанники университета.
      — Почему же вы приглашаете для работы с детьми в детское внешкольное учреждение людей без педагогического опыта?
      Мне кажется, что я начинаю понимать, с кем я говорю, и мне становится смешно.
      — Этим «людям», как вы изволили выразиться, в университете доверяют воспитание студентов. Разве этого мало?
      — Студенты — это взрослые люди, а здесь дети, и странно, что вы этого не понимаете, — начинает явно раздражаться она.
      — Но именно те, с кем мы работаем здесь сегодня, завтра становятся студентами. Больше того, они у нас же продолжают учиться и в университете. Разве это плохо?
      — Оставим пререкания, — уже властно прерывает меня моя гостья. — Мне все ясно. Вы можете быть свободны.
      С тяжелым, недобрым чувством вышел я в коридор. Там, возле кабинета заведующего отделом науки, стояли несколько моих коллег — руководителей юношеских обществ географов, физиков, биологов, историков. Все они почему-то качали головами и как-то странно смотрели друг на друга.
      — Что случилось? — спрашиваю я у ближайшего ко мне педагога.
      — А у вас разве не были?
      — Вот сейчас я с какой-то неприятной особой ругался. А кто она, ей-богу не знаю.
      — Это член комиссии по обследованию деятельности юношеских обществ Дворца пионеров. Ну, а ругались вы с ней напрасно, помяните мое слово!
      Слова оказались пророческими. Осенью 1950 года во Дворец пришло распоряжение — ликвидировать юношеские общества отдела науки и в их числе Общество юных геологов.
      Как всегда, в трудную минуту собрался наш педсовет: Ольга Михайловна, Виктор Альбертович, Александр Михайлович, Мария Ароновна. Долгое и бурное обсуждение закончилось твердым решением: работу с ребятами не прекращать, добиваться восстановления Общества юных геологов, обратиться за помощью к В. А. Обручеву.
      И ноября 1950 года я послал В. А. Обручеву письмо с просьбой помочь восстановить наше Общество.
      В конце ноября пришел ответ. Владимир Афанасьевич предлагал спокойно обсудить решение и доказать его ошибочность, помня, однако, что в Обществе юных геологов, возможно, были ошибки по новизне дела, например, вредное влияние перегрузки ребят на успеваемость в школе, самоуверенность и самомнение у некоторых школьников и другие. Их надо признать и изжить, —
      учил он нас. «На опыте жизни мы сами ведь учимся», — писал он.
      «Если после тщательного обсуждения вы — члены и руководители — возбудите ходатайство о восстановлении Общества юных геологов, я, конечно, как Почетный член подпишу его или присоединю свое мнение», — заканчивал письмо Владимир Афанасьевич. Письмо окрылило всех.
      И опять, пока мы хлопотали во Дворце пионеров, в Городском отделе народного образования и в Горкоме комсомола, Владимир Афанасьевич опередил нас. Весной 1951 года, по ходатайству академика Обручева, работа Общества юных геологов была вновь обсуждена и признана полезной и нужной. Руководящие комсомольские органы предложили «восстановить деятельность юных геологов в форме клуба».
      Так закончился период становления дружного коллектива юных геологов Ленинградского дворца пионеров.
      Так возник его первый клуб.
     
      ЗРЕЛОСТЬ
      Пролетело пятнадцать лет.
      Я перебираю в памяти важнейшие события и никак не могу решить: что же было за эти пятнадцать лет главным, о чем мне следует прежде всего рассказать?
      Большие экспедиции ребят по родному краю или дальние путешествия ребят на Урал и Кольский полуостров? Экспедиции в Закарпатье и Питкаранту или знаменитый поход по Мете и Валдаю со старым следопытом, местным краеведом С. Н. Поршняковым?
      Ведь за пятнадцать лет юные геологи дважды побывали на Кольском полуострове и трижды — на Урале, по одному разу в Закарпатье, Крыму, на Валдае, в Латвии и даже в Забайкалье! А сколько раз они были в сказочной Питкаранте, в Карелии, на Волхове, на Поповке, Ижоре, Саблинке и других уголках родного края.
      Из экспедиций привезены тысячи килограммов горных пород, минералов, окаменелостей. Они заняли сотни лотков, что лежат на огромных стеллажах хранилища
      Дворца пионеров. Из них составлены и переданы шкб-лам, техникумам, интернатам, детским домам и даже институтам сотни коллекций полезных ископаемых Карелии, Кольского полуострова, Урала, Ленинградской области, Забайкалья. Коллекции снабжены краткими пособиями — объяснениями, помогающими понять научное и практическое значение каждого образца.
      А может быть, рассказать, как создавалась камнерезная мастерская Клуба, в которой под руководством опытных «живителей камня» из своих собственных каменных сборов ребятами созданы макет шалаша В. И. Ленина в Разливе, пионерский значок, значок Клуба юных геологов, изящные яшмовые шкатулки, смешной лисенок и совсем живой морж, аппетитные грибки и грозная ракета, нежная ветка жасмина и многое, многое другое, заполнившее четыре витрины нашего музея.
      Может быть, рассказать об увлекательных вечерах, на которых известные всей стране ученые — академик Д. В. Наливкин, член-корреспондент Академии наук СССР С. В. Обручев, профессора Д. П. Григорьев, И. И. Шафрановский, Б. Л. Личков и М. М. Тетяев, замечательные геологи И. С. Ожинский, Б. П. Бархатов, А. В. Хабаков, старый географ А. В. Королев и многие другие — поведали ребятам о тайне Атлантиды и о загадке снежного человека, о геологии Луны и о космической минералогии, о том, как искать урановые руды и что такое Антарктида сегодня.
      А может быть, рассказать о вечере 1 ноября 1958 года, на котором профессор И. И. Шафрановский зачитал свою знаменитую, такую смешную и в то же время очень умную, «Оду по случаю десятилетия Клуба юных геологов имени академика В. А. Обручева».
      Вот как прозвучала она в устах профессора кристаллографии:
      — Хвала, о Клуб геологический!
      Сегодня, в день твой исторический,
      Мы видим, как ты фантастически Растешь и крепнешь титанически!
      Все ждут: Урал и край Таврический, Арктический и Антарктический,
      И атлас весь географический Тебя, о Клуб геологический!
      Льнет мир палеонтологический, Кристалло-минералогический,
      Геолого-петрографический и
      Физико-геохимический
      К тебе, о Клуб геологический!
      Но относись к себе критически,
      Учти рецепт педагогический:
      Умно, упорно, методически Учись, о Клуб геологический!
      И вот, настроенный лирически,
      Профессор кристаллографический,
      Закончу я свой стих классически:
      Ура! О Клуб геологический!
      Разве забудешь аплодисменты, которые гремели в зале, когда, закончив чтение «оды», он достал из кармана какой-то пакет, осторожно его развернул и сказал: «А это мой подарок Клубу в день его десятилетнего юбилея!» И все увидели на ладони профессора ярко-красный рубин! Да, да, драгоценный камень первого класса — рубин! Но нам он дорог был вдвойне. Это был наш, советский рубин, выплавленный в советских электропечах из нашего ленинградского боксита!
      Теперь не надо ехать за рубином в Индию и Бирму, на Мадагаскар и Цейлон. Рубин сам пришел в наш дом.
      И все-таки все это, пожалуй, не главное. Главное — это люди, для которых был создан Клуб. Что произошло с ними за эти годы? Где они сейчас? Помог ли наш Клуб найти им свое место в жизни? И если да, то хорошо ли они работают, любят ли они свое дело, дорожат ли честью геолога?
     
      ПРИХОДЯТ ХОРОШИЕ ВЕСТИ
      ... Передо мною лежит приглашение на заседание Ученого Совета, где будет защищать свою диссертацию Андрей Сергеевич Сергеев — научный сотрудник Ленинградского университета.
      Андрей Сергеевич Сергеев... Андрей Сергеев... Андрюша Сергеев... да, да. Это тот самый Андрюша, бывший ученик 7-го класса 236-й школы, который вечером 29 января 1949 года на конференции Общества юных геологов сделал свой первый доклад с цирконе. «История одного минерала» — так назывался его доклад. Он сделал его после сообщения ученицы 10-го клас-
      са 44-й школы Нели Евзиковой «О великом русском минералоге В. И. Вернадском».
      Ну, а Неля, что с ней, где она? Нинель Захаровна Евзикова работает в Институте геологии Арктики. Она тоже закончила работу над диссертацией и уже представила ее Ученому Совету геологического факультета университета.
      Но вернемся к Андрею Сергеевичу Сергееву. В 1949 году Андрюша был в седьмом классе, Неля — в десятом. За минувшие годы Андрей догнал способную Нелю и уже немножко ее опередил. Как же складывался жизненный путь этого интересного человека, был ли он прямым и ясным все это время?
      Да, был!
      Я помню Андрюшу Сергеева — участника экспедиции Общества юных геологов на Урал в 1948 году, которому посчастливилось извлечь в одной из копей дивный образец розового флюорита. Вспоминаю его участником Кавказской экспедиции 1950 года, в которой с энтузиазмом он собирал окаменелости древних морских животных в меловых отложениях реки Подкумок.
      Помню, как Андрюша Сергеев вместе с другими ребятами оформлял витрины в нашем музее, выпускал газету «Юный геолог», составлял коллекции, отвечал на письма наших друзей.
      Помню, как студент I курса Ленинградского университета А. Сергеев выступил 18 декабря 1952 года перед юными геологами Дворца пионеров и сказал:
      — Во Дворце пионеров мне привили любовь к геологии... Университет же дает знания, с которыми вступаешь в жизнь, с которыми будешь работать. Захватывающе интересно заниматься геологией в университете. И я очень счастлив, что мне дана возможность учиться в его стенах!
     
      НА УРАЛЕ
      Но лучше всего запомнились летние месяцы 1954 года, когда у меня в Уральской минералогической экспедиции работал старшим коллектором студент третьего курса Андрей Сергеев. Вместе с ним и еще одной студенткой
      мы посетили тогда около двадцати месторождений железа, золота, меди, самоцветов и редких металлов. Вот что сказано об этих днях в моем дневнике. Я приведу эти записки полностью. Из них станет ясно, как работал Андрей.
      Гору Высокую в наше время правильнее было бы назвать горой Глубокой. За триста лет добычи железной руды на ее месте образовался карьер, в котором вполне скроется Исаакиевский собор...
      По ступенькам лестниц, соединяющих отвесные 30-метровые уступы карьера, один за другим осторожно спускаемся вниз. Жадно всматриваемся в черные крошащиеся массы железной руды, рассеченные серебристожелтыми жилками пирита. Чудесные образцы! Хочется взять и увезти с собой в Ленинград все, что видишь: и этот вот двадцатикилограммовый штуф магнетита, и эту пятипудовую глыбу окисленной железной руды. Но рюкзаки уже тяжелы, а ведь осмотрен лишь один маленький участок месторождения.
      На самом дне карьера под ногами мелькнул голубовато-зеленый кусочек минерала. Хризоколла! Ее название происходит от двух греческих слов: «хризос» — золото и «колла» — клей. Говорят, что в древности этот минерал применялся для пайки золотых изделий. Запасы хризоколлы давно иссякли и в Клубе юных геологов, и в университете, а ведь этот минерал надо обязательно знать и юным геологам, и студентам. Хризоколла и сопутствующий ей малахит указывают на присутствие.в месторождении меди и ее первичных соединений с серой.
      Мы все по очереди внимательно рассматриваем найденный образец.
      Я смотрю на огромные отвалы рудника и рассказываю стоящим возле меня геологам о былой славе Медно-рудянских малахитовых рудников. Ведь мы находимся не то рядом, не то над ними. Это из них был добыт малахит для облицовки всемирно известных колонн Исаакия. Отсюда же брался материал для отделки малахитового зала Зимнего дворца. Это здесь 218 лет назад была
      вскрыта первая 50-тонная глыба, из которой были изготовлены знаменитые малахитовые столы и вазы Эрмитажа. 50 тонн! А ведь цена поделочного малахита по весу соответствует цене серебра!
      Андрею, видимо, наскучило меня слушать. Он сбросил рюкзак и полез по ползущим под ногами кускам отвальной породы вверх, к едва заметному устью маленькой штоленки.
      — Осторожно! — кричим мы снизу, но он уже скрылся.
      Следом за ним устремляется Люся.
      Я прослеживаю дорожку из кусочков хризоколлы на склоне карьера. Она тянется к тому месту, куда скрылся Андрей.
      «Зоркий глаз у парня!» — отмечаю я про себя.
      Незаметно летит час, другой, мы уже начинаем волноваться... Но из устья штольни показывается его счастливое, немножко хитрое лицо. И всем становится легко и весело. Из карманов куртки и брюк Андрея торчат образцы хризоколлы, на руках — большие музейные штуфы. Минутой позже появляется Люся. Ее добыча тоже не из маленьких, хоть качеством и похуже.
      Справа раздаются сигналы сирены. Через пять минут начнут взрывать породу. Надо срочно вылезать из карь-ера. Наскоро укладываем образцы хризоколлы в рюкзаки. Но они, как назло, хрупки и нежны, и поэтому каждый кусок приходится заворачивать отдельно. Упаковка закончена; в эту же минуту раздается первый предупредительный взрыв, и ноги ощущают упругий толчок. Снова по деревянным ступенькам соединительных лестниц, но теперь уже кверху, движемся один за другим.
      Ну что ж! Неплохо приняла нас гора Высокая!
     
      ПЛАТИНА
      На станции Урал нас ожидали две запряженные в брички, сытые, бойкие лошадки. На одной поместились я и Павел Владимирович Покровский, на другой — мои неизменные спутники — Люся и Андрей. Павел Владимирович — главный геолог одной крупной экспедиции.
      Мы едем долиной одной из многих уральских речу-
      тек. Насколько хватает взгляда, впереди и сбоку громоздятся бесчисленные бугры речного песка. Кажется, будто гигантская рука, двигаясь над рекой, из своей могучей горсти отсыпала их. Одни кучи песка заросли травой и кустами, на других красуются многолетние березки. Я думаю о том времени, когда возле каждой такой груды песка стоял со своей бутарой местный старатель — горщик. Какой титанический труд был затрачен здесь, чтобы перемыть все крупинки, весь песок здешних рек...
      Лошади замедляют шаг. Дорога все круче поднимается в гору. Мы слезаем с повозки, достаем наши неразлучные ФЭДы.
      Ну как не заснять эти дивные места! Ведь мы в центре платиноносного массива Урала, громкая слава которого давно распространилась по всему миру.
      Я рассказываю поднимающимся со мной в гору спутникам замечательную историю платины. Было время, когда этот стально-серый металл, почти в три раза более тяжелый, чем железо, считался вредной примесью золота. В Испании существовал даже порядок, обязывающий топить платину в реках, дабы не нашла она применения у фальшивомонетчиков, способных добавками платины понизить ценность золота... Правда, в 1778 году испанское правительство спохватилось: платину было приказано собирать, и подделка монет стала монополией... самого испанского двора.
      Настоящее применение платина нашла лишь много позже.
      В 1803 году английский химик В. Волластон установил в составе платины элементы палладий и родий, а его соотечественник С. Теннант почти в то же время нашел в ней еще два новых элемента — осмий и иридий. В 1844 году профессор Казанского университета К. Клаус, исследуя свойства простых веществ, входящих в состав природной платины, открыл последний элемент этой группы и назвал его в честь России «рутением». Так среди 92 химических элементов Периодической таблицы Д. И. Менделеева появился элемент, носящий имя нашей Родины.
      Постепенно благодаря настойчивости и упорству многих поколений ученых становились известными замечательные свойства платины и родственных ей элементов.
      Самым важным свойством платины оказалась ее химическая стойкость. На платину не действуют ни кислоты, ни щелочи. Сплав платины с иридием противостоит действию даже «царской водки», в которой, как известно, растворяются все благородные металлы. Если вспомнить, что платина проковывается в пластинки толщиной до двадцати пяти стотысячных миллиметра, легко понять значение изделий из платины для химии, электротехники и других отраслей хозяйства. «Неизменность от действия воды, воздуха и остальных реагентов, сравнительно большая плотность (около 21,5), твердость, тягучесть и тугоплавкость... сплава 90 частей платины с 10 процентами иридия... делают его драгоценным материалом для устройства прототипов (основных образцов) мер длины и веса, например метра и килограмма...» — указывал в конце прошлого века Д. И. Менделеев. Так из вредной примеси к золоту платина превратилась в металл, стоящий много дороже золота.
      Идущий рядом Андрей спрашивает:
      — Самые крупные самородки платины найдены, кажется, здесь, в районе Нижнего Тагила?
      — Да. Здесь находили самородки в полпуда весом. Самый же крупный из здешних самородков весил девять и шестьдесят две сотых килограмма.
      Незаметно летит время в беседе. Миновав перевал, мы опускаемся к подножию горы. Павел Владимирович рассказывает нам об окрестностях, панорама которых открывается с перевала. Он говорит о проводившихся в прошлом и идущих сейчас геологических исследованиях, о ближайшем будущем платиноносных и золотоносных россыпей Урала. Мы жадно ловим каждое его слово.
      Через несколько минут подходим к крыльцу дома известного в этих местах геолога Анатолия Ивановича Александрова. Геологическая партия, в которой он работает, находится рядом. Немножко прихрамывая, Анатолий Иванович идет навстречу. Он предупрежден о нашем приезде и, приветливо приглашая зайти в дом, обещает уже завтра многое показать. Пока Андрей и Люся отвя-
      зывают от повозок забрызганные рюкзаки и спальные мешки, мы намечаем план работы на ближайшие дни.
      Завтра весь день мы будем на отвалах горы Соловьевой. Только там мы можем найти зернышки платины в ее коренном (первичном) залегании. Затем два дня посвятим знакомству с разведочно-эксплуатационными работами. Осмотрим местный музей, который открылся еще в 1937 году, в дни XVII Международного геологического конгресса. Затем мы...
      Анатолий Иванович, которому, видимо, надоело слушать нашу программу, берет нас под руки и ведет к находящемуся на прииске главному геологу треста «Урал-золото».
      — Сергей Григорьевич, вот минералоги приехали из Ленинграда. Можно им показать наши месторождения?
      — Конечно.
      — Они, кроме того, хотят привезти в Ленинград образцы самородной платины.
      — Ну, если найдут, пусть везут. Нам-то ведь что-нибудь оставят, — смеется он.
      ... Через неделю в Нижнем Тагиле, в гостинице «Северный Урал», дежурный администратор, которого мы попросили сохранить наши ящики с образцами, пока мы съездим в очередной рейс в Краснотурьинск, недовольно ворчал:
      — Оставьте в коридоре. Кому ваши камни нужны? Таких булыжников и на улице полно. Вот если бы у вас золото было!
      Мы молча киваем администратору. Да, конечно, у нас не золото. У нас образцы самородной платины...
     
      МЕДНЫЙ БЛЕСК
      Пять отрывистых ударов сигнального колокола означают, что в шахтную клеть сели люди. Нас спускают в ствол шахты плавно и осторожно. Меркнет и гаснет дневной свет. Но уже через минуту глаза привыкают к мигающему свету карбидных ламп, шипящие огоньки которых казались такими жалкими и тусклыми несколько минут назад, когда мы шли по залитому солнцем рудному двору.
      Рудничный геолог, сопровождающий нас, прекрасно ориентируется в обступившей со всех сторон темноте.
      — Глубина сто десять метров, — говорит он, показьь-вая на какой-то пронесшийся навстречу нам неясный предмет...
      Мы идем по широкому сухому штреку, залитому светом ярких электрических ламп. Трудно представить себе, что еще несколько месяцев назад все это было затоплено водой...
      Наш спутник рассказывает:
      — Турьинские рудники известны с тысяча семьсот пятьдесят восьмого года. Их разрабатывали почти полтораста лет. Здесь добыто более ста тысяч тонн меди. В годы гражданской войны шахты были разрушены и затоплены, а документация в значительной степени уничтожена бывшими владельцами рудников. Существовало к тому же мнение, что руда здесь вся выбрана, ну, мы решили проверить. Как видите, это далеко не так!
      Мы подходим к одному из ответвлений главного штрека. В борту только что пройденной разведочной выработки золотистыми искрами вспыхивают зерна медного колчедана. Его внешнее сходство с самородным золотом здесь, в полутемной выработке, необычайно велико. Хочется взять для музея эти чудные образцы. Но нет, мы пришли сюда не за ними. Мы должны найти медный блеск...
      — Да вот он! — восклицает Андрей.
      Я устремляюсь в темноту, из которой доносятся частые удары молотка этого неутомимого парня. Мне видна его напряженная фигура, как бы впившаяся в черную стенку забоя. Из-под молотка сыплются снопы искр и мелкие осколки крошащихся минералов.
      — Ты с ума сошел, — взрываюсь я. — Ведь ты же все погубишь при таком диком методе добычи!
      Спохватившись, он снимает с плеч рюкзак, достает зубило, и работа принимает более плановый и осмысленный характер.
      Внимательно рассматриваю жилку медного блеска, найденную Андреем. Она то исчезает, то появляется вновь. Мысленно прослеживаю ее направление. Ну конечно, она должна появиться вон в той перемычке, соединяющей две рассечки, где тихонько копается Люся. Надо спешить к ней.
      Молчаливая и застенчивая Люся на вопрос: «Как дела?» — отвечает характерным для нее: «Ничего!» Но это «ничего» звучит здесь, под землей, как-то особенно. Я чувствую, что ее добыча сегодня велика...
      Как бы подтверждая мою мысль, Люся подает мне прекрасный темно-серый образец из груды аккуратно сложенных у ее ног кусков руды.
      Даже при свете карбидок можно заметить необычайную ценность этого штуфа. Среди свинцово-серой массы медного блеска кое-где виднеются остатки золотистожелтого медного колчедана. Они явно свидетельствуют о том, что медный блеск — минерал поздний, вторичный. Он образовался здесь, придя на смену медному колчедану. А вот по трещинке вьется зеленая каемочка малахита и где толще, где гуще покрывает медный блеск. Значит, и он не вечен! Значит, медный колчедан превратился в медный блеск, чтобы, в свою очередь, перейти в малахит!
      Да, и камни не вечны!
      Здесь, на Турьинских рудниках, это особенно хорошо видно!
     
      АМЕТИСТ
      Всю ночь мы едем от Тагила на восток, пересекая древний Каменный Пояс. Андрей, свернувшись одному ему понятным образом, спит, не обращая внимания на отчаянные толчки, от которых все содержимое кузова, включая нас, ежеминутно взлетает на воздух. Люся изрядно замерзла. Ее легкий сатиновый комбинезон совсем не отвечает прохладе июльской ночи на Урале. После долгих споров нам удается укутать ее в чью-то куртку и чей-то дорожный плащ. Ее повеселевшее лицо свидетельствует о том, что меры были приняты своевременно.
      Меня беспокоит мысль: найдем ли мы что-нибудь в районе Мурзинки? Когда я уезжал из Ленинграда, один известный минералог не советовал мне попусту тратить время.
      — Слава Мурзинки в прошлом, — сказал он мне на прощание.
      Мы проехали уже более 100 километров. В памяти мелькают страницы богатой и яркой истории самоцветов
      Урала. Где-то здесь в 1668 году Михайло Тумашев отыскал впервые цветные камни и медную руду, за что получил большую по тем временам награду — 164 рубля с полтиною. Его брат Дмитрий через год докладывал государю о том, что... «ездил-де он в Сибирь руд искать и отыскал цветное каменье, в горках хрустали белые, фа-тисы вишневые, и юги зеленые, и тумпасы желтые».
      Без малого триста лет прошло с тех пор. Сотнями, тысячами безымянных ям, закопушек, канав, шурфов, будок и глубоких шахт покрылись лесистые берега речушек, текущих в Иртыш. Многие поколения самобытных, немногословных тружеников — старателей из Мурзинки и окружающих деревень: Сизиковой, Южаковой, Ала-башки — вложили свой труд, здоровье и нередко и жизнь в эти горные выработки, сулившие им самоцветы.
      А самоцветы вели себя более чем прихотливо. То выпадал счастливый год, вроде зимы 1910/11 года, когда одна случайно вскрытая пустота — «занорыш» — выдала массу ювелирных топазов, включая знаменитый тридцатикилограммовый кристалл. То следовал целый ряд неудачливых лет, разорявших вчистую многодетные семейства горщиков.
      Машина въезжает в большое село, раскинувшееся по берегу красивой Нейвы. Навстречу движутся группы колхозников, отправляющихся на полевые работы. Мы останавливаемся возле одной из таких групп. Я обращаюсь к худощавому, быстрому в движениях и разговоре мужчине и прошу его указать мне кого-нибудь из стариков, добывавших аметисты.
      — Места-то здесь все знают, знатные места. Вон, на другой стороне, Тальян виднеется. Я там лет восемь копал. Топазы-то какие находил. Во! — показывает он на свой кулак. — А дальше, верст восемь за Тальяном, Мо-круша знаменитая. Небось слыхали? — спрашивает он меня.
      — Как не слыхать о Мокруше, — отвечаю я. — Вот мы и приехали посмотреть на ваши знаменитые копи.
      — Работа у меня сейчас горячая, а то сам бы съездил с вами, все бы сам показал. Да вы попросите стариков.
      Он долго перечисляет полезных нам старожилов. Мы слышим имена Ивана Даниловича Орлова, Евграфа Евдокимовича Авдюкова, его брата Никиты и многих других знаменитых горщиков, немало добывших на своем
      веку густо-фиолетовых аметистов, голубых топазов, золотистых цитринов, многоцветных и розово-зеленых турмалинов.
      В конце разговора я узнаю, что на Ватихе начата разведка аметистовых жил. Наскоро сговорившись съездить завтра утром на Тальян, мы едем на знаменитую Ватиху.
      ... Я сижу в большой белой, с трех сторон открытой палатке главного геолога большой разведочной партии, исследующей Ватиху.
      Мы только что обошли все месторождение. Усталый после бессонной ночи и длинного похода по копям, я смотрю на лежащие передо мною образцы. Вот этот дивный письменный гранит из Каменного Рога — семидесятидвухметровой глубины выработки, залитой водой, — нашел Андрей Сергеев; горный хрусталь нашел я возле Раздерихи; Шебуриха и Тихониха подарили нам чудесные пеликаниты. Вот этот, не известный мне минерал опять-таки первым заметил Андрей; мы нашли его возле Логоухи. А это вот Люсины сборы из Косой и Безымянной жил.
      Настоящих аметистов мы не нашли. Трудно после старателей найти в отвалах самоцвет. Они зорко смотрели за камнем! Передо мною лежит лишь десяток мелких бледноокрашенных кристалликов. Я мысленно сравниваю их с драгоценным аметистом, выставленным в витрине музея кафедры минералогии Ленинградского университета, и думаю: какое же это счастье — найти такой камень! А ведь он найден здесь... А сколько еще таких камней хранят недра Мурзинки!
     
      БЛЕКЛАЯ РУДА
      Мы стоим в широкой с низким потолком комнате, заставленной витринами. Геолог разведочной партии Нина Николаевна знакомит нас с образцами рудничного музея.
      Я смотрю на стоящий передо мной великолепный образец золотоносного пирита и вспоминаю, где и от кого я впервые услышал об этой знаменитой находке березов-ских горняков.
      Нина Николаевна давно перешла к следующей витрине, и я издалека слышу ее голос, повествующий
      Андрею и Люсе о том, что здесь двести лет тому назад впервые в России было обнаружено самородное золото, что все эти двести лет горняки борются здесь с водой, заливающей огромное подземное хозяйство.
      — Нет, положительно невозможно двинуться с места!
      Я любуюсь на необычайно красиво сросшиеся между
      собой в виде какого-то фантастического и вместе с тем строго законченного сооружения эти большие нештрихованные блестящие кристаллы пирита.
      — Вот это друза!
      Нина Николаевна возвращается к месту, где я стою, и, предвосхищая события, мимоходом замечает:
      — Эту друзу пирита хотели от нас взять в Минералогический музей Академии наук, да так ничего из этого и не вышло! — не без удовольствия подчеркивает она.
      Нам всем становится весело от ее профессиональной настороженности.
      — Мы — люди скромные и можем довольствоваться более скромным подарком, — показываю я на образец блеклой руды, лежащий под стеклом.
      — Блеклая руда сейчас в крупных выделениях не встречается, поэтому этот образец я вам тоже отдать не могу, — не менее жестко отрезает она.
      Я глубоко вздыхаю. Такие же вздохи слышатся со стороны Андрея и Люси. Нина Николаевна сочувственно смотрит на нас и осторожно уступает:
      — В запасе у меня есть еще один кусок. Я вам его отдам. А вы должны за это определить два неизвестных минерала, которые мы нашли недавно в одной из жил.
      Я обещаю ей определить все неизвестные минералы, которые она когда-либо встретит... Блеклая руда тем временем перемещается в рюкзак Люси.
      На другой день в забое одного из глубоких штреков рудника сопровождающий нас геолог показывает только, что вскрытую жилу сплошной блеклой руды.
      — Руда на золото, — кивает он в сторону жилы.
      — Блеклая руда интересна для нас не только золотом. В ней содержатся медь, серебро, цинк, железо, ртуть, никель, кобальт, марганец, мышьяк, сурьма, висмут и сера. Она очень похожа на медный блеск и другие медные минералы. Ее надо уметь узнавать, а запасы блеклой руды у нас в Ленинграде давно кончились. Мы специально за ней к вам приехали. Вчера в вашем музее
      нам еле-еле удалось один кусочек получить. А сегодня вдруг такое богатство! Просто не верится!
      — Ну, тогда забирайте всю жилу. Она у нас не последняя, — смеется наш проводник и сам начинает помогать нам нагружаться.
      Груженные до предела блеклой рудой, мы идем по ветвящимся подземным выработкам. Я заканчиваю нашу затянувшуюся беседу.
      — Что касается золота, так оно находится не только в пирите и блеклой руде. Золото — один из широко распространенных в природе металлов. Где мы его толька не находим! Мы обнаруживаем золото во многих минералах, в золе морских и наземных растений, например в золе кукурузы и каменного угля. Здесь его содержится до одного грамма на тонну золы, то есть столько же, сколько в некоторых промышленных месторождениях. По неизвестным для нас причинам золото накапливается в органах животных, в частности в селезенке быка. Одним словом, золото куда более подвижно в природе,, чем нам кажется...
      ... На этом обрывается мой уральский дневник. Дальше идут скупые названия месторождений, минералов,, цифры и даты.
      Но память хранит возвращение в Ленинград, разборку коллекций, частые встречи с Андреем и, хотя Андрей занимался на другой кафедре, где я редко бывал, я знал почти все о его учебе и успехах.
      Я помню день, когда по окончании университета его оставили в аспирантуре. Он забежал ко мне, поделился своей радостью, и мне в этот день было как-то особенно хорошо.
      Да, прямой путь был у Андрея, и он позволил ему далеко уйти за эти четырнадцать лет!
     
      А ГДЕ СЕЙЧАС ДРУГИЕ
      Ну, а Саша Серебрицкий, первый председатель совета Клуба? А Володя Гордиенко, Миша Харламов, Лида> Козырева, Галя Дементьева, Игорь Булдаков, Юра Доннер, Игорь Каменцев, Женя Трейвус, Валя Николаева — разве все они достигли меньшего, чем Андрей
      6 В. Барабанов 81
      Сергеев? А Юра Селиверстов, защитивший диссертацию и работающий сейчас в тропической Африке!
      Ну, а Саша Гольдберг, где он сейчас и что делает?
      Саша окончил в 1953 году университет, почти десять лет работал на месторождениях Средней Азии и совсем недавно представил к защите диссертацию.
      А где сейчас Неля Конева?
      Нинель Викторовна Конева уже шесть лет работает в Клубе юных геологов. Она учит ребят геологии, ездит с ними в походы, а в прошлом году руководила одним из отрядов самой дальней Забайкальской экспедиции.
      А где сейчас Валя Николаева?
      Ученица 10-го класса 55-й школы Валя Николаева, бывший председатель совета Клуба и один из самых активных его членов, окончила в 1962 году университет и сейчас преподает в Клубе кристаллографию. Ее воспитанники умеют не только определять форму кристалла, но и научились выращивать их в своей лаборатории.
      Передо мною лежат только что полученные письма от геолога экспедиции, работающего на далеком Тима-не, Зинаиды Акимовны Степиной, и от научного сотрудника Всесоюзного геологического института Анжелики Анатольевны Ивановой.
      Вот что пишет А. А. Иванова:
      «Занятия в Клубе юных геологов навсегда останутся в моей памяти. В 1950 — 1951 гг., будучи ученицей 10-го класса, я с увлечением занималась в геохимическом кружке, где В. Ф. Барабанов рассказывал нам об удивительных вещах, о сложных геохимических процессах, происходящих в земной коре, о наших выдающихся уче-ных-геохимиках — А. Е. Ферсмане и В. И. Вернадском. Клуб был и остается для меня родным. Здесь окрепло мое желание стать геологом, и не просто геологом, а минералогом и геохимиком.
      Прошло много лет. Я окончила кафедру минералогии -Ленинградского университета, где приобрела необходимые знания и опыт проведения минералогических исследований. Теперь я работаю во Всесоюзном научно-исследовательском геологическом институте в Ленинграде. Занимаюсь изучением месторождений полезных ископаемых Восточного Забайкалья. Знания, как образуется тот или иной полезный минерал и как он располагается
      в пределах рудных жил, помогают геологам-поисковикам и геологам-разведчикам в их практической деятельности.
      Желаю нашим дорогим учителям — Владимиру Федоровичу Барабанову, Ольге Михайловне Римской-Корсаковой, Виктору Альбертовичу Франк-Каменецкому — и всем членам Клуба юных геологов больших успехов> в их работе!
      А. Иванова».
      А вот что пишет 3. А. Степина:
      «Я пришла в Общество юных геологов на второй год его существования и занималась в его кружках три последних школьных года. Потом я приходила во Дворец пионеров гостем на вечера встреч или просто так, никогда не чувствуя отчуждения, как будто только вчера оставила эти стены.
      В родном городе всегда есть особенно любимые здания. Такими для меня в Ленинграде были и остаются Публичная библиотека, университет и Дворец пионеров.. Они дороги как свидетели первых радостей приобщения к серьезным знаниям, к настоящей науке. И как бы часто я там ни бывала, каждая встреча с этими местами,, незаметно для окружающих, необыкновенна и торжественна.
      Три — четыре года, проведенных в Обществе юных, геологов, кроме знаний и опыта, оставили нам множество воспоминаний и незабываемых впечатлений. Самое первое, самое яркое из них — наши преподаватели. В школе у всех бывают учителя любимые и нелюбимые или просто безразличные. А у нас в Обществе все были замечательные. Нами руководила славная когорта пропагандистов геологической науки. В наших глазах они были окружены романтическим ореолом, свойственным людям, влюбленным в свое дело. Самые добрые, самые теплые чувства к ним, благодарность и восхищение сохранятся навсегда. Ведь они отдали нам часть своей души и каждый год продолжают заражать новые пополнения ребят любовью к своей науке.
      В работе Общества юных геологов для меня было два особо примечательных периода: время, когда я собирала и оформляла материал о жизни и деятельности академика Александра Евгеньевича Ферсмана, и экспедиция на Северный Кавказ летом 1950 г.
      «Занимательная минералогия» А. Ё. Ферсмана была первой книгой, после которой родилась мечта стать геологом, а вступление в Общество было первым шагом на пути к этой мечте. Поэтому для меня было большим счастьем узнать как можно больше об этом замечательном человеке и ученом, а потом рассказать о нем своим товарищам.
      Не забыть и нашу экспедицию. Боюсь, что я была самым неопытным участником, особенно когда дело касалось исторической геологии. Помнится первая беседа руководителя экспедиции проф. И. А. Коробкова. «Фауна... хлора...» — записываю я. Илья Алексеевич заглянул в мою тетрадку и, молча улыбаясь, исправил злосчастную «хлору». Знания приходили не сразу, но с каждым новым маршрутом, с каждой беседой Ильи Алексеевича. Почти все мы увлеклись минералогией.
      Окончена школа, занятия в Обществе, закончен и вуз. И вдруг оказалось, что это еще начало, что нас только научили учиться, а учиться предстоит всю жизнь. Каждому из нас открылся свой самостоятельный путь, и не все гладко бывает на этом пути... Так, настоящая работа началась для меня только на третий год после окончания университета. Ей отдано уже три года, и из них не жаль ни одного часа. Я работаю на Тимане в круглогодичной партии и больше бываю в поле, чем в Ленинграде. Кроме летних месяцев, я провела там три зимы. Город во все вносит излишнюю порой торопливость, а там работалось так спокойно, размеренно и на все хватало времени. Мое глубокое убеждение: позимовать на Севере — это полезно!
      ... В Обществе юных геологов не было места равнодушию. Начала добровольные: интересно — занимайся, а неинтересно — поищи себе другое дело по душе. Мне думается, что никто из бывших юных геологов так и не заболеет равнодушием, не станет чиновником от геологии. Многое изменилось с тех пор, как мы из юных геологов стали студентами, из студентов — специалистами. Мы стали совсем взрослыми людьми, неизмеримо расширен кругозор, накоплен опыт самостоятельной работы, труд наш приносит успехи и пользу. И я могу только пожелать своим товарищам по Дворцу и самой себе всю свою остальную жизнь в геологии работать с такой же
      искренней увлеченностью, как это было с нами, когда мы были юными геологами.
      А где сейчас добрый и застенчивый Володя Березовский, которого так любили в Клубе и преподаватели, и ребята?
      Володя Березовский — геолог и поэт. Володя окончил университет вместе с Олегом Сенновым и Олегом Тимофеевым в 1960 году. В детстве он мечтал о море, но Крымские горы навеяли иную мечту, и она повела его по жизни...
      Вот как сам Володя рассказал об этом на одном из вечеров в Клубе:
      «Опять на берег волны набегают,
      Опять шумишь передо мною ты,
      Стихия беспокойная морская,
      Великолепный мир мальчишеской мечты.
      Я помню, как влекла меня в те годы Твоя крутая, гневная краса,
      Открытия, сражения, походы, Наполненные ветром паруса,
      Блеск голубой, залитой солнцем дали И брызги белой пены штормовой,
      О чем мы столько в книгах прочитали,
      О чем ночами бредили порой.
      И забывали мы, что есть на свете Другие необъятные края,
      Романтика двадцатого столетья, Которой стала полна вся земля. Романтика межзвездных расстояний,
      Какие нам и сниться не могли,
      Романтика немыслимых дерзаний,
      Прямых дорог, раскрытых тайн Земли.
      Над морем солнце крымское вставало, И горы подпирали высоту,
      Оттуда с образцами минералов С собой привез я новую мечту.
      И чайка крылья белые сложила,
      И даль морская в сторону ушла,
      И с новой, прежде незнакомой силой Меня мечта по жизни повела.
      Еще узнать осталось очень много,
      Но цель, как ночью молния, видна.
      Я сам не знаю, где пройдет дорога,
      Но знаю — верно выбрана она.
      Привет же вам, таежные просторы,
      Седые ели, шум сибирских рек,
      Покрытые снегами вечно горы,
      Где не ступал порою человек!
      И вам привет, далекие пустыни,
      Барханы, что, как пламя, горячи,
      И клады, в недрах скрытые доныне,
      К которым надо отыскать ключи!
      И я своей мечте не изменяю,
      Я просто дело по душе нашел.
      Сегодня, море, я с тобой прощаюсь.
      Прощай! Я не жалею, что ушел».
      А где сейчас...
      Да разве ответишь на все вопросы!
      Через уютные классы, мастерские и лаборатории Клуба юных геологов прошли за эти годы сотни ребят. Начиная с весны 1957 года десятки из них, сдав положенные экзамены перед государственной комиссией, получили удостоверения коллекторов и сейчас работают в настоящих геологических экспедициях в Казахстане, в Заполярье, на Дальнем Востоке, в Якутии.
      Многие, окончив среднюю школу, учатся на геологическом факультете университета и различных факультетах Горного института.
      Десятки человек, окончив университет и Горный институт, работают в геологических экспедициях, научно-исследовательских институтах, в геологических учреждениях и управлениях.
      А на смену им каждый год приходят новые ребята. Они заполняют кружки, вступают в члены Клуба, выбираются в Совет и, смотришь, через год — два — три, в свою очередь, становятся вожаками ребят.
      Ну, а что же делается в самом Клубе на пятнадцатом году его деятельности? Какими заботами живет он, какие планы строит на ближайшие годы?
      Трудно ответить сразу на этот вопрос.
      Давайте совершим экскурсию в Клуб юных геологов теперь, весной 1963 года. Попробуем обойти все его помещения и заодно познакомимся с его сегодняшними героями. Мы расспросим их о том, чем они заняты и что собираются делать завтра.
      Основная часть помещений Клуба находится теперь на третьем этаже главного здания Дворца пионеров. С 1955 года Клуб занимает здесь три больших комнаты и коридор. Четыре комнаты Клуб занимает в цокольном этаже. Итого, семь комнат!
      Давайте начнем с комнаты-музея!
     
      ГЕОЛОГИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ
      В огромной нарядной комнате разместился наш геологический музей.
      Вдоль стен расположились витрины с образцами, собранными за эти годы самими ребятами. По ним можно проследить историю развития жизни на Земле.
      Докембрий
      Витрина возле старинного камина занята образцами самых древних — докембрийских пород. По самым скромным подсчетам, они возникли два, а может быть, и три миллиарда лет назад. Сейчас это кристаллически-сло-истые гнейсы и сланцы, почти неотличимые от гранитов. А в те далекие времена это были всего лишь морские осадки, подобные современному морскому илу. За сотни миллионов лет, прошедшие с тех пор, они уплотнились и перекристаллизовались, стали так похожи на магматические породы, что ученые нередко отказываются признать их первично осадочное происхождение.
      Возле витрины остановилась небольшая группа школьников, случайно заглянувших в наш Клуб. Невысокий, взъерошенный паренек, признав во мне старшего, спрашивает:
      — А эти камни полезные?
      — Конечно, — отвечаю я.
      — А что из них добывают?
      — Из тех, что лежат под стеклом, ничего не добывают. Они используются лишь как строительный материал. Ты разве не встречал сооружений из этого камня в нашем городе? — спрашиваю я, указывая на образец красного выборгского гранита.
      — Набережная Невы, — замечает один.
      — А еще?
      — Памятник Петру Первому, — добавляет другой.
      — Вернее, основание памятника. Сам-то памятник ведь из бронзы!
      — А еще?
      Ребята молчат. И мне приходится напомнить им о знаменитой двадцатиметровой Александровской колонне, воздвигнутой на Дворцовой площади в честь
      победы русского оружия в Отечественной войне 1812 года, о шестнадцатиметровых колоннах Исаакиевского собора, с четырех сторон поддерживающих величественнейшее здание нашего города, о каменных беседках и о многих других замечательных строениях Ленинграда, в которые вошел неотъемлемой частью красный докем-брийский гранит рапакиви. Напоминаю ребятам, что шлифовали колонны вручную. На обработку одной колонны Исаакия уходило до 5000 рабочих дней, а ведь собор окружают 48 больших колонн внизу и 24 колонны меньшего размера наверху. Строительство собора продолжалось сорок лет! Монолит для Александровской колонны только отделяли от гранитного уступа под Выборгом в течение двух лет. Ежедневно 300 — 400 рабочих выстраивались в одну линию с ломами и кувалдами и этими единственными орудиями, медленно вгрызаясь в грунт, постепенно отбивали будущую колонну.
      Я рассказал о докембрийском граните как о строительном материале. Но гранит не единственный строительный материал. В докембрийское время образовались многие другие ценные породы — розовый кварцит, белые, голубые, красные и серые мраморы, черный, как смоль, шунгит. Ими богаты Карелия и Кольский полуостров, Алдан и Прибайкалье, Украина и Анабарский массив — районы, где выходят на дневную поверхность древнейшие докембрийские породы.
      Вот шунгит — замечательный минерал, но, к сожалению, он еще не понят как следует людьми и не оценен по заслугам. Шунгит был открыт и исследован около ста лет назад замечательным русским геологом, профессором А. А. Иностранцевым. Он обнаружил его в докем-брийских породах близ селения Шуньга, на побережье Онежского озера. Этот черный блестящий минерал, похожий на каменный уголь, уже давно был известен местным жителям. Они использовали его для приготовления устойчивой краски, которой покрывали рыболовные сети. Время от времени из шунгита изготовлялись черные облицовочные плиты для зданий и памятников. Их применяли в России уже с середины XVIII века.
      В настоящее время установлено, что шунгит представляет собой нечто среднее между каменным углем (антрацитом) и графитом. При нагревании до 2500° без доступа воздуха шунгит превращается в графит, В при-
      сутствии кислорода он сгорает с выделением такого же количества тепла, как и донецкий антрацит. В золе сгоревшего шунгита содержатся окись калия (до 5%) и такие важные для растений элементы, как ванадий, молибден, никель, медь, бор, кобальт и другие. Отсюда следует, что зола шунгита — ценное удобрение. Ее можно использовать и для изготовления цемента.
      Если добавить к сказанному, что из шунгита делают черную малярную и типографскую краски, что он идет на изготовление толя и очень дефицитных пробирных камней, становится понятной вся ценность этого минерала, образовавшегося сотни миллионов лет назад в результате природного коксования самых древних на Земле растительных остатков. Значит ли это, что тогда на Земле уже были деревья? Нет, деревья на нашей планете появились лишь сотни миллионов лет спустя. А о докембрии можно сказать лишь, что в те времена была жизнь, а как она точно выглядела, к сожалению, никому не известно.
      Первые не вызывающие сомнений органические остатки были найдены в верхнедокембрийских (протерозойских) отложениях Канады и США. Это остатки древнейшего трилобита и плеченогого, следы червей и части хитиновых панцирей каких-то членистоногих. В протерозойских породах Франции обнаружены также остатки фораминифер, губок и стебли морских лилий. В Финляндии в этих же породах встречены огранизмы, похожие на вымерших четырехлучевых кораллов. Совсем недавно в Австралии нашли отпечатки древнего докембрийского членистоногого. Уже это говорит о том, что в протерозое органический мир Земли прошел сложный путь развития, появились такие высокоорганизованные существа, как иглокожие и членистоногие.
      «Почему же так редки находки окаменелостей в до-кембрийских породах?» — спросите вы.
      На этот вопрос очень трудно ответить. Может быть, дело в том, что раковины и скелеты протерозойских животных состояли из вещества, легко растворявшегося в морской воде после их смерти? Может быть, мощные движения земной коры, глубокие преобразования (метаморфизм) пород, связанные с этими движениями, в течение последующих сотен миллионов лет уничтожили их отпечатки в породах? А может быть, были и другие причины, например массовая гибель животных в результате катастрофического похолодания на Земле, о которых мы попросту не догадываемся. Одно ясно, что всем нам надо без устали изучать эти самые загадочные страницы истории Земли, и тогда мы сможем прочесть все, что на них записала природа.
      — А какие полезные ископаемые находят еще в до-кембрийских породах?
      — Очень многие. Уран и алмазы, слюду и граниты, кианиты, полевые шпаты и огромные скопления железной руды. Одна Курская магнитная аномалия, связанная с докембрийскими породами, занимает сейчас площадь в 120 000 км2. Здесь сконцентрировано более 9 000 000 000 000 тонн железной руды. Ее хватит Советскому Союзу и всем социалистическим странам на несколько сотен лет.
      — А много у нас урана? — спрашивает еще один участник нашей беседы.
      — А вот подсчитай. По данным советского ученого J1. В. Таусона, в 1 км3 гранита содержится до 12000 тонн урана. Граниты покрывают нашу планету слоем в несколько десятков километров. Выходит, немало урана приходится и на нашу страну.
      Палеозой
      Докембрийское время развития Земли 570 миллионов лет назад сменилось эрой древней жизни — палеозоем. Палеозой ученые, в свою очередь, делят на шесть периодов: кембрийский, ордовикский, силурийский, девонский, каменноугольный и пермский. Палеозойская эра была в десять раз короче докембрия, но все же и она продолжалась около 300 миллионов лет. Это было время расцвета жизни в морях и пора постепенного завоевания живыми организмами суши. В палеозойское время произошли огромные перемещения земной коры. Они привели к образованию горных цепей Саян, Забайкалья, Станового хребта, Урала, Казахстана, Алтая, Тянь-Шаня и многочисленных горных сооружений на других континентах. Палеозойская эра — это пора появления и расцвета беспозвоночных животных: кораллов, загадочных
      граптолитов, иглокожих, мшанок, плеченогих, головоногих моллюсков, трилобитов, древних рыб и амфибий. В палеозое появились первые пресмыкающиеся, а птиц и млекопитающих еще не существовало. Палеозой — это время расцвета древних споровых растений и появления голосемянных, время, когда пышно развились хвощи, а цветковые растения еще не появились.
      Давайте познакомимся с периодами палеозойской эры более подробно.
      Кембрий
      Вот перед вами витрина, в которой лежат образцы кембрийского периода. Они собраны членами Клуба во время многочисленных путешествий по родному краю: ведь Ленинградская область — это участок дна огромного кембрийского моря.
      Кембрийский период, или кембрий, названный по имени южной провинции Англии, — первый период палеозойской эры. Начался он 570 миллионов лет тому назад и продолжался почти 90 миллионов лет. Кембрийские моря были густо населены разнообразными беспозвоночными животными, и это говорит о том, что жизнь на Земле зародилась задолго до этого периода. Среди морских животных кембрия наиболее многочисленными были трилобиты — древние предки современного рака. Некоторые трилобиты достигали в длину 70 см, иные же были меньше горошины. Одни трилобиты медленно ползали по дну, царапая ил своим колючим хвостом; глаза у них помещались на верхней стороне плоской головы. Другие, роющиеся в иле, совсем не имели глаз и были слепыми.
      Питались трилобиты мелкими морскими животными и водорослями.
      Кроме трилобитов, в кембрийских морях жило очень
      много странных животных: археоциатов — организмов с известковым скелетом. Огромное количество их окаменевших остатков было найдено в Сибири. Археоциаты в переводе на русский язык означают «древние бокалы». Такое название дано им за их действительно бокалообразную форму. Прикреплялись они к подводным камням длинными, похожими на стебли, полыми известковыми трубочками. Ученые установили, что археоциаты жили сообществами в мелких морях, где строили большие рифы. Встречались среди них и одиночные формы.
      В кембрийских морях широко были распространены также животные из типа брахиопод, что по-русски значит плеченогие. Они имели просто устроенную известково-роговую раковину и внешне были похожи на моллюсков.
      Позвоночных в кембрии не было. Остатков наземных животных и растений также не найдено. Известны лишь споры растений, которые указывают на то, что на суше уже в кембрии была растительность.
      В окрестностях Ленинграда по берегам рек Поповки, Тосно и Саблинки можно встретить синюю кембрийскую глину. Именно в ней проходят линии ленинградского метро. Кембрийские известняки, сланцы и песчаники широко распространены в Сибири, на Алтае, в Саянах и во многих других районах СССР.
      Полезными ископаемыми кембрийский период беден. Можно назвать лишь строительные материалы — глины, пески, известняки и немногочисленные месторождения гипса и соли в южной части Сибирской платформы.
      Ордовик
      Посмотрите теперь витрину с образцами пород и окаменелостей ордовикского периода.
      Ордовикский период, или ордовик, названный по имени древнего племени, населявшего Англию, — второй период палеозойской эры. Он продолжался более 60 миллионов лет,
      Органический мир ордовикских морей значительно разнообразнее и богаче кембрийских. Многочисленны трилобиты, но кембрийские формы их уже вымерли и заменились другими. Ордовикские трилобиты отличались от кембрийских прекрасно развитыми органами зрения. У азафуса, например, глаза были насажены на тоненькие стебельки, так что трилобит мог совсем зарыться в ил, а глаза выставить наверх, как выдвигает перископ подводная лодка. Ордовикские трилобиты, кроме того, приобрели способность сворачиваться, чтобы защищаться от врагов, подобно тому, как сворачивается клубочком современный еж.
      Врагами трилобитов были крупные головоногие моллюски эндоцерасы и ортоцерасы — древние предки ныне
      живущих наутилусов, каракатиц и осьминогов. Ортоцерасы достигали в длину 5 метров. Это были главные хищники, разбойничавшие в ордовикских морях.
      Появились представители иглокожих — морские лилии; они были лучшим украшением его морей. Растительный мир ордовика был представлен бактериями и водорослями. Многочисленные споры растений говорят о том, что и растения в ордовике были разнообразнее кембрийских. Ордовикские отложения широко распространены на территории Советского Союза и представлены преимущественно известняками, мергелями и доломитами, богатыми органическими остатками.
      Таковы отложения ордовика в Ленинградской области, на Урале, в Сибири, в Средней Азии. Они богаты залежами горючих сланцев и ценных строительных известняков.
      — А почему одни сланцы горят, а другие нет?
      — Сланцы горят лишь те, в которых много органического вещества. Вот в этом куске сланца, — показываю я на образец в витрине, — названном кукерситом в честь деревни Кукерс в Эстонской ССР, содержание сине-зеленых ордовикских водорослей достигает 75%. Конечно, такой сланец будет отлично гореть.
      Микроскопическое изучение кукерсита показывает, что он в значительной степени состоит из остатков водорослей, которые очень похожи на ныне живущие сине-зеленые водоросли. Были ли они сине-зелеными 480 миллионов лет назад, мы не знаем. Но возможно, что были. Бурый же цвет кукерсита возник в результате окисления железа, которым богаты сланцы. Окраска эта явно позднейшего происхождения.
      Силур
      Познакомимся теперь с отложениями силура. Они были впервые изучены в 1835 году замечательным английским геологом Мурчисоном. Название этот период получил по имени народа, населявшего Уэльс — гористый полуостров на юго-западе Англии.
      Силурийский период начался 300 — 400 миллионов лет назад и продолжался, по мнению разных ученых, от 20 до 45 миллионов лет.
      Органический мир силура богаче и разнообразнее ордовикского. Наиболее характерной группой животных, населявших ордовикский и силурийские моря, были гра-птолиты. Представителей их не существует на Земле уже более 300 миллионов лет. Это очень затрудняет изучение их строения и образа жизни. И все же многое об этих загадочных животных нам стало известно, и прежде всего благодаря исследованиям советских уче-ных-палеонтологов.
      О работах одного из них — Александра Михайловича Обута — я вам немножко и расскажу.
      Своими исследованиями Александр Михайлович показал, что по находкам граптолитов можно определить и возраст, и название слоев Земли, в которых они заключены.
      Граптолиты, по его данным, жили и размножались в наиболее мелководных частях морских бассейнов, в ко-
      торых существовали течения. Вероятно, это были дельты крупных рек, куда сносилась масса измельченного материала раковин и растений. Такой материал служил пищей для граптолитов. Одни граптолиты жили колониями, подобно кораллам, прикрепившись к илистому дну. Другие свободно парили в воде.
      Но не одними граптолитами были богаты силурийские моря. В них очень широко были распространены кораллы. Трубчатые кораллы фавозитес и хализитес вместе с известковыми водорослями были важнейшими строителями рифов. В силуре появились и красивые одиночные четырехлучевые кораллы, позднее достигшие расцвета. Трилобиты стали менее разнообразными и уже отличались от кембрийских и ордовикских. Головоногие моллюски в силуре достигли расцвета. Появились наутилусы, которые существуют и сейчас, спустя 400 миллионов лет. Событием огромной важности было появление в силурийских морях первых рыб. Судя по отпечаткам, они были очень похожи на современных миног и ныне живущего в мелководных морях ланцетника.
      Пожалуй, еще более важным событием тех времен надо считать появление растений на суше.
      Первые растения были очень маленькими, не выше четверти метра. Корни их были слабы и служили не столько для прикрепления, сколько для высасывания из земли влаги.
      В конце силура и начале девона растения окончательно завоевали сушу. Это создало предпосылки для возникновения наземной фауны. Самыми древними наземными животными были многоножки, скорпионы, пауки, Это они были первыми завоевателями материков.
      Но, совершив этот подвиг, они исчерпали свои силы и оказались неспособными к дальнейшему изменению и совершенствованию. Из морских родственников скорпиона отметим ракоскорпиона эвриптеруса, который достигал в длину 1 м. Все ракоскорпионы были опасными хищниками.
      Силурийские отложения богаты полезными ископаемыми. Это прежде всего строительные известняки, чистые кварцевые пески для стекольной промышленности, глауконит — источник зеленой краски и хорошего удобрения. В силурийское время широко проявилась во многих местах и магматическая деятельность. С нею связаны месторождения меди, свинца, цинка, золота и железа.
      Подойдем теперь к витрине с девонскими отложениями.
      Девон
      Девонский период, названный так по графству Девон в Англии, где впервые были изучены его отложения, был выделен уже известным вам Мурчисоном и англичанином Сэджвиком в 1839 году.
      Девонский период — четвертый период палеозойской эры. Он начался более 300 миллионов лет тому назад и продолжался, по мнению различных ученых, от 45 до 80 миллионов лет. За это время животный мир и растительность сильно изменились, и некоторые их представители стали совсем непохожими на силурийских предков. Одним из важнейших событий девона было появление первых наземных позвоночных — земноводных (амфибий).
      Самым примитивным типом наземных позвоночных являются панцирноголовые земноводные, потомки кистеперых рыб. В девонских озерах и болотах и те, и другие жили вместе. Переход земноводных к жизни на суше был вызван необходимостью жить вне воды. В этом им помогли способность плавательного пузыря поглощать атмосферный воздух и присутствие более сильно развитых плавников, позволявших им переползать из одной высыхавшей лужи в другую. Первые земноводные жили по берегам рек, озер и болот и никогда не уходили далеко от воды.
      В пресноводных или солоноватоводных бассейнах
      девона жили также двоякодышащие и панцирные рыбы. В середине девона появились предки современных осетровых рыб. Они сравнительно мало изменились за минувшие 400 миллионов лет. В целом же рыбы так характерны для девонского периода, что его часто называют «веком рыб».
      В девоне существовали почти все группы беспозвоночных животных.
      Из беспозвоночных морских животных девона важ-нейшей группой по разнообразию, многочисленности и значению являются брахиоподы.
      Среди моллюсков важная роль принадлежала головоногим — гониатитам, обладающим спирально свернутыми раковинами.
      Моря девонского периода населяли также колониальные и одиночные кораллы. Очень красивы были некоторые морские лилии.
      Трилобитов в девоне стало гораздо меньше, чем в силуре, и к концу периода они почти полностью вымерли. Вместо них достигли расцвета гигантские раки птериготусы.
      Граптолиты в девоне все вымерли. Лишь одно семейство их из 34 продолжало существование. Бурно развивались растения, выбравшиеся на сушу. Первая половина девона характеризовалась расцветом псилофитов, которые появились еще в силуре. В середине девона появились первые примитивные плауны, хвощи и папоротники. Они выглядели очень скромно, но впереди их ждало большое будущее. В девонских морях, в отличие от силурийских, водорослей было мало. Но зато появились загадочные трохилиски, впервые исследованные А. П. Карпинским.
      Девонские отложения богаты полезными ископаемыми. Среди них следует назвать прежде всего нефть, бокситы, соленые источники. Очень ценными являются месторождения огнеупорных глин и строительных материалов.
      Теперь подойдите все сюда. В этой витрине лежат образцы пород и окаменелостей каменноугольного периода. Их собирали члены нашего Клуба в течение многих лет. Но особенно удачными были сборы участников Боровичской экспедиции Клуба юных геологов в 1955 году. Прекрасные отпечатки брахиопод и кораллов нашли наши ребята. Они немало потрудились, чтобы найти, выбить из породы и привезти с Валдая эти чудесные раковины.
      Каменноугольная система, названная так за многочисленные находки в ее отложениях залежей каменных углей, выделена геологами Конибиром и Филлипсом в 1822 году. Ученые считают, что каменноугольный период начался 240 — 320 миллионов лет назад и продолжался не менее 50 миллионов лет.
      Подобно докембрию, это было время мощных горообразовательных движений, захвативших огромные пространства Земли. На месте глубоких палеозойских морей поднялись горные цепи Урала, Казахстана, Тянь-Шаня, Алтая. В Европе из морских пучин выросли горные сооружения Уэльса и Южной Ирландии, Вогезы, Шварцвальд и Арденны, Рейнские Сланцевые горы, Богемский массив и Судетские горы. В Америке образовались Аппалачи. Произошло гигантское перераспределение суши и моря. И оно, конечно, глубоко отразилось на развитии органической жизни Земли.
      Морские водоемы были обильно заселены беспозвоночными. Здесь можно было встретить огромные количества микроскопических фузулин. Именно они образовали мощные отложения известняков. Каменноугольные рифы слагали изящные четырехлучевые кораллы. Достигли расцвета в каменноугольных морях морские ежи, морские лилии и мшанки. Очень широко распространились плеченогие и брюхоногие.
      В каменноугольное время особенно бурно развивался животный мир суши. Появились первые брюхоногие моллюски и крылатые насекомые, огромного развития достигли панцирноголовые амфибии — стегоцефалы: одни из них напоминали ящериц, другие — саламандр, третьи — змей, четвертые — крокодилов. Их панцирь состоял из чешуй или костных пластин.
      Рот стегоцефалов был вооружен зубами. Размеры этих животных превосходили 2 метра в длину. Это были хозяева суши.
      У других амфибий — бранхиозавров — еще сохранились жабры, был еще слабо окостеневший скелет.
      В каменноугольный период появились первые рептилии — пресмыкающиеся.
      В сыром, дремучем каменноугольном лесу жили пауки, тараканы, кузнечики, ползали улитки, бегали толстые тысяченожки длиною в треть метра. Земноводные наполняли лес своим кваканьем. Одни из них были величиной с лягушку, а другие просто гигантами, и, если бы их поставить на кончик хвоста, они оказались бы вдвое выше человека.
      В карбоне появились первые стрекозы. У самых больших каменноугольных стрекоз размах крыльев достигал трех четвертей метра. Это были стрекозы-гиганты. Началось завоевание воздуха на нашей планете. Теперь вы знаете, что первыми его завоевателями были насекомые.
      Ну, а что представляла собой растительность?
      Ученые-палеоботаники установили, что растительный мир карбона отличался исключительным богатством. Наземная флора в это время захватила огромные площади поверхности континентов. Наиболее низменные участки их покрылись густыми лесами. Громадные количества отмиравших со временем и скоплявшихся растительных остатков и дали промышленные угольные залежи, которыми так богаты отложения карбона.
      Каменноугольный период был временем расцвета древних споровых растений — плаунов, хвощей и папоротников. Плауны карбона — это вымершая группа растений. Древовидные стволы их достигали 30 метров высоты и 2 метров в поперечнике. Наиболее широко распространенными среди плаунов были лепидодендрон и сигилла-рия. Корневые выросты этих растений называют стигмариями. Борович-ская экспедиция, а затем Боксито-
      горская экспедиция Клуба нашли и привезли много стигмарий.
      Хвощи в карбоне были представлены крупными каламитами. Очень распространенными в то время были также древовидные папоротники.
      В каменноугольном периоде появились представители голосемянных растений, красивые кордаиты и семенные папоротники. Кордаиты имели строение, близкое к хвойным растениям и по времени появления, по-видимому, им предшествовали.
      Итак, каменноугольный период был золотым веком древних лесов и земноводных животных. В память о нем природа оставила нам огромное количество месторождений каменного угля в Донбассе, в Подмосковье, на Урале и в Сибири.
      Пермь
      Каменноугольный период сменился пермским — последним периодом палеозойской эры. Пермские отложения были установлены и выделены в качестве самостоятельных геологических образований Мурчисоном в 1841 году, во время его путешествия по России. Они были обнаружены в пределах бывшей Пермской губернии и от нее получили свое название.
      Пермский период начался 190 — 270 миллионов лет назад и продолжался, по данным разных ученых, от 25 до 45 миллионов лет.
      Это было время дальнейших глубоких преобразований органического мира, населявшего моря. В перми достигли своего расцвета и почему-то почти вымерли огромные количества простейших организмов — форами-нифер. Навсегда исчезли четырехлучевые кораллы и трилобиты. Сошли на нет еще недавно столь распространенные колонии других кораллов — табулят. Такая же участь постигла морских лилий и морских ежей, мшанок и брахиопод, головоногих моллюсков — гониатидов и некоторых брюхоногих моллюсков — гастропод. Из головоногих моллюсков типичной становится медликоттия.
      Глубоко изменился в перми и растительный мир. Древние споровые растения — лепидодендроны, сигиллярии и каламиты — сменились голосемянными саговниковыми. Из древних папоротникообразных до перми сохранились лишь глоссоптерии и немногие другие. Появились и быстро начали завоевывать пространства суши хвойные растения, более приспособленные к суховеям и холодным климатическим условиям в холодных районах.
      Пермокарбоновые леса — это древние джунгли, где нередко царила мертвая тишина.
      На смену вымиравшим амфибиям — стегоцефалам — пришли быстро распространившиеся по всей планете звероподобные пресмыкающиеся — рептилии. Приближалось время безраздельного господства на суше, в море и в воздухе этих новых для нашей планеты животных.
      Почему это произошло?
      Засушливый климат перми заставил панцирноголовых укрыться в немногочисленных болотах. У некоторых из них вместо чешуи появился твердый роговой покров. Он лучше предохранял тело от потери воды. Появилась и другая особенность: яйца животные откладывали
      в скопления гниющих растений или в песок, но не в воду, как раньше. Так на смену земноводным появилась новая важная группа животных — пресмыкающиеся. Древнейшие пресмыкающиеся появились в конце карбона, но расцвет их относится к перми.
      Итак, рептилии оказались куда более приспособленными для заселения суши и жизни на ней в условиях засушливого пермского климата.
      Среди рептилий перми существовали и травоядные — парейазавры и хищные — иностранцевии. Двадцать полных трехметровых скелетов этих страшных зверозубых хищников, вооруженных клыками и когтями, были найдены в пермских отложениях, вскрытых руслом реки Северной Двины. Их осторожно извлекли из породы и отправили в Москву. Вы можете увидеть их в залах Палеонтологического музея Академии наук СССР.
      Жили и рыбы. Особенно распространенными среди них были хрящекостные и хрящевые — акуловые.
      Одну из загадочных акуловых рыб перми — гелико-прион — изучал замечательный русский геолог А. П. Карпинский. Он установил, что у геликоприона изо рта выступал спиральный стержень, усаженный эмалевыми зубами. Это была древняя рыба-пила. Греческое слово «геликоприон» это и обозначает.
      В связи с постоянными движениями участков земной коры в конце палеозойской эры пермские моря нередко
      разделялись на части, и отдельные участки их превращались при этом в заливы и лагуны. Много таких лагун возникло вдоль поднявшихся в карбоне хребтов Уральских гор, особенно возле их западных склонов. Под жарким пермским солнцем морские лагуны быстро сокращались в размерах, а на дне их происходило огромное по своим масштабам отложение гипса, каменной соли, сильвинита и других солей.
      Так возникло крупнейшее в мире Соликамское месторождение калийных солей, открытое в 1925 году замечательным русским геологом Павлом Ивановичем Преображенским. Здесь среди плитчатых известняков, чередующихся с мергелями, глинами и гипсами, залегают гигантские прослои каменной соли, сильвинита и кар-налита. В пермское время образовались и другие месторождения полезных ископаемых, и среди них нужно прежде всего отметить огромные залежи каменных углей Кузнецкого и Тунгусского бассейнов.
      Мезозой
      Мезозой — эра средней жизни, занимающая промежуточное положение между эрами древней жизни (палеозоем) и новой жизни (кайнозоем). Делится она на три периода: триасовый, юрский и меловой. Продолжительность мезозоя 145 миллионов лет, она в два раза короче палеозойской и в двадцать раз короче докембрия.
      Мезозойская эра — это время очередного расцвета простейших фораминифер и губок, шестилучевых кораллов, морских лилий и морских ежей, головоногих и двустворчатых моллюсков, костистых рыб и насекомых. Мезозой — это время безраздельного господства пресмыкающихся животных и голосемянных растений. В мезозое появились первые птицы и млекопитающие на Земле. Мезозойская эра началась 165, по другим данным — 225 миллионов лет назад триасовым периодом.
      Триас
      Триас был выделен геологом Альберти в 1834 году и назван так по условному делению на три части. Триасовый период продолжался 30 — 40 миллионов лет.
      Физико-географические условия его близки к пермским.
      Огромные территории ныне существующих материков, и в том числе Русская равнина, были сушей. Жаркий континентальный климат, периодическое высыхание водных бассейнов и очевидная нехватка воды снова, как и в девоне, обусловили появление двоякодышащих рыб. В воде они дышали жабрами, а когда водоем высыхал, начинали дышать легкими, плотно зарывшись во влажный ил. Легкие двоякодышащих рыб — измененный плавательный пузырь. В отложениях триасового периода нередко встречаются и их зубы.
      Среди беспозвоночных триаса особенно многочисленными были головоногие моллюски аммониты, со спирально свернутой раковиной, например цератитес, встречаются и белемниты — с внутренней раковиной. Широко развиты были и пластинчатожаберные моллюски, имеющие важное значение для стратиграфии (расчленения) отложений триаса.
      В триасе вымерли последние представители палеозойских иглокожих. Вместо них появились новые морские лилии и существующие и поныне морские ежи с двадцатью рядами пластинок.
      В морях триаса уже не было трилобитов и четырехлучевых кораллов.
      Для растительности триаса, как и всей мезозойской эры, характерно господство голосемянных — хвойных, гинкговых, саговниковых; из споровых растений были широко распространены папоротники. Растительность, таким образом, утратила палеозойский характер и стала
      новой, мезозойской.
      В триасе одновременно жили представители двух групп позвоночных животных, наглядно олицетворяющих собой прошлое и настоящее жизни на Земле. Прошлое представляли земноводные — амфибии из группы стегоцефалов. Время их господства безвозвратно прошло. В конце триаса полностью вымерли своеобразные представители этой группы ла-биринтодонты, у которых череп достигал 125 см в длину. От них произошли саламандры, тритоны и лягушки. От мелких незаметных триасовых пресмыкающихся — иктидозавров — произошли первые млекопитающие. А гигантские рептилии мезозоя бесследно исчезли навсегда.
      Настоящими, бесспорными властелинами Земли стали пресмыкающиеся — рептилии. Встречались и первые мезозойские динозавры, «ужасные ящеры», представленные исключительно хищными формами. Однако по величине и разнообразию триасовые динозавры уступали динозаврам юрского и мелового периодов. В триасе появились и морские ящеры — плезиозавры и ихтиозавры.
      В триасе появились и первые млекопитающие животные Земли. Триасовый период не очень богат полезными ископаемыми. Однако строительные материалы — известняки, песчаники, глины, мергели — можно встретить на Кавказе, в Средней Азии, на Дальнем Востоке и в других местах.
      Теперь посмотрим витрину с образцами юрского периода.
      Юра
      Юрский период, или юра, — второй период мезозойской эры. Он выделен Броньяром в 1829 году и назван по имени Юрских гор в Швейцарии и Франции, где широко развиты эти отложения. Юрский период начался 135 — 185 миллионов лет назад и продолжался, по мнению разных ученых, от 25 до 45 миллионов лет.
      Юрское время--это время расцвета головоногих моллюсков, аммонитов, белемнитов, шестилучевых кораллов, морских ежей, лилий и брахиопод.
      Из позвоночных следует отметить развитие костистых рыб и небывалый расцвет пресмыкающихся.
      В растительном мире также произошли большие изменения: широкое развитие получили споровые хвощи, появившиеся еще в карбоне, и многочисленные голосемянные растения.
      Все эти изменения в органическом мире были тесно связаны с движениями земной коры, широко проявившимися в конце мезозоя. В результате грандиозных перемещений участков земной коры произошло заметное опускание континентов. Триасовые моря начинают наступать на сушу. Засушливый пермо-триасовый климат смягчился и стал в целом более умеренным.
      Все это, конечно, прежде всего сказалось на облике наземной растительности. Снова, как и в карбоне, Земля покрылась пышной растительностью.
      В юрских лесах были широко представлены хвойные деревья, вроде современных австралийских араукарий, и красивые высокие деревья с веерообразными листьями из класса гинкговых. В наше время от этих некогда весьма распространенных растений сохранился всего лишь один род. Его представители растут в Китае, Японии, на Черноморском побережье Кавказа. Современные гинкго имеют облик тополя с широкими двулоиастными листьями, опадающими на зиму. Древесина их употребляется в столярном деле, а семена съедобны и дают масло. В Тибете это дерево считается священным и специально разводится.
      Второй ярус юрских лесов составляли саговники и разнообразные древовидные папоротники.
      Интересно отметить, что ископаемые юрские растения, найденные в Гренландии и на Шпицбергене, имеют годовые кольца. Значит, в юрское время на Земле существовала сезонная смена климата.
      Юрские леса изобиловали насекомыми. Здесь можно было встретить и разнообразных жуков, и некоторых предков нынешних 50 000 видов мух, и стрекоз. Вероятно, в юре появились первые бабочки.
      Но самыми главными жителями юрских лесов, конечно, были разнообразные пресмыкающиеся — ящеры — и среди них владыки суши — динозавры. Слово «динозавр» означает «ужасный ящер». И это название не случайно. Любой из нас почувствовал бы себя неважно, встретившись в юрском лесу сглазу на глаз с динозавром. Ведь некоторые из них достигали в длину 25 метров и весили более 50 тонн!
      Наземные ящеры, динозавры — особенно травоядные формы, — отличались чрезвычайно непропорциональными размерами туловища и головы. При колоссальных размерах туловища голова их была относительно невелика. Например, ящер стегозавр — «защищенный ящер» — весил 6 тонн, а головной мозг его был не больше мозга котенка. На его спине вдоль шеи, туловища и хвоста располагался гребень из огромных костных пластин. Один из величайших ящеров юры, бронтозавр, весил около 30 тонн, достигая в длину 28 метров и в высоту 5 метров. Он был похож на какого-то слона, у которого выросли очень длинная жирафья шея с маленькой головой и мощный хвост змеи.
      Ученые выяснили интересные подробности жизни динозавров. Например, сейчас нам известно, что в борьбе за существование многие динозавры в сравнительно короткий срок резко изменили свой образ жизни и приспособились к необычным, казалось бы с первого взгляда, условиям.
      Так, огромный диплодок имел сравнительно короткое туловище и очень длинные хвост и шею. Общая длина его достигала 26 метров! Мозг диплодока был сконцентрирован в области крестца. Его здесь было в 20 раз больше, чем в голове. Естественно, такого динозавра пришлось назвать «двудумным» — диплодоком.
      Диплодоки вели полуводный образ жизни. Они очень любили озера и болота, где находили необходимое им
      огромное количество растительной пищи. Проводя большую часть времени в воде, диплодоки из поколения в поколение приспосабливались к жизни в этих условиях и достигли поразительных результатов. Все шейные, туловищные и начальные хвостовые позвонки их со временем стали полыми. Это очень облегчило вес частей тела, выступавших из воды. Нижняя, утяжеленная часть тела находилась в воде, и опять-таки это облегчало возможность перемещения, так как тело, погруженное в воду, становится легче на столько, сколько весит вода, вытесненная телом диплодока. И вот диплодок, весивший на суше 50 тонн, мог свободно бродить по довольно глубоким болотам. При опасности он мог притаиться на дне, высунув из воды макушку своей головы, на которой помещались носовые отверстия.
      Многие ящеры приспособились к жизни в воде настолько, что их называют ихтиозаврами — рыбоящерами. Ихтиозавры больше всего напоминали по виду нынешних дельфинов, но были гораздо больше их — до 12 метров в длину. «У ихтиозавра, — говорит один ученый, — морда дельфина, зубы крокодила, голова ящерицы и хвост рыбы». Кроме рыбоящеров, в юрское время жили и другие морские ящеры — плезиозавры. Они имели длинную лебединую шею и конечности, превращенные в ласты. Плезиозавры вели образ жизни, подобный современным тюленям и моржам.
      В юрское время появились и первые летающие пальцекрылые ящеры — птеродактили. По виду они напоминали современную летучую мышь, а размеры их колебались от величины воробья до ястреба.
      Выдающимися событиями в палеонтологии были находки в 1861 и в 1876 годах в верхнеюрских отложениях Германии скелетов первых птиц — археоптерикса и археорниса.
      Первоптицы, покрытые перьями, — первые животные Земли, у которых температура тела поддерживалась по стоянной.
      Наукой установлено, что птеродактили не были предками ни птиц, ни современных летучих мышей. Все эти группы животных развивались самостоятельными путями, и прямого родства между ними нет.
      Предками первоптиц были вымершие пресмыкающиеся перми и триаса, но не летающие ящеры мезозоя. Находки скелетов динозавров, птеродактилей, археоптериксов — дело сравнительно редкое и случайное. До 1956 года, например, во всем мире найдено лишь три скелета первоптицы и одно ее перышко. Из трех найденных скелетов лишь один оказался хорошо сохранившимся. Поэтому возраст юрских пород определяют по остаткам более распространенной фауны — раковинам брахиопод и головоногих моллюсков.
      Давайте их и посмотрим.
      В неглубоких морях с илистым или известковым грунтом жили ринхонеллы. Это наиболее распространенные брахиоподы юры.
      Они знаменуют собой второй, мезозойский, расцвет этого типа животных. После юры брахиоподы медленно, но неуклонно вымирают, и значение их в органическом мире Земли непрерывно уменьшается.
      Из головоногих моллюсков в юрское время достигли расцвета вскоре затем вымершие аммониты. Их раковины, свернутые по плоскозавитой спирали, состояли из многочисленных сообщающихся воздушных камер. В самой внешней камере помещалось мягкое тело моллюска. Камеры разделялись между собой причудливо изгибающимися перегородками. По характеру очертания шва, при помощи которого перегородки причленялись к раковине, ученые научились точно определять и название аммонита, и время его жизни.
      Представителями другой группы юрских головоногих моллюсков были белемниты. Это тоже вымершие животные. Они внезапно появились в триасе, бурно развились в юрское время и 100 миллионов лет назад внезапно исчезли. Наука не может пока ответить, почему это произошло.
      Белемниты внешне напоминали современных каракатиц. Это были быстро плавающие хищные морские животные. Они имели внутреннюю известковую раковину, располагавшуюся внутри мягкого тела. Раковина имела форму конуса и по своему строению напоминала раковину силурийского ортоцераса. В породах обычно сохраняется лишь самая нижняя и толстостенная часть внутренней раковины. Ее называют «чертовым пальцем», или «громовой стрелой». От мягкого тела моллюска, окружавшего эту раковину-скелет, лишь изредка удавалось найти плохо различимые отпечатки.
      В юрских морях достигли расцвета и мезозойские морские лилии, и морские ежи. Это была вторая вспышка в истории развития иглокожих на Земле. Ученые считают, что это произошло потому, что мезозойским морским лилиям удалось освоить и заселить мрачное илистое дно глубоких морей. Палеозойские же морские лилии жили в мелководной прибрежной полосе, богатой солнцем и кислородом. И там своими «зарослями» они образовали огромные толщи известняков. Наиболее типичной морской лилией юры была пентакринус.
      Мы не случайно так подробно остановились на витрине с юрскими образцами. Юрский период знаменует собой самое характерное время мезозойского периода, и по этому времени можно составить себе довольно полное представление о мезозое вообще.
      Юрский период богат полезными ископаемыми. Это прежде всего горючие ископаемые — угли, горючие сланцы и нефть. Известны и огромные месторождения углей в Закавказье, в Кузнецкой котловине, в Черемховском бассейне, в Забайкалье и в других местах. Юрские отложения богаты также фосфоритами, солями и гипсом.
      Наконец, с магматическими породами юрского времени связаны крупнейшие в СССР месторождения вольфрама, молибдена, золота, полиметаллов и редких элементов — бериллия, ниобия и тантала.
      А теперь пойдемте посмотрим витрину с образцами пород и окаменелостей мелового периода.
      Мел
      Меловой период, или мел, как его часто называют из-за широкого распространения среди его отложений мела, — последний период мезозойской эры. В истории развития Земли он выделен геологами Омалиусом и.
      д’Аляуа в 1822 году. Меловой период начался 110 — 140 миллионов лет назад и продолжался 40 — 60 миллионов лет.
      Это было время, когда земная кора подверглась новым мощным движениям. В результате их поднялись из морских глубин хребты Верхоянья, Анды, Кордильеры. Море почти повсеместно отступило, и размеры суши возросли. Заметно изменились климат и условия жизни на суше и в море, и это сказалось на их обитателях.
      Небывалого расцвета достигли микроскопические фо-раминиферы. Их удивительно красивые раковины слагали огромные толщи известняков и писчего мела.
      А вот губки, морские лилии, брахиоподы, аммониты и белемниты заметно сокращаются. Поразительной и пока необъяснимой остается гибель в конце мелового периода почти всех мезозойских пресмыкающихся — ихтиозавров, плезиозавров, динозавров, летающих ящеров и зубастых птиц, а в морях — аммонитов и белемнитов. На смену им пришли млекопитающие и птицы: они стали владыками суши, моря и воздуха.
      Глубокие изменения испытал и растительный мир. В меловом периоде началось бурное распространение по всему земному шару покрытосемянных цветковых растений. Появились предки современных тополя, березы, лавра, дуба, бука, ивы, платана, магнолии, винограда. Наземная флора начала принимать современный облик.
      Меловые отложения нередко состоят из гигантских скоплений шарообразных пористых раковинок простей-
      ших организмов — глобиге-рин. Они появились в мелу, но их морские потомки входят в состав и современного глобигеринового ила. Широко были распространены также неправильные морские ежи — микрастеры, головоногие моллюски и известные вам белемниты.
      Я уже говорил о загадочной гибели многих пресмыкающихся в меловом периоде. Но это произошло
      в его конце, а до этого времени на Земле продолжался расцвет гигантских рептилий. Среди динозавров можно назвать много типично меловых -родов — игуанодон, трицератопс. Многочисленны и летающие ящеры — птерозавры и птеранодоны с размахом крыльев до 8 метров.
      Морские бассейны по-прежнему были населены водными пресмыкающимися — юрскими ихтиозаврами и плезиозаврами. В верхнемеловых отложениях встречаются и громадные змееобразные водные рептилии — мозазавры. Птицы пока еще оставались зубастыми, наследующими ряд признаков рептилий, но количество этих признаков уменьшилось. Это преимущественно водоплавающие или обитающие на морских побережьях формы — гесперорнцс и ихтиорнис. Появились первые беззубые птицы. Млекопитающие, как и в юре, были представлены низшими, примитивными формами, величиной с кошку.
      В юрский и меловой периоды движения земной коры и горообразования нередко сопровождались внедрениями гранитов и других магматических горных пород. С ними связаны важные месторождения олова, золота, молибдена, вольфрама и полиметаллов. Они широко распространены в восточных районах нашей страны. Целый ряд таких месторождений посетила Забайкальская экспедиция Клуба юных геологов летом 1962 года.
      Кайнозой
      Кайнозойская эра, или кайнозой, — четвертая эра в истории Земли. Отложения ее делят на три периода: нижний — палеогеновый, средний — неогеновый и верхний — четвертичный.
      Палеогеновый и неогеновый периоды до недавнего времени объединялись вместе под названием третичного периода. В настоящее время это деление устарело.
      Кайнозойская эра — эра новой жизни — началась, по мнению разных ученых, 55 — 95 миллионов лет назад; продолжается она и сейчас.
      Это время новых глубоких преобразований континентов и морей Земли и населяющих их организмов.
      Еще в палеогене в Европе, Азии и Америке на месте нынешних горных цепей Анд, Кордильер, Атласа, Альп, Апеннин, Балкан, Пиренеев, Карпат, Кавказа, Памира и Гималаев плескалось море, а современные высочайшие вершины выступали в нем небольшими гористыми островами и полуостровами. В неогене началось вздымание горных хребтов, которые постепенно приняли знакомые нам очертания. Это величайшее в истории Земли горообразование получило название альпийского.
      С ним связано очередное грандиозное перераспределение суши и моря, глубокое преобразование и растительного, и животного миров Земли, мощное проявление вулканизма.
      Палеоген
      Палеоген — древний период эры новой жизни — был выделен Науманом в 1866 году. Начался он 70 — 90 миллионов лет назад и продолжался 30 — 60 миллионов. Палеоген отличался теплым и довольно ровным климатом, и все же геологи установили существование двух климатических зон: тропической, охватывавшей всю область современной Западной Европы, юг Русской платформы, Азии и Мексики, и к северу от нее — умеренной. Флора тропической зоны состояла преимущественно из вечнозеленых растений и по своему характеру напоминала современную флору Южной Японии. Флора умеренной зоны была листопадной, с примесью хвойных деревьев. Очень сильно был развит травянистый покров. В середине палеогена в тропических лесах Европы произрастали разнообразные пальмы, бананы, эвкалипты. На берегах Балтики росли пальмы, а вместе с ними клен, тополь и граб. Господствующими животными на Земле стали млекопитающие. Они вытеснили и заменили многие группы пресмыкающихся. От мезозойских «властелинов мира» сохранились лишь крокодилы, ящерицы, черепахи и змеи.
      Третичный период — век млекопитающих. Их необыкновенно бурному развитию способствовало распространение покрытосемянных (цветковых) растений. Это была питательная и разнообразная пища для всех животных. А такие животные, как обезьяны, питающиеся главным образом плодами, бутонами и семенами, целиком обязаны своим существованием цветковым растениям.
      В жизни птиц и насекомых цветковые играют еще большую роль.
      Млекопитающие конца мелового периода в палеогене разделились на ряд важных групп. Развиваясь, они дали начало современным китообразным, грызунам, рукокрылым, копытным, неполнозубым, хищным животным, обезьянам. В отложениях палеогена можно найти предков современных носорогов, тапиров, грызунов, хоботных, рукокрылых и обезьян. Здесь же можно встретить и вымерших копытных.
      Многие млекопитающие палеогена обитали в лесных чащах и зарослях. Они медленно передвигались в густом лесу, питаясь преимущественно растительной пищей. Среди млекопитающих палеогена были и хищники. На это указывает строение их зубов. Наконец, один из предков лошадей — фенакодус, по-видимому, питался и растительной, и животной пищей.
      Часть млекопитающих в палеогене возвратилась к водному образу жизни. Так появились предки современных китов и тюленей. Некоторые (например, летучие мыши) отлично приспособились к передвижению по воздуху. Птицы в палеогене уже стали настоящими, беззубыми. В морях продолжалось быстрое развитие костистых акул.
      Беспозвоночные палеогена имели уже иной облик. Вместо головоногих важную роль начали играть двустворчатые и брюхоногие моллюски. Громадного распространения достигли крупные дисковидные простейшие нуммулиты, раковинки которых слагают мощные толщи известняков. В палеогене, как в юре и в мелу, широко были развиты морские ежи. Все эти беспозвоночные являются руководящими формами палеогена.
      Палеогеновые отложения покрывают большие пространства Украины, Поволжья, Казахстана, Средней Азии и Северо-Востока. На Сахалине и Камчатке осадки палеогена угленосны. Возможно, что с ними связаны и другие полезные ископаемые, однако районы распространения палеогеновых отложений, к сожалению, еще совершенно недостаточно изучены. Геологам предстоит еще много поработать в этих местах.
      Неоген
      Второй период кайнозойской эры — неоген — был выделен Гернесом в 1853 году. Начался он 25 — 30 миллионов лет назад и закончился сравнительно недавно, всего лишь миллион лет назад.
      Это было время проявления главной фазы альпийского горообразования. Материки и горные цепи приняли современные очертания. В горных областях Европы, по до сих пор неизвестным причинам, началось первое оледенение. Похолодание распространилось и на другие участки суши. Пальмы, бананы, мирты и другие теплолюбивые растения покинули берега Балтики и переселились далеко на юг. Их места заняли хвойные и смешанные леса, на обширных пространствах появились злаки и другие травы. В конце неогена степи покрывали огромные территории Сибири, Китая и Монголии.
      На смену медлительным и неповоротливым лесным обитателям палеогена пришли быстрые и подвижные степные животные. Изменились облик и повадки хищников. Наряду с оленями, трехпалыми лошадьми гиппарионами, жившими огромными стадами, быками и носоро-
      гамй, появились и их враги — хищные гиены, собаки, медведи. Спа стись от них травоядному степному животному удавалось лишь в беге. И вот из поколения в поколение шло преобразование четырехпалой конечности предка лошадиных — эогиппуса в однопалую конечность современной лошади, удобную для бега в травянистых степях.
      В неогене происходило и дальнейшее развитие человекообразных обезьян. Оно привело к появлению человека — высшего существа из всех существ, когда-либо живших на нашей планете.
      Беспозвоночные неогена отличались исключительным развитием двухстворчатых и брюхоногих моллюсков. А вот морские ежи и мшанки в конце неогена резко сократились. Широко развитые в палеогене нуммулиты к началу неогена также почти полностью исчезли.
      Неогеновые отложения широко распространены на Кавказе, Украине, в Казахстане, на Дальнем Востоке и Камчатке. С ними связаны месторождения грозненской и майкопской нефти и железных руд Керчи.
      Четвертичный период
      Вот мы и подошли к последней витрине нашего музея. В ней лежат образцы пород и окаменелостей четвертичного периода — современного периода в истории развития нашей планеты. Четвертичный период был выделен ъ 1829 году Денуайе. С начала его прошел всего 1 миллион лет. И все же за этот геологически столь короткий отрезок на Земле произошли большие изменения. В начале четвертичного периода Эгейского моря, Дарданелл и Босфора не существовало. Греция соединялась с Малой Азией, а Европа — с Африкой. Британские острова составляли единое целое с материком. Отсутствовало Балтийское море. Европа соединялась с Америкой в районе Исландии и Берингова пролива. Черное море было меньших размеров, а Каспий, напротив, занимал всю огром-
      ную Прикаспийскую низменность. В результате альпийского горообразования Европа отделилась от Африки и Северной Америки. Еще выше поднялись Альпы, Карпаты, горы Крыма и Кавказа. Еще более величественным стал гигантский горный пояс, окаймляющий нашу страну от Тянь-Шаня до Забайкалья. В земной коре образовались глубочайшие провалы, возникла впадина всем известного Байкала.
      Происходили и другие события. Огромные площади Европы, Азии и Северной Америки неоднократно покрывались мощным слоем материкового льда, подобно тому, как сейчас покрыта льдом Гренландия и Антарктида. Наиболее крупный ледник, в виде двух широких языков спускавшийся со Скандинавии, одним языком достигал места, где сейчас находится Днепропетровск, а другим доходил до впадения в Днепр реки Медведицы. Граница самого слабого оледенения проходила немного севернее Москвы. Слой льда толщиною почти в 2 км лежал в Приневской впадине, то есть в том месте, где мы сейчас с вами находимся. В Сибири оледенения, по-видимому, не были сплошными. Центры оледенения установлены учеными на Новой Земле, Северном Урале, Таймыре, в горах Северо-Востока СССР и в Забайкалье.
      Еще более грандиозным было оледенение в Северной Америке. Территория, находящаяся к северу от 38 параллели, вся была покрыта льдом. Ледяной покров охватил Анды Южной Америки, горы Австралии и даже Африки.
      В начале четвертичного периода органический мир мало отличался от неогенового. На территории Европы, например, обитали ело ны, носороги, бегемоты, бы ки, лошади. После оледенения животный мир изменился. Теперь здесь жили гигантские большерогие олени, сайгаки, пещерные львы, медведи и гиены. В период другого оледенения фауна стала полярной. Ее представителями были мамонт, шерстистый носорог, северный олень, песец, волки, лисицы, бурые медведи, белая куропатка и другие. Эта фауна уже на глазах человека сменилась современной. Да и сам человек за один миллион лет прошел гигантский путь развития — от человека-жи-вотного питекантропа до современного сознательного строителя самого справедливого на Земле общества свободных и счастливых людей.
      Кто бы мог подумать, что слабое существо человек победит и хищников, и холод, и лишения и станет таким могущественным и сильным, что завоюет Землю и космос! Это произошло потому, что весь прожитый миллион лет человек неустанно трудился. Своим трудом он победил природу и стал ее господином. И труд, в свою очередь, не остался у человека в долгу. Он превратил первобытного дикаря в современных ученого и художника, инженера и рабочего, геолога и колхозника, космонавта, врача и педагога. В наше время самой великой геологической силой стал человеческий труд. Вот почему эпиграфом к экспозиции всего музея мы взяли слова великого естествоиспытателя Владимира Ивановича Вернадского: «Человек становится геологической силой, меняющей лик Земли».
      Четвертичные отложения имеют на земной поверхности повсеместное распространение, они образуют как бы плащ, покрывающий толщи пород самого разнообразного возраста. Если сравнить их с отложениями каких-нибудь других периодов, то, безусловно, они окажутся наиболее широко распространенными. Но по характеру своему эти образования значительно отличаются
      от всех более древних. Прежде всего они сложены исключительно рыхлыми породами. Особенно широ-ко среди них развиты континентальные отложения, представленные, главным образом, ледниковыми, пустынными и озерно-болотными осадками. Морские же осадки скрыты водами современных бассейнов. И лишь местами сохранились следы наступления четвертичных морей.
      В тесной связи с особенностями четвертичного периода находится и состав остатков органического мира. Остатки флоры вследствие того, что захоронение их осуществлялось в рыхлых породах, не окаменевают и почти не образуют отпечатков. Поэтому флору четвертичного периода изучают по пыльце и спорам растений.
      Остатки фауны четвертичного периода отличаются хорошей сохранностью, но принадлежат, главным образом, наземным животным.
      Из четвертичных моллюсков, пожалуй, следует назвать встречающегося в ледниковых глинах анцилюса и современную улитку — гелликс. Они очень красивы, а гелликса вы, возможно, уже встречали.
      Четвертичные отложения (пески, глины, валуны) часто используются как строительные материлы. Иногда к ним приурочены россыпи золота, платины и других ценных полезных ископаемых, образовавшихся ранее, но вскрытых и вымытых реками четвертичного периода.
     
      ЭКСПЕДИЦИИ
      Теперь пойдемте в следующую комнату. Ребята называют ее экспедиционной. В ней размещены материалы, собранные в период экспедиций Клуба юных геологов в Заполярье, на Урал, Кавказ, Карпаты, Крым, Валдай, Карелию и Забайкалье.
      Здесь витрины, заполненные минералами, горными породами и окаменелостями, щиты возле витрин, на которых прикреплены геологические карты мест, где работали наши экспедиции, страницы из дневников дежурных наблюдателей, фотографии и другие документы.
      Каждый щит — это целая эпопея хлопот и переживаний, удач и огорчений, поисков и надежд, находок и разочарований. Посмотрите сюда — на этот большой щит с надписью: «Забайкалье. Лето 1962». Я расскажу об этой самой трудной экспедиции нашего Клуба. Вот как это было,
      В Забайкалье
      Измученные отчаянной жарой и непрерывными атаками полчищ оводов, от которых ничто не могло спасти, мы выбрались из непролазной чащи к ключу БомТорхон. Здесь нас ждали крепкий таежный чай, сытный ужин и такой необходимый и желанный нам всем отдых. Последние сотни метров, пробираясь через бурелом, перерезанный только что пройденными разведочными канавами, мы лишь о нем, об отдыхе, и мечтали, на время забыв яркие впечатления, которые вызвал осмотр только что открытого месторождения.
      Но отдыху не было суждено состояться. Навстречу бежала девушка с бумажкой в руке. В ней вездесущий телеграф извещал, что Забайкальская экспедиция Клуба юных геологов выехала из Москвы и завтра вечером будет на Байкале. Мне нужно было встречать ее, как мы условились, в Слюдянке.
      Через четверть часа у таежного домика, где я наскоро укладывал свой рюкзак, загромыхала трехтонка. Мы помчались к поезду.
      На станцию Ново-Павловку приехали в обрез. На ходу провожающие забросили в вагон мой рюкзак и спальный мешок, каким-то чудом повис на площадке я сам, и поезд понес меня навстречу юным геологам.
      В моем распоряжении 10 часов. Надо все обдумать, рассчитать, взвесить.
      В Забайкалье едут двадцать семь юных геологов и три преподавателя — Виктория Викторовна Кондратьева, Валентина Павловна Николаева и Нинель Викторовна Конева.
      Сколько лет мы мечтали об этой поездке!
      Больших хлопот и трудов стоила организация этой дальней экспедиции. Надо было изыскать немалые средства, заготовить уйму снаряжения и продуктов, провести многочисленные тренировочные занятия с ее участниками на кафедре минералогии университета и в музеях Всесоюзного геологического и Горного институтов, научиться анализировать природные воды на кафедре гидрогеологии ЛГУ.
      Нам очень помогли яркие и запоминающиеся лекции наших старых друзей — профессоров Сергея Владимировича Обручева и Бориса Леонидовича Личкова. Но ведь,
      кроме этих лекций, надо было многому научиться, успеть многое сделать.
      Всем участникам, например, были сделаны двукратные противоэнцефалитныепрививки. Теперь им нестрашны укусы таежных клещей.
      Целый день ребята разучивали в Клубе затейников Дворца пионеров массовые игры и танцы. Надо было встречать читинскую детвору во всеоружии.
      А сколько других забот.
      С великим трудом удалось добыть в магазинах прославленный чешский киноаппарат «адмира-16» и все, что нужно для его бесперебойной работы. На заработанные вскапыванием ленинградских газонов деньги куль-торги экспедиции после бесконечных раздумий и сомнений (нет ли чего лучшего?) купили подарки для пионеров и школьников далекой Сибири.
      А в это время стали приходить ответы на наши зимние письма-запросы. Появились долгожданные резолюции на ходатайства — дирекции Дворца пионеров, председателя Исполкома Ленгорсовета, заведующего Гороно, секретаря ГК ВЛКСМ и других ответственных лиц. Обеспокоенные далекими расстояниями и трудными условиями, в которых предстояло работать участникам экспедиции, они тщательно знакомились с ее подготовкой и не очень спешили дать свое согласие на ее отправку.
      Пришел ответ из Министерства путей сообщения. Заместитель начальника главного пассажирского управления телеграфом извещал экспедицию, что для нее на далекой забайкальской станции Шилка забронированы 30 плацкартных мест. Экспедиция может не волноваться, когда будет возвращаться в Ленинград.
      ... Я лежу на нижней полке двухместного купе полупустого мчащегося вагона.
      Теперь мысли переносят меня в Читу, где десять дней назад в бесконечных беседах в ОК ВЛКСМ, в Совнархозе, в Геологоуправлении я подготавливал приезд юных геологов.
      Машины у нас будут, на рудники указания спущены, секретари райкомов комсомола предупреждены, общежитие в Чите заказано. Что еще?..
      Проводник забыла меня разбудить, и я проснулся сам возле самой Слюдянки.
      С высокого виадука, пересекающего многочисленные
      железнодорожные пути Слюдянки, жадно всматриваюсь в хмурый Байкал и окружающие его давно знакомые мне лощины и горы. Да! Все выглядит так же, как в 1951 году, когда мы здесь высадились с неутомимым Сашей Серебрицким — первым председателем совета Клуба.
      Весь день ушел в хлопотах. Договорился о размещении прибывающей экспедиции в школе. Заказал ребятам баню. После пяти суток езды в поезде прямо на белоснежное белье приготовленных в школе постелей укладывать юных геологов не хотелось. В райкоме составили обстоятельный план пребывания ребят на Слюдянке в течение трех дней.
      В 1 час 37 минут ночи к перрону подошел московский поезд № 10. Но в вагоне 8 все окна были темными. Полусонный проводник долго не мог понять, что я хочу от него узнать, и наконец заявил:
      — Ни молодых, ни старых геологов в моем вагоне нет. И й Москве ко мне никто из них не садился. Телеграмма к вам наверно перепутана.
      Я достаю злополучную телеграмму, снова читаю ее и вдруг начинаю понимать: ведь в Иркутске время на 5 часов отличается от московского. Ну конечно, сейчас в Москве вечер 29 июня, а не утро 30-го, как здесь. Значит, юные геологи приедут завтра...
      Две огромных машины, отчаянно громыхая, пустыми уходят от вокзала. На одной из них еду я в школу, где уж много часов гостеприимно ожидают ребят нарядные постели. По дороге заглядываю в Слюдянскую баню, плачу неустойку, извиняюсь и отпускаю дежурных банщиц по домам.
      Все дела передвигаются на сутки.
      В дневнике дежурного наблюдателя Оля Сметанни-кова записала:
      «1 июля 1961 г.
      Седьмой день экспедиции.
      Около 2 часов утра по местному времени мы прибыли в Слюдянку. Еще не можем поверить, что мы на Байкале. На перроне нас встретил Владимир Федорович. Мы погрузили вещи на машину и сразу же отправились в баню. Устроились в местной школе. Там нас встретили чистые постели, и мы сразу легли спать. Подъем был в 8 часов. После завтрака к нам пришел геолог Слюдян-ской геолого-разведочной экспедиции Г. Ф. Михедов. Мы
      должны были идти с ним в поход. Перед выходом у нас -была линейка. Вдруг пошел дождь, и мы вернулись в школу. Здесь геолог рассказл нам о геологическом строении знаменитого Слюдянского месторождения.
      Слюдянка находится на юго-западом берегу озера Байкал и известна с XVIII века. Добыча слюды-флогопита производится здесь уже более 100 лет. Месторождение приурочено к архейскому комплексу пород, сложенному чередующимися толщами мраморов и гнейсов.
      Минералогия месторождения очень богатая. Здесь насчитывается более 100 минералов. Главными среди них являются флогопит, кальцит, диопсид, роговые обманки, апатит, скаполит и другие.
      Когда геолог окончил свой рассказ, дождь прошел, и мы пошли на рудник. По дороге снова стало немножко моросить. Но это ничего. На отвалах все разбрелись в разные стороны. С высоты около 1000 метров был виден Байкал и вся Слюдянка. Работали мы с увлечением. Чего только не было на отвалах! Да ведь это были, кроме того, наши первые отвалы, наш первый маршрут. Домой собрались только около четырех часов. Нашли очень много хороших образцов апатита, флогопита, дио-псида.
      После обеда по плану у нас должен был быть маршрут на первый рудник, но мы явно не успевали: нужно было камералить. Камеральная обработка собранных сокровищ продолжалась до самого ужина.
      Дежурный наблюдатель Сметанникова О.»
      На другой день мы успели прослушать интересную беседу о перспективах развития Слюдянского района в ближайшие годы, побывать на знаменитом месторождении белого, розового и голубого мраморов на заоблачном перевале Чертовой горы и даже пособирать минералы на Первом руднике. Дневная добыча была столь велика, что обработка и упаковка ее закончилась в третьем часу ночи!
      Лучшие образцы апатита и слюды нашли Боря Николаев и Галя Степанова. Совет экспедиция объявил им в приказе благодарность.
      ...Байкал! Разве забудут тебя юные ленинградцы! Пройдут годы, вырастут юные геологи, превратятся во взрослых людей, и жизнь, конечно, разбросает их по необъятной стране. Но Байкал они нигде никогда не за-
      будут. И куда бы ни занесла их судьба, чем бы ни пришлось им заниматься, одним из самых ярких воспоминаний ушедшей юности будет Байкал и поездка по Байкалу летом 1962 года.
      Что же такое Байкал? Почему сотни лет гремит во всем мире его слава? Отчего его любят все, кто хоть раз побывал на его берегах, посмотрел в его холодные хрустальные воды, послушал шум вековых кедров, отведал неповторимого омуля, насладился белыми байкальскими туманами, вдохнул свежего баргузина.
      Вот что рассказали о Байкале в окончательном отчете экспедиции Даша Александрова и Галя Ромм:
      «Байкал — одно из самых красивых озер. Это самое глубокое озеро мира. Наибольшая его глубина 1741 метр. По своей площади оно занимает седьмое место в мире, а по объему — второе, уступая лишь Каспийскому морю.
      Длина озера 636 км, а наибольшая ширина 79,4 км.
      На Байкале известны 19 постоянных островов; самый крупный из них — Ольхон. Ольхон отделен от берега проливом, ширина которого меньше километра.
      Вода Байкала зеленоватого цвета, чистая и прозрачная, слабо соленая.
      Лето на берегах Байкала прохладное, а зима гораздо теплее, чем в глубине материка. По его берегам растут высокогорные растения: кедровый стланик, эдельвейс. Кроме того, встречаются растения, свойственные только побережью Байкала: байкальская кровохлебка, невысокая березка, желтый мак. Места здесь ветреные.
      Растительный и животный мир Байкала очень богат и разнообразен. В Байкале обнаружено около 100 видов рыб и свыше 700 видов растений. Из них половина видов характерна только для Байкала. Растительность и животные Байкала не смешиваются с органикой рек, несущих свои воды в озеро. В Байкале очень много планктона, который служит пищей для рыб. Очень богат Байкал рачками-бокоплавами.
      На глубине 0,5 — 1,5 м почти везде встречаются моллюски. Большинство их характерно только для Байкала.
      В Байкале очень много рыбы и один вид водных млекопитающих — тюлень.
      Из птиц Байкала в дельтах рек и мелких заливах встречаются утки, на скалистых берегах живут чайки, в открытом озере встречается баклан.
      В долинах рек, впадающих в озеро, встречается золото, известны месторождения слюды, железных и марганцовых руд, мраморов. Есть горячие минеральные источники, обладающие целебными свойствами.
      Одна из самых интересных проблем Байкала — его происхождение.
      Байкальская область с древних времен была сушей. Академик В. А. Обручев назвал ее «древним теменем Азии» — участком земной коры, со времен докембрия не заливаемым морем. Здесь неоднократно возобновлялись интенсивные движения земной коры, вызванные более древним, докембрийским горообразованием.
      В течение XVIII — начала XIX столетия геологи считали, что Байкал представляет собой глубокий провал в земной коре, образовавшийся в результате крупной катастрофы. И. Д. Черский считал Байкал очень древним водоемом, сохранившимся с силурийского периода и постепенно углублявшимся в результате медленного и плавного прогибания земной коры.
      Позднее академик В. А. Обручев объяснил образование современных глубин Байкала оседанием дна грабена. Оседание это происходило одновременно с поднятием, образовавшим горную страну на побережье Байкала. Оно, по-видимому, продолжается и в настоящее время.
      Катер шел по Байкалу. На берегу была жара, а мы на катере отчаянно мерзли, закутавшись в ватники. По мере удаления от берега светлая и прозрачная вода темнела и наконец превратилась в черную морскую пучину. Прибрежные скалы еле виднелись в тумане, и озеро казалось бесконечным.
      И небо, и крутые скалы, и озеро — все было так прекрасно, что нам хотелось верить, что мы еще вернемся сюда!..»
      Да, Байкал забыть нельзя.
      Но ведь нельзя забыть и радушную встречу, которую нам устроили пионеры в Чите! А сам яркий праздник читинской пионерии, собравшейся в честь 40-летия пионерской организации им. В. И. Ленина на свой очередной областной слет.
      А костер из 20 кубометров просмоленных шпал за Ингодой, радостные и добрые лица ребят — победителей из Петровск-Заводского района? А удивленные глаза маленькой девочки — октябренка из Улан-Уде, которая
      смотрела вместе со мной на полыхавшее море огня и ничего не могла сказать от восторга: и она, и я, и сотни других гостеприимно приглашенных на праздник Читинским Обкомом комсомола людей — мы все видели такое впервые!
      Можно ли все это забыть?!
      Но ведь обо всем не расскажешь. Всякая книжка имеет конец. И мне уже давно пора кончать.
      О чем же рассказать, что выбрать из того месячного путешествия по Забайкалью, которое началось 9 июля 1962 года, когда мы на трех автомашинах выехали из Читы?
      На камине, возле щита «Забайкалье. Лето 1962», лежит в нарядной синей обложке «Отчет Забайкальской экспедиции Клуба юных геологов».
      Вот краткая информация об её итогах, помещенная на этом щите.
      «Экспедиция состояла из трех отрядов по 10 человек в каждом. За три недели путешествия по Читинской области отряды побывали на рудниках Спокойном, Анга-туе, Шерловой Горе, Кличке, Калангуе, Букуке и Балее. Под руководством старшего геолога Даурской экспедиции ребята познакомились с Адун-Чилоном — одним из красивейших горных хребтов нашей страны. Здесь, среди диких причудливых скал, отсняты наиболее живописные кадры нашего третьего по счету фильма. Его делает участник пяти дальних экспедиций Клуба ученик 10-го класса Алик Каменецкий.
      На каждом из месторождений юные геологи прослушали беседы опытных специалистов о геологическом строении месторождений, о способах их разработки, об экономическом значении извлекаемых из недр полезных ископаемых.
      С огромным энтузиазмом ребята копались на отвалах шахт и штолен. Собранные образцы минералов и горных пород составили внушительную цифру — 3600 килограммов. Именно столько образцов отправила наша экспедиция в Ленинград.
      Среди наших находок есть немало интересных редких экспонатов. Они займут достойное место в Клубе юных геологов. В открытии их особая роль принадлежит Тане Малковой, Герману Березкину, путешествовавшему вместе с нами юному читинцу Вите Селютину, Гале Сте-
      Пановой и другим. Основная масса собранных материалов будет помещена в главное хранилище Клуба и явится основой для изготовления участниками экспедиции сотен коллекций полезных ископаемых Забайкалья для ленинградских школ. Такова традиция нашего Клуба...»
      Вот о чем рассказывает щит «Забайкалье. Лето 1962».
      Но время летит, и нам пора спускаться в камнерезную мастерскую Клуба. Там сейчас начнутся занятия, и мы должны спешить.
      Камнерезная мастерская — третья комната Клуба. Мы ею, пожалуй, и закончим наше беглое знакомство с Клубом.
     
      У КАМНЕРЕЗОВ
      Игорь Адрианович склонился над универсальной бабкой. Он показывает окружившим его ребятам, как маленький шкивок вырезает в зеленой нефритовой ящерице нужный штришок. Не будем ему мешать. Он делает тонкое дело!
      Попросим Ю. Д. Аксентона, так кстати навестившего наш Клуб сегодня, рассказать о камнерезном искусстве, об истории его развития и о том, как оно прививается ребятам в наших кружках.
      — Пожалуйста, Юрий Дмитриевич, вам предоставляется слово.
      Юрий Дмитриевич рассказывает:
      — Знакомясь с нашим городом, блуждая по его проспектам и набережным, любуясь его архитектурными ансамблями, нельзя не обратить внимания на то, как широко в его оформлении использован природный камень. Постамент Медного всадника, колонны Исааки-евского собора, устои решетки Летнего сада, атланты Эрмитажа, набережные Невы с их изящными спусками к воде — все это выполнено из гранита. Мрамором отделаны Исаакиевский собор, здание филиала музея имени В. И. Ленина, подземные вестибюли станций ленинградского метро. Благородство и строгость порфира раскрываются в изящных очертаниях вазы, стоящей в юго-восточной части Летнего сада.
      Но особое разнообразие камня, его расцветок поражает вас в залах Эрмитажа. Вазы, колонны, светильники-торшеры, столы, шкатулки, предметы обихода, украшения созданы русскими мастерами из многоцветных и однотонных яшм, нежно-розового с черными прожилками родонита (орлеца), темно-синего лазурита, зеленого малахита, полупрозрачного кварцита, агата, нефрита. Научиться различать эти камни, научиться их обрабатывать, выявляя характерный для них рисунок, — задача не из легких.
      Далеко не сразу удалось людям полностью подчинить себе этот неподатливый, но красивый и долговечный материал.
      Обработка твердого камня, сопряженная в прошлом с тяжелым физическим трудом, ныне доступна даже школьникам 5 — 6-го класса.
      При Клубе юных геологов имени академика В. А. Обручева вот уже несколько лет работают кружки по художественной обработке камня. Образцы пород и минералов для минералогических коллекций, сувениры, шкатулки, вазочки и многое другое делается здесь самими ребятами. Кусок яшмы, родонита или другого цветного красивого камня, привезенный юными геологами из дальних походов и экспедиций, на специальном станке режется на пластины.
      Если мы собираемся сделать, например, небольшую шкатулку, пластины, нарезанные на станке, подбираются по рисунку, размечаются латунным карандашом и на универсальной бабке, на которой установлен небольшой алмазный резец, разрезаются на детали.
      Когда детали нарезаны, следующая операция — набор пластин на металлический каркас. Подгонка деталей по размеру производится на горизонтально расположенном чугунном диске — планшайбе. Карборунд, смешанный с водой, наносится на вращающуюся планшайбу, к которой прижимается обрабатываемая деталь. Зерна абразива, врезаясь в камень, стачивают его, подогнанные по размеру пластины наклеиваются специальной мастикой на каркас, после чего вся шкатулка вновь обрабатывается на планшайбе, чтобы сгладить неровности пластин. Далее идет средняя и тонкая шлифовка при помощи куранта, в качестве которого используются небольшие кусочки халцедона,
      Для полировки применяется зеленый крокус (окись хрома). Окончив полировку, изделие тщательно промывают, и шкатулка готова.
      Для рельефной резьбы на небольших предметах применяют особые инстляют шкивы — небольшие диски разного диаметра и толщины. Такая шпилька устанавливается на универсальной бабке, и шкива, смачиваемая, абразивом, подобно резцу врезается в камень.
      Начиная рельефную резьбу или скульптуру, необходимо предварительно сделать рисунок будущего изделия, точно определить его размеры и общий вид. Затем в соответствии с этим рисунком из пластилина делают модель. Для переноса размеров с рисунка на заготовку пользуются циркулем, латунным карандашом (заостренный кусочек латунной проволоки) и линейкой. Размеченная таким образом заготовка обрабатывается на планшайбе. Далее обработка ведется на универсальной бабке при помощи набора шпилек со шкивами. Меняя их, добиваются точного воспроизведения изделия. Таким способом можно сделать различную рельефную резьбу — от простых листиков жасмина до сложного изображения человеческого лица, барельефа.
      Ребятам, занимающимся в кружках по художественной обработке камня, очень нравится это занятие. Ими создано много интересных изделий, которыми гордится музей Клуба. Среди них привлекают внимание лисенок из орской яшмы, тюлень из обсидиана, ящерица из нефрита. Очень интересны также коллективные работы, выполненные к знаменательным датам и юбилеям. Девяностолетию со дня рождения В. И. Ленина посвящен макет памятника ленинского шалаша в Разливе. К юбилею Клуба юных геологов ребята выполнили из камня огромный значок Клуба.
     
     
      Закончив школу, бывшие кружковцы избирают свой жизненный путь в соответствии со склонностями. Твердо решили овладеть специальностью художественной обработки камня Витя Ерцев и Вова Семин...
      Ну вот мы и побывали в нескольких комнатах Клуба юных геологов. Мы не смотрели еще комнату, где ребята выращивают кристаллы. Мы не были также в хранилище, где лежат тысячи образцов минералов, горных пород и окаменелостей, привезенных многочисленными экспедициями Клуба. Нам не хватило времени побывать в учебной комнате и в комнате, посвященной жизни и деятельности В. А. Обручева.
      Ничего. Побываем в другой раз. Ведь уже и из того, что мы видели, можно себе представить, как разросся Клуб за пятнадцать лет!
      А что же делается в Клубе сегодня? Что делается в Клубе в один из дней?
     
      ОДИН НЕОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ КЛУБА
      17 августа 1963 года. Теплый солнечный день. Как и шестнадцать лет назад, я подхожу ко Дворцу пионеров немножко волнуясь.
      Через две недели Клуб забурлит своей обычной кипучей жизнью. А сейчас его нарядные комнаты пусты и в них царит торжественная тишина.
      На столе у окна, что выходит в беспокойный Сад отдыха, лежит стопа писем и бумаг, приготовленных для меня.
      Есть время их просмотреть.
      Вот сверху лежит план учебных кружков на текущий учебный год.
      В этом году, как и раньше, у нас будут работать пятнадцать кружков. И среди них: геологические — для 7 — 11-х классов, по изучению полезных ископаемых — для 9 — 10-х классов, кристаллографические — для 8 — 9-х классов, по художественной обработке камня — для 7 — 9-х классов и самые трудные — по подготовке коллекторов для геологических экспедиций из учеников 10 — 11-х классов.
      Коллекторов мы начали готовить в 1957 году. Теперь каждый год, заканчивая среднюю школу и учебу в Клубе, 10 — 12 наших воспитанников сдают Государственной комиссии экзамены по геологии, минералогии, полевой геологии, полезным ископаемым, разведочному делу и получают удостоверения коллекторов. Это дает нашим питомцам право работать в настоящих геологических экспедициях.
      Ну как не порадоваться: ведь юные геологи с аттестатом зрелости получают квалификацию коллектора!
      Вот большое письмо из Москвы. Профессор В. В. Тихомиров сообщает, что просьба Клуба удовлетворена. Институт геологических наук Академии наук СССР передает Клубу юных геологов фотоаппарат, с которым многие годы путешествовал академик В. А. Обручев, и целый ряд фотоснимков Владимира Афанасьевича, хранившихся в отделе истории института.
      Минувшей зимой сын академика В. А. Обручева профессор В. В. Обручев передал для Клуба много личных вещей отца. У нас оказались полевые тетради, карандаши, ручки, которыми пользовался великий геолог, полевой термометр — пращ, зубило, трость, перочинный нож и даже трубка, с которой никогда не расставался старый академик.
      Я привез из Москвы также рога диких яка и козерога, убитых В. А. Обручевым в горах Нань-Шаня в далеком 1892 году. Теперь все это вместе с письмами Владимира Афанасьевича и книгами, присланными в Клуб, займет почетное место в витринах мемориальной комнаты его имени.
      Вот письмо из Заполярья. Ученый секретарь Геологического института Кольского филиала Академии наук СССР Л. Л. Гарифуллин сообщает, что члены Клуба юных геологов Н. Балабонин, Ю. Лебедев, В. Егоров, В. Иванов, В. Максимов, Ю. Карпов будут работать коллекторами в отрядах геологов В. В. Гордиенко, Е. С. Антонюка, А. В. Лоскутова, В. Н. Басманова в труднодоступных районах Кольского полуострова.
      Вот куда ездят теперь на практику наши ребята! Могли ли мы об этом мечтать пятнадцать лет назад, когда организовывали первый «экспедиционный» лагерь в Саблино, под Ленинградом...
      А к кому они едут на практику? У кого они будут учиться? В. В. Гордиенко и Е. С. Антонюк — сами воспитанники Клуба юных геологов, а А. В. Лоскутов — начальник отряда нашей первой экспедици в Хибины в 1947 году.
      Вот письмо, местное. Технологический институт, где работает наш воспитанник В. Варшавский, сообщает, что Клубу будет оказана помощь в изготовлении ампул, в которые мы хотим поместить химические элементы, собранные с таким трудом за эти долгие годы. В Клубе сейчас имеются две трети общего числа химических элементов таблицы Менделеева. И все они — в их естественном виде.
      Большая пачка конвертов поступила из «Ленгор-справки». В них газетные вырезки из всех газет Советского Союза, сообщающие геологические новости. Такую информацию Клуб получает регулярно в течение десяти лет.
      ... Мне не удалось досмотреть оставшуюся корреспонденцию: в дверях Клуба мелькнули взволнованные физиономии ребят, а за ними через минуту, в окружении друзей и фотокорреспондентов, быстро и легко вошел Манолис Глезос — наш неожиданный и дорогой гость.
      На его груди алый пионерский галстук; добрые, немного усталые глаза смотрят внимательно и пытливо.
      Заместитель директора Дворца пионеров Лидия Петровна Буланкова, сопровождающая Манолиса Глезоса, успевает шепнуть мне, что времени у нас в обрез. Через полчаса Глезос выступает по ленинградскому телевидению. А ведь осмотр огромного Дворца пионеров только начался...
      Мне шепчут:
      — Пять минут, всего пять минут...
      Ну что ж! Пусть будет пять минут...
      Я показываю рукой на витрины музея, на стенды, висящие на стенах, на груды отчетов о проведенных экспедициях, на сотни лежащих вокруг нас ярких, искрящихся образцов минералов, руд, самоцветов, на вырезанные умелыми руками камнерезов изделия.
      — Все это сделано руками ребят в течение пятнадцати лет. Это их выдумка, их труд, их упорство, их энергия. Это самое большое богатство нашего Клуба!
      — А в чем же сказалась роль руководителей Клуба? — переводит мне переводчик шутливый вопрос Манолиса Глезоса.
      — В том, что руководители не мешали ребятам проявлять их неиссякаемую, бурлящую инициативу и, в меру своих сил, старались направить эту инициативу в полезную сторону.
      — Как далеко путешествуют члены вашего Клуба? — спрашивает Глезос.
      Я не успеваю ответить. Кто-то из ребят включает электрифицированную геологическую карту СССР, и на ее огромной шестнадцатиметровой поверхности вспыхивают ярко-красные точки: две в Заполярье, три на Урале, по одной в Крыму, на Кавказе, на Валдае, в Карпатах, в Прибалтике, на Байкале возле далекого Китая. Много красных огоньков горят возле Ленинграда и в Карелии.
      Я шутя говорю нашему гостю:
      — Вот мы не были еще в Средней Азии и на Камчатке. После того как мы съездим туда, мы будем готовить экспедицию в Грецию...
      — Это очень хорошо, — отвечает Манолис Глезос. — В Греции юные геологи найдут много интересного и полезного. Мы будем рады видеть у себя юных геологов Ленинградского Дворца пионеров. — И, немножко подумав, добавляет: — Это очень трудно сделать, но, если мне это удастся, мы пришлем вашему Клубу коллекцию минералов и горных пород Греции.
      — Спасибо вам! Мы очень тронуты вашим намерением, — говорю я через переводчика. — Позвольте подарить вам вот этот образец стеллерита. Он привезен нашей экспедицией из Забайкалья в прошлом году. Стел-лерит — редкий минерал. Он найден лишь на Аляске и на Командорских островах. В Советском Союзе стелле-рит впервые нашел в Забайкалье в 1951 году первый председатель совета Клуба Александр Серебрицкий. Мне очень приятно подарить вам редкий минерал, впервые открытый в нашей стране геологами из нашего Клуба.
      Манолис Глезос широко улыбается, принимая наш подарок, крепко жмет мою руку и что-то тихо говорит своим спутникам.
      Переводчик сообщает:
      — Манолис Глезос очень любит минералы. Он давно собирает коллекцию минералов. Ему очень приятно иметь стеллерит. Такого минерала в его коллекции нет. Он очень сожалеет, что ничего не может в свою очередь подарить Клубу юных геологов.
      — Скажите Манолису Глезосу, что его визит к нам — большая честь для Клуба юных геологов. Это самый большой подарок для нас! — прошу я переводчика.
      — Напишите, пожалуйста, несколько слов юным геологам на память вот здесь, — обращаемся мы, передавая ему раскрытый отчет Забайкальской экспедиции Клуба.
      Национальный герой Греции на одной из страниц отчета на родном языке пишет:
      «В память о моем посещении Геологического клуба Дворца пионеров в Ленинграде.
      Манолис Глезос».
     
      ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
      В этой маленькой книжке промелькнули десятки имен и фамилий. Это подлинные имена героев нашего Клуба.
      Я назвал их потому, что сами себя они, пожалуй, никогда бы не назвали, хотя именно их трудом построен наш Клуб.
      Размеры книги не позволили мне перечислить других достойных героев. Но ведь они очень молоды и их жизненный путь еще не совсем определился.
      И я верю, что когда он станет ясным, другие люди, в другой книжке куда более интересно расскажут о них...
      Автор.

|||||||||||||||||||||||||||||||||
Распознавание текста книги с изображений (OCR) — творческая студия БК-МТГК.